Женские глаза. Огромные, прозрачно-синие. Они внимательно следят за вами из-за длинных ресниц. Но вот глаза начинают отдаляться, становясь уже просто частью миловидного лица, окруженного ажурной, желтого цвета рамкой. Внезапно изображение наклоняется: то, что было похоже на портрет, оказывается большим ручным зеркалом.
Опустившись, зеркало открыло взгляду просторный светлый зал: стекло, пластик и, главное, картины, картины... Посетителей не много, но и не мало, как раз столько, чтобы тот, чьи произведения находятся здесь, чувствовал себя спокойно и уверенно.
Инга, блондинка с пушистым ежиком волос, та, что была в зеркале, взглядом ищет кого-то. Среди посетителей выставки с фотоаппаратом в руках бродит молодой американец. Конечно, американец: их всегда узнаешь по особенному лоску. Вот он подошел к узкому длинному полотну с пейзажем: синее в облаках небо удивительно похоже на лицо женщины, нависшее над землей, но не земля это вовсе, а другое женское лицо, опрокинутое в небо. Остров Лесбос называется эта картина.
Шутливо прикрываясь зеркалом, словно веером, устремляется Инга в угол галереи, к стеклянному кубу, сквозь оптический обман которого проступает изломанная фигура. Быстро и незаметно обойти куб, подкрасться сзади и прикрыть ей ладонями глаза, пока она не заметила. Но теперь зеркало мешает. Хорошо, положить его на пол. Так, отлично, поближе к кубу, чтоб никто не наступил. Теперь пора.
Подбежав к жертве, Инга ловко закрывает ей глаза. Девушка откидывается назад, и Инга едва успевает ее подхватить.
- Господи, Кристина, ты же могла упасть,- быстро шепчет она.
- Ну, кто кого напугал,- смеется в ответ Кристина. Она пытается выскользнуть из рук Инги. Чуть угловатые, как у подростка, движения очаровательны. Каре идеально подходит ее волосам, черным, блестящим.
- Спряталась от восторженных поклонников?- шутит Инга, поправляя ей волнистый воротничок костюма.
- Ну, что ты,- скромничает Кристина,- какие поклонники, я думаю, они не дождутся, когда можно будет ускользнуть, не нарушая приличий. В конце концов, какой из меня художник, едва ли я стану им.- Она притворно вздыхает.
Инга скрещивает руки и демонстративно отступает к кубу.
Так, пожалуй, она задела за живое: глаза подруги сужаются, неловкость движений исчезает, а сама она становится похожа на древнюю богиню, вот только туники не хватает, да прическа явно не греческая. В такие минуты Инга отчетливо ощущает исходящую от Кристины пленительную силу. Когда-то она поддалась ей и с тех пор не жалеет об этом.
- Ах, посредственный талант,- наступает Кристина,- в таком случае ты уволена, я найду другого агента, можешь быть уверена: он сумеет по достоинству оценить мои работы.
Так хорошо разыгранная сцена рушится по вине Кристины: не удержавшись, она фыркает и закрывает лицо ладонями, продолжая смеяться.
- Ты все испортила,- нежный голос Инги едва слышен, но Кристина улавливает в нем еще что-то кроме нежности. Она опускает руки и внимательно смотрит на подругу.
- Скоро закончим,- угадав вопрос, отвечает Кристина. Коснувшись пальцами лба Инги, она устремляется в другой конец галереи: похоже, та маленькая группа, что размахивает руками возле помеси лошади и арфы говорит о Сальваторе Дали. Скорее туда, не дай бог, сочтут подражательницей. Но что это хрустнуло за спиной? Господи, Инга, что она делает? Кристина подошла к подруге, склонившейся над треснувшим зеркалом.
Тревожное лицо Инги расколото на множество составляющих. Она собирает с пола зеркальные кусочки и спешно прижимает к себе.
- Не смотри,- говорит она,- плохая примета - смотреться в разбитое зеркало.
- Глупая, веришь в эту чепуху,- успокаивает ее Кристина,- перестань, пошли, нужно поговорить вон с теми умниками.- Взяв Ингу за локоть, тянет ее за собой.
Огромное серое полотно может поспорить своими размерами с кроватью, раскинувшейся возле стены. Желтые блестящие покрывала, словно расплавленное золото, повторяют контуры фигуры, полностью скрывая ее.
В углу, возле панорамного окна, замер спортивный мотоцикл, возле него под тяжелой красной накидкой проступают очертания мольберта. Если заглянуть за мольберт, можно увидеть большое глубокое кресло, в котором курит Кристина. В одной руке сигарета, в другой - мраморная воительница с изогнутым луком. Кристина поднимает руку: мягкий свет закатного солнца окрашивает белую фигурку в темно-оранжевые тона. Статуэтка опускается на маленький стеклянный столик, и на полотне появляется женская тень в натуральную величину.
Вот Кристина поднимается с кресла, открывая нашему взгляду его рисунок: пальма на песчаном берегу. За креслом притаился изящный женский рюкзак. Однако где же Кристина?
Голова Инги покоится на ее коленях. Сама же Кристина сидит на кровати, пальцы перебирают пушистые волосы подруги. Желтое покрывало соскользнуло с тела Инги и задержалось на бедрах. Мягкий шелк сложился так причудливо, что, если посмотреть сверху, похож на распахнутую тунику. Вот Инга садится, протягивает руку, и белая рубашка Кристины падает на пол. Оранжевый диск уже стал красным, и на его фоне обнаженные силуэты женщин выглядят очень эффектно.
На полотне, словно на киноэкране, три тени: одна неподвижна, сжимает в руках лук, другие две, сливаясь, медленно опускаются.
Приятный женский голос вещает в полной темноте: Переход, тоннель между жизнью и смертью, или, если вам будет угодно, между жизнью и жизнью. Что мы знаем об этом, кроме немногочисленных свидетельств тех, кто пережил клиническую смерть?...
Появляется свет. Разгораясь, он превращается в продолговатую матовую лампу. Отодвинемся дальше, чтобы лучше рассмотреть ее: теперь она часть потолка. Медленно движемся назад: взгляду открываются ряды кресел и иллюминаторы, мы в самолете. В полупустом салоне большая часть пассажиров уснула. Спит и Кристина, но может быть, она просто закрыла глаза, потому что тело ее напряжено, а пальцы сжаты.
Голос звучит непрерывно: ...можем ли мы относиться с доверием к рассказам этих людей? Что движет ими? Искреннее убеждение в достоверности пережитого... или попытка привлечь к себе внимание? Многие из них уверены, что их душа пережила некую трансформацию, прежде чем вернуться в тело.
Пройдя вдоль кресел, мы очутились в крохотном коридоре между салонами. Кристина открывает глаза, мы находимся прямо на пути ее отрешенного взгляда. О чем размышляет она? А может, ее сознание занято воспоминаниями?
Откуда-то сбоку появляется стюардесса. Короткий взмах ее рук - и тяжелые красные шторы скрывают от нас салон и Кристину.
Голос продолжает: Доказывает ли все это существование Бога или его отсутствие? В последнем случае...
... не движут ли нами слепые силы природы?- Девушка в брюках и короткой кофте, усмехнувшись, поправляет очки и опирается руками на стул. В помещении музея ее голос звучит на редкость таинственно.- Но это слишком скучная версия, мы не будем останавливаться на ней. В следующий раз мы попытаемся разобраться, что об этом думали древние греки.
Она кончила говорить и теперь внимательно обводит взглядом своих слушателей, аккуратно разместившихся среди античных скульптур. Несколько человек старательно записывают, на одном из стульев сидит молоденькая девушка с длинными светлыми волосами. Она напряженно молчит, переваривая услышанное. На мгновение все замирают.
В тишину музея врывается громкий голос: стоп, снято!
Довольная физиономия толстяка замелькала между актерами.
- Перерыв двадцать минут. Все свободны, Элизабет и Джилл тоже.
Сняв крохотную, не по размерам головы кепку и осторожно огибая скульптуры, он пробирается к стулу, возле которого стоит Элизабет, все еще опираясь руками на спинку.
В зале остались три человека: толстяк, Элизабет и светловолосая девушка.
- Что скажешь, Саймон,- Элизабет села на стул, взяла бутылку с минеральной водой и сделала глоток.
Саймон присел возле нее на пол.- Хорошо, Лиз, очень хорошо, впрочем, нет, отлично!- он скрестил руки и кивнул.
Однако Элизабет знала, что Саймон мыслями уже в следующей сцене, поэтому мнение режиссера следовало подкрепить.
- А ты что думаешь, Джилл?- громко спросила она. Девушка запустила руку в волосы и пожевала губы.
- В прошлый раз ты была убедительнее, хотя и сегодня неплохо.- Она поднялась со стула и подошла к Элизабет.- По крайней мере, я тебе поверила,- Джилл улыбнулась.
- Эй, слышишь, что говорит моя сестренка?- Элизабет толкнула в бок отсутствующего Саймона.
- Да ладно вам, крошки,- отмахнулся от них толстяк,- проваливайте отсюда, мне нужно подумать.
Рассмеявшись, Элизабет сунула ему в руки бутылку, хлопнула его по плечу, и они с сестрой вышли из зала.
Яркое солнце залило панорамное окно. Кажется, еще немного, и стекло не выдержит: белый, с легкой примесью желтого, свет расплавит его, чтобы и легкая, почти не видимая преграда не стояла у него на пути.
В студии ничего не изменилось после отъезда Кристины: полотно у стены, все тот же закрытый красным мольберт, кресло да столик с мраморной амазонкой. Только желтые покрывала не таят под собой женское тело, да на месте мотоцикла черно-желтый шлем, похожий на распухшее брюшко осы.
В видоискателе фотоаппарата многолюдная шумная улица выглядит зловеще. Трудно понять, почему: может быть, причина в солнце, которое перед тем, как окончательно опуститься за рваную кромку города, решило спрятаться в плотной свинцово-красной туче, а, может быть, в мастерстве того, чьими глазами мы сейчас видим улицу, плотный, темный поток на тротуаре и дорогу, с автомобилями. Интересно, кто этот фотограф?
Пройдем немного вперед и обернемся. Лицо человека скрыто фотоаппаратом. Подождем, когда он опустит камеру. Ну, вот, теперь он повесил ее на плечо, и мы узнаем американца, что бродил по выставке Кристины. Он надевает большие темные очки, явно лишние в это время суток, и, повернувшись к нам спиной, идет к подземному переходу. Вероятно, он направляется на другую сторону улицы.
Ритм дорожного движения на минуту ослабевает, из длинной светящейся ленты машин выделяется горящая точка. Она быстро огибает автомобили и, не снижая скорости, приближается к нам. Уже различим корпус спортивного мотоцикла и женская фигура, пригнувшаяся к рулю.
Американец шагнул на ведущие вниз ступени, когда раздался звонкий удар и за ним протяжный скрежет металла по асфальту.
На дороге образовалась пробка: несколько машин развернуто почти боком. Возле большого джипа, что ткнулся носом в тротуар, никого нет, зато чуть дальше быстро собирается толпа. Сквозь нее не проникнуть, и нам придется заглянуть сверху, чтобы увидеть, как под головой Инги растекается густой краской темная лужица. Глаза девушки открыты, словно она не прекращает следить за дорогой. Самое ужасное и удивительное в том, что Инга не отпустила руль, так и оставшись в седле. Тело ее сохранило динамику движения. Если поднять горизонтальную плоскость дороги, создастся иллюзия, что Инга продолжает мчаться, только вот кровь выдает действительность.
Похоже, кто-то из особенно любопытных пробивается в центр трагедии. Вот он растолкал ближних людей и ворвался в круг к мотоциклу. Неужели? Да, это наш американец, в руках его фотоаппарат, вероятно, он настроил камеру еще протискиваясь сюда, так как без промедления делает несколько снимков. Движения его быстрые, точные, выдающие профессионала.
Кристина сидит на полу, прижимая плечом к уху трубку телефона, руки двигаются нервно, и сигарета застревает в пачке. Наконец, ей удается закурить, и она снова набирает номер.
Небольшое помещение, похоже, студия: в центре комнаты расположился мольберт с пустым загрунтованным холстом. Везде разбросаны кисти, тюбики, баночки краски, тряпочки в цветных пятнах, подрамники. Несколько холстов приютились у стены. На полу раскинулся широкий, судя по виду, очень дорогой матрас. Окно студии занимает всю западную стену. Сейчас день, солнце повисло где-то высоко в небе, и у пальм, растущих под окном, короткие тени.
Океан притягивает взгляд, теперь мы видим, что самое главное в заоконном пейзаже, это синий, с зеленым оттенком, бесконечный цвет. Океан перестраивает все чувства и мысли, заполняет каждую клеточку тела, и любое движение жизни неразрывно связано с ним.
Сколько прошло времени с тех пор, как мы были здесь? Вероятно, не много, потому что холст почти не тронут. В редких коротких мазках лишь угадывается женское лицо.
Кристина все так же сидит на полу, сжимая трубку телефона, в пепельнице догорает сигарета.
Все та же картина, только мазков на холсте чуть больше, и сквозь них проступает лицо Инги.
- Сара, посмотри, что я нашла!- Маргарет подкинула на ладони прозрачный желтый камешек.
- Мэг, что ты говоришь, я ничего не слышу?!- смеется Сара.
Кромка берега, по которой они бродят, скрывается в длинных волнах. Волны совсем не большие и тихие, но Сара ушла слишком далеко, чтобы расслышать Маргарет. Она бежит к ней, хлюпая кроссовками по воде. Мэг хитрая: ее туфли остались далеко на берегу, и выглядит она очень комично в строгом костюме и босиком.
Поднеся камешек к глазу, Маргарет наблюдает за Сарой: в желто-прозрачном кусочке навстречу ей движется непонятное существо, его форма постоянно меняется, контуры и линии тела вытянуты, искажены.
- Это же янтарь, Мэгги, где ты его взяла?- Сара протягивает руку, и желтый комочек подает ей в ладонь.
- Представь себе, нашла в песке,- стараясь выглядеть убедительно и не рассмеяться, Маргарет пожимает плечами.- Вероятно, вынесло волной.
- Брось, Мэг, здесь нет янтаря,- Сара упирается рукой в бок и с укором смотрит на нее, улыбается и подбрасывает янтарь вверх. Пока желтая капля падает, они норовят оттолкнуть друг друга. Но вот Сара делает ловкое движение рукой - и пальцы сжимают добычу. Она рассматривает прозрачную внутренность камня в лучах закатного солнца.
- Здесь какое-то насекомое,- Сара опустилась на песок, вытащила из кармана рубашки очки и принялась изучать янтарь. Маргарет аккуратно присела рядом, прищурилась.
- Похоже на личинку,- сказала она.
- Или на гусеницу,- задумчиво произнесла Сара, поворачивая камешек.- Возможно, из нее должна была появиться бабочка, но природа распорядилась по-своему.
- Доисторический мотылек,- улыбнулась Маргарет.- Древние греки верили, что души умерших вселяются в бабочек. Может быть, перед нами одна из таких душ, так и не обретшая конечный покой.
Сара рассмеялась и сунула янтарь в карман вместе с очками.- Обязательно включу эту мысль в работу, а ты выступишь соавтором.
Поднявшись, она протянула подруге руку.
Они пошли кромкой берега, у самой воды.
- ...так вот,- говорит Сара,- ты натолкнула меня на интересную мысль. Клиническое состояние вызывает видение некоего коридора, сквозь который душа проходит в иное бытие. Меня не интересует, насколько это соответствует истине о существовании жизни после смерти, я хочу доказать, что в древнегреческих мифах о царстве Аида отражен клинический феномен.
- По-твоему,- подняла палец Маргарет,- такие мифы ни что иное, как художественная обработка рассказов тех, кто перенес кратковременную смерть?
- Что-то вроде этого,- кивает Сара.- Например, миф о Хароне. Он перевозит души умерших по реке Ахеронт в царство мертвых. Очень прозрачная аналогия коридору, не находишь?
Маргарет поправила волосы.- Возможно, Сара, возможно. Продолжай работать, идея очень интересная. Я уверена: у тебя получится.
Сара улыбается.- Ну, конечно, получится, Мэг, ведь это так ясно и понятно. Смотри.- Янтарь вновь лежит на ее ладони.- Вот гусеница, которая должна была стать бабочкой, но не стала. Ее переход не получился, и назад вернуться она не может; случай остановил ее развитие, но он подарил ей и бессмертие,- Сара сжала янтарь,- без этого кусочка смолы, превратившего жизнь в искусство, что осталось бы от нее?
Она торжественно подняла руку.
- Миф - это кусочек янтаря, в котором застыла сама жизнь.
Солнце уже коснулось океана, его красные блики колыхались вдали, на поверхности воды, песок был окрашен в бардовые тона; лишь в одном месте, где стояли две девушки, выделялось яркое пятно. Вокруг него суетились люди, двигалась кинокамера, микрофоны, поворачивались осветительные приборы, и над всем этим в кресле операторского крана размахивал руками толстый человечек в кепке.
- Привет, Джилл,- сияющая Элизабет шагнула в комнату,- чем занимаешься, сестричка?- Джилл взяла со столика кипу листов и бросила обратно.
- Повторяю завтрашний текст,- она вздохнула,- а ты, конечно, развлекаешься?
- Брось, зануда,- усмехнулась Элизабет,- все идет отлично, осталось лишь несколько дней, и Саймон заверезжит от удовольствия: в мыслях он уже получил Оскара.
Опустившись на диван, она прижала к себе черно-желтую круглую подушку.
- Вчера на эту сцену с янтарем у нас ушла куча дублей,- усмехнулась Сара. Она бухнулась в кресло, вытянутые ноги скрестились.- Пленкой, что пошла коту под хвост, можно несколько раз обернуть экватор.
- Ну, это не твоя забота, сестричка,- протянула Элизабет,- ты прекрасно справляешься со своим делом, остальное пусть волнует Саймона.
- Ты права,- сделала неопределенный жест Сара,- в конце концов, это ваши с ним деньги, а не мои.
Элизабет швырнула подушку в Сару, та ловко поймала ее и запустила обратно. Ее сестра повалилась на пол, сраженная метким броском. Издав мяукающий звук, она замахала руками, тело ее начало подергиваться. Это было так талантливо и смешно, что Сара, хохоча, сползла с кресла. Откинув волосы, она перевела дух, остановив приступ смеха.
- Эй, Лиз,- проговорила она,- в тебе пропадает великий комик, может, стоит над этим подумать?
Элизабет поднялась с пола и поправила прическу.- Чуть не забыла,- она скорчила сестре рожицу,- Рик вернулся. Сегодня выставка. Я специально заехала за тобой, его очень интересует, что ты скажешь,- Элизабет посмотрела на часы,- если поторопишься, успеем к шампанскому.
- Стоп,- подняла обе руки Джилл.- Во-первых, я не собиралась сегодня никуда ехать, во-вторых, то, что делает твой приятель, я считаю барахлом, в-третьих, с каких это пор Рика беспокоит мое мнение?
- Перестань, Джилл,- надув губы, Элизабет села на подлокотник кресла,- Рик отличный фотограф, а это главное; согласна, все эти фотографии...
- Рик делает деньги на смерти,- вставая, перебила ее Джилл,- от него и воняет смертью на десять миль. Когда вы вместе, его спасают только твои духи, иначе люди ходили бы зажав носы.
- Фу, Джилл, до чего ты вредная,- скривилась Элизабет.- Все вокруг зарабатывают, как могут, причем здесь какая-то дурацкая этика...
- Да, этика не причем,- снова перебила она,- только мне противно смотреть на все эти разбитые, распухшие, синие, красные и черт знает какие лица мертвецов. Стоит только кому-то погибнуть, как твой дорогой Рик тут как тут.- Джилл изобразила фотографа с камерой.- Ах, мистер такой-то, какая удачная поза, как художественно вытек ваш глаз, лежите смирно, щелк, щелк, спасибо, мистер, ваша исковерканная рожа станет шедевром моей коллекции, благодарю за внимание.- Она скривилась и сунула в рот два пальца.
- Полное дерьмо.
Налив в бокал минеральной воды, Джилл отошла к окну.
Полностью уничтоженная Элизабет только махнула рукой.
- В таком случае я поеду одна. Думаю, Рику не понравится то, что ты здесь только что изобразила.- Она подошла к Джилл и взяла ее руку.
- Ладно, не обращай внимания,- смягчилась та, пожимая в ответ плечами,- передавай ему привет. Кстати, как называется это безобразие, я что-то забыла?
Улыбнувшись, Джилл ткнула ее пальцем.- Скажи ему, чтоб он лопнул.
- До завтра, сестричка!- Элизабет была уже за дверью.
Джилл посмотрела в окно: в наступающем сумраке красный Ягуар сестры показался ей черным. Покачав головой и вздохнув, она снова принялась за сценарий.
За линией бесконечных пальм, через тротуар, синий потусторонний свет вырисовывает большую черно-белую фотографию: огромная бабочка с женским лицом, широко распахнутые мертвые глаза следят за тротуаром, где двигаются люди. Холодная синева манит за собой, отодвигаясь, сжимаясь вглубь стены с фотографией. В зеркальной двери отражена противоположная сторона улицы. Иногда изображение разламывается на части, пропуская внутрь очередного посетителя.
Если успеть шагнуть за одним из них, можно попасть в коридор. Его сумрак слегка подкрашен тем же светом, что и фотография.
Пройдя дальше, посетитель поворачивает в сторону, открывая нашему взгляду широкий зал с низким потолком. Темный мягкий настил пола делает шаги неслышными, наверное, и стены покрыты чем-то подобным, так как люди, словно призраки, двигаются совершенно бесшумно. Лишь изредка тихие глухие голоса нарушают траурное безмолвие. Синий свет обосновался и здесь. Власть его глубоких теней настолько велика, что мы сначала не замечаем видимого: все стены заняты черно-белыми фотографиями.
Перевернутые машины с телами внутри, раздавленные в метро пассажиры, обгоревшие на пожаре лица, лица без глаз, ушей, носов, лица мужчин, детей, женщин. Фотографии, вероятно, сделаны в разных странах, но смерть стерла национальности. Отдельные части тела словно живут на снимках самостоятельной жизнью. Взгляд невольно замечает множество подробностей. Новые и новые детали завораживают своей откровенностью, хочется закрыть глаза, уйти от кошмара, но оторваться от мертвых трудно.
Посреди зала, спиной к входу, стоит с бокалом шампанского Рик. Он беседует с пожилым мужчиной, седые пряди которого стянуты в косичку. Слов не разобрать, однако разговор увлек его, поэтому Рик не обратил внимания на вошедшую девушку. Ее волосы сразу приняли иссиня-черный оттенок, темная курточка и брюки слились с цветом комнаты.
Словно сомнамбула прошла она вдоль стен, скользя взглядом по фотографиям.
Остановившись, она медленно поворачивается к широкому фотоснимку, на котором молодая женщина пригнулась к корпусу спортивного мотоцикла, крепко сжав руль. За коротким ежиком светлых волос, словно в воздухе расплылось темное пятно.
Рик уже успел допить шампанское, когда в глухую тишину выставки врезался, нарушая все законы акустики, высокий звенящий голос.
- Нет!
Вздрогнув, Рик быстро обернулся и успел заметить выбегающую из синего сумрака женщину, зазвенела распахнутая зеркальная дверь, и воцарилась абсолютная тишина, которую через несколько секунд сменило тревожное гудение голосов.
- Все в порядке,- Рик успокоительно поднял руку,- просто попалась слишком нервная натура.- Он заставил себя усмехнуться.- В следующий раз вывешу табличку: психопаты не допускаются.
В ответ послышался смех, и в помещении опять стало спокойно и тихо.
Рик еще раз посмотрел на вход и обратился к собеседнику.- Мартин, у нее черные волосы, прическа каре?
- Вообще-то, я не успел ее рассмотреть, но, по-моему, да. Она кричала по-русски. Ты знаком с ней?
Рик задумчиво потер пальцем переносицу, махнул рукой.- Не бери в голову, просто показалось.
Кристина бежала по краю тротуара, едва не врезаясь в пальмы. Редкие прохожие, сторонясь, тревожно смотрели на нее. Солнце уже успело скрыться в океане, уступив место большой, соломенного цвета луне.
На редкость зловеще выглядит на фоне полнолуния черная фигура, стремительно бегущая по газонам с короткой травой, разрезанным узкими асфальтовыми дорожками. Двойной ряд высоких пальм охватывает трассу. За ней начинается пляж.
Кристина бежит вдоль пальм. Вскоре они поворачивают направо, и теперь луна оказывается впереди. Она останавливается и, задыхаясь, выпрямляется перед ней, словно бросая вызов. Громкие толчки сердца отдаются в ушах, перекрывая все звуки. По щекам ее текут слезы, и яркий круг слепит глаза, поэтому Кристина не слышит и не видит слабую точку света, которая, разгораясь, быстро приближается к ней по дороге. Позади океан, и Кристина бросается к нему, успев удивиться, почему луна, оставшись за спиной, продолжает слепить глаза, и в тот момент, когда она понимает, что этот яркий свет вовсе не лунный, раздается визг колес, ослепительное сияние начинает заваливаться в сторону, и оглушающий грохот обрывает световой поток.
Кристина не видела, как подъехала полиция и врачи, как вытаскивали тело Элизабет из Ягуара, врезавшегося в пальму, треснутый ствол которой тяжело склонился над дорогой, как бившаяся в истерике Джилл пыталась вцепиться в Рика, примчавшегося с фотоаппаратом прямо с выставки.
Кристина лежала на матрасе, обхватив себя руками и подогнув ноги. В студии было темно, лишь сквозь плотную ткань портьер проступало пятно утренней луны. Так она лежала, и когда портьеры горели золотистым светом дневного солнца, и когда вновь наступила ночь.
- Джилл, расстреляй меня, подай в суд, я прекрасно понимаю тебя, но мы не можем продолжать. Еще несколько дней съемки, а мы лишились главной героини, ты требуешь от меня невозможного!- Саймон швырнул кепку в стену и бухнулся на диван.
Посреди комнаты стоит Джилл, волосы ее в беспорядке спутались, тяжело дыша, она смотрит на Саймона.
- Нет, Саймон, ты не понимаешь! Если бы ты мог понять, ты сделал бы это. Я не прошу тебя о невозможном, дай только мне шанс, я смонтирую фильм из того, что у нас есть. Клянусь, я справлюсь! Что ты теряешь? Максимум, свою долю, а я предлагаю тебе сделать картину, разве не этого мы хотели, или ты жалеешь о тех задницах, что ты так старательно вылизывал все это время, надеясь получить Оскара, который теперь достанется другому?
- Придержи свой язык, Джилл,- беззлобно сказал Саймон.- Это не твое дело, у тебя все равно ничего не получится, даже если я соглашусь, представь себе реакцию остальных: безутешная актриса пытается соорудить памятник своей сестре, прости, Джилл, но это так. Все, на что ты можешь реально рассчитывать, это общественное сочувствие, но на нем фильм не сделаешь.
Джилл подошла вплотную к толстяку и ткнула в него пальцем.
- Ты забыл, Саймон, что сценарий написала именно я? Ты первый наделал в штаны от восторга, прочтя его.
- Джилл,- устало проговорил режиссер, сгорбившись на диване,- сценарий это одно, монтаж - совершенно другое. У тебя нет опыта.
Вздохнув, Джилл опустилась на пол и посмотрела Саймону в глаза.- Так дай мне возможность получить его. Хотя бы ради Элизабет.
Саймон выпрямился, провел ладонью по коротким волосам и поднялся с дивана. Подойдя к окну, он сунул руки в карманы брюк.
- Тебе потребуются копии, фонограммы, фотографии ключевых моментов и куча всего остального, черт возьми.- Он повернулся к девушке.
Она вскочила с пола и подошла к Саймону.- Спасибо, я знала, что ты сделаешь это,- прошептала Джилл. Заплакав, она сжала ему руку.
- Мы были не только партнерами, но и друзьями, не забывай об этом... и потом... у тебя действительно может получиться, ты талантлива, детка.- Саймон замотал головой, стараясь скрыть подступающие слезы. Шагнув к двери, он поднял кепку, прокашлялся и, не оборачиваясь, вытянул вверх руку.- Завтра в десять в монтажной, и попрошу без опозданий, вам ясно, мисс?
Гул океана мощный и ритмичный. Кристина босиком идет по темной кромке песка. Легкая красная рубашка развевается, открывая шорты и ноги. Ступни покрываются морской пеной, когда очередная волна бросается к ней.
Шагнув дальше от воды, Кристина продолжает идти, и через некоторое время оставляет за собой ряд уходящих в перспективу следов на гладком, как кинополотно, песке. Она словно на пустынной планете, где нет ничего, только низко висящее оранжево-красное солнце, сумрачный океан и бесконечный песок, по которому сбоку движется ее длинная узкая тень. Кажется, что так она будет идти вечно, пока существует вселенная.
Вот она замирает и смотрит вниз, мы видим возле ее ног черно-белую фотографию. Кристина поднимает ее, разглядывает и идет дальше. Следующий фотоснимок вновь заставляет ее остановиться. Мы продолжаем медленно двигаться, и нашему взгляду открывается бесконечная лента фотографий, она может поспорить своей протяженностью со следами, оставленными на песке Кристиной.
Черно-белая дорожка ткнулась в бедро сидящей на песке девушки. Склонив голову, она перекладывает подрагивающие на ветру гибкие снимки, пытаясь найти какое-то только ей ведомое сочетание запечатленного на бумаге.
Бесконечно долго идет Кристина вдоль причудливой ленты изображений, прижимая к себе ее кусочек.
Тень падает на девушку, и та поднимает голову. Спутанные светлые волосы закрывают лицо, упершись руками в песок, она смотрит на Кристину, похожая в этот момент на объятое тоской дикое животное. Кристина протягивает ей фотографию, и несколько мгновений нет на земле ничего, кроме этих двух существ, замерших друг перед другом на желтом песке.
Медленным движением руки девушка убирает с лица пряди волос и берет фотоснимок, продолжая свою работу. Кристина садится рядом, ее взгляд обращен к океану. Длинная волна почти дотягивается до ее ног.
- Это твоя сестра?- не оборачиваясь, спрашивает Кристина по-английски.
- Мы не были похожи, но я любила ее,- тихо слышится за спиной.
Обняв колени, неподвижно сидит Кристина перед океаном, а ее красная рубашка сливается с закатным солнцем.
- Как ты очутилась здесь?- спрашивает голос.- Это пустынное место, никто не любит приезжать сюда.
- Кроме нас?
- Кроме нас.- После долгой паузы слышит Кристина эхо.
Обернувшись, она наблюдает, как незнакомка ползает на коленях, собирая фотографии.
Кристина поднимается и делает несколько шагов к воде. Волны с тихим шипением обхватывают ступни, занося их песком. Она стоит так, пока осторожное прикосновение к волосам не заставляет ее обернуться. Робко смотрит на нее незнакомка, но, преодолевая себя, вновь протягивает руку к лицу Кристины.
- Джилл, мое имя Джилл, хочешь, я отвезу тебя домой?
На черно-белом паркете, прислонившись спиной к стене, сидит Джилл. Глаза ее закрыты, но она не спит: мышцы лица сдерживают напряжение, руки крепко сжаты. Ее босые ступни касаются лежащей рядом красной рубашки Кристины. Сама же Кристина расположилась в другом конце комнаты. На ней черная длинная майка Джилл. Большой лист ватмана с подложенным картоном лежит на коленях. Карандаш оставляет на белой поверхности резкие ломаные линии. Джилл приоткрывает глаза и наблюдает за рисующей Кристиной.
На рубашке Кристины лежит портрет Джилл, выполненный в жестком графическом стиле. В комнате никого нет.
Огромные синие глаза тревожно смотрят на нас. Они медленно отодвигаются, становясь частью лица Джилл. На губы, разлетаясь отдельными волосками, падает светлый локон. Следующая прядь скрывает глаза. Вскоре лицо Джилл исчезает под горкой отрезанных волос.
Изображение поворачивается, и мы видим на полу большое зеркало, над ним с ножницами в руке склонилась Джилл.
Широкая белая кровать и желтая прозрачная ваза в виде морской раковины - вся обстановка светлой комнаты.
На кровати обнаженные Джилл и Кристина. Короткий ежик волос Джилл делает ее похожей на мальчика. Ее голова лежит на ногах Кристины. Глаза девушек закрыты.
Руки Джилл медленно обвивают бедра Кристины, и, приподнявшись, она тянется губами к ее телу.
Наш взгляд проходит сквозь вазу. Все происходящее окрашивается в янтарный цвет. В желтом стекле замерли причудливые формы двух существ, как замирает в прозрачном кусочке смолы древняя жизнь, превращенная природой в произведение искусства.