- Вам плохо, мужчина?! - встревожено спросила стюардесса пассажира, который сидел с закрытыми глазами и держал правую руку на груди в области сердца, как бы прислушиваясь.
- Нет-нет, хорошо, не беспокойтесь, - ответил тот, открыв глаза, а сам подумал: «А что такое хорошо? Что такое плохо? (всплывший в памяти детский стишок чётко делил жизнь на чёрное и белое) Так просто... Эх, белого бы! Хоть немного белого...»
- Если что надо, говорите, - сочувственно сказал сидевший рядом голубоглазый парнишка лет шестнадцати.
- Спасибо, - кивнул ему попутчик.
Пассажиру было лет сорок, его густые седеющие волосы, узкое лицо и высокий рост вполне могли привлечь внимание, но замечали его не потому. Он был на костылях - без правой ноги. Звали его кто Сергеем Петровичем, кто Сергеем, кто просто Петровичем. Но это там, в обычной жизни. В самолёте же он был один, без близких. Его провожала молоденькая девушка, годившаяся ему в дочки, но прощались они просто по-товарищески.
Сергей просунул руку под куртку-ветровку, куда-то к нагрудному карману, улыбнулся, замер и опять закрыл глаза. У него не было желания беседовать с соседями по салону, хотелось просто побыть наедине с собой. На его коленях, вернее, на одной его ноге, лежал маленький букетик чернобрывцев, рыже-коричневых незатейливых цветочков с терпким приятным запахом. Ирка подарила на память. Смешная. Хорошая девчонка. Левой рукой он машинально оторвал рыжий лепесток, помял его и поднёс к носу, не открывая глаз.
Странно устроена жизнь. Странно устроен человек. То ли это память, то ли подсознание... Он вдруг увидел, как бы от калитки, отцовский двор, по которому разгуливали куры, собачью будку перед домом, откуда следил за курами пёс Чалый, справа - невысокий заборчик, перекрывавший птице ход в палисадник с цветами. А в нём - душистые от жары белые и розовые флоксы, георгины выше человеческого роста, а ближе всех к заборчику они - чернобрывцы. Невысокие, кустистые и обильные, они начинали цвести ещё до Петра и Павла, да так и не заканчивали - чернели и умирали в цвету с первыми морозами.
Сергей усилием воли остановил полёт своих воспоминаний именно во дворике. Идти мыслью в хату не решился. Не его уже эта хата... Как быстро всё изменилось! Как фатально разжалась кем-то скрученная пружина, покалечив и погубив людей, окружавших его. Он вспоминал, сравнивал и анализировал события своей жизни - пытался найти ответ на вопросы: «Почему? За что? А что, если бы...?» И не находил, но подозревал одно - случайностей не бывает.
2.
Он был принципиален. И уж если решил - то однозначно. Так в восьмом классе школы он заявил, что ходить в девятый в соседнее село не будет - сразу уедет в город. Хоть и в ПТУ. Понял, что дома оставаться - жизни не видать. Решил пробиваться, помощи ждать не от кого. Как решил, так и сделал. Затолкал поглубже детскую сентиментальность и поехал не куда-нибудь, а в Киев, и поступил не в ПТУ, а в Геологоразведочный техникум учиться на механика по буровым машинам.
Мать поцеловала, перекрестила, проводила, денег нашла на дорогу и на первое время. Гордилась им, слала посылки и совала всем, кто ехал в столицу, нехитрые деревенские передачи для сына. Думала - пусть хоть ему улыбнётся удача.
Отца к тому времени уже не было. Он нанялся на заработки в Карпаты валить лес, и там его придавило деревом. Насмерть. Сергею было тогда тринадцать. Мать вдруг поседела, ссутулилась и сникла... Но только она осознала, что остались они с Сергуней без кормильца, как ровно в день сороковин по мужу, когда люди пришли помянуть, прибежала соседка с другого конца села и сообщила, что свёкор (отец покойного) умер, приваленный большим старинным ульем, сделанным из колоды. Обнаружили это не сразу, а встревожились потому, что страшно выл на подворье пёс. Дед лежал в сарае, раскинув руки, а поперек его груди - колода-улей. Рядом с головой - старинное пушечное ядро, найденное им как-то в поле. Об него, видно, и убился, падая.
Народ в селе зашуршал пересудами. «Неспроста две смерти подряд! Да ещё и через сорок дней! И тоже от дерева! Неспроста! Это родовое...» Закосились на мать, стали перебирать старые сплетни, припоминать на лавочках и по хатам чужие истории...
Похоронили и деда. Сергей разом повзрослел, осознав себя и сиротой, и единственным мужчиной в маленькой теперь семье. Ему было жаль обоих, но, грех сказать, деда даже больше. Отец был строг с ним и нелюдим по характеру, а дед-пасечник всегда подолгу беседовал с внуком, учил пчеловодству, рассказывал об этих «тварях божьих», восхищался ими. Был нетороплив и рассудителен, как все пасечники. Сергей часто оставался у деда ночевать, там было тише, свободней и легче душе. Став взрослым, он тайно мечтал завести домик и пару-тройку ульев в саду. Запах пасеки, гуденье пчелиной семьи, что слышно даже через стенку их домика, запах дымелки-гармошки, которой дед сгонял пчёл, разглядывая, много ли ячеек с мёдом они уже запечатали воском, - всё это составляло единый образ звуков, запахов, картинок, дорогих ему с детства.
Но была ещё вкусовая память... Вот долгожданный момент - он, Сергуня, как большой, качает мёд! Дед в специальной широкополой шляпе из ткани, в которую по краю полей продета проволока для жесткости, а с самих полей свисает на грудь и спину густая сетка, чтобы пчёлы, сердитые из-за покражи мёда, не кусали хотя бы за лицо. Он сам тоже в такой же шляпе - она хоть и мешает хорошо видеть, но всё же уберегает «портрет лица». Дед срезает специальным острым ножом восковые печати сот, обнажая спрятанные золотистые капельки, устанавливает вертикально две рамки в большую металлическую бочку-медогонку. Сергуня крутит снаружи ручку, как в мясорубке, рамки, жужжа, вращаются, мёд плавно стекает по стенкам медогонки вниз. Дед переворачивает рамки, внук опять крутит, освобождая обратную сторону сот. Это происходит в доме, на закрытой веранде, но самые отважные пчёлы прорываются сюда и жалят в руки, стремятся на сладкий запах и вязнут, тонут в меду... Дед наливает первого мёду в керамическую кружку и протягивает внуку:
- На, дытынка, пробуй - новый, акациевый.
И "дытынка" осторожно касается губами густого тягучего солнечного нектара, потом так же бережно подхватывает его языком и растирает по нёбу, закрывает глаза и выдыхает через нос запах цветов, пчёл, ульев, лета, детства - незабываемый момент.
Дед был у него единственный и замечательный. Отца матери Сергей не знал, да мать и сама его не помнила, говорили - не вернулся с войны. А бабушек не было вовсе, не побаловали внука - непосильный послевоенный сельский труд и болезни подкосили их рано.
3.
- Опустите, пожалуйста, столик, сейчас будем разносить еду! - обращается к нему с улыбкой стюардесса.
«Наш полёт проходит на высоте четыре тысячи метров, температура за бортом - минус сорок градусов. Командир и экипаж корабля желают вам приятного полёта!» - раздаётся по радио на весь салон.
Подали в аккуратной пластиковой упаковке ветчину, салат, сырки, горчицу, кетчуп, булочки, джем в малюсеньких упаковочках, стали развозить на тележке чай-кофе. Сергей поел, выпил кофе, взял кусочек недоеденной булочки и положил в нагрудный карман куртки. Покосился на парнишку рядом. Тот ничего не заметил - зачарованно смотрел в иллюминатор. Через некоторое время, когда всё было убрано после еды и стюардесса раздавала пассажирам наушники, чтобы смотреть видео и слушать, не мешая друг другу, Сергей решил вздремнуть. Но после кофе сон не шёл, и мысли опять побрели по его жизни.
Уехав из дому в пятнадцать лет и живя в общежитии, Сергей, конечно, тосковал, трудно привыкал к городу, ходил во снах по знакомым и родным местам, но стремление пробиться брало верх. Это был экзамен, чтобы доказать самому себе, чего стоишь, желание «настоящей» жизни. После техникума он сразу поступил в Университет на геологический, а не поехал бурить скважины в полевые партии. Учился нормально, ровно, без загулов, опять жил в общежитии. С девушками дружил, но по душе никого не нашёл, да и не торопился. Работать остался в Киеве. Даже квартиру вскоре получил - маленькую «гостинку» для молодых специалистов, но всё же свою... Домой приезжал каждое лето на месяц. Отдохнуть от города и помочь матери.
И вдруг влюбился. Влюбился неожиданно там, в родном Прикарпатье в девчонку, на девять лет моложе него, которая только-только закончила школу. Она была не такая, как городские. Какая-то настоящая, чистая, с диковатыми лучистыми синими глазами и тёмными, непослушно вьющимися волосами, которые всё норовили вырваться из-под шпилек и рассыпаться по плечам. Не было в ней ни кокетства, ни корысти, ни двуличности. Смотрела на него удивлённо с детской влюблённостью и сама опасалась своего чувства к этому взрослому и уже давно городскому парубку.
- Айда в Киев! Или ты думаешь тут гусей пасти? - уговаривал он её.
- Нет, я поеду в педучилище в райцентр. Не хочу я в город! Я во Львове была. А Киев ещё страшней, наверное. Нет, там суета, я там пропаду.
- Глупая ты, Маричка, другая бы хваталась за такой шанс. У меня и квартира уже есть, вот только хозяйки нет, - соблазнял он, - Там и в пединститут поступишь, выучишься...
- А ты женишься, или так предлагаешь?- интересовалась полушутя-полусерьёзно девушка.
- Ну, если будешь себя хорошо вести...- дразнил её он.
Уговорил-таки. Поехала поступать. Вместе с матерью, тётей Верой. Та суетилась, волновалась и за Маричку, и за впервые оставленных на бабусю и мужа хозяйство и младшего пятилетнего сына. Маричка в институт не прошла, хотела вернуться, но Сергей уговорил её идти в педучилище. Поступила. Дали общежитие. Мать, уезжая, перекрестила на вокзале дочку и погрозила по-бабьи пальцем - «Не наделай, мол, глупостей, доня!»
Доня вскоре и наделала. Её первое летнее восторженно-робкое впечатление от большого города сменилось осенней депрессией, слезами, тоской по дому, желанием всё бросить и вернуться. Тосковала она сильно и безутешно, как цветочек, привезённый ботаником-любителем из далёких краёв. Вроде, всё есть, и жить можно - да не приживается.
Сергей нянчился с ней, как мог, встречаясь после работы или по выходным в городе и бродя по улицам или греясь в кино, но вскоре решил просто переселить её к себе, а потом сообщить в село об их решении. Переехав, Маричка пожила недели две, как жена, попутно мучаясь угрызениями совести без нужного штампа в паспорте и родительского благословения. Провожала Сергея утром на работу, бежала на лекции, вечером встречала борщом, варениками или налистниками, но особо счастливой не выглядела. А по ночам плакала.
Однажды утром она не встала с постели, сказала, что нездорова. Вернувшись вечером, Сергей нашёл на кухне записку: «Я больше не могу. Наигралась в городскую и замужнюю. Еду домой. Не вздумай меня искать! Мы с тобой из разного теста. Я тут пропаду. За всё хорошее - спасибо. Маричка.»
Он и не искал. Обиделся на неё очень. «Девчонка! Дура! Деревня!» Был принципиальным. Нет - так нет. Ей же хуже. Поскрипел зубами, затолкал своё чувство поглубже, закрыл там на замок и ключик выбросил. Ушёл в работу. Так и перезимовал. Где-то уже в начале лета мать написала, что Маричка родила сына, от кого - не говорит, а все подозрения родни по поводу Сергея отрезала. Мать сокрушалась - вот, мол, и посылай наивных сельских девчат в город, привезут байстрюков... Новость эта его ошеломила, хотя, можно было предположить и такое. Ведь, опять же из принципа, презервативов Сергей не признавал. То есть, не то, чтобы совсем отрицал, но лично в свою жизнь решил их не пускать. Ведь и против ребенка тогда ничего не имел. А вышло вот как... Сбежала и признавать не хочет. Обида была сильна, и он не поехал тем летом на родину - ни к матери, ни к Маричке, ни к сыну. Не нужен, так не нужен! И купил путевку в Крым.
Лето, море, горы, романтика, кипарисы, розы, полуобнаженные тела... Дурманящий сезон не терпел одиноких и сводил их (надолго или нет) друг с другом. А уж если кто хотел забыть о прошлом, то лучшего способа, как найти взамен новое, и не придумаешь.
Алла была почти его лет, длинноногая, фигуристая, при этом покладистая трезвомыслящая. Киевлянка, бухгалтер с высшим образованием, хотевшая уже своего очага, мужа, детей, короче - нормальная женщина. Вспыхнул «курортный роман». А когда вернулись в Киев - съехались жить вместе, несмотря на осень, дожди и падение уровня романтики. Решили, что вполне подходят друг другу. И зажили, решив этим каждый свою проблему.
4.
Свадьба была небольшой, но как положено, с фатой, гостями и даже с венчанием - уже по первому снегу. Мать приехала и прослезилась, что вырос Сергуня, остепенился, женился, наконец... В хороших руках не пропадёт, можно ей уже и на покой, к остальным родичам...
- Живите, мама, долго и не говорите глупостей! А то - продавайте хату и переезжайте к нам, будете внуков глядеть!
- Да нет, сыночек, я тут пропаду, тут суета, - сказала она очень знакомыми словами, и Сергею сразу захотелось узнать, как там Маричка, как ребенок?
На второй день после свадьбы он всё же выбрал момент и спросил. Ожидал чего угодно, только не этого. Да, слышал, конечно, что время от времени то в их село, то в соседние стали наведываться гости из других стран. Перестройка в Москве перестроила и такой момент западно-украинской жизни - через много лет стали появляться солдаты, не вернувшиеся с полей Великой Отечественной. Не все сотлели в прах в родной или чужой земле. Многие просто побоялись возвращаться «под советы», представляя, чем может грозить им пережитый плен или сотрудничество с немцами. Вот они-то и их послевоенные заграничные потомки и потянулись в родные края. Ведь, что ни говори, а снится, снится годами и десятилетиями прежнее, родное... А причём здесь Маричка? Да вот приехал из Англии один дедок с сыном и внуком - родину предков навестить, собрались родственники «воскресшего», друзья, соседи, выпивали, говорили, вспоминали...
- А внук как увидел среди гостей Маричку - так и обмер. Говорит: «Она мне снилась много раз, я даже не верил, что такое может быть!» И про ребёнка малого узнал, и что молодая совсем - ничто не помеха. Сделал предложение, а она пожала плечами, махнула рукой и согласилась. Вот скоро, на «холодного Мыколы», приедет за ней, обвенчаются и заберет их с сыном. Тётка Вера плачет, отпускать боится, а чем здесь Маричке лучше будет? Сам знаешь, какая в селе за такими слава, - рассказывала мать.
Ком стал поперек горла Сергею, но матери он ничего не сказал, сдержался. А что изменишь? Только ей лишние слёзы. Да и он уже второй день, как повенчан. «Ну и ладно, раз такая дура эта Маричка! - подумал, - А может, не такая и дура? Вон, в Англию собралась, зачем ей какой-то Киев и какой-то Сергей?! Нашла себе получше!»
5.
В стране бурлили перемены. На ставку инженера становилось жить всё труднее. Сергей ушел из государственной геологии в кооператив по бурению скважин для дачников и прочих частных собственников, стал неплохо зарабатывать. Купил по случаю машину - смешной такой зеленый армейский «Бобик» - ГАЗик. Для его работы она была удобна, да и так, за город выехать с женой и друзьями, шашлыки пожарить...
Сколько скважин пробурили они за городом! Сколько дачных участков повидал он за несколько лет! И скромные, и покруче, и такие, как дворцы, - всем нужна была вода, вот и обращались. И кооператив процветал, превратившись со временем в небольшую, но крепкую фирму. Сергей не начальствовал, но был заметен, на хорошем счету, друг и правая рука шефа. Вот и пробился, можно сказать, живи да радуйся. Да что-то не радостно, хоть и всё, вроде, путём... Две пустоты в его сердце поселились, своими же руками созданные - нет-нет, да и снятся отчий дом и дедова пасека, нет-нет, да и мелькнут во снах синие Маричкины очи...
Наглядевшись на чужие дачи, он размечтался и о своей. А больше всего, конечно, о маленькой пасеке... Не для мёда, а так, для души... Ведь что-то должно быть для души? Детей Бог пока не давал, хотя жизнь с Аллой ладилась, шла тихо и размеренно - без страстей и крайностей - ни бурной любви, ни ненависти, ни ревности, ни скандалов, как бывает у иных. Он настоял, чтобы Алла ушла с работы - денег хватало. Вела хозяйство (квартиру купили побольше), то-сё, готовка, уборка, магазины, бассейн для здоровья, подруги... Врачи не видели причин бесплодия в ней, и Алла начала уговаривать Сергея обследоваться. Он упирался.
- У меня всё нормально, глянь, какой мужик у тебя справный! Может, нам, Алунь, поехать на курорт - лето, море, грязи - мало ли?- отшучивался он, а сам точно знал, что с ним-то проблем нет, а раз ни с кем проблем нет, значит надо просить Бога и ждать.
Правда, кое-какие анализы всё же сдал. Невесть откуда обнаружили начальную стадию диабета. Не было печали! Врачи сказали, что это вряд ли может им помешать иметь детей, но на учёт поставили. На курорт всё-таки собрались поехать, Алла заволновалась из-за его нового диагноза и решила заняться здоровьем мужа.
Но вдруг, как гром среди ясного неба, позвонили из деревни и сообщили, что умерла мать. Сергей был в шоке. Сел в свой ГАЗик и гнал всю ночь до дома. Аллу не взял. Пожалел - пусть ждёт его в городе.
Мать умерла не в постели - особо не болела, никто не ждал и не готовился. Просто приставила лестницу к высокому дереву, взяла в руку корзинку и полезла нарвать груш, чтобы насушить в печи детям на зиму, или варенья наварить. А груша та, как тополь, - плоды падают и бьются о землю в кашу, жалко... Подломилась старая перекладинка под ногой (давно мужика в хозяйстве нет!), мать ойкнула, выронила корзину и рухнула вниз. Через пару часов умерла в сельской больнице.
Похоронили быстро, на следующий же день - лето, жара... Собрались сельчане на поминки, выпили за упокой и за царство небесное, вспомнили других Сергеевых родственников, свели опять «до купы» все факты и зашуршали про «неспроста», про «родовое», про «опять от дерева»... Почему-то вспомнили деда по материнской линии, который любил жизнь, но и грешил немало, да так и замяли тему...
Пробыл Сергей там до девятин, а сороковины уже отгрустил дома с женой. Попросил соседей приискивать покупателей на хату, чтобы не развалилась от одиночества, как дедова при пасеке, которую всё жалели продать. Стал задумываться. Не нравились ему совпадения, не хотелось и самому...
6.
Сергею никак не засыпалось. Он открыл глаза и решил сходить в туалет. Непростое это дело - на костылях да по узкому проходу между креслами вдоль всего самолёта. Парень, что сидел рядом, помог встать, проводил. Отзывчивый, скромный мальчишка, и не навязчивый с разговорами. Попутчик - что надо. Сказал только, что летит впервые в жизни, и всё ему очень интересно.
Сергей сердился на себя, когда принимал помощь от посторонних людей, не любил вызывать жалость. Поэтому и стал меньше общаться с прежними знакомыми, сотрудниками, друзьями... А из соседей нашла к нему ключик только Ирка - дочка соседки по лестничной площадке. Она из-за него и в мед училище в этом году поступила после школы. Так решила - людей лечить. Жаль, нет института, где учат лечить душу. Тело - это ещё можно подремонтировать... А что делать, когда пасмурно там, когда устал от жизни и цели в ней нет?
За зиму нашлись покупатели на родную хату, продал её Сергей со всем крамом вместе, часы только забрал с маятником, на память. Деньги взял небольшие, но пришла ему идея именно за них купить под Киевом дачный участок, как мечталось. Добавил своих и к началу весны купил. Без крутизны, небольшой домик, молодой сад, Днепр недалеко, лес сосновый рядом... И хорошо, что не с нуля, кое-что переделают - и будет, куда выехать отдохнуть... Алла накупила книг-журналов по садоводству и дизайну участка, он стал советоваться с друзьями по поводу ремонта домика.
На тридцатипятилетие фирма сделала ему подарок - бригадой выбурили скважину и торжественно опустили туда насос для поливки - «Трудись, Петрович! Тешь крестьянские гены!» Он отметил «вхОдыны» - устроил большой шашлык на всю команду. А сам краем глаза приглядывал место для пасеки.
- Настоящий мужчина должен посадить дерево, построить дом и вырастить сына! - сказал шеф, подняв вверх белый пластиковый стаканчик с красным вином и подмигнув Сергею.
- Сделаем! - отдал под козырёк Петрович и подмигнул Алле, а та слегка покраснела.
Они и не скрывали, что врачи недавно подтвердили её предположение о беременности.
В один из весенних выходных приехали на дачу с ночёвкой, обживаться. Сергей купил несколько плодовых саженцев, а ещё выкопал в придорожной посадке пару молодых акаций-самосеек, хотел посадить их в дальнем углу участка - для пчёл. Обсудили с Аллой, что куда, он взял лопату и стал копать ямы под деревья. Копал глубоко, чтобы унавозить нежирную землю, угодить новому жильцу и чтобы скорей дождаться сочных плодов и цвета акациевого тоже. Алла всё порывалась помогать, но он отгонял её от тяжелых работ.
- Ну что ты, Серёж! Я же прекрасно себя чувствую! Мне даже полезно немного подвигаться на свежем воздухе! А как раньше женщины рожали? Кто твою маму от огородов оберегал? - веско мотивировала она.
- То когда было?! - говорил Сергей, - да и мама была крестьянкой генетической, не то, что ты - дитя асфальта!
Он наткнулся лопатой на что-то твёрдое в яме, дальше копать не получалось. Принёс лом, попробовал подковырнуть - не начинать же из-за этого рыть новую яму рядом?! Звук был металлический, «штука» не поддавалась. Сергей подумал и пошёл спросить у соседей, не было ли у прежнего хозяина здесь каких построек или коммуникаций раньше. Алла стояла рядом с ямой и обрезала секатором на саженце лишние веточки.
Когда он шёл к соседу, услышал за домиком цоканье металла о металл. «Вот же не слушается! Сама ковыряет!» - подумал он и постучал в калитку:
- Есть кто дома?!
И тут грохнул взрыв.
Хоронили её в закрытом гробу. Прощаться было практически не с чем. Всеми формальностями занимались его сотрудники. Сергей с трудом понимал, что происходит, смотрел вокруг себя, но как будто ничего не видел. После похорон его шеф с женой остались ночевать у Сергея, как бы чего не...
Мужчины курили на кухне и молча пили водку. Время от времени, глядя в никуда, Сергей спрашивал: «Почему? За что?» Шеф молчал. Что тут скажешь?
7.
Лёту оставалось ещё полчаса. Пассажиры дремали или смотрели видеоклипы по маленьким, подвешенным вверху телевизорам и слушали их через наушники. Сергей любил тишину. Когда ничто не мешает думать. Думать о том, как дико и необъяснимо всё связано в этой жизни. Эх, копни он на метр в сторону! Или вообще - купи другую дачу... Или не встреть Аллу тогда в Крыму... Или поедь, верни Маричку... Или проживи всю жизнь в родном предгорье... Или... вот если бы не спешила Советская Армия форсировать Днепр именно там, теряя тысячи солдат, чтобы отчитаться Сталину об освобождении Киева к очередной Октябрьской дате... Да что тут говорить?! Ничего не изменишь - Аллы нет. И ребёнка тоже.
Нет, он не запил тогда, продолжал работать, но стал закрыт и неразговорчив. Люди понимали. Никто и не лез в душу. Собой занимался по привычке и необходимости - побриться, погладиться... Надо бы к зубному сходить, да всё некому заставить. Раньше Алла следила за всем и на неприятные процедуры водила его принудительно. А теперь... Да кому оно надо?! Переболит.
Начиналось лето. Соседка с мужем и дочкой помогли приготовить всё к столу на сороковины. Пришли родственники Аллы, её подруги, его сотрудники. Посидели, помянули, выпили, поели... Выходя провожать шефа до машины, Сергей взял с полочки зубочистку и привычно повозился ею в обломавшемся зубе. Машинально сунул её в карман брюк. Проводил. Домой не хотелось. На улице темно, жарко, в голове опять тяжело, на душе - не легче. Достал из кармана сигареты, нечаянно уронил пачку. Присел, чтобы поднять, и вдруг что-то кольнуло его справа в бедро. Полез в карман - «Тьфу! Зубочистка!» - выкинул её в траву. Сел на лавочку, выкурил одну сигарету, другую... Пытался думать, но что-то стопорило сознание и не пускало его дальше привычных уже вопросов.
С балкона позвала Ирка - соседкина дочка:
- Дядь Серёж! Идите уже домой, мы всё прибрали, идите, чё там сидеть?
Он тяжело поднялся, выбросил окурок и пошёл в подъезд.
Дальше случилось такое, что вообще на голову не налазило. Место укола зубочисткой через несколько дней воспалилось, покраснело и затвердело. Сергей на всякий случай помазал зеленкой и старался об этом не думать. Мало горя, ещё такой ерундой заниматься? Ходил на работу, что-то делал, как зомби, скорей по привычке, чем по желанию, порой не замечал идущих навстречу знакомых... Никто не обижался, понимали - скрутило мужика... Что - другие? Он и себя-то не замечал порой. Зубы лечить не пошёл, терпел, боль в ноге тоже. Только когда вдруг ночью поднялась температура, задумался. Лето, жара, а тут - трясёт, как от холода.
Ногу пытались спасти. Не вышло. Гангрена, сказали. Может, и выкрутился бы, если бы не его диабет...
- Вы что, милок, не знаете, что зубы - самое грязное место у человека? Так же от армии отлынивали! Поковырялся в зубах, кольнул себя, куда надо, и на тебе - страшный воспалительный процесс! - говорил старичок-профессор, укоризненно разглядывая ногу Сергея, когда врачи собрались на совет. Совет-то был, да лечение не помогло. Ноги не стало.
Выходя из наркоза, видел Сергей любимого деда-пасечника, строгого батю, тихую, добрую маму, спокойную Аллу... Нянечка говорила, что как пришёл в себя, звал Маричку. Значит, держало подсознание её крепко, несмотря на обиду...
Дежурили у него по очереди, кто мог. И утешали, как могли. Но чем тут поможешь, кроме доброго слова? В больнице Сергей насмотрелся всякого и решил, что с ним ещё не самое страшное произошло, но ведь зло брало, как глупо вышло! А однажды его пронзила мысль - «Опять от дерева! Бред...»
8.
Соседи по этажу стали почти его семьёй. И что бы он без них делал?! Смущаясь, принимал поначалу помощь от Петра и Катерины, но разговоры разговаривал больше с их дочкой Иркой, шустрой смышлёной, добрейшей души пацанкой. Общение со старыми друзьями свёл на нет. Они понабивались-понабивались, а потом потихоньку растворились каждый в своей суетливой жизни.
«Придётся жить так, не вешаться же? - подумал он, и сам себе горько ухмыльнулся - поди залезь ещё на табуретку одноногому, чтобы петлю подвесить!»
Скрипя зубами, кусая губы, он научился ходить на костылях и помалу начал справляться сам по дому. Только невыносимы порой были фантомные боли, когда, кажется, ноет или чешется нога, которой уже нет, а так бы протянул руку, погладил бы, помассировал или просто почесал, помог ей... Эх...
К весне он уже выходил сам за продуктами или купить газету... Серьёзного дела себе не находил, и это его тяготило, но знал, что если что-то должно прийти, то оно придёт в его жизнь всё равно, и поэтому не суетился. Он и раньше не был суетлив, а теперь и подавно. Машину продал. Дачу тоже. Шеф помог вложить вырученные деньги в дело, помалу «капали» проценты, а государство давало смешную пенсию по инвалидности... Какие у него теперь запросы? Много не надо...
Погрузился в чтение. Раньше как-то некогда было, а столько упущено... Но дома сидеть было тошно. Вот и придумал - вешал через плечо сумочку с книгой и бутербродом, доходил до троллейбуса, проезжал пять остановок и оказывался недалеко от Днепра, садился на лавочку и подолгу читал или смотрел на реку.
Как-то раз там пытались его разговорить улыбчивые и сочувственные представители размножившихся у нас непонятных церковных направлений, но он сдержанно поблагодарил их и попросил оставить в покое. Те подарили на всякий случай свои брошюры со статьями и координатами и удалились. Сергей полистал. Крещёный и венчанный в греко-католической церкви, как и его родители, слишком набожным он не был. Так и жил - от праздника к празднику, от горя к горю...
«Надо бы выбраться да поставить «за упокой» за всех родных, - подумал он, - Один я остался из родни, один...» И тут, как волной, ударило в голову: «А сын?! Их с Маричкой мальчик? Эх, какой же я идиот! Всё принципы мои, гордость! Обиделся, блин... Ведь, поедь тогда за ней, разберись - всё могло бы быть иначе!..»
9.
Однажды, когда он вернулся домой, на его диване шмыгала носом Ирка - у неё подох один из двух недавно купленных на птичьем рынке хомячков, что жили в клетке.
- Не реви, Ирка, что хомячок? Видишь - и люди умирают, - утешал её Сергей.
- Да, дядь Серёж, а папка сказал - сто лет они ему снились, одна вонь от них да треск по ночам. Говорит - отнеси и второго, куда хошь, а то и он подохнет от тоски!
- Не подохнет, - серьёзно сказал, как выдохнул, Сергей, - я же не подох...
- Ой, простите пожалуйста, - встрепенулась Ирка, - я не хотела, честно!
- Ничё, не смущайся. Это жизнь. Хочешь, пусть у меня живёт? Ты всё равно каждый день заходишь, и мне веселей будет - не собака же, не надо выгуливать!
- Ой, правда?! Я щас! - метнулась Ирка и через две минуты притащила клетку с хомяком абрикосового цвета, кулёк с его харчами и защебетала, давая инструкции по уходу.
Так Сергей обзавёлся хозяйством. Не собака, не пасека, а всё-таки живое существо! Но самое смешное, что это существо вскоре принесло потомство в количестве восьми крошечных хомячат от покойного папаши!
«Странная штука жизнь, - думал Сергей, - вот поди ж ты, как обернулось!..»
Его развлекала возня в клетке, наблюдения за тем, как мамаша справлялась с малышами и как они подрастали. Вспоминались из детства кроли и крольчата, которых мать держала в тени за хатой в клетках на высоких ножках... Многое вспоминалось...
10.
Другой раз, вернувшись с прогулки (если можно так назвать его выходы к реке), Сергей неожиданно застал дома гостя. Ирка поила его чаем на кухне. Она взглянула слегка виновато, мол - ничё, что я впустила без Вас? Человек был незнакомый, примерно его лет, может, чуть моложе, полный, в очках... Сергей нахмурился: «Чем обязан?»
Гость взглянул на Ирку, на Сергея, встал, по-доброму улыбнулся и заговорил на том украинском языке, которым владеют, наверное, только давнишние эмигранты, не жившие здесь при «советах», да плюс - акцент, наверное, английский. Гость сказал, что не может по-русски, хотя многое понимает, а потом представился:
- Роман Погуляк. Думаю, что я Ваш брат. Почти двоюродный, имею такую надежду.
Сергей мало что понимал. Погуляк - была девичья фамилия его матери. Ирка пододвинула ему стул, и он сел, отставив костыли к батарее. Гость устроился напротив.
Говорили они долго. Вернее, Сергей больше слушал. И было что. Вот и не один он на свете! Как всё странно обернулось... Дед, оказывается, не погиб, а примкнул к тем, кто решил не возвращаться с войны домой. Оказался в Англии, в большой украинской диаспоре. Почему не объявлялся? Такое время было - узнали бы здесь - всей семье дорога в Сибирь снег убирать... Семье предателя Родины там и место... После войны дед нашёл работу, женился, родился сын. Конечно, вспоминал жену и дочку, которой было всего три года при их расставании, грустил, но возвращаться боялся. Сына и, что интересно, жену-англичанку обучил украинскому языку. Жена, правда, говорила редко, но приходивших в дом его друзей понимала очень хорошо и могла немного общаться. А сын и внук, Роман, владели свободно.
- А почему Вы вдруг приехали?- спросил Сергей.
- Я давно мечтал. Но настоял дед. Вот я и побывал в вашем селе, увидел наконец то, о чём он столько рассказывал. Не обманул, да я ему и так верил. Сказочные края... Я снял на видеоплёнку.
- А почему Вы приехали один, без него, без отца и своей семьи?
- Отец мой погиб в автокатастрофе - врезался в дерево, уходя от летящей на него встречной машины. Я был тогда совсем мальчишкой. Своей семьи у меня нет - я священник в нашей местной церкви, а дед... Он очень плох. Может долго не прожить. Годы уже, да и здоровье не то... Он часто видит один сон, я даже не знаю, о чём. Но каждый раз после этого грустит, мучается, впадает в депрессию и заводит разговоры о том, что должен поехать сюда. Вернее, не сюда, а в Прикарпатье. После того, как наши из диаспоры начали мало-помалу ездить туда, и родня тоже стала проведывать их, дед заболел этой идеей. Но сейчас он слишком слаб. Ему рассказали вернувшиеся соседи, что ни жены, ни дочки уже нет в живых, а есть только внук. Вот он и бредит Вас повидать. Голос крови, наверное...
- Понимаю, - грустно кивнул Сергей.
- Я приехал всего на неделю, у нас городок маленький, но у меня приход, люди, церковь, при ней - сад, огород, пасека - сами понимаете - много дел, но я рад, что я здесь и что дед настоял на этой поездке. Вы должны решиться и поехать повидаться с ним. Тем более, он говорит, что должен Вам что-то важное сказать перед смертью, его мучает прошлое... Решайтесь. Я так боялся Вас не найти, но Бог милостив. О деньгах не думайте. Все расходы по визиту мы оплатим. Если Вы даже решите остаться насовсем - мы будем рады. У нас неплохой дом. Бабушка - очень добрая женщина и никогда не будет против, хотя и сама уже не та, что была раньше. Мама моя тоже возражать не будет.
- Нет, знаете ли, это слишком крутой поворот судьбы - то, что Вы говорите. Дайте прийти в себя.
- Я понимаю, - Роман взглянул на костыли, - Вам непросто даже думать о таком путешествии, но поверьте, у нас инвалиды - очень жизнестойкие, активные и подвижные люди. При любом Вашем окончательном решении, Вам было бы полезно просто посмотреть, как они справляются со своим горем. Не говоря уже о встрече с дедом, - он немного помолчал и, пересилив себя продолжил, - Мне неловко навязываться, но скажите - можно, я сегодня у Вас переночую, а то ночь уже - где искать гостиницу в чужом городе? А завтра хочу посмотреть Киев, Лавру и буду собираться домой.
- Да. Ночуй, конечно, раз уж брат у меня объявился! - сказал, улыбнувшись, Сергей, - только у меня всё просто, мы не в Англии...
- Спасибо. Я помолюсь Господу, чтобы ты принял правильное решение, - сказал Роман и накрыл своей крупной ладонью ладонь Сергея на столе, - дед будет очень рад, поверь.
11.
«Господа пассажиры! Просьба пристегнуть ремни! Самолёт начинает снижаться.»
Сергей послушно пристегнулся, вынул из стоящей внизу небольшой сумки букетик чернобрывцев, отщипнул один цветок, засунул руку под куртку и улыбнулся. Там, во внутреннем кармане что-то зашевелилось - проснулся хомячок, один из его неожиданного выводка. Филя - самый ленивый и спокойный, совсем ручной - его любимец. Он с жадностью стал трепать цветок - то ли ел его, то ли запихивал за щёки «про чёрный день». Сергей понимал, что нарушает правила таможенного карантина, но решил на «авось» - а вдруг провезет? А вдруг... Дальше он даже боялся думать... Вдруг - он отыщет Маричку и сына? Эх, зря он не решился позвонить в село её матери, чтобы взять координаты. Не смог. Не было никаких надежд на то, что они берегут для него-хорошего свободное место отца семейства, да и кому он нужен, одноногий? Но хотя бы разок увидеть мальчишку (голос крови, наверное, как говорил Роман)... Вот для него и подарок будет. Это не какая-нибудь машинка или шоколадка... В нём есть жизнь. А не свидится - отдаст хомяка деду. Тоже старику забава.
Размечтался!.. Ладно, время покажет... Ещё не определившись со своими чувствами к «воскресшему» деду, он летел к нему, опять же - родня... Странно... Надо же - две капельки его крови - дед и сын - волею судеб оказались в далёкой Англии. И не подозревают друг о друге... Он однажды даже говорил со стариком по телефону - звонили из Англии поблагодарить за то, что Сергей решился приехать. Но какой может быть разговор за несколько минут между практически чужими людьми? Вот встретятся, поговорят. И может, эта странная штука жизнь таки ответит устами деда на все «Почему? За что?» В жизни всякое бывает... Жаль, утраченного не вернуть. Но хоть что-нибудь, хоть что-то...
Самолёт коснулся земли и побежал по ней, притормаживая. Сергей вздохнул, заколол свой секретный карман большой булавкой по предложению Ирки, и отстегнул ремень безопасности. Сосед восторженно смотрел в иллюминатор.
- Сели! Представляете?! - сам ещё не веря, сказал он Сергею.
- Представляю, - улыбнулся тот.
«Благодарим вас за то, что предпочли нашу авиакомпанию! Всегда будем рады видеть вас на борту нашего лайнера! Командир корабля и экипаж желают вам всего наилучшего! Вас приветствует Лондон!»
12.
Сосед накинул себе на плечо небольшую сумку Сергея, помог ему спуститься по трапу. Проходя формальности паспортного контроля, Сергей поглядывал на встречающих, выискивая там Романа. Увидел его рядом с полной седой женщиной. Особой радости на их лицах не было. Скорее - растерянность. Да он и не надеялся, что сейчас к нему кинутся с распростёртыми объятиями... Но когда Роман поднял руку и помахал ему, на рукаве Сергей заметил чёрную траурную повязку.
«Не дождался» - понял он, отставил один костыль к стойке контроля и прижал руку к груди - что-то заныло. Вдруг под ладонью недовольно заёрзал нелегал Филя. Сергей даже забыл о нём.
- Ну что, брат? Прибыли. Правда, поздно. Ушёл дед, со всеми ответами ушёл... Хоть назад возвращайся. Но, может, всё же летели не зря? - то ли сказал ему, то ли про себя подумал Сергей, взял костыль и медленно направился к выходу. Вдруг услышал рядом растерянное:
- А меня что-то не встречают. Господи, и что же я буду здесь один делать?! - сказал его попутчик, всё ещё неся Сергееву сумку.
- Как тебя зовут-то?
- Юрко.
- Не психуй раньше времени, Юр! Выйдем, оглядимся.
Встречающих было много, кто с цветами, кто с табличками, на которых написаны названия фирм или фамилии прилетевших, они махали руками, пытаясь каждый привлечь внимание к себе. И вдруг Сергей услышал крик: «Юрко! Юрчик! Я тут!»
Парень повернул голову на голос и вскрикнул - «Маричка!» - радостно подпрыгнул и замахал обеими руками.
- Вон она, сестра! - обращаясь к Сергею, - Слава тебе, Господи! А то я уже совсем перепугался. Один в этом их Лондоне, как дурень...
Сергей повернулся на костылях в ту сторону, откуда кричали «Юрчик!»
...То ли вдруг заколотил кулаками в стенку своей темницы озверевший хомяк, то ли сердце рвалось наружу, готовое выпрыгнуть и бежать навстречу...
- Так не бывает... - прошептал он и замер.
- Сергей, мы здесь! - крикнул и опять замахал рукой левее от Марички Роман, - Мы здесь!
Сергей двинулся к брату.
13.
- Не дождался дед внука? - подойдя к встречающим его, спросил Сергей.
- Этой ночью, - грустно кивнул тот и развёл руками, как бы оправдываясь.
- Земля ему пухом, - произнёс Сергей фразу, которая всегда удивляла его самого.
- Это моя мама, - показал Роман на женщину рядом с собой, - но она говорит только по-английски.
Женщина закивала. Сергей улыбнулся ей как-то смущённо-виновато и вдруг оглянулся на крик -
- Сумку, сумку вашу забыли! - бежал к нему попутчик Юрко, - Маричка, познакомься! Кстати, я и не знаю, как Вас зовут, - смутился мальчишка.
- Не беда, Юрчик, я сама знаю. Мы старые знакомые, - произнесла красивая молодая элегантная женщина, у которой случайно оказались точно такие же синие пульсирующие глаза, как у той дикарки, которая промелькнула в его жизни, и упорхнула из неё когда-то давным-давно.
Роман с матерью смотрели на них, ничего не понимая. Сергей неловко молчал, навалившись на костыли и не отрывая глаз от Марички.
- Ничего себе! - прервал паузу Юрко, - Летел к сестре рядом с её старым знакомым и даже не знал! Но мы почти и не говорили. Так красиво лететь над землёй!
Сергей передал один костыль Роману, просунул руку в нагрудный карман, отстегнул булавку и извлёк оттуда сонного Филю. Все засмеялись - такой он был потешный.
- Ой, чудо какое! - вскрикнул Юрко.
- На, - протянул ему хомяка Сергей, - передашь племяннику. Скажешь - от одного дяди с Украины, на память.
Юрко неумело взял зверушку и растерянно взглянул на сестру.
Красивая молодая элегантная женщина с модной короткой стрижкой и Маричкиными глазами протянула ладони лодочкой, и Филя, переваливаясь спросонок, перешёл к ней. Она держала хомяка нежно, но крепко, чтобы, не дай Бог, не выронить это сокровище, но смотрела вовсе не на него.