Яркий луч сверкающего солнца ослепил его, заставив замереть на несколько мгновений, нахмуриться и моргать до тех пор, пока к воспаленным глазам вновь не вернётся способность лицезреть окружающий мир. Когда же, с явной неохотой, зрение всё-таки восстановилось, он поправил ремень сумки, оттягивающий левое плечо, и продолжил свой путь. Мысли, как и всё вокруг, лениво текли в его сознании, не обременяя своим смыслом. Незаметно для себя он дошел до остановки и сел в белый автобус. Правую щёку припекало утреннее солнце, а за окном мелькали картины маленького городка. Как всегда он обвёл взглядом пассажиров на наличие знакомых лиц, коих не оказалось. Но затем его взгляд наткнулся на оставленный кем-то журнал, на глянцевой обложке которого играли слепящие блики. Его гладкая поверхность на мгновение приятно обожгла чуть вспотевшую ладонь. Открыв какой-то рассказик, он погрузился в интересную историю о парне, который бродил по томящемуся под гнетом жары городу. Он был счастлив и улыбался, заглядывая в глаза каждому проходящему мимо прохожему. Он шел и размышлял над всем, что окружает его. Но вновь и вновь его мысли возвращались к людям - они идут ему навстречу, такие непохожие на него: вот женщина, она уже не молода, но её лицо всё ещё сохранило следы былой красоты. Брови слегка нахмурены, уголки поджатых губ опущены. Что заставляет её хмуриться в это жаркое, солнечное утро? О чём она думает, смотря себе под ноги? Сильно ли она погружена в свои мысли, или, скользнув по нему равнодушным взглядом, она отвлечётся и подумает о том, что он слишком пристально смотрел на неё?
Она пройдёт мимо сидящего в тени деревьев грязно одетого мужчины, прислонившегося к стене и вытянувшего на поджатом колене руку, и подумает: зачем он тут сидит и зачем просит деньги? Может, на выпивку, а может, на еду. Что случилось с ним? Как он дошел до такой жизни? А может, для него такая жизнь нормальна, также, как нормальна для нас наша с вами? Может, это его сознательный выбор - не иметь материальных привязанностей, не быть обременённым жизнью, устоями общества, наплевав на свою судьбу? Разочаровался в жизни, потерял в ней смысл, отдав право свершить что-то значимое вон тому человеку в костюме, который бросил на него презрительный взгляд и прошел мимо, слегка вздернув бровь - наверняка он думает, что никогда не скатится до подобной жизни, что он силен и у него есть внутренний стержень, который сломался у этого бомжа. Он-то получил высшее образование, у него есть желание работать, чтобы накопить денег и купить квартиру, завести семью и воспитывать детей. Он не такой оболтус, как стоящий на остановке длинноволосый парень, за плечами которого висела гитара. А что ещё нужно для жизни? Гитара, чувство свободы в праве носить то, что хочешь, говорить то, что желаешь, встречаться с тем, кого любишь. Да, пусть у него сейчас никого нет, но ведь миром правит музыка - она способна пробуждать самые разные чувства, испытывать радость, грусть, задумываться о своей жизни, смотреть на мир по новому, видя в нём новые оттенки и цвета, выделять то, что раньше попросту не замечал. Разве не в этом счастье? Возможно, именно в этом оно и заключалось, приглаживая седые волосы, подумает в усталости севший на автобусную скамейку старик. Ему посчастливилось прожить долгую жизнь, он знал и счастье любви, и радость победы, и горечь потерь. Он ценил дружбу, был добрым, но строгим, работал столько, сколько себя знает. Но почему-то он остался один, дома его никто не ждет, телефон в нагрудном кармане давно не звонит, пенсии едва хватает на то, чтобы жить от месяца до месяца, а этот пышный букет цветов он вскоре положит на могилу последнего человека, которого ему посчастливилось называть другом.
Переведя взгляд на подошедший тридцать второй автобус, парень перестал думать об этом старике - ему почему-то вспомнилась девушка в летнем ярко-розовом платье, ответившая на его восхищённый взгляд лучезарной улыбкой. Может, это потому что он почувствовал запах её духов, когда садился в автобус - аромат малины с клубникой в сочетании с непередаваемым простыми словами запахом тела. От мыслей о ней он непроизвольно улыбнулся и в счастливом забытье нечаянно задел сидящего рядом юношу, читающего какой-то журнал в яркой глянцевой обложке. Лишь рассеянно кивнув в ответ на его извинения, он вышел на следующей остановке, забыв на сиденье свой журнал.
Обложка была слегка пропитана влагой вспотевших рук, а шелест перелистываемых страниц был необычайно приятен. Перед глазами замелькали строчки какого-то интересного рассказа о парне, который вышел из автобуса, поправив ремень перекинутой через плечо сумки. Он шел и размышлял над тем, что у каждого человека есть своя история, свои мысли, своё мнение. И как же это прекрасно, осознавать то, что ты мыслишь, что ты существуешь, что ты живешь и можешь размышлять именно так, а не иначе. Ведь если бы что-то было иным, это были бы уже не мы. Вот оно, счастье - в возможности мыслить.
Переполненный радостью, он проводил восхищённым взглядом прошедшую мимо девушку в летнем ярко-розовом платье, которая очаровательно улыбнулась ему в ответ.
P & V. Первая буква "h"
"Три удивительные вещи: Бог и человек, мать и дева, три и один".
(Н.Ф.)
Первая буква "h"
***
Ветхие корешки старинных книг шуршали под его пальцами, оставляя на них следы накопившейся здесь за сотни веков пыли. Древние знания этого таинственного места витали в затхлом воздухе, заставляя дыхание восторженно замирать. С каждым новым шагом вдоль бесчисленных, исчезающих во мраке стеллажей, чьи молчаливые ряды провожали невидимым взором, он неотвратимо приближался к своей цели. Его взгляд уловил далёкий отблеск света в глубине сгустившейся тьмы и, подобно мотыльку, Путник устремился к нему. По мере приближения маленькое пятнышко увеличивалось до тех пор, пока не превратилось в одиноко стоящую на столе керосиновую лампу, свет которой едва справлялся с окружающей темнотой.
За столом сидели двое. Двое совершенно обычных на первый взгляд старика. Один был худым, сгорбившимся, с большим кривоватым носом. Он сидел, поджав ноги под стул и сосредоточенно скрипел самопишущим пером по пожелтевшим листам. Второй расположился слева от него и дремал, опираясь спиной на стеллаж и сложив руки на набалдашник трости. Очки почти сползли со склонившейся на грудь головы, замерев на самом кончике широкого носа, но тонкая дужка очков удерживала их на дряблых ушах этого плотно сбитого, с солидным брюшком, пожилого человека.
Путник замер, вглядываясь в них. Он ожидал увидеть здесь нечто подобное, поэтому не был удивлён - Яркий луч сверкающего солнца ослепил его, заставив замереть на несколько мгновений, нахмуриться и моргать до тех пор, пока к воспаленным глазам вновь не вернётся способность лицезреть окружающий мир. Когда же, с явной неохотой, зрение всё-таки восстановилось, он поправил ремень сумки, оттягивающий левое плечо, и продолжил свой путь. Мысли, как и всё вокруг, лениво текли в его сознании, не обременяя своим смыслом. Незаметно для себя он дошел до остановки и сел в белый автобус. Правую щёку припекало утреннее солнце, а за окном мелькали картины маленького городка. Как всегда он обвёл взглядом пассажиров на наличие знакомых лиц, коих не оказалось. Но затем его взгляд наткнулся на оставленный кем-то журнал, на глянцевой обложке которого играли слепящие блики. Его гладкая поверхность на мгновение приятно обожгла чуть вспотевшую ладонь. Открыв какой-то рассказик, он погрузился в интересную историю о парне, который бродил по томящемуся под гнетом жары городу. Он был счастлив и улыбался, заглядывая в глаза каждому проходящему мимо прохожему. Он шел и размышлял над всем, что окружает его. Но вновь и вновь его мысли возвращались к людям - они идут ему навстречу, такие непохожие на него: вот женщина, она уже не молода, но её лицо всё ещё сохранило следы былой красоты. Брови слегка нахмурены, уголки поджатых губ опущены. Что заставляет её хмуриться в это жаркое, солнечное утро? О чём она думает, смотря себе под ноги? Сильно ли она погружена в свои мысли, или, скользнув по нему равнодушным взглядом, она отвлечётся и подумает о том, что он слишком пристально смотрел на неё?
Она пройдёт мимо сидящего в тени деревьев грязно одетого мужчины, прислонившегося к стене и вытянувшего на поджатом колене руку, и подумает: зачем он тут сидит и зачем просит деньги? Может, на выпивку, а может, на еду. Что случилось с ним? Как он дошел до такой жизни? А может, для него такая жизнь нормальна, также, как нормальна для нас наша с вами? Может, это его сознательный выбор - не иметь материальных привязанностей, не быть обременённым жизнью, устоями общества, наплевав на свою судьбу? Разочаровался в жизни, потерял в ней смысл, отдав право свершить что-то значимое вон тому человеку в костюме, который бросил на него презрительный взгляд и прошел мимо, слегка вздернув бровь - наверняка он думает, что никогда не скатится до подобной жизни, что он силен и у него есть внутренний стержень, который сломался у этого бомжа. Он-то получил высшее образование, у него есть желание работать, чтобы накопить денег и купить квартиру, завести семью и воспитывать детей. Он не такой оболтус, как стоящий на остановке длинноволосый парень, за плечами которого висела гитара. А что ещё нужно для жизни? Гитара, чувство свободы в праве носить то, что хочешь, говорить то, что желаешь, встречаться с тем, кого любишь. Да, пусть у него сейчас никого нет, но ведь миром правит музыка - она способна пробуждать самые разные чувства, испытывать радость, грусть, задумываться о своей жизни, смотреть на мир по новому, видя в нём новые оттенки и цвета, выделять то, что раньше попросту не замечал. Разве не в этом счастье? Возможно, именно в этом оно и заключалось, приглаживая седые волосы, подумает в усталости севший на автобусную скамейку старик. Ему посчастливилось прожить долгую жизнь, он знал и счастье любви, и радость победы, и горечь потерь. Он ценил дружбу, был добрым, но строгим, работал столько, сколько себя знает. Но почему-то он остался один, дома его никто не ждет, телефон в нагрудном кармане давно не звонит, пенсии едва хватает на то, чтобы жить от месяца до месяца, а этот пышный букет цветов он вскоре положит на могилу последнего человека, которого ему посчастливилось называть другом.
Переведя взгляд на подошедший тридцать второй автобус, парень перестал думать об этом старике - ему почему-то вспомнилась девушка в летнем ярко-розовом платье, ответившая на его восхищённый взгляд лучезарной улыбкой. Может, это потому что он почувствовал запах её духов, когда садился в автобус - аромат малины с клубникой в сочетании с непередаваемым простыми словами запахом тела. От мыслей о ней он непроизвольно улыбнулся и в счастливом забытье нечаянно задел сидящего рядом юношу, читающего какой-то журнал в яркой глянцевой обложке. Лишь рассеянно кивнув в ответ на его извинения, он вышел на следующей остановке, забыв на сиденье свой журнал.
Обложка была слегка пропитана влагой вспотевших рук, а шелест перелистываемых страниц был необычайно приятен. Перед глазами замелькали строчки какого-то интересного рассказа о парне, который вышел из автобуса, поправив ремень перекинутой через плечо сумки. Он шел и размышлял над тем, что у каждого человека есть своя история, свои мысли, своё мнение. И как же это прекрасно, осознавать то, что ты мыслишь, что ты существуешь, что ты живешь и можешь размышлять именно так, а не иначе. Ведь если бы что-то было иным, это были бы уже не мы. Вот оно, счастье - в возможности мыслить.
Переполненный радостью, он проводил восхищённым взглядом прошедшую мимо девушку в летнем ярко-розовом платье, которая очаровательно улыбнулась ему в ответ.
P & V. Первая буква "h"
"Три удивительные вещи: Бог и человек, мать и дева, три и один".
(Н.Ф.)
Первая буква "h"
***
Ветхие корешки старинных книг шуршали под его пальцами, оставляя на них следы накопившейся здесь за сотни веков пыли. Древние знания этого таинственного места витали в затхлом воздухе, заставляя дыхание восторженно замирать. С каждым новым шагом вдоль бесчисленных, исчезающих во мраке стеллажей, чьи молчаливые ряды провожали невидимым взором, он неотвратимо приближался к своей цели. Его взгляд уловил далёкий отблеск света в глубине сгустившейся тьмы и, подобно мотыльку, Путник устремился к нему. По мере приближения маленькое пятнышко увеличивалось до тех пор, пока не превратилось в одиноко стоящую на столе керосиновую лампу, свет которой едва справлялся с окружающей темнотой.
За столом сидели двое. Двое совершенно обычных на первый взгляд старика. Один был худым, сгорбившимся, с большим кривоватым носом. Он сидел, поджав ноги под стул и сосредоточенно скрипел самопишущим пером по пожелтевшим листам. Второй расположился слева от него и дремал, опираясь спиной на стеллаж и сложив руки на набалдашник трости. Очки почти сползли со склонившейся на грудь головы, замерев на самом кончике широкого носа, но тонкая дужка очков удерживала их на дряблых ушах этого плотно сбитого, с солидным брюшком, пожилого человека.
Путник замер, вглядываясь в них. Он ожидал увидеть здесь нечто подобное, поэтому не был удивлён -
Яркий луч сверкающего солнца ослепил его, заставив замереть на несколько мгновений, нахмуриться и моргать до тех пор, пока к воспаленным глазам вновь не вернётся способность лицезреть окружающий мир. Когда же, с явной неохотой, зрение всё-таки восстановилось, он поправил ремень сумки, оттягивающий левое плечо, и продолжил свой путь. Мысли, как и всё вокруг, лениво текли в его сознании, не обременяя своим смыслом. Незаметно для себя он дошел до остановки и сел в белый автобус. Правую щёку припекало утреннее солнце, а за окном мелькали картины маленького городка. Как всегда он обвёл взглядом пассажиров на наличие знакомых лиц, коих не оказалось. Но затем его взгляд наткнулся на оставленный кем-то журнал, на глянцевой обложке которого играли слепящие блики. Его гладкая поверхность на мгновение приятно обожгла чуть вспотевшую ладонь. Открыв какой-то рассказик, он погрузился в интересную историю о парне, который бродил по томящемуся под гнетом жары городу. Он был счастлив и улыбался, заглядывая в глаза каждому проходящему мимо прохожему. Он шел и размышлял над всем, что окружает его. Но вновь и вновь его мысли возвращались к людям - они идут ему навстречу, такие непохожие на него: вот женщина, она уже не молода, но её лицо всё ещё сохранило следы былой красоты. Брови слегка нахмурены, уголки поджатых губ опущены. Что заставляет её хмуриться в это жаркое, солнечное утро? О чём она думает, смотря себе под ноги? Сильно ли она погружена в свои мысли, или, скользнув по нему равнодушным взглядом, она отвлечётся и подумает о том, что он слишком пристально смотрел на неё?
Она пройдёт мимо сидящего в тени деревьев грязно одетого мужчины, прислонившегося к стене и вытянувшего на поджатом колене руку, и подумает: зачем он тут сидит и зачем просит деньги? Может, на выпивку, а может, на еду. Что случилось с ним? Как он дошел до такой жизни? А может, для него такая жизнь нормальна, также, как нормальна для нас наша с вами? Может, это его сознательный выбор - не иметь материальных привязанностей, не быть обременённым жизнью, устоями общества, наплевав на свою судьбу? Разочаровался в жизни, потерял в ней смысл, отдав право свершить что-то значимое вон тому человеку в костюме, который бросил на него презрительный взгляд и прошел мимо, слегка вздернув бровь - наверняка он думает, что никогда не скатится до подобной жизни, что он силен и у него есть внутренний стержень, который сломался у этого бомжа. Он-то получил высшее образование, у него есть желание работать, чтобы накопить денег и купить квартиру, завести семью и воспитывать детей. Он не такой оболтус, как стоящий на остановке длинноволосый парень, за плечами которого висела гитара. А что ещё нужно для жизни? Гитара, чувство свободы в праве носить то, что хочешь, говорить то, что желаешь, встречаться с тем, кого любишь. Да, пусть у него сейчас никого нет, но ведь миром правит музыка - она способна пробуждать самые разные чувства, испытывать радость, грусть, задумываться о своей жизни, смотреть на мир по новому, видя в нём новые оттенки и цвета, выделять то, что раньше попросту не замечал. Разве не в этом счастье? Возможно, именно в этом оно и заключалось, приглаживая седые волосы, подумает в усталости севший на автобусную скамейку старик. Ему посчастливилось прожить долгую жизнь, он знал и счастье любви, и радость победы, и горечь потерь. Он ценил дружбу, был добрым, но строгим, работал столько, сколько себя знает. Но почему-то он остался один, дома его никто не ждет, телефон в нагрудном кармане давно не звонит, пенсии едва хватает на то, чтобы жить от месяца до месяца, а этот пышный букет цветов он вскоре положит на могилу последнего человека, которого ему посчастливилось называть другом.
Переведя взгляд на подошедший тридцать второй автобус, парень перестал думать об этом старике - ему почему-то вспомнилась девушка в летнем ярко-розовом платье, ответившая на его восхищённый взгляд лучезарной улыбкой. Может, это потому что он почувствовал запах её духов, когда садился в автобус - аромат малины с клубникой в сочетании с непередаваемым простыми словами запахом тела. От мыслей о ней он непроизвольно улыбнулся и в счастливом забытье нечаянно задел сидящего рядом юношу, читающего какой-то журнал в яркой глянцевой обложке. Лишь рассеянно кивнув в ответ на его извинения, он вышел на следующей остановке, забыв на сиденье свой журнал.
Обложка была слегка пропитана влагой вспотевших рук, а шелест перелистываемых страниц был необычайно приятен. Перед глазами замелькали строчки какого-то интересного рассказа о парне, который вышел из автобуса, поправив ремень перекинутой через плечо сумки. Он шел и размышлял над тем, что у каждого человека есть своя история, свои мысли, своё мнение. И как же это прекрасно, осознавать то, что ты мыслишь, что ты существуешь, что ты живешь и можешь размышлять именно так, а не иначе. Ведь если бы что-то было иным, это были бы уже не мы. Вот оно, счастье - в возможности мыслить.
Переполненный радостью, он проводил восхищённым взглядом прошедшую мимо девушку в летнем ярко-розовом платье, которая очаровательно улыбнулась ему в ответ.
P & V. Первая буква "h"
"Три удивительные вещи: Бог и человек, мать и дева, три и один".
(Н.Ф.)
Первая буква "h"
***
Ветхие корешки старинных книг шуршали под его пальцами, оставляя на них следы накопившейся здесь за сотни веков пыли. Древние знания этого таинственного места витали в затхлом воздухе, заставляя дыхание восторженно замирать. С каждым новым шагом вдоль бесчисленных, исчезающих во мраке стеллажей, чьи молчаливые ряды провожали невидимым взором, он неотвратимо приближался к своей цели. Его взгляд уловил далёкий отблеск света в глубине сгустившейся тьмы и, подобно мотыльку, Путник устремился к нему. По мере приближения маленькое пятнышко увеличивалось до тех пор, пока не превратилось в одиноко стоящую на столе керосиновую лампу, свет которой едва справлялся с окружающей темнотой.
За столом сидели двое. Двое совершенно обычных на первый взгляд старика. Один был худым, сгорбившимся, с большим кривоватым носом. Он сидел, поджав ноги под стул и сосредоточенно скрипел самопишущим пером по пожелтевшим листам. Второй расположился слева от него и дремал, опираясь спиной на стеллаж и сложив руки на набалдашник трости. Очки почти сползли со склонившейся на грудь головы, замерев на самом кончике широкого носа, но тонкая дужка очков удерживала их на дряблых ушах этого плотно сбитого, с солидным брюшком, пожилого человека.
Путник замер, вглядываясь в них. Он ожидал увидеть здесь нечто подобное, поэтому не был удивлён -
тот, кого он искал столь долго, наверняка мог принять любое обличье. Но кто же из них?..
Скрип пера прекратился и худой, сощурив слезящиеся глаза, стал всматриваться в темноту. Его хриплый голос был писклявым и недовольным:
- Кто здесь? Выходи на свет, не таись во мраке! Пусть я стар, почти слеп и глух, но я всё ещё могу почувствовать устремленный на меня взгляд.
Более не таясь, он подошел к столу, держа на виду руки и позволяя разглядеть себя.
- Не тревожься, старче. Я пришел в поисках Мастера. Мне сказали, что здесь я смогу его найти.
Спящий всхрапнул, поправил очки и, нехотя открыв глаза, сонно пробормотал:
- Какие ещё гости? Разве мы кого-нибудь ждём?
- Да вот, как видишь, явились. Мастера ищут.
С заспанного лица мигом исчезла усталость, дряблые щёки растянулись в добродушной улыбке.
- О, ну тогда вы по адресу, молодой человек...
- Чего ты мелешь, дурень очкастый! Стёкла-то протри - не человек он вовсе! - у худого от крика сорвался голос и он зашелся в хриплом кашле.
- А, извиняюсь, ошибся. А ты не ори давай! С годами становишься только вреднее.
Он хмуро наблюдал за старческой перебранкой, не зная, как реагировать на происходящее. Наконец, Путник решил вмешаться.
- Извините, что прерываю, но кто из вас Мастер?
- Оба, милок, оба. - Прокашлявшись, ворчун уставился на него своими чёрными глазами, в которых играло пламя лампы, и с издевкой продолжил: - А ты, небось, ожидал здесь увидеть кого-то помимо старых маразматиков? Шиш там! Бери, что есть, ибо другого не предлагам.
- Значит, я всё-таки нашел вас...
Он испытывал смешанные чувства. С одной стороны это было облегчение от того, что его путь, наконец, окончен, с другой же он пребывал в растерянности, не веря этому.
- Ну да, ты нашел нас. Это, несомненно, факт. - Сняв очки и медленно протирая стёкла жилеткой, обладатель трости с улыбкой смотрел на него. - Возникает лишь вопрос: "Зачем?" Чего ты хочешь, сынок?
Вопрос прозвучал. Вопрос, который он столько раз задавал себе, и столько же раз отвечал на него сам. И ответ не заставил себя ждать.
- Правду.
Тонкие губы черноглазого растянулись в лукавой усмешке.
- Правду? А ты уверен, что ты хочешь её узнать, парень?
- Да. Мой путь был слишком долог, и я хочу познать...
- ... истину?
Задумчиво сложив дужки очков вместе, старик внимательно всматривался в едва видимое в их стёклах отражение стоявшего перед ним мужчины - в нём чувствовалась немалая сила и уверенность, но, тем не менее, было заметно, что его одолевают сомнения. Вот он сейчас стоит здесь и разговаривает с теми единственными, кто, по его мнению, может дать ответы на все вопросы. Его губы тронула тёплая улыбка - сколько уже подобных ему приходили к ним с подобной целью, но не все были готовы и получали то, что желали.- Ты прошел столько испытаний, чтобы найти нас. Раскрыл множество тайн, заглянул за грань мироздания. Но тебе этого мало, ты хочешь узнать истину. - Мастер поднял на него взгляд и посмотрел исподлобья. - А ты не задумывался над тем, чтобы сказать себе "хватит"? Ты проник в тайны волшебства, побывал в Сан-До-Рине, был свидетелем гибели множества миров, узнал о существовании Веток, раскрыл загадку Далакона и даже смог преодолеть Нулевую Вуаль. И теперь ты стоишь здесь, перед нами, немощными стариками, и хочешь узнать правду. Неужели тебе мало всего вышеперечисленного? Может, стоит, наконец, остановиться? Ты не думал над этим, а, сынок?
- Ви, а ты ничего не путаешь, нет? Паренёк же ещё ничего обо всём этом не знает.
- Да, ты несомненно прав, Пэ, но я уверен, что и того, что с ним произошло, хватит для ответа на мой вопрос.
Да, тот, кого звали Ви, был прав - этого было достаточно. Но сейчас, стоя здесь и смотря в зелёные, подёрнутые пеленой задумчивости старческие глаза, Путник молчал и думал. Не прошло ни одного мгновения, чтобы он не размышлял над всем произошедшим. Но...
- Но я слишком далеко зашел, - почти беззвучно прошептали его губы.
Ви устало вздохнул и потёр слезящиеся глаза.
- Да. Всё именно так. Всё верно. - Он попытался встать, но даже при помощи трости ему было очень тяжело.
- Сиди уж, старикан, сам схожу. - Пэ направился шаркающей походкой куда-то вглубь тёмного помещения, через некоторое время вернувшись с массивной книгой и потрёпанной папкой, которые сунул ему в руки. - Держи. Вот твоя правда. Можешь ознакомиться. А я, если не возражаешь, присяду. Старость не в радость, как говорят люди моего возраста. Да и ты присаживайся, не мозоль глаза.
Из-за неожиданной слабости, напавшей на него, Путник не преминул воспользоваться приглашением. Неужели всё так просто? Неужели всё, к чему он всегда стремился, кроется лишь в одной книге и папке с бумагами? Присев на ветхий, протестующе скрипнувший стул, дрожащими руками размотал веревочку, перехватывающую папку, и его взору предстали пожелтевшие от времени листы со схемами, цифрами, чертежами, неаккуратно заполненными едва читаемым почерком рукописями. Он погрузился в их изучение и через некоторое время поднял недоумевающий взгляд.
- Что это?
- Правда, которую ты искал. - Свет лампы так ярко отражался в стёклах вернувшихся на кончик носа очков, что ему пришлось прищуриться.
- Но я не понимаю... Это ведь просто записи обо мне и о тех местах, где я был.
- О нет, что ты! Это не просто листы с точечками и буквами! - кривоватая усмешка на дряблом лице Пэ смотрелась весьма зловеще. - Тут есть информация и о тех местах и временах, мирах и мирозданиях, где и когда ступала и не ступала твоя нога.
- Но зачем? Как это мне поможет узнать то, ради чего я пришел?
- А мы откуда знаем? - резко ответил Пэ. - Милок, тут огромнейший архив всего! Понимаешь - всего! Неизмеримое количество записей!
- Тем не менее, для многих бесполезных, - добавил Ви с улыбкой.
Наступило молчание. Старики переглянулись. Пэ задумчиво почесал нос и проворчал:
- Видимо, придётся рассказывать ему всё с самого начала. Да и то я сомневаюсь, что он всё поймет.
- Не волнуйтесь, я пойму.
- Поймешь? Неужели? - Ви с усмешкой ткнул его тростью в грудь. - Парень, даже самым великим ученым и летописцам, накарябавшим тысячи книг, которые ты видишь на этих стеллажах, не удалось составить и осознать полную картину произошедшего! У нас-то времени предостаточно, а вот есть ли оно у тебя? Даже не знаю, стоит ли вообще начинать... А ты что думаешь?
Не сводя с него изучающего взгляда, Пэ в задумчивости пожевал дряблые губы.
- Ну а что, можно и рассказать. Только учти, слушать придётся внимательно и долго. Очень долго. Говорить мы будем много, а повторять не намерены. Согласен?
Не колеблясь ни секунды, Путник согласился. Переглянувшись, мастера таинственно заулыбались.
- Так, с чего бы нам начать...- довольно потёр руки Пэ.
- Я думаю, следует начать с "Декста Квинты". Как считаешь?
- О! Едрить-колотить, полностью поддерживаю!
Ну что ж, слушай да не пропускай ни единого слова. Мы расскажем тебе историю о Декста Квинте...
P.S.
Когда-то, на заре своей писательской деятельности, я задумал вести в начале и конце каждой своей книги отдельную сюжетную ветку со стариками Пэ и Ви, которая располагалась бы в прологах и эпилогах. Эта глобальная линия с ноткой сюрреализма должна была пройти красной нитью по всему моему творчеству, раскрывая глобальный сюжет, начало которому положено в "Эпохе Полтины. Декста Квинта" (эта книга есть на сайте). В итоге, согласно плану, постоянные читатели когда-нибудь соединили бы все прологи и эпилоги, а также разбросанные по текстам элементы глобальной мозаики в общую картину) Но, увы, читателям на тот момент эта идея не пришлась по вкусу - не было интереса следить за этой длинной историей стариков от очередного никому неизвестного автора.)
И вот, я решил хотя бы в сборнике оживить свою задумку - вдруг кому-то она всё же понравится?)
P & V. 50
Сидящий за столом худощавый старик закашлялся и схватился за грудь. Испугавшись, что он сейчас умрёт, Путник хотел было кинуться на помощь, но второй старец перегородил ему путь своей тростью. Бросив взгляд на его спокойное лицо, он повиновался.
Когда приступ кашля прошел, тот, кого звали Пэ, вновь заговорил хриплым, с большими паузами, едва слышным голосом, так что Путнику даже пришлось податься вперёд, чтобы расслышать и не упустить ни одного слова.
- Ну вот, мой юный друг, для начала хватит и этого...
- Разве это всё? - его брови взметнулись. - Но что было дальше? Разве вы не можете рассказать всё до конца?
Старик раздраженно махнул в сторону заполненных книжных стеллажей.
- Ты прочёл сотни книг перед тем, как добраться до этой, так что прояви уважение к старости и потерпи немного! История не любит, когда её торопят.
Пэ вновь закашлялся и Путник отметил про себя, что тот словно бы стал ещё более старым, чем тогда, когда он увидел его впервые.
- Ох уж эта старость. - Мастер Ви бодрым шагом подошел к столу и склонился над хрипящим другом. - Вечно кажется, что Деемер уже расчехляет косу за твоей спиной. По мне так лучше быть молодым и полным сил, чем медленно увядающим, больным и иссохшимся. Вы со мной не согласны, юная леди?
Он повернулся к ней и она едва подавила желание воскликнуть от изумления - Ви уже не был старым и неуклюжим толстячком: он вытянулся, полнота исчезла, редкие волосы вновь отрасли и из них исчезла седина. Поправив очки и взяв трость под мышку, уже молодой Ви, насвистывая похоронный марш, обошел стол, и, склонив голову, стал внимательно рассматривать сидящую в кресле истлевшую мумию - всё, что осталось от старика Пэ. Затем он вдруг протянул руку и взялся за его голову. Раздался противный хруст позвонков и череп теперь покоился в вытянутой руке Мастера.
- О бедный Пэ, я знал его! - Ви присел на краешек стола и скептически осмотрел свой трофей. - Хотя, ему так даже больше идёт, не находите?
Она сглотнула подступивший к горлу комок и всё-таки решилась спросить:
- Он умер?
- А он когда-нибудь был жив? - ответил вопросом на вопрос Мастер.
Она неуверенно покачала головой.
- Я... не знаю... Но ведь он рассказывал...
- О чём же?
- Ну как, о Декста Квинте... - она рассержено сдвинула брови и повысила голос: - Вы оба рассказывали!
- Ну и что?
- Как, что? - она была сбита с толку. - У меня есть вопросы...
- Какие? - с любопытством поинтересовался Ви.
- Ну как... - она попыталась сосредоточиться, но её взгляд упорно возвращался к черепу в руках у бывшего старика, который, казалось, не сводил с неё свои пустые глазницы. - Например, что было дальше? И ещё - зачем вы мне всё это рассказываете? Просто я не совсем понимаю, зачем мне всё это, ведь я попросила вас открыть мне истину. Разве это как-то связано?
- Мы же тебя предупреждали, что составить и осознать полную картину произошедшего до этого ещё не смог никто. Ты же решилась выслушать всё с самого начала и попытаться сделать это самой. - Он всмотрелся в бездонную тьму, что заполняла череп в его руке, и некоторое время слушал её вечную песнь. - Истина, миледи, никогда не лежит на поверхности. Её нужно долго и упорно собирать по каплям, вслушиваться в тишину, находить взглядом, чувствовать сердцем, открыть ей душу и искать между строк.
Нервно перебирая пальцами край своего лёгкого платья, она спросила:
- В таком случае, когда же вы продолжите историю?
- Сегодня, завтра, вчера, а, может быть, никогда и всегда. Как говорил один мой старый друг, - он потряс черепушку, - История не любит, когда её торопят. Вы готовы ждать?
- Нет. Выбора у вас нет.
P & V. ... а ещё была "e"
Тонкие пальчики с аккуратно подстриженными ноготками прошлись по гладкому корешку переплёта, размазывая пыль и открывая смутно знакомое название, едва читаемое в тусклом свете лампы: "По дороге могущества. Книга первая: Возрождение". Задумчиво переведя взгляд на грязные пальцы и ощущая неприятную сухость кожи, девушка нахмурилась и покосилась на сидящего за столом молодого парня: откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, тот прижал к себе трость и неотрывно смотрел на подрагивающий язычок пламени в керосиновом фонаре, отсветы которого играли в стёклах его очков. Даже не верилось, что не так давно он был дряхлым стариком, также, как и его ворчливый друг, от которого осталась только гладкая черепушка, лежащая на столе.
Странная парочка в странном месте с не менее странной историей.
Девушка тяжело вздохнула. А ведь это только начало, дальше будет не лучше. Но, несмотря на всё это, ей было действительно интересно, что же будет дальше. Попытаться связать воедино множество историй, чтобы прорвать пелену таинства и явить истину - ах, как же заманчиво это звучит! Вот только с такими паузами в повествовании она и сама вскоре грозит превратиться в истлевшую мумию, покрытую вековой пылью.
Раздраженно тряхнув челкой, она развернулась и направилась обратно к мастеру. Когда же девушка подошла к своему стулу, Ви встрепенулся и удивлённо посмотрел на неё так, словно бы увидел впервые.
- А, вы вернулись, юная леди!
- Эмм... - уже собираясь сесть на стул, "леди" замерла, нахмурившись. - Я никуда и не уходила, вообще-то.
- Неужели? - он вскинул брови. - Вы всё это время были здесь?
- Ну да. - Она села и закинула ногу на ногу, поправляя при этом платье. - Я ведь всё ещё жду, когда вы продолжите историю. И ещё, - она показала ему грязную руку, - за книгами могли бы и получше ухаживать.
- О, этим обычно занимается Пэ, - отмахнулся мастер, покосившись на череп и понизив голос. - Он, знаете ли, в этом плане настоящий параноик: защищает книги от прямого света, заботится об их частоте и идеальном состоянии. Проблема в том, что как только он закончит уборку в одном месте, другое уже опять нуждается в его внимании. Всё-таки здесь не одна тысяча книг.
- Кстати, а где это - здесь? - тут же спросила она, делая вид, что рассматривает свои ногти, а сама внутренне напряглась - её уже давно интересовал этот вопрос.
- А вы разве не знаете? - искренне удивился Ви.
Леди покачала головой.
- Откуда? Я ведь сразу же оказалась здесь.
- Хм... - Мастер с улыбкой сложил руки на навершие трости. - А вы сами-то как думаете?
- Ну, это... - Она окинула взглядом уходящие во тьму стеллажи и, задумчиво надув щеки и выпустив воздух с лёгким "пфф", ответила наугад: - Библиотека?
- Браво! Какая проницательность! - Ви иронично прищурился. - Но вы спросили не "что" это за место, а...
- Где это место? - закончила за него Леди и, слегка склонив голову, прикрыла глаза, но тут же резко распахнула их и исподлобья посмотрела на Мастера. - Так вы мне скажите, ГДЕ именно мы находимся?
- Увы, ответ на этот вопрос вы должны найти сами. Но я могу ответить на другой.
- Какой же?
Пламя лампы игриво заметалось в его очках и улыбка Мастера Ви стала шире.
- Что же было дальше...
Шесть. Часть 1.
1.
- Ник мёртв.
Саймон замер посреди комнаты с поднесённой к уху телефонной трубкой.
- Что ты сказала?
- Он умер, Сай. - На той стороне провода Кэтрин громко шмыгнула. - Две недели назад.
Закрыв глаза, он прислонился спиной к стене.
- Как это произошло?
- Несчастный случай. Он... он утонул.
- Утонул? - Саймон мгновенно распахнул глаза. - Ты в этом уверена?
- Сай... - Кэтрин глубоко вздохнула. - Пожалуйста, не начинай... Ник был на мосту, доски прогнили и не выдержали. Экспертиза показала, что при падении он ударился головой и... - она сглотнула, - и захлебнулся. Это несчастный случай, Сай.
- Да-да-да, я понимаю... - он помассировал глаза и сжал переносицу. - А кто вёл расследование?
- Саймон... я понимаю, что ты чувствуешь. Вы были лучшими друзьями. Но... но Ника больше нет и ты должен смириться с этим... Я уже смирилась.
Кэтрин положила трубку и Саймон ещё долго слушал короткие гудки, пока наконец не оборвал их нажатием на кнопку сброса. Он сполз по стене на пол и замер в неподвижности. В голове раз за разом крутились фразы: "Ник умер", "он утонул" и "несчастный случай".
Саймон встал и направился в гостиную. Подойдя к стоящей на столике "базе" радиотелефона, нашел в списке автоответчика нужное сообщение и нажал на воспроизведение. После длинного гудка из динамика зазвучал взволнованный голос:
- Какого черта ты носишь с собой сотовый, если никогда его не включаешь?! Всё ещё боишься "вредного излучения на мозг"? Ладно, не суть. В общем, как вернёшься, сразу же позвони мне. Я тут нарыл кое-что занятное, как раз по твоим интересам. Думаю, тебе понравится. Отбой.
Серия коротких гудков, после которых следует механическое: "Сообщение оставлено тридцатого сентября, в пять часов, двадцать шесть минут". Саймон поднял голову и пробежался взглядом по висевшему на стене календарю - сегодня у нас двадцать первое октября. Сообщение оставлено ровно три недели назад. По словам Кэт, со дня смерти Ника прошло две недели. А это значит, что он умер спустя неделю после своего звонка.
Это - странность номер два.
Он вытащил из кармана брюк маленький блокнот и нашел телефон Стива. Взяв трубку и набрав номер, стал ждать ответ, держа динамик в некотором отдалении от уха.
- Котерман у аппарата.
- Это Коуэлл.
- Ооо, давно тебя...
- Я уже всё знаю, Стив, - перебил его Саймон. - И мне кое-что нужно.
- Хм... Внимательно слушаю.
- Перешли мне заключение о смерти Николаса Нарбута, а также материалы по последнему делу, которое он вёл.
- Саймон... я лично присутствовал на вскрытии, мониторил экспертизу и уверяю тебя - кровь чистая, следов насилия не обнаружено, имеющиеся повреждения чисто механические и естественные. Николас просто очень неудачно упал в очень неудачном месте. Такое случается. К тому же, все вещи были при нём, а машина стояла там, где он её и оставил.
- Стоп! Все вещи были при нём? - он вскинул брови. - А записная книжка? Он никогда с ней не расставался.
- Эээ. Подожди секунду. - Послышалось шуршание бумаги и шелест перелистываемых страниц. - Да, книжка была. Промокла вся, конечно.
- Где она сейчас?
- Вместе с остальными вещами отослана жене, где же ещё.
- Понятно... Так ты пришлешь мне все документы?
- Чёрт... ладно, сделаю. - Стивен немного помолчал. - Слушай, понимаю, ты хочешь во всём убедиться сам, перепроверить, но его смерть расследовали наши лучшие ребята, так что я пытаюсь сэкономить тебе время - это стопроцентный несчастный случай и здесь нечего рыть. Он просто утонул, понимаешь?
Саймон посмотрел на полку с фотографиями и взгляд остановился на одной из них.
- Ник не мог утонуть. И это - странность номер один.
Шесть. Часть 2.
2.
Погода испортилась, дул холодный ветер и моросил мелкий дождь. Включив дворники и щелкнув поворотник, Саймон свернул на улицу "Старые Стены" и поехал вдоль реки, тянущейся по левую сторону. Он всматривался в многочисленные приземистые домики, выстроенные по обеим сторонам дороги, стараясь не пропустить нужный.
Сегодня утром он получил личные дела Николаса и некой Донны Шарлодей - ко второму он даже не притронулся, полностью уделив внимание обстоятельствам смерти лучшего друга. По сути, его интересовало только имя и адрес свидетеля, Роберта Фаммера, который утверждал, что якобы видел гибель полицейского. Кроме визита к нему, Саймон намеревался побывать и на самом мосту - месте так называемого "несчастного случая".
Притормозив у дома номер "53", он заглушил двигатель старенького форда и вышел из машины. Подняв воротник куртки, подошел к калитке и нажал кнопку домофона. Несколько секунд спустя на крыльце дома появилась кутающаяся в шаль немолодая женщина.
- Кто вы такой? - хмуро спросила она.
- Вы миссис Фаммер? Меня зовут Саймон Коуэлл, я детектив, - он вытащил из кармана своё удостоверение. - Мне нужно поговорить с вашим сыном.
- Заходите.
Открыв калитку, он пробежал через двор и поднялся на крыльцо.
- Я думала, полиция уже узнала всё, что было необходимо. - Женщина провела его на веранду.
- Да, но я предпочитаю лично беседовать со свидетелями. Это основные принципы моей работы.
Миссис Фаммер кивнула и указала на маленький диванчик.
- Присаживайтесь. Я позову Роберта.
Она ушла в дом и вскоре вернулась с мальчиком лет девяти, с любопытством смотрящего на него.
- Мне обязательно присутствовать? - сухо поинтересовалась миссис Фаммер, и по её виду было ясно, что восторга от общения с представителем полиции она не испытывает.
- Нет, - Саймон улыбнулся. - Не думаю, что наш разговор будет долгим.
- Хорошо. Если что, я буду в доме.
"Странная дамочка," - подумал детектив, провожая её взглядом, а потом посмотрел на мальчика.
- Привет. Ты, должно быть, Роберт?
- Да, сэр, - ответил тот и заинтересованно спросил: - А вы детектив?
- Он самый. Садись. - Когда мальчик сел рядом с ним, он продолжил: - Ты знаешь, зачем я приехал?
- Чтобы я рассказал вам о том полицейском. - Роберт заулыбался и его глаза заблестели, и Саймону не понравился этот блеск.
- Всё верно. Расскажешь мне?
- Конечно! В общем, в тот день я гулял у реки, - начал он свой рассказ. - Я сначала не хотел туда идти, а потом меня туда потянуло. Я словно почувствовал, что что-то должно произойти. - Саймон нахмурился, но промолчал. Всё-таки стоит сделать скидку на то, что он разговаривал с мальчишкой. Если бы такие вещи стал рассказывать свидетель постарше, он бы быстро осадил его и попросил не пороть цветастую чушь, а говорить по делу. Здесь же придётся потерпеть. - И я туда пошел. Сначала я ничего не увидел, но потом заметил птиц - они кружились вокруг чего-то. Я побежал в ту сторону и выбежал к мосту. А у нас про этот мост страшные вещи рассказывают, - Роберт был так захвачен собственным рассказом, что даже понизил голос. - Ребята говорят, там много людей утонуло или их утопили. А по ночам там духи летают и заманивают маленьких детей, чтобы утащить на...
- А что было после того, как ты выбежал к мосту? - прервал его Саймон и мальчик растерялся.
- Ну... эээ... - он нахмурился. - Я увидел на нём человека. Это был полицейский. Он стоял там и покачивался, а ещё что-то пел.
и внимательно наблюдала за ним.
- Нет. - Саймон встал и подошел к ней. - А почему ты спросила? Ты видела, чтобы здесь кто-то умирал?
- Все говорят, что сюда приходят умирать, - серьёзно ответила девочка. - А недавно здесь умер полицейский. Если вы не хотите умирать, то что вы здесь делаете?
- Угадала, - он был удивлён. - А откуда ты знаешь?
Она пожала плечами, продолжая смотреть в сторону реки.
- Сейчас все его спрашивают: полицейские, журналисты, разные люди. А ребята со всей улицы сразу же захотели с ним дружить. - Шарлотта нахмурилась и, словно взрослая, раздраженно сказала: - А всё потому что он всем рассказывает, как умер тот полицейский. Мой папа говорит, что он хвастун и выскочка, который строит из себя героя.
- Да, я заметил, - Саймон усмехнулся. - А ты что здесь делаешь? В такую погоду можно запросто простыть.
- Я почти никогда не болею, - гордо ответила девочка. - И мне нравится дождь. Когда он идёт, все люди сидят по домам, а я не люблю людей - они все злые. Все.
- Ну, всё же не все, - возразил он, - есть и хорошие. Разве нет?
- Нет, - она покачала головой, - они просто лучше других умеют притворяться хорошими, вот и всё.
После этих слов Саймон посмотрел на реку и вспомнил своего старшего брата Томаса.
"Они просто лучше других умеют притворяться хорошими" - повторил он про себя и поёжился.
Ему вспомнилась фотография, стоявшая на полке в гостиной - на ней был он, его брат и Ник. Томас стоял между ними, высокий и жилистый, повиснув на их плечах. Все трое радостно улыбались, а за их спинами золотилась водная гладь. Глядя на эту фотографию не скажешь, что она была сделана после того, как Саймон едва не погиб.
В тот жаркий летний денёк они купались в реке: Томас плавал вдалеке, Ник, боящийся воды и не умеющий плавать, плескался у самого берега, а он сам, подражая брату, пытался заплыть как можно дальше. И у него свело ногу и он начал тонуть. Его подхватило течение и понесло вдоль русла. Там было одно место, куда было запрещено заплывать из-за водоворота. И Саймона понесло прямо туда. Как он кричал, пытаясь вырваться! Но Томас слишком далеко уплыл и не успевал ему на помощь. Лёгкие горели и он уже почти потерял сознание, когда почувствовал, как кто-то схватил его и потянул наверх. И когда они вырвались из водоворота, Саймон увидел бледного, как полотно, Ника. Оказалось, он, переборов свой страх воды, бросился ему на выручку. Позже Ник признался ему, что пока он плыл, то несколько раз терял сознание. Но его страх воды был настолько силён, что давал ему силу. И это подтвердилось, когда Нику исполнилось двадцать - они были на отдыхе и прыгали с камня в воду. Ник неудачно подскользнулся и ударился головой. Но, несмотря на страшную рану, как только он оказался под водой, то тут же пришел в сознание.
Именно поэтому Ник не мог утонуть, как бы сильно он не ушибся при падении. К тому же мало верилось, что удар на этом мостике был сильнее, чем тот, когда он упал с камня.
Вынырнув из своих размышлений, он поднялся.
- Ну ладно, юная леди, мне пора. Не засиживайся здесь, а то родители наверняка будут волноваться.
Девочка ничего не ответила и Саймон направился обратно к машине.
Пора разобраться в том, чем именно занимался Николас перед смертью.
Шесть. Часть 3.
3.
Мелкий дождик превратился в настоящий ливень, когда Саймон, оставив машину на парковке рядом со школой имени Борнвальда, натянул куртку на голову и, прижав к себе портфель с документами, подбежал к воротам и зажал кнопку вызова. Вскоре из аппарата раздался потрескивающий голос:
- Кого там черти несут?!
- Это детектив Саймон Коуэлл, я здесь по делу Донны Шарлодей, - прокричал в ответ Саймон.
- Сейчас выйду.
Двери школы открылись и из неё выбежал человек в дождевике. Когда он приблизился к воротам, Саймон смог разглядеть старого чернокожего мужчину в форме охранника. Остановившись у ворот, тот закричал:
- Покажите значок! - Он вытащил из кармана корочку и протянул руку за решетку, чтобы тот мог её разглядеть. Охранник кивнул и открыл дверь ровно настолько, чтобы он смог протиснуться внутрь: - Ну и погодку вы выбрали, скажу я вам! Будь моя воля, я бы сидел дома и потягивал горячий кофе!
Забежав в здание школы они оказались в просторном коридоре. Саймон вытер с лица дождевые капли и повернулся к охраннику.
- Как вас зовут?
- Норман Гейн.
- Приятно познакомиться. - Они пожали друг другу руки. - В школе ещё кто-нибудь есть?
- Только я. Все нормальные люди давно сидят по домам.
- Это верно, - кивнул Саймон. - Тогда не проводите меня в то место, где была убита миссис Шарлодей?
- Да без проблем. Идите за мной.
Он повёл его по темному школьному коридору, по которому проносилось эхо их шагов. Эта школа была не из новых и носила статус элитной, но, смотря вокруг, он не видел каких-либо изысков - обычная старая школа, разве что ремонт был хорошим. Но вот двери в кабинеты были старого образца, окна обычные, не пластиковые, как в большинстве современных школ, не было видно камер, а пол под ногами то и дело скрипел. Да и вообще вокруг было довольно жутко и напоминало не учебное заведение, а клинику для "особых" детей, расположенной где-то в глуши.
- Давно здесь работаете? - поинтересовался Саймон, продолжая осматриваться вокруг.
- Так точно, через полгода будет двадцать пять лет и на заслуженную пенсию. Видит Бог, только из-за этого меня ещё и не выгнали отсюда.
- А хотели?
- Естественно, - хмыкнул Норман. - Любого захотя
уволить, если во время его дежурства кто-то сыграл в ящик. Я задержался только потому, что за все двадцать пять лет службы здесь не происходило ничего серьёзного. Ну и выход на пенсию свою роль сыграл, конечно.
- И как, тяжело тут работать?
- Это мягко сказано! Вы, белые, всегда говорите, что дети, мол, это цветы жизни - чушь собачья! Спиногрызы, вот они кто. Она, миссис Шарлодей то есть, была со мной полностью согласна. Всегда говорила, что работа учителя самое неблагодарное дело на свете. Моё мнение - если у вас с психикой не лады, в учителя путь заказан. Считай, все нервы да здоровье убьёте и состаритесь раньше, а то и инфаркт заработаете. А вот Донна была непрошибаемой женщиной, у неё все по струнке ходили. Одним словом - настоящий учитель, не чета другим здешним. За это её здесь и не любили многие. Сюда.
Они свернули на лестницу и поднялись на второй этаж.
- Я смотрю, вы хорошо знали покойную, - отметил детектив.
- Да так и есть. Мы с ней частенько сидели в моей каморке и гоняли чаи, говорили о том о сём.
- Только говорили?
- Я знаю, о чём вы подумали, - охранник полуобернулся к нему, - но вот что я вам скажу, детектив - Донна была мне хорошим другом и никем более. Я уважал её, а она уважала меня.