Вроде бы и жарко на улице, а вроде и прохладно, когда начинал дуть ветер с моря. Поэтому Иванцов надел кожанку, если что, расстегнуть можно. Да и если там, в центре, серьезный замес, то кожанка чуть смягчит какой-нито удар. Хорошая куртка, американская, похожа на полицейскую. Броник бы, конечно, не помешал, но чего не было, того не было. Бейджик прессы повесил на шею, но пока спрятал под кожанку. Ну и стандартный набор - фотик, ноут, несколько флэшек, смарт.
Иванцов не работал на какое-то конкретное издательство, но ему платили за блог. Но платили за то, что он хотел писать. История, психология, политика - стандартный набор стандартного креакла. Тем более, что писал-то он, но темы и информацию ему подбирали "негры". Он только обрабатывал ее в своем фирменном стиле. Иногда стебном, иногда пронзительно-тоскливом. Слезы выжимать он умел. Профессионал, чо. Новое поколение стрингеров.
Такси прибыло быстро - старая "шестера" с георгиевской ленточкой на зеркале. Иванцов забрался на переднее сидение. Поехали по Люстдорфской.
- И шо там за центр говорят?
- Шо, шо. Пидоры понаехали, наши на Куликово собираются, щас махач будет, - ответил таксист.
- Серьезный?
- Я тебе отвечаю, серьезный. Будут трупы, вот увидишь.
- Надеюсь, уродов. Откуда они?
- Та разные, суки. Я вчера возил от вокзала - харьковских понаехало, уууу. Да и других есть. Я тебе отвечаю, какие-то в Лукьяновке лагерем стоят. Я не видел, но на Привозе говорят. Приехали и бегают. Бегают и кричат славу Украине. А где здесь Украина? Ты ее видишь? Проспект Жукова, а не Шюхевича. Тут Одесса, прекрасный город, а эти Украину понастроили вокруг Мамы. Они приехали свои порядки строить. Оно мне надо? Та куда-ты сволочь тормозишь! Не видишь, мы едем немного воевать! - заорал он в полуоткрытое окно.
Выехали на Пушкинскую. Иванцов хотел доехать до Дерибасовской, но милиция перекрыла центр. Пришлось выйти на Жуковского. Таксист еще кого-то обматерил, на этот раз в телефон, лихо развернулся, не обращая внимания на ментов, и умчался обратно. Его "шаха" так чихала двигателем, что казалось, должна была вот-вот развалиться. Ан нет. Пердела да ехала.
Иванцов шел в сторону Греческой площади. Оттуда доносился глухой гул - так ревет толпа. Неоднотонно, нет. Гул то усиливается, то спадает, то взрывается радостным воем, то, скуля, почти исчезает. Толпа: живой организм, со своими законами и своей анатомией. Если взлететь на верКолете над толпой, то можно увидеть ее центральное ядро, полупрозрачные мембраны, даже митохондрии. Ядро толпы тянется к объекту внимания, обтекает его и готовится жрать, жрать. У толпы нет разума, если ей не управляют. А ей легко управлять. Внутри такой толпы человеки-вирусы. Если их отметить, ну, например, красными куртками - сверху хорошо будет видно, как они снуют туда-сюда, подталкивая толпу к еде. Человек в толпе безумен. Он готов на такие поступки, которые никогда бы не позволил себе в нормальном состоянии. Интеллект в толпе стремится к минимуму. И вот люди начинают бить витрины просто так, выламывать булыжники, зачем-то таскать палки, скамейки и покрышки, строя нелепые баррикады. Толпа моментально заражается различными эмоциями, причем, одновременно. Страх, паника, ярость, гнев вызывают судороги у этого животного и оно мечется из стороны в сторону, грозя раздавить, в том числе и организаторов. У человека в одиночестве тоже бывают приступы и паники, и гнева. Но когда он видит и чувствует лица таких же как он, его чувства усиливаются вдвое, втрое, вчетверо. И другие видят усилившуюся его ярость, и растет их гнев. Реакция циркулирует, циркулирует как в воронке. Растет ее скорость, напор, мощь. Ударить бы водометами по этой толпе, заставить этот мощный, но непрочный организм развалиться на мелкие части.
Но у милиции в тот день не было водометов. У большинства из них не было даже дубинок, не говоря уж о табельном оружии. Брюки, короткие рубашки да фуражечки - вот и все оружие против огромной толпы. У немногих были щиты. Те стояли в первых рядах вместе с куликовцами. Падали тоже вместе.
Иванцов растерянно смотрел, как мимо вели молодого пацана в милицейской форме. Фуражки на нем не было, руками он закрыл правый глаз. Из-под рук вытекала кровь - спокойно так текла, но уверенно. Синяя рубашка неотвратимо наливалась красным. За ним бежали медики с носилками. Рука свисала с них и болталась в такт шагов.
На Иванцова никто не обращал внимания: он был безоружен и никуда не бежал. Со стороны он казался всем слегка испуганным, нервным обывателем. Такие погибают случайно. Или попадают под горячую руку. Ну то такое.
Выскочив на Греческую, Иванцов обомлел. Он увидел каменное небо. Натуральное каменное небо. Стрелки майдана бежали ручейком. Выхватываешь из кучи камень, бежишь, набираешь скорость, метаешь, бегом возвращаешься, и так несколько кругов, потом на отдых. Бегают несколько рядов по несколько десятков человек. Камни в воздухе висели постоянно. В это время стрелков прикрывали щитоносцы, отражая немногочисленные ответы куликовцев.
Возле одной из тумб отдыхал один из дружинников. Лицо его было закрыто арафаткой, но несмотря на это Иванцов узнал приятеля:
- О, Андрюха! Привет! Как вы тут?
- А, Санчес... - парень стащил платок, утер рукой влажный лоб. - Черт его знает, как мы тут. Куда-то народ весь делся. Нас тут сотни три всего. А этих тысячи понаехали.
В районе Соборки что-то бахнуло. Андрюха отмахнулся:
- Петардами швыряются у себя. Дух поднимают. Но на всякий случай, будь осторожен: муйдауны скотчем обматывают их. А между слоями скотча обломанные зубочистки. Если попадет несколько десятков таких заноз - хирург замучается искать. Рентген их не берет. Не глубоко, конечно, попадают, но несколько десятков. А это, на минуточку, немного больно. Так что, держись подальше от них. Все, мне пора.
Андрюха поднялся, натянул арафатку на лицо, взял фанерный щит, зашагал было в сторону шеренги милиционеров и куликовцев, но вдруг обернулся:
- Сань, сбегай на Соборку, глянь, шо там упыри думают. Держи вот ленточку, шоб не палиться. - Андрей протянул Иванцову желто-голубую ленточку. - Трофейная.
- У меня есть. Я еще в марте у Дюка ее надыбал.
- Давай через Дерибасовскую, там спокойнее.
Ни Андрюха, ни Иванцов не знали, что больше они никогда не увидятся. Андрюхи не будет ни в списках погибших, ни в списках арестованных. Длинный и носатый одессит просто исчезнет. Заявления о пропаже не примут новые украинские милициянты.
А пока Иванцов быстрым шагом шел к Дерибасовской мимо торгового центра "Афина". Возле него стоял микроавтобус с надписью "Донбасс-Одесса. Вместе мы сила"". Когда он выскочил на самую знаменитую улицу Одессы, на его груди уже болталась жевто-блакитная ленточка. Георгиевская лежала во внутреннем кармане курточки.
А на Дерибасовской народ активно снимал происходящее, сидел на заборе городского сада, пил пиво на летних площадках "Пивного сада" и "Фанкони". Мимо пробегали какие-то невменяемые люди в камуфляжах немецкого типа и хрипло орали: "Москали человека убили!". При этом они махали руками словно крыльями. Создавалось впечатление, что в Одессу прилетело племя каких-то безумных птиц с окровавлеными клювами. Только вместо крови красно-угольные повязки.
Возле памятника Утесову в Иванцова вцепилась обеими руками жирная тетка. Безумным взглядом она впилась в лицо Сашки:
- Где у вас тут Соборка??? Там раненые, там сотни раненых, им нужна моя помощь!!! - в руке она держала пакетик, из которого торчала вата.
- Где, где... Прямо! - до Соборной площади было метров двести по прямой. Ни один одессит, или хотя бы турист, приехавший в Маму второй раз не задали бы этого вопроса.
Тетка, смешно ковыляя по брусчатке, побежала в сторону площади. Тонкое бледно-розовое платье в обтягончик: чисто поросенок Фунтик. Она бежала, размахивая кульком, из него падали куски ваты. Их поднимал ветерок, но летающие комочки тут же затаптывали тяжелые берцы мирных болельщиков.
Чем ближе к углу Дерибасовской и Преображенской, тем больше было этих ультрас. Одни в шортах и с голым торсом: футболки или тельняшки намотаны на голову. В руках палки, дубинки, биты, железные прутья. Другие в полной экипировке: каски, флектарн, берцы с вшитыми в носки металлическими пластинами, щиты, в том числе и "беркутовские", и опять: дубинки, но уже с гвоздями, заостренные палки, а у некоторых и "вогнепальна зброя". По крайней мере, один, скалящийся мелкими зубами, с обрезом мимо прошел. Спустя какое-то время, Иванцов узнает оскал на фотографиях из зала суда, где его, убившего, как минимум, трех человек, признают патриотом Украины и отпустят на все четыре стороны. В отличие от тех, кто не убил никого, но сидящих в СИЗО уже четвертый год.
На углу же Дерибасовской и Преображенской лежал труп. Крови было мало. Труп был накрыт простыней. Время от времени его зачем-то перетаскивали с места на место. Милиции рядом не было, а медиков "Скорой" почему-то к трупу не подпускали. Бригада, сев кто на корточки у автомобиля, кто на дверную ступеньку, мрачно курила, не глядя на людей.
- Мужики, что случилось? - подошел Иванцов к медикам.
Фельдшер, или кто он там, знаков различия же на них нет, так вот: фельдшер выплюнул бычок и, не глядя на Иванцова, забрался в машину. Водитель просто захлопнул дверь. Пришлось спрашивать у майдаунов:
- Хлопцы, що робите? - мовой Иванцов не владел, но тут отдельная фраза вдруг вспомнилась. Слава Богу, на москальский акцент никто внимания не обратил. Впрочем, в Одессе все с таким акцентом...
- Що, що, сепары нашего убили, - раздраженно ответил один из полуголых хлопцев.
- Как? - перешел на русский Иванцов.
- Ну как, как. Подкрались и в спину выстрелили.
- И никто не заметил?
- Не...
Иванцов оглянулся. Куликовцы стояли в переулке вице-адмирала Жукова. Перед ними в три ряда милиционеры со щитами. Затем уже Дерибасовская с зеваками, затем Горсад и стеклянные витрины пивного ресторана. Это получается, кто-то из толпы куликовцев выстрелил из-за спины строя милиции? Тогда пуля вылетела на Дерибасовскую, свернула под углом в девяносто градусов направо, и, огибая, праздношатающихся туристов как манекены, понеслась в сторону Соборки, где и нашла подходящую жертву. Бред какой-то. Как и бред то, что якобы невидимый боевик подкрался вплотную к жертве с Калашом-Веслом под плащом, скоренько пульнул и так же незаметно скрылся.
Если бы у бойцов Куликова поля был хоть один настоящий АК, и они бы открыли огонь - ни одна пуля не прошла бы мимо. Следственная группа не найдет ни одного следа от пуль по направлениям от куликовцев. Зато массу следов от шрапнели над "Гамбринусом" - это убивали безоружных милиционеров и антимайдановцев.
Обойдя лужи крови, Иванцов вышел на Соборную площадь. Колокола молчали, зато били барабаны. "Путин - хуйло! Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла!" Под треск барабанов выходили на площадь со стороны Садовой шеренги мирных ультрас. В бронежилетах и касках. Ботинки высекали искры подковками. Шли слаженно, в ногу. На жовто-блакитных нарукавных повязках у некоторых были нарисованы нацистские зиг-руны. А у некоторых надпись - "Дивизия СС "Галичина". По-украински, конечно.
-Бачиш? - закричал кто-то за спиной. -Це нашi. Двадцять перша сотня Майдану! Iвано-франкiвськi! Зараз будуть сепарiв вбивати!
Колонны молниеносно разворачивались в коробочки, готовясь к штурму Греческой площади. Грамотно их в лагерях тренировали. Зря мы не верили. Иванцов начал дрожащими пальцами набирать СМСку. "Идут штурмовать по Греческой. Боевики, не фанаты".
Галичане. Неведомое горное племя, называющее себя истинными украинцами. Но поставь галичанина рядом с крымским татарином - не отличишь тюрка от тюрка. Впалые смуглые щеки, крючковатые носы, блестящие, как сливы, близкопосаженные глаза, узкие подбородки. На круглоголовых, белобрысых киевлян они похожи как черный кофе на белую сметану. Смесь тюрок и поляков, немцев и венгров, прожившие в рабстве пять сотен лет. Им запрещали входить в города, учить детей родному языку, молиться Богу предков - и они забыли себя, рабье племя. А когда им дали в руки оружие из захваченных арсеналов воинских частей и областных УВД Западной Украины - они решили, что свободнее их на планете не существует. Человек всегда кричит о том, что ему не хватает. Голодный о еде, одинокий о любви, раб о свободе.
Иванцов выбрался из толпы, ускорил шаг в сторону переулка, где только что стояли наши.
И едва не споткнулся о стайку милых девчонок, разливавших бензин прямо посреди Дерибасовской. Разливали не спеша, без суеты. Иванцов достал камеру, начал снимать. Старшая из дивчин, улыбнулась ему: "Привет!" И не будет потом дня, не будет ночи, чтобы Иванцов не жалел об одном: надо было бросить спичку в лужу бензина...
Вдруг, краем глаза, он увидел мельтешение: проехал какой-то автобус. Развернувшись, он увидел, как милиционеры стали спешно грузиться в этот автобус. Растерявшиеся куликовцы опускали щиты, глядя как их союзники покидают поле боя. Мгновение и три сотни бойцов Куликова поля остались один на один против четырех тысяч привезенных в Одессу харьковчан, киевлян, ивано-франковцев, днепропетровцев, даже грузин из майданного подразделения "Сакартвело".
Заготовленные девочками бутылки полетели в куликовцев. Те, уворачивась от коктейлей Молотова, начали отступать к торговому центру "Афины" - круглому стеклянно-бетонному уродцу. Вот заполыхала машина "Донбасс-Одесса". Появилась пожарная машина, но на нее тут же забрались бабуины с палками, вытащили водителя и застрелили его, пожарный же расчет пинками отогнали от машины. Странно, но толпа не бросилась штурмовать здание, в котором спрятались куликовцы. Толпа материлась, прыгала, орала "Русских на виселицу" и "Украина превыше всего", трясла дубинками. Но ни одного камня, ни одной бутылки не полетело в витрины магазинов. Какой-то придурок разбил все же дверь и попытался полезть внутрь. Но его тут же схватили свои и оттащили назад. Разбитые стекла порезали придурка и его отвели в тыл.
Завибрировал телефон:
- Санчес, как там обстановка?
- Андрюха, ты где?
- В "Афине".
Сквозь грохот толпы было трудно разбирать слова, а тем более, говорить. Иванцов сглотнул. Он увидел Немировского - губернатора Одессы. Тот стоял с двумя бугаями в черных очках и тоже с кем-то говорил по телефону. В навороченной экипировке и американских кепках, они держали в руках винтовки, больше похожие на тяжелые бластеры из фантастических фильмов. Ни одной гримасы, ни одного движения, словно терминаторы. Иванцов понимал, что достаточно одного шага в сторону губернатора, и его размажут как картопляник по сковородке.
- Сейчас вас будут убивать, - как можно спокойнее сказал Иванцов.
- Твою мать...
Сказал и ошибся. Иванцов не знал, о чем и с кем разговаривал Немировский.
Но через пару минут к одному из входов "Афин" вплотную подъехали воронок и автобус. Из автобуса выскочили "космонавты", окружили воронок, не давая к нему подобраться евромайдаунам. Впрочем, те особо и не набрасывались на машины.
В этот момент кто-то положил руку на плечо Иванцова. Он вздрогнул, оглянулся.
- Генка, фу, черт полосатый, напугал...
- Живой?
- Целый...
- Куда наших повезли, не знаешь?
- Откуда... А ты как?
- Ушел дворами, сделал крюк. Я же тут родился, каждый закоулок знаю. В отличие от этих.
С Генкой познакомились еще до майдана: тот торговал крымским вином. В начале он даже поддерживал еврошабаш. Янук- вор и все такое. Реально задолбали поборы участковых и прочих чиновников. Ничего нельзя было решить без взятки. Иногда конвертиком, иногда десятком бутылочек. Сдуру повез пару бочонков в Киев. Но увидев, что там творится, резко разочаровался. Оказывается, милых и добрых студентов только в стримах показывают. Сам же майдан заполонили какие-то бомжи, рагули да непонятная молодежь под флагами со свастикой и портретами Бандеры. А на сцене орали в микрофон те же люди из власти, которые никак не могли нажраться вдоволь. Денег им уже не хватало, требовали крови. Один даже себе кулю в лоб просил, шатаясь пьяным у микрофона.
"А шо так мало?" - спросил какой-то не то женственный сотник, не то мужественная сотница, когда Генка выгрузил бочонки. Когда же узнали, что он из Южной Пальмиры, то едва не побили, пообещав, что доберутся до клятых сепаров и москалей и там.
А когда уплыл Крым - Генка резко захотел уйти вместе с ним. Нет, бизнес тут не причем - каналы доставки остались, да и вино он брал у полулегальных торговцев. Просто понял, что нельзя продавать свою Родину за тридцать евро - стоимость визы в Европу. "А Родина моя - Советский союз. Мой дед бандер гонял, что я с ними в одном строю стоять буду? Не могу. Не имею права. Янук, несомненно, овощ. Но это зло из ада".
Он постоянно говорил, что этот ад выплеснется из Киева и адской вонючей волной заплеснет Украину. С ним соглашались, ему поддакивали, но никто особо не верил в это. Что Украина, по сравнению с Одессой? Тьфу, пустячок. Посмеивались, как всегда. И вот, на "поездах дружбы", украинский ад приехал в новороссийскую Одессу.
- Ты гляди, опустело как! - огляделся Генка. Внезапно, евромайдановцы - и фанаты, и боевики, и примкнувшие местные кастрюлеголовцы куда-то исчезли.
- Бля буду, на Куликово поперлись. Давай за ними!
Вышли на Преображенскую, пошли вслед за беснующейся толпой, перешагивая через битые стекла и лужи крови. Вот разбитые окна какого-то бутика. Возле него топчется растерянная молодая продавщица, названивает кому-то. Ее трясет от страха. Вот в подворотне лежит человек, похожий на окровавленную отбивную. Над ним склонилась женщина и кричит в то, что раньше было лицом: "Я же тебе говорила, никуда не ходи, никуда не ходи! Куда ты поперся, старый дурак!". Наверное, она уже вызвала скорую?
Бьют, ломают, крошат без причины - просто так. И ни одного патруля. Попробуй открыть какой-турист бутылку пива: они были бы тут как тут, снимая полтинничек, а с дураков и соточку гривен. А тут - никого. Языком слизало. Только у здания областного УВД мнутся вдоль стеночек пузаны с полковничьими погонами. Рядом памятник погибшим в боях с бандитизмом ментам. "Похоже, сегодня еще несколько имен добавятся" - машинально подумал Иванцов.
Воспользовавшись случаем, забежали за угол, туда толпа не заходила, в силу своей боковой слепоты. Разъяренная, она смотрит только перед собой. В магазинчике, как ни странно, открытом, взяли по бутылке пива. Между прочим, это еще и оружие, какое-никакое.
И оба, одновременно, звонили по всем знакомым телефонам, крича вполголоса: "Уходите с Куликова! Толпа туда идет!" А в ответ уже кричали, что они ушли и уже горят палатки. Про то, что кто-то ушел держать оборону в Доме Профсоюзов, пока молчали.
Генка и Иванцов оторопели, когда вышли на Куликово поле. Орущая, визжащяя толпа, умело направленная командирами сотен, подогреваемая изнутри профессионалами, бесновалась возле сумрачного Дома Профсоюзов. Бывший обком КПСС равнодушно нависал серой громадой над площадью, глядя куда-то в сторону моря. В дубовые мощные двери летели коктейли Молотова. Двери нехотя, но разгорались. С крыши в ответ тоже летели бутылки, но изредка. Они падали на асфальт грязными кляксами. Их никто не тушил, они были безопасны для нападавших.
Чего не скажешь о горящих смесях на парадном входе в Дом.
Иванцов остановил одного из пробегавших мимо правосеков.
- Извините, можно вам задать вопрос? И сунул тому бейдж в нос.
Каска, обтянутая натовским камуфляжем на голове, очечки хипстерские на косоглазом лице, лицо замотано шарфом "Черноморца". И голосок такой... Педиковатый, как сказали бы невоспитанные люди. Ну или свободноевропейский, как сказали бы воспитанные. Иванцов был из первых.
- Да, конечно! - раздался тонкий голосок из-под сине-черного шарфа.
Иванцов включил камеру на видеорежим:
- Что вы скажете о происходящем?
- Мы одесситы, и со всей Украины съехались люди. Нам не нужна Россия, у нас уже есть страна. Нашу страну разваливать не надо. Они это здание не строили. И теперь его придется сжечь вместе с ними, потому что они к нам пришли с мечом на Соборную площадь
Затем он показал знак "Виктори" и побежал в центр площади, где догорали палатки куликовцев.
- Давай разделимся. Я по часовой обойду здание, ты против. А может тебе смыться? Вдруг узнает кто из местных? - сказал Иванцов.
- Уйду чигирями, - буркнул Генка. - Да и местных тут нет. Смотри, мусора из Киева стоят, терки трут с металлюгами.
- Где мусора? - не понял Иванцов.
- Динамовцы из Киева. Приехали на чужие терки. Не по футбольным понятиям это.
- Ты шо, из фанов? - удивился Сашка.
Генка помялся и ответил:
- Уже нет.
В этот момент на площади раздались выстрелы. Стреляло несколько человек: толстый в синей рубашке и бронежилете поверх, длинный с дробовиком и еще двое с калашами-укоротами. Били по окнам: время от времени стекла еще советской эпохи лопались и звонко падали на асфальт. Тоже еще советский. Видимо, его клал малолетний косоглазый пидаренок до своего рождения.
А пламя разгоралось все сильнее. Дым уже валил из окон второго и третьего этажей. Языки огня уже вылизывали первый этаж. Стрелки били не по людям, нет. Они вышибали стекла, чтобы пожару было чем дышать.
- Все, идем, - они пожали друг другу руки, надеясь, что встретятся в этом же месте через... А кто его знает, через сколько.
Иванцов зашагал к правому флангу Дома, если стоять к нему спиной. Он щелкал, щелкал и щелкал, стараясь, чтобы в кадр попадали лица убийц. И делал короткие видео.
Начали раскрываться окна, из которых клубами валил черный дым. Из проемов стали показываться люди. Они вылезали на подоконники, на парапет между этажами. Кто-то терял сознания и тряпичной куклой летел вниз. Некоторые выживали, но их, с переломанными костями оттаскивали в сторону и запинывали до смерти. Или забивали железными трубами. В стоящих же на парапете летели камни. Кто-то удачно метнул бутылку с бензином, он разбилась над головой какой-то девчонки, у нее вспыхнули было волосы. Стоящий рядом парень, балансируя на полукруглом парапете руками погасил этот огонь.
Один парнишка вылез из окна на последнем этаже, схватился за провод, улегся под окном, из которого тоже повалил черный дым.
Горел главный проход. Горели холодильники с "Кока-колой" в холле первого этажа. Горели стены, вернее огромные пенопластовые плиты, выкрашенные серым под сталинский ампир. Обугливались лакированные перила. На лестницах горели люди. Горели насквозь, до костей: их крики были слышны на площади. Они перекрывали рев бандеровской толпы.
И падали, падали, бросаясь из огненной смерти в смерть от избиений.
"Скорые" стояли шеренгой поотдаль. Медиков не подпускали к Дому. А рядом с ними стояла огромная колонна "космонавтов".
- Алена, ты дура? Это не наши менты, это не наши! - оттаскивала от колонны одна девчонка другую.
Иванцов все же подошел к ментам:
- Ребят, вы чего? Там же поубивают всех сейчас!
Крайний справа поднял забрало шлема и улыбнулся, глядя на Иванцова:
- Та хай горят, москали кляты.
Иванцов так опешил, что аж отскочил. Нету на майдане нацизма, да... И в этот момент он вдруг увидел, что на пожаре нет... Пожарных машин. Ни одной.
Откуда-то с третьего этажа донесся отчаянный женский крик:
- Ребятки! Не надо! Я прошу вас, не надо!
Иванцов оглянулся, увидел как в здание со стороны правого бокового входа толпа правосеков и самооборонцев взломала уже двери и протискивалась внутрь. В смоченных масках и противогазах.
С тыловой части здания творилось тоже самое. Люди прыгали из дымящихся окон, там их добивали ногами и дубинками.
Но тут было и другое. Подъехала "Швыдка медична допомога", Из нее выскочил фельдшер, к нему, внезапно, подбежал "космонавт". Из орущей толпы выскочил парень в тельняшке и шортах, на голове бандана, на груди желто-голубая лента. Иванцов, неожиданно для себя, схватился за четвертую ручку носилок. Побежали к Дому. Лежит в луже крови тело. Вроде бы мужское, но закопченное, не поймешь возраст. Переложили на носилки, "космонавт" кому-то врезал в живот. И побежали...
"Боги, боги, какой абсурд, какой кровавый абсурд", - подумал Иванцов, когда они дотащили раненого до "Скорой". "Откуда взялся этот милиционер? Нарушил приказ стоять и побежал вытаскивать раненого. Или этот, с ленточкой майданутых? Одни добивают, другие спасают". И тут взгляд упал на свою ленточку, так он ее и не снял, жовто-блакитную. Может у этого парня под тельняшкой наша, колорадская?
Или просто человек нормальный?
Появились еще "Скорые", еще люди стали помогать таскать носилки. А некоторые стояли вдоль коридора и старались пнуть, ударить тяжелораненых и обгоревших. Били по переломанным костям и ожогам третьей степени. По кашляющим кровью и потерявшим сознание. Били и по тем, кто таскал носилки.
Иванцов принялся за свою работу.
Генка куда-то пропал, что не мудрено в такой толпе.
Темнело. Иванцов обогнул здание, там где столовая. Навстречу ему вышло трое. Немецкий флектарн, немецкие каски, немецкий ремень с пряжкой "Гот мит унс". Захотелось схватиться за оружие. Но его не было.
Лежала какая-то девочка. Один из реконструкторов поднял ногу, поставил ее на голову. Второй его сфотографировал. Третий поржал. Молодцы. В эти сутки им можно все. Наверное, именно так им сказали кураторы.
А время тянулось и бежало. Тянулось время внутреннее - казалось, прошло всего лишь несколько минут. А внешние часы бежали с огромной скоростью. Слишком много события в единицу времени. Когда на твоих глазах погибают десятки людей и смотрят в твои глаза с безнадегой, а ты ничем не можешь им помочь... Ворваться в толпу без оружия и дать по башке одному правосеку - да, совесть твоя будет чиста, а смерть бессмысленна. Или стоять и бесстрастно фиксировать на камеру массовое убийство, а потом жить с этим?
Струсил, да. Струсил сжечь тех девок на Дерибасовской, струсил вцепиться в горло убийцам здесь, на Куликовом...
А на Куликово как раз подъехала пожарная машина. Вместо того, чтобы начать тушить пожар - уже догоравший, конечно, - пожарные развернули лестницу к вышке, на которой висел флаг Одессы, под ним русский, украинский и белорусский флаги. Ловкий и юный майдановец в советской каске вскарабкался по лестнице, сорвал три флага из четырех. Толпа радостно взревела, полетели в черное небо петарды. И рев молодых глоток:
- Ще не вмерла Украины...
Взявшись за руки, бесы скакали под гимн окровавленной Родины. Мелькали прожектора, горячий пепел Одессы вздымался вверх. В это самое время депутаты и журналисты радостно рассказывали друг другу, что совесть нации убила десятки приднестровских и русских наемников в одесском Доме профсоюзов. В это же самое время, в прямой эфир шел стрим Леши "Скотобазы" Гончаренко, где он шарил по карманам трупов и доставал из них украинские паспорта.
Там погибли депутаты Одессы и поэты Мамы. Студенты и пенсионеры. Инженеры и конструкторы. Уборщица, пришедшая поливать цветы. Парень из Винницы, проходивший мимо. И много, много кого еще. И все они были гражданами бывшей Украины, стремительно превращавшейся в кровавый котел Европы.
Генку Иванцов так и не встретил, только получил СМС: "Норм". Домой добрался на такси, купил в круглосуточном бутылку водки, выпил половину из горла, но не опьянел. Попытался уснуть, но не смог в одиночестве. А в шесть утра поехал обратно...