СУЕТА 
 
В просторной суете 
Улыбчивая плоть, 
Овеянная лёгкостью надежды, 
Смогла бы сохранить 
На весь грядущий год 
Способность ждать рассвет, 
Хоть ночь смиряет вежды. 


Уныние и страх 
Попутчики тому, 
Кто в сумерках 
Не видит дальше носа. 


Лишь громкий смех невежд, 
Всё ищущих забав, 
Как странная игра 
До полного износа. 


Но бесконечность тьмы 
Утра развеет лик. 
Луна, за тучами, 
Убралась восвояси. 


И вдруг, без суеты, 
Как деловой мужик, 
Явилось солнце 
В гордой ипостаси. 


Лишь не спалОсь кому-то 
В темноте... 
И днём не удалось сознанье 
Упокоить. 


Но, уходя в сплетение 
Теней, 
Простую мысль он, кажется, 
Усвоил.


Жаль, поздно: время жить 
И время умирать... 
На размышления остались 
Лишь минуты. 


И то немногое, 
Что каждый может взять, 
Он не возьмёт, 
Не доискавшись сути. 


ДОЧЕРИ ПОЛКА 


Мы сперва трубили в трубы, 
Били в барабаны, 
И шатались по углам, 
Как в степи бараны. 


Раздразнили нас девицы 
Тенью былых празднеств. 
Хоть и были круглолицы, 
Но серы, как асбест. 


Нам хотелось... Мы мечтали... 
А иные даже, 
Вдруг себя вообразили 
Королевской стражей. 


Подтянулись, распрямились, 
Словно вошли в сагу... 
И, при этом, наловчились, 
В прутьях видеть шпагу. 


И пошло-пошло веселье: 
Жри и пей - в избытке. 
И, от скуки, порешили 
Дев подвергнуть пытке. 


Как могли мы их пытали - 
Лился пот ручьями. 
И тела с мечтой сплетались
Соразмерно дани. 


А потом все, как обычно: 
Опохмелка, стоны. 
Развели нас по квартирам, 
Все в мозолях, стопы.


	Но и в радости, и в горе, 
	В череде смещений, 
	Разносолов было больше, 
	Чем во время прений. 


	Дележом, игрой фортуны, 
	Скупой и притворной, 
		Задевались лишь те струны, 
	Что служили формой, 


	А не сутью нашей цели, 
	Взятой с потолка... 
	Оттого их и прозвали 
	Дочерьми полка.


СОН И ЯВЬ


В степях, забытых многолюдьем,
Я знаю каждую тропинку.
Здесь одиноко овцы блудят,
Вслед проезжающей блондинке.


Согретое под солнцем темя,
Кричит от боли, как от раны.
А рядом с ней, держась за стремя,
Надежда изгоняет страхи.


Здесь чудеса на каждой пяди,
Покорствуют её желаньям.
Они распахнуты, как ставни,
И некому закрыть их даже.


На простыне, в тиши гостиной,
Где тень охотится за тенью,
Кто ей восполнит ожиданья,
Пренебреженные невеждой? 


В сиюминутной канители, 
Распятой сочною мольбой, 
Слезами звёздочки блестели
Под бесконечной синевой. 


В плаще, наброшенном на плечи, 
В желанье остром и смешном, 
Иной раз кажется ей вечным, 
Тот зов, что слышен ей одной. 


Не отозваться, преступленье, 
Которому прощенья нет, 
Как нет надежды на спасенье, 
Кто душу продал за успех.


МАДЛЕНА 

/ после прочтения Гейне / 


Не много есть таких столиц, 
Где б я хотел родиться... 
Одна из них / паду я ниц! /, 
Париж, что вечно снится. 


Хоть в том Париже не был я 
И, кажется, не буду, 
Но он живёт во мне, звеня, 
Заботливой причудой. 


Как часто, отходя ко сну, 
Я, по его бульварам, 
С Мадленой подолгу брожу, 
И брежу неустанно. 


В бистро, у Сены на боку, 
Где столик нам заказан, 
Я ей твердил: "Мерси боку" -
По тайному приказу. 


Она кокетка, как и все 
Французские мадонны, 
Но, как конфетка, тем сладка, 
Что не во рту, а в коме. 


Я был Партос и Арамис, 
Де Артаньян и даже 
Исполнил старый свой каприз: 
Сотерн из круглой чаши.


Но, выходя из небытья 
С ужасной неохотой, 
Я был, как мальчик для битья, 
У жизни в подворотне. 


Во мне смешались мрак и свет, 
И лики святых женщин, 
А на полу лежал букет, 
Как текст неспетой песни.


Борис Иоселевич