Придет время - и вы все, сидящие в этом маленьком кафе, курящие, слушающие эти скрипки, этот рояль - вы все склонитесь передо мной и поцелуете мое распухшее от ваших лобзаний колено. А пока я сижу на этой полке, смотрю на вас, слушаю, о чём вы говорите. Сколько вас прошло через эту комнату? Всего шесть, нет, семь столиков. На двоих. В углу, под моим портретом, тем, где я на метле, стоит старый рояль. Тапер, молодой ещё мужчина... Какие длинные у него пальцы, тонкие, сухие. Ему тут нравится. Хотя он не выносит сквозняка. Когда хозяин, в конце концов, перестанет экономить на электричестве и включит кондиционер? Ведь этот мальчик так часто простужается. Он главный из них, троих. Две скрипки. Сколько наблюдаю за ними, так и не пойму, любят ли они друг друга или это просто творческий союз? Как играют! Этот, с китайским лицом. Всё время с закрытыми глазами. Слушает вторую скрипку. Слушает рояль. Чудно импровизирует. Они стоят лицом ко мне. Это хорошо, что хозяин посадил меня на эту полку над входом. Люди заходят и по их спинам, по их затылкам, таким беззащитным, я пытаюсь определить, кто есть кто. Мало кто из них меня замечает. Кто я для них? Обычная тряпичная кукла. Хотя, согласитесь, тряпичная кукла в ресторане - это изыск. Но тут так много всяких изысков: полки с книгами в старых переплетах, фарфоровые статуэтки, зеленые кустики помидоров в деревянных горшках. На рояле стоит старый граммофон. Но его никогда не заводят.
...Этот мой портрет. Неужели я была такой? Почему он, художник, нарисовал такую широкую талию? И почему я ТАМ - блондинка? Вот уж нет. Я всегда была жгучей брюнеткой. Даже и сейчас, под этой нелепой кукольной шляпкой, мои неживые волосы - черного цвета. И платьице. Что за платьице на мне! Какой слой пыли на его кружевах! И цвета уже не различишь. Хотя они так много все курят, что за дымом и не видно ничего. Им. Не мне.
Я вижу все.
И того толстого бюргера за столиком прямо возле входа. Он меня тоже видит. Но его налитые пивом глаза затянуты мутной пленкой безразличия. Рядом с ним женщина в красном шарфе. Зачем она подозвала скрипачку? Неужели хочет заказать музыку? Здесь это не принято. Да, вот она покачала головой, отказывая.
Вот пара за столиком посредине комнаты. Тарелочка с орешками, бокалы из-под выпитого пива. Что-то официанты сегодня не такие расторопные... Она ... Волосы до плеч. Очень редкие, мне отсюда, сверху, это хорошо видно. Почти лысая. Но какие глаза! Какие точеные ручки! Он гораздо моложе её, гораздо. Сидят уже третий час - и говорят, говорят... О чем можно так долго говорить? Ей уже явно пора уходить. Вот и мобильный звонит непрерывно.
А эти двое. Пришли совсем недавно. Она явно голодна: таскает с его тарелки самые лакомые кусочки. Рыжая, как та, на моём портрете. А он гладит её руку. А она гладит бокал. Всё понятно. Но как она слушает музыку! И курит-курит-курит... Что за такие чуднЫе сигареты? И как необычно она держит эту длинную белую палочку. Эх, попробовать бы, затянуться...
Старушка там, в углу. Раз в месяц приходит, заказывает бокал пива, сидит всю музыкальную программу и уходит, так и не притронувшись к бокалу. Её трость. Орехового дерева, с вырезанным искусной рукой бородатым лицом с хитрым прищуром раскосых глаз.
Рядом со мной - часы. Нас двое здесь, на этой полке под самым потолком. Они неживые. И я тоже - неживая. Как мертвы те рельсы, там, у меня за спиной, за толщью стены, за пространством сквера, наискосок, те рельсы, что лежат мертвыми под слоем асфальта. Как те пятна давно высохшей крови, впитавшейся в землю в том месте, где упала ЕГО голова, соприкоснувшись с железом трамвайного колеса.
А я в это время шла по бульвару и несла в руках нежные веточки мимозы...