Рэнкин Йен : другие произведения.

Вопрос крови [a Question of Blood] (Инспектор Ребус - 14)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  Иэн Рэнкин
  Вопрос крови
  
   Памяти Сент-Леонардского отдела уголовного розыска
  
   Случаются вещи, проясняющие загадочное.
  
   Аноним
  
   Перспективы конца не наблюдается.
  
   Джеймс Хаттон, исследователь, 1785
  
  Предисловие
  
  Сложность повествования о реальном городе в реальный отрезок времени заключается в том, что следует принимать в расчет происходящие перемены. Для меня было немыслимо, например, не написать о новом шотландском парламенте, почему и возникла книга «Во тьме». Подобным же образом я уже перевалил за половину чернового варианта «Вопроса крови», когда получил сообщение от приятеля-детектива. Текст был такой: «В Сент-Леонарде нет больше Отдела уголовного розыска. Ха-ха-ха!» Он понимал, что мне придется эвакуировать Ребуса из Сент-Леонарда, если я не хочу, чтобы немногочисленные осведомленные читатели могли упрекнуть меня в огрехах по части реализма. Отсюда и смысл первого эпиграфа к роману: книге этой суждено стать у меня последней, чье действие разворачивается в Сент-Леонарде.
  
  Побудительным толчком к написанию «Вопроса крови» явились для меня слова одной моей поклонницы на встрече с читателями. Она спросила меня, почему я в своих романах не касаюсь эдинбургских частных школ. Ведь около четверти всех эдинбургских старшеклассников посещают платные школы, что составляет процент гораздо более высокий, чем в прочих шотландских городах (а может быть, и в Соединенном Королевстве в целом). В тот вечер я ответил не задумываясь, кажется, что-то вроде того, что не очень знаю жизнь подобных заведений, почему и затруднился бы их описывать. Но слова эти заронили во мне мысль. Романы о Ребусе всегда учитывают двойственную природу Эдинбурга, его джекил-хайдовскую сущность.[1] Частное образование — это не только укорененная особенность города, но и черта, раздражающая обитателей некоторых его кварталов. Я уже тогда планировал в следующей книге потолковать об аутсайдерстве. Ребус, разумеется, является вечным аутсайдером, не способным к слаженной работе в коллективе. Во время моих регулярных и многочисленных визитов на Кокберн-стрит мне приходилось также общаться с подростками-готами, что напомнило мне время, когда и я хотел жить как бы вне общества: подростки называли себя готами, я был панком.
  
  Давая Ребусу армейское прошлое, я внимательно изучал прессу о происшествиях в армии (в том числе и заметку об аварии вертолета вблизи шотландских берегов), и у меня скопилась целая папка сведений о влиянии военных действий на психику солдата. Когда солдаты демобилизуются, многие из них с трудом привыкают к мирной жизни. Некоторые становятся агрессивными, начинают пить и вообще бросают дом, превращаясь в бродяг. Иными словами, и они становятся аутсайдерами. Я решил, что будет интересно придумать историю, где переплетались бы эти столь различные сюжетные нити, и пальба в частной школе показалась мне подходящим решением проблемы. Я перенес действие из Эдинбурга в Саут-Квинсферри частично потому, что не хотел, чтобы реально существующие школы посчитали себя прототипами Академии Порт-Эдгар, а частично потому, что хотел исследовать, как такое вопиющее преступление будет воспринято общественным мнением маленького городка, где все так тесно связаны друг с другом. Ребус, как это явствует, был откомандирован в Локерби непосредственно после истории с «Пан-Америкен-101», и он рассуждает о «тихом достоинстве» городка. Перед моими глазами, конечно, стоял и Данблейн, но писать книгу о Данблейне я не намеревался: я доискивался до причин, по которым такое зверство может происходить среди по виду цивилизованного общества.
  
  Я задумывал этот роман в разгар работы над трехчастным документальным фильмом для четвертого канала, посвященным природе зла, и мои размышления на тему фильма окрасили и «Вопрос крови». Я имел возможность побеседовать с психиатрами, учеными, юристами, криминалистами и убийцами, имел даже разговор с одним любезным экзорцистом. Фильм пытался ответить на три кардинальных вопроса: что мы подразумеваем, говоря о зле, каковы истоки зла и как мы можем победить его? Различные ответы, которые я получил в ходе моих путешествий, сформировали нравственный костяк моего романа. Записная книжка того времени, наряду с августинскими теодицеями и впечатлениями от Освенцима, содержит наметки сюжетных ходов, которые могли быть использованы в романе. С самого начала я замыслил двойственное значение заглавия, имея в виду кровь не только в прямом, но и в генетическом смысле, как родственную общность.
  
  Если все это выглядит мрачновато и несколько напыщенно, то впечатление это ошибочно: писать «Вопрос крови» было очень весело, как, я надеюсь, будет и читать. В предыдущих книгах я часто устраивал своеобразный аукцион, продавая «право на персонаж» за те или иные блага, и «Вопрос крови» содержит некоторых из фаворитов. Например, тут действует кот по имени Боэций лишь потому, что владелец кота заплатил мне за то, чтобы имя это фигурировало в книге (он прислал мне также фотографии и биографическое резюме, дабы увериться, что я ничего не напутаю). Между прочим, один полицейский из Эдинбурга также завоевал право появиться в этой книге — легко и просто, как я думал, пока не выяснил, что он австралиец и имеет докторскую степень по астрономии или какой-то из смежных дисциплин. Зовется он Брендан Иннес, и в книге он коп — ни национальность его, ни ученая степень не упоминаются, — как я ему объяснил, в романах надо быть скрупулезно правдивым, не то что в жизни! Другой персонаж зовется Павлин Джонсон. Он тоже выиграл конкурс за право быть упомянутым. Мне было предложено отыскать его сайт в Интернете, где я обнаружил подозрительного вида мужчину в гавайской рубахе и солнечных очках а-ля Элвис. Его блог зародил во мне сомнения в законности его деятельности. Я послал ему мейл, сообщив, что он мне подходит для роли контрабандиста — торговца оружием. Он ответил, что это будет прекрасно и не мог бы я вдобавок вставить в роман и его дружка — Маленького Злыдню Боба? Я согласился и увлеченно принялся сочинять романного «альтер эго» мистера Джонсона. Завершив это, я сообщил ему о результате.
  
  Мейл не прошел.
  
  Я обратился к его сайту.
  
  Он отсутствовал.
  
  Мне ничего не оставалось, как выследить его. В ходе операции я наткнулся на сообщение, что музыкальная группа «Белль и Себастьян» хочет принять участие в «аукционе». Мне показалось любопытным, что электронные адреса Павлина и одного из участников группы были схожи, а также что бас-гитара группы Стюарт Дэвид славился как любитель розыгрышей. В конце концов он «раскололся». Оказывается, тот, кого я принимал за реального Павлина, с самого начала был выдумкой. А сверх того, Стюарт и сам был автором романа, главного героя которого звали… угадайте, как? Павлин Джонсон!
  
  Похоже, даже выдуманные персонажи могут быть многомерны.
  День первый
  Вторник
  1
  
  — Ничего загадочного, — сказала сержант Отдела уголовного розыска Шивон Кларк. — Просто этот Хердман слетел с катушек, вот и все.
  
  Она сидела возле больничной койки в недавно открытой Королевской лечебнице Эдинбурга. Комплекс был расположен к югу от города, в так называемой «Маленькой Франции». Лечебница обошлась очень недешево и была сооружена в зеленом месте, но уже успели поступить жалобы на тесноту внутренних помещений и отсутствие удобной парковки. Шивон сумела поставить машину, но тут же выяснила, что за подобную привилегию ей придется раскошелиться.
  
  Все это она сообщила инспектору Джону Ребусу, усевшись возле его изголовья в лечебнице. Кисти рук Ребуса были забинтованы по самые запястья. Налив ему тепловатой воды, она глядела, как, поднеся пластмассовый поильник к самому рту, он осторожно пил.
  
  — Видишь? — укорил он ее. — Не пролил ни капельки.
  
  Однако потом он испортил впечатление, уронив поильник, когда попытался поставить его на тумбочку. Поильник стукнулся об пол кромкой основания, но Шивон успела подхватить его.
  
  — Ловко! — похвалил ее Ребус.
  
  — Ничего не произошло. И вообще он был пустой.
  
  После этого она занялась, как оба они понимали, болтовней ни о чем, обходя вопросы, которые ей мучительно хотелось задать, а вместо этого рассказывая ему о смертоубийстве в Саут-Квинсферри.
  
  Трое погибших, один раненый. Тихий приморский городок к северу от Эдинбурга. Частная школа мальчиков и девочек с пяти до восемнадцати лет. Шестьсот учащихся, из числа которых теперь выбыли двое. Третий труп принадлежал стрелявшему, который в заключение обратил свое оружие на себя. Ничего загадочного, как выразилась Шивон.
  
  Непонятно было только одно: причина.
  
  — Он был как ты, — продолжала она. — То есть вернулся из армии. Говорят, что все дело в этом: обида на общество.
  
  Ребус заметил, что руки теперь она держала в карманах пиджака. Ему показалось, что они сжаты в кулаки, хоть сама она и не подозревает об этом.
  
  — Газеты пишут, что у него свой бизнес, — сказал он.
  
  — У него имелся катерок, на котором он возил любителей водных лыж.
  
  — И он был обижен на общество?
  
  Она пожала плечами. Ребус знал, что и она готова была отправиться куда угодно, лишь бы отвлечься от другого расследования, на этот раз внутреннего, — расследования, центром которого была она сама.
  
  Она уперлась глазами в стену, куда-то поверх его головы, словно там находилось нечто иное, помимо картины и вентиляционного отверстия.
  
  — Ты не спросила меня, как я себя чувствую.
  
  Она перевела взгляд на него:
  
  — Как ты себя чувствуешь?
  
  — Начинаю ощущать охоту к перемене мест. Спасибо, что осведомилась.
  
  — Но ты здесь только одну ночь.
  
  — А кажется, что больше.
  
  — А что говорят доктора?
  
  — Никто еще ко мне не являлся. По крайней мере, сегодня. Но что бы они ни сказали, я отсюда удеру.
  
  — И что потом?
  
  — Ты о чем?
  
  — К работе же ты вернуться не можешь. — Она перевела взгляд на его руки. — Ты не способен сейчас ни вести машину, ни напечатать рапорт. Трубку-то телефонную поднять сможешь?
  
  — Исхитрюсь как-нибудь. — Он огляделся, на этот раз сам избегая встретиться с ней глазами. Вокруг были мужчины примерно его возраста, соперничающие с ним в землистой бледности. Было ясно, что шотландские гастрономические пристрастия дают тут свои плоды. Один из парней, кашляя, вымаливал сигаретку. Другой, казалось, с трудом дышал. Перекормленная, одышливая, страдающая гипертрофией печени мужская масса.
  
  Ребус поднял руку, чтобы дотянуться до левой щеки и коснуться ее тыльной стороной кисти; он ощутил колкую небритость. Щетина, как он понимал, будет того же серебристого оттенка, что и стены палаты.
  
  — Исхитрюсь как-нибудь, — повторил он, опуская руку и искренне сожалея, что вздумал поднять ее. Пальцы, когда к ним вновь прихлынула кровь, зашлись искрами боли. — С тобой говорили?
  
  — О чем?
  
  — Брось, Шивон!
  
  Она, не моргнув, выдержала его взгляд. Ее руки покинули свое убежище, когда она подалась вперед на стуле.
  
  — Сегодня у меня очередная встреча.
  
  — С кем?
  
  — С боссом. — Имелась в виду старший суперинтендант Джилл Темплер. Ребус кивнул, довольный, что пока не задействованы чины более высокие.
  
  — И что ты ей скажешь? — осведомился он.
  
  — Мне нечего ей сказать. К смерти Ферстоуна я не имею никакого отношения. — Она сделала паузу, дав еще одному невысказанному вопросу повиснуть между ними: А ты имеешь? Казалось, она ждет, что Ребус скажет ей что-то, но он молчал. — Она станет расспрашивать о тебе, — вновь заговорила Шивон, — о том, как ты очутился здесь.
  
  — Я ошпарился, — сказал Ребус. — Глупо, но так именно и было.
  
  — Я знаю, что так ты объясняешь произошедшее.
  
  — Нет, Шивон, не объясняю, а на самом деле так и было. Спроси у докторов, если мне не доверяешь. — Он опять огляделся. — Полагаю, что когда-нибудь это все-таки станет возможно.
  
  — Небось все еще кружат вокруг лечебницы, ища, где бы припарковаться.
  
  Шутка была натянутой, но, так или иначе, Ребус улыбнулся: Шивон давала ему понять, что не станет долее его мучить. В его улыбке сквозила благодарность.
  
  — Кому поручено Саут-Квинсферри? — спросил он, показывая, что тему он переменил.
  
  — Кажется, инспектор Хоган там.
  
  — Бобби — толковый парень. Если все можно выяснить быстро, он это сделает.
  
  — Газетчики уже принялись за дело. Для связи с ними откомандировали Гранта Худа.
  
  — Тем самым оголив наш отдел, — задумчиво проговорил Ребус. — Тем более мне надо поторопиться.
  
  — Особенно если меня отстранят от работы.
  
  — Не отстранят. Ведь ты же сама сказала, Шивон, что к Ферстоуну не имеешь ни малейшего отношения. Как мне это представляется, произошел несчастный случай. Ну а если всплывет нечто более серьезное, может быть, все само собой и утихнет, так сказать, умрет естественной смертью.
  
  — Несчастный случай, — повторила она за ним.
  
  Он медленно кивнул:
  
  — Так что не беспокойся. Если только, конечно, ты и впрямь не пришила того подонка.
  
  — Джон… — В голосе ее прозвучала настороженность. Ребус опять улыбнулся и постарался лукаво подмигнуть ей.
  
  — Я просто шучу, — сказал он. — Я слишком хорошо знаю, черт возьми, кого Джилл не терпится привязать к делу Ферстоуна.
  
  — Он сгорел во время пожара, Джон.
  
  — То есть это я его убил? — Ребус поднял обе руки и повертел ими так и эдак. — Я ошпарился, Шивон. Ошпарился, и дело с концом. Просто ошпарился.
  
  Она поднялась со стула.
  
  — Ну будь по-твоему, если ты так говоришь.
  
  Она стояла перед ним, когда он опустил руки, сдерживая крик от внезапно нахлынувшей острой боли. К койке направлялась сестра, говорившая что-то о перевязке.
  
  — Я ухожу, — заверила ее Шивон и повернулась к Ребусу: — Ужасно думать, что ты мог сделать подобную глупость, а вдобавок подозревать, что это было ради меня.
  
  Он лишь медленно покачал головой. Она повернулась и пошла к двери.
  
  — Не теряй веры, Шивон, — бросил он ей вслед.
  
  — Ваша дочка? — спросила сестра, занимая его разговором.
  
  — Просто приятельница, коллега.
  
  — Ваша работа как-то связана с церковью?
  
  Ребус поморщился, когда она стала снимать один из бинтов.
  
  — Почему вы так подумали?
  
  — Вы что-то сказали о вере.
  
  — В такой работе, как у меня, без веры не обойтись. Как, наверное, и в вашей, не правда ли?
  
  — В моей? — Она улыбнулась, не отрывая взгляда от бинтов, — некрасивая деловитая коротышка. — Ну, прохлаждаться, ожидая, пока поможет вера, нам не приходится. Как это вас угораздило? — Она говорила о его обожженных руках.
  
  — Обварился кипятком, — сказал он, чувствуя, как бусинка пота начинает катиться вниз по виску. «С болью-то я справлюсь, — решил он, — а вот как с остальным?» — Нельзя ли заменить бинты на что-нибудь полегче? — спросил он.
  
  — Вы хотите получить возможность работать?
  
  — Хочу получить возможность пить из чашки, не роняя ее. — «Или брать телефонную трубку», — подумал он. — А кроме того, наверняка имеется кто-то, кому эта койка нужнее, чем мне.
  
  — Забота о других весьма похвальна. Посмотрим, что скажет доктор.
  
  — И что это будет за доктор?
  
  — Имейте капельку терпения, ладно?
  
  Терпение: как раз на это у него не было времени.
  
  — Может быть, к вам еще посетители заглянут, — прибавила сестра.
  
  Вряд ли. Никто, кроме Шивон, не знал, что он здесь. Он попросил кого-то из персонала позвонить ей, чтобы она сказала Темплер, что он возьмет день, от силы два, по болезни. Но звонок этот заставил Шивон немедленно примчаться к нему. Наверно, он предвидел это: наверно, поэтому он предпочел позвонить ей, а не просто в участок.
  
  Все это было вчера днем. А вчера утром он сдался и отправился в медицинскую часть. Там фельдшер, едва взглянув, велел Ребусу ехать в больницу. В «А2Е» Ребус отправился на такси, и ему было очень неприятно просить шофера самому вынуть деньги за проезд из его брючного кармана.
  
  — Слыхали новость? — спросил таксист. — В школе пальбу устроили.
  
  — Может быть, из газового пистолета?
  
  Таксист лишь мотнул головой:
  
  — Да нет, хуже, по радио сказали…
  
  В «А2Е» Ребусу пришлось ждать очереди. Наконец ему сделали перевязку, ожоги оказались не столь глубокими, чтобы везти его в Ожоговый центр в Ливингстон. Но у него подскочила температура, так что было решено его госпитализировать, и машина скорой помощи отвезла его в Маленькую Францию. Он подозревал, что они сочли за лучшее приглядеть за ним, боясь шока или же опасаясь, не принадлежит ли он к тем, кто сам себе причиняет увечья. Может быть, поэтому они и держали его: ожидали, когда его сможет осмотреть психиатр.
  
  Он подумал о Джин Берчилл — единственной, кто мог обнаружить его внезапное исчезновение из дома. Но в последнее время они охладели друг к другу — проводили вместе ночь раз в дней десять, перезванивались несколько чаще, иногда встречались за чашечкой кофе. Отношения их приобрели характер некоей рутины. Ему вспомнился его недавний короткий роман с медицинской сестрой. Интересно, не уехала ли она еще из городка. Можно было бы расспросить о ней, но как ее звали — выскочило из памяти. Он стал забывать фамилии. Однажды забыл о встрече. Ничего особенного — с годами это неизбежно. Но, выступая в суде, он все чаще ловил себя на том, что вынужден заглядывать в записи. Десять лет назад ему ни записей, ни плана выступления не требовалось. И говорил он увереннее, что всегда производило впечатление на присяжных — это и судейские ему говорили.
  
  — Ну вот. — Сестра выпрямилась. Она наложила новую мазь и марлю на его руки, прибинтовав старыми бинтами. — Так удобнее?
  
  Он кивнул. Кожа теперь не так горела, но он понимал, что это ненадолго.
  
  — Еще болеутоляющего дать?
  
  Вопрос был риторический. Она сверилась с табличкой в ногах его кровати. Еще раньше, после посещения туалета, он и сам взглянул на табличку. Там были записаны его температура и назначенные лекарства, больше ничего. Никакой зашифрованной информации, понятной только посвященным. Никаких следов объяснения, которое он сам предложил им во время первого осмотра.
  
  — Я налил кипяток в ванну… поскользнулся и упал туда.
  
  Доктор издал горлом звук, долженствующий обозначать, что он принял объяснение к сведению, но верить ему вовсе не давал обещания. Масса работы, недосыпает — не его это дело выведывать и вынюхивать. Он ведь доктор, а не детектив.
  
  — Может быть, таблеточку парацетамола? — предложила сестра.
  
  — Если только пивком запить.
  
  Она опять улыбнулась эдакой особой профессиональной улыбочкой. За годы работы в здравоохранении она, наверное, слышала не так уж много оригинальных шуток.
  
  — Посмотрим, может, и удастся.
  
  — Вы просто ангел, — к собственному удивлению, произнес Ребус. Фраза была шаблонной — из тех, что всегда говорят пациенты. Она уже уходила, и он не был уверен, слышала ли она ее. Может, в больницах всегда так. Даже если ты хорошо себя чувствуешь обстановка действует — расслабляет, делает кротким и покладистым. Заставляет смириться. Влияет и цветовая гамма, и фоновые шумы. Играет свою роль и жара в помещении. В Сент-Леонарде у них существовала особая камера для «буйных». Стены там были ярко-розовые, что должно было, по замыслу, этих «буйных» утихомиривать. Почему же подобный метод не мог использоваться здесь? Меньше всего им нужны строптивые пациенты, выкрикивающие несуразицу и то и дело рвущиеся с койки. Отсюда и эти душные одеяла, так заботливо подоткнутые со всех сторон, чтобы ты не смог шевельнуться. Лежи себе в подушках, потей и жмурься от яркого света. И не рыпайся. Он чувствовал, что еще немножко — он и собственное имя забудет. Мир за пределами больницы потеряет для него свою значимость. Исчезнут и работа, на которой так его ждут, и Ферстоун, и тот маньяк, что учинил стрельбу в школе.
  
  Ребус повернулся на бок и, действуя одними ногами, выпутался из простыней. Это было нелегко — фокус, почище гудиниевского, когда тот освобождался от смирительной рубашки. Больной на соседней койке глядел на него, широко раскрыв глаза. Высвободив ноги, Ребус подмигнул ему.
  
  — Давай прорывайся, — сказал он соседу, — а я пойду пройдусь, протрясусь маленько, отряхну прах, так сказать…
  
  Скрытой цитаты товарищ по несчастью, по-видимому, не оценил.
  
  Возвратившись в Сент-Леонард, Шивон задержалась у автомата с напитками. Двое полицейских в форме сидели возле столика в столовой, жуя бутерброды и хрустя чипсами. Автомат с напитками находился рядом в коридоре с видом на парковку. Будь Шивон курильщицей, у нее был бы предлог выйти туда, где Джилл Темплер могла бы ее и не найти, однако курильщицей она не была. Она знала, что у нее есть возможность юркнуть в душный спортзал дальше по коридору. Но ничто не помешало бы Темплер воспользоваться местной системой оповещения, чтобы и там настигнуть жертву. Так или иначе, о появлении ее тут же станет известно. Таков уж Сент-Леонард: в нем не скроешься. Она потянула за кольцо, вскрывая банку кока-колы и понимая, что полицейские за столиком обсуждают то же, что и все другие.
  
  Трое убитых во время пальбы в здании школы.
  
  Она уже изучила все утренние газеты. Там были зернистые, в мелкую точечку, фотографии обоих застреленных подростков — паренькам было по семнадцать лет. В сообщениях то и дело мелькали слова «трагедия», «шок», «потеря», «кровопролитие». Наряду с сообщениями уже появились и аналитические статьи: расцвет преступности в Британии, плохая охрана школьных зданий, исторический экскурс: кто и когда из убийц пускал себе пулю в лоб. Шивон разглядывала фото стрелявшего — по-видимому, журналисты пока что располагали лишь тремя его изображениями. Один из снимков был очень плохого качества — казалось, запечатлел он призрак, а не существо из плоти и крови. На другом снимке мужчина в комбинезоне и с канатом в руке швартовал небольшой катер. Мужчина улыбался, глядя в объектив. Шивон решила, что это рекламный снимок, предназначенный любителям водных лыж.
  
  Третье фото было поясным портретом времен военного прошлого убийцы. Хердман — так его звали. Ли Хердман, возраст тридцать шесть лет, житель Саут-Квинсферри, владелец моторного катерка. Помещены были и снимки причала, где стоял его катерок, — место его работы, находившееся всего в какой-нибудь полумиле от школы, где произошла эта «вопиющая трагедия», как писала одна из газет.
  
  Недавно демобилизованному, наверно, нетрудно было раздобыть оружие. Въехав на территорию школы, он поставил машину рядом со служебными машинами. Дверцу водителя оставил открытой — видимо, очень торопился. Свидетели видели его входящим в школу. Остановку он сделал лишь одну, в комнате отдыха. Там оказалось три человека. Двое из них погибли, один был ранен. Далее последовал выстрел в собственный висок, и все было кончено. Уже прозвучала и критика: как подобное, скажите на милость, оказалось возможным после Данблейна, как мог посторонний беспрепятственно проникнуть в школу? Замечали ли за Хердманом какие-либо признаки надвигающегося психоза? Есть ли в произошедшем вина докторов или социальных работников? Можно ли обвинить в этом правительство? Обвинить хоть кого-нибудь, все равно кого? Должен же быть виноватый! Не Хердмана же обвинять — он мертв. Требуется козел отпущения. Шивон подозревала, что к утру на роль виновника будут выдвинуты обычные кандидатуры — обвинят жестокость современной цивилизации, кино и телевидение, а также стрессы нашей повседневной жизни… Затем все стихнет. На одну статистическую выкладку она уже успела обратить внимание: после Данблейна, вызвавшего ужесточение законов о продаже огнестрельного оружия, количество преступлений с применением такового в Соединенном Королевстве лишь возросло. Реакцию лобби оружейников можно было предвидеть.
  
  Одной из причин, почему это преступление так широко обсуждалось в Сент-Леонарде, стало то, что отец выжившего подростка был членом шотландского парламента. Полгода назад Джек Белл и сам влип в неприятную историю — был задержан полицией во время облавы на любителей снимать девочек с обочины, которая проводилась в веселом районе Лейта. Жители района выходили на демонстрации, требуя от полиции принять соответствующие меры. Полиция отреагировала, устроив как-то вечером рейд, в ходе которого наряду с другими в лапы полицейских попал и член шотландского парламента Джек Белл.
  
  Однако Белл утверждал, что невиновен, что, появившись там, лишь «занимался сбором информации». Его поддержала жена, поддержали и товарищи по партии, в результате чего полицейское начальство сочло за лучшее спустить дело на тормозах. Но не иначе как дав время прессе всласть пополоскать имя Белла, что заставило члена парламента обвинить полицию в сговоре с «желтыми журналистами» и в травле его за его «убеждения».
  
  Волна всеобщего негодования имела следствием ряд выступлений Белла в парламенте. В них он критиковал местные власти за «неэффективность действий» и призывал к переменам. Все вышеизложенное могло, по общему мнению, значительно осложнить ситуацию.
  
  Так как Белл в свое время был задержан той самой командой из Лейта и препровожден в тот самый полицейский участок, который занимался теперь трагическим случаем в Академии Порт-Эдгар.
  
  А Саут-Квинсферри оказался избирательным округом Белла.
  
  И к тому же, на радость сплетникам, одной из жертв маньяка стал, как выяснилось, сын судьи.
  
  Отсюда вытекала и вторая причина нескончаемых разговоров и пересудов в Сент-Леонарде. Здесь сотрудники чувствовали себя выключенными из процесса. Так как дело это скорее касалось Лейта, чем Сент-Леонарда, им ничего не оставалось, как сидеть и ждать, не потребуется ли дополнительная помощь и их отдела. Но Шивон сомневалась, что потребуется. Все было выяснено, тело убийцы лежало в морге неподалеку от тел двух его жертв. Ничего сомнительного, способного отвлечь Темплер от…
  
  — Сержант Кларк — в кабинет начальника! — повелительно прокаркал громкоговоритель, вмонтированный в потолок над ее головой. Полицейские в столовой повернулись и стали глядеть в ее сторону. Она попыталась сохранять внешнее спокойствие, продолжая потягивать колу из жестянки. Но внутри у нее все похолодело, и виной тому был вовсе не ледяной напиток.
  
  — Сержант Кларк — к начальнику!
  
  Перед ней была стеклянная дверь. За дверью в своей нише послушно стоял ее автомобиль. Что сделал бы Ребус — ударился бы в бега или скрылся? Она улыбнулась тут же явившемуся ответу: ни то и ни другое. Вероятнее всего, он, прыгая через ступени, поспешил бы в кабинет начальства, уверенный, что прав он, она же, что бы она ему ни стала говорить, — неправа.
  
  Шивон бросила в урну свою жестянку и направилась к лестнице.
  
  — Ты знаешь, зачем я тебя вызвала? — спросила старший суперинтендант Джилл Темплер. Она сидела за столом в своем кабинете, заваленная срочными бумагами. В качестве старшего суперинтенданта Темплер отвечала за работу всего подразделения В, в которое входили три участка южного района города со штабом в Сент-Леонарде. Нагрузка была не так уж и велика, пока шотландский парламент не переехал в специально отстроенный для него комплекс в нижней части Холируд-роуд. Темплер, как казалось, тратила несообразно много времени на всяческие согласования и совещания по поводу парламентских дел. Шивон понимала, что делает это Темплер с отвращением: никто еще не выбирал работу в полиции из любви к бумажной волоките. Но чем дальше, тем больше во главе угла оказывались финансы, бюджет и отчетность. Офицеры полиции, умевшие вести дела или руководить работой участка, не перерасходуя бюджета, ставились в пример, те же, кто экономил средства, тратя меньше положенного, считались редкими и особо ценными специалистами.
  
  Шивон видела, что для Джилл Темплер это не проходит даром. В ней постоянно чувствовались усталость и раздражение. В ее волосах проглядывала седина, которую она то ли не замечала, то ли не имела теперь времени скрыть. Годы брали свое, что наводило Шивон на размышления о том, какую цену придется заплатить ей за карабканье по карьерной лестнице. Конечно, если считать, что после сегодняшнего лестница эта ей еще светит.
  
  Темплер рылась в ящике стола и, казалось, была целиком поглощена этим занятием. Видимо, сдавшись, она задвинула ящик и сконцентрировала внимание на вошедшей Шивон. При этом она наклонила голову, отчего взгляд ее посуровел, а складки на шее и возле рта, как не могла не отметить Шивон, обозначились четче. Темплер дернулась в кресле, ее пиджак сморщился под грудью, и стало виднее, что начальница потолстела. Сказывается либо злоупотребление фастфудом, либо частые служебные ужины с полицейским командованием. Шивон, которая в шесть часов утра посетила спортзал, выпрямилась в своем кресле и чуть вздернула подбородок.
  
  — Полагаю, что речь пойдет о Мартине Ферстоуне, — сказала она, вызывая Темплер на открытый поединок. Та не шелохнулась, и она заговорила вновь: — Но я не имею к этому…
  
  — Где Джон? — резко перебила ее Темплер.
  
  Шивон чуть не поперхнулась.
  
  — Дома его нет, — продолжала Темплер. — Я посылала узнать, но, по твоим словам, он взял пару дней по болезни. Где же он, Шивон?
  
  — Я…
  
  — Дело в том, что два дня назад Мартина Ферстоуна вечером видели в баре. В этом не было бы ничего примечательного, если б его собутыльник не имел поразительного сходства с инспектором Джоном Ребусом. А через несколько часов Ферстоун заживо сгорел у себя в кухоньке. — Она помолчала. — Если, конечно, предполагать, что к моменту пожара он был еще жив.
  
  — Я, право, не… мэм…
  
  — Джон ухаживает за тобой, не правда ли, Шивон? В этом нет ничего предосудительного. Он ведь рыцарь, не так ли? И в вечных поисках очередного дракона, которого мог бы сокрушить.
  
  — К инспектору Ребусу это не имеет ни малейшего отношения, мэм.
  
  — Тогда почему он прячется?
  
  — Мне неизвестно, прячется ли он вообще…
  
  — Но ты виделась с ним? — Всего лишь вопрос, не больше. Темплер позволила себе с победным видом улыбнуться. — Держу пари, что виделась.
  
  — Он слишком плохо себя чувствует, чтобы прийти на службу, — парировала Шивон, чувствуя, что ее удары начинают терять былую силу.
  
  — Если он не в состоянии прийти сюда, может быть, ты отвезешь меня к нему?
  
  Шивон почувствовала, что оседает в кресле:
  
  — Сначала мне надо переговорить с ним.
  
  Темплер покачала головой:
  
  — Это не обсуждается, Шивон. По твоим словам, Ферстоун тебя преследовал. Подбил тебе глаз, поставив вот этот синяк. — Шивон невольно потянулась к левой скуле. Синяки, как она знала, уже побледнели и походили теперь на тени. Их можно было замазать тоном или же объяснить усталостью. Но в зеркале она их различала. — Теперь он мертв, — продолжала Темплер. — Погиб при пожаре весьма подозрительного свойства. Так что, сама понимаешь, мне необходимо поговорить с тем, кто видел его в последний вечер. — Она опять помолчала. — Когда ты его видела, Шивон?
  
  — Кого, Ферстоуна или инспектора Ребуса?
  
  — Обоих, если тебе будет угодно.
  
  Шивон молчала. Она подняла руки, чтобы сжать подлокотники, но поняла, что подлокотников в кресле нет. Кресло было новое и менее удобное, чем прежнее. Потом она заметила, что и Темплер сидит в новом кресле, несколько более высоком, чем предыдущее. Легкое ухищрение, чтобы почувствовать превосходство над любым визитером. Стало быть, начальнице нужны подобные уловки.
  
  — Думаю, я не готова ответить на этот вопрос, мэм. — Шивон сделала паузу. — Извините. — Она встала, не зная, согласится ли сесть, если ее о том попросят.
  
  — Очень грустно, сержант Кларк. — Тон Темплер был холоден. По имени она ее больше не называла. — Так вы скажете Джону, что нам с ним надо поговорить?
  
  — Если вы мне это поручаете.
  
  — Думаю, вы захотите согласовать показания, прежде чем начнется расследование.
  
  Шивон, кивнув, приняла угрозу. По первому же слову начальства набегут следователи Отдела претензий, замаячат папки с вопросами, начнутся скептические ухмылки. Полное наименование всей этой свистопляски — Отдел жалоб и претензий по служебным преступлениям и случаям превышения власти.
  
  — Спасибо, мэм.
  
  Вот и все, что сказала Шивон, открывая дверь и закрывая ее за собой. Дальше по коридору был туалет, и она вошла в кабинку и немножко посидела там, дыша в вытащенный из кармана бумажный пакетик. В первый раз, когда ее охватил такой приступ паники, она подумала, что у нее вот-вот не выдержит сердце: оно колотилось как бешеное, было трудно дышать, мышцы напряглись, как под электротоком. Доктор сказал тогда, что ей требуется отдых. Она поспешила к нему в кабинет, думая, что он направит ее на обследование, но вместо этого он порекомендовал ей книгу, где описывается ее состояние. Книгу эту она купила в аптеке. Там в первой же главе перечислялись все ее симптомы и говорилось, что надо делать. Сократить потребление кофеина и алкоголя. Поменьше соленого и жирного. А при приближении приступа подышать в бумажный пакетик.
  
  Доктор сказал, что давление у нее несколько повышено и велел заниматься спортом. Она стала приходить на работу на час раньше и проводить этот час в спортзале. Неподалеку был и общественный бассейн, и она дала себе слово заняться и плаванием.
  
  — Питаюсь я хорошо, — сказала она доктору.
  
  — Ведите дневник своего состояния за неделю, — сказал он.
  
  Дневник она все еще не потрудилась начать. И постоянно забывала дома купальник.
  
  Нет ничего проще, чем обвинить во всем Мартина Ферстоуна.
  
  Ферстоун привлекался к суду по двум статьям — нарушение неприкосновенности жилища и нападение. Одна из соседок застукала его, когда он покидал ограбленную им квартиру. Ферстоун, схватив женщину, стукнул ее об стену головой, а потом ударил ногой по лицу так сильно, что на лице отпечатался след его подошвы. Шивон выступала в суде и делала все от нее зависящее. Но злополучного ботинка так и не нашли, и дома у Ферстоуна не обнаружилось ничего из пропавших вещей. Соседка описала своего обидчика, указала на фотографию Ферстоуна, а затем на опознании и на него самого.
  
  Но существовали обстоятельства, на которые не преминуло обратить внимание следствие. Не было свидетелей. Не было ничего, способного связать Ферстоуна с данным преступлением, кроме опознания и того факта, что он был известным взломщиком и неоднократно привлекался за нападения.
  
  — Ботинок очень бы пригодился, — сказал исполняющий обязанности следователя, почесав бороду, и спросил, нельзя ли попытаться снять одно из двух обвинений, а может быть, пойти на мировую.
  
  — И дать ему возможность праздновать победу? — возмутилась Шивон.
  
  На судебном заседании защитник указал Шивон на то, что первоначальное описание преступника соседкой мало напоминает сидящего на скамье подсудимых. Дальнейшие показания были не многим лучше — потерпевшая сама признавала, что не уверена; за эти сомнения ухватилась защита. В своем выступлении Шивон изо всех сил старалась намекнуть на криминальное прошлое подсудимого, так, чтобы довести это до всеобщего сведения. Дело кончилось тем, что судья не мог не внять возражениям защиты.
  
  — Последний раз предупреждаю вас, сержант Кларк, — сказал он. — Если у вас нет причины намеренно уводить в сторону суд, потрудитесь быть аккуратнее в своих показаниях.
  
  Ферстоун бросал на нее злобные взгляды, отлично понимая, куда она клонит. И позднее, после оправдательного приговора, он вылетел из суда как на крыльях или будто в его кроссовки вставили пружины. Попутно он остановил выходившую из зала Шивон, ухватив ее за плечо.
  
  — Это можно расценить как нападение, — сказала она, пытаясь скрыть, насколько огорчена и взбешена.
  
  — Спасибо, что помогли мне выбраться отсюда! — сказал он. — Возможно, представится случай отплатить вам услугой за услугу. А сейчас я отправляюсь в бар — праздновать. Вы что пить предпочитаете?
  
  — Катись ты куда подальше!
  
  — Похоже, я влюбился. — По его худому лицу расплылась улыбка. Его окликнули — девушка, крашеная блондинка в черном тренировочном костюме. В руке пачка сигарет, мобильник возле уха. Обеспечила ему алиби на время нападения. Как и двое его приятелей.
  
  — Похоже, ты пользуешься успехом.
  
  — Это ты пользуешься успехом у меня, Шив.
  
  — Вот как? — Она дождалась его кивка. — Тогда пригласи меня в следующий раз, когда станешь нападать на незнакомого человека.
  
  — Скажи свой телефон.
  
  — Он есть в телефонной книге под рубрикой «полиция».
  
  — Марти! — недовольно вмешалась его подружка.
  
  — Увидимся, Шив! — Все еще улыбаясь, он попятился, потом отвернулся от нее и пошел. Шивон же прямиком направилась в Сент-Леонард, чтобы еще раз проглядеть его досье. Час спустя на коммутатор поступил звонок. Это был он — звонил из бара. Она бросила трубку. Через десять минут он опять позвонил… еще через десять — опять.
  
  На следующий день — так же.
  
  Он названивал ей всю неделю.
  
  Поначалу она не знала, как ей себя вести, и, похоже, молчание ее успеха не имело — оно лишь смешило и раззадоривало его. Шивон искренне надеялась, что ему это надоест и он найдет себе какую-нибудь другую забаву. Потом он заявился в Сент-Леонард и попытался проводить ее до дома. На этот раз она вовремя его заметила и перехватила инициативу, запросив помощь по мобильнику. Его забрала патрульная машина. Но на следующий день он опять попытался ее перехватить возле парковки в задах Сент-Леонарда. Она оставила его там, выйдя через черный ход вместо парадного и добравшись до дома на автобусе.
  
  Однако и тут он не сдался, и она поняла, что начатое как бы в шутку стало носить характер игры более серьезной. Поэтому она решила выложить один из своих козырей. Ребус и так уже заметил неладное: то, что она не отвечает на звонки, частенько поглядывает в окно служебного кабинета; заметил он и как она озирается, когда они вдвоем спешат на задание. В конце концов она все ему рассказала, и они вдвоем заявились в муниципальное жилище Ферстоуна.
  
  С самого начала все не заладилось. Шивон быстро поняла, что ее «козырь» привык играть по собственным правилам, а не подчиняться общепринятым. Началась драка, в ходе которой у кофейного столика подломилась ножка — не выдержала накала страстей. В результате положение Шивон осложнилось и того пуще. Она чувствовала себя слабаком: прибегла к помощи Ребуса, вместо того чтобы самой отшить этого негодяя. От смутного подозрения, что она знала, чем все кончится, и даже стремилась к этому, ее бросало в дрожь.
  
  На обратном пути они сделали остановку, чтобы выпить.
  
  — Думаешь, теперь он отстанет? — спросила Шивон.
  
  — Он сам заварил эту кашу, — отвечал Ребус. — Пусть теперь знает, что будет, если он опять примется за старое.
  
  — Ты хочешь сказать, что хорошенько ему всыплешь?
  
  — Я ведь только защищался, Шивон. Ты же была там и все видела. — Он не сводил с нее глаз, ожидая кивка. Он был прав: Ферстоун первым бросился на него, Ребус оттолкнул его, кинул на столик и пытался удержать на нем, пока у столика не подломилась ножка, после чего оба свалились на пол и, сцепившись, катались, продолжая тузить друг друга. Все это заняло считаные секунды. Голосом, дрожащим от ярости, Ферстоун велел им убираться. Ребус погрозил ему пальцем, вновь повторив, чтобы тот «держался подальше от сержанта Кларк».
  
  — А ну, выметайтесь-ка отсюда, вы оба!
  
  Она тронула Ребуса за плечо:
  
  — Все, все. Идем.
  
  — Думаете, все? — В углах рта у Ферстоуна закипала слюна.
  
  — Лучше пусть будет так, приятель, не то ведь и красным петухом все может окончиться. — Это были последние слова Ребуса, уже напоследок.
  
  Ей хотелось спросить у него, что он имел в виду, но вместо этого она заказала еще по стаканчику. Вечером, улегшись в постель, она долго глядела в темный потолок, потом задремала и вдруг очнулась от приступа страха. Она вскочила, адреналин в крови так и бурлил. Она выползла из спальни на четвереньках, уверенная, что если встанет в полный рост, то тут же и умрет. Мало-помалу страх оставил ее, и она поднялась на ноги, держась за стену. Медленно она вернулась к постели и легла, свернувшись калачиком.
  
  Ваше состояние — вовсе не редкость, как вы могли бы подумать, заверил ее доктор после второго приступа.
  
  Между тем Мартин Ферстоун подал заявление о нападении на него, а потом забрал его и продолжал досаждать ей звонками. Она скрывала их от Ребуса, гоня от себя мысль о том, что могли бы значить загадочные слова о «красном петухе».
  
  В отделе было пусто. Сотрудники разъехались по заданиям или же пропадали в суде, дожидаясь своей очереди, чтобы дать показания. Там вечно приходилось ждать — ждешь и ждешь до обморока или до изменения искового заявления. То присяжный неизвестно почему отсутствует, то заболел основной свидетель. Время уходит в песок, а потом тебя огорошат приговором «невиновен». И даже если вынесут обвинительный приговор, то сведется он к штрафу или отсроченному наказанию. Тюрьмы переполнены, и к заключению под стражу прибегают лишь в крайнем случае. Шивон не считала, что именно это выработало в ней толику цинизма, — просто она научилась здраво смотреть на вещи. Эдинбург теперь нередко обвиняют в том, что полицейских в нем меньше, чем инспекторов дорожного движения. А когда случается что-нибудь наподобие Саут-Квинсферри, тут уж вообще начинается бог знает что: этот в отпуске, тот болен, другой пишет отчеты, еще один — в суде, а ведь сутки не резиновые. Шивон знала, что у нее завал работы: из-за Ферстоуна страдают ее дела. Она все время как бы чувствовала его присутствие, холодела от каждого телефонного звонка, а раз или два ловила себя на том, что направляется к окну посмотреть, нет ли там его машины. Она понимала, что ведет себя неразумно, но ничего не могла с собой поделать. Понимала она и то, что поделиться подобным невозможно, не обнаружив своей слабости.
  
  Опять зазвонил телефон, не на ее столе, а на столе Ребуса. Если никто не ответит, коммутатор переведет звонок на добавочный номер. Она встала и направилась к телефону, мысленно желая, чтобы тот замолчал. Но звонок прекратился, лишь когда она сняла трубку.
  
  — Алло?
  
  — Кто это? — мужской голос, отрывистый, деловой.
  
  — Сержант Кларк.
  
  — Привет, Шив, это Бобби Хоган. — Инспектор Бобби Хоган. Как-то раз она попросила его не называть ее Шив. Многие пытались ее так называть, сокращая имя Шивон, а на письме нередко нещадно его перевирая. Помнится, и Ферстоун пару раз, фамильярничая, назвал ее Шив. Сокращение это она ненавидела и сейчас понимала, что должна поправить Хогана, но не поправила.
  
  — Очень занят? — вместо этого поинтересовалась она.
  
  — Знаешь, что мне поручено дело в Порт-Эдгаре? — Он осекся. — Конечно, знаешь. Глупо было спрашивать.
  
  — Хорошо смотришься по телевизору, Бобби.
  
  — Я всегда падок на лесть. Шив, но это не так.
  
  Она невольно улыбнулась.
  
  — А я тут, считай, прохлаждаюсь, — соврала она, косясь на загромождавшие ее стол папки с делами.
  
  — Если мне потребуется помощь, я тебя позову. Джон рядом?
  
  — Наш Вездесущий? Отпросился по болезни. А зачем он тебе?
  
  — Он дома?
  
  — Я могла бы передать ему. — Она была заинтригована. В голосе Хогана слышалось нетерпение.
  
  — Ты знаешь, где он?
  
  — Да.
  
  — Где же?
  
  — Ты не ответил, зачем он тебе понадобился.
  
  Хоган протяжно вздохнул:
  
  — Потому что мне требуется помощь.
  
  — И подойдет только он?
  
  — Насколько я себе это представляю, да.
  
  — Я просто уничтожена.
  
  Он сделал вид, что не заметил ее иронии.
  
  — Как скоро ты сможешь его известить?
  
  — Возможно, сейчас он не совсем в той форме, чтобы быть тебе полезным.
  
  — Если он не на искусственном дыхании, то он меня устроит.
  
  Она оперлась о стол Ребуса:
  
  — Да что такое происходит, в конце концов?
  
  — Попроси его позвонить мне, хорошо?
  
  — Ты в школе?
  
  — Лучше, если он позвонит мне на мобильник. Пока, Шив.
  
  — Погоди минутку! — Шивон взглянула в сторону двери.
  
  — В чем дело? — Хоган едва сдерживал раздражение.
  
  — Он как раз вошел. Передаю трубку. — И она протянула трубку Ребусу. Одежда как-то странно висела на нем. Сначала она подумала, что он пьян, но потом поняла, в чем тут дело. Ребусу было трудно одеться. Рубашка вылезала из брюк. Галстук болтался на шее. Вместо того чтобы взять протянутую трубку, он приблизился и прижал к ней ухо.
  
  — Это Бобби Хоган, — объяснила Шивон.
  
  — Привет, Бобби.
  
  — Джон? — Видно, он не расслышал.
  
  — Придвинь поближе, пожалуйста, — взглянув на Шивон, сказал Ребус.
  
  Она придвинула трубку к самому его подбородку, попутно заметив, что у него грязная голова — спереди пряди слиплись, на затылке же стояли торчком.
  
  — Так лучше, Бобби?
  
  — Да, так хорошо, Джон. Окажи мне одну услугу.
  
  Трубка дрогнула. Ребус поднял взгляд на Шивон. Она глядела в сторону двери. Он тоже взглянул туда и увидел стоявшую там Джилл Темплер.
  
  — Ко мне в кабинет! — рявкнула она. — Живо!
  
  Кончиком языка Ребус облизнул губы:
  
  — Я тебе перезвоню, Бобби. Начальство к себе требует.
  
  Он выпрямился, слыша, как дребезжит в трубке надсадный крик Хогана. Темплер жестами приказывала ему следовать за ней. Пожав плечами в сторону Шивон, он проследовал вон из комнаты.
  
  — Ушел, — сказала Шивон в трубку.
  
  — Верни его!
  
  — Вряд ли это возможно. Послушай, если б ты хотя бы словом намекнул мне, в чем дело, может быть, я сумела бы хоть как-то…
  
  — Я оставлю ее открытой, если не возражаешь, — сказал Ребус.
  
  — Если хочешь, чтобы все были в курсе, не имею ничего против.
  
  Ребус тяжело опустился в кресло для посетителей.
  
  — Мне просто нелегко управляться с дверными ручками, — и он поднес к глазам Темплер свои руки, тут же увидев, как она изменилась в лице.
  
  — Господи, Джон, что это, черт возьми?
  
  — Обварился вот. На самом деле не так уж страшно, как кажется.
  
  — Обварился? — Она отстранилась, вцепившись в край стола.
  
  Он кивнул:
  
  — Только и всего.
  
  — Несмотря на все мои подозрения?
  
  — Несмотря на все твои подозрения. Налил кипятка в раковину на кухне, чтобы посуду помыть, а долить холодной воды забыл и опустил туда руки.
  
  — И долго так держал?
  
  — Достаточно, чтобы обварить руки, как я думаю. — И он рискнул улыбнуться, посчитав версию с посудой более правдоподобной, нежели версию с наполненной ванной. Однако Темплер он, видимо, далеко не убедил. Зазвонил ее телефон. Она взяла трубку и вновь бросила ее, разъединившись.
  
  — Не тебе одному так не везет. Вот Мартин Ферстоун, тот и вовсе погиб в пламени.
  
  — Да, Шивон мне рассказывала.
  
  — Что именно?
  
  — Оставленная жаровня для чипсов. — Он пожал плечами. — Случается и такое.
  
  — Ты был с ним в воскресенье вечером.
  
  — Правда?
  
  — Вас видели с ним в баре.
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Просто он попался мне.
  
  — Вы вышли из бара вместе?
  
  — Нет.
  
  — Пошли к нему домой?
  
  — Откуда это известно?
  
  — Джон…
  
  — Кто может утверждать, что это не несчастный случай?
  
  Сейчас он говорил на повышенных тонах.
  
  — Эксперты еще не сказали своего слова.
  
  — Удачи им! — Ребус хотел было скрестить руки, но боль заставила его опомниться. Он опять уронил их.
  
  — Больно, наверное, — заметила Темплер.
  
  — Терпимо.
  
  — И случилось все это в воскресенье вечером?
  
  Он кивнул.
  
  — Послушай, Джон. — Она подалась вперед, оперлась локтями о стол. — Ты знаешь, что станут говорить люди. Шивон утверждала, что Ферстоун ее преследовал. Он это отрицал, потом выдвинул встречное обвинение, что вы угрожали ему.
  
  — Он забрал заявление.
  
  — А теперь из слов Шивон выходит, что Ферстоун напал на нее. Ты об этом слышал?
  
  Он покачал головой:
  
  — Пожар — это просто глупое совпадение.
  
  Она опустила взгляд:
  
  — Но выглядит все это довольно скверно, не так ли?
  
  Ребус демонстративно оглядел себя:
  
  — Разве я когда-нибудь так уж интересовался тем, как выгляжу?
  
  Темплер невольно улыбнулась.
  
  — Все, что я хочу, — это чтобы мы не марались в этой грязи.
  
  — Верь моему слову, Джилл.
  
  — Тогда почему не оформить это официально? В письменном виде?
  
  Ее телефон опять зазвонил.
  
  — На этот раз отвечу я, — произнес голос. На пороге, скрестив руки, стояла Шивон. Смерив ее взглядом, Темплер подняла трубку.
  
  — Суперинтендант Темплер у аппарата.
  
  Шивон перехватила взгляд Ребуса и подмигнула ему. Темплер слушала, что говорил ей звонивший.
  
  — Понимаю… да… Думаю, это будет… скажите только, почему именно его?
  
  Внезапно Ребус понял. Это был Бобби Хоган. Возможно, звонил не он сам: Хоган мог через голову Темплер попросить заместителя начальника управления полицией позвонить по поводу него. Насчет той услуги. Хоган сейчас обладал некоей властью, дарованной ему вместе с порученным делом. Интересно, что за услуга ему требовалась.
  
  Темплер положила трубку:
  
  — Отправляйся в Саут-Квинсферри. Кажется, инспектору Хогану требуется твоя помощь, — сказала она, не отрывая взгляда от стола.
  
  — Благодарю вас, мэм, — сказал Ребус.
  
  — Но так или иначе, Ферстоун с тебя не снимается, Джон, помни это. Как только с Хоганом закруглитесь, поступаешь обратно в мое распоряжение.
  
  — Понял.
  
  Темплер взглянула мимо него, туда, где все еще стояла Шивон:
  
  — А пока, возможно, сержант Кларк прольет некоторый свет…
  
  Ребус кашлянул:
  
  — Тут может возникнуть кое-какая загвоздка, мэм.
  
  — В каком смысле?
  
  Ребус вновь поднял руки и медленно покрутил ими в воздухе:
  
  — Возможно, я и сгожусь, чтобы помочь Бобби Хогану, но во всем остальном мне самому требуется помощь. — Он слегка повернулся в кресле. — И хорошо бы я мог на некоторое время позаимствовать сержанта Кларк.
  
  — Я могу прикомандировать к тебе шофера, — отрезала Темплер.
  
  — Но для записей… звонков по телефону требуется полицейский сотрудник. А судя по имеющимся в наличии, выбор у меня невелик. — Он помолчал. — С твоего разрешения, конечно.
  
  — Ладно. Убирайтесь отсюда оба. — Темплер демонстративно потянулась к какой-то бумаге. — Как только следствие по пожару что-нибудь сообщит нам, я дам вам знать.
  
  — Очень любезно с вашей стороны, босс, — сказал Ребус, поднимаясь.
  
  Выйдя из кабинета, он тут же попросил Шивон сунуть руку в карман его пиджака и вытащить оттуда пластмассовый пузырек с таблетками.
  
  — Эти сволочи трясутся над ними, отмеряют, словно на вес золота, — посетовал он. — Налей-ка мне водички, хорошо?
  
  Взяв со своего стола бутылку, она помогла ему запить две таблетки. Когда он потребовал третью, она сверилась с надписью на пузырьке:
  
  — Там велено принимать по две таблетки через каждые четыре часа.
  
  — Одна лишняя таблетка не повредит.
  
  — Но так они быстро кончатся.
  
  — В другом кармане у меня лежит рецепт. По пути заедем в ближайшую аптеку.
  
  Она закрутила крышку пузырька.
  
  — Спасибо, что взял меня с собой.
  
  — Пустяки. — Он помолчал. — Хочешь поговорить о Ферстоуне?
  
  — Не особенно.
  
  — Справедливо.
  
  — Думаю, что оба мы невиновны. — Она впилась в него взглядом.
  
  — Правильно думаешь, — сказал он. — Другими словами, вместо этого мы можем сейчас сосредоточиться на помощи Бобби Хогану. Но прежде нам надо еще кое-что сделать.
  
  — Что?
  
  — Может быть, у тебя получится завязать мне галстук? Медсестра совершенно этого не умеет.
  
  Шивон улыбнулась:
  
  — Долго же я ждала случая обвить руками твою шею!
  
  — Еще одно подобное слово, и я отправлю тебя обратно к начальнице.
  
  Но обратно он ее не отправил, даже когда выяснилось, что завязать под его диктовку галстук она не в состоянии. Дело кончилось тем, что галстук завязала ему женщина в аптеке, куда они заехали за лекарством.
  
  — Я всегда мужу галстуки завязывала, — сказала она. — Царствие ему небесное.
  
  Выйдя из аптеки, Ребус огляделся.
  
  — У меня сигареты кончились, — сказал он.
  
  — Только не воображай, что я стану тебе и спичку подносить. — Шивон скрестила руки на груди. Он смерил ее взглядом. — Я серьезно, — добавила она. — Другого такого подходящего случая бросить курить тебе не представится.
  
  Он нахмурился:
  
  — Тебе это приятно, да?
  
  — Начинаю входить во вкус, — призналась она, широким жестом открывая перед ним дверцу машины.
  2
  
  Путь в Саут-Квинсферри был неблизкий. Они проехали через центр и дальше, по Квинсферри-роуд, набрав скорость только на А-90. Городок, куда они направлялись, казалось, угнездился между двумя мостами — автомобильным и железнодорожным, — с двух сторон протянувшимися над заливом Ферт-оф-Форт.
  
  — Тысячу лет здесь не была, — сказала Шивон лишь для того, чтобы нарушить гнетущее молчание. Ребус не дал себе труда ответить. Ему казалось, что весь мир вокруг забинтован и приглушен. Наверное, виной тому были таблетки. Однажды, месяца за два до того, в выходные, он привез сюда Джин. Они пообедали в баре, погуляли по городку. Понаблюдали за работой спасательного катерка. Команда действовала неспешно — возможно, это были учения. Потом они проехали к Хоптун-Хаусу, осмотрели с экскурсоводом затейливые интерьеры этого внушительного здания. Из новостей он знал, что Академия Порт-Эдгар расположена где-то возле Хоптун-Хауса, и ему показалось, что он помнит, как проезжал мимо ее шлагбаума, хотя самого здания с дороги видно и не было. Он стал диктовать Шивон, как ехать, пока они не уперлись в тупик. Резко развернувшись, она уже самостоятельно вырулила на Хоптун-роуд. К шлагбауму было не проехать — так много там толпилось телевизионных фургончиков и репортерских машин.
  
  — Дави их, не стесняйся! — сквозь зубы процедил Ребус. Охранник в форме проверил их документы, затем открыл шлагбаум. Шивон проехала во двор.
  
  — Я думала, она стоит на берегу, судя по названию Порт-Эдгар.
  
  — Есть причал Порт-Эдгар. Наверно, и школа где-то неподалеку от него.
  
  Дорога вилась по склону, и Ребус оглянулся. Он увидел воду и пики мачт, поднимавшиеся из воды. Но потом все это скрылось за деревьями, и после очередного поворота выплыло здание школы, выстроенное в виде шотландского замка — темные каменные глыбы, кровля, увенчанная шпилями и башенками. Андреевский флаг[2] был приспущен. Парковка была запружена служебным транспортом. Путь преграждал полицейский фургон, возле которого толпился народ. Городок мог похвастать только одним крохотным полицейским участком, и конечно, справиться своими силами здешняя полиция не могла. Когда их шины заскрипели по гравию, люди обернулись на звук, пытаясь понять, кто едет. Некоторые лица показались Ребусу знакомыми, его тоже, видимо, узнали. Но не было ни улыбок, ни приветственных взмахов рукой. Машина встала, и Ребус собрался потянуть за дверную ручку, но вынужден был подождать, пока Шивон, выйдя и обогнув машину, не открыла ему дверцу.
  
  — Спасибо, — сказал он, с трудом вылезая из машины. К ним поспешил констебль в форме. Ребус знал, что полицейский этот из Лейта, зовут его Брендан Иннес и родом он из Австралии. Ребусу все недосуг было расспросить Иннеса, каким ветром его занесло в Шотландию.
  
  — Инспектор Ребус? — сказал Иннес. — Инспектор Хоган там, наверху. Просил меня вам сказать.
  
  Ребус кивнул:
  
  — У вас сигаретки не найдется?
  
  — Я не курю.
  
  Ребус огляделся, ища, кого бы еще попросить об одолжении.
  
  — Он сказал, чтобы вы сразу же поднимались, — с нажимом произнес Иннес.
  
  Они оглянулись на шум внутри фургона. Дверца распахнулась, и по трем выносным ступенькам тяжело спустился мужчина. Одет он был как на похороны — темный костюм, белая рубашка, черный галстук. Узнал его Ребус по волосам — по ухоженной роскошной серебристой шевелюре. Член шотландского парламента Джек Белл. Беллу было за сорок. Высокий, крупный, квадратная челюсть, искусственный загар. У него был вид человека, которого крайне изумило бы малейшее нарушение любого его замысла.
  
  — Я имею полное право! — кричал он. — Полнейшее право, черт возьми! Но чего и ожидать от вашей проклятой своры, кроме тупого противодействия!
  
  В проходе возник Грант Худ, назначенный в этом деле ответственным за связи с общественностью.
  
  — Вы, разумеется, можете иметь собственное мнение… — пробовал он увещевать Белла.
  
  — Это не мнение, это совершеннейший и непреложнейший факт! Полгода назад вы сели в лужу и, конечно, помните это, почему и решили взять реванш!
  
  Ребус выступил вперед:
  
  — Простите, сэр…
  
  Белл резко крутанулся, чтобы встретиться с ним взглядом:
  
  — Да? Что такое?
  
  — Я просто подумал, не могли бы вы несколько сбавить тон — чисто из уважения…
  
  Белл уставил палец в Ребуса:
  
  — Не смейте так со мной разговаривать! Да будет вам известно, мой сын чуть не погиб от руки этого ублюдка!
  
  — Мне это известно, сэр.
  
  — Но я представляю здесь своих избирателей и потому требую, чтобы меня впустили! — Белл перевел дух. — Кстати, кто вы такой?
  
  — Инспектор Ребус.
  
  — Тогда вы мне ни на черта не нужны! Мне нужно побеседовать с Хоганом.
  
  — Инспектор Хоган в настоящее время очень занят. Вы ведь, если я не ошибаюсь, хотите осмотреть класс, верно?
  
  — Не ваше дело!
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Я сам как раз иду на встречу с Хоганом. — Повернувшись, он сделал несколько шагов. — Я подумал, что могу замолвить за вас словечко.
  
  — Постойте, — сказал Белл голосом уже не столь раздраженным, — может быть, вы могли бы показать мне…
  
  Но Ребус покачал головой:
  
  — Будет лучше, если вы подождете здесь. Я сообщу вам, что сказал Хоган.
  
  Белл кивнул, но спокойствия его хватило ненадолго:
  
  — Это возмутительно, знаете ли… Как мог проникнуть в здание школы вооруженный человек?
  
  — Как раз это мы и пытаемся выяснить, сэр. — Ребус смерил взглядом члена шотландского парламента. — А сигаретки у вас, случайно, не найдется?
  
  — Что?
  
  — Сигаретки.
  
  Белл покачал головой, и Ребус продолжил свой путь к зданию школы.
  
  — Так я жду, инспектор. И не сойду с этого места.
  
  — Очень хорошо. Место самое подходящее для вас, как я думаю.
  
  Перед школой на склоне был разбит газон, сбоку от него — спортивные площадки. Там не покладая рук трудились полицейские в форме — они отгоняли нарушителей, карабкающихся со всех сторон на стены, окружавшие территорию. Возможно, это были журналисты, но скорее просто жадные до крови упыри — их всегда как магнитом тянет на место, где произошло убийство. Ребус заметил современный корпус, очертания которого выглядывали из-за старого замка. В небе кружил вертолет, но репортерских камер на нем видно не было.
  
  — Это было забавно, — сказала догнавшая его Шивон.
  
  — Всякий раз приятно пообщаться с политиком, — согласился Ребус, — особенно если он так уважает нашего брата.
  
  Главный вход в школу представлял собой резную деревянную дверь с вкраплениями стекла. Вошедший попадал в приемную со стеклянными окошечками, за которыми, видимо, располагались канцелярия и секретариат. Секретарша была на месте — отвечала на вопросы, уткнувшись в большой белый платок, по всей вероятности, одолженный ей сидевшим напротив нее полицейским. Лицо его Ребусу было знакомо, но как его зовут, он не мог вспомнить. Далее шли двери, ведшие уже непосредственно в школу. Они были приоткрыты. Объявление на них гласило, что «каждый посетитель обязан доложить о себе секретарю». Стрелка указывала на стеклянные окошечки.
  
  Шивон махнула рукой в сторону небольшой камеры слежения, установленной в углу под потолком. Кивнув, Ребус прошел в открытую дверь, а оттуда в длинный коридор с лестницей и большим витражным окном в дальнем конце. Полированный паркет скрипел под его шагами. На стенах были развешаны портреты: бывшие педагоги в мантиях, изображенные за столом или же на фоне книжных полок. Далее следовали ряды имен: первых учеников, директоров, выпускников и сотрудников, отдавших жизнь за отечество.
  
  — Удивительно, как он смог так легко пройти сюда, — негромко произнесла Шивон.
  
  Слова ее эхом разнеслись в тишине коридора, и на звук из какой-то двери высунулась голова.
  
  — Долго же ты добирался, — прогремел голос инспектора Бобби Хогана. — Иди-ка взгляни!
  
  Вернувшись на несколько шагов назад, Ребус заглянул в комнату отдыха шестого класса, комнату размером шестнадцать на двенадцать футов с высоко расположенными на стене окнами. Дюжина стульев и стол с компьютером. В углу примостился старомодный магнитофон, здесь же валялись диски и кассеты. На стульях он заметил журналы: «FHM», «Ожог», «М8». Рядом обложкой вверх лежал раскрытый роман. На крючках под окнами висели куртки и рюкзаки.
  
  — Входи, не бойся, — сказал Хоган. — Оперативная группа здесь уже основательно все прошерстила.
  
  Они тихонько вошли. Да, оперативная группа, первой прибывающая на место преступления, уже побывала здесь, потому что именно в этом месте все и произошло. На стене были следы крови — тонкие, тускло-красные брызги. На полу — капли побольше и подобие пятен там, где нечаянно наступали в лужи крови. Белым мелом и желтым скотчем было отмечено место, где собраны улики.
  
  — Он вошел через одну из боковых дверей, — начал объяснять Хоган. — Была перемена, и двери были незаперты. По коридору он прошел прямо сюда. Погода стояла хорошая, и большинство учеников вышли во двор. Здесь он нашел лишь троих. — Хоган подбородком указал место, где находились пострадавшие. — Они слушали музыку и листали журналы. — Казалось, что Хоган говорит сам с собой, надеясь, что, не однажды повторенные, эти слова что-то ему прояснят.
  
  — Но почему сюда? — недоуменно спросила Шивон. Хоган поднял на нее глаза, словно только сейчас ее увидел.
  
  — Привет, Шив, — сказал он, и на лице его выразилось подобие улыбки. — Ты здесь из любопытства?
  
  — Она мне помогает, — сказал Ребус, демонстрируя руки.
  
  — Господи Боже, Джон, что случилось?
  
  — Долго рассказывать, Бобби. А Шивон задала хороший вопрос.
  
  — Ты хотела спросить, почему преступник выбрал именно эту школу?
  
  — Не только это, — сказала Шивон. — Ты сам объяснил, что большинство учеников находились возле школы. Почему бы ему не начать с них?
  
  В ответ Хоган лишь пожал плечами:
  
  — Надеюсь, мы это выясним.
  
  — Так чем мы можем быть тебе полезны, Бобби? — поинтересовался Ребус.
  
  В глубь комнаты он не прошел, в то время как Шивон разглядывала плакаты на стенах: какая-то важная шишка благосклонно одаривал собравшихся вялым рукопожатием, рядом с ним люди в комбинезонах с непроницаемыми туповатыми лицами — статисты из третьеразрядного фильма ужасов.
  
  — Он демобилизованный, Джон, — говорил между тем Хоган. — Более того, он служил в ОЛП. Помнится, ты рассказывал, что тебя готовили в Особое летное подразделение.
  
  — Тому уж тридцать лет с гаком, Бобби.
  
  Но Хоган не слушал его:
  
  — Похоже, он нечто вроде одинокого волка.
  
  — Одинокий волк, затаивший обиду на весь мир? — предположила Шивон.
  
  — Может, и так.
  
  — И ты хочешь, чтобы я о нем порасспрашивал? — догадался Ребус.
  
  Хоган бросил на него взгляд:
  
  — Дружки, которые у него могут быть, верно, такие же выброшенные армией отщепенцы. Если они кому и откроются, то только имеющему с ними нечто общее.
  
  — Этому общему уже тридцать с гаком минуло, — повторил Ребус. — И благодарю покорно за то, что находишь во мне нечто общее с отщепенцами.
  
  — Ах, ну да ты понял, в каком смысле я это говорю… День-другой, Джон, — вот и все, что я у тебя прошу.
  
  Ребус вернулся в коридор и огляделся. Все кругом было так мирно, так спокойно. Но за каких-то несколько мгновений все переменилось. И городку, и школе уже не бывать прежними. В душе каждого, кого это коснулось, поселился страх. Здешняя секретарша так и будет теперь утыкаться в чужой платок. А родные убитых будут вновь и вновь хоронить детей, не способные думать ни о чем, кроме их ужасных последних мгновений.
  
  — Ну, так как же, Джон? — допытывался Хоган. — Поможешь?
  
  Мягкая волглая вата… она оберегает тебя, убаюкивает.
  
  Ничего загадочного… — так выразилась Шивон… — Просто он слетел с катушек.
  
  — Один-единственный вопрос, Бобби.
  
  Бобби Хоган выглядел усталым и слегка растерянным. Лейт всегда означал поножовщину, проституток или сбыт наркотиков — преступления, с которыми Бобби привык иметь дело. Ребусу показалось, что он вызван теперь лишь для того, чтобы рядом с Бобби Хоганом оказался верный товарищ.
  
  — Ну, выкладывай, — сказал Хоган.
  
  — У тебя сигаретки не найдется?
  
  За место в фургоне шла настоящая война. Хоган снабдил Шивон целой кипой бумаг — материалов дела; странички были еще теплые после школьного ксерокса. На газоне собралась стайка серебристых чаек — тоже, очевидно, любопытствовали. Ребус швырнул в них окурок, и они со всех ног поспешили к нему.
  
  — Я доложу о твоей жестокости к пернатым, — сказала Шивон.
  
  — Точно, — ответил он, не отрываясь от бумаг. Грант Худ закончил телефонный разговор и сунул мобильник в карман.
  
  — Где же наш приятель? — спросил его Ребус.
  
  — Ты это о Грязном Джеке? — Ребус улыбнулся прозвищу, мелькнувшему на страницах одного таблоида наутро после задержания Белла.
  
  — О нем.
  
  Худ мотнул головой куда-то вниз, к шлагбауму:
  
  — Какой-то журналист вызвал его для съемок. Поманил постоянным временем на телевидении. Нашего Джека как ветром сдуло.
  
  — Вот тебе и «не сойду с этого места»! Ну а как ведут себя журналисты?
  
  — Будто сам не знаешь!
  
  Ребус ответил одними губами, прошептав ругательство. Тут у Худа опять зазвонил мобильник, и он отвернулся, отвечая на звонок. Ребус стал глядеть, как пытается совладать с кипой бумаг Шивон: открыв багажник, она старалась запихнуть туда бумаги; некоторые из листов падали на землю, и она их подбирала.
  
  — Все? — спросил ее Ребус.
  
  — Пока да. — Она захлопнула багажник. — Куда мы их везем?
  
  Ребус взглянул на небо. Там бежали тучи. Для дождя погода слишком ветреная. Ему показалось, что он различает, как скрипит на ветру оснастка яхт.
  
  — Мы можем взять столик в пабе. Возле железнодорожного моста есть один, называется «У лодочника». — Она недоуменно взглянула на него. Он пожал плечами. — Это ведь эдинбургская традиция — решать важные дела в излюбленном кабачке.
  
  — Зачем так слепо следовать традиции?
  
  — Я всегда предпочитаю проверенные временем методы.
  
  На это она не нашлась, что возразить, а лишь обогнула машину и открыла водительскую дверцу. Сев, она уже сунула ключ в зажигание, как вдруг вспомнила. Чертыхнувшись, она потянулась через сиденье, открывая дверцу Ребусу.
  
  — Весьма любезно с вашей стороны, — сказал он, влезая в машину. Саут-Квинсферри он знал не очень хорошо, но здешние пабы были ему известны. Рос он по ту сторону устья и отлично помнил вид, открывающийся оттуда: если поглядеть на юг, казалось, мосты разбегаются в разные стороны. Тот же полицейский в форме открыл им шлагбаум, выпуская наружу. Проезд загораживал Джек Белл; стоя посреди дороги, он говорил что-то перед камерой.
  
  — Посигналь-ка ему как следует! — распорядился Ребус. Шивон так и сделала. Журналист опустил микрофон и проводил их злобным взглядом. Оператор снял наушники, повесив их на шею. Ребус помахал члену парламента, сопроводив это подобием извиняющейся улыбки. Толпившиеся по сторонам дороги зеваки сомкнули ряды, разглядывая машину.
  
  — Чувствуешь себя каким-то экспонатом, — пробормотала Шивон. Поток машин возле школы полз черепашьим шагом, всем хотелось рассмотреть место, где произошла кровавая драма. Это не было служебным транспортом — простые обыватели спешили сюда с семьями и фотоаппаратами. Когда машина Ребуса поравнялась с крохотным полицейским участком, он сказал, что выйдет и пойдет пешком.
  
  — Встретимся в пабе.
  
  — Куда ты собрался?
  
  — Хочу почувствовать пульс городка. — Он помолчал. — Закажи мне пинту «IPA», если очутишься там раньше меня.
  
  Он поглядел ей вслед, проследив, как ее машина влилась в вереницу туристских автобусов. Остановившись, Ребус поглядел вверх на мост Форт-роуд-бридж, слушая шум легковых машин и грузовиков, доносившийся до него волнами, как шум прибоя. Наверху, на пешеходной полосе, он заметил крохотные фигурки — люди глядели вниз с моста. Он знал, что на противоположной пешеходной полосе людей больше: оттуда обзор территории школы был лучше. Покачав головой, он продолжил путь.
  
  Вся торговля в Саут-Квинсферри располагалась вдоль одной магистрали, шедшей от Хай-стрит до Хоэс-Инн. Но были и новшества. Проезжая по городу в направлении моста, он заметил новый супермаркет и деловой центр. Зазывная надпись на фасаде манила застрявших в пробках: Устали от разъездов? Поступайте на работу к нам. Подразумевалось, что Эдинбург переполнен, ездить по нему с каждым годом все труднее, и Саут-Квинсферри пожелал принять участие в общем движении вон из города. Однако на Хай-стрит обновления вовсе не чувствовалось: мелкие лавчонки местных торговцев, узкие тротуары, путеводители с байками для туристов. Ребус знал несколько сюжетов: пожар на заводе по производству виски — когда горячий продукт тек по улицам, люди пили его и попадали в больницы; ручная обезьянка, которую прислуга додразнила до того, что животное вцепилось ей в горло; местные привидения, такие как Моубрейский пес и Человек-Репей.
  
  Последний удостоился даже ежегодного празднества, когда вывешивались флаги и транспаранты и устраивалось шествие через весь город. До праздника было еще далеко, но Ребус прикинул, будет ли он отмечаться и в этом году.
  
  Ребус прошел мимо башни с часами. Возле нее были сложены венки, оставшиеся со Дня поминовения, — вандалы, видно, пощадили их. Дорога стала такой узкой, что предусмотрены были специальные места для обгона. Слева за домами то тут, то там мелькал залив. На противоположной стороне ряд одноэтажных лавчонок был увенчан открытой площадкой, за которой опять-таки виднелись дома. В дверях одного стояли две пожилые кумушки; скрестив руки на груди, они обсуждали последние слухи и сплетни; глаза их моментально обратились к Ребусу, в котором кумушки признали чужака. Глядели они на него с опаской, как если бы и он был из числа привидений.
  
  На пути ему попался газетный павильон. Собравшаяся внутри группа обсуждала сообщения вечерних газет. По противоположному тротуару торопливо шла стайка репортеров — других, нежели те, что толпились возле школы. Оператор тащил свою камеру, неся на другом плече штатив. Звукооператор тоже волок свою аппаратуру, на шее у него болтались наушники. Микрофон он нес наподобие винтовки. Репортеры искали подходящее место для съемки. Вела их молодая блондинка, совавшая нос во все дворы и закоулки — не найдется ли там чего подходящего. Лицо ее показалось Ребусу знакомым — кажется, он видел ее по телевизору, а значит, решил он, стайка эта, возможно, из Глазго. Репортаж этой блондинки будет начинаться так: «Потрясенные жители городка сейчас пытаются свыкнуться с ужасом, обрушившимся на это некогда безмятежное место… все задаются одними и теми же вопросами, ответы на которые, кажется, ускользают». Ребус знал, что и сам мог бы написать подобный репортаж. Без помощи полиции журналистам остается только докучать местным жителям, выискивая крохи информации, которую они, кажется, готовы выжать из любой каменной глыбы, если та удостоит их вниманием.
  
  Все это он наблюдал в Локерби и не сомневался, что и в Данблейне дела обстояли точно так же. Теперь настала очередь Саут-Квинсферри. Дорога заворачивала, дальше начиналась Эспланада. На секунду остановившись, он оглянулся, чтобы полюбоваться видом на город, но мешали деревья, мешали дома, мешала арка моста, по которому он перед тем проезжал на машине. Он заметил парапет и решил, что, укрывшись за ним, сможет закурить сигарету — еще одну, пожертвованную ему Бобби Хоганом. Сигарета была заткнута у него за правым ухом, и он стал теребить ее, так как не мог одним движением взять ее в руку; сигарета выскользнула, упала на землю и покатилась, подхваченная ветром. Ребус стал шарить по земле, преследуя ее, пока не наткнулся на острый носок блестящего черного полусапожка. Икры ног над полусапожками были утянуты в драные колготки — черные, в сеточку. Ребус выпрямился. Владелице полусапожек можно было дать сколько угодно — от тринадцати до девятнадцати. Крашеные черные волосы висели как пакля и липли к голове. Лицо девушки было смертельно бледным, глаза же и губы были как у индианки племени сиу. На ней была черная кожаная куртка, надетая поверх каких-то черных полупрозрачных тряпок.
  
  — Вы что, себе вены резали? — спросила она, глядя на его бинты.
  
  — Может быть, и порежу, если ты раздавишь мою сигарету.
  
  Она наклонилась, подняла сигарету и приблизилась вплотную, чтобы сунуть ему в рот.
  
  — У меня зажигалка в кармане, — сказал он.
  
  Вынув зажигалку, она зажгла ему сигарету, умело загораживая ладонью пламя и не сводя с него глаз, словно оценивая впечатление, производимое на него ее близостью.
  
  — Прости, — извинился он, — но сигарета у меня одна-единственная.
  
  Курить и одновременно поддерживать беседу было трудно. Кажется, она это поняла, потому что после двух-трех его затяжек она выхватила сигарету у него изо рта и сунула ее в свой собственный. Ее ногти, которые проглядывали сквозь черные кружевные перчатки, тоже были выкрашены в черный цвет.
  
  — Я не очень-то разбираюсь в моде, — сказал Ребус, — но мне почему-то кажется, что это не только траур.
  
  Она улыбнулась так широко, что он мог увидеть ряд мелких и очень белых зубов.
  
  — Никакой это не траур.
  
  — Но ведь ты учишься в Академии Порт-Эдгар, не так ли? — Она недоуменно взглянула на него, не понимая, как он мог догадаться. — Иначе ты бы сейчас находилась на занятиях, — пояснил он. — Распустили ведь только учеников Порт-Эдгара.
  
  — Вы репортер? — Она сунула сигарету обратно ему в рот. Он ощутил вкус губной помады.
  
  — Я коп, — сказал он. — Из Отдела уголовного розыска. — Казалось, сообщение это не произвело на нее ни малейшего впечатления. — Ты, очевидно, не знала погибших?
  
  — Конечно знала! — Она вроде как обиделась — не хотела оставаться в стороне.
  
  — Но не огорчена их смертью.
  
  Она поняла, что он имеет в виду, вспомнив, как сама же сказала: «Никакой это не траур».
  
  — Если уж начистоту, то я им завидую.
  
  И она опять вперилась в него взглядом. А он не мог не задаться вопросом, какой она будет, если стереть с ее лица краску. Хорошенькой, наверное; возможно, даже беззащитной. Ведь ее раскрашенное лицо — это маска, за которой легко укрыться.
  
  — Завидуешь?
  
  — Ведь они же умерли, правда?
  
  И дождавшись его кивка, она передернула плечами. Ребус опустил глаза на сигарету, и она опять отняла ее, сунув в собственный рот.
  
  — Ты хочешь умереть?
  
  — Из любопытства, вот и все. Хочется узнать, каково это. — Она вытянула губы трубочкой и выпустила вьющееся колечко дыма. — Вот вы, наверно, видели мертвяков.
  
  — Слишком часто.
  
  — А как часто? И как умирают, видели?
  
  Отвечать на этот вопрос ему не хотелось.
  
  — Ну, мне пора. — Она сделала движение, чтобы вернуть ему то, что оставалось от сигареты, но он покачал головой. — Кстати, как тебя зовут?
  
  — Тири.
  
  — Терри?
  
  Она сказала по буквам:
  
  — Но можете звать меня «мисс Тири».
  
  Ребус улыбнулся.
  
  — Полагаю, что имя ты себе придумала. Ну, возможно, еще встретимся, мисс Тири.
  
  — В любое время, как только пожелаете, мистер Следователь! — Она повернулась и пошла в сторону центра, уверенно, несмотря на полуторадюймовые каблуки, и поминутно откидывая назад падавшие обратно пряди; потом она коротко махнула ему рукой в кружевной перчатке, зная, что он глядит ей вслед, и наслаждаясь своей ролью. Ребус догадался, что она из числа так называемых готов. Он видел таких в городе возле магазинов, где продают музыкальные диски. Одно время их гнали с Принсес-стрит-гарденс, на этот счет было особое распоряжение городского совета — не то они вытоптали клумбу, не то перевернули мусорную урну. Сообщение в газете вызвало тогда у Ребуса улыбку. Протянулась ниточка к панкам и дальше — к пижонам — подросткам, отстаивавшим свое право вести себя как им вздумается. До армии он и сам нарушал приличия. Слишком маленький, чтобы влиться в ряды первых пижонов, он стал потом парнем в купленной из вторых рук кожаной куртке с бритвой в кармане. Куртка была не совсем правильной — не байкерской, а в три четверти длины. Он подкоротил ее кухонным ножом, после чего из нее торчали нитки и виднелась подкладка.
  
  Своего рода бунтарство.
  
  Мисс Тири скрылась за поворотом, а Ребус направился к пабу «У лодочника», где его ожидала Шивон с заказанным пивом.
  
  — Я уж думала, что придется твое пиво выпить мне, — жалобно сказала она.
  
  — Прости. — Взяв кружку обеими руками, он поднес ее к губам. Шивон отыскала для них уединенный столик в уголке. Перед ней лежали две кипы бумаг, а рядом с ними — содовая с лаймом и открытый пакетик с арахисом.
  
  — Как твои руки? — осведомилась она.
  
  — Беспокоит только мысль, что не играть мне больше на рояле.
  
  — Какая ужасная потеря для мира легкой музыки!
  
  — Ты когда-нибудь слушаешь тяжелый металл, а, Шивон?
  
  — Стараюсь не слушать. — И после паузы: — Если только чуточку «Моторхеда», чтобы разогреть гостей на вечеринке.
  
  — Я имел в виду что-нибудь поновее.
  
  Она покачала головой:
  
  — Ты и вправду считаешь это место подходящим?
  
  Он огляделся:
  
  — По-моему, аборигены нами не заинтересовались. Мы же не снимки, сделанные на вскрытии, по столу раскладываем.
  
  — Однако там есть снимки с места преступления.
  
  — Спрячь их до поры. — Ребус глотнул еще пива.
  
  — Ты уверен, что с твоими таблетками можно пить спиртное?
  
  Проигнорировав этот вопрос, он мотнул головой в сторону одной из кип.
  
  — Итак, — сказал он, — что же мы имеем в результате и насколько мы сможем продлить наше выездное задание?
  
  Она улыбнулась.
  
  — Не очень-то спешишь опять встретиться с начальством?
  
  — Только не уверяй, что ты мечтаешь о встрече!
  
  Она словно бы призадумалась, а потом пожала плечами.
  
  — Радуешься гибели Ферстоуна? — спросил Ребус.
  
  Она кинула на него злобный взгляд.
  
  — Это я так просто, из любопытства, — сказал он, опять вспомнив о мисс Тири. Он мучительно долго пытался придвинуть к себе один из верхних листов в кипе, пока Шивон не догадалась сделать это вместо него, потом они долго сидели бок о бок, не замечая, что смеркается и день постепенно клонится к вечеру.
  
  Шивон отправилась к стойке взять еще выпить. Бармен попробовал расспросить ее о бумагах, но она перевела разговор на другую тему, и кончилось все литературными реминисценциями. Шивон, оказывается, понятия не имела, что название паба «У лодочника» встречается у Вальтера Скотта и Роберта Льюиса Стивенсона.
  
  — Вы не просто в пабе сейчас пьете, — заметил бармен, — вы пьете в историческом месте.
  
  Она чувствовала себя туристкой. Десять миль от центра города, а ощущение совсем другое. И дело тут не только в произошедших убийствах, о которых, как она вдруг поняла, бармен и словом не обмолвился. Жители Эдинбурга склонны воспринимать пригороды как нечто единое: Портобелло, Масселберг, Керри, Саут-Квинсферри — для них это все части города, не больше. На самом деле даже и Лейт, соединенный с центром Эдинбурга безобразной пуповиной Лейт-Уок, из кожи вон лезет, чтобы сохранить свою идентичность. Удивительно, зачем им это так нужно.
  
  Судьба забросила сюда Ли Хердмана. Родился он в Уишоу, в семнадцать лет пошел в армию, служил в Северной Ирландии, потом за границей, потом обучался в школе ОЛП. Восемь лет прослужил в особых частях, а потом вернулся, как мог бы он выразиться, «на гражданку». С женой он расстался, оставив ей двух детей в Херефорде, где располагался их полк, а сам подался на север. Исходная информация была обрывочной — ни слова о том, что сталось с его женой и детьми и почему они расстались. В Саут-Квинсферри он обосновался шесть лет назад. Здесь и погиб, в тридцать шесть лет.
  
  Шивон взглянула на Ребуса, принявшегося за другой бумажный листок. Ребус тоже был в армии и, как она слышала, служил в войсках особого назначения. Что знает она об ОЛП? Только то, что прочитала в этих материалах. Специальное подразделение, база в Херефорде, девиз «Побеждает дерзкий». Отбирают туда самых лучших, которых только можно найти в рядах армии. Создано подразделение во время Второй мировой войны для целей дальней разведки, но прославилось при осаде иранского посольства в 1980 и в Фолклендской кампании 1982 года. Карандашная приписка на одном из листков указывала, что связывались и с бывшими работодателями Хердмана с целью получения возможной информации. Она обратила на это внимание Ребуса, но тот лишь фыркнул, сказав, что не думает, будто работодатели эти были очень уж словоохотливы.
  
  По прошествии некоторого времени после переезда в Саут-Квинсферри Хердман начал собственное дело — принялся возить на своем катерке скибордистов и тому подобное. Шивон не знала, во сколько может обойтись покупка катера, и сделала еще одну пометку на обороте лежавшего перед ней блокнота.
  
  — Не очень-то вы торопитесь, — произнес бармен. Она и не заметила, что он снова вырос возле нее.
  
  — Что?
  
  Он указал глазами на стоявшее перед ней спиртное.
  
  — А, ну да… — сказала она, делая попытку улыбнуться.
  
  — Это ничего. Иной раз так и тянет уплыть в страну мештаний.
  
  Она кивнула, поняв, что под «мештаниями» подразумеваются «мечтания». Сама она говорила на чистом английском и не уснащала речь шотландскими словечками, что не гармонировало бы с ее классическим выговором. Чистоту произношения она считала полезной. Ее английский заставлял собеседника как бы подтягиваться, стимулировал его, что бывало весьма кстати в ряде случаев. Некоторые же, принимая ее за туристку, теряли бдительность, что тоже было ей на руку.
  
  — Я вычислил, кто вы, — говорил между тем бармен. Она внимательно разглядывала его: за двадцать, высокий, широкоплечий, черные волосы коротко острижены, а лицо из тех, что сохраняют скульптурную четкость линий не так уж долго, не в силах противостоять влиянию алкоголя, сигарет и неправильного питания.
  
  — Поделитесь же, — сказала она, опершись о стойку.
  
  — Вначале я принял вас за парочку репортеров, но никаких вопросов вы не задавали.
  
  — Очень они вам досаждают, а? — спросила она.
  
  В ответ он лишь закатил глаза.
  
  — Но по тому, как вы роетесь вот в этом, — движением подбородка он указал на кипу на столе, — я думаю, что вы детективы.
  
  — Сообразительный вы паренек!
  
  — Он захаживал сюда. Это я про Ли говорю.
  
  — Так вы его знали?
  
  — О, ну конечно. Мы с ним болтали — ничего особенного: о футболе и тому подобном.
  
  — Катал он вас на катере?
  
  Бармен кивнул.
  
  — Красота, да и только! Несешься под мостами, а чтобы вверх взглянуть, надо шею скривить вот так, — он показал, как именно. — Любил встряхнуться этот Ли. — Он вдруг осекся. — Я не про наркотики толкую. Просто он от скорости фанател.
  
  — Как вас зовут, мистер Бармен?
  
  — Род Макалистер. — Он протянул ей руку, и она пожала ее. Рука была влажной от бокалов, которые он вытирал.
  
  — Рада была познакомиться с вами, Род. — Она отняла руку и, сунув ее в карман, вытащила оттуда одну из визиток. — Если вам придет в голову что-то, что сможет нам помочь…
  
  Он взял визитку.
  
  — Непременно, — сказал он. — Непременно, Себ…
  
  — Это произносится Шивон.
  
  — Господи, а пишется-то почему так?
  
  — Но вы можете называть меня сержант Кларк.
  
  Кивнув, он сунул визитку в кармашек рубашки.
  
  — Вы долго здесь в городе пробудете?
  
  — Сколько потребуется. А почему вы спрашиваете?
  
  Он пожал плечами:
  
  — На обед у нас бывает тощий хаггис с репой и индийскими специями.
  
  — Я это учту. — Она взяла со стойки очки. — Пока, Род.
  
  — Пока.
  
  Вернувшись к столику, она поставила перед Ребусом, прямо возле открытого блокнота, пинтовую кружку.
  
  — Вот, пожалуйста. Прости, что я так долго, но, оказывается, бармен знал Хердмана, и может статься… — Она села. Ребус не обращал на нее внимания и словно не слышал. Он не сводил глаз с лежавшего перед ним листка бумаги.
  
  — Что это? — спросила она. Взглянув на листок, она поняла, что уже читала его. Там были подробности о семье одного из потерпевших.
  
  — Джон? — окликнула она Ребуса.
  
  Он медленно поднял на нее глаза.
  
  — По-моему, я их знаю, — негромко сказал он.
  
  — Кого? — Она взяла у него листок. — Ты имеешь в виду родителей этого паренька?
  
  Он кивнул.
  
  — Каким же это образом ты знаешь их?
  
  Руки Ребуса потянулись к лицу.
  
  — Родные… — Он увидел, что она не понимает. — Мои родственники, Шивон. Это мои родственники.
  3
  
  Дом был стандартный, в ряду других таких же домов, в тупичке современного квартала. Из этого района Саут-Квинсферри мостов не было видно, и никакого намека на старину, хотя старые улочки находились всего в миле отсюда. На подъездных аллеях стояли машины из тех, на которых разъезжают средней руки управленцы, — роверы, БМВ, «ауди». Участки не разделялись изгородями: лужайка и дорожка, ведущая на соседскую лужайку. Шивон поставила машину возле обочины.
  
  Она стояла немного позади Ребуса, пока он звонил. Дверь открыла испуганная девушка. Ее волосы явно нуждались в шампуне и расческе. Глаза были красные и вспухшие.
  
  — Родители дома?
  
  — Они не будут разговаривать, — ответила девушка, сделав движение, чтобы закрыть дверь.
  
  — Мы не репортеры. — Ребус неловко вытащил удостоверение. — Я инспектор Ребус.
  
  Девушка взглянула на удостоверение, перевела взгляд на Ребуса.
  
  — Ребус? — повторила она. Он кивнул:
  
  — Слышала о таком?
  
  — По-моему, да.
  
  Внезапно за ее спиной вырос мужчина. Он протянул Ребусу руку:
  
  — Джон. Давненько не видались!
  
  Ребус кивнул Аллену Реншоу.
  
  — Наверное, лет тридцать, Аллен.
  
  Мужчины изучали друг друга, сопоставляя увиденное с тем, что помнилось.
  
  — Ты взял меня однажды на футбол, — сказал Реншоу.
  
  — Команда Рейта тогда играла, верно? А с кем, не помнишь?
  
  — Лучше войди.
  
  — Видишь ли, Аллен, я здесь по служебной надобности.
  
  — Слыхал, что ты в полиции служишь. Странно, как все иногда складывается. — Пока Ребус следовал за своим кузеном по коридору, Шивон успела представиться девушке, которая, в свою очередь, сказала, что ее зовут Кейт и что она сестра Дерека.
  
  Шивон помнила это имя по материалам дела.
  
  — Вы, кажется, учитесь в университете, Кейт?
  
  — Да, в Сент-Эндрюсе. На факультете английской филологии.
  
  Шивон не приходило в голову ничего, что не показалось бы избитым или же натянутым. Поэтому она молча прошла по длинному узкому коридору мимо стола, усыпанного нераспечатанными конвертами, и очутилась в гостиной. Там повсюду были фотографии — не в рамках и не расставленные на книжных полках, а высыпанные из коробок для обуви прямо на пол и на кофейный столик.
  
  — Может, хоть ты мне поможешь, — сказал Аллен Реншоу, обращаясь к Ребусу. — Я что-то не всегда припоминаю, кого как зовут, хотя лица знакомы. — Он поднял пачку черно-белых снимков. В комнате были и альбомы; раскрытые, они лежали на диване и прослеживали детство и взросление двух детей — Кейт и Дерека. Вначале шли снимки, сделанные, по всей вероятности, на крестинах, далее последовательно были запечатлены летние каникулы, утра Рождества, выходные и праздники. Шивон знала, что Кейт было девятнадцать, на два года больше, чем Дереку. Знала также, что отец их торговал автомобилями на Сифилд-роуд в Эдинбурге. Дважды — в пабе и на пути сюда — Ребус объяснял ей их родство. У его матери была сестра, вышедшая замуж за некоего Реншоу. Аллен Реншоу и был их сыном.
  
  — Вы не общались? — спросила она тогда.
  
  — Так уж повелось у нас в семье, — ответил он.
  
  — Я очень сожалею по поводу Дерека, — говорил он сейчас. Не найдя, куда бы сесть, он стоял у камина. Аллен Реншоу примостился на диванном валике. Он кивнул и тут же увидел, как дочь расчищает место, чтобы гости могли сесть.
  
  — Мы еще не кончили со снимками, — резко бросил он.
  
  — Я просто подумала… — Глаза Кейт наполнились слезами.
  
  — А что, если нам выпить чайку? — поспешила сказать Шивон. — В кухне мы бы все уместились.
  
  Вокруг кухонного стола едва хватило места для четверых, и Шивон тут же вскочила к чайнику и кружкам. Кейт предложила помочь, но Шивон уговорила ее сесть. Над раковиной было окно, из которого открывался вид на малюсенький, чуть ли не с носовой платок, задний дворик, окаймленный живой изгородью. На вертушку было брошено одно-единственное кухонное полотенце, а на лужайке выкошены две полоски, там стояла газонокосилка, а вокруг бушевал бурьян.
  
  Внезапно стукнула дверца кошачьего лаза, и появившийся кот вспрыгнул к Кейт на колени.
  
  — Это Боэций, — сказала Кейт.
  
  — Назван в честь королевы древней Британии? — высказал догадку Ребус.
  
  — Нет, ту звали Бодиция, — поправила его Шивон.
  
  — Боэций, — пояснила Кейт, — был средневековым философом. — Она гладила кота по голове, а Ребус не мог отделаться от впечатления, что пятна на этой голове придают Боэцию сходство с Бэтменом в маске.
  
  — Ваш кумир? — предположила Шивон.
  
  — Он пострадал за свои убеждения, — продолжала Кейт, — а потом написал трактат, в котором попытался объяснить, почему добрые страдают… — Она осеклась и кинула взгляд на отца, но он, казалось, не слышал.
  
  — А злые процветают? — догадалась Шивон. Кейт кивнула.
  
  — Это интересно, — заметил Ребус.
  
  Шивон подала всем чай и села. Ребус не притрагивался к чаю, возможно, не желая привлекать внимания к забинтованным рукам. Аллен Реншоу крепко сжимал ручку своей постоянной кружки, но подносить ее к губам, кажется, не спешил.
  
  — Эллис звонила, — сказал Реншоу. — Помнишь Эллис? — Ребус покачал головой. — Она ведь, кажется, кузина… Господи, с какого же она бока…
  
  — Не важно, папа, — мягко сказала Кейт.
  
  — Нет, важно, Кейт, — возразил он. — В такое время семья — это все!
  
  — Разве у тебя не было сестры, Аллен? — спросил Ребус.
  
  — Тетя Элспет, — ответила Кейт. — Она в Новой Зеландии.
  
  — Ей сообщили?
  
  Кейт кивнула.
  
  — Ну а мама, Кейт?
  
  — Она недавно заезжала, — не отрывая глаз от стола, поспешил ответить Реншоу.
  
  — Она уже год как бросила нас, — пояснила Кейт. — Живет с… — Она осеклась. — Живет теперь снова в Файфе.
  
  Ребус кивнул, понимая, что она чуть было не сказала: «живет с другим мужчиной».
  
  — Как назывался тот парк, куда ты раз повел меня, Джон? — спросил Реншоу. — Мне было тогда всего лет семь или восемь. Мама с папой привезли меня в Боухилл, и ты сказал, что хочешь погулять со мной. Помнишь?
  
  Ребус помнил это. Он был тогда на побывке дома, и у него чесались руки заняться хоть чем-нибудь. Двадцать лет, даже школа ОЛП еще впереди. Дом ему казался тесным, отец — погрязшим в быте. Вот Ребус и взял маленького Аллена и отправился с ним по магазинам. Они купили бутылку сока, недорогой футбольный мяч и пошли в парк немножко поразмяться. Сейчас он глядел на Реншоу. Тому уже было под сорок. Волосы поседели, на макушке явственная проплешина. Лицо обрюзгшее, небритое. Мальчишкой он был кожа да кости, а сейчас нагулял жир, особенно вокруг талии. Ребус с трудом мог уловить в нем сходство с тем мальчиком, с которым играл в футбол, которого взял в Кирколди посмотреть, как команда Рейта сражается не вспомнить с кем. Сидевший перед ним мужчина теперь будет быстро стареть: жена ушла, сына убили. Осталась лишь близкая старость и желание как-то продержаться.
  
  — Кто-нибудь вас навещает? — спросил Ребус у Кейт.
  
  Кивнув, она опять обратила взгляд на Реншоу.
  
  — Я понимаю, Аллен, каким шоком для вас это явилось, но ты в состоянии ответить на несколько вопросов?
  
  — Ну и каково тебе быть полицейским, Джон? Неужели каждый день приходится такое делать?
  
  — Нет, не каждый. Нет.
  
  — Вот я не мог бы. Хотя и машинами торговать — работа незавидная. Глядишь, например, как отъезжает покупатель в классной тачке, рот до ушей, А потом глядь — возвращается: что-нибудь не так, ремонт, то да се, и тачка у него имеет уже совсем другой вид, и улыбка слиняла с лица…
  
  Ребус покосился на Кейт, и та пожала плечами. Похоже, она привыкла выслушивать бессвязные отцовские речи.
  
  — Нас интересует убийца Дерека, — негромко сказал Ребус. — Мы пытаемся понять, что им двигало.
  
  — Сумасшедший, вот и все.
  
  — Но зачем являться в школу? И почему именно в тот день? Ты понимаешь, что я хочу сказать.
  
  — Ты хочешь сказать, что не собираешься с этим мириться и очень хочешь докопаться до истины, а мы хотим только одного — чтобы нас оставили в покое.
  
  — Но нам необходимо знать, Аллен.
  
  — Зачем? — уже запальчиво возразил Реншоу. — Что от этого изменится? Ты вернешь мне Дерека? Не думаю. Мерзавец, который застрелил его, теперь мертв. А остальное все, по-моему, не важно.
  
  — Выпей чаю, папа, — сказала Кейт, коснувшись отцовского плеча. Он взял ее руки в свои и, подняв к губам, поцеловал.
  
  — Теперь нас только двое, Кейт. А остальные значения для нас не имеют.
  
  — По-моему, ты сам только что сказал, что теперь семья для нас — это все. А инспектор — это ведь наша семья, разве не так?
  
  Реншоу опять перевел взгляд на Ребуса, и глаза его наполнились слезами. Он встал и вышел из комнаты. Они помолчали минуту, слушая его шаги вверх по лестнице.
  
  — Пусть побудет один, — сказала Кейт, уверенно и со вкусом ведя свою роль заботливой опекунши. Она выпрямилась на стуле, стиснула руки. — Не думаю, чтобы Дерек был знаком с этим человеком. Конечно, Саут-Квинсферри — это большая деревня, и, может быть, в лицо он его и знал, может быть, знал даже, кто это такой, но не больше.
  
  Ребус кивнул, но ничего не сказал, рассчитывая, что Кейт почувствует необходимость как-то нарушить молчание. Таковы были правила игры, в которую умела играть и Шивон.
  
  — Ведь он не то чтобы выбрал именно их, правда? — опять поглаживая Боэция, продолжала Кейт. — Я хочу сказать, что они просто случайно оказались в неподходящем месте в неподходящее время.
  
  — Ну, насчет случайности говорить пока рано, — отозвался Ребус. — Это была первая комната, куда он вошел, но по пути он ведь проходил другие двери.
  
  Она подняла на него глаза:
  
  — Папа сказал мне, что второй убитый мальчик — сын судьи.
  
  — Ты его знала?
  
  Она покачала головой:
  
  — Почти нет.
  
  — Разве ты не Порт-Эдгар оканчивала?
  
  — Порт-Эдгар, но Дерек был моложе меня на два года.
  
  — Кейт хочет сказать, — пояснила Шивон, — что и все ученики в классе Дерека были на два года младше ее, почему она ими и не интересовалась.
  
  — И это верно, — согласилась Кейт.
  
  — Ну а что насчет Ли Хердмана? Его ты знала?
  
  Выдержав пристальный взгляд Ребуса, она медленно кивнула.
  
  — Один раз он даже пригласил меня. — Она помолчала. — То есть покататься на его катере пригласил. Нас набралась целая куча. Мы думали, что водные лыжи — это сплошной восторг, а оказалось, что это больше на тяжелую работу смахивает, и напугал он меня до полусмерти.
  
  — Каким же это образом?
  
  — Он очень уж мотал того, кто на лыжах, вел катер прямо на опоры моста или несся прямо на остров Инч-Гарви.
  
  — Там, кажется, что-то вроде крепости? — спросила Шивон.
  
  — Там пушки стояли в войну или что-то в этом роде, чтобы не дать противнику высадиться на Форт.
  
  — Значит, Хердман пытался напугать тебя? — переспросил Ребус, желая направить разговор по прежнему руслу.
  
  — Мне кажется, это должно было стать чем-то вроде испытания — посмотреть, крепкие ли у тебя нервы. Мы все посчитали его маньяком. — Она внезапно замолчала, осознав важность того, что сказала. Бледное лицо стало совсем белым. — То есть я не утверждаю, будто могла предположить, что он…
  
  — Никто не мог предположить, Кейт, — заверила ее Шивон.
  
  Потребовалось несколько секунд, чтобы девушка успокоилась.
  
  — Говорят, он был в армии, кажется, даже диверсантом. — Ребус не знал, куда она клонит, но посчитал за лучшее кивнуть. Она потупилась, глядя теперь на кота, который лежал, закрыв глаза и громко мурлыча. — Это может показаться нелепым…
  
  Ребус подался вперед:
  
  — Ты это про что, Кейт?
  
  — Просто это… было первой мыслью, когда я услышала…
  
  — Что именно?
  
  Она перевела взгляд с Ребуса на Шивон, потом обратно:
  
  — Нет. Это глупость.
  
  — Ничего. Я привык, — с улыбкой произнес Ребус. В ответ она тоже, казалось, криво усмехнулась, а потом набрала побольше воздуха:
  
  — Год назад Дерек угодил в автокатастрофу. Он не пострадал, а вот парень, который был с ним и вел машину…
  
  — Погиб? — догадалась Шивон.
  
  Кейт кивнула:
  
  — Ни у того ни у другого не было прав, и оба были выпивши. Дерек очень тяжело переживал свою вину. И не из-за расследования и всякого такого…
  
  — И какое это может иметь отношение к пальбе в школе? — удивился Ребус.
  
  Она пожала плечами:
  
  — Никакого. Просто когда я услышала… когда папа позвонил мне по телефону… я вдруг вспомнила, что сказал мне Дерек через несколько месяцев после катастрофы. Он сказал, что семья погибшего парня его ненавидит. Почему мне это и пришло на память. А когда пришло, в голове само собой возникло слово… месть. — Она встала со стула и, подняв Боэция, посадила его на освободившееся место. — Думаю, мне стоит проверить, как там папа. Я сейчас вернусь.
  
  Вслед за ней поднялась и Шивон.
  
  — Кейт, — сказала она, — вы хорошо себя чувствуете?
  
  — Все в порядке. Не беспокойтесь обо мне.
  
  — Я очень огорчена этой историей с вашей мамой.
  
  — Не огорчайтесь. Папа с ней постоянно ссорился. Сейчас, по крайней мере, прекратились эти ссоры… — И вновь изобразив улыбку, Кейт вышла из кухни.
  
  Ребус взглянул на Шивон и слегка поднял брови, лишь этим показывая, что за последние десять минут услышал нечто примечательное. Он последовал за Шивон в гостиную. За окнами стемнело, и он зажег свет.
  
  — Шторы задернуть? — спросила Шивон.
  
  — Считаешь, утром их кто-нибудь раздвинет?
  
  — Может, и не раздвинет.
  
  — Тогда оставь как есть. — Ребус зажег еще одну лампу. — Дом этот лучше поярче осветить.
  
  Он стал рыться в фотографиях. Размытые лица, места, которые постепенно всплывали в памяти. Шивон изучала фотографии на стенах.
  
  — Мать семейства из фамильной истории вычеркнута, — заключила она.
  
  — И не только это, — как бы между прочим бросил Ребус. Шивон кинула на него быстрый взгляд:
  
  — А что еще?
  
  Он махнул рукой в сторону книжных полок:
  
  — Возможно, это плод моего воображения, но похоже, что снимков Дерека здесь больше, чем снимков Кейт.
  
  Шивон, кажется, поняла, что он имел в виду:
  
  — И что нам это дает?
  
  — Ну, не знаю.
  
  — Возможно, на некоторых из снимков Кейт была также и мать.
  
  — А потом, считается, что младший в семье всегда любимчик родителей.
  
  — Ты это по собственному опыту говоришь?
  
  — У меня тоже был младший брат, если на то пошло.
  
  Шивон на секунду задумалась:
  
  — Как полагаешь, не надо ему это сообщить?
  
  — Кому?
  
  — Твоему брату.
  
  — Что в нем родители всегда души не чаяли?
  
  — Нет, сообщить о том, что произошло.
  
  — Для этого придется вначале выяснить, где он сейчас находится.
  
  — Ты даже не знаешь, где сейчас твой родной брат?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Ничего не поделаешь, Шивон.
  
  Они услышали шаги на лестнице. В комнату вошла Кейт:
  
  — Спит. Он все время спит.
  
  — Сейчас это для него лучше всего, — сказала Шивон и сама поморщилась от нечаянно вырвавшейся банальности.
  
  — Кейт, — вмешался Ребус, — мы оставим тебя в покое, но напоследок последний вопрос, если не возражаешь.
  
  — Сначала я должна услышать вопрос.
  
  — Вопрос простой: не могла бы ты сказать точно, где и когда потерпела аварию машина Дерека?
  
  Подразделение Д располагалось в добротном, старинной постройки здании в центре Лейта. Поездка из Саут-Квинсферри не отняла много времени: в вечерний час машины по большей части направлялись из города, а не в город. Сотрудники полиции участвовали в расследовании преступления в школе. Он отыскал служащую канцелярии и спросил ее, где могут находиться папки с делами. Шивон между тем тыкала в клавиши компьютера, надеясь отыскать там соответствующие данные. Наконец папка с делом была найдена — она пылилась на одной из архивных полок вместе с сотнями других. Ребус поблагодарил сотрудницу.
  
  — Рада была помочь, — сказала та. — У нас сейчас все вымерло, настоящая пустыня.
  
  — Слава богу, преступники не знают об этом, — заметил, подмигнув ей, Ребус.
  
  Она фыркнула:
  
  — Да у нас и в обычное время не слишком шумно, — сказала она, имея в виду нехватку кадров.
  
  — С меня причитается угостить вас в ресторане, — сказал Ребус, когда та повернулась, чтобы уйти. Шивон видела, как женщина, не оборачиваясь, махнула рукой.
  
  — Ты даже не знаешь, как ее зовут, — сказала Шивон.
  
  — И угощать ее тоже не подумаю.
  
  Ребус плюхнул папку на стол и сел так, чтобы Шивон, подвинув поближе стул, могла вместе с ним знакомиться с документами.
  
  — Все еще встречаешься с Джин? — спросила она, когда он раскрыл папку, и тут же нахмурилась: поверх документов лежала глянцевая цветная фотография места, где произошла авария. Погибшего подростка выбросило с водительского кресла, так что верхняя половина тела оказалась на капоте машины. Были и другие фотографии, сделанные при вскрытии. Ребус сунул их под папку и погрузился в чтение.
  
  Двое приятелей: Дерек Реншоу, шестнадцати лет, и Стюарт Коттер, семнадцати, решили взять машину, принадлежавшую отцу Стюарта, скоростную «ауди ТТ». Отец был в командировке и должен был вернуться домой поздним вечером на такси. У парнишек в запасе была масса времени, и они решили прокатиться в Эдинбург. Они выпили в одном из баров на набережной в Лейте, после чего направились на Саламандер-стрит. Они намеревались проехаться потом по автостраде А-1 и вернуться домой. Но Саламандер-стрит показалась им очень подходящей для гонок. Следователи рассчитали, что они разогнали машину миль до семидесяти в час, когда Стюарт Коттер не справился с управлением. Он пытался затормозить на красный свет, машину занесло, кинуло на тротуар и шмякнуло о кирпичную стену. Лобовой удар. Дерек был пристегнут ремнем безопасности и потому остался жив. Стюарт же, несмотря на подушку безопасности, погиб.
  
  — Ты помнишь этот случай? — спросил Ребус у Шивон. Та покачала головой.
  
  Сам Ребус тоже его не помнил. Возможно, случай пришелся на время его отпуска или когда он был занят чем-то другим. Если ему раньше и попадалось на глаза это заключение, то оно было… как бы объяснить получше… настолько стандартным и непримечательным, что вряд ли зацепило бы его хоть словом. Молодые люди в погоне за глупыми развлечениями… желание казаться взрослым ценою риска… Он мог бы обратить внимание на фамилию Реншоу, но фамилия Реншоу встречается в этих краях так часто. Он поискал фамилию следователя, которому было поручено дело. Сержант Калум Маклеод. Ребус был с ним немного знаком. Хороший коп, то есть дотошный в расследовании.
  
  — Меня одно интересует, — сказала Шивон.
  
  — Что именно?
  
  — Неужели мы всерьез считаем это убийством из мести?
  
  — Нет.
  
  — Я хочу сказать: зачем ждать целый год? Даже больше года — тринадцать месяцев. К чему такое долгое выжидание?
  
  — Совершенно ни к чему…
  
  — Значит, мы не думаем…
  
  — Это мотив, Шивон. И в настоящий момент, как мне кажется, Бобби Хоган ожидает от нас работы именно тут. Ему надо получить возможность заявить, что Ли Хердман просто-напросто спятил и потому решил пришить двух-трех школьников. Хогану вовсе не требуется, чтобы газеты стали писать о преступном сговоре и что, похоже, следствие чего-то недораскрыло. — Ребус вздохнул. — Месть — это популярнейший мотив. Если мы познакомимся с семьей Стюарта Коттера и исключим ее, то одной проблемой станет меньше.
  
  Шивон кивнула:
  
  — Отец Стюарта — бизнесмен. Имеет «ауди ТТ». Наверное, мог себе позволить и нанять кого-то вроде Хердмана.
  
  — Прекрасно. Но зачем убивать сына судьи? Или того, кто оказался ранен? И зачем себя убивать, если уж на то пошло? На наемного убийцу это не похоже.
  
  Шивон пожала плечами.
  
  — Ну, насчет этого ты, видно, лучше меня осведомлен. — Она перелистала еще несколько страниц. — Не указано даже, в какой области бизнеса подвизается этот мистер Коттер… А, вот… венчурные предприятия. Ну, это дело темное и сомнительное.
  
  — А как его полное имя? — Ребус вытащил записную книжку, но удержать в пальцах авторучку не смог. Шивон пришла ему на помощь.
  
  — Уильям Коттер, — сказала она, сделав запись и присовокупив к ней адрес: — Проживают они в Делмини. Где это?
  
  — В двух шагах от Саут-Квинсферри.
  
  — Звучит шикарно: Лонг-Риб-Хаус, Делмини. Ни тебе названия улицы, ни других подробностей.
  
  — Должно быть, неплохо идут дела у венчурных предпринимателей. — Ребус разглядывал написание слова: — По-моему, я и произнести это толком не умею. — Он продолжил чтение: — Имя супруги — Шарлотта. Владеет двумя соляриями в городе.
  
  — Все собиралась начать посещать один из них, — сказала Шивон.
  
  — Вот теперь тебе и карты в руки. — Ребус уже дошел почти до конца страницы. — Имеется дочь по имени Тири, к моменту аварии четырнадцати лет. Стало быть, сейчас ей пятнадцать. — Сосредоточенно нахмурившись, он попытался каким-то образом перелистать оставшиеся страницы.
  
  — Что ты ищешь?
  
  — Семейное фото.
  
  Ему повезло. Сержант Маклеод и впрямь оказался весьма дотошным, подшив в дело вырезки из газет. Одна бульварная газетенка поместила у себя и фото: отец с матерью сидят на диване, сын и дочь пристроились за их спинами, так что видны лишь головы. Ребус был совершенно уверен, что узнал девушку. Тири. Мисс Тири. Как она ему сказала? «В любое время, как только пожелаете».
  
  Что она, черт возьми, имела в виду?
  
  Шивон заметила выражение его лица:
  
  — Еще один знакомый?
  
  — Случайно познакомился с ней по пути в паб «У лодочника». Но здесь она немного другая. — Он вглядывался в свежее, без косметики лицо. Волосы на фотографии были скорее пепельно-русые, чем иссиня-черные. — Теперь она покрасилась, лицо густо напудрено белой пудрой, губы и глаза подведены черным… одета тоже в черное.
  
  — Из готов, что ли? Так поэтому ты спрашивал меня о тяжелом металле?
  
  Он кивнул.
  
  — Думаешь, это имеет какое-то отношение к гибели ее брата?
  
  — Может иметь. Есть и еще одна вещь.
  
  — Какая?
  
  — Ее слова… Что-то насчет того, что она вовсе не огорчена их гибелью.
  
  Они взяли еды на вынос в любимой восточной кулинарии Ребуса на Козуэй-сайд. Пока паковали заказ, соседняя лавочка, торговавшая нелицензионным спиртным, снабдила их шестью бутылками холодного лагера.
  
  — Потратились не слишком, по-моему, — сказала Шивон, поднимая с прилавка тяжелый пакет.
  
  — Уж не думаешь ли, что я возьму с тебя деньги? — возмутился Ребус.
  
  — Все равно заставлю.
  
  Они отвезли провизию на его квартиру в Марчмонте и поставили машину, ухитрившись втиснуть ее в последний свободный промежуток. Квартира была на третьем этаже. Ребус не мог попасть ключом в отверстие дверного замка.
  
  — Дай-ка я открою, — предложила Шивон.
  
  Внутри, в квартире, воздух был спертый и пахло так, как обычно пахнет жилище холостяка, — несвежей едой, винным перегаром, потом. По ковру гостиной были разбросаны кассеты; они протянулись дорожкой между магнитофоном и любимым креслом Ребуса. Оставив продукты на столе, Шивон направилась в кухню взять тарелки и вилки с ножами. В кухне мало что говорило о готовке. В раковине были оставлены две кружки, в сушке стояла открытая банка маргарина с пятнами плесени. На дверце холодильника висела желтая памятка — список необходимых покупок: «хлеб, молоко, марг., бекон, салатн. соус, спиртн., лампочки». Края записки начали завиваться в трубочку, и Шивон подумала: интересно, сколько времени провисел здесь этот список?
  
  Вернувшись в гостиную, она увидела, что Ребус смог поставить музыку — диск, когда-то подаренный ею, — Вайолет Индиана.
  
  — Тебе это нравится? — спросила она. Он пожал плечами:
  
  — Я подумал, может, это нравится тебе.
  
  То есть до этого дня он не удосужился даже послушать ее подарок.
  
  — Ну уж лучше, чем доисторическая дребедень, которую ты ставишь в машине.
  
  — Не забывай, что имеешь дело и с человеком доисторическим.
  
  Она улыбнулась и стала вынимать покупки. Бросив взгляд в сторону магнитофона, она увидела, что Ребус ухватил зубами бинт и словно вгрызается в него.
  
  — Неужели ты так голоден?
  
  — Есть лучше, когда снимешь это все. — Он начал разматывать полоски бинтов — вначале на одной руке, потом на другой. Она заметила, что ближе к концу движения его замедляются. Наконец обнажились обе руки — красные, в волдырях и, видно, воспаленные. Он с усилием пошевелил пальцами.
  
  — Пора еще таблеток глотнуть? — спросила Шивон.
  
  Он кивнул, потом подошел к столу, сел. Шивон открыла две бутылки лагера, и они принялись за еду. Ребусу было нелегко удерживать вилку, но он проявлял настойчивость и, несмотря на брызги соуса на столе, рубашки своей не запачкал. Они ели молча, лишь изредка обмениваясь впечатлениями от еды. Когда трапеза была окончена, Шивон убрала посуду и тщательно протерла стол.
  
  — Хорошо бы тебе в список продуктов добавить еще салфетки, — посоветовала она.
  
  — Какой еще «список продуктов»? — Ребус уселся в свое кресло, примостив себе на бедро вторую бутылку лагера. — Не посмотришь, крема там не осталось?
  
  — Ты это о сладком креме говоришь?
  
  — Нет, я имею в виду, в ванной — обеззараживающий.
  
  Она покорно пошарила в ванном шкафчике, заметив, что ванна полна до краев. Вода по виду была холодной. Она вернулась с синим тюбиком.
  
  — От порезов и воспалений.
  
  — Подойдет.
  
  Взяв у нее тюбик, он наложил на обе руки и втер в них толстый слой крема. Она открыла вторую бутылку для себя и села с ней на диванный валик.
  
  — Может, мне спустить воду?
  
  — Какую воду?
  
  — В ванне. Ты забыл выдернуть пробку. Наверное, это та вода, которой ты ошпарился, когда опрометчиво влез в нее.
  
  Ребус вскинул на нее глаза:
  
  — Кто это тебе рассказал?
  
  — Доктор в лечебнице. Кажется, он тебе не поверил.
  
  — Вот тебе и врачебная тайна, — пробормотал Ребус. — Он, по крайней мере, подтвердил, что это ожоги от кипятка, а не от огня, а? — Шивон лишь пренебрежительно сморщила нос. — Ну спасибо, что решила меня проверить.
  
  — Я только усомнилась в том, что можно так ошпариться, моя посуду. Что же касается воды в ванне…
  
  — Я спущу ее после. — Откинувшись в кресле, он глотнул из пивной бутылки. — А пока… как мы будем вести себя в отношении Мартина Ферстоуна?
  
  Она пожала плечами, пересев с валика на диван.
  
  — А как мы можем себя вести? Совершенно очевидно, что ни ты, ни я его не убивали.
  
  — Всякий пожарный скажет тебе одно: если хочешь кого-нибудь порешить и уйти безнаказанным, напои его до беспамятства, а потом включи жаровню.
  
  — Вот как?
  
  — И любому копу это также известно.
  
  — Что не означает, будто не мог произойти несчастный случай.
  
  — Мы с тобой копы, Шивон, и хорошо знаем: виновен, пока не доказано обратное. А когда этот Ферстоун успел подбить тебе глаз?
  
  — Откуда ты знаешь, что это он? — По выражению лица Ребуса она поняла, что вопросом своим чуть ли не оскорбила его. Она вздохнула: — В последний четверг перед своей гибелью.
  
  — Что же произошло?
  
  — По-видимому, он выслеживал меня. Я выгружала из машины пакеты с продуктами и вносила их в дом. Когда я отвернулась, он ел яблоко из моего пакета, который стоял на обочине. Лицо его расплывалось в широченной улыбке. Я шагнула к нему. Я была в ярости. Ведь теперь он знал, где я живу! И я отвесила ему пощечину… — Она улыбнулась, вспомнив эту сцену. — Яблоко отлетело на середину мостовой.
  
  — Он мог привлечь тебя за нападение.
  
  — Но он этого не сделал. Он молниеносно выбросил вперед руку и ударил меня под правый глаз. Я отшатнулась, налетела на ступеньку и упала, приземлившись прямо на задницу. А он как ни в чем не бывало ушел, не забыв прихватить лежавшее на мостовой яблоко.
  
  — Ты не сообщила об этом?
  
  — Нет.
  
  — И не рассказывала никому, как это произошло?
  
  Она покачала головой. Ей вспомнилось, что и на вопрос Ребуса тогда она покачала головой, прекрасно зная, что долго думать и гадать ему не придется.
  
  — Лишь после того, как я узнала, что он погиб, я пошла к начальнице и рассказала ей.
  
  В комнате нависло молчание. Бутылки у рта, глаза уперлись в глаза. Шивон глотнула и облизнула губы.
  
  — Я не убивал его, — тихо сказал Ребус.
  
  — Он заявил на тебя в полицию.
  
  — И скоренько забрал заявление назад.
  
  — Выходит, что это несчастный случай.
  
  Секунду он молчал, а потом повторил: «Виновен, пока не доказано обратное».
  
  Шивон приподняла бутылку:
  
  — Ну, за виновного!
  
  Ребус выдавил из себя улыбку:
  
  — Это был последний раз, когда ты его видела?
  
  Она кивнула.
  
  — Ну а ты?
  
  — Ты не боялась, что он явится опять? — И перехватив ее взгляд, он тут же поправился: — Ну пускай не «боялась», но опасалась, думала об этом?
  
  — Я принимала меры предосторожности.
  
  — Какие же?
  
  — Обычные. Постоянно оглядывалась. Старалась выходить и входить в дом вечером, только если кто-нибудь был рядом.
  
  Ребус откинулся в кресле. Музыка смолкла.
  
  — Хочешь послушать что-нибудь еще? — спросил он.
  
  — Хорошо бы услышать, что в последний раз ты видел его в тот день, когда между вами произошла драка.
  
  — Это было бы неправдой.
  
  — Так когда же на самом деле ты видел его в последний раз?
  
  Ребус вскинул голову, чтобы встретиться с ней взглядом.
  
  — В тот вечер, когда он погиб. — Он помолчал. — Но ты ведь и раньше это знала, верно?
  
  Она кивнула:
  
  — Мне Темплер сказала.
  
  — Я путешествовал по пабам и в конце концов столкнулся с ним. Мы перекинулись словцом-другим.
  
  — Обо мне?
  
  — О твоем подбитом глазе. Он сказал, что защищался. — Ребус помолчал. — Судя по твоему рассказу, может, так и было.
  
  — В каком же это пабе вы встретились?
  
  Ребус передернул плечами:
  
  — Возле Грейсмаунта, кажется.
  
  — С каких это пор ты пьешь так далеко от Оксфорд-бара?
  
  Он глянул на нее исподлобья:
  
  — Ну, может, я и желал побеседовать с ним.
  
  — Ты за ним охотился?
  
  — Нет, вы только послушайте этого юного прокурора! — Лицо Ребуса залило краской.
  
  — И без сомнения, половина посетителей паба вычислила тебя как сыщика, — уверенно заявила Шивон. — Почему это и стало известно Темплер.
  
  — Разве это — не типичный случай «давления на свидетеля»?
  
  — Знаешь, я достаточно твердо стою на своих двоих, Джон.
  
  — Хоть ему случалось и сбивать тебя с ног. Он настоящий хулиган, Шивон. Ты же видела его досье…
  
  — Но это не давало тебе права…
  
  — При чем тут право? — Ребус вскочил с кресла и бросился к столу за новой бутылкой: — Еще пива хочешь?
  
  — Но если садиться за руль…
  
  — Ты сама так решила.
  
  — Правильно, Джон. Конечно, это я решила. Я, а не ты.
  
  — Я не убивал его, Шивон. Единственное, что я себе позволил, это… — Остальные слова Ребус проглотил.
  
  — Что ты себе позволил? — Шивон всем корпусом вывернулась на диване, чтобы смотреть ему в глаза. — Что ты себе позволил? — повторила она.
  
  — Я пошел к нему домой. — Она лишь глядела на него во все глаза, чуть приоткрыв рот. — Он пригласил меня.
  
  — Он пригласил тебя?
  
  Ребус кивнул. Открывалка задрожала в его руке, и он перепоручил работу Шивон, которая, открыв бутылку, передала ее Ребусу.
  
  — Подонок любил поиграть в игры, Шивон. Сказал, что мы должны пойти к нему и выпить — так сказать, зарыть томагавки в землю.
  
  — Зарыть томагавки?
  
  — Его слова.
  
  — И вы так и сделали?
  
  — Он был настроен поговорить… не о тебе, обо всем, кроме тебя. Служба в армии, тюремные байки, его детство. Обычная слезливая исповедь — отец бил его, матери до него дела не было…
  
  — А ты сидел и слушал?
  
  — Сидел и думал, как хорошо было бы врезать этому мерзавцу по первое число.
  
  — Но не врезал?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Когда я уходил, он уже здорово набрался.
  
  — И оставался не в кухне?
  
  — Нет. В гостиной.
  
  — А в кухне его ты был?
  
  Ребус опять покачал головой:
  
  — Не был.
  
  — Ты рассказывал это Темплер?
  
  Ребус поднял было руку, чтобы потереть лоб, но вовремя спохватился, вспомнив, какой жгучей болью грозит ему это движение.
  
  — Отправляйся-ка домой, Шивон.
  
  — Сначала мне пришлось разнимать вас, а после ты уверяешь, что он пригласил тебя к себе, что вы с ним пили и болтали. И ты думаешь, что я тебе поверю?
  
  — Я не прошу тебя чему бы то ни было верить. Отправляйся лучше домой.
  
  Она встала:
  
  — Я могу…
  
  — Я уже слышал, что ты можешь твердо стоять на своих двоих, — с неожиданной усталостью в голосе сказал Ребус.
  
  — Я хотела сказать, что если ты хочешь, я могу помыть посуду.
  
  — Не надо. Я сам ее вымою утром. Давай-ка лучше заляжем спать. — Он прошел к большому окну в эркере и стал глядеть вниз на пустынную улицу.
  
  — Во сколько мне за тобой заехать?
  
  — В восемь.
  
  — В восемь так в восемь. — Она помедлила. — У такого, как Ферстоун, должны быть враги.
  
  — С большой долей вероятности.
  
  — Возможно, кто-то увидел вас вместе, а потом выждал, когда ты уйдешь, и…
  
  — До завтра, Шивон.
  
  — Он мерзавец, Джон. Я хочу постоянно слышать это от тебя. — Голос ее задрожал. — За его смерть мир только спасибо скажет.
  
  — Не помню, чтоб я так отзывался о нем.
  
  — И тем не менее ты так говорил, и не так давно. — Она направилась к двери. — Ну, до завтра!
  
  Он выжидал, слушая, когда щелкнет дверной замок. Вместо этого откуда-то из глубины квартиры раздалось журчание воды. Он сделал несколько глотков лагера, глядя в окно. На улице она не появилась. Приоткрыв дверь гостиной, он услышал шум наполняемой ванны.
  
  — Ты что, и спинку мне потереть надумала?
  
  — Это, конечно, не входит в мои служебные обязанности. — Она искоса взглянула на него. — Но сменить одежду тебе не мешает. Я помогла бы тебе достать чистую.
  
  Он мотнул головой:
  
  — Ей-богу, я и сам справлюсь.
  
  — Я задержусь, лишь пока ты будешь мыться. Хочу убедиться, что ты сможешь вылезти из ванны.
  
  — Все будет отлично.
  
  — И все-таки я подожду.
  
  Подойдя к нему, она вырвала из его неверных рук бутылку лагера и поднесла к своему рту.
  
  — Не переусердствуй с кипятком, — предупредил ее Ребус.
  
  Она кивнула, не отрываясь от бутылки:
  
  — Меня одно интересует.
  
  — Что именно?
  
  — Как ты управляешься в туалете?
  
  Он прищурился:
  
  — Как и любой другой мужчина.
  
  — Что-то подсказывает мне, что дальнейшие расспросы были бы неуместны. — Она отдала ему бутылку. — Пойду посмотрю, не слишком ли горячая вода на этот раз.
  
  Позже, кутаясь в банный халат, он глядел, как она вышла на улицу, как посмотрела по сторонам, как оглянулась, хотя ее преследователь теперь и оставил ее в покое на веки вечные.
  
  Но Ребус знал, что людей, подобных Мартину Ферстоуну, по улице шатается много. Что их тьма и тьма. В школе их дразнят. Вечно становясь козлами отпущения, они прибиваются к бандам, где их поначалу тоже в грош не ставят. Но, закалившись в должной мере, они и сами начинают тяготеть к насилию и мелкому воровству, так как другой жизни они и не видывали. Ферстоун рассказывал ему свою историю, а Ребус слушал.
  
  — Небось думаешь, мне надо к врачу, башку проверить, да? А я скажу тебе, что одно дело, как ты себя ведешь, и совсем другое — что у тебя внутри в башке происходит. Похоже на бред, да? Может быть, и так, потому что я уже здорово набрался. А ты, если хочешь залакировать, то пожалуйста — виски еще полно. Ты только пальцами щелкни, а то я, знаешь, не очень-то привык угощать, как хозяину положено. Разболтался тут, а ты… ты, если что, не стесняйся. — Он все говорил, говорил, а Ребус слушал, потягивая виски, чувствуя, что больше пить не в силах.
  
  Ферстоуна он нашел лишь в пятом из пабов. И когда монолог собутыльника наконец иссяк, Ребус, подавшись вперед, наклонился к нему. Они сидели в продавленных креслах, разделенные кофейным столиком с картонной коробкой вместо одной ножки. Два стакана, бутылка, переполненная пепельница и Ребус, наклонившийся вперед, чтобы подать наконец голос впервые за эти полчаса:
  
  — Марти, давай забудем эту историю с сержантом Кларк, засунем все это куда подальше, ладно? Ну не нарочно я это, погорячился, вот и все. А у меня есть вопрос, который я все задать тебе хотел…
  
  — Какой? — Ферстоун сидел осовелый в своем кресле с сигаретой, зажатой между большим и указательными пальцами, глаза его слипались.
  
  — Я слыхал, что ты с Павлином Джонсоном знаком. Что о нем скажешь?
  
  Стоя у окна, Ребус прикидывал, сколько еще болеутоляющего осталось в пузырьке. Хотелось выйти и выпить как следует. Отойдя от окна, он направился в спальню. Открыл верхний ящик комода и, роняя на пол галстуки и носки, нашел наконец то, что искал.
  
  Зимние перчатки. Черные кожаные перчатки на нейлоновой подкладке. Совсем новые. Надеваемые впервые.
  День второй
  Среда
  4
  
  Иногда Ребус готов был поклясться, что чувствует запах духов, какими душилась жена, запах, исходящий от холодной подушки. Это было невозможно — ведь со времени их развода прошло двадцать лет. Даже и подушка-то сменилась: на этой жена не спала и к ней не прислонялась. Примешивались и другие запахи — духов других женщин. Он понимал, что ему это только кажется. Что на самом деле ничем не пахнет. Вернее, пахнет отсутствием.
  
  — О чем задумался? — спросила Шивон, кидая машину с полосы на полосу в робких попытках ускорить ее движение: они ехали в густом потоке транспорта утреннего часа пик.
  
  — О подушках, — признался Ребус. Она приготовила кофе для них обоих, и он сжимал в руках свой стаканчик.
  
  — Между прочим, красивые перчатки, — сказала она, и видимо, не в первый раз, — в это время года весьма впечатляют.
  
  — Я ведь, знаешь ли, могу и другого шофера себе нанять.
  
  — Но будет ли он готовить тебе кофе — вот вопрос.
  
  Она резко притормозила перед светофором, чей желтый свет внезапно превратился в красный. Ребус едва не расплескал свой кофе.
  
  — Что это за музыка? — спросил он, кивнув в сторону автомобильного магнитофона.
  
  — Толстяк Слим. Решила, что он немножко встряхнет тебя.
  
  — Что это он там блеял про любовь к родной земле?
  
  Шивон улыбнулась:
  
  — Ты, наверное, не дослышал. Могу поставить что-нибудь более традиционное. Как ты насчет Темпеса?
  
  — Беженец. Годится, — сказал Ребус.
  
  Однокомнатная квартирка Ли Хердмана располагалась в Саут-Квинсферри над баром на Хай-стрит. Вход был через узкую каменную арку, куда не проникало солнце. Стоявший возле двери полицейский сверял фамилии входивших с имевшимся у него списком. Это был Брендан Иннес.
  
  — Скоро сменяешься? — поинтересовался Ребус.
  
  Иннес взглянул на часы:
  
  — Еще часок — и помчусь отсюда со всех ног.
  
  — А что здесь происходит?
  
  — Люди на работу спешат.
  
  — Сколько здесь еще квартир, кроме хердмановской?
  
  — Всего две. Одну занимает учитель и его сожительница, другую — автомеханик.
  
  — Учитель? — поднял бровь Ребус.
  
  Иннес замотал головой:
  
  — К Порт-Эдгару отношения не имеет. Работает в местной начальной школе. Сожительница его — продавщица в магазине.
  
  Ребус знал, что соседей, скорее всего, уже допросили. И что где-то должен быть протокол.
  
  — Ты сам-то с ними говорил? — осведомился он.
  
  — Только на входе и выходе.
  
  — И как они о нем отзываются?
  
  Иннес пожал плечами:
  
  — Как обычно: в меру тихий, вроде бы вполне симпатичный.
  
  — В меру тихий, а не просто тихий?
  
  Иннес кивнул:
  
  — Похоже, у него допоздна засиживались приятели.
  
  — И это злило соседей?
  
  Иннес опять пожал плечами. Ребус повернулся к Шивон:
  
  — Список его знакомств у нас имеется?
  
  Она кивнула:
  
  — Может, пока не совсем полный…
  
  — Вам вот это понадобится, — сказал Иннес. В руках он держал ключ. Шивон взяла его.
  
  — Очень там насвинячили? — спросил Ребус.
  
  — Ну, ребята, которые обыск делали, ведь знали, что хозяин не вернется, — ухмыльнулся Иннес и опустил голову, внося и их фамилии в список.
  
  Нижний холл был маленький, тесный. Всю свежую почту выгребли. Они преодолели два пролета каменных ступеней. На первую площадку выходило несколько дверей, на вторую — только одна. Ничто не говорило о том, кто занимает эту квартиру, — ни фамилии, ни номера на двери не было. Шивон повернула ключ, и они вошли.
  
  — Уйма замков, — заметил Ребус. Кроме замков имелись две внутренние задвижки. — Видно, ценил безопасность.
  
  Решить, как выглядела квартира до того, как ее почистила команда Хогана, было трудно. Ребус пробирался между ворохами одежды и газет на полу, там же валялись книги и безделушки. Помещение было под самой крышей и вызывало чувство клаустрофобии. Головой Ребус едва не упирался в потолок. Окошки были маленькие, немытые. Всего одна двуспальная кровать, гардероб, шкаф с выдвижными полками. На голом, не покрытом ковром полу портативный черно-белый телевизор, а рядом пустая пол-литровая бутылка виски «Белл». В кухне — засаленный желтый линолеум и стол — складной, чтобы можно было хоть повернуться. Тесная, пахнущая плесенью ванная. Два стенных шкафа в передней были, видимо, выпотрошены командой Хогана, после чего вещи в спешке сунули обратно. А вот прибрать в комнате полицейские не успели.
  
  Ребус вернулся в комнату.
  
  — Квартирка невзрачная, правда? — заметила Шивон.
  
  — С точки зрения агентов по продаже недвижимости, несомненно. — Ребус поднял с пола пару кассет: «Линкин Парк» и «Сепултура». — Парень, видно, металлом увлекался, — заметил он, кидая кассеты обратно.
  
  — А еще — своим армейским прошлым, — добавила Шивон, поднося к глазам Ребуса несколько книжек. Это была история подразделения, описание войсковых операций, в которых оно принимало участие, рассказы о жизни особистов после демобилизации. Она указала подбородком на стоявший рядом столик, и Ребус понял, что она имела в виду: альбом с вырезками из газет. Во всех статьях речь шла о солдатах. Пространно обсуждалась одна странная тенденция: бывшие герои-американцы убивали своих жен. Среди прочего были заметки о самоубийствах и исчезновениях. Одна статья была озаглавлена так: «На кладбище ОЛП стало тесно». Эта статья особенно заинтересовала Ребуса. Он знал людей, похороненных на специально выделенном участке кладбища Сент-Мартин, откуда было недалеко и до бывшего военного городка подразделения. Рекламировалось новое место — возле теперешнего расположения части в Креденхилле. В этой же статье говорилось о гибели двух солдат «в ходе учений в Омане», гибель эта могла быть следствием чего угодно, начиная от случайного выстрела и кончая казнью солдат как диверсантов.
  
  Шивон заглянула в пакет из супермаркета. Ребус услышал, как звякнули пустые бутылки.
  
  — Гостеприимный хозяин, — заметила Шивон.
  
  — Вино или что покрепче?
  
  — Текила и красное вино.
  
  — Судя по пустой бутылке в спальне, Хердман предпочитал виски.
  
  — Я же и говорю: гостеприимный хозяин. — Вынув из кармана листок бумаги, Шивон расправила его. — Здесь указывается, что экспертами были найдены и изъяты несколько шприцев, а также остатки кокаина. Они забрали также его компьютер и ряд фотографий из гардероба.
  
  — Что за фотографии?
  
  — Оружия. С моей точки зрения, весьма смахивает на фетишизм — я имею в виду, прикнопить эти снимки на дверцу с внутренней стороны.
  
  — А что за оружие?
  
  — Не указано.
  
  — Ну а стрелял-то он из чего?
  
  Шивон заглянула в протокол:
  
  — «Брокок». Газовый. «МЕ38 магнум», если уж точно.
  
  — Вроде револьвера?
  
  Шивон кивнула.
  
  — Такой можно купить совершенно открыто за сотню с небольшим. С газовым ударником.
  
  — Но у Хердмана он был переделанный?
  
  — Со стальным леером в стволе, чтобы можно было стрелять боевыми двадцать вторыми патронами или же подогнать его и под тридцать восьмой калибр.
  
  — Он стрелял боевыми двадцать вторыми?
  
  Она опять кивнула.
  
  — Стало быть, кто-то приложил руку к его пушке.
  
  — Он мог и сам управиться. Полагаю, что он знал, как такие вещи делаются.
  
  — Самое интересное, как он раздобыл такой пистолет.
  
  — Бывшие солдаты обычно имеют связи.
  
  — Возможно.
  
  Ребус мысленно перенесся в 60 — 70-е годы, когда оружие и взрывчатка сплошь и рядом похищались с баз для нужд той или иной стороны в североирландском конфликте. Многие солдаты тогда прятали у себя подобные «сувениры», и кое-кто знал, где можно без лишних вопросов продать или раздобыть оружие.
  
  — И между прочим, — сказала Шивон, — оружие это у него было не единственным.
  
  — На нем нашли еще что-то?
  
  Она покачала головой:
  
  — Нет, нашли это в его лодочном сарае — «мак-10».
  
  — Штука серьезная.
  
  — Ты с ней знаком?
  
  — «Инграм мак-10» американского производства. Может уложить не один десяток в течение минуты. Такую пушку запросто не купишь.
  
  — Эксперты склоняются к мысли, что и над этим пистолетом в свое время поработали.
  
  — И он тоже был переделан?
  
  — Или же куплен уже переделанным.
  
  — Благодарение Господу, что не его он прихватил в школу. Была бы настоящая бойня.
  
  В наступившей тишине оба предались размышлениям над сказанным, после чего возобновили осмотр квартиры.
  
  — Это интересно, — сказала Шивон и помахала в воздухе книжкой, показывая ее Ребусу. — История солдата, который, свихнувшись, попытался убить свою девушку. — Она изучала текст на суперобложке: — Покончил с собой, выпрыгнув из самолета… Кажется, реальная история… — Из книжки что-то выпало. Это был заложенный между страницами снимок. Подняв снимок, Шивон передала его Ребусу. — Ей-богу, это она!
  
  Это была она. Тири Коттер, снятая, видимо, не так давно. Щелкнули девушку на улице, и в снимок попали случайные фигуры. Улица городская, возможно эдинбургская. Девушка была снята, похоже, сидящей на тротуаре и в одежде, очень похожей на ту, в которой она курила с Ребусом его сигарету. На снимке она показывала язык снимавшему.
  
  — В веселом настроении, кажется, — заметила Шивон.
  
  Ребус разглядывал снимок. Посмотрел обратную сторону — надписи не было.
  
  — Она говорила, что знала погибших мальчиков. А знала ли она убийцу, я не догадался спросить.
  
  — Как насчет догадки Кейт Реншоу, что Хердман мог быть каким-то образом связан с семейством Коттер?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Может быть, и стоит поинтересоваться его банковским счетом, не отмечено ли там получения каких-либо подозрительных денег. — Внизу хлопнула дверь — Похоже, вернулся кто-то из соседей. Поинтересуемся?
  
  Шивон кивнула, и они покинули квартиру, проверив, не оставили ли дверь открытой. На нижней площадке Ребус приложил ухо сначала к одной, потом к другой двери. Стоя возле второй, он вскоре кивнул. Шивон забарабанила кулаком в дверь. Пока дверь открывали, она успела вытащить свое удостоверение.
  
  На двери значились две фамилии — учителя и его подружки. Она и откликнулась на стук. Невысокая блондинка, которая могла бы показаться хорошенькой, если бы не скошенный чуть на сторону подбородок, придававший ей вид несколько угрюмый и недовольный.
  
  — Я сержант Кларк, а со мной инспектор Ребус, — сказала Шивон. — Не возражаете ответить на несколько вопросов?
  
  Хозяйка квартиры перевела взгляд с Шивон на Ребуса:
  
  — Мы уже рассказали вашим товарищам все, что только знаем.
  
  — И мы очень благодарны вам за это, мисс, — сказал Ребус и увидел, как она скользнула взглядом по его перчаткам. — Вы здесь живете, так?
  
  — Угу.
  
  — Кажется, вы неплохо ладили с мистером Хердманом, хотя он порядком досаждал вам шумом.
  
  — Только когда у него бывали гости. Что ж такого, у нас самих иногда от шума крышу сносит.
  
  — Как и он, любите тяжелый металл?
  
  — Нет, что до меня, так предпочитаю Крошку Робби.
  
  — Это она Робби Уильямса имеет в виду, — пояснила Ребусу Шивон.
  
  — Вообще-то я и сам догадался, — огрызнулся тот.
  
  — Хорошо еще, что он запускал эту дребедень лишь для гостей.
  
  — Вас он тоже приглашал?
  
  Она покачала головой.
  
  — Покажите мисс… — начал было Ребус, обращаясь к Шивон, но осекся и послал соседке лучезарную улыбку. — Простите, не знаю, как вас величать.
  
  — Хейзел Синклер.
  
  Ребус сопроводил улыбку кивком.
  
  — Сержант Кларк, не могли бы вы показать мисс Синклер…
  
  Но Шивон уже достала фотографию и протягивала ее Хейзел Синклер.
  
  — Это мисс Тири, — быстро сказала та.
  
  — Значит, вам знакомо это лицо?
  
  — Конечно. Словно из «Семейки Аддамс» выскочила. Я часто вижу ее на Хай-стрит.
  
  — А в этом доме она бывала?
  
  — В доме? — Синклер задумалась, и от усилия вспомнить подбородок ее совсем уж полез на ухо. Потом она покачала головой: — Я всегда за гея его держала.
  
  — Но у него есть дети, — сказала Шивон, забирая фотографию.
  
  — Одно ведь другому не мешает, верно? У очень многих геев есть жены. А он в армии служил, так там геев как собак нерезаных.
  
  Шивон постаралась сдержать улыбку, а Ребус переступил с ноги на ногу.
  
  — А потом, — продолжала Хейзел Синклер, — к нему вечно парни ходили, так и шныряли взад-вперед по лестнице. — Она помолчала для пущего эффекта. — Молодые парни.
  
  — Такие же красавчики, как Робби?
  
  Синклер горестно покачала головой:
  
  — Да с ним бы я хоть на край света, задницу бы лизала ему!
  
  — Думаю, это мы из протокола можем исключить, — с самым серьезным видом заявил Ребус, в то время как обе женщины так и покатились со смеху.
  
  В машине по пути к причалу Порт-Эдгар Ребус разглядывал фотографии Ли Хердмана. На них Хердман выглядел высоким и крепким, с копной курчавых седоватых волос. Загорелое, а скорее всего, обветренное лицо, на котором с годами обозначились морщины, гусиные лапки возле глаз. Из окна машины было видно, как небо заволокло тучами и оно стало похоже на грязную простыню.
  
  На всех фотографиях Хердман был запечатлен на свежем воздухе — что-то делавшим на своем катерке на берегу или выходившим в устье. На одном снимке он махал кому-то, оставшемуся на суше. На губах его играла широкая улыбка совершенно счастливого человека. Ребус никогда не увлекался катерами и яхтами — на его вкус, лучше всего они смотрелись издали, преимущественно из окна какого-нибудь паба на взморье.
  
  — Ты когда-нибудь выходила в море? — спросил он Шивон.
  
  — Случалось несколько раз плыть на пароме.
  
  — Я имею в виду яхту. Ставить спинакер и так далее.
  
  Она вскинула на него глаза:
  
  — А его разве ставят?
  
  — Убей меня, если я знаю.
  
  Ребус взглянул вверх. Они проезжали под мостом Форт-роуд, дальше к причалу вела узкая дорога между гигантских бетонных опор, которые, казалось, вздымали мост до самых небес. На Ребуса такого рода вещи всегда производили особое впечатление — не природа, но самые крупные достижения человека в его борьбе с природой. Природа ставила задачи — человек находил решения.
  
  — Приехали, — сказала Шивон, направляя машину в открытые ворота. Причал состоял из нескольких зданий — одни поновее, другие ветхие — и двух длинных дамб, далеко выступавших в Ферт-оф-Форт. Возле одной из них были пришвартованы десяток-другой лодок и катеров. Они проехали мимо административного здания и сооружения, называвшегося «Шлюз Босун» и расположенного возле кафетерия.
  
  — Судя по путеводителю, здесь находится яхт-клуб, ремонт яхт и радарных установок, — заметила Шивон, вылезая из машины. Она обошла машину кругом, но Ребус сам смог открыть дверцу.
  
  — Видишь? — сказал он. — Рано меня еще на живодерню-то волочить. — Но пальцы его саднило даже в перчатках.
  
  Он выпрямился и огляделся. Высоко над их головами вздымался мост, но шум машин с него доносился глуше, чем можно было ожидать, он тонул в позвякивании каких-то деталей на яхтах. Может, звук этот и производили те самые спинакеры.
  
  — В чьем ведении все это? — спросил он.
  
  — На воротах значились какие-то «Эдинбургские развлекательные учреждения».
  
  — Иными словами, владеет городской совет, а значит, грубо говоря, также и мы с тобой.
  
  — Грубо говоря, да, — согласилась с ним Шивон. Она деловито изучала нарисованный от руки план. — Лодочный сарай Хердмана — справа, за туалетами. — Она показала пальцем. — Вон там, я думаю.
  
  — Хорошо. Потом подхватишь меня, — сказал Ребус и махнул рукой в сторону кафетерия. — Купи-ка кофе на вынос. Не слишком горячий!
  
  — Не такой, чтоб ошпариться, ты имеешь в виду? — Она направилась к дверям кафетерия. — Ты уверен, что справишься?
  
  Она исчезла, и дверь за ней захлопнулась, а Ребус остался возле машины. Мучительно медленно он достал из кармана сигареты и спички. Открыв пачку, он выудил из нее зубами сигарету, втянув ее прямо в рот. Закуривать при помощи зажигалки было куда легче, чем от спичек, если только суметь загородиться от ветра. Опершись о капот машины, он наслаждался курением, когда перед ним возникла Шивон.
  
  — Вот, пожалуйста, — сказала она, вручая ему наполовину наполненную кружку. — С уймой молока.
  
  Он уставился в светло-серую жижу:
  
  — Спасибо.
  
  Они пошли вместе, пару раз завернули за угол и немного покружили, так и не обнаружив никого вокруг, несмотря на пять-шесть автомобилей, припаркованных в том месте, где поставила машину Шивон.
  
  — Вот сюда, пониже, — сказала она, ведя его чуть ли не к самому мосту. Ребус заметил, что одна из длинных дамб была на самом деле деревянным понтоном для швартовки посторонних плавательных средств.
  
  — Должно быть, это здесь, — сказала Шивон, швырнув в ближайшую урну свою недопитую кружку. Ребус сделал то же самое, хотя выпил всего лишь глоток-другой этого тепловатого молочного пойла. Если тут и содержался кофеин, Ребус его не заметил.
  
  Лодочный сарай выглядел именно сараем, хотя и был лучшим в своем роде. Шириной футов в двадцать, он был склепан из полос жести и деревянных реек. На земле лежали два набора дверных цепочек — свидетельство того, что полиция, входя, перекусывала дужку замка. Цепочки были заменены сине-белой лентой, на двери кто-то повесил и официальное уведомление о том, что вход воспрещен под страхом уголовного наказания. Самодельная вывеска над дверью гласила, что сарай на самом деле является «Пунктом проката водных лыж и катеров» и принадлежит Л. Хердману.
  
  — Внушительное наименование, — задумчиво произнес Ребус, в то время как Шивон, отвязав ленту, толкнула дверь.
  
  — В точности как и указано на вывеске, — отозвалась она.
  
  Это и было предприятием Хердмана, местом, где он обучал моряцким премудростям новичков и пугал до полусмерти клиентов, решивших проехаться на водных лыжах. Ребус разглядел шлюпку, на вид двадцатифутовую. Она стояла на трейлере, шины которого были немного спущены. Было там и несколько катеров, также на трейлерах, их навесные моторы сверкали, как и водные лыжи, по виду — совершенно новые. В сарае было удивительно чисто — как будто его скребли, и даже с чрезмерной тщательностью. К одной из стен был прислонен верстак. Лежавшие на нем, а также на полке над ним инструменты были в идеальном порядке. Лишь одна замасленная тряпка указывала на то, что здесь работают с железом, иначе невнимательный глаз мог принять этот сарай за выставочный павильон.
  
  — Где нашли пистолет? — спросил Ребус.
  
  — В тумбочке под верстаком.
  
  Ребус взглянул: на цементном полу лежал аккуратно вскрытый замок. Дверца тумбочки была открыта, но, кроме разного вида гаечных ключей, там ничего не было.
  
  — Не стоит надеяться, что здесь осталось что-то, нас интересующее, — констатировала Шивон.
  
  — Похоже, что не стоит. — И все же Ребус чувствовал, что заинтересован — заинтересован тем, что может сказать о Ли Хердмане его рабочее место. Пока что оно характеризовало Хердмана как человека усердного и работящего, аккуратно прибиравшего все после себя. Судя по его квартире, дома он не проявлял особого педантизма. Но на работе он в этом смысле мог кому угодно дать сто очков вперед. Что не противоречило его армейскому прошлому. Ведь в армии не важно, неряшлив ли ты дома, важно, чтоб это не мешало твоей службе. Ребус знавал солдат, у которых и дома, и в бараке был полный хаос, а оружие и обмундирование блестели. Как говорил один сержант, армия так тебя прочешет, что ты сам себя не узнаешь.
  
  — Что скажешь? — спросила Шивон.
  
  — Похоже, он готовился к визиту санитарных инспекторов.
  
  — Мне кажется, яхтами своими он дорожил больше, чем квартирой.
  
  — Согласен.
  
  — Признак раздвоения личности.
  
  — Как так?
  
  — Хаос дома и полная ему противоположность на рабочем месте. Убогая обстановка дома и парадные дорогие лодки.
  
  — Кажется, я слышу речь юного психоаналитика! — прогрохотал громкий голос у них за спиной. Он принадлежал приземистой женщине лет пятидесяти, чьи волосы были так туго стянуты в пучок, что лицо казалось выступающим вперед. На женщине были черный костюм-двойка и некрасивые черные туфли, под пиджаком виднелись оливкового цвета блузка и жемчужная нитка на шее. На плече болтался черный рюкзак. Рядом с ней стоял высокий широкоплечий мужчина чуть ли не вдвое моложе ее, черноволосый, коротко стриженный; руки он держал сложенными на животе. Одет он был в темный костюм и белую рубашку с темно-синим галстуком.
  
  — Вы, должно быть, инспектор Ребус? — сказала женщина; она проворно шагнула вперед, словно для рукопожатия, и не слишком смутилась, когда Ребус не заметил ее движения. Лишь голос ее стал тише примерно на один децибел.
  
  — Я Уайтред, а это Симмс. — Маленькие бусинки глаз уперлись в Ребуса. — Наверно, вы и на квартире успели побывать? Инспектор Хоган сказал, что такое возможно… — Голос ее стал глуше, поскольку она прошла теперь вперед, в глубь сарая. Обойдя кругом шлюпку, она окинула ее оценивающим взглядом покупателя.
  
  Выговор у нее английский, подумал Ребус.
  
  — Я сержант Кларк, — подала голос Шивон.
  
  Уайтред задержала на ней взгляд и улыбнулась мимолетнейшей из улыбок.
  
  — Ну да, конечно, — сказала она.
  
  Между тем вперед выступил Симмс. Повторив свою фамилию, он повернулся к Шивон и проделал все ту же процедуру представления, но на этот раз с рукопожатием. Он тоже говорил как англичанин — бесстрастно, делано шутливым тоном.
  
  — Где был обнаружен пистолет? — спросила Уайтред, потом заметила вскрытый замок и, ответив сама себе кивком, направилась к тумбочке и порывистым движением опустилась перед ней на корточки, отчего ее юбка вздернулась, обнажив колени.
  
  — «Мак-10», — сказала она. — Известен как не очень надежный. — Она встала, и юбка вновь обвисла на ней.
  
  — Лучше, чем многое другое из амуниции, — отозвался Симмс. Покончив с предварительными представлениями, он стоял теперь между Ребусом и Шивон, слегка расставив ноги, выпрямившись и по-прежнему сложив руки на животе.
  
  — Не будете ли так любезны предъявить документы? — сказал Ребус.
  
  — Инспектор Хоган знает, что мы здесь, — через плечо бросила Уайтред. Теперь она осматривала рабочую поверхность верстака. Ребус неотступно следовал за ней по пятам.
  
  — Я попросил вас предъявить документы, — повторил он.
  
  — Я прекрасно это слышала, — сказала Уайтред, чье внимание привлекло теперь подобие маленькой конторы в глубине сарая. Она ринулась туда, Ребус — за ней.
  
  — Вы двигаетесь перебежками, — сказал он. — И это как нельзя лучше выдает вас. — Она не ответила. Дверь конторы первоначально, видно, была заперта на замок, но сейчас и он был взломан, а дверь опутывала лента. — Плюс ваш напарник, употребивший слово «амуниция», — продолжал Ребус.
  
  Уайтред сорвала ленту и заглянула внутрь. Письменный стол, кресло, единственный конторский шкаф. Ни для чего другого места не нашлось, если не считать некоего предмета на полке, предмета, похожего на рацию. Ни компьютеров, ни ксероксов, ни факсов. Ящики стола были открыты — содержимое изучалось. Уайтред вытащила кипу бумаг и стала их пролистывать.
  
  — Вы военные, — в тишину конторы сказал Ребус. — Вы можете одеваться в штатское, но все равно вы военные. В Особом летном подразделении, насколько мне известно, женщины не служат, так кто же вы?
  
  Она резко вскинула голову и взглянула на Ребуса:
  
  — Я человек, который может помочь.
  
  — В чем помочь?
  
  — Во всем этом деле. — Она вернулась к прерванному занятию. — Чтобы впредь такого не случалось.
  
  Ребус не сводил с нее глаз. Шивон и Симмс стояли возле самой двери в контору.
  
  — Шивон, будь добра, соедини меня с Бобби Хоганом. Мне надо узнать, что ему известно об этих двоих.
  
  — Ему известно, что мы здесь, — глядя на него, сказала Уайтред. — Он даже предупредил меня, что мы можем столкнуться здесь с вами. Откуда бы иначе мне знать ваши фамилии?
  
  Шивон вытащила мобильник.
  
  — Звони! — приказал ей Ребус.
  
  Уайтред сунула бумаги обратно в ящик и задвинула его.
  
  — Вы так и не попали в подразделение, правда, инспектор Ребус? — Она медленно повернулась к нему лицом. — По тому, что мне довелось слышать, школа оказалась вам не по зубам.
  
  — Как случилось, что вы не в форме? — спросил Ребус.
  
  — Некоторых форма пугает, — ответила Уайтред.
  
  — Вот как? А может быть, это потому, что вы не хотите лишнего шума? — Ребус холодно улыбнулся. — Не очень-то пристало кому-то из ваших терять рассудок, правда? Меньше всего вам хочется тыкать в нос всем и каждому, что он был вашим товарищем.
  
  — Сделанного не воротишь. А предотвратить повторение подобных историй будет очень правильно. — Она помолчала, стоя прямо напротив него. Почти на фут меньше его ростом, она была ему совершенной ровней. — А вообще, зачем вам во все это вдаваться? — И она улыбнулась в ответ на его улыбку. Если от его улыбки веяло холодом, то ее была уж точно из морозилки. — Вы не выдержали испытаний, провалились. Зачем же вспоминать, возвращаться в прошлое, детектив-инспектор?
  
  Вместо «детектив» ему послышалось «дефектив». Возможно, виной тому был ее выговор, а может, она пыталась скаламбурить. Шивон дозвонилась до Хогана, но трубку тот взял не сразу.
  
  — Нам надо осмотреть катер, — сказала Уайтред напарнику и протиснулась в дверь, слегка прижав стоявшего там Ребуса.
  
  — Там есть лестница, — сказал Симмс.
  
  Ребус попытался по выговору определить, откуда он родом. Из Ланкашира или, возможно, Йоркшира. Что же касалось Уайтред, тут дело было посложнее. Похоже, она все-таки шотландка, потому что говорит на английском самого общего свойства, классическом английском, какому обучают в привилегированных школах. Попутно Ребус заметил, что Симмс чувствует себя не очень ловко в своем костюме, как, возможно, и в своей роли. Должно быть, сказывались сословные перегородки либо же просто и одежда эта, и роль были ему внове.
  
  — Между прочим, меня Джоном зовут, — сказал ему Ребус. — А вас?
  
  Симмс покосился на Уайтред.
  
  — Ответь же ему! — бросила та.
  
  — Гэв… Гэвин.
  
  — Гэв — для друзей, а на службе Гэвин? — догадался Ребус.
  
  Тут Шивон протянула ему трубку.
  
  — Бобби, какого черта ты позволил этим двум олухам из армии Ее Величества карабкаться в наше дело? — Он замолчал, слушая, а потом заговорил снова: — Нет, я намеренно употребил это слово, потому что сейчас они собираются карабкаться на катер Хердмана! — Новая пауза. — Но это вряд ли может служить… — И потом: — Ладно, ладно… Отправляемся. — Он сунул мобильник в руку Шивон. Симмс держал лестницу, а Уайтред лезла по ней вверх.
  
  — Мы уходим! — крикнул ей Ребус. — И если нам больше не придется встретиться, я, поверьте, буду содрогаться от внутренних рыданий, улыбка же на моем лице будет лишь данью вежливости воспитанного человека.
  
  Он ждал, как воспримет женщина эту шутку, но она уже была на катере и, казалось, потеряла к Ребусу всякий интерес, а вверх по лестнице, поминутно оглядываясь на детективов, лез теперь Симмс.
  
  — У меня сильное искушение выхватить лестницу и убежать с ней, — шепнул Ребус Шивон.
  
  — Не думаю, чтоб это остановило ее, а ты как считаешь, а?
  
  — Возможно, ты и права, — согласился он. И потом уже громче: — И последнее, Уайтред: тот щенок Гэв вам под юбку заглядывал!
  
  И повернувшись, чтобы уйти, он, глядя на Шивон, слегка пожал плечами, как бы признавая, что шутка получилась плоской.
  
  Плоской, но не безрезультатной.
  
  — Ей-богу, Бобби, что это с тобой приключилось? — Ребус шел по длинному школьному коридору в направлении чего-то, более всего напоминавшего огромный, от пола до потолка, сейф — старомодный, с диском шифра и опрокидывающими устройствами. Сейф был открыт, открыта была и стальная решетка внутри. Хоган остановился перед сейфом и заглянул в него. — Черт побери, дружище, при чем тут эти мерзавцы!
  
  — По-моему, Джон, — негромко проговорил Хоган, — ты еще не знаком с директором, — и размашистым жестом он указал на кого-то, находившегося в хранилище. Там стоял мужчина средних лет на фоне целого арсенала оружия — такого количества хватило бы и для революционного переворота. — Доктор Фогг, — представил мужчину Хоган.
  
  Фогг ступил за порог хранилища. Он был небольшого роста, коренастый и похож на бывшего боксера: одно ухо словно бы вспухло, нос — в пол-лица. Кустистую бровь рассекал рубец — след давней травмы.
  
  — Эрик Фогг, — сказал мужчина, пожимая Ребусу руку.
  
  — Простите мне мое сквернословие в коридоре. Я инспектор Джон Ребус.
  
  — Работая в школе, еще и не то услышишь, — сказал Фогг, сказал как что-то привычное, говоренное им не одну сотню раз.
  
  Нагнавшая их Шивон хотела было представиться, но взгляд ее упал на содержимое хранилища.
  
  — Господи ты боже! — воскликнула она.
  
  — Вот и я так думаю, — поддакнул Ребус.
  
  — Как я уже объяснял инспектору Хогану, — начал Фогг, — многие независимые учебные заведения хранят в своих стенах нечто подобное.
  
  — ОКК — правильно я запомнил, доктор Фогг? — включился Хоган.
  
  Фогг кивнул.
  
  — Объединенный кадетский корпус — кадеты пехотной, военно-морской и летной частей. По пятницам они выходят на парад. — Он помолчал. — Наше нововведение заключается в том, что в этот день ученики могут забыть о школьной форме.
  
  — Ради формы еще более военизированной, не так ли? — заметил Ребус.
  
  — А также ношения автоматического, полуавтоматического и прочего оружия, — добавил Хоган.
  
  — Возможно, случайного взломщика такой парад заставит призадуматься.
  
  — Конечно, — сказал Фогг. — Я уже рассказывал инспектору Хогану, что по малейшему сигналу тревоги, исходящему из школы, дежурные полицейские, как им и предписано, первым долгом направляются в хранилище. Так повелось еще с той поры, когда ИРА и им подобные организации охотились за оружием.
  
  — Не хотите же вы сказать, что здесь и боеприпасы хранятся! — воскликнула Шивон.
  
  Фогг покачал головой:
  
  — Нет, боевых патронов мы в школе не держим.
  
  — Но оружие настоящее? Стрелять из него можно?
  
  — О, самое что ни на есть настоящее. — И он окинул взглядом свои запасы с выражением некоторого отвращения.
  
  — Вы не большой любитель оружия? — догадался Ребус.
  
  — Боюсь, что практика его применения грозит стать несколько шире разумного его использования.
  
  — Вот ответ истинного дипломата, — заметил Ребус, чем вызвал на лице директора принужденную улыбку.
  
  — Хердман, случаем, не здесь свою пушку раздобыл? — спросила Шивон.
  
  Хоган покачал головой.
  
  — Вот еще один вопрос, на который, как я надеюсь, помогут ответить наши военные следователи. — Он быстро взглянул на Ребуса. — Конечно, при условии, что на него не сможете ответить вы.
  
  — Дай нам время, Бобби. Мы ведь всего пять минут как вошли сюда.
  
  — А вы и преподаете здесь, сэр? — обратилась к Фоггу Шивон, надеясь предотвратить возможную перепалку двух старших офицеров.
  
  Фогг покачал головой:
  
  — Когда-то преподавал РНВ — Религиозное и нравственное воспитание.
  
  — Внедряли принципы морали в среду тинейджеров? Нелегкий труд.
  
  — Мне что-то не встречался пока тинейджер — поджигатель войны. — В тоне, каким это было сказано, прозвучала некая фальшь — еще один, заранее заготовленный ответ на частый вопрос.
  
  — Но это лишь потому, что мы не стремимся давать тинейджерам оружие в руки, — заметил Ребус, разглядывая арсенал.
  
  Фогг запер железную решетку.
  
  — Таким образом, пропаж не обнаружено? — спросил Ребус.
  
  Хоган кивнул.
  
  — Однако оба убитых состояли в ОКК.
  
  Ребус перевел взгляд на Фогга, и тот тоже кивком подтвердил сказанное.
  
  — Энтони был очень активным членом. Дерек же не столь рьяным.
  
  Энтони Джарвис, сын судьи. Его отец, Роланд Джарвис, был хорошо известен в шотландских судебных кругах. Ребусу случалось не один десяток раз выступать на заседаниях суда, которые вел лорд Джарвис, вел с остроумием и, как выразился один адвокат, с «истинно орлиной зоркостью». Ребус не так уж хорошо разбирался в зрительных способностях пернатых, но понимал справедливость такой характеристики профессиональных качеств судьи Джарвиса.
  
  — Мы вот тут гадали, — говорила тем временем Шивон, — был ли уже просмотрен банковский счет Хердмана и его счета за квартиру.
  
  Хоган смерил ее взглядом:
  
  — Клерк, ведающий его денежными делами, был очень любезен. Ничего похожего на разорение в данном случае не наблюдается.
  
  — А неожиданных пополнений счета? — поинтересовался Ребус.
  
  Хоган прищурился:
  
  — Почему ты спрашиваешь?
  
  В ответ Ребус указал глазами на директора. Он не думал, что Фогг заметит это, но тот заметил.
  
  — Вы хотите, чтобы я… — произнес он.
  
  — Мы еще не окончили, доктор Фогг, если вы ничего не имеете против. — Хоган встретился взглядом с Ребусом. — Надеюсь, что соображения инспектора Ребуса останутся между нами.
  
  — Разумеется, — подчеркнуто твердо сказал Фогг. Он запер дверь хранилища и теперь вертел диск цифровой комбинации.
  
  — Это касается второго погибшего парня, — принялся пояснять предположение Ребус. — В прошлом году он попал в автомобильную катастрофу. Парнишка, который вел машину, погиб. Так вот, мы подумали, не запоздалая ли это месть в качестве мотива.
  
  — Но это не объясняет последовавшего затем самоубийства Хердмана.
  
  — Может быть, все пошло не так, — скрестив руки на груди, заговорила Шивон. — Пострадали еще двое, и Хердман запаниковал.
  
  — Поэтому-то вы и интересовались банковским счетом Хердмана — не было ли туда в последнее время поступлений?
  
  Ребус кивнул.
  
  — Я пошлю кого-нибудь проверить. Единственная странность, которую мы обнаружили, разбираясь в его служебных счетах, — это видимое отсутствие там компьютера.
  
  — Вот как?
  
  Шивон спросила, не может ли это быть уловкой для ухода от налогов.
  
  — Может, — ответил Хоган. — Но имеется квитанция. Мы разговаривали в фирме, продавшей ему устройство — прекрасный компьютер, из числа лучших.
  
  — Не думаешь, что он сам же его и припрятал? — спросил Ребус.
  
  — Зачем бы ему это понадобилось?
  
  Ребус пожал плечами.
  
  — Может быть, для сокрытия чего-то? — предположил Фогг. Когда они обернулись в его сторону, он потупился: — Конечно, это не мое дело…
  
  — Не стоит извиняться, — заверил его Хоган. — Возможно, ваше предположение имеет основание, — и, потерев рукой глаза, Хоган опять обернулся к Ребусу: — Ну, а еще что?
  
  — Эти мерзавцы военные… — начал было Ребус, но рука Хогана тут же предостерегающе показала вверх:
  
  — Их надо принять как должное, вот и все.
  
  — Да брось ты, ничего они тут не раскроют. Наоборот — только замутят воду. Им надо, чтобы его прошлое в ОЛП было забыто, отсюда и штатское платье, в которое они вырядились. Но черного кобеля…
  
  — Слушай, извини, конечно, если их участие в расследовании тебя задевает…
  
  — А вернее сказать, режет без ножа.
  
  — Послушай, Джон, эти следователи, они важные люди, важнее тебя и меня вместе взятых, важнее всех и вся! — Хоган говорил на повышенных тонах, и голос его слегка дрожал. — И меньше всего я желаю слушать все это дерьмо!
  
  — Следи, пожалуйста, за своей речью, Бобби! — сказал Ребус, многозначительно покосившись на Фогга.
  
  Как Ребус и рассчитывал, Хоган тут же припомнил недавний всплеск самого Ребуса, и лицо его сморщила улыбка:
  
  — Ладно уж, прости, хорошо?
  
  — Мы с тобой квиты, Бобби.
  
  Шивон выступила вперед.
  
  — Единственное, что бы нам хотелось сделать… — Она не обращала внимания на взгляд Ребуса, говоривший, что с ним ее выступление не согласовано: — …это побеседовать с оставшимся в живых парнишкой.
  
  Хоган нахмурился:
  
  — С Джеймсом Беллом? Зачем он вам? — Он обращался к Ребусу, но ответила ему Шивон:
  
  — Затем, что он остался жив, единственный из всех, кто был в той комнате.
  
  — Мы говорили с ним десятки раз. Парень в шоке, бог знает в каком состоянии…
  
  — Мы проявим чуткость, — тихо, но настойчиво сказала Шивон.
  
  — Вы, может быть, и проявите, но беспокоите меня в данном случае не вы. — Он по-прежнему глядел на Ребуса.
  
  — Будет не лишним услышать, как все было, из уст очевидца, — сказал Ребус. — Как вел себя Хердман, что говорил. В то утро его, кажется, никто не видел — ни соседи, ни люди на причале. Нам надо восполнить некоторые пустоты.
  
  Хоган вздохнул:
  
  — Прежде всего, прослушайте записи. — Подразумевались магнитофонные записи бесед с Джеймсом Беллом. — Ну а если и после этого вам захочется встретиться с ним лично… тогда посмотрим.
  
  — Спасибо, сэр, — проговорила Шивон, почувствовав, что настал момент сказать что-нибудь любезное.
  
  — Посмотрим, никаких обещаний я не даю. — Хоган предостерегающе поднял палец.
  
  — И загляни-ка еще раз в его финансовые бумаги, хорошо? — добавил Ребус. — На всякий случай.
  
  Хоган устало кивнул.
  
  — А, вот вы где! — прогремел чей-то голос. К ним по коридору поспешал Джек Белл.
  
  — О господи! — пробормотал сквозь зубы Хоган. Но внимание Белла было сейчас приковано к директору.
  
  — Эрик, — громко заговорил он, — какого черта мне приходится слышать, что вы не желаете выступить с признанием плохой охраняемости школы?
  
  — Школа хорошо охранялась, Джек, — сказал Фогг со вздохом, показывающим, что это не первый их спор на эту тему.
  
  — Полнейшая чепуха, и вы об этом знаете. Послушайте, все, что я пытаюсь сделать, — это доказать, что уроки Данблейна никого ничему не научили. — Он поднял палец. — В наших школах не приняты достаточные меры безопасности. — Вверх последовал второй палец. — Город наводнен оружием. — Он сделал паузу для пущего эффекта. — Надо что-то предпринять, вы должны понимать это! — Он прикрыл веки. — Я чуть сына не лишился!
  
  — Но школа не может быть крепостью, Джек, — умоляюще сказал директор. Результата эти слова не возымели.
  
  — В девяносто седьмом, — продолжал наступать Белл, — как следствие Данблейна было запрещено ручное оружие выше двадцать второго калибра. Законопослушные владельцы сдали свои пистолеты. И что мы имеем в результате? — Он оглядел присутствующих, но ответа не дождался. — Такое оружие сохранили у себя лишь маргиналы, и подонкам стало теперь гораздо легче разжиться любым видом пистолетов, какой им только вздумается!
  
  — Вы выбрали себе неподходящую аудиторию, — сказал Ребус.
  
  Белл уперся в него взглядом.
  
  — Возможно, это и так, — согласился он, опять выставив палец, — потому что все вы пока что демонстрируете полнейшую неспособность справиться с возникшей проблемой!
  
  — Но позвольте, сэр… — попытался возразить Хоган.
  
  — Да пусть его кипятится, Бобби, — прервал его Ребус. — Пар выпустит — в школе теплее станет.
  
  — Как вы смеете! — рявкнул Белл. — Почему вы решили, что имеете право так со мной разговаривать?
  
  — Наверное, право это я получил, когда меня избрали, — парировал Ребус, напирая на последнее слово. Он тем самым намекал на сомнительный способ, каким депутат шотландского парламента получил свой статус.
  
  В наступившей тишине зазвонил мобильник Белла. Едва успев окинуть Ребуса презрительно-насмешливым взглядом, он повернулся на каблуках и, отступив на несколько шагов дальше по коридору, ответил на звонок:
  
  — Да? Что? — Он взглянул на свои часы. — На радио или на телевидении? — Он снова помолчал, слушая. — По радио местному или общенациональному? Я выступаю только по общенациональному. — Он отошел еще дальше, дав возможность своей аудитории несколько расслабиться, обменявшись понимающими взглядами и жестами.
  
  — Так, — сказал директор, — полагаю, мне будет лучше вернуться к…
  
  — Вы не против, если я провожу вас до вашего кабинета, сэр? — осведомился Хоган. — Остались еще два-три дела, которые нам с вами стоит обсудить. — Он кивнул Ребусу и Шивон: — А вы — за работу!
  
  — Да, сэр, — покорно согласилась с ним Шивон. Коридор неожиданно опустел, в нем остались только они с Ребусом. Надув щеки, Шивон с шумом выпустила воздух: — Ну и фрукт этот Белл!
  
  Ребус кивнул:
  
  — Готов урвать для себя максимум возможного даже из несчастья.
  
  — В противном случае он не был бы политиком.
  
  — Волчья свора, верно? Забавно, как всё иной раз оборачивается. Ведь вся его карьера могла полететь к черту после того задержания в Лейте.
  
  — Думаешь, с его стороны это своего рода месть?
  
  — Будь его воля, он бы нас с грязью смешал, с потрохами слопал, так что уж лучше нам быть для него движущимися мишенями.
  
  — Это ты-то «движущаяся мишень», так огрызался?
  
  — Развлечься каждому охота, Шивон. — Ребус кинул взгляд в пустоту коридора. — Как думаешь, Бобби оправится?
  
  — Честно говоря, он был просто на себя не похож. Между прочим, ты не считаешь, что его следует поставить в известность?
  
  — По поводу чего?
  
  — Что семейство Реншоу с тобой в родстве.
  
  Ребус пригвоздил ее взглядом:
  
  — Это грозило бы осложнениями. Не думаю, что Бобби в настоящий момент так остро нуждается в дополнительных сложностях.
  
  — Ну, тебе решать.
  
  — Верно. Решать мне. И оба мы знаем, что я никогда не ошибаюсь.
  
  — Я как-то забыла об этом, — сказала Шивон.
  
  — Счастлив напомнить вам, сержант Кларк. Всегда к вашим услугам.
  5
  
  Полицейский участок Саут-Квинсферри помещался в приземистом, по большей части одноэтажном, похожем на коробку здании через дорогу от епископальной церкви. Объявление возле входной двери заверяло заинтересованных лиц, что участок открыт для приема граждан с девяти до пяти во все дни, кроме субботы — воскресенья, и что осуществляет прием «специально выделенный сотрудник». В другом объявлении утверждалось, и это вопреки бытующим слухам, что город все двадцать четыре часа патрулируется полицией. В этом унылом месте и допрашивались свидетели по делу, все, кроме Джеймса Белла.
  
  — Здесь уютненько, правда? — сказала Шивон, войдя через главную дверь. В маленькой и тесной приемной находился один-единственный констебль. Отложив в сторону мотоциклетный журнал, он привстал с места.
  
  — Вольно, — сказал Ребус, в то время как Шивон предъявляла свое удостоверение. — Нам надо только прослушать магнитофонные записи Белла.
  
  Полицейский кивнул и, отперев внутреннюю дверь, провел их в мрачную комнату без окон. Стол и стулья здесь явно знавали лучшие времена. Покоробленный настенный календарь от прошлого года на все лады расхваливал товары местного магазина. На шкафу с картотекой стоял магнитофон. Офицер снял его со шкафа и, поставив на стол, включил. Отперев шкаф, он отыскал в нем прозрачный пакетик с нужной кассетой.
  
  — Это первая из шести, — пояснил он. — За нее вы должны расписаться.
  
  Шивон исполнила эту формальность.
  
  — Пепельницы в пределах досягаемости имеются? — осведомился Ребус.
  
  — Нет, сэр. Здесь курить нельзя.
  
  — Но на такое количество информации я не рассчитывал.
  
  — Так точно, сэр. — Констебль старательно отводил взгляд от перчаток Ребуса.
  
  — Есть хотя бы чайник?
  
  — Нет, сэр. — И после паузы: — Соседи иногда приносят нам термос или что-нибудь вроде куска пирога.
  
  — Шанс, что они сделают это в ближайшие десять минут, у нас имеется?
  
  — Думаю, вряд ли.
  
  — В таком случае — вперед! Совершите набег, и посмотрим, какой оценки заслуживает ваша предприимчивость.
  
  Констебль замялся:
  
  — Но я должен находиться на месте.
  
  — Мы постережем эту крепость, сынок, — сказал Ребус; скинув пиджак, он повесил его на спинку стула.
  
  Констебль недоверчиво окинул их взглядом.
  
  — Мне с молоком, — сказал Ребус.
  
  — Мне тоже, и с сахаром, — добавила Шивон.
  
  Констебль задержался еще на секунду-другую, глядя, как они устраиваются с максимумом комфорта, который только и могла предоставить убогая комната. Затем он попятился вон и прикрыл за собой дверь.
  
  Ребус обменялся с Шивон взглядом заговорщика. Шивон вытащила блокнот с записями, касавшимися Джека Белла, и Ребус еще раз перечитал их, пока она ставила кассету.
  
  Восемнадцать лет… сын депутата шотландского парламента Джека Белла и его супруги Фелисити, администратора театра Траверс. Место проживания семейства — Баритон. Джеймс собирается поступать в университет, где хочет изучать политологию и экономику. По отзывам преподавателей, хорошо успевал в школе. «Своенравный, не очень общительный, но при необходимости умеет быть обаятельным». Активным видам спорта предпочитает шахматы.
  
  По размышлении Ребус решил, что ОКК своих материалов, похоже, не представила.
  
  Беседовавшие с Джеком Беллом полицейские представились как инспектор Хоган и консультант Худ. Взять на интервью Худа в качестве ответственного за связь с общественностью и прессой в этом деле было хитрым ходом. По долгу службы он должен был выслушать оставшегося в живых парня и кое-что из услышанного предложить журналистам в расчете на ответные услуги. Иметь прессу на своей стороне очень важно, не менее важно, чем держать ее, насколько это возможно, под контролем. А к самому Джеймсу Беллу журналистам и на пушечный выстрел не приблизиться. Им придется довольствоваться Грантом Худом.
  
  Голос Бобби Хогана назвал дату и время беседы — вечер понедельника, — а также место, где она проходила: бокс АЕ Королевской лечебницы. Белла ранило в левое плечо. Сквозное ранение, прошившее мышцу, не задело кости, пуля застряла затем в стене комнаты отдыха.
  
  — Ты в состоянии поговорить с нами, Джеймс?
  
  — Думаю, да… болит, как черт.
  
  — Уж наверно. Ну, теперь для записи. Ты Джеймс Эллиот Белл, верно?
  
  — Да.
  
  — Эллиот? — переспросила Шивон.
  
  — Девичья фамилия матери, — пояснил Ребус, сверившись с блокнотом.
  
  Фоновый гул почти отсутствовал: видимо, беседа проходила в отдельной палате. Слышались покашливание Гранта Худа и резкий скрип стула — наверно, микрофон держал Худ и стул его был ближе к кровати. Микрофон обращали то к мальчику, то к Хогану, не всегда успевая вовремя это сделать, поэтому голос иногда звучал глуше.
  
  — Можешь рассказать, как это случилось, Джейми?
  
  — Бога ради, зовите меня Джеймс. Можно мне воды?
  
  Звук положенного на постель микрофона, журчание воды.
  
  — Спасибо. — Пауза, пока чашку не поставили на прикроватную тумбочку. Ребусу вспомнилось, как у него самого выпал из рук поильник и как Шивон его подхватила. Как и Джеймс Белл, он в понедельник вечером был в больнице. — Была утренняя перемена. Она длится двадцать минут. Я находился в комнате отдыха.
  
  — И часто ты проводишь там время?
  
  — Уж лучше там, чем на школьном дворе.
  
  — Но погода была неплохая, теплая.
  
  — Я не любитель прогулок. Как думаете, смогу я играть на гитаре, когда выпишусь?
  
  — Не знаю, — ответил Хоган. — А раньше ты мог играть?
  
  — Вы ударили больного ниже пояса. Как не стыдно!
  
  — Прости, Джеймс! Итак, сколько вас оставалось в комнате отдыха?
  
  — Трое. Тони Джарвис, Дерек Реншоу и я.
  
  — И чем вы там занимались?
  
  — На магнитофоне крутилась музыка… Джарвис, по-моему, делал уроки. Реншоу читал газету.
  
  — Вы так и обращаетесь друг к другу по фамилии?
  
  — Чаще всего да.
  
  — Вы трое дружили?
  
  — Не то чтобы очень.
  
  — Но часто оказывались вместе в комнате отдыха?
  
  — Там бывают десятки учеников. — Пауза. — Вы, кажется, хотите спросить, случайно ли он стрелял именно в нас?
  
  — Да, это нас крайне интересует.
  
  — Почему?
  
  — Потому что случилось все в перемену, очень многие были во дворе…
  
  — А он направился в школу, вошел в комнату отдыха и только потом устроил пальбу?
  
  — Из тебя вышел бы отличный детектив, Джеймс.
  
  — Я не восторге от этой профессии.
  
  — Ты узнал стрелявшего?
  
  — Да.
  
  — Он был тебе знаком?
  
  — Ли Хердман, да, конечно. Его многие из нас знали. Некоторых учеников он учил кататься на водных лыжах. Интересный был парень.
  
  — Интересный?
  
  — Я имею в виду его прошлое. Он ведь, строго говоря, был приучен убивать.
  
  — Он сам тебе это говорил?
  
  — Да. Он служил в специальных частях.
  
  — А Энтони и Дерека он знал?
  
  — Вполне возможно.
  
  — Но тебя он знал, не так ли?
  
  — Мы встречались с ним в разных местах.
  
  — В таком случае ты, вероятно, задаешься тем же вопросом, что и мы.
  
  — Вы хотите сказать, почему он это сделал?
  
  — Да.
  
  — Я слышал, что мужчины, имеющие за плечами то же прошлое, что и он… Они не всегда умеют вписаться в свое окружение, так ведь? А потом что-нибудь происходит, и у них в мозгу заклинивает.
  
  — У тебя есть соображения, отчего могло заклинить в мозгу у Ли Хердмана?
  
  — Нет. — Долгая пауза с микрофоном, уткнутым в одеяло на время короткого совещания двух детективов. И снова голос Хогана:
  
  — Итак, ты можешь, Джеймс, рассказать нам по порядку, что было потом? Вы находились в комнате…
  
  — Я только-только поставил диск. Вот что у нас было разное, так это музыкальные вкусы. Когда дверь открылась, я, по-моему, даже не обернулся. А потом оглушительный взрыв, и Джарвис оседает на пол. Я сидел на корточках перед магнитофоном, но тут я вскочил и обернулся. И увидел этот устрашающего вида пистолет, то есть я не утверждаю, что он был очень большим, но он казался огромным, когда был нацелен теперь на Реншоу… Пистолет был в руках у мужчины, но кто это был, я не видел.
  
  — Из-за дыма?
  
  — Нет… Дыма я не помню. Единственное, на что я смотрел тогда, было пистолетное дуло. Я словно окаменел. Новый взрыв, и Реншоу упал, как кукла на кукольном представлении, — прямо-таки рухнул на пол.
  
  Ребус поймал себя на том, что не в первый раз он представлял себе эту картину.
  
  — А потом он прицелился в меня.
  
  — Ты знал к тому времени, кто это?
  
  — Да. Кажется, знал.
  
  — Ты что-нибудь произнес?
  
  — Не знаю… возможно, я и открыл рот, чтобы что-то сказать… Наверное, я сделал какое-то движение, потому что, когда он выстрелил… ну, он же меня не убил, верно? Похоже было, будто меня сильно толкнули назад и бросили на пол.
  
  — И за все это время он ничего не сказал?
  
  — Ни слова. Правда, у меня в ушах звенело.
  
  — Учитывая, что комната была невелика, это неудивительно. А теперь ты слышишь хорошо?
  
  — Остался какой-то свистящий звук. Но доктора говорят, что это пройдет.
  
  — Так значит, он не произнес ни слова?
  
  — По крайней мере, я ни одного слова не слышал. Я лишь лежал, готовясь к смерти, и когда раздался четвертый выстрел, мне на какую-то долю секунды почудилось, что выстрелили в меня и что я сейчас умру. Но тут я услышал, как упало тело, и вроде как понял…
  
  — И что ты тогда сделал?
  
  — Открыл глаза. Я был на полу и за ножками стула различил его тело. Рука его все еще сжимала пистолет. Я начал потихоньку подниматься. У меня онемело плечо, и я знал, что там течет кровь, но не мог отвести глаз от пистолета. Это может показаться смешным, но мне вспоминались фильмы ужасов… знаете ли.
  
  Голос Худа:
  
  — Это когда все думают, что злодей мертв…
  
  — А он оживает. Да, именно так. А потом в дверях появились люди… кажется, это были учителя. Воображаю, в каком они были потрясении!
  
  — Ну а ты, Джеймс? Ты каким-то образом еще держался?
  
  — Честно говоря, в тот момент меня это как будто не задело — простите за каламбур. Нам всем предложили психологическую помощь. Думаю, что это будет эффективно.
  
  — Ты такое пережил…
  
  — Да уж, наверное… Будет что рассказать внукам, так мне кажется.
  
  — Он так спокойно обо всем рассуждает, — сказала Шивон. Ребус кивнул.
  
  — Мы очень благодарны тебе за то, что ты согласился поговорить с нами. Можно мы оставим тебе блокнот и ручку? Видишь ли, Джеймс, ты, наверное, будешь время от времени возвращаться мыслями к тому, что произошло, как бы прокручивать это в голове. Ничего страшного — так уж мы устроены. Это помогает справиться с ситуацией. И может быть, ты вспомнишь что-то из того, что не помнишь сейчас, и захочешь это записать. Записать — это тоже помогает.
  
  — Да, понимаю.
  
  — Нам еще раз захочется с тобой поговорить.
  
  Голос Худа:
  
  — Так же, как и журналистам захочется. Но тебе решать — будешь ли ты общаться с ними или нет. Я могу помочь тебе, если хочешь.
  
  — Я не хотел бы ни с кем разговаривать день-два. А насчет журналистов не беспокойтесь. Я знаю, как с ними разговаривать.
  
  — Ну, спасибо еще раз, Джейми. По-моему, за дверью ждут твои папа с мамой.
  
  — Видите ли, я немножко устал после всего этого. Не могли бы вы сказать им, что я задремал?
  
  На этом месте кассета замолчала. Еще несколько секунд Шивон дала ей крутиться, потом отключила магнитофон.
  
  — Первое интервью окончено. Послушаешь еще какое-нибудь? — Она кивнула в сторону шкафа с картотекой. Ребус покачал головой.
  
  — Нет, не сейчас, но потом я обязательно к этому вернусь, — сказал он. — Он утверждает, что знал Хердмана. И значит, он нам нужен.
  
  — Он также утверждает, что не знает, почему Хердман это сделал.
  
  — И все-таки.
  
  — Голос звучит так спокойно.
  
  — Может быть, следствие шока. Худ был прав, когда сказал, что нужно время, чтобы все осознать.
  
  Шивон задумалась:
  
  — Почему он не захотел видеть родителей, как ты считаешь?
  
  — Ты что, забыла, что собой представляет его отец?
  
  — Нет, конечно, но все равно… Когда случается нечто подобное, то, независимо от возраста, хочется родственного участия.
  
  Ребус стрельнул в нее глазами:
  
  — Ты это о себе?
  
  — Большинству людей хочется. Я имела в виду нормальных людей.
  
  Раздался стук в дверь. В приоткрывшуюся щель всунулась голова констебля.
  
  — С чаем не удалось, — сказал он.
  
  — Мы, так или иначе, уже закруглились. Спасибо за хлопоты.
  
  Оставив констебля запирать записи в шкаф, они вышли, щурясь на яркий дневной свет.
  
  — Джеймс не слишком-то много нам поведал, правда? — сказала Шивон.
  
  — Правда, — согласился Ребус. Мысленно он проигрывал беседу, ища, за что бы они могли в ней зацепиться. Единственное сколько-нибудь ценное — это то, что Джеймс Белл знал Хердмана. Ну и что такого? Масса людей в городке знала его.
  
  — Поедем по Хай-стрит, поищем там какую-нибудь кафешку.
  
  — Я знаю место, где мы сможем выпить чайку.
  
  — Где?
  
  — Там же, где и вчера.
  
  Аллен Реншоу не брился со вчерашнего дня. Он был один, потому что отослал Кейт к подругам.
  
  — Сидеть со мной взаперти ей не на пользу, — сказал он, провожая их в кухню. Гостиная осталась в том же виде, что и была, — фотографии не разобраны, не рассортированы и не убраны. Ребус заметил, что к фотографиям прибавились и сувенирные открытки. Взяв с дивана пульт, Реншоу выключил телевизор. Там шло видео — какой-то семейный праздник. Ребус решил не заговаривать об этом. Волосы Реншоу были всклокочены, и Ребус подумал, уж не спал ли он одетым. Реншоу тяжело опустился на стул в кухне, предоставив Шивон хлопотать с чайником. Боэций растянулся на кухонном прилавке, и Шивон хотела его погладить, но кот спрыгнул на пол и удалился в гостиную.
  
  Ребус сел напротив кузена.
  
  — Я просто заехал узнать, как ты, — сказал он.
  
  — Прости, что вчера оставил тебя с Кейт.
  
  — Не надо извиняться. Спал хорошо?
  
  — Слишком хорошо. — Реншоу невесело усмехнулся. — Способ забыться, что ли…
  
  — Что с похоронами?
  
  — Нам не выдают тело, все тянут с этим.
  
  — Скоро выдадут, Аллен. Скоро все это кончится.
  
  Реншоу вскинул на него покрасневшие глаза.
  
  — Обещаешь, да, Джон? — и дождавшись кивка Ребуса: — А чего телефон не умолкает, репортеры одолели? Они, кажется, не считают, что скоро все кончится.
  
  — Считают, считают. Потому и лезут к тебе. А через день-другой перекинутся еще на кого-нибудь, вот увидишь. Хочешь, я отошью особенно надоедливого?
  
  — Там есть один парень, с которым Кейт говорила. Вроде бы он очень ее разозлил.
  
  — Как его фамилия?
  
  — Где-то мы ее записывали…
  
  Реншоу поискал глазами вокруг себя, словно записка с фамилией могла находиться непосредственно у него под носом.
  
  — Может быть, это возле телефона? — предположил Ребус. Аппарат стоял на полочке между дверями. Ребус поднял трубку — глухо. Он увидел, что шнур выдернут из розетки — это уже Кейт постаралась. Рядом с аппаратом лежала ручка, но бумаги не было. Он кинул взгляд подальше, к лестнице, и увидел блокнот. На первой странице были нацарапаны фамилии и номера телефонов.
  
  Ребус прошел назад в кухню и положил блокнот на стол.
  
  — Стив Холли! — возгласил он.
  
  — Правильно. Он самый, — подтвердил Реншоу.
  
  Разливавшая чай Шивон застыла с чайником в руке, потом переглянулась с Ребусом. Они оба знали Стива Холли, репортера одного из таблоидов Глазго; репортер этот славился своей настырностью.
  
  — Я скажу ему пару теплых слов, — пообещал Ребус, а рука его поползла в карман за обезболивающим.
  
  Разлив чай по кружкам, Шивон присела.
  
  — Ты как? — спросила она Ребуса.
  
  — Отлично, — солгал тот.
  
  — Что это у тебя с руками, Джон? — спросил Реншоу.
  
  Ребус лишь мотнул головой:
  
  — Пустяки, Аллен. Как тебе чай?
  
  — Очень вкусный. — Но к кружке он даже не притронулся. Ребус глядел на своего двоюродного брата и вспоминал кассету с записью и хладнокровный рассказ Джеймса Белла.
  
  — Дерек не почувствовал боли, — негромко сказал Ребус. — Может быть, даже и не понял ничего.
  
  Реншоу кивнул.
  
  — Если ты мне не веришь… что ж, скоро ты сможешь расспросить Джеймса Белла. Он это подтвердит.
  
  Еще один кивок.
  
  — Мне кажется, я не знаю такого.
  
  — Джеймса?
  
  — У Дерека было много друзей, но такого я что-то не помню.
  
  — Ну а с Энтони-то Джарвисом он дружил? — спросила Шивон.
  
  — Да, с ним — конечно. Тони много времени проводил у нас. Они и уроки вместе делали, и музыку слушали…
  
  — А какую музыку? — спросил Ребус.
  
  — По большей части джаз. Майлза Дэвиса, Колмена, как там его. У меня плохая память на имена. Дерек говорил, что вот поступит в университет, купит себе тенор-саксофон, научится играть…
  
  — Кейт сказала, что Дерек не знал убийцу. А ты его знал, Аллен?
  
  — Встречал в пабе. Немного, как бы это выразиться… нет, нелюдимым его не назовешь — вечно был с компанией, но исчезал иногда, и по нескольку дней его видно не было. Не то он по горам лазил, не то еще куда… А может, в море уходил на этом своем катере.
  
  — Аллен, если тебе это неприятно, то ты имеешь полное право сказать мне «нет».
  
  Реншоу поднял на него глаза:
  
  — Что такое?
  
  — Я подумал, может, ты разрешишь мне заглянуть в комнату Дерека…
  
  Реншоу поднимался по лестнице впереди Ребуса, замыкала шествие Шивон. Реншоу открыл дверь и отступил в сторону, пропуская их вперед.
  
  — Ей-богу, у меня еще не было времени при… — начал он извиняться. — Комната, конечно, не совсем…
  
  Комната была маленькой и темной из-за задернутых штор на окне.
  
  — Ничего, если я раздвину их? — спросил Ребус. Реншоу лишь пожал плечами; он остался на пороге, явно не желая входить. Ребус раздвинул шторы. Окно выходило на задний двор, где на вертушке по-прежнему висело кухонное полотенце, а на лужайке стояла газонокосилка. Стены в комнате были увешаны снимками музыкантов, вырванными из журналов фотографиями элегантных молодых женщин в непринужденных позах. Книжные полки, магнитофон, телевизор с четырнадцатидюймовым экраном и встроенным видео. Письменный стол с ноутбуком, присоединенным к принтеру. В комнате едва хватило места для узкой кровати. Ребус просмотрел названия дисков, обозначенные на корешках футляров: Орнетт Колмен, Колтрен, Джон Зорн, Арчи Шепп, Телониус Монк. Представлена была и классическая музыка. Со спинки стула свисала спортивная куртка, здесь же были брошены шорты и теннисная ракетка в чехле.
  
  — Дерек был спортивным мальчиком? — как бы невзначай спросил Ребус.
  
  — Бегом трусцой увлекался, в туристические походы ходил.
  
  — А в теннис с кем он играл?
  
  — С Тони… ну и с другими тоже. Не в меня он в этом смысле пошел, должен сказать. — Реншоу опустил взгляд к своей раздавшейся талии.
  
  Шивон ответила улыбкой, почувствовав, что он этого ждет. И все же ей во всех его словах чудилось что-то неестественное, как будто в этой беседе задействована была лишь малая часть его мозга, в то время как остальная все еще столбенела в ужасе.
  
  — Он и покрасоваться в форме, видно, любил, — сказал Ребус, поднимая вверх фотографию в рамке — на ней Дерек и Энтони Джарвис были в фуражках и форме ОКК. Реншоу поглядел на фотографию с безопасного расстояния от порога.
  
  — Дерек пошел туда лишь за компанию, из-за Тони, — сказал он. Ребус вспомнил, что и Эрик Фогг говорил примерно то же самое.
  
  — А в море они вместе не выходили? — спросила Шивон.
  
  — Может, и выходили. Кейт вот пробовала водные лыжи… — сказал Реншоу, голос его упал, глаза расширились. — Этот мерзавец Хердман катал ее на своем катере… ее с подругами. Если я его когда-нибудь встречу…
  
  — Он мертв, Аллен, — сказал Ребус и протянул руку, чтобы коснуться плеча кузена. Футбол… там, в Боухилле… в парке… и как Аллен ребенком ободрал себе колено на бетонированной площадке, и Ребус прикладывал к ссадине лист подорожника.
  
  Были и у меня родные, а я растерял их… С женой расстался, дочь — в Англии, брат — бог весть где…
  
  — Узнай, когда его похоронят, — сказал Реншоу. — Очень хочется выкопать его из могилы и убить заново.
  
  Ребус сжал его плечо и увидел, как на глаза мужчины вновь навернулись слезы.
  
  — Давай-ка спустимся, — сказал Ребус, ведя его назад к лестнице. Лестничный пролет был узким, и, спускаясь бок о бок, они касались друг друга плечами. Двое взрослых мужчин, опирающихся друг на друга.
  
  — Аллен, — сказал он, — можно мы на время возьмем ноутбук Дерека?
  
  — Его ноутбук? — Ребус молчал. — А зачем… Ну, не знаю, Джон.
  
  — На день-два. Я верну.
  
  Видимо, Реншоу никак не мог понять смысла этой просьбы.
  
  — Наверно… Если ты считаешь…
  
  — Спасибо, Аллен. — Повернувшись, Ребус кивнул Шивон, и та вновь устремилась вверх по лестнице.
  
  Ребус провел Реншоу в гостиную, усадил на диван. Тот немедленно схватил пригоршню фотографий.
  
  — Мне надо их разобрать, — сказал он.
  
  — А что у тебя с работой? Сколько ты можешь отсутствовать?
  
  — Мне сказали, что я могу вернуться после похорон. Сейчас затишье: не сезон.
  
  — Может, я обращусь к тебе, — сказал Ребус. — Пора мне продать мою старую клячу.
  
  — Я помогу, — пообещал Реншоу, поднимая глаза на Ребуса. — Я буду не я.
  
  В дверях показалась Шивон с ноутбуком под мышкой; провода компьютера волочились за ней.
  
  — Нам пора, — сказал Ребус. — Так я загляну к тебе, Аллен.
  
  — Всегда к твоим услугам, Джон.
  
  Реншоу с трудом поднялся, протянул руку. А потом неожиданно прижал Ребуса к груди и похлопал его обеими руками по спине. Ребус сделал то же самое, подумав, что поза его, наверное, столь же нелепа, как и охватившее его смятение. Шивон отвела взгляд и стала изучать носки своих туфель, словно раздумывая, не нуждаются ли они в ваксе. Когда они уже шли к машине, Ребус понял, что вспотел так, что рубашка липнет к телу.
  
  — Что, в доме так жарко было?
  
  — Не особенно. У тебя, наверное, температура.
  
  — Похоже. — Тыльной стороной руки в перчатке он вытер лоб.
  
  — Зачем тебе вдруг ноутбук?
  
  — Сам толком не знаю. — Ребус, не дрогнув, встретил ее взгляд. — Может быть, отыщется там что-нибудь насчет той автокатастрофы. Что Дерек думал и чувствовал по этому поводу, не обвинял ли кто в ней Дерека.
  
  — Кто-то помимо родителей, ты хочешь сказать?
  
  Ребус кивнул.
  
  — А вдруг… может быть… не знаю. — Он вздохнул.
  
  — Что «может быть»?
  
  — Может быть, мне захотелось просмотреть ноутбук просто для того, чтобы лучше узнать парнишку.
  
  Ему вспомнился Аллен. Сейчас, наверно, он опять включил телевизор и пристроился к нему с пультом в руках, вновь возвращая себе (в звуке и цвете) живого сына — нет, не живого, лишь отображение, копию, неизбежно ограниченную тесными рамками телеэкрана.
  
  Кивнув, Шивон нагнулась, чтобы поставить ноутбук на заднее сиденье.
  
  — Понимаю, — сказала она.
  
  Но Ребус не был уверен, что она поняла.
  
  — Ты поддерживаешь связь со своими? — спросил он ее.
  
  — Звоню неукоснительно каждую субботу-воскресенье.
  
  Он знал, что ее родители живы и живут где-то на юге. Мать Ребуса умерла молодой, отец же последовал за ней, когда Ребусу было уже за тридцать.
  
  — Ты мечтала когда-нибудь иметь брата, сестру? — спросил он.
  
  — Наверно. Надо думать. — Она помолчала. — А с тобой что-то произошло, должно быть, да?
  
  — Произошло?
  
  — Ну, не знаю, конечно. — Она задумалась. — Мне кажется, в какой-то момент ты решил, что иметь родных — это плохо, что это расслабляет.
  
  — Как ты могла уже догадаться, я не большой любитель родственного участия, всех этих объятий и поцелуев.
  
  — Наверно. Но кузена своего ты тем не менее только что обнял.
  
  Он сел на кресло рядом с водительским и захлопнул дверцу. Болеутоляющие обволакивали мозг какой-то пенной жижей.
  
  — Давай-ка трогай, — сказал он.
  
  — И куда же? — Она сунула ключ в зажигание.
  
  Ребус вдруг вспомнил:
  
  — Нет, сначала достань мобильник и позвони в фургон.
  
  Она набрала номер и сунула мобильник в его руку. Дождавшись ответа, Ребус попросил к телефону Гранта Худа.
  
  — Грант, это Джон Ребус. Мне нужен номер Стива Холли!
  
  — По какому-то важному делу?
  
  — Он донимает семью одного из убитых. Я подумал, что стоит немного вразумить его.
  
  Худ кашлянул. Ребус помнил этот звук по записи и решил, что подобная манера прочистить горло могла уже войти у Худа в привычку. Когда тот продиктовал ему номер телефона, Ребус повторил его, чтобы Шивон могла его запомнить.
  
  — Погоди-ка секунду, Джон. Босс хотел поговорить с тобой. — Под «боссом» подразумевался Бобби Хоган.
  
  — Бобби? — сказал в трубку Ребус. — Что-нибудь новенькое на его банковском счете?
  
  — Что?
  
  — Банковский счет Хердмана… Новых крупных поступлений не появилось? У тебя что, совсем уж память отшибло?
  
  — Да не о том сейчас речь! — В голосе Хогана слышалось нетерпение.
  
  — Так о чем же? — сразу насторожился Ребус.
  
  — Похоже, что лорд Джарвис упрятал за решетку одного из старых дружков Хердмана.
  
  — Серьезно? А давно это было?
  
  — Всего лишь в прошлом году. Зовут дружка Роберт Найлс. Тебе это имя что-нибудь говорит?
  
  Ребус нахмурился.
  
  — Роберт Найлс? — повторил он.
  
  Шивон закивала и провела ребром ладони себе по горлу.
  
  — Это тот парень, что перерезал горло своей жене?
  
  — Тот самый. Еще защищался в суде. Но лорд Джарвис был неумолим — приговор «виновен» и пожизненное. Мне тут позвонили — сообщили, что Хердман с тех пор регулярно ходил на свидания к Найлсу.
  
  — Когда же это все… месяцев девять-десять назад?
  
  — Посадили его в Барлинни, но он, видно, спятил — напал на какого-то арестанта, потом стал себя увечить.
  
  — И где же он теперь?
  
  — В Специальной психбольнице в Кабрее.
  
  Ребус задумался.
  
  — Так ты считаешь, что Хердман не случайно выбрал сына судьи?
  
  — Вполне возможно, что так. Из чувства мести и все прочее.
  
  — Да… мести… — Теперь слово «месть» витало уже над двумя убитыми парнишками.
  
  — Я собираюсь повидаться с ним, — сказал Хоган.
  
  — С Найлсом? Разве его состояние это позволяет?
  
  — Да вроде позволяет. Хочешь составить мне компанию?
  
  — Я польщен, Бобби, но почему я?
  
  — Потому что Найлс — тоже бывший ОЛП, Джон. Служил вместе с Хердманом. Если кто-то и знает, что там было в башке у Хердмана, так это Найлс.
  
  — Убийца, запертый в боксе Специальной психбольницы? Ну, видно, дела наши совсем плохи!
  
  — Мое дело предложить, Джон.
  
  — Когда это?
  
  — Да я хотел завтра, прямо с утра. Машиной туда ехать часа два.
  
  — Считай, что я записался.
  
  — Вот молодец! Кто знает, может быть, тебе и удастся что-нибудь выудить из Найлса, сыграть на его… сочувствии, что ли…
  
  — Ты думаешь?
  
  — Мне так представляется. Одного взгляда на твои руки ему будет достаточно, чтобы признать в тебе такого же, как он, страдальца.
  
  Услышав в трубке хихиканье Хогана, Ребус передал мобильник Шивон. Та нажала кнопку, прервав разговор.
  
  — Я слышала почти все, — сказала она, и тут же ее мобильник зачирикал опять.
  
  Это была Джилл Темплер:
  
  — Почему это Ребус не отвечает по своему телефону?
  
  — Наверное, он отключил мобильник, — сказала Шивон, поглядывая на Ребуса. — Ему трудно возиться с кнопками.
  
  — Забавно. Я всегда считала, уж что-что, а возиться с кнопками он умеет. — Шивон улыбнулась. «Особенно с твоими, наверное», — подумала она.
  
  — Дать его? — поинтересовалась она.
  
  — Я требую вас двоих обратно, — сказала Темплер. — Живо и без всяких «но»!
  
  — Что такое?
  
  — Вы вляпались в историю, вот что! Историю — хуже не придумаешь!
  
  Темплер говорила, чеканя слова, с особенной вескостью, и Шивон догадалась, в чем дело.
  
  — Газеты?
  
  — Прямо в точку. Кто-то что-то написал, другие подхватили, и выплыли детали, которые мне было бы желательно с Джоном прояснить.
  
  — Какие детали?
  
  — Джона засекли в пабе с Мартином Ферстоуном, видели даже, как они вместе отправились к нему домой. Видели и как он уходил от него, поздно уходил, перед самым пожаром. Журналист, раскопавший все это, кажется, не собирается на этом останавливаться.
  
  — Мы выезжаем.
  
  — Жду. — Темплер замолкла, и Шивон нажала на стартер.
  
  — Едем в Сент-Леонард, — сказала Шивон, собираясь с духом, чтобы объяснить причину.
  
  — Какая газета написала? — прервал долгое молчание Ребус.
  
  — Я не спросила.
  
  — Позвони ей.
  
  Шивон посмотрела на него в упор, но номер набрала.
  
  — Дай мне телефон, — распорядился Ребус. — Не хочу, чтоб машина полетела в кювет.
  
  Он взял телефон и, прижимая его плечом, попросил, чтобы его соединили со старшим суперинтендантом.
  
  — Это Джон, — сказал он, когда Темплер ответила. — За чьей подписью заметка?
  
  — Репортера по имени Стив Холли. И этот поганец бегает, вынюхивает и роет землю носом, как ищейка между уличных фонарей.
  6
  
  — Я знал, что это произведет дурное впечатление, — объяснял начальнице Ребус, — потому ничего и не сказал.
  
  Дело происходило в кабинете Темплер в Сент-Леонарде. Она сидела, Ребус стоял. Она вертела в руке остро отточенный карандаш, разглядывая его кончик, словно прикидывая, годится ли он в качестве боевого копья.
  
  — Ты мне соврал.
  
  — Я только опустил кое-какие подробности, Джилл.
  
  — Кое-какие подробности?
  
  — Незначительные.
  
  — Ты пошел с ним к нему домой?
  
  — Чтобы выпить там с ним еще.
  
  — Выпить с известным уголовником, угрожавшим ближайшей из твоих коллег? Писавшим на тебя заявление о нападении?
  
  — Я беседовал с ним. Мы не ссорились, ничего такого между нами не было. — Ребус хотел было скрестить руки на груди, но кровь так и хлынула в кисти, и он вынужден был опустить руки. — Спроси соседей, узнай, слышали ли они, что разговор шел на повышенных тонах. Заранее скажу — не слышали. Мы просто пили в гостиной виски.
  
  — Не в кухне?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — В кухне я даже и не был.
  
  — А ушел ты когда?
  
  — Понятия не имею. Очень может быть, что уже и за полночь.
  
  — Незадолго до пожара, да?
  
  — Задолго.
  
  Она не сводила с него глаз.
  
  — Джилл, парень был пьян в стельку. Все мы отлично знаем, как это бывает: напился, захотелось пожрать, включил жаровню и заснул. Или зажженная сигарета выпала из рук, и диван загорелся.
  
  Темплер потрогала карандашное острие.
  
  — Что мне грозит, какое наказание? — спросил Ребус, чтобы прервать гнетущее молчание.
  
  — Все теперь зависит от Стива Холли. Он заказывает музыку, и плясать на наших костях будет тоже он. Надо, чтобы видели, что начальство приняло меры.
  
  — Например, на время отстранить меня от работы?
  
  — Мне это приходило в голову.
  
  — Не думаю, что я вправе винить тебя за это.
  
  — Какое великодушие. Итак, Джон, зачем ты поперся к нему домой?
  
  — Он так просил меня об этом. Думаю, он просто любил играть в игры, вот и все. Вначале в качестве игрушки использовал Шивон, потом подвернулся я. Он сидел, потчевал меня, расписывал мне свои приключения. Думаю, все это его заводило.
  
  — А тебе-то это было зачем, на что ты рассчитывал?
  
  — В точности сказать не могу. Возможно, рассчитывал отвлечь его от Шивон.
  
  — Она просила тебя помочь?
  
  — Нет.
  
  — Готова держать пари, что нет. Шивон сама умеет за себя постоять.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Таким образом, это просто совпадение?
  
  — Ферстоун был чумой у порога, несчастьем, которое вот-вот должно было случиться. Нам повезло еще, что он никого не утянул с собой в могилу.
  
  — Повезло?
  
  — Ну, по крайней мере, горьких слез по поводу этой смерти я проливать не стану и сна не лишусь.
  
  — Конечно. Это значило бы требовать от тебя слишком многого.
  
  Ребус выпрямился, находя опору в молчании, впивая в себя тишину. Тут Темплер вздрогнула. Острие карандаша укололо ее, выдавив бусинку крови из пальца.
  
  — Последнее предупреждение, Джон, — сказала она и опустила руку, явно не желая возиться с ранкой на его глазах, демонстрируя тем самым свою уязвимость.
  
  — Хорошо, Джилл.
  
  — Когда я говорю «последнее», я говорю это серьезно.
  
  — Понял. Хочешь, я раздобуду пластырь? — И он уже потянулся к дверной ручке.
  
  — Хочу, чтобы ты ушел.
  
  — Если ты уверена, что ничего…
  
  — Катись!
  
  Ребус закрыл за собой дверь, чувствуя, как расправляются онемевшие мускулы ног. Шивон стояла невдалеке, вопросительно подняв бровь. Ребус неуклюже изобразил пальцами знак победы, и она медленно покачала головой: дескать, не знаю, как ты выпутаешься из создавшегося положения.
  
  Похоже, он и сам этого не знал.
  
  — Разреши, я тебя угощу, — сказал он. — Кофе в нашей столовой сойдет?
  
  — Вот щедрость так уж щедрость!
  
  — Я отделался последним предупреждением. Но вряд ли это можно назвать победой в финальном матче за футбольный кубок в Хэмпден-Парке.
  
  — Больше смахивает на вбрасывание мяча на Истер-роуд?
  
  Эти слова заставили его улыбнуться, отчего болезненно заныла челюсть — не так легко было размять улыбкой застывшие лицевые мускулы.
  
  Внизу и у дверей была настоящая сумятица. Кругом толпились люди, комнаты для допросов, по-видимому, были переполнены. Ребус заметил несколько знакомых лиц из уголовного розыска Лейта, команды Хогана. Он ухватил кого-то за локоть:
  
  — Что происходит?
  
  Лицо гневно насупилось, но, узнав его, смягчило выражение. Это был констебль по фамилии Петтифер. В уголовном розыске он был всего лишь полгода, но уже неплохо закалился на новой работе.
  
  — Лейт полон под завязку, — объяснил Петтифер, — вот и решили перевести лишних в Сент-Леонард.
  
  Ребус огляделся. Худые, измученные лица, мешковатая одежда, некрасивые стрижки… Самый цвет эдинбургского дна — осведомители, наркодилеры, «жучки» и наводчики, мошенники, взломщики, «быки», алкаши. Участок полнился их запахами, их невнятными, пересыпанными бранью протестами. Они готовы были кинуться в драку с любым и в любой момент. Где их адвокаты? Выпить нечего? А поссать? Какого хрена их сюда притащили? Как насчет прав человека? Власти совсем оборзели, фашисты проклятые!
  
  Детективы и полицейские в формах пытались навести подобие порядка, записывая имена и детали, распределяя всех по комнатам для допросов или углам, где можно было бы снять показания, в которых бы все отрицалось и звучали бы сдержанные жалобы. Те, кто помоложе, вели себя развязно и вызывающе: их еще не согнуло неустанное внимание законников. Несмотря на вывешенные запреты, они курили. Один из них подкатился к Ребусу. На парне была клетчатая бейсбольная кепка с козырьком, так залихватски задранным вверх, что казалось, малейший порыв эдинбургского ветра сорвет ее и она полетит в воздушном океане подобно паруснику.
  
  — Говоришь «нет», а им как об стенку горох! — сказал парень и дернул плечами. — Помоги, да и все тут! Да я с мокрушниками дел не имею, ей-богу, шеф, вот как на духу! Ты уж прости, а? — Он подмигнул Ребусу холодным змеиным глазом. — Тут и всего-то на одну затяжечку! — Имелся в виду скомканный в горсти окурок.
  
  Ребус, кивнув, прошел дальше.
  
  — Бобби ищет того, кто мог снабдить убийцу оружием, — сказал Ребус Шивон. — Собрал известных головорезов.
  
  — По-моему, некоторые лица мне знакомы.
  
  — Точно. И не по конкурсу красоты среди подростков.
  
  Ребус разглядывал этих мужчин — задержанные были исключительно мужчины. Легче всего было посчитать их просто отбросами, гораздо труднее — отыскать в душе каплю сочувствия к ним. В самом деле — судьба их была незавидна, а удача, похоже, решила обойти их стороной; воспитанные на страхе и алчности, они с пеленок привыкли быть гонимыми.
  
  Ребус это понимал. Он видел семьи, где дети с малых лет пускались во все тяжкие, не признавая над собой никаких законов, кроме законов джунглей. Отверженность была у них в крови. Жестокость родит жестоких. В свое время Ребус знавал отцов и дедов некоторых из этих юношей — преступные наклонности здесь передавались по наследству, и лишь годы могли утихомирить рецидивистов. Таковы были непреложные факты. Но проблема состояла в том, что с Ребусом большинство этих людей сталкивались уже сложившимися и в большинстве случаев неисправимыми преступниками. Так что сочувствие к ним становилось неуместно, оно выхолащивалось.
  
  И были среди них такие, как Павлин Джонсон. Имя Павлин, разумеется, было кличкой и происходило от его рубашек, рубашек, при одном взгляде на которые трезвел и столбенел в изумлении даже запойный. Джонсон тяготел к красивой жизни, изображая высший шик. Деньги у него не переводились, и он любил пустить пыль в глаза. Рубашки для него нередко шились на заказ каким-нибудь портным из закоулков Нью-Тауна. Порою Джонсон щеголял в шляпе, лицо его украшали тоненькие черные усики — возможно, он воображал себя Креольчиком. Зубы его были прекрасно запломбированы, что уже выделяло его среди собратьев, и потому он злоупотреблял широкими улыбками. Одним словом, колоритная фигура.
  
  Ребус знал, что Джонсону под сорок, но дать ему можно было и на десять лет больше или же меньше — в зависимости от его настроения и костюма. Его неизменно сопровождал коротышка по имени Маленький Злыдня Боб. Тот всегда был одет одинаково, как в форму: бейсболка, спортивная куртка, мешковатые черные джинсы и огромные, не по размеру, кроссовки. На пальцах его сверкали золотые кольца, обе кисти обвивали браслеты с именем, с шеи свисали цепочки. Круглое прыщеватое лицо с почти всегда приоткрытым, словно в изумлении, ртом. Поговаривали, что Злыдня Боб был братом Павлина. В таком случае генетика тут сыграла злую шутку. Высокий и даже элегантный Павлин и его зверского вида кореш. Что же до истинного зла в Злыдне, то, судя по всему, прозвище было лишь для красного словца.
  
  Ребус наблюдал, как дружков разделили. Бобу предстояло проследовать за полицейским наверх, где внезапно освободилось место. Джонсон же отправлялся в комнату № 1 для допросов в сопровождении констебля Петтифера. Ребус поискал взглядом Шивон, после чего начал протискиваться сквозь толпу.
  
  — Ничего, если я поприсутствую? — спросил он Петтифера.
  
  Молодой человек, по-видимому, смутился. Ребус попытался ободрить его улыбкой.
  
  — Мистер Ребус… — Джонсон протянул ему руку. — Какая приятная неожиданность!
  
  Ребус отстранился от него. Ему не хотелось, чтобы искушенный Джонсон понял, что Петтифер в своем деле новичок. В то же время ему надо было убедить констебля в том, что никто не собирается действовать через его голову и посылать к нему проверяющего. Единственным его оружием в тот момент была улыбка, к ней он и прибег вторично.
  
  — Очень хорошо, — наконец выговорил Петтифер. Втроем они вошли в комнату для допросов. Ребус ткнул указательным пальцем в сторону Шивон, приказывая ей ждать его.
  
  Комната для допросов № 1 была маленькой, душной, впитавшей в себя запахи нескольких предыдущих интервьюируемых. Окна были лишь на одной стене и располагались под потолком, так что открыть их было нельзя. На столике стоял примитивный двухкассетный магнитофон. За ним на уровне плеча находилась кнопка экстренного вызова. Комната просматривалась видеокамерой, висевшей над дверью.
  
  В этот день записи не велись — допросы были неформальными и апеллировали лишь к доброй воле задержанных. Петтифер принес с собой лишь два листа чистой бумаги и дешевую авторучку. Досье Джонсона он изучил, но выставлять это напоказ не намеревался.
  
  — Садитесь, пожалуйста, — сказал Петтифер.
  
  Джонсон не сразу опустился на стул — сперва он с нарочитой брезгливостью, словно не зная, стоит ли садиться, протер сиденье и спинку ярко-алым носовым платком.
  
  Петтифер сел напротив и тут же понял, что Ребусу сесть негде. Он сделал движение встать, но Ребус остановил его, покачав головой.
  
  — Я просто постою, если вы не против, — сказал он и, прислонившись к противоположной стенке, скрестил ноги в лодыжках и сунул руки в карманы. Стоя здесь, он находился в поле зрения Петтифера, в то время как Джонсону, чтобы поглядеть на него, надо было обернуться.
  
  — Вы прямо как кинозвезда, удостоившая своим вниманием провинцию, мистер Ребус, — с широкой улыбкой заметил Джонсон.
  
  — Тебе особая честь, Павлин.
  
  — Павлин ездит только первым классом, — с довольным видом произнес Джонсон и, обхватив себя руками, откинулся на спинку стула.
  
  Волосы у него были иссиня-черные, зачесанные назад и чуть вьющиеся на затылке. У него была привычка ходить с коктейльной палочкой во рту, посасывая ее, как леденец. Но в тот день палочки не было. Вместо нее он перекатывал во рту жвачку.
  
  — Мистер Джонсон, — начал Петтифер, — я полагаю, вы знаете причину, по какой вас доставили сюда?
  
  — Вы опрашиваете всех ребят по поводу убийцы. Я уже объяснял другому копу и скажу во всеуслышание: в такие дела Павлин не суется. Стрелять малолеток, братец, это уж никуда не годится. — Он раздумчиво покачал головой. — Помог бы с удовольствием, только притащили вы меня зря.
  
  — Вы уже попадали в истории из-за огнестрельного оружия, мистер Джонсон. Мы просто подумали, что вы, наверное, много чего знаете. Может быть, в курсе чего-то. Может быть, слушок какой уловили, новость в этой сфере деятельности…
  
  Петтифер говорил уверенно. Возможно, на девяносто процентов это была игра, внутри же он дрожал, как осенний листок на ветру, но внешне все выглядело вполне достойно, и это было главное. Ребусу нравилось, как держится Петтифер.
  
  — Павлин, ваша честь, что называется, не доносчик, но в этом случае скажу прямо: если б слышал чего, первым бы к вам прибежал. Но в смысле новостей ничего такого не было — тишь да гладь. А в протоколе отметьте себе, что торгую я лишь муляжами оружия — для коллекционеров, людей уважаемых, бизнесменов и прочее. Когда наверху и это запретят, будьте уверены, Павлин тут же свернет лавочку.
  
  — И незаконное оружие вы никому не продавали?
  
  — Никогда в жизни.
  
  — И не слыхали, кто мог бы проводить подобные операции?
  
  — Как я уже сказал только что — Павлин не доносчик.
  
  — А переделками этого вашего коллекционного оружия кто мог бы заниматься?
  
  — Чего не знаю, того не знаю, мистер.
  
  Петтифер кивнул и опустил глаза к листам бумаги, таким же первозданно чистым, какими он положил их на стол. Во время этой передышки Джонсон обернулся к Ребусу:
  
  — Ну, а как там в нашем телячьем вагоне, мистер Ребус?
  
  — Не скажу дурного. Вроде как почище стало.
  
  — Ладно, ладно. — Опять эта широченная улыбка, на этот раз сопровождаемая грозящим движением пальца: — Не удастся вашим наглецам-законникам потревожить меня в моем VIP-купе!
  
  — Ты полюбишь Барлинни, Павлин, — сказал Ребус — А можно и переиначить: тамошние парни полюбят тебя, это уж точно. Таких щеголей, как ты, там просто обожают.
  
  — Ах, мистер Ребус, — вздохнул Джонсон, — мстительность — дурная черта и до добра не доводит. Спросите итальянских мафиози.
  
  Петтифер заерзал на стуле, и ноги его шаркнули по полу.
  
  — Может быть, нам стоит вернуться к вопросу происхождения у Ли Хердмана оружия…
  
  — Вообще-то оружие теперь чаще всего из Китая к нам поступает, не правда ли?
  
  — Я имею в виду, — несколько раздраженно поправил Петтифер, — как могло подобное оружие очутиться в руке такого, как Ли Хердман, каким путем?
  
  Джонсон театрально развел руками:
  
  — Обычным, я думаю. Путем сжимания ствола. — Он рассмеялся собственной шутке, и раскаты его смеха гулко разнеслись в молчаливой тишине комнаты. Не поддержанный никем, он поерзал на стуле и попытался принять строгий вид.
  
  — Большинство оружейников в Глазго обосновались. Поспрошайте тамошних ребят.
  
  — Наши товарищи там как раз этим и занимаются, — сказал Петтифер. — Но не могли бы вы для начала сказать, кто первый приходит вам в голову?
  
  Джонсон пожал плечами:
  
  — Ей-богу, хоть выпотрошите меня всего.
  
  — Вот именно, констебль Петтифер, — сказал Ребус, направляясь к двери. — Вам определенно стоит поймать его на слове…
  
  За дверью ситуация была по-прежнему напряженной, и Шивон куда-то запропастилась. Ребус решил, что она в столовой, но вместо того чтобы поискать ее там, он поднялся наверх и, заглянув в две-три комнаты, нашел наконец Злыдню Боба, которого допрашивал одетый в форменную рубашку с короткими рукавами сержант Джордж Сильверс. В Сент-Леонарде он имел прозвище «Хей-хо». Это был равнодушный к службе коп, ожидавший близившегося выхода на пенсию с нетерпением автостопщика, переминающегося с ноги на ногу у обочины. Вошедшего Ребуса он удостоил лишь кивка. В его вопроснике значилось с десяток вопросов, и он горел желанием поскорее получить на них ответы, после чего отправить задержанного на все четыре стороны. Боб смотрел, как Ребус, придвинув стул, поставил его между ним и Сильверсом, так что правое его колено почти касалось левого колена Боба.
  
  — Я только что с допроса Павлина, — сказал Ребус, бесцеремонно прерывая Сильверса. — Его надо бы переименовать в Кенаря.
  
  Боб тупо уставился на него:
  
  — Почему это?
  
  — А ты как думаешь почему?
  
  — Откуда мне знать.
  
  — Ну что делают канарейки?
  
  — Летают… Живут на деревьях.
  
  — В клетке они живут, кретин, у твоей бабки в клетке! Песни распевают, вот что они делают!
  
  Боб переваривал полученную информацию. Ребусу казалось, что он слышит натужный скрип винтиков в его голове. Многие из этих подонков тупость лишь разыгрывают, будучи на самом деле не только хитрыми в житейском смысле, но и умными. Но Боб был либо настоящим Робертом Де Ниро по мастерству игры, либо никаким не актером.
  
  — А какие? — спросил он и, перехватив взгляд Ребуса, добавил: — То есть какие песни-то они распевают?
  
  Значит, не Де Ниро все-таки…
  
  — Боб, — сказал Ребус, опершись локтями о колени и придвигаясь поближе к коротышке, — ведь якшаясь с Джонсоном, ты непременно попадешь за решетку, и очень надолго.
  
  — Да?
  
  — Это тебя не волнует?
  
  Глупый вопрос. Едва задав его, Ребус это понял. Понял это и Сильверс, метнувший на него острый взгляд. В тюрьме Боб будет пребывать все в том же сомнамбулическом полусне, так что бояться тюрьмы ему нечего.
  
  — Мы с Павлином партнеры.
  
  — И конечно, совершенно равноправные, и отстегивает он тебе ровно половину. Брось, Боб. — Ребус заговорщицки улыбнулся. — Ведь он обдирает тебя! Щерится во весь рот, сверкая пломбами, а сам обштопывает тебя как может! А если что пойдет не так, кто ответит, кого он подставит? Да он и держит-то тебя при себе именно для этого! Ты как тот недотепа на кукольном представлении, что всякий раз рожей в кремовый торт попадает. Вы с Джонсоном оружием торгуете, как пить дать. Думаете, мы не доберемся до вас?
  
  — Модельными экземплярами, — забубнил точно вызубренный урок Боб. — Для коллекционеров, чтобы на стенку вешать.
  
  — Ну да, конечно, ведь каждый только и мечтает развесить над камином десяток-другой поддельных «глоков семнадцать» и «вальтеров РРК»! — Ребус выпрямился. Он не знал, чем пронять Боба, как достучаться до его сознания. Должна же быть у этого малого какая-нибудь слабинка, на чем можно было бы сыграть! Но нет — он был как сырое тесто: мни его, верти в руках сколько хочешь, оно так и останется бесформенной массой. Он решил сделать последнюю попытку: — В один прекрасный день какой-нибудь парнишка вытащит одну из ваших моделей, а его и прихлопнут, подумав, что пистолет настоящий. Это лишь вопрос времени.
  
  Ребус чувствовал, что начинает кипятиться и в голосе его проскальзывает волнение. Сильверс уставился на него, не понимая, к чему он клонит. Встретившись с ним взглядом, Ребус пожал плечами и засобирался уходить.
  
  — Подумай об этом на досуге, Боб. Очень советую.
  
  Ему хотелось, чтобы парень посмотрел ему в глаза, но тот безотрывно глядел на лампочки в потолке, словно там рассыпались огни фейерверка.
  
  — Не был я ни на каком кукольном представлении… — услышал он уже в дверях.
  
  Брошенная Ребусом, Шивон поднялась наверх, в отдел. В главном офисе кипела работа, детективы расселись по чужим столам, допрашивая задержанных. На ее столе монитор компьютера был сдвинут, корзина для входящих документов переставлена на пол. Констебль Дэви Хиндс снимал показания у молодого человека. Тот бормотал что-то невнятное, зорко поглядывая на детектива из-под полуприкрытых век.
  
  — А чем тебе твой стол не подходит? — спросила Шивон.
  
  — Сержант Уайли меня оттуда согнала, как старшая по чину. — Хиндс кивнул в сторону сержанта Эллен Уайли, готовившейся к очередному допросу за его столом. Услышав свою фамилию, она подняла глаза, оторвавшись от бумаг, и улыбнулась. Шивон послала ей ответную улыбку. Уайли была в том же чине, что и Шивон, но с большей выслугой лет. Шивон знала, что когда речь зайдет о повышении, они с Уайли могут стать соперницами. Она решила втиснуть в ящик стола свою корзину для входящих. В полицейских участках нередки случаи краж, и кто знает, какую бумагу могут прихватить с собой захватчики.
  
  Подняв корзину, она увидела, что из-под скрепленных докладных высовывается уголок белого конверта. Она вытянула конверт, поместила корзину в единственный глубокий ящик, задвинула его и заперла. Все это под пристальным взглядом Хиндса.
  
  — Твоих бумаг там нет? — спросила Шивон.
  
  Тот покачал головой, ожидая объяснений. Но вместо этого Шивон вышла и спустилась вниз к автомату с напитками. Здесь было поспокойнее. На парковке стояла группа заезжих детективов. Перекуривая, они обсуждали что-то смешное. Ребуса с ними не было, и Шивон туда не пошла, а осталась у автомобиля с банкой холодного, как лед, лимонада. От ледяной сладости напитка заныли сначала зубы, а затем живот. Шивон взглянула на надпись, где указывались компоненты жидкости. Она помнила, что пособия по нервным болезням рекомендовали исключить кофеин, и потому свою любовь к кофе старалась перенаправить в русло кофе без кофеина. Можно приучить себя вообще обходиться без кофеина. Соль: ее тоже следовало избегать. Соль поднимает давление и тому подобное. Алкоголь следовало употреблять умеренно. Интересно, можно ли считать «умеренным» бутылку вина после работы? Вряд ли. Но если выпить полбутылки, остаток к утру уже испортится. Не забыть узнать, продаются ли вина в пол-литровых бутылках.
  
  Она вспомнила о конверте и вытащила его из кармана. Адрес написан от руки, вернее — накорябан. Она поставила банку на верх автомобиля и вскрыла конверт, борясь с охватившим ее дурным предчувствием. Листок бумаги — больше ничего. Ни тебе бритвенных лезвий, ни острых стекляшек… Очередной сумасшедший, желающий поделиться с ней своими соображениями. Она развернула листок. Большие неровные печатные буквы.
  
   ЖДУ НЕ ДОЖДУСЬ СВИДАНИЯ В ЗЛАЧНОМ МЕСТЕ. МАРТИ.
  
  Имя было подчеркнуто. У Шивон заколотилось сердце. Кто был этот Марти, она не сомневалась: Мартин Ферстоун. Но ведь теперь он баночка пепла и костей на полке в лаборатории! Она разглядывала конверт. Адрес, код — все честь по чести… Может быть, это чей-то глупый розыгрыш? Но чей? Кому известна ее история с Ферстоуном? Только Ребусу и Темплер. Она прокручивала в памяти события месячной давности. Кто-то передавал ей сообщения на компьютер. Кто-то из отдела, из ее сослуживцев. Но сообщения прекратились. Ближайшие ее соседи по столу — Дэвид Хиндс и Джордж Сильверс. Нередко еще — Грант Худ. Остальные приходят и уходят. Но никому из них о Ферстоуне она не рассказывала. Спокойно… Когда поступала жалоба от Ферстоуна? Остались ли ее следы в бумагах? Сомнительно. Но полицейский участок — это ведь улей, который вечно гудит от сплетен и слухов.
  
  Она поймала себя на том, что неотрывно смотрит в стекло входной двери и что двое из детективов на парковке, заметив это, удивляются, чем так приворожили ее. Она выдавила из себя улыбку и мотнула головой — дескать, просто «замешталась».
  
  Не зная, чем бы еще заняться, она вытащила мобильник, желая проверить оставленные сообщения, но вместо этого стала набирать номер, отыскав его в записной книжке мобильника.
  
  — Рэй Дафф у телефона.
  
  — Рэй? Ты сейчас очень занят?
  
  Шивон знала, что ответ будет предварен тяжелым вздохом. Дафф был ученым и работал в судебно-экспертной лаборатории в Хоуденхолле.
  
  — Нет, если не считать работы с пулями Порт-Эдгара, из одного ли пистолета они выпущены, анализов кровяных брызг и следов пороха, исследования баллистических траекторий и прочее.
  
  — Ну, по крайней мере, мы не даем тебе скучать. Как твой «М9»?
  
  — Бегает как зверь. — В последний их разговор Дафф сказал, что чинит свою машину 73-го года выпуска. — И это значит, что предложение закатиться куда-нибудь на уик-энд остается в силе.
  
  — Может быть, когда погода станет получше.
  
  — Там, знаешь ли, имеется крыша.
  
  — Ну, это все-таки будет не то, согласен? Послушай, Рэй. Я знаю, что ты по уши в работе из-за всей этой истории в школе, но, может быть, ты не откажешь мне в маленькой любезности…
  
  — Знаешь, Шивон, заранее говорю «нет»! Меня буквально рвут на части.
  
  — Конечно. Я ведь тоже занимаюсь сейчас Порт-Эдгаром.
  
  — Как и вся городская полиция. — Новый вздох. — Ну, а из любопытства — о чем ты хотела попросить?
  
  — Останется между нами, да?
  
  — Разумеется.
  
  Шивон огляделась. Детективы, стоявшие на парковке, потеряли к ней всякий интерес. За столиком метрах в двадцати от нее три констебля пили чай с сандвичами. Она повернулась к ним спиной, встав лицом к автомату.
  
  — Я только что получила письмо. Анонимное.
  
  — С угрозами?
  
  — Можно считать, да.
  
  — Ты должна его кому-нибудь показать.
  
  — Я собираюсь показать его тебе. Может быть, ты тогда понял бы, что это такое.
  
  — Я имел в виду — показать твоей начальнице. Джилл Темплер, кажется?
  
  — Сейчас я у нее не особенно в фаворе. Кроме того, у нее завал работы.
  
  — А у меня что, не завал?
  
  — Только взгляни и реши, серьезно это или пустяк, а Рэй?
  
  — Но ход мыслей у меня правильный?
  
  — Правильный.
  
  — А значит, неправа ты. Тебе угрожают, и ты должна доложить об этом, Шив.
  
  Опять эта кличка, это Шив! Количество так ее называющих, похоже, все увеличивается. Но она решила не говорить Рэю, как ненавидит это имя, — сейчас не время.
  
  — Дело в том, Рэй, что это письмо от покойника.
  
  В трубке — молчание. А потом ленивое:
  
  — Ладно уж, ты разбудила во мне любопытство.
  
  — Муниципальный дом в Грейсмаунте, пожар от жаровни…
  
  — Ах вот оно что! Мартин Ферстоун. Я и над этим делом работать начинал.
  
  — Ну и что в результате?
  
  — Пока рано говорить. Порт-Эдгар заслонил все. Он теперь первым номером в таблице. А котировка Ферстоуна упала на несколько позиций.
  
  Шивон не могла не улыбнуться этой терминологии. Рэй увлекался тест-таблицами, и в их беседах часто проскальзывали «первые тройки» или «пятерки».
  
  Вот и сейчас:
  
  — Кстати, Шив, назови-ка первую тройку среди шотландских рок- и поп-исполнителей.
  
  — Рэй…
  
  — Ну уважь! Думать нельзя, назови тех, кто тут же приходит в голову! Навскидку!
  
  — Род Стюарт? «Биг-кантри»? Трэвис?
  
  — А для Лулу места не нашлось? Или Энни Ленокс?
  
  — Я не очень-то в этом разбираюсь, Рэй.
  
  — Однако Род — выбор интересный.
  
  — Это инспектор Ребус виноват. Дал мне послушать ранние альбомы. — Теперь вздохнула она, тихонько. — Так поможешь мне или нет?
  
  — Когда сможешь передать мне письмо?
  
  — В пределах этого часа.
  
  — Думаю, я мог бы и задержаться. Если это поможет нашим отношениям.
  
  — Говорила я тебе когда-нибудь, какой ты красавец, умница и симпатяга?
  
  — Когда я выполняю твои просьбы.
  
  — Ты ангел, Рэй. Я твоя вечная должница.
  
  — Ну так выбери же наконец время для автомобильной прогулки, — начал было уговаривать Рэй, но она прервала разговор.
  
  Пройдя через столовую, она понесла письмо в расположенный за нею отдел доставки и регистрации.
  
  — Пакетика для собранных улик, случайно, не найдется? — спросила она вахтенного сержанта. Тот, нагнувшись к ящикам, стал рыться в них.
  
  — Могу сверху принести, — сказал он, признав свое поражение.
  
  — Ну а толстого конверта?
  
  Сержант вновь нагнулся и вытащил из-под столешницы конверт из плотной бумаги размером А-4.
  
  — Подойдет, — сказала Шивон и кинула туда свой конверт. Написав на конверте имя Рэя Даффа, она поставила и свое, на всякий случай, и добавила слово «срочно». Затем опять пересекла столовую и вышла на парковку. Курильщики вернулись в здание, а значит, ей не надо было извиняться за недавние пристальные взгляды. Двое полицейских садились в патрульную машину.
  
  — Привет, ребята! — вскричала она.
  
  Подойдя поближе, она увидела, что рядом с водительским креслом уселся констебль Джон Мейсон, которого в участке, естественно, прозвали «Перри». За рулем была Тони Джексон.
  
  — Здорово, Шивон! — сказала Джексон. — Жаль, что тебя не было в пятницу вечером.
  
  Шивон промямлила какое-то извинение. Тони и еще несколько женщин-полицейских любили раз в неделю разрядиться и хорошенько кутнуть. Шивон была единственным детективом, допущенным в их избранный круг.
  
  — Наверное, я много потеряла, — заметила Шивон.
  
  — Очень много. У меня печенка до сих пор отваливается.
  
  — А что вы такое пили? — заинтересовался Мейсон.
  
  — Опыта набираешься? — Джексон подмигнула напарнику и повернулась к Шивон: — Хочешь почту нам подсунуть? — Она кивнула в сторону конверта.
  
  — Можешь отвезти? Это в судебную экспертизу в Хоуденхолле и передать, если удастся, в собственные руки вот ему. — Шивон похлопала по конверту там, где значилось имя Даффа.
  
  — Вызовов немного, а крюк небольшой.
  
  — Я пообещала, что доставят в пределах часа.
  
  — Такому водителю, как Тони, это раз плюнуть, — заметил Мейсон.
  
  Джексон пропустила это мимо ушей.
  
  — Пронесся слух, что тебя в шоферы отрядили, Шивон.
  
  Шивон поджала губы:
  
  — Всего на несколько дней.
  
  — Как это ему удалось сотворить такое с руками?
  
  Шивон пристально посмотрела на Джексон:
  
  — Не знаю, Тони. А что говорят местные сплетники?
  
  — Да много чего говорят. Всякое называют — начиная от драки и кончая жаровнями.
  
  — По-моему, одно вовсе не исключает другого.
  
  — Там, где дело касается инспектора Ребуса, не исключается что бы то ни было. — Джексон криво усмехнулась и протянула руку за конвертом. — А тебе, Шивон, ставим на вид.
  
  — В пятницу буду, если примете.
  
  — Обещаешь?
  
  — Честное сыщицкое.
  
  — Иными словами, еще не ясно?
  
  — Полной ясности не бывает, Тони, ты же знаешь.
  
  Джексон взглянула куда-то за спину Шивон.
  
  — Вот, не поминай лиха… — пробормотала она, вновь садясь за руль.
  
  Шивон обернулась. Стоя в дверях, на нее глядел Ребус. Она не знала, когда он вошел. Видел ли он передачу конверта из рук в руки? Мотор заурчал, она отступила в сторону, машина тронулась. Ребус вскрыл пачку сигарет и теперь зубами выуживал одну.
  
  — Забавно, как легко приспосабливаются люди, — сказала, подходя к нему, Шивон.
  
  — Я собираюсь расширить репертуар, — сказал Ребус. — Попробую играть на пианино носом. — Вытащив зажигалку, он с третьей попытки закурил и стал пускать дым.
  
  — Спасибо, что оставил меня одну, голодную и холодную.
  
  — Здесь не холодно.
  
  — Я имела в виду…
  
  — Знаю, что ты имела в виду. — Он задержал на ней взгляд. — Я просто хотел послушать, как станет выкручиваться Джонсон.
  
  — Джонсон?
  
  — Павлин Джонсон. — Он увидел, что она сосредоточенно щурится. — Он сам так себя называет.
  
  — Почему?
  
  — Ну, ты же видела, как он одет.
  
  — Я про то, почему он тебе понадобился?
  
  — Мне он интересен.
  
  — Есть какая-нибудь особая причина?
  
  Ребус лишь пожал плечами.
  
  — Кто он такой, строго говоря? — спросила Шивон. — И надо ли мне с ним знакомиться?
  
  — Ничтожество, мелкая сошка, но такие и бывают подчас особенно опасными. Продает муляжи оружия всем желающим, похоже, иногда приторговывает и настоящим, укрывает краденое, легкие наркотики у него тоже можно раздобыть — пригоршню гашиша, ну и так далее.
  
  — И где же он промышляет?
  
  Ребус словно бы задумался:
  
  — Где-то в районе Бердихауса.
  
  Но она слишком хорошо знала его, чтобы попасться на эту удочку.
  
  — Бердихауса?
  
  — Ну, в том направлении.
  
  Он смял во рту сигарету.
  
  — Я могла бы, конечно, заглянуть в его досье. — Она выдержала взгляд Ребуса, и он, моргнув, сдался первым:
  
  — Саутхаус, Бердихаус — там где-то…
  
  Колечки дыма возле его рта почему-то привели ей на память быка с кольцом в носу.
  
  — То есть совсем рядом с Грейсмаунтом?
  
  Он пожал плечами:
  
  — Ну при чем тут география!
  
  — Это там, где Ферстоун бывал… его грядка. Два подонка вряд ли не знали друг друга, правда?
  
  — Возможно, и знали.
  
  — Джон…
  
  — Что было в том конверте?
  
  Теперь был ее черед сделать каменное лицо:
  
  — Не переводи разговор на другое.
  
  — Тот разговор окончен. Что было в конверте?
  
  — Одна пустяковина, нечего беспокоиться. Не заморачивайте свою умную голову, инспектор Ребус.
  
  — Вот теперь я по-настоящему забеспокоился.
  
  — Да правда же — пустяк, и больше ничего.
  
  Выждав немного, Ребус медленно кивнул:
  
  — Это все потому, что ты твердо стоишь на своих двоих?
  
  — Именно.
  
  Он наклонил голову, выплевывая окурок. Раздавил его носком ботинка.
  
  — Знаешь, не надо заезжать за мной.
  
  Она кивнула:
  
  — Хорошо. Я найду, чем заняться.
  
  Он попытался найти благовидный предлог, чтобы вернуть все как было, и, не найдя, тут же сдался:
  
  — Ладно. Давай-ка удерем отсюда поскорее, пока Джилл Темплер не придумала, чем бы еще нас уконтрапупить.
  
  — Хорошо, — согласилась Шивон. — А пока я буду за рулем, ты расскажешь мне все о мистере Павлине Джонсоне. — Она помолчала. — Кстати, назови-ка первую тройку в тест-таблице шотландских рок- и поп-исполнителей!
  
  — Почему ты спрашиваешь?
  
  — Быстро! Первые имена, что приходят в голову!
  
  Секунду Ребус собирался с мыслями:
  
  — «Назарет», Алекс Харви, «Деакон блю».
  
  — А Род Стюарт?
  
  — Но он не шотландец…
  
  — И все же при желании включить можно.
  
  — Тогда найдется место и ему сразу же после Яна Стюарта. Но сперва на ум приходят Джон Мартин, Джек Брюс, Ян Андерсон… да, не забыть еще Донована и струнную группу «Невероятные»… Лулу и Мэгги Белл…
  
  Шивон закатила глаза:
  
  — Наверное, поздно говорить, что лучше бы я тебя не спрашивала?
  
  — Конечно, поздно, — отозвался Ребус, пробираясь к своему креслу рядом с водительским. — А еще Фрэнки Миллер… «Простаки» в лучший свой период… И я всегда питал слабость к Пэллас…
  
  Шивон стояла возле дверцы водителя, сжимая ее ручку, но не влезая. Изнутри доносился голос Ребуса, перечислявшего все новые и новые имена. Говорил он громко, так, чтобы она расслышала каждое.
  
  — Не из тех мест, где я обычно провожу время, — пробормотал доктор Керт. Высокого, тощего, его называли гробовщиком. Почти шестидесятилетний, с длинным лицом, обвислыми щеками, под глазами мешки. Есть такие собаки-ищейки, думал Ребус.
  
  Собака гробовщика.
  
  Прозвище казалось весьма уместным, если вспомнить, что он был патологоанатомом, и одним из самых уважаемых в Эдинбурге. С его подачи мертвецы рассказывали свои истории, а иной раз раскрывали секреты; самоубийцы оказывались жертвами насилия, кости — не человеческими костями. Мастерство и интуиция Керта столько раз за долгие годы помогали Ребусу находить решение, что было бы верхом неблагодарности отказаться, когда Керт позвонил и предложил составить ему компанию в каком-нибудь питейном заведении, прибавив напоследок: «Только там, где потише, пожалуйста. Чтобы можно было поговорить без болтовни вокруг».
  
  Вот почему Ребус и выбрал свой постоянный и излюбленный Оксфорд-бар, ютившийся в закоулке на задах Джордж-стрит и удаленный как от места работы Керта, так и от Сент-Леонарда.
  
  Они сидели в заднем зале за столиком у дальней стены. Кругом — ни души. Середина недели и ранний вечер привлекли и в главный-то зал лишь несколько парочек, уже собиравшихся уходить, и одного завсегдатая, который только что вошел. Ребус принес за столик напитки — пинту пива для себя, джин с тоником для патологоанатома.
  
  — Слейнте,[3] — сказал Керт, приподняв стакан.
  
  — Ваше здоровье, док! — Ребус все еще был не в состоянии поднять кружку одной рукой.
  
  — Вы держите ее, как чашу с причастием, — заметил Керт и добавил: — Хотите поделиться, как это вас угораздило?
  
  — Нет.
  
  — Но ходят разные слухи.
  
  — Да по мне, пусть они хоть пачками ходят! Наплевать. Вот ваш звонок меня заинтриговал. Расскажите, в чем дело?
  
  Приехав тогда домой, Ребус отмокал в теплой ванне с музыкой в качестве гарнира. Джеки Ливен пел о мужественных романтиках Файфа — как это Ребус забыл включить его в список! Тут и раздался звонок Керта.
  
  Можно поговорить? А что, если не по телефону? Сегодня вечером?…
  
  Ни словом, ни намеком о причине, просто условились встретиться в пол-восьмого в Оксфорд-баре.
  
  Керт не спеша смаковал свой джин.
  
  — Ну, как жизнь протекает, Джон?
  
  Ребус впился в него взглядом.
  
  Есть люди, разговаривая с которыми нельзя сразу приступать к сути дела: возраст и достигнутое положение обеспечивают им право на известную преамбулу. Он предложил патологоанатому сигарету, тот взял ее.
  
  — Выньте из пачки и для меня тоже, — попросил Ребус. Керт повиновался, и оба мужчины некоторое время молча курили.
  
  — У меня дела в ажуре, док. А как вы поживаете? Часто тянет звонить копам по вечерам и тянуть их в заднюю комнату какого-нибудь затрапезного бара?
  
  — По-моему, «затрапезный бар» выбрали вы, а не я.
  
  Легким кивком Ребус признал справедливость этих слов.
  
  Керт улыбнулся.
  
  — Вы не отличаетесь терпением, Джон.
  
  Ребус передернул плечами:
  
  — Да я готов хоть всю ночь здесь просидеть, но приятнее все-таки было бы знать, о чем речь.
  
  — Речь идет об останках некоего Мартина Ферстоуна.
  
  — Вот как? — Ребус сел поудобнее в своем кресле и положил ногу на ногу.
  
  — Вам, конечно, он знаком, не правда ли? — Когда Керт затягивался, щеки у него совсем вваливались. Курить он начал лишь лет пять назад, словно ему не терпелось проверить, насколько это приблизит его конец.
  
  — Был знаком, — сказал Ребус.
  
  — Ах да, конечно… в прошедшем времени, как это ни прискорбно.
  
  — Не слишком прискорбно. Признаться, не сильно горюю по нему.
  
  — Как бы там ни было, профессор Гейтс и я… словом, мы считаем, что есть кое-какие темные места.
  
  — В пепле и костных остатках, вы имеете в виду?
  
  Керт медленно покачал головой, не желая поддерживать шутку.
  
  — Судебная экспертиза еще прояснит нам многое из того… — Конец фразы он проглотил. — Старший суперинтендант Темплер постоянно теребит нас. Думаю, Гейтс завтра с ней встретится.
  
  — Но какое это все имеет отношение ко мне?
  
  — Она считает, что вы можете оказаться, так или иначе, причастны к убийству этого человека.
  
  Последние слова повисли в облаке сигаретного дыма между ними. Ребусу не было нужды переспрашивать: Керт понял невысказанный вопрос.
  
  — Да, мы рассматриваем возможность убийства, — сказал он, неспешно наклоняя голову. — Есть признаки того, что он был привязан к стулу. Я прихватил с собой фотографии… — Он потянулся к стоявшему рядом на полу портфелю.
  
  — Док, — сказал Ребус, — наверно, вам не полагается показывать их мне.
  
  — Знаю. И ни за что не показал бы их вам, если б считал, что есть хоть малейшая вероятность вашей сопричастности к этому. — Он поднял глаза на Ребуса. — Но я вас знаю, Джон.
  
  Ребус покосился на портфель.
  
  — Многие и раньше заблуждались относительно меня.
  
  — Возможно.
  
  Перед ними на мокрые пивные подставки легла картонная папка. Ребус взял ее, раскрыл. Внутри лежало несколько десятков фотографий, снятых в сгоревшей кухне. На заднем плане еще курился дымок. В Мартине Ферстоуне трудно было признать человека. Он больше напоминал почерневший и облупленный манекен в витрине магазина. Он лежал ничком. Позади него валялся стул — две ножки и то, что осталось от сиденья. Но что удивило Ребуса — это плита: по какой-то непонятной причине поверхность ее почти не пострадала. На конфорке все еще оставалась жаровня. Господи ты боже — ее немножко почистить, и можно пользоваться опять. Трудно представить себе, что жаровня выдержала то, чего не смог выдержать человек.
  
  — Обратите внимание на положение стула. Он упал вперед вместе с жертвой. Весьма вероятно, что человек сначала очутился на коленях, потому что стул опрокинулся, а потом, соскользнув с колен, растянулся на полу. Видите, как он руки держит? Совершенно по швам.
  
  Ребус видел, не понимая, что из этого следует.
  
  — Мы полагаем, что обнаружили остатки веревки… синтетической бельевой веревки. Верхний слой расплавился, но нейлон — материал стойкий.
  
  — В кухне часто хранятся веревки, — сказал Ребус, сказал, просто чтобы поспорить, потому что вдруг понял, к чему все это ведет.
  
  — Согласен. Но профессор Гейтс… ну, он отдал это на экспертизу…
  
  — Потому что считает, что Ферстоуна привязали к стулу?
  
  Керт ограничился кивком.
  
  — На других снимках… на некоторых из них, взятых крупным планом, вы можете заметить куски веревки.
  
  Ребус заметил.
  
  — И вот вам последовательность событий: человек находится в бессознательном состоянии, привязанный к стулу. Он приходит в себя, видит, что кругом бушует огонь, чувствует, что ему трудно дышать от дыма. Он пытается высвободиться, стул опрокидывается, и тут уж он начинает задыхаться по-настоящему. Его душит дым, и он погибает от нехватки воздуха раньше, чем огонь сжигает его путы.
  
  — Это лишь версия, — сказал Ребус.
  
  — Да, конечно, — негромко подтвердил патологоанатом.
  
  Ребус еще раз проглядел снимки.
  
  — Так что же, внезапно выяснилось, что это убийство?
  
  — Или преступная подготовка убийства. Думаю, что адвокат мог бы оспорить убийство, доказывая, что не веревка убила Ферстоуна и что связали его только из желания напугать.
  
  Ребус взглянул на него:
  
  — Видно, вы много думали над этим.
  
  Керт опять поднял свой стакан:
  
  — Профессор Гейтс завтра будет беседовать с Джилл Темплер. Он покажет ей эти снимки. Судебные эксперты скажут свое слово… Кругом шепчутся, что вы там были.
  
  — С вами, случаем, не связывался один репортер? — Ребус увидел кивок Керта. — И звать его Стив Холли? — Опять кивок. Ребус громко выругался как раз в тот момент, когда к столику подошел бармен Гарри убрать пустую посуду. Гарри насвистывал — верный знак, что у него сладилось с очередной бабенкой. Возможно, он собирался этим похвастаться, но неожиданный всплеск эмоций Ребуса заставил его отказаться от этого намерения.
  
  — Каким же образом вы собираетесь?…
  
  Керт не мог подобрать нужных слов.
  
  — Обороняться? — договорил за него Ребус. Он хмуро улыбнулся. — Тут обороняться я не смогу, док. Я действительно был там. Все это знают, а кто не знает, скоро узнает. — Он поднес руку ко рту, хотел вгрызться в ноготь, но вовремя вспомнил, что не сможет этого сделать. Его обуревало желание стукнуть кулаком по столу, но исключалось и это.
  
  — Всё это, конечно, улики косвенные, — сказал Керт. — Почти всё. — Он потянулся через стол и нашарил одну фотографию — снятая крупным планом голова, лицо человека с открытым ртом. Ребус почувствовал, как булькнуло у него в желудке выпитое пиво. Керт указывал на шею Ферстоуна. — Выглядит как лоскут кожи, но это другое. — На шее висело что-то. — На покойном не было галстука или чего-то вроде галстука?
  
  Предположение показалось Ребусу настолько забавным, что он даже рассмеялся.
  
  — Это же муниципальный дом в Грейсмаунте, док, а не какой-нибудь аристократический клуб в Нью-Тауне!
  
  Ребус хотел поднести к губам кружку, но передумал. Он покачал головой, представив себе Мартина Ферстоуна в галстуке. Почему бы уж тогда не в смокинге? И не с дворецким, подающим ему сигареты на подносе?
  
  — Дело в том, — продолжал доктор Керт, — что если на нем не было галстука либо шейного платка или чего-то наподобие этого, повязанного вокруг шеи, то можно заподозрить, что во рту у него был кляп. Вполне вероятно, что рот ему заткнули платком, завязав его на затылке. Но Ферстоун каким-то образом сумел высвободить рот, хотя и слишком поздно, чтобы позвать на помощь. Платок соскользнул и повис на шее.
  
  Ребус увидел эту картину.
  
  Увидел, как сам он пытается выпутаться.
  
  И как понимает, что выпутаться он не может.
  7
  
  У Шивон возникла идея.
  
  Ее часто охватывали во сне приступы паники. Возможно, виновата была комната, в которой она спала. Поэтому она решила попробовать спать на диване, очень удобно и даже уютно устроившись на нем под пуховым одеялом, с телевизором в углу, кофе и коробочкой чипсов «Принглс». Трижды за этот вечер она ловила себя на том, что подходит к окну и проверяет, что там внизу, на улице. Если во тьме она замечала движение, она замирала у окна на несколько минут, следя за подозрительным пятном, пока подозрения не рассеивались. Когда Ребус позвонил ей, чтобы рассказать о своем свидании с доктором Кертом, она задала ему вопрос: точно ли был идентифицирован труп?
  
  Он осведомился, что она имеет в виду.
  
  — Останки обуглены, значит, надо проводить анализ ДНК. Это было сделано?
  
  — Шивон…
  
  — Для того чтобы можно было оспорить.
  
  — Он мертв, Шивон. И приучайся не думать больше о нем.
  
  Она закусила губу — тем более сейчас не время тревожить его по поводу письма. С него и так хватает.
  
  Ребус нажал кнопку отбоя. Шивон он позвонил лишь потому, что знал: если завтра все это дерьмо выплывет наружу, его на месте не будет и Темплер придется довольствоваться его заместительницей.
  
  Шивон решила приготовить себе еще кофе — растворимого, без кофеина. Она чувствовала кислый вкус у себя во рту. По пути на кухню она остановилась возле окна и окинула беглым взглядом улицу. Доктор попросил ее записать примерное меню всех ее трапез за неделю, после чего обвел в кружок те продукты, которые, по его мнению, могли провоцировать приступы. О «Принглс» Шивон старалась не думать, сложность заключалась в том, что она любила «Принглс». А также вино, и шипучие напитки, и готовую еду на вынос. Как они и решили с доктором, она отказалась от курения, регулярно занималась гимнастикой. Но надо же иногда как-то выпускать пар…
  
  — Так вы пар выпускаете с помощью выпивки и фастфуда?
  
  — Это моя разрядка по вечерам.
  
  — Может, стоит попробовать ослабить дневной заряд?
  
  — Вы хотите уверить меня, что никогда не курили и в рот не брали спиртного?
  
  Нет, в этом уверить он её конечно же не хотел. Работа у докторов даже напряженнее, чем у копов. Но одну вещь она стала делать по собственной инициативе — погружаться в волны музыки, ставя на проигрыватель диски — Лемон Джелли, «Олд-солар», «Канадские подмостки». Некоторые она забраковала: «Апекс Туин» и «Отекр» показались ей жидковатыми, мало мяса на кости.
  
  Мясо на кости…
  
  Она думала о Мартине Ферстоуне. Вспоминала его запах — от него несло какими-то мужскими химикалиями. Перед глазами всплывало его лицо со стертыми, потемневшими зубами и как он стоял возле ее машины, нагло жуя ее покупку, такой небрежный в этом своем вызове, такой неуязвимый в своей агрессивности. Нет, Ребус был прав, он должен был умереть. А письмо — это чья-то дурная шутка. Но проблема состояла в том, что она не могла понять, кто это так подшутил. Однако был же кто-то, кто это сделал, просто она кого-то упускает из виду.
  
  С чашкой кофе в руках она опять завернула к окну. В доме напротив горел свет. Некоторое время назад оттуда за ней вел наблюдение мужчина… коп по фамилии Линфорд. Он все еще служил в полиции, теперь уже в управлении. Она даже подумывала тогда о переезде, но ей нравился район, нравились улица, ее квартира, нравилось окружение. Маленькие лавочки на углу, молодые семьи и интеллигентные холостяки. Большинство молодых семей составляли люди моложе ее, и она понимала это. Все вокруг донимали ее, спрашивая: «Ну а ты когда подберешь себе пару?» Тони Джексон на их пятничных встречах буквально брала ее в оборот. Выискивала для нее подходящих кандидатов в барах и клубах, не желая слушать отказов, подводила их к столику, где сидела, подперев рукой голову, Шивон.
  
  Возможно, бой-френд и был бы кстати. Отпугивал бы воров. Правда, то же самое могла бы делать и собака. Но что касается собаки…
  
  Заводить собаку Шивон не хотелось. Как не хотелось заводить и любовника. С Эриком Мозом она перестала видеться, когда он стал заговаривать о том, что их отношениям «пора перейти в новую стадию…». Теперь она скучала по нему, по его поздним визитам к ней, совместным ужинам с пиццей и обменом сплетнями. Они бы послушали музыку, может быть, поиграли в компьютерные игры на его ноутбуке. Надо будет вскоре попытаться вернуть его и посмотреть, что из этого выйдет. Вскоре, но не сейчас.
  
  Мартин Ферстоун был мертв. Это знали все. Интересно, кто знал бы, будь он все-таки жив? Возможно, его девушка. Близкие друзья или родные. Жил же он с кем-то, кто помогал ему тратить нажитое и выживать. Может быть, этот Павлин Джонсон был бы в курсе. Ребус говорил, что к этому парню как магнитом притягивает всю окрестную шпану. Сна не было ни в одном глазу, и она решила, что прокатиться было бы ей на пользу. Опять же и музыку послушать на автомобильном магнитофоне. Она взяла мобильник и набрала номер участка в Лейте, зная, что на происшествие в Порт-Эдгаре брошены огромные средства, а значит, там найдутся полуночники, жаждущие пополнить сверхурочными свой банковский счет. На одного из них она тут же и напала, попросив дать ей кое-какую информацию.
  
  — Павлин Джонсон… Настоящего его имени я не знаю, как, впрочем, думаю, не знает и никто другой. Его сегодня допрашивали в Сент-Леонарде.
  
  — И что вы хотите узнать, сержант Кларк?
  
  — Для начала только его адрес, — сказала Шивон.
  
  Ребус взял такси — это было легче, чем вести машину. Но даже и тут, открывая дверцу со стороны пассажира, пришлось сильно нажать на защелку, отчего в большом пальце он почувствовал жжение. Карманы его пузырились от мелочи. Ему было трудно управляться с металлическими деньгами, и он платил всякий раз бумажными купюрами, рассовывая металлическую сдачу по карманам.
  
  Он все еще был под впечатлением от разговора с доктором Кертом. Теперь ему предстояло расследование убийства, расследование тем более серьезное, что в этом убийстве главным подозреваемым выступал он. Шивон расспрашивала его о Павлине Джонсоне, но он ухитрился отвечать уклончиво. Джонсон — это из-за него он сейчас стоял здесь, звоня в дверной звонок. Это из-за него он в тот вечер отправился в гости к Ферстоуну.
  
  Открывшаяся дверь ослепила его лучами света.
  
  — А, это ты, Джон. Вот молодец, входи!
  
  Дом в ряду других стандартных новостроек возле Олнуикхилл-роуд. Энди Каллис жил здесь один после того, как год назад потерял жену. Рак унес ее совсем молодой. В холле висела свадебная фотография в рамке. Каллис — худее эдак фунтов на двадцать, Мэри — сияющая, освещенная солнцем, с цветами в волосах. Ребус хоронил ее. Смотрел, как Каллис кладет венок на ее гроб. Ребус был среди шестерых мужчин, несших этот гроб; в этой шестерке был и Энди. Помнится, он тогда все глаз не мог отвести от венка, когда гроб опускали в могилу.
  
  Прошел год, Энди уже как-то оправился, а потом вдруг это…
  
  — Как поживаешь, Энди? — спросил Ребус.
  
  В гостиной горел электрический камин. Перед телевизором стояло кожаное кресло и такая же кожаная скамеечка для ног. В комнате прибрано, проветрено. За окном — аккуратный, ухоженный садик, сорняки на бордюрах тщательно выполоты. Над каминной полкой еще одна фотография Мэри, сделанная в фотоателье. Та же улыбка, что и на свадебной фотографии, но возле глаз появились морщинки, а лицо пополнело, став лицом зрелой женщины.
  
  — Прекрасно, Джон.
  
  Каллис уселся в кресло. Двигался он по-стариковски, хотя лет ему было всего сорок с небольшим и волосы еще не поседели. Кресло заскрипело, словно приноравливаясь к нему.
  
  — Угощайся, выпей чего-нибудь, ты знаешь, где взять.
  
  — Ладно. Выпью рюмочку.
  
  — Ты не за рулем?
  
  — Нет, я на такси приехал. — Пройдя к бару, Ребус достал бутылку и, приподняв ее, вопросительно взглянул на Каллиса. — Ты еще на таблетках?
  
  — Да, и мешать со спиртным их нельзя.
  
  — Как и мне. — Ребус налил себе двойную порцию виски.
  
  — Что, разве на улице холодно? — спросил Каллис. Ребус мотнул головой. — Тогда почему ты в перчатках?
  
  — Руки повредил. Отсюда и таблетки. — Он поднял стакан. — И другие непрописанные болеутоляющие. — Он отнес стакан к дивану и удобно устроился на нем. Телевизор работал без звука. Шла какая-то мура. — Что там передают?
  
  — Бог его знает.
  
  — Значит, я не оторвал тебя?
  
  — Нет-нет, я очень тебе рад, если только, конечно, ты пришел не для того, чтобы опять давить на меня.
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Я это бросил, Энди. Хотя должен признаться, что загружены люди под завязку.
  
  — Все из-за этой школьной истории? — Краем глаза Энди заметил кивок. — Страшное дело, конечно.
  
  — Мне поручили выяснить, почему он это сделал.
  
  — Какой смысл? Дай только людям… возможность, и это произойдет.
  
  Ребус обратил внимание на паузу после «людям». Каллис чуть было не сказал «оружие», но слово не выговорилось. И он назвал случай в Порт-Эдгаре «школьной историей», вместо того чтобы говорить о стрельбе. Значит, травма все еще сказывается.
  
  — Ты по-прежнему ходишь на сеансы к психоаналитику? — спросил Ребус.,
  
  Каллис фыркнул:
  
  — Пользы — целый вагон!
  
  На самом деле психоаналитиком она, конечно, не была, как не было и сеансов лежания на кушетке, и откровений насчет мамочки. Но Ребус с Каллисом превратили это в шутку. Шутливый тон облегчал обращение к этой теме.
  
  — По-видимому, бывают случаи и более тяжелые, чем со мной, — сказал Каллис. — Есть парни, которые не могут ни авторучки в руку взять, ни бутылочки с соусом — все им напоминает… — Он осекся.
  
  «…пистолет», — мысленно закончил за него Ребус. Все им напоминало пистолет.
  
  — Чертовски странная вещь, если подумать, — продолжал Каллис. — Я про то, что ведь мы приучены бояться, знаем же, что такое может быть, правда же? А потом вдруг кто-то, вроде меня, реагирует так, что возникает проблема.
  
  — Проблема возникает, когда вся жизнь меняется, Энди. Ты что, соусом чипсы полить не можешь?
  
  Каллис похлопал себя по животу.
  
  — Да нет, ты бы ничего и не заметил.
  
  Улыбнувшись, Ребус поставил стакан на диванный валик и откинулся на спинку дивана. Он думал о том, знает ли Энди, что левый глаз его дергается, а голос слегка дрожит. Почти три месяца прошло с тех пор, как он оставил службу, взяв отпуск по болезни. До этого он числился патрульным офицером, но прошедшим особую выучку владения оружием. Во всем графстве Лотиан и Пограничном крае таких профессионалов, как он, было раз-два — и обчелся. Заменить каждого было непросто. В Эдинбурге существовала только одна моторизованная группа быстрого реагирования.
  
  — А что твой доктор говорит?
  
  — Какое имеет значение, что он говорит? Все равно меня не пустят обратно без целой кучи испытаний и проверок!
  
  — Ты боишься провалиться?
  
  — Я боюсь, что буду признан годным.
  
  После этих слов они погрузились в молчание и стали смотреть на экран. Передавали, как показалось Ребусу, очередной конкурс на выживаемость: группу экстремалов, которых с каждой неделей становилось все меньше.
  
  — Ну, расскажи же, что там у нас происходит, — попросил Каллис.
  
  — Да там… — Ребус мысленно перебирал варианты ответа. — Строго говоря, ничего особенного.
  
  — Не считая истории в школе?
  
  — Не считая, конечно. Ребята все о тебе спрашивают.
  
  Каллис кивнул:
  
  — Иногда и заглянет какой-нибудь чудак.
  
  Ребус наклонился вперед, опершись на колени:
  
  — Ты не собираешься возвращаться, а?
  
  Каллис устало улыбнулся:
  
  — Ты же знаешь, что нет. Говорят, что это стресс или что-то в этом роде. И теперь я инвалид.
  
  — Сколько лет прошло, Энди?
  
  — С тех пор как я вступил в ряды? — Каллис в задумчивости вытянул губы. — Пятнадцать. Пятнадцать с половиной.
  
  — И за все это время только один несчастный случай! И тебя он так перевернул? Да его и несчастным случаем-то назвать нельзя.
  
  — Погляди на меня, Джон, хорошенько, ладно? Заметил что-нибудь? Что руки дрожат? — Он поднял руку, демонстрируя это Ребусу. — Что сосуд на веке пульсирует? — Для наглядности он прикоснулся к глазу поднятой рукой. — Это не я прошусь в отставку, это мое тело! Подает предупредительные сигналы, а ты советуешь не обращать на них внимания! Знаешь, сколько вызовов у нас было в прошлом году? Почти триста. И за оружие мы хватались в три раза чаще, чем за год до этого.
  
  — Правильно. Это все потому, что жизнь стала жестче.
  
  — Может быть, и так. Только я не стал жестче.
  
  — И не надо. — Ребус задумался. — Давай будем считать, что возвращаться в группу тебе не обязательно. Дежурных в участке тоже не хватает.
  
  Каллис покачал головой:
  
  — Это не для меня, Джон. Бумажная работа на меня всегда тоску наводила.
  
  — Ты мог бы вернуться к патрульной службе.
  
  Каллис уставился куда-то в пространство, явно пропуская его слова мимо ушей.
  
  — Что меня добивает, так это то, что я вот сижу здесь, борюсь с трясучкой, а эти подонки ходят на свободе, бряцают оружием и им это сходит с рук! Ну что же это за сволочная система, Джон! — Он опять повернулся к Ребусу, впился в него взглядом. — На кой мы вообще нужны, если не можем остановить то, что происходит?
  
  — Сидя тут и проливая слезы, дела не поправишь, — негромко сказал Ребус.
  
  Во взгляде друга безнадежности было не меньше, чем гнева. Каллис поднял обе ноги со скамеечки, встал, распрямился.
  
  — Я чайник поставлю. Может, принести тебе чего-нибудь?
  
  На экране группа конкурсантов спорила об условиях игры. Ребус взглянул на часы:
  
  — Нет. Все хорошо. А мне пора.
  
  — Спасибо, что навестил меня, Джон, но если ты думаешь, что обязан…
  
  — Это был всего лишь предлог для набега на твой бар. А когда он опустеет, ты меня фиг увидишь.
  
  Каллис принужденно улыбнулся:
  
  — Позвони, вызови такси, если хочешь.
  
  — У меня мобильник при себе. — И он все-таки сумел набрать номер, правда, не без помощи авторучки.
  
  — Ты уверен, что больше не хочешь?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Завтра у меня трудный день.
  
  — У меня тоже, — заявил Энди Каллис.
  
  Ребус вежливо кивнул. Это был обычный финал всех их бесед: Завтра трудный день, Джон? — Как всегда, трудный, Энди. — У меня тоже.
  
  Ребусу вспомнились темы, которые он собирался обсудить с Энди — стрельба в школе, Павлин Джонсон. Но вряд ли это имело смысл. Со временем они вновь смогут беседовать всерьез, вместо того чтобы перекидываться словами, как шариком в пинг-понге, во что нередко превращался их разговор.
  
  — Не провожай, я сам выйду, — крикнул Ребус в сторону кухни.
  
  — Подожди, пока такси не пришло.
  
  — Мне надо воздуха глотнуть, Энди.
  
  — Ты хочешь сказать «глотнуть сигаретного дыма».
  
  — С такой интуицией, как у тебя, почему ты не подался в детективы? — сказал Ребус, открывая входную дверь.
  
  — Вот уж кем не хотел бы я быть! — раздалось вслед ему.
  
  Уже в такси Ребус решил сделать крюк и велел водителю держать путь на Грейсмаунт, после чего стал направлять его к дому Мартина Ферстоуна. Окна дома были заколочены, на двери висел надежный замок — защита от вандалов. Парочки наркоманов было бы достаточно, чтобы превратить жилище в притон. Кухня находилась в глубине. Именно эта часть дома должна была пострадать больше всего. Кое-что из пожитков и мебели пожарные вытащили прямо на разросшуюся траву газона — стулья, стол, раздолбанный громоздкий пылесос. Вытащили и так и оставили — на такое добро вряд ли кто и польстится. Ребус велел водителю трогать. На автобусной остановке собралась стайка подростков. Было не похоже, чтобы они ожидали автобуса. Просто это укрытие было постоянным местом их встреч. Двое из них забрались на навес, остальные трое прятались под крышей. Водитель остановил машину.
  
  — В чем дело? — спросил Ребус.
  
  — По-моему, в руках у них камни. Если мы проедем мимо, они забросают нас камнями.
  
  Ребус взглянул. Мальчишки на навесе стояли как вкопанные. В руках у них он ничего не заметил.
  
  — Подожди-ка меня секундочку, — сказал Ребус, вылезая из машины.
  
  Водитель резко повернулся:
  
  — Ты взбесился, приятель?
  
  — Нет, а вот если ты тронешься с места, оставив меня здесь, я действительно взбешусь, — пригрозил ему Ребус и, не закрыв за собой дверцу, направился к автобусной остановке. Троица выступила вперед из-под своего навеса. На них были куртки с нахлобученными на голову капюшонами. Края капюшонов плотно облегали лица — так парни спасались от вечерней промозглой сырости. Руки в карманах. Худые гибкие шкеты в мешковатых хлопковых штанах и кроссовках.
  
  Не обращая на них внимания, Ребус уставился на двух парнишек на навесе.
  
  — Что, камушки собираете, да? — крикнул он им. — Я в ваши годы птичьи яйца коллекционировал.
  
  — Чего это ты там плетешь?
  
  Ребус опустил глаза пониже и встретился взглядом с вожаком. Взгляд того был тяжел и неприятен. Судя по всему, парень был действительно вожак-командир, с двумя адъютантами по бокам.
  
  — Я тебя знаю, — сказал Ребус.
  
  Тот не опустил глаз:
  
  — Да?
  
  — А значит, и ты можешь меня помнить.
  
  — Помню. Не забыл. — Парень фыркнул носом, словно хрюкнул.
  
  — А теперь попомнишь, каково со мной связываться.
  
  Один из мальчишек на навесе так и прыснул:
  
  — Нас-то пятеро, ты, голова!
  
  — Молодец, что хоть до пяти считать научился. — Ребус заметил свет фар и услышал гул мотора. Он оглянулся, но водитель, оказывается, просто подрулил к тротуару. Машина притормозила, но потом опять набрала скорость: водитель не желал связываться.
  
  — Пятеро против одного, уж наверное вы меня одолеете. Но говорил я не про то, а про то, что будет после. Потому что после, как пить дать, будет суд, и уж я постараюсь, чтобы вас упрятали за решетку. Ах, вы малолетки? Ладно, тогда извольте побыть несколько годков в каком-нибудь не пыльном исправительном заведении. Но перед этим вас подержат в Сотоне. В его крыле для взрослых заключенных. А это, уж поверьте мне, полная задница. — Ребус помолчал. — Я о ваших задницах говорю, если не поняли.
  
  — Здесь мы хозяева, черт побери! — Один из парнишек сплюнул. — Не вы.
  
  Ребус махнул рукой в сторону.
  
  — Почему я и уезжаю… с вашего позволения. — Он опять перевел взгляд на вожака. Того звали Рэб Фишер, было ему пятнадцать лет, а банда его, как помнилось Ребусу, называлась «Отпетые». За плечами каждого в ней было множество задержаний, но под суд они не попадали. Матери и отцы этих ребят клялись, что делали для них все возможное — «били смертным боем» после первого задержания. «Да я из него чуть душу не вытряс, — признавался отец Рэба, — но как с таким сладишь!»
  
  Ребус мог бы дать ему парочку советов, но с советами он и тогда, видать, опоздал.
  
  — Ну так как же, Рэб? Позволяешь?
  
  Фишер все глядел на него в упор, наслаждаясь моментом превосходства. Весь мир, казалось, ожидал его слова.
  
  — Мне вот перчатки бы подошли… — вымолвил он наконец.
  
  — Не эти, — сказал Ребус.
  
  — А на вид ничего, теплые.
  
  Медленно покачав головой, Ребус стал стягивать с руки перчатку, стараясь не морщиться. И поднес к его глазам руку — в пластырях и волдырях.
  
  — Бери, если захочешь, Рэб, ведь внутри-то вот что было.
  
  — Это уж слишком, ядрена мать, — заметил один из адъютантов.
  
  — Почему и не захочешь их надеть. — Ребус надел перчатку, повернулся и пошел назад к такси. Влез, захлопнул дверцу. — Теперь поезжай, — распорядился он.
  
  Такси опять тронулось. Ребус глядел прямо перед собой, хотя и чувствовал на себе пять пар глаз. Когда водитель набрал скорость, о крышу машины что-то ударилось и на дорогу упала половинка кирпича.
  
  — И всего-то один камушек, — заметил Ребус.
  
  — Вам легко говорить, шеф. Тачка-то не ваша.
  
  Они выехали на шоссе и затормозили на красный свет. На встречной полосе у обочины стояла машина. Внутри ее горел свет и было видно, что человек за рулем склонился над картой.
  
  — Вот недотепа несчастный, — сказал водитель. — Еще бы, кому охота здесь заблудиться!
  
  — Вертай на встречную, — приказал Ребус.
  
  — Чего?
  
  — Развернешься и станешь вон там, перед той машиной.
  
  — С какой стати?
  
  — С такой, что я прошу, — отрезал Ребус.
  
  Всем своим видом и своими телодвижениями водитель демонстрировал нежелание получать деньги за подобные прихоти. Когда зажегся зеленый свет, он просигналил правый поворот и подрулил к тротуару. Ребус уже приготовил деньги.
  
  — Сдачу оставь себе, — сказал он, вылезая.
  
  — Ей-богу, я ее честно заработал, приятель.
  
  Ребус прошел назад к стоявшей машине, открыл дверцу со стороны пассажира и скользнул внутрь.
  
  — Хороший вечерок для прогулки, — сказал он Шивон Кларк.
  
  — А что, разве нет? — Карта уже исчезла, возможно, под сиденьем. Она следила за тем, как водитель, вылезши из такси, осматривает крышу своей машины. — А тебя как занесло бог весть куда?
  
  — Приятеля навещал, — сказал Ребус. — Интересно, чем оправдаешься ты.
  
  — Разве мне надо оправдываться?
  
  Водитель, покачав головой и злобно покосившись на Ребуса, вернулся на свое место за рулем и, сделав обратный разворот, укатил в безопасную часть города.
  
  — Какую улицу искала? — спросил Ребус. Шивон вытаращила глаза, и он улыбнулся: — Я видел, как ты изучала карту. Давай-ка погадаем: искала дом Ферстоуна, да?
  
  Она ответила после паузы:
  
  — Как ты догадался?
  
  Он пожал плечами:
  
  — Назовем это мужской интуицией.
  
  Она вздернула бровь:
  
  — Я под впечатлением. И в свою очередь, выскажу догадку: ты ведь тоже оттуда?
  
  — Я навещал приятеля.
  
  — А имя у приятеля есть?
  
  — Энди Каллис.
  
  — По-моему, мне он неизвестен.
  
  — Энди был одним из наших. А сейчас он в отпуске по болезни.
  
  — Ты сказал «был», что заставляет предположить, что из отпуска он не вернется.
  
  — Теперь мой черед быть под впечатлением. — Ребус переменил положение, заерзав в кресле. — Энди перенес травму. Я имею в виду — психическую.
  
  — И это необратимо?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Я все думаю… ах, не важно!
  
  — Где он живет?
  
  — В Олнуикхилле, — ответил Ребус и тут же бросил недобрый взгляд на Шивон, поняв, что вопрос был неспроста. Она ответила ему улыбкой.
  
  — Это ведь возле Хоуденхолла, да? — Сунув руку под сиденье, она вытащила карту. — Далековато отсюда!
  
  — Ладно. Признаюсь, что на обратном пути сделал крюк.
  
  — Чтобы взглянуть на дом Ферстоуна?
  
  — Да.
  
  Она удовлетворенно сложила карту.
  
  — Меня обвиняют по этому делу, Шивон, — сказал Ребус. — Так что некоторое любопытство с моей стороны имеет основание. А с твоей?
  
  — Ну, я просто думала… — Теперь роли переменились и выпутывалась она.
  
  — Что ты думала? — Он поднял руку в перчатке. — Ладно, не имеет значения. Больно видеть, как ты стараешься что-то придумать. Скажу, что думаю я.
  
  — Что?
  
  — Думаю, что вовсе не дом Ферстоуна ты искала.
  
  — О-о…
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Ты хотела кое-что выведать. Посмотреть, не удастся ли провести собственное маленькое расследование, может быть, отыскать его друзей… Может быть, кого-то вроде Павлина Джонсона. Ну как, похоже на истину?
  
  — Зачем бы мне это делать?
  
  — У меня такое чувство, что ты не совсем веришь в смерть Ферстоуна.
  
  — Опять мужская интуиция?
  
  — Ведь ты на это намекала, когда я позвонил тебе по телефону.
  
  Она закусила нижнюю губу.
  
  — Хочешь, обсудим это? — негромко предложил он.
  
  Она потупилась, глядя куда-то себе в колени.
  
  — Я получила послание.
  
  — Какого рода?
  
  — Подписанное «Марти» и отправленное на Сент-Леонард.
  
  Ребус задумался:
  
  — В таком случае я знаю, как поступить.
  
  — Как?
  
  — Давай возвратимся в город, и я покажу тебе…
  
  Показать ей он собирался Хай-стрит и открытую допоздна «Тратторию Гордона», где подавали крепкий кофе и пасту. Ребус и Шивон юркнули в одну из тесных кабинок и заказали по двойному эспрессо.
  
  — Мне бескофеинного, — вовремя вспомнила Шивон.
  
  — А чем же плох обычный? — поинтересовался Ребус.
  
  — Стараюсь ограничить себя в кофеине.
  
  Он принял это к сведению.
  
  — Что-нибудь съешь или это тоже verboten?[4]
  
  — Я не голодна.
  
  Ребус же посчитал, что голоден, и заказал пиццу с морепродуктами, предупредив Шивон, что ей придется ему помочь. В глубине траттории стояли ресторанные столики, но занят был только один — шумная компания за ним всерьез нагружала желудки, щедро лакируя еду выпивкой. Там же, где расположились Шивон с Ребусом, в кабинках возле двери, подавали лишь легкие закуски.
  
  — Итак, повтори-ка, что говорилось в том послании.
  
  Вздохнув, она повторила.
  
  — А марка была местная?
  
  — Да.
  
  — Дорогая или подешевле?
  
  — Какая разница?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Ферстоун, судя по всему, пользовался бы дешевыми марками.
  
  Он внимательно смотрел на нее.
  
  Она выглядела усталой и в то же время нервно-деятельной — потенциально опасное сочетание. Перед ним, непрошеный, возник образ Энди Каллиса.
  
  — Возможно, Рэй Дафф прольет некоторый свет, — говорила тем временем Шивон.
  
  — Если кто-то и в состоянии это сделать, то только Рэй.
  
  Прибыл кофе. Шивон поднесла к губам чашку:
  
  — Завтра они собираются приняться за тебя, да?
  
  — Возможно, — сказал Ребус. — Но при любом раскладе ты не должна в это лезть. А это значит, не искать встреч с дружками Ферстоуна. Если Отдел жалоб тебя на этом застукает, они заподозрят заговор.
  
  — Ты определенно считаешь, что Ферстоун погиб в огне?
  
  — Нет причины считать иначе.
  
  — Кроме письма?
  
  — Это не его стиль, Шивон. Он не стал бы посылать письмо, а прямиком направился бы к тебе, явился бы лично, как делал уже не раз.
  
  Она поразмыслила над этими словами.
  
  — Понятно, — сказала она наконец.
  
  Разговор замер, и оба занялись кофе — крепким и горьковатым.
  
  — Ты точно в порядке? — вдруг спросил Ребус.
  
  — В полном.
  
  — Точно?
  
  — Мне что, расписку дать?
  
  — Я хочу услышать правду.
  
  Глаза ее потемнели, но она смолчала. Принесли пиццу; Ребус разрезал ее на куски и уговорил Шивон взять себе один. Ели они опять в молчании. Пьяная компания за столом потянулась к выходу — они шумели и гоготали, пока за ними не захлопнулась дверь. Проводив их, официант возвел глаза к небу, благодарный за вновь установившуюся тишину.
  
  — У вас все в порядке?
  
  — Все хорошо, — ответил Ребус и поглядел на Шивон.
  
  — Все хорошо, — повторила она, выдержав его взгляд.
  
  Потом Шивон сказала, что отвезет его домой. В машине Ребус взглянул на часы — одиннадцать.
  
  — Может, новости послушаем? — предложил он. — Узнаем, будет ли Порт-Эдгар среди них главной.
  
  Она кивнула и включила радио.
  
   …где проходит сегодня всенощное бдение. Наш корреспондент Дженис Грэхем с места события.
  
   «Сегодня потрясенные жители Саут-Квинс-ферри обрели голоса. Прозвучат псалмы и гимны, и сослужить местному пастору шотландской церкви должен школьный капеллан. Со свечами, однако, может возникнуть проблема, так как с Ферт-оф-Форта дует сильный ветер. Несмотря на это, уже сейчас у школы собралась большая толпа. Среди прочих, ожидающих начала бдения, — член шотландского парламента Джек Белл, чей сын пострадал в этой трагедии. Мистер Белл надеется получить поддержку в начатой им кампании по легализации некоторых видов оружия. Вот что было сказано им ранее…»
  
  Бдение проводилось возле школы. Несколько свечей ухитрилось не потухнуть, но большинство собравшихся проявили осмотрительность, принеся с собой фонари. Шивон поставила машину во второй ряд возле фургончика журналистов программы новостей. Те были с головой в работе: возились с телекамерами, микрофонами и импульсными лампами. Но их толпа меркла перед количеством участников и просто любопытствующих.
  
  — Здесь, должно быть, человек четыреста, — заметила Шивон.
  
  Ребус кивнул. Дорога была полностью перекрыта толпой. Несколько констеблей в форме, рассредоточившись по периферии, стояли заложив руки за спину — очевидно, в знак уважения. Ребус увидел, как группа журналистов увлекла в сторону Джека Белла — он начал что-то говорить им, видимо, излагая свою платформу, а те деловито кивали и записывали, заполняя одну за другой страницы блокнотов.
  
  — Уместный штришок, — заметила Шивон.
  
  Ребус понял, что говорит она о траурной повязке на рукаве Белла.
  
  — Тонко задумано, — согласился он.
  
  В этот момент Белл поднял глаза, увидел их и, задержав на них взгляд, продолжал выступление. Ребус стал проталкиваться в толпе и тянуться на цыпочках, пытаясь разглядеть, что происходит впереди. Там был священник — молодой, высокого роста, с хорошим голосом. Рядом с ним стояла женщина, гораздо ниже его, но такая же молодая. Ребус сообразил, что это и есть капеллан Академии Порт-Эдгар. Кто-то тронул его за плечо, и он увидел, что слева от него стоит Кейт Реншоу; закутанная от холода, она прикрывала рот розовым шерстяным шарфом. Кейт улыбалась и кивала ему. Двое мужчин рядом, певшие с большим увлечением, но фальшиво, казалось, пришли сюда непосредственно из ресторана одной из гостиниц. От них несло пивом и сигаретами. Мужчина толкнул другого в бок и указал подбородком на повернутый в их сторону объектив передвижной телекамеры. Оба подтянулись, выпрямились и запели еще громче.
  
  Трудно было сказать, местные это или приезжие. Похоже, экскурсанты. Надеются, что утром за завтраком смогут лицезреть себя на экране телевизора.
  
  Гимн окончился, и капеллан начала короткую проповедь. Слабый голос ее относило порывами ветра с побережья. Ребус опять взглянул на Кейт и сделал ей знак отойти подальше, в задние ряды. Она последовала за ним туда, где стояла Шивон. Оператор забрался на ограду, чтобы снять толпу сверху, но полицейский велел ему слезть.
  
  — Привет, Кейт, — сказала Шивон.
  
  Та опустила шарф пониже.
  
  — Здравствуйте, — сказала она.
  
  — Папы здесь нет? — спросил Ребус.
  
  Кейт покачала головой:
  
  — Он из дома почти не выходит.
  
  Обхватив себя руками, она съежилась и переминалась с ноги на ногу от холода.
  
  — Много народу собралось, — сказал Ребус, оглядывая толпу.
  
  Кейт кивнула:
  
  — Меня потрясло, сколько из них меня знают. Люди подходят, выражают соболезнования по поводу Дерека.
  
  — Такие события обычно сплачивают людей, — заметила Шивон.
  
  — Если б это было не так, то чего бы мы все тогда стоили… — Она отвлеклась при виде кого-то: — Простите, мне надо… — и стала пробираться туда сквозь толпу журналистов. Там стоял Белл, машущий ей и подзывавший ее к себе. Она подошла, он приобнял ее за плечи, и из кустов живой изгороди на заднем плане тут же еще громче застрекотали камеры и еще ярче загорелись огоньки вспышек. К ограде были прислонены букеты цветов с листками записок, трепыхавшимися на ветру, и фотографиями убитых.
  
  — …только благодаря поддержке вот таких людей, я думаю, мы имеем шанс победить. В действительности даже больше чем шанс, потому что подобное не может, не должно иметь место в цивилизованном обществе. Мы не хотим, чтобы это повторилось, вот почему мы и продолжаем эту нашу борьбу.
  
  Когда Белл сделал паузу, чтобы показать журналистам дощечку с прикрепленным к ней текстом петиции у него в руках, посыпались вопросы. Отвечая, он не снимал руки с плеча Кейт, заботливо обнимая ее. Заботливо, думал Ребус, или же по-хозяйски?
  
  — Видите ли, — вступила Кейт, — петиция — это хорошая идея.
  
  — Превосходная идея! — поправил ее Белл.
  
  — …но это лишь начало. На самом деле требуется действие. Власти должны пресечь попадание оружия в дурные руки. — При слове «власти» она бросила взгляд на Ребуса и Шивон.
  
  — Если позволите мне обратиться к цифрам, — опять встрял Белл, помахивая своей дощечкой, — то из них видно, что количество преступлений с применением оружия постоянно растет, что подтверждает факт, и без того нам известный. Но конкретные цифры статистики замалчивают. По одним сведениям количество таких преступлений возрастает на десять процентов в год, по другим — на двадцать и даже на сорок процентов. Но какова бы ни была эта цифра, она является не только позорным пятном в послужном списке наших полицейских и работников правоохранительных органов, но и, что гораздо важнее…
  
  — Можно мне задать вам один вопрос, Кейт? — подал тут голос один из журналистов. — Каким образом вы надеетесь заставить правительство услышать голос пострадавших?
  
  — Я не уверена, что мы сможем заставить их услышать. Возможно, пришло время, не надеясь на правительство, обратиться непосредственно к тем, кто стреляет из этого оружия, к тем, кто занимается его продажей, ввозит его в нашу страну…
  
  Ее голос был перекрыт громовым голосом Белла:
  
  — Еще в девяносто шестом году Министерство внутренних дел подсчитало, что в Соединенное Королевство нелегально ввозится две тысячи стволов в неделю. Вдумайтесь только: в неделю! И главным образом через туннель под Ла-Маншем. С тех пор как вошел в силу запрет, вызванный событиями в Данблейне, количество преступлений с применением ручного огнестрельного оружия увеличилось на сорок процентов…
  
  — Кейт, не могли бы мы узнать ваше мнение…
  
  Ребус повернулся и пошел к машине Шивон. Когда она догнала его, он закуривал сигарету или пытался закурить. От ветра его зажигалка шипела и гасла.
  
  — Поможешь? — спросил он Шивон.
  
  — Нет.
  
  — Спасибо на добром слове.
  
  Но она все-таки сжалилась над ним и, держа раскрытыми полы пальто, соорудила для него нечто вроде укрытия на время, пока он закуривал. Он кивком поблагодарил ее.
  
  — Насладился зрелищем? — спросила она.
  
  — Думаешь, мы вампиры?
  
  Она помолчала, взвешивая его слова, потом покачала головой:
  
  — Нет, просто мы заинтересованная сторона.
  
  — Можно и так сказать.
  
  Толпа стала расходиться. Многие медлили, разглядывая хрупкое святилище возле ограды, другие проходили мимо Ребуса и Шивон. Лица у всех были серьезные, решительные, заплаканные. Одна женщина прижимала к груди двух маленьких детишек, а те явно недоумевали, что такого они сделали, что мама плачет. Старик шел, тяжело опираясь на поручни ходунков, но решительно мотал головой в ответ на многочисленные предложения помочь.
  
  Прошла и группа подростков в форме Академии Порт-Эдгар. Ребус не сомневался, что со времени их появления на церемонии каждого из них запечатлела не одна фотокамера. На лицах девочек были следы размазанной туши. Мальчики конфузились и словно были не рады, что пришли. Ребус поискал глазами мисс Тири, но не увидел ее.
  
  — Это твой приятель, кажется? — спросила Шивон, указывая подбородком на одну фигуру. Ребус вгляделся в толпу и сразу же понял, о ком она говорит.
  
  Павлин Джонсон шел в длинной шеренге направлявшихся в город. А рядом с ним маячил низкорослый, ниже его на целый фут, Злыдня Боб. На время церемонии он снял бейсбольную кепку, обнажив лысеющую макушку, а сейчас нахлобучивал ее опять. Джонсон был одет скромно, с учетом обстоятельств: серая рубашка с искрой, возможно шелковая, а сверху длинный черный плащ. На шее черный галстук-ленточка, скрепленный серебряной булавкой. Головной убор — мягкую серую шляпу — он тоже снял и теперь держал в руках, поминутно поглаживая ее края.
  
  Видимо, Джонсон почувствовал, что на него смотрят. Когда его взгляд встретился со взглядом Ребуса, последний поманил его пальцем. Джонсон сказал что-то своему адъютанту, и парочка стала пробираться сквозь толпу.
  
  — Почли своим долгом поприсутствовать, мистер Ребус, как истинный джентльмен, которым вы, без сомнения, себя считаете?…
  
  — Со мной все ясно, ну а ты здесь почему?
  
  — По той же причине, мистер Ребус, по той же самой причине… — Низкий поясной поклон в сторону Шивон: — Подружка или коллега? — спросил он.
  
  — Второе, — ответила Шивон.
  
  — Как говорится, одно не обязательно исключает другое, — и послав свой оскал Шивон, он вновь нацепил на голову шляпу.
  
  — Видишь того парня? — спросил Ребус, кивком указывая туда, где заканчивал свое интервью Джек Белл. — Сказать ему, кто ты есть, так он здорово посмеется.
  
  — Вы про мистера Белла говорите? Мы, как пришли, первым делом его петицию подписали. — Он взглянул вниз на напарника: — Правда ведь, малыш? — Боб, кажется, ничего не понял, но все равно кивнул. — Так что совесть моя чиста.
  
  — Это никак не объясняет, чего ты здесь потерял. Может только, совесть твою, которая вовсе не так чиста, как ты говоришь, гложет чувство вины…
  
  — Такой удар, смею сказать, ниже пояса. — Джонсон картинно поморщился. — Пожелай же спокойной ночи нашим милым друзьям-детективам, — сказал он, похлопав по плечу Злыдню Боба.
  
  — Спокойной вам ночи, милые друзья-детективы! — глупо ухмыльнулся тот.
  
  Павлин Джонсон опять нырнул в толпу. Он шел в ней, склонив голову, словно в благочестивом размышлении. Боб трусил сзади, шага на два отставая от хозяина — точь-в-точь собака, которую вывели на прогулку.
  
  — Ну и что нам это дает? — поинтересовалась Шивон.
  
  Ребус медленно покачал головой.
  
  — По-моему, твое замечание насчет чувства вины было неуместным.
  
  — Да его вообще бы в порошок стереть за то, что он сделал!
  
  И не замечая недоуменного взгляда Шивон, он вновь все внимание обратил на Джека Белла, что-то шептавшего на ухо Кейт. Та кивнула, и член шотландского парламента стиснул ее плечи.
  
  — Как считаешь, может, она в политику метит? — задумчиво спросила Шивон.
  
  — От всей души надеюсь, что все это только для рекламы, — пробормотал Ребус, ожесточенно втаптывая в землю сигаретный окурок.
  День третий
  Четверг
  8
  
  — Что, мы совсем уж в пропасть катим, что ли? — вопросил Бобби Хоган.
  
  Ребус почувствовал в этих словах известную долю риторики: катили они все-таки по трассе М-74, одной из самых убийственных во всей Шотландии. Грузовики с прицепами обдавали «пассат» Хогана фонтанами брызг, на девять десятых состоявших из мелкого гравия и лишь на одну — из воды. Дворники на стекле работали как сумасшедшие, но все равно не справлялись, Хоган же, несмотря на это, пытался двигаться со скоростью семьдесят километров в час. Но для этого приходилось обгонять грузовики, водители которых наслаждались этой беспрестанной игрой в рывки и подрезки, отчего за каждой машиной выстраивалась длинная очередь желающих обогнать.
  
  С рассветом в городе поднялось туманное солнце, но Ребус знал, что это ненадолго: все небо было словно в дымке, и свет был неясный, как добрые намерения пьяницы. Хоган назначил их встречу в Сент-Леонарде, и к тому времени добрая половина Трона Артура успела скрыться за облаками. Дэвид Копперфилд и тот в своих фокусах не смог бы проявить подобной прыти. Исчезновение Трона Артура неминуемо предвещает дождь, он и полил, еще прежде, чем они выехали из города. Хоган включал и выключал дворники, а потом поставил их в режим постоянной работы, и они замелькали, двигаясь туда-сюда, как ноги Марафонца в мультфильме.
  
  — Я что хочу сказать — погода… пробки на дорогах… почему мы терпим все это?
  
  — Из чувства раскаяния? — предположил Ребус.
  
  — Ну это если считать, что наши грехи заслуживают этого.
  
  — Как ты и сказал, Бобби, должна быть какая-то причина, чтобы нам все еще держаться на плаву.
  
  — Может, мы просто слишком ленивы.
  
  — Погоду изменить не в нашей власти, ограничить количество транспорта на дорогах в какой-то степени мы можем, но эта мера никогда себя не оправдывала. Так спрашивается, чего трепыхаться?
  
  Хоган поднял указательный перст:
  
  — Вот именно! Мы просто не в силах признать, что сидим в жопе.
  
  — Ты думаешь, это наш минус?
  
  Хоган пожал плечами:
  
  — Во всяком случае, не плюс. Разве не так?
  
  — Думаю, нет.
  
  — Все в этой стране — в полном дерьме. На работу берут по Интернету, политики уткнулись рылом в свое корыто и больше знать ничего не знают, дети без всякого чувства… Ну не знаю я! — Он шумно перевел дыхание.
  
  — Ты что, с утра Виктора Мелдрюса наслушался, Бобби?
  
  Хоган покачал головой:
  
  — Я давным-давно так считаю.
  
  — Так спасибо тебе, что пригласил меня в исповедальню.
  
  — Знаешь, Джон, по-моему, ты циничнее меня.
  
  — Неправда.
  
  — Объясни, почему нет. Хотя бы на одном примере.
  
  — Например, я верю в загробную жизнь. Более того, верю, что для нас с тобой она наступит раньше, чем мы ожидаем, если ты сейчас не перестанешь жать на…
  
  Впервые за это утро Хоган улыбнулся и просигналил, переходя на среднюю полосу.
  
  — Так лучше? — осведомился он.
  
  — Лучше, — согласился Ребус.
  
  Через несколько секунд последовал вопрос:
  
  — А ты и вправду веришь, что после смерти нас что-то ждет?
  
  Ребус ответил не сразу — он думал.
  
  — Верю в это как в способ заставить тебя сбавить скорость.
  
  Он нажал кнопку прикуривателя и тут же пожалел об этом. Хоган заметил, как он дернулся от боли:
  
  — Все еще мучишься?
  
  — Сейчас уже лучше стало.
  
  — Расскажи-ка мне еще раз, как это произошло.
  
  Ребус медленно покачал головой:
  
  — Давай лучше обсудим Карбрей. Насколько нам может оказаться полезен Роберт Найлс?
  
  — Если повезет, мы вытянем из него не только его имя, чин и солдатский номер, — сказал Хоган, изготавливаясь для нового обгона.
  
  Специальная больница в Карбрее находилась черт-те где, или, как выразился сам Хоган, «в потной подмышке у самого дьявола». Если верить Хогану, им надо было брать к западу от Дамфри по А-711 и потом ехать прямо, держа курс на Дэлбитти. Но, судя по всему, они пропустили поворот. Хоган на чем свет стоит ругал грузовики, плотная стена которых загородила им знак поворота и сам поворот. В результате с М-74 они съехали только в Локерби, где и повернули к западу на Дамфрис.
  
  — Ты был в Локерби, Джон? — спросил Хоган.
  
  — Только пару деньков.
  
  — Помнишь эту бредятину с телами? Как клали мертвяков на лед катка?
  
  Хоган медленно покачал головой. Ребус помнил: тела примерзли ко льду так, что весь каток пришлось размораживать.
  
  — Вот об этом я и толкую, Джон. В этом вся наша Шотландия, все мы!
  
  Ребус был другого мнения. Ему вспомнилось тихое достоинство, с каким жители городка восприняли катастрофу «Пан-Америкен». Ей-богу, это куда нагляднее характеризовало страну и ее народ. Он все думал, как справятся теперь жители Саут-Квинсферри со всей этой шумихой, наплывом народа, тройным кольцом взявших их в оборот полицейских, журналистов, горластых политиков. Утром, прихлебывая кофе, он просмотрел пятнадцатиминутные новости и выключил звук, завидев на экране Джека Белла, чья рука обвивала Кейт, лицо которой было призрачно-бледным.
  
  Направляясь на встречу с Ребусом, Хоган накупил целую кипу газет. В некоторых, что вышли позже, успели тиснуть фотографии, снятые на всенощной: священника, дирижирующего пением, члена шотландского парламента с петицией в поднятой руке. Газета приводила слова одного из жителей. «Я лишился сна, — сказал он. — Совершенно не могу спать из страха, что за окном кто-то есть».
  
  Страх — вот ключевое слово. Большинство людей проживают жизнь, не сталкиваясь с преступлениями и преступниками, но все равно они испытывают страх, и страх этот — непритворный и всепоглощающий. Полиция, призванная ослабить этот страх, слишком часто обнаруживает свое бессилие, свои промахи — полицейские прибывают слишком поздно, когда преступление уже свершилось, и занимаются они скорее расследованиями, чем профилактикой. А пока в выигрыше оказываются такие, как Джек Белл, люди начинают верить, что этот, по крайней мере, пытается что-то предпринять. Ребус помнил термины, часто фигурировавшие на их семинарских занятиях: проактивность, превалирующая над реактивностью, то есть демонстрация сочувствия в ущерб самому сочувствию. Терминологию эту можно было применить и к газетным статьям. В одном из таблоидов, безоговорочно поддерживавших кампанию Белла вне зависимости от ее результатов, он обнаружил такой пассаж: «Если нашим силам правопорядка оказалась не по плечу эта животрепещущая и все более грозная проблема, значит, ее решать нам — отдельным людям и организациям, чей долг подняться и приостановить волну насилия, грозящую поглотить и увлечь в бездну нашу культуру».
  
  Как легко и просто писать подобные статьи, подумал Ребус: знай пересказывай своими словами речи члена шотландского парламента.
  
  Хоган заглянул в газету.
  
  — Торжество Белла?
  
  — До поры до времени.
  
  — Надеюсь. Меня от этого ханжи с души воротит.
  
  — Попомню тебе эти слова, инспектор Хоган.
  
  — Вот еще наши журналисты — тоже доказательство того, что мы катим в пропасть!
  
  Они сделали остановку в Дамфрис выпить кофе. Кафе представляло собой безобразное сочетание пластмассы с плохим освещением, но это можно было простить за вкуснейшие бутерброды с толстыми рулетами из бекона. Хоган взглянул на часы и подсчитал, что в дороге они уже около двух часов.
  
  — Хоть бы дождь кончился, — заметил Ребус.
  
  — Вывеси флаги, — хмуро отозвался Хоган.
  
  Ребус решил переменить тему:
  
  — Бывал когда-нибудь в этих краях?
  
  — Наверняка проезжал через Дамфрис, но что-то не помню.
  
  — А я однажды здесь отпуск проводил. Путешествовал в фургоне по Солуэй-Фёрт.
  
  — Когда же это? — Хоган слизнул с пальцев потекшее масло.
  
  — Давно… Сэмми была еще в пеленках. — Имелась в виду дочь Ребуса.
  
  — Есть от нее известия?
  
  — Изредка позванивает.
  
  — Она все еще в Англии? — Хоган увидел кивок. — Ну, удачи ей. — Раскрыв рулет, он выковырял оттуда кусочки жира. — Шотландская кухня, еще одно наше проклятие!
  
  — Господи, Бобби, может, поместить тебя в Карбрей? Тебя охотно примут, и будешь ворчать там сколько угодно перед восхищенной аудиторией!
  
  — Я только про то, что…
  
  — Про что? Что и с климатом нам не повезло, и едим мы дерьмо? Может, велим Гранту Худу созвать пресс-конференцию, чтобы твое злобствование достигло ушей каждого из местных идиотов?
  
  Хоган занялся едой, усердно жуя, но не похоже, чтобы глотая.
  
  — Может, всему виной долгая поездка в душной машине? — произнес наконец он.
  
  — Либо ты уж слишком плотно занят Порт-Эдгаром, — возразил Ребус.
  
  — Да я же всего…
  
  — Не важно, сколько времени ты этим занимаешься. Не уверяй, что спишь как убитый, хорошо? И вечером, возвращаясь домой, оставляешь все проблемы на работе! Что способен отключиться, переложить на кого-то ответственность или разделить ее с…
  
  — Понятно. Но я же вот пригласил тебя, верно?
  
  — И хорошо, что пригласил. А то в одиночку мог бы и под откос слететь.
  
  — И…
  
  — И даже оплакать тебя было бы некому. — Ребус покосился на приятеля. — Ну что, легче стало, когда выпустил пар?
  
  Хоган улыбнулся:
  
  — Ты, наверное, прав.
  
  — Ну так учти это при расчете!
  
  Разговор их окончился веселым смехом. Хоган настоял, что платить будет он. Ребус же взял на себя чаевые. Вернувшись в машину, они стали искать дорогу на Дэлбитти. В десяти милях от Дамфрис обнаружился единственный знак правого поворота, и, следуя ему, они съехали на узкий, извилистый, поросший посередине травой проселок.
  
  — Видать, автомобилисты не очень-то жалуют эту дорогу, — заметил Ребус.
  
  — Для туристов слишком удаленная, — согласился Хоган.
  
  Здание в Карбрее строилось в радикальные шестидесятые специально под больницу — длинное, прямоугольное, изобилующее флигелями сооружение. С дороги флигелей не было видно, и обнаруживались они, лишь когда, поставив машину и доложив о своем прибытии, вы в сопровождении служителя вступали под сень толстых бетонных стен. Весь комплекс окружала проволочная ограда с камерами слежения наверху. В проходной им выдали ламинированные пропуска на красной ленточке, которые надлежало повесить на шею. Всюду были развешаны предупреждения о запрете проносить с собой определенные предметы — еду и напитки, газеты и журналы. Исключалось все острое и колющее. Передавать больным что бы то ни было разрешалось только после предварительной консультации с кем-нибудь из персонала. Проносить мобильник тоже не разрешалось. «Наших пациентов может вывести из равновесия любой пустяк, который нормальным людям кажется совершенно безобидным. В сомнительных случаях — спрашивайте».
  
  — Есть у нас шанс вывести из себя Роберта Найлса? — спросил Хоган, встретившись взглядом с Ребусом.
  
  — На нас это не похоже, Бобби, — сказал тот, отключая мобильник.
  
  Тут появился санитар, и они вошли. Они шагали по садовой дорожке, с обеих сторон обсаженной аккуратными цветочными грядками. В некоторых окнах мелькали лица. Никаких решеток видно не было. Ребус ожидал, что здешние санитары будут похожи на вышибал, чьи истинные функции плохо прикрывает минимум благопристойности, что он увидит громил — огромных и молчаливых, обряженных в белые больничные халаты. Но их провожатый Билли оказался веселым парнишкой небольшого роста, в футболке, джинсах и туфлях на мягкой подошве. Ребуса даже осенила ужасная мысль вдруг это сумасшедшие захватили больницу, заперев персонал по палатам? Тогда понятной становилась лучезарная веселость розовощекого Билли. Впрочем, может, он не так давно хлебнул спирта из медицинского шкафчика.
  
  — Доктор Лессер ждет вас в кабинете, — сказал Билли.
  
  — Ну а Найлс?
  
  — С Робертом вы поговорите там. Он не любит, когда посторонние входят к нему в палату.
  
  — Да?
  
  — В этом смысле он чудак. — Билли пожал плечами, словно желая сказать: у каждого свои причуды. Набрав на входной двери цифры кода, он улыбнулся камере слежения, после чего замок щелкнул и они вошли.
  
  Внутри пахло… нет, на запах медикаментов это было не похоже. Так что же это? Ребус определил этот запах как запах новых ковров, в частности синей ковровой дорожки, расстеленной в коридоре. К этому, судя по всему, примешивался и запах свежей краски. Доказательством были и большие банки из-под светло-зеленой краски, которые они углядели в коридоре. Стены украшали картины, прикрепленные изолентой. Ни деревянных рамок, ни гвоздей тут не было. Вокруг царила тишина, которую нарушал лишь шелест их шагов по ковровой дорожке. Ни музыки по радио, ни криков. Билли провел их в холл и остановился возле открытой двери.
  
  — Доктор Лессер?
  
  В кабинете за современного вида столом сидела женщина. Она поглядела на них поверх очков с диоптриями и улыбнулась.
  
  — Значит, добрались все-таки, — констатировала она.
  
  — Простите, что опоздали на несколько минут, — принялся извиняться Хоган.
  
  — Я не о том, — заверила она его. — Просто, приезжая сюда, многие пропускают поворот, а потом звонят сказать, что заблудились.
  
  — Мы не заблудились.
  
  — Вижу. — Выйдя из-за стола, она приветствовала их рукопожатиями. Хоган и Ребус представились.
  
  — Спасибо, Билли, — сказала она. Тот, коротко поклонившись, ретировался. — Войдите же. Я не кусаюсь. — Она опять улыбнулась, и Ребус подумал об этих улыбках, уж не обязательная ли это составляющая работы в Карбрее.
  
  Кабинет был небольшой, уютный. Желтый двухместный диванчик, книжная полка, магнитофон. Никаких шкафов с карточками. Ребус решил, что карточки пациентов, должно быть, хранятся в другом месте, подальше от любопытных глаз. Доктор Лессер предложила называть ее Айрин. Лет ей было под тридцать или за тридцать. Каштановые волосы ниже плеч. Глаза ее были того же цвета, что и облака, заволакивавшие поутру Трон Артура.
  
  — Присаживайтесь, пожалуйста.
  
  Выговор у нее был английский — возможно, ливерпульский, подумал Ребус.
  
  — Доктор Лессер… — начал Хоган.
  
  — Айрин, пожалуйста.
  
  — Конечно. — Хоган замолк, как бы взвешивая, стоит ли обращаться к ней по имени. Если он воспользуется этим, она в ответ сможет начать называть по имени и его, а это было бы интимностью несколько чрезмерной. — Вы понимаете, что нас сюда привело?
  
  Лессер кивнула. Она передвинула стул так, чтобы сесть напротив детективов. Ребус видел, что диванчик узкий: едва вмещает их с Бобби, оставляя очень небольшой зазор между ними.
  
  — А вы, в свою очередь, понимаете, что Роберт имеет право вам не отвечать? Если он разволнуется и начнет нервничать, разговор будет немедленно прекращен. Это безоговорочно.
  
  Хоган кивнул:
  
  — Вы, конечно, будете присутствовать.
  
  Она вздернула бровь:
  
  — Конечно.
  
  Ответ этот был предсказуем и все же огорчителен.
  
  — Доктор, — вступил Ребус, — может быть, вы как-то подготовили бы нас? Чего нам следует ожидать от мистера Найлса?
  
  — Я не люблю прогнозов…
  
  — К примеру, есть ли нечто, чего нам в разговоре следует избегать? Какие-нибудь запретные слова, темы?
  
  Она оценивающе взглянула на Ребуса:
  
  — Он откажется говорить об убийстве жены.
  
  — Мы не это обсуждать приехали.
  
  Она секунду помолчала, думая:
  
  — Он не знает, что друг его погиб.
  
  — Не знает о гибели Хердмана? — переспросил Хоган.
  
  — Новостями наши пациенты, как правило, не интересуются.
  
  — И вы предпочли бы, чтобы мы скрыли это от него? — догадался Ребус.
  
  — Полагаю, что вам не обязательно сообщать ему, чем вызван ваш интерес к мистеру Хердману.
  
  — Вы правы — не обязательно. — Ребус покосился в сторону Хогана. — Только надо следить, чтобы ненароком не проговориться, да, Бобби?
  
  Хоган кивнул, и тут во все еще открытую дверь постучали. Все трое встали. За дверью ждал высокий мускулистый мужчина. Бычья шея. На предплечьях татуировки. На мгновение Ребус подумал, что вот такими как раз и должны быть здешние санитары. Но увидев лицо Лессер, он сообразил, что гигант этот и был Робертом Найлсом.
  
  — Роберт… — Доктор улыбнулась как ни в чем не бывало, но Ребус понимал, что она озабочена тем, как долго Найлс находился за дверью и что он мог слышать из их разговора.
  
  — Билли сказал… — громовым голосом пророкотал Найлс.
  
  — Верно. Входите, входите.
  
  Тот вошел, и Хоган хотел было прикрыть за ним дверь.
  
  — Не надо, — распорядилась Лессер. — Эту дверь мы держим открытой.
  
  Объяснить это можно было двояко: либо как проявление открытости — нам нечего прятать, либо же как допущение возможной агрессии, которую таким образом легче было пресечь.
  
  Лессер указала Найлсу на свой стул, сама же ретировалась на задний план, заняв место за письменным столом. Когда Найлс сел, сели и детективы, втиснувшись на диванчик.
  
  Найлс разглядывал их — скуластое продолговатое лицо, набрякшие веки.
  
  — Эти джентльмены хотят задать вам несколько вопросов, Роберт.
  
  — Что за вопросы?
  
  На Найлсе была ослепительно-белая рубашка и серые спортивные брюки. Ребус старался не глядеть на татуировки — странные, возможно сохранившиеся еще от армии. Когда служил сам Ребус, он, кажется, был единственным солдатом, не ознаменовавшим вступление в ряды парочкой-другой татуировок, которые полагалось иметь к первому увольнению домой. Татуировки Найлса включали в себя чертополох, клубок переплетенных змей и кинжал, обернутый знаменем. Ребус подозревал, что кинжал имел какое-то отношение к службе в ОЛП, хотя в подразделении этом подобные украшения не поощрялись — ведь они были как шрамы, по ним легко устанавливалась личность. Что в случае поимки могло сильно навредить.
  
  Хоган решил взять инициативу на себя:
  
  — Мы хотим спросить у вас о вашем друге Ли.
  
  — Ли?
  
  — Ли Хердмане. Он ведь навещает вас иногда?
  
  — Да, иногда. — Слова рождались не быстро. Интересно, сколько лекарств он принимает, подумал Ребус.
  
  — Вы с ним виделись недавно?
  
  — Несколько недель назад, я думаю… — Найлс повернулся к Лессер. Та ободрила его кивком.
  
  — О чем вы говорите при ваших свиданиях?
  
  — О прошлых деньках.
  
  — Что-нибудь особо запоминающееся?
  
  — Да нет… просто о прошлых деньках. Хорошее было время.
  
  — Ли тоже так считал? — И сказав это, Хоган судорожно вздохнул, вдруг осознав, что употребил прошедшее время.
  
  — Да в чем дело-то? — Найлс опять взглянул на Лессер, напомнив Ребусу дрессированное животное, ждущее очередного распоряжения владельца. — Я обязательно должен здесь оставаться?
  
  — Дверь открыта, Роберт. — Лессер махнула рукой в сторону двери. — Вы это знаете.
  
  — Похоже, что Ли исчез, мистер Найлс, — чуть подавшись вперед, сказал Ребус. — Мы выясняем, что с ним могло произойти.
  
  — Исчез?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Сюда от Квинсферри путь неблизкий. Вы, наверное, очень дружили.
  
  — Мы служили вместе.
  
  Ребус кивнул:
  
  — В ОЛП. И в одной части?
  
  — В эскадроне С.
  
  — Он мог бы стать и моим. — Ребус выдавил из себя улыбку. — Я был в парашютных частях, меня готовили в ОЛП.
  
  — И что произошло?
  
  Ребус пытался отогнать от себя ужасные видения:
  
  — Не выдержал испытаний.
  
  — И скоро вы провалились?
  
  Легче сказать правду, чем солгать:
  
  — Я все прошел, кроме психологического теста.
  
  На лице Найлса заиграла широкая улыбка:
  
  — Тут-то вы и раскололись!
  
  Ребус кивнул:
  
  — Раскололся как орех, друг. — «Друг» — солдатское словцо.
  
  — Когда же это было?
  
  — В начале семидесятых.
  
  — Незадолго до меня, — Найлс погрузился в размышления. — Наверно, им пришлось изменить допрос, — вспомнил он. — Раньше они действовали круче.
  
  — Вот я и погорел.
  
  — Раскололись на допросе? Что же они такого с вами сделали? — Найлс прищурился. Теперь он был более внимателен, так как спрашивал он.
  
  — Держали меня в одиночке… постоянный шум, свет, крики из соседних камер.
  
  Ребус чувствовал, что сейчас внимание всех присутствующих приковано к нему. Найлс хлопнул в ладоши:
  
  — Вертолет? — спросил он. Когда Ребус кивнул, Найлс опять хлопнул в ладоши и повернулся к доктору Лессер: — Надевают мешок тебе на голову и поднимают в вертолете, потом говорят, что если не станешь отвечать на их вопросы, они выбросят тебя за борт. Когда они выкидывают, ты всего-то в восьми футах над землей, но этого не знаешь! — Он повернулся к Ребусу: — Это действительно дьявольское испытание, — и он протянул Ребусу руку для пожатия.
  
  — Да уж, — согласился тот, стараясь не морщиться от жуткой боли, которую причинило рукопожатие.
  
  — По мне, так это просто варварство, — произнесла Лессер, лицо ее побледнело.
  
  — Оно ломает тебя или закаляет, — поправил ее Найлс.
  
  — Ну, меня-то это сломало, — согласился Ребус, — а вас, Роберт, как?
  
  — Поначалу да. — Оживление Найлса начало спадать. — Но потом, после демобилизации, это дает о себе знать.
  
  — Каким образом?
  
  — Все, что ты делал… — Он погрузился в молчание, застыл как статуя. Включился какой-то новый набор химикалиев? За спиной Найлса Лессер покачала головой — дескать, волноваться не о чем. Гигант просто задумался. — Знавал я кое-кого из парашютистов, — наконец произнес он. — Вот уж крепкие были ребята.
  
  — Я был в стрелковой роте Второго парашютного.
  
  — Значит, и в Ольстере побывали?
  
  Ребус кивнул:
  
  — И в других местах тоже.
  
  Найлс постукивал себя по носу. Ребус представил себе, как эти пальцы сжимают нож, как лезвием его проводят по гладкой белой коже…
  
  — Мама родная, — только и выговорил Найлс.
  
  Но не это слово звучало сейчас в голове у Ребуса, а слово «жена».
  
  — В последний раз, когда вы виделись с Ли, — негромко спросил детектив, — он показался вам в бодром состоянии? Может быть, что-то его волновало?
  
  Найлс покачал головой:
  
  — Ли всегда бодрился. Никогда не видел его угнетенным, подавленным.
  
  — Но вам известно, что иногда с ним такое бывает?
  
  — Нас приучают этого не показывать. Мы мужчины.
  
  — Несомненно, — подтвердил Ребус.
  
  — В армии не место хлюпикам. Хлюпик не сможет застрелить человека либо кинуть в него гранату. А ты должен суметь… ведь тебя готовят для… — Но слова не выговаривались. Найлс ломал руки, словно стараясь помочь этим рождению слов. Он переводил взгляд с Ребуса на Хогана и обратно.
  
  — Иногда… иногда они не знают, как нас остановить.
  
  Хоган подался вперед:
  
  — Вы думаете, что это относится и к Ли?
  
  Найлс взглянул на него в упор:
  
  — Он что-то сделал, да?
  
  Замявшись с ответом, Хоган взглянул на доктора Лессер — может быть, она поможет ему? Но поздно. Найлс уже медленно поднимался со стула.
  
  — Я, пожалуй, пойду, — сказал он и направился к двери.
  
  Хоган открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Ребус тронул его за плечо, успокаивая, так как чувствовал, что тот вполне способен бросить в комнату бомбу: Ваш товарищ погиб сам и прихватил с собой нескольких школьников…
  
  Доктор Лессер встала и прошла к двери, дабы удостовериться, что Найлс не скрылся из пределов видимости. Успокоившись, она села на освободившийся стул.
  
  — У него, кажется, вполне ясная голова, — заметил Ребус.
  
  — Ясная?
  
  — В смысле, что он может управлять своими чувствами. Это что, влияние лекарств?
  
  — Лекарства, конечно, тоже играют свою роль. — Она перекинула одну ногу на другую. Ребус заметил, что на ней полностью отсутствуют украшения: ничего ни на шее, ни на запястьях. Серег в ушах тоже видно не было.
  
  — А когда он… «вылечится…» его переведут обратно в тюрьму?
  
  — Считается, что попасть сюда — это наиболее мягкое из всех решений. Могу заверить вас, что это не так.
  
  — Я не это имел в виду. Просто полюбопытствовал.
  
  — Насколько я помню, — вмешался Хоган, — Найлс так и не дал объяснений, почему он перерезал горло жене. Может, с вами он был более откровенен, доктор?
  
  Она даже не моргнула:
  
  — Это не имеет отношения к теме вашего визита.
  
  Хоган пожал плечами:
  
  — Правильно. Простое любопытство.
  
  Лессер переключила внимание на Ребуса:
  
  — Возможно, это своего рода промывка мозгов.
  
  — Как это? — недоуменно спросил Хоган.
  
  Ответил ему Ребус:
  
  — Доктор Лессер считает так же, как и Найлс. Что в армии людей тренируют на убийство, но не умеют сделать так, чтобы потом, при переходе к мирной жизни, они остановились.
  
  — На этот счет существует множество анекдотических доказательств.
  
  Она уперлась руками в бедра — жест, призванный показать, что аудиенция окончена. Ребус встал, встала и она. Но Хоган не желал идти у нее на поводу.
  
  — Мы проделали большой путь, доктор, — сказал он.
  
  — Не думаю, что вам удастся вытянуть из Роберта что-то еще, по крайней мере сегодня.
  
  — Сомневаюсь, что у нас найдется время повторить визит.
  
  — Как хотите, конечно.
  
  Наконец Хоган поднялся с дивана:
  
  — Как часто вы видите Найлса?
  
  — Каждый день.
  
  — Я имею в виду — приватно?
  
  — Что вы хотите?
  
  — Может быть, в следующий раз вы могли бы расспросить его о его друге Ли.
  
  — Может быть, — согласилась она.
  
  — И если он что-то скажет…
  
  — То это останется между мной и им.
  
  Хоган кивнул.
  
  — Доверие пациента, конечно, — согласился он. — Но существуют семьи, потерявшие недавно сыновей. Может быть, вы подумаете и о жертвах тоже, ради разнообразия. — Тон Хогана стал жестче, и Ребус начал теснить его к двери.
  
  — Я должен извиниться за коллегу, — сказал он Лессер. — Трагизм ситуации, конечно, дает свои плоды.
  
  Лицо Лессер слегка прояснилось:
  
  — Да, конечно. Подождите секунду, я вызову Билли.
  
  — Думаю, мы сами сумеем выбраться отсюда, — сказал Ребус. Но еще в конце коридора они увидели приближающегося к ним Билли. — Спасибо за помощь, доктор. — И он обратился к Хогану: — Поблагодари же любезного доктора, Бобби.
  
  — До свидания, доктор, — нехотя выдавил из себя Хоган. Он пошел по коридору, Ребус приготовился следовать за ним.
  
  — Инспектор Ребус? — окликнула его Лессер. Ребус обернулся. — Вам, наверное, самому нужна помощь. То есть консультация.
  
  — Я демобилизовался тридцать лет назад, доктор Лессер.
  
  Она кивнула.
  
  — Тридцать лет таскать на себе такой тяжелый груз было бы невозможно. — Она скрестила руки. — И все-таки подумайте об этом, хорошо?
  
  Ребус кивнул, помахал ей рукой и направился по коридору, чувствуя на спине ее взгляд. Хоган шел впереди Билли и, казалось, не нуждался в собеседнике. Ребус догнал санитара и пошел рядом с ним.
  
  — Это было полезно, — заметил он, обращаясь к Билли, но так, чтобы и Хоган слышал.
  
  — Я рад.
  
  — Стоило проделать такой путь.
  
  Билли лишь кивнул, довольный, что еще чей-то день оказался столь же лучезарен, как и его собственный.
  
  — Билли, — сказал Ребус, кладя руку на плечо молодого человека, — мы можем ознакомиться с книгой посетителей? — Билли, казалось, растерялся. — Разве вы не слышали, что сказала доктор Лессер? — продолжал наступать Ребус. — Все, что нам надо, — это даты посещений Ли Хердмана.
  
  — Книга хранится в проходной.
  
  — Тогда мы там и взглянем. — Ребус пригвоздил санитара победной улыбкой. — А кофе выпить, пока мы будем знакомиться там с книгой, возможно?
  
  В проходной оказался чайник, и охранник приготовил две кружки растворимого кофе. Билли отправился назад в больницу.
  
  — Думаешь, он сразу к Лессер ринется? — вполголоса проговорил Хоган.
  
  — Давай действовать побыстрее.
  
  Что оказалось непросто — так уцепился за них охранник. Он расспрашивал об уголовно-следственном отделе, очевидно, изнывая от скуки целый день взаперти в своей будке с мониторами и нечастыми машинами, которые следовало пропускать. Хоган уделял ему крохи — истории, которые, как предполагал Ребус, он сам же и выдумал. Книга посетителей была старомодным гроссбухом, разлинованным на графы: дата, время, фамилия посетителя, его адрес, фамилия пациента. Последняя графа делилась — фамилия того, к кому идут, и его лечащего врача. Ребус начал с фамилий посетителей и, водя пальцем, пролистал три страницы, прежде чем наткнуться на Ли Хердмана. Почти в точности месяц назад, так что выкладка Найлса оказалась весьма близка к истине. Еще месяц-другой назад. Ребус быстро записывал детали в свою записную книжку — перо так и бегало по бумаге. По крайней мере, будет с чем вернуться в Эдинбург.
  
  Сделав паузу, он отхлебнул кофе из надтреснутой кружки в цветочек. Кофе был дешевой смесью, из тех, какими торгуют в супермаркетах, — больше цикория, чем кофе. Отец покупал именно такой кофе, экономя несколько пенсов. Однажды, будучи подростком, Ребус принес домой кофе подороже. Отцу не понравилось.
  
  — Хороший кофе, — сказал Ребус охраннику, и тот, казалось, был доволен комплиментом.
  
  — Ну что, закругляешься? — спросил Хоган, уставший рассказывать байки.
  
  Ребус кивнул, но тут взгляд его в последний раз упал на колонку — на этот раз не с фамилиями посетителей, а тех, к кому они направлялись.
  
  — К нам делегация, — предупредил Хоган.
  
  Ребус поднял взгляд. Хоган указывал на экран одного из мониторов. К ним спешила доктор Лессер в сопровождении Билли. Они вышли из больничного здания и шли по дорожке.
  
  Ребус опять обратился к гроссбуху. Там опять значились Найлс и доктор Лессер. Другой посетитель — не Ли Хердман.
  
  Мы же не спросили ее! Ребус готов был кусать себе локти от досады.
  
  — Уходим, Джон, — сказал Бобби Хоган, ставя кружку. Но Ребус не пошевелился. Хоган сделал большие глаза, но Ребус лишь подмигнул ему. Тут дверь распахнулась, и перед ними предстала Лессер.
  
  — Кто разрешил вам, — прошипела она, брызгая слюной, — рыскать по конфиденциальной информации?
  
  — Мы забыли спросить вас о других посетителях, — спокойно отвечал Ребус. Он постучал пальцем по гроссбуху. — Кто этот Дуглас Бримстон?
  
  — Не ваше дело!
  
  — Откуда вы знаете? — Говоря это, Ребус записывал в книжку фамилию.
  
  — Что это вы делаете?
  
  Ребус захлопнул записную книжку и сунул ее в карман. Потом кивнул Хогану.
  
  — Еще раз благодарю, док, — сказал Хоган и приготовился уходить. Не обращая на него внимания, она не сводила злобного взгляда с Ребуса.
  
  — Я доложу об этом, — предупредила она.
  
  Он пожал плечами:
  
  — Меня вечером и так отстранят от работы. Так что еще раз спасибо за помощь, — и протиснувшись мимо нее, он вслед за Хоганом поспешил к парковке.
  
  — Теперь я чувствую себя получше, — признался Хоган. — Может, это и не так уж важно, но под конец один гол мы все-таки забили!
  
  — Не такой важный, но все же гол, — согласился Ребус.
  
  Стоя перед «пассатом», Хоган рылся в кармане в поисках ключей.
  
  — Стало быть, Дуглас Бримстон? — переспросил он.
  
  — Да, еще один, посещавший Найлса, — пояснил Ребус. — Живет в Тернхаусе.
  
  — В Тернхаусе? — Хоган нахмурился. — Но это же аэропорт?
  
  Ребус кивнул.
  
  — И никаких дополнительных уточнений?
  
  — Кроме указания на аэропорт? — Ребус пожал плечами. — Может, стоит поинтересоваться, — сказал он, когда щелкнула открывшаяся средняя дверца автомобиля.
  
  — А что это ты сказал насчет отстранения от работы?
  
  — Надо же было что-то сказать.
  
  — Но почему именно это?
  
  — Господи, Бобби, я-то думал, что с психоаналитиком мы расстались.
  
  — Если есть что-то, чего я не знаю, Джон…
  
  — Этого нет.
  
  — Я привлек тебя к этому делу. И так же легко могу вышвырнуть тебя вон. Помни об этом.
  
  — Ты мастер причинно-следственных связей, Бобби.
  
  И Ребус поплотнее захлопнул дверцу. Путь предстоял долгий.
  9
  
  ПРИХОДИ НА СВИДАНИЕ (П. У. М.).
  
  Шивон опять взглянула на записку. Тот же почерк, что и накануне, в этом она не сомневалась. Та же второсортная марка, и тем не менее послание она получила на следующий же день. Адрес совершенно точный, включая даже индекс Сент-Леонарда. Фамилии на этот раз не было, но этого и не требовалось, не правда ли? Вот что хотел подчеркнуть писавший.
  
  Приходи на свидание. Не отсылка ли это на Грязного Гарри? Клинта Иствуда? Кто из ее знакомых носит имя Гарри? Никто. Она даже не была уверена, что писавший предполагал, что она расшифрует П. У. М. Но она тем не менее расшифровала это с ходу: П. У. М. — Приди Умереть Молодой. Она поняла это, потому что так назывался альбом Могуэя, тот самый, что она не так давно приобрела. Кусочек американского молодежного граффити. Кто это знал, кроме нее самой, любившей Могуэя? Несколько месяцев до этого она одалживала Ребусу пару дисков. В отделе ее музыкальных вкусов не знал никто. Несколько раз у нее в гостях был Грант Худ… Как и Эрик Моз. Возможно, и не предполагалось, что она поймет шифровку, во всяком случае так легко поймет ее. Она думала, что поклонники группы должны быть младше ее, подростки или люди лет двадцати с небольшим. К тому же в основном мужчины. Группа играла инструментальную музыку, мешая приятные гитарные мелодии с ужасающими надсадными шумовыми эффектами. Она даже не помнила, вернул ли ей Ребус диски. П. У. М… Не назывался ли так один из них?
  
  Неосознанно она встала из-за стола и подошла к окну, вглядываясь в Сент-Леонард-Лейн. Отдел был пуст, все допросы относительно событий в Порт-Эдгаре завершены. Отчеты будут распечатаны, сопоставлены. Кто-нибудь займется тем, что введет материалы в компьютерную систему, чтобы проверить, не нащупает ли машина каких-либо связей, уловить которые человеческий мозг не в состоянии.
  
  Писавший приглашал ее на свидание с ним. С ним? Возможно, эксперт определит, мужской или женский это почерк. Она подозревала, что почерк был изменен. Отсюда и каракули. Она вернулась к столу и позвонила Рэю Даффу:
  
  — Рэй, это Шивон. У тебя есть что-нибудь для меня?
  
  — Доброго утра и тебе, сержант Кларк. Разве я не сказал, что перезвоню, когда… в случае, если обнаружу что-нибудь?
  
  — Значит, не обнаружил.
  
  — Значит, я по уши в работе. Значит, что за письмо твое даже не принимался и могу только извиниться, сославшись единственно на то, что я тоже человек, существо из плоти и крови!
  
  — Прости, Рэй. — Она вздохнула и ущипнула себя за переносицу.
  
  — Что, еще одно получила? — догадался он.
  
  — Да.
  
  — Вчера и сегодня?
  
  — Именно так.
  
  — Хочешь переслать его мне?
  
  — Нет, думаю, что подержу его у себя, Рэй.
  
  — Как только узнаю что-нибудь, перезвоню.
  
  — Я понимаю. Извини за беспокойство.
  
  — Посоветуйся с кем-нибудь, Шивон.
  
  — Уже посоветовалась. Пока, Рэй.
  
  Затем она набрала номер мобильника Ребуса, но тот не отвечал. Возиться с сообщением она не стала. Сложила записку, сунула ее в конверт, а конверт — в карман. На ее столе стоял ноутбук погибшего мальчика — этим предстояло заняться сегодня. Там было более сотни файлов, несколько компьютерных программ, но главным образом документы, составленные Дереком Реншоу. Кое с чем она уже успела ознакомиться: письма, школьные сочинения. Ничего об аварии, унесшей жизнь его друга. Было похоже, что он пытался основать что-то вроде журнала для любителей джаза. Здесь были целые страницы с набросками планов и макетов. Отсканированные фотографии, некоторые были взяты из Сети. Огромный энтузиазм и отсутствие подлинного журналистского таланта. Майлс был новатором, это бесспорно, но в последующем он действовал скорее как разведчик, выискивая кругом себя новые таланты и используя их в надежде, что со временем что-то само собой вытанцуется и у него… Шивон оставалось надеяться, что в конце концов Майлс все-таки сумел реабилитировать себя. Она сидела перед ноутбуком и глядела на него, пытаясь сосредоточиться. Словечко «П. У. М.» било ей в голову, не давая покоя. Может быть, это отсылка к кому-то с такой фамилией… Но человека с такой фамилией она, похоже, не знала. На секунду ее вдруг пронзила жуткая мысль: Ферстоун жив, а обгорелое тело — это и есть П. У. М. Она отбросила от себя эту нелепую идею, перевела дыхание и вернулась к работе.
  
  И немедленно уткнулась в кирпичную стену. Она не могла просмотреть мейлы Дерека, не зная его пароля. Взяв телефон, она позвонила в Саут-Квинсферри и очень обрадовалась, что на звонок ответила Кейт, а не ее отец.
  
  — Кейт, это Шивон Кларк. — Да.
  
  — У меня тут стоит ноутбук Дерека.
  
  — Да, отец говорил.
  
  — Но я забыла узнать его пароль.
  
  — А зачем вам он?
  
  — Чтобы просмотреть новые мейлы.
  
  — Зачем? — Говорит раздраженно, словно хочет побыстрее покончить со всем этим.
  
  — Потому что так мы обычно работаем, Кейт. — Молчание на линии. — Кейт?
  
  — Что?
  
  — Просто проверяю, не бросили ли вы трубку.
  
  — Ну… ладно. — И тут линия окончательно смолкла: Кейт действительно повесила трубку. Чертыхнувшись про себя, Шивон решила попытаться дозвониться попозже либо попросить об этом Ребуса. В конце концов он им родня. К тому же у нее имелась целая папка со старыми мейлами Дерека, для доступа к ним пароля не требовалось. Занявшись ими, она поняла, что в папке хранились сообщения четырехлетней давности. Лучше бы Дерек оказался аккуратным и вычистил ноутбук от всякого хлама. Проработав пять минут и утомившись бесконечными подсчетами очков в регби и итогами матчей, она вдруг услышала звонок. Это оказалась Кейт.
  
  — Простите меня, пожалуйста, — произнес голос.
  
  — Ничего. Все в порядке.
  
  — Нет, не ничего! Ведь вы просто выполняете свою работу.
  
  — Но это не означает, что вам это должно быть приятно. Как и мне.
  
  — Его пароль — Майлс.
  
  Конечно. Стоило только немножечко подумать.
  
  — Спасибо, Кейт.
  
  — Он любил общаться онлайн. Папа нередко жаловался на колоссальные телефонные счета.
  
  — Вы с Дереком были близки, не правда ли?
  
  — Наверное.
  
  — Не каждый брат сообщает сестре свой пароль.
  
  В ответ — фырканье, даже нечто вроде смеха:
  
  — Я сама догадалась. С четвертой попытки. Он пытался вычислить мой пароль, а я — его.
  
  — А ваш он вычислил?
  
  — Мучил меня по целым дням, прибегая каждый раз с новой идеей.
  
  Левый локоть Шивон опирался о столешницу. Она сжала пальцы в кулак и уткнулась в него головой. Разговор мог превратиться в долгий — такой, какой нужен был Кейт.
  
  Воспоминания о Дереке.
  
  — Вы разделяли его музыкальные пристрастия?
  
  — Да нет же! Он любил все такое созерцательное. Час за часом сидел взаперти в своей комнате, а войдешь — он там с ногами на кровати, а голова где-то в облаках. Я все пыталась вытянуть его в какой-нибудь из городских клубов, но он говорил, что клубы эти на него тоску наводят. — Новое фырканье. — Совсем другой стиль, как я думаю. Его ведь, знаете ли, побили однажды.
  
  — Где?
  
  — В городе. После этого, наверное, он и стал таким домоседом. Каким-то паренькам не по вкусу пришелся его «шикарный» выговор. Такого ведь полно, знаете ли. Мы все сплошняком снобы вонючие, потому что у нас богатые родители, которые платят за наше образование, ну а они несчастные бедняки, которых ожидает только пособие по безработице… Тут-то все и начинается.
  
  — Что начинается?
  
  — Агрессия. Помню, что на последнем году в Порт-Эдгаре мы получили письма, в которых нам «советовали» не носить в городе школьную форму, если за нами никто не приглядывает. — Она тяжело вздохнула. — Мои родители бог знает как жались и экономили, чтобы мы могли учиться в частной школе. Может быть, они и расстались-то…
  
  — Наверняка не из-за этого.
  
  — Но размолвки чаще всего случались из-за денег.
  
  — Даже так…
  
  В трубке наступило молчание, а потом:
  
  — Я лазила по Сети, выискивала разное…
  
  — Что именно выискивали?
  
  — Да что угодно… пыталась понять, что заставило его это сделать.
  
  — Вы имеете в виду Ли Хердмана?
  
  — Существует книжка одного американца. Он психиатр или что-то вроде этого. Знаете, как она называется?
  
  — Как?
  
  — «Дурные люди делают то, о чем хорошие мечтают». Как вы считаете, в этом есть доля истины?
  
  — Может быть. Надо бы прочесть книгу.
  
  — По-моему, он там утверждает, что в нас всех это сидит… потенциальное стремление… ну, вы понимаете.
  
  — В этом я не разбираюсь.
  
  Шивон все еще думала о Дереке Реншоу. Вот и об избиении ни слова в его компьютерных файлах. Столько секретов.
  
  — Кейт, ничего, если я спрошу…
  
  — Что?
  
  — Дерек не был подавлен, в депрессии, в угнетенном состоянии? Я знаю, что он увлекался спортом и так далее.
  
  — Да, но дома… Он предпочитал слушать джаз у себя в комнате и блуждать по Интернету.
  
  — Были ли у него любимые сайты? Отдавал ли он предпочтение каким-нибудь из них?
  
  — Были кое-какие. Он использовал чаты и форумы для общения и переписки.
  
  — А темы, как можно предположить, — джаз и спорт?
  
  — В самую точку. — Пауза. — Помните, что я сказала насчет семьи Стюарта Коттера? Стюарт Коттер — жертва той аварии.
  
  — Помню, — сказала Шивон.
  
  — Вы не подумали, что я сошла с ума? — Кейт постаралась, чтобы слова ее прозвучали легкомысленно.
  
  — Я обязательно займусь этим, не беспокойтесь.
  
  — Я сказала это так, между прочим. На самом деле я не считаю, что эта семья способна на… способна сделать такое.
  
  — Справедливо.
  
  Новое молчание, на этот раз более продолжительное.
  
  — Вы опять прекратили разговор со мной?
  
  — Нет.
  
  — Хотите обсудить еще что-нибудь?
  
  — Мне следует позволить вам вернуться к работе.
  
  — Вы всегда можете мне позвонить, Кейт. В любое время, когда вам захочется поболтать.
  
  — Спасибо, Шивон. Вы хороший товарищ.
  
  — Пока, Кейт.
  
  Завершив разговор, Шивон опять уставилась на экран. Прижала руку к карману пиджака. Ощутила там конверт.
  
  П. У. М.
  
  Внезапно это слово потеряло свою важность.
  
  Она опять погрузилась в работу, включила ноутбук в телефонную розетку и использовала пароль Дерека для доступа к его многочисленным новым мейлам, большинство которых оказались либо чепухой, либо последними спортивными новостями. Было несколько сообщений от лиц, чьи имена она уже знала из папки с информацией о пользователе. Друзья, которых Дерек, скорее всего, никогда не видел, а общался только по компьютеру, друзья по всему земному шару, разделявшие его увлечения. Друзья, не знавшие, что он погиб.
  
  Она выпрямила спину и почувствовала, как хрустнули позвонки. Шея затекла, а часы говорили о том, что с ланчем она опаздывает. Она не была голодна, но знала, что поесть надо. Чего ей действительно хотелось, так это кофе — двойного эспрессо, возможно, еще и с шоколадом. От такой двойной сахарно-кофеинной атаки весь мир пойдет ходуном.
  
  — Нет, я не уступлю, — сказала она себе. Вместо этого она пойдет в «Машинный сарай», где подают натуральную еду и фруктовые чаи. Она выудила из дорожной сумки книжку в бумажном переплете и мобильник, после чего заперла сумку в нижнем ящике стола — в полицейском участке никакая предосторожность не лишняя. Книжка была критическим анализом рока и принадлежала перу одной поэтессы. Она все не могла прикончить эту книгу. На выходе она столкнулась с входящим в офис Джорджем «Хей-хо» Сильверсом.
  
  — Я на ланч, Джордж, — сказала Шивон.
  
  Он оглядел пустую комнату:
  
  — Ты не против, если я присоединюсь?
  
  — Прости, Джордж, но у меня свидание, — безмятежно солгала она. — А кроме того, один из нас должен остаться в конторе.
  
  Она спустилась вниз, вышла из главного входа и свернула на Сент-Леонард-Лейн. Она глядела на крохотный экранчик мобильника, проверяя, не оставлено ли сообщений. На плечо ей тяжело опустилась рука. Громовой низкий голос проревел: «Привет!» Шивон крутанулась вокруг своей оси, уронив и книжку, и телефон. Ухватив незнакомца за кисть, она вывернула ее и потянула вниз так, что напавший очутился на коленях.
  
  — Мать твою! — выдохнул он.
  
  Она видела лишь его макушку. Короткие темные волосы, густо напомаженные, так что торчали отдельными кустиками. Темно-серый костюм. Коренастый, невысокий…
  
  Не Мартин Ферстоун.
  
  — Кто вы? — прошипела Шивон. Она удерживала его кисть высоко за спиной, давила на нее изо всех сил. Она услышала, как открывается и вновь закрывается дверца машины, и увидела спешивших к ней мужчину и женщину.
  
  — Я только хотел поговорить, — задыхаясь, произнес человек. — Я репортер. Холли… Стив Холли.
  
  Шивон выпустила его кисть. Холли поднялся на ноги, прижимая к себе пострадавшую руку.
  
  — Что здесь происходит? — спросила женщина. Шивон узнала ее: Уайтред, военный следователь. С ней был Симмс. На губах его играла слабая улыбка. Он кивал, одобряя быстроту реакций Шивон.
  
  — Ничего, — ответила Шивон.
  
  — А по виду не скажешь, что «ничего». — Уайтред в упор разглядывала Стива Холли.
  
  — Это репортер, — пояснила Шивон.
  
  — Если б мы это знали, — сказал Симмс, — то подождали бы вмешиваться.
  
  — Привет, — пробормотал Холли и потер локоть. Он переводил взгляд с Уайтред на Симмса. — Я встречал вас раньше, возле квартиры Ли Хердмана, если не ошибаюсь. А я думал, что знаю всех в лицо в уголовном розыске. — Он выпрямился и протянул руку Симмсу, очевидно, приняв его за старшего: — Стив Холли!
  
  Симмс покосился на Уайтред, отчего Холли сразу же понял, что ошибся. Он слегка повернулся, направляя руку уже женщине, и представился еще раз. Уайтред проигнорировала его:
  
  — Вы всегда так обращаетесь с четвертой властью, сержант Кларк?
  
  — Иногда я практикую бросок через спину.
  
  — Это правильно — использовать разные приемы, — согласилась Уайтред.
  
  — Потому что противнику тогда труднее предугадать ваше движение, — добавил Симмс.
  
  — Почему у меня такое чувство, будто вы трое ужасно злитесь? — спросил Холли.
  
  Шивон нагнулась, поднимая книжку и телефон. Она оглядела книжку на предмет ущерба.
  
  — Что вам надо?
  
  — Быстро ответить на парочку вопросов.
  
  — Относительно чего именно?
  
  Холли поглядел на военных следователей:
  
  — Я уверен, что вы предпочтете поговорить со мной один на один.
  
  — Я вам все равно ничего не скажу, — заверила его Шивон.
  
  — Откуда вы знаете, если даже не выслушали меня?
  
  — Потому что вы собираетесь говорить со мной о Мартине Ферстоуне.
  
  — Да? — Холли поднял бровь. — Ну вообще-то был у меня такой замысел… Но меня удивляет, почему вы так нервничаете и почему не хотите говорить о Ферстоуне.
  
  Нервничаю из-за Ферстоуна, хотелось крикнуть Шивон. Но вместо этого она лишь пренебрежительно шмыгнула носом. «Машинный сарай» теперь отменялся: ничто не помешало бы Холли последовать туда за ней и занять место рядом.
  
  — Я возвращаюсь на работу, — сказала она.
  
  — Упаси бог того, кто осмелится тронуть вас за плечо, — сказал Холли. — А инспектору Ребусу передайте мои сожаления.
  
  Шивон не купилась на его участливость. Она направилась к двери, но путь ей преградила Уайтред:
  
  — Вы не возражаете — на пару слов?
  
  — У меня обеденный перерыв.
  
  — Я бы тоже что-нибудь съела, — сказала Уайтред и поглядела на своего коллегу, который согласно кивнул. Шивон вздохнула:
  
  — Тогда пойдемте со мной.
  
  Она толкнула вращающуюся дверь. Уайтред — непосредственно за ней. Симмс замыкал шествие. Прежде чем войти, он повернулся к репортеру:
  
  — Вы для газеты работаете? — спросил он.
  
  Холли кивнул.
  
  Симмс улыбнулся:
  
  — Однажды я убил человека одной из таких газет. — Он повернулся и последовал за женщинами.
  
  В столовой мало что оставалось. Уайтред и Шивон выбрали сандвичи, Симмс взял полную тарелку жареной картошки с бобами.
  
  — Что это он хотел сказать про Ребуса? — спросила Уайтред, размешивая сахар в чашке.
  
  — Не важно, — сказала Шивон.
  
  — Вы уверены?
  
  — Послушайте…
  
  — Мы не враги вам, Шивон. Я понимаю, в чем дело. Вы, наверное, не доверяете офицерам других участков, не говоря уж о посторонних, вроде нас, но мы по одну сторону баррикад.
  
  — Я воспринимаю все это совершенно спокойно, но то, что произошло, не имеет никакого отношения к событиям в Порт-Эдгаре, к Ли Хердману или ОЛП.
  
  Уайтред внимательно посмотрела на нее и пожала плечами, словно соглашаясь.
  
  — Так что же вы хотите? — поинтересовалась Шивон.
  
  — Строго говоря, мы надеялись побеседовать с инспектором Ребусом.
  
  — Но его нет на месте.
  
  — Нам так и сказали в Саут-Квинсферри.
  
  — И все-таки вы приехали?
  
  Уайтред демонстративно разглядывала начинку сандвича.
  
  — Как видите.
  
  — Его не оказалось, но вы знали, что найдете меня?
  
  Уайтред улыбнулась:
  
  — Ребуса тренировали для ОЛП, но он не прошел.
  
  — Вы так и говорили.
  
  — Он объяснял вам когда-нибудь, что произошло?
  
  Шивон решила не отвечать — не хотелось признаваться, что он не допускал ее в эту часть своей биографии. Уайтред сочла ее молчание достаточно убедительным ответом.
  
  — Он сломался. Бросил армию вообще. Испытал нервный срыв. Некоторое время жил на море, где-то к северу отсюда.
  
  — В Файфе, — добавил Симмс. Рот его был набит жареной картошкой.
  
  — Откуда вы все это знаете? Ведь интересовал-то вас Хердман.
  
  Уайтред кивнула:
  
  — Дело в том, что Ли Хердман не помечен у нас.
  
  — Не помечен?
  
  — В качестве потенциального психопата, — сказал Симмс. Глаза Уайтред метнули в него молнию, он чуть не поперхнулся, но тут же снова принялся за еду.
  
  — «Психопат» — это не то слово, — поправила его Уайтред, чтобы Шивон стала понятнее суть дела.
  
  — Но Джон у вас помечен? — догадалась Шивон.
  
  — Да, — призналась Уайтред. — Нервный срыв, понимаете ли… А потом он становится полицейским, и фамилия его нередко мелькает в прессе.
  
  И скоро опять замелькает, думала Шивон.
  
  — А все же я не понимаю, какое это может иметь отношение к расследованию, — сказала она, надеясь, что слова ее прозвучат слишком запальчиво.
  
  — Только то, что у инспектора Ребуса могут возникнуть догадки, которые окажутся нам полезными, — пояснила Уайтред. — Инспектор Хоган наверняка думает точно так же. Он ведь взял Ребуса с собой в Карбрей, не правда ли? На встречу с Робертом Найлсом?
  
  — По вашей классификации, еще один явный неудачник, — вырвалось у Шивон.
  
  Уайтред отнеслась к такому замечанию вполне благосклонно; положив на тарелку недоеденный сандвич, она поднесла к губам чашку. Тут у Шивон зазвонил мобильник. Она взглянула на экран: Ребус.
  
  — Простите, — сказала она, поднимаясь из-за стола и отходя к автомату с напитками.
  
  — Как прошло? — спросила она.
  
  — Мы узнали фамилию; можешь начинать проверку.
  
  — Что за фамилия?
  
  — Бримсон. — Ребус сказал по буквам. — Имя Дуглас. Адрес — Тернхаус.
  
  — Это что, аэропорт?
  
  — Насколько нам известно. Он тоже навещал Найлса.
  
  — И живет неподалеку от Саут-Квинсферри, так что имеются шансы, что он знал Ли Хердмана. — Шивон оглянулась на сидевших за столиком Уайтред и Симмса. Они беседовали. — Тут твои армейские товарищи. Хочешь, я расскажу им о Бримсоне на случай, если он тоже был в этих войсках?
  
  — Господи, разумеется, не надо. Они что, слушают?
  
  — Я с ними вместе в столовой. Не беспокойся, они далеко и не слышат.
  
  — Что они здесь делают?
  
  — Уайтред ест сандвич. Симмс пожирает жареную картошку. — Она помолчала. — Но на самом деле они здесь, чтобы насадить на вертел меня.
  
  — Мне полагается засмеяться этой шутке?
  
  — Прости. Негодная попытка. Темплер уже говорила с тобой?
  
  — Нет. В каком она настроении?
  
  — Я ухитрилась все утро не попадаться ей на глаза.
  
  — Наверное, обегала патологов, прежде чем кинуть на сковородку меня.
  
  — Так кто из нас теперь острит?
  
  — Хотелось бы мне, чтоб это была острота, Шивон.
  
  — Когда ты вернешься?
  
  — Не сегодня, если только будет такая возможность. Бобби хочет побеседовать с судьей.
  
  — Зачем?
  
  — Выяснить кое-какие моменты.
  
  — И на это уйдет остаток дня?
  
  — Тебе будет чем заняться и без меня. А пока — ни слова этой страшной парочке.
  
  Страшная парочка. Шивон бросила взгляд в их сторону. Они кончили говорить, кончили есть. Оба глядели на нее.
  
  — Стив Холли тоже здесь ошивается, вынюхивает что-то.
  
  — Полагаю, что ты смогла треснуть его по яйцам и послать куда подальше?
  
  — Вообще-то похоже.
  
  — Поговорим поближе к концу спектакля.
  
  — Я буду здесь.
  
  — Из ноутбука ничего не почерпнула?
  
  — Пока нет.
  
  — Не оставляй попыток.
  
  Телефон замолчал, серия жизнерадостных коротких гудков сказала Шивон, что Ребус отключился. Она вернулась к столу, нацепив на лицо улыбку.
  
  — Мне надо вернуться, — сказала она.
  
  — Мы могли бы вас подвезти, — предложил Симмс.
  
  — Я имею в виду, вернуться на свое рабочее место.
  
  — А в Саут-Квинсферри вы все завершили? — спросила Уайтред.
  
  — Просто имеются кое-какие материалы, с которыми надо еще поработать.
  
  — Материалы?
  
  — Кое-что из того, чем я занималась до всей этой истории.
  
  — Бумажная волокита? — сочувственно проговорил Симмс. Но выражение лица Уайтред говорило, что она не поверила Шивон.
  
  — Я лучше провожу вас, — сказала Шивон.
  
  — Как выглядит офис Отдела уголовного розыска? Меня всегда это крайне интересовало.
  
  — Я проведу с вами экскурсию, — сказала Шивон, — когда мы не будем так загружены работой.
  
  Такой ответ Уайтред была вынуждена принять, но, судя по ее лицу, Шивон могла заключить, что понравился он ей примерно так же, как мог бы понравиться концерт Могуэя.
  10
  
  Лорду Джарвису было под шестьдесят. На обратном пути в Эдинбург Бобби Хоган посвятил Ребуса в его семейную историю. После развода с первой женой Джарвис женился вторично. Энтони был его единственным ребенком от второго брака. Семейство жило в Маррейфилде.
  
  — В округе много хороших школ, — заметил Ребус, несколько удивленный расстоянием между Маррейфилдом и Саут-Квинсферри.
  
  — Но Орландо Джарвис и сам окончил Порт-Эдгар. В юности он даже играл в регби за школьную сборную.
  
  — В качестве кого? — спросил Ребус.
  
  — Джон, — отвечал Хоган, — мои познания в регби легко уместятся на окурке.
  
  Хоган ожидал, что судью они застанут дома, потрясенного горем и в трауре. Но после пары звонков выяснилось, что Джарвис находится на работе в шерифском суде на Чеймберс-стрит, напротив музея, где работала Джин Берчилл. Ребус подумал было позвонить ей — у него могло оказаться время для быстрого кофепития. Но она обязательно обратила бы внимание на его руки. Так что лучше не рисковать, пока не заживут. Он до сих пор еще не оправился от рукопожатия, которым одарил его Роберт Найлс.
  
  — Тебе когда-нибудь приходилось иметь дело с Джарвисом? — спросил Хоган, припарковываясь на единственную желтую полоску возле бывшей зубной клиники, преобразованной в ночной клуб с баром.
  
  — Несколько раз приходилось. А тебе?
  
  — Раз-другой тоже.
  
  — Дал ему повод запомнить тебя, как думаешь?
  
  — Это мы как раз и выясним, хорошо? — сказал Хоган, прилепляя на ветровое стекло изнутри бумажку с указанием, что машина принадлежит полиции.
  
  — Штраф может обойтись дешевле, — заметил Ребус.
  
  — Почему это?
  
  — Сам подумай.
  
  Хоган нахмурился, думая, потом кивнул. Не все выходящие из здания суда испытывают сильную любовь к полиции. Штраф обойдется в тридцать фунтов (и после вежливого разговора может быть и отменен). Ремонт же поцарапанной машины влетит в сумму куда большую. Хоган снял бумажку.
  
  Шерифский суд помещался в новом здании, но посетители уже успели нанести ему урон — окна были заплеваны, стены исчерканы. Судья находился в гардеробной, куда и отвели к нему Ребуса и Хогана. Слегка поклонившись, служитель удалился.
  
  Джарвис переодевался — он уже снял судейские одежды и облачился в костюм в тонкую полоску, дополненный цепочкой от часов. Темно-красный галстук был завязан безукоризненным узлом, отлично вычищенные черные уличные башмаки так и сияли. Лицо тоже производило впечатление чистого до блеска, на щеках была заметна сеточка кровеносных сосудов. На длинном столе лежала рабочая одежда других судей — черные мантии, белые воротнички; здесь же были оставлены седые судейские парики. Каждый был подписан.
  
  — Садитесь, если найдете куда, — сказал Джарвис. — Я буду краток. — Он поглядел куда-то поверх их голов, слегка приоткрыв рот, как нередко делал в зале суда. В первый раз, когда Ребусу пришлось давать показания перед Джарвисом, эта привычка судьи слегка смутила его, ему казалось, что судья собирается его прервать. — У меня назначена еще одна встреча, почему я и вынужден принять вас здесь, иначе вообще не смог бы этого сделать.
  
  — Ничего, все в порядке, сэр, — сказал Хоган.
  
  — Откровенно говоря, — добавил Ребус, — учитывая, что вам пришлось перенести, мы удивлены, что вы здесь.
  
  — Нельзя же позволить этим подонкам положить нас на лопатки, правда? — отозвался судья. Казалось, он уже не раз пользовался подобным объяснением. — Так чем я могу быть вам полезен?
  
  Ребус и Хоган переглянулись — обоим было трудно себе представить, что перед ними человек, недавно потерявший сына.
  
  — Дело касается Ли Хердмана, — сказал Хоган. — Похоже, он был другом Роберта Найлса.
  
  — Найлса? — Судья закинул голову. — Помню. Заколол жену, кажется?
  
  — Перерезал ей горло, — уточнил Ребус. — Был в заключении, а сейчас находится в Карбрее.
  
  — Нас интересует, — добавил Хоган, — были ли у вас когда-нибудь основания бояться мести.
  
  Джарвис медленно поднялся, вынул часы, щелкнув крышкой, проверил время.
  
  — Понятно, — сказал он. — Ищете мотив. Почему не предположить, что Ли Хердман мог просто помешаться?
  
  — В конце концов, мы, может быть, и придем к такому заключению, — согласился Хоган.
  
  Судья глядел на свое отражение в большом, в пол, зеркале. Ребус улавливал исходивший от него тонкий запах, он не сразу определил, что это был запах хорошей портняжной мастерской, куда он ходил когда-то вместе с отцом и где с отца снимали мерку для костюма. Джарвис пригладил единственный непокорный волосок. Его виски тронула седина, но, не считая этого, волосы были каштановыми. Слишком каштановыми, решил Ребус, и подумал, уж не красится ли он. Прическа судьи и его аккуратный левый пробор заставляли думать, что стиль он не менял еще со школьных лет.
  
  — Сэр? — напомнил Хоган. — Так как же Роберт Найлс?
  
  — Я никогда не получал угроз в связи с этим делом, инспектор Хоган. И имя Хердмана услышал впервые лишь после стрельбы в школе. — Он отвернулся от зеркала. — Вас удовлетворяет подобный ответ?
  
  — Да, сэр.
  
  — Если Хердман метил в Энтони, зачем было обращать оружие на других мальчиков? Зачем так долго выжидать после вынесения приговора?
  
  — Да, сэр.
  
  — Мотив и результат — не всегда одно и то же.
  
  Неожиданно зазвонивший мобильник Ребуса прозвучал неуместно, как вторгшаяся повседневность. Виновато улыбнувшись, Ребус вышел на красную ковровую дорожку коридора.
  
  — Ребус, — произнес он.
  
  — У меня тут была пара интересных встреч, — сдерживая ярость, сказала Джилл Темплер.
  
  — Вот как?
  
  — После осмотра кухни Ферстоуна судебные эксперты пришли к выводу, что он мог быть привязан и с кляпом во рту. А это уже убийство.
  
  — Или попытка как следует его напугать.
  
  — Ты словно не удивился.
  
  — В последнее время меня мало что удивляет.
  
  — Ты это знал, не так ли? — Ребус промолчал. Впутывать в дело доктора Керта смысла не имело. — Ну а с кем была вторая встреча, можешь догадаться.
  
  — С Карсвеллом, — сказал Ребус. — Колин Карсвелл. Помощник главного констебля.
  
  — Верно.
  
  — И теперь я должен считать себя отстраненным от работы до выяснения?
  
  — Да.
  
  — Прекрасно. Это все, что ты мне собиралась сообщить?
  
  — Тебя ждут для первой беседы в управлении.
  
  — В Отделе жалоб?
  
  — Кажется. А может быть, даже в ППС. — Имелся в виду подотдел профессиональных стандартов.
  
  — А-а… военизированное крыло Отдела жалоб?
  
  — Джон… — в ее тоне угроза мешалась с раздражением.
  
  — Жду не дождусь встречи с ними, — сказал Ребус и окончил разговор: в дверях появился Хоган, благодаривший судью за потраченное на них время. Закрыв за собой дверь, он негромко сказал:
  
  — Хорошо держится.
  
  — Скорее очень замкнут, — сказал Ребус, примеряясь к его шагу. — Между прочим, у меня кое-какие новости.
  
  — Да?
  
  — Я отстранен от работы. Осмелюсь предположить, что Карсвелл пытается сейчас связаться с тобой, чтобы сообщить об этом.
  
  Хоган приостановился и повернулся к Ребусу:
  
  — Как ты и предсказал в Карбрее.
  
  — Я приходил к нему домой. В тот день, когда он сгорел. — Хоган опустил взгляд к перчаткам Ребуса. — Это не имеет к этому отношения, Бобби. Чистое совпадение.
  
  — Так в чем проблема?
  
  — Этот парень приставал к Шивон.
  
  — Ну и?…
  
  — И выглядит все так, что к моменту пожара он был привязан к стулу.
  
  Хоган надул щеки:
  
  — Свидетели?
  
  — Скорее всего, видели, как я вошел с ним вместе в дом.
  
  Зазвонил мобильник Хогана — мелодия была другой, чем у Ребуса. Услышав, кто звонит, Хоган чуть заметно улыбнулся.
  
  — Карсвелл? — догадался Ребус.
  
  — Из управления.
  
  — Вот оно что!
  
  Хоган кивнул и сунул мобильник в карман.
  
  — Нет смысла тянуть с этим, — сказал Ребус.
  
  Но Бобби Хоган покачал головой:
  
  — Очень даже есть смысл тянуть. А потом, тебя отстранили от помощи следствию. Но Порт-Эдгар — особый случай, следствие как таковое тут не ведется. Привлечен к суду никто не будет. Это дело административное.
  
  — Наверно. — Ребус криво улыбнулся.
  
  Хоган похлопал его по плечу:
  
  — Не волнуйся, Джон. Дядя Бобби будет держать все под контролем.
  
  — Спасибо, дядя Бобби, — сказал Ребус.
  
  — …до того момента, когда все это дерьмо действительно всплывет.
  
  К тому времени когда Джилл Темплер вернулась в Сент-Леонард, Шивон уже отыскала координаты Дугласа Бримсона. Отыскать их было несложно, так как он значился в телефонной книге. Там были указаны два адреса с телефонами — домашним и служебным. Темплер удалилась в свой кабинет через коридор и с шумом захлопнула за собой дверь. Джордж Сильверс поднял взгляд от стола.
  
  — Кажется, ступила на тропу войны, — заметил он, засовывая в карман авторучку и готовясь слинять.
  
  С уходом Сильверса Шивон опять осталась одна в офисе. Констебль Прайд был где-то рядом, как и констебль Дэйви Хиндс, но оба ухитрились оставаться невидимыми. Шивон глядела на экран ноутбука Дерека Реншоу, утомленная до полусмерти просеиванием малоинтересной информации. Она не сомневалась, что Дерек был хорошим парнем, хорошим, но скучноватым. Он уже знал, как сложится вся его дальнейшая жизнь, — три или четыре года в университете. Обучение бизнесу и компьютеру, а потом канцелярская работа, возможно, в качестве бухгалтера. Деньги на покупку дома на взморье, скоростного автомобиля и лучшего музыкального центра из всех имеющихся.
  
  И это будущее застыло, остановленное, превратившееся лишь в слова на экране, частички памяти. Эта мысль заставила ее содрогнуться. За какую-то секунду все изменилось. Она уткнулась лицом в ладони, потерла глаза, зная лишь одно: она не хочет находиться здесь, когда в дверях появится Джилл Темплер. Потому что подозревала, что на этот раз выскажет боссу все, а может быть, даже больше. Не в том она настроении, чтобы чувствовать себя жертвой. Она взглянула на телефон, затем в свою записную книжку с координатами Бримсона. Решившись, она сунула в сумку ноутбук, взяла мобильник и записную книжку.
  
  И вышла.
  
  Она заехала домой, где отыскала запись «Приди Умереть Молодой». В дороге она прослушала весь альбом, ища каких-либо направляющих подсказок. Задача нелегкая, учитывая обилие инструментальных кусков.
  
  Жил Бримсон в современном одноэтажном доме с верандой на узкой улице, соединявшей аэропорт с местом, где раньше находилась Гогарбернская больница. Вылезая из машины, Шивон услышала, как вдали рушат здание. Это разбирали больницу. Наверно, участок был куплен каким-нибудь крупным банком, который собирался здесь обосноваться. Дом перед ней скрывался за высокой изгородью с зелеными чугунными воротами. Открыв их, она прошла по хрусткой дорожке розового гравия. Она тронула дверной колокольчик, затем заглянула в окна по обе стороны дома. Одно окно принадлежало гостиной, другое — спальне. Кровать была застелена, гостиная выглядела не очень жилой. На синем кожаном диване валялась пара журналов с изображениями самолетов на обложках. Площадка перед домом была почти сплошь вымощена, если не считать двух клумб с розами. Узкая дорожка отделяла дом от гаража, за калиткой, открывшейся, когда она повернула ручку, находился задний двор: покатая лужайка, а внизу — вспаханная земля. Дом дополнял дощатый флигелек, дверь в который была заперта. В окнах виднелась просторная, очень чистая кухня и еще одна спальня. Никаких следов семейной жизни — ни игрушек в саду, ничего, указывающего на присутствие женщины. И тем не менее все содержалось в безукоризненном порядке. Идя по дорожке обратно, она заметила стеклянную панель в боковой двери гаража. Внутри стояла машина — «ягуар» спортивного типа.
  
  Сев в свою машину, она направилась в аэропорт, где остановилась перед одним из зданий терминала. Охранник предупредил, что парковка здесь запрещена, но когда она показала ему свое служебное удостоверение, он махнул рукой, пропуская ее. В терминале кипела жизнь — люди стояли в длинных очередях. По виду это были туристы, летящие на юг, к теплому солнцу; командированные деловито катили к эскалатору свои чемоданы. Оглядевшись в поисках указателя, Шивон заметила знак справочной и, подойдя туда, спросила, как бы ей повидать мистера Бримсона. Быстрый перестук клавиш — и качание головой:
  
  — Не поняла фамилии.
  
  Шивон сказала по буквам, и женщина кивнула, введя фамилию правильно. Взяв телефонную трубку, она переговорила с кем-то, в свою очередь сказав по буквам фамилию: Б-р-и-м-с-о-н. И, поджав губы, опять покачала головой.
  
  — Вы уверены, что он здесь работает? — спросила она.
  
  Шивон показала ей адрес, переписанный из телефонной книги. Женщина улыбнулась.
  
  — Так здесь написано не «аэропорт», а «летное поле»! — пояснила она. — Вот что вам, оказывается, надо.
  
  Она указала, как проехать, и Шивон поблагодарила ее, покраснев, что допустила ошибку. Летное поле было рядом, и проехать туда можно было, обогнув по периметру пол-аэропорта. Там находились ангары с маленькими самолетами и, судя по надписи над воротами, летная школа. Внизу значился телефонный номер — тот самый, что Шивон переписала из книги. Высокие металлические ворота были закрыты, но здесь же в деревянной будочке стоял старомодный телефон — связь с охраной. Шивон подняла трубку и услышала звонок.
  
  — Алло? — произнес мужской голос.
  
  — Я разыскиваю мистера Бримсона.
  
  — Вы нашли его, милочка. Чем могу быть полезен?
  
  — Мистер Бримсон, я сержант Кларк. Служу в полиции графства Лотиан и Пограничного края. Хотелось бы немного поговорить с вами.
  
  Секундное молчание. А потом:
  
  — Подождите минуточку. Открою ворота.
  
  Шивон хотела было поблагодарить, но трубка замолкла. Перед ней находились ангары и несколько самолетов. На носу одного был один-единственный пропеллер. На другом — по пропеллеру на каждом из крыльев. Самолеты выглядели двухместными, из одного из них выпрыгнула, сев в подержанный, с открытым верхом «лендровер», мужская фигура. Самолет, шедший в это время на посадку в аэропорту, поглотил звук заводимого мотора. «Лендровер» рванул вперед, преодолев метров сто до ворот. Мужчина выпрыгнул на землю. Он был высокий, загорелый, мускулистый. Лет пятидесяти с лишним, морщинистое лицо расплылось в короткой приветливой улыбке. Рубашка с короткими рукавами того же оливкового цвета, что и «лендровер», не скрывала серебристой поросли на руках. Шевелюра Бримсона тоже была серебристой, а в молодости же, вероятно, пепельно-русой. Рубашка была засунута в парусиновые брюки и обтягивала намечающийся животик.
  
  — Приходится держать ворота на замке, — начал он объяснять, позвякивая большой связкой ключей, вынутой из зажигания «лендровера». — Предосторожность.
  
  Шивон кивнула — дескать, понятно. В мужчине было что-то, моментально к себе располагающее. Возможно, благодаря исходившим от него энергии и уверенности, тому, как он поводил плечами, идя к воротам. Или улыбке — мимолетной, очень обаятельной. Но когда он открыл перед ней ворота, она заметила, что он посерьезнел.
  
  — Думаю, это по поводу Ли, — с важностью сказал он. — Этого следовало ожидать раньше или позже… — Он сделал ей знак проезжать. — Припаркуйтесь возле конторы, — сказал он, — а я догоню.
  
  Проезжая мимо него, она не могла не удивляться его словам. «Этого следовало ожидать раньше или позже».
  
  Сидя напротив него в конторе, она не удержалась и спросила.
  
  — Я имел в виду лишь ваш визит, — отвечал он, — которого следовало ожидать раньше или позже.
  
  — Почему?
  
  — Потому что, как я думаю, вас интересует причина, по которой он это сделал.
  
  — И?…
  
  — И вы опрашиваете его друзей, не помогут ли они отыскать эту причину.
  
  — Вы были другом Ли Хердмана?
  
  — Да. — Он нахмурился. — Разве не поэтому вы здесь?
  
  — Можно сказать, поэтому. Нам стало известно, что вы оба, вы и мистер Хердман, ездили в Карбрей.
  
  Бримсон медленно кивнул:
  
  — Разумно, — сказал он.
  
  Чайник, закипев, отключился, и Бримсон, вскочив с кресла, налил две кружки растворимого кофе и предложил одну Шивон. Кабинет был крохотным, едва вмещавшим стол и два кресла. Дверь вела в еще одну комнату, где стояли несколько стульев и два шкафа с картотеками. На стенах были развешаны постеры с моделями самолетов.
  
  — Вы инструктор летной школы, мистер Бримсон?
  
  — Зовите меня Дуг, пожалуйста. — Бримсон поудобнее откинулся в кресле. В оконной раме за стеклом обозначилась фигура. Костяшками пальцев мужчина постучал по стеклу. Бримсон повернулся и помахал ему рукой — жест, повторенный незнакомцем.
  
  — Это Чарли, — пояснил Бримсон. — Пошел сделать круг-другой. Он банкир, но говорит, что завтра же поменялся бы со мной работой, лишь бы летать побольше.
  
  — Значит, вы даете эти самолеты напрокат?
  
  Бримсон, казалось, не сразу понял вопрос.
  
  — Нет-нет, — сказал он наконец. — У Чарли собственный самолет. Он просто держит его здесь.
  
  — Но летное поле — ваше?
  
  Бримсон кивнул:
  
  — В той его части, которую я арендую у аэропорта. Да, это все — мы.
  
  Он широко раскинул руки и опять улыбнулся.
  
  — А давно вы знали Ли Хердмана?
  
  Он уронил руки, и вместе с ними исчезла и улыбка.
  
  — Да уж порядком лет.
  
  — Нельзя ли поточнее?
  
  — Познакомился вскоре после того, как он переехал.
  
  — Значит, шесть лет.
  
  — Наверно, так и есть. — Он помолчал. — Простите, забыл вашу фамилию.
  
  — Сержант Кларк. Вы были близки с ним?
  
  — Близки? — Бримсон пожал плечами. — Вообще Ли не допускал людей к себе слишком близко. То есть держался он дружески, всегда был рад встрече, и так далее…
  
  — Но?
  
  Бримсон сосредоточенно нахмурился:
  
  — Я никогда толком не знал, что у него вот тут. — Он похлопал себя по голове.
  
  — О чем вы подумали, когда услышали про стрельбу?
  
  Он пожал плечами:
  
  — В это было невозможно поверить.
  
  — Вы знали, что у него имеется оружие?
  
  — Нет.
  
  — Но оружием он интересовался.
  
  — Да, верно, но никогда не показывал мне его.
  
  — И не говорил о нем?
  
  — Нет, никогда.
  
  — А о чем вы с ним говорили?
  
  — О самолетах, катерах. О службе. Я семь лет прослужил в военной авиации.
  
  — Летчиком?
  
  Бримсон покачал головой:
  
  — За штурвалом редко приходилось сидеть. Я отвечал за электрообеспечение. Поднимал машины в воздух. — Он наклонился вперед через стол. — Вам приходилось летать?
  
  — Только на каникулы.
  
  Лицо его сморщилось в улыбке:
  
  — Нет, вот как Чарли сейчас летает. — И он ткнул пальцем туда, где мимо окна пробежал, завывая двигателями, маленький самолетик.
  
  — Мне и машину-то водить нелегко.
  
  — С самолетом управиться проще, уж поверьте мне.
  
  — Выходит, все эти рычаги и датчики лишь для фасона?
  
  Он рассмеялся:
  
  — Мы могли бы сейчас попробовать, как вам такая идея?
  
  — Мистер Бримсон…
  
  — Дуг.
  
  — У меня сейчас абсолютно нет времени на урок самолетовождения, мистер Бримсон.
  
  — Тогда, может быть, завтра?
  
  — Посмотрим.
  
  — Но вы будете не при исполнении? И значит, сможете называть меня Дуг? — Он выждал, пока она кивнет. — А как вы разрешите обращаться к вам, сержант Кларк?
  
  — Шивон.
  
  — Ирландское имя?
  
  — Гэльское.
  
  — А говорите вы без гэльского акцента.
  
  — Я здесь не для того, чтобы обсуждать с вами мой акцент.
  
  Он шутливо поднял вверх руки.
  
  — Почему вы сами не вызвались? — спросила она. Он, казалось, не понял. — После стрельбы в школе некоторые друзья мистера Хердмана позвонили, чтобы переговорить с нами.
  
  — Да? А зачем?
  
  — Причины самые разные.
  
  Он задумался над ответом.
  
  — Я не усматривал в этом смысла, Шивон.
  
  — Давайте оставим имена на потом, хорошо?
  
  Бримсон виновато понурился. Внезапно послышались потрескивание и радиоголоса.
  
  — Это с вышки, — пояснил Бримсон и наклонился над столом, уменьшая громкость радио. — Чарли просит коридор. — Он взглянул на часы. — Время подходящее.
  
  Шивон слушала, как голос предупреждал пилота насчет вертолета над городом.
  
  — Проследи, Роджер.
  
  Бримсон сделал громкость еще меньше.
  
  — Мне бы хотелось привезти к вам моего коллегу, — сказала Шивон. — Вы не против?
  
  Бримсон пожал плечами:
  
  — Сами видите, какая у нас запарка. Вот в конце недели — там действительно дело другое.
  
  — Хотелось бы мне иметь возможность сказать то же самое.
  
  — Только не утверждайте, что вы свободны по уик-эндам! Такая хорошенькая молодая женщина…
  
  — Я имела в виду…
  
  Он опять рассмеялся:
  
  — Да я просто дразню вас. Хотя обручального кольца на вас нет. — Он подбородком указал на ее левую руку. — Ну что, подхожу я для уголовного розыска?
  
  — Я вижу, что и вы без кольца.
  
  — Завидный холостяк. Друзья говорят, что это потому, что я витаю в облаках. — Он показал вверх. — А там маловато баров для одиночек.
  
  Шивон улыбнулась и внезапно поняла, что получает удовольствие от этой беседы, — дурной знак. Существовали вопросы, которые она должна была задать, но они как-то отошли на задний план.
  
  — Ну тогда, может быть, завтра, — сказала она, поднимаясь.
  
  — Ваш первый урок за штурвалом?
  
  Она покачала головой:
  
  — Нет, беседа с моим коллегой.
  
  — Но вы тоже придете?
  
  — Если смогу.
  
  Он, казалось, был доволен; выйдя из-за стола, протянул руку:
  
  — Рад был познакомиться, Шивон.
  
  — И мне было приятно, мистер… — Она запнулась, увидев, как он предупреждающе поднял палец. — Дуг! — наконец уступила она.
  
  — Я провожу вас.
  
  — Я и одна справлюсь.
  
  В дверях ей показалось, что расстояние между ними меньше, чем хотелось бы.
  
  — Серьезно? Значит, вы умеете вскрывать замки?
  
  Она вспомнила, что ворота были заперты.
  
  — Ну достаточно, — сказала она, выйдя из ворот вслед за Дугом Бримсоном как раз тогда, когда машина Чарли, кончив разбег, оторвала шасси от земли.
  
  — Ну, Джилл уже обнаружила тебя? — спросила Шивон по телефону на обратном пути в город.
  
  — Ответ положительный, — отвечал Ребус. — Правда, я не то чтобы очень прятался и так далее.
  
  — Ну и каков итог?
  
  — Отстранен от работы. Хотя Бобби и считает по-другому. Он по-прежнему желает, чтобы я ему помогал.
  
  — А это значит, что тебе по-прежнему требуюсь я, так?
  
  — Думаю, при необходимости я сам смогу сесть за руль.
  
  — Но такой необходимости нет.
  
  Он засмеялся:
  
  — Я просто дразню тебя, Шивон. Тачка, если хочешь, в твоем распоряжении.
  
  — Очень хорошо. Потому что я нашла Бримсона.
  
  — Я под впечатлением. И кто он?
  
  — Содержит летную школу в Тернхаусе. — Она помолчала. — Я съездила к нему. Я знаю, что должна была согласовать это с тобой, но твой телефон не отвечал.
  
  — Она ездила к Бримсону, — услышала Шивон в трубке. Ребус сообщал это Хогану. Хоган что-то пробормотал в ответ. — Бобби считает, — сказал Ребус, — что тебе сперва надо было спросить разрешения.
  
  — Он так точно и сказал?
  
  — Именно. И к тому же вытаращил глаза и пару раз выругался, что я опускаю.
  
  — Благодарю, что пощадил мои девичьи ушки.
  
  — Так что же ты извлекла из этого визита?
  
  — Он дружил с Хердманом. В прошлом у них много общего: армия и авиация.
  
  — А каким образом он познакомился с Найлсом?
  
  — Я забыла его спросить об этом. Но сказала, что мы еще приедем для разговора.
  
  — Похоже, нам придется это сделать. Ну а хоть что-нибудь он сказал?
  
  — Сказал, что не знал об оружии, которое было у Хердмана, и не знает, почему тот отправился в школу. Ну а что Найлс?
  
  — Пустой номер.
  
  — И куда же теперь?
  
  — Давай встретимся в Порт-Эдгаре. Надо потолковать с мисс Тири. — Трубка замолчала, и Шивон подумала, что разговор прервался, но затем он спросил: — От нашего друга новых посланий не было?
  
  Он имел в виду записки, но при Хогане специально выражался туманно.
  
  — Была еще одна — дожидалась меня утром.
  
  — Да?
  
  — Почти такая же, что и первая.
  
  — Послала в Хоуденхолл?
  
  — Посчитала бессмысленным.
  
  — Ладно. Хотелось бы взглянуть на нее при встрече. Когда ты будешь?
  
  — Примерно через пятнадцать минут.
  
  — Ставлю пять фунтов, что мы будем раньше!
  
  — Время пошло, — сказала Шивон, нажав на акселератор. Лишь через несколько секунд она осознала, что не знает, откуда он звонил.
  
  Он тут как тут уже стоял на парковке Академии Порт-Эдгар, прислонившись к капоту хогановского «пассата», скрестив руки и заложив ногу за ногу.
  
  — Ты обманул меня, — сказала она, вылезая из машины.
  
  — Заключая пари, надо проявлять бдительность. Будешь должна мне пять фунтов.
  
  — Ни за что.
  
  — Пари есть пари, Шивон. И леди всегда платят долги.
  
  Покачав головой, она сунула руку в карман.
  
  — Между прочим, вот письмо, — сказала она, доставая конверт. Ребус протянул за ним руку. — С тебя пять фунтов за прочтение.
  
  Ребус смерил ее взглядом.
  
  — За право высказать свое просвещенное мнение? — Он постоял с вытянутой рукой, не беря конверта. — Ладно. Договорились, — сказал он наконец, так как любопытство все же возобладало.
  
  Пока Шивон вела машину, он несколько раз прочел записку.
  
  — Пять фунтов потрачены даром, — наконец сказал он. — Кто этот ПУМ?
  
  — По-моему, это означает: «Приди Умереть Молодой». Так называется один американский диск.
  
  — Откуда ты это знаешь?
  
  — Это из альбома Могуэя. Я его тебе давала.
  
  — А может, это имя такое. Буффало Билл, например.
  
  — Имя посредника?
  
  — Не знаю. — Ребус сложил записку, осмотрел складочки, заглянул в конверт.
  
  — Вот оно — заключение Шерлока Холмса.
  
  — Ну а чего еще ты бы от меня хотела?
  
  — Признания своего поражения. — Она протянула руку, и Ребус отдал ей записку в конверте.
  
  — Приходи на свидание… Грязный Гарри?
  
  — Я тоже так думаю, — согласилась Шивон.
  
  — Грязный Гарри был копом…
  
  Она вскинула на него глаза:
  
  — Думаешь, это написал кто-то из моих коллег?
  
  — Не уверяй меня, что эта мысль не приходила тебе в голову!
  
  — Приходила, — созналась она.
  
  — Но это должен быть кто-то, кому известна твоя история с Ферстоуном.
  
  — Да.
  
  — А она известна лишь Джилл Темплер и мне. — Он помолчал. — Думаю, ей ты не одалживала альбомов в последнее время.
  
  Шивон пожала плечами и опять устремила взгляд на дорогу. Она долго молчала, молчал и он, пока, сверившись с адресом в записной книжке, не подался вперед, сказав:
  
  — Приехали.
  
  Лонг-Риб-Хаус оказался узким белёным строением, на вид переделанным из амбара. Строение было одноэтажным, однако с жилым чердаком, на что указывали окна в скате красной черепичной крыши. Въезд загораживали ворота, но они были не закрыты. Толкнув их, Шивон вернулась в машину и проехала несколько метров по гравиевой подъездной аллее. Закрыв за собой ворота, она увидела, что входная дверь открыта и перед ней стоит мужчина.
  
  Ребус вылез из машины и представился.
  
  — А вы, должно быть, мистер Коттер? — спросил он.
  
  — Уильям Коттер, — отвечал отец мисс Тири.
  
  Это был коренастый, невысокого роста мужчина лет сорока с небольшим. Голова его была модно выбрита. Он пожал руку, которую протянула ему Шивон, и, казалось, ничуть не смутился, что Ребус держит по швам свои руки в перчатках.
  
  — Лучше войдите в дом, — сказал он.
  
  Они очутились в длинном, устланном ковровой дорожкой коридоре, украшенном картинами и старинными дедовскими часами. Двери справа и слева были плотно закрыты. Коттер провел их в конец коридора в комнату с окнами на две стороны и кухней за нею. Эта часть дома производила впечатление позднейшей пристройки. Балконные двери выходили в патио, за ним находились задний двор и еще одна пристройка, дощатая, но с большими окнами, через которые можно было видеть внутренность пристройки.
  
  — Закрытый бассейн, — задумчиво проговорил Ребус. — Удобно, наверное.
  
  — Им пользуешься чаще, чем открытым, — улыбнулся Коттер. — Так чем могу быть полезен?
  
  Ребус взглянул на Шивон, но та озиралась, осматривая комнаты: кремовый кожаный диван в форме буквы L, дорогой музыкальный центр, телевизор с плоским экраном. Телевизор был включен, но звук приглушен. Передавали биржевые новости и котировки акций.
  
  — Мы хотели бы переговорить с Тири, — сказал Ребус.
  
  — С ней ничего не случилось?
  
  — Нет-нет, ничего такого, мистер Коттер. Это по поводу Порт-Эдгара. Всего лишь несколько дополнительных вопросов.
  
  Коттер прищурился:
  
  — Может быть, я могу ответить? — Он явно хотел выведать побольше.
  
  Ребус решил присесть на диван. Перед ним стоял кофейный столик с газетами, открытыми на страничках деловых новостей, лежал беспроволочный телефон и валялись очки с диоптриями, ручка и блокнот А4. Здесь же он заметил кружку.
  
  — Вы бизнесмен, мистер Коттер?
  
  — Да. Верно.
  
  - Можно узнать, в какой именно области?
  
  — Венчурные сделки. — Коттер сделал паузу. — Вы знаете, что это такое?
  
  — Инвестирование в новые проекты? — предположила Шивон, выходя в сад.
  
  — Более или менее верно. Я вкладываю деньги, а кто-то идеи.
  
  Ребус картинно огляделся вокруг.
  
  — Должно быть, у вас неплохо это получается. — Он выждал, пока собеседник оценил комплимент. — Тири дома?
  
  — Точно не знаю, — сказал Коттер и, перехватив взгляд Ребуса, виновато улыбнулся. — С Тири это не всегда можно сказать. Иногда у нее тихо, как в могиле. Стукнешь в дверь, она не откликается. — Он пожал плечами.
  
  — Не такая, как другие подростки, да?
  
  Коттер покачал головой.
  
  — Мне так и показалось при нашей первой встрече, — добавил Ребус.
  
  — Значит, вы ее уже видели? — спросил Коттер. Ребус кивнул. — В полном параде?
  
  — Наверное, в школу она в таком виде не ходит.
  
  Коттер опять покачал головой:
  
  — Там даже кольца в носу запрещены. Доктор Фогг проявляет в этом отношении большую строгость.
  
  — А можем мы попробовать постучать в дверь? — спросила, повернувшись к Коттеру, Шивон.
  
  — Полагаю, вреда не будет, — ответил тот. Они прошли вслед за ним обратно по коридору и поднялись вверх на один коротенький лестничный пролет. Там оказался еще один длинный узкий коридор с дверями по бокам, и все эти двери были закрыты.
  
  — Тири? — позвал Коттер, когда они поднялись. — Ты еще тут, дорогая?
  
  Последнее слово он как бы смазал, и Ребус догадался, что дочь запрещала ему так ее называть. Они дошли до последней из дверей, и Коттер, приложив к ней ухо, тихонько постучал.
  
  — Наверное, вздремнула, — вполголоса проговорил он.
  
  — Ничего, если я… — и, не дожидаясь ответа, Ребус повернул дверную ручку. Дверь открылась внутрь. В комнате было темно. Прозрачные черные шторы задернуты. Повсюду были расставлены свечи. Черные свечи, многие из которых оплыли почти до основания. На стенах постеры и гравюры. Ребус узнал некоторые, принадлежавшие X. Р. Гайгеру, которого он знал как оформителя альбома «ELP». Они изображали какой-то безобразный индустриальный ад. Другие картины были не менее мрачного содержания.
  
  — Вот они какие, наши подростки! — единственное, что произнес отец.
  
  Книги Поппи Э. Брайт и Энн Райc. Еще одна с заглавием «Ворота Януса», по всей вероятности, написанная Убийцей мавров Иэном Брэди. Множество дисков — из тех, что пооглушительнее. Простыни на узкой кровати черного цвета, того же цвета и покрывало. Стены выкрашены в кроваво-красный цвет, потолок разделен на четыре квадрата — два черных и два красных. Шивон остановилась возле компьютерного стола. Компьютер выглядел круто: плоский монитор, DVD с жестким диском, веб-камера, сканер.
  
  — Наверное, в черном цвете их не производят, — задумчиво сказала Шивон.
  
  — Иначе у Тири он был бы черным, — согласился Коттер.
  
  — В моей юности, — сказал Ребус, — о готах мы знали только из названия пабов.
  
  Коттер засмеялся:
  
  — Ну да — Готенберги. Популярные пабы были, не правда ли?
  
  Ребус кивнул:
  
  — Если только она не прячется под кроватью, значит, здесь ее нет. Не можете подсказать, где бы нам ее поискать?
  
  — Я могу попробовать позвонить ей по мобильнику.
  
  — А это, случайно, не он? — спросила Шивон, беря в руки маленький глянцево-черный мобильник.
  
  — Да, он, — подтвердил Коттер.
  
  — Подростки обычно не оставляют свои мобильники дома, — раздумчиво произнесла Шивон.
  
  — Да, но… Возможно, мама Тири… — Он передернул плечами, словно вдруг ощутив неловкость.
  
  — Возможно, мама Тири что? — осторожно осведомился Ребус.
  
  — Любит проверять расходы Тири? Вы это имели в виду? — догадалась Шивон.
  
  Коттер кивнул. Он явно чувствовал облегчение оттого, что она взяла на себя труд сформулировать то, что надо было сказать.
  
  — Тири придет попозже, — сказал он. — Если вы не торопитесь.
  
  — Мы бы хотели поскорее покончить с этим делом, мистер Коттер, — пояснил Ребус.
  
  — Ну что ж…
  
  — Время — деньги и все такое прочее, с чем, вероятно, согласитесь и вы.
  
  Коттер кивнул:
  
  — Вы можете попробовать поискать ее на Кокберн-стрит. Там нередко собираются ее приятели.
  
  Ребус взглянул на Шивон.
  
  — Вы должны были бы и сами догадаться, — сказал он, и губы Шивон дернулись в знак согласия. Кокберн-стрит — извилистый проулок между Королевской Милей и вокзалом Уэверли — всегда пользовалась сомнительной репутацией. Несколько десятков лет назад Кокберн-стрит была прибежищем хиппи и всевозможных отщепенцев. Здесь шла торговля сетчатыми рубашками, галстуками и бумагой для самокруток. Ребус некогда облюбовал здесь себе лавочку, торговавшую подержанными дисками. Он захаживал туда, не очень заботясь о костюме. В наши дни улицу монополизировали представители альтернативной культуры. В общем, подходящая улица для имеющих склонность к ужасам или наркотикам.
  
  Идя по коридору к выходу, Ребус заметил на одной из дверей белую фаянсовую табличку: «Комната Стюарта». Он приостановился перед этой дверью.
  
  — Ваш сын?
  
  Коттер медленно кивнул:
  
  — Шарлотта… моя жена… хочет, чтобы все оставалось как прежде, до катастрофы.
  
  — В этом нет ничего странного, сэр, — сказала Шивон, почувствовав замешательство Коттера.
  
  — Да, наверно.
  
  — Скажите, — спросил Ребус, — «готский период» у Тири начался до или после гибели брата?
  
  Коттер взглянул на него:
  
  — Вскоре после нее.
  
  — Они были близки с братом? — спросил Ребус.
  
  — Думаю, да… Но я не понимаю, какое отношение это имеет…
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Простое любопытство, и ничего более. Простите. Издержки профессии.
  
  Коттера, по-видимому, устроило подобное объяснение. Он повел их вниз по лестнице.
  
  — Я покупаю там диски, — сказала Шивон.
  
  Они опять были в машине и ехали на Кокберн-стрит.
  
  — Аналогично, — сказал Ребус.
  
  При этом он часто видел здесь готов, развалившихся на тротуаре и на ступеньках старого здания «Скотсмена», угощавших друг друга сигареткой или торговавших последними хитами любимых групп. Они заполоняли улицу, когда кончались занятия в школах, возможно, едва успевая сменить школьную форму на традиционный черный прикид. Косметика и украшения, помогавшие одновременно и выделиться, и быть «как все». Но дело осложнялось тем, что в наши дни шокировать публику стало труднее. В свое время для этого достаточно было носить длинные волосы. Потом появились пижоны и их пакостное порождение — панки. Ребусу запомнилась одна суббота, когда он отправился за дисками. Поднимаясь по извилистому склону Кокберн-стрит, он увидел там первых панков: разболтанные фигуры с перьями на голове, ухмылки, позвякивание цепями. Вид их совершенно возмутил шедшую вслед за Ребусом пожилую женщину, процедившую: «Неужели не можете ходить как люди?» — замечание, вероятно, доставившее панкам немалое удовольствие.
  
  — Можно припарковаться и подняться пешком, — предложила Шивон, когда они подъехали к Кокберн-стрит.
  
  — Лучше бы припарковаться наверху, а там спуститься, — возразил Ребус.
  
  Им повезло: при их приближении как раз освободилось место, и они смогли припарковаться прямо на Кокберн-стрит в непосредственной близости от группы готов.
  
  — Удача! — воскликнул Ребус, углядев мисс Тири, оживленно беседовавшую с двумя приятелями.
  
  — Сначала еще надо выбраться отсюда, — сказала Шивон. Ребус понял, в чем была загвоздка: на обочине стояли мешки с мусором, ожидавшие отправки; они загораживали дверцу водителя. Ребус вылез и подержал дверцу так, чтобы Шивон смогла кое-как пролезть на тротуар. Раздалось топанье бегущих, и Ребус заметил, что один из мешков вдруг исчез. Подняв голову, он увидел пятерых парней, пронесшихся мимо машины. Они были в куртках с капюшонами и в бейсболках. Один из них швырнул мешок с мусором в группу готов. Мешок лопнул, содержимое рассыпалось по тротуару. Раздались крики и ругательства. В воздух взметнулись кулаки, заработали и ноги. Один гот сильным ударом был брошен головой вниз на каменные ступени. Другой полетел на мостовую под колеса проезжавшего такси. Зеваки выкрикивали угрозы, лавочники вышли к дверям, кто-то уже вызывал полицию. На улице кипело побоище. Людей швыряли в стекла витрин, они сцеплялись в драке. Нападавших было всего пятеро против десятка готов, но парни были крепкие и дрались ожесточенно. Шивон ринулась вперед, чтобы остановить одного из них. Мисс Тири скользнула в лавку, захлопнув за собой дверь. Дверь была стеклянная, и ее преследователь искал, чем бы разбить стекло. Набрав побольше воздуха в легкие, Ребус заорал:
  
  — Рэб Фишер! Эй, Рэб, ты там!
  
  Преследователь замер и оглянулся на Ребуса. Ребус взмахнул рукой в перчатке:
  
  — Не забыл меня, Рэб?
  
  Рот Фишера искривился в ухмылке. Ребус узнал еще одного из шайки.
  
  — Фараоны! — вскричал тот. Другие отморозки услышали этот крик. Они остановились посреди мостовой, тяжело дыша, раздувая грудь.
  
  — Что, в Сотон намылились, ребята? — выступив вперед, громко вопросил Ребус. Четверо из нападавших бросились вниз по улице. Рэб Фишер помедлил, затем, пнув напоследок стеклянную дверь ногой, не спеша направился вслед за приятелями. Шивон помогала встать на ноги двум готам, проверяя, не ранены ли. Но ни ножей, ни камней в ход пущено не было. Дрались в основном врукопашную. Ребус подошел к стеклянной двери. За ней стояла мисс Тири, а с ней — женщина в белом халате, из тех, что носят доктора и аптекари. Ребус увидел сиявшие глянцем кабинки. Это был солярий, судя по виду, лишь недавно открытый. Женщина гладила волосы Тири, а та старалась высвободиться. Ребус толкнул дверь.
  
  — Помнишь меня, Тири? — спросил он.
  
  Она окинула его внимательным взглядом, потом кивнула:
  
  — Вы полисмен, с которым я разговаривала.
  
  Ребус протянул руку женщине:
  
  — А вы, судя по всему, мама Тири. Я инспектор Ребус.
  
  — Шарлотта Коттер, — сказала женщина, пожимая ему руку.
  
  Ей было под сорок, лицо обрамляли вьющиеся пышные пепельно-русые волосы. Слегка загорелая, румяная. Глядя на этих двух женщин, трудно было увидеть хоть какое-то сходство. Если знать, что они родственницы, можно было предположить, что они ровесницы, не родные, но двоюродные сестры. Мать была на дюйм или два ниже дочери, тоньше и спортивнее. Ребус решил, что знает теперь, кто из Коттеров пользуется закрытым бассейном.
  
  — Из-за чего была вся эта потасовка? — спросил он Тири.
  
  Она пожала плечами:
  
  — Да так.
  
  — И часто у вас такие стычки?
  
  — Постоянно, — ответила мать, за что удостоилась злобного взгляда дочери. — Их постоянно оскорбляют, а иногда и бьют.
  
  — Можно подумать, что ты знаешь! — окрысилась дочь.
  
  — Я не слепая.
  
  — Потому ты и открыла здесь свой салон? Чтоб следить за мной? — Тири принялась вертеть в руках висевшую у нее на шее золотую цепочку. Ребус заметил, что на цепочке был бриллиант.
  
  — Все, что я говорю сейчас, Тири… — со вздохом начала Шарлота Коттер, — это…
  
  — Я ухожу, — пробормотала Тири.
  
  — Пока ты не ушла, — прервал ее Ребус, — можно тебя на пару слов?
  
  — Никакого заявления в суд я писать не буду.
  
  — Видите, какая она упрямая! — возмущенно воскликнула Шарлотта Коттер. — Я слышала, вы окликали одного из этих парней, инспектор. Значит, вы знаете этих хулиганов? Вы можете их арестовать?
  
  — Не уверен, что это пойдет на пользу дела, миссис Коттер.
  
  — Но вы же сами все видели!
  
  Ребус кивнул:
  
  — И теперь они предупреждены. Может быть, этого окажется достаточно. Дело в том, что я приехал сюда не случайно. Я хотел поговорить с Тири.
  
  — Да?
  
  — Ну так пойдем, — сказала Тири, хватая его за руку. — Прости, мама, но мне надо помочь полиции в расследовании.
  
  — Погоди, Тири…
  
  Но было поздно. Шарлотте Коттер оставалось только наблюдать, как ее дочь тащит детектива на улицу и на противоположный тротуар, где гроза уже миновала и настроение толпы заметно улучшилось. Готы сравнивали полученные раны. Один парнишка в черной шинели нюхал свои лацканы и морщил нос, показывая, что шинель нуждается в чистке. Мусор из прорванного пакета был собран главным образом благодаря усилиям Шивон, как это понял Ребус. Сейчас она помогала наполнять им целый пакет, пожертвованный кем-то из продавцов.
  
  — Все живы? — вскричала Тири.
  
  Вопрос встретили улыбками и кивками. Ребусу показалось, что ребята наслаждаются моментом. Они вновь были пострадавшими, и это им нравилось. Как в истории с панками и той женщиной, они добились своего. Группа не распалась, а вышла из испытания окрепшей и закалившейся: можно делиться впечатлениями о произошедшей стычке. Другие подростки, не спеша бредущие из школы домой, останавливались послушать. Ребус повел мисс Тири вверх по улице в ближайший бар.
  
  — Таких, как она, не обслуживаем! — отрезала женщина за стойкой.
  
  — Обслуживаете, если она со мной, — отрезал в ответ Ребус.
  
  — Она несовершеннолетняя! — упорствовала женщина.
  
  — Тогда налейте ей что-нибудь полегче. — Он повернулся к Тири: — Чего ты хочешь?
  
  — Водки с тоником.
  
  Ребус улыбнулся:
  
  — Дайте ей кока-колы. А мне «Лафройг» с водой.
  
  — Ты можешь выстоять в драке, — предупредил ее Ребус, — значит, можешь и заплатить за себя.
  
  — Я вполне самостоятельна.
  
  — Видел. Особенно, когда ты побежала к маме, едва появились эти «Отпетые».
  
  Она злобно покосилась на него.
  
  — Между прочим, не такая плохая тактика, — продолжал он. — Оборона — важнейшее в доблести и так далее. Твоя мама правду сказала, что такие драки случаются частенько?
  
  — Не так часто, как она считает.
  
  — И несмотря на это, вы собираетесь на Кокберн-стрит?
  
  — Почему бы и нет?
  
  Он пожал плечами:
  
  — Действительно. Немножко мазохизма никому еще не вредило.
  
  Она взглянула на него, улыбнулась и уставилась в свой стакан.
  
  — Твое здоровье! — сказал он, поднимая свой собственный.
  
  — Вы неточно процитировали: «Самое важное в доблести — осторожность», Шекспир, «Генрих Четвертый», часть первая.
  
  — Но тебя с твоими дружками осторожными не назовешь.
  
  — Стараюсь не осторожничать.
  
  — Тебе это удается. Когда я упомянул «Отпетых», ты не удивилась. Значит, ты их знаешь.
  
  Она опять опустила взгляд, уставившись в стакан. Пряди волос упали на бледное лицо. Пальцы с черными блестящими ногтями поглаживали стакан. Тонкие пальцы, тонкие запястья.
  
  — Сигаретка найдется? — спросила она.
  
  — Зажги и для меня тоже, — сказал Ребус, доставая пачку из кармана пиджака. Она зажгла сигарету и сунула ее ему в рот.
  
  — Пойдут разговоры, — сказала она, выдыхая дым.
  
  — Сомневаюсь, мисс Тири.
  
  Он увидел, как распахнулась дверь и вошла Шивон. Заметив его, она кивнула в сторону туалетной комнаты и подняла руки, показывая, что идет помыть их.
  
  — Тебе нравится быть отщепенкой, правда? — спросил Ребус.
  
  Тири Коттер кивнула.
  
  — И поэтому тебе нравился Ли Хердман, такой же отщепенец, как ты. — Она подняла на него глаза. — У него в квартире нашли твою фотографию, из чего я заключил, что ты была с ним знакома.
  
  — Я была с ним знакома. Можно взглянуть на фотографию?
  
  Ребус вынул фотографию из кармана. Она была в прозрачном полиэтиленовом конвертике.
  
  — Где снималась? — спросил он.
  
  — Прямо тут, — ответила она, указывая на улицу.
  
  — Ты его хорошо знала, да?
  
  — Мы нравились ему. Готы то есть. Никогда не понимала почему.
  
  — Он вас и в гости приглашал, да? — Ребус вспомнил альбомы, которые видел в квартире у Хердмана, — танцевальная музыка для готов.
  
  Тири кивнула, смаргивая слезы.
  
  — Кое-кто из нас бывал у него. — Она взяла в руки фотографию. — Где вы это нашли?
  
  — В книге, которую он читал.
  
  — В какой книге?
  
  — Почему ты спрашиваешь?
  
  Она пожала плечами:
  
  — Просто интересно.
  
  — Это была, по-моему, биография солдата, в конце концов покончившего жизнь самоубийством.
  
  — Думаете, это ключ?
  
  — Ключ?
  
  Она кивнула:
  
  — К причине, по которой Ли убил себя.
  
  — Может быть. Ты встречалась когда-нибудь с его друзьями?
  
  — По-моему, их у него было немного.
  
  — А что насчет Дуга Бримсона? — Вопрос этот задала Шивон. Подойдя, она опустилась на банкетку.
  
  Рот Тири скривился:
  
  — Ага. Его я знаю.
  
  — Ты, кажется, не в большом восторге от него, — заметил Ребус.
  
  — Можно и так сказать.
  
  — Ну и что в нем не так? — допытывалась Шивон.
  
  Ребус видел, что она уязвлена.
  
  Тири лишь пожала плечами.
  
  — Ну а те два парня, что были убиты, — спросил Ребус, — бывали когда-нибудь у него в гостях?
  
  — Да вроде как бывали.
  
  — В каком смысле «вроде как»?
  
  Она взглянула на него:
  
  — Неподходящие они были. Регби, джаз и эта их военная организация. Как будто, кроме этого, ничего в жизни нет.
  
  — Ли заговаривал когда-нибудь о службе в армии?
  
  — Редко.
  
  — Но вы расспрашивали его? — Она медленно кивнула. — Ты знала, что он увлекается оружием?
  
  — Я знала, что у него есть фотографии… — Она прикусила губу, но было поздно.
  
  — В гардеробе, на задней стороне дверцы, — добавила Шивон. — Не каждому это известно, Тири.
  
  — Ну и что из того? — повысила голос Тири. Она вновь принялась крутить свою цепочку.
  
  — Никто тебя ни в чем не подозревает, Тири, — сказал Ребус. — Мы просто хотим выяснить, что заставило его так поступить.
  
  — А мне откуда знать?
  
  — Потому что ты была с ним знакома, а знакомых, кажется, у него было не так уж много.
  
  Тири замотала головой:
  
  — Он никогда мне ничего не рассказывал. Такой уж он был — вечные секреты. Но мне и в голову не приходило, что он может…
  
  — Не приходило?
  
  Она пристально взглянула на Ребуса, но промолчала.
  
  — Он никогда не показывал тебе пистолета, Тири? — спросила Шивон.
  
  — Нет.
  
  — Не намекал, что у него имеется оружие?
  
  Она покачала головой.
  
  — Ты говоришь, что он не был с тобой откровенен… ну а противоположное?
  
  — Вы о чем?
  
  — Тебя он расспрашивал? Ты рассказывала ему о своей семье?
  
  — Может, и рассказывала.
  
  Ребус наклонился к ней:
  
  — Нам было очень больно узнать о твоем брате, Тири.
  
  Шивон тоже подалась вперед:
  
  — Возможно, ты рассказала о катастрофе Ли Хердману?
  
  — Или кто-нибудь из твоих товарищей рассказал? — добавил Ребус.
  
  Тири увидела, что они берут ее в тиски. Некуда было деться от их вопросов и взглядов. Она положила на стол фотографию и сконцентрировала на ней все внимание.
  
  — Это не Ли снимал, — сказала она, словно пытаясь переменить тему разговора.
  
  — С кем еще мы могли бы поговорить, Тири? Из тех, кто бывал на вечеринках у Ли?
  
  — Я не хочу больше отвечать на вопросы.
  
  — Почему же, Тири? — спросила Шивон, нахмурившись, словно бы в искреннем удивлении.
  
  — Не хочу, и все!
  
  — Назови других, — сказал Ребус, — и мы оставим тебя в покое.
  
  Просидев так еще минуту, Тири Коттер поднялась и, встав на банкетку, спрыгнула на пол с другой ее стороны. Ее прозрачные черные юбки заколыхались вокруг ног. Не оглядываясь, она направилась к двери и, распахнув, хлопнула ею за собой. Ребус взглянул на Шивон и улыбнулся недовольной улыбкой.
  
  — С норовом девица, — сказал он.
  
  — Мы напугали ее, — заметила Шивон. — Когда мы заговорили о смерти брата, она запаниковала.
  
  — Может быть, просто они были очень близки, — возразил Ребус. — Ты ведь не считаешь, что она была как-то причастна к его гибели?
  
  — И все равно, — сказала Шивон. — Что-то тут…
  
  Дверь опять распахнулась, и Тири Коттер прошествовала к их столику. Опершись на него обеими руками, она приблизила лицо к следователям.
  
  — Джеймс Белл, — сквозь зубы прошипела она. — Вы просили назвать имя. Вот, пожалуйста.
  
  — Он приходил на вечеринки к Хердману? — спросил Ребус.
  
  Тири Коттер ограничилась кивком, после чего повернулась и пошла к двери. Завсегдатаи, проводив ее взглядами, качали головой, а потом вновь обращались к своим рюмкам.
  
  — В беседе, которую мы слушали, что Джеймс Белл говорил о Хердмане? — спросил Ребус.
  
  — Упоминал, кажется, о водных лыжах.
  
  — Да. И говорил, что встречался с ним в разных местах. Что-то вроде этого.
  
  Шивон кивнула.
  
  — Наверное, нам следует взять это на заметку.
  
  — Нам надо поговорить с ним.
  
  Шивон опять кивнула, глядя на стол, а затем — под стол.
  
  — Ты что-нибудь потеряла? — осведомился Ребус.
  
  — Я — нет, а ты — да.
  
  Ребус тоже оглядел стол, потом догадался: Тири Коттер унесла свою фотографию!
  
  — Думаешь, она за этим и вернулась? — спросила Шивон.
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Наверное, можно считать это ее собственностью, памятью о покойном.
  
  — Они не могли быть любовниками?
  
  — Случаются вещи и более странные.
  
  — В таком случае…
  
  Но Ребус покачал головой:
  
  — …использовала женские уловки, чтобы толкнуть его на убийство? Брось, Шивон!
  
  — Случаются вещи и более странные, — вслед за ним повторила она.
  
  — А если так, может, купишь мне выпить? — И он показал ей пустой стакан.
  
  — Ни за что, — сказала она, поднимаясь. Он угрюмо последовал за ней вон из бара. Она остановилась возле машины, чем-то очень заинтересованная. Ребус не увидел вокруг ничего примечательного. Кругом, как и раньше, толпились готы — те же, но без Тири. «Отпетых» видно не было. Группа туристов остановилась, чтобы сфотографироваться.
  
  — В чем дело? — спросил он.
  
  Она кивком указала на машину, припаркованную напротив.
  
  — По-моему, это «лендровер» Дуга Бримсона.
  
  — Ты уверена?
  
  — Я видела его в Тернхаусе.
  
  Она оглядывала Кокберн-стрит, но Бримсона видно не было.
  
  — Машина в худшем состоянии, чем мой «сааб», — заметил Ребус.
  
  — Да, но в гараже у тебя нет «ягуара».
  
  — «Ягуар» и раздолбанный «лендровер»?
  
  — Думаю, они бывают в чем-то похожи: мальчики и их игрушки. — Она опять оглядела улицу. — Странно, где он может быть.
  
  — Может быть, он выслеживает тебя? — предположил Ребус, но увидев выражение ее лица, пожал плечами, словно извиняясь. Она глядела на машину, все больше убеждаясь, что это машина Бримсона. Совпадение, говорила она себе, это просто совпадение, и ничего больше.
  
  Совпадение.
  
  Но тем не менее номер она все-таки записала.
  11
  
  В тот вечер она устроилась на диване и попыталась заинтересоваться тем, что показывали по телевизору. Две крикливо одетые ведущие уверяли свою жертву, что ее одежда совершенно не подходит ей. По другому каналу «расчищали завалы» в доме. Что оставляло Шивон выбор между каким-то унылым фильмом, глупым комедийным сериалом и документальной картиной про тростниковых жаб.
  
  Вот она, плата за то, что не удосуживалась заходить в видеомагазины. Ее коллекция видеофильмов была очень небольшой, «отборной», как предпочитала выражаться она. Каждый из этих фильмов она видела раз пять-шесть, если не больше, помнила наизусть диалоги и содержание каждой сцены. Может быть, стоит поставить музыку, отключив звук у видео, и самой додумывать сценарий унылого фильма. Или даже сочинить историю про тростниковых жаб. Она уже пролистала журнал, взяла и отложила книгу, поела хрустящего картофеля и шоколада, купленных на автозаправке. На столе в кухне стояло недоеденное жаркое. Его можно было бы разогреть в микроволновке. Самое печальное, что в доме кончилось вино — остались только пустые бутылки, которые следовало сдать. В буфете стоял джин, но разбавлять его было нечем, кроме как диетической кока-колой, а это уж последнее дело.
  
  Но не надо отчаиваться.
  
  Можно позвонить друзьям, хотя она знает, что не будет сейчас приятной собеседницей. На мобильнике сообщение от ее подруги Каролины — та интересуется, не хочет ли она выпить. Светловолосая, миниатюрная, Каролина всегда привлекает к себе взгляды, когда они вдвоем выходят в свет. Шивон решила пока что не перезванивать. Она слишком устала, и мысли о Порт-Эдгаре не давали покоя. Она приготовила себе кофе и, сделав глоток, только тут сообразила, что вода была некипяченая. Потом она стала рыскать в поисках сахара, пока не вспомнила, что пьет кофе без сахара. Сахар она перестала добавлять в кофе еще в подростковом возрасте.
  
  — Старческое слабоумие… — пробормотала она вслух. — А разговаривать сама с собой — еще один симптом.
  
  Хрустящий картофель и шоколад не входили в рекомендованную ее врачом диету. Соли, жиров и сахара следовало избегать. Пульс сейчас вроде бы не частил, но она чувствовала, что ей надо успокоиться и как-то расслабиться в преддверии ночи. Она поглядела в окно; прижавшись носом к стеклу, понаблюдала за соседями в доме напротив, за проезжавшими автомобилями. На улице было тихо и темно, тротуар залит оранжевым светом фонарей. Ничего подозрительного, внушающего страх.
  
  Ей вспомнилось, как давным-давно, когда она еще пила кофе с сахаром, у нее был период, когда она боялась темноты. Было ей тогда лет тринадцать-четырнадцать, слишком поздно, чтобы признаться в этом родителям. Она тратила карманные деньги на батарейки для фонарика, который не гасила всю ночь, держа его при себе в постели, и, замирая от страха, слушала, не дышит ли рядом кто-то посторонний. Когда несколько раз родители заставали ее так, они думали, что она просто зачиталась допоздна. Она все не могла решить тогда, что лучше: держать дверь открытой, чтобы при необходимости юркнуть в нее побыстрее, или же запирать ее от нежданных гостей. Каждый день она дважды или трижды заглядывала под кровать, хотя места там было мало и вряд ли кто-нибудь мог уместиться. Под кроватью она держала свои диски. Кошмары, однако, ее не мучили. Когда в конце концов она засыпала, сон ее был глубокий и здоровый. И приступов паники она также не испытывала. Постепенно она забыла, что ее так пугало. Фонарик вернулся на свое место в ящик, а карманные деньги вместо батареек она стала тратить на косметику.
  
  Теперь она уже не помнила, что явилось первым: ее интерес к мальчикам или их интерес к ней.
  
  — Древняя история, девочка моя, — сказала она сейчас себе.
  
  Подозрительных мужчин на улице не было, но не было и рыцарей без страха и упрека, как, впрочем, и других. Она прошла к обеденному столу, где лежали ее записи по делу в Порт-Эдгаре. Лежали они бессистемно — все, что удалось записать в первый день. Протоколы, результаты вскрытия, заключения судебных экспертов, фотографии жертв и места действия. Она разглядывала сейчас два лица — Дерека и Энтони Джарвиса. Оба были красивы, с тонкими чертами. В чуть припухших глазах Джарвиса сквозил ум. Реншоу выглядел не столь уверенным в себе. Возможно, тут играло роль классовое различие. Сказывалось происхождение Джарвиса. Она подумала, что Аллен Реншоу, наверное, гордился дружбой своего сына с сыном судьи. В конце концов, разве не за тем отправляют детей в привилегированные школы, чтобы они обучались там с мальчиками из хороших семей, заводили знакомства, которые впоследствии могли бы оказаться полезными? Она знала офицеров у них в отделе, из кожи вон лезших, чтобы отправить детей в школы, о которых сами они в свое время и мечтать не могли. Все оно — классовое различие… Мысли ее перекинулись на Ли Хердмана. Он был в армии, служил в ОЛП… где им командовали офицеры, учившиеся в привилегированных школах, говорившие на хорошем английском. Неужели все так просто? Мог ли его поступок быть спровоцированным всего лишь острой завистью к элите? Никаких загадок… Вспомнив эти слова, она расхохоталась. Если загадок нет, чего она так беспокоится, так надрывается? Почему не может оставить все как есть и расслабиться?
  
  — Черт побери это все, — произнесла она, садясь за стол, раздвигая бумаги и придвигая к себе ноутбук Дерека Реншоу. Она подключила его к своему телефону. Там оставались еще сообщения — прослушать их все не хватило бы и полночи — и непроверенные файлы. Она знала, что успокоит ее. На то она и работа. Решив в пользу кофе без кофеина, она проследила, чтобы на этот раз чайник был вскипячен. Потом отнесла горячую кружку в гостиную. Набрала пароль «Майлс», но новые сообщения оказались сущей чепухой — не зная о его смерти, Дереку пытались всучить страховку или виагру. Было несколько сообщений от лиц, недоумевавших, почему он исчез с форума и не выходит на связь. Она передвинула курсор на верх экрана и нажала «Избранное». На экране возник список адресов, регулярно посещавшихся Дереком. Там были порталы и форумы наряду с обычными в таких случаях Би-би-си, справочной Дживса. Но один адрес привлек ее внимание, и она, щелкнув мышкой, вошла туда. Соединение заняло считаные секунды.
  
  Добро пожаловать в мой мрак!
  
  Слова были выделены темно-красным шрифтом, буквы словно искрились жизнью. Больше на экране ничего не было. Шивон передвинула курсор к первой букве и дважды щелкнула. На этот раз соединение заняло чуть больше времени. На экране возник интерьер комнаты. Изображение было нечетким. Она попыталась изменить контрастность и яркость, но дело было в самой картинке — прояснить изображение не удавалось. Она различала кровать и зашторенное окно за нею. Она попыталась поводить курсором, но больше никакого указателя не было. Скрестив руки на груди, она откинулась в кресле, недоумевая, что бы это могло означать и что интересного находил в этом изображении Дерек Реншоу. Может быть, это его комната? Может быть, «мрак» — это другая, темная сторона его души? Потом картинка изменилась — странный желтый луч света пронзил мрак. Помеха? Шивон подалась вперед, ухватившись за край стола. Она поняла, что это было. Это был свет фар проехавшей за шторами машины. Значит, это не картинка, не снимок.
  
  — Подключение к Сети, — прошептала она.
  
  Она наблюдала передачу в реальном времени — на экране была спальня. Теперь она знала, чья это спальня. Свет фар сделал свое дело. Она встала, отыскала телефон и позвонила.
  
  Шивон размотала все провода и включила компьютер. Ноутбук стоял на стуле — со стола его кабеля не хватало, чтобы подключить его к телефонной розетке Ребуса.
  
  — Весьма загадочно, — сказал он, внося поднос с двумя кружками кофе. Она уловила запах уксуса — похоже, рыбный ужин. Вспомнила оставшуюся дома свою недоеденную еду и подумала, как много между ними общего: еда на вынос из кафетерия, дома никто не ждет… Он пил пиво — возле стула стояла пустая бутылка «Дюкара» — и слушал музыку — альбом Хоквинда, который она подарила ему на последний день рождения. Возможно, он поставил его специально — показать ей, что не забыл.
  
  — Ну вот, сейчас будет, — сказала она.
  
  Ребус выключил магнитофон и потер глаза воспаленными руками без перчаток. Почти десять. Он дремал в кресле, когда она позвонила, и, похоже, оставался бы так до утра. Все лучше, чем раздеваться, развязывать шнурки, возиться с пуговицами. Принять душ перед сном он не дал себе труда. Шивон хорошо его знала. Но дверь в кухню он прикрыл — чтобы не показывать ей грязной посуды. Если она увидит посуду, она вызовется помыть ее, а этого он не хотел.
  
  — Только дождаться соединения.
  
  Ребус принес из столовой стул, чтобы сесть. Шивон опустилась на корточки перед ноутбуком. Она повернула монитор, и Ребус кивнул — дескать, так ему видно.
  
  Добро пожаловать в мой мрак!
  
  — Это что, клуб фанатов «Элис Купер»? — предположил он.
  
  — Подожди секундочку.
  
  — Королевское общество слепых?
  
  — Если тебе удастся меня рассмешить, разрешаю треснуть меня по башке этим подносом. — Она села поудобнее. — Вот теперь смотри.
  
  Комната больше не была совершенно темной. В ней горели свечи. Черные свечи.
  
  — Это спальня Тири Коттер, — сказал Ребус. Шивон кивнула. Ребус глядел на мигающие свечи. — Это картина?
  
  — По-моему, это реальное подключение.
  
  — С какой целью?
  
  — Ее компьютер подсоединен к Сети. Изображение передается. Когда я в первый раз его увидела, в комнате было темно. Сейчас она, должно быть, пришла домой.
  
  — Предполагается, что это интересно?
  
  — Некоторым это нравится. Есть люди, которые платят, чтобы увидеть нечто подобное.
  
  — Но нам-то платить не надо?
  
  — Похоже, что нет.
  
  — Думаешь, она отключит изображение, когда войдет в комнату?
  
  — Тогда зачем было огород городить?
  
  — И все будет подробно передаваться?
  
  Шивон пожала плечами:
  
  — Посмотрим.
  
  Тири Коттер вошла в кадр — движения ее были резкими, как бы рваными, через паузы.
  
  — Звука нет? — спросил Ребус.
  
  Шивон не думала, что звук должен быть, но на всякий случай увеличила громкость.
  
  — Нет, звука нет, — заключила она.
  
  Тири, скрестив ноги, уселась на кровать, одетая в точности так, как в день их встречи. Она словно бы глядела в объектив камеры, потом вытянулась на кровати, уткнулась подбородком в сложенные руки, еще больше приблизив лицо к камере.
  
  — Похоже на старый немой фильм, — сказал Ребус. Шивон не поняла, что он имеет в виду: качество изображения или отсутствие звука. — Ну и что мы должны делать?
  
  — Мы ее зрители.
  
  — Она знает, что мы смотрим?
  
  Шивон покачала головой:
  
  — Наверно, она не знает, кто именно смотрит и смотрит ли.
  
  — Но Дерек Реншоу смотрел?
  
  — Да.
  
  — Думаешь, она это знает?
  
  Шивон пожала плечами и отхлебнула горького кофе. Кофе был с кофеином, и позже она могла пожалеть об этом, но сейчас ей было все равно.
  
  — И что ты об этом думаешь? — спросил он.
  
  — Молодые девушки нередко бывают склонны к эксгибиционизму. Хотя мне подобное и не встречалось.
  
  — Интересно, кто еще в курсе всего этого.
  
  — Думаю, что родители ее ничего не знают. Стоит задать ей этот вопрос?
  
  Ребус задумался.
  
  — А как попадают туда? — Он указал на экран.
  
  — Существует список домашних страничек. Она дает ссылку, возможно, описание.
  
  — Давай-ка взглянем.
  
  Шивон закрыла страничку и начала поиски в Сети, набрав слова «Мисс» и «Тири», На экране возникли страницы с ссылками, главным образом порносайтов и всевозможных Терри и Тири.
  
  — Это может занять время, — предупредила она.
  
  — Так вот сколько я теряю, не имея модема.
  
  — Вся жизнь человеческая содержится тут, как ни грустно это сознавать.
  
  — Как раз то, что требуется после тяжелого рабочего дня.
  
  Ее лицо сморщилось в подобие улыбки. Ребус демонстративно потянулся к подносу.
  
  — Вот это, по-моему, то, что надо, — несколько минут спустя сказала Шивон. Ребус взглянул туда, где она выделила слова:
  
  Мисс Тири — посетите мою на 100% непорнографическую (простите, ребята!) домашнюю страничку!
  
  — Но почему «Мисс»? — удивился Ребус.
  
  — Возможно, все другие наименования уже были заняты. Мой адрес — 66 Шивон.
  
  — Это потому, что шестьдесят пять других Шивон успели тебя опередить?
  
  Она кивнула:
  
  — А я думала, что имя у меня не самое распространенное.
  
  Шивон щелкнула на ссылку. Домашняя страничка Тири Коттер начала загружаться. Появилась ее фотография в полной готской экипировке, руками она подпирала лицо.
  
  — У нее руки в пентаграммах, — заметила Шивон. Ребус пригляделся: пятиконечные звезды, вписанные в круги. Других фотографий не было, но шел текст с описанием увлечений Тири, говорилось, в какой школе она учится, и шло приглашение «отдать мне дань восхищения на Кокберн-стрит, где меня можно видеть по субботам во второй половине дня». Далее следовали опции: «отправить сообщение», «оставить комментарий в гостевой» и ссылки, в основном на сайты других готов; но один из сайтов был озаглавлен «Темный вход».
  
  — Вот это, наверное, и есть подключение к Сети, — сказала Шивон. Чтобы убедиться, она перешла по ссылке. На экране возникли те же красные буквы: Добро пожаловать в мой мрак! Одно нажатие — и они вновь перенеслись в спальню Тири Коттер. Девушка сменила позу и теперь лежала, согнув ноги в коленях и опираясь головой в доску изголовья. Она что-то писала в растрепанной тетради.
  
  — Домашнее задание делает? — предположила Шивон.
  
  — Или это книга ее любовных приманок, — возразил Ребус. — Все, побывавшие на ее домашней страничке, будут знать ее возраст, в какой школе она учится и как выглядит.
  
  Шивон кивнула:
  
  — И где найти ее в субботу во второй половине дня.
  
  — Опасная забава, — пробормотал Ребус. Он думал о том, как легко она может стать жертвой злоумышленника.
  
  — Возможно, опасность-то ее и привлекает.
  
  Ребус опять потер глаза. Он вспоминал их знакомство, то, как она призналась, что завидует Дереку и Энтони, и ее прощальное: В любое время, как только пожелаете. Теперь он понял, на что намекали эти слова.
  
  — Ну, насмотрелись достаточно? — спросила Шивон, постукивая по экрану.
  
  Он кивнул:
  
  — И что вам первое приходит в голову, сержант Кларк?
  
  — Ну… если, конечно, они с Хердманом были любовниками и если он был ревнив…
  
  — Это только при условии, что Энтони Джарвис знал об этом сайте.
  
  — Дерек и Энтони были близкими друзьями. Разве мог Дерек не поделиться с ним?
  
  — Хороший аргумент. Надо проверить.
  
  — И опять поговорить с Тири?
  
  Ребус медленно кивнул:
  
  — А гостевую книгу открыть мы можем?
  
  Открыть ее было нетрудно, но ценного там оказалось мало. Никаких записей от Дерека Реншоу или Энтони Джарвиса, лишь пустая болтовня поклонников мисс Тири, большинство которых, судя по их английскому, были иностранцы. Ребус глядел, как Шивон закрыла ноутбук.
  
  — Ты видела последний автомобильный номер? — спросил он.
  
  Она кивнула:
  
  — Перед тем как выключить компьютер. Это был номер машины Бримсона.
  
  — Все интереснее и интереснее.
  
  — Как ты управляешься? — спросила она. — Я про одевание и раздевание.
  
  — Вполне хорошо.
  
  — Не спишь в одежде?
  
  — Нет. — Он изобразил негодование.
  
  — Значит, я могу надеяться увидеть на тебе утром свежую рубашку?
  
  — Перестань разыгрывать из себя заботливую мамашу!
  
  Она улыбнулась:
  
  — Могу опять налить тебе ванну.
  
  — Я и сам могу. — Он подождал, пока их взгляды встретились. — Ей-богу!
  
  — Умереть мне на этом месте?
  
  Эти слова заставили Ребуса вспомнить его первое знакомство с Тири Коттер… ее расспросы о том, часто ли он наблюдал смерть… ее интерес к тому, что чувствует умирающий. И этот ее сайт, так похожий на приглашение в какой-то извращенный мир.
  
  — Я хочу показать тебе одну вещь, — сказала Шивон, роясь в сумке. Она вытащила книгу и показала ему обложку. Заглавие книжки было «Я человек», автор — Рут Пейдел. — Это о рок-музыке, — сказала она, открывая книгу на помеченной странице: — «Мечта о героизме зарождается в спальне подростка».
  
  — И что это значит?
  
  — Она рассуждает о том, как подростки используют музыку в качестве своеобразного бунта. Может быть, Тири в этом смысле и использует свою спальню. — Она перелистала несколько страниц. — А вот еще: «Мужчина прибегает к оружию тогда, когда его сексуальность под угрозой». По-моему, примечательное высказывание.
  
  — Ты имеешь в виду, что Хердман все-таки ревновал?
  
  — А ты никогда не ревновал? Никогда не впадал в ярость?
  
  Он секунду помедлил, думая:
  
  — Ну, может, раз-другой.
  
  — Кейт упомянула одну книгу. Называется «Дурные люди делают то, о чем хорошие мечтают». Может быть, ярость Хердмана завела его слишком далеко. — Она поднесла руку ко рту, борясь с зевотой.
  
  — Тебе пора спать, — сказал Ребус. — Утром будет полно времени, чтобы заняться любительским расследованием.
  
  Она вынула из розетки кабель ноутбука, собрала провода. Он довел ее до дверей, а потом стал смотреть из окна, как она идет, пробираясь к безопасности своей машины. Внезапно возле водительской дверцы возникла мужская фигура. Ребус бросился к лестнице и дальше вниз, перепрыгивая через две ступени. Распахнул входную дверь. Мужчина что-то говорил, и голос его заглушал урчание мотора. Он что-то показывал, прижимая это к ветровому стеклу. Газета. Ребус схватил его за плечо, отчего пальцы обожгло огнем. Развернул его лицом к себе. И узнал.
  
  Это был репортер Стив Холли. Ребус понял, что к стеклу тот прижимал, очевидно, завтрашний утренний номер.
  
  — Вас-то я как раз и собирался повидать, — сказал Холли, высвобождая плечо. Сказал и осклабился. — Приятно видеть работников уголовного розыска, навещающих друг друга в нерабочее время. — Он повернулся, чтобы окинуть взглядом Шивон, заглушившую мотор и вылезающую из машины. — Правда, некоторые могут счесть, что для болтовни время позднее.
  
  — Что вам надо? — осведомился Ребус.
  
  — Лишь узнать, как вы отнесетесь вот к этому. — И он показал Ребусу первую страницу газеты, на которой был четко виден заголовок: «Тайна гуляки-копа». — Пока что фамилий мы не называем. Ждем, что, возможно, вы захотите предоставить нам свою версию событий. Я так понимаю, что вас отстранили от работы и начали внутреннее расследование? — Холли сложил газету и достал из кармана диктофон. — Ужасный вид. — Он кивнул в сторону голых, без перчаток, рук Ребуса. — Ожоги не так быстро заживают, верно?
  
  — Джон, — предостерегающе произнесла Шивон, призывая Ребуса сохранять спокойствие. Ребус упер в репортера распухший, в волдырях, палец:
  
  — Оставьте в покое Реншоу. Если станете к ним лезть, будете иметь дело со мной, ясно?
  
  — В таком случае дайте мне интервью.
  
  — Не дождетесь.
  
  Холли опустил взгляд к газете, которую держал в руке:
  
  — А как вам такой заголовок: «Коп скрывается с места преступления»?
  
  — Весьма поможет моим адвокатам, когда я подам на вас в суд.
  
  — Наша газета всегда открыта для честных дебатов, инспектор Ребус.
  
  — Но тут возникает проблема, — сказал Ребус, зажимая рукой диктофон, — потому что по-честному я вести дебаты не умею.
  
  И выплюнув эти слова, он осклабился, обнажив перед Холли два ряда зубов. Репортер нажал кнопку, останавливая запись:
  
  — Приятно узнать, с кем имеешь дело.
  
  — Не лезьте к родственникам, Холли. Я говорю серьезно.
  
  — Как это ни прискорбно, я вам верю. Приятных сновидений, инспектор. — Слегка поклонившись Шивон, он удалился.
  
  — Подонок! — прошипел Ребус.
  
  — Я бы не стала волноваться по этому поводу, — попыталась успокоить его Шивон. — Все равно газету его читает дай бог четверть жителей города.
  
  Она опять влезла в машину, включила зажигание и задом выехала с парковки. Помахав Ребусу, она исчезла из виду. Исчез за углом и Холли, направившись к Марчмонт-роуд. Ребус взбежал по лестнице. Войдя в квартиру, взял ключи от машины, надел перчатки. Выходя, на два оборота запер дверь.
  
  Улицы были пустынны. Ни следа Стива Холли. Да и не он был ему нужен. Ребус сел в свой «сааб» и попытался, ухватив руль, повернуть его вправо и влево. И решил, что справится. Он двинулся по Марчмонт-роуд и дальше, к Мелвилл-драйв по направлению к Трону Артура. Музыку он не включил, вместо этого прокручивая в голове все, что произошло, перебирая в памяти разговоры и впечатления.
  
  Айрин Лессер: Вам, наверное, самому нужна помощь. То есть консультация… Тридцать лет таскать на себе такой тяжелый груз…
  
  Шивон, цитирующая книжку.
  
  Кейт: Дурные люди делают…
  
  Боэций: Хорошие люди страдают…
  
  Дурным человеком он себя не считал, но и как о хорошем о себе не думал.
  
  «Я человек» — название старого блюза.
  
  Роберт Найлс оставил службу в ОЛП, но душой все еще был там. Ли Хердман также все еще тащил этот груз. Ребус подозревал, что, пойми он Хердмана, поймет получше и себя.
  
  На Истер-роуд было тихо. Бары еще работали. Перед дешевой закусочной стала выстраиваться очередь. Ребус направлялся в полицейский участок Лейта. Ехал он легко, боль в руках была терпимой. Кожа словно натянулась, как бывает после солнечного ожога. Метрах в пятидесяти от входа в участок у тротуара было свободное место, и он решил занять его. Вылез, запер машину. На противоположной стороне улицы толпились журналисты с камерами. Возможно, использовали здание участка как фон для выступающего. Потом Ребус увидел, кто был этот выступающий, — Джек Белл. Белл повернул голову и узнал Ребуса. Указав на него, он продолжал выступление. Ребус поймал слова: «В то время как офицеры уголовного розыска, как вот этот, что маячит сейчас за моей спиной, постоянно преследуя меня, умывают руки, будучи не в силах выдвинуть хоть сколько-нибудь пригодных версий…».
  
  — Стоп, — сказал режиссер. — Простите, Джек, — и он кивнул в сторону Ребуса, который, перейдя улицу, стоял теперь непосредственно за Беллом.
  
  — Что здесь происходит? — спросил Ребус.
  
  — Мы делаем передачу о насилии в обществе, — отрывисто отвечал Белл, раздосадованный тем, что его прервали.
  
  — А я думал, снимают учебный фильм, — лениво протянул Ребус.
  
  — В каком смысле?
  
  — Нечто вроде инструктажа, как знакомиться с уличными проститутками. Правда, сейчас большинство этих девиц немного подальше стоят. — И Ребус кивнул в направлении Саламандер-стрит.
  
  — Что вы себе позволяете! — зашелся от ярости член шотландского парламента. — Он повернулся к режиссеру: — Весьма характерно для обсуждаемой проблемы: полиция самоустранилась, превратившись в скопище мелких и мстительных ничтожеств.
  
  — Чем уж, конечно, так отличается от вас, — парировал Ребус. Он только сейчас заметил в руках у Белла фотографию. Белл поднял ее повыше:
  
  — Томас Гамильтон! — произнес он. — Никто не считал его чем-то исключительным. А оказался он воплощением зла, явившись в школу в Данблейне.
  
  — Ну и как полиция могла бы это предотвратить? — спросил, скрестив руки, Ребус.
  
  Не дав Беллу времени ответить, режиссер обратился с вопросом к Ребусу:
  
  — А дома у Хердмана нашли какие-нибудь видео или журналы? Фильмы со сценами насилия?
  
  — Признаков, что он увлекался подобными вещами, не обнаружено. Ну а если бы и нашли, что из того?
  
  Режиссер лишь пожал плечами, поняв, что не получит от Ребуса желаемого.
  
  — Может быть, Джек, мы сейчас снимем вашу маленькую беседу с… простите, я не расслышал вашей фамилии… — с улыбкой обратился он к Ребусу.
  
  — Фамилия моя На хуй, — с ответной улыбкой отвечал Ребус.
  
  Он перешел обратно на противоположный тротуар и толкнул дверь полицейского участка.
  
  — Вы мерзавец! — выкрикнул вслед ему Джек Белл. — Мерзавец, и больше ничего! Не думайте, что я оставлю это без последствий!
  
  — Опять за дружеской беседой? — осведомился дежурный.
  
  — Кажется, это уже входит для меня в привычку, — ответил Ребус и поднялся по лестнице в Отдел уголовного розыска. По делу Хердмана можно было получить сверхурочные, почему в отделе в столь поздний час еще находились люди. Они печатали на компьютерах рапорты или просто распивали чаи, обмениваясь сплетнями. Ребус приметил констебля Марка Петтифера и направился к нему.
  
  — Мне кое-что нужно, Марк, — сказал он.
  
  — Что именно, Джон?
  
  — Одолжи мне ноутбук.
  
  Петтифер улыбнулся:
  
  — А я думал, ваше поколение предпочитает бумагу и авторучку.
  
  — С одним условием, — добавил Ребус, пропуская мимо ушей последнюю фразу. — Он должен иметь выход в Интернет.
  
  — Думаю, я смогу тебе это устроить.
  
  — Ну, а пока устраиваешь… — Ребус поближе наклонился к нему и понизил голос: — Помнишь, как был задержан Джек Белл за то, что снимал девочек? Это ведь твои ребята этим занимались?
  
  Петтифер медленно кивнул:
  
  — Я не думаю, что сохранились протоколы.
  
  — И я не думаю. Ведь дело до суда так и не дошло, верно?
  
  Ребус задумался:
  
  — Ну а что насчет ребят, задержавших его машину? Могу я переговорить с кем-нибудь из них?
  
  — А зачем тебе это?
  
  — Ну, будем считать меня просто любопытствующим, — отвечал Ребус.
  
  Однако выяснилось, что молодой констебль, занимавшийся в свое время этим делом, теперь был переведен на Торфихен-стрит. В конце концов Ребус раздобыл номер его мобильника. Звали парня Гарри Чеймберс.
  
  — Простите, что беспокою, — сказал Ребус, представившись.
  
  — Ничуть не беспокоите. Я возвращаюсь домой с попойки.
  
  — Надеюсь, с толком провели время?
  
  — Резались в пул. Я вышел в полуфинал.
  
  — Молодец. Я звоню по поводу Джека Белла.
  
  — Что на этот раз натворил этот скользкий тип?
  
  — Он ставит нам палки в колеса в расследовании происшествия в Порт-Эдгаре. — Что было правдой, хотя и не полной. Ребус не счел необходимым делиться с Чеймберсом своим желанием оторвать Кейт от члена шотландского парламента.
  
  — Да наплюйте вы на него, — сказал Чеймберс. — Другого он не стоит.
  
  — Чувствуется, что он чем-то досадил вам, Гарри.
  
  — После задержания он попытался разжаловать меня в рядовые. А уж как себя выгораживал! Сначала, дескать, просто проезжал мимо. Потом, когда выяснилось, что концы с концами не сходятся, занимался «расследованием», — что изучал эту проблему, ну, это, положим, верно. Девка, с которой он беседовал, дала мне показания, что они уже столковались насчет цены.
  
  — Думаете, это был его первый опыт?
  
  — Понятия не имею. Единственное, что я знаю твердо — и я стараюсь быть тут объективным, — что это скользкий тип, врун и мстителен, как черт. Одним словом, законченная свинья. Не пойму только, почему этот Хердман не удружил нам всем, шлепнув его вместо несчастных мальчиков!
  
  Вернувшись домой и усевшись за компьютер, Ребус попытался вспомнить инструкции Петтифера. Модель старая, предупредил тот. «Если тебе покажется, что он работает слишком медленно, подбрось в топку угольку». Ребус поинтересовался, сколько лет ноутбуку. Ответ был: два года, почти что древность, черт его дери.
  
  Ребус решил, что с таким раритетом следует обращаться почтительно. Он протер клавиатуру и экран влажной тряпкой. Как и он сам, компьютер был ветераном.
  
  — Ладно, старичок, — сказал он, — посмотрим, на что ты способен.
  
  После нескольких ни к чему не приведших попыток он позвонил Петтиферу на мобильник, застав того на пути домой. После новой порции инструкций Ребус, не прерывая связи с Петтифером, все-таки добился желаемого.
  
  — Ну, поздравь меня, Марк, — сказал он, нажимая кнопку отбоя. Он переставил кресло так, чтобы расположиться в нем поудобнее. Сел, скрестив руки на груди и закинув ногу на ногу, и, склонив голову чуть набок, стал смотреть на спящую Тири Коттер.
  День четвертый
  Пятница
  12
  
  — Ты спал не раздеваясь, — заметила Шивон, заехав за ним утром.
  
  Ребус не счел нужным отвечать. На сиденье рядом с водительским лежала газета — та самая, что показывал накануне вечером Стив Холли.
  
   Тайна гуляки-копа
  
  — Малоубедительный материал, — успокоила его Шивон. Она была права. В статье было много домыслов и мало фактов. И тем не менее Ребус не ответил на звонки в 7 часов, 7.15 и 7.30. Он знал, кто это мог быть: Отдел жалоб, пытающийся назначить встречу, чтобы начать расследование. Он ухитрялся переворачивать страницы, смачивая пальцы перчаток.
  
  — Сент-Леонард гудит слухами, — добавила Шивон. — Ферстоун был найден с кляпом во рту и привязанным к стулу. Всем известно, что ты там был.
  
  — Разве я утверждал обратное? — Она вскинула на него глаза. — Но я ушел, оставив его живехоньким, когда он клевал носом на диване. — Он перелистал еще несколько страниц, ища чего-нибудь отдохновительного. Такое предоставилось в заметке о собаке, проглотившей обручальное кольцо, — единственный луч света среди мрачных заголовков: поножовщина в баре, знаменитости, брошенные любовницами, нефтяные пятна в Атлантике и торнадо в Америке.
  
  — Смешно, что телевизионный магнат удостоился более длинной колонки, чем экологическая катастрофа, — заметил Ребус, складывая газету и кидая ее через плечо. — И куда же мы едем?
  
  — Я подумала, может быть, на встречу с Джеймсом Беллом?
  
  — Неплохая мысль. — Опять зазвонил его мобильник, но он не стал вынимать его из кармана.
  
  — Приятели по фан-клубу? — высказала догадку Шивон.
  
  — Издержки популярности. Как это ты узнала о сплетнях в Сент-Леонарде?
  
  — Заезжала туда до того, как приехать за тобой.
  
  — Любопытство до добра не доводит.
  
  — Я в спортзале занималась.
  
  — Ты всегда этим оправдываешься.
  
  Она улыбнулась. Когда зазвонил ее собственный мобильник, она кинула взгляд на Ребуса. Он пожал плечами, и она проверила на экранчике номер звонившего.
  
  — Бобби Хоган, — сказала она Ребусу и ответила на звонок. Ребус мог слышать только ее слова.
  
  — Мы в пути. А что такое? — Она покосилась на Ребуса. — Он здесь, рядом… наверное, телефон разрядился… Хорошо. Передам.
  
  — Пора тебе возвращаться к такой работе, чтобы руки были свободны, — сказал Ребус, едва она завершила разговор.
  
  — Неужели я так уж плохо вожу?
  
  — Чтобы я мог подслушивать твои разговоры.
  
  — Бобби говорит, что тебя разыскивает Отдел жалоб.
  
  — Неужели?
  
  — Они просили его передать это тебе. Потому что на звонки ты не отвечаешь.
  
  — Наверно, телефон разрядился. Что еще он говорит?
  
  — Что хочет встретиться с нами на причале.
  
  — Он сказал зачем?
  
  — Возможно, чтобы пригласить на морскую прогулку.
  
  — Да, вероятно. В благодарность за наше усердие и огромную проделанную работу.
  
  — Но не удивляйся, если шкипер окажется сотрудником Отдела жалоб…
  
  — Утреннюю газету видели? — спросил Бобби Хоган. Он вел их по бетонному пирсу.
  
  — Я видел, — сказал Ребус. — А Шивон передала мне сообщение. Но ни то ни другое не объясняет, зачем мы сейчас здесь.
  
  — А еще мне Джек Белл звонил. Он собирается подавать официальную жалобу. — Хоган кинул взгляд на Ребуса. — Что бы ты там ни натворил, не сдавайся.
  
  — Если это приказ, Бобби, то я с радостью повинуюсь.
  
  Ребус увидел, что деревянный спуск к мосткам, возле которых стояли шлюпки и яхты, был огорожен лентой. Под объявлением «Только для пассажиров с местами» был выставлен полицейский кордон. Хоган приподнял ленту, чтобы пройти к самой воде.
  
  — Мы пропустили одну вещь. — Хоган нахмурился. — Непростительная промашка, и ответственен за нее, разумеется, я.
  
  — Разумеется.
  
  — Похоже, Хердман владел еще одним судном. Побольше. Морским.
  
  — Яхтой? — догадалась Шивон.
  
  Хоган кивнул. Они миновали покачивающиеся на воде суда, стоявшие на якоре. Слышалось все то же позвякивание оснастки, крики чаек. Свежий ветерок то и дело брызгал в лицо соленой пеной.
  
  — Яхта слишком большая, чтобы держать ее в сарае. И видимо, была на ходу, иначе он вытащил бы ее на берег. — Он ткнул пальцем в сторону береговой линии; ее окаймляли яхты на платформах, поставленные так, чтобы уберечь суда от губительного воздействия морской воды.
  
  — Ну и что? — удивился Ребус.
  
  — А вот увидишь.
  
  И Ребус увидел. Увидел толпу, в которой различил кое-кого из Таможенной и акцизной службы. И понял причину. Собравшиеся разглядывали что-то, выложенное на кусок полиэтилена. Углы полиэтиленового куска были придавлены башмаками, чтобы полиэтилен не сдуло ветром.
  
  — Чем скорее мы унесем это в помещение, тем будет лучше, — говорил один полицейский.
  
  Другой спорил, что сначала на это должны взглянуть судебные эксперты. Из-за спин склонившихся мужчин Ребус разглядел улов.
  
  — Экстази, — пояснил Хоган. — И большое количество. Хватит на несколько ночей полной отключки. — Таблетки экстази были расфасованы в дюжину прозрачных пакетиков, похожих на те, в которых хранят остатки еды в холодильнике. Хоган подкинул на ладони несколько пакетиков. — Тянет на восемь-десять кусков, если по уличной стоимости.
  
  Таблетки были зеленоватые, вполовину меньше, чем болеутоляющие, которые Ребус принимал утром.
  
  — И кокаин тут тоже имеется, — объяснил Ребусу Хоган. — На тысячу, не больше. Возможно, для личного пользования.
  
  — Мы ведь нашли следы кокаина у него в квартире, правда? — спросила Шивон.
  
  — Правда.
  
  — А это где обнаружено? — осведомился Ребус.
  
  — В рундуке в трюме, — сказал Хоган. — Не очень надежно спрятано.
  
  — А нашел кто?
  
  — Мы.
  
  Ребус обернулся на голос. По узкой доске между яхтой и причалом спускалась Уайтред, а за нею — улыбающийся Симмс, Она подчеркнуто стряхивала пыль с ладоней.
  
  — На остальном судне вроде бы чисто, но вашим полицейским, может быть, стоит проверить.
  
  Хоган кивнул:
  
  — Не беспокойтесь. Проверим.
  
  Ребус стоял лицом к лицу с военными следователями. Уайтред встретила его взгляд.
  
  — Вы, похоже, довольны, — сказал Ребус. — Это из-за того, что найдены наркотики, или потому, что вам удалось обойти нас?
  
  — Если б вы думали главным образом о работе, инспектор Ребус… — Мысленно закончить эту фразу Уайтред предоставила Ребусу.
  
  — Остается вопрос: каким образом?
  
  Рот Уайтред слегка скривился:
  
  — В его конторе мы нашли записи. А после этого оставалось только договориться со смотрителем.
  
  — Вы обыскали яхту? — Ребус оглядел судно. Вид у яхты был далеко не новый. — Сами или с санкции прокурора?
  
  В ответ Уайтред лишь широко улыбнулась. Ребус повернулся к Хогану:
  
  — Бессмысленный вопрос, Бобби. С тем же успехом ты можешь спрашивать себя, почему они устроили обыск без предварительной договоренности с тобой. — Он ткнул пальцем в следователей. — Я доверяю этим людям не больше, чем доверял бы наркотики наркоманам.
  
  — Что дает вам право утверждать подобное? — Симмс улыбался, но глаза его были серьезны. Он смерил Ребуса взглядом. — И кто бы говорил о доверии? Разве это по поводу нас начато расследование…
  
  — Хватит, Гэвин! — прошипела Уайтред.
  
  Молодой человек замолчал. На причале внезапно стало очень тихо.
  
  — Нам все это ни к чему, — сказал Бобби Хоган. — Давайте отправим вещество на освидетельствование.
  
  — Я знаю, кого надо отправить на освидетельствование, — пробормотал Симмс.
  
  — А пока давайте все вместе подумаем, что это дает нам в смысле расследования. Вы согласны? — Хоган взглянул на Уайтред, которая кивнула, видимо, вполне удовлетворенная. Затем она перевела взгляд на Ребуса, и во взгляде ее был вызов. Ребус не опустил глаз, как бы подтверждая этим только что сказанные слова о недоверии.
  
  Затем цепочка автомобилей проследовала в направлении Академии Порт-Эдгар. Перед воротами там теперь было меньше зевак и журналистов, полицейское оцепление по периметру, чтобы прогонять любопытствующих, тоже снято. Полицейский фургон был уже не нужен, и кто-то в конце концов догадался занять для проведения расследования один из классов. Школа не работала уже несколько дней, но даже несмотря на это, комната, где все произошло, оставалась запертой. Все разместились за столами, где в обычное время ученики слушали преподавателя географии. Стены были увешаны картами, схемами количества осадков, изображениями аборигенов, первобытных дубинок и эскимосских иглу. Некоторые из команды предпочли стоять, слегка расставив ноги, скрестив руки на груди. Бобби Хоган стоял возле чистой доски. Рядом висела другая доска с памяткой: «Домашнее задание!!!»
  
  — По-моему, это нам написали, — заметил Хоган, постучав по доске. — Благодаря нашим армейским коллегам, — он кивнул в сторону Уайтред и Симмса, которые предпочли оставаться в дверях, — дело приняло несколько иной оборот: морская яхта и наркотики. Как это понимать?
  
  — Как контрабанду, сэр, — послышался голос. — Можно добавить еще одно. — Говоривший стоял у задней стены. Он был из Таможенной и акцизной службы. — Экстази поступает в Соединенное Королевство главным образом из Голландии.
  
  — Стало быть, придется просмотреть судовые журналы Хердмана, — объявил Хоган. — Взглянуть, куда он плавал.
  
  — Правда, судовые журналы можно и подделать, — добавил таможенник.
  
  — А еще нам надо проконсультироваться в Отделе наркотиков. Выяснить ситуацию с экстази.
  
  — А мы уверены, что это именно экстази? — раздался чей-то тенорок.
  
  — Что бы это ни было, на лекарство от морской болезни оно не смахивает.
  
  Замечание было встречено принужденным смехом.
  
  — Означает ли это, сэр, что дело следует передать в Отдел наркотиков и особо тяжких преступлений, связанных с наркотиками?
  
  — Пока ответить на ваш вопрос не могу. Сейчас надо сконцентрировать все усилия на уже начатой работе.
  
  Хоган оглядел комнату и убедился, что все взгляды прикованы к нему. Лишь один из присутствующих, как он заметил, не глядел в его сторону. Это был Джон Ребус, чье внимание было поглощено двумя фигурами в дверях. Он задумчиво хмурился, разглядывая их.
  
  — Если мы так опростоволосились, нам надо будет тщательнейшим образом осмотреть яхту, — сказал Хоган и увидел, как переглянулись Уайтред и Симмс. — Итак, вопросы? — продолжал он. Вопросы были, но разделался он с ними быстро. Один полицейский интересовался, сколько может стоить такая яхта, как у Хердмана. Ответил на это смотритель: за сорокафунтовую яхту на шесть мест надо выложить шестьдесят тысяч фунтов. И это за подержанную.
  
  — И куплена она, смею вас уверить, не на накопления от его пенсии, — заметила Уайтред.
  
  — Мы уже ознакомились и с банковскими счетами, и с другими доходами Хердмана, — заверил аудиторию Хоган, поглядывая в сторону Ребуса.
  
  — Не возражаете, если и мы примем участие в осмотре яхты? — спросила Уайтред.
  
  Не найдя причины ей отказать, Хоган кивнул. Когда собрание начало расходиться, к нему протиснулся Ребус.
  
  — Бобби, — почти шепотом заговорил он, — эти наркотики могут быть подложенными.
  
  Хоган изумленно вытаращил глаза:
  
  — Зачем же делать такое?
  
  — Не знаю. Но я не доверяю…
  
  — Я уже себе это уяснил.
  
  — Дело, похоже, стало раскручиваться. А это шанс для Уайтред и ее подручного продолжать в него лезть.
  
  — Я так не считаю.
  
  — Ты забываешь, что я хорошо знаю этот сорт людей.
  
  — Может, решил расквитаться по старым счетам? — Хоган старался говорить потише.
  
  — Вовсе нет.
  
  — Тогда зачем городить такое?
  
  — Когда бывший солдат совершает убийство, последние, кого можно ожидать рядом, это его наниматели. Им не нужна публичность. — Собеседники вышли в коридор. Армейского дуэта видно не было. — Более того, они больше всего боятся, что их в чем-то обвинят. Поэтому стараются держаться подальше.
  
  — Ну и что дальше?
  
  — А дальше то, что наш мрачный дуэт прилип к нам, как дерьмо к подошве. И что-то в этом не то.
  
  — Что именно «не то»? — Несмотря на все старания, голос Хогана звучно разнесся по коридору. На них стали оглядываться. — Каким-то образом Хердман смог за эту яхту заплатить…
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Окажи мне любезность, Бобби. Раздобудь послужной список Хердмана. — Хоган удивленно взглянул на него. — Держу пари, что у Уайтред имеется при себе копия. Ты можешь попросить ее. Скажи, что тебе это интересно. Она может охотно дать эту копию.
  
  — Господи боже, Джон.
  
  — Ты ведь хочешь узнать, почему Хердман сделал то, что сделал? Для чего ты и привлек меня, если я не ошибаюсь. — Ребус огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто их не слышит. — В первый раз, когда я их увидел, они ползали по лодочному сараю Хердмана, в следующий раз обнюхивали его яхту. Сейчас они здесь. Похоже, они что-то ищут.
  
  — Что?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Этого я не знаю.
  
  — Джон… Отдел жалоб и претензий вот-вот начнет разнюхивать относительно тебя.
  
  — Да?
  
  — И если есть хоть малейшая возможность быть более… Ну не знаю!
  
  — Ты думаешь, я копаю слишком глубоко?
  
  — Ты находишься под влиянием стресса.
  
  — Бобби, ты либо доверяешь мне эту работу, считая, что я справляюсь с ней, либо не доверяешь. — Ребус скрестил руки на груди. — Так что ты выбираешь?
  
  Опять затрезвонил мобильник Ребуса.
  
  — Ты ответишь?
  
  Ребус покачал головой. И Бобби Хоган вздохнул:
  
  — Хорошо. Я поговорю с Уайтред.
  
  — Не ссылайся на меня. И не проявляй слишком уж сильного стремления заполучить бумаги. Ты действуешь из чистого любопытства, вот и все.
  
  — Я действую из чистого любопытства, — эхом отозвался Хоган. Подмигнув ему, Ребус удалился. В дверях школы стояла Шивон.
  
  — Так едем мы на встречу с Джеймсом Беллом? — спросила она.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Но сперва выясним, хороший ли вы специалист, сержант Кларк.
  
  — По-моему, это и без того ясно нам обоим.
  
  — Ладно, задавака. Ты на военной службе. И в высоком чине. И тебя откомандировали из Херефорда в Эдинбург примерно на неделю. Где ты остановишься?
  
  Садясь в машину, Шивон раздумывала над ответом. Сунув ключ в зажигание, она повернулась к Ребусу:
  
  — Может быть, в Редфордских казармах? Или в Замке. Там ведь есть гарнизон, не правда ли?
  
  Ребус кивнул. Ответы были вполне достойные. Но правильными он их не считал.
  
  — Разве Уайтред похожа на человека, который хочет быть на виду? А кроме того, она предпочла бы расположиться поближе к месту действия.
  
  — В таком случае подойдет одна из местных гостиниц.
  
  Ребус кивнул:
  
  — И я так думаю. Либо это, либо ночлег и завтрак при баре.
  
  — «У лодочника» имеются комнаты для ночлега, ведь так?
  
  Ребус медленно кивнул:
  
  — Начнем с них.
  
  — А могу я узнать почему?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Чем меньше будешь знать, тем лучше. Уверяю тебя…
  
  — Тебе не кажется, что у тебя и так достаточно неприятностей?
  
  — Найдется место и для новых. — Он попытался ободряюще улыбнуться ей, но казалось, не убедил ее этим.
  
  «У лодочника» еще не открылись, но, узнав Шивон, бармен впустил их.
  
  — Вы ведь Род, не так ли? — сказала Шивон. — А это мой коллега, инспектор Ребус.
  
  — Привет, — сказал Макалистер.
  
  — Род был знаком с Ли Хердманом, — напомнила Ребусу Шивон.
  
  — Он вам экстази не продавал? — спросил Ребус.
  
  — Простите?
  
  Ребус лишь мотнул головой. Они находились в баре, и он глубоко вдохнул воздух, пахнувший вчерашним пивом и сигаретами, — запах, не скрадываемый запахом политуры. Макалистера они оторвали от бумаг, громоздившихся на стойке. Он залезал рукой под вытянутую футболку и почесывал себе грудь. Футболка была выцветшая и на одном плече порванная по шву.
  
  — Вы поклонник Хоквинда? — спросила Шивон.
  
  Макалистер опустил взгляд к выцветшей надписи на футболке. Там было воспроизведено название альбома «В поисках пространства». — Мы ненадолго, — продолжала Шивон. — Нас лишь интересует, не останавливались ли у вас двое…
  
  Ребус тут же поспешил выложить фамилии, но Макалистер лишь покачал головой. Он глаз не сводил с Шивон, Ребусом же совершенно не интересовался.
  
  Макалистер поскреб свою щетину, напомнив тем самым Ребусу, что его собственное бритье этим утром было весьма и весьма приблизительным.
  
  — У нас немногие останавливаются, — признался Макалистер. — Вы говорили, что кто-то зайдет поговорить со мной о Ли.
  
  — Я так сказала?
  
  — Так вот, никто не заходил.
  
  — Имеете соображения, почему он мог такое сотворить? — внезапно встрял Ребус. Макалистер покачал головой. — Ну, тогда займемся адресами.
  
  — Адресами?
  
  — Барами с ночлегом и завтраком, другими гостиницами.
  
  Макалистер понял. Шивон вытащила записную книжку, и он принялся перечислять названия. Перечислив с полдюжины, он замотал головой, показывая, что больше не знает.
  
  — Может, найдутся и другие, — передернув плечами, признался он.
  
  — И без того теперь есть чем заняться, — сказал Ребус. — Можете продолжать свое важное дело, мистер Макалистер.
  
  — Верно… спасибо.
  
  Слегка поклонившись, он открыл дверь и придержал ее для Шивон. Выйдя, она заглянула в свои записи в книжке:
  
  — Это может занять целый день.
  
  — При желании, — сказал Ребус. — По-моему, ты обзавелась поклонником.
  
  Она взглянула на витрину «У лодочника» и увидела там лицо Макалистера. Он тут же отпрянул от стекла и отвернулся.
  
  — Ты можешь это использовать. Вообрази только — никогда больше не платить за выпивку!
  
  — Твоя голубая мечта.
  
  — Удар ниже пояса. Свою долю я плачу.
  
  — Ну, пусть так. — Она помахала записной книжкой. — Знаешь, есть путь и более простой.
  
  — Назови.
  
  — Спросить Бобби Хогана. Он должен знать, где они остановились.
  
  Но Ребус покачал головой:
  
  — Бобби лучше не впутывать.
  
  — Почему мне это так не нравится?
  
  — Давай-ка вернемся в машину, и ты начнешь обзвон.
  
  Скользнув на свое место за рулем, она повернулась к нему:
  
  — Яхта за шестьдесят тысяч — откуда он взял на нее деньги?
  
  — По всей видимости, от наркотиков.
  
  — Ты так думаешь?
  
  — Я думаю то, что нам полагается думать. Ничто из того, что мы узнали о Хердмане, не говорит о нем как о наркобароне.
  
  — Кроме его странной притягательности для скучающих подростков.
  
  — Разве тебя не научили в колледже?
  
  — Чему?
  
  — Избегать скоропалительных выводов?
  
  — Я забыла, что этим у нас занимаешься ты.
  
  — Еще один удар ниже пояса. Берегись, не то вмешается рефери!
  
  Она внимательно посмотрела на него:
  
  — Ты что-то знаешь, да?
  
  Он выдержал ее взгляд и медленно покачал головой:
  
  — До твоих звонков я ничего не знаю.
  13
  
  Им повезло: третий адрес оказался гостиницей в ближайшем пригороде с видом на Роуд-бридж. На парковке было ветрено и безлюдно. Два прибора оптического видения сиротливо ожидали туристов. Ребус тронул один из них и ничего не увидел.
  
  — Туда монетку бросить надо, — пояснила Шивон, указывая на прорезь. Но Ребус пренебрег этим и направился к дежурному.
  
  — А тебе надо оставаться здесь, — предупредил он Шивон.
  
  — И пропустить все удовольствие? — Она последовала за ним, пытаясь скрыть беспокойство. Живет на болеутоляющих и как будто ищет неприятностей. Нехорошо. Ей случалось и раньше наблюдать, как он шел на риск, но он всегда умел это делать, держа ситуацию под контролем, однако сейчас, с еще воспаленными больными руками и Отделом жалоб, готовым вот-вот начать расследование по поводу его возможной причастности к убийству… За конторкой сидела женщина.
  
  — Доброе утро! — приветливо сказала она.
  
  Ребус уже успел вытащить свое удостоверение.
  
  — Управление полиции Лотиана и Пограничного края, — представился он. — У вас остановилась некая Уайтред?
  
  Пальцы женщины пробежались по клавишам компьютера:
  
  — Да, остановилась.
  
  Ребус перегнулся через конторку:
  
  — Мне нужен доступ в ее номер.
  
  Дежурная смутилась:
  
  — Но я не…
  
  — Если вы не уполномочены, то с кем я могу поговорить из вышестоящих?
  
  — Но я не уверена…
  
  — А не лучше ли поступить проще и дать мне ключ от номера?
  
  Женщина смутилась еще больше:
  
  — Мне надо попросить разрешения у администрации.
  
  — Ну так сделайте это! — Ребус заложил руки за спину, изображая нетерпение. Дежурная подняла телефонную трубку, набрала номер, затем — другой и, видимо, не нашла, кого искала. Раздался звук спускающегося лифта, дверцы кабинки раздвинулись. Вышла горничная с пылесосом и аэрозолем. Дежурная положила трубку:
  
  — Придется пойти поискать.
  
  Вздохнув, Ребус поглядел на часы и затем в спину дежурной, исчезнувшей за стеклянными качающимися дверями. Перегнувшись снова через конторку, он повернул к себе монитор.
  
  — Номер двести двенадцать, — сказал он Шивон. — Ты здесь останешься?
  
  Мотнув отрицательно головой, она прошла за ним к лифту. Он нажал кнопку второго этажа. С суховатым скрежетом дверцы лифта закрылись.
  
  — А что, если Уайтред вернется? — спросила Шивон.
  
  — Она занята обыском на яхте. — Ребус с улыбкой взглянул на Шивон. Прозвенел звонок, и двери, содрогнувшись, открылись. Как Ребус и надеялся, уборка на этаже шла полным ходом: в коридоре стояли тележки. Груды снятых простыней и полотенец ожидали отправки в стирку. У него было заготовлено объяснение: забыл одну вещь, ключ внизу у дежурной… может, откроете мне дверь? Если не сработает, можно придумать что-нибудь еще. Но ему продолжало везти: дверь в двести двенадцатый была широко распахнута. Горничная находилась в ванной. Он просунул туда голову.
  
  — Я вернулся, забыл кое-что, — сказал он ей. — Продолжайте уборку, не отвлекайтесь.
  
  Он оглядел комнату. Постель была застелена. На туалетном столике разложены всякие мелочи. Одежда развешана в узком гардеробе. Чемодан Уайтред был пуст.
  
  — Может, она возит все с собой? — шепнула Шивон. — Держит в машине.
  
  Не обращая на нее внимания, Ребус заглянул под кровать, пошарил в обоих ящиках гардероба, выдвинул ящик тумбочки, где обнаружил только гедеоновскую Библию.
  
  — Роешься тут, как Енот из Скалистых гор, — пробормотал он себе под нос. В ванной, куда он заглянул, также ничего не было. Но тут он увидел еще одну дверь — в смежный номер. Он тронул ручку, и дверь открылась. За нею находилась еще одна дверь — без ручки с его стороны. Но значения это не имело, так как дверь была приоткрыта. Ребус толкнул ее и очутился в смежном номере. На обоих стульях была разложена и развешана одежда. На прикроватной тумбочке лежали журналы. Из огромной черной нейлоновой спортивной сумки сыпались носки и галстуки.
  
  — Это номер Симмса, — проговорил Ребус. — И вот она — картонная папка на комоде. — Ребус перевернул ее. В глаза бросились слова: «конфиденциально» и «личное дело». И еще фамилия — Ли Хердман. Осторожность в понимании Симмса — перевернуть папку, и никто не догадается, что это такое.
  
  — Ты это здесь читать собираешься? — спросила Шивон.
  
  Ребус покачал головой: в папке было листов сорок-пятьдесят.
  
  — Может, дежурная отксерит нам ее?
  
  — У меня идея получше, — сказала Шивон, поднимая папку. — Я видела возле дежурной стрелочку, как пройти в канцелярию. Там должен быть ксерокс.
  
  — Тогда пойдем.
  
  Но Шивон замотала головой:
  
  — Один из нас должен остаться. Меньше всего хотелось бы, чтобы горничная исчезла и заперла за собой дверь.
  
  Ребус признал разумность такого довода и кивнул. Таким образом, папку взяла Шивон, а Ребус остался для беглого досмотра номера Симмса. Выбор журналов был самым банальным для мужчины: «FHM», «Загрузка», «GQ». Под матрасом и подушками пусто. Ни одна из личных вещей Симмса не добралась до ящика комода, хотя пара рубашек и костюмов и была повешена в гардероб. Сообщающиеся двери… Он не знал, как к этому отнестись и имеет ли это значение. Дверь Уайтред закрыта, то есть предполагалось, что Симмс прийти к ней в номер не мог. Свою же дверь Симмс оставил слегка приоткрытой… Приглашая ее на ночь? В его ванной лежали зубная паста и электрическая зубная щетка на батарейках. Шампунем он пользовался своим — против перхоти. Бритва с двойным лезвием и баночка крема для бритья. Вернувшись в комнату, Ребус более тщательно осмотрел спортивную сумку. Пять пар носков и трусов. Две рубашки в шкафу, еще две на стуле. Итого пять рубашек. Как раз на неделю. Симмс собрался в недельную поездку. Ребус задумался. Демобилизованный солдат совершает убийства, затем убивает и себя. Армия посылает двух следователей — удостовериться, нет ли тут связи с его армейским прошлым. Но зачем посылать двоих? И кого посылать? Возможно, стоит послать психологов, способных оценить психическое состояние Хердмана. Но ни Уайтред, ни Симмс не произвели на него впечатления опытных психологов, интересующихся состоянием Хердмана.
  
  Они были охотниками, а возможно, и егерями.
  
  У Ребуса не было в этом сомнений.
  
  В дверь тихонько постучали. Ребус приник к глазку: это была Шивон. Он впустил ее и положил папку на ее место на комоде.
  
  — Страницы не перепутаны? — спросил Ребус.
  
  — Все в ажуре.
  
  Она держала желтый пухлый конверт с отксеренными страницами.
  
  — Мы можем ехать?
  
  Ребус кивнул и пошел было вслед за ней к двери, но, остановившись, вернулся. Папка лежала неперевернутая. Он перевернул ее, в последний раз оглядел номер и вышел.
  
  Проходя конторку дежурной, они улыбнулись ей, не удостоив ни единым словом.
  
  — Думаешь, она сообщит Уайтред? — спросила Шивон.
  
  — Сомневаюсь.
  
  И он пожал плечами, потому что, даже и узнав это, Уайтред ничего не могла бы предпринять: в ее комнате не было ничего, что могли бы искать посторонние, и ничего не пропало. В то время как Шивон вела машину по трассе А-90 в направлении Баритона, Ребус углубился в папку. Там было много ненужного: результаты испытаний, характеристики и медицинские справки, награждения и продвижения по службе. Были там и карандашные пометки, касающиеся сильных и слабых сторон Хердмана как солдата. Физическая выносливость его подвергалась сомнению, но список заданий, которые он выполнял, был образцовым: Северная Ирландия, Фолкленды, Средний Восток, тренировочные сборы в Соединенном Королевстве, Саудовской Аравии, Финляндии, Германии. Ребус перевернул страницу и увидел пустой листок с впечатанными словами: «Изъято согласно приказу». Далее стояли неразборчивая подпись и штамп с датой — четыре дня назад, день, когда произошли убийства. Перейдя на следующую страницу, Ребус понял, что она касается последних месяцев армейской службы Хердмана. Он уведомил командование, что хочет оставить службу. Прилагалась копия его докладной. Его пытались уговорить остаться, но безрезультатно. После чего в деле шли официальные бумаги. Докладной был дан ход.
  
  — Это ты видела? — спросил Ребус, постучав пальцем по надписи: «Изъято согласно приказу».
  
  Шивон кивнула:
  
  — И что это означает?
  
  — Означает, что какие-то бумаги вынуты и хранятся где-нибудь в штабе ОЛП.
  
  — Секретная информация? Не для глаз Уайтред и Симмса?
  
  Ребус задумался:
  
  — Может быть.
  
  Он перелистнул страничку назад и стал вчитываться в заключительные параграфы. За семь месяцев до ухода из ОЛП Хердман участвовал в «спасательном десанте» на Джуру. Увидев поначалу «Джура», Ребус решил, что речь идет о тренировочных сборах. Джура — узкая полоска острова у западного побережья. Остров уединенный — дорога и горы. Настоящая пустыня. Во время прохождения службы Ребус и сам там когда-то тренировался. Ему вспомнились невысокие горы — Джурские холмы, болотистые низины, короткий путь на пароме на остров и как в конце сборов их всех провели на завод по производству виски.
  
  Но Хердман находился там вовсе не на тренировочных сборах. Он участвовал в «спасательном десанте». Кого и от чего они спасали?
  
  — А теперь едем вперед? — спросила Шивон, резко тормозя, так как двухполосная дорога здесь обрывалась. Впереди было ответвление Барнтонской развязки.
  
  — Не уверен, — усомнился Ребус.
  
  Точно так же он был не уверен в правильности того, что впутал Шивон в свою проделку. Лучше бы ей оставаться в номере Симмса. Тогда бы в памяти работников канцелярии запечатлелось его лицо и его стали бы они описывать Уайтред, если бы та что-нибудь разнюхала.
  
  — Ну, и стоила ли игра свеч? — говорила тем временем Шивон.
  
  Он лишь передернул плечами, следя за тем, как она свернула влево на развилке, выбралась на подъездную аллею и двинулась по ней.
  
  — Где мы теперь? — спросил он.
  
  — Возле дома Джеймса Белла, — ответила она. — Припоминаешь? Мы собирались поговорить с ним.
  
  Ребус лишь кивнул.
  
  Дом был современный, стандартный, примыкавший к другим таким же — маленькие оконца и стены из искусственного материала. Шивон нажала кнопку звонка и стала ждать. Дверь открыла миниатюрная женщина лет пятидесяти, но хорошо сохранившаяся. Голубые глаза смотрели настороженно, волосы были стянуты назад под черный бархатный бант.
  
  — Миссис Белл? Я сержант Кларк, а это инспектор Ребус. Мы хотели бы поговорить с Джеймсом.
  
  Фелисити Белл проверила оба удостоверения и отступила от двери, впуская их в дом.
  
  — Джека сейчас нет, — сказала она слабым голосом.
  
  — Мы собирались повидаться с вашим сыном, — пояснила Шивон, понизив голос из боязни напугать это маленькое нервное существо.
  
  — Ну, все равно… — Миссис Белл тревожно огляделась вокруг. Потом провела их в гостиную. Пытаясь как-то успокоить женщину, Ребус взял с подоконника стоявшую там семейную фотографию.
  
  — У вас трое детей, миссис Белл? — спросил он. Увидев, что он держит в руках, она подошла к нему и, отняв у него фотографию, постаралась поставить ее в точности на то место, где та стояла раньше.
  
  — Джеймс — самый младший, — сказала она. — Остальные уже имеют свои семьи, разлетелись из гнезда. — Она взмахнула рукой, изображая полет.
  
  — Эта стрельба, наверное, произвела на него ужасное впечатление, — сказала Шивон.
  
  — Ужасное. Поистине ужасное!
  
  Лицо женщины опять выразило тревогу.
  
  — Вы работаете в театре «Траверс», да? — спросил Ребус.
  
  — Правильно. — Она не удивилась тому, откуда он мог это знать. — Сейчас мы новую пьесу ставим… Я должна была бы быть там… помочь, но приходится оставаться здесь, знаете ли.
  
  — Что за пьеса?
  
  — Инсценировка «Ветра в ивах». У вас обоих есть дети?
  
  Шивон покачала головой, а Ребус объяснил, что дочь его слишком взрослая для такого спектакля.
  
  — Слишком взрослых для этого не бывает, — проговорила Фелисити Белл своим дрожащим, неуверенным голосом.
  
  — Полагаю, вы остаетесь дома, чтобы ухаживать за Джеймсом? — спросил Ребус.
  
  — Да.
  
  — Он ведь наверху?
  
  — Да. В своей комнате.
  
  — А сможет он уделить нам несколько минут, как вы считаете?
  
  — Ну, не знаю…
  
  Услышав о «минутах», миссис Белл потянулась к наручным часам. Потом решилась взглянуть на них:
  
  — Господи, уже время ланча!
  
  Она сделала движение вон из комнаты, видимо, в направлении кухни, но вспомнила о двух посторонних:
  
  — Может быть, мне стоит позвонить Джеку…
  
  — Может быть, вам действительно надо позвонить ему, — согласилась Шивон. Она разглядывала фотографию члена шотландского парламента, снятую во время его триумфа на выборах. — Мы будем рады побеседовать с ним.
  
  Миссис Белл вскинула глаза на Шивон. Брови ее сдвинулись.
  
  — А зачем он вам понадобился?
  
  Говорила она с суховатым и отрывистым выговором образованной уроженки Эдинбурга.
  
  — Мы собирались поговорить с Джеймсом, — пояснил, выступая вперед, Ребус. — Он ведь у себя в комнате, да? — Он подождал ее кивка. — Полагаю, это наверху? — Еще один кивок. — Тогда мы вот как сделаем. — Он взял ее за тонкую, как птичья лапка, кисть. — Вы займетесь ланчем, а мы сами пройдем наверх. Так будет проще, не правда ли?
  
  Миссис Белл, казалось, не сразу это поняла, но в конце концов лицо ее осветилось улыбкой.
  
  — Так и сделаем, — сказала она, проходя в холл.
  
  Ребус и Шивон переглянулись и обменялись согласным кивком: женщина явно была с приветом. Они поднялись по лестнице и нашли дверь в комнату Джеймса: на двери были следы от соскребанных наклеек. Остались только концертные билеты — главным образом из английских городов: группы «Борцов Фу» в Манчестере, Рамштайна в Лондоне, «Грязной лужи» в Ньюкасле. Ребус постучал, но ответа не получил. Он повернул дверную ручку и открыл дверь. Джеймс Белл сидел в постели. Белые простыни, пуховое одеяло, белоснежные стены без каких бы то ни было узоров. Бледно-зеленый ковер, наполовину прикрытый половичками. Книги, кое-как втиснутые в книжные полки, компьютер, магнитофон, телевизор. Повсюду раскиданные диски. Одетый в черную футболку, Белл сидел, держа на согнутых коленях журнал. Листал он его одной рукой, так как другая была на перевязи. Темные, коротко подстриженные волосы, бледное лицо, украшенное родинкой. В комнате мало что говорило о подростковом бунтарстве. Когда Ребус был подростком, его комната была полна тайников: коллекция журналов под ковром (матрас для этой цели не годился — ведь время от времени его переворачивали), сигареты и спички за ножкой гардероба, в нижнем ящике шкафа, под свитерами, — спрятанный ножик. Здесь же у него возникло чувство, что в ящиках ничего нет, кроме одежды, а под ковром — лишь толстая подкладка. Из наушников Джеймса Белла лилась музыка. Он не поднял глаз от своего чтения. Ребус решил, что он подумал, будто вошла мать, и предпочел подчеркнуто не обращать на нее внимания. В глаза бросалось сходство сына с отцом. Ребус слегка поклонился, склонив голову набок, и Джеймс Белл наконец-то вскинул глаза и удивленно вытаращил их. Он сбросил наушники и выключил музыку.
  
  — Прости за вторжение, — сказал Ребус, — но твоя мама разрешила нам подняться к тебе.
  
  — Кто вы?
  
  — Мы детективы, Джеймс. Хотели бы просить тебя уделить нам минутку-другую. — Ребус подошел к кровати и встал, стараясь не опрокинуть большую бутыль с водой в изножье. — Чем занимаешься? — Ребус взял в руки лежавший на постели журнал. Он был посвящен коллекционированию оружия. — Забавная тема, — заметил он.
  
  — Я ищу пистолет, из которого он стрелял в меня, — сказал Джеймс.
  
  Шивон взяла журнал из рук Ребуса.
  
  — Думаю, я понимаю тебя. Тебе хочется побольше узнать об этом пистолете.
  
  — Я даже и не видел его толком.
  
  — Так ли это, Джеймс? — усомнился Ребус. — Ли Хердман собирал оружие. — Он кивнул в сторону журнала, который теперь пролистывала Шивон. — Это ведь из его коллекции?
  
  — Что?
  
  — Он не давал его тебе в руки? Мы слышали, что ты с Хердманом знаком был больше, чем утверждал.
  
  — Я никогда не утверждал, что не был с ним знаком.
  
  — «Встречались с ним в разных местах» — вот в точности твои слова, Джеймс. Я слышал их в записи. Сказано так, будто вы с ним сталкивались в пабе или у газетного киоска. — Ребус помолчал. — Однако он рассказал тебе, что служил в ОЛП, а эта информация не для первого встречного, не правда ли? Может быть, вы беседовали с ним об этом на какой-нибудь из его вечеринок? — Новая пауза. — Ты ведь бывал на его вечеринках, да?
  
  — Бывал иногда. Он был занятный парень. — Джеймс кинул на Ребуса недобрый взгляд. — Может, я и упомянул об этом, когда записывали беседу. Может, и рассказал полиции, насколько хорошо знал Ли Хердмана и что бывал на его вечеринках… и даже что он показывал мне этот пистолет.
  
  — Показывал? — Зрачки Ребуса сузились.
  
  — Господи, да вы же прослушивали записи!
  
  Ребус невольно переглянулся с Шивон. Кассет было несколько. Прослушали же они лишь одну.
  
  — А что это был за пистолет?
  
  — Он хранился в лодочном сарае.
  
  — Думаешь, он настоящий? — спросила Шивон.
  
  — На вид — да.
  
  — Кто-нибудь при этом присутствовал?
  
  Джеймс покачал головой.
  
  — А другого пистолета ты у него не видел?
  
  — Лишь когда он выстрелил в меня из него. — Мальчик покосился на раненое плечо.
  
  — В тебя и в двух других, — уточнил Ребус. — Я прав, считая, что Энтони Джарвиса и Дерека Реншоу он не знал?
  
  — Насколько мне это известно, да.
  
  — А тебя он оставил в живых. Как ты думаешь, это просто везение?
  
  Пальцы Джеймса замерли, не прикасаясь к ране.
  
  — Я сам все время думал об этом, — негромко произнес он. — Может быть, в последний момент он узнал меня.
  
  Шивон кашлянула:
  
  — А вообще, почему он так тебя выделял, ты думал?
  
  Джеймс кивнул, но молча.
  
  — Может быть, — продолжала Шивон, — он увидел в тебе нечто, чего не видел в двух других?
  
  — Они были довольно активными членами «Объединенных кадетов». Возможно, причина в этом?
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Ну… Ли чуть ли не полжизни провел в армии, а потом ему дали под зад коленкой.
  
  — Это он так тебе сказал? — спросил Ребус.
  
  Джеймс опять кивнул:
  
  — Возможно, он затаил обиду. Я сказал, что он не был знаком с Реншоу и Джарвисом, но это не значит, что он не мог их видеть в городе… и даже одетыми в форму. Что и могло… как бы подтолкнуть его. — Он поднял глаза и улыбнулся. — Я знаю, что не должен вдаваться в психологию, ведь психология — это удел ученых.
  
  — Наоборот, твои наблюдения очень помогают нам, — сказала Шивон не потому, что наблюдения эти были так уж полезны, но потому, что чувствовала необходимость как-то поощрить Джеймса.
  
  — Дело в том, Джеймс, — сказал Ребус, — что, пойми ты, почему он оставил тебя в живых, мы, может быть, также поймем, почему он обрек на смерть двух других мальчиков. Понимаешь?
  
  Джеймс задумался:
  
  — Разве, в конце концов, это так уж важно?
  
  — Мы считаем, да. — Ребус выпрямился. — Кого еще встречал ты на этих вечеринках, Джеймс?
  
  — Вас интересуют фамилии?
  
  — В общем, да.
  
  — Раз от разу гости менялись.
  
  — Тири Коттер? — наугад сказал Ребус.
  
  — Да, иногда приходила и она. И приводила с собой готов.
  
  — А ты, случаем, не гот, Джеймс? — спросила Шивон.
  
  Он издал короткий смешок:
  
  — Разве я похож?
  
  Шивон пожала плечами:
  
  — Но музыка, которую ты слушаешь…
  
  — Это просто рок, и больше ничего.
  
  Она подняла с постели миниатюрный плеер.
  
  — МП-3, — уважительно проговорила она. — А Дугласа Бримсона ты на этих вечеринках не встречал?
  
  — Это который летчик? — Шивон кивнула. — Да, я разговаривал с ним однажды. — Он помолчал. — Послушайте, это ведь не были «вечеринки» в прямом смысле слова, никто ничего не устраивал. Просто люди заходили, выпивали…
  
  — Наркотиками баловались? — как бы между прочим задал вопрос Ребус.
  
  — Иногда, — признался Джеймс.
  
  — Амфетамины? Кока? А может, экстази?
  
  Подросток фыркнул:
  
  — Да какое там!.. Косячок-другой с марихуаной по кругу, да и то если повезет!
  
  — И ничего посущественнее?
  
  — Нет.
  
  Раздался стук в дверь. Это была миссис Белл. Она взглянула на посетителей так, словно совершенно забыла об их присутствии в доме.
  
  — О… — воскликнула она в секундном замешательстве. — Я приготовила сандвичи, Джеймс. Пить что ты будешь?
  
  — Я не голоден.
  
  — Но пора поесть.
  
  — Ты что, хочешь, чтобы меня вырвало?
  
  — Нет… разумеется, нет.
  
  — Я скажу тебе, когда проголодаюсь. — Он говорил на повышенных тонах, но не потому, что сердился, решил Ребус, а потому, что был смущен. — А вот кофе я выпью, только молока лей поменьше.
  
  — Хорошо, — сказала мать и обратилась к Ребусу: — А вы хотите?…
  
  — Нет, мы уже уезжаем, тем не менее спасибо, миссис Белл.
  
  Она кивнула, постояла секунду, словно позабыв, что собиралась сделать, потом повернулась и вышла, неслышно ступая по ковру.
  
  — У твоей мамы проблемы со здоровьем? — спросил Ребус.
  
  — Сами не видите? — Джеймс заерзал в постели. — Столько лет рядом с отцом… не удивительно.
  
  — Вы не ладите с отцом?
  
  — Не особенно.
  
  — Ты в курсе, что он подал жалобу?
  
  Джеймс поморщился.
  
  — Большой смысл… — Он помолчал. — Это Тири Коттер?
  
  — Что «Тири Коттер»?
  
  — Это она наболтала вам, что я бывал у Ли? — Он помолчал. — Наверняка без нее не обошлось. — Он опять заерзал в постели, словно пытаясь лечь поудобнее.
  
  — Может, тебе помочь? — предложила Шивон.
  
  Джеймс покачал головой:
  
  — Наверное, мне надо опять принять болеутоляющее.
  
  Шивон отыскала лежавшую с другого бока от него на разложенной шахматной доске полоску фольги с пилюлями. Она дала ему две штуки, и он запил их водой.
  
  — Последний вопрос, Джеймс, — сказал Ребус, — и мы оставим тебя в покое.
  
  — Какой?
  
  Ребус кивнул в сторону пилюль:
  
  — Дашь мне пару штучек? А то мои кончились…
  
  У Шивон в машине нашлось полбутылки «Айрн-брю», и Ребус проглотил таблетки, после каждой отхлебывая из бутылки.
  
  — Старайся, чтобы это не превратилось в привычку, — сказала Шивон.
  
  — Как тебе все услышанное? — спросил Ребус, меняя тему разговора.
  
  — Может быть, он в чем-то и прав. Объединенный кадетский корпус… ребята, расхаживающие в военной форме…
  
  — Он еще сказал, что Хердману дали под зад коленкой.
  
  — И значит?…
  
  — Значит, либо Хердман наврал ему, либо Джеймс это выдумал.
  
  — Буйная фантазия?
  
  — В такой комнате, как у него, без фантазии не обойтись.
  
  — Но в чем этой комнате не откажешь, так это в аккуратности. — Шивон включила двигатель. — Помнишь, что он сказал насчет Тири Коттер?
  
  — Он прав. Мы действительно узнали это от нее.
  
  — Да, но дело не только в этом.
  
  — А в чем?
  
  Она нажала на газ и тронулась.
  
  — В том, как он это сказал. Знаешь, что означают слишком горячие протесты?
  
  — Иными словами, он отзывается о ней так пренебрежительно, потому что на самом деле она ему нравится? Думаешь, он в курсе ее сайта?
  
  — Не знаю.
  
  Шивон развернула машину.
  
  — Надо будет спросить его.
  
  — Что это? — вопросила Шивон, вглядываясь в ветровое стекло. Патрульная машина, мигая синим сигнальным огнем, стояла поперек подъездной аллеи, загораживая им проезд. Шивон затормозила, и из задней дверцы патрульной машины вылез мужчина в сером костюме. Высокий, с лысым куполом головы и большими, с набрякшими веками глазами. Он встал, расставив ноги и сложив руки перед собой.
  
  — Не волнуйся, — сказал Ребус, обращаясь к Шивон, — это всего лишь мое полуденное свидание.
  
  — Какое еще свидание?
  
  — То самое, на которое я так и не удосужился прибыть, — пояснил Ребус, открывая дверцу и вылезая из машины. Он нагнулся и сунул голову обратно в машину: — Свидание с моим личным палачом.
  14
  
  Лысого звали Маллен, и был он ответственным за соблюдение профессиональных стандартов Отдела жалоб. При ближайшем рассмотрении было видно, что кожа его слегка шелушилась, что напомнило Ребусу его собственные руки. Оттянутые мочки ушей наверняка, как подумал Ребус, стоили ему насмешек его школьных товарищей. Но от чего Ребус не мог отвести глаз, так это от ногтей Маллена. Ногти были безукоризненны — розовые, отполированные, с белыми лунками, они так и сияли. За время их часовой беседы Ребусу не раз хотелось в свой черед спросить, делает ли Маллен маникюр в салоне.
  
  Но ограничился он лишь вопросом, можно ли выпить воды. Во рту оставался вкус болеутоляющих пилюль Джеймса Белла. Но дело свое они делали отменно — получше, чем дрянные таблетки, которые прописали ему. Ребус был совершенно спокоен. Его даже не тревожило присутствие в комнате помощника главного констебля Колина Карсвелла — отлично стриженного и надушенного. Конечно, Карсвелл ненавидел его до глубины души, но Ребус даже не мог винить его за это — слишком давно они знали друг друга. Они работали вместе в Управлении полиции на Феттис-авеню, и теперь настал черед Карсвелла немножко поплясать на его костях.
  
  — Какого черта ты так вел себя прошлым вечером?
  
  — Прошлым вечером, сэр?
  
  — С Джеком Беллом и режиссером с телевидения. Они оба требуют, чтобы ты извинился. — Он погрозил Ребусу пальцем. — И сделал это лично!
  
  — Может, мне лучше спустить штаны и показать им голую задницу?
  
  Лицо Карсвелла побагровело.
  
  — Итак, инспектор Ребус, — прервал его Маллен, — вернемся к вопросу: что вас потянуло в дом известного уголовника, заставив провести с ним вечер?
  
  — Наверное, желание выпить.
  
  Карсвелл тихонько свистнул. Он клал ногу на ногу и вновь менял ноги, скрещивал и вновь опускал руки, и так десятки раз на протяжении всей беседы.
  
  — Думаю, что причиной вашего визита было не только это.
  
  Ребус лишь передернул плечами. Курить ему не разрешили, и вместо этого он играл с полупустой пачкой из-под сигарет — крутил ее, щелчком направлял через стол. Он делал это специально, видя, как бесится Карсвелл.
  
  — Когда вы ушли от Ферстоуна?
  
  — До начала пожара.
  
  — Нельзя ли поточнее?
  
  Ребус покачал головой.
  
  — Я ведь был пьян.
  
  Перебрал он тогда порядком. А с тех пор вел себя примерно, словно желая искупить вину.
  
  — Значит, после вашего ухода, — продолжал Маллен, — должен был явиться кто-то, не замеченный соседями, сунуть кляп в рот Ферстоуну и привязать его к стулу, после чего поставить на огонь сковороду и удалиться?
  
  — Не обязательно, — почувствовал необходимость возразить Ребус. — Жаровня могла быть поставлена и до этого.
  
  — Говорил ли мистер Ферстоун, что собирается пожарить что-то в жаровне?
  
  — Может быть, он и упоминал, что проголодался, не помню. — Ребус выпрямился на стуле и почувствовал, как хрустнули позвонки. — Послушайте, мистер Маллен… Я вижу, что вы собрали здесь, — он похлопал по картонной папке, весьма схожей с той, что лежала на комоде у Симмса, — большое количество косвенных свидетельств, позволяющих вам сделать вывод, что я был последним, кто видел Мартина Ферстоуна живым. — Он сделал паузу. — Но этим ведь все и исчерпывается, не правда ли? А этого факта я и не отрицаю. — Ребус откинулся на спинку и замер в ожидании.
  
  — Не считая убийцы, — сказал Маллен так тихо, словно говорил сам с собой. — Правильнее было бы сказать: «Я был последним, кто видел Мартина Ферстоуна живым, не считая убийцы». — Он взглянул на Ребуса из-под набрякших век.
  
  — Я это и имел в виду.
  
  — Но сказали вы иначе, инспектор Ребус.
  
  — Вы должны простить меня за это. Признаться, я не на все сто процентов в…
  
  — Вы принимаете какое-нибудь лекарство?
  
  — Болеутоляющее. Да. Принимаю. — И Ребус поднял руки, показывая Маллену, почему он его принимает.
  
  — И когда вы в последний раз приняли болеутоляющее?
  
  — За минуту до того, как появились вы. — Ребус увидел, как расширились глаза Маллена. — Может, я должен был с самого начала предупредить вас?
  
  Маллен щелкнул по столу обеими руками.
  
  — Разумеется, должны были! — Больше он не говорил сам с собой, он кричал. Он вскочил, толкнув свой стул так, что тот перевернулся. Карсвелл тоже поднялся.
  
  — Я не вижу…
  
  Перегнувшись через стол, Маллен отключил магнитофон.
  
  — Нельзя допрашивать человека, находящегося под воздействием предписанных ему лекарств! — пояснил он, обращаясь к помощнику главного констебля. — Я полагал, что это всем известно.
  
  Карсвелл принялся бормотать, что он, дескать, забыл, упустил из виду, и так далее. Маллен злобно взглянул на Ребуса, и тот подмигнул ему.
  
  — Мы еще поговорим с вами, инспектор Ребус.
  
  — Когда я перестану принимать лекарства? — Ребус сделал вид, что не понял.
  
  — Мне нужна фамилия вашего доктора, чтобы узнать, когда этого примерно можно ожидать. — Маллен раскрыл папку и занес авторучку над пустой страницей.
  
  — Это было в лечебнице, — безмятежно проговорил Ребус, — а фамилию врача я не помню.
  
  — В таком случае выяснить это придется мне. — Маллен захлопнул папку.
  
  — А пока, — подал свой тонкий голос Карсвелл, — мне не надо вам напоминать ни о необходимости извиниться, ни о том, что от работы вы все еще отстранены.
  
  — Я это помню, сэр, — сказал Ребус.
  
  — Что ведет, в частности, к другому вопросу, — негромко проговорил Маллен, — по какой причине я нахожу вас возле дома Джека Белла в компании вашего коллеги-полицейского?
  
  — Она подвозила меня, вот и все. Сержант Кларк заехала к Беллам, чтобы поговорить с их сыном.
  
  Ребус пожал плечами, а Карсвелл снова тихонько присвистнул.
  
  — Мы выясним тут всю подноготную, Ребус. Можете не сомневаться.
  
  — Я не сомневаюсь, сэр. — Ребус встал последним из трех. — Желаю успеха. И получить удовольствие от подноготной, когда вы до нее доберетесь.
  
  Шивон, как он и предполагал, ждала его у машины снаружи.
  
  — Рассчитано верно, — сказала она. Задние сиденья машины были завалены пакетами. — Я подождала десять минут на случай, если ты сразу признаешься насчет лекарств.
  
  — А потом отправилась за покупками?
  
  — Супермаркет в конце улицы. Я собиралась спросить тебя, не хочешь ли ты поужинать со мной.
  
  — Посмотрим, как сложится остаток дня.
  
  Она кивнула в знак согласия.
  
  — Ну и как скоро всплыл вопрос о болеутоляющих?
  
  — Минут пять назад.
  
  — Ты потянул время.
  
  — Хотел узнать, не сообщат ли они мне чего-нибудь новенького.
  
  — Сообщили?
  
  Он покачал головой:
  
  — Похоже, что ты даже не вызываешь у них подозрения.
  
  — Я? А почему бы я вызывала?
  
  — Потому что он выслеживал тебя… потому что каждому копу известен старый фокус с жаровней. — Он пожал плечами.
  
  — Будешь продолжать в том же духе — и ужин отменяется. — Она стала выбираться с парковки. — Следующая остановка в Тернхаусе? — поинтересовалась она.
  
  — Считаешь, что мне надо следующим же рейсом улетать отсюда?
  
  — Мы хотели побеседовать с Дугом Бримсоном.
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Ты и поговоришь. А меня перед этим сбрось где-нибудь.
  
  Она вскинула на него глаза:
  
  — Где?
  
  — Сойдет любое место на Джордж-стрит.
  
  Она все еще не отводила от него взгляда:
  
  — Подозрительно близко к Оксфорд-бару.
  
  — Я не имел это в виду, но теперь, когда ты сказала…
  
  — Алкоголь и успокоительные нельзя мешать друг с другом, Джон.
  
  — Я принял пилюли полтора часа назад. А кроме того, я отстранен от службы, помнишь? Так что могу позволить себе нарушить правила.
  
  Ребус ждал Стива Холли в задней комнате Оксфорд-бара.
  
  Заведение это было в числе самых малых пабов в городе — всего два зала размером не больше стандартной гостиной. В заднем зале стояли столики с креслами, и Ребус расположился там в самом темном углу, подальше от окон. Стены были выкрашены той же желтушной краской, что и три десятка лет назад, когда он впервые открыл для себя это место. Суровая старомодность интерьера могла бы отпугнуть новичка, но Ребус мог побиться об заклад, что журналиста это не смутило бы. Он позвонил в редакцию таблоида, которая находилась всего в десяти минутах ходьбы от бара. Он был краток: «Хочу поговорить с вами. Оксфорд-бар. Сейчас же». И он нажал кнопку отбоя, не дав Холли возможности сказать хоть слово. Ребус знал, что тот придет. Придет из любопытства. Из-за статьи, которая требовала продолжения. Придет, потому что такова была его работа.
  
  Ребус услышал, как хлопнула дверь. Сидевшие за соседними столиками беспокойства у него не вызывали. Что бы они ни подслушали, они станут держать это при себе — здесь так принято. Ребус поднес к губам то, что еще оставалось в пинтовой кружке. Удерживать что-то в руке он мог теперь лучше. Сгибать запястье уже не было так мучительно больно. Виски он отверг. Шивон дала ему правильный совет — на этот раз он остережется. Он знал, что ум его должен оставаться ясным: Стив Холли не станет играть по его правилам.
  
  Шаги на лестнице и тень, предшествующая появлению в задней комнате Холли. Журналист вглядывался в полумрак, протискиваясь между кресел к столику Ребуса. В руке у него был стакан, наполненный на первый взгляд лимонадом, правда, может быть, с добавлением водки. Слегка поклонившись, он остался стоять, пока Ребус жестом не пригласил его сесть. Холли сел, поглядывая направо и налево — по-видимому, ему было неуютно сидеть спиной к другим посетителям.
  
  — Никто не выпрыгнет из темноты, чтобы треснуть вас по голове, — ободрил его Ребус.
  
  — Наверное, мне стоит вас поздравить, — сказал Холли. — Я слыхал, что вы сумели утереть нос этому Джеку Беллу.
  
  — Но ваша газета, кажется, поддерживает его кампанию.
  
  Губы Холли дрогнули:
  
  — Что не мешает ему быть мерзавцем. Полиции надо было не отпускать его в тот раз, когда его застукали с блядью. Что бы вам тогда звякнуть нам в газету, мы бы такие снимочки напечатали! Вы с женой его общались? — Ребус кивнул. — Совершенно трехнутая, — продолжал репортер. — Нервы в ужасном состоянии.
  
  — Тем не менее она его защищала.
  
  — Такова участь всех депутатских жен, не правда ли? — примиряюще заметил Холли.
  
  — Мне нужна от вас одна любезность, — сказал Ребус, кладя на стол руки в перчатках.
  
  — Любезность? — Ребус кивнул. — А в обмен на что?
  
  — На особый статус в отношениях.
  
  — В каком же это смысле? — Холли поднес к губам стакан.
  
  — В том, что вы раньше всех будете узнавать от меня, как продвигается дело Хердмана.
  
  Холли фыркнул, после чего должен был вытереть подбородок.
  
  — Насколько я знаю, вы отстранены от дел.
  
  — Что не мешает мне держать руку на пульсе.
  
  — А что такого вы можете сообщить мне о деле Хердмана, чего я не мог бы отыскать десятками других способов?
  
  — Зависит от вашей любезности. Я располагаю кое-чем, что другим неизвестно.
  
  Холли отхлебнул еще из стакана и просмаковал во рту.
  
  — Пытаетесь сбить меня со следа, Ребус? Я здорово прижал вас по поводу Марти Ферстоуна. Это всем известно. И теперь вы просите от меня любезности? — Он хохотнул, но глаза его оставались серьезными. — Лучше бы попросили не стирать вас в порошок.
  
  — Думаете, у вас хватит для этого пороху? — сказал Ребус, приканчивая свою кружку. Опустошив, он подвинул ее через стол к журналисту. — Пинту «IPA», когда пойдете.
  
  Холли взглянул на него, криво усмехнулся и, встав из-за стола, начал протискиваться между кресел обратно к стойке. Ребус поднял его стакан с лимонадом и понюхал: так и есть, водка, определенно водка! Он успел закурить сигарету и выкурить половину к тому времени, как Холли вернулся.
  
  — Бармен не очень-то любезен.
  
  — Может, ему не понравилось то, что вы сказали обо мне? — предположил Ребус.
  
  — Тогда обратитесь в Бюро жалоб Союза журналистов. — Холли передал ему кружку. Для себя он принес новую порцию водки с лимонадом. — Что-то вы не торопитесь это делать, — добавил он.
  
  — Да не стоите вы таких усилий.
  
  — И после этого вы просите меня о любезности?
  
  — Да вы даже не выслушали, какой именно.
  
  — Ну вот, слушаю, весь к вашим услугам. — И Холли широко раскинул руки.
  
  — Операция по спасению, — негромко произнес Ребус, — производилась на Джуре в июне девяносто пятого. Мне надо знать, в чем она состояла.
  
  — По спасению? — Холли сдвинул брови — сыграл его инстинкт репортера. — Может, авария какого-нибудь танкера? Нечто подобное?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Нет, на суше. И задействовано было ОЛП.
  
  — Хердман в том числе?
  
  — Он мог быть причастен.
  
  Холли кусал нижнюю губу, словно пытаясь освободиться от крючка, на который поймал его Ребус.
  
  — И какая тут возможна связь?
  
  — Заранее не скажешь — надо взглянуть.
  
  — А если я соглашусь, что я с этого буду иметь?
  
  — Как я и сказал, первоочередной доступ ко всем новостям. — И после паузы: — Я, может, раздобуду и армейское досье Хердмана.
  
  Брови Холли заметно поползли вверх:
  
  — Там есть что-то стоящее?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — На данной стадии комментировать трудно.
  
  Он видел, что журналист уже втянут в игру, и при этом полностью отдавал себе отчет в том, что ничего, способного заинтересовать читателей таблоида, в досье не содержится. Но откуда мог знать об этом Стив Холли?
  
  — Ну, я думаю, нам пора, — опять поднялся из-за стола Стив Холли. — Надо брать быка за рога.
  
  Ребус оценивающе взглянул на пивную кружку, еще на три четверти полную.
  
  — А зачем так спешить? — удивился он.
  
  — Уж не думаете ли вы, что я собираюсь весь день провести в вашем обществе? — воскликнул Холли. — Я от вас не в таком восторге, Ребус, а доверяю вам уж конечно еще меньше. — Он помолчал. — Не обижайтесь.
  
  — Я не обиделся, — сказал Ребус, поднимаясь и выходя из бара вслед за репортером.
  
  — Да, кстати, — сказал Холли, — меня тут взволновала одна идея.
  
  — Какая же?
  
  — Я разговорился с одним парнем, и он сказал, что знает, как убить с помощью газеты. Слыхали о таком способе?
  
  Ребус кивнул:
  
  — Журнал больше подходит, но и газета сгодится.
  
  Холли вскинул на него глаза:
  
  — Ну и как это делается? Заткнуть этим рот или как?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Вы скатываете ее как можно туже и бьете этим по шее. Достаточно сильно, чтобы повредить дыхательное горло.
  
  Холли изумленно взглянул на него:
  
  — Вы этому в армии научились?
  
  Ребус опять кивнул:
  
  — Как и тот, кто рассказал вам об этом. Кто бы он ни был.
  
  — Я с ним пересекся в Сент-Леонарде… с ним и с этой хмурого вида женщиной.
  
  — По фамилии Уайтред. А парня звали Симмс.
  
  — Армейские следователи? — Холли кивнул сам себе, словно признавая справедливость слов Ребуса. Ребус едва мог сдержать улыбку: перевести стрелку на Уайтред и Симмса было большой удачей.
  
  Они вышли из паба, и Ребус ждал, что они направятся в редакцию, но Холли, вместо того чтобы свернуть направо, свернул налево и, поравнявшись с рядом припаркованных у обочины машин, помахал в воздухе ключами.
  
  — Вы приехали на машине? — спросил Ребус, когда щелкнул замок серебристо-серой «ауди» и дверца ее открылась.
  
  — На что нам и даны ноги, — ответил Холли. — Влезайте.
  
  Ребус влез в узкую щель, думая о том, что за рулем «ауди ТТ» находился брат Тири Коттер в роковую ночь аварии, в то время как Дерек Реншоу сидел с ним рядом на переднем сиденье, том самом, которое занимал сейчас он, Ребус. Ему вспомнились снимки, сделанные на месте катастрофы, безжизненное, похожее на тряпичную куклу тело Стюарта Коттера… Он смотрел, как, сунув руку под сиденье, Стив Холли вытащил тонкий черный ноутбук. Поставив его на колени, он открыл компьютер и, держа в одной руке мобильник, другой забегал по клавиатуре.
  
  — Беспроводное соединение, — пояснил он. — Не пройдет и секунды, как мы будем в Сети.
  
  — А зачем нам выходить в Сеть? — Ребус с трудом отогнал от себя непрошеное видение своего ночного посещения веб-сайта Тири Коттер, ее спальни, он смущался при этом воспоминании.
  
  — Потому что там хранится большая часть нашего газетного архива. Сейчас введу пароль… — Холли ткнул одну за другой с полдюжины клавиш, Ребус старался проследить, куда он нажимает. — Не подглядывайте. Ребус, — остерег его Холли. — Здесь много чего есть: фрагменты незаконченной статьи, архивные данные.
  
  — Фамилии копов, которым вы платите за информацию.
  
  — Неужели я произвожу впечатление такого тупицы?
  
  — Не знаю. Так есть там фамилии?
  
  — Когда люди говорят со мной, они могут быть уверены, что я сохраню это в тайне. Фамилии эти умрут вместе со мной.
  
  Холли опять направил все свое внимание на экран. Ребус не сомневался в том, что компьютер его — настоящее произведение искусства. Соединение было мгновенным, и сейчас страницы мелькали, как в калейдоскопе. Ноутбук, который одолжил ему Петтифер, по сравнению с этим был допотопным паровозом.
  
  — Поисковая система… — бормотал себе под нос Холли. — Вводим месяц и год, ключевые слова… Джура, спасательная операция… Теперь посмотрим, что выдаст нам электронный мозг!
  
  Он нажал последнюю клавишу и, откинувшись на спинку кресла, повернулся к Ребусу, чтобы оценить произведенное на него впечатление. Впечатление это было огромным, однако Ребус надеялся, что виду он не подал.
  
  На экране возникла новая страница.
  
  — Семнадцать статей, — сказал Холли. — Господи, да я же помню это!
  
  Он повернул немного экран, и Ребус, чуть придвинувшись к нему, смог прочитать, что там было. И внезапно Ребус тоже вспомнил, вспомнил тот случай, который он никак не связывал с Джурой. Военный вертолет с десятком высших чинов на борту. И все погибли, включая пилота, когда вертолет рухнул. Тогда высказывались предположения, что вертолет был сбит. Кое-кто в Северной Ирландии праздновал победу, какая-то крохотная группа республиканцев поспешила взять на себя ответственность. Но в конце концов причиной катастрофы была признана «ошибка пилота».
  
  — И ни слова об ОЛП, — заметил Холли.
  
  Вместо этого неопределенное упоминание «команды спасателей», посланной найти обломки вертолета и, что было важнее, тела погибших. Все, что осталось от вертолета, должно было отправиться на анализ в лабораторию, тела же — на вскрытие и только потом на погребение. Далее, долго сменяя друг друга, пошли результаты расследования.
  
  — Семья пилота была очень недовольна, — сказал Холли, быстро проглядевший результаты до самого конца. — «Ошибка пилота» омрачала его образ в их памяти.
  
  — Вернитесь к началу, — попросил Ребус, раздосадованный тем, что Холли читал быстрее, чем он.
  
  Холли повиновался, и на экране вновь возникло начало.
  
  — Значит, Хердман участвовал в спасательной команде, — заключил Холли. — Это понятно — армия посылает своих… — Он повернулся к Ребусу: — Но что это вам может дать?
  
  Ребус вовсе не желал углубляться в этот предмет, почему и ответил, что пока не знает и ни в чем не уверен.
  
  — Тогда я напрасно трачу здесь время, — сказал Холли, нажимая кнопку. Экран потемнел. Затем, изогнувшись, он взглянул в глаза Ребусу: — Тогда что из того, что Хердман был на Джуре? Какая тут, к черту, связь с событиями в школе? Или вы желаете приплести к этому посттравматический синдром?
  
  — Пока я не уверен, — повторил Ребус. Он не отвел глаз. — Но тем не менее спасибо. — И, толкнув дверцу, он стал неловко слезать с низкого сиденья.
  
  — И это все? — возмутился Холли. — Я показал вам, что вы просили, и будь здоров?
  
  — Мои сведения, как оказалось, куда интереснее ваших, приятель.
  
  — Зачем вам понадобился я? — спросил Холли, косясь на свой компьютер. — Полчаса работы в любом поисковике — и вы узнали бы не меньше.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Или же я мог обратиться к Уайтред и Симмсу, но не думаю, однако, чтобы они были бы так же сговорчивы.
  
  — Почему же? — недоуменно заморгал Холли.
  
  Наживка проглочена. Ребус лишь подмигнул ему и, захлопнув дверцу, направился в паб, где Гарри уже был готов вылить его пиво в раковину.
  
  — Разреши-ка облегчить тебе работу, — сказал Ребус, протягивая руку за пивом.
  
  Он услышал, как взревел мотор «ауди»: Стив Холли, злой как черт, спешил уехать с проклятой встречи. Ребуса это не тревожило. Что ему требовалось, он получил.
  
  Катастрофа вертолета, к которой оказались причастны высшие чины. Именно это разжигало любопытство военных следователей. Более того, когда Холли проглядывал результаты расследования, Ребус успел увидеть сообщение, что в поисках помогал кое-кто из местных жителей, хорошо знающих эти холмы. Одного из них даже попросили описать место катастрофы. Звали его Рори Моллисон. Ребус прикончил пинту, встал и, подойдя к стойке, стал смотреть на экран телевизора, не видя, что там происходит. Мелькание цветных пятен — вот что означала для него передача. Сознание его было занято другим, оно перенеслось далеко, за море, на остров; оно кружило над горами. Послать ОЛП за телами погибших? Джура не самая гористая местность. И горы там невысокие. Зачем использовать такую специализированную команду?
  
  Сознание скользило, проносясь над долинами и болотистыми пустошами, над заливами и горными кряжами.
  
  Ребус порылся в поисках мобильника и, стащив зубами перчатку, набрал номер, нажимая кнопки ногтем большого пальца. Подождал, когда Шивон ответит.
  
  — Где ты? — спросил он.
  
  — Не важно. Какого черта ты беседовал со Стивом Холли?
  
  Недоуменно заморгав, Ребус ринулся к двери и распахнул ее. Шивон стояла прямо перед ним. Он сунул мобильник в карман. Она, как в зеркале, повторила его движение.
  
  — Ты преследуешь меня! — сказал он с деланым возмущением.
  
  — С тобой без этого нельзя!
  
  — Где ты была? — Он стал опять натягивать перчатку. Она кивнула в сторону Норткасл-стрит:
  
  — Там парковка за углом. А теперь вернемся к моему первоначальному вопросу.
  
  — Не имеет значения. Важно, что на летном поле ты не была.
  
  — Еще не доехала.
  
  — Это хорошо, потому что мне нужно, чтобы ты поговорила с ним.
  
  — С кем? С Бримсоном? — Он кивнул, и она сказала: — А после этого ты поделишься со мной, какие у тебя дела со Стивом Холли?
  
  Ребус смерил ее взглядом и опять кивнул.
  
  — И будет это за стаканчиком, которым ты меня угостишь?
  
  Во взгляде Ребуса мелькнула злоба. Шивон вытащила из кармана мобильник и помахала им перед носом Ребуса.
  
  — Ладно, — проворчал он. — Давай звони этому парню.
  
  Шивон отыскала в книжке номер Бримсона и стала набирать его.
  
  — А что я должна ему сказать?
  
  — Ты должна быть с ним сама любезность — ведь просишь ты о большом одолжении, возможно о ряде одолжений. Но для начала спроси его, есть ли на Джуре взлетная полоса.
  
  Прибыв в Академию Порт-Эдгар, он застал там Бобби Хогана, ссорившегося с Джеком Беллом. Белл был не один, а все с той же группой телевизионщиков. Вдобавок одной рукой он сжимал плечо Кейт Реншоу.
  
  — Я думаю, что мы имеем полное право, — говорил член шотландского парламента, — видеть место, где пострадали дорогие нам люди.
  
  — При всем моем уважении к вам, сэр, этот класс — место происшествия. Никто не должен входить туда без особого на то основания.
  
  — Но мы семья потерпевших. Разве это не особое основание?
  
  Хоган сделал жест в сторону телевизионщиков:
  
  — Слишком уж велика эта ваша семья, сэр.
  
  Режиссер заметил подошедшего Ребуса и тронул Белла за плечо. Тот повернулся с холодной улыбкой.
  
  — Вы пришли, чтобы извиниться? — произнес он.
  
  Ребус никак не отреагировал на эти слова.
  
  — Не участвуй в этом, Кейт, — сказал он, становясь напротив нее. — Это нехорошо.
  
  Она опустила глаза.
  
  — Люди должны знать… — забормотала она. Белл поддержал ее кивками.
  
  — Может быть, и должны, но вот чего им в точности не надо, так это рекламной шумихи. Это дешевка, Кейт, и ты должна это понимать.
  
  Белл переключил внимание на Хогана:
  
  — Я вынужден настаивать, чтобы этого человека удалили отсюда.
  
  — Вынуждены настаивать… — эхом отозвался Хоган.
  
  — Он уже достаточно проявил себя, оскорбляя журналистов и меня лично.
  
  — Жаль, что не проявил себя еще больше, — заметил Ребус.
  
  — Джон… — Хоган взглядом велел ему успокоиться. — Простите, мистер Белл, но я и впрямь не могу впустить вас в ту комнату.
  
  — А без камеры сможете? — предложил режиссер. — С одним звуком?
  
  Хоган покачал головой:
  
  — Нет, тут я непоколебим.
  
  Он скрестил руки, словно говоря этим, что разговор окончен.
  
  Ребус все еще не отходил от Кейт, пытаясь заставить ее взглянуть ему в глаза, но она глядела куда-то мимо, словно ее занимало что-то на спортивной площадке — бродившие там чайки или разметка для регби.
  
  — Хорошо. Ну а где тогда нам можно снимать? — допытывался член парламента.
  
  — Возле ворот, как и всем другим, — отвечал Хоган.
  
  Белл сердито запыхтел:
  
  — Вы еще поплатитесь за ваше упрямство, — пригрозил он.
  
  — Благодарю, сэр, — сказал Хоган, не повышая голоса, хотя глаза его и сверкали.
  
  Из комнаты отдыха была вынесена мебель, не было больше ни стульев, ни магнитофона, ни журналов. Директор, доктор Фогг, стоял в дверях, сложив перед собой руки. Он был одет в строгий темно-серый костюм и белую рубашку с черным галстуком. Глаза его были обведены темными кругами, волосы присыпаны перхотью. Почувствовав у себя за спиной чье-то присутствие, он обернулся к Ребусу со слабой неопределенной улыбкой.
  
  — Пытаюсь определить, как лучше использовать теперь это помещение, — пояснил он. — Капеллан считает, что тут можно сделать нечто вроде часовни, где ученики смогут предаваться размышлениям.
  
  — Неплохая идея, — сказал Ребус.
  
  Директор посторонился, пропуская Ребуса в дверь. Тот вошел. Кровь на полу и стенах подсохла. Ребус старался обходить пятна.
  
  — А еще вы могли бы просто запереть ее на несколько лет. Ученики за это время сменились бы… Несколько слоев краски… Новый ковер…
  
  — Трудно загадывать так далеко вперед, — сказал Фогг, выдавив из себя еще одну улыбку. — Ну… предоставляю вас… вашему… — Он коротко поклонился и направился в свой кабинет.
  
  Ребус вглядывался в пятно крови на одной из стен. Здесь стоял Дерек, его родственник, теперь погибший.
  
  Ли Хердман… Ребус постарался представить его себе в то утро — вот он просыпается, берет пистолет… Что произошло? Что вклинилось в его жизнь? Какие демоны заплясали вокруг его кровати при пробуждении? Какие голоса стали искушать его? Подростки, с которыми он дружил… Симпатия вдруг исчезла, испарилась? К черту, ребята, сейчас я вас пристрелю? И он мчится в школу, так спешит, что даже не паркует толком машину. Оставляет дверцу распахнутой. Вбегает в боковую дверь здания, и камеры слежения не фиксируют его приход. Он идет по коридору, входит в комнату отдыха. Вот и я, мальчики. Энтони Джарвис. Выстрел в голову. Наверное, он был первым. В армии учат целить в грудь, в середину — целить легче, труднее промахнуться, а выстрел обычно бывает смертельным. Но Хердман предпочел целить в голову. Почему? Первый выстрел лишил все дальнейшее элемента неожиданности. Наверное, Дерек Реншоу сделал какое-то движение, отчего получил, к несчастью, выстрел в лицо. Джеймс Белл пригнулся и был ранен в плечо, после чего зажмурился и не увидел, как Хердман выстрелил в себя.
  
  Третий выстрел в голову, на этот раз в собственный висок.
  
  — Но почему, Ли? Это единственное, что мы хотим узнать! — прошептал в тишину комнаты Ребус. Он подошел к двери, потом вернулся, поднял руку в перчатке, словно это был пистолет. Он принимал различные позы, делая вид, что стреляет то так, то эдак. Эксперты делали то же самое — правда, перед своими компьютерами. Воспроизводили сцену в этой комнате, высчитывали углы, под которыми вошла пуля, и положение стрелявшего во время каждого выстрела. Вот так он стоял, потом повернулся, выступил вперед… Если сравнить угол вхождения со следом крови на стене…
  
  Постепенно они восстановят каждое движение Хердмана. Будут вычерчены траектории полета каждой пули. Но ничто не приблизит их к ответу на единственно важный вопрос.
  
  Почему?
  
  — Не стрелять! — раздалось от дверей. Там стоял, подняв руки, Бобби Хоган. С ним были еще двое. Ребус знал их. Клеверхаус и Ормистон. Долговязый Клеверхаус был инспектором. Невысокий, коренастый, вечно шмыгавший носом Ормистон — сержантом. Оба работали в Отделе наркотиков и особо тяжких преступлений, связанных с наркотиками, и подчинялись помощнику главного констебля Колину Карсвеллу. Неподходящий день, чтобы вызывать этих подручных Карсвелла. Ребус только сейчас заметил, что до сих пор держит руку, изображая пистолет.
  
  — Я слыхал, что в этом году моден фашистский прикид, — сказал Клеверхаус, указывая на кожаные перчатки Ребуса.
  
  — А значит, ты всегда на пике моды, — парировал Ребус.
  
  — Хватит, мальчики, — приструнил их Хоган. Ормистон стал разглядывать пятно крови на полу и ковырять его носком ботинка.
  
  — Так что привело вас рыскать здесь? — спросил Ребус, глядя, как коренастый Ормистон проводит тыльной стороной руки под носом, обнюхивая руку.
  
  — Наркотики, — ответил Клеверхаус.
  
  В пиджаке, застегнутом на все три пуговицы, он походил на манекен в витрине магазина.
  
  — Орми, по-моему, уже попробовал их на вкус.
  
  Хоган наклонил голову, скрывая улыбку. Клеверхаус резко повернулся к нему:
  
  — Мне казалось, что инспектор Ребус не должен быть особенно в курсе.
  
  — Новости распространяются быстро, — сказал Ребус.
  
  — Особенно хорошие, — отрывисто бросил Ормистон.
  
  Хоган выпрямился.
  
  — Ну что, задержать вас троих, что ли? — Никто из них не ответил. — А на ваш вопрос, инспектор Клеверхаус, могу сообщить, что Джон находится здесь исключительно в качестве консультанта, учитывая его военное прошлое. Он не «работает» здесь в полном смысле слова.
  
  — Один черт, — пробормотал Ормистон.
  
  — И этот туда же, — отозвался Ребус.
  
  Хоган поднял руку:
  
  — Желтую карточку вам от рефери. Если не прекратите это безобразие, я вышвырну вас отсюда как миленьких! Я не шучу. — Сказано это было жестко, и хотя глаза Клеверхауса и сверкнули, он промолчал. Ормистон принюхивался теперь к пятну крови на стене.
  
  — Вот так, — произнес Хоган в наступившую тишину и тяжело перевел дух. — Так что имеете нам сообщить?
  
  Клеверхаус расценил это как сигнал для своего выхода на ковер:
  
  — Похоже, вещество, обнаруженное на яхте, досконально исследовано: экстази и кокаин. Кокаин высокой концентрации. Может быть, предназначенный для дальнейшей обработки.
  
  — Для крекирования? — спросил Хоган.
  
  Клеверхаус кивнул:
  
  — Мы обнаружили ряд мест — в рыбацких поселках на севере, здесь и в Глазго. Количество стоимостью в штуку после такой операции тянет уже на десять тысяч фунтов.
  
  — Гашиш тоже здесь циркулирует, — добавил Ормистон.
  
  Клеверхаус неодобрительно взглянул на него — неприятно, когда у тебя отнимают привилегию докладчика.
  
  — Орми прав: здесь на улицах гашиш не редкость.
  
  — Ну а экстази? — спросил Хоган.
  
  Клеверхаус кивнул:
  
  — Мы думали, что поступает он из Манчестера. Возможно, и ошибались.
  
  — Из судовых журналов Хердмана явствует, что он то и дело ходил на континент, — сказал Хоган. — И похоже, останавливался в Роттердаме.
  
  — В Голландии производство экстази хорошо налажено, — заметил Ормистон. Он все еще изучал стену перед собой — руки в брюки, чуть покачивается на каблуках, так рассматривают картину в галерее. — И кокаина там пруд пруди.
  
  — А у таможни его прогулки в Роттердам подозрения не вызывали? — спросил Ребус.
  
  Клеверхаус пожал плечами:
  
  — Эти несчастные разрываются на части. Они не могут уследить за каждым рейсом в Европу, особенно теперь, когда открыли границы.
  
  — Иными словами, вы хотите сказать, что упустили Хердмана?
  
  Клеверхаус скрестил свой взгляд со взглядом Ребуса:
  
  — Как и таможня, мы зависим от сведений, поставляемых разведкой.
  
  — Что-то не очень это чувствуется, — возразил Ребус, переводя взгляд с Клеверхауса на Ормистона и обратно. — А что с банковскими счетами Хердмана, Бобби? Их изучили?
  
  Хоган кивнул:
  
  — Никаких следов неожиданных поступлений или снятий.
  
  — Наркодилеры не любят действовать через банки, — заметил Клеверхаус. — Предпочитают работать нелегально, отмывая деньги. Катера Хердмана идеально для этого подходят.
  
  — А что результаты вскрытия? — спросил у Хогана Ребус. — Хердман употреблял наркотики?
  
  Хоган покачал головой:
  
  — Анализ крови дал отрицательный результат.
  
  — Наркодилеры вовсе не всегда сами употребляют наркотики, — прогнусавил Клеверхаус. — Крупные дельцы занимаются этим ради денег. Месяцев шесть назад мы накрыли партию в сто тридцать тысяч таблеток экстази на сумму полтора миллиона по рыночной цене и весом сорок четыре килограмма. И четыре килограмма опиума перехвачено. Летели из Ирана. — Он стрельнул глазами в Ребуса. — Это уж таможня постаралась. И разведка.
  
  — И что по сравнению с этим найденное на яхте Хердмана? — спросил Ребус. — Капля в море, если позволите мне такой каламбур. — Он начал закуривать, но перехватил взгляд Хогана. — Здесь не церковь, Бобби, — сказал он, довершая начатое. — Вряд ли Дерек или Энтони стали бы возражать против сигареты. А Хердман — тот вообще не в счет.
  
  — Возможно, для личного пользования, — предположил Клеверхаус.
  
  — Только сам он наркотиками не баловался. — Ребус выпустил дым из ноздрей в сторону Клеверхауса.
  
  — Может, у него были друзья, которые баловались. Я слыхал, что он устраивал вечеринки.
  
  — Никто из допрошенных не сказал, что он угощал их кокаином или экстази.
  
  — Можно подумать, что они стали бы это рекламировать, — пробурчал Клеверхаус. — Странно, что вы вообще нашли хоть кого-то, кто признал, что был знаком с этим подонком. — И он уставился в пятно крови на полу.
  
  Ормистон опять провел рукой под носом и громко чихнул, обрызгав стену.
  
  — Ты бесчувственная скотина, Орми, — прошипел Ребус.
  
  — По крайней мере, окурков вокруг себя он не разбрасывает, — буркнул Клеверхаус.
  
  — Мне дым нос щекочет, — оправдывался Ормистон.
  
  Ребус шагнул к нему вплотную.
  
  — Это мой родственник, черт подери! — прорычал он, тыча в кровавое пятно на стене.
  
  — Я не нарочно!
  
  — Что это ты такое сказал сейчас, Джон? — Голос Хогана был тих, как дальний рокот грома.
  
  — Ничего, — сказал Ребус.
  
  Но было поздно: рядом с ним выросла фигура Хогана. Сунув руки в карманы, Хоган ждал объяснения.
  
  — Аллен Реншоу — мой двоюродный брат, — признался Ребус.
  
  — А тебе не приходило в голову, что мне неплохо было бы это знать? — Лицо Хогана было пунцовым от ярости.
  
  — Вообще-то нет, не приходило.
  
  За плечами Хогана маячил Клеверхаус. По его худому лицу расползалась широкая улыбка.
  
  Вынув руки из карманов, Хоган попытался сцепить их за спиной. Не помогло. Ребус понимал, что на самом деле хочется сделать Хогану. Стиснуть этими руками горло Ребуса.
  
  — Ведь это же ничего не меняет, — попытался спорить он. — Как ты и сказал, я здесь в качестве консультанта. И мы же не на процессе, Бобби. Ни один прокурор не сможет сослаться на это как на отягчающее обстоятельство.
  
  — Мерзавец занимался контрабандой наркотиков, — прервал их Клеверхаус. — У него должны быть сообщники, которых нам предстоит изловить. Один из них уже намечается…
  
  — Клеверхаус, — устало проговорил Ребус, — сделай всем нам одолжение… — И внезапно он завопил: — Заткнись к такой-то матери!
  
  Клеверхаус выступил вперед. Ребус приготовился дать ему отпор. Хоган встал между ними, понимая, что это вряд ли чему-нибудь поможет. Роль Ормистона были чисто наблюдательская: вмешался бы он лишь в случае, если б его напарнику пришлось туго.
  
  — Инспектора Ребуса к телефону! — внезапно раздалось от дверей. Там стояла Шивон с мобильником в руках. — Думаю, это срочно — звонят из Отдела жалоб.
  
  Клеверхаус отступил, освобождая путь Ребусу. Он сделал даже шутливый жест, означающий «после вас». На лицо его вернулась ухмылка. Ребус опустил взгляд туда, где рука Бобби Хогана все еще сжимала лацканы его пиджака. Хоган опустил руку, и Ребус прошел к двери.
  
  — Хочешь выйти наружу? — предложила Шивон.
  
  Ребус кивнул и протянул руку за телефоном. Но она не выпускала мобильника, выходя с Ребусом из здания. Лишь поглядев по сторонам и убедившись, что они удалились на безопасное расстояние, она протянула ему телефон.
  
  — Лучше сделай вид, что говоришь, — предупредила она. Ребус прижал к уху мобильник. Тишина.
  
  — Звонка не было? — спросил он.
  
  Она покачала головой:
  
  — Просто я подумала, что тебя пора выручать.
  
  Он криво улыбнулся, продолжая прижимать к уху мобильник.
  
  — Бобби узнал насчет Реншоу.
  
  — Я слышала.
  
  — Опять шпионила за мной?
  
  — Оставаться в классе географии было бы скучно. — Они поравнялись с полицейским фургоном. — Чем займемся сейчас?
  
  — Чем бы ни заняться, лучше сделать это подальше от школы. Надо дать Бобби время остыть.
  
  Ребус оглянулся. В дверях школы стояли три фигуры.
  
  — А Клеверхаусу и Ормистону убраться восвояси?
  
  — Ты читаешь мои мысли. — Он помолчал. — А сейчас о чем я думаю?
  
  — О том, что неплохо бы выпить.
  
  — Потрясающе!
  
  — А еще ты думаешь, что тебе надо будет заплатить за выпивку — в благодарность за то, что я спасла твою шкуру.
  
  — Ответ неверный. Но, как говорится… — Они были уже возле машины, и он вернул ей мобильник. — Два из трех — это вовсе неплохой результат.
  15
  
  — Итак, на счет Хердмана никаких поступлений не было, — сказала Шивон, — и значит, версию о нем как о наемном убийце мы можем отмести?
  
  — Если только он не перевел деньги в наркотики, — ответил Ребус лишь для того, чтобы поспорить.
  
  Они сидели «У лодочника» в толпе посетителей, наводнивших паб к концу дня. Служащие и рабочие, окончившие работу. Род Макалистер по-прежнему был за стойкой. Ребус спросил его в шутку, не круглые ли сутки он работает.
  
  — Дневная смена, — без тени улыбки отвечал Макалистер.
  
  — Вы истинное украшение бара, — сказал Ребус, принимая из его рук сдачу.
  
  Сейчас он сидел с кружкой пива в полпинты и недопитым виски. Шивон пила какую-то яркую смесь сока лайма с содовой.
  
  — Ты и вправду считаешь, что Уайтред и Симмс могли подложить ему эти наркотики?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Я считаю, что мало найдется такого, на что не решилась бы Уайтред и ей подобные.
  
  — Но какие основания… — Он лишь бросил на нее взгляд. — Я хочу сказать, что ты всегда так сдержан, кода речь заходит о твоем военном прошлом…
  
  — Это не были самые счастливые мои годы, — признался он. — Кругом были парни, совершенно сломленные этой системой. Я чуть не спятил тогда — у меня был нервный срыв. — Ребус глотнул виски, пытаясь вместе с ним заглотнуть и подступившие к горлу воспоминания. В голову лезли успокоительные шаблонные фразы: что было, то было… нельзя жить прошлым. — Один парень, мой близкий приятель… подорвался на учениях. Его откопали, а предохранитель выдернуть забыли. — Голос его дрогнул.
  
  — И что было?
  
  — Он винил во всем меня… Хотел отомстить. Тебя еще тогда на свете не было, Шивон.
  
  — Значит, ты понимаешь, почему Хердман мог слететь с катушек?
  
  — Понимаю.
  
  — Но ты не считаешь, что это так?
  
  — Обычно это предваряют симптомы. А Хердман слишком не типичен. И арсенала оружия у него дома не было, какой-то один пистолет… — Ребус помолчал. — Мы можем попытаться узнать, где он раздобыл его.
  
  — Пистолет?
  
  Ребус кивнул.
  
  — И тогда узнаем, со специальной ли целью он его покупал.
  
  — Может быть, если он занимался контрабандой наркотиков, ему требовалась какая-то защита. Чем и можно объяснить хранение «мака-10» в лодочном сарае.
  
  Шивон следила глазами за вошедшей в бар блондинкой. Бармен, похоже, знал ее. Он налил ей прежде, чем она успела приблизиться к стойке. Кажется, это был «бакарди» с кока-колой. Без льда.
  
  — Ну а из допросов что, никакого толку? — спросил Ребус.
  
  Шивон покачала головой. Речь шла о беседах со всяким отребьем и торговцами оружием.
  
  — «Брокок» — из старых моделей. Наверное, он привез его с собой, когда переселился на север. Что же до автомата, то кто его знает, трудно что-либо сказать.
  
  Ребус погрузился в задумчивость. Шивон наблюдала, как Род Макалистер, опершись о стойку, увлеченно беседует с блондинкой… блондинкой, которая почему-то ей знакома. Голова бармена склонена чуть набок. Вид недовольный, таким Шивон его, пожалуй, не видела. Женщина курила, пуская к потолку серые перья дыма.
  
  — Будь добра, — внезапно попросил Ребус, — позвони Бобби Хогану.
  
  — Почему я?
  
  — Потому что сейчас он вряд ли захочет говорить со мной.
  
  — А зачем я ему звоню? — спросила Шивон, вынимая мобильник.
  
  — Узнать, появлялась ли Уайтред с армейским досье Ли Хердмана. Ответ, наверное, будет отрицательным, в таком случае ему пришлось связываться с армейским начальством напрямую. Мне надо знать, получилось ли у него что-нибудь.
  
  Кивнув, Шивон принялась нажимать кнопки. Последовал односторонний разговор.
  
  — Инспектор Хоган? Это Шивон Кларк… — Она слушала, поглядывая на Ребуса. — Нет, ни малейшего понятия не имею, в чем там было дело… Думаю, его вызвали на Феттис-стрит. — Она вопросительно округлила глаза, взглянув на Ребуса, и тот кивнул, показывая ей, что она ответила правильно. — Меня вот что интересует: попросили ли вы миссис Уайтред показать нам досье Хердмана? — Она выслушала ответ Хогана. — Нет, Джон говорил мне об этом, и я решила узнать. — Она опять послушала, крепко зажмурив глаза. — Нет, он не слушает разговор. — Она открыла глаза. Ребус подмигнул ей: дескать, она прекрасно все проделала. — М-м… хм… — Она слушала, что говорил ей Хоган. — Кажется, она не так настроена на сотрудничество, как нам хотелось бы… Да, уж наверное вы ей это сказали. — Улыбка. — А она что на это? — Она опять стала слушать. — И вы последовали этому совету? И что сказали в Херефорде? — Имелся в виду штаб ОЛП. — Значит, нам отказали? — Она опять покосилась на Ребуса. — Ну, с ним иногда очень непросто. Мы оба это знаем. — Видно, речь зашла о Ребусе. Наверное, Хоган говорил, что рассказал бы все это ему, если б ситуация в комнате отдыха так не накалилась. — Нет, я совершенно не знала, что они в родстве! — Рот Шивон принял очертания буквы «о». — Нет, так я думаю и буду придерживаться этого убеждения. — Она, в свою очередь, подмигнула Ребусу. Он провел пальцами себе по горлу, на что она покачала головой. Ей начинала нравиться эта игра. — Наверняка и у вас есть кое-какое мнение о нем… Я знаю, что он собой представляет. — Смех. — Нет-нет, вы абсолютно правы. Это так же верно, как то, что его здесь нет. — Ребус попытался выхватить у нее мобильник, но она увернулась. — Серьезно? Ну, спасибо. Нет, это… Да-да, хотелось бы. Ну, может быть… да, когда все это уляжется… Буду ждать с нетерпением… Пока, Бобби.
  
  Она с улыбкой нажала на отбой, поднесла к губам стакан и отпила из него.
  
  — По-моему, суть я уловил, — пробормотал Ребус.
  
  — Мне разрешено звать его Бобби. Он похвалил мою работу.
  
  — Господи…
  
  — И пригласил меня в ресторан, когда мы завершим это дело.
  
  — Он женат.
  
  — Нет.
  
  — Хорошо. Он в разводе — жена его бросила. Все равно он тебе в отцы годится. — Ребус помолчал. — А обо мне что он сказал?
  
  — Ничего.
  
  — Ты засмеялась, когда он сказал это.
  
  — Хотела подразнить тебя.
  
  Ребус бросил на нее сердитый взгляд:
  
  — Я плачу за твою выпивку, а ты еще дразнишься? На этом строятся наши отношения?
  
  — Я предложила угостить тебя ужином.
  
  — Не отрицаю.
  
  — А Бобби знает уютный ресторанчик в Лейте.
  
  — Интересно, какую забегаловку он имеет в виду.
  
  Она хлопнула его по плечу:
  
  — Давай еще по одной!
  
  — И это после такого со мной обращения? — Ребус покачал головой. — Теперь твоя очередь. — Он откинулся в кресле, демонстративно усаживаясь поудобнее.
  
  — Ну, если ты так настроен…
  
  Шивон поднялась из-за стола. Ей, так или иначе, хотелось поближе рассмотреть женщину. Но блондинка уже уходила — совала в сумку сигареты и зажигалку, низко наклонив голову, так что Шивон могла видеть только часть ее лица.
  
  — До скорого! — попрощалась женщина.
  
  — Да, увидимся, — отозвался Макалистер. Он вытирал влажной тряпкой стойку бара. И когда к нему подошла Шивон, улыбка исчезла с его лица.
  
  — Повторить? — спросил он.
  
  Она кивнула.
  
  — Ваша приятельница?
  
  Он отвернулся, отмеряя виски для Ребуса.
  
  — В известном смысле да.
  
  — По-моему, я откуда-то ее знаю.
  
  — Вот как? — Он поставил перед ней заказ. — Полпинты тоже повторить?
  
  Она кивнула.
  
  — И сок лайма с…
  
  — …с содовой. Я помню. Виски чистое, в сок лед.
  
  Прибыл другой заказ с дальнего столика: два лагера, ром и черный кофе. Пробив заказ Шивон и быстро отсчитав ей сдачу, он начал наливать лагеры, всячески изображая занятость и невозможность продолжать пустую болтовню. Шивон постояла еще несколько секунд, но потом решила, что игра не стоит свеч. Она была уже на полпути к столику, когда вдруг вспомнила. Она остановилась так резко, что из кружки Ребуса выплеснулось несколько капель пива.
  
  — Ой, не урони! — остерег ее со своего места Ребус. Она донесла напитки и поставила их на столик. Потом бросилась к окну посмотреть, но блондинки уже и след простыл.
  
  — Я знаю, кто это был, — сказала она.
  
  — Ты про кого?
  
  — Про женщину, которая сейчас ушла. Ты, наверное, обратил на нее внимание.
  
  — Длинные светлые волосы, розовая футболка в обтяжку и короткая кожаная курточка? Черные брюки и рискованной высоты каблуки? — Ребус отхлебнул пива. — Не могу утверждать, что я хорошо рассмотрел ее.
  
  — Ты не узнал ее?
  
  — А с какой стати я должен был ее узнавать?
  
  — Ну, если верить первой странице сегодняшней газеты, ты не кто иной, как тот, кто бросил в огонь ее бой-френда. — И Шивон, держа в руках свою кружку, откинулась в кресле, ожидая, когда слова эти полностью дойдут до сознания Ребуса.
  
  — Так она девушка Ферстоуна? — Ребус прищурился.
  
  Шивон кивнула:
  
  — Я видела ее лишь однажды, когда Ферстоуна освободили.
  
  Ребус кинул взгляд в сторону бара:
  
  — Ты уверена, что это она?
  
  — Вполне уверена. Когда я услышала ее голос… Да, я совершенно уверена. Я видела ее возле суда после конца заседания.
  
  — И только тогда?
  
  Шивон опять кивнула.
  
  — Насчет алиби, которое она устроила своему бой-френду, ее допрашивала не я, а когда я давала показания, в зале ее не было.
  
  — Как ее звать?
  
  Шивон прищурилась, силясь припомнить:
  
  — Рэйчел, а фамилии не помню.
  
  — А где эта «Рэйчел фамилии не помню» живет?
  
  Шивон пожала плечами:
  
  — Думаю, неподалеку от своего бой-френда.
  
  — А значит, это не совсем ее пивная.
  
  — Не совсем.
  
  — И находится милях в десяти от ее дома, чтобы быть точным.
  
  — Примерно так.
  
  Шивон все еще держала кружку, так и не отпив ни глотка.
  
  — Новые письма были?
  
  Она покачала головой.
  
  — Не думаешь, что она может тебя преследовать?
  
  — Ну, не все время. Я бы заметила.
  
  Теперь и Шивон глянула в сторону бара. Приступ деловой активности у Макалистера прошел, и он вновь перемывал рюмки.
  
  — Конечно, не обязательно меня она приходила повидать.
  
  Ребус попросил Шивон сбросить его возле дома Аллена Реншоу и отправляться: обратно в город он возьмет такси или вызовет патрульную машину.
  
  — Я не знаю, сколько пробуду здесь, — сказал он. — Визит не официальный, а просто родственный.
  
  Кивнув, она уехала. Он позвонил в звонок — безуспешно. Заглянул в окно — коробки с фотографиями по-прежнему загромождали гостиную. Никаких признаков жизни. Он тронул дверную ручку, и она повернулась. Дверь была не заперта.
  
  — Аллен? — позвал он. — Кейт?
  
  Он прикрыл за собой дверь. Сверху слышалось какое-то жужжание. Он опять крикнул, но никто не отозвался. Он стал тихонько взбираться по лестнице. Посреди верхнего холла стояла металлическая стремянка, она вела к открытому люку в потолке. Ребус медленно стал подниматься с перекладины на перекладину.
  
  — Аллен?
  
  На чердаке горел свет, жужжание шло оттуда. Ребус просунул голову в люк. Его кузен сидел на полу, скрестив ноги, с панелью радиоуправления в руке и вторил жужжанию игрушечной гоночной машины, которая выписывала восьмерку на треке.
  
  — Я всегда поддавался, разрешая ему выиграть, — произнес Аллен Реншоу, впервые показывая, что замечает присутствие Ребуса. — Я про Дерека. Мы это однажды подарили ему на Рождество.
  
  Ребус увидел открытую коробку и полосы неиспользованной трассы. Кругом громоздились корзины, чемоданы и портпледы с вытащенными оттуда вещами, детская одежда, стопка старых журналов с фотографиями давно забытых телезвезд на обложке. Здесь же валялись декоративные тарелки с содранной защитной пленкой. Некоторые из них были, видимо, подарены еще на свадьбу, но потом мода изменилась, и они были отправлены во мрак чердака. Сложенная детская коляска ждала нового поколения малышей. Ребус ступил на последнюю перекладину и подтянулся на край люка. Аллен Реншоу каким-то образом сумел отыскать на заставленном чердаке местечко для гоночной трассы и теперь следил, как вновь и вновь мчится по ней красный автомобиль.
  
  — Никогда не мог понять, в чем тут прелесть, — заметил Ребус. — Как и с игрушечной железной дорогой.
  
  — Автомобили — дело другое. Тут возникает иллюзия скорости, и можно обгонять. А кроме того… — Палец Реншоу посильнее нажал на кнопку акселератора, — если тебя занесло на повороте и произошла авария… — Автомобильчик, перекувырнувшись, скатился с трассы. Реншоу достал его и вновь поставил на место на полотне дороги. Нажал кнопку и возобновил бесконечную гонку. — Видишь? — сказал он, обернувшись к Ребусу.
  
  — Всегда можно начать сначала? — догадался тот.
  
  — Ничего не случилось и не поломалось, — кивнув, подтвердил Реншоу. — Все по-прежнему.
  
  — Но это лишь иллюзия, — уронил Ребус.
  
  — Утешительная иллюзия, — согласился его кузен. Он помолчал. — А у меня в детстве была такая автоматическая трасса? Я что-то не помню.
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — У меня так точно не было. Если они и продавались, то, наверное, очень дорого стоили.
  
  — Сколько денег мы угрохивали на детей, а, Джон? — Лицо Реншоу осветилось улыбкой. — Все самое лучшее — им, для детей ничего не жалели.
  
  — Наверно, дорого тебе обошлось учить двоих в Порт-Эдгаре.
  
  — Да уж, не дешево. У тебя ведь всего одна, если не ошибаюсь?
  
  — Она уже взрослая, Аллен.
  
  — Кейт тоже почти взрослая… у нее теперь другие интересы.
  
  — Кейт — девочка с головой на плечах. — Ребус увидел, как автомобильчик снова слетел с трассы и грохнулся возле него. Он поднял его и поставил на трассу. — Катастрофа, в которую попал тогда Дерек, она ведь не по его вине случилась?
  
  Реншоу покачал головой:
  
  — Стюарт был очень азартным. Счастье еще, что Дерек тогда не пострадал.
  
  Он включил двигатель автомобильчика. Ребус заметил в коробке еще один автомобильчик, синий, и возле левого ботинка кузена другой пульт.
  
  — Что, устроим гонки? — спросил он, беря в руки черную коробочку пульта.
  
  — Почему бы и нет? — согласился Реншоу, ставя автомобиль Ребуса на стартовую линию. Поставил свой автомобильчик, затем переставил подальше, ему наперерез, затем оба автомобильчика ринулись к повороту, но автомобиль Ребуса тут же слетел с трассы. Встав на четвереньки, Ребус достал его и вновь поставил на трассу, но автомобиль Реншоу к этому времени уже успел обогнать его на целый круг.
  
  — У тебя практики было больше, — пожаловался Ребус, отступив от трассы. Из люка тянуло теплым воздухом, и только это обогревало неотапливаемый чердак.
  
  — Давно ты здесь? — спросил Ребус.
  
  Реншоу провел рукой по своей щетине, больше походившей теперь на бороду.
  
  — С утра, — сказал он.
  
  — А где Кейт?
  
  — Помогает члену парламента.
  
  — Входная дверь не заперта.
  
  — Да?
  
  — Кто угодно мог войти. — Ребус подождал, пока автомобиль Реншоу нагонит его, и теперь следил, как обе игрушки бегут по трассе, встречаясь то в одном, то в другом пункте.
  
  — Знаешь, о чем я думал прошлой ночью? — спросил Реншоу. — По-моему, это прошлой ночью было.
  
  — О чем?
  
  — О твоем отце. Я любил его. Он мне фокусы показывал, помнишь?
  
  — Вынимал монетки у тебя из уха?
  
  — А потом они куда-то исчезали. Он говорил, что научился этому в армии.
  
  — Наверно.
  
  — Он служил на Дальнем Востоке, да?
  
  Ребус кивнул. Отец никогда не рассказывал о своем военном прошлом серьезно, всегда это были какие-то анекдоты, забавные истории. Но потом, уже в старости, он поделился тем, какие ужасы приходилось ему видеть.
  
  Это ведь не были профессиональные солдаты, Джон. Это были призывники — банковские служащие, продавцы, рабочие. Война изменила их, всех нас изменила. Да и как могло быть иначе?
  
  — Дело в том, — продолжал Аллен Реншоу, — что, думая о твоем отце, я стал думать о тебе. Помнишь день, когда ты повел меня в парк?
  
  — И мы играли там в футбол?
  
  Реншоу кивнул и слабо улыбнулся.
  
  — Помнишь?
  
  — Может быть, не так отчетливо, как ты.
  
  — О, я-то помню! Мы играли в футбол, а потом подошли какие-то парни, твои знакомые, и мне пришлось играть одному, а ты стал разговаривать с ними. — Реншоу замолчал. Трассы автомобильчиков опять пересеклись. — Вспоминаешь?
  
  — Не очень. Но наверное, так и было. — Приехав домой в отпуск, он уж конечно должен был общаться с друзьями.
  
  — Потом мы пошли домой. Вернее, ты пошел со своими друзьями, а я поплелся следом, таща мяч, который ты купил для нас обоих… Нет, вот это вспоминать не нужно… Не хочу.
  
  — Что вспоминать не нужно? — Внимание Ребуса было занято автомобильчиками.
  
  — То, как мы проходили мимо паба. Помнишь паб на углу?
  
  — «Боухилл-отель»?
  
  — Именно. Мы проходили мимо, и ты, повернувшись ко мне, велел подождать тебя снаружи. И голос у тебя стал другим — жестче, как будто ты не желал показывать этим парням, что мы с тобой друзья.
  
  — Ты уверен в этом, Аллен?
  
  — О, абсолютно уверен. Потому что вы втроем пошли в паб, а я остался сидеть на обочине и ждать. В руках у меня был мяч. Через некоторое время ты вышел, но лишь затем, чтоб вручить мне пакетик чипсов. Ты вернулся в бар, а потом появились твои приятели и один из них выбил мяч у меня из рук. Они убежали с мячом и стали, смеясь, перекидываться им и пинать его ногами. Я плакал, но ты все не выходил, и я понимал, что идти в паб не должен. Поэтому я поднялся и пошел домой один. Я заблудился, но потом спросил у кого-то дорогу. — Автомобильчики спешили к месту, где менялись трассами. Приехав туда одновременно, они оба слетели, перекувырнувшись. Оба мужчины не пошевелились, чтобы прийти им на помощь. На секунду чердак замер в безмолвии.
  
  — Ты пришел домой позднее, — нарушил молчание Реншоу, — и никто ничего не сказал, потому что я никому не рассказал о том, что произошло. Но знаешь, что больше всего меня обидело? Что ты так и не спросил, где мяч, и я понял почему. Не спросил, потому что и думать забыл о нем. Наплевать тебе было на него. — Реншоу помолчал. — И я опять превратился в маленького мальчика, перестав быть твоим другом.
  
  — Господи, Аллен…
  
  Ребус силился вспомнить, как все это было, и не мог. Помнил солнечный день и как они играли в футбол, а больше — ничего.
  
  — Прости меня, — наконец выговорил он.
  
  По щекам Реншоу покатились слезы:
  
  — Я ведь был твоим родным, Джон, а ты обошелся со мной, как будто я тебе никто.
  
  — Аллен, поверь мне, я никогда…
  
  — Вон! — закричал, захлебываясь слезами, Реншоу. — Вон из моего дома!
  
  Он встал на затекших ногах. Ребус тоже поднялся. Они стояли, неловко ссутулясь, упираясь головой в потолочные балки.
  
  — Послушай, Аллен, если ты хоть немного…
  
  Но Реншоу, ухватив его за плечо, стал толкать к люку.
  
  — Хорошо, хорошо, — приговаривал Ребус.
  
  Он попытался вырваться, и Реншоу споткнулся, завис одной ногой над люком и чуть не сверзился вниз. Ребус ухватил его за руку с такой силой, что пальцы обожгло болью. Реншоу удержал равновесие.
  
  — Ты в порядке? — спросил Ребус.
  
  — Не слышал? — Реншоу указывал вниз, на стремянку.
  
  — Ладно, Аллен. Но мы еще потом поговорим, хорошо? Я ведь пришел поговорить, узнать тебя получше.
  
  — У тебя была возможность узнать меня получше, — холодно отвечал Реншоу. Ребус стал спускаться вниз по стремянке и оглянулся на люк, но Реншоу видно не было.
  
  — Ты спускаешься, Аллен? — крикнул Ребус. Ему не ответили.
  
  И опять это жужжание автомобильчика, продолжившего свой путь по треку. Ребус повернулся и спустился вниз. Он не знал, как быть, можно ли оставить Аллена в таком состоянии. Из гостиной он прошел в кухню. Снаружи по-прежнему стояла неубранная газонокосилка. На столе были разложены бумаги — распечатки воззвания с требованием обеспечить безопасность школ. Подписей еще не было, лишь ряды оставленных для них мест. То же самое было и после Данблейна. Ужесточение правил, принятие мер. А результат? На улицах появилось еще больше нелегального оружия. Ребус знал, что в Эдинбурге оружие из-под полы, если иметь соответствующие знакомства, можно раздобыть в течение часа. В Глазго, как считалось, это заняло бы вообще не больше десяти минут. Оружие брали и напрокат — как видеокассеты, брали на день. Если возвращали неиспользованным, вам отдавали деньги обратно, использованным — не отдавали. Простейшая финансовая операция, немногим отличающаяся от тех, что производил Павлин Джонсон. Ребус хотел было поставить свою подпись под воззванием, потом решил, что это будет пустым жестом. Он увидел множество газетных вырезок и ксерокопий журнальных статей на тему губительного влияния, которое оказывает насилие в средствах массовой информации. Глупейшие банальности, вроде уверений, что, насмотревшись видео, двое детей убили младенца. Он огляделся, не оставила ли Кейт свой контактный телефон. Ему хотелось поговорить с ней о ее отце, может, сказать, что Аллену она нужнее, чем Джеку Беллу. Постояв несколько минут возле стремянки и послушав жужжание наверху, он отыскал в телефонной книге номер вызова такси.
  
  — Машина будет в десять, — заверил его голос в телефонной трубке. Веселый женский голос. Этого оказалось достаточно, чтобы напомнить ему о существовании другого мира, непохожего на тот, в котором пребывал он.
  
  Шивон стояла посреди гостиной, поглядывая вокруг. Она подошла к окну и задернула шторы от меркнущего света. Подняла с пола кружку и тарелку: от последней ее домашней трапезы остались крошки. Она проверила, нет ли новых сообщений на телефоне. Была пятница, а значит, ее ждали Тони Джексон и другие женщины-полицейские, но ей меньше всего сейчас хотелось становиться объектом их добродушного подтрунивания и участвовать в не совсем трезвом разглядывании посетителей паба на предмет выискивания подходящих кавалеров. Помыть тарелку и кружку полминуты. Она поставила их сохнуть и заглянула в холодильник. Припасы, из которых она хотела готовить ужин для Ребуса, были еще здесь, и срок их годности далеко не истек. Захлопнув дверцу холодильника, она отправилась в спальню, где положила поровнее одеяло на постели, сказала себе, что в конце недели надо будет обязательно постирать. Войдя в ванную, она взглянула на себя в зеркало, после чего опять вернулась в гостиную и открыла пришедшую за день почту. Два счета и открытка. Открытка была от старинной приятельницы по колледжу. Уже год как они не могли встретиться, хотя и жили в одном городе. Теперь приятельница наслаждалась четырехдневными каникулами в Риме, а может, уже и вернулась, судя по дате на открытке. Рим — там Шивон никогда не была.
  
   Я пошла в бюро путешествий и спросила, что они могут предложить прямо сейчас. Чудесно провожу время — мерзну, брожу из кафе в кафе; когда хочется, осматриваю достопримечательности. С любовью Джеки.
  
  Она поставила открытку на каминную полку и стала вспоминать, когда у нее самой в последний раз были настоящие каникулы. Что можно считать ими — неделю с родителями? Уик-энд в Дублине? Она ездила туда в качестве подружки невесты — своей сослуживицы по отделу. Теперь та уже ждет первенца. Она взглянула на потолок. Сосед наверху мерил шагами комнату. Наверно, не нарочно, но топал он, как слон. Возвращаясь, она встретилась с ним возле дома. Он пожаловался ей, что пришлось выручать автомобиль из муниципального отстойника:
  
  — Оставил на двадцать минут на желтой полосе… а вернулся — увезли, сто тридцать фунтов штраф, можете себе представить? У меня чуть с языка не сорвалось, что эта рухлядь и вся-то того не стоит! — Он упер палец в Шивон. — Вам надо будет что-то делать с этим!
  
  Потому что она коп. Потому что все считают, что коп имеет связи, знает, как действовать, что он разберется и все уладит.
  
  Вам надо будет что-то делать с этим.
  
  Он бушевал у себя в гостиной, как запертый в клетку зверь, готовый вот-вот начать биться о прутья. Он работал в какой-то конторе на Джордж-стрит не то бухгалтером, не то страховым агентом. Ростом не выше Шивон, он носил очки с узкими прямоугольными стеклами и делил квартиру с приятелем. При этом настойчиво уверял Шивон, что он не гей, — информация, за которую она была ему чрезвычайно признательна.
  
  Топ-топ. Бух.
  
  Интересно, есть ли смысл в этих его метаниях? Может, он открывает и закрывает ящики? Или ему просто требуется движение как таковое? А если так, то что думать о ней, стоящей неподвижно и прислушивающейся к его движениям? Одна-единственная открытка на каминной полке, одна кружка и одна тарелка в сушилке. Одно занавешенное окно с дополнительной задвижкой, которой она никогда не пользуется: сойдет и так. Укрывшаяся в коконе, закутанная.
  
  — К черту! — пробормотала она и приготовилась спасаться бегством. В Сент-Леонарде было тихо. Она хотела разрядиться и снять досаду в спортзале, но вместо этого купила в автомате банку чего-то холодного и шипучего и отправилась с этим к себе в отдел, по пути проверив стол с почтой. Новое послание от неизвестного обожателя.
  
  Так нравятся черные кожаные перчатки?
  
  Это о Ребусе, поняла она. Она нашла и записку от Рэя Даффа с просьбой позвонить, но все, что он хотел ей сообщить, — это что успел проверить первое из посланий.
  
  — Новости неутешительные.
  
  — В смысле, что не за что зацепиться?
  
  — Абсолютно. — Она вздохнула. — Прости, что не смог помочь. Может, удастся загладить вину, если я приглашу тебя куда-нибудь?
  
  — Не сейчас.
  
  — Что ж, справедливо. Я еще задержусь здесь на часик-другой. — Под «здесь» имелась в виду лаборатория судмедэкспертизы в Хоуденхолле.
  
  — Все еще Порт-Эдгар не дает покоя?
  
  — Сличаем группы крови, смотрим, какое пятно какой группы.
  
  Шивон сидела на краю стола, зажав трубку между щекой и плечом, и разбирала оставшиеся входящие бумаги. Большинство касалось дел недельной давности… даже фамилии вспоминались с трудом.
  
  — Вот и продолжай в том же духе.
  
  — Ты и сама завалена работой, Шивон. У тебя усталый голос.
  
  — Ты-то знаешь, каково это, Рэй. Пойдем как-нибудь выпьем.
  
  — К тому времени как мы выберемся, думаю, нам без этого будет просто не обойтись.
  
  Она улыбнулась телефонной трубке.
  
  — Пока, Рэй.
  
  — Побереги себя, Шив.
  
  Она положила трубку. Вот опять: ее называют Шив, считая, что такое сокращение внесет нотку интимности. Она не замечала, однако, чтобы кто-нибудь пытался применить подобный способ, разговаривая с Ребусом, называя его Джок, Джонни, Джо-Джо или Джей-А. Нет, он всегда оставался Джоном Ребусом, инспектором Ребусом, а для самых близких друзей — Джоном. И те же самые люди радостно называли ее Шив. Почему? Потому что она женщина? Или же ей не хватает солидности Ребуса, его неизменного нюха на опасность? А может, этим они пытаются найти путь к ее сердцу? Или думают, что, сократив ее имя до клички, сделают ее уязвимее, не такой ершистой, колючей и потенциально опасной?
  
  Шив… На американском сленге это, кажется, значит «нож»? Ну, теперь-то она уж во всяком случае кажется себе не острой, а вполне тупой — тупее не бывает. И тут в комнату вошел носитель еще одной клички — «Хей-хо» Сильверс. Он оглядывался по сторонам, словно искал кого-то определенного. При виде ее он мгновенно решил, что она ему для его целей подойдет.
  
  — Занята? — спросил он.
  
  — А на твой взгляд как?
  
  — Хочешь прокатиться на машине?
  
  — Ты мужчина не моего типа, Джордж.
  
  Сопение.
  
  — У нас труп.
  
  — Где?
  
  — В районе Грейсмаунта. На старых железнодорожных путях. Похоже, сверзился с пешеходного моста.
  
  — Так это несчастный случай? — Как и Ферстоун — пожар от оставленной жаровни. Еще один несчастный случай в Грейсмаунте.
  
  Сильверс пожал плечами, насколько это позволяли тесные рамки пиджака, который был ему узок даже года три назад.
  
  — Слыхал, что за ним была погоня.
  
  — Погоня?
  
  Новое пожатие плечами:
  
  — Это все, что я пока знаю. На месте узнаем больше.
  
  Шивон кивнула:
  
  — Так чего же мы ждем?
  
  Они взяли машину Сильверса. Он расспрашивал ее о Саут-Квинсферри, о Ребусе и пожаре, но она отвечала сдержанно. Потом он получил сообщение, стал крутить радио, насвистывая под традиционный джаз — наименее любимую ею музыку.
  
  — Ты Могуэя слушаешь, Джордж?
  
  — Даже и не слыхал о таком. А почему ты спрашиваешь?
  
  — Просто любопытно.
  
  Припарковаться возле железнодорожных путей было негде. Сильверс подъехал к обочине и встал за патрульной машиной, за автобусной остановкой. Там начиналась травяная пустошь. Они прошли по ней пешком к низкой ограде, заросшей чертополохом и ежевикой. Ограду прорезала металлическая лесенка, ведущая на перекинутый через пути пешеходный мост; на мосту собрались живущие по соседству люди. Полицейский опрашивал каждого, что тот видел или слышал.
  
  — Как нам спуститься, черт возьми? — проворчал Сильверс.
  
  Шивон указала рукой туда, где из пластиковых ящиков из-под молока и шлакобетонных плит было сооружено нечто вроде ступенек, а поверх ограды был брошен сложенный старый матрас. Но когда они приблизились к этим импровизированным ступенькам, Сильверсу хватило одного взгляда, чтобы решить, что это не для него. Он ничего не сказал, только покачал головой. Таким образом, Шивон пришлось одной карабкаться на ограду и через нее и спускаться затем по крутой насыпи, стараясь поглубже всаживать каблуки в рыхлую землю, чтобы не скользить, и чувствовать, как жжет икры крапива и как цепляется за брюки колючий кустарник. Вокруг распростертого на путях тела стояли несколько человек, в которых Шивон признала детективов крейгмилларского участка и судебного медика доктора Керта. Увидев Шивон, он с улыбкой приветствовал ее.
  
  — Нам повезло, что пути еще не открыли, — сказал он. — По крайней мере, тело этого бедняги не разнесло на части.
  
  Она опустила взгляд туда, где в неестественной позе лежало скрученное, переломанное тело. Свободное пальто с капюшоном было распахнуто, обнажая грудь в широкой клетчатой рубашке. Коричневые вельветовые брюки и коричневые мокасины.
  
  — Нам в Крейгмиллар было несколько звонков, — объяснил ей один из детективов. — Говорили, что он кружит по улицам.
  
  — Вряд ли в этом было что-то необычное.
  
  — Кроме того, что он словно преследовал кого-то. И руку держал в кармане, будто придерживал там оружие.
  
  — Оно у него было?
  
  Детектив покачал головой:
  
  — Может быть, выбросил его во время погони. Похоже, его прижали местные ребята.
  
  Шивон переводила взгляд с тела на кучку людей на мосту и обратно.
  
  — Они его поймали?
  
  Детектив пожал плечами.
  
  — А личность его установили?
  
  — У него в заднем кармане карточка видеопроката. Фамилия Каллис. Инициал — Э. Мы поручили сотруднику проверить телефонную книгу. Если там ничего не найдем, узнаем его адрес в прокатном бюро.
  
  — Каллис? — Шивон наморщила лоб. Она силилась вспомнить, где слышала эту фамилию… Потом до нее дошло.
  
  — Энди Каллис, — сказала она, словно обращаясь к себе самой. Но детектив услышал:
  
  — Вы его знаете?
  
  Она покачала головой:
  
  — Но я знаю того, кто может его знать. Если это тот самый Каллис, он жил в Олнуикхолле. — Она уже доставала мобильник. — Да, и еще одно: если это он, это из нашей братии.
  
  — Коп?
  
  Она кивнула. Детектив из Крейгмиллара с шумом втянул в себя воздух и по-новому озабоченно взглянул на людей на мосту.
  16
  
  Дома было пусто.
  
  Вот уже почти час Ребус разглядывал комнату мисс Тири. Мрак, мрак, мрак. Совсем как его воспоминания. Он не помнил даже, кого из приятелей встретил тогда в парке. И тем не менее сцена эта оставалась в памяти Аллена Реншоу целых тридцать лет. Неискоренимое воспоминание. Странная это штука — вещи, которые не удается забыть при всем старании, все эти фокусы сознания, когда какой-нибудь запах, какое-нибудь чувство внезапно возвращает к тебе то, что, ты надеялся, давно уже забыто. Аллен Реншоу гневался на него, потому что этот гнев был ему доступен. В самом деле: какой толк гневаться на Ли Хердмана? Хердман все равно об этом не узнает, его нет, в то время как Ребус — вот он, рядом, и на него так удобно излить свои чувства.
  
  Ноутбук перешел в режим ожидания, по экрану поплыли звезды. Он нажал клавишу возврата и опять перенесся в спальню Тири Коттер. Зачем он это смотрит? Может быть, в душе он вуайерист? Ему ведь всегда нравилось тайно проникать в чужие жизни. Интересно, зачем это самой Тири? Это не дает ей денег. Общение с тем, кто смотрит, тоже невозможно — ни он, ни она не могут вступить в контакт друг с другом. Тогда зачем же? Из потребности выставить себя на обозрение? Как и прогулки на Кокберн-стрит — чтобы на тебя глазели, а время от времени и нападали? Она обвиняла мать, что та шпионит за ней, но в минуту опасности, когда на нее кинулись эти отморозки, она немедленно бросилась к ней. Странные отношения, что и говорить.
  
  Собственная дочь Ребуса отроческие годы провела с матерью в Лондоне, оставаясь для Ребуса полной загадкой. Бывшая жена звонила ему пожаловаться на «дурной характер» Саманты, ее «настроения» и, выпустив таким образом пар, бросала трубку.
  
  Телефон.
  
  Телефонный звонок. Звонил мобильник. Он был сунут в розетку на стене — заряжался. Ребус ответил:
  
  — Алло?
  
  — Я пыталась дозвониться по домашнему, — раздался голос Шивон, — но было занято.
  
  Ребус покосился на ноутбук, который был подключен к его телефону.
  
  — Что такое?
  
  — Твой друг… тот самый, которого ты навещал в тот вечер, когда столкнулся со мной. — В мобильнике слышались помехи, словно она говорила с улицы.
  
  — Энди? — проговорил он. — Энди Каллис?
  
  — Ты можешь его описать?
  
  Ребус похолодел:
  
  — Что случилось?
  
  — Послушай, может быть, это еще и не он…
  
  — Где ты находишься?
  
  — Сначала опиши мне его, чтобы тебе не проделывать весь этот путь впустую.
  
  Ребус зажмурился и представил себе Энди Каллиса в гостиной, как он сидит, задрав ноги, перед телевизором.
  
  — Сорок с небольшим, волосы темно-русые, рост пять футов одиннадцать дюймов, вес — стоунов двенадцать…
  
  Шивон секунду помолчала.
  
  — Ладно, — со вздохом проговорила она. — Наверно, тебе стоит приехать.
  
  Ребус уже оглядывался в поисках пиджака. Потом вспомнил про ноутбук и отключился от Интернета.
  
  — Так где ты сейчас? — спросил он.
  
  — Как же ты сюда доберешься?
  
  — Это уж мое дело. — Он пошарил в поисках ключей от автомобиля. — А ты дай мне адрес.
  
  Она ждала его на обочине, глядела, как он тормозит и вылезает с водительского места.
  
  — Как руки? — спросила она.
  
  — Были прекрасно, пока я не сел за баранку.
  
  — Болеутоляющие принимаешь?
  
  Он покачал головой:
  
  — Могу обходиться без них.
  
  Он поглядел по сторонам. Метрах в двухстах дальше по дороге была автобусная остановка, где остановилось его такси в день атаки «Отпетых». Они пошли к пешеходному мосту.
  
  — Он кружил здесь несколько часов, — пояснила Шивон. — Двое или трое звонили в полицию.
  
  — И были приняты меры?
  
  — Не оказалось свободной патрульной машины, — тихо ответила она.
  
  — Если б оказалось, может быть, он остался бы жив, — жестко заметил Ребус.
  
  Она наклонила голову.
  
  — Одна из окрестных жительниц слышала крики. Она считает, что за ним гнались какие-то парни.
  
  — Она кого-то из них видела?
  
  Шивон покачала головой. Они стояли теперь на мосту. Зеваки стали понемногу расходиться. Тело завернули в одеяло, погрузили на носилки и привязали к веревке, на которой собирались вытащить его на насыпь. К ступенькам уже подкатил фургон из морга. Сильверс болтал с водителем, покуривая сигарету.
  
  — Мы просмотрели Каллисов в телефонной книге, — сообщил он Ребусу и Шивон. — Этого Каллиса там нет.
  
  — В телефонной книге он не значится, — сказал Ребус. — Как не значимся и мы с тобой, Джордж.
  
  — Ты уверен, что это тот самый Каллис? — спросил Сильверс. Снизу раздался шум, и водитель фургона, кинув свою сигарету, приготовился тянуть за свой конец веревки. Сильверс продолжал курить, не предлагая помочь, пока водитель не попросил его об этом. Ребус не вынимал рук из карманов. Руки горели как в огне.
  
  — Взяли! — И через минуту носилки были уже по другую сторону ограды. Ребус, подойдя, открыл лицо погибшего. Поглядел, отметив, каким спокойным выглядит мертвый Энди Каллис.
  
  — Это он, — сказал Ребус, отступая, чтобы тело можно было погрузить в фургон. На верху насыпи появился доктор Керт. Его поддерживал под руку детектив из Крейгмиллара. Доктор тяжело дышал после подъема по ступенькам. Когда кто-то вызвался ему помочь, он сквозь зубы процедил, что справится сам, но говорил через силу.
  
  — Это он, — сказал Сильверс вновь прибывшим. — Так говорит инспектор Ребус.
  
  — Энди Каллис? — переспросил кто-то. — Из отряда быстрого реагирования?
  
  Ребус кивнул.
  
  — А свидетели есть? — докапывался детектив из Крейгмиллара.
  
  — Люди слышали голоса, но видеть вроде никто не видел, — ответил один из полицейских.
  
  — Самоубийство? — предположил кто-то.
  
  — Или же он пытался скрыться, — заметила Шивон, видя, что Ребус не расположен включаться в разговор, хотя и знал Энди Каллиса лучше других. А может быть, именно поэтому.
  
  Они смотрели, как фургон из морга, подпрыгивая на колдобинах, выезжает на дорогу, чтобы возвращаться назад. Сильверс спросил Шивон, едет ли она с ним обратно. Она взглянула на Ребуса и покачала головой.
  
  — Джон отвезет меня, — сказала она.
  
  — Как тебе угодно. Все равно делом этим, кажется, займется Крейгмиллар.
  
  Она кивнула, ожидая, когда Сильверс уедет. Потом, оставшись наедине с Ребусом, спросила:
  
  — Ты ничего?
  
  — Я все думаю о той патрульной машине, которая не смогла приехать.
  
  — А еще о чем? — Он взглянул на нее. — Ты ведь еще о чем-то думаешь?
  
  Не сразу, но он кивнул.
  
  — Поделиться не хочешь? — спросила она.
  
  Он на все отвечал кивком. Потом отошел, она — за ним по мосту, через поросшую травой пустошь, туда, где стоял «сааб». Он был не заперт. Ребус открыл водительскую дверцу, но потом передумал и отдал ей ключи.
  
  — Веди лучше ты, — сказал он. — Не думаю, что мне это по плечу.
  
  — Куда едем?
  
  — Покружимся здесь. Может, нам повезет, и мы очутимся в иной реальности.
  
  Она не сразу расшифровала, что он имеет в виду.
  
  — Ты про «Отпетых»? — спросила она.
  
  Ребус кивнул и, обойдя машину, уселся на сиденье рядом с водительским.
  
  — И пока я за рулем, ты мне расскажешь всю эту историю.
  
  — Я расскажу ее тебе, — согласился он.
  
  И рассказал.
  
  Вкратце она сводилась к следующему: Энди Каллис и его напарник патрулировали на автомобиле улицы. Были вызваны к ночному клубу на Маркет-стрит, тому, что позади вокзала Уэверли. Место популярное, и перед входом толпилась очередь желающих попасть в клуб. Кто-то из очереди сообщил в полицию, что какой-то парнишка размахивает пистолетом. Описал он его весьма туманно: подросток, зеленая куртка с капюшоном, с ним три приятеля. В очереди не стояли, но, проходя мимо, парень распахнул куртку, показывая, что у него за поясом.
  
  — К тому времени как Энди прибыл туда, — рассказывал Ребус, — парнишки и след простыл. Отправился куда-то в сторону Нью-стрит. Энди с напарником поехали в том же направлении. Позвонив, они получили разрешение в случае необходимости применить оружие и приготовили его. На них были бронежилеты. Выехала и подмога — на всякий случай. Ты знаешь, в каком месте Нью-стрит пересекает железнодорожный мост?
  
  — Возле Кэлтон-роуд?
  
  Ребус кивнул.
  
  — Там туннели. Мрачноватое местечко и освещено плохо.
  
  Повернувшись к нему, Шивон согласилась, что место это действительно пустынное.
  
  — И закоулки там всякие, — продолжал Ребус. Напарнику Энди Каллиса показалось, что в темноте мелькнуло что-то. Они остановили машину, вылезли, увидели четырех парней… возможно, тех самых. Держась на расстоянии, спросили, есть ли у них оружие. Приказали, если есть, бросить его на землю. Энди рассказывал, что фигуры парней были похожи на тени, зыбкие тени… — Ребус прислонил голову к подголовнику кресла, прикрыл глаза. — У него не было полной уверенности, что это действительно люди из плоти и крови. Он отстегивал от пояса свой фонарик, когда уловил какое-то движение и увидел вытянутую руку. Сняв с предохранителя собственное оружие, он изготовился.
  
  — И что произошло?
  
  — На землю что-то упало. Это был пистолет, муляж, как потом оказалось. Но было поздно…
  
  — Он выстрелил?
  
  Ребус кивнул.
  
  — Нет, он никого не задел. Целил он в землю. Конечно, рикошетом пуля могла отскочить куда угодно…
  
  — Но не отскочила.
  
  — Нет. — Ребус помолчал. — Должно было состояться разбирательство, как всегда бывает, если используется оружие. Напарник поддерживал его, но Энди знал, что это все слова. Он и сам стал сомневаться.
  
  — А тот парнишка с пистолетом?
  
  — Их было четверо. И никто не признавался, что пистолет его. На троих из них были куртки с капюшонами, а тот парень из очереди в клуб не смог опознать того, у кого был пистолет.
  
  — И это были отморозки?
  
  Ребус кивнул:
  
  — Так их зовут в округе. На Кокберн-стрит тогда ты видела их. Главаря зовут Рэб Фишер, его тогда тягали в суд за ношение муляжа оружия, но дело отфутболили — лишь пустая трата времени для юристов. А Энди Каллис между тем все проигрывал это в голове, пытаясь понять, померещилось ему или вправду было.
  
  — И это как раз район «Отпетых»? — спросила она, вглядываясь в ветровое стекло.
  
  Ребус кивнул. Шивон задумалась, а потом спросила:
  
  — Откуда же было оружие?
  
  — Навскидку — от Павлина Джонсона.
  
  — Почему ты и захотел побеседовать с ним, когда его привезли в Сент-Леонард?
  
  Ребус опять кивнул.
  
  — А теперь ты хочешь перекинуться словом с «Отпетыми»?
  
  — Похоже, они разошлись по домам, — сказал Ребус. Отвернувшись, он глядел в свое окошко.
  
  — Думаешь, Каллис специально пришел сюда?
  
  — Может быть.
  
  — Ища встречи с ними?
  
  — Им тогда это сошло с рук. Энди это не доставило особого удовольствия.
  
  Она опять задумалась:
  
  — Так почему мы не сообщили всего этого Крейгмиллару?
  
  — Я им это сообщу. — Он встретился с ней глазами. — Ей-богу. Вот тебе крест.
  
  — Это мог быть несчастный случай. Эти пути — хорошее место, чтобы скрыться.
  
  — Не исключено.
  
  — И ведь никто ничего не видел.
  
  Он повернулся к ней:
  
  — Слушай, плюнь, а?
  
  Она вздохнула:
  
  — Ведь именно так ты и поступаешь, влезая в шкуру потерпевшего.
  
  — Разве я это делаю?
  
  — Иногда.
  
  — Прости, если этим раздражаю тебя.
  
  — Меня это не раздражает… Но иногда… — Она проглотила то, что вертелось на языке.
  
  — Иногда что? — подначил ее Ребус.
  
  Она покачала головой, с шумом выдохнула воздух и, потянувшись, повертела шеей.
  
  — Слава богу, наступают выходные. У тебя уже созрели планы?
  
  — Думал, может, побродить по горам или позаниматься с гантелями в спортзале.
  
  — Это что, попытка сарказма?
  
  — Весьма эфемерная. — Он вдруг увидел что-то. — Притормози-ка. — Он повернулся, разглядывая что-то через заднее стекло. — Дай-ка задний ход.
  
  Она повиновалась. Они находились на улице, застроенной невысокими домишками. Одинокая тележка из супермаркета стояла забытая на тротуаре. Ребус вглядывался в какой-то проулок между домами. Одна… нет, две фигуры. Лишь силуэты, приникшие друг к другу так тесно, что почти сливались. И Ребус сообразил, что они видят.
  
  — Старая добрая стоячка, — заметил Ребус. — Кто сказал, что любовь умерла?
  
  Одна из фигур, заслышав звук невыключенного мотора, повернулась к машине.
  
  — Охота посмотреть, приятель, да? — крикнул грубый мужской голос. — Получше, чем ты дома имеешь?
  
  — Трогай, — приказал Ребус.
  
  Шивон тронулась с места.
  
  Они расстались возле Сент-Леонарда. Шивон, не вдаваясь в детали, объяснила, что там поставлена ее машина. Ребус заверил ее, что прекрасно доберется домой и сам: Арден-стрит была в пяти минутах езды. Но когда он припарковался возле дома, руки его горели. В ванной он щедро смазал их мазью и принял две болеутоляющие таблетки, надеясь урвать несколько часов сна. Помочь ему могло виски, и он, налив в стакан изрядное количество, сел с ним в гостиной. Ноутбук, выйдя из режима ожидания, совсем отключился. Он не захотел его включать, а вместо этого прошел к обеденному столу. Там были разложены кое-какие материалы по ОЛП вместе с копией персонального досье Хердмана.
  
  Он сел перед бумагами.
  
  Охота посмотреть, приятель, да?
  
  Получше, чем ты дома имеешь?
  
  Охота посмотреть?…
  День пятый
  Понедельник
  17
  
  Вид был изумительный.
  
  Шивон сидела впереди, рядом с пилотом. Ребус примостился сзади, рядом с ним было пустое кресло. Шум пропеллера оглушал.
  
  — Мы могли бы взять корпоративный самолет компании, — объяснил Дуг Бримсон, — но счет за горючее был бы внушительный и самолет мог оказаться слишком большим для тамошнего ПП.
  
  ПП — посадочное пространство. Этого термина Ребус не слыхал с самой армии.
  
  — Корпоративный самолет компании? — переспросила Шивон.
  
  — У меня там семиместный. Компании нанимают меня доставлять их на сборища, обычно называемые увеселительными. На уик-энд я летал в Дублин, возил туда группу банкиров на соревнование по регби. Они оплатили мое пребывание.
  
  — Повезло.
  
  — А месяца полтора назад это был Амстердам — холостяцкая вечеринка.
  
  Ребус думал о своем уик-энде. Заехав за ним утром, Шивон спросила, чем он занимался.
  
  — Да ничем особенным. А ты?
  
  — Аналогично.
  
  — Забавно, потому что ребята в Лейте сказали, что ты заезжала к ним.
  
  — Забавно, но про тебя они сказали мне то же самое.
  
  — Ну как, нравится пока что? — спросил Бримсон.
  
  — Пока что да, — ответил Ребус.
  
  Откровенно говоря, высоту он переносил плохо. Но тем не менее он увлеченно рассматривал Эдинбург с воздуха, удивляясь тому, какими неприметными выглядят с птичьего полета такие явные ориентиры, как Замок и Кэлтон-Хилл. Вулканический массив Трона Артура, конечно, выделялся на общем фоне, но здания сливались в сплошную серую массу. Хотя геометрическая правильность планировки Нью-Тауна все же производила впечатление. Потом они пролетели над фортом Саут-Квинсферри, автомобильными и железнодорожными мостами. Ребус поискал глазами Порт-Эдгар и нашел сперва Хоптун-Хаус, а потом примерно в полумиле от него здание школы. Он различил даже стоявший там полицейский фургон. Сейчас они направились к западу, следуя трассе М-8 на Глазго.
  
  Шивон расспрашивала Бримсона, много ли времени отнимает у него работа на компании.
  
  — Зависит от оплаты. Честно говоря, если речь идет о том, чтобы доставить четырех или пятерых служащих компании на дружескую встречу, чартер обойдется дешевле, чем полет обычным бизнес-классом.
  
  — Шивон говорила, что вы служили в военной авиации, мистер Бримсон, — сказал Ребус, наклоняясь вперед, насколько это позволяли ему ремни.
  
  Бримсон улыбнулся:
  
  — Да, я служил в Королевских военно-воздушных силах. А вы, инспектор? Тоже имеете военное прошлое?
  
  Ребус кивнул.
  
  — Даже тренировался для ОЛП, — признался он. — Но не прошел испытаний.
  
  — Редко кто проходит.
  
  — А некоторые слетают с катушек, прослужив там.
  
  Бримсон вскинул на него глаза:
  
  — Вы имеете в виду Ли?
  
  — И Роберта Найлса. Как это вы с ним познакомились?
  
  — Через Ли. Он сказал, что навещает Роберта. И я попросил его когда-нибудь взять меня с собой.
  
  — А после стали навещать его и один?
  
  Ребусу вспомнились записи в журнале посетителей.
  
  — Да. Он интересный парень. Мы вроде как подружились с ним, — Он взглянул на Шивон. — Хотите посидеть за штурвалом, пока я болтаю с вашим коллегой?
  
  — Страшновато.
  
  — Ну, в другой раз. Думаю, вам понравится. — Он подмигнул ей и вновь обратился к Ребусу: — Армия не слишком-то жалует ветеранов, как вы считаете?
  
  — Не знаю. Когда переходишь на гражданку, теперь пособие платят. В мое время этого не было.
  
  — Очень большой процент распавшихся браков, психических расстройств. Среди ветеранов Фолклендов руки на себя наложило больше, чем было убито за время самой операции. И среди бродяг тоже много ветеранов попадается.
  
  — А с другой стороны, — заметил Ребус, — ОЛП сейчас в цене. Можно продать издателю свои мемуары, устроиться в качестве телохранителя. Насколько я слышал, во всех четырех эскадрах ОЛП сейчас не хватает людей. Покидают ряды. А процент самоубийц в ОЛП ниже, чем в целом по армии.
  
  Бримсон, казалось, не слушал:
  
  — Несколько лет тому назад один парень выпрыгнул из самолета… может быть, слыхали. Награжден КМО.
  
  — Королевской медалью за отвагу, — объяснил Ребус, обращаясь к Шивон.
  
  — Пытался зарезать жену, считая, что она хочет убить его. Жесточайшая депрессия… Не выдержал и пустился в свободный полет, простите за каламбур.
  
  — Бывает, — сказал Ребус. Он вспомнил книгу, которую видел в квартире у Хердмана, ту, из которой выпала фотография Тири.
  
  — Бывает, и нередко, — продолжал Бримсон. — Капеллан ОЛП, принимавший участие в осаде иранского посольства, потом тоже покончил самоубийством. Другой бывший ОЛП застрелил свою девушку из пистолета, привезенного с войны в Заливе.
  
  — И нечто подобное случилось с Ли Хердманом, не правда ли? — заметила Шивон.
  
  — Похоже, что так, — согласился Бримсон.
  
  — Но зачем было выбирать школу? — продолжал Ребус. — Вы ведь бывали на его вечеринках, мистер Бримсон, да?
  
  — Он знал в них толк.
  
  — И там всегда ошивались подростки.
  
  Бримсон повернулся к Ребусу:
  
  — Это вопрос или сопутствующее замечание?
  
  — Наркотики там имели хождение?
  
  Казалось, Бримсон полностью поглощен наблюдением за приборами:
  
  — Может быть, чуточку марихуаны и было.
  
  — А посильнее ничего не водилось?
  
  — Это все, что я видел.
  
  — Ответ уклончивый. Вам приходилось слышать, что Ли Хердман промышлял наркотиками?
  
  — Нет.
  
  — Или же занимался контрабандой?
  
  Бримсон бросил взгляд на Шивон:
  
  — Мне что, адвоката вызвать?
  
  Она ободряюще улыбнулась ему.
  
  — Я думаю, инспектор задает эти вопросы просто для поддержания разговора. — И она обернулась к Ребусу: — Ведь так? — Глазами она всячески показывала Ребусу, что надо спустить на тормозах.
  
  — Так, — отвечал Ребус. — Я просто болтаю, и все.
  
  Он старался не вспоминать часы бессонницы, саднящие руки, смерть Энди Каллиса. Вместо этого он сконцентрировался на виде из окна, на меняющихся картинах пейзажа. Скоро они полетят над Глазго, а потом через Ферт-оф-Клайд, к Бьюту и Кинтайру.
  
  — Значит, вы никогда не связывали Ли Хердмана с наркотиками? — спросил он.
  
  — Я никогда не видел у него ничего сильнее марихуаны.
  
  — Это не совсем ответ на мой вопрос. Что вы скажете на то, что на борту одного из катеров Хердмана были найдены наркотики?
  
  — Скажу, что это не мое дело. Ли был моим другом, инспектор. Не ждите, что я стану подыгрывать вам, какую бы игру вы ни затеяли.
  
  — Некоторые из моих коллег полагают, что Ли занимался контрабандой кокаина и экстази в нашу страну.
  
  — Да мне все равно, что там думают ваши коллеги, — пробормотал Бримсон, после чего наступило молчание.
  
  — Я видела вашу машину на Кокберн-стрит на той неделе, — сказала Шивон, пытаясь переменить тему разговора. — Как раз после моего посещения Тернхауса и встречи с вами.
  
  — Возможно, я заезжал в банк.
  
  — К тому времени банки были уже закрыты.
  
  Бримсон задумался.
  
  — Кокберн-стрит? — Потом он кивнул, словно уверившись в чем-то. — У меня там приятели лавочку содержат. Думаю, я к ним заезжал.
  
  — Что за лавочка?
  
  Он взглянул на нее:
  
  — Собственно, это не лавочка. Солярий.
  
  — Владелица Шарлотта Коттер? — Бримсон казался ошарашенным. — Мы беседовали с ее дочерью. Она ведь в Порт-Эдгаре учится.
  
  — Правильно, — подтвердил Бримсон. Он летел в наушниках, один из которых был отодвинут от уха. Но теперь он поправил его и приблизил ко рту микрофон.
  
  — Давай, диспетчер, — сказал он и стал слушать дежурного диспетчера аэропорта Глазго, какой коридор избрать, чтобы избежать столкновения.
  
  Ребус уставился в затылок Бримсона, думая о том, что Тири не называла его другом семьи и говорила о нем так, будто он не очень-то ей нравился.
  
  «Сессна» круто накренилась. Ребус насилу удержался, чтобы не стиснуть ручки кресла. Минутой позже они были над Гриноком, потом перелетели узкую полосу воды, отделявшую его от Дануна. Пейзаж внизу стал менее обжитым — больше леса, меньше поселений. Они пересекли Лох-Файн и теперь были над заливом Джуры. Ветер моментально усилился, и самолет затрясло.
  
  — Я здесь никогда не летал, — признался Бримсон, — и вчера вечером изучал карты. На острове только одна дорога по восточному краю. Чуть ли не половину территории занимают болотистые леса, но есть горы вполне приличной высоты.
  
  — А посадочная полоса найдется? — спросила Шивон.
  
  — Увидим. — Он опять обернулся к Ребусу: — Вы поэзией увлекаетесь, инспектор?
  
  — Неужели я похож на человека, увлекающегося поэзией?
  
  — Честно говоря, нет. А я вот большой поклонник Йейтса. У него есть стихотворение, которое я не так давно перечел:
  Я знаю, что с судьбою вдруг
  Я встречусь где-то в облаках,
  Защитник тех, кому не друг,
  Противник тех, кому не враг…[5]
  
  Он покосился на Шивон:
  
  — Грустные строки, верно?
  
  — Вы думаете, что так же чувствовал и Ли? — спросила она.
  
  Он пожал плечами.
  
  — Тот бедолага, что выпрыгнул из самолета, уж точно так чувствовал. — Он помолчал. — Знаете, как называется это стихотворение? «Летчик-ирландец провидит свою гибель». — Он опять устремил взгляд на приборную доску. — Вот мы и над Джурой.
  
  Шивон разглядывала дикую местность внизу. Самолет сделал небольшой круг, и перед ней вновь возникла береговая линия с дорогой, вьющейся по краю. Самолет пошел на снижение, и Бримсон, казалось, искал на дороге какой-то ориентир.
  
  — Я не вижу места, где нам можно было бы сесть, — сказала Шивон. Но тут она заметила человека, как ей показалось, машущего им обеими руками. Бримсон опять набрал высоту и сделал еще один круг.
  
  — Транспорт есть? — произнес он, когда они еще раз пролетели низко над дорогой. Шивон подумала, что он говорит это в микрофон, возможно, какому-нибудь диспетчеру. Но потом поняла, что он обращается к ней, спрашивая про машины на дороге внизу.
  
  — Вы шутите, что ли? — сказала она, оборачиваясь, чтобы посмотреть, разделяет ли Ребус ее веселье. Но тот, казалось, целиком был занят посадкой, усилием воли помогая летчику и его машине. Шасси лязгнули, стукнувшись об асфальтовое покрытие, самолет подпрыгнул в последний раз, словно пытаясь вновь подняться в воздух. Зубы Бримсона были стиснуты, но он улыбался. С победным видом он взглянул на Шивон, выруливая самолет по направлению к ожидавшему их мужчине, который все еще продолжал махать руками, указывая им путь к открытым воротам и скошенному полю за ними. Они запрыгали по рытвинам. Бримсон выключил двигатель и скинул наушники.
  
  Возле поля стоял дом, а на пороге женщина с ребенком на руках, следившая за их приближением. Шивон открыла свою дверцу, расстегнула ремни, выпрыгнула. Земля словно подрагивала под ногами, но она понимала, что это трясется не земля, а ее тело все еще вибрирует после полета.
  
  — Мне еще ни разу не приходилось садиться на дорогу, — говорил Бримсон, широко улыбаясь мужчине.
  
  — А здесь — либо на поле, либо на дорогу, — с густым акцентом проговорил мужчина. Он был высокого роста, мускулистый, с вьющимися каштановыми волосами и смуглым румянцем на щеках.
  
  — Я Рори Моллисон. — Он пожал руку Бримсону, потом был представлен Шивон. Ребус, который в этот момент закуривал, лишь кивнул, но руки не подал.
  
  — Удачное местечко нашли, — сказал Моллисон, словно речь шла о парковке автомобиля.
  
  — Как видите, — сказала Шивон.
  
  — Я знал, что получится, — сказал Моллисон. — Ребята из ОЛП сюда на вертолете прилетали, так их пилот и научил меня: лучше всего на дорогу садиться. Никаких тебе ям и выбоин.
  
  — И он был прав, — сказал Бримсон.
  
  Моллисон был «местным проводником» команды спасателей. Когда Шивон попросила Бримсона оказать ей услугу, доставив ее на самолете на Джуру, он спросил, знает ли она, где там можно приземлиться. Ребус назвал тогда ему Моллисона.
  
  Шивон помахала женщине, которая помахала ей в ответ, но без большого энтузиазма.
  
  — Моя жена Мэри, — сказал Моллисон, — и наша малышка Шона. Может, зайдете выпить чаю?
  
  Ребус демонстративно взглянул на часы.
  
  — Лучше приступим поскорее. — Он повернулся к Бримсону: — Вы поскучаете здесь до нашего возвращения?
  
  — В каком это смысле?
  
  — Нас не будет всего несколько часов.
  
  — Да хоть и больше. Я иду с вами. Не думаю, что миссис Моллисон будет так уж приятна моя хмурая рожа. А после того как я вас сюда доставил, не знаю, как вы можете меня оттолкнуть.
  
  Ребус взглянул на Шивон, после чего, пожав плечами, уступил.
  
  — Вам, наверное, надо зайти переодеться, — сказал Моллисон.
  
  Шивон взяла свою дорожную сумку и кивнула.
  
  — Переодеться? — повторил Ребус.
  
  — В туристское снаряжение. — Моллисон оглядел его с ног до головы. — А больше вы с собой ничего не захватили?
  
  Ребус пожал плечами, а Шивон, раскрыв сумку, показала ему туристские ботинки, куртку с капюшоном и термос.
  
  — Что тебе Мэри Поппинс, — заметил Ребус.
  
  — Вы можете у меня взять все, что вам нужно, — заверил его Моллисон, ведя всех троих к дому.
  
  — Вы ведь не профессиональный проводник? — спросила Шивон.
  
  Моллисон покачал головой:
  
  — Но остров я знаю как свои пять пальцев. Наверное, нет ни кусочка на нем, который я не облазил бы за эти двадцать лет.
  
  Они взяли «лендровер» Моллисона, намереваясь проехать на нем сколько возможно по грязным лесным дорогам. В «лендровере» их так трясло, что казалось, к концу путешествия в зубах не останется ни одной пломбы. Моллисон был либо очень опытным водителем, либо просто сумасшедшим. Временами складывалось впечатление, что дорога вообще кончилась и они едут прямо по целине — мшистому лесному ковру, сбрасывая лишний груз на переправах через речки или на скалах. Но в конце концов даже Моллисон вынужден был сдаться. Дальше надо было идти пешком.
  
  На Ребусе были старые, почтенного вида горные ботинки, кожа которых так задубела, что ему было трудно шевелить пальцами. Моллисон выдал ему непромокаемые, заляпанные засохшей грязью брюки и засаленную куртку. Когда замолк мотор «лендровера», лес опять погрузился в первозданную тишину.
  
  — Видел первый фильм о Рэмбо? — шепотом спросила Шивон. Ребус посчитал ответ излишним и повернулся к Бримсону:
  
  — Почему вы оставили службу в Королевских военно-воздушных силах?
  
  — Наверное, просто устал от нее. Надоело выполнять приказы людей, которых ты в грош не ставишь.
  
  — Ну а Ли? Говорил он когда-нибудь, почему покинул ОЛП?
  
  Бримсон пожал плечами. Глядел он вниз, на землю, чтобы не споткнуться о корни и не угодить в лужу.
  
  — Должно быть, по сходной причине.
  
  — Но сам он этого не говорил?
  
  — Нет.
  
  — Так на какие же темы вы с ним беседовали?
  
  Бримсон вскинул на него глаза:
  
  — На самые разные.
  
  — Он был легок в общении? Ссор между вами не возникало?
  
  — Раза два мы спорили с ним о политике, о том, как устроено у нас все. Я и думать не мог, что он способен съехать с рельсов. Я бы как-нибудь помог ему, если б заметил признаки.
  
  Рельсы. Слово это больно ударило Ребуса, перед ним возникла картина, как стаскивают с рельсов тело Энди Каллиса. Он думал, помогали ли Энди его посещения или же наоборот, лишь служили горьким напоминанием, как хотела сказать, но так и не сказала в машине Шивон накануне вечером. Может быть, она имела в виду, что его потребность лезть в чужую жизнь не всегда приносит пользу.
  
  — И далеко нам еще идти? — спросил Бримсон у Моллисона.
  
  — Еще часик туда и столько же обратно. — У Моллисона на плече болтался рюкзак. Окинув взглядом своих спутников, он задержал его на Ребусе. — А вообще, если быть точным, не час, а наверное, полтора.
  
  Еще в доме Ребус рассказал Бримсону часть истории и спросил, упоминал ли Хердман в разговоре с ним эту свою миссию. Бримсон мотнул головой:
  
  — Но я помню ее из газет. Тогда поговаривали, что вертолет был сбит бойцами ИРА.
  
  Теперь, в начале подъема, подал голос Моллисон:
  
  — Они сказали мне, что ищут доказательства того, что вертолет был сбит снарядом.
  
  — Выходит, их интересовали не поиски тел? — спросила Шивон. Она переоделась в теплые носки и заправила в них брюки. Ее ботинки производили впечатление новых, а может, просто мало ношенных.
  
  — Ну, наверное, и это тоже. Но больше всего их занимала причина катастрофы.
  
  — И сколько их было? — спросил Ребус.
  
  — Человек шесть.
  
  — И они сразу заявились к вам?
  
  — Думаю, они пообщались с горными спасателями, которые порекомендовали меня как отличного проводника. — Он помолчал. — Правду сказать, конкуренция здесь небольшая. — Он вновь помолчал. — Они дали мне подписать договор о неразглашении.
  
  Ребус бросил на него быстрый взгляд:
  
  — До или после?
  
  Моллисон почесал за ухом:
  
  — Да прежде всего. Сказали, что так положено. — Он покосился на Ребуса: — Так что, может, и вам я ничего не должен рассказывать?
  
  — Не знаю… И нашли вы что-нибудь, что, по-вашему, не следует разглашать?
  
  Подумав, Моллисон покачал головой.
  
  — Ну, тогда все в порядке, — заверил его Ребус. — Может, и вправду просто так положено.
  
  Моллисон опять тронулся в путь. Ребус старался идти с ним вровень, хотя ботинки его, казалось, имели на этот счет другое мнение.
  
  — А с тех пор кто-нибудь наведывался к вам?
  
  — Летом здесь бывает много туристов.
  
  — Я имел в виду военных.
  
  Рука Моллисона опять поползла к уху:
  
  — Была одна женщина в середине прошлого года. Думаю, это… Нет, наверное, пораньше это было. Она хотела выглядеть как туристка.
  
  — Но не выглядела, да? — догадался Ребус и описал ему внешность Уайтред.
  
  — В самую точку попали, — подтвердил Моллисон.
  
  — С тем же успехом это мог быть я, — сказал Бримсон. Он остановился, переводя дыхание. — Какое все это имеет отношение к тому, что сделал Ли, а?
  
  — Может быть, и никакого, — признал Ребус. — Но прогулка, во всяком случае, пойдет нам на пользу.
  
  Путь их теперь все время шел в гору, и они замолчали, экономя силы. Внезапно лес кончился. Перед ними возник крутой склон, поросший редкими низкорослыми деревцами. Трава, вереск и папоротники перемежались скалистыми уступами. Идти дальше было невозможно, надо было карабкаться. Ребус закинул голову, ища далекую вершину.
  
  — Не беспокойтесь, — сказал Моллисон, — наверх мы не полезем. Вертолет ударился о скалу где-то на полпути к вершине и рухнул как раз сюда. — Он обвел рукой пространство вокруг. — Большой был вертолет, и винтов на нем, как мне показалось, было больше, чем нужно.
  
  — Это был «Чинук», — объяснил Ребус. — Там два набора вращающихся лопастей — спереди и сзади. — Он взглянул на Моллисона. — Обломков, наверное, было много.
  
  — Да уж. И тела… повсюду лежали. Одно застряло на уступе на высоте метров в сто. Я и еще один парень сняли его оттуда. Они прислали команду, чтобы эвакуировать обломки для исследования. Но один специалист осмотрел их на месте и ничего не обнаружил.
  
  — То есть никакого снаряда пущено не было?
  
  Моллисон покачал головой и указал назад, туда, где начинались лесные заросли:
  
  — И повсюду разлетелись какие-то бумаги. Лес они прочесывали, в основном ища их. Некоторые из бумаг застряли в листве. Так они лезли на деревья, чтобы достать их, представляете?
  
  — Кто-нибудь объяснил, зачем им это надо?
  
  Моллисон опять покачал головой:
  
  — Официально нет, но когда был перерыв на чай, я подслушал их разговор. Вертолет летел в Ольстер, на борту его были майоры, полковники и какие-то бумаги, которых террористы не должны были видеть. Может, этим и объясняется, почему при них было оружие.
  
  — А при них было оружие?
  
  — У спасателей было оружие. Я тогда подумал, что это странно.
  
  — А бумаги эти вы в руках держали? — спросил Ребус.
  
  Моллисон кивнул:
  
  — Но я в них не заглядывал. Лишь собирал в кучу и оттаскивал.
  
  — Жаль, — сказал Ребус, выдавив из себя кривую улыбку.
  
  — Как здесь красиво! — неожиданно воскликнула Шивон, загораживая рукой глаза от солнца.
  
  — Красиво, да? — отозвался Моллисон, и лицо его расцвело улыбкой.
  
  — Кстати о чае, — вклинился Бримсон, — термос ваш при вас?
  
  Шивон, открыв сумку, передала ему термос. Они стали пить по очереди из единственной пластмассовой чашечки. Чай был такой, каким всегда бывает чай из термоса, — горячий, но странноватого вкуса. Ребус обошел подножие склона.
  
  — Вы не заметили некоей странности? — спросил он Моллисона.
  
  — Странности?
  
  — Во всей этой экспедиции… ее целях, людях, принимавших в ней участие?
  
  — Мы провели вместе лишь два дня.
  
  — С Ли Хердманом тогда вы не познакомились? — Ребус достал фотографию и передал ее Моллисону.
  
  — Это тот, кто школьников застрелил? — И, дождавшись кивка Ребуса, Моллисон стал рассматривать фотографию. — Помню его, хорошо помню. Приятный парень. Тихий такой… Не то что называется «командный игрок».
  
  — Это вы о чем?
  
  — Ему больше нравилось бродить по лесу, подбирать там бумаги. Каждый клочок. Другие подшучивали над этим. Когда разливали чай, его приходилось звать по два или три раза.
  
  — Может, это оттого, что он знал: спешить особенно незачем. — Бримсон поморщился, понюхав чашечку.
  
  — Вы хотите сказать, что я плохо заварила чай? — посетовала Шивон. Бримсон поднял руки, как бы сдаваясь.
  
  — И как долго все это продолжалось? — спросил Ребус у Моллисона.
  
  — Два дня. На второй день прибыла команда эвакуаторов, которая еще неделю грузила и вывозила обломки и остатки.
  
  — Вы разговаривали с ними?
  
  Моллисон пожал плечами:
  
  — Парни как парни. Очень работой своей были заняты.
  
  Кивнув, Ребус вступил в лес. Он углубился совсем недалеко, но было поразительно, насколько быстро возникало у него ощущение своей изолированности, оторванности от людей, еще видимых в отдалении, и голосов, еще слышимых. Как назывался этот альбом Брайена Ино? «Другой зеленый мир»? Сначала мир, увиденный с воздуха, и теперь этот, такой же чуждый, такой же живой.
  
  И Ребуса вдруг оглушила мысль: ОЛП невозможно бросить до конца. Остается несмываемая печать на всех твоих чувствах и действиях. Ты приходишь к осознанию, что существуют иные миры, иные ценности. Ты приобретаешь экстремальный опыт. Тебя приучают относиться к жизни как к очередной операции, грозящей тебе минами-ловушками и потенциальными убийцами. Ребус думал о том, смог ли он сам изжить в себе эти дни в десантных войсках, эту подготовку к службе в ОЛП и насколько далеко отошел он от всего этого?
  
  Может, до сих пор находится в свободном полете?
  
  И предвидел ли Хердман, как тот летчик в стихотворении, свою гибель?
  
  Сев на корточки, он провел рукой по земле. Сучья, листья, упругий мох, покров из местной растительности — цветов и трав. Он представил себе, как врезался в скалу вертолет. Отказали приборы или ошибка пилота.
  
  Отказали приборы, ошибка пилота, а может, что-нибудь и похуже. Он увидел, как вспыхнуло небо, когда загорелось топливо, как замедлили вращение изогнувшиеся лопасти. Вертолет камнем рухнул вниз, из него посыпались, разлетаясь в разные стороны, тела. С глухим стуком ударялась о твердую землю человеческая плоть — вот так же, с этим же звуком упал на рельсы и Энди Каллис. Взрывом разнесло бумаги, которые находились в вертолете, края листов покоробились, а некоторые из документов вообще превратились в конфетти. Секретные документы, которые ОЛП во что бы то ни стало хотело вернуть. И Ли Хердман, занятый больше других, все уходил и уходил дальше в лес. Ребус вспомнил, что сказала о Хердмане Тири Коттер: у него словно были какие-то секреты. На память пришел пропавший компьютер, купленный Хердманом для своей конторы. Куда он делся? Кто изъял его? Какие секреты могут там таиться?
  
  — У тебя все в порядке? — раздался голос Шивон. В руках она держала чашечку, до краев наполненную чаем.
  
  Ребус поднялся на ноги:
  
  — В полнейшем.
  
  — Я звала тебя.
  
  — А я не слышал. — Он взял из ее рук чашечку с чаем.
  
  — Нечто сходное с Ли Хердманом? — сказала она.
  
  — Возможно. — Он отхлебнул чай.
  
  — Мы что, надеемся здесь что-то найти?
  
  Он пожал плечами:
  
  — Может быть, нам достаточно будет просто осмотреть это место.
  
  — Думаешь, он что-то нашел здесь, а военные вознамерились вернуть это обратно? — Она заглянула ему в глаза. Это был уже не вопрос, а скорее утверждение. Ребус медленно кивнул.
  
  — И каким же боком это касается нас? — спросила она.
  
  — Возможно, тем, что мы им не симпатизируем, — отвечал Ребус. — Или же, что бы это там ни было, они этого пока что не нашли. А может быть, кто-то и нашел это на прошлой неделе.
  
  — И когда Хердман все это понял, он спятил?
  
  Ребус опять пожал плечами и отдал ей пустую чашечку.
  
  — Тебе нравится Бримсон, да?
  
  Глаз она не отвела, но выдерживать его взгляд ей было трудно.
  
  — Ладно, — с улыбкой сказал он. Неверно истолковав его тон, она бросила на него злобный взгляд.
  
  — Значит, все-таки разрешаешь мне, да?
  
  Теперь настал его черед поднять руки вверх:
  
  — Я просто имел в виду…
  
  Но он понимал, что любые его слова будут бесполезны, и осекся, так и не закончив фразы.
  
  — Между прочим, чай слишком крепкий, — заметил он, идя с ней обратно к скале.
  
  — По крайней мере, я позаботилась о нем, — пробормотала Шивон, вытряхивая из чашечки чаинки.
  
  На обратном пути Ребус молча сидел на заднем сиденье, хотя Шивон и предложила ему поменяться местами. Он не отрывал глаз от окна, словно зачарованный менявшимися пейзажами, тем самым давая Шивон и Бримсону возможность беспрепятственно болтать. Бримсон показывал ей приборы, объяснял их назначение и заставил ее дать слово поучиться у него вождению самолета. Казалось, они совсем забыли о Ли Хердмане и, может быть, как размышлял Ребус, в чем-то были и правы. Многим семьям в Саут-Квинсферри и даже родным погибших мальчиков хотелось продолжать жить. Что было, то было, этого не изменишь, ничего не повернешь вспять. Значит, пройдет время, и все улетучится из памяти.
  
  Если улетучится.
  
  Ребус жмурился от яркого солнечного сияния. Солнце заливало его лицо теплом и светом. Он понимал, что измучен и вот-вот погрузится в сон, и точно так же понимал, что это не имеет никакого значения. Сон был блаженством. Но через несколько минут он, вздрогнув, проснулся. Ему приснилось, что он в незнакомом городе один, одетый в старомодную полосатую пижаму. Он бос, и у него нет денег, и он ищет, кто бы мог оказать ему помощь; в то же время он старается не слишком выделяться в толпе. Вглядываясь в стеклянную витрину кафе, он видит внутри человека, держащего под столом на коленях пистолет. Ребус понимает, что войти в кафе, да еще без денег, он не может. И он остается снаружи, стоит, прижав руки к стеклу, и наблюдает, пытаясь не поднимать паники.
  
  Вновь сфокусировав зрение, он видит, что они летят над Ферт-оф-Фортом и, значит, скоро Эдинбург. Бримсон все говорил:
  
  — Я часто думаю, какие разрушения мог бы причинить террорист даже на такой крохе, как «Сессна». Ведь здесь и верфь, и паром, и авто- и железнодорожный мосты… и аэропорт совсем рядом.
  
  — Есть из чего выбирать, — поддакнула Шивон.
  
  — В городе есть кварталы, которые, на мой взгляд, сровнять с землей — самое милое дело, — заметил Ребус.
  
  — Ах, вы опять с нами, инспектор. Мне остается только извиниться за то, что наше общество было для вас не столь искрометным. — И Бримсон с Шивон обменялись взглядами, говорившими о том, что в отсутствие Ребуса они не слишком по нему скучали.
  
  Посадка была плавной. Бримсон подрулил туда, где их ожидала машина Шивон. Ребус вылез из самолета и пожал руку Бримсону.
  
  — Спасибо, что позволили мне увязаться с вами, — сказал Бримсон.
  
  — Нет, это я должен вас благодарить. Пришлите нам счет за горючее и потраченное время.
  
  Бримсон лишь пожал плечами и, повернувшись к Шивон, сжал ее руку, задержав ее в своей чуть дольше, чем следовало бы, и погрозил ей пальцем свободной руки:
  
  — Помните же: я вас буду ждать.
  
  Она улыбнулась:
  
  — Я же обещала. А пока, если вы простите мне мое нахальство…
  
  — Выкладывайте.
  
  — Я только подумала, нельзя ли мне одним глазком взглянуть на корпоративный самолет. Посмотреть, как живут те, кто не нам чета.
  
  На секунду он задержал на ней взгляд, потом улыбнулся ответной улыбкой.
  
  — Проще простого. Самолет в ангаре, — и Бримсон пошел впереди Шивон. — Вы с нами, инспектор?
  
  — Я подожду здесь, — сказал Ребус.
  
  После их ухода он ухитрился закурить, укрывшись за корпусом «Сессны». Через пять минут они вернулись, и все добродушие Бримсона моментально испарилось, когда он увидел недокуренную сигарету Ребуса.
  
  — Это строго запрещено, — сказал он. — Противопожарная безопасность, как вы понимаете.
  
  Ребус, смущенно дернув плечами, тут же выхватил изо рта сигарету и раздавил ее ботинком. Он последовал за Шивон к машине, в то время как Бримсон, сев в «лендровер», приготовился ехать открыть для них ворота.
  
  — Приятный парень, — сказал Ребус.
  
  — Да, — согласилась Шивон, — приятный.
  
  — Ты и вправду так думаешь?
  
  Она взглянула на него:
  
  — А ты как, не вправду?
  
  Ребус пожал плечами.
  
  — Я не могу отделаться от чувства, что он коллекционер.
  
  — Коллекционер чего?
  
  Ребус с минуту подумал:
  
  — Интересных экземпляров… людей вроде Хердмана и Найлса.
  
  — Он и Коттеров знает, не забывай об этом. — Раздражение Шивон все еще давало о себе знать.
  
  — Послушай, я же не говорю…
  
  — Ты предостерегаешь меня от него, да?
  
  Ребус промолчал.
  
  — Предостерегаешь? — повторила она.
  
  — Просто не хочу, чтобы блеск этого корпоративного самолета вскружил тебе голову. — Он помолчал. — Ну, и какой он из себя, этот самолет?
  
  Она злобно покосилась на него, но потом смилостивилась:
  
  — Небольшой. Кожаные кресла. Во время рейса там подают шампанское и горячее.
  
  — Не примеряй это на себя.
  
  Скривившись, она спросила, куда ехать, и он сказал: в полицейский участок Крейгмиллара. Фамилия дежурного следователя в участке была Блейк. Он был констеблем, лишь год назад произведенным из рядовых.
  
  Ребуса это не смущало: это значило, что он будет стараться, чтобы произвести хорошее впечатление. И Ребус рассказал ему все, что знал про Энди Каллиса и «Отпетых». Блейк сидел, сохраняя на всем протяжении рассказа выражение глубочайшего внимания, и, время от времени прерывая Ребуса вопросом, записывал что-то в большой, формата А-4, блокнот. Шивон сидела тут же, скрестив руки на груди и уставившись в стену напротив. Ребусу показалось, что мысли ее заняты предвкушением самолетных прогулок.
  
  Под конец беседы Ребус спросил, удалось ли уже что-либо выяснить.
  
  — Свидетелей нет как нет. Доктор Керт сегодня днем делает вскрытие. — Блейк взглянул на часы. — Мне пора спускаться туда. Вы тоже можете присутствовать.
  
  Но Ребус покачал головой. У него не было желания видеть, как режут тело его друга.
  
  — Вы допросите Рэба Фишера?
  
  Блейк кивнул:
  
  — Об этом не беспокойтесь. Я с ним переговорю.
  
  — Не ждите от него слишком много в плане сотрудничества, — предупредил Ребус.
  
  — Я побеседую с ним. — Тон, каким это было сказано, заставил Ребуса усомниться в том, правильно ли он вел разговор, не слишком ли давил на молодого детектива.
  
  — Никто не любит, когда его учат, как надо работать, — сказал Ребус с извиняющейся улыбкой.
  
  — Особенно когда никакой ошибки еще не сделано.
  
  Блейк поднялся. За ним поднялся и Ребус. Они пожали друг другу руки.
  
  — Хороший парень, — сказал Ребус Шивон, идя с ней обратно к машине.
  
  — Слишком самонадеян, — отозвалась она. — Не допускает даже мысли, что может когда-нибудь ошибиться.
  
  — Нелегко ему придется.
  
  — Надеюсь. От всей души надеюсь, что жизнь его обломает.
  18
  
  Они собирались поехать к Шивон, чтобы она могла приготовить давно обещанный ужин. Они ехали в тишине и, когда добрались до места, где Лейт-стрит выходит на Йорк-Плейс, остановились перед светофором. Ребус повернулся к Шивон:
  
  — Сначала выпьем?
  
  — И ты предлагаешь это мне, официально назначенному водителю?
  
  — Потом ты могла бы взять такси, а машину забрать утром.
  
  Она раздумывала, глядя на красный свет. Когда он сменился на зеленый, она просигналила, меняя полосу, и направила машину на Куин-стрит.
  
  — Полагаю, мы окажем милость «Оксу» нашим драгоценным присутствием, — сказал Ребус.
  
  — Может, какое-нибудь другое заведение сможет удовлетворить строгие требования господина инспектора?
  
  — Я вот что тебе скажу — выпьем по стаканчику здесь, а дальше право выбора предоставляется тебе.
  
  — Заметано.
  
  Таким образом, первый свой заказ они сделали в дымном переднем зале Оксфорд-бара, гудевшем голосами посетителей, отмечавших здесь конец рабочего дня, так как день уже клонился к вечеру. По телевизору показывали что-то научно-познавательное про Древний Египет. Шивон стала разглядывать завсегдатаев — все лучше, чем смотреть телевизор. Она заметила, что бармен Гарри, обычно угрюмый, улыбается.
  
  — Сегодня он как-то по-новому оживлен, — сказала она Ребусу.
  
  — Думаю, что наш старина Гарри влюбился.
  
  Ребус пытался растянуть свою пинту. До сих пор Шивон еще и словом не обмолвилась, где они выпьют по второй. Себе она заказала полпинты сидра, и кружка ее была почти пуста.
  
  — Хочешь еще полпинты? — спросил он, кивая на ее кружку.
  
  — Ты говорил «выпьем по одной».
  
  — Ну, за компанию! — И он показал ей свою почти пустую кружку. Но она лишь покачала головой.
  
  — Я знаю, куда ты клонишь, — сказала она, и Ребус попытался принять вид оскорбленной невинности, отлично понимая, что ни на секунду не обманет ее этим. В общую сумятицу влились еще несколько завсегдатаев. В заднем зале за столиком сидели трое женщин, и, кроме них, посетителей не было, зато в переднем из женщин была только Шивон. Она морщила нос от всей этой толчеи и шума, с каждой минутой становившегося все оглушительней. Потом она поднесла к губам свою кружку, осушив ее до конца.
  
  — Ну идем же! — сказала она.
  
  — Куда? — Ребус притворно нахмурился, но она лишь покачала головой. — Я сдал свой пиджак. — Пиджак он сдал из дипломатических соображений, надеясь показать, как ему хорошо и вольготно в этом баре.
  
  — Тогда сходи за ним, — распорядилась она.
  
  Он повиновался и, прежде чем сопроводить ее на улицу, не забыл выглотать остатки из своей кружки.
  
  — Продышимся, — сказала она.
  
  Машина была припаркована на Норт-Касл-стрит, но они миновали ее и пешком направились на Джордж-стрит. Прямо перед ними высилась освещенная громада Замка, ярко выделяясь на фоне чернильной темноты неба. У Ребуса ныли ноги — последствие его прогулки по Джуре.
  
  — Многовато свежего воздуха на один раз, как мне кажется.
  
  — Держу пари, что для тебя сегодняшняя прогулка была самой долгой за весь год, — с улыбкой ответила Шивон.
  
  — За десять лет, — поправил ее Ребус. Замешкавшись перед ступеньками лестницы, она стала спускаться. Выбранный ею бар примостился внизу, ниже уровня тротуара, а над ним располагался магазин. Интерьер был элегантный — полумрак и тихая музыка.
  
  — Ты впервые здесь? — осведомилась Шивон.
  
  — А ты как думаешь?
  
  Он направился к барной стойке, но она потянула его за руку, указывая на кабинку.
  
  — Здесь обслуживают официанты, — сказала она, когда они уселись. Официантка уже стояла наготове. Шивон заказала джин с тоником, Ребус — солодовый напиток. Когда напиток прибыл, он поднял стакан, разглядывая его и словно не одобряя количества в нем алкоголя. Шивон помешивала в стакане, давя ломтик лайма о кубики льда.
  
  — Счет пока не закрывать? — спросила официантка.
  
  — Да, пожалуйста, — сказала Шивон. И потом, когда официантка удалилась, спросила: — Ну что, продвинулись мы в понимании, почему Хердман застрелил мальчишек?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Похоже, мы выясним это лишь в самом конце.
  
  — А до этого момента…
  
  — Полезным может оказаться что угодно, — заметил Ребус, понимая, что Шивон собиралась сказать нечто иное. Он поднес к губам стакан, но тот уже был пуст. Официантки видно не было. За стойкой один из служащих смешивал коктейль.
  
  — Вечером в пятницу, когда мы шли от железнодорожных путей, — заговорила Шивон, — Сильверс сказал мне одну вещь. — Она сделала паузу. — Он сказал, что дело Хердмана передано на контроль в управление, в Отдел ДМС.
  
  — Что ж, разумно, — буркнул Ребус. Но расследование, которое вели Клеверхаус и Ормистон, исключало всякое касательство к нему его и Шивон. — Кажется, группа такая была — «ДМС» или так называлась компания звукозаписи Элтона Джона?
  
  Шивон энергично закивала:
  
  — Группа «ДМС», пела рэп.
  
  — И неплохо вроде пела.
  
  — Да уж получше, чем «Роллинг стоунз».
  
  — Не обижайте «Роллингов», сержант Кларк. Никого из твоих любимцев и на свете не было бы, если б не они.
  
  — Думаю, тебе не раз приходилось спорить насчет этого, отстаивая честь «Роллингов».
  
  Она опять принялась помешивать напиток. Официантка по-прежнему не появлялась.
  
  — Пойду попрошу налить, — сказал он, вылезая из кабинки. Напрасно Шивон упомянула железнодорожные пути и вечер пятницы. Всю неделю он не мог отделаться от мыслей об Энди Каллисе, думал о том, как маленькие перестановки в последовательности событий, их времени и места могли бы спасти его. Возможно, это же могло бы спасти и Ли Хердмана… И помешало бы Роберту Найлсу убить жену.
  
  И Ребус не ошпарил бы рук.
  
  Все сводится к мелким случайностям; стоит поправить одну какую-нибудь мелочь, и будущее меняется как по волшебству. Он знал, что ученые открыли что-то о тропических бабочках, как те передают сообщения, махая крыльями. Может, и ему стоит помахать руками, и тогда наконец его обслужат. Бармен, отвернувшись от Ребуса, наливал в стакан жидкость ярко-розового цвета. Стойка была двойной, делившей зал пополам. В другой половине народу было не так много. И клиенты, и убранство зала там были в точности такие же — мягкие кресла, кабинки. Ребус понимал, что опоздал сюда лет на тридцать. Там на банкетке развалился молодой человек — руки за спиной, ноги скрещены. Развязный, уверенный в себе, он хотел, чтобы его видели все.
  
  Все, но не Ребус. Бармен изъявил готовность принять у Ребуса его заказ, но тот, покачав головой, прошел в конец стойки, а оттуда в короткий коридорчик, ведший в другую половину зала. И вот он уже перед Павлином Джонсоном.
  
  — Мистер Ребус… — Джонсон уронил руки и поглядел по сторонам, словно ожидая увидеть дополнительные полицейские силы. — Наш щеголь-инспектор собственной персоной! Ищете кого-то из своих?
  
  — Да не то чтобы очень… — Ребус скользнул на место напротив Джонсона. В полумраке гавайская рубашка Джонсона не казалась столь уж безвкусно-яркой. Подошла новая официантка, и Ребус заказал двойную порцию виски.
  
  — За счет моего друга, — добавил он, кивнув через стол.
  
  Джонсон, великодушно пожав плечами, заказал для себя еще бокал «мерло».
  
  — Значит, наша встреча — это чистая случайность и совпадение? — спросил он.
  
  — Где твоя шавка? — Ребус поглядел по сторонам.
  
  — Маленький Злыдня рылом не вышел посещать заведения такого ранга.
  
  — Ты привязал его снаружи у входа?
  
  Джонсон осклабился:
  
  — Нет, время от времени я спускаю его с поводка.
  
  — Хозяин за это может поплатиться штрафом.
  
  — Нет, кусает он, лишь когда Павлин говорит «фас».
  
  Джонсон допил остатки вина, потому что прибыл новый заказ. Между стаканами официантка поставила вазочку с рисовыми крекерами.
  
  — Ну, так будем здоровы! — Джонсон приподнял стакан.
  
  Ребус пропустил эти слова мимо ушей.
  
  — Признаться, я думал о тебе.
  
  — И думал самое хорошее, как я полагаю.
  
  — Как ни смешно, нет. — Ребус наклонился через стол и понизил голос. — Можно даже сказать, что, умей ты читать чужие мысли, от моих ты пришел бы в ужас. — Слова эти насторожили Джонсона. Теперь он был весь внимание. — Знаешь, кто погиб в прошлую пятницу? Энди Каллис. Помнишь его, а?
  
  — Да вряд ли.
  
  — Коп из отряда быстрого реагирования, задержавший твоего друга Рэба Фишера.
  
  — Рэб мне не столько друг, сколько случайный знакомый.
  
  — Но знакомый достаточно, чтобы толкнуть ему пистолет!
  
  — Муляж пистолета, разрешите вам напомнить. — Джонсон запустил пальцы в вазочку с крекерами и стал поедать их один за другим, набивая рот так, что оттуда посыпались кусочки, когда он сказал: — Дело неподсудное, и всякое противоположное мнение я готов опровергнуть.
  
  — Но Фишер бродил по городу, пугал людей, за что и сам едва избежал пули.
  
  — Дело неподсудное, — повторил Джонсон.
  
  — Он довел до нервного срыва моего друга, и теперь друг этот мертв. Ты продал кому-то пушку, из-за чего в результате умирает другой.
  
  — Муляж пушки, что в то время и в том месте считалось совершенно законным. — Джонсон, делая вид, что не слушает, потянулся за новой пригоршней крекеров. Ребус ударил его по руке, уронив вазочку и рассыпав ее содержимое. Он ухватил молодого человека за кисть и больно сжал ее.
  
  — Ты все делаешь законно, но таких мерзавцев, как ты, еще поискать!
  
  Джонсон попытался высвободить руку.
  
  — А вы, конечно, чисты, как ангел небесный, хотите сказать? Все знают, что вы творите, Ребус!
  
  — Что же такого я творю?
  
  — Да на что угодно идете, чтобы только меня прищучить! Мне известно, как вы пытались подвести меня под монастырь, крича на всех углах, что я начиняю небоеспособные муляжи!
  
  — Кто это говорит? — спросил Ребус, выпуская его кисть.
  
  — Да кто угодно! — На подбородке Джонсона капельки слюны мешались с крошками от крекеров. — Глухим надо быть, чтобы этого не слышать!
  
  Что было правдой. Ребус зондировал почву. Ему требовался Павлин Джонсон. Это было необходимо в качестве расплаты за уход из полиции Энди Каллиса. И хотя допрашиваемые на все лишь качали головой, бормоча такие слова, как «небоеспособные муляжи», «трофеи» и «деактивированные», Ребус не оставлял своих попыток.
  
  И каким-то образом Джонсон узнал про это.
  
  — И давно ты знаешь? — спросил его сейчас Ребус.
  
  — Что?
  
  — Знаешь давно?
  
  Но Джонсон лишь вцепился в свой бокал и глядел на Ребуса безумными глазами, видимо, ожидая, что тот вышибет бокал у него из рук. Вместо этого Ребус поднял свой стакан и залпом осушил его.
  
  — Должен предупредить тебя, — неспешно проговорил он. — Я могу затаить злобу надолго, хоть на всю жизнь, так что берегись.
  
  — Если далее я ни в чем не виноват?
  
  — О, ты будешь виноват, уж поверь. — Ребус сделал движение встать. — Пока что я просто не нашел, в чем именно состоит твоя вина. — И, подмигнув, он пошел прочь. Услышав за спиной звук отодвигаемого стола, он обернулся. Джонсон стоял, сжимая кулаки.
  
  — Может, поквитаемся сейчас? — проорал он.
  
  Ребус сунул руки в карманы.
  
  — Предпочитаю дождаться судебного разбирательства, если ты не против, — сказал он.
  
  — Нет уж! Надоело!
  
  — Ладно. — Ребус увидел, как в коридорчике показалась Шивон. Она недоверчиво поглядела на Ребуса, но потом, возможно, решила, что он отправился в туалет. Глаза ее, казалось, говорили: «Вот стоит оставить хоть на пять минут…».
  
  — Что здесь происходит? — Вопрос этот прозвучал из уст не Шивон, а охранника, толстошеего, одетого в черный костюм поверх водолазки. Он был оснащен рацией, и бритая голова его поблескивала даже в полумраке.
  
  — Поспорили немножко, — успокоил его Ребус. — Может быть, даже вы способны разрешить наш спор. Как называлась бывшая студия звукозаписи Элтона Джона?
  
  Охранник остолбенело глядел на него. Но бармен поднял руку, и Ребус кивнул ему.
  
  — «DJM», — сказал бармен.
  
  Ребус щелкнул пальцами:
  
  — Вот именно! Налейте себе что-нибудь выпить. На ваш вкус. — Он прошел в коридор, указав пальцем назад, на стоявшего Павлина Джонсона. — И за счет этого прохвоста.
  
  — Ты почти ничего не рассказываешь о своем армейском прошлом, — сказала Шивон, внося из кухни две тарелки.
  
  Перед Ребусом уже стоял подносик с вилкой и ножом. На полу, возле ножки стола, расположились специи. Он кивком поблагодарил Шивон, принимая из ее рук тарелку с жаренной на гриле свиной отбивной с печеной картошкой и кукурузой.
  
  — Выглядит потрясающе аппетитно, — сказал он, подымая рюмку с вином. — Моя признательность шеф-повару.
  
  — Картошка из микроволновки, кукуруза из морозилки.
  
  Ребус приложил палец к губам:
  
  — Никогда не делитесь своими секретами.
  
  — Похоже, урок этот усвоен тобою прочно. — Она подула на вилку с куском свинины. — Мне повторить мой вопрос?
  
  — Дело в том, Шивон, что это был никакой не вопрос.
  
  Поразмыслив, она признала, что он прав.
  
  — И тем не менее, — сказала она.
  
  — Ты хочешь, чтобы я ответил?
  
  И дождавшись ее кивка, он пригубил вино. Это было красное чилийское, как она ему сказала. Три фунта бутылка.
  
  — Можно я сначала поем?
  
  — Ты можешь есть и говорить одновременно.
  
  — Это проявление невоспитанности, как всегда говорила мне мама.
  
  — А ты всегда слушался родителей?
  
  — Всегда.
  
  — И свято следовал их советам? — Он кивнул, жуя картофельную кожицу. — Тогда как могло случиться, что мы беседуем за столом?
  
  Ребус глотнул еще вина.
  
  — Ладно. Сдаюсь. Ответом на незаданный вопрос будет: да.
  
  Она ждала, что он скажет что-нибудь еще, но он опять занялся едой.
  
  — В каком смысле «да»?
  
  — Да, это правда, что я почти ничего не рассказываю о своем армейском прошлом.
  
  Шивон шумно перевела дух.
  
  — Легче разговорить наших клиентов в морге! — Она осеклась и на секунду прикрыла глаза: — Прости, не надо было мне так говорить.
  
  — Ничего. — Однако движения челюстей Ребуса замедлились. Двое из недавних «клиентов» были его близкими людьми — родственник и бывший коллега. Странно воображать их лежащими по соседству на одинаковых металлических поддонах в холодильнике морга. — О моем армейском прошлом могу сказать, что я потратил долгие годы в попытках забыть его.
  
  — Почему?
  
  — По множеству причин. Во-первых, я не должен был ставить свою подпись под документом о поступлении на службу. Не успел я опомниться, как уже очутился в Ольстере, где стрелял из винтовки в таких же, как я, ребят, вооруженных коктейлем Молотова. Потом эти испытания для ОЛП, на которых я чуть не свихнулся. — Он пожал плечами. — Так что вспоминать особенно нечего.
  
  — А в полицию зачем ты пошел?
  
  Он поднес к губам рюмку.
  
  — А куда бы еще меня взяли? — Он отодвинул подносик и наклонился, чтобы налить себе еще вина. Подняв бутылку, он вопросительно взглянул на Шивон, но она мотнула головой. — Теперь ты знаешь, почему меня не заманишь в армию.
  
  Она взглянула на его тарелку. Большая часть отбивной оставалась нетронутой.
  
  — Ты ешь только овощи?
  
  Он похлопал себя по животу.
  
  — Очень вкусно, но, наверное, я не слишком-то голоден.
  
  Она секунду подумала.
  
  — Это из-за мяса, да? Рукам больно, когда режешь отбивную?
  
  Он покачал головой:
  
  — Просто я наелся, вот и все.
  
  Но он видел, что она не поверила ему. Она опять принялась за еду, а он больше налегал на вино.
  
  — По-моему, в тебе есть большое сходство с Ли Хердманом, — наконец заговорила она.
  
  — Более сомнительного комплимента мне не приходилось слышать.
  
  — Окружающие думали, что знают его, а на самом деле не знали. Он много чего таил в себе.
  
  — И в этом он похож на меня?
  
  Она кивнула, выдержав его взгляд.
  
  — Зачем ты отправился домой к Мартину Ферстоуну? У меня есть подозрение, что дело было не только во мне.
  
  — У тебя «есть подозрение»? — Он устремил взгляд на рюмку, разглядывая в ней свое красное колеблющееся отражение. — Но я же знал, что он подбил тебе глаз!
  
  — Что и дало тебе повод пойти поговорить с ним. Но что тебе было от него нужно на самом деле?
  
  — Ферстоун и Джонсон были друзьями. Мне требовалось раздобыть компромат на Джонсона. — Он помолчал, понимая, что слово «компромат» в данном случае может показаться несколько грубым.
  
  — Ну, и раздобыл?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Ферстоун и Павлин поссорились. Ферстоун несколько недель не виделся с ним.
  
  — А из-за чего они поссорились?
  
  — Этого он мне точно не сказал. У меня возникло впечатление, что тут была замешана женщина.
  
  — У Павлина есть подружка?
  
  — И каждый день — новая.
  
  — Так, может, это была девушка Ферстоуна?
  
  Ребус кивнул.
  
  — Та блондинка из паба «У лодочника». Кстати, как ее зовут?
  
  — Рэйчел.
  
  — И каким ветром ее вдруг занесло в пятницу в Саут-Квинсферри?
  
  Шивон непонимающе покачала головой.
  
  — Если только не тем же, что принес тогда в городок и Павлина.
  
  — Совпадение?
  
  — А как иначе? — сухо проговорил Ребус. Он встал, забрав с собой бутылку. — Лучше помоги мне прикончить это. — Налив ей вина, он выплеснул в свою рюмку остатки и, не садясь, подошел к окну.
  
  — Ты и вправду думаешь, что я похож на Ли Хердмана?
  
  — Я думаю, что вам обоим так и не удалось расстаться с прошлым.
  
  Он обернулся к ней. Она подняла бровь, приглашая его вернуться к столу, но он лишь улыбнулся и стал глядеть в темноту за окном.
  
  — А может быть, в тебе есть некоторое сходство и с Дугом Бримсоном, — продолжала она. — Помнишь, что ты сказал о нем?
  
  — Что?
  
  — Что он коллекционирует людей.
  
  — И этим же занимаюсь я?
  
  — Что может объяснить и твой интерес к Энди Каллису, и твое раздражение при виде Кейт с Джеком Беллом.
  
  Он медленно, скрестив руки, повернулся к ней:
  
  — Это делает и тебя одним из моих экземпляров?
  
  — Не знаю. А ты как считаешь?
  
  — Считаю, что ты слишком крутая для моей коллекции.
  
  — Вот и думай так, — сказала она с легкой улыбкой.
  
  Вызывая такси, он назвал адрес на Арден-стрит, но сделал это исключительно для Шивон. В такси он сказал шоферу, что передумал и план изменился: сначала на минуточку он заедет в полицейский участок Лейта, а потом они поедут в Саут-Квинсферри. В конце поездки он попросил шофера выписать ему счет — ему пришло в голову попробовать приплюсовать эти деньги к расходам на следствие. Но тут приходилось действовать быстро, так как он не думал, чтобы Клеверхаус одобрил бы поездку на такси за двадцать фунтов.
  
  Он прошел пешком по темному проулку и толкнул входную дверь в здание. Полицейская охрана была снята, никто не регистрировал больше входящих в квартиру Ли Хердмана и выходящих из нее. Ребус поднялся по лестнице, прислушиваясь к звукам, несшимся из двух других квартир. Ему показалось, что он слышит телевизор. Вот запахи вечерней трапезы доносились явственно. Бурчанье в животе навело его на мысль, что, может быть, стоило пренебречь болью и съесть за ужином побольше свинины. Он вытащил ключ от квартиры Хердмана, взятый в полицейском участке, — это был блестящий новенький слепок с оригинала — и немножко повозился, вставляя его в замочную скважину. Войдя, он запер за собой дверь и зажег свет в холле. В квартире было холодно. Электричество еще работало, но центральное отопление кто-то догадался отключить. Вдову Хердмана спросили, не желает ли она приехать и забрать из квартиры вещи, но она отклонила это предложение. Разве у этого мерзавца может быть хоть что-то из того, что мне нужно?
  
  Хороший вопрос, и, проникнув в квартиру, Ребус хотел попытаться ответить на него. Что-то у Хердмана несомненно было, и что-то людям весьма нужное. Он внимательно осмотрел заднюю сторону двери. Две задвижки — верхняя и нижняя, два врезных замка и еще один — американский автоматический. Врезные — от грабителей, задвижки же на то время, когда Хердман находился дома. Чего он так боялся? Скрестив руки на груди, Ребус отступил на несколько шагов от двери. Первое, что приходило в голову, — это что промышлявший наркотиками Хердман боялся облавы. Но Ребусу за время его службы не раз приходилось иметь дело с наркодилерами. Обычно они жили в многоэтажных и многоквартирных муниципальных домах за обшитыми стальными листами дверями и об опасности своей заботились куда лучше. Ребус решил, что все меры безопасности Хердмана могли обеспечить ему лишь некоторое время, оттянув момент вторжения. Возможно, он успел бы уничтожить улики. Но Ребусу казалось, что вряд ли в этом была необходимость: ничто не говорило о том, что в квартире производились или хранились наркотики. А кроме того, у Хердмана было полно мест, где он мог бы их спрятать: лодочный сарай, да и сами катера. Зачем бы он стал использовать для этого квартиру? А тогда что? Повернувшись, Ребус направился в гостиную, где поискал и нащупал штепсель.
  
  Тогда что?
  
  Он попытался вообразить себя Хердманом и понял, что в этом нет нужды: разве Шивон не сказала, что они похожи? Закрыв глаза, он представил эту комнату своей. Это его мир. Он тут хозяин. А если попытается проникнуть… незваный гость, он это услышит. Может быть, они вскроют замки, но их удержат задвижки. Так что им придется дверь эту выломать. И у него будет время достать из тайника пистолет. «Мак-10» хранился в лодочном сарае на случай, если кто-нибудь заявится туда. Но «брокок» находился здесь, в шкафу, в окружении коллекции снимков. Маленькое оружейное святилище Хердмана. Пистолет даст ему преимущество, ведь он не предполагал, что вломившиеся будут вооружены. Они могут допрашивать его, могут даже захотеть увезти его с собой. Но «брокок» не позволит им этого.
  
  Ребус знал, кого ожидал Хердман: возможно, не Симмса и Уайтред как таковых, но людей, с ними схожих, которые пожелали бы увезти его для допросов… насчет Джуры, рухнувшего вертолета, бумаг, осевших на деревьях. Что-то, унесенное Хердманом с места катастрофы… не мог ли это украсть один из ребят? Возможно, на вечеринке? Но погибшие мальчики с Хердманом знакомы не были и на вечеринках не присутствовали. Присутствовал лишь Джеймс Белл, единственный оставшийся в живых. Ребус сел в кресло Хердмана, положил руки на подлокотники. Застрелить двух других, чтобы напугать Джеймса? Чтобы тот признался? Нет, нет и еще раз нет, потому что тогда зачем стрелять в себя? Джеймс Белл… такой сдержанный, такой на вид невозмутимый… листает журналы, посвященные оружию, изучает модель, которая ранила его. Еще один интересный экземпляр.
  
  Ребус тихонько потер лоб рукой в перчатке. Он чувствовал, что ответ где-то близко, так близко, что он почти пробует его на вкус. Он опять встал и, пройдя в кухню, открыл холодильник. Там была еда — нетронутый пакетик сыра, несколько ломтиков бекона и упаковка яиц. Еда мертвеца, подумал он. Нет, есть ее я не могу. Вместо этого он направился в спальню. Света там он не стал зажигать — достаточно и того, что падал из открытой двери.
  
  Кто был Ли Хердман? Человек, пренебрегший карьерой и семьей и бежавший на север. В одиночку начавший здесь дело, живший в маленькой квартирке, проводивший время на берегу, где его катера при необходимости всегда могли помочь ему скрыться. Никаких тесных контактов. Кажется, Бримсон был единственным другом Хердмана среди близких ему по возрасту. Вместо этого он тянулся к обществу подростков, потому что знал, что они будут откровенны с ним, знал, что с ними он найдет общий язык, что будет внушать им уважение. Но не все подростки подходили ему, а только одиночки, аутсайдеры, одного с ним поля ягоды. Ребуса вдруг осенила мысль, что и Бримсон работал в одиночку и мало с кем был связан, если вообще был с кем-то связан. И столько же времени проводил в отдалении от мира. И тоже бывший военнослужащий.
  
  Внезапно Ребус услышал легкий стук. Он замер, пытаясь определить его источник. Стучат внизу? Нет, в дверь. Кто-то стучал в дверь. Ребус на цыпочках прошел через холл и приник к глазку. Лицо было ему знакомо, и он открыл дверь.
  
  — Добрый вечер, Джеймс, — сказал он. — Рад видеть тебя вновь на ногах.
  
  Джеймс Белл не сразу узнал Ребуса, но через секунду уже кивнул, глядя через его плечо дальше в холл.
  
  — Я увидел свет и удивился, кто бы это мог быть.
  
  Ребус открыл дверь пошире:
  
  — Войдешь?
  
  — А можно?
  
  — Кроме меня, тут никого нет.
  
  — Я просто подумал, может, вы обыск производите или что-нибудь…
  
  — Нет-нет, ничего такого. — Движением подбородка Ребус пригласил его войти, и тот вошел.
  
  Левая рука мальчика все еще была на перевязи, и правой рукой он поддерживал ее. На плечи было накинуто длинное черное пальто, которое, распахиваясь при ходьбе, обнаруживало малиновую подкладку. — Как это тебя сюда занесло?
  
  — Просто гулял.
  
  — Далековато от дома, надо сказать.
  
  Джеймс быстро взглянул на него:
  
  — Вы были у меня дома… так что можете понять.
  
  Ребус кивнул, опять запирая дверь:
  
  — Хотелось уйти подальше от мамы?
  
  — Да. — Джеймс оглядел холл с таким видом, будто видел его в первый раз. — И от отца тоже.
  
  — Отец по-прежнему весь в делах?
  
  — Да кто его знает…
  
  — По-моему, я так и не спросил у тебя одну вещь… — сказал Ребус.
  
  — Какую?
  
  — Сколько раз ты бывал здесь?
  
  Джеймс пожал правым плечом:
  
  — Не так чтобы очень много.
  
  Ребус повел его в гостиную.
  
  — И все-таки ты не ответил, что привело тебя сюда.
  
  — По-моему, я сказал.
  
  — Слишком кратко.
  
  — По-моему, гулять в Саут-Квинсферри ничуть не хуже, чем в других местах.
  
  — Но не пешком же ты пришел сюда из Баритона?
  
  Джеймс покачал головой:
  
  — Я пересаживался с автобуса на автобус — хотелось убраться подальше. Один из них в конце концов и привез меня сюда. А когда я увидел свет в окнах…
  
  — Ты подумал: кто бы это мог быть? И кого же ты ожидал здесь увидеть?
  
  — Наверно, полицию. Кого же еще? — Он оглядывал комнату. — Вообще-то была здесь одна вещь…
  
  — Да?
  
  — Моя книжка. Ли взял ее у меня, и я подумал, что хорошо бы ее забрать, пока… ну, пока из квартиры все не вынесут.
  
  — Правильная мысль.
  
  Рука Джеймса поползла к раненому плечу.
  
  — Свербит как черт, можете поверить?
  
  — Могу.
  
  Джеймс вдруг улыбнулся:
  
  — Мне как-то неудобно… по-моему, я забыл вашу фамилию.
  
  — Ребус. Детектив-инспектор.
  
  Парень кивнул:
  
  — Отец упоминал вашу фамилию.
  
  — И конечно, в самом лестном контексте. Было трудно, глядя в глаза сына, не видеть за его спиной фигуры отца.
  
  — Боюсь, что ему всюду мерещится некомпетентность. Родственники тоже не представляют исключения.
  
  Ребус примостился на боковину дивана, указав Джеймсу на кресло, но тому, видно, было удобнее оставаться на ногах.
  
  — Ты нашел тот пистолет? — спросил Ребус. Вопрос этот, казалось, озадачил Джеймса. — Когда я был у тебя дома, ты листал журнал, ища в нем «брокок».
  
  — А, ну да. — Джеймс кивнул, словно сам себе. — Я же видел фотографии в газетах. Отец собирает все эти материалы, думает начать кампанию.
  
  — Кажется, ты не очень это одобряешь?
  
  Взгляд Джеймса посуровел.
  
  — Может быть, это из-за того… — Он осекся.
  
  — Из-за чего?
  
  — Из-за того, что он заинтересовался мною не потому, что я есть я, а после этого случая. — Рука Джеймса опять поползла к плечу.
  
  — Политикам доверять трудно, — сочувственно проговорил Ребус.
  
  — Ли однажды сказал мне занятную вещь. Он сказал: «Если оружие сделают вне закона, то и доступ к нему будет только у тех, кто вне закона». — Джеймс улыбнулся при этом воспоминании.
  
  — Похоже, и сам он был не очень-то в ладах с законом. По меньшей мере, два пистолета без разрешения. Он когда-нибудь говорил, зачем ему оружие?
  
  — Я просто считал, что он интересуется оружием… все его прошлое и вообще…
  
  — Тебе никогда не казалось, что он ожидает неприятностей?
  
  — Неприятностей какого рода?
  
  — Не знаю какого, — признался Ребус.
  
  — Вы хотите сказать, что у него были враги?
  
  — Я удивляюсь, зачем ему понадобилось столько замков на двери.
  
  Джеймс прошел к двери и выглянул в холл.
  
  — Это опять же можно объяснить его прошлым. Как и то, что в пабе он всегда садился в угол лицом к двери.
  
  Ребус невольно улыбнулся: он и сам делал точно так же.
  
  — Чтобы следить, кто входит?
  
  — Он так и говорил мне.
  
  — Похоже, вы были очень близки.
  
  — Так близки, что в конце концов он решил меня пристрелить.
  
  — Ты крал у него что-нибудь, Джеймс?
  
  Молодой человек нахмурился:
  
  — Зачем бы я стал это делать?
  
  Ребус лишь пожал плечами.
  
  — Так крал или нет?
  
  — Никогда.
  
  — А Ли не говорил о какой-нибудь пропаже? Не производил впечатления возбужденного, взволнованного?
  
  Парень покачал головой:
  
  — Я не очень понимаю, куда вы клоните?
  
  — Расспрашиваю про его паранойю. Хочу узнать, насколько далеко она простиралась.
  
  — Я ни слова не сказал о том, что он якобы был параноиком.
  
  — Ну как же? Замки, место в углу…
  
  — Это просто осторожность. Не считаете?
  
  — Может быть. — Ребус помолчал. — Тебе он нравился, не правда ли?
  
  — Наверно, больше, чем я ему.
  
  Ребусу вспомнилась их последняя встреча с Джеймсом Беллом и что сказала после нее Шивон.
  
  — Ну, а о Тири Коттер что скажешь? — спросил он.
  
  — А при чем тут Тири Коттер?
  
  Джеймс сделал несколько шагов обратно в комнату.
  
  — Мы считаем, что у Хердмана с Тири был роман.
  
  — Вот как?
  
  — Ты знал об этом?
  
  Джеймс хотел пожать плечами, но лишь вздрогнул от боли.
  
  — На минуту забыл о ране, да? — заметил Ребус. — Помнится, у тебя в комнате стоит компьютер. Ты посещал когда-нибудь веб-сайт Тири?
  
  — Понятия не имел о существовании такого сайта.
  
  Ребус медленно кивнул:
  
  — Что, Дерек Реншоу не говорил об этом?
  
  — Дерек?
  
  Ребус опять кивнул:
  
  — По-моему, Дерек увлекался этим. Ты часто оставался в комнате отдыха с ним и Тони Джарвисом. Я подумал, может, они заговаривали об этом.
  
  Джеймс покачивал головой. Казалось, он думал.
  
  — Я что-то не помню, — сказал он.
  
  — Ну и не беспокойся об этом. — Ребус сделал движение встать. — Эта твоя книга… помочь тебе ее поискать?
  
  — Книга?
  
  — Та, которую ты хотел забрать.
  
  Джеймс улыбнулся своей непонятливости.
  
  — Да, конечно. Буду вам очень благодарен. — Он оглядел захламленную комнату и подошел к письменному столу. — Погодите-ка, — сказал он. — Да вот же она! — Он поднял книжку в бумажной обложке, показывая ее Ребусу.
  
  — О чем эта книжка?
  
  — Про сошедшего с катушек солдата.
  
  — Который пытался убить жену, а в результате сам выпрыгнул из самолета?
  
  — Вы ее знаете?
  
  Ребус кивнул. Джеймс пролистал страницы, потом похлопал книжкой по бедру.
  
  — Похоже, я нашел, что искал, — сказал он.
  
  — Может, еще что-нибудь хочешь забрать? — Ребус поднял магнитофон. — Честно говоря, наверное, это пойдет в мусорную корзину.
  
  — Серьезно?
  
  — Его жена, кажется, ничем здесь не заинтересовалась.
  
  — Какое расточительство! — Ребус протянул ему магнитофон, но Джеймс покачал головой:
  
  — Не могу. Это было бы нехорошо.
  
  Ребус кивнул, вспомнив, как и сам не взял еду из холодильника.
  
  — А теперь я оставлю вас, инспектор.
  
  Джеймс сунул книгу под мышку и протянул Ребусу правую руку. Пальто соскользнуло с его плеч и упало на пол. Зайдя Джеймсу за спину, Ребус поднял пальто, накинул его на плечи юноши.
  
  — Спасибо, — сказал Джеймс Белл. — Провожать меня не надо.
  
  Ребус остался сидеть в гостиной, уткнувшись подбородком в руку в перчатке. Он слушал, как открылась и вновь закрылась входная дверь. Джеймс оказался так далеко от дома… его привлек огонек в окнах погибшего. Ребус все думал о том, что ожидал увидеть здесь этот паренек. Приглушенные шаги на каменной лестнице. Ребус подошел к письменному столу и перебрал оставшиеся книги. Все они, так или иначе, были про войну, но Ребус был уверен, что знает, какую книгу взял парень.
  
  Ту самую, на которую случайно наткнулась Шивон в их первое посещение квартиры.
  
  Ту самую, из которой выпала фотография Тири Коттер.
  День шестой
  Вторник
  19
  
  Во вторник утром Ребус, выйдя из дома, прошел в конец Марчмонт-роуд и пересек Медоус — поросшую травой пустошь перед университетом. Его обгоняли студенты, некоторые на стареньких скрипучих велосипедах, другие сонно волочились пешком. День был пасмурный, небо отражало цвет серых крыш. Ребус направился к мосту Георга Четвертого. Он уже успел изучить томительную процедуру, предварявшую занятия в Национальной библиотеке. Охранник пропустит его, но дальше придется карабкаться по лестнице и убеждать дежурного библиотекаря, что дело его не терпит отлагательств и никакая другая библиотека ему не поможет. Ребус показал свой пропуск, объяснил, что ему требуется, и был направлен в зал микрофильмов. Старые газеты теперь можно получить только в виде микрофильмов. А было время, когда Ребус, работая над одним делом, посиживал в читальном зале и служитель безотказно подкатывал к его столу неподъемную тележку с переплетенными газетными подшивками. Теперь же приходилось глядеть на экран и кадр за кадром разматывать пленку, проводя ее через проектор.
  
  Точных дат Ребус не имел в виду, он решил просмотреть газеты за целый месяц перед катастрофой на Джуре, чтобы уяснить себе обстановку, в которой она произошла. Дойдя до дня катастрофы, он уже был в курсе всех событий того времени. Сообщение о катастрофе было помещено на первой странице «Скотсмена» вместе с фотографиями двух жертв — бригадного генерала Стюарта Филлипса и майора Кевина Спарка. На следующий день газета поместила пространный некролог генерала, шотландца по рождению. Ребус узнал множество ненужных ему подробностей о том, где учился Филлипс и какие профессиональные успехи за ним числились. Проверив сделанные записи, он досмотрел пленку до конца, а затем вернулся к той, где были зафиксированы предыдущие две недели, в том числе и записанная им дата перемирия в Северной Шотландии; ИРА прекратила военные действия, и большую роль в прошедших переговорах сыграл бригадный генерал Стюарт Филлипс. Ему удалось достигнуть соглашения в предварительных обсуждениях условий, преодолеть недоверчивость руководителей боевых отрядов как той, так и другой стороны, утихомирить раскольников и так далее. Ребус постукивал по зубам авторучкой, пока не заметил, как хмурится его сосед. Пробормотав извинения, Ребус стал просматривать другие материалы газет: встречи в верхах, военные конфликты за рубежом, итоги футбольных матчей и их обсуждение… Лик Христа, запечатленный в плоде граната; кошка, заблудившаяся, но сумевшая найти хозяев несмотря на то, что за время ее отсутствия они успели переехать в другое место.
  
  Фотография кошки напомнила ему о Боэции. Он прошел в главный зал и спросил, где у них выставлены энциклопедии. И нашел статью про Боэция. Римский философ, переводчик, политический деятель… обвиненный в измене, он в ожидании казни написал трактат «Утешение философией», где утверждал, что все переменчиво и зыбко… все, кроме добродетели. Ребус прикинул, не поможет ли ему эта книга разобраться в судьбе Дерека Реншоу и в том, как повлияла она на его близких. Однако в помощи этой он усомнился. Слишком часто в его мире виновные уходили от наказания, а жертвы оставались неведомыми. Хорошие люди страдали, плохие же — нет. Если Господь так и замысливал, то этот старый пройдоха обладал неким извращенным чувством юмора. Легче думать, что никакого предварительного умысла тут не было, что в школу Ли Хердмана привел слепой случай.
  
  Но Ребус подозревал, что и это не так.
  
  Он решил направиться к мосту Георга Четвертого, выпить кофе и покурить. Предварительно он позвонил Шивон, чтобы сообщить, что у него дела в городе и заезжать за ним не надо. Судя по ее голосу, она восприняла его слова довольно равнодушно и даже не проявила любопытства. Похоже, что она начала отдаляться от него, и винить ее за это было трудно. Он всегда как бы притягивал к себе несчастья, что не пошло бы на пользу ее карьере. И все-таки, думал он, дело было не только в этом. Может быть, она всерьез видит в нем коллекционера, норовящего слишком близко подойти к тем, кто ему нравится или интересен. А такая близость не всегда удобна и уместна. Он думал о веб-сайте мисс Тири, о том, как с помощью этого сайта создавалась иллюзия известной связи. Но отношения оставались односторонними: наблюдатели видели ее, она же их — нет. Может быть, и она была одним из «экземпляров» коллекции?
  
  Сидя в кафетерии «Слон» и потягивая из большой, чашки кофе с молоком, Ребус вытащил мобильник. Сигарету он выкурил перед входом: он вечно забывал, по каким дням разрешено курение в кафе, а по каким — нет. Нажимая кнопки ногтем большого пальца, он набрал номер мобильника Бобби Хогана.
  
  — Что, наши Воплощения добродетели уже прибрали дело к рукам? — спросил Ребус.
  
  — Не до конца. — Хоган сразу понял, что речь идет о Клеверхаусе и Ормистоне.
  
  — Но ошиваются рядом?
  
  — Общаются с твоей подругой.
  
  Ребусу потребовалась лишь секунда, чтобы сообразить.
  
  — С Уайтред? — догадался он.
  
  — Именно.
  
  — Ничто не доставит Клеверхаусу большего удовольствия, чем послушать сплетни обо мне.
  
  — Может, этим и объясняется улыбка сладострастия на его лице.
  
  — И в какой же степени теперь, по твоему мнению, я стал персоной нон грата?
  
  — Никто ничего не сказал. Где, между прочим, ты находишься? На заднем плане я слышу шипение кофейной машины.
  
  — У меня утренний перерыв, начальник. Только и всего. А вообще я копаюсь в послужном списке Хердмана.
  
  — Ты знаешь, что с этим я потерпел фиаско?
  
  — Не переживай, Бобби. Я еще не помню случая, чтобы чье-нибудь личное дело командование ОЛП отдало без ожесточенной борьбы.
  
  — Как же тебе удалось заполучить дело?
  
  — Окольными путями. Так можно выразиться.
  
  — Не собираешься просветить меня поподробнее?
  
  — Не раньше, чем обнаружу что-нибудь.
  
  — Знаешь, Джон, угол расследования теперь несколько меняется.
  
  — А если перевести это на простой английский?
  
  — Вопрос «почему» теряет свою актуальность.
  
  — По сравнению с куда более значимым вопросом о наркотиках? — догадался Ребус. — Так что в моих услугах ты больше не нуждаешься, Бобби, и мою часть расследования собираешься прикрыть?
  
  — Это не мой стиль, Джон, как тебе известно. Я хочу сказать, что расследование может уплыть из моих рук.
  
  — А Клеверхаус в клубе моих поклонников не числится?
  
  — И даже не рассматривается как кандидатура.
  
  Ребус задумался. Молчание нарушил Хоган:
  
  — По тому, как обстоят дела сейчас, я вполне мог бы попивать с тобой кофеек.
  
  — Тебя ограничивают в действиях?
  
  — Переводят из рефери в четвертого запасного.
  
  Ребус не мог не улыбнуться такой метафоре: Клеверхаус в качестве рефери, а Ормистон и Уайтред — как судьи на линии.
  
  — А еще что нового? — спросил он.
  
  — Яхта Хердмана. Та самая, где были найдены наркотики. Похоже, что, покупая ее, он большую часть суммы заплатил наличными, а точнее, долларами, интернациональной валютой, не совсем законной внутри страны. За прошлый год он несколько раз ходил на ней в Роттердам, что пытался утаить.
  
  — Хорошенькое дело!
  
  — Клеверхаус думает, что здесь не обошлось и без порнографии.
  
  — Кто знает этого Хердмана. Чужая душа потемки, если не сказать — сточная канава.
  
  — И может статься, он не далек от истины: такие места, как Роттердам, наводнены самым жестким порно. А наш друг Хердман оказался тем еще фруктом.
  
  Ребус прищурился:
  
  — В каком смысле?
  
  — Мы взяли его компьютер, когда были у него дома, помнишь? — Ребус помнил: ко времени первого его посещения квартиры Хердмана компьютера там уже не было. — Экспертам в Хоуденхолле удалось выделить сайты, которые он посещал. Множество этих сайтов предназначалось любителям подсматривать.
  
  — Ты имеешь в виду вуайеристов?
  
  — Именно. Мистер Хердман любил наблюдать. И как тебе такая подробность: некоторые из сайтов родом из Нидерландов. Хердман расплачивался за них с помощью кредитной карточки.
  
  Ребус глядел в окно. Начался дождь — мелкий и косой. Прохожие наклоняли головы и убыстряли шаги.
  
  — Ты слышал когда-нибудь, чтобы порнобарон платил за проглядывание продукции, а, Бобби?
  
  — Я вообще не знал, что есть такая штука.
  
  — Есть, есть, уж поверь мне… — Ребус помолчал, потом прищурился. — Ты проглядывал эти сайты?
  
  — По долгу службы мне полагается знакомиться с уликами.
  
  — Опиши-ка мне их.
  
  — Тебе нравятся такие дешевые зрелища?
  
  — За ними я отправляюсь к Фрэнку Заппе. Ну, сделай мне одолжение, Бобби!
  
  — Девушка сидит на кровати, в чулках с подтяжками, и всякое такое, а ты пишешь ей, чего ты хочешь, чтобы она сделала.
  
  — И мы знаем, чего хотел Хердман?
  
  — Боюсь, что нет. Видимо, эксперты смогли извлечь только то, что извлекли.
  
  — А список этих сайтов, Бобби, у тебя имеется? — Ребусу пришлось слушать, как тихо хохотнула трубка. — Тогда я рискну сам догадаться. Был среди них сайт мисс Тири, озаглавленный «Проникновение во мрак»?
  
  На другом конце — молчание, а потом:
  
  — Как это ты узнал?
  
  — В прошлой жизни умел читать чужие мысли.
  
  — Нет, правда, Джон! Как ты узнал?
  
  — Видишь ли, я понимал, что ты обязательно у меня это спросишь. — Ребус решил пожалеть несчастного Хогана. — «Мисс Тири» — это Тири Коттер. Учится в Порт-Эдгаре.
  
  — А в свободное время промышляет порнографией?
  
  — Ее сайт не порнография, Бобби… — Ребус осекся, но было поздно.
  
  — Так ты его видел?
  
  — Веб-сайт переносит в ее комнату, — признался Ребус, — которую можно наблюдать все двадцать четыре часа.
  
  Он поморщился, лишний раз осознав, что сказал слишком много.
  
  — А сколько времени наблюдал эту комнату ты, если можешь говорить так уверенно?
  
  — Не думаю, что это имеет большое отношение к…
  
  Хоган оставил эти слова без внимания.
  
  — Мне необходимо сообщить это Клеверхаусу.
  
  — Нет, не надо.
  
  — Послушай, Джон, если Хердман втюрился в эту девку…
  
  — Если ты собираешься допрашивать ее, я хочу присутствовать при допросе.
  
  — Я не считаю, что ты…
  
  — Информацию эту тебе дал я, Бобби! — Ребус огляделся, вдруг поняв, что говорит слишком громко. Он сидел за общей стойкой возле окна и увидел, как две молодые женщины, по виду служащие на обеденном перерыве, отвели взгляд. Как давно они подслушивают? Ребус понизил голос. — Я должен присутствовать, Бобби! Обещай мне это!
  
  — Я-то обещаю, хоть и не думаю, что мои обещания чего-то стоят, — сказал Хоган уже не столь сурово. — Вряд ли Клеверхаус санкционирует это.
  
  — А ты уверен, что должен испросить его санкции?
  
  — Как же иначе?
  
  — Мы вдвоем и допросили бы ее, Бобби.
  
  — Так работать не в моих правилах, Джон. — Голос в трубке опять посуровел.
  
  — Да уж наверно. — В голову Ребуса вдруг закралась мысль: — Шивон с тобой?
  
  — Я считал, что она с тобой.
  
  — Ладно, не важно. Так дашь мне знать, когда состоится беседа?
  
  — Да. — Слово растворилось в глубоком вздохе.
  
  — До скорого, Бобби. Я твой должник.
  
  Ребус нажал кнопку окончания разговора и вышел, не допив кофе. Выйдя, он закурил еще одну сигарету. Женщины о чем-то шушукались, прикрывая рот рукой — видимо, на случай, если он умеет читать по губам. Они старались не встречаться с ним глазами. Выдохнув дым прямо в открытое окно, он направился обратно в библиотеку.
  
  Шивон, приехав в Сент-Леонард довольно рано, позанималась в спортзале, потом поднялась в отдел. Там была кладовка, где хранились старые дела, но, изучив корешки порыжелых картонных папок, она поняла, что одна папка изъята. На ее место была вставлена бумажка:
  
  Мартин Ферстоун. Изъято согласно распоряжению. И подпись: Джилл Темплер.
  
  Разумно. Смерть Ферстоуна не была случайностью. Спровоцировано расследование убийства вкупе с внутренним расследованием. Темплер вынула папку для того, кому это потребовалось. Шивон опять прикрыла дверь и заперла ее, прошла в коридор и, подойдя к двери Темплер, прислушалась. Ничего не было слышно, кроме звонившего в отдалении телефона. Она огляделась по сторонам. В отделе находились двое: констебль Дэйви Хиндс и «Хей-хо» Сильверс. Хиндс был еще слишком неопытен, чтобы подвергать сомнению ее действия, но если ее застукает Сильверс…
  
  Сделав глубокий вдох, она постучала, выждала, а затем, повернув дверную ручку, вошла.
  
  Дверь была не заперта. Прикрыв ее за собой, она на цыпочках пересекла кабинет начальницы. На самом столе ничего не было, ящики же его были не столь вместительны. Она уставилась на зеленый, в четыре ящика, картотечный шкаф.
  
  — Игра стоит свеч, — сказала она себе, открывая верхний ящик. Там было пусто. Три других были набиты всевозможными бумагами, но того, что она искала, в ящике не оказалось. Переведя дух, она оглядела кабинет. Кого она обманывает? Никаких тайников и укромных мест здесь быть не могло. Все в кабинете было утилитарно и отвечало лишь своей прямой цели. В свое время Темплер поместила на подоконнике два комнатных растения, но потом исчезли и они, не то засохли от небрежения, не то очутились в мусорной корзине в результате уборки. Предшественник Темплер расставил на своем столе фотографии своего многочисленного семейства, теперь же ничто не говорило даже о принадлежности кабинета женщине. Уверившись, что она ничего не пропустила, Шивон открыла дверь и сразу же за порогом увидела нахмуренное лицо.
  
  — Вы-то мне и нужны, — проговорил мужчина.
  
  — Я только… — Шивон обернулась в кабинет, словно ища там правдоподобное окончание фразы.
  
  — Старший суперинтендант Темплер на совещании, — пояснил мужчина.
  
  — Именно так я и поняла, — сказала Шивон, стараясь, чтобы голос ее звучал твердо. Она щелкнула закрываемой дверью.
  
  — Между прочим, — произнес мужчина, — фамилия моя…
  
  — Маллен. — Шивон выпрямилась, увеличив тем самым свой рост на несколько дюймов.
  
  — Разумеется, — сказал Маллен с легчайшей из улыбок, — вы были водителем инспектора Ребуса в тот день, когда мне удалось положить его на обе лопатки.
  
  — Теперь же вы хотите расспросить меня о Мартине Ферстоуне.
  
  — Правильно. — Он помолчал. — Надеюсь, вы не откажетесь уделить мне несколько минут.
  
  Шивон пожала плечами и улыбнулась, словно говоря, что вряд ли для нее может найтись занятие приятней.
  
  — Тогда, будьте добры, пройдемте со мной, — сказал Маллен.
  
  Проходя мимо открытой двери отдела, Шивон заглянула внутрь и увидела Хиндса и Сильверса, стоявших рядом. Головы обоих были втянуты в плечи, так что галстуки казались повязанными поверх подбородков, а шеи вывернутыми, словно у повешенного.
  
  Последнее, что они увидели, был поднятый средний палец их жертвы, после чего она исчезла.
  
  Она проследовала за служащим Отдела жалоб вниз по лестнице и дальше через приемную. Маллен отпер дверь комнаты для допросов № 1.
  
  — Полагаю, у вас были веские основания находиться в кабинете старшего суперинтенданта Темплер, — сказал он, скидывая пиджак и вешая его на спинку одного из двух стульев этой комнаты. Шивон села, глядя на то, как он усаживается напротив, через стол от нее. Стол был покарябан и испачкан чернилами. Наклонившись, Маллен поднял с пола картонную коробку.
  
  — Да, были, — сказала она, наблюдая, как он снимает с коробки крышку. Первое, что бросилось ей в глаза, была фотография Мартина Ферстоуна, снятая вскоре после его ареста. Маллен вытащил фотографию и поднял ее для обозрения. Шивон не могла не отметить, что ногти его были безукоризненно ухожены.
  
  — Вы считаете, что этот человек достоин смерти?
  
  — На этот счет я не имею определенного мнения.
  
  — Как вы понимаете, это останется между нами. — Маллен чуть опустил фотографию, так что над нею показалась верхняя половина его лица. — Ни магнитофонной записи, ни третьих лиц… все очень конфиденциально и неформально.
  
  — Вы и пиджак сняли для пущей неформальности?
  
  Он предпочел не ответить.
  
  — Я опять задаю вам тот же вопрос, сержант Кларк: заслужил ли этот человек такую судьбу?
  
  — Если вы спрашиваете меня, хотела ли я его смерти, ответом будет «нет». Мне попадались говнюки и похлеще.
  
  — Вы бы определили его как мелкий и ничтожный раздражающий фактор?
  
  — Я вообще не даю себе труда его определять.
  
  — Он умер страшной смертью, знаете ли. Проснуться в пламени, задыхаясь от дыма, пытаться высвободиться, оторваться от этого проклятого стула… Не хотел бы я так окончить свои дни.
  
  — Уж наверное.
  
  Взгляды их скрестились, и Шивон поняла, что он уже готов встать и начать кругами метаться по комнате, действуя ей на нервы. Она вынуждала его так поступить. Скрипнув стулом, она встала со скрещенными на груди руками и прошла к дальней стене, чтобы Маллен, дабы видеть ее, обернулся.
  
  — Похоже, вы можете сделать неплохую карьеру, сержант Кларк, — сказал Маллен. — Через пять лет инспектор, возможно, еще до сорока будете старшим инспектором… это дает вам целых десять лет, чтобы догнать старшего суперинтенданта Темплер. — Он сделал эффектную паузу. — Вот что ожидает вас, если вы сумеете лавировать, избегая неприятностей.
  
  — Смею думать, у меня хорошая навигационная система.
  
  — Искренне надеюсь, для вашей же пользы, что вы правы. А вот инспектор Ребус… не кажется ли вам, что его компас неизменно направлен в сторону печалей и неприятностей?
  
  — Не имею определенного мнения.
  
  — В таком случае пора его заиметь, учитывая карьеру, которая вам, по-видимому, предстоит. Вам следует проявлять большую осмотрительность в выборе знакомств.
  
  Шивон прошлась вдоль другой стены и, дойдя до двери, обернулась:
  
  — Наверняка можно найти множество других кандидатур на роль того, кто пожелал смерти Ферстоуну.
  
  — Надеюсь, что следствие их и обнаружит, — сказал Маллен, дернув плечами. — А пока…
  
  — А пока вы привязались к инспектору Ребусу?
  
  Маллен внимательно разглядывал ее:
  
  — Почему бы вам не сесть?
  
  — Я вас нервирую? — Она склонилась над ним, вцепившись в край стола.
  
  — Вы именно этого хотите добиться, как я начинаю подозревать?
  
  Она выдержала его взгляд, но потом сдалась и села.
  
  — Скажите мне, — негромко начал он, — когда вы впервые узнали, что инспектор Ребус был дома у Мартина Ферстоуна в вечер его гибели, что вы подумали?
  
  Ответом было лишь пожатие плечами, не больше.
  
  — По одной версии, — вкрадчиво продолжал голос, — кто-то хотел напугать Ферстоуна. Но произошла осечка, вот и все. Могло быть так, что инспектор Ребус пришел в дом к Ферстоуну, пытаясь его спасти… — Голос стих. — Нам позвонила доктор-психиатр по имени Айрин Лессер. Она недолго общалась с инспектором Ребусом по другому поводу и хотела пожаловаться, что он нарушил принятые у них правила конфиденциальности. В конце разговора она высказала мнение, что Джона Ребуса «терзают призраки». — Маллен наклонился над столом. — Согласны ли вы с этим, сержант Кларк?
  
  — Иногда он слишком близко принимает к сердцу следственные дела, — признала Шивон. — Однако не думаю, что это одно и то же.
  
  — На мой взгляд, доктор Лессер имела в виду, что ему нелегко жить в настоящем… в нем бушует ярость, что-то скрытое, запертое еще с давних времен.
  
  — Не понимаю, при чем тут Мартин Ферстоун.
  
  — Вот как? Не понимаете? — Маллен грустно улыбнулся. — Вы считаете инспектора Ребуса своим другом, с которым можно общаться помимо работы?
  
  — Да.
  
  — И много времени вы с ним проводите?
  
  — Достаточно.
  
  — И делитесь с ним своими проблемами?
  
  — Иногда.
  
  — Но Мартин Ферстоун такой проблемой не являлся?
  
  — Нет.
  
  — Для вас — во всяком случае. — Маллен выдержал паузу, после чего опять откинулся на спинку стула. — Чувствуете ли вы когда-нибудь потребность защитить Ребуса, сержант Кларк?
  
  — Нет.
  
  — Но вы пошли к нему в водители, когда у него было плохо с руками.
  
  — Это другое дело.
  
  — Дал ли он вам правдоподобное объяснение того, как получил столь сильный ожог?
  
  — Он ошпарил руки, опустив их в воду, которая оказалась кипятком.
  
  — Я подчеркнул слово «правдоподобное».
  
  — Я считаю это правдой.
  
  — Вам не кажется, что было бы вполне в его духе, увидев вас с подбитым глазом и сложив два и два, начать охоту на Ферстоуна?
  
  — Они вместе мирно сидели в пабе… Никто не давал показаний, что между ними происходила ссора или драка.
  
  — На людях, может быть, и не происходила, но когда инспектор Ребус выманил у него приглашение к нему домой… то там, с глазу на глаз…
  
  Шивон покачала головой:
  
  — Ничего этого не было.
  
  — Хотел бы я, чтоб вы чувствовали ко мне большее доверие.
  
  — Чтобы отплатить мне за него высокомерным самодовольством?
  
  Маллен словно бы задумался над этими словами. Потом он улыбнулся и положил фотографию обратно в коробку.
  
  — Думаю, что на сегодня хватит.
  
  Шивон не сделала ни малейшей попытки встать.
  
  — Но может быть, у вас есть еще какая-нибудь тема для обсуждения? — В глазах Маллена зажегся огонек.
  
  — Вообще-то есть. — Она кивнула в сторону коробки. — Из-за этого вы и застали меня в кабинете старшего суперинтенданта Темплер.
  
  Маллен тоже покосился на коробку.
  
  — Вот как? Это интересно.
  
  — К самому Ферстоуну это не имеет никакого отношения, а касается расследования событий в Порт-Эдгаре. — Она решила, что ничего не теряет, если поделится с ним. — Девушку Ферстоуна видели в Саут-Квинсферри. — Шивон тихонько глотнула, прежде чем выговорить свою маленькую ложь во спасение. — Инспектор Хоган хочет вызвать ее на допрос, но я не помню ее адреса.
  
  — А адрес ее здесь, да? — Маллен похлопал по коробке и, помедлив секунду, опять снял крышку. — Не вижу в том большого вреда, — сказал он, придвигая к ней коробку.
  
  Блондинку звали Рэйчел Фокс, и работала она в супермаркете возле Лейт-Уок. Шивон катила по ней вниз мимо неприглядных баров, лавок додержанных вещей и салонов татуировок. Лейт, как ей казалось, вечно тяготел к обновлению. Когда склады превращались в «мансардные жилые дома», открывался новый многозальный кинотеатр или же старенькая яхта королевы отдавалась туристам, все это воспринималось как знак начавшегося «обновления» порта. Но на ее взгляд, никакого обновления в сущности не происходило: все тот же старый Лейт и те же его обитатели. Здесь она всегда чувствовала себя в безопасности, даже ночью, стучась в двери борделей и наркопритонов. При всем при том от городка этого веяло унынием, а улыбка на лице изобличала в тебе приезжего.
  
  На парковке возле супермаркета свободного места не было, но она, сделав круг, заметила женщину, загружавшую провизией багажник своей машины. Шивон стала ждать, не выключая двигателя. Женщина кричала на рыдавшего мальчишку лет пяти. Из ноздрей мальчугана к верхней губе протянулись две светло-зеленые ниточки. Он горбился и икал после каждого вопля. На нем была серебристая дутая спортивная куртка от Лекока размера на два больше, чем нужно, отчего казалось, что кисти рук у него отрублены. Он попытался вытереть нос о рукав куртки, чем вызвал у женщины взрыв гнева: кинувшись к мальчику, она принялась трясти его за плечи. Шивон поймала себя на том, что пальцы ее уже сжимают ручку дверцы. Но из машины она не вышла, зная, что от ее вмешательства ребенку будет только хуже: женщина не прозреет и не раскается, если какая-то незнакомка станет приставать к ней с нравоучениями. Багажник был заполнен, ребенка втолкнули в машину, обходя которую, чтобы сесть за руль, женщина взглянула на Шивон и слегка пожала плечами, словно приглашая посочувствовать тому, что, видимо, считала тяжким бременем родительского долга. Вот, сами можете понять, каково мне приходится, казалось, говорил этот жест. В ответ Шивон лишь смерила ее злобным взглядом, всю бессмысленность которого продолжала ощущать, паркуясь, хватая тележку и вкатывая ее в супермаркет.
  
  И вообще, что она здесь делает? Что привело ее сюда — Ферстоун, записки или появление Рэйчел Фокс в пабе «У лодочника»? Может быть, и то, и другое, и третье. Фокс работала на кассе, и, оглядев их ряды, Шивон почти сразу увидала ее. На ней был такой же синий форменный халатик, что и на других служащих здесь женщинах, а волосы она убрала в высокую прическу, выпустив над ушами по завитку. С отсутствующим видом она одну за другой откладывала покупки, когда цена появлялась на экране. Табличка над ее кассой гласила: «Не больше девяти наименований». Шивон прошлась по первому проходу, не увидев ничего, что было бы ей нужно. Толкаться в очередях возле мясного и рыбного прилавков она не хотела. Хорошо бы Фокс вышла из-за кассы, устроив себе передышку, или кончила работу пораньше. В тележку полетели два шоколадных батончика, за ними последовало кухонное полотенце и жестянка шотландского супа с перловкой и овощами. Четыре наименования. Ступив во второй проход, Шивон проверила, за кассой ли еще Фокс. Та была на месте, и три пенсионера ждали своей очереди в кассу. Шивон прибавила к покупкам тюбик томатной пасты. Мимо прожужжал моторчик электрической коляски. Женщина на ней ехала очень быстро, так что муж еле поспевал за коляской. Женщина выкрикивала ему директивы: «Зубную пасту! И не в тюбике, а с поршнем! Про огурец не забыл?» При последних ее словах мужчина дернулся и поморщился, тем самым давая понять Шивон, что огурец он действительно забыл и ему придется возвращаться.
  
  Другие покупатели еле-еле плелись, словно пытаясь продлить удовольствие. Возможно, прогулку по супермаркету они окончат в здешнем кафе, взяв чаю с куском сладкого пирога. Пирог они тоже станут жевать очень медленно, а чай пить мелкими глотками. А потом домой, к дневной кулинарной передаче.
  
  Пакет макарон. Шесть наименований. Возле кассы Фокс теперь остался лишь один пенсионер. Шивон встала за ним. Он поздоровался с Фокс, и она лениво бросила «привет», отсекая этим возможность продолжать беседу.
  
  — Хороший денек, — все-таки рискнул мужчина. Во рту у него явно не хватало протезов, и мокрый язык пролезал в дырки. Фокс лишь кивнула, видимо, занятая тем, чтобы как можно быстрее подсчитать стоимость его покупок. Взглянув на ленту конвейера, Шивон отметила про себя две вещи. Первая — это что у старика было целых двенадцать наименований. Вторая — что и ей не помешало бы купить яиц.
  
  — Восемь восемьдесят, — сказала Фокс. Рука старика медленно выползла из кармана и стала пересчитывать монеты. Нахмурившись, он пересчитал их заново. Фокс протянула руку и взяла деньги.
  
  — Пятидесяти пенсов не хватает, — объявила Фокс.
  
  — А?
  
  — Здесь не хватает пятидесяти пенсов. Вам придется что-нибудь вернуть.
  
  — Вот, возьмите, пожалуйста, — сказала Шивон, прибавляя к горстке монет еще одну. Старик взглянул на нее, беззубо улыбнулся и поклонился ей. Потом поднял свою сумку и поплелся к выходу.
  
  Рэйчел Фокс принялась обслуживать следующего покупателя.
  
  — Вот вы думаете, бедный старик, — сказала она, не поднимая глаз. — Но он чуть ли не каждую неделю пытается нас обмануть.
  
  — Ну так насчитайте мне побольше, — сказала Шивон. — Это стоило сделать хотя бы ради того, чтобы он больше не тянул время с новым пересчетом.
  
  Фокс подняла взгляд и вновь опустила его к движущейся ленте конвейера.
  
  — Я где-то вас видела.
  
  — Может, когда посылали мне письма, а, Рэйчел?
  
  Рука, державшая пакет макарон, замерла:
  
  — Откуда вы знаете, как меня зовут?
  
  — Ну, во-первых, это написано на вашем нагрудном значке.
  
  Но Фокс уже вспомнила. Прищурив густо накрашенные глаза, она глядела на Шивон:
  
  — Вы тот коп, что хотела упрятать Марти за решетку.
  
  — Я давала свидетельские показания в суде, — признала Шивон.
  
  — Да, помню… И подговорили одного из ваших запалить пожар.
  
  — Не надо верить бульварным газетам, Рэйчел.
  
  — Но вы ведь ссорились с ним, правда?
  
  — Нет.
  
  — Он говорил мне о вас, сказал, что вы держите на него зуб.
  
  — Уверяю вас, что никакого зуба я на него не держала.
  
  — Тогда как же получилось, что он мертв?
  
  Последняя из покупок Шивон была отложена в сторону, и она уже приготовила десятифунтовую банкноту. Кассирша из соседней кассы застыла, прекратив работу, и, как и ее клиент, прислушивалась к их разговору.
  
  — Могу я поговорить с вами где-нибудь в другом месте, Рэйчел? — Шивон поглядела по сторонам. — Более уединенном?
  
  Но глаза Фокс наполнились слезами. Сейчас в ней появилось неожиданное сходство с тем мальчиком у супермаркета. В каком-то отношении, подумала Шивон, мы так и остаемся детьми. Эмоционально мы не взрослеем.
  
  — Рэйчел… — начала она. Но Фокс открыла ящичек кассы, чтобы дать Шивон сдачу, и медленно покачала головой.
  
  — Мне не о чем говорить с вашей братией.
  
  — А о записках, которые я получаю, что скажешь? Можешь поговорить о них?
  
  — Не знаю, о чем вы толкуете.
  
  По жужжанию электрического моторчика Шивон поняла, что женщина в коляске находится непосредственно за ее спиной. Можно было не сомневаться, что в тележке, которую вез ее муж, ровно девять наименований. Обернувшись, Шивон увидела, что в ручной корзинке, которую прижала к себе женщина, покупок тоже по меньшей мере девять. Женщина бросила на Шивон сердитый взгляд, видимо, пожелав ей провалиться сквозь землю.
  
  — Я видела вас в пабе «У лодочника», — сказала Шивон. — Что вы там делали?
  
  — Где?
  
  — В пабе «У лодочника» в Саут-Квинсферри.
  
  Фокс протянула Шивон сдачу и чек и громко шмыгнула носом:
  
  — Там Род работает.
  
  — Он ваш… друг, наверно?
  
  — Он мой брат. — Фокс вскинула глаза на Шивон. Теперь в них не было слез, в них сверкал огонь: — Что, хотите и с ним разделаться, да?
  
  — Может быть, попробуем другую кассу, Дэйви? — сказала мужу женщина в коляске. Она попятилась, когда Шивон, схватив свой пакет, ринулась к выходу. Вслед ей неслись крики:
  
  — Убийца! Сука проклятая! Что он тебе сделал? Убийца!
  
  Шивон, кинув пакет на кресло рядом с водительским, села за руль.
  
  — Грязная тварь ты, и больше ничего! — Рэйчел Фокс приближалась к машине. — Да на тебя мужчина и не взглянет, как ни старайся!
  
  Шивон включила зажигание и, выбираясь с парковки, дала задний ход в тот момент, когда Фокс изготовилась пнуть ногой фару со стороны водителя. На ней были кроссовки, и нога лишь скользнула по стеклу. Шивон, вывернув шею, посмотрела, не сбила ли она кого-нибудь сзади. Повернувшись обратно, она увидела, что Фокс вооружилась тележками. Шивон рванула машину вперед, сильно нажав на педаль, и услышала за собой грохот пролетевших мимо тележек. Она поглядела в заднее стекло — тележки стояли поперек дороги, передняя же врезалась в припаркованного там «жука».
  
  Рэйчел Фокс, все еще кипя гневом, потрясала кулаками; она ткнула пальцем вслед отъезжавшей машине, а потом провела этим пальцем себе по горлу, медленно кивнув Шивон, чтобы та не сомневалась: Фокс настроена серьезно.
  
  — Молодец, Рэйчел, — пробормотала, выезжая с парковки, Шивон.
  20
  
  Это стоило Бобби Хогану немалых усилий и потребовало всего его умения убеждать, так что пусть Ребус помнит об этом. Взгляд, которым он окинул Ребуса, сказал тому многое: во-первых, ты мой должник, во-вторых, не испорти все дело.
  
  Они находились в одном из кабинетов Большого дома, что на Феттис-авеню, — Управления полиции графства Лотиан и Пограничного края. Здесь расположился Отдел наркотиков и особо тяжких преступлений, связанных с наркотиками, и сюда из милости был допущен и Ребус. Ребус не знал подробностей того, каким образом Хогану удалось убедить Клеверхауса позволить Ребусу присутствовать при допросе, но, так или иначе, он был с ними. Ормистон тоже присутствовал, сопел, мигая и щурясь. Тири Коттер сопровождал отец, здесь же сидела женщина-констебль.
  
  — Вы уверены, что хотите присутствия вашего отца? — скучным голосом осведомился Клеверхаус. Тири лишь окинула его взглядом. Она была при полном готском параде, в высоких до колен сапожках, украшенных многочисленными пряжками.
  
  — Вы так говорите, что, может быть, мне стоило пригласить и моего адвоката? — сказал мистер Коттер.
  
  Клеверхаус лишь пожал плечами.
  
  — Я задал этот вопрос лишь потому, что не хотел бы, чтобы Тири смущалась в вашем присутствии. — Он замолк, глядя на Тири.
  
  — Смущалась? — как эхо повторил мистер Коттер. Он глядел на дочь и потому не видел жеста Клеверхауса, изобразившего движения пальцев по клавиатуре. Однако Тири этот жест увидела и поняла, что он означал.
  
  — Папа, — сказала она, — может быть, лучше будет, если ты подождешь снаружи?
  
  — У меня нет уверенности, что…
  
  — Папа, — она коснулась рукой руки отца, — все нормально. После я все объясню тебе… честное слово, объясню! — Она заглядывала в глаза отцу.
  
  — Ну… не знаю. — Коттер озирался по сторонам.
  
  — Все будет отлично, сэр, — заверил его Клеверхаус, откидываясь в кресле и закидывая ногу за ногу. — Беспокоиться не о чем. Нам просто надо выяснить некоторые обстоятельства, в чем, мы думаем, Тири сможет нам помочь. — Он кивнул Ормистону. — Сержант Ормистон проводит вас в кафетерий, где вы выпьете чашечку чего-нибудь, и не успеете оглянуться, как мы уже завершим беседу.
  
  Ормистон встал с несчастным видом и метнул взгляд в сторону Ребуса и Хогана, словно желая спросить своего напарника, почему не одного из них, а его, Ормистона, он выбрал. Коттер опять посмотрел на дочь:
  
  — Не нравится мне оставлять здесь тебя одну…
  
  Но это были уже слова побежденного, и Ребус усомнился в том, что этот человек мог когда-нибудь противостоять Тири или жене. Вольготнее он себя чувствовал среди цифр, колебаний биржевого курса — вещей, которые он умел прогнозировать и держать под контролем. Возможно, автокатастрофа и гибель сына лишили его веры в себя, выставив всю его беспомощность и слабость перед лицом слепого случая. Он уже поднимался на ноги. Ормистон ждал в дверях. Вместе они вышли. Ребус внезапно подумал об Аллене Реншоу и о том, что может сделать с человеком гибель сына.
  
  Клеверхаус лучезарно улыбнулся Тири Коттер, в ответ она скрестила руки, приняв оборонительную позу.
  
  — Вы знаете, почему вы здесь, Тири?
  
  — А должна?
  
  Клеверхаус повторил свой жест — движения пальцев по клавиатуре.
  
  — Но что означает это, вы поняли?
  
  — Почему бы вам самим не объяснить мне?
  
  — Это означает, что вы имеете веб-сайт, Тири. Что посторонние люди могут наблюдать вас в вашей спальне в любое время дня и ночи. Сидящий здесь инспектор Ребус, похоже, один из ваших поклонников. Еще одним был Ли Хердман. — Клеверхаус сделал паузу, пристально глядя ей в лицо. — Кажется, вы не очень удивлены.
  
  Она пожала плечами.
  
  — Мистер Хердман имел некоторую склонность к вуайеризму. — Клеверхаус покосился на Ребуса, как будто прикидывал, подходит ли он под это определение. — У него был целый набор посещаемых им сайтов такого рода. За большинство из них он заплатил кредитной карточкой…
  
  — Да?
  
  — Ну, а ваш сайт он наблюдал бесплатно.
  
  — Я не такая, как они! — возмутилась Тири.
  
  — А какая вы? И что у вас за сайт?
  
  Тири словно хотела что-то сказать, но прикусила язык.
  
  — Вам нравится, когда за вами подсматривают? — предположил Клеверхаус. — А Хердману нравилось подсматривать. Значит, вы с ним вполне совместимы.
  
  — Он трахал меня несколько раз, если вы это имеете в виду, — холодно отозвалась Тири.
  
  — Я не стал бы употреблять таких слов.
  
  — Тири, — сказал Ребус, — Хердман покупал компьютер, который пропал, и мы не можем обнаружить следов… Это потому, что он находится в твоей спальне?
  
  — Может быть.
  
  — Он купил его для тебя и установил у тебя.
  
  — Неужели?
  
  — Показал тебе, как создать и оформить сайт, как зарегистрировать его в Сети.
  
  — Зачем вы спрашиваете меня, если все знаете?
  
  — И что сказали на это родители?
  
  Она смерила его взглядом:
  
  — У меня есть свои деньги.
  
  — Они подумали, что оплатила компьютер ты? Они не знали про тебя и Ли?
  
  По ее взгляду было ясно, что она считает его вопросы верхом глупости.
  
  — Ему нравилось наблюдать за вами, — сказал Клеверхаус. — Хотелось знать, где вы и что делаете. Для этого вам и понадобился сайт?
  
  Она замотала головой:
  
  — «Темный вход» предназначался всем желающим.
  
  — Это была ваша идея или его? — поинтересовался Хоган.
  
  Она разразилась пронзительным хохотом.
  
  — Я что — Красная Шапочка, а он в роли Серого Волка? — Она перевела дух. — Ли только подарил мне компьютер и сказал, что, может быть, мы сумеем общаться по Интернету. А «Темный вход» придумала я. Я, и никто другой!
  
  Она ткнула в себя пальцем, в кусочек голого тела между грудями. В низком вырезе ее черного кружевного топа болтался бриллиант на золотой цепочке, и она рассеянно тронула его пальцем и покачала из стороны в сторону.
  
  — И это тоже его подарок? — спросил Ребус.
  
  Она опустила взгляд к цепочке и, кивнув, опять скрестила руки на груди.
  
  — Тири, — негромко проговорил Ребус, — ты знаешь, кто еще заходил на твой сайт?
  
  Она покачала головой:
  
  — В анонимности самый смак.
  
  — Однако ты сама анонимом не осталась, сообщив всем желающим подробные сведения о себе.
  
  Подумав, она пожала плечами.
  
  — Кто-нибудь из твоих однокашников в школе был в курсе? — спросил Ребус.
  
  Еще одно пожатие плечами.
  
  — Я назову тебе одного, который знал… Дерек Реншоу.
  
  Ее глаза расширились, а рот приоткрылся в форме буквы «о».
  
  — А Дерек уж наверное поделился с лучшим своим другом Энтони Джарвисом, — продолжал Ребус.
  
  Клеверхаус вытянулся на своем стуле и поднял руку.
  
  — Подождите-ка… — Он покосился на Хогана, который лишь пожал плечами, потом опять обратился к Ребусу: — Я впервые об этом слышу!
  
  — В его компьютере была ссылка на сайт Тири, — объяснил Ребус.
  
  — И другие ребята тоже знали? Жертвы Хердмана?
  
  — Я бы сказал, что это вполне вероятно.
  
  Клеверхаус вскочил и подергал себя за нижнюю губу.
  
  — Тири, — сказал он, — а что, Ли Хердман был ревнивым?
  
  — Понятия не имею.
  
  — Он ведь знал о сайте… Думаю, что вы рассказали ему.
  
  Он стоял теперь, нависая над ней.
  
  — Да, — подтвердила она.
  
  — И как он реагировал? Как отнесся к тому, что любой — кто угодно — может наблюдать за вами вечером в спальне?
  
  — Думаете, из-за этого он и застрелил их? — голос Тири упал до шепота.
  
  Клеверхаус низко склонился к ней, приблизив лицо к самому лицу Тири.
  
  — Как вам такая версия, Тири? Считаете ее возможной? — и не дожидаясь ответа, резко повернулся на каблуках и хлопнул в ладоши. Ребус прочитал его мысли: он думал, что именно он, инспектор Чарли Клеверхаус, только что раскрыл дело, раскрыл в первый же день, как приступил к нему. И он прикидывал, как скоро можно будет трубить победу, доложив начальству о своем триумфе. Он кинулся к двери, распахнул ее и оглядел коридор — к его разочарованию, там было пусто. Ребус воспользовался представившейся возможностью, чтобы встать со своего места и пересесть на стул Клеверхауса. Тири сидела понурившись, по-прежнему теребя цепочку.
  
  — Тири, — тихо окликнул он ее. Она подняла на него глаза. Тушь и подводка не могли скрыть их красноты. — Ты в порядке? — Она медленно кивнула. — Точно? Может быть, принести тебе чего-нибудь?
  
  — Все нормально.
  
  Он кивнул, словно убеждая в этом себя самого. Хоган тоже переменил местоположение. Он стоял теперь в дверях рядом с Клеверхаусом, положив руку ему на плечо и как бы успокаивая его. Ребус не мог разобрать, что они там говорят, да и не очень интересовался этим.
  
  — Не могу поверить, что эта сволочь следила за мной.
  
  — Кто? Ли?
  
  — Дерек Реншоу, — сквозь зубы процедила она. — Он ведь, можно сказать, убил моего брата! — Теперь она почти кричала, и Ребус, заговорив, попытался сделать это возможно тише.
  
  — Насколько я знаю, он находился в машине с твоим братом, но это не означает, что он виноват! — Перед его глазами, непрошеная, вдруг возникла картина: мальчик, брошенный, сидящий на обочине тротуара с футбольным мячом, прижатым к груди, как единственная драгоценность, а мимо проносится вся сутолока жизни. — Тебе кажется, что Ли был способен войти в школу и застрелить двоих парней из ревности?
  
  Подумав, она покачала головой.
  
  — Вот и я думаю, что не способен, — сказал Ребус. Она глядела на него. — Во-первых, — продолжал он, — откуда бы ему узнать? С парнями этими он, по-видимому, не был знаком. Почему бы ему удалось их вычислить? — Он наблюдал, как она усваивает его доводы. — А потом, стрелять — это немного чересчур, не правда ли? К тому же в общественном месте. Надо совсем уж обезуметь от ревности, потерять всякий разум.
  
  — Так… что же произошло?
  
  Ребус посмотрел в дверной проем. Ормистон вернулся из кафетерия, и Клеверхаус сжимал его в объятиях и был готов чуть ли не качать его, если б мог приподнять крупного Ормистона над землей. Ребус уловил свистящее «победа!», а вслед за этим опасливое бормотание Хогана.
  
  — Пока что я не уверен, — сказал Ребус, отвечая на вопрос Тири. — Мотив, конечно, вполне веский. Вон инспектор Клеверхаус как радуется.
  
  — Вам он не нравится, правда? — На ее лице промелькнула мимолетная улыбка.
  
  — Не волнуйся, чувство это взаимно.
  
  — Когда вы зашли на мой сайт… — Она опять потупилась. — Я была чем-нибудь занята?
  
  Ребус покачал головой.
  
  — Комната была пуста. — Не станет же он рассказывать ей, что наблюдал ее спящей. — Можно я задам тебе один вопрос? — Он опять взглянул в сторону дверного проема, проверяя, не слушает ли кто-нибудь их разговор. — Дуг Бримсон утверждает, что он друг вашей семьи, но у меня зародилось подозрение, что ты не очень-то ему симпатизируешь.
  
  У Тири вытянулось лицо.
  
  — Мама завела с ним роман, — сказала она, словно снимая с души камень.
  
  — Ты уверена?
  
  Она кивнула, не поднимая глаз.
  
  — А папа знает?
  
  Она вскинула глаза, в которых теперь был неподдельный ужас:
  
  — Ну зачем же ему знать, верно?
  
  Ребус поразмыслил:
  
  — Допустим, что ты права. Ну а ты откуда это знаешь?
  
  — Женская интуиция, — без тени иронии заявила она.
  
  Ребус откинулся на спинку стула и задумался. Он думал о Тири, Ли Хердмане и «Проникновении во мрак», прикидывая, не может ли что-нибудь из этого всего или все разом быть попыткой отомстить матери.
  
  — Тири, а ты точно не могла знать, кто наблюдает за тобой? Никто из других учеников никогда не намекал?…
  
  Она покачала головой:
  
  — Сообщения я получала, но от знакомых — никогда.
  
  — А были какие-нибудь из этих сообщений… ну, необычными, что ли?
  
  — Такие мне особенно нравятся. — Она слегка наклонила голову набок, разыгрывая роль «мисс Тири», но было уже поздно. Ребусу случилось увидеть ее простой и незамысловатой Тири Коттер, и такой ей и суждено было впредь оставаться в его глазах. Он потянулся, разминая спину и шею.
  
  — Догадайся, кого я видел вчера вечером, — словоохотливо начал он.
  
  — Кого?
  
  — Джеймса Белла.
  
  — И что? — спросила Тири, не отрывая взгляда от черных глянцевых ногтей.
  
  — А то, что я подумал: эта твоя фотография… помнишь? Ты еще стибрила ее, когда мы были в пабе на Кокберн-стрит.
  
  — Она же моя!
  
  — Не спорю. Помнишь, когда ты увидела ее на столе, ты рассказывала мне о Джеймсе и о том, что он частенько бывал у Ли на вечеринках.
  
  — А он говорит, что не бывал?
  
  — Наоборот. Выходит, что эти двое отлично ладили друг с другом. Или ты другого мнения?
  
  Три детектива — Клеверхаус, Хоган и Ормистон — возвращались по местам. Ормистон похлопывал Клеверхауса по плечу, теша тем самым его самолюбие.
  
  — Ли ему нравился, — сказала Тири. — И это несомненно.
  
  — Но отвечал ли ему взаимностью Ли?
  
  Она нахмурилась:
  
  — Считаете, что Джеймс Белл мог указать Ли на Реншоу и Джарвиса, да?
  
  — Но это не объясняло бы, почему Ли потом сам застрелился… Я про другое… — Ребус знал, что через считаные секунды ведение допроса опять вырвут у него из рук. — Та твоя фотография… ты говорила, что снимали тебя на Кокберн-стрит. Что меня интересует, так это кто снимал?
  
  Она словно пыталась сообразить, с какой целью был задан вопрос. Клеверхаус уже стоял перед ними, пощелкивая пальцами и всем своим видом показывая Ребусу, что тому пора освободить стул. Ребус медленно поднялся, не сводя глаз с Тири.
  
  — Джеймс Белл? — спросил он ее. — Это был он?
  
  Она кивнула, так и не увидев причины это скрывать.
  
  — Он приходил к тебе на Кокберн-стрит?
  
  — Он всех снимал — задание от школы.
  
  — О чем речь? — спросил Клеверхаус, весело плюхнувшись в кресло.
  
  — Меня расспрашивают о Джеймсе Белле, — сухо отвечала Тири.
  
  — Да? И что же Джеймс Белл?
  
  — А ничего. — Она подмигнула уходящему Ребусу. Клеверхаус дернулся на стуле, заерзал, но и Ребус ограничился только улыбкой и пожатием плеч. Когда Клеверхаус отвернулся опять, Ребус опустил вниз указательный палец, давая понять Тири, что признателен ей. Он понимал, как интерпретировал бы Клеверхаус эту информацию: Джеймс Белл одалживает Ли Хердману книгу, забыв в ней фотографию Тири, возможно, используемую в качестве закладки… Хердман находит ее и чувствует ревность… Что дает ему повод ранить Джеймса — ведь на убийство такая малость явно не тянет! А кроме того, Джеймс — друг…
  
  Как бы то ни было, расследование Клеверхаус сегодня закруглит. И прямиком к начальству — получать золотую звезду героя. Полиция покинет Академию Порт-Эдгар, и офицеры вернутся к обычным своим делам.
  
  А Ребус — к временному отстранению от службы.
  
  И все-таки по-настоящему картина не складывалась. Теперь Ребус знал это доподлинно. Как знал, что улика находится где-то рядом, буквально бросаясь в глаза. Он взглянул на Тири Коттер, опять игравшую со своей цепочкой, и понял, где эта улика. Ведь не только порнографией и наркотиками славится Роттердам.
  
  Ребус дозвонился Шивон, которая была в пути:
  
  — Где ты находишься?
  
  — На трассе А-90. Еду в Саут-Квинсферри. А ты где?
  
  — Стою у светофора на Квинсферри-роуд.
  
  — За рулем и говоришь по телефону? Видно, с руками у тебя получше?
  
  — Заживают. Чем занимаешься?
  
  — Беседовала с девушкой Ферстоуна.
  
  — Получила удовлетворение?
  
  — Своеобразное. Ну а ты?
  
  — Присутствовал на допросе Тири Коттер. Клеверхаус считает, что нашел мотив.
  
  — Ну да?
  
  — Хердман приревновал, потому что убитые им парнишки заходили на сайт Тири Коттер.
  
  — А Джеймс Белл просто случайно попался ему под руку?
  
  — Уверен, что Клеверхаус решит именно так.
  
  — И что теперь?
  
  — Расследование закрывается.
  
  — А как же Уайтред и Симмс?
  
  — Ты права. Им это не придется по вкусу.
  
  Он увидел, что красный свет сменился на зеленый.
  
  — Потому что они уйдут с пустыми руками?
  
  — Да. — Ребус помолчал секунду, зажимая мобильник между плечом и подбородком, так как надо было переключить скорость. Потом спросил: — А в Квинсферри у тебя что за дела?
  
  — С барменом «У лодочника». Он брат Фокс.
  
  — Кого?
  
  — Девушки Ферстоуна.
  
  — Теперь понятно, почему она оказалась в баре…
  
  — Да.
  
  — И о чем ты с ней говорила?
  
  — Так… Обменялись парочкой комплиментов.
  
  — Она упоминала Павлина Джонсона, говорила, была ли связана с ней их ссора с Ферстоуном?
  
  — Забыла спросить.
  
  — Забыла?
  
  — Говорить с ней стало… не совсем… просто. Так что я решила лучше обсудить это с ее братом.
  
  — Ты считаешь, он был в курсе ее романа с Павлином?
  
  — Не знаю, пока не расспрошу.
  
  — Почему бы нам не объединить наши усилия? Я наметил подъехать к причалу.
  
  — Хочешь начать с этого?
  
  — Тогда мы могли бы закончить день заслуженной выпивкой.
  
  — В таком случае встретимся у катеров.
  
  Она нажала кнопку окончания разговора и съехала с двухполосной дороги на последний объезд перед мостом Форт-роуд. Спустилась вниз к Саут-Квинсферри, после чего повернула налево, на Приморское шоссе. Ее мобильник опять зазвонил.
  
  — План изменился? — спросила она.
  
  — Для того чтобы менять план, надо сначала его иметь, с чем я и звоню.
  
  Она узнала голос: Дуг Бримсон.
  
  — Простите. Думала, что звонит другой человек. Чем могу быть полезна?
  
  — Я просто подумал, не готовы ли вы уже взмыть в заоблачную высь?
  
  Она улыбнулась самой себе:
  
  — Может быть, и готова.
  
  — Чудесно! Как насчет завтра?
  
  Она секунду подумала.
  
  — Наверное, я могла бы выкроить часок. — Поближе к вечеру? На закате?
  
  — Ладно.
  
  — И на этот раз вы не побоитесь сесть за штурвал?
  
  — Думаю, я дам себя уговорить.
  
  — Чудесно. Как вам шестнадцать ноль-ноль?
  
  — Примерно так же, как и четыре часа дня.
  
  Он засмеялся:
  
  — Тогда до встречи, Шивон.
  
  — До свидания, Дуг.
  
  Она положила телефон на пассажирское сиденье и через стекло стала глядеть на небо. Вообразила себя за штурвалом. И как вдруг посреди полета ее охватывает приступ паники. Нет, вряд ли это с ней случится. Тем более, если рядом будет Дуг Бримсон. Волноваться незачем.
  
  Припарковавшись возле кафетерия на набережной, она вошла внутрь и вернулась с батончиком «Марс». Кидая в урну обертку, она заметила «сааб» Ребуса. Проехав мимо нее, он встал с другой стороны парковочной площадки ярдов на пятьдесят ближе к лодочному сараю Хердмана. Пока он вылезал и запирал машину, она успела оказаться рядом.
  
  — Так что же мы здесь делаем? — спросила она, проглатывая последний кусочек приторной массы.
  
  — Не считая того, что портим зубы? — парировал Ребус. — Хочу в последний раз взглянуть на сарай.
  
  — Зачем?
  
  — Да так.
  
  Ворота были закрыты, но не заперты. Ребус приоткрыл их. Симмс скорчился на борту стоявшей на платформе шлюпки. Он недовольно взглянул на прервавшего его занятие человека. Ребус кивнул в сторону ломика в руке у Симмса:
  
  — Разбираете на составные части?
  
  — Никогда не знаешь, что удастся найти, — сказал Симмс. — Пока что в этой части мы оказались удачливее вас.
  
  На их голоса из конторы вышла Уайтред. В руках у нее был лист бумаги.
  
  — Время поджимает, да? — сказал, подойдя к ней, Ребус. — Клеверхаус уже готов праздновать победу и играть отбой, что будет не так приятно вашим ушкам, не правда ли?
  
  Уайтред улыбнулась легкой холодной улыбкой. Ребус, который думал, чем бы ее смутить, решил, что идея его удачна.
  
  — Полагаю, это вы наслали на нас прессу, — сказала Уайтред. — Этот журналист хочет узнать о катастрофе вертолета на Джуре. Что навело меня на мысль…
  
  — Продолжайте, — сказал Ребус.
  
  — У меня был интересный разговор сегодня утром, — растягивая слова, сказала она, — с неким Дугом Бримсоном. Похоже, вы втроем предприняли маленькое путешествие. — Она стрельнула глазами в Шивон.
  
  — Да? — сказал Ребус и остановился, но Уайтред не последовала его примеру. Она наступала на него, пока ее лицо не очутилось в нескольких сантиметрах от его.
  
  — Он отвез вас на Джуру. Прилетев, вы отправились на поиски места катастрофы. — Она буравила взглядом его лицо, надеясь найти признак слабости. Глаза Ребуса метнули молнию в сторону Шивон.
  
  Какого черта этот мерзавец все им рассказал? Щеки Шивон залила краска.
  
  — Да? — Кроме этого, Ребус не нашел что сказать.
  
  Уайтред встала на цыпочки, и теперь лицо ее было вровень с его собственным.
  
  — Меня вот что интересует, инспектор Ребус: каким образом вы об этом узнали?
  
  — О чем?
  
  — Такая информация могла быть получена, только если бы вы имели доступ к секретным бумагам.
  
  — Серьезно? — Ребус глядел, как, все еще не выпуская из рук свой ломик, спускается с лодки Симмс. Ребус пожал плечами, — Ну, если бумаги эти, как вы говорите, секретные, значит, видеть их я не мог, не так ли?
  
  — Если только не путем взлома и проникновения… — Уайтред переключила внимание на Шивон. — Не говоря уже о ксерокопировании. — Склонив голову набок, она пристально вглядывалась в лицо Шивон. — Вы что, загорали, сержант Кларк? Во всяком случае, ваши щеки горят. — Шивон молчала, не двигаясь. — Язык проглотили?
  
  Симмс ухмылялся, наслаждаясь замешательством обоих детективов.
  
  — Ходят слухи, что вы боитесь темноты, — сказал ему Ребус.
  
  — Что? — Симмс нахмурился.
  
  — Этим и объясняется ваше пристрастие оставлять дверь приоткрытой. — И, подмигнув ему, Ребус опять повернулся к Уайтред: — Не думаю, что вы дадите этому ход. Если только не желаете, чтобы все участники расследования узнали истинную причину вашего пребывания здесь.
  
  — Насколько мне известно, вы уже сейчас отстранены от службы и в любую минуту можете предстать перед судом, по обвинению в убийстве. — Зрачки Уайтред превратились в темные сверкающие точки. — Могу к этому лишь прибавить, что психиатр из Карбрея утверждает, что вы, за ее спиной и не имея на то разрешения, знакомились с записями. — Она замолчала. — По-моему, вы по уши в дерьме, Ребус. И не могу только понять, зачем вам множить число неприятностей, которых и без того у вас предостаточно. Но вот вы, как ни в чем не бывало, являетесь сюда и полны желания сразиться со мной. Хочу, чтобы вы уяснили себе, — она подалась вперед так, что губы ее оказались возле самого его уха: — Шансов у вас нет ни малейших, — тихо сказала она и медленно отступила, чтобы получше оценить его реакцию. Ребус поднял вверх руку в перчатке. Она не сразу поняла, что означал этот жест. Лоб ее прорезали морщины озабоченности. Но потом она увидела, что держал он между большим и средним пальцами. Увидела, как это сверкает и переливается. Бриллиант.
  
  — Какого черта!.. — пробормотал Симмс.
  
  Ребус зажал бриллиант в горсти.
  
  — Кто нашел, того и вещь, — сказал он и, повернувшись, пошел прочь. Шивон, нагнав его, пошла с ним рядом и, выждав, пока они очутились на улице, спросила:
  
  — Зачем все это было?
  
  — Небольшая рыболовецкая экспедиция.
  
  — Но в чем ее смысл? И откуда вдруг явился этот бриллиант?
  
  Ребус улыбнулся:
  
  — У меня есть приятель, хозяин ювелирной лавки на Квинсферри-роуд.
  
  — И что дальше?
  
  — Я уговорил его дать мне бриллиант напрокат. — Ребус запихнул бриллиант в карман. — Тут смысл в том, что они-то этого не знают.
  
  — Но мне ты объяснишь подоплеку?
  
  Ребус неспешно кивнул:
  
  — Сразу же, как только выясню, что именно попалось мне на крючок.
  
  — Джон… — проговорила она не то предостерегающе, не то с мольбой.
  
  — Ну так мы идем выпивать или нет?
  
  Она не ответила, лишь попыталась заглянуть ему в глаза по пути к его машине. Она не сводила с него взгляда все время, пока он отпирал дверцу и забирался в машину. Он завел мотор, включил передачу и опустил стекло водительского окошка.
  
  — Ну, встретимся там, — вот и все, что он сказал ей, отъезжая. Шивон все еще не двигалась с места, но он махнул ей рукой. Мысленно чертыхаясь, она побрела к своей машине.
  21
  
  Ребус сидел за столиком возле окна паба «У лодочника», читая CMC от Стива Холли.
  
   Име и те что-то для меня? Вслу чае от суд ствия мо гувер нутся кис тории с жаровней
  
  Ребус прикинул, отвечать ли, но потом стал нажимать кнопки:
  
   джура аварии хердман нашел нечто армия хочет вернуть расспросите уайтреда опять
  
  У него не было уверенности, что Холли поймет послание. Ребус еще не научился расставлять знаки препинания и заглавные буквы в тексте своих посланий. Но это займет репортера на некоторое время, а если он в конце концов все-таки вступит в конфликт с Уайтред и Симмсом, тем лучше. Пусть думают, что кольцо вокруг них сжимается. Приподняв полупинтовую кружку, Ребус мысленно произносил тост, когда прибыла Шивон. До этого он никак не мог решить, стоит ли передавать ей то, что он узнал от Тири, — о связи ее матери с Бримсоном. Он не был уверен, что Шивон сумеет похоронить это в себе. На следующей же встрече с Бримсоном тот может понять все по ее лицу, тону и бегающим глазам. Что было бы не в интересах Ребуса, да и всех других, по крайней мере, на этой стадии расследования. Шивон брякнула на стол сумку и бросила взгляд на стойку бара, за которой разливала пиво женщина, которую она видела впервые.
  
  — Не волнуйся, — сказал Ребус. — Я все выяснил. Макалистер сменит ее с минуты на минуту.
  
  — А пока можешь успеть просветить меня. — Шивон скинула пальто, и Ребус поднялся из-за столика.
  
  — Разреши мне сперва принести тебе выпить. Чего желаешь?
  
  — Лайма с содовой.
  
  — А чего-нибудь покрепче?
  
  Она бросила хмурый взгляд на его уже почти пустую кружку:
  
  — Кто-то, кажется, за рулем.
  
  — Не волнуйся. Больше одной я не выпью. — Он прошел к бару и вернулся с двумя напитками: лаймом с содовой для Шивон и колой для себя. — Вот видишь, я сама добродетель, когда того желаю.
  
  — Все лучше, чем садиться пьяным за руль.
  
  Вынув из стакана соломинку, она положила ее в пепельницу и, откинувшись в кресле, подбоченилась:
  
  — Ну вот, я готова, теперь дело за тобой.
  
  Но тут скрипнула дверь.
  
  — Скажешь «черт», и он… — пробормотал Ребус при виде вошедшего Макалистера. Тот почувствовал на себе их взгляды. Когда он посмотрел в их сторону, Ребус поманил его. Макалистер расстегнул молнию кожаной куртки, стянул с шеи черный шарф и сунул его в карман.
  
  — Меня работа ждет, — сказал он, когда Ребус похлопал рукой по свободному стулу.
  
  — Это займет лишь минуту, — с улыбкой сказал Ребус. — Сьюзи не будет возражать, — кивком он указал на барменшу.
  
  Макалистер колебался, но затем сел, утвердив локти на худых коленях и подперев руками подбородок.
  
  — Это по поводу Ли? — высказал он догадку.
  
  — Строго говоря, нет, — отвечал Ребус. Он бросил взгляд на Шивон.
  
  — Мы, может быть, вырулим и на него, — заговорила она, — но пока что нас больше интересует ваша сестра.
  
  Он переводил взгляд с Шивон на Ребуса и обратно:
  
  — Какая из них?
  
  — Рэйчел Фокс. Странно, что у вас разные фамилии.
  
  — Нет, фамилии у нас были одинаковые. — Взгляд Макалистера по-прежнему метался туда-сюда между детективами. Он никак не мог решить, к кому должен обращаться. Шивон помогла ему, щелкнув пальцами, после чего он повернулся к ней и чуть прищурился. — Она сменила свою не так давно, когда думала стать моделью. А какое полиции может быть дело до нее?
  
  — Не знаете?
  
  Он передернул плечами.
  
  — Ну, а Марти Ферстоун? — подсказала Шивон. — Не станете же вы уверять, что она вас с ним не познакомила?
  
  — Да. Я знал Марти. И меня здорово ошарашило, когда все это случилось.
  
  — А парня по фамилии Джонсон вы знали? — спросил Ребус. — Прозвище у него Павлин, друг Марти…
  
  — Так что он?
  
  — Приходилось сталкиваться?
  
  Макалистер, казалось, задумался.
  
  — Не помню что-то, — после паузы ответил он.
  
  — Нам кажется, — вступила Шивон, она наклонила голову к плечу, чтобы привлечь к себе внимание Макалистера, — что у Павлина и Рэйчел может быть роман.
  
  — Серьезно? — Макалистер вскинул бровь. — Для меня это новость!
  
  — Она никогда не упоминала его имени?
  
  — Нет.
  
  — Они вместе наезжали к вам в город.
  
  — Сюда много кто наезжает в последнее время. Вот хотя бы и вас взять, например. — Он откинулся в кресле, выгнул позвоночник и взглянул на часы над стойкой. — Не хочу попасть у Сьюзи в черные списки.
  
  — Поговаривают, что Ферстоун поссорился с Джонсоном и что размолвка вышла из-за Рэйчел.
  
  — Неужели?
  
  — Если обсуждать подобные вопросы вам кажется неудобным, то вы, мистер Макалистер, так и скажите.
  
  Шивон между тем глядела на футболку Макалистера. Теперь, когда он распрямился, на ней отчетливо был виден логотип — название альбома, ей хорошо известного.
  
  — Вы поклонник Могуэя, Род?
  
  — Как и всякой громкой музыки. — Он опустил взгляд вниз на название, написанное на груди.
  
  — Это ведь его роковый альбом, да?
  
  — Верно.
  
  Макалистер сделал движение, чтобы встать, и повернулся к бару. Шивон скрестила взгляд со взглядом Ребуса и медленно кивнула.
  
  — Род, — сказала она, — при первом нашем знакомстве, помните, я дала вам свою визитку.
  
  Макалистер кивнул, отходя от нее, но Шивон поднялась и последовала за ним, продолжая уже на повышенных тонах:
  
  — Там значился мой адрес, верно, Род? А когда вы увидели мою фамилию, вы сразу поняли, кто я такая, потому что Марти говорил обо мне… А может быть, Рэйчел. А предыдущий альбом Могуэя, Род, ты помнишь?
  
  Макалистер откинул прилавок и, скользнув за стойку, быстро и с грохотом закрыл за собой проход. Барменша во все глаза глядела на него. Шивон вновь откинула прилавок.
  
  — Эй, сюда только сотрудникам, — сказала Сьюзи, но Шивон не слышала ни этих слов, ни даже того, что Ребус, встав из-за стола, направился к бару. Она ухватила Макалистера за рукав форменной куртки. Он попытался стряхнуть с себя ее руку, но Шивон повернула его к себе лицом.
  
  — Помнишь, как он назывался, Род? ПРИДИ УМЕРЕТЬ МОЛОДОЙ — П.У.М. Буквы те же самые, что и во второй из твоих записок!
  
  — Пошла ты к черту! — завопил Макалистер.
  
  — Хотите выяснять отношения, делайте это на улице, — вмешалась Сьюзи.
  
  — Это серьезное преступление, Род, — письма с подобными угрозами.
  
  — Отстань, сука! — Он вырвался и, размахнувшись той же рукой, врезал Шивон по щеке. От удара ее швырнуло об полку, с которой посыпались бутылки. Просунув руку за стойку, Ребус вцепился в волосы Макалистера и пригнул его голову так низко, что она больно стукнулась о ведро для отходов. Макалистер молотил руками в воздухе, издавая невнятное мычание, но Ребус держал его крепко и не собирался отпускать.
  
  — Наручники есть? — спросил он у Шивон. Та, спотыкаясь, выбралась из-за стойки, хрустя разбитым стеклом, и, бросившись к сумке и быстро вывалив на стол все ее содержимое, нашла наручники. Макалистер успел раз-другой ударить ее по щиколоткам каблуками своих ковбойских сапожек, но она крепко сжала его запястья наручниками, уверенная, что теперь уж вырваться он не сможет. Потом отошла от него, чувствуя подступившую к горлу тошноту и гадая, от удара ли это, от возбуждения или винных паров, которые источали осколки полудюжины разбитых бутылок.
  
  — Задержан! — прошипел Ребус, все еще не выпуская из рук пленника. — Ночь в камере предварительного заключения этому мерзавцу не повредит.
  
  — Послушайте, но это ж невозможно! Кто будет работать вместо него в его смену?
  
  — Это уж не наша забота, милочка, — сказал Ребус, посылая ей нечто, принимаемое им самим за извиняющуюся улыбку.
  
  Они отвезли Макалистера в участок Сент-Леонарда, поместив его в единственную свободную камеру. Ребус спросил Шивон, станут ли они предъявлять ему официальное обвинение. Она лишь пожала плечами.
  
  — Сомневаюсь, что он будет и дальше посылать свои письма. — Щеку все еще саднило в том месте, куда ее ударил Макалистер, но было не похоже, что образуется синяк.
  
  На парковке они разошлись в разные стороны. Прощальными словами Шивон были: «Ну а что там с бриллиантом?» Махнув ей рукой, Ребус укатил прочь. Он отправился на Арден-стрит, не отвечая на звонки мобильника: опять Шивон все с тем же вопросом. Не найдя места на парковке, он решил, что слишком возбужден, чтобы усидеть дома. И принялся колесить по городу в его южной части, пока не очутился в Грейсмаунте, возле того самого навеса автобусной остановки, где он столкнулся с «Отпетыми», как казалось, целую вечность назад, хотя произошло это — подумать только! — всего лишь в среду вечером. Теперь под навесом никого не было. Ребус тем не менее припарковался у обочины и, опустив стекло, выкурил сигарету. Он не знал, как поступит с Рэбом Фишером, если отыщет его, только единственное, что он собирался сделать, — это допросить его насчет смерти Энди Каллиса. Драка в баре раззадорила его. Он взглянул на свои руки. Их все еще саднило после того, как он сцепился с Макалистером, но ощущение это было даже не без приятности.
  
  Автобусы проносились мимо, не замедляя хода, — никто не садился на остановке, никто не сходил. Ребус включил зажигание и углубился в лабиринт улиц, кружа и пробуя то один маршрут, то другой, иногда оказываясь в тупике, из которого приходилось выбираться задним ходом. Ребята гоняли в футбол в уже сумеречном чахлом скверике. Другие мчались на скейтбордах, устремляясь к подземному переходу. Это был их мир и их время суток. Ребус мог бы спросить у них об «Отпетых», но понимал, что эти мальчишки уже усвоили некие непреложные правила: они не станут выдавать членов банды, тем более потому, что голубой мечтой их жизни, возможно, было и самим попасть в нее. Припарковавшись возле квартала невысоких домов, он выкурил вторую сигарету. Ему срочно требовалось отыскать магазинчик, где он мог бы пополнить свой запас, или бар, где выпивохи охотно продали бы ему, и по недорогой цене, несколько штук скверных сигарет. Он покрутил радио — не передают ли что-нибудь сносное, но смог найти только рэп и танцевальную музыку. В магнитофон у него была вставлена кассета, но это был «Сглаз» Рори Галлахера, а он был не в том настроении. Он вспомнил, что одна из вещей называлась «Черт меня дернул». В наши дни такая отговорка в суде уже не котируется, зато появилось множество других. Нет теперь необъяснимых преступлений. Всегда найдется какой-нибудь ученый-психолог, который будет рассуждать о генах, перенесенных в детстве жестокостях, травмах и давлении со стороны взрослых. Всегда разумно и всегда можно использовать как оправдание.
  
  Но почему же погиб Энди Каллис? И почему отправился в ту комнату Ли Хердман?
  
  Ребус молчаливо выкурил сигарету, потом вытащил бриллиант и принялся было его разглядывать, но тут же спрятал в карман, заслышав снаружи какой-то шум. Мальчишка катил приятеля в тележке из супермаркета. Оба посмотрели на него так, словно он был какой-то диковинкой. Впрочем, может быть, он и был здесь ею. Через несколько минут они покатили обратно. И Ребус до упора опустил стекло вниз.
  
  — Ищете чего, мистер? — Катившему тележку было лет девять, возможно, десять — бритоголовый, скуластый.
  
  — Собирался вот с Рэбом Фишером встретиться. — Ребус сделал вид, что смотрит на часы. — А мерзавца этого нет как нет!
  
  Мальчишки были осторожны, но еще не до такой степени, какой достигнут через год-другой.
  
  — Да был он здесь, если только пораньше, — заметил мальчик в тележке.
  
  Урок английской грамматики Ребус решил на этот раз опустить.
  
  — Я ему денег должен, — вместо этого пояснил он. — Думал, он сюда явится. — И Ребус демонстративно огляделся, словно Фишер мог вдруг возникнуть как из-под земли.
  
  — Дайте нам, мы можем передать, — сказал кативший тележку.
  
  — Да что, у меня голова задом наперед или еще что-нибудь не так? — с улыбкой проговорил Ребус.
  
  — Не хотите — не надо, — пожал плечами мальчишка.
  
  — Попробуйте свернуть вон туда, через две улицы. Устроим гонки.
  
  Ребус опять включил зажигание. Устраивать гонки он не хотел. Он и так достаточно приметен, без сопровождения грохочущей тележки.
  
  — Держу пари, что вы сможете раздобыть мне сигарет, — сказал он, вынимая из кармана пятифунтовую банкноту. — Любых, самых дешевых, а сдачу возьмете себе.
  
  Банкнота была буквально вырвана из его рук.
  
  — А что это вы в перчатках, мистер?
  
  — Отпечатки пальцев, знаете ли… — Ребус подмигнул мальчишкам и нажал на газ.
  
  Но и через две улицы ничего не произошло. Доехав до перекрестка и поглядев влево и вправо, он увидел стоявшую у обочины машину и группу людей, заглядывавших внутрь. Ребус притормозил у знака «Уступи дорогу», подумав, что в машину лезут воры. Но потом он понял, что парни просто разговаривают с водителем. Их было четверо. А в машине виднелась лишь голова. Похоже, это были отморозки, и разговор вел в основном Рэб Фишер. Мотор машины издавал тихое урчание даже в нейтральном положении. Не то у него форсированный двигатель, не то выхлопная труба барахлила. Ребус подозревал, что вернее первое предположение. Над машиной потрудились: большой стоп-сигнал сзади, к багажнику прикреплен спойлер. На водителе была бейсболка. Хорошо бы он подвергался нападению, чтобы его душили или ему угрожали. Что-нибудь такое, из-за чего Ребус мог бы немедленно вмешаться, меча громы и молнии. Но это был не тот случай. Ребус различал смех и подумал, что там травят анекдоты.
  
  Один из шайки поглядел в его сторону, и Ребус понял, что слишком замешкался на этом пустом перекрестке. Он свернул на близлежащую улицу новостроек и, проехав ярдов пятьдесят, встал задом к какой-то машине. Он притворился, что смотрит вверх, на окна многоквартирного дома… приезжий, возможно, заехавший за приятелем. Два неторопливых гудка довершили впечатление: отморозки мельком взглянули на него и отвернулись. Ребус приложил к уху мобильник, словно звонил запропастившемуся другу.
  
  А сам смотрел в зеркало заднего вида.
  
  Он видел, как оживленно жестикулирует Рэб Фишер, видимо, желая произвести впечатление на водителя интересным рассказом. Он слышал музыку — бас-гитару, — радио водителя было настроено на одну из тех станций, которые Ребус отверг. Он прикинул, как долго сможет вот так притворяться и что будет, если все-таки появятся мальчики с тележкой и сигаретами для него.
  
  Но вот Фишер выпрямился и отошел от дверцы водителя. Дверца открылась, и водитель вылез наружу.
  
  И Ребус увидел, что это Злыдня Боб. Боб на собственной машине разыгрывал роль крутого парня. Играя плечами, он прошел к багажнику и отпер его. Он хотел что-то показать «Отпетым», что-то находившееся в багажнике. Шайка сгрудилась, образовав полукруг и загораживая Ребусу обзор.
  
  Злыдня Боб… Оруженосец и прихлебатель Павлина. Нет, сейчас он выступал в ином качестве, потому что, не являясь самой яркой свечой на рождественском древе, он был подвешен все-таки выше, чем какая-нибудь ничтожная побрякушка вроде Фишера.
  
  Дело неподсудное.
  
  Ребус вспоминал, что происходило в комнате для допросов в Сент-Леонарде в день, когда туда свезли, взяв за грудки, здешних подонков. Боб, совершенно по-детски сетовавший, что никогда не был на кукольном представлении, выглядел тогда ребенком, так и не сумевшим вырасти. Павлин потому и держал его возле себя, обращаясь с ним как с собакой, домашним животным, обученным делать ему на потеху разные штуки.
  
  И сейчас перед глазами Ребуса вдруг всплыло еще одно лицо. Матери Джеймса Белла. «Ветер в ивах». Никогда не поздно. И пригрозила ему пальцем. Никогда не поздно.
  
  С видом полного отчаяния он в последний раз выглянул в боковое оконце и рванул с места, резко наращивая обороты, словно был крайне раздосадован, что друг так и не появился. Свернув у следующего перекрестка, он сбавил скорость, приостановился и позвонил по мобильнику. Записал продиктованный ему номер и сделал еще один звонок. Покружил по кварталу, не найдя следов тележки и своих денег. Впрочем, другого он и не ожидал. Круг он завершил возле другого знака «Уступи дорогу» в ста ярдах перед машиной Боба. Ребус выжидал. Вот багажник захлопнулся, и отморозки вернулись на тротуар, а Боб занял место за рулем своей машины. У его машины была музыкальная сирена, сыгравшая «Дикси», когда он, тронув ручной тормоз, двинулся с места, пронзительно взвизгнув шинами и пуская в воздух завитки дыма. Ребуса он миновал уже на скорости около пятидесяти километров в час. Сирена вновь заиграла «Дикси». Ребус поехал следом.
  
  Он был спокоен и целеустремлен и решил, что пришло время последней сигареты в его пачке. А может быть, даже и нескольких минут Рори Галлахера. Он вспомнил, как был на концерте Рори в семидесятых. Ашер-холл тогда был полон клетчатых юбок и выцветших хлопковых рубах. Рори играл «Грешника» и «Я спешу»… Один грешник уже маячил перед Ребусом, двух других он надеялся заманить в ловушку.
  
  И вдруг надежды Ребуса начали сбываться. Счастье, воплощенное в двух оранжевых хвостовых огнях, улыбалось в виде красного огонька светофора. Боб вынужден был остановиться на красный свет. Ребус подъехал к нему сзади, затем обогнул и встал впереди него, загородив дорогу. Открыв дверцу водителя, Ребус вылез из машины. Сирена угрожающе провыла «Дикси». Рассерженный Боб тоже вылез из машины, готовый начать ругаться. Ребус поднял руки, как бы сдаваясь.
  
  — Добрый вечер, Бобо, — сказал он. — Помнишь меня?
  
  Боб узнал его с первого взгляда.
  
  — Меня Бобом зовут, — заявил он.
  
  — Верно говоришь.
  
  Сигнал светофора сменился на зеленый, и Ребус махнул рукой задним машинам, делая им знак объезжать их.
  
  — Что такое? — сказал Боб. Ребус осматривал его машину: возможный покупатель, оценивающий перспективу сделки. — Я ничего такого себе не позволил.
  
  Ребус подошел к багажнику и постучал по нему костяшками пальцев:
  
  — Не возражаешь, если я быстренько осмотрю содержимое?
  
  Боб выпятил челюсть:
  
  — А ордер на обыск имеется?
  
  — По-твоему, я из тех, кого волнуют подобные тонкости? — Бейсболка прикрывала лицо Боба. Ребусу пришлось согнуть ноги в коленях, чтобы заглянуть под кепку. — Думай, что говоришь! Но вообще-то… — Он выпрямился. — Я хотел только, чтобы мы с тобой отправились в одно место.
  
  — Я ничего такого себе не позволил… — вновь заканючил парень.
  
  — Не волнуйся… Камеры предварительного заключения в Сент-Леонарде и без тебя полны под завязку.
  
  — Так куда же мы едем?
  
  — Хочу доставить тебе удовольствие. — Ребус мотнул головой в сторону «сааба». — Я сейчас подрулю к тротуару, а ты встанешь и будешь меня ждать. Понял? И не дай тебе бог вытащить мобильник!
  
  — Я ничего такого себе не позво…
  
  — Это я уже слышал, — прервал его Ребус, — а сейчас вот позволишь. И будет это что-то приятное. Обещаю.
  
  Ребус поднял средний палец, а потом отступил к своей машине. Злыдня Боб послушно припарковался сзади, тихий как овечка, и ждал, пока Ребус, сев на пассажирское место, не велел ему трогать.
  
  — Куда поедем-то?
  
  — В Джабсхолл! — бросил Ребус, тыча пальцем вперед.
  22
  
  Первый акт они пропустили, но билеты на второй ждали их в кассе театра «Траверс».
  
  Публика состояла из родителей с детьми, автобуса пенсионеров и толпы одинаково одетых в голубые свитера подростков, участников по меньшей мере одной школьной экскурсии. Ребус и Боб сели в задний ряд.
  
  — Это не кукольное представление, — объяснил Бобу Ребус, — но это тоже очень хороший спектакль.
  
  Свет уже гас — начинался второй акт. Ребус знал, что в детстве он, конечно, читал «Ветер в ивах», но сюжета не помнил. Но Бобу это было все равно. Опасливость его улетучилась, как только софиты осветили декорации и на сцене появились актеры. К началу второго акта Джабса заключили в темницу.
  
  — И наверняка по сфабрикованному делу, — прошептал Ребус, но Боб его не слушал: вместе с детьми он кричал и топал ногами, а в решающий момент, когда Джабс вместе с друзьями обращает в бегство злых Ласок, он вскочил на ноги и завопил, выражая тем свой восторг и поддержку. Он покосился на спокойно сидевшего Ребуса, и лицо его осветилось широченной улыбкой.
  
  — Видишь? Все, как я и сказал, — заметил Ребус, когда в зале зажегся свет и дети потянулись к выходу, — не совсем кукольная комедия, но в чем тут суть, ты уловил.
  
  — И все это только из-за того, что я сказал тогда на допросе? — С окончанием спектакля к Бобу стала возвращаться его недоверчивость.
  
  — Ну, может, еще и оттого, что я не считаю тебя прирожденной Лаской.
  
  В фойе Боб остановился, глядя по сторонам, — казалось, ему не хочется уходить из театра.
  
  — Ты всегда можешь прийти сюда опять, — сказал Ребус. — Для этого не надо особого повода.
  
  Подумав немного, Боб кивнул и дал Ребусу увести себя на шумную улицу. Он уже вытащил из кармана ключи, когда Ребус сказал, потирая руки:
  
  — Чипсов поедим? В завершение хорошего вечера?
  
  — Плачу я, — решительно сказал Боб. — Вы и так потратились на билеты.
  
  — Ну, в таком случае пусть это будет рыба с картошкой.
  
  В кафетерии было тихо: еще не начался отток посетителей из пабов. Они отнесли теплые пакетики в машину, окна которой моментально запотели, и, удобно расположившись, принялись за еду. Боб вдруг хмыкнул разинутым ртом:
  
  — А Джабс — глупый хвастун, верно?
  
  — Вроде как твой дружок Павлин, — заметил Ребус. Перчатки, чтобы не замаслить их, он снял, зная, что в темноте Бобу не будет видно его рук. Они запаслись и банками сока. Боб хлюпал соком из своей банки и молчал. Поэтому Ребус сделал новый заход:
  
  — Я вечером пораньше видел тебя с Рэбом Фишером. Как он тебе?
  
  Боб пожевал, подумал:
  
  — Нормальный парень.
  
  — Павлин такого же мнения?
  
  — Почем я знаю?
  
  — Иными словами, он не говорит о нем?
  
  Боб был полностью поглощен едой, и Ребус понял, что нашел ту трещину, которую искал.
  
  — Ну да, — продолжал Ребус, — Рэб, что ни день, растет в его глазах. А по мне, так ему просто везет. Помнишь, когда мы его замели за тот пугач? Дело было выброшено в корзину, и можно подумать, что это Рэб нас перехитрил. — Ребус покачал головой, пытаясь не давать мыслям об Энди Каллисе отвлечь его. — А на самом деле ничего подобного, просто ему повезло. А когда тебе везет, вот как ему, окружающие начинают смотреть на тебя снизу вверх. Начинают думать, что ты не чета другим. — Ребус помолчал, давая сказанному как-то уложиться в голове Боба. — Но я вот что скажу тебе, Боб: боевое оружие эти муляжи или не боевое — не так важно. Они слишком хорошо сделаны, от настоящих не отличить. А это значит, что раньше или позже, но парень с таким пугачом непременно будет убит. И его кровь будет на твоей совести.
  
  Боб, который в этот момент слизывал кетчуп с пальцев, замер. Ребус глубоко вздохнул, откинувшись на подголовник.
  
  — Судя по всему, — как бы невзначай бросил он, — Рэб и Павлин станут сближаться все больше и больше.
  
  — Рэб нормальный парень, — повторил Боб, но на этот раз его слова прозвучали как-то глуше.
  
  — Еще бы! Прелесть, да и только! — ухмыльнулся Ребус. — Ведь он покупает у вас ваши изделия, верно?
  
  Боб бросил на него хмурый взгляд, и Ребус отступил:
  
  — Ладно, ладно… Не мое это дело. Притворимся, что у тебя в багажнике нет пистолета или чего другого, завернутого в одеяло.
  
  У Боба вытянулось лицо.
  
  — Я правду говорю, сынок. — Последнее слово Ребус особо выделил, мимоходом прикинув, что за отец мог быть у Боба. — Нет причины показывать мне, что у тебя там в багажнике. — Он бросил в рот очередной картофельный ломтик и с довольным видом улыбнулся: — Что может быть вкуснее рыбы с жареной картошкой!
  
  — Картошка классная!
  
  — От домашней почти не отличишь.
  
  Боб кивнул:
  
  — Павлин лучше всех чипсы жарит. Таких я нигде больше не ел. С хрустинкой.
  
  — Так Павлин и готовить умеет?
  
  — В последний раз, правда, пришлось уйти, не дожарив.
  
  Ребус осоловело глядел прямо перед собой, в то время как Боб один за другим продолжал отправлять в рот чипсы. Ребус взял банку с соком и держал ее, просто чтобы было чем занять руки. Сердце колотилось, прыгая где-то в горле, сжимаясь, не давая дышать. Он откашлялся.
  
  — У Марти в кухне дело было, да? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
  
  Боб кивнул, вылизывая углы картонки в погоне за остатками еды.
  
  — Я считал, что они повздорили из-за Рэйчел.
  
  — Верно. Но когда Павлину позвонили…
  
  Боб перестал жевать, глаза его наполнились ужасом. Он вдруг осознал, что болтает не с приятелем.
  
  — Что это был за звонок? — спросил Ребус.
  
  В голосе его был холодок, который он и не пытался скрыть.
  
  Боб замотал головой. Ребус толкнул дверцу и, выхватив ключи из зажигания, просыпая на дорогу чипсы, кинулся вон из машины и вокруг нее — к багажнику. Боб — за ним. Ребус открыл багажник.
  
  — Нельзя! Вы же сказали… Вы же сами, мать вашу… сказали!..
  
  Отодвинув запасную покрышку, Ребус увидел пистолет — ни во что не завернутый «вальтер ППК».
  
  — Это же подделка, — запинаясь, вымолвил Боб.
  
  Ребус взвесил пистолет на руке.
  
  — Нет, не подделка, — сквозь зубы прошипел он. — Ты это знаешь, как знаю и я. Ты будешь отправлен за решетку, Боб, и следующее твое посещение театра будет не раньше чем через пять лет. Надеюсь, оно тебе тоже понравится. — Не снимая руки с пистолета, он положил другую руку Бобу на плечо. — Так что за звонок был? — повторил он свой вопрос.
  
  — Не знаю… — Боб дрожал, шмыгая носом. — Какой-то парень из паба позвонил… и мы тут же сели в машину.
  
  — И что сказал этот парень из паба?
  
  Боб замотал головой еще отчаяннее:
  
  — Павлин не рассказывал.
  
  — Нет?
  
  Голова заходила из стороны в сторону, глаза вдруг наполнились слезами. Ребус покусывал губу и глядел по сторонам. Никто вроде бы не обращал на них внимания. По Лотиан-роуд мчались автобусы и такси. В дверях ночного клуба немного впереди них маячила фигура вышибалы. Но все это было как в тумане — голова у Ребуса шла кругом.
  
  Позвонить в тот вечер мог любой завсегдатай паба, застукавший его за долгой беседой с Ферстоуном, беседой по виду слишком уж дружеской, и решивший, что Павлину Джонсону неплохо бы об этом узнать. Ведь Павлин считался некогда другом Ферстоуна. А потом произошла ссора из-за Рэйчел Фокс. И… И что дальше? Павлин забеспокоился, что Мартин Ферстоун предаст его? Потому что тот знал что-то такое, чем мог крайне интересоваться Ребус.
  
  Вопрос только: что именно он знал?
  
  — Боб… — Теперь голос Ребуса был тих и ласков. Ребус старался успокоить Боба. — Ты не волнуйся. Незачем волноваться. Мне просто надо знать, чего хотел Павлин от Мартина.
  
  И опять Боб замотал головой, на этот раз не так энергично, скорее обреченно.
  
  — Он убьет меня, — тихо сказал он. — Вот что он сделает!
  
  Боб глядел на Ребуса, и в глазах его была укоризна.
  
  — Тогда помочь тебе могу я, Боб. Помочь тебе как друг. Потому что, если ты пойдешь мне навстречу, в тюряге окажется Павлин, а не ты. Ты будешь в порядке.
  
  Молодой человек молчал, словно пытаясь вникнуть в эти слова. А Ребус думал, как воспримет Боба сколько-нибудь профессиональный адвокат. Под вопрос будет поставлена его умственная полноценность, станут оспаривать его способность выступать в качестве свидетеля.
  
  Но других свидетелей у Ребуса не было.
  
  Обратный путь к тому месту, где был припаркован автомобиль Джона, прошел в молчании. Боб припарковался в боковой улице и сел в машину Ребуса.
  
  — Переспать тебе сегодня лучше у меня, — пояснил Ребус. — Так мы оба будем уверены в твоей безопасности. — Безопасность — какой милый эвфемизм! — А завтра мы с тобой поболтаем, ладно? — Поболтаем — еще один эвфемизм.
  
  Боб кивнул, не говоря ни слова. Поставив машину в начале Арден-стрит, где только и нашлось свободное место, Ребус повел Боба к парадному входу. Он толкнул дверь подъезда, тут же заметив, что света на лестнице нет, но слишком поздно осознав, что бы это могло значить… потому что чьи-то руки ухватили его за лацканы и швырнули об стенку. Чье-то колено целило ему в пах, но Ребус сумел ловко увернуться, так что удар пришелся по бедру. Он боднул неизвестного лбом, угодив ему в скулу. Рука незнакомца сжимала ему шею, ища сонную артерию. Если найдет — беда: Ребус начнет терять сознание. Сжав кулаки, Ребус стал молотить незнакомца по почкам, но удары в основном принимала на себя кожаная куртка.
  
  — Тут еще и другой, — прошипел женский голос.
  
  — Что? — Голос был мужской, выговор английский.
  
  — С ним кто-то есть!
  
  Пальцы на горле Ребуса слегка разжались, бандит попятился. Свет фонарика выхватил из мрака полуоткрытую дверь и стоявшего в ней изумленного Боба.
  
  — Черт! — выругался Симмс.
  
  Фонарик направляла Уайтред. Его луч переметнулся к лицу Ребуса.
  
  — Простите за инцидент. Гэвин иной раз проявляет излишнее рвение.
  
  — Извинение принято, — сказал, отдуваясь, Ребус и размахнулся, чтобы отвесить удар. Но Симмс ловко отступил, в свою очередь подняв кулак.
  
  — Мальчики, мальчики! — строго сказала Уайтред. — Мы же не на игровой площадке!
  
  — Боб, — приказал Ребус, — поднимайся за мной! — И он стал карабкаться вверх по лестнице.
  
  — Нам надо поговорить, — спокойно, как ни в чем не бывало, заявила Уайтред.
  
  Миновав Уайтред, Боб устремился вдогонку за Ребусом.
  
  — Нам очень нужно поговорить! — крикнула, задрав голову, Уайтред. Она обращалась к силуэту Ребуса, обозначившемуся на первой площадке.
  
  — Прекрасно, — ответил наконец Ребус, — но сначала включите свет, который вы вырубили.
  
  Он отпер дверь, провел Боба по коридору, показал ему кухню и ванную, а потом свободную спальню, где стояла узкая кровать, предназначенная нечастым гостям. Тронул батарею — холодная. Сев на корточки, он покрутил колесико термостата.
  
  — А что это было внизу? — полюбопытствовал, но как-то не слишком заинтересованно, Боб. Жизнь приучила его не лезть в чужие дела.
  
  — Тебе беспокоиться не о чем. — Встав, Ребус ощутил прилив крови к голове. Он пошатнулся, но сохранил равновесие. — Побудь лучше здесь, подожди, пока я с ними поговорю. Дать тебе книгу или еще что-нибудь?
  
  — Книгу?
  
  — Почитать.
  
  — Я не большой любитель читать.
  
  Боб присел на краешек кровати. А Ребус услышал, как хлопнула входная дверь, что означало появление в прихожей Уайтред и Симмса.
  
  — Подожди здесь, хорошо? — сказал он Бобу. Тот утвердительно кивнул, оглядывая комнату, словно тюремную камеру. Скорее наказание, чем убежище на ночь.
  
  — Телевизора нет? — спросил он.
  
  Ребус не ответил и вышел из комнаты. Кивком пригласил Уайтред и Симмса пройти за ним в гостиную. На обеденном столе лежала фотокопия дела Хердмана, но Ребуса это не беспокоило — пусть видят. Он налил себе стаканчик, не потрудившись предложить им. Бутылку он поставил возле окна, там, где стоял сам, наблюдая их отражения.
  
  — Где вы раздобыли бриллиант? — сцепив пальцы перед собой, заговорила Уайтред.
  
  — Так вот в чем, оказывается, все дело! — Ребус мысленно улыбнулся. — Все эти предосторожности, хитрые замки… Хердман знал, что в один прекрасный день явитесь вы.
  
  — Вы нашли его на Джуре? — высказал предположение Симмс. Выглядел он спокойным, невозмутимым.
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Я придумал все это. Понимал, что стоит помахать у вас перед носом этим бриллиантом — и вы начнете делать скоропалительные выводы. — Он приподнял пустой стакан, махнув им в сторону Симмса. — Что и произошло. К моей радости.
  
  Уайтред прищурилась:
  
  — Это ничего не доказывает.
  
  — Вы стремглав примчались сюда. Доказательство, на мой взгляд, достаточное. Кроме того, в прошлом году вы посетили Джуру, где не смогли правдоподобно сыграть роль туристки. — Ребус налил себе еще виски, отпил. С этим стаканом он спешить не будет. — Армейские высокие чины, летящие на переговоры в Северную Ирландию… Понятно, что за урегулирование повстанцам предлагалась плата. Народ это жадный и несговорчивый. Было решено подкупить их бриллиантами. Но, к несчастью, происходит авария — бриллианты падают вниз вместе с вертолетом. ОЛП посылает бригаду на их поиски. Люди вооружены до зубов на случай, если и террористам придет в голову поискать бриллианты. — Ребус помолчал. — Ну, как вам пока что мое объяснение?
  
  Уайтред не шевелилась. Симмс, примостившись на валике дивана, поднял брошенные листы воскресного приложения и скатывал их в трубку. Ребус указал на него пальцем.
  
  — Хотите мне перебить дыхательное горло? Не забывайте, Симмс, что за дверью свидетель.
  
  — Наверное, не всякое желание уже есть действие, — отвечал Симмс. Глаза его вспыхнули, но слова прозвучали холодно.
  
  Ребус повернулся к Уайтред. Та сидела за столом, положив руку на персональное дело Хердмана.
  
  — Вы не могли бы унять пыл этого проказника?
  
  — Кажется, вы плели нам что-то по поводу бриллиантов, — сказала Уайтред.
  
  — Я не могу поверить, что Хердман наркодилер, — продолжал Ребус. — Это вы подложили наркотики на его яхту? — Она медленно покачала головой. — Значит, это сделал кто-то другой. Что же касается этих рейсов по Северному морю… Роттердам — отличное место для сбыта бриллиантов. Я представляю дело так: Хердман нашел бриллианты, но не собирался оставлять их у себя. Он либо взял их тогда же, либо спрятал в тайнике, вернувшись за ними позже, через некоторое время после своего неожиданного решения не возобновлять контракта. Следуем дальше: армию интересует, что сталось с бриллиантами, а тут Хердман, который неожиданно начинает мозолить вам глаза. У него появляются деньги, он открывает свой бизнес — прокат катеров. Однако не пойман — не вор. — Ребус замолчал, потягивая из стакана. — Как вы думаете, много там чего осталось или он все потратил? — Ребусу вспомнились катера и яхты, за которые было заплачено наличными и в долларах — валюте, принятой на рынке бриллиантов. Вспомнился бриллиант на шее у Тири Коттер, ознаменовавший перелом в расследовании, тот самый перелом, которого он так ждал. Ребус выждал, давая Уайтред время ответить. Но она молчала. — В последнем случае ваша миссия здесь — уменьшить нанесенный ущерб, обеспечить конфиденциальность, чтобы никто ничего не узнал и все было бы шито-крыто. Каждое правительство уверяет, что с террористами переговоров не ведет. Может быть, и так, но однажды случилась попытка подкупа. Так неужели же столь пикантную историю не подхватят газетчики? — Он пристально глядел на Уайтред поверх края своего стакана. — Похоже на истину, не так ли?
  
  — А тот бриллиант? — спросила она.
  
  — Взял напрокат у приятеля.
  
  Она молчала чуть ли не минуту. Ребус тоже не спешил, думая, что, не привези он домой Боба… все могло бы сложиться далеко не столь удачным образом. Он все еще чувствовал на шее хватку Симмса — когда он делал глоток, горло сжималось.
  
  — А что, Стив Холли больше не появляется? — спросил он, прервав наступившее молчание. — Помните, если что со мной случится, вся эта история попадет к нему.
  
  — Думаете, этого достаточно, чтобы обезопасить себя?
  
  — Заткнись, Гэвин! — оборвала подчиненного Уайтред. Она медленно сложила руки на груди. — Что вы собираетесь делать? — спросила она Ребуса.
  
  Он пожал плечами:
  
  — Насколько я понимаю, это дело не мое. И я не стану вмешиваться при условии, что вы будете держать на привязи эту вашу ручную обезьяну.
  
  Симмс вскочил, и рука его поползла в карман куртки. Обернувшись, Уайтред хлопнула его по руке. Движение было столь стремительным, что, моргни Ребус в этот момент, он бы его не заметил.
  
  — Вот чего я желаю, — спокойно сказал он, — это чтобы к утру парочки вашей и духу здесь не было. В противном же случае мне придется рассмотреть перспективу обращения к моему приятелю как представителю четвертой власти.
  
  — Где гарантии, что вам можно верить?
  
  Ребус опять дернул плечами.
  
  — Не думаю, что кто-либо из нас хочет письменных свидетельств. — Он опустил стакан. — А теперь, если мы утрясли наши дела, мне пора заняться моим гостем.
  
  Уайтред бросила взгляд в сторону двери.
  
  — Кто он такой?
  
  — Не волнуйтесь, он не из болтливых.
  
  Она медленно кивнула и собралась уходить.
  
  — И последнее, Уайтред. — Она остановилась и повернулась к нему лицом. — Почему, вы думаете, Хердман это сделал?
  
  — Из жадности.
  
  — Нет, я имел в виду — почему он явился в школу?
  
  Ее глаза сверкнули:
  
  — Да какое мне дело! — И с этими словами она вышла. Симмс все еще не сводил глаз с Ребуса. Тот, нагло помахав ему рукой, опять отвернулся к окну. Симмс вытащил из-под пиджака автоматический пистолет и прицелился Ребусу в спину. Потом, тихонько присвистнув сквозь зубы, сунул пистолет обратно в карман.
  
  — Однажды, — сказал он голосом едва ли громче шепота, — не знаю, правда, где и когда, но мое лицо будет последним, что ты увидишь на этой земле.
  
  — Потрясающе! — вздохнул Ребус. — Потратить последние мгновения жизни на то, чтобы глядеть в лицо полному кретину!
  
  Он услышал удаляющиеся шаги по коридору и хлопанье двери. Прошел к двери, чтобы убедиться, что они действительно ушли. Боб выходил из кухни.
  
  — Я себе чашку чая наливал. Между прочим, молоко у вас кончилось.
  
  — У прислуги выходной. Постарайся вздремнуть. Завтра день будет длинный.
  
  Кивнув, Боб прошел к себе в комнату и прикрыл за собой дверь.
  
  Ребус налил себе третий стаканчик, на этот раз уж точно последний, и тяжело опустился в кресло, поглядывая на скатанный в трубку журнал, лежавший на диване напротив. Почти незаметно, но все стало раскручиваться. Ребус думал о Ли Хердмане и его искушении бриллиантами, представлял, как тот закапывает их, а потом выходит из леса, поводя плечами, но, может быть, потом все-таки мучается виной, а также страхом. Потому что подозрения будут сопровождать его, начнутся расспросы и допросы, возможно, проводимые и Уайтред. Пройдут годы, но армия ему этого не забудет. Меньше всего там любят неопределенный финал, в особенности если он грозит холостым выстрелом. Страх душил его, почему он и свел к минимуму все свои знакомства. Вот подростки ему подходили — эти не могли быть переодетыми шпионами. И Дуг Бримсон, тот тоже, видимо, ему подходил. Все эти замки, на которые он запирался, отгораживаясь от жизни. Что ж удивляться, что он оборвал ее.
  
  Но оборвать ее так, как это сделал он? Ребус не мог этого постигнуть и не считал, что причиной тут простая ревность.
  
  Джеймс Белл, фотографировавший мисс Тири на Кокберн-стрит…
  
  Дерек Реншоу и Энтони Джарвис, заходившие на ее веб-сайт…
  
  Тири Коттер, любопытствующая насчет смерти, с любовником, бывшим солдатом.
  
  Реншоу и Джарвис, неразлучные друзья, такие непохожие на Тири, на Джеймса Белла. Любят джаз, предпочитая его металлу, носят военную форму, участвуют в парадах, занимаются спортом. В отличие от Тири.
  
  Совсем не как Джеймс Белл.
  
  И если уж на то пошло, то что общего между Хердманом и Дугом Бримсоном, кроме их военного прошлого? Ребусу все это представлялось в виде какого-то причудливого старинного танца, когда меняются партнерами. Он уткнулся лицом в ладони, загородившись от света, стал вдыхать запах кожи, смешанный с запахом спиртного из стакана, а танцоры все кружились и кружились перед его глазами.
  
  Когда, проморгавшись, он опять открыл глаза, предметы в комнате были как в тумане. Первым прояснился узор на обоях, но вспоминались ему пятна крови — крови, пролитой в комнате для отдыха.
  
  Два роковых выстрела и еще один — ранение.
  
  Нет, три роковых выстрела.
  
  Нет! Он понял, что произнес это слово вслух. Два роковых выстрела. Потом еще один, приведший к ранению. А потом третий роковой выстрел.
  
  Кровь, окропившая стены и пол.
  
  Кровь, повсюду кровь.
  
  Кровь, плетущая свои истории и интриги.
  
  Недолго думая он налил себе четвертый стакан, поднес к губам, но потом опомнился. Аккуратно вылил содержимое стакана в горлышко бутылки, заткнул пробкой. До того дошел, что поставил бутылку на каминную полку.
  
  Кровь, плетущая свои истории и интриги.
  
  Он взял в руку телефонную трубку. Не думая застать кого-нибудь в этот час в лаборатории судебной экспертизы, он все-таки позвонил. Тут не угадаешь, чудаков много и у каждого свои маленькие проблемы, которые необходимо решить не потому, что это так уж важно для дела, и не из профессионального тщеславия, но для собственных, чисто личных нужд.
  
  Как и Ребусу, им было трудно что-то оставить незавершенным. Ребус сомневался теперь, не зная, хорошая это черта или плохая, но так уж он был устроен. Телефон звонил, ответа не было.
  
  — Сволочи ленивые, — пробормотал он себе под нос и увидел, что в комнату всунулась голова Боба.
  
  — Простите. — Он вошел, волоча ноги. Пальто он снял, оказавшись под ним в серой вытянутой футболке, не скрывавшей его рук — безволосых, с дряблыми мышцами. — Что-то мне не лежится.
  
  — Посиди здесь, если хочешь. — Ребус кивком указал на диван. Боб сел, но, видно, испытывая неловкость. — Телевизор здесь включи, если хочешь.
  
  Боб кивнул, продолжая бегать глазами по комнате. Увидев полку с книгами, он подошел к ней поближе.
  
  — Может, мне…
  
  — Пожалуйста. Выбирай любую.
  
  — Этот спектакль, что мы смотрели. Вы говорили, что книжка такая есть?
  
  Ребус повернулся к нему:
  
  — Да, есть, но на полке ты ее не найдешь.
  
  Секунд пятнадцать Боб вслушивался в звенящую тишину, потом сдался:
  
  — Простите, я, наверное, мешаю, — сказал он, все еще не прикасаясь ни к одной книге, по-видимому, считая их драгоценностями, которыми можно любоваться, а брать в руки — нельзя.
  
  — Ничуть. — Ребус встал. — Подожди-ка минутку. — Он прошел в холл, отпер кладовку. Там высились чуть ли не до самого потолка горы картонных коробок. Он снял с полки одну — старый хлам, игрушки его дочери — куклы, коробочки с красками, какие-то открытки, морские камушки. В голову полезли мысли об Аллене Реншоу, об узах, которые должны были связывать их, но оказались столь непрочными. Аллен с его коробками фотографий, его чердак, полный воспоминаний. Ребус поставил на место коробку и снял с полки следующую. Там лежали старые детские книжки: подарки фирмы «Ледиберд», книжки с исчерканными или порванными бумажными обложками, а среди них некоторые особенно любимые — в твердых переплетах. Да, вот она: зеленый супер, желтый корешок с изображением мистера Джабса. Кто-то пририсовал к нему слова «пиф-паф», вылетающие из его рта. И опять явилась мысль об Аллене и вспомнилось, как он разбирал фотографии, пытаясь понять, кто где изображен, вглядываясь в лица давно ушедших людей.
  
  Ребус поставил коробку на прежнее место, запер кладовку и отнес книгу в гостиную.
  
  — Вот, возьми, — сказал он, протягивая ее Бобу. — Здесь ты найдешь то, что мы пропустили в первом акте.
  
  Боб, казалось, обрадовался, но взял книгу опасливо, словно не очень хорошо знал, как с ней обращаться. После чего он удалился к себе в комнату.
  
  Ребус опять вернулся к окну и постоял там, вглядываясь в темноту, думая о том, уж не пропустил ли он чего — не в спектакле, а раньше, с самого начала расследования.
  День седьмой
  Среда
  23
  
  Проснулся он, когда уже ярко светило солнце. Взглянув на часы, кубарем скатился с кровати, умылся, потом наскоро побрился электробритвой. Прислушался, не встал ли в спальне Боб. Тишина. Он постучал в дверь, подождал, потом, пожав плечами, отправился в гостиную. Набрал номер лаборатории. По-прежнему никто не ответил.
  
  — Вот лентяи паршивые!
  
  Кстати о лентяях… На этот раз он сильнее постучал в дверь Боба и приоткрыл ее — пора явиться на свет божий! Шторы были раскрыты, постель пуста.
  
  Тихонько ругаясь на чем свет стоит, Ребус вошел в комнату. Но спрятаться в ней было попросту негде. На подушке лежала книга «Ветер в ивах». Ребус пощупал постель — как ему показалось, еще теплая. Заглянув в холл, он увидел, что дверь защелкнута иначе. Надев башмаки и куртку, Ребус вышел на разведку. Боб, несомненно, первым долгом отправится за автомобилем. После чего, если в голове у него есть хоть капля мозгов, он улепетнет на юг. Вряд ли у него имеется паспорт. Ребус пожалел, что не записал номер его водительской лицензии. Найти, конечно, можно, но это займет время…
  
  «Не распускаться!» — сказал он себе. Он вернулся в комнату, где ночевал Боб, взял в руку книжку. Боб использовал форзац в качестве закладки. Зачем бы ему это делать, если он… Открыв входную дверь, Ребус вышел на площадку. Кто-то шаркал вверх по лестнице.
  
  — Я вас не разбудил? — спросил Боб и поднял к глазам Ребуса пакет с покупками. — Вот: чайные пакетики, молоко, четыре булочки и сосиски.
  
  — Молодец, — сказал Ребус, надеясь, что это прозвучало спокойнее, чем чувства, кипевшие у него внутри.
  
  Позавтракав, они в автомобиле Ребуса отправились в Сент-Леонард. Джон пытался делать вид, что ничего особенного в этом нет, в то же время не скрывая, что почти весь день им предстоит провести в комнате для допросов, оснащенной двухкассетным аудиомагнитофоном и видео.
  
  — Хочешь соку или еще чего-нибудь, пока мы не начали? — спросил Ребус.
  
  Боб привез с собой утренний таблоид. Разложив газету на столе, он читал ее, шевеля губами. На вопрос Ребуса он лишь покачал головой.
  
  — В таком случае я на секундочку.
  
  Ребус открыл дверь и, закрыв ее за собой, запер на замок. И поднялся в комнату уголовного розыска. Шивон была на месте.
  
  — Трудный день впереди? — спросил он ее.
  
  — У меня будет первый урок самолетовождения, — сказала она, оторвав взгляд от компьютера.
  
  — Это Дуг Бримсон тебя обхаживает? — Ребус заглянул ей в глаза, и она кивнула. — Ну, и как это тебе?
  
  — Вреда не вижу.
  
  — Макалистера уже отпустили?
  
  Шивон взглянула на висевшие над дверью часы:
  
  — Думаю, мне пора это сделать.
  
  — Не предъявляя обвинения?
  
  — Ты считаешь, надо предъявить?
  
  — Ребус покачал головой:
  
  — Но прежде чем ты позволишь ему упорхнуть отсюда, все-таки стоит задать ему несколько вопросов.
  
  Откинувшись в кресле, она воззрилась на него:
  
  — Какие, например?
  
  — У меня там внизу сидит Злыдня Боб. Утверждает, что Ферстоуна поджег Павлин Джонсон. Поставил на огонь жаровню для чипсов и так оставил.
  
  Глаза Шивон несколько округлились.
  
  — А он объясняет почему?
  
  — Мне кажется, Джонсон решил, что Ферстоун стал стукачом. Они и так уже недолюбливали друг друга, а тут Джонсону позвонили и донесли, что тот сидит в баре и дружески беседует со мной.
  
  — И за это он его убил?
  
  — Наверное, у него была причина так беспокоиться.
  
  — А какая, ты не знаешь?
  
  — Пока нет. Может быть, он хотел просто попугать Ферстоуна.
  
  — А что по-твоему, этот странный Боб может нам помочь?
  
  — Я думаю, влиянию он поддается.
  
  — А какую роль в этом калейдоскопе ты отводишь Макалистеру?
  
  — Неясную, пока ты не испробуешь на нем свой незаурядный талант детектива.
  
  Шивон щелкнула мышкой, сохраняя работу.
  
  — Посмотрим, на что я способна. Ты со мной?
  
  Но он отказался:
  
  — Мне надо вернуться в комнату для допросов.
  
  — А этот разговор с корешем Джонсона… официальный допрос?
  
  — Неофициально официальный, так бы я выразился.
  
  — Тогда ты должен пригласить на него кого-нибудь. — Она взглянула на него. — Постарайся хоть раз в жизни соблюдать правила.
  
  Он понимал, что она права.
  
  — Я могу подождать, пока ты разберешься с этим барменом, — предложил он.
  
  — Как мило, что ты приглашаешь меня! — Она оглядела комнату. Сержант Дэйви Хиндс держал телефонную трубку, слушая и что-то записывая. — Дэйви — вот кто тебе нужен! — сказала она. — Он гибче, чем Джордж Сильверс.
  
  Ребус взглянул в направлении стола Хиндса. Тот окончил разговор и клал трубку, продолжая другой рукой делать записи. Хиндс почувствовал, что на него смотрят, и вопросительно поднял бровь. Ребус кивнул и поманил его пальцем. Он плохо знал Хиндса, редко сталкивался с ним по работе, да и работал тот в отделе, по существу, всего ничего, но он доверял мнению Шивон.
  
  — Дэйви, — сказал он, дружески кладя руку на плечо молодого человека, — давай-ка пройдемся, хорошо? Хочу рассказать тебе кое-что о парне, которого мы сейчас с тобой допросим. — Он помолчал. — И захвати-ка лучше свою записную книжку.
  
  Однако через двадцать минут после начала допроса, когда Боб еще не перешел к частностям, в дверь постучали. Ребус открыл дверь — там стояла женщина в полицейской форме.
  
  — В чем дело? — спросил Ребус.
  
  — Вас просят к телефону. — Она махнула рукой в сторону приемной.
  
  — Но я занят.
  
  — Это инспектор Хоган. Он говорит, что это срочно и что позвать вас требуется при всех обстоятельствах, если только вы не на операционном столе.
  
  Ребус невольно улыбнулся:
  
  — Он так и сказал?
  
  — Так и сказал, — эхом откликнулась женщина.
  
  Ребус вернулся в комнату сказать Хиндсу, что ненадолго отлучится. Хиндс выключил аппаратуру.
  
  — Тебе что-нибудь нужно, Боб? — спросил Ребус.
  
  — Думаю, мне нужен адвокат.
  
  Ребус внимательно посмотрел на него.
  
  — Он будет также и адвокатом Павлина, да?
  
  Боб обдумывал эти слова.
  
  — Нет, наверное, пока не надо, — сказал он.
  
  — Пока не надо, — согласился Ребус и вышел.
  
  Сказав женщине, что знает, как пройти в приемную и без нее, он прошел через открытую дверь к коммутатору и взял лежавшую на столе телефонную трубку.
  
  — Алло?
  
  — Господи, Джон, ты что, в монастырь удалился, что ли? — тон у Бобби Хогана был явно недовольный. Перед глазами Ребуса маячили экраны — чуть ли не с десяток видов Сент-Леонарда снаружи и внутри с разных наблюдательных точек; каждые тридцать секунд изображения менялись, так как переключались камеры.
  
  — Чем я могу помочь, Бобби?
  
  — Эксперты в лаборатории наконец-то позвонили насчет выстрелов.
  
  — Да? — Ребус поморщился: он ведь намеревался позвонить им еще раз.
  
  — Я собираюсь туда и вдруг вспомнил, что проезжаю мимо Сент-Леонарда.
  
  — Они что-то нарыли, правильно, Бобби?
  
  — Говорят, что картина странная и немного загадочная… — Хоган осекся. — Ты это знал, да?
  
  — Ну не то чтобы знал… Их смущает что-то в траекториях, верно? — Ребус взглянул на один из экранов. Там было видно, что в здание входит главный суперинтендант Джилл Темплер. Она несла портфель, а с ее плеча свисала какая-то, по виду тяжелая, сумка.
  
  — Ты прав. Кое-какие… ненормальности.
  
  — Ненормальности… Хорошее слово. Под него можно подвести множество грехов.
  
  — Я подумал, может, ты хочешь поехать со мной?
  
  — А что говорит Клеверхаус?
  
  Молчание в трубке. А затем негромкое:
  
  — Клеверхаус ничего не узнает. Позвонили мне.
  
  — Почему же ты не доложил ему, Бобби?
  
  Опять молчание.
  
  — Не знаю.
  
  — Может, это дурное влияние одного сотрудника?
  
  — Может быть.
  
  Ребус улыбнулся.
  
  — Подхвати меня, когда соберешься, Бобби.
  
  В зависимости от того, что скажут эксперты, у меня тоже могут оказаться к ним вопросы.
  
  Открыв дверь туда, где сидели Хиндс с Бобом, он поманил Хиндса в коридор.
  
  — Подожди минутку, Боб. Мы сейчас. — И прикрыв дверь, он повернулся лицом к Хиндсу. Руки его были скрещены на груди.
  
  — Мне надо в Хоуденхолл. Приказ свыше.
  
  — Хотите посадить его в камеру, пока вы не…
  
  Но Ребус замотал головой, даже не дослушав:
  
  — Нет, я хочу, чтобы ты продолжал допрос без меня. Думаю, что я ненадолго. Если что-то пойдет не так, звони мне на мобильник.
  
  — Но…
  
  — Дэйви, — Ребус положил руку ему на плечо, — пока что ты все делал правильно. Ты справишься и без меня.
  
  — Но нужен второй полицейский, — возразил Хиндс.
  
  Ребус окинул его взглядом.
  
  — Это что, Шивон тебя так натаскала, Дэйви? — Он поджал губы, потом подумал и кивнул. — Ты прав, — сказал он. — Попроси главного суперинтенданта Темплер поприсутствовать.
  
  Хиндс вскинул брови так высоко, что они соприкоснулись с челкой:
  
  — Но начальница не будет…
  
  — Будет. Скажи ей только, что речь идет о Ферстоуне, и она с радостью выполнит твою просьбу.
  
  — Но сначала ее нужно ввести в курс дела.
  
  Рука Ребуса, лежавшая на плече Хиндса, теперь похлопала его по плечу.
  
  — Вот и сделай это.
  
  — Но, сэр…
  
  Ребус медленно покачал головой.
  
  — Это твой шанс показать, на что ты способен, Дэйви, и чему ты научился, наблюдая за тем, как работает Шивон. — Ребус снял руку с его плеча и сжал ее в кулак. — Пришло время все это использовать и применить на деле.
  
  Хиндс словно бы вытянулся и расправил плечи. Потом кивнул: дескать, согласен.
  
  — Молодец, — похвалил его Ребус. Он уже собрался уходить, но вдруг остановился. — Да, и еще, Дэйви…
  
  — Что?
  
  — Скажи главному суперинтенданту, что ей надо разыграть из себя мамочку.
  
  — Мамочку?
  
  Ребус кивнул:
  
  — Ты только скажи. — И он направился к выходу.
  
  — Забудь о «XJK». Любая модель «порше» обставит ваши «ягуары».
  
  — А я все-таки считаю «ягуар» более красивой машиной, — возразил Хоган, чем заставил Рэя Даффа поднять глаза от работы. — И более классической.
  
  — Ты хочешь сказать — старомодной? — Дафф сортировал целую кипу фотографий с места преступления, прислоняя их ко всем возможным вертикальным поверхностям. Комната, в которой они находились, напоминала заброшенную учебную лабораторию с пустыми, сдвинутыми к центру столами. На фотографиях была комната отдыха в Порт-Эдгаре, снятая со всех точек и во всех ракурсах, с особенным упором на пятна крови на стенах и полу и расположении тел.
  
  — Ну, так можете считать меня традиционалистом, — сказал Хоган, скрещивая руки на груди в надежде положить этим конец дискуссии.
  
  — Давай-ка назови пять лучших британских автомобилей!
  
  — Я не такой уж знаток, Рэй.
  
  — А я вот люблю мой «сааб», — вмешался Ребус, подмигнув Хогану в ответ на его недобрый взгляд.
  
  Дафф издал какой-то утробный смешок:
  
  — Лучше не заводите меня по поводу шведов!
  
  — Ладно. Как вы насчет того, чтобы заняться все-таки Порт-Эдгаром? — Ребусу вспомнился Дуг Бримсон, еще один любитель «ягуаров».
  
  Дафф озирался, куда бы поставить ноутбук. Воткнув его провод в розетку на одном из рабочих столов, он включил его и сделал знак обоим детективам подойти поближе.
  
  — Ну, а пока мы ждем, — сказал он, — как там поживает Шивон?
  
  — Прекрасно, — заверил его Ребус. — Ее небольшая проблема…
  
  — Да?
  
  — Разрешилась.
  
  — Что такое? Какая проблема? — встрепенулся Хоган. Ребус пропустил этот вопрос мимо ушей.
  
  — Сегодня у нее урок самолетовождения.
  
  — Серьезно? — поднял бровь Рэй Дафф. — Это ведь дорогое удовольствие.
  
  — Думаю, платить она не будет. Это любезность со стороны владельца летного поля и «ягуара».
  
  — Бримсона? — догадался Хоган.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Уж конечно, мое приглашение покатать ее на «М9» бледнеет по сравнению с этим, — проворчал Дафф.
  
  — Куда тебе до этого парня! У него еще есть так называемый корпоративный самолет.
  
  Дафф присвистнул:
  
  — Так он богач! Такие несколько миллионов стоят.
  
  — Ну да, — произнес Ребус, желая, чтобы разговор этот поскорее закончился.
  
  — Нет, серьезно! — продолжал Дафф. — И это если подержанный.
  
  — Ты говоришь о миллионе фунтов? — раздался голос Бобби Хогана. Дафф кивнул. — Должно быть, дела у него идут лучше некуда, верно?
  
  Верно, думал Ребус. Действительно, куда уж лучше, если можешь себе позволить устроить выходной, слетав на Джуру.
  
  — Ну вот, начинаем, — сказал Дафф, указывая на экран ноутбука. — Здесь есть почти все, что мне могло понадобиться. — Он восхищенно обвел пальцем экран. — Мы можем воспроизвести предполагаемую картину: как летела пуля с того или иного расстояния, как вошла в тело или голову. — Он начал нажимать клавиши, и Ребус услышал, как затрещал дисковод. Появилось изображение — схематичная фигура, стоящая боком к стене. — Видите? — стал объяснять Дафф. — Цель находится в двадцати сантиметрах от стены, пуля выпущена с расстояния два метра… входное отверстие, выходное и… бум!
  
  Они следили за тем, как черточка, словно бы пронзив череп, появлялась опять уже в виде пунктира. Палец Даффа прошелся по клавиатуре, выделяя помеченное место стены, которое затем появилось на экране в увеличенном виде.
  
  — И вот какую прекрасную картинку мы получаем, — с улыбкой сказал он.
  
  — Рэй, — негромко проговорил Хоган, — учти только, что у Ребуса в этой комнате погиб родственник.
  
  Улыбка моментально слиняла с лица Даффа:
  
  — Я не в том смысле, не подумайте, что подшучиваю…
  
  — Ну, может быть, продолжим, — холодно заметил Ребус. Даффа он не винил, да и за что? Человек не знал. Но надо было поторапливаться.
  
  Дафф сунул руки в карманы белого халата и повернулся к фотографиям.
  
  — А теперь придется посмотреть сюда, — сказал он, глядя на Ребуса.
  
  — Очень хорошо, — кивнул тот. — Так давайте же сделаем это!
  
  В голосе Даффа, когда он вновь заговорил, уже не было прежнего воодушевления.
  
  — Первой жертвой стал тот, кто был ближе к двери. Энтони Джарвис. Войдя, Хердман прицеливается в того, кто ближе, — чего и следовало ожидать. По показаниям свидетеля, эти двое находились друг от друга примерно в двух метрах. Никакого наклона у траектории, видимо, быть не может — рост у них почти одинаковый. Пуля прошивает череп горизонтально. Брызги крови на стене — вполне прогнозируемые. Затем Хердман поворачивается. Вторая жертва стоит немного дальше, метрах в трех. Хердман, перед тем как выстрелить, мог сократить этот промежуток, однако не сильно. На этот раз пуля проходит сквозь череп несколько наклонно — возможно, Дерек Реншоу пытался увернуться. — Дафф взглянул на слушателей: — Пока все понятно? Следите за моей мыслью? — Ребус и Хоган кивнули, и все трое двинулись вдоль стены. — Следы крови на полу тоже вполне объяснимы. Ничего необычного. — Дафф помолчал.
  
  — Пока что? — догадался Ребус. Эксперт кивнул.
  
  — Мы располагаем обширной информацией касательно оружия, его разрушительного воздействия на человеческий организм и на все то, с чем оно соприкасается.
  
  — Но Джеймс Белл в этом смысле задал вам задачу?
  
  Дафф кивнул:
  
  — Да. Некоторую.
  
  Хоган переводил взгляд с Даффа на Ребуса и обратно:
  
  — Как это? Почему?
  
  — По утверждению Белла, пуля настигла его в движении, а именно — когда он бросился на пол. Видимо, он считал, что этим можно объяснить, почему он остался в живых. Еще он сказал, что Хердман находился примерно в трех с половиной метрах от него. — Дафф вновь подошел к компьютеру и вывел на экран 3D изображение: комнату и в ней фигуры — стрелявшего и мальчика. — И опять-таки потерпевший того же роста, что и Хердман. Но на этот раз траектория направлена как бы вверх. — Дафф помолчал, словно подчеркивая важность сказанного. — Такое впечатление, что стреляет человек, съежившийся на полу. — Он сел на корточки, делая вид, что целится, потом встал и перешел к другому из четырех рабочих столов. На столе стоял проектор, и Дафф включил его, направив лучи так, как летела пуля, ранившая в плечо Джеймса Белла. — Входная рана спереди, выходная — в спине. Вы ясно видите траекторию. — Дафф очертил ее пальцем.
  
  — Ну, значит, Хердман присел на корточки, — сказал Бобби Хоган, пожав плечами.
  
  — У меня подозрение, что Рэй еще не закончил, — негромко заметил Ребус, а сам подумал, что вряд ли у него родится много вопросов к эксперту.
  
  Переглянувшись с Ребусом, Дафф вернулся к фотографиям.
  
  — Брызг крови на стене нет, — сказал он, обводя кружок на стене. — Однако это не совсем так. Брызги есть, но такие мелкие, что их не различить.
  
  — И что это означает? — спросил Хоган, не скрывая нетерпения.
  
  — Означает это то, что Джеймс Белл, когда в него стреляли, стоял не на том месте, как говорил. Он стоял гораздо дальше, а следовательно, ближе к Хердману.
  
  — И при этом существует эта странная, направленная вверх траектория, — заметил Ребус.
  
  Дафф кивнул, после чего вытянул ящик, а из него — пакет. Пакет был из прозрачного полиэтилена с твердым картонным ободком. Пакет для вещдоков. Внутри лежала сложенная рубашка с пятнами крови, на ее плече отчетливо виднелась дырка.
  
  — Рубашка Джеймса Белла, — объявил Дафф. — И здесь мы находим еще кое-что.
  
  — Следы от пороха, — тихо сказал Ребус.
  
  Хоган повернулся к нему.
  
  — Как это получилось, что ты уже знаешь это? — сквозь зубы процедил он.
  
  Ребус лишь пожал плечами:
  
  — Я мало общаюсь и редко где бываю, Бобби. Мне только и остается, что сидеть и думать о разных вещах.
  
  Хоган кинул на него сердитый взгляд, чтобы Ребус понял, что его ответом он, Хоган, не удовлетворен.
  
  — Инспектор Ребус попал в самую точку, — сказал Дафф, вновь обращая на себя все их внимание. — На телах двух других жертв следов от пороха быть не может. Они были застрелены с некоторого расстояния. Порох оставляет следы, когда дуло пистолета придвинуто к коже или одежде жертвы.
  
  — А у самого Хердмана были такие следы? — осведомился Ребус.
  
  Дафф кивнул:
  
  — Они соответствуют тому, как если бы он приставил пистолет к виску и выстрелил.
  
  Ребус не спеша прошелся вдоль ряда выставленных фотографий. Они мало что говорили ему, в чем и было, собственно, все дело. Лишь проникнув взглядом за поверхность вещей, можно было различить очертания истины. Хоган почесал в затылке.
  
  — Нет, я все-таки не понимаю, — сказал он.
  
  — Странная история, — согласился и Дафф. — Трудно совместить рассказ свидетеля и вещественное доказательство.
  
  — Ну, это с какой точки зрения смотреть. Правда, Рэй?
  
  И опять взгляды их скрестились, а Дафф кивнул.
  
  — Объяснение всегда найдется.
  
  — Тогда не торопись. — Хоган шлепнул ладонями по столу. — Все равно сегодня это для меня самое интересное.
  
  — Попробуем представить дело так, — сказал Ребус. — В Джеймса Белла стрелял почти в упор…
  
  — Человек ростом с садового гнома, — кисло докончил Хоган.
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Просто это никак не мог быть Хердман, вот и все.
  
  Хоган вытаращил глаза:
  
  — Погоди-ка…
  
  — Я прав, Рэй?
  
  — Это единственно возможное объяснение. — Дафф потер подбородок:
  
  — Не мог быть Хердман? — эхом откликнулся Хоган. — Ты считаешь, что там был кто-то еще? Соучастник?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Я считаю возможным и даже вероятным, что Ли Хердман застрелил лишь одного человека в этой комнате.
  
  Хоган прищурился:
  
  — И кого же?
  
  Ребус повернулся к Рэю Даффу, и на вопрос ответил тот:
  
  — Себя самого, — сказал он так, словно ответ этот был само собой разумеющимся.
  24
  
  Ребус и Хоган сидели в машине Хогана. Мотор работал на холостом ходу. Они молчали вот уже несколько минут. Окошко над передним сиденьем рядом с водительским было открыто, и Ребус курил в него, в то время как пальцы Хогана постукивали по рулю.
  
  — Ну, и что будем делать? — спросил Хоган.
  
  Ответ на этот вопрос у Ребуса уже был готов:
  
  — Тебе же знакома моя излюбленная тактика, Бобби.
  
  — Слона в посудной лавке?
  
  Ребус неспешно кивнул, докурил сигарету и выбросил окурок на дорогу.
  
  — В прошлом она не раз выручала меня.
  
  — Но сейчас дело другое, Джон. Джек Белл — член парламента.
  
  — Джек Белл — шут гороховый.
  
  — Ты его недооцениваешь.
  
  Ребус резко повернулся лицом к коллеге:
  
  — Ты что, колеблешься, Бобби?
  
  — Я просто подумал, что, может быть, мы должны…
  
  — Поберечь свою шкуру?
  
  — В отличие от тебя, Джон, я не большой любитель вламываться, как слон в посудную лавку!
  
  Взгляд Ребуса был устремлен в ветровое стекло.
  
  — Я все равно поеду туда, Бобби. Ты это знаешь. С тобой или без тебя — это уж как ты решишь. Ты всегда можешь позвонить Клеверхаусу и Ормистону, доложить им расстановку сил и как обстоит все дело. Только разреши уж мне собственными ушами это слышать. — Он опять повернулся к Хогану, глаза его блестели: — Ну что, не удалось мне тебя соблазнить?
  
  Бобби Хоган облизнул губы, сначала по часовой, потом против часовой стрелки. Пальцы его сжали руль.
  
  — К черту! — воскликнул он. — Что значит немного побитой посуды, если на кону дружба!
  
  В «Барнтон-Хаусе» дверь им открыла Кейт Реншоу.
  
  — Привет, Кейт, — с непроницаемым лицом поздоровался с девушкой Ребус. — Как папа?
  
  — Ничего.
  
  — Не считает, что лучше бы ты больше времени уделяла ему?
  
  Она широко открыла дверь, впуская их в дом. Предварительно Хоган позвонил сообщить об их визите.
  
  — Я здесь тоже полезные дела делаю, — возразила Кейт.
  
  — Оказываешь поддержку любителю девиц легкого поведения?
  
  Глаза Кейт вспыхнули молниями, но Ребус сделал вид, что ничего не заметил. Через стеклянную дверь справа он различил столовую; на столе были разложены бумаги для начатой Беллом кампании. Сам Белл спустился с лестницы, потирая руки, словно он только что их вымыл.
  
  — Офицеры полиции, — констатировал он, не давая себе труда проявить гостеприимство. — Надеюсь, что это не займет много времени.
  
  — Как надеемся и мы, — парировал Хоган.
  
  Ребус поглядел по сторонам:
  
  — А миссис Белл дома?
  
  — Она в гостях. Вы хотели что-нибудь лично ей…
  
  — Только сказать, что вчера вечером посмотрел «Ветер в ивах». Прекрасный спектакль!
  
  Член шотландского парламента поднял одну бровь:
  
  — Я ей передам.
  
  — Вы предупредили сына о нашем приезде? — спросил Хоган.
  
  Белл кивнул:
  
  — Он смотрит телевизор. — Белл махнул рукой в сторону гостиной.
  
  Не дожидаясь приглашения, Хоган прошел к двери и открыл ее. Джеймс Белл лежал на кожаном, орехового цвета диване, скинув туфли, подперев голову здоровой рукой.
  
  — Джеймс, — сказал ему отец. — Полиция прибыла.
  
  — Вижу. — Джеймс спустил ноги с дивана на ковер.
  
  — Вот мы и встретились, Джеймс, — сказал Хоган. — Думаю, инспектора Ребуса ты знаешь…
  
  Джеймс кивнул.
  
  — Ничего, если мы присядем? — осведомился Хоган. Вопрос был адресован скорее сыну, чем отцу, но ждать разрешения Хоган, по-видимому, не собирался. Он удобно расположился в кресле, Ребус же удовольствовался стоянием у камина. Джек Белл уселся рядом с сыном и положил руку ему на колено, но мальчик скинул ее. Наклонившись, Джеймс поднял с пола стоявший там стакан воды и, поднеся его к губам, стал пить маленькими глотками.
  
  — Мне все-таки хотелось бы знать, что происходит, — нетерпеливо проговорил Джек Белл — занятой человек, которому недосуг заниматься всякой ерундой. У Ребуса зазвонил мобильник; извинившись, он вынул его из кармана. Поглядел на дисплей и, извинившись еще раз, вышел из комнаты.
  
  — Джилл? — сказал он. — Ну, как там у вас с Бобом?
  
  — Если уж ты поинтересовался, могу сообщить, что он кладезь интересной информации. — Ребус заглянул в столовую. Кейт видно не было.
  
  — Насчет того, что жаровню собираются оставить на огне, он ничего не знал.
  
  — Согласна.
  
  — Так что он еще сказал?
  
  — Он, кажется, точит зубы на Рэба Фишера, совершенно не подозревая, какую дурную услугу оказывает этим своему другу Павлину.
  
  Ребус наморщил лоб:
  
  — Как так? Почему?
  
  — Фишер не просто прогуливался возле ночного клуба, демонстрируя ожидавшим в очереди свой пистолет…
  
  — Да?
  
  — При этом он пробовал сбывать наркотики.
  
  — Наркотики?
  
  — Работая на твоего друга Джонсона.
  
  — Было время, Павлин торговал марихуаной, но не так плотно, чтобы иметь нужду в помощнике.
  
  — Боб не назвал это точно, но я думаю, что речь шла о кокаине.
  
  — Господи… но откуда он мог его брать? Где источник?
  
  — Я посчитала это совершенно очевидным. — Она издала короткий смешок. — Второй твой дружок, тот, что с катерами.
  
  — Не думаю, — сказал Ребус.
  
  — Давай-ка вспомним, разве не нашли на его яхте кокаин?
  
  — И все-таки нет.
  
  — Ну значит, источник надо искать где-то в другом месте. — Она вздохнула. — Во всяком случае, для начала неплохо. Согласен?
  
  — Должно быть, тут сыграла роль мягкая женская рука.
  
  — Он действительно нуждается в материнской ласковой заботе. Спасибо за совет, Джон.
  
  — Это значит, что я выхожу из подполья?
  
  — Это значит, что я должна связаться с Малленом и доложить ему то, что нам стало известно.
  
  — Но ты больше не считаешь меня убийцей Мартина Ферстоуна?
  
  — Скажем так: я поколеблена в этом убеждении.
  
  — Спасибо за поддержку, босс. Сообщишь мне, если узнаешь еще что-нибудь новенькое?
  
  — Попробую. А ты что нового задумал? Пора мне уже опять начинать волноваться?
  
  — Может быть… Поглядывай в сторону Баритона — не зажжется ли там небо фейерверком. — Он нажал на отбой, проверил, выключен ли мобильник, и вернулся в гостиную.
  
  — Уверяю вас, мы будем кратки как только возможно, — говорил Хоган. Он взглянул на вошедшего Ребуса. — А теперь я передаю все в руки моего коллеги.
  
  Ребус сделал вид, что думает, как сформулировать первый вопрос. Потом в упор посмотрел на Джеймса Белла:
  
  — Зачем ты сделал это, Джеймс?
  
  — Чего?
  
  Джек Белл качнулся вперед:
  
  — Полагаю, мне следует выразить протест по поводу вашего тона…
  
  — За это простите, сэр. Я иногда проявляю горячность, когда сталкиваюсь с ложью. Ложью не только мне, но всем: следствию, родителям, журналистам… всем и каждому.
  
  Джеймс так же в упор глядел на него. Ребус скрестил руки на груди:
  
  — Видишь ли, Джеймс, мы стали сопоставлять и складывать в общую картину частички того, что действительно имело место, и могу сообщить тебе нечто новое. Когда стреляешь из пистолета, на коже остаются следы. Они довольно въедливы, могут оставаться неделями, и их не смоешь, не соскребешь. Они и на манжетах остаются. Не забудь, что рубашка, в которой ты был тогда, находится у нас.
  
  — Что это вы такое городите? — рявкнул, побагровев, Джек Белл. — Думаете, я позволю вам явиться ко мне в дом и обвинить восемнадцатилетнего мальчика в?… Это что, новая мода такая в полиции?
  
  — Папа…
  
  — Это все из-за меня, да? Желаете добраться до меня, действуя через сына? Сделали в свое время вопиющую ошибку, чуть было не стоившую мне карьеры, пошатнувшую мой брак, и теперь…
  
  — Папа… — чуть повысил голос Джеймс.
  
  — …когда происходит настоящая трагедия, все, на что вы способны…
  
  — О мести мы и не помышляли, сэр, — запротестовал Хоган.
  
  — Хотя задержавший вас офицер из Лейта и не простил вам вашего тогдашнего поведения, — не вытерпел Ребус.
  
  — Джон… — предостерег его Хоган.
  
  — Видите? — Голос Джека Белла задрожал от гнева. — Видите, что происходило и что происходит? Вы же напыщенные индюки, вы…
  
  Джеймс вскочил:
  
  — Да заткнешься ты наконец, мать твою? Раз в твоей вонючей жизни ты можешь заткнуться или нет?
  
  В комнате наступило молчание, хотя отзвук слов, произнесенных Джеймсом, еще витал в воздухе. Джеймс Белл медленно сел на место.
  
  — Может быть, — негромко сказал Хоган, — нам стоит теперь выслушать Джеймса? — Он обращал свой вопрос к члену шотландского парламента, который сидел потрясенный, глядя на своего сына, представшего перед ним в совершенно новом свете. Таким сына он не знал.
  
  — Ты не можешь так со мной говорить, — еле слышно произнес он, не сводя глаз с Джеймса.
  
  — И однако ж, говорю, в чем ты мог сейчас убедиться, — отвечал Джеймс и, взглянув на Ребуса, сказал: — Давайте же побыстрее покончим с этим.
  
  Ребус облизнул губы:
  
  — Пока что, Джеймс, наверное, единственное, что мы можем доказать, это что ранен ты выстрелом в упор — а это в корне противоречит твоей версии событий, — и что, судя по углу выстрела, ты предположительно стрелял в себя сам. Однако ты сам признал, что, по крайней мере, один из пистолетов Ли Хердмана был тебе знаком, почему я думаю, что ты взял «брокок» с намерением убить из него Энтони Джарвиса и Дерека Реншоу.
  
  — Онанисты паршивые. Оба.
  
  — И только поэтому их надо было убить?
  
  — Джеймс, — остерег сына Джек Белл, — я не хочу, чтобы ты вообще разговаривал с этими людьми!
  
  Сын отмахнулся от него:
  
  — Они достойны смерти.
  
  Рот Белла приоткрылся, но из него не вылетело ни звука. Внимание Джеймса было поглощено стаканом, который он все вертел и вертел в руке.
  
  — Почему они достойны смерти? — тихо спросил Ребус.
  
  — Я же сказал.
  
  — Тебе они не нравились, и всё? Другой причины нет?
  
  — Масса людей постарше убивают и не по таким причинам. Вы что, новостей по телевизору не смотрите? Америка, Германия, Йемен… Иногда убивают, просто встав не с той ноги.
  
  — Помоги мне все-таки разобраться, Джеймс. Я знаю, что у вас были разные вкусы в музыке.
  
  — Не только в музыке. Во всем!
  
  — Разное мировоззрение? — предположил Хоган.
  
  — Возможно, — сказал Ребус, — ты подсознательно хотел произвести впечатление на Тири Коттер?
  
  Джеймс бросил на него злобный взгляд:
  
  — Она тут ни при чем. Ее не касайтесь.
  
  — Вряд ли это получится, Джеймс. В конце концов, ведь это от Тири ты узнал о ее увлечении смертью? — Джеймс молчал. — Думаю, ты немного влюбился в Тири.
  
  — С чего вы это взяли? — насмешливо протянул подросток.
  
  — Ну, для начала, ты приехал на Кокберн-стрит, чтобы снять ее на фото.
  
  — Я много фотографий делал.
  
  — Но ее фотографию ты заложил в книгу, которую потом дал почитать Ли. Тебе не нравилось, что Тири с ним спит, да? Не понравилось, когда Джарвис и Реншоу сказали тебе, что обнаружили ее веб-сайт, где можно наблюдать ее в спальне. — Ребус помолчал. — Ну как, я прав?
  
  — Вам многое известно, инспектор.
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Но сколько же мне еще остается неизвестным, Джеймс! Я надеюсь, что, может быть, ты поможешь мне заполнить пробелы.
  
  — Тебе не следует ничего говорить, Джеймс, — прохрипел отец. — Ты несовершеннолетний… есть законы, которые защищают тебя. Ты перенес травму… Ни один наш суд не станет… — Он взглянул на детективов. — Без сомнения, ему необходимо присутствие адвоката, не так ли?
  
  — Мне не нужен адвокат, — отрезал Джеймс.
  
  — Но он должен у тебя быть! — Слова Джеймса, казалось, ошеломили Белла.
  
  Сын нагло улыбнулся:
  
  — Знаешь, папа, сейчас речь идет уже не о тебе. Дело во мне. Только из-за меня ты попадешь на первые страницы газет, но слава эта будет дурная. А на случай, если ты запамятовал или не обратил на это внимания, я больше не несовершеннолетний — мне восемнадцать. Возраст достаточный, чтобы голосовать и делать еще множество других вещей. — Джеймс, казалось, ждал возражения, но его не последовало. И он опять повернулся к Ребусу: — Так что вам надо узнать?
  
  — Я прав относительно Тири?
  
  — О том, что она спит с Ли, мне было известно.
  
  — Когда ты дал ему эту книгу, ты намеренно вложил в нее фото?
  
  — Должно быть.
  
  — В надежде, что он увидит фотографию, а дальше? — Ребус смотрел, как пожимает плечами Джеймс. — Возможно, тебе было достаточно дать ему понять, что тебе она тоже нравится? — Ребус помолчал. — Но почему именно эту книгу ты выбрал?
  
  Джеймс смерил его взглядом:
  
  — Потому что Ли хотел ее прочитать. Он знал об этой истории, как парень выбросился из самолета навстречу своей смерти. Он не был… — Казалось, Джеймс не мог подобрать слов. Он перевел дух. — Он был глубоко несчастным человеком, вы должны это понять.
  
  — В каком смысле «несчастным»?
  
  Нужное слово наконец-то явилось Джеймсу.
  
  — Терзаемым призраками, — сказал он. — У меня всегда было такое чувство, что его терзают призраки.
  
  В комнате на секунду наступило молчание, которое прервал Ребус:
  
  — Ты добыл пистолет в квартире Ли?
  
  — Да.
  
  — Без его ведома?
  
  Джеймс мотнул головой.
  
  — Тебе было известно о «брококе»? — спросил Бобби Хоган, стараясь не выдать голосом волнения. Джеймс кивнул.
  
  — Но как случилось, что Ли явился в школу? — спросил Ребус.
  
  — Я оставил ему записку, но не ожидал, что он так быстро обнаружит ее.
  
  — Тогда каков же был твой план, Джеймс?
  
  — Просто войти в комнату отдыха — обычно в ней находились только эти двое — и убить их.
  
  — Совершенно хладнокровно убить?
  
  — Да.
  
  — Двух ребят, не сделавших тебе ничего дурного?
  
  — Ну, двумя будет меньше на этой планете. В сравнении с тайфунами, ураганами, землетрясениями, голодом…
  
  — И ты потому так и сделал, что это не имеет никакого значения?
  
  Джеймс подумал:
  
  — Может быть.
  
  Ребус опустил взгляд вниз, на лежавший на полу ковер, пытаясь совладать с нараставшим в нем гневом. Мои родные, моя кровь.
  
  — Все произошло так быстро, — продолжал Джеймс. — Меня поразило, как спокоен я был. Пиф-паф — и вот тебе два тела… Ли вошел, когда я выстрелил во второго. Он просто стоял и смотрел. Я тоже. Мы оба не совсем знали, что же теперь делать. — Джеймс улыбнулся при этом воспоминании. — Потом он протянул руку за пистолетом, и я отдал ему его. — Улыбка исчезла с его лица. — Меньше всего я ожидал, что этот недоумок направит его себе в голову.
  
  — Как ты думаешь, почему он это сделал?
  
  Джеймс медленно покачал головой.
  
  — Я все время, с первого же момента, пытаюсь это понять… А вы знаете почему? — Он спросил это даже как-то жалобно. У Ребуса было на этот счет несколько теорий: потому что пистолет принадлежал ему, ждал, что набегут профессионалы, включая военных, начнут вынюхивать и выпытывать, потому что это был выход…
  
  Потому что хотел избавиться от терзавших его призраков.
  
  — И ты взял пистолет, выстрелил себе в плечо, — тихо произнес Ребус, — а потом вложил пистолет обратно ему в руку.
  
  — Да. В другой руке у него была моя записка. Я взял и ее.
  
  — Ну а отпечатки пальцев?
  
  — Я сделал так, как делают в фильмах, — обтер пистолет моей рубашкой.
  
  — Но ведь когда ты входил в ту комнату, ты, наверное, был готов к тому, что все узнают о твоем поступке. Почему же ты неожиданно решил это скрыть?
  
  Подросток передернул плечами:
  
  — Может быть, потому, что представился случай. Да разве поймешь, почему в трудный момент поступаешь так, а не иначе? — Он повернулся к отцу: — Тут уж вступают в дело инстинкты. Эти странные темные полумысли…
  
  И именно в это мгновение отец не выдержал. Он бросился на Джеймса, ухватил его за шею и с ним вместе повалился поперек дивана, а затем — на пол.
  
  — Ах ты, маленький мерзавец! — вопил Джек Белл. — Да ты понимаешь, что наделал? Ты уничтожил меня! Растерзал на клочки! На мелкие клочки!
  
  Ребус с Хоганом разняли их. Отец все не мог угомониться — продолжал рычать и выкрикивать ругательства. По сравнению с ним сын казался безмятежно спокойным. Он глядел, как неистовствует отец, словно этому предназначено было стать дорогим воспоминанием на долгие-долгие годы. Открылась дверь, и в ней возникла Кейт. Ребусу хотелось, чтобы Джеймс Белл рухнул перед девушкой на колени, вымаливая прощение. Кейт окидывала взглядом присутствующих, пытаясь понять, что происходит.
  
  — Джек? — мягко и вопросительно произнесла она.
  
  Джек Белл взглянул на нее, словно не узнавая. Ребус все еще крепко сжимал члена парламента, обхватив его сзади.
  
  — Уходи отсюда, Кейт, — попросил девушку Ребус. — Иди домой.
  
  — Но я не понимаю…
  
  Джеймс Белл, совершенно равнодушно воспринимавший державшие его руки Хогана, взглянул на дверь, потом туда, где стояли его отец и Ребус. По лицу его расползлась улыбка:
  
  — Вы ей скажете или надо мне?…
  25
  
  — Не могу поверить! — уже не в первый раз воскликнула Шивон. Звонок Ребуса застал ее в машине. Телефонный разговор длился весь путь от Сент-Леонарда до летного поля.
  
  — Мне и самому было трудно свыкнуться с этой мыслью.
  
  Она ехала по А-8, направляясь к западу от города. Поглядев в зеркало заднего вида и просигналив, она выехала из ряда, чтобы обогнать такси. На его заднем сиденье бизнесмен, видимо тоже ехавший в аэропорт, спокойно читал газету. Шивон захотелось ощутить твердую почву под ногами, стремглав выскочить из своей машины и закричать, чтобы выпустить пар, ослабить то не совсем понятное, что она сейчас чувствовала.
  
  Было ли это нетерпеливым желанием скорее получить результат? Вернее, два результата — по делу Хердмана и убийству Ферстоуна. Или же она расстроилась, что ее нет там сейчас, в то время как все раскручивается?
  
  — А не мог ли он и Хердмана застрелить? — спросила она.
  
  — Кто? Молодой Белл? — Она услышала, как, отведя трубку, Ребус передает ее вопрос Бобби Хогану.
  
  — Он оставляет записку, зная, что Хердман помчится за ним, — продолжала Шивон. Мысли ее беспорядочно метались, обгоняя одна другую. — Он убивает всех троих и хочет застрелиться сам.
  
  — Это все теория. — В трубке поскрипывало, и голос Ребуса в ней звучал недоверчиво. — Что это за шум?
  
  — Мой телефон разряжается. — Она съехала с трассы на дорогу, ведущую к аэропорту. В ее зеркале все еще было видно такси.
  
  — Я могла бы отменить его, — Шивон имела в виду урок.
  
  — Какой смысл? Нет никаких особых дел.
  
  — Ты едешь в Квинсферри?
  
  — Уже приехал. Бобби въезжает в школьные ворота. — Он опять отвел трубку, что-то говоря Хогану. Похоже, о том, что хочет присутствовать, когда Хоган начнет все докладывать Клеверхаусу и Ормистону. Шивон уловила слова: «в особенности, что наркотиками он промышлял давно».
  
  — Кто же подложил наркотики на яхту? — спросила она.
  
  — Не слышу, Шивон.
  
  Она повторила вопрос:
  
  — Считаешь, это сделала Уайтред, чтобы растянуть расследование?
  
  — Не думаю, что даже у нее хватило бы духу так оклеветать человека. Мы тут по мелочи подняли кое-какой шум. Патрульные машины уже начали розыск Рэба Фишера и Павлина Джонсона. Бобби сейчас намеревается все доложить Клеверхаусу.
  
  — Хотела бы я это слышать.
  
  — Перехвати нас потом. Мы перейдем в паб.
  
  — «У лодочника»?
  
  — Нет, я подумывал опробовать соседний… ну, просто для разнообразия.
  
  — Урок займет лишь час или час с небольшим.
  
  — Не торопись. Не думаю, что мы куда-нибудь денемся. Привози с собой Бримсона, если хочешь.
  
  — Мне рассказать ему про Джеймса Белла?
  
  — На твое усмотрение. В газетах это появится, как только все прояснится.
  
  — Ты имеешь в виду Стива Холли?
  
  — Считаю, что я обязан бросить ему хоть эту кость. По крайней мере, не доставлю Клеверхаусу удовольствия первому сообщить прессе. — Он помолчал. — Ну как, удалось тебе как следует припугнуть Рода Макалистера?
  
  — Он все еще отрицает, что писал эти письма.
  
  — Достаточно, что ты это знаешь, а он знает, что ты знаешь. Как чувствуешь себя перед уроком?
  
  — Думаю, что не струшу.
  
  — Может быть, мне стоит предупредить авиадиспетчеров, чтоб были настороже? — Она услышала, как на заднем плане Хоган что-то проговорил, и Ребус засмеялся.
  
  — Что он сказал? — спросила она.
  
  — Бобби предлагает лучше предупредить береговую охрану.
  
  — Но тогда его приглашение на ужин аннулируется.
  
  Она слышала, как Ребус передает ее слова Хогану. Потом он сказал:
  
  — Ладно, Шивон. Мы уже на парковке. Надо идти докладывать Клеверхаусу.
  
  — Есть шанс, что ты не выйдешь из себя?
  
  — Не беспокойся, я буду хладнокровен, невозмутим и сосредоточен.
  
  — Неужели?
  
  — Как только ткну его мордой в его дерьмо.
  
  Она улыбнулась и нажала кнопку отбоя. Потом решила отключить телефон. Вряд ли он понадобится ей на высоте пять тысяч футов… Взглянув на часы на приборной доске, она увидела, что приехала рано. Наверное, Бримсон не будет за это на нее в претензии. Она попыталась выкинуть из головы все, что услышала.
  
  Ли Хердман тех мальчиков не убивал.
  
  Джон Ребус не поджигал дом Мартина Ферстоуна.
  
  Ей было стыдно, что она подозревала Ребуса, но он сам виноват — не надо быть таким скрытным. И Хердман тоже скрытничал: эта его уединенная жизнь, эти постоянные страхи… Пресса будет вынуждена утереться и извиниться, а всю свою ярость перенаправить на самую легкую из доступных мишеней: на Джека Белла.
  
  Что можно счесть почти счастливым концом.
  
  От ворот летного поля, когда она приблизилась к ним, как раз отъезжал автомобиль. Выскочивший из него с пассажирской стороны Бримсон со сдержанной улыбкой отпер и открыл ворота автомобилю. Подождал, пока тот на большой скорости миновал Шивон. На водительском месте хмурился человек. Бримсон кивнул Шивон, чтобы проезжала. Она въехала в ворота, после чего он их запер. Потом, открыв пассажирскую дверцу, сел в ее машину.
  
  — Не ждал вас так рано, — сказал он.
  
  Шивон сняла ногу с сцепления.
  
  — Простите, — тихо сказала она, глядя прямо перед собой в ветровое стекло. — Кто это у вас был?
  
  Бримсон наморщил лоб:
  
  — Да так, один тип, который тоже интересуется уроками самолетовождения.
  
  — А не похоже.
  
  — Вы это по его рубашке решили? — Бримсон засмеялся. — Немножко ярковата, да?
  
  — Немножко.
  
  Они были теперь возле его конторы. Шивон потянула за ручной тормоз. Бримсон вылез. Она продолжала сидеть, глядя на него. Он обошел машину и открыл ей дверцу, как будто только этого она и ждала.
  
  — Нам надо подписать кое-какие документы, — сказал он. — Степень ответственности, отказ от претензий и всякое такое. — Он двинулся к открытой двери конторы.
  
  — А что, у вашего клиента есть фамилия? — спросила она, следуя за ним.
  
  — Джексон… Джонсон… что-то вроде этого.
  
  Войдя в контору, он плюхнулся в свое кресло и стал перебирать бумаги. Шивон осталась стоять.
  
  — Это должно быть в ваших бумагах, — сказала она.
  
  — Что?
  
  — Если он приезжал по поводу уроков, то, полагаю, вы записали его данные?
  
  — Ах да… конечно… Где-то здесь это должно быть записано… — Он все рылся в бумагах, шурша листами. — Пора мне подумать о секретаре, — сказал он с деланой улыбкой.
  
  — Его зовут Павлин Джонсон, — тихо сказала Шивон.
  
  — Правда?
  
  — И приезжал он не для уроков самолетовождения. Он что, просил вас помочь ему улететь из страны?
  
  — А, выходит, вы его знаете?
  
  — Я знаю, что его разыскивает полиция по обвинению в убийстве мелкого уголовника Мартина Ферстоуна. И что Павлин запаниковал, потому что не может найти свое доверенное лицо и помощника и, возможно, догадывается, что человек этот находится у нас.
  
  — Все это для меня совершенная новость.
  
  — Но кто такой Джонсон и что он такое, вы знаете.
  
  — Нет. Я же сказал, что он всего лишь хотел поучиться водить самолет.
  
  Руки Бримсона еще деловитее стали рыться в бумагах.
  
  — Могу сообщить вам один секрет, — сказала Шивон. — Расследование дела Порт-Эдгара прекращено. Ли Хердман не убивал этих мальчиков. Их застрелил сын члена шотландского парламента.
  
  — Что? — Казалось, Бримсон не воспринимает ее слова.
  
  — Джеймс Белл застрелил их, а потом, когда Ли покончил самоубийством, выстрелил в себя.
  
  — Правда?
  
  — Чем вы заняты, Дуг? Ищете что-то нужное или роете себе лаз через письменный стол?
  
  Он вскинул на нее глаза и улыбнулся.
  
  — Я говорила вам о том, — продолжала она, — что Ли мальчиков не убивал.
  
  — Ну да.
  
  — А значит, единственной загадкой остаются наркотики на его яхте. Полагаю, что вам известно о его яхте, которую он держал пришвартованной у берега?
  
  Выдерживать ее взгляд долее он не смог:
  
  — Почему бы мне знать об этом?
  
  — А почему бы нет?
  
  — Послушайте, Шивон… — Бримсон демонстративно взглянул на часы. — Может, оставим на потом всю эту бумажную волокиту? Нехорошо будет, если наш коридор займут…
  
  Она оставила это без внимания.
  
  — Яхта имела очень парадный вид, потому что Ли плавал в Европу, но, как мы теперь знаем, продавал он там бриллианты.
  
  — И покупал наркотики?
  
  Она покачала головой.
  
  — Вы и о яхте его знали, и о том, что он плавал на континент. — Шивон шагнула к столу. — Это все ваши корпоративные полеты, да, Дуг? Ваши собственные полеты на континент, куда вы возили бизнесменов на деловые встречи и просто встряхнуться… Там вы и добывали наркотики.
  
  — Все это теперь летит к чертям собачьим, — сказал он со спокойствием, несколько чрезмерным. Он откинулся в кресле, устремив взгляд к потолку, пригладил волосы. — Я велел этому тупице больше сюда не являться.
  
  — Вы это про Павлина?
  
  Он замялся, но кивнул.
  
  — Зачем же было подбрасывать наркотики? — спросила Шивон.
  
  — Ну а почему бы и не подбросить? — Он засмеялся. — Ли был мертв, и мне пришло в голову переключить таким образом все внимание на него.
  
  — Отведя подозрения от себя? — Она решилась сесть. — Но дело в том, что вас никто и не подозревал.
  
  — Шарлотта считала, что подозревают. Ваши обшаривали все углы и щели, вынюхивали, говорили с Тири, со мной.
  
  — Шарлотта Коттер причастна?
  
  Бримсон взглянул на нее так, словно счел ее полной идиоткой.
  
  — Дело-то денежное… всегда нужно прикрытие.
  
  — И вы отмывали деньги через солярий? — Шивон кивнула, показывая, что поняла схему. Бримсон и мать Тири были, оказывается, деловыми партнерами.
  
  — У Ли, знаете ли, тоже было рыльце в пуху, — сказал Бримсон. — Ведь это он познакомил меня с Павлином Джонсоном.
  
  — Ли знал Павлина Джонсона? Так отсюда и оружие?
  
  — Я собирался сказать вам одну вещь, не знал только как…
  
  — Какую вещь?
  
  — У Джонсона были эти его небоеспособные муляжи, и ему нужен был человек, умевший вставлять в них ударник и всякое такое.
  
  — И этим занимался Ли Хердман? — Шивон вспомнила хорошо оснащенную мастерскую в лодочном сарае. Да, работа несложная, если иметь инструменты и обладать соответствующим умением. У Хердмана было и то и другое.
  
  Бримсон помолчал секунду, потом сказал:
  
  — Мы все еще можем подняться в воздух, жаль не использовать коридор.
  
  — Я не захватила паспорт. — Она потянулась к телефону. — А сейчас мне надо позвонить, Дуг.
  
  — Я обо всем договорился… договорился с диспетчерами. Я собирался так много вам показать…
  
  Встав, она взяла трубку.
  
  — Может, в другой раз?
  
  Но оба знали, что другого раза не будет. Бримсон оперся ладонями о стол. Шивон, прижав к уху трубку и уже начав набирать номер, сказала:
  
  — Мне очень жаль, Дуг.
  
  — И мне, Шивон. Поверьте. — И, оттолкнувшись от стола, он перепрыгнул через него, сбросив на пол все бумаги. Она уронила трубку, попятившись, наткнулась на стоявший сзади стул, потеряла равновесие и, перекувырнувшись, очутилась на полу. Руками она загораживалась от удара.
  
  Дуг Бримсон всей своей тяжестью навалился на нее, придавил к полу, не давая вздохнуть.
  
  — Пора в полет, Шивон, — прорычал он, сжимая ее кисти. — Пора в полет…
  26
  
  — Ну что, доволен, Бобби? — спросил Ребус.
  
  — С ума сойти как доволен, — отвечал Бобби Хоган.
  
  Они входили в бар возле причала Саут-Квинсферри. Приезд в Академию Порт-Эдгар они рассчитали очень удачно, прервав своим появлением доклад Клеверхауса помощнику главного констебля Колину Карсвеллу.
  
  Набрав в рот побольше воздуха, Хоган сообщил, что все результаты, о которых докладывал Клеверхаус, — сущая чепуха, после чего подробно разъяснил почему.
  
  Встреча окончилась тем, что Клеверхаус, не сказав ни слова, покинул помещение, предоставив коллеге Ормистону удовольствие жать Хогану руку и говорить, что его работа заслуживает поощрения.
  
  — Что не означает, что поощрение это ты получишь, Бобби, — сказал тогда Ребус. Однако по плечу он Ормистона похлопал, давая понять, что великодушный его жест он оценил. Он даже пригласил того выпить с ними. Но Ормистон покачал головой:
  
  — Думаю, это ты лишь по долгу службы, — сказал он.
  
  Так что в бар Ребус и Хоган отправились вдвоем. Пока они ожидали своей очереди, приподнятое настроение Хогана несколько сникло. Обычно по окончании дела вся команда собиралась в убойном отделе, куда пиво таскали ящиками. Начальство могло выставить и бутылочку шампанского, и виски — для традиционалистов. Теперь же все было по-другому. Они были вдвоем — команда, в которой они начинали дело, уже разбрелась кто куда.
  
  — Что будет на этот раз? — спросил Хоган, изображая веселье.
  
  — Может быть, «Лафройг», Бобби?
  
  — Что-то мерки у них маловаты, — заметил Хоган, окидывая стойку взглядом знатока. — Лучше удвоить.
  
  — И решить сейчас, кто сядет потом за руль.
  
  Рот Хогана дрогнул в сдерживаемой улыбке:
  
  — По твоим словам, к нам должна была присоединиться Шивон.
  
  — Это жестоко, Бобби. — Ребус сделал паузу. — Жестоко, но справедливо.
  
  Бармен был готов принять их заказ. Хоган заказал виски для Ребуса и пинту лагера для себя.
  
  — И две сигары, — добавил он. Повернувшись к Ребусу, он словно изучал его. Потом облокотился на краешек стойки. — Такой результат, Джон, навел меня на мысль подать в отставку, пока я на взлете.
  
  — Господи, Бобби, да ты еще хоть куда.
  
  Хоган фыркнул:
  
  — Пять лет назад я бы с тобой согласился. — Он вынул из кармана пачку купюр и отложил десятку. — Но теперь с меня хватит.
  
  — А что изменилось?
  
  Хоган пожал плечами:
  
  — Мальчишка, который мог вот так войти и застрелить двух своих одноклассников без всякой веской причины. То есть причины, веской в моих глазах… Мир изменился, это уже не мой мир, Джон.
  
  — И это значит, что мы тем более востребованы.
  
  Хоган опять фыркнул:
  
  — В том смысле, что на нас охотятся как на раритеты?
  
  — Нет, только в том смысле, что мы нужны как никогда.
  
  — Кому нужны? Людям типа Карсвелла, потому что с нами они кум королю? Или Клеверхаусу, чтобы не кривить рожу сильнее, чем он это делает?
  
  — Ну, хотя бы и им, — улыбнулся Ребус. Он плеснул воды в стоявший перед ним стакан — совсем чуть-чуть, чтобы допить остаток. Принесли две тонкие сигары, и Хоган стал разворачивать свою.
  
  — А толком мы этого так и не знаем, правда?
  
  — Чего «не знаем»?
  
  — Почему Хердман сделал это… Шлепнул себя.
  
  — А ты надеялся узнать? У меня такое ощущение, что ты привлек меня к этому делу, потому что молодежь тебя пугает. Тебе захотелось, чтобы рядом был другой такой же динозавр.
  
  — Ты не динозавр, Джон! — Хоган поднял свою кружку и чокнулся с Ребусом. — За нас двоих!
  
  — Не забудь Джека Белла, без чьего присутствия Джеймс, возможно, осознал бы, что стоит помалкивать и все будет шито-крыто.
  
  — Тоже справедливо, — с широкой улыбкой заметил Хоган. — Ах уж эти мне семьи, да, Джон? — И он покачал головой.
  
  — Да… семьи, — согласился Ребус, поднося к губам стакан.
  
  Когда у него зазвонил мобильник, Хоган велел ему не отвечать. Однако Ребус взглянул на дисплей, думая, уж не Шивон ли это. Это оказалась не Шивон. Ребус показал рукой Хогану, что выйдет поговорить туда, где потише. Перед входом был так называемый «садик» — открытая заасфальтированная площадка со столиками, из-за ветреной погоды пустовавшими. Ребус поднес к уху мобильник.
  
  — Джилл? — сказал он.
  
  — Ты хотел, чтобы я держала тебя в курсе.
  
  — Молодой Боб все еще поет соловьем?
  
  — Я уже, кажется, хочу, чтобы он заткнулся, — со вздохом сказала Джилл Темплер. — Мы уже знаем все про его детство, и как его дразнили в школе, и как он писался… перескакивает то туда, то сюда, как блоха. Трудно понять, когда что произошло, на прошлой неделе или десять лет назад. Просит достать ему «Ветер в ивах».
  
  Ребус улыбнулся:
  
  — Книжка у меня дома. Я ему привезу.
  
  Вдали послышался гул легкого самолета. Заслоняя глаза от яркого света, Ребус вгляделся вверх. Самолет был над мостом Форт-роуд-бридж, слишком далеко, чтобы понять, тот ли это самолет, на котором они летели на Джуру, или другой. По размеру вроде похож. Самолет лениво полз на высоте.
  
  — Что тебе известно о соляриях? — допытывалась Джилл Темплер.
  
  — А в чем дело?
  
  — Он все время сворачивает на них. Тут какая-то связь с Джонсоном и наркотиками…
  
  Ребус не отрывал взгляда от самолета. Тот внезапно нырнул вниз, гул изменил свой тембр. Затем самолет выровнялся, болтая крыльями вверх-вниз. Если это Шивон, то урок ей дается нелегко.
  
  — Мать Тири Коттер владеет несколькими соляриями. Это все, что я знаю.
  
  — Могут они быть прикрытием?
  
  — Не думаю. В смысле, откуда бы она доставала?… — Сказал и осекся. Машина Бримсона, припаркованная на Кокберн-стрит, где располагался один из соляриев мамаши Тири… Оброненные Тири слова, что у матери роман с Бримсоном…
  
  Дуг Бримсон, приятель Ли Хердмана… Бримсон со своими самолетами. Откуда он, черт возьми, раздобыл на них деньги? Миллионы, так сказал Рэй Дафф. Ребус тогда насторожился, но история с Джеймсом Беллом отвлекла его. Миллионы… Законный бизнес такие деньжищи вряд ли может принести, а вот незаконный — легко.
  
  Ребус вспомнил слова, сказанные Бримсоном на обратном пути с Джуры:
  
  Я часто думаю о том, какие разрушения мог бы причинить террорист даже на такой крохе, как «Сессна». Ведь здесь и верфь, и паром… и авто- и железнодорожный мосты… и аэропорт совсем рядом…
  
  Рука Ребуса упала. Щурясь, он неотрывно глядел на самолет.
  
  — Господи Боже… — бормотал он.
  
  — Джон? Ты еще слушаешь?
  
  Но к тому времени, когда она произнесла эти слова, он уже не слушал. Он вбежал в бар, выволок оттуда Хогана:
  
  — Нам надо ехать к летному полю!
  
  — Да зачем?
  
  — Времени нет объяснять!
  
  Хоган открыл машину, и Ребус сел за руль:
  
  — Поведу я!
  
  Хоган не посмел возразить, и Ребус, взвизгнув шинами, выехал с парковки, но тут же ударил по тормозам и остановился, глядя вверх в окошко пассажира.
  
  — Господи, нет…
  
  Спотыкаясь, он вывалился из машины и встал посреди дороги, глядя в небо. Самолет опять нырнул, но выровнялся…
  
  — Что происходит? — заорал с пассажирского сиденья Хоган.
  
  Ребус опять влез на место водителя и тронул, держа курс на самолет, который, пролетев над железнодорожным мостом, сделал крутой вираж над береговой линией Файфа и двинулся назад к мостам.
  
  — С этим самолетом что-то неладно, — констатировал Хоган.
  
  Ребус снова остановил машину, наблюдая.
  
  — Это Бримсон, — сквозь зубы процедил он. — А с ним Шивон.
  
  — Похоже, он хочет разрушить мост!
  
  Оба выскочили из машины. Они были не одиноки. Другие машины тоже останавливались, чтобы посмотреть. Пешеходы указывали на самолет, переговаривались. Гул двигателя стал громче, прерывистее.
  
  — Господи! — ахнул Хоган, когда самолет пролетел под мостом в каком-нибудь футе от поверхности воды. Он круто, почти вертикально набрал высоту, выровнялся и вновь нырнул. На этот раз он пролетел под центральным пролетом автодорожного моста.
  
  — Он что, пускает ей пыль в глаза или старается напугать до смерти? — проговорил Хоган.
  
  Ребус покачал головой. Он подумал о Ли Хердмане, о том, как тот пугал своих клиентов-подростков, испытывая их.
  
  — Это Бримсон подложил те наркотики. Он ввозил их в страну на самолете, Бобби, и я подозреваю, что Шивон это известно.
  
  — Так за каким дьяволом он сейчас все это проделывает?
  
  — Может быть, чтобы напугать ее. Надеюсь, что только за этим…
  
  Он подумал о Ли Хердмане, приставившем к своему виску пистолет, о бывшем солдате ОЛП, выпрыгнувшем из самолета навстречу своей гибели.
  
  — А парашюты у них есть? — спрашивал Хоган. — Выпрыгнуть она может?
  
  Ребус не отвечал. Челюсти его были крепко сжаты.
  
  Самолет проделывал теперь петлю, но все еще в опасной близости от моста. Одним крылом он оборвал висящий там кабель и кувыркнулся вниз. Ребус невольно сделал шаг вперед и заорал «Нет!», когда самолет рухнул в воду.
  
  — Черт его дери! — вскрикнул Хоган.
  
  Ребус все глядел на то место, где поначалу виднелись искореженные обломки, от которых поднимался дым и где вскоре все скрылось.
  
  — Нам надо туда, вниз! — кричал Ребус.
  
  — Каким образом?
  
  — Не знаю… возьмем моторку! В Порт-Эдгаре есть люди.
  
  Они бросились обратно в машину и, с визгом развернувшись, помчались к дамбе, где уже завывала сирена и сбегались матросы и служащие порта. Ребус припарковался, и они бегом ринулись вниз, к самой воде, мимо лодочного сарая Хердмана, где Ребус краем глаза уловил какое-то движение — движущееся яркое пятнышко. Но ему было не до этого — он торопился. На причале мужчина отвязывал скутер. Они показали ему свои удостоверения.
  
  — Подвезите!
  
  Мужчине было под шестьдесят, лысый, седобородый. Он смерил их взглядом:
  
  — Вам нужны спасательные жилеты.
  
  — Не нужны. Только доставьте нас туда, — сказал Ребус и после паузы добавил: — Пожалуйста!
  
  Мужчина бросил на него еще один взгляд и кивнул, соглашаясь. Ребус и Хоган влезли в лодку и вцепились в ее борта, когда владелец на бешеной скорости вывел ее из гавани. Другие мелкие суда уже обступили жирное пятно керосина на поверхности воды, а со стороны Саут-Квинсферри подходил спасательный катер. Ребус вглядывался в воду, понимая всю бесполезность этого занятия.
  
  — Может, это не они, — сказал Хоган. — Может, она не полетела.
  
  Ребус кивнул, желая, чтобы он заткнулся. Если что и оставалось, это уже разбросано течением и бурлящими в воде моторами катеров.
  
  — Нужны водолазы, Бобби… ныряльщики, сколько бы это ни стоило…
  
  — Об этом позаботятся, Джон. Здесь же есть специальная служба.
  
  Ребус почувствовал, как рука Хогана сжала его плечо.
  
  — Господи, еще эта моя идиотская шутка насчет береговой охраны…
  
  — Ты не виноват, Бобби.
  
  Хоган подумал:
  
  — От нас уже ничего не зависит, правда?
  
  Ребус вынужден был признать поражение и расписаться в собственном бессилии. Они попросили шкипера доставить их на берег, что тот и сделал.
  
  — Ужасный случай, — прокричал он, перекрывая гул навесного мотора.
  
  — Да. Ужасный, — подтвердил Хоган. Ребус лишь глядел на кипение воды за бортом.
  
  — Мы все-таки едем на летное поле? — спросил Хоган, когда они выбрались на сушу.
  
  Ребус, кивнув, направился к «пассату». Проходя, он замедлил шаг возле лодочного сарая Хердмана — его внимание привлек другой сарай, гораздо меньший, расположенный рядом. Возле него стояла машина. Это был старый БМВ седьмой модели тускло-черного цвета. Машина была ему незнакома. Откуда же то яркое пятно, что промелькнуло? Он поглядел на ворота. Ворота заперты. Были ли они открыты, когда они здесь пробегали? Может, яркое пятно мелькнуло в воротах? Ребус подошел к ним, толкнул. Ворота не поддались. Кто-то стоял за ними, придерживая их. Ребус отошел на несколько шагов и сильно ударил в ворота ногой, поддав еще и плечом. Ворота открылись, сбив с ног стоявшего за ними человека. Тот растянулся на земляном полу. Красная, с короткими рукавами рубашка. Пальмы на спине. Лицо, поднятое навстречу Ребусу.
  
  — Мать твою… — пробормотал Бобби Хоган, глядя на вываленный на одеяло целый арсенал оружия. Содержимое двух шкафчиков, сейчас раскуроченных и зиявших пустотой. Пистолеты, револьверы, автоматы…
  
  — Воевать задумал, Павлин? — спросил Ребус. Тот, встав на четвереньки, потянулся к ближайшему пистолету. Тогда Ребус, сделав всего один шаг, занес ногу и ударом ноги по лицу повалил его обратно на землю. Джонсон в беспамятстве распластался возле него.
  
  Хоган все качал головой.
  
  — Как же мы, черт побери, могли все это не обнаружить? — сокрушался он, вопрошая не то себя, не то Ребуса.
  
  — Может, именно потому, что это было у нас под носом, как и все прочее в этом поганом деле.
  
  — Но что означает такое количество оружия? Зачем оно?
  
  — Предлагаю тебе расспросить об этом нашего общего друга самому, — сказал Ребус, — как только он очухается. — И он повернулся, чтобы уйти.
  
  — Куда ты?
  
  — На летное поле. А ты оставайся здесь с ним. Попроси подмоги.
  
  — Джон… Ну какой смысл?
  
  Ребус приостановился. Он понимал, что имел в виду Хоган: какой смысл отправляться на летное поле? Но затем он продолжил путь — просто потому, что не знал, куда еще себя деть. Он набрал на мобильнике номер Шивон, но ответ был, что «абонент временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее». Он набрал этот номер позднее — все тот же ответ. Кинув оземь эту серебристую коробочку, он наступил на нее ногой и стал сильно, как только мог, давить каблуком.
  
  Уже спустились сумерки, когда Ребус оказался возле запертых ворот, ведших на летное поле.
  
  Он вылез из машины и попробовал позвонить в звонок, но никто не ответил. Через ограду ему была видна машина Шивон, стоявшая возле входа в контору. Дверь конторы оставлена открытой, словно второпях. А возможно, здесь происходила борьба, вот дверь закрыть и забыли.
  
  Ребус толкнул ворота, надавив плечом. Цепочка загремела, но не поддалась. Он лягнул ворота, встав к ним задом. Еще раз и еще. Давил плечом, бил кулаками. Потом, жмурясь от боли, бодал головой.
  
  — Шивон… — Голос его срывался.
  
  Он знал, что ему нужно: кусачки. Патрульная машина привезла бы их, если бы Ребус мог каким-то образом вызвать ее.
  
  Бримсон… Теперь все было понятно. Понятно, что Бримсон занимался наркоторговлей, что он и подложил наркотики на яхту погибшего друга. Неясно — зачем, но он это выяснит. Шивон удалось узнать истину, за что она и поплатилась жизнью. Наверное, она боролась с ним, чем и объясняются странности полета.
  
  Он широко открыл глаза, сморгнул слезы.
  
  Вгляделся через ворота.
  
  Опять проморгался.
  
  Потому что там кто-то был. В дверях стояла фигура. Одна рука была прижата к голове, другая — к животу. Ребус еще раз моргнул, чтобы удостовериться.
  
  — Шивон! — вскрикнул он. Подняв руку, она помахала ему. Ребус ухватился за ограду, приник к ней, выкрикивая имя Шивон. Она скользнула в здание.
  
  Он хрипел, срывая голос. Неужели ему померещилось? Нет, вот она опять выходит из дверей, садится в машину, проезжая короткое расстояние до ворот. Когда она приблизилась, Ребус увидел, что это и вправду она. Целая и невредимая.
  
  Машина встала, и она вышла.
  
  — Бримсон, — заговорила она, — вот кто главный наркодилер, в доле с Джонсоном и матерью Тири…
  
  Шивон привезла ключи Бримсона и сейчас подбирала в связке ключ от ворот, чтобы отпереть замок.
  
  — Мы это знаем, — сказал Ребус, но она не слушала:
  
  — Должно быть, спешил в рейс за товаром… сбил меня с ног, совершенно вывел из строя… я очнулась, только когда раздался звонок. — Нажав, она рванула замок, он отлетел вместе с цепочкой. Ворота открылись.
  
  И ее подхватил Ребус. Приподняв, он крепко обнял ее.
  
  — О-о-о! — воскликнула она, вынуждая его ослабить хватку. — У меня же синяки, — пояснила она. Взгляды их скрестились, и, не удержавшись, он прижался губами к ее губам. Поцелуй был продолжительным, и он закрыл глаза, в то время как ее все время оставались широко распахнутыми. Она отстранилась, отступив на шаг, еле переводя дыхание.
  
  — Я, конечно, под впечатлением и все такое, но можно узнать, что случилось?
  27
  
  Теперь настала очередь Ребуса навестить Шивон в лечебнице. У нее нашли сотрясение мозга и оставили на ночь.
  
  — Это смешно! — возмущалась она. — Я прекрасно себя чувствую.
  
  — Нет уж, молодая леди. Вам придется остаться здесь.
  
  — Вот как? Помнишь, как ты сам оставался?
  
  И будто в качестве дополнительного аргумента та медицинская сестра, что меняла бинты Ребусу, прошла мимо, катя пустую тележку. Ребус подвинул стул и сел.
  
  — Ты ничего не принес мне? — спросила она.
  
  — Торопился немного. Ты же знаешь, как это бывает.
  
  — Что там Павлин?
  
  — Замкнулся, как раковина. Но не поможет. Джилл Темплер представляет дело так, что Хердман не хотел держать оружие в своем лодочном сарае, вот Павлин и арендовал тот, что по соседству. Там Хердман и колдовал над оружием, приспосабливал, переделывая в боевое. Когда он пустил себе пулю в голову, дело запахло бы жареным, если не перетащить все в другое место.
  
  — Так Павлин запаниковал?
  
  — Либо это, либо готовил оснащение для неизбежной встречи.
  
  Шивон прикрыла веки:
  
  — Слава Богу, что все, так или иначе, кончилось.
  
  Минуту-другую они молчали, потом она спросила:
  
  — А Бримсон?
  
  — Что «Бримсон»?
  
  — То, как он решил поставить точку…
  
  — Думаю, он был пьян, во всяком случае в финале.
  
  Она открыла глаза:
  
  — Или же наоборот — пришел в себя и, не пожелав впутывать еще кого-то, решил все сам и один.
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Как бы там ни было, вот и еще один пример для армейских статистиков.
  
  — Возможно, они посчитают это несчастным случаем.
  
  — И такое возможно. Вдруг он хотел сделать мертвую петлю, а потом плюхнуться прямо на проезжую часть и выйти из самолета в сиянии славы и доблестных ранах?
  
  — Предпочитаю собственную версию.
  
  — Тогда уж держись за нее.
  
  — А Джеймс Белл?
  
  — Что именно тебя в нем интересует?
  
  — Считаешь, мы когда-нибудь поймем его мотив?
  
  Ребус снова пожал плечами:
  
  — Единственное, что я знаю, — это что газетчики из его отца котлету сделают.
  
  — И тебе это будет приятно?
  
  — Ничего не имею против.
  
  — Джеймс и Ли Хердман… Непостижимо!
  
  Ребус немного подумал:
  
  — Возможно, Джеймс считал, что нашел себе героя для подражания, так непохожего на отца, героя, чье уважение он мечтал заслужить.
  
  — Чем угодно, вплоть до убийства?
  
  Ребус улыбнулся, встал, похлопал ее по плечу.
  
  — Уже уходишь?
  
  — Дел много. Ведь в участке одним полицейским сегодня меньше.
  
  — А дела не могут подождать до завтра?
  
  — Правосудие не дремлет, Шивон. Что не означает, будто и ты должна не спать. Что-нибудь принести тебе до моего ухода?
  
  — Может быть, радость достигнутой цели?
  
  — Не думаю, чтоб в автомат заряжали подобные вещи, но попробую что-нибудь предпринять в этом плане.
  
  И он опять напился.
  
  Не рассчитал, выпив слишком много, рухнул на толчок в своей квартире, бросив пиджак на пол в холле. Сидел ссутулившись, подперев голову руками…
  
  В прошлый раз… В прошлый раз это было в тот вечер, когда погиб Мартин Ферстоун. Ребус слишком много времени провел в пабах, выслеживая жертву. Добавил еще в доме Ферстоуна и приехал на такси домой. На Арден-стрит водитель с трудом растолкал его. Насквозь прокуренный, Ребус мечтал смыть с себя все это. Набрал ванну, включив лишь горячий кран, думая добавить холодную воду после. Сидел на толчке, закрыв глаза, полуодетый, придерживая голову руками.
  
  Мир вокруг кренился, плыл, покачиваясь на своей оси, увлекая его вперед, пока голова не стукнулась о край ванны… очнулся уже на коленях, с обожженными руками.
  
  Кисти рук свесились в ванну, и их ошпарило кипятком.
  
  Ошпарило.
  
  И ничего загадочного.
  
  Такая вещь может случиться с кем угодно.
  
  Не правда ли?
  
  Но не сегодня. Он поднялся, выпрямился и, стараясь не шататься, прошел в гостиную к своему креслу. Ногами придвинул его к окну. Вечер был тих и спокоен. В домах напротив светились огоньки. Супруги отдыхали, занимались детьми. Холостяки ожидали доставки пиццы или сидели, просматривая взятый напрокат диск. Студенты спорили в пабах, обсуждая еще не написанные рефераты.
  
  Ничего загадочного большинство из них, если не все они, в себе не таили. Страхи — да. Сомнения — наверняка. Возможно даже, раскаяние за мелкие грехи и дурные поступки.
  
  Но ничего похожего на то, что испытывал Ребус и ему подобные. Нет, только не сегодня. Пальцами он обшаривал пол в поисках телефона. Потом взял телефон к себе на колени, раздумывая, не позвонить ли Аллену Реншоу. Так много нужно ему сказать.
  
  Он думал о семьях, о родственниках, не только своих, а всех, причастных к этому делу. Ли Хердман, бросивший семью; Джеймс и Джек Белл, не связанные ничем, кроме уз крови. Тири Коттер и ее мать… И сам Ребус, заменивший родственные связи дружбой с коллегами, такими, как Шивон и Энди Каллис, — дружбой, по-видимому, более прочной, чем любые кровные узы.
  
  Поглядев на стоявший на его коленях телефон, он решил, что, пожалуй, звонить кузену поздновато. Передернув плечами, он шепнул себе: «завтра». И улыбнулся, вспомнив, как оторвал от земли, заключив в свои объятия, Шивон.
  
  Он решил проверить, сможет ли добраться до кровати. Ноутбук был в режиме ожидания. Ему не хотелось включать его. Вместо этого он выдернул шнур из розетки. Надо будет завтра отнести его в участок.
  
  В коридоре он сделал остановку, завернув в комнату для гостей. Поднял книжку — «Ветер в ивах». Он положит ее рядом с собой, чтобы не забыть. Завтра он сделает Бобу подарок.
  
  Завтра. Если Богу или дьяволу будет угодно.
  Эпилог
  
  На предварительную организацию защиты сына Джек Белл не поскупился. Но Джеймс этого словно не замечал. Он твердо стоял на своем, говоря, что оспаривать ничего не будет. Он виноват, о чем и заявит в суде.
  
  Однако нанятый Джеком Беллом адвокат считался лучшим в Шотландии. Жил он в Глазго, и плату за свой проезд из Глазго в Эдинбург он взял по своей стандартной цене. Безукоризненно одетый — костюм в белую полосочку, темно-красный галстук-бабочка, он закуривал трубку, как только представлялась такая возможность, или держал эту трубку в левой руке все остальное время, когда подобной возможности не представлялось.
  
  Сейчас он сидел напротив Джека Белла, положив ногу на ногу и уставившись куда-то в стену, поверх головы члена шотландского парламента. Белл успел свыкнуться с его манерами и знал, что это не проявление рассеянности, а скорее знак сосредоточенного внимания к делу, за которое он взялся.
  
  — Мы имеем шанс, — заговорил адвокат, — и я бы даже сказал, шанс весьма благоприятный.
  
  — Правда?
  
  — О да. — Адвокат осмотрел черенок своей трубки, словно ища в нем скрытые дефекты. — И сводится он к тому, видите ли, что инспектор состоит в родстве с семейством Дерека Реншоу, приходясь им кузеном, чтобы быть точным. А следовательно, его нельзя было и близко подпускать к этому делу.
  
  — То есть он заинтересованная сторона? — догадался Джек Белл.
  
  — И это очевидно. Невозможно, чтобы подозреваемых допрашивал родственник одной из жертв. А к тому же здесь примешивается еще и проблема временного отстранения от службы, вы этого не знаете, но в то время, когда расследовались события в Порт-Эдгаре, инспектора Ребуса самого допрашивала полиция. — Теперь внимание адвоката переключилось на чашечку трубки; он вертел ее, изучая внутреннюю поверхность. — Рассматривался вопрос о возбуждении против него дела по обвинению в убийстве.
  
  — Еще того не легче!
  
  — Потом вопрос был снят, но тем не менее приходится лишь удивляться действиям полиции графства Лотиан и Пограничного края. Это неслыханно, чтобы временно отстраненный от службы офицер полиции мог в открытую участвовать в другом расследовании.
  
  — Следовательно, это противозаконно?
  
  — Это вопиюще, так бы я выразился. Что заставляет очень серьезно усомниться в юридической правомочности всех пунктов обвинения. — Адвокат замолчал, закусив черенок трубки, и губы его растянулись в подобие улыбки. — Таким образом, обилием всевозможных возражений против несоблюдения профессиональных формальностей мы можем заставить обвинителя отступить уже на стадии предварительной беседы.
  
  — Другими словами, дело будет прекращено?
  
  — Это вполне реально. Смею сказать, что позиции наши весьма сильны. — Адвокат сделал эффектную паузу. — Но это только в том случае, если Джеймс заявит о своей невиновности.
  
  Джек Белл кивнул, и глаза обоих мужчин впервые встретились, после чего и адвокат, и Джек Белл повернулись лицом к Джеймсу.
  
  — Ну, Джеймс, — обратился к нему адвокат, — что вы на это скажете?
  
  Казалось, подросток обдумывает предложение. Отец глядел на него, а он — на отца, пожирая его глазами, словно был страшно голоден и только одна эта пища могла утолить его голод.
  Примечания
  1
  
  Имеется в виду повесть Р.-Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», где речь идет о двойничестве.
  (обратно)
  2
  
  Святой Андрей считается покровителем Шотландии.
  (обратно)
  3
  
  Ваше здоровье (гэльск.).
  (обратно)
  4
  
  Запрещено (нем.).
  (обратно)
  5
  
  Перевод А. Сергеева.
  (обратно)
  Оглавление
  Предисловие
  День первый Вторник
   1
   2
   3
  День второй Среда
   4
   5
   6
   7
  День третий Четверг
   8
   9
   10
   11
  День четвертый Пятница
   12
   13
   14
   15
   16
  День пятый Понедельник
   17
   18
  День шестой Вторник
   19
   20
   21
   22
  День седьмой Среда
   23
   24
   25
   26
   27
  Эпилог
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"