Зверь рванулся вперед. Прыжок, удар, стремительный разворот... Запах крови сводит с ума, заставляет вновь и вновь бросаться в атаку, забывая о собственных ранах. Усталость, боль - все будет потом, а сейчас лишь яростная волна безумия, и воздух обжигает горло, распаляя жажду, и некогда смахнуть пот...
Тяжелый удар змеиного хвоста отшвырнул зверя, безжалостно вбил в массивный древесный ствол. Со стоном он сполз на землю, рванулся было подняться - не смог. Зверь, заключенный в израненное человеческое тело, слишком слабое, слишком хрупкое... Оборотень.
Дымные полосы перед глазами, рвущая боль в размозженном боку. Осколки мира в гаснущем сознании - удержаться, только бы удержаться, не провалиться во тьму. Багровая пелена полузабытья, соленый привкус на губах... Надо встать, заставить повиноваться проклятое тело! Мелькание пятен, кровь на траве, слепящие блики в обломке клинка... обманчиво плавное движение змеиных колец... да встать же! Но звериное безумие покинуло оборотня, схлынуло, унеся последние остатки сил, и теперь лишь человек - задыхающийся, истекающий кровью - лежал перед громадной змеей, беспомощно ожидая удара.
Вой воздуха, разорванного тяжелым копьем, заставил его вздрогнуть. Массивный, в добрый локоть длиной, наконечник пробил чешую, отбросив змею на другой край поляны. Человек медленно повернул голову.
Зашелестели кусты. И мороком, наваждением покрытого пылью прошлого, шагнул из леса гигант, словно огнем облитый багряным закатным светом. Человек вздрогнул, узнавая, вновь попытался подняться. Боль хлестнула его, опрокинула назад, на залитую кровью траву. Гигант равнодушно покосился сквозь прорези замшевой маски, неспешно пересек поляну, аккуратно обходя еще вздрагивающие чешуйчатые кольца. Терпеливо дождавшись, пока последние остатки жизни покинут змеиное тело, вырвал копье... И лишь тогда обернулся.
Они молча смотрели друг на друга - смертельные враги, охотник и полузверь, крепче кровных уз повязанные застарелой ненавистью и болью. И казалось, нет на свете силы, что смогла бы примирить их между собой. Не спасение видел оборотень в затененных маской глазах - смерть. Медленную и нелегкую.
Они уже встречались однажды, давно, очень давно, когда молодой и уверенный в себе охотник принял заказ на новую и опасную добычу - оборотня, прирожденного колдуна и убийцу, такого же молодого и самоуверенного. И встреча эта дорого обошлась им обоим. Короткая схватка, плеть магического огня, бездумно сорвавшаяся с руки оборотня, кричащий в объятиях пламени человек... С той поры укрыла изуродованное лицо чудом выжившего охотника маска из тонкой замши, в единочасье высветлил темные некогда волосы обильный иней седины. С той поры начал кричать по ночам колдун, вспоминая - холодный пот на висках, удушливый смрад обугленной плоти, язвы ожогов, медленно затягивающиеся под его руками. До той схватки он не знал истинной мощи боевой магии, не так часто находились среди людей равные ему соперники; узнав же - надолго зарекся применять ее, слишком страшен оказался первый опыт.
Судьба долго обманывала их, сводя почти на расстояние полета стрелы и вновь раскидывая по разные стороны королевства. За долгие годы научились они чутьем находить друг друга, знать присутствие врага по едва уловимой тени тревоги. Один искал мести. Другой - не хотел ни убивать, ни быть убитым. И как ни жаждал новой встречи охотник, но так и не сумел до сей поры застать врасплох неуловимого оборотня...
Человек, с трудом приподнявшись на локтях, первым нарушил молчание:
- Здравствуй, Гай. Вот ты и добрался до меня, охотник...
Гигант ответил не сразу. Наконец, заговорил - и шарахнулось в стороны от низкого, с оттяжкой в хрип голоса уже собирающееся над поляной воронье.
- Ты желаешь мне здоровья, колдун? Что ж... здравствуй и ты.
И вновь повисла над низиной душная тишина.
Гигант повернулся, неспешно отер пучком травы змеиную кровь с копья. Оборотень безмолвно ждал, щурясь от бьющего в лицо закатного солнца. Его мутило, мельтешили в глазах - не то от яркого света, не то от слабости и боли - огненные сполохи. Все так же неторопливо гигант подошел, полностью накрыв израненного человека огромной, вольготно разлегшейся на траве тенью, едва различимые под маской губы изогнулись в усмешке.
- Говорят, ты вырос, колдун. Стал властителем Приграничья, лордом... - он помолчал, насмешливо разглядывая беспомощного врага. - И что помешает мне сейчас прихлопнуть тебя, как комара?
Оборотень чуть заметно напрягся:
- Бей.
Охотник снова усмехнулся. Задумчиво взвесил на руке копье. И вдруг спокойно добавил:
- Раны-то залечи. Справишься?
Человек кивнул, прикрывая слезящиеся глаза. Он устал, смертельно устал, и никакая магия не могла сейчас дать ему сил исцелить себя. Но он попытался... Миг слепящей боли, стремительное падение во тьму - и беспамятство накрыло его вязкой волной, избавив от муки.
Гигант хмыкнул, глядя на безвольно осевшее в траву тело, без малейшего усилия взвалил его на плечо и валко пошагал к виднеющемуся неподалеку нагромождению скал.
Потрескивание сучьев в огне костра... Запах дыма и хвои, колючая упругость лапника под обнаженной спиной. Тугие повязки, стянувшие грудь, приторная сладость зелья, унимающего боль. Уже не боль - всего лишь тень боли... И слабость, убийственная дурманная слабость, крепче любых пут сковавшая тело, лишающая воли и сил.
Оборотень открыл глаза. Прямо над ним плясали по потолку тесной пещерки дымные отсветы костра. Медленно, с усилием, он перекатил голову набок, нашел взглядом сидящего напротив охотника. Мельком удивился - враг не связал его... хотя зачем? Он по-прежнему беспомощнее котенка. И легко умереть ему не позволят. Холодной волной прокатился по спине озноб...
Гигант, тщательно шлифовавший наконечник копья, заметил движение пленника, отложил оружие в сторону. Как ни странно, не было торжества в его взгляде - лишь глухая усталость человека, достигшего цели и не нашедшего в ней ни радости, ни успокоения. Безликая маска, хриплый низкий голос:
- Мерзнешь?
Он бесшумно поднялся, подошел, глыбой нависнув над распростертым на охапке ветвей человеком. Набросил на него снятую с себя куртку. Колдун опустил веки, невольно расслабляясь... Тепло тяжелой, пропахшей потом и дымом вощеной кожи. Неожиданно бережное прикосновение огромных загрубелых ладоней...
- Принц Морвин дает неплохие деньги за твою голову, колдун.
Оборотень шевельнулся под его рукой. Морвин, так Морвин... не все ли равно.
- Что ж... ты скоро разбогатеешь, Гай.
- Вряд ли... - охотник равнодушно пожал плечами. Подбросил пару сучьев в костер, застыл у огня громадной статуей, подсвеченной пламенем. Вновь заговорил - и метнулось эхо под низким продымленным сводом:
- Многие считают меня горой мышц с куриными мозгами... Не знаю - может это и так. Но моего скудного умишка хватает понять, на чьих плечах держится Приграничье. И что здесь начнется, если я убью тебя, оборотень.
Он грузно опустился на прежнее место, уронил голову на сомкнутые руки. Только сейчас стало заметно, что гигант уже далеко не молод. Тяжело осели на плечах годы, придавили огромное тело к земле. Подернули пеплом былое неистовство чувств... Не поднимая головы, он вновь заговорил:
- Нет... Я привык к тебе, колдун. Привык жить ради мести, искать встречи с тобой, как другие ищут встречи с друзьями... Ты - единственный человек, с которым меня связывает хоть что-то. Надо бы мне убить тебя, вот только... Умрешь - что мне останется? - он распрямился, откидываясь на нагретую стену пещеры. - Впрочем я, наверное, умру раньше. Ты еще молод, колдун, век оборотней долог, а я... я уже почти старик.
Он умолк, зябко повел плечами, слепо уставившись на собственные руки. Тяжелые, сильные руки в ороговелых мозолях, будто ставшие внезапно чужими. Руки, привыкшие убивать...
- Завтра я отвезу тебя к замку... Я отказываюсь от мести, колдун.
Чуть дрогнули губы оборотня, застыли, удерживая бессмысленность слов. Чего угодно ожидал колдун от своего врага, но только не пощады, не этого вот странного и горького признания. Вдруг вспомнилось - кричащий в объятиях пламени человек, страшное, обожженное лицо. Каким же чудом он сумел тогда вернуть гиганту зрение...
Не отрывая взгляда от охотника, он тихо попросил:
- Гай... Сними маску.
Гигант рывком поднял голову. С минуту пристально вглядывался в глаза оборотня, выискивая что-то, ведомое лишь ему. Нашел ли, нет - кто знает, но дрогнула огромная ладонь, стянула, сминая, засаленный клочок замши.
У охотника не было лица. Жуткое месиво сизо-багровых шрамов, словно измятая, изуродованная временем и ветрами шершавая поверхность скалы, и в нем - драгоценными аметистами, бездонностью горного неба - ледяные озера глаз. Впервые с той памятной схватки увидел их оборотень не затененными, не упрятанными в сумрак скрывающей лицо маски. Светлые, с неистовым фиолетовым отливом, словно углем, обведенные по краю радужки темной полосой... И даже в пыли бессчетных дорог и сражений не потерявшие пронзительной ясности.
Словно ветром с ледников потянуло в продымленной пещерке. Холодным беспощадным ветром, без жалости содравшим накипь лет с памяти оборотня. С живой кровоточащей души, обнаженной, распахнутой навстречу испытующему тяжелому взгляду.
Вечность... Вечность памяти и боли. Медленно опустились веки, избавив распростертого человека от пытки. Охотник снова привалился к стене, запрокидывая голову; не открывая глаз, прошептал:
- Ты помнил... Все это время помнил.
И вновь тишина... Звенящая переливчатыми голосами цикад, напоенная ароматами тишина летней ночи. И робкая полоска рассвета - где-то там, за темной стеною леса. Ночь истончалась, унося с собой прошлую боль, исцеляя застарелые раны. Близилось утро.
С рассветом охотник, разыскав оставленного колдуном коня, отвез его хозяина к опушке леса у замка. Споро развел небольшой, но дымный костерок, привлекая внимание стражи. И, так и не сказав ни слова, растворился в лесном полумраке.
Время шло. Оборотень знал, что гигант не покинул Приграничья, то и дело натыкаясь на следы его присутствия - останки убитых чудовищ, места стоянок, тщательно замаскированные, но все же заметные внимательному взгляду, отпечатки, сохраненные влажной землей. Но встречи не искал. Чуял - ни к чему.
Лето кончалось. Ползли к амбарам длинные вереницы телег; все чаще набегали с гор тяжелые тучи, заполонявшие небо от края до края, поторапливали угрозой затяжных дождей. Жизнь шла своим чередом, с каждым днем прибавляя забот - расплодившиеся в болотах твари все больше свирепствовали, зная близкое окончание лета. Придут холода - и затаятся они в укрывищах темных нор, погруженные в зимнюю спячку, уступая черед порождениям горных глубин, пока еще не смевшим высунуться под палящее солнце. И только осень, дождливая волглая осень даст оборотню краткую передышку.
Прелая листва покорно ложилась под копыта коня, приглушая и без того негромкие шаги. Оборотень расслабился в седле, устало прикрыл глаза, жадно вдыхая острые запахи осеннего леса. Сумерки... Он любил это время - время покоя и неясности очертаний, время шорохов и далеких пастушьих костров. Сейчас он мог себе позволить эту роскошь - несколько минут забытья.
Тень, слабый отголосок чужой боли отвлек его, вернул из дремотной расслабленности. Он придержал коня, прислушиваясь, чуя знакомое и тревожное... Охотник. Где-то здесь, совсем рядом. Подумав, он спрыгнул наземь, нырнул, пригибаясь, под низкие своды ветвей. Привычный конь бездумно шагнул вослед. Не отпуская повода, оборотень бесшумно скользил меж темных деревьев, доверившись своему звериному чутью. Знал - не подведет.
Костер поманил его далеким отблеском света. Неслышно он вышел из темноты, позволив неровному пламени осветить себя. Остановился - явившись незваным гостем, какого еще ждать приема? Не шевельнулась громадная фигура у огня, лишь чуть поднялся взгляд хмурых глаз, вопрошая...
Охотнику было худо. Слишком много шрамов несло на себе огромное тело, слишком много застарелых рубцов и ушибов. И в стылую непогоду все чаще они отзывались тревожащей мутной ломотой, лишая покоя и сна. Вот и сейчас сидел он у огня, тщетно пытаясь согреться, унять теплом надоедливую боль. Безуспешно...
Но стократ хуже боли мучило гиганта иное. Прежде лишь одна неистовая, кровавая страсть держала его на земле - отыскать, изничтожить проклятого колдуна, сполна отплатить за все. Нашел... и не поднялась рука. А теперь... Долгие годы ненависти и боли выжгли его без остатка, оставив лишь зыбкую тень от прежнего бесшабашного Гая-охотника. Теперь бесполезно жалеть - на что потратил жизнь, за чем гнался, что потерял, ослепленный местью. И не было никого, чей голос звал бы его в ночи, ни один очаг не горел, ожидая его возвращения. А за спиной незримо стояла голодная немощная старость, скалилась беззубым ртом, насмехаясь, дышала в затылок стылостью одиночества. И подарить милосердную смерть, проводить по обычаю его народа до последней грани - было некому.
Тихий шелест шагов... Оборотень обошел охотника, накрыл ладонями мощную шею, чуть пригибая вперед. Гигант спокойно ждал, и не думая оглядываться. То ли не боялся удара в спину, то ли втайне надеялся на него. Легкие прикосновения тонких пальцев, пульсация жил под чутким касанием... Болезненно жесткие тычки вдоль хребта. Боль уходила. Привычно, не задумываясь, колдун забирал ее из стареющего тела, растворял в себе. Медленно расслабившись под его руками, обмякли тяжелые плечи, потекли под пальцами переливом могучих мышц. Осторожно, словно в ожидании оклика или удара, оборотень коснулся изуродованного лица, отстегнул неприметный крючок, снимая маску. Блики огня заплясали по старым шрамам. Покорный его рукам, гигант откинулся назад, позволил узким ладоням заслонить мир перед глазами, затопить теплой ласкающей тьмой. Было ему непривычно и странно: принять нежданную помощь, довериться - и кому? Человеку, которого он ненавидел столько лет? И все же, сейчас он был благодарен колдуну - и за эту целительную тьму под воспаленными, горящими от усталости веками, и за подаренные минуты покоя, и просто за молчание.
Наконец оборотень чуть слышно вздохнул, опустил руки. Потянулся было вернуть на место помятый клочок замши, но охотник безмолвно остановил его жестом - ни к чему. Взглядом спросив позволения, гость присел по другую сторону костерка, сгорбился у огня, грея руки. Он чувствовал, как зреет в охотнике что-то - не то вопрос, не то просьба, которую тот не решается высказать, но не торопил. Зябкий ночной ветерок ворошил мех плаща на его плечах, взметал, играя, искры, заманивал обещанием унести их в темную высь. Но обманывал, оставлял на полпути, бросая невесомый пепел на черные пряди волос, покрывая опущенную голову колдуна неверной сединой... Наконец, гигант заговорил:
- Говорят, оборотни способны пересекать грань Сумеречной долины... Врут, наверно? - в спокойном низком голосе затаилось скрытое напряжение.
Колдун кивнул, не поднимая глаз:
- Не врут... Ты хочешь узнать, что там?
Охотник криво усмехнулся:
- Я знаю. Я ведь побывал там... тогда, - рука его бессознательно потянулась к пятнающим лицо шрамам. - И многое успел увидеть и понять...
Он умолк. Снова встал перед его глазами унылый песчаный берег, по которому бесплотными тенями бродят души умерших, сталкиваясь, проходя насквозь и не видя друг друга - и застылая в немом ожидании маслянисто-черная гладь Моря Тьмы. Вот одна из теней замерла у самой кромки песка, качнулась, словно не решаясь сделать последний шаг - и вдруг бросилась в неизвестность, канув без следа и без всплеска. И вновь ни волны, ни морщинки на гладкой матовой поверхности, укрытой плотной пеленой тумана...
Оборотень пристально смотрел на него, ожидая продолжения, и тьма плескалась в его зрачках. Гигант невольно содрогнулся - показалась она ему сродни той тьме, что встречала его за смертной гранью. Если б не странное милосердие колдуна, давно бродить бы ему тенью среди теней, лишенному памяти и надежды. Слова сами сорвались с его губ:
- Скажи, что случается с шагнувшими в Море Тьмы? Ведь вы, оборотни, приходите оттуда?
Призрак улыбки на смуглом лице:
- Это не так... Никто не знает, что там. Служители Крылатого проповедуют об Островах блаженства, ждущих праведников, и страшных муках, уготованных грешникам. В тайных храмах Бескрылого говорят о новых рождениях и новых мирах... А один отшельник рассказывал мне, что именно туда ушли из нашего мира владыки-драконы, став повелителями иных миров и времен, и души умерших в их власти. Я не знаю, кто из них прав, и прав ли хоть кто-то... - он помолчал, вороша веткой угли. - Никто не ответит тебе, Гай. А кто ответит - солжет.
И снова лишь потрескивание сучьев в огне тревожит сонную тишину. Оборотень ждал - чувствовал, сказано еще не все. И не ошибся. Охотник вновь заговорил - тяжело, через силу:
- Я никогда ничего не боялся, колдун. А сейчас... сейчас боюсь. Боюсь не сделать последний шаг. Остаться там, на берегу... Помоги мне уйти, Тарген.
Оборотень резко вскинул голову, впиваясь глазами в усталое, исчерченное шрамами и рубцами лицо. Впервые гигант назвал его по имени... Колдун догадывался, чего стоила эта мольба охотнику, ни разу не просившего никого и ни о чем, и сколько тяжких раздумий и потаенной боли стояло за ней. Мольба, обращенная к врагу... С трудом справляясь с внезапно онемевшими губами, он спросил:
- Ты хочешь, чтобы я подарил тебе смерть?
- Да.
И невозможно было ни солгать, ни промолчать под жестким взглядом фиолетово-льдистых глаз; колдун отвернулся, не выдержав, спрятал в сумраке лицо. Он знал - по обычаю народа, породившего Гая, состарившийся воин свободен сам выбрать день и час своей смерти, но помочь и проводить его должен близкий человек. Иначе не примет своевольно ушедшего мир мертвых, выкинет, как тухлую рыбешку, бродить бесплотной и беспамятной тенью. У охотника не было близких людей. Только заклятый враг. Знал оборотень и другое - убивая охотника, убьет он и часть себя, с кровью оторвет живой кусок...
- Я сделаю это, Гай. Когда?
- Сейчас.
Колдун едва заметно вздрогнул, прикрыл на миг глаза. Глухая осенняя темнота милосердно скрыла судорогу боли на его лице, позволила перевести дух. Он медленно поднялся, подошел к гиганту, опустившись рядом. Мягко потянул, укладывая его голову себе на колени. Тонкие пальцы осторожно пробежали по пятнам ожогов...
- Ты уверен?
- Да.
Выцветали слова, теряя силу и смысл, и безнадежно было уговаривать, убеждать... Да и незачем.
Оборотень бережно накрыл ладонью его лицо, заставляя опустить веки. Узкая кисть приподнялась, медленно скользнула к груди, не касаясь тела, зависла слева, пониже плеча... И коротко сжалась, останавливая сердце.
Тьма... Безумный полет по нескончаемым черным коридорам... Тусклое, недостижимо далекое пятнышко света где-то там впереди... Холод. Смертельный холод немыслимого, невозможного в мире живых одиночества, и крупинкой соли растворяются в безбрежности равнодушного пространства последние остатки твоего "Я"... Нестерпимая боль беззвучного крика...
Холодный песок тусклого берега. Бесцветное небо - гнилым низким сводом. Толпы, неисчислимые скопища душ, бессмысленно бродящих вдоль кромки Моря Тьмы. Они существуют только для колдуна, Гаю они уже недоступны. И ветер... пронизывающий ледяной ветер, вечно дующий вдоль холодных равнин, рвущий клочья тумана над застывшей агатово-черной гладью, сдирающий плоть былой жизни с костей оголенной души. Оборотни даже в посмертьи властны сохранять память и разум, выглядывать ненадолго в мир живых... для людей, не осмелившихся пересечь черту, нет и этого утешения. Впрочем, утешения ль - или пытки?
Медленно Гай подошел к самому краю тьмы, замер, всматриваясь в ведомую только ему даль. Может быть, пытался угадать, что там, впереди; может, перебирал на прощанье осколки прожитой жизни... Только живого, провожающего ее от самого мира живых, способна здесь чувствовать лишенная плоти душа, и только живому дозволено видеть не нашедшие покоя тени. Сами же тени - одиноки. Тарген остановился рядом, протянул руку... Охотник не мог уже ощутить прикосновения, но знал его ладонь у себя на плече, и отступило, попятилось леденящее одиночество, не смея противиться воле колдуна.
Тусклый туман под мертвенным небом, ни шороха, ни движения, ни плеска... Гай обернулся на миг к оборотню, глаза в глаза... И решительно шагнул во тьму, растворившись без следа.
Вот и все... Колдун безмолвно стоял над колыхнувшимся было и вновь застывшим зеркалом Моря. Прощай, Гай. Что бы ни было там, за чертой, пусть оно не будет жестоким к тебе... Жаль, что мы были врагами, охотник...
Что-то шевельнулось в туманной пелене. Что-то громадное и могучее, так и дохнуло над берегом непредставимой первозданной мощью. Оборотень оцепенел... Там, в зыбком неверном мареве разворачивал багровые крылья дракон - живая легенда, дитя богов, повелитель времени и пространства. До сих пор молились люди Крылатым, клялись именами былых владык мира, но никто не знал, рождаются ли они еще или навеки покинули эту землю. Рождаются... Удар огромных крыльев - и взвыл воздух, раздираемый в клочья. На краткий, исчезающе малый миг дракон обернулся, и пристально глянули на потрясенного оборотня - драгоценными аметистами, бездонностью горного неба - пронзительные ледяные глаза... Глаза Гая-охотника.