Созерцая тебя обнаженную, я ощущаю канун катастрофы. Монгольские неистовые орды, сшибающиеся с волнами закатного моря, и сломанные печати Сфинкса в руках профанов. Пророчества, превращающиеся в наличную реальность, и наличные, превращающиеся в отпущение греха. Напрасно в казематах курят сальвию хилиасты, заключенные по доброй воле, в ожидании третьего рейха, что никогда не настанет. В наркотическом экстазе соединяясь, шепчут семьдесят два имени - одно за другим - чтобы не забыть, кому кричать долгожданное "Te salutant!"

Все пустое. Тщетно Тесеи этого мира блуждают впотьмах, ведомые тонкой красной линией пряжи. Отыскав-таки путь, что кажется единственно верным, кричат от боли и разочарования, не узнав свое отражение в зеркале-колодце, в котором - найдутся очевидцы - давно утопилась островитянка с не по-гречески золотыми волосами.

Абулафия, верно, постеснялся оскорбить пергамент открытым ему семьдесят третьим именем Тетраграмматона.

Это имя - FUCK.

Ты вольготно, отрицая саму идею целомудрия, раскинула ноги, бесстыдно являя надлежащее быть сокрытым в листве одежд. Переворачиваешься набок, проводя ладонью по круглому, не ведавшему тяжести плода животу, бархатному наощупь, смотришь вопросительно: "Хочешь?"

Разумеется, хочу.

Хочу услышать от тебя историю.

Сегодня ты расскажешь мне, как твой отчим пытал тебя, раздвигая нежное чем-то огромным стальным, от чего ты навсегда потеряла вкус к скромности, несчастная дочь Иродиады.

Расскажешь, как сделала своей вагине пирсинг - несколько колечек, а на них нанизаны крохотные колокольчики. Прогуливалась безмятежно, без белья, прямо рядом с Собором, где некогда испражнялись кони Кромвеля. Колокольчики тихонько набрякивали гэльскую дремучую пентатонику, а тебе казалось, что "Зеленые рукава".

Мне никогда не надоедает слушать твои истории.

- Ты смотрел "Триумф воли"? Классный фильм, реально, - обнажая зубы, улыбаешься, будто сделала шалость, прячешь между бедер ладони, сладко потягиваясь одними плечами.

- Что-то про нацистов.

- Темнота, это же шедевр, - мурлычешь, как сытая кошка. - Оттуда все кому не лень повыдирали целые сцены.

- Ложись на живот.

Не переставая улыбаться, упираешь локти в подушку, дразнишь крепкими ягодицами.

Отбрасывая со своего пути задорно вздернутую розовую пятку, вдавливаю тебя в постель, рукой подбирая в узел огненно-рыжие волосы на затылке. Рывок на себя, и ты трепещешь, как в самый первый раз, пускай и недолго, какое-то мгновение.

- Расскажи, как ты чуть не вылетела из университета, - выдавливая слова, одновременно погружаюсь в блаженную влажную черноту твоего личного Тартара.

- Я не могла. Сдать экзамен. По стилистике, - тебе трудно говорить, когда голова задрана вверх чужой рукой, а легкие сжались под весом мужского тела, моего тела.

- Тебя хотели отчислить?

- Да, да. О, да! - почти взвизгнула: я коснулся тайной струны наслаждения в твоих внутренностях.

- И как ты выкрутилась?

- Я...Переспала с преподавателем...молодым преподавателем.

- Был ли он добр с тобой?

- Да! Да! Только, когда я стояла перед ним на коленях, он слишком сильно сжал голову руками, сильными руками, у меня волосы были собраны в хвост, он тянул за него взад-вперед, взад-вперед, было больно, и время все шло и шло, все шло и шло, и я думала, что это никогда не закончится! - ты переходишь на крик.

Следом вскрикиваю и я.

Вот и все. Близится полдень - тебе пора возвращаться в кампус. Мне нужно возвращаться к текстам.

Когда-нибудь, если амфетамины не сожгут твою душу, ты прочитаешь написанное мной.

И я еще раз посмотрю на тебя, другую, со дна колодца.

Te salutant!