Аннотация: Маленький человек стал большим актером в фильме мелкого демона.
КИНОМАН
(боевик)
Он выдвинул верхний ящик стола и начал смотреться в лежащее там зеркало. Слегка причесался, маникюрными ножницами срезал досадную щетинку на скуле, спрыснулся одеколоном. Евгений уже две недели обхаживал одну симпатичную барышню из общего отдела. Кажется, была жената, но Гуренко тоже и ничего, только лучше поймут друг друга, утомленные веригами брака. Барышня была весьма симпатичная и кажется во взглядах не забитая. Во всяком случае благосклонна принимала его легкие ухаживания и судя по разговорам была взглядов свободных. Звали её Власта, этакое имя с претензией на интеллигентность, что очень нравилось Гуренко. Он ведь был заместитель начальника отдела культуры горисполкома. Для его 28 лет достижение было значительное. Учитывая красавицу-жену и трехкомнатную квартиру в центре, можно было смело утверждать, что жизнь удалась. Хотя, смотря с чем сравнивать. Зарплата была сомнительной величины, часто приходилось участвовать во всяких бредовых мероприятиях, за которые было стыдно перед самим собой. Ещё и перспектив не было. Его начальнику было чуть за сорок и сидел на месте очень крепко. То есть карьерный рост будет лет только через 15. А может и 20. До того времени никаких продвижений, делать глупую работу, по вечерам играть на пианино (хорошо играл!), да завести детей. Хотя с детьми выходила сложность. Не хотела рожать. Евгений успел чуточку подумать о подозреваемой неверности жены, когда в кабинет зашли. Без стука и стремительно. Невысокий смуглый человек в потертом вельветовом костюме и шляпе с маленьким пером. Человек уверенно сел к столу и стал барабанить по нём пальцами с изобильно нанизанными перстнями. Молчал и хитро улыбался, совсем не спеша объяснить свое появление. Гуренко с опозданием понял, что это неприкрытая наглость. Без стука зайти в кабинет, вот так по-хозяйски сесть, ещё и молчать. Наглец. Евгений хоть спортом и не занимался, но высокий, только начинающий полнеть, выглядел дисциплинирующе, положительно влиял на хамов. Но только не на этого.
-А ну выйдете отсюда!
Сказал самим строгим, но в то же время не грубым голосом. За пять лет в чиновничестве уже успел понять, что если человек так себя ведёт, то не исключено, что имеет для этого основания. Простые смертные так не рискуют. Значит либо шишка, либо сумасшедший, в обеих случаях палку лучше не перегибать. Вспомнил дикую историю несколько лет назад, когда сумасшедший откусил нос, нагрубившей ему секретарше. Нужно быть осторожным. Гуренко строго посмотрел. Смугляк сидел и продолжал улыбаться.
-Что вам нужно?
Улыбнулся ещё сильнее, Евгений только предположил, что может иностранец и одет странно.
-Ты мне нужен.
Сказано было чётко и без акцента. Человек перестал улыбаться и смотрел теперь крайне мрачно. У Гуренко испортилось настроение. Человек походил на кавказца и сказал, что ищет его. Почему? Денежных дел у него не было, не одалживал и не занимал. Вспомнил, что недавно ездил в Ялту на семинар, там целую неделю куражился с одной чернявой девицей. Точно! Евгений обмер. Уже слышал о таких историях. Какие-то кавказские барышни беременеют, потом приезжают их горячие родственники и требуют, чтоб женился. А он уже женат. Значит зарежут. Гуренко в принципе знал, что блуд до добра не доводит, но ведь осторожно, с гандонами, вдали от дома и с незнакомкой! Уж как осторожничал! И адрес ей дал придуманный. А как же нашли? Утёр лоб, а человек опять улыбался.
-Ты, Женя, не бойся, я по другому поводу. Хочешь в кино сниматься?
Облегчение было так велико, что Гуренко не понял вопроса и заулыбался.
-Значит согласен?
-Что?
-В кино сниматься?
Тут до Гуренко дошло и началось бурное потовыделение, будто у полосозревающей девицы. Конечно мечтал о кино, кто из молодых людей не мечтал, разве что самые идиоты. Но мечтал как-то отдалённо, без всяких действий, приятно было помечтать и всё. Что вот дескать однажды упорхнет он из этой глупости и невежества, прославиться невероятно где-то на денежных столичных полях и вернётся в сии болота, излучающий славу и овеваемый шелестом зеленых купюр. Такое ему мечталось, когда особенно досаждала его провинциальная нудота, какие-то официозные до трещин концерты ко всяческим заскорузлым годовщинам, ругань начальства, искавшего на ком бы согнать злость, прочие местные гадости. Мечтал, но не сильно, как раз на столько, чтобы по возвращению на грешную землю не было особенно обидно. Мечтал больше для укрепления шатавшегося под натиском жизни чувства собственной значимости. А тут такое предложение. Вдруг это судьба? Уехать из этой провинциальной затхлости, праздников для ветеранов и отчетов народной самодеятельности, в столицу! Там всё по другому, там нет болота, там полёт, деньги, роскошные бабы и слава. Попасть в квадрат телевизора, чтоб о тебе писали разные глупости в газетах. Приглашали на бесконечные интервью, с улыбкой рассказывать о ничтожном бытье чиновника, иногда приезжать сюда, чтобы острее чувствовать высоту своего подъема, а жить в центре Москвы, в маленькой, но изумительно обустроенной квартире. Отпуск на островах. К поту у Евгения активно добавились слюни и ощущение слабости в конечностях от чувствуемой рядом удачи.
-Ну так как?
-А что за фильм?
-Вы будете выбирать?
-Ну, мне хотелось бы знать, где предстоит работать.
-Тебе не нужно будет работать, тебе нужно будет жить.
-Не понял.
-Видишь ли, фильм, который я собираюсь снимать, это искусство будущего, совершенно новый подход. Я вроде как эти, братья Гуимпльеры, изобретатель. Я первый и навсегда. Меня можно будет улучшить, но нельзя превзойти. У меня не будет съемочной площадки, её станет вся жизнь, у меня не будет профессиональных актеров, люди будут просто жить. Самый передовой метод.
Гуренко криво усмехнулся, чувствуя как разбивается драгоценный шар мечты об убогие пики очевидности. Четко понял происходящее. Человечек пришёл за деньгами для своего бредового суперпроекта, а взамен предложит роль третьего плана. Жулик. Даже скорее придурок, жулик бы выдумал что-то по правдоподобней. Евгений истово смеялся над своей глупостью и мечтами, скривился и захотел съязвить.
-В связи с новым подходом гонораров артистам конечно не будет.
-Вам гонорар и не нужен.
Гуренко немного удивился такой прямоте, рассчитывал, что человек будет выкручиваться.
-А что ж мне нужно?
-Да уже в принципе ничего. Разве прожить последнюю неделю весело. Это я тебе и предлагаю.
-Мы уже на ты?
-Мальчик, не строй из себя дядю! Если не хочешь использовать свой последний шанс, я уйду!
-Что за шанс?
-Ладно, легче рассказать сразу, чем потом мучаться. В общем через неделю ты погибнешь. Поедешь на курсы повышения квалификации, по дороге водитель заснёт и чёрная "Волга" под желтым "КамАЗом", доверху груженным углём. А у вас целый багажник канистр с бензином, водитель привёз контрабандой из России, хотел выгодно продать. Так бы может кто и выжил, а то загорелось. До ближайших пожарников езды полчаса. Им ещё час. Пока приехали, так уже металл плавиться стал. Вот что осталось от тебя.
Человек протянул несколько фотографий. Пожар, потом дымящиеся остовы, кусок чего-то очень обгорелого.
-Не много, но похоронить хватит.
Гуренко даже испугался, глядя на обгорелые куски мяса. Запах и захотелось вырвать. Потом опомнился, что никто не может знать про смерть через неделю. Ладно, можно на картах погадать и прочие глупости, но фотографии! Чтобы были фотографии нужен факт! Сейчас факт, что он жив. Жив. Фотографии подделка. Какой-то очень хитрый шантаж. Его не проведешь. Евгений подумал, что неплохо бы залепить жулику в лицо, скрутить и вызвать милицию. Одумался, когда подумал, что начнутся вопросы, журналисты набегут. А может у чернявого нож в кармане? Спокойствие.
-Чем вы хотите меня удивить? Фотографиями из архива? Уходите, вам не удастся меня обмануть, ищите дурака в другом кабинете.
-А вот это посмотрите, пожалуйста.
Хотел швырнуть их в лицо негодяю, но заметил родителей. Сестру с мужем, жену, друзей, все в трауре, плачут, закрытый цинковый гроб, могила возле памятника деду. Там место себе приготовили родители. Что это? Возможен и фотомонтаж, но как подделать почерневшее лицо матери? Его матери, веселой и умной женщины, враз постаревшей на фотографии лет на 30. Выходит - правда. Хотя и не может быть правдой.
-Верите?
-Кто вы такой?
-Не вежливо отвечать вопросом на вопрос.
Гуренко перевёл дух, во рту стало сухо, в голове хаос, хотелось выйти в коридор, отдышаться, одуматься, хоть немного прийти в себя. Но выходить нельзя, иначе покажешь свою слабость. Знал по имеющемуся чиновному опыту насколько это опасно. Брал себя в руки и громоздил уверенность.
-Верю. Кто вы такой?
-Я Семьщук. Планетарный дух, отвечающий за судьбинный порядок в здешних местах. Но это маловажно. Главное согласны ли вы провести свои последние дни жизни очень весело.
-А если я не поеду?
-Что?
-Если я не поеду? Заболею, совру, что умер родственник, возьму и не поеду! Я могу!
-Можете, но это ничего не изменит. Вот.
Он протянул кучу фотографий, непонятно откуда он их брал! Чертовы фотографии. Ужас. Гуренко под машиной, Гуренко утопший, Гуренко избитый, с ножом под сердцем, с проломленной головой, были даже ядовитые змеи и сбежавший из зоопарка тигр. Подлец уверенно обгрызал ему левую щеку. Евгений с содроганием смотрел на свои разные трупы.
-Тебе отмеряно жить неделю и через неделю ты умрёшь, чтобы не выкинул. Способ ты ещё сможешь изменить, но отвратить смерть не в силах.
-Почему я?
-Что ты?
-Почему я умираю, я же молодой!
-Не кричи. Почему ты умираешь я не знаю. Мое дело следить за порядком, а не его создавать. В твоей судьбы написано, когда ты умрёшь и всё. Почему так я не знаю и никто не знает. Поэтому лучше не раскисай, а смирись и прими правильное решение. Так ты будешь неделю скулить и делать глупости, я же предлагаю тебе плюнуть в вечность и весело провести время. Ты согласен?
-Что значит плюнуть в вечность?
-Сняться в кино. В отличном, продвинутом кино, на котором Канн заплачет. Поверь мне, это будет суперфильм. Решай быстрее, я спешу.
Человек собрал фотографии и дел их неизвестно куда.
-Ну?
-Я, ...мне нужно подумать.
-Ну и думай, дурак!
Семьщук сплюнул прямо на стол, почему-то комочком, в котором угадывались жеванные одуванчики и стремительно вышел. Евгений остался сидеть с широко раскрытым ртом, будто его ударили под дых. Мозги скрипели от напряжения, стараясь сообразить, что же произошло. Он желал хоть чуточку засомневаться, что это не правда, что это попытка обмануть. Жулик пришёл, хотел взять на арапа, но он воробей стрелянный, отшил негодяя и молодец. Только всё свидетельствовало об обратном. Слишком он мелкая величина, чтобы организовывать такой обман. Что этот человек мог забрать своим обманом, что вытребовать? Может спецслужбам нужен козёл отпущения для показухи в борьбе с коррупцией? Так ведь очень затейливо, они обычно проще действуют. И фотографии. При всей развитости техники, он не верил, что можно сделать то лицо матери. Оно было обожжено горем и никому не под силу его повторить. Его мать плакала на его похоронах. Гуренко стало нестерпимо грустно. Через неделю умирать. Он ещё пытался придумать, как можно достойно прожить последнюю неделю, но уже встал из-за стола. Никак. Можно пить, но это кончится рвотой и дикой головной болью, он, как интеллигент в пятом поколении очень страдал в пьянке. Можно гульнуть на отложенные деньги, но их было немного, какая там гульба. Оставить потомство, но жена и слышать не хотела о детях, нужно устраивать скандал с сомнительным концом. Да и безответственно оставлять сироту. Гуренко уже бежал по коридору, решив, что кино лучший выход. Всегда подозревал в себе артиста, любил поиграть, особенно перед дамами, добился некоторых успехов в КВН. Даже на бредовых представлениях вроде энной годовщины освобождения от немецко-фашистских захватчиков, в такую истовость, бывало, впадал, что даже сам пугался, чего это нахлынуло.
Выскочил на площадь перед зданием, почти пустую и палимую жарким июньским солнцем, но там никого. Человек не мог так быстро уйти. Значит он пока в здании. Подошёл к постовому милиционеру.
-Такой, в вельветовом костюме, чернявый, не выходил?
-И не заходил.
Гуренко в расстройстве пошёл в туалет и уже в процессе подумал, что может тоже сделал и Семьщук, а теперь уходит, пока он тут ... Прервал процесс, снова выбежал на улицу, там снова никого. Милиционер удивленно косил, читая газетенку с огородными советами. Евгений не обращал внимания, привык быть выше всяких полотерок и мухобоев. Может тот товарищ какать где-то сел? Тогда подождать надо. И самому в туалет хотелось. Евгений сел за углом, чтоб не маячить на входе. Вздохнул, слушая как постовой косноязычно изъясняется по телефону. Вот жизнь. Этот туповатый парень с якобы золотыми зубами будет сидеть себе дальше, коптить небо и дальше, как ни в чём не бывало. А он, красивый, образованный, моется утром и вечером, играет на пианино, жена-красавица, он погибнет. Жену звали Алёна. Это была такая любовь! Теперь, кажется, изменяла. Он как бы тоже не безгрешен, старались не показывать вида, но появилась и углубилась трещина между ними. Набьёт морду. Не ей. Никогда не поднимал руку на женщину, это уж мерзость. Хахолю набьёт. Гуренко потёр руки и заёрзался, стремясь дисциплинировать мочевой пузырь. Ждать. Теперь ему всё равно. Если через неделю ему умирать, так он такого отчебучит! Всем врагам по морде. А в последний день придёт на областную коллегию. Там все дрожат и он дрожал. Но теперь встанет и исполнит свою старую мечту. Пробежится по рядам, выскочит на стол президиума и носаком в рожу губернатору. Тот однажды целых несколько минут унижал ни за что, ни про что. Все получат! Евгений живо представил себе, как оно всё происходит и получил огромное удовольствие. А человек всё не шёл. Прошло минут десять. Можно представить, что запор, но этого уже выдумки. И планетарный дух. Гуренко упустил те слова. По идеи духу туалеты не нужны. Как и двери для выхода. Кое-как сдерживая обиду, ушёл в туалет, оправился, умылся, долго смотрел в зеркало. Из него вышел бы хороший актёр. Запоминающийся. Типаж героя, даже почти любовника. Если бы ещё пианино, он бы сыграл. В туалет зашли и Евгений поплёлся к себе в кабинет. Попросил милиционера сообщить о появлении человека в вельветовом пиджаке, но понимал, что надежды нет. Пока поднимался по лестнице на свой четвёртый этаж, убедился, что потерял шанс. Однажды с ним уже такое было. Ехал в троллейбусе, прыщавый студент с большим самомнением, когда увидел барышню. На сердце стало пусто и тоскливо, почему-то в голову пришла мысль, что с ней он будет счастлив. Ухватился за стойку и смотрел на барышню, колыхаемый мечтами. Когда она засуетилась вставать, Гуренко чувствовал, что может её потерять. Навсегда. И не станет счастливым. Это было страшно, но Евгений не тронулся с места, когда она вышла и стала исчезать в толпе. Потом вдруг сорвался, его ударило закрывающимися дверьми, но проскочил. Рыскал в толпе и не нашёл. Рядом был базар, много народа, много ходов и закоулков. Бродил там до вечера и пришёл домой изнеможенный от мыслей. Этакая тягость, что никогда не станет счастливым. Отпустило только через месяц. А сейчас у него нет времени. Что теперь делать? Искать, но не знал как. Без надежды посмотрел телефонный справочник и обнаружил там одного Семьщука. Немедленно позвонил, но абонент не брал трубки. Вычитал адрес и рванул туда ждать под дверью. В коридоре столкнулся с Семьщуком и своим начальником Богдановским Николаем Ивановичем. Шли и мило беседовали. От радости обретения надежды Гуренко бросился к Семьщуку и завопил, что согласен. За неделю перед смертью начальства перестал бояться окончательно и не обращал внимания.
-Поздно. На твоё место взял вот Николая Ивановича. Тоже интеллигентный человек, на трубе играет и согласился мгновенно!
Богдановский источал самодовольство, что в комплекте с его козлиной бородкой, толстым лицом и залысинами производило вид отвратительный. Гуренко посмотрел на него саркастически как мог.
-И это по вашему герой? Разве что отрицательной и должен погибнуть на 10 минуте. Не более того!
-Я тут определяю, кто что должен!
Семьщук был явно разозлился и рявкнул так, что в коридор стали выглядывать из кабинетов любопытные. Но тут же прятались, наткнувшись на гневливый взгляд Семьщука. Большинство думали, что это новый заместитель губернатора порядок наводит и только самые опытные аппаратчики почувствовали, что тут дело нечисто. Тем более спрятались в кабинетах, приникли за столами, с ужасом ожидая стука. Трое спустились и вышли из здания. Впереди шествовали Семьщук с Богдановском, сзади семенил Гуренко, лихорадочно придумывавший, как бы примазаться к кино. А таким посредством и к вечности.
-Чего ты плетешься за нами? Сказано тебе, что опоздал!
Богдановский любил быть суровым. Он был грозой заведующих библиотек, любил показывать где раки зимуют подчиненным. Хотя по указанию начальства и сам там частенько бывал.
-Товарищ Семьщук, ну хоть роль второго плана или отрицательную. Я помимо пианино и на скрипке могу, а?
-Пошёл вон.
Сказано это было спокойно и окончательно, так что Евгений вынужден был остановиться и смотреть, как уходит его надежда хоть перед смертью пожить весело. Уходила быстро, широким вальяжным шагом крупных начальников. Гуренко так ходил только на природе, где некому было замечать его дерзость. Склонил голову на грудь и почувствовал желание написать стихи, дивные по силе печали. Даже первые две строчки придумал, но дальше дело не пошло.
Столбычить в коридоре было негоже, зашёл в кабинет. Рассуждал куда теперь ему идти. Можно конечно устроить эстетский вариант с питьём пива и игрой на пианино. Бацать какой-нибудь блюз и внутренне плакать о себе. Но не неделю же пиво пить, на третий день мочевой пузырь взвоет. Что покрепче употреблять невозможно, так как организм был очень нетерпим к алкоголю. Чуть что, сразу жестоко наказывал по полной программе, с рвотой и головной болью. Может потому и оказался в интеллигентах. Вместо того, чтобы глушить водочку с ребятами, сидел за нотами. Смотрел в окно на удаление последнего шанса. Как они подошли к краю площади, сели в большую чёрную машину и уехали, взвизгнув колёсами. Сволочь Богдановский и как же умеет нос по ветру держать, вмиг почуял выгоду. Гуренко включил чайник. Запоздало понял, что погибнуть им суждено было с Богдановским. Видимо начальство будет ехать в столицу и его прихватит с собой. Вместе и попадут под "Камаз". Теперь Богдановский попадёт в кино. Евгения разобрала злость, стал листами вытирать со стола плевок Семьщука. Бумага шипела и воспламенялась, еле управился с этими жеванными одуванчиками, оставившими на столе выгоревшие ямки. Поник, смотрел как закипает вода в стакане, пузырьки подымаются со дна, соображал насчёт тленности жизни когда зазвонил телефон. Медленно взял трубку.
-Алло.
-Ладно уж, возьму, только предупреждаю, будешь главарём банды. Чего молчишь?
Гуренко прокашлялся и взревел своим мощным голосом аки тигр.
-Да гори оно огнём кем, в кино хочу!
-Ну тогда приезжай.
Сказал адрес, где-то на окраине и положил трубку. Гуренко кипятильник выключил и побежал с работы. Главарём банды, это же не жертвой. Он и похож на главаря. Не на банального быка, чьё дело тупо выполнять приказы, а на главаря, коварного интеллектуала со своими бзиками. Вроде того, что любит пение канареек и убивает только под него. Главарю положены власть, дорогие машины и роскошные бабы. Недельку побандитствует, почему бы и нет. Залез в автобус, сел на свободное кресло и с закрытыми глазами представлял сцены из будущего фильма. Бодрая музыка, он идёт по длинному коридору, его карманы не пусты, вот дверь, ногой распахивает, стрельба с обеих стволов, падают убитые, крики, разбиваются стекла, ломаются столики, все падают, он стреляет, пока не кончаются патроны. И тишина. Он спокойно уходит, на ходу перезаряжая оружие. Конечно такое уже было. Не раз, но главное как сыграть! Он будет один такой, он .... То есть нет, он не будет играть, тысячи играют. Он будет жить. Он воплотится, станет настоящим главарём. Жаль, что всё-таки банда. Он больше похож на героя. Именно Героя. Ладно пока побудет главарём банды, а там так сыграет, что и в положительные персонажи перейдёт. Не такие хорошие, что сам сахар, он же интеллигент, книжки разные читал. Хорошим станет со своими недостатками, сомнениями и прочими рефлексиями. Сейчас просто хорошие герои не модны, время другое. Сейчас вообще главный шик, чтоб ни плохих, ни хороших, а все придурки. Это если авторское кино, а не всякая голливудская блевотина. Вот недавно читал про постмодернизм, туманно, но в том смысле, чтоб никаких правил. То есть положительный герой непременно должен изнасиловать в конце свою дочь или перерубить соседей. Без всякой цели, просто так. Гуренко это не совсем нравилось, он был человек старомодный, любил, чтоб произведение слезу вышибало, уважал героизм, любовь для гроба, прочие сейчас стыдные вещи. Но ретроградом не был и если уж без инцеста никуда, то пусть будет так, против мировой моды не попрёшь.
За мыслями едва не проехал нужной остановки. Вышел среди одноэтажных домиков, приземистых деревьев, заборов и туалетов. Шёл заросшими травой дорожками и вживался в роль - представлял, что с оружием и идёт мстить. Даже лучше не мстить, а решать что-то типа тварь дрожащая или имею право. Высокие мысли. Гуренко был интеллигент и высокие мысли уважал, от попсни во всех проявлениях кривился, уважал моральные выкидоны, всяческий панк, вроде немецких порнофильмов. Даже траву курил в своё время, то есть был образованным малым. Поэтому нервничал, что никак не может найти нужный дом. Улицу Смородиновую нашёл, но дома 127 не было. Улица длилась до 117, после чего непостижимо перерождалась в Бахчевую, несколько десятков домов и снова улица Смородиновая, только уже со 143 номера. Евгений уже начал ругаться матом, не понимая как такое может быть, когда заметил в одном из дворов по улице Яблочной большую черную машину, вроде той, на которой уехал Семьщук. Стояла она во дворе дома Љ48. И как такое могло быть, совсем непонятно. Не шутили же. Гуренко очень не любил таких несоответствий, ведь всё должно быть точно. Смородиновая 127. Стоял около заборчика из колючей проволоки, оплетенного виноградом и думал. Машина была дорогая, принадлежала явно какому-то крутому. К нему зайди, он ещё морду набьёт. Гуренко однажды били и полученные впечатления заставляли быть осторожными. Уходить тоже не уходил, потому что осталось неделя жизни, хотелось провести её достойно и намечтал уже достаточно, обидно потом будет. Евгений ждал. По скудному жизненному опыту знал, что большая часть проблем решается сама по себе с течением времени. Был шанс, что и тут произойдёт тоже. Смотрел на маленький, но двухэтажный домик с шиферной крышей, поросшей мхом. Окна закрыты, во дворе куча мусора, на двери замок. Евгений заметил на дереве, кажется сливе, большого рыжего кота. Тот висел вниз головой и был явно мёртвый, но хвостом шевелил. Гуренко не любил таких безобразий и отвернулся, чтоб не испытывать свою нервную систему.
Тут хлопнула дверь. Хотя замок на ней висел. Но хлопнула, выпустив на порог Богданского в штанах, майке и с двумя огромными пистолетами.
-Заходи, чего топчешься, как дурак!
Гуренко чуть обиделся, но подавать вида не стал и зашёл. Внутри было темновато, но различил стол с горой разного оружия, большое кресло на котором восседал Семьщук и голую женщину, которая при рассмотрении оказалась статуей вдохновленной крестьянки с прижатым к груди серпом, хотя Евгений подумал сначала дурное.
-Чего так долго ехал?
-Троллейбусы плохо ходят.
-Вот жидовня, ему умирать через неделю, а он на такси жалеет! Поколеньице пошло.
Гуренко не ответил, потому как Богданский был сам жид и что тут говорить.
-Ничего для главаря сойдёт. Возьми на столе пару пистолетов.
Гуренко подошёл к груде оружия.
-А какое именно?
-Любое, выбирай.
Гуренко взял два толстеньких пистолета с короткими дулами. Уютные какие-то они были.
-Теперь слушай и запоминай. Дальше всё пойдёт быстро, только успевай. Я буду не сопли возить, а снимать фильм. Быстрый, жестокий, агрессивный. Я хочу пальмовую ветвь, я хочу мировое признание и сделаю всё, чтобы этого добиться. И вы тоже сделаете всё, иначе на свалку. Я говорю серьёзно, очень серьёзно. Всё ясно?
Они сказали "да" будто на пионерской клятве. Через неделю умирать, шутить не время.
-У вас есть шанс. Должны были пропасть в вечности, а взамен оставите след. Это мало кому удается и величайшая награда. Вы чувствуете вечность?
Они кивнули и почему-то стало холодно, до дрожи.
-Вы получили возможность сниматься в великом фильме. Его будут смотреть столетиями, он станет вторым прибытием поезда, только куда мощней. Он будет правда, правда от начала до конца. Никакого монтажа и бутафории, никаких дублеров и спецэффектов. Жизнь, как она есть, во всей своей красе и уродствах. Ни до, ни после, сделать ничего подобного не удастся, возможны только блеклые копии. Фильм будет по настоящему велик, подумайте ещё раз, справитесь ли?
Он говорил так серьезно и проникновенно, будто проповедовал. Они кивнули.
-Теперь глотните это -протянул маленькие штучки, похожие на металлических колорадов. Он был так величествен, нелепый человек в мятом костюме, но по осанке царь, что и Гуренко и Богданский даже чуть задрожали. Они были люди скептические и циничные, привыкли надо всем насмехаться и ничего не принимать всерьёз. Но сейчас пошла вдруг по ним мелкая дрожь, волнение, сердце стучит, глаза слезятся. Этакий пафос, над которым днём раньше смеялись бы, а сейчас рука так и тянется приложиться к сердцу, в голове ни одной подлой мыслишки. Серьезность, даже трепетание перед тем что предстоит. Наверное тоже ощущают перед полётом. Глотнули железки, Семьщук надулся и вдруг в голове заговорил, хотя губы не двинулись и уши отдыхали.
-Я буду поддерживать с вами связь, когда надо указывать. Сценарий у фильма есть, но я люблю неожиданности, куда вынесет. Поэтому возможно, что менять будем по ходу.
Он молчал, губы сцеплены, щёки надуты, но его голос шёл изнутри головы и будущие актёры ещё сильнее преисполнились.
-Слышимость нормальная?
-Тогда собирайтесь и поехали.
Гуренко собирать было нечего, только распихал пистолеты по боковым карманам, а несколько запасных обойм сунул во внутренний. Богданский облачился в банальную вышиванку и черный джинсы, выглядел как представитель диаспоры. Сели в машину, Семьщук за рулём, остальные сзади. Гуренко ошалело смотрел на пистолеты, сначала сунул руки в карманы, но убоялся, что ухаб, палец скользнёт и выстрел. Руки вынул и положил на колени. У него были красивые интеллигентные руки, дамочки млели, когда он играл на пианино что-нибудь зажигательное. Руки главного героя. Ревниво поглядел на Богданского. Тот сидел развалившись, рука за руку и смотрел в окошко. Ехали в центр. Что там можно желать с пистолетами в каждой руке непонятно, там же милиции миллион. Евгения стали издали занимать мысли, что в таком заштатном городке снимать прогрессивное кино тяжеловато, могут не понять, но это уж дело режиссёра. И вообще по причине скорой смерти, приказал себе ни о чём не думать, а только получать удовольствие. Если думать и знать, что через неделю умирать, так это ж с ума сойти можно.
Остановились около ресторана "У фонаря". Заведение с очень плохой репутацией, часто там кого-нибудь подрезали и избивали, место сборище средних бандитов, менял, рэкетиров и прочих. Ходить туда нормальные люди не решались. Семьщук повернулся.
-Готов?
-Туда?
-Туда. Спускаешься по лестнице, сворачиваешь, там в подвальчике банда сидит. Главарь в центре. Заходишь и ни слова не говоря стреляешь в него с обеих рук. Если кто дёрнется, то и их тоже. Оставь в пистолете пару патронов, когда прекратишь стрельбу один толстяк должен ругнуться матом. Застрелишь его и скажешь, что не любишь, когда поминают твою маму. Потом поведешь их на стрелку. Иди. Иди!
Гуренко ошалело смотрел и с места не трогался.
-Ты что-то не понял?
-Это ж не по-настоящему?
-По-настоящему, всё по-настоящему. Говорил же, что новая концепция. Поэтому стреляй хорошо, иначе застрелят тебя. И проверь, как вынимаются пистолеты из карманов.
Каменное лицо Богданского и злое Семьщука. Гуренко часто заморгал и довольно споро достал пистолеты. Ещё раз посмотрел на режиссёра и стал открывать дверь. Семьщук вдруг заматерился и плюнул в лобовое стекло, пробив его навылет.
-Сидеть! Как ты идёшь, ты посмотри на себя!
Гуренко полез смотреться в зеркало заднего вида.
-Ну идиот! Полудурок! Сидеть и слушать!
Евгений притих почти парализованный, смотреть в сторону ора боялся.
-Зря я тебя выбрал. На тебе же испуг написан, тебе же хочется в морду дать, на щенка похож! Тебя же никто не испугается и главарём не посчитает! Рохля, комок, чепуха! Соберись, преврати кулаки в камни, скрипи зубами! Стань мужиком, встряхнись! Вбрось адреналина в кровь, всколыхни древние инстинкты! Почувствуй себя воином, волком, почуявшим запах крови!
Семьщук сунул под нос окровавленную тряпку, Евгения чуть не стошнило, но действительно прибодрился. Всё выполнял по рецепту, только не скрипел зубами. Они у него были плохие, все в пломбах, боялся, чтоб не рассыпались.
-Ты воин, ты правитель, ты имеешь право! А они червяки, они ничто, они пепел! Почувствуй, что можешь, грудь колесом, не сутулься, смотри прямо в глаза и знай, что жизнь каждого в твоих руках! Ну же!
Снова сунул кровавую тряпку под нос. И Гуренко почувствовал как в нём происходит чудо. Кровь заиграла, проснулись неизвестные ранее мускулы, желваки под щеками, ладони сжались вокруг рукояток. А главное по телу разлилось молоко уверенности. Волшебная жидкость, по вкусу напоминающая счастье. Он почувствовал, что готов и сможет. Он почувствовал себя воином, царем карающим и милующим. Огонь из глаз, окаменевшее лицо, волосы дыбом и металл в голосе. Семьщук тяжело дышал и довольный лицезрел плод своего ораторства.
-Иди!
Гуренко вышел и уверенно пошёл по бугристому асфальту дорожки. Он хозяин, он может и должен! Сзади будто крылья, ноги пружинят, сила исходит лучами. На входе стояло несколько бритых бугаёв и курило. Они быдло, они камни, по которым пройдёт его путь! Смотрел на них и шёл. Они были животные, они воспринимали прямой взгляд, как вызов, они напряглись, заскрипели зубами, надеясь сломать, но Гуренко смотрел им в глаза и представлял как разлетаются эти пустые головы от пуль. И они отвели глаза, они почувствовали правителя, сникли и разошлись в сторону, боясь глянуть на него. Как у животных, у них был хороший нюх на силу, когда оскалить зубы, а когда поджать хвост и скулить, моля лишь о пощаде. Стал спускаться по лестнице вниз, щербатые бетонные ступени, с не отмываемыми пятнами крови. Ноздри ловили едва слышимый запах и древние инстинкты разгорались в бешенном огне. Когда вдруг река неопределенности. Внизу было два пути, налево и направо. Семьщук сказал только, что нужно свернуть. Несколько ступенек, а он не знает куда идти. Гуренко не хотел останавливаться, потому что сомнение не ведомо хозяевам и свернул налево. Он чувствовал себя львом, царём зверей, всесильным и страшным. Рык его заставит замереть макак в смертельном оцепенении! Ногой открыл дверь, но слегка не рассчитал. И сам ударился и дверь слетела с петель. Зашёл в подвальное помещение, там было душно и накурено. Веселая компания человек двадцать, половина бабы, явно шлюхи. Отупело смотрели на него. Евгений сразу заметил главаря, достал пистолеты и начал стрелять. Крики, визг, метания. Всё было отлично, но оказалось, что пистолеты при стрельбе вырываются из рук, чуть не выпали. И первые пули ушли неизвестно куда. Потом уж напрягся и пистолеты успокоились, но главарь успел шмыгнуть за стол. Садил в этот стол пулю за пулей и даже забыл, что нужно оставить. Когда пули кончились, подошёл и отшвырнул стол. Главарь лежал с продырявленной спиной, мёртвый. Крик утих, тишина в которой толстый детина в кожаной жилетке ругнулся. Гуренко уже был хозяином, поэтому не растерялся и со всего маху ударил рукоятью прямо в жирный рот. Расквашенные губы, треск зубов, кровь потоком.
-Никогда не упоминайте мою маму, скотина.
Сказал это, круто развернувшись. Они дрожали и они преклонились перед новым властителем.
-Сейчас поедем на стрелку. Нужно вразумить пару уродов.
Подумал, что пожалуй не нужно этим уродам объяснять зачем. Просто приказывать.
-Подойди к машине.
Семьщук включился в голове так внезапно, что Гуренко даже вздрогнул и тут же сделал вид, что покашливает.
-Ждать здесь.
Он вышел и стал подниматься по лестнице. Никто не встретился по пути. Уже наверху увидел удирающих верзил. Семьщук показал, что нужно сесть в машину. Выглядел виновато, Гуренко не понимал почему, ведь всё прошло великолепно.
-Тут такое дело. Ты должен был свернуть направо, я там ждал тебя снимать. А ты налево. Оно всё равно, что там банда, что тут, но я не успел заснять начало. Поэтому придётся повторить.
-В каком смысле?
-Ну вроде дубль два. Перезаряди пистолеты и сделай всё второй раз.
-Так главарь же мёртвый!
-Это мои проблемы. Перезаряжай.
Гуренко стал неумело тыкать выскользающие патроны в обойму, ничего не понимая.
-Ты не думай, что происходит, это мое дело! Твое перезарядить и повторить! Давай.
Гуренко вышел из машины, поспешно спрятал пистолеты в карманы и зашагал к кабаку, на чем свет стоит ругая Семьщука. Это ж надо быть таким мудозвоном! А ещё планетарный дух. Разве что местность испортила. Тут местность была очень питательна на разгильдяйство. Уже на лестнице заставил дрогнуть страшный хоровой крик в подвале. Даже испугался, чтобы без него фильм не стали снимать. Крик был ушедробительный и умолкать не собирался. Гуренко не собирался отступать и вошёл в подвал. Там банда разделилась на две половины и прижалась к стенам, а посредине стоял и очумело оглядывался главарь. С развороченным затылкам и многажды простреленной спиной. И сам не понимал, что происходит, щупал белыми холеными руками дыру в голове, легко достигая самых глубин своего мозга. Евгений достал пистолеты и снова расстрелял несчастного. На этот раз обошлось без пряток под столами. Главарь рухнул на пол, а банда затихла, только снова толстяк матернулся. На этот раз патроны были и не сомневаясь застрелил.
-Я не повторяю два раза! Никогда не говорите плохо о моей маме.
С тем же разворотом. Подумал, что неплохо бы иметь шляпу, чтоб поправлять её дымящимся стволом.
-Теперь я ваш новый босс. Может кто-то не хочет на меня работать?
Их сейчас режь на куски, они и слова не вымолвят. Заклинило их, сильно заклинило. Даже не страх, некий первозданный ужас окаменил их в желании пасть на землю положить голову ему под ноги и сладостно ждать решения своей судьбы. Но они были люди необразованные, поэтому стояли.
-Сейчас едем на стрелку. По машинам.
Из движений они производили только дрожь и то только самые храбрые.
-Что-то неясно?
Выстрелил в потолок и они зашевелились. Включился Семьщук.
-Едешь сейчас с ними за город, на выезде вас остановят гаишники, устроите перестрелку.
Это Гуренко не обрадовало. Менты за своих будут мстить и как бы не умереть раньше недели.
-Выполнять! Всё будет нормально.
Вышел на улицу. Братва расселась по трем джипам. Уверенно сел в лучший.
-Поехали, только быстро.
Машины сорвались с места. Гуренко нервно барабанил по приборной панели, рассуждая, что сломал себе жизнь. Что значит не нащупал своей стези. В чиновники пошёл, убивать время над бумагами. Даже не время, что с временем станется, его как не было, так и нет. Себя убивать. А ведь мог бы стать крупным уголовным авторитетом, держать под собой целый город. Мог бы, в нём есть господин! Он не знает сомнений и страха, он распорядитель жизней и судеб! Вор в законе плавно перерождается в крупного бизнесмена, огромный особняк, дорогие машины, охрана, счета за границей, положение. Всё как полагается. И не пришлось бы умирать в 28 лет. Под машиной с углём. Смерть овеяла Гуренко своим холодом, но предпочел не заметить и продолжал думать об упущенных высотах. Мог стать хозяином жизни, плотным человеком с молниями в глазах и уверенностью в голосе. Так нет же, загубил жизнь, попёрся в чиновничество! Идиот. Сурово смотрел вперёд и думал, как бы оно могло быть. Снова вздрогнул от Семьщука.
-Что вы носитесь, как дебилы по центру! Я же сказал к выезду из города!
Гуренко и не заметил, что действительно мотались в центре. Круг уже третий.
-Чего ты крутишься тут!
Водитель побелел, чуя скорую смерть, и едва не потерял сознание.
-Тебя спрашиваю!
-Т-т-т-т-т-так не сказали ж к-к-к-уда.
И задрожал толстым затылком, ожидая пули. Гуренко усмехнулся. Ишь как испугались! Слово промолвить бояться! Стадо. А ещё полчаса назад он боялся их. Он не заметил в себе царя. Забыл в себе воина и повелителя. Глупец. Вздохнул и схватился за руль, потому что водитель не выдержал и потерял сознание. Дал ему по щекам, щелкнул курком, мигом приведя в чувство. Потрепал по щеке, чуя мощные накаты волн страха. Этот бритый верзила стал похож на цыплёночка, жалкого и ничтожного птенчика. Придушил бы, но не хотел руки марать.
-На Роменскую езжай, за город.
Водитель напрягся, понял и погнал.
-Оружие приготовить.
На заднем сидении белели лицами двое верзил, видимо телохранители. Мигом закопошились. Гуренко перезаряжал свои пистолеты. Как раз успел, когда на пути встала гаишная машина и мент приказал остановиться.
-Номера что ли не видит, козёл, раньше никогда не останавливал ведь!
Водило притормозил и выбежал из машины с документами. Два других джипа притормозили чуть дальше. Гуренко смотрел в зеркало заднего вида. Водитель убеждал, мент отрицательно кивал головой. Водитель сунул что-то в карман кителя, мент выкинул это прямо на дорогу. Показал на багажник.
-Босс, там карабины.
-Значит мочим ментов.
Вышел из машины и вскинул руки. Водитель мигом завалился на асфальт, а гаишник удивленно смотрел, потом упал уже мёртвый. Из милицейской машины выскочили двое, началась перестрелка. Продолжалась с полминуты, пока не застрелили. Но менты успели прострелить колесо джипа.
-Карабины забрать, машину сжечь!
Залез в другой джип, поехали, когда сзади вспыхнуло пламя. Гуренко ощущал пламя и в себе. Ощущение ни с чем не сравнимое, когда бросаешь приказания и их мигом выполняют. Его даже директрисы библиотек не боялись, хотя он их курировал. А тут громилы, у которых руки по локти, ну хотя бы по кисти в крови, бегают, как угорелые. Прелесть власти, прелесть положения царя. Напустил на лицо презрительную мину и блаженствовал. Включился Семьщук.
-Отлично, суперкадры, только плохо, что никого из твоих не подстрелили. Для правдоподобия надо было бы. Ладно. Езжай к Степановке. Там на окраине большой дом из дикого камня. Ворвётесь, во дворе перестреляете собак. Заберёте бабу, типа заложницу. Там будет Богданский, его избить, но не сильно и лицо беречь. Действуй.
-Едем к Степановке.
Братва по-прежнему каменела от страха и плохо понимала, что происходит. Уроды тупые. Нижайшие скоты, они и должны были ему подчиняться. Всё стало на свои места.
Гуренко сначала не услышал, как его позвали. Не ожидал и очень увлёкся триумфом.
-Шеф.
-Что?
-Менты, они же мстить будут. По джипу сразу на нас выйдут. Хана.
Это было явно общее мнение и с маленькой долей недовольства. Евгений хотел ругнуться, но подумал, что за спиной сидят три лба с оружием и кто их знает. С другой стороны начни им объяснять, почувствуют слабость, сразу почувствуют. И молчать дальше нельзя. Тоже слабость. Сейчас пустят пуля в спину и выбросят из машины, чтобы потом всё на него спереть. Внутренне похолодел, но пришло на ум, что он же не просто так, а в кино снимается, у планетарного духа. Если Семьщук знал про грузовик с углём, то знал бы и про убийство по дороге. А раз не знал, то и не будет ничего такого. Не осмелятся псы.
-Закрыть рты! Ментов жалеть стали.
-Так ведь найдут!
-Через день нас здесь уже не будет.
-А где?
-Много хочешь знать!
Наглец заткнулся и остальные осели. Небось думают, что ему видней, что как-то устроит, чтоб всё было в порядке. Тупые ублюдки. Надо будет перестрелять их в конце. А чего, вполне продвинутый конец, когда главарь перестреливает своих подчинённых. Наметил спросить разрешения у Семьщука. И ещё спальные сцены. Хорошему фильму обязательно нужна эротика. Он бы показал. Гуренко учился в пединституте, в многочисленном женском коллективе, где имел возможность отточить своё мужское мастерство. Раз даже гонорею подхватил. Так что готов и не сплохует. Надеялся, что барышня, которую едут забирать, будет ничего, влюбиться с первого взгляда или там комплекс заложника, в общем переспят.
Эротические мысли Гуренко отвлекли, очнулся только в середине Степановки, пришлось разворачивать машины и ехать к указанному Семьщуком дому. Домик был громадный, похожий на крепость, плюс ещё обнесённый высоким забором с частоколом металлических пик поверху. Стали лезть через них, потому что кованая дверь в стене одним своим видом убеждала в бесперспективности попыток сломать её. Подсадили двоих, те взобрались на стену, за ней многоголосый собачий лай.
-Псов стрелять!
Заухали выстрелы, скулеж, вой.
-Готово!
Начали лезть остальные, когда снова выстрелы. Один из банды упал на улицу, другой закричал. Небольшая перестрелка, Гуренко стоял с двумя пистолетами на улице и тупо смотрел на труп. Об этом Семьщук не говорил, чтоб из дома стреляли. Кто это там нарушает?
-У него, суки, патроны кончились!
Бандиты стали грузно перелезать через забор. Бег, потом звуки ударов. Открылась дверь. Бандиты вытащили окровавленного Богданского. Лицо разбито вдрызг и явно намеревались пристрелить.
-Васю пристрелил, Алима ранил, сука!
Гуренко даже на мгновения склонился к тому, что пусть стреляют, но тут же передумал. Богданский человек не плохой, хоть и с обширными недостатками. А главное сценарий. Самовольничать тут нельзя.
-Не трогайте его! Этот товарищ нам заплатит за всё.
Подошёл к бывшему начальнику, поднял за подбородок его окровавленное лицо.
-Ну что, кабанчик, допрыгался?
Это Евгений от себя выразился, знал, что диалоги украшают фильм. Но Богданский был явно поставлен в тупик, о чём-то напряженно думал. А ведь всегда был остер на язык, за словом в карман не лез и прочие эпитеты. Простительно, что с разбитым лицом, видимо все слова забыл. Наконец ляпнул.
-Ничего я не буду платить.
Богданский сказал это так испуганно и тихо, что даже стало смешно. Как школьник-очкарик, уже отчаявшийся защитить свой бутерброд и сопротивляющийся откровенно для вида. Видимо по сценарию должен был это выкрикнуть, с яростью в глазах, но растерялся мордобоя.
-Будешь, всё будешь. Идите в дом, там баба прячется. За неё он сколько захочем отдаст.
Богданский не закричал "Стойте подонки" или "Не трогайте её, сволочи", а довольный присел на асфальте и стал пальцами исследовать своё лицо. Дерьмовый актёр. Гуренко подумал, что держался мужественней. Под пули ходил, а этот испугался банального мордобоя. Но тем не менее он главный герой, а Евгений только главарь стада каких-то скотов. Эх, судьба, судьба. Где справедливость? Сначала умирать молодым и только открывшим своё настоящее призвание. Теперь вот в кино играть подонка.
Гуренко немного успокоился насчёт справедливости, когда вынесли бабу. Этакую мягкотелую блондиночку с ангельским личиком. Похожа была на жену, может даже лучше. Прибодрился и почувствовал мощный прилив сил, что обычно не свойственно людям, которым через неделю умирать. Однако хозяин жизни да такая красотка. Захотелось побыстрее окончить дела и уединиться с заложницей. Но как оканчивать дела не знал, поскольку Семьщук на связь больше не выходил. Решил сымпровизировать.
-Значит, чтоб деньги были до завтрашнего утра. Понял? Иначе ей будет плохо, очень плохо. Ты меня знаешь.
Гуренко решил играть эдакого морального урода. Что не остановиться даже перед тем, чтоб женщину ударить. Конченный мерзавец, изнасиловал собственную сестру, а лучшего друга зарезал. Нехорошо, очень нехорошо засмеялся.
-Поехали, он всё принесёт.
-Шеф, нам нельзя в город. Там уже всё перекрыто, только нас и ждут.
-Я сказал поехали!
-Шеф, нас там пристрелят, как зайцев!
-И Алим ранен, надо что-то делать.
Он это и сам знал, но Семьщука в голове всё не было. Гуренко пытался собраться с мыслями, чему очень мешала лежащая у ног барышня. Кажется совсем голая, замотанная в простыню. Ситуация была аховая и Евгений подумал, что если дальше думать, то будет ещё хуже.
-Я сказал поехали! Или кто-то против!
Даже за пистолеты не брался, только глянул и этим самым взглядом раздавил банду. Все сели в машины и поехали в сторону города. Бандиты понимали, что там очевидная гибель, но главарь так командует. Может что-то знает. А Гуренко загадал, что если придумает, как выкрутиться из положения, то значит может по настоящему быть главарём, без помощи Семьщука. И вспомнил про дачу. Дедовская дача, километров десять от города, в овраге. Там много дач брошенных, заросло всё, идеальное место. Главное, чтобы самого деда там не оказалось. Но вспомнил, что дед в больнице. Радикулит. Всё хотел проведать, но недосуг. А баба то, баба какая! Нежная наверное, жуть. Гуренко не любил грубых мужеподобных баб крупных размеров. Предпочитал куколок. Милашек. Какая же у неё кожа, как она стонет, как целует. Пропасть, а не баба, лабиринт цветов, конфетка. Язык сам лез наружу, пришлось рукой его водворить на положенное место. Сжал ноги, чтобы не показать нарастающего возбуждения. Дача двухэтажная, наверху есть диван. Там и залягут. Этим уродам расскажет, что долги отдаёт, мол изнасилование за изнасилование. Не похоть, похоть у слабаков, а долг. Долг платежом красен. В унисон часто забившемуся сердцу замелькали мысли, что вот даст копоти. Через неделю умирать, а он с обеих рук палит, красоток приходует, прочие веселости. Молодец! Умирает, как и положено - воином. Не упустил шанс. Так бы скулил сейчас в углу, а то царь. Обидно, правда, умирать.
Тут Гуренко и запнулся. Известие, что через неделю умирать, предстало вдруг совершенно в ином свете. Умирать! Неделя и всё! Он это и раньше понимал, но как-то не замечал чернеющую пропасть сего постулата. Больше занимало, как последнюю неделю прожить, про смерть и не задумывался. А теперь она вылезла из своего угла, расправилась и вдруг закрыла всё. Умирать. Через семь дней его не будет. Навсегда. Он же не дурак, чтобы верить во всякие кармы. И просто обидно умирать, но вдвойне обидней сейчас, когда он почувствовал себя героем и хозяином. Зачем умирать? Глупо. И ничего не поделаешь. За окном мчались поля и лесополосы, стая ворон, село вдалеке. Это всё будет через неделю. Вонючий привкус обиды. И злость. Даже эта дура, что тихо плачет сейчас в багажнике, даже она останется жить. Чесотка в руках, достать бы пистолеты и палить во все стороны. Чтоб согнать злость. Показал куда сворачивать к даче и тут же вспомнил про прежнего главаря. Спасение! Семьщук ведь оживил его! Может оживить! Если заслужить, то оживит и его. Нужно отлично сыграть и убедить снимать вторую часть. С теми же героями. Хотя бы на годик ещё продлить, а там посмотрим. А там может незаменимым станет, это ему вполне по плечу! Выкрутиться, он же воин. Говно-вопрос! Гуренко, вспомнил, что пессимизм вреден здоровью, прибодрился и вернулся к мыслям о заложнице в хорошем настроении. Не умрёт. Будем жить!
Подъехали к даче, еле затиснули широкие джипы в маленький дворик. Ключа от дачи у Евгения не было, приказал взломать монтировками. Зашли в дачу, обычную дачу с обстановкой из поломанной мебели и сельскохозяйственных инструментов. На стене большой портрет дедушки в орденах, писанный им же. Телом дедушка был похож, а лицом нет, объяснял, что это он молодой. Гуренко приказал оттащить бабу на второй этаж, всем приготовить оружие и ждать дальнейших распоряжений. Бандиты вернулись с чердака побелевшие. Идиоты. Поднялся по отчаянно скрипящей деревянной лестнице, закрыл за собой ляду. Второй этаж был больше, чем раньше. Даже остановился и стал ошеломленно оглядываться. Раньше на втором этаже была маленькая комнатка с бойницами окнами. В комнатке был диван, веник, чтоб снимать паутину и мольберт деда. Теперь на втором этаже была большая комната с просто громадными окнами, около одного из которых стояло чёрное пианино с крутящимся пуфиком, на котором лежал чёрный фрак. Рядом с пианино был установлен железный столб. К столбу привязана баба, а рядом на подносе кипа разнокалиберных ножей. Откуда всё это и зачем не знал. Было задумался, отчего второй этаж дачи раза в два по площади больше первого, но вовремя вспомнил, что ведь не рефлектирующего интелиго играет, а делового и жестокого главаря банды. На фиг ему нужны вопросы, когда тут блондиночка стоит перед ним на вытяжку и подрагивает. Кашлянул, чтобы не заговорить фальцетом, как с ним часто бывало во время волнения.
-Привет красавица, как тебя зовут?
Подошёл мягкими кошачьими шагами, пьянея от её запаха. Испуганные, бегающие глаза, маленькая вена, бьющаяся на височке. Дотронулся, почувствовал её тело, мягкое, как сдобная булка.
-Моя малышка.
Едва оторвался, чтобы это сказать и снова приник. Потом вынул кляп и стал целовать. Полез руками под простыню, девица не особенно сопротивлялась, когда в голове ожил Семьщук.
-Дурак! Сядь за пианино и играй!
Гуренко отпрянул от барышни с единственным вопросом. Какое к чёрту пианино?
-Садись и играй!
Это было крикнуто так громко, что Евгений едва не потерял сознание. Ощущение будто голову изнутри разрывает. Сел за пианино и стал что-то наигрывать, оперетку.
-Тоскливое давай, тоскливое!
Играл тоскливое, потихоньку восстанавливая работоспособность головы.
-Теперь бери нож и режь простынь.
Тут только сообразил, что Семьщук хочет напряженно-эротическую сцену. Мог бы просто объяснить, зачем же орать? Выбрал небольшой ножик с изысканной ручкой и стал осторожно резать простынь, между верёвками.
-Ты что делаешь?
-Хочу увидеть тебя голой.
-Лучше отпусти меня. И может останешься жить, иначе муж тебя на кусочки порежет.
-Так ты замужем?
-Отпусти меня, это для тебя же лучше.
-Я люблю замужних.
-Тогда ты труп.
-Я живее всех живых. А твой муж принесёт целый чемодан долларов, чтоб только вернуть тебя.
-Ничего он не принесёт. Он придёт и всех вас перестреляет.
-Или мы его.
-Вы трусы и подонки.
Опять стал её целовать и опять визг Семьщука, ревнует что ли.
-За пианино! Играй!
Отскочил от барышни и играл. Что за кино дебильное? Голая баба, молодой человек, а вместо праздника любви тоскливые переливы. Тихий ужас прямо.
-Теперь бери нож и режь.
-Кого?
Гуренко забыл, что обратной связи нет и Семьщук его не слышит. Сидел ошалелый и смотрел на клавиши.
-Что непонятно! Бери нож и режь её!
По идеи всё было правильно. Он же не быдло тупое, чтоб изнасиловать и забыть. Он же болезненно-изощренный подонок. Не банальный секс, а нечто ужасное и кровавое. Гуренко пробовал было засомневаться, всё-таки женщина, но вспомнил, что царь. Значит всё равно и всё можно. Встал, взял нож и стал резать верёвку. Ну не мог такую то прелесть кромсать. Притворился, вроде не понял. За это получил такой крик, что свалился на пол и из ушей хлынула кровь. Катался по рваной дорожке, крючась от боли. Банда сидела внизу и слышала странные звуки на чердаке.
-Мужики, он ёбнутый! Я говорю, ёбнутый! Бабу привязали к столбу, рядом ножей куча, будет резать её на части!
-Тикать надо. Что здесь ждать, пока менты явятся?
-Куда бежать? На машинах нас сразу повяжут! Или пешком уходить? С ним надо быть. Вдруг он так всё придумал, что вывернемся? Всё равно кровь ментовская уже на нас, не отмажемся.