Иванов Дмитрий Викторович. Утраченный рассказ

Утраченный рассказ

(основано на реальных событиях)

Прошло десять четырёхсотлетий, ноль двадцатилетий, десять лет, ноль двадцатидневок и ноль дней от начала эпохи. Баакналь-Нуун-Хиш неподвижно сидел в собственном паланкине и старался не шевелиться. Сейчас ему почти восемьдесят, а это - тот возраст, когда каждое движение рискует обернуться мучительной стреляющей болью. Глядеть по сторонам тоже не хотелось. Стыдно, неудобно смотреть людям в глаза. Он знал, никому нет дела до чужих невзгод. Но внутреннее отвращение к самому себе не давало покоя.

Первый раз ... Всё приходится когда-то делать впервые - рождаться, ходить, принимать высокий сан, надевать венец из перьев кецаля, внимать словам богов. Вот и сейчас такой случай. Первый раз старый жрец не станет участвовать в церемонии. Его колени слишком изношены и не дадут дряхлому священнику взойти по ступеням овальной пирамиды. Повелитель позволил ему присутствовать, посмотреть на действо отсюда, снизу. Какая горькая насмешка. Разве с земли можно узреть лучезарный лик К'инич-Ахава? А различить грозный оскал Чаахка среди облаков? А услышать властный голос раскалывающего небо К'авииля?

Сегодня в день 6 Ахав 8 Поп царь Талоля кало'мте К'инич-Хунпик-Ток' К'ух-наль совершит торжественный обряд посвящения Ахчан-Нааха - большой стелы. Её высекли в честь божественного предка Укит-Кан-Ле'к-Ток'а, основателя правящей династии Эк'-Б'ахлама. Соберутся воины, знать, духовенство. Поднимут яркие знамёна, воскурят копал, принесут жертвы. А ещё зазвучат барабаны и трубы - о боги, как же заболит голова. А потом участники торжества поднимутся на вершину рукотворной горы и будут смотреть вниз на толпу, копошащуюся у подножья. "И я там", - печально подумал Баакналь-Нуун-Хиш.

Носилки тряхнули. Говорено же им нести аккуратнее, остолопам. Нет уж, лучше не кричать, а то стрельнет в челюсть. Лучше молчать и терпеть. Каждый шаг слуг отдавался в черепе ударом невидимого рубила. Скорей бы уж пришли. Отправитель ритуалов поднял глаза - красочные пятна начали сливаться в образы празднично наряженных обывателей. Шум веселья всё ближе и ближе - мерзкие визжащие звуки. Паланкин преодолел низенькое ограждение южной площади.

- Всё, стойте, поставьте здесь, - нетерпеливо произнёс старик.

Самый дальний ряд. Отсюда не видно ни стелы, ни танцоров, ни представителей духовенства, ни самого владыки. Зато тут тише, чем впереди, спокойнее, да и запах копала не такой удушливый.

Народ притих. Видимо, действо началось. До дряхлого жреца долетали лишь редкие слова восторженной речи, да и те жалкие обрывки фраз быстро уносил ветер. Нет нужды их слушать. Жертвователь знал подобные тирады наизусть. Последовала музыка, одобрительные возгласы. Облако горьких курений накрыло собравшихся. Священник начал клевать носом. Сопротивляться сладкой дрёме не хотелось. Как же хорошо, что боги уже год как начали потихоньку отнимать у него слух. Шум становился не таким резким и превратился в убаюкивающий рокот. Можно отдохнуть.

Вдруг кто-то прошёл и задел ложе. Мгновенно ужасная боль пересекла поясницу, стрельнула в ноги и передалась нестерпимым жжением на стопы. Баакналь-Нуун-Хиш только стиснул зубы. Он уже привык. Послышался знакомый стук барабанов и гул раковин. Обряд закончен. А вот гуляния, песни и пляски продлятся до самого утра. Слабой рукой избранник богов нащупал деревянный жезл, ткнул им ближайшего слугу и хрипло скомандовал:

- Давай домой.

Парни подняли паланкин с земли и, старательно избегая малейшей возможности напороться на участника торжества, понесли прочь. Путь лежал возле площадки для игры в мяч, вдоль заднего фасада одного из длинных зданий на главной площади, мимо величественного акрополя, к украшению и отстройке которого приложили руку все цари Эк'-Б'ахлама. Здесь на пути встречалось гораздо меньше народу. Все ушли праздновать установление стелы. Мужчины уже миновали ворота в двойном кольце стен, окружавших центр города, и ступили на дорогу сак-бе, покрытую белым гравием. По сторонам вставали резиденции знати, окружённые тенистыми садами. Лёгкий ветерок доносил аромат душистых цветов. Испуганные коати с шумом бросились в кусты, когда люди проходили мимо фруктового дерева. Только полосатые хвосты мелькнули в густой зелени. Где-то далеко лаяли собаки, плакали дети, трещали угольки жаровен. Закатное солнце золотило пальмовые крыши домов. Вся картина дышала умиротворением и уютом. Однако Баакналь-Нуун-Хишу нравилось прежде всего то, что почти все жители района ушли на церемонию, а потому сегодня будет меньше назойливого шума. Хорошо бы посидеть здесь, на улице, всяко лучше, чем коротать вечер в душной тёмной комнате.

Вот и долгожданное поместье.

- Оставьте меня на террасе, - велел священник.

Носильщики аккуратно опустили паланкин и помогли старику сойти. Подбежала служанка и бережно усадила его на циновку перед очагом. Она торопливо набросила на плечи жрецу несколько пёстрых накидок - избранник богов последнее время замерзал даже тогда, когда другим было жарко. Девушка поинтересовалась, не нужно ли ему ещё чего-нибудь, но господин отмахнулся от неё пренебрежительным жестом. В огонь подкинули ещё дров - все знали причуды немощного хозяина. Двор опустел. Никто не осмеливался показываться капризному жертвователю на глаза. Смеркалось. Боль не напоминала о себе. Блаженные мгновения. Истинное счастье просто так сидеть, любоваться сумеркам, и не мучиться ни от прострелов, ни от жжения. Молодым не понять.

В тишине раздались шаги. Всё ближе и ближе. В красноватых отблесках пламени показался силуэт женщины. Иш-Болон-Унен-Кук, племянница. Свободное одеяние едва не спадало с узких плеч. Чёрные волосы собраны в сложную причёску. Несколько белых перьев цапли и какие-то большие красные цветы, наверняка антуриум, воткнуты посреди тугих локонов. Несколько лет назад её выдали замуж за сахаля, который правил в удалённом поселении глубоко в сельве. И вот теперь она прибыла на празднование в столицу и остановилась у пожилого родственника.

- Дедушка, - вкрадчиво сказала она, - я пошла за тобой, как только увидела, как тебя уносят с площади. Праздник в самом разгаре, а у меня двое мальчишек. Не хорошо их оставлять на всю ночь, да ещё и в толпе. Можно они посидят с тобой? Они не станут сильно докучать.

Двое маленьких озорников. Одному шесть, другому - семь. А Баакналь-Нуун-Хиш так надеялся провести вечер в одиночестве. Но отказывать нельзя. Ведь с точки зрения других, он не занят ни чем. Здоровые деятельные не могут осознать, как бывает важно иной раз посидеть в тишине и не испытывать боль и раздражение от назойливых звуков.

- Ладно, давай их сюда, - с горечью отвечал жрец.

- Тебе правда не трудно? - притворно спросила мать.

- Правда, - кисло отозвался старик и посмотрел вниз на камень очага.

- Сихйах-Ихк, Ахк-Сууц', бегите скорей сюда, - закричала Иш-Болон-Унен-Кук.

Братья появились из-за дома.

- Я сейчас уйду, а вы посидите здесь. Слушайтесь дедушку Баакналь-Нуун-Хиша, он расскажет вам историю, - строго сказала она и посмотрела на ребят.

- Да, мама, хорошо, мама - ответили они.

- Никуда не убегайте, а то придёт ягуар и съест вас или духи леса заберут в сельву. Ну, всё, мне пора идти.

Племянница развернулась, быстро вышла за ворота и уверенно зашагала по дороге сак-бе.

История вовсе не входила в его планы, но пожилой священник и так не смог бы заснуть, по крайней мере, надолго. Сны редко посещают того, кто спиной чувствует студёное дыхание Ицамата. Один из мальчиков подошёл ближе - худенький, словно обезьянка. Плечики костлявые. Но у дряхлого служителя такие же. Только вот, если у Ахк Сууц'а мясо ещё не наросло, то у избранника богов мышцы уже истончились и высохли. И животик у парнишки выпирает вперёд - не окреп ещё пока. И у служителя культа тоже провисает - дряблый совсем, ушла из него сила. Каждому малышу мать надела на шею верёвочку с жадеитовой бусинкой, а на голову - налобные повязки и вставила туда по пёрышку макао. Смешные они. Вон у Сихйах-Ихка разбита коленка, даже жертвователь на четвёртом двадцатилетии смог увидеть своими слабыми глазами. Пауза затягивалась.

- Устраивайтесь поближе к огню, - наконец произнёс Баакналь-Нуун-Хиш, - скоро стемнеет и станет холодно.

- Нам не холодно, - уверенно произнёс старший из братьев и поднял большие, как у оцелота глаза.

- Это пока, - вздохнул дедушка, - садитесь-садитесь. Я расскажу вам историю.

Дети опустились перед очагом.

- Вы знаете, как называется этот город, столица Талоля?

- Да, Дедушка, Эк'-Б'ахлам, - ответил более смелый Ахк Сууц'.

- Правильно, - сказал, священник - а вы знаете, как и когда Эк'-Б'ахлам стал таким большим и красивым?

Ребята потупили глаза.

- Не знаете? - изобразил удивление жрец, - Я вам сейчас расскажу. Слушайте.

Случилось это давно, когда я был маленьким мальчиком, таким же, как сейчас вы. Многого я тогда не понимал. И хоть всё и происходило у меня на глазах, смысл некоторых событий дошёл до меня лишь тогда, когда я стал взрослым. Жили мы тогда не здесь, в другом государстве, далеко отсюда - несколько дней пути по сельве. Звалось оно царством опоссумов. И ни один правитель от моря до моря не мог сравниться могуществом с его владыкой. Моему отцу удалось получить место во дворце, и я знал всех обитателей величественной резиденции. Наследником престола был в то время Чак-Хутуув-Чан-Эк' - высокий статный юноша с горделивой осанкой и пронзительным взглядом. Боги наделили его и красотой, и силой, и мудростью. Никто более не подходил на роль кало'мте лучше, чем он. Ко времени моего рассказа исполнилось ему чуть более двадцати лет. Немногим уступал ему Укит-Кан-Ле'к-Ток', рослый, хорошо сложенный парень чуть постарше царевича. С ребячества играли они вместе и сделались неразлучными, как братья. Всюду ходили друзья вдвоём, делили радости и горе, плечом к плечу стояли в битвах, рядом сидели на пирах. Отец Укит-Кан-Ле'к-Ток'а, Укит-Ахкан, был дальним родственником монарха и служил жрецом, а мать являлась настоящей принцессой, дочерью ахава из далёкого Эк'ааб'-Хо'.

И хоть богатство и роскошь окружали Укит-Кан-Ле'к-Ток'а и не знал он поражений ни во владении копьём, ни в стрельбе из лука, ни в метании дротиков, не ведал неудач в охоте ни на свирепого тапира, ни на грозного ягуара, всё же брала его обида от того, что приятель его станет царём, а он - нет. И хоть в детстве горечь накатывалась редко, с возрастом досада всё более разъедала сердце молодого воина, и дурные мысли неотступно следовали за ним попятам.

Сам Чак-Хутуув-Чан-Эк' также замечал перемены в друге. Видел он, как товарищ становится всё более молчалив, скрытен и гневлив, как прячет взгляд, часто куда-то удаляется один и пребывает там подолгу. А спросишь - молчит или отшучивается.

Раз отправились они на охоту вдвоём, никого не взяли с собой - ни слуг, ни загонщиков. Углубились далеко в сельву, шли долго, покуда не достигли раскидистой сейбы. Росла она здесь с начала отсчёта эпохи, стоит и поныне. Кроной своей дерево-великан подпирало небо и даже носатые Чаахки играли его листвой. Словно гигантские руки простёрлись длинные ветви, давая приют мхам, орхидеям, лишайникам, грибам, папоротникам, эхмеям, катопсисам, тилландсиям и другим бромелиям. Кора исполина со шрамами напоминала шкуру старого крокодила, а корни извивались по земле и петляли, словно чудовищные удавы. По стволу, который толще любой колонны во дворце Эк'-Б'ахлама, карабкались вверх монстеры, раскинув по сторонам тёмные дырчатые листья. Присели приятели отдохнуть. И тут сказал могучий Чак-Хутуув-Чан-Эк' товарищу:

- Негоже тебе скрывать то, что у тебя на сердце, ибо ты мне как брат.

В тот же миг замерло всё кругом: игривый коати встал на задние лапки, осторожный опоссум выглянул из дупла, неуклюжий тамандуа на хвосте спустился пониже, пугливый агути остановился и даже Чаахки в облаках прекратили весёлую игру.

Честно отвечал наследнику благородный Укит-Кан-Ле'к-Ток':

- Верно говоришь, не могу я более таить своих мыслей. С самого детства мы вместе и в играх, и в учёбе, и на поле брани. Ни разу не случилось так, чтобы один из нас предал другого. Верность моя пребудет с тобой до конца. Но дружба - это союз равных. Не бывало так, чтобы один стоял выше, а другой ниже, чтобы друг подчинялся другу. Когда возникнет неравенство, погибнет наше единение. Наступит день, когда ты возьмёшь в руки скипетр К'авииля, на чело тебе наденут белую повязку, и тогда наступит конец нашей дружбе, а останется только служение и долг. Вот почему я всеми силами желаю отсрочить сей миг, отвратить то, чему суждено сбыться. Я потеряю тебя, да и ты во веки пребудешь в одиночестве.

Дерзки оказались речи молодого воина. Словно стрелы с наконечниками из острого обсидиана пронзили они грудь царевича. В ужасе коати закрыл мордочку лапками, опоссум поспешил убраться во чрево дерева, тамандуа схоронился в ветвистой кроне, агути скакнул в густые заросли, а Чаахки гневно подняли жезлы-молнии. Всяк зверь затаил дыхание, ожидая ответа будущего владыки.

Подошёл к товарищу Чак-Хутуув-Чан-Эк', возложил руки ему на плечи и так говорил:

- Верны слова твои, брат. Горько слышать их. Признаюсь, то же лежит и у меня на сердце. Но и помочь тебе в моей власти. Почтенный отец мой стар и немощен. Не сможет метнуть он дротик, не пронзит его рука тело врага, как бывало не раз. Силы покинули его. Оттого не ведутся войны, не захватываются земли, не приводятся во храмы знатные пленники. Но огонь уже горит во мне. Как только возьму я К'авииля, сразу же поведу войска наши на врагов, сокрушу их орды, разорю города, пленю их сахалей и ахавов. Будь со мной, и посажу я тебя на трон одного из захваченных селений. Станешь ты наравне со мной, и не придётся уж тебе говорить о неравенстве и конце дружбы.

И возрадовался верный Укит-Кан-Ле'к-Ток', и очистилось сердце его. Вместе пошли мужчины домой, хоть и не удалось им достать никакой добычи. Не ведали они, что в тот самый миг, когда проходил разговор в тени могучей сейбы, правитель державы ступил на воду.

Прошли скорбные обряды, закончились стенания, стихли заупокойные песни, завершились жертвоприношения. Тьма сменилась светом. Словно звезда, восходящая в ночи, воссел на царство блистательный Чак-Хутуув-Чан-Эк', священный владыка, принц Земли, северный кало'мте. Взял он в руки жадеитовый скипетр К'авииля. На чело юному повелителю надели белую повязку. Видел новый ахав, как неспокойно на дальних рубежах. Почуяли ослабление хватки в некогда покорённых селениях, словно термиты по старому дереву начали расползаться вольнолюбивые настроения. Не стало порядка в некогда спокойных районах. А более других преуспел в распространении бесчинств город Эк'-Б'ахлам-Чан-Цимаах.

Вознегодовал молодой венценосец. "Вот, куда в первую очередь направится мой праведный гнев! Вот в чью сторону я метну копьё справедливого возмездия! Вот чьей кровью напою я своих богов!" - воскликнул он с высокого престола.

Бессчётные воины прибыли тогда в столицу. Воздели к небу пёстрые штандарты из перьев кецаля, колибри, котинги, цапли, трогона, тукана, орла и совы моан. Зазвучали военные песни, застучали барабаны, загрохотали погремушки, затрубили раковины. Тысячи рук взяли копья, палицы, каменные топоры, щиты, дротики, служители взвалили на плечи паланкин со статуей бога. Торжественно вышли боевые отряды из широких ворот, исполненные несокрушимого духа. Девять четырёхсотлетий, шестнадцать двадцатилетий, девятнадцать лет, три двадцатидневки и двенадцать дней прошло от начала эпохи. В день 11 Эб' 10 Сууц' прибыли они в мятежные земли. В то же время давным-давно великий Сихйах-К'ахк' из далёкого Хо'нохвица вошёл в Йашкукуль.

На штурм войско повёл прославленный Учаахкиль-К'ин-О'-Чаахк, хозяин четырёх пленников. Битва оказалась скоротечной. Защитники убогого поселения не могли сдержать натиск целой армии. В страхе разбежались те от лица гневного кало'мте, словно трусливые пекари при виде грозного ягуара. Очень скоро победитель вошёл в город. Многие знатные особы были убиты, иные же попали в плен. Священных небесных покровителей местной династии сбросили с вершин пирамид. Лишили их головных уборов и драгоценностей. А на свободные места водрузили новых. Останки почитаемых предков вышвырнули из гробниц и втоптали в грязь. Опустели многолюдные улицы. Словно боязливые игуаны, попрятались жители. Объявил тогда могучий Чак-Хутуув-Чан-Эк' захваченный Эк'-Б'ахлам-Чан-Цимаах своим первым троном. Водрузил он здесь высокий престол и установил собственную власть.

Долго ещё оставался северный кало'мте на завоёванной земле. Обитатели возвратились обратно, вновь заработали чиновники и судьи, открыли лавки торговцы, священники начали читать молитвы, совершать курения и приносить жертвы. А воины не допускали грабежей, убийств и прочего беззакония. Был среди прибывших и мой отец с семьёй. Сделали его верховным жрецом. Навсегда остались мы здесь. Я помню то время, хоть уже и стар, а память, словно блудница, всё чаще изменяет мне. Сейчас пред моим взором проходят озлобленные гримасы, слышатся проклятия, плач и стенания. Сам город в то время не был таким величественным. Ни просторных площадей, ни высоких пирамид, ни резных стел. Правда, дворец уже стоял, но был он вполовину меньше нынешнего. Глушь. Ничего не напоминало столицу, достойную великого царя.

В день 8 Имиш 19 Шуль Чак-Хутуув-Чан-Эк' вместе с Учаахкиль-К'ин-О'-Чаахком провели ритуал так' аанти. Они зажгли священный огонь во храме и воззвали к богам. Далее пред ними предстал Укит-Кан-Ле'к-Ток'. Ему надели белую головную повязку. Он взял скипетр К'авииля и воссел на престол в Эк'-Б'ахламе. Вот так сбылось обещание, данное тогда под сейбой - верного друга объявили священным владыкой Талоля и кало'мте.

С тех пор началось его славное правление. Нелёгким был путь нового повелителя. Многих и многих врагов пришлось отвратить от посягательств на молодую державу. Не одну битву выиграли его воины. В огне и крови выстояло государство и приросло землями и народом. Во всём полагался ахав на товарища. А тот не оставлял своего ставленника ни советом, ни поддержкой, ни помощью на поле брани. Множество великолепных зданий выросло то тут, то там - пирамиды, площадка для игры в мяч, резиденции знати, платформы для отправления обрядов. Но главным делом царя стало возведение акрополя. День за днём поднимались ввысь стены, множились чертоги, каждый из которых перекрывали каменным сводом, словно ростки на мильпе, вытягивались колонны. Через все уровни дворца проложили широкую лестницу и назвали её Вин Ух. Два изваяния змеев установили на ней по сторонам. На языке каждого вырезали надпись с именем Укит-Кан-Ле'к-Ток'а. Фасады украсили прекраснейшими рельефами. Яркими красками расписали всё снизу до верху. Ни в одной другой стране не найти такого огромного сооружения. Даже сам славный Чак-Хутуув-Чан-Эк' не мог похвастаться постройкой таких размеров.

Тяжким бременем пала эта работа на жителей Эк'-Б'ахлама и других земель Талоля. Ежедневно множество тружеников покидали собственные дома и отправлялись вырубать и обтёсывать камни, перевозить блоки, замешивать раствор, обжигать известь, валить деревья, претворять в жизнь замысел великого владыки. Большие подати взымали с простого люда для оплаты услуг зодчих, ваятелей, художников, писцов, для закупки дорогих красок, самоцветов, раковин, тончайших тканей, золота, цветных перьев и прочих редкостей. Стонал народ под гнётом царя, да только крепкой рукой держал власть священный кало'мте. Никому не давал он спуску. И никогда не ослаблял хватки. Оттого правление его казалось незыблемым, словно прибрежная скала.

Более тридцати лет сидел он на престоле. Многих врагов низверг. От боевых шрамов исказилось некогда прекрасное лицо. Но и в бытность Укит-Кан-Ле'к-Ток'а дряхлым стариком никто не посягал на его трон. Высоко на четвёртой ступени акрополя велел повелитель Талоля возвести себе гробницу. Лучших мастеров из дальних стран созвал он и пообещал щедрую награду. Много-много дней и ночей трудились они без отдыха, пока не предстала перед глазами ахава небывалая красота. Роскошный фасад усыпальницы выполнили в форме пасти диковинного змея подземного мира. Множество фигур самой тонкой работы установили над входом, изящной резьбой покрыли бордюры. И в какой бы точке города человек ни стоял, отовсюду видно было место последнего упокоения владыки. Назвали его Сак-Шок-Наах - Белый Дом Уважения.

Там и захоронили повелителя Эк'-Б'ахлама с превеликими почестями. Множество сосудов, кремневых ножей, украшений из раковин, диковинных кораллов, жадеитовых бус и других сокровищ отправили вместе с царём в последний путь. Но земная смерть не венчает жизнь великих. Глубоко-глубоко в недрах преисподней прошло чудо возрождения священного кало'мте. Укит-Кан-Ле'к-Ток' воскрес и слился с богом маиса в единую сущность. Воссел он на престол в изначальной стране, прародине всех живых существ. И теперь его место в небесах. Несколько раз и мне доводилось видеть основателя династии там в вышине. В его руках щит и копьё с тремя кремневыми лезвиями с каждого конца. Гордо взирает он на тех, кто на земле, и от его взгляда ничего не может укрыться.

Баакналь-Нуун-Хиш перевёл дух. Давно ему не приходилось говорить так много. И откуда только взялись силы? Да и боль чудом исчезла. "Ничего, - говорил себе жертвователь, - завтра недуг даст о себе знать". Уже совсем стемнело. На чёрной тверди показались бесчисленные звёзды. Луна цвета древней обезжиренной кости взошла высоко над сельвой. Пятна на её поверхности напоминали пустые глазницы черепа. Служанка подбросила в огонь пару поленьев. Над пальмовой крышей дома проносились летучие мыши. Где-то в кустах раскапывал муравейник броненосец. Домочадцы прикармливали его, вот и сейчас, наверняка, оставили миску с едой на краю сада. Затрещала под когтями кора старой бурсеры - енот осторожно сползал вниз по стволу, направляясь на ночную охоту. Среди сухих листьев шуршали многоножки. Далеко в лесу крикнула сова моан - посланник властелина преисподней Ицамата.

Пожилой священник получше завернулся в плащ и продолжал:

- Недолго сохранялся мир после смерти Укит-Кан-Ле'к-Ток'а. Люди радовались окончанию его долгого царствования и надеялись на перемены в жизни. Слишком тяжким бременем легли на жителей Эк'-Б'ахлама безжалостные поборы, кровавые войны и бесконечное строительство. Новым священным владыкой Талоля должен был стать К'ан Б'охб Ток'. Но народ взбунтовался и не дал ему воссесть на престол. Тайно покинул наследник трона величественный дворец и бежал с небольшой свитой. В то время благородный Чак-Хутуув-Чан-Эк' до сих пор правил, и могущество его лишь возрастало с годами. Именно к нему отправился изгнанник искать поддержки и защиты. Многое пришлось ему пережить в дороге - уйти от погони, миновать засады, испытать предательство, голод и нужду.

Увидев потомка своего друга униженным и лишённым законного сана, северный кало'мте преисполнился праведного гнева. В считанные дни собрал он отряды со всех краёв своей обширной державы. Вновь возгласили они боевые кличи, подняли к небу пёстрые знамёна из перьев, затрубили в раковины, застучали в барабаны, взяли паланкин бога и двинулись в поход.

Девять четырёхсотлетий, девятнадцать двадцатилетий, три года, десять двадцатидневок и четырнадцать дней прошло от начала эпохи. В день 3 Хиш 17 Кумк'у во второй раз прибыл великий Чак-Хутуув-Чан-Эк' в Эк'-Б'ахлам. Снова объявил он город своим главным троном. Но битвы на сей раз не последовало. Прознав о приближении огромного войска, жители убоялись гнева принца Земли. Схватили они главных заговорщиков, коих ещё недавно поддерживали, да и выдали на суд истинному владыке. Сами же презренные люди говорили, будто вовсе не желали они свергать законную власть, однако вероломные нечестивцы силой, принуждением и обманом заставили их пойти на бунт. А потому простых общинников пощадили, а вдохновителей мятежа предали лютой смерти. Когда волнения улеглись, К'ан Б'охб Ток' взял К'авииля, на чело ему надели белую повязку, и потомок Укит-Кан-Ле'к-Ток'а стал священным царём Талоля.

С тех пор уже никто не предпринимал попыток свергнуть правящую династию. Осени сменяли вёсны. Засухи следовали за дождями. Множились покои акрополя, вверх росли пирамиды, появлялись многочисленные поместья богачей. Ремесленники заселяли новые кварталы, крестьяне превращали лес в поля. Яркими красками, словно оперение макао, засияли главные площади молодой столицы. Новые народы и вожди приходили на северные земли. Многие из них попадали под влияние повелителя города. Бесчисленные носильщики с какао, жадеитом, перламутром, тонкими тканями, золотом, обсидианом и копалом доставляли обильную дань. Сквозь сельву протягивались дороги, возводились толстые стены. Сам же могущественный Чак-Хутуув-Чан-Эк' уже более ни разу не бывал в Эк'-Б'ахламе. После той победы он сам скоро ступил на воду и отправился в последний путь в окружении всех владык из сопредельных государств. Сам же К'ан Б'охб Ток' правил ещё долго и почил в мире и покое. Как и блистательный предшественник, он вознёсся на небеса и стал божеством.

После него на престол воссел Укит Холь `Ахкуль. В качестве тронного имени он взял одно из прозвищ Укит-Кан-Ле'к-Ток'а. Чем больше времени проходило, тем сильнее поклонялись люди основателю династии. Последовал великий праздник - начало большого календарного цикла. Десять четырёхсотлетий, ноль двадцатилетий, ноль лет, ноль двадцатидневок и ноль дней от начала эпохи. В день 7 Ахав 18 Сип отправился кало'мте ко краю сенота. Под цветущей акацией уселся он и начал взывать к почтенному предку, возжигал благовония и жертвовал кровь. И вдруг смолкли звуки леса. Замерли суетливые коати, спрятались в дупле еноты, прижался к стволу неуклюжий тамандуа, птицы затихли, даже вечные труженики муравьи перестали носить листики и песчинки. Поднялись полусветлые воды и чуть не выплеснулись из известнякового вместилища. Из земных недр всплыла к поверхности огромная черепаха. Вытянулась из гигантского заросшего водорослями панциря змея толще и длиннее любого удава. Упругими кольцами извивалась она и оплелась вокруг владыки Талоля. Огромная голова в венце из перьев кецаля вознеслась вверх. Разверзлась зубастая пасть чудовища. И оттуда в полном царском наряде с церемониальным копьём в руках явился образ божественного Укит-Кан-Ле'к-Ток'а. Много предсказаний произнёс он тогда, возвещая судьбу мира. Долгую беседу вели живой и мёртвый. Только то, что именно поведал грозный дух, Укит Холь `Ахкуль так никому и не сказал. Слишком страшные слова произнёс первый кало'мте Эк'-Б'ахлама. А правитель в честь своего видения повелел воздвигнуть памятник. Прекрасную резную колонну установили перед Сак-Шок-Наахом. И назвали её Сак-Ахк-Б'аал-Туун - каменный образ белой черепахи.

Дальше и дальше вёл свой рассказ многомудрый Баакналь-Нуун-Хиш. Казалось, болезнь оставила жреца, силы вновь вернулись в его тело. Всё выше и выше поднималась ущербная луна. Всё темнее и темнее становилась ночь. Воздух сделался прохладным и свежим. Деревья тревожно шелестели в ожидании рассвета. Броненосец разделался с муравейником и отправился на поиски другого, енот обнаружил кучу отбросов и устроил себе пир из объедков, многоножки продолжали сновать туда-сюда в прелой листве. Огонь погас, только угли тлели, покрываясь пеплом. А старик будто бы снова видел всё то, о чём говорил. Мысли священника возвратилась во время, когда он был ещё молодым и здоровым. Владыки минувших лет проходили перед ним, словно живые. Слышался то шум битвы, то вдохновенная речь царя, то монотонное чтение длинных молитв. Жертвователь полностью утратил связь с реальностью и погрузился в мир собственного повествования. Разум очистился, а слова текли рекой, не встречая на своём пути ни боли, ни дрожи, ни судорог.

Внезапно холодный порыв ветра налетел на избранника богов, растрепал седые волосы и сбросил одну из накидок. Баакналь-Нуун-Хиш пришёл в себя. Он удивлённо глянул на луну, на потухший костёр, посмотрел перед собой: никто его не слушал - мальчики давно убежали играть.

Екатеринбург февраль-март 2016

Автор выражает благодарность исследователю истории майя М. Стюфляеву за консультации и поддержку.

Комментарии: 20, последний от 11/07/2020. © Copyright Иванов Дмитрий Викторович Размещен: 28/03/2016, изменен: 28/03/2016. 29k. Статистика. Рассказ: Фэнтези Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Моё первое произведение про индейцев майя. Рассказ основан на текстах из письменного корпуса Эк" Балама - крупного центра культуры майя классического периода на севере полуострова Юкатан. Старый жрец рассказывает героическую историю своей страны двум мальчикам. Он повествует о дружбе, о войне, о масштабном строительстве и о том, как человек становится богом.

Иванов Дмитрий Викторович : другие произведения.

Утраченный рассказ