Я встретился с моим давешним институтским приятелем Володей Гореловым в кафе на Герцена.
Мы давно не виделись, и меня, признаться честно, удивил его звонок с предложением встретиться, поболтать о том, о сем. "Ну что ж, поболтаем", - решил я, и вскоре сидел с ним в душном зале, наполненном запахами омлета и пережаренного кофе.
Разговор протекал незаметно, как протекает старая, но не желающая на свалку труба в туалете. Мы пили чай, и пытались нащупать общие темы для беседы, как будто мы какие-то саперы, обезвреживающие скуку. Несколько ритуальных вопросов о жизни, успехах, и - беззвучный взрыв уныния оттого, что общаешься с человеком, от которого ничего не ждешь, и с которым не имеешь никаких жизненных интересов.
- Помнишь Ирину Кравцову, из четвертой группы? - Володя сделал маленький глоток, и аккуратно поставил чашку.
- Да, такая рыжая тихоня, ботанировала постоянно, ни с кем не общалась, - я вспомнил ее, веснушчатую, вечно печальную, с тусклым взглядом так и не повзрослевшей девочки-самоубийцы.
- Недавно я встретил ее на семинаре по бизнесу. Представляешь, совершенно изменился человек! Столько задора, энергия прямо хлещет из нее, подставляй лицо и купайся.
- Спрыгнула, поди, с белого. Или шифер поправила. Были у меня подозрения насчет нее.
- Мы с ней пообщались так мило, визитками обменялись. Суперпозитивный человек, ты не поверишь.
- Тебе, Володя, верю как себе, - соврал я, чтобы Володе было веселей продолжать.
- Так вот. Она призналась, что с юного возраста не могла общаться нормально ни с кем, даже с родителями. Знаешь, почему? Утратила однажды веру в людей. Знаю, что абсурдный случай, но там была такая история. Мать привела ее на концерт Яна Арлазорова. Ты же знаешь, кто такой Ян Арлазоров, юморист такой, который ходит по залу, грубит, вытаскивает зрителей кривляться на сцене?
- Знаю, Володя.
- И этот Арлазоров, этот сатирик, унизил Ирину публично, на виду у всех, на виду у матери. Что-то там такое ей сказал, вроде комплимента, но двусмысленного, а все вокруг - расхохотались. Она, значит, сидит и краснеет, и не знает, куда ей деться от этого хохота, ищет у матери поддержки. А мать, представляешь, хохочет громче других, и хлопает Ирину по плечу, мол, классно он тебя уделал. С тех пор Ирина стала бояться людей. История, в сущности, иррациональная. Как многое в жизни, пока не понимаешь, что к чему.
- Дело известное. В "Бэтмене" подобные случаи подробно описаны. Ну там, Женщина-Кошка, и прочие.
- Точно. Только она была Женщина-Мышка, если так можно выразиться. Я спросил у нее: "Ирин, а как же ты изменилась?" И знаешь, что она ответила? "Если бы не фирма и бизнес, я бы, наверное, сошла с ума. А теперь я знаю, что живу не в мире, который ополчился на меня, но среди людей, которым самим нужна моя поддержка, среди таких же несчастных, какой была я сама когда-то. И все это благодаря тому, что я занимаюсь делом, что у меня есть цели в жизни, что я иду к своей собственной мечте с распахнутой душой. И люди вокруг это чувствуют, и тянутся ко мне". У нее появилась мечта - всего-то!
- Хороший пример того, как перестать беспокоиться, и начать жить, - усмехнулся я, припомнив некогда читанную книжку по бытовой психологии. Володя не понял цитаты, и с воодушевлением продолжил:
- Так же точно было и у меня. Я, хоть и не имел проблем с обществом, но чувствовал, как будто плавал в мутном киселе безверия, как муха. Ни цели, ни мотивации, ничего. Жил вхолостую, жег время. А ведь время - не вернуть. Все можно вернуть: здоровье, друзей, деньги можно заработать. А время - никогда. Нельзя вернуться во вчерашний день. И все потому, что у меня не было цели в жизни. Вот скажи, у тебя - есть какая-нибудь цель?
Я задумался. Не то чтобы я никогда об этом раньше не задумывался, но всякий раз откладывал размышления на потом, так и не придя к однозначному ответу. Точнее, всякий раз приходил к пониманию того, что никакой цели в жизни не имею, и не к чему мне стремиться. Поэтому я ответил честно:
- Да нет. Нет никакой особенной цели. А что?
- Ты же понимаешь, что просто так топтать газон - это бессмысленно?
Я с понимающим видом кивнул. К чему это он?
- Вот и я понял это однажды. Я пораскинул мозгами, и осознал, чего мне не хватает, - Володя сделал паузу: - Счастья, личного человеческого счастья. А что нужно для счастья?
- Ну, наверное комфорт какой-то себе обеспечить, душевный и материальный, - уклончиво ответил я, и стал машинально скатывать салфетку в шарик.
- Правильно. Иными словами, нам нужны некоторые предварительные условия счастья. Это, прежде всего - и ты с этом согласишься - деньги. Деньги, Коля.
- Логично.
- А как заработать их? Что нужно делать? Вот ты, как ты зарабатываешь свои деньги - работая на себя или на дядю?
- На дядю, - и мне стало не по себе от подозрений, которые заронил во мне Володин энтузиазм. Я, казалось, начал понимать, куда выходил разговор.
- А я работаю на себя. Более того, и другие люди работают на меня. Я даже не знаю, как и что они делают, но они работают на меня, потому что я получаю деньги за их работу. При этом я не должен заниматься бизнесом семь дней в неделю. Никаких заморочек, недосыпов, перенапряжения. Все - непринужденно. С улыбкой на лице. И главное - я четко знаю, сколько я должен заработать баллов сейчас, в этом месяце, и даже через год. Все посчитано за меня, - и Володя извлек из пухлого портфеля папку, из которого торчали листки: - Вот здесь, здесь расписание моей жизни на год вперед. Завтрашний день меня не страшит абсолютно. Поэтому я спокоен, и чувствую себя отлично. Ты, Володя, можешь делать так же.
- Я понял, о чем ты. Сетевой маркетинг, так? И этот семинар, фирма, бизнес- все это ваша внутренняя феня?
- Не спеши относиться к этому негативно. То, чем я занимаюсь, и что помогло Ирине Кравцовой встать на ноги - это не просто шарага типа финансовой пирамиды. Мой бизнес - реальное дело международного масштаба, которое не требует первоначальных вложений. Более того - найдутся многие из партнеров - свободных предпринимателей - которые помогут тебе стартовать, не испытывая никаких проблем. При этом за помощь с тебя не попросят ни копейки. Наоборот - бенефактор будет делится с тобой скидками. На то он и бенефактор. Сам был таким же когда-то. Я стал Золотым Стержнем через два года. Потому что мне помогали мои бенефакторы. А теперь я сам чувствую потребность помогать другим - своим даунлайнам - делать бизнес. Обрести в жизни направление, в котором нужно идти к своей мечте.
- Золотым чем? Какие еще бенефакторы и дауны?
- Ага, заинтересовался. Сейчас я тебе расскажу, это прикольно.
Я сдался, поняв, что мне неловко прямо сейчас сбежать от человека с горящими от желания поделиться радостью глазами:
- Ну, расскажи.
И Володя рассказал.
Он рассказал о всемогущей международной корпорации, консорциуме производителей, основатели которого однажды решили, что пора избавиться от посредников, накручивающих цены на товары только из-за того, что товары эти обладают уникальными свойствами. Это, например, стиральный порошок, которого хватает на год или даже два, и которым можно не только стирать, но и удобрять комнатные растения, и даже делать компрессы во время простуды. Или средство для чистки духовок, которое при добавлении в него специального фирменного агента - всего пару миллилитров - становится лаком для волос. Володя поведал мне о том, что линейка продуктов, предлагаемых его корпорацией, базируется на принципе универсальности потребления. "Не существует никакой разницы между шампунем для мужчин и шампунем для женщин, Коля! Я тебе открою еще один секрет: между шампунем и гелем для душа тоже - никакой разницы, кроме отдушки!"
Отбросив все маркетинговые финтифлюшки, основатели корпорации достигли уникальности своего продукта за счет объединения в нем абсолютно разных полезных свойств. Володя приводил примеры с зубной пастой, которую можно принимать при колитах, потому что в ней содержится особый желудочный ген, выделенный в лабораториях компании из змеиного яда.
Я кивал, соглашаясь с Володей, а волосы на голове шевелились от ужаса. Володя пропал, сгинул в болоте коммерческого культа. Желудочный ген...Змеиный яд...Чудовищно. Мерзко.
Он рассказал мне о том, что накрутка на товар, которую алчные розничные капиталисты-посредники кладут себе в карман, элементарно делится с наибольшей эффективностью между, как ни причудливо это звучит, потребителями. Никаких расходов на логистику, на рекламу. Все делают люди, инициативные, активные, целеустремленные партнеры, одним из которых могу стать я сам. И за свою работу партнеры получают живые деньги, а потом - привилегии, которые, в свою очередь, приносят дополнительный доход.
- Два года, Коля, и ты можешь заработать статус Платинового Стержня. Все, что тебе нужно делать - организовать бизнес, помочь другим людям обрести себя, - вещал, не останавливаясь, Володя, а я молча пил свой чай. - Став Платиновым Стержнем, ты получаешь не только право забирать себе двадцать пять процентов от общего оборота товара своей ветки даунлайнов, и дополнительные дисконты, но и возможность раз в год попасть на Ежегодную корпоративную конференцию. Это, я тебе доложу, очень круто. Боссы снимают в Лас-Вегасе где-то полторы тысячи номеров в самом шикарном отеле - я покажу тебе фотки - и целую неделю кутят, как арабские шейхи. Все включено, все бесплатно. И ты - один из них, равный среди равных. На семинарах выступают Иридиевые Посланники - это высший статус среди старших партнеров - все как один миллиардеры. Ты можешь запросто пожать руку владельцу замка в Шотландии, поболтать во время коффи-брейка с бывшим американским вице-президентом, живущим на собственном острове в Карибском море, или с поп-звездой. Все они - не последние люди в этом мире. Разве это не приятный бонус? Самое главное в том, что ты находишься среди успешных людей, твоих единомышленников, что прошли тот же самый путь, в начале которого ты стоишь. Ты черпаешь их энергию, заряжаешься на годы вперед, и еще на шаг - или даже на сто шагов! - приближаешься к собственному счастью. Есть, правда, одна проблема. Когда у тебя станет очень много денег, к тебе начнут липнуть разные там друзья, - и Володя многозначительно подмигнул. - Но я с этим справился.
Володя показал мне распечатки с таблицами рангов и званий, с расчетами баллов, в которых оценивается деловая активность тех, кого он называл партнерами.
- Как видишь, все просто. Маркетинговый план придумали те, кто в эту минуту балдеют в бассейнах своих вилл, придумали для себя, и сами его прошли, по пунктам, от начала и до конца. Хотя...нет никакого конца. Денег в этом мире хватит на всех, будь ты бенефактор у тысячи даунлайнов с собственными ветками, или будь ты неофит со стартовым набором. Главное - не сдаваться, и идти вперед. У нас есть корпоративный гимн, - Володя искренне рассмеялся, цитируя: - "Лягушка накачала мускулы, и стала принцем. Принцессы теперь аплодируют стоя", такой припев там, если перевести с английского. Даже на логотипе фирмы нарисована лягушка, та самая, у которой все впереди. В крохотной золотой короне. Такие короны, кстати, существуют реально - ими награждают добившихся на фирме статуса Посланника, неважно - Серебряного, Золотого или Платинового.
Володя под высоким давлением нагнетал в меня множество бесполезной и бессмысленной информации, и взглядом ловил мой взгляд, пытаясь найти во мне участие, пытаясь растормошить недоверчивое "я", убедить в том, что жизнь его, Володи, прекрасна и удивительна.
Наконец, он прервал свою речь, и подвинул ко мне папку:
- Посмотри. Не понравится - вернешь. Но мне отчего-то кажется, что тебе понравится. Потому что внутри тебя стучится мечтатель. А здесь, - он ткнул пальцем в пластиковую обложку, - тебе откроют. Как открыли мне и Ирине Кравцовой. Если не возражаешь, мы можем встретиться завтра. Где хочешь. Хочешь - у тебя, или здесь, в кафе.
Мы попрощались, и он ушел, в белой рубашке с короткими рукавами и синим галстучком, с рюкзаком за спиной, с какими слоняются по улицам непутевые и безмятежные в своем помешательстве иеговисты
Я остался, и еще долго сидел опустошенный, бездумно щелкая резинкой, стягивающей уголки Володиной папки.
Вечером я напился, и всю ночь мучился кошмаром, в котором обнаженный исполин с золотым членом и изумрудными яйцами гонялся за стайками крошечных шустрых Янов Арлазоровых, одним из которых был почему-то я. Исполин оглушительно чихал, и кричал гортанным голосом: "Бенефактор Кравцова! Бенефактор Кравцова ута-та-та!"
Я проснулся от того, что задыхался в собственной рвоте.
*************************************
Весь день я чувствовал себя разбитым горшком с дерьмом, то ли от похмелья, то ли под впечатлением от вчерашнего встречи с несчастным Володей, запутавшимся в жизни окончательно и бесповоротно, и, видимо, пытающимся теперь потянуть меня за собой, в омут коллективного безумия, где обретаются те, кто оказался не в силах справиться с нахлынувшим на острова бедности цунами перемен. Дерьмо тревожных усталых мыслей вытекало из меня, вываливалось, пачкая брюки и пиджак, разливаясь в пространстве и в остановившемся времени. В голове били молоты.
В обеденный перерыв я разглядывал картинки из брошюры, которую отыскал в Володиной папке. Довольные жизнью, румяные крепыши и их белозубые подруги демонстрировали свой образ жизни, целлулоидную обманку с тропическими пейзажами, вечными солнцем и морем, пронзительно-голубым. Их глаза прищурились на меня, будто оценивали, бросали вызов тому во мне, что всю мою бестолковую жизнь охраняло от самоубийственного притяжения к опасной черте, которую я сам для себя нарисовал давным-давно на несуществующем и вожделенном прибрежном песке несбыточных фантазий.
Молоты ведьм сплющивали мозг в лепешку, и больше всего на свете мне хотелось в эту минуту оказаться дома, в тишине и прохладе, среди привычного и уютного хлама, моих редутов из вещей и мебели, воздвигнутых перед лицом непонятной, и потому тревожившей меня угрозы.
Улыбки торговцев пустотой таили в себе нечто вроде намека на отгадку главной моей головоломки, которую нечаянно наклонил набок - и шарик укатился в паз-ловушку - Володя Горелов, в момент, когда спросил у меня о цели в жизни.
Нет, не так. Только не такими средствами, не такой ценой. Это, кажется, называют контролируемой визуализацией, когда вокруг тебя собираются добродушные панибратствующие весельчаки в одинаковых льняных костюмах, и со старательно подделываемым иностранным акцентом рассказывают о том, как стали капитанами кораблей успеха, и теперь бороздят какие-нибудь просторы чего-нибудь, уверенно сжимая натруженными руками штурвалы своего благосостояния. А потом звенящим хором предлагают тебе сунуть свое лицо в проделанную для фотографии на память дыру на фоне нарисованного морского заката.
Подсознание, защищаясь, упорно подсовывало мне трафареты из бесполых фигур, закутанных в мешковатые одежды с капюшонами. Лица белозубых фотографических весельчаков совмещались с трафаретами - и в памяти возникали то хакеры-кастраты Эпплуайта, то исполненные сострадания ко всему живому агнцы Джима Джонса, по очереди выпивающие из кастрюльки с газировкой "Cool Aid", заботливо и заблаговременно отравленной цианидом.
Я пытался вникнуть в расчеты, во все эти баллы и таблицы вознаграждений, чтобы окончательно убедить себя в том, что занятие подобных Володе неудачников обречено на фиаско, да так и не смог понять простейших формул. Видимо, формулы были слишком простыми. Ну что же, так даже проще.
После работы, я позвонил Горелову, чтобы назначить время и место, где я верну его пластиковую папку.
Телефон Горелова не отвечал.
Закрыв на ключ шкафчик, в котором я держал свои бумаги, я поехал в кафе. В то же самое кафе, где накануне Горелов рассказывал мне о моем прекрасном и светлом будущем, и о своем безмятежном настоящем.
Я жевал омлет, и оглядывался по сторонам, невольно ожидая, что меня окликнет Володин голос, и я наконец-то увижу его, улыбающегося, с заготовленными извинениями за то, что оказался недоступен по телефону.
Ожидая, я размышлял о том, как странно устроен человек, что даже то, что он считает отвратительным и чуждым, может порою привлекать, притягивать к себе, как установленный над сценой электромагнит - мертвого железного ангелочка на скучном пасхальном представлении. Для меня становилось ясным, что Володя, несмотря на мои скептицизм и даже омерзение в отношении него и его образа жизни, нащупал во мне незримую струнку, и тихонько потянул ее пальцем, а потом отпустил, а струнка отозвалась плачущим звуком, однообразным и заунывным, засевшим в голове, и - удивительно - мне не хотелось, чтобы воображаемый этот звук прекратился, уступив место привычной тишине. Где же была та щепка, которую мне, как тому медведю из сказки, нужно было дергать, позабыв про вершки и про корешки? Наверное, таилась между табличных строк, в рисунке, который образовывали одинаковые цифры в графике "деловых встреч". Я улыбнулся нелепой догадке, и едва не разбил тарелку, с силой пройдясь по ней сервировочным ножом.
Между гипнотизером и гипнотизируемым в результате манипуляций образуется особая связь, невидимая нить, которую называют раппортом. Жертва гипноза может, не понимая почему, тянуться к гипнотизеру, неосознанно искать встречи. Не снятый вовремя раппорт становится причиной глубокой депрессии, подавления личности. Я однажды видел действие раппорта, наведенного самой простой из техник - цыганской - на вещевом рынке. Молодого парня отбил от стайки цыганок мент, даже увел к остановке, чтобы тот свалил домой. А парень не свалил: вместо этого он вернулся туда, где его только что окучивали прокопченные на солнце бабенки в блестящих пестрых тряпках с ног до головы. Вернулся, стал топтаться на месте в нерешительности, не зная, что ему делать, потому что его случайных хозяек рядом не оказалось - рассеялись в толпе. Потом вернулись и они. Нашептывая в уши, дергая в восемь рук за рукава, хлопая почти дружески по плечам, как жиганы в переулке, цыганки замотали парня в кокон слов и знаков, и он снял куртку, и отдал пакет, в котором выпукло повисли пачки документов и купленной в продмаге жратвы.
Так же и я - понимая умом, что ни Горелов, ни его занятие меня нисколько не интересовали, я все же желал увидеть его, и для упрощения переживаний объяснял это тем, что надо бы вроде отдать обратно синюю пластиковую папку с макулатурой внутри.
Тем временем, несуществующие белозубые капитаны бизнеса споро заплетали мои извилины в морские узлы-косы, разливая патоку о профитах и бонусах, о статусах и сессиях.
Я выпил две кружки пива, и собирался нарисовать в воздухе магический символ, означающий для официантки, что настало время принести счет.
Как только я завершил росчерк пальца в пустоте, коротко зазвенел звоночек, какие ставят на велосипедах. Ширма окружающего отъехала, разделившись пополам, и взгляд мой остановился, как брошенный, потерявший силу после неловкого удара резиновый мячик в куче песка.
Я увидел.
Пластмассовый ключик на его груди - простая бечевка, ей перевязывают картонные свертки в продмаге. Старший брат сделал, выдавив ключом от квартиры ямку в куске глины, и залив расплавленным полиэтиленовым пакетом.
Мальчик на трехколесном велосипеде делает круги по заросшему кустами дворику довоенных двухэтажек. Его волосы черны и курчавы, а в глазах - азиатская печаль. Сильные ноги быстро крутят педали, звоночек на руле ругается однообразной трелью. Отойди, наглый голубь. Отойди, незнакомая русская тетя с большими сумками.
- Мальчик, тебя Заур зовут?
- Да, - исподлобья, остановив велосипед.
- Тебя мать домой кликает там, беги домой. И голубей дяди Леши не гоняй - ругаться будет.
Мальчик сердито надувает губы, и пытается заглушить наставления взрослой треньканием звоночка, сверкающего на рогах руля.
Мужчина в шведском камуфляже "М-90" крепко держит старика за жидкие седые волосы. Губы старика беззвучно шепчут то ли проклятия, то ли молитву. Оттого, что подбородок прижат к пню, рот не открывается, и только уши - желтые кружочки пергамента - шевелятся от усилий лицевых мышц. Сабля - тонкая льдистая изогнутая полоска стали - прикасается к напряженному горлу старика, и ребристый хоровод годовых колец наполняется кругами крови из раны и изо рта. От разреза на горле идет пар - на улице еще холодно, а кровь - всегда горяча. Мужчина в камуфляже с силой погружает лезвие клинка в шею старику, и наваливается всем телом ему на спину. Голова заламывается вверх-назад, и мужчина начинает неистово, торопясь, пилить саблей шею, чтобы голова не умерла до того, как ее полностью отделят от тела. Сухие как плети руки бессильно дергаются, пальцы забирают землю горстями, ломая ногти. По плечам льются на пень, к корням, ручьи темной и густой как кисель жизни.
Последний неразрезанный лоскут кожи лопается на затылке, и мужчина в камуфляже отваливает коленом более ненужное обезглавленное тело в сторону. Ставит голову на пень. Под обрубком шеи пузырится лужицей кровь. Стариковы губы, испачканные бурыми потеками, шепчут проклятия. Глаза еще какое-то время двигаются под веками, как будто старик уснул, и видит сны.
Отпусти, проклятый, отпусти.
Мужчина проворно вытирает лезвие куском ветоши. Он устал - капельки пота выступили на лбу. Из-за ворота куртки выбился амулет - черный кусок пластмассы, отдаленно напоминающий ключик, на кожаном шнурке. В глазах мужчины - азиатская печаль. Он подходит ко мне, и протягивает ключ - на, открывай. Каменными руками я принимаю ключ. Вижу свои ладони, и в это мгновение понимаю, что все вокруг - ложь.
- Счет, - ответил я, и отогнал видение взмахом ладони. Официантка удалилась, вихляя толстыми ляжками, и лопатки на ее голой спине ритмично охаживали друг друга, как танцующие брачный боевой танец петушки из научно-популярной передачи.
Расплатившись, я вышел на улицу. С севера подул холодный ветер, и я запахнул куртку.
Я споткнулся об упавшую ветку, и в это мгновение телефон зазвонил. На экранчике светился Володин номер:
- Привет, Коля. Извини, что я не позвонил тебе. У меня проблемы небольшие. Приезжай на Тельмана, двадцать два. Очень нужно, - на этом разговор закончился.
Вместо того, чтобы послать вдогонку гудкам Володю нах.., я повернул в сторону остановки.
В здании, когда-то бывшим районным домом культуры было пусто, и только неясный гомон слышался из-за обшарпанных дверей актового зала. Высокие тяжелые створки нехотя поддались, и я оказался в сумраке, что наводнил пространство между рядами пыльных деревянных кресел со спинками, обтянутыми вытертой тысячами спин тканью.
На сцене стоял стул. На стуле сидел старик. Он чинно сложил руки на коленях, и оттого выглядел председателем сельсовета, перед которым неожиданно исчезла трибуна президиума, словно некий злодей-волшебник пожелал расстроить ежегодную речь, и разогнать публику нечистым но эффектным трюком.
Увидев меня, старик тряхнул седой шевелюрой, и начал говорить высоким скрипучим голосом:
- Железные шарики в одно мгновение разрывают человека на куски, и если ты не успел укрыться - не соберут. Когда местные слышали вой "Кентронов" - разбегались кто куда, бросая технику, оружие. Они моментально забывали о том, что они - цивилизованные люди, и вновь превращались в черных дремучих дикарей, дрожащих от страха при появлении белого человека с грозными железками. В результате только мы, советники, и оставались на позициях. Сжигали документы, ставили бэтээры в бурский квадрат, и отплевывались от перемазанных ваксой "баффало" из всего, что у нас только оставалось, и из пистолетов даже. Это не шутки, Коля, когда рядом с тобой у твоих друзей отрывает руки и ноги, а деревья и кусты режут ножи тридцатимиллиметровок. А еще у них был газ. Представляешь, в восемьдесят седьмом - газ? Парни из Армавира, Воронежа, Гомеля, знавшие о Первой мировой только по учебникам, кашляли кровью, принимая такой практический опыт.
- Кто ты такой? - мне не понравилось, что старик знал мое имя. - Где Горелов?
- Сгорел твой Горелов, - горько усмехнулся старик. - Был, да весь вышел. Делал вид, что работает, людей приводил, а сам - сливал потихоньку. И тебе тоже кой-чего слил - ты же видел списки? Гипнозолом делился он?
- Какие списки? Никаких списков я не видел. И никакого гипнозола не знаю.
- Да? Ну ладно. Теперь уже поздно. Я, Коля, когда из командировки вернулся, еще долго по ночам кричал от страха, просыпаясь в поту. Только голуби и успокаивали. Раззадорю их, подниму в воздух молодецким посвистом - и на душе легче. А они вернутся, и ластятся, воркуют, да крыльями нежно так щекочут. Вроде как общение выходило, хоть и без слов. А кто моих голубей обижал - тех жестоко наказывал. Как того мальчишку. Без разговоров - доской по голове, и в колодец. До сих пор вспоминаю, думаю, какой бы он стал, если б вырос.
- Слушай, дед, не заговаривай мне зубы. Куда Горелова дел? Я сейчас мусорам позвоню - всю вашу е..... секту разгонят, понимаешь мою речь? Веди меня к Горелову быстро.
Взгляд старика заострился:
- А зачем - вести? Вот он, Володя твой, - и нагнулся, чтобы достать из-под стула завернутый в газету предмет. Зашелестела бумага, и из свертка показалась Володина голова. Глаза Володи были открыты, и с тоской смотрели на меня.
- А вот и телефон его, - старик бросил на доски сцены пластиковую трубку. Телефон раскололся, и из него вывалились какие-то детальки.
Зал поплыл перед глазами. Они..они..убили, они способны убивать...Но за что?.. Я рефлекторно ухватился за спинку стоявшего рядом сиденья, изрезанного матюгами. Внутри меня сошлись два воинства - одно боролось за привычную мне картину мира, второе бурлило клыкастыми рожами, беззвучно требовавшими разрушения хлипкого равновесия разума и осадившего его границы хаоса.
- Да ты не боись так, будь спокоен, - примиряющее произнес старик, и спрятал голову в газетный сверток. - От тебя нужно немного. Скажи, где твой друг хранил товар. Нам нужен его товар. Он же тебя приглашал на пробу образцов, так?
- Нет, - я с удивлением услышал собственный сдавленный голос, голос сломленного ужасом жалкого человека, в одночасье смирившегося с тем, что он - жертва.
- Нехорошо лгать, Коля. Ой, нехорошо. Ну ничего, сейчас мы тебя спросим по-нашему. Ребята, крути его! - крикнул старик в пустоту, и из-за колонн немедленно возникли несколько человек - мужчин и женщин - с металлическими прутьями в руках.
Я обернулся - выход из актового зала закрывала женщина, лицо которой мне показалось странно знакомым.
- Ирина, начинай ты, - кивнул этой женщине старик, и, не торопясь, заковылял со сцены в зал, осторожно ставя ноги на ступеньки.
"Это же Кравцова!" - взорвалось в голове. Кравцова, улыбаясь, поигрывала увесистым прутом, и шла мне навстречу, и другие тоже приближались, обходя меня, замыкая в кольцо.
- Беги, Коля! - раздался истошный вопль со стороны сцены, и я успел заметить, что сверток под стулом зашевелился, покатился. - Коля, беги отсюда!
Кравцова замахнулась своим орудием, надеясь обрушить его мне на голову. Я вывернулся - удар пришелся по плечу - и оттолкнул Кравцову в сторону, бросился к высоким дверям, за которыми, безнадежно далекое, осталось спасение. Металлическая палка загрохотала по полу, и люди, окружавшие меня, вышли из оцепенения, набросились, пытаясь достать меня ударами прутьев.
Всем своим весом я с разбегу прыгнул на двери, не думая о том, что могу разбить себе лицо, и вывалился в коридор холла, испачкавшись в извести и пыли, покатился.
- Он уходит, бенефактор! - закричал кто-то сзади, и это подстегнуло меня: я вскочил, и в два прыжка достиг выхода на улицу.
На спину мне накатывала волна ярости, грозя смыть, как тот рисунок на песке.
Я бы успел выбежать на улицу, но двери оказались заперты.
Десятки пар горящих от возбуждения глаз смотрели на меня, загнанного в угол, пойманного в двух шагах от свободы. Вперед выступила Кравцова, стряхивая грязь с пуловера. На ее лице возникла и пропала кривая ухмылка, и она замахнулась для удара со словами:
- Как видишь, все просто.
Все просто. Все просто. Все просто. Все просто. Все просто. Все просто. Все просто. Все просто.
******************************
- Как видишь, все просто. Маркетинговый план придумали те, кто в эту минуту балдеют в бассейнах своих вилл, придумали для себя, и сами его прошли, по пунктам, от начала и до конца. Хотя...нет никакого конца. Денег в этом мире хватит на всех, будь ты бенефактор у тысячи даунлайнов с собственными ветками, или будь ты неофит со стартовым набором. Главное - не сдаваться, и идти вперед. У нас есть корпоративный.. - на этих словах я перебил Горелова, не дав ему договорить:
- Хватит. Хватит! Объясни мне. Зачем ты трахаешь мне мозг? Зачем ты позвал меня, ср.... ты однокашник, с которым я никогда не знался, и знаться не хочу? Грузить меня своими е...... постановами? Рассказывать мне, как хорошо тебе среди е....... друзей и коробок с г....., которое ты втираешь, которое ты же и жрешь, и которым ты же и поливаешь цветы? - я встал из-за стола, с грохотом отодвинув стул. Посетители по соседству с тревогой и неудовольствием косились в мою сторону, а кто-то показывал пальцем.
Володя побледнел, и уронил вилку.
- Коля, да я ведь так просто...вдруг интересно...проинформировать.. - и губы его затряслись от страха.
Я перегнулся через стол, и взял Володю за галстук, с силой потянул, заставляя привстать:
- А теперь дергай отсюда быстро, бегом, и чтобы больше я тебя, падла, не видел и не слышал никогда. И никогда не звони мне больше, чертос, понял?!
Володя, подхватив свою папку, попятился прочь. На расстоянии он выкрикнул:
- Ты ничего не понимаешь в жизни! Жизнь ставит тебе двойку! Ты не справился! - и торопливо покинул кафе.
Долбаный сумасшедший урод.
Доев омлет, я расплатился - официантка с книжечкой в руках удалилась, вихляя толстыми ляжками, и лопатки на ее голой спине ритмично охаживали друг друга.
Я поискал на столе среди посуды зажигалку - не оставить бы. Вместо зажигалки я нашел маленькую коробочку с надписью латиницей.
"Hypnosolum" - прочитал я по слогам, и открыл коробочку. Внутри были розовые горошины таблеток. Володя оставил.
Я сунул таблетки в карман, и вышел. С севера подул ветер, и я запахнул куртку.
Пожалуй, начну с небольшой религиозной коммуны. Полистаю дома словари, пороюсь в интернете.