Аннотация: Людей издавна привлекала история зеркал, та таинственная, мифическая атмосфера, что их окутывает. Кто из нас не слышал легенд и домыслов о зазеркалье, о том, что на самом деле оно скрывает за собой?..
Есть истории, которые никогда не должны быть написаны. Есть истории, которые никогда не должны быть рассказаны. Они, умело притворяясь безобидными сказками, забавными домыслами, заманивают в свои сети, ведут по лабиринту нелепых предположений. И уж поверьте, всегда именно в нужный момент ловушка захлопывается.
Я нашел ту книгу в июне, ровно месяц спустя после смерти дядюшки Тэда. Его особняк, отошедший мне в наследство, являл собой превосходный образчик запустения. Около недели я разбирался с бумажной волокитой, после чего занялся новыми владениями всерьез. Так сложилось, что я не бывал в особняке с самого детства - несмотря на то, что я действительно любил дядюшку и мы с ним часто виделись, встречи эти, как правило, происходили в городе. И, надо признать, тот дом, что оставался в моей памяти, существенно отличался от того, что наличествовало в данный момент.
Нельзя сказать, что особняк находился в пригороде - это и раньше можно было утверждать лишь с изрядной натяжкой. Сейчас же, когда город существенно раздвинул свои границы, захватил несколько дорог, парочку парков и видоизменил часть старых кварталов, последним форпостом, стоящим между домом и городом, была маленькая аллея, ведущая от улочки, где доживала свой век самая первая, ну а ныне - самая архаичная аптека, прямо к кованым воротам особняка. Сразу же за воротами гостей - которых, впрочем, никогда не бывало много - встречал прекрасный ухоженный сад. Точнее, он был таковым в моей памяти. То, что сейчас буйствовало возле дома, давно уже забыло о прикосновениях садовых ножниц в уверенных и крепких руках садовника. Ну а об ухоженных тропинках и вовсе можно было только мечтать. Как я успел заметить еще в самый первый раз делая обход дома, местами лианы и плющ перешли в нападение, неспешно, но уверенно захватывая территорию дома, оплетая оконные рамы, пробираясь между неплотно пригнанными створками в нежилые помещения.
В самом особняке было пыльно. Пыль, кажется, была повсюду - в первые же минуты моего пребывания в доме я и сам пропитался этой пылью насквозь. Тяжелые портьеры, столы, кресла, дребезжащий клавесин... все было покрыто таким толстым слоем пыли, что даже цвета - и те угадывались с трудом. Полы рассохлись настолько, что, казалось, начинали скрипеть, еще когда я только собирался сделать шаг. И все зеркала в доме были тщательно укрыты дорогой тканью. Я знал об этой дядюшкиной причуде. По молодости он коллекционировал зеркала, чуть позже - распродал практически все свое собрание. Правда, от некоторых - как, например, высокое зеркало в раме из резной слоновой кости - дядюшка избавляться наотрез отказался. Не пожелал даже просто вывезти из особняка. Но, оставив зеркала на положенных им местах, дядюшка накрыл их и по возможности старался не трогать.
Разумеется, после того, как дядюшки не стало и особняк перешел в мое полное распоряжение, я - благо, это не было отдельно оговорено в завещании - постарался привести дом в порядок и придать зеркалам надлежащий вид. Прислуга, зная об отношении дядюшки к зеркалам, поначалу опасалась даже подходить к ним, предполагая, что на эти предметы наложено нечто вроде проклятия. Но, поскольку дядюшка никогда ни о чем подобном не распространялся, а также, поскольку совершенно ничего, что могло бы подтвердить подобные сплетни, не происходило, опасения довольно скоро сошли на нет.
Итак, несмотря на более чем обширный фронт работ, к июню дом был уже практически приведен в порядок. И тогда я приступил к самой сложной, но, вместе с тем, и самой интересной части работы. Старые бумаги, вещи, книги - все эти вещи дядюшка, не мудрствуя лукаво, отправлял на чердак. И именно разбор всего этого я так предвкушал. Дядюшка в свое время чем только ни увлекался, что только ни собирал - однако предметы его интереса, только надоев, оказывалось на чердаке. Разумеется, кроме совсем уж громоздких вещей. И зеркал - бог знает, почему.
Чердак был поистине огромен. И пыли в нем было, пожалуй, больше, чем во всех остальных помещениях вместе взятых. Поначалу я просто прошелся по чердаку, осматриваясь, теша себя волнительным ожиданием. Я ходил меж старых полок, на которых вперемешку с книгами стояли резные фигурки и какие-то странные камни. Нашел штатив с пробирками, в которых были неизвестные мне высохшие реактивы, обнаружил даже шотландскую волынку. Правда, последняя оказалась завалена грудой чего-то совсем уж непонятного, так что я пока оставил ее на месте. А потом мое внимание привлек дядюшкин стол. Помню, когда я совсем маленьким бывал пару раз в дядюшкином кабинете, я видел именно этот стол - высокий, широкий, красного дерева. В его верхней части было множество маленьких ящичков, закрывавшихся на ключ, там же были и полочка для бумаг с подставкой для чернильницы. Нижние же ящики на ключ не закрывались и были очень вместительными. Я как зачарованный подошел к этому столу. Ключей у меня, разумеется, не было, но при необходимости ящики все равно легко можно будет открыть. Я осторожно тронул ручку одного из верхних ящичков. Пожалуй, именно это чувство испытывает рыбак, когда сеть тянет руки вниз, словно попалась метровая рыбина, а на деле - в ней просто запутался морской мусор. Ящик оказался не заперт. Но - абсолютно пуст. Тогда я открыл следующий ящичек. Там лежал надорванный конверт, из которого выглядывал уголок бумаги с выцветшими чернилами. В графе "Отправитель" значилась Кларисса, дядюшкина младшая сестра, погибшая около десяти лет назад. Я вытащил письмо и отложил в сторону: его нужно обязательно взять с собой и просмотреть. Следующие ящики были либо пусты, либо заперты. Но в предпоследнем я нашел нечто, что с лихвой окупало предыдущие неудачи. Так я тогда подумал. Это была книга - небольшая, тонкая, в переплете из черной кожи. Металлические вставки на уголках были покрыты россыпью ржавых пятен. Серебряные буквы на обложке стерлись, но название еще вполне можно было разобрать. Я провел подушечками пальцев по оттиску и прочел: "Imago".
Разумеется, письмо тетушки Клариссы было отложено на неопределенный срок - все мои мысли отныне занимала эта книга. Откровенно говоря, я никогда не знал латынь по-настоящему хорошо - лишь на уровне воскресной школы и последующих лекций в университете. Но этого оказалось явно недостаточно, чтобы свободно читать. Мне то и дело приходилось обращаться к словарю, однако и он оказался не всесилен: части слов в нем не было вовсе, а предлагаемый перевод ряда необходимых выражений определенно был далек от смысла, заложенного автором. Удивительно, но мысль обратиться к специалисту, а лучше и вовсе заказать перевод книги - даже не пришла мне в голову. Мне хотелось разобраться самостоятельно. Задачу мою не делал легче и тот факт, что каждая вторая буква была написана так, словно являлась собственным зеркальным отражением.
Наконец, две недели спустя, книга была прочтена. И вот, что я из нее сумел понять. В тексте говорилось о зеркалах. Точнее, об их истинном предназначении, каковое, как водится, с течением времени оказалось забыто и подменено совершенно иным. Людей издавна привлекала история зеркал, та таинственная, мифическая атмосфера, что их окутывает. Кто из нас не слышал легенд и домыслов о зазеркалье, о том, что на самом деле оно скрывает за собой?.. Я читал книгу - и чувствовал, как страх пополам с предвкушением охватывают меня. Если верить этому тексту, зеркала были разработаны древними алхимиками одной из ушедших цивилизаций задолго до того, как их европейские собратья по ремеслу начали изучать свойства серебра и ртути в бесплодных поисках философского камня. Впоследствии, уже много позже, разработками первопроходцев в этой области воспользовались арабы, но то ли что-то не до конца поняли, то ли просто не пожелали принять во внимание один немаловажный момент: изначально зеркала планировалось использовать в военной сфере. Они разрабатывались как оружие. Каким образом намеревались превратить отражающие поверхности в инструмент для сражений - этого мне понять так и не удалось. Но одно я вынес совершенно точно: военный гений этого народа простирался гораздо дальше банального поджога вражеских галер посредством преломления солнечных лучей.
Возможно, эта история так бы и закончилось после того, как я прочел все, что сумел разобрать, если бы не дядюшка. Я чувствовал, нет, я был абсолютно уверен, что Тэд не удовлетворился прочитанным и попытался воспользоваться работой неведомых мастеров именно в том ключе, что и подразумевался изначально. Сложно сказать, что именно тогда двигало дядюшкой - тщеславие или же просто любопытство. Однако в определенный момент что-то все-таки произошло: Тэд либо достиг успеха, либо, напротив, потерпел сокрушительное поражение. Узнать правду я мог лишь в одном случае - я должен был сам пройти по его стопам.
Мы с дядюшкой во многом похожи - страстные, увлекающиеся натуры. Любопытные и, в какой-то мере, достаточно предсказуемые. Во всяком случае, вопросом, с чего начинать, я не задавался - все и так было предельно ясно. Избавившись практически ото всей своей огромной коллекции зеркал, дядюшка все же оставил при себе не меньше двух десятков - при том, что ему явно не доставляло удовольствия даже просто видеть их перед собой. Зачем же ему могло это понадобиться: он не сумел от них избавиться или же попросту не пожелал? По здравом размышлении, сам я склонялся ко второму варианту, ибо мне было известно и об еще одной слабости дядюшки - вести подробные дневники. А прятать что-либо, как известно, лучше всего при себе, на самом виду, там, где никому и в голову не придет искать - среди ряда точно таких же предметов. Итак, я начал с детального изучения зеркал, оставленных дядюшкой в доме. Ручные я сразу же отложил - спрятать в них что-либо, толще листа бумаги, было проблематично - а вот все остальное подверглось всестороннему, более чем тщательному осмотру.
Надо признать, старания мои увенчались успехом. Как выяснилось, дядюшка оказался очень осторожен - он не просто спрятал дневник в потайной нише одного из зеркал, он еще и разделил его перед этим на несколько частей, перемешав предварительно листы. Я удивился подобным мерам предосторожности: если дядюшка не хотел, чтобы его записи прочли, не проще ли было вовсе их уничтожить? Впрочем, меня это все не остановило. Я кропотливо собрал все страницы - благо, они оказались заботливо пронумерованы - и начал разбирать записи, попутно воплощая в жизнь то, что было в них зафиксировано.
Я не стану приводить здесь ни выдержек из дядюшкиного дневника, ни описаний моей по нему работы - исключительно из опасения, что может возникнуть ситуация, схожая с моей. Дядюшка великолепно знал латынь, полагаю, он сумел бы в случае необходимости объясниться и с носителем языка, буде таковой нашелся в наши дни. Его дневник включал в себя краткий обзор того, что я уже успел прочесть в "Imago", и, кроме того, размышления дядюшки по этому поводу, вдумчивый разбор не слишком ясных даже ему фрагментов. Помимо этого в одном из запертых ящиков дядюшкиного стола - того, что стоял на чердаке - я обнаружил еще одно зеркало. Маленькое, с резной рукоятью, на первый взгляд оно показалось мне не стоящим внимания. Однако я ошибся: до сих пор лишь счастливой случайностью могу я объяснить тот факт, что заметил странную неровность на резной рукояти. Как выяснилось, резьба не была на рукояти зеркала изначально - этот элемент декора был наложен много позже и, вероятнее всего, по заказу дядюшки. Ибо, сняв резную деталь, я нашел под ней два тонких, сложенных втрое листа, на которых были вычерчены несколько схем и таблица.
Дальнейшая работа протекала достаточно непринужденно: практически все необходимые материалы - кстати говоря, собранные еще дядюшкой - нашлись прямо в доме. А то, что ход исследования был расписан едва ли не поминутно, позволило избежать ряда досаднейших ошибок, которые непременно имели бы место быть, начни я действовать самостоятельно. Но вот настал заветный день - день, особо отмеченный в дядюшкином дневнике как тот, в который Тэд воочию убедился, что его труды начинают приносить успех.
В день, когда я должен был прийти к тому же результату, что и дядюшка, я с самого утра чувствовал какое-то странное томление. Я метался по комнате, не в силах усидеть на одном месте. Я листал документы - и не мог сосредоточиться на написанном в них тексте. Более того, я попросту вообще ничем не мог заниматься: все буквально валилось у меня из рук. И я смирился - в ожидании вечера, того самого вечера, когда должна была завершиться первая фаза нашего совместного с дядюшкой - пусть я и всего лишь шел по его следам - эксперимента, я просто бесцельно бродил по особняку и саду.
Следуя почерпнутым в дневнике указаниям, я расположил в одной из комнат дома - той, где окна выходили на юго-запад - зеркало. Здесь считаю необходимым отметить, что зеркало в данном случае подходило не любое - в обнаруженных мною в рукояти ручного зеркальца листках на схемах, помимо прочего, были расписаны параметры и характеристики, коим оно должно соответствовать. Не стану уточнять, как именно оно должно было выглядеть, скажу только, что оно нашлось среди тех, что были оставлены в особняке. Итак, время близилось к полуночи; я стоял и, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, ожидал, когда же в окно заглянет луна.
Ну а когда звезды заняли нужное положение и лунный свет отразился от поверхности зеркала, я едва слышно вздохнул - любопытство уже совсем одолело меня - и жадно подался вперед. Я буквально впился взглядом в отражающую поверхность, ожидая увидеть... Не знаю даже, что именно я рассчитывал там увидеть, однако чего я точно не ожидал - так это узреть свое собственное отражение. Пару мгновений я взирал на себя самого. Я решил, что дядюшкин эксперимент, как и мой, завершился полным фиаско, что и послужило для Тэда поводом избавиться от зеркал вовсе, чтобы ничто не напоминало об обидной неудаче. Затем я разочарованно отвернулся. Вернее, попытался это сделать. К ужасу своему я обнаружил, что не могу отвести взгляд от собственного отражения. Я дернулся. Но остался недвижим. Закричал - но это произошло лишь в моем воображении. Я бился в истерике, паниковал - в душе - в то время как тело мое продолжало с любопытством смотреть в зеркало. Признаю, это было пострашнее чудовищ. Чудовищ можно увидеть наяву. Но сейчас... я попросту не знал, что меня держит, чего именно я боюсь, от чего мне отчаянно хочется бежать и спасаться. Дернувшись в последний раз, я замер, обреченно принимая свое положение. И посмотрел в зеркало - прямо в глаза отражению.
Ответный взгляд, взгляд отражения - полно, да отражения ли? - гипнотизировал, притягивал. Я потянулся к гладкой поверхности рукой и, коснувшись зеркала, провел рукой по скуле того, кто находился сейчас напротив меня. Я был словно заворожен. Однако холод, исходивший от зеркала, отрезвил меня. И, приходя в чувство, я еще раз рванулся, одновременно отталкивая зеркало от себя. Невероятно, однако, едва лишь только лунный свет перестал серебрить отражающую поверхность, наваждение схлынуло. Зеркало отпустило меня, но - я чувствовал, я точно знал это - не полностью. Частичка меня, моей души, осталась заключена там.
Впоследствии я понял, почему дядюшка Тэд избегал зеркал. Едва только я оказывался рядом с ними, я начинал ощущать странное притяжение. И то, что я потерял, щемящей болью отдавалось в области сердца. Сейчас в доме - том самом особняке, что я получил в наследство - как и при дядюшке, практически нет зеркал. А "Imago" надежно упрятана в недра стола. Признаться, я так и не нашел в себе сил уничтожить ни саму книгу, ни все наши наработки по ней. Возможно, на страницах старого тома хранится разгадка, как вернуть себе утерянное. Увы, сам я ответов так и не нашел - впрочем, вероятно, все дело в том, что я действительно недостаточно хорошо знаю латынь.