Иванова Татьяна Всеволодовна : другие произведения.

Госпиталь на пути в Иерусалим

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Один день из жизни великого магистра госпитальеров

Татьяна Иванова

ГОСПИТАЛЬ НА ПУТИ В ИЕРУСАЛИМ

hospitales - гостеприимный (лат)





 Рассвет, поднявшийся над волнами Срединного Моря чуть раньше солнца, робко проник сквозь узкие окна в массивных каменных стенах огромного Госпиталя в городе-порте Акре, чуть выявил колонны и арки, поддерживающие высокий сводчатый потолок, слегка обозначил каменные жилки нервюр, оживлявших массивные своды из серого камня. Наступала пятница. В маленькой комнатке между несколькими длинными залами с больными людьми горела лампадка перед Распятием. Живой мерцающий огонек освещал светловолосого широкоплечего мужчину средних лет, который сосредоточенно молился перед крестом, стоя на коленях и низко опустив голову. Когда же он поднялся с колен, то оказалось, что этот человек еще даже выше ростом, чем можно было подумать, глядя на его коленопреклоненную фигуру. Перекрестившись, он вышел в один из огромных залов, между массивных колонн которого, еще царила ночная тьма, таинственно горели многочисленные лампадки над ложами больных, и встал на одно колено перед кроватью, но которой без сознания лежал седой человек.
 - Как странно и непривычно, что ты меня не слышишь, Евсевий, - прошептал коленопреклоненный. - Ты ведь всегда меня слышал, несмотря на все, что нас разделяет.
 Он так и стоял на одном колене, одетый в грубую льняную хламиду, когда сзади послышались легкие быстрые шаги, и через комнатку с Распятием в зал госпиталя вошел еще один человек, совсем еще молодой, лет на десять - пятнадцать моложе склонившегося над больным. Его темные волосы были стянуты сзади шнурком, борода изящно подстрижена, а поверх всех его одеяний был натянут бесформенный балахон из небеленого льна.
 - Опять вы со своим схизматиком возитесь, мессир магистр, - жизнерадостно, хотя и негромко сообщил вошедший. - Подождите, вам еще Его Преосвященство сообщит кое-что из того, что он по этому поводу думает. Не все же мне выслушивать.
 - Какое еще Преосвященство? - поинтересовался Магистр, вставая. - Что случилось? Но меня в любом случае радует, что на этот раз вы вошли в госпиталь в положенной одежде.
 - Как же, пройдешь мимо вашего Вальтера в неположенной, - слегка усмехнулся вошедший рыцарь, подворачивая рукава своей хламиды. - Но я не просто так заявился в такую рань, - добавил он, становясь серьезным, - а с сообщением, что к нам, в Акру вчера поздно вечером прибыл кардинал из Рима, чтобы на месте разобраться с тем, что у нас творится, ибо в Европе со дня на день будет объявлен крестовый поход.
 Его собеседник издал явно огорченный возглас.
 - О, мессир, как я завидую вашей сдержанности, - со свойственной ему жизнерадостностью сказал темноволосый рыцарь. - Когда я вчера вечером удостоился чести, услышать эту новость из уст Его Преосвященства, а он прибыл прямо к нам, то высказался вслух очень неосторожно. Его Преосвященство даже изволил удивиться, как такого полудурка избрали магистром ордена тамплиеров.
 - Вы уверены, мессир, что излагаете собственные слова кардинала? - спокойно спросил дежурный рыцарь, устремляя на собеседника ясный взгляд светлых серых глаз.
 - Нет, но я точно передаю смысл его высказываний. Если хотите знать, Его Преосвященство спросил: "Правда ли, сын мой, - тут он бросил на меня один, но красноречивый взгляд, после чего снова занялся изучением своих перстней, - правда ли, что вас избрали великим магистром ордена Храма единогласно?"
 Я подтвердил.
 - Неужели все так плохо в ордене? - поинтересовался кардинал, не поднимая глаз. А ведь он тогда еще не успел выслушать рыцарей из Европы, доставленных сюда на "Факеле". Поэтому я с утра пораньше отправился сюда к вам. Сильно подозреваю, что Его Преосвященство просто не знал, что магистр ордена госпитальеров обязан по уставу ордена каждую пятницу дежурить у "господ своих - больных", и именно поэтому он не торопился к вам ночью, а ограничился общением с магистром только одного из военных орденов. Но за сегодняшний день он столько всего наслушается, что мне бы не хотелось отражать его удары в одиночестве.
 Темноволосый магистр тамплиеров оглядел длинные ряды кроватей между колонн, освещенные мерцающими лампадками, тускло поблескивающие серебряные кувшинчики на полочках над соломенными ложами тяжелых больных. В этот рассветный час все спали, и в Госпитале царила сладостная тишина.
 - Как у вас спокойно и хорошо, - еще больше понизив голос проговорил молодой магистр. - Знаете, я иногда удивляюсь, почему я стал тамплиером, а не рыцарем Святого Иоанна.
 - Белый плащ привлек, наверное, - довольно ехидно сказал магистр госпитальеров. - Куда нам с нашими черными плащами до белых плащей рыцарей Храма. Но я был бы благодарен вам за помощь именно сегодня. Несколько рыцарей неожиданно слегли с горячкой, и раненых добавилось изрядное количество после нападения на ваш "Факел".
 - Я бы с удовольствием помог вам, но как это можно объяснить Его Преосвященству, например?
 - Можете объявить, что вы дали обет дежурить у "господ наших - больных" именно в пятницу в благодарность за чудесное спасение, скажем, от стрел неверных, - неторопливо подсказал магистр госпитальеров, глядя на длинные ряды кроватей с больными, и вздохнул, оценивая объем работы. Из другого зала слышались стуки и шорохи, говорившие о том, что рыцари Святого Иоанна, дежурившие сегодня, уже приступили к выполнению своих обязанностей.
 Восход солнца и первые солнечные лучи, пробившиеся узенькими дорожками в Госпиталь, застали рыцарей за их служением "господам больным". Пока еще не стало совсем светло, нужно было поменять солому под самыми тяжелыми больными с грязной на чистую.
 - Если вы, мессир, сможете приподнимать больных вверх, пока я меняю солому, это очень ускорит процесс, - вежливо посоветовал своему помощнику рыцарь Святого Иоанна. Тамплиер только пожал плечами. Ему, привыкшему носить многопудовые доспехи, не составляло труда слегка приподнять вверх взрослого мужчину.
 - Уберите дьяволов, - застонал больной, перепугано глядя мутными глазами. - Я вижу дьяволов.
 - Снимите собаку,- тут же отозвался его сосед в горячечном бреду, - черную собаку снимите. Дышать тяжело.
 Рыцарь Храма с известным испугом посмотрел на магистра госпитальеров.
 - Вы же сами недавно почувствовали здесь присутствие Христа, - ответил тот спокойно. - Не обращайте внимания на бред больных, - и он продолжал сноровисто засыпать грязную солому в мешок. Больной, почувствовав железную хватку державшего его рыцаря, перестал вырываться и затих. Они накрыли его свежим покрывалом и перешли к следующему.
 Наконец, светловолосый рыцарь добрался до седого мужчины без сознания, которого он называл Евсевием. Больной тяжело дышал, и черты лица его заострились, выдавая приближающуюся кончину.
 Рыцарь Храма молча глядел на госпитальера, застывшего у кровати Евсевия. Тот, закусив губу, изучал тревожные признаки приближающейся смерти.
 - Вы знаете, что вчера мы доставили из Иерусалима Джуада Аль-Хакима? - тамплиер положил руку на плечо старшего друга, привлекая внимание к своим словам. - Он собирается перебраться со своей семьей на Сицилию.
 Магистр госпитальеров посмотрел на него с искренним изумлением.
 - Тот самый знаменитый врач Джуад Аль-Хаким здесь, в Акре?
 - Да, мы охраняли их всю дорогу от Иерусалима до моря... Но, к сожалению, не обошлось без приключений... Дело в том, что у этого врача очень хорошенькая жена и две более чем хорошенькие дочки, особенно старшая, Камилья. Они, наверное, с примесью сирийской крови, светлокожие, сероглазые. При этом длинные черные ресницы...
 Рыцарь Святого Иоанна воззрился на своего друга почти что с ужасом.
 - Не беспокойтесь, - слегка усмехнулся тамплиер. - Я сам сопровождал этот караван из Иерусалима. Мы вели себя как настоящие рыцари.
 - Неужели же все настолько плохо? - отозвался светловолосый магистр, склоняясь над больным Евсевием.
 Мне обидно выслушивать это от вас, мессир, - искренне возмутился его молодой помощник. - Я согласен терпеть подобные слова от Его Преосвященства, но никак не от вас. Мы же возвращались от Гроба Господня. И если я чем виноват, так это тем, что как раз не посмотрел лишний раз в сторону прекрасной Камильи Аль-Хаким. Она подошла к кустам у обочины, и на нее выпрыгнул лев. Не знаю, право, как эти рыкающие твари ухитряются перемещаться в столь колючем кустарнике, не оставив свою шкуру развешанной по длинным шипам, но он подобрался совсем близко. Прекрасная девица оказалась на одной линии между мной и львом. Пришлось оттолкнуть ее, и она упала, ушибившись головой о камень. Льва я прикончил, но девица не пришла в себя до самого возвращения в Акру. А ее отец не стал даже выражать мне свое возмущение, потому что благополучно добраться до Сицилии он сможет только на корабле одного из военных орденов. Какие-нибудь генуэзцы, я уж не говорю о венецианцах, точно продадут его красавиц дочерей на ближайшем невольничьем рынке, содрав предварительно немалые деньги в качестве платы за проезд. Он это, конечно же, знает, и не захотел портить отношения с орденом Храма. Но я сам помог ему доставить дочь в Госпиталь. И теперь прекрасная Камилья лежит в вашем женском зале под надзором госпожи Габриэллы. Таким образом, если госпожа Габриэлла посодействует, вы сможете получить самого Джуада Аль-Хакима для консультации. Однако я сам просить его об этом не смею.
 Магистр госпитальеров за время этого монолога, произнесенного с некоторым сокрушением, успел обтереть лицо, спину и грудь больного Евсевия целебной настойкой. Затем он, повеселев, быстро встал и молча вышел через дверь, ведущую в женский зал, а магистр тамплиеров, ожидая друга, стал прохаживаться вдоль рядов, изучая папирусные таблички над кроватями. У одной кровати он застыл с изумлением, глядя на лежащего с закрытыми глазами рыцаря по имени Филипп Нуаре. Так было написано на табличке в изголовье. Рыцарь плыл в Акру на корабле тамплиеров "Факел" и пострадал вместе со всеми во время атаки морских пиратов. Несколько так называемых пиратов, а на самом деле венецианцев с Крита, не успевших вовремя убраться с "Факела" по причине тяжелых ранений тоже лежали неподалеку.
 Однако тамплиер не успел ничего сказать, потому что его друг вернулся весьма довольный, и наступило время кормления больных. В зал вошла целая процессия рыцарей и их помощников. Два человека с разожженными кадилами торжественно обошли весь зал, тщательно покадив каждого больного. Следом за ними еще два рыцаря с двумя помощниками окропили каждого больного святой водой из серебряных сосудов. Затем они перешли в следующий зал, а в этом остались только те, кто непосредственно кормил тяжелых больных. В общей суматохе, сопровождавшей начало кормления, рыцарь Храма выкинул на время из головы возникшие подозрения.
 - Госпожа Габриэлла пообещала привести Аль-Хакима, как только он появится в Госпитале, - сообщил рыцарь Святого Иоанна обрадовано, когда они устроились кормить больных. - Странно только, что она смотрела на меня, как будто впервые видит. Даже неловко как-то.
 Молодой магистр жизнерадостно усмехнулся.
 - О, мессир, вы так закрутились со своими "господами больными", что даже не слышали последних новостей?
 - Не слышал, - флегматично ответил магистр госпитальеров, словно перышко приподнимая неподвижного больного, чтобы усадить его поудобнее.
 - Вы ведь не делаете секрета из вашей прошлой жизни, мессир, - начал молодой тамплиер издалека, - правда же, что вы вступили в Орден после того, как девица, с которой вы были помолвлены, чуть ли не накануне свадьбы вам отказала и вышла замуж за некоего де Планси?
 Его собеседник молча пожал плечами.
 - Ведь эта свадьба состоялась восемнадцать лет назад?
 - Да, - ответил госпитальер спокойно, - этот брак был выгодным, и к тому же жених был куртуазным кавалером, в отличие от меня. Я долго мучился, пока не принял решение, стать рыцарем Святого Иоанна, но сразу после принесения обетов в душу мою снизошел покой, - он чуть усмехнулся. - Моя Госпожа, Святая Мария, взяла мое сердце в Свои ладони.
 - Жерару де Ридфору повезло гораздо меньше.
 - Де Ридфор в такой же ситуации искал славную смерть, и он ее получил в конце концов. Я же искал покоя. И получил желаемое.
 - А кто такой Жерар де Ридфор? - оба друга, увлекшись, не заметили, что их беседу поневоле слышит еще один молодой рыцарь Святого Иоанна, помогающий Магистру кормить больных.
 - Мессир Рауль, - мягко сказал Магистр, - вам должно быть стыдно проявлять такое невежество в присутствии нашего друга, рыцаря ордена Храма. Жерар де Ридфор был магистром тамплиеров во время взятия Иерусалима Саладином при короле Иерусалимском Ги де Лузиньяне. Про короля-то вы, надеюсь, слышали?
 - Что такое слышал, - без тени смущения ответил молодой сир Рауль. - А что, сир де Ридфор и вправду был настолько влюблен, что искал смерти?
 - Девицу, на которой желал жениться де Ридфор, выдал замуж за очень богатого человека его сеньор, граф Раймунд Триполийский, - сообщил рассказчик самым флегматичным тоном. - Получив это известие, сир Жерар тяжело заболел, то ли от несчастной любви, то ли от уязвленной гордости. Выздоровев, он вступил в орден Храма, принеся туда и свою ненависть к графу Раймунду. Но, кстати, я только сейчас подумал, магистр, принимавший его обеты, нарушил устав ордена. Несомненно, ему было известно, что сир Жерар ищет славной смерти. Следовательно, он хочет остаться в Иерусалиме. Магистр был обязан отправить его куда-нибудь еще, лишь бы только не дать поступить ему по своей воле. Я бы послал куда-нибудь в Калатраву, например.
 - А я бы на все закрыл глаза. Честно, - азартно сказал магистр тамплиеров. - Это же был несравненный рыцарь!
 - А в результате Саладин взял Иерусалим... Ну-ка, мессир Рауль, что вы можете сказать об основном принципе ведения боя с магометанами?
 - Ну...э-э-э... если рыцарь во время атаки покинет свой ряд, ему положено наказание...
 - Вот ведь удивительное дело, - с легкой досадой перебил своего рыцаря Магистр, - сколько раз объяснял им, почему нельзя сбивать ряды во время боя, а они помнят только про наказание. Или я такой плохой учитель?
 - Не в этом дело, - успокаивающе улыбнулся более молодой магистр тамплиеров, с пониманием взглянув на весьма невежественного Рауля, - Они еще ни разу не были в настоящем бою. Для них ваши слова лишены конкретного смысла. И только когда они увидят в нескольких шагах проклятых сарацин, ваши скучные поучения наполнятся их собственным опытом. Тогда они все поймут и вспомнят, чтобы больше не забывать.
 - От всей души надеюсь, что это будет не слишком поздно, - ответил наставник новичков ордена Святого Иоанна, пытаясь влить питье в рот рыцарю, лежащему в горячке. Тот бредил, принимая кормящего его госпитальера за одного из дьяволов, и выплевывал целебную настойку, стараясь попасть в рожу ненавистного существа.
 - Ну так вот, - магистр прекратил уворачиваться от безумного рыцаря, перешел к следующему больному и продолжил поучение, - повторяю в неизвестно который раз: магометане знают, что они никогда не смогут отразить прямую атаку нашей тяжеловооруженной конницы. Такую атаку вообще невозможно отразить, пока мы не сбиваем ряды. Туркополы из задних рядов обстреливают очень уязвимых без доспехов магометан, а мы, тяжеловооруженные рыцари, не даем магометанам добраться до наших стрелков. И это очень успешная тактика, даже если сарацины недосягаемы для наших копий. А уж если они подставятся... Удар копья тяжеловооруженного конника сметет любого воина... Ну и каким путем они выигрывают у нас сражения, а, мессир Рауль?
 - Ну... э-э-э... - невнятно пробормотал молодой рыцарь.
 Магистр госпитальеров тяжело вздохнул.
 - Они провоцируют наших рыцарей, ругаясь и обзывая их неверными собаками, трусами, и прочей пакостью, которая придет в их изобретательные головы, - заговорил он размеренно, - надеясь, что мы забудем про дисциплину и вразброд пустимся в погоню. Под одиночным рыцарем они убивают коня, рыцарь валится в своих тяжелых доспехах и даже встать не может без посторонней помощи. Только наше нетерпение и страстность являются причиной проигранных нами битв. Господи Иисусе, сколько раз я повторял вам эти слова.
 Есть у наших воинов еще одно уязвимое место. Мы не можем вести длительные, затяжные сражения. И нам и нашим коням нужно часто пить под этим палящим солнцем в металлических доспехах. Именно эта наша слабость и возвращает нас к де Ридфору. В решающей битве с Саладином он уговорил своего друга, Иерусалимского короля, вывести войско из долины, изобилующей источниками, в совершенно сухое место при Хаттине. Вся ответственность за дальнейшее поражение лежит на нем. Конечно же, простые рыцари наших военных орденов выполнили приказ короля. Наш обет беспрекословного послушания - это не пустые слова. И вот воинов, ослабевших под солнцем до беспамятства, без особого труда взяли в плен магометане, а они любят тамплиеров и госпитальеров только в одном виде - мертвыми. Многих перед смертью пытали. Никто не отрекся от веры. Но Саладин оставил в живых не только короля, но и де Ридфора. Из-за природной вредности, наверное, он сохранил тамплиеру жизнь. Все знали, что де Ридфор мечтал умереть.
 В дальнейшем он и погиб при штурме Акры. Этот город был отбит у магометан соединенными усилиями войск Ричарда Львиное Сердце и Филиппа Августа Французского. Про это вы, надеюсь, слышали, сир Рауль?
 - О да, - ответил тот уверенно, - кто же не слышал про короля Ричарда Львиное Сердце.
 - Ну хоть что-то... И с тех пор мы имеем то, что имеем. Иерусалим занят неверными. Они выставляют свои условия. И в настоящий момент поклониться Гробу Господню христиане могут только переодевшись, пользуясь попустительством властей Святого Города, которым выгодно то, что мы охраняем от разбойников и диких зверей торговые караваны магометан, когда идем вместе с ними. Впрочем, если бы Акра не была тогда отбита, у нас не было бы даже этого.
 - И раз уж вы такой любитель сентиментальных историй, сир Рауль, - вмешался магистр тамплиеров, - вам будет интересно узнать, что, пока граф Раймунд Триполийский участвовал в объединенном походе против Саладина, обороной его собственной крепости - Триполи - руководила его драгоценная жена, графиня Эшива. И уж она не сдала крепость. Иерусалим был взят Саладином, но Триполи - нет. Граф Раймунд, кстати, был одним из немногих рыцарей, кто прорвался сквозь кольцо сарацин в той битве при Хаттине.
 Тамплиер задумчиво посмотрел на молодого рыцаря.
 - Я как раз вчера подумал, что образ жизни западных женщин должен серьезно будоражить воображение дочерей Востока. "Удерживайте эти бастионы до моего возвращения, - говорит рыцарь своей боевой подруге.
 - Летите спокойно, мой сокол, крепость сдана не будет, - отвечает ему любящая жена уверенно". Как это все отличается от восточных гаремов.
 Я об этом думал, потому что прекрасная девица Камилья Аль-Хаким всю дорогу от Иерусалима до Акры бросала на меня любопытные взгляды, - тут тамплиер поймал на себе еще и любопытный взгляд магистра госпитальеров и потому быстро добавил. - На все это я обратил внимание как философ и исследователь влияния Запада на восточные умы. Не все же им на нас влиять.
 Сир Рауль, загруженный информацией, полученной от обоих магистров, перешел в конец ряда, кормить последнего больного, а тамплиер сказал своему другу, понизив голос.
 - И все же я позволю себе возвратиться к свадьбе с молодым де Планси, которая состоялась, как вы уверяете, восемнадцать лет назад. Не девятнадцать?
 - Восемнадцать с небольшим, - подтвердил Магистр и, скрестив руки на груди, вопросительно воззрился на собеседника.
 - На корабле тамплиеров "Факел" была доставлена также молодая девица Онората де Планси, желающая поклониться Гробу Господню. И оная девица уверяет, что ей восемнадцать лет.
 Наступило молчание. Госпитальер опустил руки и, отвернувшись, смотрел сквозь узкое высокое окно на синее утреннее небо, виднеющееся сквозь кружево листьев.
 - Может быть, девица прибавила себе годик? - произнес он неуверенно и принялся аккуратно укладывать на тележку посуду, из которой они кормили больных, серебряную, изящнейшей работы. Для "господ больных" использовалось все самое лучшее.
 - Но вы понимаете, мессир, - дотошно продолжил рыцарь Храма, - что сама ваша неуверенность очень красноречива?
 Его друг молчал.
 - Онората де Планси неплохо отбивалась от напавших пиратов мечом, была ранена, и тоже находится сейчас в женском зале Госпиталя. И именно познакомившись с ней, я думаю, госпожа Габриэлла смотрела на вас, мессир, с таким интересом, - закончил рыцарь Храма свою мысль. - И еще не раз посмотрит, насколько я понимаю эту почтеннейшую даму.
 В полном молчании оба друга закончили укладывать посуду на украшенную искусной резьбой тележку, которую их помощники вывезли из зала с больными в подсобное помещение.
 - В конце концов, главное, что сир де Планси дал девушке свое имя. Все остальное несущественно для ее будущего, - прервал молчание тамплиер.
 - Еще бы он его и не дал. Я же сказал, что брак был очень выгодным и для него и для... его жены, - последовал мрачный ответ.
 Тем временем тележка вернулась нагруженная серебряными кувшинами с различными настойками, и в сопровождении нескольких рыцарей Святого Иоанна. Они принялись быстро разливать целебные напитки из этих кувшинов в маленькие кувшинчики, стоящие на полочках над больными.
 - Скажите, мессир, - внезапно обратился самый активный из вновь вошедших рыцарей к своему магистру, - вам не удалось напоить этого рыцаря целебным питьем?
 Он остановился возле рыцаря в горячке, до сих пор отбивающегося от призрачных фантазий, и внимательно изучал почти что полный кувшинчик с предназначенным для него питьем.
 - Не удалось, - подтвердил Магистр.
 - Да и вам бы не удалось тоже, сир Роберт, - заявил тамплиер, - он плюется как верблюд.
 - Но это необходимо сделать, - грустно сказал сир Роберт, - этот рыцарь умрет без лекарства. Я самолично изготовил для него нужную настойку.
 Магистр госпитальеров внимательно вгляделся в огорченное лицо молодого рыцаря.
 - Давайте, попробуем еще раз вместе, - сказал он, направляясь к соломенному ложу с метавшимся в горячке больным.
 - Сир рыцарь, - сказал он, садясь на солому рядом с больным, чуть приподнимая его и обнимая так, что тот не мог даже пошевелить своими руками, не то, что выбить из рук у опустившегося на колени Роберта чашу с целебным питьем, - давайте выпьем водички из источника Святой Женевьевы. Она прогонит дьяволов, - добавил он с мягким нажимом в голосе. - Целебная вода обязательно поможет. Доверьтесь Святой Женевьеве, - закончил он властно.
 Сир Роберт влил в горло больного рыцаря несколько глотков целебного питья. Больной не стал плеваться и обмяк в крепких руках Магистра.
 - Давайте, допьем целебную воду, давайте, - энергично уговаривал его тот, пока донельзя обрадованный сир Роберт поил больного собственноручно изготовленным питьем.
 За этим занятием их и застал великий врач Джуад Аль-Хаким, появившийся у входа в зал в сопровождении госпожи Габриэллы. Собственно говоря, в присутствии последней особенной необходимости не было, но та была слишком женщиной, чтобы не прийти. Рыцарь Храма низко поклонился немолодой даме, с мнением которой считалось руководство военных орденов. Никто не знал, какие бастионы удерживала госпожа Габриэлла до своего вступления в орден, но какие-то, несомненно, она отстояла, судя по тому, как величаво держала голову в плотном остроконечном чепце с покрывавшей его косынкой из дешевого небеленого льна эта не очень высокая женщина. Широкое платье с воротником-стоечкой и длинный приталенный фартук поверх него, такой же, как и у мужчин, членов ордена, не могли скрыть ни ее прямой осанки, ни изящества движений. Темноглазый смуглый Аль-Хаким был с ней одного роста и с нескрываемым любопытством смотрел на стремительно приближавшегося к нему великого магистра госпитальеров.
 Тот поклонился, прижав руку к груди.
 - Я был бы очень благодарен вам, господин Аль-Хаким, если бы вы помогли в лечении господина моего Евсевия, - быстро сказал Магистр после обмена приветствиями и махнул рукой в сторону умирающего седого человека.
 Врач молча подошел к указанному ложу.
 - Я тоже был знаком с господином Евсевием, - удивленно сказал он и посмотрел в глаза Магистру, пытаясь понять, что именно он может сказать, а что - нет. Тот не отвел взгляда, и они оба поняли, что лучше не обсуждать вслух того, что им двоим известно. - Это - прекрасный человек, - все же добавил врач араб и приступил к осмотру. По мере того, как он щупал пульс и слушал больного, его выразительное лицо мрачнело.
 - Мне очень жаль, господин рыцарь, - пробормотал врач, вливая в рот Евсевию несколько капелек из стеклянной бутылочки и сосредоточенно наблюдая результат, - здесь человеческое искусство бессильно.
 В его голосе звучало искреннее огорчение.
 - Помолитесь своему Христу, - добавил он, с сочувствием глядя в застывшее лицо госпитальера, - моей жене Он помогает. А я могу лишь облегчить последние часы жизни этого человека, бывшего светом для многих.
 - Я не буду ничего просить у Христа, - тихо ответил Магистр. - Вся семья у Евсевия погибла, и он, я знаю, мечтает о скорейшей встрече с ними в лучшем мире. А я... я в нарушении нашего устава слишком сильно к нему привязался. Да свершится воля Господня, благая и совершенная. Но за облегчение страданий этого человека я буду вам благодарен.
 - Благодарность магистра рыцарей Святого Иоанна - вещь драгоценная, - вежливо ответил араб и поклонился.
 - Но может быть, вы посмотрите на других больных нашего госпиталя? - с энтузиазмом вмешался молодой сир Роберт, восторженно глядя на знаменитого врача небесно-голубыми глазами.
 Аль-Хаким с любопытством огляделся. Он еще никогда не был в христианских госпиталях. Через пару минут они оба увлеченно обсуждали способы лечения горячки, возникающей после тяжелых ранений. Госпожа Габриэлла вышла, понимая, что энтузиазм Роберта не позволит ему отпустить врача, пока они не обойдут всех больных.
 - Предатели! - неожиданно выкрикнул раненый рыцарь с каштаново-рыжими волосами и темной бородой, до сих пор молча лежавший на соломенном ложе с закрытыми глазами. - Как вы смеете советоваться с неверными собаками о лечении христиан!
 Тамплиер вздрогнул и посмотрел в сторону Аль-Хакима. Тот, как ни в чем ни бывало, обсуждал с Робертом способы нейтрализации побочных эффектов после применения корня мандрагоры. И что касается Роберта, то он точно не слышал ничего, кроме слов своего ученого собеседника.
 - Верно говорят в Европе про военные ордена, вы подло предали идею Священной войны с неверными, - еще громче заявил раненый рыцарь, и магистр тамплиеров понял, что надо спасать ситуацию. Он встал посреди прохода так, что арабский врач, неторопливо обходивший больных, не смог бы приблизиться к раненому фанату Священной войны. Аль-Хаким поднял на него взгляд, в темной глубине которого явственно проглянула усмешка, и, заметив ее, тамплиер заподозрил, что тот все же понимает язык западного рыцаря. Врач перевел взгляд на магистра госпитальеров.
 - Господин магистр, я уже сказал вашему помощнику, что, к сожалению, один из ваших рыцарей болен проказой. Это ранняя стадия, но вы ведь не оставите его среди всех?
 - Кто это? - с ужасом воскликнул тамплиер, поняв, что речь идет об одном из раненых рыцарей Храма.
 - Нет, мы переведем его в Лазарет. Я распоряжусь, чтобы руководство ордена Святого Лазаря было поставлено в известность, - размерено ответил врачу Магистр, следя глазами за стремительно бросившимся к своему рыцарю магистром ордена Храма. - Все рыцари, заболевшие на Святой Земле проказой, переходят в этот орден.
 - Я немедленно передам, - сказал один из рыцарей Святого Иоанна и вышел из зала.
 Аль-Хаким, тем временем, направил свои стопы по освобожденному тамплиером проходу к кровати темно-рыжего проповедника войны с неверными.
 - Я не позволю, чтобы меня лечили по указке гнусного неверного пса, - заявил тот, с яростью глядя на рыцарей.
 Роберт, впервые услышавший слова этого раненого, сначала побледнел, а потом густо покраснел. Потом посмотрел на своего магистра. Тот по своему обыкновению пожал плечами.
 - Если бы я обращал внимание на ругань больных, - спокойно ответил Джуад Аль-Хаким, - то я не мог бы быть врачом. Этот ваш больной и не нуждается в особом лечении. На нем и так все заживет,- он направился дальше и у самого выхода из зала вежливо сказал.
 - На Востоке христианские госпитали прославлены во многих историях. Сам Саладин приходил их посмотреть, переодевшись, ибо мудрый может учиться даже у врагов. Но то, что я увидел собственными глазами, превосходит даже слышанные мною легенды, - и араб изысканно поклонился.
 - Мне трудно в это поверить, зная какой роскошный госпиталь создал Саладин в Каире по образцу нашего, - столь же вежливо ответил магистр госпитальеров.
 - А, вы наслышаны? - живо откликнулся врач. - Там, так же как и у вас, специально обученные люди готовят лекарства, другие служители ухаживают за больными. Кормят больных тоже бесплатно. И есть отделение для женщин.
 - Скажу по секрету, что мы не только наслышаны о вашем госпитале, но кое-кто из нас его даже видел, взяв пример со столь почитаемого вами Саладина. И даже более того, многое в организации ухода за больными мы заимствовали из обычаев, принятых в этом госпитале. Верно сказано, что мудрый может учиться у всякого человека.
 Дойдя до выхода из зала, оба собеседника изящно друг другу поклонились.
 - И все же я не понимаю, - с еле сдерживаемым гневом, подогретым еще и скорбью из-за страшной болезни хорошо знакомого ему рыцаря, сказал магистр тамплиеров, когда Аль-Хаким в сопровождении сира Роберта перешел в другой зал с выздоравливающими больными, - зачем нужно так позориться? Магометане и так говорят, что все рыцари - грубые невоспитанные дикари. Зачем же еще подтверждать их правоту?!
 - А какое вам дело до их слов? - раненый поднялся на локте, его пышные волосы падали на глаза, он даже не сдерживал своего бешенства. Глубокие глаза так и сверкали на худом лице. - Вы должны бы бить неверных до победного конца, или погибнуть сами, а вы дружески с ними общаетесь.
 - Но вам ли нас судить? - рыцарь Храма почти взял себя в руки. - Вы не принесли Христу никакой жертвы, и что вы можете знать о тех, кто ради Него отрекся от мира, принеся тройной обет целомудрия, нестяжания и отречения от своей воли.
 - Да бросьте вы про нестяжание. Все же знают об огромных богатствах ваших орденов.
 - Какие богатства?! Вы думаете, что кони, оружие, корабли, на которых мы перевозим христиан, и странноприемницы для них ничего не стоят? А поддержка крепостей в боеспособном виде не требует денег? Вы серьезно думаете, что войну можно вести без всяких средств? Мы тратим все, что нам жертвуют.
 - И про ваше целомудрие тоже всем все известно, - не особенно вслушивающийся в пылкую речь магистра ордена тамплиеров раненый рыцарь оскорбительно ухмыльнулся. - Чтобы такое количество молодых мужчин и ни с кем...никогда...
 Последние слова подействовали на рыцаря ордена Храма неожиданным образом. Он окинул раненого внимательным взглядом, а затем спокойно обратился к своему другу, молча слушавшему их перебранку.
 - Как вы думаете, сир магистр, через какое время этот рыцарь, сир Рено, - он прочитал надпись над головой больного, - сможет сесть на коня?
 - Думаю, к концу месяца сможет, - неторопливо ответил тот.
 - В таком случае, сир Рено, - и тамплиер слегка поклонился, - я вызываю вас на поединок в конце этого месяца. Ибо считаю ваши слова оскорблением для себя и своего ордена. Поединок будет продолжаться до первого падения с коня.
 - Я готов драться с вами и до смерти! - гневно заявил раненый но неукрощенный сир Рено.
 - Я бы вам не советовал настаивать, - неожиданно вмешался госпитальер. - Магистр ордена Храма - лучший из всех бойцов на этом берегу Срединного Моря.
 - Бог поможет правому! - с пафосом воскликнул горячий рыцарь.
 - Тогда тем более вам не стоит настаивать на смертном бое, - мрачно сообщил тамплиер, даже в гневе не забывший еще и том, что поединки чести запрещены монахам. И если за сбивание с коня он как-то сможет отделаться сутками на хлебе и воде, то за убийство христианина такой простой епитимьей ему расплатиться никто не даст.
 - Ну а теперь вам все же нужно выпить целебную настойку, - магистр госпитальеров как ни в чем ни бывало склонился к раненому.
 Но сир Рено был настолько взбешен, что быстро сел, размахнулся и почти успел ударить склонившегося рыцаря по щеке. Тот выронил кувшин с питьем и в последний момент перехватил его руку. Все молчали, и даже флегматичное хладнокровие магистра госпитальеров было поколеблено. Он тяжело дышал, все крепче и крепче сжимая в своей ладони запястье раненого. В какой-то момент рыцарь Святого Иоанна опомнился, перекрестился и разжал ладонь левой руки. На запястье раненого Рено намечался огромный синяк, руке было суждено опухнуть, но зато ее сильно побледневший обладатель наконец-то затих.
 - Господи Иисусе, - прошептал госпитальер, выпрямляясь, - как же мне далеко до Твоей кротости.
 Тамплиер бросил на улегшегося в кровать рыцаря, держащего одной рукой другую, мрачный взгляд и прошелся между кроватями, ожидая, видимо, что температура его кипящей крови понизится до приемлемого уровня. И тут его внимание снова привлек темно-русый голубоглазый рыцарь по имени Филипп Нуаре. Тот уже не лежал с закрытыми глазами а, приподнявшись, наблюдал за всем происходящим с крайне заинтересованным видом.
 - Знаете, что, - обратился к нему магистр тамплиеров, у которого адреналин в крови еще не успел упасть до нормы, - мне почему-то кажется, что ваше имя - не Нуаре. Может быть, даже и не Филипп. Вы очень похожи на своих родственников, которых я видел, ибо удостоился чести принимать обеты у одного из них. Благородная и благочестивая семья.
 - Благодарю вас, - вежливо ответил рыцарь. - Это, наверное, был мой брат. Но меня действительно зовут Филипп. И я удивлен вашей наблюдательностью.
 - Но тогда ваше полное имя...
 - Да, полностью меня зовут Филипп де Мальи, - признался рыцарь.
 Сир Рено неожиданно застонал.
 - Надо, наверное, чем-нибудь все же обмотать ему руку, - с несвойственной ему неуверенностью пробормотал рыцарь Святого Иоанна.
 - Оставьте меня, - тут же агрессивно сказал травмированный им рыцарь. - У меня душа болит, а не рука. И кто бы мог подумать, что вместе с нами на корабле поплывет еще и де Мальи.
 - А что, собственно, случилось? - вполне дружелюбно поинтересовался магистр госпитальеров, и его личное обаяние оказалось сильнее мрачного настроения агрессивного сира Рено.
 - Я испытываю нежные чувства к одной прекрасной и добродетельной девице, - выпалил он.
 - Это естественно, - согласился его собеседник.
 - Но эта девица против своей воли была обещана этому де Мальи, - тем же тоном продолжил молодой рыцарь.
 - Ну и...? - заинтересованно спросил Магистр, у которого возникли кое-какие подозрения.
 - Не видя возможности отказаться от этого нежеланного брака и доказать своим родителям, что она предпочитает де Мальи меня, сия девица решила отправиться ко Гробу Господню, чтобы помолиться. Мы отправились с ней вместе.
 - На "Факеле"? - уточнил магистр госпитальеров. - И эту девицу зовут...
 - Ее зовут чудесным, благозвучным именем Онората. И именно на "Факеле" я уверился, что мои нежные чувства полностью разделяются прекрасной девицей. Но, увы, нас разлучала жестокая воля ее родителей.
 - На вашем месте, мессир магистр, я бы этому не поверил, - вмешался законный жених прекрасной Онораты. - Девица вела себя с ним просто вежливо, как и положено дочери столь благородных родителей. Поверьте, что, оставаясь неузнанным, я наблюдал за ними более чем пристально.
 - Ну прямо не девица, а настоящий ангел, - ехидно сказал еще один, до сих пор безмолвный слушатель этого разговора, пират или венецианец, как значилось из таблички в его изголовье. Он был тяжело ранен во время нападения на корабль тамплиеров и тоже лежал теперь в госпитале в соседнем ряду. - Между прочим, мы и напали на корабль именно с целью захватить эту девицу.
 - Теперь это стало совсем интересно, - после некоторой паузы сообщил магистр тамплиеров. - Зачем же вам потребовалась Онората де Планси настолько, что вы глупо напали на прекрасно защищенный корабль военного ордена?
 - Мы напали превосходящими силами, - слабым голосом сказал венецианец, не перенеся упрека в глупости, - и захватили бы девицу, несмотря на всю вашу защищенность, если бы она была похожа на наших нормальных девиц и хуже бы махала мечом. А зачем она нужна моему начальству, я не знаю, - после этих слов раненый пират закрыл глаза и замолчал.
 - Так, кажется, мне придется поговорить с Оноратой, - с еле заметным волнением произнес рыцарь Святого Иоанна.
 - Не надо, - сказал сир Филипп, заметно краснея. - Я надеюсь, она не тяжело ранена?
 - Нет, не тяжело, - ответил прекрасно осведомленный магистр тамплиеров. - Меч задел ее по касательной, рассек кожаную часть доспеха, но рана неглубокая.
 - Так я и думал, что она отобьется, - с удовлетворением сказал жених Онораты. - Прошу, не надо ей говорить обо мне. Я хотел бы представиться сам.
 - Я не скажу, но не могу требовать того же от сира Рено, - ответил ему Магистр.
 - Но ведь у него гораздо меньше возможности увидеть ее, пока она в госпитале, чем у вас.
 - То есть, у него вообще нет такой возможности, - с удовольствием признал магистр госпитальеров.
 - Но меня необычайно интересует цель нападения на наш корабль, - нетерпеливо вмешался тамплиер.
 - Все дело во мне, - вздохнул Филипп де Мальи. - Венеция заинтересована в том, чтобы распоряжаться в моих владениях. Все думали, что я женюсь на одной из венецианок. Но даже если бы я не услышал о красоте и добродетели Онораты де Планси, я бы никогда не связал свою судьбу с "детьми Святого Марка", несмотря на бесспорную красоту моей предполагаемой невесты. Они пугающе преданы друг другу. И столь же пугающе безразличны к тому, что другие называют нравственным поведением.
 Лежащий с закрытыми глазами венецианец еле заметно усмехнулся, выслушав эту характеристику.
 - Но, конечно же, руководство республики Святого Марка предпочло мой выбор свалить на влияние Онораты, а не на собственную репутацию. Думаю, они решили, что если ее убрать, то я соглашусь на свадьбу с той, которая будет полностью покорна их воле.
 - Теперь они уже не повторят своего нападения, - мягко сказал магистр госпитальеров, успокаивая взволнованного рыцаря. - Лежите спокойно, вам нужно сделать перевязку.
 - Однако позвольте мне заметить, что если бы сир Рено лучше держал язык за зубами и меньше бы восхвалял и без того очевидные достоинства девицы, она бы не пострадала, - закончил Филипп де Мальи, позволяя уложить себя на ложе.
 - Значит, все из-за меня! Из-за меня, а не из-за вас?! - со своего места горячо возмутился его конкурент в борьбе за сердце прекрасной Онораты.
 - А откуда же, по-вашему, все кому надо, в том числе и я, узнали, на каком корабле она поплывет в Святую Землю? - вяло поинтересовался сир Филипп. Затем наступило молчание, потому что рыцарь терпел довольно болезненную перевязку, не издавая ни звука.
 И только спустя значительное время, зайдя в свою дежурную комнату, магистр госпитальеров сказал своему другу.
 - Все же это странно. Не очень понятно, почему Онората отправилась в паломничество ко Гробу Господню даже не познакомившись со своим женихом.
 - Ну конечно же, вам надо с ней поговорить, - ответил ему друг, понимающе улыбаясь.
 Но это его понимание не шло ни в какое сравнение с тем, какое нахлынуло на проницательного тамплиера, когда он своими глазами увидел молодую Онорату де Планси рядом со своим другом. Девицу привела в дежурную комнату госпожа Габриэлла, и молодой рыцарь Храма, чье любопытство было возбуждено до крайности, наблюдал за ними через арку, удобно устроившись на пустовавшем соломенном ложе больного. Только теперь он понял все намеки, которые выслушал за вчерашний день. Онората была удивительно похожа на магистра госпитальеров. Те же вьющиеся светлые волосы, которые не полностью скрывало покрывало, целомудренно накинутое на голову, те же спокойные большие светло-серые глаза, тот же решительный излом бровей. Форма носа и рисунок скул, четкие очертания рта были, конечно, мягче, женственнее, чем у ее отца, но все же до невозможности похожими. Это была довольно высокая девица, и даже, несмотря на свободную больничную одежду, было ясно, что болезненно хрупкой ее никто не назовет. Госпожа Габриэлла так же как и магистр тамплиеров сравнивала внешность дочери и отца, и в ее глазах зажегся не слишком уместный озорной огонек. Сам Магистр в зеркало смотрелся нечасто, поэтому ему не составило труда, сохранить невозмутимость. Он молча указал девушке на скамью, но которую она и уселась, сохраняя полное спокойствие.
 - Я очень рад, что, несмотря на ранение, вы уже можете ходить, - рыцарь начал издалека, еще не понимая, что он может сказать, а что нет. На Святой Земле, в месте активного контакта самых разных культур, почти все быстро учились говорить, недоговаривая. Молчание часто значило больше, чем высказанное слово.
 - Это было пустяковое ранение, - ответила Онората, устремляя на него прямой доверчивый взгляд, - защищавшим меня рыцарям досталось гораздо больше. И вы, наверное, удивлены и раздосадованы тем, что женщина отправилась в такое опасное путешествие.
 - Я удивлен, это правда, но я рад вас видеть, Онората. - столь же прямо, как и его дочь ответил госпитальер. - Я прекрасно помню вашу мать.
 - Она мне рассказывала о вас. Боюсь даже больше, чем вам бы хотелось, - девушка чуть покраснела, но опустила глаза ненадолго и снова посмотрела на собеседника с полным спокойствием невинности. - Поэтому мне очень хотелось увидеть вас, прежде чем выйти замуж. Моя мать не так уж счастлива в браке. Сеньор де Планси слишком часто уделяет внимание другим женщинам.
 Ее отец откинулся к спинке скамьи с совершенно непроницаемым видом, а наблюдавший за всем этим тамплиер неожиданно подумал, что если бы его собственная дочка была да такой степени похожа на другого мужчину, да еще и довольно знаменитого, вряд ли бы у нее было счастливое детство.
 Онората опустила голову и молчала.
 - Итак, оказавшись в ситуации, похожей на ту, в которую попала в свое время ваша мать, вы решили, прежде чем выйти замуж, совершить паломничество ко Гробу Господню, и, дерзаю подумать, посоветоваться со мной, чтобы не ошибиться, - с прямотой, напоминавшей неотразимый удар его копья, поинтересовался рыцарь Святого Иоанна.
 - Нет, это не совсем так, - тихо, но отчетливо произнесла девушка. - Я вообще не хочу выходить замуж. Я хотела бы вступить в орден госпитальеров.
 После минуты потрясенной тишины магистр госпитальеров поднял глаза на госпожу Габриэллу.
 - Вы знали об этом?
 - Первый раз слышу. Хотя и ничуть не удивлена, - та усмехнулась ему с каким-то добродушным ехидством.
 Рыцарь надолго задумался, сам не замечая, с каким пристальным вниманием он изучает Онорату.
 - Почему вы не хотите замуж? - наконец, спросил он, придя к какому-то решению.
 - Потому что это слишком ... приземленно, - рассудительным тоном сказала девушка. - Хозяйство: навоз в коровнике, починка старого замка, гниющие продукты в погребах, объедки на полу после каждого пира... Семья: постоянно стиснув зубы, терпеть поведение мужа, который воспринимает тебя только как свиноматку, капризные дети, которые всегда делают гадости и ничего, кроме своих интересов не замечают. Ну что там еще? Постоянные ссоры и споры разных слуг и вилланов... Не хочу я ничего этого.
 - А где бы вы хотели остаться после принесения обетов? - с обманчивым доброжелательством поинтересовался магистр ордена.
 - В Акре, - ответила ему дочь, смело глядя в глаза. Госпожа Габриэлла смотрела на него со жгучим упреком. Обвинение в невыносимом занудстве прямо читалось во всем ее облике.
 "...и если вы захотите остаться по эту сторону Моря, вас отправят на другую. И если вы хотите спать, вам придется вставать и идти голодным, если вы хотите есть..."
 - Онората, послушайте меня, - со всей доступной ему мягкостью сказал госпитальер, - если вы, конечно, послушаете... Я не думаю, что вам нужно приносить пожизненные обеты. Но вам, без всякого сомнения, нужно научиться видеть высокий, неземной горизонт в вашей жизни всегда, даже когда вы стоите на заднем дворе замка, в грязи. Для этого вам может хватить и временного служения в ордене. Попробуйте вступить в него на один год.
 Девушка хотела что-то сказать, порывисто вздохнула, но промолчала.
 - Да, я вас слушаю, - проговорила она, видя, что ее собеседник тоже замолчал.
 - Только не смешивайте ваше стремление к Небу со стремлением к еще чему-нибудь, пусть и неплохому, но все же земному. Впрочем, мы постараемся вам в этом помочь, - Магистр печально улыбнулся. - Вы ни за что не останетесь в Акре, если решите вступить в Орден. Таков наш устав.
 Онората закрыла глаза и изо всех сил сцепила руки на коленях.
 - Деточка, мало кто из рыцарей живет меньше, чем магистры военных орденов, - жалея ее, с нежностью сказал ей отец. - Я и так слишком долго живу. А ведь скоро будет объявлен крестовый поход, и наши мелкие стычки сменятся крупномасштабными военными действиями. Вам нужно уже сейчас подумать, как вы будете жить после моей смерти. Я бы вам рекомендовал, все же познакомиться с вашим женихом Филиппом де Мальи.
 Девушка подняла на него взгляд, удивленная такой осведомленностью.
 - Я имел честь с ним познакомиться и дерзаю думать, что замужем за ним вы будете счастливее, чем ваша мать.
 - О, подождите, мессир, это еще не все, - с прежним озорным блеском в глазах сказала почтенная госпожа Габриэлла. - Подозреваю, что при ордене госпитальеров захочет послужить "господам больным" так же и Камилья Аль-Хаким. Заранее сообщаю, что ей бы не хотелось расставаться с Оноратой.
 Магистр ордена Храма в очередной раз позавидовал выдержке своего друга. Тот только молча воззрился на всеми уважаемую даму.
 - Но она даже и не христианка, - наконец, он обрел дар речи.
 - Нет, она христианка, как и ее мать, - тихо ответила Онората.
 - Пусть это так, но мы никак не можем принять в орден члена Сирийской Восточной церкви, - не сдавался хорошо осведомленный Магистр. - Она что, согласна сменить веру?
 - Мессир, вы настолько всеведущи, что знаете даже, что ее мать - сирийка? - с некоторым оттенком былого умения кокетничать поинтересовалась госпожа Габриэлла.
 - Так считает сопровождавший их до Акры весьма наблюдательный магистр ордена Храма.
 - Он не ошибся. Камилья не собирается менять веру. Но она может помогать ордену на правах, скажем, служанки Онораты. Только в этом случае, кстати, ваше, простите меня за честность, занудство позволит им остаться вместе.
 - Да, вы правы, госпожа Габриэлла, - задумчиво ответил ей Магистр. - Я не могу говорить за весь совет ордена, но лично я возражать не буду.
 Онората встала, понимая, что столь важная для нее встреча закончена, и глядела на отца прощальным взглядом, мужественно сдерживая слезы.
 - Это не последняя ваша встреча, не огорчайтесь так, моя милая, - ласково обняла ее начальница женского зала. - Я вам это лично гарантирую.
 И она увела девушку, предоставив своему магистру возможность, прийти в себя в одиночестве.
 - Очень надеюсь, что сегодня больше никаких неожиданных встреч не произойдет, - сообщил тот своему другу, глядя сквозь прорезь окна в жаркое белесоватое марево, окутавшее улочки и площади Акры.
 Но его оптимистический подход себя не оправдал.
 В очередной раз потеряв дар речи и застыв посреди длинного зала с больными, оба рыцаря наблюдали, как к ним медленно шествует Его Высокопреосвященство римский кардинал собственной персоной.
 - Ваш Вальтер - бесценное сокровище, - прошептал тамплиер, оценив льняную хламиду, которую добросовестный рыцарь-привратник заставил кардинала надеть поверх всех своих одежд. - Ну понимаю, я - всего-навсего скромный великий магистр ордена Храма, но чтобы римского кардинала облачить в это тряпье...
 - Да, Вальтер необычайно проникся идеей: "чистота - залог здоровья", - признал госпитальер.
 - И как вам удалось переманить у рыцарей ордена Тевтонской Богоматери это германское чудо послушания?
 - Я не переманивал, - пожал плечами госпитальер и пошел принять благословение Его Высокопреосвященства.
 Его друг молча согласился с тем, что магистр госпитальеров сознательно никого в свой орден не заманивал, но он отлично знал, что мягкое обаяние личности этого рыцаря перевешивало в душах желающих вступить в какой-нибудь военный орден даже ослепляющую их глаза красоту белого плаща тамплиеров.
 - Видя, что оба магистра заняты столь Богоугодным делом, - говорил между тем Его Высокопреосвященство не без иронии, - я подумал, что тоже смогу послужить "господам нашим - больным", и захватил с собой Святые Дары, как принято на этой земле.
 Он говорил и внимательно оглядывался по сторонам. В этом зале ситуацию уже было не исправить. Их застали врасплох. Но поспешный уход нескольких рыцарей из зала навел магистра тамплиеров на мысль, что в других залах будет быстро наведен порядок, и, по крайней мере, ссыпавшаяся в проход солома будет выметена.
 В зал почти вбежал совсем еще молодой юноша помощник.
 - Ваше Преосвященство, - заговорил он, преодолевая смущение. - Если бы мы могли предполагать, что вы окажете нам честь своим посещением, я бы распорядился принести покрывала, предназначенные для этой цели...
 Магистр госпитальеров быстро сделал знак юному сержанту, чтобы тот замолчал и куда-нибудь исчез. Тамплиер понял его куда лучше, чем растерянный юноша госпитальер. Пурпурные с золотом покрывала, которыми накрывали еще не так давно больных, желающих принять Святые Дары, были тесно связаны с Приобщением под двумя видами для всех без исключения христиан. Сугубо латинский обычай приобщать простых мирян под одним видом вошел в силу совсем недавно и некоторыми еще воспринимался болезненно. Не стоило ворошить все это в присутствии римского епископа.
 Кардинал неторопливо шел между рядов, расспрашивая больных о порядках в госпитале и о том, как их лечат. Те, кто мог отвечать, осторожно поглядывали на высокого широкоплечего магистра госпитальеров, скрестившего руки на груди, за спиной кардинала и благоразумно отвечали, что всем довольны. Даже раненые венецианцы, которых Его Высокопреосвященство допрашивал с особым любопытством, вполне резонно полагая, что те не будут зря хвалить своих конкурентов на море, и те предпочли не связываться со здоровенным рыцарем, мрачновато слушавшим их разговоры с кардиналом.
 - Сын мой, - наконец довольный епископ обратился к госпитальеру, - как у вас здесь хорошо... прохладно...так все рационально организовано. Кстати, я привез своего личного врача, одного из лучших наших медиков, поделиться с вами своим богатым опытом.
 Только теперь дежурившие в госпитале рыцари обратили внимание на невысокого темноволосого темноглазого человечка, стремительно подкатившегося к ним после подзывающего жеста кардинала.
 - О, мессиры, я вижу у вас несколько раненых, - затараторил тот. - Слышали ли у вас здесь о необычайных свойствах сушеных пиявок, выловленных в то время, когда лунный диск увеличивается, и приложенных к ране? Благодаря их сродству с человеческой кровью и притягивающему свойству луны...
 - Вот у нас там лежит рыцарь, который желает лечиться исключительно у христианских врачей, чья мысль незаражена тлетворными влияниями восточной медицины, - ехидно перебил врача тамплиер. Медик двинулся было в указанном направлении.
 - Оставьте, все равно Роберт не позволит ему вмешаться, - тихо, но уверенно заявил магистр госпитальеров.
 Тамплиер прикинул, сколько сможет продержаться невысокий полный человечек против прекрасно тренированного рыцаря, и, вздохнув, подумал, что это даже и неинтересно.
 Его Высокопреосвященство окинул обоих рыцарей подозрительным взглядом, но предпочел не обременять себя до поры до времени лишней информацией.
 - Ну что же, перейдем в следующий зал? - спросил он, сохраняя свое благодушие.
 Магистр госпитальеров вышел вместе с ним, но довольно быстро возвратился.
 - Его Преосвященство посетит женский зал, затем вернется.
 - Лишь бы он не вздумал посещать ваш приют, - пробормотал хорошо осведомленный магистр тамплиеров. - Я уж не говорю про вашу школу для юных сироток.
 - Не думаю, что госпожа Габриэлла будет настолько безрассудна, чтобы хоть как-то обмолвиться про школу, - слегка обеспокоился его собеседник. - Два десятка малолеток, мечтающих стать рыцарями, являются необычайно разрушительной силой. Вряд ли это способен понять кто-нибудь со стороны...
 Госпожа Габриэлла как всегда оправдала возложенные на нее ожидания.
 - Все очень хорошо, - сказал епископ, появляясь на пороге, - если не считать некоторого количества неверных, неизвестно как попавших в христианский госпиталь. А также того, что в женском зале тихо, но горько плачет прекрасная девица, а другая прекрасная девица, ведущая свое происхождение от детей Агари, сидит на ее ложе и утешает несчастную.
 - Ах, она плачет... - без всякого выражения сказал отец Онораты.
 - И это горе происходит из-за того, будто бы, что магистр госпитальеров запрещает сей девице оставаться в Акре, если она вступит в орден, - и Его Высокопреосвященство пристально воззрился на упомянутого им магистра.
 А наблюдательный магистр тамплиеров подумал, что приезжий епископ демонстрирует крайне нежелательные способности, замечать болевые точки и быстро проникать в суть произошедшего.
 - У меня нет другого выхода, - бесстрастно заявил госпитальер. - Устав ордена запрещает адепту ордена проходить свое служение там, где он хочет. Тем более что в этом случае оба заинтересованных лица хотят, чтобы Онората осталась в Акре.
 - Оба? - подчеркнул ключевое слово епископ, отсутствующий вид которого свидетельствовал о том, что он мысленно сравнивает внешность "заинтересованных лиц".
 Магистр молча пожал плечами.
 - Ну хорошо, устав - вещь серьезная, - согласился Его Высокопреосвященство. - Но с вашего разрешения, мне хотелось бы приступить к моим непосредственным обязанностям.
 Он взял Дароносицу и направился к кроватям самых тяжелых больных. Однако когда он проходил мимо ложа умирающего Евсевия, тот открыл глаза, и его напряженный взгляд буквально заставил епископа остановиться над ним.
 - Я прошу вас, - тихо, но отчетливо произнес умирающий, - не откажите мне в последнем Утешении.
 Его Высокопреосвященство еще раз внимательно прочитал табличку в изголовье, охватил цепким взглядом безусловно греческую внешность просившего и, не скрывая удивления, произнес.
 - Но разве вы не принадлежите Восточной Церкви? Или вы намерены перейти в нашу веру, чему я был бы очень рад...
 - Нет, конечно. Я считаю свой Символ веры единственно правильным и не намерен изменять вере Святых Отцов, - спокойно ответил Евсевий, - но я в Акре - единственный священник Восточной Церкви, а кругом неверные... и я умираю... я знаю, что наши церкви расходятся, и с каждым веком будут расходиться все дальше и дальше, но только одно поколение назад моя просьба никого бы не удивила.
 - Вы знали, что это - священник схизматиков? - резко спросил епископ магистра госпитальеров.
 Тот мог бы просто пожать плечами по своему обыкновению, но после резкого вопроса кардинала старый священник посмотрел ему прямо в глаза, молча спрашивая о том же.
  - Я никогда не стремился превратить свои подозрения в уверенность, - честно ответил рыцарь.
 - Я еще застал в живых христиан, - тихо продолжил отец Евсевий, отведя глаза от госпитальера, - которых мне пришлось убеждать в том, что между нашими церквями больше нет евхаристического общения. Они считали такой подход преступлением против Любви. И это несмотря на то, что западные рыцари залили кровью Святой Город так, что она доходила до колен человека, сидящего на коне. Этого никогда не посмели бы сделать восточные христиане. Этого не посмел совершить даже Саладин.
 Но теперь я прошу вас о Приобщении, надеясь, что Христос, который невидимо для вас стоит рядом с вами, восполнит неполноту преподаваемых вами Даров. Ну смелее же... в конце концов, мы в Иерусалиме делали подобное для западных христиан.
 Римский кардинал пронзил магистра госпитальеров еще одним стальным взглядом.
 - Это и правда так? - еле сдерживаясь поинтересовался он.
 - Да. Иерусалим, как вы знаете, занят магометанами, - теряя терпение, ответил Магистр. - И после той выходки пилигримов, о которой мы подробно докладывали в Рим, служители Аллаха никак не позволяют западным христианам находиться в Святом Городе, о чем вы тоже, безусловно, знаете. Но с восточными христианами они вместе существовали веками, и против их присутствия в Иерусалиме не возражают.
 - И все же...
 Пилигримы слишком часто добираются до Святой Земли тяжело больными, несмотря на отчаянные усилия наших орденов сохранить их здоровье, - продолжал Магистр, успешно сдерживая возмущение, - и не в моей власти запретить им Приобщение Святым Тайнам на смертном одре даже из рук священников Восточной Церкви, если они желают этого, находясь в захваченном неверными Иерусалиме.
 - Подумайте, что вы говорите, - тихо предостерег его кардинал. - Они же все - схизматики.
 - Я не могу изменить ни существующую реальность, ни историю своего ордена. Подумайте же и вы, Ваше Преосвященство, как мы выглядели в глазах местных христиан, когда Иерусалим пал к нашим ногам в результате того, первого крестового похода. Толпы грубых, неимоверно грязных людей, безжалостно убивающих не только магометан, но и христиан, да еще и в церквях, грабящих всех жителей без разбора. И это в самом святом на земле месте, в нескольких шагах от Гроба Господня... Если чем мы и можем оправдаться, так это тем, что среди нас нашлись такие рыцари, как Гуго де Пейен и его товарищи, которые, проскакав на конях через всю Европу и весь Восток по самому краешку смерти, здесь у Гроба Господня все же смогли услышать, что главное для рыцаря-христианина - найти возможность послужить слабым. Они услышали здесь то, что никогда не слышали на родине, и остались на Святой Земле, чтобы создать орден рыцарей Храма для защиты паломников. А еще несколько рыцарей, вдохновленные их примером и уже существовавшим при Восточной Христианской церкви служением "господам нашим - больным" решили посвятить всю свою жизнь этому служению. Первый госпиталь был создан, не знаю, помните вы это, Ваше Преосвященство, или нет, на основе уже организованного при Иерусалимской Церкви схизматиками...
 - ...а я всегда думал, что не схизматиками, а монахами бенедиктинцами...
 - ... братья бенедиктинцы никогда не имели конфликтов с Иерусалимской Восточной Церковью. Они создали свою гостеприемницу по образу уже имеющихся в Восточной Церкви странноприемниц. Это была идея восточных христиан. Мы только придали ей размах, создав целую сеть госпиталей по всем дорогам пилигримов. Именно наше сотрудничество легло в основу служения "господам нашим - больным" и превратило Госпиталь в совершенно особенное место. Вы ведь и сами это чувствуете, Ваше Преосвященство?
 Тот окинул Магистра очередным пронзительным взглядом и молча прошел дальше по ряду, чтобы преподать Утешение раненым рыцарям. Магистр госпитальеров налил в маленькую чашу целебную настойку, оставленную Аль-Хакимом, и, приподняв старого священника за плечи, принялся поить его этим чудодейственным питьем.
 На свое несчастье молодой магистр тамплиеров не успел быстро убраться с дороги римского епископа, и тот, взглянув на него, вспомнил все многочисленные упреки по адресу рыцарей Храма.
 - Вот что, сын мой, - сообщил он таким тоном, который ясно говорил, что если тот ему и сын, так это потому, что в семье не без урода, - что это на вас жалуются, что вы охраняете неверных по дороге от Акры до Иерусалима?
 - Это неправда. Мы охраняем паломников христиан на всех опасных дорогах Европы и Святой Земли, что и является основной задачей нашего ордена, - как хорошо усвоенный урок продекламировал магистр тамплиеров.
 - Да, сын мой, это хорошо. Но все же, как вы объясните именно ваше сопровождение караванов неверных от Акры до Иерусалима? Вас обвиняют в предательстве интересов христиан. Вас обвиняют... Да знаете ли вы оба, что слухи о предательстве военных орденов в таком количестве гуляют по Европе, что там уже пришли к выводу, что оба ордена нужно слить в один и подчинить его напрямую христианскому королю-воителю?
 - О, мы предпочли бы остаться в подчинении Престолу Святого Петра, - честно ответил магистр ордена рыцарей Храма.
 - Тогда не морочьте мне голову, сын мой, - энергично сообщил епископ, - тем более что только покровительство Святого Петра и защищает вас от гнева великого множества недовольных вашим поведением.
 - Я понял, Ваше Преосвященство, что вы прибыли к нам сильно предубежденным, - спокойно сказал тамплиер, как всегда в экстремальной ситуации обретая обычную для него хладнокровную осмотрительность, - иначе вы бы не назвали военную хитрость предательством.
 - Что вы имеете в виду?
 - У современных христиан, нет другой возможности попасть в Святой Город и поклониться Гробу Господню, только как в окружении купцов-магометан, из-за тех паломников фанатиков, которые устроили беспорядки в Иерусалиме недавно. Под видом магометан, да, такова придуманная нами маскировка, христиане проникают в Иерусалим, но почему бы и нет? Пилигримы не хотят заканчивать свое путешествие в Акре. Они хотят дальше. И у них в данный момент нет, не я в этом виноват, и не мой орден, у них нет другой возможности туда попасть, кроме как с использованием небольшой хитрости, которую мы им и предлагаем. Где же тут предательство?
 - Но ваша военная хитрость, сын мой, заводит вас слишком далеко, - сказал кардинал гораздо спокойнее, чем раньше. - Охраняя караваны неверных, вы мешаете благочестивым христианам их уничтожать.
 - Ах, вот откуда ветер дует, - возмутился тамплиер. - Мы охраняем пилигримов в составе караванов от диких зверей и разбойников!
 - Уж не намерены ли вы спорить с там, что ограбление неверных является Богоугодным делом.
 У магистра рыцарей Храма хватило ума не выступать против одной из базовых идей крестовых походов.
 - Мне хотелось бы рассказать вам, Ваше Преосвященство, в чем именно заключается охрана караванов, - вмешался магистр госпитальеров своим обычным рассудительным тоном. - На определенных участках дороги караван издали обстреливают... э-э-э... желающие его разграбить. Все те, кто без доспехов, укрываются за бортами телег, а наша задача, задача рыцарей - просто довести караван до безопасного места. Хотя, когда мы туда добираемся, то сами часто становимся похожими на ежей, из-за большого количества стрел, пущенных в нас "благочестивыми христианами" и застрявших в верхней одежде, укрывающей доспехи от солнца.
 - Значит, и вы тоже, мессир, участвовали в охране таких караванов? - мрачно вопросил кардинал.
 - В настоящее время нет другого способа поклониться Гробу Господню, - спокойно ответил Магистр. - И мне трудно находиться так близко к этому святому месту и не посетить его. Хочу вас спросить, Ваше Преосвященство, а вы сами разве откажетесь от посещения Святого Города, пока еще не объявлен крестовый поход?
 Кардинал молча смерил двух друзей взглядом, который должен был показать, что они зашли слишком далеко, вздохнул своим мыслям и склонился над тяжело раненым рыцарем. Тамплиер бросился ему помогать.
 Его Высокопреосвященство не торопился. Дневной жар начал уже спадать, когда он закончил все, что собирался и направился между колоннами к выходу из зала по проходу, последним в котором находилось ложе с умирающим отцом Евсевием. Рядом с ложем, скрестив руки на груди, застыл магистр госпитальеров, загораживая проход кардиналу, с грустью во взоре глядя на листья смоковницы за окном. Он так и не повернул голову, когда тот подошел к кровати и остановился.
 - Вы правы, мессир, здесь действительно особенное место, - тихо сказал епископ после длительного молчания. - Я выполню эту просьбу, хотя в Европе меня разорвут на кусочки, когда узнают об этом.
 - Благодарю вас, - прошептал умирающий. Магистр приподнял его за плечи с осторожной нежностью, которая так контрастировала с его обычной доброжелательной невозмутимостью, и которую он не смог скрыть от проницательного кардинала.
 - Надеюсь увидеть вас обоих в своей исповедальне завтра, дети мои, - обретая обычную уверенность в себе, произнес Его Высокопреосвященство, когда все закончил и выходил из зала. - Нет, в женский зал меня провожать не нужно. У меня очень хорошая память.
 С этими словами, произнесенными многозначительным тоном, он скрылся с глаз друзей вместе с сопровождавшим его лекарем. Тем даже не удалось вздохнуть с облегчением, потому что подошло время обеда. Снова всех больных торжественно обошли рыцари с благоуханными кадилами и святой водой. С негромким дребезжанием вкатили тележку, заставленную посудой с едой, и началась обычная суета, связанная с одновременным кормлением множества больных людей. Некоторое время рыцари молчали.
 Дальше придется жить без него, - наконец, произнес Магистр еле слышно. Его друг промолчал. Он только что приспособился кормить больного рыцаря в одиночку и с удовольствием видел, что тот все же может глотать пищу, если его повернуть в нужную сторону.
 - Таких людей и называют восточными мудрецами, - продолжал рыцарь Святого Иоанна, - людей, способных совершенно иначе вести споры, чем мы. Вот как, к примеру, вы собираетесь решить ваши разногласия с сиром Рено?
 - Вышибу его из седла, - мечтательно, с удовольствием в голосе сказал тамплиер.
 - Да. Потому что нужных слов не найти ни ему, ни вам. А господин мой Евсевий нашел бы, наверное... Мы один раз рассуждали с ним о гордости. Мы ведь с вами считаем, что определенная гордость должна быть в благородном человеке?
 - А как же без нее? Подлые люди могут быть негордыми, но никак не благородные, считающие свою честь высшим земным достоянием.
 - И тогда он спросил меня, считаю ли я, что Христос был гордым человеком?
 - Ну...
 - А что, мессир, как вы считаете, был ли Христос гордым человеком?
 - Но Он вел себя всегда с таким царственным достоинством, так безупречно благородно...
 - И все же вы меня поняли. Вы не можете ответить на этот вопрос однозначным "да". И я не смог. Потому что, как объяснял мне господин мой Евсевий, все дело в смысле, который мы вкладываем в слова. Разные люди вкладывают разный смысл в одни и те же слова. И в беседе нужно искать те оттенки смыслов, которые нас объединяют... Ах, но я только теперь по настоящему понял, как же надо любить людей, чтобы постоянно искать то, что нас объединяет. А найдя, суметь донести свое понимание до собеседника. Ведь я тогда сразу, из его единственного вопроса понял, что именно он называет "гордостью", и в чем я не прав.
 - Я никогда не сомневался, что Евсевий - только очень искусный резчик по дереву, - досадуя на то, что его подвела собственная наблюдательность, пробормотал магистр тамплиеров, переходя к следующему больному.
 После того, как все больные были покормлены, и необходимые дозы целебных отваров были выпиты, рыцари поели сами. Но если тамплиер рассчитывал, что теперь-то он немного отдохнет, то он серьезно ошибся. В сгущающихся вечерних тенях, под высокими сводами на пороге зала опять возник неожиданный посетитель. На этот раз это был Джуад Аль-Хаким. Его, конечно же, беспрепятственно пропустили. И после первых же слов его приветствия, рыцарю Храма припомнился легкий треск, издаваемый местной самой ядовитой змеей, перед тем, как она бросится в атаку.
 - Правда ли то, что я слышал, что моя дочь собирается помогать ордену госпитальеров? - спросил знаменитый врач и замолчал с застывшей улыбкой на лице. Змея уже свилась в кольцо и раскачивалась, высоко подняв голову.
 - Ваша дочь не сделает ничего, что было бы вам неприятно, - быстро ответил магистр госпитальеров.
 Этот человек мог доставить им множество неприятностей, если бы захотел.
 - Я слышал, что она собирается сопровождать Онорату де Планси, которая вступает в орден госпитальеров. А это - позор, который падет на весь мой род, если я этот допущу, - не повышая голоса, размеренно произнес магометанин, но улыбка исчезла с его губ, и темные глаза с яростью встретились с серыми глазами отца Онораты.
 - У нас разные представления о том, что такое позор, но мы оба считаем, что ничего позорящего наш род допускать нельзя, - ответил многолетний собеседник отца Евсевия после глубокого выдоха. - Вы же собирались плыть на Сицилию. Так и плывите. Любой из кораблей наших орденов почтет за честь, вас туда доставить. Упомянутая вами девица де Планси некоторое время останется здесь. И кстати, когда вы окажетесь в Европе, несколько раз подумайте, прежде чем бросить в глаза рыцарю обвинение в том, что он вас позорит.
 - Но я же теперь не могу никуда плыть! - воскликнул Аль-Хаким. - Камилья сильно ушибла голову, и ей вредно сейчас пускаться в длительное и тяжелое плавание, - разъяренный отец старался не смотреть в сторону тамплиера, в глубине души понимая, что тот все же спас жизнь его дочери, хотя и нанес ущерб ее здоровью. - А за то время, пока она будет здесь поправляться, ей окончательно заморочат голову.
 - Но еще ничего не решено. Разве Онората де Планси собирается вступать в орден на длительный срок? - удивленно поинтересовался магистр ордена, с трудом сохраняя спокойствие, по крайней мере, внешнее.
 - На год. А кто же потом возьмет замуж мою Камилью? Да, она сейчас не понимает, но ведь женщина может быть счастлива только тогда, когда она удачно выйдет замуж, и у нее родятся дети. Моя дочь не выйдет замуж! О-о-о!
 Магистр тамплиеров подумал, что папаша Аль-Хаким серьезно недооценивает красоту своей дочери, раз он так беспокоится на этот счет, но вслух благоразумно ничего не сказал. Тем более что, уловив краем глаза движение и повернув голову в сторону, он увидел, что тот тяжело раненый рыцарь, которого с таким трудом удалось успокоить с утра целебной настойкой Роберта, пришел к вечеру в возбуждение и уже собрался перемахнуть через невысокий бортик своего ложа на каменный пол госпиталя.
 Испустив такое ругательство, какого никто не мог ожидать от рыцаря-монаха, да еще из благородной семьи, молодой рыцарь легко перескочил через мешающее ему ложе в соседний ряд и в последний момент успел перехватить уже падающего больного. Тот дико закричал и забился в его руках, но куда там! Он был благополучно водворен на место.
 - Его придется привязать к столбикам кровати, - тревожно сказал магистр госпитальеров, через несколько секунд оказавшийся рядом с тамплиером. - Он умрет, если не будет лежать спокойно. Несмотря на ранение, этот рыцарь слишком стремителен, мы за ним не уследим.
 - Сами вы .., - и Джуад Аль-Хаким точно скопировал ругательство, произнесенное тамплиером. - После того, как этот больной пробьется и прокричит всю ночь, привязанный к кровати, к утру сильнейшая горячка опять разовьется не только у него, но и у всех его соседей. Как вы тогда будете смотреть в глаза вашему Роберту? Здесь всем необходим полный покой... Дайте мне воды в чаше. На несколько глотков.
 Ему в руку тотчас же была вложена серебряная чаша с небольшим количеством родниковой воды. Врач вытащил из-за пазухи маленькую бутылочку и капнул в чашу несколько капель.
 - Крепко держите его за руки, - резко сказал он, не глядя на магистров, и, сильно нажав на нужные точки лица двумя пальцами, оттянул нижнюю челюсть больного вниз, открыв ему таким образом рот. Влив маленький глоточек питья, он закрыл своему подопечному рот и принялся ждать, пока он питье проглотит, не давая ему выплюнуть лекарство. Тот не сдавался и держал жидкость во рту, но она начала всасываться в кровь еще успешнее, чем если бы рыцарь проглотил снадобье. Искаженные гримасой черты лица больного начали смягчаться. Он расслабился и проглотил питье, которым его поил врач. После чего чуть повернулся на бок и даже засопел, засыпая.
 - Вы самый лучший врач во вселенной, - с чувством произнес магистр госпитальеров, опускаясь на колени возле ложа с засыпающим рыцарем, по-прежнему не выпуская его рук из своих. Самый лучший врач уселся на солому с другой стороны постели больного и некоторое время молчал.
 - Понимаете ли, господин магистр, моя Камилья с детства была больным ребенком, - заговорил он доверительно. - Я множество ночей провел у ее кровати, часто боясь, что она не доживет до рассвета. А теперь, когда она выросла усладой очей всех, кто ее видит, я так бы хотел оградить ее от темного горя нашей жизни.
 - Я очень вас понимаю, - тихо ответил госпитальер, не поднимая головы. - Но неужели же и вправду помощь ордену госпитальеров является таким позором?
 - Нет, дело не в самом ордене, - так же тихо и грустно ответил магометанин, - а в том, что молодая незамужняя девица поедет чуть ли не на край света одна. Без отца, без мужа... Ведь это у вас, у франков, нормандцев и германцев женщины сильные и иногда такие же воины как мужчины. Наши женщины нуждаются в постоянной защите. Они слабые.
 - Ах, вот в чем дело... Но на Сицилии, возможно, посмотрят на все дело иначе. Ведь на этом острове кто только не живет. Это, во-первых, а во-вторых... - и Магистр надолго задумался. - Скажите, господин мой Аль-Хаким, если Онората де Планси будет в течение года находиться в госпитале на Сицилии, в Мессине, а вы с дочерью будете ее там навещать, станет ли это решением проблемы?
 - Да, - быстро сказал магометанин, вскакивая с ложа, на котором сидел. Раненый рыцарь уже успел заснуть глубоким сном, подложив себе под щеку руку, выпущенную Магистром из своей могучей длани.
 - В таком случае, - ответил отец сильной франкской девицы, вставая и слегка кланяясь собеседнику, - я сделаю все от меня зависящее, чтобы совет ордена принял в отношении девицы де Планси именно такое решение.
 Рыцарь Храма подумал, что Магистру не придется особенно долго убеждать совет. Там сразу сообразят, как несказанно повезет госпиталю, если сам Аль-Хаким будет их консультировать. Торжество дипломатии, называется.
 Тем временем оба собеседника цветисто прощались друг с другом, весьма довольные достигнутым результатом.
 - Простите, мессир, - внезапно окликнул госпитальера Филипп де Мальи, который молча выудил из драматических событий, происходящих над его ложем, самую суть. - Если я вступлю по обету в орден госпитальеров, возможно ли мне будет отправиться на Сицилию?
 - Нет, конечно, - ответил ему, но не Магистр, а сир Рено. - Даже я уже понял. В течение года с прекрасной девицей Оноратой не удастся встретиться ни вам, ни мне.
 - Точно так, - подтвердил госпитальер, который проводил Аль-Хакима и подошел к ним. - Но что такое год для вас? Будет что вспомнить, когда поженитесь.
 - Я все равно вступлю в орден на год, - угрюмо сообщил сир Филипп.
 - А я не вступлю и свободно поеду на Сицилию - энергично ответил его соперник, даже не заподозривший, кем является Магистр для Онораты и не предполагавший, что тот своим советом все равно что благословил ее на брак с Филиппом де Мальи.
 
 Ближе к ночи, когда за окнами почти стемнело, солнце уже скрылось за Срединным Морем, покидая Акру на время ночи, магистр госпитальеров низко склонился над ложем отца Евсевия, принимая его последний вздох.
 - Прощай, отче Евсевие, - прошептал он.
 Священник внезапно открыл глаза и увидел боль в глазах склонившегося к нему рыцаря.
 - До встречи, мое дорогое дитя, - еле слышно ответил он и даже смог улыбнуться. - До скорой встречи в том краю, где никогда не будет крестовых походов.
 Затем закрыл глаза уже навсегда. Магистр перекрестил его, перекрестился сам, выпрямляясь, и так и стоял, вглядываясь в этот светлый лик, черты которого сохранили прощальную улыбку, когда к ложу умершего подошли его помощники.
 - Не хороните его без меня. Дождитесь конца моего дежурства, - распорядился он, бережно помогая завернуть тело усопшего в погребальное покрывало.
 На ночь рыцарь Храма прилег отдохнуть на одном из пустовавших лож. Все спали, освежающий прохладный воздух медленно опускался на постели больных с темных сводов высокого потолка. Мерцали, разгоняя мрак, многочисленные лампадки. А перед Распятием сосредоточенно молился стоя на коленях широкоплечий светловолосый человек, магистр ордена рыцарей Святого Иоанна. Он молился о даровании сердечного покоя себе самому, забыв в эту ночь об ордене, магистром которого являлся. И, конечно же, не думал о том, что эта организация, возникшая в результате взаимодействия трех цивилизаций, окажется удивительно жизнестойкой. Наступит день, когда под ударами магометанских стенобитных орудий падет Акра, последний оплот западных христиан на Святой Земле. Рыцари-монахи отправят на своих кораблях всех христиан, которых вместят маленькие средневековые корабли, а сами погибнут, защищая простых жителей города, их жен и детей. Та крепость, в которой все они укроются под конец, будет взорвана и под ее обломками найдут себе последний приют христиане Акры, предпочетшие смерть рабству у неверных.
 Но орден госпитальеров переживет гибель своей штаб-квартиры. Он переживет даже разгром родственного ему ордена рыцарей Храма. Именно в тот момент, когда укрепляющиеся монархии Европы уничтожат этот не подчиняющийся им военный орден, госпитальерам удастся отвоевать остров Родос, благодаря чему рыцари Святого Иоанна переживут то сумрачное время. И потом, меняя острова, на которых будет располагаться их штаб-квартира, поменяв название ордена и цвет своих плащей, постоянно приноравливаясь к запросам разных эпох, эта удивительная организация будет жить.
 Ничего этого не знал и ни о чем подобном не задумывался молившийся в Акре ночью Магистр, хотя и чувствовал всей душей, что особенное благословение Божие лежит на служении ордена госпитальеров, служении господам больным, бедным и обездоленным.


2012


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"