Вода в лицо, вода по рукам... Почему-то всегда, когда вода по лицу, чувствуешь себя виноватым. Почему? Ты дашь ответ? Вода по стеклу... Как время. Нет. Капли дождя на воде. Река или озеро? Песчинки времени, скатываясь, как капли по стеклу, становятся одним целым, как вода. Лучше река - она нагляднее. Хотя озеро...- время замкнутый круг, так хорошо отражённый в воде.

Вода по лицу... В этом замкнутом круге найти своё отражение, а не быть чьим-то. Быть собой... нет, стать собой. Ты можешь? Ты станешь? Расскажи, я хочу знать.

Вода с рук... Песок сквозь пальцы... Время. Кто мне расскажет, что было до меня? До Земли? До Вселенной? Кто-то должен был породить Предвечный Хаос. У него должны быть родители, а у них свои и так по восходящей. Время замкнутый круг - вода в отдельном озере. Мы сами порождаем Предвечный Хаос, а он порождает нас. У всего есть начало. У всего должен быть конец.

Прошла гроза и вода начинает новый круг... Переверни песочные часы.

22.06.2004.

Рождество.

Я шёл по мокрому тротуару. Гроза уже прошла и сейчас лишь лужи напоминали о ней. Город вновь оживал. Мимо промчалась машина, обдав фонтаном брызг. Я проводил её задумчивым взглядом - на перекрестке водитель затормозил у светофора и больше не сдвинулся. Сломалось шасси. Заднее. За унижение чувств пешехода, одежда не пострадала. Она и так мокрая насквозь. Мокрая рубашка липнет к спине под тяжестью бархатной жилетки, тяжёлый хвост оттягивает голову назад. Ещё до начала грозы он выпал из-под кепки, но теперь уже не важно. Я шёл по городу, вспоминая, что здесь было раньше, как он появился. Ведь город возник как-то сразу, просто пришли люди и поставили крепость. И долгое время он не разрастался.

Я шел, не смотря куда, не обращая внимание на погоду и время. В голове было пусто, на душе - тоже. Все чувства, какие когда-либо были давно истрачены. Счастье пропало одним из первых, злоба и ненависть последними.

- Эй! Парень, что ты здесь делаешь? - оборачивает меня к себе полицейский. Бросаю на него мимолетный взгляд, прикидывая, сколько ему лет. Сорок? Пятьдесят? Не важно, опять будут читать морали.

- Здесь и днём-то опасно, а ты тут ночью околачиваешься. Иди домой!

Я продолжаю молча стоять, глядя в асфальт.

- Ты меня понимаешь? Ты вообще здешний? - продолжает допытываться коп.

- Обкуренный что ли? - подходит его напарник. - Ты где живёшь?

Очень хочется усмехнуться. Они пытаются уберечь от опасности, которая не угрожает.

- Донаван-стрит, - с трудом говорю я, - 5/1.

- Пошли, мы тебя отвезём, - говорит первый и хлопает меня по плечу. Я морщусь, не люблю.

В машине сухо и тепло. И душно. Они этого не замечают. Я стараюсь дышать носом. О чём-то трещит радио, копы говорят между собой. Мы проезжаем мимо церкви, и неприятные воспоминания накрывают с головой. Весь наш пантеон отправился в царство Аида. Лишь о нем самом, Купидоне и Афродите сейчас иногда вспоминают. Что удивительно, при всей кровожадности людей они уничтожили богов войны. Я видел становление христианской церкви и всегда интересовался, кто придумал "не убий"? Глядя на её становление, хочется сказать: " возненавидь ближнего своего и убий его". И всегда было интересно, чем наш мир отличался от того мира, где живут по этим заповедям. Многобожием? Это не повод для многих убийств и искалеченных жизней...

- Всё парень, приехали!

Дома горит свет. Значит и тут учить будут. Щебень привычно скрипнул под подошвами непривычных кроссовок. Щебень и песок, как дорожка к храму. Нас давно заметили, так зачем стучать?

Тук-тук-тук. Дверь открыл брат:

- Да? - сквозь очки взгляд кажется рассеянным. Он мазнул по мне и уперся в глаза копа.

- Добрый вечер! Вот молодой человек уверяет, что здесь живёт. Это правда?

- Добрый вечер, - откликается близнец старшего. - Да, это правда.

Схватив меня за руку, втягивает внутрь дома. Оказавшись в уюте, я могу вздохнуть свободно.

- Он был в бандитском районе, - начал коп, - и мы еле добились от него адрес. Следите за ним получше.

- Я ходил к другу, его не оказалось дома. Я решил срезать путь, - бесцветным голосом сообщил я.

- И всё-таки господа...

- Мы учтём, - заверил его брат и захлопнул дверь. Я не люблю священников, он - копов. У каждого своя слабость.

- Тебя не было три дня, - начал было он, но был перебит.

- Ладно, Дейм, не грузи! Ты есть будешь?

Я молча кивнул. Сам я желания есть не испытывал, но организм должен на чём-то держаться. Выходя на кухню, слышу за спиной яростное шипение:

- Фобос! Что ты себе позволяешь?

- Дейм, какой сегодня день? Забыл?

Я лениво разделывался с мясом. Близнецы привычно спорили. Сколько себя помню, они всегда проводили словесные баталии. Нескончаемые словесные баталии. И этим доводили отца чуть не до бешенства. Но вот Деймос затронул слишком болезненную тему: учёба, соседи, надзор.

- Когда они перестанут за мной следить? - я вперил в него мрачный взгляд исподлобья.

- Когда ты повзрослеешь, - неосмотрительно в пылу спора бросает Деймос. Уже на лестнице слышу укоризненное: - Дейм.

Комната. Учебники, оставленные мною в колледже. Открытое окно, разобранная кровать. На столе записка для декана за подписью Деймоса. Нет ни сил, ни желания улыбнуться, поэтому я просто шепчу, закрыв глаза и видя образ:

- Спасибо, папа.

За окном проезжает машина, и видение распадается на множество осколков. Скидываю жилетку, рубашку, падаю на кровать. Лишь за тем, чтобы через пару часов проснуться от нестерпимой боли во всём теле, в душе, в разуме. В церкви, в пяти кварталах южнее, служат повечернее в честь рождества Христова. Ещё несколько часов сегодня. Сегодня последний день. Братья не могут помочь, но они рядом и это успокаивает. Когда пришло христианство и богов Греции свергли, я сильнее других детей почувствовал это. И теперь каждый год с 22 по 26 декабря я перестаю быть собой. Крики, боль, огонь и холод - грекам тяжело далось единобожие. Мне оно тяжело даётся. Отсчёт лет для меня ведется через каждое рождество...

Утром меня разбудили два поцелуя: от Фоба - в нос и от Дейма - в затылок.

- С новым годом, братишка!

- С новым годом!

И часть сознания, та, что была ещё в мире сновидений, принесла слова бога войны Ареса:

- С новым годом, Лебедь!

- И тебя с новым, папа, - я улыбнулся во сне. И все трое поняли - жизнь продолжается.