ХОРОВОД

Раз в тысячу лет, может быть чаще, может быть реже, все обитатели трех миров, пусть они даже о том и не подозревают, собираются в хоровод. Кто будет заводилой в том хороводе? Что за танец они спляшут? Что за песню споют? От этого зависит существование самого мироздания. Вступи в тот хоровод всего один лишний бес, и от знакомого всем мира останется только прах, и даже воспоминания о нем сотрутся, потому что некому будет помнить.

Прошла уже тысяча лет? Ну, может больше, а может меньше. Кого сейчас больше на свете: Небожителей или духов? Людей или бесов? Кто же это может сказать? Одно можно сказать точно, Нацуко Ринсингё это совершенно не волновало, да только она однажды совершила простой добрый поступок. Иногда самые незначительные мелочи могут изменить расстановку сил, и тогда уже зазвучит совсем иная музыка.

История первая. Благодарность великой госпожи Кицусакари из Нанто

Только вечер прошел,

Глянь, уже поднимается утро.

Слишком ночь коротка -

Оттого-то и причитает,

Горько жалуется кукушка.

Мибу-но Тадаминэ

Наследством каждый в семье распорядился по-своему, являя полнейшее многообразие характеров. Эри, к примеру, обратила свою долю в наличные и махнула на остров Манго, где за пару недель спустила все в ночных клубах в компании красавчиков значительно моложе ее. Джин купил машину. Финни получил в наследство дом в пригороде столичного Отиё, так что вопил громче всех, какая горькая у него судьба, и как ему будет не хватать дедушки. Он этого дедушку в своей жизни видел раза четыре, это если считая смертное ложе старика. Рин досталась закусочная. Здесь подавались блинчики - в западном стиле, яичные лепешки и рисовые шарики с начинкой. В детстве, пока еще училась в младшей школе, Рин проводила здесь все каникулы, помогая дедушке готовить. И вот теперь, стоя посреди небольшой, старомодной, но неизменно аккуратной - дедушка следил за этим - кухни, она плакала. Рин утирала слезы, но они все текли и текли, и оставалось только наплевать на все и смириться. Она опустилась на пол, обхватила голову руками и разрыдалась.

Эри и Финни предлагали продать закусочную и переехать в Раньшо, или еще куда-нибудь, поближе к цивилизации. Нанто - дыра, твердили они. Что здесь осталось? Сосна в восемь обхватов? Да кому она интересна? Старый храм на вершине горы? Руины. Священные камни? Груда валунов у истока жиденькой старой речки. Погребальный холм? Ну да, холм имеется, не подкова, как в Эчико, и не "замочная скважина", как в Нибэ, но ничего так себе холм. И охраняют его двенадцать глиняных мечников, четыре всадника и семь красавиц, украшенных цветной глазурью. Но не оставаться же в Нанто ради старого кургана!

Рин, конечно же, послала их к лешему. Она твердо вознамерилась продолжить дело деда, сколько бы, и чего бы ей это не стоило. И к концу недели, как не печально это говорить, она уже готова была сдаться. В Нанто ничего не происходило.

Братья и сестра, как бы Рин не хотелось доказать обратное, были правы. Нанто с годами становился все более тихой и глухой провинцией, куда новости и веяния моды доходят с опозданием чуть ли не на десятилетия, и о которой туристы вспоминают только если весь мир уже объездили. Из всех благ цивилизации, если такое слово здесь уместно, в Нанто были только электростанция (ну а где ее сейчас нет), телеграфная вышка, своя маленькая радиостанция и крошечная телестудия, транслирующая на единственном канале передачу "На наших полях", сериалы десятилетней давности и, под новый год, "Страна ищет таланты"*. Еще здесь была своя банда, рассекающая по городу на мотоциклах и с деревянными мечами. Впрочем, вот тут как раз нечем было гордиться. Это было унылое и сонное место, которое меньше всего нуждалось в торговле вафлями и яичными блинчиками.

Закусочная стояла на окраине городка, также, как и провинция, носящего название Нанто, или Большое Нанто. Сразу за домом, окруженным небольшим садом, протекал ручей, впадающий в реку Уриучи, и за ручьем начинался склоны горы Белого Старца, на вершине которой потихоньку разрушался уже упомянутый храм. Встав с утра пораньше, пока туман ещё не рассеялся, Рин любовалась очертаниями горы в дымке. Знаменитая сосна, кстати, тоже росла неподалеку.

Прошло недели три, прежде чем Рин окончательно привыкла к своей новой жизни. Отчаянье прошло, и она начала наслаждаться тишиной Нанто, так отличной от шума и суеты Отиё, который никогда не спал и никого не щадил. Что ж, как говаривал дедушка, отринем любовь, от которой нам больно, а вместе с ней боль, побуждающую нас любить. Эри, Финни и Джин сдались еще на второй неделе и перестали звать Рин назад, так что ей даже не пришлось объяснять, что заставило ее сбежать так далеко и с такой радостью принять условия завещания. Вернее - просьбу. Дедушка очень просил не продавать закусочную и оставить в ней все, как было заведено в последние сто лет. Это было очень почтенное заведение. К концу месяца Рин и сама стала чувствовать себя "почтенной", а своеобразная рутина захватила ее полностью. Она вставала часов в восемь, если не было настроения полюбоваться предрассветным туманом, готовила тесто для вафель, разогревала вафельницу и противень, расставляла тарелки, доставала баночки с чаем и кофе, открывала двери и ждала. Торговля шла не слишком бойко, большую часть вафель съедала сама Рин, яичные блинчики с овощами и жаренным мясом составляли ее обед, а кофе она выпивала столько, что скоро сама должна была почернеть. В шесть-семь часов можно было смело закрывать закусочную и отправляться на прогулку.

Склон горы нравился ей больше всего.

Сосна в восемь обхватов носила имя Лисьего Патриарха, по совершенно неясной причине, и возле нее была поставлена табличка, рассказывающая, как много сотен лет назад император-изгнанник Го-Суоруки посадил здесь сосновое семечко и нарек это место священным. Возле древнего дерева приятно было сидеть, прижавшись спиной к ароматному стволу, и любоваться великолепной панорамой. Весь городок был как на ладони, с его церковью, маленьким святилищем, школой, телеграфной станцией, "новеньким" (всего-то 15 лет) торговым центром, аккуратными домиками на юге и кучкой многоквартирных уродцев на северо-западе. Здесь невольно приходили в голову мысли о бренности всего сущего, и шурша бегло карандашом, Рин зарисовывала фантастические картины, посещающие ее воображение. В первую неделю из-под ее руки еще выходил по привычке выразительный профиль господина Рурику, но к концу месяца она и думать про него забыла. По крайней мере, он теперь появлялся на каждой восьмой-десятой страницы, а не ежеминутно. Иногда, отложив блокнот, Рин ложилась на спину, заложив руки за голову, и любовалась медленно темнеющим небом и появляющимися звездами. Здесь ничто не мешало им сиять, и только ради этого сказочной красоты мерцания и стоило покинуть Отиё.

В субботу Рин сподобилась-таки позабыть свой блокнот у корней. Она обнаружила это только в сумерках, когда решила поточить карандаши. Пенал был на месте, а блокнот пропал, и не нужно было особенно напрягаться, чтобы сообразить, где он. Рин выглянула наружу. Был еще август, но дело шло уже к осени, поэтому к вечеру холодало, к тому же поднялся ветер и нагнал грозовые тучи. Представив, как блокнот с чудесными - Рин всегда высоко себя оценивала - рисунками размокает под дождем, она шмыгнула носом. Потом, накинув легкую куртку и надев сандалии, прихватив с собой фонарик, Рин отправилась спасать будущие шедевры.

Совсем стемнело, поднялся сильный ветер, и даже пришлось в каком-то смысле бороться со стихией: перебираясь по камням через ручей, Рин промочила левую ногу. Оказавшись на противоположном берегу, она принялась светить себе под ноги, высматривая блокнот, но вместо него наткнулась в зарослях хаги на взведенный капкан.

- Гадость!

Местные не часто охотились, но животных в округе было много, и иногда появлялись слухи о бродягах с ружьями. Рассказывали и о капканах, в которые даже попадались дети, но Рин это всегда казалось очередной городской легендой. Как гигантские крысы, обитающие в коллекторе под Отиё. Но вот перед ней был самый настоящий капкан, и не гляди она внимательно вниз, вполне могла бы остаться без ноги. Подобрав палку, Рин ткнула ею в самый центр капкана, и челюсти схлопнулись с неприятным лязгом.

- Гадость, честное слово, - пробормотала Рин и пошла дальше, глядя себе под ноги еще внимательнее.

Добравшись до сосны, она внимательно изучила корни, но вместо своего блокнота наткнулась на еще один капкан, на этот раз сработавший. В темноте, через метелки травы Рин никак не могла разглядеть, что за животное попало в беду, но слышала жалобный скулеж и разъяренное рычание. От этого звука становилось больно на сердце. Хлынул дождь. Махнув рукой на свой блокнот, который все равно уже был безнадежно испорчен, Рин шагнула к дереву, делая свет фонаря поярче.

В капкан угодил лис, судя по всему молодой, медно-красного окраса со странными серебристыми нитями в шкуре, словно бы преждевременно седой. Он пытался отгрызть себе лапу, как - Рин слышала - частенько делают эти звери, но похоже не решался. Кровь, испятнавшая шкуру и зубья капкана, казалась совсем черной. Рин аккуратно положила фонарь на землю.

- Потерпи, потерпи, я сейчас освобожу тебя.

Острые зубы клацнули у самого ее запястья. Если подумать, даже котенок может в испуге прокусить обидчику руку, что уж говорить о более крупном и опасном звере. Продолжая бормотать что-то успокоительное, Рин сняла с волос резинку и быстрым движением накинула ее на пасть лиса. Этому фокусу ее научил Рурику, который был, конечно, полнейшим подонком, но отменно ладил с животными. Накрыв зверя кофтой, чтобы меньше сопротивлялся, Рин принялся разжимать челюсти капкана. С этим справиться оказалось нелегко, но спустя несколько минут ей удалось наконец освободить лапу лиса. Зверь дернулся, пытаясь убежать, но оказался слишком слаб из-за потери крови, а может быть из-за шока. Оставлять его здесь на поживу браконьерам или другим животным было нельзя.

- Что ж, - вздохнула Рин. - Придется отнести тебя домой.

Лис зарычал, но повязка на челюсти не позволила ему тявкнуть или же цапнуть Рин за руку. Кофта мешала ему пошевелиться, и Рин почти без труда донесла свою нелегкую ношу до дома, где смогла рассмотреть рану. На шкуре лиса остались следы от трех или четырех зубцов. По счастью капкан был новый, не тронутый ржавчиной, и лишней заразы можно было не опасаться. Рин аккуратно промокнула рану, посыпала ее обеззараживающий порошком (у деда в аптечке подписи были наглядные и без лишних названий) и аккуратно перевязала. Все, что ей было известно о ветеринарии, Рин в свое время узнала от Рурику, а она тогда особенно не вслушивалась. Тем не менее, она понимала, что лис в скором времени сорвет повязку. Что ж, главное, чтобы рана не нагноилась, а так, набравшись сил, лис сможет залечить лапу сам. Уложив зверя на галерее и поставив перед ним миску с бульоном, Рин забрала свою резинку, освобождая клыкастую пасть и отправилась спать. Дверь она на всякий случай заперла. Кто знает, как у местных диких зверей выражается благодарность.

С утра обнаружилось, что лис ушел, на размокшей от дождя земле в саду остались его следы. Рин пожелала ему скорейшего выздоровления и отправилась открывать закусочную. Зарядивший накануне вечером дождь практически не прекращался, клоня к земле тяжелые соцветия гортензий, заставляя людей сидеть дома. В обычные дни в закусочной не было посетителей, а сегодня создавалось странное впечатление, что их больше, чем нет. Некое присутствие в отрицательной степени. Рин не могла объяснить свое чувство словами, оно немного пугало ее, и в то же время успокаивало. Такое она уже испытывала в детстве.

- О-Бон*! Конечно же! - Рин постучала себя пальцем по лбу. - Какая же я глупая!

Рин никогда не была суеверна, но не иначе, как дедушка напомнил ей, что сегодня девятое августа, второй день фестиваля. День, когда следует навестить могилы своих родных, прибраться там и расставить угощение, а также приготовить лепешки к завтрашнему пиршеству. Дедушка всегда очень серьезно относился к этому празднику, да и к остальным традиционным фестивалям, и каждое лето Рин веселилась с ним вовсю. Дедушка умер, но негоже забывать его сразу же.

Натянув дождевик, Рин прихватила метелку, скребок и лейку и отправилась в сторону кладбища, расположенного совсем неподалеку. Когда она впервые приехала сюда на каникулы, соседство с кладбищем напугало ее, но за пару лет она совсем привыкла. К тому же, дед любил рассказывать истории о призраках, а в них от гнева усопших страдали только дурные люди, добрые же наоборот - вознаграждались. К тому же, взрослая Рин должна была признать, в Нанто все расположено "неподалеку", и от одной окраины до противоположной можно дойти неспешно максимум - за час.

Кладбище пустовало. Люди позабыли о празднике за обычной суетой, а может быть побоялись дождя. Рин отыскала семейное святилище*, которое посещала последний раз не более двух месяцев назад, когда захоранивали прах дедушки, и принялась за работу. Она очистила камень святилища от мха и плесени, отмыла иероглифы надписи и зажгла благовонную палочку, которая, к сожалению, тотчас же потухла. Впрочем, запах остался.

- Дедушка, мама, папа, уважаемые предки, - Рин опустила голову. Молиться она не особенно умела, но дедушка всегда говорил в этот день что-нибудь хорошее, о своих родителях и о ее, и о бабушке, и обо всех давно усопших членах семьи. - Надеюсь, вы весело проведете праздник в этом году.

Далекий хохот пересмешника заставил ее вскочить. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Ну вот, даже птицы смеются над ее молитвой. Кусая губы от неожиданной и неоправданной обиды, Рин поклонилась могиле и пошла домой, низко нагибая голову, по которой нещадно колотили струи вновь разошедшегося дождя. Перед домашним алтарем, заставленными миниатюрными портретами и фотографиями, она выставила небольшое угощение, села, подперев щеку рукой, и замерла, сонно разглядывая струйки дыма, а сквозь них - лица. Дедушка, бабушка, совсем молодая на этой фотографии, родители, они пропали в горах на севере, когда Рин было шесть или семь, и даже тел не нашли. В святилище были захоронены, чисто символически, немногие их личные вещи. Родители...

Наверное, Рин заснула, удрученная, а иначе с чего бы она вдруг услышала музыку: бива, цитра, барабанчики, флейты. Музыка становилась все громче, приближаясь. Торжественный, и вместе с тем радостный напев. В комнате было очень темно, но с каждым мгновением начало светлеть, а потом перед глазами Рин явилось целое шествие: лисы всех мастей, облаченные в парчовые одежды времен императора Цунукуши-тайо*, у каждого из них был в руках фонарь, расписанный сосновыми ветками. Следом шли журавли в не менее пышных одеяниях, играющие на музыкальных инструментах. Замыкали это диковинное шествие танцующие карпы и барсуки. Рин протерла глаза, но, конечно же, это не помогло ей проснуться. Когда это во сне такое срабатывало?

Шествие остановилось, вперед вышел белый лис, низко поклонился и откашлялся в лапу, совсем как человек.

- Имею ли я честь говорить с госпожой Нацуко Ринсингё, хозяйкой этого дома?

Голос у него для лиса был просто восхитительный. Рин и представить себе не могла, что клыкастая лисья пасть способна порождать такие звуки. Перед ней словно стоял герольд или телевизионный диктор.

- Да, это я, - кивнула Рин. - А, э... с кем имею честь... беседовать?

- Имя мое - Кицубэку, я преданный слуга госпожи Кицусакари, повелительницы всех ёкаев Нанто. Все мы, слуги и вассалы семьи Кицумоно*, рады склониться перед спасительницей молодого господина и передать вам послание повелительницы, - лис снова откашлялся и продолжил еще более торжественным тоном, явно цитируя заученный текст. Великая владычица Кицусакари из Нанто кланяется спасительнице своего сына.

Лисы, журавли, барсуки и даже карпы низко склонились перед Рин.

- Благодарность повелительницы не имеет границ, она не знает, чем же может отплатить госпоже Нацуко, а посему просит ее прибыть в терем Кицу-бэмото, дабы у повелительницы и молодого господина появилась такая возможность.

- Эм... - сказала Рин. - Вообще-то... не стоит благодарности. Я ведь никого не...

Лисы, журавли, барсуки и карпы снова низко поклонились.

- Госпожа Нацуко вызволила молодого господина из капкана, и ее добросердечие достойной высочайшей похвалы небожителей, - торжественно произнес Кицубэку. - Мы нижайше молим госпожу Нацуко отправиться с нами в терем Кицу-бэмото и встретиться с повелительницей. Если мы не отплатим добром за добро, что же скажут о нас потомки?

- Ну, если потомки... - задумчиво проговорила Рин. - Хорошо, я согласна.

Барсуки споро внесли паланкин, отделанный яшмой и ляпис-лазурью и откинули полог, предлагая Рин забраться на парчовые подушки.

- Не следует ли мне переодеться, прежде чем предстать перед повелительницей Нанто?

- Не утруждайте себя, госпожа, - в речи Кицубэку добавилось еще пафоса. - Это нам следует облачиться в лучшие наши одежды, дабы приветствовать вас.

- Ну ладно... - Рин пожала плечами и забралась в паланкин.

Внутри пахло благовониями и было на удивление удобно и совсем не тряско. Барсуки, обладающие по-видимому невероятной силой, несли ее через темную сырую ночь. Рин ничего не видела, фонари выхватывали только траву и очертания деревьев. Но вот, они пронеслись мимо Лисьего Патриарха и начали подниматься в гору, значит, путь их лежал к святилищу на вершине. Вот они поравнялись с полуразрушенным монастырем, но и его оставили позади, более того - внизу, и погрузились в грозовые тучи, пересекаемые молниями. Это было величественно, жутко и прекрасно одновременно. Наконец путешествие закончилось, паланкин остановился, и полог его был снова откинут.

- Прибыли, госпожа.

Рин с изумлением оглядела громаду усадьбы, построенной, наверное, во времена все того же Цунукуши-тайо. Ее украшала резьба и легкая позолота, а занавеси на дверях были сделаны из нитей жемчуга, вымпелы же - из тончайшего шелка. На каждом вышит был свернувшийся клубком лис. Зрелище было изумительное, и Рин почувствовала необоримое желание сказать что-нибудь пафосное в стиле господина Кицубэку или же сложить стихотворение.

- Позвольте проводить вас, госпожа Нацуко, на уже приготовленный пир.

Рин оперлась на предложенную руку - Кицубэку предстал вдруг перед ней в облике человека, хотя и было в нем нечто неуловимо лисье - и пошла в сторону дома. Ее окружали люди в богатых одеждах, и вместе с тем в них легко угадывались все те же лисы, журавли, барсуки и карпы. Рин словно очутилась в сказке.

Ее провели чередой богато обставленных комнат в огромный зал, украшенный парчой и драгоценными породами дерева. Здесь пахло сандалом, а пол был усыпан лепестками вишни, ступать по которым босыми ногами оказалось совершенно восхитительно. Стоило Рин войти, а Кицубэку объявить с явно свойственным ему пафосом: "Благороднейшая из смертных, спасительница нашего молодого господина, прекрасная госпожа Нацуко Ринсингё", как с дальнего конца залы к ним бросилась стремительно женщина редкой красоты. Так Рин в детстве представляла себе фей и божеств - в легком одеянии из персикового с лилового шелка, с черными длинными волосами, перехваченными нитями жемчуга и с идеальным лицом, красота которого не облекалась в слова. Этой красоте, столь совершенной, даже завидовать было нельзя. Это было нечто, принадлежащее иному миру.

Волосы женщины были белыми, а жемчуг - черным.

Бросившись на пол перед Рин, эта несравненная красавица простерлась вдруг ниц.

- Эм... поднимитесь пожалуйста...

- Нет, - не поднимая головы ответила женщина. - Я не смею взглянуть на ту, что спасла моего сына от ужасной участи. Я этого недостойна.

- Что вы, что вы, - Рин чуть было не икнула от ужаса. - Вы д-достойны. В смылсе, это я недостойна быть здесь. В смысле, я ничего особенного не сделала, и любой бы на моем месте. В смысле...

Поняв, какую же жуткую ахинею она несет, Рин зажмурилась.

- Ну, если ты считаешь, что так сделал бы каждый, дитя мое, значит ты и в самом деле необыкновенная. И полнейшая противоположность моему сыну, - с иронией проговорил нежный голос совсем рядом. - Открой глаза, дорогая.

Рин покорно открыла глаза, и обнаружила, что женщина стоит совсем рядом, тепло улыбаясь.

- Меня зовут Кицусакари, я повелительница земель Нанто. В прежние времена я была богиней этих земель, хранительницей урожая, теперь же люди позабыли о нас, так что я только госпожа всех ёкаев и гроза мононоке*, так что нечего тебе робеть. Идём к столу, ведь этот пир устроен в твою честь, госпожа Нацуко.

Рин следом за повелительницей прошла через зал к невысокому помосту, выложенному циновками с самым причудливым и изысканным плетением. Здесь разложены были цветные подушки для сидения, вышитые шелком, расставлены столики с яствами и жаровни для поджаривания мяса и подогревания вина.

- Садись сюда, по левую мою руку, в мире духов это почетное место, - госпожа Кицусукари помогла Рин устроиться на подушках и изящно взмахнула легким широким рукавом. - Пригласите сюда моего сына, чтобы он самолично поблагодарил свою спасительницу. И пусть придут музыканты и танцовщики.

В мгновение зал заполнился звуками восхитительный музыки, а танцовщики и танцовщицы в летящих платьях - Рин признала в них карпов обоего пола - закружились в причудливого рисунка танце. Затихла музыка лишь на мгновение, когда в зале появился высокий молодой человек, одетый необычайно богато и пышно. В нем нетрудно было признать сына красавицы Кицусакари - они были чрезвычайно похожи, и в изящных чертах юноши можно было найти одновременно нечто женственное и нечто откровенно дикое, бесовское. Возможно, из-за того, что в глаза сразу же бросалась яркая медная прядь в черных, как смоль волосах. Возможно, из-за тяжелых изумрудных серег, оттягивающих уши. На лице не было и следа того дружелюбия, которое отличало госпожу Кицусакари.

- Это князь Кицусаномаро, мой единственный сын и наследник, - представила госпожа Нанто и указала на подушки по левую руку от себя. - Поклонись нашей гостье, а затем сядь, сын мой.

Кицусаномаро неохотно склонил голову, едва обозначая приветствие и без малейших следов почтения, после чего опустился на подушки и сразу же потянулся за кувшином с вином. Кицусакари сразу же отвесила ему подзатыльник и с виноватой улыбкой повернулся к ошарашенной Рин.

- Извини моего глупого сына, госпожа Нацуко. Он в действительности очень благодарен тебе, однако манеры нынешней молодежи что в мире смертных, что в мире духов, что, говорят, даже в мире Небожителей* оставляют желать лучшего.

- С какой стати я должен быть благодарен смертной девчонке? - ядовито спросил наследник.

Госпожа Кицусакари вздохнула печально и повернулась к Рин с виноватой улыбкой.

- Мой сын вчера веселился на фестивале О-Бон на старом кладбище, повеселился, судя по всему, на славу и домой возвращался в подпитии. Ничем иным нельзя объяснить, что он так беспечно угодил в капкан. Если бы вы, госпожа Нацуко, не вызволили его, не перевязали его рану, сын мой мог бы окончить свои дни чьей-нибудь шубой, а это чрезвычайно стыдно для сына самого Небесного Лиса* Кицусакурамори.

Кицусаномаро рыкнул раздраженно, но промолчал.

- Теперь, госпожа Нацуко, не знать моему сыну покоя, не получить ему родительское благословения и наследническую печать*, пока он не отдаст вам долг жизни. Назначьте ему любое послушание, дайте любое задание. Лишь когда вы будете удовлетворены, я признаю, что Кицусаномаро мой сын.

- Но-но, мне действительно ничего не нужно, - промямлила Рин. - Я дествительно ничего такого не сделала. Вам вовсе незачем...

- Госпожа Нацуко так великодушна, - широко улыбнулась правительница Нанто. - Воистину, госпожа Нацуко отмечена Небожителями. Однако честь нашего рода велит отплатить добром за добро. И я, Кицусакари, Белая Лисица Нанто говорю: до тех пор, пока мой сын Кицусаномаро, Медный Лис, не отслужит положенную службу, не исправит роковую ошибку, не исполнит невыполнимое желание или же не спасет в ответ жизнь госпожи Нацуко, не желаю видеть его. С этого мгновения мой сын - ваш раб в смертном мире.

Прежде, чем Рин успела возразить, возмутиться или испугаться - раб, к чему это? - все померкло перед глазами, рассыпалось в прах, и она проснулась. Пели птицы, луч солнца скользил по краю матраца, золотя ложащуюся на него пыль. Прекрасное утро, и дождя - как не бывало. Словно природа вспомнила наконец, что еще только начало августа, и впереди почти целый месяц благодатного лета. Рин потянулась и, припоминая свой диковинный сон, улыбнулась.

- Госпожа Кицусакари, надо же! Лисы Нанто. Долг жизни. Надо же!

- И чем быстрее я отплачу его, тем лучше, - проворчал смутно знакомый, уже слышимый во сне голос.

Рин шарахнулась в сторону, скатилась на пол и, поднимая одеяло до самого носа, взглянула в сторону постели. Кицусаномаро, князь-лис из ее сна, возлежал на простом дешевом матраце, как на императорском ложе, подперев щеку рукой. Черные волосы струились по белоснежному нагадзюбану*, весьма небрежно запахнутому. Рыжая прядь и изумрудные серьги никуда не делись.

- Лично я, - продолжил лис-оборотень, - предлагаю самый простой и приятный вариант: заветное желание.

Тонкие пальцы с опасно заостренными ногтями потянулись к шее Рин, ловко поддели пуговки на ее пижаме и расстегнули одну за одной. Одеяло давно уже валялось где-то у двери. Рин вывернулась, сгребла в горсть ворот пижамной куртки и отскочила в сторону.

- Не помню, чтобы когда-нибудь мечтала переспать с оборотнем.

- Вздор! Все об этом мечтают, - ухмыльнулся лис. - Мужчины и женщины, все мечтают о любви нас, духов.

- В каком интересно веке мы живем? - едко поинтересовалась Рин. Она вполне уже пришла в себя, и теперь ее мозг выбирал наиболее приемлемый вариант: или в ее доме красавчик-извращенец, или же у нее в долгу лисы Нанто. - Нет, оба варианта совершенно неприемлемы.

- Послушай, смертная, я ведь тоже не в восторге, - брезгливо ответил лис. - С какой это стати мне приходить в мир людей, если я достоин места в сонме Небожителей? Однако же, моя мать, похоже, решила устроить мне проверку. Она не только вышвырнула меня из дома по твоей вине, она еще и запечатала двери, а сама со всей свитой отправилась в паломничество на пик Камелий. Мне некуда вернуться!

- Почему это по моей вине? - Рин поднялась, повернулась к непрошенному гостю спиной и принялась застегивать пуговицы. - Может быть, признай ты, что я спасла твою жизнь, и госпожа Кицусакари не стала бы так делать.

- Отслужить положенную службу, исправить роковую ошибку, исполнить заветное желание или же спасти жизнь, - процитировал лис. - Говори быстро, что надо сделать, рассчитаемся и я пойду отсюда.

- Невыполнимое желание, госпожа Нанто сказала - невыполнимое, - Рин повернулась и оказалась с оборотнем лицом к лицу. Впрочем, он был на голову выше, так что правильнее сказать: лицом к ключицам. - Мне все это не нужно. Сам найди способ отплатить и обирайся отсюда. И пошел вон из моей комнаты. Еще раз попробуешь подкатить, и моим заветным желанием станет твоя мучительная смерть.

Рин указала на дверь. Оборотень проследил за направлением ее руки, пожал плечами и вышел. Рин закрыла задвижку, на всякий случай проверила щеколды на окнах и начала переодеваться.

Рассуждая логически, все произошедшее с ней прошлой ночью, не сон, а чистая, хотя и фантастическая правда. Она действительно побывала на пиру у госпожи лисицы, и ей действительно должен отплатить за доброту лис-наследник. Доказательство? Ну, она заснула перед алтарем чуть ли не в дождевике, а проснулась в своей постели в пижаме. Еще одно вероятное объяснение - лунатизм. Если же этот, как его, Кицусаномару и в самом деле оборотень, что ж - добрые дела всегда были наказуемы.

- Э-эй, смертная! У зови слуг, пускай принесут завтрак!

Рин покачала головой. Наказуемы - не то слово. Добрые дела, это просто катастрофа какая-то!

9-11.01.2012

----------

* "Страна ищет таланты" - ежегодный конкурс талантов, певческих, музыкальных, актерских и танцевальных, финал которого показывают под новый год.

* О-Бон или просто Бон - день поминовения усопших, в разных регионах страны празднуется в промежуток с начала июля по конец августа. В Нанто это трехдневный фестиваль, отмечающийся с 8 по 10 августа. Считалось, что в первый день усопшие приходят из мира духов; на второй день они прибираются на своей могиле (в этот день нужно было посещать кладбища); на третий же день устраивался пышный фестиваль с танцами, вином и богатым угощением, на котором веселились и живые и мертвые. В настоящий момент по всей стране люди ограничиваются только посещением могил, почти все традиции Бон утрачены

* Традиционная могила представляет собой небольшое каменное святилище, имитирующее главное здание храма (вытянутое, низкое, с сильной покатой крышей). В него устанавливаются урны с прахом, а на крыше выбиваются первые иероглифы личных имен. Как правило они в совокупности складываются в какое-либо послание (во многих старинных семьях имя ребенку дается с учетом того, что он будет захоронен в семейном святилище); каждый новый иероглиф меняет смысл всей фразы. Вокруг святилища ставятся каменные или деревянные столбы с молитвами по усопшим

* Цунукуши-тайо (849-900 гг.) - один из самых известных правителей древности, первый объединитель страны. По преданию влюбленная в него дева-дракон Рьюсумэ (морское божество западного побережья) приняла облик смертной и прожила с императором сорок лет. В качестве приданного она преподнесла супругу "Жемчужину богатства", которая позволила не только содержать сильнейшую армию, но и пышнейших двор. В эпоху Цунукуши-тайо появилась мода на тяжелые многослойные одеяния, а женщины стали скрывать лица под тончайшими шелковыми и газовыми вуалями. В то же время традиционным украшением той эпохи были водяные цветы, водоросли и жемчуг. В современном мире одежда этой эпохи надевается придворными по особым случаям

* Слуги в данном случае - члены семьи Кицумоно, то есть лисы. Вассалы - журавли, барсуки и карпы

* Ёкай и мононоке - представители потустороннего мира, однако между ними есть большая разница. Ёкай - урожденные духи, к ним относятся оборотни, водяные, лешине и пр. Все они, как правило, состоят в ближайшем родстве с богами и Небожителями. Мононоке же - люди и вещи, по какой-то причине присоединившиеся к миру духов, призраки, одержимые и пр. Если ёкаи изначально нейтрально относятся к людям (хотя как правило жестоко мстят за обиды), то мононоке, созданные зачастую из злобы, ненависти и обиды, для людей всегда опасны

* Вселенная делится на три мира: Небожителей, духов и смертных. Иногда отдельно выделяют еще мир бесов, но это не вполне корректно, поскольку все бесы делятся на отступившихся от света Небожителей и одержимых ненавистью духов.

1. Небожители - божества, обитающие в недоступных горних высях. Они бессмертны и всемогущи, что не мешает им крайне мало отличаться от людей. К небожителям относятся боги стихий, явлений природы, божества, отвечающие за эмоции и пр. Правителями считаются Великий Бог Самого Высокого Неба, и его супруга Госпожа Сияющего Солнца. Все прочие небожители состоят с ними в крайне противоречивых родственных отношениях.

2. Духи - низшие божества, живущие бок о бок с людьми, и также мало отличающиеся от них по укладу и характеру (что им не мешает задирать частенько нос). Делятся на божеств, ёкаев и мононоке (о них подробнее см. выше). Очень часто божества теряют свою власть, как госпожа Кицусакари, и становятся обычными ёкаями. Однако, пока им поклоняются и строят святилища, духи обладают высокой властью и способны влиять на материальный мир, вызывая дождь, улучшая урожай, защищая от врагов и пр. Наиболее достойные духи приглашаются в сонм небожителей, также при желании они могут умереть и переродиться в любом облике по своему выбору; однако в принципе бессмертны

3. Люди - все смертные, подчинены кругу перерождений, и как правило не способны переродиться кем-либо, кроме людей. Однако, известны случаи, когда наиболее праведные из них приглашались в круг Небожителей, также известны истории, когда Небожители призывали к себе самых талантливых художников, музыкантов, поэтов и т. п. Одержимые ненавистью и тому подобными страстями могут превратиться в мононоке и даже бесов. Кроме того, только люди могут стать призраками

4. Бесы - Небожители и духи, чья ненависть была так велика, что их навсегда изгнали из круга им подобных; способны влиять на материальный и нематериальный мир, вызывая эпидемии и становясь причинами войн и катастроф. Совершенно неспособны совершать добрые поступки. Если бес способен испытать хоть к кому-то жалость, значит, его еще можно вернуть к праведной жизни. Единственная слезинка беса может излечить любую болезнь и даже вернуть человека к жизни.

Повелитель бесов - существо, совершенно неспособное жить в материальном мире. Его главная цель: при помощи демонов и дурных людей уничтожить этот мир и поглотить все небытие, так чтобы все в этом мире сделалось частицей Повелителя. Таким образом между ним и Небожителями идет бесконечная война за мироздание

* Небесный Лис - лис-оборотень, принятый в сонм Небожителей

* Наследническая печать - в древности у аристократии давалась наследнику рода, как знак, что именно он будет следующим правителем. Представляет собой уменьшенную копию печати правителя (величиной где-то с ноготь большого пальца), квадратной формы, с изображением герба рода, однако без иероглифа "священный император", который есть на печати правителя. Что касается родительского благословение, то без него нельзя было не только жениться и занимать должности, но иногда и перемещаться по стране

* Нагадзюбан - нижнее кимоно белого цвета, длиной как правило до колена. В более широком смысле: любая исподняя одежда, а также кимоно для сна, также белое, но длиной до пят