Вечный Странник
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
На самом деле, текст не новый, книга вышла давным-давно.:)
|
Ирина Сербжинская
Вечный Странник
Автор считает своим долгом предупредить, что все действующие лица и события, описанные в книге, являются вымышленными, а совпадения - не более чем досадной случайностью.
Глава-1.
В один прекрасный июньский день, ровно в 12 часов пополудни системный администратор "Вечерний проспект" вместе с коммерческим журналистом этой же газеты отправились грабить художественный музей.
Они вышли на залитый солнцем бульвар и тоскливо переглянулись. Грабить храм искусства не хотелось, но отступать было уже поздно.
- Ну что...- сисадмин задумчиво почесал в затылке. - Сати, сколько нам дадут, если засыплемся?
- Года три, не меньше, - мрачно ответила будущая подельница. - Если отягчающих обстоятельств не будет. Если мы никого из музейных работников не пришьем по ходу дела.
- Ого! Это ж у меня дочка во второй класс ходить будет, когда я....
- Ладно, Никита! Выхода у нас все равно нет. Или грабеж или два красивых трупа. - она поглядела на сисадмиана оценивающе и уточнила. - Один красивый труп. Мой. А второй - так себе. Все! Поздняк метаться! Выходим на "красную линию"- и вперед.
И они пошли.
Однако, ограблению предшествовало еще несколько событий и произошли они несколькими днями раньше.
В этом замечательном городе "красной линией" называли главную улицу. Была она недлинной и простиралась от одной площади до другой. На одной, той, что возле реки и парка, серой громадой возвышался Дворец профсоюзов, а рядом с ним сверкал свежепокрашенными куполами огромный новенький собор, построенный точно на месте старого храма, уничтоженного в годы революции. На другом конце "красной линии" располагалась вторая городская площадь, с фонтанами, клумбами, высокими коваными фонарями. Здесь стоял местный "Белый дом", на пятом этаже которого, как всем было известно, находился просторный кабинет губернатора. Говорят, губернатор любил иной раз полюбоваться видом площади, особенно по вечерам, когда зажигались неяркие матовые фонари и включалась разноцветные огни подсветки фонтанов. Неспешно прогуливающиеся горожане были настроены мирно и благодушно поглядывали наверх, где теплым желтым светом сияли окна губернаторского кабинета
К зиме благодушие горожан исчезало и они становились раздражительны. Причина этого объяснялась до безобразия просто.
Пару лет назад, когда на "красной линии" затеяли реконструкцию, отцы города не поскупились и сделали широкий жест, вымостив любимую площадь горожан неимоверно дорогим мрамором, отполированные до глубокого зеркального блеска. Главная площадь, покрытая благородным камнем, должна была поставить, наконец, жирную точку в затяжной негласной борьбе между двумя близлежащими городами, каждый из которых желал называться столицей края. Жители соседнего города не имели, конечно, такой замечательной "красной линии", тщательно отреставрированного исторического центра и памятников культуры, зато у них было море и они этим неимоверно кичились.
Наличие же площади, вымощенной мрамором, должно было разбить наглых претендентов в пух и прах. "Да, - небрежно говорили горожане, наблюдая за тем, как одевается в камень центральная площадь. - Моря у нас нет. К чему нам оно? Зато у нас есть площадь. Серый мрамор. Знаете, сколько он стоит?"
Это было летом.
Другие свои качества серый мрамор явил зимой, когда продуваемая ветрами площадь внезапно уподобилась катку. Стоило прохожему ступить на скользкий промерзший сверкающий мрамор, стоило ударить в спину сильному ветру, как несчастный пешеход, размахивая руками, летел вперед, словно на коньках. Самым ловким удавалось ухватиться по пути за чугунную решетку фонтанов, остановиться и продолжить дальнейший путь на четвереньках. Остальные выписывали пируэты по ледяному полю до тех пор, пока порывом ветра их не швыряло на заснеженный газон. Достигнув, наконец, тротуара, горожане долго приходили в себя, свирепо грозя кулаками окнам пятого этажа, и изобретательно матерились.
Поэтому зимой губернатор в окно не смотрел.
К лету кошмар заканчивался и площадь снова становилась любимым местом горожан.
Правда, этим летом все было как-то не так.
То ли кто-то свыше решил, что город окончательно погряз в грехах, то ли по какой другой причине, но в начале июня на улицы всадился настоящий десант проповедников невнятной религиозной конфессии. Молодые люди бродили по учреждениям, бубнили в телефонные трубки, останавливали прохожих на улице и, проникновенно глядя в глаза, тихим голосом интересовались, не желают ли горожане посвятить свою жизнь искуплению собственных грехов.
Ответы получали самые разнообразные.
Больше всего жителей раздражало то, что "десантники" покусились на святая святых: главную городскую площадь и с самого раннего утра бродили возле фонтанов, зажав под мышками пачки красочных буклетов.
Вот и нынешним ясным утром на площади появилось несколько похожих друг на друга молодых людей. Они остановились возле решетки фонтана и деловито огляделись. Один их них сразу наметил жертву - молодого парня в стандартной городской униформе: джинсах и черной майке и направился прямиком к скамейке, где он сидел.
- Добрый день!
- Здравствуйте! - доверчиво откликнулся тот, положил на колени пластиковую папку и уставился на миссионера снизу вверх голубыми глазами.
- Мы с вами незнакомы, но мне бы хотелось поговорить с вами. Не хотите ли вы посвятить свою жизнь... словом, читаете ли вы Библию?
Тут он разглядел картинку на футболке парня: там был изображен зверского вида мужик с бензопилой в руках, а внизу тянулась надпись "Добрый патологоанатом ищет работу" и поперхнулся.
- Конечно! - с готовностью отозвался парень. - И очень часто. Почти каждый день читаю. Да вы присаживайтесь, побеседуем!
Представитель конфессии тут же воспользовался предложением
- А вы думаете о Боге? - мягким тоном спросил он, перебирая пестрые брошюрки
- Постоянно!
- Это очень хорошо. Это очень важно! Тогда, может быть, вам интересно будет посетить наше молитвенное...
Вдруг он осекся: в глазах собеседника блеснул огонек.
- С удовольствием! - вкрадчиво отозвался тот, не сводя горящего взгляда с проповедника и зловеще понижая голос. - Пойду с вами куда угодно! На молитвенное собрание? Прекрасно! Я давно мечтал там побывать! Но вначале - о делах! Не хотите ли подписать вот это?
В руках у парня словно сам по себе появился пожелтевший лист бумаги. "Десантник" прищурил глаза, вчитался и обомлел. Острым готическим шрифтом на листе было крупно написано: "Контракт о продаже души". Свет померк у него перед глазами. На мгновение показалось, что глаза его собеседника вспыхнули багровым огнем, по влажной земле клумбы прошуршал хвост, и острое раздвоенное копыто выбило искру из мраморной плиты.
- Ну, как? - настойчиво спросил парень и придвинулся ближе. - По рукам?
"Десантник" сорвался с места и бросился прочь.
- Я великий Ахуромадза, покровитель дэвов и повелитель духов! - крикнул вслед ему дьявол и зловеще захохотал.
С соседней скамейки поднялась темноволосая девушка, приблизилась к сатане и протянула гамбургер в бумажной салфетке.
- Слушай, Ахуромадза... или как там тебя? Ты чего людей пугаешь? Я нарочно подходить не стала, хотела поглядеть, чем дело закончится.
- А что, правда здорово? - довольным голосом отозвался тот, впиваясь в гамбургер.
- Не то слово. Видел, как он убежал? Кстати, Ахуромадза - это кто?
- Хрен его знает! Слово просто страшное. Но как я в роль вошел, а? Сати, тебе оставить половину? Нет? Ну и хорошо. Есть хочу, прям как тот самый Ахуромадза.
- Талант у тебя людей пугать, Никита! А это что за бумажка?
Никита довольно заржал.
- А, это самое главное, - проговорил он с набитым ртом. - Вот гляди! - он вытащил из папки потрепанный листок.
- "Контракт о продаже души"? - прочитала вслух Сати. - Понятно... С каких это пор системные администраторы стали души покупать? Денег, что ли, много? Тоже мне, Чичиков!
- Ха, да ты видела, как он напугался?! Ого! А контракт я за десять минут смастерил на компьютере. У меня шрифты есть всякие, вот я и подобрал готический. И программу нашел такую... создает эффект старой бумаги! Слушай, эти проповедники достали уже: по городу не пройдешь! Ну, я и решил...
Сати покачала головой.
- Да, Никита... Где-то не там ты работаешь. Тебе ж в актеры идти надо, по тебе сцена плачет! Даже не плачет, а рыдает!
- Не, - отмахнулся сисадмин, дожевывая булку. - Хватит того, что жена актриса. Если еще и я в искусство подамся, нам есть нечего будет. Ну, куда мы сегодня идем?
Сати достала из кармана блокнотик, полистала.
- Так... в художественный музей. Заказали они небольшую рекламную статейку.
- В музей?! Откуда у них деньги на оплату рекламной статейки?
- Грант получили, - пояснила она, убирая блокнот.- Сделаешь три-четыре снимка. Можешь даже больше - про запас. Но три они тебе оплатят гарантированно. Разумеется, как всегда, держи язык за зубами и ни слова Аверченке! Он, конечно, мальчик тихий, но когда узнает, сколько денег просвистело мимо его кармана, благодаря нам двоим, может и рассердиться!
Никита понятливо покивал. Аверченко был штатным фотокорреспондентом редакции и именно его Сати полагалось брать на все съемки. Особенно на рекламные, за которые платили в три раза больше, чем за обычный фоторепортаж в номер. Но Сати изворачивалась, как могла и под всяческими искусными предлогами от этого сотрудничества отказывалась. Во-первых, молодой фотокор еще только постигал азы ремесла и мог легко завалить ответственную съемку. Во-вторых, при своем довольно щуплом телосложении, он обладал поистине богатырским аппетитом и этим постоянно кофузил Сати. Горожане, даже рекламодатели, отличались необыкновенным радушием и норовили усадить гостей из популярной газеты за стол, и вот тут-то Аверченко, радостно потирая руки, с готовностью откладывал фотоаппарат и брался за ложку. Никакие пинки под столом не помогали: фотокор считал визит законченным только тогда, когда ничего съедобного у хозяев уже не оставалось. Именно поэтому, Сати предпочитала на съемки брать своего старого приятеля: системного администратора Никиту. Тот с готовностью заявлял, что идет в "Комьютерру" за деталями и с чистой совестью надолго исчезал из редакции. Знакомы они были давно и прочно: кроме основной работы, два раза в неделю вместе бегали на халтурку: Никита верстал шестиполосную газетку для управления железной дороги, а Сати строчила хвалебные заметки о железнодорожниках-передовиках.
- Как ты можешь эту гадость есть? - брезгливо поинтересовалась Сати, глядя, как приятель уписывает гамбургер. - Ведь сплошной холестерин и химия!
- Нажористые химикалии, ага... - невнятно пробубнил тот, прожевывая кусок.- Вкусно зато! Я сегодня не завтракал.
- Пельменей бы лучше купили в "Тропиках", чем химикалиями травиться.
- Одно другому не мешает. Пельмени-шмельмени... Нету у меня денег на пельмени.
- У меня есть. Зайдем? Даже на пиво хватит.
- Мы к клиентам идем, какое пиво? - ненатурально возмутился Никита, однако с готовностью поднялся на ноги. - Разве что, жвачкой зажуем? На жвачку у меня хватит!
Когда-то "Тропики" были замечательным кафе-подвальчиком "Русский квас". Прямо посреди зала тут стояли огромные деревянные бочки, из которых в тяжелые кружки цедили квас, сваренный по старинным рецептам. Еще кафе славилось мороженым, самым вкусным в городе: подавали его в металлических вазочках, щедро полив брусничным вареньем. Но несколько лет назад, к негодованию горожан, исчез "Русский квас" и появилось на его месте новомодное кафе "Тропики". Квас и мороженое пропали вместе с тяжелыми дубовыми столами, резными табуретами и деревянным панно на стене в виде жар- птицы. Подвал разделили на кабинки-купе, поставили белые пластиковые столы, шаткие легкие стульчики, а подавать стали пиво и пельмени. Совсем другая публика зачастила в подвальчик.
Сати и Никита произошедших перемен не одобряли, но все еще любили забегать сюда по старой памяти.
Однажды, правда, они своим предпочтениям чуть было не изменили. Стояли как-то раз на верхних ступенях лестницы возле кафе, пересчитывали наличность, пытаясь определить, хватит ли на пару порции пельменей и пива или придется обойтись только пивом. Внизу, возле тяжелых зеркальных дверей курили посетители "Тропиков", два крепких парня неприметной внешности и тихо беседовали о чем-то. Один из них увлекся рассказом, махнул рукой - и что-то негромко звякнуло об асфальт. Сати глянула, и рот ее открылся сам собой: на серых плитах лежал пистолет. Парень, не прерывая беседы, поднял пушку, и привычным движением засунул куда-то под мышку. Потом они с приятелем докурили, загасили бычки в вазоне с левкоями и вернулись в кафе. Сати с Никитой переглянулись, подумали и решили сегодня в "Тропики" не ходить, а зайти вместо этого в "Чайную", где за сравнительно небольшие деньги можно было выпить чаю с медом и отведать горячих блинов.
Сегодня посетителей с пистолетами у входа в подвальчик не наблюдалось.
Сати и Никита спустились вниз по каменным ступеням, вошли в полутемный зал. Народу было немного. Сати огляделась и предусмотрительно заняла место в самом дальнем углу: не хватало еще, чтобы кто-нибудь из знакомых увидел, что посреди рабочего дня они с Никитой пьют пиво!
Расторопная официантка принесла пластиковые тарелки с дымящимися пельменями, поставила на стол две кружки пива.
- Что там снимать-то надо, в музее-то? - Никита щедро выдавил на пельмени майонез из пакетика, перемешал и принялся за еду, поглядывая на Сати. Съеденные недавно "нажористые химикалии" совершенно не повлияли на аппетит сисадмина. Сати, набегавшись с утра по рекламодателям, тоже отдавала должное пельменям.
- Ничего особенного, - сказала она с набитым ртом. - Разрушили дом где-то на окраине, нашли сундуки со всякой рухлядью... что строители не поперли, то отнесли в музей. Черепки там, тряпки и все такое. Небольшая заметочка. Главное - они оплатят.
- И то хорошо, - Никита отхлебнул пива. - Сколько уж тебе можно бесплатно для них писать! Ну, я имею в виду, за гонорары только.
- Они же бедные, - пояснила Сати и придвинула поближе кружку с пивом. - Зато люди там хорошие! Ну, вот и пишу иной раз для них за здорово живешь. Ну, знаешь: "открылась выставка", "закрылась выставка". За это они меня в запасники музея пускают!
Никита хмыкнул и тоже отхлебнул пиво.
- Что там интересного, в запасниках-то?
- Никита, ты не поверишь, - Сати задумчиво прожевала пельмень. - Ни-че-го...
Сисадмин заржал.
- А завтра ты с работы можешь свалить? После обеда?
- Смотря для чего, - рассудительно ответил Никита.
- Рекламная съемка бытовой техники. Будешь холодильники фотографировать в магазине. Ты представляешь, эти доверчивые люди уже перечислили деньги за рекламу! Еще не читали мой шедевр, а уже заплатили! Ну и ну! Просто хочется рыдать от умиления! Сейчас адрес найду.
Сати принялась шарить по карманам: нужные телефоны она частенько записывала на обрывках бумажек, трамвайных билетах и даже денежных купюрах - когда они у нее, конечно, бывали.
Никита покачал головой, глядя как на столе, между тарелками появляется приличная груда всякого мусора.
- Слушай, у тебя же мобильник есть! Забей туда все телефоны - и дело с концом! Вот это что? - он оживился. - Пропуск в венерологический диспансер? А это? Запись в салон интимной стрижки? Это что - наши рекламодатели?!
- Ну, а что, по- твоему? - недовольным голосом осведомилась Сати, продолжая поиски. - Вендиспансеру реклама не нужна, что ли? Забить номера в мобильник, это бы хорошо.... да для такого технического идиота, как я, то, что ты предлагаешь - непосильная умственная задача..
- Ну, давай я сделаю!
- Нет уж, - Сати нашла, наконец, нужный телефон: он был записан на визитной карточке Центра восточной медицины. - Так еще хуже может получиться. Я тебе рассказывала, какая со мной оказия по весне приключилась?
- С тобой что только не приключается, - Никита вымазал пельменем майонез с тарелки и отправил в рот.
- Я однажды в общественном сортире... ничего, что я это за столом рассказываю?
Он махнул рукой.
- Сортир-шмартир... говори дальше!
- Решила шнурок на ботинке завязать. Поставила ногу на край унитаза, наклонилась - и бац! Полетел туда мой сотовый, а потом, в качестве бонуса - темные очки! И заметь, выловить не смогла. Правда, я не пыталась. Очки-то можно было достать, но... понимаешь...
- Понимаю, - сказал Никита, шумно отхлебывая пиво.- Значит, завтра после обеда - бытовая техника? Ясно. А теперь, слушай новость! - он понизил голос.
Новости касались работы: сисадмин, фыркая в кружку, поведал, что шеф одурел окончательно: мало того, что наловчился искусно печатать левые тиражи, так простер свою жадность настолько, что вчера типография отпечатала тираж какой-то скинхедовской газетенки!
- Тираж крошечный, заплатили копейки, скажи, зачем нам с этим связываться?! Газета запрещенная! Ребята знакомые говорили что скины хотели ее в краевой типографии издавать, но их оттуда поперли, так они к нам пришли! Ну, шеф не отказался!
Он погонял по тарелке последний пельмень, пытаясь подцепить его пластиковой вилкой.
- Чувствую, будут у нашего шефа громадные неприятности из-за этого. А может, и у нас у всех...
- Да, маразм у него, - согласилась Сати, рассовывая по карманам бумажки с телефонами. - Да ладно. Наше дело маленькое. Ну что, идем в музей?
На "красной линии" было оживленно: город готовился к визиту высоких гостей и на центральной улице с утра работали реставраторы.
Городу медленно, но верно возвращали исторический облик: со старых домов снимали штукатурку, обнажая благородную кирпичную кладку, восстанавливали крыши с затейливыми куполами и башенками, возле центрального гастронома скалывали асфальт, заменяя его старинной брусчаткой, обнаруженной недавно при археологических раскопках. Вдоль тротуара, за кованой фигурной решеткой тянулась неширокая лента цветника. Возле остановки стояла тумба, тоже стилизованная под старину, сплошь залепленная театральными афишами - напротив располагалось здание театра драмы.
Сати покосилась на афиши и хмыкнула. Местный театр снискал в городе огромную известность, но не своими постановками, а тем, что за полгода умудрился погореть три раза, причем, самым настоящим образом. В первый раз пожар погасили быстро, во второй - огонь сильно попортил зрительный зал, когда же "драма" возгорелась в третий раз, пожарные не успели вовремя подъехать и здание выгорело изнутри почти полностью. Рассказывая о третьем пожаре, Никита особенно сокрушался тем, что в огне погибла сумка с детскими вещами, которую его жена накануне оставила после спектакля в гримерной.
- Они что, на себе воду таскали что ли? - поинтересовался он, снова вспомнив о потере и приходя в раздражение. - Гляди: вот театр. Вон - он махнул рукой в сторону. - Сразу за площадью - пожарка. Пешком бы и то быстрее добрались!
- Ладно, не расстраивайся, - рассеянно сказала Сати: она слушала эту историю уже не в первый раз. - Подзаработаем в этом месяце на рекламе, купишь дочке чего-нибудь...
Повеяло запахом хорошего кофе. Рядом с театром недавно открылась кофейня, самое модное заведение города, где подавали изумительный кофе, горячий шоколад и фирменные йогуртовые пирожные. Цены, впрочем, тоже были вполне фирменные, так что Сати заходила сюда не часто, разве что после большого удачного заказа. Художественный музей к числу богатых заказчиков не относился, тем не менее, Сати ходила туда с удовольствием: искусствоведы рассказывали занимательные истории, водили по запасникам, показывали всякие редкости, а однажды даже позволили сфотографироваться за рабочим столом последнего генерал-губернатора.
Собственно говоря, трехэтажный особняк, где располагался музей, этому губернатору когда-то и принадлежал.
Возле ажурной чугунной решетки Никита остановился.
- Через какой ход пойдем? - спросил он, шаря по карманам в поисках жвачки. - Через парадный или где свои ходят?
- Все равно, - Сати пожала плечами. - Служебный вон там, в парке. Ну, идем через парадный, мы все же с официальным визитом! Лицо умное сделай!
Они миновали застекленную рекламную тумбу (афиша извещала об открытии выставки западноевропейского искусства), вместе потянули на себя тяжелую дубовую дверь и оказались в просторном и пустом вестибюле музея: по случаю выходного дня посетителей в музее не было.
Возле входа, под витражным окном возвышались два огромных рыцаря, закованные в черные латы. С опущенными забралами, с мечами в руках, они выглядели настолько внушительно, что Никита не утерпел: воровато озираясь на окошечко кассы, приблизился к одному из рыцарей и попытался отобрать меч. Рыцарь оказался сильнее и оружие не отдал.
- Да брось ты, - прошипела Сати, тоже оглянувшись на освещенную изнутри будку кассы. - Ты хуже Аверченко, ей-богу! Он тоже, как придет в музей, так за все хватается! В прошлый раз тарелку какую-то уронил, я думала с искусствоведами инфаркт случится!
- Тарелка-шмарелка... - Никита с сожалением выпустил меч. - Разбилась?
- Не... крепкая оказалась...
Они поднялись по ступенькам, показали подоспевшей серьезной бабульке удостоверения.
- Сатинет? - по слогам прочитала бабулька. - Это, девушка, имя или фамилия?
Никита фыркнул, а Сати вздохнула.
- Это имя, - пояснила она, в очередной раз помянув нехорошим словом деда-профессора, наградившего внучку редким именем, которое для русского человека звучало более, чем странно. Дед когда-то читал лекции по древней культуре Ближнего Востока, он-то и пожелал назвать внучку именем одной из героинь эпоса. - Между прочим, эта самая Сатинет славилась своей мудростью и красотой, ясно? - сердито сообщила Сати сисадмину, забирая удостоверение.
- Ясно! - ответил Никита.
И они отправились на поиски искусствоведов.
В залах музея было тихо и пустынно. Широкая, устланная красным ковром лестница, вела на второй этаж. Между этажами, подсвеченная двумя затейливыми бронзовыми канделябрами, висела огромная картина в золоченой раме. Последний генерал-губернатор, в честь которого был назван музей и главная улица города, в парадном мундире, с орденами, с лентой через плечо сурово глядел с полотна. Сати знала совершенно точно, что портрет этот некий живописец Алеутский писал тогда, когда звезда удачливого губернатора еще ярко сияла на небосклоне. Правитель далекого края не мог и предположить, что через несколько лет ему придется тайно бежать из города, переправляться через осеннюю холодную реку, горы, переходить китайскую границу, потерять семью, скитаться по чужой земле и, наконец, осев на чужбине, закончить жизнь в Харбине. Ничего этого он предвидеть не мог, но между бровей уже залегла скорбная складка, губы были сжаты и глаза, прищурившись, глядели куда-то поверх голов, словно видели тот тяжелый путь, который придется проделать гнерал-губернатору через неполных пять лет.
Сати всегда робела под этим испытующим взглядом.
Они свернули в зал западноевропейского искусства. Смотрительница зала, седая старушка, мельком глянула на посетителей и снова углубилась в чтение толстой газеты-еженедельника. Сати незаметно толкнула Никиту и указывая глазами на еженедельник. Тот сдавленно фыркнул: старушка с увлечением читала эротический гороскоп.
Меж двух окон, на самом почетном месте висела картина, как утверждали горожане, "кисти самого Рубенса". Экспертиза, проведенная в позапрошлом году, доказала всю несостоятельность подобных заявлений, но досадный факт никого не смутил. Теперь, показывая гостям города полотно псевдо-фламандца, искусствоведы заявляли с небрежной гордостью, что картина принадлежит кисти "школы Рубенса". Этого хватало, чтобы произвести впечатление на доверчивых посетителей и поставить на место жителей приморского города, претендующего на звание "столицы края": именно мстительные приморцы потребовали в свое время экспертизы на подлинность.
После пустынного зала с лже-Рубенсом Сати свернула в галерею скульптуры и кивнула Никите, чтобы тот не отставал. В длинной галерее были открыты окна и ласковый ветерок летал среди мраморных изваяний, играя с шелковыми кремовыми шторами, то надувая их парусами, то комкая, то почти полностью закрывая шелком стоявшую возле окна любимую скульптуры Сати "Девочка под вуалью."
В конце галереи виднелась незаметная белая дверь: вход в служебное помещение. Большая светлая комната с высокими потолками, огромным окном и застекленной дверь, ведущей на балкон была когда-то личным кабинетом генерал-губернатора, а теперь губернаторский кабинет занимали искусствоведы.
Они были людьми радушными и веселыми и гостей принимать любили. Как не отнекивались Сати и Никита от угощения, поясняя, что только что перекусили в "Тропиках", переубедить хозяев не удалось. Весело зашумел сияющий электрический самовар, загудела микроволновка, разогревая булочки с сыром, кто-то сунул в руки Сати кружку с неприличной надписью на английском языке. Научный сотрудник Костя, высокий и светловолосый, похожий на киношного эльфа, принялся готовить бутерброды: открывал банку паштета и тихо ругался из-за тупого консервного ножа.
Сати только вздохнула. Блиц-роман с красавцем-искусствоведом совершенно не удался. Костя был помешан на холодном оружии и мог разговаривать только о нем. Особенно возненавидела Сати мечи и стилеты: о них Костя был способен рассуждать часами. Кто это мог вынести?
Она приняла бутерброд из рук экс-бой-френда.
- Как дела?
- Делаем выставку "Русский меч" - с готовностью откликнулся экс, усаживаясь на ручку кресла. - Вот послушай, тебе будет интересно! Конечно, будут представлены не только мечи, но и другое оружие: боевые топоры, палицы, рогатины, доспехи. Цех реставраторов готовит к показу несколько кольчуг. Помнишь, я тебе говорил, что на одну такую "железную рубаху" уходило около шестисот метров проволоки!
- Прекрасно помню, - тяжело вздохнула Сати. - Мы как раз в кино сидели, а ты мне это и рассказывал. Зрители с соседнего ряда все два часа предлагали тебе заткнуться. Но про кольчугу - это потрясающе. Дас ист фантастиш! Шестьсот метров колючей проволоки, ага.
- Но, главное, конечно, мечи! - продолжал Костя, не слушая ее. - Меч - основное оружие русского воина-дружинника, символ княжеской власти, эмблема Древней Руси! В 944 году дружинники князя Игоря клялись мечом, когда заключали договор с греками: "А не крещении Русь да полагають щиты своя и мечи своя нагы", - с воодушевлением процитировал он.
- Что ты говоришь? - пробормотала она, откусывая от бутерброда и размышляя, как бы отвлечь экса от любимой темы. Когда Костя садился на своего любимого конька, остановить его было не так-то просто. - Прямо так и написано в договоре? Ну, надо же!
- "А не крещеные люди кладут свои щиты и обнаженные мечи"! Русские летописи и другие источники просто пестрят упоминаниями о мечах! Вот, к примеру: "Да не ущитятся щитами своими и будут посечены мечами" или "посекоша мечем нещадно" или... В общем, рассказывать об этом можно долго. Например, если говорить о IX - XIV вв. то можно выделить две основные группы - каролингские и романские. Крголинских найдено более 100, относятся к концу IX - первой половине XI в. И, что интересно, находят их всего в нескольких областях Руси: в юго- восточном Приладожье, районах Смоленска, Ярославля, Новгорода, Киева и Чернигова...
- Невероятно! Кто бы мог подумать? Кстати, знаешь, мы с Никитой решили пожениться. Только что. Ели пельмени сейчас в "Тропиках" и подумали - а, собственно, почему бы и нет? Он быстренько разведется со своей...
- Кстати, далеко не каждый воин мог позволить себе приобрести меч! Ведь ты, наверное, об этом не знала? Потому мечи так редко и находили в погребениях! Они были особо почитаемым и ценным оружием в период раннего феодализма, клинки передавали от отца к сыну, и при наличии наследника, меч, конечно же, исключался из числа погребальных приношений...
- Или нет, я решила поменять ориентацию. Подамся в лесбиянки! Мне очень нравится ваша Ирка. Она, правда, толстая, как бегемот, но, зато добрая.
- Что? - наконец-то опомнился экс.
Сати вздохнула.
- Костя, мне очень интересно, все, что касается мечей. Правда-правда. Все, что ты мне рассказывал когда-то, я прекрасно помню: ты же все это раз по двадцать говорил. Но у нас с Никитой времени мало! Он же с работы свалил и его в любой момент могут спохватиться! Так что переходи к делу!
Она откусила кусок бутерброда и вяло пожевала.
- Ирка говорила, что вам строители клад какой-то передали? Что, прямо вот так и передали? Странные какие-то строители... Давай, показывай сокровища!
- Клады-шмады... - Никита пристроил недоеденную булочку на колено полуобнаженной мраморной девушки и вытащил фотоаппарат. Девушка стояла в углу возле высокого окна и явно готовилась в скором времени выйти в свет из запасников музея и пополнить собой галерею скульптуры, а пока на нее простертых руках болталась чья-то зеленая ветровка.
Дверь с грохотом распахнулась: появилась толстая Ирка, румяная и шумная. Сразу стало казаться, что в большой комнате мало места.
- О! - заорала она, хватая с тарелки бутерброд. - Пресса! Привет, Сати! Здорово, Никита! Видели наши находки?
- Чем вас осчастливили? - поинтересовалась Сати, перематывая в диктофоне кассету.
- Вот, глянь: тарелки, скульптурки. Обломки, короче! - непочтительно сказала Ирка, хмыкая. - Мы еще не все разобрали. Но вообще, есть вещи интересные. Слушай, мне надо, чтобы вы сфотографировала зеленое блюдо. Это, действительно, редкость. И чтоб прошла информация, что у нас в музее...
Сати поспешно нажала кнопку диктофона. Слава Богу, говорить искусствоведы умели, рассказывали интересно и ярко, а стало быть, и писать будет легко. Толстая Ирка, размахивая руками над раритетными обломками, заливалась соловьем. Никита щелкал фотоаппаратом. Когда она, наконец, выдохлась, Сати выключила диктофон.
Ирка тут же снова вцепилась в бутерброд.
- Ну что, - невнятно сказала она с набитым ртом. - Хватит или еще добавить?
- Хватит, спасибо. Ты уже достаточно наговорила.
- Говорить я люблю, - гордо сказала та. - Я - птица-говорун! Чаю налить? Мы грант получили, шикуем теперь! Печенье покупаем. Хотя, - озабоченно добавила Ирка. - Мне бы не печенье, а что-нибудь диетическое прикупить.
- Абонемент в спортзал, - подсказал Костя.
- Ни за что! Надругательство над собой... нет!
- А это что за железяка?
Сати кивнула на длинный железный предмет, изъеденный ржавчиной.
- Это меч, наверное, - вполголоса пробормотал Никита. - Как у рыцарей в вестибюле! Щас твой экс опять заведется!
Сати незаметно пнула его, сисадмин охнул.
- Да, скорее всего, это меч... - мельком глянул Костя. - Его нам тоже строители приволокли... вместе со всем остальным. Я еще не смотрел.
- "Скорее всего"? Так и писать? - Сати в сомнении уставилась на экса.- Ты же специалист по холодному оружию, что за невнятные формулировки?!
- Нет, это совершенно точно старинный меч. - успокаивающе произнес тот. - Ценности особой он, кажется, не представляет, но, после реставрации мы его, может быть, выставим в экспозицию. А невнятная формулировка - так это потому, что этим мечом я еще не занимался У нас выставка на днях открывается, поэтому не до него пока. О нем можно не писать.
- Готовим новую выставку, осенью. - прибавила толстая Ирка, щедро намазывая маслом печенье. - "Случайные находки". Ты упомяни об этом в своей статье, не забудь. Чтобы заинтересовать горожан. Пусть придут, посмотрят.
- Упомянем, - кивнула Сати, делая пометки на старом абонементе в бассейн. - А как же!
- Ржавый он какой-то, - Никита сделал несколько снимков и зачехлил фотоаппарат.
- Э-э-э...да, - Костя взял в руки меч, оглядел, прищурив глаза. - Передадим реставраторам. Жаль на выставку "Русские мечи" он не попадает.
- А я видел в кино, как крестоносцы вонзали в землю меч и молились, - вспомнил сиадмин. - Это почему?
- Это потому, - рассеянно сказал экс, разглядывая покрытый ржавчиной клинок. - Что в течение долгого времени существовала традиция в рукояти меча размещать частички мощей святых. И к тому же, смотри... рукоять меча и лезвие образуют форму креста...
Никита покосился на него с уважением.
- Во многих мифологиях меч имеет амбивалентное значение, - Костя опять увлекся.
- Какое? - озадаченно переспросила Сати.
- ... в котором противопоставляется жизнь и смерть. Меч разделяет и отделяет душу от тела, небо от земли. В некоторых преданиях он служит мостом в другой мир.
Она затосковала.
- А этот меч у какому веку относится? - поинтересовался Никита.
- Этот? - Костя глянул на железяку. - Ну, надо с ним поработать... Век 10-й.. а то и раньше... Конечно, к мечам крестоносцев он не имеет никакого отношения. Обычный меч. Кстати, знаете, во многих народных сказках упоминается меч-кладенец?
- Точно! - подтвердил Никита. - Я как раз сейчас дочке часто русские сказки читаю. Недавно читал про меч-кладенец... баба-яга еще там...
- Меч-кладенец - волшебное оружие, которое обеспечивает победу над врагами. - Костя осторожно положил ржавый клинок на стол, поверх бумаг. - Меч-самосёк его еще называют. Кстати, в русской мифологии, в сказании о Вавилоне-граде есть упоминание о волшебном мече-кладенце по имени Аспид-змей. Это такой меч-оборотень, мог превращаться в змею, в аспида, то есть. Вообще, у многих мечей были собственные имена. Меч короля Артура, например, звали Эскалибур...
Сати закатила глаза: толстая Ирка глядела на нее с сочувствием.
Сати взяла чашку и вышла на балкон. Он был огромным: с кирпичными перилами, с увитым плющом навесом. В дальнем углу стояли два пластиковых кресла и маленький столик, заваленный газетами и заставленный кружками: работники музея в хорошую погоду пили здесь чай. Сати тоже частенько принимала участие в их чаепитиях и каждый раз вид с балкона заставлял ее сердце сжиматься от красоты. Вокруг музея расстилался большой старый парк, уступами спускающийся к берегу. Посреди широкой медленной реки лежал изумрудно-зеленый остров. За рекой, далеко-далеко, там, где ясное летнее небо смыкалось с землей, тянулась гряда синих гор.
Сати поставила кружку на белые облупившиеся перила, глянула вниз. Внизу шелестели кусты боярышника, по дорожкам парка чинно прогуливались мамаши с детишками. Рядом с балконом росло высокое раскидистое дерево: благородный ильм.
И ей подумалось, что если исключить современно одетых людей и прогулочные трамвайчики, снующие по реке, то пейзаж будет почти таким же, каким его видел каждый день из своего окна последний генерал-губернатор.
глава-2.
Когда в глаз великого мага со всего размаха заехал кулак, он окончательно понял, что день не удался. Незачем было и просыпаться.
До мордобития, впрочем, жизнь тоже не радовала.
Утром Тильвус пересчитал бутылки в продранном полиэтиленом пакете и задумался: на беляш уже хватало, а на пиво - нет. Необходимо было раздобыть еще хотя бы парочку. Шаркая по нагретому солнцем асфальту, он поплелся к зданию строительного техникума: там почти всегда можно было найти что надо. Предчувствие и на этот раз его не обмануло: на парапетике тротуара, рядом с клумбой поблескивали в пыльной зелени боярышника три пустые бутылки мутного стекла. Неторопливой походкой, привычно обшаривая глазами обочины дороги - вдруг, обнаружится еще бутылочка-другая, тогда хватит и на сигареты, он уже поравнялся с крыльцом, когда из-за угла показались конкуренты: пара бомжей из привокзального сквера. Тильвус как-то встречался с ними, но близкого знакомства избегал: характер у парочки был скандальный и вздорный. Он прибавил ходу, претенденты на добычу - тоже. Один, помоложе, одетый, несмотря на теплый вечер, в болоневую синюю куртку, поднажал и схватил бутылку первым. Подобной наглости Тильвус вытерпеть не мог и тут же ввязался в бой. Поединок получился бурным, но недолгим: на третьей минуте драки великий маг получил в глаз и потерпел позорное поражение. Конкуренты забрали трофеи, спрятали их в большой пакет с яркой надписью " Салон "Бабочка" - изысканное нижнее белье из Франции" и гордо удалилсь.
Тильвус, кряхтя, подобрал свой кулек и тоже двинулся прочь от места стражения, чувствуя, как левый глаз, в который угодил кулак, начинает заплывать. Он поднялся по крутому переулку, свернул на главную улицу города и остановился, чтобы отдышаться. В самом начале улицы, возле площади с фонтанами, почти на весь квартал тянулось серое здание банка, огромное, самодовольное, сверкающее зеркальными стеклами. Возле входа в огромных керамических вазонах пламенели оранжевые левкои. Тильвус подошел поближе к зеркальной стене и озабоченно вгляделся в собственное отражение, пытаясь оценить урон, нанесенный ему противником. Так и есть! Верхнее веко набрякло, грозя почти полностью закрыть левый глаз, губа опухла и увеличилась в размерах раза в два. Тильвус осторожно потрогал губу, вздохнул, сделал шаг назад, чтобы разглядеть картину полностью. Сияющее стекло отразило непрезентабельную фигуру городского бродяги, потасканного и побитого жизнью, ("А теперь и не только жизнью, " мрачно подумал Тильвус) в мятых бесформенных штанах, подпоясанных обрывком синей нейлоновой веревки, в продранной белой футболке-сетке. Неопрятная полуседая борода торчала клоками.
- М-да... - в раздумье произнес великий маг и пошевелил грязными пальцами босых ног, обутых в пляжные шлепанцы. - Видок, конечно...
Мягко хлопнула зеркальная дверь, показался рослый широкоплечий охранник в черном костюме, галстуке, с мобильным телефоном в руке, похожий на Джеймса Бонда. Он окинул Тильвуса профессионально тяжелым взглядом и чародей оробел.
- Ну ты, что, старый? - поинтересовался Джейсм Бонд голосом, мягким, как наждачная бумага. - Долго тут стоять будешь?
Тильвус подхватил пакет и торопливо двинулся по улице, испуганно оглядываясь. Охранник подождал, пока он отойдет на порядочное расстояние и вернулся на свой пост.
Городские часы на центральном универмаге мягко прозвенели девять вечера. Тильвус ненадолго задержался возле магазина, разглядывая выставленный в витрине спортивный тренажер, озадаченно поскреб в бороде, соображая, как должна работать эта сложная конструкция из сверкающих металлических трубок, похмыкал и двинулся дальше. Дел было полно: конкуренты не дремали, поэтому
на "красной линии", кстати, бутылки попадались нечасто:
Совсем недавно универмаг был ничем не примечательным сооружением из бетона и стекла. Но пару лет назад, когда городские власти решили восстанавливать исторический облик центральных улиц и принялись за реставрацию старинных домов на "красной линии", все здания, построенные позже и отличающиеся унылой бездарной архитектурой, тоже поменяли облик. Их стилизовали под старину так искусно, что приезжие не могли отличить старинные дома от современных и искренне считали, что исторический центр города сохранился таким с незапамятных времен.
Огромное здание центрального универмага перестроили, покрыли красной черепицей, а наверху установили башню, на которую водрузили самые точные в городе часы. Вначале Тильвуса забавляло, что горожане определяют время по часам, но потом он и сам, проверяя урны на наличие пустых пивных бутылок, нет-нет да и поглядывал на высокую башенку с круглым циферблатом.
В городе Тильвус жил довольно давно, по человеческим меркам, конечно. Возможно, следовало выбрать другую местность, с более мягким климатом. Но ему нравился именно этот старинный город, раскинувшийся на трех зеленых холмах, с могучей широкой рекой, тенистыми бульварами, с цветущей по весне сакурой, с лютыми бесснежными зимами. И люди здесь жили, в общем-то неплохие.
Тильвус поглядел на городские часы и прикинул, что делать на "красной линии" сегодня совершенно нечего. Будний день: народ недавно пришел с работы, перекусил и расслабляется сейчас у телевизоров с бутылочками пива. Выносить мусор пойдут утром, часиков в восемь, тогда и можно будет пошурудить по бачкам во дворах.
Шаркая пластиковыми шлепанцами, он спустился с центральной улицы на бульвар, миновав трехэтажный старинный особняк красного кирпича на углу. Когда-то этот дом, как и многие другие в городе, принадлежал богатой семье купцов-миллионеров. В свое время глава семьи создал собственную торговую империю, в прямо смысле слова, с нуля: тогда далекий необжитый край только-только начинали осваивать предприимчивые люди. Вначале смышленый парнишка работал приказчиком в лавке богатого маньчжура, потом открыл небольшую лавку, затем купил баркас и стал промышлять самостоятельно: скупать пушнину, развозить товар по далеким стойбищам, по немногочисленным русским селениям, сколачивая собственный капитал. Большие деньги его не испортили: когда состояние перевалило за миллион, купец выстроил первую в городе школу, ночлежный дом, открыл ремесленное училище. заложил большой парк у реки. Уйдя на покой, долгое время был церковным старостой, дело же свое передал сыновьям.
Сейчас в городе проживала престарелая внучка купца-миллионера, обитала в пятиэтажке, возле городских прудов. Жила скромно, на маленькую пенсию, помощи у местных властей не просила, прав на наследство не заявляла. Тильвус видел ее как-то раз: наследница миллионов, сморщенная ссохшаяся старушонка с печальными выцветшими глазками сидела на скамеечке на площади, опираясь на палку, и вела тихую беседу с правнучкой, розовощекой пухлой девочкой в стильно продранных джинсах. "И это наш домик был, - печально перечисляла старушка, тыча палочкой в сторону здания из красного кирпича, где размещалась ныне краевая библиотека. - И вот это, тоже наш домик, музей там сейчас, геологический... И магазинчик, "Рыбный рынок", тоже наш, дедушки Андрея Федоровича с братцами, Василием Федоровичем да Егором Федоровичем..." Правнучка, прищурившись, глядела на "домики" тяжелым взглядом.
Парк, заложенный удачливым купцом, тянулся вдоль набережной несколько километров, уступами спускаясь к воде. Городские власти неоднократно пытались затеять его реконструкцию, но всякий раз натыкались на яростное сопротивление горожан. Возможно, парк действительно требовалось обновить, но сама мысль, что придется вырубить старые корявые вязы, благородные ильмы, высокие, с замшелыми стволами деревья маньчжурского ореха, проложить сквозь густые заросли боярышника асфальтовые дорожки, доводила старожилов до исступления. В конце концов, отцы города махнули рукой, и парк остался прежним: разросшимся, неухоженным, с протоптанными среди травы дорожками, усеянными полусгнившими орехами с такой толстой скорлупой, что разгрызть ее могли только черные белки, бесстрашно шнырявшие прямо под ногами у людей.
Тильвус неторопливо брел по тенистому бульвару, закинув за спину разодранный полиэтиленовый пакет, незаметно разглядывая встречный народ. Определенно, в этом городе жили самые красивые девушки!
Некоторое время он серьезно размышлял, откуда каждое лето они появляются в таком количестве: стройные, юные, загорелые, с летящими по ветру волосами, в предельно коротких юбках, открывающих бесконечно длинные ноги. Взрослые красивые женщины привлекали его взор гораздо реже, но девушки!
Тут, поймав себя на фривольных мыслях, великий маг мысленно сделал себе суровое замечание, приказал не отвлекаться и держать курс строго на мусорный бак в конце бульвара.
Длинный летний вечер тихо угасал.
На скамейках, забравшись с ногами на сиденья, галдели компании подростков, чинно прогуливались по травке под деревьями владельцы собак с питомцами.
Рядом с парком, возле офиса крупной компании, занимающейся речными грузоперевозками, стояло несколько больших мусорных баков. Вряд ли там могло обнаружиться что-то стоящее, но заглянуть для очистки совести все же не мешало:
на счастье и конкурентов поблизости не было видно. Тильвус приподнялся на цыпочки и заглянул в бак: бутылок нет, только на самом дне валялась куча скомканных бумажных пакетов, но далеко, не достать. Он огляделся по сторонам, не валяется ли где подходящей палки: залазить в бак не очень-то не хотелось.
Внезапно рядом с мусорным баком, на грязном асфальте завихрился маленький серебристый смерч, закручивая обрывки бумажек и пустые полиэтиленовые пакеты. Тильвус поднял кустистые брови, хмыкнул, облокотился на железный бак и стал спокойно ждать, что последует дальше.
- Рад тебя видеть, - появившийся из ниоткуда гость смотрелся на фоне городского пейзажа несколько непривычно. - Ты не это ищешь?
И он указал кивком головы на бутылку, закатившуюся за бак.
- Взаимно, - отозвался Тильвус несколько иронически. - За бутылочку - большое человеческое спасибо.
При слове "человеческое" гость фыркнул, сдерживая улыбку.
- А ты бы переоделся, - посоветовал маг и, кряхтя, опустился на колени, нашаривая бутылку. - Народ тут, конечно, простой... плохого не подумает... но твой... гм... наряд вряд ли оценят по достоинству. Длинные волосы здесь тоже... Могут о тебе подумать, что-нибудь....э-э-э... ну, неважно.
Он нашел, наконец, бутылку, выпрямился и брови его снова поползли вверх.
- Уже? Ну-ну...
Тильвус окинул гостя с головы до ног долгим взглядом. Оценил элегантную стрижку, не короткую, но и не длинную, а в самый раз, покосился на дорогой темный пиджак, придирчиво оглядел шелковую рубашку неброской расцветки, изящный узел галстука, перевел взгляд на в меру заутюженную складку брюк, потом нагнулся и, хмыкая, внимательно осмотрел дорогие ботинки из тонкой кожи, явно ручной работы.
Закончив исследование, Тильвус выпрямился, потянул крупным пористым, похожим на старую картофелину носом, аромат дорогого парфюма и сурово спросил, насупив лохматые седые брови:
- Армани?
- Кензо, - гость небрежно смахнул с лацкана пиджака несуществующую пылинку.
- Понятно... - Тильвус пошевелил пальцами ног и помолчал немного. - А что за внешность?
- Да так, один голливудский актер, - уклончиво сказал гость. - А ямочка на подбородке как у Майкла Дугласа.
- Ага... То-то я гляжу: знакомая ямочка... Как у Майкла Дугласа, значит? Обычная внешность тебя, конечно, не устроила. Явиться сюда, конечно, надо с наружностью голливудского актера, а?! И с ямочкой на подбородке?! И непременно, как у Майкла Дугласа!
- Мы очень чутки к прекрасному, - скромно заметил гость.
Великий маг захохотал.
- Ладно, - сказал он, вытирая слезы. - Я так подозреваю, Тисс, ты явился сюда не для того, чтобы продемонстрировать эту прекрасную рубашку? Хьюго Босс?
- Патрик Хельман.
- Патрик Хельман. Понятно. А очки тебе зачем? - бесцеремонно поинтересовался Тильвус. - Видишь что ли, плохо?
- Зрение у меня прекрасное, - надменно сообщил собеседник. - Очки - дополнение к имиджу. Картье.
- К имиджу... ага... ладно... А машина у тебя, должно быть, "Понтиак"?
- Что? Скажешь тоже! Это еще почему?! Единственная известная тебе марка?
- От слова "понты", вот почему! Ну, пижон! Вы, эльфы, пижоны, каких мало!
Тисс высокомерно промолчал.
- Ну вот что. - Тильвус подхватил свой продранный полиэтиленовый пакет, бутылки звякнули. - Идем. Тут неподалеку небольшая забегаловка есть... Пивная, - пояснил он, заметив недоумевающий взгляд эльфа. - "Светлячок" называется. Посидим, поговорим. Там и внешность твою оценят по достоинству, и гардероб.
Он пощупал тонкую ткань пиждака, отвернул полу и взглянул на шелковую подкладку.
- Гуччи, - опередил вопрос Тисс.
Тильвус досадливо крякнул.