Irish : другие произведения.

Когда Солнце Занимается Любовью С Океаном

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками

  
   КОГДА СОЛНЦЕ ЗАНИМАЕТСЯ ЛЮБОВЬЮ С ОКЕАНОМ.
  
  
  
  
   РОМАН. ЯОЙ. СЛЭШ.
  
  
  
   1 ЧАСТЬ
  
   Почему я не любил воду?
   Странный вопрос для самого себя.
   Мать говорила, что в детстве, мою вечно пытливую и вездесущую моську можно было успокоить именно купанием.
   Любить что-то и не любить.
   Парадокс.
   Или любить это что-то так глубоко, в самом бездонном подсознании себя самого и не позволять этому хлестать наружу. Вообще, даже краешком не показываться на поверхности языка, но так яростно выплёскиваться в действии.
   Наверное, я необычный, хотя, каждый здесь такой в меру своей скрытости. Иногда глупо, до одури, или весело и ржачно, иногда в захлёбы с кем то, но чаще с самим собой. Разве можно позволить другим видеть свою рваную изнанку?
   Море у меня внутри поёт.
   Оно красивое и неприступное, ласковое и тёмное, яркое. Оно абсолютно разное. Как и я.
   Всю свою жизнь я думал, что воздух моя стихия, и я понимаю ее больше, но, не все так просто. Да, он напоминает меня самого такого вечно меняющегося и непостоянного. Я идентичен ему.
   Так переменчиво счастлив.
   Или глупо улыбчивый, без причины.
   Так упоен тем, что взбредет мне в голову.
   А по мне и не скажешь.
   Схож с виду на ботана: костюм, галстук, дипломат.
   Скажи мне кто, что так будет, я бы уржался от таких слов. Внешняя шелуха.
   Кто-то из знакомых может сказать:
   - ' он невьебенное чудо'.
   Ха.
   Бодрит эта фразка.
   На время.
   Моя жизнь не так и плоха: серая мышка, как застывшая мина на лице, пустой отрезок не нужного времени, исчезающая точка, что и не мигает почти в дали.
   И тяжело переломить себя. Вывернуться на все градусы мира и стать другим. Это, сродни чуду-диву.
   Работа? Я, иногда люблю ее, иногда терплю. Я хороший арбайтер.
   Здоровье? Не жалуюсь.
   Не бугага какой крепыш, но и ничего серьезного из болезней нет. Так, в норме все. Серединка на половинку.
   Кажись, и хорошо, что середина золотая, да не радует это меня.
   Семья? Родители живы и здоровы, бабки тоже, дедок, и все остальные помаленьку шкотыльгают.
   Личное?....Тут поставим пробел. С этим пока туговато.
   Если одна часть в тебе будет скользить, то рябь пойдет до самого ряда. Так у меня.
   Только она не скользит, а скорее, заезжает вообще не в тут сторону. Вот и рябит оно, рябит и рябит.
   Я вру сам себя. Врал иногда раньше, но теперь вся моя жизнь одно сплошное притворство.
   Я обнаженный перед будущим, а это пугает. Я не слабак и не хиляк, всегда мог взять себя в руки, а ситуации были разные.
   Так тошно становиться от своей бесхарактерности.
   Плыву по течению. Сам и тону в нем, захлёбываюсь, сам и являясь этим месивом. Но, мне впадло быть мудрецом и философом. Все живут поверхностью и иллюзией, так почему и мне не делать так же? Я не положительный герой и не пытаюсь им быть.
   С фига ли я должен так циклиться?
   Иногда, мне становиться стыдно за себя и свои мысли, за свой образ жизни. Понимаю, нельзя уподобляться всем, но так проще, так принято. Так делают почти все.
   Я напоминаю сам себе пчелку, что полетела на сладкий запах варенья, тянущийся шлейфом из форточки одного из домов. И налакавшись ее, начинает искать выход, и не может, бьется тельцем о стекло, пытается пробиться, вырваться на свободу. Но стеклянная гладь тюрьмы - сильная преграда. Все видно, воля - так близко, но слишком маленькая она, чтобы разбить эти невидимые путы. И что остается? Только уповать на милость хозяина квартиры и на его нежелание поглумиться над слабым.
   Мне ждать такого?
   Взывать к Богу?
   А стоит?
   И это выход?
   Полное несоответствие с действительностью.
   Ты - и есть мое НЕСООТВЕТСТВИЕ с РЕАЛЬНОСТЬЮ, что вне законов и норм.
   Яростное, сердобольное, не вписывающиеся ни в какие рамки понимания человечешек.
   Все было так раньше.
   До огромного и милого тебя.
   Хотя, ты далек от умиления и милости.
   Может, у меня глаза скосило, если я могу находить тебя милым.
   Приплыл я в своем восхищении тобой. Влюбленный кретин.
   Но, ты можешь сотворить чудо из ничего.
   У тебя золотые руки: сильные, но мягкие одновременно, горячие и шершавые от мозолей,
   умелые и очень нужные.
   Помню, хоть и было это давно, но случай этот уникальный для моего чпокнутого тобой разума, как впервые обратил внимание на твои руки и пальцы. Ты мастерил какую то фигурку. Какой материал ты использовал - я не помню, да и не знаю толком, я баран в делах такого рода. Но, по-моему кусок древесины, или акрила стал на моих глазах превращаться в птицу. Орла ты сделал бесподобного. Я тогда просто ахуел от такой простоты и мгновенности твоих рук. Это была красивая и вольная птица, со сложенными крыльями и приподнятой головой к небу. Я даже смог увидеть блеск в ее глазах, жажду свободы и полета, а потом оказалось, что я, как завороженный смотрю и мелю всю эту чушь о тебе, орле и взлетах вслух. Ты, молча слушал, широко открыв свои лесного цвета глаз и впитывал мою песнь потаенного. И так бы долго еще продолжалось, если бы не твой друг Бодя, что начал ржать вслух, и я опомнился. Ты пристально смотрел мне в глаза, смотрел так, как никто ранее, читал и находил там что-то только свое, ведомое только твоему пониманию. А потом тихо сказал, прошептал почти, так, чтоб только я смог услышать твои слова. Орел напоминает тебе меня, и именно для меня ты его и сделал.
   Я орел? Это у тебя такое извращенное чувство юмора? Я тогда отмахнулся.
   Сейчас бы я так не поступил. Но, то было тогда.
   Я боготворю твои руки. Могу часами смотреть на них, целовать, лизать и прочее. Мой фетиш. Моя дурь.
   Я люблю в тебе все. А иначе нельзя, тогда это уже не любовь. Фальшивка, подделка, копия. Когда любишь, примешь все, все изъяны и неровности, кривые и минусы. Но понимание это дается тяжело, слишком больно и остро, долго и мучительно. Так неприятно признавать, что ты любишь не совершенство, так далекое от твоего идеала, и настолько лучше тебя. И в сравнении с ним, понимаешь, насколько плох сам. Это не радует, это делает уязвимым, слабым, открытым. Зная, что я пустышка, что есть офисный планктон - одно, но понять, что все намного запущеннее, ниже и грязнее - совсем другое. Если бы можно было сгореть со стыда, то пламя, на котором я бы жарился, дошло до Аляски.
   Я люблю тебя.
   Бурно.
   Дотошно.
   Обильно и безгранично.
   Люблю, что ты принял меня таковым, каков я есть.
   И это понимание пришло почти сразу. Хватило меньше месяца, чтобы признать это чувство в себе.
   Но не принять.
   Такому так просто не сдаешься, и белым флагом по своему желанию не помашешь. Это трудный процесс, длинный и болючий. Особенно, когда не знаешь, отвечают ли тебе взаимностью, принимают ли тебя таким, каким сотворила мать природа, когда связь открыта двоих мужчин. Это требует мужества, очень сильной силы воли и желания победить. Многие век прятаться будут, подстраиваться и сдаваться. И я бы сделал так же, я не борец, но именно Мой возлюбленный меня повел, он вселил в меня надежду, поил силами и растил во мне веру. Именно из-за него мы вместе, совсем рядом, иногда далеко друг от друга, и в ссорах, и в мире, и в понимании, и без него. Но внутри мы всегда вместе. Хоть кому то нужно быть сильным, хотя бы одному. Два слабака - это слишком ничего для победы, и сейчас я понимаю, как трудно ему приходилось, каким воином он есть, сколько всего в себе переломил, принял и не сдался. Он мужик. ОН МУЖИК.!!!!!!!
   А я?
   Мужчинка. Кхе-кхе. Едкий смех.
   Да нет, я был просто пацан. Не стал я тогда еще мужиком, хоть и старше своего любовника на более чем 2 года. Хоть и работал уже, хоть кичился независимостью.
   А время идет. Очень быстро летит это время, кому враг оно, а кому преданный товарищ и друг.
   Игры больше нет. Я задрался угождать и подстраиваться.
   Я всегда был хреновым актером, и на мою игру мог купиться только сущий бездарь или новичок.
   Но я продолжал жеманничать и суетиться.
   Мои ошибки. Их много.
   Мне нужно было сбросить свои маски сразу, еще тогда, когда не прожигали кусками раскаленной стали слова правды. И сколько муки от понимания, что я выбрал легче путь.
   Протоптанная тропа. Знакомая дорожка. Привычный устрой. Так, кажется, надежнее и привычнее. Но так лишь только, кажется, на самом деле это дорога в никуда. Это иллюзия.
   Следы повсюду: в грязи и пыли, некоторые почти не видны, другие совсем свежие, а есть и такие, что всплеск времени почти затер их до неузнаваемости.
   -Ты примешь все как есть? - Спрашивал меня ты.
   - Не знаю. - И это был мой самый честный ответ на то время.
   - Ты сдашься, даже не попробовав? - Не унимался твой запал.
   -Я не такой сильный и храбрый как ты.
   Сначала был накал страстей, новизна познания, принятие и отторжение чего-то. Было много всего, но вот правды было мало, очень мало, крупицы.
   Даже любовь, пусть и в самом плотском ее проявлении, но она была. Так почему же труднее всего быть честным?
   Чего хотел я от жизни? Чего хотел ты? А если вместе захотеть?
   - Секрет...
   Сколько глупости и детской тупости было сделано. Как бабульки на скамейках семечками, так и мы словами - да побольше, да побольнее, да поглубже бы достать и ранить, обидеть и зацепить. Расковырять.
   Придурки.
   Скорее один я идиот.
   А ты просто хотел заставить признать меня истину, себя принять и позволить быть нам вместе. А я боялся. Трус. Да, я трус, и это моя правда.
   Садо-мазо в чистом виде.
   Я не любитель жесткого извращения. Но вот чуток посмаковать - самое то.
   Супер для меня.
   Эта звездень известная своей дикостью и своей хладнокровностью.
   Мозг мой, мой мозг, проветрись! Иди и погуляй, моя прелесть. Логика мне не доступна. Ну, так пойду и забью я на нее.
   Да, я тот еще молорик.
   Бабах тебе - и веревочки по телу, в самых нужных точках и самых чувствительных. Я так легко и так точно по времени вываривал их. И веревки ж я, сука такая, сам и подбирал, кипятил, время высчитывая, нежно о них заботился и лелеял, плавно смаковал затем их цветом и фирмой и на тебе применял.
   Не перетянуть бы больше нужного, а то и не заметишь, как рай в ад превратиться, а Бог станет Дьяволом.
   Так-то вот.
   Извращенная я скотина.
   И хоть БДСМ мы с тобой не практиковали на деле, но к словам и чувствам применяли их не раз.
   Когда я узнал тебя, что-то напало на мой мозг.
   ООООО.
   Мой мозг, где ты?
   Иди ко мне. Не сваливай.
   -Пшел вон, - мне в ответ.
   - Куда?
   -А не пофигу ли?
   До каких-то пор я был в обычном режиме. Там, в моем мозгу был привычный и расписанный план: - работа - гулянка - дрочь.
   И это были не пересекающиеся прямые. До не которого времени.
   Когда все успело измениться?
   Я понятия не имею.
   С ранних пор я, как бы, огеевел. Прямо и понятно так. Еще в подростковом периоде я понял и принял это без каких либо проблем. У всех по-разному это происходит: одни пытаются бороться и не признают это в себе, другие кидаются бешено на девчонок и доказывают себе, какие клеевые они ловеласы, иные полностью забивают и перекладывают все на будущее. Я ни к одной категории не принадлежал. Принял я свою ориентацию сразу, просто, легко. Каков есть, таков и есть. Правда, первый мой сексуальный опыт произошел гораздо позже, лет эдак восемнадцать, и то была совместная дрочь, а не полный половой акт. Так что я никакой не БИ, не стыжусь своего закидона, но и не ору об этом налево и направо.
   Но ты - это совсем другой случай. Ты игрок за две команды. Тебе проще, хоть и понял ты это, когда встретил меня. А до тех пор жил ты себя радостно, трахал миленько девочек и не подозревал, что ждут тебя не дождутся глобальные перемены.
   Да, на лице умиление у меня, когда вспоминаю твою надутую рожицу и мой подъё насчет огомосячивания. Тебе не нравиться это слово. Оно и мне не очень, но я не гружусь, скорее, прикалываюсь и ловлю ха-ха.
   Сначала у нас были абсолютно разные остановки, а вот теперь: теперь по курсу станция ' удовольствие на двоих'.
   И если мне выпал случай воспользоваться таким подарком судьбы, так чего тупить???
   'Еб-чий случай' я б сказал. Звучит пошленько так, но каким бы словами мы это не обзывали, факт остается фактом, и без секаса здесь никак. Из песни слов не выкинешь.
   У нас получается жить беззаботно, просто, ребячливо и голодно. Есть случаи, и наш как раз сюда, когда люди сходятся, когда понимают без слов, принимают друг друга самую темную сторону и не сторонятся. Еще остается много всякой хрени, проблем и всякой взрослой хлопотни, но, это все зависит от восприятия жизни.
   Мы не много разговариваем, иногда, и вовсе без слов, а иногда долгие тирады и исповеди. Нам всё равно.
   Разве, нужны нам слова и язык?
   Мы использовали его в более приземленных целях: расширяя свой кругозор и обостряя вкусовые рецепторы.
   Это потом мы не будем набрасываться алчными взгляда друг на друга, а более долгими, пронизывающими и смакующими. Это позже мы хоть как-то сможем контролировать свои горящие в лихорадке от неукротимой жажды тела и научимся сидеть в обнимку без пошлости, шалости останутся, они, сближая нас со временем, превратят жар в огонь, а безумство в настоящие чувства. Все со временем. И ртами мы научимся не глотать, а медленно и долго смаковать, просто разговаривать с темой или ни о чем.
   Ты говорил, а я слушал, пытался тянуться своими глазами и ушами, всеми своими органами тела, что бы уловить тоненькую нить разговора, но у меня никак вначале это не выходило. Я терялся в твоих живых глазах, что имели оттенок неспелого ореха, цвет зелени и жизни, такой насыщенный и яркий, что не утонуть в них нельзя. А вокруг глаз пушистые щетки загнутых ресниц. Ты все с самого начала просек, нет, не просчитал, это выходило у тебя само собой, очень естественно. В тебе вообще все гармонично было, не то что я, мелкий и психованный засранец, самовлюбленный, эгоистичный и похерист. Никого и ничего не ценивший, в грош не ставивший, и безверный. Я всю свою жизнь херачил под стол.
   Я слабый.
   А ты - нет.
   Ты сильный за нас двоих.
   Я боялся. Не хотел верить тебе с самого начала.
   Но все ж я мечтал. И ослепительно пылал.
   И ждал.
   И свет взлетал-ласкал, касался моего лица, задевая едва лишь. В ночи. А ты сидел, твои глаза пылали и прожигали, как две звезды, сияли.
   Я скалился, язвительно, почти насмешливо и зло скалился. И не скрывал этого.
   Дурел и скалился, боролся с любовью.
   За масками надежно, безопасно. Там, как в виртуале: а здесь живая жизнь. Я так считал в то время.
   Хотя...я сам себе и лгал. И так всегда.
   - Сорви...
   И я срывал.
   Себя - тебя срывал и ввысь и вниз.
   Из губ твоих я стоны песней все срывал.
   Срывал рубаху на пол я.
   И становился обнаженным для тебя.
   И для себя.
   Шептал... Кто? Ты иль я?
   Глотая слез святых кристалл, шептал, что знал.
   И звал.
   И эхо повторяли зеркала.
   И ты ласкал.
   Иль я ласкал?
   В объятьях меня держал.
   И свет дрожал у моего лица.
   Впадая в неистовство, я умирал.
   И снова возрождался и стонал.
   Самозабвенно имя твое шептал прощения прося.
   - Ну, пощади меня.
   И ты щадя меня прощал.
  
   * * *
  
  
   Я учитель. Препод. Серый воротничок. Планктон в серости масс. Педик.
   Последнее, подходит во всех смыслах.
   Кхе...ржач, да и только. Я учитель английского языка в универе. В прошлом году только он же и был закончен мной, и снова 'родные' стены, мать их трижды. Какого так судьба со мной? Все-таки, на лучшее я и не заслуживаю.
   Я ненавижу быть учителем, всем своим существом ненавижу. Работу свою люблю. Но быть преподом - это не по мне. И как угораздило?
   Я не закончил свой уз с красным деплом, да и с синим, впрочем, тоже. Я никогда не был выдающейся личностью, не мечтал об этом, скорее, наоборот, но вот я здеся.
   Просто, деканша меня любила, да и мужчин здесь была нехватка катастрофическая. Ну, и сам английский я знал хорошо. И, наверное, весь такой пришибленный немного я создавал вид спокойного человека. А, да, я мелкий такой. Ростом совсем не вышел. Вот если природа меня наделила чересчур много вредностью, то полностью обделила в росте. Сука поганая. Не раз помяну я ее злым словом.
   Так вот, к чему это я? А, да, значит, мелкий я был, и, почему то всем всегда и везде хотелось защитить меня, приласкать, погладить.
   Маленький обаятельный гаденыш.
   Притягательный, миленький, светленький.
   Я не был буяном и выскочкой, и казался очень спокойным. И только некоторые люди знали, что там внутри твориться у меня, и до спокойствия очень далеко. Но то, что психом и драчуном я не был - это точно.
   В универе я не смог найти себе хорошего друга, по школе мои друзья разбежались, уехали за горб, и я сник. Вот почему я успокоился с шалостями. Не было перед кем открываться, с кем по - настоящему тусоваться. Разве что гульнуть и бухнуть, но из-за моих не совсем привычных предпочтений - все было поверхностным. А в школе я отжигал, знали бы преподы, каким я раньше был, они меня не то, что не попросили бы остаться, а гнали бы меня пешком в шею не одну сотню километров.
   Здесь у меня уйма всяких шапочных дружбанов, одногрупников и прочих, но ничего более.
   Здесь, в этом небольшом, но так и не ставшим родным городе, в том здании, я не смог влиться и вписать в общую картину. Тусня, празднование, отмечание, забивание на все, но жизнь шла наполовину. Ничего в последнее время не выливалось в 100%.
   Инертный человек.
   И это я? Тот, кто не так и давно лопался от переизбытка эмоций, как воздушный шарик? Надрывание живота да и только.
   Но, английский язык шел у меня хорошо, как ничего другое. Это...сродни Божьему дару. Я никогда и ничего толком не учил, не то, что бы такая суперская память у меня была, вовсе нет, но стоило мне услышать единожды слово, предложение на англ. - и все, вливалось естественно это в мою суть и становилось неотъемлемой частью уже меня. Что произношение, что грамматика, лексика - все отлично. Вылитый англичанишка.
   Может, мои знания, плюс моя внешность и задорность, детская непринужденность от рождения - все это притягивало к себе людей. И всегда это отзеркаливается в их глазах, 'ути-пути какой хорошенький'. За это хочется храпнуть зубами их тянущиеся пальцы в мою сторону. Не так и приятно осознавать, что тебя считают тихоней и слабаком. 'Я не слизняк!' - Хочется крикнуть всем, но что толку, ко всем не достучишься, да и смысл?
   Ненавижу, когда со мной сюсюкаются, когда по головке гладят, хвалят. Тогда я становлюсь ежом и пиздец не заставит себя долго ждать.
   НЕ ЦЕЛУЙТЕ МЕНЯ В ЗАДНИЦУ, И НЕ БЕЙТЕ МЕНЯ В МОРДУ.
   И вот, когда я сдал госы, написал курсовую по англ. литературе на отлично, причем писал ее у старушки с синими губами, старой девы, она раздула на весь факультет эту весть, мол это ' шедеврально, белиссимо, вандефул'.
   Так тупо. Значит, если ты какой там горе-писака, это можно провозглашать, а когда ты просто человек - ты ничто. Я ненавижу всю эту хрень, как же я ненавижу ее. Исчезнуть бы куда-нибудь, хоть на денек, забыться от этих пресных и притворных мин и рож, которым ты сам вовсе и не нужен, а лишь попользование тебя.
   Я... или меня -самого с моими патрохами.
   И каждый хочет подергать за мои ниточки, кто сильнее натянет, а кто слабее, но все ж желания поиграться не унять никому.
   И как бегала она, моя преподша, в свои 70 лет по аудиториям и этажам, может, и кафедрам - но я пребывал в прострации и мне было до лампады.
   Теперь вот, в первый раз, как в первый класс: я и сам стал этим избитым преподом.
   Правда, на год или два, так как после нужно обяз поступать в аспирантуру, а мой мозг был просто вне зоны доступа таких непокоренных вершин. Это не тот случай, чтобы на мне ну прям уж ТАК ехать. Пофапали дамы и господа - поналюбкивались на мою вечно скучающую рожу здеся - и хватит. Скоро нужно сваливать.
   Слишком я шило-жопистый в действиях, и больно мат люблю, родной он мне, точно подчеркивающий моё нутро. И хоть не культурно это, невоспитанно так сказать, но, как в том анекдоте: 'с этого дня решил мат больше не употреБЛЯТЬ'. Не сказать, чтоб я не пытался, я честно, не кривя душой, могу поклясться, что и пытался сдерживаться, и контролировать себя, но стоило бухнуть мне в компашке - и понеслась плотина слов - родная русская речь. Да, плохо, да, некультурно, сам знаю, но, мы дети своего поколения.
   И не червь я книжный, хоть и люблю читать выборочно кое-что, художественное, но никак не занудную чертовщину универских стен. В общем, решил я пока годик-другой поразмышлять о грядущем будущем своем, попрактиковаться, да и успокоиться тоже. А то последние годы моей учебы были слишком веселы - куда меня только не забрасывало и вштыривало не по-детски.
  
   Я не учитель по призванию - это однозначно, ну, не мое это, вообще терпеть не мог эту нудятину. Почти ненавидя, я сумел так влипнуть. Это мне кара за мое разгульную жизнь по-молодости. А с моим кончитовским дипломом или это или ...хотя, нет, сейчас пластик выдают, в с*альник с ним даже не сходишь. Но, возвращаться к матери - учительнице вообще было нереально, она мне похлеще ад дома устроит своим пилением и нервотрепством. Может, именно из-за этого я так не люблю работу учителя. Если дома существует пожизненный пример - тут хвайся в лес хоть, но и там тебя достанут и выгрызут все твое отнекивание, направят так сказать 'на путь истинный и непоколебимый'. Я в гробу видал такую истину - матку и она меня видала там же. Хоть и толковый препод моя мать, но ее ученики в раз 1000....0 получали больше внимания, понимания и отдачи. А я? Я - это какая-то левая вообще история. Что-то среднее между ее несбывшейся розовой мечтой и моим непроявившимся будущим. Черт, какого такого это гребаное 'то, что будет' так долго тянет и никак не спешит припереться? Задрался ожиданием я, или задранный им - а мать моя учила других. Мне приходилось хвататься всему на улицах, очень часто мокрых и грязных, с отдачей многослоевого мата и оттени прогнившего тополя. Меня все учили понемногу - друзья, если они и правда мои друзья, враги, честь им и слава, уважаю таковых за правду, что рвется с искривленных их уст, но зато без излишней слащавости и тошности, отчим, что не раз меня пизд*л в детской комнате, когда мать была еще на работе. Хотя, к чему прятаться, они действовали почти в унисон. Ему и пугать меня не нужно было - я не пожалуюсь, не поплачусь, не хлюпнусь сопливым носом в теплое материнское плечо - никто мне этого плеча подогретого не подставит, и так знаю, да и...я лучше убьюсь пойду чем долбанным слюнтяем покажусь. Пока совсем малый был- - получал или старался съе, а как подрос я, стал давать сдачи отчиму. Правда, это было пару раз, ибо я хоть на вид и мелочь пузатая, но если разозлюсь - будет туго. Да, я уродился мелким и смазливым, и хоть волосы у меня были немного такой прической -аля стриха, но отведи я их немного подлине и одень юпку - девка хоть куда, но протяни руку и попробуй тронь - руку отгрызу, и костей не выплюну. Опять-таки кто виноват - хрен узнаешь. Все и все.
   Я так скажу, коротко и ясно - может не совсем и коротко, но самому себе тоже нужно хоть изредка признаваться: флафф мне не нужен, задолизание - также, понторезы - идут мимо, их слишком много развелось в последнее время, и...крошаться они при легком надавливании, как первый легкий лед на лужах стоит едва задеть носком бота.
   Рос диким, воспитывался таким же удачным способом, поощряемый знакомыми на бухловые действия и абсолютно точно оправдывал ожидания ' доброго и правильного' общества, которое кроме что пиз*еть о правильности только и может, а само по себе так воняет тошной лживостью, что бл*вать хочется на каждом шагу от такого паскудсва. Меня реально начинает переть, когда, проходя мимо по коридорам нашего отремонтированного факультета, вижу примерные почти нимбические улыбки благовоспитанных преподавателей - у меня губы волей неволей натягиваются в ответ на их прелюдии к спектаклям - вот-вот и пьеса разыграется на глазах. Я иду и ржу внутри, но так мило улыбаюсь на вид. Да я точно такое же га8но как и они, ведь, так проще. Почему я, который так остро любит душераздирающую свободу и так трепетно ее охраняющий внутри, позволяю быть себе такой милой животной мерзостью??? ...
   Виталька всегда был больше любим нашей мамашкой, мой младший брат, он бегал за ней хвостом, привязывал себя к ее халату веревкой и таскался в детстве по квартире - куда она туда и он. А я - я закрывался в комнате и сначала играл машинками, затем картами, а потом плавно перешел на все подряд с уличной бурлящей жизнью. На меня забили. И били тоже, пизд*ли смачно так - куда попадет, куда рука дотянется, ботинком или туфлей, книгой или паском, и утюгом еб*шили. Да, дома меня любили. Вот такая у нас прилежная педагогическая семья, все перечисленное в конце делала мать - она, если заходила в ражь - получали все, и даже отчим, но, у нее скорее это было не силой, рука женщины не так физически сильна, она морально умела унижать и опускать ниже комнатного тапочка, а отчим дубасил кулаками - так что я выкоханный их нежными ручками. Но, я люблю свою мать даже такой, если она мне дана - значит, она моя. Наверное, именно так она на мне выкидывала свой чисто человеческий женский негатив, свою боль, свою несостоявшеюся личную жизнь - что отец был козел, что отчим - ублюдки первой масти. И я, молча, глотал, на мать рука не поднимется никогда, а урода 'папашку' пару раз так отлупил, что он месяц с переломанными ребрами таскался. Сука, с тех пор он лишний раз думает, а стоит ли оно того. Малый да удалый - это про меня. А теперь я живу отдельно, снимаю однокомнатную квартиру с двоюродным братом, у которого семья тоже не ахти. На мою скромную педагогическую зарплату хера разбежишься снимать квартиру самому, да и тем более Санька через день зависает у своей девчонки, пересекаемся мы с ним не так уж и часто, а платим - по-ровну. Так что я половину месяца проживаю один так сказать. Удобно. Я гадина та еще - раньше такого не было, но последнее время я начал конкретно подстраиваться, именно устраиваться, где удобно. Мне тошно от вида себя самого. Неужели и меня начинает зажевывать системная машина оживотения? Кажись, так и есть.
   Что реально можно вспомнить о 'светлом' детстве? И не задумаешься даже: ссоры, развод, крики или постоянные ученики, трепля языком матери с ними, затем любовники ее вереницей проплывающие перед глазами и томные стоны через стенку убивающие медленно мое детское еще тогда сердце. Так болело внутри, как ни один расписанный кулак на моей подростковой морде, так испепеляюще рвало каждую молекулу моего мозга ее урывчатый голос на самых высоких нотах в конце...я умирал тогда тысячи раз. Умирала моя детская вера и невинность, дохла так, как не пожелаешь даже самой последней дворовой псине. Иногда я не успевал убираться дома - учеба, факультеты какие-то хрен вспомнишь, даже если и сильно захочешь, затем футбол, а затем бабке помощь - яблоки срывать или огород тяпать или двор подметать и убирать, она всегда найдет что, а потом приходишь домой голодный, усталый и тебе втыки по самые-самые. Я не успеваю одеться, выбегаю в том, что было на улицу, бегу куда-то слепо и глухо ко всему миру, который таким ко мне и является. А конец сентября, стройка - точно, возле нашего дома строили дом, а по нехватке денег забросили и теперь там приют кому хотишь: бомжам, от которых я недалеко ушел, компашкам разного слоя, пьяницам. Сколько раз я там сидел - пересиживал, как я воспаление легких не ухапнул - не знаю, но вот что почки простудил - то да. А если не успевал в дверь - то тупо в ванной закрывался - здесь тоже голая плитка и ты босой на ней по 5-6 часов кряду. Но, благодаря тому, что я все свое мелкое детство у бабки в селе провел - здоровье у меня было отменное ранее, это потом все мои психи и бойки начнут вылазить понемногу и давать о себе знать, а так - сильный и крепкий я малый был. И спорт я любил - так, как умел я лазить по канатам, деревьям, и прыгать, и бегать - еще поискать нужно. Легкость веса, от природы активная натура, пытливая моська и вечно неугомонный характер - где мое только не бывало.
   Матери - я был до фени, она заменяла что-то на что-то, отец где-то бухал и блядовал, отчим - та же картина маслом, брат - брат тоже начал попивать и херачить - но это не оправдание.
   Каждый сам выбирает свой путь - и я понимаю, что как бы там не было, но теперь я сам себе барин, я сам строю свое, моя жизнь теперь в моих руках - нервных, худых но сильных, руках, что могут творить, но не сдаваться. А что я делаю? Я лажаю, лажаю и лажаю много-много раз.
   Спокойным спокойнее, нет, не легче всегда, но они умеют острые углы обходить, смолчать - а я...я не умел и не умею. Мне новый штрих подошел - научиться играть, но чувствую, что это до поры до времени - рванет меня не на шутку. Уже подрывало.
   Мои глаза цвета, в которых всегда штормило море зелено - голубое, искали всегда свое, приватное, личное и на пике. Мало жизни, мало ощущений, мало драйва. Я пытался тормозить всеми ведомыми и иными способами, но хули что выходило - не могу я быть вбит в темный угол существования, меня распинало голубое небо высоко, всегда было самым большим соблазном, запредельным и реальным одновременно.
  
   'Лучше не начинать болтать о душе наобум, а начав, не пытайте мой беспомощный ум'.
   Не очень кратко получилось описать мою жизнь, но именно впервые я проштудировал перед глазами все самые четкие образы и факты в голове, когда мне пришлось писать свою характеристику. Я реально не знал что писать - ведь, такое не напишешь, нужны голые факты типа рождения и смерти, но не выживания и подыхания.
   Как-то обошлось, знакомый на факультете помог, и проехалось все.
   И все изменилось в один момент. Появился ты.
   Прояснился простор на одном дыхании.
   'Мы были с тобой сильными и смелыми, дерзкими, отважными. Мы первыми входили в наш изогнутый мир, входили вроде и не с улыбкой, топтали друг дугу сердца, а затем сами их поднимали из пыли и отряхивали, всеми нашими чувствами и нервами мы доказывали и были доказательством НАС. Мы резали и полосили людские сомнения, всю их ненависть, страх и зависть. Дрожью натянутых жил, волос, мышц мы выживали. Были ли мы темные? Были. Были ли мы светлые? Были. Только, разница не так уж и велика. Мы были гордые и юные. Мы были злые и свободные. Мы были живые, а не мертвые. Были просто окрыленные'.
   Вот такими мы и были.
   А сейчас, когда меня начинает со свистом чиканить и охватывать паника - я как молитву шепчу эти слова.
   Это случается часто, когда тебя радом нет. Но, хвала Богу или небесам, мы редко делимые порознь и существующие ломтями. Всегда есть что-то, что притягивает наши полюса, то мы в ссорах, то в дележки личной территории, то в разъездах по работе - а все равно после очередного сменного локального перемещения мы состыковываемся сердцами.
   Моя молитва о нас прошлых не излечит меня, конечно, нет, от такого нет лекарства, но отвлекает и завлекает в мой мистический мир, прятанный у меня в извилинах. Все здесь иллюзия: четкая ли, размытая - вариации, но самая ясная реальность находиться внутри. В душе. Там нет лжи, там и не сможешь обмануть или соврать, как бы не хотел взбешенный разум, там покой чувств и гармония с самим собой. Там то, что безгранично нужно и истинно необходимо.
   И занимался бы я таким вот самобичеванием и поиском своего внутреннего 'я' раньше? Конешнос нет, а с хера ли? Но, теперь я другой. Рядом с тобой хочется переставать играться в дотошные игрушки, все становится на свои места, гармонично занимает пустое пространство. Не сразу, нет, конечно, но все ж рассортировка моих ценностей запущена.
   Steady? Ready? Go!
   Так много в голове еще сидит разных моих детством баюканных страхов, букв, звуков и мелодий - не дать им числа. Слишком сильно калеченное мое нутро было в малые годы, очень сильно выламывали ему ноги и крутили руки, из-за этого и комплексы неполноценности, жажда свободы и доказать свое ' эго'. Вот он я - смотрите на меня, я такой пиздатый индивидуальный парень. Раньше, в ...скажем нннн---ое время мы все были индивидуальные, и умелость честно дружиться, помогаться и делиться, не было никаких таких психологов и наворотов, индивид. подходов и прочего, но была вера и искренность, пусть и не всегда и везде, но она была. Были идеалы и стимулы, была честь и любовь, а сейчас - пародия в пародии. Не сказать, что тогда все было так светло, скорее высветлено механически - но люди умели верить и доверять, они не сравнивали свои морды и фигуры со стереотипными манекенами и булемийными рекламными анарексами. Они не так открыто и нагло слали...в куда собственно говоря нас посылают то? Куда посылают - туда и идем, и какого гребанного тогда все кричат о безнравственной сексуальной жизни? Здесь все товар - нет возрастных ограничений, нет вообще никаких запретов. Было хоть что-то, за что можно цепляться за что сражаться, а сейчас? Мы не защищаем родину, дом и семью, скорее, мы имеем всех сразу и по очереди, что стало со словом 'честь' и идеал... Скорее, у нас сейчас каждый сам себе стал идеалом и богом.
   Есть сейчас только один выход - отыскивать это глубоко у себя внутри. Все. Другого выхода нет. И сколько бы не трепалось сердце об этом, сколько бы не взрывался о*уевший разум от несовместимости понятий реалии и нужденного - а деваться некуда. Вот и волей-неволей идет поиск меня самого, ибо внутри там все мое не сдается, не подчиняется устроям, что больны опухолями на всех своих корявых органах власти и надругательств над своими детьми - народом.
   Сколько не пытайся, а гнилое растение не даст плода.
   Тяжело жить с такими противоречиями, да, внутри я другой, каждый там не такой, каким видеться глазу, а как самовыразиться и открыться, как, не захлопываясь, гнуть свою линию?
   Ты меня научил этому. Хотя, ты не пытался и не старался меня улучшить, ты не искал во мне подводных течений, открытие новых пород было не по твоей части - но так уж вышло. Да, мы вышлись друг на друга - нечаянно и случайно, но я не верю в случайности.
   Какие нахрен совпадения, если все уже давным-давно предопределено.
   Как-то ты мне сказал, что тебе хочется видеть у меня в глазах прощение своего прошлого и желание любви к будущему. И я задумался, впервые за долгое время я начал прислушиваться к чужому сильному с хрипотцой голосу. Наконец стена ненависти и обиды оборвалась - и я начал открываться, начал понимать себя самого и находить это же понимание тебя самого как такого в целом и отдельно.
   Паника... она, когда тебя нет - часто ломает меня, она не просто так находит и отходит, нет, все намного тоньше и деликатнее.
   Я сидел дома, были выходные, и я не работал. Вечер, еще не совсем и поздний, но все-таки он лениво начал ускорять ход и уже за окном люди и дома смазывались в мутную акварель художника. На душе вальсировало неспокойствие. И так каждый раз - когда ты отсутствовал. Хотя, чего удивляться? Именно страх и хаос охватывают периодически меня именно из-за того, что тебя нет. И разве это не означает 'присесть на кого-то или что-то'? И я, как сбредивший почти человечешка, начинаю метаться из угла в угол этой маленькой и съемной квартиры, считая все цвета, что едва успевали от быстрого корявого шага ухватить мои глаза, формы, что имели не четкое очертание, а сливались и перетекали то плавно, а то урывчато друг в друга. И слова, эти слова, что, как страждущего вытаскивали меня к свету.
   Но, не в этот раз. Сердце бешено бьется маленьким мотыльком за сеткой вен и артерий, шум в ушах блокирует любое восприятие мира как такового, руки выгибает дрожью почти предсмертного ужаса и воздух заменяется иным газом. Вакуум меня, монжюс всего иного.
   Что делать? Какая-то спасительная мысль мелькает в подсознании и тыкается во влажную ладонь моей внутренней бури, трепыхающим взлетом бьется в окно шторма, но сил открыть хотя бы форточку - попросту нет. Как быть? Откинуть ...или позволить?
   Если бы кто-то мог сейчас залезть в мой мозг и увидеть, что там твориться - пиздец бы был моей свободе, я бы стал шавкой на выгуле у медбратьев психушечки местной больницы.
   Хотя....нам всем дорога в 'рай'.
   Это неспроста, элементарное последствие моего прошлого, такого ' веселого и радужного, яркого и насыщенного, вариативного и бьющего ключом'.
   Я падаю на колени, яростно, живо и каменно, руки ледяным и застывшим захватом стискивают голову, которая от такого шквала мыслей и скрытых страхов разрывается, пытаюсь хотя бы как-то унять сумасшедший каскад безумства и хаоса в голове, чуть притишить огненное биение пульса в горле.
   Я не слышу скрипа двери.
   Не чувствую шагов.
   Я абсолютно выпал из действительности.
   И вдруг шепот, внутри меня тихие слова обволакивают мою чернь мягкой кашицей покоя. Становиться очень комфортно, и очень тепло, уютно, знакомо. Еще не видя и не слыша твоей сути, внутри приходит понимание тебя. К спине прижимается твердость твоей груди, теплота рук охватывает таким жизненно нужным сейчас захватом и вбивает в себя. Что может быть еще лучше???
   Все мое существо поддается назад, и я утопаю в тебе. Я знаю, что это ты. Каждая клетка моего больного тобой тела и разума жаждет соединиться и получить свой плюсовой или отрицательный элементарный электрический заряд ионов. Твоя власть надо мной неограниченная. Всепоглощающая. Освобождающая. Спасительная.
   Волоски уже не стоят торчком на теле, а глотка начинает свободно заглатывать потоки воздуха, голова откинута на сильное и знакомое плечо.
   Черное смешалось с белым.
   Переплелось.
   Срослось.
   Идентифицировалось.
   Вуаль этих красок размазалась по телу неясными и бесформенными узорами, начала переливаться из одного сосуда в другой и исчезла четкая грань двоих - творилось единение.
   -Снова ты увяз? - Шелестит мягкий шепот твоих теплых губ. Пытаюсь ответить, но голоса нет, начинаю яростно трясти головой и беззвучно говорю: 'да'. Твои руки на талии сжимают легко меня, так тонко и нежно, но так правильно и крепко одновременно, баюкают, как малое дитя. Это раньше я бы взвился, вспенился и рвал бы воздух между нами на куски от такого неглиже душ, а теперь - я покоряюсь, я ведусь, ибо на месте я сейчас своем, на самом, что ни на есть своем МЕСТЕ, рядом с тобой.
   Твои руки, и снова они. В некоторых людях запоминаются глаза, в других фигуры, а в тебе меня поражают именно они. Такие большие, крепкие и, не смотря на наличие власти и денег - мозолисто-гранитные и лебединые одновременно. Эти ладони топят меня в своей мировой ласке и вечном покое. А еще они бывают смертельно опасными и неумолимо страстными. Будь я слепым и глухим, я бы смог отличить их от любых других и инородных. Они - связующее звено нас.
   И больше нет страха.
   Покой.
   Ты можешь мне его дать, и ты даешь, ведь, щедрости тебе не занимать, где взял ты ее столько?
   Кто учил так делиться?
   Твой отец бизнесмен или крутая родня, друзяки или поверхностная жизнь, которой ты разбрасываешься, словно ненужной, и делишься со всеми?
   Откуда у такого тебя может жить понимание, терпение и справедливость?
   Или, это только кажется мне?
   По чьим правилам ты учился и какими мечтами наполнялся?
   Кто тебя наполнил?
   Не я ведь, именно ты делился со мной этим.
   А я так не умею. Я был слишком пуст, дальше уже и некуда.
   Я слишком во всем - во вспыльчивости внутри и отстраненности во вне, недолюбленный, недонужный, недонормальный.
   Моя голова, что была закинута тебе на плечо, начинает опускаться вниз и от расслабления во всем теле подбородок почти касается груди. Глаза закрыты, ноздри шевелятся, ухватывают твой специфический запах дорогих духов, таких же сигарет и твоего тела и начинают трепетать. Мои губы чуть приоткрываются, и я пытаюсь поглотить комок.
   В кромешной темноте все по-другому, по-особенному, острому и заточенному.
   Наш спешиал...ьный стиль общения: минимум слов, максимум касаний.
   И дело вовсе не в стыдливости или не в состоянии подобрать нужные слова, и не в сексе даже, просто так все выходит само собой. Абсолютно разные во всем, и единое, что схоже - наша тяга друг к другу.
   В темноте все сглаживается, мы стаем однородными, а не разнобойными, какими есть на самом деле. Одним бесформенным, вечно изменяющимся и двигающимся комком страсти и жара, оголенного нерва существа.
   Твои губы огненной полоской выжигают мою шею, и шепчут, шепчут безудержно полную чушь, понятную только тебе. Дыхание опаляет мою чувствительную кожу и заставляет ее существовать своей собственной жизнью, И хорошо, что я сижу скрученный на полу, а иначе уже бы упал давно. Теперь мое тело дрожит уже по-другому причинно, особенно, очень лично тобой.
   Я наклоняюсь вперед и пытаюсь унять это колочение, стоя на четвереньках, и понимаю - я уже во власти тлетворного порока - и поздно отнекиваться. А кто-то собрался???
   Руки и ноги бьет крупная дрожь - результат стресса раннее, они начинают расползаться и контроль, что я только-только обрел пару минутами назад - улетучивается в мгновение ока.
   Дыхание срывается от твоих равномерных движений, голова кружиться от...и не поцелуев, но что-то сродни им. Легчайшее касание к самым кончикам, к краешкам.
   Так нежно.
   А вначале нежности этой пушистой не было. Я уже и не помню точно, что было...почти насилие, рвение, кромсание, подчинение.
   Утешения не было.
   Твои бедра трутся о мои ягодицы, звук получается страждуще-острый, касание джинса натянутого спереди тобой и моего зада, сжавшегося в тугой комок напряженных мышц.
   Я громко стону. Пытаться сдерживаться - бессмысленно, не удержусь и все равно сорвусь. А ты легко улыбаешься у меня за спиной, я не вижу этого, но знаю. Спину начинает сводить судорогой от перенапряжения, задница сжимается каждый раз в такт плавному покачиванию твоего таза.
   -Стой! - Не выдерживаю я и протяжно зову тебя. О чем? Чего я хочу?
   -Да...- тихо шепчешь ты мне в ответ, шепчешь в место между ухом и шеей.
   А по телу гусятиной мчаться точки, миллиарды пупырышек покрывают воспаленную плоть, открывают шлюзы всех пор.
   Хочу ответить тебе, бля буду, но так искренне пытаюсь открыть рот и матернуть тебя, но не могу, твой бархат голоса запечатал намертво мои альвеолы. И я хриплю, знаю, что глупо, но так сексуально, не специально, но со стороны так.
   Твоя рука умело оттягивает резинку моих домашних спортивных штанов, едва задевает пупок и пятерней ложиться на сжавшийся в спазме голый живот. Нажимает, прокручивая по кругу, и так несколько раз. Ты наклоняешься надо мной, почти всей грудью ложишься на мою спину, но не до конца. Одна твоя рука удерживает свой вес, плечом же ты придерживаешь меня и не даешь упасть нам обоим на пол. А я почти в лепешку, там, снизу, мокрой лужицей стелюсь.
   Бедра дрожат, напирают на твои, прижимаются сзади, ищут стальные мышцы твоих ног, но пока не находят. Не помогают и твои широко расставленные ноги - ритм все равно сбивается, идет своим путем. Шуршание тканей переплетается с мелодией свистящих вдохов и выдохов, сдавленного сглатывания слюни и прерывающихся захватов кислорода - высшая музыка для двоих трепыхающихся ранеными птицами сердец. А я все кусаю губы и жмурю глаза, ощущения взрывают все мое существо, как искры от костра возле стога сена. Много ли нужно для пожара?
   - Подожди...- эхо прорывают тонкую материю воздуха...- я кончу сейчас.
   Прерывистый вздох за спиной. Замирание движений во времени, боязнь шевельнуться и нарушить гладь чуда.
   Ты не улыбаешься уже, вовсе нет, знаешь, а я ведь не вру тебе.
   Бедра в бедра хотят чистой оголенной кожи, им мешает даже шелковистость волос, что уж говорить о ткани. Мой рот наполнился слюной, она обильно заполняет каждый уголок его, возникает острое желание, почти больное, смешать ее с твоей, сделать особый коктейль, который и может утолить двоих молодых здоровых бугайчиков. Пытаюсь в спешке повернуть голову и отыскать твои губы, но они не отыскиваются, подбородок: оп-па - обломчик. Ты убегаешь взглядом от меня, движениями игнорируешь мои яростные попытки влепиться мной в твое, садюга епт. Твои губы балуют мои виски, шевелят дыханием мягкие волосы на затылке, кусают мягко плечо, а я хочу НЕ МЯГКОСТИ И ПОИГРЫВАНИЯ. Я хочу секса - бешенного, сильного, быстрого, немедленного.
   -Какого хрена???!!!!! - Психует все мое.
   От этого, почти по-детски шального возмущения об мои виски ударяется твой смех.
   - Гад. - Снова я не выдерживаю.
   И снова твои губы оживают в улыбке.
   Ты тот еще садист. Травка чужого и насаживание личного у тебя в крови, а я никак все не пойму, как умудряешься ты сохранять в равновесии свои такие противоположные стороны вселенской хрени?
   Рука твоя уже под штанами, стягивает их вниз вместе с трусами, переходит на ягодицы и оголяет. Я поддаюсь всем телом, инстинктивно и плавно, приподнимаю бедра и пытаюсь помочь избавиться от лишнего быстрее, но запутываюсь и...выходит все наоборот.
   Мне так хочется стать сейчас бешенным животным, оборотнем, например, и руками с сумасшедшей силой разрывать кусками ненужное месиво шматья, раскидывать его пафосно в стороны, резаться в лоскутья.
   Затем я слышу громогласный звук молнии, он рвет тишину на 'до' и 'теперь'.
   Я ликую этому визгу метала.
   Твоя теплота плоти касается моей, греет, нет.. жжется, близко, так рядом. А хочется еще более поглощающей глубины. Моя попа сжимается, и ощущение твоего паха прижатого ко мне, - я рад. Я начинаю лыбиться, тупо, по-детски, наивно и очень глупо, но мне, как салютам в небе - свободно и взрывно. Малышу подарили новую цацу, правда, эта игрушка малость норовиста, но все ж - крышеснос обеспечен.
   Спина сама начинает выгибаться, и я отвожу зад назад, твоя рука быстро направляет свой член вниз и он ныряет между зажатыми нами, проскальзывает между моих чуть расставленных ног, задевает все возможное и чувствительное снизу, и, пройдясь по всей длине моего уже эрегированного органа устраивается под.
   А в голове мысли скручивают в трубочки мозги от желания видеть всего обнаженного тебя, мять и жмакать, тискать с такой силой, чтоб вишибать из легких весь дух, нахрен сводить с ума и глотаться - глотаться, захлебываясь почти. Это животное желания захватывает меня с такой силой, так накрывает с головой, что я рвусь, по всем швам и стачиваниям, мне нужен блеск в твоих глазах. Господи, я хочу видеть твои бездонно - ореховые глаза, суженные зрачки, что граничат с потерей в пространстве. Наклоняю голову и вижу, как из головки, на самом краешке спелой сливы выступает доказательство твоего поражения - сдачи контроля над собой. Он гордо стоит, чуть покачивается от напряжения, меняет постепенно свой цвет и текстуру. Природа, твою мать: мягкость - твердость.
   -Хочешь, чтоб я скорее вставил тебе? - Тихий голос поет в голове.
   Что ответить, когда факты налицо. Пускаю на самотек. Пусть, будет, как будет.
   С тобой только так и можно.
   С тобой только так и нужно.
   С тобой только так и есть.
   Хорошо, очень хорошо, почти идеально.
   Я изврат. Полный. И мне хочется рычать - рычу.
   Отдельными, никак не связанными фрэймами проносятся в голове отрывки тех вещей, чего я хотел бы сделать с тобой, но, некоторые вещи - никак не изменить. Лады, тогда ты делай все, что хочешь, почти все, что я хочу. И мне пох*ру, большому такому и увесистому, что ты будешь делать и, как ты это будешь делать.
   Вставляй мне.
   Имей меня.
   Бери меня.
   Тр*хай и еб* меня.
   Но, главное, люби меня.
   По отдельности или вместе, здесь или где-то еще, сидя или стоя, лежа или рачком - одна байда. Все это оттенки нашего полотна страсти, а основа - она алая, такая красная и яркая, она - часть нашей крови.
   Время утратило свой смыл, оно давно его потеряло для меня, я и не ищу пропажу - здесь и сейчас.
   Теперь я понимаю смысл слов ' растворение в ком-то'.
   Когда, ради всего святого, я начал мыслить как такая вот заправная шлюха?
   И сколько раз я обещал сам взять себя в руки, но каждый раз срываюсь, падаю, тону в своем, съезжаю набекрень от вида твоего голода.
   Все-таки я болен. И моя болезнь лечению не подлежит.
   Думая обо всем этом я отвлекся и не заметил, как ты уже полностью навис надо мной, перетащил нас на кровать, и твоя рука туго обхватила наши члены, круговым обхватом ласкает наши плоти, смешивает жидкости и дурманит ноздри. Одним выстрелом уложено двоих - здорово. Хотя нет, скорее поставил и укрепил, уложатся они позже, опосля.
   Край к краю, венка к венке, сок в соку.
   Запах смазки смешался, и комната опустилась в аромат дикости, твоя рука умело пляшет на них, вытанцовывает свою джигу и возвращается обратно, к источникам. Губы томно покусывают плечо, с какого хрена ты так медленно сегодня все делаешь? Мы же вечность не виделись, я так изголодался, а ты??? И почему ты так лениво натираешь кожу на моей шее, почему так тянешь??? А между ног горит, а в груди пылает. Даже ягодицы начали ныть и подрагивать. У меня руки зачесались от желание в*ебать тебе по морде за такую пытку.
   Сука ты.
   Ты приучил меня к полному подчинению по своей же воле, к чистому удовлетворению всех органов чувств, и вот сейчас такой игнор - это нечто. Я начинаю клацать зубами. Как мне хочется сейчас няшно так и мягко скручивать в бараний рог твою крепкую шейку, зажать так сильно твои скулы руками - чтоб ты не мог лепить себе на мордаху эту наглую и оборзевшую от удовольствия ухмылку, и пить твои губы, глотаться ими, сжирать их бешенной страстью голодного и озверевшего чудака. И целовать тебя, гада, целовать, зацеловывать, залепить тобой все мои трещины и раны, замазать все болючие места, что ноют и так мучают...и снова целовать. Затрахать тебя до полусмерти и тобой быть отделанным так же.
   В моей страсти и любви нет границ.
   Нет ума.
   Нет рассудка сейчас.
   Чувствительно.
   Чувственно.
   Слишком даже, но слово 'слишком' и 'ты' - просто не совместимо.
   Я плавлюсь под твоими скользящими едва-едва движениями, замираю где-то на вздохе и трепещу, как ленточка на ветру, что едва лишь нечаянным захватом зацепилась за ветку дерева и может оборваться в любой миг. Живот и пах свело выворачивающейся судорогой, и я не дышу, зависаю, хрипло кусаю сжатые кулаки, попеременно цепляюсь зубами за простыни, смешиваю их со своей слюной и искусанными ладонями.
   Этот секс сродни смерти.
   Я в реальной такой агонии. А ведь полчаса назад я бился в своем аду, и вот теперь - рай. Чистилище как-то пропущено, ну и хрен с ним.
   Я весь мокрый, да и ты тоже. Рубашка распахнута твоя, джинсы спущены до середины бедра, мой низ полностью голый, только футболка свисает с одной руки - зашибенная такая картина не маслом. Только укуренный художник и мог нарисовать такой бред - почти одетый садист и раздетый мазохист.
   -Какого ты медлишь? Я больше не могу: сейчас финиширую. - Уже реально зло выдыхаю я эти слова в приступе наката почти бешенства, что сродни дурноты от перевозбуждения.
   Затем, ты теснее вжимаешься в тело и рукой обхватываешь мою горлянку. Движения бедер резки, как сталь крепки и как ударяющий молот равномерны. Твое тело переходит на хаосный и рваный ритм, круговые движения то замедляются, то стремятся в бой с мгновенным ускорением. Твой член съезжает по промежности вниз, углубляется в мошонку, путается в ней и влажных складах, а затем с приглушенным свистом целует своим кончиком мой отросток, возвращается назад и так бесконечное количество раз.
   Сквозь мои стиснутые зубы льются, словно чудная песни...послания в далекие края.
   Терпение закончилось давно, пришел самый настоящий песец моей выдержке и меня понесло. Теперь я сам обхватываю наши соединенные плоти кольцом пальцев и по круговой оси начинаю двигать и двигаться.
   Движение к жизни, акт возрождения.
   Глупо говорить о любви как о чем-то платоническом. Сама она таковой и является в самой сути и внутрисостоятельности, да, знаю, что так: что-то очень чистое, безграничное, бесформенное и вечное. Но, не здесь и не сейчас, наш мир слишком физичен, слишком касаем, и кидаться лживыми словами о чистоте помыслов - это, что сродни всунуть башку под землю и страуситься направо и налево. Ничерта 'сейчас и здесь', любовь не возвышена, у нас атрофировалась такая функция, как невинность. Самые девственные девы мастурбируют, втыкают втихаря в порно, а парни дрочат в уголку-коморке на силиконовых дев с обложек ' Максим' и 'Play ...там и тра-ля-ля'. Это разве что у кого не встает - тогда и про платоничность можно поговорить, но без физического доказательства - никому эта самая любовь не будет нужна. Другое дело, если есть только трах - тогда это попросту не Л, а просто секс. В идеале же - все должно быть в гармонии, даже если душа к душе, а плотью не совместимость - постепенно все разматывается и теряется, стает скучным едва-едва терпимым и избитым. Хотя, сейчас у нас почти все и всё умеют - хвала прессе и возможностям в наше время можно купить, продать, приобрести, развить и выучить почти все, кроме, одного единого того искреннего и внутреннего чувства, имя которому слишком опошлилось.
   Когда сердце начинает грохотать за рейсами ребер просто лишь из-за одной мысли о другом человеке, когда взгляд рвется к нему быстрее самой ядерной боеголовки, когда при виде любимого выдыхать забываешь и довольствуешься углекислыми отходами из своей крови - тогда можно говорить о глубинном.
   А когда - нравится...-вспоминается... - думаю, да, и, наверное - какая к *баной матери л????
   Розовоочкастая такая пародия на что-то.
   Так что я не тешу себя иллюзией насчет вечности и охуе*ительности чистого чувства. Если, конечно, пиз*ярство в дыхалку, трах в самых удивительных местах, посылание и одубение можно причислить к вышесказанному, тогда да, у нас любовь с самого начала. Такая пьюрная - гипюрная, руковыгибаемая и притаённая.
   Твоя рука опускается на мою, и мы, сродни разным частям одного пазла единообразуемся в единое.
   Эвентуальность во всем- это, редкий дар человеку. Такого днем с огнем не сыщешь.
   Почти в унисон, почти гладко и слажено - рука моя слишком мокрая, скользкая от липкости и влажности, смазанная не нашими железами внутренней секреции, она укутана огнистой коркой вжадания. Если бы не твоя мощьность поверх моей руки, если бы не твоя крепкость ладони, что так часто удерживает нас на плаву, то моя рука давно бы слетела в тартарары и финал бы был отстрочен еще на хрен знает какое время. К горлу подкатывает кипучий шар, дыхачка еще прервалась на стартовом этапе забега - комната выгибается в глазах, она просто пениться от глухого и сиплого дыхания, совсем инородные звуки клокочут внутри и вне.
   Господи.
   Как мне хочется пить твое дыхание.
   Где эти так сейчас необходимые губы? Где? Не лизаться и не сосаться впустую языками, не затыкать рот чем непоподя, а именно целовать тебя и быть исцелованным, заглатываться твоим дыханием, которое пьянит своей свежестью и наполняет грудную клетку истинной жизнью. Это не просто акт чего-то, это настолько сокровенное действие, цены которому я не понял до конца. Даже само слияние - менее весомо. Поцелуй - это...в общем это слишком личное. Именно любящее сердце разговаривает ими. А ты не даешь мне объясниться!!!!!
   И прибыл бы я тебя сейчас за то, что ты все-таки не засадил мне по самые гланды, а так хотелось. Что не касался моих губ. Что сам одет, в то время как я растрёпанной куклой висну в твоих руках
   Еще совсем чуть-чуть. Самую малость. Немножко. Капельку...
  
   Но не капелькой, а блаженным потоком я начинаю взрываться, и содрогается мое нутро, моя душа, мое тело, мое сердце.
   Так долго сдерживался, так мучительно ждал тебя.
   И я кричу громким протяжным стоном, поэтичной песнью льется завершающее скольжение во власти пароксизма оргазма. А через пару секунд в унисон мне догоняешься и ты.
   Остро, немного даже с болью, судорожно и сладко затихает наша болезнь - на недолгое время уходя в состояние ремиссии.
   Наши тела еще не отошли, сердца еще бухают тяжелыми молотами в ушах, перепонки дрожат и похлопывают внутри, сперма смешивается на моем животе и постепенно начинает холодить кожу. Несколько капель на моих губах - брызги летели всюду, горьковато...Привкус тебя там - и я снова в строю. За две недели, что ты отсутствовал, я сильно изголодался.
   Знание, что ночь будет взрываться еще не один раз - и голова хмелеет, абсентовый привкус в голове вызывает обильное слюновыделение во рту.
   Соседи. Да, сегодня им не поздоровиться, хотя, они, наверное, уже давно привыкли. Был им полумесячный отдых - так что теперь держитесь, братья мои, мужайтесь и запасайтесь терпением. А можете, и присоединится к страждущим, только за стенкой, у себя дома.
   Я падаю обессилено на кровать, закидываю руки за голову и стараюсь немного отдышаться, а это не так и легко. Ты ложишься рядом, на бок, и начинаешь вытирать с моего живота остатки пережитого удовольствия, затем откидываешь на пол грязные салфетки. А потом, наклоняешься низко надо мной и смотришь в глаза, долго, очень долго, пытаешься отыскать изменения? Но, их там нет, я всегда такой же. Твои длинные пальцы с всегда аккуратно остриженными ногтями треплют мою челку, откидывают ее в сторону и опускаются ниже на губы, оттягивают нижнюю и замирают. А взгляд твой все так же в моих глазах, застывший, но такой живой, такой мягкий в эти мгновения, такой твой. Это редкость увидеть тебя полностью расслабленным и нежным. Внутри ты такой, но только для меня, я это точно знаю, жизнь заставила узнать, и в тоже время именно для меня ты можешь быть самым жестоким и беспощадным, и это я знаю, пришлось все проверить на собственной шкуре, лопающейся, кровящей и возбужденной.
   Я первым отвожу глаза - просто нереально выдерживать твой непоколебимый и такой свинцовый взгляд. Там такая несгибаемая сила и железная мощь, что по телу проходит озноб: одновременно пугающий и приятный. Твои руки, опять-таки они, шершавые немного и в тоже время гладкие. Они были бы самыми-самыми прекрасными творениями Отца, если бы не твое увлечение ремеслом, но хоть ты и элитных кругов, но в тебе нет ни грамма зазнайства, ни крупинки кичливости, ты знаешь себе цену - тут ни взять ни отнять, но она реальная, истинная, она высокая, да, слишком мне до тебя, но все ж ты рядом. Сколько бы я не пытался понять этого твоего заскока на меня - но все никак моя башкенция не допрет этой мистики. А ты сам хоть знаешь ответ? Я думаю, нет.
   Мое дыхание снова учащается, стоит взглянуть на эти пёрышные подушечки пальцев, такие мягкие, что ватной теплотой ласкают мою нижнюю припухшую губу, немного играются с ней, едва лишь касаясь, и приоткрывают рот. Сердце снова заходится в привычный уже пляс карнавала, когда я рядом с тобой, и все мое существо хорошо знает уже твое следующее действие, такое ожидаемое, такое жданное, такое морально обнаженное.
   Я сглатываю.
   И жду.
   Молчу и предвкушаю.
   А затем вселенская награда.
   И сладость во всех порах. И хоть я не любитель этой сахарной мути, но то, что исходит от тебя - меня вштыривает на все сто, на тысячу вольт.
   Твое дыхание в моем, душа к душе, жизнь в жизни.
   Поцелуй: наш космос для парения, наш портал для приземления.
   Наше обетование.
   Сначала едва лишь нечаянное касание, почти смазал в сторону, но у тебя не бывает случайного, никогда, у меня это сплошь и рядом и скорее закономерности они у меня, а у тебя, как у самой идеальной программы все по плану, и даже если сбой, или неожиданность оказалась, ты тоже ее предусмотрел. Раньше, я думал, что такие люди или вымысел или как роботы - они попросту больные, бесчувственные и в своем мире, но как же я о*уел, когда сам с таким столкнулся неожиданным случаем - я долго не мог поверить и прийти в себя, я не мог понять самой сути там, где, а именно внутри меня, ее никогда и наблюдалось. Позже, гораздо позже я смогу уловить ее, очень искусную и почти невидимую, тонкой леской прорезающую мое сознание и понимание, поверить и проследить. До самого конца я не смогу расшифровать тебя полностью, да это мне и не нужно, но главное я уловлю и приму. А тебе, ведь, тоже не ахти как пи*дато со мной было, я тот еще крендель, сам знаю, меня хлебом не корми, а дай свою 'упрямость, очень часто граничащую с придурошностью' отстоять, доказать и вые*нуться там, где вообще не то что не стоило, но и категорически запрещалось.
   Я не поэт, но иногда пописываю то стишок какой, а то поэмку могу нехилую накатать, я так сочинения в классе мог писать, что преподка всегда говорила, умение у меня редкостное списывать, вот только одна она не верила мне и не лизала мне *опу, за что я ее по-человески так уважал и помнил. И хоть даром не верила, так как я не буду списывать никогда - гордость попросту не позволит, но не злился я на нее за эти смешные сомнения, она была клеевая тетка. Тобесть неплохие и точные вещи у меня могли выходить, но накатывало это на меня крайне редко, так как был я раздолбай еще тот, и попросту впадло было свою юность и молодость за таким некрутом изводить. Но бывали моменты, когда так припирало и трепало внутри, что только так и мог я отойти и вынырнуть из мрака черни.
   И именно сейчас, глядя в твои глаза, замирая на грани вечности в моем мозгу писалось романами, томами, в ум приходили всевозможные и невозможные сравнения, но вот все равно передать суть моих чувств сейчас было просто немыслимо.
   Маленькой певчей птичкой сейчас вытехкивало мое грохочущее сердце, выливалось тончайшим потоком трели соловья и замирало на миг от испуга, а затем снова заводилось и рвалось навстречу ветру и небу.
   Я пью с тобой эту тягучую нектарную негу, я глотаюсь ею все больше, и затянутый все глубже и глубже. Я так сильно путаюсь в тебе, что мне не нужен выход, не нужна свобода, если она означает меня одного - не в тебе.
   Вся ночь пронизана моим трепетным свистом из легких, твоими приглушенными стонами из сердца, нашими нечаянно сорванными всхлипами единения.
   Моя приватная сказка, личное досье на себя - оно так шибко и яростно зашифровано, так трепетно кодировано и сберегаемо за тысячью хитроумными замками. Никого не впущу, никому не покажу, никогда не позволю.
   Замысловатым узором твои руки плетут вязь узоров на моей груди, затрагивают выпуклости и внимательно работают над каждой мелочью, стараются не упустить ни единой петли с виду. Все должно быть идеально в руках мастера, только так и становишься профи. Я материал в твоих виртуозных пальцах, податливый и правильно приготовленный, точно подобранный или...нечаянно оттискавшийся?
   Как бы там не было сейчас - это сейчас, а ранее все было по-другому, по бешенному, по крошившемся, по вырубающему нах из поля зрения и чистоты рассудка.
   Сегодня да, мы не раз заставим воздух плавиться в наших трахеях, не один встряс вселенной выгнется от взрыва неконтролируемой энергии в самом чистом и неразбавленном виде, не одно миллионное солнце засияет почти до боли в глазницах, и не одно еще озарение и благоговение сожмет горячими ладонями наши тела.
   Но это пока...
   Да, пока ты трахал меня от души.
  
  
  
   * * *
  
  
   Два года назад.
  
   Я шел молчаливо по коридору, укуренный своими мыслями и запечатанный полностью для всех. Но, был в нашем университете один человек, кто просекал меня, как томографический аппарат, и как не печально, человек имел в этом старом здании самую большую власть, а именно был он нашим деканом. Будет точнее сказать деканшей. Еще со студенческих лет помнила она меня отлично, любила - так нет, но уважала, поощряла, поддерживала. Конечно, большое ей человеческое и искреннее 'спасибо', но кто ж знал, что и здесь это 'сенкс' не прокатит - расплачиваться нужно в этой жизни, и, ни моментом позже.
   'Fuck them all' - бурлило во мне и клокотало не совсем дружеское чувство сейчас в груди. Что за чертовый день и такой же везучий случай, и почему я не поднимался на третий этаж нашего старого, но нехило так отремонтированного факультета иностранных языков другим входом? С какого будуна мне нужно было наткнуться на зам деканшу В.Т. и выслушивать те бредни? А смататься с глаз я не мог, есть работа - есть обязанности, есть куча немалая правил и прочего педовского устоя. Ну почему каждая клеточка моего организма не превратилась в клеточку жопочуя??? А ведь, день так шикозно начинался, и так же славно обещал с утра и закончиться, но рок не дремлет! О, фак, щас будет прокат мозгом смолистой жижей по асфальту.
   -Какого? - Иду следом за статной тетенькой в кабинет деканши и бубню себе под нос никак не хотевшие утихнуть злые мысли и похабные слова. А должен быть смататься домой раньше, дать умным деткам самостоятельную работу, старосту назначить вместо себя главой всей этой кампании и пуститься прямичком к вот-вот наклевывающемуся любовнику. И хоть он таковым вообще бы и не являлся, но перепих парочку раз в недельку - был бы ничего. Понятное дело, что тот меня сегодня не дождется на условленном месте и мило или грустно пошкотыльгает домой, ну, или клеить нового. А он, между прочим, был ничего так: и высок, как я люблю, и мордаха ничего так, и стиль есть, правда, мозги не слишком заточены на мои подковыристые и острые речи, но это ничего, мне с ним не трындеть хотелось, а простыни пачкать. И вот, что мы имеем? Еще раз фак! Почему такое гадство должно было случиться именно со мной и именно сегодня и именно сейчас? Но, деваться некуда.
   Захожу в кабинет - клевый такой и отреставрированный не хило, бабла, видать, дохера и трошки вбухали в него, с иголочки, я б сказал. Начинаю разглядывать стены, что молочно-белой краской радуют глаз, навесной потолок, что плавными зигзагами бороздит пустое пространство сверху, окна - не галимый пластик новомодного бзыка, а деревянные рамы из молодого ореха. Мебель тоже такая вся шикозная, стильная очень - все по каталогу делалось. Гармония внешнего пытается скрыть пропасть непонимания внутреннего. Но, именно здесь, как не парадоксально, мне уютно. Я знаю ответ - не важна вся эта внешняя шелуха, а именно наполненность человеческим греет и радует нутро.
   -Здравствуйте, Ангелина Владимировна, рад встрече. - Быстро отчеканиваю я и жду разворота дальнейших действий.
   Деканша, как всегда медленно и уверенно устремляет свой цепкий и умный взгляд на собеседника, оценивает все возможные исходы и только тогда делает первый шаг. Нда, таким вот и страной можно править, а не только потрепанные факультеты на горбу тащить. Баба она не просто хорошая, а отличная такая: толстенная, килограмм эдак за сто, но красивая - пиздец. Лицо, глаза, губы - все четкое, яркое, насыщенное, живое. Ее улыбка - это нечто, я часто зависал на ней и не мог отвести глаз. Если б она похудела - я думаю, она бы потеряла свой шик и особую прелесть. Была она еще не стара. В самом соку так сказать, лет тридцать пять, среднего роста и огромнейшей силы воли. Она еще и предметы вела: практику английского языка и теор грамматику. А так же она заведовала всей подготовительной системой к любым концертам и мероприятиям, но это было ранее, еще до ее глав поста, теперь попросту у нее не хватало на это времени, но я застал и знал ее именно тогда, когда сам еще учился в универе и был студентом. Именно она меня заставила выступать на первом курсе, я пел какую-то английскую песню....под пианино. Ох и бля*ь, как я намучился, как я назадолбывался, как я замахался так позориться, но пацаны, суки, меня подставили и она так сказать нечаянно, услышала как я пою на заднем дворе за зданием факультета, сладко пьяный после празднования очередного дня рождения одного из одногруппников. А я, если вхожу в раж, вообще из реальности выпадаю, и меня несет куда-то там далеко-далеко в заоблачные дали. Попался - спалили, был угашен нехило, и чтоб не вызывали родителей, чтоб вообще не отчислили, пришлось петь. Ёпт. Хоть бы фонограмма была, я не говорю об оркестре, но хоть что-то, лучше бы вообще без аккомпанирования было, я б в сухую спел, но пытаться попасть в такт пианино - это...как же обозвать такое хренотение - даже и не знаю. Полная ересь над искусством. Но мне хлопали, пацаны даже свистели, ....мг, а потом я свистел, когда въбашил пару раз по мордам Серому, который и привел Ангелигу тогда в беседку на нашу пьянку. Он стонал и сгибался в уголке. А я стоял и свистел. После того случая парни больше таких кренделей мне не выдавали и побаявились первое время, просто, внятно было расписано, минимум слов и максимум действий - меня опускать так нельзя. Но, она меня запомнила, поржала немного и поприкалывалась над моим застенчивым чувством боязни сцены, оказывается, я нежный такой в этом плане, а похеру, ну и пусть, она никому не выдаст мой секрет. И не выдала, зато на экзаменах меня не валила, всегда улыбалась, всегда поддерживала и даже место мое рабочее она мне уготовила. За последнее - я не был безумно благодарен, но и не зол.
   Умная. Справедливая. Красивая. Толстая. Благодарная. Властная.
   Ну, и пожалуй, еще один факт такой - любовники у нее были только молодые и красивые студенты. Прикольно так, она, сто с хвостом кило и красун кило семьдесят пять, как же они тюкались? Да. Без вариантов - она снизу. Пацаны часто душились и ловились от этой темы. Я - нет. Мне похеру такому абсолютному, с кем хочет - пусть и спит, и как хочет. Я свечку не держал - чего пиз*еть и сотрясать воздух впустую?
   А теперь вот я стою в ее уже деканском кабинете и жду дальнейшего.
   - Садитесь... - замерла она на пару секунд, а потом закончила предложение. - Руслан Витальевич.
   Я усмехнулся. Видать, еще не привыкла она к такому официальному обращению ко мне, раньше, все время Руслан, да и только, а теперь я....не шишка, но, стиль, уважение, просто нужность и только. Лучше бы она и дальше меня продолжала вот так просто звать. В голове махающее дребезжащим веером зарябило от наката воспоминаний, сначала легким дуновением протекло вскользь, а затем теплым дыханием заполонило мой разум на пару украденных минут из юности. Все-таки не только плохое было в прошлом, но и веселенькое, родное.
   Но, меня вскоре быстро вернули на родную землю - обломом таким навылет.
   Я сел.
   Перешли мы быстро к делу, а чего мелочиться - урок уже и так начался пару минут назад, так что спешить есть куда.
   -Не хочу надолго вас задерживать, - без лишней суеты начала она, - но, на третьем курсе преподавательница на днях уходит в декрет. И верите вы или нет, но заменить мне ее некем. Вы - крайний. Что в плане английского, так и в плане кураторства.
   Я открыл рот от удивления.
   И что тут сказать?
   Да, я влип не в смех. Мне только 23 года, я сам сопляком только-только перестал быть, и...
   -Э, третьекурсники? -Переспросил я.
   -Да. - Лаконично. Точно. Понятливо в ответе.
   Я скривился. Но это просто не может быть правдой. И хрен там с тем, что мои подопечные будут на 2-3 года младше меня, и фигня - что я буду там самый низкий, и *уй с тем, что я не имею опыта - но бл*дь же, я это просто не переношу и не хочу!!!!!!!
   -Это такая шутка? - Спросил я, но знал достоверно и стопроцентово, что нет.
   Она склонила немного голову набок, мило улыбнулась в ответ и отрицательно покачала головой.
   - Дарлинг, неужели ты за столько времени еще не понял когда и где я шучу?
   Да, лопух я.
   -Нет, вы не шутите.
   Я вскочил с места и заходил по кабинету громкими шагами, разбивая воздух быстротой движения. Во мне все опешило. Блин, я действительно такого не ожидал. Как так? Да, я мелкая и пузатая гадина, но за что мне ТАКОЕ?
   -Не кипятись и успокойся. - Услышал я утешительный голос рядом. Обернулся и упрямо покачал головой, отрицая все.
   -Нет, не буду. Не умею. Не знаю.
   -Скорее ты не хочешь.
   -Да, и это тоже, но разве моя реакция ненормальная? - Начал уже я закипать.
   -Ну, вообще-то я ждала такого, но, у меня нет другого выхода. У всех преподавателей есть классы, один ты и Валерка не при делах, но, Валерка - он часто болеет, и у него, если не одно так другое, а ты работаешь хорошо, ответственный и...
   Я ушел в подполье. Перестал замечать все вокруг и мой мозг начал фаршировать все подряд: понимал, что хера я выкручусь и мне все-таки придется сделать то, что она задумала, орать и доказываться - бессмысленно и глупо, только себе наврежу. Хитрость? Но, как и что?
   -Понимаете, Ангелина Владимировна, я ...это...я не собираюсь идти в аспирантуру. Вы это знаете, мы сразу обо всем ясно и четко договорились, расписались и уяснились, тогда, зачем вы это делаете? Вы же знаете, насколько слабо мое терпение и что великодушия во мне ни на грамм.
   -Не прибедняйся, Руслан, и не включай свой режим тупого плохиша, да и не на вечность я тебя ставлю, а всего лишь на пол годика, а там - иди, куда душе угодно и делай, что хочешь, но, сейчас, ни у меня, ни у тебя нет иного выбора так что, ты обдумай, обмозгуй, прими и смирись...и вообще, иди ка ты на урок, а то уже почти пол пары прошло.
   Я невесело замычал.
   -И по чьей вине, скажите на милость? - Не выдержал я. Вот же наглости кому не занимать, так вот точно.
   -Ладно, давай не будем сейчас толочь воду в ступе, ты дома успокоишься и завтра свежачком ко мне с самого утреца. Лады?
   Ох, лады мне эти, как совсем не лады.
   Я вскочил с места и повернулся к выходу.
   -А, да. Забыла тебе сказать, группа элитная достается, именно тебе и хочу ее дать, так как Валерий,..- запнулась она на пару секунд, а затем собравшись добавила, - он не справиться.
   Я приподнял одну бровь вверх и ждал продолжения. Ого, даже так.
   -Ты не переживай, группа сильная, хорошая, парней там больше обычного, (а обычно в группе 4-7 парней на 20-25 девчонок) так что тебе будет веселее. Как-никак ПЕД же у нас, где там мужскому роду в больших количествах обитать.
   Я опешил. Это намек? Вряд ли. Никто о моей ориентации не знает, и пусть она человек проницательный до сорванных петель, но не столько же. Нет, это для поднятия боевого духа.
   -Хотя, ты мужчина, это женщине больше парней - лучше, а тебе девчонки нужны. Ты, кстати, себе еще не завел?
   Быстрая смена позиции, мгновенное перераспределение. В крови у нее - огонь. Одно - второе - третье, успевай хватать эмоции и ощущения, и молча открывай и закрывай рот от невозможности успеть ответить на очередной вопрос.
   -Ну, мы тебе подберем, не переживай. Ты у нас ничего так, правда, мелковат, но, девчонки твоего роста найдутся. Сколько в тебе? На глаз так 165 сантиметров, о,-о-о, так не все потеряно. Ладно, проехали. В общем, будь - как и всегда, но не зарывайся, лучше тихонцом и молчком, только по делу и спокойно. Лады? Группа особенная, как я сказала сильная, но навороченная из-за родителей детишек. Там простаков почти нет. Есть парочка очень умных, но, они на своей волне - с ними вообще проблем не будет. А с остальными - мирно, тихо, спокойно.
   Моя морда напоминала о*уевшего зайца. Или скомканный лист бумаги в руках психованного селери-мэна. Или человека, которому на его самый-самый костюм нагадила сверху в небе, нечаянно пролетающая, птичка.
   Я прикрыл глаза, набрал столько воздуха в легкие, сколько помещалось, и резко выдохнул. Пытался поспокойнее, но не особо вышло. Лучше мне сейчас сдержаться, это самое чудесное решение в данной нависшей черной тучей ситуации, иначе - будет тут вам третья мировая. И поэтому я, молча, повернулся к двери и вылетел в коридор. Там я стоял минут пять и приходил в себя, вернее, в себя приходило мое отделанное эго, а затем я рванул на свою пару, или то, что от нее осталось.
   Дома, сколько бы я не крутил не выдумывал, а выхода из этой нежданно бахнувшейся мне на голову ситуации я не нашел. Ангелина - не тот вариант, что бы откинуть из вида и тупо протупить, съезжая непониманием проблемки и 'ни бе' в делах такого рода. Да и много я ей вишу, если быть честным перед самим собой.
   На следующий день мне все ж пришлось вставать раньше обычного, заходить к ней и выслушивать целую плеяду предложений касательно удачного влития в коллектив крутиков наших местных и достпримичательных. Получил программу для третьекурсников, наставления и благословления и грустно поплелся в аудиторию, знакомится со своей группой. Мне еще и куратором их нужно быть. Вот те на, в таком юном возрасте и становится мамкой для переросших детин - это что-то сродни фантастики. Набуя оно мне впало?
   Я не переживал и не боялся вообще, с какого перепуга? Я не молодая преподша впечатлительная, не ранимый трансвеститский пид*р, и хоть таким в некотором роде являюсь, что касательно последнего, но воли и характера у меня хватит поставить на вместо не в тему вы*бнувшегося крутого выскочку. А с хера нет, я ж умный.
   Идя по коридору, я почти не замечал мелькающих картинок мельтешащих студентов, за столько лет уже привычное дело уходить в себя и свои мысли, не очень то и помню аудиторию на первом этаже в конце коридора, не помню лиц нахального молодняка, что так и норовил нарваться. И только тогда, когда я оказался посредине этого хаоса и выносящего мозги моего неличного дурдома - я опомнился. Класс был наполовину пуст, кое-кто сидел за столами и клевал носом в записи, парочка студентов болтала по мобильникам возле окна, и еще привлекла внимание меня одна девушка, сильно нависшая над партой, разбиваясь в лепешку от объяснений, над парнем. Да. Нужно же так пытаться привлечь внимание и вообще забыть о внешнем виде. Девушки меня не волновали как особь сексуальная, но вот приличия в универе хоть элементарные должны быть - висит тут, почти раком, а задница голая - трусы в цветочки вообще глаз не радуют.
   Я смачно матернулся сквозь себя. Проблемы уже начинают возникать на ровном месте.
   - Так, ребята, может, у меня что-то со слухом, но звонок на урок уже был. В чем проблема? И почему так мало студентов?
   На мое заявление никто не обратил внимания, да я, как придурошный разговаривал сам с собой по ходу дела. Попытался спокойно вздохнуть и еще раз повторил сказанное. Реакции - ни на грамм.
   И только тогда, когда я смачно матернулся и повысил голос на несколько октав - все удивленно повернули головы в мою сторону и одарили маленькое тело блеском разноцветных глаз.
   - Леди и джентльмены, позвольте представиться: я - ваш новый куратор и преподаватель английского по практике. Зовут меня Руслан Витальевич.
   Все немного оторопело смотрели на меня и очумевшее недоверие начало поплясывать в их зрачках. Я дико наслаждался картиной, впервые можно было вынести какое-то удовольствие из сложившейся ситуации.
   Затем я взял журнал со стола и начал перекличку.
   -Будем знакомиться, - довольным голосом налакавшегося сливок кота протянул я.
   Окинувши беглым взглядом всю аудиторию, я уже собрался было сесть за стол, но вдруг дверь резко скрипнула и в нее влетела со всей дури куча молодняка. Я замер на полуслове.
   Такая себя четверка бравых удальцов-молодцов решила посетить наше скромное обитование, которым, с виду видно, было все по колено. Они громко разговаривали, ржали, как кони и были полностью погружены в свой особенный мир, так разюче отличавшийся от прочих недостойных смертных, которым вылизывать герцы вряд ли будет позволено. Самый резвый, что шел впереди, вдруг вскинул голову и уставился прямо на меня, те, что сзади, не обращая никакого внимания, обговаривали насущные проблемы и сметали на пути своей бравадой всю мирную атмосферу в классе, что установилась на пару минут дотеле. А затем, не видя и натыкаясь на первого, что замер на месте, врезались с ходу в его спину. В аудитории заплясала не очень тоненьким голоском похабная трель матов.
   И тишина...и мертвые с косами стоят.
   Друг в друга лобовое скрещение взглядов и плохо скрываемое удивление на мордахах парней меня ввело, почти что, в экстаз.
   Они смотрели долго и славно, не знаю с чего начать и как понять что-то похожее на гномика в сравнении с их ростом от...метр восемьдесят пять и, заканчивая двухметровкой.
   Да. На этом долговязом фоне я был сущим пустяком.
   Только, не стоило бы им недооценивать такую шпонь: у нее есть характер, которому противостоять - легче с моста в речку бабахнуться, и еще есть упрямство, что танком не перепертое, и еще есть гавнистость, такая улетная - ей целое небо нипочем.
   Я промолчал, и решил никого не трогать и не отчитывать, а те четверо расселись по местам, и как ни в чем не бывало, продолжил перекличку дальше. А краем глаза я видел злость, щедрую и открытую, которая начала разливаться в глазах новоприбывших заводил. В том, что это самые ведущие и выдающиеся здесь среди собравшихся - я не сомневался ни на грамм, мог даже грудью лечь и расписаться пальцами ног где удобно, так я был уверен в своей правоте. Повторять все вышесказанное я не собирался, и так узнают от других, если захотят, и, не смотря в их лица, я немного пообщался со старостой класса. А для закрепления результата еще и в полный игнор поставил, но нас прервал громкий, с наглинкой в голосе вопрос.
   -Вы наш новый препод?
   Я оторвал взгляд от старосты и перевел его на вопрошаемого: это был все тот же пацан, что ворвался в класс первым. Светлый шатен высокого роста, уверенный в себе выше крыши, с этой его убежденностью во всесилии и непринятии инакомыслия.
   Мои губы сами по себе растянулись в милую и скромную улыбку, в усмешечку простака-дурашечки, недалекого ботанчика с безобидным характером. Свои карты я не намерен открывать сразу, с порога так сказать, нужно и поиграться же. Пока не надоест или не приспичит, буду дурачиться, как, впрочем, я делаю эти последнее время со всеми и вокруг.
   И пока я кайфовал от сладкой злости, что выплескивалась бурными фантами на мою тупую улыбку из-под их ресниц, последовал следующая реплика, но уже от иного представителя бравой четверки.
   - Вы у нас птица залетная или отправленная к нам на ПМЖ?
   -Та нет, Костян, ты что, он, наверное, перепутал поворот в школу с поворотом в корпус. Присмотрись внимательнее, этому мальчику еще расти и расти.
   Я в душе ржал, неужели они думают, что рост - это моя больная тема?
   -Мне жаль вас разочаровывать, господа - студенты, но попал я туда, куда нужно. И да, я ваш новый преподаватель до конца этого года.
   В аудитории послышался гул. Кто-то смеялся, кто-то возмущался, кто-то наглел и похабствовал, а кто-то, молча, отвернулся к окну и игнорил всех и вся.
   В общем, первый день - был днём знакомств и суматохи. Пережили как-то, успокоились, и все стерлось из памяти.
   А чего я должен помнить? Причина? Мне было пох*ру на них, на любовь или нелюбовь ко мне и предмету, мне было на*рать на их успеваемость и бабло, на их предков и крутизну, клал я на все это. Нужно пережить эти шесть-семь месяцев и как в песне: 'Я свободен, словно птица...'.
   Все шло первое время неплохо хоть и с напрягом, и это касалось славной четверки, любили они опоздать на пары, съе с фонки по немецкому языку, и как куратор я не раз выслушивал обидные жалобы препода по немецкому языку об их безалаберности. А сам себе, слушая всю эту чепухню, про себя думал о том, что у меня и похлеще было, но, как-то проносило, да и умел я сматываться так, что и блоха не прознает. Любили они также и повыделиваться, Эх, вы, молокососы навороченные, не знаете вы, как дурить и придуриваться. Они игнорили учебу как такову, хотя, двое из них ловили все на лету - как раз этот 'первый', которого, я сам себе обозвал, Костя Домбровский, и, последний, темный шатен Демин Кирилл, слишком тихий и подозрительный. Остальные же Зыкин Леонид, а попросту Ленич, и Витренко Олег - были так сказать тупенький идет тупого погоняет. Но в целостности с ними было весело, сила-силенная подколов и ржача на обрыв пуза, развлечение для моего вечно скучающего но активного разума, разнообразие для зажеванного и однотипного рабочего дня. Иной раз я даже не шел в кабинет преподов, так сказать за свой стол. А оставался в аудитории и делал вид, что очень занят подготовкой к следующей паре. И всегда вид идиотика, и ликование от того, что игра моя не раскрыта, а карта не бита, и эта бесконечная открытая глупость и стеснительность в глазах, такая светло-кремовая, наивная, проще комнатного тапочка.
   Но не сегодня.
   Хотелось курить, до финиша, а я только пару недель бросил, с какого перепуга - и сам не знаю, так бахнуло мне в голову, и я решил. Да, привычки просто так не исчезают, они - наплывами, начинают выламывать каждой грененной мыслью, каждым вздохом цепляют горящие легкие от недодозы, несут с собой едкий привкус горечи. Но, моя упрямость не позволит помахать белым флажком, не я это. Пыталось терпеться, хотелось отвлечься, а так просилось сорваться.
   Я сидел и слушал перевод, неплохой такой и качественный. Да, группа, и правда, сильная, не все, есть четыре-пять олухов и недоделков во всех смыслах, но в общем отличненькая такая команда у нас из перцев крутых. Но, я не мог сегодня вообще сконцентрироваться, не мог править ошибки, не мог даже уследить за своим бредовым ходом мыслей. И я знал причину.
   Пары по практике у нас каждый день шесть раз в неделю, тем более, что пол месяца детишки пропустили из-за болезни, или там недомоганий прошлой практички, она в больницу попала, и вот теперь мы нагоняли. И вот уже третий день подряд я чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Это выбивало из обычного и устроенного ритма, не то что, мне это злило, но и бешеного бурления во мне не поднимало. Не прямо, а вскользь, внычку, это начинало раздражать. И я никак не мог перехватить его, не мог расшифровать, мне нужны блики в глазах, я должен видеть блеск зрачков, и поэтому я нервничал. Хотелось затянуться табаковой дурью и сдозить свой разум дурманом никотина.
   Я встал и начал медленно ходить между столами, окидывал подозрением все головы, искал виновника моего разлада. Но хули там. Отнюдь, сегодня не мой день. Лерка снова буянила, та девчонка, что в первый день показала мне свои труселя, она часто вообще любила вот так привлекать к себе внимание, заигрывать, почти слюнявиться от своей 'невъебенной красоты и секазности'. Знала бы ты, дуреха, как тщетны твои попытки завлечь меня в свои сети. Истинный педрила никогда в дырку не полезет. Я ж тебе не универсал там неопределенный, никак нетс, я стопроцентный и догробовой ' blue man'.
   Сейчас у меня происходил моральный суицид на почве возбуждения.
   Я точно знал, что смотрит пацан, не девушка.
   Иногда внутри есть какой-то рулевой механизм, что все просчитывает или определяет за тебя, а может просто это - то самое шестое чувство?
   Шаг и ...соприкосновение взглядов. Костя Домбровский? Не может быть, этот самовлюбленный и наглый ушлепок? Я чуть прифигел и замер в шаге от него. Добрый, как любили они называть его, прямо и въедливо упирался в меня глазами, прищуривался и не отводил. Не поспоришь, он тот еще лакомый кусочек для гея: высокий, смазливый, с характером и гонором, как купеческая девица на выданье, умный, знающий себе цену. И херня там, что он наглая сволочь, упрямая скотобаза и подстраивающая вечно всех под себя рванина. В нем было что-то. Не скажу, что это мой идеал, у такого как я, идеалов вообще нет, но все-таки.
   Но, он не похож ни на геюшку, ни на двоебокого, на вид он полный гетеро-анец, неужели я ошибаюсь? Но такими взглядами просто так не кидаются, их держат или для индивидуально, или на крайний случай прозапас. А ведь раньше мой внутренний голос никогда не подводил, я так размяк, так заигрался и потерялся? Не похоже. Глупо делать поспешные выводы.
   Нужно понаблюдать.
   И я стал присматриваться.
   Лизка. По ходу дела у них часто был перепих, другими словами и не назовешь, не просто ж так его рука вечно гуляла на бедристых просторах смачного тела, и не просто так она никогда не получала отказа. Его сильные и длинные пальцы любили путаться в ее волосах и рвать ее паутину на мелкие части, завлекать завлекаемую. Со стороны они были подходящей и сладкой парочкой, но, зная такой тип парней, я голову на отсечение дам, что сладостью там не пахнет на самом деле. Там голый и примитивный трах, да и то не всегда и не с ней. Игра, просто, по другим правилам и с другими актерами. Не более.
   Я бы вообще не заморачивался на этот счет, я ленивый крендель там, где меня не гребет, но...что-то не давало покоя. Костик, как я привык называть его про себя, часто прикидывался слащавым мальчиком перед девчонками, но на самом деле я видел, что там творится в глубине его сути - непроходимая чаща и смертельное упрямство. Я хотел с ним с секса, да, было бы глупо отрицать это перед самим собой, но, башку от недотраха с ним мне не срывало. Ничего сразу и мгновенно не строиться, это я знал. Но, он цеплял меня, и все тут.
   Я сел за стол, краем глаза увидел движение за столом Доброго и Лизки (они часто садились вместе на моих уроках) и она пропала под стол из зоны охвата моего обзора. Внутри разлилась злость. Вот же наглые и охуевшие персы, я чуток подождал и решил остыть, но подрывать начало еще сильнее.
   И меня прорвало.
   - Лиза, головой нужно работать над столом, а не под ним. Заработалась ты, или заучилась, однако.
   Та быстро вскочила, и глухим эхом разнесся звук удара - видать чем-то ударилась. Конечно, все взоры в аудитории сразу обратились к ней. Щеки нахалки расцвели красными маками, и этой сучке они были очень к лицу. А сосед по парте ухмылялся, нагло, невинно, самодовольно. Неужели, он этого и добивался? Не уж то он думает, что я ревную? Обломиного тебе, длинный такой и красочный. Я учитель как-никак, горе препод, но все ж, даже мое эгоистичное и похеровское отношение ко всему вне меня - это одно, но такое опускание - а хули вам. Бесконечная степень говнистости других - отключает мои мозги, и я тогда действую исключительно интуитивно, а не знали, гады, узнаете щас. И мне уже было три-семь-десять, что я показываю свою истинную суть, а умные поймут, что я не маленький позитивный мальчик-зайчик, а пиздато-обезбашенный псих с летальным и окончательным исходом.
   Меня реально накрыло волной злости, недотраха из-за этого дыбильного третьего курсового отродья, из-за которого мне приходилось сидеть вечерами и готовиться к парам, это не первокурсники с детскими темами и фонетической хренотенью, где только самый тупой лоханется и не выкрутиться хоть как-нибудь. И постоянный контроль со стороны Ангелины, и просто напросто свое собственное чувство гордости или достоинства, да как будет угодно. Перед самим собой и кучкой этих вседозволеных наглецов я так мямлюсь. Я парюсь тут, из кожи вон лезу, чтоб не сорваться и не надавать вам в три короба, а вы тут, блядь, минеты под столами собираетесь делать. Пиздец щас будет однозначный вам!
   Я встаю, пытаюсь сдержаться и сделать это как можно медленнее и спокойнее, но знаю, что мое лицо пылает огнем войны.
   Когда я вхожу в раж - меня трудно остановить, проще вырубить.
   Иду к столу прошкоднившихся, застываю на месте и смотрю на глупую гусыню, а той хоть бы хны. Зардевшаяся невинность, но глаз не отводит, не опускает, не кипятиться. Перевожу взгляд на ее друга - тот вообще с каменным лицом.
   Молчу.
   -Э, Руслан Витальевич, вы что-то не так поняли, - слышу голос полный наглости и превосходства кайфовавшего, - Лизон просто уронила ручку и доставала ее, а та закатилась под мой стул, и все никак не удавалось ее достать.
   Молчу.
   -Да, Костик абсолютно прав, ничего такого мы не делали, даже и в мыслях не было. Как вы могли такое подумать. - Продолжила тираду 'невинная красота'.
   Молчу.
   Все в аудитории замерли и ждут продолжения развернувшегося спектакля.
   Все, молчание мое закончилось, как закончилась зубная паста в пустом тюбике, и сколько бы я не тиснул на него, а хрен что выйдет.
   -Ясненько. Значит ручка. И как успехи с доставанием, получилось?
   Я наклоняюсь под стул и рассматриваю типа очень внимательно пол. Выпрямляюсь и в упор впиваюсь взглядом в виновника торжества.
   -Видать, у меня зрение упало до нуля, но ручки, что так далеко укатилась - я не нашел. Может, что-то не так с моим слухом и я не допонял.
   Вижу у края его губ чуть приподнятый уголок влево, ржет, падла внутри.
   -Так, как раз, как вы окликнули ее, она уже и достала ее. Да, Лиз?!
   Та только махнула разок головой в знак подтверждения.
   Я наклоняюсь очень низко над столом, мои глаза оказываются на уровне твоих - взрез ресницами и тихий, почти шепотом, только для твоих ушей выдох еди:
   - Ты здесь не самый умный и пиздато-зашибенный парень. Я давал вам волю и свободу во многом, бесчисленное количество раз закрывал глаза в течении этого месяца на хамство и опоздания, морозился на выкидоны разного плана и наезды на других, но вот finish came и моему терпению. - Затем склоняюсь к твоему уху и с придыханием почти пою, касаясь своими губами мочки.
   - А у меня терпения ох как мало, дорогой, ты даже не представляешь насколько мало. Только благодаря просьбе деканшы, которою я уважаю и ценю, я сдерживался. А теперь все - мы приплыли. И ты, и я. Теперь, все будет честнее. Понял, выпендрежник? И запомни, я у тебя под дудку плясать не буду. Усек? Я не твоя личная игровая приставка, в которую ты переигрался в детстве, на стоп и риплей не нажмешь. Не тот случай. Так что, веселье на моих уроках кончилось, как и мое слабонутое терпение. И передай всем своим закадычным дружбанам тоже самое.
   Я выпрямился и с резким поворотом крутанул к столу. Обернулся ко всем лицом, обвел глазами, в которых начинал разливаться гнев и бешенство, прошептал:
   - На чем мы остановились?
   С тех пор все изменилось.
   Теперь подколы и подъё витали скрыто, в полутонном раскатывании воздуха, в язвительных косых взглядах и разящих на повал ухмылках. Приходить и выносить этот умаразм, с каждым днем было все тяжелее и обременительнее, глупее и тупее. Я задолбался быть птичкой, что все время попугаит сам с собой.
   Игра на 'придурошность' закончилась так же быстро и резко, как и началась. Как я уже говорил, из меня вышел плешивенький такой актер, второсортный и невыдержанный, забывший свою роль еще в самом начале представления.
   Game over и терпение туда же.
   И сейчас у меня реально подгребало лыжи.
   Я попытался поговорить с Ангелиной, доходчиво и кратко пролетел наш разговор, но в итоге я снова чухал в 'родимую аудиторию', как замухреныш под взглядом тирана.
   А чувство, что за мной пристально наблюдают, все никак не хотело проходить. Эта такая странная сентиментность уже порядком поднадоела и начинала выводить из себя. Добрынич, не наигрался еще?
   И я снова начал курить.
   Нет, не сорвался, просто, решил, что и здесь я заигрался. А ведь изначально я испытывал себя: ' а не слабо', не слабо, я выдержал, но, бросать вообще не собиралось, просто так, что-то поменять на время, посадомазить над самим собой.
   Дома я курил мало, не перло. То я в инете висел, то что-то убирал и готовил, хоть не люблю и первое и второе страшно, но грязь и голод я еще больше не переношу. Так как я был мелкий, то и запаса у меня было мало, вот и приходилось все время что-то жевать, хоть понемногу, но делать это. Часто тусил с Виталькой, побухивал и отрывался, когда он не вис у своей девушки. А вот в универе хотелось бегать на каждой перемене и шмалить не по одной штуке.
   Фух. Наконец-то закончилась очередная мозговыносящая своим занудством пара, и я могу спокойно выйти на улицу.
   Хотелось вскинуть руки к небу и улететь вольной пташкой за облака, далеко, сквозь жарко-леденящие атмосферы, сквозь метеоритные дожди, что заставляют зависать от ужаса и красоты одновременно, хотелось забыть это убожество, в котором я сейчас барахтаюсь. В груди щемила тоска алой полосой, скомкивала все надежды в клубок отброса и выкидывала в помойное ведро или решетчатую корзинку в углу комнатушки-жизни.
   И сейчас, эфирною струею по жилам небо потекло.
   Страстное томление по упоительному счастью.
   Я с беспредельным жажду слиться, но бездна мне обнажена.
   Курить - мой вуаеризм, мой приватный танец мозга в кружении и коктейле из вариативности эмоций.
   Вышел на крыльцо факультета, постоял немного в раздумьях и потопал за здание. Не любил я толпиться среди всех наших курящих дядей и теть, детишек и знакомых. Мне было более камофильно отдельно, в углу каком, дыметь мальборовсмким ядовитым дыханием и обдумывать множество вещей, или вообще выключить все кнопки пусков и отрешенно парить в тишине.
   И застыл на полуломаном шаге...
   Все четверо были здесь, как на условленном месте, только без договоренности. Было поздно разворачивать и уходить, мое огнедышащее эго не перенесло бы такого примитивного уклонения от действительности. Да никто и не собирался.
   Куда? Зачем? Не я.
   Апокалипсис приближался.
   Я, вернув лицу обычное непроницаемое выражение, полез в карман брюк за пачкой сигарет. Во рту начинал пробиваться первый адреналин, а руки уже подравигали от драйва. От чего- предвкушения закурить или... В зубах сигаретина, ищу зажигалку, но руки Кирилла быстрее, и кончик тоненького хмеля начинает тлеть от вспышки бешенной искры. Я смотрю на его пальцы - красивые, хотя он сам - так себе, фигура - ну, у него она не уступает Косте ни в чем, даже выше. Он вообще был самым высоким, не самым громадным, нет, это удел Зыла, но, руки у него были мощные, с хорошо развитыми бицепсами, и я уверен, трицепсами, от чего ткань пиджака на его плечах немного посапывала и трещала от натягивание ее в движении. Я впервые обратил внимание именно на него. Ничем не выделяющийся, ненормально тихий и подозрительно уверенный в себе чувак, так себе на морду, я б сказал слишком резок и груб. Видать, кровушка то у него смешанная, кожа темная, глаза тоже, волосы - вороного крыла, кто-то говорил, что в нем течет чеченская вода. Похоже, очень даже смахивает. Какой-то нехороший холодок бороздил просторы моего тела, поднимал странный неприятные ощущения и я отвел взгляд. С какого хер* буду тратить свое личное время перекура на этого мистерии-мена? Пусть дружбаны его себе мозги моют, а я хочу отойти. Но, когда возле тебя сбилась куча плохишей-крутишей, в голову волей-неволей начинает лезть что непоподя.
   Я поблагодарил его за огонек и попытался отойти, но рука была мгновенно зажаты стальными клещами его танковой мощи, и я снова врываюсь в его взгляд.
   Цепкий. Зашифрованный. Непроницаемый.
   Если Зыкин Ленька и Олег были недалекими, хоть и большими мужиками, а Костя был предводитель и наглецом, то сказать, кто был этот и что он из себя представлял - я не мог. Он неглуп, очень, его ответы не уступают по подготовке Доброму, но, больше я ничего не знал. Впервые такое вот внимание к моей персоне с его стороны. Понятно, что это инициатива Костяна, но мне реально стало неудобно. В его глазах купалось ехидство, а по моей спине выступал пот. Вот и приехали.
   Именно таких, знаю по личному прошлому опыту, нужно больше всего остерегаться, их мозги - непроходимой чащей затягивают тебя в вечные болота и трясины. Всегда быть наготове, вечно сжавшимся и готовым к броску, в прицеле каждый и каждая.
   Я ведь и забыл это голимое, тошное состояние, в котором прошла вся моя выкинутая нахер родимая юность, теперь нужно вспоминать. Да, Добрый хорошую себе стаю развел, каждый так гармонично дополнял товарища, что и не придраться.
   Взгляды встречаются. Взгляды расходятся.
   Дуга моей светлой брови взлетает вверх в немом вопросе.
   Слышится голос сзади.
   -Все нормально, Демин, отпусти его. Руслан Витальевич, можно с вами покурить и поболтать. Есть разговор.
   Да, а типа мое согласие требуется.
   Я ждал этого. Внутри себя, я был точно уверен в окончании нашей распни именно таким финалом, а то и похлеще.
   Утверждение, никак не просьба. Слова охватывают воздух немым приказом, сердце же бунтует внутри сто двадцатью ударами в минуту. Мой глубокий вздох - и поворот.
   -Я весь во внимании.
   Медленно иду навстречу, застываю.
   Теперь скрещение с другим взглядом: циничным и навязчивым.
   А в губах тлеет сигарета, пар сладко-горьковатой дымкой заполняет легкие и плавно вытекает сквозь осенние напрягшиеся губы.
   Конец октября, холодно.
   Я стою в тонком свитере, вышел на минут пять - семь, но понимаю, что будет дольше.
   Твой голос начинает медленными и ленивыми нотами расставлять приоритеты хозяина, пытаться учить и подчинять оппонента, хоть и мелюзгу, но такую нарванную. Я не чувствую за собой вины - все было правильно и нужно, под каблуками таких как он разок спляшешь - и передышки не жди, танцором станет все мое существо, до самого конца.
   Меня начинают учить жить, вести себя, отвечать и задаваться, желают долгих лет жизни в нужном русле и тихом понимании ситуации: 'кто здесь хозяин'. Я никогда не слышал от тебя такого насыщенного и долгого монолога, скрашенного парой не совсем по делу фраз твоего кодла как сейчас. Да ты оратор!
   Мне становиться смешно. Вот придурошный мой характер, или при*бнутый мозг - когда становиться действительно опасно, весь зябкий страх улетучивается, и мое сердце готово крушить.
   Я спокойно отвечаю тебе в лицо, пару секунд ты молчишь и мои руки держат двое твоих верных тупых псов, затем злые пальцы держат мой подбородок, взрез воздуха отбивается у меня на левой щеке и раскромсанной губе.
   -Слабо, - сплевывая на землю алую кровь изо рта, громко шепчу тебе я.
   Ты матернулся сквозь сжатые зубы, тихо, почти шепотом.
   -Мудак ты, - в ответ громкий возглас. - Почему до тебя так тупо доходит?
   Я б тебе, сука, сейчас показал, как до меня доходит быстро, если бы мы были один на один, а не количеством на меня. И херня, что я мелкий, а он большой, даже не сомневаясь, я отлично помнил, как вырубал и покрепче братков в порыве очередной дележки пьяных ценностей в вариативных ситуациях.
   -Да ты герой, мать твою. - Выплевываю ему в лицо слова, переплетенные с моей сладкой усмешкой. - Боишься, что пиздюлей от меня схаваешь. Поэтому, все вместе, как неединоутробные близнецы на мелкого. Вы и трахаете всех вчетвером сразу или только друг друга?
   Знаю, что черту я перегнул, отлично понимаю, но мозг ушел в подполье и теперь балом правит счастливая и выпущенная на волю злость от сдерживания себя такое длинное и непосильное количество времени. Внутри все поет, оно радостно ликует и будоражит каждый ждуще следующий момент ответной реакцией этого ушлепка.
   Всплеск негатива и голосов, переход дозволенного рубежа - и мне в дыхалку врезается чье-то колено.
   Больно. Пиздец как тошно, но драйвно одновременно. Все мое ликует. Так задолбался я терпеть эту боль в сердце, и тело теперь ликует от первых нагрузок и упражнений.
   Немного перетерпев и отдышавшись, я начинаю смеяться - звонко, раскатисто и смачно, почти счастливо. Со стороны я выгляжу полным психом, на все голову, хотя, почему со стороны, я такой и есть.
   Пацаны в ахуе смотрят на это припизже**ое чудо и не могут понять, что со мной. Не такая реакция у меня должна быть, вовсе нет, я должен уже упасть на колени и взывать о помощи и пощаде. А как же вылизывание итальянских, начищенных до блеска, ботинков? Как залитое слезами лицо и перемешанные сопли в крови? Как трепетное волнение в ваших сдохших давным-давно сердцах от силы власти над слабым и беспомощным? Только, перед вами не слабый и не слюнявый паренек, этот мутант прошел такое месиво по жизни, какое вам, слащавым и разбалованным сукам в самых страшных снах не снилось. Только короба от телека и могла показать подобную иногда правдивую, но чаще вымышленную муть.
   Я всегда и у всех вызываю мину удивления и неожиданной охуетитель**сти. Неандерталец, гребаный уникум и миниатюрный геешек. И что ты дальше будешь делать со мной? Припиздить и вырубить - ну, еще не время, сходу понимаю это, прибить - не то место и не те пока возможности. И что вы, недоделанные ракалии мне можете сделать? А хули вам.
   Я ликую.
   Затем мое лицо зажато твоими холодными пальцам, приподнимается - и снова глаза в глаза. И ничего. Ты ничего там, в моих белках и зрачках не отыщешь, там тьма, полная и безоговорочная.
   Снова удар, звезды сыплются охапками мне в веки, рот полон алости, я мне пиздато.
   Меня отпускают, и я падаю на колени, а в глазах темнеет. Пережидаю и соплю. Слышу звуки удаляющихся шагов. Они раскаленной лавой хлещут у меня в ушах, цепляюсь за них, чтоб не потерять сознание. Так быстро? Так мало? Въ*бали меня лишь четыре раза, но хорошо так, смачненько и со всей дури, братки не жадные оказались. В полусознательном состоянии, но таком живом.
   Я отсиделся минут десять, как-то добрался до туалета, и вис над умывальником полчаса. Смывал все прошедшее. Плохо помню, как забирал свои вещи, не помню вообще ничьих косых или подкошенных взглядов - вызываю такси и домой.
   Отключил я мобильник сразу, знал, что завтра меня снова отимеют, и на этот раз деканша за пропуск пары, хорошо последней. Я лежал со льдом на лице, напившись обезболивающего, и меня клонило в сон.
   Ночью проснулся от кошмара.
   Снова снилось детство, и отрочество, и еще часть юности, но как-то искаженно и криво, в другом измерении и мир выглядел совсем чужим. Хотя, чего удивляться, он и здесь не был родным и дружелюбным. Краски смешивались густой тушью, кисточка была не тоненькой на самом кончике, а толстая и уродливая, как метелка. Четкости смазывались, все стушовывалось в один сплошной клубок бедлама.
   Реальность меня спасла на этот раз. И засыпать снова не хотелось.
   Да, житка началась веселая от края и до края, и конца ей еще не видать как минимум четыре месяца. Как-то два уже отмучил.
   А затем я вспомнил выражение удивленный глаз Костяна. Ради этого стоило позволить так себя отделать. Впервые я увидел в них проблеск правды, не напущенной бравады и внешней пожухшей шелухи, а именно открытое, почти детское выражение в глазах, когда его прохладные пальцы зажимали мой подбородок и ловили осколки страха в зрачках, искали там то, чего никогда и не было. Боялся ли я когда-то? В детстве, очень давно, почти в другой жизни. После стольких повторяющихся идиотских ситуаций привыкаешь ко всему, и сердце перестает реагировать на голод, боль, отвращение других, невнимание близких - обростаешь толстенной не коркой, а корой, корищей, панцирем из непробиваемого похирения и безразличия к миру. Да и к себе, впрочем, тоже.
   Я не верил ни во что.
   Абсолютная атеистическая зависимость.
   Сейчас...
   На душе было тихо и спокойно.
   Неужели мне нужна была вся эта встряска???
   Да, я хотел этого, и хоть отнекивался перед Ангелиной, и сам себя слал за подчинение ей, но, я бережно и любовно вынашивал план оживления моей почти уснувшей души, моей растоптанной веры.
   Уважение? Нет, мне не нужно этот гребаный кусок мусора, от кого и для чего оно мне сдалось? Его ни на хлеб не намажешь, ни рану не прикроешь. В чьих глазах мне становиться лучше и примернее, для чьих этих же глаз смазываться себя лоском всезнайства и достоинства? Да, я понимал, что слизняков не любят, но их и не хотят задевать - слишком воняют, зато так проще и легче жить, и я пытался так существовать - и вот что выходит. Вулканом во мне взрывается мое насильно сдерживаемое томление по истиной жизни, по живым эмоциям и ощущениям. У меня уже полный аврал, раз я начал получать их, эти ощути и эмоции именно таким экстремальным способом. Сука ты Костя, и ты Лёнич, и ты Кирилл, и тот же Олежка. Все вы сволочи и ублюдки, но в чем-то я вам безумно благодарен. Вот она жизнь.
   Больной ли я? Немного да, я больной этим примитивизмом.
   Хотелось бешено пить, я встаю и иду искать воду. Больно, ломает ребра, не ноет, нет, именно выкручивает резким сипеньем и покалыванием. Срок действия таблетки вышел, и боль возвратилась на круги своя. Однозначно, завтра я в педовский строй встать не смогу. Нужно проснуться утром и позвонить туда, предупредить, как-то отморозиться и взять справку в поликлинике. Только вот, как ее взять? Брехня о том, что шел - упал - очнулся и....не прокатит. Как можно солнечным сплетением бахнуться? Никак, туда могут только бахнуть. Ладно, об этом я позже подумаю, а сейчас нужно попытаться снова уснуть, преждевременно настроиться на позитив - никаких кошмаров более. Мой разум силен, хоть и бешенный, но если я чего-то очень сильно захочу - я смогу. Помедитировав на покой, я начал расслабляться, и сон незаметно обласкал меня своими теплыми и нежными на этот раз объятьями.
   В эту ночь Виталик не пришел. Отлично.
   Правда, на следующий день приперся утром раньше обычного, и о сне можно было только и мечтать.
   Он вообще-то был неплохим парнем, хотя, друзьями мы были слабенькими, с большой натяжкой можно было так обозваться. У нас было кое-что общее и пересикаемое, ну и кровь чуток родная, но в целом - не то, что разные, но неподходящие и скучные мы были друг для друга. А если между людьми царит нудятина - об чем можно говорить? С ним можно было разговаривать на будничные темы, можно побухать и постебаться над очередной туповатой выходкой знакомого, еще можно приготовить жрачку или повтыкать в телик и инет. Но не более. Душевных и откровенных тем для повышения квалификации своего внутреннего состояния к ближнему своему или на худой конец обмена проблемами внутреннего характера - проходим мимо, господа.
   Есть люди приземленный - и это тот случай, а есть - от мира сего - опять таки тот же случай, но уже со мной.
   Дома пришлось сидеть почти неделю, обезболивающее я перестал принимать, так как не переносил эту химию никаким местом, и использовал в крайних и самых-самых случаях, отъедался и отлеживался до нехочу.
   И вот снова милые стены моего добровольного заточения.
   Первым делом, как и всегда, я заскочил в деканат, отчитался и немного отбрехался, отнес всю необходимую бумажку по кабинетам и справку о больничном, напялил на себя маску невозмутимости и плавно перетекая из ступеньки на ступеньку влился в уже хорошо знакомую и почти родную аудиторию.
   Все детки на месте, не считая главаря и его команды.
   Когда сумасшедшим колочением отгромыхал звонок у меня в отвыкшем за неделю мозгу, в кровь равномерными впрыскиваниями начал поступать азарт и адреналин от предстоящей встречи. Я безумно, даже нет, бешено ждал увидеть их, его. Кого? Зачем? Не было ответов на эти вопросы, было дурдомное желание ходить по острию лезвия, резаться в кровь и дышать - дышать - и не надышаться.
   Я не идиот, и не умалишенный, и в психушку мне еще рановато, и понимал я, что это глупо, что это опасно, но мне хотелось испытать на своих щеках еще раз гладкое скольжение чужих рук и ныряние кристаллами зрачков в бесконечность других.
   Это не совокупление по быстрячку или перепих ибо приперло, это не галимый трах плоти и колено-локтевая согнутая в кровати поза рук и ног... Нет, поза эмбриона не была моей любимой.
   Внутри начинало воспалять каждый винтик нейрона мозга и каждой клеткой просилось открывать забитые намертво поры слоем немытого тряпья в миру.
   Резким хлопком двери я пришел в себя и встреча взглядами. Сегодня первым вошел Зыла, что-то жующий, и размахивающий руками - словно крыльями мельницы, взгляд прямо и замирает. За остальными последовала та же участь.
   Я дико ждал продолжение, агония коралловой струею бушевала у меня внутри. Такие разные взгляды, такие острые ощущения: злость и ненависть у одного, бешенство - у другого, интерес и игра у третьего, глубина и искры у четвертого. Я купался в калейдоскопе красок, что неистовым потоком смывали все на своем пути, затягивали вглубь все дальше и глубже.
   Мы обменялись лишь кивками головы, но всю пару мое тело на каком-то намного выше нашего физического мира уровне сотрясали спазмы предвкушения. Хотелось закрыть глаза, невесомо откинуть голову назад и отдаться им, полностью, с головой или лучше сказать без нее.
   Я не сильно вслушивался в ответы прочих студентов, и саммари текста вообще меня не интересовало, каждый раз мой взгляд возвращался к тебе, почему так? Я находил там свой особый уют или ты ютил меня там из жалости?
   Все эти годы в моих глазах колышиться грусть, и я готов ждать сто миллионов лет вечности, лишь бы отыскать свой смысл существования. Может, это понимание есть в твоих озерах, что сейчас прикрыты веками?
   Может быть.
   Но я должен продолжать свой поиск, да он и сам будет производиться, даже без моего ведома, сознательно или подсознательно - но ему суждено идти.
   Я не хочу окончания пары, не хочу шума из-за мелькания лиц окружающих и пустоты их отображения в моем восприятии, мне хочется нажать на паузу и упиваться этими эмоциями. Проехалось.
   Под конец пары дал маленькую контрольную работу, и почти весь остаток времени провтыкал в окно и свои нафаршированные мысли.
   Осень уже подходила к концу, своему требовательному и финиширующему завершению, без желтизны в глазах - билирубин отфильтровался ее дождями и теперь на смену ждалось зимы.
   Скоро в ногах расстелится снежный ковер из холода.
   Ледяной мри красоты.
   Снова звонок, но уже с уроков, все начинают подыматься, собирают свои манатки и кто домой, кто слушать фонку, кто дежурный. Я закрываю журнал и встаю с места. Ко мне подходит Олег.
   -Вы можете задержаться на пару минут после пары? За факультетом. Мы просто хотим поговорить.
   Я не смотрю на него, он лишь пешка в твоих руках, взглядом я устремляюсь к тебе.
   А ты любишь игры, но, как и я, когда-нибудь ты задолбешься в них играть, и, как и я, сорвавшись в преисподнюю.
   -Да не бойтесь, никто вас сегодня не тронет. Просто поговорить. - Пытается объясниться совсем тихим голосом и подробнее Зыкин. Ему же поручили меня уболтать. Вон и пытается умастить меня, успокоить.
   Хех, ему телепню, только клоуном в цирке работать, хотя...собачкой тоже неплохо получается тявкать и быть на побегушках. Столько силы Бог дал в его ручища, и, по ходу дела, от ума Он ее и отнял.
   Я бы лучше в голоде помер, в холоде укутался, но так вылизывать хозяина причандалы ни за что б не стал. И у этого кретина есть деньги, он не голодает, родители приличные по статусу люди, а он так стелиться. Хотя, перед тобой тяжко не устоять, в тебе же есть свет, за которым пойдут и в ад, есть сила, с которой приходиться считаться, в тебе огонь, что заставляет пульсировать натянутые нервы жизни.
   Мои губы чуть не растягиваются в едкой усмешке. Неужели ты думаешь, что я боюсь? Смотрю на тебя и вижу - что ты так не думаешь. Только идиоты Лёнич и Олег так думают, но не ты. А, ну и Кирилл, только, что думает он - здесь вообще 'табула раса' в моей голове. Но, меня колбасит и от его взгляда, вспомнить только зажигалку в его руках - хочется прямиком в астрал. Вы два таких пиз*атых кренделя, которые к себе притягивают. Ни один из вас не мой тип на сто процентов, ни одного из вас я не понимаю и в половине случаев, но вы двое заставляется мои гормоны зашкаливать по всем ведомым и неведомым меркам.
   Я утвердительно махаю головой, поднимаюсь и иду к выходу. Проходя возле тебя, я отчеканиваю три слова:
   - Через десять минут.
   Когда я прихожу на условленное место - бригада в сборе, курят все, кроме Кирилла. Мне не особо и хочется - для меня это процесс релаксации и покоя, но здесь и сейчас - я не жажду этого, во мне клокочет жажда иного, насыщенного и бодрящего, аутного и запредельного. Собачки, как всегда, знают свое место и трутся рядом, ты же стоишь и прямо смотришь на меня, Кирилл, как бы удерживает стену мира своей спиной и смотрит вдаль, почти, что сквозь всё.
   Курить вредно, но лучше с горьковатой правдой на губах, чем со сладкой ложью бенефиса силы воли. И я присоединяюсь. На этот раз у меня все при себе, и никотиновая зависимость в пальцах, и то, что заставляет ее плясать в моих легких. Сигарета и зажигалка, как двое страстных любовников.
   Я молчу, сказать что-то бы и нужно, но не хочется мямлить бредни, как студент после очередной пьяной вечерухи.
   И я молчу.
   -Руслан Витальевич, можно просто Руслан? - Спрашиваешь, как будто утверждаешь ты.
   Я киваю.
   - Мы тут помыслили и подумали, раз вы такой славный преподаватель, и еще умеете рот на замке держать. Ну и умеете достойно себя вести, мы бы хотели извиниться за недопонимание между нами, что все-время витало в подвешенном состоянии и как бы так сказать, пригласить вас куда-то, ближе пообщаться, понять друг друга.
   Я не ожидал такого поворота действий. Честно. Так что, я, правда, опешил. Типа, ..э..не подружиться, а скорее покинтоваться.
   Как мне ответить, снова на рожон полезть, или рискнуть другим. Я пребывал в нерешительности: оба варианта были лакомы, даже слишком. Хотя, в другом я конкретно хотел близости более насущной, нах мне ваша гулянка и допонимание, но такого пока не предлагалось.
   Меня начал душить внутренний смех. Не может быть, что б так легко и быстро все сложилось, не припомню такого ранее в моей жизни. За все приходилось бороться, выгрызать зубами и отстаивать смертно, и здесь такой вот ситуэйшен...
   В последнее время я все пускаю на самотек. Как лодочник, проще плыть в челне за течением, чем грабать вверх назло ему же.
   А перед глазами мелькающими отрывками проносятся пейзажи чужих берегов. Острова моего-немоего существования, вколоченного в меня моей судьбой. Как несокрушимый приговор, рок выбивает своим мистическим жезлом потрепанные события в моей жизни, жестко бьет, по самому дорогому и лелеянному, по хризантемно трепетному, по тому, что может и не возродиться.
   Кто мой Бог?
   Какой он и где его локация?
   Почему я так остро ощущаю его нехватку?
   .................
   Моё мороженое бон-пари на палочке.
   Мой сладкий леденец, которого я так хочу.
   Истекающий клеверный мёд на дрожащих губах от желания.
   И при всем притом, что я не люблю сладостей.
   Что толку стоять здесь и размышлять о будущем? Если мне сама судьба идет в руки, дарует шанс забыться - дурак я что ли отказываться???
   Проехавшись вскользь взглядом по лицам собравшихся, я согласился, одновременно утвердительно кивая головой в знак этого согласия.
   На лице Кости расползлась довольная улыбка. С чего бы тебе быть таким радостным? Ты бываешь иногда таким странным и неопознанным, а я не люблю такой набор оттенков в человеке, которого хочу знать ближе. Это...это подходит Кириллу, но не тебе. Тебе больше к лицу бархатное превосходство, улыбка краем губ, а не тридцати с гаком белоснежная россыпь на всю мордаху, и еще полу игра, почти что, местного разлива божка. А сейчас ты смахиваешь на простачка себе такого, недалекого и ничем не примечательного. Но я ведусь, не знаю на что, но ведусь.
   Чем все это кончиться - не актуальная насущность сейчас, все будет затем, все придет потом.
   Позже, совсем чуть позже я пойму все ошибки, я разберусь в слепости от своего желания. Обломками смешных ошибок будут мелькать мои слова в больном тобой разуме, в разжавшемся, до бескрайних просторов сердце, в освободившемся, пусть и на время, потоке радости.
   Мы договорились встретиться через три часа, все вместе, без дополнительного груза - женского пола, а пока разбежались.
   Я пришел домой, оживленный и чего-то ждущий, ожидаемый взрывать сегодняшний странный вечер. Некая загадочная сила билась у меня внутри, и очень просила выхода, искала лазейки и рвалась наружу. Сегодня, вечером, еще немного и я буду в бон вояже.
   Насчет одежды я не заморачивался вообще - нацепил синие джинсы и темно бирюзовую водолазку, что так точно подчеркивала цвет моих шальных глаз.
   Мадонна миа! Красава - хохотнул я сам себе в зеркале и скорчил дурашливую гримасу. Уже давно детство скрылось с глаз, да и все остальное уперло туда же, а в жопе иной раз так чего-то схожее с ним протыкается на поверхность. Где-то читал я, что мужчина всегда остается глубоко внутри большим ребенком, судя по тому, что я вижу сейчас в отражении - так оно и есть.
   Кто хочет мальчика с пальчика?
   Оптовым покупателям скидки!
   Прервал моё херение с самим собой звук скрипа открывающейся двери - Виталик возвращался домой. Мы перекинулись парой фраз, и я поспешил собираться.
   Все сборы, включая душ, одевание, причесывание и перекус заняли не более двух часов, еще час на дорогу потрачен был сюда, и такое же количество времени туда - в точку. Как раз вписывался во временные рамки. Было уже семь вечера, когда я подошел в парк, на назначенное место.
   Никого еще не было, хотя время уже самое то. Но, я так привык к их вечным и непроходным опаздываниям, что удивляться не приходилось. Осмотрелся - вокруг шныряло огромное количество соединяющихся и расходящихся людей, скорее всего разношерстных парочек, что еще пока пытаются украсть последние минуты более-менее теплого времени у матушки природы. Скоро зима, на носу уже приход ее, всегда ждущий мной. Я зимняя пташка, и холода люблю безумно - белый, почти стерильный снег умеет скрыть все неровности и шероховатости нас, таких несовершенных во всем. Он латает наши огромные раны: покоцаный асфальт, что бороздит просторы славянских еще до сих пор дорог, полу гнилые листья, что так липнут к подошвам дорогих и дешевых туфлей и сапог, окурки сигарет всех марок и мастей, и мусор - разнообразия его не пересчитать. Так что, почему бы мне не ждать этой голубоватой паутины из неба? Я не мерзну длинными ночами: кровообращение у меня в норме, сосуды и вены подвижны и эластичны, свою работу они знают и исполняют пока неплохо, хотя, если так и дальше продолжать курить - в скором времени все может измениться, но пока - норма. Сердце у меня сильное, жира мало - но на мою мелочь хватает с головой, тощим доходягой я никак не выгляжу. Скорее - мелкий, но мускулистый. Когда-то, почти что в другой жизни, а по-настоящему всего два года назад я еще занимался в спортзале, таскал тяжести по мере желания и по мере необходимости, держал тело в тонусе, почти не курил, часто делал беговые пробежки, да и дворовая жизнь не давала расслабиться и отожраться. А сейчас...рыдать во весь голос - ваще жесть.
   Нет, живот не весит, и все на месте - но лень от бестолковости и непроходимости - вот сейчас моё кредо. Я не тренируюсь, я укуриваюсь как никотиновой зависимостью, так и параллельностью ко всему, если находит - пью дохрена и трошки, с Виталькой или без, с поверхностными знакомыми в компаниях. Но, слава богу, пока сам еще не глотал. Хожу все-время пеша домой, хоть какое то разнообразие для моих тупеющих мозгов и мышц. Так тзбито плывет моя жизнь, как, почти у всех.
   Да нет, у всех по-разному она: у кого бурлит, у кого тащиться еле-еле, кого вообще за борт выкидывает, а у меня - застыла.
   Памятником безвестным я в ней.
   И вот...оживление. Спящая красотка наконец очухалась, бля!!!
   Блин, где ж их так долго носит?
   Мягкий хлопок по спине. Ощутью знаю, что это ты.
   Такой, всегда положительный и настроенный в нужное русло.
   Спрашивают твои всегда меняющиеся глаза меня, долго ли я жду, и в глубине моих озер получают немного скептический ответ.
   В твоих руках появляется сенсорный I phone и пальцы с умением виртуоза плавно скользят по почти прозрачном монитору, пару минут и все опоздавшие подтягиваются. Клево, когда имеешь такую власть.
   Столько невидимых нитей в крепких руках, столько бесценных жизней превращаются в куклы. Ты профи-кукловод. Ты видишь свою цель, идешь к ней используя любые методы, ты можешь.
   Из черного, цвета вороного крыла джипа выходят Зыла и Олег, Кирилл же остается сидеть на своем коронном водительском месте и замер в ожидании.
   Мне всегда было интересно, почему он с вами? Разве, не по кайфу ему создать свою тусовку и быть там главным - шишаком, как и ты, но, почему-то, он всегда с вами вместе. У него есть власть, деньги, голова на плечах и очень даже не глупая, есть сила воли, поди и похлеще твоей. Что-то до конца не складывается, ускользает из под моего внимания, и я пока не понимаю, что именно.
   Он - целая неопознанная для меня вселенная.
   Ты предлагаешь сесть в твою тачку, БМВ-уху последней модели, я соглашаюсь, а какая разница в какой ехать. Тройка приехавших вместе - в таком же составе и комплектуется, мы садимся вдвоем. Мило.
   Рассортировались по машинам - и в путь. Ты спрашиваешь, есть ли личное пожелание, куда бы мне хотелось поехать, я отпускаю вожжи в твои руки. Мне по-барабану куда.
   Смена декораций.
   Плавный толчок - и машина скользит мягким шлейфом улицами родного города, как будто бороздя морские волны, а не наши скрюченный горе асфальтированные дороги.
   В твоей машине удобно.
   Интересуюсь, чем обязан такому вниманию к моей скромной персоне, и слышу в ответ лаконичное:
   - Узнаете чуть позже. Можно на ты?
   -Можно.
   Да без проблем, мы не в универских стенах, здесь - свобода.
   Но, впервые за все время я уловил в твоем голосе искренность. Голос цепкий с приправой загадки.
   На душе шкребут котяры.
   Мне не удается поднять занавесу тайны, какие бы я не задавал вопросы - ты умело обходишь прямые ответ, виляние словами, улыбчивое настроение.
   Да вообще, вся наша ситуация - сплошной нафаршированный бедлам.
   Не естественная. Бессмысленная.
   Хотя, в последнем приходиться сомневаться. Разве. Последствие не имеет причинного?
   Я откидываюсь назад, на кожаное кресло с подогревом, начинаю отогревать мою, успевшую порядком замерзнуть, небольшую тушку.
   Ты - молча в дороге. И в своих скрытых мыслях.
   Затем, на глаза ложатся ноты из музыки, что льются из встроенных в машину динамиков. И меня вырубает, это так странно. Сна вообще не помню, но точно что-то мерещилось, и забылось, твой голос пробуждает меня из моего плена. Ты разговариваешь по телефону, я понять не пытаюсь, знаю, ничего не пойму и слова летят мимо меня. Ты не тот сорт человечества, что бы так палиться.
   Тихо. Спокойно. Уютно.
   Так всегда рядом с тобой?
   Твое тепло меня укутывает коконом расслабления и неги. Хочется потянуться и выгнуться. Замираю в начале движения и осознаю, что ты смотришь. Сечешь. Пронзаешь и замираешь на вздохе, чтобы нечаянно не спугнуть почти попавшуюся в капкан пташку.
   Мне улыбчиво. Я не тот крендель, чтоб не понимать движений своего тела. Я им хорошо владею, и понимаю значимость каждого вздрога.
   Мы снова в игре, кто кого?
   Я пока застываю и решаю не вестись, пока. Эта оболочка, что сотканная из заманушных и цепных событий - фраз - действий. Мой внутренний голос не дремлет, все-время на чеку. Устал, хочу вырубить его - но не судьба. У него своя, старая, но такая проверенная программа.
   В сознание врывается твой голос:
   -Я тебя разбудил? Громко?
   Отрицательно машу головой, говоря, что все норма.
   Взгляд в окно - и все сливается. Мы на трассе, далеко за пределами города.
   Вырубиться через пять минут после посадки в машину - это странная эксклюзивность моего разума. Такое впервые. Годы уличной жизни приучили меня держать ухо востро, да и в обществе чужака, пусть и такого лакомого - нонсенс. Ты не проверенный временем дружбан, не корефан, с которым и в огонь и в лед, ты...хрен тебя поймешь, что и кто ты такое.
   Издаю неосознанный смешок, это не остается незамеченным - взгляд немного раскосых глаз в мою сторону и снова дорога. Ты обгоняешь мелочь, что мешает королю на дороге. Гавнюк. Хочется съездить тебе по морде за такое пренебрежение людьми, привести в реальное сознание того, что ты - НЕ БОГ!!!! И ты - не царь!!!! Ты - такое же человеческое существо, как и каждый из нас, и точно так же подвержен всем законам притяжения, гравитации, жизни и смерти. Твоя тлетворная надменность бесит.
   Но, пока рано тебе давать инструкции в руки.
   -Костя, - голосом, охрипшим ото сна вталкиваю нить разговора в иглу времени, - может, мы поговорим нормально о ситуации, странной такой.
   -Поговорим, но позже. Натягивать трос - не в моей привычке. Ты спешишь?
   Я закипаю. Мне хочется стянуть эту толстую веревку у тебя на шее. Крепкой, между прочим.
   -Ладно.
   Я умею ждать.
   Ты снова решил играть со мной. Я не против. Но не по твоим правилам. У меня нет пояса никакого цвета, и ни карете, ни дзюдо и т.д. я не владею, разве что некоторые движения взятые из каждого понемногу и переделанные на свой лад уличных боев на выживание, но если в этот раз дойдет дело до драки - я не буду висеть безвольной тряпичной куклой на руках лохов. Глупо недооценивать меня, даже такого. Хотя, я думаю, что ты это понимаешь. Лошки и слюнтяи не лезут на рожен, они скрываются из глаз, молча, пережидают, а я...я умею ждать и подстраиваться тогда, если очень нужно, ну кровь из носа прям, но сейчас - не тот случай.
   Твой глаз - тоже многое видел, не смотря на уют. Не так просто удерживать в руках силу и одним взглядом покорять, не так плевательски легко быть загадкой и улыбаться всегда - даже тогда, когда внутренности спазмируют ядом. Молча отхаркать свою боль в сторонке, скрыто от всех посторонних глаз, и снова махать улыбкой, как поднятым флагом над побежденными. Это тяжко, я знаю, за последнее время понял это отлично, на свою шкуру припаивал эту, гребаную, такую иной раз тяжелую ржачу, что живот надрывал от непосильности ноши.
   Весь низ начинает жечь, прошу отключить подогрев, и ты нажимаешь маленькую крохотную кнопку. Но огонь не отступает.
   Выбешивает твое похирение мной, как человеком, но я понимаю, что все нужно доказать. И я докажу!
   Мы в столице.
   Я не люблю этот город: рвущий личное пространство на миллион отдельных мыслей и еще больше ощущений потерянности себя.
   Пытаюсь вырубить все чувства.
   В глаза бьет вульгарность ночного города. Слишком много огней, слишком неестественен свет, перегиб палки со всех сторон.
   Но я стерплю.
   Было время, когда я обожал его, когда летел сюда и строил мечты-иллюзии о покорении нереальных вершин. Но не срослось. Не выжилось. Просто, не нашлось своего, и я оставил столицу в понимании, что себя найти я там не смогу. Какая разница, где ты живешь, но кого-то близкого и родного...не так и важно, где твое тело, гораздо важнее, где твоя душа. А моей - там не было и в помине.
   Остались липкие воспоминания о крушении своих надежд здесь. Хотелось вернуться обратно домой. Но, может, рядом с тобой мне будет мягче и тутаньки приземляться?
   Останавливаемся. Паб. Клуб. Отель. Все вместе - в одном сборе. Здесь прикольно - молодежные и не очень группы в кантри и не сильно стиле каждые два часа сменяют друг друга, за весь вечер у меня примелькалась их постоянная смена отработки.
   Заходим все вместе. Пятеро.
   Солидный контингент, хорошая выпивка, здоровская музыка. На столах не только позволено танцевать, это приветствуется, на все сто. Много поддатых так и делают. Я отдыхал - парни пили Хенеси со льдом, ай -я -яй, блядь, культурные стервозы, как в Эвропе, Кирилл, пил скотч, Aberfeldy 21 Y- наверное пиздатый, мне предложили - но я отказался и пил водку, правда, тоже хорошую, мне посоветовали они же. И имел я ввиду, что кое-кто поржал и пытался выебнуться насчет 'нахалявы', но все дружно заканчивали вечер этой же родимой, прозрачно-целющей водой. Танцевать не хотелось, хоть и прикольный музон, но сегодня я наблюдал, прикидывал, приоткрывал тайны пьяных учеников. Они здесь не сдерживались, веселись на всю катушку, и разрешали гламурным девахам виснуть у них на шеях. Олег сосался так, что хлюпы и пыхтения можно было учуять за версту, Зыкин тоже не отставал. Как всегда в такого рода делах - они были лидерами, вели здесь, Костян тоже веселился, но периодически пытался вырваться и снова погружался в мир женской сегодняшней ласки. Кирилл, был трезвее всех. Вот же крендель еще тот, у меня было такое чувство, что он нечист, или же, он похуист по полные помидоры и ему все до одного и второго места. Одна из девиц пыталась повиснуть у меня на шее, я попытался отстраниться, затем вежливо отшутиться, а потом очень нескромно откинул тянущиеся и загребущие ручки ее в сторону и пересел вообще в другое место. Этого оказалось недостаточно. Она полезла за мной, в таком шуме даже имя ее услышалось наполовину, и я не переспрашивал. Мне какой резон? Никакого, абсолютно. Драпать дальше было попросту некуда, я и так был зажат ее неплохой попой и бедром Кирилла, который, как и я пытался усесться поудобнее и поспокойнее. А затем плюнул на всю эту веселеху и, подхватив очередную девицу за локоть, потащился в неизвестном мне направлении.
   Глаза слепило от криков, разноцветных огней и софит, от мелькающих посетителей и выпитого бухла. Начало подташнивать и я решился сходить в сортир.
   Немного пришел в себя - когда прохладная влажность начала студить мои пылающие щеки - все не так. Не этого хотелось, не так ожидалось, и не такой сюжет развивался у моего нежданного романа. Вдруг, меня отодвинули в сторону телячьи волосатые руки большой детины-идиотины, а я решил посторониться. Нарываться на очередное в стельку пьяное быдло - было не в тему сейчас. Нужно крутить отсюдова педали, пока по кое-чему мне не дали. Это чмо наклонилось над умывальником и вывернуло из себя месиво бухла - жрачки - желудочного сока...и еще такого же рода хрени. А затем, как ни в чем не бывало, начало умываться и прихорашиваться. Мне реально поплохело. Я стрелой крутанулся к выходу и рванул с места.
   Но быстро пробираться не получалось, в мясорубке крутились почти все - уже был поздний час, и всех перло выебнуться, потанцулькать на малюсенькой сцене и поприжиматься друг к дружке. А мне просилось скорее на улицу, но нужно было захватить куртку, так что пришлось идти к столу. За столом было все так же весело - трудно разберимое месиво переплетенных где-чьих конечностей, стоны и звуки лизаний, сосаний и всего в этом духе. Я не особо вникая, схватил свое и хотел уже уходить, но чья-то сильная рука обхватила мою, и потащила к столу. Я сел, вернее, меня заставили мягко сесть. На моих коленях приземлилась округлая попа типа моей подружки и начала равномерно ерзать на моем чувствительном месте. А ее рот ловил мой, уверенно и целеустремленно, твердо и настойчиво. Я ответил на это мучение, попытался, внутрь пролетел ее стон, не знаю настоящий ли, так как я хреново изображал желание. Так продолжалось какое-то время, пока мои губы не начало саднить от этого насилия себя самого. Меня реально начало задалбывать вся эта ситуация. А затем, я услышал томный твой голос, в самое ухо, шепчущий мне всякие непристойности о том, какой я нехороший препод, и как я делаю то-то и то-то. Я оторвался от слюнообмена и посмотрел в твои глаза, что светились рядом. И у меня встало. На тебя, конечно. А ей подумалось, что на нее. И пусть. Хотелось твоих губ. Бешено. Негласно.
   -Хочу.
   Говорил тебе, а принималось другой. Ты отодвинулся и начал жадно глотаться своей девахой, периодически поглядывая в мою сторону и бросая горячие взгляды. Моя голова откинулась назад, и я закрыл глаза - не особо соображая, что происходит, чувствуя, что взглядом меня прожигают, чья-то рука лезет в джинсы, достает мой стоячий агрегат и начинает дрочить. Представляю твои руки, сильные и уверенные, ухоженные и увлажненные моей смазкой. Кусаю губы и стону во весь голос - сегодня можно. Пьяный, одурманенный тобой, пленен мужской силой и чарующей красотой. Мужик не должен быть красивым и смазливым, разве что мелкий женоподобный пассив, в роли бабы, а вот подобные тебе - не должны, но ты - смазливый крендель, и мне похер, какой ты, Костян, просто хочу. Открываю глаза и, ...меня долбит от твоих глаз: они едят то, что творится между моими ногами, они следят за каждым движением девчонки, за моим резким спазмированием сжатых в тугой узел бедер. Вижу блеск там, прилепливаюсь к твоему рту своими глазами, и с губ срывается последний нотой ария тебе. Кончаю сладко и томно. Впервые от рук женского пола, но не ее пальцами был ведомый я, твоими, и только. Не ее губы срывали стоны с моих, за твоими зеницами плутал я, в них отбивался и в них ронял себя.
   Странно, что мне не отсосали, дико почти кажется мне это сейчас. И никак не наоборот.
   Оглядываюсь - никто не смотрел, не контролировал, все в подобной жопе. Только ты-я-девочка знают о мелком преступлении.
   Мне теперь можно считать себя универом? Вряд ли. Это смешно. Фапал на тебя, от тебя и обкончался.
   После это я рванул на улицу и остывал от такого прихода.
   Присесть на тебя, по ходу дела - сущий пустяк. Это я сегодня понял всеми порами своего тельца, всеми этими, как его, фибрами, и каждой отдельной осязаемой каплей меня. Хотелось повтора, и у меня встал, но, совсем сходить сума - тупо.
   В общем через пол часа все решили сваливать на хату к Олегу, у него здесь имелось отдельное, никем не заполненное житейское имущество, и продолжение обещало перелиться с одного кувшина в другой, не теряя при этом на своем пути ни капли драгоценной наполненности. Насчет 'не теряя ни капли' я глубоко сомневался, так как все, как минимум разок, потерялись уже кто где - кто в умелых и нежных пальчиках, кто во влажности заглатываний, а кто и почти в раю.
   Но мне, с какого бока не посмотри на это пиршество, никак не понималось - что такого в противоположном поле? Нет, я не женоненавистник, вовсе нет, наоборот, когда вижу пары, что действительно истинно в своем теплом мире, сердце бьется чаще и заставляет верить в чудеса, такие наивные и простые, до примитивизма, насущные и жизненно необходимые каждому. Но, меня не гребет, и никогда не удивляло: или это женщина-мужчина. Или женщина-женщина, или мужчина-мужик. И как это вы делаете, в каких позах, где, сколько раз, кто сверху, а кто снизу - мне... ' а я с вальсом в голове'. Но, вот почему у меня только на мужика встает - неведомая загадка. Почему так? Ведь - быть с бабой - проще, или, по крайней мере, и так и эдак, хотя бы. Но вот быть неразбавленным таким мужиколюбом - сам не пойму. Гены- нет, там все в норме, я один такой уникум, с детства разврат - нет, никто меня в этом плане не насиловал, сам себя я не настраивал и никаких душевных травм этого плане не припоминалось. Почему именно так???? Ошибка природы, единственное объяснение. Где-то я слышал, если в прошлой жизни ты был женщиной и очень мягкой, нежной, СЛИШКОМ ЖЕНЩИНОЙ, типа истинной женственностью обладал, и ты не смог забыть это, и пронести через новое рождение - вот и результат. Может и так, но последнее гораздо приятнее признавать, нежели быть мистейк.
   Проехали мои пьяные слезливые мысли.
   На квартире было весело. Места хватало всем - Олежка ж у нас не из бедных и беспородных дворов, он сам по себе неплохой такой крендель, но слишком он прогибается при Косте, маловато у него характера. А дай его в хорошие женские ручки - то там вить можно что хочешь, а если и в положительном направлении - это будет нечто. Но, глуповат, простоват, не хватает чего-то.
   По дороге заехали в ночной маркет, накупили кучу жрачки и бухла, куда ж без него, и, уже, и не тошнит после водки - пива - виски и еще многообразного набора предложенных яств, все в ажуре виднеется поооочти трезвым, как думалось, но убуханым, как было взаправду, мужикам.
   Хорошо, что менты не остановили, хотя, моим ученичкам...это не проблема.
   А что нам молодым и свободным? Плохо соображалось, еще меньше получалось, но у меня никак не хотел вставать мой дружок на Катю. Памятник мне - я имя ее запомнил даже под конец рабочего дня. Я никогда еще так не напрягался, как в сегодняшнюю ночь.
   Блядь, и почему это четырехкомнатная квартира? Все по отдельности, был бы я с кем-то еще - может и получилось бы форсануться еще разок, а так, наедине с Катькой - хрен. Она начинала расстраиваться, я начинал беситься.
   -Подожди, пойду, отолью. И душ приму. Подождииии в общем!
   Девушка довольно вздохнула и схватилась за сигарету.
   Да, бедняжке досталось - мало того, что она выше меня ростом, да и по габаритам, так у её сегодняшнего шкента не стоит на нее. Горе. Каре горе. Облиться слезами и не просохнуть. Скорее всего на бухло спишет.
   Сказал я это и поплелся в туалет.
   Во всех комнатах творились свои чудеса, и квартира сегодня ночью, взрывалась не один раз в глазах каждого из присутствующих.
   Меня б кто взорвал сегодня хоть разок.
   Я подошел к двери туалета, остановился и замер. Захожу попить воды. Свет не включаю, от уличного фонарного столба и так все просвечивает. Эхом пролетел протяжный и звонкий крик. Они там что, еб*шаться, а не еб*ться? И чего я, как озабоченный маньяк стою и слушаю чужой перепих? Стены в новых и в старых домах одинаковые - разве что не прозрачные. Так я реально задроченный, только не тем, кем хотелось.
   Поднимаюсь с корточек и хватаюсь за ручку ванной, ищу включатель и...моя рука натыкается на что-то теплое. Вздрагиваю. Что за????? Мое запястье перехватывают сильные руки, тянут к себе и я, не ожидая такого разворота событий, офигевший, лечу навстречу, носом, прямо в широкую и твердую грудь. Кувырком, только голая задница и мелькает. Не успеваю матернуться, как рот зажат. Охаю во влажную ладонь.
   Вокруг темнота. Она, друг наш, молодых, так что, хоть глаз выколи, тем более, что ванная комната находиться возле коридора - вообще темень. Меня подхватывают на руки, и тащат в кухню, дверь захлопывается почти беззвучным хлопком и мы вдвоем в стиснутом, сжатом мире, что сократился до объема нашего на двоих вакуума.
   Я еще не пришел в себя.
   Что за НАХ??? Я не говорю, что Он отрицательный, но все ж сам факт.
   Спину холодит гладкий кафель, а грудь душит чья-то огненная кожа. Сердце начинает громыхать, оно начинает танцевать незнакомым ритмом, урывчатым, попеременно - сбивающимся. Я в адреналине. Бешенном. Раскаленном. Шарлаховом.
   Мысли на карантине. Сила в подполье. Мозги в жопе. А ощущения - свирепствуют.
   Мое извратное воображение рисует всевозможные картины - от рачки и до лежа. Можно стоя, а можно сидя. Неплоха и поза эмбриона, но место не то.
   Я сейчас, как шлюха. И ты, Костя, сука ебаная, ты, именно твоя морда виновата, что я таков сейчас. Весь вечер мучить, соблазнять, шептать, есть меня глазами, и отослать кувыркаться с лишней, и самому съе. А теперь результат - я голодный, я пьяный, я неудовлетворенной, у меня не было секса уже пару месяцев, не считая сегодняшней совместной дрочки и моей руки одинокими вечерами. Именно из-за этих вот, ушлепков, у меня такой обломинго. А если быть конкретнее - из-за тебя. И теперь - мне похуй кто меня будет ебать и как. Устал. Мозги на вынос, сердце - оно всегда заткнуто, душа - та и не просыпалась.
   А может, пикантность атмосферы заострила все мои органы чувств, не спорю, половых в первую очередь. Стоять и не шелохнуться.
   Чужое дыхание жжет кожу уха, руки сжаты стальными тисками и не отвернуться, да я и не пытаюсь.
   Секс. Это та наркота, с которой мне не сойти.
   Губы дрожат от недостатка кислорода, слишком зажата грудная клетка, слишком пенящееся желание, слишком быстро валит пульс.
   Это ты. Я знаю. Никто другой не может быть. Только твои руки могут так выжигать без тавра.
   Мой эрос в напряжение. В накале.
   Снимая с глаз иллюзии, я понимаю, что я галимый жаждущий траха ху*сос. От этого горькая слюна заполняет мой рот, становиться гадко самого себя, но я умудряюсь отключить совесть. У нее сейчас передых.
   В любом случае на душе будет пакостно - перепихнись - и сам себя ешь, не джагнись - загнуться от недотраха и злости. Выбор не так уж и обширен. Каким бы не был человек блядлом или быдлом, какой бы навороченной или шалавной пакостью, а внутри каждый раз после очередного пачканья - внутри катит шар, с планету, и щемит тоска. Ибо, хочется делить это с любимым, одним своим - самым-самым живым, подкожным почти, всегда ревнивым и неделимым. А когда нет этого, приходиться довольствоваться тем, что есть на горизонте. Просторы наши русские бескрайние, много где незасеянные и почти стерильные, а много где в атомных и переработочных отходах, как и мой выбор.
   Давай, сегодня побудем живыми
   Сейчас.
   Я у Бога один лишь день попрошу.
   Он отдаст.
   Без сиплых пророчеств судьбы. Мы иные
   Пафос.
   Не для тебя и меня. Жадно молю.
   Как в last.
   Сегодня, хочется просто жить и не думать о будущем, просто поиграться в живое томление плоти без жертвенных и вымученных тризн. Только вверх, туда, высоко, яростно, даже через запреты и заслоны - рвануть и пробиться. Молиться сегодня не буду, святотатство. Кто быстрее, и нет немощного тела, что без крыльев не парит, плевать, сможем. В бреду почти, падая и подымаясь. Вверх. А жизнь будут натягиваться тонкими струнами и рваться болью из вен. Залатаю. Дождь по лицу. Его слезы угаснут, превращаясь в пепел, и канут в вечности.
   До утра? Да хоть бы миг, я не прошу много, хотя...нет, вру..много хочу...бесконечность с тобой я хочу. Безвремие.
   Твое и мое. Наше нетленное.
   Раззадорил, расковырял.
   Ты шепчешь мне в ухо, или это кажется. Сколько я выпил? Уже глюки. Чувствую раны на шее, твои губы полосят меня там, заживо, без наркоза. Теперь будут рубцы, я знаю, они останутся у меня на сердце, где сейчас лежит твоя ладонь и подушечкой большого пальца теребит мой сосок. А тот плачет, если бы мог - молоком, а так приливом алой крови у меня в венах, припухает, бухнет и адски жжет. Именно слева, именно там.
   Выгибаюсь натянутой тетивой жил, хватаюсь за твое тело. Мои остекленевшие глаза отбиваются в твоих. Утренней росой виснуть на твоих ресницах. Длинных. Красивых. Черных. Загнутых.
   Мои же светлые дрожат, продрогшей бездомной собакой в ночи.
   Моя звенящая наполненность.
   Твои губы целуют мне волосы, пропускают их соломенными прядями сквозь и увлажняют кончики. Я падаю на колени и утыкаюсь тебе в бедра.
  Я никогда не хотел уходить от любви.
  Я рвался к ней навстречу, но она менялась в масках, путала меня, заводила в тупики. Ей нравилось прятаться за тенью прохожих.
  Я не хочу и не люблю мечтать.
  Еще с давних пор так и было, с самых пеленочных.
  Почему? Да потому, что перед глазами появляется ободранный мальчишка, сдерживающий рыдания глубоко в своем сердце.
  Стоя голыми коленками на плитах мертвого кафеля, я думаю о детстве? В то время, когда перед глазами стоит твой стойкий сотоварищ? Неожиданно.
  Сцена, что надо.
  Ерзаю. Мозг плавно начинает дымить, и руки тянутся к твоим бедрам. Закрываю глаза.
  Пусть это будет в другом мире, настроенном положительно к нам, приятном, не чужом.
  Обхватываю твой член пальцами, пару секунд держу и привыкаю к его температуре, крепости.
  В груди, что-то не совсем схожее с сердцем швыряется туда и обратно со скоростью света. Наклоняюсь. Гладкость моей щеки, где щетина еще не проступила, соприкасается с твоей гранитностью. Замираю.
  Почти не веря происходящему.
  В голове мутнеет и уплывает, все мажорное состояние в пьяном припадке течет сквозь пальцы. Здесь тезисные объяснения самому себе - не прокатят, и я пытаюсь не наебнуться на пол. Сколько же я вдул? Около бутылки, без куси-закуси, за полчаса. Припадочный.
  Мне не только сейчас море по колено, мне весь земной шар - по пуп. Я стервенею от желания, бешено хочу отсосать у тебя. Не понимаю еще пока, как завтра тошно буду искать оправдания у себя в голове, не находить их и пылать от такого пьяного позора. Я верчу головой из стороны в сторону, слабо ласкаюсь щеками ерзанием о край твоей плоти, слышу звуки, что оседают в твоей глотке и норовят рвануть сквозь твои сжимающиеся челюсти. Губы открываются и ловят головку, немного захватывают и кончик языка целуется с крошечным углублением на ней. Твоя предательская капля, слизываю ее, смешиваю с собой. Наигравшись так, отпускаю, а затем отвожу голову.
  Руки тянутся дальше, ниже, глубже, ласкают все твое добро, перекатывают сквозь пальцы, кайфуют, а я расплываюсь. Как-то еще сгребаю в кучку остатки сознания, но еле-еле. Рот жадно, до самого 'дальше некуда' основания, прямо в глотку, засасывает твой ствол.
  Моя совесть и гордость уже давно валяются у твоих ног, так что, теперь осталось присоединиться только морде.
  Глотаюсь еще глубже, до самого края, почти давлюсь.
  Возвращаюсь, а по шее обильно течет слюна. Хочется еще глубже и дальше, еще больше и сильнее. Делаю. И снова повтор. Многоразовое отупение от наслаждения.
  Я сосал у тебя как заведенный, ласкал, как последний раз в жизни, почти ел и глотал.
  Жадно.
  Беспощадно.
  Алчно.
  Почти трагично.
  Моё! Моё! Моё!
  Вылизывая со всех сторон, зарываясь в курчавые волосы на лобку, никогда бы не подумал, что это будет так приятно. Глупость же! А такая жизненно-необходимая сейчас.
  Твоя рука зачерпнула горстью каскад моих липких от пота, слюны, смазки солнечных волос, гибко заскользила на шею и притормозила. Она осталась жить эти несколько минут на щитовидке.
  Стон, а вместе с ним дыхание в ночь.
  А у самого стоит колом.
  Так больно, очень болезненно, переносить такой стояк снизу, но так приятно твой сверху. Истина нарисовалась: рай и ад в одном загоне.
  Твой голос не сдержать уже каверзной силой воли.
  И правильно, в топку ее, в топку!
  Он уже не глухой, не задушенный свернутым в трубочку языком, он становиться сильным и требует своего - свободы!!!
  Воля дарована ему. Рывок - и ты переливаешься кварцевым перезвоном. Хрустальным эхом разносится он в комнате нашего греха. Алмазной пылью оседают его невидимые осколки в мою душу.
  И мне приходит звездец.
   Красочный. Насыщенный. Полный.
  Я пропал, приплыл, постанывая кантатой.
  Моя рука опускается на свое мученическое твердое копье, и одного касания достаточно, чтобы весь мир рухнул на мои подрагивающие от 'пере' всего колени.
  Вырубиться нах из поля сознания и чувствовать на языке потоки твоего освобождения, густого и пряного семени.
  А потом отключка, белой, ровной, горизонтальной линией.
  Мне жарко. Начинаю ворочаться.
  На мне тело девушки, шелковой тесьмой каптала распростертое на мне.
  Ночью не смог быть подстилкой, так хоть побуду матрасом.
  Оглядываюсь - в комнате полнейший бардак. Пока не понимаю ничего. Вещи кувырком, где что и чье - не поймешь. Ищу часы. Все чужое и не знакомое. Где я вообще?
  Приподнимаюсь и пытаюсь въехать.
  И память начинает возвращаться ко мне слоями.
  Потом заряд в тысячи вольт и меня перекашивает.
  Реальность.
   Моя самобытность. Или ее отображение в помутневшем рассудке.
  Во рту начинает жечь, нещадно трещит голова и хочется пить.
  Я запутался, где сон, где явь, где пьянь. Где грань и граница этого микса в реале?
  По маленьким клаптям и кусочкам начинаю тягуче и осторожно разгребать свои воспоминания, раскладывать крошки моей попойки-гулянки. И стоп.
  Был ли у меня взаправду самый-самый распиздатый минет на кухне или это очередной глюк? Может, разыгравшееся имэджинэйшн?
  Я как-то незаметно выпал из реальности. Потерялся. Обычная отключка? Отметаю последнее, никогда такого со мной не случалось, даже, когда я почти улетал от потери крови и гемоглобин колебался на уровне семидесяти, так чего бы мне от, даже и не траха, так вырубиться, пусть и улетного?
  Полный нонсенс.
  Я решил пока не вязнуть, та ответа в ближайшее время не предвиделось. Он вообще на горизонте не маячил.
  Посмотрел на часы и...о*уел, пять утра.
  Пздц!
  У меня первая пара в универе на полдевятого, а затем собеседование с абитуриентами.
  Как я бегал, как я прыгал на одной ноге и пытался отыскать шмотки - это нужно было видеть. Ай - хохмиться до надрыва. А все дрыхли - выдохлись! Школота! И никто, естественно, не бодрствовал, не собирался в путь-дорожку бороздить просторы родных дорог сутреца. Один я - парился. Но вот тугой цейтнот поджимал не по-детски так.
  Через пять минут я уже стоял на дороге, как настоящий клошар и ловил такси.
  В маршрутке, что быстро мчала по нормальной такой трассовой дороге и закатанной турками к прошедшему уже чемпионату по футболу, я задремал. Весь путь показался мне нереально длинным и тесным, в голове калифорнийским ураганом взмывались в небо осколки прошлой, почти мистической ночи. Внутри крутило и барабанило.
  Позвонил коллеге по работе Степке, так как в таком состоянии работать просто было невозможно, убалтывал заменить меня, тот с очень, ну очень натяжкой скрипя зубами, согласился отработать первую пару.
  Башка нещадно трещала - столько влить!
  Во рту было не лучше, если вообще не катастрофа. Там коты и собаки всех городов мира решили отметиться. А я так и не принял душ. А ведь, реально несет, или это грязь, что въелась в мою душу? Как отгородить внешнее от внутреннего, когда заслон съезжает набекрень?
  Дома - смываю остатки вчерашней аберрации, стараюсь забыть, хоть на один день, своих 'местных акул бизнеса', и на работу.
  Естественно, дружных братанов не наблюдалось на парах. Один я должен расплачиваться. Нашло - немного психанул, а затем мой заёб рассосался сам собой. Попустило меня лишь под конец рабочего дня.
  Отмучилось как-то.
  Весь день меня не покидало чувство, что все слышат или чувствуют мой перегарный скулеж, и если студентов получалось обходить стороной, но вот преподов не очень. И, естественно, Степка отыгрался - поржал и похохмил на славу. Ответить взаимностью я никак не мог из-за чувства гребанного сегодняшнего долга, а такими вещами я ох-хох как не люблю висеть. Но и душу проливать здесь неуместно, так что, мороз иваныч был призван в гости, как и всегда, в ситуациях подобного рода.
  Степка скользкий такой чебурек, или он одного со мной поля ягодка, или у меня в последнее время просто НЕДО НЕДО ТРАХ И ПЕРЕ ПЕРЕ МОЗГОВКА.
  Блин, почему бог не Бог не создал у человека такой функции как перезагрузка или очистка мозгов, или хотя бы отключка на время. Насколько бы проще жилось в этом мире.
  Домой я не шел, а полз долго, очень долго, медленно и тормозно, что Тортила на забеге покажется олимпийским ранером в короткометражке. И это с учетом того, что квартира моя в пятнадцати минутах ходьбы от факультета.
  Доигрался пацанчееег!
  Дотащился до холодильника на последних силах и вдул всю воду, затем опять душ и морозил я себя там минут тридцать. Чуток полегчало.
  И чего в последнее время у меня такие заоблачные скачки настроения? Кончать нужно со всей этой неудовлетворенностью и неразберихой, верно подмечено самому себе - КОНЧАТЬ нужно, а не терпеть. Сплошной аврал, притом во всех сферах деятельности моего организма.
  Я ж не ущербный, вроде норма, а такое голимотье выходит. Все, с завтрашнего дня новая страничка и свежие расклады, а то кое-кто меня реально начал выбешивать.
  Но память фиксирует все, контролирует каждое мгновение. Это самый универсальный и мощный ком, вот только проблемы в нем с перезагрузкой возникают. И в последнее время участились. Я задумался. Это не хороший знак, что я так гружусь думая о ком-то. Неужели мое шестое чувство дает красный свет?
  А мне все не спалось, хоть и в общем едва ли наберется часов пять моего сна.
  И вспомнилось былое, как будто кто-то ярко-пестрыми косынками разостлал поле моей жизни, коряво так слега, неуютно и не вовремя. Безвкусица у этого визажиста-валантера, хотя, какой нахер из меня дизайнер? Леплю все, с чем попало, но... не в чувствах. Туда ходу нет никому, вот, одновременно хочу искренности и счастья, любви этой невъебенной, а сам за тысячью замками. Поди и разберись с такими моими внутренними противоречиями, и какой осёл захочет раскладывать по полочкам мое грязное белье?
  Был у нас в нашей дворовой банде, когда мне было лет шестнадцать-семнадцать, эдакий мега крутой человек, я б сказал человечище, но до такого слегка он не дотягивал. Звали его Фуксия, а попросту Фокс (так я любил его называть, а если доставал меня изрядно, то переходил просто на Фу..или Фук). Его страшно выбешивало, когда я так увлекался, но я - это я, и мне все нипочем было в те юные и смелые времена. За это я часто отгребал по шее от него, но что там легкий втык, если можно было так постебаться над заводилой? Хотя, лучше быть Фуком, чем...Фуксия, что-то среднее между фурией и цветок там какой. Дебилизм в свежем виде. Но раз его перло, приходилось уступать, его же кличкуют, не меня. Это было очень хитрый и секущий все стороны глобуса чел, уверенный и чопорно расставляющий все приоритеты всех и вся. Байду кидать он не любил вообще, и всегда объяснялся только конкретно по делу. Та что его уважали баска. А в нашей компахе разное водилось: и покрупнее рыба, и помельче. Кто и как умел невод свой закидывать, такое место и занимал. Делишки проворачивались моими собутыльниками разные - от простых посиделок и попивания пивца как бы между прочим, и до крупных разборок с дележкой территории, которую метили своей родимой водицей - кровушкой. Все было схвачено и согласовано, с ментами договоренность негласная покруче заверенных у нотариуса документиков, однозначно. А за всем этим тянущимся шлейфом проплывали и бойни, и кражи, и покорение дорог, и трахи в месиве не поймешь где и чье человеческое тело по отдельности, а кто хотел и совместно, и мордобой, и слив информации. Может, и пришывание кого тоже, но вот при этом я не присутствовал, так что за это ручаться не буду. Но, думаю, и такое случалось, притом нередко. Но вот что-то, а в таком деле я был чист. Вы заказываете и платите - значит, вы барин, а мы получаем денежки и исполняем. Ваши - на все сто до истечения срока.
  Мне, если быть честным, глубоко внутри стыдно. Но, совесть чужой смертью я не запятнал, почти...было дело, но все обошлось. Но от этого грехов моих не мельчает, и дыры внутри свищут, как их не латай.
  Я бы не так сейчас поступал, если бы можно было переписать прошлое, но такое чудо в руки мне не дано. Мне вообще мало что было дано. А всего за пару сотню грошаков я терялся в омуте гнили. Но, бурлящая фонтаном молодость тогда рвалась наружу, кипятила мои мозги, и ошпаривала нервы.
  Нет денег. Нет места в доме. Нет покоя там же. Нет понимания и принимания меня как личность, да вообще, даже как сына и человека.
  Как расти?
  Как было тогда мне еще такому шкентному понять, где правда, а где ложь? Как еще не взрослому, но уже и не ребенку прочувствовать тонкое лезвие грани, на грани, по грани.
  Я оголенными нервами платил за правду и за уроки по жизни, кровушкой, той самой харкал за ошибки и промахи, но никогда не плакал. А хотелось, но, понимал, толку?
  Было иногда очень страшно и дрейфово. Но кто поможет? Кто отыщет потерявшуюся овцу среди тысячи других? Кому это надо?
  Никому нет дела до заблудшей души.
  Но, все-таки Богу я был нужен. Именно простое провидение вывело меня из той чащи, из вонючего болота, где вся рыбешка прогнила еще задолго до ее рождения.
  Я, как и каждое существо имел право на надежду, не факт, что я ее получу, но внутри нес это чувство, а вдруг??? Пусть залатанная моя совесть, продырявленная не одной тяжелой и едкой фразой, злой мыслью и теряющейся в дали верой, но такая вот она у меня. И мне деваться не было куда, я выживал, как мог. И только Бог мне и судья.
  Я не хотел покончить с собой.
  Я не хотел подставиться под шальную пулю.
  Я не хотел мстить.
  Я просто хотел жить.
  А ведь моя рука не раз была возле девятикалиберного в лапищах у Фукса.
  Он был не очень высок, скорее сбитый и крепкий, как дуб, с вечно, почти налысо обстриженными волосами, а спереди, как у казака, висел такой чубец, за который я любил хвататься во время секса. С широко поставленными глазами и ручищами, которые гнуть умеют железо в чистом виде. Тоже светлый, как и я, но глаза были голубого цвета и заполнены алчным голодом.
  Он любил меня по-своему, бешено и слегка того, но как мог, так любил, трахал, защищал по-своему, типа учил жизни и вел. Нет, я не велся, скорее, делал вид и пытался понять. Направление было не совсем мое, и даже уже тогда я понимал это, но, на все нужно время, и я его подбирал, себя проверял, тестировал и ковырял. У меня попросту ТОГДА, не было сил и возможностей вырваться. Пускай он вел меня вслепую, пускай перемазанный спермой и смазкой, пусть в ад, но он вел. Хоть кто-то и как-то.
  Будучи моим первым любовником, он заботился обо мне так, как только могло его омертвевшее сердце о ком-то печься.
  И в те семнадцать лет я был 'свой в доску парень'.
  Не так уж рано, не так уж и поздно.
  Почему каждый раз я терпел и не мог покончить с тем бедламом? Почему именно со мной и с ним? Глупо задаваться. Как было - все мое.
  Моему телу было неплохо с ним, да и кончал я с ним почти всегда. Стабильно два раза в неделю. Хватало ему, а мне..? Мне было похрен. Я торговал своим телом, вернее, я выторговывал крошки его любви и уважухи, теплоты и жрачки. Это, до такой степени выглядит сейчас мерзко и тошно, что мне хочется выть, а ведь тогда я считал, что все по-честному и правильно, мы ж дружбаны-любовники, мы - братья, мы кровь даже соединили, смешали ее по пьяни, а затем в ней же и трахались все перемазанные и бухие. И после этого понеслись лизания и завал на спину, в засосы и под коленки, и рачки. Первый месяц был трах почти каждый день, блядь, я сидеть вообще не мог, даже пришлось идти к проктологу, что б он мою задницу подлатал, сцуко, Фокс ебал жестко. Затем я начал бычиться и выдвигать свои условия, не могу я работать с порванным попенцем, и он попустился. Он прислушивался ко мне, но только не напрямую, косвенно, спокойно и тихо нужно было с ним, иначе бушевал. Выдержки у него не было вообще нихрена, особенно со мной. Я умел доводить до белого каления даже не особо напрягаясь, знаю, я тот еще гавнючонок был, но все вопросы к матушке природе. Она, видать, когда мой пьяный батька моей мамашке меня заделывал, решила пойти на перекур, и вот я такая чудинка и вышел.
  С каждой пролитой белой суспензией Фокса во мне что-то отмирало, было впрыснуто новую дозу липкого яда, что начинал выедать мою душу. Понимал, что так нужно, что это жизнь и бла-бла, мозгом все я сек, а сердцем давился, медленно так, постепенно. Сначала отец, затем мать, потом Фокс. Все, с кем я пытался хоть как-то жить - убивали меня своей правдой.
  Поэтому, я ненавижу правду!
   П Р А В Д А -такая, вне сомнения светлая, здравая, резонная, вумная, и целесоответсвенная, но она, на самом деле для меня стала кусенем жесткого дерьма, на фоне живого атмосферного драйва, иступленного мордобоя, неистового секса, и жизни 'по понятиям'.
  Хотелось реально блевануть от муторности в животе.
  И началось житься во лжи.
   Пеленой.
   Завуалированным горе-счастием моим.
  До этого времени я так и существовал - маски, приторные улыбки, фальшивые друзья и нейтрализация этой самой правды в зародыше.
  И я сорвался тогда.
   В конце концов, ТУ ПРАВДУ, я так и не смог пережить. До сих пор она во мне, спит или дремлет, иногда пробуждается и приоткрывает чуток одно веко, но я славно ее убаюкиваю и она снова в спячке: затяжной, хронической, канительной.
  Наш последний раз...
  Его комната, в меру большая и чистая, я отдраивал ее по мере возможности несколько раз в неделю, жить в свинстве было выше моих сил. Даже если она задрючена, старая и облезшая, с блошовской мебелью, если такову можно было так величать, с ободранной краской на окнах, с еле-еле держащейся дверью, которая вылетала в коридор не один десяток раз в порыве вознесения Фукса над нами смертными, но она была чиста. Что дома. Что здесь, что сейчас у себя на квартире - я всегда все убирал. Так я и отдыхал морально, занимая свои руки всякой дребеденью, и приводил в порядок ближайшее житейское пространство.
   Пришел мой любовник и прямой наводкой направился ко мне. Я втыкал в телевизор.
  Мирно и тихо начинались наши потрахушки, если можно считать подвывание и иной раз порхание предметов обивания по углам (то стул, то подушка, и даже пару разков стол) идиллией на двоих, не говоря уже о рваном шматье. Он был жадный до утех, бешенный, крейзанутый по самые помидоры. Мог накидываться с порога, рвать и шматать все вокруг, стервенея от одного лишь взгляда в мою сторону. А я терпеть не мог такого его вольготного насаживания себя. Все должно быть по-честному, по обоюдному, по любовному. Иной раз я глубоко охуевал от такого проявления просто невъебенной по его словам любви. Разве так ОНА должна проявляться? Хотя, откуда мне знать, как она симптомизирует и выявляется. Так что, проглатывал его церберство и довольствовался тем, что мне перепадало. До поры до времени.
   До перегиба, и загиба в.
  У каждого есть крайняя точка кипения, а у меня она долго где-то терялась, вибрировала и изменялась, вот и отыскалась она, но и ей пришел пздц - полный притом.
  В руках его был пакет. Бросает мне на колени. Начинает мгновенно раздеваться и швырять все по углам. Меня подрывает и я впиздячиваю этот же пакетик ему в мордашник.
  -Сука, какого хрена ты опять так???
  Спрыгиваю с дивана и хочу ринуться в дверь, но меня перехватывают на лету. Прижат - привален - прилеплен и приклеен грузом тяжелого тела сверху. Брыкаюсь, но куда там. Ему почти всегда удается завалиловка меня на спину. Урод. Моральный сукин сын.
  Не успел я опомниться, как все мое уже не мое и хрен знает, где оно.
  Достается пакет, вытаскивается его наполненность, оприходуется на мне. Чего там только не было: веревки, фалоиметатор, кляп, бандаж, наручни, ошейник, кнут, кожаные пояса на все части тела.
  Хотя, знает сволочь, как я это ненавижу. Был же разговор.
  Меня облачают, с трудом - с его, и мордобоем с моей стороны, но все ж удачно для него. Материться я уже не могу, кляпом меня онимели, а в зад дылдой отимели. Новый наскок нашел на Фокса, и он решил поэкспериментировать со мной. С виду ничего я так смотрелся, представляю - вокруг кожа и кнопки, воск от свечи и заломанные руки, мычание от досады и злость, бешенная, разливающаяся из истоков сердца, нарывающая лавиной зверской ярости. Впервые он так со мной.
  'За что?' - кричало все внутри.
  Я ничего не имел против бдсм, нет, но не на мне, и не со мной. Я лютой ненавистью не переносил эти штуковины на собственном теле. И вообще, такое должно происходить исключительно по желанию обоих партнеров, но никак не так, как в моем случае.
  Я терпел и сопел, не молча, нет, хера тут смолчишь, когда тебе в жопу здоровенное порево херачат. Было больно, реально, я не был настроен на такое, но самое большое зло неслось в мое сердце по венам и артериям, что были уже отравлены едкой истерией.
  Он садомировал мой зад часов три подряд и попеременно кончал мне на лицо, живот и...куда хотел, туда и кончал. А затем, почти мило клюнул меня в нос типа поцелуем и развязал. Откинулся на подушки, закрыл глаза. У него пошла пост релаксация на фоне улетнейшего действа.
  А у меня юшила кровь из задницы. Очко так расковырял, что там сипало огнем, спазмировало судорогой и меня начало труханить.
  И мне нужна была перезапись личности.
  Я не мог остановить его гнушения надо мной, болезненное спаривание с инородным предметом, я ничего не мог сделать, кроме...
  Плохо помню себя тогда, но состояние аффекта сделало свое дело, и я оседлал бедра Фокса. Он хмынул. А в моем мозгу вертелось ' Уничтожить!'.
  И....пробел. Длинный. Бредовый. Муторный.
  Кто меня отдирает, крики, трескающиеся звуки плоти.
  Я душил его смачно, неосмысленно. Меня взгребало навеки отбить такую вот привычку опускать людей ниже плинтуса, так низко, как вообще только возможно.
  Меня повязали, а я вырывался, бился в агонии мести, в бреду не выебанной задницы, а проебаной веры. А я ведь верил его словам о любви. Я верил, так свято и так отрешенно, что мог любому братку до полусмерти за сомнения накостылять. Я бился головой о пол, разбивая вдребезги не голову, а свою поимевшую гордость, глотаясь коктейлем из крови, слез и соплей. Я, то приходил в сознание, то отключался на неопределенное время.
  Да, именно в тот день я ясно понял, что такие натуры умеют рвать не только жопы, но кромсать сердце ломтями, мелкими-мелкими, фаршировать внутренности ядом. И при всем при этом улыбаться, сладкой патокой из слов поливать мозг, тело воском, а затем плюхаться рядом, как ни в чем не бывало, и пытаться уснуть.
  Бешенство и злость удесятерили мои силы, и херня, что я половины не мог сделать из того, что наметилось экспромтом в моей очешуелой головушке, но руки сами по себе сжимались тугими полукольцами, выплетенными из дрожащих побелевших пальцев. Я смотрел в его испуганные глаза, впервые они имели такой оттенок, глубокий, ошарашенный и чистый. Он, наконец, прозрел.
  Но я не успел закончить начатое, его прихлебатели меня оторвали, ибо сам я, кончая с ним, рычал во все горло, сам этого не понимая, рыдал и орал. Они втроем не могли оторвать моих рук от его шеи, закостенелой смертной хваткой впилось мое в его, и я бы убил. Знаю, что тогда я все мог сделать.
  Меня оторвали от Фокса, бросили на пол и оставили. А я лежал почти в бреду. Он закашлял, пришел в себя и начал дышать, рвано, тяжело, отходя от стресса. Еще бы, такая малина не каждый день чествуется.
  А моя психокоррекция билась на нулевом уровне.
  Затем меня начали трясти, что-то орать и кричать, пытаясь влезть в мое сознание, но оно пока было в реанимации. Боль, меня саданули по голове, много раз, затем голос Фокса не трогать меня, я хотел заржать, не мог, все взрывалось адовыми искрами и пепелило вщент. Если бы возможно было найти слова, чтобы описать мое состояние на тот момент, то ни один человек не стал бы читать подобного бреда боли и хуже смерти. Но, я не хотел умирать, так и не познав главного...
  Больница, операция, наркоз. Я видел лестницы, деления проходов и повторяющиеся ступеньки, градом сыплющиеся из ниоткуда, голоса издали, асимметрические ракурсы, теряющиеся выходы и входы.
  А из меня перло и вырывало резонёрство, фонтами искренних и признательных молитв. Я не каялся, вовсе нет, не об том тогда. Я, будучи под наркозом, втирал докторам и медсестрам о смысле этой гребаной жизни и ломаном пути калецтва. Я дискутировал сам с собой и снова погружался в свой очередной глюк из-за наркоты.
  Реальное и бредовое слились в одном дайкири-смеси моего отлета.
  А очнулся на носилах, меня перелаживали на них санитарки или медсестры. Хотя, очнулся - это немного не совсем то, я начал различать некоторые размытые образы. В таком заторможенном и удлиненном мире, очень странном и непосильном. Сил вообще не осталось ни на что. И почему, будучи в такой полной лаже, я еще цеплялся за жизнь? Почему я не отторгал реальность и не заменял ее дурманным мифом грез, иллюзий, потустороннего? Мне так нужно было что-то здесь закончить? Но что? Что же действительно меня удерживало?
  Когда полностью вышел срок действия наркоза реальность начала вспыхивать багровыми вспышками огненных колец боли. Что мне вообще латали? Где резали и шили? Не помню ни подписанных документов о разрешении на операцию, ни трепе хирурга о срочной необходимости, вообще нихрена не помню. Потом, позже кусочками огрызков начнет всплывать кое-что. А сейчас ничего не помню вообще - меня стерилизовали? Было бы здорово, если так, но, просто боль физическая пока заменяет боль внутреннею.
  У меня была разорвана анальная киша, плюс сотрясение мозга, и плюс нервный срыв. По отдельности вообще не смертельно, если кровь вовремя остановить, но вместе - это бздец. Только через пару месяцев я смогу нормально разговаривать, я смогу потрепеться о том и о сем с психологом, а в зеркало я смогу посмотреть на себя вообще через год. Из-за чего? Из-за траха? Да нет. Из-за уебка Фокса? Тоже нет. Из-за себя самого, что так верил, что так велся, что так пал. Сам себя я не прощу. До сих пор глубоко внутри я не смог себя простить.
  Фокс приходил в больницу. Пытался нести жрачку и покупать мне лекарства, я не отрицал, но после его ухода все отдавал другим больным. Я с ним больше не смог разговаривать, я молчал, он даже стоял на коленях, просил прощения. Впервые заплакал. А я умер тогда, там. Я перегорел, я пережил себя, я едва только недоумер. Фокс исчез из моей жизни, я его вычеркнул, хотя, он сам себя вычеркнул. Шанса другого я ему не дал, а как я мог дать, если больше не верил? Он проебал свой шанс, он три часа выебывал его в моем теле той резиновой штукой, которая резала меня без наркоза, а после нее - и с наркозом. Фокс уже подготавливал почву давно, медленно и постепенно, но я еще как-то и за что-то хватался и удерживался, а вот последний его поступок вбил последний гвоздь в доску моей души. И она захлопнулась. Я не любил его в понимании безграничной и единой любви, нет, но по-своему он тоже занимал внутри меня очень весомое и широкое место, самое удобное, самое роскошное среди всех моих знанных родичей и товарищей. И вот так...меня. Даже его слезы не растопили километровые толщи из ледяных глыб у меня внутри, что образовывались постепенно. Но, я б все равно ему верил и терпел, долго, может, очень долго, если бы не та точка.
  Но, он знал, лярва такой, я рассказывал ему, что меня в десять лет чуть не изнасиловали возле дома в один из летних тихих вечеров, когда я возвращался от бабки в дом. Никто из моих дома не знал, я не рассказал, так как пронесло, но след внутри остался, и рана в психике тоже. Фокс умел раскрывать сердца и вскрывать старые раны, он умел выводить на чистоту, у него была такая власть и способность, дарованная ему от рождения. Эмпат-энтузиаст какой, или он был чертов психолог, а может и сам адвокат дьявола, или...не знаю, но читать людские души он умел. Та я думал. Та что ж ты, каналья, так схерачил и не прочел мою до конца, не достал до глубины и не очистил от мула. Он еще больше туда нахаркал. И думал, я прощу, а я не простил.
  В нашей банде все чуть ли не молились на него, верили и шли в огонь и куда там пожелает его величество сука-Фокс. Я б его разве что в ад послал. Хотя, он и так там пребывал.
  Сколько месяцев он обивал пороги моей страшной квартирки, нищенской и убогой, но смысла не было. Пришлось отступить, даже ему.
  Я такой.
  Просрали свой шанс - и путь вам в сторонку, отдельно уже от меня, не со мной, не рядом.
  Я так долго задыхался в гниющем пороке неправильного, и так остро искал свой путь. На это ушло много времени. Через полгода я начал ходить в школу, молча, говор так ко мне тогда еще не вернулся. А затем окончил ее. И летом, проведя три месяца в селе у бабки другой, уже матери отца, в глуши, в лесах, полях, на природе - я начал немного оживать. Что-то есть такое в тиши, что заставляет возрождаться и очищаться. Я даже перестал тереть кожу до крови, когда мылся. А вначале, мне казалось, что там черви ползают, грызут и разъедают все. Я перестал заходиться потоками панического ужаса каждую ночь, и у меня даже вернулась моя неумолимая эрекция. Но дрочить я не мог года два.
  Никто не знал через что я прошел, и как я умирал каждый день внутри.
  Хотелось выбелиться.
  Хотелось выбраться.
  Хотелось хотя бы один раз почувствовать себя человеком, который кому то нужен. Кто любим.
  Но эту загадку я пока еще не открыл. Не разгадал. Не расшифровал. Смогу ли когда-нибудь?
  От молитв я отказался - не спасало. Молиться нужно сердцем и душой, а те у меня уснули, надолго, так к чему еретическое бормотание губами?
  Только рваные крики бродячей голодной псины, что попала в капан, но лучше отгрызет себе лапу, нежели станет ручной и домашней цацкой кого-нибудь. На привязи - нет.
  Свобода - мое составное. Хотелось бы добавить и любовь - но не в силах я произносить это слово.
  Мать много таскала меня по докторам, пыталась излечить меня антидепрессантами и схожей хренью, но они влияли на меня еще хуже, и после двух месяцев приема я бросил. К чему? Тело выламывает, идет привыкание, мозг тормозит, кости вытягивает в линейку и скрючивает пополам. Не мое - это. У меня организм вообще не переносил химию, только в крайнем случае, а так или чайки из травок, или бады. С фармацевтикой я был на вы.
  Я выжил. Душа отошла - это главное, с трудом и натяжкой, но хоть так. Внутри меня боролось желание жить или нет. Победило первое.
  Жить нужно. Жить стоит.
  Я начал писать стихи. Много.
  И рассказы. Иногда.
  Никто и никогда их не видел. Не читал.
  Я начал жить по-своему, по-другому.
  Пусть и наполовину.
  Но жить же.
  Вот сейчас лежу и живу.
  Сейчас моя половина начала изменятся в размерах. Расти. Вибрировать. Трепыхаться ярким лучом солнца в глазах ослепленного человека, жмурящегося, но пытающегося ухватить рыжие ресницы солнца. Согреться его глазами, в которых беспрерывный огонь из нитей миллионов энергетических потоков.
  И я уснул.
  Мне сегодня больше не снился мой бредово-утопичный прошлый мир, состоящий из лоскутьев прошлого.
  Я обновлялся.
  
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"