Аннотация: В жестоком бою сходятся красные и махновцы, чудовище Шпиль и немецкие шагающие роботы, а главные герои пытаются выжить в этом кромешном аду.
В Ахтырке полк уже ждет профессор Бар-Кончалаба, который был арестован в Харькове за контрреволюционную деятельность. Ведь не абы что, а чудовищ исследовал. В губернском ЧК ни у кого сомнений не было, что враг, потому что на кого могли работать все эти ведьмы, колдуны, чудовища разные, как не на царизм, контрреволюцию и мировой капитал! Профессора допрашивали, но он своего участия в заговорах против революции не признавал, всё лепетал о науке и исследованиях. Хотели его расстрелять, но вдруг пришёл приказ из Москвы оставить в живых этого выдающегося специалиста по чудовищам, чтобы он помогал советской власти. Сотрудничать Бар-Кончалаба согласился, да и что ему оставалось? Сидел под охраной в Харькове, писал докладные о возможности использования чудовищ в революционных целях. Когда вот привезли его из Харькова. И не просто так, а аэропланом, как большую шишку. Потому что приказ был доставить незамедлительно, а дороги неспокойные, банды так и рыскают, так что отправили воздухом. Теперь сидит профессор и пытается понять, зачем его припёрли в провинциальную Ахтырку. Говорят, что бронепоезд какой-то из Москвы ждут. И едет на нём сам комиссар Люшков со специальным отрядом.
Пока их ждали, допрашивали пленных.
- Двух можно уже и к стенке, а бабу оставим. - сказал Либерман после допроса.
- А баба зачем? - спросил комполка.
- Будет, как наживка. Я видел, как великан на неё реагировал. Уверен, что из дома ушел её искать. Придёт к ней, а здесь мы уже будем ждать.
- Пушки готовить? - Ерофеев готов отдать приказ.
- Ты что, какие пушки, Андрей! Нам же великан живым нужен!
- Как же ты его живого возьмешь?
- Товарищ Люшков везёт специальное оборудование. Возьмём! И сразу в Москву его. Там исследуют, определят рецептуру и наладят производство. Представляешь, Андрей, когда у тебя будет тысяча вот таких гигантов! Которые, ни снарядов не боятся, ни пуль! Которые могут в одиночку целый вражеский отряд уничтожить, играючи! - Либерман увлеченно крутит головой.
- Бронепоезд прибыл! - извещает солдат, примчавшийся с вокзала.
- Поехали! - кричит Либерман.
Спешат на станцию, которую охраняет целая рота солдат. Бронепоезд уже там, оскалился стволами пушек и пулеметов. С грузовых платформ съезжают трофейные броневики английского производства. Командуют всем люди в кожаных фуражках и плащах. Это специальный отряд комиссара Люшкова, которому поручено заниматься использованием чудовищ на пользу всемирной революции. Вот и сам комиссар, невысокий, энергичный, чуть склонный к полноте, лично руководит выгрузкой трёх огромных ящиков.
- Здравствуй, Генрих! - кричит Либерман, слезает с лошади и бросается к товарищу.
- Боря! Привет! - обнимаются комиссары, целуются. - Говорят, ты нашёл кое-что интересное?
- Нашёл! А что это ты привёз? - Либерман показывает на ящики.
- Пока тайна, дальше сам увидишь. Так, осторожно! Осторожно!
Рядом с Люшковым какой-то мужчина в костюме-тройке и пенсне. Выглядит, будто интеллигентский недобиток, ещё и разговаривает не по-нашему.
- Знакомьтесь, это Ульрих Туазест, очень талантливый инженер и большой поклонник всемирной революции из Германии. - представляет человека Люшков. Инженер что-то шелестит, значит, на немецком. Люшков кивает головой и кричит своим бойцам: - Так, ставим на воз! Осторожно! Осторожно! Хорошо! Теперь везите в штаб! И мы тоже туда, нужно всё тщательно спланировать! Потому что хороший план это половина успеха! - Люшков поднимает палец к небу. Он совсем молодой, ему чуть больше двадцати лет, а уже в какой должности! Очень деятельный, решительный, преданный. На таких людях революция и стоит.
Все едут в штаб. Там в отдельной комнате закрылись и говорят комиссары Либерман и Люшков. Все планы на завтра обсудили и сейчас вспоминают молодость в подполье, как боролись с царизмом за новую жизнь.
- Честно говоря, Генрих, даже не думал я, что доживу! - признаётся Либерман. - Думал, что хорошо, если хотя бы первые лучи коммунистического солнца увижу! А теперь же, если поставим на поток производство великанов, мы же весь мир завоюем!
- Да, Боря, судя по твоим описаниям, боевые характеристики у этого великана действительно замечательные. Если бы кто другой рассказывал, то не поверил бы, но тебе верю. Если действительно прямое попадание из пушки не берет, то это я тебе скажу мощь! Вон англичане хвастаются, что у них танки, а у нас ещё лучше будет, чем танки! Великаны! Был в древности такой полководец Ганнибал, так тот побеждал римлян с помощью слонов. Лучшая армия в мире была у римлян, а против слонов ничего не могли сделать. Надеюсь, что великаны, будут нашими слонами, которые совершат прорыв для мировой революции! - мечтает Люшков. Громко, четко, словно на митинге выступает, он всегда был прекрасным оратором, умел зажечь людей. Либерман помнит, как под Одессой насели бандиты, началось отступление, едва не переходящее в бегство, а тут примчал на броневике Люшков, прямо посреди дороги толкнул речь, развернул бойцов и повёл в атаку. Успешную атаку, громили врага!
Либерман с восхищением смотрит на товарища, а тот всё не умолкает.
- Только бы управляемость получить над великаном. Управляемость, это с чудовищами главное. Без неё всё остальное ничего не стоит. Это же, Боря, не первая наша попытка чудовища задействовать в мировой революции. В Тамбовской губернии драконы живут, пытались мы их использовать для военных действий.
- Драконов? - удивляется Либерман.
- Драконов, Боря, драконов. Одного нашли, научили человеческому языку, кое-что даже про революцию объяснили, частично, потому что существо примитивное, всего не поймёт. Прежде чем на фронт отправлять, решили испытать на борьбе с контрой. Там много банд по сёлам было. Первые разы всё хорошо получилось. Разведка даёт данные, где банда обнаружена, дракон вылетает и выжигает там всё огнем. У дракона железа специальная была, которая производила зажигательную жидкость. До семисот квадратных метров мог выжечь, а кто останется живым, так того челюстями и хвостом добивал! Здоровая же махина, двенадцать метров от хвоста до пасти, размах крыльев восемь метров. Маневренность и скорость у дракона были отменные, ни на каком коне от него не убежишь! Плюс хорошая защищенность от огнестрельного оружия. То есть, конечно, если из пушки бы попали, то пробили бы. Но винтовки и пулеметы чешуя дракона выдерживала. За первую неделю восемь банд истребил! Нарадоваться не могли! Уже хотели на фронт его отправлять, в действующую армию, когда стала поступать информация, что кулаки дракона подкупили.
- Дракона? Он же животное! - недоумевает Либерман.
- Так за животные инстинкты и взяли! - до сих пор досадует Люшков. - Раз полетел на задание, а кулаки, вместо того, чтобы воевать, выставили здоровенный жбан браги. То всегда выстрелами угощали, а то оружие сложили, говорят, что ничего против дракона не имеют и приглашают к столу с уважением. Этот дурак и купился! Выпил всю брагу, куда там уже контрреволюцию уничтожать! Еле взлетел, когда у губЧК садился, трёх солдат задавил! Ещё и соврал, что задание выполнено!
- Он и говорить мог?
- Да, научили мы немного. Оно ж неграмотное было, а общаться-то надо. Кое-как говорил. Ага, значит, поняли кулаки, как к дракону подходить и давай его поить. А сами осмелели, нападение за нападением, вешают коммунистов, сжигают сельсоветы, мешают установлению советской власти, продразвёрстку срывают. По докладам у нас каждый день по банде выжигается, а на самом деле такое впечатление, что каждый день по новой банде появляется. Провёл я расследование, выявил, как всё на самом деле. Быстренько суд провели и расстреляли дракона из пушек. Потому что он, гад, начал к измене склоняться, чтобы перейти на сторону контрреволюции! Его несколько монархистов хотели использовать, чтобы освободить гражданина Романова, бывшего царя. Монархистов тоже к стенке. Но знаешь, как обидно, что ничем всё закончилось! Я же на этого дракона два месяца убил! И ладно бы один я! Весь отдел мой! Так что теперь большие надежды возлагаю на этого твоего великана. Страна Советов в окружении врагов! Ей необходима наша помощь! Если сможем дать революции таких солдат, то это будет просто замечательно! - Люшков стучит кулаком по столу в восторге. Потом хватает Либермана и начинает трясти его за плечи. - Борька, как я рад тебя видеть!
Трясет так, что с Либермана слетает его фуражка и разворачиваются парусами его огромные уши.
- Господи! Это что ещё такое? - отшатывается Люшков, резво отпрыгнув от товарища и даже за наган схватившись.
- Да вот. - смущается Либерман. - Случилось тут одно.
- Как случилось?
- Да водички попил.
- Что за вода такая?
- Да плохая вода. Здесь есть река такая, Снов зовётся. Возле неё всякой нечисти полно. Мы с Ерофеевым хотели вычистить тут всё, а у них документ. Ильичём подписанный! Что нельзя трогать.
- Ну, раз Ильич, то пусть, Ильич ошибки не допустит. - авторитетно говорит Люшков, а сам всё разглядывает уши Либермана. Тот поспешно прячет их в фуражку. - Слушай, смотри, чтобы солдаты их не видели. Потому что ты комиссар, идеологическое звено! На переднем фронте революции, а у тебя уши, как у клоуна циркового!
- Да понимаю! Прячу их! Как только с этим делом покончим, поеду в Харьков на операцию. Отрежу под корень этот стыд! - нервничает Либерман и морщится. - Надо же было так водички попить!
В дверь стучится Ерофеев.
- Разрешите!
- Заходи комполка, что такое? - говорит Люшков, который здесь за главного.
- Да вот разведка доложила, что отряды махновцев появились.
- Махновцы? Они тут что забыли?
- Бог его знает. Но силы немалые. Где-то тысяча сабель не меньше. И это возможно не всё ещё. Я приказал усилить охрану. Утром будем выступать, надо их отогнать от города, чтобы не мешали. - говорит Ерофеев.
- Отогнать? Не надо. - возражает Люшков. - Наоборот, подманить их нужно поближе. Вот сюда. - комиссар показывает пальцем в карту, расстеленную на столе.
- Зачем? - удивляется Ерофеев.
- Нужно. У нас кроме поисков гиганта еще одна задача есть. Необходимо кое-что испытать. Так что вышли пару эскадронов, пусть подойдут вплотную к махновцам, а потом отступают понемногу. А по полку дай приказ, что утром будем отступать. У махновцев точно здесь свои люди есть, пусть думают, что бежим мы, пусть подходят смело. Понятно? - спрашивает Люшков.
- Так точно. - отвечает Ерофеев, но как-то неуверенно. - А точно вот сюда надо махновцев приводить? - комполка тычет в карту, куда показывал комиссар Люшков. - Там же луг, речка с трёх сторон и никаких наших сил. Чем мы их встретим? Пушки из города туда не добьют.
- Пушки пусть остаются на охране города. Как и весь ваш полк. Встречать махновцев будет только мой отряд.
- Их же до тысячи сабель, а вас несколько десятков всего! - удивляется Ерофеев.
- Главное не количество, комполка, а качество. Не волнуйся, дадим мы махновцам прикурить. Только приведи их к нам.
- Слушаюсь. - говорит комполка. Уже собирается уходить.
- Андрей. - говорит Либерман. - Что с пленными? Расстрелял тех двух?
- Да пока нет. - комполка пытается выглядеть спокойным.
- А почему нет?
- Утром. Оно как раз будет, будто мы спешно отступаем и пленных того. - сочиняет на ходу объяснения Ерофеев.
- Смотрите, чтобы не сбежали. Особенно девка. Она нам очень нужна.
- Двадцать бойцов охраняет. Лично проверил.
- Хорошо.
- А что с ней потом будет, товарищ комиссар? - спрашивает Ерофеев.
- Что будет? - разводит руками Либерман. - Схватим великана, а её к стенке. С врагами революции у нас разговор короткий.
Ерофеев уходит, Либерман смотрит на Люшкова.
- А что ты с махновцами задумал? Думаешь броневиками их напугать? Так зря. Видели они их и научились уже с ними воевать.
Люшков смеётся.
- Не броневиками буду их бить, а кое-чем куда более действенным. Завтра сам всё увидишь. А пока будем выступать.
- Что, в ночь?
- В ночь. К утру нам вот здесь надо быть. - Люшков снова показывает на то же место на карте. Там изгибается вокруг луга река Ворскла. Либерман смотрит на карту и мало, что понимает. Но товарищу доверяет. Люшков - комиссар авторитетный.
Скоро уже броневики и повозки с тремя большими ящиками, привезёнными из Москвы, тарахтят по дороге из города. Перед ним поскакали в ночь два эскадрона, которые должны найти махновцев и привести куда надо.
Пленные сидят в подвале городского дома фон Шпила, где теперь штаб полка. Чет щупает каждый камень в надежде найти какой-то выход, Дубкивський всё говорит о Чёрных Всадниках, которые его поразили. Мира сидит молча.
- Вот так чудовища! Если бы не чугунки, мы бы сошли с ума! Видели, что случилось с разведкой красных! В один миг с ума сошли! Спасли нас те чугунки! И это я придумал! Надо будет обязательно написать об этом! Я же книгу буду писать об этих чудовищах. Все думают, что Кончалаба описал здесь всё! А оно совсем даже не всё! Совсем! Здесь еще писать и писать! То деревья-хапуны, то пауки-людоеды, то хищнохатки, то Чёрные Всадники! В подробностях всё! При этом я их лично видел, а Кончалаба только из вторых рук писал. А сколько я про Шпыля узнал! Вот бы его сфотографировать! Да такую бы книгу из рук вырывали! - Дубкивський вскакивает и начинает бегать по подвалу. - А ещё бы Чёрных Всадников сфотографировать! Их же даже ты испугался, да, Чет?
Чет не отвечает. Знай себе, щупает каменные стены. Уже по третьему разу их проверяет, чтобы только не сидеть и не ждать утра, когда их расстреляют. Что к стенке поставят, у Чета сомнений нет. Война сейчас, с врагами разбираются просто. Не для того их ловили, чтобы отпустить. Теперь уже точно к стенке поставят.
- Чет. - вдруг говорит Мира, которая молчала с самого пленения. Тихо говорит, но будто стреляет, потому что Чет замирает, каменеет у стены.
- Что тебе, Мира? - вмешивается в разговор Дубкивський, которому хочется поговорить.
- Не лезь. - шипит на него Чет. Идёт к Мире, садиться рядом, смотрит куда-то в сторону. - Что? - спрашивает тихо.
- Иди ко мне. - шепотом отвечает Мира.
- Что? - удивляется Чет. Она обхватывает его шею, целует и тянет к себе. Дубкивський сначала не понимает, что там происходит в темноте, потом слышит характерные звуки, отворачивается и уходит в дальний угол. Там садится и думает о книге. Ох, и напишет же он книгу! Такую книгу напишет, что все о ней только и будут говорить! О том, что завтра их расстреляют, не думает. Верит, что как-нибудь всё утрясётся. Как же можно помирать, когда столько не сделано ещё? Когда вот такая прекрасная книга о чудовищах ещё не написана?
Дубкивський снова в мыслях о книге, даже уже не слышит сладких стонов влюбленной парочки, что-то шепчет, формулирует, с чего будет начать рассказ о местных чудовищах. Когда гремят замки на дверях, ведущих в подвал. Много замков, долго гремят, пока, наконец, дверь открывается и в подвал заходит комполка Ерофеев с керосиновой лампой. Светит, смотрит, закрывает за собой дверь. Спускается по лестнице, подходит к решётке, за которой пленные.
- Чет. - зовёт тихонько.
Чет встаёт. Раскрасневшийся, тяжело дышит, даже слышно, как сердце стучит. Подходит к решетке.
- Завтра к стенке вас. - шепчет Ерофеев. Чет кивает головой. - Ты мне жизнь спас. Я помню. Я тебя вытащу. Слышишь?
- Я сам не пойду. - тоже шепчет Чет.
- Что?
- Только с ней. - Чет кивает за спину, где Мира.
- С ней не могу отпустить!
- Только с ней.
- Дурак, тебя же завтра укокошат!
- Я знаю.
Ерофеев смотрит на Чета, крутит головой.
- Я не могу и её отпустить. Не могу! - комполка чуть не плачет. - Ну, никак не могу!
- Я знаю. - говорит Чет.
- Но тебя, тебя - могу!
- Нет.
- Чет!
- Всё. - Чет хлопает через решетку Ерофеева по плечу. - Всё. Пока. - он возвращается в темноту, где ждёт его Мира. Садится рядом с ней. Комполка не смотрит в их сторону, стоит. Потом аж весь вздрагивает. Неужто заплакал? Уходит. Темнота и тишина. Дубкивський хочет спросить, почему приходил красный, он не слышал разговора Ерофеева и Чета, но не решается. Такая тишина, которую трудно нарушить. Дубкивський сосредоточивается на мыслях о книге, чтобы спрятаться от этой тишины, которая уже начинает его пугать. Думает что-то, Чет и Мира лежат тихо, прижавшись друг к другу.
На улице нервно курит Ерофеев. В горле будто ком, дым глаза выедает, на душе тошно. Тяжело глотает, вертит головой. Убеждает сам себя, что больше ничего сделать не может. Он и так нарушил бы дисциплину, если бы спас Чета. А отпустить и ту девку, это уже пойти против революции, этого комполка позволить себе не мог, как бы ни горько было отправлять на смерть лучшего друга.
Когда раздаётся вой. Мощный и страшный, даже мурашки по коже.
- Что это? - спросил Ерофеев у солдата, стоявшего на страже у штаба.
- Да бог его знает. Уже третий раз воет. И не волк же, басист для волка. - солдат пожимает плечами, взгляд у него испуганный, схватился за винтовку. Видно, что страшно ему. - Не волки, нет.
Ерофеев и сам понимает, что волки так не воют. Бросает окурок в пыль и бежит в лазарет. Девушка спит. Медсестра говорит, что приходила в себя, но ничего не говорит.
- Это с перепугу, бывает такое. Надо будет потому к бабке свозить, чтобы испуг вылила.
Ерофеев кивает, смотрит на девушку. Она уже не стонет во сне. Раны на лице понемногу заживают. Ему хочется погладить волосы девушки, такие волнующие, но останавливает себя. Он же комполка, какой пример подаст солдатам? Озирается, когда никто не видит, быстро целует девушку в лоб. Ощущает её запах и вкус, у Ерофеева аж голова кружится. Едва заставляет себя уйти из госпиталя. Возвращается в штаб. Завтра будет тяжелый день, надо хоть немного отдохнуть. Но ему не спится. Всё думает о той девушке. Комполка ворочается на мягком диване, думает, что именно буржуазность мебели мешает ему заснуть. Поэтому ложится на пол, не на сам пол, а на ковёр, укрывается с головой шинелью и закрывает глаза. Приказывает себе заснуть.
Думает о девушке, про неё приятно думать. Потом видит перед собой Чета и комполка становится страшно стыдно. Стонет. Подскакивает, хватает флягу со спиртом, делает несколько больших обжигающих глотков, потом бежит к ведру с водой, запивает, выдыхает, падает на ковер. Чувствует, как алкоголь расходится по крови и тогда уже успокаивается. Спит.
Утром всё идёт по плану комиссара Люшкова. Эскадроны ведут за собой махновцев. Был риск, что отряды Батьки таки попытаются напасть на город, но они пошли добивать эскадроны, именно туда, куда показывал на карте Люшков. Ерофеев уже дважды посылал вестовых, чтобы убедится, что комиссары действительно готовы и им не нужна помощь полка. Комиссары отвечали, что всё нормально.
- Так что они там делают? Окопы хоть вырыли? - спрашивает нервный Ерофеев у вестового.
- Да ничего не вырыли. Совсем! Только броневики спрятали в соломе и всё!
- В соломе? Их же поджечь так легко!
- Не знаю. А впереди эти три ящика, что они с собой привезли, стоят. - докладывает вестовой.
- А что в них?
- Да никто не знает. Я спрашивал ребят из отряда, но они латыши все, молчат, будто языки проглотили.
- Хорошо, иди. - комполка снова смотрит на карту. Вообще то он бы мог и не переживать. Позиции в городе имел сильные, махновцы отсюда не выбьют, к тому же выполнял приказ, но Ерофеев предпочитал думать именно об операции, чем вспоминать, что скоро его лучшего друга поставят к стенке. - Херовая позиция, ой херовая! - комполка стукнул пальцем по карте. Луг, который с трех сторон окружает Ворскла. Махновцы ударят и если успешно, то отступать отрядам комиссаров будет некуда. Да ещё с броневиками. Столкнут их в воду и всё!
Ерофеев приказывает усилить позиции на окраинах города, а сам с ротой солдат выступает в сторону луга. Решил, что если уже будет комиссарам каюк, то ударит махновцам в тыл, чтобы отвлечь хоть немного. Идут короткой дорогой через лес, скоро уже на месте. Ерофеев командует роте спрятаться в кустах, сам лезет на сосну на окраине леса, с неё смотрит в бинокль. Позиций у комиссарского отряда действительно нет. Ни окопчика. На что они рассчитывают? - нервничает комполка. Махновцы, это тебе, не какая-то банда, махновцы умеют воевать и не только наскоком! С ними шутить нельзя!
Комполка видит в бинокль, как слева появляются его эскадроны. Измождённые ночной гонкой, но порядок держат, готовы к бою. Позади эскадронов четыре тачанки с пулемётами прикрывают отход. Есть от кого прикрывать, потому что эскадроны ещё и половины луга не прошли, как появляются махновцы. Сразу двумя отрядами, которые, словно крылья хищной птицы, раскинулись на две стороны, чтобы потом сомкнуться в окружении. Ерофеев смотрит на отряд Люшкова, а там словно и не замечают, что враг уже рядом. Никакого движения. Даже тревоги не поднимают. Неужели не видят? Ерофеев даже думает выстрелить, чтобы привлечь внимание, когда замечает в бинокль комиссаров. Они смотрят в сторону махновцев. То есть видят врага! Почему же тогда ничего не предпринимают?
Ерофеев нервничает, хочется покурить, но он и так рискует, выпершись на дерево, куда там ещё курить. Заметит махновец, пустит пулю и гаплык, потому что стреляют они хорошо. Комполка смотрит, как его эскадроны уже возле позиций комиссаров. Вот тут бы отвести конницу, сгруппировать её в кулак, потом подпустить махновцев, остановить пулеметами с броневиков, а потом уже ударить эскадронами. Но конницу не группируют, а как размазывают по берегу тонкой полоской. Да что же они такое творят? Да разве так можно? Комполка лупит кулаком по дереву от отчаяния. Не ожидал такой глупости от комиссаров, ой не ожидал! То есть понятно, что они люди гражданские, в военном деле много чего не понимают, но тут же должны увидеть, что загнали сами себя в угол! И сами погибнут и два эскадрона его погубят! А ведь у него и так конницы мало, каждый всадник на счету!
Комполка нервничает и потеет, видит, как махновцы разворачиваются для атаки, как набирают скорость и вон уже катятся лавиной, которую ничто не сможет остановить. Ерофеев приводит бинокль на комиссаров. Либерман, Люшков и с ними тот смешной немец. Вот Люшков машет рукой. Его люди в чёрных кожанках бегут к копнам соломы, разгребают её, а там те три ящика, которые возят с собой ещё с вокзала. Удары топоров и стенки ящиков падают.
- О, господи! - шепчет Ерофеев, хотя он же командир Красной Армии и не может бога поминать. Но уж больно удивился, потому что увидел трёх каких-то огромных чучел, не похожих ни на что. Между чучел бегал немец, Таузест, что-то там колдовал, дёргал за какие-то верёвки, после чего чучела неожиданно начали гудеть и плеваться чёрным дымом. На что ж они похожи? Ерофееву трудно с чем-то сравнивать. Ну, они словно люди, сделанные из железа. Комполка наводит максимальную резкость на бинокле и видит заклепки на их чугунных телах. Это огромные железные люди, когда они поднялись на чугунных ногах, то стали высотой метра в четыре. Вот они протягивают к махновцам свои руки. Махновцы уже рядом. Метров сто, не больше!
- Чёрт! - кричит Ерофеев, но его никто не слышит, потому что на лугу начинается страшная стрельба. Комполка смотрит в бинокль и видит, как из рук железных людей вырываются куски пламени. Если присмотреться, то видно, что руки у тех людей заканчиваются пулеметами. По два на каждой, словно огромные пальцы смерти, которые направлены в махновцев и секут их беспощадным огнём. Больше того, железные люди начинают двигаться на махновцев! Идут неуклюже, тяжело, как пьяные мужики из кабака, шатаются, но идут вперед! И стреляют, стреляют, стреляют! Секут очередями, разносят всё в щепки! Махновцы стреляют в железных людей из винтовок, разворачивают свои тачанки, чтобы ответить из пулеметов, но не успевают, потому что их накрывает огненный вал. Три железных человека, шесть рук, на каждой по два пулемета. Двенадцать пулеметов, которые не останавливаются ни на минуту! Волны огня косят всё подчистую!
Махновцы, кто ещё остался жив, начинают поворачивать коней и дают дёру. Вот тут бы ударить двумя эскадронами, гнать и рубить врага! Но комиссары такого приказа не дают. Более того, Люшков сам останавливает командиров эскадронов, которые хотели ударить по убегающему врагу. Почему? Ерофеев не понимает, но он знает, что если в бою выпал шанс, то его надо использовать. Лезет с дерева и приказывает роте ударить самостоятельно. Ведёт солдат в атаку. Выбегают на луг, успевают отсечь и положить несколько десятков махновцев, но остальные уходят. Ерофеев стреляет им вслед.
- Товарищ, командир, идут! - кричат ему солдаты. Комполка видит тех железных людей из ящиков. Они медленно идут лугом и как-то нехорошо вертят своими чугунными головами. Руки с пулеметами опустили и шагают, едва передвигая свои железные ноги.
- Отступать! Беги! Беги! - это к ним мчится верхом Либерман.
- Что? - не понимает Ерофеев. От кого это он должен бежать? Махновцы разбиты и сейчас сами бегут так, что не догонишь.
- Беги! - орёт Либерман во всю глотку, а железные люди неожиданно начинают поднимать руки. И Ерофеев всё понимает.
- В лес! - кричит комполка. - И вся его рота бежит за ним в лес. Кроме семерых бойцов, которые увлеклись трупами убитых махновцев. Кто сапоги снимает, кто саблю смотрит, один с часами уже. Очереди пулемётов. И все семеро падают, как трава, скошенная острой косой. Те же, кто побежал с комполка, скрываются в лесу, припадают к земле и наблюдают, как железные люди идут дальше, гудят двигателями, пыхтят дымом, смотрят вокруг. Проходят еще с полкилометра, а потом начинает кашлять и останавливается один железный человек. Потом еще один, наконец, останавливается и последний. Они не просто останавливаются, а будто складываются, ложатся на землю. Последние чихи двигателей и тишина. К железным людям спешат комиссары и Ульрих Туазест. К ним бежит и Ерофеев. Останавливаются у первого железяки. Ульрих внимательно осматривает, бормочет по-своему.
- Что это такое? - спрашивает Ерофеев, ошалело рассматривающий железных гигантов вблизи.
- Это новое оружие, Андрей. Механические солдаты! - восхищённо объясняет Либерман. - Ты видел, каковы они в бою!
- Но почему они стреляли по своим?
- Потому что не могут различить своего и чужого. - поясняет Люшков. - Мы над этим работаем, но пока успехов немного. Они различают человека и настроены так, чтобы убивать его. Научить различать, что именно за человек, где свой, где чужой, мы пока не можем.
Люшков разговаривает на немецком с Туазестом. Тот в восторге, кричит, бегает вокруг своих железных пулеметчиков.
- Товарищ Туазест говорит, что машины почти не повреждены, несколько царапин не более. Использовали меньше половины боезапаса. То есть, если бы мы залили в них ещё больше керосина, то они бы могли наступать и дальше. Неплохо! - доволен Люшков.
Ерофеев подходит к железным людям. Мощные чугунные ноги, туловище в середине которого спрятан двигатель, руки, на каждой из которых по два пулемета. Патроны поступают к пулемётам из специальных ящиков за спиной. Ерофеев стучит по оболочке железных людей. Толстая. С такой защитой пули не страшны. Только из пушки можно будет пробить.
- Ну, как тебе? - спрашивает Либерман.
- Да, сильная штука. Только они не очень манёвренные. А манёвр на войне важен. - говорит Ерофеев, который не хочет признавать, что какие-то механизмы могут заменить его солдат.
- Да, это есть. Но главный недостаток - стоимость. Эти механические солдаты очень дорогие, слишком дорогие. - вздыхает Люшков. - Того чемодана золота, что вы добыли, хватит лишь на две-три такие машины. А две-три машины ничего не решают. Поэтому я и приехал сюда. Надеюсь, что ваш великан будет в действии не хуже, а в производстве дешевле. К тому же для железных солдат нам надо закупать запчасти в Германии, а мы не можем зависеть от кого-то в таком важном вопросе, как оборона. Так что будем сейчас ловить великана. Прямо здесь. Везите сюда пленных.
- Только девушку?
- Нет, всех троих. - приказывает Либерман. - Можно будет на двух остальных испытать великана.
Комполка морщится, но он военный и привык выполнять приказы. Посылает за пленными целый эскадрон. Скоро их привозят, следом едут повозки с кандалами и верёвками. Привезли и профессора Бар-Кончалабу, как главного специалиста по чудовищам.
- Вы его будете усыплять? - спрашивает комполка.
- Нет. Он же неживое существо, так что снотворное для него неэффективно. - говорит профессор.
- Тогда как?
- Честно говоря, не знаю. Боюсь, что великана никак не остановить. - разводит руками профессор.
- Вот ещё, специалист! - презрительно говорит Либерман. - Девка умеет успокаивать великана, она нам поможет. - кивает на Миру. - Усыпит, мы свяжем великана и повезем в Москву для исследований.
- А если она что-то нашепчет ему не то? - тревожится матрос Жныкин, возглавляющий охрану пленных. - Она же отпетая контра!
- Если что-то пойдет не по плану, то вот этот товарищ ответит головой. - Люшков показывает на Чета. - Красавица, насколько я понимаю, это будет для тебя очень неприятно. Не так ли? - обращается он к Мире и улыбается, веселый и смуглый, с аккуратными усиками. Мира молчит. - Ну и этого тоже к стенке. - комиссар показывает на Дубкивського.
- Славко! - вдруг кричит Бар-Кончалаба. - Славко! - профессор хватается руками за голову и бежит к телеге, на которой сидят пленные. - Славко!
- Стой! - кричит Жныкин и хватается за маузер. - Стой, контра!
- Это мой сын! Сын! Славко! - профессор хочет прорваться к возу, но Жныкин его не пускает. - Пропустите меня, пожалуйста! Это же мой сын!
- Твой сын - контра! И он будет расстрелян! - гремит Жныкин.
- Нет! Нет! - Бар-Кончалаба бросается к комиссарам, падает им в ноги, целует пыльные сапоги. - Товарищи комиссары, дорогие, спасите парня! Единственный ребенок! Он - романтик! Мечтатель! Он ничего плохого не делал!
Комиссары пересматриваются.
- Ты смотри, какая история. - крутит головой Либерман. - А чего у него фамилия Дубкивський, а у тебя Бар-Кончалаба?
- Он мамину фамилию взял. Моей супруги Фроси Яковлевны, фамилию. Мы с ним немного повздорили, вот он и взял другую фамилию. Бар-Кончалаба ему казалась недостаточно украинской, а он книжек начитался и вот патриотом стал, мазепинцем. Но это так, несерьёзно, просто он мечтатель, мечтатель! Спасите его! - Бар-Кончалаба целует сапоги, хватает комиссаров за ноги.
- Позор! - кричит возмущённый Дубкивський. - Ты раб и рабом остался! Ненавижу тебя! Ты предал маму, предал Родину! Позор! Не умел жить достойно, так хотя бы не мешай мне достойно умереть!
- Какая драма! - смеётся Люшков и крутит головой. - Ладно, заканчиваем этот балет. Нам великана нужно ловить. Значит так, вкопать столб, девку привязать к нему. Красавица, когда дам приказ, начнёшь петь. Когда великан придёт, то успокой его и усыпи. Мы его свяжем. Кандалы, цепи и веревки крепить вот сюда! - Комиссар показывает на уже вбитые в землю сваи. Их несколько десятков. - Когда свяжем хорошенько, посмотрим за его поведением. Может, подождать придется, а может, сразу на станцию повезём. Всё понятно?
- Отпустите их. - тихо говорит Мира и кивает в сторону Чета и Дубкивського.
- Что? - взрывается Жныкин и бросается на неё с кулаками. - А ну закрой рот, контра!
- Прекратить! - рыкает Люшков. Подходит к Мире.
- Отпустите их и я сделаю, всё, как вы сказали. А если нет, то буду молчать. - говорит она.
- Девочка, мы же можем и заставить тебя петь.
- Нет, не можете. - она смотрит комиссару в глаза.
- Товарищ коми ... - пытается встрять Жныкин.
- Молчать! - кричит на него Люшков, смотрит Мире в глаза.
- Отпустите их, а я сделаю всё как надо. И приманю и усыплю. - говорит она. Люшков задумывается, смотрит ей в глаза. Молчание.
- Ну, хорошо. - Люшков кусает губы и кивает головой. - Отпустите их.
- Но ... - Жныкин хочет сказать, что нельзя отпускать врагов революции.
- Выполнять приказ! - кричит Люшков, скривив свои пышные губы. Он молод, но уже умеет говорить так, чтобы люди слушали. Так что Жныкин развязывает руки Чету и Дубкивському. - Смотри, девочка, если ты что-то задумала, то и тебя убьем и их найдём. - тихо говорит Люшков. Мира кивает головой. Она не сомневается, что убьют.
Чета и Дубкивського освобождают. Толкают прикладами, чтобы уходили прочь. Но Чет с места не сходит.
- Я не пойду.
- Пойдёшь. - говорит Мира и смотрит на него. Так смотрит, что Чет отворачивается.
- Кончай тут благородство ломать, вали! - злится Люшков. Чет его будто не слышит, смотрит на Миру. Та делает знак глазами, чтобы уходил.
Через несколько минут Чет и Дубкивський уже бегут в лес, который рядом. Когда исчезают в лесу, Мира ждет ещё минут десять. Потом её привязывают к столбу и все прячутся в копнах сена, которых навезли со всего луга. Люшков командует и Мира начинает петь. Но никакой реакции.
- Дайте ей громкоговоритель. - приказывает Люшков. Из броневика достают нужную аппаратуру, найденную в обозе Дикой Дивизии. И вот уже голос Миры раздаётся над всем лугом, легко перелетает Ворсклу и несётся дальше. Почти сразу слышно рёв. - Клюнула рыбка! - шепчет довольный Люшков.
- Слышишь? Земля дрожит. - говорит Либерман.
Земля действительно дрожит. Сначала едва-едва, потом всё сильнее. Комиссары смотрят в бинокль. Ерофеев тоже. Он первый замечает Шпыля.
- Чёрт! Вон он!
Видят, как полем на другом берегу Ворсклы несётся великан. Настоящий великан! Даже на большом расстоянии видно, какой он огромный! И как быстро бежит. Точнее не бежит, а почти летит, лишь иногда отталкиваясь от земли своими толстенными ногами. От ударов его ног земля дрожит. Шпыль стремительно приближается, вот прыгает и легко перелетает через Ворсклу, как будто это не полноводная река метров пятьдесят в ширину, а канавка какая-то. Вот уже на этом берегу. Несётся! Господи, какой же он огромный! Эти его ноги, толщиной в вековой дуб каждая! А руки, толстые и мускулистые! А чего стоят кулаки, каждый из которых больше человека! Земля ходором ходит от его шагов, пока Шпыль не останавливается перед Мирой. Рычит, дубасит себя кулаками по голове, потом садится рядом. И вдруг рык его переходит в мурлыканье. Он мурлычет, словно кот! Указательным пальцем касается Миры. А его же палец толщиной, как человеческая нога! Что-то мурлычет девушке. Мира отвечает ему ласково, а потом начинает петь. Колыбельную. Шпыль ложиться возле неё, голову кладёт так, чтобы видеть её, носом касается Миры. Она всё поёт и великан закрывает глаза. Несколько минут и он уже спит, спит улыбаясь, словно ребёнок после маминого молока. На его грубом, истуканском лице появляется выражение счастья.
Люшков даёт жестом команду. Из-за куч сена выходят люди, крадутся к Шпылю. Всем очень страшно. Стоит Шпылю только дернуться, как все останавливаются и дрожат от ужаса. А это ведь не простые солдаты, это бойцы специального отряда по использованию чудовищ! Они многое видели, но вот такого - нет. Люшков идет к Шпылю первым, личным примером ведёт своих людей. Начинают вязать чудовище, оно просыпается, но Мира поёт и успокаивает, Шпыль не сопротивляется. Вот уже привязан к земле цепями и верёвками, никуда не денется. На шею ему надевают огромный ошейник, который срочно сделали в Москве рабочие завода Красной Пресни. Шпыль пытается сопротивляться, но Мира успокаивает его и он спит дальше, уже привязанный к земле.
- Ну, как тебе? - спрашивает шепотом Либерман.
- Да, сила! - соглашается Люшков, с восторгом смотрящий на Шпыля.
- Ты бы видел его в бою! Как он разбрасывает всех! Вот это силища!
Ульрих Туазест что-то говорит Люшкову.
- Товарищ Туазест говорит, его механические солдаты легко бы справились с этим великаном. - поясняет Люшков.
- Ой, сомневаюсь. Они слишком медлительны. А это, ты же сам видел, как он перемахнул Ворсклу один прыжком! - у Либермана аж в горле пересохло от восторга.
- Да, видел. - кивает Лушков, сам поражённый тем прыжком.
К комиссарам подходит профессор Бар-Кончалаба. Он в приподнятом настроении, потому что его сына отпустили, а тут ещё в руки попался сам Голем, о котором он много писал, но ещё ни разу не видел.
- Кажется, он сделан из теста. - докладывает профессор.
- Вы что! Да от него же пули отскакивают! - не соглашается Либерман.
- А вы попробуйте выстрелить в каравай чёрствого хлеба. - улыбается профессор.
- Но как он не размокает? - удивляется Люшков.
- Наверное, какие-то специальные примеси. Я вот собрал немного. - профессор показывает несколько крошек, которые ему нацарапали со Шпиля штыком. - Нужно это исследовать, возможно, удастся установить рецептуру изготовления. Это же она вам нужна?
- Да, профессор, она.
- А ещё надо обыскать дом фон Шпила.
- Мы обыскали, ничего там нет. - говорит Либерман.
- Вы же не знали, что искать.
- А вы знаете?
- А я знаю. - улыбается довольный профессор.
- И что?
- Мешки, ящики и банки с веществами, возможно инструкции. Фон Шпил славился своей основательностью в делах. Он точно бы взял у раввина что-то такое, что помогло бы ремонтировать этого великана. А то, что может ремонтировать, близко к тому, что может производить.
- Профессор прав. Товарищ Ерофеев, надо отправить эскадрон к дому фон Шпила. Возьмите с собой профессора. Следите, чтобы не убежал, отвечаете головой. - приказывает Люшков.
- Да зачем мне бежать, вы же знаете, что я за советскую власть! - деланно удивляется Бар-Кончалаба.
- Профессор, вас арестовали, когда вы пытались сбежать из Харькова на юг, к деникинцам. А ещё у вас сын - мазепинец. Так что у нас нет причин вам доверять. Если сделаете то, что мы просим, тогда поговорим, а пока вы считаетесь арестованным. Отправляй людей. - приказывает Люшков Ерофееву. - Боря, а ты срочно отошли телеграмму в Москву. Скажи, чтобы готовили для него место. - кивает в сторону Шпыля. - Заковывайте его!
На Шпыля уже одеты большие цепи, которые вяжут ему руки и ноги. Ждут, пока из города приедет огромный, специально сколоченный воз, на котором Шпиля повезут на вокзал.
Между тем, Чет и Дубкивський бегут по лесу. Когда Чет останавливается.
- Быстрее, они могут выслать погоню! - шепчет сотник.
- Я остаюсь.
- Что?
- Она там. - кивает Чет в сторону луга. - Не могу.
- Ты ей ничем не поможешь!
Чет кивает головой, что согласен со словами сотника, но поворачивает в сторону луга.
- Чет, они же расстреляют тебя! Мире ты этим не поможешь!
- Я не сдаваться иду. Просто хочу быть рядом.
Чет спешит к лугу. Дубкивський стоит, потом яростно плюёт и спешит за ним. На краю леса залезают на дерево, смотрят, что происходит на лугу. Как появляется Шпыль, как его вяжут.
- Ну и здоровяк! - в восторге шепчет Дубкивський.
- Да, бугай тот ещё. - зло говорит Чет, который скрипит зубами и белеет от ярости, когда Шпыль касается Миры пальцем, когда ложится рядом с ней и подчиняется ей, будто дрессированный пёс.
Смотрят, как к Шпилю подходит профессор Бар-Кончалаба, осматривает чудовище, как ему скоблят штыком тело великана.
- Так это твой отец? - спрашивает Чет.
- Нет! - гневно отрицает Дубкивський.
- Он же говорил, что отец.
- Он мне не отец и всё!
- Ты обиделся на него?
- Он предал маму! Ушёл от неё ради какой-то хористки! Которая обвела его вокруг пальца, забрала все деньги и исчезла! Он, чтобы заработать, начал писать эту книгу - "Сто чудовищ Украины". Точнее у него она называлась "Сто чудовищ Малороссии"! Чтобы цензура пропустила! Ведь цензура считала, что нет никакой Украины! Есть только юго-западные губернии! И он с этим согласился! Не протестовал! Он же не только жену предал, он и Родину предал! У него же предки были из казаков и Кончалаба - казацкая фамилия! Но он говорил, что слишком мужицкое, добавил себе вот это арамейское Бар, которое казалось ему изысканным! А ещё никогда на родном языке не разговаривал, только на русском! Стыдно ему было по-украински разговаривать! Он же про дворянство мечтал! Предатель! Тьфу! - яростно шепчет Дубкивський и плюётся.
- Тише ты. - успокаивает его Чет. - И нельзя так про отца.
- Он мне не отец!
- Родителей не выбирают.
- Родители так не поступают! Уйти из семьи! Не то чтобы гульнуть тайком, а именно развестись, оскорбить маму! Такое нельзя простить!
- Тихо! Смотри! - говорит Чет и хватается рукой за бок. Там где всегда у него был револьвер, но сейчас нет.
Чету понадобилось оружие, потому что матрос Жныкин, разъяренный тем, что ему пришлось отпустить двух врагов революции, решил отыграться на Мире.
- Ну что, сучка, думала уйти от карающего меча трудового народа? Чего смеёшься? Что, смешно тебе? Смешно? Сейчас тебе не будет смешно! - Жныкин отвязывает её от столба, хватает за волосы и тащит. - Чудовище привела, теперь ты не нужна, теперь я тебя к стенке, подстилку офицерскую! По всей строгости революционного правосудия!
Мира сопротивляется, но у неё связаны руки и ноги, пытается ударить головой, но Жныкин этот раз уворачивается.
- Я тебе покажу бодаться, коза! - он бьёт её кулаком, тянет, Мира сопротивляется и стонет. Это слышит Шпыль. Просыпается, рычит. Жныкин бросает Миру на землю, потом ставит на колени и наставляет на неё свой маузер. У него когда-то был маузер с дарственной надписью от самого Льва Троцкого, который заметил его мужество и отчаянность в бою. Тот маузер забрали, когда матрос попал в плен к Дикой дивизии. Теперь у него другой маузер, но Жныкин поклялся, что заслужит новую дарственную надпись.
- Шпыль! - кричит Мира отчаянным голосом.
- Что ты кричишь? Не поможет тебе твое чудовище! - злорадствует Жныкин. - За предательство трудового народа и мировой революции! - он приставляет маузер к голове Миры. Шпыль видит оружие, направленное на Миру, видит её испуганное лицо, слёзы, он начинает дёргаться, но слишком сильно привязан. - Приговариваю тебя к смерти! - кричит Жныкин, не обращая внимания на чудовище.
- Прекратить! - кричит Люшков, который услышал, что Шпыль просыпается и сейчас бежит к месту событий из тени. - Прекратить! - но Шпыль так рычит, что комиссара не слышно.
- Сдохни, сучка! - Жныкин приставляет маузер ко лбу Миры. Казалось, его уже ничто не может остановить, когда Шпыль неожиданно откусывает себе кусок языка, рычит от боли и плюется им. Здоровенный такой кусок, размером с кирпич, он прицельно летит и сбивает Жныкина с ног.
- Шпыль! - кричит Мира.
- Закройте ей рот! - орёт Люшков.
- Шпыль, спасай! - кричит Мира. К ней устремляются бойцы специального отряда. Набрасывают на неё кожаную куртку, валят с ног.
Шпыль дергается в путах, ревёт, сходит с ума всё больше.
- Накройте ему голову! Чтобы ничего не видел! - кричит Люшков. На Шпыля пытаются натянуть огромное покрывало, срезанное со сцены городского театра. Но Шпыль рычит, дергается и вот вылетает из земли, как пробка шампанского, первая свая, к которой он был привязан. - Ещё кандалы! Вяжите его! - испуганно кричит Люшков.
Весь его отряд плюс бойцы Ерофеева бросаются на Шпыля, путают его новыми цепями, тянут их, пытаются прижать великана к земле. И это удаётся, Шпыль понемногу стихает, когда Мира ухитряется вылезть из-под куртки и кричит "Шпыль! Шпыль!". Её быстро затыкают, суют в рот кляп, но поздно. Шпыль совсем сходит с ума, бешено ревёт и встаёт. Поднимается, несмотря ни на что! Цепи лопаются, будто паутина, а если не лопаются, то вырываются из земли вместе со сваями, к которым привязаны. Верёвки рвутся, словно сделанные из бумаги. Шпыль поднимается и ревёт громче грома.
В этот момент Ульрих Туазест, который раньше всех понял, что на цепи и верёвки надежды уже нет, отходит к железным людям с большой канистрой. Еле тянет её. Начинает заливать керосин в баки. Бойцы из отряда комиссара Люшков делают последнюю попытку сдержать Шпыля, тянут новые канаты и цепи, стараясь прижать Шпыля к земле. Но тот поводит плечами и бойцы разлетаются в разные стороны, как мухи. Шпыль поднимается, разрывает оковы на руках и ногах, стряхивает с себя остатки цепей и веревок, бросается искать Миру.
Бойцы начинают стрелять по Шпылю, но он не замечает выстрелов. Бежит, принюхивается, ищет Миру, которую несколько бойцов тащат в лес. Наконец видит её, бросается к ней. Некоторые бойцы пытаются его остановить, такие маленькие рядом с ним. Шпыль разбрасывает бойцов в стороны, словно отмахивается от насекомых, вот он уже у Миры, взял её осторожно, словно цветок, поднес к своему лицу. Улыбается ей. Даже не замечает, как рядом загудел двигатель одного из железных людей. Это Ульрих Туазест запустил технику. Вот ещё одного и ещё. Все трое железных солдат начинают своё движение. Бойцы отряда комиссара Люшков, ещё оставшиеся на лугу, бегут прочь, чтобы не попасть под пули механических людей. Сам Люшков вместе с Либерманом бегут к броневикам.
Железные люди грохочут и медленно приближаются, а Шпыль и не замечает их, он счастлив, что нашёл Миру. Смотрит на неё и улыбается. Первый из железных людей замечает Шпыля и поднимает руки. Шпыль замечает это движение и рычит, словно предупреждает. В тот самый миг пулемёты на руках железного человека начинают стрелять. Шпыль едва успевает спрятать Миру за спиной, принимает пули на грудь, они выбивают в его теле шрамы. Шпыль отпрыгивает в сторону, убегает от выстрелов, и бросается на железного человека. Тот снова наводит пулеметы на него, стреляет, Шпыль снова прыгает в сторону, он быстрый, вот он уже рядом с железным солдатом, хватает одной рукой его за голову и отрывает её. Железный человек, словно сходит с ума, начинает стрелять абы куда. Шпыль хватает туловище, поднимает его и бросает на землю. Потом прыгает сверху, начинает крушить железного человека ногами. Победно ревёт и смотрит на Миру, которую всё время держит в руке. Не замечает, что на него надвигаются две оставшихся железных человека. Начинают стрелять. Шпыль рычит, прикрывает Миру собой, опять прыгает в сторону, уклоняется, прыгает, бежит, котиться по земле, не позволяя железным людям взять его на мушку. Шпыль приближается к врагам. Он держит одну руку за спиной, руку с Мирой. Прыгает и отрывает голову ещё одному Железному человеку, а потом валит его и отрывает ногу, потом прыгает к последнему железному, валит его, прыгает на махине и крушит её страшной тяжестью своего огромного тела. Прыгает и кричит так, что у всех, кто рядом, закладывает уши.
Шпыль показывает на остатки железных людей Мире. Она видит раны на его груди. Настоящие раны, из которых течёт кровь. Удивляется. Она видела, как в Шпиля попал снаряд и ничего. А тут раны от пуль, пусть пулемётных, но пуль. Много ран. Целые потоки крови! Мира рвёт рукав своей рубашки и пытается остановить кровь. Шпыль удовлетворено ворчит. Она замечает приближающиеся броневики.
- Шпыль, милый, беги!
Шпыль не понимает.
- Генрих, он разбросает нас, как блох! - кричит Либерман Люшкову. - Надо отступать!
- Я не отпущу его! Готовь сетки! - кричит Люшков. Он побелел, у него безумные глаза и он действительно не отступит.
- Его не остановят сетки!
- Ими мы поймали дракона!
Броневики спецотряда выстроятся подковой и двигаются на Шпыля, который всё смотрит на Миру и удовлетворённо мычит. Она кричит ему, что надо бежать, но он только облизывается и улыбается своим грубым лицом древнего идола.
- Огонь! - кричит Люшков. И установленные на броневиках пушечки стреляют гарпунами к которым привязаны веревки, а к ним уже сетки. Они пеленают Шпыля. - Огонь! - Еще раз. - Огонь! - и еще раз. - Гони!
Броневики добавляют скорости, валят Шпыля с ног, пытаются тянуть полем, но он слишком тяжел, он сопротивляется, он встает, начинает рычать, в одной руке всё так же держит Миру, а другой начинает рвать сетки. Потом хватает один из канатов, тянет его, останавливает броневик, затем тянет к себе, быстро тянет, хватая канат рукой и ртом. Вот уже броневик рядом, Шпыль подхватывает его, поднимает одной рукой, а потом грохает о землю. Из дверей броневика вываливаются окровавленные люди. Шпыль окончательно дорывает верёвки, броневики начинают отступать, но Шпыль разбивает ещё несколько, а потом бежит к Ворскле. По нему стреляют солдаты Ерофеева и конница, стоящая у берега. Шпыль прикрывает собой Миру. Прыгает с берега. Уже не те силы, так что не долетает до противоположного берега, падает в воду, подняв высокие волны. Выбирается из воды, бежит дальше. Его качает, но он не останавливается, бежит, держа в одной руке Миру.
- Сигнальный огонь! - кричит Люшков, который только что вылез из разбитого броневика. Он весь в крови, у него страшный вид. Кто-то из бойцов пускает в воздух ракету, которая взрывается чёрным столбом.
- Что это? - недоумевает Либерман, который прячет под фуражку свои большие уши, а потом уже вытирает кровь с разбитого лица.