Lixta Crack : другие произведения.

Последний предел

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Странное дело, когда заходишь в лифт, а тот вдруг прекращает свое существование. И ты вдруг оказываешься в каком-то ужасном месте, где не понимаешь, ни слова, что тебе говорят. И тебя за какое-то неведомое преступление бросают в камеру. Казалось бы, что может ли быть что-то хуже? Может. Например, оказаться закованной в цепи в трюме, пропахшем нечистотами с сотней таких же несчастных. И только во сне приходи странный человек, который и на человека-то не слишком похож, но искренне обещает, что все будет хорошо. Продолжение будет тут https://author.today/work/18442






  1.Дорога на Эвенкорд.
  
  Крупные капли звучно шлепались о серые камни, разбиваясь на тысячи мелких брызг, словно хрустальные. Они стекали в ложбинки меж камней, сливались воедино и вскоре бурным потоком мчались вниз по склону, отчего дорога становилась похожей на бурную горную речку. Здесь, на юге, дожди всегда обрушивались мощными потоками. И каплями-то назвать нельзя то, что падает с неба. Происходящее больше походило на то, что некое божество льет воду ведрам, восседая на облаке.
  Демвин никогда в своей прежней жизни не видел таких дождей. Там, где он родился, дожди холодные, мелкие, а капли словно острые ледяные иголки впиваются в тело. В Лиассе дожди идут редко, все чаще с неба падают замерзшие кристаллики.
  Заплечный мешок давно отощал, а в мошне звенели лишь медяки, и путник все чаще перебивался грибами да ягодами, нежели полноценными обедами в придорожных трактирах. Охотник из Демвина вышел никудышный, зато грибов в Арельских лесах было предостаточно. Под каждым красностволым аруппом обнаруживался мясистый бой-гриб или ветроножка. Ближе к югу попадались и незнакомые грибы, красивые, с блестящими бурыми шляпками, но парень обходил их стороной.
  На севере тоже есть леса, но все больше хвойные, а те деревья, что встречаются, кривостволы и низкорослы. О гигантских аруппах, затмевающих пушистой кроной Солнце, парень только в книжках читал.
  Дорога на юг заняла почти два месяца. Демвин вышел из дома, когда снег едва начал таять, а теперь же на подходе к Эвенкорду его встречало настоящее лето. Несмотря на дождь, тепло было настолько, что юноша ни разу не пожалел, что выменял у одного рыбака волчовку на десяток рыбешек, величиной с ладонь. Жалел он лишь о том, что рыбешки давно съедены.
  Некогда толстые, из нескольких слоев грубой свиной кожи, подошвы превратились в сплошные дыры. И странник шел по мощеной дороге, хлюпая босыми пятками по лужам. Это уже вторая пара сапог, которые он стоптал за два месяца путешествия. Но Демвин готов был терпеть любые лишения ради одного. Он хотел увидеть море. В северной столице он грезил теплыми голубыми водами Межземного моря, видел сны о кораблях Эвенкорда, мечтал об уносящих далеко от мирской суеты волнах. Только за этим он шел на юг на самом деле. И Демвин непременно нанялся бы матросом на первое попавшееся судно, если б только в действительности ему не надлежало поступление в университет. С таким наставлением он покинул свой дом, с этим же наказом собирала мать его мешок с припасами. Если б только знали его родители, о чем мечтает Демвин, то ни за что не отправили бы его в путь, а отец непременно постарался бы выбить дурь из младшего сына. Поэтому ни слова о море он не посмел произнести при родичах, будто не было никакого моря в Эвенкорде вовсе.
  
  2. Мъяринг. Вероника.
  
  Двери лифта закрылись с характерным скрежетом, кабина дернулась, но с места не сдвинулась.
  - Не хватало еще застрять, - рассерженно произнесла моя невольная попутчица, когда тусклая лампочка под потолком заморгала в предсмертных судорогах.
  - Ох, - вздохнула я, - Как думаете, скоро нас вызволят? - обратилась к женщине, но та не удосужилась ответить, а сама я принялась шарить в сумочке в поисках телефона.
  Экран засветился, но батарея мигала красным, сигнализируя о необходимости подзарядки. Я посветила в то место, где, по моему мнению, должны находиться кнопки лифта. Но в слабом свечении ничего не увидела. Тогда попыталась нащупать их, но рука провалилась в пустоту. Сделав шаг в сторону, снова протянула руку, но опять ничего не ощутила под пальцами, кроме воздуха. Еще шаг, снова шарю в темноте. И еще шаг. Такое ощущение, что нет ни кнопок, ни дверей, ни самой кабинки вокруг.
  - Пусто, - произнесла вслух, - Вокруг пусто!
  Тишина и пустота. Попутчица моя растворилась вместе с кабинкой лифта. Рука судорожно сжимала мобильник, как последнюю связь реальностью. Позвонить! Конечно, нужно позвонить кому-нибудь. Тогда все встанет на свои места. Ведь батарея еще не села окончательно.
  Дрожащей рукой выбираю номер мамы и нажимаю вызов.
  "Вызов завершен" - оповещает экран смартфона. Нет, как это завершен? Он еще и не начат! Набираю снова, но упрямый телефон снова озарился той же табличкой. Пробую набирать все номера подряд, но никаких гудков, оповещений от оператора и прочего. Ну почему? Куда они все исчезли?
  На самом деле уже понимала, никуда они не исчезли. Исчезла только я, но разум отказывался принимать таковую реальность.
  Ни одной спасительной антеннки. Где-то я слышала, что в службу 112 можно дозвониться и вовсе без сим-карты. Похолодевшими пальцами набираю эти три цифры. Тишина. Нет здесь никакой службы спасения. Только тишина и темнота.
  Склизкий комок ужаса скопился в горле, не давая ни кричать, ни плакать. Зажмурив глаза, оказавшиеся бесполезными в этой темноте, я опустилась на пол. Руки ощутили колючий ворс. Это теплое покалывания пальцев отозвалось зыбкой надеждой где-то в глубине души. Очень глубоко. Хоть что-то здесь есть. Хотя бы этот ковер, который ощущают руки. Он реален, он существует. Значит, я вовсе не исчезла совсем. Значит, еще где-то существую. Где-то сижу на ковре и сжимаю севший телефон.
  Осторожно, на четвереньках я поползла вперед. Мне не хотелось расставаться с этим живым ощущением ковра под руками. Казалось, если оторву руки от пола, он тоже может исчезнуть. И тогда окончательно могу провалиться в никуда.
  Преодолев совсем не большое расстояние, моя голова уперлась во что-то твердое, от чего раздался тихий железный лязг. Руки нащупали большой ящик из металла и кожи, как мне показалось. На ящике висел массивный замок. Предмет этот был тяжелым или прибитым к полу, по крайней мере, сдвинуть его мне так и не удалось.
  Опершись на ящик, поднялась на ноги и медленно обошла его. Большой прямоугольный ящик, немного низковат для стола. Казалось, глаза почти видят этот объект. Сей факт придал капельку уверенности, и я принялась исследовать помещение дальше.
  Руки натолкнулись на шершавую стену, похожую на крупную наждачную бумагу. Я направилась вдоль стены влево и наткнулась на массивный стол из грубо обработанного дерева. На столе лежали какие-то бумаги, изначально сложенные в аккуратные стопки, но безобразно разлетевшиеся от моего неловкого прикосновения.
  Обшарить мне удалось лишь два края стола, а продолжение стены вдруг оказалось перпендикулярным. По всем ощущениям стол находился в углу этой таинственной комнаты.
  Еще несколько шагов и колено стукнулось обо что-то твердое, но легкое. Предмет отозвался глухим грохотом и в то же время звоном разбитого стекла. Очевидно, что-то разбилось.
  Следующие несколько шагов сделала как можно осторожнее и отчетливо слышала, как под ногами хрустят осколки.
  Стена плавно переходило в глубокую нишу. Вытянутая рука уже не достигала стены, но лоб уперся в шершавую поверхность. Высота проема была ниже человеческого роста. Пригнувшись, шагнула вглубь и едва не упала, споткнувшись о низенькую ступеньку. Руки нащупали нечто похожее на дверь, только высотой в половину моего роста.
  "Гномы", - подумала я, - "Меня похитили гномы, живущие в шахте лифта". На тот момент эта мысль показалась мне самой логичной. Иного объяснения я не нашла.
  Дверца оказалась заперта, и я принялась изо всех сил колотить по ней и вопить:
  - Выпустите меня отсюда!
  
  3. Эвенкорд. Демвин.
  Выложенная серым камнем городская стена, обвитая краснолистным плющом, виднелась на вершине холма, по которому, спотыкаясь от усталости, взбирался Демвин. Тропинка круто уходила вверх, и по скользким мокрым камням путнику было не просто взбираться. Ему ясно слышались звуки прибоя, а в воздухе ощущался соленый аромат морского бриза. Прямо за холмом он увидит море, вдоль побережья которого вытянулся портовый город Эвенкорд - точка пересечения морских и сухопутных торговых путей.
  Городские ворота всегда открыты для приезжих. Вот уже с четверть века не затворялись тяжелые дубовые воротины с древними выжженными символами, значение которых уже не вспомнит никто из жителей. Со времен заключения мира между Тулийскиим ханством, что находится за морем, и Южной Тиверией, вольный город Эвенкорд не затворяет своих врат, и любой желающий, с какой бы страны он ни был, может прийти в город, нанять корабль, продать свои товары на Великом рынке, обучиться ремеслам и наукам или просто жить.
  Демвин беспрепятственно прошел через врата, никто не обратил внимания на тощего оборванца, коих тут тысячи. Ноги сами шли вперед по широкой улице, вымощенной желтоватым камнем, блестевшим после дождя. По обеим сторонам улицы расстелили свои лотки торговцы с диковинными безделушками. Парень заметил у одного лавочника большие стеклянные шары. Только шары эти летали по воздуху, а потом исчезали, рассыпавшись невидимыми осколками. Демвин сделал шаг в сторону волшебных сфер и замер в изумлении, слегка приоткрыв рот. Торговец выдувал чудесные шары прямо изо рта, дуя в небольшое колечко. Один шар подлетел совсем близко к Демвину. Прозрачная сфера переливалась разноцветной радугой и была словно живой. Шар все удалялся от своего хозяина, и парень хотел рукой подтолкнуть его назад, но, видимо, не рассчитал силы, и сфера лопнула. Демвин поспешно спрятал руку за спину и растерянно огляделся, не заметил ли кто его оплошности, но тут же столкнулся взглядом с ухмыляющимся торговцем, который наверняка все видел. Но, к удивлению Демвина, лавочник не стал требовать оплаты за испорченный товар, а обвел взглядом других прохожих и громко заорал:
  - Мыльные пузыри! Мыльные пузыри! Ароматные мыльные пузыри!
  Демвин набрал воздуха в легкие, готовясь что-то сказать в свое оправдание, но вместо этого резко повернулся и бросился бежать, расталкивая прохожих.
  - Он что-то украл? - послышалось в толпе.
  - Держи вора! - подхватил один из торговцев.
  - Кошелек, где же кошелек? - растерянно ощупывала себя женщина.
  Демвин ничего из этого не услышал, он бежал, спотыкаясь, поскальзываясь оголенной пятой на гладких камнях, и ничего не видел вокруг, пока тяжелый кулак в кожаной перчатке не прекратил его движения. Стражнику даже не пришлось наносить удар, парень сам наткнулся грудью и неуклюже шлепнуся на спину.
  - Я не знал! - завопил Демвин, глядя на стражника, угрожающе нависшего над ним, - Я не хотел! Не надо! - он закрыл лицо руками.
  Стальные пластины на груди стражника были начищены до зеркального блеска. Демвин успел увидеть в них отражение своего перекошенного страхом лица, прежде чем хранитель порядка поднял его за шиворот и поставил на ноги.
  - Не хотел кошелек красть? - насмешливо спросил стражник, сурово глядя из-под надвинутого на лоб шлема с красными перьями, - Так верни, что взял и дело с концом.
  - Я... - глаза парня расширились, а воздух застрял в глотке, - Я не брал, - выдавил он из себя.
  - А чего ж бежал? А ну, выворачивай карманы, - страж сорвал с плеча Демвина мешок и вытряхнул его скудное содержимое на камни. По улице покатилось надкушенное яблоко и пара мелких орехов, которые странник нашел по дороге к Эвенкорду. Демвин вытряхнул также медяки из мошны, вытащил рекомендательные письма из-за пазухи, а карманов у него попросту не было.
  - Нашла! Нашла! - послышался радостный возглас женщины, потерявшей кошель, - На груди же сама припрятала и забыла! - она приблизилась к Демвину, - Стратиот, не брал он моего кошелька, тута он, - женщина пальцем указала на свою пышную грудь и кокетливо заулыбалась.
  - Ты кто такой вообще? - стратиот сдвинул брови и пристально посмотрел на Демвина, тот виновато потупил взгляд.
  - Демвин Корредин из Лиасса. Там, - он, не отводя взгляда от земли, указал на лежавшие рядом письма, - Там бумаги мои.
  - Стратиот, - вступилась женщина, игриво теребя край пышной голубой юбки, - Не виноват мальчик, отпусти его, - Она бросила косой взгляд из-под ресниц на Демвина.
  - А чего бежал? Не у тебя, так у другого стащил чего, - возразил стражник.
  - А чего ты бежал? - поинтересовалась женщина у парня.
  - Шар, - едва слышно произнес он, - Я его сломал. Нечаянно, - он все-таки оторвал взгляд от желтых камней и с надеждой посмотрел на стражника, - Но я заплачу!
  - Заплатишь, конечно, - заулыбался стратиот, а затем не поленился нагнуться, чтобы собрать рассыпавшиеся монетки, что вывалились из мошны Демвина.
  - Свободен, - произнес стражник, прикарманив скудные сбережения странника и пнув недогрызанное яблоко уходя.
  Женщина опустила руку на плечо Демвина и ласково, но притворно заговорила:
  - Теперь ты пойдешь со мной, - это было утверждение, а не вопрос.
  - Куда? Зачем? - Демвин растерянно озирался по сторонам, будто забыл, как вообще оказался в Эвенкорде.
  - Со мной пойдешь, говорю, - в голос проникли нотки раздражения, она слегка подтолкнула парня, - Тебе ведь некуда идти, да и денег у тебя теперь нет.
  Демвин дернул плечом, сбросив руку назойливой дамочки, наклонился, чтобы взять брошенные бумаги и заплечный мешок. Женщина нахмурилась и нетерпеливо притопнула ножкой.
  - Ну что ты возишься со своим барахлом, пошевеливайся давай, - теперь в ней уже не оставалось ни капли былой любезности.
  Парень поднял взгляд на даму, сжал опустевший мешок и твердо произнес:
  - Никуда я не пойду с Вами.
  - А куда ты денешься? - она попыталась взять его за руку, но тот резко отдернул руку и отступил назад, - Пойдешь как миленький, - дама сделала шаг вперед, - Или я снова закричу, что какой-то оборванец пытался меня ограбить, - зло прошипела она.
  Ничего не ответив, Демвин снова пустился наутек, оттолкнув женщину со своего пути. Послышался крик, но парень резко свернул в проулок и прыжком пересек зеленое ограждение у одного из невысоких домов, спрятавшись в шипастом кустарнике. Колючки больно впились в кожу, парень стиснул зубы, дабы не закричать, и замер.
  
  4. Мъяринг. Вероника.
  Вдалеке послышались шорохи и шаги, но не за этой крохотной дверцей, а где-то за моей спиной. Тусклый желтоватый свет озарил комнату. Я заметила отблески на маленькой серебристой двери и обернулась. Ко мне приближались несколько странно одетых людей в до безобразия широких штанах и меховых шубах, как мне показалось. На их головах красовались рогатые шапки, но не такие, как у викингов, а больше похожие на шапки-ушанки, только с рогами. Они размахивали факелами и что-то бормотали, издавая странные звуки, будто задыхаясь. Их вид показался мне столь нелепым, что я истерически рассмеялась, так как происходящее никак не могло быть реальностью.
  Их было шестеро. Чудаки обступили меня и явно что-то требовали.
  - Не понимаю, - ответила им и растерянно развела руками.
  - Сьйовыр ! - на вдохе произнес один из них и вырвал у меня из рук сумочку.
  - А ну отдай! - крикнула и потянулась за сумкой, но другой вдруг перехватил руку и с силой сжал запястье, - Пусти! - взвизгнула, пытаясь вырваться.
  - Саз пинетратид тил ригезьоз , - повторили они несколько раз, все также произнося некоторые звуки на вдохе, и грубо потащили меня к выходу.
  - Отпусти! - верещала я, стараясь пнуть кого-нибудь ногой, так как руки крепко-накрепко были стиснуты железными пальцами этих нелепых людей.
  Они выволокли меня в коридор, хорошо освещенный канделябрами, продолжая издавать бессмысленные звуки. Если бы мне не нужно было отбиваться от пленителей, я бы по достоинству оценила алые в золотую полоску стены, украшенные величественными портретами, мрачную, но завораживающую фреску на потолке, изображавшую сражение с морским чудовищем, изящно выкованные перила винтовой лестницы, коей завершался коридор. Но сейчас это великолепие занимало меня меньше всего. И я с удовольствие променяла бы эту красоту на вонючий обшарпанный подъезд, какой должен был ожидать меня за дверями лифта.
  Конечно, никакого напоминания о своем подъезде я здесь не обнаружила. И лифта не наблюдалось. Лестница круто уходила вниз, а освещение становилось все скудней.
  Мое отчаянное сопротивление не причиняло противникам даже малого дискомфорта. Их крепкие руки уверенно держали за плечи, а ноги едва успевали перебирать ступени.
  В темном коридоре пахло сыростью, а света почти не было. Лишь тусклые лучины встречались изредка. Здесь больше не было ни позолоты, ни фресок, только грубо оштукатуренные закопченные местами стены.
  Мы остановились перед небольшим люком, и до меня дошло, что именно туда меня и собираются поместить.
  Отчаянно заверещала, когда крышку люка откинули, и растопырив ноги старалась не поместиться в темную дыру в полу. Но попытки оказались тщетны, в итоге я кувырком полетела вниз, а крышка с небольшим зарешеченным окошком, через которое проникал слабый свет лучины, захлопнулась.
  Спина противно заныла, когда я попыталась принять вертикальное положение, а рядом промелькнуло маленькое мохнатое существо.
  - Крыса! - вскрикнула, подбирая под себя ноги, - Здесь же крыса!
  Кажется, никого мои проблемы больше не волновали. Слышались удаляющиеся шаги.
  
  5. Эвенкорд. Демвин.
  Сквозь листву кустарника Демвин, не моргая, смотрел на угол дома, за которым была дорога из желтого камня. Он затаил дыхание, насколько это было возможно, в ожидании, что стратиоты с минуты на минуту обнаружат его схрон. В ушах раздавались тяжелые удары сердечного ритма. Время будто замерло вместе с Демвином.
  Лишь с наступлением сумерек парень решился покинуть свое убежище. Осторожно, стараясь не вызвать хруста веток, он вытянул затекшие ноги, а затем на четвереньках выполз из зарослей.
  Он осмотрел себя и увидел, что штаны из некрашеной шерсти и без того потертые теперь были распороты с одной стороны, а последний почти целый сапог, по всей видимости, соскочил, когда он перелетал через оградку. Недолго думая, Демвин выбросил и второй, без подошвы, и босым побрел по коротко стриженой траве, напрочь забыв, что находится на территории чужого домовладения.
  В сумерках дом казался серым, хотя при свете дня он был покрыт бледно-каштановой глиной, какую добывают в карьерах далекого острова Суарана, что находится в Межземном море на самом дальнем востоке. Демвин знал, что корабли Суарана приходят в порт Эвенкорда, доставляя товары на большую землю. Теперь же ему ничего не оставалось, как наняться на один из таких кораблей. У него не осталось денег даже на вступительный университетский взнос, ни то что на комнату в общежитии или новые сапоги.
  Окно второго этажа засияло медовой желтизной, мелькнула темная фигура. Затем окно распахнулось, и фигура обрела лицо седой старухи.
  - Э... - произнесла она, - Ты! - Демвин поднял голову, - Да, ты! - старуха ткнула в парня костлявым пальцем, - Ты чой сюды влез!
  - Я? - Демвин подбирал наиболее удобоваримую версию, - Я.. это, заблудился.
  - Чой ты у маво дома заблудился? Блудить те больше негде.
  - Ухожу, - он растерянно замахал руками, - Ухожу уже.
  - Чой ты уходишь-то? Заходи, раз приперси.
  Он замешкался, опустил голову, уставшему от долгого пути, ему до боли хотелось обрести хоть какое-то пристанище, будь то постоялый двор или хоть амбар с соломенной подстилкой. Тело истосковалось по мягкой постели и крыше над головой.
  Демвин еще раз пристально посмотрел на старуху. Отчего-то пожилым женщинам он доверял больше, чем юным красавицам, не ожидал от них подвоха, несмотря на то, что в Лиассе среди них часто встречались настоящие ведьмы, как в переносном, так и в прямом смысле.
  Вспомнив о преследовании дамы в голубом, он глянул на улицу, и, хоть та и была пустынна, желания вернуться назад у Демвина не возникло. Ему все еще мерещился стратиот за углом дома.
  - Ну, - прикрикнула старуха скрипучим голосом, - Долго будешь телиться?
  - Сейчас, - ответил Демвин, решив, что терять ему, собственно, нечего, и побрел вокруг дома в поисках парадной.
  Аркообразная деревянная дверь была не заперта, даже замка не имела. Но это не показалось страннику удивительным. Либо старуха настолько бедна, что грабить ее нет смысла, либо настолько уважаема, что никто и не посмеет.
  Парень осторожно отворил дверь и вошел внутрь. Нет, старуха точно не была бедна. Стены, выложенные отполированными деревянными дощечками, украшали композиции из засушенных цветов. На полу возвышалась величественная керамическая ваза в человеческий рост с мъярингскими узорами. Босые ноги шли по дорогому вейкутскому ковру. Посреди просторного холла расположилась широкая лестница, ведущая на второй этаж.
  Демвин переминался с ноги на ногу и растерянно озирался по сторонам. Он несколько раз обернулся, бросив взгляд на дверь, размышляя, не лучше ли ретироваться поскорее.
  Сверху донеслись шаркающие шаги, и послышался старушечий возглас:
  - Ну, чой ты там возисся? Бегай ишо за тобой. Дуй сюды.
  В последний раз оглянувшись на дверь, Демвин махнул рукой и, вперив глаза в пол, побрел вверх по лестнице. Его лицо выражало отчаянную безысходность, он ссутулился, став похожим на арестанта, идущего к виселице.
  - Ну, кто ж таков ты бушь? - старуха подошла к парню и сизыми пальцами ухватила его за плечи.
  Девмин оторвал взгляд от пола и посмотрел на пожилую женщину. Маленького роста, сгорбленная, с провалившимися впадинами абсолютно черных глаз без белков, она улыбалась беззубым ртом. Из-под капюшона выбилась прядь белых волос. Для завершения образа классической ведьмы, как их представлял Демвин, не хватало лишь крючковатого носа, напротив, тот был неестественно мал.
  - Ну, чой молчишь? - старуха потрясла его за плечо.
  - Я - Демвин Корредин из Лиасса.
  - Дурачок ты из Лиасса, - старушка ткнула пальцем ему в грудь и рассмеялась, - Ну кто ж свое имя ведьме-то говорит.
  Глаза парня расширились, а рот сам собой приоткрылся, отчего лицо приобрело глупое выражение.
  - Ну, чой ты испужалси? Не съим я тя, - она слегка подтолкнула его за плечо, - Идем, чаевничать бум.
  Старушка усадила Демвина за стол с цветастой скатертью и принялась хлопотать по хозяйству. Парень не спускал глаз с ведьмы, когда та, пользуясь маленькой жаровней, заваривала цветы, срывая их прямо со стены.
  О ведьмах он знал лишь из глупых баек, которыми пугали детей, но вживую никогда не встречал прежде. Поговаривали, что обращаются они в животных, воруют судьбу и всячески вредят простым людям. Скептический склад ума не давал ему поддаваться суевериям. Однако, он понимал, что ожидать от ведьмы можно было чего угодно. Он кожей ощутил инородность природы этой забавной старушки. Это же чутье заставило бежать от дамы в голубом.
  Ведьма поставила маленькие желтые чашечки на стол и принесла поднос с пирожками. Чай дурманил оголодавший организм цветочными ароматами, а от одного взгляда на пирожки сводило пустой желудок. Рассудок Демвина поплыл в предвкушении трапезы.
  - Угощайси, - прошелестела старуха, - Афена плохого не сделает.
  Эти слова странным образом успокоили Демвина, он искренне уверовал, что Афена, так звали ведьму, действительно ничего плохого не замышляет. Он потянулся за румяным пирожком и с радостью впился зубами в мягкое тесто.
  - С куминикой пирожочки, - пояснила ведьма, попивая свой чай, - Сама собирала. Вкусно же?
  - Очень, - проговорил Демвин с полным ртом, а затем добавил, - Спасибо.
  - И чой тебе в Лиассе не сиделось?
  - В университет должен был поступить, - ответил парень, покончив с очередным пирожком, - Да голодранцем остался.
  - А, видела я, чой Дилка на базаре учудила.
  - Дилка? - переспросил Демвин, - Вы о той леди...
  - От которой ты деру дал. И правильно сделал. Напялила рожу поновей, в платье вырядилась, тьфу!
  - А вы знаете про нее что-то?
  - Афена все знает, - она многозначительно покачала головой, - А Дилка эта дура, рожу намастырила, кабут не узнать ее таперьича.
  - Она тоже ведьма? - догадался парень.
  - Да кака там ведьма! Так, колдовка недоученная. Рожу намастырила, а мозгу во, - она сложила пальцы щепоткой, указывая на размер мозга своей товарки.
  - А что она хотела от меня?
  - Тебя хотела, чой ж еще? - старуха скрипуче рассмеялась так, что Демвина передернуло.
  - А... - парень побледнел и не решался задать вопрос, - Вы...
  - Я-то? - она указала на себя обеими руками, - Хочу, шоб Дилке ты не досталси.
  - И... Зачем?
  - Да просто так. Дура она, морду насмастырила и ходит така умная. А я-то ее с любой рожей узнаю.
  - А обыкновенно эта Дилка выглядит иначе? Как такое возможно?
  Старушка сняла капюшон, выставив напоказ куцые седые пряди, вздохнула и закрыла лицо руками.
  - Вот так, - чужим голосом произнесла ведьма и отняла руки от лица.
  На Демвина смотрела не слишком молодая, но все еще вполне привлекательная женщина. Она отбросила черные кудри назад и улыбнулась, показав полный комплект белых зубов. Демвин вскочил с места, едва не опрокинув стол, сделал шаг назад и начал хватать воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.
  - Ты чего перепугался? Дилка могет рожу намастырить, думал я не могу? Или страшна рожа-то вышла?
  - Нет-нет, - залепетал парень, - Просто... это тут каждая так может?
  - Ну, прям уж, каждая, - она махнула рукой, а сквозь новое лицо вдруг стали проступать глубокие морщины, будто новая кожа вдруг стала прозрачной, и сквозь нее просвечивалась прежняя личина, - Ну чего ты пужаешь, дурачок? - произнес двойной рот ведьмы.
  Демвин снова подошел к столу и сел, поборов суеверный страх.
  - Не ожидал просто, - ответил он, сглотнув слюну.
  - Афена плохого не сделает, - на парня вновь смотрела ветхая старуха.
  - Мне, наверное, пора? - вежливо поинтересовался он.
  - И куда ты пойдешь? К Дилке что ли?
  - Мне в университет нужно поступить.
  - Ага, а себя-то ты видал в зеркале? Куда тебе идти, босому? А мне работник нужен, сгодилси бы. А так пропадешь ведь.
  - Дошел сюда, не пропал ведь, - вяло запротестовал парень.
  - Ты лесом шел. А то город. Тут тебя не только без сапог оставят. Афену слушай, - она подняла указательный палец к верху, - Афена плохому не научит.
  Парень поднес к губам чашку с чаем и задумчиво умолк. Конечно, он и сам понимал, что об университете следует теперь забыть. Теперь все путешествие казалось ему крайне необдуманным поступком. Этот мир сильно отличался от привычного холодного Лиасса. Большие красивые дома, непривычная одежда людей, настоящие ведьмы. Это в Лиассе он был сыном лорда, а здесь он оказался никчемным бродягой. Теперь Демвину следовало выбирать, поступить во служение к старой ведьме или же податься в порт. Усталость, тем не менее, поубавила романтического рвения к морскому делу, а здравый ум подсказывал, что служба на корабле окажется отнюдь не развлечением. По крайней мере, сейчас уходить ему совсем не хотелось.
  - И в чем заключается служба? - наконец спросил Демвин.
  - Вот, - ведьма снова подняла палец к потолку, - Деловой подход. Вижу, не ошиблась в тебе. Так-сяк поможать будешь. Работа простая. А я тебя уж не обижу, - старуха рассмеялась, и смех ее был похож на потрескивание поленьев в огне, а потом хитро сощурившись добавила, - И научу кое-чему.
  Еще немного поразмыслив, Демвин решительно ответил:
  - Я согласен.
  Старуха захлопала в ладоши.
  - Вот теперича проучим мы Дилку. А теперь спать.
  
  6. Мъяринг. Вероника.
  Крысы. Не такие уж они и мерзкие. Подумаешь хвост голый. Та же морская свинка. Сидит, корку хлеба догрызает, лапками держит. Очень мило, если рассудить.
  Совершенно потеряла счет времени, солнечный свет сюда не проникает, лишь тусклый свет лучины над окошком люка освещает мою камеру. Еду, состоящую из куска ржаного хлеба и миски с водой, приносят не регулярно, иногда один или даже два раза в день, иногда не приносят вовсе. Это я определила по степени ощущения голода. Хотя, по правде, с таким питанием голод ощущаешь всегда. У меня есть три охранника, сторожащих меня попеременно. Один злой и молчаливый, с грязным заросшим лицом, он приносит только воду. Другой выглядит совсем молодым, иногда глупо улыбается, ни то насмешливо, ни то добродушно. Он исправно подает кусок хлеба. А третий в возрасте, со шрамом через все лицо наискосок, каждый раз говорит мне "дренгур" , может меня этим именем зовет или приветствие такое, кто знает? Третий может и лишнюю корку хлеба бросить, а однажды принес вместо воды какого-то отвратительно кислого вина. Мне он нравился, несмотря на изуродованное лицо, казался добродушным. В ответ я тоже стала звать его "дренгур", отчего тюремщик смеялся.
  Первые дни я изливалась слезами о своей нелепой и фантастической судьбе. Мне было страшно и жалко себя. Я изводила себя до изнеможения и попросту теряла сознание, прислонившись к стене. Так научилась засыпать в самом неудобном положении. Полусгнивший пучок соломы никоем образом не прибавлял комфорта моей тюрьме.
  Полноправными хозяевами в камере оказались крысы. Сначала они обходили меня стороной, выпрыгивая лишь тогда, когда в щель решетки падал кусок хлеба. Еда поначалу не интересовала меня вовсе, и крысы с радостью утаскивали скудный паек. Уважением к ним я прониклась после того, как одна из крыс, схватив хлеб, не поспешила в свой угол, а осторожно положила его передо мной. Крысы, а всего их было здесь четыре, замерли в стороне и сверлили меня черными бусинами глаз. Я не могла этого видеть, но физически ощутила на себе их взгляды. Тогда начала понемногу питаться, подавив брезгливость. А с маленьким мохнатым крысенышем можно сказать даже подружилась. Назвала его Пушистиком. Гладила его мягкую рыжеватую шерстку, кормила с рук.
  Конечно, я вынашивала план побега, но осуществление его казалось с каждым часом все более невозможным. Люк ни разу не открывался с момента моего заточения, лишь решетку приподнимали, чтобы опустить миску с водой, которую мне следовало принять. До люка я едва доставала пальцами, стоя на цыпочках, о том, чтобы выдавить его изнутри не было и речи.
  Схватить за руки тюремщика, когда приносят воду? Но памятуя о том, как легко они тащили меня, понимаю, что вреда им от этого не сделается. Разве что поцарапать смогу, и то вряд ли, все ногти уже изгрызла.
  Кричать, пытаться как-то заманить их хитростью? Еще бы знать, что кричать на их странном рычащем языке.
  Притвориться мертвой? А может они попросту бросят меня здесь и перестанут кормить? Хотя, наверное, это был единственный способ. У Эдмона Дантеса получилось же.
  Удивительное дело, но чем дольше находилась в темнице, тем труднее мне было решиться на побег. Тем страшнее было изменить свое положение. Хотя, казалось бы, неужто может быть хуже? Может, подсказывал трусливый разум, рисуя в воображении страшную расправу. Не страшны перемены как раз тогда, когда все идет хорошо. Ведь ты искренне веришь, что будет еще лучше. Когда же дела совсем плохи, начинаешь бояться, как бы еще хуже не сделалось. Именно эта психологическая ловушка способна сломать волю. И со мной это произошло на удивление быстро.
  
  7. Мъяринг. Вайяр.
  Зал заседаний альдийского замка был еще пуст. Большой овальный стол успел покрыться толстым слоем пыли с момента последнего общего собрания. В зал не положено было входить не приглашенным в собрание, в том числе и челяди, поэтому зал никогда не убирался. Фрески от времени уже начали осыпаться, поблекли краски, а кое-где виднелись черные следы копоти от масляных ламп.
  Вайяр отодвинул массивный деревянный стул, и из-под стола выползла толстая мышь, столь медлительная, что раздавить ее воину ничего не стоило. Но ему было лень даже поднять ногу. Вместо этого он улыбнулся и подарил зверенышу жизнь. Мышь поковыляла в дальний угол зала. Вайяр никогда не любил убивать и старался делать это лишь при необходимости. На его беду такая необходимость возникала часто.
  Воин опустился на стул и меховым рукавом смахнул пыль со стола там, куда дотянулась рука. С чувством выполненного долга он тяжело вздохнул. Взгляд его раздраженно скользнул по все еще пыльной столешнице. С одной стороны, хотелось полностью избавиться от пыли, но с другой... он задумался, вытянул уставшие ноги, откинулся на спинку стула и задремал.
  Лень была постоянным спутником Вайяра, никакое дело не ладилось в руках из-за этого. Он крайне неохотно с непрестанным тихим бурчанием исполнял приказы, меч его никогда не чистился от крови, а когда начинал ржаветь, быстро менялся на новый. Но, несмотря на это, его высоко ценили, он был честен и никогда не нарушал данного обещания, даже если все слова его обращались бранью. Многие считали его добряком, но на самом деле он не был ни злым, ни добрым. Вайяр был ленивым. Добрые дела попросту казались ему менее хлопотными, чем злые. К тому же злодеяния требовали изворотливости ума, каковое у Вайяра отсутствовало.
  Рот воина вовсю растянулся зевотой, когда в зале появились прочие участники заседания. Он недовольно поморщился, глядя на рассаживающихся по местам членов общего собрания. Вайяр желал лишь одного, чтобы заседание поскорее закончилось. В политике он мало смыслил, но знал, что будет обсуждение предстоящих походов. А ему куда приятнее было получать жалование за охрану тюрьмы, нежели сомнительную славу в боях. Эти собрания казались ему неимоверно скучными и к тому же шумными настолько, что и подремать невозможно.
  Голоса членов общего собрания то и дело сливались для Вайяра в один сплошной гул. Они о чем-то спорили, договаривались и снова спорили. Лишь изредка до ушей воина доходили внятные фразы. Общее собрание напоминало ему базарную ссору. Казалось, они говорили о кораблях, ушедших в Эвенкорд.
  - Если бы только знать, кто мог потопить наши корабли, - говорил седовласый старец, имени которого воин не мог припомнить, - Непременно нанесли бы визит.
  Вайяр нахмурился, понимая, что это может означать поход, но потом слегка улыбнулся, осознав, что старик понятия не имеет на кого нападать. Расслабившись, он вновь погрузился в свои мысли, и разговоры вновь обратились в однообразный гул.
  Оживился он лишь тогда, когда речь зашла о его пленнике, мальчишке, что влез в казну. В нем поселилось странное, незнакомое ранее чувство, что жизнь этого мальчика зависит от Вайяра.
  - Он не из местных, - заговорил Миртдат, один из тех, с кем Вайяр обнаружил воришку, - По-нашему не говорит, лазутчик это, а не вор.
  - И украсть ничего не украл, даже не попытался, - пояснил другой воин.
  - Его нужно допросить, может и заговорит по-человечески.
  - Не заговорит, - себе под нос пробубнил Вайяр. Он частенько бросал подобные фразы, зная, что никто не услышит его слов, но на этот раз реплика была замечена.
  - Ты что-то сказал, Вайяр, - поинтересовался тощий смуглолицый человек, исполнявший обязанности старшего советника альда.
  - Нет, - воин потупил взгляд, - поскольку вдаваться в объяснения ему было лень.
  - Я же слышал, как ты возразил, - настаивал советник.
  - Он не заговорит под пытками. Не понимает по-нашему, - выдавил из себя Вайяр.
  - Что ж прикажешь, переводчика к нему прислать?
  - Морока одна, - скривился воин, - Не украл же он ничего, выпустить надо бы мальчонку.
  - Эх, Вайяр, - вздохнул Миртдат, - В самое охраняемое место проник твой мальчонка. Как же можно выпустить-то?
  - Как хотите делайте, мне то что, - он нарочито отвернулся и снова погрузился в свои ленивые мысли.
  - Разведка донесла, - продолжил говорить Миртдат, - Неподалеку от границы с Вейкутом был замечен элийский узурпатор. Он был один, к тому же ранен, его попытались схватить, но безуспешно. Элийский отряд понес тяжелые потери. Вейкут и вовсе лишился армии.
  - Армия Вейкута - десяток оборванцев, не удивительно, - хмыкнул Вайяр, но его, кажется, не услышали. "К счастью" - подумал он.
  - Хотите сказать, - возмутился старший советник, - Они потерпели поражение от одного человека?!
  - Поговаривают, что Кайссель Тарио вин Эриат Элия не человек.
  - Мы должны заполучить его. Элийские горы станут уязвимее. Им будет не до угроз нашим границам с юга. Да и Вейкут не рискнет беспокоить, если мы захватим самого Кайсселя, - произнес советник.
  - Но, - замялся Миртдат, - Если он и впрямь в одиночку отряд распотрошил?
  - Значит, против трех не устоит, - заключил советник, - И приготовьте пещерный газ. Человек он или нет, но дышит воздухом наверняка, - усмехнулся советник.
  - А может и не дышит, - вяло возразил Вайяр.
  - Вот ты и проверишь, - ответил советник.
  Вайяр тысячу раз обозвал себя дураком в мыслях. Дремал бы молча, может и пронесло бы. А теперь охотится на какого-то элийского безумца вместо того, чтобы сладко дремать у тюремных камер. Ну, кто за язык тянул?
  
  8. Вейкутские леса. Кайссель.
  Кровь сочилась из распоротого бока, никак не желая останавливаться. На белой шелковой рубашке расползалось алое пятно, быстро темневшее по краям. Но сейчас это не сильно беспокоило. Хуже то, что рядом был кто-то еще. Тот, кого быть здесь недолжно. Выжившие или вновь прибывшие, а, впрочем, не важно. Сил у Кайсселя оставалось лишь на то, чтобы бежать. Поскорее добраться до врат Элии, а там уж восстановление - дело времени.
  - И больше никаких экспериментов с пространством, - проговорил Кайссель вслух, его всегда успокаивал звук собственного голоса, бархатный, тихий, с шипящими нотками и привкусом пряных трав. Он частенько вел беседы с самим собой, предпочитая одиночество любой компании.
  Кайссель пробирался тихо, ни одна ветка не смела хрустнуть под его мягкими шагами. Он пробирался подобно тени, скользя меж деревьев. Лишь пожелтевшие от боли и усталости глаза выдавали его присутствие в ночном лесу.
  Впереди мелькнула неуклюжая тень, зашелестела листва. Человек, слишком громоздкий и приметный, к тому же весьма дурно пахнущий. Слишком приметный даже в полной темноте. Кайссель замер, прислушиваясь. Человек, всего лишь человек. Даже в полном истощении он легко бы справился с таким. Даже без оружия. Но за ним мелькнула еще фигура с другим, но не менее отвратительным запахом немытой плоти, плохо выделанных шкур и железа. И еще один. И еще. Всего он насчитал дюжину, а потом все-таки сбился со счету. Рана уже давала знать о себе, стесняла движения, отдавалась тянущей болью по всему телу. Дорога к Элии была отрезана, но и позади уже настигали преследователи. Мъярингские воины окружили элийского узурпатора со всех сторон. Кайссель недоумевал, зачем вообще этим варварам вздумалось преследовать его. Но размышлять над мотивами нападавших было некогда. Он обхватил руками ствол высокого дерева и скользнул вверх. Слишком высоко забираться не стал, но и этого было достаточно, чтобы оценить ситуацию. Он был окружен плотным кольцом из воинов в лохматых шкурах. Они приближались со всех сторон, словно неведомая сила вела их к Кайсселю. Прорываться через окружение в таком состоянии было рискованно, вот только иного выхода он не видел. Иной бы посчитал сумасшествием ввязываться в драку с мьярингцами в одиночку и без оружия, но Кайсселя не зря прозвали элийским безумцем. То, что не под силу человеку, вполне может быть посильно ему. Все-таки человеком он не был. Среди множества ходивших вокруг его персоны слухов, этот оказался правдой.
  Матерью Кайсселя была первая жена правителя Элии, отличавшаяся странным поведением даже по меркам элийского народа. Артесса поклонялась безымянному божеству, свершая в его честь ритуалы, порою нанося себе раны, впадая в неистовство и произнося молитвы на древнем языке, а изредка принося и кровавые жертвы своему богу. В том же Вейкуте за такие дела запросто ее могли признать одержимой и отправить на костер очищения. Да и во многих других городах увлечение женщины могло сослужить ей дурную службу. Но в Элии Артесса чувствовала себя вполне свободно. А исчезновение некоторых младших служащих дворца, сходили повелительнице с рук. Припадки ярости повелитель легкомысленно именовал эксцентричностью, увлечение темной магией - безобидным хобби, а ночные исчезновения объяснял себе желанием прогуляться. Повелитель закрывал глаза до тех пора, пока женщина после очередного долгого отсутствия не появилась с младенцем на руках. Артесса и не думала скрывать, что ребенок вовсе не от повелителя. Да и выглядел малыш несколько странно. Слишком белая кожа даже для элица, словно покрытая инеем, почерневшие ногти на ногах и руках, и глаза, постоянно изменяющие свой цвет, с узкими щелками вертикальных зрачков. Несмотря на всю свою лояльность, повелитель не смог заставить себя принять существо в качестве воспитанника и предложил отослать ребенка на воспитание горным ведьмам, дескать те знают, что делать с таким, как он. Артесса была в ярости, ею овладело настоящее безумие, когда она узнала, что супруг решил разлучить ее с сыном. В приступе гнева она набросилась на повелителя и попыталась перегрызть ему горло, но дворцовая стража подоспела вовремя. Повелитель отделался лишь несколькими рваными, но не смертельными ранами. За нападение на правителя Артессу ждала смертная казнь, но приговор так и не был вынесен. Повелитель слишком любил свою сумасшедшую жену, чтобы отправить ее на смерть. Вместо этого Артессу вместе со странным ребенком отправили в дальнюю провинцию среди гор, запретив когда-либо приближаться к границам главного города. Женщину, как ни странно, устроило такое решение, а повелитель вскоре взял себе в жены другую девушку, но не из-за большой любви, а с целью заполучить наследника. Однако повелитель так и не обрел потомка. Молодая жена приносила лишь мертворожденных. Поползли слухи о проклятии, наложенном первой женой. Повелитель попытался разыскать Артессу, но выяснилось, что до места ссылки она так и не добралась, а бесследно исчезла вместе с сыном. После смерти повелителя в Элии началась смута. Страна погрязла в междоусобных войнах, бессмысленных и беспощадных. Тогда в Элии и появился Кайссель. В одиночку истребив всю дворцовую охрану, он ворвался в тронный зал и короновал сам себя. Нового повелителя народ принял, но лишь из страха перед нечеловеческой силой. Однако попытки избавиться от узурпатора не прекращались. Последняя, к слову, оказалась весьма успешной. Так Кайссель оказался в Векутских лесах. Раненый и практически обессиленный, но зато живой.
  Мъярингцы - сильные и смелые воины, но интеллекта им всегда недоставало. Все их военные кампании были основаны на грубой силе безо всякого изящества и тонких тактических ходов. Если противник был хитер, они просто давили числом. И весьма успешно, надо заметить.
  Кайссель покинул наблюдательную позицию и почти мгновенно оказался за спиной у варвара.
  - Тише, - прошептал он, кладя одну руку на затылок, а второй берясь за подбородок воина. Послышался сдавленный стон и хруст позвонков. Отбросив тело, Кайссель метнулся вперед, но в этот раз ему не так повезло. Теперь он столкнулся с противником лицом к лицу. С тремя противниками. Воин замахнулся шипастой дубиной, но нанести удар не успел. Кайссель голой рукой вырвал у нападавшего трахею. Лес взорвался криками. Что-то острое кольнуло в бок, а голова вдруг обратилась сплошной болью от тяжелого удара. Но Кайссель устоял на ногах, резко развернулся и отбросил мечника, пронзившего бок, на несколько метров, полоснув когтями по животу. Кровь пропитала и вторую сторону рубашки, а рука стремительно теряла чувствительность. Кайссель вслепую пнул ногой того, кто нанес удар по голове, но в ту же секунду на голову обрушилась дубина. На одной ноге ему было не устоять, и элийский узурпатор завалился на бок, отчаянно защищая голову от ударов стальными сапогами. Послышалось шипение, и ноздри защекотал неприятный, неестественный запах, глаза защипало. Он успел схватить чью-то ногу, резко дернул и вывернул сустав. Но ситуации это не изменило, сознание Кайсселя неумолимо ускользало. В глазах заплясали бурые пятна, удары пульса в ушах сменились гулом, затем писком. Он тяжело и глубоко вдохнул отравленный воздух. А потом наступила темнота.
  
  9. Эвенкорд. Демвин.
  - Ну, чой ты все валяесся? - пробормотала старая ведьма, бесцеремонно стягивая со спящего Демвина одеяло. В полудреме он ухватился за край одеяла и дернул на себя, хотя солнечные лучи давно уже щекотали веки, однако расставаться с мягким теплым убежищем он не решался. Слишком ценной становится постель, если пару месяцев спишь на голой земле.
  Демвин широко открыл глаза и тут же сощурился от яркого света, врывавшегося через окно в комнату на чердаке, где поселила его старуха. Афена отпустила одеяло, одобрительно скалясь беззубой улыбкой.
  - Мне бы одеться, смущенно пробормотал парень, пряча смущенно покрасневшее лицо за каштановыми прядями.
  - О, чой я там не видела, - махнула Афена рукой, - Тряпки новые в шкафу возьмешь. Остались от твоего предшественничка. Можай чутка великовато будеть, но чай лучше твоих лохмотьев. При слове "лохмотья", Демвин недовольно скривился.
  - Предшественничка? - копируя интонацию, проговорил он.
  - Да был тут у меня один. Помер он, - равнодушно ответила старуха, но заметив расширившиеся светло-серые глаза мальчика, добавила, - Давно уж.
  - Сам? - только и сумел выдавить из себя Демвин.
  - Куда уж сам, - хохотнула ведьма, - Убили его. Да не смотри так, говорю ж, давно было. И не его-то порешить хочили. Но не свезло парнишке. А одежка его осталася, вон и тебе сгодится. Ну, давай, оденесся, спускайся к завтраку, - с этими словами старуха вышла из комнаты.
  Хоть Демвин и не был суеверным, но представляя, как будет надевать вещи мертвеца, недовольно скривился. Он, наконец, выполз из постели и без особого энтузиазма распахнул шкаф. На полках аккуратно сложенными стопками лежали шелковые рубашки всевозможных расцветок, преимущественно темные штаны прямого покроя, две кожаных куртки, кираса, больше похожая на дамский корсет, из тонкой зеленой кожи с изящными золотистыми узорами, несколько пар обуви от стальных сапог до тулийских сандалий. Наряды были не из дешевых, даже неискушенный в вопросах моды Демвин это понял без труда. Либо его предшественник происходил из богатой семьи, либо ведьма и впрямь не скупилась на подарки для своих прислужников.
  Наскоро завершив водные процедуры в комнатном умывальнике, Демвин примерил бежевую рубашку с серебряной шнуровкой вместо пуговиц и разочаровано уставился в зеркало. В плечах рубашка оказалась слегка широка, совсем чуть-чуть, вряд ли заметно постороннему глазу, но Демвин ощутил себя скелетом в мешке, ссутулился и недовольно оглядел отражение, нахмурился. Штаны из темно-коричневого, немного тянущегося материала пришлись впору, но настроения это не улучшило. К штанам подошел широкий ремень с серебряной пряжкой и тяжелые высокие ботинки.
  Некоторое время он стоял перед зеркалом, переминаясь с ноги на ногу, размышлял, не стоит ли поискать рубашку меньшего размера, не слишком ли вычурно он одет, убрать ли волосы заколкой, или можно как дома распускать лохматы в свое удовольствие. Потом все же махнул рукой и уверено отправился вниз.
  Афена уже поставила на стол ароматный чай, от чарующего запаха которого кружилась голова.
  - Жрать че бушь? - вежливо улыбаясь, поинтересовалась старуха.
  - Да так-то... - Демвина вновь одолела растерянность, - Так-то, что дадите.
  - А ежели я тебе мышь дохлую дам? - неожиданно развеселилась старуха и захохотала.
  - Не надо... мышь.
  - Ну, шут с тобой, не хошь мышь, жуй булки. И поживей, идти уж надобно.
  - Куда идти? - хватая булочку со стола, поинтересовался Демвин.
  - В лес пойдем. Корешок один копать. Заказик имеется.
  Парень вдруг осознал, что понятия не имеет, чем вообще занимается старуха, но спросить постеснялся. Понятное дело, что ведьма, но что именно делает ведьма, как выглядит ее колдовство и что конкретно для этого самого колдовства требуется совершать, для Демвина оставалось загадкой. Он искренне считал, что колдовство заключается в произнесении особых слов на древних языках, движениях руками и метании молний. Копание корешков и неведомый "заказик" вообще не вписывались в образ ведьмы. Демвин несколько раз открывал рот, чтобы расспросить подробности, но каждый раз затыкал его сам себе булкой. Когда старуха поторопила его в очередной раз, он залпом допил чай и последовал за ней. Снова вниз, по лестнице, ведущей в холл, к арочной двери, через которую вчера Демвин впервые вошел в этот дом.
  
  10. Вейкутские леса. Вайяр.
  Ноги противно ныли после тяжелого перехода через горы. Растянувшись на тонкой подстилке, он попытался погрузиться в свои мысли, забыться, но разливающаяся боль от усталости во всем теле не давала насладиться отдыхом. Несмотря на репутацию грозного воина, он ненавидел войны. Не потому, что был пацифистом, а лишь потому, что приходилось жертвовать комфортом. Сейчас он с радостью бы променял десяток славных побед на одну единственную кровать и возможность выспаться.
  Отчего-то его мысли постоянно возвращались к тому мальчику в одиночной камере, которого он охранял в альдийском замке. Ему ведь тоже наверняка неудобно спать на жесткой соломе, а питаться одним хлебом. Он непременно решил принести воришке кусок мяса, как только вернется домой. Дал себе зарок, чтоб не полениться. "Если вернется" - добавил воин про себя.
  Едва Вайяр погрузился в забытье, как кто-то грубо растолкал его, заставляя вспомнить о неприглядной реальности. К тому же верещал он мерзким визгливым голосом:
  - На нас напали! Он здесь! Быстрее! - когда Вайяр открыл глаза, рядом уже никого не было. Он даже понадеялся, что все ему привиделось, но вокруг явно что-то было не так. Кроме Вайяра никто не спал. В лагере стоял шум, люди суетливо готовились к бою с неведомым врагом, скрежетали мечи, горели факелы. А это означало лишь одно, выспаться Ваяру сегодня вряд ли удастся.
  С тяжелым вздохом он поднялся со своего ложа, почти вслепую нашарил рогатую шапку и оружие, лениво побрел вслед за бегущими воинами. Торопиться ему точно было некуда. Воины наверняка уже расправились с врагом. Да и кому придет в голову нападать на целую армию злых кровожадных мъярингцев? К тому же противостоял им всего лишь один человек. Пусть даже не совсем человек, но всего лишь один.
  Его мнение несколько изменилось, когда возле куста он заметил тело с разорванным горлом. Жутковато поблескивающие в слабом свете луны остатки трахеи облепили насекомые. Чуть поодаль лежал еще один труп. И еще один. Вайяр насчитала четырех растерзанных воинов. Тела были изуродованы так, будто на них напал дикий зверь.
  Вайяр всегда скептически относился к рассказам об элийском узурпаторе. Его наделяли нечеловеческой силой, поговаривали, что раны его затягиваются мгновенно, одним взглядом может свести с ума, а его обидчиков всегда настигает внезапная, окутанная тайнами, смерть. Но сейчас, разглядывая мертвецов при лунном свете, он едва ли не верил этим слухам. Ему совершенно не хотелось идти туда, где, по всей видимости, шел бой. Он не был трусом, чувство страха ему вообще было чуждо. Но все, что требовало хоть малейших физических усилий, вызывало у Вайяра отвращение. Тело наливалось свинцовой усталостью от одной мысли о драке, а движения становились скованными, будто он пробирался сквозь трясину по пояс, как минимум.
  Приблизившись к тому месту, где по мнение Вайяра, должно быть ожесточенное сражение, воин содрогнулся. Но не от того, что ему предстояло вступиться в битву. От омерзения. Ничего иного не вызывало в душе Вайяра зрелище, представляющее собой избиение лежащего на земле человека. Тот, кто в отчаянии закрывал лицо окровавленными руками, никак не мог учинить расправу над теми несчастными. Слишком беспомощным выглядел этот человек.
  - А ну прекратить! - рявкнул Вайяр, - Нет чести в том, чтоб добивать умирающего!
  Кто-то из озверевших воинов обернулся, кто-то отступил, но большинство продолжали истязать жертву. Преодолевая желание уйти обратно к лагерю, Вайяр растолкал воинов, оттеснил и прикоснулся к лежащему мужчине. Тот не пошевелился, но все еще дышал, тяжело, всхлипывая, будто захлебываясь собственной кровью. Худой, грязный, в рубашке на голое тело, пропитанной кровью, с разметавшимися по земле длинными прядями волос, без оружия и доспехов.
  - Это и есть ваш элийский узарпатор? Демон воплоти? - с усмешкой поинтересовался Вайяр.
  - Он убил троих голыми руками, я видел, - ответил кто-то из солдат.
  - Сомневаюсь, что он убил бы хотя бы курицу, - рассмеялся Вайяр, - Это какой-то крестьянский сын, а не тиран Элии. Тащите его в лагерь.
  - Его бы связать следовало... - робко возразили ему.
  - Он до утра подохнет. Ежели не подохнет, тогда и свяжем, - добавил Вайяр, ощущая на себе недовольные взгляды.
  Воин не мог поверить, что беззащитный тощий парень, истекающий кровью, действительно мог быть столь опасен, что его необходимо связать. Пока его поднимали, он разглядывал тонкие запястья, кисти рук с длинными тонкими пальцами и заостренными когтями. В таких руках он и меч не удержал бы. Рубашка задралась и Вайяр увидел рваную рану под ребрами. И сами ребра, просвечивающие под кожей. Он даже проникся жалостью к элийскому узурпатору. Худющий такой, да и лет ему не больше двадцати на вид, мальчишка совсем. Совсем не так он представлял тирана, державшего в страхе Элию два десятка лет. Может, не он это вовсе?
  
  11. Мъяринг. Вероника.
  Иногда голод становится таким сильным, что к нему невозможно привыкнуть. Охранник с косым шрамом через все лицо уже несколько дней не появлялся. Еду и питье приносили едва ли через день. Однажды кинули хлеб, когда я спала, так Пушистик утащил весь кусок. Еще немного и я самого Пушистика съем. Сырым. Возможно, даже живым. Все чаще смотрю на крыс не как на животных, а как на потенциальное мясо.
  Когда ловлю себя на этой мысли, сама содрогаюсь от безумной затеи. Мерзко и отвратительно становится. Но еще отвратительней становится от мысли, что когда-нибудь окончательно сойду с ума.
  Недавно мне приснился странный и очень реалистичный сон. Там было темно, но не слишком. Как ночью при полной луне, но ничего вокруг я не могла разглядеть, очертания размывались. А потом пришел он. Высокий, одетый в какие-то рваные лохмотья, человек с длинными темными волосами, лица не разглядеть, лишь невозможно яркие желто-зелеными глазами без зрачков опалесцировали во тьме. Он говорил со мной, не раскрывая рта, будто передавал мысли. Точного смысла я не запомнила, но, кажется, он просил о помощи, потому что я одна могу его слышать. Почему-то этот сон не дает мне покоя, будто въелся под кожу. И от этого ощущения становится не по себе.
  
  12. Вейкутские леса. Кайссель.
  Сквозь веки пробивался яркий солнечный свет. Кай поморщился, движение лицевых мышц разлилось болью по всей голове. Поднять веки - оказалось и вовсе непосильной задачей. И дело было не только в свинцовой тяжести, прикрывшей глаза. Слипшиеся ресницы не позволяли этого сделать. И склеили их не слезы, а кровь, вкус которой отчетливо ощущался на языке. Его кровь. Вопреки легендам она не была золотисто-медового цвета, не обладала запахом полевых цветов, не обращалась едкой кислотой для врагов и совершенно безвредной для самого Кайсселя. Кровь у него была самой обыкновенной, красной, с запахом ржавеющего железа и соленой на вкус.
  Он попытался воспользоваться руками, чтобы разлепить веки, но те оказались так не вовремя заломлены за спину и крепко связаны. Настолько крепко, что пальцы давно утратили чувствительность, да и возможность шевелиться тоже. Ноги, впрочем, также опутывали веревки. Кайссель выгнул позвоночник и глухо застонал от беспомощности, безысходности и физической боли.
  Память о предшествующих событиях сохранила не слишком ясные образы. Кай вспомнил, как его опоили каким-то зельем, лишившим половины силы. По сути, это был яд, но заговорщики просчитались. Он помнил, как наблюдал за взятием дворца, как верные ему люди падали замертво от соприкосновения с голубоватым пламенем. Как беспомощно он корчился в дальнем углу спальни, а потом, собрав остатки силы, бежал в Вейкут, в лес. Босой и безоружный он добрался до пещеры, где пролежал несколько дней, лишь изредка приходя в сознание. Он помнил, как пробирался в сторону Мъяринга, как началась настоящая охота на него. Его преследовали Элийские отряды, некогда подчинявшиеся самому Касселю. Вейкутский лесной патруль также пытался задержать, но пал смертью храбрых в полном составе. И эти варвары из Мъринга, которым вообще непонятно зачем понадобилось нападать на одинокого оборванца у границы. Варвары оказались весьма достойными противниками, или же сам Кайссель был настолько ослаблен, что позволил взять себя в плен. От одной мысли о слабости, мышцы напряглись, а веревки слегка затрещали, но не лопнули.
  Пол под ним трясся и вздрагивал, стучали копыта, раздавался колесный скрип. Его не добили сразу, хотя человек вряд ли выжил бы после избиения, которое ему устроили мъярингские воины. Но Кайссель остался жив, отчего вдруг сделал вывод, что убивать его не собираются. Он нужен был живым. И эта мысль странно обрадовала бывшего элийского узурпатора. Лучше быть живым, чем мертвым, по крайней мере, первое нравилось ему гораздо больше. Кайссель вообще очень любил жизнь во всех ее проявлениях. Ему удавалось сохранять оптимизм в самых безвыходных ситуациях. Он искренне верил, что все поправимо.
  Варвары наверняка везут его к альду, в Мъяринг, вряд ли они заключили с кем-то договор, не с Элией точно, и не со слабым Вейкутом. Югу вообще вряд ли есть дело до того, что происходит здесь, на севере. Возможным союзником Мъяринга мог оказаться Лиасс. Маленькое дикое государство на крайне севере, завоеванное лордом Корредином. Но какой интерес к элийскому узурпатору мог быть у лорда? Нет, скорее всего, варвары взяли его в плен лишь потому, что могли. Для престижа. Чтоб другие боялись. Труворы разнесут по миру историю о том, как мърингцы взяли в плен самого Кайсселя Тарио вин Эриат Элия, демона воплоти. И держат его в качестве зверушки в клетке. А это означало, что Кай будет жить. А, значит, есть шанс вернуть себе былое величие и страну.
  Кайссель улыбнулся своим оптимистическим мыслям и снова впал в забытье, не приходя в себя до самого Мъяринга.
  
  13. Эвенкорд. Демвин.
  Извилистая тропинка, вымощенная рыжеватым камнем, начиналась прямо у дома Афены. Сначала широкая, почти как дорога, тропа становилась все уже и вот уже петляла меж высоких лесных деревьев. Старуха на удивление быстро шаркала вперед, будто скользила по камням. Иногда Демвину приходилось бежать, чтобы догнать старуху.
  Внезапно остановившись, ведьма принялась оглядываться по сторонам. Она сошла с тропы, практически затерявшись в высокой траве.
  - Здеся, - пробормотала она, - А таперича научу-ка я тебя добывать златоцвет. Это травка такая, но нам нужен ее корень.
  - А для чего нужен? - растерянно спросил парень.
  - Так-то раны залечивает. Но ежели сварить его трижды при полной луне, да слово кой-како сказать, можно и руку новую вырастить, или ж ногу. Да хоть голову, - старуха воодушевленно всплеснула руками, но потом осеклась, - Хотя не, голову не стоит. Пустая она будет, - рассмеялась ведьма.
  - Пустая? - удивленно повторил Демвин.
  - Ото ж. Души в ней уж-то не будет. Поэтому голову не ростим. Руки-ноги - куда ни шло. А таперича вот чо. Поймай-ка мне ящерку.
  - Зачем?
  - Ох ты ж, бездарь несусветный, - Афена раздраженно хлопнула себя по бокам, - Поймай, говорю тебе!
  Возражать парень не стал, хотя так и не понял, зачем все эти сложности, когда все можно купить в лекарской лавке. Он лишь молча удивился и, вспомнив о том, что старухе надо бы хоть как-то отплатить за гостеприимство, принялся высматривать ящерицу.
  Ступая лишь на носок, совсем бесшумно он обошел поляну. Ни одна ветка не хрустнула под его ногой, а трава едва ли шевелилась. Так обучали ходить охотников в Лиассе. Хоть Демвин так и не освоил это искусство в полной мере, но старался изо всех сил. Он сосредоточился, напряг слух и зрение. В траве что-то шелохнулось. Парень сделал шаг вперед. Снова шорох, быстрое движение, мелькнул серо-зеленый хвост. Слишком быстро для безногой змеи, но слишком шумно для ящерицы. Разве, что зверушка была чересчур крупной. Прося богов, чтоб тварь оказалась не ядовитой, он одним прыжком настиг добычу, прижав извивающееся тело к земле. Существо зашипело, но Демвин уверенной хваткой уже держал его за голову. По руке ударило мощным хвостом.
  Опершись одной рукой на землю и сжимая за горло добычу, Демвин поднялся. За спиной раздалось тихое хихиканье старухи, похожее на треск поленьев в очаге.
  - Ух, не зря я тя приветила! - восхитилась ведьма, - Каку зверюгу помал.
  - Это не ящерица, - пробурчал Демвин, - А дракон какой-то.
  - Пойдет, - махнула она рукой, - Давай ее сюды.
  Ведьма ласково приняла из рук Демвина ящерицу. Она бережно прижала зверушку к складкам балахона, нежно поглаживая зеленоватую чешую. Губы Афены шевелились, будто она что-то приговаривала, но слов Демвину было не разобрать. Закончив бормотать, старуха опустила ящерицу в траву.
  - Зачем?! Она же убежит! - взвился Демвин.
  - Щас сама приползет. Ждать надобно.
  Парень с недовольством глянул на странную старуху и уселся на траву. Впрочем, ведьмы и должны быть странными, как думал Демвин. А ящерицу можно и другую поймать. Какой-то дурацкий детский инстинкт не давал расслабиться. Только что он радовался удачной поимке, но теперь зверушку отняли, словно у ребенка любимую игрушку. Хотя, можно подумать, она вообще ему была нужна. Он провел по лицу, будто снимая невидимую паутину, сбрасывая глупую обиду, и улыбнулся.
  Демвин опустился на траву и прислонился к толстому кроваво-красному стволу аруппы. Рядом что-то зашуршало. Парень резко обернулся на звук и увидел, как из зарослей показалась чешуйчатая голова. В пасти ящерица держала несколько тоненьких веточек с желтоватыми листьями.
  - Вот умница, - прошамкала старуха, отнимая растение у ящера, - А ну, дай сюды, - она с силой вырвала веточки из пасти. Рептилия вздрогнула, наконец, испугавшись близкого присутствия человека, и юркнула в кусты, оставив добычу в руках у старухи.
  Демвин глядел на действо округлившимися от удивления глазами. В голове у него с трудом укладывалось, как ведьма заставила ящерицу принести растение? Он мог представить, что человеческую речь поймет собака или кошка, но договориться с ящерицей - все равно, что договориться с рыбой.
  - Как?! - только вымолвил он.
  - Златоцвет только ящерка найти могет, - усмехнулась старуха.
  - Но как она поняла? И почему вернулась сама?
  - Заговорила я ее, потом сам научисся, - отмахнулась ведьма, - Ну, чой сидишь? Давай еще лови. Мне много надо. Вечор как придет, девку приведут лечиться.
  - Так Вы целительница?
  - Кака ишо цалительница? - хмыкнула Афена, - Ведьма я, ведьма.
  Во второй раз Демвину потребовалось больше времени. Ящерица попалась похитрее и помельче, но принесла добычи почти в двое больше.
  К обеду у Афены в руках оказалась целая охапка златоцвета.
  -Ну, все, можно до дому топать, - наконец, произнесла она и резво зашагала к тропинке, - остальное у Дилки возьмем.
  - А златоцвет купить нельзя... - начал было Демвин и осекся, - К Дилке?! Той самой, что тогда... - он снова запнулся, запутался в словах, не зная, как ускользнуть от визита к упомянутой Дилке.
  - Ну, чой ты перепужался? Не съест она тя. Купим кой-чего у нее и домой, варить будем.
  Хоть Демвин и понимал, что теперь ему вряд ли грозит навязчивость дамы в голубом, но настроение его помрачнело, голова опустилась, а спина ссутулилась. Такие же чувства его охватывали каждый раз, когда отец приглашал его в свой кабинет после очередной шалости. Ожидание неприятностей в купе с чувством вины представляли собой неприятный коктейль. Вот только он сам не понимал, откуда взялось чувство вины. То ли из-за позорного побега, то ли из-за обещания старухи эту самую Дилку проучить.
  Дилка или все-таки Адилла, как гласила вывеска над дверью приземистого, будто расплющенного чем-то тяжелым магазинчика, встретила их у порога лавки. Ее взгляд пристально наблюдал за приближающимися покупателями. И пусть лицо оставалось беззаботно расслабленным, глаза излучали презрение и непонимание одновременно.
  - Улыбайся, - прошептала едва слышно Афена, пусть она лопнет, - тихо хихикнула старуха, - Эх, надо было тоже рожу смастырить, сказала б, что ты мой жених.
  Демвин поперхнулся, выдавливая из себя улыбку. Вышло фальшиво и натужно, будто он вовсе не улыбался, а демонстрировал зубы лекарю на приеме. Хозяйка магазина продолжала смотреть на них все с тем же отвращением и удивлением, будто увидела крысу размером с лошадь в зоопарке, вроде и диковинка, но все равно противно. На ней было багровое развевающееся платье с глубоким до неприличия вырезом, а светлые волосы забраны в высокий хвост. Наверное, она могла бы показаться красивой, правильные черты лица, аккуратный нос, большие глаза насыщенного фиолетового цвета, изящная фигура. Но Демвин не видел этой красоты, как, впрочем, и реальной личины Адиллы. Он видел неприятную, крикливую, навязчивую и склонную к мелким интригам женщину неопределенного возраста, от одного вида которой выворачивало его внутренности. Демвин никогда не смотрел на оболочку, его взору в первую очередь открывалась сущность человека. Бывало, что он смотрит на кого-то впервые и уже знает о нем все. Правда, через минуту забывает. А потом будто вспоминает по знакомым интонациям, жестам, запахам.
  - Достопочтимая Афена, - расплылась в фальшивой улыбке женщина, а глаза ее злобно сощурились, - С чем пожаловала?
  - Давай, Дилка, тащи товар сюдой. Коготь вырна мне надобно, слезы тьмы и живницу. И побыстрее.
  - А платить чем будешь? - уже без пиетета спросила торговка, уткнув руки в боки и бросив оценивающий взгляд на Демвина, под которым вымученная улыбка сползла с лица парня, превратившись в гримасу.
  - Деньгой, чем ишшо? - ведьма бросила взгляд на застывшего Демвина, - Да не пялься на маво ученика! Деньгой, деньгой платить буду!
  - Ученика? - прошипела Адилла, - А больше похож на обед, - торговка приблизилась к лицу Демвина, обдавая цветочным ароматом духов, - Так и вижу, как косточки его хрустнут в твоих зубах, Афена, - произнесла она шепотом, глядя в глаза побелевшего парня.
  - Ну чой ты чушь несешь, Дилка! У меня и зубов-то нету. Глупость всяку повторяшь! Мальчика испужала, - ведьма ласково улыбнулась, обернувшись к оцепеневшему ученику.
  - Ждите, - развернулась Адилла, словно вильнув хвостом, и скрылась в магазине.
  - Ты ее не боись, завидно ей просто. Клиентов мало, умений и того меньше, а мозгов боги вообще не дали Дилке-то. Вот она и бесится.
  Демвин угрюмо кивнул, но в лице не изменился. Вскоре Адилла вынырнула из темного провала двери со свертками.
  - Держи, - она протянула товары парню, он принял онемевшими руками, не отводя глаз от торговки, - Да успокойся ты уже, неужто я страшная такая? - кокетливо улыбнулась Дилка, - Ну чего он у тебя такой пугливый? - обратилась она к Афене.
  - А ты думашь, рожу намастырила он, дурачок такой, так и поверил? - хихикнула старуха, - Видит тебя насквозь! - она сурово погрозила пальцем так, что Адилла разом помрачнела.
  - Ничего я не думаю, - махнула она рукой, приняла мешочек с монетами из рук Афены и с лисьей грациозностью скрылась в проеме двери.
  - Ну, пошли, - тронула ведьма парня за плечо.
  По дороге домой Демвин молча плелся следом за Афеной. Его нездоровая бледность сменилась стыдливым румянцем. Дилка не показалась ему ни страшной, ни опасной, и свое поведение он никак не мог объяснить. Глупо было впадать в ступор просто от того, что женщина показалась ему неприятной. В конце концов, он мог ответить что-то резкое на провокации Адиллы, но остроумные мысли всегда приходили к нему слишком поздно. В нужный момент язык становился ватным, а голова тяжелой как чугун и совершенно пустой.
  
  14. Мъяринг. Вероника.
   Туман окутывал широкое поле, усеянное дивно пахнущими цветами. Самих цветов было не разглядеть, они терялись в белесом облаке, но запах был очень сильным, но не раздражающим, приятным. Солнца не было видно за облаками, кажется, сейчас сумерки, скорее утренние.
  - Почему ты здесь? - идя мне навстречу, спросил незнакомец.
  - Не знаю, - замялась, пытаясь вспомнить, как попала в это место, но потом все-таки призналась, - Не помню.
  - Очень жаль, - ответил он, подойдя ближе и замер на расстоянии полуметра.
  Теперь в слабом свете сумерек я могла разглядеть его. Тонкие, идеально выточенные черты лица, обрамленные прядями блестящих иссиня-черных волос. Большие миндалевидные глаза теперь не светились и приобрели цвет моря. Красивый, но в то же время пугающий, слишком другой. Хотелось закрыться от него, спрятаться, будто сознание отторгало его, как чужеродный предмет.
  - Я заперт, - произнес он, но бледные губы не размыкались, - Мне нужно выбраться отсюда.
  - Можно подумать, мне не нужно! - отчего-то вспылила я.
  - Будет корабль - ответил он, снова не размыкая рта.
  - Мы уплывем отсюда? - спросила с надеждой.
  - Именно.
  Что-то скользнуло по руке, я неловко перевернулась, стукнувшись ногой об стену, и открыла глаза. Перед лицом застыла крысиная морда.
  - Пушистик, брысь, - отмахнулась от зверька.
  Сон. Конечно, всего лишь сон. Просто слишком реалистичный, а, впрочем, мне что-то подобное уже снилось. Было приятно слышать хотя бы во сне понятную человеческую речь, а не дикую каркающую абракадабру из уст тюремщиков. И все-таки жаль, что это всего лишь сон. Он был куда лучше реальности.
  Прошло несколько дней с тех пор, как исчез охранник со шрамом через все лицо, но сколько точно, знать не могу, солнечного света не видно, а четким режимом я никогда не могла похвастаться, но воду и пищу явно стали приносить реже. Я даже скучала по нашим дурацким диалогам на непонятном языке. Кроме него, меня вообще никто не удостаивал речью. А воду стали приносить в бурдюке. Скудный паек просто сбрасывали сверху. Чаще, когда я спала. А пребывать в забвении я старалась как можно больше. Вспомнила медитативную практику остановки внутреннего диалога и таким образом проваливалась ни то в транс, ни то в сон. Кажется, мне впервые пригодились занятия йогой. Такие сны помогали избавиться от постоянного чувства голода, не ощущать зловоние в камере, ведь туалетом здесь служила обыкновенная дыра в полу, во сне не тряслась от холода и не мучилась от бессмысленного ожидания. Вот только не уходило ощущение, что я медленно умираю и однажды не проснусь вовсе. А, впрочем, это не так уж и страшно.
  
  15. Мъяринг. Кайссель.
  Даже бросив в темницу, с Кайсселя не сняли путы. Настолько трусливые варвары боялись элийского узурпатора. Просто сбросили в глубокий колодец как мешок с костями, а не живого человека. Осматривать раны, разумеется, никто не стал. "Если я все-таки нужен им живым, им стоит пересмотреть отношение ко мне", - думал Кай. Сознание его время от времени угасало, но всякий раз возвращалось от нестерпимой боли, разливающийся по всему телу. Он уже не мог ощутить, где раны, где просто веревки впились в кожу, а где серьезные травмы.
  Кайссель отчетливо услышал, как кто-то зовет его. Не по имени, не вслух, даже не мысленно. Это была какая-то странная, прежде не ощутимая им связь.
  Это была девушка. Определенно девушка, хоть и одетая в дурацкое мужское платье, а красноватые, будто вымазанные в крови волосы едва прикрывали уши. Движения ее были резкими и порывистыми, одежда грязной, волосы спутаными, а фигура тощей, мальчишеской, но в неприглядном облике он разглядел красиво очерченные губы, высокие скулы, большие, округлые, как у птицы, глаза, пушистые ресницы. Ему вдруг подумалось, что она могла быть красива, если бы не изуродованная прическа и нелепая одежда.
  - Почему ты здесь? - вопрошал Кай, находясь на границе горячечного бреда.
  - Не знаю, - бормотала она, - Не помню.
  - Очень жаль, - сокрушался Кайссель.
  Он тянулся мысленно к ней, пытаясь понять, откуда она появилась здесь, в тюремной камере, не имея возможности отделить галлюцинации от озарения. Он вспомнил легенды о существах, незримо присутствующих в жизнях людей, и оберегающих от опасностей. Почему-то Кай подумал, вдруг она пришла, чтобы спасти его, вытащить из холодного каменного мешка. В его жизни все не просто так, вот и она пришла зачем-то. Угрозы от нее не исходило, а значит, должна прийти помощь. Непременно должна.
  - Я заперт, - произнес он, делая безуспешную попытку приблизиться, - Мне нужно выбраться отсюда, - в отчаянии выпалил он.
  - Можно подумать, мне не нужно! - резко всплеснув руками, возмутилась девушка, в глазах ее мелькнула такая ярость, что даже эллийский узурпатор испугался.
  - Будет корабль, - пересилив суеверных страх перед существом, теперь он уже был уверен, что это не человек, вдруг ответил Кайссель.
  - Мы уплывем отсюда? - она изумленно подняла бровь.
  - Именно, - успел ответить он, и морок рассеялся.
  Он отчетливо увидел перед собой каменную кладку и ощутил сырость земляного пола. Боль пронзила опутанное веревками тело и Кайссель глухо застонал. От беспомощности, безысходности и отчаяния.
  
  16. Мъяринг. Вайяр.
  Говорят, что раны победителей болят меньше, чем у тех, кто потерпел поражение. Вайяр был с этим в корне не согласен. Ему было абсолютно все равно, победили они или проиграли. Хоть в этот раз обошлось без травм, он совершенно не испытывал радости от удачного пленения элийского узурпатора. На него накатывала свинцовая усталость, хотелось закрыться в своих покоях и проспать несколько суток к ряду. Кайссель Тарио вин Эриат Элия не выглядел достойным противником, он оказался жалким и измученным, затравленным зверем, настолько обессиленным, то опасности не представлял. И это несмотря на то, что Вайяр видел трупы. Он попросту не верил, что этот хрупкий юноша мог кого-то убить. Особенно таким зверский способом. Демоническое происхождение Кайсселя вызывало у него большие сомнения, как и само существование демонов. Он и в богов-то не верил никогда. Поскольку за всю жизнь не встретил ни одного подтверждения их существования. В Мъяринге даже колдунов не водилось.
  Поимка элийского узурпатора омрачала сознание Вайяра еще и тем, что у него стало на одного подопечного больше. А это означало вдвое больше работы. Ленивую натуру Вайяра это вгоняло в тоску. Впрочем, поговаривали, что мальчишку собираются отправить к невольным рабочим в Суаран. Ему было жаль неразумного пленника, вряд ли он долго протянул бы на тяжелой работе, но вмешиваться в решения альда он не стал. Слишком хлопотное дело, да и выйти оно могло боком.
  "Обязательно кину мальчишке кусок мяса. Пусть поест напоследок. Только не сегодня. Но завтра - непременно" - думал он засыпая.
  17. Эвенкорд. Демвин.
  Ведьма не обманула и действительно обучала Демвина. Он помогал ей варить зелья, а старуха рассказывала о свойствах того или иного растения. Иногда даже разрешала смешивать компоненты в стеклянных колбах, снисходительно наблюдая за манипуляциями ученика.
  Афена оказалась не просто уважаемой старушкой. В городе ее буквально боготворили, разве что за исключением торговки травами Дилки. Но что не поделили эти ведьмы, для Демвина оставалось загадкой. Иногда он набирался смелости, выпрямлялся до испарин на лбу, собираясь спросить об Адилле, но в последний момент лишь открывал рот, глубоко вздыхал и закрывал. Афена лишь насмешливо улыбалась, будто читала мысли, но ничего не отвечала.
  Как говорила сама Афена, она говорит на одном языке со смертью, и та слушает ее. Поэтому ей удается излечивать самых безнадежных больных. А понимает смерть лишь язык алхимии. Она готовила снадобья только по одним ей известным рецептам. В лавках зелья не продавала, готовила их лишь по случаю, объясняя это тем, что каждый человек уникален, поэтому то, что излечит одного, вполне может оказаться ядом для другого. По ее мнению, не существует универсальных лекарств, способных помочь всем и сразу. А все, что продается в аптеках, сплошное шарлатанство.
  К ней привозили больных не только из Эвенкорда, но и со всех уголков мира. Афена позволяла Демвину не только возиться со склянками, но и наблюдать за процессом исцеления. Сначала она ставила диагноз, взяв пациента за голову и крепко сжав костлявые пальцы. Процесс порою оказывался болезненным, парень слышал, как несчастные кричали. После чего она отправлялась в алхимическую лабораторию, находившуюся в подвале, где Демвин выступал в качестве ассистента. Парню казалось, что процесс прост и понятен, но жидкость в пробирке вдруг меняла цвет, когда к ней прикасалась Афена, начинала бурлить от простого слова или превращалась в камень от одного взгляда ведьмы.
  - Драконов глаз, - проговорила старуха, держа темную веточку в руке, - Надобно истолочь в порошок. Редкое растение. И еще реже оно может понадобиться, - она протянула Демвину ступку, - Да лапами не трожь, прожжет до косточек.
  Осторожно при помощи пинцета он взял из рук ведьмы веточку и аккуратно начал толочь в ступке. Афене же растение никакого вреда не причиняло.
  - А какая в нем польза? - полюбопытствовал Демвин.
  - Дык, яд это страшнющий. Но ежели смешать с водой из Алмейского озера, да еще и прокипятить, а потом добавить масло лимы, то вечером слепой старик, что заходил утром, будет зрячим, не хуж тебя. Глаза ему намажем, поорет да и прозреет, - рассмеялась старуха.
  - Это больно? - удивился Демвин, хотя нечему тут удивляться, если одни из компонентов способен прожечь руки до костей.
  - А ты чой думал? Чтобы сделать что-то новое, надо разрушить старое. Так и глаза его сгорят, а новые откроются.
  Парень очень живо представил, как кислота выжигает глаза и передернул плечами.
  - А все лечение такое болезненное?
  - По-всякому буват, - отмахнулась старуха, вытряхивая содержимое ступки в колбу с водой. Жидкость вспыхнула голубоватым пламенем и погасла, став вновь прозрачной.
  
  18. Мъяринг. Вероника.
  - Дренгур! - сверху раздался знакомый голос. Я подняла глаза к люку над головой и увидела знакомое, пересеченное шрамом лицо и страшно обрадовалась, будто встретила старого друга, а не тюремщика.
  - Дренгур! - ответила, и он по обыкновению рассмеялся, а потом откинул решетку и сбросил вниз холщовый мешок. Это было явно больше, чем кусок хлеба. К моей несказанной радости, в мешке помимо воды и хлеба оказался ароматный кусок копченого мяса. Вдохнув будоражащий запах, я незамедлительно впилась в него зубами.
  Где-то совсем рядом, будто за стенкой что-то пробурчали на незнакомом языке, но явно не том, на котором говорил тюремщик. Лицо со шрамом вмиг стало суровым и изнеможденным одновременно. Тюремщик поднялся и скрылся из виду. Послышался звук откидывающейся решетки, недовольное бурчание, кажется, мой тюремщик выругался. Незнакомый голос говорил что-то на мягком, певучем языке. Звуки были проникновенными, чарующими и произносились на выдохе, а не с рычащим вдохом. А сам голос казался смутно знаком.
  Странно, что раньше я не замечала соседа. Или он совсем недавно появился? Интересно, откуда он? И за что оказался здесь? Вот бы проковырять стену и взглянуть на обладателя такого приятного голоса.
  Проведя ладонью по стене, попыталась ковырнуть ее ногтем. Камень осыпался, будто тюрьма строилась из песчаника. Но вполне возможно, что это только штукатурка, и максимум, до чего удастся доковырять, так это до кирпичной кладки.
  Решетка вновь звякнула, и послышались удаляющиеся шаги.
  - Эй, - крикнула, прижавшись к стене, - Ты там?
  - Ты там, - эхом откликнулся голос. Очевидно, он тоже не понимал моего языка.
  - Дренгур! - выкрикнула, стараясь произнести это на манер тюремщика, но вышло плохо.
  - Наэсси , - ответил мой сосед, но это явно был уже другой язык, с куда более приятным звучанием.
  - Наэсси? - легко повторила, совершенно не понимая, что это может означать.
  - Ки Элия ? - радостно откликнулся сосед.
  - Я тебя не понимаю, - ответила с сожалением, вряд ли мне удастся найти общий язык с этим человеком.
  - Я тебя не понимаю, - повторил он совершенно без акцента, а затем добавил, - Кай. Ине айе Кай. Ине айе си? - последнее явно было вопросом, он старался говорить отчетливо, чеканя каждое слово.
  - Ине айе Кай, - неуверенно повторила.
  - Ате, ате, ате, - запротестовал мой сосед и повторил едва ли не по слогам, - Ине айе Кай. Ине айе?
  - Кай, тебя зовут Кай, - вдруг дошло до меня, и я составила ответ на его языке, - Ине айе Вероника.
  - Вероника, - повторил он эхом, - Вероника, - он будто пробовал мое имя на вкус.
  - Вот и познакомились.
  - Познакомились, - повторил он последнюю фразу, - Митте , Вероника.
  - Митте, Кай, - ответила ему.
  На этом диалог зашел в тупик. Я не могла придумать, как донести мысль до, человека, не понимающего языка, чтобы он понял. Мой собеседник тоже замолчал, видимо, обдумывая то же самое. Если бы мы только могли видеть друг друга, можно было бы показывать и называть предметы, общаться жестами, читать выражения лиц. Но между нами была каменная стена. И языковой барьер.
  
  19. Мъяринг. Вайяр.
  Проснувшись, воин почувствовал, будто в его голову налили расплавленного свинца. Он скривился, попытавшись открыть глаза. Попытка припомнить вчерашний вечер отозвалась болью в затылке. Вайяр дотянулся до кружки с приготовленной еще вчера кислицей. Остывший отвар из корневищ кислицы обжигал горло, но не температурой, а остротой жгучего перца, щекотал нос. После зелья воин вполне мог побороть силу притяжения к дивану. Сунув в мешок хлеб, флягу с водой и ломоть копченого мяса, Вайяр уже собрался идти к тюремным камерам, но вдруг вспомнил о втором заключенном. Нехотя, собрал и второй мешок для элийского узурпатора, чуть более скудный, чем для мальчика.
  Тяжелыми размашистыми шагами он шел по узким, пахнущим сыростью коридорам, думая, как бы отговорить альда от отправки мальчишки в Суаран. Это была отнюдь не жалость. Вайяр отлично понимал, что сторожить элийского узурпатора его не оставят. А вот сопровождать рабов на восток непременно отправят. Потому что не многие в Мъяринге способны сносно изъясняться на суаранском наречии. К тому же два корабля с мъярингской керамикой исчезли по дороге в Эвенкорд, а, значит, морской путь нынче не безопасен, к тому же рабы - весьма ценный груз. Поэтому и сопровождение будет военным. Поблизости же никакой войны не предвиделось после поимки элийского безумца, следовательно, оставлять Вайяра в Мъяринге незачем.
  От одного воспоминания о грязных трюмах, рыбном запахе и бесконечной качке воина передергивало. Корабли ассоциировались у Вайяра исключительно с тошнотой, ибо ничего иного в море он не ощущал.
  Воин сбросил мешок с провизией элийцу, но тот, кажется, не заинтересовался скудным тюремным пайком. "А может и помер уже", - равнодушно подумал Вайяр, бросая следующий мешок мальчику, забавно повторяющему за тюремщиком слова, совершенно не понимая их значения. Впрочем, сам Вайяр делал точно также, когда мальчик изъяснялся на своем наречии.
  Его окликнули из соседнего каменного колодца, не слишком разборчиво, по-южному, по-элийски будто выворачивая звуки наизнанку. Вайяр заглянул в камеру к элийскому узурпатору. Внизу было совсем темно, лишь глаза заключенного сверкнули особенным синим огнем.
  - Вы настолько боитесь меня, что не станете снимать веревок даже в камере? - усмехнулся узурпатор.
  - Я-то тебя не боюсь. Но снимать путы не велено, - ответил Вайяр.
  - Зачем ты тогда вообще принес еды? Любишь изощренные пытки?
  - Не люблю, - пробурчал тюремщик, с неохотой откидывая крышку люка.
  - Ну, так развяжи меня! - это была не жалобная просьба, это был приказ, не подчиниться которому мало у кого хватило бы духу, даже, несмотря на то, что Кайссель находился в весьма незавидном положении, - Или хочешь, чтоб я сдох от голода?
  - Не хочу, - равнодушно буркнул Вайяр, снимая со стены деревянную лестницу, - Просто думал, что ты уже сдох, - едва слышно добавил воин, но вряд ли это расслышал Кайссель.
  - Гляди-ка, и впрямь не боишься, - протянул элиец, когда Вайяр уже начал спускаться по лестнице.
  - Сомневаюсь, что ты сможешь что-то сделать, даже если я не только развяжу тебя, но и сам вложу в руки меч, - рассмеялся Вайяр, - Видел я дырки в твоих боках. Удивляюсь, что ты вообще можешь разговаривать, - он уже спустился, вынул кинжал и принялся резать веревки на запястьях, - Освобожу только руки, дальше сам.
  - Значит, все-таки боишься, - не без удовольствия сделал вывод Кайссель.
  - Да не боюсь я тебя, - фыркнул Вайяр, - Просто мне лень, - признался он шепотом.
  - О, - усмехнулся пленник, - Лень - это куда лучше, чем трусость, - и серьезно, без тени иронии добавил, - Спасибо. И за еду тоже.
  - Только ежели кто спросит, веревки ты сам распутал, - поднимаясь наверх, попросил Вайяр.
  - Конечно, сам, - вновь усмехнулся Кайссель, - Зубами грыз, - но тюремщик вряд ли услышал последнюю фразу, крышка люка уже захлопнулась.
  
  20. Эвенкорд. Демвин.
  - Ну куды?! Куды ты пальцами лезешь?! - устало возмутилась Афена.
  - Я... просто... Я подумал, что она так сверкает... Я думал... думал о...
  - Думал он! - перебила его старуха, - Я тут пока что думаю, покуда из ума не выжила. А ты делаешь. Понял?
  - Понял, - ответил Демвин, опуская глаза.
  Афена выхватила из его рук чашу с серебристой субстанцией, перелила вещество в реторту, прищелкнула пальцами, и горелка вспыхнула зеленоватым огоньком.
  - Как Вы это сделали? - удивленно спросил Демвин.
  - Чевой? - переспросила ведьма.
  - Огонь из пальцев.
  - А, дык это просто. Это как палочки тереть долго, от них огонь выходит. Тереть можно не только палочки, все, шо трется, может вспыхнуть. А есть такие ма-а-аленькие частицы, - Афена показала пальцами, насколько частицы должны быть маленькими, - Ты их не увидишь, а они есть. И их тоже можно потереть друг о дружку. Не руками, конечно, мозгой, - она подняла кривой указательный палец вверх, - Приказать им, шоб терлися. Вот они-то и вспыхивають.
  - Но я тоже могу щелкнуть пальцами, но огня не получится, - он убрал упавшую на лицо прядь, выбившуюся из высокого хвоста.
  - Да причем тут пальцы! - махнула рукой старуха, - Щелкаю это я так, для пущего эффекту. А частичками силой мысли управлять надобно. Понял? - вопросила ведьма, а потом снова махнула рукой, - Ай, ни чой ты не понял.
  Демвин мрачно склонился над ретортой, наблюдая, как жидкость медленно испаряется, а на дне собирается металлический осадок. Ему хотелось не только смешивать вещества в колбах и пробирках, но и наделять их силой, как делала Афена. Вот только даже механизма действий ведьмы он понять не мог. То она слово шепнет, то пальцем проведет, а то и вовсе плюнет, но ее действия непременно ассоциировались у Демвина с чудом. И обидней всего становилась, когда ведьма пыталась объяснить ученику, что именно она делает, а он совершенно не понимал, как сейчас. Никаких частичек он не видел. И, конечно, не мог ими управлять. Ему вообще казалось весьма сомнительным существование этих загадочных частиц. Это все равно, что верить в богов, которых никогда не видел.
  - Как же ими управлять, если их не видно?
  - А мысли ты свои видишь? А они есть. И даже управлению поддаются. В мозгу у тя энергии плавают, из них мысли формируются. А можно протянуть эти энергии за пределы себя, тогда сможешь овладеть сим искусством. Это мысли, только особенные, которые еще и на внешний мир оказывают прямое влияние. Потому что все из этих частиц и состоит.
  - Мысли свои я думаю, - угрюмо возразил Демвин.
  - Вот, - она снова погрозила небу пальцем, - А можно думать будто воздухом, или будто деревьями, или будто животными, как с ящеркой, када мы златоцвет искали. Все из одних и тех же частичек состоит. Ты вот чой попробуй. Руками скатай шарик как бы из теста. Токма теста никакого не будет, из воздуха. А ты катай шар. Пока руками не ощутишь. Так мож и поймешь.
  Демвин посмотрел на свои руки и начал представлять, как из воображаемого теста появляется шарик. Казалось, он и впрямь ощутил воображаемое тесто на кончиках пальцев.
  - Да не щас, - прервала старания ученика ведьма легким подзатыльником, и призрачное ощущение исчезло, - Будешь в комнате своей сидеть один, тогда и тренируйся, а щас давай сюды златоцвет, зелье варить надо.
  - Которое новые части тел выращивает? - с интересом спросил парень, вытирая руки о штаны от воображаемого теста.
  - Не только. На днях девку одну привезут из Элии, с ней нехорошая штука приключилась. То ли сглазил кто, то ли специально заколдовал. Война там, знаешь ли идет. Она там кака-то прынцесса или княжна. Оцепенела и лежит. Местные лекари ничой поделать не могут. Вот мне письмо и прислали. А слухи ходют, безумец ее энтот покусал.
  - Какой безумец?
  - Ну, энтот, узурпатор ихний. Его и звать так, Кусель, что-ли.
  Демвину вспомнились рассказы об Элии. Небольшое государство к югу от Лиасса среди гор. Ему не доводилось бывать там, поскольку правитель Элии не поддерживал дипломатических отношений с соседями, поэтому об элийских горах он знал лишь их слухов и легенд. Хорошо укрепленное, с высокими стенами среди непроходимых гор, это государство за всю историю не удалось захватить никому, несмотря на то, что в самой Элии постоянно вспыхивала междоусобная вражда после того, как власть внезапно захватил Кайссель Тарио вин Эриат Элия, которого называли элийским узурпатором или элийским безумцем. За глаза, разумеется. Подобное положение длилось уже много лет. Отец Демвина сам еще был ребенком, когда Кайссель пришел к власти, а Лиасс как государство не существовало вовсе. Сам Демвин родился намного позже, когда лиасские племена уже объединились под знаменем лорда Корредина, коим тот сам себя провозгласил.
  Самому Кайсселю приписывали сверхъестественное происхождение, вечную молодость, нечеловеческую силу и едва ли не бессмертие. Только за пределами Элии мало кто мог похвастаться личным знакомством с узурпатором, поэтому кроме слухов, Демвину о нем не было известно ничего. О самих жителях элийских гор также было не много информации. Поговаривали, что уши у них заостренные, а волосы у всех белые, как снег. Все они без исключения идеально сложены и красивы, не боятся холода и спят прямо на снегу. Но сам Демин за всю жизнь не встречал ни одного элийца, потому не слишком верил этим россказням. Ведь про Лиасс тоже ходили слухи, что местные жители ночами обращаются в волков, однако Демвин точно знал, что все это выдумки и не более. Об Элии доподлинно он знал лишь то, что существовало государство за счет горнодобывающей промышленности. В этих горах добывались драгоценные камни и золото, которые отправлялись во все концы мира через соседний Мъяринг, поскольку Элия не имела выхода к морю.
  - Никогда не видел элийцев, - с придыханием произнес Демвин.
  - Эка невидаль, кого тут только не увидишь, со всех концов съезжается в Эвенкорд всяка шелупонь. Насмотрисся ишо.
  
  21. Мъяринг. Вероника.
  Меня разбудил шум поднимающейся крышки люка. Ее поднимали лишь в том случае, если мой обед не пролезал в щель решетки. Я открыла глаза, ожидая увидеть тюремщика со шрамом, надеясь, что он вновь принес что-то вкусное и большое. Но его не было. Вместо пайка в люк протиснулись деревянные палки.
  Резко подскочила, сердце забилось чаще и сжалось в комок от страха. Такого на моей памяти еще не происходило. Две оскалились на меня острыми сучьями, угрожая пронзить. Я забилась в угол, судорожно хватая ртом воздух.
  Лестница. Грубо обработанная деревянная лестница, сколоченная из сучковатых поленьев. Они просто опускали лестницу. В просвете мелькнули два лица. Одного узнала, злобный, весь заросший, как снежный человек, тюремщик. Второго ни разу не видела, но от своего товарища он не слишком отличался.
  Меня освободили? Или решили казнить?
  Пушистик пискнул и скользнул мне на плечо. Я провела дрожащей рукой по шерстке.
  - Тише, Пушистик, не бойся, - шепотом успокаивала скорее не крысеныша, а себя.
  Они оба спускались вниз. Молча, не рыча на своем языке, спокойные и такие одинаковые неприятные лица. У одного из них в руках был мешок. Второй протянул ко мне руки, схватил за дрожащие плечи и рывком поднял на ноги. Первый моментально накинул мне на голову мешок. Хотелось кричать, но голос будто пропал вовсе. Я только тяжело и часто дышала. На сопротивление сил не оказалось. А я ведь столько раз представляла, как нападу на тюремщика, едва только поднимется крышка. И вот теперь большие и грубые руки подняли меня словно куклу и куда-то понесли. Без малейшего сопротивления. Вверх по лестнице и дальше по коридору.
  Меня не освободили. Если бы хотели освободить, не стали бы надевать мешок на голову. Не стали бы молча волочь куда-то, будто я вовсе не живой человек. Неужели это значит?.. Мне было страшно даже мысленно признаться самой себе. Но как бы я не гнала эту мысль, в висках будто стучало: "казнь, казнь, казнь". Как барабанная дробь.
  Слабость разлилась по всему телу и мир, кажется, померк.
  Неясный, но отчетливо знакомый силуэт следует за мной. Не могу вспомнить, кто он. Но сны о нем удивительно уютны, будто я снова дома. Только это совсем не тот дом, где я жила до всего этого.
  
  22. Мъяринг. Вайяр.
  Ночь прошла в тяжелых раздумьях. Вайяр никак не мог решить, какое будущее кажется ему более отвратительным. Варианта было всего два. В первом случае, ему придется бороться с дурнотой от качки, но зато можно будет преспокойно лежать в своей каюте, изредка извергая содержимое желудка за борт. А во втором, прочесывать окрестности и терпеть недовольство начальства и, возможно, самого альда, который вообще скор на расправу. Сегодня утром корабль с рабами отправлялся в Суаран, на котором следовало отплывать и Вайяру. Но вчера вечером из камеры исчез элийский узурпатор. Он даже не сразу понял это. Казалось, пленник просто лежит, скукожившись в углу, но воин зачем-то окликнул его, а когда тот не отозвался, откинул веревку и посветил факелом. Стало очевидно, что в камере никого нет, а в углу лежит лишь сбившаяся солома. Тогда он быстро захлопнул крышку и поспешил удалиться. Конечно, долг требовал немедленно доложить об исчезновении пленника. Но Вайяр опасался, что его самого обвинят в содействии побегу, ведь кормить элийца ему никто не поручал, следовательно, его вообще не должно было быть возле камер. К тому же, уже было поздно, а теплая постель казалась такой заманчивой. И вообще, это дело может подождать и до завтра, как решил Вайяр.
  Теперь же он никак не мог выбрать из двух зол. В конце концов, Вайяр стал собираться в дорогу, решив, что ничто не мешает думать, будто его вообще вчера не было в тюрьме. Его ведь не должно было там быть. Вот и отлично. Получается, что никакого долга он не нарушил, наоборот, следовал инструкции. Мальчишку еще вчера погрузили на корабль вместе с другими рабами, Вайяру лишь оставалось отправиться в порт, а о сбежавшем Кайсселе Тарио вин Эриат Элия можно теперь забыть. В конце концов, это уже не его забота.
  Собрав дорожную сумку, Вайяр уверенным шагом покинул альдийский замок и направился в сторону порта. Раннее утро укрыло город туманом. Лето здесь было по-северному холодным и коротким. Но снег успевал растаять, уступая место сумрачной хмари, а из земли пробивалась темная трава. Облака с неохотой пропускали солнечные лучи, не давая согреть город.
  Воин шагал по вымощенной гладкими черными камнями улице, беспечно разглядывая высокие здания главной улицы, потемневшие от времени, с узкими окнами, больше похожими на бойницы, высокими остроконечными крышами, которые украшали причудливые флюгеры.
  Прохладный воздух выветрил из головы тревожные мысли. Вайяр умел наслаждаться настоящим моментом, будто никакого будущего не существовало вовсе. Только утренняя пустынная улица, утопающая в тумане, тусклое, почти сумеречное солнце в пелене облаков, и он сам, спокойный и свободный.
  В такие моменты ему страшно хотелось уйти со службы вовсе. Ощущать эту внутреннюю свободу не время от времени, а всегда. Отправиться в дальние страны, спать под открытым небом и перебиваться случайными заработками, а то и вовсе стать разбойником, благо сила и воинское умения давали на это неплохие шансы. Но на страже его романтического безрассудства всегда стояли лень и страх. Страх перед неизвестным и лень сделать первый шаг. Поэтому свобода оставалась только в его воображении.
  
  23. На корабле. Вероника.
  Когда я очнулась, показалось, что доски подо мной мерно покачиваются. Мешка на голове уже не было, а вот ногу оковала стальная цепь. Желудок неприятно подкатил к горлу, а виски продолжали стучать. С трудом приняла вертикальное положение и подавила приступ тошноты усилием воли.
  Я находилась в большом помещении с узкими горизонтальными щелками вместо окон и низким потолком. Настолько низким, что голову приходилось пригибать. Шея быстро устала, и я снова опустилась на пол.
  Света едва хватало, чтобы разглядеть обстановку, но сразу стало ясно, что тут я не одна. Людей много, гораздо больше, чем позволяло пространство, чтобы сохранить хотя бы минимальное ощущение комфорта. Совсем рядом на полу лежал мужчина в позе эмбриона, одетый в короткие штаны и одну лишь жилетку на голое тело. Длинноволосый, небритый и очень дурно пахнущий. Если бы не звучных храп, я бы решила, что он умер, причем давно. Хотя от меня, наверное, запах не лучше. Интересно, сколько дней я не была в душе? Неделю? Месяц? Чувство времени в заключении совершенно атрофировалось.
  Люди были повсюду, кто-то лежал на полу, кто-то сидел и сверлил взглядом соседей, кто-то теребил цепь. К слову, цепи на ногах были у всех. Более того, мы оказались скованны между собой отрезками не более полуметра длинной. Люди сохраняли тишину, никто не рассуждал вслух, не спорил с оппонентами по пустякам, не строил планов. Их лица были несчастными и совершенно опустошенными. С таким выражением смиряются даже не со смерть, с безысходностью мучительного существования.
  С улицы доносился отчетливый шум волн, и посему выходило, что я на корабле, места у меня не в первом классе, а моими попутчиками, по всей видимости, являлись такие же заключенные. Что ж, хотя бы не казнили, и на том спасибо. И лучше бы мне вновь потерять сознание, слишком невыносимы эти скользкие взгляды людей. И их запахи.
  
  24. Мъяринг. Кайссель.
  Вряд ли хоть один человек выжил бы с такими ранами без медицинской помощи, да еще лежа на каменном сыром полу в окружении крыс. Но все-таки Кайссель человеком не был. Или был не совсем человеком. Впрочем, он никогда не пытался выяснить, чем он является. Теории его мало интересовали. Избавившись от пут, он провел несколько дней в небытие, а когда пришел в себя, раны его затянулись, кости срослись, а энергетическая структура приходила в норму. Сознание стало достаточно ясным, а тело ощутило в себе силу.
  Пребывание в одиночной камере Кайсселю быстро наскучило. Он уже достаточно отдохнул, а развлечений в сыром каменном мешке по вкусу ему не нашлось. Будь рядом другие заключенные, он бы наверняка нашел способ повеселиться. Подчинил бы волю, чтобы отдавать нелепые приказы, разыграл бы представление с живыми куклами для одного зрителя - себя. Но он был один, не считая странной девочки за стенкой, такой же пленницы, как и он сам, которую тюремщик отчего-то называл мальчиком. Она говорила на непонятном языке, а проникнуть в ее мысли ему не удалваось. Возможно, мешало истощение, но Кайсселю вдруг показалась слишком чужеродной структура ее психики. Удовольствие изучить ее он оставил на потом, но девочку внезапно забрали из тюрьмы.
  Впрочем, ему здесь уже нечего было делать. Уловив приближение тюремщика, того, кто помог снять путы, с диагональным шрамом через все лицо, Кайсель оморочил его, заставил открыть люк и опустить лестницу. Выбравшись из заточения, элиец вложил ложные воспоминания в голову тюремщика. По всему выходило, что тот вообще не должен был заметить его отсутствие.
  Кайссель вихрем пронесся по коридору, лестницам. Пересек прозрачной тенью галерею, еще несколько величественных и мрачных залов, выскочил на улицу и уже спокойно, собираясь с мыслями, побрел в сторону моря.
  Элиец окинул порт оценивающим взглядом, как богач, выбирающий драгоценности. В его взгляде отражалась надменность и превосходство вместо осторожности беглого заключенного. Взгляд остановился на большегрузной гельте с традиционными мъярингскими круглыми парусами, выцветшими от времени, и звучным именем "Флейгъянд", что можно перевести, как "Летящий".
  Уверенным шагом Кайссель направился к гельте, одурманивая каждого встречного гипнотическим взглядом, чтобы никто не мог потом вспомнить, будто видел элийского узурпатора, проникнувшего на судно.
  В трюмах, где решил затеряться среди рабов элиец, оказалось куда больше людей, закованных в цепи, чем предполагал Кай. Простой отвод глаз позволял остаться незамеченным, никто не обратил внимания на человека без цепей, устроившегося среди высоких корзин. Взгляды рабов равнодушно скользили мимо человеческой фигуры в рваной и испачканной в крови рубашке, и мерного сияния изумрудных глаз в полумраке. И лишь одна девочка, прикинувшаяся мальчиком, глядела на него в упор. От ее тяжелого взгляда в висках начинало ломить. А еще ее глаза вызывали странные чувство, знакомые, но давно забытые.
  "Она видит меня. Видит и узнает", - подумал Кайссель. Ему хотелось проникнуть в ее мысли, но что-то мешало, будто в ее голове шифр. Списав все на усталость и необходимость поддерживать морок для всех остальных, он отвел взгляд от ее мрачных и холодных, как голубые льдинки глаз. Отвернулся и попытался задремать, но все еще ощущая этот проникающий под кожу взгляд.
  "Спи" - мысленно приказал он странной девушке, чтобы хоть как-то избавиться от невыносимого взгляда, не слишком надеясь, что это сработает. Но она вдруг отвела глаза, опуская потяжелевшие веки. Он приблизился, желая удостовериться, что угрозы от нее не исходит, и вдруг в голове вспыхнул смутно знакомый образ. Кайссель видел ее во сне. И даже наяву говорил с ней, если взаимное повторение непонятных друг другу фраз можно назвать разговором. Там, в тюрьме альдийского замка, это ведь была она?..
  
  25. Эвенкорд, Демвин.
  - А ну, давай, поднимасся, живенько! - сквозь сон прорвался строгий голос старухи.
  Демвин лишь перевернулся на другой бок, поглубже зарываясь в одеяло, отмахиваясь от приказа ведьмы, как от дурного сна. Но Афена не собиралась отступать, ловко сдернув одеяло. Парень свернулся в позе эмбриона, но просыпаться отказывался напрочь.
  - Я тя водой оболью щас, - долетела страшная угроза до сонного сознания.
  Демвин с трудом разлепил один глаз, потом другой, зевнул, жмурясь от первых солнечных лучей, проникших в окно.
  - Что случилось? - вяло поинтересовался он, все еще надеясь на возвращение одеяла.
  - Шо-шо, - передразнила его старуха, - Прынцессу привезли.
  - Ох... - вздохнул Демвин и принял сидячее положение. Накануне они засиделись в лаборатории допоздна, и парень рассчитывал сегодня отоспаться, поскольку никаких дел на утро запланировано не было.
  - Шо вздыхаешь, сама спать хочу, помираю, - усмехнулась ведьма, - Одевайся, чеши свои лохмы и вниз.
  Мелко семеня, она выскочила из комнаты. Ему до боли хотелось вновь завернуться в одеяло и продолжить смотреть сны, но, кажется, старуха утащила одеяло с собой. Превозмогая сонливость, Демвин встал, пригладил растрепавшиеся волосы и направился в уборную.
  Принцесса возлежала на столе в большой гостиной. Невероятно бледная, с полупрозрачной кожей, на которой проступали голубые линии вен. Красивая, как фарфоровая кукла. Вот только губы ее вместо розового оттенка имели неестественный серый цвет. Она смотрела в потолок немигающим взглядом сиреневых глаз. Эти невидящие ничего глаза до жути напугали Демвина. Одного этого мертвого взгляда хватило, чтобы перечеркнуть красоту принцессы. Ее волосы действительно были белыми, с едва заметной голубизной, а вот уши оказались самыми обыкновенными, скругленным, как у людей.
  Рядом со столом стоял мужчина с такими же белыми волосами и печально поглядывал на девушку. Его возраст трудно поддавался определению. Сначала он показался Демвину седовласым стариком, но потом, приглядевшись, парень понял, что ему вряд ли больше тридцати. Просто белые, как пушистое облако волосы создавали обманчивое впечатление.
  - Леди Экелисса Тарио вин Эриат Элия. Наследница Элии и единовластная правительница горного народа, госпожа срединной горы и властительница элийских лесов, - с пафосом произнес сопровождающий.
  - Вижу, вижу, - пробурчала старуха, обходя стол, - Тя самого как звать?
  - Меня? - удивился белобрысый, затем нахмурился, откашлялся и не менее пафосно представился, - Виннель Метео вин Трино Элия, происходящий их дома Метео, владетель земель Трино, потомственный придворный целитель дома Эриат, доверенное лицо повелителя и личный защитник леди Экелиссы.
  - Вот что, Веня, - проговорила ведьма, - Оставляй свою прынцессу тута, а как закончу, я тя сама найду.
  - Госпожа Афена, но мне надлежит всегда быть подле леди Экелиссы, - возразил Виннель.
  - А до сортиру ты тож с ней ходишь? - хихикнула старуха, а белобрысый сконфузился и покраснел.
  - Но, госпожа Афена, позвольте мне оказывать помощь в излечении леди Экелиссы, - настаивал Виннель, - Я как целитель мог бы быть очень полезен.
  - А чой же сам не вылечил подружку? Щас каждый лекарь себя целителем мнит. Дуй, говорю отсуды, шобы не мешался, - от такого обращения молодой человек стал пунцовым, кулаки его сжались, а мышца на лице под правым глазом затряслась. Ведьма, не дожидаясь очередных возражений, ухватила Виннеля за рубашку и поволокла к выходу.
  - Я сам, - робко отбивался защитник, - Не н-надо, - заикаясь, промямлил он, - Что Вы... - договорить ему не дала захлопнутая перед носом дверь.
  - Далече выход сам найдешь, - выкрикнула старуха напоследок и довольно потерла костлявые ладони, - Ну все, таперича никто мешаться не будет. Целитель, шоб его.
  - А мы сможем ее вылечить? - неуверенно поинтересовался Демвин.
  - Мы не сможем, - ответила ведьма, - А вот я смогу. Гляди.
  Ее руки окутало зеленоватое свечение, которое она словно размазывала по телу девушки. Вскоре ее тело сияло тем же изумрудным светом и дрожало.
  - Она выздоравливает? - спросил Демвин.
  - Нет, конечно. Я делаю с нее слепок. Потом слепок энтот вскрою и посмотрю, чевой с ней такого приключилось. И чудится мне, элийский безумец тут не причем. Не его-то работа.
  - Это Вы уже увидели?
  - Нет, это я ужо подумала, - рассмеялась старуха, - Знаешь, кто она така? - Демвин отрицательно помотал головой, - Сестра его. Не родная, названная. А узурпатор не стал бы сестру калечить.
  - Но он же, кажется, безумный... - парень начал говорить, но сам запнулся о свои слова.
  - Это он для врагов безумный, а своих ни за что не тронул бы. Эту девочку он едва сам на трон не посадил. Фамилию свою дал, владение над землями Эриат. Говорю же, не он это и все.
  - А если она уже претендовала на трон? - не унимался Демвин, - И Кайссель просто устранил конкурентку?
  - В Элии военный переворот. Кайссель исчез, а Экелисса должна была править, да только там претендентов куча образовалась. Вот они-то и отравили прынцессу.
  - Так это действие яда?
  - Агась, точно яд. И магия. Сложная штуковина.
  Демвин внимательно смотрел, как подрагивают пушистые ресницы девушки, приоткрывается рот, поднимается грудь на вдохе, тело ее было напряжено. Рука неосознанно потянулась, чтобы убрать упавший на лицо белоснежный локон.
  - Ну, че пялисся? - резко выкрикнула старуха, и Демвин отдернул руку, будто обжегся, - Хватай образ за ноги, и поперли в лабораторию.
  Только теперь ученик заметил, что над девушкой висела будто изумрудно-зеленая маска, полупрозрачная и блестящая, как стекло. Афена приподняла маску со стороны головы и от пациентки отделилась ее копия, сотканная из света. Демвин осторожно прикоснулся к образу со стороны ног. Холодный и невесомый, как пух. Осторожно, стараясь не разорвать, они понесли образ в подвал, где ведьма занималась алхимией.
  Придерживая одной рукой невесомый слепок за голову, Афена стряхнула со стола бумаги и уложила на него призрачный образ. Демвин неаккуратно уронил ноги на стол с глухим звоном.
  - Ах, ты ж! - погрозила кулаком старуха, - Не дрова кидаешь.
  Ученик потупил взгляд, он вдруг почувствовал укол вины. Будто уронил не пустой слепок, а обидел саму прекрасную Экелиссу. К лицу прилила кровь, а ладони вдруг стали влажными.
  Но в следующее мгновение Афена распорола живот мерцающего образа большим ножом для разделки мяса. Из горла Демвина вырвался сдавленный полувздох-полустон. Не обращая внимания на ученика, ведьма самозабвенно ковырялась в призрачных органах. И хоть растерзанное тело не походило на настоящую плоть, желудок Демвина медленно пополз к горлу. Парень искренне порадовался, что пропустил завтрак.
  Тем временем Афена осторожно вынимала органы и раскладывала их по чашам. Прозрачные нити кишечника, похожие на изумруды почки, трепещущее сердце. Старуха вскрыла призрачное горло и свое место в чаше заняла трахея. Демвин старался наблюдать за процессом, давя приступы тошноты, но все же зажмурился, когда ведьма принялась кромсать лицо девушки.
  Открыл глаза парень только тогда, когда на столе остались лишь лоскуты призрачной материи, стремительно таявшей, и множество сосудов с органами пациентки. Афена внимательно разглядывала содержимое каждого из них, добавляла какое-то вещество из пробирок к органам, принюхивалась и даже, как показалось Демвину, пробовала на вкус. Он наблюдал за процессом с любопытством и отвращением, давя последнее мыслью, что перед ним все-таки не настоящая Экелисса, а ее призрачный слепок. Сама же пациентка все также лежала на столе в гостиной.
  Старуха, наконец, отставила последнюю чашу с органами и задумчиво уставилась на Демвина.
  - Получилось? - неуверенно спросил ученик.
  - Ай, - махнула рукой Афена, - Гаргульям ее! Не яд это, и не колдовство на смерть. Глупость кака-то! Здорова она, хоть убейся!
  - Тогда почему же она лежит и не двигается?
  - Подселенец в ней, - пробормотала ведьма.
  - Что в ней? - непонимающе хлопнул ресницами Демвин.
  -Подселенец. Тварюшка така противная, телом завладеть сил не хватило, а девке жизни не дает. Ежели время протянем, помрет она, - объяснила Афена.
  - Но мы ведь ее вылечим? - руки ученика нервно задрожали.
  - Ну, наверное, - пожала плечами старуха, - А ты чой-то затрясся? Понравилась что ли? - с улыбкой протянула она, вгоняя парня в краску. Он отвел взгляд и предпочел воздержаться от ответа.
  
  26. На корабле. Вероника.
  Если когда-нибудь отсюда выберусь, ни за что не подпишусь на круиз по морю. Я готова терпеть мерзкую еду, ведро, используемое в качестве туалета у всех на виду, отвратительные запахи немытых тел, отсутствие кровати, но только не постоянную качку, заставляющую желудок выворачиваться наизнанку. Вертикальное положение сохранять было невыносимо. Почти сразу завалилась на пол, прижимаясь изо всех сил к деревянным доскам. В голове стучали раскаленные молоточки, будто пытающиеся вырваться из черепной коробки. Пищу принимать не было ни желания, ни сил. Омерзительная рыбная похлебка одним видом заставляла внутренности биться в судорогах. К тому же, уверена, что черед рвоты не наступал лишь ввиду отсутствия содержимого желудка.
  Сознание постепенно угасало, людей вокруг наблюдала, как в тумане, фигуры расплывались, становились аморфными, словно перетекали друг в друга. Лишь один человек сохранил свою изначальную форму. Он сидел напротив меня, между нами было какое-то расстояние, но я вдруг четко ощутила положение лицом к лицу. Его дыхание обжигало кожу, а глаза сияли ярко-желтым огнем. У людей не бывает таких глаз. Он теребил смоляную прядь и не отводил от меня взгляда.
  И ведь определенно видела его раньше. Это он являлся ко мне во сне. Он что-то говорил тогда, только я никак не могла вспомнить.
  - Спи, - не размыкая губ, произнес он.
  Желтые глаза излучали мягкий леденцовый свет, который заполнял все пространство вокруг. И вот уже не было ничего, кроме света. В нем не было даже меня. Только приятное, заволакивающее разум сияние. Продолжение будет тут https://author.today/work/18442
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"