Мы летим вдоль кромки дороги, поднимаем пыль. Слева зияет расселина, справа ржавый от глины склон. Камешки рикошетят в сетку, стучат по дну. Правый динамик (левый загнулся) рвёт Ван Хален. В руке скользит банка, обжигает холодом. Макс приникает к баранке, щурится в пыльное ветровое, хохочет. Глаза красные, в сосудах. Сам лысый, потный, даже на мясистом носу капли. Щетина как у борова.
- Ник! - орёт. - Кинь мне!
Помню, как первый раз боялся дороги, вжимался в кресло. Теперь расслаблен, хоть и расселина осталась прежней, вездеход постарел, дымит чёрным. То ли привык к постоянному страху, то ли расхотел жить.
Макс полощет рот, харкает. Плевок расползается по боковому стеклу. Влажные чаинки в форме звёздочки.
- Лепота.
Редкая свинья этот Макс. Других друзей всё равно нет, одни мы на весь Тупик. Ездим время от времени туда-сюда, собак отстреливаем. Не то, чтобы я не любил животных, но когда по десять раз за ночь срабатывает сигнализация, поневоле тянешься за винтовкой. Стреляю плохо, по три-четыре патрона на цель. Ничего, компания оплатит. Щедрые в мелочах, жадные на деле. Ютимся в вагончике без надежды на сытую старость, зато патроны перекатываются в карманах.
Проезжаем указатель на пещеры. Вместо надписи россыпь кратеров - на прошлой неделе тренировались стрелять из машины. Компания оплатит. Срабатывает второй детектор, ритмично мигает синей лампочкой. Горячо! Беглец близко.
Хмыкаю.
- Я же сказал, что за полчаса управимся. Вот где наш голубок...
Макс ударяет по тормозам - я висну на ремнях, прикусываю язык. Вездеход заносит боком. Он выруливает, разворачивается.
- Я твою мать...
Макс скалится:
- Ты мою мать видел? Сочувствую.
Съезжаем с кручи, прыгаем по ухабам.
- Не, Макс, ты всё же редкая скотина. Что б тебя черти драли...
- А пока я деру твою сестру.
Вспоминаю жёлтые зубы сестры, косящие глаза, содрогаюсь. Любовь - страшная сила! Ему нравится моя сестра, мне - он.
- В воображении? Теперь это так называется?
Внизу брошенная выработка с разветвлениями. Однажды в неё забралась компания городских придурков. Случился обвал - одних нашли, видел фотки в чёрных мешках, другие до сих пор лежат. Несовершеннолетние, большой шум, выплаты. Теперь наняли нас, чтобы в случае чего найти виновных. Ездим, проверяем дорогу, стреляем собак. Формально числимся как "живая сила" на комбинате, чтобы соблюсти закон. Плевать на бумаги, лишь бы платили.
- Ник, - говорит. - А ты не думал, какого чёрта компания нас вызвала? Ты что механик? Любая машина дороже посёлка. Почему тогда так?
На багажнике снаряжаю магазин. Острые головки крохотных торпед.
- Мы ближе всех?
- Дерьмо всё это! Воротнички что-то скрывают! Ставлю выходное пособие!
- У тебя никогда не было выходного пособия.
Идём с винтовками на ремне. Проверяю фонарь.
- Подумай головой! Какого лешего посылать застрелить чёртова робота? Ты знаешь, сколько миллионов он стоит? Неужели нельзя, ну, скажем, перепрограммировать... Уверен, они просто не хотят огласки. Спорим, он будет списан на полевые условия!
- Какая разница? Я просто хочу вернуться в вагончик и досмотреть фильм! - пожимаю плечами.
Макс всегда задаёт лишние вопросы. Это из-за него мы в Тупике. Сейчас бы в офисе с воротничками сидели, другими балбесами командовали. Но нет, выпендриться решил, в политику полез. Какая демонстрация, права гражданина, свобода? Если ты просто студент, человек зависимый, да ещё и с рыльцем в пушку. Учились бы лучше... Отчисление, отбраковка в военкомате, пособие. У меня одна почка, у Макса хроническая астма. Гнилая порода! В посёлке все такие, не чувствуешь себя ущербным. Но как же хотелось вырваться! Поздно. Тупик, трубы комбината, вагончик, вездеход.
Небо свинцовое, злое. В тучах наливаются яды, вот-вот прыснут. Ветер рыщет, тащит кульки с дальней свалки, пыль. Земля серая, сухая, в трещинах. Масляные пятна, колея, следы протекторов. Ни одной травинке, всё мёртвое. В посёлке Тупик называют адом, но это полная чушь. Чистилище. Пока не созрели для ада.
- И как далеко лезть? - ворчу, щёлкаю кнопку на фонаре. Круг света пронзает пещеру.
- Далеко на гусеницах не заедешь, - замечает Макс. Колупает носком след.
Заходим. Каменная крошка перекатывается под ногами. По углам ютится тьма. Зря волновался. Найти сбежавшего робота можно и без детектора. Просто идти по самой широкой полости и светить.
- Дерьмо! - вскрикивает Макс.
Вскидываю винтовку.
- Что?
- Ничего, идём быстрее, - и что-то ещё неразборчиво бормочет. Испугался? Не замечал раньше, чтобы он боялся темноты.
Стены измазаны краской. Наверное, рисунки погибших придурков. Точки, тире, круги, треугольники...
Замечаем квадрат робота. Из-за гусениц он кажется огромным, почти в рост человека, с четырьмя манипуляторами. Сопит выхлопом, мигает жёлтой лампой на корпусе, гукает, щёлкает отростками.
- Дерьмо, - буркает Макс. - Как некстати!
Стреляем разом. Пули вгрызаются в квадрат, сбивают отростки, лопают лампочку. Меняю магазин. Длинная очередь для верности. Почти оглушён от грохота. Лицо в осыпавшейся земле. Горький привкус пороха.
- Валим, пока не рухнуло! - говорит Макс, торопится к выходу. Бормочет ругательства.
Задерживаюсь. Компании могут понадобиться доказательства. Становлюсь на остов, снимаю. Посмеиваюсь. Я будто герой, уложивший "Моби Дика".
- Ник! - оживает рация. - Хочешь пойти пешком?
- Секунду!
Камера захватывает рисунки. Они повсюду. Вглядываюсь. На стенах красной краской выведены вездеходы, краны, подъёмники, работающие буры...
Сигареты роскошь, сплошь контрабанда. Пробовали растить самосад за вагончиком, но не прижился. Рядом с комбинатом растут только раковые опухоли. Заказал блок в Сети под видом жвачки. Всё ждал особого момента.
- Ник... лучше бы ты... меньше знаешь, больше спишь.
Отключаю рацию, подсвечиваю. Нескончаемое полотно будничной работы. Взрыв породы, просеивание, разлитые химикаты, движение автоматов. Рисунки свежие, один даже липкий, оставляю отпечаток на память. Все вдоль основного коридора. Осматриваю "Моби Дик". Один из манипуляторов вымазан красным. Он рисовал! Меня бросает в пот.
- Макс! Только не говори, что ты не знал... Он же подмигивал! Что это было? Морзянка?
- Какая морзянка? - хрипит рация. - Нет никакой морзянки! Это просто сбрендивший механизм, понимаешь? Вернись, пока не пошёл дождь!
Чертёж разобранного манипулятора в натуральную величину. Ряды гаек, разнокалиберных ключей, срез кабеля. Сборочный цех. Программный код. Графический эпос жизни одного робота. Он не закончен. Меня тянет дорисовать развязку. К счастью для Макса, я не умею.
Вездеход оживает. Выезжаем на дорогу. Конечный пункт - вагончик. На паузе до сих пор стоит фильм. Какая-то чёрно-белая дрянь про свинью, конец света и последнего мужчину на Земле. Макс больше любит фильмы с Джекки Чаном. Сегодня лучше в n-раз пересмотреть "Пьяного мастера".
- Знаешь, почему неандертальцы были разумны? Они рисовали в пещерах.
Макс хмыкает.
- Балбес, они не рисовали в пещерах! А хоронили покойников...
Молчим. Он не хочет говорить то, что и так на языке. Рисунок - это искусство. Искусство - это разумность. Обезьяну тоже можно научить рисовать, но способна ли она сложить связное полотно?
- Он просто бракованный, - замечает Макс, шмыгает носом и добавляет. - А у тебя давно не было женщины. Сегодня едем в посёлок. Есть у меня одна знакомая...
За окном проносятся валуны, расселины, сухие кусты, мусор. Чистилище. Вспоминаю, как сюда попал. Макс до сих пор чувствует вину, переживает. Но я ни о чём не жалею. Ведь он рядом. Любовь зла. Он любит мою сестру, я - его.
Заедем переодеться, бар, местная публика: дальнобойщики, безработные на пособии, гулящие женщины. Моя сестра с жёлтой улыбкой будет корчить недотрогу. Мне представят девушку с серой кожей и мешками под глазами. Красивых в посёлке нет. Красивые для красивых. Я поставлю выпивку, потанцуем, разобьёмся на пары. Обычно расходимся после пары бокалов. Вокруг меня пустота. Я не умею любить, только жалеть. Кто поумней, сразу чувствует. Но сегодня точно останусь на ночь. Если не получится - заплачу. Пусть просто посидит в одной комнате.