Иванов-Милюхин Юрий Захарович : другие произведения.

Октябрь уж наступил...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Страна моя великая. А толку...

   НИ ВОЛИ , НИ ХАРАКТЕРУ .
  
  - Как дела, Андреевна? - окликнул я соседку.
  - Работы кот наплакал, - вздохнула она. - Сука горбатая всех перехватывает. Пичкает водой, алкаши все одно к ней.
  - Они уважают силу. Видят, зрачки горят от зависти и зверства, заваливаются на ее сторону. А ты норовишь обхаживать, когда плеть в самый раз.
  - Истинно говоришь, хоть за Брежнева не согласная. Не народ стал, мякина тверже. Ни воли, ни характеру.
  - Их не было, - пробурчал я себе под нос. Андреевна услышала, лишний раз подтвердив, что старые люди сохраняют слух со зрением до смерти.
  - Как же мы войну выиграли? И до нее не поддавались.
  - Андреевна, когда рвется к свободе из собственного нутра, или из-под палки, его величество раб, он непобедим, - повернулся я к ней корпусом. - Мы отступали, пока не появились заградотряды, пока дорогой товарищ Сталин не начал пускать в расход откатывающихся, выходящих из окружения на местах, называя их предателями. Тогда поперли напролом. Сопоставь тридцать миллионов погибших с нашей стороны с девятью миллионами немцев. Мол, много мирных жителей побило, расстреляли. Англичане с американцами превращали немецкие города в руины задолго до победы, под конец войны союзники и мы не щадили ни старого, ни малого. Жуков дал три дня на разграбление с истреблением. Но у кого мясорубка работала лучше? Или кто к своему народу относился с уважением? Были заградители и у гитлеровцев, да нравственные устои преподносились по разному. Многие немцы не хотели перевоплощаться в захватчиков, поэтому Гитлер узаконил унижение человеческого достоинства. А мы первое время свое не могли удержать, потому что своим оно было на словах.
  - С чего распалился? День плохой?
  - Отморозки затрахали, - ухмыльнулся я. - Пошел, Андреевна. Чем светлее, тем спокойнее.
  - С Богом.
  
  
   ВСЕ ЕЩЕ ВПЕРЕДИ .
  
   К 1998 году беспредел по стране поутих. Значит, он не уменьшился, как вещали средства массовой информации, ушел в подполье. К слову, революция тоже произошла не сразу, сначала был 1903, потом 1905 годы. А 1917 затянулся на несколько лет. В двадцатом столетии все мясорубки заработали в нечетные годы - 1913, 1919, 1937, 1939, 1941. Прокрутить успели по России и по Европе больше сотни миллионов жизней. Это взять и оставить без людских ресурсов Японию с островами. Беспредел в ставшей на демократические рельсы, новой России тоже то затихал, то вспыхивал с новой силой, собирая урожай растерзанными человеческими телами.
  
   ЕСЛИ БЫ ТАК ВСЕ .
  
  Мне нравилось упорство некоторых. Была уверенность, что в следующий раз на мякину не попадутся. Подходили русские люди с немецкой педантичностью или кавказским, азиатским интуитивным упрямством. По телевизору в голос вещали о странах второго, третьего мира. Это при коммунистах все, и собаки, были равны. Потому жили, как при первобытно-общинном строе. Действительно, перед Богом люди равны. В церковь идут без своих спичек, каждый покупает свечку - судьбу. Зажигает от других и ставит на общий подсвечник. Горят они - судьбы - кто жарче, кто холоднее - в одной куче. Вышли за порог - разделение. По уму. Один профессор, второй скотник, один художник, второй дворник. Одна великая актриса Настасья Кински, вторая кривляется в подворотне. Домохозяйки путной не получилось. О каком равенстве речь? О человеческом уважении друг к другу - иное дело.
  
  
   ИЗ ОБЕЗЬЯНЫ ТРУД...
  
  Я стоял на рынке и, скользя взглядом вокруг, обменивал баксы. Композиторы, поэты, художники, писатели кушать хотели тоже. Давно заметил, что толпа неоднородна, она разумная часть Природы, которая многогранна. За мыслями захватил горец с белокурой подружкой. После неприятных рассуждений о Кавказе, иметь дело с его представителем не хотелось. Но на все воля Божья.
  - Баксы берешь? - грубо спросил абориген горных массивов. - По сколько?
  - Новые, с большим портретом, по шесть. Старые, до обмена, по пять шестьдесят.
  - Старые что, не доллары? - Джигит вытащил из кармана сотку, в которую не раз сморкались. Девушка отодвинулась. - Девяностый год, с полосой.
  - Когда горцы приходят покупать у нас баксы, то требуют новые, - не притрагиваясь к купюре, настроился объяснять я. - Когда сдают старые, требуют как за новые. Забывают,что здесь не богатая Америка, которой и кавказские фальшаки за милую душу.
  - При чем здесь Кавказ?
  - Из Европы поддельных не видел.
  - Я обманул? - забуравил зрачками джигит. - Ты сотку не посмотрел.
  - Она мне не нравится, - не понимая своего упрямства, повернулся я к клиенту боком. - Неси на рынок.
  - Старый дурак, - девушка подхватила друга под руку, он не замечал. - Стоишь как пень, тупой сибирский валенок.
  - Кто дурак, время давно рассудило, - забрасывая сумку с деньгами за спину, напрягся и я. -. Ты до сих пор живешь в саклях, или в построенных европейцами домах.
  - Вы отобрали у нас родной язык....
  - К мировой культуре мечтали приучить, - огрызнулся я. - Через русский язык
  - Дворы в говне, подъезды обоссали. В центре города.
  - У вас до сих пор и срут, и ссут под кусты. Печки овечьим говном топите. Что вы изобрели? Компьютеры, стиральные машины?
  - Привезут, - гортанно выкрикнул кавказец.
  Таким диким был облик потерявшего над собой контроль горца, что вдруг увидел перед собой животное, место которому в зоопарке. Но ответ показался прекрасным.
  - Какой молодец, - вытирая пот со лба, восхищенно поцокал языком я. - Учишься где, да?
  - Какая разница тебе? - еще больше напрягся кавказец.
  - И то правда. Но ты забыл истину. Самую главную.
   Девушка подалась вперед. Сделала тревожный жест в нашу сторону.
  - Говори!
  - Скажу. Только труд из обезьяны делает человека!
  
  
   О ЛЮБВИ .
  
   НАЛЯ .
  
  Как быстро летит время. Я поглядывал на сидящую напротив модно одетую, причесанную Налю. Силился избавиться от навязчивых мыслей, что седой, старый. Что нашла, когда вокруг.... До двенадцати ночи было часа полтора. Измотанные постелью, сервировкой, опять постелью, мы отдыхали.Поцокивала музыка из магнитофона,темнел экраном телевизор. Толку включать его сейчас не было, на телеканалах тоже готовились к приходу придуманного, наяву никем не встреченного, нового года. Кто видел Бога? Никто. Но сочинили о нем столько книг, что остается положить одна на другую, и, если не получилось с Вавилонской башней, дотянуться до неба с шатких стопок. Так и с Новым годом. У Юлиана был свой календарь, у Цезаря свой, у папы Григория Х111 совсем родной. Но любой из них не дает возможности пощупать нового младенца или уходящего седого старца. Недаром древние книги говорят, что все вокруг суета сует, зыбкий мираж. Сон, если сказать проще. Я успел устать. Наля плавала как в тумане. Незнакомка под вуалью: "вот она была - и нету". Дальше суровые будни для воплощения множества идей в реальность. Есть ли это на самом деле? Расслабленность просочится сквозь телесные поры - и растает. Но в природе пустоты не бывает. Пространство заполнит то, что окажется ближе. А рядом, как всегда, самые большие гадости, от которых отбиваешься чем попало. Опять искания своего пути. Не лучше ли приторчать у придорожного камня, обходясь тем, что вокруг. Нет, это похоже на свинство. Значит, родился, поднял паруса, и лови ветер до конца бытия. Когда будешь не властен даже над пылинкой, чтобы сдуть ее с ладони, пусть Время расставляет поступки в жизни по законным местам.
  - Хорошо у тебя. Спокойно, - ровным голосом сказала Наля. - Чувство, словно за пазухой у доброго великана. Никто надо мной, и я никому.
  - Спасибо. Ты не ведаешь, что здесь творилось, когда пил.
  - Знать не желаю. Не для того набивалась, чтобы выслушивать басни о сексуальных похождениях с крутым мордобоем.
  - Ты действительно ощущаешь комфорт?
  - А что?
  - Однажды мне высказали, что первый этаж с зарешеченными окнами походит на камеру в тюрьме. Если в подъезде что-то случится, даже с дверным замком, деваться некуда.
  - Куда побежишь с пятого этажа, если на лестнице что-то произойдет?
  - Ну... там балкон. С него на другой.
  - Балкона нет? Квартирой ниже тоже?
  - Ты права. Решетку и молотком выбьешь. Земля рядом. С пятого этажа планировать больнее.
  - С чего такие мрачные мысли? - Наля поудобнее уселась на стуле. - Не перетрахался?
  - Устал. Но больше влияние центрального рынка. Как начал там деятельность, появились неприятные раздумья. Чем дальше, тем их больше.
  - Согласна, монотонность превращает человека в робота. Ответь, как же на заводах, фабриках? Люди не увольняются десятилетиями.
  - Так же, Наля. В учреждениях, лабораториях, институтах одинаково. Почти сто процентов населения составляют роботы, которыми удобно управлять. Включим телевизор, и станет скучно от каждодневного однообразия. Редко картину освежит полет мысли, живая струя. На Западе программы расчитаны на то, чтобы можно было уйти от будней. Забыться.
  - Реальность так страшна?
  - Не то слово. В цивилизованных странах люди придумали клубы по интересам. Тесное общение сильное лекарство от дум, поисков смысла жизни.
  - А он есть, этот смысл? Если да, в чем заключается?
  Положив руки на стол, Наля воззрилась немного восточными глазами, чем подтвердила мысль о прелести живого соприкосновения. Она и сама догадалась, смущенно затрепетав ресницами.
  - Странный разговор перед встречей Нового года, - завозился я на кресле. - Тебя это не настораживает?
  - Нисколько. Я призналась, что специально подошла, что с тобой приятнее, чем с другими. С ними я успела бы натрахаться, накачаться водкой. И отрубиться под бормотание рядом очередного хряка.
  - Мы тоже поработали.
  - И остались трезвыми. Может, впервые за взрослую жизнь я встречу приход неведомого как белый человек. Хочу всем существом ощутить волну новизны. Честное слово, заранее начинаю дрожать.
  - А когда встречала с Вагитом?
  - Значит, нравлюсь, - засмеялась женщина.-Представление о кавказцах у тебя книжное. Хлещут не хуже наших, когда запьянеют, побитой быть обеспечено.Если интересовало это, я ответила. Мечтаю послушать тебя.
  - Смысла не ведаю, - задумчиво постучал я по столу ногтем.- В Библии написано без обиняков: плодитесь и размножайтесь.
  - И не берите лишнего в рот,- фыркнула Наля.-Прости, я вся внимание.
  - И не бери лишнего на себя. Но в той же Библии, в других книгах, прослеживается мысль, что за жизнь человек способен сотворить из себя Бога. Нужно малость - отказаться от мирского. Тогда откроются горизонты познаний.
  - Эта малость по меньшей мере странная, - посмотрела на меня Наля - Кто будет растить хлеб, плодить детей? То есть, продолжать род человеческий, его дела. Святым духом питаться?
  - О чем сказала, обуревает и меня. Бог отвергает насилие, господство человека над человеком. Но если я отрешусь от земных соблазнов, кто станет насыщать? Будда сидел под деревом, питался яблоками и тем, что приносили. Иисус был из богатой семьи. Обладал даром сотворения чуда. Одним хлебом мог накормить толпу голодных.
   - Кувшином вина напоить страждущих, - закивала Наля. - На них работали люди или неведомые силы. Значит, были господами. Не вяжется с тем, к чему призывают умные книги. Откажешься от ничтожных земных благ, за порогом смерти ничего. Если бы Господь показался, тогда возник бы стимул стремиться к вершине. А знаешь, Библия права. Зачем искать неизвестное на неведомом пути. Плодитесь и размножайтесь, растите детей, продолжайте в них жизнь. Что посеете, то пожнете. В изречении смысл бессмертия. Он в потомстве. Грустновато, зато как есть. Сколько набежало времени? О, пора включать телевизор.
  
  
   ЖЕНЩИНЫ СВЯТАЯ НЕПРЕДСКАЗУЕМОСТЬ .
  
   Светловолосая, голубоглазая, тонкая в талии женщина лет двадцати трех, была красавица. Длинные ноги, четко обрисованные губы, ангельская улыбка наводили на мысль, что в каком - нибудь Брюсселе, или даже в Москве, художники бегали бы толпами. Она была достойна кисти французских живописцев прошлого века Матиса, Ренуара. Написал бы с нее царевну Илья Глазунов, или кто из мастеров современности. Васильев, царство небесное. Но как распоряжается судьба. Чудовище без признаков таланта восседает на троне, а достойная его в порванных туфлях поднимает пыль на ростовских улицах, ублажает рожденное изувером существо любовью с преданностью. Странные создания, женщины. Загадочные, непонятные. Часто кажется, не мужчины правят человечеством. Они. Если женщине что-то понравится, это что-то обречено на успех. Вот и Камаз, тупое существо с запросами, при сожительнице выглядел ростовским дэнди. Без нее был похож на сорвавшегося с привязи быка с кольцом в ноздре, которого рекомендовалось останавливать одним приемом - кувалдой промеж крутых рогов.
  
   СЧЕТ ПОБЕДАМ ЕЩЕ НЕ ИССЯК .
  
  Бросилась в глаза лет двадцати восьми блондинка с волнистыми волосами. Подключился. Из головы не вылезала сумма влета. На книжке шесть тысяч рублей. Мать честная, черненький ребенок почти за восемьсот баксов. Веревку пора искать, если бы гарантировали, что ТАМ этого нет. В великих книгах написано: как вверху, так и внизу. На земле тела с душами, на небе души без тел. Значит, знаний и добра не прибавляется, а тупости и зла не уменьшается. Одно лекарство - терпение. Когда зазвучала мелодия медленного танца, протянул руку навстречу блондинке. От волос пахло морем. Женщины перестали пользоваться духами, обходясь запахами собственными. Шея открытая. И родимое пятно. Там, где не увидеть невозможно -за соломенной прядью. Губы как у молодой Лолобриджиды. И так, что в знаменателе? Черненький ребенок и блондинка с губами. Один пусть растет, коли приправили, вторая успела загореть.
  - Вы давно отдыхаете?
  - Сегодня десять дней. А вы?
  - Третий. Доволен под завязку.
  - Зов семьи?
  - Холостяк. Очень невезучий.
  - Холостяки везучими быть не могут. Везучими считаются те, у кого в достатке всего.
  - Не согласен. Тибетский Верховный Лама или Патриарх Всея Руси. На семьи табу. Тем не менее, потолка достигли.
  - Опереться не на кого. Оставить накопленное некому.
  - Опираются на паству. Оставляют людям.
  - Надо детям.
  - Железная женская логика. Как в рекламе о стиральном порошке.
  - О порошке спорить не стоит. Надо чаще стирать рубашки.
  - Э...кг. Как вам мелодия?
  - Она заканчивается.
  - Блин... Кругом не успеваю.
  - Потому что холостяк.
  Я собрался отойти в сторону, но поманили приятели блондинки. Зазвучал ритмичный танец. Как ни старался, до новой знакомой было далеко. Легкость, чувство ритма, когда движение исполняется как бы с оттяжкой, но точно в ноту. Когда женщина ощущает, что за нею следят, она способна заворожить. Женщина, но не баба. Пусть у бабы будет девяносто на шестьдесят на девяносто, у женщины на размер больше или меньше. Я старался до пота.
  - Молодец, - заслужил похвалу блондинки. - В твои-то годы... Простите.
  - Просто седой, а так, восьмидесяти нет, - не впервые не обиделся я.
  - Стремитесь. Глядишь, взлетишь.
  - Как насчет посидеть после зверинца?
  - Надо понаблюдать еще на парочке жгучих танцев. Если что останется, почему бы и нет.
  - Ну да, ну да. Насчет картошки дров поджарить...
   Глубокий южный вечер тем отличается от неглубокого северного, что не нужно торопиться.
  
   ТАКОЙ КОЛОДЕЦ ЖАЖДУ НЕ УТОЛИТ .
  
   Когда продирался к выходу, подцепил белокурую смуглянку из Новошахтинска, реализатора чужого товара. Лариса часто мельтешила мимо. Сверкая сахарными зубками, поддразнивала:
  - Валютчик... Меняла... Доллары, марки...
  Вернулась в родные края из Москвы. Не получилось достичь того, на что рассчитывала. В Новошахтинске обил пороги дома матери муж, средней руки коммерсант, от которого слиняла пару лет назад. На Дону бабы не рассуждают. Не притерлись - узелок с бельем в руки и на вокзал. Кровь горячая, неукатанная цивилизованными законами, да рамками устоявшегося общежития.
  - Куда торопимся?
  - О, валютчик. Меняла... А ты?
  - На место. Свернусь и на хату.
  - Пригласи в гости.
  - С хозяйкой квартиры поругалась?
  - Каждый вечер одно и то же. Работы нет, задолжала. Отойти бы где от заразы.
  - Один день проблему не решит.
  - Завтра пятница. Отпашу и домой съезжу. Посмотрю на сына с бывшим разлюбезным.
  - Сына с кем оставила?
  - С ним. На "джипе" учит кататься. К бабке дорогу забыл. Что скажешь, бумажная душа?
  - В мыслях не возникало отказывать, сама постоянно пролетала мимо. А ты серьезно?
  - Только я товар сдам. Подождешь?
  - С нетерпением.
  Лариска перелезла через стойку вокруг торгового места. Джинсовая юбка с разрезом до оголенного пупка. На одной пуговице. Роста мы едва не одинакового. Девочка лет под тридцать. Ноги - мечта устроителя модельных променадов. Раскорячится, и шмыгай туда - обратно. Столица навела лоск на поведение, косметику, говор. Никакого хохляцко-казацкого "гэканья", звонкое едва не "к".
  - На автобусе, жмотина? Марки... доллары...
  Лариска притирается,а тела не ощущается.Пух с тополей, в женщину воплотившийся. Что за духи! Голова кругом. Потому долги хозяйке, напарницам по работе. Но... за такую не жалко заплатить. Не долги - с ними пусть сама распутывается, а за редкое для себя лично такси.
  - Лови, милая. Учти, я против чаевых.
  - Кто бы сомневался.
   В супермаркете раскошелился на продукты, бутылку пива, сигареты, жвачку. Посидели на кухне, покушали, посмотрели телевизор, подождали, пока уляжется. Потом привычное:
  - Так. Пора работать.
  - Уймись, маньяк.
  - Завтра рано вставать.
  - Тогда готовь ванну. И чтобы вода ровно тридцать семь градусов.
  - Чем мерить? Водяного градусника отродясь не держал.
   - Членом. Для него как раз.
  Я все-таки старею. На фоне белоснежной, от потолка до пола, капроновой занавески, закрывающей окно с дверью на балкон, завернутая в розовое полотенце фигура зрелой женщины. Изогнулась амфорой, Афродитой на берегу морском, одной рукой поддерживая полотенце, другую закинув за голову. Поза не на показ, отдыхающая после ванны. Я голый по пояс на коротком диване, в руке бокал с ананасовым соком. В комнате тепло, сок освежает, настраивая на балдежную волну. Пора перемещаться на кровать. Она придет, она согласна. И...первое разочарование. До меня там побывали половина Ростова с половиной Москвы. Еще бы... даже животные оглядываются. Жаль. Не первый раз приходится сталкиваться с проблемой, когда снаружи влекущая лепота, внутри "полое безмолвие". Нужно запастись терпением и ждать наступления утра. Потом придумывать массу неотложных дел. Может, виной всему сегодняшний александрит? Камень измены...
  Но Лариса на рынке больше не появилась.
  
  
   СИЛА ПОЛОВАЯ .
  
  Какое счастье, когда тебя подталкивают под зад длинные молодые ноги. Когда обжигающее дыхание можно сравнить с порывами горячего воздуха, настоянного на запахах дикорастущих трав. Когда ловишь розовые полоски, они то ускользают, то присасываются с неистовой силой. До боли. Нижние губы не застывают продолжением полой трубы, а работают без устали, всасывая и выплевывая. Всасывая и выплевывая. Забываешь про все на свете, поцелуями покрывая любое, что попадается на пути.Даже подушку, завернувшийся на нее край простыни. Прилагаешь усилия, чтобы сдержать готовые взорваться паром части тела. И летаешь, каждой клеточкой ощущая, что партнерша в восторге от стремления ублажить ее. Она не желает влезать в нижнее белье, которое отличает от вечернего платья лишь количество зрителей, чтобы покинуть квартиру на первом этаже. Навсегда. Может быть, когда-нибудь... легкий кивок головы. Здесь хоть набивайся в любовницы. Вся попка липкая, а силы еще есть.
  
  
   ЛЮБОВЬ. И НЕТ НИЧЕГО ЕЕ СИЛЬНЕЕ .
  
  В дверь не позвонили, а постучали. Маринка. Переквалифицировала из порядочного кобеля в профессионального вышибалу зародышей. Не успеет залететь с сожителем ли, торгующим ли овощами кавказцем, сразу ко мне. Убегает похудевшая, счастливая. После кувыркания с утробным рычанием, постельное белье приходится менять - до такой степени перекручивалось. Вино употребляла, чтобы спиртное в горячем теле прибавляло жару еще. И всегда туши свет и лови что накроет от пяток до макушки. Для Маринки я талисман добрый.
  
  
   МАРИНКА .
  
   Женщина захмелела с полустакана вина,заторопилась в постель, боясь, что мною завладеет усталость. Я наблюдал, как Маринка стягивала выходное платье. С грудей сползал узкий лифчик, открывая коричневыми кругами приклеенные соски с бледными пупырышками. На животе мягкие линии мышц с пуговкой - пупком посередине. Розовые с бантиком трусики с выпирающим лобком. Маринка любила красный цвет. Темные волнистые волосы охватывала красная лента, открывая удлиненное лицо с горбинкой носиком, выразительными губами. Сытенький подбородок, высокая шея, женские плечи. Маринка развязывала ленту, кидала в общую кучу. Взгляд синих глаз подергивался поволокой. Полуприкрыв веки, пальцами поддевала резинку, стягивала последний оплот трикотажного запрета. Ноги полные, коленки округлые. Попка оттопырена. Процесс сбрасывания трусиков медленный, неторопливый. Расстояние до пяток большое. "У моей жены голубые глаза". "А остальное?". "Остальное ноги". Приятно чувствовать себя мужчиной, которого хочет возбудить женщина. Лишь в молодости не успевали раздеться, как сношались в полный рост, ступней скидывая прилипшую к ноге штанину, рукой стаскивая с бедра партнерши семейные трусы голубого или розового цвета. Других расцветок наша промышленность не признавала. Если бы эти трусики в те времена... Я чувствовал, как волна возбуждения прокатывалась по телу, как тяжелела головка члена, которой тесно стало в китайских трусах. Дыхание становилось бурным, покрывался испариной живот. Задница сама ерзала на стуле. Но рано. Пусть Маринка станцует танец живота. Не азиатка, смесь хохлушки с местным аборигеном. Все равно смугленькая. Женщина изогнулась, отвернула попку вбок. Подняла руки, потянулась за ними. И заколдовала водяной змеей. Улыбка смущенная, напоминающая, что Маринка русская. У азиаток такого выражения не узришь, возбудить хозяина ее прямая обязанность. Местных приучали азиаты с кавказцами, или пробуждались гены далеких предков. Маринка вошла в раж. Дрянь, наскотинилась с черножопыми. Дотянувшись до магнитофона, я нажал на клавишу. Попал на "постельную" кассету, поставленную для Людмилы. Маринка восприняла мелодию за родную. Бросая призывные взгляды из-под крыла волос, изгибалась блудницей на сковородке в аду. Не единожды запутывался, испытывая расслабленность с желанием овладеть подружкой. Ощущал себя мужчиной, для которого женщина создана для удовольствий. Когда Маринка разогрелась, мелодия подошла к концу, я снял одежду. Сзади облапил каучуковые груди. Откинув волосы, повернул к себе лицо, впился в набухшие губы, чувствуя, как разъезжаются у партнерши ноги. Мы начали долгие игры, контролируя каждое движение,чтобы не привело оно к преждевременному извержению вулкана чувств, не отобрало силы. Изредка меняя положение, едва шевелясь, качались посреди комнаты. Затем начали двигаться к дивану, служащему кроватью с тех времен, когда полутороспальная деревянная продавилась до пола. Я положил женщину на него, не отлипая ни на мгновение. Наступил бурный конец, со стонами, покусываниями зубами губ, плечей, мочек ушей. И бешеной скачкой на финише. Маринка взлетела на небо от счастья, почувствовав, что в животе появилась боль. Вороватый поход от мечтающего о ребенке сожителя удался. Крепкий поцелуй на пороге. Обещание заглянуть на огоне.
  
   КАЖДОМУ СВОЕ .
  
  Думами начала овладевать тоска зеленая. Зачем торчу на рынке, теряю время. Занялся бы плетением лаптей, глядишь, кто купил бы. Деньги крутятся не здесь. Внизу бабки только куются. Затем передаются наверх, где ничего не делают, но знают, как ими распорядиться.
  - Андреевна, где и с кем будешь проводить Новый год? - похлопав перчатками по бокам, спросил я у соседки, успевшей продать не одну бутылку разбавленного пойла. Морозец придавливал.
  - С кем его встречать? -отвернула конец пухового платка женщина. - Внук намылился в гости. Дочки если придут поздравить. Справлять будут семьями. Сама.
  - Народ старается в стаи сбиться.
  - Собирались. В советское время. Теперь чего колобродить, когда одиночек больше, чем семейных. И те как собаки, кто сколько заработал.
  - Запоздало прозрели, любви-то не было. Вот и начали подбивать бабки. В семьях, созданных по уму, их не считают.
  - Хочешь сказать, при коммуняках жили без любви? Как же детей плодили, внуков дожидались?
  - По инерции. Да праздники веселья прибавляли. Оглядывались под конец жизни. А она прошла. Никчемная.
  - Сейчас кчемная? Сегодня и не хотят жить семьями, потому что детей кормить нечем. Самим бы не пропасть.
  - Зато все просчитают, чтобы претензий меньше было.
  - Разве это любовь? На подсчетах.
  - Крепче той - с разгона. Взял бы я сейчас, городской житель, деревенскую бабу, у которой образование сводилось к восьми классам с кулинарным училищем. С крестьянской смекалкой находиться при куске хлеба. Учиться не давала, в стойле держала, пока путы не порвал, да не сдернул.
  - Далеко?
  - Что далеко7
  - Сбежал, спрашиваю, далеко?
  - Не очень, - отвернул я лицо.
  - Вот именно, - указала пальцем Андреевна. - Тот на тот менять - тот и получится.
  - Дело не в нем, - сдержал я закипевшую было энергию. -Советский Союз варился в собственном соку. Пример взять не с кого. Поэтому и второй раз вперся в деревенскую. Не учись, да вы не учитесь, по углам скребетесь. Детям головы забивать не смей. Читай поменьше, побольше по хозяйству занимайся. Не успел квартиру получить, от перенапряга заболеть - развод. А был бы американский пример, сначала узнал бы, что отец у нее пил, мать его гоняла как собаку, на суету в колхозе оба способными не были. Больше воровали. По их стопам и дети пошли. С какими генами дочь родилась, какое отношение к мужчине сложилось? За то, что уродовался на формовке, тарелка борща на стол. Задержался в редакции, в издательстве - голодный. А я стремился к тому, что разумные люди приветствуют. К знаниям.
  - Она не понимала этого учения, - задумчиво сказала Андреевна. - Дочка, когда в техникуме училась, головой страдала.
  - Ты была против, - усмехнулся я.
  - Не против, но.... Наше дело, чтобы муж был сыт, обстиран, обласкан. Науками пускай занимаются городские. Лбы крепкие, сами смышленые.
  - Разные мы люди, - после паузы сделал я вывод - Какие девочки набивались, умненькие, с дипломами. Боялся потерять независимость. С крестьянками куда легче.
  - Примера американского не было, - подковырнула Андреевна. - Сегодня бы здесь не стоял.
  - С умными проще. Обходятся дешевле, - не обиделся я. - Не купят сапоги за две тысячи, чтобы через месяц выбросить, а возьмут за пять, поносят пару лет, сдадут в комиссионный. Добавят мелочь, снова щеголяют в модной обуви. Так и с одеждой, и по всей жизни. Поздно простые истины до нас доходят.
  - Созрел, начинай работать, - отодвинулась Андреевна.
  
  
   ВРЕМЯ РАССУДИТ ИЛИ ВСЕМУ СВОЕ ВРЕМЯ .
  
   В конце месяца разом зацвели сирень, черемуха, сады. Стало холоднее, словно бело-розово-синие соцветия вобрали тепло в себя. Пришлось натягивать свитера, легкие куртки. Ребята вернулись к кроссовкам, ботинкам с как бы обрубленными носами. Мода пошла. Девчата навострились наплетать множество косичек, иногда с разноцветными шнурками. Негритянский образ жизни нравился молодежи больше, нежели образ жизни белых людей из развитых стран. На ум невольно приходил вывод, что от предложенного цивилизацией новое поколение выбрало самое плохое. По телевизору прозвучало откровение одного из депутатов Государственной думы, мол, хорошо, что пьющая часть населения России ушла в мир иной. Я ужаснулся неприкрытому цинизму. Я тоже едва не попал в это число. Но до перестройки пил от случая к случаю, с началом ее забухал от непонимания происходящих вокруг перемен. Кто пил, тому было без разницы, что творилось вокруг.
  - Конечно, я не газовик. С ним было бы по иному.
  - Да, с ним другие расклады. Семнадцать лет были вместе, по десять раз на день созванивались. Десять лет при встречах только целовались. Многие этим похвастаются? Отпуска проводили вместе, территорию бывшего Союза объездили. Летом на море каждые выходные. Если бы позвал, бросила бы всех. Поздно, молодая любовница. С ребенком..., - у Татьяны от обиды задрожал подбородок. - У нее нижняя губа отвисает, словно заячья. Вот так...
  - Красивая жизнь, о ней мечтает любая женщина, - пропустил я застарелые стенания мимо ушей. - Попробуй еще, глядишь, не все потеряно.
  - Измены не прощу, - не согласилась подруга. - И после тебя ему делать нечего. Встретились бы до него, в его сторону не обернулась бы.
  - Так была озабочена?
  - Мы занимались любовью всего раз в неделю. Даже не подозревала, как это может быть приятно. Вы разные. Ты лучше
  - Верится с трудом, - хмыкнул я.
  Я долго молчал, оглядывая не заставленное мебелью помещение. В окно были видны голые деревья с раскиданными кронами. Как перед балконом Татьяны. Даже сороки с грачами, горлицами на ветвях. Летом, наверное, детского садика внизу видно не будет. Дальних девятиэтажек точно. Их закроют пирамидальные тополя. Жаль утраченных баксов. Можно было бы сделать конфетку. Впрочем, излишества нам ни к чему. Нужно думать о том, как продать акции "Газпрома", чтобы после отдачи долга осталось и себе.
  - Разные мы люди, - отчертил я черту. Красивая Таня, очень, даже на юге. Ласковая, рассудительная. Воспитанная? Нет, вымуштрованная под одного из любимцев коммунистической партии. Деревенского мало, хотя бы потому, что, как Зоя Космодемьянская, слова лишнего не скажет. - Давай-ка расставаться. Я говорил, что назад не возвращаюсь.
  
   БЫВАЕТ . ОБ ЧЕМ РЕЧЬ...
  
  - Ты что-то похудел, - когда прискакал на место, заметила Андреевна. - Бледноватый, осунулся.
  - Работал, - шмыгнул я носом. - В поте лица наверстывал упущенное.
  - С одной или несколькими? Сейчас модно отрываться в сауне с группой из команды по художественному плаванию.
  - Казачка, ты настораживаешь. Внук просвещает?
  - Сама по телевидению видела про наших руководителей. Одна так не измотает.
  - Смотря какая, - уклонился я от объяснений. - Бывает, приведешь домой, она подсказывает, чтобы использовал карандаш.
  - Какой карандаш? - не поняла Андреевна.
  - Обыкновенный, - ухмыльнулся я, вспомнив Леночку полуцыганку.- Намекнет куда вставить, или подвязать, и продолжай рисовать. Бабы сейчас без комплексов.
  - Не пойму, - нахмурилась старуха.
  - Меньше знаешь - в голове просторней.
  
  
   П А Р И Ж !
  
  Всю жизнь мечтал о загранице, как о манне небесной. И вот я, литератор за пятьдесят лет, совершенно седой, всю сознательную жизнь не выездной по причине рождения в лагере от родителей - врагов народа - уже в Бресте. Сажусь в сверкающий автобус, готовый отправиться в путь по пяти странам Европы. В адидасовской сумке три книги "Ростов -папа", три "Добровольная шизофрения", автором которых являюсь, носки, майки. Кстати, книгу "Ростов-Папа" подарил самой Патрисии Каас, когда она в декабре прошлого года посетила Ростов с единственным концертом в честь десятилетия донского бизнеса. О-о, какой был ажиотаж в театре музкомедии! Я буквально прорвался к певице сквозь плотную стену рослых секьюрити. Стоя на середине сцены, Патрисия внимательно всмотрелась в целлофанированную обложку протянутого мною довольно объемного тома. И вдруг вскинула его над своей головой, демонстрируя заполненному богатыми людьми залу. Бизнесмены немедленно взорвались аплодиментами. А потом последовал адресованный мне бесподобный аристократический поклон. Это было незабываемо. Вот и в автобусе я лелеял надежду о повторении прекрасного мгновения теперь уже на родине мировой звезды - во Франции, в Париже - столице чопорной Европы. А вдруг....
  На белорусско - польском пропускном пункте продержали почти пять часов, на польско - немецком тормознули на пару минут, и дали отмашку. Когда проезжали по Польше потряхивало как на "отличных" российских шоссе. Красно-белые дома поляков прижимались к обочине. А пересекли границу с Германией, под колесами едва слышно зашуршал размеченный, отороченный немецкий автобан. Тряска перешла в мягкое покачивание, островерхие немецкие жилища отодвинулись подальше от шума и пыли, за зеленые лесополосы. Позади Варшава с "проше пана", "дзенькую", с деловитыми поляками, относившимися к нам, русским, "по свойски". То есть, или давай быстрее свой фотоаппарат, щелкну на фоне древнего костела с громадным в нише распятием на спине согбенного монаха, или на ходу постукивание ногтем по стеклу часов-некогда. Отодвинулась назад и Германия с раскрашенным огрызком берлинской стены, новым куполом Рейхстага, с "данке шён", "биттэ" по любому поводу. Но это чисто внешне. Во время экскурсии по Берлину в двухэтажном автобусе молодой интеллигентный водитель - немец долго не давал проездной талон и сдачу с монеты в два евро, при этом не переставая вежливо - прохладно расспрашивать о чем-то по немецки. Он прекрасно понимал, что мы русские, что "гутарим" только на родном ростовском диалекте. Поначалу я надумал сердито уставиться на него. Взглянув на стеснительно хихикающих спутниц, отвел взгляд в сторону. Больше не услышав от нас ни слова в ответ, красивый парень быстро отсчитал сдачу, бросил сверху нее билет. В салоне автобуса на втором этаже явно благожелательных взглядов тоже не ощущалось. Скорее, нелюбопытно отчужденные. У входа за раздвижные створки вовнутрь Рейхстага, перед подъемом на вместительном лифте к новому прозрачному куполу, немка - сотрудница не постеснялась резко дернуть меня за курточку, что-то недовольно бормоча по немецки под нос. Пришлось отойти назад, вежливо намекнуть, что место за громадной задвижкой еще есть. И снова присоединиться к своей группе. Короче, поговорки - везде хорошо, а дома лучше - или - нигде никто никого не ждет - весьма точны. И все-таки высочайшая культура, желание помочь, подсказать, вкупе с чистотой, порядком, перевешивали многократно. Скоро граница с Францией. Что-то будет там.
  Мы въехали на площадку погранпоста, но работавшие посменно шоферы - белорус и поляк - едва сбавили скорость. За стеклом промелькнули проводившие нас почти недовольными взглядами двое людей в военной форме. Покачивание прекратилось. Тишь да гладь, да Божья благодать. Коттеджи французов сразу не различишь - так далеко от шелкового автобана. Посередине разделенного высоким бордюром шоссе едва не через сотню метров марсианские коробки с антеннами телефонов - автоматов, да черные мешки для мусора. В Польше поля убраны, пестрят почти русскими, но маленькими, стожками. Чистенько, уютненько, встречаются старые полуразваленные здания, или с просевшими крышами. Коровы с овцами поухоженнее наших. В придорожных кафе еды навалом. Недорого. Продавцы - полячки с нами не то, что дружелюбны, а как со своими. Толкуют по русски в полный рост, даже акцента не заметно. Мыслишка пошленькая сама проклюнулась, мол, не закадрить ли смазливую, с ямочками на щеках, пока шоферы пополняют нужные в дороге запасы. Но совковая настороженность моментально дала о себе знать. Да и невдомек попервой, что поляки на все идут, лишь бы оборот был полновеснее, а поток богатых из развязавшейся России туристов не иссякал вовсе. И все для того, чтобы поскорее забыть нищий социализм, с головой окунувшись в прогнивший капитализм. Автобус у тротуара тоже дверями заерзал, мол, пора занимать свое место. Вот как Польша, даже на бытовом уровне, рвется в Евросоюз. В Германии поля имеют четкие границы, упитанные коровы за них не заходят. На межах свернутая в тугие валки солома. Старых домов не видно, одно-двухэтажные поместья с обязательной зеленой в цветах лужайкой перед. Во Франции даже коровы как на подиуме - миниатюрные, белые в черных разводах. Впрочем, эта порода почти по всей Центральной Европе. Лишь в Польше разные. Населенные пункты за бугром, по российским меркам, тоже едва не друг на друге. В километре - трех. Итак, Франция. Короткая остановка у кафе с магазином, заправкой. Туалеты - уходить не хочется. Но цены на продукты резко подскочили. Правда, как смотреть. Триста граммов печенья тридцать пять центов, а чашка кофе - полтора евро.
  Париж начался как-то незаметно - с парниковой зоны, с враз приблизившихся коттеджей. И обрушился великолепием застроенных старинными особняками сбегающихся к площадям узких улиц, на которых зелеными избами на курьих толстых ногах под легким ветерком разбросались огромные платаны вперемешку с каштанами. Каждое здание неповторимо, на площадях обязательная достопримечательность ввиде колонны, например, или необычной статуи. За стеклом автобуса вдруг мелькнет знакомое, не единожды виденное в кино, по телевидению, на обложке модного журнала. Да разве сразу сориентируешься - столько впечатлений ниагарским водопадом пролилось на голову. Прохожих разглядеть некогда. А их, к нашему удивлению, как в Германии с Польшей, не так много. Что в городах, что, тем более, за их пределами. В Варшаве, правда, потеснее, посуетливее. Берлин же словно вымерший. В громадном зоопарке, недалеко от "Хонеккера телевышки" - неполноценной копии нашей останкинской - с просторными загонами для зверей по вычищенным дорожкам бродили десятка два посетителей. Один - два на сотню метров. Сонно-лениво посматривала из-за прилавка в ларьке продавщица мороженого, неспешно, но четко, отрывала контрольки билетерша на входе. Только в центре города, возле супермаркетов, было заметно оживление. Примерно так выглядели и улицы Парижа на въезде. Автобус помчался по автостраде вдоль обсаженной деревьями и кустарниками набережной Сены. С обеих сторон на гранитные берега с широкими спусками к причалам с различными судами надвигались нескончаемые дворцы. Они глядели в реку узкими в переплетах рам, белыми на фоне желтых, розовых, коричневых стен, средневековыми окнами с полукруглыми верхами. С ними соседствовали неприступные крепости, замки с островерхими крышами на башнях внутри, по углам. Башни с узкими бойницами были очень похожи на толстые заточенные карандаши. В вымершем автобусе слышался приглушенный голос нашего гида: Ла Консьержери, резиденция королей ле Палас ду Лувр, Арк ду Каррузель, вдали тридцати трех метровый готический шпиль дворца Сен - Шапель. Кроме Арки эти постройки начала тринадцатого века, а впечатление, словно возведены только вчера. Мы молча признавали - сохранность стопроцентная. И мосты, мосты, самым красивым из которых оказался украшенный золотыми подобиями крылатых сфинксов, массивными фонарями, поддерживаемыми путтами, мост Александра Третьего. Запомнился и более скромный, но осанистый, похожий на составленных в ряд несколько броневиков, мост Пон Нёф с внушительной статуей Генриха 1V посередине, соединяющий сердце Парижа - остров Сите - с его телом. Неожиданно мы оказались у основания Эйфелевой башни. Кажется, никто из туристов из разных городов России вначале не понял, что уже стоим у подножия всемирного идола. А ведь совсем недавно, каких-то сотню лет назад, творение инженера Эйфеля, позолоченная голова которого на черном высоком мраморном столбике увековечена у одной из четырех гигантских лап башни, хотели снести. Парижане, самые изысканные в цивилизованном мире ценители искусства, посчитали, что громоздкая металлическая пирамида своим уродливым видом оскорбляет аристократически выдержанные памятники старины столицы, признанной законодательницы моды. Принижает мировое их достоинство. Теперь же, как ипосле недолгих баталий сто лет назад, когда за неделю на башню поднялись тридцать тысяч человек, а за полгода цифра выросла до двух миллионов, многоязыкая толпа непрерывно перекатывалась под мощными опорами, принося в копилку Франции миллиардные доходы. Вертелись между людьми рослые негры, с гортанным клекотом предлагая множество сувениров, среди которых были посеребреные и позолоченные брелки в виде башни. Словно косяк борзых цыганок, они врезались в группы туристов, едва не пихая в лицо свой товар. Первобытным чутьем отыскивая в столпотворении славян, нетерпеливо рычали женщинам: Наташа, Танья, давай, давай. Мужчин они тоже не обходили вниманием: Земляк, купи три за два евро. И эти восклицания произносились на чистом русском языке. Наш российский коллектив не ожидал, что в центре Парижа встретит именно черных "земляков", по развитию от которых, по мнению остальных представителей человечества, мы ушли недалеко. Но на такие мелочи обращать внимание! Цену себе мы знаем. Странно не это, а другое. Никто никому не мешал. Не успев сделать неловкое движение, индивидуум восклицал: "пардон месье, мадам, мадемуазель", "экскюзе муа". Билет на второй уровень башни стоил три евро пятьдесят центов. Мощный лифт, вместивший не меньше полусотни человек, за секунды вознес на сто пятнадцати метровую высоту. Женщины побледнели. Но лифт мягко домчал до первого уровня. Минутная остановка, вновь плавный рывок вверх. Двери раздвинулись. Под ногами раскинулась на тридцать километров во все стороны столица Европы - Париж. С высоты полета городского голубя мегаполис смотрелся как больше розоватого цвета шахматная доска с неправильными клетками: квадратными, прямоугольными, треугольными, многоугольными с нередкими шпилями соборов, главами базилик, четкими параллелепипедами небоскребов - один черный "Лафайет" чего стоил - цилиндрами башен, королевским размахом украшенных цветочными клумбами аллей. Бело - розовый цвет от песчаника, из которого возведено большинство зданий. Нет, американскими детройтами с иллинойсами здесь не пахло. Город не так высок. Интересно было другое, что старинные здания постоянно достраивались. То есть, на их крышах возводились мансарды, на них еще скворечники в форме заложенных кирпичом беседок. Хитроумный Мансард придумал гениальную архитектуру, когда при максимальном сохранении священной старины, лепнина наверху служила жильем для горожан. Мы бродили по площадке вокруг мощных железных ферм как в тумане. Вспышки аппаратов, жужжание кинокамер, приглушенный разноязыкий говор. Такая речь, как бы умеренная открывшимся величием, звучала потом и в бесконечных залах Лувра с нескончаемыми толпами японцев, китайцев, корейцев. Немцев, итальянцев, американцев. За отведенные на все про все жалкие полтора часа, лавируя между ними как заправские слаломисты, мы умудрялись прорываться к главным экспонатам, со всех сторон облепленным туристами, как пчелами летки в ульях, за несколько минут. По узким, с установленными указателями, прохладным коридорам с овальными потолками неслись мы с вылупленными глазами к трем мирового значения символам красоты: обезглавленной, обезрученной, но крылатой "морячке" Нике Самофракийской, обезрученной же Венере Милосской и таинственной флорентийке Леонардо "Джоконде". Если бы эти две скульптуры и картину нам не довелось увидеть, мир действительно мог рухнуть в преисподнюю - так велик был нагнетенный заранее ажиотаж. И... незапланированное легкое разочарование. Возле невзрачной на первый взгляд, небольшой, затемненной картины с Моной Лизой за непробиваемым толстым стеклом, со множеством бликов на нем от фотовспышек, плотная толпа из человеческих тел. Сама флорентийка, как и две коронованные скульпторами подружки, предстала уставшей от надоедливых зевак с растерянными у ее ног лицами. Вытянув шеи, попрыгав на носках в тесном окружении таких же, жаждущих хлеба и зрелищ страдальцев, мы нехотя переключились на другие предметы мирового искусства, заполонивших могучие стены от дубового паркетного пола до таявшего в полутьме потолка. Картин было несметное количество. С непривычки глаза начали уставать. После флорентийки мало кто сосредотачивал взор свой на других бесценных сокровищах. Любопытство, возможность сконцентрироваться, убивала вызванная нехваткой времени нервозность. На обширном, уложенном за века отшлифованным булыжником, дворе королевских чертог туристы еще долго приходили в себя. Может быть, поэтому недопонимание отразилось на наших лицах у воздвигнутой посередине площади архитектором американцем хрустальной пирамиды. Чужеродной показалась она в окружении восьмисотлетней, застывшей в камне, истории. Но, ведь, точно такое же чувство охватило поначалу парижан при строительстве Эйфелевой башни. Зато неподдельное восхищение испытали мы за городом, в залах королевской резиденции Фонтенбло, с не меньшим количеством украсивших древние стены старинных полотен. Полный восторг был у шедевра архитектуры, величественной Нотр-Дам де Пари с вытянувшими длинные шеи злыми химерами на стенах по бокам сооружения на острове Сите, откуда и начался весь Париж много веков назад. Возле Собора Парижской Богоматери есть небольшой каменный кружок с цифрой 0. Это мето - сердце Парижа. От него, от каменного кружка, начинается отсчет расстояний на всех дорогах столицы Франции. Если стать в протертую желтоватую середину и загадать любое желание, то Богоматерь непременно его исполнит. Мы благоговели у Пантеона, у Опера Гарнье, у неописуемой простым языком громады Сакре Кёр, короновавшего вершину холма Монмартр многоглавого храма за сотню метров высотой. Под его стенами мы замирали в полном изумлении и искреннем почтении к народу, создавшему подобное великолепие. По каменным ступенькам к базилике нужно подниматься очень долго. Сакре Кёр в переводе означает "сердце Христа". Именно на этом месте замучили до смерти первых христианских священников. Существует легенда, что священник Дионисий подхватил свою отрубленную голову и прошел с нею по дороге шесть километров. Где он упал, там возвели королевскую усыпальницу Сен -Дени. Сам Святой Дионисий - Сен-Дени - стал небесным покровителем Парижа. Сразу за базиликой расположился с крутыми вниз улочками центр духовной жизни парижан Монмартр - холм Мучеников,названный так по случаю произошедших на нем печальных событий. Но теперь холм ассоциировался с веселой богемной каруселью писателей, поэтов, художников, композиторов. Артистов. В старейшем кафе, ныне модном ресторане "Мулен де ля Галетт", на фасаде которого крутятся настоящие мельничные жернова, перебывали богемные аристократы с дырявыми карманами Тулуз - Лотрек, Ренуар, Моне, Дега, Модильяни, Пикассо и другие, оставившие значительный след своим творчеством не только во Франции. По узким булыжным тротуарам мы начали спуск к подножию холма с другой стороны от Сакре Кёр. Людей достаточно много. Расслабленные сытые американцы с подвязанными вокруг бедер за рукава фирменными курточками и теплыми кофтами. Середина октября, температура воздуха плюс пятнадцать градусов. От них так и прет многоразовым каждодневным душем и здоровым довольством. Наверное, в знак благодарности за подаренную в свое время французами статую Свободы, они возвели во дворе Лувра ту самую Хрустальную пирамиду, сквозь которую видны подземные ходы в многочисленные залы. Невысокие, одетые непритязательно, но с новейшей электроникой в руках, желтые азиаты, индусы в чалмах, темные узколицые арабы с Ближнего Востока с женщинами под чадрами. Европейцы из стран вокруг Франции. С ними мы мало чем разнились. Молоденькие девушки за стойками баров часто принимали меня за немца или шведа. Каждый занят собой, со вниманием впитывая окружающие красоты. И странность, рядом с храмом не совсем опрятный, похожий на какой рязанский, туалет с ухаживающими за ним, взимающими деньги за предоставление услуг, по виду арабками. Или кавказками. Небольшую площадь Тертр облюбовали художники в беретах. Картины были выставлены на булыжную мостовую, стояли на окантовке из тех же булыжников. Цены запредельные. Кроме того, сейчас в Европе мода на живопись как бы виртуальную, то есть почти компьютерную графику. Поэтому от написанных дедовскими способами полотен российских художников европейцы аж мочатся в наполеоновские панталоны. Но таковых на крутом холме не видно. Местный народ с удовольствием потягивал вино на террасах кафе. Французы довели до совершенства способы получения наслаждений от жизни. Ежевечернее просиживание в брасри, в бистро, которых вокруг полно, вошло в обязательный ритуал. При среднем заработке в две тысячи евро заплатить всего десять за чудный вечер в кругу друзей или знакомых перестало быть проблемой. Тем более, что это приносит избавление от уползающей на свалку истории вонючей кухонной плиты. Внутри помещения цены повыше, на воздухе, на легких стульях за невесомыми столиками они ниже. Можно почитать бесплатно прилагаемые к чашечке кофе, бокалу вина "Журналь", "Figaro". Они лежат тут-же, на стойке бара. К тому же, по уверениям французов, вино излечивает от всех болезней. А еще оно подразделяется: розовое для любви, красное для наслаждений, а белое для здоровья. Прекрасная гальская речь, полусумрак прохладного вечера, старинные фонари, освещающие обвитые диким виноградом, плющом, двух - трех этажные собняки, громада Сакре Кёр... Париж. На мидий с омарами денег не хватило. Но разве дело в них, когда есть местная примета. На ком бутылка заканчивается, в этом году женится или выскочит замуж. Вообще, во Франции говорят: женат или повешен. Третьего не дано. В России данный вопрос не так уж важен, стало быть, его обсуждать - зря время терять. За поворотом, в нескольких шагах, трехэтажный старинный особняк с открытой верандой мировой певицы Далиды. На маленькой площадке перед ним, на сером гранитном постаменте ввиде узкой прямоугольной плиты с золотистой табличкой, бронзовый бюст ее с распущенными волосами, с блестящими грудями от множества рук прикосновений. И единственный красный цветок как раз под грудью. Чуть дальше гостиница и кафе при ней Ла Мэйсон Розе, в которой останавливались едва не все современные земные идолы. Чудный вечер на исходе, а нужно успеть обсмотреть все. Кстати, возле подобной уютной гостиницы "Ritz", из которой в последний путь вышла принцесса Диана, я почти столкнулся тоже с по виду коронованной особой в черном одеянии. Двое рослых охранников резко замахали руками, загораживая ее от фотовспышек своими телами. Особа юркнула в приоткрытую дверь доисторического, но сверкающего, автомобиля, исчезла за тонированными стеклами. Разочарованный, я так и не сделал ни одного снимка. Как не получилось фото в Варшаве на фоне марширующих по мостовой часовых при национальной военной святыне - в кадр втерлась молодая варшавянка. Пешие прогулки по историческому центру Парижа дают впечатлений несравненно больше. На узких, с как бы рифлеными шпилями соборов средневековых улочках, в коих с трудом протиснется карета, можно встретить торговца жареными каштанами. Букинисты расставили вдоль набережной Сены зеленые, напоминающие наши мусорные баки, ящики с книгами. На скамейках услаждают себя бесконечными поцелуями влюбленные. Бульвар Сен - Мишель, Латинский квартал, Сен-Жермен-де-Пре, авеню Портэ-д-Орлеанс, на котором расположилась наша гостиница "IBIS". Французский язык очень благозвучен. К примеру, простая черепица звучит на нем как "тюиль". Сад Тюильри. Ясно, что черепичный. Мы молча взирали на Дом Инвалидов, где покоятся останки гениального воина Наполеона Первого, на Триумфальную арку, на Елисейские Поля, на колонну на месте снесенной зловещей Бастилии, на подаренный французам египтянами в знак благодарности за раскрытие тайны пирамид обелиск с древними письменами. Не было слов у стен Консьержери со средневековыми башнями, у Бурбонского дворца, у Гранд Опера, в саду Тюильри, наконец. По залам Версаля, украшенным опять же великими полотнами, уставленным дошедшей до нас из глубин веков прекрасной мебелью, мы бродили словно по лунным холмам. В коридорах на специальных подставках возлежали многотонные туши старинных медных пушек с огромными ядрами, с ершами для чистки стволов и запальниками рядом. Внутри любого музея фотографировать было нельзя. Кстати, снимки, как выяснилось уже дома, в большинстве случаев не получились. То ли приглушенного света королевских хрустальных люстр оказалось маловато, то ли картины не спешили расставаться со своими тайнами. Но мы щелкали и трогали руками, заходили за подвешенные для приличия бархатные канатики. Под тонкое попискивание охранной системы щупали обивку спальных лож коронованных особ. Блюстители, в основном, женщины и мужчины среднего возраста, замечания делали редко.
   Но все это будет потом. За отпущенные четыре дня мы, русские, заглянем туда, куда не всякий парижанин сумел заглянуть за жизнь. А пока мы любовались Парижем с высоты птичьего полета, успокаивались от вида бегущей под ногами бесконечной ленты Сены с мостами - лямками поперек, тонким ремешком опоясывающей талию совершеннолетнего города с чудным характером. И восторженно шептали соседям или себе под нос: это ж Елисейские Поля, а вон дворец Шайо, там, похоже, собор Инвалидов... И чувствовали себя как те же птицы.
  Пленка закончилась быстро. Когда спустились вниз, я заглянул в магазин. Цены подстать башне. "Кодак Голд" девять евро - триста двадцать рублей. В Ростове "Конику-200" я брал по пятьдесят целковых. Пока объяснялся с продавцом по туземному, услышал родную речь. Молодая женщина помогла мне. Оказалось, русская, вышла замуж в Италию. Рядом скупо улыбался щуплый, невзрачный муж. Но женщина радовалась общению по настоящему. Таких встреч потом было много. Узнав у старшей группы адрес магазина русской книги, я не поехал в Диснейленд, сел в метро и покатил в сторону острова Сите, к Пантеону, к Сорбонне. Во всемирно известный университет, оказывается, можно поступить без экзаменов, сдав лишь языковой тест. Так же и в представляющем собой подобие Народного университета Колледж де Франс. В нем бесплатно можно послушать лекции по всем отраслям научных изысканий. Такого уважительного отношения к своим интеллектуалам,к будущему разумному потенциалу Франции, пожалуй, не встретишь нигде в мире. Поэтому и студенты выпархивали за громадные дубовые двери веселые, не обремененные дополнительными заботами. Бродя меж вылизанных, вычищенных древних каменных зданий я почувствовал, что заблудился. В одном из переулков заметил в черной униформе, в заломленном берете, красавца француза под два метра с косой саженью в плечах и узкими бедрами, охваченными широким кожаным ремнем с висящим на нем длинноствольным "кольтом". Поскрипывая высокими ботинками, длинными ногами он отмерял расстояние по булыжной мостовой. Это был полицейский, которых за время путешествия среди дворцов пришлось увидеть всего пару раз. Беспокоить его я не стал, прошел вперед, к многочисленным магазинчикам с открытыми дверями. Владелец ларька серб или черногорец, в общем, югослав, и проходившая мимо явно русская девушка помогли отыскать книжный развал. И снова странность. Девушка, другие, не спешили признаваться в национальной принадлежности, словно стеснялись, что они русские. Хозяин магазина, кажется, еврей, сразу заявил, что труды мои ему известны, особенно "Ростов-Папа". Они следят за выходом книг в России, выезжают на ярмарки в Москву. Но он лишь продает, изданием не занимается. Вот если я привезу, к примеру, тысячу экземпляров своей книги, то он выкупит ее по частям до десяти евро за том. Я машинально прикинул, что переброска может оказаться дороже продажи. По приезде домой знакомый с рынка на "Динамо" прояснил ситуацию, сказав, что я точно вперся в филиал в Париже ростовского издательства "Феникс". Одну книгу я продал прямо в магазине старой эмигрантке за пять евро, на что та всплеснула руками - так дешево. Остальные тома разошлись тоже. Своим. Обратный путь я проделал уже быстрее. Но метро в Париже не ахти - грязное. Негры, личности, наркоманы прямо на лавках вагонов. В подземке, на выходе к простеньким поездам, группа негров при мне вынудила белого человека отдать им часть денег. Я проскочил. Не знаю, как поступил бы на его месте. Все - таки "с Ростова". Позже, после полного отрыва в Мулен Руж, мы видели, как красавец негр замахнулся на девушку, стоящую с парнем. Странно, парень лишь с достоинством усмехнулся. Зато полицейские не стесняются на велосипедах гонять черных по полной программе, как было у Эйфелевой башни. Обвешанные сувенирами не хуже новогодних елок, негры моментально через невысокие заграждения попрыгали на лужайку с подстриженной травой, куда белый человек не имел права заходить. И там, поплевывая, перебрасываясь колючими репликами, пережидали осаду. С туристами из России, как уже говорилось, они вели себя бесцеремонно - хватали за рукава, пихали сувениры едва не в лицо. Наши лишь беспомощно улыбались. Американцы, европейцы одним видом заставляли спекулянтов приседать на задние конечности. Я не ведаю, в порядке ли вещей хамские выходки негров, азиатов во Франции, потому что буквально вокруг слышал лишь "пардон месье", " мерси боку". Но подобные приколы вряд ли кому понравятся. Отношение к русским в Париже прохладно-внимательное. Если сразу не доходит, в торговых точках француженки тыкают пальцем в счетчик, в табло кассы: "Силь ву пле". Говорят, с англичанами обращаются гораздо хуже. Да и настоящий француз, в общем-то, смуглый, чернявый, узколицый. Таких встречалось нечасто. Больше оттенков от кофейного до черного шоколада. Но было. Сначала навстречу прошел молодой парень с удивительно красивым, интеллигентным, главное, умным лицом, с высоким лбом и бесподобно уложенной прической из темных волнистых волос. В России сочетание ума и красоты практически не встречается. Эта редкость присуща и остальному миру. А потом как мираж среди каменных цветов. Невесомое нечто на хрустальных спицах вместо каблуков, в пушистом из меха манто поверх тончайшего шифонового платья. Оно как бы плыло над мостовой, нежели по нему передвигалось. Чуть покачивались крылья длинных волос, в обрамлении которых смотрело на мир само очарование. Опахнуло волной незнакомых запахов. И растаяло утренней дымкой. Навсегда. Запомнился еще один случай. Из супермаркета "Чемпион" я шел по авеню "Портэ д Орлеанс" к себе в гостиницу "Ибис". Впереди жевала что-то молодая француженка. Есть на ходу, переходить улицу на красный свет, когда в поле зрения нет машин, в Париже можно. Курить только в специально отведенных местах. Строжайше запрещено плеваться, сморкаться не в платок, толкаться. Ходить не по "своей" стороне улицы, то есть, знать общие с автотранспортом правила движения. Если одно из правил нарушается, на нарушителя смотрят как на животное - резко, бескомпромиссно. Нельзя. И все. Короче, вместе с молодой француженкой мы дошли до перекрестка - девушка впереди, я за ней. В этот момент из-за угла вылетел высокий под метр девяносто парень. Если бы кто видел, какой страх отразился на лице симпатяги, когда он понял, что может не избежать столкновения. Еще издали суматошно замахал руками, задрыгал ногами, пытаясь затормозить, одновременно истошно вопя: "Пардон, мадемуазель! Экскюзи муа, силь ву пле!" Еще что-то в этом роде. Продолжая идти, девушка лишь на секунду перестала жевать. На лице отразилась легкая улыбка. И я осознал, как далеко нам до французов.
  Особенными привилегиями пользуются мотоциклисты, которых множество. Те правил не соблюдают вовсе, пролетая в миллиметре от сверкающих, элегантных "Пежо" с "Порше" и японских "Сузуки". Адреналиновые отпрыски на черных бестиях. Кажется, что над ними рвется на части флибустьерский флаг с черепом и костями. Предоставление им полной свободы действий разумное решение. Во первых, мотоцикл не машина, чего ему пристраиваться в хвост, когда можно протиснуться между. Во вторых, мотоциклист отвечает сам и за свою жизнь, и за безопасность на дорогах. Примерно такое отношение и к людям. Одна женщина из другого автобуса с русскими туристами - это было перед входом во двор Лувра - разинула рот на красоту вокруг. С вылупленными глазами врезалась в группу французов. Отскочила, вылетев аж на проезжую часть. Французы не знали, как загладить вину перед женщиной, перебрав мыслимые и немыслимые извинения на разных языках. Женщина во Франции - как священная корова в Индии. Но полицейский оштрафовал именно женщину. Она создала аварийную обстановку на шоссе. Потому что только закон для всех один. Кстати, машин больше, чем в Москве, а воздух будто горный, с запахом парфюма. От него покачивает, он пьянит. По возвращении в гостиничный номер одежной и обувной щеток не требуется. Ни пылинки. Необычным казался и утренний восход солнца в хрустальных струях этого воздуха. Как на другой планете.
  А потом было бесподобное представление в "Мулен Руже", построенное в исторической последовательности. За него не жалко и ста евро. Какие девушки на сцене, среди которых немало русских! Таких танцев на мировом уровне, такого спектакля я не видел нигде и никогда. Подобранные в стиле "все лучшее только во Франции", танцовщицы так высоко закидывали стройные ноги, что им самим же приходилось отворачивать головы, дабы не зацепить их носками своих ступней. Они были рядом, высокие, красивые. Недосягаемые. После каждого номера громовые аплодисменты с нередким русским возгласом: "давай, давай еще". Но и здесь целая бочка меда была испорчена русской ложкой дегтя. Перед неприметным на первый взгляд входом во всемирно известный театр выстроилась огромная очередь, растянувшаяся далеко вдоль улицы. Кстати, такие громкие фирмы, как "Нина Риччи", или "Ла Катерина", тот же "Мулен Руж", не бросались вывесками в глаза, а скромно заявляли о себе обычными надписями над входами. Именно подобное поведение отличает высшее от низшего. В общем, пока подошла очередь нашей группы, зал оказался заполненным до отказа. Женщинам места за одним столиком нашли сразу, а мне распорядитель тут же предложил стул за соседним. Поначалу я обрадовался, потому что место первое, сцена рядом. И вдруг заметил недовольные, даже злые взгляды соседки и сидящего за ней мужчины. Подумал, что следует ужаться, дабы не загораживать им обзора. Неуклюже пробормотав заученное "пардон, мадам, месье", присел на стул. За спиной раздался раздраженный голос: "Да садись уже!" "Так вы русские!?" обрадовался я. И получил неприязненный ответ теперь уже от молодой особы по другую сторону стола: "Все мы русские...". Отвернувшись, я заставил себя проглотить обиду, сосредоточиться на происходящем на сцене. Ох, как чесались кулаки врезать по тупой морде тому мужлану с нервозным голосом, а женщине через стол крикнуть: "заткнись!". Хамством на хамство. Именно по русски. По другому ну никак, горбатого исправляет только могила. Уж очень инородными - подобными неграм - показались они в самом сердце самого культурного города на земле - Парижа.
  Отстучали танец казаки. Но форма у них была совершенно иной, нежели у наших, российских. Старомодная. Зато пляска огневая, истинно казацкая. Недаром уж скоро двести лет по Парижу, по всей Франции, а теперь и по миру, разбросаны небольшие кафешки с названием "Бистро", что в переводе и без него означает обычное русское "быстро". Мол, быстрее, побежденный народ, нас теперь ждет не разбитый Наполеон Буонапартий, а сладкие француженки. Последние, кстати, по утверждениям гидов - французов, отдавались казакам с удовольствием. Так что, в жилах потомков Наполеона течет немало и нашей кровушки. Еще бы, русские задержались во Франции не на один год, и даже не на пять. Недаром через десятилетия Александр Третий решил отгрохать самый красивый мост через Сену. Сын его, Николай Второй, и первый камень заложил, и завершил строительство. Не иначе, в первую очередь, в знак благодарности за усладу почивших воинов - победителей. На кладбище в Сен Женевьев Дюбуа ухожена с громадным черным мраморным крестом могила их предков - белых эмигрантов. Пока... Договор о дальнейшем ухаживании за могилами заканчивается, продлевать его не думают. Пока... Да разве там одни казаки! Покрыта персидским ковром, самая красивая, могила великого танцовщика, маэстро балета, Рудольфа Нуриева. Ему аплодировал весь мир. Недалеко спят вечным сном сценарист фильма "Верные друзья", поэт, бард Александр Галич, кинорежиссер фильмов об иконописце Рублеве, "Соляриса" и других, до сих пор загадочных, Андрей Тарковский. Писатель, лауреат Нобелевской премии, Иван Бунин, поэты Иванов, Некрасов. Мережковский. Максимов... Низкий поклон тебе, французская земля, вам, французы, за то, что вы, бывшие враги, так достойно смогли сберечь косточки наших великих предков. Не разметали по ветру, как это сделали со своими кровными духовниками мы, прямые их потомки, а предоставили место. Обиходили. Далеко нам, диким, до вас, до вашей культуры.
  Версаль с золотыми стрельчатыми воротами. С красивейшими Версальскими садами, наверное, не уступающим висячим садам Семирамиды. Разве что приземленным. Со скульптурными композициями на крышах, с мощным, с фигурами же, фонтаном. За дворцом блестел чистой водой громадный пруд с обложенными мрамором берегами, с полулежащей фигурой морского царя Посейдона со скипетром в руке. Оставляя на поверхности круги, лениво переваливалась с боку на бок крупная рыба. Она была видна на глубине и с берега. Откормленная, непуганная. Мы с усмешками взглянули друг на друга. В России, в частности на родном Дону, ей не дали бы дорасти до размеров трехмесячного поросенка. Здесь она даже пряник за червяка не считала. Фонтенбло с помпезным парадным подъездом. По форме он напоминал корпус гитары, по обеим сторонам которого в виде широких,высоких,ведущих сразу на второй этаж, в роскошные спальни королей и королев, с гостиными, с приемов залами, взбегали две фигурных каменных лестницы. Дворец Шайо. Монмартр со спрятавшимся от моего объектива за столб мимом. Но я достал, сфотографировал его, оставившего на краю проезжей части шляпу для пожертвований, будучи сам при шляпе. И получил в ответ такую жуткую гримасу презрения, какую не смог бы сотворить и сам король мимов, его соотечественник. И все потому, что свобода личности во Франции на первом месте. Попытался щелкнуть стоящих за стойками в баре посетителей, едва унес ноги. Люди не желали терять собственного достоинства. Они жили по своему разумению, не мешая другим, не допуская прочих в свои дела. И это правило стало единственным в развитии всего человечества. Не мешай, не лезь, не загораживай. Но уважай, помогай, люби. Париж, я полностью согласен с предложенными тобой нормами поведения. Я влюбился в тебя. Как в Женщину!
  
   Н И Д Е Р Л А Н Д Ы
   / или не все то золото, что блестит /
  
  Петр Первый строил Санкт - Петербург под Амстердам, в котором не один год был студентом, промышлял плотником, кораблестроителем на верфях. И стать бы Питеру нормальной копией европейской столицы - тут и каналы, и заливы, при которых основались города, едва не одинаковые, и сами дома в центрах чуть не под копирку - кабы не российские просторы. Они-то и раздули творение Петра до имперских величин. Теперь старый голландский город на реке Амстель стал как бы маленькой копией своему преемнику. В нем все маленькое, узкое: дома, улочки, мосты, каналы. На улицах меж празднично нарядных чистеньких домов с крышами ввиде лесенок, с трубами дымоходов различной длины, с крюками на стенах, чтобы удобнее было мебель через окна затаскивать, лошадь без поклажи бока обдерет. В каналах с трудом разбегаются встречные катера. Сам Амстердам после шикарного Парижа открылся тоже буднично. По нашим меркам городок районных масштабов западной застройки. Когда подъезжаешь к Ростову со стороны Кавказа, помпезности больше. Один пятиглавый, сверкающий сусальным покрытием, собор, да похожий на гигантский трактор театр Горького чего стоят. Но в том то и дело, что мы привыкли сверкать, а надо бы скромно светиться. Глядишь, пользы было бы больше. Первые впечатления оказались обманчивыми. Куда нам до спрятанной под незврачной скорлупкой сытой цивилизации.
  Итак, начнем по порядку. Никто из нас, туристов из России, не заметил, когда и как наш автобус пересек границу Бельгии с Голландией. Ее просто не было. Широкий размеченный автобан словно не прерывался. По бокам ухоженные поля с лоснящимися коровами, к которым за время путешествия успели привыкнуть. Аккуратненькие, как бы небольшие поселения на десяток - другой островерхих домов с балконами и обязательными цветниками под ними. Поток машин резко уменьшился. Зато антенны придорожных телефонов, черные мешки для мусора не исчезали. Вдруг среди пустынных полей чистенькая заправка с магазином, туалетом, всем необходимым. Странный на наш взгляд пейзаж будто с другой планеты. Поначалу нас повезли на ферму по выделке знаменитых голландских сыров, не менее знаменитых деревянных башмаков, а заодно, выращиванию тюльпанов. Веселый Якоб, хозяин солидного производства, не переставая болтал на смеси всех возможных языков, в которой нередко проскакивали и русские слова. Когда мы вошли в заставленное рядами стеллажей до потолка, похожее на русский амбар просторное помещение, он заскочил за прилавок с деревообрабатывающим станком сбоку, произнес вступительную речь. После чего радушно показал на стол, на котором были заранее разложены крохотные кусочки сыра, сдобренные различными пряностями от горчицы до душистого перца, петрушки и тому подобного. Затем встал за старинный круглый пресс, начал обтачивать сырные головки. Длинные стеллажи были упакованы ими до верха, аж доски прогинались, вызывая обильную слюну. И еще деревянными ботинками с загнутыми носами - сабо. Якоб на станке с вращающимся во все стороны сверлом при нас сделал башмак, присоединил его к множеству других, от крошечных кукольных до гигантских размеров. Национальная разноцветная обувь нидерландцев представилась весьма тяжелой не только по весу, но и по деньгам. Особым спросом у нас она не пользовалась. Все это опрятное производство расположилось под сенью настоящей ветряной мельницы, коих по дороге в Амстердам попадалось достаточно. Но на территории поместья Якоба мельница оказалась необычной. Мало того, что ее построили в 18 веке, эту мельницу рисовали Рембранд, Ван Гог и другие великие художники. Почтенная труженица выглядела не по возрасту впечатляющей, прекрасно сохранившейся. Да еще в рабочем состоянии. Легкую грусть она вызвала лишь тем, что возле нее мы так и не увидели не менее почтенного испанского гидальго Дон-Кихота с верным оруженосцем Санчо Пансой. Сыроварня в деревянном амбаре тоже не подкачала. На потолочной балке, ровеснице Рембрандта Харменса Ван Рейна и фламандца из Антверпена - рукой подать - Рубенса Питера Пауэла висели деревянные полозья с кожаными ремешочками, которым было по двести - триста лет. Коньки для Питеров с Катринками. Можно предположить, как рассекали они чистый лед на многочисленных каналах, коими покрыта вся страна. Теперь по их берегам трусцой бегали в длинных трусах и великолепных спортивных костюмах в полный рост заботящиеся о своем здоровье пожилые семейные пары. Разводы в этой стране весьма редки. Жаль, что радушный Якоб умел считать деньги. Крохотные кусочки его сыра на вкус были великолепны. И все равно каждый выбрал в помещении то, что приглянулось - от головок пахучего натурального сыра до облитых глазурью глиняных сувениров синего, красного и белого цветов с ветряными мельницами, тюльпанами и теми же деревянными башмаками. Ведь цвета голландского флага полностью совпадают с цветами российского, лишь полосы расположены в другой последовательности. Когда в России произошла революция и бывшая империя утратила право на государственный флаг, ни одна страна в мире не посягнула на русскую святыню. В первую очередь Голландия.
  Голландские национальные отличия ввиде мельниц, каналов, сыров, селедки и секс шопов сопровождали нас повсюду. Особенно много всего из перечисленного оказалось в Амстердаме, до которого доехали буквально за несколько часов. Что там той Голландии! Вначале мы посетили алмазную фабрику. В небольшом торговом зале миловидная русская девушка за прилавком выложила перед нами коллекцию алмазов и бриллиантов величиной от россыпи до нескольких карат. Туристы, особенно женщины, бросились щупать все подряд руками. Продавщица вела себя с нами прохладно -настороженно. Она еще не успела забыть своего русского происхождения, но уже автоматически от него отдалялась. Ведь в Королевстве Нидерландов иностранцу так трудно найти высокооплачиваемую работу, еще труднее задержаться на постоянное место жительства. Поэтому контакты с земляками весьма натянутые. Но кто бы позарился на предложенное богатство, даже с баснословными скидками. В России данное "добро" все равно намного дешевле. Имеются ввиду не ювелирные магазины - там действительно дороже. А с рук. В до сих пор необузданной России необработанные - и обработанные - алмазы спокойно возят в поездах, самолетах чемоданами. В квадратных витринах за непробиваемым стеклом красовались самый большой в мире черный алмаз, немыслимые топазы, гранаты, другие драгоценные камни огромных для них размеров. На переднем плане усыпанная драгоценностями золотая корона. Женщин привлекли цепи из полудрагоценных металлов. Двое похожих на корейцев азиатов тут-же, на глазах, перекусывали щипцами эти цепи, делая из них колье, браслеты на кисти рук, просто обыкновенные цепочки с готовыми замочками, подогнанные точно по размеру. Вот здесь работа закипела. Из дверей магазина при фабрике наши женщины вышли похожими на туземок из банановой Африки. Довольными и блестящими
  А потом группа разбрелась кто куда. В столице Голландии полно музеев, которых в остальных странах мира не сыскать. Эротики, кошек, театра, Библии, с научным уклоном, литературы, несколько художественых. И тому подобное. Одни пошли в музей древней мадам Тюссо, посмотреть на восковые фигуры. Другие полюбоваться на заменяющие улицы каналы с низкими полуметровыми гранитными берегами, по одному из которых немного позже, мимо ресторана, построенного в форме задравшего нос на высоту пятнадцатиэтажного здания тонущего "Титаника", мы даже выходили в залив Северного моря. Это было незабываемое путешествие. Прошли мы рядом и со старинным, как бы сошедшим с полотна фламандского художника, громадным парусником со спущенными парусами. С кормы и носа приветствовали нас покрашенные деревянные фигуры морских божеств, на мостике смолил набитую табаком трубку, напевая песенку о Гретель, бородатый Ханс. " Дондер эн бликсем!" - гром и молния! Проплыл мимо поднявшийся из воды китайский ресторан в форме богатой фазенды. На спокойной чистой воде качались непуганные утки и лебеди. Воздух был терпким, просоленным. Морским. Набережные усеяны катерами и лодочками. Данные средства передвижения были для горожан, как и автомобиль, необходимостью.
  Но это будет потом, а пока я двинулся по направлению к недалекому музею Ван Гога. И не пожалел. Билет стоил четыре евро, увиденного хватило бы на миллионы. Начиная от ранних набросков, кончая последними, известными всему миру, полотнами. Резкие, экспрессивные выражения лиц. Калейдоскопно одетые островитянки, темноликие островитяне. И "Подсолнухи"... подсолнухи... Целые поля. Картин с городскими кварталами, кажется, меньше. Снова островитянки, крестьяне с резко обозначенными чертами лиц. В залах же подсмотрел я истинно голландский пример их бытия. Мужчина с ребенком на руках неторопливо передвигался от картины к картине, рядом с ним толкала перед собой детскую коляску его жена. Посреди просторного помещения, прямо на полу, хотя вдоль стен было достаточно легких лавочек, расположилась группка детей, срисовывавших с великих полотен себе в альбомы посильные копии. Ван Гог, Дега, Пикассо... Несколько просторных помещений было отведено под современный авангардизм, абстракционизм, под странные навороты из старых шин, порванных мешков, рабочей одежды. При входе бесплатно предлагались отлично выполненные путеводители, проспекты. В огромные окна нескольких холлов виделись прекрасные городские пейзажи. Присев на лавочку, можно было дать возможность отдохнуть утомленным глазам. Все для человека, все во имя его.
  Воздух на улицах Амстердама, как в Париже, кристально чист и приятен на запах. Нидерланды страна велосипедов. Можно узреть, как энергично крутит педали мамаша, а из корзин с одной и другой стороны рамы высовываются детские головки. Третья покачивается в притороченной сзади коляске. Детей любят не меньше, чем в Америке или Японии. Не одергивают, не наказывают, не допускают в их адрес грубых окриков. Они вырастают в полноценных граждан свободной страны. Странно, но сами дети не позволяют себе ничего лишнего, словно с пеленок, даже еще в утробе матери, усваивают правила достойного человека разумного поведения. И еще о детях. В национальной галерее Райксмузеум, перед "Ночным дозором" Рембрандта стоит многометровая, почти футбольная, скамейка. Можно расположиться и весь день греться в сочащемся из холста завораживающем свете. Магически действует лицо девочки, похожей на лик жены художника Саскии. В отряде ночных стражников она выглядит ангелом, освещающим всю темную площадь картины, даже пространство перед ней. Но тайны написания ее на полотне не знает никто до сей поры. Она сродни тайне прекрасной флорентийки "Моны Лизы" Леонардо да Винчи. Да и скульптуры Венеры Милосской, Нике Самофракийской из Лувра в Париже тоже далеко не разгаданы.
  Bloemen Markt - знаменитый цветочный рынок по площади маленький, но гудит ульем в летнюю пору. Туристов здесь особенно много. Цветы и луковицы черных тюльпанов, крокусов немыслимых расцветок продаются упакованными в раскрашенные мешочки впридачу с горшочками с землей. Правда, голландские таможенники, как и в других государствах, кроме России, не приветствуют, когда из страны вывозят их национальное достояние. Но на границе, как и при въезде, нас просто не заметили.
  А вечером, когда окраины города опустели, так же, как в Брюсселе, в Антверпене, жизнь забила ключом только в центре Амстердама. Взрывались петарды, лопались разноцветные ракеты, взлетали в темное небо различные качели - карусели, даже пострашнее американских "русских горок". Мы же отправились в старый город с узкими извилистыми улочками, на знаменитую Damstraat, известную как "улица Красных Фонарей", наблюдать за ничем не прикрытым сексуальным бизнесом. Туда, где в форме цикличного фонтана воздвигнут ярко подсвеченный монумент мужскому фаллосу с крутыми яйцами по бокам, где бросает в дрожь от одного вида обнаженных гетер. Снимать категорически было запрещено, неписанный закон утверждала группа довольно агрессивно настроенных смуглых охранников, на небольшом расстоянии сопровождавших нас до конца квартала. Наш гид - женщина средних лет русского происхождения - пояснила, что негры запросто вырывали фотоаппараты, разбивали их о каменную мостовую. Не стеснялись они и надавать тумаков, если турист выражал протест. Но я, как в Париже с мимом со шляпой для подаяний, извернулся сфотографировать фотогеничный фаллос, тут-же засунув от греха подальше аппарат за пазуху. Щелкать жриц любви за витринами не решился, заметив косые взгляды ночного патруля. И все-таки, это не символ Брюсселя- пузатенький, сытенький "Писающий мальчик" с такой же бессовестной "Писающей девочкой" в другом районе города, даже не символ Антверпена - опершаяся на локоть полулежащая медная без одежд дива в стиле "Обнаженная маха", под которой бил небольшой фонтанчик, и которая блестела телом от бесконечных прикосновений множества рук. Это театр бесплатного стриптиза мирового уровня, за прямой контакт с которым платят большие деньги. Девушки сидели, стояли, лежали в разнообразных позах. Не обращая внимания на ротозеев и потенциальных клиентов, занимались своими делами. Они подкрашивались, курили, обтачивали ногти. Задумчиво смотрели в одну точку. Были и такие, которые приманивали особей мужского пола мимикой, пальчиками, сексуальными телодвижениями. А скорее, им было все равно. Они могли обслужить и клиента своего пола, лишь бы получить свои деньги. Но на "улице Красных Фонарей", где эти самые фонари светили только за витринами с гетерами, облаченными в облегченные купальники, преимущественно в белые, флюоресцирующие от подсветок, русских девушек нет, как давно нет и самих красных фонарей. Их заменили неоновые или люминесцентные светильники. Там в огромных, до потолка, освещенных окнах показывали гибкость жрицы любви из других стран. Белые, черные, смуглые, желтокожие. С большими выразительными глазами, узкоглазые, губастые и не очень. Все они, в основной массе были студентками, таким вот образом зарабатывающими не только на пропитание, но и на плату за обучение в университетах, коледжах. А ведь надо было еще отстегивать и в "свой" профсоюз. Четверть часа стоит 50 евро. При нас там отказали негру. При нас же двое поддатых парней, явно "с Ростова", требовали непременно русскую. Если девушка снималась, окно занавешивалось, рядом открывалась дверь. Большинство девушек было азиатско - африканского происхождения, немного полноватыми. Наверное, голландцы, воспитанные на Рембрандте и Рубенсе, как многие из туристов, предпочитали изобилие форм грации, изяществу. Но среди них извивались водяными змеями в залитых голубоватым светом окнах - колбах прекрасные белые гетеры.
  И все - таки, самые красивые подружки в знаменитом квартале оказались трансвеститами. Удлиненные лица и тела, похожие на костелы в готическом стиле. Тонкие черты, умело подкрашенные выразительные глаза с не менее соблазнительными губами. Талии действительно с горлышко азиатского кувшина, немного оттопыренные попы. Они выгодно отличались от своих подруг по профессии, от обыкновенных женщин. Но цены, они просто сумасшедшие. Пятьдесят евро в переводе на наши деревянные одна тысяча восемьсот рублей. И это за пятнадцать минут неизвестных ни одному мужчине из нашей группы удовольствий. "Так стоит ли игра свеч!" - заметила сопровождавшая нас экскурсовод. Ей, умотавшей из "великой" России, испробовавшей капиталистического "благоденствия", конечно, было видней. Мы послушались доброго совета, несмотря на то, что множество открытых кафе - шопов зазывали побаловаться гашишем, опиумом, травкой. Сомнительно было спрашивать в них про чашечку кофе, просто чая. На вас посмотрели бы как на человека с другой стороны света. Здесь люди испытывали иные услады. Конечно, хотелось испробовать дозволенного рая. Но все тот же товарищ - гид разъяснила, что после употребления даже легких наркотиков, человек уподобляется испытывающей сексуальные наслаждения скотине с обильным выделением слюны. Это продолжается, как при случке хряка со свиньей, довольно долгое время. Вы запросто можете опоздать на автобус. Догонять его придется за дополнительный, не предусмотренный вами заранее в графе расходов, счет. Замечание отрезвляет самых азартных. Плотной группой мы продолжаем движение за вожаком. Но сколько вокруг соблазнов! Не успеваем пройти перекресток, как наш дорогой экскурсовод восклицает: "А теперь посмотрите на знаменитый музей канабиса". За сверкающей витриной густо разрослась в горшочках пышная марихуана. Зайти вовнутрь музея нельзя, потому что ночью он не работает. Довольствуемся тем, что притаптываем каменное покрытие перед зеркальным стеклом. Мы уже идем по другой стороне улицы, поэтому как раз напротив тот самый огромный, работающий циклично, фонтан - фаллос. Damstraat окружают бистро и кафешки, преследующие цель разогреть туристов перед прохождением их перед витринами со жрицами любви. Если полюбопытствовать, как там, внутри, то можно увидеть обслуживающих посетителей почти обнаженных официанток. Они или с голой роскошной грудью, или в мини юбчонке, невзначай открывающей именно интимное место. Гид походя пояснила, что когда кафешки посещают шотландцы в национальной одежде,официантки тихонько подкрадываются и вскидывают шотландку вверх. Обычно под ней больше ничего нет, и посетители любуются не всегда доступным посторонним видом. Хозяева клетчатых юбок на подобные выходки даже ухом не ведут, подключаясь ко всеобщему веселью. Скорее всего, это и есть настоящая демократия, когда люди друг другу кровные братья, а не дикие звери, готовые за одно неосторожное слово, движение пасть порвать.
   Наверное, главный товар, который Голландия поставила миру, это селедка. Косяки ее приближаются к берегам в середине лета, и тогда город охватывает настоящее сумасшествие. Селедку продают на каждом шагу в любых видах: соленую, вяленую, маринованную, подслащенную. Залитую неимоверным разнообразием соусов.
   Машин в Нидерландах не очень много. Больше притороченных возле обочины к железным трубам велосипедов, да бегающих по периметру многочисленных парков, по берегам каналов, в трусах людей разного возраста. Но русские в этой стране, как и в Бельгии, которая размером триста на двести километров, не задерживаются. Заработная плата на любых работах поначалу составляет всего шестьсот евро. Из них триста евро уходит на квартплату, сто пятьдесят - оплата услуг. На оставшиеся сто пятьдесят евро прожить практически невозможно, невзирая на изобилие вокруг, на сказочную, по нашим меркам, тишину и безопасность. Об этом нам поведала сопровождавшая нас наша соотечественница. Она подрабатывала на нас, на других группах из русских туристов. Несмотря на ярко освещенные вечером и ночью улицы в городах, с заходом солнца они, данные города, пустынны. Странными на фоне благополучия кажутся в эти часы редкие прохожие. Но обратно в Россию экскурсовод наш возвращаться не спешила.
  Амстердам, музей Ван Гога, где вывешен и Дега. Рембрандт, Рубенс. Старая мадам Тюссо и... Ничего я не смогу рассказать. Все это надо видеть
  А потом снова была Москва. Судьба словно нарочно предотавила несколько часов свободного времени до отправления поезда на Ростов. И я подался на Красную площадь, купил билет в Оружейную палату. Килограммы золота, серебра, заключенные в искусных поделках, больше не радовали, как прежде, глаз, потому что, в основном, это были все подарки русским царям от заграничных монархов, выполенные иностранными мастерами. Русских фамилий на них раз - два и обчелся. Возвышались в железных перчатках рыцарские доспехи с мечами, палашами, шпагами. Рядом кучей проржавевшей проволоки сиротливо темнела кольчуга самого Александра Невского, шеломы других именитых русских воинов. Ни одного закованного в "наши" железные рубахи русского богатыря, как не видел я и нормально сохранившегося древнего меча русичей. Как не узрел и древних русских икон, а все больше сербские, македонские. Югославские. Даже кареты великой Елизаветы, Екатерины Второй, иных монархов, к которым потянулся пальцами, и они отозвались мощным дребезжащим гудом сигнализации - даже они состряпаны были заграницей. Я снова вышел на Красную площадь. Собор Василия Блаженного, Кремль, редкая россыпь по России - как принято говорить - Матушке разгромленных, или чудом уцелевших, церквей. Вот все, чем можно похвалиться перед миром. В Европе не так. В Париже каждый камень, начиная с пятого века, может, еще раньше, кончая нынешними временами вычищен, вылизан до зеркального блеска. Так любят французы свою Родину, так уважают свою нацию. Себя.
  Перед отправкой поезда "Атаман Платов" в родной Ростов, купил на Курском вокзале морковный салат. Едва добрался до дома. Отравился. За все время пребывания за границей у меня даже изжога прошла - вечная спутница творческих людей, питающихся когда найдется время и как придется.
  Не успел переступить порог собственного дома, как заметил, что дотянувшаяся до балкона виноградная лоза засохла. Срезала соседка этажом ниже. На другой день спросил, зачем она это сделала. Если я в чем-то виноват, то при чем здесь дерево. Тем более, килограмм винограда стоит на базаре двадцать рублей. И получил достойный ответ: А ты его не сажал, чтобы жрать!
  Всего три примера судьба по возвращении подсунула мне для того, чтобы я лучше запомнил, осознал, кто я и что собой представляю. Чтобы потянулся к новой жизни. Начал с себя.
  Английский король подарил нашему царю блоху. Эх, как она кренделя выкидывала. Задумался царь, да и призвал Левшу. Блоху тот подковал. Но с тех пор она омертвела - подкованные ноги оторвать от пола не в силах.
  Пардон, мерси, экскюзи муа. Чистота, порядок...
  Земля одна, да отношение к ней разное.
  Юрий Иванов - Милюхин.
  
  
   ПО АПИЕВОЙ ДОРОГЕ .
  
   Древние говорили: "Все дороги ведут в Рим". Из своего "третьего Рима" мы отправились в Первый от Бреста, автобусом "Неоплан". В Польше, за Вроцлавом - бывшим немецким Бреслау - километров пять потрясло как по стиральной доске. Вспомнилась столица Дона с раздолбанными улицами и проспектами. Но у поляков причина прозаичнее. Тяготы по эксплуатации они решили переложить на Евросоюз, в который стремятся. Городок перед германской границей с гостиницей "Pawlovski" - нашим ночлегом - тоже мало отличался от родного Сальска. Хмурые лица бедно одетых горожан, улицы с просевшими домами по бокам. Нет сомнения, что дорогу и городок приведут в порядок франции с бельгиями.
  Под колесами зашелестел немецкий автобан с трехлопастными ветряками по обочинам. Немцы решили не возводить гидро или атомные станции, а извлекать энегргию дешевым способом. Странное дело, по шоссе все машины шли с включенным, удивительно ровным, отрегулированным светом. Разноглазых и одноглазых, как у нас, ни одной. Так на всех дорогах Европы. И все-же от колкости не удержусь. В Италию мы въезжали через "советский" Дрезден, а возвращались через "ихний" Нюрнберг. Дрезден показался городком вшивым, Нюрнберг сверкал богатой елочной игрушкой. Если бы не картинная галерея с полотнами Рафаэля, Матиса, Рембрандта, с "Сикстинской мадонной", другими шедеврами, вкупе с пасмурной погодой Дрезден мог бы разочаровать. Ухоженными были остальные города по ту сторону Одера и Эльбы. Сами Альпы почудились вымуштрованными, с лентой четырехрядного, двухстороннего, сверкающего указателями шоссе и многочисленных Ausfaht -отворотов, с разноцветными огнями поселений, как бусы на груди женщины, спускающихся по обеим сторонам горных склонов. И это в диких скалах. А в Милютинском районе только сейчас подводят газ.
   Утром автобус по дамбе покатился к острову Лидо. С одной стороны плескалась венецианская лагуна, с другой играло волнами Адриатическое море. И вдруг за лагуной открылись зубцы храмов расположенной на островах, основанной в 421 году, Венеции. После прохладных Альп с Апеннинами, с Адриатики накатило тепло. Мы погрузились на "vaporetto" - речной трамвай. На берегу направились на единственную площадь Венеции - на пьяцетта Сан Марко с собором святому Марку и недавно отреставрированной колокольней. Сотни туристов со всех концов мира. Тысячи голубей облепляли их головы и плечи. Японцы щелкали "говорящей" электроникой и визжали от восторга. Каналы, дворцы. Мелодичная итальянская речь: бонжорно, сеньора-сеньор питэлла кьянти, грация, пьяци. И постоянное кванта коста - сколько стоит. Взоры завораживало внутреннее убранство базилик, соборов и церквей тысячелетней давности. Всплески весел на корме гондол с красивыми гондольерами. Удовольствие стоило пятнадцать евро за сорок пять минут. Если туристы заказывали певца с музыкантом, выходило на пятьдесят евро дороже. Мастерская по изготовлению венецианского стекла, в которой жена красного от жары мастера оказалась русской. Я отстал от группы. Заблудился. Надвигался вечер. Иностранцы беспомощно разводили руками или сосредоточенно тыкали пальцами в карты. Дорогу показали вездесущие негры с наборами сувениров. Мост Вздохов, мост Риальто... Никакого затхлого запаха стоячей воды. Чистота и порядок. Буанасейра, город с каналами вместо улиц.
  Вечером мы погрузились в автобус и отправились в Пизу, оставив в Венеции трех туристок - женщин за тридцать лет из ростовской области. Таким нехитрым образом они приехали в Италию на заработки.
  Утром были уже в Пизе. Известная со школьной скамьи башня стояла, наклонясь, как новая. Вместе с впечатляющим баптистерием, возведена она была архитектором Томмазо Пизано еще в Х1У веке. Галилео Галилей залезал на высоту 54,8 метра и проводил эксперименты по изучению силы земного притяжения. И снова, как в Венеции, доставали негры с полными руками и карманами сувениров. Если турист покупал отлитого из гипса слоненка за один евро, тут-же предлагалась такая же черепашка. Чтобы символ силы и выносливости всегда был рядом с символом мудрости.
  После обеда за свои, автобус отправился в основанную римлянами в 59 году до новой эры Флоренцию, центр области Тосканы. Это была родина написавшего "Божественную комедию" Данте Алигьери. Знаменитая галерея Уффицы, заполненная картинами и скульптурами великих итальянских мастеров. Когда вошли в полутемные коридоры и увидели подлинники творений Леонардо да Винчи, Тициана, Джотто, Микеланджело, Боттичелли, Караваджо, Рафаэля, наступила полная тишина. Профессор медицины из Сибири за семьдесят лет не выдержал, зарыдал под животрепещущими полотнами. Мы бродили по узким улочкам с мощеными отшлифованным камнем площадям как во сне. Молчали и на застроенном домами каменном мосту Понте Веккьо над рекой Арно. С пьяццале Микеланджело любовались прекрасным видом города с горами на заднем плане. Когда настала пора покидать сказочный анклав, ученого не оказалось. Часа три туристы пытались найти его под сводами галерей и храмов. Через российское представительство он догнал нас на поезде лишь в Риме.
  Теперь дорога лежала в основанный в 753 году до новой эры Рим. Уже во втором веке нашей эры в нем было более миллиона жителей. И он открылся запечатленным с детства, связанным с именем Спартака, грандиозным амфитеатром Флавия - Колизеем и вздыбившейся рядом триумфальной аркой Константина. За пять лет - с 75 по 80 годы новой эры - воздвигнуть громаду мог только народ - повелитель остального человечества. Колизей впечатлял не пятидесяти метровой высотой, а ритмичным сочетанием как бы нанизанных друг на друга в три яруса арок с архитравами по всей почти двухсот метровой окружности. Ярусов с ложами внутри было еще больше - пять. Ложи были рассчитаны на патрициев и простолюдинов. Вмещал он до 72 тысяч зрителей. Входы и выходы помечены номерами. У стен показалась тройка гладиаторов в сверкающих с высокими гребнями шлемах, красных плащах, кожаных с металлическими пластинами доспехах и с короткими мечами. Мощные торсы, толстые руки, агрессивный вид. Мужчины из нашей группы напряженно переглянулись. А требовалось всего-то пройти мимо. Во времена Нерона и Тиберия встреча с гладиаторами могла закончиться лишь одним - поединком. Поодаль, как в Венеции, живой мимикой притягивали карнавальные маски. Туристы стремились сфотографироваться, кидая на возвышения и в вычурные корзины монеты и бумажки.
  Мимо форумов и рынков со множеством раскопанных колонн с перекрытиями, мы пошли к вершине увенчанного храмом Капитолийского холма. Базилики, соборы, катакомбы. Внизу расстилался две тысячи семьсот пятидесяти летний Рим, в котором не нашлось места для небоскребов.
   За два дня нам показали Рим, каким увидел его приезжавший сюда с визитом Путин. И даже больше. Экскурсовод у Президента была та же.
  Рано утром группа собралась в Ватикан. Но мы уже опоздали. Очередь растянулась на несколько километров. Часа через три пересекли границу католического заповедника и попали в прохладный земной рай. В начале ноября температура в Риме держалась на отметке в 23 градуса. Под бесконечными сводами Ватикана температура везде была одинаковой - не больше пятнадцати градусов. Вышли на уставленную древностями внутреннюю площадь, над которой возвышался построенный виде латинского креста Собор Святого Петра архитектора Браманте. Первый камень заложил папа Юлий Второй в апреле 1506 года. Возводил купол и расписывал его на высоте 92 метра великий Микеланджело, картин и скульптурных композиций которого, как и художника - гения Рафаэля, было немало в коридорах, залах, на стенах и потолках собора. В одной только Сикстинской капелле со "Страшным судом" Микеланджело выписал около трехсот фигур с Иисусом и Мадонной в центре. Более 800 квадратных метров поверхности стен и свода. Гений начал работы, когда ему не исполнилось и 25 лет. Впрочем, о Ватикане можно сказать всего в нескольких словах. Все великое, значимое, созданное человечеством, находится за этими толстыми стенами. Оклады икон и многих фресок - золотые. Собранные здесь сокровища цены не имеют.
  Я вышел на окруженную полукругами колоннад в четыре ряда площадь Святого Петра архитектора Бернини. Если встать в определенную точку, то колонн в галереях окажется не четыре, а по одной. В центре вознеслась в небо белая тонкая стела с крестом, отмечая тенью разбитую на восемь частей площадь. Фасад собора украшали скульптуры. Не верилось, что все вокруг сделано руками человека.
  Третий день пребывания в Риме подходил к концу. Улицы залил ровный свет фонрей. Захотелось еще раз пройтись по Вечному Городу. Я вышел из гостиницы " Waldorf" и пошел к станции метро. Предупрежденный о том, что цыгане, турки, другие азиаты не брезгуют разбоем, в вагоне руками ухватился за поручни, расставил ноги. Типа, десантник в тылу врага. Вокруг покачивались бархатные итальянцы, облаченные в неприкосновенную частную собственность. Не толкнут, на ногу не наступят. Если пихнешь нечаянно сам, извинятся первыми. Заметил, как сидящая на лавке девушка лет пятнадцати - семнадцати несколько раз кинула в мою сторону заинтересованные взгляды. Когда перед следующей станцией поезд начал тормозить, она встала, качнувшись на каблуках, припала к моей груди. Не сводя запылавших черных глаз, засмущалась, бормоча по итальянски извинения. Обняв за плечи, я успокоил на польско-немецко-французской мове. Мол, все бывает, пани-фрау-мадам, поддержим, об чем речь. Девушка вышла, обдав еще раз подернувшимися поволокой глазами. Поезд поехал дальше. И вдруг дошло, почему она качнулась ко мне. Итальянцы, как и остальные европейцы, давно превратились в вымуштрованных плюшевых интеллигентов. Если набить морду, они же извинятся. А я из необъятной России с непуганными законами чувствами. Даже здесь чувствовал себя уверенно, словно итальянская земля была моей. Она ощутила это женской интуицией. Как голландки к неграм, француженки к арабам, русские бабы к кавказцам, потянулась ко мне, чтобы обновить свою древнюю застоявшуюся кровь. Жаль, что времени, как всегда, было в обрез.
   Доехав до остановки "Flaminio", я спустился к закованному в дикий камень античному Тибру и омыл в нем руки. Не по призыву Жириновского "помыть русские сапоги в Индийском океане". Так же поступил, когда посещал Францию с Бельгией и Нидерландами. Северное, Адриатическое моря, реки Сена, Одер, Эльба, Неман, были мне знакомы. Затем, на уже ночном метро, домчал до остановки "Spagna". На площади Испании проходила политическая манифестация с бесплатной раздачей бутылочек с пивом. В стороне в каре расставил ноги итальянский спецназ. Вечно занятые тысячами парней и девушек разных национальностей мраморные ступени на холм с церковью Тринита дей Монти дышали прогретым за жаркий день спокойствием. И я отправился на свою "Cornelia" к родному отелю "Waldorf".
  В автобусе попросторнело еще на одно место. Туристка из Сибири осталась в Риме навсегда. Ей нужно было выкормить и выучить подросшего мальчика. И снова внимание привлекло то, что женщина в сорокалетнем возрасте не обладала данными для жрицы любви.
  Древний Неаполис был основан греческими колонистами в У1 веке до новой эры. Если в Северной Италии жители высокие, русые, с голубыми глазами, то в Южной низкие, полноватые и черные как арабы. Город встретил холодным тропическим дождем. Осмотр мы начали не с него, а по узким улочкам поднялись в горы с Помпеями на пологой вершине. Прошли к тому месту, откуда художник Карл Брюллов писал картину "Гибель Помпеи", за которую на аукционах Сотби или Кристи теперь дали бы не одну сотню тысяч фунтов стерлингов. Русское искусство начало подниматься в цене. Развалины были вычищены от шести метрового слоя пепла, образовавшегося от извержения в 79 году новой эры, высившегося на заднем плане, двуглавого вулкана Везувий. Пепел не только уничтожил живое, но и сохранил уклад прошлой жизни. Во время трагедии люди бросились к морю. Но море вздыбилось гигантскими волнами. Спасения не было нигде. Несмотря на погоду, постоянно приходилось уступать дорогу туристам из других стран, извиняться за неловкость. Недалеко от Центральных терм, от Дома Золотых амуров, находились Стабианские термы с аподитерием - залом для переодевания. В нем, в двух стеклянных саркофагах, были замурованы два человеческих трупа. В том виде, в каком их застала смерть. Поразило то, что древние люди почти ничем не отличались от современных. Разве что небольшим ростом 150 -160 см.
  Мы уходили из Помпей, опасливо поглядывая на хмурый в строчках холодного дождя двуглавый Везувий. Внизу встречал сувенирами и красочными зонтиками от трех до десяти евро Неаполь. Недалеко от "Неоплана" приткнулся дорогой автомобиль черного цвета. Забрав из багажника вещи, в него переселились две туристки. Одна лет двадцати пяти девушка из Пятигорска, еще в Ватикане ощутившая в себе итальянку. Вторая молодая тоже с югов. С этими все было ясно с первого взгляда.
  Если провести прямую от Венеции до Неаполя, то окажется, что Италию мы пересекали по диагонали от Адриатического моря до Тирренского, от начала Апеннинского полуострова до его почти конца. И снова выдержанный веками, ухоженный людьми камень. Королевский дворец на площади Плебисцита, театр Сан Карло с "опера-буфф". Замок Дель,Ово, углом выходящий в Неаполитанский залив. Мимо городка Сорренто на мысе мы проплывали, как проезжали и мимо Вероны, в которой жили шекспировские Ромео с Джульеттой.
  Было седьмое ноября. Море становилось неспокойнее, а нам нужно отплывать на остров Капри. В Риме предупреждали, если позволит погода. Женщины опасливо косились на большие волны. Наконец, погрузились на закупленный итальянцами в России прототип морского "Метеора" на пятьсот пассажиров. В это время к пирсу пришвартовался океанский лайнер, с которого присоединилась группа американских, немецких и других туристов. Из залива вышли в Тирренское море. До острова Капри было километров сорок. Нос судна вздымался на волнах метров на пять, затем падал вниз на все десять. Многих иностранок замутило. Конечно, в комфортабельных каютах лайнера качка не ощущалась.
  Вдали показались очертания похожего на сглаженный Везувий, известного с пятого века до новой эры, острова с тихой лагуной и крохотным городком Капри у подножия горы. С другой стороны, в лысой впадине на вершине, виднелся еще один городок - Анакапри. Мы сошли на берег, тронулись к маленькой площади Умберто Первого. Здесь встречались две стихии острова, два образа жизни - светский, космополитический с местным - подлинным и живописным. Небольшой, похожий на дикого козлика, автобус рывками повез по краю пропасти на вершину. Туристы в страхе отшатнулись от окон. Тонкие перильца между отвесной скалой с одной стороны и глубокой пропастью с другой не внушали доверия. Разминуться на дороге шириной около трех метров тоже представлялось проблематично. Но все обошлось. В уютном кафе предложили комплексный обед за пятнадцать евро. И снова сувениры, сувениры на столиках возле игрушечных домиков на единственной улочке. Прекрасный вид на лагуну с Тремя Скалами, на туманную полоску материка с Везувием. Пройдя километра полтора, мы остановились напротив скромной на вид виллы, в которой жил великий писатель Горький. Во дворике маленький бюст приезжавшего к нему на отдых Ленина. Крутая лестница вниз, к побережью. Тишина и покой. Цветущие деревья вокруг. Если слова имеют значение, то здесь был действительно райский уголок, который не хотелось покидать. Но часы бежали неумолимо.
  Когда спустились вниз на том же смелом автобусике, море разволновалось не на шутку. Высокие волны с гулом накатывались на длинный деревянный помост. Мы с трудом взошли на борт судна, которое даже возле пирса бросало как щепку. На середине пути к материку иностранок снова начало мутить. Наши попытались заснуть. Но разве можно было отключиться в таком аду. Возникло волнение, которое могло перерасти в панику. И тогда команда, кроме рулевого в рубке и раздающего бумажные кульки юнги, вышла перед пассажирами. Заложив руки за спину, парни раставили ноги, всем видом показывая, что ничего не происходит. Они уверены в своих силах, надежности судна, которое выдерживало и не такие штормы. А вокруг продолжало свистеть, бухать и ахать. Мы проваливались в пропасть, чтобы через минуту оказаться на вершине бешеной волны. Казалось, по ошибке нас занесло в космическую центрифугу. Но больше никто из туристов из разных стран не округлял глаза от страха. Послышались веселые возгласы, шутки. Все вдруг ощутили себя единым целым. Не хотелось думать, что в подобном случае мы лишь посмеялись бы из-за угла над человеческой слабостью. Как та женщина из наших, презрительно гоготнувшая в сторону французских туристок. Она же предлагала включить в черный список отставшего во Флоренции профессора медицины, чтобы его больше не выпускали за границу. Ее молчаливо поддерживали соседки.
  Но теперь женщина оказалась одна.
  Возвращались в Россию через Сиену с прекрасной пьяцца дель Кампо, с дворцом Палаццо Публико, с великолепным Кафедральным собором в готических шпилях. Закончив осмотр, группа втиснулась в небольшой винный погребок, до отказа заполненный бутылками с дешевым, выдержанным итальянским вином. Брали столько, сколько могли донести до автобуса. Перед покупкой пробовали все из всего. Под насмешливыми взглядами продавщицы, не брезговали и полуфабрикатами в цилиндрических емкостях. Но, странное дело, в дороге мужчины и женщины смотрелись трезво и чинно, молчаливо покачиваясь в удобных сидениях.
  Мы ехали через до изумления чистенький Нюрнберг с восьмидесятилетними розовенькими старичками под ручку с такими же подругами, с запечатленным на лицах невиданным довольством всем от "все есть". Даже в кафе собиравший центы у входа в туалет русский эмигрант из Оренбурга на вопрос о житье сразу поднял вверх большой палец. Но сфотографироваться на фоне местных достопримечательностей оказалось проблемой. На просьбу нажать на спуск в фотоаппарате, прохожие или нетерпеливо отмахивались, или седито шипели что-то сквозь зубы. Выручали лишь вездесущие туристы, которых и здесь было достаточно. В известном миру по суду над фашистскими главарями городе неожиданно крупными хлопьями повалил настоящий снег. Успевшие подзагореть на итальянском солнце, мы с недоумением восприняли неоспоримый факт. Но большее изумление испытала группа в сорок человек, когда за пару часов занесший сугробами все вокруг, снег не помешал ни движению транспорта по дорогам, ни пешеходам на тротуарах, ни остальным городским службам. Его сразу убирали подборщики, подметальщики, чистильщики на колесах.
  Перед границей Германии с Польшей у нас забрали загранпаспорта. Через полчаса вернули со штампами. Перед пересечением кордона Польши с Белоруссией в автобус вошел вежливый погранец. Я вытащил из кармана промокший в Неаполе документ. Некоторые отметки размылись. Перевернув листы, пан в погонах вдруг спросил, почему и где он намочился. Выслушав объяснения, сослался на то, что машинка с печатями сломалась. Вышел из автобуса. И я почувствовал пустоту вокруг. Ни слова в защиту даже от сопровождающей группу экскурсовода - переводчицы. Засмеялся, мол, нашли шпиона. Тем более, что у некоторых туристов паспорта намочились тоже. В Германии один студент наклеил на удостоверение личности фотографию собаки и с ней проехал по Европе. И увидел в глазах еще большее отчуждение. Отстранилась даже соседка, в Риме помогавшая беженке из Сибири оттаскивать вещи от автобуса. Через десять минут вошел пограничник, вернул уже проштампованный паспорт.
  А еще минут через двадцать "Неоплан" въехал на территорию Белоруссии. Мы возвращались в Россию. Снова разобщенные. Чужие. В Смоленске к нам подсела попутчица до Москвы. Разговорились. Оказалось, комерсантша, имеет дело в столице, хотя в древнем городе средняя зарплата пять - шесть тысяч рублей. Рабочий день восьми часовой с двумя выходными. Но... мало. Подумалось, у нас в Ростове работу с утра до вечера с одним выходным, с зарплатой за две - три тысячи, не всегда найдешь. А у смолян в два раза больше, и то за мясо не считают.
  На второй день после приезда понес продавать свои книги. Нужны были деньги, истратился. Подошел лет под сорок высокий покупатель, взял в руки том. Я подсказал, что книги написал сам. Вот и фотография на обложке. Мужчина ошарашил вопросом, мол, а чем я докажу, что написал сам? Паспорт есть?
  Не успел опомниться от странного субъекта, подкатили коллеги из литобъединения. Литераторы. Слово за слово. Похвалился, что только приехал из Италии. Сказка. Коллеги притихли, насторожились. Затем один язвительно спросил, где я взял деньги на поездку. В Европе, в цивилизованном мире, такой вопрос считается запретным. Вот и мне пришлось большим пальцем показать за спину. Мол, там. И все.
  
  
   КРАСНАЯ ШАПОЧКА .
  
  Ладушки да попушки. Да гоп, едрено ухо.
  Была у Маши глыбушка - отличная старуха.
  Сварила как-то лабушка очень вкусной вашки.
  Попушки да лыбушки - и две поллитры дражки.
  
  По силифону внученьке пошла да позвонила.
  Мол, приходи-ка, крученька, я крыжки накрутила.
  "Пойду! - решила Машенька. - Да гоп, едренпо уху.
  Ведь падлой буду, спробушка отличная кваруха".
  
  Надела чепку красную и пошла по лесу.
  А в это время шел на дело старый волк - повеса.
  Зудит, впереди виляет до-обрая наколка.
  Ну, а Маша шла да шла, не ведая про пылка
  
  И чтоб гармонистей было, и для пользы дела
  Маша песенку одну детскую захныла:
  "Мы идем по Уругваю, ночь хоть выколи стреза..."
  Тут полчара выбегает, хвать ее за тор-рмоза:
  
  "Ну-ка сквысики снимай-ка, попрыгунья. Да спеши.
  Ты все лела - это дело. А теперь-ка фофляши."
  Маша плачет, слезы драдом: "Дядя Волк, не на... не надо".
  В дрожь ее тромсает мелко: "Дядя Волк, ить я же эта ишшо... как ее...
  Белка. Да-а, токо в глаз".
  
  Волк взопрел: "Едрена вошь, что ты мне гузги плетешь?"
  Тут не время пылковать. Загрызу, трандыта мать".
  И свихнула тут Машутка не сфартить ли с волком жутку.
  Говорит так очень блило: "Дядя Волк, я шупутила.
  Только будьте заторможны, очень сай-фаллис возможен.
  Да немножко подволок престарел аптриппарок.
  Выйдет на воротник испанский весь твой вид пажу-жуганский.
   Сдохнешь, н-ны в-хрип, до весны". Раз, и стала сдриком у сосны.
  
   Волк порядком офаллел и на срапель в плужу сел.
   В звонкопукалке он вдруг Красну Шапку рассмотрел.
   Почесал пильцо ногой, почесал вильцо другой.
   Оглянулся, сфонарел. И смотался в лес густой.
  
   Снова фасенка несется, снова мусенка летит:
   "Мы идем Бахчи-Сараем. Ветер юбки шевелит".
  
   + П Е С Н Я .
  
  Тебе сегодня не до сна.
  В глазах твоих стоит весна
  И губы, трепет не тая,
  Желанием любви горят.
  
   Откроет тайны ночь свои.
   В садах замолкнут соловьи.
   Тебя покрепче обниму.
   И в волнах стасти утону.
  
   Сорвется пылкий шепот с губ.
   Любовь заполнит все вокруг.
   И позавидует луна,
   Что не она - а ты - весна.
  
  Александру Брунько. +
  
  С Семашко сверну на Садовую,
  На прежней скамейке Брунько.
  Даю на стаканчик перцовой,
  Привычно, и как-то легко.
  
  И брызнет он туберкулезом
  Залеченным где-то едва.
  И от благодарности слезы.
  И в бурном потоке слова
  
  О смысле, о жизни той, стерве.
  О пьяном, со школы, бреду...
  Качнется пропитое тело.
  И - все понимая - уйду.
  
   + О К Т Я Б Р Ь .
  
  Октябрь уж наступил.
  Уж Ленин отряхает
  Швейцарскую пыльцу
  С густых своих бровей.
  
  Дохнул осенний хлад.
  Природа увядает...
  И щерятся уж хамы
  На города с весей.
  
   + В Р Е М Я .
  
  С грустью в руки взял программку.
  Вот уж полетели,
  Как листки календаря,
  Целые недели.
  
   П Р Е Д А Т Е Л Ь С Т В О ..
  /На мелодию Рикардо Фольи./
  
  Стой! Кто ты, скажи!
  Я пред тобой душу открыл.
  Стой, не уходи.
  Несколько слов на прощанье.
  
  Знай, песня любви
  Вспыхнула вдруг, не загасить.
  И не унять песню любви
  В душе.
  
  Зачем же так! Зачем же так!
  За что, когда поняла, что я твой,
  Другому руку отдала и любовь
  Ту, что делила со мной.
  
  Ну как же так! Ну как же так!
  Шептала милый, а ласкала другого
  В ночи...
  
  Стой, ты мне скажи,
  Верить кому, верить чему?
  Боль, тяжесть, печаль
  Камнем в груди от обмана.
  
  Тот недоступный твой взгляд
  Сквозь волны презренья в карих глазах
  Швырнул меня вниз,
  К последней черте -
  Во мрак.
  
  Зачем же так! Зачем же так!
  Как могла ты превратить все в пустяк
  Как сумела посмеяться над святым...
  Так кто же ты! Кто ты?
  
  Ну как же так! Ну как же так!
  И как смотреть мне на женщину рядом.
  Никак?..
  
   П Р А В Д А .
  
  Что такое правда? Это суть.
  Смысл жизни. Иногда и смерти.
  Ей определен нелегкий путь
  В нашей человечьей круговерти.
  
  Что такое правда? Это жизнь.
  Это радость честного признанья.
  Это море чистых горьких слез
  При разлуке, свадьбе, раскаяньи...
  
  Правда сама жизнь. Правда сама суть.
  Но за правду платят жизнью, кровью.
  Правду не всегда легко вернуть
  За нее расплачиваются любовью.
  
  Правду тяжело преподнести.
   Правда не бывает и приятной.
  Правда никогда, поверьте, никогда
  Не была бездушной и бесплатной.
  
   В Ы С О Т А Ж И З Н И .
  
  Когда про боль мне говорят, я удивляюсь,
   Иль горько опускаю голову.
  Я пред чужою болью преклоняюсь
  Хоть со своей уж тридцать лет живу.
  
  Мне всё твердят, мол, бросил нас папуся,
  И уж не помнится, когда он приходил.
  Меня в шесть месяцев взяла к себе бабуся,
  А в восемнадцать лет остался я один.
  
  Еще раздрай, хотим купить, мол, "Роллинг",
  Да вот родители деньжат давно не шлют.
  А я в четырнадцать набил уже мозоли
  И в общежитии устраивал уют.
  
  И здесь опять - обидели, мол, очень.
  И духом падали под жизненным дождем.
  Я от обид скрипел зубами ночью.
  И крепче становился с каждым днем.
  
  Поэтому, такой вот я упрямый.
  Я ненавижу ложь, иудство, клевету.
  Поэтому, иду по жизни прямо.
  И в этом вижу дела высоту.
  
   В Р А Ч А М .
  
  Вот говорят, врачи - гуманная профессия.
  Да только мне такое ни к чему.
  Я сам пил спирт с врачами вместе.
  А спирт тот предназначен был тому,
  
  Кто на носилках сник белее простыни,
  Кто капли крови по одной глотал.
  Тому, кому я был родней чем родственник,
  Когда в порыве кровь свою сдавал.
  
  А что врачи? Они бухают запросто.
  Они привыкли к медленным смертям.
  Они-то выпили за упокой и здравствие
  Того, кого отправили к чертям.
  
  И я иду к ним со своею болью.
  Мне грудь пронзает пламени кинжал.
  И я иду к ним со своею долею,
  Чтоб доктор за меня, когда загнусь, принял.
  
   С О В Е Т С К О Е .
  
  Вставало солнце над землей весенней.
  Взрывались почки и цвели сады.
  И в том природы праздничном цветеньи
  Мой Первомай взорвал свои цветы.
  
  Поднял над улицами детскими руками
  Кусты черемух в пламени гвоздик.
  И в языках тех с жаркими лучами
  Забил, ликуя, человеческий родник.
  
  И вдруг огромным первомайским флагом,
  Сверкая лаком, как звезда горя,
  На площадь вышел миллионным шагом
  Комбайн, тепло и свет даря.
  
  И люди - хлеборобы и шахтеры -
  Глядели с восхищением на наш
  Комбайн, который за собою
  Вел трижды славный "Ростсельмаш".
  
   СЛАВНЫМ СОВЕТСКИМ АКТЕРАМ .
  
  Ну кто не видел "Пленницу кавказскую"?
  Немало знаю я людей,
  Попавших в плен под чарами и ласками
  К самой наталии Варлей.
  
  Прекрасен кинофильм "Война и мир".
  Василий Лановой там был кумир.
  
  Василий Лановой в "Войне и мире"
  Для Анны, и для всех нас, был кумиром.
  
  Гафт Валентин совсем не иностранец.
  Еврей он. А в кино американец.
  
  В каждой роли пышет жаром
  Всем знакомый Миша Жаров.
  
  Своим талантом Вия Артмоне
  Всегда дарила радость мне.
  
  "Песни моря" я смотрел, замирая.
  Как прекрасно в нем Фатеева играет!
  
  Я не знаю, поверьте, такого артиста,
  Чтобы лучше Крючкова сыграл в "Трактористах".
  
  Полный, но всегда такой живой,
  Калягин - парень, видно, мировой.
  
  Соломиных братьев давно знаю я.
  И оба артистами стали не зря.
  
  Когда на врага идет грудью Олялин,
  Мы знаем - победа будет за нами.
  
  Неудержимо весь зал хохотал,
  Когда Миронов с итальянцами играл.
  
  Не улыбнуться сможет лишь растяпа,
  Когда Миронов копирует Остапа.
  
  Лицо Баниониса весьма человечно,
  Потому что играет он Советских разведчиков.
  
  По жизни представительный Иннокентий Смоктуновский
  И на экране смотрится чертовски.
  
  "Москва, любовь моя" и Олег Видов
  Неразделимы, это очевидно.
  
  В "Кавказсой пленнице" Мкртчан
  Был, конечно, не профан.
  
  Я помню Гурченко по "Карнавальной ночи".
  И до сих пор мне нравится Людмила очень.
  
  Кадочникова мастерство огромно.
  Хоть человеком был он очень скромным.
  
  Давно не замечал я Людмилы Шагаловой.
  Видать, мы опять ее смехом избаловали.
  
  
   С У Д Ь Б А Л И Т Е Р А Т О Р А .
  
  Все по Руси я с рукописью шляюсь.
  Ах, по Руси, как Горький при царе.
  Перед Свердловском, пред Москвою унижаюсь.
  Но не пробить редакторских каре.
  
  А наш Союз - Парнас - и тот пониже.
  Меня ж черт дернул взяться за перо.
  Я думал, близко тут, рукой подать до крыши.
  И мне б опомниться. Но поздно. Понесло.
  
  И я пошел по каменистым гребням.
  Под мышкой рукопись, в карманах пустота.
  Не знал я, что редактора как вепри
  Подстерегали из-за каждого куста
  
  Но долог путь. И вот Союза двери.
  Одежда в клочья, тело все в рубцах.
  Зато ни книжки не издали, звери.
  Да гоп-ца дрица, прица ица-ца.
  
  Но я не пентюх. Дух мой воли полон.
  Я докажу, что я не ваш холоп.
  А если ногу изволите подставить -
  Сломаю. И вдобавок гирей в лоб.
  
   Р О С Т С Е Л Ь М А Ш .
  
  В поступи прямой и твердой
  Слышу я победный марш.
  Я горжусь твоею славой
  Мой любимый Ростсельмаш.
  
  В вихре первых пятилеток
  Набирала мощь страна.
  Флагами комбайны в поле...
  Но нагрянула война.
  
  В тяжкую ее годину
  Ростсельмаш - как все - в строю.
  Заменил комбайн на мины,
  Чтоб громить врага в бою.
  
  Чтоб потом, когда Победа
  Протрубит - прошла беда,
  Возвратиться снова к хлебу -
  Солнцу мира и труда.
  
  И на нивы вышла "Нива"
  Пожинать плоды полей.
  Чтоб зерно рекой струилось
  В закром Родины моей.
  
  Ариэль Шарон.
  
  Я ни в коей мере не опасаюсь оказаться в стане жополизов, потому что всю сознательную жизнь стремился отображать на страницах печатных изданий только окружающую меня действительность. За что не единожды был... подвергался... . И так далее. Поводом для написания этой короткой критической статьи послужили нынешние события в Израиле. Почему именно в этой стране, и почему не в какой-нибудь другой, отвечу опять же без оглядки на кого бы то ни было. Потому что Израиль, Иудея, народ, населяющий данные страны, а именно евреи, едва ли не со дня сотворения мира являются для народов планеты Земля перстом указующим. Если хотите, той самой - пусть не Вифлеемской, отвергаемой, как бы странно это ни звучало для непосвященных, самими евреями - но звездой путеводной. / А кто по настоящему, главное, объемно, во всей полноте, догадается, что мир и вправду состоит из противоречий?/. За что народ Израильский с Иудейским, естественно, несмотря на поверхностные между ними различия во взглядах на обустройство нынешнего мироздания, со дня сотворения нашего же с вами мира подвергался гонениям с притеснениями везде и всегда. Как говорится, не берите на себя много, ведь самим же нести и придется. Можно сколько угодно спорить по вопросу кто кого умнее, приводить массу сторонних примеров. Факт останется фактом. И его надо признать.
   Но дело не в этом. А в том, что справедливо насаждаемые по все тому же миру опять же евреями космополитизм, равенство, допустим, папуаса Новой Гвинеи с англичанином, допустим, из Ливерпуля, наконец-то по настоящему начали приносить свои плоды. Это еще только цветочки, ягодки будут впереди. И к ним, пахнущим всеми запахами населяющих землю людей, необходимо готовиться заранее. Чтобы не задохнуться, допустим, в вагоне метро от испусканий принимающих в пищу паучков с червячками представителей находящейся на первой ступени развития племени масаи. Но с истиной в первой инстанции не поспоришь. И правда, разве русский крестьянин умнее крестьянина из перуанской провинции? Из швейцарского кантона? Или американский фермер умнее индонезийского рисовода? Различие прослеживается лишь в оснащении новейшими, современными механизмами обработки почвы. У амриканского фермера оно на уровне должном. Умственное же развитие, опять же всех без исключения, в принципе, одинаково. Разве что у французского, скажем, крестьянина больший словарный запас. И, несомненно, выше культурный уровень. Ведь на самом деле миром правит миллиардная доля так называемых посвященных из миллиардов остальных. Как они скажут, куда повернут, по какой дороге пойдут - так и будет. Для всех. Ничего странного в том, что посвященных больше в еврейском народе, для меня, по крайней мере, нет. Причин много. Одна из них кроется в обычной конспирации. Не станем до конца раскрывать механизм ее воздействия. Скажем лишь, что при долгих мытарствах вы научитесь пролезать даже сквозь игольное ушко.
   Итак. Есть процессы, на которые ставить можно. Но их нельзя пасьянсно раскладывать. Они обязаны проходить как бы естественно. Без искусственного нажима. До сего времени процесс космополитизации шел как бы исподволь. Он больше напоминал подпочвенные воды. И это было правильно. Ариэль Шарон решил его ускорить. Так же в свое время хотел поступить один из его предшественников. Думаю, Шарон просто поторопился с ускорением общечеловеческой идеи в массы. И теперь за его голову вряд ли кто осмелится дать хоть какую цену. Потому что спешка нужна в процессах более узких, чем собственные просторные, допустим, штаны. Или знания природы, общечеловеческой опять же...
  
   ЖОПКИ .
  
   Жопки... Жопки-жопки... Жопки-жопки-жопки... Жопкижопкижопкижопкижопкижопкижопкижопкижопкижопкижопкижопкижопкижопкижопкижопки...
  Идешь по улицам родного города в вечно приподнятом настроении. Как хорошо, что женщины додумались напялить обыкновенные штаны. Я вновь ощутил в себе молодого дерзкого самца.
  
   МЫСЛИЗМЫ .
  
  Из огня да в полымя - морская авиация.
  Из грязи в князи - поднявшийся на поверхность пьяный шахтер.
  Не было печали, да черти накачали - внебрачный ребенок.
  В одном кармане вошь на аркане, в другом блоха на цепи - студенческий семейный бюджет.
  Делу время, потехе час - канадский хоккей.
  Потехе время, делу час - русский футбол.
  Сколько веревочка ни вейся, а конец есть - заказное убийство.
  Не суйся поперед батьки в пекло - жених.
  Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке - находка для шпионов.
  Ложка дегтя в бочке меда - нечищенные зубы.
  Шкура неубитого медведя - презерватив.
  С лица воду не пить - макияж.
  Маленький да удаленький - язычок.
  Хороша маша, да не наша - Маргарет Тэтчер.
  В сорок пять баба ягодка опять - торжество климакса.
  
  
   И Г О Л К И В С Т О Г Е С Е Н А.
  
   О бессмертии души
  
  И читал сколько, и слышал собственными ушами, и видел сам в глубине глаз старшего по возрасту собеседника подтверждение тому, что человеческая жизнь очень коротка. Что она похожа на отлетевшую от костра искорку. Вспыхнула и тут же погасла. Мало того, лет десять-пятнадцать назад смотрел на исповедующегося с экрана телевизора актера и режиссера Ролана Быкова - тогда он уже был серьезным актером и режиссером, хотя "Чучело" еще не ставил - и как-то мало внимал его действительно исповедным, произнесенным с внутренним страхом, безнадежностью, безысходностью, горечью словам. А говорил он примерно так: "... Двадцать лет мне исполнилось. Ну, двадцать и двадцать. Подумаешь. Потом двадцать пять. Ну и что! Делов куча. Тридцать стукнуло. Конечно, что-то есть. Но жить можно. И вдруг сорок! Со-орок! Господи, пятый десяток! Когда же успело-то! Ведь жить еще не начал...".
  Сейчас Ролану Анатольевичу седьмой десяток. Он часто выступает по центральному телевидению. Натура энергоемкая, деятельная. Но про возраст молчит. Вообще, после того случая на эту тему не заговаривал ни разу. Смирился? Говорят, когда человек осознает, что скоро умрет, ему становится страшно. Он начинает сопротивляться, психовать, бунтовать. Борется всеми силами. А потом приходит словно бы умиротворение, успокоение. Даже в какой-то степени согласие. Смиряется...
  Теперь, вот, когда пишу эти строки, и мне стукнуло сорок пять лет. Поначалу, когда только подкатило к сороковнику и немного перевалило за него, побунтовал года два-три. Не хотел мириться. Беспокойство появилось, страхи. Запои по нескольку дней. Да и сейчас еще в груди не улеглось. Но уже помягче. Раньше скажет какой пацан "батя" - не верилось, что это он меня назвал. Обижался. А не так давно молодая женщина лет двадцати пяти - двадцати восьми "дедом седым" обозвала. Не со злости. В сердцах, что проход в автобусе оказался узким. Не-ет. Уже не тот коленкор. Только улыбнулся в ответ. И она немного погодя улыбнулась. Ус-по-ка-ива-юще. Очень трудно привыкнуть к этому парадоксу. Именно парадоксу, потому что душа, в отличие от плоти, так и не постарела. Подойдешь к зеркалу, оттуда глядит на тебя среднего возраста мужчина, седой, с морщинами и складками, каких совсем недавно не было на лице. А выйдешь на улицу, попадешь случайно в компанию знакомой молодежи - и куда подевались эти складки, морщины, седина. Все забыл. И если бы не обращение по имени-отчеству, то и щебетал бы, как они, двадцатилетние, и гнал бы глупость за глупостью, которая казалась бы гениальными всплесками и без того "острого от рождения" ума. Может быть, что-то напомнило бы о возрасте. Например, боль в области печени, в кишечнике. Или в сердце кольнуло бы. Опять же плоть ненадежная, квелая, имеющая свойство преть. Но душа глядела бы и радовалась чисто и весело. Она омрачается только тогда, когда плоть болеет. Беспокоится, переживает. Но не запятнывается. Она всегда чиста, потому что вечна. Бессмертна. Это она глядит нашими глазами, думает нашими мозгами, слушает, улавливает запахи, легкими прикосновениями заставляет нервные клетки отзываться чувствами. Это она весит от двух с половиной до шести с половиной граммов. Может больше, может меньше. И когда бренное тело изнашивается и умирает, душа покидает его, чтобы переселиться то ли в вечность, то ли облачиться в новую плотскую оболочку. Душа и только душа - это разумное Бессмертие - постоянно совершенствует тело. Вспомните, какими были первобытные люди. Они имели короткие конечности и огромные животы. Абсолютная неправда, что это эволюция удлинила конечности, заставила гомо-сапиенс приобрести нынешний человеческий вид. Ведь именно тогда первобытному существу были нужнее и длинные руки, и длинные ноги, потому что нужно было убегать от диких животных, защищаться от них. Огромный живот-паразит им только мешал. А сейчас защищаться практически не от кого. И все-таки конечности удлиняются, глаза увеличиваются, живот и другие органы-паразиты уменьшаются. То есть развиваются только рабочие органы, только необходимые для максимального их использования - ходьбы, видения окружающего мира, захвата нужной вещи на далеком расстоянии. Может быть, люди подсознательно признали длинные ноги красивыми? Или это закономерный вывод, подсказанный опять же душой? Во всяком случае, кажется, наступит время, когда человечество избавится от органов-паразитов, полностью усовершенствовав рабочие органы. Но и это не все. В конце концов, душа откажется и от такой хрупкой конструкции. К этому времени руками и разумом плоти она создаст вечных роботов и будет ими управлять. И уже роботы понесут Земной Разум - Души - в Бесконечность Вселенной, на поиски новых цивилизаций. Там они установят контакт, который незримо присутствует сейчас на Земле в виде НЛО и других аномальных явлений. А может, и не надо никуда лететь, потому что Космос заполнен Душами. Они сами давно ищут контакт с Разумом Земли. Нужно только помогать нашим душам оставаться чистыми, незапятнанными. Хоть немного, но праведными...
  
  
  Мы никто и мы все
  
  Устал от всего. И от воспоминаний, и от надежд. Сто раз прав Карнеги Дейл, призывающий отсекать приносящие беспокойство прошлое и будущее. Тысячу раз права старость, перед сном возносящая благодарность Богу за каждый прожитый день. Но как заставить себя последовать примеру мудрых, как вдолбить в собственную голову изречения великих: Платона, Калидасы или Омара. Как поверить им, когда сама разумная жизнь зиждется на двух неотъемлемых факторах: прошлом - человек жив памятью, и будущим - человек жив надеждой. Он обязан знать историю и обязан мечтать. Иначе он превратится в животное. Иначе духовная смерть. Не сам ли старый Омар противоречит себе, когда глаголет:
  
  Чтоб жизнь прожить, знать надобно немало.
  Два важных правила запомни для начала:
  Ты лучше голодай, чем что попало есть,
  И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
  
  Так какое же из правил важнее? Эти два или второе, об отсечении прошлого и будущего. Ведь Омар Хайям тоже не забыл его:
  
  ... Ни былой, ни грядущей минуте не верь,
  Верь минуте текущей - будь счастлив теперь!
  
  Какое правило вытекает из первого? Какое - из второго, из третьего?.. Их так много, в них столько мудрости. Но все они взяты из Жизни. А Жизнь есть прошлое и будущее. Лишь эти две аксиомы, соединившись, могут дать настоящее. Мир состоит из Противоречий. Пока существуют Противоречия, будет существовать Мир. Будет продолжаться Жизнь. Это Истина. Значит, общего для всех правила нет?..
  Оставь надежды, вступивший в Жизнь. Ты - никто! И ты - все!!!
  
  
  Кто мы?
  
  Любовь есть Истина. Истина рождается из Противоречий. Весь мир состоит из Противоречий. Мир - Бесконечен. Противоречия - Бесконечны. Пока существуют Противоречия, будет существовать Мир. Но Противоречия слагаются в одно - Истину. А Истина - это Любовь. Любовь - Мужчина и Женщина - соединились в единое целое. Получилась Истина - Ребенок. Значит, Любовь тоже состоит из противоречий. Мужчин и Женщина - два разных пола. При соприкосновении они производят одно - Истину. Истина неделима. Истина - Ребенок. Кто такой Ребенок? Это крохотное беспомощное существо, ни на что не способное, ничего не умеющее, скрюченное и красное. Истина так безобразна и так беспомощна? Но Ребенок двигается, кричит, смотрит. Он живет. Значит, Истина есть жизнь. Что такое, кто такая Жизнь? Кто подарил ее нам: людям, деревьям, рыбам? Кто подарил ее им: Земле, Воде, Вселенной? Жизнь - женского рода. Жизнь дал Бог. Но почему он вселил в нас именно Женщину? Откуда у Бога Женщины? А если - Жизнь есть Бог? Тогда почему Бог мужского рода? Мы живем по законам Природы. Природа - тоже Женщина. Почему преобладает женское начало, если Бог мужского рода. Женщина есть Жизнь. Кто такая Женщина? Кто такая Жизнь? Кто такие Вечность, Бесконечность... нечность... чность...сть?..
  Женщина правит миром. Это жена Бога? А может, мы и вправду дети Бога?
  Но Бог един!..
  
  
  Сумасшедшая мысль
  
  Одиночество - великое наслаждение, когда к нему стремишься сознательно. К такому выводу я пришел давно и при первой же возможности старался испытать это наслаждение путем ухода от мирской суеты в какой-нибудь чулан, подвал, на чердак. Или просто забивался в незанятый кем-нибудь угол. Но мысли... Разве от них спрячешься? Впрочем, это бы ладно. Дело в том, что среди них попадаются и сумасшедшие. Так однажды и случилось. Хотел поблаженствовать, а она, мысль, тут как тут. Почему-то приспичило сплавить в единое целое Землю, Воду и Вселенную, чтобы получился Человек. Ведь если подойти к вопросу логически, то Человек возник именно из этого хаоса. Но при существующем мировоззрении это было невозможно, потому что Мир возникал и держался на противоречиях. То есть, на противоестественной тяге противоположностей друг к другу. А Земля, Вода и Вселенная были женского рода. Странно, однако. Все жизненно важное имело женское начало. Разве может возникнуть жизнь из совокупления однополовых начал? Без Любви? Что такое любовь? Ее составными являются три кита - зачатие, развитие, рождение. Разве могло все это соединиться в одном существе без помощи другого? Странно. Но все неодушевленные предметы появились на свет именно так. Прежде, чем они "родились", человек "зачал" их в голове. Затем он принялся их делать - развивать. И, наконец, поставил, повесил, показал всем готовый табурет, ковер и прочее. Рождение. Да, но Человек творил один. Значит, можно выработать в себе какой-то гормон, такой же активный и сознательный, как давно выработанная творческая мысль, и родить не табурет, а живое. Самостоятельно?...
  Помню один случай. Познакомился в Лазаревском на танцах с девушкой. Поплясали и пошли на берег моря. Волны ласковые, теплые. Турецкая луна в полнеба. Воздух пропитан запахами созревших фруктов и распустившихся цветов. Такой от всего дурман, что голова кружится. Девушка, совсем юная, лет восемнадцати-девятнадцати, убежала вперед, растаяла в голубом тумане. А я присел на берегу на огромный валун. Задумался. Не бегать же за ней седым козлом под сорок лет. Да и знакомы - часу еще не прошло. Через некоторое время сзади послышалось тихое шуршание гальки. Обернулся и застыл. Над спокойным морем по-прежнему висела громадная, в полнеба, Луна. От нее, от моря, по лунной дорожке, шла обнаженная девушка, прижимая к груди свою одежду. Легкая ткань ниспадала вниз крупными складками, прикрывая грудь и живот подобием туники. Но девушка была уже... Она уже была беременна...
  
  
  Почему русский народ победил татаро-монгольскую орду?
  
  Славянские племена, как и каждый, только вступающий на путь цивилизации, народ, были измотаны междоусобными войнами. Почему вспыхивали войны? Разумом люди понимали, что жить большой общиной, - одной семьей - легче. Но ни одному из племен не хотелось попадать в зависимость к другому. Как ни одному члену племени не хотелось жить под властью другого члена. Но закон природы - "побеждает и правит сильнейший" - был могущественнее Разума. Он не давал возможности найти решение в возникающих конфликтах. И все-таки Разум главенствовал. Обратимся к истории. Когда началось татаро-монгольское нашествие, славянские племена только-только начали объединяться. Этот процесс ускорился перед прямой угрозой - существованием более сильного противника, вступившего на земли славян. Но было уже поздно. Один за другим умирали города - главные центры княжеств. А те княжества, которые еще не подпали под власть ханов, не успели выставить объединенное войско. И тогда вступил в силу один из самых мудрых законов природы, который был недоступен сознанию многих людей из-за всеобщего слабого развития - Закон Сохранения Рода, Нации. Народы, нации, народности, не признавшие его или не познавшие, были стерты с лица земли. Растворились бесследно. Чтобы сохранить свой народ, славянские племена Признали Своего Врага. Признали силу Орды. Но только Силу, а не Разум и не принесенную татаро-монгольскую дикую культуру. На два с половиной столетия Русь превратилась в цепкое "живое", разумное болото. А когда враг был познан до конца, когда он наполовину ассимилировался с коренным населением, Русь р-а-з-д-а-в-и-л-а его без особых усилий. Этот мудрый Закон передавался из поколения в поколение. От князя к князю, как самое грозное оружие Нации. Поэтому, уже в Великой Непобедимой России, нашли бесславный конец, кроме татар и монголов, и Тевтонский Орден, и не знавший поражений Наполеон, и столь же опасный противник Гитлер.
  Русский народ Признавал Силу Врага. Узнавал его, потом Раздавливал, как яичную скорлупу. Этот Закон имел свое действие и по отношению к другим глобальным проблемам - крепостному праву, к барской тирании, к царизму, которые были сброшены народом со своих плеч. Признать Силу, а затем Принять или Отвергнуть. Действие Закона наблюдается и поныне.
  
  
  Кто умнее и главнее
  
  Два народа, две нации наказаны Богом. Русские и евреи - изгои общества. Русская нация перенесла глобальные катаклизмы - обращение в веру, татаро-монгольское иго, отечественные войны, революцию. И, наконец, самое страшное - ассимиляцию. Еврейский народ перенес войны, изгнание из своей святой земли за веру. И ассимиляцию. Оба народа расплылись. Один за счет ассимиляции, второй за счет ассимиляции. Но оба народа сохранили дух и веру. Каждый свой и каждый свою. Почему Бог избрал именно эти два народа, две нации? Ответить на вопрос сложно. Он еще долго будет оставаться неразрешенным. Но можно сказать, кто из них в будущем станет править миром. Возьмем еврейскую нацию. Говорят, где два еврея, там три мнения. Хорошо это или плохо? Хорошо. Но у русского у одного присутствует сразу три мнения. Хорошо это или плохо? Плохо. Еврею добраться до Истины легче. Значит, истина еврейская легка. А русскому добраться до Истины тяжелее. Значит, русская Истина тяжела. Но тяжесть ассоциируется с Правдой. Правда всегда тяжела. Вот первый перевес в пользу русской нации. Русская Истина правдивее, потому что достается большей кровью.
  Второй пример. Еврей силен самомнением, а русский - самообманом. Если поставить еврея и русского на край Северного полюса и предложить им пройти его из конца в конец, то пройдет русский. Ему поможет самообман. Самомнение еврею не поможет. И он это прекрасно понимает. Вот второй перевес в пользу русской нации. Их Истина подкреплена. Русские постоянно уверяют себя, что они дойдут. Они донесут свою Правду до конца пути на дороге Жизни, потому что они мыслят не прагматически, а как дети, постоянно мечтая, выискивая новые идеи. А дети растут.
  И третий пример. Бог помогает больше русской нации. Можно сказать, на русскую нацию возложил свои надежды. Скорее всего, русский народ - его по настоящему любимый ребенок. Обратимся к географии, к экономике. У русских есть своя земля. Много земли. Природные ресурсы неисчерпаемы. Они только-только начали разрабатываться. Все это говорит о том, что в экономическом отношении у русских все впереди. Бог больше дает своему любимцу. Но и больше бьет, чтобы из него вырос хороший Хозяин маленькой планеты Земля. Еврейскому же народу он ничего не дал. Еврейский народ приставлен к русскому как нянька к ребенку - Царю. Не как воспитатель, а как нянька. Поэтому еврейского народа больше в России, чем в любой другой стране мира. Они тянутся друг к другу.
  Тогда почему оба народа находятся в постоянной ссоре, почему не могут найти общего языка? А разве непонятно? Все как в жизни...
  
  
  Ответ на ленинскую мысль о том, что каждая кухарка сможет управлять государством
  
  За редчайшим исключением ни в коем случае нельзя доверять власть домохозяйкам, колхозникам и плотникам. Они никогда не поймут простых людей, никогда не позаботятся об улучшении их жизненного уровня, потому что сами из низов. Им не в диковину нищета, грязь, теснота в коммуналках. Эти люди просто не смогут ужаснуться тем бытовым условиям, в которых продолжает жить оставленный ими народ. Им не страшно, их ничем не удивишь. И поэтому, добившись высоких постов, так как называемые "избранники народа", во-первых, зубами будут держаться за кресло, на которое взгромоздились, потому что вкусили неведомых доселе благ и власти. А во-вторых, никогда уже не вернутся в родную стихию, прекрасно сознавая, что их там ждет. Это до революции с детства привыкшие жить в роскоши дворяне, князья, графы могли позволить себе благородство - уйти в народ. Познав лишения, пропитавшись с о с т р а д а н и е м, они с уважением относились к труду рабочего, крестьянина, кухарки. Мало того, они сами, их дети совершали такие уходы периодически. Для них бытие простолюдина было с т р а ш н о. Они чутко держали руку на пульсе масс. И по мере роста общественного самосознания изыскивали возможности улучшения жизни. Поэтому отмирали в определенной последовательности различные строи: рабовладельческий, феодальный, крепостной, капиталистический - не по воле низов, а отменяемые прогрессивно мыслящей верхушкой, прекрасно сознающей, что она ведет паразитический образ жизни и потому желающей как-то оправдаться перед народом. А зачем оправдываться залезшему на вершину власти горлопану с гибким, как у сперматозоида, телом и одной извилиной в чугунной формы голове? Он и без того - "я оттудова". Чем и страшна революция семнадцатого года, разогнавшая совесть нации. Тем и страшен нынешний начальник, руководитель любого масштаба, который "оттудова" и который глубоко плевал именно "туда". Вылезший из первобытной тьмы недоразвитого разума, боящийся света знаний, он строит похожие на тюрьмы города, перекрашивает заборы в темный цвет, закрывает парадные подъезды, заставляя людей пробиваться к нему через черный ход. Потому и такие жестокости и равнодушие. А попросту - бесконечная тупость, приведшая к развалу всего семьдесят лет назад могущественного государства, к вымиранию нации. Ни в коем случае нельзя допускать массовый диктат народа. "Избранники" снова начнут выбирать "шариковых", подобных и угодных себе, а не делу, которому будут призваны служить. А и брать нужных негде. Честь, совесть, благородство выбиты как мамонты. Балом правят низменные страсти. Единственный выход - ограничить сроки правления до минимума. До одного-двух лет, чтобы "инфузория" не успела стать "туфелькой". Чтобы не смогла наметать лягушачьей икры, не затянула проточную живую мысль ряской тугодумья.
  
  
  Рабство по капле
  
  О-о! Какое, оказывается, это удовольствие. По капле выдавливать из себя раба. Какая безмерная жуть открывается: "Мы не ра-бы. Ра-бы не мы". Мерзкий лозунг, выдвинутый из самой середины народной массы и подтверждающий, что если не русский, то уж российский народ в основном действительно от рабства еще не свободен. Иначе зачем бы требовалось оправдываться? Можно привести и более убедительное доказательство. Сесть, к примеру, на коня, въехать на любое российское подворье и протянуть хозяина плетью вдоль спины. Что отразится на его лице? Злость, потому что он знает этот прием человеческого унижения. Или не забыл. А если прискакать, скажем, в Америку, вломиться в любую усадьбу и так же хватить хозяина-американца через седелку. Что выразит его лицо? Удивление. Он забыл, что когда-то его предки были рабами. А может, и не помнил. Нет, успел забыть, потому что вся "доколумбовская" Европа долгое время тоже находилась под римско-турецким и прочими игами. Но самым страшным из них было все же татаро-монгольское. Так что, не надо бить себя кулаком в грудь и доказывать, что это клевета. Правда, надо признать, что вдохновитель и организатор всего прогрессивного - и побед в том числе - русичи не рабы. И никогда ими не были. Но где они сейчас? Наберется ли дружина со всего Золотого Кольца, из Козельска с окрестностями, из архангельских поморов, из новгородцев и псковитян? Вряд ли...
  
  
   О женщинах.
  
  Господи, до чего довели страну! Рабочую одежду узаконили как парадный костюм. В трамвай-троллейбус зайдешь, а на тебя морда красная в промасленной спецовке и кирзовых сапогах рот раззявила: "Куды пр-р-ря-а...". Неужели за семьдесят лет успели выбить из голов, как одевались наши предки? Женщины в первую очередь. Всего-то семьдесят лет! Разве не осталось в России идеалов? Разве нет у нас женщин хрупких, с тонкими чертами лица, стройных, как "тополек мой в красной косынке"? О чем думала Вера Игнатьевна Мухина, когда взяла символ социализма? Неужели только о том, чтобы "Колхозница" могла удержать массивный "серп" и еще более массивный "молот" своего соседа по постаменту? Почему Кустодиев видел вокруг себя одних пышнотелых лабазниц с задами, похожими на букву "дабл ю"? И при чем здесь вообще серпы, молоты, наковальни, булки, баранки, если художник или скульптор пытается создать образ женщины? Разве для нее это такая уж необходимая атрибутика в нынешнем и далеком прекрасном будущем? Почему месье Ренуар стремился окружить Женщину цветами, а в студии товарища Грекова ее до сих пор облачают в военную форму или в рабочий комбинезон и вручают винтовку или отбойный молоток? К чему мы идем под чутким руководством нашей единой и неделимой партии? Что ждет женщину впереди? Или уже ничего, кроме кирзовых сапог, грубых рабочих рукавиц и застиранного домашнего халата?..
  
  
   Зрелость
  
  Да, конечно, кто же не согласится, что память нетленна. И все-таки она лишь украшение старости. Разве может старость утолить вечно молодую надежду? Нет. Это противоестественно. И пусть всего сорок с небольшим, пусть еще тревожат душу какие-то желания, стремления - время безжалостно. Почти немыслимо сделать необдуманный поступок, пойти на поводу у чувств, потому что чувства эти грубо взнуздал расчетливый разум. Надежда... На что? На повторение прекрасного прошлого? Но взрослый человек не тополиное семя, не ребенок, у которых все впереди. Взрослый человек - дерево, обросшее сосущей из него соки листвой. Его уже нельзя сломать, вырвать с корнем, но его можно легко спилить и сделать из бесчувственного пня обеденный стол. Надежда...
  Оставь ее, перешагнувший порог зрелости.
  
  
   Скоро осень
  
  Какой долгой бывает летняя ночь, и какой короткой вечность. Казалось, летящим навстречу шагам, неслышным поцелуям, невидимым прикосновениям шелковой женской кожи не будет конца. Само лето затаило знойное дыхание. Среди бетонных плит успели вырасти алые маки. Бесконечными бархатными вечерами и ночами в глубоком небесном омуте дрожали драгоценные бриллиантовые колье и алмазные подвески, чуть покачивались с боку на бок крупные рубиновые броши, обрамленные рассыпанным вокруг горстями бесхозным жемчугом. И вот уже: "Скоро осень, за окнами август...". Конец августа. Нет, кусты еще не темнели от дождей и с них не осыпался холодный мелкий бисер. Но скоро осень...
  
   Дождик
  
  ... Ну чего, чего. Промокли все, вот чего. Вся бригада под дождик попала. Я до сих пор не просох... Так долго... Ты как эта... Пока висели. Нас на веревку, значит, всех. А веревка - вспоминать тошно. Знаешь, Тань, как у соседки, у Клавки. Ну что ты, не помнишь? Толстая. Гнилая... Да не Клавка, не Клавка. Я ее и трогать не собираюсь, твою подругу разлюбезную. Веревка, говорю, гни... Черт-те из чего свитая. Как ливерная. А на концу, как его... Ну помнишь, по телеку показывали, кобылку не кобылку, осла не осла. Нос у него еще висячий. Греко-турецкий такой. Вялый. Да при чем здесь я? Я про осла говорю. Или про кобылку... А на концу, значит, на этой самой раздаблъю, короче, сзади, вот такой бантик. Как раз под хряпочкой. Розовый... Ну, даблью. Не помню. Дочка тогда эту букву по англицки читала... А при чем здесь твой зад? Я про веревку рассказываю, что у Клавки была. Так я и говорю, что даже на ливерную не похожа... А что потом?... Заладила. Промокли мы крепко, вот что. Там так хлестало, как из бочки. Струями. Поневоле промокнешь. Со всех боков. И хлещет, и хлещет. То с одного, то с другого. Да еще Витька, мол, ты мне не друг. Ну, струи аж с этими, с волнами пошли. С пеной. Как захлестнет, зараза... Потому и с боков. Вся бригада. И все получку получили... Так оттого и долго. Кому охота, чтоб деньги намокли. Вот и стояли друг за другом. Я ж объяснил, веревкой. А тут то с одной стороны, то с другой. Ну, обнаглели, Тань. Да целыми авоськами, значит, загребают. И еще в морду норовят это... плеснуть. Ну, мы тогда двоих отрядили. Из литейки. Они рукава закатали... Как зачем? Все равно ж промокли. И таким макаром почти сухими до самого, значит... простояли. Ну, ты даешь. Надо же, чего ж я тогда такой мокрый. Мы еще сразу за проходной, возле шайбы... под струю попали. Как из ведра. Потому и мало принес. Скажи спасибо, что эти из карманов не вымыло. Такой дождик.
  
  
   Характер
  
  Ну все, кажется, зацепился за одну из вечных тем. Теперь надо поудобнее устроиться на скрипучем стуле и начать разматывать километры мыслей. Значит, так. Судьба человека зависит от его характера. Это известно всем. Ну и начнем, казалось бы, с банальностей. Посмотрим, куда они нас приведут. Идем дальше. А характер - программа жизни - закладывается в него при зачатии и окончательно сформировывается перед самым появлением на свет. И зависит он, как все вечное, от расположения в этот великий момент звезд на небосклоне. Значит, судьбу изменить нельзя? И все поступки оправданы, заранее предопределены? Нет. Справа, на полке книжного шкафа, стоит трактат по тибетской философии. В нем есть отдушина. Нужно освободиться от набора дхарм - земных грехов - и добиться нирваны - полной гармонии тела и души. То есть, стать отшельником, мудрецом. Библия, впрочем, тоже призывает к нравственности. Но характер... Разве он позволит переступить через себя? Вопреки желанию звезд. Там - вечность, здесь - миг. Ох уж этот характер. От него - не от обстоятельств, а именно, от характера - полностью зависит смена декораций в спектакле под названием Жизнь. От, казалось бы, незыблемого благополучия до полной прострации. И наоборот. Он толкает на неоправданные сумасшедшие поступки против воли разума. Против собственного "я". Он заставляет доплыть до берега с середины бушующего моря и помогает утонуть в стакане воды. Такая банальность - подумаешь, характер. И такая сила - сама судьба. Странно. Нелогично. Не по земному...
  
   Его Величество Случай
  
  Лунный луч равнодушно пошарил по комнате. И сосредоточился на залетевшем в окно и опустившемся на пол крохотном тополином зернышке. У него еще остался шанс попасть в мусорное ведро и прорасти где-нибудь за городом или на обочине тротуара. Вознестись двадцати пяти метровой свечой и спеть гимн свету и теплу. Миллиарды его собратьев падали на землю, укрывали плотным слоем жестяной козырек подоконника снаружи. Зачем? Для чего Природа тратила лишнюю энергию? Ведь дорогу к солнцу все равно пройдет сильнейший. Еще кого-то изберет Его Величество Случай. Остальные погибнут. А может, она, как и люди, не уверена в будущем? И чтобы выжить, свято блюдет библейский закон: "Плодитесь и размножайтесь"? Но во избежание эпидемий, трагедий и войн, не лучше ли создавать мало да надежно? Или мир и вправду так молод, несовершенен и неразумен, что знает только этот тараканий способ защиты от постоянной угрозы? От какой? От кого?..
  Господи! Как все просто. Конечно же, мир молод. И бояться он должен одного - собственной агрессивности.
  Снова все вернулось на круги своя. Без борьбы, без Противоречий нет Жизни. Страшно. Жестоко. Наводит на мысль, что на Земле никогда не будет мира, не будет тишины, спокойствия, благополучия. До тех пор, пока человечество не постареет. Только тогда Разум сможет Приостановить Самоуничтожение. Но для этого нужно взойти на вершину Голгофы...
  
  
   П О Р О Д А
  
  Недавно по телевизору показывали детей именитых родителей, в кого они выросли и как сложились их судьбы. Среди прочих два кандидата на очередную известность заинтересовали особенно крепко, потому что предки их принадлежали к дворянским родам. Мало того, до этой передачи про них практически не было известно ничего. Это сын Никиты Михалкова и дочь Людмилы Гурченко. Но оба фигуранта вызвали разочарование и даже в некотором смысле неприятие. Увидеть хотелось совершенно иное, нежели то, что узреть пришлось. Что у сына, что у дочери знаменитых на постсоветском и на нынешнем российском пространстве артистов лица оказались невзрачными, больше похожими на деревенские. Из разговора с ними тележурналистов выяснилось, что цели отсутствуют тоже, то есть, что сыну Михалкова, что дочери Гурченко дороже обыкновенная мещанская жизнь с маленькими ее радостями. Выходило, разумная планка, обязанная подняться вверх, наоборот, почему-то опустилась вниз. Если посмотреть на самого Никиту Михалкова, на его брата Андрона, на их заменитого отца Сергея Владимировича, то в глаза сразу бросится порода. Она проявляется во всем - в благородных чертах лица, в движениях, в ходе предлагаемых всеми троими обществу мыслей и, наконец, в оценке их общественных дел на государственном уровне. Хотя надо признать, что у Никиты Сергеевича, несмотря на философский склад его ума, бывают частые спады на простую обыденность. И все равно, если встретиться с артистом и кинорежиссером, допустим, где-то на улице, в парке, да хоть в вагоне поезда, то сразу отметишь про себя, что такой человек не из простолюдинов, он принадлежит к сословию избранных. То же самое можно сказать и про Людмилу Марковну Гурченко, которая только на первый взгляд проста, как все они всего лишь обыкновенные красивые бабы. Но когда актриса дает интервью, тем более, если ее приглашают на беседу перед объективами телекамер, то за отрывистыми фразами, за частой корявой недосказанностью, чувствуется масштабный ум, умеющий мыслить на уровне глобальном. Думается, что таким людям не надо знать, что наша планета круглая, они это понимают, и не только умом, но и на физическом уровне.
  Но дело совершенно в другом и разговор здесь не об этом. Дочь Никиты Михалкова тоже не стала красавицей, хотя актриса из нее получилась, скажем так, не хуже других. Мало того, возможностей, как и у раньше названных, стать лучше окружающих было у нее выше той самой крыши. Широкое простоватое лицо в отличие от папиного, такие же и мысли на житейском уровне. Не хочется приводить избитое высказывание, что природа на детях знаменитостей отдыхает. Если взять семью Вячеслава Тихонова с Нонной Мордюковой, то с их красавцем сыном-неудачником все ясно без слов. Во первых родословная обоих родителей не блещет без накопленного их поколениями разумного опыта, его просто не могло быть по одной причине - в их корнях опыт не накопляли, он переходил от деда к внуку с выражением "абы как". Во вторых, их отпрыск просто "не потянул" подаренных ему той же природой стольких прекрасных качеств,как внешняя красота, яркий талант и не рядовой ум. Не потянул он по причине, видной невооруженным глазом - по происхождению не из родового клана. Родился бы он в семье, допустим, английских лордов, как принцесса Диана, или в древнем роду испанских гидальго с вековыми традициями, типа какого-нибудь Хулио Иглесиаса с его же сыном, все было бы совсем иначе. Уточнение: типа - не значит так и есть. То есть, притягивание сюда за уши природы абсолютно не вывод как таковой, а действительно навязываемое обществу всего лишь высказывание, потому что имеется масса противоположных примеров. Ведь если взять семью Бушей в Америке, или, спустившись на российский уровень, семью, допустим, Собчаков, семью Маликовых - назвать фамилий можно предостаточно - то указки с оглядками на природу не подойдут ни под каким соусом. И вообще, не стоило бы рассуждать на эту тему, потому что все люди равны и какая разница, кто у кого кем уродился и какие перенял он от предков способности. Но все-таки.
  Здесь больше подходит именно тот самый пресловутый космополитизм, навязываемый людям определенными силами. Под его гнетом и под его насильственным - а это правда - внедряемым в умы общества, давлением бросаются люди разных сословий, развития и достатка в объятия друг к другу. Богачи к простолюдинам, черные к белым, умные к бездарностям. И расплачиваются они неумолимо наступающей на цивилизацию и человеческий прогресс серостью. И затапливает эта серость в первую очередь развитые страны, принуждая их скатываться на низшие ступени, заставляя терять достигнутое их поколениями таким великим трудом. Неужели мало примеров, положительных, преподаваемых человечеству мононациями? Допустим, шведами с голландцами, с немцами и датчанами. С японцами, наконец, где инородный индивидуум - нонсенс? Где лучше проявляется прогресс, в Белоруссии, стоящей на перепутье дорог, истоптанной и изнасилованной десятками армий разных национальностей? В России с перемешанным, казалось бы, уже со всем миром, населением? Или на диком до сих пор Кавказе, где каждое ущелье говорит на своем наречии, категорически отвергающем любое смешение кровей? Особенно в Чечне. Но чеченцы и не думают вымирать, мужчины и женщины там становятся все красивее и здоровее. И даже умнее. Ни в первом случае, ни во втором, ни в третьем,явного прогресса мы не видим. А присутствует он в той же Японии со скандинавскими опять странами. В конце концов, если русский парень женится не на родной сестре или на другой своей родственнице, то есть, не займется прямым кровосмешением, а возьмет себе в жены девушку с другой улицы, то из этого ничего страшного не произойдет. Род молодоженов не начнет вымирать, а разумом их дети не станут глупее. Значит, равноправие с космополитизмом и кровосмешение как таковое - абсолютно разные вещи, сравнивать их друг с другом не следует категорически. На одном этом примере видно невооруженным глазом, что разговоры о вырождениях и прочих страшных последствиях от браков внутри одной нации высосаны из пальца.
  Надо признать и четко усвоить, что названные регионы, часть из великого множества, ничем не выделились на мировой арене. А если имеются у них умы планетарные, то как правило из мононациональных особей. В России это академики Павлов, Королев, писатели Чехов, Толстой, Булгаков, Набоков, художники Шишкин, Иванов - они были чисто русскими людьми. Этот ряд можно продолжить сотнями имен. И только Пушкин, Лермонтов, Брюллов представляют из себя единицы со смешанной кровью. Известны они тоже только в России. А в Англии получили мировое признание Диккенс, Шекспир, в Германии Гете, в Швеции Линдгрен... Культурный уровень в названных странах тоже куда как выше, нежели в странах со смешанным населением. В конце концов чище там, уютнее. И так далее.
  Встретились на улице с Жорой Пойтяном, мать у него как всегда русская, отец, ясное дело, армянин. Жора работал телеоператором на областном телевидении, сейчас неизвестно где - не потянул.
  - Не могу, - говорит, - Хоть руки на себя накладывай.
  - Что такое? - спрашиваю.
   - Не знаю, кто я. То я русский, а то армянин из срединной Армении. Не ведаю, какому богу молиться.
  Пошел человек в русскую церковь, принял православную веру. С тех пор Жора оттуда не вылезает, потому что раздвоение личности требует постоянной и основательной подпитки действиями. Как наркотик.
  Жизнь на планете Земля для всех людей одна и одинакова, в конце концов люди посмешаются между собою сами. Ассимилируются. Когда-нибудь, в тысячелетиях, покрытых неведомым. Не раньше. Но не следует насильственно подталкивать этот природный процесс, иначе природа накажет. Весьма жестоко.
   Пустились люди в сексуальную распущенность, природа наказала сифилисом. Не одумались - вот вам спид. Взялись загаживать реки - вот вам конский волос. Это такая мерзость, тоньше паутины, которая проникает вовнутрь человека и начинает его разлагать. Начали вырубать леса - легкие Земли, вот вам энцефалитный клещ.
  Вывод: для всего и для вся в природе на планете Земля всегда была, есть и будет своя ниша, свое так называемое место под солнцем, с которого, например, человек может развиться в личность неординарную. Или в личность просто полезную обществу, в котором он живет. Во благо его. И не следует мутировать насильственно то, что предложено нам той самой природой, иначе недалек час самой настоящей расплаты. Если нужны примеры еще, то вот они, не придуманные и осязаемые.
  Скрестили осла с лошадью, получился мул. Мул потерял живость и скорость лошади, он не стал выносливее и неприхотливее осла. Зато он утратил главное, к чему стремится и на что нацелена вся природа - плодитесь и размножайтесь. Мул животное бесплодное.
   Прилавки продовольственных магазинов заполнили продукты-мутанты. Скрещивают яблоки с грушами, индюшек с курами и так далее. Но кто скажет, что эти продукты стали вкуснее, а главное, полезнее? В мире все сильнее нарастает движение геев и лесбиянок. Однополые браки заключаются так часто, что их уже узаконили. Но кто наберется смелости сказать, что от таких браков рождаются обыкновенные люди, жаждущие счастья и добра себе и окружающим? Тем более гении, которые станут работать на благо всего человечества?
   Не стоит здесь кивать на именно прогресс, который задавливает природные влечения, причина в данном явлении только одна - смешанные браки приводят к деградации личности.
   Тогда возникет вопрос, кому выгодно опускать менталитет высших рас на более низкую ступень? И для чего ему понадобилось ассимилировать высшее с низшим? Ответ лежит на поверхности. Кто на данном этапе является во всем мире главным, кто двигает весь мировой прогресс?
   Капитал.
   Вот к нему и нужно предъявлять все претензии. Почему? Потому что людьми малограмотными легче управлять. А если это так, то особям, стоящим во главе всего человечества, проповедующим равенство и ассимиляцию с космополитизмом, так называемым избранным, на этой волне можно подниматься вверх и вверх. Все вверх, завоевывая, как им кажется, все новые вершины. Вот только возникает опасность, что вершин этих в конце концов им не хватит - наша матушка Земля не так уж и велика. Тогда что придумают избранные?Новые потопы с новыми клонированиями человеков? И почему все люди на Земле должны идти на поводу у каких-то избранных, которых никто себе в начальники не выбирал?
   Все, буквально все, начинается с внедрения в умы людей якобы равенства между всеми и вся. В первую очередь равенство провозглашают в странах с высоко культурными нациями, принуждая их ассимилироваться с расами из третьих миров. Про эти отсталые расы со странами не устают твердить - и опасаются их агрессивности - самые уважаемые мировые политики. Они словно сговорились подталкивать развитые нации помогать им проводить странноватый опыт над человечеством. Политиков будто кто-то вынуждает так делать, скорее всего, под личную потерю свобод и даже под страхом смерти. То есть, они сами признают, что есть страны третьего мира и есть страны второго и первого мира, и все же призывают их смешиваться друг с другом. Для чего и кому это понадобилось? Ведь всем известно, что сколько дурака ни учи, он дураком и умрет. А если представить, что этот дурак женился на принцессе?
   Что из этого получается, уже видно на примере Великобритании, до недавнего времени бывшей культурной и цивилизованной, занимающей верхнюю строчку в списке самых развитых стран. Английские дети начали упортеблять спиртное, наркотики, заниматься сексом с двенадцати неполных лет. Кто в этом виноват? Все тот-же космополитизм с равенством, допустивший в эту страну орды беженцев из стран третьего мира. Они поселились на одних улицах с цивилизованными англичанами, в одних с ними городах и показали низменный пример, который британцы уже проходили и о котором начали забывать.
   Зато пример этот немедленно показал, как он действует, потому что оказался выстроен на незыблемом законе природы, напрямую связанном с человеческим менталитетом. Он гласит:
   Бытие определяет сознание человека.
   Впрочем, ни на чем другом тот пример построить было нельзя. Этого оказалось достаточно, чтобы развитая нация начала опускаться на уровень первобытных племен, наглядно напомнивших ей о ее прошлом.
   Все мы равны только - и только - перед Богом. Каждый из нас входит в церковь не со своими спичками, а зажигает внутри храма свечу от свечи. Там мы все братия и сестры. Но когда выходим на улицу, то каждый из нас снова становится художником и комбайнером, политиком и слесарем, писателем и простой уборщицей.
   Все мы, люди на всей Земле, обязаны относиться друг к другу только - и только - с уважением, потому что мы живем в одном доме, в котором погода зависит не от нас, а от высших сил.
   Различие между нами только - и только - в одном, в разуме. И здесь никакого всеобщего равенства и быть не может.
   Значит, во главе угла должен стоять не капитал, уже утонувший в крови по самую макушку, а тяга к духовному. К чему призывают все книги с правилами человеческого общежития - Библия, Коран, Талмуд, буддийские учения. Почему? Ответ весьма прост:
   У дурака одна дорога - намолачивать бабки. Купить можно все, но под каждым купленным будет стоять фамилия чужая.
   Известно: заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет.
  
   П О Р О Д А
   Быль.
  
  У меня две дочери, с которыми я мысленно спорю до сих пор. Старшей уже за тридцать лет, а младшей чуть больше двадцати. Первую, Юлию от первой жены, я воспитывал до восьми лет. Хотя как воспитывал, то у бабушки жила, то при нас непутевых крутилась. А вторая родилась уже после развода аж со второй женой от алкашки-любовницы, которую я так и не отучил пить, зато сам едва не стал алкашом. Выгнал я ту алкашку, а девочку Аленку передал ее матери, потому что понял, что сам воспитать дочь не смогу. И болезнь, заработанная на производстве, начала прогрессировать, и сам запил не по делу. Но Юлия от меня надолго не отрывалась, не успели разойтись, как я начал посещать ее втайне от ее матери, запрещавшей мне приближаться к ней. Тогда я уже женился во второй раз на женщине на двенадцать лет моложе меня. Но и с ней жизни не получилось. Кто виноват? Я, конечно, алкоголик и кобель, чтобы не искать долго разных причин. Мне даже смешно приводить в свое оправдание примеры о том, что моя первая жена не давала проходу жене второй, что она не вылезала от бабок, колдуя и наводя порчу. Впрочем, кто ее знает, ведь и со второй супругой наши совместные дети лучше не стали и судачества старых людей о том, что любое колдовство отражается на потомстве, вполне может иметь законное место. Так сегодня повелось и большинство из нас в это верят. У сына и дочери от второго брака, которым давно за двадцать лет, судьбы - враги не позавидовали бы, несмотря на то, что они весьма привлекательные. Высокие - метр шестьдесят семь одна и метр девяносто шесть другой. Кстати, обе жены у меня были из деревни, а я горожанин по отцу и матери в пятом и третьем поколениях. И как каждый горожанин, чуть больше деревенских грамотный, я настаивал на том, чтобы отпрыски мои не отрывались от книг и подчинялись жесткой дисциплине. Я мечтал вырастить из них человеков с большой буквы, в отличие от моих жен, которым было достаточно восьми классов и кулинарного училища. Как в той рекламе про чистоту, в нашем же случае - чтобы было сытно. И все. Они категорически не желали, чтобы дети портили глазки и чтобы у них болели головы. Из-за этого скандалы в семьях происходили чуть-ли не ежедневно. Но дальше.
  Первая жена с дочерью Юлией переехали на другой конец города в квартиру, от которой я отказался при распределении в цеху. Предлагали ее мне как передовику производства, создавшему вторую семью и ушедшему из гостинки, полученной опять же мною, на частную квартиру. Эдакий мой благородный поступок. Так-же получилось и при втором разводе, когда пришлось разменять заработанную мною потом и кровью в буквальном смысле этих слов квартиру из трех комнат на двухкомнатную в центре города и однокомнатную с частичными удобствами далеко от центра - для меня. В нее я и привел ту алкашку, опять же девушку деревенскую, наполовину мордовку. Но зато на четырнадцать лет моложе меня, бывшую гимнастку, озорную и смазливую потешницу. Недостатков у нее было два - восьмиклассное образование и непреодолимая тяга к вину. Это сейчас я понимаю, что во первых виною всему была пропаганда о равенстве, не смолкающая ни на минуту и пропитавшая нас с пеленок насквозь. Из-за нее во всех трех случаях, как до сих пор и в остальных, я поступал как любой человек из толпы, которого в женщине притягивают не ее ум и желание примкнуть к кругу людей со знаниями, а привлекают прежде всего то, что он видит перед собой своими глазами - внешние прелести. То есть - нечего и думать понапрасну, когда все вокруг одинаковые. Главное фигурка с осиной талией, круглая попочка, нормальные груди, самостоятельно ощущающие земное тяготение, большие губы и глаза с той самой чертинкой, когда забываешь про все на свете. Я никогда не думал, что все это может надоесть, что предела высшему проявлению красоты, как и падению в ее низшее уродство, в природе не существует. Оказалось, не может быть на земле самых красивых и идеальных женщин и мужчин, как не может быть самых уродливых их представителей. Всегда найдется что-то лучшее, за хвостом которого ты поволочешься обязательно, ничего не найдя для себя в рутине из несложного набора слов, выданного неразвитым умом на гора. Впрочем, даже в этом литературном труде не стоило бы усложнять себе жизни, имеется ввиду контакта с читателями, а писать надо бы попроще. Не лекция для студентов философского факультета, всего лишь житейское откровение. Но дальше.
   Прошло двадцать лет, за это время старшая из дочерей Юлия превратилась в хабалку, так называемую, для которой главное не работа, не достижение высоких целей с обязательной учебой, а библейское плодитесь и размножайтесь. Благо бы при полноценной семье, стремящейся хотя бы к достатку, тогда бы заповедь эта в чем-то сработала. Пусть бы так: кушать, какать, работать в меру сил и плодиться. Но нет, цель туманная, всего лишь матери-одиночки с двумя дочерьми от разных мужей и с искренним восхищением торгующими на базарах кавказцами. Вот они, мол... И так далее. Юлия кочевала от родной матери ко мне, она выманивала у меня деньги, спаивала, чтобы я был покладистее. Дошло до того, что стала просто воровать у меня деньги. Но самое позорное заключалось в том, что она обливала грязью свою мать с ног до головы, ту самую женщину, родившую ее, выкормившую и продолжающую кормить не только ее, но и в первую очередь ее детей, а потом уже своих внучек.Спорных вопросов достаточно,главным же останется факт, что бывшая жена поставила дочь на ноги. Я терпел все, я знал, что точно так-же поносит Юлия и меня - всем и перед всеми. Но одергивал ее только за мать - ведь она была родная дочь. Я знал, что выросла она в такую по одной причине. Мать, почуяв вкус шальных денег от работы в советское время официанткой в ресторане, от челночных заграничных шабашек при начавшейся перестройке, ни в чем ей не отказывала. Ни в одежде, ни в развлечениях. В погоне за быстрым обогащением она забыла, что дочь постоянно находится в пустой квартире одна, что у нее начались приступы страха, когда стало казаться, что в комнатах кто-то есть. Все мои потуги затащить Юлию в танцевальный кружок художественной самодеятельности или завлечь чем-то другим, заканчивались провалом. Днем дочь дефилировала с ровесниками по улицам города в новых модных нарядах, ночью тряслась от страха одна в пустой квартире. И теперь я понимаю, что моя жизнь работяги и мелкого спекулянта книгами, а потом журналиста и писателя, ее уже тогда не прельщала. Мы прекратили встречи, я не терпел беспрерывного вранья и вечных разговоров про бабки, дочери не нравилась моя позиция по ее мнению нейтралитета к ее судьбе. Она вышла замуж, один раз, второй, нарожала детей. Скажу одно, я не обделял ее вниманием никогда, но сколько ни пытался дозвониться до нее по называемым ею номерам телефонов и сколько ни обивал порога ее квартиры, ни разу не дозвонился, и всего пару раз достучался. И то по недоразумению. Этому человеку нужны были только деньги и только в руки, неважно от кого. В глазах у дочери застоялся непробиваемый ничем холод, чужой и отталкивающий, за которым невозможно было ничего разглядеть.
  Недавно Юлия пришла ко мне с внучкой Миланой, которой исполнилось двенадцать лет. Увидев ее материнское широкое крестьянское лицо с моим крупным носом, чем-то похожее на лицо актрисы Ларисы Голубкиной из "Гусарской баллады", или на лицо дочери Никиты Михалкова, я невольно вспомнил фотографию свой матери из конца сороковых годов. На ней была изображена модно одетая женщина, почти копия Марлен Дитрих, с модной прической и независимым выражением, знавшая немецкий язык, всю жизнь стремившаяся занять лидирующее положение в окружавшем ее обществе и прозванная этим обществом "фестивальной".Уверен, моя родная дочь с удовольствием присоединилась бы к тем теткам и дядькам и даже посмеялась бы над стремлением своей бабки не быть как все. Почему я раньше не всматривался в ее черты попристальнее, почему еще до появления ее на свет умилялся только блудливыми глазками ее матери и точеной ее фигуркой, не замечая, что это была обыкновенная деревенская девушка, для которой важнее всего был сытный кусок. Ведь и моя родная мать ругала меня, что встречаюсь я с какой-то недалекой монголкой, когда надо заканчивать учебу в институте и добиваться положения в обществе. Но я упорно доказывал, что все люди равны, и что Ломоносов тоже был из крестьян. На что мать неизменно отвечала, что гражданин Ломоносов из всех крестьян такой один, что он ничего нового не изобрел и его поставили не во главе государства, а всего лишь руководить научным учреждением, где особого ума не требуется - не теоремы с задачами решать. Тем более, что этот якобы ученый был не из простых крестьян, а из зажиточных, что не одно и то же. А если в советское время у руля власти появились холопы, то и в стране стало как в той же деревне - улицы заросли в грязи, дома потрескались, а туалеты стали за углами каждого здания.
  У внучки Миланы - это я настоял изменить имя, вначале ее звали как всех - Людмила - было смазливое личико и весьма любопытный взгляд. Дочь сказала, что у нее обнаружились способности к рисованию и что она все время старается верховодить в классе. Я знал, что отец у Миланы еврей по национальности, звали его Эдуард. Знаю и то, что эта нация своих детей не бросает. Но видимо были очень веские причины, если пришлось поступить именно так.У второй девочки Рады, которой пока четыре годика, отец русский, из так называемых "ростовских голубятников", или немного приблатненных и все знающих парней, которых только это и отличает, кроме ума. Последнего хотелось бы побольше. Пожаловавшись, что денег нет, дочь забрала у меня копейки и дала номер телефона, чтобы мы созвонились и я смог приехать к ней. Внучка проявила интерес, ведь мы не виделись в течении нескольких лет.
   Я прозвонил по этому номеру с неделю, по десять раз на дню, оставлял сообщения с просьбой откликнуться или звякнуть мне. И не дозвонился ни единого раза. В ответ раздавались лишь осточертевшие: "Абонент временно..." и так далее. Но жаль мне не этого, в общем-то привычного в наших взаимоотношениях, а того, что моя дочь не сумеет воспитать правильно теперь уже свою собственную дочь, а мою внучку. Она уже пустила ее развитие на самотек, не устраивая ни в какие школы, не подогревая интереса ребенка к художественному творчеству, зачатки которого у нее обнаружили преподаватели. Для Юлии восемь классов и кулинарное училище - это предел. Я боюсь, что она даже не понимает, что отец у нее писатель, что он лауреат, победитель и так далее. Потому что она не читала ни одной моей книги из шести, ни одной из сотен публикаций в журналах и газетах. Она уже высказывалась по этому поводу примерно в таком духе, мол, папа, а кому нужны твои книги? И это прозвучало в ее устах вполне естественно.
  С приходом так нужной всем людям на земле демократии, российский наш народ стал впадать в безграмотность. Она была всегда, только не бросалась в глаза. Но я никогда не смирюсь с мыслью, что моя дочь обыкновенная хабалка с нахичеванского рынка, где правит первобытный азиатский капитал. Значит, настоящего контакта с ней и ее девочками может не произойти вообще. В поведении старшей внучки, в ее глазах, я заметил тот самый огонек, ту тягу к самостоятельности, которой обладали члены моей семьи, прошедшей сталинские лагеря. Пусть на пути моих дорогих внучек будет поменьше камней и ухабов, а я постараюсь откликнуться на первый же их зов.
  Я уже обмолвился, что прошло двадцать лет. И вдруг звонок по телефону от незнакомой мне женщины. Оказалось, что ей позвонила из Тюменской области какая-то молодая мама, у которой есть мальчик полутора лет, и что она ищет своего отца. Та мама звонила наугад, просто набрала любой номер телефона в Ростове-на-Дону и ждала, кто ответит. У женщины, поднявшей трубку, тоже оказался полутора годовалый ребенок, она была ровесницей звонившей. Поэтому она решила помочь своей подружке, принявшись обзванивать всех жителей города с моей фамилией. Ориентир был один - отцом тюменки числился журналист и писатель. А так как такой ориентир в телефонных справочниках отсутствовал, а фамилию Иванов мне дали при рождении в лагере для политзаключенных, потому что настоящая - Милютин - вызывала некоторые опасения у власть предержащих, то она и крутила номера. Все подряд. Ведь на ивановых вся Россия держится. Наконец ей повезло. Конечно, я сразу подумал об Аленке, хотя моя дочь, рожденная от алкашки, должна была находиться в Ставропольском крае, откуда они с бабушкой пару раз наезжали ко мне и куда я пару раз посылал посылки с тряпками и куклой Барби. Потом связь оборвалась и на те же пару моих запросов мне никто не ответил.
  Не скрою, я все время думаю о своих детях, как бы ни сложились у меня с ними отношения, но повторяю в тысячный раз, что отец я плохой и жестокий, несмотря на то, что не пью и не курю уже десятый год. Я признаю только разум и презираю глупость и расхлябанность. Даже у своих собственных детей.
  Слово за слово, я признался, что у меня была дочка Аленка, контакт с которой давно утерян. Согласился на переговоры. Странно, конечно, далекая Тюмень, бескрайняя лесотундра, нефтяные вышки. И холода. Но все может быть. И вот звонок. Я почти узнал голос дочери, хотя первый вопрос, заданный ею, меня смутил. Или мне так показалось, потому что я ждал этот голос. Но вопрос прозвучал слишком коряво:
  - Юрий Захарович?
   - Да, я слушаю.
   - Вы узнаете, с кем вы говорите?
   Я замялся, подобные вопросы с напором задаются, вообще-то, в государственных учреждениях с некоторым уклоном.
   - Пока нет. А кто вы?
   - Вы не узнаете? Подумайте получше.
   - Простите, давайте не играть в прятки. Скажите, во первых, откуда вы звоните, кто вы и кто вам дал мой номер телефона?
   - Так вы меня не узнаете? - настойчиво добивался признания голос, в котором чувствовалось нарастающее раздражение. - Покопайтесь в своей памяти.
   - Девушка, кто вы?
   Я давно хотел спросить, не Аленка ли это звонит, но в груди появилось некоторое чувство протеста, будто меня хотели заставить признаться в преступлении, которого я не совершал. Или, прошу прощения, этот звонок из дурдома, настойчивый и однообразный.
   - Не узнаете, да?
   - Нет, не узнаю.
   - Я ваша дочка, - с надрывом закричали в трубку. - А вы не хотите меня признавать. Какой же вы отец!..
   - Хорошо.., дочка. Но зачем же так кричать, когда я... вас совершенно не знаю. Моя дочь Аленка жила в Ставропольском крае, в станице...
   - А потом мы все, и мама, и дедушка, и бабушка, переехали на родину к дедушке.
   Переписка длилась полгода, я узнал, что Аленка росла у бабушки с дедушкой, что мать ее так и не бросила пить, живет с таким же алкашом. У матери родился второй ребенок мальчик, но она его или бросила, или сама утопила в речке. И дочка от нее отказалась, официально. Сама она учится на третьем курсе экономического факультета Тюменского института, вышла замуж за хорошего парня, немца по национальности, и родила мальчика, которого назвали Алексеем, по отцу. Живут молодые в доме барачного типа, комнатка небольшая, но хотя бы такая. С жильем у них туго. Я немедленно выслал деньги, свои книги, фотографии,в том числе, где Аленка была маленькой. Еще деньги, посылку. Пригласил в гости. В ответ мне прислали тоже посылку, в которую были вложены фотографии весьма привлекательной молодой особы с крупными губами и соломенными волосами, похожей на перекрашенную молодую Лолобриджиду. На лице той женщины моего крупного носа в помине не было. В шикарном свадебном платье рядом с женихом, претендующем на респектабельность, в окружении незнакомых мне людей, дочь и сама казалась абсолютно незнакомой. В тумбочке под трюмо, со всеми документами, у меня хранилась бирочка из клеенки с марлевыми завязочками и с написанным синими чернилами номерком на ней. Это был номер, который надели на ручку Аленке, когда она родилась. Но этот сувенир я решил отдать дочери из рук в руки, ведь я ни разу не видел ее, этой женищины, с которой разговаривал по телефону. Кроме того, начались странные случаи, когда названный ею номер телефона не срабатывал, то есть, попросту не отвечал. Я его набирал, а оттуда неслось: "Абонент недоступен..." и так далее.
   В голове закрутилась мысль, что меня или хотят купить незнакомые люди, играя на самом дорогом, или господь наградил еще одной Юлей, для которой главное, когда она доказывает что-то сама. Попытался оговорить эту ситуацию, в ответ прослушал что-то невразумительное. В конце концов сотовый перестал отвечать вообще, но ко мне сигналы с него доходили исправно и я мог разговаривать с дочерью сколько ей хотелось. Такая односторонняя связь меня насторожила и когда Аленка сообщила, что собирается выехать ко мне, я потребовал дать мне правильный номер, чтобы упредить все условия. В ответ снова лишь глупые заверения, что никто меня кидать не собирается, что она и правда моя родная дочь, и новые номера телефонов. По ним я попадал куда угодно, даже на квартиры в самой Тюмени с весьма агрессивными голосами, но ни разу по адресу. Тогда я сел за стол и написал письмо в отделение милиции, которое находилось в том населенном пункте. В нем я спрашивал, кто на самом деле скрывается за номером телефона таким-то по адресу такому-то, и почему я не имею возможности дозвониться до родной дочери. В конечном счете, с кем я имею дело и где тогда находится моя родная дочь? Может быть, это мошенники и они с ней что-то успели сделать? Я знал, что письмо идет недели две туда, столько же обратно, значит, месяца вполне хватит. Я знал это, но не предполагал, что у той женщины свои правила. Буквально через пару дней она позвонила мне и сказала, что собирается выезжать с сыном и с мужем. Тогда я попросил ее обождать еще хотя бы две недели. В ответ откровенное недовольство с переходящими на грубость словами. Было странно выслушивать все это, но я терпел, потому что на том конце провода могла находиться действительно моя дочь. И все-таки мы сумели договориться, женщина сказала, что подождет.
   И вдруг поздним вечером другого дня звонок телефона заставил меня вздрогнуть, никогда я так не реагировал на звонки, даже в самые трудные годы, хотя за время дурацкой перестройки испытал, как каждый из нас, буквально все. Голос в трубке был возбужденным до крайности, женщина, назвавшаяся моей дочерью, почти кричала, что я бездушный человек, что не хочу признавать своего родного ребенка, и что она уже купила билеты. Я пытался как-то оправдаться, приводил аргументы для своей защиты. Тогда на том конце трубки собеседница крикнула, что моя бывшая сожительница, а ее мать, умерла три дня назад, и что ее уже похоронили. Я долго был не в состоянии произнести ни слова, в голове теснились мысли, почему моя дочь не узнала о смерти своей матери раньше, почему не поехала ее хоронить. Хотя бы на последнее прощание с родившей ее женщиной она обязана была придти. И кто она, наконец, эта звонившая мне абонентка, до которой я так и не сумел ни разу дозвониться сам. Но я не сказал ни слова, лишь устало выдохнул:
  - Приезжай.
  И вот встреча на вокзале, а затем приезд на мою квартиру. Подозрения начали испаряться, потому что молодые люди походили на молодоженов с фотографий.Молодая семья показалась мне весьма интересной, особенно огромный муж Аленки и маленький внучек, потому что в глазах у них отражался пытливый ум, в отличие от дочери, в зрачках которой тускло светилось застывшее навсегда олово. Я забросил все дела, не спросил ни документов, ни других доказательств нашего родства, я не знал, как угодить, куда повести и что показать в первую очередь. Ведь я был родным отцом довольно симпатичной особы, местами смахивающей и на меня самого. Например высоким лбом, ушами, овалом лица. И этого было достаточно. Кроме того, молодая мама осталась одна, ведь перед самым отъездом у нее умерла мать. Требовалось растопить это олово и добиться между нами родства, теперь душевного. Но я суетился зря. Впрочем, я уже говорил, что отец я никакой, к тому же жестокий. Ну не наделила меня природа заискиваниями с лестью. Почти в первый же вечер я услышал от Аленки упрек в свою сторону в том, что бросил ее, что не воспитывал и даже не пытался искать. На все оправдания она смотрела на меня сквозь свое олово, будто я для нее не существовал. И я начал чувствовать, что и правда сто лет ей не нужен, что мысли ее далеко отсюда, где-то за границей ее сознания. Мои оправдания в том, что всеми силами пытался отучить свою сожительницу, а ее мать, пить вино стаканами, пролетали мимо ее ушей. А я и правда выливал на ту женщину пиво из баллонов, разбивал на ее голове бутылки с вином, заставляя видеть перед собой только собственного ребенка. Я как зверь рыскал по грязным блатхатам, куда она сбегала от меня, находил ее через несколько дней пьяную в усмерть, в обнимку с другими алкашами, в то время как Аленка едва слышно хрипела в другой комнате в темном углу, закутанная в грязное тряпье. Брошенная, голодная, протухшая от кала и мочи. Я хватал дочь за одежду, другой рукой накручивал волосы сожительницы на ладонь и тащил обоих домой. Чтобы через несколько дней все повторилось заново.
  И снова все мои потуги как-то оправдать себя были бесполезными, дочь смотрела на меня чужими до нервной дрожи глазами, ей было все равно. Боюсь говорить эти слова, но казалось, что ее вообще ничего больше не интересовало. Взгляд был тусклым и тяжелым, несмотря на общую привлекательность. Еще до приезда Аленки я отправил своей матери, которой исполнилось уже восемьдесят четыре года, фотографии. Как обрадовалась она за то, что девочка отыскалась, что она красивая и умная, и как хотела, чтобы внучка приехала с семьей к ней в гости. Этому случиться было не суждено.
  В один из дней я заглянул дочери в глаза и сказал, что ни в чем перед ней не виноват, что если говорить по большому, то это она должна сказать спасибо, что я спас ее от смерти, отдав ее после долгих наших пьяных мытарств родной бабушке. Дочь посмотрела на меня своими пустыми глазами и спокойно произнесла:
   - Ты меня даже не попытался искать и не пожелал вырастить. Меня вырастили дедушка с бабушкой. Бабушка говорила мне, что ты злой и с тобой не о чем было говорить.
   Я опустил голову, потому что помнил, как не хотела эта бабушка забирать ни Аленку, ни увозить родную дочь к себе на Ставрополье. Она знала, что ни она, ни дедушка, не справятся с матерью внучки, та давно превратилась в настоящую алкашку, а внучка была еще слишком маленькой и требовала за собой ухода. И бабушка всеми силами отпихивала от себя ребенка в надежде на то, что я снова заберу обоих к себе домой и буду сам мыкаться с ними дальше. Я помнил, как почувствовав это, развернулся и пошел в другую сторону, потому что знал, что со мной Аленке будет еще хуже. Тяга к вину тогда проснулась уже и во мне самом.
   Все пятнадцать дней я старался сделать для дочери больше, чем было возможно. Я таскал внучка на своей спине, не смея жаловаться на боль от нажитого остеохондроза, на другие болячки, успел показать все места в Ростове, где носил ее в детстве на руках. Я купил дорогим гостям билет на обратную дорогу, он один стоил мне месячной пенсии, сделал подарки всем троим. Потом мы поехали по области, посмотрели многие достопримечательности, которыми славится Дон. Деньги мои таяли снегом на ладони, но я не унывал, ведь у меня была сберкнижка. Я обдумывал, как отдам сбережения, оставив себе лишь малую часть из них, а если потребуется, то поднатужусь и буду искать возможность купить им квартиру здесь, в Ростове. Конечно, цены сумасшедшие, и все такое прочее, но я отец, а передо мной моя дочь. К тому же, других своих детей я не обидел. Я только оттягивал до самого отъезда день, когда выложу всю свою заначку на стол. И этот шаг, как оказалось был правильным. Но все-таки, дело опять не в наших взаимоотношениях, а совершенно в другом.
  Я заметил на свой неграмотный взгляд, что моя дочь - а я уже почти не сомневался в нашем родстве - не занимается как нужно со своим ребенком, а моим внучком. Не успевал парнишка закапризничать, как она тут-же начинала его успокаивать, спрашивая однообразно скучным голосом одно и то же: а как кошка мяукает? А как уточка крякает? А как..?Видно было, что и внуку надоели эти общие фразы, по развитию он превосходил свои полтора года. Я относил все эти недостатки в ее педагогике на то, что Аленка учится заочно в институте, что она успевает по дому сделать многое, мало того, даже устраивалась на работу. И вдруг начал думать, что сын ей здорово не нужен, да простит мне господь эти слова, что она прикрывается ребенком как та безрукая и безголовая мать, решившая, что если она родила, то все должны ходить перед ней на цырлах. Но ведь и собаки щенятся, и овцы котятся, и коровы телятся. Да, но они животные, стремящиеся в силу своего развития добросовестно выполнять лишь свой долг. Интуитивно. А человек просто обязан и давать больше, и требовать соответственно своему разуму. Как-то вечером я высказался перед дочерью по этому поводу в резкой форме и услышал в ответ то оправдание, о каком уже говорил раньше, мол, я родила сына. И это было вторым звонком, что с Аленкой что-то не так.Первым было то,что моя ученая дочь не удосужилась узнать изменившийся телефонный код поселка, в котором жила сама, гоняя меня по номерам всей тюменской области. Пришло время привести и другой пример, необходимый в данном разборе полетов. Откровенность на откровенность. Может быть, кто-то задумается тоже, кроме меня самого.
  Муж Аленки, немец по национальности, не только занимался ребенком, но еще готовил, стирал и так далее. В общем, вел себя вполне современным супругом, экономя жене так необходимое ей для учебы и домашних забот время. Это весьма радовало, если бы и дочь суетилась наравне с ним. Но этого не происходило, не успевала наступить свободная минута, как Аленка стремилась забраться на диван и отдаться отдыху. Я приходил с внуком с прогулки и первым, кого видел возле двери, это зятя. Алексей цепко осматривал отпрыска, и только потом добродушно и приветливо улыбался мне. Запомнился случай, когда вернувшись с прогулки я зашел в спальню и начал переодеваться. А потом оглянулся назад. Возле входа стоял полутора годовалый внучек и с пристальным вниманием, с какой-то не детской раздумчивостью, присматривался ко мне. Я улыбнулся ему, а он повернулся к отцу, сидящему в комнате и наблюдающему за сыном, и взглядом показал, что дед, мол, мужик толковый. Это было видно по его мимике. Затем он подошел ко мне, прижался к ноге и еще раз оглянулся на отца. И я поразился взаимопониманию обоих, отец и сын чувствовали друг друга без слов. Чего нельзя было сказать об Аленке, мальчик тянулся к ней по привычке из грудного возраста. Мало того, дочь рассказала мне о своем муже, старшем Алексее, достаточно глупостей - что и выпивает он иногда, из-за чего она закатывает ему скандалы, и не хотел брать в жены, и мало заботится, и один раз даже гульнул. Но и это не главное, в конце концов дочери с мужем повезло. Не повезло ей с отцом.
  За пару дней до отъезда молодые решили побродить по набережной Дона сами, у меня были дела и я остался дома. Они дали сотовый, чтобы я позвонил, когда освобожусь, и смог их быстро найти. Я освободился, нажал на нужные кнопки. Ответа не последовало. Я еще раз набрал, потом еще и еще. В течении пары часов я так и не дозвонился до дочери. Казалось бы, что здесь такого, но меня уже одно это бесило,потому что напоминало о разговорах с дочерью, когда она находилась в Тюменской области и за которые я выкладывал кругленькие суммы, так и не дозвонившись до нее самой. И здесь я не сказал бы ни слова, понимая, что молодые могли забыться и отключить сотовый, если бы вернувшаяся с экскурсии дочь еще с порога не набросилась на меня. Она со злостью стала выговаривать, что я послал им столько эсэмэсок, сколько они не получали никогда. Я развел руками, пытаясь оправдаться, мол, нажимал только то, на что показали они сами. Слово за слово, начался скандал. Как я ни пытался урезонить дочь, останавливаться она не желала. Она даже рисовалась перед своим супругом, как всегда занявшимся внучком, видимо, не уставала наговаривать ему о моей прошлой подлости и нынешнем бездушии. Отношения между нами и так не складывались, был один момент, когда наметился какой-то контакт, но и тот быстро угас. У меня закралась мысль, что дочь приехала за тем, чтобы высказать мне в глаза наболевшее у нее за все годы. Я снова попытался ее урезонить, но она уже ничего не замечала, даже родного сына, уцепившегося за ее ноги. Перед приездом молодых свекровь Аленки предупредила меня о ее неуравновешенном характере, что когда она разозлится, то не желает ничего слушать. Но с подобным откровенным хамством, тем более к человеку почти незнакомому, я еще не встречался. Я опять попытался увести разговор в другую сторону, напомнил ей, что у нее два неуда в институте, которые нужно срочно исправлять, туда и необходимо направлять лишнюю энергию. А мне уже ничего доказывать не стоит, потому что она выросла. Да, с чужой помощью, но, прости, выросла. Зря говорил. После этого я твердо стал верить, что дочь приехала только за одним - наговорить мне пакостей и обвинить во всех смертных грехах. Мол, зря она приезжала к человеку, который сам по себе никто. Мол, чужие люди куда роднее.
  - Уезжай, - пожал я плечами.
  Дочь только этого и ждала. Несмотря на то, что время подходило к двенадцати ночи и что на улице было темно, она бросилась к вещам, приказав мужу собираться тоже. Алексей встал и начал ей помогать, для него семейное спокойствие являлось важнее наших разногласий. И это его решение было правильным, истинно мужским. Я отошел в сторону, знал, если начну уговаривать Аленку остаться, то унижу себя до последнего предела и возьму на себя все грехи, совершенные мною и не совершенные тоже. Когда вещи были собраны, я сказал только одно:
  - Алексей, будь благоразумным.
  Мой зять промолчал, усердно сопя над чемоданом, он любил свою жену и не решался ей перечить. Он знал ее характер лучше меня, чужого для них мужчины. И слава богу. Я отправился открывать дверь собравшимся уходить людям:
  - Счастливой дороги, - когда вся семья переступила порог, попытался показать я свою независимость. И тут-же получил от дочери прекрасный ответ:
  - Пошел на... - крикнула она полуобернувшись.
  Прошло некоторое время, в телефонном разговоре с матерью я постарался объяснить, как все произошло. Мать немного помолчала, а потом сказала:
  - Сынок, ты не обидишься на правду?
  - Я постараюсь, мама, - насторожился я.
  - Ты прислал нам фотографии. Мы все пришли к выводу, что девочка красивая, но у нее нет души.
  - Почему вы так решили?
  - У нее пустой взгляд, сынок, она никогда не признает никого и ничего.
  - Дочь обиделась не только на нас, ее родителей, не сумевших ее воспитать, но и на всех?
  - Может быть, хотя есть и другое объяснение. Но это только догадки, правдой остается то, что она не видит никого и ничего вокруг.
  Я положил трубку и огляделся. В книжном шкафу лежали фото альбомы и везде на первом месте у меня была мать. Я гордился своей матерью постоянно и перед всеми, хотя, когда появился на свет, не знал ее совсем. Я гордился и отцом, которого не запомнил.
   Я родился в лагере для политзаключенных. Мой отец и моя мать были врагами народа, которых вождь упрятал за решетку "за контрреволюционную деятельность". Мать получила пять лет лагерей, отец больше. Своего отца я видел всего один раз в жизни, тогда он был в далекой Туркмении, работал прорабом на Кара-Кумском канале. Мне стукнул двадцать один год и я поехал к нему, чтобы хоть раз посмотреть на родителя. Но ему я не был нужен, и я уехал. Встреча наша продолжалась всего несколько минут, потом он ушел за дверь конторки. И все. Я тоже имею удостоверение репрессированного лица, которого потом тот же народ реабилитировал. В шести месячном возрасте родная мать передала меня своей матери. Она вызвала в Челябинскую область, где отбывала наказание, мою бабушку . Почему она так сделала? Чтобы сохранить мою жизнь. Мать рассказывала, что в детской комнате, где содержались все новорожденные, по потолку ползали громадные клопы. Они сверху падали на детей и впивались в их кожу. Бывали случаи, что за ночь клопы загрызали ребенка на смерть, выпивая из него кровь. И она решила отдать меня моей бабушке, чтобы потом, когда освободится, снова забрать к себе. Но этого не произошло, потому что у нее родился еще ребенок, потом еще. Я прожил с бабушкой до восемнадцати лет, до тех пор, пока она не умерла. Я знал и о родной матери, и о своих братьях и сестрах, но в их семье я всегда был чужим. Бабушка умерла, дом, в котором я вырос, оказался на меня не записанным. Я подался отмерять немерянные дороги Советского Союза, а мать дом продала. Но меня всегда тянуло к ней, к своей родной матери. Понятно, что больше идти было не к кому. Помню, когда наезжал в гости за несколько лет один раз и выпивал, то тоже кричал ей, что она мне не мать, что воспитывала меня бабушка. И порывался уехать туда, откуда приехал и где у меня было общежитие. И через несколько лет возвращался опять, всего на несколько дней. И снова пропадал то в Запорожье, то в Астраханских степях, то в Ростове-на-Дону. Но не было случая, чтобы я матери отказал в приезде ко мне, как не было случая, чтобы я отказался от нее навсегда. Хотя из своего дома она выгоняла меня не раз. Пьяного, конечно.
  Судьба ли это, наше родовое проклятье? Но до революции у всех моих предков были крепкие семьи и никто никого никогда не бросал, не выгонял, не посылал на... А я знаю и помню своих прародителей минимум до третьего-четвертого колена. Со старых царских фотографий на меня смотрят не манкурты, а нормальные люди, сытые, уверенные в себе и за свое будущее. Они женились и выходили замуж за представителей тех классов, к которым принадлежали, и доживали вместе до восьмидесяти-девяносто летнего возраста, отмечая золотые с бриллиантовыми свадьбы. Детей имели тоже, в каждой семье по три-пять девочек с мальчиками.
   Что же произошло после революции? Почему я, образованный, с неплохой дореволюционной родословной человек, стал кидаться на тех, кто меня подберет? Почему родная мать поступила со мной именно так? Почему и родная бабушка прошла такую же карусель, побывав замужем не один раз. Кто виноват? Провозглашенное кем-то равенство всех и вся? Но этого равенства не может быть в самой природе, потому что наш мир сам состоит из противоречий. Идти против земного постулата означает взбираться по водопаду на верх.
  Скажу лишь одно, я никогда не предам своей родной матери, как бы ни был на нее обижен. Я знаю твердо, что она ни в чем не виновата. Я не скажу плохого и про отца, потому что абсолютно не знаю, какие разногласия заставили его развестись с матерью. Что делать мне в таких случаях со своими детьми? Я лично отошел в сторону, виня прежде всего не только себя, за то, что пил и гулял в обществе равных, но и это пресловутое равенство. Оттого я пил и гулял, что видел вокруг это самое доступное всем и каждому равенство. Жестокое и бессмысленное русское равенство. Надо знать, кому его предлагать, потому что заставь дурака... А у меня фамилия Иванов. И так далее.
  
   Конец света.
  
  Все желают знать, когда наступит конец света, но не догадываются, что его можно вычислить простым просмотром нужных книг со сравниванием необходимых дат. Вернее - не догадываются - это я пощадил и свой и чужой народ, правильнее сказать - ленятся узнать про свою судьбу. Хотят получить готовенькое, чтобы на угрозе собственной жизни извне сэкономить те самые глупые свои мыслишки с физической своей тоже глупой силой и направить их... как всегда, на менее полезное и нужное. Для себя. Феликс в кресле прикорнул - Феликс ножки протянул... Мое!
  А конец света наступит тогда, когда рак на горе свистнет. А он паразит свистит, это уже доказано. Какой нынче на дворе год по израильскому летоисчислению? А теперь откиньте столько же, обязательно назад. Что в те времена было? То-то же, конец света не за горами. Но это проблемы глобальные, которые если кто и перенес, то до наших дней все равно не дожил, а лишь оставил свое потомство.
  Итак, приведем примеры более доступные, что-ли. Подумаем, когда начнется новая война, достаточно большая и кровопролитная. Откроем хотя бы "Хронологию истории Российского государства", или пробежимся глазами по "Большому энциклопедическому словарю" и отметим всех правителей, присевших на трон в конце века и в начале нового. Прочитаем про них, что они сделали для своего народа, чем отличились. И вдруг заметим, что буквально все правители прошлого, пришедшие на царствование в нашей стране в конце столетия или в начале нового, обязательно вели кровопролитные войны. Начнем от обратного:
  Николай Второй - 1914 год, Первая мировая война. /Малые войны - японскую и стачки - в расчет не берем/.
  Александр Первый - 1812 год, первая Отечественная война /с Наполеоном/.
  Петр Первый - 1700-1721 годы, Великая Северная война со шведами, в 1709 году - Полтава.
  Царь Годунов Борис Федорович - 1598 - 1605 г. вообще бардак. Тут и Лжедмитрий с поляками, и Шуйский, и царь Михаил Федорович, основатель дома Романовых, с казачьей вольницей, мечтающей завладеть столицей и угнездиться в ней.
  Цари Иван Третий и Василий Третий - начало 1500 г. разборки с татаро-монголами, с Псковом в 1510 году, со все той же Польшей, с Литвой в 1514 году.
  Царь Василий Первый - конец-начало 1400 г. битва с Тамерланом и Тохтамышем, с литовским князем Витовтом. С собственными княжествами аж до самого 1425 года.
  Князья, сыновья Александра Невского, вместе с племянником его Михаилом Вторым в 1300-1319 годах вели жестокую борьбу между собой, продавая друг друга ханам из Золотой Орды. В это время проливалась только русская кровь.
  Князь Всеволод Третий Большое Гнездо - начало 1200 г. пользуясь раздорами русских князей, огнем и мечом подчинил их своей власти, ходил походами на южную Русь и камских болгар.
  Князь Святополк Второй - начало 1100 г. смуты, междоусобицы, поход на Черниговскую волость.
  Князь Владимир Великий или Святой - 1000 г. походы на ятвягов, камских болгар, завоевал Червоную Русь. Но и крестил Русь языческую в Русь православную.
  И так далее, во тьму веков.
  Вывод неутешительный: любой конец столетия или его начало до самых нынешних дней был залит потоками крови простых граждан. Люди гибли не только от оружия, но и от болезней, от природных катаклизмов. Наша матушка Земля в это время словно занималась самоочищением природным и с помощью огня и меча в наших руках. Затем приходила недолгая передышка. Если посмотреть повнимательнее, то самый опасный момент наступал с 90 по 97 годы конца и с 7 по 14 годы начала столетий. А теперь прикиньте, когда в России ждать нового кровавого катаклизма, если буквально на днях наш президент Путин объявил Америке новую холодную войну. И это только начало весьма больших событий впереди.Никто не говорит, что воевать мы будем с Соединенными Штатами, никто не намекает и на Китай с исламским миром - врагов у России всегда было предостаточно. Везде. Еще бы, ведь мы как та неповоротливая ворона с огромным куском сыра в громадном клюве. И сподобил же Господь дуру на немыслимое богатство!.. Этот сыр надо как-то умудриться выманить, потому что нам - русским - он ни к чему. Мы не понимаем, какое вкусное лакомство собирали по компонентам, по частям, для нас с вами наши предки. Не жалея живота своего. Тогда зачем оно нам, мы привыкли кормить других.
  А если так, то пришла пора ждать новых гостей. Или самим отправляться в гости, за ненужным нам установлением справедливости в чужой стране. Как в Чехии, в Афганистане, да и в той же Чечне, сто лет бы она не сдалась. В своей, значит, убогая справедливость потерпит, а в чужой терпеть без нас не будет. Короче, нарыв уже созрел, он начал беспокоить, он призывает прорвать его, чтобы облегчить страдания одним и доставить много неприятностей другим. Чаще всего нам. Ведь мир состоит из противоречий, он разнополярен. Одна Россия однополярна и едина, за что и расплачивается.
  Вы настаиваете на том, чтобы вам указали пока тлеющий очаг? Он рядом с Россией. Ткните пальцем в карту - не ошибетесь.
  
   Ответ Солженицыну.
  
  Здравствуйте, уважаемый Александр Исаевич. Пишет Вам Ваш земляк из Ростова-на-Дону, бегавший с Вашими книгами от сотрудников милиции и КГБ, конечно, в первую очередь с "Одним днем Ивана Денисовича" и "Бодался теленок с дубом". И все равно попавший к ним руки. Правда, в тот раз за переписку писем Светланы Аллилуевой. Читал я Ваши произведения довольно долгое время, так увлекся, что других авторов не замечал. Я Вам верил, и не только не сомневался в написанном Вами, но и самому пришлось испытать на собственной шкуре многое - я родился в лагере, в Советское время был гоним, и так далее. И продолжалось это до самой перестройки. Но вот Вы вернулись в Россию - провидцем, Апостолом. Казалось бы,народ обязан был упасть к Вашим ногам. Он и правда падал, плакал, надеялся на Вас как на Господа. И... скоро забыл. Не оправдал этот народ Ваших светлых надежд, не возвел он Вас на мученический престол, не надел Вам на голову и терновый венок. И я еще тогда задумался, почему русский народ не оценил по достоинству одного из своих проповедников, проводников из темного своего прошлого в светлое будущее? Почему не пожелал идти по дороге, оговоренной в том числе и Вами? Почему он не желает признавать других своих великих соотечественников, честя их по матушке и плюясь в их сторону, будто они для него не доброжелатели, но враги. Выходит, врал русский народ, когда падал и Вам в ноги по пути Вашего следования из Владивостока в Москву? Значит, двуличный он, даже трехличный, потому что думает одно, говорит другое, а делает третье?
  Я начал думать сам, больше не надеясь найти ответов из книг, написанных большими писателями. Туманно там все, разговоры больше о каком-то особом пути России, который тысячу с лишним лет закрывается от народа русского тем самым туманом. До сих пор и лучика света не пробилось оттуда. И вот к какому жестокому выводу я пришел.
  Русский народ - это азиат в европейской скорлупе. Он только тянется к правде, признанной за основу бытия цивилизованными нациями и проповедуемой ими как единственный способ взаимоотношений не только внутри себя и друг с другом, но и с иными народами. Русский - это раб, по сию пору стремящийся вырваться из цепей рабства, надетых на него семьсот сеьдесят лет назад. Он к цепям уже привык, они ему почти не мешают. А когда натирают определенные места, тогда он показывает свой рабский характер, сбрасывая иноземное рабство и снова накидывая привычное русское. Опять же рабство. Русский человек на каждом углу требует быть к нему справедливым, сам же внутри оставаясь истинным рабом и азиатом. И если с ним поступают справедливо, он усмехается себе в широкие ноздри, считая, что это он сумел обвести вокруг пальца того, к кому обратился за помощью в поисках той же справедливости. И проповедь его внутри собственного клана, по отношению друг к другу, как и к остальным людям, независимо какой они национальности, насквозь лживая. Русский народ - это выродок в прямом смысле слова, потому что ему веришь, а он бьет тебя наотмашь твоим же оружием, то есть, той самой правдой, с которой ты к нему идешь, считая, что именно он ищет эту правду. А она ему не нужна, ему нужна собственная ложь, с которой он успел свыкнуться. Если у азиата ложь не только в поступках и движениях, она еще написана на его лице, то у русского эта ложь спрятана глубоко внутри до поры до времени. Она ждет своего часа, чтобы ударить побольнее.
  Корявый пример: ты стоишь в очереди и замечаешь, что кассир-контролер не только плохо работает, но еще и старается обмануть. Ты не выдерживаешь и говоришь этому кассиру правду в глаза. Мол, он должен выполнять свои обязанности правильно.В конце концов, он всего лишь кассир, а не законодатель, чтобы диктовать свои условия. Проходит минута-другая, очередь молчит, хотя все происходит на ее глазах, она словно выжидает, оценивая заодно того кассира-контролера и правдолюбца из своих рядов. А кассир или нагло отбрехивается, или продолжает молча делать свое черное дело. Ведь он в тот момент начальник над всей очередью, тот самый хан. И вдруг один из граждан отвязывается на тебя - не на того кассира-контролера за себя же дурака, чтобы его не надували и над ним не издевались, а на тебя, тыча твоей же правдой тебе в лицо. Ты пытаешься защититься и получаешь уже дружный отпор всей очереди. Мол, выискался тут, самый ушлый из всех, не отвлекай человека, пусть он работает. Кассир поумнее ухмыльнется и промолчит, продолжая делать свое грязное дело, контролер поглупее примкнет к очереди и обольет тебя же оскорблениями с ног до головы. И ты будешь стоять оплеванный, не понимая, за что с тобой так поступили.
  А поступили с тобой по рабски и по азиатски одновременно. Это среди рабов и в азиатских странах перед ханом-хозяином падают на колени, а перед равными себе стараются выпереться путем демонстрации силы.
  Но это, как я сказал, только один корявый пример, хотя принцип действия во всех случаях одинаков. Откуда в нас, в русских, такое? И природное ли оно? Нет, это паскудное качество привнесенное, мы обогатились им во времена татаро-монгольского ига. Азиатские нукеры влупили нам его вместе со своим семенем.Мы не воспротивились этому семени,взявшись ассимилироваться с азиатами и дальше. И лишь родовые гнезда русичей, составлявшие костяк всей нации, остались не испоганенными, они сохранили первоначальный европейский наш менталитет. Поэтому в России такой разрыв между хамом простым и человеком цивилизованным.
  А теперь переложим этот поверхностный вывод на Ваши пожелания русскому народу, описанные в знаменитой во времена перестройки Вашей статье о дальнейшем пути развития русской нации. В ней Вы, Александр Исаевич, рекомендовали, что в первую очередь нам нужно осовободиться от азиатского и кавказского подбрюшья. И тогда, мол, будет гораздо легче строить свое независимое государство равных для всех прав и возможностей.
  Хочу Вам заметить, уважаемый Александр Исаевич, что Вы абсолютно не правы. Вы опоздали с предложением ровно на семьсот семьдесят лет. Если нам необходимо от кого избавляться, то это от подбрюшья крестьянского. Проще сказать- от самих себя, потому что все мы оттуда, из потомков скотников с доярками. Из тех самых хамов,ассимилированных еще татаро-монгольскими ордами, которых после того ига веками держали в таком же самом иге перенявшие методы ига уже наши с Вами родные братья и сестры. То есть, мы сами топили и топим по прежнему друг друга, ели поедом и никогда не желали друг другу ничего хорошего. И если кто из нас все-таки вырвался из толпы и залез на вершину власти, мы не только ненавидим его лютой ненавистью, а проще завидуем, но мы же еще и боготворим его, готовые броситься перед ним на колени. В крайнем случае припасть к ханской руке и облобызать ее всю. И это качество в крови у каждого из нас. Вот Вам истинное доказательство того, что от себя не убежишь.
  Вывод: в России изначальный бардак будет продолжаться еще многие сотни лет, по одной простой причине - единожды уже изуродованный менталитет изменить нельзя. Это означает, что нам по нраву жизненный уклад, похожий на татарский или монгольский. Правда, в тех краях до сих пор ничего нового не открыли и не построили. Степным ветрам там задержаться само собой не на чем. Мы тоже ленивы и нелюбознательны, нам тоже ничего из современного не надо.
   Но менталитет все-таки можно попробовать облагородить, или унизить окончательно.
  Если открыть все границы на Запад и пустить к нам европейцев, то есть, скрестить нашу нацию с нациями европейскими, мы, русские, выиграем от этого как ни одна другая нация в мире. Мы научимся не только ценить собранное нашими предками великое достояние, доставшееся нам от них, но и станем умело им распоряжаться. Нам просто необходимо вернуть утраченный нами семьсот семьдесят лет назад наш европейский менталитет путем скрещивания с теми самыми передовыми европейскими расами. А уж душу свою русскую мы не продадим, мы это доказали. Другого пути, чтобы встать вровень с цивилизованными странами, у нас нет.
  Но ассимилироваться с европейцами нам не дадут наши патриоты-самые ярые представители русского народа с наиболее ярко выраженным азиатским уклоном. Это они призывают нас открыть границы не на просвещенный Запад, а на юг, покрытый мраком межэтнических и религиозных разборок. В силу своей ограниченности путь в ту сторону им видится легче. Патриоты якобы не пускают никого и никуда, хотя давно видно невооруженным глазом, что все месторождения полезных ископаемых, все наиболее доходные производства, давно находятся в руках тех самых азиатов с кавказцами. Для русского ума там места не нашлось... По одной причине - по нашему уму, привыкшему все мерять мерками соборными, как в империи Чингисхана, мерками колхозными, как в покинувшем нас Советском Союзе.
  Но и это не совсем главное, разумные люди из нашей среды сумели бы договориться с особями неразумными из нашей же среды, как делали это не единожды. Загвоздка заключается в том, что отсталых наших патриотов не устают подогревать люди, находящиеся на вершине власти над всем миром. Этим избранным нужны наши богатства, и чтобы ими завладеть, они объявили принцип равенства для всех. Это они начали проповедовать космополитизм. Под видом равенства и космополитизма нам навязывают культуру из каменного века, из средневековья, культуру африканских племен. После перестройки, этого очередного этапа оболванивания населения Российской бывшей империи, перед русскими людьми стали завывать, бормотать и выплясывать какие-то дэцлы, сереги, тимоти и прочие, пробивающие,как кукушки в чужие гнезда вкладывающие, в умы нашей молодежи чужие яйца - африканский соут, простоту взаимоотношений на уровне клановом, и прочее дерьмо. То есть, через посредство культуры и точно таких же способов по иным направлениям, идет откровенное выравнивание, принижение, менталитета развитого человека с менталитетом первобытно-негритянским. Нам с нашим азиатским менталитетом надо бы самим выдираться из тьмы, а нас опускают еще ниже. Для чего? Для того, чтобы легче прошло заполнение наших российских просторов теми самыми племенами.
  Вам, Александр Исаевич, должно быть известно, как стали обстоять дела в Англии, бывшей самой цивилизованной до нынешнего времени стране. Напомню, молодежь там ударилась в пьянку, в наркотики, в грабежи и насилия. В беспредел, с двенадцати летнего возраста и даже еще раньше. Такое же положение во Франции,самой культурной из европейских стран,в порядочной до недавнего Германии. Почему? Потому что в мире существует незыблемая аксиома, на которой держится сама наша жизнь:
  Бытие определяет сознание человека.
  Не разум, не что-то еще, а именно бытие, которое перед нашими глазами как вечный для нас пример во всем. Оно никуда не прячется, оно всегда на поверхности. После того, как Англия - вся Европа - открыла свои границы для выходцев из стран третьего мира, туда хлынули орды отсталых народов, в большинстве своем азиатов и африканцев. Они селились не за городами, не создавали свои анклавы, плодясь и размножаясь только там, а стали жить бок о бок с коренным населением Великобритании, привнося в цивилизованный и размеренный английский быт, по крохам накопленный тысячелетиями, свои обычаи с традициями. Скажите, Александр Исаевич, кто сможет устоять перед ритмичной музыкой с несложными телодвижениями и действиями везде и во всем? Они завораживают, они уводят от насущных бытовых проблем, делая сложности современной жизни проще. Отбрасывая назад, в то время как надо беспрерывно идти вперед. Кто после этого откажется не думать, а лишь идти на поводу у чувств? Ведь это легче и проще во много раз. Чувства пробуждают в человеке первобытные гены, уснувшие казалось бы навсегда. Даже вроде бы отмершие. Как в русском горожанине пробудилась крестьянская жилка, когда орды холопов, хлынувшие после революции из деревень, оккупировали большие города, так и в англичанине сейчас возобладал менталитет из каменного века. Москвичи взялись за гармошки, они стали больше употреблять спиртных напитков, материться. Разве можно сравнить дореволюционную Москву или Санкт-Петербург с нынешними на них пародиями? Горластыми, зассанными и засранными, насквозь прошитыми матерщиной, пропитанными вонючим перегаром? Разве не достаточно примера с Америкой, над глупыми выходками которой уже смеется весь этот самый мир? Разве Вам не известно, что американцы уже сейчас ищут лучшие умы по всему миру, потому что своих умных они успели опустить до уровня афроамериканцев. Ассимиляцией, космополитизмом, самое главное, жутким примером, когда бытие снова начало формировать человеческое сознание. Не разум, должный быть всегда на первом месте, но пресловутое бытие! Что еще нужно, чтобы доказать, что путь дальнейшей цивилизации населения Земли выбран ошибочный?
  И приходит неприятная мысль, что поздно уже обсуждать вопросы на эту тему. Уважаемый Александр Исаевич, похоже, что никому и ничего доказывать уже не стоит, потому что развитие человечества подобным образом стало узаконенным. Оно успело обрести свои формы. Этот путь дает возможность уравнять все население Земли в правах, тем самым опустив его в высшем менталитете до низшего предела. И встать во главе обыкновенного быдла, стада из него, тому, кто будет по своему усмотрению распоряжаться его плодами деятельности и самой его жизнью. Сам оставаясь в недосягаемости.
  Остается добавить, что мы в России, как всегда, тоже опаздываем во всем и со всем. От своего крестьянского подбрюшья мы не избавимся никогда. А скоро к нему примкнет новая орда из других татаро-монгол, таких-же жадных и нищих духом, от подобных которым мы пытались освободиться семьсот семьдесят лет назад в течении долгих двухсот сорока трех лет. Молодцы наши предки, свергли то иго... Но только визуально. Физически мы, русские люди, остались навсегда зависимыми от его последствий. Мы превратились из русаков или русичей - имени существительного - в русских - имя прилагательное. Мы сами стали истинной составляющей того самого ига. Мы способны выполнить волю нашего великого учителя Чингисхана - дойти до последнего моря.
  Вот только что мы принесем, допустим, той же Европе, если путь наш проляжет в ту сторону...
  
  
   Русская женщина.
   /К вопросу о татаро-монгольском иге/.
  
  И опять показали по телевизору сначала Светлану Горячеву, потом и Эллу Панфилову, ту самую, которую ввели в правление Первым инвестиционным ваучерным фондом, толку от которого до сих пор как от козла молока. И снова я поразился узости мышления этих двух дам, как и остальных, на волне перестройки прорвавшихся в коридоры российской власти. Ведь двух слов связать не могут, а поставлены руководить комитетами, работа которых направлена на улучшение жизни женщины в целом, матери в частности. Разве изменится что-то от их работы? Разве увеличится пособие на ребенка в семьдесят рублей, которое получает мать одиночка? Разве станут выдавать зарплаты вовремя тем же матерям с детьми на руках? Или наша женщина-кормилица получит возможность заниматься воспитанием детей и обиходом своей семьи без надрыва пупка на двух работах сразу? Нет, конечно, женщинам на верху и дела нет до тех своих подруг, которые внизу. Почему? Потому что во первых, сама природа создала их только для того, чтобы они занимались лишь своими семьями, не влезая в общий котел страстей. А во вторых, за тысячелетие похода к лучшему сегодняшнему дню их русский менталитет изменился до неузнаваемости.
   Когда началось татаро-монгольское иго, на защиту своих мужей, своих семей, бросились и женщины. Создавались даже ополчения, выступавшие против орд степняков самостоятельно. Как при битве на реке Исеть, о которой русская история решила почему-то умолчать. Русские женщины мало уступали по развитию мужчинам, одна из них, княгиня Ольга, даже стала королевой Франции. Но потом, по мере насильственной ассимиляции, в отличие от мужчин, женщина стала все больше деградировать, потому что мужчину можно было просто убить - и только, а женщину можно было использовать. Да и сама она, защищая свой дом, делала все, чтобы опасность обошла этот дом стороной. В конце концов русская женщина превратилась в так называемую бабу, которая стала угождать "и нашим, и вашим, и через любой хрен пляшем". Лишь бы, как говорится, не было войны. И получилась не женщина - хранительница очага, а скорее она стала самой настоящей его разорительницей. Ко всему, позорящей своего мужа на каждом шагу и за правду, и за выдумку. Поначалу таким образом, идя от обратного, защищая его от чужеземного воина, оберегая мужа от смерти. Мол, что с него взять, он дурак. А потом зачастую просто так, от веселости своего нрава и по укоренившейся в ней привычке. Не здесь ли кроются корни того, что русский мужик стал закладывать больше нужного для веселья тела и души? Очень может быть.
   А теперь представьте себе, что наша женщина, эта особь, насквозь пропитанная ложью, позанимала все места в различных конторах, взгромоздилась в чиновничьи кресла. Ради денег, ради своего семейного благополучия, она готова продать - и так именно и поступает - всех и вся вокруг. И страну, делая документы за бабки и прописывая за них на подвластной ей территории тех же кавказцев, азиатов, курдов, наконец, от которых плачет кровавыми слезами не только Тамбовская область, но вся Россия. И своих соплеменников. Не щадит она и близких. И все эти подлости наша женщина оправдывает своим добрым характером, мол, хотела сделать бедным и несчастным людям добро, а вышло совсем не так. А почувствовав себя ханшей с деньгами в кармане, она уже ставит ни во что и родного мужа, отца своих детей. Кто наберется решимости оспорить этот известный всем нам, русским людям, факт?
  Но самое страшное заключается в том, что женщине у нас в России, да и во всем мире, вера безграничная. Вера - самое страшное оружие из всех известных людям. Ведь женщина для всех нас мать, носительница жизни в самом прямом смысле этого определения. И вдруг эта мать бьет наотмашь своих же детей по лицу, стоя за прилавком магазина и обманывая и обсчитывая на всем, на чем возможно, подсовывая просроченные и испорченные продукты. Сидя за столом в конторе, выдавая липовые справки, или не давая вообще никаких, опять обманывая,да еще за те же семейные деньги. Месяцами не выдавая зарплаты своим же подругам с точно такими же, как у нее, детьми, плачущими от порожденного женщиной беспросветного бесправия кровавыми слезами. Восседая в кресле в Кремле, а там размах лжи и взяточничества подсчету не поддается. И снова прикрываясь откровенной ложью, что все это она делает по одной причине - ее заставляют так поступать мужчины, которые вечно стоят над ней.
  И хочется крикнуть, а ты на что? У тебя совсем головы нет? Или голова тебе нужна только для одного, чтобы обеспечить какой-никакой себе комфорт? За счет чего? За счет собственных, порожденных тобой, страданий? Ты не подумала, женщина, что другая такая-же, только на другом месте, обманывает твоего мужа с твоими детьми точно так-же? Разве тебе не видно, что это сплошной порочный круг, разорвать который без твоего личного участия невозможно? Что ты породила - а ты породила зло - то ты и получаешь сполна. Но еще и перекладываешь порожденное тобой на безвинные головы.
   Вспоминается одна беседа, вызвавшая чувство отвращения не только к собеседнику, но и к самому себе. В какой-то степени этот не вылезший до сих пор из феодализма субъект был прав.
   В курортном санатории мы собрались за столом, за которым играли в домино. Один армянин в годах вдруг начал рассказывать, как он трахал русскую бабу, которая после этого тащилась к своему русскому мужу с остатками его спермы на груди и плечах. Он рассказывал все это в таких красках, с таким удовольствием и презрением к той бабе, ко всей русской нации одновременно, что темнело в глазах. И как тот муж встречает ее, и как имеет ее после него. Кто-то высказался, что у русских, как и в остальном цивилизованном мире, мужчина и женщина равны, а если та баба была любовницей рассказчика, то так и должна была поступать. И не стоило бы ее позорить при всех, ведь она сделала этому человеку приятное. На что армянин лишь смерил своего оппонента взглядом полным презрения. Остальные русские с пошлыми усмешками на губах говорили, что так и есть на самом деле. Немного позже тот же армянин за тем же столом сказал, что женщину нужно держать в руках, как у них на Кавказе. Ведь она сука, способная на любые подлости, а от нее зависит многое.
   Все прекрасно понимали без него, что на женщину возложена великая задача сохранения мира и спокойствия в семье. А значит, и на всей Земле. От нее и только от нее, зависят два междометия, жизнеопределяющих в основе своей - да и нет. В какую сторону они качнутся, так и будет. Но точно так-же слушатели не были согласны со взглядом кавказца на женщину, как на свою собственность. У русских между обоими полами и правда устоялось некое равноправие, или подобие в этом смысле, как в других развитых нациях, к сожалению, чаще чем хотелось бы, переходящие грань дозволенности. Это качество у нас тоже из обкатанного веками определения - заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет.
   Вспомнился и свой собственный пример, когда полез защищать свою соотечественницу от кавказца, который приставал к ней не стесняясь и не оглядываясь вокруг. К тому же, она сама бросилась под мою защиту. А потом, когда я вступился за нее, она вдруг отпихнула меня в сторону и заявила, что никто не просил меня затевать ссору. После я видел ту женщину в объятиях того же кавказца, нагло ухмыляющегося мне в лицо. И выслушивал высказывания своего товарища по этому поводу, говорившего примерно так: мол, нашел, кого защищать, скажи спасибо, что эта дрянь не надоумилась подставить тебя покрепче. Парадокс, как и все в России, противоречащий законам самого бытия.
   В нашем государстве все и вся всегда держалось на женщине. Это они поднимали разрушенные революциями и войнами заводы и фабрики, города и села. Они пахали сохами, сажали и обмолачивали хлеба, ухаживали за скотом. То есть, в полном смысле слова обували, одевали, поили и кормили занятых войнами своих мужчин. С началом перестройки они опять стали челноками, торговками - спекулянтками. Это наши женщины бросились на рынки, фактически отдались в рабство кавказцам и азиатам. Опять же по принципу, лишь бы не было войны, лишь бы семья была сытой и здоровой, и лишь бы сохранить шаткое спокойствие в разваливающейся на части стране с многочисленными агрессивными племенами, стоящими в развитии в феодализме. Они действовали так-же, как при татаро-монгольском иге, как при нашествии фашистов.
   Но почему-то хочется крикнуть, что лучше бы наши женщины этого не делали, потому что этими якобы благородными поступками они не только покрыли своих мужчин несмываемым позором. Заодно они привадили новые орды иноверцев, отдав им по привычке и себя, и все ценное, что находилось в общем нашем доме. Как при том же проклятом иге. Женщины обвинили мужчин в бездействии, в трусости, в скудости ума, наконец. Мужчины бросились в очередную поголовную пьянку, тем самым, подставив себя под новый позор и откровенные насмешки подруг в лицо, вкупе с теми пришлыми иноверцами, не ведающими от них отказа. Невольно возникла мысль, что было бы правильнее, если бы мужчины - все - погибли в неравных боях, чем жить с опущенными головами и слушать упреки в своей несостоятельности. Мало того, воспитывать и кормить чужих детей, которых успели во множестве наплодить от чужеземцев наши соотечественницы. То есть, отрывать средства от скудных своих зарплат, от пенсий старикам, от тех же детских пособий, и направлять их для прокорма новых степных с горными орд. Которые, как уже говорилось, и как ни странно это звучит, привадили своими благими пожеланиями, наши дорогие женщины.
   А может правильно делают Горячева с Панфиловой вкупе с нашим правительством, что не повышают пособия на детей матерям-одиночкам? Что не борются за другие блага для женщин, предоставляемые в иных странах. Тем самым заставляя их задуматься над своими поступками. Ведь не одни мужчины, в конце концов, виноваты в бедственном положении всей огромной страны. И здесь пришло время дать пищу для размышлений.
  Наша страна, наша Российская Федерация, это наш с вами дом для нашей семьи, состоящей из мужчин, женщин и детей одинаково. Дом наш набит добром под самую завязку, собирали это добро только - и только - мужчины. Значит, недостатка быть ни в чем не должно, нужно лишь по умному распорядиться припасами. Мужчины от сотворения мира являются добытчиками, а женщины от того же сотворения мира яляются экономными распорядителями этой добычи. Тогда в чем дело? Почему в цивилизованных странах на демонстрации и прочие выражения недовольства несправедливыми действиями их правительств первыми выходят женщины? А наших подруг днем с огнем не найдешь. Почему в отличие от остальных женщин других национальностей - очень скупых - русские бабы любят лишь растрынькивать денежки по магазинам? Направо и налево. А когда их оказывается мало, обвинять во всем своих родных и дорогих мужчин, показывая пальцем на кавказцев с азиатами, умеющих по их мнению жить. По ходу действий наставляя мужьям рога, чем заставляя тех впадать в еще большую пьянку. Кроме того, если муж неплохо зарабатывает, им недовольны все равно, и все равно он не застрахован от тех же рогов. По одной причине - женщина уже привыкла жить с изменившимся за столетия в худшую сторону менталитетом.
  Что-то в нашем царстве-государстве не то. Что-то у нас не так, как у них, где правят английские мисс типа Маргарет Тэтчер с немецкими фрау типа Ангелы Меркель и норвежскими викингшами. А все шиворот-навыворот. Там бабы лучше, разумнее? И у нас когда-то становились королевами франций. Когда-то...
  Да где их искать теперь, наших лучших. Своими бабами мы накормили весь мир, начиная от Африки, кончая Англией. Везде русские женщины пришлись ко двору. Вот еще один парадокс - везде, по всему миру. Хоть у папуасов.
  Не говорит ли этот факт о том, что тамошние мужчины лучше?
  Нет, не говорит, потому что в азиатских странах женщины находятся под гнетом, а в европейских странах у них достаточно свобод. А наши бабы приспосабливаются везде. Какая же тут логика? Этот факт показывает лишь одно, что пример - везде и во всем - заразителен, потому что он преследует одну цель и бьет в одну точку. Если учесть, что у наших женщин сознание раздвоенное - и нашим, и вашим, и через любой хрен пляшем - то и ответ ясен. А проще, кто приголубит, к тому она и потянется, и будет ему подпевать. Лишь бы этот тот самый держал ее в руках. Неважно чем, или с помощью первобытной жестокости, или с помощью незыблемого закона, за нарушение которого ей придется расплачиваться так-же неукоснительно. Да еще в России хорошего примера как не было, так и не предвидится. А если он появляется, как немецкие анклавы в Саратовской области, мы немедленно стараемся от него избавиться. Мы уже привыкли к своим цепям. Что мужчины, что женщины. Женщины в этом смысле проворнее мужчин, им и правда больше по нраву кавказская плетка. Но и от свобод они не отказываются. Свободы они терпят, потому что наши бабы ко всем своим нажитым "преимуществам" еще и, не сравнить с другими, терпеливые.
  Вот что сотворило с нами поганое татаро-монгольское иго.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"