Не могу сказать, что меня побудило начать вести дневник; ведь никогда до сегодняшнего дня я не занимался подобными вещами. Думаю, что ответ на случившееся надо искать в ней, в Элетте... Кто такая Элетта? Я и сам об этом толком ничего не знаю; знаю только, что это самая красивая, самая умная, самая милая женщина во Вселенной. Я не имею никакого понятия о том, как она выглядит; мне ничего не известно о её росте, походке, цвете глаз и длинне волос... Повторяю, мне известно только то, что она самая прекрасная; довольно расплывчато, конечно, однако... Может, во сне что приснилось, или я вообще придумал её ни с того ни с сего после очередной дозы?.. Да и с именем не всё ясно до конца - почему же именно Элетта? Не знаю; просто этакое сочетание звуков само собой сложилось в голове, когда я решил хоть как-нибудь назвать её. Похоже, что никто и не возражает... Может, я где-то раньше слышал это имя; я почему-то уверен, что это имя, а само звучание его указывает на то, что оно может принадлежать только женщине, причём только самой прекрасной женщине. А ещё вероятней, что у меня попросту крыша съехала как раз из-за отсутствия женщин в моей жизни. Вот я и решил создать себе нечто виртуальное, наподобие идеала у поэтов... Чёрт его знает, как там есть на самом деле, не желаю в этом разбираться... Никогда раньше я не придумывал людей - делать мне больше нечего! А тут... Она настолько завладела мной, что я не могу сопротивляться ей - поэтому и пишу... И даже самому себе не в состоянии ответить, зачем она мне нужна, эта Элетта? А вот нужна, если сумела так завладеть моим воображением... Наверно, мне просто необходимо выплакаться - хоть кому-нибудь, пусть даже не существующему! - вот так и появилась Элетта. Ибо я уверен в том, что она меня очень любит и никогда не станет осуждать, хотя поводов для последнего больше, чем предостаточно... Да-да, вероятнее всего, что так оно и есть - пришёл момент, когда я переполнен ненавистью к себе, к окружающим, да и к самой жизни. Потому, что все меня и без того осуждают; даже не подозревая о моём существовании осуждают - кому же нужен наркоман?! А Элетта... Она не только не осуждает, она меня любит и жалеет; а это - чего там скрывать! - и есть самое необходимое для отверженного обществом... Впрочем, заболтался я; да и, пожалуй, хватит на сегодня исповеди. Целую тебя, милая Элетта! Может, встретимся завтра?..
2
Здравствуй, Элетта! Сегодня мне почему-то особенно тяжело; хочется высказаться и быть выслушанным. А кроме тебя у меня никого больше нет. Уже совсем темно... Сижу себе в пустой квартире, и эта пустота навевает тяжёлые воспоминания...
Полгода назад здесь ещё не было так пусто, потому что мама была ещё жива; и я знал, что вернувшись с работы вполне могу поговорить с ней, поделиться впечатлениями от прошедшего дня... А теперь - уже более шести месяцев! - я живу совершенно один; а мама навсегда осталась на кладбище Йонишкес в другом конце города... Не знаю почему, но сегодня все эти воспоминания особенно тяжелы и болезненны для меня. Может быть оттого, что я с каждым днём всё более и более стал осознавать своё одиночество и никчёмность? Конечно, у меня есть бабушка, которая всегда рада меня видеть - но только разве это может заменить человеку его родительницу?.. Помню, как на кладбище шёл сильный снег, когда её опускали в глубокую с неровными краями яму; помню приглашённого бабушкой священника с восковым лицом, кашляющего после каждого слова; помню и нескольких друзей, помогавших нести гроб с такой драгоценной для меня ношей... И помню боль... огромную, ни с чем не сравнимую боль утраты единственного человека на земле - матери. Сорок шесть лет - это кажется ничтожно малым сроком для жизни - и с этой ранней смертью я не мог и не хотел смиряться... почему, наверно, и сел на иглу, стараясь найти в ней хоть какое-нибудь облегчение.
Да, я любил мать больше, чем кого бы то ни было на целом свете: девушки со мною долго не задерживались, особенно преданных друзей тоже не имелось... и только мама оставалась со мною всегда, приходя мне на помощь в любую минуту. Разочарование в любви; разбитый в драке нос; любые сетования на судьбу - ничто не являлось тайной для неё, ничего не скрывал я от матери. Трудно утверждать, что я был "маменькиным сыночком", ибо никогда не жаловался ей на друзей и не скулил без причины; однако, я затрудняюсь назвать по имени ту степень любви и доверия, которую я имел к этой единственной и прекраснейшей женщине на земле... Знаешь, Элетта, мне даже подумалось сегодня - не ты ли являешься моей матерью? Может быть, это как-то можно объяснить психологически - что после смерти мама приняла какой-то новый, виртуальный образ в моём сознании? Может, я уже полгода вынашиваю его; а теперь он оформился и стал именоваться Элеттой?.. Нет, впрочем, по зрелом размышлении это полностью исключено... Мать в моём воспоминании - это мать; и я постоянно вижу её облик. А видя его, я бы сознательно обращался к нему, как к собственной матери. И уж ни в коем случае не стал бы придумывать ему новое имя; ибо мать всегда остаётся для человека матерью - жива она или нет... Не сомневаюсь, Элетта, что ты - нечто совсем отличное от моеё мамы; ты являешься каким-то новым существом, и у тебя какая-то другая миссия в моей жизни. В тебе, бесспорно, что-то есть от моей матери - быть может, и у тебя тоже длинные тёмные волосы и мягкие карие глаза, которых мне так не хватает последние полгода! О, Элетта, если я смог бы только увидеть тебя! Чувствую, что ты являешься даже не совсем земным существом; наверно, именно поэтому ты так добра и нежна с обыкновенным наркоманом... Впрочем, хватит на сегодня тревожных воспоминаний; чувствую, мне от них становится больней и больней, надо заканчивать... И если ты можешь как-то помочь мне, то прошу твоей помощи... да и создал-то я тебя, похоже, только для того, чтобы хоть кто-нибудь смог утешить меня... Смешно; да, вроде, и не совсем по-мужски. Значит, я слаб. Ну и пусть! Слабый, по крайней мере, имеет возможность быть утешенным даже придуманным существом - Элеттой... Целую тебя, Элетта! Спокойной ночи.
3
Целые полторы недели я не брал в руки тетрадь, но сегодня... Элетта, милая, спаси меня! Помоги мне, если это в твоих силах!
Не представляю, как буду жить дальше - ведь сегодня с утра произошло сокращение штатов на нашей фабрике и я попал в число уволенных. О, Элетта, если бы ты видела! Толпа людей около двух часов простояла возле кабинета Балтрушиса - директора фабрики - а он лишь подписал приказ о сокращении и никого не пожелал принимать! Марите, секретарша, уверяла нас, что он, дескать, ужасно занят и стойко заслоняла собою вход в кабинет директора. Столпотворение было страшное; несколько женщин чуть не плакали... Да оно и понятно - я сам чуть не ревел; злоба на директора у меня почему-то очень быстро прошла, уступив место жалости к себе самому... и к другим сокращённым... Слава Богу, я-то, как-никак, живу один, семьи нет, дети дома не плачут; но каково другим? У Виктораса, например, четверо детей; и только несколько месяцев назад родился последний из них - Саулюкас... Что же он скажет жене и детям, когда нынче вечером или ночью появится дома, напившись, естественно, по такому "весёлому" случаю? Да и остальные - разве им тяжелее, чем мне?! Все они имеют семьи, детей... Философы говорят, что во всяком зле всегда можно найти благо - может поэтому-то я и пытаюсь утешить себя, глядя на случившееся именно с такой точки зрения?.. Однако, хоть я и холост, мне ведь необходимо питаться, платить за квартиру, да ещё и на... ну, на это самое... в общем, сейчас дозу вряд ли я смогу получить где-нибудь в долг. А те сбережения, что у меня остались - надолго их не хватит; придёться ехать к бабушке, просить денег взаймы... чёрт! Да с чего же я смогу ей вернуть эти деньги?! Но просить всё-таки придёться...
Надо будет зайти в соседнюю квартиру к Вацису - он выписывает и "Клайпеду", и "Экспресс" - попросить у него эти газеты; может, что и удасться найти по объявлениям. Неважно, что за работа - хоть дворником - лишь бы не сидеть вот так, без дела, предаваясь и без того не лёгким мыслям... Знаешь, Элетта, я начинаю понимать кое-что в отношении тебя - я придумал богиню! Ибо я постоянно прошу у тебя то поддержки, то заступничества, то чуточку нежности и понимания... а то и просто изливаю свою душу... Вот только ещё не начал молиться тебе... но тем не менее, Элетта, милая, помоги мне выбраться из этой проклятой ямы, в которую я скатился! Знаю, что ты не будешь осуждать меня - ведь моя жизнь принадлежит только мне - поэтому я сейчас пойду к Дон-Кихоту... и лишь там я смогу хоть на какое-то время забыться от этой несчастной жизни.
4
Здравствуй, милая Элетта! Вчера я не мог ничего написать, сама понимаешь... Зато сегодня мне ещё тяжелее, только не в физическом смысле, а в духовном. Как я оказался дома - не совсем хорошо помню; помню слегка, как кусты мелькали перед глазами, словно я катался на карусели... да людские лица... хорошо, что без ментов обошлось... Да потом ещё проспал целый день, как собака - всё равно делать нечего, да и опоздать на работу я не могу при всём желании.
Открыл мне Дон-Кихот - на самом деле его зовут Эдик - поздоровался, хлопнув меня по протянутой ладони. Как я сразу заметил, он сам был уже слегка под кайфом. Прошли на кухню; в комнате раздавались чьи-то голоса.
- Слушай, Дон-Кихот, у меня проблемы. - сказал я, доставая из кармана деньги и протягивая их хозяину. Дон-Кихот немедленно спрятал деньги в бумажник:
- Что такое? Засветился, что ли? - и настороженно протянул, морща лицо. - Ты смотри, хату мою не запали!
- Меня уволили. - коротко сказал я, садясь на стул возле открытого окна. - Так что не знаю, как теперь быть...
- Да-а! - неприятно скривился Дон-Кихот, доставая из ящика в столе шприц. - Это, конечно, серьёзно... - и ничего более не добавил.
Затем мы прошли в комнату; за столом сидели Серёга и Арвидас (уже прилично под кайфом), а на кресле возле письменного стола развалилась Лаура, высоко задрав ногу на ногу.
- Что такое? - Серёга нетвёрдо вскочил на ноги со стула; он и так говорил с сильным русским акцентом, а под кайфом его язык вообще заплетался. - Кого ты притащил, Дон-Кихот, ... мать!
- Сядь на место, ублюдок! - рявкнул на него мой провожатый, садясь на диван и делая мне знак рукой ничего не бояться. - Или ты своих не узнаёшь? Это Антанас!
Арвидас уже успел пожать мне руку и сесть на место, пока до Серёги доходил смысл сказанного. Несколько секунд он ещё нетвёрдо покачивался на ногах, потом его осоловевшие кротячьи глазки немного прозрели:
- А-а, ты... Ну, привет! - и он полез ко мне обниматься.
- А это что у вас тут за стриптиз? - Дон-Кихот мотнул головой в сторону Лауры, которая только оглядела меня, не меняя позы в кресле; задравшаяся высоко джинсовая юбка хоть и не была короткой, но в таком положении никак не мешала рассматривать её прелести. - Шлюха, ты, кажется, совсем спятила! - удивлённо закончил Дон-Кихот.
- Мне жарко. - зевая ответила девушка. - А ты, мудило, поменьше стреляй своими глазами, ясно? - без перехода обратилась она к Арвидасу. - Меня за одну дозу не купишь.
- Да что ты говоришь? - захохотал Серёга, протирая заплывшие глазки. - Не за дозу ли ты с Лысым трахалась всего лишь пару дней назад?.. - тут в мозгу его внезапно что-то переключилось и он обратился ко мне. - Ну, а ты чего такой серьёзный? Проблемы?
- Уволили с работы.
- А-а, и ты, как приличный шнырь, пришёл к Дон-Кихоту перекантоваться?.. Понимаю... - он достал из кармана джинсов мятую пачку сигарет и, выудив одну трясущимися пальцами, нервно закурил.
Потом, помню, была вторая доза; заглянул и ушёл ещё один из клиентов Дон-Кихота - не помню его имени, но, кажется, тоже Антанас. Затем Арвидас начал бегать за Лаурой по комнате, срывая с неё то юбку, то майку; девушка орала на него матом, смеялась и почему-то называла меня "красавчиком". А дальше - пустота... только кусты запомнились, да лица прохожих, как в калейдоскопе... Очухался дома: глаза распухшие, во рту сухо. Ещё пара дней - и мой холодильник будет окончательно пуст. А что потом?..
5
Не могу не писать, хотя толком и не знаю, что меня побуждает к этому - наверно тоска, смертельная тоска... Даже не знаю, о чём писать - воспоминания накатывают всякие, мысли бросают из стороны в сторону... Если ты богиня, Элетта, то, конечно, тебе обо мне известно всё; однако, может, и не всё, поскольку я тебя придумал и не так давно... Поэтому поведаю тебе, каким же образом я до такой жизни докатился.
Не уверен, действительно ли это было так, но я почему-то считаю смерть матери за начало своей наркоманической практики, ибо первый раз я отведал кайфа через неделю после её похорон. Был у меня такой знакомый Андрюс - теперь он уже четыре месяца как в "зоне" за ограбление киоска; вот он и предложил мне... "Ты чего? Знаешь, все проблемы как рукой снимает... Ты только не очкуй - всё равно с одного раза не втянешься!" Таким образом я впервые и закайфовал. И действительно - сразу после укола я не чувствовал ни утраты матери, ни горя проклятого одиночества, ничего - такое спокойствие и радость овладели мной, что спустя несколько дней я решился попробовать ещё... а потом - ещё, ещё, ещё... Думал - ну, чего там особенного, от нескольких раз не втянешься; да и в силу воли своей верил до умопомрачения... Все проблемы исчезают, растворяются - остаётся лишь радость и покой, неописуемый покой... пока действие кайфа не заканчивается. Да вот только просчитался я, переоценил свою силу воли! Андрюс уже успел меня свести с Дон-Кихотом и ещё несколькими наркоманами - с теми же Серёгой, Арвидасом, Лаурой и другими; показал "точки", кого спрашивать... Боже мой, Элетта! Да я как подумаю, что ни одного знакомого не наркомана не имею, так прямо в дрожь бросает! А ведь совсем недавно завязать порывался, покончить с кайфом - ничего! Говорю же - волю свою чёртову переоценил... О, если бы мне только вернуть то - хорошее - время; если бы у меня снова был шанс начать всё с начала - козёл буду! - никогда бы не притронулся к шприцу ни за что на свете! Хорошо ещё, с работы никто ничего не подозревал, бабушка ничего не знает... А фигово же до чего - прятаться идя до "точки"; прятаться возвращаясь с "точки"; любой прохожий ментом кажется... О,Элетта, если бы я мог начать снова! А тут ещё работу потерял - ну как же не наколоться с горя? Поздно. Организм-то не железный, привыкает... если я уж так хочу утешить себя в невозможности отказаться от кайфа, то это помогает... наверно... Дьявол! И почему я не пошёл учиться после школы дальше, в институт? Мама ведь так этого хотела! Обещала большую часть платы внести за обучение... Поздно, чёрт побери! Прости, Элетта! Больше не могу... Странно это - верить в тебя и совсем не верить в лучшую жизнь... А вы с моей матерью, как мне кажется, настолько похожи и настолько связаны в моём понимании, что... Спи спокойно, милая Элетта, целую тебя!
6
Сегодня, по моим подсчётам, бабке долны были принести пенсию - и я в этом не ошибся. После обеда я отправился к ней пешком чуть ли не через весь город. Старушке уже восемьдесят два, но ещё бойкая довольно - и в магазин сама ходит, и во дворе с подругами поболтать непрочь. Приняла меня хорошо - ведь около месяца не виделись! Покормила, ссудила пятьдесят литов - спасибо и на том, хотя я, признаться, рассчитывал на сотню... Огорчилась несказанно, что я теперь безработный - но что поделаешь?
- Совсем тяжело станет, так ты приходи! - кудахтала она возле плиты, пока я пил чай за столом в маленькой кухне. - На всём белом свете мы теперь вдвоём остались; есть, правда, родственники где-то в Белорусии, только ведь не поедешь к ним... Ай, как это плохо - остаться в наше время без работы!
Я отлично знал, что это плохо. Я даже превосходно знал, что хуже этого просто ничего и быть не может.
Потом мы перешли в комнату поговорить - бабка вспоминала мать и отца (моих, конечно же!), долго охала. Впрочем, отца своего я так и не узнал никогда - видимо, какой-то студент из вильнюсского филологического, обучавшийся там с моей ещё юной матерью. Сама она постоянно избегала говорить со мной на эту тему, и всегда ужасно сердилась, когда я хотел что-нибудь узнать о "папе". Бабка тоже отмалчивалась, поэтому я мог только строить догадки касательно того человека, благодаря которому я так рано познакомился со словом "безотцовщина"...
Затем старушка стала убеждать меня сходить в церковь. Да, забыл сказать, что моя бабка очень религиозна - у неё хватает сил и настойчивости таскаться в костёл каждое воскресенье аж за два квартала от дома. Сам-то я никогда не бывал в церкви - если не считать моего крещения в детстве, о котором я ничего не помню; ну и весьма слабые воспоминания остались об исповеди и первом причастии... Но чтобы теперь, самому, в церковь! Нет, спасибо; у меня есть занятия и поважнее... хотя, впрочем, нет у меня давно никаких занятий...
- Сходи, сходи, Антанас! - жужжала бабка, вытирая тряпочкой ручку кресла. - Надобно тебе помолиться святому Иосифу - он ведь покровитель рабочих - и тогда всё в жизни твоей образуется... Иосиф младенца Христа воспитывал и работе плотницкой обучал; значит, и сам Господь с тобою будет...
- Брось, бабуля! - рассмеялся я, мысленно прикидывая сумму, которую можно было бы выгадать из полученных полсотни на кайф, не считая денег на пропитание. - Да я и молитв-то никаких не знаю, кроме "Отче Наш" и "Ave Maria"...
- И не надо! - воодушевилась старушка. - А ты своими словами попроси - своя молитва тоже очень ценна перед Богом, так меня ещё в детстве наш ксёндз учил... Главное - это с верой просить того, что ты хочешь от него получить. А я могу дать тебе почитать Евангелие...
- Нет, спасибо, бабуля! - как можно вежливее отказался я, стараясь не обидеть религиозных чувств своей бабки. - Это уж очень далеко от меня... Быть может, как-нибудь позже, в следующий раз...
Я представил себя в церкви, бормочущим на коленях молитвы - и чуть не расхохотался: до чего же идиотское было бы зрелище!
- А ты всё равно помолись Иосифу, Антанас! - бабка, казалось, даже не слушала меня. - Он очень много заслуг перед Богом имеет - всем помогает и тебе поможет... А ещё лучше - помолиться Марии...
- Почему же Марии? - улыбнулся я, стараясь освежить в памяти евангельские сказки. - Разве она помогала Иосифу в его плотницких работах?!
- Вот уморил! - хохотнула старушка, садясь на диван рядом со мной. - Да Мария Христа носила во чреве, и она среди всех святых Королевой является, всеми небесами повелевает... И если кого Господь послушается, так уж только Марию - он Матери отказать не посмеет... Так что обязательно проси Марию заступиться за тебя...
Почти всю эту бабкину проповедь я пропустил мимо ушей; только вот при упоминании "матери" мне снова стало ужасно грустно. Старушка продолжала трещать по поводу своих молитв, но я почти не слушал её. Почему-то мне захотелось побыть одному: не сидеть тут с бабкой, не колоться в компании Дон-Кихота, а просто побыть одному. Уйти куда-нибудь в лес или на речку за городом, посидеть в тени деревьев... Хотя сегодня, пожалуй, поздно; зато завтра с утра можно будет - и это лучше - съездить к морю.
Ну, вот - добрался домой; попутно зашёл в магазин: купил хлеба, сосисок... Ну, а ты что скажешь, Элетта?! Надо ли мне помолиться святому Иосифу - или же лучше с утра забежать к Вацису, посмотреть объявления в газетах касательно работы? Да, я поступлю согласно своей последней мысли - это гораздо вероятнее, нежели хождение в церковь и ползанье на коленях вокруг её алтарей... Спокойной ночи, Элетта!
7
Вот уже несколько дней, как я каждое утро бегаю по объявлениям - и ничего! Где-то уже успели набрать рабочих, где-то в них уже отпала надобность; но в основном, конечно, я опаздываю. А, чёрт, если бы мне хоть раз удалось придти первым! Я согласен на любую работу - была бы только эта работа...
Но сегодня утром я на всё плюнул - и поехал к морю; ведь уже как неделю назад я собирался выехать на природу. Однако не могу сказать, что мне от этого стало легче - наоборот: самые чёрные мысли о собственном бытии просто подмяли меня под себя и раздавили своей тяжестью. Кто я такой и как мне жить дальше? - это просто резюме всей массы вопросов, которые навалились на меня прежде, чем я успел развалиться на траве под одной из сосен, глядя на море. Я - наркоман, безработный, неудачник; это перечисление можно было бы продолжить, но мне вполне хватало и этих трёх эпитетов для определения существа по имени Антанас. Ответить на второй вопрос было гораздо сложнее. И действительно - как жить? Глупо надеяться, что жизнь моя изменится в лучшую сторону без моего участия; не верю, что какие-то молитвы к святому Иосифу или Марии, сколько бы заслуг они там не имели, изменят её во мгновение ока... Нет, я никогда не считал себя атеистом; однако, по моему мнению, если Бог и существует, то Ему нет никакого дела до меня, как и мне - до Него. А что до того, что я пишу Его Имя или о Нём с большой буквы - так я считаю, что если бы Бог был Антанасом, а Антанас - Богом, то Он также писал бы моё имя с большой буквы из простого уважения... Впрочем, ерунда всё это!
Я могу изменить свою жизнь только в том случае, если навсегда откажусь от кайфа - а как это сделать? Ведь я уже пробовал раньше... несколько месяцев тому назад. Покажите мне человека, который бы геройски сопротивлялся ломкам - да такого не найдётся на всей земле! И наивны те "критики наркоманического образа жизни", которые считают, что слезть с иглы - проще простого. Милости прошу в мою шкуру! - и я посмотрю, на какую непреодолимую стену натолкнутся (и разобьются о неё) все ваши хвалёные усилия! Да и нет такой силы воли, которая не отступила бы перед ломками, когда тебе протягивают шприц или колёса... А если говорить о стационарном лечении - так это ещё хуже: с одной стороны, это учёт в наркологическом диспансере - узнают-то об этом все, а вот вылечат ли или нет - уже другой вопрос; да и потом сколько нервотрёпки с родственниками, знакомыми... да и менты возьмут тебя под контроль... никакой свободы! Хотя главное, конечно, огласка.
Не верю я в эти собрания анонимных алкоголиков и наркоманов - всё чушь! Какой же ты "аноним", если доктор видел тебя в лицо; да плюс другие члены собрания... Нет, увольте! Если уж и выбираться из этой трясины, то, пожалуй, тут необходим какой-то иной способ, не столь опасный для моего тщеславия... и свободы.
Такие-то дела, милая моя Элетта! Видит Бог - хочу покончить с кайфом - честное слово, хочу! - но как это сделать? Как начать новую жизнь? О, если б ты могла подсказать мне... и помочь... А может, я и создал-то тебя только для этого?! Для того, чтобы знать, на кого свалить свои неудачные попытки покончить с наркотиками?! Или же ты - моё воображение - действительно сможешь мне помочь? Элетта, милая, прошу тебя...
8
Здравствуй, Элетта! Сегодня со мной случилось что-то непонятное; и теперь, сидя за столом поздно ночью, я хочу тебе рассказать об этом.
Сегодня, без пользы пробегав по объявлениям о приёме на работу, я зашёл в последнюю из фирм в центре города; ничего там не добившись, вышел из офиса на улицу - слегка отдышаться и посидеть в тени деревьев. Вдруг вижу - прямо передо мной здание церкви: высокое, серое, мрачное; сквозь раскрытые ворота в заборе увидел священника - он с какими-то людьми разговаривал. Пожилой; сутана чёрная до самой земли... Так вся компания в церковь и зашла, разговаривая.
Вот тут-то и меня в храм потянуло - как, зачем и почему - не знаю, но потянуло почти против воли. Стою, как идиот, и не знаю, что делать - идти или нет? И состояние такое, как будто всё это во сне происходит, и словно не со мной. Ну, думаю, чёрт с ним: зайду посмотрю, что там и как. Вошёл во двор, подхожу к дверям - и не могу зайти внутрь, словно какая-то сила меня сдерживает. Взялся было за дверную ручку - нет, постоял, отпустил... Словом, и хочется, и колется одновременно.
Короче говоря, спустился я с крыльца перед храмом и погулял немного во дворике; там несколько автомобилей стояло, садик был разбит небольшой... И знаешь, милая Элетта, гуляю себе, гуляю, как вдруг - осознаю, что вымаливаю у Бога лучшую жизнь! Совсем неожиданно поймал себя на мысли, что я - молюсь! "Господи, не дай мне умереть в этой грязи... Господи, помоги мне найти работу... Господи, помоги мне завязать с наркотиками..." Это, конечно, бабкины проповеди на меня так повлияли, иначе и быть не может. Только меня поразило другое - насколько бессознательной была моя молитва! Ходил, ходил - и вдруг поймал себя на молитве... так сказать, с поличным. Однако это ещё не самое интересное; гораздо удивительнее то, что я пытался представить себе тебя - да уж не тебе ли я и молился?! Не говорил ли я ранее, что создал богиню по имени Элетта?! Создал - а теперь и молюсь ей.
Уже не помню, кто из этих умников-философов сказал, что не Бог, а человек создал Бога по своему образу и подобию... Странно, что я на собственном опыте получил такое наглядное подтверждение этому! Значит, милая Элетта, я вложил в тебя все наилучшие человеческие качества - и теперь прошу твоей поддержки! Невероятно... но факт.
Скажи мне, Элетта: а если б ты и в самом деле была богиней - то захотела бы, смогла бы мне помочь?
9
Здравствуй, Элетта! Уже некоторое время я вообще не притрагивался к своему дневнику - всё пытался понять, какую же шутку может сыграть с человеком разыгравшееся от отчаяния и одиночества воображение; однако теперь я понимаю - знаешь, я схожу с ума, и причиной того являешься именно ты! Ибо я продолжаю молиться тебе - то есть своему воображению... Когда я пишу эти строки, то меня едва не разбирает смех - абсурдный смех; но ведь что-то происходит вокруг, ты об этом знаешь,что-то происходит...
Вчера вечером - уже после одиннадцати - я возвращался домой от Дон-Кихота; знаешь ведь - всего пару дворов перебежать... Как вдруг - два мента; и чешут прямо на меня! Чёрт, я успел тысячу жизней пережить за один миг!.. Идут прямо на меня и что-то уж чересчур подозрительно посматривают. А я по себе прекрасно ощущаю, что несколько покачиваюсь.
Ну, стараюсь изо всех сил идти прямо по клеточкам асфальта; ещё чуть-чуть - и менты неминуемо остановят меня, а тогда - хана! И в ту минуту я обратился к тебе... я молился тебе! Молил о том, чтобы они прошли мимо; чтобы хоть что-нибудь отвлекло от меня их внимание. "Элетта, милая Элетта, если меня пронесёт на этот раз, то обязательно постараюсь исправиться!.." - такими словами, кажется, я умолял тебя о помощи? И то, что случилось после этого, я готов расценивать как чудо - менты прошли мимо как ни в чём не бывало!
Я свернул по дорожке налево, к подъезду - а они даже не обернулись, хоть я и взглнул украдкой им вслед. О,Элетта! Если я действительно схожу с ума, то кому же как ни тебе об этом известно лучше всех! А быть не только наркоманом, но и психом - это уже чересчур даже для меня! Да расскажи я подобную историю кому-нибудь (хотя бы и Дон-Кихоту) - меня немедленно сочтут за идиота, у которого от кайфа поехала крыша; и кто сможет убедить меня самого, что это не так?! Если человек стал молиться, значит с ним и так уже не всё в порядке; но молиться собственным фантазиям... это слишком. Но менты! Они явно шли на меня; они намеревались меня сцапать! Боже, или у меня развивающаяся паранойя, или... Всё! С меня хватит!
10
Здравствуй, Элетта! После долгого перерыва вновь пишу тебе. Дела мои опять ни к чёрту не годяться; вернее говоря, ничего в моей жизни не изменилось - работы никакой, денег нет... Впрочем, нет: кое-что всё-таки изменилось - я стал уличным попрошайкой.
Уже два дня, как я прошу милостыню около супермаркета в новом районе - там меня никто не знает и никаких знакомых у меня там нет. Но, тем не менее, больше я этим заниматься не стану - с меня и двух дней будет по горло... Нашёл дома старую одежду подряхлее - и сел прямо возле входа в супермаркет с протянутой рукой. Самоунижение - ужасное до невозможности. И глупое... А куда деваться-то? Люди хоть и подают, но как-то уж чересчур презрительно. Да ещё и критикуют: "Шёл бы работать! Здоровый бык!" Во-первых, я не бык; а во-вторых - не искал ли я работу? Разве я согласен сидеть здесь всю жизнь с протянутой рукой? Меня так и подмывало огрызнуться одной одной женщине, указавшей другим на мой возраст и силу: "Ну, так чего орёшь? Дай мне эту работу, чёрт тебя возьми! Дай мне её, коли такая добрая!" Выругался я, конечно, про себя - кое-как сдержался; а потом задумался... Права она, чтоб ей пусто было! Нет работы, потому что я плохо ищу. Надо усилить эти поиски; надо соваться в любую дыру - отлько найти работу я должен; в противном случае у меня нет ни малейшей возможности исправить свою жизнь.
Но самой последней каплей, повлиявшей на моё решение, был Серёга, который случайно заметил меня, сидящего у входа в супермаркет. Он просто поманил меня пальцем издалека - и мне ничего не оставалось делать, как подняться на ноги и пойти к нему навстречу.
- Ты что, ... мать, офигел? И давно ли ты тут сидишь? - вместо приветствия буркнул он.
- Два дня. - коротко ответил я, печально глядя себе под ноги.
- Слушай, ты этим кончай заниматься. - предупредил он так же коротко. - Если остальные об этом узнают - тебе не сдобровать, усёк? Я, так и быть, никому ничего не скажу, если не увижу тебя где-нибудь с протянутой клешнёй ещё раз.
- А в чём дело?
- Да ты не болен случайно? - Серёга демонстративно прикоснулся рукой к моему лбу. - Да никакой мало-мальски уважающий себя наркоман никогда не пойдёт на такое! Он скорее предпочтёт украсть деньги или жратву, но сидеть с протянутой лапой, как нищий на паперти собора, ... мать... - он не закончил фразы, плюнул и, круто повернувшись, быстрым шагом пошёл прочь от меня.
К супермаркету я, конечно, уже не возвращался. Идя домой я размышлял над тем, что услышал. Нет, я не боялся схлопотать по морде от Серёги; также как я не боялся быть высмеянным друзьями за попрошайничество. Однако идти на криминал мне совершенно не улыбалось... Подумать только - даже у таких отбросов общества как наркоманы и то существует свой "кодекс чести"! "Лучше украсть, нежели просить!.." Фу-ты, ну-ты - тоже мне, нашлась уличная аристократия! Эх, мне бы только работу найти... Сам не знаю, что толкнуло меня на попрошайничество. Впрочем, если я уже общаюсь с собственным воображением, то такой финт становится вполне объяснимым. Я даже о своей чёртовой гордости не вспомнил за целых два дня... Спокойной ночи, милая Элетта!
11
Несколько дней не брал дневник в руки - чтобы не обманывать ни себя, ни тебя, Элетта. За прошедшее время я снова успел убедиться в том, что иго кайфа сбросить невозможно; что эта язва прочно въелась в мой организм и от неё избавиться у меня нет ни малейшего шанса. Дело в том, что я - как и несколько месяцев тому назад - попробовал распрощаться с иглой, дождаться ломок и "стойко" перенести их до самого конца... Бесполезно! А отчаяние настолько придавило меня, что я даже не хотел писать об этом.
Деньги у меня кончились ещё пару дней назад. Еда у меня, конечно, есть, но я умышленно говорю о деньгах. Я даже специально решил потратить их на пищу и на другие нужды (кстати, купил навую авторучку, которой и пишу), чтобы их не осталось для кайфа. А потом стал себе ждать, что же будет дальше. Всё так же бегал в поисках работы, прибирался по дому, гулял вечерами по парку... А затем явились первые желания принять дозу; с ними я успешно боролся до тех пор, пока меня не начало ломать на полную катушку. В тот момент я, по счастью, находился дома. Глупец! - для пущего удовольствия от созерцания собственной борьбы я даже связал себе руки и ноги верёвкой, лёжа как столб на диване. Словом, около получаса я пометался по комнате, а потом единственная мысль заняла мои прогнившие от кайфа мозги: "Где взять дозу?" И ничего больше в мире не осталось, кроме этого во всю глотку вопящего вопроса. Я выпутался из связующей меня верёвки, проклиная себя за то, что сам пошёл на этот заведомо провальный эксперимент, предварительно истратив все оставшиеся деньги... Боже, Элетта, ну на что я мог рассчитывать?! Я уже скатился в такую яму, из которой никогда не удавалось выбраться ни одному человеку! Я в отчаянии, Элетта! Это ли значило, что мне никогда не удасться обрести душевный и телесный покой на этой жалкой земле; никогда не удасться освободиться от этой чудовищной зависимости? Кончилось тем, что я схватил магнитофон (за неимением в своей квартире ничего более ценного) и почти бегом припустил к Дон-Кихоту. Увидев меня на пороге своего дома с магнитофоном в руках и только мельком взглянув мне в лицо, Дон-Кихот немедленно всё понял:
- Заходи! Быстрее!
После того, как я принял спасительную дозу и мой магнитофон был оценен, мы немного посидели в кухне. Дон-Кихот пристально смотрел на меня, уже начавшего дуреть от кайфа:
- Тебя долго не было... Как с работой?
Я только махнул рукой в ответ. Он глянул на стоящий рядом на стуле магнитофон, устало помассировал пальцами виски и снова спросил:
- Бабки кончились? А маг хороший...
Я опять глупо кивнул головой, ничего не отвечая.
- ...По тебе сразу видно, в каком состоянии ты прибежал - "против ломок нет приёма!" - перефразировал он известную поговорку. - Уж не хотел ли ты завязать с кайфом, приятель? - вдруг неожиданно добавил он, в упор глядя на меня.
Я снова кивнул, но на этот раз прибавил:
- Бесполезно.
- Это верно. - коротко заметил Дон-Кихот, несколько подавшись на меня, но продолжая сидеть на стуле. - Без помощи врачей никому это не удасться; да ещё и помощь их под вопросом...
- Неужели-таки никому? - почему-то оживился я; в голове моей стоял какой-то перезвон колоколов, а перед глазами мелькали многочисленные разноцветные шары. - Ты думаешь, это - навсегда?
- Конечно. - спокойно ответил Дон-Кихот. - Сам даже несколько раз пытался слезть с иглы... Нет, братан, это всего лишь пустая трата времени... и нервов. Знаешь, ведь я и в "зоне" был, и в "дурхате" - и где я только ни был, страшнее ломок я не видел ничего. Против этого бессмысленно бороться, ясно? Ломки - это не что-то такое, что стало последствием кайфа, нет - это уже давно стало частью тебя самого. Избавиться от них можно так же, как от руки или ноги - отрезать с мясом...
Мы посидели ещё немного; скоро совсем стемнело. Впридачу к Дон-Кихоту пришли какие-то шлюхи и я стал собираться домой.
Оказавшись в своей квартире я долго раздумывал над словами Дон-Кихота; и если он был прав, то "оставь надежду, всяк сюда входящий..." Нечего и говорить, что после случившегося я потерял эту надежду навсегда... Нужна ли ты мне ещё, Элетта?
12
Элетта, милая, здравствуй! Я счастлив, я так счастлив! Нет, теперь я твёрдо убеждён - ты не плод моего воображения... а если и так, то каким-то чудом ты стала живой... не знаю, впрочем... Словом, у меня появилась работа!!! И тебе ли этого не знать - ведь это ты выслушала мои молитвы; ничему другому я не могу приписать столь неожиданной удачи.
Сегодня утром я взял, как обычно, полистать у Вациса газеты, и вижу: "Требуется сторож автостоянки...", и так далее, и тому подобное. Залетаю к себе, хватаю паспорт - и лечу по указанному адресу; самое интересное, что моя новая работа находится всего лишь за квартал от того самого костёла, в который я так и не решился войти... Впрочем, это к делу не относится. Продолжаю.
Подбегаю к стоянке - рядом одноэтажный домик сторожа; там же и администрация. Отдышался. Вхожу - стол, стул; на стене - доска с развешанными ключами, большой календарь. И мужчина лет сорока у окна, с сигаретой. Увидел меня, улыбнулся:
- Что вам угодно?
- Я, - говорю - к вам, по объявлению.
- А, хорошо! - говорит. И садится за стол. Изучающе смотрит на меня:
- Не пьёшь? - и улыбается.
- Да нет. - отвечаю.
- Ладно, со временем выясним... Где до этого работал? Паспорт есть? Трудовая книжка?
Ну, я подаю ему всю свою документацию; он взял, разложил перед собою, рассматривает. А я стою, коленки трясуться: вот если бы принял он меня! Как вдруг - снова поймал себя на молитве; только на сей раз не к Богу я обращался, а к тебе, Элетта! "Милая Элетта, заступись за меня! Любимая Элетта, помоги! Сделай так, чтобы он не отказал мне! Помоги, Элетта, помоги... помоги... помоги..."
Вот так и простоял я минуту или более, молясь тебе да кулаки держа за спиной. А хозяин стоянки всё вертит в руках трудовую книжку, перелистывает её...
- Сокращён два месяца назад? - спрашивает. Я развёл руками - да, мол, ничего тут не поделаешь; а он тут и говорит:
- Ладно, Антанас, я беру тебя сторожем... Но запомни: хоть раз увижу пьяным - уволю. Хоть раз не выйдешь на работу без уважительной причины - уволю. Хоть раз заснёшь во время ночной и я узнаю об этом - уволю. Так что берегись! - а сам улыбается и тянет мне руку. - Меня зовут Паулюс. Думаю, что мы сможем ужиться друг с другом!
Я прямо и обалдел на месте - наверно, именно так счастье к человеку и приходит... Как будто хорошую дозу пустили мне в вену - так легко, так хорошо стало; даже голова закружилась от неожиданности - но так приятно, успокоительно! Жму я ему руку, а сам думаю, как бы только на ногах устоять. А он уже успел повернуться к столу и что-то пишет в свои бланки. Потом вновь оборачивается:
- С сегодняшней ночи ты мог бы начать?
- Конечно! - говорю, а сам так и сияю.
- Отлично! - отвечает. - Вся эта неделя будет в ночь; следующая - в день, и так далее... Триста пятьдесят литов в месяц; суббота и воскресенье - всегда полностью твои... Идёт? Я - не закоснелый эксплуататор. - он улыбнулся. - Кроме тебя здесь ещё два человека работают... Сейчас познакомлю...
Снова обернулся к открытому окну и кричит:
- Йонас! Эй, Йонас!
Смотрю - какой-то мужчина где-то его возраста бежит в наш домик со стоянки. Вошёл. Хозяин ему на меня указывает:
- Вот, Йонас - это Антанас.
Мы пожали друг другу руки.
- Сегодня в десять вечера он придёт сменить тебя. - добавил Паулюс и обратился уже только ко мне:
- А утром сможешь познакомиться с Роландасом; я сам позвоню ему и предупрежу, что в нашей фирме появился новый человек...
Взял я свои бумаги, постоял ещё с полминуты, рассовывая их по карманам - а сам еле дух могу перевести. Смотрю, а хозяин с Йонасом уже про меня и забыли - говорят о чём-то своём. Я тихонько вышел - и как стал благодарить тебя, милая Элетта! Аж до самого дома сердце моё не смолкало; мне даже казалось, что все прохожие знают о моей радости - так пристально они наблюдали за мной...
Пришёл домой, пообедал. И вот, сижу, пишу... Кто же ты, Элетта? Не могу, не хочу не приписать сегодняшнюю свою радость тебе одной! Теперь у меня действительно появился стимул к жизни - а каким тяжёлым было моё состояние совсем недавно! И ты знаешь, у меня снова появилась надежда - надежда на лучшую жизнь; надежда раскрепоститься и освободиться... И я уверен, что это происходит только лишь с твоей помощью! Верю, Элетта, что если ты что-то начала, то неминуемо закончишь... Так, стало быть, я не ошибся, когда создавал богиню?!
13
Здравствуй, Элетта! Вот и прошла моя первая ночь на новом рабочем месте; не могу не сказать, что я очень доволен этим. Пришёл на работу я даже раньше, чем надо - около половины десятого; посидели немного с Йонасом, поболтали, затем он ушёл. Ворота уже были закрыты; я включил радио, нашёл уйму старых газет и устроился поудобнее в кресле.
Ночь - это очень интересное время суток. Очень спокойное. Ничто не тянет оторваться от собственных мыслей, если у человека есть, конечно, о чём подумать... как мне, например. Я думал о том, что в жизни моей наступают перемены - и перемены эти к лучшему. То, что достигнуто, то должно быть обязательно закреплено - иначе всё пойдёт прахом. Я удержусь на этой работе; я со временем смогу бросить наркотики - одна эта мысль наполняла меня неописуемым восторгом и надеждой! И я пообещал себе - и тебе тоже, милая Элетта! - что постепенно буду отдаляться от кайфа, от Дон-Кихота, от грязной компании наркоманов... Пообещал искренне, со всей душой, хотя и подумал, что это займёт большой отрезок времени...
Дон-Кихот прав: наркотики - это не нечто внешнее, это стало частью меня. Тёмной частью... Но с этой тёмной частью моего существа я буду бороться; ведь даже у меня есть своя светлая часть! - это ты, милая Элетта! Пусть не сразу, лишь бы ты только поддерживала меня в моих начинаниях - и я смогу одолеть зло, которое свило себе гнездо в тайниках моей души и тела. Я верю безусловно, что когда-нибудь наступит конец этого наркотического кошмара - если ты будешь со мною, если ты будешь вести меня за руку, как мать... Да, в последнее время я часто сравнивал тебя со своей матерью, потому что ты выслушиваешь меня так, как если бы я был твоим сыном... несчастным, смертельно больным сыном... Я всё ещё пытаюсь представить тебя - покажись мне, Элетта! Я безумно желаю знать, как ты выглядишь! Ты - красивая, милая и добрая; какая же ещё?! И ты - богиня, потому что творишь настоящие чудеса. И что бы я делал без тебя, Элетта?
Поэтому я твёрдо решил пообещать тебе исправиться - не сразу, конечно, но постепенно. Обещаю тебе это в полном разуме, с чистым сердцем - и укрепи мою волю на этот подвиг!
Вот так и прошла ночь - я строил планы на будущее; я повторял свои обещания своей любимой до самого утра. Это тоже было для меня своеобразным предзнаменованием - видеть, как тёмная ночь сменяется утренним светом... как потом наступает солнечный день... В моей жизни должно произойти то же самое - после тёмной, обволакивающей мою душу наркотической ночи наступит ослепительно-белый день освобождения... И пусть пройдёт день, месяц, годы - я буду неуклонно стремиться к этому восходящему светлому дню!
В десять часов утра появился Роландас, чтобы сменить меня; этот парень немногим старше меня и, полагаю, что мы быстро найдём с ним общий язык... А потом я отправился домой - записать свои ночные откровения, высказаться тебе, Элетта; в сотый, наверно, раз подтвердить своё обещание исправиться. Хочу сделать это как можно скорее - какой же раб не желает как можно скорее разорвать цепи и насладиться настоящей, давно желанной свободой?! А теперь я пойду посплю - устал после ночной... Доброго тебе дня!
14
Ну и замотался же я - почти целый месяц не брал в руки авторучку чтобы поблагодарить тебя, милая Элетта! Хотя, конечно, я и без дневника общаюсь с тобой ежедневно; и более того - ежечасно! Лето подходит к концу; наступает моя любимая пора - осень... С работой у меня всё хорошо - сдружился с коллективом: Йонас и Роландас отличные ребята; иной раз даже трудно дождаться рабочего часа - так охота с ними встретиться и поговорить.
Три дня тому назад получил первые деньги - по этому поводу съездил к бабушке, купил небольшой тортик. Посидели. Бабуля бесконечно радовалась, что у меня в жизни всё наладилось... не всё, конечно - обо всём она не знает - хоть работу теперь нашёл, не болтаюсь без дела... "Это - говорит - всё Мария Пресвятая тебе помогает, да святой Иосиф..." А я возьми да и скажи ей в шутку:
- Слушай, бабуля, а ты никогда не слышала о святой Элетте?
Старушка, похоже, отнеслась к моему вопросу на полном серьёзе:
- Нет, никогда о такой не слышала! - и поправила задумчиво очки на носу. - Элетта, говоришь? Не знаю...
- А мне она очень помогает! - совершенно без иронии сказал я. - Из всех святых она самая лучшая!
- Это хорошо, пусть так! - согласилась бабка. - Все святые - великие перед Богом; главное, их надо постоянно просить, не уставать в своих просьбах - ведь Бог святых своих постоянно слушает... особенно Пресвятую Деву Марию, Матерь Бога Нашего...
При словах её "Матерь Бога Нашего" я подумал, что не очень-то ошибся, назвав Элетту не только богиней, но и матерью; а что касается святости - так для меня между святостью и божественностью (а так же и материнством!) нет никакой разницы.
А вчера вечером произошёл ещё один весьма странный случай - и что меня побудило к тому, ума не приложу... В общем, прости мне, Элетта, только вчера я снова был у Дон-Кихота; опять кололся... знаю, что ты не очень сердишься на меня за эту слабость - не так легко даётся мне устройство новой жизни... но что-то во мне вчера перевернулось, когда Дон-Кихот пошёл вместе со мной до магазина за хлебом. Магазинчик тут у нас небольшой - на самом углу, на первом этаже жилого дома. Шли мы с ним, базарили о чём-то, только вдруг смотрю - около входа в магазин сидит старик-нищий на корточках и шапка драная лежит у его ног. Ну, мы прошли в магазин, купили хлеба, возвращаемся... И тут со мною нечто совсем непонятное стряслось - захотелось подойти и дать ему хоть несколько центов; и желание было таким непреодолимым! А мы отошли уже от магазина шагов на двадцать; Дон-Кихот что-то рассказывает, а я будто бы и не слышу - нахожусь словно в трансе... И не мог я больше этому странному желанию противиться - настолько сильным оно было! - развернулся и, ничего не поясняя Дон-Кихоту, возвращаюсь прямо к сидящему у дверей магазина старику. Достаю мелочь из кармана - около двух литов - и кладу прямо ему в кепку! Старик посмотрел на меня, кивнул головой благодарственно и говорит по-русски:
- Спасибо! Я за вас молиться буду! Помоги вам Бог и Пресвятая Дева Мария!
Так и отошёл я от него, совсем оторопевший и удивлённый. Ну прямо на каждом шагу мне попадается этот Бог, да ещё и с Девой Марией впридачу! Отлично запомнил только, что подавая старику деньги я об Элетте подумал... Впрочем, тогда мне было трудно об этом размышлять, потому что подскочил Дон-Кихот - и давай меня жизни учить:
- Антанас! Ты совсем сдурел! Я тебе больше вообще не дам ширяться, если у тебя от этого уже все мозги набекрень! У тебя что - бабок много, что ли? И если ты начнёшь свою получку раздавать всяким бомжам, то скоро придёшь ко мне со вторым магом, ясно?!
- Да ведь он же нищий! - тупо улыбаясь ответил я. - Ему тоже надо жрать.
- Тебе-то какое дело? - вопил он, входя в подъезд. - Меценат нашёлся... По шее ему надо, да ещё и бабки отобрать!
Порычав ещё некоторое время Дон-Кихот успокоился, приняв солидную дозу; я на этот раз отказался. И только потом, придя в ночь на работу, попробовал проанализировать случившееся.
Сначала я полагал, что подал нищему деньги потому, что вспомнил себя около дверей супермаркета - такая причина моего поведения казалась мне вполне правоподобной. Но нет - я ни на секунду не думал о себе; получалось, что отдал деньги старику исключительно из жалости к нему самому... и в тот момент припомнил Элетту... Возможно - хотя это звучит не очень обоснованно - я таким образом платил свой долг: Элетта помогла мне найти работу - я помог незнакомому нищему деньгами. Помню охватившее меня чувство жалости и взаимопомощи; настолько оно было сильным... почти любовь?! Поделиться с тем, кто ничего не имеет - как там это называется... альтруизм, что ли? Может быть. Как бы не называлось, я заметил за собою странную вещь - я становлюсь добрее. Ну, это не то, что я раньше был особенно злым; но к людям был... как бы сказать... невнимательным, что ли... За последние месяцы я уже неоднократно подмечал за собой, что совсем по-другому стал вести себя с бабкой, на работе, с тем же Дон-Кихотом - я словно становился внимательнее, мягче. А сегодняшняя история возле магазина заставила меня задуматься об этом ещё глубже. Одно дело - сдержаться и не вспылить в присутствии друзей-наркоманов и совсем другое - оказать помощь незнакомцу, которого больше никогда и не увидишь... Да и к критике Дон-Кихота я тоже отнёсся вполне спокойно, даже не стал ему возражать... Странно... Чувствую, Элетта, что со мной что-то происходит - и не ты ли являешься причиной таких перемен во мне?! Я теряюсь... что же происходит, Элетта?
15
Каюсь, дорогая Элетта - не смог удержаться снова! - я принял яд. Клянусь, я боролся с собой до тех пор, покуда мог вынести - и не помогло... Может, я уже привык к этому и стал искать себе постоянное оправдание - мол, пусть я наркоман, зато добрый; но всё-таки совесть-то не молчит...
Два последних дня - субботу и воскресенье - провёл в Кретинге у знакомых Дон-Кихота. Они - Донатас и Марюс - приехали к Дон-Кихоту ещё в пятницу вечером - и давай его уговаривать: "Ну что сидеть в этой Клайпеде - поехали к нам! Всего девятнадцать километров - и мы на месте. Ширнёмся, погуляем... Город наш маленький, всего десяток ментов на всё население... Спокойно... Не то, что у вас в Клайпеде - на улицу высунуться нельзя: кругом патрульные машины!" В общем, Дон-Кихот ничего не имел против; у меня тоже два следующих дня были свободными чего же отказываться? Донатас только поинтересовался, есть ли у меня бабки - и получив утвердительный ответ немедленно успокоился.
На вокзале мы сели в автобус "Клайпеда - Кретинга" - и через сорок минут были уже на месте. От вокзала до "хаты" Донатаса достаточно было десяти минут пешком - и действительно, по всей протяжёности нашего пути я не заметил ни одной полицейской машины, ни одного мента.
- Я же тебе говорил - обращался Марюс к плетущемуся рядом с ним Дон-Кихоту. - Здесь настоящий рай по сравнению с Клайпедой! Ширнёмся, отдохнём - а после романтическая прогулка... затем и баб найдём...
Сразу около вокзала я увидел громадную старинную церковь - наш путь пролегал слева от неё. Огромное здание привлекало внимание стариной постройки, высокой колокольной башней, зубчатым забором обнесённого двора...
- Это что - костёл? - спросил я у Донатаса, указывая рукой на здание.
- Нет, монастырь. - неохотно ответил тот, зевая. - Хотя, впрочем, и костёл тоже.
- Как - монастырь?! - удивился я. - Это - где монахи живут?!
- ... мать! Ну, конечно! А ты думал, что в монастырях живут живут сантехники? - и он засмеялся собственной шутке.
- Не обращай на него внимания, Дон! - ввернул сонный Дон-Кихот. - У Антанаса и так уже башню своротило за последнее время настолько, что он даже нищим бомжам начал милостыню подавать... И уж если он собирается свалить в монастырь, то для меня это не будет чем-то удивительным!
Донатас и Марюс после речи Дон-Кихота весьма критически просмотрели на меня, однако промолчали. Мы пришли на "хату".
Странное дело, но церковь - или, вернее, монастырь - ужасно заинтересовал меня: я и не подозревал, что в наши времена могут быть люди, готовые навсегда уйти от земной жизни и закрыться в четырёх стенах. До сих пор я считал, что монастыри - это остатки средних веков (если я хорошо помню историю) и сохранились только как музеи. Я пытался представить себе этих людей - монахов - которые согласились ради Бога уйти из мира и отказались от всех его прелестей и шалостей ради молитв и самобичеваний. Вспоминая давным-давно прочитанное "Имя розы" какого-то там автора, я представлял себе этих монахов древними, убелёнными сединой молчаливыми старцами, которые часами молятся, мало едят - и снова часами моляться...
После принятия дозы Донатас настолько повеселел, что согласился ответить мне на мучавшие меня вопросы о монастырях и монахах - может, ему было просто наплевать, о чём говорить, а может, он хотел поразить меня своим всезнанием по этому предмету - не знаю. Но, каковы бы не были причины, побудившие его беседовать со мной, это было мне на руку - и я слушал его с большим интересом.
- Этот монастырь - гордость Кретинги и Жямайтии вообще! - говорил он покуривая сигарету. - Ему уже более четырёхсот лет и принадлежит он францисканцам...
- Кому, кому? - тут же перебил я.
- Францисканцам. Это такие монахи, которые берут своё начало от святого Франциска - он основал их братство и написал ему устав. - терпеливо пояснил Донатас. - Живут в этом монастыре человек пятнадцать... Ну, знаешь, ребята они неплохие - несколько раз мне пожрать давали.
- Старики, конечно? - осведомился я, вспоминая свои воображаемые образы этих монахов.
- Чего-о-о? - ухмыльнувшись протянул мой собеседник, стряхивая сигаретный пепел прямо на пол. - Это они-то - старики?! Да им всем лет под тридцать, под сорок; а то есть и моложе... Хотя несколько старых, правда, тоже имеется...
- Как! - прервал я снова, удивленно глядя перед собой. - Что же они делают - такие молодые - в монастыре?! Ну, я ещё понимаю, если человек старый и ему уже всё до феньки - и бабы, и выпивка...
- Да я-то откуда знаю? - вскипел Донатас. - Чего ты вообще ко мне пристал? Делать людям нечего, вот они и маются дурью... А хочешь - вдруг его гнев совершенно пропал. - Хочешь, я тебе этот монастырь сейчас покажу? Обойдём его - и вернёмся в хату, а то мне чуть-чуть душно.
Марюс с Дон-Кихотом беседовали о чём-то своём в противоположном углу комнаты; мы только сказали им, что выйдем прогуляться на полчаса и вернёмся. Выйдя из дому, мы направились прямо к монастырю.
- А ты неплохо знаком с историей этого монастыря. - решил я несколько польстить Донатасу по дороге. - Из тебя получился бы превосходный гид!
- Верно. Когда я ещё учился в гимназии - это напротив церкви - то нас учителя Закона Божьего не раз водили туда на экскурсию... А ты что - серьёзно в монастырь собираешься? - вдруг неожиданно спросил он.
- Да нет, конечно! - отвечаю. - Ты больше слушай этого дурака Дон-Кихота.
Мы неспеша обошли и монастырь, и церковь; в некоторых окнах здания ещё горел свет - Донатас пояснил мне, что монахи ещё моляться или читают перед сном в своих кельях ( то есть комнатах - хорошо, что я запомнил это слово!). Потом он показал мне "Лурд" - небольшой парк за монастырём, где протекала маленькая речушка и находился каменный грот со статуями каких-то святых; однако, в темноте было трудно что-либо рассмотреть. Даже Донатас не смог мне толком объяснить, почему это место называется таким странным нелитовским словом "Лурд"; и , похоже, не знал он, что же оно означает. Впечатлений от прогулки было предостаточно - и мы снова вернулись в "хату".
Дон-Кихот и Марюс уже вырубились к моменту нашего появления; мы с Донатасом тихонько устроились покемарить в низких креслах - и уснул я совершенно незаметно для себя. Помню только, что перед сном в моём воображении проносились картины увиденного монастыря, парка и церкви, в окнах которой ещё был виден свет...
А утром, когда мы с Донатасом пошли в магазин за жратвой, я увидел двух монахов около костёла - оба где-то моего возраста, весёлые; одетые в длинную коричневую одежду до земли (рясу, как подсказал мне Донатас) и подпоясанные белой верёвкой. Странно, что в их виде ничего не соответствовало моим "старческим" представлениям - обыкновенные нормальные ребята; даже, как мне показалось, чересчур весёлые! Первый раз в жизни я видел живых монахов - и так близко от себя! Донатас торопил меня и мы зашли в магазин; а когда снова появились на улице, то монахов уже не было.
- Готов поспорить, - заметил я скорее самому себе, - Что у них чертовски интересная жизнь.
Донатас явно расслышал мои слова:
- Ну, я вижу, тебя так и тянет напялить на себя эту коричневую смирительную рубашку - и уйти в монастырь!
Я только улыбнулся, но промолчал.
А на следующий день вечером я был уже дома, в Клайпеде. О,Элетта! Не могу не признаться, что прогулка с Донатасом вокруг монастыря принесла мне какое-то неожиданное удивление и... радостное спокойствие! Прошло только несколько часов, как я дома и записываю свои впечатления о Кретинге; но чувствую, однако, что мне её уже не хватает... Как было бы здорово поговорить с этими таинственными монахами; узнать, что они за люди, что привело их в монастырь... Спокойной ночи, милая Элетта! Может, я и узнаю об этом что-нибудь... когда-нибудь, в будущем...
16
Чёрт бы побрал этот грязный притон со всеми его посетителями, да заодно и со мною вместе, раз уж и я там столь часто появляюсь! Прости меня, Элетта, что не приветствую тебя, как всегда - прости, забыл; от злобы и отвращения во мне всё так и кипит! О, какая же огромная пропасть между притоном Дон-Кихота и кретингским монастырём! Дева Элетта, весь мой покой наруш... что?! - я назвал тебя Девой?! А, это, похоже, слишком много религиозного влияния было оказано на меня в последнее время: и бабкины проповеди; и нищий со своей Девой Марией (впрочем, как и бабка); и кретингский монастырь - кстати, как сказал мне Донатас, он тоже именуется монастырём Благовещенья Девы Марии... Кругом Дева Мария - ну, это совсем уж мистика!!! Вот я так и замудрился, что свою Элетту тоже назвал Девой... А какая разница? Святая - Дева - Элетта. Разве плохо звучит? Однако, дело сейчас не в этом.
Боюсь, милая, что я недостоин твоей помощи - я, жалкий предатель! Я не могу - понимаешь, не могу! - не колоться; и все мои обещания тебе оказались пустым позёрством. Этот яд настолько прочно укрепился в моём организме, что я просто не могу без него! Что мне делать, Элетта?
Вчера я снова был на "точке" у Дон-Кихота; и опять - те же самые лица: Серёга, Арвидас, Лаура... ещё несколько типов... В их компании была также какая-то новенькая девушка - маленькая, худенькая; её я видел там впервые. Дон-Кихот, придурок, во всю глотку орал о моём "покаянии" в Кретинге; с идиотским смехом рассуждал о моём "будущем" пребывании в монастыре... мне было так противно, как будто я предал все свои наисветлейшие идеи - ведь вместе с дозой я вогнал себе в вену смертельное отчаяние! Неужели этому никогда не будет конца?! Почему у меня ничего не получается?! Ты ведь знаешь, какое у меня было хорошее настроение - и вот, этот ужасный перепад! Как долго я буду ещё расплачиваться здоровьем, счастьем жизни и ненавистью к себе самому за тот - первый! - раз, когда я только попробовал эту отвратительную дьявольскую сыворотку? О, Элетта! Буду ли я хоть когда-нибудь помилован и прощён? Прощён и помилован от дальнейшего погрязания в этой нечисти? Кто же придёт мне на помощь, если не ты?.. Хоть я и недостоин того - всё равно помоги! Верни мне мою надежду - и не ты ли сама являешься ею?! Верю в тебя, помоги; ни от кого больше не жду никакой помощи...
Все на "точке" ржали надо мной, как лошади; и только эта - новенькая - девушка не смеялась, сидя в своём углу... Но самое ужасное было то, что я, приняв дозу, стал смеяться над самим собой вместе с остальными! Я хохотал до упаду над собственным поведением... над тобою, Элетта!.. Чёрное несчастье своими мерзкими лапами захватило меня, когда я лишь вспоминаю об этом, а надежды - никакой! Помоги, спаси меня! Пошли мне хоть какую-то возможность... я больше не могу... Элетта!
17
Здравствуй, Элетта! Я знаю, что чудеса не всегда происходят сразу же после их просьбы - иной раз человеку приходиться и подождать с этими чудесами... Однако мне в отношении с чудесами крупно повезло - как только я отложил свой дневник и в глубоком отчаянии повалился на кровать, как увидел тебя, моя Элетта! О, как давно я умолял тебя показаться мне; сколько уже времени я так сильно хотел тебя увидеть!!! И этой ночью ты объявилась мне, хоть, может статься, и не так ясно, как мне того хотелось бы...
Я верю в тебя; я верю в чудо - ибо я просил тебя о нём. Умники-учёные утверждают, что человек при желании может и сам вызвать из подсознания нужный ему сон - мол, идеомоторный фактор, самовнушение, плюс всякая там дребедень - так по мне такое научное объяснение кажется очень натянутым, наигранным. Даже само желание не имеет здесь особенной роли - поскольку речь идёт всё-таки о чуде. Можно, конечно, молить о чуде; но вот будет ли оно явлено человеку или нет - это уже ни в малейшей степени не зависит от последнего. Невозможно "убедить" себя увидеть то или иное сновидение, тем более (как в случае со мной) невозможно увидеть то, чего ты ещё никогда и не видел и не имел о том никакого визуального представления... Я говорю о тебе, дорогая, милая Элетта! Впрочем, отлично понимаю, что любой из этих умников придрался бы к моим примитивным размышлениям о природе таких снов - только мне-то что до этого?! Пусть объяснение будет примитивным; зато оно прекрасно поясняет случившееся... Даже каким-то шестым чувством я догадываюсь, что любое чудо - всегда примитивно; примитивно настолько, что мы лишь от нашего "большого ума" не согласны принять его в своей простоте. Поэтому я с радостью объявляю своё сновидение чудом, чем и хочу положить конец своим "примитивным" рассуждениям...
Главное, по-моему мнению, в чуде - это не факт самого чуда, но последствия этого факта на человека; главное не то, что теперь я хоть немного увидел Элетту, а то, что это - и я искренне в это верю! - оставит в моей памяти отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Ибо не могу не поверив не увидеть; а увидев - не поверить увиденному... Пишу дальше и думаю: чересчур уж заумно у меня получается, хотя и чувствую, что это действительно так - поэтому и не собираюсь что-либо пояснять... хотя бы и самому себе...
Одним словом, теперь мне удалось - пусть совсем немного! - увидеть тебя, Элетта; и это "немного" никогда не исчезнет из глубин моей памяти... Будто бы я находился в чистом поле - осень, холодно, мрачно - как вдруг всё словно засияло вокруг меня! Да ещё таким тёплым, мягким сиянием... Гляжу - прямо в небесах шествует женщина, молодая красивая женщина. Платье у неё какое-то старинное, белое, длинное - даже ноги закрывает; глянул повнимательнее - а она будто бы и не шествует по воздуху, а плывёт! Накидка синяя у неё на плечах; да из-под лёгкого синего капюшона чёрные волосы выбиваются... А потом она стала потихоньку спускаться ко мне - всё ниже и ниже; а я стою, жду. Затем она остановилась в воздухе где-то около полуметра над землёй - и я, значит, на неё смотрю снизу вверх. Лица словно и не вижу,.. но глаза!!! Какие же у тебя глаза, любимая Элетта!!! Сколько в них нежности, преданности и любви!!! Я даже не смог определить их цвет, сколько ни смотрел - настолько был поглощён чувствами, которые излучали эти глаза...
Вроде бы себя ты и не называла, но тем не менее я отлично знал, что имя тебе Элетта. Так я и стоял в твоих лучах целую вечность - тепло, хорошо, спокойно... и если Рай существует на самом деле, то, конечно, выглядит он именно так... как в моём сне... А затем я услышал твоё обращение ко мне; вот тогда-то я и упал на колени... Ты сказала мне всего лишь одну фразу: "Больше так не делай!", и с короткими промежутками повторила её ещё дважды. Я заплакал - во сне; да и проснулся я тоже в слезах - хотел словно что-то сказать, да вот, не могу - язык не слушается... А потом как-то и свет стал меркнуть, и снова осенний холод наступил... видение моё заколебалось в воздухе - и будто рассыпалось миллиардом снежинок. Вот так я и проснулся - ещё в слезах.
Такой я и увидел тебя, милая Элетта! А какой увидел, такой и принимаю... со всеми твоими просьбами ко мне... Поэтому ещё раз обращаюсь к тебе - если ты просишь меня завязать с кайфом, так приди же ко мне на помощь! Справиться с наркотой в одиночку я не в состоянии; а ведь ты явно заинтересована в том, чтобы я с ней справился! Поэтому поспеши мне на помощь!.. Целую тебя, Элетта! И бегу на работу...
18
Уже некоторое время я не прикасался к дневнику; но сегодня не могу не писать тебе: ведь сегодня - мой день рождения! И ты знаешь (ах, Боже мой! Конечно же, ты всё знаешь!), что даже это не особенно серьёзный повод для того, чтобы написать тебе. Главное в том, что сегодня со мной снова произошло чудо.
С утра съездил к бабке; посидели немного, как водится, чаю попили. Поздравила меня старушка с днём рождения, сотню литов в карман сунула "на мелкие расходы"... На "точку" к Дон-Кихоту не пошёл - во-первых, делать мне там нечего, а во-вторых - плевать всем на мой день рожденья... Боже, Элетта, как подумаю, что кроме бабки меня и поздравлять-то некому, так прямо в дрожь бросает! Съездил к матери на могилу, купил цветов... Думаю, что и она меня "оттуда" поздравила... как и ты, надеюсь... А вот живых, так сказать, людей мне в этом отношении явно не хватало.
На работу мне надо было идти в ночь; поэтому я пообедал около двух и - делать нечего - решил побродить по городу. Добрался до центра и сел на скамейку на Театральной площади.
Хоть и осень на дворе, но людей здесь не меньше, чем летом: влюблённые занимают почти все оставшиеся скамейки; какие-то хиппи прямо на асфальте сидят в кружок, бренчат что-то на гитаре, смеются... Подумать только - сколько народу вокруг! - и никто даже и не подозревает, что у меня сегодня день рождения! Ну, не кричать же мне об этом событии во всю глотку, верно ведь? У них у всех и своих дел полно... хиппи, вон - и те заняты своей гитарой, а влюблённым на меня и подавно наплевать; и не только сегодня, кстати. А во мне - как назло! - такое дикое желание проснулось, чтоб меня хоть кто-нибудь с днём рождения поздравил - ну, хоть помирай!!! Сижу - и просто борюсь с этим откуда ни возмись появившимся желанием. Ну, и давай я отвлекать себя - не вечно же думать об этом; стал влюблённых рассматривать - так ещё хуже стало от навалившихся тяжёлых мыслей...
Вот если бы у меня была подруга, любимая - то я теперь не скучал бы на скамье в одиночку. Было б кому поздравить меня; кому не было бы жаль провести со мною время... а ведь до работы ещё больше четырёх часов! В кафе сходили бы; поболтали, подурачились...
А на соседней от меня скамье - такая красивая пара: ему явно за тридцать; ей - около двадцати пяти. Блондинка и брюнет... красиво смотрятся. Отношения выясняют, похоже, хотя и беззлобно... по-русски, что ли... Он её так легонько обнимает одной рукой, а она ему что-то громким шёпотом в самое ухо...
А закончилось тем, что я поднялся со скамьи, кинув на эту пару прощальный взгляд, и отправился погулять по набережной. Да, Элетта, просто нервишки мои не выдержали случайно увиденных нежных поцелуев... а я - будто подглядываю - словно вором чужой любви себя ощутил. О, Элетта! Вот если бы у меня была любимая девушка! Нет, конечно: ты - это ты, и любви твоей ничто не заменит, но... человека мне не хватает - простого, обыкновенного человека... с кем я мог бы просто быть - и всё.
Ведь я ещё далеко не старик - несмотря на то, что сегодня постарел ещё на год. Как-то ранее мысли о семье довольно редко посещали меня (какие там жёны и дети - сам ещё ребёнок!), но сегодня захватили настолько сильно, настолько сильно... Почему некоторым дано счастье любить и быть любимыми, а некоторым - нет?! Понимаю, что говорю со злости; но как это обидно, чёрт возьми - этот брюнет может преспокойно целовать свою блондинку, а я... вот и сиди после того на скамейке, как одинокий хмырь или же отправляйся мотаться в одиночку по городу... так и оставшись в такой день не поздравленным. Обидно, до чёртиков обидно; но ничего не поделаешь...
Так вот и размышлял я, медленно перебирая ногами вдоль набережной, время от времени поглядывая на часы - шесть... половина седьмого... семь... половина восьмого... Купил на работу пластмассовую бутылку с пепси-колой и пакет баранок, сунул в карман... Вот тебе и день рождения!
Ну, похоже, высказался тебе, Элетта - теперь могу с радостным сердцем и к чуду переходить... Это случилось около половины десятого - я плёлся по одной из улиц в сторону автостоянки; идти мне было совсем недалеко, поэтому я не особенно спешил. И смотрю - прямо на меня женщина идёт, слегка спотыкаясь и покачиваясь; и лет ей так около сорока. Симпатичная; стрижка короткая; лицо разрумяневшееся от ходьбы... нет, впрочем, не от ходьбы - от водочки.... Я это сразу учуял, как только она поравнялась со мною. А поравнявшись вдруг взяла меня за локоть и заплетающимся языком говорит:
- Извините, у вас, случайно, сигареточки не будет?
- Нет. - отвечаю. - Не курю.
- А, - говорит. - Очень жаль! А ведь я так сегодня гуляю, так гуляю...
- По какому же поводу? - спрашиваю.
- Да у меня день рождения сегодня. Сорок два года...
Я даже подскочил:
- Удивительно! - говорю. - Самое интересное, что у меня тоже сегодня день рождения!
- Да что ты говоришь?! - воскликнула она. - И сколько же?
Я ответил.
- Ну, есть между нами разница, есть... только ты даже моложе своих выглядишь...
Чувствую, что ей тяжело говорить по-литовски - её и без кондиции сильный русский акцент выдаёт. Ну я и говорю ей, мол, нечего тебе язык ломать, я и по-русски хорошо понимаю. На этом языке мы с ней и дальше говорили.
Спросила она, как меня зовут; я представился. О себе она немедленно сообщила, что зовут её Марина и что муж её - настоящая сволочь. Впридачу, в доме не осталось ни одной сигареты... А затем вдруг неожиданно обняла меня, поцеловала и говорит:
- Ну, Антанас, тогда поздравляю тебя с днём рождения! Всего тебе самого наилучшего!
И я тоже поцеловал её и поздравил! Потом мы ещё поболтали около пяти минут - и она пошла в расположенный неподалёку магазин, а я потопал дальше.
И вот только когда остался я один в конторе на стоянке, до меня дошло, наконец, что случившееся со мной было настоящим чудом! Я был одинок, просил себе поздравления - и вот, меня поздравили! Не верю я ни в какие совпадения - ведь даже то, что Марина могла меня встретить вовсе не говорит о том, что она могла меня поздравить - такая возможность была, на мой взгляд, единственной к миллиону. А если это и было цепью совпадений - то не является ли от этого картина моего приключения в тысячу раз чудеснее? По-моему, именно один счастливый шанс из миллиона несчастливых и можно назвать чудом. Таков же и принцип рулетки в казино, как я слышал от кого-то... Неожиданное вмешательство чего-то (или Кого-то) свыше, нарушающее систему закономерности... впрочем, я опять ушёл от темы. Главное, что чудо свершилось; и совершенный абсурд и неблагодарность после его очевидного свершения доискиваться до его природы... Но самое интересное в том, что я почувствовал, будто целую не человека, не Марину, а... тебя, Элетта! Словно ты явилась ко мне под внешностью другого человека; словно это ты сама пришла поздравить меня, откликнувшись на мои одинокие мольбы! Я даже не пытаюсь рассуждать об этом, потому что разум говорит мне, что всё это - полнейший бред; поэтому отдаюсь на волю чувствам, которые в данном случае гораздо вернее и ни за что не подведут. Странно это, Антанас, очень странно... но пусть уж всё будет так, как есть - спасибо тебе, милая Элетта! Всю ночь на работе я думал о тебе, о случившемся со мной - вернее, не думал, а... как бы поточнее выразиться... чувствовал твоё присутствие особенно близко, что ли... И так мне легко стало - будто я вовсе и не был одинок и не таскался весь день по городу с кислой физиономией... Вот, пришёл с утра домой, ложусь поспать... и ты знаешь, чего я прошу у тебя; ты знаешь, чего мне больше всего надо...