В ожидании связной Миклош Тибори, в миру Вася Васько, гибкий, как протоплазма, расположился на веранде римского кафе "Ротонда", глотая любезный сердцу мартини и пялясь на местных красоток.
За годы тайной деятельности он так и не сумел привыкнуть ни к здешнему климату, ни к местным самаритянкам, а Челлини, Бернини и прочая керамика вызывали в нём стойкое, напоминающее аллергию, раздражение. Ещё со времён разведшколы ему было известно, что Рим - вечный город, но для осознания столь значительной временной протяженности требовался более широкий кругозор, чем тот, что позволяет работать с рацией.
Вася с детства мечтал о тихой и незаметной коммерческой деятельности, но случилось так, что находящейся во враждебном окружении Родине потребовался сорт людей, идущих на риск не ради собственных шкурных интересов, а во имя Великой Идеи. Это ограничивало материальные возможности, но льстило самолюбию. И тогда Вася, исходя из принципа, что лучше почётный убыток, чем опасная прибыль, наскоро обучился азбуке Морзе и искусству перевоплощения, превратившись в того, кем стал: ихним Миклошем Тибори и нашим резидентом в Риме.
Наши, где бы они ни были, всегда на подозрении, а чтобы подозрения не созревали столь стремительно, Центр превратил Васю в венгра, в случае провала, гарантируя стране алиби, а Венгрии - политические неприятности, вполне ею заслуженные за строптивость и амбициозность.
Как и всё, что возникало в недрах Центра, Васина "легенда" выглядела до ужаса убого, а тут ещё пистолет в правом кармане брюк так неприлично выпирал, что Вася стыдился появляться на улице, чего не сказать о Миклоше Тибори, сумевшего превратить глупость начальства в доходное шоу, к великому восторгу итальянок, падких на всякого рода сексуальные приманки.
Вася нервничал, поглощая стакан за стаканом бутылку мартини, тогда как Миклош, хотя и пил то же самое, казался спокойным, как пульс покойника.
- Прошвырнёмся? - упругая, как теннисный мячик грудь девы Марии / в миру Спиридонова Надежда Ивановна / коснулась стриженного "под бокс" Васиного затылка. Вася вздрогнул и потянулся к предмету в кармане, тогда как Миклош спокойно произнёс "о кей", не заплатив по счёту.
- Напугала? - прижалась к нему дева Мария, когда, выйдя из кафе, неторопливо направились к площади Испании. Вася промолчал, досадуя, что страх пересилил выучку, заметно ослабленную многолетним пребыванием на чужбине, тогда как Миклош, не реагируя на болтовню спутницы, предался размышлениям. Хотя дева Мария черна, как мысли контрабандиста, размышлял Миклош, было бы неразумно и грешно использовать её исключительно в целях государственной безопасности, забывая о собственных нуждах и потребностях. Вася не стал ему перечить, поскольку направление их мыслей было сходным.
- Зайдём? - предложили они одновременно, задержавшись у сомнительного заведения, и, не позволив деве Марии осмыслить неожиданное предложение, прошли сквозь вертящуюся дверь в неуютный холл, сопровождаемые молчаливым взглядом ничему не удивлявшемуся швейцара.
Пока сидя на неприбранной, скрипящей при малейшем движении койке, дева Мария обнажала свои прелести, а Вася пытался оправдаться перед своей партийной совестью, Миклош ловко согнул женщину в талии, охотно поддавшейся его усилиям. По крику, непроизвольно вырвавшемуся из женских уст, Вася понял, что перегнул палку, тогда как Миклош, ничуть не озабоченный, с видимым удовольствием продолжал пренебрегать служебными обязанностями в угоду низменным страстям, делающим, и без того нелегальную деятельность на чужой территории, ещё более нелегальной и опасной.
К чести девы Марии надобно сказать, что случившееся не сбило её с толка и, пользуясь малейшей передышкой партнёра, исправно доносила до его сознания сведения, могущие заинтересовать Центр. Недаром Вася, а с его подачи и Миклош, дали ей прозвище "центровая".
- Оружие массового поражения, подлежащее по договору ОСВ-2 утилизации, тайно свозится в Колизей, - тарахтела она. От неожиданности Вася едва не свалился на пол, а Миклош, хлопнул деву Марию по заду, уже использованному, потянулся к брюкам, говоря:
- Мы не допустим, чтобы империалистам сошёл с рук очередной обман мирового общественного мнения.
- Не дождутся! - с пафосом поддержал его Вася, надеясь таким нехитрым способом реабилитировать себя в глазах "второго я" за откровенное нарушение правил конспирации.
Они снова были на залитых солнцем улицах Вечного города. Вася обрёл утраченные было бодрость и уверенность, зато Миклош с явным неодобрением отнёсся к столь неуместному проявлению восторженности, прощупывая задним зрением пространство вокруг. Теперь, когда Вася несколько ослабил бдительность, Миклош принял эту непростую обязанность на себя, хотя и считал, что опасность провала в данный конкретный момент минимальна. Уж очень они с девой Марией выглядели естественно, словно речь шла не о цене мира на планете, а гостиничного номера, только что ими покинутого.
Взятые в кольцо шумными репортёрами, прошли выпускники МИМО в штатском. "Наши представители на переговорах по разоружению", торопливо объяснила дева Мария. Вглядываясь в родные, хотя и незнакомые лица, Вася испытывал чувство гордости за страну, у которой такие замечательные дипломаты. То были минуты высшего интеллектуального напряжения. Мысленно Вася видел перед собой цель, к которой стремился всю свою агентурную жизнь: разгуливать по заграницам с точно такими же элегантными чемоданчиками, как у коллег из дипломатического ведомства, а не с занюханным портфельчиком а ля Жванецкий. А в это же самое время Миклош /тоже мысленно/ снимал на видеоплёнку сцены оргии с участием нашей делегации, во избежание утечки информации, пригласившей в качестве главного приза всё туже вездесущую деву Марию. При этом, сравнивая деву Марию с ролью, ей предназначенной, Миклош был настроен не то, чтобы скептически / скепсис не входил в сферу его профессиональных интересов, поскольку не оплачивался /, а как пожарник по отношению к водолазу: раз на дне не дымится, то и делать там нечего.
- Не мешало бы раздобыть схему Колизея, - приказал Вася деве Марии. Миклош одобрительно хмыкнул. Дева Мария неубедительно пообещала.
- Где встретимся? - спросила она.
- Между небом и землёй, - ответил Вася, а Миклош промолчал.
- До чёртиков надоели вечные отговорки! - возмутилась дева Мария и, в явном противоречии с законами конспирации, расплакалась прямо на римском асфальте.
- Пошла ты! - взорвался Вася, не замечая в гневе, что за ними с любопытством наблюдает полицейский. Миклош, однако, мгновенно оценил ситуацию, и вот уже полицейский с довольной ухмылкой кладёт в карман пачку лир и, приложив руку к фуражке, бормочет: "Си, синьор! Привет вашей очаровательной спутнице".
- Глупый, - перешла на шёпот дева Мария, - я тебя люблю.
Вася растерялся. В борьбе долга и чувства он, обыкновенно, оставался проигравшей стороной. Зато Миклош, крайнее самодовольство которого возрастало час от часа, пребывал на высоте положения, не намереваясь спускаться оттуда даже по нужде.
- Встретимся, милочка, в шесть часов вечера после нашей окончательной победы в тайной войне. Лады?
Указание Центра было категоричным: "Отправить дуру по грибы"! Означало сие, что приговор сотруднице, чьё легкомыслие поставило под угрозу провала с таким трудом налаженную шпионскую сеть, окончательный и не подлежит обжалованию даже в комитете по правам, заброшенного во вражеский тыл, человека.
В то время, как Вася перезаряжал хранящийся в правом кармане, уже упоминавшийся пистолет, Миклош. как и подобает истинному европейцу, воспитанному на уважении к женщине, пусть и осуждённой к высшей мере, делал всё, от него зависящее, чтобы скрасить её последние мгновения...
Он же и доложил Центру об исполнении приговора. Это был его обычный приём: грязную работу за него делал кто-то другой, а он, Миклош Тибори, не колеблясь, ставил под нею свой автограф.