|
|
||
Из цикла "Жемчужины светлой Руси" |
Над озером Кщара бренчала гитара,
И плавилось небо от жара костра,
Луна восходила, как бледная фара,
Была синева облаками пестра.
Столетние сосны в воде отражались,
Багровый закат догорал вдалеке,
В прибрежной осоке щурята плескались,
И бурно бурлила уха в котелке.
К костру подошел мужичок бородатый,
В штормовке, с двустволкой за левым плечом,
Приветливо молвил: - Здорово, ребята!
Ну, как, наловили плотвичек с лещом?
Налив ему в кружку благого нектара,
Со знанием дела Щукарь отвечал:
- Впервые рыбачу на озере Кщара,
Прекрасней рыбалки нигде не встречал.
- Ну, будьте здоровы! - сказал бородатый,
Когда он пригубил чудесный нектар,
И мысли его устремились куда-то,
Проснулся его красноречия дар.
- Меня Михаилом зовут. Лет уж двадцать
Пришел в заповедные эти края.
Теперь я от них не могу оторваться,
Вон там, за лесочком, хибара моя.
Подобное озеро сыщешь едва ли,
Травинка видна в нем у самого дна,
Светло и прозрачно, однако, в провале
Саженей под тридцать его глубина.
Озера все местные - словно овалы,
А Кщара подобна цветку, например,
Возникли они как земные провалы,
Оставшись от карстовых древних пещер.
А в здешних краях, как поведали предки,
Гектары лесов исчезали в тартар,
И случаи ныне такие нередки:
Провалится вдруг то овин, то амбар.
Такие дела тут творились вовеки,
И озеро Кщара, как памятный знак,
Пещеры создали могучие реки,
Размывшие в недрах земных известняк.
- Откуда названье у озера Кщара?
Спросил я меж прочих насущных вещей.
- Видать, оттого, что в бездонных пещерах
Когда-то царил здесь скаредный Кощей.
Во мне пробудился огонь следопыта,
Давнишняя мысль нарушала покой,
Тогда Михаила спросил я открыто:
- А нет ли о Кщаре легенды какой?
Тем племенем правил великий кудесник,
Наполненный мудростью, ласковый взор
Всегда зачаровывал жителей местных,
Сиял синевою бездонных озер.
Легко на его богатырские плечи
Спадала волос золотистых волна,
Звучали Витхолоия дивные речи
Над краем лесным от зари до темна.
Супруга была у него - Василина,
Под стать ему, тоже умна и видна,
Три дочери было у них и три сына,
И жизнь их была, словно чаша полна.
Витхолий на гуслях играл звонкострунных,
И вторили древним былинам леса,
Певучий напев дочерей его юных
Журчал, словно светлых ручьев голоса.
Во всех заозерных болотистых далях
К ним сватов спешили отправить скорей.
Сынов его звали - Лух, Люлех и Палех,
И Тезою, Южей, Сурой - дочерей.
И все - светловласы, лазурны очами,
Разумны речами и нравом легки.
Ровесники их завсегда привечали,
Добром отзывались о них старики.
В прибрежных лугах у священной дубравы
Творили они чудеса наяву,
Они собирали целебные травы:
Бессмертник, калган, зверобой, сон-траву.
А кщарская чадь промышляла охотой,
Водилось здесь исстари вдоволь зверья:
Оленей и вепрей, и дичи болотной,
Лосей и медведей исчислить нельзя.
В озерах и реках, в тенистых заливах,
От рыбы, порой, серебрилась вода:
Стерлядок, лещей, карасей и налимов
Всегда приносили на брег невода.
А летней порой земляники, черники,
Родилось в окрестных лесах, просто страх.
А сколько ядреной и спелой брусники
Они приносили в своих коробах!
Грибов всевозможных возили возами,
Здесь парубки были быстры и шустры,
Девицы ходили с большими косами,
По праздникам в рощах горели костры.
Они почитали могучего Чура,
Который пришел из полночной земли,
И пращуров древних лесные фигуры
Они пуще ока всегда берегли.
Их всех защищала родная природа:
Дубравы, озера, болота и лес,
И духи всесильного, вечного Рода
Хранили их жизнь под покровом небес.
Весною русалки на брег выходили
Из этих наполненных тайнами вод,
Качались в ветвях, хороводы водили,
И, бог упаси, в их попасть хоровод.
В болотах зыбучих - там страсти иные,
Их смертный всегда обходил человек,
В трясины прохожих влекли водяные,
Пути непутевых скрывая навек.
И леший кричал из-за старого дуба,
Расставшись кромешною ночью с дуплом,
Бубнил полевик, надув пухлые губы,
Тряся над травой бородой-помелом.
Различные духи водились в жилищах.
В избе домовой был превыше всего,
Ему молока приносили и пищу,
Хозяином дома считали его.
Дворовый, овинник, гуменник и банник -
Для каждого было немало забот,
Их всех привечали, как братьев желанных,
Под их покровительством жито и скот.
В то время обряды куда были проще,
Вдали от больших прямоезжих дорог,
И алые ленты в березовой роще
Игриво трепал по утру ветерок.
Кровавые жертвы они приносили,
Молили дождя, плодородья земель,
Их просьбам внимали природные силы,
В делах помогали им Лада и Лель.
И Солнце с Луной в тишине поднебесной
С улыбкою доброй смотрели на них,
Слагали они и сказанья и песни,
Певуче звучал их затейливый стих.
В глуши, у развилки песчаной дороги,
Пред каждым склонялись они валуном,
Которые прежде оставили боги:
Баюн с Вещуном и Горюн с Плещуном.
Шло время, менялись поверья и вера,
Где раньше лежал преогромный валун,
Уже исчезали лесные химеры,
Над древней поляной вознесся Перун.
На плоском холме, средь дубравы зеленой,
Покоилось капище древних богов,
Перун-громовержец стрелой оперенной
Его защищать был вовеки готов.
Он зорко из-под золотого шелома
Очами-рубинами гордо смотрел,
Усы золоты, как ржаная солома,
Был полон колчан его огненных стрел.
Все требище в праздник светилось кострами,
И ночью и днем, от зари до темна,
Оно распростерлось восьмью лепестками,
Как ирис - любимый цветок Перуна.
Вокруг него, словно послушные дети,
Собрались все идолы прежних времен,
Стекались в леса заповедные эти
Окрестные жители местных племен.
Там Стрибог - властитель и бури и ветра
Стоял на полуночной части кольца,
Глядели, насупясь, на стороны света
Четыре его толстощеких лица.
Он в шапке червленой, расписанной златом,
И тень Перунова в полуденный час,
Как стрелка часов над большим циферблатом
На Стрибога целила точно как раз.
Напротив него - бог дневного светила,
Дажбог - повелитель небесный огня,
Стоял одесную Сварожич - Ярила,
Плоды земледельцев надежно храня.
Ошуюю - Мокошь с извечной куделью,
Что судьбы земные плела без конца,
Войну на века объявляла безделью,
Шугая Симаргла - крылатого пса.
На западе Велес скрестил свои руки,
Защитник охоты у древних племен,
Заслышав рожка его чудные звуки,
Стада возвращались под вечер в загон.
Там Сварог жестокий стоял на востоке,
Взирал отрешенно бездушный кумир,
И, слухи ходили, что он, волоокий,
Сварганил весь этот сверкающий мир.
Там был Чернобог, искуситель коварный,
Вокруг него беды мели помелом,
Там был Белобог, старичок лучезарный,
Лицо его вечно светилось добром.
Когда заходило дневное светило,
То восемь костров полыхали во тьме...
Такое вот древнее капище было
Средь рощи дубовой на плоском холме.
В русалочью ночь, когда все голосило,
И перистый папоротник зацветал,
Какая-то злобная, черная сила
В сей край благодатный явилась, как шквал.
То были поляне. Они говорили,
Как будто напившись хмельного вина:
- Недавно мы тут сгоряча водворили
Культ личности, иже еси, Перуна.
Но вышла оплошка. Простите, родные.
И нам, киевлянам, милее Христос.
Зачем вам Перун, да и боги иные?
К чему супротивиться? - Вот в чем вопрос.
Отныне все виры язычные ваши
Польются в великого князя казну,
И жизнь ваша будет и слаще и краше,
С самой Византии привез он жену.
Озерные жители мата не знали,
И татям ночным из полдневной земли
Достойно и гордо они отвечали:
- Вот шли бы вы дальше, откуда пришли.
Они затворили дубовые створы
И встали на стены, один к одному.
Сюда не прорвутся коварные воры,
И кщарскую крепость не взять никому.
- Ай-яй! - воскричала тут княжья дружина,
Акцент половецкий скрывая ничуть,
- Айда отомстим им за Бога и Сына,
За Духа Святаго и праведный путь!
Горящие стрелы на них полетели,
Булыжные камни в ответ понеслись,
Они защищали в своей цитадели
Надежду на счастье, свободу и жизнь.
И вышли тут Мокоши славные дети
Пред общенародной сплотившись бедой,
И яростно стрелы поганые эти
Они из бадеек гасили водой.
Не все было праведно в мире подлунном,
Кроваво с небес улыбалась Луна,
Она усмехалась пришельцам бездумным,
Когда изгоняли они Перуна.
Поп Федор глаза не сомкнул до рассвета,
Молитвы святые читал у костра,
Печалясь, на битву полночную эту
Борис - юный княжич, смотрел из шатра.
Дневное светило всходить не спешило,
Как будто злой ящер его поглотил,
И черная туча, борза и кипуча,
Ползла, словно хищный речной крокодил.
В ту пору Витхолий пред капищем чинно
Возжег небывалый доселе костер,
Ягненка заклал по законам старинным,
Склонившись, он руки свои распростер.
Перун не моргнул своим огненным оком,
И новую жертву потребовал он,
Костры полыхали во мраке жестоком,
Был вепрь годовалый немедля сожжен.
Витхолий молился, исполнен надежды,
Но взор его вспыхнул и сразу потух,
Когда он отверзнул сомкнутые вежды,
На жертвенном камне был сын его - Лух.
Он молвил: - Прости меня, отче, доколе
Молится нам днесь деревянным богам?
Пора покориться божественной воле,
За счастье народа я душу отдам.
Но старый кудесник ему не ответил,
Волшебные гусли он взял и запел,
Чарующий взор его грозен, но светел,
Над Кщарой напев его дивный летел.
И пальцы взметнулись его, словно птицы,
Над нитями звонких серебряных струн,
Внимали ему старики, молодицы,
И слушал его златоглавый Перун.
Такие слова он промолвил во гневе,
И рокот людской подхватил их во мгле,
Изрек он: - Что нынче свершится на небе,
Такое же будет и впредь на земле.
Жестокая молния дуб поразила.
Нежданно разверзлись все хляби небес.
В земле всколыхнулась дремавшая сила,
И дрогнули гулко дубрава и лес.
Весь холм озарился сияньем небесным,
Сиреневый сполох внезапно затух,
Когда прогремел над урочищем местным,
Как гром, поглощающий рокот: У-ух!
Земля сотряслась от такого удара,
Надвинулись тучи, и стало темно,
Разверзлись глубины, селение Кщара
Навеки ушло безвозвратно на дно.
- Вот славно. На требище менее стало, -
Поп Федор, ликуя, молился с утра.
- Эх, как же бесславно дружина пропала, -
Борис - юный княжич, вздыхал у костра.
Здесь нет победителей, нет побежденных,
Об этом не вспомнит никто никогда,
Покрыто все мраком в глубинах бездонных,
Лишь в омуте темном кружится вода.
- Предание это я слышал от деда, -
Сказал Михаил, - он мне, как на духу,
Об этих событиях мрачных поведал,
А быль или не быль, судить не могу.
Я егерем был во всей области лучшим,
Не пил, не бузил, не пускался в разгул,
И кто ж виноват, что в году злополучном
Какой-то начальник здесь зубра шмальнул.
Теперь я в опале, но я не горюю...
- А много здесь зубров? - спросил Баламут
- Последнее время три стада кочуют.
Голов двадцать пять за Гаравой живут.
Однажды зимою повадились волки
У местного люда скотину таскать,
Бывало, и в лес не ходи без двустволки,
Повсюду свирепствовал сумрачный тать.
Ничто не мешало разбойной породе:
Секли кабанов, задирали лосят...
Пришлось пострелять. У меня в огороде
Три серые шкуры на тыне висят.
Недавно за Кщарой пылали пожары,
На много гектаров тут выгорел бор,
Почти до моей докатились хибары,
Но дождик нагрянул и дал им отпор.
Такого здесь не было лет уже триста,
Не помню такого и я с давних пор,
А все потому, что беспечно туристы
Забыли залить злополучный костер.
Коль вам доведется еще быть на Кщаре,
Гостей долгожданных всегда я приму,
И хватит всем места в просторной хибаре,
Порой, так тоскливо сидеть одному.
Хоть нет у меня электричества-света,
Все это - пустое, мираж, суета,
Когда поджидают меня до рассвета
Просторы озер и лесов красота.
Хоромы мои не светлы и не ярки,
Но вы не вините меня в нищете,
К утру обещали подбросить солярки,
Тогда попируем уже в светлоте.
Тут егерь поднялся, поправил двустволку:
- Ну, что же, ребята, прощаться пора.
А быль или не быль, то спорить без толку.
Увидимся скоро. Пока. До утра.
Над Кщарою радуги лук семицветный
В чудесном сияньи раскинулся вдруг,
Искрились, как яхонт, порою рассветной
Опушки, долины, дубравы и луг.
На озере белые лилии всплыли,
Навстречу светилу раскрыв лепестки,
Нарциссы веселой гурьбой окружили
На тихих полянках лесных родники.
Озерная гладь серебрилась в тумане,
То рыба плеснет, то вспорхнет стрекоза,
Красою небесной на влажной поляне
Лесных незабудок синели глаза.
Медовые травы с утра привлекали
Спешащих на поиск нектара шмелей,
Луга и поляны приветливо ждали
На пышную трапезу званных гостей.
Трепещут берез изумрудных рубашки,
Возможно из тех отдаленных веков,
Доверчиво к душам взывают ромашки,
О чем-то грустит синева васильков.
Здесь было когда-то кольцо обороны.
Ракетные шахты ушли, как во сне,
Лишь только табличка "Запретная зона"
Забыто ржавеет на старой сосне.
Среди колдовского, дремучего леса,
Легенды о Кщаре слагает народ.
Текут здесь неспешно Лух, Люлех и Теза,
О Палехе с Южею слава идет.
Река серебрится извилистой лентой,
Окутаны тайнами древние пни,
От каждого озера веет легендой,
Лишь только немного поглубже копни.
Среди рыбаков не кончается слава
О рыбном обилии местных озер:
Санхар, Семахар, Поныхар и Гарава,
Печхар и Печкор, рядом - Канстра, Юхор.
Повержены идолы, храмы в бурьяне,
Но слышен с небес пробуждающий глас:
- Ужели потеряно все, Россияне?
Ужель не осталось святого у вас?
Так вот она - Родина! Пульс ее где-то
В подземных глубинах однажды возник,
И, словно вулкан, извергаясь с рассвета,
Здесь бьет первозданный, священный родник.
Шумят, как и прежде, деревья в дубраве,
Сверкают на лилиях капли росы,
В сосновых борах, как в богатой оправе,
Сияет жемчужина светлой Руси.
Вот ещё пара легенд об озере Кщара, поведанных Надеждой Смысловой, которая часто бывала на берегах этого волшебного озера.
Здравствуйте, Иван! Вот те две легенды, про которые я Вам писала в комментариях:
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"