Ирис Ева : другие произведения.

Костяшки домино

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.03*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Знать дату своей смерти, каждому ли это дано? И насколько это тяжело? Что делать, когда время неумолимо приближается и беспечной жизни, полной житейских приключений и влюбленности приходит конец? Расплата за ошибки или все-таки великий дар? Спасти мальчика от неминуемой гибели, сделав последний в своей жизни выбор. Мистика или сумасшествие? Пройдя жизненный путь от бедности до успешной леди - директора школы-интерната, оказаться один на один со своим прошлым, затягивающим в самые глубины отчаяния. Кто-нибудь успеет спасти от рокового шага? Брошенный ребенок, бредущий под дождем и встретивший полицейского, являющегося братом директора школы-интерната, не это ли то, что именуется Судьбой, волей проведения?

Часть 1

   Глава 1. Тогда...
   Существует поверье, что животные, рождаясь, уже знают свой срок, отпущенный им в этом мире.
   Я, будто животное, с самого детства прекрасно знала, что умру в двадцать шесть лет и два месяца, четвертого февраля, примерно в четыре часа утра. Эта мысль была со мной всю сознательную жизнь и ничуть не пугала. Я относилась к ней, как к чему-то должному и правильному, но с возрастом стала считать, что это лишь моя детская фантазия. Да и дожить надо было еще до двадцати шести лет.
   Тогда, в пять лет, мне казалось, что это будет так нескоро, и иногда, лежа в своей постели, перед сном я представляла, как умираю, будто героиня сказки: на руках меня держит принц и мечтает лишь об одном, чтобы я осталась жива. Но я все равно умираю. Рыцарь убит горем и клянется, что больше никогда и никого не полюбит, вытаскивает из кармана своего кителя маленькую бутылочку с ядом, вмиг опустошает ее и падает замертво рядом с моим телом. И там, на небесах, мы воссоединяемся и живем долго и счастливо.
   Такие выдумки занимали меня лет до семи, пока обычная домашняя жизнь не превратилась в ежедневные походы в школу. Тогда мечты сменились на что-то более реальное, тогда я хотела дожить до старости и быть как наша классная мама: до семидесяти проработать в школе, и окончить свои годы в домике в деревне. Худенькая женщина, лицо которой время не пощадило, постоянно рассказывала нам о том, как она хочет жить в своем маленьком деревенском доме, да вот все никак не может накопить на него денег, что заметно. Всегда после таких разговоров, начатых с большим энтузиазмом, она сникала и договаривала, словно набрав каши в рот. А я, тем временем, рисовала в своем воображении, как буду такой же старенькой, как буду проводить уроки у таких детишек как мы, а потом приходить в своей маленький деревенский домик, топить печку и готовить ужин. Позже я мечтала стать школьной медсестрой, чтобы делать маленьким детям прививки и рассказывать при этом сказки. А потом... Потом было много всего... Детская фантазия огромна и красочна.
   Жила я в небольшом городке с мамой, папой и прабабушкой, которой было, по всей видимости, уже лет за сто. Никто не помнил почему-то ни возраста ее, ни имени. Паспорт и какие -либо другие документы сгорели вместе со старым деревенским домом, в котором она прожила всю жизнь и вырастила четверых сыновей и трех дочерей. Из-за отсутствия у нее документов и из -за забытого имени, звали мы ее в шутку между собой Бабушкой Призраком, да и она, по всей видимости, смирилась с этим прозвищем. Никто из ее семерых детей не захотел забирать мать к себе. Все без исключения считали ее немного сумасшедшей. Она утверждала, что умеет колдовать, что знает старые магические тайны и что в скором времени должен придти человек, который спасет или погубит человечество. В детстве я любила слушать ее истории и даже рассказала о том, что знаю, когда именно я умру. Бабушка всегда внимательно меня слушала, задумчиво кивала головой и что-то бормотала.
   Я помню, как садилась возле нее на пол, когда она сидела на диване, запрокидывала голову на диван, смотря на нее вверх ногами. Она заботливо проводила сухой рукой по моим волосам и тепло улыбалась. Ей нравилось называть меня Сибу, хотя звали меня Ниной, и откуда взялось непонятное Сибу, оставалось для всей семьи загадкой, но всем нравилось это слово, так что на ближайшие девятнадцать лет это стало моим вторым именем. Даже в школе меня стали так называть. Мне самой это нравилось. Эта кличка, прозвище, второе имя, можно сказать, давали мне некую исключительность, некое отличие от других людей. Была веселая и задорная Сибу, и была тихая и незаметная Нина. Будто раздвоились.
   Время шло. Я взрослела, менялись жизненные приоритеты и друзья. Я все меньше общалась с Бабушкой Призраком, но все же при любом удобном случае она не забывала мне напомнить, что рождена я для того, чтобы найти того человека, что должен спасти человечество. Иногда она это говорила при родителях или при друзьях, на что все лишь смеялись и подкалывали. Так и прошли счастливые семнадцать лет, а потом я влюбилась так страстно и пылко, как влюбляются только в первый раз. Я открывала для себя новое чувство, новые ощущения и впечатления. Практически перестала появляться дома, проводя свое время то в школе, то гуляя с друзьями, то на свиданьях с ним, моим дорогим и любимым принцем, то оставаясь ночевать у друзей, когда после вечеринки, порой выпившие, мы не в состоянии были куда - либо двигаться. Сил хватало только чтобы позвонить родителям и заплетающимся языком сказать, что я не приду сегодня домой. Так прошли два года моей молодости.
   В девятнадцать лет я решила выйти замуж за моего единственного, жизни без которого не представляла. Вот он - принц из сказок. Такой загадочный, неописуемо красивый, гордый, волевой и только мой. В июле месяце мы сыграли свадьбу и он переехал ко мне. Сразу же узнал про Сибу (до этого я ему не хотела говорить) и тоже начал так называть. То же прозвище появилось у меня и в университете, собственно, из-за мужа. Мое имя, казалось, все позабыли, даже преподаватели называли меня Сибу.
  
   Подобно кошкам, что уходят умирать из дому, моя Бабушка Призрак покинула квартиру 22 февраля 2006 года и несколько дней не возвращалась. Панику поднимать мы не стали, потому что раньше она пропадала и на неделю, а потом оказывалось, что жила у одной своих подружек в деревне, но в этот раз все было иначе. Утром 10 марта нам позвонили и сообщили, что нашли бабушку в нескольких километрах от леса. Она просто села под дерево и уснула вечным сном. Предполагавшие и ожидавшие подобного родственники не были сильно расстроены и опечалены - поминки прошли довольно скромно. Спустя сорок дней со дня ее смерти был выброшен хлам, который она называла магическими приспособлениями. Среди всего этого был и какой-то старинный глобус.
   Так и начались наши обычные дни: мама и папа работали практически круглыми сутками, постоянно куда-то выезжали, жили уже для себя. Я же жила для своего суженого, семейная жизнь показалась мне на удивление простой и не отнимала много сил и времени. Мы купили небольшую квартирку и стали жить отдельно от моих родителей. Мы были счастливы.
   В двадцать три года я окончила университет и устроилась на работу. Вот тут-то и начались трудности в семейной жизни: мужу моему, Максиму, не нравилась ни фирма, в которой я начала работать, ни мой начальник, ни, даже, мои подруги! Ссоры стали постоянными и я частенько засыпала со слезами на глазах. И куда ушла та пламенная любовь, спрашивается? То ли на нервной почве, то ли еще из-за чего стала мне часто снится Бабушка Призрак. Сначала снились эпизоды из прошлого, потом стало сниться, будто мы с ней бродим по какому-то лесу, а она мне все рассказывает про таинственные миры, про волшебников... Вскоре я поняла, что нуждаюсь в этих снах как в общении с людьми. Если по какой-либо причине я не могла спать ночью и увидеть сон, я становилась раздражительной и вспыльчивой.
   В одну из декабрьских ночей бабушка поведала мне, что снится в последний раз и настоятельно просит разыскать того самого мальчика. Наверное, я бы не отнеслась так серьезно к этому, не подойди ко мне около работы какая-то странная женщина, цыганка, и не повтори все, что сказала бабушка слово в слово. Это заставило меня серьезно задуматься, и я снова вспомнила о дате своей смерти.
   Макс сегодня пришел совсем пьяным, еле ноги переставлял. Очередной корпоратив. И от него снова пахло духами. У меня даже не было желания устраивать сцену ревности, я просто толкнула его на диван и села за письменный стол. В голове появились мысли о том, а не бросить ли все это к чертям собачьим и не поехать ли путешествовать? Я мечтательно посмотрела в потолок, а затем перевела взгляд на ноутбук и принялась составлять план своего маршрута, полностью доверившись голосу сердца.
   Когда маршрут был приготовлен, деньги пересчитаны, решимости хоть отбавляй, зазвонил телефон и на том конце папа встревоженным голосом сказал, что с мамой что-то случилось. Я рванула в больницу. Оказалось - она упала и сломала ключицу. Ни о каком путешествии не могло быть и речи, я провела около двух месяцев рядом с ней, пока она не поправилась. А дальше снова работа, дела, ссоры с Максом.
   Как-то случайно я нашла свой намеченный маршрут. Это было после очередной ссоры, я сидела вся зареванная, тушь оставила черные полосы на моем лице, губы дрожали, руки тоже. Я опустошила стакан виски и снова всмотрелась в монитор. "А почему бы и нет?" - промелькнула у меня мысль. И в этот раз я быстро собрала вещи и, никому ничего не говоря, а лишь оставив записку и мобильный телефон на столе, ушла на автовокзал. На дворе стоял конец апреля, погода была теплой и солнечной. На мне была яркая красная короткая курточка, джинсы, кроссовки, а за плечами рюкзак с самым необходимым. Так и началось мое приключение.
   В автобусе я моментально погрузилась в сон. Любимая музыка проникала из наушников прямо в мысли и рисовала свои неведомые образы, заставляя меня улыбаться от получаемого удовольствия.
   Когда автобус стоял около какой-то деревеньки в связи с поломкой, я проснулась и поняла, что именно здесь должна выйти. В итоге я отклонилась от запланированного маршрута. Автобус вскоре починили, пассажиры вернулись на свои места. Кто-то окликнул меня, но я махнула рукой, сказав, что сойду здесь.
   Я медленно прогуливалась по песчаной дороге. Солнце уже садилось и становилось прохладно. Я постучалась в один из домов. Приятная бабушка лет восьмидесяти позволила переночевать у нее с условием, что я завтра помогу вскапывать огород. Торопиться мне было некуда. Отпуск я взяла большой, а если что уволюсь с работы. Утро началось для меня довольно рано, еще даже не рассвело. Я просто не хотела больше спать, лежала и смотрела в потолок. Мне начало казаться, что поступаю очень глупо и не разумно, убегая сейчас от всех и занимаясь черти чем. Но разве это жизнь, когда каждый день встаешь, готовишь завтрак, идешь на работу, вечером возвращаешься уставшая, а тут еще и пьяный муж?
   Несколько часов прошло в сражении между родительским "я", осуждающим мое решение убежать от Максима, и "я" ребенком. В голове то и дело возникали приятные образы нашей совместной жизни, тут же сменяясь негативными, черными, и все хорошее вмиг окрашивалось в темные цвета.
   Я пришла к выводу, что поворачивать назад глупо, так что буду идти только вперед. Это успокоило и убаюкало меня, где-то за окном кричала ворона, но я уже засыпала.
   Я потянулась и открыла глаза. Приятный утренний свет пробивался сквозь тоненькие тюлевые шторки и заливал комнату. Я натянула одеяло до подбородка и провалялась еще минут двадцать. Солнце окончательно встало и теперь, поднявшись, я могла хорошо увидеть столб пыли, возникший, когда я встряхнула одеяло.
   За завтраком - небольшой яичницей и варениками, хозяйка дома все расспрашивала обо мне, но я старалась обойтись общими фразами, потому спешила поскорее доесть и приступить к работе. Кряхтя и скрипя суставами, она поплелась в сарай, достала мне лопату и, указав на участок, протянула мне.
   Половину дня я копала огород, закончив, попросилась еще на одну ночь, и только на следующий день продолжила свое путешествие.
   Судя по карте, до следующего населенного пункта пешком я за день не дойду. Так что придется ехать автостопом, хотя это и довольно опасно в наше время. Набрав побольше воздуха в легкие, я вытянула вперед руку и стала ждать, когда кто-нибудь остановится. Но машины пролетали мимо, оглушая и обдавая пылью. И только спустя полчаса остановилась белая тонированная "девятка". Я устало подошла к ней.
   - Вам куда? - спросил молодой мужчина, сидящий на пассажирском сидении, и добро улыбнулся.
   - До ближайшего населенного пункта, пожалуйста, я заплачу, - улыбнулась я и села на заднее сиденье. За рулем сидел мужчина лет двадцати пяти, он бросил на меня беглый взгляд и уставился на дорогу.
   - Почему одна путешествуешь? - довольно бесцеремонно спросил водитель и закурил.
   - Хочу, - буркнула я и уставилась в окно, сложив руки на груди. Деревья только начинали покрываться зеленой листвой, отчего лес все еще казался худым и темным.
   - Негоже молодой девушке одной путешествовать, - выпуская дым, продолжил водитель. - И как вы собираетесь расплачиваться? - я уловила в его голосе насмешку.
   - Деньгами, - огрызнулась я и поерзала на сиденье.
   - А мы дорого возьмем, - не унимался водитель.
   - Дрюх, не наглей! - послышался приятный голос с пассажирского сидения. - Мы вас бесплатно подвезем! - он повернулся ко мне, и я увидела приятное и доброе лицо с небольшой щетиной, большими выразительными голубыми глазами, розовыми губками, словно у маленькой девочки, и светлыми волосами. Ему на вид было не больше двадцати, но голос звучал довольно мужественно. - А куда вы едете?
   - Сказала ж: путешествую! - вновь огрызнулась я и прикусила губу. К чему мне быть такой агрессивной с людьми, которые согласились меня подвезти.
   - Извините, - мужчина явно поник и всю дорогу мы ехали молча.
   Высадили они меня в каком-то городишке больше похожем на поселок. Когда их машина скрылась из виду, я поняла, что забыла на заднем сиденье свою карту с маршрутом. В первые секунды было чертовски обидно, ведь я так могла оставить и сумку или еще что-нибудь ценное, но что случилось, то случилось. Темнело. Я побрела к ближайшей гостинице и сняла номер.
   Каким же удивлением для меня стало обнаружить в соседнем номере этих самых мужчин! Тот, что вел автомобиль, не упустил возможности снова зацепить меня. К счастью, я довольно быстро уснула и не слышала того, что происходило за стеной, но среди ночи меня разбудил стук в дверь. Завернувшись в простынь, я поплелась открывать. Полы казались безумно холодными, и я на цыпочках ступала по ним.
   - Добрая ночь! - улыбнулся тот приятный молодой мужчина. - Меня зовут Дмитрий, можно просто Дима. Извините, что беспокою вас, я просто хотел извиниться за своего некультурного брата, - даже в темноте я заметила, что он залился краской.
   - А утром вы этого сделать не могли? - переминаясь с ноги на ногу, спросила я. Он не ответил, а лишь потупил взгляд.
   - Можно войти? - после продолжительной паузы, спросил Дмитрий, бегло посмотрел на меня и снова опустил глаза.
   - Да вы, молодой человек, нахал, - заметила я. - Хотите пройти в номер к совершенно незнакомой полуголой девушке! - я поежилась от холода и потерла руки.
   - У меня в мыслях ничего подобного не было! - совсем сконфузился ночной гость. - Простите! - и он тут же исчез за дверью своего номера, а я прислонилась к дверному косяку и посмотрела ему вслед, тяжело вздохнула и сказала сама себе: "Плохо я, наверное, поступила с бедолагой". Но быстро отогнав такие мысли, скользнула под одеяло и задремала.
   Проснулась я, завернувшаяся в одеяло и свернувшаяся калачиком, от грохота, окружающего меня. Судя по всему, еще было довольно рано, может, и восьми не было. Громкий мат, а затем настойчивые удары в дверь, будто ее пытаются выломать, заставили меня застыть от страха, боясь пошевелиться. Но вскоре я стряхнула с себя непонятный страх, вскочила на ноги, быстро натянула на себя джинсы и футболку и, вооружившись забытой уборщицей шваброй встала у двери. Стоило двери распахнуться, как я изо всех ударила только появившегося в дверном проеме мужчину этой шваброй между ног. Мужчина скривился от боли, согнулся по пополам и мычал что - то невразумительное. Одет бедолага был в серые треники и белую майку. Я отшатнулась назад и рассмеялась, обнимая палку от швабры. Я никак не ожидала, что в той потасовке пьяных мужчин примет участие и мой новый знакомый Дмитрий, решивший по доброте душевной отогнать пьяную компанию от комнаты одинокой молоденькой девушки.
   - Простите, пожалуйста, - я легонько коснулась его головы и тут же убрала руку, неловко переминаясь с ноги на ногу и не зная, куда мне деться в такой ситуации и как быть.
   - Ничего страшного, - он улыбнулся мне, но все равно продолжал морщиться от боли. - Вы так и не сказали, как вас зовут, - Дмитрий хотел, чтобы его голос звучал как обычно, но от его усилий получалось лишь что-то комичное.
   - Сибу, - засмеявшись, ответила я. - Зовите меня Сибу!
   - Забавно, - все еще морщась, но, уже выпрямляясь, сказал мужчина. - Кто же вас так? - искренне улыбнулся он, выпрямился до конца и одернул майку.
   - А что вам, простите, не нравится? - обиделась я и жестом пригласила мужчину в номер, пристроила швабру за дверью и, выглянув на секунду в коридор, чтобы убедиться, что пьяные утихомирены, закрыла дверь и повернулась лицом к свою гостю.
   - Нет, что вы! Все нравится! - Дмитрий рассмеялся и прошел к креслу, чуть сгибаясь и прихрамывая.
   - То-то же, - пробурчала я и предложила гостю сесть, тот с радостью согласился и аккуратно присел на край проваливающегося кресла.
   - А вы куда едете? - поинтересовалась я, садясь на кровать, напротив Димы.
   - Я с братом еду... Ему по работе нужно, а у меня отпуск, вот и навязался с ним, все равно в Москве делать нечего... - Дмитрий внимательно осматривал мой номер, будто пытаясь найти в нем что-то особенное, что-то, что помогло бы ему вести себя со мной более естественно.
   Пока он говорил, я пристально изучала его, мимику, жесты. В течение всего своего повествования о том, зачем именно они едут, я подчеркнула, что Дима никогда не перестает тепло улыбаться, причем он делает это очень искренне и как-то по-детски.
   - А в Москве что? Загазованность одна, - закончил Дима и, заметив мой задумчивый взгляд, сфокусированный на нем, немного засмущался. - А вы почему в одиночестве путешествуете? Неужели у такой прелестной леди нет спутника? - улыбнулся Дмитрий и снова немного покраснел.
   Я засмеялась и отмахнулась от его вопроса. Но потом вдруг посерьезнела, приблизилась к нему и прямо на ухо шепнула:
   - Я выполняю секретную миссию.
   Не трудно было заметить, как лицо мужчины вытянулось, его глаза стали словно два блюдца, а рот немного приоткрылся. И так же шепотом гость спросил:
   - А зачем вы мне это сказали?
   Я вновь рассмеялась и отодвинулась от него.
   - Не волнуйтесь, я пошутила!
   - Страшные шуточки у вас, Сибу, - усмехнулся он и встал. - Пойду я, а то брат ругать будет. До свиданья! - Дмитрий махнул рукой и скрылся за дверью, а я продолжала смеяться, завалившись спиной на постель.
  
   Несколько часов спустя я уже шла по дороге, прочь от городка, ведомая чем-то или кем-то свыше. Северный ветер дул мне в спину, я поежилась и лучше запахнула и без того застегнутую куртку. В этом году весна пришла намного позднее обычного и холодные дни были не редкостью в начале мая. Но я все равно продолжала идти. Ветер становился все сильнее и порывистее, скрипели и накренялись деревья. Мне стало не по себе. Небольшое удовольствие оказаться во время бури одной в лесу. Мне повезло, что, когда я устало подняла руку, остановился КАМАЗ и меня подвезли. Ребята, дальнобойщики, оказались более чем веселыми и смышлеными и всю дорогу травили анекдоты.
   Гостиница в этот раз была более современной, хотя и очень дорогой. Расположилась я в одноместном номере и тут же решила позвонить мужу. Все-таки стоило ему сообщить, что со мной все в порядке и в ближайший месяц дома не появлюсь. Максим долго кричал и требовал сказать адрес, но я лишь смеялась на его своеобразную истерику и, закончив разговор фразой "Ты сам виноват", положила трубку и легла на кровать. В окна с остервенением хлестал дождь. Я боялась представить, что сейчас твориться в лесу. Под мысли о доме и сильный шум дождя я уснула. Когда же открыла глаза, было темно и тихо, только откуда-то снизу доносилась приятная музыка. Часы показывали около двух ночи. Более уснуть я не смогла, так что оделась и спустила на первый этаж. Там все так же суетились люди, носили свои тяжелые чемоданы. Я остановилась возле лестницы и наблюдала за ними. Холл был сделан в средневековом стиле: деревянные скрипучие полы, полумрак, немного пугающая винтовая лестница для персонала, уходящая куда- то во тьму. Постояв, я решила выйти на улицу. Как только отворила дверь, сразу же поняла, что там ужасно холодно, но возвращаться на третий этаж за курткой желания не было, так что осталась в тонкой красной кофте и джинсах. Обняв себя за плечи, я отошла несколько метров от крыльца гостиницы и подняла голову. Ночь сегодня была удивительно звездной. Небо было ослепительно чистым, и только огромные лужи возле тротуаров напоминали о сильном ливне, что прошел час назад. Я даже замечталась. Звезды сливались воедино, вырисовывая перед моим взором причудливые, волшебные картины.
   Вдруг послышался резкий звук тормозов и веселый смех большой компании. Прямо напротив гостиницы остановился внедорожник с открытым верхом, оттуда выпрыгнуло человек пять и, судя по голосам, все были мужчины. Из автомобиля слышалась громкая молодежная музыка. Я демонстративно отвернулась - никогда не любила громкой музыки. Наконец, они ее выключили и направились к гостинице. Я проследовала за ними, ибо все-таки уже изрядно замерзла. Как только я подошла к двери, мне на плечо легла чья-то рука и все подозрительно замолчали.
   - Девушка, - услышала я мужской немного насмешливый голос позади себя, - что же вы так боитесь? Мы не кусаемся! - Тут же послышался громкий смех со всех сторон.
   - Ничего я не испугалась! - прохрипела я и тут же проскользнула в здание.
   - Да у вас даже голос дрожит, - трое молодых мужчин в возрасте до тридцати лет, прошли за мной, - да и сами вы дрожите, - с какой-то насмешливой интонацией сказал один из них.
   - Я просто замерзла, - наверное, любая другая девушка на моем месте давно бы уже убежала в свой номер, а не продолжала вести беседу с незнакомой компанией мужчин.
   - А что же вы вышли в такой тонкой кофточке? - заговорил другой более сиплым голосом. Я перевела взгляд на него. Это был немного полный мужчина со светло-каштановыми волосами, чуть выглядывающими из-под красной банданы, немного заросший щетиной, с большими темными глазами, располагающимися под густыми бровями.
   - Ну что вы к девушке пристали? - спросил самый молодой из компании, светловолосый худощавый парнишка и, подойдя ко мне, хотел обнять, но я во время сориентировалась и отскочила в сторону.
   - Что ж вы как пугливая собака? - заулыбался он. - Я лишь согреть хотел, вы же сами сказали, что замерзли.
   - Меня вовсе и не надо греть. И я вам не собака! - рассердилась я и, развернувшись, ушла к лестнице. Быстро поднялась на третий этаж и юркнула в свой номер. Окно оказалось открыто и с улицы тянуло ночным холодом. Я подошла, чтобы закрыть, и увидела компанию тех самых мужчин прямо под моими окнами. Заметив меня, они приветливо замахали руками, достали гитары, расстелили какое-то покрывало, сели кругом и начали петь. Мне так смешно было за ними наблюдать, да и песню они пели хорошую, про любовь, про верность, про чувства. Я села на подоконник и стала слушать. Оказалось, эта компания знает очень много песен под гитару. Они пели и грустные, и веселые, и патриотические, и про любовь... Так я сидела до шести утра, завернувшись в плед и выпивая очередную чашку горячего сладкого чая.
   - Вы, наверное, устали, - крикнула я им. - Заходите чай пить!
   - Давно пора! - послышалось с одного из этажей.
   Они поднялись ко мне в номер и расселись на кресле, стульях и кровати.
   - Вы не замерзли четыре часа подряд петь на улице? - спросила я, разливая чай.
   - Мы привыкли! - ответили хором двое мужчин и, переглянувшись, улыбнулись. Им обоим было под тридцать, только один был с седыми волосами, что заметно меня удивило, а другой в красной бандане.
   - Представиться бы надо, - кашлянул старший. Это был высокий мощный мужчина с черными, как смоль, волосами и выразительными зелеными глазами, в которых нельзя было увидеть присутствующего у всех остальных авантюризма и веселья. Его взгляд был спокоен и серьезен, несмотря на то, что сам обладатель столь завораживающих глаз улыбался.
   - Меня зовут Виктор, сидящий справа от вас - Коля или Ник, как мы его зовем, - молодой человек приподнялся и подмигнул мне.
   На нем была тоненькая футболка и джинсы, на голове повязана красная бандана, из - под которой виднелись светло - каштановые волосы. - Он у нас закаленный, не боится холода, и зимой может спокойно в футболке ходить, - продолжил Виктор.
   - Ага! И холод на нас нагонять! - донеслось с дивана от младшего. Мужчины рассмеялись.
   - Шутника этого зовут Мелким, хотя его настоящее имя... - Виктор демонстративно задумался, чем вызвал очередной смешок, - Петр. Он у нас дамский угодник. Где бы ни остановились - всегда барышню найдет, и не какую - нибудь, а самую красивую и молодую.
   - Завидуйте молча, - пробурчал Мелкий и сложил руки на груди. Компания снова разразилась хохотом.
   - Рядом с Мелким сидит Мишка, он у нас певец, - с дивана привстал и театрально поклонился двадцати пяти летний мужчина, немного полноватый, рыжеволосый, с добрыми карими глазами, смотрящими с надеждой и нежностью на мир.
   - А это Макс, - он указал на сидящего на кровати мужчину с седыми волосами, завязанными сзади в хвост, небольшими серо-голубыми, как мне показалось, глазами. - У него с детства такой цвет волос, ему сейчас двадцать девять лет. Он молчаливый и серьезный. Так же отлично поет.
   - Приятно познакомиться, - улыбнулась я и присела на стул. - Меня Сибу зовут. Хотя это скорее прозвище, нежели имя, но я к нему привыкла и не хотела бы расставаться.
   - И нам приятно познакомиться! - откликнулась компания и сразу же опустошила чашки чая. Пришлось снова ставить чайник и дожидаться пока он согреется.
   - А мы бродячие артисты, - сказал нараспев Михаил и засмеялся.
   - Правда? - я удивленно на него посмотрела. - Вы нигде не работаете и не живете?
   - Именно! - отозвался Ник.
   - Что может быть лучше ночевки под звездным летним небом? - продолжил Миша. - Да и зимой иногда приходиться ночевать под небом, - он мечтательно закатил глаза и продолжил: - За эти три года мы уж практически всю Россию исколесили!
   - А вы, Сибу? Вы путешествуете? - спросил Виктор и налил себе, наконец согревшегося чая.
   - Да, - кивнула я. - Просто вот так спонтанно захотелось сменить обстановку. У меня даже особого плана нет.
   - А вы не боитесь путешествовать в одиночестве? Все-таки сейчас время опасное. Мы и то побаиваемся, - чайник перешел к Михаилу.
   - Да, Сибу, присоединяйтесь к нам! - заулыбался Мелкий и принялся отнимать у товарища чайник. Тот отпихнул его со словами: "Жди своей очереди, нахаленыш!".
   - Хорошо! - неожиданно для себя я согласилась.
   Около одиннадцати часов утра мы покинули гостиницу и помчались в другой город. Машина была с открытым верхом, так что довольно таки холодный ветер трепал мои волосы, а я с радостью и некоторым нетерпением смотрела вперед. Ребята были очень веселые, постоянно травили анекдоты и неустанно перешучивались, я чувствовала себя в их кругу, как в кругу самых близких людей, которых знаешь не один десяток лет. За рулем был Коля, они звали его Ником без тормозов, когда он садился за руль. И действительно, стрелка на спидометре уже давно перевалила за отметку сто сорок, а Ник все вжимал педаль в пол. Послышался радостный клич Михаила, сидящего позади меня, он размахивал какой-то красной тряпкой.
   - Тебе не страшно, Сибу? - поинтересовался Виктор, он сидел на переднем сиденье, рядом с водителем. Я замотала головой и заулыбалась. Мне действительно это нравилось и никакого чувства опасности я не испытывала. Машина подпрыгивала на кочках, угрожающе качалась и снова устремлялась вперед. Деревья и деревенские дома сливались в одну пеструю линию.
   Ночевать мы остановились где-то на опушке леса. Михаил с Мелким ставили палатки, Максим и Виктор развели костер и жарили шашлыки, а я ходила туда - сюда, не зная, чем себя занять.
   - В кой-то веке, в нашей компании появилась дама, - услышала я позади себя знакомый голос. Мужчина в бандане смотрел на небо и считал звезды. - Надеюсь, мы тебя не пугаем и не смущаем? - хихикнул он и подошел чуть ближе.
   - Ничуть, - я улыбнулась и тоже посмотрела на небо.
   - Ты только... - он немного помялся, - с Мелким в одной палатке не ночуй. Все - таки кровь молодая...
   - Ты ведь хочешь, чтобы я ночевала у тебя? - я перевела взгляд на собеседника и заметила, как его щеки слегка порозовели и он отвел взгляд. На моем же лице играла счастливая улыбка.
   - Ну, мне бы было приятно... - запинаясь, произнес Коля. - Но это тебе решать! - поспешно добавил он и сделал вид, будто с интересом рассматривает какой - то камень.
   - Что вы там стоите? - крикнули нам со стороны костра. Заиграли на гитаре.
   - Пойдем, а то они все без нас съедят! - Ник взял меня за руку и повел к остальным.
   Вечер прошел очень весело: компания пела, рассказывала истории, снова пела...
   Ночевать я все же решила у Ника. Палатки были двухместные.
   - Сибу, -начал он, когда я уже засыпала.
   - Что? - сонно промычала я.
   - А ты замужем? - а вот его голос звучал бодро.
   - Да, но, наверное, как вернусь, так сразу же разведусь с ним, - промямлила я в ответ и натянула спальный мешок практически до ушей.
   Снаружи застрекотали кузнечики и заухал филин. Палатка была наполнена запахом природы и леса, запахом, которого в городе я никогда не чувствовала.
   - Вот как... - послышалась какая-то обреченность в голосе Ника.
   - А ты как попал в эту компанию бродячих артистов? - сонно поинтересовалась я то ли из вежливости, то ли мне действительно это было тогда интересно.
   - А я в институт не поступил, а в армию по состоянию здоровья не взяли, вернее это мама что - то там намудрила... - вздохнул мужчина, переворачиваясь на другой бок, чтобы оказаться лицом ко мне. - Мне не трудно, я бы отслужил. Но ей пади объясни... - Коля задумался на секунду. - Она вообще меня никогда не понимала, хотела, чтобы я много зарабатывал, чтоб женился на какой-то дочери какой-то ее подружки... Не понимала моего увлечения музыкой. Вот я и сбежал из дома, некоторое время скитался, играл на гитаре, чтобы заработать на пропитание, а потом меня Виктор и подобрал. Мне нравится подобная жизнь, и ничего другого я не хочу, и умереть хотел бы где-нибудь в лесу или у реки.
   - Не рано ли думать о смерти? - удивленно спросила я, протирая слипающиеся глаза.
   - По-моему, вполне нормальные мысли для смертного человека, - засмеялся он. - Ты устала, наверное, не буду более тревожить. Спокойной ночи, - он перевернулся на правый бок и мирно засопел. Некоторое время я еще пролежала, глядя куда-то перед собой и осязая тьму вокруг себя. Я знала, что Ник неспроста прервал этот разговор, видимо, он и не собирался говорить мне так много...
   Проснулись мы довольно рано. Какими бы ни были герметичными палатки, утренняя роса все равно нашла возможность проникнуть. Спать стало сыро и зябко. Выбравшись из палатки, я поняла, что спала дольше всех.
   - Доброе утро! - кричали мне с разных сторон и махали рукой.
   - Доброе утро! - радостно ответила я и тоже помахала рукой.
   Завтракали на ходу, складывая палатки и туша костер. И мы двинулись дальше.
   - Не выспалась? - спросил Миша, сидящий рядом со мной в машине.
   - Не привыкла еще спать на воздухе, - отмахнулась я, хотя в сон меня и, вправду, клонило. Спустя несколько минут деревья и линии электропередач смешались в одну сплошную полосу, а позже и вовсе исчезли.
   Проснулась я только тогда, когда выключили мотор. Лучи солнца задиристо заиграли на моем лице, ослепляя даже через опущенные веки. Я недовольно открыла глаза и огляделась: мы находились в какой-то деревушке, явно видевшей лучшие времена. Покосившиеся одноэтажные домики, бабушки, копающиеся в огороде, пасущиеся на лугу коровы.
   - Непривычно после города, не правда ли? - улыбнулся мне Виктор и подал руку, чтобы я вышла из машины.
   - Ага, - согласилась я и выпрыгнула из автомобиля, из-под ног поднялся столб пыли.
   - Сибу! - услышала я веселый голос. Повернув голову, увидела Мишку, который держал в руках канистры для воды. - Мы за водой сгоняем, а ты за машиной присмотри! - он помахал мне канистрой и помчался за остальными к колонке.
   Я прислонилась к автомобилю и, запрокинув голову, посмотрела на небо.
   Ребята быстро вернулись, забросили канистры в багажник, и мы снова выехали на трассу. Ветер развевал мои волосы и немного обжигал лицо, из динамиков доносилась музыка, мы начали подпевать.
   Так ехали мы около часа, пока Макс, сидевший за рулем, не выключил музыку и не сбавил газ. Все осуждающе на него посмотрели, но сразу же заметили впереди аварию: лоб в лоб столкнулись пассажирская газель и белая "девятка". Вся группа приуныла, веселье пропало с наших лиц.
   - Тормози, - положив руку на плечо Максиму, сказал Виктор. Мужчина кивнул и остановился.
   - Пошли, ребята! - ловко выпрыгнув из машины, проговорил Мишка. - Там, наверняка, кому-нибудь помощь нужна!
   Остальные проследовали за ним, меня же хотели оставить в машине, но я решительно отказалась и пошла с компанией. Петька нес аптечку, Ник воду. Когда мы подошли, то перед глазами открылась ужасная картина: полностью смятая "девятка", перевернутая газель, в которой, как казалось на первый взгляд, никто не пострадал, но кровь все же была. Я прикрыла рот рукой, чтобы не закричать. Люди, выбравшиеся из пассажирской газели, звонили своими близким и друзьям, рассказывали, что с ними только что произошло. Мои друзья и еще пятеро мужчин стали поднимать газель, я же смотрела на изуродованную "девятку" и с ужасом думала, что там кто-то есть, но он уже мертв... Из-под дверцы водителя равномерно капала кровь. В порыве желания помочь и переборов страх, я подошла и дернула за ручку двери, но та не поддалась. Что было внутри непонятно - стекло было измазано кровью и пылью.
   - Это бесполезно, - вдруг услышала я голос и взвизгнула от неожиданности. Несколько человек посмотрели на меня и вновь вернулись к своим делам. Такое чувство, что никого не волновало, что в смятой машине кто-то есть... Наверное, я слишком оптимистично думала, но я еще надеялась, что тот человек жив и ему нужна помощь.
   - Кто здесь? - я обернулась и увидела молодого светловолосого мужчину, его лицо казалось мне знакомым, но я никак не могла вспомнить, где я его видела.
   - Он погиб, вы же видите, что с машиной, - он встал с корточек и подошел ко мне. Это был Дима, мужчина, с которым я познакомилась в том дешевом отеле.
   - Это... Ваш брат? - дрожащим голосом спросила я, внутренне надеясь на отрицательный ответ.
   - Да, - кивнул Дмитрий и плюхнулся прямо на асфальт рядом с разбитой машиной. - Ему бы в июле двадцать девять исполнилось, - надрывным голосом начал он. - Жениться собирался после командировки...
   От этого у меня внутри все переворачивалось, хотелось сесть и зарыдать, но, совладав с собой, я подошла к Дмитрию и присела рядом с ним на корточки. Не зная, что сказать, я просто провела рукой по его плечу и натянуто улыбнулась, но что могла сделать моя улыбка? Ровным счетом ничего. Наверное, я просто не умела поддерживать людей в трудные минуты.
   - Почему именно он? Почему на мне ни царапины? Почему такой замечательный и умный, только начавший жить человек должен был погибнуть так нелепо?! - по его щекам побежали слезы. - Лучше бы я вел сегодня машину! Лучше бы я погиб!
   - Прекрати! - я пыталась, чтобы голос звучал уверенно, но мои слова не дали никакого эффекта, Дима продолжал повторять, что лучше было бы ему погибнуть, но только не брату. Не зная, как еще можно заставить его замолчать и успокоиться, я приблизилась и поцеловала мужчину в губы.
   - Так-так, - прямо над ухом заговорил Миша, - пока мы там раненых перевязываем, она тут уже целуется! - смеялся он.
   - Вовсе все не так! - я отпрыгнула от Дмитрия и чуть не упала. Я чувствовала себя как школьница, которую поймали с мальчиком в подъезде и теперь осуждали и готовились прочитать нотацию. Но Миша лишь смеялся.
   Послышался вой сирен, а через минуту около нас остановилась карета скорой помощи. Позже подъехала и милиция.
   - Сибу! - услышала я голос Ника. - Давай, мы уезжаем! - махал он мне из машины, но я не решалась оставить Диму одного в таком разбитом состоянии.
   - Дим, - робко начала я, не зная, что сказать, особенно, учитывая мой поцелуй. - Пойдем с нами, - пересилив себя, договорила я. - Не надо на это смотреть... - тем временем бригада спасателей, так же прибывших на место, вынимали изуродованное тело брата Дмитрия. Не сумев более видеть стеклянный взгляд мужчины, устремленный на искореженную машину и мертвого брата, я взяла его за руку и потянула к нам в машину.
   Ребята не были против нового попутчика, но ехали мы несколько часов в тишине. Дима стеклянным взглядом смотрел куда-то в сторону, Мишка дремал, Ник с Петькой слушали музыку в наушниках, Виктор был за рулем, Макс сидел рядом с ним, оба молчали. Я же сидела между Димой и спящим Мишкой, который периодически что-то бормотал во сне.
   Останавливаться на ночлег мы не стали, Макс и Виктор поменялись местами, и мы мчались вперед по пустой дороге через лес. Когда совсем стемнело и дорогу освещали лишь фары нашего автомобиля, я уснула.
   - Остановимся здесь, - разбудил меня голос Виктора.
   Так мы и остановились в одном из городов Матушки России, располагавшимся не так далеко от Москвы, в котором провели последующие два месяца. В паре часов езды отсюда находилась больница для душевнобольных, в которой вот уже пятый год проживала мать Виктора, к которой он ходил каждый день, пока мы были здесь.
   А мы жили в его трехкомнатной квартире, которую, чтобы привести в порядок, пришлось хорошенько отмыть. Электричества и воды там тоже не было, потому что никто не платил. Этими делами занялся Максим и спустя пару дней мы жили уже в комфортных условиях. Так как делать мне было особо нечего, я бродила по городу, изучая каждую улочку, даже купила карту и какую- то книжицу с историей этого города. Виктор практически все время проводил с матерью, ну или, по крайней мере, так нам говорил; остальные выступали на улице, а Дима все время сидел у окна и смотрел вдаль. Меня это уже пугать начинало, но что я могла сделать? Я иногда садилась рядом с ним и брала за руку, но он не обращал на меня никакого внимания.
   Глава 2. Сейчас...
   Дождь барабанил по крышам домов с особым ожесточением. Серость, казалось, покрыла весь мир, не было видно дальше нескольких метров, а мальчик бежал по лужам, не разбирая дороги, бежал вперед, сталкиваясь с прохожими, сердящимися на то, что в такую погоду их кто-то толкает. Люди вообще очень не любят, когда кто-то врезается в них или наступает на ногу, они сразу начинают злиться и ругать бедолагу за неаккуратность, а ведь никто даже не задумывается, почему он наступил? Может быть, он споткнулся, может быть, у него закружилась голова, может быть, он от кого-то убегает, а тут вы, и вы его тоже сердите тем, что идете сейчас здесь, что вы не отошли, когда увидели его бегущим вам на встречу.
   Мальчик проскочил прямо перед автомобилем, завернул за угол и забежал в магазин. Он прошел в самый дальний уголок и, прислонившись к стене, обнял себя руками, чтобы хоть как-то согреться. С мокрых волос и промокшей насквозь тоненькой курточки капала вода, все увеличивая и увеличивая лужицу под мальчиком. Когда же это заметили сотрудники магазина, от мальчика немедленно потребовали уйти, и все его просьбы остаться и согреться игнорировались. Некоторые покупатели с жалостью наблюдали эту картину, но никто не решился вступиться за ребенка. Какая кому разница, почему он здесь, почему он мокрый и замерший, почему он плачет и где его мама?
   Вновь оказавшись на улице, ребенок побрел дальше. Он прекрасно знал, что идти ему некуда и ночевать придется на улице, и не только эту ночь...
   Испугавшись собственных пессимистических мыслей, он сел на лавку и горько заплакал. Если бы рядом оказался кто-то, кто умеет читать по губам, то он прочел бы по дрожащим от холода и страха губам мальчика, как он хочет, чтобы мама его простила, чтобы мама пришла, чтобы мама забрала домой. Но никто не приходил, никто даже не останавливался.
   Тьма полностью опустилась на город, укрыв его своими крыльями, дождь постепенно стихал, а к середине ночи прекратился совсем. Ребенок все так и сидел, обняв колени и уже перестав плакать, он просто сидел и смотрел в чарующую темноту, за которой, казалось, нет ничего. Он вспомнил, что бабушка говорила ему о смерти, когда умер их любимый кот, говорила, что смерть это тьма и пустота, а так же свет в конце туннеля и новая жизнь. И вот сейчас он, в возрасте всего лишь десяти лет, стоит на первой ступени смерти? Его охватила паника. Ребенок не хотел умирать, он хотел жить, он мечтал стать врачом, помогать людям и животным, найти лекарство от смерти, чтобы больше никто не умирал. Но он ничего не успеет сделать, потому что сам уже умирает.
   - А ну брысь отсюда! - прозвучал писклявый голос. Мальчик вздрогнул, приоткрыл один глаз и увидел свет, обычный дневной свет. Тут же вскочив, напугал бабушку-дворника, которая и пыталась его прогнать.
   - Я жив! - воскликнул он, после чего, поймав на себе недоумевающий взгляд бабушки, успокоился и, извинившись, побежал прочь от лавки. Но радость его закончилась, как только он вышел к проспекту. Стоило только задуматься о том, что будет дальше. Ведь все время он так не сможет. Ночевать на улице, не ходить в школу. Все учебники и тетради остались дома... Дома? А теперь это уже не его дом. Теперь это просто один из тысячи домов, с яркими окнами по вечерам, с громкой музыкой и тихим храпом по ночам. Все это чьи-то дома, но не его, его нигде не ждут, нигде. И эта безысходность сводит с ума. Куда бежать? К кому идти за помощью? К бабушке? А где ее найти? А где все, когда они так нужны?!
   На остановке мальчик стал просить подать ему на хлеб, но все злобно хмыкали или же просто не обращали внимания, кто-то даже толкнул.
   С пустыми руками он сел на лавку и смотрел на проезжающие машины. А может быть, одна из них остановится и из нее выйдет бабушка? Но чуда не происходило. Останавливались автобусы, маршрутные такси, троллейбусы, оттуда выходило много людей, все они куда-то спешили, на их лицах выражалась крайняя обеспокоенность и занятость чем-то.
   Немного передохнув, он поднялся с лавки и поплелся в сторону работы бабушки, в надежде встретить ее там, но, так как бывал у нее всего раз, дорогу мальчик знал плохо. Заблудившись в многочисленных дворах, ребенок попытался выяснить дорогу у прохожих, но никто не знал, где работает его бабушка. Мальчик искренне удивлялся неосведомленности взрослых. И в тоже время начинал понимать, что он потерялся окончательно и, как и говорила мать, никому не был нужен.
   Бродя вечером по темным улицам, ребенок столкнулся нос к носу с полным полицейским в форме. Мужчине этому было лет тридцать, на его лице красовалась трехдневная щетина. Он весело улыбнулся ребенку и поинтересовался, почему же он так поздно один на улице и в тонкой куртке.
   - И как тебя зовут-то, малыш? - спрашивал веселый полицейский, сжимающий в руках на половину полную бутылку пива.
   - Андрей, - ответил тот. - А вас, дяденька?
   - Андрюша, а тебя разве не учили, что с незнакомыми людьми разговаривать нельзя? - засмеялся мужчина.
   - А вы мне не незнакомый, вы дяденька милиционер! Мне бабушка говорила, что вы хранители правопорядка, правда, чаще вы сами этот порядок и нарушаете, - на лице ребенка видна была серьезность и уверенность в правильности своих слов. Андрей не боялся полицейского, хотя и понимал, что для него все может закончиться не так гладко, но хуже, чем есть, уже стать не могло.
   Мужчина расхохотался и сказал:
   - Нас уже в полицию переименовали. И ты прав, если что - то случится, ты можешь обратиться к нам. И вовсе мы и не нарушаем порядка, - немного обиделся дяденька полицейский. - Хотя всякое бывает... Не смею спорить с твоей бабушкой, - на его щеках появились забавные ямочки, когда он улыбнулся. - Но вот беда, - брови мужчины смешно приподнялись, так что Андрей, глядя на него, заулыбался. - Я сейчас не на службе, просто чистой одежды, кроме формы, нет, да и... выпил я чуток, не хотелось бы вот в таком виде появляться на работе, да и время уже позднее. Иди - ка ты домой, повезло твоим родителям, не выпишут им штраф за тебя. Давай я тебя лучше домой отведу и предупреждение твоим родителям сделаю, - в этот момент из кармана рубашки стала доноситься мелодия. Фыркнув, полицейский попытался достать мобильный телефон и не пролить на себя пиво. Наконец, победив пуговицу на кармане и вынув телефон, он поднес его к уху:
   - Алло? Да, конечно узнал. Да почему опять никакой? Нормально все. Я тут мальчика встретил. Мне его домой отнести... ой! - запнулся он и икнул: - Отвезти надо. Да не кричи ты! - он отодвинул трубку от уха и скорчил забавную гримасу.
   - Дяденька милиционер...
   - Полицейский, - поправил его мужчина.
   - Я не знаю, где мой дом, - Андрей виновато потупил взгляд.
   - Ох...- вздохнул мужчина и продолжил уже в телефон: - Лида, а можно я мальчика к тебе приведу? А то он потерялся, а адреса он не помнит, сейчас ночь... Лидочка, ну не кричи... Но ты же сама... Да, я понимаю... В общем, у меня выходной, я вообще могу спокойно... Ой... В общем, я не то хотел сказать. Прости. Я приведу его к тебе, - отодвинув телефон от уха, он прищурился, пытаясь увидеть кнопку сброса вызова. - Итак, Андрюша, зовут меня Николай Сергеевич, тебя я сейчас отведу к своей сестре Лидии Дмитриевне. Она очень добрая женщина, - взяв мальчика за руку, Николай Сергеевич прибавил: - И умная, не то что я...
   Пройдя несколько домов, они вышли к небольшому пятиэтажному дому, зашли в первый подъезд и, поднявшись на третий этаж, позвонили в дверь. Ее открыла стройная женщина лет тридцати пяти, с ярко-черными волосами, в светлом коротком платье, которое только убавляло ее года. Она расплылась в улыбке и поприветствовала поздних гостей, у ее ног тут же оказался белоснежный кот, который в оба своих изумрудных глаза смотрел на брата хозяйки и стоящего рядом с ним мальчика.
   - Проходите, - Лида отошла в сторону и шикнула на кота, чтобы тот отошел. Кот послушно, но лениво сделал несколько шагов в сторону и сел, прижав к себе пушистый хвост.
   Андрей вошел в ее квартиру и тут же сел на корточки, чтобы поиграть с пушистым домочадцем.
   - Николя, - женщина подняла глаза на брата, - ты домой или останешься у меня?
   - Не хочу беспокоить и обременять своим присутствием. Пригляди за мальцом, а я завтра на работе спрошу, не поступало ли заявления о пропаже ребенка. Приятных сновидений, моя дорогая сестра, - он махнул рукой и, развернувшись, прикрыл за собой дверь, но смех Лидии Дмитриевны заставил его задержаться и вопросительно посмотреть на нее.
   - Почему ты смеешься? - спросил полицейский, ища причины в своем внешнем виде.
   - Когда ты выпьешь, ты начинаешь так забавно разговаривать! - хохотала она.
   Николай ничего не ответил, фыркнул и ушел, затворив за собой дверь.
   - Итак, малыш, - закрыв дверь, произнесла Лидия, - меня можешь называть тетей Лидой. А тебя как зовут?
   - Я не малыш, - обиделся мальчик. - А зовут меня Андреем, - он встал с корточек и поднялся на носочки, чтобы казаться выше.
   - Конечно, ты уже взрослый и самостоятельный, но почему ты тогда не знаешь своего адреса? Взрослые прекрасно знают, где они проживают и могут не только показать, но и сказать.
   - На самом деле я знаю свой адрес, - обиделся Андрей. - Но дяденьке полицейскому я соврал, чтобы он снова не отвел меня домой.
   - Ты не хочешь домой? - обойдя ребенка, женщина прошла в кухню и позвала его за собой. - Думаю, это разговор не коридорный и ты наверняка голоден.
   - Я не ел целый день, - промямлил Андрей, следуя за хозяйкой дома. - И домой мне нельзя. Мама меня выгнала.
   - Как выгнала?! - ахнула Лидия. Женщина открыла холодильник, немного наклонилась, несколько секунд изучала его содержимое, затем вытащила завернутые в полиэтилен полуфабрикаты и, вынув из шкафчика над мойкой сковороду, разорвав полиэтилен, бросила содержимое на нее. Несколько секунд посмотрела на то, что сделала, фыркнула, и, налив немного масла, поставила все это на огонь.
   - Я портил ей жизнь, - пожал плечами мальчик и устроился на табурете.
   - Не может такого быть. Ты очень воспитанный и умный ребенок, как ты мог портить жизнь кому - то, а тем более матери? Пожалуй, - она перемешала бурлящие полуфабрикаты, - мы поговорим с тобой об этом утром, а пока кушай и ложись спать, - Лида наложила согревшуюся массу в глубокую тарелку и отошла, чтобы вытереть масляные руки.
   - Вы очень добрая... И ведете себя почти как моя бабушка, - сказал Андрей и принялся за ужин.
   Уложив спать гостя, Лида прошла в свою спальню и, не зажигая света, плюхнулась на кровать. Виновато покосилась, на тут же подобравшего под себя хвост кота. Эту ночь она долго не могла уснуть, думая, что же такого могло произойти, что десятилетний мальчик при живых родителях оказался на улице.
   Наступило утро, первые лучи солнца отражались в окнах, словно взбираясь на дома. Лида протерла усталые глаза и, выйдя из комнаты, обнаружила Андрея уже не спящим, а с интересом читающим книгу, что она купила вчера днем по пути домой. Это не был какой-нибудь любовный роман или детектив, нет, Лида не любила подобные вещи, это она могла посмотреть и по телевизору. Ее интересовали работы философов, психологов, мифы и легенды. И вот как раз вчера она приобрела сборник статей австрийского психолога и основателя психоанализа Зигмунда Фрейда. И теперь маленький мальчик с интересом читал эти статьи.
   - Тебе нравится? - изумилась женщина, садясь на диван.
   - Довольно интересно, - откликнулся Андрей. - Но, наверное, я не должен был брать книгу без разрешения? - он закрыл ее и положил на журнальный столик.
   - Нет, нет, все нормально, - улыбнулась Лида. - Я рада, что еще кому - то нравится Фрейд, а то все мои знакомые на дух его не переносят, как и любые заикания о психологии. Почему-то они считают, что этим интересоваться бесполезно и глупо, а я вот с семнадцати лет увлекаюсь, - она вздохнула, явно что-то вспомнив. - Андрей, может быть, ты расскажешь мне, почему оказался на улице? - Лидия посмотрела на него, пытаясь прочесть его мысли, но лицо ребенка не выражало каких-либо эмоций.
   - Я мешал ей жить, - спокойно повторил он вчерашние слова. - Дело в том, что мое появление не было запланированным, это я узнал, когда мама в очередной раз на меня кричала. Отец ушел от нас еще до моего рождения. И мама считала, что это произошло из-за меня, а бабушка же, с которой мы жили всю мою сознательную жизнь, утверждала, что я Божий подарок ей. Люблю я свою бабушку... Но она не пришла за мной, не стала меня искать... И я сомневаюсь в правдивости ее слов о том, что она любит меня. Моя бабушка не такая, как бабушки других детей, она не баловала меня, не кормила сладостями, она не разрешала мне много гулять, не играла со мной, но я чувствовал ее любовь. А теперь... Чем старше я становился, тем больше она воспитывала меня, наверное, потому я такой, какой есть. Учителя говорят, что я слишком взрослый для своего возраста. Я стараюсь, чтобы заслужить похвалу бабушки, а это, поверьте мне, не просто.
   - Заслужить похвалу, - повторила за ним Лидия. - Когда-то и я... - женщина встряхнулась, будто хотела, чтобы невидимая паутинка, что приземлилась ей на голову, слетела, и продолжила: - Извини, я задумалась, - она отвела взгляд и продолжила: - по всей видимости, детство у тебя было не идеальное. Даже иначе...
   - Вроде бы... - промычал мальчик. - Я не пойду домой, тетя Лида, не выгоняйте меня, - он умоляюще посмотрел на женщину.
   - Но ведь тебе же нужно учиться, да и противозаконно оставлять у себя чужого ребенка. Думаю, нам стоит навестить твою маму с нашим знакомым полицейским, - она подмигнула ребенку и встала с дивана. - А пока нужно позавтракать! Завтрак - самое главное! - Лида прошла в кухню, жестом попросив Андрея следовать за ней.
   Приготовив завтрак, она села напротив ребенка и подвинула ему тарелку с блинчиками.
   - Прости, что магазинные. Времени готовить у меня порой не бывает, - выдохнула Лида и откинулась на спинку стула. - Все-таки нужно будет лучше разузнать о твоих родителях.
   - Не думаю, что вам удастся что-то узнать, - промычал мальчик, прожевывая блин. - Спасибо вам, тетя Лида.
   Глава 3. Тогда...
   - Сибу, - услышала я тихий голос и, приоткрыв глаза, вздрогнула от неожиданной близости молодого человека.
   - Ты чего? - пробормотала я, пытаясь проснуться и сориентироваться в пространстве и времени. Приблизительно было около двух ночи.
   - Извини... - промямлил он и опустился на мою постель. - Прогуляться не желаешь?
   - Сейчас? - надеясь продолжить спать, спросила я.
   - Да, - кивнул Дима.
   - Хорошо, - я неохотно выбралась из - под одеяла и на ощупь стала искать свою одежду, чтобы не разбудить спящих со мной в одной комнате ребят.
   Мы вышли на улицу. Фонари возле нашего дома не работали, так что тьма окутала эту небольшую улочку на окраине города. Ветер доносил до нас шум трассы и периодически срабатывающие сигнализации машин. Я подняла глаза и взглянула на небо, но, к своему разочарованию, не увидела ни одной звезды.
   - Извини, что вытащил посередь ночи, - виновато сказал мужчина и, взяв меня за руку, повлек за собой.
   - Ничего страшного, - отмахнулась я, пытаясь скрыть зевоту и неумолимое желание лечь и уснуть. - Главное, что ты, наконец, заговорил, - улыбнулась я, но в такой тьме он не мог видеть моей улыбки, а я его глаз, хотя была уверена, что он смотрел сейчас на меня и все видел, а я видела его... Вот такая вот видимость в ночи.
   - Большое спасибо тебе, Сибу, - с придыханием сказал Дима, продолжая меня увлекать все дальше во тьму.
   - Не за что, - смущенно ответила я, идя за ним и стараясь не споткнуться. - А куда ты меня ведешь?
   - Сейчас увидишь. - Я уловила хитрость в его голосе. Но это не заставило меня беспокоиться. Хотя я практически и не знала Диму, за то время, что он молчал, а я говорила с ним, мне стало казаться, что знаю его всю жизнь. Но я знала того, другого молчаливого Диму. Зато он знал меня прекрасно. За все время наших односторонних разговоров я, кажется, рассказала о себе все, что можно и что нельзя.
   Судя по всему, мы прошли в лес, под ногами хрустнула какая-то палка и я почти упала, но Дима удержал меня и потянул дальше. Повеяло приятной свежестью, послышался шум воды. Мы вышли к реке, но тьма не позволяла ее увидеть. Я почувствовала, как в босоножки набрался песок. Пытаясь вытряхнуть несносные песчинки, я прыгала на одной ноге, потеряла равновесие и приземлилась на песок.
   - Блин, - протянула я, поднимаясь и пытаясь нащупать руку Димы, но он словно сквозь землю провалился. Я окликнула его, но в ответ была лишь тишина и плеск воды. Я снова позвала его и снова ответом была тишина. По спине пробежала дрожь, я попыталась хоть что - то увидеть, но это было тщетно.
   Поднявшись на ноги, я вновь осмотрелась и увидела у воды еле различимую фигуру. Быстрым шагом я подошла к ней и несильно толкнула в спину. Фигура качнулась, но устояла на ногах.
   - Сибу, хочешь, чтобы я упал в воду? - усмехнулась фигура знакомым голосом.
   - А ты почему не откликался?! - сердилась я, но уже вцепилась в его руку мертвой хваткой, ведь пути назад я не знала. - И вообще, откуда ты знаешь это место? Насколько я знаю, ты ни разу не вышел из дома до этого момента!
   - Видишь ли, - нежно начал он, садясь на песок и увлекая меня за собой, - первые пять лет своей жизни я жил здесь с братом и родителями, только потом они купили квартиру в Москве и мы переехали. Это место я очень хорошо помню, хотя с пятилетнего возраста здесь больше не бывал. Мы часто с братом летом сюда прибегали, несмотря на запрет родителей и купались... - его голос становился все тише и тише. - Даже ночью... Именно ночью было интереснее всего. Я так рад, что здесь ничего не изменилось с тех самых пор. Знаешь, Сибу, - он повернул голову в мою сторону, - мы с ним мечтали, что будем приводить сюда своих девушек и купаться с ними в ночи... Сибу, - я чувствовала, что он неуверен в себе и немного дрожит, - давай искупаемся?
   Не выдержав, я громко рассмеялась, хотя и понимала, что это невежливо, что человек только что рассказал мне про свое детство и про свои детские мечты, а я вот так просто смеюсь. Но все же я согласилась и первой шагнула в холодную воду. Река резко становилась глубокой, так что уже на втором шаге я нырнула по шею и немного хлебнула воды.
   Я слышала, как Дима снимает с себя обувь, футболку и джинсы, а я же была в одежде, только босоножки остались где-то на берегу. Рядом послышался плеск воды и в меня полетели брызги, закрыв лицо одной рукой, другой я принялась брызгать в сторону мужчины.
   Не знаю, сколько времени мы провели в ледяной воде, но когда выходили, уже начинало светать, и я отчетливо видела свои одиноко стоящие босоножки, а на расстоянии метра одежду моего друга.
   Замерзшие, но счастливые мы возвращались домой. Тихонько открыли дверь квартиры, которую и не запирали. Я сразу же шмыгнула в ванну, а Дмитрий на кухню, чтобы согреть нам горячего чая.
   Как только я вышла из ванной, завернутая в полотенце, сразу же столкнулась нос к носу с Мишкой. Его волосы были встрепаны, щека примята от долгого лежания на одном боку.
   - Сибу-Сибу, - хихикнул он. - И где вы были? На реке? И как?
   - Откуда ты узнал? - опешила я и бросила взгляд на Диму, который уже сидел за столом и потягивал чай. Тот пожал плечами, явно говоря, что тоже понятия не имеет, откуда Мишка все узнал.
   - Поверь, и у стен есть ушки, - улыбнулся он. - Эх, а я думал, понравлюсь тебе, а ты вон кого выбрала, - наигранно вздохнул он. - Мелкий будет очень расстроен: он виды имел на тебя. Да и Ник, кажется, тоже.
   От его слов я стала пунцовой и, не зная, что говорить в свое оправдание, лишь промычала и убежала на кухню, к горячему чаю. И снова у меня было чувство, что я маленькая школьница, которую застукали с мальчиком.
   Попив чая, мы собрались было уже спать, как в кухню ввалилось, иначе не скажешь, четыре человека и все пристально смотрели то на меня, то на Диму, они явно чего-то выжидали. Я не выдержала и спросила, что им всем, собственно, нужно.
   - Когда свадьба? - хихикая и старательно пытаясь это скрыть, спросил Мишка, остальные тоже усмехнулись, ожидая ответа.
   - Какая? Не будет никакой свадьбы, что вы пристали! - уже рассердилась я.
   - Как это не будет? - испугался Дима и наигранно схватился за сердце. - Я не переживу этого разрыва! Сибу, ты разбила мне сердце! - он корчился от боли, изображая смерть от любви, затем замер и потянулся за чашкой. - Это яд! - поднимая ее над головой, изрек он. - И, раз ты не будешь со мной, я умру! - он вмиг допил свой чай и упал на пол кухни, широко раскинув ноги.
   Компания залилась веселым смехом, и он тут же встал и демонстративно отряхнулся. Только я одна была слишком удивлена, чтобы что - то сделать или сказать.
   - Мы рады, что ты оправился, друг! - хлопнул его по плечу Ник.
   Теперь и я рассмеялась. Действительно, ведь все это значило, что Дима перестал винить себя в смерти брата и снова начал жить. У меня даже возникло чувство гордости, что это я помогла ему.
   После этого дня жизнь стала действительно веселее и интереснее: мы гуляли по городу, стояли с ребятами, когда те пели в переходах или на улицах, ходили шумной компанией в парк аттракционов, ели мороженое и купались в реке. Лето проходило поистине замечательно. Но времени у меня оставалось все меньше - отпуск заканчивался, от Макса я узнала, что отец захворал и одна мать уже не справляется, так что нужно было возвращаться. Но я до безумия этого не хотела. Возвращаться из этой сказки в реальность казалось самым ужасным, и я все оттягивала принятие решения, но, в конце концов, оно меня настигло: Виктор закончил свои дела в этом городе и мы должны были двигаться дальше. Ребята уже складывали вещи, совершали последние закупки и готовились к новому путешествию. Тот день, седьмое августа, стал для меня решающим: либо я бросаю все и отправляюсь с ними, становясь вольной птицей, либо я возвращаюсь домой, к родителям и мужу. Я приняла решение вернуться. Все-таки это был лишь отпуск, огромный отпуск, который мне теперь придется отрабатывать несколько лет. Это все так тяготило меня, что я еще пару дней колебалась и лишь, когда их внедорожник скрылся с глаз, а я осталась стоять на автовокзале в ожидании автобуса, я поняла, что решение принято и теперь я, скорее всего, эту чудесную компанию никогда не увижу. Через год или два они обещали заехать ко мне в гости, я оставила им точный адрес и номер телефона, но кто знает, что будет через два года?
   Я села в автобус и прислонилась к спинке кресла. Это был удобный Икарус, так что поездка меня ждала комфортная, но долгая. Я не хотела ехать поездом - это было дорого, да и я с детства не любила поезда - этот стук колес, хлопающие двери купе. Я привыкла к дороге, к асфальтовой или проселочной, к песчаной или каменистой, но дороге, а не железнодорожным путям.
   Автобус тронулся. Я вставила наушники в уши и включила плеер. Он стоял на той песне, которую я слушала последней. И на меня нахлынули воспоминания: вот мы все только познакомились, вот мы все вместе сидим на поляне и едим шашлыки, Мишка, как всегда, весь перепачкался кетчупом и был похож на жертву маньяка, как смеялись ребята... Вот мы все вместе катаемся на чертовом колесе, а Ник все возмущается, что оно движется слишком медленно и стал вращать кабинку, после чего у всех несколько минут кружилась голова, вот меня посадили за руль и я проехала несколько километров сама, никого не сбив и не вписавшись в ближайшее дерево...
   Я уснула...
   Время в пути пролетело незаметно, несмотря на то, что мы ехали довольно долго. И вот я уже вышла из автобуса, в нос сразу же ударил до боли знакомый запах города.
   Я, как всегда, свернула в сквер и через него прошла к своему дому, позвонила в дверь, и мне открыл муж. Он смерил меня недовольным взглядом, затем явно припомнил, что я должна была вернуться сегодня. Я ступила за порог и сбросила рюкзак на пол. Мы продолжали все так же молча смотреть друг на друга, как вдруг из нашей спальни вышла молоденькая девочка со светлыми волосиками. Ей богу! Я бы ни за что не дала ей больше шестнадцати! Я сразу все поняла, это не было для меня сюрпризом, та любовь между нами уже давно прошла и я не обвиняла Макса в чем-то, ведь сама любила уже другого мужчину, но он уехал, и я уехала, а уехали мы в разные стороны.
   Я улыбнулась этой милой робкой, на первый взгляд, девочке, подняла с пола свой рюкзак, развернулась и ушла. Это больше не наше с ним семейное гнездышко, в котором мы мечтали вырастить трех прекрасных сыновей. Теперь это чужое место, это чужое гнездышко.
   Наверное, от этого должно быть больно или хотя бы грустно, но я испытывала радость и облегчение. Мне не придется больше жить с ним, видеть его! Я свободна и никаких угрызений совести!
   Вытащив из кармана мелочи на дорогу, я запрыгнула в троллейбус и поехала к родителям. Меня встретил радостный отец, но его вид меня пугал: за то время, что меня не было, он исхудал, глаза впали, лицо приняло нездоровый желтоватый оттенок, скулы выступали, волосы почти выпали. Это не на шутку пугало меня. Теперь я поняла, что мать недоговаривала по телефону о серьезности его болезни. Он был слаб и вял. Я же запомнила его другим: высоким, гордым, с густой темной шевелюрой, блеском в глазах, радостной улыбкой. К сожалению, я не успела скрыть своего разочарования и жалости к нему. Он поник и ушел в комнату, я слышала, как скрипнула родительская кровать.
   Через час после меня пришла мать. Я рассказа ей, что видела в квартире и что завтра же подаю на развод. Она сначала меня уговаривала подождать, вдруг еще помиримся и заживем как раньше. Но как раньше уже никогда не будет. За эти несколько месяцев все кардинально изменилось.
  
  
   Я переехала к родителям, вернулась на работу, но это не делало меня счастливой, скорее наоборот, я была несчастна. Я ненавидела эту работу, этот город, болезнь отца и врачей, которые не могли ему ничем помочь. Он увядал на глазах! Я слышала, как мать рыдает по ночам в ванной, молит Бога о помощи и спасении, но Бог глух к ее мольбам - отцу становится все хуже. Вскоре он уже не мог вставать и матери пришлось уйти с работы, чтобы всегда быть рядом с ним. Теперь я одна зарабатывала деньги, а на работе, будто специально, то задерживали зарплату, то выдавали меньше положенной суммы.
   Веселые семейные ужины, которые я помнила из детства, сменились быстрым перекусом какого-нибудь бутерброда и сухим разговором с матерью об отце.
   Я знала, что она уже искренне желает ему смерти, чтобы избавить от мук и его, и себя. Я видела, как она с жалостью смотрит на меня, когда я прихожу после очередной внеурочки и падаю на кровать, тут же погружаясь в сон. Это была самая тяжелая осень в моей жизни. И я ждала Нового Года, так же, как его ждут дети, с огромным нетерпением и трепетом. Почему-то я чувствовала, что именно тогда все измениться, что моя черная полоса в жизни пройдет. Тогда, в очередное холодное и дождливое утро, выбегая из дома, я и поверить не могла, как все изменится.
   Известий от моих друзей все не было, хотя я взяла с них обещание писать мне письма и рассказывать о своих приключениях, которые я видела в краткие мгновения сна. Во сне я не вернулась домой, во сне я продолжала путешествовать с ними и открывать новые интересные города. Эти сны стали своеобразной отдушиной, как в свое время сны о Бабушке Призраке.
   Наконец, наступил долгожданный декабрь, а за ним приходил и Новый Год. Главным и первым подарком стало накануне получить письмо от веселой компании, которое состояло всего из нескольких строк:
   "Прости, Сибу, все это время мы не знали, что написать тебе. Без тебя наши приключения лишены чего-то особенного! Очень скучаем по тебе и весельчаку Димке! Передавай ему от нас привет, если вдруг увидишь как - нибудь! Сердечно поздравляем с Наступающем или уже Наступившем (мы понятия не имеем, когда придет это письмо) Новым Годом и желаем тебе всех благ! Жди нас! Точно седьмого августа мы будем стоять на пороге твоего дома! Все очень скучаем и любим! Твои друзья: Виктор, Ник, Мелкий, Макс и Мишутка. Любим и ждем встречи!"
   Я была так счастлива, что читала это письмо несколько раз. Все-таки хорошо, что я дала ребятам адрес родительского дома, а не "семейного гнездышка"!
   Тридцать первого декабря, ровно в восемь вечера умер мой отец. Последние его дни прошли без боли, в окружении меня и мамы. Я искреннее надеюсь, что, умирая, он был счастлив!
   К сожалению, мы с матерью провели новогоднюю ночь, узнавая, когда можно будет похоронить, заказывая гроб и погребальные венки. Но это ничуть не тяготило нас. Такой исход был предрешен, и мы были готовы к нему.
   Вернувшись после похорон, мы обнаружили еще один интересный подарок: он стоял прямо под дверью нашей квартиры. Мама тут же развернула его и обнаружила там плюшевый символ наступившего года. Но никакой открытки или намека на то, от кого был этот интересный и приятный сюрприз, не было.
  
   Прошло несколько дней со смерти отца. Я слышала, как мать по вечерам разговаривала с его фотографией в деревянной рамке, уверяла, что с нами все будет хорошо и благодарила за все, что он сделал для семьи. Мы не плакали. Только на похоронах. Наверное, это было неправильно, не по - людски, как сказала бы Бабушка Призрак, но...
   Я вздрогнула, когда кто - то позвонил в дверь.
   - А вот и Дед Мороз, - хихикнула мама и, на ходу обувая тапочки, пошмыгала открывать, я, как в детстве, вытянула шею и сама вся вытянулась, чтобы хотя бы краем глаза увидеть дверь.
   - Добрый вечер, - услышала я знакомый голос и не могла поверить собственным ушам! Неужели это был Дима?
   Я вскочила с дивана и босая помчалась к двери. Он стоял с букетом красных роз и небольшим пакетиком, в котором явно была бутылка шампанского.
   На радостях я бросилась ему на шею, оттеснив от двери удивленную маму и чуть не сбив его с ног. Он приобнял рукой с букетом и, смеясь, стал целовать меня в щеку, от чего я просто таяла в его руках.
   - Это Дима! Это Дима! - словно маленькая девочка, прыгала я вокруг него. - Мама! Это же Дима! - кричала я, затаскивая его в квартиру, а он продолжал мило улыбаться.
   - Это вам, - он протянул маме букет и улыбнулся своей чарующей улыбкой. Она с радостью приняла его и пошла в кухню, чтобы найти вазу и поставить цветы в воду. Я же помогла нашему гостю снять верхнюю одежду и провела в комнату.
   - Какими судьбами? - интересовалась я. В голове крутилась куча вопросов, и так много ему хотелось сказать, казалось, что вот-вот это все польется из меня нескончаемым потоком слов.
   - Ну ты же оставила свой адрес, чтобы мы писали тебе, а написать я ничего не смог, так что решил приехать лично, - он все так же улыбался. Казалось, что даже уши его немного встали торчком, тоже улыбаясь.
   - Ты и не представляешь, как я счастлива снова увидеть тебя! - я снова обняла Диму и прильнула головой к его груди. Я слышала, как учащенно бьется его сердце, и понимала, что точно так же бьется и мое.
   - Так вот он какой твой Дима... - протянула мама, входя в комнату.
   - Мам! - я тут же отпрянула от мужчины и покраснела. А она лишь хитро улыбнулась, глядя на меня.
   Я вздохнула и поторопилась на кухню - приготовить поесть и заодно взять бокалы. Новый Год и Рождество, хотя уже и прошли, но отметить стоит.
   Мурлыча под нос новогоднюю песенку, я резала овощи и жарила мясо. Это единственное, что я могла приготовить более-менее быстро.
   Я слышала, как Дима что-то отвечает моей маме, а она смеется и снова и что-то спрашивает. Я навострила ушки, но так ничего и не смогла разобрать.
   Войдя в комнату, я обнаружила, что они уже поставили стол и мама накрывала его скатертью.
   Расставив фужеры и разложив столовые приборы, я принесла тарелки с едой и села за стол. Я была так счастлива отмечать пришедший Новый Год с мамой и Димой - это самые дорогие мне люди в этом мире. Жаль, что папы и Бабушки Призрака с нами нет, но я чувствую глубоко в душе, что они рядом и сейчас так же улыбаются, как и мы.
   Я расспрашивала Диму о его делах, чем он занимался все это время, а он отвечал с набитым ртом, весело что-то рассказывал, потом затихал, опрокидывал рюмку и снова продолжал. Так я узнала, что он съездил на могилу брата, повидался с его девушкой, пожил у родителей, пока работал, а потом решил все бросить и приехать ко мне.
   Мы договорились пока пожить вместе, а позже и пожениться, если все будет хорошо. Мама оказалась не против такого поворота событий и постаралась как можно реже появляться дома то ночуя у подруги, то забежав к каким-то родственникам, а то и вовсе уехала в другой город проведать родственницу.
   А мы были счастливы с Димой. Я никогда не была так же счастлива с Максом, даже когда мы пламенно любили друг друга первые года два.
   На начало августа мы запланировали нашу свадьбу. Как раз к этому времени приедут наши друзья, это станет для них приятным сюрпризом! Но судьба распорядилась иначе...
   Я продолжала работать, и у меня даже намечалось повышение, так что работу свою я вновь полюбила и довольно сильно. Дима тоже устроился работать, но что-то его там не устраивало, так что он быстро снова стал безработным. Но спустя месяц его приняли к нам, и он стал моим замом и правой рукой, а в будущем должен был занять мое место, тогда как я должна была занять место генерального директора, который увольнялся по состоянию здоровья, по крайней мере, всем так говорил. Как раз деньги у нас были, и какая-то из моих старых подруг довольно дешево сдавала квартиру, на которую мы с Димой тут же согласились, чтобы не обременять мою мать.
   В последнюю неделю работы, Ген Геныч, как мы его ласково называли, провел три собрания, на одном из которых заявил, что есть еще один претендент, вернее претендентка, на его место помимо меня.
   В зал заседаний вошла чуть полноватая роскошная блондинка лет тридцати. Ее представили как прекрасного специалиста с двумя высшими образованиями, знающего свое дело. Я на ее фоне меркла и терялась и, судя по выражению лица Геннадия Геннадиевича, он уже сделал свой выбор и он был не в мою пользу.
   Поймав на себе мой пристальный взгляд, он ответил тем же, а потом попросил задержаться после заседания, что я и сделала. Когда из зала вышел последний человек, генеральный директор скользнул к двери и, убедившись, что все разошлись, закрыл жалюзи и прошел к столу. Наш генеральный был в возрасте пятидесяти пяти лет, женат и имел двух детей, а недавно обзавелся и двумя прекрасными внучками, фотографии которых развесил в своем кабинете и каждому заходящему хвастался ими. Внучки у него действительно были очень красивые, даже в младенческом возрасте, собственно, как и его дети. Но, стоит заметить, довольно удивительно, что сам Ген Геныч невысокого роста, немного полноват, с круглым лицом, маленькими глазками и большим орлиным носом. Волосы на макушке давно выпали, остались лишь по краям, но он всегда их тщательно расчесывал и очень огорчался, обнаруживая на расческе хоть один волосок.
   - Ты ведь тоже претендуешь на мое место? - спросил он, опираясь на стол и пристально глядя на меня.
   - Да, - кивнула я. - И я была уверена, что это место вы отдадите мне, все-таки я намного дольше работаю в этой фирме, да и... - я все так же сидела за столом.
   - Мне кажется, вы слишком молоды, Нина Михайловна, в вашем возрасте не становятся генеральными директорами, - перебил он меня.
   - То есть все дело только в моем возрасте? - удивилась я и чуть приподнялась. - Но на счет этого можете не беспокоиться! Я прекрасно знаю, что мне предстоит и как справиться с этой работой! - уверяла я. Но Ген Геныч продолжал стоять на своем и недоверчиво смотреть на меня.
   - Ниночка, милая, я все понимаю, но...
   - Что "но"?! - я встала и, опершись на стол, пристально смотрела ему в глаза.
   - Все-таки вы проигрываете Ларисе в опыте, - его лицо озарила хитрая улыбка. - Но вы правы, я доверяю вам больше и знаю вас лучше. Думаю, нам стоит обсудить это... - он задумался, - сегодня часиков в десять вечера в ресторане, как вы на это смотрите?
   Я сразу поняла, на что он намекает и чего на самом деле хочет. Упустить повышение для меня было неприемлемо. Так что я без особых колебаний согласилась на предложение, чем очень удивила Ген Геныча, вероятно он думал, что ему вообще не удастся меня уговорить или я дам ему пощечину и с визгом вылечу из его кабинета.
   Я прошла к своему рабочему месту и ко мне сразу же подошли другие сотрудники, чтобы узнать, зачем генеральный попросил меня задержаться. Я рассказала им все, кроме приглашения на ужин. Это я хотела поведать лишь Диме, но как только я завела разговор о подобном получении повышения, почувствовала, что такое ему никоем образом не нравится.
   - Знаешь, что я тебе скажу, - Дима надкусил бутерброд и потянулся за чашкой с уже остывающим кофе. - Терпеть не могу девушек, которые повышение себе зарабатывают постелью! Так что отговори свою подругу от такого глупого решения! Пусть умом и трудом зарабатывает! - он хлебнул кофе и недовольно покосился на чашку. - Гадость какая-то, - отметил Дмитрий и отставил ее подальше от себя. - Ты знаешь, Сибу, я никогда тебе не говорил, но первая девушка моего брата, тоже решила таким образом получить роль в одном фильме. И что ты думаешь? Роль она, конечно же, не получила, так как была полной бездарностью, так еще и потеряла человека, который искренне ее любил и верил ей. Так что ты передай Юле, или как там ее зовут, чтобы ни в коем случае такого не делала! Сама себя уважать не будет после такого! - он дожевал бутерброд и стряхнул крошки на листочек бумаги, который потом скомкал и метко бросил в мусорную корзину.
   Я вернулась к себе на рабочее место и заварила чая, так как кофе я терпеть не могла из-за его горькости. Открыла браузер и стала без интереса читать последние новости. Мои мысли были далеко от какого-то наводнения или землетрясения. Я внутренне винила Диму за то, что он так к этому отнесся! Я думала, мы будем понимать друг друга, а на деле вышло, что он собственник. А я хочу это повышение, оно мне жизненно необходимо! Так что я приняла решение соврать мужу. Я сказала, что иду ночевать к подруге, нам нужно обсудить кое-что девичье, а сама, с несколько тяжелым сердцем, отправилась в ресторан. Как только такси остановилось, водитель обернулся ко мне, намекая, что пора платить и выходить - он спешит.
   Я прошла в зал ресторана. Мужчины восхищенно на меня смотрели. Черные туфли на высокой шпильке, короткое облегающее черное платье с глубоким декольте, золотая цепочка с кулоном, в руках маленький черный с золотистой застежкой клатч, волосы собраны в пучок, на лице приятный, не броский макияж. Я видела, как довольно улыбнулся Ген Геныч, увидев меня. Я присела за его столик и мне тут же налили бокал красного вина.
   - Я уже подписал бумаги, по которым вы, Ниночка, становитесь новым генеральным директором, но так же я могу завтра утром позвонить и сказать, что передумал, все зависит от вас. Не передумаете ли вы? - на нем был новенький черный смокинг, который ему очень шел и скрывал все недостатки, только неопрятно выглядела покосившаяся бабочка.
   - Я не передумала, - улыбнулась я и сделала пару больших глотков вина.
   - Я рад, - выдохнул он. - Думаю, мы перекусим здесь, а потом поедем в гостиницу, я уже снял шикарный номер.
   - Отличная идея, - я сделала обрадованное лицо и допила вино.
   Около полуночи, после хорошего ужина, мы поехали в гостиницу. Ген Геныч не соврал - номер он заказал действительно шикарный.
   Геннадий сразу снял пиджак и удушающую бабочку, сел на кровать и поманил меня к себе, я сбросила туфли, от которых уже появились мозоли, и забралась к нему на кровать с бокалом шампанского.
  
   Утром я проснулась от тихого шуршания и бормотания. Открыв глаза, я увидела Ген Геныча, застегивающим непослушные пуговицы на рубашке.
   - Уже уходите? - протянула я, вылезая из-под одеяла.
   - Я уже должен быть дома, - буркнул он и принялся за штаны, но потерял равновесие и с грохотом упал на пол.
   Я рассмеялась и сползла с кровати, чтобы помочь ему подняться, но мужчина сделал это сам и, застегнув брюки и схватив пиджак, вылетел из номера, словно его ужалили. Я же вернулась в постель и еще пару часов проспала.
   Разбудил меня мобильный телефон, который трезвонил уже третий или четвертый раз. Я сползла с кровати и дотянулась до брошенного на полу клатча, из которого и доносилась на тот момент моя любимая песня. На дисплее мигало: "Любимый вызывает". Я вытащила телефон и ответила на звонок. Будущий муж сурово спросил, куда я настолько пропала, я что-то ответила и выключила телефон. Решила соврать, что села батарейка.
   Около двух часов дня я была, наконец, дома, где ждал меня Дима.
   - Меня все-таки повысили! - выпалила я, как только перешла порог квартиры. - Только что позвонили с работы и сказали, что в понедельник кресло генерального ждет меня!
   - Поздравляю, - сухо прокомментировал мою радость Дима.
   - Ты не рад за меня? - расстроилась я и плюхнулась на табуретку у гардероба.
   - Почему это... Рад. Теперь у тебя вообще не будет времени на меня. Кстати, - он посмотрел мне в глаза, - а с чего они так быстро передумали? Ты же говорила, вместо тебя какую-то Ларису взять хотят?
   - Я поговорила с Ген Генычем, - улыбалась я, - и убедила его в моей компетентности! Да и почему ты не радуешься? Это же значит, что и тебя повысили! Предлагаю выпить за это! Я как раз купила шампанского, - я притянула к себе пакет и достала бутылку.
   - Хорошо, давай это отпразднуем, - без особого энтузиазма сказал Дима.
   Вскоре он тоже повеселел и мы уже дурачились на диване. Чуть не разбили один фужер и громко смеялись, а мне удалось его поймать, но для этого пришлось свеситься с дивана - получилась довольно забавная поза.
   В тот день спать мы легли довольно поздно, отчего утром оказалось трудно вставать. Мы перешучивались относительно наших новых должностей: я пыталась изобразить из себя Ген Геныча, стараясь сыграть то, как он каждое утро гордо входит в здание, поднимается на лифте на пятый этаж и идет в свой кабинет, после чего плюхается в свое кресло, на непременно лежащую розовую подушку, скидывает ботинки и, расслабившись, требует принести ему кофе, но перед визитом секретарши снова принимает "рабочую" позу. Все это пришло мне на ум, из-за того, что Ген Геныч всегда просит подождать, прежде чем пройти в его кабинет, и всегда подтянут и собран, когда ты, наконец, получаешь разрешение войти. Дима же парадировал меня, заходящую в офис и тут же прилипающую, как он сказал, к зеркалу. Я долго отмахиваюсь, что я вовсе и не каждый раз подхожу к зеркалу, что все не так, а он лишь смеялся надо мной.
   Вот так вот подступила вторая половина июля. Погода стояла нежаркая, в некотором роде, не свойственная для этого времени года и для нашей полосы, зато не мешало работать.
   Глава 4. Тогда...
   Я открыла глаза и увидела лицо мамы. Оно все еще немного расплывалось, но я уже могла видеть ее улыбку, ее любящие глаза. Отца уже не было. Мама много про него рассказывала, рассказывала про то, как он старался для меня, как зарабатывал деньги, чтобы провести дорогостоящую операцию. Все думали, что я так и останусь слепой. Пост-родовая травма, врачи разводили руками. До пяти лет я могла только слышать и ощущать, но не видеть. Обычно детям это не приносит особо дискомфорта, если ты от рождения слеп, то ничего тебе не остается, как свыкнуться с этим. Но не я. Я постоянно плакала и кричала, я хлопала глазами, но видела лишь темноту и редкие огоньки света. Именно они и были, по-видимому, подтверждением того, что я еще смогу видеть.
   Мать продолжала улыбаться мне, хотя сама постоянно повторяла, что отец умер, зарабатывая на мое лечение. Странная смерть его постигла: лестница в одном из ветхих домов, в которые его занесло по чистой случайности, обвалилась и сломала ему шею.
   Я никогда не видела своего отца, только слышала и ощущала в те короткие мгновения, когда он был рядом со мной, но я не испытывала к нему каких-либо родственных чувств, это просто был мужчина, один из многих, с которыми позже стала встречаться моя мать.
  
   Я лежала и смотрела в потолок. Завтра должен был состояться мой первый визит в школу. Странно, но я практически не хотела идти в школу, я вообще мало что хотела. Я больше любила сидеть и читать книги или разглядывать облака на голубом небе, но вот чтобы полдня сидеть за партой - это казалось для меня невыносимым. Тогда, до школы, мать еще занималась со мной, она научила меня читать и я с упоением читала книгу за книгой, прибегала к ней, прося разъяснить незнакомое слово, и снова убегала читать. Медленно, вслух, по слогам, но я читала, и мне это доставляло неописуемое удовольствие.
   Рано утром мама разбудила меня, накрутила мои светло-каштановые волосики, завязала два огромных белых банта, надела на меня колючую школьную форму и отправила в школу, а сама ушла по делам. Знала я, какие у нее там дела - очередная встреча с очередным ухажером.
   Я недовольно фыркнула и вошла в здание школы. Запах краски, цветов и пота ударил мне в нос, я поморщилась и стала искать глазами табличку "1Б". Наконец, найдя картонную потертую табличку, которую держала полная бабулька, я подошла к ней. Седые пряди бабульки были аккуратно завязаны в пышный пучок, одета она была в какое-то серое платьице, по всей видимости, единственное ее парадное одеяние. Моя первая учительница мне приветливо улыбнулась и подвела поближе к остальным детям, которые, словно цыплята, топтались вокруг курицы. Я лишь надменно улыбнулась и встала рядом, продолжая делать вид, что не принимаю участия в этом параде.
   Когда подошел тридцать пятый ребенок, нас еще раз пересчитали и поставили в ряд. Мальчик старшеклассник подхватил девочку с белыми кудрями и двумя большими бантами на плечи и чинно пошел с ней, а она звонила в колокольчик, который ей предварительно дали в руки. Директор говорил какую-то заученную за годы своей работы речь, после чего отпустил нас в классы. Родители, присутствовавшие на данном мероприятии, сразу же подлетели к своим чадам и, сдувая с них невидимые пылинки, стали поздравлять. Я же стояла одна, прислонившись к стене, и пусто смотрела на все это. Мне было немного обидно, что моя мать не пошла, что не обнимала меня сейчас, как обнимали других детей. Я просто стояла в стороне, наблюдая, пусть и за наигранным, счастьем других.
   Ко мне подошла классная мама и спросила, почему же я здесь одна, на что я предпочла промолчать, тогда она наклонилась ко мне и, сузив свои глаза так, что остались только щелочки среди многочисленных морщин, сказала:
   - Не гоже родителям пропускать первый значимый праздник своего ребенка, - старушенция цокнула языком и, наконец, отодвинула свое лицо подальше от моего. Я облегченно вздохнула. Учительница отошла от меня и занялась какими-то уже начавшими бедокурить мальчишками.
   Я вновь прислонилась спиной к холодной стене, запрокинула голову так, чтобы касаться макушкой стены и посмотрела в потолок: свежая побелка блестела в лучах солнца. Я усмехнулась, вспомнив осыпающуюся побелку у себя в квартире.
   - Что улыбаешься? - услышала я мальчишечий голос рядом с собой.
   Я повернула голову в его сторону и посмотрела на стоящего рядом со мной мальчугана в сером костюмчике и с зализанными волосами.
   - Твое какое дело? - фыркнула я и снова посмотрела в потолок. Я не любила мальчишек, наверное, еще потому, что у меня был младший брат, который родился вскоре после смерти отца. Это был сущий дьяволенок - и секунды не проходило, чтобы он что-то не сломал или не проглотил. Сколько пуговиц он у матери поел, а потом мучился с желудком и мешал мне спать. Именно тогда я возненавидела мальчишек.
   - Улыбка у тебя красивая, - хихикнул он и боком прислонился к стене, его зеленые глазенки так и бегали по мне, словно пожирали.
   - Пф, - я резко отошла от стены, развернулась и направилась в противоположную от него сторону, но мальчишка резко дернулся и остановил меня за рукав блузки. Я недовольно прошипела, что он может ее порвать, и тогда я его порву на части.
   - Смелая первоклашка, - он отпустил рукав и убрал руку в карман брюк.
   - А сам-то? - презрительно спросила я.
   - А я второклассник! - горделиво ответил он и задрал нос кверху. Точно как мой маленький брат.
   - Поздравляю, - бросила я и, сделав вид, что к чему-то прислушиваюсь, попрощалась, сказав, что меня зовет мама и быстренько убежала прочь.
   Я стояла на лестничном пролете между первым и вторым этажами, прислонившись к стене, и думала, думала, думала...
   Какая-то учительница поймала меня на лестнице и отправила в свой класс. Уже тогда я возненавидела ее светлые волосы и худощавую фигуру. Как потом сказала мне классная руководительница, это была завуч и учитель математики и, скорее всего, она у нас будет вести эту самую пресловутую математику в пятом классе.
   Первый учебный день закончился для меня наказанием, и домой я шла с выговором в дневнике, под которым еще требовалось, чтобы расписался один из родителей. Когда я рассказала о своем первом школьном дне матери, та начала кричать, что я бездарность и что ничего хорошего из меня не выйдет, что отец только зря положил свою жизнь ради того, чтобы я могла видеть, что лучше бы я не рождалась. Закончив кричать, она замахнулась на меня полотенцем, и оно оставило красный след от удара на моем лице. Расплакавшись и прокричав в ответ, что я никогда не вернусь в эту чертову школу, я умчалась прочь из дома. Но спустя пару часов вернулась и долго просила мать меня простить, в конце концов, она сжалилась, обняла меня и попросила прощенья за свои слова.
   Уже тогда я ненавидела свою мать. Я мечтала, чтобы к нам в дом ворвался грабитель и убил ее, я мечтала, чтобы она оказалась в каком-нибудь ветхом доме и лестница сломала бы ей шею. Я часто представляла себе, как стою на ее могиле и громко смеюсь, а потом прыгаю и радуюсь. Наверное, тогда я не понимала, что меня ждало, если бы мать умерла, ведь родственников поблизости у меня не было.
   Я лежала на кровати и смотрела в потолок, перед глазами всплывало лицо первой учительницы, того парнишки, девчонки, которая отдавила мне ногу, и я жалела, что не сделала того же в ответ. В этот момент ко мне в комнату забежал брат и стал смеяться над тем, что я в первый же день получила замечание. Он уверял, что сам будет прилежным учеником. Я разозлилась и бросила в него подушку, эта маленькая нечисть разревелась и с криками побежала к матери.
   Меня наказали. Мать все чаще била меня, и удары становились с каждым разом все сильнее, а я думала, лежала и думала, как однажды проберусь ночью в кухню, встану на стул, достану с верхней полки буфета огромный отцовский охотничий нож, как лезвие сверкнет при свете луны (почему-то именно луна присутствовала в моих мечтах), я довольно улыбнусь, пройду в комнату, где она спит на диване, сбросив на пол одеяло и открыв рот; я подойду, взгляну на это мерзкое лицо, на этот открытый рот с гнилыми зубами и воткну нож ей в грудь, затем в шею, затем снова в грудь.
   Я выдохнула, открыла глаза и посмотрела в окно - темно. Луны на небе нет, значит, еще не время. Я перевернула мокрую от слез подушку, мокрой стороной вниз и, плюхнувшись на правый бок, попыталась уснуть. Но сон не приходил, то ли я перевозбудилась от мыслей об убийстве, то ли мозг не хотел засыпать, все еще испытывая дискомфорт от побоев, я точно не знаю. Перевернувшись на живот и обняв подушку, я все же уснула.
   Начальная школа все-таки была для меня ужасна. Постоянно ругали, наказывали, вызывали мать в школу, а я продолжала срывать уроки, хамить этой бабульке. Я часто стала сбегать из дома и бродить по улицам, иногда знакомилась с ребятами намного старше меня, которые сидели и что-то пили. Маленькая, глупая девчонка без родительского надзора стала гулять с ними, воровать для них в магазинах, убегать от продавцов.
   Перейдя в пятый класс, я не стала серьезнее. Только вот та самая завуч стала нашей классной руководительницей примерно в середине года, и я была под пристальным надзором. Я ненавидела ее, наверное, сильнее, чем свою мать. Я пыталась подговорить одноклассников сбежать с ее урока, устроить ей какую-то пакость, но никто не хотел мне помогать - все ее боялись, все хотели учиться, а я была словно белая ворона в этом классе отличников и отличниц.
   Каким-то чудом мне удалось закончить пятый класс и не остаться на второй год, что несказанно обрадовало мою мать. Мне даже подарили новое платье, в котором я полюбила жаркими летними днями лежать на траве и любоваться небом и плывущими по нему большими белыми облаками. Я каждому давала имя и придумывала свою историю, я искала среди них принца для себя, но все были какие-то кособокие, а мне хотелось именно идеального и чтоб на коне и с копьем. И я каждый день ложилась и смотрела на небо, ожидая своего принца. Так было и в начале осени, когда днем стояла жара и земля еще не остыла. Иногда я сбегала с уроков, а потом, отчитываясь перед учительницей, говорила, что я ходила на свидание к принцу. То же самое я говорила и одноклассникам, но все лишь смеялись надо мной. Позже их смех стал перерастать в издевки, а ближе к седьмому классу и в побои. Я была изгоем в этом классе, где все учились, где никто не гулял без разрешения мамы. Наверное, в школе меня понимал один единственный парень, который учился на класс выше. Его звали Саша. Простое такое имя и простой, казалось бы, человек, но было в нем что-то, что меня привлекало, а что было во мне? Ничего - пустышка, глупышка, единственное - красивая: волосы до лопаток, светло-серые глаза, стройная фигура, в отличие от моих трапецеидальных одноклассниц.
   Глава 5. Сейчас...
   Вздохнув, полицейский повесил трубку после того, как выслушал неутешительные новости:
   - Боюсь, нам ничего не остается, как отправить его в дом ребенка. А уж потом отправляться с проверкой к родителям.
   - Как в детский дом? - спохватилась Лида. - Нельзя его туда. Пусть лучше живет в школе - интернате, - заулыбалась она.
   - А какая разница? - протянул Андрей, смотря куда-то в небо. - Ни там, ни там никого знакомого.
   - Разница есть, - ответил ему Николай и наклонился к мальчику: - Тетя Лида открыла свою собственную школу-интернат для детей с особыми потребностями. Но там учатся и обычные дети, родители которых много работают или много путешествуют. Так что знакомый у тебя там точно будет. Да и я периодически приезжаю в это заведение, - усмехнулся мужчина и полез в карман за звенящим телефоном. Отойдя несколько шагов, он ответил на вызов.
   - Да какая мне теперь разница, - вздохнул мальчик и добавил чуть слышно: - Бабке на меня плевать. Только воспитывать и умела и все обещала, что всегда будет рядом. Толку от ее слов? Ничего никогда она сделать не могла, только обещала, - он и не заметил, как его взяли за руку и повели. Мальчик покорно шел за новыми знакомыми, отчасти понимая, что теперь он обречен, никого у него не осталось.
   Вдруг ему захотелось убежать. Убежать далеко-далеко, но куда, он не знал. Эта мысль, этот порыв забились в его голове, словно птица в маленькой комнатке. Птица билась об окна и стены и все кричала, противно и истошно: "Беги! Беги!"
   Загудел мотор, заставляя птицу замолчать, автомобиль быстро набрал скорость и помчался по трассе.
   Сначала несколько капель упали на крышу, затем еще и еще... И дождь полил стеной.
   Капли барабанили по крыше, будто выстукивая похоронный марш. Прислонившись к окну, Андрей задремал.
   Мотор заглушили и теперь был слышен лишь шелест мокрой листвы. Андрей открыл глаза и посмотрел в запотевшее окно, ничего не увидев, протер его рукавом и присмотрелся: загородное место, кругом деревья. Он открыл дверь автомобиля. На него в упор смотрело огромное кирпичное здание через свои зарешеченные окна, огороженное забором высотой метра в два и колючей проволокой сверху. Нет, это никак не было похоже на школу - это была тюрьма. Страшная, огромная и поглощающая всех и вся.
   - Нравится? - будто издеваясь, спросил дяденька полицейский.
   - Нравится, - натянуто улыбнулся мальчик, выходя из машины и ступая на мокрую после дождя траву. - Только вот с таких зданий и начинаются фильмы ужасов.
   - Кстати, да, - смеясь и смотря на здание, сказала Лида. - Но можешь не волноваться, ничего ужасного тут нет.
   - А зачем тогда решетки на окнах? - Андрей подошел к женщине.
   - Бывает, дети убежать хотят, - ответил за нее Николай. - Пожалуй, мне пора, - он посмотрел на сестру. - Я все-таки на службе.
   - Спасибо, что подвез, - Лидия чмокнула его в щеку и направилась к калитке. Мальчик пошел за ней, стараясь не промочить ноги. Дождь закончился еще до их приезда. И теперь весь воздух был пропитан сыростью.
   - Я уверена, тебе здесь понравится. Есть, конечно, - она вытащила из сумочки ключи и, засунув один из них в замочную скважину, стала поворачивать. Замок скрипнул и сдался.
   - Есть, конечно, - повторила женщина, открывая тяжелую железную дверь калитки, - и невоспитанные дети, но это скорее не невоспитанность, а некие психологические отклонения, но наши врачи стараются это исправить.
   - Вы меня в психушку что ли привезли? - обиделся ребенок. - У меня-то с головой все в порядке, лучше уж тогда в детский дом.
   - Не волнуйся, у нас есть и хорошие детишки, да все у нас хорошие, мы не разделяем их на больных и здоровых, - говорила Лидия, идя к зданию, - и не делим детей на нормальных и ненормальных, как это делает современное общество, - сделав еще несколько шагов, женщина остановилась и, окинув взглядом бегающих по спортивной площадке детей, выдохнула, - это другой мир, мир, который я хотела показать одному человеку. - Она уже была не с ним, она говорила о чем-то своем, поглощенная воспоминаниями и идеями.
   - Другой мир? Хотите сказать, что это школа каких-нибудь магов? - загорелись глаза мальчика. Но женщина одернула его, сказав, что все это выдумки, но все же добавила, что в них есть и доля правды.
   Андрея провели в здание общежития и оставили на попечение консьержки, бабушки, выглядевшей довольно молодо для своих шестидесяти лет. Это была высокая стройная, некогда брюнетка, с уже давно поседевшими волосами, но некоторые пряди все еще имели свой цвет, что придавало бабушке несколько устрашающий вид, несмотря на миловидное, доброе личико, которое время, казалось, обходит стороной. Только в глазах уже не было того блеска, присущего молодым.
   - Мария Александровна, - представилась бабушка. - Пойдем ко мне, я постараюсь найти для тебя подходящую комнату, а ты расскажешь мне о себе, - ее голос звучал довольно завораживающе и вызывал у мальчика приятные ассоциации с добрыми волшебницами.
   Когда они вошли в маленькую, но до потолка заваленную всяким хламом комнатку, Андрею в нос ударил запах старины и, опять же, волшебства. Он ожидал появления говорящей кошки или еще какого-нибудь волшебного зверя. Но ничего подобного не происходило. Раздвинув книги на столе, Мария Александровна нашла там большую папку и, в ответ на восторженный взгляд мальчика, шепнула немного таинственным, но в тоже время усталым, будто ей это приходилось говорить довольно часто, голосом:
   - Нет, это не волшебный фолиант, в котором записаны тайны мирозданья, - она улыбнулась, смотря на затаившего дыханье ребенка, - это просто обычный журнал, в котором записаны все проживающее здесь. По нему я и постараюсь найти для тебя свободную комнату, - консьержка присела на что-то, заваленное тряпками и книгами, зажгла настольную лампу, которая засветилась волшебным зеленым светом, и стала читать. Андрей же недовольно фыркнул и прислонился к дверному косяку. Все его надежды разрушились, а он уже поверил, что избранный и сможет стать волшебником, а потом...
   - Боюсь, в мужской части мест вообще нет, - проговорила бабушка, листая странички, - придется тебе некоторое время пожить вместе с Валерией, девочкой, которая живет пока что одна. Надеюсь, вы подружитесь, - закончила Мария и, захлопнув журнал, бросила его на стол, отчего часть книг скатились на пол. - Пойдем, - продолжила она, вставая, - я отведу тебя в комнату. Здание довольно странное, архитектор что-то напутал, так что заблудиться здесь довольно просто даже тем, кто здесь давно живет, - бабушка взяла Андрея за руку и повела за собой. Тот покорно шел, стараясь запомнить дорогу, но после третьего поворота плюнул на это дело и просто рассматривал стены, увешанные рисунками. По дороге они столкнулись со странным пареньком, который сидел на подоконнике и разговаривал с каким-то мальчиком, которого Андрей так и не увидел.
   - Кто это? - ускоряя шаг за довольно прыткой консьержкой, шепнул мальчик.
   - Кто? - будто только проснулась, Мария Александровна остановилась и оглянулась. - А, этот. Это Женя, его сюда отправили родители, потому он все время разговаривал с воображаемыми друзьями, упорно утверждая, что они реальны. И в комнате он живет с двумя своими друзьями, поэтому поселить кого-то еще мы к нему не можем. Не бойся его, он вполне нормален, если бы не его друзья. Правда, - она чуть помолчала, остановившись на развилке и думая, куда повернуть, - с настоящими людьми он не сходится. Не общается вообще с ними, - выбрав направление, Мария Александровна скрылась за дверью, Андрей семенил за ней. - Туалет в конце коридора, - указала она, - но он для девочек, тебе придется ходить, - консьержка остановилась и указала куда-то в сторону двери, в которую они только что вошли. - Выйдешь отсюда и направо. И там, в конце коридора, будет мужской. Это крыло Си. А ты находишься в крыле Би, - усмехнулась бабушка. - Пару раз поблудишь, да привыкнешь.
   Они остановились у комнаты с номером семьдесят семь. Мария пару раз стукнула в дверь, но, не получив ответа, открыла ее ключами и вошла. Андрей вошел за ней и осмотрелся: это была небольшая комнатка, с тремя кроватями, две из которых были застелены серыми покрывалами, третья же цветастым, и поверх него сидел плюшевый медвежонок; возле окна стоял письменный стол, на котором две аккуратные стопочки: одна тетрадей, а другая книг; на левом краю стола находилась небольшая настольная лампа; на подоконнике, среди больших стопок книг располагались герани в аккуратных горшочках; у двери стоял высокий шкаф; в центре комнаты лежал золотистый, явно недавно пропылесосенный коврик.
   - Чисто, - сказал Андрей, робко ступая в комнату.
   - Аккуратная девочка, - ответила Мария Александровна. - Выбирай кровать и располагайся. Лидия Дмитриевна сказала, что тебе привезут вещи.
   - Вещи? - переспросил мальчик. - Но у меня нет никаких вещей.
   - Не знаю, - пожала плечами бабушка. - Это ты уже у нее уточнишь, а пока я тебя оставлю, у меня есть еще много дел, когда придет Валерия, передай ей это, - она протянула ребенку клочок бумажки с накарябанными на нем словами. Андрей не стал вчитываться и лишь бросил листочек на стол и лег на кровать, как только дверь за консьержкой затворилась.
   Не прошло и пяти минут, как дверь открылась и на пороге показалась девочка года на два моложе Андрея, но выглядела она намного старше: высокая, стройная, с длинными каштановыми волосами, собранными в строгий хвост, в темном платье школьной формы и белым воротником, аккуратно застегнутым на все пуговицы. Она недоуменно посмотрела на незваного гостя. Андрей тут же спрыгнул с кровати, подошел к столу и молча протянул ей листочек.
   Пробежав глазами по сложному почерку консьержки, девочка снова посмотрела на гостя, после чего тяжело вздохнула и отбросила листок в сторону.
   - Не думала, что они так поступят со мной и подселят мне мальчишку! Неужели не знают, что я вас терпеть не могу?! - она сверкнула своим карими глазами в сторону мальчика, скромно стоящего у кровати.
   - Меня Андрей зовут, - неуверенно произнес ребенок.
   - Меня совершенно не интересует твое глупое имя! - Валерия отодвинула стул и села за письменный стол, включила лампу и еще раз прочитала листок.
   - Я буду жаловаться, - прошипела она и, смяв его, бросила в корзину для бумаг.
   - Все девчонки злые! - обиделся Андрей и сел на кровать. - А маленькие тем более! - он насупился и уставился в стену.
   - Сам ты маленький! Мне восемь! - огрызнулась девчонка.
   За дверью послышался стук каблуков и голоса.
   - Да, именно в эту комнату я его и поселила, видите, вот он, - радостно произнесла Мария и устало прислонилась к стене. Андрей отметил, что бабулька успела зачем-то переодеться. Теперь на ней были бежевые бриджи и желтая футболка с какой-то надписью.
   - Мария Александровна, но ведь это сектор Би, только для девочек, - устало протянула директор, глядя сочувствующим взглядом на Андрея.
   - Но свободных комнат нет в мужском секторе. А Валерия живет одна... - оправдывалась консьержка.
   - Его можно подселить к Жене Литвинову, - тихо говорила Лидия. - Но никак не к девочке. Это против всех правил.
   - Но вы же знаете, что Женя - своеобразный парень, у него тоже нет мест.
   - Попросим его друзей потесниться, - подмигнула Лида и, уже глядя на мальчика, сказала: - идем, я привезла тебе немного одежды и игрушек, надеюсь, тебе понравится, если нет, только скажи, я привезу что-нибудь другое, - при разговоре с ребенком, голос женщины звучал более бодро и весело.
   Взяв мальчика за руку, Лидия Дмитриевна повела его в другой корпус, в свой кабинет, где представила на критику свои покупки. Андрей молча все это осмотрел, некоторые вещи померил и они пришлись впору. Он довольно улыбнулся и поблагодарил за заботу, но добавил, что принять такое не может. Не так воспитан.
   Довольно долго Лидии пришлось его уговаривать и уверять, что ничего за это он должен не будет, точно так же как и его родители. Как только разговор зашел о них, ребенок погрустнел и, собрав вещи, устало поплелся за консьержкой, вовремя подошедшей, чтобы что-то спросить. Ее седые волосы были встрепаны, она недовольно сообщила, что на улице сильный ветер и пока она добежала, ее волосы растрепались. Кивнув Андрею, чтобы он шел за ней, она резво покинула кабинет и стала спускаться по ступенькам. Мальчик шел за ней, думая о своих родителях, которым было ровным счетом наплевать на него. Сколько дней он не появлялся дома?
   - Не задумывайся, - консьержка положила руку ему на плечо и провела в корпус общежития. - А теперь в Си, - она резко повернула и, открыв широко дверь, прошла. - Туалет там, - указала она, не сбавляя шага.
   Они подошли к комнате семнадцать. Заметив замешательство мальчика относительно странной нумерации, бабушка лишь улыбнулась и постучала в дверь. На пороге тут же показался тот странный паренек с мокрыми волосами. Теперь Андрей лучше его разглядел: это был достаточно высокий тринадцатилетний мальчик, с темными волосами и почти серыми глазами. Из его комнаты доносилась чуть слышная музыка.
   - Мария Александровна? Проверка комнаты? - удивленно произнес паренек. Его голос звучал как-то довольно нежно и приятно, он не был похож ни на писклявый голосок мальчиков, ни на бас мужчин. Это было что-то красивое, ласкающее слух. Многие бы с удивлением отметили, что парню с таким голосом обязательно нужно заниматься пением.
   - Нет. У тебя новый сосед, - в голосе консьержки чувствовалось раздражение.
   - Но у меня нет мест, - спокойно сказал паренек и прислонился к дверному косяку, он скользнул взглядом по возможному соседу и улыбнулся.
   - Есть, - выдохнула Мария Александровна, предчувствуя долгие препирательства и надеясь закончить разговор как можно скорее. - У тебя целых две свободных кровати, - спокойно сказала она и тут же добавила: - Возражения не принимаются, я не стану тебя слушать! Мальчик будет жить у тебя и только попробуй его выгнать! - бабушка резко развернулась на сто восемьдесят градусов и бодрым шагом пошла прочь. Андрей растерянно посмотрел ей вслед и перевел взгляд на нового соседа, который стоял у двери, опустив голову. Присмотревшись, мальчик заметил, что тот плачет.
   - Извини, - промямлил Андрей и потоптался на месте, понятия не имея, что ему делать.
   Паренек резко опустился на пол и злобно закричал:
   - Да какого черта они мне все врут?! Почему им так хочется выставить моих друзей на улицу?! Скажи, - он поднял голову и посмотрел на испуганного мальчика, - ты тоже будешь врать мне, что не видишь Никиту и Колю?!
   - Э... - промычал Андрюша, - это те ребята, которые у тебя в комнате? - поинтересовался он, хотя на самом деле никого в комнате видно не было.
   - Да, - успокаиваясь и поднимаясь на ноги, сказал Евгений. - Тот, что у окна - Никита, а тот, кого не видно, он сидит на кровати - Коля.
   - Приятно познакомиться, - вымолвил мальчик, сам не зная, почему соврал и что ему делать с этой ложью дальше.
   - Спасибо! - Женя схватил нового друга за руку и протащил в комнату. - Ребята, вот хороший человек! Человек, который нам не врет! Как тебя зовут, милый друг? - нежно держа за руку, поинтересовался паренек.
   - Андрей, - неуверенно ответил мальчик, высвобождая руку и отходя в сторону.
   - Давайте это отметим! - засуетился Женя, он подлетел к полке, на которой стоял электрический чайник, залил воды и включил. - Кто будет чай? - после небольшой паузы он продолжил: - Тогда мы с Андрюшенькой попьем! - он достал с другой полки, что над его кроватью, две чашки и пару пакетиков чая. Как только чайник возвестил о том, что вскипел, Женя разлил кипяток по чашками, сдвинув на пол книги с журнального столика, что стоял в центре комнаты, поставил на него чашки. - Садись, - бросил он мальчику и опустился на колени перед столиком. - За знакомство! - он поднял свою чашку и весело улыбнулся.
   Андрей неуверенно подошел к столику и присев на пол, тоже взял чашку.
   - Действительно, приятно встретить человека, который не врет. Я не понимаю, зачем люди врут нам... Ладно мне, но они обижают моих друзей, говоря, что их не существует! А им и так в жизни не повезло, - он сделал пару глотков и, отставив чашку, посмотрел на пустующую кровать, ожидая одобрения, затем стал говорить дальше: - Когда мне было три года, я уже спал в отдельной комнате, а в постели родителей спал мой трехмесячный брат. Так вот... - Женя поерзал на месте, - как-то раз я не мог уснуть, мне было грустно и одиноко. Я лежал и смотрел в потолок, как вдруг услышал тихий стук в окно. Поднявшись, я не поверил своим глазам! - Женя всплеснул руками. - Там, за окном стоял мальчишка моего возраста и тихонько стучал по стеклу! Я тут же вскочил с кровати и подлетел к окну, кое-как влез на подоконник. Поняв, что этого не достаточно и мне шпингалета не достать - поставил гору книг, что мама свалила мне в комнату, я добрался до шпингалета и открыл окно. Прохладный воздух ударил мне в лицо, но я не обращал внимания на дрожь. Я впустил гостя, - паренек сделал несколько глотков чая и отставил чашку еще дальше от себя. - Гость представился Колей и попросился пожить у меня. Его родители из дому выгнали, как только родилась сестренка, - вздохнул Литвинов и посмотрел на пустую кровать. - Утром я познакомил родителей с Колей, очень боясь, что они не позволят ему остаться, но родители сказали мне, что нет никакого Коли! Что я его выдумал! Ты можешь себе представить? Как, как они могли такое сказать?! Накричали на меня и сильно наказали. Ночью я плакал и слышал, как плачет Коля. Мне было так стыдно перед новым другом за своих странных родителей, - рассказчик перевел дыхание и потянулся. - Следующим утром я его не видел. Из-за этого ходил весь день грустный и винил родителей в том, что они обидели Колю. Говорил, что их Бог накажет за то, что из-за них маленький мальчик на улице оказался! Но они все равно продолжали мне не верить! Ночью же я снова услышал стук в окно. Как ошпаренный я соскочил с кровати и подлетел к окну - точно! За окном, на маленьком карнизе стояли два мальчика - Колька и еще какой-то, чуть старше его. Старший оказался Никитой. Никита сбежал из дома, потому что родители постоянно кричали на него и не позволяли завести кошку. С тех пор мы живем вместе, - Евгений придвинул к себе чашку и допил уже остывший чай.
   Андрей вытянул ноги и посмотрел куда-то в сторону.
   - Печальная история, - вздохнул он, не зная, что еще говорить.
   - Да. Самое обидное, что все врут мне, будто моих друзей не существует. Только Лидия Дмитриевна и некоторые учителя верят мне, все же остальные продолжают врать! Ненавижу! - он стукнул кулаком по столу, но тут же успокоился. - Извини, что я вывалил на тебя это все, - протянул Женя. - Просто я действительно буду дорожить тобой, раз ты мне не лжешь, - он встал с пола и завел беседу со своими друзьями, в результате которой для Андрея освободилась кровать.
   Первая ночь в школе-интернате прошла для Андрея спокойно. Его странный сосед, рассказывающий несуществующим людям сказку, убаюкивал, а свист ветра за окном лишь добавлял сонливости. Такой тихий и мирный. Что ждало его впереди, Андрей не знал. Ровно, как и не знал, сколько времени он проведет в этом месте, когда снова увидит бабку и мать. Все это казалось сном, глупым сном. В реальности такого не бывает. В реальности родители детей из дома не выгоняют, а если и выгоняют, то уж полиция способна их отыскать. Но тогда еще никто не мог предположить, что все это было взаимосвязано, и судьба была уже предрешена. Его встреча с Лидией Дмитриевной, его поселение в интернате.
  
   Глава 6. Тогда...
   Любовь обычно настигает людей стихийно, словно смерч, подкрадывается после тишины и покоя. Именно смерч, потому что ничего, кроме разрушений, мне эта любовь не принесла. Тогда я перешла уже в седьмой класс, но учиться продолжала абы как, стараясь только не получать двоек и по возможности вытягивать легкие предметы на четверки. Мой брат учился и то хуже меня. Наверное, у нас это семейное: мать безграмотная, выросшая у бабки в деревне, зарабатывает собой, хоть об этом и не говорят. Но я знаю, что мужчины дают ей денег за то, что она делает. Именно так появился на свет мой брат - следствие неудачного аборта. Вернее, она просто не успела. Срок был большой. Ненавижу свою мать. И постоянно это повторяю. Ненавижу за то, какая она, ненавижу за то, что она родила меня и дала это проклятую жизнь. Разве это жизнь? В трущобах, в бедноте, в грязи? Ненавижу свою мать. А больше всего ненавижу ее за то, какой образ жизни она ведет.
   А он... Какой он? Замечательный, обеспеченный, его форма всегда выстирана, выглажена, уроки всегда выучены. Я завидовала ему и потому все это время ненавидела. Но кто-то решил сыграть со мной столь злую шутку - именно он должен был стать моей первой любовью.
   Тогда, в конце второй четверти моего седьмого года обучения, я влюбилась по уши, тогда началась моя ЖИЗНЬ! Но только сейчас я понимаю, что это было начало цепной реакции, из которой уже не выбраться, а может быть я просто настолько слаба, что не смогла.
   Я оставалась после уроков и ждала его около школы, забравшись на лавочку с ногами, сидела и смотрела на парадный вход, ожидая, когда дверь отворится и выпустит из школьного заточения темноволосого восьмиклассника с коричневым портфелем, как всегда набитым книгами из библиотеки.
   И вот, тяжелая деревянная дверь с недовольным ворчанием отворяется и из стен учебного заведения появляется Саша. За ним выбегают еще мальчишки, хлопают по плечу и что-то говорят. Мне отсюда не расслышать. Сжимаю подол юбки и напрягаю слух изо всех сил - тщетно. Спрыгиваю с лавки и мчусь к школе. Волосы растрепаны, юбка вся в зацепках от деревянной лавки и лазанья по деревьям, но я счастлива, потому что он уже не слушает мальчишек, потому что он смотрит на меня! Я счастлива. Подбегаю к нему и выдыхаю. Ладони потные, внутри всю колотит, но я счастлива.
   - Ты опять караулишь? - улыбается Федька - прихвостень старосты и вечный доносчик, считает, что все про всех знает и готов мамой поклясться, что эти знания - прописная истина.
   - Вовсе нет! - задираю я нос к верху. - С чего мне вас караулить?
   - А вдруг нравлюсь я тебе! - Федька вытягивается по струнке и ехидно улыбается, ожидая моей реакции. Он знает, что у меня взрывной характер и я могу ударить, тогда у него будет повод снова донести на меня учителям и получить столь необходимую ему похвалу, якобы за доброе дело.
   - Ты слишком страшный! - показываю я язык. Саша и еще какой-то мальчишка заливаются смехом и показывают пальцем на Федьку, тот пунцовый бурчит себе что-то под нос и убегает.
   - Молодец! Поставила его на место! - смеясь, говорит Саша и одобряюще хлопает меня по плечу. Я улыбаюсь до ушей и хочу, чтобы он не убирал руку с моего плеча, но секунда так коротка и вот его рука уже в кармане брюк. - Пойдем, мороженного поедим! - предлагает он. Я сильно удивлена: какое мороженное зимой? Но соглашаюсь, и мы идем, идем есть мороженное в такой холодный день, но рядом с ним он теплый, очень теплый!
   Саша купил мне и себе мороженное, и мы веселые шли по улице в сторону его дома.
   Я знала, что он многим девчонкам покупает мороженное, что считает это дружеским жестом, и не более того, но в тот момент я была пьяна новым чувством, захлестнувшим меня.
   Тогда я еще не осознавала, что происходит, а он даже не представлял, как помогал мне перестать ненавидеть жизнь и окружающих меня людей, хотя ничего такого и не делал.
   Каждый зимний вечер я была готова ждать его за домом, пока он гулял с друзьями, а потом врать, что наша встреча чистая случайность и искренне изображать удивление.
   Наверное, в этом что-то есть, в такой безмятежной и чистой любви.
   В один из зимних дней, когда я в очередной раз летела в школу, у меня был еще один повод с ним увидеться - я хотела попросить помощи с задачей по тригонометрии, которую любила, потому что ее любил он, но не всегда понимала.
   Влетев в школу, я подбежала к расписанию и, судорожно пробежав его глазами, помчалась в 214, но звонок прозвенел раньше, чем я успела добежать. Понимая, что во время урока он ко мне не выйдет, да и свой урок пропускать мне нельзя, я пошла в свой кабинет. Учительница даже не обратила внимания на мое опоздание.
   Урок пролетел довольно быстро, пролетел чередой кадров мечтаний и воспоминаний. Я снова поднялась на второй этаж и, аккуратно заглянув в приоткрытую дверь, стала искать его глазами среди ребят, но все никак не находила. Тогда же я открыла дверь настежь и бесцеремонно вошла в кабинет. Первым меня заметил Федька и ехидно так, своим противным мальчишечьим голоском пропищал мне, что Саша заболел и ближайшие несколько дней в школу ходить не будет.
   Что я испытала тогда, трудно точно сказать. Мое сердце, моя душа готовы были выпрыгнуть наружу, но, куда дальше бежать, они не знали, как и не знал разум. Потому я и сидела в школе, в прострации, в своих мыслях, утопающая в панике, звенящей в ушах. Это ужасное, страшное чувство. Хочется думать, что это сон, безумно хочется закрыть глаза, а когда открыть узнать, что все в порядке. Страшно открывать глаза и снова сталкиваться с этой реальностью.
   Наверное, стоило пойти его навестить. Ведь так и поступают друзья? Но я боялась, искала хоть какую-нибудь причину, кроме того, что я за него беспокоюсь, искала, но тщетно. Без причины я пойти не могла. Слишком боялась. Слишком.
   Последующие несколько дней, которые он не ходил, я все искала причину, искала, но не находила. И тогда что-то во мне переломилось. Сколько я еще буду так бояться и не решаться? Я смогла заставить себя, заставить себя пойти к его дому, но это оказалось проще, проще, чем позвонить в дверь. Полчаса я стояла на холодном ветру, судорожно прокручивая в голове варианты развития событий. Мысли были настолько фантастическими, что мне хотелось врезать самой себе за такой бред, хотелось выключить этот нескончаемый поток картинок в моей голове. Я и не заметила, как сделала шаги к его дому, к его двери, как нажала на дверной звонок и услышала за дверью тоненькую трель.
   Послышались шаги. Что-то во мне кричало, приказывало бежать прочь, прочь отсюда! Боже, как это страшно, почему мне тогда было настолько страшно? Но все успокоилось и сердце вернулось на место, все успокоилось, когда он открыл дверь. Встрепанный, с шарфом на шее, в спортивных штанах и свитере, он улыбался мне.
   - Проходи! - он распахнул дверь шире и впустил меня. Или не меня. Или это уже была не я. Слишком спокойная, слишком уверенная, слишком для такой влюбленной дурочки, как я.
   - Я рад, что ты пришла! - он взял мое пальтишко и повесил на крючок в прихожей. Я разулась и прошла за ним следом. Я слышала его слова? Это были его слова?
   Он пригласил меня присесть на его диван. Я огляделась: небольшая комнатка, размер которой уменьшался еще вдвое от такого количества шкафов: с книгами, с посудой. Это было больше похоже на какую-то норку, нежели комнату. У окна небольшой письменный столик, на котором порядок. Неужели его? На полу коврик, чистый, блестящий, не вытертый. Не то, что у нас дома - обычная тряпка, постоянно грязная и сбитая у кровати.
   - Как ты себя чувствуешь? - я слышу свой голос, но это не я говорю. Не может такая трусиха, как я, сейчас вот так вот говорить. Не может такого быть.
   Он рассказывает что-то. Много рассказывает. Про маму рассказывает. Чудесная у него мама. Так старается, работает, умная мама. Он показывает ее фотографии. Да, он любит свою маму, очень любит, вижу это, и она его очень любит, вижу по ее глазам. Но я ничуть не завидую, я счастлива, что у него такая чудесная жизнь и сам он такой чудесный.
   Прошу его помочь мне с тригонометрией. Опять не понимаю, что ж такое. А он объясняет лучше учительницы, намного лучше. Сразу, с первого слова, понимаю. И так приятно рядом с ним. Я счастлива. Теперь я понимаю, что такое счастье. Безумно приятно.
   Не замечаю, как пролетает время. Слышу - щелкает замок и торопливые шаги.
   - Сашенька, у нас гости? - приятный женский голос, я встаю, чтобы поприветствовать его мать. Она входит в комнату и ее лицо сразу становится удивленно-радостным, как она видит меня, а мне чрезвычайно стыдно, что я такая глупая, так плохо одета, да еще и голодная - с утра крошки во рту не держала. До меня доплывает еле уловимый запах ее духов. Приятный запах, какой-то особенный. Мне кажется, что больше никто так не пахнет, разве что только Саша.
   - Это Лида, - улыбается он. - Подруга моя со школы. Она на год моложе. В седьмом классе учиться. Смышленая девочка, - он улыбается матери и мне одинаково. Хочется верить, что любит меня так же, как ее. Так же сильно.
   От "смышленой девочки" у меня на щеках выступает румянец и я опускаю голову, не могу больше на них смотреть, они слишком хорошие.
   - Приятно познакомиться, - улыбается женщина и уходит в прихожую, слышу, идет в кухню. - Сейчас ужин приготовлю!
   Я вздрагиваю от ее слов.
   - Мне очень неловко оставаться на ужин, - мямлю я и понимаю, что с кухни она меня не услышит. Саша берет за руку и ведет в кухню.
   - Ты наверняка проголодалась после умственных занятий, - улыбается он, и я понимаю, что хочу всегда, каждый день, каждый час, каждую секунду видеть эту улыбку! Я следую за ним. Мы входим в небольшую кухоньку и он приглашает меня за стол. "Воспитанный", заключаю я. Я сажусь на деревянный стул и внимательно смотрю на нее: среднего роста, худенькая, волосы завязаны в пучок, в длинной юбке до пят, скрывающей ее стройные ноги, в белом фартучке. Ее лицо сосредоточено, а взгляд рассеян. Видимо, она о чем-то думает, о чем-то своем, о чем-то, мне не подвластном.
   Когда я отвлекаюсь от своих мыслей, замечаю, что передо мной стоит тарелка с картошкой и курицей. Для меня удивительно есть даже картошку в будние дни. У нас только крупа со старого склада, да картошка по праздникам, о курице я и не говорю.
   В тот вечер я несказанно была счастлива и, идя домой, прыгала на одной ноге и напевала какую-то песенку. Снег так красиво кружил на фоне черного неба, что я не могла оторвать от него взгляд и шла, подняв голову, чуть не ударилась о фонарный столб. Меня переполняло счастье, оно растворялось в крови и перегонялось через сердце, проникало в каждую клеточку и застилало разум.
   Я влетела в квартиру и радостно обняла брата. Мамы дома не было, так что ужин разогревать пришлось мне, но я была настолько счастлива и сыта, что теперь эта слипшаяся гречка вызывала во мне лишь отвращение. Я поставила тарелку перед братом и убежала в спальню, предварительно наказав ему помыть за собой посуду.
   Лежа в кровати, я снова и снова прокручивала перед глазами время пребывания в его доме и знакомство с его очаровательной матерью. "Почему у меня не такая мать?" - задавалась я вопросом, глядя через стекло на темную улицу. "Ей не обязательно быть богатой, достаточно просто быть человеком, а не той, кем является моя мать". Я перевернулась на правый бок и всмотрелась в темноту своей комнаты, там, куда я смотрела, проглядывал старый деревянный стул, на который я обычно вешаю свою одежду. "Где его отец?" - спросила я у темноты, - "почему он ничего про него не говорил? Умер? Ушел? Но как можно уйти от такой чудесной жены и такого чудесного сына? Значит, умер. А может быть, мой папа не умер?" - терзалась я мыслями, крутясь с боку на бок. - "Может быть, ему просто надоела моя мать и я сама, потому он ушел?!". Это окончательно согнало с меня сон и, борясь с холодом, я встала с постели и подошла к окну. Приблизительно было около двух ночи, а мать еще не вернулась. Не сказать, что я испытывала беспокойство за нее, ведь моя ненависть к ней была сильна, но что-то больно покалывало в области сердца. Я помнила ее теплые руки, ее прикосновения и нежные слова, когда я еще не могла видеть. И вдруг на меня снизошло озаренье: ведь именно из-за глаз все это! За что мне достались такие глаза от рождения?! Почему было не родить меня мертвой или не бросить в доме малютки? Или не выкинуть на ближайшую помойку, как испорченную вещь?! Ведь мать нередко мне говорила, что я испорченная и дрянная, ничем ее не радую и никогда не радовала. Тогда зачем она оставила меня?!
   Я облокотилась на подоконник и переминалась с ноги на ногу. В комнате слишком холодно: отопление снова плохо работает. Мне хотелось сейчас оказаться в доме Саши, рядом с ним, в теплой постели. И я начала мечтать... Мечтать о том, что мы поженимся, что будем жить в двухкомнатной квартире, что я буду готовить ему вкусные обеды, а он будет каждый вечер, приходя с работы, нежно целовать меня, что у нас будет два ребенка - мальчик и девочка, что мы будем растить их в любви и они не будут знать ни голода, ни холода, они будут гордиться своим папой, а девочка будет хотеть стать такой же домохозяйкой, как бабушка.
   Окончательно замерзнув, я вернулась в постель и укуталась одеялом, но это не помогало согреть заледенелые ноги. Почти до утра я не сомкнула глаз. Я слышала, как щелкнул замок и, как шмыгая ногами по полу, в квартиру вошла мать. Звучно плюхнула свою сумку на пол и сбросила туфли. Проснулся мой брат. Я слышала, как он вставал с постели и шел к ней. Она шикнула, чтобы он немедленно лег в постель, потому что она слишком устала. Мой брат не унимался. Просил внимания. Детям нужно внимание родителей, иначе они вырастают нелюдимыми. Шлепок. Брат плачет. Слышу, как сучат его ножки по бетонному полу, слышу, как он рыдает, вбегает в комнату и ныряет в кровать. Я накрываюсь одеялом с головой, чтобы мать была уверена, что я сплю, но ей и так все равно. Проходит в кухню, звенит посудой, я засыпаю...
   Механический будильник ужасно пугает по утрам. После него бешено колотится сердце. На ватных ногах я поплелась в ванну. Умыла лицо холодной водой и стала собираться в школу. Мать спала. Брат уже тоже встал и требовал от меня завтрак. Я не умела и не любила готовить, потому съязвила ему, чтобы шел и будил мать, а сама умчалась из дома настолько быстро, насколько могла.
   Как ошибочно было тогда мое чувство "нужности" по отношению к Саше. То, что я была у него дома и его мама меня угостила ужином, еще далеко ничего не значило, но как это объяснить впервые полюбившему сердцу? Сердцу, которое верит в сказки и любовь до гроба.
   В этот день в школе мы практически не общались. Он все время был окружен своими друзьями, а со мной только лишь поздоровался. В тот момент я затаила на него огромную обиду и поклялась сама себе, что никогда первой не подойду.
   До позднего вечера я гуляла на улице, но ни с кем не общалась, я просто мерила шагами расстояние от его дома до своего, может быть, в надежде встретить.
   Той же ночью я поняла, насколько глупа, и, сидя у окна и смотря в ночную темноту, ругала себя, что предала свою любовь, что он мне такого никогда не простит. Я плакала, скрыв лицо в ладони. Я ненавидела себя целиком и полностью. Я понимала, что теперь должна стать лучше, намного лучше. Умнее, воспитание, сильнее. А я слабая. Маленькая и слабая. Плачу от любой неприятности. Плачу и плачу. Как маленький ребенок. Надо менять себя. Менять ради него.
   Я постоянно рассказывала о нем Светке. Подруге моей сердечной. С первого класса вместе сидим, вместе домой ходим, вместе гуляем. Живет она еще хуже, чем я - в домике под снос, да, наше государство все обещает, да обещает дать ей квартиру в пятиэтажке, а все не дает. И домик все не сносят. Вот и живет она там с матерью, отцом, бабкой да младшим братом. Брат ее моему ровесник. Тоже дружат. Жалко только, что матери у нас не дружат. Да кто ж будет с моей общаться-то? Знают все, догадываются, чем она занимается и откуда иногда новые платья в гардеробе появляются. Светка любит свою мать и брата. Вообще семью свою любит и может трещать о них хоть неделю без остановки, а я так про Сашку, про его мать. Все, что знаю. Иногда начинаю врать, придумывать, тогда Светка морщит свой картофельный носик и недовольно смотрит на меня. Не сказать, что девка она красивая, средняя, на любителя. Но любитель такой нашелся, ходил за ней все паренек из параллельного, портфель носил, а мы с классом хи-хи, да ха-ха, мол, жених и невеста. А вот уже не ходят. Месяц как не ходят. Носит он портфель другой девчонке. Она никогда им не хвасталась и ничего не рассказывала. А я не спрашивала. Тогда меня не интересовали мальчишки, а сейчас... Сейчас только Саша, только о нем говорю, только о нем думаю, только для него делаю. Знаю, что отличник, сама хочу стать отличницей. По вечерам уроки учу. Светка умная девчонка, но не отличница, математику плохо понимает, на четверку. И вот мы сидим с ней по вечерам в ее домике под снос, в маленьком уголке со столиком, отведенным ей для уроков, а вокруг всегда шум, смех, общение. Странная семья. Всегда шутят, живут бедно, а шутят. Не понимаю.
   И в выходные я учусь, и в праздники, и на зимних каникулах я все училась да училась. Вторую четверть плохо закончила, с тройками, а третью надо без троек, с четверками да пятерками. Хочу, чтобы глядя на меня, он говорил, какая я у него умная. А он не говорит, улыбается, а не хвалит. Хвалит, только когда пятерку получу, ради которой столько работать надо, что ужас! Вот тогда хвалит. Говорит, мама так научила. Не стоит хвалить за мелочи, зазнается, мол, человек. А я не зазнаюсь, я просто буду счастлива, счастлива как кошка, которую напоили молоком и теперь позволяют лежать на руках. Счастлива.
   За зимой, как водится, идет весна. Тает снег, ручейки начинают бежать по улицам, лед по реке плывет - красиво! Птицы оживают, петь начинают, щебетать, на солнышко все смотрят, ему песенки поют. И моя душа поет. Поет при виде Саши, поет, когда мы гуляем вместе держась за руки, поет... Я просто счастлива. Иногда плачу, плачу из-за ерунды. Утром уж и не помню, из-за чего плакала. Обижаюсь на него, дураком называю, а потом домой к нему прихожу и извиняюсь, а он улыбается и говорит, что не обиделся, но и меня в шутку дурой назовет. А я соглашаюсь. Всегда соглашаюсь.
   На уроках рисую сердечки на полях тетрадей и имя его вписываю. Портрет нарисовать пытаюсь, чтоб в рамку вставить да у кровати поставить, а все не получается. Он такой у меня идеальный, прекрасный - мои кривые руки не могут этого нарисовать. Хочется оторвать себе эти руки, не нужны они мне.
   А время-то идет... На деревьях почки появляются, солнышко все ярче и теплее, дни все длиннее и мы все дольше гуляем и я все больше счастлива. Все хочу ему признаться, что люблю, но боюсь, безумно боюсь, что не любит он меня, хотя прогоняю эти мысли. "Любит! Любит!" - твердит мне мое сердце, - "любит, да еще как!". И я таю, как последний снег, таю, когда он берет меня за руку, и улыбаюсь. А вечерами учусь.
   В конце четвертой четверти учителя в шоке были, выставляя мне пятерки по всем предметам. А я ходила гордая по школе и хвасталась даже тем, кого не знала.
   Мы вышли на каникулы, долгожданные, летние каникулы. А я не сказать, что была им рада. Времени гулять со мной у Саши почему-то постоянно не оказывалось - он маме помогал, подрабатывал да с ребятами своими, одноклассниками, все гулял, а я так, а я не удел. И сидела я на лавке перед домом и смотрела на это горячее солнце и все мечтала, что когда-нибудь вместе мы будем смотреть на это солнце, лежа рядом и держась за руки. Я мечтала, слишком много мечтала. А время шло, а лето шло. День за днем, неделя за неделей. И с девчонками своими я гуляла и с ребятами из класса, а все не то, а все не интересно. И стала я под конец лета из дома не выходить и все книги читать. Помнится, Тургенева "Отцы и дети" начала, так за ночь и прочитала, все брату спать мешала. Читала и читала, нравилось мне, я так о нем не думала, а то, чем больше думала, тем больше сходила с ума от своей любви. И я считала дни до окончания каникул, считала дни до начала учебы, когда я снова буду видеть его на переменах и буду провожать его до дома после уроков. Наверное, это не правильно, да все, что происходит в моей жизни, неправильно, но я так безумно счастлива, что какое мне дело до правильности?!
   Первого сентября, как всегда, все классы выстроились на линейку возле школы. Погода была омерзительная: небо было затянуто низкими серыми тучами, шел мелкий колючий дождь, дул пронизывающий ветер. А ведь всего два дня тому назад стояла теплая и жаркая погода! Я переминалась с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть и смахивала с лица противные капли. Одноклассницы весело о чем-то щебетали, делясь летними впечатлениями. Когда заговорил директор, все встали ровно, словно по команде "смирно", смолкли голоса, слышался только шелест мокрых букетов на ветру.
   Закончив речь, директор отправил всех в классы, и я лишь мельком смогла увидеть Сашу, но даже этого секундного мгновения мне хватило, чтобы оказаться на седьмом небе от счастья. Я хотела замереть, чтобы видеть его постоянно, но одноклассница толкнула меня в спину, что я чуть не упала. Я огрызнулась на ее неуклюжесть и проследовала за классным руководителем.
   Прозвенел звонок на первый урок в восьмом классе. Первый урок, на котором я уже мечтала скорее оказаться за стенами школы. Но привела мысли в порядок, ведь я должна учиться! Для него! Учиться! Чтобы он мною гордился. И я училась, весь первый урок я училась и весь второй, и третий... А потом нас отпустили, отпустили домой, и я, перепрыгивая ступеньки, бежала вниз, бежала к той лавочке, под то дерево, откуда я обычно за ним наблюдала.
   Выбежав из школы, я огляделась. Он уже был впереди и куда-то быстро шел. Один. Я окликнула. Махнула рукой.
   Саша резко остановился, сначала недовольно глянул на меня, а потом улыбнулся и подошел.
   - С первым учебным днем.
   Господи, как много можно отдать за эту улыбку! Все! За его одну улыбку! Отдать все!
   - И тебя, - улыбнулась я в ответ.
   Не знаю, что на него нашло, но он подошел ко мне вплотную и поцеловал в щеку.
   - Лидочка, - произнес он настолько нежно, насколько только возможно произнести это ужасное имя, - мне надо бежать, прости, увидимся завтра! - Саша махнул рукой и помчался прочь. А я стояла у дверей школы готовая вот-вот упасть в обморок от несказанного счастья. Я дошла до стены и, прислонившись к ней спиной, тяжело дышала. Мое лицо горело, да что там лицо! Все тело пылало огнем! "Это любовь! Это любовь! - звучало в голове. - Он любит меня! Любит!". Это неописуемое счастье, неописуемая эйфория!
   Следующие дни я продолжала дышать этим поцелуем, быть настолько счастливой, насколько это было возможно и можно. Мне хотелось кричать об этом всему миру, но я лишь загадочно улыбалась, когда одноклассницы пытались что-то у меня узнать, а сама по переменам тихонько выбегала из класса и бежала к нему, чтобы хотя бы посмотреть. Там была удобная позиция - я могла наблюдать, оставаясь незамеченной ни им, ни его одноклассниками, ни, тем более, своими. И я наблюдала, наблюдала, как он смеется с друзьями, как они дурачатся, как хлопают друг друга по плечу. Иногда я заходила в классную комнату и начинала с ним говорить, но только по учебе, чтобы никто ничего не знал, только по учебе.
   И так продолжалось до новогодних праздников, я была настолько счастлива, что с радостью помогала маме готовить праздничный ужин и даже не обратила внимания на то, что с нами будет праздновать ее очередной мужик, мне было просто все равно. Я уже строила планы на далекое будущее, на счастливое будущее.
   Практически сразу после новогодних каникул мне выпал шанс прогуляться с ним до магазина, но мы разговорились и разговаривали настолько долго, что не заметили, как оказались в другой части города.
   - И куда ты меня увела? - он игриво покосился на меня, а я замерла, боясь, что сделала что-то не так.
   - Это не я! - уверенно ответила я и сделала шаг назад.
   - А кто же? - на лице Александра все так же сияла эта игривая улыбка. Он резко наклонился, зачерпнул рукой рыхлый снег и попытался слепить снежок, но тот сыпался у него из рук.
   Поняв ход его мыслей, я тоже попыталась сделать снежок и, сказать честно, это мне удалось, так что я впечатала ему точно в нос своим снежком, а потом, сгибаясь пополам, смеялась на то, как снег сыпался с его лица. И тут его руки коснулись моих, я почувствовала толчок и очутилась в сугробе, но все так же продолжала смеяться. Сашка завалился рядом и, улыбаясь, смотрел на меня.
   - Как мы завтра в школу пойдем? - хихикала я. - Сейчас уже точно за полночь. Мы же не проснемся.
   - А ну эту школу! Давай гулять! - он вскочил на ноги, потянул меня на себя и мы помчались дальше по городу, смеясь и напевая какие-то песенки. Это было такое неописуемое счастье.
   И так продолжалось и потом. Мы общались, гуляли, ходили вместе в магазин, я бывала у него дома, он познакомился с моим братом, но... Именно тогда я совершила самую страшную ошибку. Я поверила, что все это по-настоящему.
   Время шло слишком быстро, события сменяли друг друга, эйфория сменялась депрессией, а депрессия снова эйфорией, но как это глупо было по сравнению с тем, что должно было быть впереди... Время шло слишком быстро, унося эти счастливые моменты. Слишком быстро наступило лето, в которое я шагала полная надежд и мечтаний. Так же быстро оно и прошло, так же сумасшедшее, оно прошло, если быть точной. Моя любовь разгоралась все сильнее и сильнее, и я теряла голову. Нельзя быть настолько счастливой.
   Осень вступила в свои права так же быстро, как отдала их в том году. Пожелтела листва, подул прохладный ветер, все чаще стал моросить противный дождь. Снова началась учеба. Теперь уже девятый класс. Все шло слишком, слишком быстро. Я не заметила... Моя любовь подвела меня, меня подвело то чувство, что восхваляют веками поэты, писатели, художники... Оно уничтожило все...
   Я сидела и смотрела в окно, как качаются от осененного ветра деревья, слышала, как скрипит старая осина. Но какое мне дело было до старой осины? Я вспоминала сегодняшний день и лицо Саши, такое грустное, такое печальное, словно из него разом выкачали всю радость. Я попыталась узнать, что случилось, но меня лишь попросили не подходить. Я пыталась понять, что с ним происходит. Я провела всю ночь в раздумьях, но так и не пришла к единому выводу и решила в этот день с ним поговорить. Правильно ли это было, я не знаю, но все обернулась слишком... Что-то слово "слишком" слишком часто стало повторяться в моей жизни. Вот, опять.
   Я стояла возле кабинета, где у него еще шел урок, и ждала звонка. На свой урок я не пошла и провела все сорок пять минут в коридоре, периодически прячась от учителей, проходящих мимо, за угол.
   - Прекрати это, - шепнул он мне на ухо, когда урок уже кончился. Я и не заметила, как Саша вышел из кабинета и оказался возле меня. Его дыхание было частым, а взгляд каким-то бегающим. - Прекрати это, слышишь? - повторил парень.
   - Что? - я сглотнула ком, стоявший в горле. Мое сердце бешено колотилось, казалось, что оно достигло размеров всего организма и сейчас сотрясало его полностью, пытаясь прорвать тонкую кожу и выскочить.
   - Ходить за мной, - сухо ответил Александр.
   - Но ведь... - мямлила я. Ощущение того, что вот-вот я упаду в обморок от бешеного страха, не придавало мне решимости говорить то, что я собиралась.
   - Разговор окончен, Лида, - он развернулся и пошел прочь по коридору, а я стояла вжавшись в стену, еле сдерживая слезы и смотрела ему вслед.
   Что тогда произошло? Что изменило его отношение ко мне? Может он узнал, кто моя мать и поэтому решил перестать общаться со мной?
   Тогда это было самым логичным объяснением из всех, и я пуще прежнего ненавидела свою мать, я хотела, чтобы она умерла, тот час, и я могла бы придти к нему и сказать, что ее больше нет, и мы можем быть вместе. А может быть, причина была и не в моей матери, а во мне самой. Кто я такая, чтобы быть для него кем-то важным?
   Я шла по мокрой дороге, не перешагивая луж, ботинки давно промокли и неприятно чавкали осенней водой, смешанной с грязью. Я шла, смотря в одну точку и ничего не видя перед собой, в глазах стояли слезы, но я изо всех сил пыталась не плакать.
   Что мне было делать дальше?
   Придя домой, я забралась в кровать и провалялась несколько часов, ревя в подушку. Брат пытался мне что-то сказать или утешить, но я в грубой форме посылала его куда подальше. В таком состоянии я не могла объективно оценивать ситуацию, не могла думать дальше. Будущего не было, было только прошлое, в которое я отчаянно хотела вернуться, вспоминая по секунде то, что было, пытаясь найти ответы именно там, в прошлом, а не в настоящем. Это сводило меня с ума. Я превращалась в некое подобие себя, которому уже все равно. Наверное, так бывает у всех - тебе просто все равно на то, что будет с тобой завтра, послезавтра, через год, два. Ничего не будет, и ты остро это понимаешь. Будет только гнетущая пустота.
   И я решилась, решилась на то, на что многие не решаются. Я долгое время смотрела на кухонные ножи, сжимала рукоять так, что белели костяшки пальцев, я водила ножом вдоль вен, но боялась сделать себе больно. Я ненавидела боль в любом ее проявлении, но мою душу разрывало на части. Что было выбрать? Всю жизнь, как мне тогда казалось, терпеть то, как мою душу раздирает на части, или же перетерпеть некоторое время боль в руке и расстаться с обеими навсегда. Расстаться с этим невыносимым, так называемым белым светом.
   Но нож я отложила и выбрала другой путь. Но по той же, кривой дорожке. Я шагнула к стройке, что была неподалеку. Девятиэтажный дом был почти достроен, но еще не закончен - велись косметические работы, и под видом одной из маляров я проскочила в подъезд. Быстро поднялась на последний этаж и с радостью или удивлением обнаружила открытым люк, ведущий на крышу. Я поднялась. Холодный ноябрьский ветер ударил мне в лицо и растрепал волосы. Убрав их со лба, я уверенно шагнула к краю, но как только посмотрела вниз, мне стало страшно. Безумно страшно, голова кружилась, гудела, шумела, словно я находилась рядом с взлетной полосой. Я подошла еще ближе к краю пропасти, именуемой, на тот момент, для меня спасением. Чтобы хоть как-то собраться с мыслями, я закрыла глаза и попыталась приглушить весь этот гул в моей голове. Всего один шаг и...
   Глава 7. Тогда...
   День тянулся спокойно и размеренно. Подходила к концу моя первая неделя в кресле генерального директора, и, стоит отметить, я неплохо справлялась со своими обязанностями и уже думать забыла о том, как это кресло мне досталось. Я постоянно была вся в бумагах или же на встречах с влиятельными людьми. Домой я частенько приходила за полночь, а иной раз засыпала прямо здесь, в своем кабинете. Выходные пролетели еще быстрее несчастных будней, да еще и так, что я толком не могла провести время с Димой. Ему тоже периодически приходилось выезжать на встречи, он тоже был завален бумагами и не мог продохнуть. Вот так и началась наша рутина - на дом почти не хватало времени. На самом деле это не было бешеной гонкой за богатством, мы хотели накопить на свой небольшой домик, а потом открыть частную фирму, чтобы работать только на себя и проводить больше времени вместе.
   И казалось ничего не могло изменится, пока не открылась дверь моего кабинета и не показалось довольное улыбающееся лицо Марии Алексеевны. Стоит заметить, что Мария Алексеевна типичный кадр любой фирмы - среднего роста, сорока пяти лет, с короткими темно-бордовыми волосами, круглым лицом, да и телосложением напоминающая колобка, Мария была заядлой сплетницей и дня не проходило без очередной пикантной истории о ком-либо из сотрудников, а если таковых историй в ее запасе не имелось, она всегда начинала разговор о звездах эстрады или политиках. Марию Алексеевну не любил весь офис, а тем более вся бухгалтерия, в которой она, собственно, и работала. Но увольнять ее никто не брался, потому что она все про всех знала, и порой молчание ее обходилось довольно дорого.
   Так вот, отворилась дверь моего кабинета и вплыла она. Ее лицо сияло от радости. Она, робко семеня, подошла к моему столу и, не дожидаясь приглашения, села напротив.
   - Нина Михайловна, - начала она. - Знаете, у меня вот трубу прорвало.
   "Да тебя давно прорвало", подумала я про себя, постукивая кончиком карандаша по столу.
   - Это к сантехникам, - устало выдала я. - От меня вы что хотите? - я отъехала на стуле к окну и, отодвинув жалюзи, взглянула на парковку.
   - Так я ж обращалась к сантехникам! - встрепенулась женщина и поерзала на стуле. - Сказали менять надо, а вот поди ты! - воскликнула она так, что я вздрогнула и перевела взгляд на нее. - Денег не хватает. Понимаете, все сбережения ушли на новый холодильник и ничего не осталось!
   - От меня-то вы что хотите? Я же не банк, - протянула я. - Возьмите кредит, а справку из бухгалтерии сами себе напечатаете. Можете даже чуть-чуть прибавить к зарплате, - подмигнула я, но встречного восторга не получила и смутилась.
   - Так кто ж с банками-то связывается? Зачем это нужно? Не нужно это совсем, понимаете? Не нужно! Потом такие проценты выплачивать! Как за три ремонта! Я тут подумала, Ниночка, - Мария Алексеевна встала со стула и подошла ко мне. - Что ты могла бы одолжить мне пятьдесят тысяч, - она говорила это с таким лицом, будто бы я печатаю эти деньги и могу легко дать ей хоть пятьсот пятьдесят.
   - Простите, Мария Алексеевна, - подняв руки, словно пытаясь отмахнуться от назойливой мухи, я отъехала в сторону, - но мы с моим будущим мужем хотим купить дом и пожениться, так что свободных денег у меня, увы, нет!
   - Как нет, Ниночка? - она просеменила за мной, чем начинала меня изрядно злить. - Раз дом вы еще не купили, то деньги у вас точно есть.
   - Да какое вам вообще дело до моих денег?! - вскипела я, вскочила со стула и встала прямо перед ней. - Я, конечно, знала, что вы та еще штучка, но что б настолько! Как у вас вообще хватило наглости просить у меня денег?! - кричала я. Мне хотелось убить эту назойливую муху, прихлопнуть газетой, а потом, с чистой душой продолжить свои дела.
   - Ниночка, ошибаетесь вы, ой, как ошибаетесь, - женщина отошла от меня, проводя указательным пальцем по столу, она подошла к книжному шкафу, надеясь, что там мой гнев ее не достигнет. - На свадьбу, говорите, копите? На дом общий, говорите, копите? - Мария посмотрела на меня своими крысиными глазками, в которых я уже увидела что-то неладное.
   - Да, - смягчилась я.
   - Так свадьбы может и не быть! Так и зачем же вам копить? - улыбалась женщина.
   - О чем вы? - уже спокойно и почти без интереса спросила я, возвращая свой стул на место и медленно опускаясь на него.
   - Как о чем, Ниночка? А вот если благоверный ваш узнает, как вы это кресло получили...
   "Вот как," - вздохнула я про себя, даже не дослушав ее фразы до конца, и откинулась на спинку, "Узнала все-таки как-то, ну теперь все, война. Либо я иду у нее на поводу, либо выгоняю ее с фирмы".
   - Так что, Ниночка, думаю, не такая и большая плата за семейное счастье. Однажды же вы заплатили, - ехидно улыбнулась она. - Заплатили, чтобы это кресло получить, а теперь придется заплатить, чтобы мужа сохранить. Понимаете, Ниночка, - Мария сделала несколько шагов по моему кабинету, - за все надо платить или честно жить. А вы жить честно не захотели, а то сидели бы в другом креслице, зато с чистой совестью и, - она с презрением на меня взглянула, - другим местом.
   Я сглотнула. Мысли в голове путались, я не знала, что сказать и что делать, к кому бежать за помощью. Бывали у меня похожие ситуации, когда не знаешь, что делать, когда страшно, и я обычно разрешала их с Димой, а сейчас...
   - Времени думать я вам много не дам, - посерьезнела она. - Все будет зависеть от того с чем я выйду из этого кабинета. Мне не сложно будет сразу же подойти к Ларисе и рассказать, почему передумали брать ее на эту должность, а потом и пустить слушок...
   Я рывком открыла ящик стола, вытащила свою кредитку и бросила на стол перед собой.
   - Бери, я позвоню в банк и скажу, чтобы тебе позволили снять ровно пятьдесят тысяч и не копейкой больше! И не смей ко мне больше подходить! - рычала я. В голове путались мысли, цепляясь одна за другую, перепрыгивая, переплетаясь и соединяясь в одно единственное желание - оказаться как можно дальше, в теплой, уютной постели и открыв глаза, благодарно вздохнуть, что это был лишь сон.
   Но Мария Алексеевна совершенно не собиралась таять, она взяла мою карту и гордо удалилась, посмеиваясь. Я же откинулась на спинку стула и убрала со лба прилипшую прядь. В офисе было невыносимо душно, я расстегнула пару пуговиц белой блузки и жадно схватила, наполнившийся запахом ее духов, воздух.
   Был ли это конец, я не знала, но всем сердцем на это надеялась, надеялась, что мой единственный обман не всплывет, что все будет так хорошо, как мы и мечтали.
   Время имеет интересное свойство: протекать настолько быстро, когда опаздываешь, и замедляться до невозможности, когда тебя поглощает ожидание. Именно ожидание мучило меня весь последующий обеденный перерыв, который я обычно проводила со своим будущим супругом, а сейчас, не имея сил, смелости и самообладания перешучиваться с ним, я позволила себе еще одну ложь, сказав, что у меня слишком много работы.
   Я сидела, откинувшись на спинку стула, и пила горячий ароматный чай, что подарила мама. Солнце светило точно в мое окно, так что пришлось закрыть жалюзи. Тогда оно создало причудливую теплую обстановку в моем кабинете и мягким розоватым светом, просачивающимся сквозь красноватые полосы жалюзи.
   Дверь моего кабинета распахнулась, и моя идиллия была разрушена. Я устало посмотрела на вошедшую и поставила чашку на блюдце, после чего приподнялась из кресла.
   - Вот и все, Ниночка, - ухмыльнулась шантажистка, протягивая мне карточку.
   - Теперь, я надеюсь, вы забудете об этом? - двумя пальцами я взяла пластиковую карту банка и посмотрела в ее хитрые глаза. Те блестели невообразимой радостью победы.
   - Ох, Ниночка, мне еще далеко до потери памяти, - женщина подмигнула мне, отчего все ее лицо как-то исказилось, она развернулась, и вышла из моего кабинета, затворяя за собой дверь.
  
   Всю ночь и весь следующий день я находилась в постоянном страхе, что Мария снова придет и будет что-то требовать. Я не могла спать, не могла спокойно что-то делать. Яичница сгорела, кофе Диме я разлила, забыла про включенный чайник и чуть не сожгла кухню. Жизнь стала похожа на ночной кошмар, кошмар, из которого я никак не могла выйти. Больше всего в этот день я не желала встречи с этим чудовищем, посягнувшим на мое счастье. Но теперь мои мечты и желания никто не учитывал.
   Мы столкнулись в лифте, поприветствовали друг друга и разошлись по своим кабинетам. Я облегченно выдохнула, когда плюхнулась на стул и посмотрела в потолок. Стало немного легче.
   Дима шмыгнул в мой кабинет и бросил на стол какие-то папки. Я вопросительно на него посмотрела. А он стоял напротив моего стола и довольно улыбался.
   - Что это? - не выдержала я и, все еще смотря на будущего мужа, потянулась к папкам. Он тут же приблизился к столу и накрыл мою руку своей.
   - А это, милая моя, наш билет в новую жизнь!
   Я удивленно поморгала, а Дима все так же сиял. Лучики солнца играли на его светлых волосах, блестели в глазах. Такой милый, такой родной, такой любимый. И никого мне не надо больше. Никого и никогда.
   - Это работа, огромный частный проект, который поручен нам и за который мы получим немалые деньги! - с энтузиазмом произнес он и наклонился ко мне.
   - Погоди-ка, - я отдернула руку, - ты хочешь сказать, что это не фирме заказ, а лично нам?
   - Именно! Нашей фирме, которую я как раз и зарегистрировал, - Дима бросил на стол еще одну тоненькую папочку. - Нинка! Жизнь налаживается! - сжав мое лицо своими горячими ладонями, он чмокнул меня в губы и сел на край стола. - Мы молоды, успешны и теперь богаты! Что может быть прекраснее? - он улыбался, так, как не умеет больше никто. Такой детской, наивной и радостной улыбкой.
   Действительно, что могло быть прекраснее? В тот момент, когда его глаза влюблено и уверено смотрели в мои, я чувствовала, знала, что нас ждет сказочное будущее, будущее счастливых молодых людей, которых никогда и ничто не разлучит, которые просто не знают горя. Так должно было быть, непременно, и мы это знали. Мы оба это прекрасно знали. Это читалась в наших сияющих глазах, в наших счастливых улыбках, в наших движениях и словах.
   С работы мы возвращались теперь исключительно вместе, забегали в ресторан, что открылся через дорогу от нашего дома, и ужинали там. Потом мы бежали домой, садились за ноутбуки и принимались за работу, за тот проект, что выиграл Дима. Мы не спали всю ночь, а утром, бежали на основную работу, так как уволиться оттуда пока еще не могли, да и не хотели. В таком ударном темпе работы нам необходимо было время до зимы, и мы бы купили дом, свой дом, тот, о котором мечтали. Так прошли оставшиеся несколько дней этой тяжкой недели.
   В выходной день, когда я сидела с ноутбуком на коленях, слушала приятную, чарующую музыку, раздался звонок в дверь.
   Я крикнула Диме, чтобы он открыл, но он промычал что-то в ответ, а клавиши его ноутбука не перестали стучать, так что пришлось подниматься мне и идти открывать дверь незваному и назойливому гостю. Отставив ноутбук на стул, я встала и, шаркая по паркету, добралась до двери. Мои тонкие пальцы скользнули к защелке, обручальное колечко приятно заблестело, отразив солнечные лучи, что проникали в коридор через окно кухни, и я сладко улыбнулась, замерев на несколько секунд, чтобы насладиться этой красотой, но повторный звонок в дверь с явным натиском заставил вздрогнуть и поспешить.
   На пороге оказался действительно очень нежданный и неприятный гость.
   Мария Алексеевна смотрела на меня недовольно и строго, а затем расплылась в улыбке, подвигая меня своей огромной грудью и перешагивая порог. Я невольно отодвинулась и вжалась в стену. "Зачем она пришла?!" забилось в моей голове.
   - Ниночка, что ж вы дверь не открываете? Я же знаю, что вы дома, - она прошла в коридор и, поставив свою сумку на подзеркальник, расстегнула весеннюю куртку, огромного размера.
   - Что вы тут забыли? - прошипела я, быстро закрывая за ней дверь, будто остерегаясь, что она не одна такая на пороге, а еще сотня где-то прячется и может проскользнуть в мою квартиру, которая всего несколько секунд тому назад была настолько уютной и светлой.
   Незваная гостья устало вздохнула, чуть ссутулилась и жалобно, но в тоже время и с искрой в глазах посмотрела на меня:
   - Да вот сынок мой, в аварию попал... - она смотрела прямо в мои глаза, наблюдая за реакцией. - Сам-то не царапинки, а машину разбил. А машина хорошая была, дорогая. Пришел ко мне, расстроенный, мол, вот так вот, а ведь он-то не виноват! Его ж подрезали! Жалко мне его стало! Кровинушка все-таки, а на машину копил лет пять, крутую, как сейчас вы говорите, хотел. А вот тебе на! Годик проездил всего! А скоро у него день рождения, а он такой замечательный сы...
   - Это все, конечно, очень печально, но это вы могли мне рассказать и завтра на работе, а лучше, своим подругам, они бы вам посочувствовали, а у меня дел полно, - я двинулась с места, желая коснуться плеча женщины, дабы намекнуть, что ее визит ко мне закончен, но она даже не шелохнулась, а лишь расплылась в улыбке. Тогда-то я и поняла, что вся эта предыстория не просто так. Я почувствовала, как холодеет моя спина.
   - Так что, - продолжила Мария, - я бы хотела порадовать его и купить ему машину, которая намного лучше будет! - на ее губах заиграла коварная улыбка. - Но вот не задача - денег-то у меня таких нет!
   Я пустым взглядом смотрела на дверь позади нее.
   - Тут я и вспомнила про тебя, Ниночка! - гостья коснулась своими толстыми, короткими пальцами моей руки и чуть похлопала ее. - Думаю, подружка-то моя поможет! Не бросит в беде!
   Господи, как же я хотела в этот момент сжать пальцы в кулак и со всей силы ударить ее в эту ехидную, мерзкую морду.
   - И я решила не откладывать это до завтра, да и завтра ты можешь быть...
   - У меня нет таких денег! - выпалила я.
   Являясь бухгалтером, Мария прекрасно знала, сколько я и муж получаем, а так же прекрасно знала, что, если часть сбережений на дом исчезнет со счета, Дима это заметит и пойдет выяснять, таким образом, она потеряет дойную корову, что ей явно было не выгодно.
   - Врешь ты все, Ниночка, а кто проект получил, мм? Твой Дима и не заметит, пропажи миллиона со счета, по крайней мере, пока, а потом ты же что-нибудь придумаешь, - она похлопала меня по плечу.
   - Жду тебя завтра в столовой в десять часов, с твоей кредиточкой, - тут же гостья развернулась, махнула рукой и покинула мою квартиру.
   Я дернулась за ней и тут же захлопнула дверь, и замерла, задвигая щеколду.
   - Кто это был? - услышала я любимый голос, заставивший сейчас чуть ли не подпрыгнуть.
   - Да, подруга, - отмахнулась я.
   - А что ж на чай не пригласила? - Дима стоял в дверном проеме, соединяющем главную комнату и коридор и, как всегда, по-детски наивно смотрел на меня.
   - Дел много, - огрызнулась я и тут же убежала в комнату, чтобы продолжить работу. Дмитрий лишь пожал плечами, вернулся комнату и засел за свой ноутбук, продолжая работу. Я же уже ни на чем не могла сосредоточиться, мое сердце бешено колотилось, и я лихорадочно прокручивала в голове план действий, но ничего на ум не приходило, кроме как отдать уж этой проклятой шантажистке все наши деньги, в надежде, что она отстанет, оставит в покое, сохранит этот мой ужасный секрет! Я закрыла лицо руками, щеки казались как никогда горячими. Я глубоко вдохнула и, убрав руки от лица, провела ладонями по коленям.
   Просидев так около часа, я потянулась за телефоном. Мне необходимо было кому-то это все рассказать, но близких подруг у меня не было, ровно, как и друзей. Пальцы сами набрали номер мамы, и я приложила телефон к уху, но ответом мне стали лишь длинные серые гудки. Ее не было дома. Набрав в легкие побольше воздуха, я попыталась успокоиться. Время вокруг словно застыло. Отложив телефонную трубку, я направилась в кухню, чтобы налить себе воды - внутри все сжигало.
   Мои пальцы крепко сжимали стакан, в голове крутились странные мысли, мне было по-настоящему страшно. Подобный страх я впервые испытала, когда пробовала курить и оставила начатую пачку на тумбе в прихожей, а когда вернулась ее не было, но тогда все обошлось - ее взял отец, перепутав со своей, и никто не узнал. А кто возьмет мой грех сейчас? Кто спасет мое спокойствие и мою жизнь? А быть может мне самой все рассказать Диме? Поймет ли он меня?
   - Сибу, почему не работаешь? - насмешливо спросил жених, медленно вплывая в кухню.
   - Устала, - отмахнулась я и отвернулась, чтобы он не видел моих глаз.
   - Действительно устала, - подметил он и чуть приобняв меня за талию, поцеловал.
   - Дима... - начала было я, но тут же одернулась и сделала пару глотков теплой воды.
   - Что? - мужчина удивленно посмотрел и крепко прижал к себе. Я еле сдерживала слезы.
   - Прости, я... - я заплакала, - я...
   Дима пытался утешить меня, проводя своими нежными руками по волосам, целуя в затылок и шею, но я не могла остановиться. У меня началась истерика. Я рыдала, рвала его футболку, швырнула стакан в стену, упала на колени и, закрыв лицо руками, продолжила рыдать. Стакан разлетелся на множество маленьких осколков, разбежавшихся по полу. Дмитрий сидел рядом, обнимал и ничего не говорил. Я чувствовала себя настолько защищенной, настолько любимой, что это невозможно описать. Но все рушилось, рушилось как карточный домик, стоило мне только представить, как он встает и уходит. Уходит навсегда. Тогда моя жизнь потеряет смысл. Все в моей жизни потеряет смысл.
  
   Утром, я попросила Диму передать на работу, что я заболела и решила провести весь день в постели. После вчерашнего он не стал возражать, поцеловал на прощанье и тихонько затворив за собой дверь, удалился на работу, а я, вытянув ноги, лежала и смотрела телевизор. Какой-то очередной неинтересный сериал, в котором более пятисот серий, показывали по первому каналу, но, как ни странно, меня подобная тривиальность бытия затянула и я провела целый час, неотрывно следя за героями. Недовольно заворочался сотовый телефон на подзеркальнике. Я сползла с постели и, босыми ногами ступая по мягкому бежевому ковру, прошла за ним. Номер, что высветился на дисплее, был мне не знаком, чуть неуверенно я нажала "принять вызов" и поднесла телефон к уху. С того конца до меня донесся противный голос и моментально разрушил все мое спокойствие и все мое чудесное настроение.
   - Лучше бы ваш сынок, да и вы вместе с ним, сдох в этой аварии! - выпалила я. - Ничего я вам платить не буду, ничего и никогда! - я подбежала к балкону, открыла дверь, затем с особым ожесточением дернула за шпингалет, открыла окно и выбросила телефон на улицу. Казалось, именно так решились все мои проблемы. Я сделала пару шагов назад и присела на холодный бетонный порог, соединяющий нашу спальню и балкон. Мои руки бессильно упали на колени, и я не могла их поднять, чтобы хотя бы вытереть пот со лба, он так и капал на голые ноги. Весенний прохладный воздух ворвался через открытое окно и заставил мою кожу покрыться мурашками, но я не чувствовала холода, я чувствовала некую смесь паники и радости. Что-то, что я не могу объяснить.
  
   Ключ в замке заворочался довольно рано, я только начала готовить ужин, обычно Дима раньше семи вечера не приходит, а сейчас только начало шестого. На секунду я застыла с лопаткой в руках, пытаясь услышать что-то, кроме своего сердца. Мое тело отозвалось противной, ноющей болью в подреберье, и я чуть наклонилась, пытаясь унять ее. Хлопнула дверь, чемоданчик с ноутбуком глухо опустился на пол.
   Я тихонько выскользнула в коридор, вытирая руки о фартук и нежно, но и одновременно с испугом посмотрела на Дмитрия. Тот скинул свой пиджак и присел на табурет, чтобы снять ботинки.
   - Ты рано, - промямлила я и мысленно укорила себя за такой голос. Я должна быть невозмутима, ведь он вернулся домой, значит, все хорошо.
   - Соскучился, - расплылся он в улыбке. - А ты готовишь? - забавно пошевелив носом, спросил Дима.
   - Именно, - заулыбалась я. - Правда, только начала, так что будет готово не очень скоро...
   - А я голоден, - его милая улыбка сменилась на несколько озлобленную и наигранную. - Но поел на работе, - он помолчал. - Иди ко мне...
   Я подошла и присела на его колени, он поцеловал меня в шею, как всегда делает перед тем, как мы идем в спальню. Его поцелуи стали настойчивее, и я поняла, какой именно голод он испытывает.
  
   - Что тебе купить? - спросил он, когда я в изнеможении легла рядом и была способна только нежно гладить его по руке.
   - Мне ничего не нужно, - тихо ответила я и поцеловала Диму в плечо.
   - Странно... - протянул он. - Но мое место тебе вряд ли нужно...
   - Твое место? - я встрепенулась, неприятное чувство страха тут же подкатило к горлу.
   - Да. Ты же спишь с мужчинами ради чего-то. Вот я и спрашиваю, как мне отплатить? - он так спокойно говорил такие ужасные вещи.
   - Что за ерунду ты говоришь? - паника сдавила мне горло, и голос прозвучал надрывно и пискляво. Я натянула простыню до подбородка, пытаясь спрятаться под ней.
   - Нина, - строго сказал Дима и повернулся ко мне лицом. - Ты шлюха, - с каменным, непроницаемым лицом, сказал он, обжигая своим холодом все мое тело, словно разрезая его на две части.
   Я промолчала. В этот момент единственным моим желанием было проснуться.
   Как? Как он мог узнать? Мария? Как она могла так быстро? Почему не стала продолжать меня шантажировать, почему сразу все рассказала? Зачем?! Господи, пусть это будет сон... Просто сон... Пусть я сейчас проснусь, проснусь рядом с будущим мужем... Пожалуйста.
   - Я тебе говорил, говорил, что так не поступают, что я такое не прощаю, понимаешь? - он сел и спустил ноги с постели. - Это конец, Сибу. Когда узнал, я не мог поверить, но оснований не верить у меня не было. Все слишком очевидно. А ты... А ты даже не попыталась солгать мне, - Дима посмотрел на меня. Я видела в этом взгляде потерянность, пришедшую на смену холодности. Он ждал, так отчаянно надеялся, что я сейчас опровергну все это.
   Я боялась поднять голову и взглянуть в его глаза, в его такие любимые и родные глаза, которые сейчас были наполнены слезами.
   - Почему ты не могла придумать правдоподобную ложь?! - закричал Дмитрий. - Почему ты не стала отпираться?! Я бы поверил! Поверил, черт побери! А ты... Ты подтвердила все!
   - Прости, - прошептала я одними губами. Я дрожала, так сильно, что казалось вот-вот упаду в обморок.
   - Не нужно мне твое "прости"! - рыкнул он. - Я ненавижу тебя. Я любил тебя! Считал идеалом! Любил, любил! - продолжал он, сжимая пальцами край подушки. - Ненавижу. Я ухожу, Нина, Сибу... Ухожу... Ты убила меня. Убила мою любовь. Ты предала меня и даже не попыталась это исправить! - мужчина вскочил с кровати и бросил подушку в стену. Она глухо плюхнулась на пол.
   Я сидела и смотрела на все это отсутствующим взглядом. Смотрела, как он собирает чемодан, как складывает свои рубашки, как рвет открытку, подаренную мною на наш праздник. Как уничтожает все, что у нас было и должно было быть. Быстрыми, порывистыми движениями, шмыгая носом, уничтожает, навсегда...
   Глава 8. Сейчас...
   В интернате Андрея приняли дружелюбно. Вскоре он нашел друзей в своем классе и все свободное время проводил с ними, а по вечерам, когда уже давали отбой, играл с Женей и его друзьями. И лишь когда мальчик закрывал глаза, лишь тогда перед его внутренним взором вставало лицо матери, которая нечеловеческим голосом велела ему убираться из дома и больше никогда не появляться. Наверное, он пытался найти в себе ответы на вопросы: "За что?", "Почему?", "Чем я был так плох?" И одновременно скучал по ней, скучал по той, которая дала жизнь и которая чуть ее не отняла, когда в очередной раз била по голове тем, что попадалось под руку. Лежа и смотря в черное пространство перед собой, он вспоминал бабушку, наверное, самого родного человека в его жизни, но одновременно и первого предателя. Сколько он ее ждал? Неделю? Месяц?
   Учебная и досуговая деятельность интерната его затягивала. Интересные экскурсии и веселые игры на свежем воздухе, казалось, помогали ребенку забыть то, что он был когда-то выброшен.
   Тьма полностью сгустилась, а через секунду растворилась, уступив место свету. Наступило утро. Теплое, майское утро, когда уже нет сил лежать в постели, когда энергия переполняет.
   Андрей спрыгнул с кровати и подбежал к окну. Шторы ребята никогда не задергивали, а, так как окна выходили на восток, утром могли наблюдать рассвет. Мальчик подошел к окну и, облокотившись о подоконник, смотрел на улицу, на деревья, уже одетые в изумрудную листву, на нежно-голубое небо с небольшой облачной проседью.
   - Женька, хватит спать! - весело сказал Андрей и бросил взгляд в сторону кровати соседа. Тот лежал, накрывшись с головой одеялом, и часто дышал.
   - Жеек, - протянул мальчишка и подошел к постели, - что с тобой?
   Но Евгений ему не отвечал. Лоб его покрылся испариной, глаза были закрыты и он дышал часто и прерывисто.
   - Я сейчас позову Машутку! - и он стремглав помчался к консьержке, которую всем общежитием между собой называли Машуткой.
   Мария Александровна еще спала в своей постели в окружении книг и записных книжек. Из ее комнаты доносился счастливый храп. Машутка была из тех людей, которые очень любят спать и постоянно получают от данного процесса нескончаемое удовольствие. Потому на их лицах всегда блаженные улыбки, словно у малых, сытых детей.
   Андрей постучал в дверь ее комнаты, хотя и прекрасно знал, что придется будить. Мария Александровна двери своей никогда не запирала. Во-первых, бояться она никого не боялась, а, во-вторых, мало ли что могло случиться, как сейчас, например.
   - Мария Александровна, - робко вошел в комнату мальчишка и помялся у ее кровати. - Мария Александровна, проснитесь, пожалуйста, - кашлянул он.
   Машутка лишь фыркнула и накрылась с головой красным покрывалом.
   - Пожар!!! - во все горло закричал Андрей, но и это не привело к ощутимому результату. Бабушка продолжала мирно посапывать под покрывалом. Не зная, что еще делать, ребенок хотел сдаться и вернуться в комнату, но тут перед глазами встал Женя. Андрей помотал головой, прогоняя от себя плохие мысли и сдернул с Машутки покрывало. Та приоткрыла один глаз и спросила:
   - Что случилось? Что такое? - ее небольшие карие глазки сверкнули из-под встрепанной копны волос. Просто так ее никто бы будить не стал.
   -Т-там... - заикнулся Андрей, - там мальчику плохо! Жене Литвинову! - выпалил он на одном дыхании, и устало выдохнул.
   - О Господи! - консьержка соскочила с постели, на ходу накинула поверх желтой майки и желтых шорт цветастый шелковый халатик, шмыгнула ногами в старые шлепанцы и побежала за Андреем.
   Миновав последний коридор, они распахнули дверь комнаты и вошли. Евгений все так же лежал на спине, тяжело дышал, а глаза его были закрыты. Мария Александровна положила ему руку на лоб, хотя и без того было ясно - у парня жар.
   - Что с ним? - сдавлено спросил Андрей и с сочувствием и страхом посмотрел на друга.
   - Простыл, вероятно, - ответила Машутка. - Не стоило поднимать такой шум, но ты молодец, что сразу сообщил мне, - она погладила мальчишку по макушке, тот на секунду зажмурился и чуть приподнялся на носках, чтобы казаться выше.
   - Я приглашу к нему медсестру, а ты собирайся на уроки. Сам-то себя как чувствуешь? - бабушка приложила руку к его голове, но та не была горячей, что обрадовало ее.
   Как только дверь за Машуткой закрылась, Андрей присел на корточки возле постели друга и посмотрел на того. На лбу Евгения выступил пот, а сам он инстинктивно заворачивался в одеяло. Его явно знобило. Вспомнилось Андрею, глядя на товарища, как он сам лежал в больнице...
  
   То были холодные темные декабрьские дни. Небо затянуто серыми снеговыми тучами, казалось, что оно такое серое всегда, что солнечный свет лишь выдумка, сон, что его никогда не было и не будет. Мелкий, колючий снег покрывал землю. Женщина лет двадцати трех и мальчик лет двух-трех от роду вышли из подъезда и, прокладывая тропинку, пошли к магазину. Ребенок недовольно шмыгнул носом и вытер глаза. Мать больно дернула его за руку и потребовала идти быстрее, но маленькие ножки с трудом справлялись с такими высокими сугробами. Мальчик остановился и заплакал. Женщина дала ему подзатыльник и снова потянула за собой, но тот стал сопротивляться всеми силами. Вдруг она замерла. В ее взгляде читалась ненависть. Она что-то прокричала, отпустила руку и быстрым шагом ушла прочь. Малыш, заходясь в рыданиях, сел в снег.
   Вернувшись из магазина, мать, конечно же, вспомнила про оставленного на морозе ребенка и забрала его домой, всем своим видом показывая, что обидели именно ее и что она поступила более чем правильно. Дома ребенок тут же начал кашлять, к вечеру поднялась температура, а ночью карета скорой помощи увезла его в больницу.
   Тогда малыш практически ничего не видел и не слышал, ему казалось, что он находится между сном и явью. Изредка до него доносились голоса врачей или бабушки с матерью. Но однажды в его сон вторгся еще один человек...
   Пылающая земля, что постоянно снилась мальчику, вдруг сменилась чарующим изумрудным лугом. Ему казалось, что он не только его видит, но и осязает, и слышит запах травы. Мальчик стоял посередине этой чудесной поляны, а к нему медленно приближалась молодая женщина. Легкий теплый ветерок развевал ее русые волосы и тонкое белое платье, что было чуть выше колен. Она остановилась в нескольких метрах от него и присмотрелась. Сделав еще несколько шагов, споткнулась и упала. Мальчик тут же подбежал к ней. Зеленый луг на миг исчез, сменившись давящей темнотой, в которой не было ни звуков, ни запахов. Рука женщины коснулась его лба и мир вокруг снова изменился: вокруг них словно расстелился зеленый ковер, который с огромной скоростью достиг горизонта. Благодаря прикосновениям теплых рук неожиданной гостьи, самочувствие мальчика улучшилось. И, когда он открыл глаза уже в палате, он не ощущал, ни жжения в груди, ни головной боли. Удивленные врачи через пару дней его выписали.
   Это были единственные воспоминания Андрея, сохранившиеся с того возраста.
   Мальчик положил руку на лоб Жени и представил тот луг и ту женщину. Этот странный сон будто вылечил его, хотелось бы сейчас так же вылечить и друга. Мальчик вздохнул и поднялся на ноги. На часах было около девяти утра. Урок уже начался, но, немного подумав, Андрей решил остаться с другом, мысленно прося ту женщину придти и к нему в сон. Но придет ли она?..
  
   - Так я и думала, - прозвенел знакомый голос.
   Андрей открыл глаза и огляделся. После небольшого дрема перед глазами была пелена. Он протер глаза и виновато посмотрел на консьержку.
   - Решил не бросать друга одного?
   - Угу, - кивнул мальчик. - Простите, Мария Александровна, - теперь он различил ее силуэт и стоящей рядом, полной женщины в белом халате.
   - Малыш, бежал бы ты все-таки на уроки, а то еще заразишься, - немного грубым голосом произнесла женщина и подошла к постели. Андрей отошел в сторону и бросил сочувствующий взгляд на друга.
   - Может, ему тоже поможет та женщина в белом платье, - сказал он, будто сам себе.
   - Конечно, помогу, - ответила врач и положила руку на лоб больного. - У него высокая температура, и без градусника понятно. Думаю, заберу его в медкабинет.
   - Хорошая идея, - подтвердила Машутка и, взяв Андрея за руку, вышла из комнаты. - А тебе, молодой человек, на уроки нужно. И так первый пропустил, - укоризненно добавила она.
   В классе ребята тут же стали спрашивать, почему Андрей пропустил первый урок, и очень удивились, что он все еще общается с этим странным пареньком, у которого, как смеются ребята, дома всех слишком много.
   На большой перемене, в столовой, к Андрею и его друзьям подошла второклассница и строго спросила:
   - Почему это тебя на первом уроке не было?! - она внимательно смотрела на мальчика своими проницательными, карими глазами.
   - Вот наглая мелочь, - рассмеялись одноклассники.
   - Ротики закрыли, - шикнула она. - Не с вами говорю, - на лице девчонки появилась еле заметная улыбка, и она снова перевела взгляд на Андрея.
   - Я? Ну я был с Женей, он заболел... - промямлил в ответ мальчик. - А ты меня искала?
   - Да, искала, - девочка уперла руки в бока и слегка топнула ножкой. - Тебя хотела видеть Лидия Дмитриевна, - она тут же развернулась и убежала к своим подружкам.
   - Это еще что за малявка-то? - поинтересовался высокий светловолосый паренек, стоявший по правую сторону от Андрея.
   - Кажется ее зовут Лера... Меня в первый раз Машутка к ней подселила...
   Не успел он договорить, как ребята залились хохотом.
   - Поженитесь теперь! - выпалил светловолосый.
   - С какой это стати?! - обиделся Андрей и бросил на него недовольный взгляд.
   - Потому что ты был в ее комнате! Ты обязан на ней жениться!
   - Тили-тили-тесто, жених и невеста! - подхватили остальные.
   - Да ну вас! - махнул рукой мальчик и направился в кабинет директора.
  
   Постучав в дверь, Андрей робко ее приоткрыл и, просунув туда нос, спросил:
   - Лидия Дмитриевна, можно?
   - Можно, Андрюша, заходи, - Лидия сидела за большим деревянным столом, боком к окну и что-то набирала на ноутбуке. Свет от окна падал с правой стороны. Сам кабинет был отделан довольно в темных цветах: темно-бордовые обои с небольшим черным рисунком, темный паркет, у стола лежал бардовый ковер с большими черными узорами; у стены, напротив директорского стола, находились стеллажи с книгами и папками; сам стол казался массивным и тяжелым, черный, с множеством ящичков и горой бумаг поверх; у стены, что находилась по левую сторону от двери, стоял шкаф высотой в полметра с кубками и медалями, которые получили воспитанники во время соревнований и олимпиад, а над ним располагались грамоты и благодарственные письма; за спиной у директора, вдоль стены были расставлены цветы, в маленьких и больших горшках, предающие этому месту некоторую сказочность.
   - Вы хотели меня видеть, мне это Лера сказала, - мальчик нерешительно прошел и остановился напротив стола.
   - Присядь, - директор указала ему на мягкий черный стул и отодвинула ноутбук в сторону, чтобы лучше видеть мальчика.
   Андрей послушно сел.
   - Боюсь у меня к тебе плохие новости, - Лидия Дмитриевна чуть поерзала на стуле и, скрестив пальцы замочком, положила руки перед собой. - Я пыталась найти твоих родителей. Об отце, к сожалению, информации никакой нет, такое чувство, что в базу данных был внесен несуществующий человек. Мать, по всей видимости, покинула страну каким-то не очень легальным образом - все наши ниточки привели в тупик. Так же ты еще говорил, что ты жил с бабушкой. Я навела справки, но и ее отыскать не получилось! Прямо Бермудский треугольник, в котором пропали три человека. Я, конечно, не оставлю своих попыток, но боюсь, все будет тщетно, - она встала, обошла стол и, подойдя к ребенку, обняла его. - Прости, что ничем не смогла тебе помочь.
   - Нет, Лидия Дмитриевна, спасибо вам, вы мне очень помогли. Без вас бы я пропал на улице, - спокойно ответил мальчик и вздохнул.
   - Я понимаю твои чувства, - чуть тише сказала директор и присела на корточки рядом с ребенком.
   - Нет, не понимаете и не надо понимать. Можно я схожу проведать друга? - Андрей заглянул в ее глаза и, получив утвердительный ответ, спокойно удалился из директорской.
   Лида опустилась в свое кожаное кресло и повернулась к окну. В ее голове крутилось множество мыслей относительно происходящего, а так же острое непонимание людей, отказывающихся от своих детей. Ее пальцы скользнули по клавишам ноутбука. Легкое нажатие и кабинет заполнила приятная музыка. Подперев голову рукой, женщина устремила свой взгляд на солнечный диск за окном. На секунду перед глазами возник силуэт семнадцатилетнего парня, удаляющегося прочь, к закату. К горлу подкатил неприятный ком слез.
   Внезапно раздавшийся телефонный звонок, заставил тут же забыть о своей грусти и поднять трубку. Лида негромко произнесла: "Алло" и на том конце с ней заговорила взволнованная мать одного из ее воспитанников.
   Школа насчитывала около тысячи учащихся, большая часть которых не совсем здорова: у детей были отклонения в психике. Нет, это не было детским домом для душевнобольных. Дети, проживающие здесь, вполне были бы способны обучаться наравне со всеми, но их родители либо были не в состоянии, либо не имели желания обеспечить им должный уход, потому направили сюда для реабилитации. Некоторых спустя год забирают домой и возвращают к нормальной жизни, если можно так выразиться, некоторые же оканчивают здесь школу и далее поступают в колледжи или в ВУЗы, при этом получают субсидии, как дети-сироты. Таких тут около трехсот, тех, от кого отказались родители, либо погибли. Одним из них является и новый ученик Андрей Малафеев. Так же и дети с психическими отклонениями не являются психически больными. К наиболее запущенному и серьезному случаю можно отнести лишь Евгения Литвинова, общающегося с воображаемыми друзьями.
   - Дела плохи, - без стука ворвалась в кабинет директора Машутка и, прислонившись к дверному косяку, посмотрела на Лидию Дмитриевну, ее глаза обеспокоенно сверкнули из-под копны волос.
   - Мария Александровна, - недовольно кашлянула директор и закрыла уже завершивший сеанс работы ноутбук, - сколько вам повторять, чтобы вы стучались - у меня могут быть посетители.
   - Какие посетители в семь часов вечера? Рабочий день давно закончен! - возмутилась было консьержка, но тут же притихла под недовольным взглядом директрисы.
   - Я на будущее тебе говорю, - спокойно произнесла Лидия Дмитриевна. - Так, что случилось? - она приподнялась из кресла и потушила настольную лампу. Теперь комнату освещало заходящее солнце.
   - Ну... вот в рабочее время я к вам не ворвусь, обещаю, - обиделась Мария. - А случилось вот что: мальчик, что живет с Литвиновым, тоже заболел и с тем же диагнозом слег в лазарет. Боюсь, как бы у нас тут эпидемии не началось.
   - Да, под конец учебного года нам такое уж точно не нужно. Я попрошу отменить на завтра занятия у класса, в котором учится Малафеев и отправить ребят на медицинский осмотр, посмотрим, что тот покажет. И на всякий случай - нужно будет завтра провести дезинфицирующую уборку помещений не только классных, но и коридоров и туалетов общежития. Сообщи уборщикам, - Лида взяла с полки свою сумку и вышла из кабинета. Марии пришлось отойти от дверного косяка и позволить запереть дверь директорской, она недовольно помялась с ноги на ногу и поплелась исполнять просьбу начальницы.
   Но, как показал следующий день, тревога была ложной, все ребята из класса оказались совершенно здоровы и безумно счастливы благодаря внеплановому выходному. Это был теплый солнечный майский день и мальчишки резвились на заднем дворе, играя в футбол, а девочки, расстелив покрывало, смеясь, наблюдали за ними.
   К вечеру сгустились тучи и заморосил прохладный дождь. Высокие каблуки глухо звучали по линолеуму, потому не все реагировали на приближение директора, и кто-то даже чуть было не врезался в нее, убегая от друга. Лида остановилась, улыбнулась и попросила ребят быть осторожнее. Прошла в женское крыло Би, и постучала в комнату семьдесят семь, затем дернула за ручку, но дверь не поддалась, она снова постучала, более настойчиво. В комнате послышалось шарканье и щелкнул замок.
   - Ты собралась? - спросила Лидия Дмитриевна у девчушки.
   - Нет, - спокойно ответила та.
   - Почему? - с некоторым раздражением спросила женщина.
   - Не злись, - сказала девочка. - Мне плохо. Кажется, я заболела и у меня температура. Не хочу сегодня ехать домой. Прости... - она потупила взгляд и вздрогнула, когда рука матери коснулась ее лба.
   - У тебя высокая температура, видимо подцепила тот же вирус, что Малафеев и Литвинов. Не стоило тебя посылать за ним, - вздохнула женщина.
   - Извини, мам, - девочка стряхнула руку и отошла к кровати.
   - Я отведу тебя в медицинский кабинет, - Лида прошла в комнату и взяла дочь за руку.
   - Я хочу побыть с тобой... Я тебя почти не вижу... - протянула та, в голосе прозвучали слезы. - Я соскучилась. У тебя вечно на меня нет времени, потому я живу в общежитии, а ты забираешь меня только на выходные. Хотя бы когда я болею, побудь со мной, не уезжай... - упрашивала Лера. Девочка крепко сжимала мамину руку и полными слез глазами смотрела в ее глаза.
   Мать вздохнула, провела рукой по волосам дочки, коснулась лба и потянула с собой на кровать. Та чуть просела под ее весом, и сидевший на подушке заяц невольно шлепнулся мордочкой вниз. Девочка подхватила его за ушки и, притянув к себе, села рядом с мамой.
   - Ушастый цел? - поинтересовалась Лида, целуя дочь в щеку и укладывая под одеяло.
   - Немного недоволен, но в общем цел, - ответила та, улыбаясь во все лицо. Как только голова девочки коснулась подушки, она, прижав к себе Ушастого, погрузилась в болезненный сон.
  
   Говорят, в бреду можно увидеть причудливые картины. Их сложно объяснить или описать, потому что события сменяют друга с огромной скоростью и в хаотичном порядке. Сначала тебе кажется, что рушится дом, затем тебя обдает ледяной волной, после чего на тебя летит сотня валунов... Такие сны пугают.
   Колючие ветви высохших деревьев цепляли за одежду и рвали ее. Девочка прорывалась сквозь них к белому свету, к толпе, что стояла впереди. Там, на каком-то деревянном, смастеренным на скорую руку подиуме стоял молодой мужчина небольшого росточка. Несмотря на достаточно большое количество людей, окружавших подиум, девочке отчетливо удалось разглядеть лицо выступающего: круглое, с большим шрамом, пересекающем лоб по диагонали от правой брови; смуглое, с узкими, впавшими глазами, задорно бегающими по публике; с губами, вытянутыми по тоненькой струнке и обладающими каким-то неестественным розовым цветом. Молодой мужчина что-то с большим энтузиазмом вещал публике, а та, ловя каждое его слово, восклицала и аплодировала.
   Сухие ветви будто оживали, закрывая путь к толпе, крепче сжимая руки, хватая за платье, отрывая от него по лоскуту. Но девочка продолжала бороться - продолжала тянуться к людям, кричала что-то им, но они не обращали внимания, не видели ее, они были настолько увлечены речами с трибуны, что не замечали не только криков о помощи, но и каких-то мерцающих огней, возникших ниоткуда вокруг молодого мужчины.
   Ветви, словно корявыми пальцами, царапали ей лицо, оставляя поверхностные порезы, но чем дальше девочка пробивалась сквозь них, тем глубже становились раны.
   Сломав одну из ветвей, девочка смогла пробиться сквозь остальные и те в одночасье исчезли. Она стояла полуобнаженная посередине какого-то пустыря, в десяти метрах от толпы и растерянно оглядывалась по сторонам. Земля была песчаной и выжженной, где-то вдалеке виднелся полностью засохший лес, застывшей в ужасающей позе, на деревьях отражался весь ужас жизни и смерти, вся боль и отчаяние живых существ. Небо было затянуто серыми облаками, с какой-то розовой проседью, больше напоминающей трещину. И запах, запах царивший в этом месте напоминал запах гниения и влажности. А звуков не было. В этом месте царила полная тишина, настолько оглушающая тишина, что от нее можно сойти с ума. Молодой мужчина на трибуне что-то вещал, толпа ликовала, но все это было лишено звука, абсолютно.
   По спине девочки пробежал холодок, она сделала несколько шагов к толпе, сначала неуверенных, затем уже более смелых. Ее ножки бодро засеменили по выжженной траве и песку, и она перешла на бег. Расстояние резко увеличилось. Но ей удавалось его уменьшать, чем быстрее она бежала, тем меньше оставалось до странной толпы.
   Когда до толпы оставалось несколько метров, мужчина замолчал и уставился на нее своим глазенками, что заставило девочку замереть. Толпа же, перестав ликовать, повернула головы в ее сторону и уставилась. Губы молодого мужчины зашевелились, по его лицу можно было понять, что он отдал приказ. Его рука медленно поднялась на уровень плеч вытянулась параллельно земле, имея какую-то нереальную, неправильную длину и форму, а указательный палец показывал точно на девочку. Любопытный взгляд толпы сменился на гневный, и люди, словно зомбированные, двинулись на нее.
   Девочка открыла рот, чтобы закричать, но звука снова не последовало. Эта немая паника давила и убивала ее. Приближающиеся люди грозно замахивались палками, непонятно откуда взявшимися в их руках. Девочка повернула назад и хотела бежать, но столкнулась с тьмой. Казалось, что именно там проходит край света, за которым нет ничего и шагать в который слишком страшно. Пути назад нет, есть только вперед, только одной против толпы.
   Еще немного помешкав, девочка бросилась на них и, прорвавшись сквозь толпу, увидела на месте трибуны обожженный пень, на котором сидел знакомый ей мальчик. Сделав несколько шагов к нему, она приблизилась почти на двадцать метров и остановилась непосредственно около него. Толпа к этому моменту исчезла, просто исчезла, словно ее и не было.
   Мальчик сидел, повесив голову, чуть расставив ноги, на которые, словно безжизненные плети, спали руки. Подойдя вплотную, девочка коснулась лба сидящего и, чуть склонившись перед ним, прошептала: "У тебя жар", на удивление, ее шепот прозвучал в этом странном месте, и только тогда, она словно очнулась ото сна и поняла, что звуки снова появились: был слышен свист ветра в увядшем лесу и скрип усталых стволов. Девочка расстегнула мальчику рубашку и, положив руки ему на грудь, закрыла глаза. В тот момент она ощущала, как энергия струиться из ее тела и проходит в его, невидимые голубые нити окутали их обоих, а по ним струилась и переливалась энергия, она проникала в каждую клеточку мальчика. После чего, открыв глаза, она обнаружила свой дух в его теле.
   Все, что она увидела вокруг, было похоже на очень узкую комнату с плавающими по ней окошечками, в которых отображались разнообразные картины, но в комнате царил полумрак, и все было залито красным светом, будто кто-то единственную лампочку в этом помещении обмотал красной тряпкой. Этот свет неприятно давил даже на нее, что уж говорить про того, кто вынужден находиться в этой комнате постоянно.
   Она вздрогнула, почувствовав на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидела опухшие глаза мальчика, он смотрел на нее исподлобья, отрешенно. Его взгляд проходил сквозь нее и сквозь стены этой таинственной комнаты.
   Девочка сглотнула и коснулась рукой одного из окошек, плавающих по комнате. То мгновенно увеличилось и показало зимний пейзаж, бабушку, укутанную в черное пальто и огромный красный шарф, обвивающий ее шею и скрывающий голову, она вела за руку маленького мальчонку лет трех, не больше, путающегося в подоле тяжелой для него шубки. Во всей комнате раздался хруст снега и разнесся запах свежести. Бабушка наклонилась к мальчонке, чтобы поправить тому меховую шапочку, а он недовольно поморщился и попытался помешать ей.
   Картинка потускнела, окошечко уменьшилось, а потом и вовсе исчезло, забрав с собой и запах свежести, и хруст снега. Комната снова наполнилась красноватым оттенком, пресным запахом жары и духоты.
   - Кто ты? - тихим стоном раздалось в комнате. Девочка вздрогнула и оглянулась - позади нее сидел на стуле с высокой резной спинкой мальчик, опустив голову и сложив руки на коленях, волосы прилипли к его влажному от пота лбу.
   - Я? - невольно переспросила девочка, но ее губы при этом были сомкнуты, вопрос прозвучал как только зародился в ее голове. Она невольно испугалась, мысли спутались и тут же были озвучены. Окошечки при этом разлетелись в разные стороны и закружились в безумном танце.
   Снова все затихло и окошечки заплавали в привычном размеренном ритме. Внезапно одно из них постепенно увеличивалось и вскоре картинка заполнила собой все существующее пространство. Девочка обнаружила себя на зеленом лугу, по которому под теплыми лучами солнца шла женщина в белом платье, ее русые волосы развевались от постоянного ветра, а платье приятно хлопало. Она приблизилась к мальчику и коснулась его лба, тот вскинул голову и посмотрел на нее. На лице женщины засияла улыбка, и она постепенно стала таять, а вместе с ней стал исчезать и луг.
   - Спасибо, - прозвенело в возникшей тишине. - Я вспомнил, вспомнил, тот сон, после которого мне стало легче, ту прекрасную женщину.
   Луг совсем исчез, и девочка вновь увидела вокруг себя привычную комнату, с плавающими по ней окошечками, но красный свет пропал. Теперь в ней было темно, а свет исходил только от картин, появляющихся в окошечках. Она обернулась и взглянула на мальчика - тот сидел уже ровно, глаза его привычно сверкали, а на губах появилась еле заметная улыбка. Девочка тоже улыбнулась, пожала плечами и почувствовала, как куда-то отдаляется, словно невидимый пылесос засасывал ее в себя. Но не было страха, было приятное ощущение завершенности, которое бывает после насыщенного путешествия по дороге домой.
  
  
   - Проснись и пой! - откуда-то издалека донесся задорный и до боли знакомый голос. Валерия открыла глаза и обнаружила себя в медицинском кабинете, где бывала раньше всего раз, когда отравилась несвежим кисломолочным продуктом. Теперь же она лежала на боку на больничной койке, укрытая белой простыней почти до подбородка. Ее койка находилась ближе всех к двери, так что она сразу увидела Машутку, скромно выглядывающую из-за двери, ее задорные глазки так и бегали по медкабинету.
   - Проснулась, но петь не буду, - промямлила Лера и, откинув простынь, села на постели. В этот момент Машутка набралась смелости и зашла в медкабинет.
   - Тебе стало лучше? - удивленно хлопая глазками, спросила Мария Александровна.
   - Это так удивительно? - ответила вопросом на вопрос девочка. - Я чувствую себя прекрасно.
   - Немного, - бабушка почесала затылок и, подойдя ближе к Лере, приложила руку тыльной стороной ладони к ее лбу. - И, правда, температуры у тебя нет... Точно ничего не болит? Не мутит? - протараторила она с неподдельным беспокойством.
   - Нет, - мотнула головой девочка и стряхнула руку консьержки со своего лба. - Со мной все хорошо, видимо, это было небольшое недомогание.
   - Да вовсе нет! - воскликнула старушка. - Симптомы у тебя были те же, что у Литвинова, и он лежит с жаром, а ты поправилась, да и Малафеев слег с теми же симптомами. Так что это может быть какое-нибудь ложное выздоровление, как грибы бывают ложные.
   Валерия засмеялась от такого сравнения и отмахнулась, сказав, что у нее просто сильный иммунитет. Мария Александровна хотела еще что-то возразить, но была выдворена пришедшим врачом. Та была недовольна ее самовольным появлением в медкабинете, где лежат заразные больные. Машутка подняла руки, будто сдается, подмигнула заливающейся смехом Лере и покинула медкабинет.
  
   Глава 9. Тогда...
   - К акая глупость, - словно ветер прошептал мне в ухо. Тело неприятно закололо, как бывает, если отсидишь ногу или отлежишь что-нибудь. Я уже ничего не слышала, перед глазами заплясало полчище черных мушек, я качнулась и почувствовала как падаю. Ветер свистел в ушах, а земля притягивала мое тело к себе. Еще несколько секунд и я превращусь в кровавую лепешку на асфальте, романтично, правда?
   Но вот я почувствовала прикосновение земли, мое тяжелое, словно полностью заполненное мокрым песком, тело прижималось к чему-то шершавому и горело. Интересно, вокруг меня много крови? Я попыталась открыть глаза, но они и так были открыты, только перед собой я видела лишь тьму. То полчище мушек полностью закрыло от меня что-либо.
   Интересно, почему я еще думаю? Неужели мой мозг не разлетелся на маленькие частички от удара об асфальт? Неужели я упала не головой вниз, как хотела, а всем телом, при этом мозг остался жив?
   По спине пробежал холодок, я поддалась безумной панике.
   А что если я теперь на всю жизнь останусь овощем?! Не смогу двигаться, видеть, говорить и слышать? Это мой Ад? Мое наказание за попытку самоубийства? Я ближайшие лет пятьдесят проведу в таком состоянии? Не может быть! Пожалуйста! Я должна умереть! Пожалуйста!
   Холодные капли воды коснулись раскаленной кожи моего лица. Казалось, что мне вместо воды в лицо плеснули кислоты, настолько сильно жгло, но я не могла вскрикнуть и закрыть лицо руками, я ничего не могла. Полная беспомощность.
   Спустя некоторое время боль утихла. Я ощущала лишь влагу на щеках и веках. Видимо, глаза я инстинктивно закрыла или не закрывала, может глаз вообще нет, а ощущение воды на веках не более чем причуда моего мозга. Может быть, уже ничего нет и мой мозг, все же, отдельно от моего тела, но все еще связан с ним каким-то каналами. Значит, он скоро умрет? Что тогда будет? Я вдруг перестану мыслить? Что будет со мной, когда умрет мой мозг? Пойму ли я это?
   - Какая глупость, - прозвучало откуда-то сверху.
   Бог? Значит, я умерла?
   - Куда катится этот мир? Что с собой делает молодежь? Что будет дальше? - кашлянул сиплый мужской голос, и я почувствовала прикосновение чего-то теплого к моим плечам.
   - Такая молоденькая и такая красивая, - Некто, кому принадлежал голос, убрал прядь сальных волос с моего лица. Я инстинктивно содрогнулась всем телом.
   Да что со мной? Я чувствую его прикосновения к моим плечам и моему лицу, значит, все это еще у меня есть? Не разрушилось от удара об асфальт? И... Он назвал меня красивой? Неужели девчонка в луже крови может быть красивой? Неужели он какой-нибудь извращенец, который сейчас фотографирует мое распластанное на земле тело, перепачканное густой алой кровью?
   Мушки вдруг разлетелись в разные стороны и вовсе исчезли. Я увидела свет, я увидела серое небо и морщинистое лицо старика, что склонился надо мной. За огромными мешками прятались маленькие глазки, которые трудно было различить на этом смуглом, чуть припухшем лице, но он улыбался, улыбался, смотря на меня. "Точно извращенец", - отметила я про себя и попыталась повернуть голову, но куда бы ни смотрела, я всюду видела небо. Почему-то не было толпы испуганных людей, где женщины бы охали и прикрывали рот ладонью, а мужчины, чуть опустив голову, недовольно покачивали бы ею.
   Да что со мной?! Где я?!
   - Чего ты так боишься? Не боялась смерти, а сейчас чего боишься? - спросил Некто, и его улыбка увеличилась вдвое, придав его лицу одновременно зловещее и одновременно доброе выражение.
   - Я умерла? - каким-то чудом я выдавила из себя эти слова, но безумно боялась ответа. Я не знаю, не могу сказать, что же я хотела услышать, но я была настолько напугана и настолько нетерпелива, что готова была умереть во второй раз уже от страха и нетерпения.
   Некто помог мне сесть и оглядеться, при этом он качнул головой, как бы отвечая на мой вопрос отрицательно.
   - Милое дитя, что же ты хотела сотворить? Намеренно лишиться жизни? Самого прекрасного в этом странном мире? - он прицыкнул языком и снова мне улыбнулся. Ладони старика скользнули по моим рукам вверх и задержались около шеи. Он посмотрел мне в глаза, после чего оперся о мои плечи, разогнулся. Его суставы недовольно скрипнули и он что-то им пробормотал.
   - Я помог тебе, так и будь ты добра помочь мне, - промолвил он и кивком указал на лежащую около меня трость. Я перевела взгляд на нее, затем снова на старика.
   - Подай, пожалуйста, без нее мне отсюда не спуститься, - Некто потер правый бок и попытался окончательно выпрямиться, но скрипучие суставы не дали ему этого сделать, потому он так и замер, чуть согнувшись.
   Я протянула руку к трости - пальцы почувствовали прикосновение холодной древесины и меня словно ударило током. Я могла бы быть такой же холодной, как и эта трость, и такой же безжизненной. Это чудо, что я сейчас могу двигаться без каких-либо препятствий и боль в голове утихла. Теперь ее заполнял блаженный вакуум, некая чарующая пустота, наверное, то же самое испытывает ребенок при рождении. Когда самое страшное уже позади, когда ты уже способен дышать и видеть и должен думать о чем-то ином, но о чем ты еще не знаешь.
   Рукоять трости как-то странно блеснула, хотя солнца не было. Я притянула трость ближе к себе и пристальнее посмотрела на рукоять: в форме совиной головы, с серебристыми поблескивающими глазами. Казалось, что сова живая и смотрит на меня, смотрит требовательно и недовольно, она разочарована во мне. Я вздрагиваю и хочу отбросить ее прочь, но на меня смотрит старик, он все ждет, когда я подам ему его трость, и я приподнимаюсь. Мои ноги удивительно легко позволяют мне встать, меня даже не шатает. Теперь я действительно твердо стою на ногах. Я протягиваю старику трость и улыбаюсь, впервые за долгое время искренне улыбаюсь. Сколько я не улыбалась? Кажется, целую вечность, кажется, целую жизнь.
   - Спасибо, дитя мое, - его пальцы ласково скользят по рукоятке, настолько ласково, будто он гладит головку только что родившегося младенца. - Позволь сказать тебе кое-что, дитя мое, - старик смотрит на меня, но я никак не могу различить хоть какие-то эмоции на его лице - оно словно стало кукольным, с нарисованной красивой улыбкой и ни один мускул не дергается, когда он произносит эти слова.
   Я чувствую, что сейчас он мне прочитает нотацию или попросит отвезти его к моим родителям, или скажет, что надо поехать в больницу... Я врастаю в крышу дома и замираю, кажется, даже перестаю дышать и согласно киваю, у меня же все равно нет выбора.
   - Борись, дитя мое, как бы ни было трудно. Борись и ты узнаешь истину. Еще увидимся, - и старик поворачивается ко мне спиной, он медленно и нерасторопно идет к лестнице, что соединяет чердак и крышу этого дома. Но мне кажется, что он удаляется слишком быстро.
   Когда старик покидает крышу, я подхожу к краю и смотрю вниз. Если бы не он, то я лежала бы там, там внизу, в луже крови смешанной с грязью, и не могла бы дышать, видеть, слышать. Я бы лежала там. И меня бы уже не было.
   В последний момент, когда ноги отказались меня слушаться, а в голове появился странный шум, он оттянул меня от края и я рухнула на крышу, я всего лишь упала в обморок от волнения, напряжения и душевной боли.
   Почему-то считается, что от душевной боли не умирают, что ее нужно уметь переживать и лечить лекарствами нельзя. Но от нее умирают гораздо чаще, чем от физической. Нет, не так, именно от душевной и умирают. Наше тело является отражением души, тем, что ее содержит в себе. Это как машина и ее пилот. Если пилоту плохо, то машина, в конце концов, выйдет из-под контроля и тоже погибнет: сломается или разобьется. Так же и с душой. Если болит душа, то заболит и все тело.
   Вот та истина, которую я поняла в тот день на крыше. Именно в тот день я родилась, заново родилась. И все это из-за любви, которая некогда настигла меня и, словно яд, разлилась по моему телу, разделив мою жизнь на "до", "во время" и "после". Но, что более значимое в этих трех периодах, сказать трудно. Для каждого такой период свой. Для меня это стало после...
  
   Последующие дни проходили спокойно и мирно. Я продолжала ходить в школу, продолжала учиться, словно плывя по течению, я не знала, что случится дальше и кем, какой я должна стать, что я буду делать и, главное, зачем? Ради матери, которая спит с кем попало, пьет алкоголь и делает аборты? Ради брата, который, как наивный дурак, продолжает любить эту падшую женщину и называть ее матерью? Ради себя? Нет, нет и еще раз нет. Мне не зачем жить, мне не для кого жить. Я мертва и в тоже время жива. Я только родилась, но обо мне некому заботиться. Ради чего?
   Каждое утро я встаю по будильнику, иду в ванную, умываю лицо холодной водой, отдающей ржавчиной, выплевываю горький комок, застрявший в горле ночью, плетусь на кухню, делаю себе и брату завтрак, собираюсь и ухожу в школу. Знания, что даются там, мне никогда не пригодятся, знания, что даются там, не помогут мне найти смысл, не помогут мне выжить. Я хочу бросить школу, но чем я тогда буду заниматься? Повторю судьбу матери? Если я не буду учиться, я стану такой, как она. Сама эта мысль мне противна до невозможности. Я не хочу быть такой, как она, я не хочу пасть настолько низко. Что тогда скажет Он? Что правильно сделал, избавившись от такой дуры как я? Что скажет его прекрасная мать? Они лишь пожалеют, что когда-либо не то что знали меня, видели меня! И если вдруг зайдет разговор "о той, которая стала как ее мать", они скромно отмолчатся, будто и не видели меня вовсе и укоризненно качнут головой вместе со всеми.
   Я никогда не буду такой, как моя мать! Я ненавижу свою мать! Ненавижу больше всего на свете!
   После того случая в коридоре, когда Саша сказал, что не желает меня больше видеть, когда потребовал прекратить ходить за ним, я его больше не видела. Он перевелся в другую школу, так утверждали. Наверное, от этого мне должно было быть легче, я не видела его, но все равно продолжала лезть на стенку. От боли, безысходности и страха. Больше всего я боялась, что его мать узнала, с чьей дочерью он дружит, с чьей дочерью он учится в одной школе, и заставила его перевестись. Или, еще ужаснее, его отец был с моей матерью. Эта тварь соблазнила его и разрушила жизнь чудесной семьи.
   Я сжала перила на лестнице в школе так, что костяшки пальцев побелели, мое лицо исказилось в гримасе ненависти и злобы, и я сорвалась с места, наплевав на учебники, на уроки, на учителей, я побежала домой, срочно домой, настолько быстро, как могла.
   "Если она это сделала, я убью ее!" - стучало в моей голове, в висках, в сердце, перемещалось с кровью.
   Я ее убью.
   Я влетела в квартиру и бросилась в комнату матери. Она даже никак не среагировала на мое появление, более того, она даже не удосужилась прикрыться. Обнаженная, она сидела верхом на каком-то толстом, волосатом мужике. Боже, она относилась к этому как к чему-то само собой разумеющемуся! Будто я застала ее не голой в постели, а за плитой с половником в руках и запачканном фартуке. Меня передернуло от отвращения, и я на секунду замерла в дверях.
   - Эй, а сколько стоит девчонка? - вульгарно бросил мужик, глядя в мою сторону.
   - Тебе мало меня? - обиделась мать и метнула недовольный взгляд в мою сторону. - Свали отсюда, Лидка! - приказала она и коснулась своими грязными руками груди мужика.
   - Ненавижу тебя! - процедила я сквозь зубы и стремглав умчалась прочь.
   Я бежала не разбирая дороги, глаза застилали слезы, а воображение, нарочно издеваясь, рисовало, как мать прикасается своими мерзкими руками к груди отца Саши, как ее губы скользят по его шее, а...
   Я споткнулась и упала. Почему, почему, почему она моя мать?! Почему умер отец, а не она?! Ненавижу ее!
   Поднявшись на ноги, я качающейся походкой дошла до лавки и плюхнулась на нее. Ноги будто свинцом налились, а сердце разрывалось от боли. Может быть, мне пойти к нему домой и попросить прощенья? Но не усложнит ли это все? Да и нужны ему мои извинения, теперь, когда его родители разводятся, а ему нужно решать с кем остаться.
   Домой я пошла поздно вечером, когда брат возвращался от друга и, увидев меня на скамейке, буквально силком потащил в квартиру. Я всегда завидовала своему брату: пусть он и учился плохо, но у него были друзья, друзья, которые его принимали, которые не позорили его за нашу мать, и он сам любил нашу мать. Как он мог продолжать ее любить, если даже не знал, чей он сын, если он знал, что он просто ошибка, недоглядка? Он был слабоумен? Может быть.
   - Я хочу с тобой поговорить, - произнесла мать, обращаясь ко мне, как только мы с братом перешагнули порог нашей грязной квартирки.
   Мать развернулась и прошла в кухню. Мне стало не по себе. Уже сколько лет она не обращала внимания на меня, а я на нее. Единственное, что она могла сделать, так это накричать или избить меня, но никак не поговорить. О чем нам с ней говорить?
   Не разуваясь, я прошла за ней. Она жестом указала мне на табурет, а сама села на стул. В руках она держала стопку с беловатой жидкостью, то ли водкой, то ли самогоном, точно сказать трудно. Вероятно, один из ее любовников расплатился с ней тем, что сам "гонит".
   - Ты не думала начать мне помогать? А то жрешь и одеваешься ты за мои деньги, а сама ни черта не делаешь, - гаркнула она и залпом опустошила стопку, после чего лицо ее скривилось и она что-то промычала.
   - Я и так готовлю, стираю, убираю, что тебе еще от меня нужно? - презрительно спросила я, стараясь не смотреть на падшую женщину.
   - Я хочу, чтобы ты тоже работала, как я. Сколько можно бездельничать? - она дотянулась до подоконника, на котором стояла бутылка и налила себе еще стопку.
   - Работала? Кто меня на работу возьмет? Я еще школьница!
   - Тупая, да?! Мне плевать на твою школу - бросишь! Работать будешь дома. Я тебя всему научу! - она опустошила стопку и метнула в меня негодующий взгляд.
   - Ты хочешь сделать из меня падшую женщину? - понизив голос, спросила я. Хотя внутренне уже знала ответ.
   Это не укладывалось в голове. Она настолько ополоумела, что хочет заставить меня обслуживать мужчин? Чтобы я стала такой же как она?
   - Ты совсем с ума сошла? - стараясь сохранять самообладание, произнесла я. - Кого ты хочешь из меня сделать? Я еще ребенок, я учусь в школе, я не буду никогда и ни за что...
   - Заткнись! Ты моя личная дочь и ты будешь делать то, что скажу тебе я! - мать ударила кулаком по столу так, что стоящая на нем пустая ваза опрокинулась на бок и ручка на ней откололась.
   - Даже не думай! - воспротивилась я, тогда мать вскочила со стула и нависла надо мной.
   - Будешь делать то, что я тебе скажу, - проговорила она заплетающимся языком.
   - Я тебя ненавижу! - воскликнула я и хотела убежать прочь из кухни, но она схватила меня за волосы и, дернув, притянула к себе. Я даже вскрикнуть не успела, как она, намотав на руку мои волосы, ударила меня головой о стол. Я скривилась от боли. Звон вазы по столу эхом раздался в моей голове. По мере его затихания нарастала тупая боль в голове от удара, но я, стиснув зубы, не издавала ни звука.
   Отпустив волосы, мать дала мне пощечину. Я прижала руку к горящей щеке и с ненавистью посмотрела на нее. Свободной рукой выдернула ящик стола - тот с грохотом обвалился на пол. Я наклонилась и, пошарив рукой среди вилок и ложек, нащупала деревянную ручку большого кухонного ножа. Пальцы сами крепко сжали рукоять и, разогнувшись, продолжая прижимать к разгоряченной щеке левую руку, я пригрозила матери ножом.
   - Ты! - шипела я, бешено смотря на чуть ссутулившуюся мать в старом сером халате. На ее лице появился страх.
   - Ненавижу тебя! Ты разрушила мою жизнь! Ты разрушила семью Саши! Ты разрушила так много жизней из-за своей алчности! Я ненавижу тебя! Хочу, чтобы ты сдохла! - я потеряла контроль над собой. Все происходило будто на экране в кинотеатре: я замахнулась ножом на мать и почувствовала как тот входит во что-то мягкое, с некоторым трудом, но входит. Пол окропили капельки крови, которые словно бусинки разбежались из-под ног. На секунду я замерла. И время будто тоже замерло вместе со мной. Я не дышала. Постепенно где-то внизу живота в узел завязывался страх, вставая комом.
   - Сама виновата, - дрожащим голосом промямлила я. - Ты первая меня ударила...
   Кончик ножа вошел ей в солнечное сплетение. Мои руки задрожали, я расслабила их, и они безжизненно повисли вдоль туловища. Как только мои пальцы перестали прикасаться к рукояти ножа, тот шмякнулся на пол с неприятным булькающим звуком. За ним по животу матери струйкой побежала кровь. Конец ознакомительного фрагмента!
Оценка: 8.03*9  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"