Дынина Ирина : другие произведения.

Хмурый город Ненастье для Насти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Монстры. Вы верите в монстров? Нет? Очень зря. Монстры реальны. Они живут рядом с нами и занимаются своими злыми делами под покровом ночи. В этом и многом другом, пришлось убедиться обычной девушке Насте, вынужденной вступить в борьбу со злом.

Хмурый город. Ненастье для Насти

 []


      Глава 1 Вампир и мертвец
     - Куда мы идем? – хорошенькая блондинка, лет семнадцати, кокетливо прищурившись, взглянула на своего кавалера, добавив в голос легкую нотку стервозности. – Мне не очень нравится протискиваться через колючие заросли. Платье совсем новое. Я могу его выпачкать.
     - Ну, Розочка, осталось совсем чуть-чуть – щуплый парнишка, едва успевший выпрыгнуть из подросткового возраста, по фамилии Зябкин заискивающе улыбнулся девушке. – Клянусь, тебе понравится. И, обещаю купить тебе еще одно мороженое, самое дорогое, большое и вкусное из всех существующих!
     Роза скептически взглянула на неказистого кавалера – ну и откуда у невзрачного хлюпика лишние деньги? Не красавец – это, точно, да и одет бедновато. К тому же, масти непонятной – не брюнет, ни блондин, а, какой-то, пегий. Фи! Купит он! Небось, воображает себя супермачо, раз такая девушка, как она, решила прогуляться с ним по парку. Так, по парку, а не по каким-то колючим кушерам! Да он ей вообще не нравится! Она, Роза и пошла с этим Зябкиным для того, чтобы парня своего позлить, Женьку. Женька, совсем обнаглел. Пригласить прогуляться - пригласил, а внимания на девушку никакого не обращает. Болтает со своими приятелями о всяком скучном, как будто Розочка – пустое место! Вот она и согласилась пройтись по аллее с малахольным Зябкиным. Откуда он только взялся? Розочка его совсем и не знает, так, встречала пару раз на районе. Жаль, но никто другой в данный момент, Розочке не подвернулся.
     Девушка справедливо считала, что Женьке незаслуженно повезло – ему досталась такая замечательная подружка, умная, красивая, чем-то похожая на молодую Анжелину Джоли. Ну да, помните, как в том фильме, где знаменитая голливудская дива блондинка, как и сама Розочка. И за что Женьке такое счастье? Не заслужил он его, не заслужил.
     Роза нахмурилась, отцепив от юбки колючую ветку шиповника – вот же, завел неизвестно куда, кавалер ушастый! Как и когда они умудрились свернуть с широкой и людной аллеи в эти непроходимые дебри?
     - Ха-ха! – девушке захотелось рассмеяться – закатное солнце забавно подсвечивало торчащие уши Зябкина, идущего чуть впереди. Они розовели в солнечных лучах, вызывая у Розы очередной приступ смеха.
     Зябкин оглянулся на девушку. Лицо парня выглядело угрюмым – он подозревал, что эта глупая блонди смеётся над ним. Ничего, пусть её. Посмотрим еще, кто будет смеяться последним.
     - Не ловит. – в мелодичном голосе Розочки послышалось удивление. Девушка с обидой взглянула, сначала на экран телефона, затем, на ухмыляющегося Зябкина – Совсем не ловит!
     - Конечно, не ловит. – себе под нос прошипел Рома Зябкин. Глупость девушки начинала утомлять кавалера. – Так и было задумано.
     - Долго еще? – Роза, обнаружив, что телефон почему-то не желает звонить Женьке, испугалась. А, все этот Зябкин виноват – завел, неизвестно куда. Роза и не подозревала о том, что в городском парке встречаются столь дикие места – пустые, поросшие густым кустарником. И, деревья! Все одинаковые – высокие, ветвистые. Где-то за ними затерялась тропинка, по которой они сюда пришли.
     - Эй, Зябкин, ты меня еще долго кругами водить будешь? – Роза повернулась и испуганно ойкнула – незавидный кавалер испарился. Исчез, будто и не существовало его в природе. Как сквозь землю провалился.
     - Зябкин, ты чего это? – растерянно пролепетала девушка, прижимая руки к пышной груди. – Отзовись, иначе я.. Я, закричу!
     Зябкин притаился тут, рядом, куда ж ему деться от такой красоты? И, впрямь, хороша девчонка! Высокая, стройная, блондинка с виду.
     - А, натуральная или, нет, – Роман невольно облизнулся – это я позже разберусь. Ишь, испугалась. В миг растеряла весь свой гонор. Все вы такие – ссыте, когда страшно.
     - Зябкин! – в звенящем от напряжения голосе светловолосой девушки отчетливо звучал страх. – Отзовись, зараза! Добром прошу, отзовись! Женьке пожалуюсь, тебе же хуже будет.
     Зябкин ухмыльнулся – пожалуется она. Женьке. Ха! Боялись мы таких! Ты еще дойди до него, до Женьки своего!
     - Зябкин! – Розочка, слегка поплутав среди трех могучих дубов и ударившись большим пальцем ноги о торчащий из земли, камень, уже не грозилась, а почти плакала – Ну, Зябкин…
     - Здесь я. – Роман ответил девушке каким-то тягучим шепотом, прошелестевшим среди зеленой листвы. – Сюда иди…
     Зябкин любил красивые и тихие места. Это место он нашел случайно и, сразу же решил, что приведет сюда Розочку. Именно её и именно сюда.
     - Вот ты где! – перепуганная девушка, слегка прихрамывая, побежала на звуки голоса. Ее уже мало заботили сохранность платья и прически – выбраться бы из дремучих зарослей. Она ему покажет, этому Зябкину! Нашла с кем дать повод для ревности! Разве ее красавчик Женька станет ревновать к подобному недоразумению? Кто он, этот Зябкин? Урод? Упырь?
     - Точно! – обрадовалась Розочка, подобрав нужное определение. – Упырь, он и есть – мелкий, ушастый, противный! И зубы у него кривые! О такого еще руки марать? Пусть только выведет её, Розочку, из зарослей, а там Женька ему покажет где раки зимуют!
     - Зябкин! – Роза выскочила из кустарника на небольшую полянку и испуганно замерла. – Где…
     - Я – здесь, глупая. – Зябкин возник неожиданно, прямо за спиной девушки и Розочка, испуганно пискнув, развернулась.
     На щеку девушки упало несколько липких капель, и рука нервной красотки дернулась, чтобы стереть мерзость с лица.
     - Вот урод, - возмущенно успела прошипеть раздраженная бесцеремонностью спутника, Роза. – оплевал всю, верблюд неуклюжий!
     Её глаза уткнулись прямо в глаза Романа и.. Девушка почувствовала, как ее манят эти темные глаза, как растворяется в них весь её страх, волнения и беспокойство, сменяясь какой-то уютной умиротворенностью и желанием довериться этому, в общем-то, славному парню.
     - Зябкин, – она попыталась упереться ладонями в грудь спутника – тот подошел слишком близко. – я …
     - Ш-ш-ш-ш.. – прошептал парень прижимая ее к своей впалой груди неожиданно сильными руками. – Не шуми. Не надо. Не поможет.
     Девушка кротко кивнула – темные, до черноты глаза Зябкина гипнотизировали ее, звали, влекли.
     Воля Розы была покорна манящему взгляду. Обладатель магнетических глаз взял блондинку за руку, полюбовался изяществом длинных, ухоженных пальчиков красотки, округлыми ногтями, выкрашенными розовым перламутром и облизнулся, словно дворовой кот над чашкой жирной сметаны.
     - Пошли, милая, – прошептал Роман, чувствуя, как начинают дрожать пальцы. – пора.
     Девушка безропотно проследовала за Зябкиным, продираясь сквозь высокую, опутанную колючей повителью, траву, лишь в самой глубине души ощущая некую неправильность происходящего.
     Он привел ее в самый укромный уголок парка – здесь, на этой тихой полянке не никогда никого не бывало, только Роза и он, Зябкин.
     Теперь опасаться было некого. Среди зарослей колючего шиповника, густого ивняка молодых кленов парочку никто не увидит. Никто не сможет подсмотреть за тем, что случится в ближайшее время.
     Руки парня жадно зашарили под юбкой девушки. Блондинка слабо застонала, попыталась отвести взгляд от страшных, черных глаз, но не преуспела.
     - Ш-ш-ш, – шептал Зябкин, дрожащей рукой расстегивая пуговички на платье жертвы, одну за другой. – не надо шуметь.
     - Что? Что ты делаешь? – Роза еще пыталась сопротивляться. – Оставь меня .. Ах..
     Парень справился с пуговичками и распахнул на девушке одежду.
     Мр-р-р…
     Белая, чистая кожа манила его своей обманчивой невинностью. Однако, Зябкин точно знал, что эта девушка не невинна. Потому-то он ее и выбрал. Кувыркалась она со своим парнем и не один раз. Но, что это меняет для него, Зябкина? Так, даже лучше.
     Пальцы коснулись черного кружева бюстгальтера, погладили ткань медленными, круговыми движениями и отодвинули в сторону досадную преграду, резко сжав упругий сосок.
     Такой нежный. Восхитительно теплый. Манящий.
     Склонившись, парень прикоснулся к нему холодными губами, дохнул, тронул кончиком языка. Сначала – осторожно, будто опасаясь ожога, затем, смелее, еще смелее.
     Язык обвился вокруг розового бугорка, губы жадно сжались, зубы слегка прикусили нежную плоть.
     Девушка слабо застонала, тяжело дыша в его крепких объятиях. Она прижималась к нему слишком сильно, беззащитная грудь, полностью обнаженная, ласкала похотливый взгляд и вечерний ветерок холодил теплую кожу.
     - Вот так, моя милая. – крепкие, на удивление сильные руки тщедушного парня, обхватили девушку за талию. – Тебе хорошо, красавица? Впрочем, – парень глумливо усмехнулся. – даже, если и нет, то, кого это волнует? Уж точно не меня.
     Он аккуратно, не отводя взгляда от глаз Розы, уложил девушку на траву, продолжая поглаживать тонкую кожу высокой груди и целовать теплый сосок.
     Зябкин млел – такая нежная.. хрупкая.. горячая.. Такая желанная.
     Платье он задрал до самого пупка – долой лишнее тряпье! Но, нет, не рвать – нельзя оставлять следов.
     - Так я и думал. – холодные пальцы скользнули под трусики. – Стринги. Черное кружево. Роза в стрингах…
     Трусики он стянул сразу и некоторое время любовался покорно раздвинутыми ногами красотки. И тем, что находилось между этих ног.
     Рай. Жизнь.
     Его манила эта белая, тонкая кожа.
     Блондинка. Как есть, блондинка. Натуральная.
     - Красивая – хрипло пробормотал Зябкин. – Какая же ты красивая, Розочка. Твоему Женьке очень повезло.
     Девушка застонала неожиданно громко, извиваясь под грубыми ласками и Зябкин насторожился, продолжая гладить девушку по бедру.
     Он знал, что у него холодные руки. Ледяные почти что. Тем более, ему было так приятно трогать эту теплую плоть.
     Теплую, обжигающе горячую.
     Опустив голову, Зябкин поцеловал девушку внизу, заелозил языком по внутренней части бедра, еще сильнее раздвигая девчонке ноги. Быстрый язык, такой же холодный, как и пальцы, скользнул вглубь женского лона, подобно проворной змее, отыскивая сладкое, потаенное местечко, чувствительное к подобной ласке.
     Она отзовется! О, да!
     Рывком, Зябкин придвинул девушку ближе, обхватывая слегка раздвоенным языком тот самый заветный бугорок.
     Горошина.
     Зябкин называл это местечко горошинкой, а соблазненных девиц – принцессами.
     Принцессы и их горошины. М-ммм…
     Продолжая поглаживать стройные ножки, Зябкин окунулся в чувственное море отзывчивой плоти, всасывая собственным холодом весь тот жар, что разгорался внутри трепетной красавицы.
     А он разгорался! Иначе и быть не могло. Не смотря на всю свою неказистость, Роман чувствовал себя достаточно опытным и поднаторевшим в некоторых вопросах, парнем.
     Теперь девица стонала в голос. Ее беспокойные руки задвигались, а парень лишь сильнее вдавил язык внутрь, словно пробиваясь через препятствие.
     Но, препятствий не было – кто-то успел посетить сладкое местечко раньше него.
     Зябкина мало интересовали любовные похождения невольной подружки – он успел стянуть с себя майку и уже предвкушал свое проникновение туда, в это горячее, трепещущее лоно, похожее на огненное жерло вулкана. Распаленная смелыми ласками девица подалась вперед, навстречу его суетливому движению.
     Зябкин расстегнул ширинку и выпустил на волю своего дружка – крепкого, тугого, подрагивающего в предвкушении. Свою гордость, свою первую гордость.
     Медленно втискиваясь в узкую щелочку, парень испытывал дикое желание схватить хрупкое, податливое тело, стиснуть, причиняя боль. Ему хотелось смять эту белую кожу, сдавить, сжать нежную грудь, увидеть отблеск страха на красивом лице.
     Но, нет.. Нельзя оставлять следов.
     Ему не простят. Не простят того, что он, без спросу, вломился в чужой рай и украл весь этот мед, ему не принадлежащий.
     Продолжая медленно двигаться внутри, Зябкин завел руки девушки вверх, прижимаясь щекой к бархатистой коже ее лица, гладя теплую щеку, спускаясь ниже круговыми движениями пальца и языка.
     Девушка тихо стонала, но не сопротивлялась. Она, будто спала, колдовским сном, навеянным странным, гипнотическим взглядом невзрачного паренька.
     Подушечки пальцев коснулись синей жилки не шее. Жилка билась, трепетала, пульсировала. Зябкин слышал стук сердца, живого, человеческого сердца, перегоняющего кровь по венам. О, эта горячая кровь! Жаркая, сладкая, полная жизни.
     Сильнее отведя руки девушки вверх, Зябкин выгнулся, забившись в оргазме и оскалил зубы. Медленно, очень медленно выдвинулись клыки – безукоризненно острые, белые, длинные. Гордость Зябкина. Его вторая главная гордость.
     Он прицелился, еще раз погладил горло девушки рукой и..
     - Моя – хрипло рыкнул Зябкин, неожиданно сильным для столь хилого телосложения, голосом. – Моя-я.. Я – не низший… Я-я-я..
     В этот момент рука Розы, которую он прижимал к земле, странно дернулась и девушка глухо застонав, попыталась глубоко вздохнуть.
     Зябкин запаниковал – в нос ударил острый, сладкий аромат крови.
     Но, почему? Он же не успел, он еще не успел сделать самого главного!
     Поспешно парень впился в губы девушки своими, раздвинул податливую, мягкую плоть и засунул свой язык в рот Розочки.
     Она пахла, как сладкая карамелька. И на вкус была такой же. Везде.
     Роза снова притихла, перестав метаться, а Зябкин, рывком выйдя из нее, тревожно принюхался. Ага, вот оно!
     Он, все же, проявил беспечность и не обратил внимание на то, что из травы торчит ржавая железка. Совсем крохотная, но успевшая поранить руку девушке.
     Отсюда и кровь. Из совсем небезобидной ранки.
     Удивительно, как старый и ржавый гвоздь мог впиться так глубоко?
     - Не глубже меня. – самодовольно усмехнулся Зябкин, слегка отодвигая Розу в сторону. Платье, все так же, задравшись к пупку, открывало нескромному взгляду дивную картину, заставив Романа нервно облизываться.
     - Еще успею. – парень отвел взгляд, оторвав его от девичьих прелестей, ухмыльнулся и призадумался, изучая неглубокую впадину, поросшую травой.
     - Гвоздь. – озадаченно думал Зябкин. – Откуда он здесь?
     Роман оставил девушку лежать на траве в совершенно неприличной позе, встал на ноги, натянул штаны и внимательно присмотрелся к укромной полянке.
     Неожиданно, он сильно ударил ногой по земле, естественно мимо гвоздя – столбняк ему не грозил, но кому оно надо, дырявить хорошую обувь?
     Удар вышел и в самом деле сильным – земля неожиданно обвалилась вниз, упав в пустоту.
     Зябкин озадаченно смотрел себе под ноги.
     - Что это? – подумал парень. – Похоже, что я что-то нашел?
     Сказать честно, Зябкину был не чужд азарт. Когда-то давно он, будучи молодым и глупым, зачитывался книжками. Взахлеб. Особенно любил приключения.
     Про пиратов, клады и красоток.
     С красотками у него все срослось, пусть и не так, как представлялось во влажных юношеских мечтах, а вот с кладами и пиратами, в век цифрового телевидения и полетов космонавтов вокруг Земли, наблюдалась некоторая напряженка. Пираты, похоже, остались только в Сомали, а это слишком далеко для нищей российской глубинки, а клады.. Клады, пожалуй, успели отыскать еще до рождения Зябкина более удачливые и рисковые авантюристы.
     - Я и сам, как пират. – пробормотал Зябкин, разрываясь на части. Дыра в земле манила его, будоража и теребя авантюрную жилку в душе, но рядом, такая же желанная, лежала полуобнаженная нимфа, голубая жилка на шее которой казалась не менее загадочной и вожделенной.
     Девушка слабо постанывала, а узкая щелка между стройных ног красотки, оставалась все такой же восхитительной и горячей.
     Хотелось еще раз погрузиться в эту сладкую карамель, стиснуть нежную грудь и припасть к этой белой шейке.
     И, пить, пить…
     - Еще успею – отмахнулся Зябкин, тревожно озираясь. – Здесь, определенно, зарыто что-то стоящее, а девица, – широко ухмыльнувшись, Роман потянулся за черными трусиками – от меня никуда не денется.
     *
     - Роза! Роза! Что с тобой случилось? – девушка услышала чей-то голос и слабо застонав, попыталась открыть глаза. Голос доносился, словно издалека, как будто, сквозь вату или, толстый слой чего-то другого. – Очнись, Роза!
     Открыв глаза, она затрясла головой, прогоняя из глаз дурную пелену.
     - Ты, как? – над ней кто-то склонился. – Хватит уже меня пугать! Вставай! С какой радости тебя понесло в дикий шиповник?
     Роза приподнялась с земли, опираясь на руку и оторопело уставилась на невзрачного паренька, склонившегося над ней и протягивавшего ей свою ладонь.
     - Зябкин? – слабо удивилась она. – Зачем, Зябкин? Где мой Женька? Где я, вообще есть?
     - Вставай быстрее. – парень продолжал сердито выговаривать девушке. – Я упарился за тобой бегать по всему парку. Вон, весь в репьях, точно бродячий пес! Везде искал, а ты здесь лежишь, под кустом. Упала, что ли?
     Роза ничего не помнила – ни как бегала, ни как падала. Помнила одного Зябкина.
     - Как я сюда попала? – требовательно спросила она. – Говори!
     - Почём я знаю? – Зябкин пожал узкими плечами, слегка ссутулившись. – Ты вместе со всеми была, потом, смотрю, отбилась от своих и зачем-то пошла в глубь парка. Нет тебя и нет, а уже вечер почти. – парень попытался застенчиво улыбнуться, но смутился и неопределенно хмыкнув, продолжил. – За тобой пошел. Искал-искал, весь парк исходил, а ты тут вот, лежишь, белая и неподвижная, точно мумия. Ой, а с рукой, что?
     Роза, воспользовавшись помощью Зябкина, поднялась с земли и взглянула на руку.
     - Кровь! – испугалась она, на самом деле, бледнея лицом. – Болит зараза!
     - Так ты в яму свалилась. – авторитетно заявил Зябкин. – А, что, запросто! Нога попала в выемку, ты и упала. Головой стукнулась и руку расцарапала, до крови.
     - Не помню ничего. – Роза лихорадочно принялась себя ощупывать. – Вдруг она.. Вдруг, он..
     Но, нет – и трусики, и бюстик на месте, пуговки застегнуты.
     - Фу! – девушка перевела дух, благодарно взглянув на неказистого паренька, забавно шевелящего ушами. – Ничего не помню. Наверно, ты прав – упала и ударилась. Рука болит.
     - Сильно? – весь из себя заботливый Зябкин алчно взглянул на дыру в земле. Чернеющую за спиной девушки. – Болит, говорю, сильно? Рука?
     - Терпимо. – Роза тоже покосилась на яму – как только ноги себе не переломала?
     - Нужно обработать. Лучше – в травмпункте. Мало ли – столбняк не дремлет.
     Девушка потерянно оглянулась.
     - Пожалуй, ты прав. Спасибо тебе, Зябкин. Ты меня проводишь?
     Парень замялся.
     - Знаешь, – Зябкин развел руками. – этот твой Женька - жутко ревнивый тип. Увидит, что мы из кустиков вдвоем выходим, еще подумает невесть что. Зачем мне это?
     - Ссышь, Зябкин? – развеселившись, подумала Роза. – Женька? Тебя? Приревнует? Много чести.
     - Вон, тропинка. – парень указал на просвет среди деревьев. – Прямо к павильону с мороженым придешь. И, сразу – в травмпункт, а то, так и до заражения крови доиграться можно. – Зябкин облизнул тонкие губы, и Роза скривилась от отвращения. – Не рискуй понапрасну – со столбняком шутки плохи.
     - Ладно, не умничай, советчик. – девушка криво усмехнулась. К ней возвращалась прежняя самоуверенность. – Не маленькая, разберусь.
     И, помахав унылому типу рукой, Розочка побежала прочь из темного парка.
     - Будет он мне еще указывать, – бурчала девушка себе под нос. – урод ушастый! Нет, не урод – упырь!
     Между ног слегка саднило, но Роза, занятая болью в руке не обратила внимания на легкий дискомфорт, а Зябкин ухмыльнувшись, ну совершенно злодейской ухмылкой, почесал пах.
      - Бега, беги, коза! Куда ты теперь от меня денешься? – и вернулся к таинственной яме. У Зябкина сегодня намечалось немало хлопот – надо раздобыть лопату и откопать свой клад. Если там что-то стоящее, то, можно считать, что ему повезло. Не всегда же ему, Роману, быть мальчиком на побегушках? Надобно развиваться, расти, а девки? Девок у него будет еще много.
     *
     Вечер выдался хлопотный, в том Зябкин не ошибся – пока бегал, туда-сюда, как Бобик, солнце успело окончательно закатиться за горизонт. Но, что за беда для вампира, коли придется совершить незапланированную прогулку по заброшенной местности? Не то, чтобы Зябкин совсем ничего не боялся на этом свете – гнев патриарха вампиров страшил его до усрачки, но большинство человеческих страхов остались в прошлом.
     И, вот он, вооружившись ломиком, лопатой и погрузив все это добро на обыкновенную тачку, позаимствованную без ведома хозяев в соседнем дворе, натянув поверх майки желтый жилет, беззаботно насвистывая прилипчивую попсовую мелодию, выдвинулся в приметное место.
     Желтый жилет, которые сплошь и рядом, таскали все, кому не лень – от работников коммунальных служб до железнодорожников, превратил Зябкина в, почти что, невидимку. На него смотрели, но в упор не замечали – кому какое дело до того, куда направляется, занятый делом, рабочий человек? Небось, спешит по надобности, потому что, по собственной инициативе, вечером, вряд ли кто отправится творить доброе и общественно полезное. Вечером надо дома сидеть, перед телевизором, футбол смотреть и пиво пить, брюхо отращивая.
     Мамаша Зябкина так и поступала – торчала перед телевизором и хлебала дешевый шмурдяк, купленный в соседнем магазинчике, за сущие гроши. Но, поскольку бухала мамаша давно и привычно, Зябкин мало обращал на то внимание. Его не трогает и ладно, пусть себе живет и небо коптит.
     Колеса тачки громыхали, ломик с лопатой подпрыгивали на особо выдающихся кочках и гремели, но глухо. Предусмотрительный Зябкин завернул инструменты в старый, потертый коврик, найденный на мусорнике.
     Дома-то у них, отродясь, никаких ковров не водилось.
     На аллеях парка еще мелькали люди. В основном, влюбленные парочки, которым, особо податься некуда – хаты свободной нет, а упертые предки отказываются понимать нужды подрастающего поколения и освобождать территорию. Впрочем, погоды стояли еще теплые и дивные – середина сентября. Можно и голой попой к луне повернуться – авось, не замерзнешь, а интимное общение, как-никак, процесс жаркий.
     Зябкин широко ухмыльнулся, вспомнив о том, как красавчик Женька отчитывал смущенную Розочку. Девушка мило краснела и что-то лепетала в свое оправдание, а парень злился и продолжал жестко выговаривать своей, почти что, невесте. От сладких мыслей заныло в паху, и молодой вурдалак подумал о том, что, теперь-то никуда не денется приятная девчонка, прибежит по первому зову и юбку задерет, как прикажут.
     Эта сторона вампирской жизни Зябкину очень нравилась – с бабами получалось легко и просто, главное – не оставлять следов и не хапать чужое. Очень хорошо запомнил новообращенный вампир, как свирепо и беспощадно наказал патриарх клана одного из своих птенцов за ослушание – несчастного выставили на солнце, лишив возможности двигаться, да там и бросили, на крыше девятиэтажки, одного.
     Через пару недель подручные главы клана и с ними Зябкин, увязавшийся ради интереса, поднявшись к месту экзекуции, обнаружили серый кокон, вместо здоровенного, спортивного парня диковатой наружности. Кокон лежал и не шевелился, признаков жизни не подавал и превращаться в прекрасную бабочку не спешил.
     Серое нечто утащили во владения патриарха. Среди подручных ходил шепоток о том, что провинившегося вурдалака, впавшего в глубокую кому, продадут куда-то на восток, то ли талибам, то ли, еще, каким моджахедам, на опыты или на эликсиры.
     Вызывать гнев патриарха и становиться сырьем для декокта, Зябкин не желал. Вампир из него получился случайно, незапланированно и незаслуженно, потому, в клане новенького не любили и за своего не держали. Так, за мальчика на побегушках – подай, принеси, пошел вон. Злило подобное отношение Зябкина неимоверно и мечтал он о мести – кровавой и страшной.
     Но, мечты-мечтами, а гуляющие парочки остались далеко позади. Кругом возвышались деревья, лохматились туи и пихты, тянул колючие ветки кустарник.
     Зябкин бодро толкал тачку и грезил о богатстве. Нет, на клад он не рассчитывал. Не такой он уж и дурак, как думают некоторые. Но от двадцати-тридцати килограмм ценного металла, он бы не отказался. На пунктах приема металлолома деньги отсаливали круглосуточно, а небогатому Зябкину и лишний червонец – в радость.
     Наконец-то показалось заветное место. Переведя дыхание и утерев со лба воображаемый пот – что поделать, человеческие привычки прилипчивы, так просто от них не избавишься – парень бросил тачку с инструментом и приблизился к черной дыре в земле.
     Тогда, при Розочке, он не стал особо пялиться на эту самую дыру. Зябкин понимал, что необходимо поскорее избавиться от симпатичной дурочки, пока та не заметила непорядок в собственных трусиках. А еще, Зябкину до одури хотелось впиться девчонке в глотку и пить…
     Но он, переборол позорную слабость и справился с собственными хищническими инстинктами. Он – молодец.
     Поддев ломиком толстый дерн, Зябкин схватился за лопату и уже через некоторое время понял, что не ошибся. Земля копалась легко, дыра становилась глубже и больше и парень, вернувшись к тачке за фонариком, принялся светить в пустоту.
     Пустота, определенно, скрывала какие-то ценности. Их обязательно следовало извлечь и реализовать с пользой для себя.
     Недолго думая, Зябкин сиганул в ту самую, влажную дырку в земле.
     Приземлился – летел, всего-то, метра три, вообще, пустяки для вампира, - огляделся и присвистнул.
     Повезло!
     Откопал он настоящее диво – металлический саркофаг. Вроде тех хреновин, в которых хоронили египетских фараонов, а, может и не египетских, а еще каких иных. Не силен был Зябкин в истории и географии, как и в остальных науках.
     Саркофаг попался странной, округлой формы, словно капсула для виртуальной игры глубокого погружения. Почитывал на досуге Зябкин всякую хрень, написанную в жанре игрового фентези и потому, представление имел тому, о чем говорил.
     Металлическая хреновина, местами оказалась покрыта вязью узоров, страшно напоминавших собой весьма странные на вид, письмена.
     Но, никаким языкам, окромя русского и русского матерного, парня не обучали, потому он, почесав макушку, принялся долбить хреновину ломиком, наплевав на все эти непонятные загогулины.
     Даже если в саркофаге сидит джинн, как в той сказке про ушлого воришку восточной наружности, джинну, все одно, предстоит выполнить свой долг. Исполнить сокровенное желание Зябкина.
     Ух, а он, Зябкин, найдет чего пожелать – не всю же жизнь ему мальчиком на побегушках числиться - надо же когда-нибудь и в люди выбиться.
     Кажущийся монолитным, металлический саркофаг, раскололся под ударами, точно скорлупа у гнилого ореха, распавшись на две половинки и кладоискатель скривился, рассмотрев содержимое.
     Капсула оказалась обыкновенным гробом, пусть и весьма оригинальной конструкции и, как положено, таила внутри себя мертвеца.
     Мертвец выглядел.. странно, даже на взгляд, неискушенного в подобных вопросах Зябкина.
     Молодой вампир, отбросив в сторону лом и не обращая внимания на сухую землю, сыпавшуюся за шиворот, нагнулся над находкой.
     Н-да!
     Металла и впрямь, оказалось много. Как подозревал Рома, саркофаг изготовили из свинца, а это – уже очень даже неплохо. Можно позволить себе дурные привычки.
     Распространённая брехня о том, что вампиры питаются одной лишь кровью человеческой, Зябкина слегка забавляла. Ничего подобного – в крайнем случае, Ромка сожрет и протухшее мясо. Коли припрет, выбирать не стоит. И плохо ему после подобной трапезы не будет. Неприятно лишь, но можно потерпеть.
     Вот алкоголь творил с кровососами чудеса. Зябкин, например, впадал в состояние эйфории и мог на несколько мгновений взлетать над землей, аки птица. Чем крепче алкоголь, тем дольше летаешь.
     Но, подобное – строго индивидуально для каждого из вурдалаков. Приятель Ромки по клану, Загинцев Олег, например, летать не мог, зато умел притягивать к собственному телу всяческие металлические штуковины, большие и маленькие. Но, тоже, лишь хорошо поддатым. Однажды, на спор, Олег тепловоз маневровый с пути сковырнуть ухитрился и метров тридцать тащил по земле, не обращая внимание на, орущего благим матом, машиниста.
     Долго, помнится, местное начальство башку чесало и гадало о том, как подобное могло получиться, каким таинственным образом, многотонная машина смогла укатиться на пятьдесят метров в сторону от железнодорожного полотна, взрыхлив утоптанную землю, засыпанную крупным щебнем и встрять намертво, упершись всеми колесными парами.
     До сих пор, наверно, гадает.
     А у машиниста память начисто отшибло. Узрел он Олега Загинцева, во всей расе, так сказать – с оскаленными клыками и жаждой крови в глазах. Вот ее и отшибло, память. По мнению Ромки, несчастный еще легко отделался – могло не только память отбить, а вообще, все. Срался бы тот машинюга под себя, да слюни пускал, а память? И без нее обойтись можно, особенно коли воспоминания касаются чего-то ужасного и необъяснимого.
     По твердому убеждению, Зябкина, полезное умение досталось Загинцеву. Ему, Ромке, в этот самый час очень пригодилось бы.
     Свирепо ухмыльнувшись, вампир тряхнул находку, выковыривая мертвеца из его скорлупы – тому она, давно без надобности, а Зябкину, ой, как нужна для пополнения скудных финансов.
     В этот момент парень понял, что влип. Плотно влип и в нехорошую историю.
     Главным в находке оказался не свинцовый саркофаг, как поначалу подумалось молодому вурдалаку. Вовсе нет. Главным являлся мертвец.
     Непростой. Опасный. Жуткий.
     Мертвеца похоронили мордой вниз, ладони, грудь и ступни покойника пробили кольями, острыми и из осины.
     Очень неприятное дерево. Для вампиров, как и для прочей нечисти и нежити.
     Голый череп блестел в неверном свете китайского фонарика, электрический луч хаотично метался по земляным стенам.
     - Колдун. – холодея от дурных предчувствий, догадался Роман, зубы которого выбивали барабанную дробь. – Я нашел колдуна. Я накликал беду на свою голову.
     *
     Саркофаг оказался неудобным и все время норовил соскользнуть с плеча Зябкина, который, сильно сутулясь, тащил бандуру, ломясь прямиком через частый подлесок, точно глупый лось во время гона.
     Нет, не тот человек, вернее, вампир, Рома Зябкин, чтобы выпустить из своих липких ручонок вожделенную добычу. Не золото, конечно, не серебро и даже не пухлое портмоне, оброненное раззявой, но пригодится.
     Очень уж Зябкина тот самый саркофаг заинтересовал – может быть, удастся толкнуть вещичку дороже, чем по цене металла. Знал Ромка в городе одного выжигу странного. Нелюдь, так то, точно, к бабке не ходи. Только вот, что за нелюдь, Соломон Яковлевич Ян, Зябкин понятия не имел, а спросить у того же Олега Загинцева, робел. Вдруг собрат-вампир интерес проявит и спросит - мол, зачем тебе, друг ситный, о том знать? Какие-такие у тебя делишки с нелюдью завелись, о коих глава клана не ведает?
     С главой клана Аристархом, имевшим звучную, аристократическую фамилию, Романов, лучше лишний раз не встречаться.
     Наверняка, Аристарх, выходец из тех самых Романовых, царей-кровопийц. Уж больно гонору много у патриарха дурного, ну и силушки, куда ж без нее? Аристарх, поди и выше Зябкина взлететь сможет и не тепловозик подтянет, как Олег Загинцев, а цельный локомотивный парк с депо в придачу. Зачем столь важного господина беспокоить по пустякам? Нет уж, он, Зябкин и сам управится.
     Благо, ночной порой, в городском парке – благодать! Особенно, в глубинах его, куда дворники и прочий люд со своим уборочным инвентарем, никогда не заглядывают.
     Тяжело отдуваясь, Роман утер пот со лба и нахмурился – вот, опять! Человеческое, так и прет из него, как не скрывай. Недаром Аристарх кривится, на вампира-неудачника глядючи – угораздило же патриарха подобному нескладёхе вечную жизнь подарить. За какие-такие заслуги, спрашивается? Да, ни за какие. Просто в тот раз изменчивая фортуна повернулась к патриарху задом.
     Уронив свинцовую фиговину на землю, Зябкин, плюнув на ладони, затащил ее подальше в кусты. Пусть полежит, Романа подождет, а он, Зябкин, быстренько метнется за самой мумией.
     Разумеется, никакой мумией там и не пахло – так, колдун обыкновенный, одна штука, замурованный в свинце. Сказывали, что эмиссары Совета Высших, из тех, что в самой Москве обретаются, любили в стародавние времена шутить подобным образом. Казнили злодея за прегрешения смертью лютой, да запечатывали в таких вот гробах свинцовых иль, колодах дубовых, зачарованных, да и оставляли в укромных местечках.
     Колдун – зараза пакостливая, умирать особо не торопится. Лежит себе, кольями осиновыми пробитый, чахнет, но до конца не сдыхает. Напрасно Морана-Смерть в окошко глядит, душу черную поджидая. Нет, томятся злодеи в тюрьме, судьбу клянут, истаивают, а до конца помереть не могут.
     Вот и от Ромкиной находки, похоже, кожа да кости остались. Но, дорогие кожа да кости, по цене, как бы не дороже свинцовой фиговины вышли.
     Главное с колдуном, как очнется, о цене договорится. Задарма Роман помогать никому намерения не имеет. Задарма только дураки работают и энтузиасты.
     - Ничего. – взваливая на плечо древние кости, пробормотал Зябкин. – Договоримся.
     Глава 2 Командировка в Гадюкино
     - Нет! Нет! Артур Петрович, не уговаривайте меня. Я, все равно, никуда не поеду. Нет! Окончательно и бесповоротно!
     Молодая девушка, темноволосая, ясноглазая и розовощекая, с возмущением уставилась на своё руководство, для вящего подтверждения своих слов, топнув ногой, обутой в запыленный кроссовок.
     Разумеется, для достижения нужного эффекта, топать полагалось ножкой, обтянутой тонким чулочком и обутой в изящные туфельки, но, чего нет, того – нет, так что, топали в чём пришлось.
     - Нет у тебя совести, Кобыла. – руководство строго взглянуло на строптивую сотрудницу и укоризненно кивнуло. – Нет. Печально.
     - Кобылка! – девушка едва не задохнулась от негодования. – Анастасия Павловна Кобылка. – и, добавила строптиво – Артур Петрович, я, всё равно, не поеду.
     Артур Петрович, солидный мужчина, сорока пяти лет, выпятил вперед небольшой животик за неимением мужественно-квадратного подбородка, поправил стильные очки, зависшие на длинном носу и, притворно вздохнув, подкатил ко лбу водянистые глаза, цвет которых определялся с трудом – то ли серо-голубые, то ли, сизо-зелёные.
     - Молодёжь!
     Анастасия Павловна внезапно почувствовала себя виноватой. Почему? Она не знала, но терпеть не могла, когда на неё смотрели вот так – понимающе, но с укоризной. Мол, чего ерепенишься, девонька? Всё равно – деваться тебе некуда, поедешь, как миленькая.
     «Миленькая» вздохнула, и с надеждой взглянула на портрет президента, висевший на стене, прямо за широкой спиной руководства. Президент смотрел на Настю с той же укоризной во взгляде – надо, Настя, надо! Вся страна, Настя, смотрит на тебя! Надеется! А, ты, коза, спрашивается, чего ломаешься, как сдобный пряник?
     Но, это всё лирика – не мог президент Настю «козой» обозвать. Воспитанный он и сознательный товарищ. Настоящий руководитель. В отличие от некоторых.
     - Далеко ехать, Артур Петрович? – девушка почти смирилась с тем, что планы на выходные, рушатся на глазах. Впрочем, сказать, по правде, планов особенных, не имелось. Так, по мелочи – постираться, отоспаться, по городу погулять. Скукота. Обычная рутина.
     - Адрес назначения - деревня «Гадюкино». - Артур Петрович слегка подобрев, перестал супонить брови и взглянул на Настю мягко, почти по – отечески. – Сто пятьдесят километров от Каменска – рукой подать. Ты же на машине? За полдня управишься.
     Брови Артуру Петровичу достались замечательные – широкие, мохнатые, гусеничнообразные. Или, гусевидные?
     Настя в гусеницах разбиралась плохо, но шевелились и мохнатились брови руководства, точь - в – точь, как та, памятная гусеница, ползущая по стволу дерева и напугавшая девушку своими длинными, разноцветными ворсинками, наверняка, жутко ядовитыми, потому как, при соприкосновении ворсинок с кожей, последняя начинала гореть и чесаться. Настя о том знала не понаслышке – и горело, и чесалось у неё зверски. А, вот нечего всякую дрянь голыми руками хватать!
     - Вы сейчас шутите, да? – растерялась Настя. – Гадюкино? Что, такое бывает? И, где это, если не секрет?
     - Глубинка. – пожал плечами Артур Петрович и, который раз, поправил очки. Очки у руководства, как и полагается, отличались новизной, стильностью, дразнили глаз дорогим дизайном и безбожно натирали нос. Но, Артур Петрович крепился – имидж, чтоб его.. – Где-то в Красносельском районе.
     - А, мы при чём? – удивилась Настя, почесывая голень правой ноги носком левого кроссовка. – Другой же район? Пусть там шевелятся.
     - Шевелиться велено нам. – строго произнёс Артур Петрович. – С руководством по пустякам не спорят, Кобылица. Запомни это, а лучше, запиши.
     - Кобылка. – привычно огрызнулась Настя и снова почесала, теперь уже нос и рукой. – Зачем мне в это.. Гадюкино? Какие у нас там могут быть интересы?
     Название населённого пункта доверия не внушало. Ну, ни разу! Деревня, ёпть.. Кто сейчас живёт в деревнях? Они все вымерли, как мамонты, кажется ещё в прошлом веке. Настя про то ведает точно, потому что, бабушку, мамину маму, как раз-таки и привезли из такой вот, умершей деревеньки. Васильки. Название деревеньки звучало приятно, навевая мысли о бескрайних полях, лугах, радующих глаз буйством цветов и цвета и неглубоких речушках, заросших кувшинками, но с бабулей Настя, как-то, не поладила. Не сложились у них родственные отношения и потому, пришлось ей, молодой и красивой, спешно выезжать из родного дома в центре города в «двушку» на окраине.
     Настя вздохнула – Гадюкино! Нет, ну, надо же!
     - Деньги отвезёшь. – Артур Петрович оторвал свой начальственный организм от кресла, важно прошествовал через весь кабинет и, громко гремя ключами, открыл сейф. Плохонький сейф, дореволюционный поди – у Насти в кабинете точно такой же стоял, всяким хламом забитый. Бросовая вещь, оставшаяся в наследство от прошлой фирмы, арендовавшей помещение их нынешнего офиса.
     - Вот, смотри сама. – велело руководство.
     Настя посмотрела – ведомость, как ведомость. На Мохнорылкину Степаниду Савишну. Пятьсот рублей материальной помощи от фирмы «СмотКренБризТранс».
     - Офигеть! – как признанная «молодёжь», Настя могла себе позволить выразить собственные эмоции нетривиальным способом. – Мохнорылкина! Прям таки, КВН на выезде!
     - Мохнорылкина Степанида Савишна стояла у истоков основания нашей фирмы. – строго нахмурившись, разъяснил непонятливой сотруднице Артур Петрович. – Заслуженный человек. Отбыла весь срок и ни разу, – руководство подняло указательный палец вверх, привлекая Настино внимание к своим словам. – ни разу не попала в поле зрения правоохранительных органов.
     - Действительно. – мгновенно прониклась Настя. – Вёрткая, видать, дамочка.
     - Старушка. – уточнил Артур Петрович. – Глубокая. Сто пять лет.
     Настя ахнула, потом, икнула, представив себе эти руины. Н-да! Люди столько не живут. Обычные. Но, это же – основатель истоков!
     - Пятьсот рублей всего? – удивилась Настя. – Для основателя истоков? Смешная сумма. Что за помощь для старого человека? Позорная.
     - Пожилого, Лошадка, пожилого. – строго поправил Артур Петрович молодую сотрудницу. – Нужно выражаться корректно.
     - Кобылка. – привычно отозвалась Настя, усмехнувшись, заслышав слово «корректно». - Что можно купить на пятьсот рублей? Курам на смех ваша помощь.
     - Дорог не подарок, девушка, а внимание. – Артур Петрович нервно поправил очки и, снисходительно взглянув на сотрудницу, добавил. – Сама увидишь.
     Точный адрес Мохнорылкиной Степаниды Савишны Насте назвали в отделе кадров.
     - И, впрямь – деревня Гадюкино, Красносельский район. – удивленно вчитывалась в адрес Анастасия. – Прямо-прямо по трассе М-4, до поворота на Березки, а там, до упора. Н-да..
     Везти позорные пятьсот рублей бабке-долгожительнице, по всей видимости, пребывающей в глубоком маразме, Насте, жуть как, не хотелось. Вот, никак. Не манила её дорога в непознанные, глубинные дали. Тем более, дорогу – дорогой можно было величать весьма условно – небось, разбитая колея, ведущая на край Ойкумены. Если у них в городе, на проспекте, ухаб на ухабе, то что тогда говорить о периферии? Помнится, кто-то из знаменитостей, из числа тех, что дрыгают ногами на сцене и поют под фанеру приторные песенки про неземную любовь, посетив область, презрительно обозвал её «Черной дырой». Очень метко обозвал, по мнению Анастасии – дыра! И Каменск – дыра, пыльная, скучная, где никогда и ничего не происходит. А уж про Гадюкино тогда, что сказать?
     Долго и самозабвенно ругаться с прижимистым завхозом Михалычем у Насти не получилось – начавшуюся беседу на повышенных тонах прервал оперативный звонок от руководства и Анастасия, получив от завхоза вожделенную карточку на оплату бензина, покинула кабинет Михалыча с видом победительницы и почти сразу же, наткнулась на Анжелку из бухгалтерии.
     Анжелика Манохина, благоухая ментолом и мятной жвачкой, тряхнула светлыми кудряшками и интимно прижала Настю в темном уголке.
     - Кобылка, – обратилась бухгалтерша к девушке, дыша Насте в лицо противной смесью сигарет и жевательной резинки. – ты у нас давно работаешь?
     - Полгода. – настороженно ответила упомянутая Кобылка, стараясь не прижиматься к стене слишком плотно – куртка – тёмная, стена – светлая. Зачем ей пятна? Оттирай потом.
     - Нравится? – продолжила допрос Анжелика, поправив глубокий вырез на груди. – Работать?
     - Так себе. – Настя неопределённо пожала плечами. А, что? Работа обычная, как у всех – подай, принеси, пошла вон. Нет-нет, так-то числилась Анастасия Павловна оператором и, вроде бы, даже имела постоянное место дислокации в общем кабинете, как раз рядом со старинным сейфом, вмурованным в стену, но, на самом-то деле, ей, как самой молодой, незамужней, да еще и на собственных колёсах, приходилось постоянно мотаться по городу, выполняя различные поручения, сыпавшиеся на молодую сотрудницу, точно горох из дырявого мешка. Настя не особо протестовала – бензин ей оплачивали, пусть и со скрипом, и с зубовным скрежетом, а с людьми встречаться и воздухом свежим дышать, всё веселее, чем постоянно торчать в офисе, крутить задом перед начальством и раскладывать пасьянс на компьютере.
     Чем таким важным занималась фирма «СмотКренБризТранс», Настя точно не знала, но зарплату получала исправно, а остальное её волновало мало.
     Девушка училась на заочном и, вскорости, намеревалась поменять работу. Успела и местечко себе присмотрела – в детском садике «Золотой петушок». Воспитателем.
     Что поделать, любила Настя Кобылка детишек и мечтала о будущем трудоустройстве, уже сейчас начиная придумывать всяческие забавные разности, пригодные для развлечения малышни.
     - Послушай хорошего совета, Настя. – Анжелка из бухгалтерии взглянула на девушку в упор. – Ты бы завязывала бегать к Артурчику, а? Не по себе сук рубишь, дорогуша. Он – мужик видный, неженатый, начальник отдела и с перспективой карьерного роста, а ты?
     - А, что, я? – растерялась, несправедливо обвиненная, Настя. – Что, значит – завязывай бегать? Можно подумать, бегает она. Сдался ей этот пузатый Артурчик. Фи!
     - Вот именно – ты. – Анжелка отвела в сторону руку, любуясь свежим маникюром – хищным, алым, смотревшимся на длинных ногтях слегка вульгарно. – Завязывай. Найди себе мальчика на мотоцикле, чубатого и в джинсах, а руководство оставь для настоящих женщин. Поняла? – и взгляд Анжелки стал угрожающе-плотоядным, даже предвкушающим. Этакая щучка-барракуда в томатном соусе офисного разлива.
     - Поняла. – пожала плечами Настя, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Надо же. Ревность, страсти африканские.
     - Тебе не понять, милочка. – снисходительно усмехнулась Анжелка, разворачиваясь к мнимой сопернице спиной – В двадцать лет, знаешь ли, все в жар-птицы метят, ну.. – Манохина, фыркнув, распахнула дверь с красивой надписью «Бухгалтерия». - а в тридцать уже тянет вить гнездо.
     «С Артурчиком? – сдавленно хихикнула Настя. – Ну-ну, дерзай».
     Не была бы Анжелка такой противной и злой, Настя бы обязательно поделилась с ней своими наблюдениями. Нет, не для белобрысой бухгалтерши глава отдела надевает свои накрахмаленные рубашки и стильные очки. Два раза в неделю Артур Петрович исправно заказывает столик в ресторане «Русский барин», на набережной Северского Донца, а Настя, как раз, отвозила в то самое местечко пару пакетов, имеющих помету «срочно» и наблюдала встречу шефа с некой молодой особой, в строгом костюме и при портфеле.
     И костюм, и портфель выглядели дорого, а начальство стелилось перед барышней мелким бесом, преданно заглядывая в глаза и лобызая ручку. А, как же – дочь мэра, это вам не блондинка из бухгалтерии, это – полёт, перспектива и спокойные ночи в собственном особнячке на улице Прудовой, где, собственно, и гнездился весь городской истеблишмент.
     Про то Настя знала точно, потому как, ей в гостях у мэра бывать приходилось и дочь его, Софью, Анастасия знала не то, чтобы отлично, но, вполне хорошо. При нечастых встречах им и расцеловываться приходилось, под бдительными взглядами старших родственников.
     Но зачем Анжелке знать о тех самых свиданиях? Пусть себе дальше строит планы и надеется. В конце концов, ждать у моря погоды девушке надоест, и она примет ухаживания Вадика, водителя того самого Артур Петровича, выйдет замуж, нарожает детишек и думать позабудет о неприступном шефе и перспективах его карьерного роста.
     Маленький, юркий «Матиз», с забавным зверьком, плющившим нос о заднее стекло, поджидал Настю на самом краю служебной парковки.
     Девушка аккуратно забралась в машину, погладила руль и отправилась домой. В виду того, что в выходные ей предстоит долгая поездка в неизвестность, то бишь, полуслужебная командировка в деревню Гадюкино, сегодня ей было официально разрешено покинуть службу раньше положенного времени, чем Настя не преминула воспользоваться.
     Пятьсот рублей, предназначенные Мохнорылкиной Степаниде Савишне, жгли ладони и заставляли сердито краснеть щеки – издевательство какое-то, по мнению Насти, а не материальная помощь.
     Настя шумно пыхтела, тормозя у супермаркета – ну, не может она ехать к основателю истоков с подобной мелочевкой в кармане. Стыдно! Ей - стыдно, а Артур Петровичу, нет.
     Настя, решительно ухватив корзинку, совершила короткий забег по торговому залу – как бы там ни было, а с пустыми руками она к Мохнорылкиной не поедет!
     И, не уговаривайте!
     Первыми в корзину отправились крупные, оранжевые апельсины – апельсины любят все и основатели истоков в том числе, сыр, колбаска в упаковке, коробка конфет, мягких, с карамелью, как раз для старческих зубов-протезов, лепящихся «Корегой», пара пакетов с крупой – греча, наше все! сахар, душистое мыло и отличный чай с вкусной добавкой.
     Притащив всё это великолепие в машину и сгрузив на заднее сидение, Настя отправилась домой, на свою окраину, намеренно объезжая центр города, дабы, не дай Бог, не встретиться с любимой бабулей, совершающей послеобеденный моцион по центральной аллее города.
     Не смотря на преклонные годы, бабуля выглядела спортивно, энергично и пульсировала идеями. По мнению Насти – дикими. Одной из идей пожилой родственницы, навязчивой и несбыточной, наличествовала, горячо лелеемая мысль о том, что пора бы отдать внучку в хорошие руки, то есть, замуж и обязательно, за приличного человека.
     Лучше, в годах, богатого и с положением в обществе.
     Некогда, во времена стародавние, после перестроечные, Жанна Аркадьевна Мзда была большим человеком. Чиновником.
     Что ни говори, но, по мнению многих, имея такую говорящую фамилию, нелегко оставаться честной и неподкупной.
     Как уж там было, во времена оные, Настя не знала, но Жанна Аркадьевна на заслуженный отдых уходила гордо, величаво и по выслуге лет.
     Устала, да и интересы появились иные.
     Увлеклась бывшая чиновница здоровым образом жизни, а потому, удалилась из шумного и грязного города поближе к природе, поселившись в отдаленном, элитном посёлке, где благополучно и прожила пять лет в скромном, двухэтажном особнячке со всеми удобствами.
     Но, образ-образом, тем более, здоровый, однако, годы берут своё и, вскорости, Жанне Аркадьевне пришлось перебираться обратно, ближе к благам цивилизации, а именно – к аптекам и поликлинике, то есть, к зятю – главврачу районной больницы и дочке - чиновнику городской администрации.
     Двое старших внуков, благополучно свивших собственные гнёзда и покинувших родные пенаты раньше сего знаменательного события, отделались малой кровью, а вот Насте не повезло. Мало того, что она оказалась девочкой, а не шкодливым мальчишкой, так она еще и попала под плотную опеку бодрой, не смотря на возраст и наличие хронических заболеваний, старушки. Вернее, дамы, потому как старушкой неугомонная Жанна Аркадьевна становиться не желала ни в какую.
     И, если утренние обливания холодной водой, пробежки в парке, стойку на голове и безвкусные салатики, вместо яичницы на завтрак, Настя пережила безболезненно, то бесцеремонного вмешательства в свою личную жизнь и коррекцию дальнейших жизненных планов, терпеть не пожелала.
     Все бой-френды и просто френды бабулей отвергались беспощадно – недоросли, недостойны, не допущу. Эти три «Н» преследовали Настю безжалостно, но она, как любящая внучка, всё ещё терпела, пыталась договориться и поладить с бабушкой. Затем остро стал вопрос образования, трудоустройства и.. замужества.
     Встал ребром и упёрся, а Насте в то время, всего лишь восемнадцать исполнилось.
     Всю свою сознательную жизнь трудившаяся аки пчела, Жанна Аркадьевна внезапно передумала, изменила жизненное кредо и решила, что труд, сделавший из обезьяны человека, штука, конечно, классная, но жизнь сытая, безмятежная и в тепле, гораздо предпочтительнее.
     И зачем надобно надрываться бедной Настеньке, тем более, что, девочка-то, уродилась прехорошенькой - в бабушку, наверное, коли есть иные варианты?
     Жанна Аркадьевна принялась Настю сватать, активно, с энтузиазмом, с азартным огоньком в глазах.
     Женихи попёрли косяком – не была Настя уродкой, да и приданое имелось приличное, скажем так, родители, к тому ж, в городе люди не последние. Одна мама – зам мэра чего стоит, а там и папа, конечно же..
     Настя уперлась – замуж не хотелось, тем более, за тех, кого признали достойными кандидатами на её руку и прочие запчасти организма. А, как же – владельцы заводов, газет, пароходов, генерал, один депутат и учредитель банка.
     Все вышеназванные персоны просто мечтали о юной и неиспорченной супруге, которая могла украсить быт, но не совала нос куда не надо.
     Настя, устав скандалить и отстаивать собственную независимость, психанула и решила уйти в автономное плавание – при первой же возможности, сменила фамилию, взяв девичью материнскую, переехала в непритязательную двухкомнатную квартирку, некогда принадлежавшую отцу-голодранцу и подаренную дочери, им же, на восемнадцать лет тайком от властной тещи и включила режим строгой экономии, не желая ни в чем зависеть от родителей.
     Устроившись на работу, Настя легко поступила в педагогический и отдалась прелестям одинокой, самостоятельной жизни.
     Благо и машина имелась – старый «Матиз», незаслуженно охаянный, позабытый и не проданный по причине непрезентабельного вида. Но, бегала машинка хорошо, с деталями молодая хозяйка разобралась, а внешний вид рабочей «лошадки», Настю волновал мало.
     Бабуля, страшно оскорбившись, вычеркнула строптивую внучку из завещания, затем, передумав, вписала обратно и снова вычеркнула после очередного скандала, случившегося на последнем семейном торжестве.
     Брат и сестра сочувственно вздыхали, лицемерно целовали Настю в щечку, но радовались тому, что земных благ на их долю выпадет чуть больше запланированного.
     Анастасии было всё равно – ее вполне устраивала нынешняя жизнь – и, выстраданная самостоятельность, и учёба, и даже фаст-фуд, сменивший очень полезные салаты и жидкую овсянку без масла. И контора, презрительно величаемая Жанной Аркадьевной – шарашкиной, а, так же, «Рога и копыта».
     - Дом, милый дом. – пропела Настя, весело шурудя ключом в замке и еле удерживая в руках изрядно весившую пластиковую тару с материальной помощью для, неизвестной ей лично, Мохнорылкиной Степаниды Савишны. Как с такой забавной фамилией можно было стоять у истоков вполне успешной и процветающей фирмы, Анастасия не ведала, но почтением к долголетствующей даме, проникнуться успела.
     Сто пять лет старушке – это вам не плюшками у метро торговать!
     В квартире, ожидаемо, оказалось пусто и холодно.
     Настя торопливо стряхнула с ног пыльные кроссовки и влезла в тапочки – теплые, пушистые. Да, в виде кролика, розового с длинными ушками.
     Нравились Насте подобные забавные штучки, да и кроликов она любила – и живых, пушистых, шмыгающих носом, и тушеных с лавровым листом и перцем горошком.
     Суп она не признавала – никак, не готовила и почти никогда не ела. Разве что, солянку на семейных торжествах и то, по необходимости, повинуясь тяжелому маминому взгляду.
     Настрогав бутербродов, Настя некоторое время бездумно пялилась в экран телевизора, энергично жевала, запивая ранний ужин крепким чаем и размышляя.
     Скучно, блин!
     Надоело!
     Осень!
     В дверь настойчиво застучали и она, радуясь тому, что появился законный повод оторваться от просмотра очередного тупого топ-шоу и перестать хандрить, шмыгнула к дверям и припала к глазку.
     «Одинокая девушка, живущая в доме на отшибе, широко распахнула входные двери и ослепительно улыбнулась неловко топтавшемуся на пороге маньяку» – это не про Настю.
     Нет, вначале «глазок» и тщательное изучение.
     Соседка. В халате и бигудях. Злая и слегка поддатая.
     Двери Анастасия открыла после шестого звонка.
     Соседка фурией ворвалась в квартиру и сразу же начала принюхиваться, изображая из себя служебную собаку-ищейку, выискивавшую наркоту.
     Уперев руки в бока и приняв гордую позу, именуемую в народе «сахарница», соседка, милая женщина по имени Люся, жена со стажем- семь лет, одиннадцать месяцев и тридцать дней, принялась вопить.
     - Где он? Настька, не доводи до греха! Где ты его прячешь?
     Настя слегка пожала плечами.
     Кто «он» в пояснении не нуждалось. Упырь, кобель, кровопийца, забравший лучшие годы жизни, упомянутой Люськи – это ейный муж Михаил, парень на все руки и не только.
     Кобелина по имени Михась, наверняка, в очередной раз задержался на работе и пылающая негодованием Люська, подозревающая благоверного во всех смертных грехах разом, рванула на поиски.
     - Так, – лениво подумала Настя, скрывая за зевком понимающую усмешку. – у Гавриковых Люська побывать уже успела, у Карпухиных, судя по всему, тоже. Вон, щека у Люськи расцарапана, не иначе как Наташка Карпухина отбивалась и всячески противилась внезапному обыску. Конечно, Наташка самогон гонит, зачем ей такие шумные свидетели? А я, третья по счету – накал ещё не сбит, но горло болеть уже начинает. – и, мило улыбнувшись, предложила ревнивой соседке. – Чаю, Люсь? С баранками?
     - Засунь себе эти баранки знаешь куда? – разъярённая Люська куницей металась по крохотной квартирке, попутно выглянув на балкон и хлопая дверцами шкафа. – Нету, что ли?
     - Нету. – Настя продолжала улыбаться резиновыми губами. Задолбала её эта ревнивая курица, наглая, горластая и бесцеремонная – по два раза в неделю с обыском заявляется. И Михась ненаглядный, задолбал – где, спрашивается, шляется, в то время, когда у жены нервное расстройство происходит?
     - Ты моя последняя надежда была. – всхлипнула Люська неожиданно жалко и почти мирно. – Гаврикова в «больничке» лежит, а Карпухина – в санаторий укатила.
     - А, как же, Петриковы и Усик? – удивилась Настя. – Обычно ты и к ним на огонёк заскакиваешь.
     - В этот раз я с них сразу начать решила. – Люська продолжала хлюпать носом. – Мишка, как с цепи сорвался, гад! Всю неделю где-то шляется, домой к ночи приходит и сразу – носом к стенке. Он меня разлюбил-л-л, скотина! – ныла соседка, размазывая сопли по лицу. – У нас сегодня праздник – годовщина, а он шляется где-то.. Завел себе мышь длинноногую..
     - Тушканчика, что ли? – неловко попыталась пошутить Настя.
     - Сама ты.. тушканчик! – неожиданно грубо и басисто рявкнула зареванная Люська. – Я к ней, как к подруге, за сочувствием и пониманием, а она..
     «Когда это мы с тобой задружить успели?» - вяло удивилась Настя, но вслух сказала иное:
     - А, как же, – хмыкнув, обвела взглядом квартиру. – обыск и допрос с пристрастием? Разве подруги так поступают?
     - Конечно, подруга. – упрямо мотнула головой Люська, тряся бигудями. – Не с Усик же мне дружить? Она, стерва, мне щеку расцарапала. Как я теперь.. поцарапанная?
     И Люська, душераздирающе всхлипнув, плюхнулась задом на диван, алчно посматривая на бутерброды.
     - У тебя.. это, – просящим голосом спросила она. – коньяку нету? В самый раз бы.. Этот, – она имела в виду мужа. – шляется где-то по шалавам, а я одна.. горе кукую..
     - Что ты так сразу о плохом думаешь? – попыталась утешить соседку Настя. – Может быть он в аварию попал. На трассе? Пострадал и теперь в реанимации мается, весь загипсованный?
     - Тьфу на тебя! – Люська продолжала шмыгать носом и принюхиваться к колбасе. – Любительская?
     - Ага. – Настя оторопело наблюдала за тем, как бутерброд исчезает с немыслимой скоростью.
     - Гадость. – пробубнила Люська, энергично пережевывая халявный продукт Настиного кулинарного творчества. – Не могла чего приличней на закуску купить? Точно знаю – с тушканчиком он. Тьфу! – она обвиняющим взглядом окинула Анастасию. – С любовницей. Так, как – нет коньяку?
     - Есть. – Насте было не жалко крепкого алкоголя для ревнивой соседки. Недавно братец забегал, с визитом вежливости – хвастался, что грядет пополнение в семействе. Коньяк притащил в качестве магарыча. Полбутылки на радостях сам употребил, рукавом закусывая. Полбутылки осталось.
     - Хороший коньяк, армянский, не чета колбасе. – Люська сноровисто опрокинула рюмашку и припала к бутерброду. – Слушай-й-й.. – жадно пережевывая, соседка взглянула на Настю слегка окосевшими глазами – Ты же, вроде, в шарашке какой-то мутной трудишься, а, вон, живешь неплохо – коньяк, колбаска.. Квартирка, опять же, отдельная. Ик.. с шефом спишь?
     - Я? – поразилась Настя. – С шефом?
     - Ты.. – пьяно ткнуло пальцем Люська, целясь в блюдце с лимоном. – Тоже.. мышь.. длинноногая.. Тушканчик!
     Люська, незаметно приговорив полбутылки коньяку, стремительно пьянела – глаза заблестели, голос сделался низким и томным. На Настю уже внимания обращала мало – ходит какая-то девка в штанах, да и ладно!
     - Эко, как тебя повело. – Настя спохватилась слишком поздно. – Видать, уже чем-то раньше закинуться успела, до коньяка-то. Пошли-пошли, милая, пора баиньки. – она подцепила соседку под локоток и потащила к входной двери. – Домой-домой, шагай лёгким шагом.
     Люська жила на четвёртом и поднимались они добрых десять минут, при чём, Люська так и норовила прилечь Насте на плечо и там заснуть.
     Дотащив стенающую соседку до квартиры, Настя обомлела – на пороге семейного гнёздышка стоял злой, как чёрт, Михаил и осуждающим взглядом сверлил Настю, ну и жену.
     - И, как это понимать? – сурово взглянув на благоверную, взгляд которой внезапно из мутного сделался умильно-счастливым, обратился Михась к Насте. – Не ожидал от тебя, не ожидал.. Ты зачем Люську напоила? Выпить не с кем было? А с виду вполне приличная девчонка.
     Люська небрежным движением руки смахнула с головы бигуди и волосы упали роскошными локонами, прикрывая взгляд пьяных глаз. У самой Насти таких локонов никогда не получалось, ни с бигудями, ни без них.
     Анастасия сердито фыркнула.
     - У нас праздник, между прочим. – сурово выговаривал Михаил, подхватывая жену под локоть. – День бракосочетания. Я всю неделю готовился, подрабатывал. Цветы, шампанское, подарок, а ты все взяла и испортила! Заведи себе мужика, с ним и бухай! – обманутый в своих ожиданиях, Михаил злился все сильнее, голос его становился громким и резким, рядом, в квартирах по соседству, послышались недовольные голоса жильцов. – Уходи и чтоб я тебя с Люськой больше не видел! Алкоголичка! Пошли, дорогая. – и, приобняв Люську за плечи, рассмотрел на щеке жены свежую царапину.
     - Вы, что, подрались? – вскипел Михаил. – Да, ты.. Да, я.. Я в полицию пойду. Руки она распускает, лахудра! – и двери захлопнул, а Настя осталась стоять на площадке, дура-дурой. Её словно помоями окатили.
     - Ты чего это к Мишке пристаёшь? – подслеповатым кротом из квартиры напротив высунулся ещё один сосед, пенсионер Махорский. – Чего прицепилась? Вот я Люське всё обскажу, как есть! Как ты к женатому мужику липнешь. Она-то тебе патлы причешет! Ишь, лярва, поселилась здеся. Буржуйка на машине! Я те устрою. Небось наркотой торгуешь, злыдня? Михаил - молодец! Вас, шалав, только так и учить надобно.
     Настя обреченно махнула рукой – с соседями она не ладила. С какого-то перепуга, все в доме решили, что она, Настя, содержанка богатого мужика, за которого, долго не гадая, приняли отца самой Насти, заглянувшего как-то в гости к дочери.
     Нужно сказать, что отец Насти, личностью в городе был известной, а квартирку эту, унаследовал от бездетной тётки, но в ней почти не жил, предпочитая пускать квартирантов, а затем и вовсе подарив жилплощадь младшей дочери, чем вызвал откровенную неприязнь тёщи и без того не особо жаловавшей зятя-голодранца. По мнению Жанны Аркадьевны, её дочка, мать Анастасии, умница и красавица, заслуживала кого-то более достойного, чем главврач обычной, районной больницы.
     Вернувшись в квартиру, Настя остро пожалела о том, что коньяк закончился.
     - Люди злы и неблагодарны. – решила девушка, сгребая со стола остатки пиршества и отправляя их в мусорное ведро. – Спать пора.
     И, совершив все необходимые процедуры, Настя легла спать, прихватив с собой в постель мягкого плюшевого медведя. Медведь был заслуженным ветераном, подаренным Насте кем-то из родственников на пятилетие ее жизни. Товарный вид игрушка потеряла очень давно, равно как и один глаз, но на ощупь оставалась по прежнему мягкой и уютной.
     Под невнятный бубнеж телевизора, девушка и уснула. Завтра ей предстоял путь в незнакомый населённый пункт с говорящим названием «Гадюкино».
     *
     Утро добрым не бывает – известное изречение неведомого гения, заспанная Анастасия, целиком и полностью, принимала и разделяла.
     Просыпаться не хотелось – хмурое утро заглядывало в окно, скребло по оконному стеклу сухой тополиной веткой и пылило водяной взвесью.
     Дождя ещё не было, но мелкая морось, холодная и противная, называемая Настей коротко и ёмко «мразь», настроения не улучшила.
     Покидать тёплую постель, одеваться и тащиться на машине неизвестно куда, не то, что не хотелось – одна мысль о подобном подвиге, вызывала у Насти ноющую зубную боль.
     Но, девушка обещала, ведомость взяла, да и карточку на бензин ей выдали.
     Некоторое время она ещё лениво валялась в постели, размышляя о том, что её маленькая машинка, всё-таки, не "Уазик" и по бездорожью – а, какие еще могут быть дороги, ведущие к деревне с говорящим названием «Гадюкино», может и не пройти, бесславно утонув в жирной грязи. Середина октября, как-никак. Золотая осень, воспетая поэтами и славная холодным, континентальным восточным ветром, дождями и слякотью.
     Оптимизма подобные мысли ей не прибавили, но с подушкой расстаться, всё же, пришлось, как и с медведем, и с тёплым одеялом.
     В квартирке чувствовалась промозглая сырость – солнышко, в отличие от Насти, просыпаться не спешило, серый сумрак бодро пытался разогнать электрический свет, а о центральном отоплении оставалось только мечтать.
     - Два дня до мечты, – потянувшись, Настя проворно шмыгнула в ванную комнату, включив воду и сделав её горячее обычного. – и затопят. Буду разгуливать по квартире в трусах и галстуке.
     Затем, она привычно упаковала собственное тело в джинсы и свитер крупной вязки, впихнула в себя кофе и пару шоколадных конфет и решила, что покорять мир, она, конечно же, не вполне готова, но путешествие в Гадюкино, определённо может состояться.
     В дорожную сумку, гордо именуемую «Походной», отправились термос с чаем, плед и лёгкий перекус, в другой, пластиковой, уже дожидался, хорошо упакованный, подарочный набор для Мохнорылкиной Степаниды Савишны.
     Так получилось, что двери квартиры Настя закрывала при помощи носа, подбородка и непечатных выражений, произносимых тихо и невнятно, по причине слегка приоткрытой двери в квартире справа.
     - Пенсионеры, – пожала плечами Настя, спускаясь по лестнице. – одинокие, скучающие старики, к которым редко приезжают дети, ещё реже – внуки. Никаких радостей, кроме пенсии, телевизора и сплетней. Перемыть кости соседям, особенно молодёжи, особенно тем, кто выделяется из серой массы, дело обязательное и регулярное, как секс у женатиков.
     Настя имела наглость выделяться – жила одна, ездила на машине, пусть и крохотной, ни с кем особо не дружила и с бабками-соседками здоровалась вежливо.
     Но её, всё равно, зачислили в проститутки, наркоманки и в члены какой-то тоталитарной секты. Настя не спорила – себе дороже, испортишь не только настроение, но и аппетит. Бабушек, всё равно не переубедишь, а нервы истреплешь.
     Вот и сейчас – навстречу, по лестнице, неторопливо поднимался тот самый пенсионер Махорский, ставший невольным свидетелем некрасивой сцены у дверей Люськиной квартиры.
     Пенсионер шествовал неторопливо, в руке у него болталась допотопная авоська, в авоське наблюдался пакет кефира и булка свежего хлеба.
     - Семь утра. – широко зевнув, хмыкнула Настя. – Да, конечно, потом ни хлеба, ни кефира в магазинах не купишь по любому. Закончатся!
     Пенсионер окинул Настю взглядом, полным неприязни, фыркнул, точно нашкодивший кот и вместо приветствия, буркнул:
     - Что, прямо с утра и по мужикам? Неймется поди? Вырядилась-то как! А, приличные люди весь вечер ругались, из-за тебя, между прочим. Так плакала, бедная девочка, так плакала, навзрыд! Накупили квартир, буржуи недобитые, приличным людям житья никакого от вас не стало, всё прутся и прутся. – и Махорский зашагал вверх, продолжая ворчать себе под нос, а Настя, пожав плечами, продолжила спуск.
     И, чем это она, скажите на милость, неприличная? В отличие от той же Люськи и учится, и работает, по чужим квартирам не шастает, чужой коньяк, на халяву, не лакает. Нет, вот она, Настя – плохая, а Люська – хорошая. Соседка от безделья и с бабками у подъезда посидеть может, лясы поточить, а ей, Насте, некогда. Она весь день в бегах, как Найда. И мужа у неё нет, скандального, а про родство близкое с главврачом местной больницы, девушка и заикнуться боялась. Дом битком набит скучающими пенсионерами, а тут, такое! Да под её дверями очередь выстроится до самого супермаркета, в три ряда, из страждущих и страдающих. Нет, пусть уж лучше её считают проституткой, чем узнают о том, что у неё папа – невролог.
     Настя, выйдя во двор, обомлела от обиды, затем, покраснела от злости – на капоте её малышки красовалась надпись, сделанная чем-то белым, большими, слегка кривоватыми буквами. Слово «шалава» на машине совершенно не порадовало Настю этим, совершенно сумасшедшим, утром.
     - Кому ж это неймётся? – девушка, скрипя зубами от бессильной злости, полезла за тряпкой – благо, краска оказалась свежей, оттиралась легко при помощи обычного растворителя и не совсем цензурных выражений. – Скотина.. Мишка? Точно, Мишка. Вот же жук! Лучше бы за своей разлюбезной Люськой следил, а то совсем с катушек девка слетела от ревности.
     Краску оттереть получилось достаточно быстро и Настя, в последний раз придирчиво осмотрев дело рук своих, наконец-то, отправилась в дорогу.
     Суббота. Осень. Почти середина октября.
     Еще вчера стояло тепло, а сегодня переменчивая погода решила показать свой капризный нрав.
     Кажется, настроение должно быть бодрым, день – прекрасным, а люди вокруг – чудесными.
     И, ничего подобного – на трассе, прямо на выезде из города, уже толклись люди. Пара машин, не разъехавшись, загородила проезд, собирая, первую в этот день, пробку. Но Насте удалось проскочить, благодаря размеру и маневренности. А дальше, вырвавшись на простор, девушка и думать позабыла о вредных соседях и прочих бытовых неурядицах.
     Согласно авторитетному мнению навигатора, ей ещё пилить и пилить, и Настя пилила, не отвлекаясь на внешние раздражители, попутно размышляя о том, от чего же, именно ей выпала сомнительная честь отправиться в злосчастное Гадюкино? Могли ведь командировать кассира Ирочку, женщину глубоко положительную, обстоятельную, но скучную, по мнению Насти.
     Но, Ирочку не отправили. Как же – ревнивый муж, дети и прочие хлопоты, а вот её, Настю, можно и дёрнуть. Молодёжь же.. Какие такие важные дела могут образоваться у такой свиристелки, не обременённой ни мужем, ни детьми, ни внуками.
     А и ладно!
     Настя включила любимый фолд-рок и принялась подпевать, страшно фальшивя:
     - Стрелооок.. Этому миру нужен новый стрелооок!
     Дорога незаметно привела её к нужному повороту – «Берёзки».
     Прочитав надпись на табличке, девушка решительно свернула и поехала дальше. Вопреки её опасениям, к неизвестным «Берёзкам» вела вполне приличная дорога, почти без ям и прочих прелестей, а вот дальше.. Дальше навигатор загадочно и внезапно отключился и, как ни пытала Настя современный гаджет, до сих пор ещё ни разу её не подводивший, тот отвечать на вопросы отказывался категорически.
     «Берёзками» прозывался небольшой такой посёлок, славный домишками, уютно спящими под разноцветными крышами и многочисленными берёзовыми аллеями. Берёзки в это время года, выглядели замечательно нарядными, игриво шелестели листвой и приветливо размахивали ветвями.
     Насте было не до смеха – дорога закончилась, раздвоилась или, даже, размножилась и в каком таком направлении искать Гадюкино, девушке предстояло угадать методом тыка.
     Требовалась помощь зала, то есть, местных аборигенов, которые попадаться на глаза, путешественнице на «Матизе» от чего-то не спешили.
     Покинув тёплый салон автомобиля, Настя поёжилась – да, курточку надо бы одевать потеплее, а не куцегрейку на рыбьем меху.
     «Зато - красиво!» - утешала сама себя Настя. Ветровка продавалась дешевле остальных курточек и прибыла в город в единственном экземпляре. Настя, это обстоятельство специально уточняла – терпеть не могла светлоглазая брюнетка встречать девушек в точно такой же одежде, как и у неё.
     Девушка ласково погладила мягкую ткань. Куртку она купила случайно, забредя на рынок и наткнувшись на старого, грустного корейца. На рынок Настя заехала по поручению завхоза – прикупить в местной пекарне чего-нибудь вкусненького к чаю у горбоносого, веселого турка, обладателя роскошных усов и объемного пуза. Завхоз человеком был нужным, любил турецкие сладости, а Насте, всё равно, ехать по пути. Прижимистость Михалыча Настей оправдывалась – должность такая, сама о себе говорящая. Уважал лакомка-завхоз баклаву и гюллач, готовили и продавали эти вкусности только на рынке, вот и встретилась Настя с корейцем, став счастливой обладательницей ярко-красной обновки, радующей глаз сочностью цвета и относительно дешевой ценой. Под черные джинсы и белые кроссовки – самое то! Ясноглазая, темноволосая смуглянка Настя выглядела в новой курточке настолько хорошо, что кудрявая Анжелка из бухгалтерии, презрительно скривив губы, обронила коротко: «Дичь!» - и захлопнула дверь, пряча от девушки слегка расстроенную физиономию.
     Анжела считалась на фирме не только первой красавицей, но и признанной модницей и наблюдать за кем-то, выглядевшим чуть лучше неё, не могла. Потому-то и придиралась к Насте всякий раз – то она пакеты перепутала, то не туда отвезла, то поставила на важных бумагах огромное жирное пятно, хотя все видели, что упаковка на документах целая, а в руках курьерши никакой шаурмы не наблюдалось.
     Но, то - мелочи. Настя настойчиво продолжила поиск аборигенов.
     Вот уже несколько минут девушка бесцельно бродила вокруг магазина – местного очага цивилизации, но, пока что, никого не встретила, да и сам магазин оказался закрыт, что весьма Настю удивило.
     «Какие-то тут неправильные пенсионеры живут – размышляла Настя, припоминая раннюю пташку, пенсионера Махоркина. – или, на наших пагубно город повлиял? Шумный, суетной? Хотя, здесь же, почти деревня – коровы там, козы и прочая живность».
     - Здравствуйте, девушка. – строгий голос прозвучал за спиной так внезапно, что Настя, подскочив всем своим организмом, резво развернулась, уткнувшись разом во что-то необозримо-синее и мягкое.
     - Ой! – пискнула она, отскакивая. – Извините. Это я от неожиданности.
     - Бывает. – необъятно-синим оказался плащ, одетый на тучную даму, габаритную, на две головы выше Анастасии, да еще покачивавшуюся на каблуках-шпильках. Шпильки кряхтели, но крепились. Дама участливо смотрела на девушку.
     - Заблудилась, милая? – участливо поинтересовалась она, звякая связкой ключей. – Смотрю, топчешься на пятачке. – и она кивнула на забетонированную площадку перед магазином.
     - Ага. – подтвердила Настя. – Навигатор сдох, зараза, куда ехать – не знаю.
     - Всего-то? – дама слегка поскучнела. – Я думала, купить что-то хочешь.
     И пошла к магазину, продолжая звякать ключами.
     - Продавец, – догадалась Настя. – расстроилась, что без дохода осталась.
     - И, купить. – в спину женщине, добавила Настя, решив, что лишней бутылке с водой место в багажнике всегда найдется, и дырка в бюджете от мелкой покупки не образуется. – Воды. Минеральной.
     - Хорошо. – дама в синем плаще отомкнула магазин, метнулась в подсобку и выплыла оттуда уже в халате, колпаке и маске на лице. – Прошу.
     Настя купила воды. И еще, булочек – они так вкусно пахли, и семечек, соленых, тыквенных, полезных для сердечной мышцы.
     Расплатившись, девушка направилась к выходу, но, спохватившись, развернулась у самых дверей.
     - Скажите пожалста.. – запнувшись, она прочитала имя на бейджике. – Галина Ивановна, как мне проехать в Гадюкино? Очень надо.
     Глаза дамы выразили такое удивление, что Настя поневоле подумала о том, что Артур Петрович ошибся, и отдел кадров, ошибся, и та самая Мохнорылкина ни в каком Гадюкино не проживает и нет такого населённого пункта на карте Красносельского района.
     - Гадюкино? – продавец всплеснула руками и качнула высоким колпаком. – Так уже лет тридцать, как там никто не живет. Позаброшено всё, бурьяном поросло. Разъехались все, кто куда. Даже фермеры на то поганое Гадюкино не позарились – лес, да болото. Кому оно интересно?
     Анастасия вздохнула – вполне ожидаемые слова. Стопятилетняя Мохнорылкина Степанида Савишна просто обязана проживать в подобном славном местечке. И куда её, Настю, несёт, да еще на малютке по местам с плохой проходимостью? В таковскую глушь небось на БТР проехать и можно, и никак иначе, а, коли она, Настя, отправится туда на своей верной малышке, то извлекать её из болота придётся представителям службы МЧС на том самом БТР.
     «Насти грязи не боятся» - грустно подумалось любительнице экстрима.
     - Как проехать, не подскажите? – просительно сложив бровки домиком, поинтересовалась она. – Служебная необходимость.
     Галина Ивановна в сомнении пожевала нижнюю губу – как, по её мнению, по служебной необходимости отправляют солидных дядечек и тётечек в тужурках и шапках с кокардами, а не пигалиц в ярких курточках, но дорогу объяснить согласилась и указала направление, тыча пальцем в далёкую линию горизонта.
     - Вот, по средней дороге и езжай до самого леса, а там, по самому краешку – сама увидишь. Грунтовка тебя до Гадюкино доведёт. На мостке осторожно, не форси – мосток старый, кабы не сгнил совсем, за столько-то лет. – и, вздохнув, добавила. – А, лучше, ножками. Там идти, всего ничего – через луг напрямки, потом – овраг и вот оно, Гадюкино. Смотри, влево не забирай – топко там, увязнешь.
     - На право пойдешь – в болото попадешь, – буркнула Настя. – налево – в лес глухой, а так, вообще – три дня лесом, три дня – полем. – Девушка скосила глаза на часы. – Уже двенадцать, а я все тропу прокладываю. Вот те и выходные.
     - Не знаю уж, зачем тебе туда надобно, да и не моё это дело, – ворчала Галина Ивановна, продолжая бренчать ключами. – но в Гадюкино давно уже никто не живёт. Дворов там, всего-то и было, что с десятка три, часовня старая, да погост. Все богатства деревенские, позаброшены и позабыты. Ты бы, детонька, осторожнее ездила. – внезапно предупредила она. – Говорят, люди какие-то недобрые по району шастают, стариков одиноких грабят, да калечат. Намедни, вот, по соседству, деду старому, глухому, голову проломили, еле выжил бедолага.
     - Учту. – вежливая Настя уже стояла на пороге. – До свидания. Спасибо вам и удачного дня.
     - И тебе, детонька, и тебе. – Галина Ивановна махнула рукой, потеряв интерес к посетительнице. Вскорости начинался её любимый сериал и пропускать его женщине не хотелось. Про девушку в яркой курточке она вспомнила уже к вечеру и расстроилась – обратно девчонка так и не вернулась.
     - Мы едем, едем, едем.. – фальшиво напевала Настя, вертя головой во все стороны. Погода портилась. Темная туча наползала с запада, не изменяя давней традиции, ведь, как известно, неприятности всегда приходят с той стороны света.
     Туча пузатилась, раздувалась и внушала Насте нешуточную тревогу – дорога в Гадюкино терялась среди полей и если разверзнутся хляби небесные, то её скромная машинёнка мигом превратится в обузу, застряв посреди непролазной грязищи.
     Поля никак не желали сменяться лесом, пронзительно завывал ветер, бросая в стекла пригоршни песчаной пыли, где-то в поднебесье заполошно орала какая-то птица. Её дикий крик пробивался сквозь мяуканье сладкоголосой, набирающей популярность, поп группы.
     - Не заблудиться бы. – переживала Настя, вытягивая шею и надеясь заметить обещанный лесок. – Ну, и где это мы есть? Может быть, включить навигатор?
     Но, навигатор не помог – молчал проклятый, точно рыба об лёд.
     - Дела наши неважные. – тревожилась Настя, пристально вглядываясь в темный экран телефона. – сети не было от слова «совсем» - Куда это меня занесло? Ну, Артур Петрович, ну удружил.
     Девушка попыталась ехать быстрее, тем более, что дорога шла под уклон, затем, свернула за внезапно выросшие кусты и, почти что уткнулась в, обещанный добрейшей Галиной Ивановной, лесок.
     - Есть! – ликовала Настя. – Ура Сусанину! Ух, ты! – повеселевшая девушка взглянула на счётчик – двадцать километров! Неплохо так прокатилась, но, хотя бы, лес отыскался.
     От леса, по самому краю которого она продолжала красться, надобно было двигаться к мостку. Что за мосток и через какую речку, Настя не ведала, но добросовестно выискивала означенные ориентиры, то и дело упираясь взглядом в густые заросли.
     Лес, причём, смешанный – дубы, берёзки, рябины и прочие калинки, сменялись мрачными елями и соснами, неприветливо машущими колючими, мохнатыми лапами. Очень некстати вспомнилось, что в лесу живут хищники – медведи, волки и рыси. Или, не живут? Или, живут, но не в данной местности?
     Настя обеспокоилась – от волков на своей малютке она точно убежать не сможет. Обгонят и перегонят, тем более, на такой дороге.
     - Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк. Загрызу я целый полк, целый полк, полк. – напевала Настя песенку, памятную с детства. – Безобразие! Где же, обещанный нам, мосток?
     Нам – это она имела в виду себя и свою малышку четырехколёсную, зачастую разговаривая с машиной, словно с живым человеком. Дорога дальняя, скучная, а скучать жизнерадостная девушка Анастасия не особо любила.
     Между тем, хилые лесопосадки с косыми берёзами и ельниками, сменились стройными рядами сосен. Темные, почти чёрные ели попадались постоянно, но их ряды разбавляли величественные красавцы ясени и, алеющие листвой, щеголи клёны.
     - Красотища! – Настя, повинуясь внезапному, несвойственному ей, порыву, остановив машину, выскочила наружу. – Ух, ты! Красота-то, какая! Лубочная!
     Она, словно бы, очутилась в заколдованном лесу своего детства, со всякими там сказочными обитателями – говорящими зверьми, волшебными колодцами, бабками-ёжками, лешими и прочими кикиморами.
     - Нет, последнее, точно, лишнее. – решила Анастасия. – Не до кикимор мне нынче. Мне бы Мохнорылкину Степаниду Савишну отыскать и с ней, за компанию, говорящую печь с горячими пирогами или, – девушка вздохнула, прислушиваясь к голодному бурчанию в молодом, растущем организме. – хотя бы, ларёк с шавермой.
     Нет, она, как девушка запасливая, перекус прихватила из дома – кофе и пару бутербродов и ещё две плюшки купила в том самом магазинчике, но, то ли дорога на неё повлияла определённым образом, то ли организм жадно требовал калорий, но кушать хотелось очень сильно, тем более, что от купленных плюшек остались жалкие кусочки. Прямо, хоть бери и на гуманитарную помощь, предназначенную гадюкинской долгожительнице, покушайся.
     - Потерплю. Голодать полезно. – решила Настя, продолжая любоваться несъедобными деревьями. – О, а там, в лесу, наверно, грибы-ягоды водятся и орехи. Орехи, говорят калорийные, голод утоляют хорошо.
     Вспомнив про грибы и ягоды, Настя погрустнела и, забравшись в машину, продолжила путь по твердой грунтовке.
     - Деревушка, болтают, заброшенная совсем, – размышляла девушка вслух. – а дорога, не сказать, что в плохом состоянии. Может быть, по близости, фермер завёлся с тепличным хозяйством, садиков-огородом и удойными коровами? Тогда, точно не заблужусь. – девушка возбуждённо подпрыгнула. – Вон он, мосток обещанный, а от него и до Гадюкино недалеко.
     Мосток доверия не внушал – Настя вздыхала, рассматривая чудо инженерной мысли, морщилась, кривила губы – очень уж не хотелось ей топать ножками по буграм и оврагам, но..
     Скверно выглядел мосток – весь, словно бы, скособоченный, просевший, зияющий дырами. Не внушал короче – заедешь вот на такое-то сооружение и бумкнешься вместе с машиной с высоты в речку-вонючку. Тогда, точно, звонок в МЧС обеспечен, если, конечно, выплыть повезёт.
     Настя, кряхтя, точно та, сто пятилетняя пенсионерка, покинула теплый салон своей малютки. Прихватив пакет с подарками, закинула за плечо рюкзачок со всякой мелочёвкой – нет, не туристический, огромный и вместительный, а так, дамскую безделушку, уж очень по цвету подходящий к новой курточке, закрыла машину и потопала к мосту, надеясь на то, что уж её-то, невеликий, бараний вес, мостик выдержит и не сломается.
     Речка показалась девушке невзрачной – мелкой, узкой, тихой. Через такую и перепрыгнуть можно. Нет, взяли и мостик построили.
     Ветер, между тем, дуть так и не прекратил – гонял тучи туда-сюда, словно никак не мог определиться – быть дождю или нет. Тучи мотало по небу, изредка из них вылетали холодные, крупные капли, грозящие перерасти в настоящий осенний дождь - мокрый, противный и затяжной.
     Алая курточка, выглядевшая красиво и стильно, почти капитулировала перед осенним ненастьем – Настя согнулась, чувствуя, что начинает замерзать.
     - Нет, так дело не пойдёт. – буркнула Настя себе под нос. – Мне только простуды не хватало для полного счастья, тем более, что на больничный можно не рассчитывать. Скажут – бери за свой счёт и лечись, Анастасия Павловна.
     Потому девушка решительно ступила на хлипкий мостик, отринув все колебания и широким, мужским шагом, пошагала на другую сторону. Вернее, перебежала, потому как, резкий порыв ветра, хорошенько поддав девушке под зад, почти столкнул ее с моста.
     Мост оказался коротким – шагов семь-десять, не больше, но от чего-то Насте показалось, что шла она по нему долго, куда дольше пары мгновений.
     Очутившись на другой стороне, Настя испытала чувство облегчения – ветхое строение времён перестройки, а то и ещё более ранних, не прогнулось, не сломалось и не уронило её в холодные воды мелкой речушки. Правда, как оказалось, не такой уж и мелкой – вон, что-то в ней плещется и плавает.
     Стало интересно и Анастасия, слегка поколебавшись, спустилась вниз с крутого бережка, хватаясь пальцами за пучки жесткой травы и замерла, остановившись у самой воды, раскрыв рот.
     Плескалась не рыба. Нет, рыба, скорей всего, в речушке тоже водилась, но сейчас в воде находилась пара-тройка нарядных уточек, очень красивых, можно сказать, изящных, украшенных пестрыми перьями. Утки весело галдели и хлопали крыльями, а заметив Настю стали жадно раскрывать клювы.
     - Вот те, на. – Настя была удивлена. – Почему-то с того берега я ваш птичий базар не разглядела. Где же вы прятались всей оравой? Может быть, в камышах?
     Камыши по бережку разрослись знатные – высокие, камышистые. Качались на ветру, точно в такт какой-то, одним им, слышимой, мелодии.
     Утки продолжали настырно крякать, сгрудившись у берега.
     - Жрать хотят пернатые. – догадалась Настя. Она знала о том, что многие сердобольные старушки любят подкармливать всякую бродячую живность – котов, собак, голубей и.. уток? Чем только подкармливают?
     Настя, вовремя, вспомнила о том, что у неё, все ещё остаётся кусок мягкой плюшки – хорошей плюшки, свежей, пахучей и сахарком присыпанной.
     Желудок протестующе квакнул – мол, утки – утками, а, как же я? Я тоже голодный – но, Настя стойко проигнорировала жалобы собственного организма и принялась отщипывать от булочки небольшие кусочки и бросать их галдящим пёстрым уткам.
     Те жутко обрадовались и набросились на бесплатное угощение, хватая куски сдобы прямо в воздухе, выпрыгивая за ними из воды.
     От птичьего гвалта и хлопанья крыльев у Насти быстро разболелась голова, да и булка закончилась до обидного быстро, но каждой из птичек, хоть по кусочку, но досталось.
     Быстро поняв, что продолжение банкета отменяется, галдящие от возмущения утки отплыли от берега, оставив Настю в одиночестве и дав ей возможность ещё немного полюбоваться на птиц. Полюбовавшись и окончательно замерзнув, Настя, развернувшись, полезла на бугор.
     - Мостик я отыскала. – широко зевнув, подумала Анастасия. – Теперь, тебе, Павловна, надобно луг сыскать, затем, овраг, а уж потом – Гадюкино.
     Луг - не луг, а какую-то полянку, поросшую цветочками, Настя разыскала без особых усилий. Странное дело – ветер, так сильно докучавший, трепавший волосы и одежду, почему-то стих и нежные головки невзрачных полевых цветов безбоязненно и кокетливо выглядывали из зеленой травы. И, вообще – на этой стороне речки оказалось теплее, солнышко светило ярче, а черные тучи, беременные дождём, напоминали далёкие тёмные точки.
     - Распогодилось. – решила повеселевшая при виде волшебной перемены погоды, Настя, спускаясь в овраг скорым шагом. Дороги не было, но имелась обычная тропка, слегка утоптанная и хорошо заметная глазу горожанки.
     Овраг оказался сырым, глубоким, поросшим густым кустарником. В его сумрачной глуби сразу же стало холодно и как-то.. туманно?
     Настя пугливо держалась середины тропинки, готовясь, в случае чего, задать стрекоча и добрым словом вспоминая Жанну Аркадьевну, заставлявшую внучку регулярно совершать утренние пробежки в парке.
     - Самое место для маньяка. – обмирая от страха, подумалось Насте, продиравшейся сквозь терновник. – С- час, как выпрыгнет, как выскочит и полетят клочки по закоулочкам!
     И, выскочил-таки – из – под, самых ног Насти взметнулась серая дорожная пыль и здоровенный заяц-русак, прижавший плотно к голове длинные уши, метнулся вдоль тропинки со скоростью спринтера.
     Говорят, что самый быстрый зверь на Земле – это гепард, но пугливый косой, если и уступал африканскому чемпиону, то совсем немного – несся, как на пожар! А за ним, не обращая ни малейшего внимания на застывшую от испуга городскую девчонку, гналась здоровущая лиса, которую опознать Настя смогла благодаря пушистому хвосту.
     Мгновение - и парочка скрылась за поворотом, а Настя так и осталась стоять на месте, тяжело дыша и хватаясь за сердце.
     - Край не пуганной дичи. – отдышавшись, прошептала девушка, перестав прижимать руку к груди, в которой испуганно стучало сердце и вознамерившись продолжить путешествие. – Наверное, заказник какой-то. Охотничье хозяйство. Охраняют живность серьезно, вот она и плодится, чуть ли на людей не бросается. Может, здесь ещё кто водится – лоси, косули. Кабаны?
     С кабанами встречаться Насте не хотелось. Нет, она очень уважала свинину, но не бегающую и хрюкающую, а жареную, желательно, хорошо отбитую, с грибами и прочим гарниром. А, кабан – животное опасное и непредсказуемое. Его лучше обходить стороной, по очень большой дуге.
     Поняв, что встретить на тропинке можно всякое и разное, Настя перестала вести себя подобно беззаботной туристке и решила, что осторожность ещё никому не повредила. Шаг девушки сделался тихим и вкрадчивым. Она шла, оглядываясь, прислушиваясь и принюхиваясь.
     «Принюхиваясь – это от того, что кушать хочется.» - решила Анастасия, глотая голодные слюни.
     Через некоторое время выбравшись из оврага, больше напоминающего великий каньон в штате Колорадо, отважная путешественница вздохнула с облегчением – кроме зайца и лисы, игравших в догонялки, она так никого и не встретила. Разве что, трудяга дятел что-то там барабанил в отдалении – его красная головка мелькала среди осенней листвы.
     - Гадюкино. – обрадовалась Настя, приметив кучку невразумительных строений, примерно в километре от оврага. – Надо же! Ты, все-таки, существуешь!
     Гадюкино оказалось обитаемым, вопреки уверениям добрейшей Галины Ивановны – сереющий воздух имел привкус печного дыма, да и сам дымок отчетливо просматривался в сизой вечерней хмари.
     - Вечер? – всполошилась Анастасия, не заметившая, как быстро пролетело время с утра почти до самых сумерек. – Как же так? Еще немного и, ночь? А, я? Как я отсюда выбираться буду, если до сих пор ту самую Мохнорылкину не разыскала?
     Девушка решила немедленно ускориться и тот самый километр до заброшенного населенного пункта, преодолела бодрым, спортивным шагом.
     - Как хорошо, что я не пью и не курю. – размышляла вслух Анастасия, готовясь встретить предательское покалывание в боку во всеоружии. – Здоровый образ жизни – наше все. Очень полезно, как выяснилось – вон сколько бежала и ничуть не запыхалась.
     Добравшись до околицы – так это, кажется, называется, Настя притормозила и беспомощно принялась озираться по сторонам.
     - Ну, точно, в сказку попала. – подумалось ей некстати. – Это, не то, что прошлый, а, позапрошлый век!
     Дома в Гадюкино имелись, как, то и было обещано говорливой Галиной Ивановной, числом около трех десятков. Как в той песне – улица и переулок. И колодец, в конце единственной улицы. Самый настоящий колодец – домиком, с воротом, цепью и деревянным ведром.
      - Убиться и не встать! – Настя удивилась – как это вездесущие охотники за металлом цыганской национальности эту цепь ещё не прихватизировали. На самом виду лежит вещичка, а никто не позарился.
     Дальше чудеса пошли косяком – дома в Гадюкино оказались добротные, крепкие, из настоящего дерева, да не какой-то там хлипкой «вагонки», а из цельных древесных стволов. Не дома, а избы, как в фильмах про старину.
     После того, как Настя миновала пятый двор на улице, ей пришлось остановиться и призадуматься – н-да! Не бывает такого. Даже глинобитному домику, крытому камышом, Настя бы так сильно не удивилась. Имелись в её родном Каменске подобные строения. Обзывались красиво – памятники старины и осколки казачьего быта. Глинобитные домишки, белёные известью, под камышовой крышей с крохотными, подслеповатыми оконцами и, плетёным из лозы, забором, с яркими пластиковыми подсолнухами и, пластиковым же, петушком над плетнём.
     Но, эти-то, не чета тем! Дерево же, сразу видно, старое – матёрое, тёмное и мхом поросло, а дома стоят крепкие, но заметно, что – не жилые. И окна ставнями полуприкрыты. Стоят, точно спят.
     И, ни гу-гу.
     Тишина в Гадюкино мёртвая.
     Девушка нервно поёжилась – и где ей искать Мохнорылкину Степаниду Савишну? Ответ один – идти за хлебными крошками, то есть, на запах дыма из печки.
     Настя и пошла, а что ей ещё оставалось?
     Идти, тем более, недалеко – до крайней хаты, то есть, избы, рукой подать.
     Глава 3 Ведьма из Гадюкино
     Дорожка на той единственной, Гадюкинской улице, оказалась вполне приличной – не утоптанной, а укатанной и идти по ней было, одно сплошное удовольствие. И воздух в Гадюкино казался чистым, сладким. Не дышалось, а пилось, не чета загаженному, городскому.
     - Глубинка. – продолжала размышлять вслух Настя, прибавляя шагу. – Интересно, как эта Степанида Савишна живёт здесь, одна? Без телевизора, интернета, телефона? Без поликлиники и МФЦ? К ней и «скорая», случись что, не доедет, из-за мосточка того квёлого. А, коль, помрет невзначай? Так и будет лежать одна, в доме пустом, пока не отыщутся люди добрые или, не особо? Упоминала же Галина Ивановна о том, что какие-то злодеи по району промышляют, к пенсионерам в дома вламываются и грабят несчастных стариков? Никак поймать их никто не может. Бедная Мохнорылкина, как она здесь живёт, одна?
     До крайней избы Настя дотопала без приключений, калитку толкнула, чтобы во двор войти – широкий, между прочим, двор, с садовыми деревьями. Яблонями.
     На яблонях – яблоки. Крепкие. Красные. Осенние. До сих пор висят, несобранные.
     «Урожай нынче богатый уродился. – подумала Настя и, тут же ей, страсть как, яблочка захотелось откушать, немытого, с дерева.
     Девушка сдержала неожиданный порыв и покушаться на чужую собственность не стала – мало ли, какие здесь, в Гадюкино, порядки? Может быть, обидится пенсионерка. Может быть, она эти яблоки для внучков-правнуков бережёт или на продажу приготовила, лишнюю копеечку к пенсии захотев, а тут Настя со своим бурчливым желудком к чужому имуществу руки тянет.
     Сглотнув горькую слюну, девушка медленно поднялась на крыльцо, высокое крыльцо, в пять ступеней, с перильцами деревянными, резьбой затейливо украшенными. И дверь в доме красивая – из тёмного дерева, тоже вся украшенная различными растительными мотивами – цветочками и лепесточками. Лаком покрыта, а ручка на ней, металлическая, в виде собачьей головы. Натуральной головы – пасть злобно оскалена, того и гляди, вцепится и полруки оттяпает.
     Настя за ручку нахрапом хвататься не стала, а вежливо в двери постучала, жадно втянув ноздрями воздух – вкусно пахло. Супом с мясом. И есть ей после того, ещё больше захотелось.
     Девушка одёрнула куцую курточку, поправила пакет и стукнула ещё раз – может быть, бабулька глуховата и не слышит, как ей в дверь тарабанят. Сто пять лет всё-таки! Нормальные люди столько не живут. Столько живут или, мутанты или, пенсионеры, сохранившие бодрость ещё с забытых, почти сказочных, советских времён.
     Дверь скрипнула, Настя сделала шаг назад, ожидая появления старушки, божьего одуванчика.
     Вместо бабульки, того самого одуванчика, на крыльцо, неспешно, раздуваясь от важности, вышел кот. Не кот – котище! Огромный! Мордатый! Угольно-чёрный, а глазища – зелёные-зелёные, как трава по весне.
     Кот уставился на незваную гостью этими самыми глазищами, широко зевнул, демонстрируя жаркую пасть и требовательно мявкнул – мол, чего тебе надобно, а, на ночь-то, глядя?
     - Мне бы Мохнорылкину Степаниду Савишну. – промямлила Настя и только после этого сообразила, что разговаривает с котом. С котом!! Разговаривает!! Как, с человеком!
     Но, в тоже время, кот же не может жить сам по себе? Да ещё такой упитанный, холёный. На мышах-полёвках так не раздобреешь.
     - Хотя, вопрос спорный – Настя оценивающе взглянула на необыкновенно крупный экземпляр кота обыкновенного, дворового – такой котик и зайца изловит, да и козлёнка, пожалуй, задавит без труда. Наверное, у него в роду мей-куны отметились, особо породистые.
     - Васька, негодник. – ворчливый старческий голос прозвучал из-за полуоткрытой двери – Кого там леший привёл? Всю избу выстудишь, обормот!
     - Вы позволите? – Настя вновь обратилась к коту и тот, к её удивлению, посторонился, освобождая проход, да ещё и мордой в ногу подтолкнул – мол, иди, давай, чего застыла, рохля? Не слышишь, что ли – изба простудиться может!
     Настя, неловко потоптавшись у входа, стряхнув пыль с кроссовок, вытерла ноги о домотканый половичок и опасливо переступила через порожек.
     - Добрый вечер. – морщась от яркого света, неизвестно с кем поздоровалась девушка.
     Ой, оказывается на улице темно совсем, то-то она жмурится, попав из темноты, да на свет. Как день пролетел быстро – уму непостижимо. Хорошо ещё, если эта бабулька Настю ночевать оставит, а то, блуждать ей до утра по окрестностям гадюкинским, потому как в темноте она из этих лесов ни в жизнь не выберется.
     Вот и сама Мохнорылкина. Наверно.
     Удивлённая до изумления Настя, во все глаза смотрела на седовласую, высокую старуху, носастую, глазастую, одетую в тёмное, длинное до полу, платье, душегрейку на меху и полосатые носочки, выглядывающие из-под того самого платья. На голове старухи красовалось какое-то сооружение – то ли шапка, то ли платок, повязанный особым образом. Сооружение показалось Насте очень необычным – во всяком случае, Настя никогда и ни на ком ничего подобного не наблюдала.
     - Кика это. – любезно пояснила старуха, заметив, что незнакомая девушка пялится на её голову и замолчала, а Настя, наоборот, отмерла.
     Ей стало стыдно – вломилась в чужой дом, пожилую хозяйку напугала, а теперь, стоит и молчит, точно мумия.
     - Добрый вечер. – повторилась Настя, слегка покраснев щеками. – Я разыскиваю гражданку Мохнорылкину Степаниду Савишну. У меня, вот, для нее ведомость имеется срочная. – и Настя продемонстрировала высокой пенсионерке, скорей всего, дочери той самой Степаниды Савишны, прозрачный файл с ведомостью на пятьсот рублей материальной помощи. Как положено – с печатью учреждения и подписью руководства.
     - Мохнорылкина Степанида Савишна – это я. – пенсионерка смотрела на смущенную девушку вполне доброжелательно. – Ты, девонька, не бойся, проходи в избу. Я тебя чаем угощу, с вареньем. Небось целый день на ногах? Пока ещё до моего Гадюкина доберешься.
     Настя неловко сглотнула – вот этой бабуське сто пять лет? Да не может такого быть, ни в коем разе – ишь, крепкая какая! Жанне Аркадьевне, семидесятилетней, фору даст - спина прямая, и взгляд ясный. Никаким маразмом здесь и не пахнет. А она-то, дурочка, нафантазировала себе страхов разных!
     - Степанида Савишна, – Настя, переступив через порог, сбросила свой рюкзачок на низкую лавочку у самого входа и предъявила ведомость с подписью и печатью. – вам надлежит расписаться в ведомости, в том месте, где поставлена галочка и получить материальную помощь. Вот, – девушка ткнула пальцем, стыдясь отсутствия маникюра. – пятьсот рублей.
     - Ото Соловей расщедрился. – несказанно удивилась Степанида Савишна, протягивая руку за казённой бумагой. – Пятьсот рублей, большие деньги. – и ловко выхватила из рук Насти ведомость и впилась в написанное внимательным взглядом.
     - Паспорт бы. – придушенно пискнула Настя. Ну вот никак не верилось ей в то, что пенсионерка – столетняя старуха. Не верю!
     - Вот и паспорт мой. – старушенция всунула в руки Насти затребованный документ и Настя убедилась в том, что чудеса случаются не только в сказках. Мохнорылкиной Степаниде Савишне действительно было сто пять лет и она, на самом деле, выглядела куда лучше иных семидесятилетних, да что там – и шестидесятилетним иным фору бы дала!
     Пятьсот рублей, выданных Настей, Степанида Савишна мигом сцапав, уволокла куда-то вглубь помещения, а там, девушка готова была поклясться, что принялась считать сызнова. Только вот, пятихатку ей Настя выдала одной бумажкой, а считала пенсионерка долго и, как бы, монеты. Во всяком случае, звякало похоже.
     Сама Настя устало присела на самый краешек табурета – без спроса присела, но уж очень сильно ноги гудели. У ног она пакет с продуктами поставила – на столе постелена была нарядная скатерть, не хотелось пачкать её пыльным пакетом.
     О скатерти отдельно. Стол у Степаниды Савишны в комнате стоял круглый, большой, старинный, а скатерть на нём постелена была богатая – белоснежная, вязаная крючком, с роскошными кистями. Чудо, а не скатерть! Ручная работа! Бешенных денег стоит. У Насти таких денег никогда не водилось, а у пенсионерки из Гадюкино, стало быть, есть?
     - Спасибо, девонька, порадовала старуху. Не забывает Соловей бабку старую, помнит.
     - Соловей? – спохватилась Настя. – А, директор фирмы? Соловей Никита Добрынич? Да, это он, наверно, распоряжение отдал.
     А сама подумала о том, что какую-то, но заботу о пожилых, руководство проявило, работу провело. Пусть пятьсот рублей, но выделило. Для кого-то и эти деньги небольшие – в радость.
     - И, вот ещё – Настя неловко сунула в руки пенсионерки пакет с собственноручно купленными продуктами. – Подарок.
     - Что тут? – вот в этот момент пенсионерка удивилась вполне натурально. – Продукты? – она засунула длинный нос в пакет. - Апельсины? Сахар? Греча? – и пытливо взглянула на гостью. – Тоже от Соловья, что ль, гостинец?
     Настя поняла, что обманывать старуху не стоит.
     - Нет. – девушка покраснела еще больше, не только щеками, но и ушами. – От меня. Неловко как-то. Пятьсот рублей, деньги разве? Такая мелочь. Стыдно. На микстуру от кашля и то, не хватит
     - На микстуру? – от чего-то развеселилась Степанида Савишна. – Сама додумалась, аль, надоумил кто?
     - Сама. – повинилась Настя, слегка поникнув. Надо же – не угодила. Хотела, как лучше, а получилось, как всегда.
     - Ну, ладно. Коль от чисто сердца, то приму. – старуха заулыбалась, показав крупные, белые зубы.
     - От чистого. – поспешила подтвердить Настя. – Не сомневайтесь.
     - Редко по нынешним-то временам чистые сердца встречаются. – кика на голове пенсионерки качнулась, соглашаясь со сказанным. – В дефиците великом. А ты, Анастасья-краса, раздевайся, да располагайся вольно. Чай пить станем, разговоры разговаривать. У меня и заночуешь – негоже гостью в ночь одну отправлять. Через речку-то, Смородинку, до самого утра хода нет. Как солнышко встанет, так и отправишься в путь-дорогу.
     - Не хотелось бы вас стеснять. – Настя искренне засмущалась, в то же время, вздохнув с облегчением – вопрос с ночлегом решился в её польз. – Случайно так неловко получилось. Я к вам с утра собиралась, выехала пораньше, а добралась, почему-то, к вечеру самому. Но, если что, я до речки как-нибудь дойду, вы не беспокойтесь. У меня и фонарик есть, в телефоне. – и телефон свой показала. Фонарик исправно светил, а вот сети не было. Совсем.
     - Ой! – обеспокоилась Настя. – Как же вы здесь, совсем одна живёте, да ещё и без мобильной связи?
     - Да, так как-то.. Привыкла уже – развела руками Степанида Савишна. Старуха, сама, Настя готова была в том поклясться, слегка посмеивалась над наивной горожанкой и на стол посматривала. На столе тарелка стояла, пустая совсем, лишь одинокое яблоко краснело тугим боком.
     - Снимай куртку и мой руки. – Степанида Савишна рукой махнула. – Не стесняйся, Настя – не каждый день ко мне люди живые в гости заходят. Вон, Васька тебе покажет тут всё – и светёлку, и рукомойник.
     - Кот? – Настя округлила глаза. Ах, ну, да – для одинокой женщины и кот – компаньон, друг и собеседник. Всё в одном.
     Но кот и впрямь вперёд прошёл и призывно мявкнул. Настя поколебалась, но куртку сняла, рюкзачок подхватила и пошла за котом, чувствуя себя глупо и несколько стеснённо – в чужом доме, да ещё и в деревне Гадюкино.
     Васька-кот, не подвёл – показал-таки Насте ту самую светёлку. Вполне себе приличная комнатка оказалась – просторная, уютная. Полы деревянные, половичками полосатыми застелены, кровать большая, железная, на спинке – шишечки блестящие. Подушки – высокие, пышные и, перина! Настоящая перина – мягкая, уютная.
     Настя плюхнулась на кровать попой и тут же захотела забраться на эту самую перину, укрыться лоскутным одеялом, уложить голову на подушку и заснуть – устала, как будто целый день мешки с картошкой таскала.
     Перина – знатная на кровати, как в сказке про госпожу Метелицу.
     И умыться где нашлось – вполне себе современная комнатка, с кабинкой душевой и умывальником. И вода тёплая.
     Благодать!
     Кот, тот, который Васька усатый, Настю под дверью поджидал, лапами морду умывал и чихал забавно.
     Настя, слегка стесняясь своего непрошенного вторжения в чужой дом, опять за котом пошла, из умывальной в гостиную. Где стол стоял. На столе чего только не было! И когда только успела бабулька сто пятилетняя столько всяких вкусностей наготовить?
     Перво-наперво, Насте в глаза самовар бросился – огромный, блестящий, пыхтящий. Такие самовары Настя в краеведческом музее видела, давно, правда, ещё школьницей. И чашки, и блюдца, белые-белые, сверкающие, и розетки с вареньем различным. И баранки с маком. А каша гречневая с мясом, паром исходила и пахла так, что у Насти слюноотделение усилилось, как у собаки Павлова, которую косточкой поманили. Еще были огурчики, грибочки и всякие заедки разные.
     Так и потянуло Настю к этому столу, а желудок урчал уже совсем неприлично.
     - Присаживайся, девонька, – Степанида Савишна пригласила гостью за стол. – вечерять станем. Я добрым людям завсегда рада.
     И девушка не стала манерничать, да отказываться.
     Каша оказалась выше всяких похвал, куда там гречневой крупе, простым кипятком запаренной. Хоть и утверждала Настина бабушка, Жанна Аркадьевна, что запаренная гречка – самая полезная и вкусная, но девушке больше понравилась приготовленная по-гадюкински, как бы странно это не звучало.
     Кот Василий, продолжая умываться сразу двумя лапами, вольготно расположился на широкой лежанке, предназначенной для приятного кошачьего времяпровождения. Лежанка больше походила на плетенную из лозы детскую люльку, да и матрасик в ней имелся, полосатый и стеганный.
     Обычно Настя, девушка городская и осторожная, с посторонними бабульками в личные беседы пускаться не спешила. Оно ж, как получается? Расскажешь одно, а на деле все по- иному выйдет – перекроят, переиначат, переврут на свой лад, да наизнанку и вывернут.
     Но здесь, в теплой избе, стылым вечером октября, под размеренное и такое уютное мурчание кота Васьки, да под вкусный чай с вареньем, Настя как-то незаметно размякла и поведала Степаниде Савишне о своем скучном житье-бытье, о работе, о серых буднях и неладах с родными людьми, да о том, что все её замуж выдать норовят. И, если раньше этим вопросом лишь бабуля озадачена была, Жанна Аркадьевна, то теперь и родители, как ни странно, вполне современные люди, начали донимать её этой проблемой.
     Ей же, Насте, вот ни разу, замуж не хочется. Что она там забыла – готовку, да постирушки? Хочется ей чего-то ясного, интересного и необычного. Приключений хочется, вот!
     Степанида Савишна выслушала девушку внимательно, ни разу не перебила. Рукой, вон, подбородок подпёрла, да и слушала. Даже кика у неё на голове к разговору прислушивалась – во всяком случае, Насте так показалось.
     - Молодая ты, нетерпеливая. – вздохнула Степанида Савишна. – Спешите вы жить, торопитесь. Ишь, приключения ей подавай! – глаза старухи азартно сверкнули. – Хорошая ты девушка, Анастася – отзывчивая, добрая, не жадная. Вона, сколько гостинцев мне, старухе незнакомой, навезла, а вот Соловей не догадался, хоть и внук мне родный.
     - Кто, внук? – переспросила Настя, жуя баранку.
     - Да, Соловей же. – кивнула головой Степанида Савишна. – Разбойник он! Ох и разбойник! Раз в год про старуху вспоминает, деньгами откупается. Нет бы, приехать, да проведать бабку старую. Трудно мне одной управляться стало, с хозяйством-то. Помощник нужон. Вот, думала, ты сгодишься, ан – нет. Не про тебя ноша сия. Ладно, думать стану. О-хо-хонюшки, года наши тяжкие! Ты иди, Настён, спать ложись. Утро вечера мудренее.
     Настя мало что уяснила из тихого бормотания старухи, но и сама понимала, что засиделись они. Деревня ведь! В деревне, небось, спать с курами ложатся, рано. А в Гадюкино, тем более – ни телевизора, ни интернета. Телефон – и тот, не ловит. Одного только понять не могла Настя – с чего бы это сумерки так рано на деревеньку опустились? Не такая уж и глубокая осень на дворе стоит, чтобы темнело в шесть часов вечера.
     - Аномалия, скорей всего, какая-то. – лениво подумалось Насте. – Зона. Точно – темная зона в Гадюкино.
     Глаза слипались, и Анастасия сама не заметила, как спать отправилась, повинуясь властному жесту старухи. Сквозь подступающий сон слышала она, как пенсионерка Степанида Савишна болтала с кем-то. Голосом сердитым кому-то и что-то выговаривала, но, кому? Не коту же Василию? Тем более, что черный кот, близкий родич, то ли рыси, то ли мей-куна, свернувшись калачиком, мирно дремал в своей колыбели.
     А ещё, Настя неожиданно подумала о том, что Степанида Савишна откуда-то имя её знает. Откуда только? Настя ей не представлялась, хоть и положено. Имя не называла. Угадала бабка или, как?
     С тем и уснула, сладко-сладко, как никогда раньше. Перед тем, как провалиться в глубокий сон, подумала о том, что, хорошо бы, на новом месте увидеть что-нибудь знаковое – судьбу свою, суженого, да и вообще.
     Спала, правда, недолго и проснулась от того, что разбудили. Степанида Савишна и разбудила, за плечо тронув.
     - Эко, разморило тебя, девица-краса. – пенсионерка распахнула двери из спальни в зал. – Негоже спать на вечерней зоре. Просыпайся – еще чайку попьем, за жизнь поговорим. Для тебя сие полезно будет. Еще спасибо скажешь бабке старой. Когда-нибудь.
     *
     … Парочка молодых людей, одетых неброско и серо – в утеплённые стандартные спортивные костюмы, уже полчаса возились со своей машиной. Колесо пробилось совсем некстати, благо, у молодых людей с собой оказалась запаска в багажнике, а то, пришлось бы им ещё долго куковать в здешней глухомани и ждать попутки, способной пособить и дотащить страдальцев до ближайшего автосервиса.
     Этот самый посёлок Берёзка обоим стоял поперёк горла – дыра! Из всех возможных дыр, существующих на свете, самая чёрная.
     Радовал глаз лишь магазин, возле дверей которого вертелась молодая девушка в яркой курточке, приехавшая на крохотном «Матизе».
     - Слышь, Пашка, – тот, что повыше, презрительно сплюнул сквозь щель в передних зубах. – валить надобно отсюдова. Чувствую, заметут нас скоро. Да ещё девка эта крутится. Подозрительная.
     Тот, которого напарник назвал Пашкой, обтёр грязные руку о не менее грязную тряпку и скривился, пережёвывая невкусный фильтр от погасшей сигареты.
     - Ты чего кипешуешь? Ну, девка, ну трётся? Нам-то, с того, что?
     - Не местная она, точняк. – охотно пояснил второй. – Ишь, по сторонам зыркает лупоглазая. Любопытная и досужая, срисует нас мигом. Расскажет, кому не след.
     - Отстань, Ванька. – вновь отмахнулся от слов опасливого Пашка. – Кому мы тут нужны? Здеся мухи на лету дохнут, от скуки, а ты.. Скажи честно, что девка понравилась. Гы-гы..
     - Мне? – названный Ванькой. Аж выпрямился весь от возмущения, как будто кол проглотил. – Эта худорба казанская, недокормленная? Скажешь тоже – ни кожи, ни рожи! Вся красота и та, куртке досталась.
     - А, чё? – ухмыльнулся Пашка криво. – Глазастая, сам сказал и волосья густые, пострижены модно.
     - Вот и я о том же, что глазастая. – Ванька сплюнул и заметил, как девчонка в яркой курточке о чём-то коротко переговорив с продавщицей, следом за ней прошла в магазин. – Ты, как хочешь, братан, а я пойду, послушаю, о чем эти тёлки про меж собой тереть станут.
     И ушёл, а Пашка остался колесо крутить и бурчать на брата за то, что тот лодырь и от работы отлынивает.
     Через несколько минут Ванька вернулся. Глаза у него блестели от возбуждения.
     - Слышишь, – сказал он, хватая брата за плечо. – девчонка та – курьер. В Гадюкино едет, по служебной надобности.
     - Какое-такое, Гадюкино ещё? – Пашка оторвался от колеса и едва не уронил себе на ногу тяжелый инструмент. – Фу, ты.. Осторожней, дурень.
     - Деревня тута имеется – Гадюкино. – пояснил Ванька, слушавший разговор неизвестной девицы с продавцом вполуха. – Пенсионеры там живут. Сечёшь?
     - Нет. – честно затряс головой брат.
     - Да ну тебя! – досадливо скривился Иван. – Пенсии она старикам везёт. Одна, на этой своей колымаге.
     - А-а-а. – расплылся широкой улыбкой Павел. – Теперь, понял. Так, что ж, ты молчал? – внезапно озлившись, поторопил он напарника. – Давай, помогай, а то усвистит с нашими деньгами – ищи ветра в поле. Кому оно известно, то, Гадюкино?
     - Указатель имеется за посёлком. – отмахнулся брательник, подхватывая злополучное колесо. – Не заплутаем. Я, так понял, что старики там проживают, глубокие. Одной, так дюже больше ста лет. Эта тётка жирная, продавец, кому-то о том по телефону скворчала. Значит, денег им много тыщ везут.
     - Все наши будут. – криво ухмыльнулся второй, выплевывая надоевшую сигарету. – Давай, крути шибче, не тормози.
     Девчонка на скромном «Матизе» укатила, а братья возились ещё минут пятнадцать. Они особо не торопились – куда денется эта пигалица на своей недоколымаге? И, вообще – не машина то, а недоразумение. Вот у них, сразу видно – зверь! «Нива», хоть и старенькая, а «Матиз» этот позорный пять раз догонит и перегонит.
     Закончив с колесом, парни, диковато озираясь, залезли в машину и были таковы.
     Галина Ивановна, разумеется, заметила, что у дороги стояла какая-то машина, мигая аварийкой, но автомобилей мимо магазина проезжало много – трасса ведь совсем рядом, одной больше, одной-меньше, а работы у занятой женщины – полно. Не до проезжих ей в разгар рабочего дня.
     - Ну и где он, твой указатель? – злился Пашка, высунув голову из окна и мрачно любуясь поваленным столбом.
     - Да, вот же он. – Иван неторопливо вылез из машины, вразвалочку подошёл к поваленному столбу и поднял с земли лёгкую дощечку с полустёртой надписью «Гадюкин..» - Туда нам – и уверенно махнул налево.
     Пашка сердито фыркнул и оглянулся – перед ним расстилались три дороги и та, что вела на лево, выглядела чуть лучше двух других.
     - Поехали, сыщик. – тыкнул рукой в линию горизонта. – Всё равно, догоним. Мимо нас не прошмыгнёшь.
     И поехали в другую сторону, трясясь по глубоким рытвинам, о чем им, через сорок минут и сообщил разговорчивый пастух, гонявший по местным буграм ленивых бурёнок. Стадо, как раз, залегло на отдых, пастуху стало скучно и разговору с двумя, заплутавшими путниками, он очень обрадовался.
     - Прямо надобно было ехать. – указывал кнутовищем куда-то в сторону седенький дедочек в длинном, до пят, брезентовом плаще и высоких резиновых сапогах. – Вон туды.. Ворочайтесь, а не то, до ночи к Гадюкине не проедите. – и, когда парни, чертыхаясь, побежали назад к своей машине, добавил. – Бегите, бегите и будет вам счастье. Наверно. Чего позабыли в Гадюкине? Может, на погост им надобно, деду с бабкой поклониться? – и, щелкнув кнутом, отправился поднимать с лёжки коров и думать, позабыв о парочке приезжих парней с волчьим взглядом.
     Пашка, да Ванька, два сводных брата, родом из небольшого посёлка Кочеры, мелкими кражами промышляли с детства. И, удачливы были, страсть – не попались ни разу. Затем, когда аппетиты возросли, а мамка, связавшись с бывшим уголовником по кличке Пузило, позабыв про великовозрастных чад, предалась всем прелестям запоздалой любви, а именно – пьяным дебошам, скандалам с мордобитием и шумным, а от того, особо противным, примирениям с гражданским мужем, подались прочь из родного дома, прихватив плохонькую «Ниву» новоявленного папаши, его единственное, дорогостоящее имущество.
     Папаша, впрочем, постоянно пребывая в состоянии лёгкого подпития, наглых щенков сдавать в ментовку, не спешил. Пусть резвятся, волчата дерзкие. Бывший сиделец прекрасно понимал, для чего парочке ушлых лоботрясов понадобилась неприметная машина. Кого сейчас удивишь таратайкой-развалюхой неопределенного окраса и потрёпанной наружности? Пруд-пруди подобных машин. Пусть щенки промышляют, а своё с них струсить, Пузило всегда сумеет.
     И Пашка с Ванькой закрутились. Пробовали они, было, грабить ларьки и прочие торговые точки, но делом это оказалось опасным. Куда проще показалось гоп -стопничать, да пенсионеров обирать, благо, одиноких дедов и бабок полным-полно, успевай лишь круги наматывать по просёлочным дорогам.
     Разумеется, их начали искать, но бравые парни, пока что, удачно избегали неприятных встреч с разгневанными родственниками разобиженных стариков и с представителями правоохранительных органов, тем более, что карту второстепенных и третьестепенных дорог области, изучили достаточно хорошо.
     Они собирались покинуть этот, ставший слишком негостеприимным, регион – прошвырнуться по стране и поискать чего плохо лежит. На самом-то деле, мест таких полно, нужно лишь пойти и взять не робея.
     Работать честно парни не желали категорически. Работа – это для тупых, ленивых и трусов, а они, вон какие смелые и предприимчивые.
     Сорвать хороший куш мечталось и Пашке, и Ваньке – стрясти бабла и рвануть куда-нибудь, на юга, где тепло даже зимой.
     Кстати они прослышали про Гадюкино.
     Пощипать пугливых пенсионеров, из которых уже даже не песок, а костная мука, сыплется – плёвое дельце, ну а девчонка смазливая, так, приятный бонус. Не побежит же эта мокрощелка жаловаться в полицию? Нет. Не побежит. Не захочет огласки, а они, как раз, приятно проведут время перед дальней дорогой.
     Крохотный «Матиз», сиротливо притулившийся к зарослям ивняка, они отыскали уже в сумерках. Машинка стояла, вся такая одинокая, маленькая, жалкая. Пашка аж сплюнул – западло что-то тырить с такого убожества.
     - Девка в деревню усвистала, зуб даю. – Ванька с неприязнью посматривал на хлипкий мостик. – На машине, точняк, не проедем. Свалимся и утопнем, а пёхом – стрёмно как-то.
     - Ничё, не стрёмно. – возразил подельнику нетерпеливый Пашка, которому уже мнились прелести темноглазой девчонки в яркой курточке. – Подумаешь, прогуляемся малёхо. Разомнёмся. Полезно даже. Говорят, – парень цыкнул, сплевывая горькую, после сигареты, слюну. – быстрая ходьба развивает половые органы. Гы-гы..
     - У меня с этим всё в порядке. – Ванька натянул чёрную шапочку на лысую голову. – Всё давно развито. Ещё никто не жаловался.
     Более высокий Павел, на лице которого так и застыла предвкушающая ухмылка, первым ступил на скрипучий мостик – и, ничего. Прошёл спокойно, в воду не рухнул, не заметил и сам, как на противоположном берегу оказался. Он пока не спешил натягивать шапку – ветер трепал рыжеватые лохмы, а водянисто-серые глаза смотрели на подельника с неприкрытой насмешкой.
     - Долго ещё яйца мять собираешься? – хмыкнул он насмешливо, подтрунивая над нерешительностью брата. – Давай, Ванька, вечереет. Я по ночам по оврагам бегать не подряжался.
     Иван нехотя зашагал вперёд – не смотря, на то, что идея пуститься в погоню за смуглянкой в яркой курточке, принадлежала ему, парня начали терзать смутные сомнения. Вот не нравились ему ни эта речка, ни овраг, ни подозрительно темнеющий, лесок, мимо которого они пронеслись с таким шиком. Но отставать от подельника он намерения не имел и, сунув руки в карманы, сохраняя независимый вид, потрусил по мостику, стараясь не заострять своего внимания на тёмных водах неширокой речушки.
     Под мостом что-то шумно возилось, дышало и ёрзало. Ваньке стало страшно. Но не признаваться же в том зубоскалу Пашке? Засмеёт, урод конопатый!
     Самому Ивану от щедрот природы при рождении перепало мало – и, если братан Пашка лицом уродился в мать, рослую, грудастую тётку с роскошными рыжими волосами на которые и купился сиделец Пузило, то сам Ванька больше походил на отца – тощий, чернявый, с широким проёмом посреди передних средних верхних зубов. Зубы во рту торчали крупные, вызывающе выступали вперёд, от чего и заимел Ванька непритязательную кликуху «Крол». Кличка ему не нравилась и всякому, обозвавшему таковским именем Ивана, грозили неприятности, потому как, махать кулаками парень любил и не боялся, зная о том, что за спиной всегда маячит, куда более крупная, фигура сродного брата.
     Шли молча. Овраг пробежали рысью, пугливо озираясь по сторонам. Земляные стены глубокого провала в земле, поросшие кустами и деревьями, дышали сыростью, где-то влажно хлюпало и шлёпало, в зарослях кто-то шумно шуршал и копался, и даже чавкал. Кто и зачем бродит по колючкам и осенней грязи, парней волновало мало. Это на улицах города или посёлка, они чувствовали себя привычно и вольготно. А здесь, на просторах, среди полей и лесополос, становилось страшно, до усрачки. Сразу же вспоминались дурные фильмы про зомби и вурдалаков и прочих нелюдей, и от этого мурашки не просто бежали по телу – они прыгали и скакали, отбивая чечётку и заставляя парочку подонков ускорять шаг.
     Когда вдалеке показались тёмные силуэты каких-то невзрачных хибар и Пашка, и Ванька разом выдохнули, радуясь тому, что штаны остались сухими.
     - Гадюкино, что ль? – Пашка привычно почесал растопыренной пятернёй затылок и натянул на лоб такую же шапочку, как у брата. – Где нам искать эту шалаву? И бабку ту, столетнюю?
     - Где свет горит, там и сыщем. – уверенно изрёк Ванька, шаря жадным взглядом по тёмным избам. – Вон, тама, гляди, вроде светится что-то.
     Парни припустили вперёд по унылой, пустой улочке – где-то впереди и впрямь светился огонёк.
     - Бабки, они, в это время, завсегда очками телевизор протирают. – фыркнул старший из братьев, Павел. – Новости глядят, старые перечницы. Им брешут, они и рады. Иль, на придурка какого, ведущего, пялятся, затаив дыхание. Про звёзд каких, аль ещё про муть какую, выслушивают брехню. Одной ногой в могиле стоят, а туда же – подавай им сказки про красивую жизнь и неземную любовь.
     - Пожрать бы. – тоскливо сглотнул Иван, слушая, как в животе жалобно квакает. – С утра не жрамши. Надо было хоть чебурек в той забегаловке сожрать. Жирные там чебуреки, пахнут хорошо и зажаристые.
     - Я собачатину не жру. – с достоинством произнёс Павел, натягивая на руки чёрные, нитяные перчатки. – И тебе не советую. Видал, какая рожа у того хмыря продувная? Зуб даю – собачатина в том чебуреке. Чего хуже – кошатина.
     Ванька недоверчиво скорчился, вспомнив, что жрать им приходилось и не такое, по причине хронического безденежья. Мамка, помнится, и кашей с шашелем попотчевать могла и сосиски, просроченные, им варила и ничего – вон, какими бугаями они с Пашкой выросли. Пашка, тот, здоровее конечно, наверно, сосисок, гад, в своё время, больше чем Ванька слопал. Объедал, зараза, мелкого и нерасторопного брата.
      - Гляди. – Пашка шаг замедлил и прижал брата к скособоченному забору. – Чего это там?
     А, «там», виднелось странное и непонятное – по тёмной улочке, тонкой вереницей плыли зелёные огоньки. Сами по себе плыли, ни к чему не привязанные. Медленно так, печально. Плыли, значится, по улице тёмной и растворялись среди деревьев, что по обочинам дороги росли.
     И, тишина. Только мёртвых с косами не хватает.
     - Чего это было-то? – трусоватый Ванька ухватил рослого брата за плечо. – Вон, то – плыло и мигало?
     Пашка, которого пробрало непонятное зрелище не хуже семидесятиградусного самогона, на брата взглянул диковато – нашёл о чём спросить! Он ему что, доктор?
     - Кто его знает? – Пашка, поёжившись, подумал о том, что в деревеньке, поименованной «Гадюкино», хорошего, по определению, быть не может. Разве что, пенсия у бабки? Те, которым за восемьдесят, хорошо получают, а те, которым за сотню… Пашка призадумался – чего много так прожила, кошелка старая? Люди, вон, стока не живут.
     - Не знаю. – легкомысленно отмахнулся он от, заданного братом, вопроса. – Газы там какие или волки?
     - Волки? – обмер Ванька, сразу же представив себе зубастую тварь, размером с легковой автомобиль. – Думаешь, на самом деле, волки?
     Волков Ванька как-то видел, в зоопарке передвижном. Они туда с Павлом влезли, отыскав лаз между неплотно стоящими автофургонами. Волк сидел в клетке, старый, облезлый и жалкий. Злобно скалился на любопытных мальчишек. Пашка ему, помнится, кинул что-то - то ли, хот-дог, куском, то ли, пирожок, сейчас уж и не вспомнить точно. Сожрал подачку волчара позорный, лишь глаза в полутьме клетки яростно сверкнули. А руку бы засунул Ванька по глупости меж прутьев, то и руку бы ту волк отгрыз, не побрезговал.
     - Говорят, они с гор спускаются, – пожал плечами Павел, в тайне посмеиваясь над трусоватым братцем. – с Чечни идут, стаями. Воют и овец режут, ну и людей, коли те по домам не сидят, а шляются, где не попадя.
     - Шутишь всё. – хмуро буркнул Иван, поняв, что брательник изволит потешаться над легковерным спутником. – Ну-ну.
     Павел внезапно осмелел – подумаешь? Может, то, самолёт какой, мигал, а на земле отразилось? Волки, те уже бы схарчили и его, и брата, и бабку-пенсионерку.
     - Иди вперед, не тормози. – хмыкнул он, проталкивая Ивана вперёд. – Видишь, вон дальше, свет горит? Тама наши денежки, лежат и нас дожидаются.
     - И девка тощая, тоже там. – ехидно ухмыльнулся Иван, мстя за мимолетный испуг. – Тебя выглядает, дура.
     Пашка девок любил тощих, а Иван, наоборот – мясистых. Что, он, пёс, на кости бросаться? Но, за неимением толстой и худая сойдёт. Для девки в радость должно быть то, что на её костомыги такие видные парни польстились.
     Пашка, прилипнув головой к стене – из брёвен, надо же! замер, а затем, поплевав на ладони, полез вверх, ловко цепляясь за всякие выступы и заглянул в окошко.
     Ванька внизу затаился, лапая пальцами рукоять ножа. Нет, они с Пашкой ни разу не мокрушничали, но Иван не обольщался – когда-нибудь начинать всё равно придётся. Нарвутся они, рано или поздно, на кого дерзкого и тогда..
     В тюрьму Ванька не хотел. Это Пузило мог легковерным сказки в уши заливать, а он, Ванька, не дурак – на воле бегать лучше, чем на казённых харчах мамон отращивать. Да и какие там харчи? Слёзы одни. Нет, в случае чего, они с Пашкой на Украину рванут. Там, говорят, нынче, для таких, как они – рай земной. Грабь, насилуй, убивай. Никто и слова не скажет. Терроборона называется. А правительство из тех, что в Киеве сидят, за то ещё и деньги платит. Вот и им заплатят за то, что они людей кошмарить станут. Кошмарить Иван любил и умел, а уж за деньги, он, как есть, расстарается.
     Но, то потом, когда земля пятки припекать начнет. Пока что, им и здесь хорошо.
     - Жрут чего-то. – подал сверху голос Пашка. – Точно. Жрут и чай пьют, с конфетками.
     - Колбасы бы – размечтался Ванька, потирая бурчащий живот. – и картохи варёной, с маслом, с селёдкой и укропчиком. И, стопарь, а лучше – поллитру. И бабу ражую под бок, на всё согласную.
     - Чаи гоняют лахудры. – Пашка беззвучно спрыгнул вниз и прилип к стене спиной. – Бабка – шустрая какая-то для годов своих. Может, не та? Может, есть ещё одна, полудохлая? Девка ещё, чернявая, та самая, что у магазина вертелась. И сумка у неё имеется. Наверное, бабкам «бабки» привезла. Ха-ха.
     - Хорошо бы. – широко, до хруста челюсти, зевнул Ванька. Дело привычное – сейчас они войдут, старух закошмарят, пожрут от пуза, да девку под бок сунут, а поутру – ноги в зубы и ходу. Делов-то? Это не в городе с охраной бодаться. Там, вмиг скрутят и люлей навешают таких, что год кровью ссать станешь и на «больничку» работать.
     - Пошли, что ли? – Пашка, скорей всего, тоже жрать захотел, ишь, носом кругом водит, принюхивается. А, может, ещё где зачесалось? Не зря он, всё о девке той беспокоился, интерес проявлял? Точняк, зачесалось, ишь, как на крыльцо скакнул лихо!
     Ванька поспешил следом за шустрым братцем, продолжая сжимать нож потными пальцами. Надеялся он на то, что старухи и в этот раз, им попались не шумные. Не станут вякать и не доведётся ему, Ивану, нож в дело пускать. Страшно это – человека живого резать. Страшно и противно. Когда в драке, один на один, другое дело. Там, в раж впадаешь, весело и лихо, а здесь, что? Старух давить? Чик, по горлу ножичком? Стрёмно это, да и загреметь можно, лет на двадцать. Оно ему зачем, молодому и красивому? До той Украины вольной, ещё добежать надобно суметь и не пропасть по дороге.
     Пашка руку поднял и постучал. Уверенно постучал, как будто право имеет, как будто уже всё ему тут принадлежит – и бабки с их деньгами, и изба эта-развалюха, и девка чернявая. Вот он, Иван, не такой лихой. Осторожничает всё, опасается чего-то. Может быть, потому и нос у него целый, а не скособоченный, как у брата старшого.

      Конец ознакомительного фрагмента. Полностью книгу «Хмурый город Ненастье для Насти» можно прочитать на Литрес.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"