Стояла ранняя, снежная весна. В волчьей норе было сухо и тепло. Матерая волчица лежала под плотно сомкнутыми корнями вывороченной ели и удивленно смотрела на своего новорожденного волчонка. Смущенно обнюхивая дитя, она недоумевала: почему он только один и почему такой белый, как заяц зимой? Она выносила и вырастила много сильных волков, а этот последыш, ее позднее лето, оказался совсем другим. Щенок был крепким и ладным, но... белым, а волк должен быть серым - это закон. Размышляя над этим, она услышала, что волчонок заскулил и ткнулся ей в живот подслеповатой мордочкой. Он был голоден, и это обрадовало волчицу - волчонок хотел есть, значит, пусть не такой как другие, но он хотел жить. Она растянулась на мягкой подстилке и ощутила, как туго наливается живот молоком. Волчонок, поскуливая, схватил молочный сосок, тот, что был ближе, смешно и серьезно завозился и притих. Немного погодя, он заснул, сползая с материнского лона. На мордочке застыла капля молока. Нет, все же не хорошо, что он один, думала мать: волк должен с рождения бороться за первенство, сначала с братьями за самый молочный сосок, потом в племени за лучший кусок и за лучшую волчицу. Она начала тщательно вылизывать еще влажную белую шерстку волчонка. Опыт волчицы нашептывал страшную истину: она должна оставить малыша и не тратить силы на прокорм волчонка, которого сама природа отметила белым знаком смерти. Любовь матери, не имеющая объяснимой логики, застилала разум надеждами: она поднимет и этого малыша, будет кормить его и оберегать, пока хватит сил, и ее волчий бог смилуется над судьбой самого необыкновенного волчонка из всех, которые видели ее глаза.
С неба опустились сумерки густым покрывалом. Вслед за усталостью в самое нутро волчицы змеей заполз голод. Она подняла голову, прислушиваясь к лесным шорохам, и потянула ноздрями воздух. Мгновение спустя она почуяла своего волка. Он возвращался. Охота была удачной - подсказывал запах свежей заячьей крови и треск замерзших сучьев. Волчица нежно лизнула волчонка и снова тревожно замерла. Пустое брюхо тянуло выбежать навстречу волку, но страх за несмышленыша оказался сильнее голода и, быть может, самой волчицы. Волк остановился у самой норы, ожидая, когда волчица выскочит наружу и в логове послышится скулеж разбуженного выводка. Тишина его обескуражила. Ослабив хватку зубов, он положил добычу наземь и заглянул в темнеющую нору. Волк сразу же наткнулся на ее взгляд. Она смотрела спокойно, уверенно, только чуть напряженная поза говорила о том, что волчица готовится к схватке. Такой она становилась перед прыжком на загнанного зверя, когда охота была близка к удачному концу. Щенок заворочался, и волк увидел его: белый комочек легко уместился бы в его пасти. Волчица не двинулась с места: мать, словно не видя волчонка, выжидала. Волк смотрел, не отрываясь, на своего последнего детеныша. Судьба пнула напоследок: его сын был уродом. Все, что мог сделать волк для своего щенка - убить его прежде, чем это сделает стая. Волчица увидела в его глазах тусклый отблеск смерти, ощетинилась и оскалила пасть: пусть сын умрет, но прежде волку придется иметь дело с ней. Глухой рык прокатился по логову клубком, волчонок заскулил. Гнев волчицы был наполнен болью и ненавистью, она проклинала предательство того, кто делил с ней недолгую волчью жизнь. И волк отступил. Он не мог убить мать. Оставив нетронутой добычу у логова, волк уходил прочь. Волчица знала, что он больше не вернется, но, испытывая чудовищную усталость, она думала лишь о том, что выиграла первую схватку за своего сына, и еще неведомо, сколько придется биться за жизнь ее белого волчонка.
2.
Начиналось лето. С неба лилось согревающее землю тепло. Сизоватые от росы травы стелились под бескрайним пологом леса мягким ковром.
Волчонок подкрался к цветку, на котором застыла желтая бабочка. Только он осторожно приблизил черную точку носа к сложенным крыльям, как бабочка тут же упорхнула и растворилась в красках летнего леса. Малыш растеряно оглянулся на мать. Волчица усмехнулась: охота за летающим цветком у щенка явно не удалась. Внимательно наблюдая за ним, она наметанным глазом отмечала каждую удачу и каждый промах сына.
Он был слишком заметен среди темнеющей листвы и черных прожилок деревьев. Но в противовес волчонок был неожиданно смышлен и крепок.
Золотая, безбрежная нива полей впервые заколосилась в тот день, когда она впервые решилась вывести волчонка на его первую добычу.
Утро еще не занялось. Туманная дымка теплой ночи затаилась в оврагах и перелесках. Впервые волчонок испытывал голод: накануне мать вернулась пустой, от ее пасти сладко тянуло жирной куропаткой, и он попытался лизнуть волчицу в нос - она в ответ оскалила крепкие клыки. Волчонок потянулся к брюху волчицы, стараясь схватить молока, еще вольно гулявшее по ее соскам, но она снова не подпустила его. В животе волчонка поселилась пустота, он был рассержен на мать, обижен и... удивлен. Как она, самая преданная ему, самая нежная, та, которую он считал неотъемлемой его частью, как лапа, например, или хвост, может не принести в его голодное нутро сладостную сытость, как было и должно было быть всегда? Мать была невозмутима. Она своей любовью понимала, что пришло время жестоких уроков, которые он должен узнать поскорей, и лучшим учителем станет она, как была для всех своих волчат. Первый урок сыну: голод - беспощадный враг, с которым волк должен уметь жить, не побеждая и не сдаваясь. Голод - это лучший союзник, который помогает сильному волку стать еще сильнее, умному - еще умнее. Волчонок вытянул лапы и положил на них голову. Он не скулил, больше не елозил у живота матери и не просил съестного. Подражая волчице, он терпеливо ждал, правда, не слишком понимая, чего именно. Наконец, волчица поднялась, вышла из норы. За ней светлой тенью выскользнул волчонок. Она расстроено оглядела его. Пожалуй, светлячок был незаметнее ее сына этой ночью. Волчонок сосредоточенно взглянул в глаза матери, она тотчас отвернулась: непонятная нежность плавила ее волчье сердце. Если бы она только могла за волчонка принять все трудности, которые ожидали его впереди! Она бы нянчила каждое мгновение его жизни, устилая путь откормленными зайцами и родниковыми ручьями, выстраивая самые сухие и надежные норы, тщательно вылизывая снежную шерстку сына. Но день, когда он останется один, не так уж далек. Эта простая мысль погнала волчицу вперед к темной поляне над косогором, где устроили гнездовье пестрые куропатки. Она шла бесшумно, легко брала прыжком мелкие овраги и поваленные деревья, рысцой проходя звериные тропы. Позади все ее движения повторял волчонок. Только однажды, не рассчитав силы, он в прыжке свалился в овраг. Она услышала позади треск сучьев и шуршание травы, но не остановилась. Через некоторое время волчонок догнал мать. Недалеко от поляны она перешла на осторожный шаг, тщательно принюхиваясь. Волчонок учуял теплый запах куропатки и поторопился за матерью. Крадучись сквозь высокие травы, волки подошли к добыче на расстояние прыжка. Изредка раздавалось гортанное перекликание птиц в поле, и вновь наступала ночная тишина. Волчица, поведя носом по ветру, наметила свою цель, вжалась в землю и, высоко подпрыгнув, накрыла гнездовье в стороне, оставив ближайшие гнезда сыну. Вонзив острые зубы в едва встрепенувшуюся птицу, она бросила убитую куропатку и занялась ее соседками. Волчонок не отставал. Он не был так же ловок, как его мать, птицы разлетались по сторонам, успевая навести переполох, но голод, молодость и сила помогли волчонку схватить взлетающую куропатку, его первый охотничий трофей. Кровь птицы обагрила белую мордочку волчонка, он за считанные мгновения разделался со своей добычей. Утолив голод, волки отдыхали. И лишь когда заря разбавила ночь, они вернулись к норе.
3.
На седеющий мох, пробиваясь сквозь черные кроны деревьев, скользя по голым веткам, падал осенний дождь. Ветер трепал еловые лапы, порывисто срывал последнюю листву с деревьев, и листья безнадежно падали, липли к земле, прикрывая пожухшую траву.
Волчица вела своего волчонка в стаю. Она знала, что вслед за упавшими листьями придет снег и голод. Зимой даже самый сильный волк-одиночка обречен. Волчица украдкой взглянула на сына. Нежность лизнула ее сердце. Подросший белый волчонок, широко расставив длинные лапы, старательно вытягивал шею, обнюхивая следы на тропе. Он был еще очень молод, чтобы выдержать схватку в стае. Но зубы волчицы были достаточно крепкими, чтобы разорвать любого, кто осмелится тронуть ее малыша.
Стальной щелчок позади лязганьем перерезал тишину. Волчица в то же мгновенье узнала этот звук - так захлопываются железные капканы, спрятанные среди травы и листьев. Она замерла, не в силах обернуться. Ледяной ужас выстудил ее нутро. Волчонок заскулил. Небо, земля, лес - все померкло кругом. Она медленно повернулась и подошла к волчонку. Он умирал. Темные капли крови густо проступили на груди волчонка, в том самом месте, где шерстка всегда топорщилась, как волчица ее ни вылизывала. Волчонок призывно звал мать. Ему было больно и холодно, взглядом он просил волчицу помочь. Она легла рядом, теплым животом согревая своего волчонка, вылизывая бегущие капли крови одну за другой. Боль и страх покидали малыша, он перестал скулить и доверчиво взглянул в глаза той, которая подарила ему целый мир. Волчонок затих, а мать продолжала ласково вылизывать белую шерстку. Старая волчица баюкала детеныша в последний раз. С каждым мгновением жизнь уходила от ее сына все дальше и не существовало в мире силы, способной удержать время и вернуть его вспять. Невыносимая мука терзала сердце матери, теряющей свое дитя. Но, прислушиваясь к замирающему дыханию щенка, волчица оставалась настоящей матерью - безумная, она верила, что страшные зубья капкана разомкнутся и волчонок освободится. Волчица хотела успеть помечтать о всем, о чем она боялась даже думать и о чем потом уже нельзя будет мечтать. Она лихорадочно смотрела в будущее и видела своего сына вожаком стаи, победителем в самой жесткой схватке, лучшим охотником, самым смелым, самым мудрым, самым-самым... Волчонок затих. Кровь перестала стекать густой волной на землю. Волчица неуверенно обнюхала детеныша, запах смерти и стеклянный взгляд самого-самого из всех ее волчат оборвали последние мечты. Ветер разнес по притихшему лесу тоскливый вой. Она выла не потому, что хотела поделиться своим горем, нет, волчица пыталась выдохнуть боль, застрявшую в глотке и не дающую свободно дышать, но страдание только глубже просачивалось в нутро и нещадно истязало. И лишь когда наступила ночь, жалобные подвывания волчицы прекратились. Она обессилено легла рядом с мертвым волчонком, уткнув свой нос в его неуклюже раскинутые лапы.
4.
- Иди сюда, - крикнул один охотник другому, обходя свои ловушки в осеннем лесу, - посмотри-ка на этот капкан аж двое волков насадилось. Слышь, а я белых волков отродясь не видал, а вот этот-то поменьше - точно белый!
Второй охотник ухмыльнулся и сапогом отшвырнул мертвую волчицу:
-Эге, да эта-то, пожалуй, сама подохла, от старости видать, а ты посмотри-ка лучше, поди, этот звереныш - ейный волчонок. Вот ведь зверь - а тоже стосковалась. А ведь, в наших лесах белый волк был, давно взаправду было, я-то уж и не помню, а батя говорил - матерый зверюга был, стаю за собой водил в сорок с избытком морд, в те годы они почти всю живность на добычу извели...
Охотники повязали добычу на полозья и отправились в путь. Лес смотрел им в спины и молчал. Он ждал зимы и стирал из своей памяти легенду о белом волчонке и волчьем сердце, которых, может, и не было вовсе.