Аннотация: Я никогда не был большим любителем мемуаров и биографических романов. Но изо всякого правила есть исключения, и в случае биографической прозы для меня этим исключением является жанр дзуйхицу.
Я никогда не был большим любителем мемуаров и биографических романов. Но изо всякого правила есть исключения, и в случае биографической прозы для меня этим исключением является жанр дзуйхицу (яп. вслед за кистью). Он не требует ни скрупулезного знания истории, ни постоянной бдительности, направленной на то, чтобы уловить момент, когда автор начал выставлять себя в чересчур героическом свете. Даже другие источники зачастую не требуются, и можно положиться на комментарии переводчика. Впервые столкнувшись с "записками у изголовья" около полугода назад, в купленном в букинистическом магазине сборнике "Классическая проза Древнего Востока", я был просто поражен тем, насколько эта книга отличались и от европейской, и от китайской традиции.
В "Классической прозе..." были даны лишь выдержки, но благодаря самой фрагментарности и многожанровости, когда книга - это собрание самых рзаных заметок автора о том, что он видит и думает, и в то же время не дневник - записи даны без особой привязки к датам и не последовательно - а также вкусу составителей, я был сильно впечатлен я решился приобрести эту книгу целиком.
Пухлый, чуть более четырехсот страниц убористым шрифтом, кирпичик карманного формата - таков объем многолетних записей японки по прозвищу Сэй-Сёнагон, жившей в X-XI веках. Эта выдающася писательница была фрейлиной при дворе императрицы Тэйси (Садако) в эпоху Хэйан, по праву считающуюся золотым веком классической японской литературы. Не самое богатое, но благородное происхождение обеспечило Сэй хорошим образованием и возможностью быть в центре общественной жизни своего времени, и хотя среда наложила свой отпечаток на ее творчество, по сравнению с современницами и современниками она смотрится как королева литературного вольнодумства и непосредственности. В "Записках у изголовья" нет ни сюжета, ни какой-то объединяющей морали - ведь они писались "для себя", без каких либо серьезных планов на прижизненное опубликование, и лишь счастливая случайность привела к тому, что они стали известны широкой публике.
Открывая "Записки..." можно не ждать ни описаний баталий, ни подковерных интриг при дворе. Трудно подобрать аналогию этим записям, особенно среди вещей современных, но ближе всего была бы память мобильного телефона, в которой лежат сотни фотографий, СМС-ок и коротких - минута-две - видеороликов. Все это - относится ко внутреннему миру автора. Это особенно захватывает - ведь чувства и мысли, изложенный в скупых, но очень насыщенных строках, понятны и сейчас. Здесь, на другом конце света через тысячу лет.
И кроме того, помимо завораживающей иллюстративности, эта книга полна открытий, дающих многое для понимания традиций японской культуры.
Неслучайно и все это упоминания вида и цвета одежд придворных - в эпоху Хэйан, когда японцы во всем подражали Китаю, они играли важную роль - и подробные описания визитов и разговоров царственных особ, выдающих совершенно иное отношение к ним в те далекие времена, когда о другом социальном устройстве люди даже подумать не могли, а институт государства был еще слабо оторван от религиозно-мистических представлений. Само время тоже далеко не безмятежно, что находит отражения и в судьбе автора, и в настроениях текста - феодальная раздробленность и жестокие времена самураев уже не за горами, и хотя столь историчное представление о будущем недоступно Сэй-Сёнагон, у нее есть записи проникнутые печалью и беспокойством совершенно иными, чем печаль и беспокойство за опалу, в которую она угодила вместе со своей госпожой.
Это еще не закат Хэйан, но солнце золотого века уже клонится к горизонту. Совсем скоро сгинет многое наследие "золотой эпохи", однако ко именно "Записки у изголовья", в свое время подвергнутые нещадной критике, стали одним из памятников того удивительного времени, когда Япония была довольно открытой страной, а некроцентристская самурайская эстетика еще не пропитала все стороны ее жизни, включая культуру. И даже если все-таки считать их мемуарами, вся их прелесть в том, что они написаны выдающимся человеком о себе, но не как о выдающемся человеке.
В завершение: хотя я и не могу сказать, положив руку на сердце, что эта книга переворачивает что-то с ног на голову или учит чему-либо. Но тем не менее это одна из тех немногих книг, которые, как мне кажется, должны быть в библиотеке любого, кто интересуется историей как не только и не сколько набором свидетельств, имен и дат, служащих обоснованием каких-то притязаний, а живым процессом, происходящим непрерывно и всюду, а не только в казенных учебниках. будет она интересна и тем, кто хочет просто узнать, а чем жили люди когда-то давным давно - подобного рода памятников существует очень немного.