Luke Vilent : другие произведения.

Ход "Призрака". Главы А, Б

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Здесь не будет привычного для фантастики космоса - сколько автор ни бился над обоснованием местных физических законов, он так ничего и не понял. Но не будет также ни обязательных для фентези магии, ни привычных рас - включая эльфов, орков и даже хуманов. Вот такая сказка.
  Глава А. Перерождение
  
   Подъёмник опустился в облака. Внутри сразу потемнело, и у Нчари, уже долгое время не ступавшего на твёрдую землю, до боли заложило уши.
   "Всё одно лучше, чем оказаться совсем без воздуха," - подумалось ему. - "А может, может и нет... может лучше бы тёмная бездна поглотила меня. Тогда бы я, может, и избежал этого позора."
   Совсем рядом кто-то громко прочистил горло, и это вдруг вывело Нчари из овладевшего им мрачного оцепенения.
   - ...Хе, ты думаешь, перекупщики поднимут цену? - голос кряхтевшего человека продолжал тянувшуюся, должно быть, уже давно беседу. - Конечно поднимут! Но явно не ту, по которой они cкупают "глаза" у вас, охотников. Ты из корабля нос-то высовываешь? А я вот недавно был на Хумголоре. Так за каких-то пять радуг времени цена на одни только светильники выросла вдвое! Я уж не говорю про что посерьёзнее. Насколько увеличилась с тех пор твоя выручка?
   - Не знаю, - отвечал собеседник. - У нас уже радуг десять не было улова. Так что продавать нечего, пока поддерживаем корабль на старых запасах.
   "Счастливый! - подумал Нчари. - У тебя есть что поддерживать. А у меня уже нечего".
   Облака остались сверху. В иллюминаторы чуть слышно застучали снежинки.
   - Что ж, тогда тебе остаётся только верить мне, хе-хе, - продолжал первый. - Или же зайти в ближайший трактир и посмотреть, насколько подорожала выпивка.
   - Да ладно, думаешь я не вижу, что вокруг творится. Перекупщики, конечно наживутся. И кораблестроители своего тоже не упустят. Но что будет, если так пойдёт дальше. Я тут слыхал о парне, упустившем 24-крылого Таэ-Ни. Слышишь, упустившем! Разве в нашей-то юности изловить такого было новостью!
   - Да, молодёжь дрянь нынче пошла...
   - Ты на молодёжь не гони. Живи они в наше время, они бы нам фору дали. Ты сам- то когда последнего Таэ-Ни видел?
   - Ну, радуги три тому, шестикрылого, и что?
   - Да то! Одна мелочь пошла. У нас же как было - только вылетишь, и Таэ-Ни тут как тут, сами на тебя бросаются. Можно было с вас, торгашей, платы за охрану не брать - всё одно налетят Таэ-Ни, и вот уже глядишь собрал с них "глаз" что можно жить не тужить. А тут парень кораблю все крылья переломал ради того, чтобы изловить какую-то мелкотню, не поймал, и об этом теперь говорят, как о большом событии. Что, если просто Таэ-Ни исчезают?
   Слова последнего ненадолго вдохнули гордость в Нчари. Надо же, про него даже слухи разошлись. Может быть и правда он не такой уж и...
   - Неудачник. Этот твой паренёк - просто неудачник. Откуда он был-то хоть?
   - Корабль, вроде, эрчоольский.
   - Ну, так и есть. Все эрчоольцы трусы и лентяи. Только и знают, что высчитывать счастливые дни. А если вдруг в счастливый день неурядица, пересчитывают так, чтобы он оказался несчастливым.
   Нчари переполнился гневом. Он уже собрался показать этому нахальному старикану, насколько трусливы эрчоольцы, как, обернувшись, замер. Профиль этого длинного лица, широкие ноздри прирождённого бегуна, "ирокез" из перьев, пусть остриженный почти под корень. Перед Нчари сидел соотечественник. И говорил такое! Не то, чтобы Нчари раздумал, скорее опешил.
  Подъёмник качался, подхватываемый порывами ветра.
   Эрчоолец (на вид ему было около пятидесяти), почувствовав на себе взгляд, чуть повернулся и смерил Нчари глазами.
   - Опять ты уходишь от разговора! - продолжал его собеседник. - Я тебе про что говорю: что если Таэ-Ни совсем исчезнут?! Что, если тем же перекупщикам станет нечего перекупать?! Как тогда будут летать корабли?! Да что так корабли, если поесть будет не на чем приготовить?! А!?
   - А что если солнце погаснет!? И придётся даже днём кой-куда ходить с фонариком! Не мели чепухи! Мне этими россказнями про конец света все уши прожужжали! Никуда Таэ-Ни не денутся. А уж если совсем туго станет, Тиуари обязательно что-нибудь придумают. Им ведь тоже сплошная выгода, - сказал эрчоолец и, повысив голос добавил куда-то в сторону. - Так ведь, а, мать клинка?
   Девушка лет пятнадцати с наголо выбритой головой, сидевшая в другом конце помещения, вздрогнула и округлила глаза. Закутанный с ног до головы в длинный плащ воин, стоявший рядом с ней, сделал было шаг вперёд, но пожилая женщина, очевидно, наставница, жестом остановила его.
   "Бесполезно! Этому даже Тиуари не страшны" - подумал Нчари. - "Вообще, что я, прославленный адмирал, делаю среди всего этого отребья!" - и он вновь погрузился в свои невесёлые размышления.
   "Если бы только цепь у гарпуна была чуть длиннее. И крепче, - думал он. -Тогда я попал бы, обязательно попал. И поймал бы не только этого, 16-крылого (молва, хоть и ненамного, преувеличила размеры той твари), но и взаправду 24-, и 48-крылого! И спускался сейчас на Эрчооль, в отдельной каюте размером с три этих подъёмника! И всё это было бы только началом! Потом я ещё раз подтвердил бы свою славу. Новый дворец, в какой-нибудь области с большой удачей, десятки рабов, красивых рабынь. Яства из всех стран, где светит солнце. Можно было бы даже на руку принцессы покуситься..."
   "Если бы только цепь была чуть подлиннее..."
   "Тогда бы не пришлось смотреть, как здоровый Таэ-Ни, за которым мы гнались несколько дней, вновь превращается в едва заметную звёздочку в темнеющем космосе..."
   "...слышать, как трещит корпус и, одно за другим, у корабля отваливаются крылья, пока из восьми не осталось лишь одно и команда не подняла бунт..."
   "...и потом проявлять чудеса маневрирования, чтоб на этом, последнем крыле долететь - и то, лишь только сюда, на эту далёкую планетку, едва колонизованную варварским Хумголором..."
   "...да и плевать бы на крылья, вырученных денег хватило бы на ремонт, и не пришлось бы за бесценок продавать на слом корабль..."
   "...который, к тому же, был взят под залог..."
   "...адмиральской чести..."
   "Проклятье!!! 17 и 257! что я просчитал не так?!"
   "Если б только гарпун этой развалюхи не сорвался! Или, сорвавшись, попал бы таки в Таэ-Ни!"
   "Если б только..."
   - Эй, высокородие! - кто-то осторожно похлопал его по плечу. - Вылазьте, прилетели.
   Перед Нчари стоял водитель подъёмника. Отсек для богатых уже опустел, в открытую дверь врывался холодный ветер и залетали снежинки. Дёрнув плечом, Нчари молча встал и направился к выходу.
   Планета Щимуае встречала его промозглыми сумерками. Поле для подъёмника, окружённое, против всех правил, кольцом домов, было здесь, очевидно, по совместительству ещё и рынком. Рискуя быть однажды раздавленными, люди, укутанные с ног до головы так, что пол, возраст и народность их угадать было невозможно, торговали здесь всем, что только мог предложить этот убогий мир: одеждой, какой-то едой, чем-то горячительным. Высыпавшие из тесного нижнего отделения подъёмника, матросы и портовые рабочие набрасывались в первую очередь на подогретую выпивку. Небольшая группа сбившихся в кучку людей, впрочем, не проявляла интереса к навязывавшимся торговцам. Их взгляды были устремлены в сторону Нчари.
   "Значит, трое из семнадцати остались в порту", - он быстро сообразил, кого именно не видит из своей команды. Впрочем, уже бывшей команды.
   Глубоко вдохнув морозный воздух, Нчари стал было спускаться по трапу, но тут же споткнулся и чуть не упал с лестницы: купленные в порту сапоги шились для нтхе, выходцев с гористого Хумголора, и были одновременно слишком коротки и слишком широки для его эрчоольских ног.
   "Только этого ещё не хватало, - пронеслось у Нчари в голове, - чтоб уж довести мой позор до логического конца!"
   - Высокородие, поторапливайтесь! Мне обратно надо! - подгонял его голос сзади.
   Едва заметно фыркнув, Нчари прибавил шаг.
   Когда он подошёл, команда продолжала стоять, не шелохнувшись. На фоне гомонящей кругом толпы, все они молчали. Нчари почувствовал, что должен что-то сказать.
   - Я уже говорил: все свободны.
   Никто не проронил ни слова.
   - Вы недовольны дележом? Всё было честно. Половина мне, остальное между вами поровну.
   Опять молчание. Нчари начинало это злить. Где это видано, чтобы капитан был так щедр с матросами, и они платили ему такой неблагодарностью!
   - Так в чём дело!?
   Бывший навигатор сделал шаг вперёд.
   - Капитан, неужели не было другого выхода? - он произнёс эти слова так, что его голос был почти полностью заглушён гомонящей толпой.
   - Повторяешься, Чаоже. Не ожидал от тебя.
   - Слушай сюда! - громким басом сказал вышедший из толпы гарпунщик. - На этом корабле я был девять лет! Мы с ребятами попадали во всякие передряги, но сохраняли наш корабль, а он - нас. И вот приходишь ты, ломаешь его в первом же полёте, а потом сдаёшь за бесценок мохначам!
   - Остынь, Ишчог! - тихим металлическим голосом произнёс навигатор. Обычно, когда Чаоже говорил что-то таким тоном, этого хватало, чтобы становить самый жаркий спор, даже драку. Но не в этот раз.
   - Не перебивай меня, Чаоже! - прохрипел гарпунщик. - Он-то знатный, он выкрутится! А я жизнь положил на этот корабль! Я знал в нём каждую заклёпку! Я...
   'А был ли, и правда, другой выход? - так думал Нчари, пока гарпунщик разражался проклятиями в его адрес. - Долететь до Эрчооль? Невозможно. Им едва хватило воздуха, чтобы добратья сюда. Будь крылья даже в идеальном состоянии, они не успели бы и к ближайшей эрчоольской колонии.'
   'Не продавать корабль? Но, если верить главному механику, ремонт обошёлся бы дороже, чем покупка нового. Да и всё равно не на что было ремонтировать. Уже после прошлого убыточного рейса отец отказался помогать ему дальше.'
   'Они во враждебной стране. Нтхе могли бы просто отобрать судно. Возможно, случись оно так, Нчари выглядел бы благороднее... но от этого приём на Эрчооль вряд ли стал бы теплей. Нет, хоть и знатный, он бы уже не выкрутился.'
   - ...Какие злые числа толкнули тебя стрелять из моего гарпуна! - не смолкал Ишчог. - Говорил же тебе: мы этого Таэ-Ни не достанем! Эй! Ты вообще меня слушаешь? Кто ты вообще думаешь ты такой?!
   - Я... - Нчари медленно, одно за другим выдавливал из себя слова, - я... адмирал Жин Чар Хич, победитель тысячи Таэ-Ни! И ты, простолюдин, - Нчари уже едва сдерживал крик, - думай кому и что говоришь!
   - Да я тебя... - гарпунщик задыхался от гнева.
   - Оставь его, Ишчог. - всё тем же металлическим тоном сказал навигатор. - Пусть идёт.
   Команда расступилась. Нчари шёл, чувствуя, как четырнадцать пар глаз провожают его. Он слышал, как матросы начали потихоньку переговариваться между собой.
   "...и что нам теперь делать?..."
   "...хуже некуда!..."
   "...будь оно всё проклято!..."
   Обрывки фраз долетали до Нчари, но не задерживались в его сознании. "Эрчооль! купи! эрчооль! купи!" - коверкая слова, один за другим местные торговцы пытались что-то всунуть ему, но Нчари уже не обращал внимания.
   Расправив крылья, подъёмник, ускоряясь, возвращался обратно в порт. Темнота сгущалась, снег валил всё сильнее.
   Нчари шёл, куда глаза глядят. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как взлётное поле закончилось, сменившись лабиринтом узких улочек меж зарывшихся в мёрзлую почву полуземлянок, жавшихся друг к другу как крысиный выводок. Сапоги то и дело норовили слететь, и Нчари чувствовал, что ноги его уже коченеют.
   "Ну почему, почему я промахнулся? Ведь я попадал, попадал в куда меньшие цели с куда большего расстояния. Уж, по крайней мере, сорвавшись, гарпун мог бы задеть Таэ-Ни, а не просто улететь неизвестно куда. В книге же совершенно точно было написано, что у меня не раз так получалось. Но почему сейчас...?"
   "Проклятая жизнь! Может расквитаться с ней раз и навсегда? И тогда, в следующий раз, всё получится лучше. Может и правда..."
   Удар плечом в грудь прервал его размышления.
   - Ха! Ты моя ударил! Ты на моя нападал!
   Заросший перьями чуть ли не до кончика носа, хулиганистый нтхе прогнусавил эти слова на ломаной солнечной речи с нескрываемым удовольствием.
   - Они всё видел! - нтхе показал на своих дружков, и те, приосанившись, радостно закивали. - Они всё видел! Деньги дай!
   Нчари стоял, как вкопанный.
   - Деньги дай!- повторил бандит набычившись, и прибавил какое-то местное ругательство. В руке у него появился нож.
   Нчари понимал: шансы явно не в его пользу. С одним бы он справился; наверно, и от двоих отбился бы - но этих было шестеро, и они начинали обступать со всех сторон.
   Хыкнув, главарь сделал выпад. Нчари увернулся, и уже почти выхватил кортик, как вдруг его противник, охнув от боли и неожиданности, отлетел назад, заодно свалив одного из своих прихвостней. Перед Нчари теперь стоял эрчоолец, в котором он узнал нахального старикана из подъёмника.
   - Бежим! - бросил тот, сплюнув.
   И они побежали.
   Сзади раздавалась нечленораздельная ругань. Бросив вожака, остальные рванулись в погоню. Конечно же, это было бесполезно. Мало кто на всех обжитых планетах мог мериться с эрчоольцами быстротой ног. Уж, по крайней мере, не местные. Эрчоольцы бегали стремительно, почти на одних лишь мысках, используя всю длину стопы. На открытом пространстве мало кто мог противостоять лёгкой эрчоолькой пехоте: будучи заменой тому, что мы назвали бы лёгкой кавалерией, не раз и не два приносила она победы своей империи.
   Нчари бежал за эрчоольцем. Они сворачивали то туда, то сюда, иногда перебегая с одной улицы на другую прямо по низким крышам домов. Сапоги, один за другим, слетели с ног - какая разница, всё равно сейчас они только мешали. Наконец, забежав в тёмный переулок между довольно высокими домами, они ненадолго остановились.
   Ну всё, теперь точно оторвались, - сказал пожилой эрчоолец, отдышавшись. - Дальше место будет людное. По крайней мере, всегда можно будет устроить большую драку, хе-хе!
   Они перевели дух, после чего вышли на достаточно широкую и, пусть и слабо, но освещённую улицу.
   "А ведь я только что хотел умереть, - подумал Нчари. - И у меня был хороший шанс. Тогда отчего же я сейчас так удирал, так цеплялся за эту жизнь?"
   - Пойдёмте, ваше высокородие, - продолжал эрчоолец, поправляя заплечный мешок. - Я знаю здесь одно неплохое местечко.
   Улица свернула, сбегая вниз по обрыву. Где-то рядом, очевидно, должна была протекать небольшая речка.
   - А где же ваш товарищ? - Нчари сам не знал, почему спросил именно это.
   - Познакомились в подъёмнике, там же распрощались, - ответил новый знакомый. - Да, и не думайте себе, что в нашем бегстве было что-то позорное. Будь нас даже десяток, мы всё равно были бы в меньшинстве - для городской стражи чужестранцы по определению во всём виноваты.
   Пройдя ещё немного по улице, они оказались у большого деревянного дома, фасад которого опирался на сваи, а задняя часть зарывалась в склон. Сквозь низкие, узкие окна слышался гомон и смех. Эрчоольцы поднялись по лестнице и, миновав сени, вошли внутрь.
   Волна тепла и света накатила на Нчари. На постоялом дворе было довольно оживлённо и пахло чем-то... съедобным. Только сейчас Нчари почувствовал, как он на самом деле замёрз, устал и проголодался.
   - Вы пока присядьте, ваше высокородие, - сказал его спутник, и в слове "высокородие" отчётливо проступала издёвка, - а я возьму чего-нибудь перекусить.
   В другое время Нчари наверняка не потерпел бы подобного с собой обращения, но сейчас ему было не до того. По-эрчоольски подобрав под себя ноги, он сел на крепкую деревянную скамью за свободным столом и неспешно осмотрелся.
   Трактир был заполнен примерно на половину. Посетителями были в основном матросы самых разных народов. Двое мужчин с внешностью, какой Нчари ещё не видел - скорее всего, аборигенов -, о чём-то переговаривались с мелким хумголорским чиновником. На небольшом возвышении стояла девушка-нтхе и пела; не нужно было знать языка, чтобы понять: петь она старалась скорее громко, чем складно. За столом напротив двое играли в "простецкую башню", на девять фигур и, судя по всему, даже без "призрака".
   Спутник Нчари, тем временем, подошёл к стойке, и вскоре в его руках задымились две пиалы. Чуть поразмыслив, эрчоолец ловко подхватил их обе одной рукой, кинул трактирщику ещё одну монетку и, взяв с крючка какую-то цветастую ленту, подошёл и повесил её на рукав певице - там уже было с полдюжины таких же лент. Краем глаза Нчари приметил, как двумя пальцами той руки, в которой были пиалы, его компаньон незаметно заложил что-то блестящее за ворот рукава девушки.
   "Лихо, - подумал Нчари. - И не заподозришь! А ведь точно так же деньги можно не только положить, но и..."
   - Симпатичная! Наверняка заслуживает большего. Пусть будет ей на пряники. - сказал новый знакомый, вернувшись. - Да, кстати, не всякую еду нам здесь можно есть. Эту - можно, - он подал Нчари пиалу с супом и добавил. - Если они туда, конечно, ничего нового не подложили, хе-хе!
   Нчари ощутил некоторую неловкость.
   - Извините, как вас всё-таки...
   - Осмелюсь предположить, ваше высокородие, что имя моё навряд ли может сравниться по существенности с именем того перерождения, кое я имею честь лицезреть. Ведь вы знатный перерожденец, не так ли?
   - Так. Адмирал Жин Чар Хич, одиннадцатое воплощение, - Нчари на мгновение приободрился, сознавая свою значимость. - Впрочем, какая теперь разница, - добавил он, вспомнив своё теперешнее положение.
   - Мне - никакой. А вот для вас она наверняка всё ещё есть.
   Эрчоолец взял свою пиалу и отхлебнул.
   - Это пьют прямо так, - сказал он, заметив замешательство Нчари. - Здесь нет столовых приборов. Ешьте, не то совсем остынет. Остатки сгребёте в рот раковиной - там, в супе, наверняка будут.
   Суп был, на эрчоольский вкус, слишком жирным и пресным. Сейчас, впрочем, внимание Нчари больше отвлекала нарастающая боль в ногах. К счастью, здоровая боль - захолоделые в промокших мокасинах ступни постепенно отогревались.
   На покрытом растрескавшейся эмалью донце пиалы остались нарубленные коренья и тушки каких-то речных обитателей. Расправившись с ними, Нчари поднял глаза на своего собеседника. Тот, как оказалось, уже успел сходить к трактирщику и вернуться с двумя чашками поменьше. Попробовав, Нчари почувствовал, что напиток в них был не только горячим, но и горячительным.
   - Жин, Чар, Хич. Три, Четырнадцать, Восемь, - тихо повторил эрчоолец, и добавил, уже громче. - Весьма удачное имя, весьма. С таким именем можно было бы сидеть на Эрчооль и наслаждаться беспечной жизнью. Или уж, по крайней мере, приказать гарпунщику стрелять самому - тогда всю вину можно было бы перевалить на него. Каков ваш возраст, одиннадцатое воплощение?
   - Шестьсот тридцать два года, - ответил Нчари, не раздумывая.
   - Что ж, возраст весьма почтенный. Могу ли я тогда осведомиться, каков возраст этой, одиннадцатой инкарнации?
   Пусть вычисления заняли всего лишь миг, их пришлось произвести.
   - Девятнадцать. В одиннадцатой инкарнации - девятнадцать.
   - Послушай, сынок...
   Ирония, пропитывавшая до этого каждое слово пожилого эрчоольца, внезапно куда-то испарилась.
   - Послушай сынок, - продолжал он. - Я хочу предложить тебе сделку.
   - С вами?
   - Да нет. Скорее уж, с самим собой.
   Ненадолго повисло молчание.
   - Хм. И какие же будут условия?
   - Довольно простые. Ты должен отказаться от своих предыдущих воплощений. Вместо великого адмирала ты станешь обычным девятнадцатилетним молокососом.
   Нчари почувствовал, как во рту у него пересохло, а сердце забилось быстрее.
   - Х-хорошо. А что я получу взамен?
   - Взамен... взамен, твои предыдущие перерождения не будут больше тебя тяготить!
   Словно молния ударила Нчари. "Старикан что, смеётся надо мной!" - подумал он. Демоны в страшных сказках, которые Нчари рассказывали в детстве, нередко предлагали героям продать в свои инкарнации, обещая всяческие блага. Потому он готов был услышать всё, что угодно, обещание каких угодно наград: денег, нового корабля, даже чина в хумголорском флоте или колдовских умений. Всего, но только не этого!
   - Т-то есть... взамен я не получаю ничего!?
   - Скажи мне, а что ты теряешь?
   - К-как это что!?
   - Ну, - эрчоолец подпер голову ладонью. - Я говорил, у тебя очень удачное имя. Твоему отцу наверняка пришлось весьма хорошо обойтись и с повитухами, и с астрологами, чтобы оно тебе досталось.
   Нчари сидел, ошарашенный. Его глаза округлились, "ирокез" агрессивно расправился.
   - Да... как вы можете так говорить!?
   - Языком и губами, как же ещё! Или, может быть, ты скажешь, что твоя мать родила тебя дома?
   - Да! Отец специально купил дом в Шестой Стране, чтобы достойно встретить адмирала!
   - Вот видишь, он не поскупился на то, чтобы ты родился в нужное время в нужном месте. Не поскупился на твоё имя. На твоё воплощение.
   Странная смесь чувств переполняла Нчари. Раздражение, удивление, даже страх. Галдение людей в трактире, завывание ветра за окнами - окружавшие его звуки словно перестали существовать. Даже свет, казалось померк, сосредоточившись на лице его собеседника.
   - Ты можешь верить во всё, что угодно, - продолжил тот. - Но раз уж ты здесь, значит на Эрчооль тебя уже не ждут так же, как в день твоего рождения.
   Выдержав паузу, он заговорил снова.
   "Так что же ты теряешь, если тебе уже нечего терять? Я скажу тебе."
   "С самого рождения ты был адмиралом, с самого рождения был окружён бóльшим почётом и уважением, чем многие твои сверстни. Когда ты был в школе, тебя наверняка оценивали лучше других - адмирал может подзабыть что-то, но ведь это не убавляет его величия. И ты уж наверняка считал, что это правильно, и впрямь думал, что ты великий Жин Чар Хич."
   "И всё, что было нужно от тебя, это продолжать быть о себе того же мнения. С парой показных подвигов, ты оказался бы при дворе, усилив партию своего отца. Дальше, за исключением нечастого присутствия на скучных советах, ты мог бы просто пользоваться своим положением и смаковать свою жизнь. Но почему-то так не вышло."
   "В чём же была проблема? Проблема была в тебе. Ты поверил в свои перерождения не так, как все, не так, как было надо. Не на словах, а всерьёз. Не просто думал, что удача сама должна идти к тебе в руки, но и хотел доказать это самому себе. Иначе зачем бы ты лез к гарпуну."
   "Наверняка каждую свою оплошность тебе было переживать нелегко - может быть, даже тяжелее, чем другим на твоём месте. Но ты чувствовал ответственность перед самим собой, и потому снова и снова шёл на риск. Чем всё закончилось - напоминать не нужно"
   Эрчоолец сделал несколько неспешных глотков из своей чашки.
   "Он как будто насквозь меня видит!" - подумал Нчари.
   "Итак, отказавшись от своих инкарнаций, - продолжил говоривший, - ты больше не сможешь верить в то, что достигнешь великих свершений лишь потому, что и так герой. И уж тем более потеряешь возможность превозноситься по этому поводу над другими."
   "А что же ты приобретаешь, становясь самим собой - обычным девятнадцатилетним мальчишкой?
   "С одной стороны - право на ошибку. Неудача теперь не будет позором на чести великого адмирала. Ты молод, не натаскан, и потому не будет смысла корить себя за то, что не смог сделать нечто, непосильное даже для умудрённого капитана."
   "С другой - право на опыт. Возможность переходить от простого к сложному, чтобы однажды сделать то, что сначала казалось чудом, стало в порядке вещей.
   "Отказываясь от прошлых перерождений, ты получаешь полное право на эту, свою жизнь. Даже если ты ничего не добьёшься, тебе не за что будет себя винить. Но зато каждая, пусть и небольшая твоя удача уже не будет не выходящим из ряда вон следствием заслуг десяти почивших адмиралов - она станет твоей и только твоей."
   Допив, эрчоолец аккуратно поставил чашку на стол.
   - И что же я должен сделать? - спросил Нчари. Он всё ещё не мог до конца поверить в то, что слышал.
   - Ничего. Подумать. Или тебе казалось, что я потребую от тебя клятвы, скреплённой кровью и перьями? Нет. Мне, признаться, без разницы, что ты выберешь. Просто я думаю, смерть, которую ты недавно искал, не самый лучший выход. Особенно если ты веришь в перерождение.
   Кабак, немного наполнявшийся во время их беседы, теперь пустел. Певица ушла, два из трёх светильников уже были выключены.
   - Мне пора, - сказал эрчоолец, вставая. - Здесь, кстати, можно переночевать. Недорого.
   - Да, - ответил Нчари, - пожалуй, я так и сделаю. Спасибо.
   - Не за что. Увидимся.
   Эрчоолец встал и, казалось, направился к выходу. Но, когда Нчари расплачивался за комнату, тот вдруг оказался сзади и, похлопав его по плечу, сказал почти на ухо.
   - Если всё-таки надумаешь: через четверть радуги в порт прибудет корабль "Каиои". Придёшь, скажешь, что от меня.
   - Подождите, но имя-то ваше... - в том, как эрчоолец приблизился к нему, было что-то неправильное.
   - Кстати, об имени. Придумай себе новое... понеудачнее, что-ли! Хе-хе. Да, вот ещё, - сказал он, подсовывая что-то в руку Нчари. - Возьми, здесь таких не найти, пригодятся.
   Эрчоолец разжал руку, и Нчари не успел удержать предмет, который тот ему подавал. Послышался глухой стук. Нчари инстинктивно нагнулся: потрёпанные и с содранными знаками отличия, перед ним лежали сапоги, какие использовались эрчоольскими колониальными войсками на холодных планетах. Это было очень кстати - ноги, отошедшие от заледенения, снова чувствовали холод и успели продрогнуть. Однако, когда Нчари обернулся, чтобы поблагодарить своего нового знакомого, тот уже куда-то исчез.
   "Странно, очень странно, - думал Нчари, одевая сапоги. - Но, впрочем, после сегодняшней беседы, от этого человека я могу ожидать чего угодно."
   - Повторите, пожалуйста, где моя комната? - сказал он, обращаясь к трактирщику.
   - Говорил же уже: двумя этажами выше, третья справа. - ответил тот устало. - Ещё чего-нибудь надо?
   - Нет, спасибо.
   И всё-таки что-то было не так. Медленно поднимаясь по лестнице, Нчари кожей ощущал это. Всё время этот отказавшийся называться человек держался от него на расстоянии. И вот внезапно подходит к нему так близко, как будто они древние приятели. Почему? В голове отчего-то всплыла девушка-певица. Стоп! Нчари судорожно похлопал себя по бокам...
   Деньги?...
   Деньги!!!
   Деньги, вырученные за корабль, - их украли! Этот мерзкий старикан - он их украл!
   - Воры! Воры! - кричал Нчари, буквально скатываясь вниз по лестнице.
   Немногие оставшиеся посетители проводили его взглядом, когда он, промчавшись сквозь трактир, выскочил в дверь.
   На улице стояла непроглядная тьма, метель кружила всё гуще, заметая следы, залепляя глаза. Ноги вязли в снегу, но Нчари продолжал упорно - уже не бежать - идти вперёд.
   "Я найду, найду тебя! - повторял он про себя. - Найду, и вместе со своими деньгами прихвачу твои кишки!"
   Внезапно нога его провалилась, оказавшись по колено подо льдом. Мёрзлая вода затекла в сапог, стрелы холода пронзили плоть. К счастью, на замёрзшую реку нападало достаточно снега, и Нчари не провалился целиком. Когда ему наконец удалось выбраться и встать на колени, Нчари вдруг осознал, что в этой тьме он не видит даже своих собственных вытянутых рук.
   И тогда, от осознания собственного бессилия, он закричал. А когда воздух в лёгких кончился, вдохнул и закричал снова. Но снег и ветер заглушили его крики.
   Как именно Нчари удалось вернуться к постоялому двору, ему, сколько он после не пытался, понять так и не удалось. Он помнил лишь, как стучал в уже запертую дверь, пока трактирщик, ворчащий и заспанный, не отворил. И как, не обращая внимания на ворчание, он прошёл в свою комнату и, сбросив заиндевевшую одежду, провалился в забытье.
  
   ***
  
   Нчари проснулся оттого, что кто-то молотил чью-то дверь, требуя открыть. Неясный свет, проникавший в комнату сквозь мутное, покрытое морозными узорами окошко, говорил о том, что уже наступил вечер.
   - Эй ты! - кричали за стеной. - Плати за следующий день или проваливай!
   "Хорошая солнечная речь," - это было первым, что пришло Нчари в голову.
   Наконец мысли в голове собрались воедино, и он понял, что это его дверь готова была сорваться с петель, и слова были обращены к нему. Нчари протянул руку, пошарил в своей одежде и обрадованно хмыкнул - по крайней мере деньги из неприкасаемого запаса остались при нём. Встав, он отпер засов и спросил разъярённого трактирщика:
   - Сколько?
   Тот назвал цену и, увидев деньги, сразу повеселел.
   - Вам принести ужин? - спросил трактирщик уже гораздо вежливее.
   - Как вчера.
   - Может, девушку.
   - Нет. Я устал.
   Трактирщик ушёл. Нчари рухнул на кровать и пустил мысли на самотёк. Спустя немного времени девушка, в которой он узнал вчерашнюю певицу, принесла ему еду.
   "Интересно, это её он предлагал мне на ночь? Они с хозяином очень схожи. Впрочем, - попытался он отогнать от себя такие мысли, - все они, мохнатые нтхе, на одно лицо."
   Похоже, в этом бедном мирке по имени Щимуае продавалось всё, что только можно было продать.
   "Ну, а чем, собственно, отличается мой родной Эрчооль? - подумал Нчари про себя. - Боюсь, разница лишь в цене."
   Впрочем, эти думы занимали его недолго. Дохлебав свой суп и допив разогретую брагу, он откинулся на кровать и проспал до утра.
  
   ***
  
   Эти четверть радуги - девять местных дней - были, наверное, самыми длинными в жизни Нчари. В тот раз он отдал трактирщику львиную долю своих остававшихся денег, и долго так продолжаться не могло.
   Хоть он и понимал, что тот эрчоолец был им упущен безвозвратно, Нчари всё равно ходил по городу, к подъёмнику, ездил в порт, ища в лицах прохожих его лицо. Несколько раз он видел матросов из своей бывшей команды, пару раз - бандитов, напавших на него в первый день, но незнакомца и след простыл. Трактирщик клялся, что видел этого человека впервые. В порту его тоже, похоже, никто не знал.
   Попутно Нчари продал кортик, пуговицы и носовую подвеску, сменив заодно одежду эрчоольского офицера на менее заметную. Странно, но все эти вещи, которые, казалось, были для него ценными, уходили теперь легко и быстро. Хоть Нчари знал, что продаёт их в десятки раз дешевле их истинной цены, он не чувствовал утраты, словно они больше ему не принадлежали. Или, скорее, они принадлежали адмиралу по имени Жин Чар Хич - а Нчари больше им не был. Сейчас главным для него было продержаться как можно дольше, не умерев от голода и холода.
   Нельзя сказать, что ему не хотелось выручить за проданные вещи побольше: уже на четвёртый день он понял, что больше не сможет позволить себе отдельную комнату, и теперь проводил ночи в общей, где в люди спали в тесноте на голых четырёхъярусных нарах.
   "По крайней мере, - успокаивал себя Нчари, - теперь у матросов с моего корабля не будет повода мне завидовать".
   Жизнь превратилась в выживание. Днём ждал вечера, ел, когда было что и на что. Ночами - а многие ночи он уже не мог уснуть - тупо дожидался утра. Иногда бессонница перемежалась кошмарами, и казалось, что в каждом из них появлялся тот самый эрчоолец.
   Нчари много думал над его словами. Веры в них, впрочем, у него оставалось всё меньше, и, когда на девятый день обещанное судно так и не прилетело, она, казалось, совсем испарилась.
   Пока вечером двенадцатого дня в прояснившемся небе не появился он: корабль "Каиои". Сначала лишь едва заметная точка, он всё увеличивался, его силуэт всё больше напоминал зависшего в глубине небосвода гигантского паука. Ошибки быть не могло: на языке олло-орё, выходцев с покрытого морями Йо-Олло-Лээ, "Каиои" обозначал морскую громадину: она охотилась, засасывая в себя пищу вместе с водой - в образовавшиеся водовороты иногда затягивало даже крупные лодки. "Каиои", имевший явные черты корабля с Йо-Олло-Лээ, явно заслуживал своего названия.
   Конечно, в своей жизни Нчари видывал и куда большие суда. Но сейчас, на фоне тех судёнышек, которых с земли едва лишь можно было различить, "Каиои", который, пришвартовавшись, оказался длиной с половину порта, был настоящим гигантом.
   Нчари поспешил было к подъёмнику, но тот улетел прямо перед его носом. Денег оставалось впритык, но выбора не было - следующий рейс был лишь поутру, и потому пришлось возвращаться на постоялый двор.
   В ту ночь Нчари вновь не мог уснуть. Но, на этот раз, не столько от холода, голода или обиды, сколько от возбуждения. Надежда была призрачной, невероятной, почти абсурдной, но она была.
   Всю ночь он подбирал себе новое имя. Для этого ему пришлось применить все свои скудные познания в астрологии. Татуировку с цифрами имени стереть было нельзя, но можно было добавить несколько черт, вообще сделать её более грубой и аляповатой, чтобы сойти если и не за простолюдина, так хотя бы за выходца из не столь высоких кругов. Впрочем здесь, на Щимуае, возможности подправить её не было, так что пока приходилось полагаться на одну лишь удачу.
   Утром, как только в небе показался второй хвостик дороги-солнца, Нчари покинул постоялый двор, и, растеревшись снегом (нормально помыться средства ему давно не позволяли), отправился к взлётному полю. Там уже собралась толпа ожидающих подъёмник. Денег, естественно, хватило лишь на нижнюю кабину - стиснутый со всех сторон, Нчари удивлялся самому себе - ведь каких-то полрадуги тому он гнушался даже отделением для капитанов.
   Давка была жуткой. И это при том, что многие не смогли влезть, да так и остались на земле в ожидании следующего рейса. Но, несмотря на то, что в этой тесноте трудно было и вздох-то сделать, люди умудрялись оживлённо общаться. Обсуждали же в подъёмнике только одну новость: Хумголор, следом за Эрчооль, готовит экспедицию на Вернувшуюся планету для поиска Машины Порождения. Это могло означать только одно - скоро должна была разгореться война. Конечно, войны между Эрчооль и Хумголором вспыхивали регулярно, и борьбы за такой артефакт, как Машина Порождения, определённо следовало ожидать, но Нчари от этого было не легче. Земля горела под его ногами - что не только домой, но даже и на поверхность Щимуае ему больше не было возврата.
   Наконец подъёмник состыковался с портом, и полузадохнувшийся Нчари вместе с толпой рабочих и матросов вывалился во внутренние помещения.
   В порту было необычно темно - многие светильники не горели. "Видимо, с "глазами" и правда начинаются большие проблемы", - подумалось Нчари. Сквозь сумрак и толкотню он стал протискиваться к шлюзу, к которому пристал 'Каиои'.
   У входа дежурили два матроса. Нчари подошёл, даже не зная, что и сказать им. Вместо этого один из них спросил его сам:
   - Ты от Риш Жин Чао?
   - Да, - а что ещё оставалось ему отвечать?
   - Проходи, капитан ждёт тебя.
   "Что за бред! Сработало!" - подумал Нчари, но не подал виду.
   Хотя корабль и был большим, мостик удалось найти довольно быстро. Войдя, Нчари увидел перед собой нескольких олло-орё. Один из них, толстоватый даже по меркам своих, склонных к полноте соплеменников, спросил:
   - Это ты?
   - Меня зовут... - начал было Нчари.
   - Плевал я на имя! - работа всей предшествующей ночи, похоже, пошла насмарку. - Считать умеешь?
   - Конечно!
   - Значит так, - продолжал капитан, - я олло-орё, я сам себе навигатор, и без всех ваших таблиц знаю, где нахожусь. А вы, эрчоольцы, умеете только две вещи - драпать и считать. Так вот: сейчас с "глазами" перебои, на крыльях приходится экономить. И так уже сюда с опозданием пришли. Я тут нанял двоих из вашего племени, будешь под ними, обсчитывать второй пояс так, чтобы крылья давали полную нагрузку и не ломались. Работать будешь за еду; проштрафишься - выкину в небо. Вопросы? Нет? Тогда вперёд, на палубу.
   Всё совершилось так быстро, что Нчари не успел опомниться. Дверь на мостик захлопнулась за ним. Пробравшись ко второму поясу, Нчари вдруг увидел два знакомых лица.
   - Адмирал, - видимо, это всё-таки был вопрос: тихий голос навигатора был, как всегда, лишён интонаций.
   - Просто Нчари, - как ни крутил он цифры вымышленного имени, краткая форма осталась той же.
   Гарпунщик, оглядев вновь прибывшего с ног до головы, удовлетворённо ухмыльнулся.
  
  Глава Б. Игра 'Призраком'
  
  
   Солнце, рассекавшее небо дорогой света, постепенно спускалось всё ниже к горизонту. Свет его, словно горячим чаем заливавший собой просторную веранду, становился и по цвету всё более похожим на тот напиток, что выливался сейчас из пузатого чайничка в изящную чашку Харгима ум-Пфоро, посла Хумголора на Ц'квири.
   - Благодарю вас, достаточно, - сказал посол Мерхебу ун-Нхопфе, светлопёрому юноше лет девятнадцати от роду, наливавшему ему чай, и тот поставил чайник обратно на подставку, круглую, с коротенькими, изогнутыми ножками. - Эта жара просто невыносима. Как, в общем, и вся эта планета.
   Взяв кружевной платок, ум-Пфоро утёр им капельки пота, обильно выступавшие на его лице. Перья на голове посла были коротко острижены; на пологом лбу, где годы, словно ручьи овраги, уже начинали промывать морщины, они и вовсе были выщипаны. Тело посла было грузным, дыхание - тяжёлым, но движения не были ещё лишены какой-то внутренней, скрытой энергии. Видимо, именно благодаря ей посол, несмотря на свою полноту, не выглядел несуразно в окружавшей его обстановке, роскошной и утончённой. Сейчас на нём был надет длинный халат с пёстрым узором в виде ветвей сказочных деревьев - не официальный, но и отнюдь не затрапезный.
   - Не могу не согласиться, господин посол, - вступил в разговор Ирхат ун-Хембре, третий человек в этой компании, - что жара, как и планета, и в самом деле ужасна. Но, позвольте спросить, почему же вы тогда пьёте горячий чай? Ведь льда в запасах посольства хватит даже, наверно, для уборщиков.
   Ирхат был высоким, узкоплечим молодым человеком, ненамного старше Мерхеба. Перья на его голове, довольно длинные для выходца с Хумголора, были светлыми у основания и темнели к концу, приобретая редкий перламутровый отблеск. Все они были очень аккуратно уложены - было видно, что Ирхат гордился ими. Его халатс изображениями угрюмых, кутающихся в рваные белые облака горных вершин, явно был подобран под цвет этих перьев.
   - А я вот не понимаю, как вы, молодёжь, можете пить в такой зной ледяную воду, - произнёс ум-Пфоро. - Один раз, будучи примерно в вашем возрасте, я поддался этой моде - так простудился и больше судьбу не искушал. Нет, мы с вами - нтхе - привычны к холоду вовне, но никак не изнутри.
   С этими словами посол ещё раз поднёс чашку ко рту и не без удовольствия сделал несколько коротких глотков.
   Веранда, где, за высоким резным столиком, сидели эти трое, выходила в сад, раскинувшийся между двумя крыльями посольского дворца. Само посольство, - целый городок, состоящий из соединённых друг с другом строений, - расположилось на пологом отроге горного хребта. За садом виднелась плоская крыша одной из посольских построек, а далее склон начинал уходить всё круче вниз, становясь, наконец, почти отвесным. Отсюда, из левого дворцового крыла, открывался вид на просторную долину, где блеклым, неопрятным пятном расстилался другой город, огромный и чужой. Он был таким плоским и однородным, что, если бы не яркие трапециевидные башни то ли дворцов, то ли храмов, кое-где тщетно пытавшихся соревноваться в высоте с великанами-деревьями, да не пересекающая его лента реки, поблёскивавшая в вечернем свете, можно было бы подумать, будто на самом деле это было большое, мутное озеро, раскинувшееся среди сочных красок джунглей и плантаций.
   - Кстати, ун-Хембре, - спросил посол, отхлебнув ещё немного чаю, - вы уже сделали свой ход?
   - Да, господин ум-Пфоро, мой "отравитель" передвинулся.
   - Надо же... я и не заметил. Значит, теперь моя очередь.
   На столике, за которым сидели три наших собеседника, помимо стоявшего в углу чайника, лежала составленная из двух частей шестиугольная доска для игры в "башню". Партия длилась уже давно, и из тридцати трёх изначальных фигур в игре оставалось лишь около дюжины. Рука посла потянулась к "призраку". "Призрак", которого было весьма сложно уничтожить, обычно был ничейной фигурой - ей могли ходить оба игрока. Либо же, как сейчас, "призраком" мог играть кто-то третий, в нашем случае - Харгим ум-Пфоро.
   - Да, - продолжил посол задумчиво, - мы, нтхе, привычны к холоду снаружи. Такова наша природа, такова наша планета. Но, природа-природой, а всё же я никак не возьму в толк, как это у хескьи, местных жителей, получается переносить здешнюю парилку. Ун-Нхопфе, - вновь обратился он к Мерхебу, - повторите пожалуйста, как хескьи сами себя называют.
   - Ц'скви, господин посол, - ответил юноша. Услышав, что посол обращается к нему, Мерхеб уже опять потянулся было за чайником, и теперь его руки застыли на полпути.
   - Благодарю вас, ун-Нхопфе. Честно говоря, самому мне так никогда не произнести.
   - Но, разве в этом есть необходимость, господин посол? - задал вопрос Ирхат.
   - Вы хотите сказать, что хескьи сами должны учить наш язык, не так ли?
   - Не уверен, что они способны выучить такой цивилизованный язык, как предгорный нитхии, однако приобщение к человеческим словам и звукам наверняка пошло бы им на пользу.
   - "Человеческим словам и звукам"... - посол повертел фигуру пальцами на доске, затем сделал ход, - то есть, ун-Хембре, по вашему мнению хескьи нельзя считать за людей.
   - Причём же здесь мнение, господин ум-Пфоро? Разве это и так не очевидно?
   Краем глаза посол приметил, как у Мерхеба слегка дёрнулись веки.
   - Эх, ун-Хембре, - произнёс ум-Пфоро, слегка разочарованно, - чему я вас учил. Как дипломат, вы сейчас допустили две непростительные ошибки. Во-первых: прямо ответили на вопрос. Во-вторых: грош цена тому политику, который не умеет отрицать очевидного. Кроме того, очевидность - вещь чрезвычайно опасная, потому что у каждого она, в общем-то, своя.
   - Что вы хотите этим сказать? - спросил Ирхат.
   - Ун-Нхопфе, - обратился посол к Мерхебу, - может быть, вы подберёте подходящие аргументы за меня? Кстати, ваш ход.
   - Боюсь, вы переоцениваете мои способности, господин посол, - ответил Мерхеб.
   - Полноте, ун-Нхофе! - улыбнулся ум-Пфоро. - Когда я начал свою службу здесь, вас ещё на свете не было. И при этом я до сих пор и звука не могу понять на местных наречиях, а вы, никогда раньше здесь не бывавший, свободно общаетесь на них. У вас наверняка и без меня была замечательная школа. Я настаиваю.
   - Ну, в таком случае, - ответил на это Мерхеб, - я могу, к примеру, ответить уважаемому ун-Хембре, что представительство ордена Тиуари здесь, на Ц'квири, существовало ещё в те времена, когда на Хумголоре и понятия не имели о полётах между планетами. Отсюда можно сделать вывод: по крайней мере для них очевидно: ц'скви - люди.
   - Помилуйте, ун-Нхопфе! - возразил на это Ирхат. - Ваши слова лишь подтверждают недоразвитость хескьи. Получается, у них была уйма времени для того, чтобы создать собственную империю и собственный флот. Вместо этого они предпочли прозябать в дикости, тогда как корабли Хумголора уже летали в оба конца Солнца. Кроме того, сейчас сами Тиуари отнюдь не столь всемогущи, как в былые времена, а, следовательно, и их представления о равенстве всех пернатых можно с уверенностью назвать ошибочными.
   - Но, ун-Хембре, если бы Тиуари не придерживались этих принципов, - продолжал Мерхеб, - искусство кораблестроения и полётов и на Хумголоре никогда не стали бы известны. Ведь именно орден распространял знания по миру и, в известной мере, продолжает делать это и сейчас. Именно они дали толчок развития нашей цивилизации, как, в общем, и всем известным остальным, существующим ныне.
   - Ун-Нхопфе, не мне напоминать вам, что большая часть знаний Тиуари - это наследство великих Юу, а те достались им от Таэ. И я, конечно же, буду удивлён, если вы не знакомы с великолепным стихотворным трактатом великого ир-Джадру, в котором явно доказывается, что именно Хумголорцы являются прямыми потомками великих Таэ. Стало быть, миссия Тиуари на Хумголоре могла заключаться разве только в возврате нам, нтхе, нами же обретённых знаний. При они этом орден вероломно приобщал к этим познаниям и другие, недостойные того нации.
   - Позволю себе заметить, ун-Хембре, что у эрчоольцев тоже есть подобные трактаты. Разница заключается практически в том лишь, что слово "Хумголор" заменено на "Эрчооль".
   - Ун-Нхопфе, я не удивлён, что эти варвары оспаривают наше происхождение и наши законные права. Но это же ничего не означает. В конце концов, переписать чужой труд, заменяя одно слово на другое - это никогда не сложно. Не считая счетоводства, на большее их, с позволения сказать, премудрость не способна. А вот чтобы написать свою поэму - для этого нужно величие потомков Таэ.
   - Боюсь, ун-Хембре, вы неправильно поняли меня. Я не говорил, что эти два труда одинаковы. Кроме того, - тут Мерхеб едва сдержал смешок, - эрчоольский трактат увидел свет лет за триста до работы ир-Джадру.
   - Хэх! Эти лжецы могут хоть тысячу лет приписать своим каракулям. Я, конечно же, в первый раз слышу об этом эрчоольском подлоге, но разве вообще хоть что-нибудь эрчоольское можно сравнивать с трудом, порождённым гением Хумголора. Ваши рассуждения... они, по меньшей мере... непатриотичны! Вы ведь говорите так исключительно потому, что вам сказал это сделать господин посол, не так ли?
   - Н-да, - ответил Мерхеб, но его веки вновь чуть дрогнули, - безусловно. Господин посол попросил меня привести контрагрументы, я их и привёл.
   - Ухитрившись при этом, - вновь вступил в разговор ум-Пфоро, - не только увести беседу от хескьи, но и не сделать свой ход. Давайте, ун-Нхопфе, подумайте лучше над достойным завершением нашей партии, а я пока попытаюсь исправить наделанные вами ошибки в словесной игре.
   Мерхеб ещё раз посмотрел на доску. Хотя ему уже удалось взять "короля" противника, партия ещё не была закончена. Для выигрыша нужно было, чтобы свой "король" оказался на "троне", в центре доски - фигура же, напротив, была прижата к краю, и путь преграждал умело поставленный послом "призрак".
   - Хескьи и впрямь вряд ли можно сравнить с нами, нтхе, - начал ум-Пфоро. - Они грязны, необразованны, почти не носят одежды, их язык - сплошной визг, а наш для них практически недоступен. Мы смело можем исключить их из числа развитых народов, да и из числа людей тоже. Но давайте посмотрим на это с другой стороны и спросим себя: кого считают за людей сами хескьи?
   - Разве нам, после всего, что вы о них сказали, должно быть интересно их мнение? - спросил посла Ирхат.
   - Уходите от ответа, ун-Хембре? Хорошо, урок пошёл вам на пользу. Тогда... ун-Нхопфе, может быть вы ответите на мой вопрос?
  -Насколько я знаю, "ц'скви" означает "люди", - ответил Мерхеб. Одновременно он, защищаясь, поставил "танцовщицу", фигуру, в общем-то не для этого предназначенную, между "отравителем" Ирхата и своим "королём".
   - Простите, ун-Нхопфе, - вмешался Ирхат, - должно быть, словом, которое вы сказали, хескьи называют себя. Звери в сказках тоже, бывает, разговаривают, но при этом называют себя по своей породе, а не людьми.
   - Что ж, ун-Хембре, - сказал на это посол, вновь протягивая руку к "призраку", - вы явно заслуживаете похвалы. Вы умело спихнули эту задачку на философов, что добывают себе пропитание, ковыряясь в неясностях языка. Но я человек практичный, меня более интересует другой вопрос, который следует из первого. Допустим, всё таки, что хескьи считают себя людьми. За кого тогда они считают нас?
   - Ну, - ответил ун-Хембре, - если поставить их на место людей, то мы со всей очевидностью станем чем-то вроде божеств! - с этими словами Ирхат передвинул "отравителя", обходя "танцовщицу" Мерхеба. Ун-Нхопфе ждал этого хода.
   - То-о есть, для них мы не-э..., - посол выдерживал паузу, давая развить мысль.
   - Для них мы не люди, - неожиданно для себя выпалил Мерхеб.
   - Именно, ун-Нхопфе! - ответил ум-Пфоро. - И хотя, ун-Хембре, я посоветовал бы вашему товарищу, да и вам тоже, получше следить за субординацией и не отвечать на вопросы, заданные не вам, мысль он ухватил верно. Хескьи не считают нас равными себе.
   -Ну и что же с того, господин ум-Пфоро? - возразил Ирхат. - Если им хватает ума хотя бы признать наше превосходство - разве это проблема?
   - Что ж, я приведу пример издалека. Ун-Хембре, вам известна история злочисленной ереси?
   - Я что-то слышал об этой буче на Эрчооль, - произнёс Ирхат, - но, осмелюсь признаться, мне известно лишь, что она была. Говоря по совести, все подобные события блекнут по сравнению и историей Хумголора. Его истинной историей, господин ум-Пфоро.
   - Хорошо, ун-Нхопфе, а вам?
   - В общих чертах, господин посол.
   - Мне надо сделать ход, - сказал ум-Пфоро. - Ун-Нхопфе, пожалуйста, просветите своего товарища.
   - Раз вы просите, то конечно, господин посол, - сказал Мерхеб и продолжил, - В общем, злочисленная ересь зародилась на одной из Эрочоольских колоний около трёхсот лет назад, но быстро нашла последователей по всей империи. Суть её заключалась в том, что неудачные числа признавались удачными и наоборот. Из-за этого...
   - Хех! - перебил его Ирхат. - Зная этих цифропоклонников, не удивлюсь, если у них всё встало с ног на голову. Наверняка, согласно этой философии, простолюдины становились аристократами, а аристократы - простолюдинами, так?
   - Ну, не совсем. У большинства эрчоольцев имена нейтральные - не удачные, но и не плохие. Просто в те времена вера в числа у них была настолько сильна, что они больше доверяли гороскопам, чем своим глазам. Из-за этого в империи, естественно, наступили не лучшие времена. К примеру, не раз случалось, что в битве, для которой по согласно числам было выбрано "удачное" место и время, эрчоольская армия терпела сокрушительное поражение. Ну, и тьма тому подобных неурядиц. И вот из этого многие сделали вывод в рамках той логики, к которой были приучены с самого детства: раз битва проиграна, урожай пропал или корабль-охотник вернулся в порт без "глаз" - значит время, которое назвал астролог, на самом деле было неудачным. И из этого делался вывод: надо выбирать то время, которое будет названо самым неблагоприятным.
   - А что же сами астрологи?
   - Надо сказать, что астрологи, оставшиеся без работы из-за того, что их предсказания не сбывались, и были основными распространителями учения.
   - Значит, - сказал на это Ирхат, - солома для бунта была готова, и оставалось только поднести факел.
   - В общем, да, - ответил Мерхеб. - Бунты вспыхивали во многих местах, а потом переросли в затяжную гражданскую войну. И кое в чём ваша догадка была верна, ун-Хембре: главными пророками и вождями этого движения действительно стали люди с "неудачными" именами. Дальнейшая история вам должна быть уже хорошо известна - это заодно и история покорения Хумголором бывших эрчоольских колоний.
   - Ну, ладно, ун-Нхопфе, - произнёс Ирхат. - Вы поведали мне всё это, но какое отношение имеет ваш рассказ к хескьи?
   - Позвольте я вмешаюсь, - вступил в разговор посол ум-Пфоро, - тем более, что это всё таки мой ответ, который я лишь временно перепоручил ун-Нхопфе. Пусть ваш товарищ сделает ход, а я пока спрошу вас: что в этом рассказе, по вашему мнению, самое главное.
   - Хм, если не считать побед Хумголора, это безусловно то, как изменилось у многих эрчоольцев отношение к числам.
   - А теперь вспомните, - произнёс посол, - вы сказали, что хескьи считают нас за сверхлюдей. Не напрашивается ли вам аналогия?
   Мерхеб, тем временем, оценивал расположение фигур на доске и в который раз клял себя за свою невнимательность. Всё было бы хорошо, играй они с Ирхатом вдвоём. Но теперь с ними был "призрак" посла, и он вновь смешал все ходы. Этим ходом "стрелок" Мерхеба должен был бы уничтожить "отравителя", но теперь это было невозможно: как раз на пути "стрелка" очень некстати стоял "призрак". Варианта теперь было только два: либо отступить "королём" на освободившееся после призрака место, либо...
   - То есть, по-вашему, господин ум-Пфоро, - сросил Ирхат посла, - хескьи могут однажды решить, что мы не превосходим их?
   Наконец Мерхеб решился: он сделал ход "королём".
   - Не-ет, ун-Хембре, - произнёс посол, растягивая слова, - вы не улавливаете перехода. Заметьте, "счастливые" числа не просто перестали быть "счастливыми", они стали именно "злыми", неудачными. Делайте пока свой ход, а я в это время поинтересуюсь, что думает по этому поводу наш ун-Нхопфе.
   - Господин посол, - ответил Мерхеб, - мне кажется понятно, что вы имеете ввиду. Но... это не укладывается в моей голове: я понимаю - равными, но почему ц'скви... то есть, хескьи могут начать считать нас именно ниже себя, именно недолюдьми. Ведь не могут же они не видеть, что Хумголор принёс им...
   - Видеть?! - перебил его посол. - Ун-Нхопфе, так ведь в этом-то и суть. Скажите, не вы ли рассказывали о том, что хескьи видят в темноте куда лучше любого нтхе, но, попав на Хумголор, слепнут от снега?
   - Мне известен этот факт, господин посол, но вы, скорее всего, слышали про это от кого-то другого.
   - То есть, вы всё-таки знаете, что одни и те же вещи нтхе и хескьи видят по-разному. Так почему же вы думаете, что они увидят всё то, что принёс им Хумголор вашими, хумголорскими глазами?
   -Если они вообще способны хоть что-нибудь увидеть и понять, - вмешался Ирхат, и передвинул защищённого "призраком" "отравителя" вплотную к "королю".
   - Ун-Хембре, - поёрзав на стуле, ум-Пфоро повернулся к Ирхату всем телом и добавил голосом, лишённым прежней въедливой интонации, - скажите пожалуйста, следует ли следопыту изучать повадки зверей, чтобы возвращаться домой живым и с добычей?
   - Безусловно, господин посол, но причём здесь это?
   - Хескьи, уважаемый, обладают языком, у них есть своя письменность, они сами строят свои дворцы и, в конце концов, вся роскошь, пряности и благовония, что текут отсюда на Хумголор, изготовлена их руками. Многие ли животные на такое способны? Думаю, вы, как и я, не назовёте ни одного. Даже если хескьи не люди, то уж наверняка самые опасные звери. И, чтобы уметь получать с них добычу, вы просто обязаны знать их устои.
   Ихрат промолчал.
   - Итак, молодые люди, что же видят хескьи. Вот допустим, корабль, - посол указал рукой в тускнеющее небо, где, раскинув тонкие саблевидные крылья, маячил тёмный силуэт небесного судна. - Большой, не правда ли? Мощь нашего флота вызывает у нас гордость за свою страну. Хескьи порой ощущают на себе эту мощь и боятся её. Но! - ум-Пфоро прикусил губу. - Но куда больше они боятся своих правителей-колдунов, которые могут одним мановением руки разметать любой флот в щепки.
   - Разве такое возможно? - произнёс, округлив глаза, Ирхат.
   - Разумеется нет. С нашей точки зрения - нет. А вот хескьи скорее поверит колдуну, чем доводам разума. Точно так же, как эрчоольцы в истории, рассказанной ун-Нхопфе, больше верили астрологам. И оттого, что это, с нашей точки зрения, глупо, их взгляд на мир не изменится. Царьки для хескьи - живые божества, любое их слово - непреложная истина. Мы можем построить дорогу - но царёк якобы может силой мысли перемещать целые армии, можем соорудить акведук - но водой-то в источниках управляет всё тот же царёк. Магическая сила, которую приписали себе их правители, могущественнее всего, что могут сотворить руки. А теперь, ун-Хембре, вот задачка для вас. Скажите, как в такой ситуации заставить хескьи кого-то зауважать?
   - Сделать так, чтобы их царьки поклонялись нам?
   - Верно, ун-Хембре. Нужно заставлять этих царьков публично признавать, что "колдовство" Хумголора сильнее.
   - Ну, ведь это не так уж сложно!
   - Это - нет. Но есть другой момент. Молодые люди, вы видели, как живут эти правители?
   - Хм, не знаю, насколько мои слова можно будет считать ответом, - ответил Мерхеб, - но у нас в университете был один ц'сквийский княжич. Он никогда не начинал беседы сам, а на все вопросы всегда отвечал самым минимумом слов. Однажды, незадолго до отлёта сюда, я попытался заговорить с ним на его языке. В ответ он только и сказал мне на солнечной речи: "Я вас не понимаю". Хотя я знаю тот диалект, на котором к нему обращались слуги, и говорю на нём вполне сносно.
   - Слуги? В университете? - переспросил Мерхеба Ирхат.
   - Да, они всегда были при нём. Знаете, в первый день он хотел въехать в университет в паланкине. Ему это, конечно, запретили, но слуги - точнее, две девушки-служанки - продолжали сопровождать его. При этом, к примеру, еду он никогда не брал со стола сам, только с их рук. Этих девушек, конечно же, не пускали в здание, но разрешили оставаться в истопной, чтобы они не замёрзли. С одной из них...
   - А если бы слуг пускали внутрь, - внезапно перебил его посол, - то наверняка лекции вместо него записывал бы писец, и этот же писец отвечал бы вместо царька на экзаменах, дабы господин не оскорблялся открыванием рта.
   - То есть... - Мерхеб озадаченно посмотрел на посла, - вы хотите сказать, что это для ц'скви - нормально?
   - Это, ун-Нхопфе, - минимум. Причём минимум не столько для правителя. Если, к примеру, он возьмёт пищу сам, то, в глазах своих подданных, потеряет свою волшебную силу. И паланкин - тоже не просто аристократическая прихоть. Царёк, в представлении хескьи, не должен касаться земли, если только он не у себя во дворце. Видимо, вашему соученику, ун-Нхопфе, сказали, что весь Хумголор, или, на худой конец, вся территория университета - вроде как, священна, и ездить по ней в паланкине - кощунство. А носильщиков, скорее всего, по его же приказу потом наказали за осквернение этой земли.
   - Но ведь... он сам им велел!
   - А если он их не накажет, сами же носильщики будут считать его отступником. Их правители не просто блюдут - они вынуждены блюсти кучу ритуалов, чтобы поддерживать свои "священные" права, и нарушение может стоить им жизни. А теперь, молодые люди, вспомните, вы сказали: нам надо показывать хескьи, что "колдовство" Хумголора сильнее. Ну, а раз наше "колдовство" сильнее, то, значит, мы, с точки зрения хескьи, должны ещё больше бояться осквернения.
   - Получается, нам здесь и пальцем без оглядки нельзя пошевелить? - удивлённо спросил Мерхеб.
   - А вы думали, ун-Нхопфе, что запрет на выход из Нового Хансайга и других посольских городов - это блажь составлявших правила? - с этими словами ум-Пфоро сделал свой ход. - Или тот факт, что все рядовые охранники - выходцы из колоний? Тоже чья-то прихоть? Нет, молодые люди, у всего есть своя причина. Стоит нам оступиться, дать хескьи подумать, что мы не достаточно хорошо блюдём себя от осквернения, как из полубожеств мы превратимся в червяков - ведь, как правильно сказал ун-Нхопфе, для хескьи мы уже не люди. Им останется лишь раздавить нас.
   -Раздавить!? Нас!? - переспросил Ирхат. - Господин посол, вы, должно быть, шутите! Что эти голые пискуны могут противопоставить нашим армии и флоту? Я не понимаю, зачем мы вообще прогибаемся под чьи-либо глупые традиции? Разве нельзя поступить здесь так же, как и на других, нормальных планетах?
   - А вы думаете, хумголорских армии и флота для этого хватит?
   - Но ведь они - самые сильные в мире!
   - Позвольте я поведаю вам один маленький секрет. Это, впрочем, и не секрет даже - любой человек, хоть немного умеющий считать, легко откроет его для себя сам. Численность нашей армии - четверть миллиона человек, и она никогда не была больше. Из них две третьих - выходцы из колоний. Население же планеты Эханган можно оценить примерно в пятьдесят пять миллионов - и наверняка эта цифра будет заниженной. Для сравнения, всех нтхе в Империи - лишь около четырнадцати миллионов человек. Если бунт охватит хотя бы три эханганских провинции, всей нашей армии не хватит, чтобы сдержать его.
   - Но ведь мы же покорили эту планету сто пятьдесят лет тому назад! Значит, в те времена армии хватало!
   - Ун-Хембре, кто именно начал покорение Эхангана?
   - Генерал ир-Рашми, естественно!
   - Сколько было человек в его войске?
   - Как же, четыреста смельчаков ир-Рашми! О них знают все!
   - Скажите, ун-Хембре, вы всерьёз полагаете, что четыреста человек, не приспособленных к здешним условиям, без поддержки с Родины, могут противостоять пусть и хуже вооружённой, но всё же в десятки раз превосходящей их по численности армии?
   - Но ведь противостояли же! И побеждали!
   - Побеждали. Это правда. Но неужели вы думаете, что они атаковали вот так, в лоб? Ун-Нхопфе, - обратился посол к Мерхебу, - вы, как я посмотрю, неплохо знаете историю. Что там было написано в ваших учебниках?
   - Там было сказано, господин посол, что ир-Рашми восстановил справедливость в царстве Ц'Уайкуи, и в благодарность за это правитель завещал свои владения Хумголору.
   Для Мерхеба партия была проиграна. Король был зажат между краем доски, фигурами Ирхата и "призраком" посла. Взяв первую фигуру наугад (ей оказалась "танцовщица"), он сделал ей ход по направлению к "трону".
   - Всё-таки, не совсем бездари пишут эти поэмы. Ведь, вроде бы, и не соврали нигде, но и всей правды, разумеется, не сказали. А если рассказывать историю чуть более подробно, то в этом царстве как раз назревала война между двумя братьями с примерно равными правами на престол. Старший был сыном от наложницы - кстати, заодно и телохранительницы, вроде тех, что сопровождали вашего, ун-Нхопфе, соученика, - ну, а младший - от законной жены. Так вот, ир-Рашми сначала поддержал старшего, дела которого обстояли не слишком хорошо. И тот одержал победу. Не потому, что хумголорское войско особо помогало ему - просто, испугавшись новой, незнакомой "магии", армия противника потихоньку разбежалась, а сам младший брат погиб от руки предателя. А потом... Кстати, ун-Хембре, вы сделали свой ход?
   - Ещё нет, господин посол, - ответил Ирхат.
   - Так делайте же скорее - вам осталось ведь только взять у ун-Нхопфе "короля".
   - Э... да, и правда...
   Одно движение простым "воином", и "король" Мерхеба оказался за краем поля.
   - Так вот, - продолжил посол, - потом ир-Рашми обвинил старшего в том, что по его вине был убит законный правитель и... точно так же, выказав поддержку малолетнему сыну младшего брата, уничтожил и его. Ну, а в благодарность за такое восстановление справедливости новый царёк, который ещё и говорить-то толком не умел...
   Хотя игра уже закончилась, ум-Пфоро взял фигуру "призрака", и поставив её в центр доски, на "трон", закончил:
   - ...завещал своё царство Хумголору!
   Некоторое время все сидели молча. Серебристая лента солнца почти совсем опустилась за горизонт, и теперь все предметы отбрасывали по две более-менее чёткие тени. Посол позвонил в колокольчик, и на веранду вошла служанка с лампой. Поставив его на стол, девушка удалилась. Посол повертел ручку и, приблизившись друг к другу, два "глаза" Таэ-Ни в светильнике загорелись приятным холодноватым светом.
   - Хескьи - они, гады, дотошные, - продолжил посол, поёрзав в своём кресле. - Обо всём оставляют записи. И потому мы знаем - хоть это и государственная тайна - что со времени начала той гражданской войны население покорённого ир-Рашми царства уменьшилось почти в четыре раза, - с этими словами ум-Пфоро окинул взглядом фигуры, лежавшие на столе подле доски. - В хумголорском же войске из четырёхсот человек не досчитались около пятидесяти, и большинство из них умерло от белой лихорадки.
   - Неужели, - недоумённо спросил посла Мерхеб, - все победы здесь были одержаны именно так?
   - Не только здесь, ун-Нхопфе, не только здесь. Натравливание одних врагов на других - самый эффективный способ побеждать.
   - Господин посол, - вступил в разговор Ирхат, и в голосе его чувствовалось с трудом сдерживаемое раздражение, - вы говорите так, словно хумголорская армия - сборище трусов. Это звучит как... измена!
   - Измена, говорите, ун-Хембре? Настоящая измена - это то, что нынче многие любят называть "патриотизмом". На самом же деле они, приписывая себе и своей стране излишнее, несуществующее величие, они бросают её в пекло, закрывая глаза на истинное положение вещей. И последствия этой недальновидности могут быть катастрофическими.
   Глаза Ирхата вспыхнули. Чувствовалось, что посол задел его за живое, но субординация не позволяла юноше высказать свои мысли.
   - Но, господин посол, - осторожно спросил Мерхеб, - по вашим словам получается, что величие и сила Хумголора - всего лишь... призрак?
   - Молодые люди, посмотрите, пожалуйста, на доску. Как видите, оба "короля" погибли, и, значит, у вас, ничья. Точнее, вы оба проиграли, и, по правилам, победителем вышел тот, кто играл "призраком". То есть я. Этим правила игры очень сильно напоминают правила большой политики. С одной лишь разницей: в политике такие победы - вещь куда как менее редкая. Так что нет, ун-Нхопфе, сила Хумголора не "всего лишь", а именно "призрак". И подлинное величие нашей державы не в количестве алебард и не в размерах кораблей, а в том, что мы уже два столетия играем в эту игру "призраком", и два столетия выигрываем.
   Уже совсем стемнело. Небо покрылось причудливыми узорами светлячков, а в воздухе, всё ещё довольно жарком, начинал угадываться тонкий аромат ночи. Сад окутала туманная дымка, долина и город внизу погрузились в непроглядную тьму.
   - И всё таки, господин посол, - выдавил из себя Ирхат, - чем вот так играть с хескьи, можно, в конце концов, просто разбомбить мятежные провинции! У них никогда не было флота, им нечем будет ответить.
   - Разбомбить, конечно, можно, и иногда, как я уже говорил, нам приходится это делать. Но никогда мы не уничтожали больше какой-нибудь одной неспокойной деревни.
   - Уж не хотите ли вы сказать, - произнёс Ирхат с долей сарказма, - что у Хумголора даже на нормальную бомбёжку нет средств?
   - Есть, ун-Хембре. Но, если уничтожить целую провинцию - кто тогда будет работать на плантациях и в шахтах, рубить строевой лес, кто будет платить дань?
   -Можно будет заселить эти земли колонистами с других, нормальных планет. Ведь на Эхангане уже есть такие поселения.
   - Есть. Только вот, к примеру, букашек, из которых делают чай, ещё никому кроме хескьи вырастить не удавалось. И потом, не забывайте: здесь каждое животное - хищник, каждый куст - ядовит. Население этих колоний не растёт, всё время приходится привозить пополнения. Ун-Хембре, я играл своим "призраком", но доска-то принадлежит вам и ун-Нхопфе. Молодые люди, вы, представители знатнейших семей Хумголора, однажды будете управлять нашей великой державой - иначе бы вас не послали сюда. И моя задача донести до вас одну мысль: мы лишь распоряжаемся Эханганом, а принадлежит эта, важнейшая для империи колония самим хескьи. И главная наша задача - сделать так, чтобы они об этом никогда не догадались. Иначе... - посол взял "призрака" с доски и, подержав между двумя пальцами, положил в специальный мешочек, - ...впрочем, я думаю, вы и сами понимаете.
   Туман становился всё плотнее, сгущавшийся мрак то и дело разрывался криками каких-то ночных тварей. В саду послышался лязг доспехов и голоса сменявшихся часовых.
   - Что ж, - сказал посол, - пора нам, наверное, расходиться. Завтра нас ждёт немало работы, так что, молодые люди, отдыхайте, набирайтесь сил. Дворецкий проводит вас. До встречи.
   С этими словами он встал из-за стола. Оба юноши тоже вскочили со своих стульев и склонили головы ему вослед. Затем каждый из них взял свою половину доски, служившие одновременно футлярами, и стали убирать туда свои фигуры.
   В каждом наборе для игры в "башню" обязательными были "король" и девять "воинов", в то время как шестерых "приближённых" каждый подбирал по своему вкусу. Всего же правила игры знали не менее трёх десятков различных типов фигур, и потому неудивительно, что у обоих молодых людей все "приближённые" были разными.
   - Ун-Нхопфе, - спросил Ирхат, когда Мерхеб убирал в чехол своего "щитоносца", - а всё-таки, откуда вы знаете язык хескьи?
   - Мои родители учили меня многим языкам, ун-Хембре, чтобы я мог быть со всеми на равных.
   - А мой отец справедливо полагает, что и солнечную речь давно пора заменить на нитхии.
   - Тогда уж на кочевой олло-орё - как-никак, их корабли до сих пор самые большие и, не считая тиуарийских, только они пока могут достичь, к примеру, всё той же Вернувшейся планеты.
   - Это вопрос времени, ун-Нхопфе, - сказал Ирхат, подбирая со стола "молотобойца". - Когда мы обнаружим на Вернувшейся планете Машину порождения, преимущество Хумголора станет неоспоримым.
   - Если только эрчоольцы не обнаружат её раньше, ун-Хембре, - ответил Мерхеб, и, положив на место "книжника", захлопнул футляр.
   - Они будут искать её по гороскопам, так что у них всё равно нет шансов, - сказал на это Ирхат и, закрыв свою доску, привесил её к поясу. Он хотел ещё что-то добавить, но в это время на веранду вошёл дворецкий посла и попросил следовать за ним.
   Оказавшись на галерее с внешней стороны дворца, молодые люди поклонились друг другу и разошлись в разные стороны.
   Подойдя к своей двери, Мерхеб понял, что сейчас ему не хотелось спать. Ночь наконец обволокла посольский город приятной, нежной прохладой, напоминавшей о лете на Родине. Подумав немного, юноша прошёл в торец дворцового крыла, облокотился на ограду галереи и стал смотреть в ночное небо. Среди разноцветных спиралей, что закручивали в Ц'квирисйсом небе светлячки, якро горел над головой Хумголор. На сервере взошла планета Эрчооль, на юге, у видневшегося хвостика солнца, слабо маячила Йо-олло-лее - место, где прошло детство Мерхеба. Юноша уже погрузился было в воспоминания о нём, как вдруг услышал за спиной шаги. Обернувшись, он с удивлением увидел Харгима ум-Пфоро.
   - Господин посол...
   - Без формальностей, ун-Нхопфе. Тоска по родному дому - очень хорошее человеческое чувство. Я вот тоже иногда люблю ей поддаться. Извините, что отвлёк вас.
   - Н-ничего страшного, й-я как раз собирался идти спать, - сбивчиво ответил Мерхеб.
   - Тогда, перед тем, как вы удалитесь, разрешите задать вам один вопрос.
   - Конечно же, господин посол.
   - Ун-Нхопфе, почему вы тогда пошли "королём". Ведь вы могли пожертвовать "танцовщицей" и выиграть время.
   - Боюсь, не более одного хода, господин ум-Пфоро. И этот ход всё равно ничего бы не изменил.
   - В любом случае, ун-Нхопфе, правитель должен использовать любую возможность, чтобы спастись или хотя бы отложить свой конец.
   - Но если он будет жертвовать своими подданными, то, даже если победит, войдёт в историю безжалостным тираном.
   - Всё зависит от того, кто будет платить поэтам. Одни и те же поступки можно назвать и зверством, и благодеянием; и смелостью, и трусостью.
   - Мне хочется верить, господин посол, что, пусть даже спустя столетия, герои всё-таки будут почитаться как герои, а злодеев по заслугам назовут злодеями. - Что ж, ун-Нхопфе, такова ваша вера. Я не буду с ней спорить, - сказал посол, и вдруг неожиданно прощебетал по-ц'сквийски. - Ц'рингин, ц'рикуо-рикуо-ри-йэ! - что означало: "Это была хорошая игра, я выиграл с трудом". Оставив за спиной ошарашенного Мерхеба, посол удалился. Он улыбался. Игра и впрямь обещала быть захватывающей.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"