Потому что почти вся мужская половина городка бывала в ее квартире. Особенно с пятого на десятое и с пятнадцатого на двадцатое. А потом ее зарплата растворялась, и она плакала ночами, утром обещала, днем каялась, вечером держалась.
Но на выходной появлялся новый муж, а на праздники даже два, три, четыре...
И поэтому мальчишка не знал - кто его папа?
Он просто лежал ночами, смотрел в потолок, разглядывая причудливые узоры фонарных теней на потолке.
И думал... Если так больно - почему я жив? А если я жив - почему мне так больно?
Ответом были только крики, стоны и грохот стаканов.
Странно, но волчонком он не рос. Он улыбался. Всегда улыбался.
Улыбался даже тогда, когда очередной папа отшвырнул его ногой.
Улыбался, когда мама пьяно хихикала над смешным падением сына.
Улыбался, когда ударил кухонным ножом в потное загорелое брюхо.
Улыбался, когда вели, заломив руки, в милицейскую машину.
Улыбался, потому что Бог никогда не смеется. А дьявол никогда не рыдает.
Он улыбался, когда прокурор кричал, что это лекарство - хуже болезни. Он улыбался, когда адвокат разводил руками, показывая на непривычно трезвую мать.
Улыбка исчезла только на мгновение, когда он произнес последние слова:
"А как вы на моем поступили бы месте?"
И снова стал улыбаться.
И даже тогда, когда присяжные, пряча глаза, ушли на совещание - он все равно улыбался. Он помнил каждого из них. Он видел каждого из них. И в трусах и без...
"НЕ ВИНОВЕН!"
Клетка открылась. Но он сидел и улыбался, глядя немигающими глазами в закатное, зарешеченное небо.
Через три дня его похоронили.
Скажите, где спят наши сердца? Когда они вернутся домой?