Издалека дом выглядел солидно и даже роскошно, но когда Элисон Паркер подошла ближе, то в глаза бросились облупленная штукатурка фасада и частично закрытые фанерой окна правого, нежилого крыла. Похоже, домом вообще не занимались. На огромной клумбе перед фасадом цвели лилии, ромашки и анютины глазки, посаженные бестолково: то слишком близко, то в метре друг от друга, словно их высаживал ребёнок или слепой. Подойдя к дубовой входной двери и тщетно поискав взглядом звонок, Элисон взялась за старинный, позеленевший медный молоточек, чтобы постучать и известить хозяев о своем прибытии. Но тут раздался собачий лай, и следом за ним знакомый голос произнес:
- Элисон? Рада тебя видеть.
Мисс Паркер оглянулась и увидела леди Бруксби, за которой бежал упитанный бассет-хаунд. Элисон отметила, что с момента их последней встречи леди Бруксби постарела: на её лице внезапно отчетливо проступили морщины, и теперь ей с легкостью можно было дать ее подлинный возраст, то есть сорок лет.
Поздоровавшись с хозяйкой дома, Элисон склонилась к бассету:
- Это и есть мой будущий питомец? - спросила она.
Леди Бруксби кивнула.
- Снупи очень нервный. Самое неприятное, что он начинает ужасно выть, когда кто-либо ссорится и повышает голос, прямо как настоящая собака Баскервилей.
Дамы и собака вошли в холл, большой, пустынный и печальный.
- Извини, - леди бросила взгляд на чемоданчик Элисон, - тебе придётся самой занести его в комнату: лакеев у нас больше нет. Штат слуг сократился до минимума.
- Дай угадаю. Остались кухарка, садовник и дворецкий?
- Только садовник и дворецкий. Старая кухарка Дженет умерла в марте, и иногда мне кажется, что с её смерти началась цепь несчастий, обрушившихся на нашу семью. Через неделю после ее смерти скончался свекор. Потом сгорели конюшни. После кончины отца Хьюго стал пить еще больше, чем обычно... впрочем, за ужином ты сама его увидишь. Ужин теперь готовлю я, как и завтрак, и обед.
Леди Бруксби вздохнула.
- Знаешь, как это бывает: оскудение длилось давно, но пока был жив старый лорд, шло медленно, а после его смерти всё словно покатилось под откос.
- Я понимаю тебя. Но если всё так плохо, не лучше ли было бы вместо садовника нанять кухарку? Тем более что садовник, судя по клумбе, не из лучших.
- Не из лучших? Да он почти ничего не умеет! Мы взяли его на работу из милости полгода назад по просьбе благотворительной организации. Он с отклонениями в развитии, и не имеет ни дома, ни семьи.
За ужином, очень простым и скромным, Элисон убедилась, что леди Бруксби не преувеличивает: её муж сел за стол подвыпившим, а встал из-за стола совершенно пьяным. Его багровое лицо с огромными мешками под глазами выглядело отечным, а стеклянные глаза, когда он напился, внезапно загорелись беспричинной злобой. Трудно было представить, что лет пятнадцать назад этот мужчина считался одним из первых красавцев Лондона, и все завидовали леди Бруксби - тогда ещё актрисе второразрядного театра Клэр Симонс - что она сумела захомутать такого ценного жениха.
Гостевая комната, в которой поместили Элисон, находилась рядом со спальней хозяев, и уже засыпая, она услышала сначала крики и звук падения, а потом действительно ужасный заунывный вой Снупи.
Утром Хью не вышел к завтраку, а на лице Клэр Бруксби, вопреки всем правилам этикета, с утра красовался толстый слой косметики. Особенно много тонального крема было под глазами: вне сомнения, для того, чтобы скрыть полученный ночью "фонарь" - или "фонари". Спозаранку леди Бруксби не отличалась разговорчивостью и на протяжении всего завтрака произнесла лишь две реплики: "Хьюго ужасно выглядит в последнее время, я боюсь за его здоровье" и "Иногда мне кажется, что все проблемы из-за того, что 1960 - високосный год; он пройдет - и всё изменится". Бремя поддержания разговора пришлось взять на себя Элисон, рассказывавшей леди Бруксби, как она собирается дрессировать Снупи.
После завтрака Элисон с собакой отправилась в парк, где увидела загадочного садовника. Это был небрежно одетый субъект маленького роста, с непропорционально большой головой и взъерошенными светлыми волосами. Вместо того, чтобы обрезать кусты, он сидел на одной из скамеек и читал какую-то объемистую книгу, время от времени разражаясь неприятным смехом.
Чуть позже она познакомилась с дворецким. Этот лощеный субъект был начисто лишён той печати несчастья, которой были отмечены остальные обитатели дома. Очень элегантный, с безукоризненным пробором, он смотрел на Элисон сверху вниз и позволил себе высказать - правда, в завуалированной форме - недоумение по поводу её появления здесь. Отчасти он был прав: когда некогда богатое аристократическое семейство доходит до такой бедности, что леди приходится самой готовить еду, то не до персональных дрессировщиков собак. Впрочем, если у дворецкого возникли вопросы при виде Элисон, то и у Элисон возникли вопросы при виде дворецкого. Что этот интеллектуал с оксфордским произношением делает в таком захолустье, в обнищавшем доме? Когда она прямо сказала ему, что не ожидала встретить здесь столь утонченного джентльмена, на лице дворецкого появилось двойное удивление: неожиданным был не только вопрос, но и смелость собеседницы. Однако он все же снизошел до ответа.
- Когда я впервые переступил порог этого дома, всё было по-другому. Но похоже, что моё пребывание здесь заканчивается. Хозяева твердо намерены продать дом, и если они ещё не сделали это, то лишь потому, что лорд заломил слишком большую цену. Из-за этого у них постоянно ссоры: леди предлагает продать дом за миллион фунтов, а его светлость намерен получить за него не менее пяти миллионов. Впрочем, - добавил он, как бы досадуя на себя, - вас это не касается, ваше дело собачье.
На следующий день зарядил дождь: сначала сильный, потом послабее. Улучшив минутку, Элисон вышла со Снупи на полчаса парк, но вынуждена была вернуться, когда снова разверзлись хляби небесные. Вбежав в дом, бассет с неожиданной для его толщины энергичностью долго отряхивал с себя водяные капли, а потом побежал к лестнице, оставляя на светлом паркете грязные следы. Пока Элисон поднималась следом за ним по лестнице, до неё донесся грубый голос сэра Хьюго, звавшего Снупи. Пёс забежал в его кабинет, а Элисон заглянула в будуар леди Бруксби и застала ее сидящей перед трюмо.
- Были времена, когда зеркала показывали мне совсем другую картину, - вздохнула она и предложила Элисон выпить чаю прямо на кухне. .
Элисон ещё не видела этого помещения, и пока леди Бруксби возилась, готовя чай, с интересом осматривала его. По словам Клэр, раньше на кухне работало до десяти человек, но от тех времён остался только огромный разделочный стол со столешницей из настоящего мрамора да большие напольные часы, встречавшие каждый час мелодичным перезвоном. Когда Элисон и леди Бруксби взяли в руки чашки с чаем, часы пробили ровно пять. Едва их перезвон стих, как раздался истошный вой Снупи.
- Надеюсь,- улыбнулась Элисон, - ты не ждёшь от меня мгновенного результата? Снупи действительно очень нервный, и с ним нужно поработать.
Вялая улыбка показалась на бледном лице леди Бруксби.
- Если бы все мои проблемы заключались в вое Снупи, я была бы счастливейшей из женщин.
Они уже заканчивали чаепития, как коридоре послышались чьи-то торопливые шаги, Через мгновение дверь распахнулась, и в дверном проеме выросла высокая фигура дворецкого.
- С его светлостью случилось несчастье! - на этот раз изысканные манеры оставили дворецкого, и он почти кричал. - Он упал с лестницы и лежит неподвижно!
Элисон бросила взгляд на часы: четверть шестого.
Хьюго, одиннадцатый лорд Бруксби, лежал на спине у подножия лестницы с застывшим лицом, однако когда Элисон склонилась над ним, то уловила неровное дыхание.
- Он еще жив! - сказала она, выпрямляясь.
- Что же вы стоите, - заметалась леди Бруксби, - вызывайте доктора!
- Я вызову скорую, быструю, матерую! - раздался гнусавый голос, и рядом с телом возникла нескладная фигура садовника.
- Что ты здесь делаешь? - обратился к нему дворецкий.
- Я пришел из сада, там вода хлюп-хлюп с неба мне за воротник!
Элисон бросила на него внимательный взгляд и поняла, что что-то не так. Дворецкий велел садовнику выйти, и она поняла, в чем дело: башмаки якобы пришедшего из сада не оставляли никаких следов, они были совершенно сухими. После того, как дворецкий вызвал доктора, она сообщила об этом ему и леди Бруксби, но оба, казалось, не поняли значение её слов. Леди Бруксби впала в какое-то странное состояние, а дворецкий сухо заметил, что странно ожидать от психически больного человека точного описания своих действий.
Вместе со доктором к дому подъехала полиция. Холл наполнился чужими людьми, и светлый паркет мгновенно стал грязным. Осмотр сэра Хьюго показал, что у него сломана шея. В этом состоянии малейшее изменение положения тела больного могло стать роковым, и скорой помощи пришлось дожидаться специальной машины для транспортировки. Пока машина ехала, полицейские осмотрели место происшествия и не нашли ничего интересного, кроме старинного брегета лорда Бруксби, с которым он никогда не расставался и который вылетел из его нагрудного кармана в момент падения. Стрелки брегета остановились в пять минут шестого.
2
Констеблю Томкинсу очень хотелось, чтобы падение несчастного лорда, впавшего в кому, было несчастным случаем, а не результатом действий злоумышленников, но после знакомства с финансовыми обстоятельствами благородного семейства надежд на это оставалось немного: незадолго до рокового дня лорд Бруксби застраховался на довольно большую сумму в пользу жены. Правда, у леди Бриксби имелось абсолютное алиби в лице дрессировщицы собак, однако дворецкий, которого констебль допросил первым, упорно намекал, что эту девицу пригласили именно для того, чтобы в доме находилось совершенно постороннее лицо, способное засвидетельствовать полную невиновность леди.
Констебль смотрел на дворецкого с некоторым сомнением: он знал, какие именно обстоятельства привели этого лощеного типа в их захолустье. Некогда бывший преподавателем в Итоне, он попался на недозволенной связи со студентом, и вылетел из университетского мира с волчьим паспортом. Нехорошая слава шла за ним по пятам, найти работу не удавалось, и в итоге блестящий оксфордец вынужден был согласиться на далеко не блестящее место дворецкого в доме обедневшего лорда.
- Если я правильно понимаю, вы хотите сказать, что у леди Бруксби были причины желать смерти мужа?
- Я не возьму на себя ответственность утверждать, что это факт, у меня есть лишь смутные предположения.
- Но если лорд Бруксби упал не сам с лестницы, то, значит, его кто-то толкнул. Учитывая разницу в комплекции, крайне маловероятно, чтобы это была леди Бруксби.
- Я не утверждал, что она его толкнула, - начал юлить дворецкий.
Констебль, вышедший из народа, имел основания относиться с предубеждением к господам с оксфордским произношением и нетрадиционной ориентацией: все они лицемеры и лгуны, слова в простоте не скажут, но зато уверены, что им всё позволено. Если бы не полное отсутствие мотива, он охотно бы допустил, что лорда столкнул с лестницы сам дворецкий. Будь он нормальным мужчиной, можно было бы предположить, что между ним и леди возник роман, но это не тот случай. Однако при всём недоверию к дворецкому его слова не прошли бесследно, и леди Бруксби он допрашивал не столько как свидетельницу, сколько как подозреваемую, и хорошо, что при разговоре не присутствовал адвокат.
Леди Бруксби признала, что в последнее время её отношения с мужем ухудшились, но категорически отвергла попытку убийства. По её мнению, никто не сталкивал сэра Хью с лестницы, он упал сам, находясь в нетрезвом состоянии. В пользу этого предположения свидетельствовали результаты судмедэкспертизы: в крови лорда Бруксби действительно присутствовал алкоголь.
Куда более интересным, чем допрос леди, оказалось общение с Элисон Паркер. Дрессировщица рассказала, что познакомилась с леди Бруксби в прошлом году на выставке собак и прежде в имении не была. Перед допросом констебль проверил эту девицу по полицейским картотекам: в них она не числилась, никакого сомнительного прошлого, никакого криминала. Зарабатывает на жизнь дрессировкой служебных собак, живет в одной квартире с престарелой тетушкой. Одежда опрятная, взгляд прямой, речь грамотная. Правда, на его, Томкинса, вкус, Элисон сильно не хватало женственности: и волосы стоило бы отпустить подлиннее, и губы подкрасить. Сейчас все молодые женщины стригутся коротко, даже Её величество, но парикмахер этой дрессировщицы уж слишком её обкорнал. Ну, да это дело десятое. Сама, вероятно, о том не догадываясь, Элисон сообщила ему весьма важную информацию. Во-первых, вой собаки: бассет-хаунд издавал эти звуки только тогда, когда люди ссорились, но если лорд был на лестнице в одиночестве, с кем тогда он ругался: самим собой? Во-вторых, "полоумный" садовник. Элисон невольно заставила констебля обратить самое пристальное внимание на этого мутного типа и выстроить совершенно по-иному линию его допроса.
- Где ты находился в пять часов пополудни 30 июля 1960 года, в день, когда лорд Бруксби упал с лестницы?
- В саду, я там всегда работаю.
- А какая была погода в тот день?
- Дождик кап-кап.
- Земля была мокрая?
- Когда дождик кап-кап, земля всегда мокрая.
- Тогда почему, когда тебя увидели в холле после падения лорда, твои ботинки были совершенно сухими, не оставляющими следов?
- Я не понимаю, о чем вы.
- Я говорю, что если ты пришёл из сада, то твои ботинки должны были быть грязными. А они были чистыми. Почему?
- Я их помыл.
- Когда помыл?
- Когда пришел из сада в дом.
- И где ты их помыл?
- На кухне.
- Но на кухне уже в пять вечера находились леди и её гостья, а они тебя не видели. Они находились там даже раньше, примерно с без четверти пять.
- Я еще раньше пришел.
- Иными словами, ты был в доме уже в без четверти пять? А лорд упал с лестницы в пять минут шестого. Значит, в момент его падения ты уже находился в доме.
На уродливом лице садовника появилась сложная гримаса: он скривил рот набок и закатил глаза к потолку.
- Я мог напутать. Я часто ошибаюсь. Времена, имена, все это слишком сложно для меня. Я даже читать не умею.
- Да ну,- ухмыльнулся констебль, - а вот некоторые видели тебя с книжкой в руках. Ты сидел и читал.
Садовник скорчил еще более отвратительную гримасу.
- Я притворяюсь. Я делаю вид, что умею читать.
- Твой официальный диагноз - легкая степень олигофрении, но сдается мне, парень, что ты куда умнее, чем хочешь показать. Как ты оказался в доме лордов Бруксби?
- Директор привёз меня туда, - оживился садовник, видимо обрадовавшись, что разговор отошёл от скользкой темы с подозрительно чистыми ботинками. - Посадил меня в свою машину и привёз.
- Директор интерната, в котором ты находился?
- Да. Он сказал что мне полезно будет пожить на природе, в хорошей семье. Работа садовник - хорошая работа. Цветочки, зелёные листики, бабочки летают.
- Но ведь ты раньше никогда не обучался садоводству.
- А что тут обучаться. Мне велели посадить цветы на клумбе - я и посадил.
- Сколько лет ты прожил в интернате?
- Много. Сколько себя помню. Раньше у нас был другой директор, а потом пришёл мистер Кеттеринг. Он хороший.
- Ты виделся с ним после переезда в имение Бруксби?
- Да, конечно, - беспечно начал садовник и вдруг замолчал. Лицо его исказилось очередной гримасой.
- Где и когда ты с ним виделся?
- Нет, я напутал. Я не видел его уже полгода, - ответил садовник так неуверенно, что и менее искушенный житейским опытом человек, чем констебль, понял бы: он лжёт.
Во время обыска в садовом домике констебль и его помощники нашли не только толстенный справочник ядовитых растений - именно его видела Элисон в руках у садовника, но и высушенные и измельченные в порошок листья в стеклянных банках. Экспертиза показала, что это вороний глаз - смертельно ядовитое растение. Симптомы отравления им - приступы головокружения, судороги, нарушение работы сердца вплоть до его остановки - были абсолютно идентичны тем, которые предшествовали смерти кухарки Дженет и старого лорда.
После шестичасового интенсивного допроса садовник сломался. Он признался во всём: в своей незаконной связи с директором Кеттерингом, в том, что поддавшись его наущениям, стал убийцей двух человек и едва не погубил третьего. Садовник показал участок в оранжерее, где он вырастил ядовитые растения. Смерть кухарки Джанет была репетицией: нужно было проверить, как подействует вороний глаз. Поскольку результат понравился Кеттерингу, следующим порошок из ядовитых листьев откушал старый лорд. К сэру Хьюго этот способ применить не решились. Если в случае с кухаркой и старым лордом вскрытие не проводилось, поскольку их смерть сочли вызванной естественными причинами, то сэр Хью был еще слишком молод и медики непременно провели бы аутопсию, а та бы показала, что причиной гибели стало отравление. Потому Кеттеринг приказал ему столкнуть лорда с лестницы.
- Это было непросто, - сознался садовник. - Я сильный, а он тяжелый, он начал кричать, собака завыла. Еле удалось.
- А почему ты не подождал, пока уедет дрессировщица собак?
- Кеттеринг велел торопиться. Он сказал, что имение должны скоро продать.
Томкинс с величайшим любопытством ждал допроса Кеттеринга, но пообщаться с организатором преступления ему так и не судилось. После ареста садовника директор интерната ударился в бега, добежал до Глазго, надеясь сесть там на корабль и уплыть за пределы страны, но передумал и повесился в номере третьеразрядной гостинице, поставив предсмертное письмо следующего содержания.
"Я, Джон Кеттеринг, прошу никого не винить в моей смерти. Она стала закономерным результатом моей жизни, в которой было много ошибок. Последнюю я совершил тогда, когда получил письмо, в котором неизвестный доброжелатель сообщил мне, что моим отцом был не скромный нотариус Энтони Кеттеринг, а Роджер Бруксби, младший сын старого лорда Бруксби. Он женился на моей матери без разрешения отца, а через год погиб в автокатастрофе, разбившись на мотоцикле. Когда моя мать, в ту пору беременная мною, пришла к лорду Бруксби, он её выгнал. Когда мне было 2 года, моя мать вышла замуж за Кеттеринга, и он меня усыновил, а когда мне было семь лет, она скончалась, и я на протяжении сорока с лишним лет не знал, кем на самом деле являюсь по происхождению. Письмо открыло мне глаза. Больше всего меня поразило, что я знал лично семейство Бруксби: они делали пожертвования на интернат, которым я заведовал. И отец, и сын были на редкость мерзкими, чванливыми, напыщенными идиотами, пропивавшими и проедавшими наследство. Моё наследство. К тому времени от фамильных сокровищ остался только особняк, да и тот скоро должен был пойти с молотка, и я решился действовать. Нет, я ни в чем не раскаиваюсь, кроме того, что вовлек в своё преступление этого несчастного полоумного. Мне надлежало всё сделать самому. Тогда бы я предъявил найденное мною в архивах документы - свидетельство о браке родителей и свидетельство о рождении, унаследовал бы особняк и сумел бы возродить его. Но судьба оказалась неблагосклонна ко мне, последнему из рода Бруксби. Я проиграл и ухожу. Прощайте".
- А знаете, что самое интересное? - закончил свой отчёт шерифу графства констебль. - То, что этот Кеттеринг действительно принадлежал к семейству Бруксби. Если был Бруксби умер, он был бы его прямым наследником.
- Да уж, запутанное дело, - согласился шериф. - Кстати, а как поживает сэр Хьюго?
- Пришёл в себя, но неизвестно, стоит ли этому радоваться. Врачи говорят, что ходить он уже не будет никогда, так и останется лежать. Леди Бруксби отвезла его в пансионат для тяжёлых больных на побережье, дескать, пусть подышит морским воздухом. Подозреваю, что он будет там долго: теперь-то он возразить ничего не может.
3
- Милая, милая, - Клэр прижалась лицом к груди Элисон, - я до сих пор не могу поверить своему счастью. Этот мужлан исчез из моей жизни, я полная хозяйка в доме, мы только вдвоём. И всё это благодаря тебе.
Элисон погладила ее по голове. Обе женщины лежали в постели, залитой золотым августовским солнцем, совершенно обнаженными, если не считать носков на ногах Элисон и жемчужного ожерелья на шее Клэр.
- Как ловко ты всё придумала, начиная с письма Кеттерингу! Ведь если бы не оно, он бы так и не узнал, что имеет права на имение.
- А кто нашёл в старых письмах сведения о браке Роджера? Разве не ты?
- Я, но мне бы и в голову не пришло всё это провернуть. Но как ты догадалась, что Кеттеринг решится на двойное убийство?
- Если честно, - зевнула Элисон, - я не знала, на что он решится. Он мог оказаться слабаком и вообще ничего не делать. Мог прийти к Хьюго и попытаться установить родственные отношения.... вот была бы потеха! Мог попытаться судиться с ним... в любом случае был бы конфликт, а это значит, что если бы кто-то... ха-ха, ты понимаешь, кто, прикончил бы Хьюго, этот Кеттеринг стал бы главным подозреваемым. Но он оказался столь любезным, что взял всю работу на себя, да еще таким хитроумным способом. Всё закончилось идеально: ты распоряжаешься всем имуществом, и в тоже время мы не взяли грех на душу. На нас нет ничьей крови: ни этого придурка, твоего свёкра, ни алкаша и садиста мужа, ни этой злобной старухи Дженет.
- Знаешь, мне кажется, что без них даже дом как-то омолодился и повеселел.
- Он и повеселеет, когда ты его отремонтируешь после получения страховки.
- И мы будем жить в нём только вдвоём.
- Да. Поцелуй меня ещё, ещё, я так по тебе соскучилась.