Рэнкин Йен : другие произведения.

Перекличка мертвых [the Naming Of The Dead] ( (Инспектор Ребус - 16)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  
  Иен Рэнкин
  Перекличка мертвых
  
   Всем, кто был в Эдинбурге 2 июля 2005 года
  
   У нас есть возможность ежедневно стремиться к новому миру, ежедневно говорить ту правду, которая нам известна, ежедневно делать хоть что-то.
  
   А. Л. Кеннеди. О марше вблизи «Глениглса»
  
   Напишите для нас такую главу, которой можно было бы гордиться.
  
   Боно. Из послания «Большой восьмерке»
  
  ~~~
  
   Шотландец Иэн Рэнкин — самый успешный и титулованный из современных британских мастеров криминального жанра. В 2007 году на родине писателя с размахом праздновалось двадцатилетие его появления на литературной арене. Офицеру Ордена Британской Империи Рэнкину присвоили звание помощника лорда-лейтенанта Эдинбурга и вручили свежеучрежденную Эдинбургскую премию — знак признания выдающихся заслуг перед городом. Во дворе здания Городского совета была открыта плита из знаменитого Кейтнесского камня с отпечатками ладоней первого обладателя этой сверхпочетной награды.
  
   Давно разменявший шестой десяток Ребус — бесспорно, один из самых ярких героев в мировом детективе… Тому, кто хочет уйти с головой в мир подлинных характеров и блестяще воссозданных острых жизненных ситуаций, не найти ничего лучше «Переклички мертвых».
  
   Washington Post Book World
  
   У Ребуса ум острее кинжала шотландского горца…
  
   В своем деле Рэнкин не знает себе равных.
  
   Его детективы заставят вас забыть о работе и даже о любви…
  
   Pittsburgh Post Gazette
  
  АСПЕКТ ПЕРВЫЙ
  Раздумья над кровью
  Пятница, 1 июля 2005 года
  1
  
  Вместо заключительного гимна вдруг раздалась музыка: «Мною властвует любовь» группы «Ху». Ребус понял это сразу, едва лавина грохочущих звуков заполнила церковь. Он сидел на первой скамейке. На этом настояла Крисси. Сам-то он, как всегда на заупокойных службах, предпочел бы расположиться где-нибудь позади. Сын и дочь Крисси сидели рядом с ним. Лесли, из глаз которой потоком лились слезы, обняв одной рукой мать, утешала ее. Кенни смотрел прямо перед собой, приберегая эмоции на потом. Утром, еще у них дома, Ребус спросил, сколько ему лет. В следующем месяце должно исполниться тридцать. Лесли на два года младше. Брат и сестра были похожи на мать, и Ребусу пришло на память, что ему самому не раз приходилось слышать о себе и Майкле: «парочка вся в мамочку». Майкл… привычнее — Микки, младший брат Ребуса, лежит сейчас мертвый в отполированном многочисленными руками ящике, и ему пятьдесят четыре — по уровню смертности Шотландия является третьей страной в мире. Образ жизни, питание, генетическая предрасположенность — теорий множество. Результаты вскрытия еще не известны. Обширный инсульт — сообщила Крисси Ребусу по телефону и тут же добавила, что он случился внезапно, словно это имело какое-то значение.
  
  Вдруг Ребуса осенило: ведь он даже проститься с братом не смог. Последний свой разговор с Майклом по телефону, состоявшийся три месяца назад, он завершил шуточкой над его любимыми «Рейт Роверз». Сине-белый шарф фаната этой команды лежал сейчас среди венков на крышке гроба. Кенни был в отцовском галстуке, украшенном эмблемой футбольного клуба — странным животным, держащим что-то похожее на бляху ремня. Ребус спросил, что означает эта эмблема, но Кенни лишь пожал плечами. Посмотрев вбок, Ребус заметил, что распорядитель церемонии знаками призывает скорбящих встать. Все поднялись. Крисси пошла по проходу, дети шли рядом. Распорядитель смотрел на Ребуса, но тот не двигался с места. Напротив, он снова сел, давая остальным понять, что ждать его не следует. Ему хотелось дослушать мелодию. Звучал заключительный трек «Квадрофении». Майкл был ярым поклонником «Ху», и хотя сам Ребус предпочитал «Стоунз», ему приходилось признать, что по силе воздействия у тех нет ничего равного таким альбомам, как «Томми» и «Квадрофения». Сейчас вокалист Долтри надрывно кричал, что не прочь выпить. Ребус с удовольствием сделал бы то же самое, но ему предстояла поездка обратно в Эдинбург, о чем необходимо было помнить.
  
  В местном отеле был заранее заказан небольшой зал, и священник, перед тем как сойти с кафедры, пригласил туда всех присутствовавших в церкви. Там подадут чай, виски и бутерброды. Будут шутки, воспоминания, улыбки, слезы на глазах, приглушенные голоса. Официанты будут ходить на цыпочках, понимая настроение гостей. Ребус пытался мысленно сформулировать извинения.
  
  Мне надо возвращаться на службу, Крисси. Дел невпроворот.
  
  Он мог бы соврать, сославшись на подготовку к встрече «Большой восьмерки». Утром, когда они выходили из дома, Лесли предположила, что он, наверно, с трудом вырвался. Ребус едва удержался от того, чтобы ответить: «Я единственный коп, в чьих услугах, похоже, никто не нуждается». Полицейских согнали отовсюду. Только из Лондона прибыло полторы тысячи. А вот инспектор уголовной полиции Ребус оказался невостребованным. Кто-то ведь должен остаться на хозяйстве — именно эти слова произнес старший инспектор уголовной полиции Джеймс Макрей, растянув лицо в ехидной улыбке и пожимая плечами. Детектив Дерек Старр считал себя бесспорным наследником трона, на котором сейчас сидел Макрей. Настанет день, когда он будет начальником полицейского участка на Гейфилд-сквер. Джон Ребус не представлял для него никакой опасности, ведь ему оставалось чуть больше года до пенсии. Ребус хорошо запомнил слова, сказанные им однажды: «Никто упрекнет тебя в безынициативности, Джон. Ведь в твоем возрасте ждать-то уже нечего». Может, оно и так, но ведь «Стоунз» старше Ребуса, да и Долтри и Тауншенд тоже, а ведь все еще выступают, все еще совершают турне по миру.
  
  Зазвучали последние аккорды, и Ребус встал со скамьи. В церкви, кроме него, уже никого не было. Он в последний раз поглядел на пурпурный бархатный экран. Возможно, гроб еще там, а возможно, его уже перенесли в другую половину, где находится крематорий. Мысленно он снова вернулся в юношеские годы, в их общую спальню, где они слушали сорокапятки, купленные на распродажах в магазине на Керколди-Хай-стрит. «Мое поколение», «Замена»[1] … вспомнил, как Микки спрашивал, почему Долтри заикается, когда поет «Замену», а Ребус отвечал, что это — как он вычитал где-то — следствие употребления наркотиков. Единственным наркотическим средством, которое позволяли себе братья, был алкоголь. Они украдкой отхлебывали его из бутылок, стоявших в кладовке. Иногда им удавалось стащить жестяную банку крепкого портера и распить ее после того, как в доме гасили свет. Вспомнилось, как они, бывало, стояли на Керколди-променаде и смотрели на море и как Микки пел «Я могу видеть то, что творится за много миль от меня». Но могло ли это быть на самом деле? Ведь диск появился в продаже в шестьдесят шестом или в шестьдесят седьмом году, когда Ребус служил в армии. Возможно, он уже вернулся домой. Да… Микки с волосами до плеч, старающийся походить на Долтри, и Ребус с армейским ежиком на голове, придумывающий истории, в которых его казарменная жизнь выглядела здорово приукрашенной. Северная Ирландия была еще впереди…
  
  В ту пору семейные узы были крепкими. Ребус постоянно писал письма домой и присылал открытки. Отец гордился им, гордился обоими своими парнями.
  
  Парочка вся в мамочку.
  
  Он вышел наружу, сжимая в руке открытую пачку сигарет. Его сразу окружили другие курильщики. Они кивали и, шаркая ногами, пробивались поближе к нему. У дверей выстроился длинный ряд венков и карточек, и присутствовавшие на траурной церемонии внимательно рассматривали их. Отовсюду доносились обычные в такой ситуации слова: «соболезную», «утрата», «скорбь». «Мы всегда будем помнить о вашей семье». Никто не упоминал имени Майкла. Смерть тоже имеет свои протокольные правила. Более молодые участники погребальной церемонии проверяли пропущенные звонки на мобильных телефонах. Ребус, достав из кармана свой мобильник, включил его. Пять пропущенных звонков, и все с одного номера. Зная, чей это номер, Ребус нажал клавишу вызова и приложил телефон к уху. Сержант уголовной полиции Шивон Кларк ответила сразу.
  
  — Ловлю тебя все утро, — с места в карьер начала она.
  
  — У меня был выключен телефон.
  
  — Так, а где ты сейчас?
  
  — Все еще в Керколди.
  
  Из трубки донесся глубокий вздох:
  
  — Ой, Джон, совсем из головы вылетело.
  
  — Пустяки, не терзайся.
  
  Разговаривая с Шивон, он наблюдал, как Кенни распахнул перед Крисси дверцу автомобиля. Лесли подошла к Ребусу и сказала, что они едут в отель. У них был автомобиль марки БМВ. Кенни, инженер-механик по профессии, любил основательность. Он не был женат и жил с подружкой, но она не смогла прийти на похороны. Лесли была в разводе, и ее дети, сын и дочь, отдыхали в это время с отцом. Ребус кивнул ей, когда она усаживалась на заднее сиденье.
  
  — Я думала, это еще не сегодня, — сказала Шивон.
  
  — А ты, как я понимаю, звонишь, чтобы позлорадствовать, — усмехнулся Ребус, направляясь к своему «саабу».
  
  Два последних дня Шивон находилась в Пертшире, куда ее взял Макрей для разведки ситуации, сложившейся в связи с прибытием «Большой восьмерки». Макрей давно приятельствовал с заместителем начальника полиции Тейсайда. В чем он нуждался, так это в паре острых глаз, которые Шивон ему и предоставила. Лидеры «Большой восьмерки» должны были встретиться у городка Охтерардера в отеле «Глениглс», вокруг которого на многие мили простирались безлюдные территории, обнесенные защитной изгородью. Средства массовой информации без устали обрушивали на граждан множество самых невероятных новостей. Сообщалось, например, что три тысячи морских пехотинцев армии Соединенных Штатов готовятся к высадке в Шотландии для защиты своего президента. Анархисты разрабатывали планы блокирования дорог и мостов угнанными трейлерами. Боб Гелдоф[2] выступил с призывом устроить осаду Эдинбурга, мобилизовав миллион демонстрантов, которые, по его словам, найдут приют в свободных комнатах, гаражах и садах. Во Францию будут посланы суда, чтобы доставить протестующих. Группировки с такими названиями, как «Йя Баста» и «Черный блок», делали ставку на хаос, в то время как Народная ассоциация любителей гольфа желала смести кордоны и сыграть несколько партии на обновленном поле «Глениглса».
  
  — Я уже два дня со старшим инспектором уголовной полиции Макреем, — ответила Шивон. — Чего тут злорадствовать?
  
  Ребус открыл дверцу своей машины и наклонился, вставляя ключ зажигания в замок. Затем выпрямился, в последний раз затянулся и метнул окурок на дорогу. Шивон говорила что-то насчет направленной туда ГОМП — группы осмотра места преступления.
  
  — Постой, — остановил ее Ребус. — Я что-то не врубаюсь.
  
  — Да ладно, у тебя и без того дел по горло.
  
  — Без чего без того?
  
  — Помнишь Сирила Коллера?
  
  — Несмотря на мой почти пенсионный возраст, память мне еще не отказала.
  
  — Произошло кое-что по-настоящему странное.
  
  — Что именно?
  
  — Мне кажется, я нашла недостающую часть.
  
  — Часть чего?
  
  — Куртки.
  
  Ребус вдруг осознал, что уже сидит за рулем.
  
  — Что-то ничего не понимаю.
  
  Шивон нервно хихикнула:
  
  — Так же, как и я.
  
  — Ладно, а где ты сейчас?
  
  — В Охтерардере.
  
  — Так это там обнаружилась куртка?
  
  — Вроде того.
  
  Ребус захлопнул дверцу:
  
  — Ну что ж, еду к тебе, надо взглянуть самому. Макрей с тобой?
  
  — Он уехал в Гленротс. Там размещается главный центр охраны «Большой восьмерки», — она ненадолго замолчала. — А ты уверен, что следует это делать?
  
  Ребус запустил мотор.
  
  — Перво-наперво я должен извиниться, потому что приеду не раньше чем через час. Будут проблемы при въезде в Охтерардер?
  
  — Здесь, что называется, затишье перед бурей. Когда поедешь через город, ищи указатель на Лоскутный родник.
  
  — А это еще что?
  
  — Лучше будет, если ты приедешь и сам все увидишь.
  
  — Так и сделаю. ГОМП уже там?
  
  — Да.
  
  — Значит, все будет вверх дном.
  
  — Доложить о твоем приезде старшему инспектору?
  
  — Решай сама.
  
  Прижав телефон плечом к уху, Ребус вел машину по запутанному выезду, ведущему к воротам крематория.
  
  — Ты куда-то пропал, — послышался из трубки голос Шивон.
  
  Ну уж нет, подумал Ребус, постараюсь не пропасть.
  
  Сирила Коллера убили шесть недель назад. В возрасте двадцати лет его приговорили к десяти годам тюрьмы за изнасилование и нанесение телесных повреждений. По истечении срока он был освобожден, несмотря на предостережения тюремной администрации, полиции и социальной службы. Они считали его по-прежнему опасным, ведь он не испытывал никаких угрызений совести по поводу содеянного и отрицал свою вину, несмотря на результаты анализа ДНК. Освободившись, Коллер вернулся в Эдинбург, откуда был родом. Мышцы, которые он накачал в тюрьме, обеспечивали ему средства к жизни. По ночам он работал вышибалой, а днем исполнял обязанности громилы. Его работодателем в оба периода времени был Моррис Гордон Кафферти. Верзила Гор был известным негодяем. Именно Ребусу и было поручено в свое время побеседовать с ним о его недавно нанятом работнике.
  
  — А мне-то что за дело? — вызывающе ответил работодатель.
  
  — Он опасен.
  
  — Вы так обходились с ним, словно испытывали терпение святого.
  
  Разговаривая с Ребусом, Кафферти вертелся из стороны в сторону, сидя во вращающемся кожаном кресле за письменным столом в «Риэлторском агентстве МГК». Если кто-то запаздывал с внесением еженедельной арендной платы за квартиру, снимаемую у Кафферти, в дело вступал Коллер. Кафферти управлял компанией мини-такси и являлся хозяином по крайней мере трех баров с сомнительной репутацией, расположенных в наименее престижных частях города. Так что работы у Сирила Коллера было по горло.
  
  Так все и шло до той самой ночи, когда он был найден мертвым. Череп пробит, удар нанесен сзади. Патологоанатом заключил, что рана и явилась причиной смерти, но кто-то для верности добавил еще и шприц с особо чистым героином. Однако никаких фактов, указывающих на то, что покойник употреблял наркотики, не было. Все в полиции называли Коллера не иначе как «покойником» — уж слишком мало он походил на «жертву». Хотя никто из копов не осмеливался произнести вслух: «Негодяй получил по заслугам», однако ничто не мешало им так думать, подтверждая общее мнение взглядами и незаметными кивками. Ребус и Шивон занимались расследованием этого случая. Несколько версий и огромное число подозреваемых. Побеседовали с изнасилованной девушкой, с ее семьей и парнем, бывшим в то время ее бойфрендом. Беседы о судьбе Коллера обычно заканчивались одной и той же фразой: «Так ему и надо».
  
  Тело Коллера было обнаружено возле его машины в боковой улице рядом с баром, где он работал. Никаких свидетелей, никаких находок при осмотре места преступления. Только одна любопытная деталь: часть его щеголеватой куртки была срезана каким-то острым лезвием. Это была черная нейлоновая куртка, фасоном напоминающая форменки пилотов ВВС, украшенная на спине вышивкой «CC Rider». Срезали именно эту часть, через дыру виднелась белая подкладка. Объяснению это не поддавалось. Либо это была неуклюжая попытка затруднить опознание личности убитого, либо между нейлоновым верхом и подкладкой было что-то спрятано. Анализ не обнаружил присутствия наркотика, что заставило полицейских лишь пожимать плечами да чесать в затылке.
  
  Ребус видел в этом какой-то знак. Либо Коллер нажил себе врага, либо это было своего рода посланием, адресованным Кафферти. Но несколько встреч с работодателем Коллера нисколько не прояснили ситуацию.
  
  — Это пятно на моей репутации, — такой оказалась реакция Кафферти. — Следовательно, либо вы ловите того, кто это сделал…
  
  — Либо?
  
  Но Кафферти мог и не отвечать. И так ясно, что если он первым доберется до убийцы, то будет последним, с кем доведется пообщаться тому при жизни.
  
  Ухватиться было не за что. Расследование словно уперлось в глухую стену, и как раз в это время внимание сосредоточилось на другом — на подготовке саммита «Большой восьмерки», причем усердие большинства сотрудников, занятых в этом деле, стимулировалось дополнительной оплатой за сверхурочную работу. Появились и другие дела с жертвами — настоящими жертвами преступлений. Группа, расследовавшая убийство Коллера, распалась.
  
  Ребус опустил боковое стекло, и в салон ворвалась струя прохладного воздуха. Он не знал, как быстрее всего доехать до Охтерардера, но помнил, что попасть в «Глениглс» можно через Кинросс, — этот путь он и выбрал. Два месяца назад он купил навигатор для своей машины, но до сих пор не удосужился прочитать инструкцию. Сейчас прибор с мертвым экраном лежал на пассажирском сиденье. В ближайшие же дни надо подскочить на ту станцию техобслуживания, где ему устанавливали CD-плеер, — пускай наладят. Ни на заднем сиденье, ни на полу, ни в бардачке он не обнаружил диска группы «Ху», поэтому, следуя рекомендации Шивон, поставил диск «Элбоу». Ему понравился заглавный трек «Лидеры свободного мира». Прослушав его, он нажал клавишу повтора. Солист, казалось, размышлял о том, что изменилось в худшую сторону со времен шестидесятых. Ребус в общем-то был с ним согласен, хотя рассматривал то, о чем пел солист, совсем с другой позиции. Ему казалось, что певец ратует за более кардинальные изменения; за мировой порядок, который пропагандируют «Гринпис» и Движение за ядерное разоружение; что он убежден в том, что двигателем истории является бедность. В шестидесятые, еще до армии, Ребус и сам был участником нескольких маршей, да и после армии тоже. Там, по крайней мере, можно было познакомиться с девушкой, ведь обычно после марша устраивались увеселительные сборища. Но теперь в его понимании шестидесятые были концом чего-то. Одного из фанатов «Стоунз» убили ножом во время концерта в 1969 году, и это наложило мрачную печать на все десятилетие. Шестидесятые дали молодежи ощутить вкус бунтарства. Они не верили в старый порядок и не скрывали своего неуважения к нему. И Ребус подумал о тех тысячах людей, которые прибудут в район «Глениглса», о том, что конфликт с ними неизбежен. Трудно представить, как все это будет происходить здесь, на этой земле, среди ферм и холмов, между реками и узкими горными долинами. Он знал, что именно удаленность и обособленность «Глениглса» послужила главной причиной выбора его местом проведения встречи. Здесь лидеры свободного мира будут чувствовать себя в безопасности; ничто не помешает им скрепить подписями решения, которым и так уже следуют повсюду. Из стереосистемы неслись голоса рок-музыкантов, певших о том, как люди карабкаются по оползневому склону. Ребус представил себе, как это происходит, и картина оставалась перед его мысленным взором до тех пор, пока он не доехал до окраины Охтерардера.
  
  Он был уверен, что никогда прежде здесь не бывал, но место почему-то казалось ему знакомым. Типичный шотландский городок, без труда узнаваемая главная улица с отходящими от нее узкими боковыми улочками, проложенными так, чтобы людям было удобно ходить на работу и за привычными покупками. Небольшие частные предприятия и магазинчики. При всем старании Ребус не в состоянии был представить, что может подогреть здесь антиглобалистские настроения. Местный пекарь даже выставил на продажу несколько специально сделанных пирогов под названием «Большая восьмерка».
  
  Ребусу вдруг припомнилось, что добропорядочных граждан Охтерардера подвергли проверке на благонадежность, выдав каждому нагрудный знак с именем и фамилией. Носить такой значок было обязательно, поскольку он служил как бы пропуском через баррикады, которые, вероятно, возникнут в городе. Но, как подметила Шивон, здесь царило какое-то зловещее спокойствие. Он увидел всего нескольких выходивших из магазинов покупателей да еще столяра, который, похоже, измерял окна, чтобы забить их защитными досками. Встречные машины были в основном покрытыми грязью внедорожниками, проводившими значительно больше времени в полях, чем на автострадах. У одной женщины, сидевшей за рулем такого внедорожника, на голове был намотан платок, каких Ребус не видел с глубокого детства. За две минуты он пересек городок и поехал по направлению к шоссе А-9. Он уже миновал три поворота и сейчас во все глаза смотрел на дорожные указатели. Тот, что был ему нужен, висел рядом с пабом и указывал на проселочную дорогу. Ребус рванул по ней мимо оград и прогонов для скота, потом по краю относительно современного микрорайона. Вдали замаячили горы. Через считанные минуты он снова оказался за пределами города. По обе стороны проселка тянулись аккуратные живые изгороди, чиркавшие о борта его машины, если ему случалось прижиматься к ним, давая проехать трактору или развозному фургону. С левой стороны виднелся небольшой лесок, на который указывала стрелка дорожного указателя с надписью «Лоскутный родник». Он помнил слово «лоскутный» с детства — иногда мама готовила на десерт горячее липкое блюдо, которое почему-то называла «лоскутным» пудингом. Оно было сладким и темным и по вкусу и консистенции напоминало рождественский пудинг. При этих воспоминаниях у Ребуса заурчало в животе от голода. После похорон он очень ненадолго задержался в отеле, перекинулся парой слов с Крисси. Она обняла его так же, как ранним утром, когда он приехал к ним домой. За все годы, что он ее знал, им нечасто доводилось обниматься. В прежние дни он по-настоящему был увлечен ею, но в сложившейся ситуации должен был проявлять сдержанность. Она, казалось, чувствовала это. А потом на их свадьбе, где он был шафером, она во время танца с озорством дунула ему в ухо. Позже, когда у них с Микки случались размолвки и они разбегались, Ребус всегда держал сторону брата. Ему следовало позвонить ей, сказать что-то, но он от этого уклонялся. И когда Микки вляпался в это грязное дело, за которое получил срок. Ребус ни разу не навестил Крисси с детьми. Мало того, он и самого Микки навещал не так уж часто во время отсидки, да и после.
  
  Если уж углубляться в историю… при разводе Ребуса с женой Крисси во всем обвинила его. Она всегда была в дружеских отношениях с Роной, они продолжали общаться и после развода.
  
  Там, в отеле, Лесли, следуя примеру матери, тоже обняла его. Кенни на секунду заколебался, не зная, как поступить, но Ребус помог ему разрешить эту проблему, протянув руку для пожатия. Сейчас он задавался вопросом, все ли там пройдет гладко, ведь на похоронах часто возникают размолвки. Осуждение и негодование часто идут об руку с печалью. Вот поэтому-то он и предпочел удалиться.
  
  Рядом с дорогой располагалась парковочная площадка. Выглядела она так, словно ее только что построили, деревья были очищены, стесанная со стволов кора валялась на земле. На парковке было место для четырех машин, но лишь одно оставалось свободно. На свободном прямоугольнике, скрестив на груди руки, стояла Шивон Кларк. Ребус поставил машину на ручной тормоз и вышел.
  
  — Отличное место, — произнес он.
  
  — Я уже сто лет тут торчу, — сказала она.
  
  — Неужели я так медленно ехал?
  
  Она в ответ лишь слегка скривила губы и, не разнимая скрещенных на груди рук, повела его в сторону леса. Она была одета более строго, чем обычно: черная юбка до колен и черные колготки. На туфлях была грязь, и это навело Ребуса на мысль, что она уже ходила по этой дороге.
  
  — Я вчера заметила указатель, — сказала она. — Тот, что при повороте с главной дороги. Решила взглянуть.
  
  — Ну, если выбирать между Гленротсом и этим…
  
  — Там на поляне установлен щит, надпись на котором немного проясняет, что это за место. Здесь издавна творилось что-то странное. — Они спускались по склону, обходя раскидистый дуб с густой кроной. — Местные жители верили, что тут собираются эльфы: слышались завывания по ночам и всякое такое.
  
  — Это больше похоже на подвыпивших батраков, чем на эльфов, — заметил Ребус.
  
  Шивон кивнула:
  
  — Но люди все-таки начали оставлять здесь мелкие подношения. Отсюда и название этого места. — Она обернулась к нему. — Тебе ли не знать, что такое «лоскут», ведь ты же среди нас единственный чистокровный шотландец?
  
  Внезапно перед ним возник образ матери, достающей пудинг из кастрюли. Пудинг был завернут в…
  
  — Кусок ткани, — произнес он, глядя на Шивон.
  
  — Еще и тряпье, ветошь, — уточнила она, когда они вышли на вторую полянку.
  
  Они остановились. Ребус глубоко вдохнул. Сырое тряпье… сырое заплесневелое тряпье. Всю последнюю минуту он вдыхал воздух, пропитанный этой вонью. Точно так пахла одежда в доме, где он вырос; отсыревшая одежда, которую не успели проветрить. Все деревья вокруг были увешаны разнообразными лохмотьями. Часть их свалилась на землю, где превращалась в перегной.
  
  — Существовало такое поверье: подаришь эльфу одежку, и он отведет от тебя беду, — негромко сказала Шивон. — Есть еще и другое объяснение: когда дети умирали во младенчестве, их родители оставляли здесь что-то в знак памяти.
  
  Она вдруг запнулась и негромко кашлянула, прочищая горло.
  
  — Я не кисейная барышня, — ободрил ее Ребус. — Не опасайся употреблять такие слова, как «знак памяти», — я не разрыдаюсь.
  
  Она снова кивнула. Ребус пошел по полянке, ступая по листьям и мягкому мху. Слышалось слабое журчание тоненькой струйки воды, выбивавшейся из-под земли. Вокруг были натыканы свечи и набросаны монеты.
  
  — Родник — это сильно сказано, — констатировал Ребус.
  
  Шивон лишь повела плечами:
  
  — Я была здесь всего несколько минут… атмосфера тут явно не располагающая. Но тут я заметила кое-какую одежду, почти совсем новую.
  
  Ребус ее тоже заметил. Одежда свисала с веток. Шаль, спецовка, носовой платок в мелкий горошек. Почти новая кроссовка, шнурки которой шевелил ветер. Даже нижнее белье и что-то похожее на детские колготки.
  
  — Господи, Шивон, — пробормотал Ребус и замолчал, не зная, что еще сказать.
  
  Смрад, казалось, сделался еще сильнее, напомнив ему о том, как однажды, очухавшись после десятидневного запоя, он обнаружил в стиральной машине пролежавшее в ней все это время мокрое белье. Когда дверца открылась, запах, подобный тому, что он обонял сейчас, едва не свалил его с ног. Он снова выстирал все, что находилось в машине, но напрасно — белье пришлось выбросить.
  
  — Ты обратил внимание на лоскут куртки?
  
  Она кивком указала, куда смотреть. Ребус медленно приблизился к дереву, на котором были развешаны вещи. На выступающем из ствола коротком остром сучке висел кусок нейлона, слабо раскачиваясь на легком ветерке. Вышитая надпись не вызывала никаких сомнений.
  
  — «CC Rider», — произнес Ребус, словно убеждая самого себя.
  
  Шивон, запустив пальцы в волосы, смотрела на него. Он видел, что у нее есть вопросы; чувствовал, что она старается сформулировать их поточнее; понимал, что все это время она ждала, когда же он приедет.
  
  — Итак, что будем делать? — спросил он.
  
  — Это место преступления, — начала она. — ГОМП направляется сюда из Стерлинга. Нам нужно поставить кордоны и прочесать местность в поисках улик и вещественных доказательств. Нам нужно снова собрать первоначально созданную группу, расследовавшую это убийство, опросить местных жителей…
  
  — В том числе и работающих в «Глениглсе»? — перебил Ребус. — Ты ведь тут в курсе всех дел, поэтому ответь мне: сколько раз вы уже проверяли штат отеля на благонадежность? И как, по-твоему, мы будем проводить опрос в самый разгар демонстраций? Что до кордонов, то их тебе сейчас столько нагонят, что не обрадуешься. Только свистни…
  
  Шивон, естественно, и без него все это понимала, и он смущенно замолчал.
  
  — А что, если нам затаиться до конца саммита? — предложила она.
  
  — Звучит заманчиво, — согласился он.
  
  — Только потому, что это дает тебе фору, — с язвительной улыбкой подколола она.
  
  В знак согласия он чуть заметно подмигнул.
  
  — Придется сообщить Макрею, — со вздохом произнесла она. — А он тут же поставит об этом в известность полицию Тейсайда.
  
  — Но ведь ГОМП вызвана из Стерлинга, — возразил Ребус, — а Стерлинг относится к Центральному району.
  
  — Значит, в курсе будут всего три подразделения полиции… Думаю, нам без проблем удастся не предавать дело огласке.
  
  Ребус огляделся.
  
  — Если мы сами сможем хотя бы внимательно осмотреть это место и сделать необходимые фотографии… отправить вещи в лабораторию…
  
  — Пока не разгорелись страсти?
  
  Ребус, надув щеки, медленно выпустил воздух.
  
  — Все начинается в среду, так ведь?
  
  — Если ты говоришь о «Большой восьмерке», то да. Но ведь завтра «Марш против бедности», и еще один назначен на понедельник.
  
  — Но ведь в Эдинбурге, а не в Охтерардере… — возразил Ребус, но, посмотрев на Шивон, понял ход ее мыслей: даже с отправкой вещей в лабораторию возникнут проблемы, поскольку весь район будет практически в осаде. Для того чтобы добраться от Гейфилд-сквер на Хауденхолл, где находится лаборатория, необходимо проехать через весь город. Надо помнить о том, что и экспертам будет нелегко добраться до работы.
  
  — Зачем он здесь? — задала вопрос Шивон, снова пристально глядя на нейлоновый лоскут. — Может, это что-то вроде трофея?
  
  — Если так, то почему именно здесь?
  
  — Может, здесь какие-то родственники?
  
  — Я думаю, что Коллер истинно эдинбургский фрукт.
  
  Она посмотрела на него:
  
  — Я говорю об изнасилованной им жертве.
  
  Губы Ребуса непроизвольно сложились в букву О.
  
  — Это надо обдумать, — добавила Шивон и после паузы спросила: — Что это за звуки?
  
  Ребус похлопал себя по животу:
  
  — Я уже давно ничего не ел. Как ты думаешь, в «Глениглсе» еще можно выпить чаю?
  
  — Зависит от того, сколько денег у тебя на кредитной карточке. Думаю, в городе чай не хуже. Впрочем, одному из нас придется дождаться ГОМП.
  
  — Лучше ты дождись. Не жажду, чтобы меня обвиняли в том, что я хочу играть главную роль. Но ты бесспорно заслужила чашку самого хорошего чая, который только может быть в Охтерардере.
  
  Он повернулся, собираясь идти, но она остановила его.
  
  — Ну почему именно я? — запротестовала она, раскинув для большей убедительности руки.
  
  — А почему нет? — ответил Ребус. — Считай, такова твоя судьба.
  
  — Да я не об этом…
  
  Он снова повернулся к ней.
  
  — Я вот о чем, — негромко начала она. — Я не уверена, хочу ли я, чтобы преступников поймали. Если их найдут, то моими стараниями…
  
  — Если их найдут, Шив, то из-за их собственной ошибки. — Он указал пальцем на вырванный из куртки клок. — Вот так-то, и, может, частично благодаря нашим общим стараниям…
  
  Группа, прибывшая для осмотра места преступления, не слишком обрадовалась тому, что Ребус и Шивон уже осматривали его. Они сняли отпечатки их подошв и взяли образцы волос, чтобы исключить их из последующего детального рассмотрения.
  
  — Не очень усердствуйте, — предостерег их Ребус. — Я не могу позволить себе излишнюю щедрость.
  
  Эксперты извинились:
  
  — Нам необходимо иметь волосы с корнями, иначе не получишь образец ДНК.
  
  С третьей попытки наконец удалось выдернуть несколько волосков пинцетом. Один из экспертов уже почти заканчивал видеосъемку места преступления, другой был занят фотографированием, а их коллега обсуждал с Шивон, какие именно вещи необходимо доставить в лабораторию.
  
  — Только самые свежие, — посоветовала Шивон, поглядев на Ребуса.
  
  Тот кивком подтвердил, что целиком с ней согласен. Даже если смерть Коллера была посланием, адресованным Кафферти, возможно, здесь были и другие послания.
  
  — На спортивной рубашке, кажется, есть эмблема компании, — заметил один из экспертов.
  
  — Вот вам и облегчение работы, — с улыбкой сказала Шивон.
  
  — Моя работа заключается в том, чтобы собрать улики. Остальное — это уже ваша забота.
  
  — А кстати, — перебил его Ребус, — нет ли возможности доставить то, что вы собрали, в Эдинбург, а не в Стерлинг?
  
  Эксперт, сделав задумчивое лицо, втянул голову в плечи. Ребусу подобный тип людей был хорошо известен: далеко за сорок, обременен жизненным опытом, скопленным в первую половину жизни. Ни для кого не секрет, что между подразделениями полиции разных регионов существует соперничество. Ребус с шутливым выражением лица поднял руки вверх, показывая, что сдается.
  
  — Я просто подумал: ведь дело будут расследовать в Эдинбурге. Может, будет удобнее, если им не придется всякий раз тащиться к вам, когда вам потребуется что-то им показать.
  
  На лице Шивон вновь заиграла улыбка: ее рассмешило то, с какими интонациями Ребус произносил слова «вам» и «им», но она подтверждающе закивала, понимая, как полезна для них может оказаться эта уловка Ребуса.
  
  — В особенности сейчас, — продолжал Ребус, — с этими демонстрациями и всем прочим.
  
  Он задрал голову и посмотрел на барражирующий над ними вертолет. Должно быть, он вел наблюдение за «Глениглсом». Кто-то наверху обеспокоился внезапным появлением двух автомобилей и двух белых фургонов без опознавательных знаков у Лоскутного родника. Снова переведя взгляд на эксперта ГОМП, Ребус понял, что вертолет в небе стал его главным козырем. В такое время сотрудничество имеет особое значение. Об этом твердилось в многочисленных чуть ли не ежедневно рассылаемых циркулярах. В последнее время сам Макрей талдычил об этом на летучках на Гейфилд-сквер.
  
  Проявляйте доброжелательность друг к другу. Сотрудничайте. Помогайте друг другу. Ведь эти несколько дней весь мир будет неотрывно следить за вами.
  
  Может, и этого эксперта ГОМП приглашали на подобные летучки. Неторопливо кивая, он вернулся к своей работе. Ребус обменялся с Шивон понимающим взглядом, после чего полез в карман за сигаретами.
  
  — Только не стряхивайте пепел здесь, — предостерег один из экспертов.
  
  Ребус направился к парковке. Едва он зажег сигарету и затянулся, как подъехал еще один автомобиль. Он глазам не поверил, увидев, что из машины вылезает старший инспектор уголовной полиции Джеймс Макрей собственной персоной. На нем был, похоже, совершенно новый костюм. Новый галстук, накрахмаленная до хруста белая рубашка. Редкие волосы, тронутые сединой, обвислые дряблые щеки; по носу, похожему на луковицу, разбегались частые красные прожилки капилляров.
  
  А ведь он, кажется, мой ровесник, подумал Ребус. Почему же выглядит настолько старше?
  
  — Добрый день, сэр, — приветствовал его Ребус.
  
  — Я думал, ты все еще на похоронах.
  
  Это было произнесено таким тоном, словно Ребус выдумал историю со смертью брата лишь для того, чтобы в пятницу подольше поваляться в кровати.
  
  — Меня вызвала сержант Кларк, — объяснил Ребус. — Я думал, что смогу быть полезным.
  
  В его голосе прозвучала готовность к самопожертвованию ради дела, и это подействовало, поскольку челюсти Макрея разжались и выражение оплывшего лица немного смягчилось.
  
  Мне явно везет, подумал Ребус. Сперва с экспертом, теперь с боссом. Вообще-то Макрей относился к нему по-доброму и сразу же, как только Ребус узнал о смерти Микки, дал отгул. Он посоветовал Ребусу пойти И надраться до беспамятства, и Ребус так и поступил — в соответствии с шотландским обычаем. Он опомнился в той части города, которая была ему абсолютно незнакома, и, зайдя в аптеку, спросил, где находится. Ему ответили: в Колинтон-Виллидж. Он поблагодарил и в знак признательности купил упаковку аспирина…
  
  — Прими мои соболезнования, Джон, — произнес Макрей с глубоким вздохом и, сделав короткую паузу, участливо спросил: — Ну, как все прошло?
  
  — Прошло… — безучастно произнес Ребус, глядя вверх, на вертолет, закладывающий крутой вираж, чтобы лететь восвояси.
  
  — Дай бог, чтобы это не были телевизионщики, — глядя вслед вертолету, произнес Макрей.
  
  — Да даже если и телевизионщики, что тут смотреть? Жаль, что пришлось вас побеспокоить, сэр. А как там «Сорбус»?
  
  Операцией «Сорбус» назывался план охранных мероприятий на время саммита «Большой восьмерки». Слово «сорбус» вызывало у Ребуса ассоциацию с чем-то, что диабетики кладут в чай вместо сахара. Шивон объяснила ему, что это порода дерева.
  
  — Мы готовы к любым неожиданностям, — кратко ответил Макрей.
  
  — Возможно, ко всем, кроме одной. — Ребус считал своим долгом сделать это уточнение.
  
  — Все второстепенные вопросы потерпят до следующей недели, Джон, — пробормотал босс.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Разумеется, они, как всегда, согласятся подождать.
  
  Макрей взглянул туда, куда смотрел Ребус, и увидел приближающуюся машину. Это был серебристый «мерс» с тонированными боковыми стеклами.
  
  — Похоже, в вертолете были не телевизионщики, — заключил Ребус.
  
  Открыв дверцу своей машины, он достал с пассажирского сиденья пакет, в котором были остатки рулета.
  
  — Кого это еще принесло? — сквозь зубы процедил Макрей.
  
  Серебристый «мерс» между тем остановился на краю крутого откоса рядом с одним из фургонов ГОМП. Открылась водительская дверь, и из салона вылез мужчина. Обойдя машину, он открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. Через некоторое время из салона выбрался еще один человек. Он был высок и худ, глаза скрыты за солнцезащитными очками. Застегивая пиджак на все три пуговицы, он, казалось, внимательно изучал оба белых фургона и три полицейских автомобиля без опознавательных знаков. Подняв глаза к небу, он сказал что-то водителю и отошел от машины. Минуя Ребуса и Макрея, он направился прямиком к щиту, тому самому, который информировал туристов об истории Лоскутного родника. Водитель, снова сев за руль, стал пристально следить за Ребусом и Макреем. Ребус послал ему воздушный поцелуй, полный решимости не двигаться с места, пока вновь прибывший не подойдет и не представится. Люди такого типа ему тоже были хорошо известны: холодные и расчетливые, старающиеся при всяком удобном случае продемонстрировать свою власть. Макрею понадобилось всего несколько секунд, чтобы начать действовать; он быстрым шагом подошел к мужчине и поинтересовался, кто он такой.
  
  — Я из СО-двенадцать, а вы, черт возьми, кто? — отозвался тот хорошо поставленным голосом.
  
  Видно, этот тип не получил никаких инструкций о необходимости сотрудничать с братскими полицейскими подразделениями. Говорил он, как подметил Ребус, с английским акцентом. Особое подразделение СО-12 базировалось в Лондоне. Принесла же нелегкая!
  
  — Мне, конечно, известно, кто вы, — продолжал вновь прибывший, все еще с интересом разглядывая щит. — Вы из Управления уголовной полиции. А это фургоны группы осмотра места преступления. А на поляне у кромки леса люди в белых защитных костюмах проводят детальный осмотр деревьев и почвы. — После этого, повернувшись к Макрею, он медленно поднес руку к лицу и снял солнцезащитные очки. — Не будете спорить?
  
  Лицо Макрея побагровело от злости. Весь день к нему относились с соответствующим его чину уважением. А тут вдруг такое!
  
  — Потрудитесь предъявить удостоверение, — отчеканил он.
  
  Мужчина пристально посмотрел на него, затем скривил лицо в улыбке. А больше вы ничего не хотите? — казалось, говорила эта улыбка. Когда он, не расстегнув пуговиц пиджака, полез во внутренний карман, взгляд его переместился с Макрея на Ребуса. Улыбка так и не сошла с лица, словно приглашая Ребуса улыбнуться в ответ. Достав небольшое кожаное удостоверение, он раскрыл его и поднес к лицу Макрея.
  
  — Вот так-то, — сказал мужчина, захлопывая удостоверение. — Теперь вы знаете обо мне то, что вам положено знать.
  
  — Так вы Стилфорт, — произнес Макрей, отделяя одно слово от другого покашливанием. Ребус видел, что босс в растерянности. Макрей повернулся к нему. — Сэр Стилфорт отвечает за безопасность «Большой восьмерки», — объяснил он. Но Ребус и сам догадался, кто перед ним. Макрей снова повернулся к Стилфорту — Я все нынешнее утро провел в Гленротсе, где получал инструкции от мистера Финнигана. А вчера в «Глениглсе»… — Голос Макрея сорвался, и он замолчал, но Стилфорт уже отошел от него и направился к Ребусу.
  
  — Я не прервал вашего движения к инфаркту? — спросил он, указывая взглядом на рулет.
  
  Ребус рыгнул — именно так, по его мнению, следовало ответить на этот вопрос. Глаза Стилфорта сузились.
  
  — Невозможно же, чтобы все достойно питались за счет налогоплательщиков, — пояснил Ребус. — А как, кстати, с питанием в «Глениглсе»?
  
  — Сомневаюсь, что вам представится шанс узнать это, сержант.
  
  — Неплохое предположение, но ваши глаза подвели вас.
  
  — Это инспектор Ребус, — вмешался Макрей. — А я старший инспектор уголовной полиции Лотиана и Приграничного района Макрей.
  
  — И где ваша штаб-квартира? — поинтересовался Стилфорт.
  
  — На Гейфилд-сквер, — ответил Макрей.
  
  — В Эдинбурге, — дополнил ответ шефа Ребус.
  
  — Далеко же вы забрались от дома, джентльмены, — произнес Стилфорт, устремляясь вниз по тропе.
  
  — В Эдинбурге был убит человек, — пустился в объяснения Ребус. — Некоторые из предметов его одежды оказались здесь.
  
  — Известно, каким образом?
  
  — Я намерен это выяснить, сэр, — объявил Макрей. — Как только ГОМП закончит работу, мы сразу примемся за дело.
  
  Макрей семенил позади Стилфорта, Ребус шел следом.
  
  — Вы не думаете предложить кому-нибудь из президентов или премьеров приехать сюда и сделать небольшое пожертвование? — спросил Ребус.
  
  Проигнорировав этот вопрос, Стилфорт шагнул на поляну. Старший офицер ГОМП вытянул руку и почти уперся ладонью ему в грудь.
  
  — Не топчи тут, мать твою! — зарычал он.
  
  Стилфорт брезгливо посмотрел на его руку:
  
  — Вам известно, кто я?
  
  — Не крути мне яйца, парень. Пошел отсюда в жопу, не то придется ответить за это по полной.
  
  Представитель особого подразделения мгновение поколебался, затем отступил на край поляны, удовлетворившись ролью наблюдателя. Его мобильник зазвонил, и он, разговаривая по телефону, отошел за пределы слышимости. В глазах Шивон застыл вопрос.
  
  — Позже, — чуть слышно произнес Ребус и, покопавшись в кармане, вытащил десятифунтовую банкноту. — Это вам, — сказал он, протягивая ее старшему офицеру ГОМП.
  
  — За какие такие заслуги?
  
  Ребус в ответ лишь подмигнул, и офицер, пробормотав «спасибо», взял банкноту и сунул ее в карман.
  
  — Я всегда даю чаевые за услуги, которые не входят в перечень обязательных, — сказал Ребус, обращаясь к Макрею.
  
  Понимающе кивнув, Макрей полез в карман и вынул из него пять фунтов, которые протянул Ребусу.
  
  — Поделим расходы пополам, — пояснил старший инспектор уголовной полиции.
  
  Стилфорт вернулся к поляне.
  
  — У меня есть более важные дела, — объявил он. — Когда вы здесь закончите?
  
  — Через полчаса, — ответил один из офицеров ГОМП.
  
  — А понадобится, так и позже, — добавил старший офицер, до этого оказавший резкое сопротивление Стилфорту. — Осмотр места преступления должен быть проведен по всем правилам. — Он, как и Ребус, не собирался прогибаться перед Стилфортом.
  
  Тот обратился к Макрею:
  
  — Я поставлю в известность мистера Финнигана, вы не против? Если хотите, могу сообщить ему, что между нами полное взаимопонимание и сотрудничество.
  
  — На ваше усмотрение, сэр.
  
  Выражение лица Стилфорта стало чуть мягче. Он коснулся руки Макрея:
  
  — Бьюсь об заклад, вы далеко не все видели, что стоит увидеть. Когда закончите, возвращайтесь в «Глениглс». Я вас проведу, куда нужно.
  
  Макрей просиял — ну точно ребенок в рождественское утро, — но тут же взял себя в руки и расправил плечи.
  
  — Благодарю вас, сэр.
  
  — Зовите меня Дэвид.
  
  Согнувшись почти до земли, словно разглядывая там что-то важное, старший офицер ГОМП за спиной Стилфорта засунул себе два пальца в рот будто для того, чтобы блевануть.
  
  Все трое покатили в Эдинбург каждый в своей машине. Страшно подумать, как к этому отнеслись бы экологи! Первым отъехал Макрей, направлявшийся в «Глениглс». Ребус недавно уже проезжал мимо этого отеля по дороге к Охтерардеру и только однажды приметил защитное ограждение, над которым торчало нечто похожее на смотровую вышку. На обратном пути Ребус почти нагнал Макрея; босс, повернув к отелю, подал звуковой сигнал. Шивон сочла, что быстрее доберется через Перт, Ребус предпочитавший возвращаться так же, как приехал, двинул по шоссе М-90. Небо все еще было голубым. Благословенное шотландское лето… словно награда за долгие зимние сумерки. Ребус приглушил музыку и набрал номер мобильника Шивон.
  
  — Надеюсь, ты не держишь телефон в руке, пользуешься наушниками? — спросила она.
  
  — Не будь ханжой.
  
  — Ведь ты подаешь дурной пример.
  
  — Все когда-то бывает в первый раз, а как тебе наш новый друг из Лондона?
  
  — Да уж не так, как тебе. У меня нет твоих предубеждений.
  
  — Каких это предубеждений?
  
  — Против начальства… против англичан… против… — Секунду помедлив, она спросила: — Продолжать?
  
  — Мне кажется, я все еще выше тебя по должности.
  
  — И что?
  
  — Могу привлечь тебя за несоблюдение субординации.
  
  — И до колик насмешить руководство?
  
  Он замолчал, признавая себя побежденным. Либо она с годами стала более развязной и дерзкой, либо он сдает и становится тугодумом. Наверное, и то и другое.
  
  — Как думаешь, мы сможем уговорить этих лабораторных магов выйти на работу в субботу? — спросил он.
  
  — Посмотрим.
  
  — А как насчет Рэя Даффа? Одно твое слово, и он все сделает.
  
  — А мне в благодарность придется провести весь день, разъезжая с ним в его крошечной провонявшей машине?
  
  — Зато конструкция считается классической.
  
  — Он не устает мне об этом твердить.
  
  — Он же восстановил ее буквально из хлама… — Ребус слышал, как она вздохнула. — Так ты его попросишь?
  
  — Попрошу. А ты посвятишь сегодняшний вечер возлияниям?
  
  — Сегодня я в ночной смене.
  
  — Сразу после похорон?
  
  — Кто-то ведь должен нести вахту.
  
  — Зуб даю, ты сам напросился.
  
  Он не ответил, а, помолчав, спросил, каковы ее планы.
  
  — Мечтаю добраться до подушки. Хочу встать завтра пораньше и со свежей головой. В общем, быть готовой к маршу.
  
  — А что тебе поручили?
  
  Она засмеялась.
  
  — Я не работаю завтра, Джон, — я иду на марш по своей воле.
  
  — Вот это да, черт побери.
  
  — Тебе тоже не мешало бы поучаствовать.
  
  — Да ну? Без меня, конечно, там не обойдутся! Лучше уж в знак протеста останусь дома.
  
  — Какого еще протеста?
  
  — Против Боба Гелдофа, будь он проклят. — Она снова рассмеялась прямо ему в ухо. — Если соберется куча народу, будет впечатление, что это его заслуга. Так не годится, Шивон. Хорошенько подумай, прежде чем принимать в этом участие.
  
  — Я пойду туда, Джон. Помимо всего, я хочу повидаться со своими родителями.
  
  — Со своими?…
  
  — Они уже едут сюда из Лондона — и не из-за того, к чему призывает Гелдоф.
  
  — Они собираются принять участие в марше?
  
  — Да.
  
  — А я смогу с ними повидаться?
  
  — Нет.
  
  — Почему?
  
  — Потому что ты именно такой коп, каким я им представляюсь в жутких снах.
  
  Тут бы он должен был рассмеяться, но понял, что шутит она лишь наполовину.
  
  — Хороший довод, — буркнул он.
  
  — Ты сумел избавиться от босса? — спросила она, чтобы сменить тему.
  
  — Расстался с ним на парковке для прислуги.
  
  — Не шути — ведь у них в «Глениглсе» и вправду есть такая парковка. Он тебе посигналил на прощанье?
  
  — А как сама думаешь?
  
  — Наверняка посигналил. Поварившись в здешнем котле, он десяток лет скинул!
  
  — К тому же дал возможность ребятам в участке отдохнуть от него.
  
  — В общем, всем повезло. — Помолчав, она спросила: — Думаешь попытаться?
  
  — О чем ты?
  
  — О Сириле Коллере. Тебе ведь еще целую неделю гулять без поводка.
  
  — Вот, оказывается, за кого ты меня держишь!
  
  — Джон, тебе ведь всего год до пенсии. Я знаю, ты хочешь сделать последнюю попытку разобраться с Кафферти…
  
  — Тебе кажется, что ты еще и видишь меня насквозь.
  
  — Послушай, я просто хочу…
  
  — Знаю и чрезвычайно тронут.
  
  — Ты что, и вправду думаешь, что виноват Кафферти?
  
  — Если Кафферти не виноват, он сам будет искать виновного. Послушай, если родители тебя достанут… — Вот настала и его очередь сменить тему. — Пришли мне сообщение на мобильник, и мы встретимся, чтобы выпить.
  
  — Договорились. Поставь прямо сейчас диск «Элбоу».
  
  — Здорово придумала. Созвонимся.
  
  Ребус выключил телефон и сделал то, что ему посоветовали.
  2
  
  Заграждения устанавливались повсюду. За мостом Георга IV и вдоль всей Принсез-стрит суетились рабочие. Дорожно-ремонтные и строительные работы были приостановлены, леса разобраны, поскольку их части могли быть использованы демонстрантами как метательные снаряды. Почтовые ящики наглухо запечатали, а витрины некоторых магазинов забрали досками. Финансовые учреждения получили предупреждения и соответствующий инструктаж — сотрудников просили не надевать форменной одежды, чтобы не становиться мишенью для толпы. Для вечера пятницы было необычайно тихо. Центральные улицы патрулировали полицейские фургоны; их ветровые стекла были защищены металлическими сетками. Еще больше полицейских фургонов было припарковано на неосвещенных боковых улицах. Сидящие в них полицейские, одетые в спецкостюмы, потешались друг над другом и рассказывали истории о прошлых мероприятиях подобного рода. Некоторые ветераны полиции еще помнили последнюю волну шахтерских забастовок. Другие рассказывали о более поздних баталиях. Они в шутку пугали друг друга слухами о грядущем нашествии итальянских анархистов.
  
  — Генуя их закалила.
  
  — Это как раз то, что нам нужно, правда, парни?
  
  Бравада, нервозность, служебная сплоченность. Разговоры сразу смолкают, как только в эфир выходит полицейское радио.
  
  Дежурные полицейские в ярко-желтых куртках циркулировали по железнодорожному вокзалу, тоже перекрытому заграждениями. У некоторых офицеров в руках были видеокамеры, на которые они снимали прибывающих на лондонском поезде антиглобалистов. Их не стоило труда опознать по громогласным выкрикам, рюкзакам на спинах, футболкам с эмблемами, слоганами и значками, по специфическим браслетам на запястьях, по флагам и транспарантам в руках, по мешковатым брюкам, камуфляжным курткам, туристским бутсам. Как сообщала информационная служба, автобусы, набитые противниками глобализации, двигались из южных районов Англии. По предварительным оценкам, в путь отправилось около пятидесяти тысяч человек. В более поздних сводках говорилось уже о ста тысячах. И это помимо туристов, наводняющих в летнее время Эдинбург.
  
  Где-то в городе размещался штаб, откуда должны были поступать сигналы к началу маршей и митингов противников «Большой восьмерки». Их готовилась конвоировать полиция, возможно и конная. Плюс большое количества кинологов с собаками, включая тех четырех, что несли дежурство в главном вестибюле вокзала Уэверли. План был очень прост: показать силу. Пусть потенциальные бунтари видят, с кем им придется иметь дело. Щиты, дубинки, наручники; лошади, собаки, патрульные фургоны.
  
  Численное превосходство.
  
  Оснащенность и вооружение.
  
  Тактика.
  
  В прошлом Эдинбург выдержал не одну вражескую атаку. Жители укрывались за стенами и воротами, а когда в них образовывались бреши, уходили по узким туннелям, прорытым под замком и главной улицей, оставляя врагу пустой город и тем обесценивая его победу. Это был талант, который и теперь проявляется во время ежегодных Августовских фестивалей. По мере того как нарастает приток чужаков, местные жители все более стушевываются, словно сливаются с фоном. Возможно, этим же объясняется пристрастие эдинбуржцев к «потаенным» видам деятельности, вроде банковского дела. До недавнего времени площадь Святого Андрея слыла самым богатым местом в Европе, ведь там находились штаб-квартиры нескольких могучих корпораций. Но из-за недостатка места современное строительство захватило теперь Лотиан-роуд и пошло дальше на запад, в направлении аэропорта. Недавно возведенное здание «Ройял Банк» в Гогарберне рассматривалось как возможная мишень. Так же как и резиденции «Стэндард Лайф» и «Скоттиш Уидоуз». Разъезжая по улицам, чтобы убить время, Шивон поняла, что в ближайшие дни город подвергнется такому испытанию, какое еще на его долю не выпадало.
  
  С ней поравнялся, а затем и обошел ее полицейский автомобиль с ревущей сиреной. На лице водителя сияла счастливая улыбка мальчишки, которому сейчас все позволено. Розовый «ниссан», в который набилась местная молодежь, мчался в общем потоке машин. Шивон, понаблюдав за ним секунд десять, включила поворотник и встроилась в общий поток. Она направлялась к временному лагерю в Ниддри.
  
  Совет выделил место для лагеря на обширном газоне вокруг спортивного центра Джека Кейна. Они рассчитывали, что здесь хватит места для десяти, а возможно, и пятнадцати тысяч человек. Установили временные туалеты и душевые кабины; порядок обеспечивали частные охранные структуры. Жители района шутили, что в ближайшие недели возле пабов можно будет купить сколько угодно палаток и походного снаряжения. Шивон предлагала родителям остановиться у нее. А как же иначе: ведь это они помогли ей купить квартиру. Они могли бы спать на ее кровати, а она бы легла на софе. Но те категорически отказались: они приедут на автобусе и будут стоять в лагере вместе со всеми. В 1960-е они были студентами и никогда потом не отделяли себя от этого периода. Хотя сейчас им было под шестьдесят — они с Ребусом принадлежали к одному поколению, — отец все еще забирал волосы в хвост, который болтался на спине. А мать до сих пор носила платья, напоминающие подпоясанную тунику. Шивон вспомнила сейчас то, что сказала раньше Ребусу: ты именно такой коп, каким я им представляюсь в жутких снах. Теперь в глубине души она понимала, что выбрала профессию полицейского прежде всего в пику им. Душа ее жаждала бунта, расплаты за то, что они, при их преподавательской работе, таскали ее за собой, как любимую куклу, с места на место, из школы в школу. Просто ей захотелось проявить самостоятельность. Когда она сообщила им о своем намерении, они посмотрели на нее так, что она чуть не взяла свои слова обратно. Но это было бы проявлением слабости. Они сильно не противились, только намекали, что работа в полиции — не та область, где она полностью сможет реализоваться. Этого было достаточно, чтобы она в полном смысле слова уперлась рогом.
  
  Итак, она стала копом. Но не в Лондоне, где жили родители, а в Шотландии, которой она практически не знала. Родители умоляли лишь об одном:
  
  — Куда угодно, только не в Глазго.
  
  Глазго… с его крутыми мужиками и поножовщиной, с враждующими религиозными группировками. Зато с отменными магазинами. Туда она иногда наведывалась с друзьями — чтобы устроить пикник, после которого провести ночь в каком-нибудь модном отеле, вкусить ночной жизни, соблюдая при этом правило, которому научил ее Джон Ребус, — обходить стороной бары с вышибалами в дверях. Между тем в Эдинбурге ужасов было куда больше, чем могли представить ее родители.
  
  Но об этом она им никогда не расскажет. Во время субботних бесед по телефону она старалась уйти от расспросов матери, засыпая ее своими вопросами. Она хотела встретить их на автовокзале, но они отказались, сославшись на то, что им нужно сначала заняться палаткой. Стоя на светофоре, она мысленно представила себе эту картину и рассмеялась. Супружеская чета — обоим под шестьдесят — хлопочет, вбивая колышки. Они уже вышли на пенсию и жили в просторном, уже полностью выкупленном доме в Форест-Хилле. Родители то и дело спрашивали, не нужны ли ей деньги…
  
  — Я сниму вам номер в отеле, — уговаривала она их по телефону, но они остались непреклонны.
  
  Проезжая перекресток, она внезапно подумала, что это, наверно, какая-то форма помешательства.
  
  Шивон припарковалась, не обращая внимания на желтые ограничительные конусы, и прикрепила к ветровому стеклу табличку: «Полиция, прибывшая по вызову». Охранник в желтой форменной куртке, привлеченный скрипом ее тормозов, подошел выяснить, кто приехал. Взглянув на табличку, он покачал головой, а потом, проведя ребром ладони по горлу, кивнул в сторону муниципальных домов. Табличку Шивон убрала, но оставила машину на месте.
  
  — На местную шпану, — негромко сказал охранник, — такая табличка действует как красная тряпка на быка. — Сунув руки в карманы куртки, отчего его широкая грудь стала еще более выпуклой, он спросил: — Ну и с чем вы сюда пожаловали, офицер?
  
  У него была бритая голова, густая темная борода и широкие кустистые брови.
  
  — Если правда, то по личному делу, — ответила Шивон, протягивая удостоверение. — Мне надо поговорить с супругами Кларк.
  
  — Тогда пожалуйста. — Он пропустил ее в проем в ограждении, охватывающем по периметру всю лагерную площадку. Через каждые десять метров стоял охранник. — Вот, наденьте это, — попросил новый знакомый, протягивая браслетик с табличкой. — Это чтобы ваше появление здесь не вызвало подозрений. Мы выдали такие опознавательные браслеты всем, кому посчастливилось стать обитателем этого лагеря.
  
  — Неплохо придумано, — улыбнулась она, надевая браслет. — А как тут вообще дела?
  
  — Местное хулиганье настроено не слишком благожелательно. Уже были попытки проникнуть на территорию, но пока этим и ограничилось, — пожав плечами, ответил он.
  
  Они шли вдоль металлического ограждения. В какой-то момент пришлось отойти, чтобы дать проехать девочке на роликах; мать, сидя рядом с палаткой, спокойно наблюдала за происходящим.
  
  — Сколько же их здесь? — спросила Шивон, заранее зная, как трудно ответить на этот вопрос.
  
  — Может быть, тысяча. Завтра еще прибудут.
  
  — А вы ведете учет?
  
  — Поименного учета не ведем, так что и не знаю, как вы тут будете искать своих друзей. Единственное, что нам разрешили, так это брать плату за место.
  
  Шивон огляделась. Лето выдалось сухим, и земля под ногами была твердой. Вдали маячили древние силуэты Холируда и Трона Артура. Слышалось негромкое пение, переборы нескольких гитар, звуки флейты. Детский смех и крики младенца, требующего кормежки. Рукоплескания и говор. Внезапно раздался голос из мегафона, который держал в руках человек в шерстяной шапке, сползшей ему на глаза. На нем были заплатанные шорты и вьетнамки.
  
  — Эй, скорее в большую белую палатку — там такое! Овощи под соусом карри и всего-то за четыре фунта — это помощь от здешней мечети. Всего четыре фунта…
  
  — Может, они как раз там, — сказал охранник.
  
  Шивон поблагодарила, и он пошел обратно на свой пост.
  
  «Большая белая палатка» оказалась просторным шатром, служившим, судя по всему, местом общих встреч. Раздался следующий призыв, приглашавший желающих присоединиться к группе, направляющейся в город, чтобы выпить. Сбор через пять минут под красным флагом. Шивон уже миновала ряд временных туалетов, водоразборных колонок и душевых кабин. За овощами с карри выстроилась стройная очередь. Кто-то протянул ей пластмассовую ложку; она кивком поблагодарила, тут же вспомнив, что уже очень давно ничего не ела. Получив доверху наполненную пластиковую миску, она решила не торопясь обойти лагерь. Люди готовили еду на походных примусах прямо у палаток. Кто-то спросил:
  
  — А мы не встречались в Гластонбери?
  
  Шивон молча помотала головой. И тут же, заметив родителей, радостно заулыбалась. Оснащение у них было как у заправских туристов: большая красная палатка с окошками и дверным пологом, складные стулья и столик, на котором красовались открытая бутылка красного вина и стаканы. Завидев ее, они тут же вскочили, пошли объятия, поцелуи и извинения, что захватили с собой всего два стула.
  
  — Я отлично посижу на земле, — заверила Шивон.
  
  На траве у стола уже сидела какая-то молодая женщина, которая при приближении Шивон не сдвинулась с места.
  
  — А мы как раз рассказывали Сантал о тебе, — сказала мать.
  
  Ив Кларк выглядела моложе своих лет, возраст выдавали только мимические морщинки. А про отца Шивон, Тедди, того же сказать было нельзя. У него появилось брюшко, щеки обвисли. Линия волос заметно сдвинулась от лба к затылку, болтающийся вдоль спины хвост поредел, и в нем стало больше седины. Он с довольной миной на лице разлил вино по стаканам и потом так и не сводил глаз с бутылки.
  
  — Я вижу, Сантал о чем-то задумалась, — заметила Шивон, принимая стакан.
  
  Женщина чуть улыбнулась. Ее светлые, до плеч волосы казались грязными либо от избытка геля, либо действительно были просто немытыми и висели нечесаными космами. Никаких следов косметики на лице, зато в ушах множество пирсинговых колец; такое же колечко украшало одну ноздрю. Темно-зеленый топ открывал кельтскую татуировку на одном плече, голую талию и еще одно колечко на пупке. На шее болталось сразу несколько массивных бус, свисавших так низко, что они почти касались еще одного висящего на шее предмета, похожего на цифровую видеокамеру.
  
  — Так вы и есть Шивон, — чуть шепелявя, проговорила она.
  
  — Боюсь, так и есть, — ответила Шивон и, подняв стакан, показала, что пьет за здоровье всей компании. Еще один стакан, а вместе с ним и еще одна бутылка появились на столе из корзины с едой и посудой.
  
  — Ну куда столько, Тедди? — попробовала остановить мужа Ив Кларк.
  
  — У Сантал стакан не полный, надо долить, — объяснил тот, хотя от взгляда Шивон не ускользнуло, что в стакане Сантал было не меньше вина, чем у нее.
  
  — Вы что, приехали втроем? — поинтересовалась она.
  
  — Сантал присоединилась к нам в Эйлсбери, — отозвался Тедди Кларк. — Мы чуть концы не отдали в этом автобусе, думаю, в следующий раз последуем ее примеру. — Его глаза округлились, и он заерзал на стуле, затем отвернул пробку на винной бутылке. — Бутылка с завинчивающейся пробкой, Сантал. Видишь, у современного мира есть и свои плюсы.
  
  Но та на реплику не ответила, а Шивон не смогла объяснить себе, почему ее вдруг охватила такая жгучая неприязнь к незнакомке. Шивон давно хотелось побыть наедине с родителями. Втроем.
  
  — Сантал выделили место рядом с нами, — вступила в разговор Ив. — А у нас никак не получалось поставить палатку…
  
  Ее супруг внезапно громко расхохотался, наполняя при этом свой стакан.
  
  — Что-то давненько мы не ставили палаток, — качая головой, произнес он.
  
  — По виду она совершенно новая, — заметила Шивон.
  
  — Одолжили у соседей, — вполголоса пояснила мать.
  
  Сантал поднялась с земли:
  
  — Я, пожалуй, пойду…
  
  — Ни в коем случае, — запротестовал Тедди Кларк.
  
  — Там народ собирается в паб…
  
  — У вас хорошая камера, — сказала Шивон.
  
  Сантал, опустив голову, глянула вниз:
  
  — Любой полицейский может сфотографировать меня, а в обмен я хочу фотографировать их. Надо, чтобы все было по-честному, верно? — Немигающий взгляд словно требовал согласиться с тем, что она сказала.
  
  Шивон повернулась к отцу.
  
  — Ты сказал ей, кем я работаю, — констатировала она бесстрастно.
  
  — Вы же не стыдитесь своей работы, верно? — чуть ли не выплевывая слова, спросила Сантал.
  
  — Честно говоря, даже напротив.
  
  Шивон смотрела то на отца, то на мать, но оба вдруг заинтересовались вином, стоящим перед ними, а когда она перевела взгляд на Сантал, то увидела, что молодая женщина наводит на нее камеру.
  
  — Для семейного альбома, — пояснила Сантал. — Пришлю вам фото по электронной почте.
  
  — Спасибо, — холодно поблагодарила Шивон. — У вас необычное имя, верно. Сантал?
  
  — Так называется вид дерева, — ответила за нее Ив Кларк.
  
  — По крайней мере, оно легкое в написании: не приходится диктовать по буквам, — добавила Сантал.
  
  Тедди Кларк рассмеялся:
  
  — Я рассказал Сантал, что с написанием твоего имени всегда возникают проблемы.
  
  — И какие еще семейные тайны вы успели разгласить? — раздраженно поинтересовалась Шивон. — К чему еще мне следует быть готовой?
  
  — А она вспыльчивая, верно? — обратилась Сантал к матери Шивон.
  
  — Понимаете, — замялась Ив Кларк, — мы ведь не хотели, чтобы она стала…
  
  — Мама, ради бога! — вспылила Шивон.
  
  Но вспышку гнева погасили непонятные звуки, вдруг донесшиеся со стороны изгороди. Обернувшись, Шивон увидела охранников, спешащих к тому месту, откуда слышался шум. По ту сторону загородки, вытянув руки в форме нацистского приветствия, стояли несколько подростков. Они были в черных фуфайках с капюшонами и требовали от охранников выставить отсюда «всю эту хиппующую нечисть».
  
  — Революция начинается здесь! — заорал один. — Не прячьтесь за изгородью, подонки!
  
  — Сколько патетики, — свистящим шепотом произнесла мать Шивон.
  
  Но патетикой дело не ограничилось, и в сумеречном небе мелькнули какие-то летящие в их сторону предметы.
  
  — Ложитесь! — закричала Шивон, заталкивая мать в палатку, не будучи при этом уверенной, что парусина послужит хорошей защитой от града камней и бутылок.
  
  Отец шагнул было к загородке, но она оттащила его назад. Сантал, стоя на месте, направила камеру туда, откуда слышались крики.
  
  — Да вы же просто орда туристов! — надрывался какой-то местный горлопан. — Валите отсюда прочь! Пусть рикши, которые притащили вас сюда, везут вас домой!
  
  Хриплый смех, хамские шутки и угрожающие жесты. Шивон увидела своего недавнего знакомого: держа в руках рацию, он просил прислать подкрепление. Инцидент мог сам собой исчерпаться, а мог и перерасти в полномасштабную войну. Обернувшись, охранник заметил подошедшую Шивон.
  
  — Не волнуйтесь, — успокоил он. — Вы ведь наверняка застраховали…
  
  Ей потребовалось меньше секунды, чтобы понять, что он имеет в виду.
  
  — Моя машина! — ахнула она, бросилась к выходу и, оттолкнув локтями еще двух охранников, пытавшихся ее задержать, выскочила на дорогу.
  
  На капоте были вмятины, заднее стекло разбито, на дверце краской из баллончика выведены три буквы — МДН.
  
  Молодежное движение Ниддри.
  
  А они стояли рядом и в открытую смеялись над ней. Один вытащил мобильник и готовился сделать снимок.
  
  — Давай, фотографируй как можно больше, — подбодрила она. — Тебя же легче будет найти.
  
  — Проклятые копяры! — рявкнул тот, что стоял в центре и был среди них самым высоким.
  
  Вожак.
  
  — Копяры свое дело знают, — ответила она. — Десять минут в участке в Крейгмилларе, и я узнаю о тебе больше, чем известно твоей мамаше.
  
  Парень лишь презрительно засопел. Открыта была лишь треть его лица, но Шивон хорошо запомнила то, что видела. К парковке подъехала какая-то машина, в которой сидели трое. Одного из них, сидевшего сзади, Шивон узнала: глава местного муниципального совета.
  
  — А ну прочь отсюда! — гаркнул он, выбираясь из машины и размахивая руками, словно загоняя овец.
  
  Хотя вожак сделал вид, что ничуть не напуган криками чиновника, однако он не мог не заметить смятения в рядах своих приспешников. Полдюжины охранников во главе с бородачом вышли из-за ограждения. Послышался приближающийся звук полицейских сирен.
  
  — Пошел прочь, мерзавец, а то не поздоровится! — не унимался чиновник.
  
  — Устроили тут сборище лесбиянок и педиков! — заорал в ответ вожак. — А кто платит за это, а?
  
  — Да уж, наверно, не ты, сопляк, — парировал глава совета.
  
  Оба его спутника вылезли из машины и стояли рядом с ним. Это были здоровенные парни, которые, похоже, никогда не пасовали в рукопашной.
  
  Вожак, демонстративно харкнув себе под ноги, повернулся и пошел прочь.
  
  — Благодарю за помощь, — обратилась Шивон к муниципальному чиновнику и протянула ему руку.
  
  — Пустяки, — ответил он с таким видом, будто уже выбросил из головы все произошедшее, в том числе и Шивон. Он пожал руку бородачу охраннику, с которым, по всей вероятности, был хорошо знаком.
  
  — В остальном все спокойно? — спросил чиновник.
  
  Охранник в ответ лишь усмехнулся.
  
  — Чем можем помочь, мистер Тенч? — поинтересовался он.
  
  Муниципальный советник Тенч бросил взгляд кругом:
  
  — Считайте, что я просто проезжал мимо и заглянул на минутку. Делайте так, чтобы все эти милые люди знали, что местная администрация всецело на их стороне в борьбе с бедностью и несправедливостью, царящими в мире. — У него уже появились слушатели: порядка пятидесяти обитателей лагеря стояли по ту сторону загородки. — Нам известно, что с проявлениями и того и другого все еще можно столкнуться в этой части Эдинбурга, — с горячностью продолжал он, — но это не означает, что у нас нет времени на то, чтобы помочь тем, кому живется хуже, чем нам. Уверен, у всех собравшихся здесь большие, добрые сердца. — Он заметил, что Шивон внимательно осматривает повреждения своей машины. — В нашей среде, к сожалению, встречаются люди с дикими инстинктами, а где, скажите, их нет? — Тенч с широкой улыбкой раскинул руки.
  
  Кроме Ребуса, в отделе уголовной полиции не было никого. Ему потребовалось не более получаса, чтобы разыскать все, относящееся к расследованию этого убийства: четыре коробки с папками, дискеты и один компакт-диск. Последние он оставил там, где они и лежали, на полках в хранилище, и разложил перед собой несколько бумаг, вынутых из папок. Они заняли полдюжины свободных столов. Чтобы все поместилось, пепельницы и компьютерные клавиатуры пришлось сдвинуть к краям. Передвигаясь по комнате, он словно шел от одного этапа расследования к другому: опросы, начавшиеся после осмотра места преступления; характеристика убитого и дальнейшие опросы; личное дело, полученное из тюрьмы; связи с Кафферти; протокол вскрытия и результаты токсикологического анализа… Несколько раз звонил телефон, но Ребус не снимал трубку. Старшим инспектором был не он, а Дерек Старр, и сейчас этот недоносок тусовался где-то в городе, ведь была пятница, поздний вечер. Привычки Старра были хорошо известны Ребусу хотя бы потому, что каждый божий понедельник, придя на службу, тот первым делом рассказывал Ребусу о своих уикэндовских приключениях.
  
  Снова зазвонил телефон, и снова Ребус не взял трубку. Если было бы что-то срочное или чрезвычайное, позвонили бы Старру на мобильный. Если этот звонок переведен с телефона, стоящего на первом столе… ну, тогда, выходит, кто-то знает, что он здесь. Ребус решил подождать, наберет ли звонивший его добавочный, а не добавочный Старра. А может быть и такое: позвонят ему, рассчитывая, что он ответит, а тогда извинятся и скажут, что им нужен детектив Старр. Ребус знал свое место в сложившейся иерархии: где-то в самом низу, практически в донном планктоне, — и это расплата за годы пререканий с начальством и опрометчивых поступков. Кого интересует, что при этом его работа была еще и результативной.
  
  Ребус притормозил у стола, на котором лежал пакет с фотографиями. Часть фотографий он уже разложил по столешнице. Теперь достал из пакета остальные: газетные вырезки; снимки, полученные от семьи и друзей Коллера, официальные фотографии, сделанные при аресте и во время тюремного заключения. Во время отсидки кто-то умудрился сделать не совсем четкий крупнозернистый снимок, на котором Коллер был запечатлен развалившимся на койке, с закинутыми за голову руками — в такой позе он смотрел телевизор. Этот же снимок, если его снабдить надписью: «Может ли жизнь скотины насильника быть более комфортной?» — годился бы для обложки популярного еженедельника.
  
  Теперь уже не сможет.
  
  Следующий стол: информация о семье жертвы. Имя жертвы от публики скрывали. А звали ее Виктория Дженсен, на момент изнасилования ей было восемнадцать лет. Близкие называли ее Вики. Он стал следить за ней, когда она вышла из ночного клуба… видел, как она с двумя парнями шла к автобусной остановке. Ночной автобус: Коллер занял место позади нее. Из автобуса Вики вышла одна. Ей оставалось всего ярдов пятьсот до дома, когда он напал, зажал ей рот рукой и потащил ее в переулок…
  
  Просмотр пленки системы видеонаблюдения показал, что он вышел из клуба сразу же после нее. Показал, как он сел в автобус и занял место. Анализ пробы ДНК, взятой сразу после нападения, поставил точку в его судьбе. Некоторые из его дружков, присутствовавшие в зале суда, угрожали семье жертвы. Но угрозы остались без внимания.
  
  Отец Вики был ветеринаром, его жена работала в компании «Стэндард Лайф». Ребус сам пришел к ним в дом, чтобы сообщить семье об убийстве Сирила Коллера.
  
  — Спасибо, что известили нас, — сказал отец жертвы. — Сообщу об этом Вики.
  
  — Вы не совсем поняли меня, — пояснил Ребус. — У меня к вам несколько вопросов, на которые я просил бы вас ответить…
  
  Это сделали вы?
  
  Вы заказали кому-нибудь его убийство?
  
  Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы это сделать?
  
  Ветеринары имеют доступ к наркотическим средствам. Конечно, героина в их распоряжении нет, но есть другие наркосодержащие препараты, которые можно использовать вместо героина. Дилеры продают кетамин завсегдатаям клубов — об этом упомянул сам Старр. Кетамин используется при лечении лошадей. Вики была изнасилована в переулке, Коллер тоже убит в переулке. Томас Дженсен не на шутку рассердился, когда понял, куда клонит Ребус.
  
  — Вы хотите сказать, что никогда и не помышляли об этом, сэр? Никогда не задумывались над тем, чтобы отомстить?
  
  Конечно же, он думал: представлял себе Коллера гниющим в камере или горящим в аду.
  
  — Но ведь, инспектор, ни того ни другого не произошло? По крайней мере, в этом мире…
  
  Допросили и друзей Вики, но никто из них не признал причастности к убийству.
  
  Ребус перешел к следующему столу. С фотографии, наклеенной на лист с записью его допроса, на него смотрел Моррис Гордон Кафферти. У Ребуса было чувство, что история их взаимоотношений слишком уж затянулась. Некоторые считали их врагами, другие находили между ними сходство… и сходство немалое. Старр, например, высказал как-то свои соображения по этому поводу и Ребусу, и старшему инспектору Макрею. Тогда Ребус, не помня себя от гнева, схватил коллегу за грудки, а Макрей, подытоживая случившееся, сказал только:
  
  — Джон, это еще один гол в твои ворота.
  
  Кафферти был всеядным: из каждого криминального дела торчали его уши. Сауны и рэкет, разбой и шантаж. Наркотики, конечно, тоже, и, работая в этой сфере, он имел легкий доступ к героину. А если даже не он сам, то наверняка его имели дружки Коллера, вышибалы. Частенько приходилось слышать о том, что заведение закрылось, потому что через так называемого швейцара шел поток наркотиков. Любому из вышибал могла прийти мысль укокошить «скотину насильника». Возможно, для этого существовали личные мотивы: грубое замечание, приставание к подружке. Множество самых разнообразных мотивов было тщательно проверено по ходу расследования. Вроде бы изучили все досконально. Однако… Ребус не мог не заметить, что следственная группа относилась к делу, мягко говоря, с прохладцей. То там, то тут на допросе не были заданы те или иные вопросы; многие предположения и версии остались непроверенными. Записи допросов велись небрежно. Усилий затрачивалось ровно столько, чтобы при проверке указать: офицеры действительно пеклись о «жертве преступления».
  
  Только вскрытие было проведено тщательно. Как говорил профессор Гейтс, его не волнует, кто перед ним на прозекторском столе. Они все люди, да к тому же чьи-то сыновья или дочери.
  
  — Никто не рождается преступником, Джон, — бормотал он, орудуя скальпелем.
  
  — Но ведь никто не заставляет и совершать преступления, — возразил Ребус.
  
  — Да, — согласился Гейтс. — Эта загадка уже многие века волнует умы, причем более развитые, чем наши. Кто заставляет нас причинять друг другу такое страшное зло?
  
  Ответа на этот вопрос у него не было. Но что-то другое из прозвучавшего в том разговоре вдруг эхом отозвалось в сознании Ребуса, когда, подойдя к столу Шивон, он взял в руки одну из посмертных фотографий Коллера. После смерти мы все становимся невиновными, Джон…
  
  У Старра опять зазвонил телефон. Вместо того чтобы ответить на звонок, Ребус подошел к столу Шивон и поднял трубку ее аппарата. На корпусе системного блока ее компьютера был прикреплен листок с колонками телефонных номеров. Он понимал, что в лабораторию звонить бесполезно, поэтому сразу же набрал номер мобильника.
  
  Рэй Дафф ответил почти мгновенно.
  
  — Рэй? Это инспектор Ребус.
  
  — Который хочет сегодня вечером пригласить меня прошвырнуться по пабам? — Ребус промолчал и услышал в ответ вздох. — Впрочем, ты меня не удивил.
  
  — А вот ты меня удивил, Рэй. Пренебрегаешь делом…
  
  — Я ведь не сплю в лаборатории, ты знаешь.
  
  — Но ведь мы оба знаем, что это ложь.
  
  — Ну ладно, бывает, я выхожу сверхурочно…
  
  — Вот это-то мне больше всего в тебе нравится, Рэй. Мы с тобой оба обожаем работу.
  
  — Я обожаю ее не настолько, чтобы свою отлучку на викторину в местный паб считать серьезной изменой.
  
  — Не мне тебя судить, Рэй. Я просто интересуюсь, проясняют ли что-нибудь в деле Коллера новые улики.
  
  Ребус услышал усталый смех собеседника.
  
  — Ты что, никогда не даешь себе передышки, а?
  
  — Рэй, я стараюсь не для себя. Я просто помогаю Шивон. Если она раскроет это дело, для нее это будет большим плюсом. Ведь именно она отыскала ту поляну.
  
  — Материалы прибыли в лабораторию всего три часа назад.
  
  — Слышал поговорку: «Куй железо, пока горячо?»
  
  — Слыхал, Джон, но пиво, которое стоит передо мной, холодное.
  
  — Для Шивон это очень много значит. Она готова тебя наградить.
  
  — Как наградить?
  
  — Дать тебе шанс продемонстрировать ей возможности своей машины. На природе, на глухих извилистых дорогах. Кто знает, может, путешествие завершится в номере отеля, конечно, если ты отличишься. — Ребус чуть помедлил. — А что это там за музыка?
  
  — Это как раз и есть один из вопросов викторины.
  
  — Похоже, это «Стили Дэн».
  
  — А откуда появилось название этой группы?
  
  — Это что-то из романа Уильяма Берроуза. Теперь обещай мне, что по окончании викторины сразу двинешь в лабораторию…
  
  Радуясь, что все получилось так, как он хотел, Ребус приготовил себе кофе и, развалившись в кресле и удобно вытянув ноги, с удовольствием выпил полную кружку. В здании было тихо. Дежурного сержанта в приемной уже сменил один из младших помощников. Ребус кивнул ему, хотя до этого они не встречались.
  
  — Все пытаюсь дозвониться до уголовного отдела, чтобы сообщить о звонке, — сказал молодой офицер, запуская палец за ворот рубашки: его шея была обильно усеяна то ли угревой, то ли какой-то другой сыпью.
  
  — Я из уголовного отдела, — ответил Ребус. — А что случилось?
  
  — Какое-то происшествие в замке, сэр.
  
  — Неужто протестующие уже взялись за дело?
  
  Дежурный помотал головой:
  
  — Сообщают, что слышали крик и звук удара тела о землю. Наверно, кто-то упал с крепостной стены.
  
  — Да ведь поздно уже, замок закрыт для публики, — заметил Ребус, нахмурившись.
  
  — Ужин там, что ли, для каких-то важных шишек…
  
  — И кто-то хорошо погулял?
  
  Дежурный пожал плечами:
  
  — Сказать, что никого нет?
  
  — Да нет, сынок, не дури, — ответил ему Ребус и пошел за курткой.
  
  Эдинбургский замок — это не только одно из любимых туристами мест, там еще размещаются действующие казармы, о чем сообщил Ребусу сэр Дэвид Стилфорт, с которым он столкнулся, едва миновав подъемную крепостную решетку.
  
  — Вы, я вижу, уже кое-что выяснили, — произнес Ребус тоном, в котором слышался вопрос.
  
  Представитель особого подразделения был при смокинге и в лакированных туфлях.
  
  — Соответственно, объект находится под эгидой армии…
  
  — Не совсем понимаю, что значит «под эгидой», сэр.
  
  — Это значит, — прошипел, выходя из себя, Стилфорт, — что расследованием того, что, как и почему здесь произошло, будет заниматься военная полиция.
  
  — А ужин, наверное, был неплох, а? — бросил Ребус на ходу.
  
  Дорожка поднималась вверх, и оба ежились под свирепыми порывами ветра.
  
  — Здесь собрались очень важные люди, инспектор Ребус.
  
  Словно по сигналу, из какого-то туннеля вынырнула машина. Она двигалась к воротам, и, чтобы ее пропустить, Ребусу и Стилфорту пришлось разойтись в разные стороны. Ребус мельком увидел лицо сидевшего сзади пассажира: блеск металлической оправы на вытянутом бледном и взволнованном лице. Но, как язвительно заметил Ребус Стилфорту, в последнее время министр иностранных дел нередко выглядел взволнованным. Представитель особого подразделения нахмурился, недовольный тем, что пассажира узнали.
  
  — Надеюсь, не придется его допрашивать, — бросил Ребус, когда они снова пошли рядом.
  
  — Послушайте, инспектор…
  
  Но Ребус не прореагировал.
  
  — Дело в следующим, сэр, — продолжал он на ходу, повернув голову к Стилфорту. — Возможно, жертва свалилась или прыгнула, но, может быть, с ней «как-то» и «почему-то» произошло что-то другое… Я вовсе не оспариваю, что в момент падения этот человек находился на территории, контролируемой армией… но вот приземлилось тело на несколько сот футов южнее — в Садах на Принсез-стрит. — Лицо Ребуса расплылось в угодливой улыбке. — Вот потому-то оно мое.
  
  Продолжая идти по тропинке, Ребус пытался вспомнить, когда он в последний раз заходил на территорию замка. Разумеется, он приводил сюда дочь, но это было двадцать с лишним лет назад. Замок был виден из любой точки Эдинбурга. С дороги из аэропорта замок смотрелся хмурой серой громадиной, вызывавшей у зрителя опасение, что его глаза потеряли способность различать цвет. Со стороны Принсез-стрит, Лотиан-роуд и Джонстон-террас крепостные стены казались абсолютно отвесными и неприступными, что подтверждалось их долгой историей. А подходя со стороны Лоунмаркета, вы поднимались по некрутому склону прямо к входу, почти не ощущая всей грандиозности этого сооружения.
  
  Ребус, подъехавший со стороны Гейфилд-сквер, с большим трудом пробился к замку. Полицейские не хотели пропускать его через мост Уэверли, где в ожидании завтрашнего марша устанавливали заграждения и слышался пронзительный лязг и грохот металла. Ребус настойчиво сигналил, не обращая внимания на жесты полицейских, требующих, чтобы он ехал другим путем. Когда к машине подошел офицер, Ребус опустил боковое стекло и показал удостоверение.
  
  — Проезд закрыт, — объявил офицер с английским акцентом — возможно, его прислали сюда из Ланкашира.
  
  — Я инспектор уголовной полиции, — представился Ребус. — А следом за мной наверняка приедет «скорая», патологоанатом и фургон группы осмотра места преступления. Им что, тоже придется выслушать эту историю?
  
  — А что случилось?
  
  — Кто-то только что свалился с замковой стены, — пояснил Ребус.
  
  — Чертовы манифестанты… один уже успел забраться на скалу. Пожарникам пришлось спускать его на лебедке.
  
  — Не поверите, как приятно поболтать с вами, но…
  
  Офицер бросил на него сердитый взгляд, однако отодвинул одну секцию заграждения.
  
  И вот теперь перед Ребусом встала новая преграда — представитель особого подразделения Дэвид Стилфорт.
  
  — Вы затеваете опасную игру, инспектор. Лучше предоставьте дело нашей службе, специализирующейся на расследовании дел секретного характера.
  
  Глаза Ребуса сузились:
  
  — Держите меня за идиота?
  
  Отрывистый, лающий смех:
  
  — Вовсе нет.
  
  — Ладно.
  
  Ребус снова двинулся дальше. Теперь он понял, куда идти. Несколько караульных, перегнувшись через край стены, смотрели вниз. Рядом стояла кучка пожилых, одетых для званого ужина людей с сигарами в руках.
  
  — Так отсюда он упал? — обратился к караульным Ребус. Он вынул удостоверение и даже раскрыл его, но решил представиться им просто как полицейский в штатском.
  
  — Похоже, отсюда, — отозвался кто-то.
  
  — Кто-нибудь это видел?
  
  Все как один помотали головами.
  
  — Еще раньше произошел инцидент, — добавил тот же солдат. — Один идиот не мог слезть со скалы. Нас предупредили, что у него могут быть и последователи.
  
  — И что?
  
  — А то, что рядовой Эндрюс, как ему показалось, заметил какую-то возню у противоположной стены.
  
  — Я же говорил, что не уверен, — начал оправдываться Эндрюс.
  
  — И все бросились туда? — Перед тем как продолжить. Ребус глубоко вздохнул. — А на языке устава это называется «самовольно оставить пост».
  
  — Инспектор уголовной полиции Ребус не имеет полномочий проводить расследование на этой территории, — объявил Стилфорт, обращаясь к группе караульных.
  
  — А это уже можно квалифицировать как предательство, — предостерег его Ребус.
  
  — Уже известно, кого можно исключить из числа подозреваемых? — спросил один из солдат более солидного возраста.
  
  Ребус услышал рокот мотора машины, приближающейся к воротам. Свет ее фар отбрасывал причудливые тени на крепостные стены.
  
  — Трудно сказать, когда все спешат унести отсюда ноги, — тихо проговорил он.
  
  — Никто и не думает «уносить ноги», — отрезал Стилфорт.
  
  — Просто дела зовут? — предположил Ребус.
  
  — Да, все они чертовски занятые люди, инспектор. От них зависят решения, которые могут изменить мир.
  
  — Но они уже ничего не изменят для лежащего там несчастного придурка. — Ребус кивком указал в сторону стены, затем обернулся к Стилфорту. — Так скажите, сэр, что здесь сегодня происходило?
  
  — Деловой ужин… обговаривались технические детали.
  
  — Отличная новость для техников. А что вы можете сказать по поводу гостей?
  
  — Представители стран «Большой восьмерки» — министры иностранных дел, начальники охраны, чиновники высшего эшелона.
  
  — Наверняка дело не ограничилось пиццей и парой ящиков пива.
  
  — Между прочим, на таких встречах решается очень многое.
  
  Ребус не мог отвести взгляда от края стены — он никогда не любил высоты.
  
  — Черт возьми, не могу смотреть на это проклятое место, — вздохнул он.
  
  — Мы слышали, как он падал, — сказал один солдат.
  
  — И что именно вы слышали? — поинтересовался Ребус.
  
  — Он кричал не своим голосом.
  
  Солдат глянул на товарищей, словно ища поддержки своим словам. Один из них утвердительно закивал.
  
  — Казалось, он кричал, пока не стукнулся о землю, — с дрожью в голосе добавил другой.
  
  — Интересно, может ли это быть самоубийством, — задумчиво пробормотал Ребус. — А как вам кажется, сэр?
  
  — Мне кажется, что вам здесь нечего делать, инспектор. Еще мне кажется странным, что стоит где-нибудь случиться какой-то неприятности, вы сразу тут как тут.
  
  — Забавно, но эта мысль тоже только что пришла мне в голову, — отпарировал Ребус, буравя взглядом Стилфорта, — но только относительно вас…
  
  Поисковая группа состояла из офицеров, снятых с дежурства у заграждений, — они даже не успели еще избавиться от своих желтых курток. Им выдали фонари. Бригада «скорой» объявила, что упавший мертв, хотя это было ясно и без них. Шея мертвеца была согнута под неестественным углом, от удара одна нога сложилась пополам, земля вокруг головы была залита кровью. В полете с ноги слетел один ботинок, рубашка на животе расстегнулась — очевидно, в момент, когда он переваливался через стену. Единственный представитель ГОМП фотографировал тело.
  
  — Хочешь пари насчет причины смерти? — спросил он Ребуса.
  
  — Да ведь у меня нет ни единого шанса, Тэм.
  
  Тэм из ГОМП был мастер выигрывать такие пари.
  
  — Сам он прыгнул или его столкнули, ведь именно это тебя интересует?
  
  — Да ты прямо-таки читаешь мысли, Тэм. Может, ты еще и судьбу по линиям руки предсказываешь?
  
  — Нет, я их только фотографирую. — И как бы в подтверждение своих слов он приблизил объектив к ладони мертвеца. — Порезы и царапины скажут очень много, Джон. Знаешь почему?
  
  — Говори, если хочешь поразить меня уже окончательно.
  
  — Если его столкнули, он цеплялся за выступы и неровности на камнях.
  
  — Скажи еще что-нибудь, чего я не знаю.
  
  Офицер ГОМП снова включил фонарь.
  
  — Его имя Бен Уэбстер. — Обернувшись, он посмотрел на реакцию Ребуса и, кажется, остался доволен. — Я узнал его по лицу, вернее сказать — по тому, что от него осталось.
  
  — Ты что, знаком с ним?
  
  — Я знаю, кто он. Это депутат парламента от Данди.
  
  — Шотландского парламента?
  
  Тэм помотал головой:
  
  — Нет, того, что в Лондоне. Он подвизался в Департаменте международного развития — по крайней мере, по моим последним сведениям.
  
  — Тэм… — проговорил Ребус, — откуда, черт возьми, тебе все это известно?
  
  — Стараюсь следить за политикой, Джон. Надо же знать, на каком ты свете. К тому же наш молодой друг — тезка моего любимого тенор-саксофониста.
  
  Ребус тем временем уже осторожно спускался по поросшему травой склону. Тело лежало на выступе скалы примерно в пятнадцати футах над одной из тропинок, вившихся по основанию горы. Стилфорт, прижав к уху мобильник, стоял на тропе, и стоило Ребусу подойти ближе, как он сразу выключил телефон.
  
  — Помните, — спросил у него Ребус, — мы видели министра иностранных дел, уезжавшего в машине? Странно, что он не взял с собой одного из своих людей.
  
  — Звонили из замка, — объявил Стилфорт. — Кажется, не хватает только Бена Уэбстера.
  
  — Из Департамента международного развития.
  
  — А вы хорошо информированы, инспектор, — изрек Стилфорт и смерил Ребуса взглядом. — Возможно, я вас недооценивал. Но Департамент международного развития — это самостоятельное подразделение, не связанное с Министерством иностранных дел. Уэбстер был парламентским личным секретарем.
  
  — И что это значит?
  
  — Он был правой рукой министра.
  
  — Простите мое невежество.
  
  — Не беспокойтесь. Я все равно поражен вашей осведомленностью.
  
  — Вы мне льстите, чтобы от меня отвязаться?
  
  Стилфорт улыбнулся:
  
  — Обычно у меня нет необходимости прибегать к подобным уловкам.
  
  — В моем случае, возможно, есть.
  
  Но Стилфорт покачал головой:
  
  — Сомневаюсь, чтобы вас можно было таким способом подкупить. В любом случае мы оба прекрасно понимаем, что еще несколько часов — и вы будете отстранены от расследования. Так зачем тратить энергию понапрасну? Таким бойцам, как вы, должно быть хорошо известно, когда нужно передохнуть и восстановить силы.
  
  — Вы что, приглашаете меня в Грейт-Холл на портвейн и сигары?
  
  — Я говорю вам правду.
  
  Ребус наблюдал за фургоном, который ехал по дороге под ними. Это был фургон морга, прибывший, чтобы забрать тело. Вот и еще одно дело для профессора Гейтса и его коллег.
  
  — Послушайте, инспектор, мне кажется, я догадываюсь, что вас по-настоящему волнует, — сказал Стилфорт, делая шаг к Ребусу. У него зазвонил мобильник, но он не обратил на это внимания. — Вы смотрите на всех нас как на оккупантов. Эдинбург ваш город, и вы хотите, чтобы мы как можно скорее убрались отсюда. Ведь так?
  
  — Так, — подтвердил Ребус, с готовностью соглашаясь со Стилфортом.
  
  — Пройдет несколько дней, и все кончится. Но сейчас… — его губы почти коснулись уха Ребуса. — Надо с этим смириться, — прошептал он и зашагал прочь.
  
  — Кажется, дело интересное, — раздался голос Тэма.
  
  Ребус обернулся:
  
  — Ты давно тут?
  
  — Да нет, недавно.
  
  — Есть что-нибудь новое?
  
  — За новостями обращайся к патологоанатому.
  
  Ребус задумчиво кивнул:
  
  — И все-таки…
  
  — Все указывает на то, что он просто спрыгнул.
  
  — Но, падая, почему-то пронзительно кричал. Ты считаешь, самоубийца стал бы кричать?
  
  — Лично я стал бы. Но учти, я боюсь высоты.
  
  Ребус задумчиво потер щеку. Задрав голову, посмотрел на замок:
  
  — Итак, он или упал, или спрыгнул.
  
  — Или его столкнули внезапно, — добавил Тэм. — И у него не было времени за что-нибудь ухватиться.
  
  — Спасибо, Тэм.
  
  — Возможно, в перерыве между блюдами заиграли волынки. И это подорвало его волю к жизни.
  
  — Ты рассуждаешь как джазоман, Тэм.
  
  — Другого объяснения не нахожу.
  
  — У него в карманах не нашлось никакой записки?
  
  Тэм отрицательно помотал головой:
  
  — Но я приберег для тебя вот это. — Он показал маленький картонный бумажник. — Похоже, он остановился в отеле «Бэлморал».
  
  — Уже что-то.
  
  Открыв бумажник, Ребус увидел ключ-карту от гостиничного номера с подписью Уэбстера.
  
  — Может, предсмертная исповедь ждет тебя у него под подушкой, — сказал Тэм.
  
  — Есть только один способ это проверить, — ответил Ребус, опуская карту в карман. — Спасибо, Тэм.
  
  — Только запомни, карту нашел ты. Мне лишние неприятности ни к чему.
  
  — Ясно.
  
  Они какое-то время постояли молча. Два старых профессионала, которые за время работы чего только не испытали. Подошли санитары морга; в руках у одного был черный пластиковый мешок.
  
  — Ночь как раз подходящая, — заметил один из санитаров. — Все, что необходимо, закончили, Тэм?
  
  — Врач еще не подъехал.
  
  Санитар посмотрел на часы:
  
  — Как думаешь, долго его ждать?
  
  Тэм пожал плечами:
  
  — Смотря какой шофер повезет.
  
  Санитар, надув щеки, шумно выдохнул.
  
  — Похоже, придется торчать здесь всю ночь, — заключил он.
  
  — Всю ночь, — эхом отозвался его напарник.
  
  — Господи, а ведь нам еще приказали вывезти кое-какие тела из морга.
  
  — А это еще зачем? — удивился Ребус.
  
  — На случай, если на марше или митинге случится что-то непредвиденное.
  
  — Камеры в участках тоже освобождены, — добавил Тэм.
  
  — Объявлена полная боевая готовность, — подал голос другой санитар.
  
  — Полное ощущение, что мы попали в фильм «Апокалипсис сегодня», — усмехнулся Ребус.
  
  Тут зазвонил его мобильник, и, глянув на дисплей, он увидел, что это Шивон.
  
  — Чем могу служить? — шутливо спросил он.
  
  — Мне надо выпить, — прозвучало в трубке.
  
  — Проблемы с предками?
  
  — Мою машину изуродовали вандалы.
  
  — Ты их застала за этим?
  
  — Вроде того. Так как насчет бара «Оксфорд»?
  
  — Звучит более чем соблазнительно, но мне надо еще кое-что закончить. А что, если…
  
  — Что?
  
  — Может, встретимся в отеле «Бэлморал»?
  
  — Хочешь просадить свои «сверхурочные»?
  
  — Приезжай, сама увидишь.
  
  — Минут через двадцать?
  
  — Идет.
  
  Он отключил мобильник.
  
  — Над этим семейством распростер свои крылья рок, — задумчиво произнес Тэм.
  
  — Над каким еще семейством?
  
  Один из офицеров ГОМП кивком указал в сторону трупа.
  
  — Несколько лет назад его мать погибла от рук бандита. — Он помолчал. — Такое переживешь — наверняка впадешь в депрессуху.
  
  — А потом любой пустяк может стать последней каплей, — добавил один из санитаров.
  
  Ну да, подумал Ребус, теперь каждый считает себя психологом…
  
  Он решил бросить машину на парковке и пройтись пешком. Через пару минут у вокзала Уэверли ему пришлось столкнуться кое с какими препятствиями. Только что прибыл поезд с группой несчастных туристов. Ни одного такси в поле зрения не было, поэтому они, растерянные и никому не нужные, толпились за ограждением. Протолкавшись через этот затор, Ребус свернул на Принсез-стрит и подошел к входу в отель «Бэлморал». Местные продолжали называть его по старой памяти «Северобританский отель», хотя название изменили давным-давно. Огромные куранты на башне все еще спешили на несколько минут, чтобы пассажиры не опаздывали на поезд. Ливрейный швейцар проводил Ребуса в вестибюль, где востроглазый портье немедленно вычислил в нем человека, создающего проблемы.
  
  — Добрый вечер, сэр, чем могу быть полезен?
  
  Ребус показал ему удостоверение и ключ-карту:
  
  — Мне необходимо осмотреть этот номер.
  
  — А в связи с чем, инспектор?
  
  — Похоже, ваш гость съехал раньше, чем намеревался.
  
  — Какая жалость.
  
  — Кто-нибудь оплачивал его счет? Вы мне очень поможете, если потрудитесь это выяснить.
  
  — Сейчас справлюсь у главного администратора.
  
  — Отлично. А я пока поднимусь наверх… — Ребус взмахнул зажатой в руке карточкой.
  
  — На это, боюсь, придется получить разрешение.
  
  Ребус сделал шаг назад, чтобы надавить на своего оппонента массой.
  
  — Сколько времени вам для этого потребуется?
  
  — Прежде всего нужно найти главного администратора… ну, это всего пара минут. — Ребус прошел вместе с ним к стойке регистратора. — Сара, а где Энджела?
  
  — Кажется, пошла наверх. Сейчас попробую ее вызвать.
  
  — А я пока посмотрю в офисе, — сказал портье и юркнул куда-то вбок.
  
  Ожидая, Ребус стал наблюдать за регистраторшей, которая пробежала пальцами по кнопкам телефона, а потом положила трубку. Взглянув на него, она улыбнулась. Яснее ясного: она понимала, что что-то произошло, и ей очень хотелось узнать, что именно.
  
  — Ваш постоялец упал с крепостной стены и разбился насмерть, — с едва заметным галантным поклоном сообщил Ребус.
  
  Она сделала большие глаза:
  
  — Какой ужас.
  
  — Мистер Уэбстер. Номер двести четырнадцать. Он занимал этот номер один?
  
  Ее пальцы забегали по клавишам.
  
  — Номер на двоих, но ключ всего один. Не могу вспомнить, как он выглядел…
  
  — У вас записан его домашний адрес?
  
  — Лондон, — объявила она.
  
  С самым беззаботным видом он склонился над стойкой, не зная, на сколько вопросов успеет получить ответы, пока ему не укажут на дверь.
  
  — Скажите, Сара, а платил он по кредитке?
  
  Она сосредоточенно посмотрела на экран монитора.
  
  — Все расходы по… — она внезапно замолчала, заметив приближающегося портье.
  
  — Все расходы по?… — повторил Ребус.
  
  — Инспектор, — на бегу позвал его портье, учуяв неладное.
  
  Телефон на столе Сары зазвонил. Она сняла трубку.
  
  — Регистратура, — прощебетала она. — Ой, Энджела, привет. А тут еще один полисмен.
  
  Еще один.
  
  — Ты как, спустишься, или послать его наверх?
  
  Подошедший портье стал у Ребуса за спиной.
  
  — Я сам провожу инспектора, — сказал он Саре.
  
  Еще один полисмен… наверху… Ребус ощутил, как его охватывает неясное, но явно мрачное предчувствие. Он бросил взгляд на открывшиеся двери лифта и мгновенно узнал выходящего из кабины Дэвида Стилфорта. Представитель особого подразделения легонько кивнул, пытаясь изобразить улыбку, но на лице его было абсолютно ясно написано: старик, не видать тебе номера 214 как своих ушей. Резким движением Ребус схватил монитор и развернул его экраном к себе. Портье вцепился ему в руку. Сара, все еще держа трубку у уха, пронзительно вскрикнула, явно оглушив главного администратора. Стилфорт устремился вперед, намереваясь ввязаться в схватку.
  
  — Ну, это уж слишком, — злобно прошипел портье.
  
  Его пальцы словно тисками сжимали запястье Ребуса. Видя, что силы неравны, Ребус отпустил монитор, и Сара снова повернула его экраном к себе.
  
  — Можете больше не утруждаться, — сказал Ребус портье.
  
  Тот отступил. Сара, все еще держа в руке телефон, смотрела на Ребуса с ужасом. Он повернулся к Стилфорту:
  
  — Сейчас вы скажете мне, что я не могу осмотреть номер двести четырнадцать?
  
  — Вовсе нет, — улыбнулся Стилфорт. — Это вам скажет главный администратор, поскольку, согласитесь, это ее прерогатива.
  
  Словно по команде, Сара поднесла трубку к уху и произнесла:
  
  — Она уже идет.
  
  — Ничуть не сомневаюсь. — Ребус продолжал смотреть на Стилфорта, но в поле его зрения возникла еще одна фигура: Шивон. — Бар еще открыт? — обратился Ребус к портье.
  
  Тому отчаянно хотелось сказать «нет», но это была бы уже явная ложь, и он лишь слабо кивнул.
  
  — Вам я не предлагаю ко мне присоединиться, — бросил Ребус Стилфорту.
  
  Пройдя меж обоих мужчин, он поднялся по ступенькам в Пальмовый дворик и остановился у барной стойки, поджидая Шивон. Глубоко вздохнул и полез в карман за сигаретами.
  
  — Ну что, проблемки с обслугой? — спросила Шивон.
  
  — Видела нашего друга из СО-двенадцать?
  
  — Да, хороши молодцы в особом подразделении!
  
  — Не знаю, здесь ли он остановился, но точно знаю, что здесь остановился парень, которого звали Бен Уэбстер.
  
  — Член парламента от лейбористов?
  
  — Да, именно.
  
  — Чувствую, что за всем этим скрывается какая-то история.
  
  Ребус заметил, что плечи у Шивон поникли, и тут же вспомнил, что она тоже пережила сегодня приключение не из приятных.
  
  — Сначала ты выкладывай, что у тебя стряслось, — требовательным тоном произнес он. Бармен поставил перед ними блюдо с орешками, чипсами и прочей мелочью. — Мне «Хайленд Парк», — сказал Ребус. — Даме водки с тоником.
  
  Шивон кивнула, подтверждая заказ Ребуса. Как только бармен отвернулся, Ребус схватил салфетку, вынул из кармана пиджака ручку и что-то быстро нацарапал для памяти. Шивон нагнула голову, чтобы разобрать написанные им два слова.
  
  — «Пеннен Индастриз» — что это еще за зверь? — поинтересовалась она.
  
  — Пока не знаю, но у него большие карманы и юридический адрес в Лондоне.
  
  Уголком глаза Ребус заметил Стилфорта, застывшего в дверном проеме и наблюдавшего за ним. Он помахал ему салфеткой, а потом, сложив ее, спрятал в карман.
  
  — Так кто повредил твою машину — зеленые или пацифисты?
  
  — Ниддри, — ответила Шивон. — Точнее, Молодежное движение Ниддри.
  
  — Думаешь, нам удастся убедить «Большую восьмерку» внести их в список террористических организаций?
  
  — Тысчонка-другая морских пехотинцев отлично вправит им мозги.
  
  — Однако жаль, у Ниддри хорошие перспективы.
  
  Ребус протянул руку к стакану с виски. Рука у него чуть дрожала. Он выпил за здоровье своей сотрапезницы, за «Большую восьмерку», за морских пехотинцев… и охотно выпил бы еще и за Стилфорта.
  
  Только в дверном проеме уже никого не было.
  Суббота, 2 июля
  3
  
  Ребуса разбудил дневной свет, и до него сразу дошло, что вчера вечером он не задернул шторы. По телевизору шел утренний выпуск новостей. Обсуждался концерт в Гайд-парке[3] как главное событие дня. Выступали организаторы. Ни единого упоминания об Эдинбурге. Ребус вырубил телевизор и пошел в спальню. Сбросил одежду, в которой ходил накануне, натянул футболку и легкие твидовые брюки. Плеснув на лицо несколько пригоршней воды и осмотрев себя в зеркале, понял, что этого недостаточно. Сунув в карман ключи и телефон, который он с вечера поставил на зарядку — значит, накануне не так уж сильно и набрался, — Ребус вышел из дома. Спустившись на два лестничных пролета, он оказался у двери на улицу. Район Марчмонт, где он жил, был облюбован студентами и благодаря этому летом в нем наступала тишина. В конце каждого июня Ребус наблюдал за тем, как студенты разъезжаются, как грузят пожитки в свои или родительские машины, заталкивая одеяла в щели между коробками. Окончание экзаменов отмечалось бурными вечеринками, после которых Ребусу уже дважды пришлось снимать конусы, ограничивающие место парковки, с крыши своей машины. Набрав полную грудь еще не прогревшегося утреннего воздуха, он направился в сторону Марчмонт-роуд к только что открывшемуся газетному киоску. Мимо проплыли два автобуса. Ребус подумал, что они, наверно, сбились с дороги, но вскоре понял, как и почему они здесь оказались. Вот и уши его уловили стук молотков, звук налаживаемых микрофонов. Он протянул деньги продавцу и открыл бутылочку «Айрн-брю». Разом осушил ее — прекрасно! Купил еще кое-что и, жуя на ходу банан, направился в конец Марчмонт-роуд, туда, где она выходит на Медоуз — Луга. Несколько веков назад там действительно простирались луга, а сам Марчмонт был не чем иным, как фермой, стоящей посреди полей. Сейчас на Медоуз играли в футбол и крикет, по утрам совершали пробежки, устраивали пикники. Но не сегодня.
  
  Мелвилл-драйв, где заранее была выставлена охрана, превратилась в важную транспортную артерию, ведущую на стоянку автобусов. Автобусы были из Дерби, Мэкклсфилда и Гулля, Суонси и Рипона, Карлайла и Эппинга. Из них выходили люди, одетые в белое. В белое: Ребус припомнил, что всех просили быть в одежде одного цвета. Это нужно было для того, чтобы движущаяся по городу маршевая колонна выглядела как широкая живая лента. Он бросил взгляд на свою одежду — брюки желто-коричневые, футболка — бледно-голубая.
  
  Ну и слава богу.
  
  Среди демонстрантов было много пожилых, явно нездоровых и немощных. Но на запястьях у всех красовались опознавательные браслеты, а на футболках — слоганы и призывы. Некоторые держали в руках самодельные транспаранты. Лица светились радостью. В некотором отдалении стояли воздвигнутые ранее раскидистые шатры. Один за другим подъезжали фургоны, из которых оголодавшим в дороге людям предлагали чипсы и вегетарианские бургеры. Воздвигались помосты. Откуда-то появились краны, с помощью которых с подошедших трейлеров начали сгружать массивные деревянные конструкции. Не более секунды понадобилось Ребусу, чтобы мысленно сложить деревянные элементы в единое целое: ОСТАВИМ БЕДНОСТЬ В ПРОШЛОМ. Там и сям мелькали полицейские в форме, но никого из них Ребус не знал: очевидно, не местные. Он посмотрел на часы. Было самое начало десятого, то есть еще почти три часа до «старта». На небе почти ни облачка. Водитель, сидевший за рулем полицейского фургона, решил срезать путь и проехал по тротуару, заставив Ребуса поспешно попятиться на траву. Ребус бросил на водителя злобный взгляд, тот ответил тем же. Стекло боковой дверцы опустилось.
  
  — В чем проблемы, дедуля?
  
  Ребус вскинул вверх два пальца, давая водителю знак остановиться. Почему бы им немного не побеседовать, доставив удовольствие друг другу. Но у сидевших в фургоне были другие соображения: они покатили дальше. Ребус доел банан и хотел уже бросить кожуру на землю, но вовремя сообразил, что полицейские тут же призовут его к порядку. Немного подумав, он направился к урне.
  
  — Возьмите, — обратилась к Ребусу молодая женщина, протягивая ему пакет.
  
  Ребус заглянул внутрь; пара стикеров и футболка с выведенным на груди призывом «Поможем пожилым».
  
  — Да на кой мне все это? — недовольно буркнул он.
  
  Она отступила, пытаясь удержать на лице остатки улыбки.
  
  Ребус пошел прочь, открывая на ходу запасную бутылочку «Айрн-брю». В голове немного посветлело, но спина была мокрой от пота. Какие-то смутные воспоминания просились и наконец вырвались из глубин его памяти: они с Микки на Бернтислендской ярмарке, куда ежегодно вывозили учеников воскресной школы. Их везли на автобусах, из окон которых свисали и вились по ветру разноцветные ленты. Целая вереница автобусов ждала их, пока они завтракали на траве и гоняли наперегонки — Микки с высокого старта всегда приходил первым, поэтому Ребус прекратил попытки выиграть забег, и единственным успешным оружием против брата-подростка оставалась хорошо развитая мускулатура. Еду привозили в белых картонных коробках: сэндвичи с джемом, торт с глазурью, ну, и крутые яйца.
  
  Яйца всегда оставались несъеденными.
  
  Летние уик-энды казались теперь Ребусу бесконечно длинными и однообразными. Он их ненавидел. Утро понедельника приносило ему настоящее облегчение, ведь можно было на некоторое время позабыть о диване, о табурете у барной стойки, о супермаркете и закусочной. Коллеги, возвращаясь на работу, рассказывали об удачных покупках, футбольных матчах, семейных поездках на велосипедах. Шивон обычно ездила в Глазго или в Данди, общалась с друзьями, тусовалась. Коллективные походы в кино и прогулки по берегам Лита. Никто уже не спрашивал Ребуса, как он провел выходные. Знали, что в ответ он лишь пожмет плечами.
  
  Никто не упрекнет тебя в безынициативности…
  
  А ведь именно этой самой безынициативности он и не мог себе позволить. Он практически не мыслил существования без работы. Потому и набрал сейчас номер на своем мобильнике и ждал. Включился сигнал автоответчика.
  
  — Доброе утро, Рэй, — отчеканил он. — Это твой будильник. Каждый час я буду звонить тебе, пока не получу ответа. Вскоре позвоню снова.
  
  Отключившись, Ребус сразу же набрал другой номер и надиктовал то же самое сообщение на домашний автоответчик Рэя Даффа. Теперь оставалось набраться терпения. Концерт «Лайв Эйт» начинался примерно в два, но появления таких групп, как «Ху» или «Пинк Флойд», раньше вечера и ждать было нечего. Так что он мог пока вволю покопаться в деле Коллера. И к тому же успеть заняться делом Бена Уэбстера. Так скорее пролетит суббота и наступит воскресенье.
  
  Ребус решил, что его последний час еще не пробил.
  
  В справочной ему дали номер телефона «Пеннен Индастриз» и адрес этой компании, располагавшейся в центральной части Лондона. Ребус позвонил, но автоответчик сообщил, что коммутатор будет включен утром в понедельник. Тогда он позвонил прямо в Гленротс, в штаб операции «Сорбус».
  
  — Уголовная полиция Эдинбурга. — Он прошагал из одного угла своей гостиной в другой и высунулся в окно: какое-то шумное семейство, ведя за руки детей с разрисованными лицами, направлялось в сторону Медоуз. — До нас дошли слухи, что Армия Клоунов[4] вроде бы избрала мишенью некую структуру, называемую… — для большего эффекта он сделал паузу, будто сверяясь с документом, — «Пеннен Индастриз». Мы понятия не имеем, что это такое. Может, вы нас просветите?
  
  — «Пеннен»?
  
  Ребус повторил по буквам.
  
  — А вы?…
  
  — Инспектор уголовной полиции Старр… Дерек Старр, — соврал Ребус, опасаясь, как бы о его звонке не доложили вездесущему Стилфорту.
  
  — Вам придется минут десять подождать.
  
  Ребус открыл рот, чтобы поблагодарить, но связь вдруг прервалась. Ни звучавшего прежде мужского голоса, ни шумов: только частые гудки, какие бывают, когда линия занята. До него дошло, что офицер не спросил его номера… может, он высветился у него на каком-нибудь дисплее, может, он уже занесен в память.
  
  И уже отслеживается.
  
  — Уххх, — вздохнул он и поплелся на кухню приготовить кофе.
  
  Ему вспомнилось, что Шивон уехала из «Бэлморала» после второй порции. Сам Ребус заказал для себя третью, после чего перешел через дорогу и принял последний в тот вечер стаканчик в «Кафе Ройял». Утром пальцы пахли уксусом — значит, по дороге домой он ел чипсы. Ну да, точно: таксист довез его до края Медоуз. Он подумал, что надо бы позвонить Шивон и убедиться, что она благополучно добралась домой. Но ее всегда нервировали такие звонки. Да и она уже, наверно, вышагивает в одной колонне с родителями. Ей страшно хочется увидеть Эдди Иззарда и Гаэля Гарсию Берналя. А еще Бьянку Джаггер и Шарлин Спитери. Для нее это настоящий праздник. Может, она и права.
  
  Да, ее машина! Теперь ей придется заниматься починкой. Ребус знал муниципального советника Тенча; по крайней мере, знал о нем. Это был своего рода проповедник-любитель, который каждые выходные, расположившись на площадке у подножия Маунда, призывал направляющихся за покупками людей покаяться. Ребус проходил мимо него по пути в бар «Оксфорд», где обычно завтракал. В Ниддри Тенч пользовался хорошей репутацией, поскольку выпрашивал у местных властей, у благотворительных фондов и даже у руководства Евросоюза гранты на развитие района. Ребус рассказал об этом Шивон, когда давал ей номер автомеханика на Баклу-стрит. Этот парень в основном работал с «фольксвагенами», но однажды Ребус оказал ему услугу…
  
  Зазвонил телефон. С чашкой кофе в руках он вернулся в гостиную и взял трубку.
  
  — Вы не в участке, — произнес тот же голос, который отвечал ему в Гленротсе.
  
  — Я дома.
  
  Через окно до его слуха донесся стрекот вертолетного мотора. Возможно, вертолет полицейского наблюдения, а возможно, и с телерепортерами на борту, бороздил в этот час небо.
  
  — У компании «Пеннен» нет ни одного офиса в Шотландии, — сообщил ему голос из трубки.
  
  — Раз так, то никаких проблем, — ответил Ребус, стараясь придать голосу беззаботность. — Сейчас слухи рождаются ежесекундно и безостановочно, и нам приходится работать в таком же режиме. — Он засмеялся, собираясь задать новый вопрос, но вновь зазвучавший в трубке голос заставил его изменить намерение.
  
  — Эта компания работает по контрактам с Министерством обороны, поэтому слухи могут оказаться небеспочвенными.
  
  — С Министерством обороны?
  
  — Прежде компания принадлежала Министерству обороны, но несколько лет назад была продана.
  
  — Кажется, я что-то припоминаю, — сказал Ребус задумчиво, словно и впрямь роясь в памяти. — Ее главный офис находился в Лондоне, верно?
  
  — Верно. Но дело-то в том… что их директор-распорядитель сейчас как раз здесь.
  
  Ребус присвистнул:
  
  — Потенциальная мишень.
  
  — Мы занесли его в список лиц, подвергающихся риску. Он находится под охраной.
  
  Эти слова как-то не особенно уверенно слетали с губ молодого офицера. Ребусу показалось, что их кто-то ему только что подсказал.
  
  Возможно, Стилфорт.
  
  — Он остановился, случайно, не в отеле «Бэлморал»? — спросил Ребус.
  
  — Как вы об этом узнали?
  
  — Слухом земля полнится. Его ведь охраняют?
  
  — Да.
  
  — Свои или наши?
  
  Немного помедлив, офицер спросил:
  
  — А почему вас это интересует?
  
  — Да просто как рядового налогоплательщика, — Ребус снова засмеялся. — Думаете, стоит с ним поговорить? — Он просил совета… как подчиненный у босса.
  
  — Я могу проконсультироваться на этот счет.
  
  — Чем дольше он в городе, тем трудней… — Не докончив фразы, Ребус неожиданно произнес: — Я ведь даже имени его не знаю.
  
  И тут в трубке зазвучал совсем другой голос:
  
  — Инспектор Старр? Это говорит инспектор уголовной полиции Старр?
  
  Стилфорт…
  
  Ребус неслышно выдохнул.
  
  — Алло? — кричал Стилфорт. — Что это вы вдруг замолчали? Робость одолела?
  
  Ребус дал отбой. Выругался про себя. Потом набрал новый номер и соединился с коммутатором газеты «Скотсмен».
  
  — Соедините, пожалуйста, с отделом информации, — попросил он.
  
  — Не уверена, что кто-нибудь из сотрудников сейчас на месте, — ответила девушка-оператор.
  
  — Тогда с отделом новостей.
  
  — В настоящее время это не отдел, а скорее корабль-призрак. — Ее голос звучал так, словно и ей хотелось смыться вместе со всеми, но она все-таки нажала на кнопку соединения.
  
  Ребусу пришлось довольно долго ждать, пока в редакции снимут трубку.
  
  — Я инспектор Ребус, из Гейфилдского участка.
  
  — Всегда рад потолковать с блюстителем закона, — приветствовал его репортер. — Как официально, так и неофициально…
  
  — Я не по служебным делам, сынок. Мне просто нужно поговорить с Мейри Хендерсон.
  
  — Она больше в штате не работает. И числится в отделе информации, а не новостей.
  
  — Но ведь это не помешало вам напечатать ее интервью с Верзилой Кафферти на первой полосе, верно?
  
  — Знаете, я давно носился с этой идеей… — Репортер, судя по всему, усаживался поудобнее и готовился поболтать. — Проинтервьюировать не только Кафферти, но и всех гангстеров западного побережья, да и восточного тоже. Расспросить их о том, как они начинали; о законах, по которым они живут…
  
  — Спасибо за информацию, но разве я попал к Паркинсону?[5]
  
  Репортер засопел:
  
  — Да я упомянул об этом просто так, чтобы поддержать беседу.
  
  — Мне совершенно ясно, что все ваши писаки со своими ноутбуками сейчас на пленэре — пытаются живописать народное шествие. Однако произошло вот что: вчера поздно вечером со стены замка упал человек, а сегодня утром я не увидел ровным счетом ничего об этом происшествии в вашей газете.
  
  — Да мы и сами буквально только что об этом узнали. — Секунду помолчав, репортер спросил: — Но ведь это же явное самоубийство, так ведь?
  
  — А вы сами как думаете?
  
  — Я ведь первый спросил.
  
  — Что вы говорите? А по-моему, первым спросил я: как связаться с Мейри Хендерсон?
  
  — А зачем она вам?
  
  — Дайте мне ее номер, и я скажу вам кое-что из того, о чем не собираюсь говорить с ней.
  
  Репортер на мгновение задумался, затем попросил Ребуса подождать. Через полминуты его голос снова зазвучал в трубке. Все это время телефон Ребуса подавал сигналы, означавшие, что кто-то пытается ему дозвониться. Не обращая на них внимания, он поспешно записал номер, который продиктовал репортер.
  
  — Благодарю, — сказал он.
  
  — Теперь я могу рассчитывать на ту скромную награду, которую заслужил?
  
  — Подумайте вот о чем: если это явное самоубийство, то почему Стилфорт, этот мешок с дерьмом из СО-двенадцать, прилип к нему и никого больше не подпускает?
  
  — Стил… Как-как пишется его фамилия?…
  
  Но Ребус уже дал отбой. Его телефон сразу же затрезвонил. Он не ответил; он почти наверняка знал, кто это, — в штабе операции «Сорбус» его номер был известен, и Стилфорту потребовалось бы не больше минуты, чтобы определить по нему адрес звонившего. Еще одна минута понадобилась бы ему на то, чтобы позвонить Дереку Старру и выяснить, что тот вообще ничего не знает.
  
  Би-и-ип — би-и-ип — би-и-ип.
  
  Ребус снова включил телевизор; пультом приглушил звук. Никаких новостей, по всем каналам либо детские программы, либо фильмы. Снова послышался стрекот мотора. Опять вертолет. Ребус выглянул в окно, чтобы удостовериться, что он кружит не над его домом.
  
  — Ты просто параноик, Джон, — буркнул он себе под нос.
  
  Телефон умолк, и Ребус набрал номер Мейри Хендерсон. Несколько лет назад они тесно сотрудничали, а потом Мейри вдруг выпала из его поля зрения и написала книгу о Кафферти — причем в контакте с самим гангстером. Она и Ребуса просила об интервью, но он отказался. Потом она еще раз обращалась к нему с той же просьбой.
  
  — Если бы ты только знал, что Верзила Гор говорит о тебе, — убеждала его она. — Мне кажется, тебе просто необходимо заявить свою позицию.
  
  Но Ребус такой необходимости не ощущал.
  
  Это не помешало оглушительному успеху книги, причем не только в Шотландии, но и далеко за ее пределами. В США, Канаде, Австралии. Переводу ее на шестнадцать языков. Все газеты только о ней и кричали. Несколько премий, телевизионные ток-шоу с участием журналистки и ее героя. Кафферти, искореживший за свою жизнь множество судеб… теперь купался в лучах славы.
  
  Мейри послала Ребусу экземпляр своей книги. Он, не вскрывая, отослал бандероль обратно. Но затем, по прошествии двух недель, сам купил эту книгу за полцены на распродаже в магазине на Принсез-стрит. Пролистал, но не смог заставить себя прочитать ее целиком. Ничто не вызывало у него большего омерзения, чем кающийся…
  
  — Алло?
  
  — Мейри, это Джон Ребус.
  
  — Единственный Джон Ребус, которого я знала, умер.
  
  — Ну, это не совсем так.
  
  — Ты вернул мне мою книгу! С дарственной надписью!
  
  — С дарственной надписью?
  
  — Так ты даже ее не прочитал?!
  
  — И что ты там написала?
  
  — Я написала: «Больше ко мне не подмазывайся».
  
  — Очень сожалею, что так поступил, Мейри. Позволь мне загладить вину.
  
  — И попросить об одолжении?
  
  — Как ты догадалась? — Ребус улыбнулся. — Идешь на марш?
  
  — Да вот подумываю.
  
  — Могу угостить тебя бургером с сыром.
  
  Она хмыкнула:
  
  — Давненько меня не соблазняли такой дешевкой.
  
  — Придется разориться еще на чашку декофеи…
  
  — Какого черта тебе надо, Джон? — Ее голос слегка потеплел.
  
  — Мне необходима любая информация о фирме «Пеннен Индастриз». Раньше она принадлежала Министерству обороны. Кто-то от них сейчас у нас в городе.
  
  — А мне-то что с этого обломится?
  
  — Тебе ничего. А вот мне… — Он закурил сигарету, затянулся и продолжал, выдыхая дым: — Ты когда-нибудь слышала о дружке Кафферти?
  
  — О каком именно? — спросила Мейри, стараясь не выказать интереса.
  
  — О Сириле Коллере. Нашелся тот самый кусок от его куртки.
  
  — А на нем исповедь самого Кафферти? Он меня предупреждал, что ты от него не отстанешь.
  
  — Я просто решил подбросить тебе горячую новость, и отнюдь не рядовую.
  
  Она немного помолчала.
  
  — А при чем тут «Пеннен Индастриз»?
  
  — Это совсем другая песня. Ты слышала о Бене Уэбстере?
  
  — Сообщение о нем передавали в новостях.
  
  — «Пеннен» оплачивала его пребывание в отеле «Бэлморал».
  
  — И что?
  
  — А то, что мне надо узнать об этой фирме побольше.
  
  — Их директор-распорядитель — Ричард Пеннен. — Она рассмеялась, чувствуя, насколько ошеломило Ребуса ее сообщение. — Ты когда-нибудь слышал о «Гугле»?
  
  — И ты прямо сейчас это там нашла?
  
  — У тебя дома есть компьютер?
  
  — Я купил себе ноутбук.
  
  — А выход в Интернет у тебя есть?
  
  — Теоретически, — признался он. — Но я и в «Сапера»-то толком не умею играть…
  
  Она снова расхохоталась, и Ребус понял, что отношения восстанавливаются. До его слуха донеслось какое-то шипение, стук чашек.
  
  — В каком ты сейчас кафе? — спросил он.
  
  — «Монпельер». Кругом полно людей, и все одеты в белое.
  
  «Монпельер» находился на Брантсфилде, всего в пяти минутах езды.
  
  — Так я подкачу и куплю тебе чашечку кофе. А ты покажешь мне, как пользоваться ноутбуком.
  
  — Я сейчас ухожу. Не хочешь встретиться попозже на Медоуз?
  
  — Да не особенно. Как насчет того, чтобы чего-нибудь выпить?
  
  — Поглядим. А я пока попробую накопать еще что-нибудь о «Пеннен», позвоню, когда закончу.
  
  — Ты просто звезда, Мейри.
  
  — И бестселлер в придачу. — Она на мгновение замолчала. — Знаешь, Кафферти пожертвовал свою долю гонорара на благотворительность.
  
  — Он может позволить себе быть щедрым. Поговорим попозже.
  
  Положив трубку, Ребус решил прослушать автоответчик. На нем было всего одно сообщение. Дав голосу Стилфорта произнести не более дюжины слов, Ребус остановил запись. Недосказанная угроза еще эхом звучала в голове, когда он подошел к стереосистеме и наполнил комнату музыкой «Граундхогз»…
  
  Никогда больше не пытайся перехитрить меня, Ребус, иначе…
  
  — …почти все основные кости сломаны, — объявил профессор Гейтс. Помолчав, он пожал плечами и продолжал: — А что, по-вашему, может быть после такого падения?
  
  Он торчал на работе из-за Бена Уэбстера. Всем хотелось как можно скорее закрыть дело.
  
  — Явный суицид, — было заключение, сделанное Гейтсом поначалу.
  
  При вскрытии присутствовал доктор Керт. Таково в Шотландии правило — один патологоанатом должен подстраховывать другого. Гейтс был грузнее своего коллеги, с красным, покрытым сетью сосудов лицом, с кривым носом, переломанным во время игры в регби (по его собственной версии) или в давней студенческой драке. Керт был всего четырьмя или пятью годами младше Гейтса, но из-за чуть более высокого роста и сухощавости выглядел куда менее солидно. Оба патологоанатома состояли в штате Эдинбургского университета. По окончании семестра они имели право умотать на любое самое отдаленное побережье, но Ребус не помнил, чтобы кто-нибудь из них хоть раз воспользовался своим отпуском, — это значило бы продемонстрировать напарнику свою слабость.
  
  — На марш пойдешь, Джон? — спросил Керт.
  
  Вся троица стояла вокруг хромированного стола в морге на Каугейт. За их спинами ассистент с немилосердным стуком и скрежетом переставлял подносы и инструменты.
  
  — Для меня это слишком тихое мероприятие, — ответил Ребус. — Вот в понедельник наверняка пойду.
  
  — То есть с анархистами, — уточнил Гейтс, делая надрез на теле.
  
  В прозекторской — за экраном из оргстекла — было место для наблюдателей, и обычно Ребус следил за ходом вскрытия оттуда. Но сейчас, «по случаю уик-энда», они, по словам Гейтса, «могли позволить себе несколько отступить от обычных формальностей». Ребусу и раньше не раз доводилось видеть человеческие внутренности, но сейчас он непроизвольно отвел взгляд.
  
  — Сколько ему было, тридцать четыре, тридцать пять? — спросил Гейтс.
  
  — Тридцать четыре, — подсказал ассистент.
  
  — Хорошо сохранился…
  
  — Сестра говорит, он поддерживал себя в форме: бегал, плавал, занимался гимнастикой.
  
  — Она проводила опознание? — спросил Ребус, радуясь возможности повернуть голову к ассистенту.
  
  — Ну да, родителей нет в живых.
  
  — Об этом писали в газетах, помните? — проговорил Керт, сосредоточенно следя за движениями рук коллеги. — Сэнди, скальпель не затупился?
  
  Гейтс, казалось, не слышал вопроса.
  
  — Мать погибла от рук бандита, вломившегося в дом. Трагическая история. Отца это подкосило, и он не надолго ее пережил.
  
  — Просто исчах, — уточнил Керт. — Сэнди, может, я поработаю? Ты и так устал, за эту неделю нам…
  
  — Да не суетись ты.
  
  Керт, вздохнув, пожал плечами. Работа, к радости Ребуса, шла без перерыва.
  
  — А сестра-то из Данди приехала? — обратился он к ассистенту.
  
  — Да нет, она работает в Лондоне, в полиции. Совсем не похожа на копа — такая милая.
  
  — Ага! Выходит, я тебе не мил! Значит, на будущий год не получишь от меня валентинку, — съязвил Ребус.
  
  — Присутствующих я, разумеется, не имел ввиду.
  
  — Бедная девочка, — заметил Керт. — Потерять всю семью…
  
  — А у них были теплые отношения? — не мог удержаться от вопроса Ребус.
  
  Гейтс, посчитав вопрос странным, с удивлением посмотрел на Ребуса, но тот оставил его взгляд без внимания.
  
  — Не думаю, чтобы они часто виделись в последнее время, — задумчиво произнес ассистент.
  
  Как мы с Майклом…
  
  — Но все равно она тяжело это переживает.
  
  — Но ведь сюда она приехала не одна? — спросил Ребус.
  
  — На опознании с ней никого не было, — заметил ассистент. — Я проводил ее до фойе и вынес ей туда чашку чая.
  
  — И что, она все еще там? — сердито просипел Гейтс.
  
  Ассистент растерянно огляделся, соображая, какое из правил нарушил.
  
  — Сейчас приготовлю пилы…
  
  — В здании никого, кроме нас, нет! — рявкнул Гейтс. — Пойди посмотри, все ли у нее в порядке.
  
  — Может, я схожу? — предложил Ребус.
  
  Гейтс, с комком блестящих внутренностей в руках, повернулся к нему:
  
  — В чем дело, Джон? Тебя что, уже выворачивает?
  
  В фойе рядом с прозекторской никого не было. На полу рядом с креслом стояла пустая чайная чашка с эмблемой футбольного клуба «Глазго Рейнджерс». Ребус дотронулся до нее: еще теплая. Он пошел к главному входу. Выйдя в переулок, Ребус посмотрел налево и направо, но никого не увидел. Завернув за угол, он заметил женщину, сидевшую на низкой каменной ограде, отделяющей двор морга от улицы Каугейт. Она немигающим взглядом смотрела на здание детского сада напротив. Ребус направился к ней.
  
  — У вас есть сигареты? — спросила она.
  
  — Хотите закурить?
  
  — А почему бы и нет?
  
  — Это означает, что вы не курите.
  
  — И что?
  
  — А то, что я не собираюсь вас портить.
  
  Она подняла голову и впервые взглянула на Ребуса. У нее были короткие белокурые волосы и круглое лицо со слегка выступающим подбородком. Подол ее классической, до середины колена, юбки чуть-чуть не доставал до отороченного мехом голенища коричневых сапожек. Рядом с ней на каменной ограде стояла большая бесформенная сумка, в которой, видимо, содержалось все, что она в спешке собрала в дорогу.
  
  — Я инспектор Ребус, — представился он. — Сочувствую вашему горю.
  
  Женщина вяло кивнула и снова уставилась на здание детского сада.
  
  — Он работает? — спросила она, указав на детсад.
  
  — Насколько мне известно, сегодня, конечно же, нет…
  
  — Но это же детсад. — Она повернулась к дому, возвышавшемуся у нее за спиной. — И как раз через дорогу от этого. Слишком близко, не кажется вам, детектив Ребус?
  
  — Наверно, вы правы. Жаль, меня не было с вами на опознании.
  
  — Почему? Разве вы знали Бена?
  
  — Нет… просто я подумал… Как получилось, что рядом с вами никого не было?
  
  — А кто должен был быть?
  
  — Кто-нибудь из избирателей… из товарищей по партии.
  
  — Вы думаете, кто-нибудь из лейбористов сейчас вспоминает о нем? — Она горько усмехнулась. — Все они сейчас готовятся возглавить этот идиотский марш, предвкушая момент, когда репортеры защелкают камерами. Бен без конца твердил о своей близости к тому, что он называл «кормилом». Но ничем хорошим это для него не обернулось.
  
  — Будьте осторожней, — предупредил ее Ребус. — Вы говорите так, будто сами не прочь влиться в толпу протестующих. — Она, поморщившись, фыркнула, но ничего не сказала. — У вас есть какие-нибудь соображения, почему он?… — Ребус осекся. — Вы ведь знаете, о чем я хочу спросить?
  
  — Я ведь, как и вы, служу в полиции. — Она наблюдала, как он достает из кармана сигареты. — Всего одну, — попросила она.
  
  Ну разве мог он ей отказать? Он зажег две сигареты и присел на ограду рядом с ней.
  
  — Ни одной машины, — сказала она.
  
  — Город закрыт, — объяснил он. — С такси тоже проблемы, но моя машина припаркована…
  
  — Ничего, пройдусь, — успокоила она Ребуса. — Записки он не оставил, если вы это имели в виду. Вчера он выглядел довольным, раскованным и так далее. Коллеги не могут ничего объяснить… никаких проблем на работе. — Она замолчала, устремив взгляд в небо. — Хотя на работе-то у него постоянно были проблемы.
  
  — Судя по всему, вы много общались.
  
  — Почти все уик-энды он проводил в Лондоне. Мы не виделись последний месяц, может, даже два, но постоянно обменивались мейлами, эсэмэсками. — Она затянулась.
  
  — Так были, говорите, проблемы на работе? — напомнил Ребус.
  
  — Он определял политику помощи иностранным государствам, решая, какая из дышащих на ладан африканских диктатур заслуживает нашей поддержки.
  
  — Тогда понятно, зачем он сюда приехал, — произнес Ребус, обращаясь больше к самому себе.
  
  Она печально кивнула:
  
  — Разговор о голодных и нищих за роскошным столом в Эдинбургском замке — это еще один шаг к «кормилу».
  
  — Он понимал иронию происходящего? — предположил Ребус.
  
  — Разумеется.
  
  — И бесполезность своей деятельности?
  
  Она пристально посмотрела ему в глаза:
  
  — Нет! Бен был не таким. — С трудом сдерживая слезы, она покачала головой, тяжело вздохнула и щелчком отправила на дорогу едва начатую сигарету. — Мне пора.
  
  Она достала из сумки бумажник и протянула Ребусу визитку. На ней не было ничего, кроме имени — Стейси Уэбстер — и номера мобильного телефона.
  
  — Сколько времени вы работаете в полиции, Стейси?
  
  — Восемь лет. Последние три года в Скотленд-Ярде. — Она снова посмотрела ему в глаза. — У вас ведь будут ко мне вопросы — были ли у Бена враги, проблемы с деньгами, конфликты? Наверно, вы захотите их задать, так ведь? Через день, может, чуть позже… в общем, звоните.
  
  — Хорошо.
  
  — А ведь нет… — Она запнулась, не сумев подобрать нужного слова, сделала неглубокий вдох и попыталась досказать: — Нет никаких признаков того, что это было не просто падение?
  
  — Он выпил пару бокалов вина — может, у него внезапно закружилась голова.
  
  — И что, никто ничего не видел?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Вы точно не хотите, чтобы я вас подвез?
  
  Она помотала головой:
  
  — Я хочу пройтись.
  
  — Позвольте один совет: держитесь подальше от шествия. Возможно, мы еще встретимся… и поверьте, мне искренне жаль Бена.
  
  Она посмотрела Ребусу прямо в глаза:
  
  — Похоже, вы говорите искренне.
  
  Он чуть не выпалил: «Я только вчера похоронил брата», но лишь едва шевельнул губами. Ведь она могла начать задавать вопросы: «Вас многое связывало?», «Как вы себя чувствуете?» Вопросы, на которые он и сам не знал ответов. Он смотрел, как она в одиночестве идет по Каугейт, а потом вернулся в прозекторскую.
  4
  
  Когда Шивон приехала на Медоуз, колонна людей, ожидающих сигнала к началу марша, уже протянулась через все игровое поле, от здания старой больницы до дороги, вдоль которой выстроилась вереница автобусов. Какой-то человек с мегафоном периодически объявлял, что задние ряды смогут начать движение не раньше чем через два часа.
  
  — Это все проклятые полисмены, — объяснял кто-то. — Они не дают нам двигаться группами более чем по сорок-пятьдесят человек.
  
  Шивон хотела было объяснить собравшимся целесообразность подобной тактики, но поняла, что раскроет таким образом свое инкогнито. Она двинулась вдоль терпеливо стоящей колонны, практически не надеясь, что сможет найти родителей в этой толпе. Собралось, должно быть, тысяч сто, а может, и вдвое больше. Такого столпотворения ей еще никогда не доводилось видеть. Музыкальные фестивали, ежегодно проводимые в Шотландии, собирают до шестидесяти тысяч. На матчи местных футбольных команд приходит до восемнадцати тысяч болельщиков, да и то на самые интересные игры. Число толкущихся в Новый год на Принсез-стрит и прилегающих улицах приближается к ста тысячам.
  
  Но здесь народу гораздо больше.
  
  И все улыбаются.
  
  Полицейских в форме было почти не видно, так же как и распорядителей, отвечающих за порядок. Люди целыми семьями шли от Морнингсайда, Толлкросса и Ньюингтона. Ей попалось человек пять знакомых и соседей. Процессию возглавлял лорд-провост. Кто-то пустил слух, что Гордон Браун тоже здесь. Планировалось его выступление перед собравшимися, в связи с чем принимались повышенные меры безопасности, хотя в штабе операции «Сорбус» его отнесли к категории «малого риска», поскольку он активно высказывался за справедливость международной торговли. Шивон еще накануне ознакомилась со списком знаменитостей, которые намеревались осчастливить город своим присутствием: конечно, Гелдоф и Боно; возможно, Эван Макгрегор; Джулия Кристи, Клаудиа Шиффер, Джордж Клуни, Сьюзен Сарандон…
  
  Пройдя вдоль строя участников марша, она направилась к главной эстраде. Играл оркестр, несколько человек самозабвенно танцевали. Большинство просто сидело на траве, наблюдая за тем, что происходит вокруг. Неподалеку раскинулась целая деревенька палаток с детскими аттракционами, медпунктами, пунктами сбора подписей под петициями, выставками. Там продавались предметы народных промыслов, раздавались рекламные листовки. В киоске одного таблоида желающие могли получить плакат с лозунгом «Оставим бедность в прошлом», написанным под названием самой газетенки, которое демонстранты тут же отрывали. В небо то и дело взлетали воздушные шарики. Самодеятельный духовой оркестр маршировал кругами по полю, вслед за ним двигался ансамбль африканских шумовых и ударных инструментов. Еще больше танцующих; еще больше улыбок. Теперь Шивон почувствовала, что все будет хорошо. Этот марш обойдется без инцидентов.
  
  Шивон взглянула на дисплей мобильного телефона. Никаких сообщений. Обе ее попытки дозвониться родителям оказались безуспешными. Поэтому она решила еще раз обойти поле. Перед автобусом с открытым верхом была возведена еще одна эстрада — поменьше. Здесь стояли телекамеры, перед которыми у людей брали интервью. Шивон узнала Пита Постлетуэйта и Билли Бойда; мелькнуло лицо Билли Брэгга. Из всех актеров сейчас ей больше всего хотелось завидеть Гаэля Гарсию Берналя — вдруг он и в жизни такой же красавчик, как на экране.
  
  Очереди к фургонам, где продавали вегетарианскую еду, были гораздо длиннее тех, что выстроились за гамбургерами. Она и сама одно время вегетарианствовала, но несколько лет назад Ребус совратил ее с пути истинного, суя ей под нос свои рулеты с беконом. Она решила было вызвать его сюда. А что ему еще делать? Разве что валяться на диване или восседать на табурете перед стойкой в баре «Оксфорд». Но вместо этого отправила сообщение родителям, а потом снова двинулась вдоль колонны, ожидавшей сигнала к маршу. Высоко над головами раскачивались транспаранты и лозунги, свистели свистульки и дудки, стучали барабаны. Сколько энергии тратится впустую… так наверняка сказал бы Ребус. Еще он сказал бы, что все сделки между политиками уже заключены. И был бы прав: парни в штабе операции «Сорбус» говорили ей то же самое. «Глениглс» нужен лидерам стран для того, чтобы потусоваться и попозировать перед камерами. Все уже согласовано более мелкими сошками, главные среди которых — министры финансов. Остается только поставить на давно подготовленных документах восемь подписей, что и будет проделано в последний день саммита «Большой восьмерки».
  
  — И во что же все это обойдется? — поинтересовалась тогда Шивон.
  
  — Ну где-то миллионов в сто пятьдесят.
  
  Услышав это, старший инспектор уголовной полиции Макрей тихонько ахнул. Шивон лишь молча поджала губы.
  
  — Я знаю, о чем вы подумали, — продолжал штабист. — Ведь на эти деньги можно купить столько лекарств…
  
  Продолжая продираться сквозь толпу в безуспешных поисках родителей, Шивон вдруг краем глаза заметила какое-то яркое пятно. Масса желтых курток двигалась по Медоу-лейн. Последовав за ними, она свернула за угол на Баклу-плейс.
  
  И замерла как вкопанная.
  
  Человек шестьдесят облаченных в черное демонстрантов были зажаты в кольцо чуть ли не сотней полицейских. Демонстранты надрывно дудели в рожки. Их лица скрывались за солнечными очками и черными шарфами. Некоторые натянули на головы капюшоны, кто-то повязал бандану. Ни пестрых плакатов, ни улыбок на лицах. От полицейских эту ораву отделяли только плексигласовые щиты. На одном таком прозрачном щите уже красовалась эмблема анархистов, нарисованная спреем. Протестующие напирали, пытаясь пробиться к Медоуз. Но полиция придерживалась другой тактики: главное — остановить. Остановленное стадо, значит, контролируемое стадо. Шивон была поражена: коллеги, видимо, узнали о приближении бунтарей. Они быстро стянули силы, чтобы купировать конфликт. Отдельные прохожие замедляли шаги, не зная, поглазеть ли на происходящее или спешить на Медоуз. Кое-кто уже вытаскивал мобильники с камерами. Шивон еще раз оглянулась, опасаясь сама попасть в кольцо оцепления. Из-за живого заслона слышались иностранные слова: то ли испанские, то ли итальянские.
  
  Ее рука непроизвольно скользнула в карман и сжала удостоверение. Она была готова предъявить его, если ситуация накалится еще сильнее. Над головой кружил вертолет, со ступенек одного из университетских зданий офицер в форме снимал происходящее. Глазок его объектива на какую-то секунду задержался на Шивон. Внезапно ее внимание привлекла другая камера, наведенная на него. Внутри полицейского кольца стояла Сантал и снимала все подряд на свою цифровую видеокамеру. В черной одежде, с рюкзаком на плече, она всецело сосредоточилась на съемке. Протестующие хотели иметь собственный видеоотчет: чтобы было что потом посмотреть; чтобы изучать тактические приемы полиции; а также на тот случай, — может быть, даже желанный, — если полицейские применят силу. Они понимали важность таких свидетельств. Фильм, снятый в Генуе, показывали по всему миру. Неужели свежий фильм о жестокостях полиции произведет меньший эффект?
  
  Вдруг камера Сантал нацелилась на Шивон, а ее рот растянулся в усмешке — значит, узнала. Подойти бы спросить, где родители, да не время… Завибрировал мобильник, кто-то хочет поговорить. Шивон глянула на дисплей, номер был незнакомый.
  
  — Шивон Кларк, — произнесла она, поднося к уху плоский аппаратик.
  
  — Шив? Это Рэй Дафф. Считай, выходной я заработал.
  
  — Какой еще выходной?
  
  — Который ты мне обещала… — Он секунду помолчал. — Если только это не уловка, которую вы придумали вместе с Ребусом?
  
  Шивон улыбнулась:
  
  — Посмотрим. Ты в лаборатории?
  
  — Тружусь как каторжный, и все ради тебя.
  
  — Исследуешь тряпки, найденные у Лоскутного родника?
  
  — Кажется, для тебя кое-что есть, хотя не уверен, что это приведет тебя в восторг. Когда сможешь подскочить?
  
  — Через полчаса, — сказала она, отворачиваясь от истошно задудевших рожков.
  
  — Не пытайся скрывать, где ты находишься, — донесся из трубки голос Даффа. — По телевизору показывают новости.
  
  — Марш или стычку с полицией?
  
  — Конечно, стычку с полицией. Счастливые лица законопослушных участников марша вряд ли заинтересуют кого-то, даже если их число превышает четверть миллиона.
  
  — Четверть миллиона?
  
  — Да, именно так и сказали. Жду тебя через полчаса.
  
  — Пока, Рэй, — попрощалась она.
  
  Ее поразило число, которое назвал Рэй… ведь это больше половины населения Эдинбурга. Все равно как если бы на улицы Лондона разом высыпало три миллиона. Зато эту небольшую кучку одетых в черное людей в течение ближайшего часа или даже двух будут беспрерывно показывать в новостях.
  
  А сразу после этого все до одного переключатся на прямую трансляцию из Лондона концерта «Лайв Эйт».
  
  Нет, Шивон, нет и еще раз нет, думала она. Ты рассуждаешь, как этот чертов циник Ребус. Эта протянувшаяся по городу живая цепь, эта белая лента, эта надежда и страсть объединят в едином порыве всех…
  
  За одним исключением.
  
  Еще недавно она предполагала, что будет шагать бок о бок с этими людьми и добавит свое собственное маленькое «я» к общей статистике. Вот и не получилось. Прощения у родителей она попросит потом, а сейчас ноги уже сами несли ее прочь от Медоуз, к участку в Сент-Леонард, откуда можно было доехать на патрульной машине — с их шофером или самостоятельно. Ее собственная машина уже стояла в мастерской, рекомендованной Ребусом. Автомеханик просил позвонить ему в понедельник. Она вспомнила про одну женщину, которая на время саммита угнала из города свой лимузин, опасаясь вандалов. Тогда Шивон сочла ее перестраховщицей.
  
  А Сантал, похоже, и не заметила, как она ушла.
  
  — …даже письмо отправить невозможно, — сетовал Рэй Дафф. — Все почтовые ящики опечатали, чтобы в них не заложили бомбу.
  
  — Витрины некоторых магазинов на Принсез-стрит закрыты досками, — добавила Шивон. — Как по-твоему, чего бояться какой-нибудь «Энн Саммерз»?[6]
  
  — Баскских сепаратистов? — насмешливо предположил Ребус. — Может, перейдем, наконец, к делу?
  
  Дафф скривился и фыркнул:
  
  — Смотри-ка, торопится! Наверно, боится пропустить великое воссоединение.
  
  — Великое воссоединение кого с кем? — переспросила Шивон, вопросительно взглянув на Ребуса.
  
  — «Пинк Флойд», — ответил Ребус. — Но если окажется, что это что-то вроде союза Маккартни с «U2», я просто повешусь.
  
  Они сидели в одной из лабораторий на Хауденхолл-роуд. Дафф, тридцатипятилетний брюнет с коротким ежиком и заметными залысинами, протирал очки полой белого халата. По мнению Ребуса, криминальный сериал «Расследование на месте преступления» самым пагубным образом повлиял на экспертов с Хауденхолл-роуд. Несмотря на отсутствие средств, гламура и душераздирающего звукового сопровождения, в собственных глазах они все тут же превратились в актеров. Дафф, судя по всему, избрал себе роль эксцентричного гения. Поэтому перестал пользоваться контактными линзами и нацепил очки в толстой роговой оправе, отлично гармонирующие с шеренгой разноцветных ручек, торчащих из нагрудного кармана.
  
  И теперь он перед ними красовался.
  
  — Мы отнимаем у тебя время, — напомнил Ребус, надеясь подтолкнуть его к сути дела.
  
  Они стояли у рабочего стола, где были разложены разные предметы одежды. Дафф прикрепил к каждому квадратик с номером, а также квадратики поменьше — разноцветные, что наверняка имело какой-то смысл, — рядом с пятнами или повреждениями, обнаруженными на каждом из лежащих на столе предметов.
  
  — Чем быстрее закончим, тем скорее ты приступишь к надраиванию своего «Эм Джи».
  
  — Кстати, — сказала Шивон. — Спасибо, что предложил меня в награду Рэю.
  
  — Не стоит благодарности, — пробурчал Ребус. — Ну, так что мы тут видим, профессор?
  
  — В основном грязь и птичий помет, — подбоченясь, ответил Дафф. — Грязь помечена коричневыми маркерами, помет — серыми. — Он кивком указал на цветные квадратики.
  
  — А голубыми и розовыми…
  
  — Голубыми — то, над чем еще нужно поработать, а розовыми…
  
  — Неужели не следы губной помады? — перебила его Шивон.
  
  — Представь себе — кровь! — с пафосом произнес Рэй.
  
  — Отлично, — сказал Ребус, взглянув на Шивон. — На скольких предметах?
  
  — Пока на двух… Номер один и номер два. Номер один — коричневые вельветовые брюки. Вообрази, чего стоило рассмотреть ее на коричневом фоне. По виду все равно что ржавчина. Номер два — футболка бледно-желтого цвета, как вы сами видите.
  
  — Не очень-то видим, — заметил Ребус, наклоняясь, чтобы рассмотреть вещь поближе. Футболка была вся в грязи. — Что это на левой стороне груди? Какая-то эмблема?
  
  — На ней написано: «Автомастерская Кьоу». А спина вся в потеках крови, словно она хлынула струей.
  
  — Хлынула струей?
  
  Дафф утвердительно кивнул:
  
  — В результате удара по голове. Чем-то вроде молотка.
  
  — «Автомастерская Кьоу»?
  
  Вопрос Шивон был обращен к Ребусу, но он лишь пожал плечами, а вот Дафф откашлялся, прочищая горло.
  
  — В Пертширском телефонном справочнике не упоминается. Равно как и в справочнике Эдинбурга.
  
  — Быстрая работа, Рэй, — одобрительно сказала Шивон.
  
  — А как насчет свидетельства номер один, Рэй? — спросил Ребус, подмигивая.
  
  Дафф кивнул:
  
  — Тут уже не потеки, а пятна на правой штанине в области колена. Если ты вдаришь кого-то в темя, кровь именно туда и брызнет.
  
  — То есть ты хочешь сказать, что у нас три жертвы одного и того же убийцы?
  
  Дафф пожал плечами:
  
  — Этого, конечно, не докажешь. Но зададимся вопросом: каковы шансы, что три разных преступника приволокли шмотки убитых ими людей в одно и то же богом забытое место?
  
  — Точно, Рэй, — согласился Ребус.
  
  — Точно то, что по округе бродит серийный убийца, — подвела итог Шивон. — Группы крови разные, я правильно поняла? — Она дождалась, пока Дафф кивнул. — Можно предположить, в каком порядке они умерли?
  
  — «СС Rider» — последний. По моему впечатлению, пятна крови на футболке самые давние.
  
  — И никаких версий насчет вельветовых штанов?
  
  Дафф медленно покачал головой, затем сунул руку в карман халата и вынул оттуда прозрачный полиэтиленовый пакет:
  
  — Не знаю, может, вот это что-то прояснит.
  
  — Что это? — спросила Шивон.
  
  — Кредитная карточка, — произнес Дафф, наслаждаясь произведенным эффектом. — На имя Тревора Геста. И чтоб вы мне не говорили, что я не заслужил своего маленького вознаграждения…
  
  Выйдя на свежий воздух, Ребус закурил. Шивон, скрестив руки на груди, мерила шагами парковку.
  
  — Один убийца, — задумчиво произнесла она.
  
  — Угу.
  
  — Две личности установлены, один, похоже, автомеханик…
  
  — Или торговец автомобилями, — пробормотал Ребус. — А может, просто у кого-то каким-то образом оказалась футболка с рекламой автомастерской.
  
  — Спасибо, твое замечание очень расширило область поиска, — с ехидцей поблагодарила Шивон.
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Ну а если бы мы нашли шарф с хибовской эмблемой,[7] мы что, сразу же занялись бы командой?
  
  — Все правильно, твои доводы приняты. — Шивон остановилась. — Тебе нужно возвращаться в прозекторскую?
  
  Он помотал головой:
  
  — Кто-то из нас должен сообщить Макрею последние новости.
  
  Она понимающе кивнула:
  
  — Это я возьму на себя.
  
  — Ну все, больше сегодня делать нечего.
  
  — Будешь смотреть «Лайв Эйт»?
  
  Он снова пожал плечами:
  
  — А ты опять на Медоуз?
  
  Она рассеянно кивнула, словно ее мысли витали где-то далеко:
  
  — И надо же было этому случиться в такое время!
  
  — Не зря же нам отваливают дополнительные бабки, — сказал Ребус, делая глубокую затяжку.
  
  У дверей квартиры Ребуса ждал пухлый пакет. Шивон направилась на Медоуз. Прощаясь, Ребус попросил ее заглянуть к нему вечерком, чтобы вместе сходить куда-нибудь выпить. Войдя в гостиную, он сразу почувствовал духоту и поспешил открыть окно. С улицы доносился шум: голоса, усиленные многократным эхом; грохот барабанов; гудки рожков и свистулек. По телевизору уже транслировали концерт «Лайв Эйт», но все группы были незнакомые. Он приглушил звук и распечатал пакет. Внутри лежала записка от Мейри: «ТЫ ЭТОГО НЕ ЗАСЛУЖИЛ», под которой оказалась пачка отпечатанных на принтере листов. Информация о деятельности компании «Пеннен Индастриз» с момента ее отделения от Министерства обороны. Хвалебные отзывы о Ричарде Пеннене с его фотографиями. Все говорило о том, что это преуспевающий бизнесмен: вылощенность, костюм в тонкую полоску, безукоризненная прическа. Ему едва ли перевалило за сорок пять, но волосы уже приобрели оттенок соли с перцем. Очки в тонкой стальной оправе; квадратная челюсть; великолепные, открытые в полуулыбке зубы.
  
  Ричард Пеннен был нанят еще Министерством обороны как специалист по микропроцессорам и компьютерному программированию. Он уверял, что его компания не занимается продажей оружия, а лишь поставляет комплектующие, повышающие эффективность оного.
  
  Ребус бегло просмотрел все интервью и комментарии к ним. Ничто не связывало Пеннена с Беном Уэбстером, кроме того, что оба имели отношение к «предпринимательству». Однако ничто и не мешало компании оплатить проживание члена парламента в номере пятизвездочного отеля. Взяв в руки следующую пачку скрепленных степлером листов, Ребус мысленно поблагодарил Мейри. Она вложила в пакет массу материалов о самом Бене Уэбстере. Его парламентская карьера была обрисована весьма схематично. Но пять лет назад пресса повыплясывала на костях семейства Уэбстер после чудовищного нападения на мать Бена. Она вместе с мужем отдыхала в Приграничье в съемном коттедже неподалеку от Келсо. В один прекрасный день супруг отправился в город за покупками, а когда вернулся, обнаружил коттедж взломанным, а жену мертвой — задушенной шнуром от оконной шторы. Она была избита, но не изнасилована. Пропали только деньги из ее кошелька и мобильный телефон.
  
  Бандит взял лишь немного наличных и телефон.
  
  И жизнь женщины в придачу.
  
  Расследование затянулось на несколько недель. Ребус пересмотрел снимки коттеджа, жертвы, ее убитого горем мужа, двух ее детей — Бена и Стейси. Он достал из кармана визитку Стейси и, продолжая читать, теребил ее пальцами. Бен — член парламента от Данди; Стейси — «старательная и располагающая», по словам коллег, служащая лондонской полиции. Коттедж стоял на опушке леса среди холмов, закрывавших его от ближайших домов. Супругам нравились далекие пешие прогулки, их часто видели в барах и закусочных Келсо. Этот район был обычным местом их отдыха. Местные власти тут же выступили с заявлением, что Приграничье «свободно от криминала и является идеальным прибежищем для любителей тишины и покоя». Они перепугались, как бы страшное происшествие не отпугнуло туристов…
  
  Убийцу так и не нашли. История перекочевала с первых полос на вторые, через некоторое время — на последние, а потом о ней стали вспоминать, лишь когда речь заходила о Бене Уэбстере. Среди бумаг было одно подробное интервью, данное им, когда он стал парламентским личным секретарем. О семейной трагедии он тогда говорить отказался.
  
  Хотя слово «трагедия» следовало бы употребить во множественном числе. Его отец недолго прожил на свете после убийства жены. Однако умер он естественной смертью.
  
  — Он утратил волю к жизни, — к такому заключению пришел один из его соседей. — Теперь он покоится в мире рядом с любовью всей своей жизни.
  
  Ребус стал снова рассматривать фотографию Стейси, сделанную в день похорон матери. По всей видимости, она обращалась с телеэкрана ко всем, кто обладал хоть какой-нибудь информацией, с просьбой откликнуться. Она держалась более стойко, чем брат, отказавшийся участвовать в пресс-конференции. Ребус очень надеялся на то, что ей и сейчас не изменит мужество.
  
  Самоубийство казалось естественным шагом не справившегося со своим горем сына. Вот только почему тогда Бен кричал? И охранников что-то заставило кинуться к противоположной стене. Но почему именно в эту ночь? И именно в этом месте? В то время как в город съехались репортеры со всего мира…
  
  Зачем эта показуха?
  
  А Стилфорт… Стилфорт старается все замять. Ничто не должно отвлекать внимания от «Большой восьмерки». Ничто не должно нарушить покоя прибывших делегаций. Покопавшись в себе, Ребус был вынужден признать, что ухватился за это дело только из желания досадить представителю особого подразделения. Он встал и пошел на кухню, чтобы приготовить еще одну чашку кофе, а потом снова вернулся в гостиную. Порыскал по каналам, но не нашел никаких репортажей о марше. Толпа в Гайд-парке выглядела довольной, хотя ее отделяло от сцены отгороженное пространство, почти не заполненное людьми. Может, там сидела охрана, а может, репортеры. Гелдоф не просил денег — акция «Лайв Эйт» призвана была объединить умы и сердца. Ребус задался вопросом: сколькие из тех, кто присутствует на концерте, откликнутся на призыв преодолеть четыреста миль, отделяющие их от Шотландии? Он закурил сигарету, сел в кресло и уставился в экран. Ему вспомнился Лоскутный родник. Если Рэй Дафф прав, они имеют дело по крайней мере с тремя жертвами и убийцей, который устроил там что-то вроде алтаря. Мог ли это быть кто-то из местных? Кому известно про Лоскутный родник за пределами Охтерардера? Упоминается ли он в путеводителях и рекламных брошюрах для туристов? Было ли это место выбрано из-за близости к резиденции саммита «Большой восьмерки» и рассчитывал ли убийца на то, что многочисленные полицейские патрули найдут ужасные следы совершенного им преступления? А если так, то успокоится ли он на содеянном?
  
  Три жертвы… вряд ли удастся утаить это от средств массовой информации. «СС Rider»… автомастерская Кьоу… кредитная карточка… Убийца явно облегчает им работу: он хочет показать, что находится где-то рядом. Он хочет выйти на международную арену. Да и Макрей не упустит такой возможности. Будет с удовольствием выпячивать грудь перед камерами, отвечая на вопросы, а рядом будет стоять Дерек Старр.
  
  Шивон сказала, что оповестит Макрея. Рэй Дафф тем временем продолжит работу, возьмет пробы ДНК крови, поищет отпечатки пальцев, волосы и волокна тканей, попытается их идентифицировать. Ребус снова подумал о Сириле Коллере. Едва ли можно считать его типичной жертвой. Серийные убийцы обычно нападают на людей слабых, незащищенных. Может, он просто оказался не в том месте и не в то время? Убили Коллера в Эдинбурге, а лоскут от его куртки нашелся в охтерардерских лесах вскоре после того, как начала действовать операция «Сорбус». Сорбус — порода дерева. Обрывок с логотипом «СС Rider» был оставлен на лесной поляне…
  
  В дверь постучали. Должно быть, Шивон. Ребус загасил сигарету, встал и оглядел комнату. Все не так плохо: ни пустых банок из-под пива, ни коробок от пиццы. Бутылка виски на полу у ножки стула: он поднял ее и поставил на каминную доску. Переключил телевизор на новостной канал и пошел в прихожую. Широко распахнул дверь, но, увидев лицо гостя, внутренне содрогнулся.
  
  — Совесть, как я посмотрю, тебя больше не мучает, — проговорил он с притворным равнодушием.
  
  — Моя совесть чиста, твою мать, как только что выпавший снег. А ты можешь сказать то же самое о своей, Ребус?
  
  На пороге стоял Моррис Гордон Кафферти. Весь в белом, на груди надпись: «ОСТАВИМ БЕДНОСТЬ В ПРОШЛОМ». Руки в карманах. Он медленно вынул их, повернул ладонями вверх, демонстрируя Ребусу, что они пусты. Гладко выбритая, сияющая, как боулинговый шар, голова. Глаза маленькие, глубоко сидящие. Блестящие губы. Шеи нет. Ребус хотел захлопнуть дверь, но Кафферти придержал ее рукой:
  
  — Так-то ты встречаешь старого друга?
  
  — Пошел к черту.
  
  — Что у тебя за вид? Рубашку с пугала, что ли, снял!
  
  — А кто тебя так прикинул — Тринни и Сюзанна?[8]
  
  Кафферти самодовольно хмыкнул:
  
  — Я с ними недавно встречался — за завтраком после телешоу… Мы душевно поболтали.
  
  Ребус оставил попытки закрыть дверь:
  
  — Какого черта тебе надо, Кафферти?
  
  Кафферти изобразил, будто стряхивает с упиравшейся в дверную панель ладони воображаемую грязь.
  
  — Ребус, сколько времени ты здесь живешь? Лет, наверно, тридцать?
  
  — И что?
  
  — Ты ведь никогда не пытался улучшить своего положения — вот уж этого мне никак не понять.
  
  — Может, мне стоит написать об этом книгу.
  
  Кафферти оскалился в улыбке:
  
  — А я вот подумываю написать продолжение своей, про еще кое-какие из наших «разногласий».
  
  — Так вот зачем ты пришел! Захотелось освежить память?
  
  Лицо Кафферти помрачнело.
  
  — Я здесь из-за своего парня, Сирила.
  
  — Что именно тебя интересует?
  
  — Я слышал, расследование немного продвинулось. Я хочу знать насколько.
  
  — Кто тебе доложил?
  
  — Значит, это правда?
  
  — Так я тебе и сказал!
  
  С диким рыком Кафферти втолкнул Ребуса в прихожую, отбросив к дальней стене. Потом он сграбастал его в охапку, но Ребус, изловчившись, схватил противника за грудки. Они стали крутиться по прихожей и в конце концов оказались на пороге гостиной. Вдруг Кафферти, кинув взгляд в комнату, словно окаменел. Воспользовавшись моментом, Ребус высвободился из его рук.
  
  — Господи, боже мой… — Кафферти не сводил глаз с двух стоящих на диване коробок, которые Ребус вчера вечером принес из участка домой. Поверх одной лежало фото, сделанное при вскрытии, а из-под него выглядывала архивная фотография самого Кафферти. — За каким чертом ты все это притащил? — спросил Кафферти, едва справляясь с дыханием.
  
  — Какое твое собачье дело?
  
  — Значит, ты все еще стараешься повесить это на меня…
  
  — Тут и стараться особо не приходится, — отозвался Ребус. Подойдя к камину, он взял бутылку, поднял с полу стакан и плеснул в него виски. — Скоро это станет известно публике, — добавил он и, сделав паузу, выпил то, что было в стакане. — Мы думаем, что Коллер не единственная жертва.
  
  Кафферти сощурил глаза, словно пытаясь понять смысл только что сказанного.
  
  — А кто еще?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Проваливай-ка отсюда, да поскорее.
  
  — Я могу помочь, — предложил Кафферти. — Я знаю кое-кого…
  
  — Неужели? Может, Тревор Гест тебе знаком?
  
  Кафферти секунду подумал, прежде чем признать себя побежденным.
  
  — А как насчет автомастерской Кьоу?
  
  Кафферти набычился:
  
  — Ребус, ведь я могу многое выяснить. У меня есть контакты в таких местах, о которых тебе и подумать-то страшно.
  
  — Меня пугает все, что связано с тобой, Кафферти: страх замараться, наверное. А что ты так разволновался из-за Коллера?
  
  Кафферти не мог отвести глаз от бутылки.
  
  — У тебя найдется еще стакан? — наконец спросил он.
  
  Ребус пошел на кухню за стаканом, а вернувшись, обнаружил, что Кафферти читает записку, которую Мейри приложила к пакету.
  
  — Вижу, мисс Хендерсон оказывает тебе помощь, — с холодной улыбкой произнес Кафферти. — Я сразу узнал ее почерк.
  
  Ребус молча плеснул немного виски в стакан.
  
  — Лично я предпочитаю солодовые сорта, — поморщился Кафферти, поднося стакан к носу. — А чем тебя заинтересовала «Пеннен Индастриз»?
  
  Ребус пропустил вопрос мимо ушей.
  
  — Ты собирался рассказать мне про Сирила Коллера, — Кафферти осмотрелся, ища глазами, куда сесть.
  
  — Не смей садиться, — рыкнул Ребус. — Ты здесь не надолго.
  
  Кафферти проглотил виски и поставил стакан на стол.
  
  — Вообще-то Сирил интересует меня не так уж сильно, — признался он. — Но когда такое случается… ты же понимаешь, начинают ползти слухи. Кругом уже болтают, что мне объявили вендетту. А это всегда плохо влияет на бизнес. Кто-кто, а ты-то, Ребус, знаешь, что в прошлом у меня были враги…
  
  — Странно, что я никого из них больше не вижу.
  
  — Слишком много развелось шакалов, точащих зубы на добычу… мою добычу. — Произнеся это, он ткнул себя большим пальцем в грудь.
  
  — Стареешь, Кафферти, стареешь.
  
  — Да и ты, Ребус, тоже. Только мой бизнес не предусматривает пенсионного обеспечения.
  
  — А шакалы становятся все моложе и голоднее, так? — язвительно заметил Ребус. — И тебе нужно постоянно показывать, что ты еще в силе.
  
  — Я еще ни разу не уходил с поля боя побежденным. И никогда не уйду.
  
  — Скоро все само собой прояснится. Если ты никак не связан с двумя другими жертвами, то ни у кого не будет оснований считать, что убийца Коллера замышляет свести счеты с тобой.
  
  — Но ведь…
  
  — Ведь что?
  
  Кафферти подмигнул:
  
  — Автомастерская Кьоу и Тревор Гест.
  
  — Кафферти, предоставь это нам.
  
  — Ребус, кто знает, а вдруг окажется, что я смогу прояснить ситуацию с «Пеннен Индастриз»? — Кафферти направился к двери гостиной. — Спасибо за выпивку и легкую физическую разминку. Думаю, еще успею пристроиться в хвосте марша. Я всегда считал нищету одной из основных бед. — Задержавшись, он оглядел прихожую. — Хотя никогда не подозревал, до чего может дойти убожество, — резюмировал Кафферти, выходя на лестничную площадку.
  5
  
  Когда Шивон вошла, многоуважаемый Гордон Браун, депутат парламента и министр финансов, уже начал свою речь. Девятьсот человек слушали его, расположившись в Зале Ассамблей на Маунде. В последний раз Шивон была здесь, когда помещение временно занимал шотландский парламент, но теперь парламент переехал в помпезное здание напротив резиденции королевы в Холируде, а Зал Ассамблей снова стал нераздельной собственностью Шотландской церкви, которая совместно с «Христианской помощью»[9] и организовала это вечернее мероприятие.
  
  Шивон пришла в Зал Ассамблей, чтобы встретиться с начальником полиции Эдинбурга Джеймсом Корбином. Корбин, назначенный на эту должность меньше года назад, заменил Дэвида Стретерна. Его назначение всеобщей радости не вызвало. Корбин был англичанин, «выскочка» и к тому же совсем «юнец». Однако он сразу же показал себя практиком, выступающим на переднем крае борьбы с преступностью. Корбин сидел в полной форме с фуражкой на коленях. Шивон знала, что ее ждут, поэтому заняла место поближе к дверям и стала слушать клятвы и заверения, которыми щедро сыпал министр. Когда он объявил о списании долгов тридцати восьми беднейшим странам Африки, раздались аплодисменты. Но, когда они смолкли, Шивон услышала гневный выкрик. Одинокий протестующий поднялся с кресла. На нем был килт. Он задрал подол и показал вырезанный из плаката портрет Тони Блэра, прикрепленный к трусам. Сразу появились охранники, и те, кто сидел рядом, помогли им вытащить недовольного в проход. Пока его волокли к дверям, в зале не смолкали аплодисменты — на сей раз в адрес охранников. Министр финансов, который во время вынужденной паузы приводил в порядок свои бумажки, продолжил речь с того места, на котором его прервали.
  
  Тем временем инцидент послужил Корбину предлогом для того, чтобы покинуть зал. Выйдя вслед за начальником полиции, Шивон представилась ему. Протестующий и его конвоиры уже исчезли, только несколько министерских служащих прохаживались по фойе, ожидая окончания речи своего босса. В руках у них были папки с документами и мобильные телефоны, а на лицах читалась усталость.
  
  — Старший инспектор Макрей сказал, что возникла проблема, — ответил на ее приветствие Корбин.
  
  Это был мужчина сорока с небольшим лет, с зачесанными набок черными волосами, крепко сложенный и высокий, не ниже шести футов. На правой щеке у него темнело большое родимое пятно, на которое Шивон, следуя наставлениям Макрея, изо всех сил старалась не коситься.
  
  — Чертовски трудно смотреть ему прямо в глаза — говорил ей шеф, — когда в поле зрения такой объект…
  
  — Кажется, у нас три жертвы, — сказала она начальнику полиции.
  
  — И место преступления чуть ли не на пороге «Глениглса»?
  
  — Не совсем так, сэр. Думаю, тел мы там не найдем, только некоторые вещественные доказательства.
  
  — В пятницу в «Глениглсе» все заканчивается и они уезжают. До этого времени надо приостановить все следственные мероприятия.
  
  — Но ведь с другой стороны, — деликатно заметила Шивон, — лидеры начнут прибывать только в среду. У нас в распоряжении целых три дня…
  
  — Что именно вы предлагаете?
  
  — Не предавая происшедшего огласке, делать все, что в наших силах. Судмедэксперты могут за это время провести тщательные исследования. Одно из тел обнаружено в Эдинбурге, так что высшее руководство беспокоить не придется.
  
  Корбин внимательно посмотрел на нее:
  
  — Вы сержант, если не ошибаюсь?
  
  Шивон кивнула.
  
  — Но ваш чин не позволяет вам взять на себя такое расследование. — Он не хотел ее обидеть — лишь констатировал факт.
  
  — Первые следственные мероприятия мы провели с одним из инспекторов нашего участка, сэр.
  
  — Какая помощь вам нужна?
  
  — Наверное, вам сейчас не до меня.
  
  Корбин улыбнулся:
  
  — Сейчас особый момент, сержант Кларк, надо действовать очень осмотрительно.
  
  — Я понимаю.
  
  — Уверен, что понимаете. А этот инспектор из вашего участка… на него можно положиться?
  
  Шивон кивнула и, стараясь не моргнуть, выдержала пристальный взгляд начальника полиции. При этом она подумала: «Он так недавно вступил в должность, может, и не слышал о Джоне Ребусе?»
  
  — Вы не против поработать в воскресенье? — спросил он.
  
  — Совершенно не против. Вот не знаю, как ГОМП…
  
  — Здесь я вам помогу. — Его лицо стало задумчивым. — Марш прошел без инцидентов… возможно, наши опасения вообще не оправдаются.
  
  — Хорошо бы, сэр.
  
  Корбин снова пристально посмотрел на нее.
  
  — У вас английский акцент, — подметил он.
  
  — Да, сэр.
  
  — Это не создает вам проблем?
  
  — Несколько раз случалось…
  
  Корбин понимающе кивнул:
  
  — Ладно. Постарайтесь провернуть до среды все, что возможно. Возникнут проблемы, сразу ко мне. Но смотрите, не наступите кому-нибудь на мозоль. — Он скользнул взглядом по группе министерских служащих.
  
  — В отделе СО-двенадцать есть некий Стилфорт, сэр. У него могут возникнуть некоторые возражения.
  
  Корбин взглянул на часы:
  
  — Направьте его ко мне. — Он надел фуражку с галуном. — Мне пора. Вы понимаете, какая на вас ложится ответственность?…
  
  — Да, сэр.
  
  — Сделайте так, чтобы и ваш коллега это осознал.
  
  — Он все поймет, сэр.
  
  Он протянул ей руку:
  
  — Отлично. На этом попрощаемся, сержант Кларк.
  
  Они обменялись рукопожатиями.
  
  В радионовостях сообщили о марше, после него вскользь упомянули, что смерть чиновника Департамента международного развития Бена Уэбстера была «классифицирована как несчастный случай со смертельным исходом». Главной новостью был, конечно же, концерт в Гайд-парке. Шивон уже наслушалась жалоб от многих людей, собравшихся на Медоуз. Они предчувствовали, что поп-звезды их совершенно затмят.
  
  — Им только и нужно, что покрасоваться да продать побольше дисков, — говорил один мужчина. — Только о себе и думают…
  
  По последним уточненным данным, в марше приняло участие двести двадцать пять тысяч человек. Шивон не знала, сколько народу собрал концерт в Лондоне, но была уверена, что минимум вдвое меньше. Ночные улицы были запружены автомобилями и пешеходами. Огромное количество автобусов устремилось из города в южном направлении. В витринах магазинов и ресторанов, мимо которых проходила Шивон, то и дело попадались лозунги: «Мы за то, чтобы бедность осталась в прошлом», «Мы используем продукты, купленные на основе взаимной выгоды», «Я мелкий местный торговец. Участники марша, заходите!» Ей, как и начальнику полиции, хотелось надеяться, что все пройдет без эксцессов, но впереди была еще долгая неделя.
  
  Рядом с лагерем в Ниддри стояли автобусы. Границы палаточного городка значительно раздвинулись. Действиями охраны руководил вчерашний знакомец Шивон. На сей раз она спросила, как его зовут.
  
  — Бобби Грейг.
  
  — А я Шивон. Сегодня тут у вас суета.
  
  Он пожал плечами:
  
  — Да не особая и суета — их всего-то тысячи две.
  
  — Вы, кажется, разочарованы?
  
  — Муниципалитет потратил миллион фунтов на обустройство этого места, а ведь за такие деньги можно было предоставить каждому номер в гостинице. — Он кивнул в сторону машины, из которой она вылезла. — Я вижу, у вас замена.
  
  — Позаимствовала в гараже на Сент-Леонард. Ну как, местные больше не доставляли хлопот?
  
  — Пока все тихо и спокойно. Но учтите, сейчас темно… в это время они обычно выходят на улицу. Знаете, как здесь себя чувствуешь? — Он обвел глазами лагерь за изгородью. — Как в каком-нибудь фильме про оживающих мертвецов…
  
  Шивон широко улыбнулась:
  
  — Значит, вы, Бобби, последняя надежда человечества. Вам это должно льстить.
  
  — Моя смена заканчивается в полночь! — крикнул он ей вслед, когда она пошла к палатке родителей.
  
  Палатка казалась необитаемой. Шивон откинула полог и заглянула внутрь. Стул и стулья были сложены, спальные мешки плотно скатаны. Вырвав страницу из блокнота, она написала записку. В соседних палатках также не было заметно никаких признаков жизни. Шивон пришло в голову, что родители вместе с Сантал, возможно, пошли куда-нибудь выпить.
  
  Сантал… ведь в последний раз она видела ее в полицейском кольце на Баклу-плейс, то есть у нее могут быть неприятности… от нее могут быть неприятности.
  
  Послушай себя, детка! Ты ведь боишься, что твоих ультрасовременных родителей с их левацкими идеями собьют с пути праведного!
  
  Чтобы хоть как-то убить время, Шивон решила пройтись по лагерю. Немногое изменилось в нем с прошлой ночи: бренчали гитары, им негромко подпевали люди, сидевшие кружком по-турецки, босоногие дети играли на траве, в шатре кормили дешевой едой. Тем, кто прибыл сюда после марша, выдавали опознавательные браслеты и показывали места для установки палаток. Край неба был еще освещен, на нем четко вырисовывались очертания Трона Артура. Шивон подумала, что, может быть, завтра, выкроив свободный часок, поднимется туда. Вид, открывающийся с вершины этого холма, всегда приводил ее в трепет… Если, конечно, удастся выкроить этот часок. Ей пришло в голову, что надо бы позвонить Ребусу и рассказать о последних событиях. Он наверняка дома, корпит над своей коробкой.
  
  — А ведь субботний вечер, не так ли? — услышала она голос Бобби Грейга. Он стоял позади нее, держа в одной руке фонарь, а в другой переговорное устройство. — Вам бы сейчас расслабиться в хорошей компании.
  
  — Кажется, именно этим и занимаются мои друзья. — Она кивнула в сторону палатки родителей.
  
  — Когда сдам смену, пойду куда-нибудь выпить, — намекнул он.
  
  — Я завтра работаю.
  
  — Надеюсь, за сверхурочные.
  
  — Спасибо за приглашение… может быть, как-нибудь в другой раз.
  
  — Что ж, не буду считать это окончательным отказом, — сказал Бобби, пожимая своими широченными плечами. В этот момент в переговорном устройстве раздался щелчок, и он поднес его к губам. — Башня, повторите еще раз…
  
  — Они снова здесь, — отозвался металлический голос.
  
  Шивон посмотрела поверх ограждения, но ничего не увидела. Вслед за Бобби Грейгом она направилась к входу. Так и есть: дюжина парней с натянутыми на лоб капюшонами, в надвинутых почти на глаза бейсболках. В руках никаких угрожающих предметов, кроме бутылки с дешевым пойлом, к которой они по очереди прикладывались. Пятерка охранников застыла в проходе, ожидая команды Грейга. Хулиганы знаками показывали: выходите и посмотрим, чья возьмет. Грейг устало поморщился и отвернулся.
  
  — Может, сообщить в центр? — спросил один из охранников.
  
  — Кажется, они не собираются ничего кидать, — ответил Грейг. — Так что справимся.
  
  Шпана все ближе и ближе подходила к ограждению. Среди них Шивон увидела вожака, который накануне командовал теми, кто отделал ее машину. Автомеханик, к которому ее направил Ребус, сказал, что ремонт обойдется примерно в шестьсот фунтов.
  
  — Возможно, какую-то часть возместит страховая компания, — добавил он в виде утешения.
  
  На ее вопрос, слышал ли он об автомастерской Кьоу, механик отрицательно покачал головой.
  
  — А можете поспрашивать заказчиков и коллег?
  
  Он пообещал и тут же попросил часть денег вперед. Не успела она оглянуться, как сотня фунтов упорхнула с ее банковского счета. Еще пять должны были вскоре последовать за первой, а повинные в этом погромщики находились рядом, не далее чем в шести футах. Эх, если бы сейчас у нее была камера Сантал… Всего несколько снимков, и, возможно, в местном участке их бы опознали. Но ведь где-то здесь должны быть камеры видеонаблюдения. Может, ей удалось бы…
  
  Конечно, удалось бы. Но она знала, что лучше не пытаться.
  
  — Пошли прочь отсюда! — закричал Грейг.
  
  — Ниддри наша территория, — огрызнулся вожак. — Сами чешите отсюда!
  
  — Задание поняли, но выполнить не можем.
  
  — Чувствуешь себя сильным, да? Ну как же, тебе доверили нянчиться с этим волосатым сбродом.
  
  — Хиппи-хиппи! — Га-га-га! — Есть хотите? — Да-да-да! — заорал, поддерживая вожака, один из хулиганов.
  
  — Спасибо за помощь, — не замедлил с ответом Бобби Грейг.
  
  Вожак расхохотался. Один из хулиганов злобно плюнул на загородку, другой сделал то же самое.
  
  — Мы можем взять их, Бобби, — негромко сказал один из охранников.
  
  — Не стоит.
  
  — Жирный ублюдок! — выкрикнул вожак.
  
  — Высерок толстожопый! — поддержал его один из приспешников.
  
  — Сукин сын!
  
  — Сволочь!
  
  — Жополиз дерьмовый!
  
  Грейг устремил взгляд на Шивон. Он, казалось, принимал какое-то решение. Она медленно покачала головой. Не позволяй им одержать победу.
  
  — Скотина!
  
  — Козел вонючий!
  
  — Мешок с говном!
  
  Бобби Грейг повернул голову к стоявшему рядом охраннику и подал знак коротким кивком.
  
  — Раз-два-три, — чуть слышно произнес он.
  
  — Будь спок, Бобби! — ответил охранник.
  
  Он выскочил за загородку, увлекая за собой остальных. Шпана бросилась врассыпную, но, перебежав через дорогу, снова собралась в кучку.
  
  — А ну подходите!
  
  — Прямо сейчас!
  
  — Хотите пообщаться с нами? Мы ждем…
  
  Шивон поняла, что им нужно. Они провоцировали охранников броситься их преследовать, чтобы те оказались в лабиринте улиц. Они хотели войны в джунглях, где знание местности эффективнее огнестрельного оружия. А их оружие — заранее запасенное или то, что попало под руку, — должно быть, уже находилось в боевой готовности. Огромная армия могла сидеть в засаде за высокими заборами и в узких темных закоулках. А лагерь, между тем, остался без охраны…
  
  Не раздумывая, она достала мобильник:
  
  — Офицер просит прислать помощь, — и быстро назвала адрес.
  
  Через две-три минуты они приедут. От полицейского участка в Крейгмилларе езды как раз столько. Вожак шайки изогнулся, показывая Бобби Грейгу свою задницу. Один из охранников, приняв оскорбление на свой счет, погнался за ним, а тот сделал именно то, чего так опасалась Шивон, — свернул в темный проулок.
  
  — Осторожно! — закричала она, но никто, похоже, ее не услышал. Обернувшись, она увидела нескольких обитателей лагеря, наблюдавших за происходящим. — Через минуту здесь будет полиция, — успокоила она их.
  
  — Свиньи, — с отвращением произнес один из лагерников.
  
  Шивон выскочила на обезлюдевшую дорогу. Она побежала туда, где только что скрылся Бобби Грейг. Дорога вела в тупик. Вокруг теснились обшарпанные двух- и трехэтажки. На тротуаре валялась старая велосипедная рама. Тут же приткнулась изуродованная тележка из супермаркета. Мелькали неясные тени, слышались звуки возни и вскрики. Зазвенело разбитое стекло. Шивон никого не видела. Если драка и шла, то где-то на задних дворах или на лестничных клетках. В некоторых окнах показывались лица, но сразу же исчезали, заменяясь холодным голубым свечением телевизионных экранов. Шивон продвигалась вперед, поглядывая то вправо, то влево. Она старалась представить, как бы действовал Грейг, не будь она свидетелем этих злобных и оскорбительных насмешек в его адрес. Черт бы побрал этих мужчин и их проклятые мужские амбиции…
  
  Вот и тупик: и здесь никого. Она осмотрела одну сторону улочки, потом другую. Перед последним домом стояла на кирпичах машина без колес. Из покореженного фонарного столба торчали рваные провода. Шивон не могла понять, почему не слышит полицейских сирен. Крики тоже смолкли. Только за каким-то окном шла ленивая перебранка. Мимо прокатил скейтбордист лет десяти-одиннадцати, посмотревший на Шивон с подозрением. Ей казалось, что поворот из тупика налево опять выведет ее на главную улицу, но там оказался очередной тупик. Она тихо выругалась — не видно ни зги. Ей пришло в голову, что для экономии времени лучше не возвращаться, а пройти между домами и перелезть через забор на зады другого проулка. Наверное, того, который ей нужен.
  
  Наверное.
  
  — Взялся за гуж… — пробормотала она, попав каблуком в трещину тротуара.
  
  За домами ничего особенного не было: сорная трава по колено и столбы с обрывками веревки для сушки белья. Шивон легко перемахнула через почти завалившийся забор.
  
  — Ой, тут же моя клумба! — произнес насмешливый голос.
  
  Шивон повернулась и уперлась взглядом в молочно-голубые глаза главаря шайки.
  
  — Прямо конфетка, — причмокнул он, оглядывая ее с головы до ног.
  
  — Опять нарываешься на неприятности? — спросила она.
  
  — А на какие я уже нарвался?
  
  — Вчера вечером ты изуродовал мою машину.
  
  — Что-то не пойму, о чем речь.
  
  Он сделал шаг вперед. За ним чернели две тени.
  
  — Самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это побыстрее смыться, — предупредила она.
  
  Ответом был нарочито грубый хохот.
  
  — Я из уголовной полиции, — громко объявила она, надеясь, что голос не выдаст ее страха. — Если со мной что-нибудь случится, тебе придется жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
  
  — И поэтому ты сейчас напустила в штаны?
  
  Шивон не сдвинулась с места, не отступила ни на дюйм. Зато парень еще приблизился. Теперь ей ничего не стоило заехать ему коленом в пах. Она немножко успокоилась.
  
  — Пошел прочь.
  
  — А если я не хочу?
  
  — Делай, что велят, — раздался гулкий раскатистый голос, — не то хуже будет.
  
  Шивон оглянулась. За ее спиной стоял муниципальный советник Тенч.
  
  — Вас это не касается, — огрызнулся вожак.
  
  — Все, что происходит здесь, меня касается. Если ты знаешь меня, то должен знать и это. А теперь сматывайся отсюда и считай, что легко отделался.
  
  — Ишь какой всемогущий! — ощерился один из хулиганов.
  
  — Во вселенной есть один всемогущий, и он над нами, — Тенч указал на небеса.
  
  — Витаешь в облаках, проповедник, — произнес вожак, однако, быстро повернувшись, зашагал в темноту.
  
  Тенч подвигал плечами, разминаясь.
  
  — А ведь могло закончиться очень плохо, — сказал он.
  
  — Могло, — согласилась Шивон.
  
  Она назвала себя, Тенч кивнул:
  
  — Я еще вчера подумал: эта девочка, похоже, из полиции.
  
  — Вам приходится денно и нощно нести миротворческую вахту? — поинтересовалась она.
  
  — По ночам здесь почти всегда тихо. Просто вы выбрали не совсем подходящее время для визита. — Тут послышался приближающийся звук полицейской сирены. — Это вы вызвали? — спросил Тенч и пошел в сторону лагеря.
  
  На боку машины, взятой ею в участке Сент-Леонард, красовалась надпись, выведенная аэрозольной краской: «МДН» — Молодежное движение Ниддри.
  
  — Ну, это уже не шутки, — со злобой прошипела Шивон сквозь стиснутые зубы.
  
  Она попросила Тенча назвать ей имена хулиганов.
  
  — Никаких имен, — решительно отказался тот.
  
  — Но вы же знаете, кто они.
  
  — А зачем вам эти имена?
  
  Оставив вопрос без ответа, она повернулась к полицейским из местного участка и подробно описала вожака, его фигуру, одежду, глаза. Они покачали головой.
  
  — Лагерь не пострадал, — буркнул один. — Это главное.
  
  Его тон объяснил ей все: она вызвала их сюда, они приехали, а здесь и смотреть-то не на что, не говоря уже о том, чтобы что-то делать. Кто-то кого-то обозвал, кто-то кого-то (как говорят) ударил. Никто из охранников не заявил о травме. Вот наши братья по оружию, выглядят они вполне здоровыми и веселыми. Никакой угрозы лагерю нет, никакого ущерба не нанесено — разве что машине Шивон.
  
  Иными словами: им предлагают искать ветра в поле.
  
  Тенч между тем расхаживал среди палаток, представляясь лагерникам, пожимая многочисленные руки, поглаживая по головкам детей. С благодарностью взял протянутую ему чашку травяного чая.
  
  Бобби Грейг дул на костяшки пальцев, которыми он, по словам одного из его товарищей, приложился о выступ стены.
  
  — Пощекотали нервишки, а? — спросил он Шивон.
  
  Не ответив, она направилась к большому шатру. У самого порога кто-то сразу же сунул ей чашку ромашкового чая. Шивон стояла на улице и дула на чай, когда ее взгляд упал на Тенча, говорившего что-то в диктофон. Держала диктофон журналистка, которая, как сразу же вспомнила Шивон, когда-то Дружила с Ребусом… Мейри Хендерсон. Шивон подошла поближе и услышала, о чем вещает Тенч.
  
  — «Большая восьмерка» — это прекрасно, но исполнительная власть должна серьезно задуматься о том, что творится дома. У местных детей нет практически никакого будущего. Здесь царит разруха, но с разрухой можно покончить. Окажите помощь, и у этих детей появится то, чем можно будет гордиться, что даст им возможность работать и приносить пользу. Как говорится: радейте о мировом порядке… но прибирайтесь и на своей кухне. Большое вам спасибо.
  
  Он двинулся дальше, снова пожимая протянутые руки и гладя по головкам детей. Журналистка, еще раньше заметившая Шивон, сочла необходимым подойти, держа наготове диктофон.
  
  — Ничего не хотите добавить к моему репортажу, сержант Кларк?
  
  — Нет.
  
  — А я слышала, вы здесь уже второй вечер подряд… Какая необходимость?
  
  — Я сейчас не в настроении, Мейри, — ответила Шивон и, помолчав, спросила: — Вы действительно собираетесь написать об этом статью?
  
  — Все человечество смотрит на нас. — Она выключила диктофон. — Надеюсь, Джон получил от меня пакет.
  
  — Какой пакет?
  
  — С информацией о «Пеннен Индастриз» и Бене Уэбстере. Не знаю, как он намерен ее использовать.
  
  — Как только он приступит к чтению, у него сразу появятся мысли.
  
  Мейри утвердительно кивнула:
  
  — Надеюсь, меня он при этом не забудет. — Она заметила чашку в руке Шивон. — Это чай? Умираю хочу пить.
  
  — Мне дали его в том шатре, — Шивон кивком указала на большую белую палатку. — Правда, он довольно слабый. Попросите, чтобы налили покрепче.
  
  — Спасибо, — поблагодарила журналистка и пошла за чаем.
  
  — Не за что, — ответила Шивон, выливая остатки на землю.
  
  В ночных теленовостях рассказывали о концертах «Лайв Эйт». Не только о лондонском, но и о филадельфийском и о корнуэльском, короче — обо всех. Общее число зрителей приближалось к полумиллиарду, и возникали опасения, что из-за того, что концерты так затянулись, толпы будут вынуждены провести ночь под открытым небом.
  
  — Ну и ну, — сказал Ребус, выливая в рот остатки пива из последней банки.
  
  Наконец начался репортаж о марше «Оставим бедность в прошлом» и слово взял какой-то визгливый персонаж, заявивший, что его привела сюда в этот день «насущная потребность своим личным участием в этой исторической акции приблизить тот миг, когда бедность останется в прошлом».
  
  Ребус переключился на 5-й канал, где шел сериал «Закон и порядок: отдел особо тяжких убийств». Ему казалось странным это название: разве не каждое убийство — особо тяжкое преступление? Но, вспомнив о Сириле Коллере, он решил, что нет.
  
  Сирил Коллер, громила Верзилы Гора Кафферти. Никак он не походил на случайную жертву, а получается, что вроде бы случайная.
  
  Тревор Гест… пока что только кусочек пластика, но за ним скрывается личность. Ребус уже просмотрел всех Гестов в телефонном справочнике; там их оказалось почти два десятка. Обзвонил половину, ответили только четверо — но никто из них не знал никакого Тревора.
  
  Автомастерская Кьоу… В телефонном справочнике Эдинбурга он нашел дюжину Кьоу, но к этому моменту его уже посетила мысль, что искать не обязательно в Эдинбурге. Если провести окружность определенного радиуса с центром в Охтерардере, то внутри нее окажутся и Данди, и Стерлинг, и Глазго, и Абердин. Убитые могли быть откуда угодно. До понедельника предпринимать что-либо для их опознания бессмысленно.
  
  Остается только сидеть и размышлять, потягивая пиво, да сделать вылазку в магазин на углу, чтобы купить еду быстрого приготовления. Да захватить еще четыре баночки пива. Люди, стоявшие в очереди в кассу, улыбались ему. Они еще были в белых футболках и обменивались впечатлениями о «восхитительном дне».
  
  Слушая их, Ребус согласно кивал.
  
  Одно вскрытие тела члена парламента. Три жертвы неизвестного убийцы.
  
  Он бы не назвал все это «восхитительным».
  АСПЕКТ ВТОРОЙ
  Танец с дьяволом
  Воскресенье, 3 июля
  6
  
  — Ну и как выступила группа «Ху»? — поинтересовалась Шивон.
  
  В это воскресное утро она пригласила Ребуса к себе на бранч. Он пришел не с пустыми руками: принес пакет сосисок и четыре булочки. Оставив это на потом, она приготовила омлет и, разложив по тарелкам, добавила в каждую порцию по паре кусочков копченого лосося и по нескольку каперсов.
  
  — Здорово выступила, — ответил Ребус, вилкой отодвигая каперсы к краю тарелки.
  
  — Попробуй хотя бы один, — посоветовала она, но он, сморщив нос, совету не внял.
  
  — Пинкфлойдовцы тоже в грязь лицом не ударили.
  
  Они сидели друг против друга за маленьким складным столиком, перенесенным из кухни в гостиную. Шивон жила в многоквартирном доме чуть в стороне от Броутон-стрит, в пяти минутах ходьбы от Гейфилд-сквер.
  
  — А ты чем занималась? — спросил Ребус, обводя взглядом комнату. — Никаких следов субботнего кутежа.
  
  — Какие уж тут кутежи! — С задумчивой улыбкой она рассказала ему обо всем, что произошло в Ниддри.
  
  — Тебе еще повезло, могло бы кончиться намного хуже, — качая головой, заключил Ребус.
  
  — Твоя подруга Мейри тоже была там — брала интервью у муниципального советника Тенча. Она упоминала о каком-то пакете с бумагами.
  
  — Досье на Ричарда Пеннена и Бена Уэбстера, — подтвердил он.
  
  — Нащупываешь след?
  
  — Более или менее, Шив. Еще я звонил нескольким Гестам и Кьоу — и, конечно же, безрезультатно. — Он очистил тарелку, так и не попробовав каперсы, и откинулся на спинку стула. Ему хотелось курить, но он понимал, что придется подождать, когда Шивон доест. — Да, чуть не забыл, у меня была одна очень интересная встреча.
  
  Он рассказал о визите Кафферти. К концу рассказа ее тарелка была пуста.
  
  — Вот уж кого я в гробу видала, — сказала она, вставая из-за стола.
  
  Ребус сделал попытку помочь ей убрать со стола, но она кивком указала ему на окно. Он понимающе улыбнулся, раскрыл ставни, впустив в комнату поток свежего воздуха, высунулся и закурил. Чтобы дым не втягивался в комнату, он между затяжками держал горящую сигарету за окном.
  
  Так было заведено у Шивон.
  
  — Кофе? — спросила она.
  
  — Хорошо бы, — отозвался он. Шивон принесла из кухни кофейник только что заваренного кофе.
  
  — Намечается еще один марш, — заметила она. — Под лозунгом «Коалиция против военной коалиции».
  
  — По-моему, они поздновато спохватились.
  
  — И еще «За альтернативы „Большой восьмерке“»… Джордж Гэллоуэй[10] собирается выступить.
  
  Ребус хмыкнул и выбросил окурок за окно. Шивон, вытерев насухо стол, поставила на него коробки. Те, которые она просила Ребуса принести с собой.
  
  Материалы по делу Сирила Коллера.
  
  Обещание двойной оплаты, санкционированное Джеймсом Корбином, сыграло свою роль, и эксперты ГОМП были уже на пути к Лоскутному роднику. Шивон, инструктировавшая группу перед отъездом, попросила их не привлекать к себе внимания: «Не надо дразнить местных». Узнав, что два дня назад на месте уже побывали ребята из Стерлинга, один из офицеров усмехнулся.
  
  — Ну, теперь пора подключиться взрослым, — съязвил он.
  
  Шивон мало на что надеялась. Впрочем, в пятницу они еще не знали о двух других преступлениях и искали улики, касающиеся лишь одного. Поэтому стоило посмотреть повнимательнее.
  
  Она принялась выкладывать папки и бумаги из коробок на стол.
  
  — Ты уже, конечно, все это просмотрел? — спросила она.
  
  Ребус закрыл окно.
  
  — Мне удалось выяснить только то, что Коллер был отъявленным негодяем, — ответил он. — Значит, врагов у него было больше, чем друзей.
  
  — Поэтому вероятность того, что он попался под руку убийце случайно…
  
  — Ничтожно мала, и мы оба это знаем.
  
  — Однако факты свидетельствуют, что именно так оно и было.
  
  — Не преувеличиваем ли мы значение двух предметов одежды, владельцы которых нам неизвестны?
  
  — Я искала Тревора Геста в списках людей, объявленных в розыск.
  
  — И что?
  
  Она покачала головой:
  
  — Ни в одном списке такого нет, — и бросила пустую коробку на диван. — Джон, сейчас июльское воскресное утро… и мы, хоть разорвись, ничего не сможем сделать до завтрашнего утра.
  
  Кивнув и секунду помедлив, он спросил:
  
  — А банковская карта Геста?
  
  — Принадлежит банку «HSBC». В Эдинбурге у них только один офис — и очень немного во всей Шотландии.
  
  — Это хорошо или плохо?
  
  — Я дозвонилась до их справочной, — вздохнула она. — Мне посоветовали зайти к ним в офис в понедельник утром.
  
  — А по коду подразделения разве нельзя определить, где выдана карта?
  
  — Можно конечно, но на подобные вопросы они по телефону не отвечают.
  
  — А автомастерская Кьоу? — спросил Ребус, усаживаясь на край стола.
  
  — Справочная служба сделала все возможное. В Интернете нет никаких упоминаний об этой мастерской.
  
  — Фамилия у владельца ирландская.
  
  — В телефонной книге целая дюжина Кьоу.
  
  Он посмотрел на нее, и лицо его расплылось в улыбке.
  
  — Выходит, ты тоже там смотрела?
  
  — Сразу же, как только проводила ребят из ГОМП.
  
  — Ты, я вижу, проделала огромную работу.
  
  Ребус раскрыл одну из папок; он уже заглядывал в нее, но не нашел там ничего интересного.
  
  — Рэй Дафф обещал, что сегодня продолжит работу.
  
  — Его вдохновляет награда.
  
  Бросив на него сердитый взгляд, Шивон принялась выгребать содержимое из последней коробки.
  
  — Ну и выходной, — с печалью произнес Ребус, и в этот момент зазвонил телефон.
  
  — Твой, — сказала Шивон.
  
  Подойдя к дивану, он достал мобильник из внутреннего кармана пиджака.
  
  — Ребус, — произнес он, поднося телефон к уху. Некоторое время молча слушал, и лицо его при этом мрачнело. — Потому что я сейчас в другом месте… — Он снова на время замолчал. — Нет, я приеду. Только скажи куда. — Он посмотрел на часы. — Через сорок минут? — Перевел взгляд на Шивон. — Хорошо, я буду.
  
  Он выключил телефон.
  
  — Кафферти? — спросила Шивон.
  
  — Почему ты так решила?
  
  — Он как-то по-особому влияет на тебя… у тебя меняется голос, меняется лицо. Что ему надо?
  
  — Он приходил ко мне домой. Хочет показать мне что-то. Не мог же я пригласить его сюда.
  
  — Ценю твою деликатность.
  
  — Он сейчас едет приобретать какой-то участок. Там мы и встретимся.
  
  — Я с тобой.
  
  Ребус понял, что отделаться от Шивон не удастся.
  
  Куин-стрит… Шарлот-сквер… Лотиан-роуд. Шивон сидела рядом с Ребусом в его «саабе», вцепившись левой рукой в ручку над дверцей. По дороге их то и дело останавливали и требовали показать удостоверения. В город прибывали все новые отряды полиции. Шивон, прошедшая инструктаж в штабе операции «Сорбус», объяснила Ребусу, что именно на воскресенье было намечено великое передвижение сил охраны порядка на север.
  
  Стоя у светофора на Лотиан-роуд, они заметили людей, толпившихся возле концертного зала Ашер-Холл.
  
  — Альтернативный саммит, — сказала Шивон. — Здесь должна выступать Бьянка Джаггер.
  
  Ребус закатил глаза. В ответ Шивон ткнула его кулаком под ребра:
  
  — Ты что, не видел репортаж о марше? Двести тысяч человек!
  
  — Прекрасная прогулка для всех, кому надо поразмять ноги, — пожал плечами Ребус. — И никаких изменений в том мире, в котором я живу. — Он повернулся к ней. — А как же вчерашний инцидент в Ниддри? Все эти положительные излучения, похоже, не повлияли на тамошнюю ситуацию.
  
  — О чем ты, Джон? Какая-то кучка против двух тысяч человек, собравшихся в лагере.
  
  — Я знаю, куда должны идти мои деньги…
  
  Они замолчали и не обменялись ни единым словом, пока не доехали до места.
  
  Некогда сплошь застроенный предприятиями и пивоварнями район Фаунтинбридж, где провел юность Шон Коннери, менялся на глазах. Сюда постепенно перемещался городской финансовый центр. Открывались стильные бары. Одна облюбованная Ребусом пивнушка уже исчезла с лица земли, и все указывало на то, что та же участь вскоре постигнет и размещавшийся с ней по соседству клуб под названием «Танцзал». Канал, прежде больше смахивавший на сточную канаву, был вычищен. Похоже, недалеко то время, когда детишки будут кататься здесь на велосипедах и кормить лебедей. Рядом с комплексом «Киномир» виднелись запертые на замок ворота закрытой пивоварни. Подъехав к ним, Ребус остановился и посигналил. Появился молодой человек в костюме и, открыв висячий замок, распахнул одну створку ворот — этого было достаточно, чтобы «сааб» смог с максимальной осторожностью протиснуться внутрь.
  
  — Вы мистер Ребус? — спросил молодой человек.
  
  — Он самый.
  
  Молодой человек замер в нерешительности, ожидая, не представит ли Ребус свою пассажирку. Затем нервно улыбнулся и просунул в окно небольшую брошюрку. Ребус взглянул на нее и передал Шивон.
  
  — Вы агент по продаже недвижимости?
  
  — Я работаю в адвокатской конторе «Бишоп», мистер Ребус. Позвольте вручить вам мою визитку… — С этими словами он сунул руку в карман.
  
  — А где Кафферти?
  
  Тон, каким Ребус задал этот вопрос, похоже, заставил молодого человека разнервничаться еще сильнее.
  
  — Он припарковался с той стороны.
  
  Ребус, не дослушав, тронулся с места.
  
  — Он, очевидно, подумал, что ты кореш Кафферти, — предположила Шивон. — А судя по каплям пота над его верхней губой, ему известно, кто такой Кафферти.
  
  — Что бы он там ни подумал, его присутствие здесь — хороший знак.
  
  — Почему?
  
  — Меньше вероятность, что нас заманивают в западню.
  
  Кафферти, приехавший на синем «бентли», стоял у машины, прижимая лист бумаги с планом участка к капоту, чтобы его не унес ветер.
  
  — Придержите уголок, пожалуйста, — взмахнув рукой, попросил он.
  
  Шивон направилась к нему. Он встретил ее улыбкой:
  
  — Сержант Кларк. Как всегда, рад вас видеть. Следующее повышение не за горами, верно? Не зря начальник полиции доверяет вам столь ответственные дела.
  
  Шивон посмотрела на Ребуса, но он покачал головой, показывая, что эта информация у Кафферти не от него.
  
  — Уголовная полиция подобна дырявому ситу, — пояснил Кафферти. — Так было и так будет.
  
  — Зачем вам это место? — не совладала с любопытством Шивон.
  
  Кафферти пришлепнул ладонью завиваемый ветром лист бумаги:
  
  — Земля, сержант Кларк. Мы не всегда отдаем себе отчет, насколько дорога земля в Эдинбурге. На севере Ферт-оф-Форт, на востоке Северное море, на юге Пентлендские горы. Застройщики цепляются за любой клочок… давят на муниципальный совет, требуя уменьшить Зеленый пояс. А тут участок в двадцать акров и всего в пяти минутах от финансового центра.
  
  — И как вы намерены его использовать?
  
  — После того, — неожиданно встрял Ребус, — как закопаешь под фундаментами несколько трупов.
  
  Кафферти принужденно рассмеялся:
  
  — Та книга принесла мне кое-какие деньги. Надо их во что-то вложить.
  
  — А Мейри Хендерсон пребывает в уверенности, что твоя доля пошла на благотворительность, — покачал головой Ребус.
  
  Кафферти пропустил замечание Ребуса мимо ушей:
  
  — А вы читали эту книгу, сержант Кларк?
  
  Истолковав ее молчание как «да», он поинтересовался:
  
  — Понравилась?
  
  — Точно и не помню.
  
  — Сейчас как раз планируют сделать по ней фильм. По крайней мере, по начальным главам. — Он взял лист с планом, сложил и бросил на сиденье своего «бентли», после чего переключил внимание на Ребуса. — Ты говоришь: трупы под фундаментами, а ведь это как раз то, о чем я сейчас думаю.
  
  Все люди, которые работали здесь раньше… их уже нет, как нет и шотландской промышленности, — они вместе ушли из жизни. В моей семье почти все были шахтерами — держу пари, ты и не подозреваешь об этом. — Он помолчал. — Ребус, ведь ты из Файфа. Готов поспорить, ты тоже рос в семье угольщиков. — Он снова ненадолго замолчал. — Меня опечалило известие о твоем брате.
  
  — Сочувствие дьявола, — поморщился Ребус. — Только этого мне не хватало.
  
  — Социально ориентированный убийца, — чуть слышно добавила Шивон.
  
  — Не я первый, не я… — Кафферти замолчал и потер пальцами верхнюю губу. — Считайте, что вам крупно повезло. — Он снова сунул руку в салон машины, но на этот раз открыл бардачок. Вынув оттуда несколько свернутых в трубку листков, он протянул их Шивон.
  
  — Сначала скажите, что это, — потребовала она, уперев руки в бока.
  
  — То, что нужно для вашего расследования, сержант Кларк. Доказательство того, что мы имеем дело с тем еще подлецом. Подлецом, который смерть как обожает других подлецов.
  
  Шивон взяла бумаги, но не стала смотреть.
  
  — Мы имеем дело? — переспросила она.
  
  Кафферти снова остановил внимательный взгляд на Ребусе:
  
  — Она разве не знает о нашем уговоре?
  
  — Никакого уговора не было, — осадил его Ребус.
  
  — Нравится тебе или нет, но на этот раз я на твоей стороне. — Кафферти перевел взгляд на Шивон. — Чтобы заполучить эти бумаги, пришлось оказать кое-кому довольно серьезные услуги. Если они помогут вам его поймать — отлично. Но я и сам пойду по его следу… с вами или без вас.
  
  — Тогда зачем помогать нам?
  
  Кафферти скривился в улыбке.
  
  — Будем соревноваться, кто быстрее. Гонка всегда возбуждает. — Он откинул вперед пассажирское сиденье. — На заднем диване просторно… располагайтесь.
  
  Ребус устроился рядом с Шивон на заднем сиденье. Кафферти сел впереди. Оба детектива чувствовали на себе его пристальный взгляд. Он рассчитывал поразить их.
  
  Ребус с трудом сохранял бесстрастное выражение лица. Он был не просто поражен: он был ошарашен.
  
  Автомастерская Кьоу находилась в Карлайле. Три месяца назад одного из механиков, Эдварда Айли, нашли мертвым на пустыре при выезде из города. Удар по голове и смертельная инъекция героина. Верхняя половина тела была обнажена. И никаких свидетелей, никаких версий, никаких подозреваемых.
  
  Шивон и Ребус обменялись взглядами.
  
  — А у него есть брат? — спросил он.
  
  — Какие-то ассоциации? — поинтересовалась она.
  
  — Читай, Макдуф![11] — буркнул Кафферти.
  
  Далее тоже шли выдержки из полицейских документов. Там говорилось, что Айли проработал в мастерской чуть больше месяца после отбытия шестилетнего срока за изнасилование с причинением вреда здоровью. Обе жертвы Айли были проститутками: одна работала в Пенрите, а вторая на юге, в Ланкастере. Они обслуживали водителей грузовиков на трассе М-6. Как предполагали, они, возможно, были не единственными жертвами — остальные не обращались в полицию.
  
  — Как это попало к тебе?
  
  На вопрос, заданный Ребусом, Кафферти отозвался негромким смешком.
  
  — Организованное сообщество исключительно ценная и полезная вещь — тебе ли, Ребус, этого не знать.
  
  — Представляю, сколько людей тебе пришлось подкупить.
  
  — Господи, Джон, — шепотом произнесла Шивон, — только взгляни на это!
  
  Ребус снова принялся за чтение. Тревор Гест. Его досье начиналось с банковских реквизитов и домашнего адреса — жил он в Ньюкасле. Гест считался безработным с того момента, когда, отсидев три года за квартирную кражу со взломом и нападение на человека у дверей паба, вышел на свободу. Ограбление сопровождалось попыткой изнасиловать девочку-подростка, которой поручили присмотр за грудным младенцем.
  
  — Еще один фрукт, — пробормотал Ребус.
  
  — Закончивший жизнь таким же манером.
  
  Шивон подчеркнула ногтем указательного пальца ту строчку в документе, где говорилось, что тело было обнаружено восточнее Ньюкасла. Голова разбита… смертельная доза героина. Убийство произошло два месяца назад.
  
  — Он пробыл на свободе всего две недели…
  
  Эдвард Айли: убит три месяца назад.
  
  Тревор Гест: убит два месяца назад.
  
  Сирил Коллер: убит полтора месяца назад.
  
  — Похоже, Гест сопротивлялся, — заметила Шивон.
  
  Да: четыре сломанных пальца, рваные раны на лице и груди. Все тело в синяках.
  
  — Похоже, перед нами убийца, который охотится на мерзавцев, — подвел итог Ребус.
  
  — И ты думаешь: дай бог ему удачи? — поинтересовался Кафферти.
  
  — Блюститель нравственности, — прокомментировала Шивон, — очищающий землю от насильников…
  
  — Но ведь наш домушник никого не изнасиловал, — уточнил Ребус.
  
  — Однако ж пытался, — возразил Кафферти. — Лучше скажите: это облегчит вам работу или, наоборот, затруднит?
  
  Шивон лишь пожала плечами.
  
  — Убийства следуют одно за другим с относительной регулярностью, — сказала она, обращаясь к Ребусу.
  
  — Первое произошло двенадцать, второе — восемь, третье — шесть недель назад, — согласился Ребус. — А это значит, что четвертое должно было бы уже произойти.
  
  — Может, мы просто его проглядели.
  
  — А при чем тут, скажите. Охтерардер? — спросил Кафферти.
  
  Это был хороший вопрос.
  
  — Иногда убийцы собирают трофеи…
  
  — И вывешивают их на всеобщее обозрение, так, что ли? — скривился Кафферти.
  
  — Ну, Лоскутный родник мало кто посещает… — Задумавшись, Шивон опять склонилась над листком, который держала в руках, и начала все перечитывать заново. Ребус вышел из машины. Его уже достал запах кожи в салоне. Он пытался зажечь сигарету, но свежий ветер упорно гасил пламя зажигалки. Дверца «бентли» открылась, а потом снова захлопнулась.
  
  — На, — сказал Кафферти, протягивая ему хромированный автоприкуриватель.
  
  Ребус взял его, прикурил и с коротким кивком вернул Кафферти.
  
  — Я человек надежный, Ребус, бывало…
  
  — Все вы, головорезы, поете одну и ту же песню. Ты забыл, Кафферти, что я своими глазами видел тех, кого ты угробил.
  
  Кафферти повел плечами:
  
  — Другой мир…
  
  — Однако, похоже, пока ты можешь спать спокойно. Твой парень пострадал за свои делишки, но не за те, которые вы обделывали с ним вместе, — сказал Ребус, выпуская струю дыма.
  
  — Кто-то имел на всю троицу зуб.
  
  — Причем очень большой, — добавил Ребус.
  
  — И знал, кто когда выходит на свободу и куда потом отправится.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Будешь его искать? — предположил Кафферти.
  
  — За это я получаю зарплату.
  
  — Деньги тебя никогда особо не волновали, Ребус… ты работал не ради них.
  
  — Вот это тебе неизвестно.
  
  — Ошибаешься, известно, — качая головой, возразил Кафферти. — Иначе я бы тебя подкупил, как многих твоих коллег.
  
  Ребус щелчком отправил окурок на землю. Пепел отнесло ветром, и он угодил на пиджак Кафферти.
  
  — Ты действительно собираешься приобрести эту помойку? — спросил Ребус.
  
  — Скорее всего, нет. Но мог бы, если бы захотел.
  
  — И тебя распирает гордость.
  
  — Заполучить можно что угодно, Ребус. Просто нам всегда страшно: а вдруг это какая-то пакость?
  
  Шивон вылезла из машины, прижимая палец к нижней части последнего листка.
  
  — Что это? — спросила она, подходя к мужчинам.
  
  Кафферти сощурил глаза, всматриваясь в бумагу.
  
  — Мне кажется, это название сайта, — предположил он.
  
  — Разумеется, название сайта, — подтвердила Шивон. — Оттуда скачана половина всей этой информации. — Он потрясла листками перед лицом Кафферти.
  
  — Вы думаете, что нашли разгадку? — игриво спросил тот.
  
  Отвернувшись от него, она махнула Ребусу рукой, давая понять, что пора ехать, и направилась к «саабу».
  
  — Растет девчонка не по дням, а по часам, а? — шепнул Ребусу Кафферти.
  
  По впечатлению Ребуса, похвала гангстера прозвучала так, будто он считал это и своей заслугой.
  
  На обратном пути Ребус настроил приемник на местную станцию, передававшую новости. В Данблейне проходил альтернативный детский саммит.
  
  — Не могу слышать название этого места без содрогания, — поморщилась Шивон.
  
  — Раскрою тебе секрет: профессор Гейтс был одним из патологоанатомов.
  
  — А он никогда об этом не упоминал.
  
  — И не упомянет, — заверил ее Ребус.
  
  Он немного прибавил громкость. Бьянка Джаггер выступала в Ашер-Холле.
  
  — Они мастерски увели у нас лозунг: «Оставим бедность в прошлом»…
  
  — Она имеет в виду Боно и компанию, — сказала Шивон.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Боб Гелдоф не только отплясывал с дьяволом, он спал с врагом…
  
  Раздались громкие аплодисменты, и Ребус снова уменьшил громкость. Репортер говорил, что нет никаких признаков массового перемещения слушателей из Гайд-парка на север. Напротив, многие участники субботнего марша уже вернулись из Эдинбурга домой.
  
  — «Танец с дьяволом», — пробормотал Ребус. — Помнится, это песня Кози Пауэлла.
  
  Он вдруг замолчал и резко дал по тормозам. Прямо в лоб «саабу» мчалась вереница белых фургонов. Фары горели, но сирены молчали. На встречную полосу они выскочили, чтобы обойти несколько идущих по их полосе машин. Сквозь боковые стекла Ребус и Шивон увидели полицейских в полном боевом обмундировании. Перестраиваясь обратно, головной фургон проскочил буквально в дюйме от переднего крыла «сааба». Остальные проделали тот же маневр.
  
  — Вот черти! — выдохнула Шивон.
  
  — Добро пожаловать в полицейское государство, — прибавил Ребус, снова включая зажигание.
  
  — Это наши? — Шивон повернулась, стараясь разобрать номера удаляющихся фургонов.
  
  — Я тоже ничего не успел рассмотреть.
  
  — Похоже, где-то что-то произошло, — задумчиво произнесла Шивон, сразу подумав о Ниддри.
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Больше чем уверен, что они несутся в Поллок-Холл выпить чайку с печеньем. А это эффектное представление они устроили, скорее всего, от скуки, потому что им все сойдет с рук.
  
  — Ты говоришь «они», как будто мы с ними не по одну сторону баррикад.
  
  — Это еще надо посмотреть, Шивон. Как насчет кофе? Моему старому сердцу необходим какой-то стимулятор…
  
  На углу Лотиан-роуд и Бред-стрит было кафе «Старбакс». Все парковочные места были заняты. Ребус сообразил, что они слишком близко от Ашер-Холла. Он заехал на тротуар и прикрепил табличку «ПОЛИЦИЯ» к приборной доске. Войдя в кафе, Шивон спросила у подростка, сидевшего за кассой, не боится ли он беспорядков. Тот лишь пожал плечами:
  
  — Мы ж не можем без выручки.
  
  Шивон бросила фунтовую монету в коробку для чаевых. Рюкзачок она взяла с собой. Сев за стол, она первым делом достала и включила ноутбук.
  
  — Хочешь меня поучить? — спросил Ребус, дуя на кофе.
  
  — Ты хорошо видишь экран? — спросила Шивон и, получив утвердительный ответ, продолжила: — Тогда смотри сюда.
  
  Ей понадобились секунды, чтобы войти в Интернет и напечатать в поисковой строке имена: Эдвард Айли. Тревор Гест. Сирил Коллер.
  
  — Куча упоминаний, но всё порознь, — прокомментировала Шивон, прокручивая страницу вниз. — Вместе они встречаются только один раз.
  
  Она опять прокрутила страницу вверх и, дважды кликнув по первой строке, стала ждать.
  
  — Мы бы, конечно, и без его наводки залезли в Интернет, — сказала она.
  
  — Конечно.
  
  — Да… кое-кто из нас. Но если бы мы не знали про Айли, поиски сильно затруднились бы. — Она посмотрела Ребусу в глаза. — Кафферти освободил нас от целого дня изнурительной работы.
  
  — Но это не значит, что я запишусь в клуб его почитателей.
  
  На экране появилась главная страница сайта. Шивон принялась внимательно изучать ее. Ребус придвинулся чуть ближе, чтобы лучше видеть. Сайт назывался «СкотНадзор». В нем одна под другой помещались размытые, крупнозернистые фотографии мужчин и справа от них — колонки текста.
  
  — Послушай, — сказала Шивон и, водя пальцем по экрану, начала читать: — «Мы, родители претерпевшей надругательство девушки, считаем, что вправе следить за передвижениями насильника после его освобождения из тюрьмы. На этом сайте пережившие трагедию семьи и их друзья, не говоря уже о самих жертвах насилия, могут сообщать даты освобождения преступников, а также помещать их фотографии и описания, чтобы подготовить нормальных людей к появлению среди них таких скотов…» — Дальше она уже читала про себя, беззвучно шевеля губами. Текст завершался отсылкой к фотогалерее, называвшейся «Скотство во всей красе», тут же были доска объявлений, приглашение в форум, а также онлайн-петиция. Шивон перевела курсор на фото Эдварда Айли и кликнула по нему. На экране появилась страница с подробной информацией, включавшей предполагаемую дату выхода из тюрьмы, кличку — Проворный Эдди — и места его наиболее вероятного пребывания.
  
  — Здесь сказано «предполагаемая дата выхода из тюрьмы», — Шивон указала пальцем на экран.
  
  Ребус кивнул:
  
  — И никаких более свежих сведений… никаких указаний на то, что они знали, где он работал.
  
  — Но здесь говорится, что он обучался на автомеханика… и Карлайл упоминается. Сведения предоставлены… — Шивон прищурилась, всматриваясь в экран. — Тут просто сказано: «заинтересованным лицом».
  
  Она перешла к Тревору Гесту.
  
  — Тот же самый расклад, — заметил Ребус.
  
  — И снова анонимный источник.
  
  Шивон вернулась на главную страницу и кликнула по фотографии Сирила Коллера.
  
  — То же фото, что и в наших документах, — сказала она.
  
  — А эти из какой-то газеты, — объяснил Ребус глядя на другие фотографии Коллера, выплывающие на экран.
  
  Шивон еле слышно выругалась.
  
  — В чем дело? — спросил Ребус.
  
  — Послушай: «Это и есть та самая скотина, которая протащила через ад нашу любимую дочь и разрушила наши жизни. Скоро он должен выйти на свободу, не испытывая при этом никаких угрызений совести и, несмотря на все улики, так и не признав себя виновным. Нас настолько поразило то, что он скоро окажется среди нас, что мы приняли решение предпринять хоть что-то, — в результате появился этот сайт. Мы хотим поблагодарить всех за поддержку. Мы полагаем, что такой сайт появился в Великобритании впервые, хотя подобные сайты существуют повсюду в мире, и наши друзья в Соединенных Штатах оказали нам помощь, необходимую вначале».
  
  — Так это сделали родители Вики Дженсен? — спросил Ребус.
  
  — Похоже, что так.
  
  — А как получилось, что мы об этом не знали?
  
  Шивон, не отрываясь от экрана, пожала плечами.
  
  — Он с ними расправляется, — продолжал Ребус. — Верно?
  
  — Или она, — поправила Шивон.
  
  — Итак, нам необходимо узнать, кто посещал этот сайт.
  
  — Тут может помочь Эрик Моз.
  
  Ребус с удивлением посмотрел на нее:
  
  — Наш знаменитый Мозг? Он с тобой еще здоровается?
  
  — Я не видела его с незапамятных времен.
  
  — Неужто с тех самых, когда ты дала ему от ворот поворот?
  
  Она бросила на Ребуса свирепый взгляд, и он поднял руки, показывая, что сдается.
  
  — Как бы там ни было, стоит попробовать, — примирительным тоном проговорил он. — Если хочешь, я сам могу его попросить.
  
  Она откинулась на стуле и, сцепив руки, положила их на стол:
  
  — Обида заедает, да?
  
  — На что обида?
  
  — Я сержант, ты инспектор, но ответственной за следствие Корбин назначил меня.
  
  — Вот это уж мне точно по барабану. — Отвечая на обвинение, он постарался придать голосу пренебрежительный оттенок.
  
  — Ты уверен? Ведь если мы будем работать вместе…
  
  — Я ведь только спросил, не хочешь ли ты, чтобы я поговорил с Мозгом. — Он уже с трудом сдерживал раздражение.
  
  Шивон расцепила руки и наклонила голову.
  
  — Прости, Джон. Мне не мешало бы денек передохнуть, — сказала она с улыбкой.
  
  — Так в чем дело? Ты запросто можешь пойти домой и предаться безделью.
  
  — Или?
  
  — Или мы можем поехать к мистеру и миссис Дженсен. — Он указал на ноутбук. — Посмотрим, что они смогут рассказать о своем небольшом вкладе во всемирную паутину.
  
  Шивон задумчиво кивнула.
  
  — Решено, тогда именно этим и займемся, — подытожила она.
  
  Дженсены жили в четырехэтажном доме непонятной архитектуры, выходившем фасадом на Лит-Линкс. Их дочь Вики занимала квартиру на первом этаже с отдельным входом, к которому вела короткая, в четыре ступени, лестница. На входной двери был установлен надежный замок, окна по обе стороны двери были забраны решетками. Оборонительные устройства дополняло адресованное потенциальным взломщикам предостережение, что в доме установлена сигнализация.
  
  До нападения Сирила Коллера ни в чем подобном Вики не нуждалась. В то время она была красивой и радостной восемнадцатилетней девушкой, учившейся в Нейпир-колледже. Теперь, десять лет спустя, она все еще жила при родителях.
  
  На пороге их дома Ребус в нерешительности остановился.
  
  — Дипломат из меня никудышный, — признался он Шивон.
  
  — Тогда давай я поговорю.
  
  Выйдя из-за его спины, она нажала на звонок.
  
  Открывая дверь, Томас Дженсен снял очки для чтения. Он узнал Ребуса, и глаза его округлились.
  
  — Что случилось?
  
  — Мистер Дженсен, не беспокойтесь, — сказала Шивон, протягивая удостоверение. — Нам просто надо задать вам несколько вопросов.
  
  — Все еще пытаетесь найти его убийцу? — спросил Дженсен.
  
  Это был мужчина лет пятидесяти, среднего роста, с седеющими висками. Надетый на нем красный джемпер выглядел новым и дорогим. Не иначе как чистый кашемир.
  
  — Почему вы думаете, что я, черт возьми, стану вам помогать?
  
  — Нас заинтересовал ваш сайт.
  
  Дженсен нахмурился:
  
  — Сейчас каждое учреждение имеет свой сайт, и ветеринарные клиники тоже…
  
  — Мы говорим не о вашем профессиональном сайте, сэр, — объяснил Ребус.
  
  — Нас заинтересовал «СкотНадзор», — добавила Шивон.
  
  — Ах вот оно что, — Дженсен опустил глаза и вздохнул. — Это детище Долли.
  
  — Долли — ваша супруга?
  
  — Ее зовут Дороти, да.
  
  — Мистер Дженсен, она сейчас дома?
  
  Он покачал головой:
  
  — Она пошла в Ашер-Холл.
  
  Ребус кивнул, словно это объясняло все:
  
  — Дело в том, сэр, что мы столкнулись с одной проблемой…
  
  — Вот как?
  
  — И она как раз связана с этим сайтом. — Ребус указал на прихожую. — Может, мы войдем и расскажем поподробнее?…
  
  Дженсен, казалось, не был расположен впускать их в дом, но воспитание взяло верх. Он пригласил их в гостиную. Оттуда была видна столовая с заваленным газетами столом.
  
  — Не заметил, как за чтением газет и воскресенье прошло, — пояснил Дженсен, пряча очки в карман.
  
  Он кивком предложил им сесть. Шивон устроилась на диване, сам Дженсен расположился в кресле. Ребус остался стоять перед стеклянной дверью в столовую, устремив взгляд на газеты. Ничего необычного он не увидел… ни одной публикации, ни одного абзаца, отмеченных маркером.
  
  — Дело в том, мистер Дженсен, — спокойным размеренным тоном начала Шивон, — что убит не только Сирил Коллер, но и двое других.
  
  — Не понимаю…
  
  — Как нам кажется, это дело рук одного и того же преступника.
  
  — Но…
  
  — Преступника, который, возможно, взял имена всех троих с вашего сайта.
  
  — Кого это — троих?
  
  — Еще Эдварда Айли и Тревора Геста, — уточнил Ребус. — Ведь в вашем позорном списке еще немало имен… интересно, кто следующий.
  
  — Должно быть, здесь какая-то ошибка. — Дженсен весь побелел.
  
  — У вас есть представление об Охтерардере?
  
  — Довольно слабое.
  
  — А о «Глениглсе»?
  
  — Был там однажды… на конференции ветеринаров.
  
  — А вас не возили на экскурсию к Лоскутному роднику?
  
  Дженсен помотал головой:
  
  — Было только несколько семинаров и ужин с танцами. — У него был вид человека, начисто сбитого с толку. — Послушайте, я не думаю, что могу вам чем-то помочь…
  
  — Создание сайта — идея вашей жены? — негромко поинтересовалась Шивон.
  
  — Это был способ справиться… Она решила искать поддержку через Интернет.
  
  — Поддержку?
  
  — Ну да, от семей пострадавших. Хотела узнать, как помочь Вики. И ей пришла мысль о создании сайта.
  
  — Ей кто-нибудь помогал в его разработке?
  
  — Мы обращались в дизайнерскую фирму.
  
  — А американские друзья?…
  
  — Да, да, они давали советы по расположению материалов. А теперь, когда сайт работает… — Дженсен пожал плечами, — все вроде бы получается само собой.
  
  — И люди подписываются?
  
  Дженсен кивнул:
  
  — Если хотят, чтобы их включили в ежеквартальную новостную рассылку. Правда, я не уверен, что Долли так уж регулярно ее делает.
  
  — Значит, у вас есть список подписчиков? — спросил Ребус.
  
  Шивон многозначительно посмотрела на него:
  
  — Чтобы зайти на сайт, необязательно быть подписчиком.
  
  — Но такой список в любом случае где-то есть, — сказал Дженсен.
  
  — Как давно начал действовать сайт? — поинтересовалась Шивон.
  
  — Восемь или девять месяцев назад. Как раз перед освобождением этого… Долли нервничала все больше и больше. — Он на мгновение замолчал и посмотрел на часы. — Из-за Вики, я хочу сказать.
  
  Послышался звук открывшейся входной двери, через секунду она захлопнулась, и тут же из прихожей донесся возбужденный запыхавшийся голос:
  
  — Папа, я прогулялась! До Шора и обратно!
  
  В дверях, заполнив своим телом почти весь проем, стояла краснолицая полная женщина. Увидев, что отец не один, она испуганно вскрикнула.
  
  — Вики, все в порядке…
  
  Но она быстро повернулась и исчезла. Дверь снова открылась и снова со стуком захлопнулась, а затем послышались звуки ее шагов — она спешила в свое убежище на первом этаже.
  
  Плечи Томаса Дженсена поникли.
  
  — Дальше она одна не ходит, — объяснил он.
  
  Ребус сочувственно кивнул. От дома Дженсенов до Шора было не больше полумили. Теперь он понял, почему их появление так взволновало отца Вики.
  
  — Мы нанимаем женщину, которая проводит с ней будние дни, — продолжал Дженсен, опустив руки на колени, — чтобы мы оба могли продолжать работать.
  
  — Вы сказали ей, что Коллер убит?
  
  — Да, — подтвердил Дженсен.
  
  — Полиция расспрашивала ее в связи с этим?
  
  Дженсен отрицательно покачал головой:
  
  — Мы сами поговорили с офицером, объяснили ему ситуацию… и он не настаивал. — Ребус и Шивон переглянулись: небрежность налицо. — Вы же понимаете, мы его не убивали. Даже окажись он лицом к лицу со мной… — Дженсен устремил в пространство невидящий взгляд. — Не уверен, что смог бы найти в себе силы сделать это.
  
  — Они все умерли от инъекций, мистер Дженсен, — объявила Шивон.
  
  Ветеринар несколько раз моргнул, затем поднес пуку к лицу и потер пальцами нижние веки.
  
  — Если вы собираетесь предъявить мне обвинение, я хотел бы выслушать его в присутствии адвоката.
  
  — Сэр, нам просто нужна ваша помощь.
  
  Он пристально посмотрел на нее:
  
  — А это как раз то, чего я не намерен вам предоставлять.
  
  — Нам необходимо переговорить с вашей женой и дочерью, — сказала Шивон.
  
  При этих словах Дженсен вскочил:
  
  — Прошу вас, немедленно уходите. Мне надо посмотреть, как там Вики.
  
  — Конечно, сэр, — сказал Ребус.
  
  — Но мы вернемся, — добавила Шивон. — С адвокатом или без. И запомните, мистер Дженсен, у вас могут быть неприятности из-за сокрытия улик от следствия.
  
  Она направилась к двери. Ребус последовал за ней. Выйдя наружу, он закурил, любуясь мальчишками, игравшими на газоне в футбол.
  
  — Помнишь, я сказал, что дипломат из меня никудышный?…
  
  — И что?
  
  — Если бы мы пробыли там еще хоть пять минут, ты применила бы к нему методы физического воздействия.
  
  — Не говори глупостей.
  
  Однако она покраснела.
  
  — А что ты имела в виду, когда говорила об уликах? — поинтересовался Ребус.
  
  — Сайт может быть запросто ликвидирован, — объяснила она, — а список подписчиков «потерян».
  
  — А это значит, что чем раньше мы поговорим с Мозгом, тем лучше.
  
  Эрик Моз сидел перед монитором компьютера и смотрел концерт «Лайв Эйт» — так, по крайней мере, показалось Ребусу, однако Моз сразу же объяснил:
  
  — Я делаю монтаж.
  
  — Чего — интернет-версии? — спросила Шивон, но Моз покачал головой.
  
  — Я записал весь концерт на диск, а теперь изымаю то, что мне не нужно.
  
  — У меня на это ушла бы уйма времени, — сказал Ребус.
  
  — Если владеешь навыками, нет ничего проще.
  
  — Мне кажется, — пояснила Шивон, — что инспектор Ребус имеет в виду, что удалил бы большую часть концерта.
  
  Моз улыбнулся. Когда они пришли, он даже не встал поприветствовать их и практически не отрывал взгляда от экрана. Дверь им открыла его подружка Молли. Молли спросила, не выпьют ли они чаю. Сейчас она хлопотала на кухне.
  
  Моз жил на верхнем этаже многоквартирного дома на Слейтфорд-роуд, где прежде, до перепланировки и перестройки, размещался склад. Вероятно, в рекламном проспекте квартира именовалась «пентхаузом». Из небольших окошек открывался широкий вид на море труб и обшарпанных фабричек. Вдали виднелся Корсторфинский холм. Комната выглядела более опрятной, чем ожидал Ребус. Никаких проводов, никаких плат, паяльников, никаких игровых консолей. Вряд ли ее можно было назвать типичным жилищем человека, не интересующегося ничем, кроме своего дела.
  
  — Эрик, сколько ты уже здесь живешь? — спросил Ребус.
  
  — Пару месяцев.
  
  — Вы вместе выбирали эту квартиру?
  
  — Размеры как раз подходящие. Я уже заканчиваю, буквально еще минутку…
  
  Ребус кивнул и с комфортом расположился на диване. Вошла Молли, разрумянившаяся от хлопот, с чайным подносом в руках. Она была в шлепанцах и обтягивающих голубых джинсах до икр. В красной футболке с портретом Че Гевары. Отличная фигура и длинные белокурые волосы — хотя и крашеные, но очень ей к лицу. Ребус вынужден был признать, что выглядит она потрясающе. Он рискнул бросить несколько незаметных взглядов в сторону Шивон, которая смотрела на Молли с таким видом, с каким ученый смотрит на подопытную крысу. Она не могла не понимать, что, расставшись с нею, Моз явно выиграл.
  
  И вид у него стал вполне ручной. Как там у Элтона Джона? «Ты меня почти захомутала…» Вернее, у Верни Топина.
  
  — Квартира выглядит великолепно, — сказал Ребус, принимая у Молли чашку.
  
  В награду за эту похвалу ее розовые губки растянулись в широкой улыбке, демонстрируя безукоризненно белые ровные зубы.
  
  — Простите, не расслышал вашу фамилию?…
  
  — Кларк. — Она уселась на диван рядом с Ребусом, но продолжала ерзать, словно пытаясь устроиться поудобнее.
  
  — Так у вас с Шивон одинаковые фамилии, — весело сообщил Ребус. — И это, похоже, не единственное, что вас объединяет, — лукаво добавил он, ловя при этом злобный взгляд Шивон. — Сколько времени вы уже вместе?
  
  — Почти четыре месяца, — сказала она с придыханием. — Не так долго, верно? Но иногда сразу знаешь.
  
  Ребус закивал:
  
  — Я постоянно твержу, что нашей Шивон тоже пора устроить свою судьбу. Ведь главное захотеть, верно, Молли?
  
  На лице Молли отразилось сомнение, однако она посмотрела на Шивон с сочувствием.
  
  — Разумеется, — подтвердила она.
  
  Шивон, опять бросив на Ребуса разъяренный взгляд, взяла протянутую Молли чашку.
  
  — По правде сказать, — продолжал Ребус, — совсем недавно Шивон и Эрик казались прекрасной парой.
  
  — Мы были просто друзьями, — сказала Шивон с деланым смешком.
  
  Моз, казалось, окаменел перед монитором, рука на мыши неподвижно застыла.
  
  — Ведь правда, Эрик? — обратился к нему Ребус.
  
  — Да Джон нас просто подкалывает, — обратилась Шивон к Молли. — Не обращайте внимания.
  
  Ребус подмигнул Молли.
  
  — Отличный чай, — похвалил он.
  
  Молли заерзала еще сильнее.
  
  — Нам очень неудобно беспокоить вас в воскресенье, — сменила тему Шивон. — Если бы не чрезвычайные обстоятельства…
  
  Стул Моза заскрипел, когда он встал. Ребус заметил, что он здорово похудел. Бледное лицо все еще было пухлым, но живот пропал.
  
  — Ты все еще сидишь в компьютерном отделе у криминалистов? — поинтересовалась Шивон.
  
  — Да, там.
  
  Молли подала ему чашку с чаем, и он опустился на диван рядом с ней. Она нежно обвила рукой его талию, при этом ткань ее футболки натянулась, еще яснее обрисовывая грудь. Ребус с неослабевающим вниманием смотрел на Моза.
  
  — Из-за «Большой восьмерки» у меня сейчас дикая нагрузка, — проговорил тот. — Обрабатываю разведданные.
  
  — И что это за разведданные? — поинтересовался Ребус, вставая с дивана, якобы чтобы размять ноги.
  
  Сидеть на диване втроем было уже тесно. Глядя на монитор, он принялся мерить комнату медленными шагами.
  
  — Это закрытая информация, — отозвался Моз.
  
  — Тебе не встречалось имя Стилфорт?
  
  — А должно было встретиться?
  
  — Он из отдела СО-двенадцать… и, похоже, заправляет всей операцией.
  
  Но Моз лишь покачал головой и спросил, что им конкретно нужно. Шивон протянула ему листок.
  
  — Этот сайт, — начала она, — может внезапно исчезнуть. Надо выудить из него все, что только возможно: адреса тех, кто на него заходил, тех, кто скачивал информацию, а также подписчиков на новостную рассылку…
  
  — Это серьезное дело.
  
  — Знаю, Эрик.
  
  На него, видимо, подействовал тон, которым она произнесла его имя. Он встал и подошел к окну, вероятно, надеясь спрятать от Молли свое раскрасневшееся лицо.
  
  Ребус взял в руки листок, лежавший рядом с компьютером. На бумаге с логотипом компании «Аксиос Системз» было письмо, подписанное неким Тасосом Симеонилисом.
  
  — Он, наверное, грек, — заключил Ребус.
  
  Эрик Моз с радостью ухватился за возможность сменить тему.
  
  — Компания здешняя, — небрежно бросил он. — Занимается информационными технологиями.
  
  — Прости, Эрик, что сунул нос не в свое дело… — извинился Ребус, взмахнув письмом.
  
  — Это предложение поступить к ним на работу, — пояснила Молли. — Эрик постоянно их получает. — Поднявшись с дивана, она подошла к окну и обняла Моза за талию. — Приходится ему внушать, что его настоящее место — в полиции.
  
  Ребус положил письмо и вернулся на диван.
  
  — Как насчет того, чтобы еще по чаю? — спросил он.
  
  Молли радостно бросилась наливать. Моз, воспользовавшись моментом, послал Шивон взгляд, который вместил в себя десятки непроизнесенных слов.
  
  — Отлично, — похвалил Ребус, принимая молочник из рук Молли, снова устроившейся рядом с ним на диване.
  
  — И когда сайт может быть ликвидирован? — поинтересовался Моз.
  
  — Не знаю, — развела руками Шивон.
  
  — Сегодня?
  
  — Скорее завтра.
  
  Моз разглядывал листок со ссылкой.
  
  — Хорошо, — буркнул он.
  
  — Как вам удалось добиться такого?…
  
  Ребус явно собирался закончить фразу комплиментом в адрес интерьера, но Молли уже не слушала. Она вдруг вскочила, схватившись за голову и от ужаса раскрыв рот.
  
  — Печенье! Я же совсем забыла! — запричитала она. — Ну как же так? И никто не напомнил… — Она повернулась к Мозу. — Ты что, не мог сказать? — С пылающими щеками она вылетела из комнаты.
  
  И тут Ребус понял, что в этой квартирке не просто опрятно.
  
  В ней истерически опрятно.
  7
  
  Шивон наблюдала за процессией, шествующей с антивоенными песнями и плакатами. На случай осложнений или беспорядков вдоль всего маршрута были выставлены полицейские. Уловив сладковатый запах каннабиса, Шивон тут же сообразила, что за это едва ли кого-нибудь арестуют. На брифингах «Сорбуса» давались такие указания: «Если начнут ширяться у вас на глазах, тогда хватайте и тащите в участок, а в остальное не вмешивайтесь…»
  
  Тот, кто избрал своей мишенью сайт «СкотНадзор», имел доступ к высококачественному героину. У Шивон не шел из головы Томас Дженсен, такой безобидный на первый взгляд. Ведь ветеринару нетрудно получить героин в обмен на какое-нибудь лекарство.
  
  Еще те два парня, которые тогда были с Вики в клубе, а потом ехали с ней в автобусе… пожалуй, стоит их допросить.
  
  Удар наносится по голове… всегда сзади. Очевидно, кем-то более слабым, чем атакуемые. Прежде чем сделать инъекцию, ему нужно их повалить. Почему же Тревор Гест был еще и избит? Может, потому, что не сразу удалось его оглоушить? Или это свидетельствует о все возрастающей озлобленности и жестокости убийцы, о том, что он начал получать удовольствие от самого процесса?
  
  Но ведь Гест был вторым по счету. Третьего, Сирила Коллера, убийца не избивал. А может, чье-то неожиданное появление спугнуло его, помешав вкусить желанный кайф?
  
  Убивал ли он после этого? Если да… Шивон невольно поперхнулась. «Он или она», — поправила она себя.
  
  «Буш, Блэр, ЦРУ, сколько детей сегодня умрут?»
  
  Толпа дружно подхватила известную речевку. Колонна поднималась вверх по Колтонскому холму. Шивон шла следом. Несколько тысяч человек направлялись к месту митинга. На открытой вершине холма гулял пронизывающий ветер. Отсюда просматривался весь город до самого Файфа. Видны были Холируд и здание парламента, денно и нощно охраняемое полицией. Колтонский холм, Замковая скала и Трон Артура представляли собой группу потухших вулканов. На Колтонском холме находилась обсерватория, там же стояли несколько памятников. Среди них выделялись «искусственные руины»: один ряд колонн недостроенной копии Парфенона. Безумный меценат умер, не успев завершить свое начинание.
  
  Ораторы уже взбирались на перистиль памятника, остальные участники акции толпились внизу, готовясь слушать их речи. Одна молода я женщина, напевая что-то себе под нос, кружилась в танце вокруг «развалин».
  
  — Вот уж не ожидали встретить тебя здесь, доченька.
  
  — Да? А я как раз рассчитывала именно здесь вас встретить, — ответила Шивон, обнимая родителей. — Вчера так и не удалось отыскать вас на Медоуз.
  
  — Это было незабываемое зрелище, правда?
  
  Отец Шивон хмыкнул:
  
  — Твоя мама плакала в три ручья.
  
  — Невозможно было не расчувствоваться, — подтвердила та.
  
  — Я и вечером приходила, все надеялась вас найти.
  
  — Нас не было в лагере. Мы пошли погулять и немножко выпить.
  
  — С Сантал? — спросила Шивон как бы между прочим. Она провела рукой по лбу, словно стараясь прогнать сверлившую мозг мысль: «Черт возьми, ведь ваша дочь я, а не она!»
  
  — Она тоже была с нами, правда недолго… ей надо было успеть куда-то еще.
  
  Толпа приветствовала аплодисментами первого оратора.
  
  — Потом выступит Билли Брэгг, — сообщил Тедди Кларк.
  
  — Давайте где-нибудь вместе перекусим, — предложила Шивон. — Ну вот хотя бы в ресторане на Ватерлоо-плейс…
  
  — Дорогой, ты проголодался? — обратилась Ив Кларк к супругу.
  
  — Вообще-то нет.
  
  — Я тоже.
  
  — Ну тогда, может, позже? — спросила Шивон, пожимая плечами.
  
  Отец приложил палец к губам.
  
  — Начинают, — прошептал он.
  
  — Начинают что? — не поняла Шивон.
  
  — Перекличку мертвых.
  
  Так и было: стали оглашать имена жертв военных действий в Ираке, погибших с обеих сторон. Ораторы по очереди произносили имена, стоявшие вокруг молча слушали. Даже молодая «танцовщица» замерла, устремив неподвижный взгляд в пространство. Вспомнив, что ее сотовый телефон включен, Шивон чуть отступила назад. Она боялась, что позвонит Эрик Моз с какими-нибудь новостями. Достав из кармана телефон, она установила режим вибросигнала. Потом отошла подальше в сторонку, но так, чтобы слышать зачитываемые имена. Со своего места Шивон могла видеть внизу пустовавший сейчас стадион футбольного клуба «Хиберниан». Северное море было спокойным. Берик-Ло возвышался на западе как еще один потухший вулкан. Слушая нескончаемое перечисление имен, она невольно горестно улыбнулась.
  
  Ведь ее работа была сродни этой перекличке мертвых. Она называла имена убитых, фиксировала все, что имело отношение к их смерти, и пыталась выяснить, кем они были и от чего погибли. Она возвращала в мир память о забытых и пропавших без вести. Тех, что ждали ее и других, подобных ей, детективов. А еще детективов, подобных Ребусу, который всегда берет быка за рога и часто на эти рога напарывается; который никогда не отступает, потому что это было бы последним плевком в сторону жертв.
  
  Тут телефон завибрировал. Она поднесла его к уху.
  
  — Нас опередили, — сказал Эрик Моз.
  
  — Сайт исчез?
  
  — Ага.
  
  Она выругалась сквозь зубы.
  
  — Ты что-нибудь успел?
  
  — Так, поживился объедками. С домашнего компьютера глубже врубиться не получается.
  
  — Списка подписчиков нет?
  
  — Боюсь, что нет.
  
  Микрофон перешел в руки следующего оратора… перекличка мертвых продолжилась.
  
  — Ты в силах еще что-нибудь сделать? — спросила Шивон.
  
  — Могу на работе использовать пару приёмчиков.
  
  — То есть завтра?
  
  — Если начальство не бросит опять на «Большую восьмерку». — Он немного помолчал. — Шивон, очень рад был с тобой повидаться. Прости, что тебе пришлось пересечься с…
  
  — Эрик, — перебила она, — не надо.
  
  — Чего не надо?
  
  — Ну, всего этого… не надо. Просто как не было, договорились?
  
  Воцарилось долгое молчание.
  
  — Значит, мир? — спросил он наконец.
  
  — Полный. Жду завтра звонка.
  
  Она оборвала разговор, чтобы не рявкнуть: «Катись к своей невротичке с шикарным бюстом… всех благ и удачи в личной жизни»…
  
  С ней произошло нечто более странное.
  
  Ее взгляд упал на родителей. Мать стояла, держа отца за руку и склонив голову на его плечо. Слезы подступили к глазам Шивон, но она не позволила им пролиться. Ей вспомнилось, как бросилась вон из комнаты Вики Дженсен и как то же самое проделала Молли. Обеих пугала сама жизнь. В детстве Шивон несчетное число раз выбегала из комнат, из комнат, где находились ее родители. Вспышки гнева, ссоры и скандалы, ожесточенные споры или столкновения мнений, чрезмерное давление. А вот сейчас ее одолевало безумное желание стоять между ними. Безумное, но неосуществимое. Она продолжала топтаться позади, мысленно умоляя их обернуться.
  
  Для них же не существовало в тот миг ничего, кроме выкликаемых имен, имен тех, кого они никогда не знали.
  
  — Благодарю, — сказал Стилфорт, вставая со стула и пожимая руку Ребусу, которого поджидал вот уже четверть часа в вестибюле отеля «Бэлморал».
  
  Ребус тем временем несколько раз прошел мимо дверей отеля, заглядывая внутрь и пытаясь понять, не ждет ли его западня. Он успел увидеть хвост антивоенной демонстрации, удаляющейся по Ватерлоо-плейс. Шивон позвонила ему, чтобы сообщить, что идет за колонной в надежде встретиться с родителями.
  
  — У тебя не хватает на них времени, — посочувствовал он.
  
  — И у них на меня тоже, — нехотя призналась она.
  
  У входа в отель помимо швейцара и портье — не того, что был тут в субботнюю ночь, — дежурили охранники в штатском: скорее всего, из ведомства Стилфорта. Представитель особого подразделения выглядел особенно щеголевато в двубортном костюме в тонкую полоску. После рукопожатия он жестом указал в сторону Пальмового дворика.
  
  — Может, по малой порции виски?
  
  — Это смотря кто будет платить.
  
  — Позвольте мне.
  
  — В таком случае я, возможно, осилю и большую, — склоняя голову в церемонном поклоне, ответил Ребус.
  
  Стилфорт рассмеялся. Смех его был громким, но фальшивым. Они отыскали столик в углу. Не успели они сесть, перед ними, словно по мановению волшебной палочки, возникла официантка, подающая коктейли.
  
  — Карла, — обратился к ней Стилфорт, — две порции виски. Двойных. — Он повернулся к Ребусу.
  
  — «Лафройг», — уточнил Ребус. — И чем старше, тем лучше.
  
  Карла, поклонившись, отошла. Стилфорт поправлял пиджак, не начиная разговора, пока официантка рядом. Ребус решил его опередить.
  
  — Ну как, удается замазывать историю с нашим депутатом? — громко поинтересовался он.
  
  — В каком смысле — замазывать?
  
  — Ну, вам лучше знать.
  
  — По моим сведениям, инспектор Ребус, ваше собственное расследование сводится пока к одному неофициальному допросу сестры покойного. — Перестав наконец возиться с полами пиджака, Стилфорт положил перед собой на стол сцепленные руки. — Более того, к допросу, который вы учинили ей, как это ни прискорбно, сразу же после опознания. — Последовала театральная пауза. — Не в обиду вам будь сказано, инспектор.
  
  — Какие уж тут обиды, сэр.
  
  — Конечно, вас могли отвлекать другие дела. Ко мне тут цеплялась пара журналистов — охотников до горяченького.
  
  Ребус старался придать лицу удивленное выражение. Мейри Хендерсон да еще тот незнакомец из газеты «Скотсмен», с которым он говорил по телефону. Выходит, он теперь в долгу перед обоими…
  
  — Ну… — начал Ребус, — если дело такое прозрачное, не думаю, что прессе будет чем поживиться. — Он помолчал. — Вы же, помнится, говорили, что меня отстранят от расследования… А этого, кажется, пока не произошло.
  
  Стилфорт пожал плечами:
  
  — Потому что тут и расследовать-то нечего. Вердикт ясен: смерть в результате несчастного случая.
  
  Он расцепил руки, увидев, что у столика возникла официантка с подносом, на котором помимо стаканов стоял кувшинчик с водой и чаша, до краев наполненная кубиками льда.
  
  — Прикажете счет? — спросила Карла, и Стилфорт, бросив взгляд на Ребуса, кивнул:
  
  — Нам хватит и этого.
  
  Он подписал счет номером своей комнаты в отеле.
  
  — Нашу выпивку оплачивают налогоплательщики, — полюбопытствовал Ребус, — или нам следует поблагодарить за нее мистера Пеннена?
  
  — Ричард Пеннен — гордость нашей страны, — объявил Стилфорт, доливая в свой стакан изрядное количество воды. — Если говорить конкретно о шотландской экономике, то без него она была бы на порядок беднее.
  
  — А я и не предполагал, что проживание в отеле «Бэлморал» так дорого стоит.
  
  Глаза Стилфорта превратились в щелки.
  
  — Вам прекрасно известно, что я имею в виду заказы Министерства обороны.
  
  — И если я допрошу его по поводу кончины Бена Уэбстера, он в одночасье разместит эти заказы в другом месте?
  
  — Мы должны вести себя с ним предельно корректно, понятно? — произнес Стилфорт, подаваясь всем телом вперед.
  
  Ребус, с наслаждением вдыхавший аромат солода, поднес стакан ко рту.
  
  — Ваше здоровье! — буркнул Стилфорт.
  
  — Сланче! — откликнулся по-шотландски Ребус.
  
  — Мне говорили, вы не прочь немножко выпить, — сказал Стилфорт. — Может быть, даже не немножко.
  
  — Вам не наврали.
  
  — Рюмка молодцу не в укор… если это не мешает работе. Однако мне говорили также, что вы, случалось, в состоянии опьянения теряли способность здраво мыслить.
  
  — Но не способность видеть людей насквозь, — уточнил Ребус, отводя стакан от губ. — Трезвый я или пьяный, вам не удастся меня убедить, что вы не хитрец высшей категории.
  
  Стилфорт в знак шутливого согласия поднял свой стакан.
  
  — Я намереваюсь вам кое-что предложить, — сказал он, — чтобы хоть как-то скрасить ваше разочарование.
  
  — А что, по-вашему, я выгляжу разочарованным?
  
  — Вы зайдете в тупик с делом Бена Уэбстера, самоубийство это или нет.
  
  — Так вы не исключаете самоубийства? Значит, есть какие-то основания. Может быть, записка?
  
  Стилфорт наконец вышел из себя.
  
  — Нет никаких записок, черт возьми! — заорал он. — Вообще ничего.
  
  — Тогда, согласитесь, версия самоубийства выглядит как-то неубедительно.
  
  — Смерть в результате несчастного случая.
  
  — Такова официальная версия. — Ребус снова поднял стакан. — Так что вы хотели мне предложить?
  
  Прежде чем ответить, Стилфорт смерил его изучающим взглядом.
  
  — Своих людей, — произнес он. — Расследование убийства, которое вы ведете… Я слышал, там целых три жертвы? Могу представить, как вы перегружены. Ведь этим пока занимаетесь только вы и сержант Кларк, не так ли?
  
  — В принципе, так.
  
  — А у меня здесь полно спецов, Ребус, причем прекрасных спецов, и самых разных.
  
  — И вы отдаете их в наше распоряжение?
  
  — Намереваюсь.
  
  — Ага, мы, значит, вплотную займемся этими убийствами и забудем о гибели депутата парламента? — Ребус сделал вид, что тщательно обдумывает предложение. — Караульные в замке говорили, что там был кто-то посторонний, — спокойно добавил он, словно размышляя вслух.
  
  — Никаких подтверждений этому нет, — выпалил Стилфорт.
  
  — Почему Уэбстер оказался у края стены… на этот вопрос так и не было дано убедительного ответа.
  
  — Вышел подышать воздухом.
  
  — Он что, посреди ужина вылез из-за стола?
  
  — Ужин уже заканчивался… портвейн, сигары.
  
  — Он говорил кому-нибудь, что идет проветриться? — Ребус пристально посмотрел на Стилфорта.
  
  — Да нет. Все начали вставать, чтобы поразмяться…
  
  — И вы уже всех допросили? — предположил Ребус.
  
  — Почти, — уклончиво сказал Стилфорт.
  
  — Министра иностранных дел, например? — поинтересовался Ребус, но ответа не дождался. — Нет, что-то не верится. Ну тогда, может быть, членов иностранных делегаций?
  
  — Некоторых допросил. Я проделал массу дел за вас, инспектор.
  
  — А как вы узнали, что именно я собирался делать?
  
  Стилфорт ответил на эту реплику легким наклоном головы. Он так и не притронулся к своему стакану.
  
  — И у вас не возникло никаких сомнений? — продолжал Ребус. — Никаких вопросов?
  
  — Никаких.
  
  — Но вы, однако, не знаете, почему это произошло. Ну какой же вы после этого коп, Стилфорт? Вы великий знаток по части картинных рукопожатий и брифингов, но когда доходит до реальной полицейской работы, вы ни на что не годитесь. Вы попросту манекен и больше ничего. — Ребус встал со стула.
  
  — Ну а сами-то вы кто, инспектор Ребус?
  
  — Я? — Прежде чем ответить, Ребус на миг задумался. — Как я сам полагаю, я дворник, подметала… подметаю за такими, как вы. — Он сделал эффектную паузу. — За вами, а также вокруг вас, если в этом возникает необходимость.
  
  Ребус счел, что реплика под занавес удалась.
  
  Перед тем как покинуть «Бэлморал», он спустился вниз и прошел в ресторан, но Ричарда Пеннена там не обнаружил. Выйдя из отеля на Принсез-стрит, Ребус решил заглянуть в «Кафе Ройял». В пабе было на удивление пусто.
  
  — Выручки никакой, — посетовал хозяин. — В последние дни местные больше по домам сидят.
  
  Пропустив пару стаканчиков, Ребус двинулся по Джордж-стрит, которая тоже была безлюдной: армия Гелдофа рассеялась. Свернув к бару «Оксфорд», он резко толкнул дверь.
  
  — Пинту эля, Гарри, — попросил Ребус, доставая из кармана сигареты.
  
  — Там что-нибудь происходит? — спросил один из завсегдатаев.
  
  Ребус покачал головой, понимая, что в ограниченном мирке выпивохи новость о серийном убийце вряд ли уляжется в категорию «что-нибудь происходит».
  
  — Но ведь какие-то марши еще продолжаются? — поинтересовался Гарри.
  
  — На Колтонском холме, — подтвердил другой завсегдатай. — На те деньги, что на это потратили, мы могли бы послать каждому африканскому ребенку корзину с едой.
  
  — А как же выход Шотландии на мировую арену? — напомнил Гарри, указывая при этом кивком в сторону Шарлот-сквер, где находилась резиденция премьер-министра. — Как говорит Джек, на это не жалко никаких денег.
  
  — Чужими деньгами легко распоряжаться, — проворчал завсегдатай. — У меня жена работает в новом обувном на Фредерик-стрит, так она говорит, что они на неделю закроются.
  
  — Завтра «Ройял Банк» будет закрыт, — сообщил Гарри.
  
  — Да… завтра нам предстоит нелегкий денек, — пробормотал завсегдатай.
  
  — А я-то зашел сюда, чтобы развеяться, — посетовал Ребус.
  
  Гарри вытаращил глаза, изображая изумление:
  
  — Что ж ты раньше-то молчал, Джон, дружище? Еще одну?
  
  Ребус, хоть и не очень уверенно, но кивнул.
  
  Пропустив еще две пинты и съев последний рулет с начинкой с витрины, он решил, что пора двигать к дому.
  
  Гарри закатил глаза, наблюдая за тем, как Ребус направляется к двери. А тот тем временем решал, идти домой пешком или завернуть в участок и напроситься пассажиром в какую-нибудь патрульную машину. Большинство таксистов старались держаться подальше от центра, однако был шанс поймать такси у отеля «Роксбро», если прикинуться богатым туристом…
  
  Вдруг послышался звук распахнувшихся дверец, но не успел Ребус оглянуться, как его схватили сзади за руки и заломили их за спину.
  
  — Принял лишнего? — пролаял незнакомый голос. — Ночка в камере пойдет тебе на пользу, дружище.
  
  — А ну отвали! — Ребус рванулся всем телом, но его по-прежнему крепко держали.
  
  Он ощутил, как пластиковые браслеты охватывают запястья, словно медицинские жгуты.
  
  — Что, черт возьми, происходит? — в ярости прошипел Ребус. — Я инспектор уголовной полиции.
  
  — Что-то ты не больно похож на инспектора, — услышал он тот же голос. — От тебя разит перегаром и табаком, одет как оборванец…
  
  У говорившего был английский акцент, скорее всего лондонский. Ребус увидел человека в форме, рядом с ним еще двоих. Бронзовые — вероятно, от загара — лица выражали непреклонность. Фургон был маленький и без опознавательных знаков. Задние дверцы стояли нараспашку, и Ребуса затолкали внутрь.
  
  — Удостоверение у меня в кармане, — выдавил из себя он.
  
  Ребус плюхнулся на единственную скамейку. Окна были затемнены и забраны снаружи металлической решеткой. Слабо пахло блевотиной. Задняя часть фургона отделялась от передней решеткой и листом фанеры.
  
  — Вы об этом пожалеете! — заорал Ребус.
  
  — Уймись, а то сам пожалеешь! — посоветовали ему.
  
  Фургон тронулся. Сквозь заднее стекло Ребус видел свет фар следующей за ними машины. Ну ясно почему: троим-то впереди не разместиться; значит, должна быть еще одна машина. В принципе, без разницы, куда его везут — на Гейфилд-сквер, в Вест-Энд или Сент-Леонард, — его везде узнают. Беспокоиться не о чем, кроме как о распухающих из-за нарушения кровотока пальцах. Плечи затекли и нестерпимо болели оттого, что руки были зафиксированы за спиной в очень неудобном положении. Пришлось упереться в стенки ногами, чтобы не болтаться по фургону, который несся с большой скоростью, не останавливаясь на светофорах. Ребус дважды слышал испуганные вскрики пешеходов, едва не угодивших под колеса. Мелькал огонек мигалки, но сирена молчала. Машина, следовавшая за ними, похоже, была без мигалки и без сирены. Значит, это не патрульный автомобиль… да и фургон явно принадлежит не патрульной службе. Ребусу показалось, что они движутся на восток, значит, к Гейфилд-сквер, но тут они круто свернули влево, в сторону Нью-Тауна, и так резко пошли вниз, что Ребус чуть не пробил головой крышу.
  
  — Куда, черт возьми?…
  
  Если он до сих пор и был под мухой, то теперь враз протрезвел. Неужели они едут в Фетис, в главное управление? Но туда не отвозят пьяных. Там сидят шишки — Джеймс Корбин и его приближенные. Наверное, они свернули не к Фетису, а на Ферри-роуд…
  
  А если так, оставался только полицейский участок Драйлоу, своего рода аванпост на северной окраине города — мрачная конура, к дверям которой они и подкатили. Ребуса вытащили из фургона и заволокли внутрь. Его глаза с трудом привыкали к яркому освещению. Участок казался пустым. Ребуса отвели в заднюю часть здания, где находились две камеры временного задержания, двери которых были распахнуты. Он почувствовал, что давление на одно запястье ослабло, кровь снова потекла по сосудам. Толчок в спину помог ему в мгновение ока преодолеть порог. Дверь с грохотом захлопнулась.
  
  — Эй! — окликнул полицейских Ребус. — Что за идиотские шутки?
  
  — Дружок, мы что, по-твоему, похожи на клоунов?
  
  За дверью разразился хохот.
  
  — Спокойной ночи, — добавил другой голос, — и не вздумай шуметь, а не то вернемся и угостим тебя нашим особым успокоительным. Верно говорю, Джеко?
  
  Ребусу показалось, что он услышал какой-то приглушенный не то свист, не то шип. Затем все стихло, и он сразу понял почему. Они прокололись, назвав имя.
  
  Джеко.
  
  По внешности Ребус не сумел бы их узнать. Ему запомнилось только, что лица у них были то ли загорелые, то ли обветренные. Но уж голоса-то он ни за что не забудет. В их форме не было ничего необычного… вот только на погонах никаких эмблем. Значит, отыскать их легко не удастся.
  
  Ребус несколько раз пнул ногой дверь, а потом полез в карман за мобильником.
  
  И обнаружил, что телефона в кармане нет. Либо они забрали телефон, либо он сам выпал из кармана. Бумажник, удостоверение, сигареты и зажигалка — все на месте. Ребус присел на холодный бетонный выступ, служивший лежанкой, и посмотрел на часы. Пластиковый браслет все еще обхватывал левое запястье. Ребус принялся массировать левую кисть свободной рукой, пытаясь восстановить кровообращение. Пластик можно было бы расплавить пламенем зажигалки, но с риском здорово обжечься. Ребус закурил и попытался хоть как-то унять сердцебиение. Встал, подошел к двери, грохнул по ней кулаком, повернулся спиной и изо всех сил лягнул ее.
  
  Каждый раз, проходя мимо камер временного задержания в Гейфилде и Сент-Леонарде… он слышал такие же стуки. Там-там-там-там-там. И еще обменивался с дежурным охранником ухмылочкой.
  
  Там-там-там-там-там.
  
  Надежда, как говорится, умирает последней. Ребус снова сел. В камере не было ни туалета, ни умывальника; правда, в углу стояло металлическое ведро. На стене рядом с ним чернели засохшие мазки дерьма. Штукатурка была испещрена надписями: «Законы Большого Молки», «Братки Уорди», «Все вы ублюдки». Поразительно, но в заключении здесь побывал и какой-то знаток латыни: «Nemo Me Impune Lacessit».[12] Тут же присутствовало изречение на шотландском: «Whau Daur Meddle Wi Me», что означает: «Попробуй трахнуть меня, и я сразу же трахну тебя».
  
  Ребус снова вскочил, вдруг поняв то, что мог бы понять с самого начала.
  
  Стилфорт.
  
  Ведь ему ничего не стоит раздобыть полицейское обмундирование… и нарядить в него тех троих парней, которых он недавно предлагал Ребусу. Они наверняка следили за ним с того самого момента, как он вышел из отеля. Следовали за ним от одного паба к другому, выбирая подходящее место. Улочка возле бара «Оксфорд» подошла как нельзя лучше.
  
  — Стилфорт! — пронзительно закричал Ребус. — Иди сюда и поговорим! Или ты не только бандит, но еще и трус?
  
  Он приложил к двери ухо, но ничего не услышал. Глазок был закрыт. Окошечко для передачи пищи заперто. Ребус принялся ходить взад-вперед по камере. Достал сигареты, но тут же спрятал, решив, что нужно экономить. Потом передумал и вынул-таки сигарету. Зажигалка зашипела — бензин на исходе… Часы показывали десять. До утра еще пропасть времени…
  Понедельник, 4 июля
  8
  
  Его разбудил поворот ключа в замке. Дверь, заскрипев, открылась. Первое, что он увидел, был молодой полисмен в форме с разинутым от удивления ртом. Слева от него стоял старший инспектор уголовной полиции Джеймс Макрей, взбешенный, с всклокоченными волосами. Ребус взглянул на часы — самое начало четвертого, значит, скоро уже утро понедельника.
  
  — У вас есть что-нибудь типа ножика? — спросил он, с трудом шевеля языком в пересохшем рту.
  
  Он показал распухшее запястье — цвет ладони и пальцев был угрожающе неестественным. Один из полисменов достал из кармана перочинный ножик.
  
  — Как вы сюда попали? — дрожащим голосом спросил он.
  
  — Кто находился вчера в участке в десять часов вечера?
  
  — Мы были на вызове, — объяснил полисмен, — перед выездом помещение заперли.
  
  Оснований сомневаться в его словах у Ребуса не было.
  
  — И что за вызов?
  
  — Ложная тревога. Мне очень жаль… Почему вы не кричали… или как-нибудь еще не дали знать о себе?
  
  — Полагаю, в журнале никаких записей?
  
  Наручники упали на пол, и Ребус начал яростно тереть пальцы, пытаясь вернуть им жизнь.
  
  — Никаких. А мы не проверяем камеры, когда они пустые.
  
  — А вы знали, что они пустые?
  
  — Мы держали их пустыми на случай уличных беспорядков.
  
  Макрей внимательно осматривал левую руку Ребуса.
  
  — Может, к врачу?
  
  — Все обойдется, — поморщился Ребус. — Как вы меня нашли?
  
  — Эсэмэска. Я поставил телефон в кабинете на зарядку. И вдруг он как заверещит, ну, жена и проснулась.
  
  — Можно взглянуть?
  
  Макрей протянул телефон. В верхней части дисплея был номер звонившего, а под ним сообщение прописными буквами: «РЕБУС В КАМЕРЕ В ДРАЙЛОУ». Ребус нажал клавишу ответного звонка, но автоответчик объявил, что набираемый им номер не существует. Он вернул телефон Макрею:
  
  — На дисплее есть время отправки сообщения — полночь.
  
  Макрей отвел глаза под пристальным взглядом Ребуса.
  
  — Ну, мы не сразу услышали, — замялся он, но тут же, вспомнив о своем ранге, выпрямил спину. — Потрудитесь объяснить, что произошло.
  
  — Мальчикам нечем было заняться, вот и решили они посмеяться, — выдал Ребус стихотворный экспромт, продолжая терзать левое запястье и стараясь не показывать, сколько боли причиняют ему эти манипуляции.
  
  — Кто именно?
  
  — Откуда мне знать? Как говорится, не пойман — не вор, сэр.
  
  — Ну а если я выясню, с какого номера пришла эсэмэска?…
  
  — Его уже не существует, сэр.
  
  Макрей пристально посмотрел на Ребуса:
  
  — Немножко вчера перебрали, так?
  
  — Совсем немножко. — Он снова перевел взгляд на стоящего рядом полицейского. — Случайно, никто не оставлял мобильника на столе дежурного?
  
  Молодой человек помотал головой. Ребус подался к нему:
  
  — Если об этом инциденте узнает кто-то еще… ну, надо мной малость посмеются и забудут, а вот тебе так легко не отделаться. Камеры не проверены, в участке ни души, входная дверь нараспашку…
  
  — Входная дверь была закрыта, — возразил полицейский.
  
  — Пусть так, но и без того проколов немало, согласен?
  
  Макрей потрепал молодого человека по плечу:
  
  — Поэтому все должно остаться между нами, договорились? Инспектор Ребус, вы готовы? Я отвезу вас домой, пока улицы еще не перегорожены.
  
  На улице Макрей чуть помедлил, перед тем как открыть свой «ровер».
  
  — Я понимаю, почему ты не хочешь предавать случившееся огласке, но будь уверен, если я найду виновных, они дорого за это заплатят.
  
  — Да, сэр, — согласился Ребус. — Сожалею, что доставил вам столько хлопот.
  
  — Ты здесь ни при чем, Джон. Запрыгивай.
  
  Двигаясь в южном направлении, они проехали через весь город. Восточный край неба светлел. Наступал понедельник с его «Карнавалом вседозволенного веселья», чреватым большими неприятностями. Именно на этот день назначили шествие Армия Клоунов и Черный Блок. Они попытаются перекрыть город. Макрей как раз настроился на местную радиостанцию, когда в сводке новостей сообщили о попытке заблокировать насосы на бензозаправке, расположенной на Куинсферри-роуд.
  
  — То, что было в выходные, просто цветочки, — откомментировал Макрей, когда они остановились на Арден-стрит. — Надеюсь, тебе понравилось.
  
  — Хорошо провел время и расслабился, — ответил Ребус, открывая дверь. — Спасибо, что подвезли.
  
  Он похлопал по крыше машины, проводил ее глазами, а затем, поднявшись на две ступеньки, полез в карман за ключами.
  
  Ключей не было.
  
  Ну конечно же: они торчали из замка его квартиры. Он выругался, открыл дверь и, зажав ключи в кулаке правой руки, на цыпочках вошел в квартиру. Ни шума, ни света. Подошел к закрытым дверям кухни и спальни. Прошел в гостиную. Бумаги по делу Коллера он отнес к Шивон. Но материалы, подготовленные для него Мейри Хендерсон, — касательно компании «Пеннен Индастриз» и депутата Бена Уэбстера, — были разбросаны по всей квартире. Ребус взял со стола свой мобильный. Все-таки вернули, не зажилили — и на том спасибо. Наверное, тщательно проверили все входящие и исходящие звонки, сообщения и эсэмэски. Вообще-то это не сильно его беспокоило: в конце каждого рабочего дня он очищал память своего телефона. Впрочем, где-нибудь на чипе информация могла и сохраняться… К тому же они вправе потребовать у его провайдера записи разговоров. У СО-12 огромные полномочия.
  
  Ребус пошел в ванную и включил воду. Всегда надо было немного подождать, прежде чем вода согреется. Он намеревался простоять под душем никак не меньше пятнадцати минут, а то и все двадцать. Он осмотрел кухню и обе спальни: все, казалось, было на своих местах. Налил в чайник воды и включил. Может, в квартире установили жучки? В прежние времена достаточно было отвинтить крышку у телефона и заглянуть внутрь, а теперь так просто их не найдешь. Бумаги с информацией о «Пеннен Индастриз» были разбросаны по квартире, но ничего не пропало. Почему? Да потому, что любой способен скачать эти данные из Интернета.
  
  Потому что Ребус еще и близко не подошел к тому, к чему Стилфорт старается его не подпустить.
  
  Они оставили ключи в замке, положили телефон на видное место, добавив тем самым оскорбление к телесному увечью. Ребус снова ощупал левую руку, задаваясь вопросом: по каким симптомам распознается гангрена или тромбоз? Он принес чай в ванную, сбросил с себя одежду и залез под душ, полный решимости смыть из памяти все, что произошло в предыдущие семьдесят два часа.
  
  Помывшись, он собирался немного поспать. Пять беспокойных часов, проведенных в скрюченной позе на бетонной лежанке, вряд ли могли считаться сном. Перво-наперво необходимо было зарядить телефон. Включив зарядное устройство в сеть, Ребус решил посмотреть, какие сообщения пришли за это время. Одно сообщение — от того же анонимного абонента, что оповестил о его местонахождении Макрея:
  
   ДАВАЙ ЗАКЛЮЧИМ ПЕРЕМИРИЕ.
  
  Отправлено всего полчаса назад. Две мысли разом пришли в голову. Им известно, что он дома. И этот «несуществующий номер» каким-то образом вновь засуществовал. Ребус с ходу придумал с дюжину возможных ответов, но, поостыв, почел за лучшее вообще выключить телефон. Выпив еще чашку чая, он направился в спальню.
  
  Паника на улицах Эдинбурга.
  
  Никогда прежде Шивон не доводилось видеть город в таком состоянии — ни во время решающих футбольных матчей, ни даже во время маршей республиканцев и оранжистов. Напряженность висела в воздухе — он был словно наэлектризован. Причем не только в Эдинбурге: в Стерлинге был разбит так называемый лагерь мира. То там, то здесь происходили стычки с полицией. До открытия саммита «Большой восьмерки» оставалось два дня, однако протестующие знали, что большинство делегаций уже прибыло. Множество американцев обосновалось в отеле «Хайдроу» в Данблейне, недалеко от «Глениглса». Некоторые иностранные журналисты неожиданно для себя обнаружили, что их поселили вдали от места главного действия — в отелях Глазго. Японская делегация забронировала большое количество номеров в эдинбургском «Шератоне», в нескольких десятках метров от финансового центра. Сперва Шивон собиралась воспользоваться парковкой отеля, но въезд на нее был перекрыт цепью. Как только она опустила стекло на дверце водителя, к ее машине сразу подошел полисмен. Она протянула удостоверение.
  
  — Простите, мэм, — с английской вежливостью извинился он. — Ничего не могу поделать. Приказ руководства. Самое лучшее, что вы можете сделать, так это развернуться и ехать туда. — Полисмен показал в сторону Уэстерн-Апроуч-роуд. — Там на проезжей части какие-то идиоты… мы пытаемся направить их по Каннинг-стрит. По нашим сведениям, эта какая-то шайка клоунов.
  
  Она последовала его совету и в конце концов нашла местечко рядом с театром «Лицеум». Пересекла улицу, но вместо того чтобы войти в главный офис банка «Стэндард Лайф», прошла мимо и свернула на Каннинг-стрит. Там она сразу же наткнулась на полицейский кордон, перегородивший проход одетым в черное демонстрантам, среди которых яркими пятнами выделялись фигуры, словно спрыгнувшие с витрины кукольного магазина. Ну точно: сборище клоунов. Так Шивон впервые увидела Армию Клоунов-бунтарей. На головах пурпурные и рыжие парики, лица вымазаны белым. Кто-то размахивал шваброй, у кого-то в руках краснели гвоздики. На одном из прозрачных полицейских щитов была намалевана смеющаяся рожица. На копах тоже были черные костюмы, защитные щитки на коленях и локтях, противоударные жилеты и шлемы с забралами из прозрачного пластика. Один из демонстрантов умудрился вскарабкаться на высокую стену и теперь показывал оттуда полицейским голый зад. Ко всем окнам по обеим сторонам улицы прилипли лица офисных служащих. Шуму было много, но настоящего накала страстей еще не чувствовалось. Увидев, что приближается полицейское подкрепление, Шивон отошла к пешеходному мостику, перекинутому над Уэстерн-Апроуч-роуд. И в этот раз стражи порядка превосходили числом протестующих, среди которых был даже человек в инвалидной коляске. Поток машин, едущих в город, застыл на месте. Раздавались свистки. Как только подкрепление ступило под пешеходный мост, щиты взмыли над головами на случай атаки сверху.
  
  Ситуация вроде бы была под контролем и не собиралась меняться, поэтому Шивон без колебаний решила идти туда, куда и намеревалась.
  
  Вращающаяся дверь, ведущая в вестибюль банка «Стэндард Лайф», оказалась закрыта. Прежде чем впустить Шивон внутрь, охранник внимательно ее осмотрел.
  
  — Позвольте взглянуть на ваш пропуск, мисс?
  
  — Я здесь не работаю, — ответила Шивон, протягивая удостоверение.
  
  Взяв удостоверение, он внимательно его рассмотрел, затем вернул обратно и кивком указал Шивон в сторону стола, где сидела дежурная.
  
  — Какие-нибудь проблемы? — поинтересовалась Шивон.
  
  — Пара болванов хотела прорваться внутрь. Один пытался вскарабкаться по пожарной лестнице на задней стене. Добрался до третьего этажа и там застрял.
  
  — Лучше всего относиться к происходящему с юмором.
  
  — Да, но все это стоит денег, мисс. — Он еще раз кивком указал на стол дежурной. — Джина сейчас с вами разберется.
  
  И Джина действительно разобралась. Первое: выдала пропуск посетителя — «пожалуйста, постоянно держите его на виду», — а затем позвонила наверх. В фойе царила роскошь: мягкие диваны, журналы, кофе и телевизор с плоским экраном, показывающий какое-то дневное шоу. К Шивон быстрым шагом подошла какая-то женщина:
  
  — Сержант уголовной полиции Кларк? Я провожу вас наверх.
  
  — Миссис Дженсен?
  
  Но женщина помотала головой:
  
  — Простите, что пришлось подождать. Как видите, положение довольно необычное…
  
  — Не беспокойтесь, все в порядке. Зато теперь я знаю, какие торшеры нынче в моде.
  
  Женщина улыбнулась, хотя довольно натянуто, и повела Шивон к лифту. Ожидая прихода кабины, она оглядела себя в зеркале.
  
  — Мы сегодня все в своей обычной одежде. — пояснила она, скользнув рукой по блузке и слаксам.
  
  — Неплохо придумано.
  
  — Довольно забавно видеть наших мужчин в футболках и джинсах. С трудом их узнаешь. — Минуту помолчав, она спросила: — А вы здесь из-за уличных волнений?
  
  — Нет.
  
  — Только миссис Дженсен не в курсе…
  
  — Видите ли, это как раз моя обязанность ввести ее в курс дела, — с улыбкой ответила Шивон, когда двери кабины распахнулись.
  
  На двери кабинета Долли Дженсен висела табличка с надписью «Дороти Дженсен» — без указания должности. Должно быть, начальница, решила Шивон. Секретарша постучала в дверь, после чего уселась за свой стол, ничем не отделенный от общего рабочего зала. Множество глаз оторвалось от экранов компьютеров и с любопытством устремилось на Шивон. Несколько человек с кофейными чашками в руках стояли у окон, глядя на происходящее на улице.
  
  — Войдите, — донеслось из-за двери.
  
  Шивон вошла, закрыла за собой дверь, пожала протянутую ей Дороти Дженсен руку и, воспользовавшись приглашением сесть, опустилась на стул.
  
  — Вы знаете, почему я здесь? — спросила Шивон.
  
  Дженсен откинулась в кресле:
  
  — Том мне обо всем рассказал.
  
  — И вы сразу же взялись за дело, верно?
  
  Дженсен скользнула внимательным взглядом по столу. Она была примерно тех же лет, что и супруг, широкоплечая, с мужскими чертами лица. Иссиня-черные волосы — Шивон предположила, что седину она закрашивает, — идеальной волной спадали на плечи. Шею украшала простая нить жемчуга.
  
  — Я имела в виду не служебные дела, — с раздражением уточнила Шивон. — Я говорю об уничтожении вашего сайта.
  
  — А это что, преступление?
  
  — Это классифицируется как противодействие следствию. Я видела немало людей, осужденных по этой статье. А можно определить ваше поведение и как преступное укрывательство, было бы желание…
  
  Дженсен взяла со стола ручку, повертела в пальцах, сняла колпачок, снова надела, и так несколько раз. К своей радости, Шивон поняла, что сокрушила оборонительные укрепления этой женщины.
  
  — Мне необходимо все, что у вас имеется, миссис Дженсен: все ваши записи, адреса электронной почты, имена. Мы должны проверить всех этих людей — в том числе вас и вашего супруга, — если хотим поймать убийцу. — Она сделала короткую паузу. — Я знаю, о чем вы думаете. Многое из того, что вы хотите сказать, мы уже слышали от вашего мужа, и меня очень трогает ваше единство. Но вам необходимо понять… что бы ни произошло, они не остановятся. Значит, все герои вашего сайта являются потенциальными жертвами — и в этом смысле разница между ними и Вики не слишком большая.
  
  При упоминании имени дочери глаза Дженсен сверкнули, но тотчас подернулись влагой. Она поставила ручку в стакан, выдвинула ящик, достала носовой платок и шумно высморкалась.
  
  — Я пыталась, понимаете… пыталась простить. Ведь этого требует от нас христианская мораль, верно? — Она издала нервный смешок. — Эти люди… они понесли наказание, но мы надеемся и на их исправление. Ну а те, кто не желает исправляться… зачем они вообще нужны? Они возвращаются и снова принимаются за старое.
  
  Шивон не раз слышала подобные аргументы и мысленно поддерживала то одну, то другую сторону. Но сейчас она молчала.
  
  — Он не выказал никаких угрызений совести, ни малейшего чувства вины, ни сострадания… И это, по-вашему, человек? Это чудовище. Когда его судили, основным доводом защиты было то, что он рос в неблагополучной семье и пристрастился к наркотикам. Они называли это «неорганизованной жизнью». Но он ведь поломал жизнь Вики, и это был его выбор, он просто решил поразвлечься. О какой неорганизованности, позвольте спросить, речь? — Голос Дженсен дрожал, и казалось, он вот-вот сорвется. Она несколько раз глубоко вдохнула, приняла более удобную позу и взяла себя в руки. — Я работаю в сфере страхования. Мы имеем дело с выбором и риском. Я кое-что понимаю в том, о чем говорю.
  
  — У вас остались какие-нибудь записи, миссис Дженсен? — как можно спокойнее спросила Шивон.
  
  — Кое-какие, — отозвалась Дженсен. — Не очень много.
  
  — А адреса электронной почты? Ведь вы, должно быть, переписывались с теми, кто посещал ваш сайт?
  
  Дженсен кивнула:
  
  — Переписывалась с семьями жертв. Они тоже в числе подозреваемых?
  
  — Как скоро вы сможете передать мне все эти материалы?
  
  — Стоит ли мне советоваться с адвокатом?
  
  — Как считаете нужным, а пока я хотела бы направить к вам домой одного человека. Это специалист по компьютерам. Если он к вам зайдет, это избавит нас от необходимости изымать ваш винчестер.
  
  — Хорошо.
  
  — Его фамилия Моз. — «Большой специалист по девицам с пышными формами»… — усмехнулась она про себя. Повернувшись на стуле и прочистив горло, она добавила: — Он, так же как и я, сержант уголовной полиции. В какое время вам будет удобнее принять его сегодня вечером?
  
  — Ты плохо выглядишь, — сказала Мейри Хендерсон Ребусу, пока он протискивался на пассажирское сиденье ее спортивной машины.
  
  — Бессонная ночь, — вздохнул Ребус, однако не стал уточнять, что именно ее звонок в десять часов утра помешал ему выспаться. — А нельзя сделать так, чтобы было посвободнее ногам?
  
  Нагнувшись, Мейри потянула за рычаг, и Ребус вместе с сиденьем отъехал назад. Он повернул голову, чтобы посмотреть, осталось ли еще место у него за спиной.
  
  — Я уже наслушалась шуточек на тему Дугласа Бадера,[13] — предупредила она. — Что, мол, хорошо бы иметь отстегивающиеся ноги.
  
  — Тогда мое положение безвыходно, — ответил Ребус, закрепляя ремень безопасности. — И, кстати, спасибо за приглашение.
  
  — Ну раз так, напитки за твой счет.
  
  — Какие напитки?
  
  — Надо как-то оправдать наше присутствие в этом месте…
  
  Она вырулила на Арден-стрит. Поворот налево, поворот направо, снова налево, после чего они выскочили на Грейндж-стрит, откуда уже рукой подать до отеля «Престонфилд-Хаус».
  
  «Престонфилд-Хаус» всегда был окружен плотной завесой тайны. Возвышающийся среди одноэтажных домиков постройки тридцатых годов и глядящий через них на Крейгмиллар и Ниддри, этот внушительный особняк, казалось, должен был чувствовать себя в таком соседстве весьма неуютно. Большие участки принадлежавшей отелю земли — в том числе поле для гольфа — создавали необходимую дистанцию. Единственное упоминание о нем в новостях — других Ребус не помнил — было связано с тем, что один из членов шотландского парламента пытался после вечеринки поджечь шторы.
  
  — Я хотел спросить еще по телефону… — заговорил Ребус.
  
  — О чем?
  
  — Как ты об этом узнала?
  
  — Связи, Джон. Ни один журналист не должен и носа казать из дома, если у него нет связей.
  
  — Зато у тебя чего-то другого явно не хватает… В этой чертовой душегубке на колесах, по-моему, не хватает тормозов!
  
  — Да это же гоночная машина, — возразила она. — Она не должна ползти как черепаха. — Сказав это, она все-таки чуть-чуть сбавила скорость.
  
  — Спасибо, — поблагодарил он. — Так что все-таки ожидается?
  
  — Утренний кофе, затем проникновенные речи, а потом ланч.
  
  — И где все это будет происходить?
  
  Она пожала плечами:
  
  — Думаю, в общей гостиной. А ланч, вероятно, в ресторане.
  
  Включив левый поворотник, она свернула к отелю.
  
  — Ну а мы…
  
  — Мы якобы ищем покоя и тишины среди всеобщего безумия. И жаждем выпить по чашке хорошего чаю.
  
  Служители встретили их прямо у входа. Мейри объяснила, что им нужно. Им показали уютный маленький кабинет в левой половине и примерно такой же в правой половине, рядом с закрытой дверью.
  
  — Там что-то происходит? — спросила Мейри, указывая на закрытую дверь.
  
  — Деловая встреча, — сообщил служитель.
  
  — Ну, если они не начнут горланить, мы здесь отлично отдохнем. — Она вошла в кабинет. До слуха Ребуса донеслись пронзительные крики павлинов, которые разгуливали по газону за окном.
  
  — Желаете только чай? — спросил молодой человек.
  
  — Мне, пожалуйста, кофе, — попросил Ребус.
  
  — Чай с мятой, если у вас есть; если нет, то с ромашкой.
  
  Как только служитель вышел, Мейри прижалась ухом к стене.
  
  — Я думал, что прослушка уже давно ведется с помощью электроники, — ехидно заметил Ребус.
  
  — Если средства позволяют, — шепотом ответила Мейри, оторвав ухо от стены. — Слышно только гудение голосов.
  
  — Не забудь зарезервировать для себя первую полосу.
  
  Проигнорировав его замечание, она посмотрела на часы и сообщила:
  
  — Полагаю, ланч будет ровно в двенадцать. Хозяин в грязь лицом не ударит.
  
  — Я как-то ужинал здесь с дамой, — негромко проговорил Ребус. — После ужина нам подали кофе в библиотеку. Это наверху. Стены там красные с багровыми прожилками. Помнится, кто-то меня уверял, что они обиты кожей.
  
  — Кожаные обои? Это уже извращение, — улыбнулась Мейри.
  
  — Кстати, я ведь так и не поблагодарил тебя за то, что ты отправилась прямиком к Кафферти и выложила ему все про Сирила Коллера… — Он пронзил ее взглядом, и она, еще не утратившая способности смущаться, почувствовала, как жаркая волна заливает ей щеки.
  
  — Всегда к твоим услугам, — ответила она.
  
  — Теперь-то я знаю, что, стоит доверить тебе какую-нибудь очень личную информацию, ты тут же доведешь ее до сведения наипервейшего в городе мерзавца.
  
  — Но это же всего один раз, Джон.
  
  — И одного раза более чем достаточно.
  
  — Убийство Коллера не дает ему покоя, как зубная боль.
  
  — А мне только этого и надо.
  
  На ее лице появилась усталая улыбка.
  
  — Ведь всего один раз, — повторила она. — И прошу тебя, вспомни о неоценимой услуге, которую я тебе сейчас оказываю.
  
  Ребус счел за лучшее промолчать и вышел в холл. Стойка портье находилась в дальнем конце за рестораном. Все здесь слегка переменилось с того дня, когда Ребусу пришлось выложить половину своего жалованья за обед в ресторане. Основательные и тяжелые драпировки, обивка причудливой мебели — все отделано бахромой с кистями. Какой-то темнокожий человек в голубом шелковом костюме с легким поклоном посторонился, давая Ребусу пройти.
  
  — Доброе утро, — приветствовал его Ребус.
  
  — Доброе утро, — хрипло ответил тот, останавливаясь. — Встреча уже заканчивается?
  
  — Не знаю.
  
  Темнокожий снова поклонился:
  
  — Прошу прощения. Я почему-то решил…
  
  Так и не закончив фразы, он устремился к двери, за которой проходило собрание, постучал и исчез внутри. Мейри вынырнула из номера и догнала Ребуса.
  
  — На условный стук не похоже, — заметил тот.
  
  — Они же не масоны.
  
  Вот в этом-то Ребус как раз и не был уверен. Что такое, в принципе, «Большая восьмерка», если не сугубо закрытый клуб?
  
  Дверь снова открылась, и показались двое. Они направились к выходу, по пути закуривая.
  
  — Разминка перед ланчем? — предположил Ребус.
  
  Они с Мейри медленно двинулись назад, к своему маленькому кабинетику, наблюдая за выходившими людьми. Среди них явно были африканцы, азиаты и жители Ближнего Востока — некоторые в национальных одеждах.
  
  — Может, они из Кении, Сьерра-Леоне, Нигера… — зашептала Мейри.
  
  — То есть ты понятия не имеешь, откуда они, — так же шепотом отвечал Ребус.
  
  — У меня всегда были проблемы с географией… — оборвав себя на полуслове, она стиснула его руку.
  
  В эту колоритную группу внезапно вклинился высокий импозантный мужчина, обменивавшийся с каждым рукопожатием и приветственными словами. Ребус сразу узнал его по фотографиям, которые прислала ему Мейри. Чисто выбритое вытянутое лицо было загорелым, волосам придан чуть более свежий каштановый оттенок. Костюм в тонкую полоску, манжеты жестко накрахмаленной белой рубашки на дюйм выступают из рукавов пиджака. Для каждого у него была заготовлена улыбка — казалось, он лично знаком со всеми. Пропустив Мейри в комнату, Ребус задержался на пороге. Ричард Пеннен пользовался услугами хорошего фотографа. В жизни его лицо выглядело несколько сплюснутым, а веки были немного тяжеловаты. Но несмотря на это, он производил впечатление абсолютно здорового человека, к тому же проведшего последний уик-энд на тропическом пляже. Стоявшие по обе стороны помощники нашептывали ему в ухо необходимую информацию, внимательно следя за тем, чтобы эта часть дня, так же как уже минувшая и предстоящая, прошла без каких-либо эксцессов.
  
  И тут в поле зрения Ребуса возник служитель, державший в руках поднос с чаем и кофе. Давая ему пройти, Ребус встретился глазами с Пенненом и понял, что тот обратил на него внимание.
  
  — Заплати, будь любезен, — сказала Мейри.
  
  Ребус зашел в кабинет, чтобы рассчитаться.
  
  — Я только что имел честь лицезреть инспектора уголовной полиции Ребуса?
  
  Этот сочный раскатистый голос принадлежал Ричарду Пеннену. Он стоял всего в нескольких футах от Мейри; справа и слева по-прежнему маячили помощники.
  
  Журналистка недолго думая шагнула к нему и протянула руку:
  
  — Мейри Хендерсон, мистер Пеннен. Какая ужасная трагедия произошла в замке!
  
  — Ужасная, — согласился Пеннен.
  
  — Вы ведь наверняка там были.
  
  — Да.
  
  — Сэр, она из прессы, — шепотом пояснил один из помощников.
  
  — Никогда бы не подумал, — озарив ее улыбкой, заметил Пеннен.
  
  — Осмелюсь поинтересоваться, — продолжала Мейри, — почему вы оплачивали номер мистера Уэбстера в отеле?
  
  — Не я, а моя компания.
  
  — А с какой стати, сэр, ей брать на себя такие расходы?
  
  Но Пеннен уже переключил внимание на подошедшего Ребуса:
  
  — Мне говорили, что я, возможно, увижу вас.
  
  — Хорошо иметь такого информатора, как Стилфорт…
  
  Пеннен смерил Ребуса взглядом:
  
  — Описывая вас, он явно умалил ваши достоинства, инспектор.
  
  — Все равно, спасибо ему, что взял на себя такой труд, — Ребус едва удержался, чтобы не добавить: «Ведь это значит, что он меня по-настоящему опасается».
  
  — Вы, конечно, понимаете, какие неприятности вас ждут, если я заявлю о вашем несанкционированном вторжении?
  
  — Сэр, мы здесь лишь для того, чтобы выпить чаю. Насколько я понимаю, напротив, это вы вторгаетесь туда, куда не положено.
  
  Лицо Пеннена вновь озарилось улыбкой.
  
  — Мне нравится такая постановка вопроса. — Повернувшись к Мейри, он продолжал: — Бен Уэбстер был прекрасным парламентарием, мисс Хендерсон, и отличался крайней щепетильностью. Как вы понимаете, он не мог принимать от моей компании никакой помощи лично для себя и без ведома других членов парламента.
  
  — Вы не ответили на мой вопрос.
  
  Пеннен сжал челюсти и сделал глубокий вдох.
  
  — Компания «Пеннен Индастриз» в основном работает за рубежом — проконсультируйтесь с экономическим обозревателем вашей газеты, и вы поймете, насколько крупным экспортером является наша компания.
  
  — Экспортером оружия, — резко уточнила Мейри.
  
  — Технологий, — решительно возразил Пеннен. — Больше того, мы вкладываем заработанные деньги в развитие беднейших стран. Вот этим-то как раз и занимался Бен Уэбстер. — Он снова перевел взгляд на Ребуса. — Ничего ни от кого не утаивается, инспектор. Дэвид Стилфорт просто делает свою работу. В ближайшие дни нам предстоит подписать множество контрактов… А если контракты будут подписаны, значит, сохранятся рабочие места. Это, конечно, не столь оптимистический сюжет, который мог бы заинтересовать наши средства массовой информации. Теперь, с вашего позволения…
  
  Он повернулся, и Ребус испытал злорадное чувство, заметив небольшую лепешку, прилипшую к каблуку одного из его щегольских кожаных броугов. Он был готов побиться об заклад, что это павлиний помет.
  
  Мейри тяжело плюхнулась на жалобно скрипнувший диван, стараясь показать, насколько ее задело подобное обращение.
  
  — Черт бы его побрал, — в сердцах выпалила она, наливая себе чаю.
  
  Уловив тонкий аромат мяты, Ребус плеснул себе кофе из небольшого кофейника.
  
  — Напомни, пожалуйста, — обратился он к Мейри, — сколько стоит вся эта затея?
  
  — Ты имеешь в виду «Большую восьмерку»? — спросила она и, дождавшись, когда он кивнул, надула щеки и, казалось, принялась рыться в памяти. — Порядка ста пятидесяти…
  
  — Миллионов?
  
  — Ну да.
  
  — И все это для того, чтобы такие бизнесмены, как мистер Пеннен, могли и дальше обделывать свои делишки.
  
  — Я думаю, не только для этого… — улыбнулась Мейри. — Но ты в известной мере прав: нужные решения уже приняты.
  
  — Так, значит, в «Глениглс» съезжаются лишь для нескольких пышных обедов и эффектных рукопожатий перед камерами.
  
  — А нанесение Шотландии на карту мира? — подсказала она.
  
  — Ах да, конечно, — согласился Ребус, допивая кофе. — Может, стоит остаться на ланч и попытаться еще сильнее завести Пеннена?
  
  — Ты уверен, что не разоришься?
  
  Ребус осмотрелся.
  
  — Кстати, я вспомнил, что лакей так и не сподобился принести мне сдачу.
  
  — Сдачу? — Мейри расхохоталась.
  
  Ребус понял намек и решил, что хотя бы не оставит ни капли в кофейнике.
  
  Судя по сводкам теленовостей, центральная часть Эдинбурга превратилась в зону военных действий.
  
  Понедельник, четырнадцать часов тридцать минут. Обычно в это время по Принсез-стрит снуют покупатели с пакетами в руках. В прилегающем к ней парке спокойно прогуливаются либо отдыхают, удобно расположившись на скамейках.
  
  Но сегодня все было совсем не так.
  
  Военно-морскую базу Фаслейн, к которой были приписаны четыре британские подлодки класса «Трайдент», окружили около двух тысяч манифестантов. Полиции в Файфе пришлось взять под контроль мост Форт-Роуд — впервые со времени его постройки. Машины, следующие в северном направлении, останавливали и досматривали. Дороги, ведущие из столицы, были перекрыты сидячей демонстрацией. У лагеря мира в Стерлинге то и дело возникали потасовки.
  
  Волнения начались и на Принсез-стрит. Прикрываясь круглыми щитами, каких Шивон прежде не видела, в дело вступили полицейские с дубинками. В районе Каннинг-стрит напряжение не спадало. Участники марша все еще блокировали уличное движение на Уэстерн-Апроуч. Затем на телеэкранах вновь возникла Принсез-стрит. Демонстранты, казалось, уступали числом не только силам полиции, но и репортерам с камерами. С обеих сторон сыпались враждебные выпады в адрес друг друга.
  
  — Они хотят спровоцировать драку, — покачал головой Эрик Моз.
  
  Он забежал в гейфилдский участок, чтобы показать Шивон то немногое, что ему удалось раскопать.
  
  — Ты мог бы зайти уже после встречи с миссис Дженсен, — сказала Шивон, на что он лишь пожал плечами.
  
  Кроме них, в комнате никого не было.
  
  — Ты только посмотри, что они вытворяют! — закричал Моз, показывая на экран.
  
  Вот один из демонстрантов бросается вперед и тут же отскакивает назад и теряется в толпе. Полицейский поднимает дубинку, и газеты получают фото, на котором он замахивается на какого-то бедолагу, стоящего в первом ряду. А между тем реальный виновник происшествия прячется за чьими-то спинами, готовясь к новой провокации.
  
  Шивон покачала головой:
  
  — Да, создается впечатление, будто мы применяем силу.
  
  — А это-то как раз на руку бунтарям. — Моз сцепил руки. — После Генуи они кое-чему научились…
  
  — Но и мы тоже, — возразила Шивон. — Во-первых, сдерживать. Вот уже четыре часа, как демонстрация на Каннинг-стрит заблокирована.
  
  Один из телеведущих вышел на прямую связь с Миджем Юром,[14] который призвал организаторов беспорядков разойтись по домам.
  
  — К сожалению, никто из них телик сейчас не смотрит, — посетовал Моз.
  
  — Ты собираешься к миссис Дженсен? — напомнила Шивон.
  
  — Да, босс. Насколько сильно на нее давить?
  
  — Я уже предупредила, что мы можем привлечь ее за противодействие следствию. Напомни ей об этом. — Шивон записала адрес Дженсенов на листочке блокнота, вырвала и протянула Мозу, уже опять прилипшему к телевизору.
  
  Еще ряд коротких репортажей с Принсез-стрит. Несколько демонстрантов залезли на памятник Вальтеру Скотту. Другие карабкались на ограду парка, норовя ударить ногами по выставленным щитам полицейских. Полетели комья земли и дерна. Затем в ход пошли скамейки и урны для мусора.
  
  — Страсти накаляются, — пробормотал Моз.
  
  Экран замигал. Новая картинка: Торфихен-стрит, полицейский участок, забрасываемый палками и бутылками.
  
  — Хорошо, что мы не торчим там, — заметил Моз.
  
  — Зато мы торчим тут.
  
  Он посмотрел на нее непонимающе:
  
  — Ты хотела бы оказаться в гуще событий?
  
  Не отрывая глаз от экрана, она пожала плечами. Какая-то покупательница, застрявшая вместе с другими такими же бедолагами в универмаге на Принсез-стрит, дозвонилась в студию по мобильному.
  
  — Мы просто случайные прохожие, — истерически кричала женщина. — Мы хотим только одного — выйти отсюда, но полиция обращается с нами так, как будто мы и есть нарушители спокойствия… А тут матери с детьми… старики!
  
  — Вы считаете действия полиции неправомерными? — задал ей вопрос журналист.
  
  Шивон взяла в руки пульт и стала переключать каналы: по одному показывали «Коломбо», по другому — «Диагноз: убийство»… по четвертому шел какой-то художественный фильм.
  
  — О, да это же «Похищенный», — воскликнул Моз. — Класс!
  
  — Извини, придется тебя разочаровать, — сказала она, возвращаясь на новостной канал.
  
  И снова те же самые беспорядки. Показанные под разными углами и в разных ракурсах. Протестующий, которого она видела на стене на Каннинг-стрит, все еще сидел там, болтая ногами. Сквозь прорези закрывающего все лицо шлема сверкали глаза. Он прижимал к уху мобильник.
  
  — Кстати, — оживился вдруг Моз, — мне тут звонил Ребус и спрашивал, как можно задействовать ликвидированный номер.
  
  Шивон уставилась на него:
  
  — А он не сказал, почему его это заинтересовало?
  
  Моз отрицательно покачал головой.
  
  — Ну и что ты ему ответил?
  
  — Можно сдублировать SIM-карту или задействовать только режим исходящих звонков. — Он пожал плечами. — В общем, по-разному.
  
  Шивон снова перевела взгляд на экран. Моз положил руку ей на плечо.
  
  — Как тебе Молли? — спросил он.
  
  — Тебе повезло, Эрик.
  
  Он широко улыбнулся:
  
  — И я так думаю.
  
  — Но все-таки скажи, — начала Шивон, ненавидя себя за то, что не удержалась, — она всегда такая дерганая?
  
  Улыбку с лица Моза словно сдуло.
  
  — Прости, Эрик, это дурацкий вопрос.
  
  — А она сказала, что ты ей понравилась, — сообщил он. — Она добрая.
  
  — Да отличная девушка, — согласилась Шивон. — А скажи, как вы познакомились?
  
  — В клубе, — смущенно произнес он.
  
  — Вот уж не думала, что ты ходишь на танцы.
  
  Оторвав взгляд от экрана, Шивон снова посмотрела на него.
  
  — Молли прекрасно танцует.
  
  — Да, по ее фигуре это сразу видно…
  
  Тут у Шивон зазвонил мобильник, и она почувствовала невероятное облегчение. Но на дисплее высветился номер ее родителей.
  
  — Алло?
  
  Поначалу она приняла звуки, доносившиеся из трубки, за помехи на линии, но затем, прислушавшись, поняла — это крики, кошачьи вопли, свист. Те же самые звуки, которые шли фоном в репортажах с Принсез-стрит.
  
  — Мама? — закричала она в трубку. — Папа?
  
  Наконец в трубке зазвучал голос — голос отца:
  
  — Шивон? Ты меня слышишь?
  
  — Папа? Какого черта вы там делаете?
  
  — Мама…
  
  — Что? Папа, дай ей трубку, слышишь?
  
  — Мама…
  
  — Что случилось?
  
  — У нее кровотечение… «скорая помощь»…
  
  — Папа, ты все время пропадаешь! Где вы находитесь?
  
  — Киоск… парк у Принсез-стрит.
  
  Молчание. Она смотрела на маленький прямоугольник экрана. Связь прервалась.
  
  — Связь прервалась, — произнесла она.
  
  — Что случилось? — спросил Моз.
  
  — Мои родители… они как раз там. — Шивон кивком указала на телеэкран. — Подбрось меня.
  
  — Куда?
  
  — Туда. — Она ткнула пальцем в экран.
  
  — Так куда?
  
  — Туда.
  9
  
  Доехать они смогли только до Джордж-стрит. Выйдя из машины, Шивон напомнила Мозу, что он должен ехать к Дженсенам. Он умолял ее быть как можно осторожнее, но она молча хлопнула дверью машины.
  
  Протестующие, просочившиеся с Фредерик-стрит, были и здесь. Из окон и дверей магазинов за ними наблюдали объятые ужасом продавцы. Случайные прохожие жались к стенам, словно надеясь слиться с ними. Тротуары и проезжая часть были усыпаны мусором. Протестующих пытались вытеснить обратно на Принсез-стрит. Шивон беспрепятственно прошла сквозь линию полицейского оцепления. Попасть внутрь кольца было просто, а вот выйти назад — проблематично.
  
  В этой части города она знала только один киоск: рядом с памятником Скотту. Ворота в парк были закрыты, поэтому Шивон направилась к ограде. Схватки вспыхивали уже не на улице, а в самом парке. Метательными снарядами служили валявшиеся под ногами банки, бутылки, камни. Чья-то рука схватила ее за куртку.
  
  — Туда нельзя.
  
  Шивон повернулась к полицейскому. Над его забралом красовались буквы «ЭС».
  
  — Не иначе как «Эксцесс», — подумалось ей. — Как раз то, что нужно.
  
  Свое удостоверение она держала наготове.
  
  — Я инспектор уголовной полиции! — прокричала она.
  
  — Тогда у вас не все дома — сказал полицейский, разжимая руку.
  
  — Это я уже слышала, — ответила Шивон, перешагивая через пики ограды.
  
  Осмотревшись, она поняла, что к протестующим присоединилось местное хулиганье, которое хлебом не корми — дай только подраться. А тут еще такое удовольствие: можно позволить себе лягнуть копа или запустить в него чем-нибудь и остаться безнаказанным. Их лица были наполовину закрыты шарфами с эмблемами футбольных клубов или воротниками застегнутых наглухо фуфаек. Хорошо еще, что теплая погода заставила их сменить ботинки «Доктор Мартен» на мягкие кроссовки.
  
  Вот и киоск, торговавший мороженым и прохладительными напитками. Сейчас он стоял закрытый; тротуар перед ним был густо усеян осколками. Пригнувшись, Шивон обежала вокруг него: отца не было. Ей бросилась в глаза цепочка капель крови на земле, ведшая к воротам и около них обрывавшаяся. Она еще раз обогнула киоск. Постучала по панели откидного прилавка. Опять постучала. Изнутри послышался придушенный голос:
  
  — Шивон?
  
  — Папа? Ты там?
  
  Сбоку распахнулась дверь. На пороге стоял отец, а рядом с ним насмерть перепуганная хозяйка киоска.
  
  — Где мама? — спросила Шивон дрожащим голосом.
  
  — Ее увезли на «скорой». Я не смог… меня через оцепление не пропустили.
  
  Шивон не могла припомнить, чтобы отец когда-нибудь плакал, но теперь он был весь в слезах. В слезах и явно в шоке.
  
  — Прежде всего надо вывести вас отсюда.
  
  — Меня не надо, — запротестовала женщина, качая головой. — Я отвечаю за киоск. Но я видела, как все произошло… Это все полиция. Она ведь ничего не делала, просто стояла…
  
  — А они как начали махать дубинками, — добавил отец. — И прямо ей по голове.
  
  — Кровь так и хлынула…
  
  Шивон взглядом заставила женщину замолчать.
  
  — Как вас зовут? — спросила она.
  
  — Фрэнсис… Фрэнсис Нигли.
  
  — Так вот, Фрэнсис Нигли, мой вам совет: выбирайтесь отсюда. — Она повернулась к дрожавшему всем телом отцу. — Пошли, давай, давай, пошли отсюда.
  
  — Что?
  
  — Надо найти маму.
  
  — А как же?…
  
  — Все будет хорошо. Ну пошли же.
  
  Она потянула отца за руку, поняв, что придется тащить его всю дорогу чуть ли не волоком.
  
  У них над головами просвистел кусок дерна. Шивон не сомневалась, что завтра — ведь это как-никак Эдинбург — большинство стенаний будет по поводу разорения знаменитых клумб и газонов. Демонстранты, прорвавшиеся с Фредерик-стрит, раскрыли ворота. Какого-то человека в костюме воина-пикта за руки волокли из парка. Под самым носом у полицейских, стоящих в оцеплении, дерзкая юная мамаша спокойно меняла памперс, испачканный ее разодетым в розовое младенцем. Кто-то размахивал плакатом с лозунгом «НИ БОГОВ, НИ ГОСПОД». Буквы «ЭС»… младенец в розовом… текст на плакате — все сейчас казалось ей исполненным особого смысла, которого она не могла пока разгадать.
  
  Это какая-то значимая структура…
  
  Надо будет обязательно поговорить об этом с отцом…
  
  Лет пятнадцать назад он попытался объяснить ей основы семиотики, стараясь помочь написать реферат, но от его объяснений стало только еще непонятнее. А когда она в классе перепутала и произнесла «семенотика», учительница едва не сползла на пол от хохота…
  
  Шивон блуждала взглядом по толпе, стараясь отыскать хоть какое-нибудь знакомое лицо. Никого… На одном из полицейских был форменный жилет с надписью «Медицинская служба полиции». Она потащила отца к нему, держа перед собой раскрытое удостоверение.
  
  — Инспектор уголовной полиции, — представилась она. — Жену этого человека отвезли в больницу. Мне нужно доставить его туда же.
  
  Медик понимающе кивнул и провел их за линию оцепления.
  
  — А в какую больницу? — спросил он.
  
  — Как вы думаете, в какую?
  
  Он озадаченно посмотрел на нее.
  
  — Не знаю, — признался он. — Я не местный, я из Абердина.
  
  — Ближайшая отсюда больница «Уэстерн Дженерал», — сказала Шивон. — Тут можно найти какую-нибудь машину?
  
  Он махнул вдоль Фредерик-стрит:
  
  — Идите до перекрестка.
  
  — До Джордж-стрит?
  
  Он покачал головой:
  
  — До следующего.
  
  — Куин-стрит?
  
  Подумав секунду, он кивнул.
  
  — Спасибо, — поблагодарила она. — Вам бы лучше вернуться назад.
  
  — Похоже на то, — согласился он без видимого энтузиазма. — Тут некоторые чересчур усердствуют в применении силы… Но в основном это не наши… а те, что из Лондона.
  
  Шивон обернулась к отцу:
  
  — Ты бы мог его опознать?
  
  — Кого?
  
  — Того, кто ударил маму.
  
  — Не думаю, — ответил он и потер рукой глаза.
  
  Не выдержав, она в сердцах вскрикнула и чуть не обругала его. Взяв себя в руки, она повела отца к Куин-стрит.
  
  Вдоль улицы, по которой с черепашьей скоростью, но двигался транспорт, выстроилась шеренга припаркованных патрульных автомобилей. Подойдя к одному из водителей, Шивон объяснила, что ей нужно. Он, казалось, почувствовал облегчение при мысли, что сможет отсюда смотаться. Они с отцом уселись сзади.
  
  — Включайте оба маячка и сирену, — приказала Шивон водителю.
  
  Они рванули по обочине мимо еле ползущих машин.
  
  — Мы правильно едем? — обернувшись, спросил водитель.
  
  — А вы откуда?
  
  — Из Питерборо.
  
  — Езжайте прямо, я скажу, когда свернуть. — Она сжала руку отца. — У тебя ничего не болит?
  
  Он, покачав головой, пристально посмотрел на нее:
  
  — А у тебя?
  
  — Да что со мной-то может быть?
  
  — Ты меня просто поразила. — Тедди Кларк устало улыбнулся. — Своей решимостью, четкостью действий…
  
  — Тем, что я не просто смазливая девчонка, так?
  
  — Я ведь даже не представлял себе…
  
  К его глазам опять подступили слезы, и он, прикусив губу, часто заморгал, стараясь не заплакать, а она, поняв это, сильнее сжала его руку.
  
  — Я ведь даже не мог себе представить, — снова начал он, — что ты так здорово справляешься со своим делом.
  
  — Скажи спасибо, что я не в форме, а то, глядишь, мне самой пришлось бы размахивать дубинкой.
  
  — Ты никогда не смогла бы ударить ни в чем не повинную женщину, — твердо сказал отец.
  
  — Поезжайте прямо под светофор, — велела Шивон водителю, а затем снова обернулась к отцу. — Не знаю, трудно за себя ручаться.
  
  — Нет, ты бы этого не сделала, — решительно заявил он.
  
  — По всей вероятности, нет, — согласилась она. — А за каким бесом вас туда понесло? Уж не Сантал ли потащила?
  
  Он помотал головой:
  
  — Да мы… просто хотели посмотреть. Но полиции показалось иначе.
  
  — Если я найду того, кто…
  
  — Я ведь даже и лица-то его не разглядел.
  
  — Там было множество снимающих.
  
  — Фотографов?
  
  Она кивнула.
  
  — Плюс система видеонаблюдения, репортеры и, разумеется, мы. — Она посмотрела на отца. — Полиция всегда все фиксирует на пленку.
  
  — Но ведь…
  
  — Что?
  
  — Разве ты сможешь просмотреть такое множество фотографий и видеозаписей?
  
  — Хочешь пари?
  
  Он посмотрел на нее внимательным взглядом:
  
  — Нет, пожалуй, воздержусь.
  
  Почти сотня арестованных. Во вторник судам предстоит попотеть. К вечеру противостояние переместилось с Принсез-стрит и прилегающего парка на Роуз-стрит. По воздуху летали вывороченные из мостовой булыжники. Схватки с полицией происходили на мосту Уэверли, на Кокберн-стрит и Инфермари-стрит. В половине десятого напряженность начала спадать. Последняя выходка имела место у ресторана «Макдоналдс» на Сент-Эндрю-стрит. Патрульные, уже вернувшиеся в участок на Гейфилд-сквер, принесли с собой гамбургеры, запах которых, распространившись по коридорам, проник и в офис уголовной полиции. В офисе, где сидел Ребус, работал телевизор, показывающий документальный фильм о скотобойнях.
  
  Эрик Моз только что переслал перечень адресов электронной почты тех, кто регулярно посещал сайт «СкотНадзор». Его электронное послание заканчивалось словами: «Шив, сообщи, как твои дела!» Ребус и сам уже пытался дозвониться до нее по мобильному, но звонки оставались без ответа. Прочитав электронное письмо Моза, Ребус пришел к выводу, что Дженсены хотя и не доставили ему больших хлопот, но контактировали с ним в режиме «вынужденного сотрудничества».
  
  Перед Ребусом лежал номер «Ивнинг ньюс». На первой полосе над фотографией воскресного марша броская шапка — «Голосование ногами». Редакция могла бы использовать ту же шапку и в завтрашнем выпуске, поместив ее над фотографией хулиганов, пинающих ногами полицейские щиты. На странице телепрограмм он отыскал название идущего по телевизору фильма: «Скотобойни: Раздумья над кровью». Ребус встал и подошел к одному из свободных столов, на котором были разложены бумаги из папки с делом Коллера. Шивон здорово потрудилась, присоединив к ним полицейские и тюремные отчеты о Проворном Эдди Айли и о Треворе Гесте.
  
  Гест: вор-домушник, головорез, сексуальный психопат.
  
  Айли: насильник.
  
  Коллер: насильник.
  
  Ребус снова принялся изучать материалы сайта «СкотНадзор». Подробная информация о еще двадцати восьми насильниках и педофилах. Там же была большая гневная статья за подписью «Кровоточащее сердце». Что-то подсказало Ребусу, что ее автор — женщина. Она обрушивалась на судебную систему с ее упрямым противопоставлением «изнасилования» и «склонения к половому акту». Практически невозможно добиться обвинения по статье «изнасилование», однако «склонение к половому акту» может быть столь же отвратительным, жестоким и оскорбительным действием, а наказывается менее строго. Похоже, она изучала закон, хотя где — в Англии или Шотландии, — понять было трудно. Ребус снова просмотрел текст на предмет использования таких формулировок, как «грабеж с проникновением в жилище»: в Шотландии это называется просто «кража со взломом». Но ничего подобного не нашел. Ему пришло в голову, что стоит на это ответить. Он включил компьютер Шивон и вошел в почту — она всегда использовала один и тот же пароль: «Хиберниан». Проведя пальцем по списку абонентов, полученному от Моза, он нашел адрес той, что называла себя «Кровоточащее сердце», и принялся печатать.
  
   Ваша заметка на сайте «СкотНадзор» по-настоящему заинтересовала меня, и мне захотелось поговорить с Вами. Я обладаю некоторой информацией, которая может быть для Вас интересной. Пожалуйста, позвоните мне по телефону…
  
  Он на мгновение задумался. Неизвестно, сколько времени у Шивон будет отключен телефон. Он указал свой номер, но подписался «Шивон Кларк», решив, что куда более вероятно, что женщина ответит другой женщине. Он перечитал свое письмо, и ему стало совершенно ясно, что оно написано не кем иным, как копом. Тогда он предпринял вторую попытку:
  
   Я прочла то, что Вы доверили сайту «СкотНадзор». Знаете ли Вы, что этот сайт закрыли? Мне бы очень хотелось пообщаться с Вами. Может, поговорим по телефону…
  
  Приписал номер телефона и на сей раз одно имя — «Шивон». Кликнул по команде «Отправить». Когда спустя всего несколько минут его телефон зазвонил, он подумал, что чудес на свете не бывает, — и не ошибся.
  
  — Чучело, — прозвучал в трубке голос Кафферти.
  
  — Я все думаю, когда тебе наконец-то надоест это прозвище?
  
  Кафферти хмыкнул:
  
  — Сколько времени прошло с тех пор?
  
  Лет, наверно, шестнадцать… Ребус дает показания, Кафферти на скамье подсудимых… Адвокат, спутав Ребуса с одним из свидетелей, назвал его Тучелло.
  
  — Есть что-нибудь новое? — спросил Кафферти.
  
  — Почему я должен тебе докладывать?
  
  Кафферти снова хмыкнул:
  
  — Предположим, ты поймаешь его и он предстанет перед судом… И как это будет выглядеть, если я вдруг во всеуслышание заявлю, что помогал тебе в этом деле? Тебе придется многое объяснять… может, даже собранные тобой доказательства сочтут недействительными.
  
  — А я-то думал, ты хочешь, чтобы его поймали.
  
  Кафферти промолчал. Ребус обдумывал, что сказать дальше.
  
  — Вообще-то есть некоторый прогресс.
  
  — И насколько же вы продвинулись?
  
  — Пока все идет очень медленно.
  
  — И не удивительно, ведь в городе такой хаос. — Снова хмыканье. Ребусу пришло в голову, что Кафферти, вероятно, напился. — Сегодня я могу провернуть любое ограбление прямо под носом у всей вашей команды.
  
  — Так что ж ты медлишь?
  
  — Я другой человек, Ребус. Я теперь на твоей стороне, понял? И если нужна моя помощь, я от всей души…
  
  — Пока не нужна.
  
  — Но если потребуется, дашь знать?
  
  — Кафферти, ты же сам только что признал: чем больше твое участие, тем труднее будет добиться осуждения.
  
  — Но я знаю, Ребус, как играть в эти игры.
  
  — Тогда ты знаешь, когда лучше пропустить ход.
  
  Ребус отвернулся от телевизора: на экране показывали, как машина снимает шкуру с туши.
  
  — До связи, Ребус.
  
  — Хотя вот что…
  
  — Да?
  
  — Есть несколько копов, с которыми мне хотелось бы поговорить. Они англичане, приехали по случаю саммита.
  
  — Ну и поговори.
  
  — Не так-то все просто. У них на форме нет опознавательных знаков, и разъезжают они на машине и в фургоне непонятной принадлежности.
  
  — А что тебе от них надо?
  
  — Объясню потом.
  
  — Как они выглядят?
  
  — Похоже, лондонские. Работают втроем. Загорелые…
  
  — Ты хочешь сказать, что здесь они держатся особняком, — уточнил Кафферти.
  
  — Главного зовут Джеко. Вероятно, они из СО-двенадцать и подчиняются некоему Дэвиду Стилфорту.
  
  — Я знаю Стилфорта.
  
  Ребус облокотился на письменный стол:
  
  — Откуда?
  
  — Да он в прошлые времена посадил многих моих знакомых. — Ребус вспомнил: Кафферти имел контакты с лондонскими мафиози старой школы. — А что, он сейчас тоже здесь?
  
  — Остановился в отеле «Бэлморал». — Немного помолчав, Ребус продолжал: — Я был бы не прочь узнать, кто оплачивает его номер.
  
  — Когда тебе кажется, что ты всего навидался, — глубокомысленно изрек Кафферти, — вдруг появляется Джон Ребус и просит тебя покопаться в делишках особого подразделения… А мне почему-то кажется, что все это никак не связано с делом Сирила Коллера.
  
  — Я же сказал, расскажу потом.
  
  — Ладно, а что ты сейчас делаешь?
  
  — Работаю.
  
  — Не хочешь встретиться и немножко выпить?
  
  — Я еще не дошел до ручки.
  
  — Да и я тоже, просто предложил.
  
  Ребус задумался, чувствуя готовность поддаться соблазну. Но связь с той стороны оборвалась. Он сел и придвинул к себе блокнот. Результат вечерних усилий был зафиксирован на первой странице:
  
   Озлобление против кого?
  
   Возможная жертва?
  
   «К. С»?
  
   Охтерардер — связи с местными?
  
   Кто следующий?
  
  Ребус прищурился и впился взглядом в последнюю строчку. Так называется альбом группы «Ху», один из любимых альбомов покойного Майкла. Он вдруг почувствовал жгучее желание поговорить хоть с кем-нибудь, хотя бы с дочкой или с бывшей женой. Наверное, это непреодолимая тяга к семье. Он подумал о Шивон и ее родителях. Попытался выбросить из головы ее доводы против его встречи с ними. Она никогда не рассказывала о них, а он и не знал, есть ли у нее еще родственники.
  
  «Ты ведь сам ни разу не поинтересовался» — упрекнул он себя.
  
  Засигналил мобильник, извещая, что пришла эсэмэска. Отправитель: Шив. Нажал клавишу, посмотрел на дисплей.
  
  «Можешь приехать в больницу „Уэстерн Дженерал“?»
  
  В больницу «Уэстерн Дженерал»? Он не слышал о полицейских, получивших ранения или травмы… никаких причин оказаться на Принсез-стрит или где-то поблизости у нее не было.
  
  «Сообщи, что произошло!!!»
  
  На бегу к парковке он еще раз набрал ее номер. Безрезультатно — непрерывные короткие гудки: занято. Вскочив в машину, швырнул телефон на пассажирское сиденье. Но не проехал и пятидесяти метров, как телефон зазвонил. Схватив его, он впился глазами в дисплей.
  
  — Шивон? — хрипло произнес он.
  
  — Что? — спросил женский голос.
  
  — Алло?
  
  Стиснув зубы, он пытался крутить руль одной рукой.
  
  — Мне… это… Нужен… нет, ничего.
  
  Телефон в руке замолчал, и он опять отшвырнул его на сиденье. Телефон упруго подпрыгнул и шлепнулся на пол. Ребус вцепился в руль и изо всех сил надавил на газ.
  10
  
  Перед мостом Форт-Роуд стояла пробка. Но их это не расстроило. Им было о чем поговорить и о чем подумать. Шивон рассказала Ребусу обо всем. Тедди Кларка никакими силами нельзя было оттащить от постели жены. Больничный персонал обещал поставить для него раскладушку. Первой процедурой, назначенной на завтрашнее утро, будет рентген головы и компьютерная томография мозга. Удар дубинкой пришелся по верхней половине лица: под глазами темнели синяки, один глаз совсем заплыл. Нос, слава богу, сломан не был. Ребус спросил, существует ли угроза потери зрения.
  
  — Может быть, на одном глазу, — сказала Шивон. — После обследования ее перевезут в глазной центр. И знаешь, Джон, что для меня самое тяжелое?
  
  — Сознание того, что твоя мать всего лишь человек? — предположил Ребус.
  
  Шивон покачала головой:
  
  — Ее пришли допрашивать.
  
  — Кто?
  
  — Полиция.
  
  — Да… это по-нашему.
  
  Она хрипло рассмеялась:
  
  — Они даже не пытались выяснить, кто ее ударил. Ее спрашивали, что она сделала…
  
  Ну, разумеется, не была ли она среди зачинщиков? Может быть, шла в авангарде?
  
  — Господи, — с ужасом прошептал Ребус. — Ты там была?
  
  — Да будь я там, я бы им устроила! — И чуть помедлив, добавила полушепотом: — Джон, я следила за тем, что там происходило.
  
  — Глядя в телевизор, трудно судить о том, что происходит в действительности.
  
  — Полиция действовала неадекватно.
  
  Шивон впилась в него тяжелым пристальным взглядом, словно вызывая на спор.
  
  — Ты сейчас раздражена, — только и смог сказать он, опуская стекло, чтобы поговорить с подошедшим патрульным.
  
  К тому времени, когда они добрались до Гленротса, он успел рассказать ей о том, что ему удалось сделать за вечер, и предупредил, что она может получить по электронной почте письмо от женщины, подписавшейся «Кровоточащее сердце». Шивон, казалось, его не слушала. В Главном управлении полиции Файфа им пришлось три раза предъявлять удостоверения, прежде чем их пропустили в офис, откуда велось управление операцией «Сорбус». Ребус еще по дороге решил умолчать о ночи, проведенной в камере, — у Шивон и своих проблем выше крыши. Его левая рука наконец-то приобрела почти нормальный вид. Всего и потребовалась-то одна упаковка ибупрофена…
  
  В центре не было ничего особенного: мониторы системы видеонаблюдения; люди в гражданской одежде и в наушниках, сидящие за компьютерами; карты разных районов Шотландии. Видеокамеры, установленные на наблюдательных вышках, «простреливали» все ограждение по периметру «Глениглса». Другие камеры позволяли следить за происходящим в Эдинбурге и Стерлинге. Несколько мониторов показывали движение по магистрали М-9, автотрассе, проходящей рядом с Охтерардером.
  
  Ночная смена уже приступила к работе — говорили вполголоса, без излишних эмоций. Спокойная концентрация внимания. Никого из начальства, в том числе и Стилфорта, Ребус не увидел. Шивон заметила пару-тройку знакомых лиц. Она пошла просить о личной услуге, предоставив Ребусу бродить по помещению в одиночестве. Однако вскоре он сам приметил знакомого. Бобби Хоган был теперь старшим инспектором уголовной полиции, получив повышение за доблестное участие в перестрелке в Саут-Куинсферри. Повышению по службе сопутствовал перевод в Тейсайд. Ребус не встречался с ним по крайней мере год, однако моментально узнал по седым кудрям и по особой посадке головы.
  
  — Бобби, — окликнул он, протягивая руку.
  
  Глаза Хогана округлились.
  
  — Боже мой, Джон, ну, теперь, я вижу, ситуация не так безнадежна, — произнес он, обнимая Ребуса.
  
  — Да нет, Бобби. Я здесь в качестве шофера. Лучше расскажи, как ты?
  
  — Грех жаловаться. А это никак Шивон? — Ребус кивнул. — О чем она там щебечет с моим парнем?
  
  — Ей нужно посмотреть кое-что из отснятого материала.
  
  — Ну, в чем в чем, а в отснятых материалах у нас недостатка нет. А зачем это ей?
  
  — Для дела, которое мы расследуем, Бобби… подозреваемый мог быть сегодня среди хулиганья.
  
  — Ну, друзья мои, вы ищете иголку в стоге сена, — посочувствовал Хоган, потирая лоб.
  
  Хотя он и был на два года младше Ребуса, но морщин на лице у него было гораздо больше.
  
  — Хорошо быть старшим инспектором? — спросил Ребус, стараясь отвлечь приятеля от Шивон.
  
  — Вот сам станешь, тогда узнаешь.
  
  Ребус помотал головой:
  
  — Да нет, Бобби, мое время уже прошло. Лучше скажи, как тебе живется в Данди?
  
  — Живу я, в общем-то, по-холостяцки.
  
  — А я-то думал, вы с Корой снова сошлись?
  
  Лицо Хогана покрылось морщинами еще гуще. Он решительно замотал головой, давая Ребусу понять, что этого вопроса лучше не касаться.
  
  — У вас тут настоящий центр управления, — сказал Ребус, меняя тему.
  
  — Командный пункт, — подтвердил Хоган, выпячивая грудь. — Мы держим связь с Эдинбургом, Стерлингом, «Глениглсом».
  
  — А если действительно произойдет какое-нибудь чепэ?
  
  — Тогда «Большая восьмерка» переберется в наше излюбленное место — в Туллиаллан.
  
  Иначе говоря, в колледж шотландской полиции. Ребус кивнул и сделал такое лицо, словно был и впрямь поражен гениальностью этого плана.
  
  — Особое подразделение у вас на горячей линии, Бобби?
  
  Хоган пожал плечами:
  
  — Главные тут мы, а не они, Джон.
  
  Ребус снова кивнул, всем видом показывая, что он совершенно согласен с тем, что изрек приятель.
  
  — Однако ж я тут наткнулся на их представителя…
  
  — На Стилфорта, что ли?
  
  — Он мотается по всему Эдинбургу, как по своей вотчине.
  
  — Да, это своеобразная фигура, — признал Хоган.
  
  — Я бы выразился иначе, — произнес Ребус, — но уж лучше промолчу… Кто знает, а вдруг вы с ним закадычные друзья?
  
  Хоган расхохотался:
  
  — Да ты чего, рехнулся?
  
  — Видишь ли, дело не только в нем, — тихо заговорил Ребус. — На меня наехали его парни. Они были в форме, но без значков. У них обычная машина и фургон с мигалкой, но без сирены.
  
  — А что произошло?
  
  — Я делал то, что положено, Бобби…
  
  — Ну и?…
  
  — И попросту говоря, вмазался лбом в стенку.
  
  Хоган сделал большие глаза:
  
  — Серьезно?
  
  — Аж искры из глаз посыпались.
  
  Хоган понимающе закивал:
  
  — И теперь ты хочешь связать с лицами имена?
  
  — Да я и лиц-то толком не помню, — извиняющимся тоном признался Ребус. — Скажу только, что они много времени провели на солнце и одного звали Джеко. Мне думается, они откуда-то с юго-востока…
  
  Хоган погрузился в размышления.
  
  — Я подумаю, что здесь можно сделать.
  
  — Только если ты себе не навредишь, Бобби.
  
  — Не бери в голову, Джон. Я же сказал, что это моя игра.
  
  Он положил руку на руку Ребуса, как бы подтверждая этим только что сказанное.
  
  Ребус благодарно кивнул, решив про себя, что не его это дело опускать приятеля с высот на землю…
  
  Шивон сузила область поиска. Ее ведь интересовало только то, что происходило в парке у Принсез-стрит в течение конкретных тридцати минут. Но и в этом случае надо было просмотреть больше тысячи фотографий и видеозаписи десятка полицейских камер, снимавших с разных точек. Помимо этого были еще записи системы видеонаблюдения и любительские кино- и фотосъемки.
  
  — Не забудьте о том, что зафиксировали газетчики и телевизионщики, — напомнили ей.
  
  — Начнем с того, что у нас уже есть, — решила она.
  
  — Располагайтесь в этой кабине…
  
  Поблагодарив Ребуса за то, что он привез ее сюда, Шивон посоветовала ему ехать домой, заверив, что как-нибудь доберется до Эдинбурга.
  
  — Остаешься здесь на всю ночь?
  
  — Возможно, этого и не потребуется. — Но оба они понимали, что потребуется наверняка. — Кафетерий работает круглосуточно и без выходных.
  
  — А родители?
  
  — Отсюда сразу же к ним. — Она секунду помедлила. — Если бы ты мог обойтись без меня…
  
  — Посмотрим. Наверно, обойдусь.
  
  — Ну спасибо.
  
  Она обняла его, поддавшись непонятному порыву. Наверное, она испытывала потребность в человеческом тепле — ведь ее ждала долгая неуютная ночь.
  
  — Шивон… не надо все время думать о том, что будет, когда ты его найдешь. Он ведь наверняка скажет, что просто выполнял свою работу.
  
  — У меня будут доказательства противного.
  
  — Если ты приложишь максимум усилий…
  
  Кивнув, она подмигнула ему и улыбнулась. Такого рода гримасой он сам всегда оповещал о том, что собирается идти напролом.
  
  Подмигнула, улыбнулась и пошла делать то, что считала нужным.
  
  Кто-то намалевал огромную эмблему анархистов на дверях управления полиции на Торфихен-плейс. Управление размещалось в старом здании с облупившимся фасадом, по площади, однако, почти вдвое превосходившем помещение участка на Гейфилд-сквер. Уборщики собирали мусор: битое стекло, кирпичи, булыжники, коробки из-под еды, продающейся на вынос.
  
  Дежурный сержант нажал кнопку замка, дверь открылась, и Ребус вошел внутрь. Несколько протестующих с Каннинг-стрит были привезены сюда. Их распихали по специально для этого освобожденным камерам. Ребусу не хотелось думать о том, сколько выпущенных на волю наркоманов и грабителей шаталось сейчас по эдинбургским улицам. Отдел уголовного розыска занимал длинную узкую комнату, где всегда стоял специфический мускусный запах, который Ребус приписывал постоянному присутствию в ней констебля Рэя Рейнольдса по прозвищу Крысий Хвост. Сейчас он с распущенным галстуком развалился на стуле, положив скрещенные ноги на стол и зажав в руке банку лагера. За соседним столом сидел его шеф, инспектор Чаг Дэвидсон, вообще без галстука. Он усердно стучал двумя пальцами по клавиатуре и, казалось, с головой ушел в работу. Стоявшая рядом с ним банка пива еще не была открыта.
  
  В тот момент, когда Ребус вошел, Рейнольдс, нимало не смущаясь, громко рыгнул.
  
  — Вот уж не было печали! — прокомментировал он появление Ребуса. — Я слышал, тебя не велено подпускать к «Большой восьмерке» ближе, чем Армию Клоунов-бунтарей. — С этими словами он приподнял банку с пивом, словно произнес тост.
  
  — Ты сразил меня этой новостью, Рэй. Жарко тут было, да?
  
  — Зато нам дадут премию. — Рейнольдс протянул ему неоткрытую банку с пивом, но Ребус помотал головой.
  
  — Пришел взглянуть на район боевых действий? — спросил Дэвидсон.
  
  — Просто хочу сказать пару слов Эллен, — ответил Ребус, кивком указывая на еще одну сотрудницу отдела, присутствовавшую в комнате.
  
  Сержант уголовной полиции Эллен Уайли, подняв голову, глянула на него поверх отчета, за которым ее до этого не было видно. Ее светлые, коротко подстриженные волосы разделял прямой пробор. С того времени, когда Ребус провел с ней расследование нескольких дел, она чуть заметно прибавила в весе. Ее щеки округлились, а теперь еще и вспыхнули, к чему Рейнольдс тут же привлек всеобщее внимание, зябко потерев ладони и протянув их к ней, словно к пылающему камину.
  
  Не поднимая на Ребуса глаз, она встала из-за стола. Дэвидсон поинтересовался, что именно хочет сообщить ей Ребус, но тот вместо ответа пожал плечами. Уайли быстро взяла жакет, висевший на спинке стула, и небольшой рюкзачок.
  
  — Я сегодня уже не вернусь, — объявила она.
  
  Рейнольдс, присвистнув, взмахнул рукой:
  
  — Ну, что ты скажешь, Чаг? Как приятно, когда между коллегами вспыхивает любовь.
  
  Эллен вышла из комнаты, сопровождаемая раскатистым хохотом. В коридоре она прислонилась к стене и устало опустила голову на грудь.
  
  — Устала? — сочувственно поинтересовался Ребус.
  
  — Тебе когда-нибудь доводилось допрашивать немецкого анархо-синдикалиста?
  
  — В последнее время не доводилось.
  
  — Пришлось пыхтеть до ночи, чтобы завтра представить дела в суд.
  
  — Уже сегодня, — поправил Ребус, постучав пальцем по стеклу наручных часов.
  
  — Ну и ну, — она устало покачала головой. — Через шесть часов надо уже снова быть здесь.
  
  — Предлагаю пойти куда-нибудь выпить, если, конечно, пабы еще открыты.
  
  — Что-то не хочется.
  
  — Подвезти тебя до дому?
  
  — Моя машина рядом на улице. — Она на секунду задумалась. — Ой, да что это я — я же сегодня добиралась не на машине.
  
  — И правильно сделала.
  
  — Нам так посоветовали.
  
  — Вот молодцы! Это означает, что я смогу подбросить тебя домой. — Ребус подождал, пока их взгляды встретятся, и улыбнулся. — Ты ведь до сих пор так и не спросила, что мне надо.
  
  — А я знаю, что тебе надо, — неожиданно резко сказала она.
  
  — Это облегчает дело, — произнес он. — Не хочу бередить…
  
  — Что бередить?
  
  — Твое кровоточащее сердце, — договорил он.
  
  Эллен Уайли жила вместе со своей разведенной сестрой. Они занимали одну секцию многосекционного двухэтажного дома в Крэмонде. Садик на заднем дворе заканчивался почти отвесным спуском к реке Алмонд. Ночь была тихая, а Ребусу хотелось курить, и они расположились на улице. Уайли старалась говорить как можно тише — не хотела беспокоить соседей, да и окно в спальне сестры было открыто. Она принесла из дома две чашки чая с молоком.
  
  — Отличное место, — сказал Ребус. — Представляю, как приятно слушать шум воды.
  
  — Здесь недалеко плотина. — Она махнула рукой куда-то в темноту. — Она заглушает шум самолетов.
  
  Ребус понимающе кивнул: над домом как раз заходил на посадку самолет, приземляющийся в аэропорту Тернхаус. В этот поздний час они добрались до дома Эллен всего за пятнадцать минут, и по пути она рассказала ему о мотивах своего поступка.
  
  — Поэтому я изложила свои мысли на этом сайте… но ведь в этом нет ничего противозаконного, согласен? Меня просто бесит эта идиотская система. Мы из кожи вон лезем, чтобы довести этих скотов до суда, а там адвокаты изворачиваются изо всех сил, чтобы сократить им срок практически до нуля.
  
  — И это все?
  
  Она всем телом повернулась к нему:
  
  — А что еще?
  
  — Кровоточащее сердце предполагает личное страдание.
  
  Пристально глядя в ветровое стекло, она сказала:
  
  — Нет, Джон, просто злость. Ты подумай, сколько времени убито, чтобы расследовать все эти изнасилования, принуждения к сексу, случаи надругательства в семье — может, конечно, нужно быть женщиной, чтобы понять это до конца.
  
  — Поэтому ты откликнулась на просьбу Шивон и позвонила? Я ведь сразу узнал твой голос.
  
  — Да, но с твоей стороны это было не совсем честно.
  
  — Такой уж у меня характер…
  
  И вот они сидели в ее садике, поеживаясь под прохладным ветерком. Ребус застегнул куртку и стал расспрашивать о сайте. Как она его нашла? Знакома ли с Дженсенами? Встречалась ли где-нибудь с ними?
  
  — Я помню это дело.
  
  — Вики Дженсен?
  
  Она кивнула.
  
  — Ты принимала участие в расследовании?
  
  Она покачала головой:
  
  — Но я рада, что его убили. Покажи, где его зарыли, и я с удовольствием спляшу на его могиле.
  
  — Эдвард Айли и Тревор Гест тоже убиты.
  
  — Послушай, Джон, я всего-навсего высказала свои соображения… мне надо было просто выпустить пар.
  
  — А теперь трое из упомянутых на сайте мужчин убиты. Удар по голове и инъекция лошадиной дозы героина. Ты же имела дела с убийцами, Эллен… тебе о чем-нибудь говорит такой способ убийства?
  
  — У того, кто это сделал, есть доступ к сильным наркотическим средствам.
  
  — И больше ничего?
  
  Она на секунду задумалась.
  
  — Может, подскажешь?
  
  — Убийца не хочет встречаться лицом к лицу с жертвами. Возможно, потому, что они крупнее и сильнее его. Еще он выбирает не очень мучительную смерть — сначала удар, лишающий сознания, затем инъекция. Тебе не кажется, что так могла бы действовать женщина?
  
  — Джон, твой чай не остыл?
  
  — Эллен…
  
  Она с легким стуком опустила обе ладони на столешницу:
  
  — Если их имена оказались на сайте «СкотНадзор», они были отъявленными мерзавцами… так что не жди, что я буду им сочувствовать.
  
  — Ну а как с поисками убийцы?
  
  — А что с его поисками?
  
  — Ты считаешь, преступника не стоит наказывать?
  
  Она снова стала пристально всматриваться в темноту. Ветер прошелестел в листве стоящих рядом деревьев.
  
  — Джон, знаешь, что у нас сегодня было? Была настоящая война — хорошие люди против плохих…
  
  «Скажи это Шивон», — подумал Ребус.
  
  — Но ведь так случается не всегда, верно? — продолжала она. — Иногда линия фронта размыта. — Она перевела взгляд на него. — И ты должен знать это как никто другой, при твоей-то склонности к срезанию правовых углов.
  
  — Ну, я плохой пример для подражания.
  
  — Может, и так, но ты ведь расположен поймать его, верно?
  
  — Его или ее. Вот поэтому-то и добиваюсь твоих объяснений. — Она открыла было рот, чтобы возразить, но он жестом попросил ее помолчать. — Ты единственная из всех, кого я знаю, посещала этот сайт. Дженсены его закрыли, поэтому я точно не знаю, какая там содержалась информация.
  
  — Ты хочешь, чтобы я тебе помогла?
  
  — Если ответишь на несколько вопросов.
  
  Она негромко и хрипло засмеялась:
  
  — Ты знаешь, что сегодня мне предстоит выступать в суде?
  
  Ребус закурил новую сигарету.
  
  — А почему ты решила обосноваться в Крэмонде? — вдруг спросил он.
  
  Ее, казалось, удивила столь неожиданная смена темы.
  
  — Крэмонд деревня, — объяснила она. — Деревня в пределах города сочетает в себе преимущества того и другого. — Она чуть помедлила. — Допрос уже начался? Это отвлекающий маневр?
  
  Ребус покачал головой:
  
  — Просто поинтересовался, кому пришла в голову мысль поселиться здесь.
  
  — Это мой дом, Джон. Дениз перебралась ко мне после того, как… — Она кашлянула, прочищая горло. — Прости, я, кажется, проглотила мошку, — извиняющимся тоном проговорила она. — Я имела в виду, после развода.
  
  Ребус закивал:
  
  — Да, это тихое место, ты права. Здесь легко отключаться от работы.
  
  Свет, вспыхнувший в кухонном окне, осветил ее улыбку.
  
  — А мне кажется, ты бы и здесь не нашел покоя. Уверена, что, если уж тебе в голову западет какая-то мысль, вышибить ее оттуда можно только кувалдой.
  
  — Или еще вот этим, — уточнил Ребус, указывая подбородком на пустые бутылки из-под вина, выстроившиеся под кухонным окном.
  
  На обратном пути он старался ехать помедленнее. Ребусу очень нравился ночной город, такси и неторопливые пешеходы, теплый свет уличных фонарей, темные витрины магазинов, зашторенные окна квартир. Ему всегда было куда зайти — в булочную-пекарню, в ночной бар, в казино, — туда, где его знают, где ему подадут горячий чай и расскажут свежие новости. В прежние времена он мог бы остановиться на Кобург-стрит и поболтать с девушками, вышедшими на ночную охоту, но они в большинстве своем либо перебрались в другие места, либо умерли. Да и сам он тоже когда-нибудь исчезнет, а вот Эдинбург останется. Те же самые сцены будут сыграны вновь — ведь это пьеса, которая никогда не кончается. Одних убийц будут ловить и наказывать, другие будут оставаться на свободе. Этот мир и мир преступный сосуществуют на протяжении веков. К концу недели цирк с «Большой восьмеркой» закончится, и все участники представления разъедутся кто куда. Гелдоф и Боно, должно быть, найдут себе новые занятия. Ричард Пеннен займет свое кресло в совете директоров, Дэвид Стилфорт вернется в Скотленд-Ярд. Иногда Ребусу казалось, что он близок к тому, чтобы увидеть внутренний механизм происходящего.
  
  Близок… однако недостаточно близок.
  
  Когда он свернул с Марчмонт-роуд, Медоуз показался ему совершенно пустынным. Припарковав машину в конце Арден-стрит, он пошел пешком к своему дому. Дважды, а то и трижды в неделю в его почтовом ящике оказывались рекламные листовки: риэлтерские фирмы настойчиво предлагали ему продать квартиру. Такую же квартиру этажом выше выкупили за двести тысяч фунтов. Если добавить эту сумму к предстоящей пенсии, он, по словам Шивон, «заживет припеваючи». Проблема в том, что его это совершенно не прельщало. Открыв дверь, он нагнулся, чтобы поднять с пола почту. Меню из индийского ресторана, отпускавшего еду на вынос. Он прикрепил его на стену в кухне рядом с присланными ранее. Сделал себе сэндвич с ветчиной и стал есть, разглядывая скопление пустых банок из-под пива на столике возле плиты. Интересно, сколько бутылок стояло в садике Эллен Уайли? Штук пятнадцать, а то и двадцать. Немало вина выпито. У нее в кухне он приметил пустую тележку из супермаркета «Теско». Вероятно, она регулярно сдает пустые бутылки, когда приходит туда за продуктами и вином. Ну, скажем, раз в две недели… Двадцать бутылок на две недели; десять бутылок в неделю. Дениз перебралась ко мне после того, как… Я имела в виду, после развода. На фоне освещенного окна кухни Ребус не заметил никаких ночных насекомых. Эллен выглядела совершенно измочаленной. Самое легкое объяснение — усталость после дня, переполненного событиями, но Ребус знал, что причина лежит глубже. Сетка морщинок под воспаленными глазами образовалась не в одночасье. Фигура оплыла тоже не вдруг. Он помнил, что Шивон в свое время недолюбливала Эллен как соперницу. Теперь же она успокоилась на ее счет. Возможно, потому, что шансы Эллен на повышение сильно упали…
  
  Наполнив стакан водой, Ребус прошел с ним в гостиную, выпил почти весь, оставив лишь немного на донышке. Плеснул туда виски. Закинув голову, он вылил содержимое стакана в рот и почувствовал, как горячая волна катится вниз по глотке. Налил в стакан еще виски и сел в кресло. Слишком поздно, чтобы включать музыку. Он поставил стакан на спинку кресла и закрыл глаза.
  
  Его сморил сон.
  Вторник, 5 июля
  11
  
  Лучшее, что смогли предложить в Гленротсе, — это подвезти ее до железнодорожной станции в Маркинче.
  
  Шивон села в поезд — в вагоне было свободно, час пик еще не наступил, — и стала смотреть на мелькавшие за окном пейзажи. Смотрела она на них, а на самом деле видела совсем другое: в голове крутились и крутились видеозаписи уличных беспорядков — тот материал, от просмотра которого она только что оторвалась. Крики, ругань, мелькание рук и ног, звуки ударов, натужные рыки. Большой палец онемел от постоянного нажимания на клавиши пульта. Пауза… покадровый просмотр назад… покадровый просмотр вперед… замедленное воспроизведение. Ускоренное воспроизведение… перемотка… пауза… просмотр. Некоторые лица на фотографиях были обведены кружком — с ними сотрудники силовых органов хотели побеседовать. Глаза горели ненавистью. Разумеется, некоторые вообще не имели отношения к демонстрации — так, местная, готовая затеять драку гопота, прячущая лица под яркими шарфами и бейсболками. Один из офицеров принес ей кофе и плитку шоколада, а потом, встав у нее за спиной, произнес:
  
  — Дурак из страны дураков на всякую подлость готов.
  
  Женщина, сидящая напротив Шивон, держала в руках развернутую утреннюю газету. Всю первую полосу занимали фотографии уличных беспорядков. Хотя сюда почему-то затесалось и фото Тони Блэра. Он вылетел в Сингапур, чтобы отвоевать для Лондона право стать местом проведения Олимпиады. Две тысячи двенадцатый год казался таким далеким, и Сингапур тоже. Шивон не понимала, как он сможет поспеть в «Глениглс», чтобы пожать руки Бушу и Путину, Шредеру и Шираку. В газете также сообщалось, что массового перемещения толпы из Гайд-парка на север не замечено.
  
  — Простите, место рядом с вами свободно?
  
  Шивон кивнула, и мужчина, протиснувшись мимо нее, уселся рядом.
  
  — Ну, как вам вчерашний кошмар? — поинтересовался он.
  
  Шивон что-то буркнула в ответ, а женщина, сидевшая напротив, принялась рассказывать, что она делала покупки на Роуз-стрит и чуть было не оказалась в гуще свалки. Мужчина и женщина принялись обсуждать «кровавую бойню», а Шивон снова уставилась в окно. Вчерашние стычки и впрямь смахивали на кровавую бойню. Полиция везде действовала по принципу: бей наотмашь, пусть знают, что город принадлежит нам, а не им. На просмотренных Шивон пленках было немало свидетельств того, что полицию провоцировали. Но ведь их же предупреждали — на демонстрации ходят, чтобы попасть в новости. У анархистов нет денег на рекламные кампании. Их единственная возможность оказаться в центре внимания — это заставить себя бить. Это подтверждали и фотографии в газете: копы с оскаленными зубами, размахивающие дубинками; беззащитные демонстранты, которых волокут к фургонам полицейские в масках. Все по Джорджу Оруэллу. Однако ни один кадр не подсказал Шивон, кто ударил ее мать и почему.
  
  Но она и не думала сдаваться.
  
  Глаза у нее слипались, и ей все тяжелее становилось поднимать веки и стряхивать набегавшую дурноту.
  
  — Простите, вам нехорошо? — вновь обратился к ней ее сосед.
  
  Он погладил рукой ее руку. Встрепенувшись, Шивон почувствовала, как по щеке побежала одинокая слезинка. Она вытерла ее ладонью.
  
  — Все в порядке, — отозвалась она. — Просто немного устала.
  
  — Наверное, расстроили вас своими разговорами, — сочувственно сказала женщина напротив, — ну, о вчерашнем…
  
  Шивон помотала головой и, увидев, что женщина складывает газету, спросила:
  
  — Вы позволите?…
  
  — Ну конечно, пожалуйста, о чем разговор.
  
  Шивон через силу улыбнулась и, развернув газету, принялась изучать снимки, обращая внимание на фамилии фотографов…
  
  Сойдя у Хэймаркета, она еще какое-то время простояла в недлинной очереди на такси. Добравшись наконец до «Уэстерн Дженерал», она прямиком бросилась в палату. Отец сидел в приемной и, причмокивая, пил чай. Он спал не раздеваясь и не имел возможности побриться — щеки и подбородок покрылись серой щетиной. Он выглядел стариком, и ее вдруг обожгла мысль, что он когда-нибудь умрет.
  
  — Как она? — спросила Шивон.
  
  — А знаешь, неплохо. Скоро ей будут делать сканирование. Ну а ты-то как?
  
  — Все не получается найти этого мерзавца.
  
  — Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь?
  
  — Да нормально.
  
  — Ведь ты нее полночи не спала, правда?
  
  — Ну, может, чуть больше, — уточнила она с улыбкой. У нее пискнул мобильник: заряд кончился. Она выключила телефон. — Можно к ней?
  
  — Сейчас там врачи. Обещали сказать, когда закончат. А что происходит снаружи?
  
  — Готовятся к встрече следующего дня.
  
  — Хочешь, куплю тебе кофе?
  
  Она покачала головой:
  
  — Я уже потеряла счет чашкам кофе, которые выпила за последнее время.
  
  — Милая моя, тебе надо хоть немного отдохнуть. Приходи к ней под вечер, после того как возьмут анализы.
  
  — Да я только поздороваюсь. — Она указала подбородком на дверь палаты.
  
  — И сразу пойдешь домой?
  
  — Обещаю.
  
  Утренние новости: дела по вчерашним арестам переданы для разбирательства в шерифский суд на Чеймберс-стрит. Судебные слушания будут закрытыми. Очередной митинг протеста стартовал перед Дангейвелским иммиграционным центром. Предупрежденная заранее иммиграционная служба перевела ожидающих депортации нелегалов в другие места. «Однако митингу это не помешает», — объявили его организаторы.
  
  Происшествие в лагере мира в Стерлинге. Люди двинулись маршем к «Глениглсу»; полиция приняла решение этому помешать. Людей стали останавливать и обыскивать без объяснения причин. Подобная зачистка в Эдинбурге принесла ощутимый результат. Был задержан пикап, в кузове которого оказалось девяносто галлонов постного масла — вылитое на дорогу, оно должно было превратить ее в каток. Началась подготовка к концерту под названием «Последний рывок», который состоится в среду на стадионе «Мюррейфилд». Построена сцена и смонтирована осветительная арматура. Мидж Юр выразил надежду, что будет «отличная шотландская летняя погода». Некоторые из исполнителей, среди которых немало звезд, заранее прибыли в город. Аэропорт Престуик переведен на особый режим работы. Цвет дипломатии уже в сборе. Президент Буш собрался в дорогу с собственной собакой-нюхачом, а также с горным велосипедом, чтобы не прекращать тренировок. Ведущий теленовостей прочел письмо, полученное по электронной почте от одного из зрителей, который полагал, что саммит следовало бы провести на одной из резервных нефтяных платформ в Северном море, что «позволило бы сократить затраты на обеспечение безопасности, а что касается протестующих и участников маршей, то они оказались бы в затруднительном положении».
  
  Ребус допил кофе и приглушил звук. На парковку полицейского участка прибывали фургоны для доставки арестованных в суд. Эллен Уайли должна была выступать часа через полтора. Ребус пару раз пытался связаться с Шивон по мобильному, но оба раза ему предлагалось оставить сообщение, а это означало, что телефон выключен. Он позвонил и в штаб операции «Сорбус», но там ему сказали, что она уже уехала в Эдинбург. Дозвонившись в больницу, Ребус узнал, что «миссис Кларк провела ночь спокойно». Как часто ему доводилось слышать подобные слова… «Спокойно провела ночь» означало: «Еще жива, если вас именно это интересует». Он поднял глаза и увидел входящего в дверь человека.
  
  — Чем могу быть полезен? — начал было Ребус, но, разглядев форменную одежду, осекся. — Прошу прощения, сэр.
  
  — Мы с вами еще не встречались, — сказал начальник полиции Эдинбурга, протягивая Ребусу руку. — Я Джеймс Корбин.
  
  Ребус ответил на рукопожатие.
  
  — Инспектор уголовной полиции Ребус, — представился он.
  
  — Это вы вместе с сержантом Кларк расследуете охтерардерское дело?
  
  — Так точно, сэр.
  
  — Я пытаюсь с ней связаться. Она должна держать меня в курсе расследования.
  
  — Есть некоторые интересные подробности, сэр. Мы обнаружили сайт, созданный одной местной супружеской парой. Возможно, с его помощью убийца и находил тех, кого впоследствии убирал.
  
  — Значит, вам известны имена всех троих?
  
  — Да, сэр. И все убиты одним способом.
  
  — А может быть так, что есть и другие жертвы?
  
  — Пока неясно.
  
  — Существует ли опасность, что убийца не остановится?
  
  — И на это, сэр, пока трудно ответить.
  
  Начальник полиции кружил по комнате, рассматривая настенные карты, письменные столы, компьютерные мониторы.
  
  — Я предупредил Кларк, что у нее есть время только до завтра. Затем мы приостанавливаем расследование до окончания саммита «Большой восьмерки».
  
  — Простите, сэр, но мне кажется, это не совсем правильное решение.
  
  — Ведь в средства массовой информации еще ничего не просочилось. Так почему бы не подождать несколько дней?
  
  — Следы преступления имеют свойство превращаться из горячих в холодные. И если мы даем подозреваемому время на то, чтобы их замести…
  
  — У вас есть подозреваемые? — Корбин резко повернулся к Ребусу.
  
  — Не совсем, сэр. Есть люди, с которыми мы работаем.
  
  — Ребус, «Большая восьмерка» прежде всего.
  
  — Почему, позвольте спросить, сэр?
  
  Корбин посмотрел на него в упор:
  
  — Потому что восемь самых могущественных в мире людей намереваются прибыть в Шотландию и собраться вместе в самом лучшем отеле страны. Сейчас все глаза устремлены на нас. Вам не кажется, что серийный убийца может малость подпортить картину?
  
  — Кстати сказать, сэр, только один убитый — из Шотландии.
  
  Начальник полиции подошел к Ребусу чуть не вплотную и произнес:
  
  — Не стройте из себя умника, инспектор Ребус. И не думайте, что я прежде не сталкивался с такими, как вы.
  
  — С какими именно, сэр?
  
  — С такими, которые воображают, что если они приобрели определенный опыт, то знают все лучше других. Слышали, наверное, что говорят о машинах, — чем больше миль на счетчике, тем ближе к свалке.
  
  — Дело в том, сэр, что я предпочитаю старомодные машины тем, которые сейчас сляпываются на конвейере. Хотите, я передам ваше распоряжение сержанту Кларк? А у вас, я думаю, есть куча забот поважнее. Ведь вы наверняка спешите в «Глениглс»?
  
  — А вот это не ваше собачье дело.
  
  — Вас понял. — Ребус сделал жест, который с большой натяжкой мог сойти за салют.
  
  — И держите пока рот на замке. — Корбин похлопал ладонью по стопке бумаг на ребусовском столе. — Не забывая, кстати, что расследованием руководит сержант Кларк, а не вы, инспектор.
  
  Он слегка прищурился. Секунду постоял, глядя на Ребуса, но, поняв, что ответа не дождаться, вышел из комнаты. Ребус простоял молча почти минуту, потом тяжело вздохнул, подошел к телефону и набрал номер.
  
  — Мейри? Есть что-нибудь новенькое? — Он выслушал ее оправдания. — Ладно, не бери в голову. Зато у меня есть для тебя кое-что, и если ты способна разориться на чашку…
  
  Он дошел до «Малтриз Уок» меньше чем за десять минут. Это было недавно пристроенное к универмагу «Харви Николз» ультрасовременное здание, где часть помещений еще только сдавалась в аренду. Но кафе «Вин» уже работало, там подавали сэндвичи, пирожные и итальянский кофе. Ребус заказал двойной эспрессо.
  
  — А заплатит она, — указал он официанту на входящую Мейри Хендерсон.
  
  — Угадай, кто сегодня будет освещать слушания в шерифском суде? — с ходу спросила она, присаживаясь к столику.
  
  — Поэтому ты и думать забыла про Ричарда Пеннена?
  
  Она зыркнула на него с негодованием:
  
  — Джон, и что из того, что Пеннен заплатил за номер депутата парламента? Ведь ничто не доказывает, что это была взятка. — Она устало вздохнула и театрально повела плечами. — Но как бы то ни было, я пока не сдаюсь. Дай мне переговорить о Ричарде Пеннене еще кое с кем.
  
  Ребус провел рукой по лицу:
  
  — Его будут защищать. И не только Пеннена, а всех, кто был там в ту ночь. Мы и приблизиться к ним не сможем.
  
  — Ты думаешь, Уэбстера и вправду столкнули со стены?
  
  — Это вполне возможно. Один из охранников вроде бы заметил кого-то постороннего.
  
  — Хорошо, но если это действительно был посторонний, совершенно резонно предположить, что он не из тех, кто присутствовал на ужине. — Мейри явно не сомневалась в неопровержимости своего аргумента, но Ребус не спешил с ней согласиться, и она продолжала: — Знаешь, что я думаю? Я думаю, что тебя подзуживает сидящий в тебе анархист. Ты сторонник анархии и злишься оттого, что, в конечном счете, работаешь на государство.
  
  — С чего ты это взяла? — расхохотался Ребус.
  
  — А что, я не права? — ответила она и тоже рассмеялась. — Ты ведь всегда считал себя аутсайдером…
  
  Она не договорила, потому что появился официант и принес капучино. Мейри, зачерпнув пену, сунула ложку в рот.
  
  — Я добиваюсь наилучших результатов, когда хожу волчьими тропами, — задумчиво произнес Ребус.
  
  Она понимающе кивнула:
  
  — Вот поэтому-то мы с тобой отлично ладили.
  
  — Пока ты не променяла меня на Кафферти.
  
  Она снова пожала плечами:
  
  — У вас много общего, намного больше, чем ты думаешь.
  
  — А я-то собирался оказать тебе громадную услугу…
  
  — Ну ладно. — Она прищурилась. — Вы абсолютные противоположности.
  
  — Так-то лучше, — буркнул он и протянул ей конверт. — Напечатано моими заскорузлыми пальцами, да и стилистика не соответствует твоим журналистским стандартам.
  
  — Что это такое?
  
  Открыв конверт, она развернула единственный находившийся в нем листок бумаги.
  
  — То, что тщательно скрывается: еще две жертвы того же убийцы, что пришил Сирила Коллера. Я не могу дать тебе все, что у нас есть, но можешь начать и с этого.
  
  — Господи, Джон… — Она подняла на него глаза.
  
  — Что?
  
  — А почему ты мне это даешь?
  
  — Может, во мне говорит моя скрытая анархистская сущность? — предположил он.
  
  — Не думаю, что это материал для первой полосы, по крайней мере не на нынешней неделе.
  
  — И что?
  
  — В любое время, но только не сейчас…
  
  — Заглядываешь в зубы дареному коню?
  
  — Этот сайт… — Она снова уткнулась в листок.
  
  — Дело верное, Мейри. Но если тебе не нужно… — Он протянул руку, намереваясь забрать листок.
  
  — Что такое «серийный убийца»? Это тот, кто не может остановиться?
  
  — Отдай листок.
  
  — И кто же тебе так досадил? — спросила она с улыбкой. — Ведь иначе ты бы не стал этого делать.
  
  — Отдай листок, и разойдемся.
  
  Но она сложила листок, сунула в конверт, а конверт убрала в карман.
  
  — Если до конца дня все будет спокойно, возможно, удастся уговорить редактора.
  
  — Ты, главным образом, упирай на сайт, — посоветовал Ребус. — Это заставит остальных его героев поостеречься.
  
  — А с ними еще не говорили?
  
  — Не до того было. А если начальник полиции будет гнуть свою линию, до следующей недели об этом нечего и думать.
  
  — А тем временем убийца может снова нанести удар?
  
  Ребус кивнул.
  
  — Выходит, ты затеваешь все это ради того, чтобы спасти жизни этих ублюдков?
  
  — Ведь это моя обязанность — защищать и помогать, — ответил Ребус.
  
  — А не потому, что сцепился с начальником полиции?
  
  Ребус покачал головой, словно глубоко ею разочарованный:
  
  — Ну да, конечно, я ведь циник… Так что, будешь продолжать подкоп под Ричарда Пеннена?
  
  — Нужно время. — Она помахала конвертом перед его носом. — Сперва надо все это перепечатать. Мне и в голову не приходило, что английский — не твой родной язык.
  
  Вернувшись домой, Шивон первым делом наполнила ванну; забравшись в нее, закрыла глаза и вдруг внезапно проснулась оттого, что подбородок, упавший на грудь, погрузился в чуть теплую воду. Она вышла из ванны, надела чистое белье, вызвала по телефону такси и поехала в гараж забирать свою отремонтированную машину. По дороге в Ниддри она старательно уверяла себя, что в одно и то же место молния дважды не ударяет… вернее, трижды. Машину, которую она брала на время в участке Сент-Леонард, ей удалось поставить на парковку незаметно. Начни они выяснять, она бы наврала, что машину повредили уже на парковке.
  
  У тротуара стоял одноэтажный автобус, за баранкой которого шофер читал газету. Навстречу Шивон, направляясь к автобусу, двигалось несколько обитателей лагеря с набитыми рюкзаками. Они приветствовали ее сонными улыбками. Бобби Грейг наблюдал за посадкой отъезжающих. Оглядевшись, Шивон заметила, что остальные тоже разбирают свои палатки.
  
  — Суббота была самая суетливая, — объяснил Грейг. — Потом с каждым днем становилось все тише.
  
  — Значит, места всем хватило, никому не пришлось отказывать?
  
  Он усмехнулся:
  
  — Здесь рассчитывали принять пятнадцать тысяч человек, а собралось не более двух. — Помолчав, он добавил: — Вчера ваши друзья ночевать не пришли.
  
  Тон, каким это было сказано, навел ее на мысль, что он уже в курсе.
  
  — Это мои родители, — призналась Шивон.
  
  — А почему же вы этого не сказали?
  
  — Сама не знаю, Бобби. Может, не была уверена в том, что родители полицейского будут здесь в безопасности.
  
  — Ну а сейчас они у вас?
  
  Она замотала головой:
  
  — Один из полицейских ударил мать дубинкой по лицу. Она провела ночь в больнице.
  
  — Искренне сочувствую. Могу я чем-то помочь?
  
  Она снова мотнула головой:
  
  — Проблем с местными больше не было?
  
  — Была стычка прошлой ночью.
  
  — Какие надоедливые мерзавцы, ну что с ними делать?
  
  — Снова появился советник и утихомирил их.
  
  — Тенч?
  
  Грейг кивнул.
  
  — Он возил по Ниддри какую-то шишку. Обговариваются вложения в благоустройство.
  
  — Район в этом очень нуждается. А что за шишка?
  
  Грейг пожал плечами:
  
  — Вроде кто-то из правительства. — Он провел ладонью по выбритой голове. — Скоро это место опустеет. И слава богу!
  
  Шивон не стала уточнять, имеет он в виду только лагерь или весь Ниддри. Кивнув ему на прощанье, она направилась к палатке родителей. Подняла полог и заглянула внутрь. Все было в порядке, правда, появилось кое-что новенькое. Наверное, уезжающие решили сделать остающимся прощальные подарки — остатки провизии, воду, свечи.
  
  — Где они?
  
  Шивон узнала голос Сантал. Попятившись, она выбралась из палатки и выпрямилась. Сантал держала в руке рюкзак, к которому была приторочена бутылка с водой.
  
  — Уезжаете? — спросила Шивон.
  
  — На том автобусе, что идет в Стерлинг. Я пришла попрощаться.
  
  — Вы что, едете в лагерь мира?
  
  Сантал кивнула.
  
  — А вы были вчера на Принсез-стрит?
  
  — Там я в последний раз и видела ваших родителей. Что с ними?
  
  — Кто-то ударил мать. Она сейчас в больнице.
  
  — О господи, какой ужас. Это… — она запнулась, — кто-то из ваших?
  
  — Кто-то из наших, — эхом отозвалась Шивон. — И я хочу его найти. Хорошо, что вы еще здесь.
  
  — А что?
  
  — Вы снимали что-нибудь на камеру? Я бы хотела посмотреть вашу съемку.
  
  Но Сантал отрицательно мотнула головой.
  
  — Не беспокойтесь, — попыталась уговорить ее Шивон. — Я не собираюсь… Меня интересуют только полицейские, на демонстрантов я и смотреть-то не буду.
  
  Но Сантал упрямо мотала головой.
  
  — У меня нет камеры.
  
  Это уже явная ложь.
  
  — Ну что вы говорите, Сантал. Неужели вы не хотите помочь?
  
  — Многие демонстранты фотографировали. — Вытянув руку, она описала широкую дугу. — Спросите тех, кто остался в лагере.
  
  — Я прошу вас.
  
  — Автобус уже отправляется…
  
  Сантал заспешила прочь.
  
  — Вы ничего не хотите передать моей матери? — спросила Шивон, глядя ей в спину. — Может, свозить родителей в лагерь мира, чтобы повидаться с вами?
  
  Но Сантал, молча и не оборачиваясь, шла вперед. Шивон шепотом выругалась. Следовало заранее учитывать, что Сантал считала ее «легавой», «ментовкой» и больше никем. Она подошла к автобусу и, встав рядом с Грегом, наблюдала, как лагерники занимали последние свободные места. Двери автобуса с шипением закрылись, и почти сразу внутри запели хором. Несколько пассажиров на прощание помахали Грегу. Он помахал им в ответ.
  
  — Неплохие ребята, — заметил он, протягивая Шивон пластинку жевательной резинки, — я хотел сказать, для хиппи. — Затем, сунув руку в карман, спросил: — У вас есть билет на завтрашний вечер?
  
  — Пыталась достать, но безрезультатно, — ответила она.
  
  — Между прочим, наша фирма обеспечивает безопасность…
  
  Она впилась в него взглядом:
  
  — Так у вас есть лишний билет?
  
  — Ну, не совсем, но поскольку я там буду, вы сможете пройти по паролю «Эта дама со мной».
  
  — Вы шутите, что ли?
  
  — Да нет, не подумайте, что назначаю вам свидание… просто предлагаю провести вас, раз уж я там буду.
  
  — Вы так добры, Бобби.
  
  — Да бросьте вы, — ответил он, избегая смотреть ей в глаза.
  
  — Можете дать мне номер вашего телефона, и завтра мы созвонимся?
  
  — Надеетесь, подвернется вариант получше?
  
  Она замотала головой.
  
  — Если что и подвернется, так только работа, — призналась она.
  
  — Каждый имеет право на ночной отдых, сержант Кларк.
  
  — Зовите меня Шивон, — предложила она.
  
  — Где ты? — прозвучал из мобильника голос Ребуса.
  
  — Еду в «Скотсмен».
  
  — За каким рожном тебя понесло в «Скотсмен»?
  
  — Посмотреть фотографии.
  
  — Твой телефон все время выключен.
  
  — Аккумулятор сел.
  
  — Понятно, а я только что провел беседу с Кровоточащим сердцем.
  
  — А кто это?
  
  — Я же говорил тебе вчера…
  
  Ребус тут же спохватился, сообразив, что тогда голова у нее была забита совсем другим, и снова рассказал о блоге, о том, как послал письмо, и о том, что Эллен Уайли откликнулась и позвонила…
  
  — О-го-го, вот это новость! — воскликнула Шивон. — Так это наша Эллен Уайли?
  
  — Именно она написала ту гневную заметку для сайта «СкотНадзор».
  
  — Но почему?
  
  — Потому что права женского братства попираются системой, — ответил Ребус.
  
  — Это она тебе сказала?
  
  — Я даже записал это на пленку. Конечно, у меня нет необходимого в таких случаях дополнительного подтверждения, поскольку никто больше при нашей беседе не присутствовал.
  
  — Да… жаль, конечно. Так, значит, Эллен подозреваемая?
  
  — Для начала послушай запись, потом поговорим.
  
  Ребус обвел взглядом офис уголовной полиции. Давно не мытые окна, да и какой смысл их мыть, если из них видно только парковку? Стены явно нуждаются в покраске — но ведь они все время скрыты под фотографиями мест преступлений и подробными описаниями жертв.
  
  — А может, все это из-за сестры? — задала вопрос Шивон.
  
  — Что?
  
  — Из-за Дениз, сестры Эллен.
  
  — А при чем здесь сестра?
  
  — Она съехалась с Эллен примерно год назад… ну, может, чуть меньше. Сбежала от своего сожителя.
  
  — И что?
  
  — Сожитель над ней издевался. Я слышала об этом. Они жили в Глазго. Несколько раз приезжала полиция, но обвинение так и не было предъявлено. Дело, я полагаю, ограничилось предупреждением.
  
  Перебралась ко мне после того, как… после развода.
  
  Ребус вдруг понял, почему Эллен тогда запнулась.
  
  — А я ничего об этом не знал, — задумчиво произнес он.
  
  — Ну, понимаешь…
  
  — Что?
  
  — Есть такие дела, которые женщины могут обсуждать только друг с другом.
  
  — А не с мужчинами, это ты хочешь сказать? Тогда, выходит, кто из нас сексист? — Свободной рукой Ребус потер занемевшую шею. — Итак, Дениз переезжает к Эллен, и Эллен тут же бросается искать сайты типа «СкотНадзора»…
  
  И засиживается с сестрой допоздна за выпивкой и закуской.
  
  — Может быть, мне удастся вызвать их на откровенность, — предложила Шивон.
  
  — У тебя и без того дел выше крыши. Кстати, как мама?
  
  — Сейчас ей делают компьютерное сканирование. Из газеты я прямо к ней.
  
  — Ну и действуй. Как я понимаю, из просмотров в Гленротсе ты ничего не вынесла?
  
  — Ничего, кроме головной боли.
  
  — Кто-то звонит. Надо ответить. Мы можем попозже встретиться?
  
  — Ну конечно.
  
  — Дело в том, что сюда наведывался начальник полиции.
  
  — Это не к добру.
  
  — Впрочем, ничего срочного. — Ребус принял следующий звонок. — Инспектор Ребус, — представился он.
  
  — Я сейчас в суде, — сказала Мейри Хендерсон. — Приходи, посмотришь, что я для тебя нарыла. — Из трубки доносились одобрительные крики и гиканье. — Давай приходи.
  
  Ребус спустился вниз и попросил патрульного, сидящего в машине, подвезти.
  
  — Вас вызывают для дачи показаний, инспектор? — спросил патрульный.
  
  Ребус промолчал и, только когда машина свернула на Чеймберс-стрит, попросил:
  
  — Высадите меня здесь.
  
  — С удовольствием, — рыкнул водитель, но уже после того, как Ребус вышел из машины.
  
  Патрульный автомобиль, скрипя шинами, круто развернулся, привлекая внимание журналистов и репортеров, толпившихся у здания шерифского суда. Ребус остановился на противоположной стороне улицы рядом с лестницей Королевского музея Шотландии и закурил. Очередной демонстрант вышел из здания суда, приветствуемый криками и гиканьем. Он поднял вверх кулак, а ликующие друзья хлопали его по спине, оттесняя щелкающих затворами фотографов.
  
  — Сколько? — спросил Ребус, увидев стоящую рядом Мейри Хендерсон с ноутбуком и диктофоном в руках.
  
  — Вроде двадцать. Некоторых передали в другие суды.
  
  — К каким фразам в завтрашнем номере готовиться?
  
  — Как тебе нравится «смести систему»? — Она посмотрела в свои записи. — Или «покажите мне капиталиста, и я сразу же покажу вам кровососа»?
  
  — И то и другое неплохо.
  
  — Терминология Малколма Икса.[15] — Мейри захлопнула блокнот. — Все получают предписание держаться на расстоянии от «Глениглса», Охтерардера. Стерлинга, центральной части Эдинбурга… — Она помолчала. — Впрочем, любопытный штришок: один парень заявил, что собирается в выходные на фестиваль «T in the Park» и уже даже приобрел билеты, поэтому судья дал ему разрешение на поездку в Кинросс.
  
  — Шивон тоже туда собирается, — напомнил Ребус. — Хорошо бы закончить расследование по делу Коллера вовремя.
  
  — В таком случае следующая новость может оказаться плохой.
  
  — А в чем дело, Мейри?
  
  — В Лоскутном роднике. Я попросила одного знакомого журналиста в этом покопаться.
  
  — И?
  
  — Оказалось, есть и другие Лоскутные родники.
  
  — Сколько?
  
  — В Шотландии по крайней мере один. На Черном острове.
  
  — К северу от Инвернесса?
  
  Она кивнула.
  
  — Иди за мной, — бросила она на ходу, направляясь к главному входу в музей.
  
  Войдя внутрь, она повернула направо, в этнографический отдел, заполненный родителями с детьми, не знавшими, куда девать накопившуюся за дни летних каникул энергию. Самые маленькие посетители орали во весь голос и путались под ногами.
  
  — Зачем мы сюда пришли? — недоуменно спросил Ребус.
  
  Не обращая никакого внимания на его вопрос, Мейри вошла в лифт. Выйдя из лифта и поднявшись по маленькой лесенке, они оказались у окна, откуда открывался вид на шерифский суд. Но Мейри потащила его в дальний конец здания.
  
  — Я уже был здесь раньше, — запротестовал Ребус.
  
  — Тут экспозиция, посвященная смерти и связанным с ней верованиям, — объяснила она.
  
  — Там всего несколько гробиков, в которых лежат куклы.
  
  Они остановились у витрины, и Ребус, всмотревшись, разглядел за стеклом какую-то старую черно-белую фотографию.
  
  Это была фотография Лоскутного родника, но только на Черном острове… Висящие лохмотья напоминали летучих мышей, прицепившихся к голым ветвям.
  
  — Местные жители развешивают здесь тряпье с незапамятных времен. Я попросила своего коллегу поискать что-либо подобное в Англии и Уэльсе. Как думаешь, стоит разведать на местности?
  
  — До Черного острова часа два на машине, — тихо, словно про себя, произнес Ребус, не сводя глаз с фотографии.
  
  — Наверное, сейчас меньше чем за три часа не добраться, — сказала Мейри. — Машины идут сплошным потоком.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Можно попросить местных глянуть, что там. Спасибо тебе, Мейри.
  
  — Посмотри, что я нашла в Интернете.
  
  Она протянула Ребусу несколько листков с историей Лоскутного родника на Черном острове. Там были и фотографии — включая ту, что висела в музее, — которые свидетельствовали о его абсолютном сходстве с охтерардерским Лоскутным родником.
  
  — Еще раз спасибо. — Ребус свернул листы в трубочку и сунул в карман куртки. По пути к лифту он спросил: — Твой шеф клюнул на эту наживку?
  
  — Пока не знаю. Вечерние беспорядки могут выпихнуть наш материал на пятую полосу.
  
  — Стоит рискнуть.
  
  — Джон, ты мне ничего больше не хочешь сказать?
  
  — Я же дал тебе сенсационную новость — чего же тебе еще?
  
  — Я опасаюсь, что ты меня просто используешь. — Она нажала на кнопку лифта.
  
  — Разве я способен на что-нибудь подобное?
  
  — Разумеется, способен, черт тебя побери.
  
  Они молчали в лифте, молчали, пока спускались по ступенькам на тротуар. Мейри всматривалась в то, что происходило на противоположной стороне улицы. Еще один демонстрант, еще один поднятый в салюте кулак.
  
  — Ты придерживал эту информацию с пятницы, — наконец нарушила молчание она. — А ты не боишься, что убийца ляжет на дно, увидев публикацию в газете?
  
  — Глубже, чем сейчас, ему уже не залечь, — ответил он, встречаясь с ней взглядом. — А кроме того, в пятницу у нас и не было ничего, кроме Сирила Коллера. Все остальное мы получили от Кафферти.
  
  Она остолбенела:
  
  — От Кафферти?
  
  — Ты же сама сказала ему, что обнаружился кусок куртки Коллера. Он тут же меня навестил. Ушел от меня еще с двумя именами, а вернулся с новостью о том, что оба их обладателя убиты.
  
  — Ты воспользовался услугами Кафферти?
  
  Она все еще не могла поверить в то, что сказал Ребус.
  
  — А с тобой, Мейри, он этим не поделился — вот что тебя взволновало. Начни иметь с ним дело, и ты сразу поймешь, что выехала на дорогу с односторонним движением. Все, что я сообщил тебе об этих убийствах, было ему прекрасно известно. Но он и не подумал проинформировать тебя.
  
  — Мне кажется, ты вбил себе в голову дурацкую мысль, что мы с ним как-то связаны.
  
  — Не как-то, а достаточно крепко — ведь ты прямиком отправилась к нему, чтобы сообщить новость про Коллера.
  
  — Да это просто давнее обещание — сообщать все последние новости. Только не подумай, что я оправдываюсь. — Прищурившись, она смотрела на противоположную сторону улицы. — А что это Гарет Тенч тут делает?
  
  — Муниципальный советник? — Ребус посмотрел туда, куда показывал ее палец. — Возможно, проповедует язычникам, — предположил он, наблюдая за тем, как Тенч толчется позади строя фоторепортеров. — А может, он хочет дать тебе еще одно интервью.
  
  — А об этом ты как узнал?… Шивон, что ли, сказала?
  
  — У нас с Шивон нет тайн друг от друга, — подмигивая, ответил Ребус.
  
  — Кстати, а где она сейчас?
  
  — Поехала в «Скотсмен».
  
  — Не верю глазам своим. — Мейри снова указала пальцем на противоположную сторону улицы.
  
  Шивон… вне всяких сомнений, именно Шивон и Тенч, стоя друг против друга, обменивались рукопожатиями.
  
  — Так, значит, у вас нет друг от друга тайн?
  
  Но Ребус уже шагал через улицу. Здесь движение было перекрыто и перейти улицу было легко.
  
  — Привет! — закричал он. — Шивон, ты что, передумала?
  
  Шивон, чуть улыбнувшись, представила Ребуса Тенчу.
  
  — Инспектор, — церемонно поклонился муниципальный советник.
  
  — Вы любите уличные представления, муниципальный советник?
  
  — Во время карнавала они очень уместны, — усмехнулся Тенч.
  
  — Ведь вы и сами немного актерствовали, верно?
  
  Повернувшись к Шивон, Тенч сказал:
  
  — Инспектор намекает на мои короткие воскресные проповеди, которые я произносил у Маунда. Не сомневаюсь, он останавливался меня послушать по дороге в церковь.
  
  — Что-то вас там больше не видно. Вы что, утратили веру? — спросил Ребус.
  
  — Конечно же нет, инспектор. Однако воспитывать можно не только проповедями. — Лицо его посерьезнело. — Я здесь потому, что несколько моих избирателей попали вчера в передрягу.
  
  — Ну да, остановились поглазеть, их и замели, — съязвил Ребус.
  
  Тенч быстро перевел взгляд с Шивон на Ребуса и сразу же снова посмотрел на Шивон:
  
  — С инспектором, должно быть, не скучно работать.
  
  — Не то слово, — подтвердила Шивон.
  
  — О! И четвертая власть здесь! — вдруг радостно воскликнул Тенч, протягивая руку Мейри, которая наконец-то решилась подойти. — Когда появится наша статья? Полагаю, этих двух поборников правды вам представлять не нужно. — Он указал на Ребуса и Шивон. — Вы обещали до публикации дать мне взглянуть на нее хоть одним глазом, — напомнил он Мейри.
  
  — Разве? — Она попыталась придать лицу удивленное выражение.
  
  Однако Тенч не позволил обвести себя вокруг пальца. Он повернулся к детективам:
  
  — Прошу прощения, нам надо поговорить с глазу на глаз…
  
  — Не обращайте на нас внимания, — отозвался Ребус. — Нам с Шивон тоже надо пошептаться хотя бы минутку.
  
  — Нам… пошептаться?
  
  Но Ребус повернулся и быстро зашагал прочь; Шивон не оставалось ничего другого, как последовать за ним.
  
  — «Санди Белл», наверное, уже открыт, — сказал Ребус, когда они отошли на приличное расстояние.
  
  Шивон внимательно оглядывала толпу.
  
  — Мне нужно найти одного человека, — объяснила она. — Знакомого фотографа… возможно, он где-то здесь. — Она приподнялась на цыпочки и вдруг с криком: — Ага!.. — нырнула в скопление людей с камерами.
  
  Ребус с нетерпением ждал, когда Шивон закончит разговор с каким-то длинным сухощавым типом с пышной полуседой шевелюрой. По крайней мере, все теперь разъяснилось: в редакции «Скотсмена» Шивон сказали, что нужный ей человек именно здесь. Фотограф, похоже, поначалу не соглашался, но потом все-таки последовал за ней туда, где стоял Ребус со скрещенными на груди руками.
  
  — Это Манго, — представила фотографа Шивон.
  
  — Манго не откажется с нами выпить? — поинтересовался Ребус.
  
  — С превеликим удовольствием, — с легким поклоном ответил фотограф, вытирая ладонью вспотевший лоб.
  
  Седина его была обманчивой — он оказался немногим старше, чем Шивон. Его акцент и загорелое лицо с тонкими чертами ясно указывали на то, откуда он прибыл.
  
  — Уэстерн-Айлс? — поинтересовался Ребус.
  
  — Льюис, — подтвердил Манго, шагая рядом с Ребусом в «Санди Белл».
  
  За спинами у них снова раздались ликующие крики, и, обернувшись, они увидели какого-то парня, выходящего из дверей шерифского суда.
  
  — Кажется, я его знаю, — задумчиво проговорила Шивон. — Это тот, который терроризировал лагерь.
  
  — Значит, сегодня ночью лагерь мог спать спокойно, — заметил Ребус. — Его ведь держали в камере.
  
  Говоря это, он вдруг понял, что растирает левую руку правой. Когда парень, салютуя толпе, поднял вверх сжатый кулак, несколько человек отсалютовали ему в ответ.
  
  В том числе и муниципальный советник Гарет Тенч, что совершенно потрясло наблюдавшую за ним Мейри Хендерсон.
  12
  
  Бар «Санди Белл» открылся всего десять минут назад, однако пара завсегдатаев уже обосновалась у стойки.
  
  — Полпинты того, что получше, — ответил Манго на вопрос Ребуса, что он будет пить.
  
  Шивон попросила апельсиновый сок, а Ребус решил, что сможет осилить пинту. Они уселись за стол. Узкое помещение было пропитано запахом средства для полировки меди и порошка для мытья пола. Шивон объяснила Манго, что ей нужно, и он, открыв футляр камеры, вынул маленькую белую коробочку.
  
  — Айпод? — догадалась Шивон.
  
  — Незаменимая вещь для хранения отснятого материала, — объяснил Манго.
  
  Он показал ей, как работает устройство, но предупредил, что не смог заснять все, что происходило в течение дня.
  
  — А сколько здесь всего снимков? — поинтересовался Ребус, глядя на маленький цветной экран, на который Шивон, крутя расположенное сбоку колесико, выводила один снимок за другим.
  
  — Ну, где-то штук двести, — ответил Манго. — Неудачные я удалил.
  
  — Можно, я посмотрю прямо сейчас? — спросила Шивон.
  
  Манго в ответ лишь пожал плечами. Ребус протянул ему пачку сигарет.
  
  — Знаете, я ведь аллергик, — как бы извиняясь, признался фотограф.
  
  Ребусу пришлось предаваться своему пагубному пороку в другом конце бара возле окна. Выпуская дым в раскрытую форточку и глядя на Форест-роуд, он увидел муниципального советника Тенча, который шел в сторону Медоуз и вел оживленную беседу с парнем, только что выпущенным из шерифского суда. При этом Тенч пару раз ободряюще похлопал своего избирателя по спине. Мейри с ними не было. Докурив, Ребус вернулся к столу. Шивон повернула айпод так, чтобы он мог видеть экран.
  
  — Вот мама, — сказала она.
  
  Взяв у нее из рук камеру, Ребус впился глазами в экран.
  
  — В предпоследнем отсюда ряду? — спросил он и, увидев кивок Шивон, добавил: — Похоже, она протискивается к краю.
  
  — Ну да.
  
  — Это перед тем, как ее ударили?
  
  Ребус внимательно смотрел на лица, прикрытые прозрачными щитами и забралами; на лица копов с оскаленными зубами.
  
  — Кажется, я упустил столь нужный вам момент, — грустно заметил Манго.
  
  — Видно, что она изо всех сил пытается пробиться через толпу, — убежденно сказала Шивон. — Она хочет уйти.
  
  — Тогда почему он ударил ее по лицу? — задумчиво спросил Ребус.
  
  — Происходит это, как правило, так, — принялся объяснять Манго. — Вожаки наскакивают на полицейских и сразу ныряют назад. А те, что оказываются впереди, принимают удары на себя. Затем уж редакторы газет решают, какие из кадров им печатать.
  
  — И обычно они печатают снимки орудующих дубинками копов? — предположил Ребус. Он чуть отодвинул экран от глаз. — Опознать тут ни одного полицейского невозможно.
  
  — И на погонах у них нет эмблем, — добавила Шивон. — Все прекрасно, и все обезличенно. Не определить даже, из какого они подразделения. У некоторых над забралами есть буквы — к примеру, «ЭС». Это что, какой-то код?
  
  Ребус недоуменно пожал плечами. Ему припомнился Джеко и его парни… у тех тоже не было ни эмблем, ни нашивок.
  
  Шивон вдруг вспомнила о чем-то и быстро взглянула на часы:
  
  — Надо позвонить в больницу…
  
  Она встала и направилась к дверям.
  
  — Еще? — спросил Ребус, указывая на стакан, стоящий перед Манго, но фотограф отрицательно мотнул головой. — Скажите, пожалуйста, а на какие еще объекты вас посылали на этой неделе?
  
  Манго надул щеки и, медленно выпустив воздух, ответил:
  
  — Да куда придется.
  
  — А как насчет VIP-персон?
  
  — Было и такое.
  
  — Но вечером в пятницу вы наверняка не работали?
  
  — Почему же, как раз работал.
  
  — На том самом ужине в замке?
  
  Манго кивнул:
  
  — Редактору загорелось получить фото министра иностранных дел. Но его лицо везде получилось размытым — так всегда бывает, когда снимаешь через ветровое стекло.
  
  — А как насчет Бена Уэбстера?
  
  Манго покачал головой:
  
  — Я вообще не знал, кто это такой. Так обидно — ведь я мог сделать его последнее фото.
  
  — Мы пощелкали его в морге — возможно, от этой новости вам полегчает, — сказал Ребус, а когда Манго, взглянув на него, задумчиво улыбнулся, добавил: — Я бы не прочь посмотреть, что вы там наснимали…
  
  — Постараюсь выкопать все, что возможно.
  
  — Так, значит, в этой маленькой штучке их нет?
  
  Фотограф покачал головой:
  
  — Эти файлы уже в ноутбуке. Там в основном машины, со свистом мчащиеся вверх к замку, — дальше Эспланады нас не пропустили. — Он на миг задумался. — А знаете что: там же во время ужина работали официальные фотографы. Можно попросить их показать снимки, если это вас так интересует.
  
  — Что-то сомневаюсь, что они их покажут.
  
  Манго, взглянув на Ребуса, хитро подмигнул.
  
  — Положитесь на меня, — сказал он. Затем, глядя, как Ребус осушил свой стакан, добавил: — Трудно представить, что со следующей недели придется снова впрягаться в рутину.
  
  Ребус улыбнулся и провел большим пальцем по губам:
  
  — Мой отец говорил то же самое, когда мы возвращались из отпуска.
  
  — Не думаю, что Эдинбург еще увидит нечто подобное.
  
  — Уж до моей смерти определенно не увидит, — согласился Ребус.
  
  — Как вы думаете, в результате что-нибудь изменится?
  
  Ребус молча покачал головой.
  
  — Моя подружка дала мне книжку про шестьдесят восьмой год — про «Пражскую весну» и про волнения в Париже.
  
  «По-твоему, мы не подхватили эстафету», — усмехнулся про себя Ребус.
  
  — Я пережил шестьдесят восьмой год, сынок. Тогда это ровным счетом ничего для нас не значило. Да и потом, впрочем, тоже.
  
  — Не удалось настроиться и выпасть?[16]
  
  — Я был в армии — короткая стрижка и выправка. — В этот момент к столу подошла Шивон. — Какие новости? — спросил Ребус.
  
  — У нее ничего не нашли. Сейчас она на обследовании в глазной клинике. Такие дела.
  
  — Ее выписали из «Уэстерн Дженерал»?
  
  Шивон кивнула и снова взяла в руки айпод.
  
  — Я хочу еще кое-что тебе показать. — Она повернула экран к Ребусу. — Видишь женщину в правом углу? Вот эту, нечесаную?
  
  Ребус вгляделся в женщину, на которую указывала Шивон. В центре кадра была стенка плотно приставленных друг к другу щитов, но за ними виднелись несколько зрителей. Почти все они держали перед собой мобильники с встроенными камерами, а вот у женщины с взлохмаченными волосами была в руках настоящая видеокамера.
  
  — Это же Сантал, — сказала Шивон.
  
  — Сантал… А кто такая эта Сантал?
  
  — Разве я тебе не рассказывала? Она жила в лагере по соседству с родителями.
  
  — Странное имя… Думаешь, ей дали его при рождении?
  
  — Оно означает сандаловое дерево, — растолковала Шивон.
  
  — Есть такое мыло с отличным ароматом, — подсказал Манго, но Шивон пропустила его слова мимо ушей.
  
  — Видишь, что она делает? — спросила она Ребуса, придвигая к нему айпод.
  
  — То же, что и остальные.
  
  — Да нет, не совсем то.
  
  Шивон повернула айпод к Манго.
  
  — Все наставили камеры телефонов на полицейских, — сказал он и для убедительности закивал.
  
  — Все, кроме Сантал. — Шивон снова повернула экран к Ребусу и большим пальцем повернула колесико, переходя к следующему снимку. — Видишь?
  
  Ребус видел, но не мог понять, что привлекло внимание Шивон.
  
  — В основном они фиксируют действия полицейских, — пояснил Манго. — Это очень действенная пропаганда.
  
  — Но Сантал снимала протестующих.
  
  — То есть она могла заснять и твою маму, — предположил Ребус.
  
  — Я спрашивала ее об этом в лагере, но она отказалась мне что-либо показывать. А главное, я видела ее на субботней акции протеста — она и там снимала.
  
  — Что-то не возьму в толк, зачем ей это.
  
  — Да и я не понимаю, но, возможно, стоит смотаться в Стерлинг.
  
  Она вопросительно глянула на Ребуса.
  
  — Зачем? — спросил он.
  
  — Затем, что сегодня утром она отправилась туда. — И секунду помедлив, Шивон спросила: — Как думаешь, мое отсутствие заметят?
  
  — Во всяком случае, начальник полиции хочет заморозить дело Лоскутного родника. — Ребус сунул руку в карман. — Кстати… — Он протянул ей свернутые в трубочку листы бумаги. — Обнаружился еще один Лоскутный родник на Черном острове.
  
  — А вы знаете, ведь на самом деле это никакой не остров, — вмешался в разговор Манго. — Я говорю о Черном острове.
  
  — Сейчас ты скажешь, что он еще и не черный, — осадил его Ребус.
  
  — Почва, по всей вероятности, черная, — примирительным тоном произнес Манго, — но не такая, чтобы обратить на это внимание. Я знаю место, о котором вы говорите, — мы там рядом отдыхали прошлым летом. На деревьях повсюду куски лохмотьев.
  
  Он поморщился от отвращения. Шивон закончила чтение.
  
  — А ты не хочешь взглянуть? — спросила она. Ребус помотал головой, но добавил:
  
  — Но все-таки кому-то придется.
  
  — Даже если дело заморожено?
  
  — Только с завтрашнего дня, — уточнил Ребус. — Именно таково распоряжение начальника полиции. Но ответственной он назначил тебя… так что тебе решать, как использовать оставшееся время.
  
  Он откинулся на стуле, который протестующе заскрипел.
  
  — Глазная клиника в пяти минутах ходьбы отсюда, — вдруг сказала Шивон. — Я, пожалуй, наведаюсь туда.
  
  — А потом двинешь в Стерлинг?
  
  — Ага, я, наверно, сойду за хиппи.
  
  — Сомнительно, — снова встрял в разговор Манго.
  
  — У меня в шкафу завалялась парочка старых бутсов, — возразила Шивон. — Это значит, Джон, что я назначаю старшим тебя. Готова огрести по полной за любые твои инициативы.
  
  — Ясно, босс, — отрапортовал Ребус. — Кстати, а чья очередь заказывать?
  
  Но Манго ждала работа, а Шивон уже встала, чтобы идти в больницу.
  
  — Ну что ж, последнюю на посошок, — утешил себя оставшийся в одиночестве Ребус и направился к стойке.
  
  Наблюдая за тем, как ему наливают кружку, он вдруг вспомнил о той фотографии… о женщине с всклокоченной головой. Шивон называла ее Сантал, но Ребусу она определенно напоминала кого-то другого. Экран был слишком мал, чтобы рассмотреть как следует. Надо бы попросить Манго распечатать…
  
  — Выходной день? — поинтересовался бармен, ставя перед Ребусом полную кружку.
  
  — Праздный человек — вот кто я такой, — подтвердил Ребус, поднося кружку к губам.
  
  — Спасибо, что пришла, — поблагодарил Ребус. — Ну, как суд?
  
  — Моего участия не потребовалось. — Войдя в офис уголовной полиции, Эллен Уайли положила снятый с плеча рюкзачок и дипломат на пол.
  
  — Сделать тебе кофе?
  
  — А у вас есть кофеварка-эспрессо?
  
  — Здесь мы называем ее исконным итальянским именем.
  
  — И как же?
  
  — Чайник.
  
  — Шутка такая же слабая, каким, судя по всему, будет и кофе. Чем я могу тебе помочь, Джон?
  
  Она расстегнула жакет. Ребус уже перешел на рубашку с короткими рукавами. Несмотря на лето, батареи жарили вовсю. Никто понятия не имел, как их настраивают. Зато когда наступит октябрь, они будут чуть теплыми. Уайли посмотрела на разложенные по трем столам бумаги.
  
  — Я там тоже есть? — спросила она.
  
  — Пока нет.
  
  — Но буду…
  
  Заметив на столе фотографию Сирила Коллера, она осторожно взяла ее за уголок, словно опасаясь подцепить какую-нибудь заразу.
  
  — Ты ведь ничего не сказала мне про Дениз, — упрекнул ее Ребус.
  
  — Что-то не припомню, чтобы ты об этом спрашивал.
  
  — Она жила с типом, который над ней издевался?
  
  Лицо Уайли перекосилось.
  
  — Да, мерзавец был жуткий.
  
  — Был?
  
  Она пристально посмотрела на него:
  
  — Я имею в виду, что больше его в нашей жизни не существует. Ты же не собираешься искать его останки у Лоскутного родника?
  
  К стене была приколота фотография упомянутого ею места. Повернув голову, Эллен всмотрелась в нее. Затем обвела глазами комнату:
  
  — Тебе, как я посмотрю, приходится одному эту кашу расхлебывать, Джон.
  
  — Признаюсь, помощь мне пригодилась бы.
  
  — А где Шивон?
  
  — У нее другие дела.
  
  Говоря с Эллен, он не сводил с нее многозначительного взгляда.
  
  — А почему, черт возьми, я должна тебе помогать?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Я могу назвать только одну причину — ты любопытная.
  
  — Такая же любопытная, как ты, — ты это имеешь в виду?
  
  Он кивнул:
  
  — Два убийства в Англии, одно в Шотландии… Я затрудняюсь объяснить, по какому принципу убийца их выбирает. На сайте их фотографии помещены в разных местах… Они не были знакомы друг с другом… Преступления, совершенные ими, похожи, но не одинаковы. У их жертв нет ничего общего…
  
  — Все трое отсидели, верно?
  
  — Однако в разных тюрьмах.
  
  — Да какая разница, слухом земля полнится. Их сокамерники могли, освободившись, рассказать об этих выродках своим дружкам. В тюрьме не жалуют всяких сексуальных маньяков.
  
  — В этом что-то есть, — заметил Ребус, делая вид, будто обдумывает ее замечание. На самом деле ему просто хотелось заставить ее поразмышлять.
  
  — А ты наводил справки в смежных подразделениях? — поинтересовалась она.
  
  — Пока нет. Я думаю, Шивон уже обратилась к ним с письменными запросами.
  
  — А чем хуже личные контакты? Возможно, тебе смогут сообщить что-то стоящее об Айли и Гесте.
  
  — Мне сейчас не до этого.
  
  Их взгляды встретились. По ее глазам он понял, что рыбка заглотнула наживку, — теперь главное, чтобы не сорвалась.
  
  — Тебе правда нужна моя помощь? — спросила она.
  
  — Ты вне подозрений, Эллен, — произнес он, старясь, чтобы эти слова прозвучали искренне. — К тому же ты знаешь обо всем этом больше, чем мы с Шивон.
  
  — А как она отнесется к тому, что я начну работать в вашей команде?
  
  — Да будет только рада.
  
  — В этом-то я как раз и не уверена. — Она на миг задумалась, а потом, вздохнув, продолжила: — Я поместила на этом сайте заметку, Джон, но я никогда не встречалась с Дженсенами…
  
  Сделав паузу, она обеспечила себе минуту, необходимую, чтобы принять решение. Ребус, следя за ней, чуть повел плечами.
  
  — Они его арестовали, ну этого… ее… — Она проглотила следующее слово, будучи не в силах как-то назвать человека, который измывался над ее сестрой. — Но это ни к чему не привело.
  
  — Ты хочешь сказать, что он так и не сел.
  
  — Сестра все еще панически боится его, — произнесла она вполголоса, — а он разгуливает на свободе. — Расстегнув пуговицы на манжетах, она стала закатывать рукава. — Ладно, говори, кому я должна звонить.
  
  Он дал ей номера телефонов в Тайнсайде и Камбрии и сам тоже сел за телефон.
  
  Услышав его просьбу, в Инвернессе сначала страшно удивились.
  
  — Что-что вы хотите? — Потом мембрану прикрыли ладонью, что, однако, не помешало Ребусу расслышать сказанные в сторону слова: — Эдинбург хочет, чтобы мы отсняли им Лоскутный родник. Помнится, в юности мы часто ездили туда на пикники…
  
  Трубку взял кто-то другой:
  
  — Говорит сержант уголовной полиции Джонсон. С кем я говорю?
  
  — Инспектор уголовной полиции Ребус. Из Эдинбурга.
  
  — А мы-то думали, что вы все брошены на борьбу с троцкистами и маоистами.
  
  На другом конце линии раздался смех.
  
  — Так-то оно так, но помимо этого у нас еще три убийства. Вещественные доказательства по всем трем были обнаружены в Охтерардере, на том пятачке, который называют Лоскутным родником.
  
  — Инспектор, существует всего один Лоскутный родник.
  
  — А вот и нет. Существует вероятность, что у вашего Лоскутного родника тоже могут найтись улики.
  
  Сержант явно заинтересовался: наконец-то что-то нарушило их спячку.
  
  — Давайте начнем с фотографий, — продолжал Ребус. — Как можно больше снимков крупным планом, и проверьте все, что не повреждено, — джинсы, куртки… Мы даже нашли в кармане кредитную карточку. Будет здорово, если вы пошлете мне фотографии по электронной почте. Если я сам не смогу открыть, тут есть кому с этим помочь.
  
  Он посмотрел на Эллен Уайли, сидевшую напротив. Она примостилась на краешке стола, юбка едва не лопалась на бедрах. Разговаривая по телефону, она вертела в пальцах карандаш.
  
  — Повторите ваше имя, — попросил сержант Джонсон.
  
  — Инспектор Ребус. Я из участка на Гейфилд-сквер.
  
  Ребус продиктовал сержанту телефон и адрес почты.
  
  — И если мы там все-таки что-нибудь найдем?…
  
  — Значит, наш убийца не терял времени даром.
  
  — Не возражаете, если я наведу о вас справки? Просто хочу удостовериться, что вы меня не разыгрываете.
  
  — Милости прошу. Нашего начальника зовут Джеймс Корбин. Он в курсе. Но не тратьте на это времени больше, чем необходимо.
  
  — У одного из наших констеблей отец — фотограф, снимает всякие торжественные события.
  
  — Вы хотите сказать, что этот констебль знает, на какую кнопочку нажимать?
  
  — Я говорю не о нем, а о его отце.
  
  — Делайте, как считаете нужным, — сказал Ребус и повесил трубку — почти одновременно с Эллен Уайли.
  
  — Ну как, договорился? — спросила она.
  
  — Они пошлют фотографа, если, конечно, он не будет занят на свадьбе или крестинах. Ну а у тебя что?
  
  — Я не смогла поговорить с детективом, который возглавляет расследование убийства Геста, но один из его коллег ввел меня в курс дела. Они направили нам несколько дополнительных документов. Из разговора я поняла, что они не больно стремятся докопаться до истины.
  
  — Именно это нам и внушали во время учебы: идеальное убийство — это когда никто не ищет жертву.
  
  Уайли кивнула:
  
  — Или как в данном случае — когда никто по ней не плачет. Там считают, что причина убийства — наркотики.
  
  — Оригинально. И есть какие-либо подтверждения того, что мистер Гест был наркоманом?
  
  — Кажется, да. Возможно, он еще и приторговывал. Взял деньги на покупку товара и не смог…
  
  Она заметила выражение лица Ребуса.
  
  — Это все объяснения для лентяев, Эллен. И та же самая лень помешала им связать между собой все три убийства.
  
  — Всем было наплевать? — предположила Эллен.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Ну что ж, — сказала она, — можешь сам его расспросить.
  
  — Кого?
  
  — Мне не удалось поговорить с детективом, возглавлявшим расследование, потому что он сейчас здесь.
  
  — Где — здесь?
  
  — Откомандирован в уголовно-следственный отдел Лотиана и Приграничья. — Она заглянула в блокнот. — Сержант Стен Хэкмен.
  
  — А где его искать?
  
  — Его приятель сказал, что проще всего найти его в кампусе.
  
  — В «Поллок-Холлс»?
  
  Она пожала плечами, взяла со стола блокнот и показала Ребусу:
  
  — Я записала номер его мобильного, если это что-то даст.
  
  Ребус шагнул к ней, она подала ему лист, вырванный из блокнота. Он принялся внимательно его изучать.
  
  — Теперь свяжись с теми, кто вел расследование убийства Айли, — сказал он. — Постарайся побольше из них вытянуть. А я поеду переговорю с Хэкменом.
  
  — Ты забыл сказать спасибо. — Глядя, как он просовывает руки в рукава пиджака, она спросила: — Помнишь Брайана Холмса?
  
  — Я же с ним работал.
  
  Она кивнула:
  
  — Он говорил, что ты прозвал его Каблуком, потому что он делал всю тупую работу.
  
  — Каблуки бывают и острые.
  
  — Ты знаешь, что я имею в виду, Джон. Сам распустил паруса и вперед, а меня оставляешь торчать здесь — даже не на моем рабочем месте! И как меня после этого называть?
  
  Она уже держала в руках телефонную трубку.
  
  — Может, Горячей Линией? — бросил он с порога.
  13
  
  Шивон не принимала никаких отказов.
  
  — Мне кажется, — сказал жене Тедди Кларк, — что на этот раз стоит прислушаться к тому, что говорит наша дочь.
  
  Один глаз матери скрывала марлевая повязка. На переносице рядом со вторым глазом была большая ссадина, окруженная синяком. Обезболивающие, казалось, притупили ее волю: слушая мужа, она лишь кивала.
  
  — А как же одежда? — спросил мистер Кларк, когда они сели в такси.
  
  — Можно будет потом съездить в лагерь, — ответила Шивон, — и взять все, что вам понадобится.
  
  — У нас забронированы места на завтрашний автобус, — вполголоса добавил он, когда Шивон закончила объяснять водителю, как проехать к ее дому.
  
  Она поняла, что отец говорит об одном из автобусов, которые колонной пойдут к месту встречи «Большой восьмерки». Он наклонился к своей супруге, которая невнятно что-то произнесла, сжал ее руку, и она повторила свои слова:
  
  — Мы все-таки поедем. Доктор не запретил, — услышала Шивон.
  
  — Завтра решите, — объявила она. — Давайте сосредоточимся на сегодняшних делах, ладно?
  
  Тедди Кларк улыбнулся, глядя на жену.
  
  — Я же говорил тебе, что она изменилась, — напомнил он.
  
  Они подъехали к дому. Шивон расплатилась с водителем, отстранив руку отца, протягивавшую деньги, и пошла по лестнице, опережая родителей, чтобы проверить, все ли в порядке в гостиной и спальне: не валяются ли на полу трусики и не стоят ли по углам пустые бутылки из-под «Смирновской».
  
  — Входите, располагайтесь, будьте как дома, — пригласила она. — Пойду поставлю чайник.
  
  — Должно быть, в последний раз мы были здесь лет десять назад, — заметил отец, обходя гостиную.
  
  — Я бы не купила эту квартиру без вашей помощи! — крикнула Шивон из кухни.
  
  Она знала, чем сейчас занята мать: поисками следов присутствия мужчины. Ведь, давая дочери деньги, они преследовали определенную цель: помочь ей «устроить свою жизнь» — так это называлось во все времена. Сначала надежный, постоянный бойфренд, затем замужество, затем дети. Но на этот путь Шивон так и не ступила.
  
  Она принялась собирать ложки, чашки, прочую чайную посуду; отец поспешил на кухню, чтобы помочь.
  
  — Ты пока наливай, — попросила она его. — Мне надо взять кое-какие вещи в спальне…
  
  Она распахнула шкаф и вытащила оттуда спортивную сумку. Выдвинула ящики и стала соображать, что нужно взять. Если повезет, ей ничего и не понадобится, но лучше все-таки запастись. Смена белья, зубная щетка, шампунь… Основательно порывшись в ящиках, Шивон извлекла из глубин самые заношенные и измятые вещи. Джинсовый комбинезон с висящей на булавке лямкой, в котором она когда-то красила прихожую; рубашку из марлевки, забытую проведшим у нее три ночи героем-любовником.
  
  — Мы выживаем тебя из дома, — посетовал отец, остановившись в дверях спальни с приготовленной для нее чашкой чая.
  
  — Мне предстоит срочная поездка, так что вы здесь ни при чем. Возможно, я вернусь только утром.
  
  — А мы, наверное, в это время уже будем катить к «Глениглсу».
  
  — Может, там мы и встретимся, — подмигнув, ответила Шивон. — Надеюсь, вы хорошо проведете вечер. Здесь полно магазинов и мест, где можно поесть. Ключи я вам оставляю…
  
  — За нас не беспокойся. — Отец на секунду задумался. — Эта твоя поездка, она имеет отношение к тому, что случилось с мамой?
  
  — Может быть.
  
  — Я вот все думаю…
  
  — О чем?
  
  Прекратив укладываться, она внимательно посмотрела на отца.
  
  — Ведь ты и сама в полиции, Шивон. Если ты будешь продолжать доискиваться правды, ты несомненно наживешь себе врагов.
  
  — Меньше всего, папа, я забочусь о своей популярности.
  
  — Все равно…
  
  Застегнув молнию на сумке, она поставила ее на кровать и взяла у него чашку.
  
  — Я просто хочу, чтобы он признал свою вину и попросил прощения.
  
  Она отхлебнула тепловатого чая.
  
  — И это может произойти?
  
  Она пожала плечами:
  
  — Может.
  
  Отец присел на краешек постели:
  
  — Понимаешь, она настроилась завтра ехать.
  
  Шивон понимающе кивнула:
  
  — Перед тем как уехать, я свожу вас в лагерь, и мы привезем сюда ваши вещи. — Нагнувшись к отцу, она оперлась свободной рукой на его колено. — Ты уверен, что у вас все будет в порядке?
  
  — Конечно. А вот у тебя?…
  
  — Да ничего со мной не случится, папа. Вокруг меня силовое поле, неужто еще не заметил?
  
  — Да-да, на Принсез-стрит какие-то разряды бегали. — Он положил свою ладонь на ее руку. — И все-таки будь поосторожнее, хорошо?
  
  Улыбнувшись, она поднялась с кровати и, заметив мать, наблюдающую за ней из прихожей, ответила ей ободряющей улыбкой.
  
  В свое время Ребусу уже доводилось бывать в студенческой столовой. В течение семестра она всегда была переполнена студентами, многие из которых только-только начали учебу, а потому выглядели изможденными и напуганными. Несколько лёт назад один второкурсник занялся распространением наркотиков, и Ребус арестовал его прямо во время завтрака.
  
  Студенты ели, уткнувшись в ноутбуки, поэтому даже в переполненном обеденном зале никогда не было шумно — звучали только мелодии и звонки мобильных телефонов.
  
  Но сегодня стены столовой буквально дрожали от громких и резких выкриков. Ребусу показалось, что сама атмосфера здесь перенасыщена тестостероном. Два сдвинутых вместе стола изображали что-то вроде временной барной стойки, с которой распродавались бутылки французского лагера. На знаки, запрещающие курение, никто не обращал внимания. Полицейские шлепали друг друга по спинам, плечам и неуклюже копировали принятую у американских копов манеру здороваться хлопком ладони о ладонь. Только что снятые бронежилеты висели вдоль одной стены, а официантки, раскрасневшиеся то ли от напряженной работы, то ли от комплиментов, которыми их щедро осыпали обедающие, торопливо раскладывали по тарелкам еду.
  
  Ребус присматривался, пытаясь по каким-то внешним черточкам определить, кто тут из Ньюкасла. Из проходной его направили в стоявшее позади нее массивное здание, где дежурная, сверившись по списку, назвала ему номер комнаты Хэкмена. Ребус, вдоволь настучавшись в дверь этой комнаты и не дождавшись ответа, пришел сюда — где, по словам дежурной, тоже мог находиться нужный ему человек.
  
  — Вообще-то он может быть еще в наряде, — предупредила она, пользуясь случаем показать, что она тут при исполнении.
  
  — Вас понял, — отрапортовал Ребус, чтобы тетка еще больше порадовалась.
  
  В столовой совсем не было слышно шотландского говора. Силовиков понавезли из Лондона, Южного Уэльса, Йоркшира… Ребус хотел купить себе чаю, но ему сказали, что еда бесплатная, и он положил на поднос еще сосиску в тесте и батончик «Марс». Подойдя к одному из столиков, он попросил разрешения присесть. Полицейские потеснились, освобождая ему место.
  
  — Из уголовки? — спросил его коп с багрово-красным лицом и влажными от пота волосами.
  
  Ребус кивнул и только тут заметил, что он здесь единственный, кто не в белой рубашке с расстегнутым воротом. Мелькали и женщины в форменной одежде, но они усаживались отдельно от мужчин, игнорируя замечания и шутки, которые те щедро отпускали в их адрес.
  
  — Ищу одного коллегу, — как бы невзначай обронил Ребус. — Сержанта уголовной полиции Хэкмена.
  
  — Сам ты, я слышу, местный? — спросил Ребуса другой коп. — Чертовски красивый город. Жаль, что пришлось его малость подпортить. — Он залился смехом, коллеги дружно поддержали его. — Но никакого Хэкмена мы не знаем.
  
  — Он из Тайнсайда, — добавил Ребус.
  
  — Вон те из Тайнсайда. — Коп показал на стол у окна.
  
  — Нет, это ливерпульцы, — поправил его сосед.
  
  — Для меня они все на одно лицо. — Снова дружный взрыв смеха.
  
  — А сами-то откуда будете? — поинтересовался Ребус.
  
  — Из Ноттингема, — ответил коп, обратившийся к Ребусу первым. — Ясное дело, мы у них не на последних ролях. Вот только жратва в этой забегаловке дерьмовая, согласен? — Он кивком указал на недоеденную сосиску в тесте, лежащую перед Ребусом на тарелке.
  
  — Я едал и кое-что похуже — здесь, по крайней мере, задаром.
  
  — Это слова истинного шотландца. — Коп снова расхохотался. — Прости, мы не можем тебе помочь найти приятеля.
  
  Ребусу ничего не оставалось, как пожать плечами.
  
  — Вы вчера были на Принсез-стрит? — спросил он якобы для поддержания беседы.
  
  — Проторчали там полдня.
  
  — Зато срубили хорошие сверхурочные, — добавил кто-то.
  
  — У нас было такое несколько лет назад, — проговорил Ребус. — Встреча глав государств Содружества. Несколько наших парней заработали за ту неделю столько, что смогли почти покрыть долг по ипотеке.
  
  — Я жду не дождусь отпуска, — сказал один из полицейских. — Жене загорелось в Барселону.
  
  — А пока жена там, вы с подружкой где будете прохлаждаться? — поинтересовался его сосед.
  
  Еще более громкий хохот и толчки локтями в бока.
  
  — Вчера вы здорово потрудились, — заключил Ребус, поворачивая разговор в прежнее русло.
  
  — Некоторые и впрямь потрудились, — возразил кто-то из сидящих за столом. — А большинство топталось на месте, дожидаясь, когда же начнется что-то серьезное.
  
  — По сравнению с тем, к чему нас вчера готовили, это была просто прогулка по парку.
  
  — Судя по фотографиям в утренних газетах, кому-то из вас все же пришлось понюхать крови.
  
  — Скорее всего, ребятам из Лондона. Они привыкли утихомиривать всяческих фанатов, так что для них вчерашние стычки — детские забавы.
  
  — А не поможете мне разыскать еще одного парня? — спросил Ребус. — Его зовут Джеко, он вроде бы тоже из Лондона.
  
  Они дружно покачали головами, и Ребус, решив, что ничего интересного он из них больше не выудит, сунул батончик «Марс» в карман и встал. Пожелал им всего хорошего и отправился на дальнейшие поиски. По двору бродило множество полицейских. Если бы не низко нависшие дождевые тучи, они наверняка разлеглись бы на газонах. Его слух не улавливал ни ньюкаслских интонаций, ни рассказов о том, как пострадали накануне ни в чем не повинные демонстранты. Он попытался дозвониться Хэкмену по мобильнику, но телефон у того все еще был выключен. Решив сделать последнюю попытку, Ребус снова направился к комнате Хэкмена.
  
  На этот раз дверь открылась.
  
  — Сержант уголовной полиции Хэкмен?
  
  — А кому, черт возьми, до него дело?
  
  — Инспектор уголовной полиции Ребус. — Предъявив удостоверение, Ребус спросил: — Мы можем поговорить?
  
  — Только не здесь, в этой клетушке и кошке хвост протянуть негде. К тому же ее необходимо проветрить. Подожди секунду…
  
  Хэкмен нырнул обратно в комнату. Пока дверь была приоткрыта, Ребус успел заглянуть внутрь: разбросанная одежда, пустые пачки из-под сигарет, рекламные журналы, приёмничек с наушниками, банка из-под сидра, стоящая на полу у кровати.
  
  Хэкмен, прихватив телефон и зажигалку, принялся похлопывать себя по карманам в поисках ключа. Наконец он вышел в коридор.
  
  — Выйдем на улицу, ты не против? — спросил он и, не дожидаясь ответа, направился к выходу из корпуса.
  
  Это был крепкий коренастый человек лет тридцати с небольшим, с могучей шеей и коротко стриженными светлыми волосами. Его угреватое лицо украшал свернутый набок нос. Между задравшейся на спине застиранной белой футболкой и джинсами виднелась полоска трусов. Картину дополняли поношенные кроссовки.
  
  — Работал? — поинтересовался Ребус.
  
  — Только что вернулся.
  
  — Человеком в толпе?
  
  — Именно, — кивнул Хэкмен и, оглянувшись на Ребуса, спросил: — Стриптиз-бары на Лотиан-роуд, так?
  
  — Там и на ближайших улицах.
  
  — И в каком из них лучше всего оставить деньги, заработанные тяжким трудом?
  
  — В таких делах я не советчик.
  
  Хэкмен окинул Ребуса взглядом.
  
  — Ты что, шутишь? — спросил он.
  
  Они вышли из корпуса. Хэкмен предложил Ребусу сигарету, которую тот охотно принял, и щелкнул зажигалкой.
  
  — В Лите ведь тоже полно борделей, правильно я понимаю?
  
  — Правильно.
  
  — А здесь это что, легализовано?
  
  — Мы смотрим на подобные вещи сквозь пальцы, пока все происходит за закрытыми дверями. — Ребус сделал паузу, чтобы затянуться. — Рад, что у тебя и для потехи час остается…
  
  Хэкмен гоготнул:
  
  — У нас в Ньюкасле, да и вообще в Тайнсайде, бабенки все же получше.
  
  — А у тебя выговор не ньюкаслский.
  
  — Я вырос вблизи Брайтона.
  
  — Видел вчера какие-нибудь стычки? — как бы между прочим спросил Ребус, пристально глядя вдаль на Трон Артура.
  
  — Тебе чего, нужен отчет о проделанной работе?
  
  — Да нет, просто интересуюсь.
  
  Хэкмен, сощурив глаза, посмотрел на собеседника:
  
  — Что тебе нужно, в конце-то концов, инспектор Ребус?
  
  — Ты вел дело об убийстве Тревора Геста.
  
  — Так это же было два месяца назад. Знаешь, сколько дел свалилось на меня после этого?
  
  — Меня интересует именно дело Геста. Его брюки с кредитной карточкой в кармане обнаружились вблизи «Глениглса».
  
  Хэкмен внимательно посмотрел на Ребуса:
  
  — Когда мы его нашли, брюк на нем не было.
  
  — И теперь ты знаешь почему: убийца взял их в качестве трофея.
  
  Хэкмен оказался не дураком.
  
  — И сколько уже жертв? — спросил он.
  
  — Пока три. Через две недели после Геста он пришил еще одного. Те же причины смерти и небольшой сувенир, оставленный на том же месте.
  
  — Черт возьми… — Хэкмен яростно затянулся сигаретой. — А мы-то были уверены… подонки типа Геста всегда наживают себе массу врагов. Он ведь и наркотиками занимался.
  
  — Как я понял, дело положено в долгий ящик. И никаких зацепок?
  
  — Мы допросили всех, кто с ним пересекался. Выяснили, где и как он провел последнюю ночь, но никаких открытий не сделали. Могу переслать все бумаги…
  
  — Они уже у меня.
  
  — Геста пристукнули два месяца назад. Ты говоришь, две недели спустя убийца кокнул кого-то еще? — Хэкмен дождался, пока Ребус кивком подтвердил его слова. — А еще когда?
  
  — Три месяца назад.
  
  Хэкмен обдумал услышанное.
  
  — Двенадцать недель назад, восемь недель назад и шесть недель назад. Если мокрушник входит во вкус — все, подавай ему кровь все чаще и чаще. А тут что? Шесть недель, и ни одного трупа?
  
  — Верится с трудом, — согласился Ребус.
  
  — Если, конечно, его не взяли на чем-то другом или он сам не умотал куда-то вместе со своим бизнесом.
  
  — Правильно мыслишь, — признал Ребус.
  
  Хэкмен посмотрел на Ребуса:
  
  — Так ты, значит, уже все это обмозговал?
  
  — Потому и говорю, что ты мыслишь правильно.
  
  Хэкмен поскреб в паху:
  
  — Последние дни я только и думал что о телках, а тут являешься ты и сбиваешь меня с панталыку.
  
  — Ну, извини. — Ребус каблуком вмял в землю окурок. — Я вот еще хотел спросить: нет ли чего-нибудь такого касательно Тревора Геста, что стоило бы мне рассказать — ну, чего-то такого, что застряло в мозгах?
  
  — Угостишь холодным пивом, и мои мозги в твоем распоряжении.
  
  В столовой стало потише, и они устроились за отдельным столиком, — но не раньше, чем Хэкмен сделал попытку представиться нескольким полисменшам, здороваясь с каждой за руку.
  
  — Замечательно, — объявил сержант, возвращаясь туда, где ждал его Ребус. Усевшись, он еще долго потирал руки. — Опрокинем! — провозгласил он, поднимая бутылку, усмехнулся и добавил: — А неплохое название для стриптиз-клуба.
  
  Ребус не стал разочаровывать его сообщением, что такой клуб уже существует. Вместо этого он напомнил про Тревора Геста.
  
  Хэкмен одним махом влил в себя полбутылки лагера.
  
  — Я же сказал, что он подонок. Из тюряги не вылезал — кражи со взломом, сбыт краденого, еще всякое такое, немного рукоприкладства. Несколько лет назад он осел здесь. Старался, насколько мы знаем, не ввязываться в сомнительные дела.
  
  — Ты сказал «здесь», то есть в Эдинбурге?
  
  Хэкмен подавил отрыжку.
  
  — Я имел в виду вообще Шотландию.
  
  — А мог ли он каким-то образом познакомиться с третьим убитым — клубным вышибалой по имени Сирил Коллер, который вышел из тюрьмы месяца три назад?
  
  — В наших документах это имя не значится. Может, еще пивка?
  
  — Сейчас принесу.
  
  Ребус привстал было со стула, но Хэкмен жестом остановил его и пошел сам. Сначала он направился к столику, за которым сидели женщины, чтобы спросить, не выпьют ли они с ними. Его приглашение вызвало у одной из дам приступ смеха, который сержант счел явным и пренебрежительным отказом, а поэтому вместе с четырьмя бутылками вернулся к своему столу.
  
  — Вот засранки, — покачал головой Хэкмен, ставя две бутылки перед Ребусом. — Надо же на что-то потратить командировочные, правда?
  
  — Я что-то не заметил, чтобы кто-то платил за постель и пансион.
  
  — Никто, кроме местных налогоплательщиков. — Глаза Хэкмена расширились. — Включая тебя. Твое здоровье! — Он отсалютовал Ребусу свежеоткрытой бутылкой. — Так нет надежды, что сегодня вечером ты проведешь меня по злачным местам?
  
  — Извини, не могу, — покачал головой Ребус.
  
  — Я плачу… Не поверю, что шотландец от такого откажется.
  
  — И все же я отказываюсь.
  
  — Поступай как знаешь, — пожал плечами Хэкмен. — Есть какие-нибудь предположения относительно убийцы, которого ты ищешь?
  
  — Он охотится за отморозками. По всей видимости, находит их на сайте, который создали и пополняют те, кто от них пострадал.
  
  — Мститель?
  
  — Это пока только теория.
  
  — Стопроцентно нужно копать вокруг первой жертвы. Она должна была стать первой и последней, но убийца вошел в раж.
  
  Ребус кивнул; он и сам склонялся к подобному заключению. Проворный Эдди Айли, охотник за проститутками. Убийца мог быть сутенером или бойфрендом… выследил Эдди при помощи сайта «СкотНадзор», а потом уж пришел к мысли: а почему, собственно, не продолжить?
  
  — Тебе что, и впрямь так неймется найти этого парня? — спросил Хэкмен. — Лично во мне борются два чувства… мне кажется, он на нашей стороне.
  
  — Не веришь в то, что человек может измениться? Все убитые отсидели свои сроки и не обнаруживали никакой склонности к рецидиву.
  
  — Ты еще о покаянии расскажи. — Хэкмен состроил такую мину, будто собирается плюнуть. — От этой приторной лабуды меня всегда на рвоту позывало. — Посмотрев на Ребуса, он спросил: — А чего ты смеешься?
  
  — Приторная лабуда — это из песни «Пинк Флойд».
  
  — Серьезно? От них меня тоже всегда на рвоту позывало. Предпочитаю что-нибудь душевное, от чего цыпочки млеют. А наш Трев, похоже, по части женского пола был не дурак.
  
  — Тревор Гест?
  
  — Питал симпатии к молоденьким, судя по подружкам, которых мы разыскали. — Хэкмен фыркнул. — Поверь, будь они чуть-чуть младше, пришлось бы беседовать с ними не в комнате для допросов, а в детском саду. — Его так развеселила собственная шутка, что он с трудом проглотил пиво, которое отхлебнул из бутылки. — Лично я предпочитаю иметь дело с подружками более зрелого возраста, — наконец произнес он, облизываясь и словно витая в мечтах. — На последней странице этой вашей местной газеты полно объявлений, где женщина называет себя «зрелой». Как думаешь, в каком возрасте они начинают себя такими считать? Я ж все-таки не геронтофил…
  
  — Гест напал на девушку, которая сидела с ребенком, правильно? — спросил Ребус.
  
  — Проник в дом и обнаружил ее на диване. Насколько я помню, хотел, чтобы она сделала ему минет. Она подняла крик, и он смылся.
  
  Хэкмен замолчал и пожал плечами.
  
  Со скрипом отодвинув стул, Ребус встал.
  
  — Мне пора, — сказал он.
  
  — Пиво-то допей.
  
  — Я за рулем.
  
  — Что-то мне подсказывает, что на этой неделе к мелким нарушителям никто вязаться не будет. Впрочем, дело хозяйское. — Хэкмен придвинул неоткупоренную бутылку к себе. — А как насчет потом пропустить по кружке? Мне нужен провожатый…
  
  Не обратив внимания на его предложение, Ребус двинулся к выходу, на свежий воздух. Заглянув с улицы в окно, он увидел, как Хэкмен нетвердой походкой снова идет к столу, за которым сидят дамы.
  14
  
  Так называемый лагерь «Горизонт», разбитый на окраине Стерлинга, располагался между футбольным полем и промышленной зоной — он напомнил Шивон временный поселок, окружавший в 1980-е годы военно-воздушную базу в Гринем-Коммон, куда она, еще подросток, добралась автостопом, чтобы выразить протест против размещения там ядерных ракет. Здесь были не только палатки, но и искусно сплетенные из лозы вигвамы и шалаши, напоминающие эскимосские иглу. Натянутые между деревьями брезентовые полотнища пестрели радугами и символами мира. Дым от костров поднимался вверх; над лагерем висел густой запах каннабиса. Солнечные батареи и небольшая ветряная установка, похоже, вырабатывали достаточно энергии для гирлянд разноцветных лампочек. В фургоне, стоявшем посреди лагеря, консультировали по правовым вопросам и бесплатно раздавали презервативы, а в устилающих землю листовках можно было найти информацию на любую тему — от вируса иммунодефицита до задолженности стран третьего мира.
  
  По дороге из Эдинбурга Шивон пять раз останавливали на контрольно-пропускных пунктах.
  
  Один охранник, не удовлетворившись предъявленным удостоверением, велел ей открыть багажник машины.
  
  — У этих людей полно сочувствующих, — объяснил он.
  
  — Еще немного, и у них появится еще один, — проворчала в ответ Шивон.
  
  Обитатели лагеря, похоже, разделились на два клана: борцов с бедностью и убежденных анархистов. Между их территориями тянулась цепочка красных флажков. Старые хиппи образовали свою подгруппу, сплотившуюся вокруг большого вигвама. На плитке варились бобы; наспех написанное объявление оповещало о занятиях по системе Рейки и универсальному целительству.
  
  Шивон спросила у охранника при входе о Сантал. Он лишь покачал головой.
  
  — Не будет имен, не будет и виноватых. — Он смерил Шивон взглядом. — Хотел бы вас предупредить.
  
  — О чем?
  
  — Вы выглядите как замаскированный коп.
  
  Она проследила за его взглядом:
  
  — Потому что я в джинсовом комбинезоне?
  
  Он помотал головой:
  
  — Потому что у вас чистые волосы.
  
  Она чуть взбила и взъерошила волосы, но это, судя по его взгляду, не сильно помогло делу.
  
  — Тут еще есть замаскированные?
  
  — А как же, — проговорил он с усмешкой. — Но я не буду их выдавать, ладно?
  
  Она оставила машину на парковке в центре города. На самый худой конец она сможет поспать в машине, а не под открытым небом. Лагерь располагался на куда большей, чем в Эдинбурге, площади, и палатки стояли более тесными группами. По мере того как сгущались сумерки, она стала внимательнее смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о колышки и оттяжные веревки. Она дважды проходила мимо молодого человека с всклокоченной бородой, который пытался заинтересовать людей «траворелаксацией». В третий раз их взгляды встретились.
  
  — Кого-то потеряли? — спросил он.
  
  — Свою подругу. Ее зовут Сантал.
  
  Он покачал головой:
  
  — Я плохо запоминаю имена.
  
  Она коротко описала Сантал, но парень снова покачал головой:
  
  — Если вы сядете и немного остынете, может, она и сама к вам подойдет.
  
  Он достал из кармана скрученный косяк:
  
  — За счет заведения.
  
  — Это привилегия новичков? — поинтересовалась Шивон.
  
  — Даже служителям правопорядка необходимо под конец дня расслабиться.
  
  Она пристально взглянула на него:
  
  — Поразительно. Меня выдали волосы?
  
  — Сумка, — заметил он. — Что вам нужно, так это заляпанный грязью рюкзак. А с этой штукой… — он указал на злополучную вещь, — впору в фитнес-клуб ходить.
  
  — Спасибо за совет. Но вы-то сами не боитесь, что я могу вас привлечь?
  
  Он пожал плечами:
  
  — Вам нужно взбодриться, так что не стесняйтесь.
  
  Она чуть заметно улыбнулась:
  
  — Может, в другой раз.
  
  — А эта ваша подруга, не может она быть в передовом отряде?
  
  — А что это такое?
  
  Он молча затянулся своим косяком, а затем, выдохнув дым, заговорил снова:
  
  — Ежу понятно, что вы еще затемно заблокируете подходы к отелю, чтобы нас туда не допустить.
  
  Он еще раз предложил ей самокрутку, но она отрицательно мотнула головой.
  
  — Вы не узнаете, что это такое, пока не попробуете, — не отступал он.
  
  — Можете не верить, но я тоже была когда-то подростком… Значит, авангард уже выдвинулся?
  
  — И не просто так, а с картами Британского картографического управления. Через Очильские горы к победе.
  
  — Идти по такой местности в темноте? Разве это не опасно?
  
  Он пожал плечами и снова присосался к косяку. Тут к ним подошла девушка.
  
  — Надо что-нибудь? — спросил он.
  
  Вся операция заняла от силы полминуты: маленький мятый кулечек в обмен на три десятифунтовые купюры.
  
  — Чао, — сказала девушка, а затем, повернувшись к Шивон, добавила: — Добрый вечер, суперагент.
  
  Рассмеявшись, она пошла прочь. Наркодилер уставился на джинсовый комбинезон Шивон.
  
  — Разбита в сухую, — заключила Шивон.
  
  — Так последуйте же, наконец, моему совету: сядьте и расслабьтесь. Может быть, найдете такое, о чем и не подозреваете, — уговаривал он, поглаживая бороду.
  
  — Это… сильно, — ответила Шивон, но по ее тону он понял, что она думает совершенно противоположное.
  
  — Вот увидите, — добавил он напоследок и растворился в темноте.
  
  А она снова пошла по периметру лагеря, набирая на ходу номер телефона Ребуса. Он не ответил, и она оставила ему голосовое сообщение: «Привет, это я. Я в Стерлинге, Сантал не нашла. Встретимся завтра, но если я вдруг понадоблюсь, звони».
  
  В лагерь входила группа усталых, но возбужденных людей. Шивон захлопнула телефон и поспешно направилась в их сторону, чтобы слышать, о чем они будут говорить с вышедшими навстречу товарищами.
  
  — Терморадар… собаки…
  
  — Вооружены до зубов…
  
  — Американский акцент… Наверно, морпехи… никаких эмблем…
  
  — Вертолеты… прожектора…
  
  — До смерти замучили…
  
  — Засекли нас на обратном пути…
  
  А потом пошли расспросы. Как близко они смогли подойти? Есть ли слабые места в системе оцепления? Удалось ли подойти к самому ограждению? Все ли вернулись назад?
  
  — Мы разделились…
  
  — Пулеметы, я почти уверен…
  
  — Дело нешуточное…
  
  — Разделились на десять групп по три человека… так легче прятаться…
  
  — Это своего рода искусство…
  
  Вопросам не было конца. Пересчитав их по головам, Шивон получила пятнадцать. Следовательно, остальные пятнадцать все еще перебираются через Очильские горы. Вслушиваясь в этот гвалт и гомон, она уловила вопрос, мучивший ее саму:
  
  — А где Сантал?
  
  Несколько человек покачали головами.
  
  — После того как мы разделились, ее больше не видели.
  
  Один из прибывших развернул карту и показал, как далеко они отошли от лагеря. У него на лбу был фонарик, и, освещая карту, он водил по ней пальцем и давал объяснения. Шивон незаметно подошла ближе.
  
  — Это запретная зона…
  
  — Должно же быть хоть какое-то уязвимое место…
  
  — Мы можем взять только численным преимуществом…
  
  — К утру нас будет тысяч десять…
  
  — По косяку каждому из наших бесстрашных бойцов!
  
  Дилер принялся одаривать разведчиков, они принимали его дары со смехом, в котором чувствовалось облегчение после недавнего напряжения. Шивон встала за спинами собравшихся, и вдруг кто-то сжал ее руку. Обернувшись, она увидела ту самую девушку, которая до этого отоварилась у наркодилера.
  
  — Лучше бы лисе убраться подобру-поздорову, — прошипела она.
  
  Шивон внимательно посмотрела на нее:
  
  — А то что?
  
  Лицо девушки искривила недобрая улыбка:
  
  — А то придется кое-что рассказать.
  
  Шивон ничего не ответила, вскинула на плечо сумку и пошла прочь. Девушка помахала ей рукой. У ворот на посту стоял все тот же охранник.
  
  — Ну как, не разоблачили? — спросил он, изобразив на лице что-то вроде ехидной ухмылки.
  
  Возвращаясь к машине, Шивон старалась придумать, как вернуться сюда еще раз.
  
  Ребус поступил как истинный джентльмен: вернулся на Гейфилд-сквер с сухими супами в пластиковых коробочках и рулетом с курицей «Тикка».
  
  — Ты меня разбалуешь, — сказала Эллен Уайли, видя, что он еще и чайник включает.
  
  — За тобой право выбора: куриный с грибами или мясной с карри?
  
  — Куриный. — Она наблюдала, как он открывает пластиковые коробки. — Ну, как продвигается дело?
  
  — Нашел Хэкмена.
  
  — И что?
  
  — Он хотел, чтобы я провел его по злачным местам.
  
  — Тьфу ты, пакость какая.
  
  — Я сказал ему, что не смогу быть его поводырем, за это он не сообщил мне почти ничего, кроме того, что нам уже известно.
  
  — Или того, о чем мы и без него могли догадаться? — Она подошла к Ребусу, возившемуся с чайником. Взяла в руки одну крышечку и посмотрела срок годности: 5 июля. — Скидка пятьдесят процентов, — заключила она.
  
  — Я знал, что это произведет на тебя впечатление. Но у меня есть еще кое-что. — Он вынул из кармана батончик «Марс» и протянул ей. — Ну, что новенького насчет Эдварда Айли?
  
  — Все та же история: документы уже отправлены к нам, — ответила она, — но инспектор, с которым я говорила, оказался уникумом. Процитировал их мне по памяти.
  
  — Дай догадаюсь, что он сообщил: врагов полно… у кого-то был на него зуб… официальной версии пока нет… так что и сообщить-то, по сути, нечего?
  
  — Примерно так, — согласилась Уайли. — У меня такое впечатление, что на некоторые факты вообще не обратили внимания.
  
  — Никакой связи между Проворным Эдди и мистером Гестом?
  
  Она помотала головой:
  
  — Разные места заключения, общих подельников, кажется, нет. Айли не появлялся в Ньюкасле, а ноги Геста не было ни в Карлайле, ни у автострады М-6.
  
  — А Сирил Коллер, вероятно, не знал ни того ни другого.
  
  — Все это снова возвращает к сайту «СкотНадзор».
  
  Уайли наблюдала, как Ребус заливает супы кипятком. Он протянул ей ложку, и они принялись размешивать содержимое своих коробочек.
  
  — Позвонила на Торфихен-стрит? — спросил он.
  
  — Ну да, сказала, что тебе не хватает людей.
  
  — Крысий Хвост наверняка намекнул, что мы работаем больше в постели.
  
  — Ты хорошо изучил детектива Рейнольдса, — сказала она с усмешкой. — А кстати, из Инвернесса прислали фотографии.
  
  — Вот это скорость.
  
  Ребус смотрел, как Уайли включает компьютер, как он загружается. На экране появились фотографии размером с ноготь большого пальца, и она стала их увеличивать одну за другой.
  
  — Похоже на Охтерардер, — заметил Ребус.
  
  — Фотограф сделал несколько крупных планов — вспомнила Уайли и показала их ему: обрывки одежды, но вида допотопного. — Ну, что скажешь? — спросила она.
  
  — Не вижу ничего интересного для нас, а ты?
  
  — Я тоже, — согласилась она.
  
  Внезапно зазвонил телефон. Она, взяв трубку, молча слушала.
  
  — Пропусти его, — наконец произнесла она. — Парень по имени Манго, — сообщила она Ребусу. — Говорит, что ему назначена встреча.
  
  — Да это самый желанный гость, — обрадовался Ребус, принюхиваясь к только что развернутому рулету. — Интересно, любит ли он курицу «Тикка»…
  
  Оказалось, что обожает, и пока Ребус с Уайли рассматривали фотографии, уминал ее так, что за ушами трещало.
  
  — Ты быстро работаешь, — похвалил Ребус.
  
  — А что мы сейчас смотрим? — спросила Эллен Уайли.
  
  — События пятничного вечера, — объяснил Ребус. — Ужин в замке.
  
  — Самоубийство Бена Уэбстера?
  
  Ребус кивнул.
  
  — А вот и он сам! — воскликнул он, указывая на одно из лиц.
  
  Манго оказался хозяином своего слова: он принес не только собственные снимки автомобилей с маячащими за стеклами пассажирами, но и официальные фотографии. Множество хорошо одетых улыбающихся людей, пожимающих руки другим хорошо одетым улыбающимся людям. Ребус узнал лишь некоторых: министр иностранных дел, министр обороны, Бен Уэбстер, Ричард Пеннен…
  
  — Как ты умудрился это раздобыть? — поинтересовался Ребус.
  
  — В газетах такого хлама навалом — политики используют любую возможность себя пропиарить.
  
  — А ты знаешь, кто здесь кто? — спросил Ребус.
  
  — Это уже дело редактора, — ответил фотограф, заглатывая последний кусок курицы. — Но я тут еще покопался в Интернете…
  
  Он полез в сумку и вытащил кипу листов.
  
  — Спасибо, — поблагодарил Ребус. — Я наверняка все это уже видел…
  
  — А я нет, — сказала Уайли, принимая листы из рук Манго.
  
  Ребуса больше интересовали снимки, сделанные во время ужина.
  
  — Вот уж не думал, что и Корбин окажется здесь, — пробормотал он.
  
  — А кто это такой? — поинтересовался Манго.
  
  — Наш уважаемый начальник полиции.
  
  Манго посмотрел туда, куда указывал Ребус.
  
  — Он там недолго пробыл, — сказал он, перебирая свои фотографии. — Вот здесь, на этом снимке, он уезжает. Я как раз закруглялся…
  
  — Примерно через сколько времени после начала мероприятия это произошло?
  
  — Да не больше, чем через полчаса. Я там еще потоптался на случай, если кто-то опоздает.
  
  Манго умудрился заснять Ричарда Пеннена в таком виде, в каком он никогда не представал на официальных портретах, — с разинутым ртом.
  
  — Здесь говорится, — неожиданно объявила Эллен Уайли, — что Бен Уэбстер помогал организовывать мирные переговоры в Сьерра-Леоне. А также побывал в Ираке, Афганистане и Восточном Тиморе. — Эллен перевернула страницу. — Я и не знала, что его сестра служит в полиции.
  
  Ребус в подтверждение кивнул:
  
  — Я встречался с ней пару дней назад. — Он помолчал. — По-моему, похороны завтра. Надо бы ей позвонить…
  
  Он снова сосредоточился на официальных снимках. На них люди стояли как статуи: никаких перешептываний на заднем плане, ничего такого, чего они не хотели бы показать миру. Как говорил Манго: пиар-акция. Вытащив из кармана мобильник, Ребус набрал телефон Мейри.
  
  — Ты бы не могла найти в себе силы, чтобы заглянуть на Гейфилд-сквер?
  
  — Мне нужно дописать материал.
  
  — Полчаса хватит?
  
  — Посмотрим, как пойдет дело.
  
  — Тут тебя ждет «Марс».
  
  Уайли недовольно поморщилась и, развернув шоколадку, демонстративно впилась в нее зубами.
  
  — Плакала моя взятка, — посетовал Ребус.
  
  — Я оставлю эти фотографии вам, — сказал Манго, облизывая пальцы. — Можете считать их своими, но учтите — не для публикации.
  
  — Только для внутреннего пользования, — пообещал Ребус.
  
  Он разложил по столу фотографии лимузинов везущих важных персон на ужин. Многие лица получились нечетко из-за того, что шоферы, увидев фотографа, не только не притормаживали, но, наоборот, жали на газ. Некоторые иностранные гости широко улыбались — очевидно, от удовольствия, что на них обратили внимание.
  
  — А вот эти снимки передайте, пожалуйста, Шивон, — попросил Манго, протягивая Ребусу большой конверт. — Тут демонстрация на Принсез-стрит. Она интересовалась женщиной, стоявшей с краю. Я немного увеличил изображение.
  
  Ребус раскрыл конверт. Молодая женщина с взлохмаченными и словно мокрыми волосами держала камеру у лица — рот плотно сжат, тонкие губы вытянуты в нитку. С головой ушла в съемку. Похоже, профессионалка. На других снимках она смотрела в сторону, отведя камеру от лица. Словно что-то высматривала. Ее совершенно не интересовал строй прозрачных щитов, не пугали пролетавшие мимо камни и комья грязи. Ни волнения, ни страха.
  
  Она просто делала свою работу.
  
  — Я обязательно передам ей фотографии, — пообещал Ребус Манго, который уже застегивал портфель. — И огромное тебе спасибо. Я у тебя в долгу.
  
  — Может, в следующий раз звякнете, когда первым окажетесь на месте преступления? — попросил Манго.
  
  — Такое редко случается, сынок, — ответил Ребус. — Но я буду помнить о тебе.
  
  Манго на прощание пожал руки обоим. Проводив его взглядом, Уайли спросила Ребуса:
  
  — И ты действительно будешь о нем помнить?
  
  — Штука в том, что в моем возрасте память уже не та, что раньше.
  
  Ребус хлебнул супа, который оказался совсем холодным.
  
  Верная своему слову, в течение получаса появилась Мейри, но ее взгляд сразу стал жестким, стоило ей увидеть лежащий на столе развернутый и надкушенный батончик «Марс».
  
  — Я не виноват, — извинился Ребус, прикладывая руки к груди.
  
  — Я подумала, что тебе, наверно, будет интересно, — сказала Мейри, разворачивая оттиск первой полосы завтрашнего утреннего выпуска. — Нам повезло: никаких серьезных происшествий.
  
   ПОЛИЦИЯ РАССЛЕДУЕТ ТАЙНУ УБИЙСТВ ПОД БОКОМ У «БОЛЬШОЙ ВОСЬМЕРКИ».
  
  Под заголовком были помещены фотографии Лоскутного родника и отеля «Глениглс». Читать сам текст Ребус не стал.
  
  — А что ты только что говорил парню? — ехидным голоском поинтересовалась Уайли.
  
  Пропустив ее замечание мимо ушей, Ребус вернулся к высокопоставленным особам.
  
  — Будь другом, просвети меня, кто тут кто? — попросил он Мейри.
  
  Набрав в грудь побольше воздуха, журналистка принялась сыпать именами гостей из разных стран вроде ЮАР, Китая и Мексики — в основном министров торговли и экономического развития. Один раз, засомневавшись, она позвонила кому-то из газетных экспертов, который ее проинформировал.
  
  — Так мы можем заключить, что они вели переговоры о торговле или об оказании гуманитарной помощи? — спросил Ребус. — В таком случае, что там делал Ричард Пеннен? Или наш министр обороны?
  
  — Ведь торговать можно и оружием, — напомнила Мейри.
  
  — Ну а зачем там был начальник полиции?
  
  Она недоуменно повела плечами:
  
  — Может, пригласили из вежливости. А вот посмотри… — Она постучала кончиком пальца по одному из лиц на фотографии. — Это мистер Генетический Модификатор. Я видела его по телевизору; он спорил с защитниками окружающей среды.
  
  — Мы что, продаем генетически модифицированные продукты Мексике? — спросил Ребус.
  
  Мейри снова пожала плечами:
  
  — Ты и вправду думаешь, что они что-то скрывают?
  
  — А зачем бы им это делать? — спросил Ребус таким тоном, словно его удивил сам вопрос.
  
  — Чтобы власть свою показать? — предположила Эллен Уайли.
  
  — Эти люди не такие дураки. Кстати, Пеннен тут не единственный бизнесмен. — Мейри указала еще на два лица. — Вот банкир, а вот владелец авиакомпаний.
  
  — Как только было обнаружено тело Уэбстера, — заметил Ребус, — оттуда спешно вывезли всех VIP-персон.
  
  — Ну это-то как раз обычное дело, — сказала Мейри.
  
  Ребус тяжело опустился на стул:
  
  — Пеннен не хочет, чтобы мы совали нос в это дело, а Стилфорт вообще хватает меня за руки. Это о чем-нибудь говорит?
  
  — Любая огласка нежелательна… когда пытаешься вести переговоры с определенными правительствами.
  
  — А мне нравится этот парень, — объявила Уайли, дочитав до конца материалы о Бене Уэбстере. — Очень жаль, что он погиб. — Посмотрев на Ребуса, она спросила: — Ты пойдешь на похороны?
  
  — Да вот подумываю.
  
  — Еще один шанс погладить против шерсти Пеннена и его особое подразделение? — предположила Мейри.
  
  — Отдать последний долг покойному, — возразил Ребус, — и сообщить его сестре, что мы не продвинулись ни на шаг.
  
  Ребус взял в руки один из снимков, сделанных Манго на Принсез-стрит. Их как раз проглядывала Мейри.
  
  — Насколько мне известно, — начала она, — ваши парни переусердствовали.
  
  — По-моему, это демонстранты переусердствовали, — буркнула Уайли.
  
  — Несколько десятков разгоряченных голов против нескольких сотен полицейских, владеющих тактикой подавления уличных беспорядков.
  
  — А кто их заводит? Не вы ли своими репортажами? — возразила Уайли, готовая ринуться в бой.
  
  — Нет, вы своими дубинками, — отрезала Мейри. — Мы только сообщаем о том, что происходит.
  
  — Но ведь и правду можно исказить, для этого есть много способов… — До Уайли наконец дошло, что почему-то не слышно Ребуса. — Джон? — позвала она и, видя, что он не отрывает взгляда от одного из снимков, толкнула его локтем. — Ты меня поддержишь или нет?
  
  — Эллен, я уверен, что ты и без меня справишься.
  
  — В чем дело? — поинтересовалась Мейри, заглядывая через его плечо. — У тебя такое лицо, будто ты увидел привидение.
  
  — Можно сказать и так, — ответил Ребус. Он снял телефонную трубку, но, подумав, снова положил на рычаг. — Как бы то ни было, — решительно проговорил он, — завтра новый день.
  
  — Не просто «новый», Джон, — напомнила Мейри. — Это день, когда все наконец-то начнется.
  
  — И есть надежда, что Лондон прокатят с Олимпийскими играми, — добавила Уайли. — А то придется слушать об этом до Страшного суда.
  
  — Все, — объявил Ребус, вставая, — время пить пиво. И я плачу за всех.
  
  — А я уж боялась, что приглашения не последует, — со вздохом сказала Мейри.
  
  Уайли взяла жакет и рюкзачок. Ребус первым двинулся к двери.
  
  — Заберешь с собой? — спросила Мейри, указывая кивком на фото, которое он все еще держал в руках.
  
  Ребус еще раз внимательно всмотрелся в снимок и сунул его в карман. Затем, ощупав другие карманы, положил ладонь на плечо Мейри:
  
  — Тут такое дело… мои финансы… Могу я рассчитывать на твою поддержку?…
  
  Вечером Мейри вернулась в свою мюррейфилдскую квартиру. Ей на паях с ее бойфрендом Аланом принадлежали два верхних этажа стоявшего на отшибе викторианского особнячка. Проблема заключалась в том, что Аллан работал фоторепортером, и даже в лучшие времена они виделись очень редко. А эта неделя вообще была сплошным смертоубийством. Одна из свободных спален заменяла ей кабинет, куда она сразу и направилась, кинув жакет на стул. На журнальном столике, сплошь заваленном свежими газетами, не нашлось бы места и для кофейной чашки. Папки с вырезками ее собственных публикаций едва умещались на стеллаже, а стену над компьютерным столом украшали всего несколько драгоценных для нее журналистских дипломов. Сев за рабочий стол, она вдруг задумалась: почему ей так хорошо и спокойно в этой душной захламленной комнате? Кухня куда просторнее, но она проводит там считанные минуты. В гостиной почти все пространство занимает домашний кинотеатр Аллана и его стереосистема. А эта комнатка принадлежит ей и только ей. Она бросила взгляд на магнитофонные кассеты — записи интервью, которые ей доводилось брать, — ведь каждая заключала в себе частицу жизни. Чтобы написать историю Кафферти, потребовалось сорок часов бесед и расспросов, расшифровка которых заняла не меньше тысячи страниц. Получившаяся в результате книга была достойна самой высокой награды, которая ей, впрочем, не светила. То, что с прилавков улетело уже несколько тиражей, не прибавило ни гроша к жесткой сумме, указанной в подписанном ею когда-то договоре. На теле- и радиоинтервью приглашали только Кафферти; именно Кафферти подписывал книги на встречах с читателями в книжных магазинах, он же присутствовал на бесконечных празднествах и приемах в Лондоне. Когда готовилось третье издание, они даже переоформили обложку: его имя было напечатано крупными буквами, а ее — совсем крохотными.
  
  Отвратительно!
  
  Когда она встретилась на днях с Кафферти, он сообщил ей, что подумывает о следующей книге и намекнул, что может запросто найти «другого писаку», — ведь он отлично понимал, что второй раз на эту наживку она не клюнет. Ну как не вспомнить старую поговорку? Надуешь меня раз — позор тебе; надуешь два — позор мне.
  
  Скотина…
  
  Мейри проверила входящую почту, вспоминая недавний разговор с Ребусом. Она по-прежнему дулась на него, дулась из-за того, что он отказался дать интервью для ее книги, которая в результате получилась односторонней. Да… именно поэтому она злилась на Ребуса.
  
  Злилась потому, что отлично понимала: отказав ей, он поступил абсолютно правильно.
  
  Ее коллеги были убеждены, что на книге о Кафферти она сделала состояние. Некоторые перестали разговаривать с ней и не отвечали на ее звонки. Конечно, не обошлось и без зависти, но главным образом ее игнорировали потому, что не могли предложить ей ничего равноценного. Работы практически не было. Она строчила бессмысленные заметки о муниципальных чиновниках и работниках благотворительных организаций — о деятельности в интересах человека, при этом совершенно не интересной читателю. Издатели удивлялись, зачем ей вообще работать…
  
  Они уверены, что ты обогатилась на Кафферти…
  
  Естественно, она не могла рассказать им правду, а потому сочиняла байки про то, что ей, мол, необходимо быть в журналистской форме.
  
  Обогатилась…
  
  Несколько завалявшихся у нее авторских экземпляров нашли приют под журнальным столиком. Она уже давно перестала дарить их родственникам и друзьям. Сейчас, размышляя о Кафферти, она не могла выбросить из головы Ричарда Пеннена, раздававшего улыбки и рукопожатия в «Престонфилд-Хаусе», избалованного угодниками, отполированного до блеска. У Ребуса были свои соображения относительно ужина в Эдинбургском замке. Удивляло не то, что торговец оружием оказался за одним столом с государственными деятелями такого масштаба, а скорее то, что никто не обратил на это внимания. Пеннен заявил, что Бен Уэбстер не мог принимать от его компании никакой помощи втайне от других членов парламента. Мейри проверила, и оказалось, что депутат парламента и вправду был скрупулезно честен и щепетилен. Ей вдруг пришло в голову, что Пеннен наверняка знал, что она станет проверять. Он даже хотел, чтобы она покопалась в делах Уэбстера. Но почему? Потому что был уверен, что она ничего не найдет? Или, напротив, рассчитывал бросить тень на имя покойного?
  
  «А мне нравится этот парень», — сказала Эллен Уайли. Да… после совсем короткого разговора с людьми, вхожими в Вестминстер, Мейри сама прониклась к нему симпатией. И это заставило ее меньше доверять Ричарду Пеннену. Она принесла из кухни стакан воды из-под крана и присела к компьютеру.
  
  Решила начать с чистого листа.
  
  Открыла одну из поисковых программ и набрала: «Ричард Пеннен».
  15
  
  Ребусу оставалось всего три шага до двери подъезда, когда его вдруг окликнули по имени. Руки, которые он держал в карманах пиджака, инстинктивно сжались в кулаки. Обернувшись, инспектор оказался лицом к лицу с Кафферти.
  
  — Какого черта тебе надо?
  
  Кафферти помахал рукой у себя перед носом:
  
  — Фу, ну ты и набрался!
  
  — Я пью, чтобы хоть на время позабыть о таких, как ты.
  
  — Значит, сегодня ты зря потратил деньги. Я хочу тебе кое-что показать.
  
  Распахнув дверь своего «бентли» и жестом пригласив Ребуса садиться, Кафферти протиснулся за руль. Ребус открыл противоположную дверь и заглянул внутрь.
  
  — Куда поедем?
  
  — Совсем не в безлюдное место, если тебя это волнует. Там, куда мы едем, полно народу.
  
  Двигатель загудел. Ребус понимал, что после двух кружек пива и двух порций виски его мозг едва ли способен живо соображать.
  
  Однако залез в машину.
  
  Кафферти протянул ему жевательную резинку, и Ребус, взяв пластинку, стал ее разворачивать.
  
  — Как идет мое расследование? — поинтересовался Кафферти.
  
  — Как видишь, обходимся без твоей помощи.
  
  — Не забывай, кто направил вас на правильный путь. — Кафферти едва заметно усмехнулся. Они ехали в восточном направлении через Марчмонт. — Как дела у Шивон?
  
  — Отлично.
  
  — Значит, она не бросила тебя в трудном положении?
  
  Ребус пристально посмотрел на профиль сидящего рядом Кафферти:
  
  — О чем это ты?
  
  — Слышал, она здорово разбрасывается.
  
  — Ты что, следишь за нами?
  
  Кафферти снова чуть улыбнулся. Ладони Ребуса, лежавшие на коленях, опять непроизвольно сжались в кулаки. Стоит только дернуть руль, и «бентли» врежется в стену. А можно еще обхватить жирную шею Кафферти и как следует сжать…
  
  — Замышляешь недоброе, Ребус? — спросил Кафферти. — Я налогоплательщик, запомни, причем по высшей налоговой ставке, а это делает меня твоим работодателем.
  
  — И это согревает тебе душу.
  
  — Конечно. Тот депутат, что сиганул с крепостной стены… С ним что-нибудь прояснилось?
  
  — А тебе-то что?
  
  — Да ничего. — Кафферти помолчал. — Просто я знаю Ричарда Пеннена. — Он повернулся к Ребусу, удовлетворенный произведенным впечатлением. — Встречался с ним пару раз, — добавил он.
  
  — Будь добр, поведай заодно еще и о том, как он впаривал тебе партию оружия.
  
  Кафферти рассмеялся:
  
  — У него доля в издательстве, которое выпустило мою книгу. А следовательно, он был на презентации. Между прочим, жаль, что ты не смог прийти.
  
  — Приглашение пришло очень кстати, как раз туалетная бумага закончилась.
  
  — Мы встречались еще раз, когда тираж перевалил за пятьдесят тысяч. В отдельном кабинете в «Айви»… — Он снова бросил взгляд на Ребуса. — Да, в Лондоне. Знаешь, я ведь подумывал перебраться туда. У меня ведь было много друзей там, на юге.
  
  — Среди тех, кого Стилфорт упрятал за решетку? — Ребус помолчал. — А почему ты раньше не упоминал, что знаком с Пенненом?
  
  — Должны же и между нами быть хоть какие-то секреты, — насмешливо отозвался Кафферти. — Кстати, я навел справки о твоем дружке Джеко… Никаких следов. А ты уверен, что он коп?
  
  Ребус ответил вопросом на вопрос:
  
  — А что по поводу счета Стилфорта в отеле «Бэлморал»?
  
  — Оплачен Управлением полиции Лотиана и Приграничья.
  
  — Надо же, как мы расщедрились!
  
  — Ребус, ты хоть когда-нибудь успокаиваешься?
  
  — А почему я должен успокаиваться?
  
  — Да потому, что иногда нужно проявлять терпимость. Что было, то быльем поросло — так говорила Мейри, когда мы работали над книгой.
  
  — А я только что пил с ней.
  
  — Судя по запаху, отнюдь не пепси.
  
  — Она славная. Противно глядеть, как ты ее используешь.
  
  Автомобиль катил по Делкит-роуд, Кафферти включил левый поворот в сторону Крейгмиллара и Ниддри. Значит, они направлялись либо туда, либо к шоссе А-1, ведущему на юг.
  
  — Куда мы едем? — снова спросил Ребус.
  
  — Скоро увидишь. А Мейри вполне способна позаботиться о себе. Что ей сейчас необходимо так это еще один бестселлер. На сей раз она сможет настаивать на процентах. Я упираю на то, что у меня еще полно историй, не вошедших в книгу… Девочка не захочет со мной ссориться.
  
  — И очень глупо с ее стороны.
  
  — А ты знаешь, какой прикол, — продолжал Кафферти, — мы заговорили о Ричарде Пеннене, и мне вдруг пришла на память пара историй, связанных именно с ним. Хотя, может, ты и слушать не захочешь. — Он снова осклабился. Его лицо, освещенное снизу лампочками приборной доски, казалось сплошь сотканным из теней и полутеней — ну чисто штриховой набросок оскалившейся горгульи.
  
  Я угодил прямиком в ад, подумал Ребус. Такое бывает, когда умираешь и отправляешься в преисподнюю. К тебе приставляют твоего личного дьявола…
  
  — Спасение близко! — вдруг заорал Кафферти и так крутанул руль, что «бентли» в крутом вираже влетел в ворота, выбрасывая из-под колес тучи мелкого гравия. Перед ними возник какой-то зал, ярко освещенный изнутри. Зал, пристроенный к церкви.
  
  — Пришло время сказать алкоголю нет, — ехидно бросил Кафферти, заглушив двигатель и распахивая дверь.
  
  По афише, висевшей рядом с входом, Ребус догадался, что в зале проходит одно из мероприятий, альтернативных саммиту «Большой восьмерки» — «Районная община в действии: Предотвращение кризиса», с бесплатным входом для студентов и неимущих.
  
  — Скорее, для немытых, — пробормотал Кафферти, заметив заросшего густой бородой парня с пластмассовым ведром в руках.
  
  У парня были длинные темные вьющиеся волосы, а на носу очки с тонированными стеклами в толстой черной оправе. При виде вновь прибывших он подошел к ним, тряся ведром. Внутри звякнули монеты, однако их было немного. Кафферти привычным жестом достал из кармана бумажник и вынул пятидесятифунтовую банкноту.
  
  — Пусть послужат доброму делу, — изрек он, протягивая деньги сборщику.
  
  Ребус двинулся внутрь вслед за ним, бросив парню с ведром, что Кафферти пожертвовал за обоих.
  
  Три или четыре задних ряда были свободны, но Кафферти почему-то решил не садиться и остался стоять, расставив ноги и скрестив руки на груди. В зале чувствовалось оживление, хотя аудитория выглядела утомленной, а возможно, просто погруженной в раздумья. На сцене за столом, сооруженным из доски, положенной на малярные козлы, тесно прижавшись друг к другу, сидели четверо мужчин и две женщины, по очереди произносившие что-то в единственный искажающий звук микрофон. Позади них висел плакат, заявлявший, что «КРЕЙГМИЛЛАР ПРИВЕТСТВУЕТ ПРОТЕСТУЮЩИХ ПРОТИВ САММИТА „БОЛЬШОЙ ВОСЬМЕРКИ“», а также что «НАША ОБЩИНА СИЛЬНА, КОГДА МЫ ГОВОРИМ В ОДИН ГОЛОС». Голос, который звучал сейчас, принадлежал муниципальному советнику Гарету Тенчу.
  
  — Очень легко сказать, — зычно вещал он, — дайте нам инструменты, и мы выполним свою работу. Но в первую очередь необходимо обеспечить людей этой работой! Нам нужны конкретные предложения по улучшению качества жизни в нашем районе, и именно к этому я и стремлюсь, используя все свои, достаточно ограниченные, возможности.
  
  Однако возможности муниципального советника были вовсе не так малы — в зале, подобном этому, любому на месте Тенча потребовался бы микрофон.
  
  — Да он просто тащится от своего голоса, — язвительно заметил Кафферти.
  
  Сам Ребус убедился в этом давно, когда останавливался послушать Тенча у Маунда. Проповедник кричал не из желания быть услышанным, а потому, что производимые им сотрясения воздуха поддерживали его веру в свою значимость.
  
  — Но, друзья… товарищи… — продолжал Тенч на одном дыхании, — все мы считаем себя винтиками громадного политического механизма. Так как же нам привлечь к себе внимание? Какое может быть кому-то дело именно до нас? Задумайтесь об этом хотя бы на миг. Вот, к примеру, автомобили и автобусы, на которых вы приехали сюда сегодня… Выньте хоть один маленький винтик из мотора, и механизм встанет. И все потому, что каждый элемент имеет равную с остальными цену — равную значимость… Это справедливо и в отношении человеческой жизни, а не только в отношении какого-нибудь садомазотрона. — Он сделал паузу и улыбнулся собственному каламбуру.
  
  — Самодовольный ублюдок, — шепнул Кафферти на ухо Ребусу. — Будь у него складной хребет, он бы так же любовно себя обсасывал.
  
  Представив себе эту картину, Ребус не смог сдержать смеха. Он попытался выдать его за кашель, но мало что выиграл. Некоторые из присутствующих обернулись, пытаясь понять, в чем дело. Даже сам Тенч остолбенел. Со сцены он увидел, как Моррис Гордон Кафферти хлопает по спине инспектора уголовной полиции Джона Ребуса. Ребус не сомневался, что его узнали, несмотря на то что он прикрыл лицо рукой. Сбитый с мысли, Тенч прикладывал все силы, чтобы вновь завладеть аудиторией, но его прежний запал бесследно испарился в ночи. Он передал микрофон стоявшей рядом женщине, и та, выйдя из состояния, близкого к трансу, начала монотонно и нараспев зачитывать что-то, не отрывая глаз от лежащей перед ней пухлой пачки бумаг.
  
  Кафферти направился к выходу. Ребус почти сразу последовал за ним. Кафферти мерил шагами парковку. Ребус закурил и стал ждать, когда его заклятый враг сам к нему подойдет.
  
  — Хоть бы я что-нибудь понял, — покачал головой Ребус, стряхивая пепел.
  
  Кафферти пожал плечами:
  
  — И при этом считаешь себя детективом.
  
  — Так дай хоть какой-то намек, а лучше два.
  
  Кафферти театральным жестом раскинул руки:
  
  — Ребус, это его владения, его небольшое феодальное поместье. Но он спит и видит, как бы раздвинуть границы.
  
  — Ты имеешь в виду Тенча? — прищурившись, спросил Ребус. — Ты хочешь сказать, он вторгается на твою территорию?
  
  — Мистер Адский Огонь во плоти. — Кафферти хлопнул ладонями по бедрам, словно ставя точку в их споре.
  
  — И все-таки я не понял.
  
  Кафферти так и впился в Ребуса взглядом:
  
  — Да все дело в том, что ему взбрело в голову меня оттеснить, потому что, видите ли, справедливость на его стороне. Беря под контроль преступность, он манипулирует ею. — Кафферти вздохнул. — Иногда я думаю, что так действуют почти во всем мире. Не за низами общества нужен присмотр, а за верхами. За людьми, подобными Тенчу.
  
  — Он ведь муниципальный советник. — произнес Ребус. — Как я понимаю, они иногда берут взятки…
  
  Кафферти затряс головой:
  
  — Он жаждет не денег, а власти, Ребус. Хочет управлять. Ты только посмотри, как ему нравится произносить речи. Чем он сильнее, тем больше речей может произносить, — и их будут слушать.
  
  — Значит, пошли к нему своих головорезов: он сразу поймет, с кем имеет дело.
  
  Взгляд Кафферти буквально прожег Ребуса насквозь.
  
  — И это самое умное, что ты можешь предложить?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Это ваши дела.
  
  — За тобой должок…
  
  — Какой, к черту, должок. Карты ему в руки, если он выведет тебя из игры. — Швырнув окурок, ребус втоптал его каблуком в землю.
  
  — Уверен, что не ошибаешься? — негромко спросил Кафферти. — Уверен, что предпочел бы видеть его на месте режиссера этого шоу? Представителя народа… человека, обладающего политическим влиянием? Думаешь, его легче будет призвать к порядку, чем меня? Значит, ты просто боишься пенсии, а вот с Шивон, я думаю, нам стоит над этим поразмыслить. Как это там говорят? — Кафферти закинул голову, словно говорили где-то наверху. — Лучше иметь дело со знакомым чертом, чем с незнакомым, — провозгласил он.
  
  Ребус скрестил руки.
  
  — А ведь ты притащил меня сюда не для того, чтобы показать Гарета Тенча, — догадался он. — Ты сделал это для того, чтобы ему показать меня — вот, мы с тобой рядышком, ты похлопываешь меня по спине… великолепно. Ты хочешь внушить ему, что я у тебя на поводке, а вместе со мной и вся уголовная полиция.
  
  Всем своим видом Кафферти постарался показать, что слова Ребуса задели его до глубины души.
  
  — Ты слишком переоцениваешь меня, Ребус.
  
  — Сомневаюсь. Ты мог бы рассказать мне все то, что только что рассказал, не сходя с Арден-стрит.
  
  — Но не вытащи я тебя сюда, ты не увидел бы великолепной комедии.
  
  — Ага, и муниципальный советник Тенч тоже не увидел бы. Лучше скажи, как он собирается финансировать свою кампанию? И где он возьмет группу поддержки?
  
  Кафферти снова развел руки, на сей раз почти на триста шестьдесят градусов.
  
  — Да у него в кармане весь район — как порочная его часть, так и непорочная.
  
  — А деньги?
  
  — Он выговорит себе деньги, Ребус. В этом деле он мастер.
  
  — Я многое могу выговорить, это правда. — Оба повернулись на голос и увидели Гарета Тенча, стоящего в освещенном дверном проеме. — И меня нелегко напугать, Кафферти, — ни тебе, ни твоим дружкам. — Ребус сделал протестующий жест, но Тенч еще не закончил. — Я привожу в порядок этот район, и нет оснований полагать, что я не смогу сделать то же самое во всем городе. Если твои дружки во власти не удалят тебя из бизнеса, то удалят сами горожане.
  
  Ребус заметил двух крепко сбитых мужчин, стоящих по обе стороны от Тенча в шаге от дверного проема.
  
  — Пошли, — бросил он Кафферти.
  
  Меньше всего на свете ему хотелось предотвращать драку, в которой гангстеру могли намять бока. Однако он понимал, что предотвращать придется. Он схватил Кафферти за локоть, но тот резким движением стряхнул его руку.
  
  — Я не проиграл ни одной схватки, — предостерег он Тенча. — Подумай об этом, прежде чем начинать.
  
  — Мне и начинать-то ничего не надо, — резко возразил Тенч. — Твоя крохотная империя уже превращается в пыль. Пора бы расстаться с иллюзиями. Стало трудно подыскать вышибалу для паба? Не можешь найти съемщиков для своих похожих на мышеловки квартир? Уже не хватает водителей в твоей таксомоторной компании? — Лицо Тенча растянулось в улыбке. — Это закат, Кафферти. Очнись, и ты учуешь запах могилы…
  
  Кафферти ринулся на Тенча. Ребус сгреб его обеими руками, и в этот момент мужчины, стоявшие позади Тенча, выскочили вперед и закрыли собой своего босса. Ребусу удалось развернуть Кафферти спиной к дверям. Он потащил его к стоящему на парковке «бентли».
  
  — Садись и поехали, — приказал он.
  
  — Я не проиграл ни одной схватки! — рычал Кафферти.
  
  Лицо его полыхало. Он рывком открыл дверь и плюхнулся на сиденье. Ребус, садясь в машину, бросил взгляд на дверной проем. Тенч издевательски махал им рукой. Ребуса так и подмывало сказать ему, что он не человек Кафферти, но муниципальный советник быстро отвернулся и скрылся за дверью, оставив своих защитников наблюдать за завершением действа.
  
  — Я выдавлю ему глаза и заставлю его ими позавтракать! — орал Кафферти, обдавая брызгами слюны ветровое стекло. — И если этому ублюдку нужны реальные инициативы, то я по собственной инициативе привезу асфальт, в который его закатают, — ну чем не дорога в лучшее будущее района?
  
  Лавируя между машинами, стоящими на парковке, Кафферти примолк, но дышал часто и шумно. Вдруг, резко повернув голову в сторону пассажирского сиденья, он прохрипел:
  
  — Богом клянусь, что как только доберусь до этого гада… — Он с такой силой вцепился в руль что кожа на костяшках пальцев побелела.
  
  — Остерегайся говорить что-либо, — бесстрастно напомнил Ребус, — что может быть использовано против тебя на суде…
  
  — Да никто никогда ничего не докажет, — взревел Кафферти и расхохотался, словно буйнопомешанный. — То, что от него останется, судмедэкспертам придется отскребать чайными ложками.
  
  — Остерегайся говорить что-либо… — повторил Ребус.
  
  — Это уж года три как началось, — проговорил Кафферти, стараясь успокоить дыхание. — Лицензия на игорный бизнес — отказ, заявка на открытие бара — отказ… Я даже собирался открыть у него в районе таксомоторную компанию и тем самым уменьшить число людей, получающих пособие по безработице. Он каждый раз делал все, чтобы муниципальный совет мне отказал.
  
  — Выходит, беда не только в том, что ты наконец встретил человека, у которого хватает духу тебе противостоять?
  
  Кафферти взглянул на Ребуса:
  
  — Я думал, это твоя прерогатива.
  
  — Может, и так.
  
  — Мне надо выпить, — нарушив затянувшееся молчание, произнес Кафферти и облизал пересохшие губы, в уголках которых спеклась слюна.
  
  — Хорошая мысль, — поддержал Ребус. — Я вот пью, чтобы позабыть, так почему бы тебе не последовать моему примеру?
  
  Все то время, пока они молча ехали обратно в город, он наблюдал за Кафферти. Этот человек безнаказанно убивал, и наверняка чаще, чем Ребус мог себе представить. Он загубил несчетное количество жизней, четыре раза отсидел в тюрьме.
  
  Так почему же, черт возьми, Ребус вдруг ему посочувствовал?
  
  — У меня есть виски тридцатилетней выдержки, — заявил Кафферти.
  
  — Высади меня в Марчмонте, — потребовал Ребус.
  
  — Ну а как насчет того, чтобы выпить?
  
  Ребус помотал головой:
  
  — Я ведь сказал алкоголю «нет», ты что, забыл?
  
  Гангстер обиженно засопел, но промолчал. Однако Ребусу было ясно: Кафферти хочет, чтобы он передумал; хочет, чтобы они выпили, сидя друг против друга, окруженные сгущающейся тьмой.
  
  Кафферти не повторил приглашения. Повторение смахивало бы на просьбу.
  
  А до просьб он не унижался.
  
  Во всяком случае, пока.
  
  Внезапно Ребуса осенило: Кафферти боится потерять власть. Тираны и политики, не важно — из подонков общества или из элиты, страшатся одного и того же. Ведь настанет день, когда на их приказы будут плевать, а от их репутации не останется и следа. Появятся новые соперники, новые хищники. У Кафферти наверняка припрятаны миллионы, но целый парк роскошных автомобилей не заменит утраченного — положения и поклонения.
  
  Эдинбург небольшой город, и одному человеку ничего не стоит взять под контроль большую его часть. Так кто — Тенч или Кафферти? Кафферти или Тенч?
  
  Ребусу не давал покоя вопрос: неужели и вправду придется между ними выбирать?
  
  Элита.
  
  Начиная с лидеров «Большой восьмерки» и до Пеннена со Стилфортом. Все они движимы жаждой власти. Управленческая вертикаль, от которой зависит каждый житель планеты. Ребус стоял и размышлял над этим, глядя на удаляющийся «бентли» и вдруг его внимание привлекла неясная фигура, маячившая у его подъезда. Он сжал кулаки и огляделся, решив, что это опять Джеко со своими подручными. Но тут фигура двинулась ему навстречу, и Ребус понял, что это не Джеко. Это был Хэкмен.
  
  — Вечер добрый, — приветствовал он Ребуса.
  
  — А я-то уж приготовился обороняться, — признался Ребус, с облегчением поводя плечами. — Черт возьми, как ты меня отыскал?
  
  — Пара телефонных звонков, и пожалуйста. Хотя, должен признаться, никогда бы не подумал, что ты можешь жить на такой улице.
  
  — А где же, по-твоему, я должен жить?
  
  — В районе доков, в каком-нибудь модернизированном амбаре, — сказал Хэкмен.
  
  — Правда?
  
  — А симпатичная молодая блондинка готовила бы тебе завтрак по выходным.
  
  — И видеться с ней я должен только по выходным? — спросил Ребус, не в силах сдержать улыбку.
  
  — На большее бы тебя не хватило. Прочистил старые трубы, и снова в хомут.
  
  — Ты, похоже, все за меня просчитал. Однако это не объясняет твоего здесь появления в такую поздноту.
  
  — Вспомнил кое-какие мелочи касательно Тревора Геста.
  
  — И если я поставлю тебе стаканчик, поделишься ими со мной? — догадался Ребус.
  
  Хэкмен кивнул и добавил:
  
  — Но только учти — в ночном клубе с представлением.
  
  — С каким представлением?
  
  — Ну, с цыпочками!
  
  — Шутишь, что ли?
  
  Ребус посмотрел на Хэкмена: тот был абсолютно серьезен.
  
  Они поймали такси на Марчмонт-роуд и поехали на Бред-стрит. Водитель наблюдал за ними в зеркало заднего вида с едва заметной усмешкой: два поднабравшихся мужика отправились в путешествие по злачным местам.
  
  — Ну, рассказывай, — напомнил Ребус.
  
  — Что рассказывать? — спросил Хэкмен.
  
  — Рассказывай про Тревора Геста.
  
  Но Хэкмен погрозил Ребусу пальцем:
  
  — Ага, я тебе все выложу, а ты в момент слиняешь?
  
  — Честное слово джентльмена тебя устроит? — спросил Ребус.
  
  У него и так был тяжелый вечер. Не хватало ему еще начать обход стриптиз-баров на Лотиан-роуд. Только бы выудить информацию, а там распрощаться с Хэкменом посередь улицы, подробно объяснив, куда держать путь.
  
  — Знаешь, все хиппи завтра сваливают, — сказал англичанин. — Едут автобусами в «Глениглс».
  
  — А ты?
  
  Хэкмен пожал плечами:
  
  — Я человек подневольный. Что мне велят, то и буду делать.
  
  — Ну так я велю тебе выложить мне все, что ты знаешь о Гесте.
  
  — Ладно, ладно… но только если ты дашь мне слово, что не слиняешь, когда такси остановится.
  
  — Честное скаутское.
  
  Хэкмен откинулся на спинку сиденья:
  
  — Тревор Гест был взрывной парень, врагов нажил уйму. Он пробовал было перебраться на юг в Лондон, но ничего не выиграл. Его там обобрала какая-то проститутка… После этого он вроде как затаил злобу на прекрасный пол. Ты говорил, что его засветили на каком-то сайте?
  
  — Под названием «СкотНадзор».
  
  — А ты не знаешь кто?
  
  — Там все делалось анонимно.
  
  — Но ведь Трев-то промышлял преимущественно домушничеством… Домушник с норовом — потому и загремел в кутузку.
  
  — И что?
  
  — Так кто все-таки сунул его на этот сайт — и почему?
  
  — Может, ты скажешь?
  
  Хэкмен, пожав плечами, ухватился рукой за ручку: в этот момент машина круто повернула.
  
  — Еще одна маленькая история, — произнес он, удостоверившись, что Ребус — весь внимание. — Когда Трев прикатил в Лондон, поползли слухи, что он привез с собой хороший запасец классной дури, возможно даже героина.
  
  — А он что, был наркоманом?
  
  — Да нет, покуривал иногда. Не думаю, чтобы кололся… До той самой ночи, когда помер, вот так-то.
  
  — У кого-то потырил?
  
  — Возможно. Нет ли тут связи, которую ты не улавливаешь?
  
  — И что это, по-твоему, за связь?
  
  — Мелкие бандюганы, слишком о себе возомнившие или ограбившие кого-то, кого не следовало.
  
  Ребус слушал его в задумчивости.
  
  — Эдинбургский покойник работал на нашего местного теневого воротилу.
  
  Хэкмен щелкнул пальцами:
  
  — Ну вот, пожалуйста.
  
  — Эдди Айли мог… — Ребус осекся, сочтя то, что хотел сказать, неубедительным.
  
  Такси подъезжало к стоянке, и водитель сказал, что с них причитается пять фунтов. Ребус увидел, что они затормозили у «Гнездышка», одного из самых респектабельных стриптиз-баров в городе. Хэкмен выскочил из машины и сунул деньги водителю в окошко, что сразу выдало в нем чужака: свои расплачивались, еще оставаясь на заднем сиденье. Ребус обдумывал, как поступить дальше — остаться в машине или все-таки выйти, а потом признаться Хэкмену, что на сегодня с него уже хватит.
  
  Дверца все еще была открыта, и англичанин нетерпеливыми жестами призывал Ребуса поскорее присоединиться к нему.
  
  Ребус стал выбираться из такси — и как раз в это мгновение дверь «Гнездышка» с треском распахнулась и из царившего внутри полумрака вылетел человек. Вслед за ним выскочили два охранника.
  
  — Да послушайте, вы, я даже не дотронулся до нее! — негодующе восклицал мужчина.
  
  Он был темнокожий, высокого роста, стильно одетый. Ребусу показалось, что этот голубой костюм он уже где-то видел…
  
  — Еще и врешь, падаль! — гаркнул один из охранников.
  
  — Да она меня ограбила, — протестовал человек в голубом костюме. — Она сунула мне руку в карман, где лежал бумажник. А когда я на нее шикнул, она сразу давай визжать.
  
  — И снова лжешь! — заорал тот же охранник.
  
  Хэкмен ткнул Ребуса локтем под ребро:
  
  — А ты, Джон, оказывается, не такой уж знаток хороших местечек.
  
  Но по лицу его было видно, что он страшно доволен.
  
  Второй охранник что-то проговорил в микрофон, укрепленный у него на запястье.
  
  — Она пыталась украсть мой бумажник, — продолжал твердить мужчина в голубом костюме.
  
  — Так, выходит, она его не украла?
  
  — Да, но если бы я… она бы наверняка…
  
  — Так ограбила она тебя или нет? Минуту назад ты клялся, что ограбила. Вот свидетели.
  
  Охранник повернулся к Ребусу с Хэкменом. Незадачливый посетитель тоже посмотрел на них и сразу же узнал Ребуса.
  
  — Друг мой, вы видите, в какую ситуацию я попал?
  
  — Да, положение незавидное, — задумчиво подтвердил Ребус, пожимая руку бедолаге.
  
  — Мы ведь встречались с вами в отеле, помните? На том великолепном ланче, который устроил мой добрый друг Ричард Пеннен.
  
  — Я не был на ланче, — напомнил Ребус. — Так, перекинулись парой слов в фойе.
  
  — А ты, оказывается, известная личность, Джон, — хохотнул Хэкмен и снова ткнул Ребуса локтем под ребро.
  
  — Это самая неприятная и нежелательная ситуация, — снова начал мужчина в голубом костюме. — Мне захотелось немного выпить, и я зашел сюда, полагая, что это в некотором роде ресторан…
  
  Охранники презрительно хохотнули.
  
  — Ну да, — возразил тот, что был злее, — особенно после того, как тебе сообщили, какова здесь входная плата…
  
  Тут даже Хэкмен, не выдержав, засмеялся. Но смех его был прерван грохотом вновь распахнувшейся двери. На этот раз из заведения вышла женщина в бюстгальтере, стрингах и туфлях на высоких шпильках — явно стриптизерша. У нее на макушке возвышался сноп из волос, лицо скрывалось под мощным слоем косметики.
  
  — Утверждает, будто я его обчистила, так? — заорала она.
  
  У Хэкмена был такой вид, словно он наблюдает захватывающий поединок боксеров, сидя на самом лучшем месте в первом ряду.
  
  — Мы разберемся, — буркнул злобный охранник.
  
  — Он должен мне полсотни за танцы! — не унималась женщина. Она протянула руку, демонстрируя готовность сию минуту получить обещанные деньги. — А он как начнет меня лапать! Это вообще…
  
  Мимо как раз проезжал полицейский патруль — копы прильнули к окнам. Увидев, как вспыхнули тормозные огни, Ребус понял, что патрульный автомобиль сейчас развернется.
  
  — Я дипломат, — объявил мужчина в голубом костюме. — У меня есть право на защиту от ложных обвинений.
  
  — Ну, понеслось, — давясь от смеха, проговорил Хэкмен.
  
  — Я обладаю дипломатическим иммунитетом, — продолжал мужчина в голубом костюме, — как член кенийской делегации…
  
  Патрульная машина остановилась, и из нее, надевая фуражки, вышли два полисмена.
  
  — Кажется, у вас тут неприятности? — поинтересовался один из них.
  
  — Просто провожаем джентльмена из заведения, — объяснил уже не столь злобный охранник.
  
  — Меня выгнали! — запротестовал кениец. — При этом я чуть не лишился бумажника!
  
  — Успокойтесь, сэр. Сейчас разберемся.
  
  Патрульный повернулся к Ребусу, ощутив на себе его взгляд, и тот сразу же сунул ему под нос свое удостоверение.
  
  — Прошу доставить этих двоих в ближайшее отделение, — распорядился Ребус.
  
  — Это еще зачем? — возмутился охранник.
  
  — А ты тоже хочешь проехаться с ними, приятель? — остудил его пыл Ребус.
  
  Охранник сразу прикусил язык.
  
  — Так в какое отделение их доставить? — спросил патрульный.
  
  Ребус смерил его взглядом:
  
  — Вы сами-то откуда?
  
  — Мы из Гулля.
  
  Ребус устало вздохнул.
  
  — Везите в Вест-Энд, — распорядился он. — В участок на Торфихен-плейс.
  
  Патрульный понимающе кивнул:
  
  — Это возле Хэймаркета, да?
  
  — Так точно, — подтвердил Ребус.
  
  — У меня дипломатический иммунитет, — строго напомнил кениец.
  
  Ребус повернулся к нему.
  
  — Это необходимая процедура, — объяснил он, подобрав формулу, которая, как ему казалось, должна удовлетворить иностранца.
  
  — Но я-то вам не нужна, — объявила женщина, тыча пальцем в свою пышную грудь.
  
  Ребус не осмеливался даже взглянуть на Хэкмена, боясь, что тот уже истекает слюной.
  
  — Боюсь, не совсем так, — возразил он, подавая знак патрульному.
  
  Клиента и стриптизершу препроводили к патрульной машине.
  
  — Его вперед, ее назад, — сказал водитель напарнику.
  
  Стриптизерша прошла мимо Ребуса, стуча каблуками и прожигая его взглядом.
  
  — Постой, — приказал он и, сняв с себя пиджак, накинул ей на плечи, а затем, повернувшись к Хэкмену, сказал: — Мне нужно самому все утрясти.
  
  — Не хочешь упускать такой шанс, да? — хитро подмигнув, спросил англичанин.
  
  — Не хочу дипломатических осложнений, — Уточнил Ребус. — Справишься один-то?
  
  — Все будет хип-хоп, — заверил инспектора Хэкмен, хлопнув его ладонью по спине. — Я думаю, мои новые друзья, — с расчетом, чтобы слышали охранники, объявил он, — пропустят служителя закона бесплатно?…
  
  — Постой, Стен, — окликнул его Ребус.
  
  — Ну что там еще?
  
  — Не давай воли рукам…
  
  В участке было пусто — ни Рейнольдса, Крысьего Хвоста, ни Чага Дэвидсона. Ребус легко нашел две комнаты для допросов, а также и двух сверхурочно работавших копов, которых посадил приглядывать за доставленными в участок.
  
  — Рад возможности поработать, — объявил один из них.
  
  Сначала стриптизерша. Ребус принес ей пластиковую чашку с чаем.
  
  — Я же помню, как ты любишь чай, — сказал он.
  
  Молли Кларк сидела, придерживая руками лацканы его пиджака, под которым практически ничего не было. Лицо у нее подергивалось, каблуки постукивали по полу.
  
  — Могли бы хоть дать возможность переодеться, — шмыгнув носом, упрекнула она Ребуса.
  
  — Боишься простудиться? Не бойся, пять минут, и мы отвезем тебя обратно.
  
  Она взглянула на него: вокруг глаз густые тени, щеки ярко нарумянены.
  
  — Так вы не предъявите мне обвинения?
  
  — Обвинения? Да брось. Наш приятель не собирается ни в чем тебя обвинять, вот увидишь.
  
  — Это мне следует обвинять его!
  
  — Как скажешь, Молли.
  
  Ребус предложил ей сигарету.
  
  — А вы видите на стене табличку «Не курить»? — поинтересовалась она.
  
  — Вижу, — подтвердил он, протягивая к ней горящую зажигалку.
  
  Она мгновение поколебалась:
  
  — Ладно уж, давайте…
  
  Молли взяла сигарету из протянутой пачки и наклонилась над столом, чтобы прикурить ее. Ему пришло в голову, что теперь его пиджак несколько недель будет благоухать ее духами. Глубоко затянувшись, она надолго задержала дым в легких.
  
  — Когда мы заходили к вам в воскресенье, — начал он, — Эрик умолчал, как вы познакомились. Теперь я догадываюсь, как это произошло.
  
  — С чем вас и поздравляю.
  
  Она внимательно смотрела на тлеющий конец сигареты. Ее тело чуть подрагивало, и Ребус понял, что она трясет под столом коленкой.
  
  — Так он знает, как ты зарабатываешь на жизнь? — поинтересовался Ребус.
  
  — А вам какое дело?
  
  — Вообще-то никакого.
  
  — Ну а тогда… — Она снова жадно затянулась и выдохнула дым прямо в лицо Ребусу. — Между мной и Эриком нет никаких тайн.
  
  — Замечательно.
  
  Наконец их взгляды встретились.
  
  — Это он меня лапал. А потом еще и наплел, будто я хотела стащить у него бумажник… — Она презрительно хмыкнула. — Другая культура, а внутри такое же дерьмо. — Она немного успокоилась. — Эрик в этом смысле особенный.
  
  Ребус понимающе кивнул.
  
  — Неприятности у нашего кенийского друга, а не у тебя, — заверил ее он.
  
  — Правда?
  
  Она широко, так же как и в воскресенье, улыбнулась Ребусу. И от этой улыбки по убогой комнате казалось, разлился свет.
  
  — Эрику крупно повезло.
  
  — Вам крупно повезло, — обратился Ребус к кенийцу, войдя через десять минут в комнату для допросов номер два.
  
  Из бара «Гнездышко» за Молли прислали машину, а заодно и кое-что из одежды. Уходя, она обещала оставить пиджак Ребуса у дежурного при входе.
  
  — Меня зовут Джозеф Камвезе, и я обладаю дипломатическим иммунитетом.
  
  — В таком случае, Джозеф, не сочтите за труд предъявить свой паспорт, — попросил Ребус, протягивая руку за документом. — Если вы дипломат, в паспорте это указано.
  
  — У меня нет с собой паспорта.
  
  — А где вы остановились?
  
  — В отеле «Бэлморал».
  
  — Вот это сюрприз. Ваш номер оплачен компанией «Пеннен Индастриз»?
  
  — Мистер Ричард Пеннен — добрый друг моей страны.
  
  Ребус откинулся на стуле и внимательно посмотрел на собеседника:
  
  — И в чем же это выражается?
  
  — В торговле и оказании гуманитарной помощи.
  
  — Он начиняет оружие микрочипами.
  
  — Не усматриваю никакой связи.
  
  — Ну, а что вы делаете в Эдинбурге, Джозеф?
  
  — Я делегирован сюда для обсуждения торговых вопросов.
  
  — И какой из этих вопросов привел вас в «Гнездышко»?
  
  — Мне захотелось немного выпить, инспектор.
  
  — И слегка поразвлечься с дамами?
  
  — Я не совсем понимаю, что именно вы намерены мне предъявить. Как я уже сказал, у меня дипломатический иммунитет…
  
  — И я за вас страшно рад. Скажите, знаете ли вы британского политика по имени Бен Уэбстер?
  
  Камвезе кивнул:
  
  — Мы однажды встречались в Найроби.
  
  — А во время вашего пребывания здесь вы с ним не виделись?
  
  — Мне не удалось побеседовать с ним в тот вечер, когда он ушел из жизни.
  
  Ребус пристально посмотрел на Камвезе:
  
  — Вы были в замке?
  
  — Конечно был.
  
  — И видели там мистера Уэбстера?
  
  Кениец снова кивнул:
  
  — Я решил не приставать к нему с разговорами во время такого мероприятия, тем более что нам предстояло встретиться на ланче в «Престонфилд-Хаусе». — Камвезе немного помолчал, лицо его вытянулось. — Ну а потом эта ужасная трагедия, произошедшая буквально у нас на глазах.
  
  Ребус напрягся:
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Пожалуйста, поймите меня правильно. Я сказал лишь то, что это большая потеря для всего международного сообщества.
  
  — И вы не видели, что произошло?
  
  — Никто не видел. Возможно, камеры могли что-то зафиксировать.
  
  — Вы имеете в виду камеры видеонаблюдения?
  
  Ребусу показалось, что кто-то с размаху ударил его по голове. В замке размещаются действующие казармы, а значит, там наверняка установлена система видеонаблюдения.
  
  — Нам показывали пункт управления системой. С технической точки зрения это просто поразительно, но ведь терроризм — повседневная угроза, разве не так, инспектор?
  
  Ребус секунду помолчал.
  
  — А что у вас об этом говорят? — после паузы спросил он.
  
  — Простите, я не совсем понимаю… — Камвезе нахмурил брови.
  
  — Ну, представители других стран — члены этой малой Лиги Наций, которые собирались в «Престонфилде», — они что-нибудь говорят о мистере Уэбстере?
  
  Кениец отрицательно покачал головой.
  
  — Скажите, все ли так же дружески расположены к Ричарду Пеннену, как вы?
  
  — Повторяю, инспектор, я… — Камвезе вдруг осекся и порывисто встал со стула, который от резкого движения опрокинулся. — Я хочу сейчас же уйти отсюда.
  
  — Есть что скрывать, Джозеф?
  
  — Я вижу, что вы привезли меня сюда под надуманным предлогом.
  
  — Есть и ненадуманные — например, ваша состоящая из одного человека мини-делегация и ее ознакомительный тур по эдинбургским стриптиз-барам, — уперев ладони в стол, Ребус подался вперед. — Кстати, Джозеф, в этих заведениях тоже есть система видеонаблюдения. Так что ваш образ запечатлен у них на пленке.
  
  — Мой иммунитет…
  
  — Да не собираюсь я ни в чем обвинять вас, Джозеф. Я просто думаю о тех, кто ждет вас дома. Уверен, в Найроби у вас есть семья… мать, отец, возможно, жена, дети?
  
  — Я хочу сейчас же уйти отсюда! — закричал Камвезе, грохнув кулаком по столу.
  
  — Не так громко, — попросил Ребус, поднимая руки вверх. — Ведь мы просто мирно беседуем…
  
  — Инспектор, вы что, хотите дипломатического скандала?
  
  — Не уверен. — Ребус сделал вид, будто обдумывает ситуацию. — А вам-то самому он нужен?
  
  — Вы меня окончательно вывели из себя!
  
  И еще раз грохнув кулаком по столу, кениец бросился к дверям. Ребус даже не попытался его остановить. Он закурил сигарету и положил ноги на стол. Откинувшись на спинку стула и запрокинув голову, уставился в потолок. Естественно, Стилфорт и словом не обмолвился о системе видеонаблюдения, а значит, ему придется потратить черт знает сколько времени, доказывая всем и каждому, что ему необходимо просмотреть запись. Система видеонаблюдения находится в ведении гарнизона и располагается на занимаемой им территории, а эта территория, если говорить языком закона, не в юрисдикции Ребуса.
  
  Но это его не остановит…
  
  Минуту спустя раздался стук в дверь и на пороге возник констебль.
  
  — Наш африканский друг требует, чтобы мы довезли его на машине до отеля «Бэлморал».
  
  — Передайте ему, что прогулка пешком будет для него очень полезна, — распорядился Ребус. — И предупредите его, чтобы он проявлял осторожность, когда почувствует желание утолить жажду.
  
  — Сэр? — пролепетал констебль, испугавшись, что ослышался.
  
  — Выполняйте.
  
  — Есть, сэр. И еще одно…
  
  — Что?
  
  — Здесь нельзя курить.
  
  Повернув голову, Ребус пристально посмотрел на молодого полисмена, и тот под его взглядом молча попятился к двери. Когда дверь закрылась, инспектор полез в карман за мобильником. Набрав номер, стал ждать соединения.
  
  — Мейри? — произнес он в трубку. — У меня есть кое-какая информация, которая, возможно, будет тебе интересна…
  АСПЕКТ ТРЕТИЙ
  Ни богов, ни господ
  Среда, 6 июля
  16
  
  Самолеты большинства лидеров «Большой восьмерки» приземлялись в аэропорту Престуик на юго-западе Глазго. В этот день аэропорту предстояло принять около ста пятидесяти бортов. Лидеров, их супруг и наиболее важных членов делегаций должны были переправить в «Глениглс» на вертолетах, остальных же к местам размещения доставляли кортежи автомобилей. У собаки-нюхача, принадлежавшей Джорджу Бушу, был собственный автомобиль. Самому Бушу в тот день исполнилось пятьдесят девять. Джек Макконнел, премьер-министр Шотландии, дежурил у выхода на летное поле, готовясь приветствовать прибывающих мировых лидеров. Никаких протестов, никаких беспорядков.
  
  Это в Престуике.
  
  А вот в Стерлинге… В утреннем выпуске новостей показали, как протестующие в масках громят автомобили и фургоны, крушат витрины закусочных «Бургер Кинг», перекрывают шоссе А-9, громят бензозаправки. В самом Эдинбурге демонстранты парализовали движение по Куинсферри-роуд. По всей Лотиан-роуд стояли полицейские фургоны, отель «Шератон» с несколькими сотнями делегатов был взят под усиленную охрану. Наряды конной полиции патрулировали улицы, непривычно пустые в этот обычно суматошный утренний час. По всей длине Ватерлоо-плейс выстроилась вереница автобусов, готовых везти участников марша на север, в Охтерардер. Царила полная неразбериха, поскольку никто точно не знал, по какой трассе разрешено движение. То вроде бы трогались, то останавливались, то опять трогались. Полиция приказала водителям автобусов ждать, пока ситуация каким-то образом не прояснится.
  
  К тому же пошел дождь; были опасения, что назначенный на вечер концерт «Последний рывок» может не состояться. Звезды и музыканты, уже собравшиеся на стадионе «Мюррейфилд», настраивали аппаратуру и репетировали. Боб Гелдоф, обосновавшийся в отеле «Бэлморал», готовился вместе со своим другом Боно отправиться в «Глениглс». Королева тоже поспешала в Шотландию, чтобы председательствовать на торжественном обеде в честь делегатов.
  
  Репортеры тараторили, едва успевая переводить дух и поддерживая себя лошадиными дозами кофеина. Шивон, которая провела ночь в машине, подкреплялась чашкой водянистого кофе, сидя в кафе при булочной. Других посетителей больше интересовали события, разворачивавшиеся на экране телевизора, установленного позади прилавка.
  
  — Это в районе Баннокберна! — вскричала одна из женщин. — А это в Спринкерзе! Да они кругом!
  
  — Занимай круговую оборону, — посоветовал ее приятель, заслужив несколько улыбок.
  
  Протестующие вышли из лагеря «Горизонт» в два часа ночи, так что полиция проснулась, в прямом и переносном смысле, когда они проделали уже немалый путь.
  
  — Совершенно не понимаю, как у этих чертовых политиков хватает наглости уверять, что все это на благо Шотландии, — проворчал мужчина в малярском комбинезоне, дожидавшийся, когда ему принесут рулет с беконом. — У меня сегодня работа в Данблейне и Крейфе. Одному богу известно, когда я туда доберусь…
  
  Вернувшись в машину и включив печку, Шивон вскоре согрелась, хотя спину все еще ломило и каждый поворот головы отзывался болью в шее. Проглотив две таблетки аспирина, она двинулась к шоссе А-9. Проехав немного по участку с разделительным барьером, по тормозным огням идущей впереди машины она поняла, что движение в обоих рядах намертво заблокировано. Водители, выйдя из машин, кляли на чем свет стоит мужчин и женщин в клоунских нарядах, которые разлеглись поперек дороги. Кое-кто из ряженых привязал себя к барьеру. По полю, через которое пролегала трасса, полицейские гонялись за людьми в разноцветных балахонах. Шивон вывела машину на укрепленную обочину и пошла в голову колонны, где предъявила удостоверение старшему офицеру.
  
  — Мне необходимо быть в Охтерардере, — сообщила она.
  
  Короткой черной дубинкой он указал на полицейский мотоцикл:
  
  — Если у Арчи есть запасной шлем, он в два счета вас туда доставит.
  
  Запасной шлем у Арчи нашелся.
  
  — Вы же окоченеете на заднем сиденье, — предупредил он.
  
  — Постараюсь устроиться поуютнее. Как думаете, получится?
  
  Но, когда Арчи рванул вперед, о том, чтобы «устроиться поуютнее», пришлось забыть. Шивон вцепилась в него мертвой хваткой. В шлем были вмонтированы наушники, через которые она слышала сводки новостей из штаба операции «Сорбус». Около пяти тысяч демонстрантов собрались в Охтерардере, чтобы пройти маршем мимо ворот отеля. Шивон знала, что затея бессмысленна: ворота очень далеко от главного здания, и возмущенные выкрики унесет ветер. Руководители мировых держав, находящиеся в «Глениглсе», ни о каком марше и понятия иметь не будут, так же как и о других акциях протеста.
  
  Арчи вдруг резко затормозил, ее бросило вперед, и из-за его плеча она смогла увидеть, что происходило перед ними.
  
  Пластмассовые щиты, кинологи с собаками, конная полиция.
  
  Двухмоторный вертолет стрижет лопастями пропеллера воздух.
  
  Американский флаг в языках пламени.
  
  Рассевшись по всей ширине проезжей части, протестующие перекрыли движение. Как только полицейские начали растаскивать сидящих, Арчи рванул к образовавшейся в их цепи бреши и проскочил мимо. Если бы пальцы Шивон не одеревенели от холода, она бы уж как-нибудь ухитрилась их на секунду разжать и в знак своего восхищения похлопать парня по спине. В наушниках прозвучало сообщение, что железнодорожный вокзал в Стерлинге скоро можно было бы снова открыть, если бы не опасения, что анархисты воспользуются железной дорогой как кратчайшим путем до «Глениглса». Она вспомнила рекламки, не без гордости сообщавшие, что в комплекс отеля входит собственная железнодорожная станция. Сомнительно, чтобы кто-нибудь из нынешних постояльцев воспользовался ею сегодня. Более радостные новости пришли из Эдинбурга, где проливной дождь охладил пыл демонстрантов.
  
  Арчи обернулся к Шивон.
  
  — Шотландская погода! — прокричал он. — Что бы мы без нее делали?
  
  Мост Форт-Роуд работал в режиме, «близком к нормальному», поскольку движение на Кволити-стрит и Корсторфайн-роуд было восстановлено. Арчи сбросил скорость, лавируя в очередном заторе, а Шивон воспользовалась этим для того, чтобы рукавом куртки протереть запотевшее забрало шлема. Но стоило им только свернуть с шоссе, как вслед за ними сразу же устремился небольшой вертолет. Арчи остановил мотоцикл.
  
  — Все, приехали, — сказал он.
  
  Они еще не добрались до города, но Шивон поняла, что он прав. Перед ними за полицейским кордоном колыхалось море флагов и транспарантов. Слышались песни, свист, выкрики.
  
  «Буш, Блэр, ЦРУ, сколько детей сегодня умрут?»
  
  Эту речёвку она уже слышала на перекличке мертвых.
  
  «Старший Буш, младший Буш погубили много душ!»
  
  А это уже что-то новенькое…
  
  Шивон слезла с мотоцикла, сняла шлем и поблагодарила Арчи. В ответ он широко улыбнулся.
  
  — Такой денек будешь всю жизнь вспоминать, — бросил он, разворачивая мотоцикл.
  
  На прощанье он помахал ей рукой. Шивон помахала ему в ответ, чувствуя, как пальцы понемногу обретают чувствительность. К ней спешил какой-то краснолицый полисмен. Она достала и раскрыла свое удостоверение.
  
  — Ну, вы совсем очумели, — гаркнул он. — Вырядились, как эти идиоты. — Он ткнул пальцем в сторону остановленных полицией демонстрантов. — Если они заметят вас за линией оцепления, решат, что и им надо сюда прорваться. Так что или проваливайте отсюда, или переодевайтесь.
  
  — Вы забываете, — поправила она его, — что есть еще и третий путь.
  
  Улыбаясь, она подошла к шеренге полицейских, протиснулась между двумя одетыми в черное фигурами, поднырнула под их щиты. И оказалась в авангарде колонны. Краснолицый полисмен прямо-таки обалдел.
  
  — Где ваши знаки различия? — заорал кто-то из демонстрантов.
  
  Шивон всмотрелась в стоявшего перед ней копа. Он был одет во что-то здорово смахивающее на рабочий комбинезон. На шлеме поверх забрала белой краской были выведены две буквы — «ЗХ». Глядя на него, она мучительно пыталась вспомнить, имело ли такую опознавательную символику какое-либо подразделение из задействованных на Принсез-стрит. Но припомнила только буквы «ЭС».
  
  Эксцесс.
  
  По лицу копа ручьями струился пот, но выглядел он спокойным. Вдоль полицейского строя неслись команды и подбадривающие возгласы:
  
  — Сомкнуть строй!
  
  — Полегче, парни.
  
  — Отступить!
  
  В колыхании противостоящих друг другу сторон был некий элемент слаженности. Один из демонстрантов с мобильным телефоном у уха, казалось, руководил своими: он кричал, что марш был официально разрешен и полиция нарушает все соглашения. Он грозил, что снимает с себя всякую ответственность за последствия, в то время как фотографы, встав на цыпочки и подняв на вытянутых вверх руках камеры, старались не упустить ни одного мгновения разворачивающейся драмы.
  
  Шивон осторожно попятилась назад, потом стала потихоньку протискиваться вбок и наконец очутилась с краю колонны. Это была выгодная позиция, и она сразу же начала рыскать глазами по толпе в поисках Сантал. Рядом надрывал глотку подросток с гнилыми зубами и бритой головой. Судя по выговору — местный. Полы его куртки разошлись, и она заметила, что за ремень у него заткнут какой-то предмет.
  
  Что-то очень похожее на нож.
  
  Подросток снимал на вмонтированную в мобильник видеокамеру достойные его внимания эпизоды и тут же пересылал приятелям. Шивон осмотрелась. Возможности привлечь внимание полицейских не было. Впрочем, если бы они начали продираться к нему, это могло бы кончиться свалкой. Решив действовать самостоятельно, она встала у парня за спиной, ожидая подходящего момента. Началось скандирование лозунгов, руки взметнулись вверх, и, сочтя момент благоприятным, Шивон схватила шалопая за запястье и заломила ему руку назад, так что он рухнул на колени. В мгновение ока она выхватила у него из-за пояса нож, дала ему пинка, отступила к густой живой изгороди и бросила туда нож. Тут же смешавшись с толпой, она принялась усердно хлопать в ладоши. И краем глаза увидела, как в нескольких шагах от нее он с багровым от злости лицом работал локтями, ища своего обидчика.
  
  На нее он никакого внимания не обратил.
  
  Шивон едва сдержала улыбку, хотя и чувствовала, что ее собственные поиски могут оказаться столь же безрезультатными, как и поиски этого обиженного ею хулигана. Она находилась в гуще людей, которые в любую секунду могли превратиться в дикарей.
  
  Полжизни отдала бы сейчас за чашку дрянного кофе.
  
  Однако, как говорится, не место и не время…
  
  Мейри сидела в вестибюле отеля «Бэлморал». Вдруг она увидела выходящего из лифта мужчину в голубом костюме. Мейри встала с кресла, и мужчина, взмахнув приветственно рукой, направился прямо к ней.
  
  — Мистер Камвезе? — уточнила она.
  
  Он церемонно поклонился, подтверждая, что это именно он, после чего они обменялись рукопожатием.
  
  — Как мило с вашей стороны согласиться на встречу без долгих уговоров, — с улыбкой произнесла Мейри.
  
  По телефону она сказала ему следующее: начинающий репортер сгорает от желания побеседовать со столь важной персоной в африканской политике… Не соблаговолит ли он уделить ей не более пяти минут, чтобы помочь в работе над очерком?
  
  Не было необходимости продолжать игру, ведь он стоял перед ней, однако ей не хотелось сразу спускать его с неба на землю.
  
  — Чашечку чая? — предложил он, жестом приглашая ее в Пальмовый дворик.
  
  — Какой у вас прекрасный костюм, — сказала она и, усаживаясь на подвинутый им стул, подобрала под себя юбку так, что мягкое место картинно обрисовалось.
  
  Джозефу Камвезе зрелище, похоже, понравилось.
  
  — Благодарю, — ответил он, присаживаясь напротив нее на банкетку.
  
  — Сшит на заказ?
  
  — Куплен в Сингапуре на обратном пути из деловой поездки в Канберру. По правде говоря, он и стоил немало… — С заговорщицким видом он наклонился к ней. — Но пусть это останется между нами. — Он широко улыбнулся, сверкнув золотой коронкой на заднем зубе.
  
  — Еще раз спасибо, что согласились встретиться, — сказала Мейри, доставая из сумки блокнот, ручку и диктофон. Кивком указав на него, она спросила, не возражает ли гость против записи.
  
  — Это зависит от того, каковы будут вопросы, — ответил он и снова улыбнулся.
  
  Подошла официантка, и он заказал для обоих Лапсанг Сушонг. Мейри терпеть не могла этот чай, но промолчала.
  
  — Позвольте мне самой заплатить за себя, — попросила она, но он отмахнулся.
  
  — Это такая мелочь, что не стоит даже разговаривать.
  
  Мейри приподняла брови. Подготовив свой инструментарий, она начала задавать вопросы:
  
  — Вашу поездку финансирует «Пеннен Индастриз»?
  
  Улыбка пропала, взгляд сделался жестким.
  
  — Прошу прощения?
  
  Мейри попыталась изобразить наивное изумление:
  
  — Мне просто любопытно, кто оплатил ваше пребывание в Эдинбурге.
  
  — Так вот что вам нужно!
  
  В голосе зазвучали ледяные нотки. Он нервно провел ладонями по краю стола, барабаня кончиками пальцев по столешнице.
  
  Мейри сделала вид, будто читает подготовленные вопросы.
  
  — Мистер Камвезе, вы представляете здесь торговые интересы Кении. Чего вы ожидаете от саммита «Большой восьмерки»?
  
  Она установила диктофон в режим записи и положила его на стол между ними. Джозеф Камвезе, казалось, опешил от простоты вопроса.
  
  — Освобождение от долгового бремени жизненно важно для возрождения Африки, — заученно начал он. — Канцлер Браун прямо указал на то, что некоторые соседние с Кенией государства… — Он вдруг словно поперхнулся. — Зачем вы здесь? Хендерсон — это ваше настоящее имя? Я поступил как последний дурак, не попросив вас показать документ, удостоверяющий вашу личность.
  
  — Он у меня всегда с собой.
  
  Мейри сунула руку в сумку, лежащую у нее на коленях.
  
  — С какой стати вы упомянули Ричарда Пеннена? — позабыв про удостоверение, спросил Камвезе.
  
  Мейри посмотрела на него, растерянно мигая:
  
  — Да я его вообще не упоминала.
  
  — Ложь.
  
  — Я упомянула «Пеннен Индастриз», но ведь это компания, а не человек.
  
  — Вы ведь были с тем полицейским в «Престонфилд-Хаусе».
  
  Это прозвучало как утверждение, хотя запомнить ее он вряд ли мог. Все равно отпираться она не стала.
  
  — По-моему, вам лучше уйти, — объявил он.
  
  — Вы уверены? — Теперь металл зазвучал в ее голосе, и взгляд скрестился с его взглядом. — Если вы сейчас уйдете, ваше фото займет всю первую полосу моей газеты.
  
  — Не смешите.
  
  — Изображение крупнозернистое, так что при обработке кое-что потеряется. Но танцующая перед вами стриптизерша никуда не денется, мистер Камвезе. И вы, пожирающий глазами ее обнаженную грудь. Стриптизершу зовут Молли, она работает в баре «Гнездышко» на Бред-стрит. Сегодня утром я получила пленку системы видеонаблюдения.
  
  Все, что она сказала, было ложью от первого до последнего слова, но, увидев реакцию собеседника, она восторжествовала. Его пальцы так и впились в стол. В коротко стриженных волосах блеснули капельки пота.
  
  — А потом, мистер Камвезе, вас допрашивали в полицейском участке. Осмелюсь сообщить, что пленка с записью этого эпизода также имеется.
  
  — Что вам от меня надо? — зашипел он, но тут же был вынужден взять себя в руки, поскольку к столику подошла официантка с подносом, на котором помимо чашек и чайничка стояла тарелка с песочным печеньем.
  
  Мейри сразу же сунула в рот печенье — утром она не успела позавтракать. От чая исходил запах водорослей, высушенных в печке, и она, дождавшись, когда официантка наполнит чашку, сразу же отставила ее в сторону. Кениец поступил со своей точно так же.
  
  — Жажда не мучает? — спросила она, не в силах сдержать улыбку.
  
  — А, так тот самый детектив вам все и рассказал, — догадался Камвезе. — Он ведь пугал меня тем же самым.
  
  — Разница в том, что он только пугал. А я не упущу шанса украсить первую полосу таким эксклюзивом, если только вы не предоставите мне весомых оснований этого не делать… — Она прекрасно видела, что он еще не полностью заглотил наживку. — Первая полоса, которую увидит весь мир. Сколько времени понадобится, чтобы пресса вашей страны подхватила и растиражировала эту историю? И сколько, чтобы она дошла до руководителей вашего правительства? До ваших соседей, друзей…
  
  — Хватит, — рыкнул он, сверля взглядом стол. Из отполированной до блеска столешницы на него смотрело его отражение. — Хватит, — повторил он, и по его тону Мейри поняла, что он повержен. Она надкусила второе печенье. — Чего вы хотите?
  
  — На самом деле совсем немногого, — заверила она. — Только вашего откровенного рассказа о мистере Ричарде Пеннене.
  
  — Так вам нужно, чтобы я стал вашей «Глубокой глоткой»,[17] мисс Хендерсон?
  
  — Ну, если такое сопоставление вас тешит… — согласилась она.
  
  Про себя же подумала: а вообще-то ты всего лишь простофиля, которого поймали на удочку… просто очередной бездарный чиновник…
  
  Доносчик, каких тьма…
  
  Для него это были уже вторые похороны за неделю.
  
  Он с трудом выбрался из города — произошедшие накануне события все еще давали о себе знать. На мосту Форт-Роуд полиция останавливала грузовики и фургоны и досматривала водителей, пытаясь выявить тех, у кого может возникнуть побуждение использовать свое средство передвижения в качестве баррикады. Однако за мостом дорога пошла нормальная. Поэтому он приехал раньше времени. Добравшись до центра Данди и припарковав машину на набережной, он закурил и включил радио. Передавали выпуск новостей. Странно, английские станции на все лады обсуждали старания Лондона стать местом следующей Олимпиады и почти не упоминали об Эдинбурге. Тони Блэр уже летел назад из Сингапура.
  
  Шотландские новости сосредоточились на статье Мейри: репортеры в один голос называли преступника «убийцей недели „Большой восьмерки“». Никакой публичной реакции от начальника полиции Джеймса Корбина не последовало. В заявлении СО-12 особо подчеркивалось, что лидерам, собирающимся в «Глениглсе», опасность не угрожает.
  
  Вторые похороны за неделю. Ребус задавался вопросом: не потому ли он столько работает, чтобы недосуг было думать о Микки? Он взял с собой диск с «Квадрофенией» и, пока ехал на север, слушал композицию, где Долтри надрывно повторял: «Ты можешь увидеть меня без прикрас?»
  
  На пассажирском сиденье лежали фотографии: Эдинбургский замок, смокинги, галстуки-бабочки. Бен Уэбстер, которому оставалось жить около двух часов, ничем не отличался от тех, кто был рядом с ним. Но ведь самоубийцы не вешают себе на шею бирку, оповещающую об их намерениях. Так же как и серийные убийцы, бандиты, коррумпированные политики. Самым нижним был увеличенный Манго фотоснимок Сантал с камерой в руках. Ребус на мгновение задержал на нем взгляд, после чего переложил наверх. Потом завел мотор и поехал к крематорию.
  
  Там было многолюдно. Родственники, друзья и представители от всех политических партий. Журналисты и репортеры держались на расстоянии, сбившись у ворот крематория. Вероятно, это были новички и неудачники, кислые от сознания того, что их более опытные и более успешные коллеги, занятые на саммите «Большой восьмерки», готовят сейчас убойные материалы для первых полос четверговых газет. Ребус отступил в сторону, поскольку скорбящих попросили пройти внутрь. Некоторые из них бросали на него подозрительные и осуждающие взгляды: мол, с подобными личностями член парламента вряд ли якшался, так и нечего тут глазеть на чужое горе.
  
  Возможно, они были правы.
  
  После церемонии ожидалось угощение в плавучем ресторанчике «Браути-Ферри».
  
  — Семья покойного, — объявил собравшимся священник, — просила меня сказать, что приглашаются все присутствующие.
  
  Но взгляд его, казалось, говорил совсем другое: там ждут только ближайших родственников и друзей покойного. Впрочем, дело ясное: какой плавучий ресторанчик в состоянии вместить такую уйму народищу?
  
  Ребус сидел в заднем ряду. Священник попросил кого-нибудь из коллег Бена Уэбстера подняться на кафедру и сказать несколько слов. Слова почти полностью совпали с теми, что звучали на похоронах Микки: прекрасный человек… огромная потеря для всех, кто его знал, а таких людей немало… замечательный семьянин… пользовался заслуженным уважением в округе.
  
  Стейси видно не было. После их встречи возле морга он почти не вспоминал о ней. Полагал, что она либо вернулась в Лондон, либо приводит в порядок дела брата.
  
  Но не прийти на похороны…
  
  Между смертью Микки и кремацией прошло чуть больше недели. А у Бена Уэбстера? Не прошло и полных пяти дней. Можно ли счесть неподобающей такую поспешность? Чье это решение — Стейси или еще чье-то?
  
  Выйдя на парковочную площадку, Ребус закурил и простоял в задумчивости более пяти минут. Потом открыл водительскую дверцу и сел в машину.
  
  Ты можешь увидеть меня без прикрас?…
  
  — О да, — проговорил он себе под нос, поворачивая ключ зажигания.
  
  Суматоха в Охтерардере.
  
  Циркулировали упорные слухи, что вот-вот прибудет вертолет с Джорджем Бушем. Шивон посмотрела на часы. Она точно знала, что самолет Буша приземлится в Престуике только после полудня. Толпа встречала каждый приближающийся вертолет гиканьем и улюлюканьем. Демонстранты запрудили дороги, перли через поля, через сады, перелезали через заборы и изгороди. У всех была одна цель: добраться до ограждения. Пробраться за ограждение. Они сочли бы это настоящей победой, хотя оттуда до отеля оставалось еще добрых полмили. Однако на территорию поместья они все же ступили бы. Значит, полиция была бы посрамлена.
  
  Кругом звучала испанская и немецкая речь, слышался американский акцент. Между тем Сантал как сквозь землю провалилась.
  
  Оказавшись снова на главной улице Охтерардера, Шивон узнала самую свежую новость: автобусам с протестующими запрещен выезд из Эдинбурга.
  
  — Поэтому они устроили марш прямо там, — возбужденно тараторил кто-то. — Этим бандюгам придется несладко.
  
  Шивон не поверила. И все-таки попыталась дозвониться родителям на мобильный. Ответил отец: он сказал, что они сидят в автобусе уже несколько часов и неизвестно, что будет дальше.
  
  — Дайте мне слово, что вы не будете участвовать ни в каком марше, — стала молить Шивон.
  
  — Даем, — буркнул отец.
  
  И передал телефон жене, чтобы Шивон могла услышать и ее обещание. Поговорив с родителями, она вдруг поняла, что поступила донельзя глупо. Зачем же она приехала сюда, когда надо было остаться с родителями? Марш привлечет много полицейских. Возможно, мать узнает среди них того, кто ее ударил, а может, какие-нибудь детали вызовут в памяти столь необходимые Шивон подробности.
  
  Тихо выругавшись, она обернулась и нос к носу столкнулась с той, кого искала.
  
  — Сантал, — окликнула Шивон.
  
  Сантал опустила камеру.
  
  — Что ты здесь делаешь? — воскликнула она.
  
  — Удивлена?
  
  — Честно говоря, немного. А твои родители…
  
  — Застряли в Эдинбурге. А ты уже, смотрю, больше не шепелявишь.
  
  — Что?
  
  — В понедельник на Принсез-стрит, — продолжала Шивон. — ты не расставалась с камерой. И что интересно, совершенно не снимала копов. В чем дело?
  
  — Не пойму, к чему ты клонишь.
  
  Сантал вертела головой, словно опасаясь, что их разговор услышат.
  
  — Ты не захотела показать мне ни один из своих снимков потому, что они могут мне кое о чем рассказать.
  
  — И о чем же? — В голосе не слышалось ни испуга, ни раздражения — одно любопытство.
  
  — Они могли бы рассказать мне о том, что интересуют тебя только твои дружки-бузотеры, а не стражи порядка.
  
  — И что?
  
  — А то, что мне захотелось понять, почему бы это. Странно, что я сразу не догадалась. Ведь были сигналы… В лагере в Ниддри, а потом в Стерлинге. — Шивон наклонилась к уху Сантал. — Ты внедренный коп, — шепотом произнесла она и отстранилась, чтобы полюбоваться ошарашенным лицом молодой женщины. — Эти сережки и пирсинговые колечки… ведь все это бутафория? — продолжала Шивон. — Смываемые татуировки и… — бросив взгляд на ее всклокоченные волосы, она закончила: — искусно сделанный парик. Не понимаю, зачем тебе понадобилось шепелявить? Может, это помогало тебе войти в роль? Ну так как, я права?
  
  Сантал молча закатила глаза. Зазвонил мобильник, она полезла в карман и вытащила сразу два телефона. Дисплей на одном был освещен. Внимательно посмотрев на него, Сантал бросила взгляд поверх плеча Шивон.
  
  — Вся компания в сборе, — проговорила она.
  
  Шивон была озадачена. Может, это старинный трюк, многократно описанный в книгах. И все-таки она обернулась.
  
  В нескольких метрах от них стоял Джон Ребус, держа в одной руке мобильный, а во второй что-то похожее на визитную карточку.
  
  — Я не силен в этикете, — сказал он, подходя. — Если я курю то, что на сто процентов состоит из табака, это ведь не превращает меня в раба империи зла? — Он достал пачку сигарет.
  
  — Сантал внедрёнка, — сообщила ему Шивон.
  
  — Здесь не самое подходящее место для того, чтобы кричать об этом, — прошипела Сантал.
  
  — Скажи лучше что-нибудь, чего я не знаю, — фыркнула Шивон.
  
  — Мне кажется, эту услугу могу оказать тебе я — сказал ей Ребус, не отрывая глаз от Сантал. — Нехорошо, — обратился он к ней, — не явиться на похороны собственного брата.
  
  Она метнула на него сердитый взгляд:
  
  — Вы там были?
  
  Он кивнул:
  
  — Должен признаться, я долго-долго всматривался в фото «Сантал», прежде чем понял, кто это такая.
  
  — Можно считать это комплиментом?
  
  — Так и есть.
  
  — Я хотела быть там, вы же знаете.
  
  — И как же вы объясните свое отсутствие?
  
  Только тут до Шивон дошло:
  
  — Так ты сестра Бена Уэбстера?
  
  — Наконец-то, — облегченно вздохнул Ребус. — Сержант Кларк познакомилась со Стейси Уэбстер. — Не сводя взгляда со Стейси, Ребус добавил: — Я полагаю, нам следует и впредь называть вас Сантал.
  
  — Да уже ни к чему, — возразила Стейси.
  
  Тут к ним подскочил молодой человек в красной бандане:
  
  — Все нормально?
  
  — Просто дружеская беседа, — успокоил его Ребус.
  
  — Вы уж больно смахиваете на легавых, — сказал он, глядя то на Ребуса, то на Шивон.
  
  — Послушай, я как-нибудь сама справлюсь.
  
  Сантал снова вошла в образ сильной женщины, способной за себя постоять. Молодой человек под ее взглядом стушевался:
  
  — Ну, если ты так уверена…
  
  Он уже растворился, а она, повернувшись к Ребусу и Шивон, превратилась в прежнюю Стейси.
  
  — Вам нельзя здесь оставаться, — предупредила она. — Через час я освобожусь — тогда можно поговорить.
  
  — Где?
  
  Она на миг задумалась:
  
  — Внутри оцепления. За отелем есть площадка, где тусуются шоферы. Ждите меня там.
  
  Шивон посмотрела на толпу, бурлящую вокруг:
  
  — А как нам туда попасть?
  
  Стейси едко улыбнулась:
  
  — Проявите инициативу.
  
  — Я думаю, — объяснил Ребус, — она советует нам выкинуть что-то такое, за что нас арестуют.
  17
  
  Ребусу потребовалось добрых десять минут, чтобы пробиться к переднему краю. Шивон двигалась почти вплотную за ним. Прижатый к исцарапанному и заляпанному краской пластмассовому щиту, Ребус поднес свое развернутое удостоверение к прозрачному забралу полицейского.
  
  — Выпусти нас отсюда, — попросил он.
  
  Но коп не захотел брать на себя ответственность и позвал начальника. Краснолицый полисмен, возникший из-за его спины, сразу узнал виновато потупившуюся Шивон.
  
  Он крякнул и отдал приказ. Стена щитов раздвинулась, и несколько рук, вцепившись разом в Ребуса и Шивон, втянули их в образовавшуюся щель. Яростные крики донеслись до их ушей, но уже из-за шеренги полицейских.
  
  — Покажите им ваши удостоверения, — приказал краснолицый.
  
  Ребус и Шивон с удовольствием подчинились. Полисмен поднес рупор ко рту и закричал, что никто не арестован. Когда он объявил, что Ребус и Шивон из уголовной полиции, с той стороны раздалось улюлюканье. Однако обстановка, казалось, разрядилась.
  
  — Я упомяну в своем отчете об этой допущенной вами шалости, — пригрозил он Шивон.
  
  — Мы из чрезвычайки, — не моргнув глазом соврал Ребус. — Нам надо было кое с кем поговорить — что, по-вашему, нам оставалось?
  
  Краснолицый воззрился на него, но тут на него свалилась новая забота. Одного из его людей сшибли с ног, и в брешь мгновенно поперли люди. Полисмен схватил рупор и лающим голосом принялся отдавать команды, а Ребус жестом показал Шивон, что самое лучшее сейчас — потихоньку смыться.
  
  Двери фургона раскрылись, из него посыпались новые полицейские, которые начали строиться, образуя второй ряд цепи. Врач спросил у Шивон, не нужна ли ей помощь.
  
  — Я не ранена, — заверила она.
  
  На проезжей части стоял небольшой вертолет с работающим винтом. Ребус, пригнувшись, подошел к пилоту и через несколько секунд взмахом подозвал Шивон.
  
  — Он может нас подбросить.
  
  Пилот кивнул, глядя на Шивон сквозь солнцезащитные очки с зеркальным покрытием.
  
  — Без проблем, — произнес он с американским акцентом.
  
  Через секунду они уже сидели в салоне, и вертолет поднялся в воздух, взметнув с земли тучу пыли и мусора. Из-за шума разговаривать в кабине было практически невозможно, но Шивон все-таки умудрилась спросить у Ребуса, что он сказал пилоту. Ответ она прочитала по губам:
  
  — Чрезвычайка.
  
  До отеля было около мили. С воздуха хорошо просматривались и защитное ограждение, и наблюдательные вышки. Тысячи акров пустынной холмистой местности и скопления демонстрантов, отсеченные от нее черными заслонами полицейских.
  
  — Мне не разрешено подлетать к отелю! — крикнул пилот. — Если пересеку черту, в нас сразу пальнут ракетой.
  
  В доказательство того, что это не шутка, он описал широкую дугу по периметру зоны безопасности.
  
  Всего две минуты, и они приземлились на площадке, о которой говорила Сантал. Пожав руку пилоту, Ребус спрыгнул на землю, Шивон последовала за ним.
  
  К ним тут же устремился солдат в полной боевой экипировке и с автоматом наизготовку. Подойдя, он смерил неожиданных пришельцев более чем неприветливым взглядом. Ребус отметил про себя, что на его форме не было знаков различия. Они показали ему удостоверения, но солдат счел это недостаточным и потребовал отдать их ему.
  
  — Ждите здесь, — приказал он и для вящей убедительности указал пальцем на то место, где они стояли.
  
  Когда он повернулся к ним спиной, Ребус сделал несколько чечеточных па и подмигнул Шивон. Солдат скрылся в огромном автофургоне, у входа в который стоял на часах другой солдат.
  
  — Мне кажется, мы уже не в Канзасе, — пошутил Ребус.
  
  — А я, выходит, твой песик Тото?
  
  — Давай глянем, что там, — предложил Ребус, направляясь к большому навесу, на который обратил внимание еще сверху.
  
  Под навесом стояла шеренга лимузинов. Водители в ливреях курили, развлекая друг друга разными историями. И тут же повар в белом пиджаке, клетчатых брюках и поварском колпаке стряпал что-то похожее на омлет. Еда выкладывалась на фарфоровые тарелки; ножи и вилки отливали серебром. Накрытые столики ждали, когда кто-нибудь из водителей проголодается.
  
  — Я слышала про это местечко, когда была здесь с руководством, — сказала Шивон. — Служащие попадают в отель через задние ворота и оставляют машины на другой площадке.
  
  — Наверно, их всех разглядывали на просвет, — проговорил Ребус, — что и с нами сейчас проделывают. — Осмотревшись, он приветливо кивнул группе водителей. — Как омлет, парни, хорош?
  
  Водители одобрительно замычали. Повар склонил голову в знак того, что ждет указаний.
  
  — Мне один со смешанным гарниром, — попросил Ребус, поворачиваясь к Шивон.
  
  — Мне тоже — сказала она.
  
  Повар принялся накладывать на тарелку рубленую ветчину из пластикового контейнера, ломтики грибов и перца. Ожидая, пока он закончит, Ребус взял нож и вилку.
  
  — Мы внесем некоторое оживление в вашу однообразную жизнь, — подмигнул он повару, тот улыбнулся. — Однако у вас тут все современные удовольствия, — продолжал Ребус. — Биотуалет, горячая еда, над головой крыша от дождя…
  
  — В половине лимузинов установлены телевизоры, — добавил один из водителей. — А сигнал-то так себе, понимаешь.
  
  — Тяжелая жизнь, — посочувствовал Ребус. — А солдатики в свои фургоны не пускают?
  
  Водители дружно закачали головами.
  
  — Там битком всякой техники, — сказал один. — Я как-то заглянул. Компьютеры и всякая прочая хренотень.
  
  — Выходит, у них антенна на крыше не для того, чтобы смотреть «Улицу Коронации», — усмехнулся Ребус, поднимая палец.
  
  Водители рассмеялись, и как раз в этот момент открылась дверь автофургона и появился тот самый солдат. Он, казалось, был в некотором замешательстве от того, что Ребус и Шивон оказались совсем не там, где он их оставил. Пока он шел к ним, Ребус взял из рук повара тарелку и набил полный рот омлетом. Когда солдат приблизился, Ребус принялся расхваливать еду.
  
  — Не хочешь немножко отведать? — предложил Ребус, протягивая солдату свою вилку.
  
  — Это тебе придется кой-чего отведать, и не немножко, — парировал солдат.
  
  Ребус повернулся к Шивон.
  
  — Один ноль в его пользу, — сказала она, принимая из рук повара свою тарелку.
  
  — Сержант Кларк — арбитр высшей категории, — сообщил Ребус солдату. — Мы сейчас полопаем, а потом залезем в один из «мерсов» и посмотрим «Коломбо»…
  
  — Я пока не могу вернуть вам документы, — объявил солдат. — Их проверяют.
  
  — Похоже, мы здесь застрянем.
  
  — А на каком канале «Коломбо»? — поинтересовался один из водителей. — Мне этот сериал нравится.
  
  — Надо посмотреть в программе, — ответил его коллега.
  
  Солдат закинул голову и впился взглядом в приближающийся вертолет, который с оглушительным стрекотом летел на малой высоте. Чтобы рассмотреть его получше, солдат выскочил из-под навеса.
  
  — Это он чего, прикалывается так? — предположил Ребус, увидев, как солдат по всей форме отдает честь брюху вертолета.
  
  — Да он каждый раз так делает! — крикнул ему в ухо ближайший водитель.
  
  Кто-то спросил, уж не Буш ли прибыл? Все посмотрели на часы. Повар бросился закрывать крышками блюда, чтобы в них не попали мусор и пыль, поднятые с земли воздушным потоком.
  
  — А ведь как раз его время, — сказал кто-то.
  
  — Я уже привез Боки из Престуика, — добавил стоящий рядом шофер и объяснил, что так кличут президентскую собаку-нюхача.
  
  Вертолет скрылся за деревьями и, судя по звуку, стал приземляться.
  
  — А чем занимаются жены, — спросила Шивон, — пока мужья соревнуются в армрестлинге?
  
  — Мы можем прокатить их по живописным местам…
  
  — Или по магазинам.
  
  — Или по музеям-галереям.
  
  — И все их желания должны исполняться. Даже если придется перекрыть движение на улицах или удалить публику из магазина. Они еще приглашают всякую богему из Эдинбурга — писателей там, художников — для развлечения.
  
  — Боно точно приедет. Сегодня, вместе с Гелдофом.
  
  — Кстати… — Шивон вынула мобильник, чтобы узнать время. — Меня пригласили на «Последний рывок».
  
  — Кто? — заинтересовался Ребус, знавший, что ей не удалось достать билет.
  
  — Один охранник из Ниддри. Как ты думаешь, мы вернемся домой вовремя?
  
  Он лишь пожал плечами и вдруг спохватился:
  
  — Да, вот что, мне ведь надо тебе кое-что сказать…
  
  — Что такое?
  
  — Я взял Эллен Уайли в нашу группу.
  
  Шивон бросила на него уничтожающий взгляд.
  
  — Ей известно о сайте «СкотНадзор» больше, чем нам, — добавил Ребус, стараясь не смотреть на Шивон.
  
  — Это верно, — согласилась Шивон, — причем значительно больше.
  
  — Что ты хочешь этим сказать?
  
  — А то, что она как-то уж слишком тесно со всем этим связана, Джон. Ты только подумай, что адвокат сделает с ней в суде. — Шивон не могла сдержаться и говорить потише. — А меня спросить ты, конечно, и не подумал? Ведь это мне отвечать головой, если дело развалится!
  
  — Она ведь занимается только технической работой, — стал оправдываться Ребус, понимая, как жалко и неубедительно звучат его оправдания.
  
  Спас его солдат, большими шагами приближавшийся к ним.
  
  — Мне надо знать, что конкретно привело вас сюда, — твердо объявил он.
  
  — Хорошо, я расследую уголовное дело, — ответил Ребус, — так же как и моя коллега, присутствующая здесь. Нам было приказано встретиться кое с кем… именно здесь.
  
  — С кем встретиться? Кто приказал?
  
  Ребус слегка побарабанил кончиками пальцев по носу и чуть слышно проговорил: «тсс-тсс».
  
  Водители тем временем с увлечением обсуждали, кого из знаменитостей им, возможно, придется доставлять в субботу на чемпионат по гольфу «Скоттиш Оупен».
  
  — Мне не придется, — гордо объявил один. — Я буду курсировать между Глазго и фестивалем «T in the Park»…
  
  — Вы ведь служите в Эдинбурге, инспектор, — обратился солдат к Ребусу. — Почему вас так далеко занесло от подведомственной вам территории?
  
  — Я же сказал: мы расследуем убийство, — напомнил Ребус.
  
  — Строго говоря, три убийства, — поправила его Шивон.
  
  — В таких случаях границы отменяются, — подытожил Ребус.
  
  — Есть одно маленькое «но», — возразил солдат, приподнимаясь на носки, — вам было приказано приостановить расследование.
  
  Похоже, он остался доволен впечатлением, которое произвели его слова, в особенности на Шивон.
  
  — Понятно, вы, вижу, звонили по телефону, — сказал Ребус.
  
  — Ваш начальник полиции был не очень доволен, — сообщил солдат, улыбаясь одними глазами. — Он также…
  
  Ребус проследил за направлением его взгляда. Переваливаясь на ухабах, к ним приближался «лендровер». Из окошка, противоположного водительскому, торчала голова Стилфорта, причем он так сильно вытянул шею, словно рвался с державшего его поводка.
  
  — Вот черт, — шепотом выругалась Шивон.
  
  — Выше голову, — подбодрил ее Ребус, — плечи расправить.
  
  Она снова посмотрела на него испепеляющим взглядом.
  
  Взвизгнули тормоза, и Стилфорт буквально вывалился из машины.
  
  — Известно ли вам, — с ходу завопил он, — сколько месяцев шла подготовка и тренировки, сколько недель велось скрытое наблюдение… Вы понимаете, сколько стараний и трудов вы отправили псу под хвост?
  
  — Не уверен, что понял вас, — без тени смущения отозвался Ребус, возвращая повару пустую тарелку.
  
  — Мне кажется, он имеет в виду Сантал, — предположила Шивон.
  
  Стилфорт бросил на нее сердитый взгляд:
  
  — Да, именно об этом я и говорю!
  
  — Так она из ваших? — спросил Ребус, а потом, подтверждая свою догадку кивком, заключил: — Все понятно. Вы заслали ее в лагерь в Ниддри с заданием фотографировать протестующих, чтобы сформировать небольшой портфолио для будущих нужд… Это дело кажется вам таким важным, что вы даже не позволили ей отлучиться на похороны брата.
  
  — Она сама так решила, Ребус! — рявкнул Стилфорт.
  
  — Два часа! «Коломбо» начинается! — крикнул кто-то из водителей.
  
  Но сбить Стилфорта с темы оказалось не так-то легко.
  
  — Внедренные агенты обычно не любят выходить из образа, пока маска не сорвана. Она уже столько месяцев пробыла в этой роли…
  
  Обратив внимание на то, что Стилфорт говорит о работе Стейси в прошедшем времени, Ребус удивленно поднял брови, и тот подтвердил его догадку кивком.
  
  — Как по-вашему, сколько людей сегодня видели вас вместе с ней? Сколькие уже знают, что вы из уголовной полиции? Так вот, они либо перестанут ей доверять, либо начнут сливать ей дезу в надежде, что она на нее клюнет.
  
  — Если бы она доверяла нам… — Шивон осеклась, встретившись с тяжелым взглядом Стилфорта и услышав его обидно-ядовитый смех.
  
  — Доверять вам? — Он снова засмеялся, с усилием нагибаясь вперед. — Очень остроумно!
  
  — Жаль, вы поздно приехали, — парировала Шивон, — не застали, как этот солдат изощряется в остроумии.
  
  — Кстати, — вступил в разговор Ребус, — хотел поблагодарить вас за прекрасную ночь в камере, куда меня бросили по вашему распоряжению.
  
  — Я тут ни при чем, полисмены действовали по собственной инициативе, к тому же ваш босс не соизволил ответить на телефонный звонок.
  
  — Значит, это были настоящие копы? — спросил Ребус.
  
  Стилфорт постоял некоторое время, уперев руки в бока и глядя в землю, затем поднял глаза на Ребуса и Шивон:
  
  — Вы временно отстранены от дел.
  
  — А мы не у вас в подчинении.
  
  — На этой неделе все в моем подчинении. — Он перевел взгляд на Шивон. — И не вздумайте еще встречаться с сержантом Уэбстер.
  
  — У нее есть свидетельства.
  
  — Свидетельства чего? Того, что ваша мать получила удар дубинкой во время уличных беспорядков? Она вправе предъявить претензии. А вы поинтересовались, хочет она их предъявлять или нет?
  
  — Я… — Шивон заколебалась.
  
  — Вы сами пустились в свой маленький крестовый поход. А сержант Уэбстер в результате отправится обратно домой — по вашей вине, не по моей.
  
  — Кстати о свидетельствах, — напомнил Ребус, — а что произошло с пленками системы видеонаблюдения?
  
  Стилфорт нахмурился.
  
  — С пленками? — переспросил он.
  
  — Ну, в Эдинбургском замке… С тех камер, что направлены на крепостные стены…
  
  — Мы просмотрели эти пленки не менее десяти раз, — зарычал Стилфорт. — Никто ничего не увидел.
  
  — Следовательно, вы не будете возражать, если я тоже их посмотрю?
  
  — Да ради бога, если вы их найдете.
  
  — А, так их уже затерли? — предположил Ребус и, не дождавшись ответа, продолжил: — От дел вы нас отстранили, но забыли добавить «до выяснения». Я думаю, это потому, что никакого выяснения не предвидится.
  
  — Все зависит от вас.
  
  — От того, как мы себя в дальнейшем поведем? Например, постараемся ли забыть о пленках видеонаблюдения?
  
  — Это вам так просто с рук не сойдет…
  
  Рация, висящая на поясе Стилфорта, с треском ожила. Докладывали с одной из наблюдательных вышек: ограждение пробито. Стилфорт поднес рацию ко рту и передал приказ доставить вертолетом подкрепление, а затем зашагал к стоявшему поодаль «лендроверу». Один из водителей преградил ему дорогу:
  
  — Позвольте представиться, командир. Меня зовут Стив, и я должен доставить вас на «Оупен»…
  
  В ответ Стилфорт смачно выругался, вогнав Стива в настоящий столбняк. Его дружки-шоферы принялись язвить, что на большие чаевые он теперь может не рассчитывать. Мотор «лендровера» уже работал.
  
  — А прощальный поцелуй? — закричал ему вслед Ребус, махая рукой.
  
  Шивон посмотрела на него с удивлением:
  
  — Тебе, кроме скорой пенсии, ничего не светит, а некоторые надеются на карьерный рост.
  
  — Шив, ты же видишь, кто перед тобой: момент, и все кончено, мы уже вне зоны действия его радара.
  
  Ребус продолжал махать рукой, пока машина не скрылась из виду. Когда они обернулись, перед ними стоял солдат с их удостоверениями в руках.
  
  — Убирайтесь отсюда, — рявкнул он.
  
  — И куда же это? — поинтересовалась Шивон.
  
  — И, что гораздо более важно, на чем? — добавил Ребус.
  
  Один из водителей кашлянул, прочищая горло, и, указав рукой на строй роскошных лимузинов, сказал:
  
  — Я только что получил приказ доставить в Глазго какого-то чиновника. Так что могу подбросить…
  
  Ребус с Шивон переглянулись, после чего Шивон, улыбнувшись шоферу, кивком указала на лимузины.
  
  — И мы даже можем выбрать? — спросила она.
  
  В конце концов они с комфортом устроились на заднем сиденье шестилитрового «ауди», пробег которого составлял всего четыреста миль, причем большую часть машина прошла сегодня утром. Пронзительный запах новой кожи и яркий блеск хромированных деталей. Когда Шивон спросила, работает ли телевизор. Ребус бросил на нее вопросительный взгляд.
  
  — Просто хочу узнать, будет ли в Лондоне Олимпиада, — объяснила она.
  
  Их удостоверения были досконально изучены на трех контрольно-пропускных пунктах, расположенных между площадкой, где они находились, и территорией отеля.
  
  — К отелю подъезжать не придется, — сказал шофер. — Пассажир сейчас в администраторской возле медиацентра, там его и подберу.
  
  И администраторская, и медиацентр располагались рядом с главной парковкой отеля. Ребус отметил, что поле для игры в гольф пусто. По площадкам для крокета и по полю для игры в питч-энд-патт медленно прогуливались одетые с иголочки охранники.
  
  — Трудно поверить, что здесь происходят такие события, — заметила Шивон чуть ли не шепотом.
  
  Было во всем окружающем нечто такое, что хотелось стушеваться. Ребус тоже это почувствовал.
  
  — Одну секундочку, — сказал водитель, останавливая машину.
  
  Перед тем как выйти, он надел форменную шоферскую фуражку. Ребус решил тоже малость прогуляться. Скользнув глазами по крышам, он не заметил снайперов, но прикинул, что они наверняка уже на позициях. Лимузин припарковался сбоку от внушительного главного особняка рядом с просторной оранжереей, где, как подумалось Ребусу, располагался ресторан.
  
  — Проведя здесь уик-энд, я бы, наверно, оздоровился фантастически, — сказал он Шивон, вылезавшей из машины.
  
  — И разорился бы фантастически, — резонно заметила она.
  
  В медиацентре — временном сооружении под тентом — было полно репортеров, склонившихся над клавиатурами своих ноутбуков. Ребус остановился рядом с ним и закурил. Услышав шорох гравия, он оглянулся и увидел велосипедиста, выезжающего из-за главного особняка. Он пригнулся к рулю, набирая скорость. За ним выехал второй велосипед. Первый велосипедист, оказавшись футах в тридцати от Ребуса и Шивон, приветливо помахал им рукой. Отвечая на приветствие, Ребус взмахнул сигаретой, попутно стряхивая с нее пепел. Но, оторвав руку от руля, человек потерял равновесие. Переднее колесо вильнуло, велосипед повело по гравиевой дорожке. Второй велосипедист сделал все, чтобы не наехать на первого, но его маневры завершились тем, что он перелетел через руль. Несколько мужчин в черных костюмах, мгновенно явившиеся невесть откуда, засуетились вокруг двух распростертых на земле тел.
  
  — Неужто это наших рук дело? — еле слышно спросила Шивон.
  
  Ребус, не ответив, отбросил окурок и быстро проскользнул в машину. Шивон последовала за ним, и они уже изнутри наблюдали за тем, как первый велосипедист, быстро поставленный на ноги, потирает ободранные при падении костяшки пальцев. Второй велосипедист все еще лежал на земле, но это, казалось, никого не волновало. «Требования протокола, — подумал Ребус. — В первую очередь — персона Джорджа У. Буша, потом все остальное».
  
  — Неужто это наших рук дело? — дрогнувшим голосом повторила Шивон.
  
  Наконец из администраторской вышел водитель «ауди» в сопровождении человека в сером костюме с двумя пухлыми портфелями в руках. Оба на миг остановились, пытаясь понять, что произошло на дорожке. Водитель распахнул дверцу, и государственный чиновник влез в машину, даже не кивнув сидящим сзади. Устроившись за рулем, водитель, чья фуражка теперь почти упиралась в потолок салона, осведомился, что случилось.
  
  — В четырех колесах запутались, — преподнес свою версию Ребус.
  
  Тут госчиновник вынужден был осознать — возможно, к большому своему прискорбию, — что он не единственный пассажир.
  
  — Я Доббс, — сказал он, — из Министерства иностранных дел.
  
  Ребус протянул ему руку.
  
  — Зовите меня Джон, — предложил он. — Я друг Ричарда Пеннена.
  
  Шивон ничего вокруг себя не замечала. Когда лимузин тронулся, ее внимание все еще было приковано к тому, что происходит на дорожке. Непреклонная охрана оттесняла от президента Соединенных Штатов двух медицинских работников в зеленой форме. На них глазели высыпавшие наружу служащие отеля и пара репортеров из медиацентра.
  
  — С днем рождения вас, господин президент, — хрипло затянула Шивон.
  
  — Рад познакомиться, — сказал Доббс Ребусу.
  
  — Ричард уже здесь? — небрежно спросил Ребус.
  
  Госчиновник нахмурился:
  
  — Не уверен, что он в списке приглашенных.
  
  — А он говорил, что в списке, — беззастенчиво соврал Ребус. — Будто бы министр иностранных дел имеет на него какие-то виды…
  
  — Вполне возможно, — тут же согласился Доббс, стараясь за уверенным тоном скрыть явную озадаченность.
  
  — Джордж Буш упал с велосипеда, — объявила Шивон, словно только констатация этого факта могла придать ему некую реальность.
  
  — Да? — рассеянно произнес Доббс, явно пропустив ее слова мимо ушей.
  
  Он открыл один из своих портфелей, собираясь погрузиться в чтение документов. Ребус сообразил, что он уже пресытился светскими разговорами и теперь его мозг требует более возвышенной пищи: статистических данных, бюджетных показателей и сведений о торговом балансе. Он решил сделать последнюю попытку:
  
  — Вы, конечно, были в замке?
  
  — Нет, — нараспев произнес Доббс. — А вы?
  
  — А я как раз был. Не правда ли, то, что случилось с Беном Уэбстером, просто ужасно?
  
  — Конечно, ужасно. Лучшего парламентского личного секретаря никогда не было и не будет.
  
  Шивон, кажется, наконец-то сообразила, что происходит. Ребус незаметно подмигнул ей.
  
  — Ричард не очень-то верит в то, что он сам спрыгнул со стены, — заметил он.
  
  — Вы хотите сказать, что это был несчастный случай? — спросил Доббс.
  
  — Его столкнули, — категорично объявил Ребус.
  
  Чиновник опустил кипу бумаг на колени и обернулся назад.
  
  — Столкнули? — Он не сводил с Ребуса пристального взгляда, пока тот кивком не подтвердил свои слова. — И кому, черт возьми, это понадобилось?
  
  Ребус пожал плечами:
  
  — Может, он нажил себе врагов. С политиками такое случается.
  
  — Особенно с такими, как ваш приятель Пеннен, — язвительно заметил Доббс.
  
  — Что вы хотите этим сказать? — Ребус попытался изобразить, будто задет выпадом против своего друга.
  
  — Раньше его компания содержалась на деньги налогоплательщиков. Теперь он паразитирует на научно-исследовательской базе, которая создана на наши средства.
  
  — Так нам и надо, нечего было продавать ему компанию, — подала реплику Шивон.
  
  — Может быть, кто-то дезориентировал правительство? — поддразнивал Ребус чиновника.
  
  — Правительство отлично знало, что делает.
  
  — Тогда зачем было продавать компанию Пеннену? — спросила Шивон, теперь уже из чистого любопытства.
  
  Доббс снова уткнулся в бумаги. Водитель звонил кому-то по телефону, уточняя маршрут.
  
  — Научные исследования очень дорогостоящи, — сказал чиновник. — Когда Министерству обороны приходится ужиматься, то любое сокращение войсковых частей воспринимается очень болезненно. А если бортануть парочку каких-то инженеров, пресса и ухом не поведет.
  
  — Я все-таки не совсем понимаю, о чем речь, — наивно призналась Шивон.
  
  — Основное отличие частной компании, — продолжил Доббс, — в том, что она в большинстве случаев может продавать продукцию кому пожелает — у нее меньше ограничений, чем у структур Министерства обороны или Министерства иностранных дел. Что из этого следует? Более высокие прибыли.
  
  — Прибыли, — внес уточнение Ребус, — получаемые от продажи нечистоплотным диктаторам и нищим странам, которые и без того в долгах как в шелках.
  
  — А я полагал, он ваш?… — Доббс осекся, вдруг сообразив, что людей, с которыми он разговорился, вряд ли можно считать друзьями. — Простите, а вы вообще кто?
  
  — Я Джон, — напомнил Ребус. — А эта леди моя коллега.
  
  — Но вы не работаете в «Пеннен Индастриз»?
  
  — А разве мы говорили, что работаем там? — спросил Ребус. — Мы из Управления полиции Лотиана и Приграничья, Доббс. И я хочу от всей души поблагодарить вас за столь откровенные ответы на наши вопросы. — Приподнявшись на сиденье, Ребус бросил взгляд на колени госслужащего. — Кажется, вы скомкали свои замечательные бумаги. Боитесь перегрузить шредер?
  
  Вернувшись на Гейфилд-сквер, они застали в офисе Эллен Уайли, метавшуюся между телефонами. Еще по дороге позвонив родителям, Шивон убедилась, что у них все в порядке. Они так и не выехали в Охтерардер и не присоединились к недовольным, устроившим демонстрацию на Принсез-стрит. От Маунда до Старого города кипели страсти: полиция с трудом усмиряла возмущенных людей, которых не выпустили в Охтерардер. Когда Ребус и Шивон переступили порог уголовного отдела, Уайли встретила их многозначительным взглядом. Ребус решил, что она сама готова взбунтоваться — ведь ее бросили на целый день одну. Но неожиданно из кабинета Дерека Старра вышел человек — но вовсе не Дерек Старр, а сам начальник полиции Джеймс Корбин. Заложенные за спину руки свидетельствовали о том, что он раздражен и терпение его на исходе. Ребус укоризненно посмотрел на Уайли, но та едва заметным пожатием плеч дала понять, что Корбин запретил ей посылать ему какие-либо сообщения.
  
  — Вы оба, сюда! — рявкнул Корбин, снова направляясь в душную каморку Старра. — Закройте за собой дверь, — добавил он.
  
  Он сел, но поскольку больше стульев в комнате не было, Ребус и Шивон остались стоять.
  
  — Сэр, я рад, что вы смогли найти время приехать, — сказал Ребус, решив действовать на опережение. — Я хотел кое-что спросить по поводу той ночи, когда погиб Бен Уэбстер.
  
  Слова Ребуса застали Корбина врасплох:
  
  — Что именно?
  
  — Вы ведь присутствовали на ужине, сэр… о чем вам следовало бы уже давно поставить нас в известность.
  
  — Я здесь не для того, чтобы говорить о себе, инспектор Ребус. Я здесь для того, чтобы по всей форме заявить вам: начиная с настоящей минуты вы временно отстраняетесь от дел.
  
  Ребус медленно качнул головой, принимая это как данность.
  
  — И все-таки, сэр, раз уж вы здесь, почему бы вам не ответить на наши вопросы? А то создается впечатление, будто мы что-то скрываем. Газетчики вьются вокруг как стервятники. Едва ли имидж начальника полиции выиграет…
  
  Корбин встал со стула:
  
  — Похоже, вы меня не слушали, инспектор. Вы больше не ведете расследование. Я хочу, чтобы вы оба через пять минут покинули помещение. Отправляйтесь по домам, сидите у телефонов и ждите сообщений о том, чем закончилось расследование вашего поведения. Все ясно?
  
  — Сэр, мне нужно всего несколько минут, чтобы дополнить мои записи. Надо зафиксировать нашу беседу.
  
  Корбин наставил на Ребуса палец:
  
  — О вас, Ребус, я уже наслышан. — Он перевел взгляд на Шивон. — Теперь понятно, почему вы не хотели назвать мне имя вашего коллеги, когда я поручил вам взять на себя расследование.
  
  — Прошу прощения, сэр, но вы ведь и не спрашивали, — возразила Шивон.
  
  — Однако вы сами прекрасно знали, что с этим человеком… — он снова перевел взгляд на Ребуса, — беды не оберешься.
  
  — При всем уважении, сэр… — начала было возражать Шивон.
  
  Корбин грохнул кулаком по столу:
  
  — Я велел вам приостановить расследование! А вместо этого — сообщение на первой полосе, после чего вы забираетесь аж в «Глениглс»! Я вас отстранил — больше ничего вам знать не положено. Конец игры. Баста.
  
  — Вы ведь кое-что слышали за ужином, не так ли, сэр? — подмигивая, спросил Ребус.
  
  Глаза Корбина едва не вылезли из обрит. Хвати его сейчас удар, можно было бы считать, что им повезло. Но он вдруг бросился вон из комнаты, едва не сшибив Шивон и шкаф с бумагами. Ребус, шумно выдохнув, провел рукой по волосам и почесал нос.
  
  — И что ты намерена теперь делать? — поинтересовался он.
  
  — Собирать вещички, а что остается? — ответила Шивон.
  
  — Собрать вещички действительно необходимо, — согласился Ребус. — Перевезем папки с делами ко мне на квартиру и устроим там штаб.
  
  — Джон…
  
  — Ты права, — быстро перебил он, сделав вид, будто не понял ее тона. — Они сразу заметят, что их нет. Поэтому нам надо снять копии.
  
  На этот раз она ответила ему улыбкой.
  
  — Если хочешь, я сам этим займусь, — добавил он. — У тебя же важное свидание!
  
  — Под проливным дождем.
  
  — По крайней мере, группа «Трэвис» сможет с полным основанием пропеть свою унылую «Почему я под вечным дождем?». — Он быстрым шагом вышел из кабинета Старра. — Ты что-нибудь слышала, Эллен?
  
  Она как раз клала трубку на рычаг.
  
  — Я не могла тебя предупредить… — начала она.
  
  — Не надо извинений. Полагаю, Корбин уже знает, кто ты и чем тут занимаешься.
  
  Он присел на краешек стола.
  
  — Он вообще не обратил на меня никакого внимания. Узнал мое имя и звание, но даже не поинтересовался, работаю ли я в этом участке.
  
  — Отлично, — обрадовался Ребус. — Значит, ты будешь нашими глазами и ушами.
  
  — Погоди-ка, погоди-ка, — перебила Шивон, — а ведь это не тебе решать.
  
  — Да, мэм.
  
  Шивон, отмахнувшись от него, переключилась на Эллен Уайли:
  
  — Это мое шоу, Эллен. Понимаешь?
  
  — Не волнуйся, Шивон. Я отлично понимаю, когда мое присутствие нежелательно.
  
  — Я не говорю, что твое присутствие нежелательно, но я хочу быть уверена, что ты на нашей стороне.
  
  Уайли резко изменилась в лице:
  
  — А на чьей же стороне я могу быть?
  
  — Дамы, дамы, да не горячитесь же, — Ребус встал между ними в классической позе рефери на ринге. Его взгляд был направлен на Шивон. — Еще пара рук будет не лишней. С этим, босс, вы должны согласиться.
  
  Шивон вдруг улыбнулась — слово «босс» сделало свое дело. Но ее настороженные глаза по-прежнему смотрели на Уайли.
  
  — Все равно, — возразила она, — мы не можем просить тебя шпионить для нас. Одно дело, если мы с Джоном нарвемся на неприятности, но втягивать еще и тебя — это уже совсем другое.
  
  — Мне наплевать, — отмахнулась Уайли. — А кстати, у тебя славненький комбинезон.
  
  Шивон снова улыбнулась:
  
  — Думаю, перед концертом стоит переодеться.
  
  Ребус облегченно вздохнул: кризисный момент миновал.
  
  — Так что все-таки происходило в наше отсутствие? — поинтересовался он у Уайли.
  
  — Я пыталась предупредить всех преступников, упомянутых на сайте «СкотНадзор». Попросила начальников участков связаться с ними и предостеречь.
  
  — И они отнеслись к твоей просьбе с энтузиазмом?
  
  — Не сказала бы. Еще мне пришлось удовлетворять любопытство нескольких десятков репортеров относительно той публикации на первой полосе. — Она кивком указала на лежавшую перед ней газету и ткнула пальцем в заголовок, придуманный Мейри. — Удивляюсь, как у нее на все хватает времени.
  
  — О чем это ты? — спросил Ребус.
  
  Уайли раскрыла газету на развороте. Автор материала: Мейри Хендерсон. Интервью с муниципальным советником Гаретом Тенчем. Крупная фотография, на которой он снят в окружении обитателей лагеря в Ниддри.
  
  — А я как раз была там во время этого интервью, — сказала Шивон.
  
  — Я с ним знакома, — слегка поморщившись, заметила Уайли.
  
  Ребус внимательно посмотрел на нее:
  
  — Каким образом?
  
  — Да просто…
  
  — Эллен, — строгим голосом произнес он. Она вздохнула:
  
  — Он встречается с Дениз.
  
  — С твоей сестрой Дениз? — переспросила Шивон. Уайли утвердительно кивнула:
  
  — А я… некоторым образом… поспособствовала их сближению.
  
  — Он за ней ухаживает? — Ребус обхватил себя руками, словно надел на себя смирительную рубашку.
  
  — Иногда приглашает ее в ресторан. Он относится к ней… — Она подыскивала нужное слово. — Он относится к ней по-доброму, помог ей забыть прошлое.
  
  — С помощью стаканчика вина? — предположил Ребус. — Но ты-то как вышла на него?
  
  — Через «СкотНадзор», — чуть слышно проговорила она, отводя глаза в сторону.
  
  — Что-что?
  
  — Он прочитал то, что я написала для сайта. Послал мне хвалебное письмо…
  
  Ребус вскочил и бросился искать что-то в разбросанных по столу бумагах — переданный ему Мозом список адресатов рассылки.
  
  — Кто из них Тенч? — закричал он, передавая ей листок.
  
  — Вот этот, — ответила она.
  
  — Озиман? — спросил Ребус, та кивнула. — Ну и имечко! Он, часом, не из Австралии?
  
  — Может быть, Озимандиас? — предположила Шивон.
  
  — Мне больше нравится Оззи Осборн, — заметил Ребус.
  
  Нагнувшись над клавиатурой, Шивон быстро впечатала «Озимандиас» в строку поисковой программы. Несколько кликов, и на экране появилась информация.
  
  — Да это же царь царей, — подивилась Шивон. — Воздвиг гигантский памятник самому себе.
  
  Еще пара кликов, и перед глазами Ребуса возникло стихотворение Шелли.
  
  — «Я — Озимандиас. Отчайтесь, исполины! — вслух прочитал Ребус. — Взгляните на мой труд, владыки всей Земли!..»[18] — Обернувшись к Уайли, он сказал: — От скромности наш Тенч не умрет.
  
  — Не буду спорить, — ответила она. — Я сказала лишь, что он относится к Дениз по-доброму.
  
  — Нам необходимо с ним побеседовать, — объявил Ребус, пробегая глазами по списку и удивляясь тому, сколько желающих получать новостные рассылки сайта живет в Эдинбурге. — А ты, Эллен, должна была давно рассказать нам об этом.
  
  — Откуда мне было знать, что у вас есть этот список, — попыталась оправдаться Уайли.
  
  — Пойми, то, что он вышел на тебя через сайт, уже является основанием для того, чтобы его допросить. Ведь у нас так мало зацепок.
  
  — Скорее, их слишком много, — возразила Шивон. — Жертвы обнаружены в трех разных районах, вещдоки найдены совсем в другом месте… Все так разбросано, что не знаешь, как и собрать-то это воедино.
  
  — Мне кажется, тебе уже пора домой — собираться.
  
  Она кивнула и обвела взглядом офис.
  
  — Ты действительно собираешься тащить все это с собой?
  
  — А почему бы и нет? Я могу скопировать все бумаги. Думаю, что Эллен не против задержаться и помочь мне. — Многозначительно посмотрев на Эллен, он спросил: — Ну как, Эллен?
  
  — Это, как я догадываюсь, мне в наказание?
  
  — Насколько я понимаю, ты не хотела впутывать в эти дела Дениз, — успокоил ее Ребус, — но что касается Тенча, сдать его нам ты была просто обязана.
  
  — Только не забывай, Джон, — вмешалась Шивон, — что именно муниципальный советник спас меня от побоев в ту ночь в Ниддри.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Желаю хорошо провести время на концерте.
  
  Шивон снова пристально посмотрела на Эллен Уайли:
  
  — Ты в моей команде, Эллен. Если я узнаю, что ты что-то еще скрываешь…
  
  — Поняла-поняла.
  
  Шивон вдруг о чем-то задумалась:
  
  — Постоянные посетители сайта «СкотНадзор» когда-нибудь встречались?
  
  — Это мне неизвестно.
  
  — Но ведь они могли контактировать друг с другом?
  
  — Очевидно, могли.
  
  — Тебе было известно, что твой корреспондент — Гарет Тенч, до того как ты его увидела?
  
  — В первом мейле он сообщил, что живет в Эдинбурге, а письмо подписал своим настоящим именем.
  
  — А ты сказала ему, что служишь в уголовной полиции?
  
  Уайли кивнула.
  
  — К чему ты клонишь? — спросил Ребус.
  
  — Пока сама не знаю, — ответила Шивон и принялась собирать вещи.
  
  Ребус и Эллен наблюдали за ней. Помахав им через плечо, она наконец ушла.
  
  Эллен Уайли сложила газету и сунула ее в мусорную корзину. Ребус, налив в чайник воды, включил его в сеть.
  
  — Я могу сказать тебе, о чем она думает, — предложила Уайли.
  
  — Значит, ты умнее меня.
  
  — Ей известно, что убийцы не всегда работают в одиночку. Ей также известно, что иногда они нуждаются в поощрении.
  
  — Эллен, это выше моего понимания.
  
  — Да брось, Джон. Ведь я тебя знаю не один день, поэтому уверена, что и ты думаешь так же. У человека, который решил убивать извращенцев, может возникнуть потребность рассказать об этом — либо до, чтобы его вроде как благословили, либо после, чтобы облегчить душу.
  
  — Ясненько, — проговорил Ребус, расставляя чашки.
  
  — Тяжело работать в команде, когда тебя в чем-то подозревают…
  
  — Эллен, я и вправду ценю твое желание помочь, — сказал Ребус, потом, секунду помолчав, добавил: — Если это искреннее желание.
  
  Она вдруг вскочила со стула, уперев руки в бока. Кто-то когда-то говорил Ребусу, что такой позой человек хочет показать окружающим, что он более сильный, более грозный, менее уязвимый…
  
  — Ты думаешь, — обиженно объявила она, — что я торчу здесь полдня только для того, чтобы защитить Дениз?
  
  — Нет… хотя я знаю, что люди могут пойти на многое ради семьи.
  
  — Как Шивон ради матери?
  
  — Только давай не будем притворяться и убеждать друг друга в том, что мы не поступили бы так же.
  
  — Джон… я здесь потому, что об этом попросил ты.
  
  — Я же сказал, что ценю твою помощь, но штука-то в том, Эллен, что нас с Шивон вышибли отсюда. Нам нужен помощник, который будет нашими глазами и ушами. Помощник, которому мы можем полностью доверять.
  
  Он насыпал по ложке кофе в две оббитые кружки, понюхал молоко и решил обойтись без него. Возясь с кофе, он давал ей время подумать.
  
  — Хорошо, — наконец проговорила она.
  
  — Больше никаких секретов? — спросил он. Она покачала головой.
  
  — Ничего не хочешь мне рассказать?
  
  Она снова покачала головой.
  
  — Хочешь присутствовать, когда я буду допрашивать Тенча?
  
  Она удивленно вскинула брови:
  
  — И как ты собираешься это сделать? Тебя же отстранили, ты что, не помнишь?
  
  Ребус скорчил гримасу и постучал себя по лбу.
  
  — Кратковременная потеря памяти, — объяснил он. — В моем положении это естественно.
  
  Выпив кофе, они приступили к работе: Ребус загрузил ксерокс бумагой; Уайли спросила, что ему нужно распечатать из компьютера. Зазвонил телефон; кто-то был настойчив — повесил трубку лишь после шестого или седьмого звонка; они не прореагировали.
  
  — А кстати, — вдруг объявила Уайли, — ты слышал? Лондон выбран местом Олимпиады.
  
  — Вот шума-то будет…
  
  — На Трафальгарской площади уже пляшут. Париж, значит, прокатили.
  
  — Интересно, как отреагирует на это Ширак. — Ребус посмотрел на часы. — Сейчас как раз гости идут к столу, за которым будет председательствовать королева.
  
  — А рядом будет непременно восседать Тони Блэр с его улыбкой Чеширского кота.
  
  Ребус усмехнулся. Да, а «Глениглс» будет потчевать французского президента лучшими шотландскими блюдами. Ему вспомнились события сегодняшнего дня… он находился всего в нескольких сотнях ярдов от этих могучих правителей… таких же, впрочем, уязвимых, как и все остальные, о чем свидетельствовало падение Буша с велосипеда.
  
  Раздался стук по дверной панели: в проеме открытой двери стоял дежурный полисмен.
  
  — К вам посетитель, сэр, — доложил он, указывая глазами на стоящий возле Ребуса телефон.
  
  — Мы не стали брать трубку, — объяснил Ребус. — Кто он такой?
  
  — Это женщина, фамилия Уэбстер… Она надеялась, что сержант Кларк еще здесь, но будет не против поговорить и с вами.
  18
  
  За сценой «Последнего рывка» царило волнение.
  
  По слухам, с проходящей неподалеку железнодорожной линии была выпущена ракета, немного не долетевшая до цели.
  
  — Начиненная красной краской, — сообщил Бобби Грейг.
  
  На сей раз он был в штатском: в выцветших джинсах и потертой джинсовой куртке. Несмотря на проливной дождь, который промочил его до нитки, выглядел он счастливым. Шивон переоделась в черные вельветовые брюки, бледно-зеленую футболку и мотоциклетную куртку, купленную недавно в «Оксфаме». Увидев ее в таком прикиде, Грейг не смог сдержать улыбку.
  
  — Вот это да! — воскликнул он. — Как бы вы ни нарядились, все равно видно, что из уголовки!
  
  Шивон и не подумала отвечать. Ее пальцы сжимали ламинированный бэджик, висевший у нее на шее. Там на фоне абриса Африканского континента красовалась надпись: «Разрешен проход за сцену». Звучало солидно, но Грейг поспешил разъяснить, каково ее место в здешней иерархии. На его бэджике значилось: «Проход без ограничений», но было еще два более высоких уровня: VIP и VVIP. Она уже видела Миджа Юра и Клаудию Шиффер — оба относились к категории VVIP. Грейг представил ее организаторам концерта Стиву Доузу и Эмме Дипроуз — несмотря на погоду, эта пара смотрелась шикарно.
  
  — Потрясающая программа, — сказала им Шивон.
  
  — Спасибо, — поблагодарил Доуз.
  
  Эмма Дипроуз спросила, есть ли у Шивон особые кумиры, но та отрицательно покачала головой.
  
  Грейг не счел нужным сообщить, что Шивон служит в полиции.
  
  У входа в «Мюррейфилд» толпились жаждущие перехватить «лишний билетик», тут же фланировали спекулянты, заламывавшие такие цены, которые не отпугивали лишь очень состоятельных и абсолютно одержимых. Шивон могла ходить со своим пропуском вокруг сцены по краю игрового поля, на котором собралось уже не меньше шестидесяти тысяч промокших насквозь фанатов. Но испугавшись жадных взглядов, которые они бросали на ее бэджик, она поспешила нырнуть за ограждение. Грейг за обе щеки уминал что-то, держа в руке початую бутылку лагера. Группа «Проклэймерз» открыла концерт песней «500 миль», пригласив собравшихся подпевать. Ожидалось, что Эдди Иззард исполнит партию клавишника в юровской интерпретации «Вены». Затем должны были выступить группы «Техас», «Сноу Пэтрол», «Трэвис» и под занавес — Джеймс Браун.
  
  Оживленная закулисная возня, происходившая на глазах у Шивон, навела ее на мысль, что молодость уже позади. Она не знала и половины выступавших звезд. Вдруг ее осенило, что родители, возможно, в пятницу уедут и она сможет провести с ними еще только один день. Перед концертом она позвонила им: они уже вернулись в ее квартиру, купив по дороге еды, и собирались выйти куда-нибудь, чтобы поужинать вдвоем. «Хотим от всех отдохнуть», — подчеркнул отец.
  
  Возможно, он сказал так для того, чтобы она не чувствовала себя виноватой, находясь вдали от них.
  
  Шивон пыталась расслабиться, поймать настроение, которым жили все вокруг, но работа не шла из головы. Ребус — она отлично это знала — будет упорствовать до последнего. Не успокоится до тех пор, пока с этими уродами не будет покончено. Но ведь все победы мимолетны, а каждая схватка со злом выматывает и дает потом знать о себе все дольше и сильнее.
  
  Начало смеркаться, и кругом замелькали вспышки фотокамер. На трибунах зажглись бенгальские огни. Грейг где-то раздобыл для нее зонтик, поскольку дождь полил еще сильнее.
  
  — Были еще неприятности в Ниддре? — спросила Шивон.
  
  Он помотал головой.
  
  — Они добились того, чего хотели: показали себя, — сказал он. — К тому же они, вероятно, думают, что в городе куда больше шансов повыпендриваться. — Он бросил пустую бутылку в урну. — Видели, что там делалось?
  
  — Я была в Охтерардере, — ответила она.
  
  Он вытаращил глаза:
  
  — То, что показывали по телевизору, было похоже на репортажи из зоны боевых действий.
  
  — Да нет, на самом деле все было не так ужасно. А что здесь происходило?
  
  — Демонстрация недовольных тем, что задержали автобусы. Но не такая бурная, как в понедельник. — Бросив взгляд поверх плеча Шивон, он вдруг сказал: — Энни Леннокс.
  
  Да, это именно она; она улыбнулась им, проходя не более чем в десяти футах по пути в свою уборную.
  
  — В Гайд-парке вы были неотразимы! — крикнул ей вслед Грейг.
  
  Она продолжала улыбаться, хотя явно думала только о предстоящем выступлении.
  
  Грейг пошел за пивом. За кулисами в основном слонялись какие-то личности со скучающими физиономиями. Подсобники, которым нечего делать, пока не придет время разбирать конструкции и упаковывать оборудование. Личные секретари и менеджеры звукозаписывающих компаний — последних можно было узнать по черным костюмам, черным пуловерам, солнцезащитным очкам и прижатым к ушам мобильникам. Функционеры, промоутеры, просто зеваки, вроде самой Шивон. Никто ни разу не поинтересовался, кто она, потому что всем было ясно, что она тут никто.
  
  «Я мелкая сошка», — подумала она.
  
  И здесь, и в уголовном отделе.
  
  Совсем не так чувствовала она себя много лет назад, когда шла в колонне к Гринем-Коммон рука об руку с другими женщинами, окружавшими базу живым кольцом, и пела «Мы победим». А теперь… Субботний марш «Оставим бедность в прошлом» уже сам по себе казался ей далеким прошлым. Правда, Боно и Гелдофу удалось прорваться к лидерам «Большой восьмерки» и обратиться к ним напрямую. Уж они-то способны внушить этим людям, что миллионы ожидают от них великих свершений. Завтра — решающий день, когда все прояснится.
  
  Шивон достала мобильник, чтобы позвонить Ребусу, но сообразила, что он только рассмеется, а затем посоветует ей выключить телефон и расслабиться. Она вдруг засомневалась, стоит ли ей идти на фестиваль «T in the Park», хотя билет уже висел у нее на холодильнике под магнитной держалкой. У нее совсем не было уверенности, что убийства будут к тому времени раскрыты, особенно теперь, когда она официально отстранена от дела. Её дела. А тут еще Ребус привлек эту Эллен Уайли… без спроса. Хотя в общем-то он был прав: помощь нужна. К тому же еще выяснилось, что Уайли знает Тенча, а Тенч знает сестру Уайли…
  
  Вернулся Бобби Грейг и принес ей пиво.
  
  — Как вам звезды? — спросил он.
  
  — Они все почему-то на удивление маленькие, — ответила она.
  
  Он кивнул.
  
  — В школе их, наверно, считали недомерками, — предположил он, — и они таким образом самоутвердились. Впрочем, они головастые, хотя…
  
  Грейг заметил, что Шивон его не слушает.
  
  — Что он здесь делает? — подозрительно спросила она.
  
  Грейг, всмотревшись, узнал человека, на которого указывала Шивон, и помахал ему рукой. Муниципальный советник Тенч помахал в ответ. Он разговаривал с Доузом и Дипроуз, но прервал разговор — его похлопал по плечу, ее чмокнул в Щечку — и направился к Грейгу и Шивон.
  
  — Он член комиссии по культуре, — пояснил Грейг и протянул Тенчу руку.
  
  — Ну, как вам тут? — поинтересовался Тенч.
  
  — Отлично.
  
  — Подальше от неприятностей?
  
  Вопрос был адресован Шивон. Протянув ему руку, она ответила на его крепкое рукопожатие:
  
  — Пытаюсь быть подальше.
  
  Тенч снова повернулся к Грейгу:
  
  — Напомните, пожалуйста, откуда я вас знаю?
  
  — Да мы же встречались в лагере. Меня зовут Бобби Грейг.
  
  Тенч покачал головой, словно извиняясь за забывчивость:
  
  — Ну конечно же, конечно. Здорово, правда? — Сложив ладони, он огляделся. — Черт возьми, сейчас взгляды всего мира прикованы к Эдинбургу.
  
  — Во всяком случае, к концерту, — не могла не поправить советника Шивон.
  
  Тенч закатил глаза:
  
  — Некоторым ничем не угодишь. Скажите-ка, ведь Бобби провел вас сюда бесплатно?
  
  Шивон вынуждена была кивнуть.
  
  — А вы все равно недовольны? — сказал Тенч с усмешкой. — Уходя, не забудьте сделать пожертвование, ладно? А то это будет смахивать на подкуп.
  
  — Ну вы уж скажете, — запротестовал было Грейг, но Тенч не стал его слушать.
  
  — А как ваш коллега, как там его?… — снова обратился он к Шивон.
  
  — Вас интересует инспектор Ребус?
  
  — Именно. Мне показалось, он уж как-то слишком тесно сросся с криминальным миром, не находите?
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Ну, вы ведь работаете вместе… Он наверняка вам рассказывал. Не помните? Вчерашний вечер? Религиозный центр в Крейгмилларе? Я выступал там с речью, когда ваш коллега Ребус заявился туда в компании отъявленного мерзавца по имени Кафферти. — Сделав короткую паузу, Тенч спросил: — Вы, как я полагаю, тоже его знаете?
  
  — Знаю, — подтвердила Шивон.
  
  — Мне кажется странным, что люди, стоящие на страже законности и правопорядка, опускаются до… — советник помолчал, подыскивая подходящую формулировку, и наконец изрек: — порочащих связей. — Он еще помолчал, сверля Шивон взглядом, а потом продолжил: — Уверен, что инспектор Ребус не имеет от вас секретов… то есть я ведь не сообщил вам ничего нового?
  
  Шивон чувствовала себя как рыба, у которой перед носом маячит крючок.
  
  — У всех нас есть еще и личная жизнь, мистер Тенч, — парировала она, явно разочаровав собеседника. — А у вас разве нет? Пытаетесь сколотить из шайки лоботрясов спортивную команду?
  
  — Если представляется такая возможность… — Тенч умолк, заметив знакомое лицо.
  
  Шивон его тоже узнала: Марти Пеллоу, группа «Вэт-Вэт-Вэт». Название группы напомнило ей, что пора раскрыть зонтик. Капли забарабанили по зонту, а Тенч отошел от нее и направился к новому объекту.
  
  — Из-за чего сыр-бор? — спросил Грейг, но она только мотнула головой. — Мне почему-то кажется, что вы бы с удовольствием оказались сейчас за тридевять земель…
  
  — Простите, — ответила она.
  
  Грейг наблюдал за Тенчем и певцом.
  
  — Ловкий тип, ничего не скажешь. Нигде не растеряется. Я думаю, из-за этого его и слушают. Вы вообще-то слышали его выступления? Просто мурашки по телу.
  
  Голова Шивон была занята Ребусом и Кафферти. Ее не удивило, что Ребус ничего ей не сказал. Она снова взглянула на зажатый в руке телефон. Вот отличный повод позвонить, и Шивон им не воспользовалась.
  
  У меня есть право на личную жизнь, на свободное время.
  
  Иначе она станет такой, как Ребус, — одержимой и зашоренной, одинокой и внушающей недоверие. Он уже два десятка лет инспектор. А ей-то хочется большего. Хочется отдаваться работе, но и отключаться от нее временами. Хочется иметь жизнь вне работы, а не работу, которая станет жизнью. Ребус потерял и семью и друзей, потому что предпочел им возню с мошенниками, убийцами, ворами, насильниками, бандитами, рэкетирами и хулиганами. Даже выпить и то отправляется в одиночку. У него нет хобби, он не любит спорта, никогда не берет отпуск. Если у него выдается свободная неделя, его можно найти в баре «Оксфорд», где он сидит в углу и делает вид, будто читает газету, или же тупо смотрит телевизор.
  
  А ей хочется большего.
  
  Она все-таки позвонила. Ей ответили, и лицо ее расплылось в улыбке.
  
  — Папа? — сказала она. — Вы все еще в ресторане? Попроси их там поставить еще одну десертную тарелочку…
  
  Перед Ребусом стояла прежняя Стейси Уэбстер.
  
  Она была одета почти так же, как и в тот раз, когда они встретились возле морга. Только длинные рукава футболки доходили до самой кисти.
  
  — Чтобы скрыть татуировку? — поинтересовался Ребус.
  
  — Да она временная, — объяснила она. — Постепенно сотрется.
  
  — Как и многое в памяти. — Он взглянул на ее чемодан. — Назад в Лондон?
  
  — Ночным поездом, — кивнула она.
  
  — Знаете, очень жаль, если мы… — Ребус обвел взглядом вестибюль, словно избегая встретиться с ней взглядом.
  
  — Такое случается, — перебила она. — Кто знает, может, меня бы и не разоблачили, но Стилфорт не любит рисковать своими кадрами.
  
  У нее был вид растерявшегося и неуверенного в себе человека, сознание которого как бы застыло на нейтральной полосе, разделяющей два разных характера.
  
  — Как насчет того, чтобы выпить? — спросил Ребус.
  
  — Я вообще-то пришла повидаться с Шивон. — Она сунула руку в карман. — Как ее мать?
  
  — Поправляется, — ответил Ребус. — Сейчас она в квартире у Шивон.
  
  — Сантал так и не смогла с ней проститься. — Она протянула Ребусу серебристый диск в пластиковом конверте. — Это то, — сказала она, — что я сняла в тот день на Принсез-стрит.
  
  Ребус понимающе кивнул:
  
  — Обещаю, что передам.
  
  — Стилфорт меня убьет, если…
  
  — Все останется между нами, — заверил Ребус, пряча диск в нагрудный карман. — А теперь позвольте вас угостить.
  
  Почти все пабы на Лит-Уок были открыты. Но в первом, встретившемся им на пути, было полно людей, да и из телевизора неслись оглушительные звуки концерта на стадионе «Мюррей-филд». Пройдя немного по улице, они нашли то, что хотели, — тихое местечко с традиционным музыкальным автоматом и «одноруким бандитом». Стейси оставила чемодан в офисе на Гейфилд-сквер. Она сказала, что хочет избавиться от некоторого количества шотландских банкнот, объяснив этим свое желание заплатить за выпивку. Они сели за угловой столик.
  
  — Вы когда-нибудь раньше ездили на ночном поезде? — поинтересовался Ребус.
  
  — Поэтому-то я и пью водку с тоником — иначе в этой проклятой душегубке не заснуть.
  
  — С Сантал прощаетесь?
  
  — Как получится.
  
  — Стилфорт сказал, вы много месяцев существовали в этом образе.
  
  — Много, — подтвердила она.
  
  — В Лондоне, наверно, было трудно… ведь кто-то мог вас узнать.
  
  — Однажды я нос к носу столкнулась с Беном.
  
  — В облике Сантал?
  
  — Он ничего не заподозрил, — она откинулась на спинку стула. — Поэтому я устроила так, чтобы Сантал сблизилась с Шивон. Ее родители сказали, что она служит в уголовной полиции.
  
  — И вы хотели проверить, насколько достоверна ваша маскировка?
  
  Она кивнула, и Ребус подумал, что наконец-то он кое-что понял. Смерть брата была для Стейси трагедией, а для Сантал — малозначительным событием. Проблема заключалась в том, что ее горе все еще сидело глубоко внутри, запертое на семь замков, — кто, как не Ребус, мог ей в этом посочувствовать.
  
  — Кстати, в Лондоне я не так уж много работала, — продолжала Стейси. — Многие группы рассредоточились, потому что в столице за ними легко следить. Манчестер, Бредфорд, Лидс… вот где я проводила большую часть времени.
  
  — Вы думаете, что от вашей деятельности был какой-то прок?
  
  Она ненадолго задумалась:
  
  — Мы все надеемся, что от нашей деятельности есть какой-то прок, разве нет?
  
  Он кивнул, поднес кружку к губам, сделал несколько глотков и поставил на стол.
  
  — Я продолжаю расследовать смерть Бена.
  
  — Знаю.
  
  — Это ваш начальник вам сказал?
  
  Стейси кивнула.
  
  — А ведь он все время чинит мне препятствия.
  
  — Вероятно, в этом и заключается его работа, инспектор. Здесь нет личных мотивов.
  
  — Создается впечатление, что он выгораживает человека по имени Ричард Пеннен.
  
  — Компания «Пеннен Индастриз»?
  
  Ребус, кивнув, ответил:
  
  — Пеннен оплачивал проживание вашего брата в отеле.
  
  — Странно, — задумчиво произнесла она. — Отношения между ними вовсе не были теплыми.
  
  — Да?
  
  — Бен побывал во многих горячих точках. Он отлично знал, к каким ужасным последствиям может привести торговля оружием.
  
  — Но ведь мне настойчиво внушают, что Пеннен продает технологии, а не оружие.
  
  Она фыркнула:
  
  — Где технологии, там и оружие. Бен хотел всем открыть на это глаза. Вам следовало бы заглянуть в «Хансард»[19] — в своих выступлениях в палате общин он поднимал множество весьма непростых вопросов.
  
  — Но тем не менее Пеннен платил за его номер…
  
  — И Бен наверняка испытывал злорадное чувство. Жить в номере, который оплачивается властным негодяем, и одновременно разоблачать его махинации. — Сделав паузу, она качнула свой стакан, размешивая содержимое, а потом снова подняла глаза на Ребуса. — А вы подумали, что это была взятка, верно? Что Пеннен покупал Бена? — Молчание Ребуса было ответом. — Мой брат был порядочным человеком, инспектор. — И тут наконец ее глаза наполнились слезами. — А я, черт возьми, даже не пришла на его похороны.
  
  — Он наверняка понял бы вас, — стал утешать ее Ребус. — Мой собственный… — У него перехватило горло, и он откашлялся. — Мой собственный брат умер на прошлой неделе. В пятницу его кремировали.
  
  — Искренне сочувствую.
  
  — Ему было чуть за пятьдесят. Врачи сказали, что это инсульт.
  
  — Вы с ним много общались?
  
  — В основном по телефону… Я когда-то засадил его в тюрьму за наркотики.
  
  Он посмотрел на Стейси, ожидая ее реакции.
  
  — И именно это не дает вам покоя? — спросила она.
  
  — Что именно?
  
  — То, что вы так и не сказали ему… — Она не смогла договорить — лицо перекосилось, слезы хлынули из глаз. — Так и не сказали, что сожалеете об этом.
  
  Встав из-за стола, она направилась в туалет — сейчас это была на сто процентов Стейси Уэбстер. Ребус собирался было пойти за ней или хотя бы послать в туалетную комнату девушку, прислуживающую в баре. Но, подумав, снова опустился на стул и, размышляя о родственных связях, стал крутить в руках кружку, пока на поверхности пива не появилась свежая пена. Эллен Уайли и ее сестра, Дженсены и их дочь Вики, Стейси Уэбстер и ее брат Бен.
  
  — Микки, — прошептал он.
  
  Перекличка мертвых, необходимая для того, чтобы они не чувствовали себя забытыми. Бен Уэбстер. Сирил Коллер. Эдвард Айли. Тревор Гест.
  
  — Майкл Ребус, — сказал он громко, поднимая руку с бокалом пива.
  
  Затем встал и пошел к стойке за новыми порциями пива и водки с тоником. Пока бармен отсчитывал сдачу, он слушал прогнозы завсегдатаев в отношении шансов британской команды на Олимпиаде 2012 года.
  
  — Как это Лондон умудряется повсюду поспеть? — недоумевал один из посетителей.
  
  — Странно, что они не захотели принимать у себя «Большую восьмерку», — поддержал его собутыльник.
  
  — Знали, гады, во что это выльется.
  
  Ребус задумался. Сегодня среда… саммит заканчивается в пятницу. Еще один день, и город снова начнет возвращаться к нормальной жизни. Стилфорт, Пеннен и все прочие отправятся к себе.
  
  Отношения между ними вовсе не были теплыми…
  
  Депутат парламента пытался противостоять грандиозным планам Ричарда Пеннена. А ведь это переводит Пеннена в разряд подозреваемых или, по крайней мере, свидетельствует о том, что у него был мотив. Но если надо от кого-то избавиться, зачем привлекать к этому столько внимания? Можно ведь сделать так, что комар носу не подточит, — задушить подушкой во сне, накачать наркотиками и оставить в мчащемся автомобиле или устроить так, что человек вышел из дому — и с концами…
  
  «Господи, Джон, — упрекнул он себя, — ты еще скажи: вышел из дому — и инопланетяне зацапали».
  
  Во всем виноваты обстоятельства: с этим саммитом «Большой восьмерки» поверишь в любую чертовщину. Вернувшись к столу и не застав Стейси, он даже слегка встревожился ее столь долгим пребыванием в туалетной комнате, и вдруг его осенило — он сам слишком долго простоял у стойки спиной к залу. Он подождал еще минут пять, а потом попросил девушку, помогавшую бармену за стойкой, узнать, в чем дело. Она вышла из дамской комнаты, качая головой.
  
  — Три фунта впустую, — сказала она, указывая на стакан Стейси. — Позвольте заметить, она слишком уж молода для вас.
  
  Вернувшись на Гейфилд-сквер, он не обнаружил ее чемодана, зато нашел оставленную ею записку.
  
   Успехов вам, но помните — Бен был моим братом, а не вашим. Постарайтесь уделить время и своему горю.
  
  До отхода ее ночного поезда оставалось еще несколько часов. Он мог бы поехать на вокзал, но решил, что не стоит: все вроде бы переговорено. Внезапно он сообразил, о чем стоило бы ее спросить:
  
  Как по-вашему, что произошло с вашим братом?
  
  Впрочем, у него есть ее визитка, которую она дала ему у морга. Вот он и позвонит ей, возможно даже завтра, заодно поинтересуется, удалось ли поспать в поезде. Когда он сказал ей, что продолжает расследовать смерть ее брата, то услышал в ответ лишь одно слово: «Знаю». Ни вопросов, ни ее собственных предположений. Инструкции Стилфорта? Хороший солдат всегда подчиняется приказам. Но ведь наверняка она думает о случившемся, взвешивает возможности.
  
  Падение.
  
  Прыжок.
  
  Толчок.
  
  — Завтра, — сказал он себе, возвращаясь к себе в отдел, где ему предстояло всю ночь заниматься недозволенным копированием документов.
  Четверг, 7 июля
  19
  
  Его разбудил сигнал домофона.
  
  Нетвердым шагом Ребус вышел в прихожую и нажал клавишу переговорного устройства.
  
  — В чем дело? — хрипло спросил он.
  
  — Я думала, тут у нас штаб! — ответил искаженный, но все-таки узнаваемый голос Шивон.
  
  — А сколько времени? — спросил Ребус, откашливаясь.
  
  — Восемь.
  
  — Восемь?
  
  — Рабочий день начался.
  
  — Мы же отстранены, не помнишь, что ли?
  
  — Ты что, в белой горячке?
  
  — Я вообще не в белом.
  
  — На этом основании ты держишь меня на улице?
  
  — Я оставлю дверь в квартиру открытой.
  
  Ребус впустил ее в подъезд, подхватил со стоящего у кровати стула одежду и заперся в ванной. Он слышал, как она, постучав, вошла.
  
  — Две минуты! — крикнул он, вставая под душ.
  
  Когда он вышел из ванной, она уже сидела за обеденным столом и разбирала фотокопии, которые он сделал прошедшей ночью.
  
  — Только не чувствуй себя как дома, — буркнул он, затягивая галстук, но тут же вспомнил, что на работу идти не нужно, и сорвал его. — Нам требуется подпитка.
  
  — А мне требуется тайм-аут часа на два.
  
  — Когда?
  
  — Днем. Хочу сводить родителей в ресторан.
  
  Он кивнул:
  
  — Как мама?
  
  — Вроде нормально. Решили забыть про «Глениглс».
  
  — А домой они возвращаются завтра?
  
  — Вероятнее всего, так.
  
  — Ну а как вчерашний концерт? — Она медлила с ответом. — Я захватил самый конец по телевизору, и мне показалось, что ты мелькнула среди зрителей.
  
  — В это время меня там уже не было.
  
  — Да?
  
  Она лишь пожала плечами:
  
  — Так что ты говорил про подпитку?
  
  — Я имел в виду завтрак.
  
  — Я уже позавтракала.
  
  — Тогда придется понаблюдать, как я буду расправляться с рулетом с беконом. Пойдем в кафе на Марчмонт-роуд, а пока я буду есть, ты можешь позвонить муниципальному советнику Тенчу и условиться с ним о встрече.
  
  — Он вчера был на концерте.
  
  — Ну и вездесущий!
  
  Шивон подошла к стереосистеме. На полке над ней стоял ряд пластинок, она достала одну.
  
  — Этот альбом вышел еще до твоего рождения, — сказал Ребус. — Леонард Коэн: «Песни любви и ненависти».
  
  — Послушай-ка, что написано на конверте: «Они изолировали человека, который хотел править миром. Глупцы, не его надо было изолировать». Как ты это понимаешь?
  
  — Ложное опознание? — предположил Ребус.
  
  — По-моему, тут речь о борьбе амбиций, — возразила она. — Гарет Тенч сказал, что видел тебя…
  
  — Да, видел.
  
  — С Кафферти.
  
  Ребус кивком подтвердил ее слова.
  
  — Верзила Гор говорит, что муниципальный советник нацелился вывести его из игры.
  
  Поставив пластинку на полку, Шивон снова повернулась к Ребусу:
  
  — Так это же здорово, разве нет?
  
  — Смотря что мы получим взамен. Кафферти считает, что Тенч хочет лишь занять его место.
  
  — И ты этому веришь?
  
  Ребус задумался:
  
  — Ты знаешь, что мне нужно, чтобы ответить на этот вопрос?
  
  — Доказательства?
  
  Он покачал головой:
  
  — Кофе.
  
  Восемь сорок пять.
  
  Ребус пил вторую чашку. Рулет он уже съел, и теперь о нем напоминала только пустая тарелка с пятнами жира. В кафе был хороший подбор газет, Шивон читала о «Последнем рывке», а Ребус, отвлекая ее, показывал фотографии, запечатлевшие сцены вчерашнего буйства у «Глениглса».
  
  — Этот парнишка, — говорил он, тыча пальцем в газету, — по-моему, мы его видели?
  
  Она утвердительно кивнула:
  
  — Но только тогда голова у него не была разбита.
  
  Ребус опустил газету:
  
  — А знаешь, им это нравится. Кровь всегда притягивает репортеров.
  
  — И делает из нас главных злодеев?
  
  — Кстати… — Он вынул из кармана диск. — Прощальный подарок от Стейси Уэбстер — или Сантал.
  
  Шивон взяла у него диск и, держа перед собой, слушала рассказ Ребуса о том, как он его получил. Закончив, он вынул из бумажника визитную карточку Стейси и набрал ее номер. Та не ответила. Засовывая мобильник в карман пиджака, он ощутил слабый запах духов Молли Кларк. Еще раньше он решил, что не стоит рассказывать Шивон о Молли, поскольку не знал, какой будет ее реакция. Ребус все еще пребывал в сомнениях, когда в кафе вошел Гарет Тенч. Они поздоровались за руку, Ребус поблагодарил его за согласие встретиться и жестом предложил сесть.
  
  — Что заказать?
  
  Тенч лишь мотнул головой. Посмотрев в окно, Ребус увидел припаркованную у входа машину, рядом с которой стояли уже известные ему охранники.
  
  — Хорошая мысль, — обратился Ребус к муниципальному советнику, кивком указывая за окно. — Не понимаю, почему все жители Марчмонта не пользуются услугами телохранителей.
  
  Тенч улыбнулся.
  
  — А вы, как я понимаю, сегодня не работаете? — спросил он.
  
  — Мы подумали, что в неформальной обстановке будет удобнее пообщаться, — объяснил Ребус. — Не можем же мы беседовать с народным избранником в комнате для допросов.
  
  — Спасибо за чуткость. — Тенч удобно расположился на стуле, но не обнаружил желания хотя бы расстегнуть плащ. — Итак, чем могу быть полезен, инспектор?
  
  Однако на этот вопрос ответила Шивон:
  
  — Как вам известно, мистер Тенч, мы расследуем серию убийств. Некоторые вещественные доказательства мы обнаружили вблизи Охтерардера.
  
  Глаза Тенча сузились. Он все еще смотрел на Ребуса, но по лицу его было видно, что он подготовился совсем к иному разговору — о Кафферти или, возможно, о событиях в Ниддри.
  
  — Не вижу… — начал было он.
  
  — Все три жертвы, — не дала ему досказать Шивон, — были в числе тех, чьи неприглядные поступки разоблачались на сайте «СкотНадзор». Вам это, конечно же, известно.
  
  — Мне?
  
  — Мы располагаем соответствующей информацией. — Она развернула листок и положила перед ним. — Озиман… это ведь вы, не так ли?
  
  Тенч с ответом не торопился. Шивон, сложив лист, снова убрала его в карман. Ребус подмигнул Тенчу, как бы говоря: «Она у нас умница. Так что не пытайтесь увиливать…»
  
  — Да, это я, — наконец согласился он. — И что из этого?
  
  — Почему вас так заинтересовал сайт «СкотНадзор», мистер Тенч? — спросила Шивон.
  
  — Вы хотите сказать, что я подозреваемый?
  
  Ребус холодно усмехнулся:
  
  — Тут дело за малым, сэр.
  
  Взгляд Тенча стал злобным:
  
  — Вот уж не думал, что Кафферти и с этой стороны начнет подкапываться. Пальцем пошевельнул, и друзья тут как тут!
  
  — Кажется, мы отклоняемся от темы, — перебила его Шивон. — Мы должны побеседовать с каждым, кто заходил на этот сайт, сэр. Такова процедура расследования, только и всего.
  
  — Интересно бы узнать, каким образом вы отождествили меня с моим ником.
  
  — Мистер Тенч, вы, наверное, забыли, что на этой неделе у нас тут собрались лучшие разведчики всего мира. Для них невыполнимых задач не существует, — издевательским тоном произнес Ребус.
  
  Тенч, похоже, собрался что-то заметить, но Ребус лишил его этой возможности.
  
  — Своеобразный выбор имени: Озимандиас, — продолжал он. — Вы позаимствовали его из стихотворения Шелли, верно? Некий царь, одержимый манией величия, воздвигает себе гигантский памятник. Но проходит время, и статуя начинает разрушаться, исчезая в песках пустыни. — Помолчав, он добавил: — Ну вот я и говорю: своеобразный выбор имени.
  
  — Почему же?
  
  Ребус сложил на груди руки:
  
  — Ну, царь малость зазнался — в этом смысл стихотворения. Каким бы ты ни был большим и могучим, твое низвержение все равно неизбежно. А если ты еще и тиран, то рухнешь с особенным треском. — Ребус наклонился над столом. — Тот, кто выбрал себе такое имя, явно не дурак… он знал, что дело не во власти самой по себе…
  
  — …а в разрушительном ее воздействии? — с улыбкой проговорил Тенч.
  
  — Инспектор Ребус — способный ученик, — дополнила Шивон. — Вчера он гадал, уж не австралиец ли вы?
  
  Улыбка Тенча стала еще шире. Взгляд по-прежнему сверлил Ребуса.
  
  — Мы проходили это стихотворение в школе, — сказал он. — У нас был очень хороший учитель литературы. Он заставил нас выучить его наизусть. — Тенч пожал плечами. — Мне просто понравилось это имя, инспектор. Так что не мудрствуйте зря. — Он посмотрел на Шивон, затем его взгляд снова застыл на Ребусе. — Мне кажется, это профессиональная болезнь — всегда искать мотив. Скажите… а какой мотив у убийцы, которого вы ищете? Уже догадались?
  
  — Мы думаем, это мститель, — отчеканила Шивон.
  
  — И что, он по очереди расправляется со всеми, о чьих подвигах рассказывалось на этом сайте? — с явным сомнением произнес Тенч.
  
  — Мы до сих пор так и не узнали от вас, — спокойно напомнил Ребус, — чем привлек вас сайт «СкотНадзор»?
  
  Задав вопрос, Ребус положил ладони на стол по обе стороны от кофейной чашки.
  
  — Позвольте напомнить вам, Ребус, что мой район — настоящая помойка. Только не вздумайте уверять, будто считаете иначе. Нам приходится иметь дело с бомжами, ворами, насильниками, наркоманами и всякими прочими отбросами общества. Такие сайты, как «СкотНадзор», позволяют мне держать удар. Благодаря им я заранее знаю, какие проблемы на меня могут свалиться, и своевременно принимаю меры.
  
  — Например? — поинтересовалась Шивон.
  
  — К нам заявился парень, сексуальный маньяк, три месяца как вышел из тюрьмы… я сделал так, чтобы он убрался подобру-поздорову.
  
  — Пусть лучше у кого-то другого голова болит, — съязвила Шивон.
  
  — А это мой принцип работы. Даже когда приходится сталкиваться с кем-то вроде Кафферти, я и тогда не меняю стиля.
  
  — Кафферти уже давно вершит дела в вашем районе, — напомнил Ребус.
  
  — Хотите сказать, несмотря на усилия ваших коллег или, наоборот, с их помощью? — Не услышав ответа, Тенч оскалился. — Без посторонней помощи ему бы не удалось так долго оставаться на плаву. — Он выпрямил спину и покрутил плечами. — Ну что, на этом закончим?
  
  — Вы знакомы с Дженсенами? — спросила Шивон.
  
  — С кем?
  
  — С семьей Дженсенов, вернее, с супружеской парой, создавшей этот сайт.
  
  — Никогда с ними не пересекался, — заявил Тенч.
  
  — Серьезно? — удивленно воскликнула Шивон. — Они же отсюда, из Эдинбурга!
  
  — И что, я должен, по-вашему, знать каждого из полумиллиона жителей? Я, конечно, рвусь изо всех сил, сержант Кларк, но я не резиновый.
  
  — А из чего вы сделаны, господин муниципальный советник?
  
  — Из злости, — ответил Тенч, — из решимости, из стремления к истине и справедливости. — Он сделал глубокий вдох и через секунду шумно выдохнул. — Можно бы просидеть тут весь день, — произнес он с извиняющейся улыбкой и, встав со стула, добавил: — Бобби чуть не рыдал, когда вы его вчера покинули, сержант Кларк. Следует быть осторожнее: некоторых мужчин страсть сводит с ума. — Едва заметно поклонившись, он направился к двери.
  
  — Мы еще поговорим с вами, — предупредила Шивон.
  
  Ребус наблюдал через окно, как один из телохранителей распахнул дверь автомобиля и как Тенч с трудом втискивался в салон.
  
  — Муниципальные советники всегда очень упитанны, — отметил он. — Замечала?
  
  — Нам следовало как-то получше провести эту встречу, — сказала Шивон, потирая лоб.
  
  — Значит, ты ушла с «Последнего рывка»?
  
  — Я как-то в него не вошла.
  
  — Это связано с нашим уважаемым муниципальным советником? — Она отрицательно мотнула головой. — Творец и разрушитель, — пробормотал Ребус.
  
  — Что-что?
  
  — Да вот, тоже слова Шелли, из «Оды западному ветру».
  
  — И кто же, по-твоему, Гарет Тенч?
  
  Машина советника отъехала от тротуара.
  
  — Возможно, и тот и другой, — широко зевая, предположил Ребус. — По-моему, мы заслужили сегодня передышку.
  
  Несколько секунд Шивон смотрела на него.
  
  — Давай устроим большой перерыв на обед. Поехали со мной, познакомишься с моими родителями.
  
  — Статус парии на время отменяется? — поднимая брови, спросил он ехидно.
  
  — Джон… — умоляюще сказала она.
  
  — Может, тебе неохота ни с кем ими делиться?
  
  — Я думаю, мне пора перестать быть жадиной.
  
  Ребус снял со стены в гостиной пару репродукций, и теперь на их месте красовались описания трех жертв неизвестного убийцы. Сам он сидел за обеденным столом, Шивон удобно разлеглась на диване. Оба внимательно читали бумаги, лишь время от времени перебрасываясь вопросами и делая пометки в документах.
  
  — Ты, наверно, еще не послушала запись моего разговора с Эллен Уайли? — оторвавшись от бумаг, вдруг спросил Ребус. — Правда, с ней и так все ясно…
  
  — Нам бы вот опросить всех адресатов рассылки.
  
  — Для начала неплохо бы узнать, кто они. Как ты думаешь, мог бы Моз это выяснить так, чтобы ни Корбин, ни Стилфорт ничего не заподозрили?
  
  — Тенч говорил о мотиве… может, мы что-то просмотрели?
  
  — Что-то связывающее эту троицу?
  
  — Не странно ли, что он, убив троих, остановился?
  
  — Ну, это как раз дело обычное: куда-то отъехал, или попался еще на чем-то, или узнал, что мы на него вышли.
  
  — Но ведь мы на него не вышли.
  
  — Газеты и ящик уверяют в обратном.
  
  — И почему он выбрал Лоскутный родник? Потому что мы не могли там не побывать?
  
  — Нельзя исключить, что он местный.
  
  — А если это никак не связано с сайтом «СкотНадзор»?
  
  — Тогда мы зря тратим драгоценное время.
  
  — А может, это было своеобразное послание «Большой восьмерке»? Может, он и сейчас где-то здесь, стоит себе с лозунгом в руках или типа того.
  
  — Может, его фото есть на этом диске…
  
  — А мы так ничего и не узнаем.
  
  — Если улики были подброшены нам намеренно, почему он не подманивает нас еще ближе? Ведь по идее он должен был бы продолжить игру.
  
  — А может, ему и подманивать-то не надо.
  
  — В смысле?
  
  — Может, он ближе к нам, чем мы думаем…
  
  — Твоими бы устами…
  
  — Как насчет чайку?
  
  — Пойди вскипяти.
  
  — Нет, ты вскипяти — я платил за кофе.
  
  — Должна существовать какая-то закономерность. Это мы что-то упускаем.
  
  Мобильник Шивон вдруг засигналил: текстовое сообщение. Прочитав, она сказала:
  
  — Включи телевизор.
  
  — Какое-нибудь шоу?
  
  Не ответив, она соскочила с дивана и ткнула кнопку на телевизоре, затем, схватив пульт, начала переключать каналы. «ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ», — сообщала бегущая строка снизу экрана, — «ВЗРЫВЫ В ЛОНДОНЕ».
  
  — Эрик прислал сообщение, — вполголоса пояснила она.
  
  Ребус подошел и встал рядом. Информация была довольно скупая. Серия взрывов… лондонское метро… несколько десятков пострадавших.
  
  — Считают, что причиной взрывов был сбой в системе электропитания, — объявил диктор, но прозвучало это как-то неубедительно.
  
  — Сбой в системе электропитания, чушь какая! — взорвался Ребус.
  
  Большинство станций закрыто. Больницы переведены на режим чрезвычайного положения. Граждан просят без необходимости не выходить в город. Шивон плюхнулась на диван, уткнула локти в колени, опустила голову на руки.
  
  — Оголили столицу, — чуть слышно прошептала она.
  
  — Возможно, взрывы не только в Лондоне, — проговорил Ребус, хотя наверняка знал, что только там. Утренние часы пик… толпы людей, спешащих из пригородов на работу, а вся транспортная полиция, как и другие подразделения столичной полиции, переброшена в Шотландию — обеспечивать безопасность «Большой восьмерки». Еще слава богу, что это случилось не вчера, когда тысячи лондонцев высыпали на Трафальгарскую площадь, и не в субботнюю ночь в Гайд-парке, где собралось двести тысяч человек…
  
  «Нэшнл Грид»[20] сообщила, что в системе электроснабжения не отмечено явных сбоев.
  
  Олдгет.
  
  Кингз-Кросс.
  
  Эджвер-роуд.
  
  Новое сообщение. На этот раз о подрыве автобуса. Лицо диктора было мертвенно-бледным. Внизу экрана бежали цепочки цифр: номера телефонов горячей линии, по которым можно справиться о судьбе близких.
  
  — Что нам-то делать? — полушепотом спросила Шивон, глядя на картинку прямого включения.
  
  Мечущиеся врачи, клубы дыма, раненые на тротуаре. Осколки стекла, истошный вой сирен и противоугонной сигнализации припаркованных вблизи машин.
  
  — Что делать? — эхом повторил Ребус.
  
  От необходимости объяснять его избавил зазвонивший мобильник Шивон. Взглянув на дисплей, она поднесла его к уху.
  
  — Мама? — закричала она. — Мы тоже смотрим. — Она замолчала, слушая мать. — Да я уверена, что с ними ничего не случилось… Ну конечно, ты же можешь позвонить по этому номеру. Возможно, дозвонишься не сразу. — Она снова замолчала. — Что? Сегодня? Они же могут закрыть Кингз-Кросс…
  
  Говоря, Шивон отвернулась от Ребуса. Он посчитал за лучшее выйти из комнаты, чтобы не мешать ей сказать все нужные слова. На кухне он открыл кран и подставил под струю чайник. Прислушался к шуму текущей воды: такой обычный и знакомый звук, почему-то он почти никогда раньше не обращал на него внимания. А сейчас вот обратил.
  
  Все нормально.
  
  Все, как всегда.
  
  Когда он закрыл воду, кран слабо забулькал. Странно, почему раньше он и на это внимания не обращал. Отойдя от раковины, Ребус увидел стоящую рядом Шивон.
  
  — Мама хочет ехать домой, — сказала она, — беспокоится, как там соседи.
  
  — Я ведь даже не знаю, где живут твои родители.
  
  — В Форест-Хилл, — ответила она. — К югу от Темзы.
  
  — Обед, стало быть, отменяется?
  
  Шивон кивнула. Ребус протянул ей рулон бумажных полотенец, и она высморкалась.
  
  — В сравнении с такой бедой все прочее кажется пустяками.
  
  — Да нет, не скажи. Всю прошлую неделю беда буквально висела в воздухе. Временами я почти ощущал ее привкус.
  
  — Пожалуй, это уже перебор, — сказала Шивон.
  
  — Что перебор?
  
  — Три пакетика в одной чашке. — Она подала ему заварной чайник. — Ты, наверное, хотел положить их сюда?
  
  — Вероятно, — согласился он.
  
  Ему вдруг представилась пустыня, а посреди нее рассыпающийся в прах памятник…
  
  Шивон пошла домой помочь родителям и, может быть, проводить их на вокзал, если их планы не изменились. Ребус сидел перед включенным телевизором. Красный двухэтажный автобус был буквально разворочен, крыша валялась на проезжей части впереди корпуса. И все-таки кое-кто из пассажиров уцелел. Это казалось каким-то чудом. Его тянуло открыть бутылку и выпить, но, пока у него еще были силы, не поддавался этому желанию. Очевидцы рассказывали о том, что видели своими глазами. Премьер-министр уже вылетел в Лондон, оставив вместо себя в «Глениглсе» министра иностранных дел. Перед отбытием Блэр выступил с заявлением, стоя в окружении коллег по «Большой восьмерке». На пальцах президента Буша были отчетливо видны наклейки лейкопластыря. В новостных выпусках люди рассказывали, как ползли по телам к выходам из вагонов. Пробирались сквозь дым и кровь. Некоторые сумели заснять весь этот ужас на камеры мобильников. Ребус не мог понять, какой инстинкт ими руководил, превратив в военных корреспондентов.
  
  Бутылка стояла на каминной полке. В руке он держал чашку остывшего чая. Трое мерзавцев были наказаны неизвестным мстителем или группой мстителей. Бен Уэбстер погиб, упав со стены. Верзила Гор Кафферти и Гарет Тенч готовы в остервенении броситься друг на друга. «В сравнении с такой бедой все прочее кажется пустяками», — сказала Шивон. В этом Ребус не был уверен. Потому что сейчас он более чем когда-либо жаждал получить ответы на вопросы, увидеть лица, узнать имена. Он не мог предотвратить ни лондонский кошмар, ни эдинбургское побоище. Единственное, что он мог, — это время от времени сажать в тюрьму негодяев. Но зла-то меньше не становилось. Ему вдруг вспомнилась такая картина: маленький Микки на пляже в Керколди, а может быть, в Сент-Эндрюсе или Блэкпуле. Малыш старательно воздвигает песчаную дамбу, защищая кусочек берега от наползающей на него приливной волны. Он трудится так самозабвенно, словно борется за жизнь. Старший брат Джон, орудуя маленькой пластмассовой лопаткой, помогает ему, подгребая песок, который Микки утрамбовывает. Двадцать, тридцать футов в длину, дюймов шесть в высоту. Но как только пенистый язычок воды касался их постройки, она начинала растворяться, постепенно сливаясь с окружающим пляжем. Что они тогда вытворяли! Дико вопили, топали ногами, грозили кулаками и морю, и предательскому песку, и недвижному небу.
  
  И Богу.
  
  Прежде всего Богу.
  
  Бутылка, казалось, увеличилась в размерах, а может быть, это он стал меньше. Ему вспомнились строки из песни Джеки Ливена:[21] «Челнок мой очень мал, твое ж безбрежно море». Безбрежно… это точно, и почему в нем столько кровожадных акул?
  
  Зазвонил телефон, но он решил не подходить. И не брал трубку целых десять секунд, а потом все-таки взял. Звонила Эллен Уайли.
  
  — Какие новости? — спросил он, затем коротко рассмеялся каким-то лающим смехом и, сжав пальцами переносицу, добавил: — Конечно, кроме тех, что уже всем известны.
  
  — Здесь все в шоке, — ответила она. — Никто даже и не заметил, что ты скопировал и унес домой всю эту бодягу. Я собираюсь съездить на Торфихен-стрит, посмотреть, что там происходит.
  
  — Хорошая мысль.
  
  — Столичный контингент отсылается в Лондон. Теперь, наверно, всех нас припахают.
  
  — Насчет себя сомневаюсь.
  
  — Правда, даже анархисты, кажется, в шоке. Из «Глениглса» сообщают, что там все успокоилось. У большинства только одна мысль — скорей бы домой.
  
  Ребус поднялся с кресла. Подойдя к каминной полке, остановился.
  
  — В такое время, как сейчас, стремишься быть рядом с теми, кого любишь.
  
  — Джон, ты сам-то там как?
  
  — Да я в полном порядке, Эллен. — Он провел пальцами по бутылке. Это был «Дьюарз», напиток бледно-золотого цвета. — Езжай на Торфихен.
  
  — Я тебе сегодня не понадоблюсь? А то я могла бы попозже заглянуть.
  
  — Сегодня уж не до работы.
  
  — А завтра?
  
  — Это было бы неплохо. Тогда и поговорим.
  
  Он повесил трубку, положил обе руки на каминную полку и пристально посмотрел на бутылку.
  
  Он мог бы поклясться, что бутылка ответила ему таким же внимательным взглядом.
  20
  
  В южном направлении шло много автобусов, и родители Шивон рассчитывали отправиться с каким-нибудь из них.
  
  — Мы ведь так и так завтра собирались ехать, — сказал отец, обнимая ее.
  
  — Но вы ведь так и не добрались до «Глениглса», — заметила она.
  
  Отец чмокнул ее в щеку чуть ниже скулы, и на какое-то мгновение она снова почувствовала себя маленькой девочкой. Он всегда целовал ее в это место, будь то Рождество, день рождения, сообщение о полученной пятерке — или просто так, в приливе счастья.
  
  Потом мать прижала ее к себе и шепнула на ухо: «Все это не важно». Все — это рана на лице и поиски нанесшего удар полисмена. Разжав объятия, но все еще не выпуская ее из рук, мать сказала:
  
  — Теперь ты приезжай к нам — и поскорее.
  
  — Конечно, — пообещала Шивон.
  
  Без них квартира казалась опустевшей. Ей вдруг пришло в голову, что дома у нее почти всегда царит тишина. Нет, не тишина — ведь постоянно звучит музыка, работает радио или телевизор. А вот гости приходят нечасто, никто не свистит, входя в прихожую; никто не поет в ванной во время мытья.
  
  Никто, кроме нее самой.
  
  Она попыталась дозвониться Ребусу, но его телефон не отвечал. Телевизор работал; она не могла заставить себя выключить его. Тридцать погибших… сорок… а может быть, пятьдесят. Мэр Лондона выступил с проникновенной речью. Ответственность за теракт взяла на себя «Аль-Каида». Королева «глубоко потрясена». Жители пригородов, закончив работу, отправились в долгий пеший путь к своим домам.
  
  Шивон подошла к холодильнику. Походы матери по местным магазинам оказались более чем результативными: утиное филе, бараньи отбивные, большой кусок сыра, натуральный фруктовый сок. Заглянув в морозилку, Шивон извлекла пластмассовый контейнер с ванильным мороженым. Взяла ложку и пошла назад в гостиную. Чтобы отвлечься, включила компьютер. Пришло пятьдесят три письма. Пробежав глазами по заголовкам, она поняла, что большую часть можно удалить не открывая. Затем, вспомнив что-то, сунула руку в карман. Компакт-диск. Она вставила его в дисковод. Несколько кликов мышкой, и перед ней пунктирный обзор событий. Стейси сосредоточила все свое внимание на демонстрантах, формируя своего рода досье для своего начальства в СО-12.
  
  Просмотрев пятьдесят или шестьдесят фотографий, Шивон наконец увидела родителей: Тедди Кларк пытался оттащить жену подальше от переднего края. А вокруг кипели страсти. Поднятые дубинки, рты, разинутые в крике или в злобной гримасе. Опрокинутые урны, летящие по воздуху комья грязи, вырванные с корнями цветы.
  
  А вот и палка, опустившаяся на лицо ее матери. Шивон в ужасе отпрянула от экрана, но усилием воли заставила себя смотреть. Палка выглядела так, словно ее только что подняли с земли, и держал ее не полицейский, а кто-то из протестующих. От удара мать пошатнулась, лицо ее исказилось от боли. Шивон провела большим пальцем по экрану, словно пытаясь прогнать боль. Сжимавшая палку рука была видна по плечо. Голова в кадр не вошла. Шивон вернулась на несколько кадров назад, затем стала смотреть дальше.
  
  Вот!
  
  Он завел руку за спину, чтобы спрятать палку, но она все равно была видна. Стейси сняла его анфас — в глазах веселье, улыбка гнусная. Бейсболка надвинута на лоб, но это несомненно он.
  
  Парень из Ниддри, главарь шайки, затесавшийся в толпу демонстрантов на Принсез-стрит лишь для того, чтобы безнаказанно безобразничать.
  
  В последний раз Шивон видела его выходящим из шерифского суда, возле которого его ждал муниципальный советник Гарет Тенч. Она вспомнила слова Тенча: «Несколько моих избирателей попали вчера в передрягу»… Пальцы у Шивон слегка дрожали, когда она снова попыталась дозвониться до Ребуса. И снова он не ответил. Она встала и принялась бродить по квартире. Полотенца в ванной были аккуратно сложены в стопку. В мусорном контейнере на кухне лежала пустая картонная упаковка из-под супа, причем вымытая, чтобы не было запаха. Мелочи, напоминающие о матери… Шивон остановилась перед большим зеркалом в спальне и стала внимательно рассматривать себя, ища сходства с матерью. Ей казалось, что она больше похожа на отца. Она не открыла им правду о Сантал, да, видимо, никогда и не откроет. Снова сев за компьютер, она досмотрела оставшиеся снимки, а потом начала повторный просмотр, но на этот раз искала на фотографиях только одну фигуру — этой мерзкой мелюзги в бейсболке, футболке, джинсах и кроссовках. Она попробовала распечатать некоторые снимки, но увидела, что в картридже почти кончился тонер. Ближайший компьютерный магазин находился на Лит-Уок. Поднявшись, Шивон сунула в карман ключи и кошелек.
  
  Бутылку Ребус опустошил, и в доме больше ничего не было. Он обнаружил в холодильнике поллитровку польской водки, но там оставалось едва на донышке. Идти в магазин не хотелось, и, вскипятив чайник, Ребус сел с чашкой чая за обеденный стол и принялся просматривать бумаги. Эллен Уайли поразил послужной список Бена Уэбстера, на Ребуса он тоже произвел впечатление. Он прочел его. Потом еще раз перечитал. Горячие точки всего мира: они просто притягивают к себе некоторых — искателей приключений, журналистов, наемников. Ребусу говорили, что бойфренд Мейри Хендерсон в качестве фоторепортера побывал в Сьерра-Леоне, Афганистане, Ираке… Но Бен Уэбстер явно ездил в эти места не за острыми ощущениями и не за большими деньгами. Он ездил туда по долгу службы.
  
  — Мы, как цивилизованные люди, обязаны, — говорил он в одном из выступлений в парламенте, — всегда, везде и при любой возможности помогать развитию самых бедных и необустроенных регионов мира.
  
  Это было его кредо.
  
  Мой брат был порядочным человеком…
  
  В этом Ребус не сомневался. Но он никак не мог взять в толк, кому и зачем потребовалось сталкивать Уэбстера со стены. Бен Уэбстер, хотя и был неутомимым трудягой, пока не представлял серьезной угрозы компании «Пеннен Индастриз». Ребус стал снова обдумывать возможные причины самоубийства. Ведь мог же Уэбстер впасть в депрессию, насмотревшись на все эти кровавые конфликты, голод, катастрофы. А может, он знал наперед, что саммит «Большой восьмерки» практически никак не поспособствует решению этих проблем и надежды на улучшение положения в мире в очередной раз рухнут. Может, его прыжок в небытие рассчитан на то, чтобы привлечь внимание к сложившейся ситуации? Оснований для этого Ребус тоже не видел. Уэбстер сидел за одним столом с могущественными и влиятельными людьми, дипломатами и политиками из разных стран. Он мог поделиться с ними своей обеспокоенностью. Он мог выразить протест. Он мог кричать, орать во весь голос…
  
  Он и кричал, но этот крик был обращен к ночному небу, когда Уэбстер бросился в темноту.
  
  — Нет, — произнес Ребус, качая головой.
  
  У него было такое чувство, словно он наконец сложил из фрагментов картину, но сложил неправильно.
  
  — Нет, — повторил он и снова углубился в чтение.
  
  Просидев над бумагами еще минут двадцать, он натолкнулся на интервью примерно годичной давности, опубликованное в одном из воскресных приложений. Бена Уэбстера спросили, как начиналась его карьера в парламенте. Оказывается, у него был своего рода наставник — тоже депутат от Шотландии, видный лейборист по имени Колин Андерсон.
  
  Он представлял округ, в котором жил Ребус.
  
  — Что-то я не видел вас, Колин, на похоронах, — негромко проговорил Ребус, подчеркивая несколько предложений.
  
   Уэбстер не устает благодарить Андерсона за ту помощь, которую тот оказал ему как начинающему парламентарию: «Он помогал мне избегать провалов в работе, и я бесконечно признателен ему за это». Однако давно оперившийся Уэбстер отказывается комментировать слух, что именно Андерсон обеспечил ему нынешнюю должность парламентского личного секретаря в расчете на то, что он будет поддерживать министра торговли в любой борьбе интересов…
  
  — Ну-ну, — сказал Ребус и принялся дуть на чай, хотя он и так уже остыл.
  
  — У меня совершенно вылетело из головы, — сказал Ребус, придвигая к столику еще один стул, — что депутат парламента по моему округу был министром торговли. Вы, как я знаю, очень заняты, поэтому постараюсь быть предельно кратким.
  
  Они сидели в ресторане в южной части Эдинбурга. Только начало вечереть, но в зале было многолюдно. Официант принес Ребусу прибор и протянул ему меню: достопочтенный Колин Андерсон, депутат парламента, сидел напротив своей супруги за столиком для двоих.
  
  — А кто вы такой, черт возьми? — поинтересовался он.
  
  Ребус протянул меню официанту.
  
  — Я не буду ничего заказывать, — объявил он, а затем обратился к депутату: — Меня зовут Джон Ребус, я инспектор уголовной полиции. Разве ваша секретарша вам не докладывала?
  
  — Могу я посмотреть ваши документы? — спросил Андерсон.
  
  — Не вините ее, — продолжал Ребус. — Я немного сгустил краски, сказав, что у меня к вам дело чрезвычайной важности.
  
  Ребус протянул члену парламента раскрытое удостоверение и с улыбкой посмотрел на его супругу.
  
  — Может быть, мне… — Она приподнялась, намереваясь выйти из-за стола.
  
  — Никаких особых секретов, — заверил ее Ребус.
  
  Андерсон вернул Ребусу удостоверение:
  
  — Простите, инспектор, но сейчас не совсем удобно…
  
  — Я был уверен, что секретарша предупредит вас.
  
  Андерсон взял в руку мобильник.
  
  — Нет сигнала, — объяснил он.
  
  — Надо с этим что-то делать, — покачал головой Ребус. — В городе очень много мест, где связь отсутствует…
  
  — Вы много выпили, инспектор?
  
  — Находясь не при исполнении, сэр.
  
  Пошарив рукой в кармане, Ребус вытащил пачку сигарет.
  
  — Здесь не курят. — предупредил Андерсон.
  
  Ребус посмотрел на пачку сигарет с таким недоумением, словно не понимал, каким образом она оказалась у него в руке. Извинился и снова сунул ее в карман.
  
  — Я не видел вас на похоронах, сэр, — сказал он депутату.
  
  — На каких похоронах?
  
  — Бена Уэбстера. Вы же ему покровительствовали в начале его парламентской карьеры.
  
  — У меня были другие дела.
  
  Депутат демонстративно взглянул на часы.
  
  — Сестра Бена сказала мне, что теперь, когда брат мертв, лейбористы очень скоро его забудут.
  
  — Это не очень обоснованное заявление. Бен мой друг, инспектор, и я хотел пойти на его похороны.
  
  — Но были очень заняты, — с понимающей миной подсказал Ребус. — И даже сейчас, когда вы хотели спокойно пообедать с женой, неожиданно врываюсь я.
  
  — Дело в том, что сегодня у моей жены день рождения. Мы чудом ухитрились выкроить время, чтобы посидеть здесь.
  
  — И тут явился я и все испортил. — Ребус повернулся к даме. — Поздравляю.
  
  Официант поставил перед Ребусом бокал вина.
  
  — Может быть, лучше принести вам воды? — спросил Андерсон.
  
  Ребус кивнул.
  
  — Вы, наверное, очень загружены из-за саммита «Большой восьмерки»? — спросила жена депутата, наклоняясь над столом.
  
  — Да, очень, но несмотря на саммит «Большой восьмерки», — поправил Ребус.
  
  Заметив, как супруги переглянулись, он сразу понял, о чем они подумали. Пьяный коп, обалдевший от всех этих демонстраций, хаоса, а теперь еще и от взрывов бомб. С поврежденным товаром нужно обращаться осторожно.
  
  — А это не может подождать до утра, инспектор? — спокойно спросил Андерсон.
  
  — Я расследую смерть Бена Уэбстера, — объяснил Ребус. Голос почему-то стал гнусавым — он слышал это собственными ушами, — а на периферии зрения возникла туманная дымка. — Мне кажется, у него не было причин лишать себя жизни.
  
  — Вернее всего, это был просто несчастный случай, — предположила жена парламентария.
  
  — Или ему помогли, — решительно возразил Ребус.
  
  — Что? — Андерсон перестал перекладывать с места на место свой столовый прибор.
  
  — Ричард Пеннен хочет связать помощь развивающимся странам с продажей оружия, так ведь? Он готов отстегнуть некую сумму, чтобы на его делишки смотрели сквозь пальцы?
  
  — Не говорите глупостей! — В голосе депутата послышалось явное раздражение, скрыть которое он не сумел.
  
  — Вы были в замке в тот вечер?
  
  — У меня были дела в Вестминстере.
  
  — Может быть, между Уэбстером и Пенненом произошел какой-то разговор? Может быть, вы дали соответствующие указания?
  
  — О каком разговоре вы говорите?
  
  — О сокращении торговли оружием… если говорить образно, о смене мечей на орала.
  
  — Послушайте, вы не можете голословно обвинять Пеннена. Если имеются какие-то доказательства, я бы очень хотел с ними ознакомиться.
  
  — Я тоже, — кивнул Ребус.
  
  — Так, значит, у вас их нет? Какие же у вас основания, инспектор, для этой затеянной вами охоты на ведьм?
  
  — Тот факт, что особое подразделение хочет отстранить меня от дела и строго следит за тем, чтобы я не совал в него нос.
  
  — А вы настроены свой нос туда все-таки сунуть?
  
  — Только так и можно чего-то добиться.
  
  — Бен Уэбстер был незаурядным политиком и восходящей звездой своей партии…
  
  — И всегда принимал вашу сторону в любой борьбе интересов, — добавил Ребус, будучи уже не в силах сдерживаться.
  
  — Что вы себе позволяете, черт возьми! — взревел Андерсон.
  
  — Он был из тех, кто не боится вмешиваться в дела большого бизнеса? Из тех, кто не продается и не берет взяток? — продолжал Ребус, борясь с накатывающей дурнотой.
  
  — Вы выглядите совершенно измотанным, офицер, — сочувственно произнесла жена депутата. — Вы и правда уверены, что этот разговор нельзя отложить?
  
  Ребус помотал головой, поразившись тому, какая она тяжелая. У него было такое чувство, что, упади он сейчас со стула, пол под ним провалится, настолько грузным казалось ему его тело.
  
  — Дорогой, — обратилась к депутату жена, — а вот и Рози.
  
  К ним торопливо шла молодая женщина с встревоженным лицом, лавируя между тесно стоящими столиками. Официанты растерянно смотрели на всю компанию, опасаясь, как бы их не попросили накрыть на четыре персоны стол, рассчитанный на двоих.
  
  — Я все время посылала вам сообщения, — начала Рози, — а потом меня вдруг осенило, что они до вас не доходят.
  
  — Связь отсутствует, — раздраженно сказал Андерсон, постучав пальцами по дисплею телефона. — Вот инспектор.
  
  Ребус встал из-за стола и предложил стул секретарше. Она отрицательно мотнула головой, отворачиваясь и отводя глаза.
  
  — Этот инспектор, — сказала она, обращаясь к члену парламента, — в настоящее время отстранен от расследования дела, находившегося у него в разработке. — После этих слов она посмотрела в глаза Ребусу. — Я звонила вам два раза, чтобы сообщить об этом.
  
  Одна из кустистых бровей Андерсона поползла вверх.
  
  — Я же говорил, что не при исполнении, — напомнил ему Ребус.
  
  — Мне ваша выходка не кажется ни остроумной, ни оригинальной. О… принесли закуски. — Два официанта склонились над столом: один держал в руках блюдо с копченым лососем, второй — супницу с супом рыжего цвета. — Так вы уходите, инспектор? — Это прозвучало скорее как указание.
  
  — Бен Уэбстер достоин того, чтобы ему уделили немного внимания, вы не согласны?
  
  Депутат разворачивал салфетку и, казалось, не слышал вопроса Ребуса. Но секретарша оказалась не столь сдержанной.
  
  — Вон отсюда! — закричала она.
  
  Медленно кивая головой, Ребус повернулся, чтобы уйти, но, словно вспомнив о чем-то важном, сказал, обращаясь к Андерсону:
  
  — Тротуары вокруг моего дома в ужасающем состоянии. Может, у вас найдется время, чтобы хоть раз побывать в своем округе…
  
  — Залезай! — услышал он повелительный голос.
  
  Обернувшись, Ребус увидел машину Шивон, припаркованную у его дома.
  
  — Машина смотрится неплохо, — сказал он.
  
  — Твой дружок автомеханик содрал с меня за ремонт тоже неплохие деньги.
  
  — А я как раз иду домой…
  
  — Меняй свои планы. Мне надо, чтобы ты поехал со мной. — Секунду помолчав, она спросила: — Ты как, в порядке?
  
  — Немного перебрал. И сделал кое-что, чего делать не следовало.
  
  — Ну, тебе это не впервой, — фыркнула Шивон, но когда он рассказал ей, что произошло в ресторане, на ее лице застыло выражение ужаса.
  
  — Нам предстоит очередной разнос, как пить дать, — заключил он свой рассказ.
  
  — Ясное дело.
  
  Ребус сел на пассажирское сиденье, и Шивон захлопнула свою дверь.
  
  — Ну, что там у тебя? — спросил он.
  
  Рассказав о родителях и о снимках, сделанных Стейси Уэбстер, она достала с заднего сиденья пакет с распечатанными фотографиями и протянула Ребусу.
  
  — Значит, сейчас мы едем на встречу с муниципальным советником? — предположил Ребус.
  
  — Да, я собиралась. А чего ты улыбаешься?
  
  Он сделал вид, будто изучает фотографии.
  
  — Твоей маме безразлично, кто ее ударил. Всем, похоже, наплевать на смерть Бена Уэбстера. Только мы с тобой трепыхаемся.
  
  Повернувшись к ней, он устало улыбнулся.
  
  — А как же иначе? — негромко произнесла она.
  
  — У меня уж свойство такое — трепыхаться вопреки всему. Плохо, что ты попала под мое дурное влияние.
  
  — Не держи меня за идиотку, — отмахнулась она, заводя мотор.
  
  Муниципальный советник Тенч жил в большом викторианском особняке в Даддингстон-Парке, находившемся в пяти минутах езды от Ниддри, но представлявшем собой совсем другой мир: респектабельный, населенный средним сословием, спокойный. Шивон решила проехать мимо лагеря в Ниддри, от которого уже почти ничего не осталось.
  
  — Хочешь навестить своего бойфренда? — насмешливо спросил Ребус.
  
  — Может, тебе лучше посидеть в машине? — раздраженно ответила Шивон. — Я сама поговорю с Тенчем.
  
  — Да я трезв как стеклышко, — возразил Ребус. — Впрочем… заверни-ка сюда.
  
  Они остановились возле автомастерской на Рэтклиф-террас, где он купил банку «Айрн-брю» и упаковку парацетамола.
  
  — Тот, кто это придумал, достоин Нобелевской премии, — объявил Ребус, правда, не уточнив, какой из купленных товаров имеет в виду.
  
  Перед домом Тенча на вымощенной площадке стояли два автомобиля. В окнах гостиной горел свет.
  
  — Хороший коп, плохой коп? — уточнил Ребус, глядя, как Шивон жмет на кнопку звонка.
  
  Она взглянула на него с еле заметной усмешкой. Дверь открыла женщина.
  
  — Миссис Тенч? — обратилась к ней Шивон, показывая удостоверение. — Как бы нам побеседовать с вашим супругом?
  
  Из глубины дома донесся голос Тенча:
  
  — Кто там, Луиза?
  
  — Гарет, это полиция, — полуобернувшись, ответила та и чуть отступила назад, приглашая пройти в дом.
  
  Ей не пришлось повторять приглашение, и они вошли в гостиную одновременно со спустившимся сверху Тенчем. Интерьер комнаты Ребусу не понравился: кричащей расцветки бархатные шторы, массивные бронзовые бра по обе стороны камина, два слоноподобных дивана, занимающих большую часть пространства. Слоноподобность и бронзовость отличали и Луизу Тенч. В ушах у нее висели громадные серьги, запястья были унизаны гремящими при любом движении браслетами. Ее загар был явно искусственным — из тюбика или из салона красоты, — равно как и красновато-коричневый цвет волос. Синие тени на веках и розовая губная помада выделялись яркими пятнами. Насчитав в комнате пять антикварных хронографов, Ребус пришел к заключению, что муниципальный советник не в ответе за ее внутреннее убранство.
  
  — Добрый вечер, сэр, — приветствовала Шивон входящего Тенча.
  
  Он возвел очи горе и произнес:
  
  — Господи, да успокоятся они, наконец? Может, мне надо предъявить иск за причинение беспокойства?
  
  — Сначала посмотрите вот это, мистер Тенч, — бесстрастно посоветовала Шивон, протягивая ему пачку фотографий. — Вы, конечно же, узнаете своего избирателя?
  
  — Это тот самый парень, которого вы приветствовали у здания суда, — любезно подсказал Ребус. — И кстати… привет вам от Дениз.
  
  Тенч метнул испуганный взгляд на жену, уже сидевшую в своем кресле перед телевизором, звук которого был сильно приглушен.
  
  — Ну, и что я должен увидеть на этих фотографиях? — спросил он нарочито громким голосом.
  
  — Вы увидите, как он бьет палкой ни в чем не повинную женщину, — продолжала Шивон.
  
  Тенч со скептической миной переводил взгляд с одного снимка на другой.
  
  — Это цифровые фотографии, так ведь? — спросил он. — С ними очень легко мухлевать.
  
  — Мухлеж имеет место, мистер Тенч, но не с фотографиями, — заявил Ребус, чувствуя, что пора вмешаться.
  
  — Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду?
  
  — Нам нужно его имя, — сказала Шивон. — Мы можем узнать его завтра в суде, но хотим узнать сейчас и от вас.
  
  — А зачем вам это?
  
  — Да потому, что мы… — Шивон секунду помедлила. — Потому что я хочу уловить связь. Два раза вы приезжали в лагерь, чтобы остановить заваруху… — она ткнула пальцем в фотографию, — то есть остановить его. Потом вы ожидали его освобождения из-под стражи. А теперь вот это, — она снова указала на фотографии.
  
  — Да он простой подросток из неблагополучной части города, — сказал Тенч, не повышая голоса, но подчеркивая каждое слово. — Неблагополучная семья, неблагополучная школа, неправильный выбор пути. Но он живет на моей территории, а это значит, что я должен следить за ним, так же как и за каждым несчастным ребенком, оказавшимся в одинаковом с ним положении. Если это преступление, сержант Кларк, я готов сесть вместе с ним на скамью подсудимых.
  
  Капля слюны, вылетевшая из его рта, попала на щеку Шивон, и ей пришлось стереть ее пальцем.
  
  — Его имя, — повторила она.
  
  — Ему уже предъявлено обвинение.
  
  Луиза Тенч продолжала сидеть в кресле, положив ногу на ногу и уперев взор в экран телевизора.
  
  — Гарет, — обратилась она к мужу. — «Эммер-дейл».
  
  — Вы же не хотите, мистер Тенч, чтобы ваша супруга пропустила серию любимой мыльной оперы? — вмешался Ребус.
  
  Титры уже бежали по экрану. Миссис Тенч, взяв в руки пульт, поставила палец на клавишу регулятора громкости. Три пары глаз буквально сверлили Гарета Тенча, а Ребус произнес одними губами имя Дениз.
  
  — Карберри, — сказал Тенч. — Кейт Карберри.
  
  Динамики внезапно взревели музыкой. Сунув руки в карманы, Тенч поспешно пошел прочь из комнаты. Ребус и Шивон, постояв некоторое время молча, распрощались с дамой, забравшейся с ногами в кресло. Та, уже успевшая погрузиться в свой иллюзорный мир, не ответила. Входная дверь была полуоткрыта, и Тенч, расставив ноги, стоял снаружи, поджидая их.
  
  — Клеветой никто ничего хорошего не добивался, — объявил он.
  
  — Мы просто делаем свою работу, сэр.
  
  — Я вырос вблизи фермы, сержант Кларк, — сказал он. — Мне хорошо знаком запах навоза, я узнаю его сразу, чуть только потянет ветерком.
  
  — А я, как увижу клоуна, сразу и безошибочно его узнаю, даже если на нем нет шутовского колпака, — глядя на него снизу вверх, ответила Шивон.
  
  Она зашагала к машине, а Ребус, задержавшись рядом с Тенчем, склонился к его уху:
  
  — Женщина, которую ударил по голове ваш мальчик, ее мать. А это значит, что дело никогда не закончится, понимаете, о чем я говорю? Не закончится, пока мы не добьемся того, чего хотим. — Снова склонившись к Тенчу, он для большей доходчивости добавил: — Ваша супруга пока не подозревает о Дениз?
  
  — Так вот как вы узнали, что я Озиман, — догадался Тенч. — Вам рассказала Эллен Уайли.
  
  — Не слишком умно с вашей стороны, господин муниципальный советник, шалить на стороне. Тут скорее деревня, чем город, и все выплывает рано или…
  
  — Господи, Ребус, да ничего такого не было! — зашипел Тенч.
  
  — Это вы не мне объясняйте, сэр.
  
  — Теперь, как я понимаю, вы проинформируете своего нанимателя? Ну что ж, пусть делает что хочет — я не пасую перед ему подобными… и перед подобными вам тоже.
  
  Тенч бросил на Ребуса вызывающий взгляд, но тот, постояв еще секунду, улыбнулся и пошел вслед за Шивон к машине.
  
  — Может, все-таки позволишь? — спросил он, застегивая ремень безопасности.
  
  Повернувшись к нему, она увидела у него в руке пачку сигарет.
  
  — Только не закрывай окно, — велела она.
  
  Ребус курил, выпуская дым в вечернее небо. Они не проехали и сорока ярдов, как вдруг их обогнала машина и, взвизгнув тормозами, преградила дорогу.
  
  — Что это, черт возьми? — процедил сквозь зубы Ребус.
  
  — Да это же «бентли», — усмехнулась Шивон.
  
  И точно, при свете тормозных огней они увидели, как Кафферти, выбравшись из машины, направился к ним. Подойдя, он нагнулся к открытому окну пассажирской двери.
  
  — Остынь, ты не у себя дома, — предостерег его Ребус.
  
  — Да и вы тоже. Побывали в гостях у Тенча, да? Надеюсь, он не пытался вас купить?
  
  — Он уверен, что ты платишь нам пять сотен в неделю, — ответил Ребус. — И сделал нам контрпредложение: по штуке каждому.
  
  Он выпустил струю дыма в лицо Кафферти.
  
  — Я купил паб в Портобелло, — сообщил Кафферти, махая рукой перед носом, чтобы отогнать дым. — Пойдем выпьем?
  
  — Ну уж нет, лучше помру от жажды, — ответил Ребус.
  
  — Может, просто посидим?
  
  — Что вам нужно? — спросила Шивон, не снимая рук с руля.
  
  — Это я ее так раздражаю, — спросил Кафферти Ребуса, — или у нее крепнет характер?
  
  Вдруг он сунул руку в окно и схватил одну фотографию из пачки, лежавшей на коленях у Ребуса. Затем, отойдя на пару шагов от машины, поднес к глазам. Шивон, в одно мгновение выскочив из машины, бросилась к нему:
  
  — Я сейчас не в настроении шутить, Кафферти.
  
  — Ага, — протянул он. — А ведь я кое-что слышал о вашей матери… И узнал этого ублюдка.
  
  Шивон остолбенела, рука, протянутая к фотографии, замерла в воздухе.
  
  — Его зовут Кевин или Кейт, — продолжал Кафферти.
  
  — Кейт Карберри, — уточнила Шивон.
  
  Поняв, что она попалась на удочку, Ребус стал выбираться из машины.
  
  — Тебя это не касается, — предупредил он Кафферти.
  
  — Конечно нет, — согласился тот. — Я понимаю, что это дело личное. Просто поинтересовался, не могу ли чем-либо помочь, только и всего.
  
  — Как помочь? — спросила Шивон.
  
  — Не слушай его, — внушительно проговорил Ребус, но Кафферти своим взглядом буквально загипнотизировал Шивон.
  
  — Всеми способами, какими смогу, — спокойно пояснил Кафферти. — Ведь этот Кейт работает на Тенча, верно? Так не лучше ли взять обоих, чем одного исполнителя?
  
  — Тенча не было на Принсез-стрит.
  
  — Потому что у него есть мозги, которых нет у сопляка Кейта, — заметил Кафферти. — А безмозглые парни легко внушаемы.
  
  — Господи, Шивон, — взмолился Ребус, хватая ее за руку. — Да он же хочет любой ценой свалить Тенча. — Ткнув пальцем в сторону Кафферти, он злобно крикнул: — Не смей ее впутывать!
  
  Не обращая внимания на Ребуса, Кафферти протянул фотографию Шивон:
  
  — Ставлю фунт против пенни, что Кейт сейчас играет в пул в Ресталриге. Есть только один способ узнать…
  
  Взгляд Шивон застыл на фотографии. Когда Кафферти окликнул ее, она подняла голову, несколько раз моргнула и посмотрела на него изучающим взглядом.
  
  — Не сейчас, — решительно сказала она.
  
  Он пожал плечами:
  
  — Когда хотите.
  
  — Вас при этом не будет, — объявила она.
  
  Он состроил обиженную мину:
  
  — Какая несправедливость, особенно после того, как я столько вам рассказал!
  
  — Вас при этом не будет, — повторила она.
  
  Кафферти повернулся к Ребусу:
  
  — Я сказал, что у нее крепнет характер? Я мягко выразился.
  
  — Похоже на то, — согласился Ребус.
  21
  
  Ребус нежился в ванне минут двадцать, когда вдруг раздалось треньканье домофона. Он решил не отвечать, но тут затрезвонил мобильник. Звонивший оставил сообщение — об этом телефон известил его соответствующим сигналом. Расставаясь с Шивон, он велел ей ехать прямо домой и отдохнуть.
  
  — Вот дерьмо, — выругался он, предположив, что она вляпалась в очередную неприятность.
  
  Инспектор вылез из ванны, обмотался полотенцем и, оставляя на полу влажные следы, прошлепал в гостиную. Сообщение, однако, пришло не от Шивон, а от Эллен Уайли, которая сидела в машине, припаркованной у его дома.
  
  — Никогда еще не пользовался таким успехом у дам, — пробурчал он, соединяясь с последним звонившим.
  
  — Заходи через пять минут, — сказал он Эллен и пошел в ванную одеваться.
  
  Вновь затренькал домофон. Он открыл дверь подъезда и, оставаясь у входной двери в квартиру, стал прислушиваться к шарканью ее подошв по ступенькам двух лестничных пролетов, ведущих к его квартире.
  
  — Эллен, всегда рад тебя видеть, — приветствовал он ее.
  
  — Прости, Джон. Мы были в пабе, но я все время думаю только об этом.
  
  — О взрывах?
  
  Она покачала головой:
  
  — О деле, которое ты расследуешь.
  
  Оказавшись в гостиной, Эллен сразу подошла к столу, заваленному бумагами, увидела прикнопленные к стене картинки и принялась их разглядывать.
  
  — Я провела полдня, — снова заговорила она, — читая об этих чудовищах… читая то, что говорили о них родственники пострадавших, а потом пыталась предостеречь их от тех, кто, может быть, вздумает им отомстить.
  
  — И это правильно, Эллен. В такое время, как сейчас, мы должны чувствовать, что не стоим в стороне.
  
  — А если бы речь шла о террористах вместо насильников?…
  
  — Если бы шла, тогда бы мы и решали. Что-нибудь выпьешь? — спросил он.
  
  — Если только чаю… — Повернувшись к нему и посмотрев в глаза, она спросила: — Ничего, что я пришла… нагрянула без приглашения?
  
  — Да брось ты! Я тут с тоски подыхаю, — соврал он и пошел на кухню.
  
  Вернувшись в гостиную с двумя чашками чая, он застал ее сидящей за столом перед первой пачкой скопированных документов.
  
  — Как Дениз? — поинтересовался он.
  
  — Нормально.
  
  — Скажи мне, Эллен… — Он замолчал, чтобы удостовериться в том, что она слушает его внимательно. — Тебе известно, что у Тенча есть жена?
  
  — Была, — поправила она. — Они разошлись.
  
  — Если разошлись, то недалеко, — возразил он. — Проживают в одном доме.
  
  Эллен вытаращила глаза:
  
  — Джон, почему мужчины такие скоты? К присутствующим это, естественно, не относится.
  
  — Любопытно бы узнать, — продолжал Ребус, — зачем ему понадобилась Дениз?
  
  — Она, знаешь ли, совсем не обсевок в поле.
  
  — И все-таки возникает подозрение, что муниципальный советник испытывает какой-то интерес к жертвам насилия. У некоторых мужчин такое бывает, согласна?
  
  — К чему ты клонишь?
  
  — Пока еще сам не знаю… просто пытаюсь выяснить, что он за штука.
  
  — И что это даст?
  
  — Еще один каверзный вопрос, — хмыкнув, сказал Ребус.
  
  — Ты относишь его к подозреваемым?
  
  — А что, у нас уже есть подозреваемые?
  
  Вместо ответа она пожала плечами.
  
  — Эрик Моз сумел вытащить несколько имен и сопутствующих данных из списка подписчиков. Я предполагаю, все они либо члены семей жертв, либо профессионалы-психологи.
  
  — И к какой категории ты относишь Тенча?
  
  — Ни к какой. Но разве это повод его подозревать?
  
  Ребус стоял рядом с ней, пристально вглядываясь в разложенные бумаги.
  
  — Нам необходимо понять, что представляет собой убийца. Пока же нам известно лишь то, что он оглушал жертвы ударом сзади.
  
  — И все же Тревора Геста он здорово изувечил. А еще подбросил нам его кредитную карточку.
  
  — Ты считаешь, что этот случай не укладывается в схему?
  
  Она кивнула.
  
  — Но тогда можно считать, что и случай Сирила Коллера в нее не укладывается — ведь он единственный из всех шотландец.
  
  Ребус впился взглядом в фотографию Тревора Геста.
  
  — Гест некоторое время провел здесь, — сказал он. — Так, по крайней мере, сказал Хэкмен.
  
  — И ты знаешь, где именно?
  
  Ребус задумчиво покачал головой:
  
  — Может, сведения об этом есть в бумагах.
  
  — А как по-твоему, у третьего убитого были какие-либо связи с Шотландией?
  
  — Вполне возможно.
  
  — Может, в этом как раз и кроется разгадка. Мы сосредоточились на сайте, а следовало бы заняться этими тремя убитыми.
  
  — И ты полна решимости приступить к делу.
  
  Подняв голову от бумаг, она посмотрела на него:
  
  — Я слишком взвинчена, чтобы заснуть. Ты-то сам как? Вообще-то я могла бы взять часть бумаг с собой.
  
  Ребус снова покачал головой:
  
  — Ты мне не помешаешь. — Он сгреб со стола кипу бумаг и пошел к своему креслу; перед тем как сесть, включил стоящий за креслом торшер. — Дениз не волнуется, что тебя нет дома?
  
  — Я пошлю ей сообщение, что засиделась за работой.
  
  — Лучше не уточнять, где именно… чтобы не пошли сплетни.
  
  — Конечно, зачем нам это, — с улыбкой согласилась она. — А кстати, Шивон надо об этом уведомлять?
  
  — О чем?
  
  — Как о чем? Она же руководит расследованием, нет разве?
  
  — Как-то все забываю об этом, — проронил Ребус, снова принимаясь за чтение.
  
  Проснулся он около полуночи. Эллен на цыпочках шла из кухни с чашкой свежего чая.
  
  — Ой, прости, — извинилась она.
  
  — Меня сморило, — признался он.
  
  — Ты проспал почти час, — сообщила она, дуя на чай.
  
  — Я что-нибудь пропустил?
  
  — Да нет, ничего нового не передавали. Может, тебе лечь в постель?
  
  — А ты в это время будешь пахать за двоих? — Он потянулся, чувствуя хруст в спине. — Через минуту я снова буду в норме.
  
  — Вид у тебя усталый.
  
  — Мне то и дело об этом говорят. — Он поднялся с кресла и подошел к столу. — Ну а ты намного продвинулась?
  
  — Не нашла никаких связей Эдварда Айли с Шотландией — родственников у него здесь нет, он не работал здесь и не отдыхал. Мне уже начало казаться, что мы взялись за дело не с того конца.
  
  — В каком смысле?
  
  — Что, может, наоборот, Коллер имел какую-то связь с севером Англии.
  
  — Здравая мысль.
  
  — Но и тут, похоже, ничего не вытанцовывается.
  
  — Я думаю, тебе пора передохнуть.
  
  Она отхлебнула чаю:
  
  — И что я, по-твоему, делаю?
  
  — Я хотел сказать, отдохнуть по-настоящему.
  
  Она покрутила плечами.
  
  — У тебя случайно нет джакузи или хорошего массажера? — Посмотрев на него, она добавила: — Шучу. Подозреваю, ты не слишком умело массируешь спину. А кроме того… — Она замолчала и поднесла чашку к губам.
  
  — Кроме того, что? — поинтересовался Ребус.
  
  Она поставила чашку на стол:
  
  — Ну… вы с Шивон…
  
  — Коллеги, — категорично объявил он. — Коллеги и друзья. И только. Несмотря на дурацкие сплетни.
  
  — Да, про вас много чего болтают, — призналась она.
  
  — Болтовня и есть болтовня. Байки.
  
  — Ну, ты у нас герой всяких историй. Твой роман с Джилл Темплер тоже был притчей во языцех.
  
  — Ну, это уже давно в прошлом, Эллен.
  
  — Я и не говорю, что в настоящем. — Ее глаза смотрели в пространство. — Наша дурацкая работа… сколько союзов она разрушила?
  
  — Множество. Но есть исключения: Чаг Дэвидсон живет в браке двадцать лет.
  
  Она кивнула:
  
  — А ты сам, я, Шивон… Могу назвать еще как минимум две дюжины имен…
  
  — Это издержки профессии, Эллен.
  
  — Мы без конца копаемся в чужих жизнях… — Она провела рукой по папкам с бумагами. — А свою устроить не в состоянии. Так между тобой и Шивон действительно ничего нет?
  
  Он помотал головой:
  
  — Так что не опасайся, что вобьешь клин в наши отношения.
  
  Она прикинулась, будто задета подобным предположением.
  
  — Ты со мной заигрываешь, — ляпнул Ребус. — И по-моему, с единственной целью — насолить Шивон.
  
  — Господи боже мой! — Она с размаху бухнула чашку на стол, забрызгав чаем бумаги. — Ты самый высокомерный, примитивно мыслящий тупица…
  
  Она вскочила со стула.
  
  — Послушай, прошу прощения, если сказал что-то не то. Ведь уже полночь, и нам обоим надо хотя бы немного поспать…
  
  — Не слышу слов благодарности, — произнесла она приказным тоном.
  
  — За что?
  
  — За самоотверженный труд в то время, когда ты храпел! За помощь, оказанную тебе, из-за которой у меня могут быть большие неприятности! За все!
  
  Пораженный, Ребус не сразу сумел открыть рот и произнести два слова:
  
  — Спасибо тебе.
  
  — А тебе я бы дала в глаз, Джон, — буркнула она, хватая рюкзачок и жакет.
  
  Ребус отступил, давая ей пройти, и через секунду услышал, как хлопнула дверь. Вытащив из кармана носовой платок, он стал вытирать чай, пролитый на бумаги.
  
  — Не катастрофа, — успокаивал он себя. — Не катастрофа…
  
  — Я вам крайне признателен, — произнес Моррис Гордон Кафферти, галантным жестом приглашая ее на пассажирское сиденье.
  
  Секунду подумав, Шивон решила сесть в машину.
  
  — Мы только поговорим, — предупредила она Кафферти.
  
  — Конечно.
  
  Он осторожно закрыл за ней дверцу и, обойдя машину, сел за руль.
  
  — Ну и денек сегодня, верно? — со вздохом сказал он. — Все боялись, что и на Принсез-стрит начнут рваться бомбы…
  
  — Мы никуда не поедем, — решительно оборвала она его.
  
  Закрыв водительскую дверь, он повернулся к ней:
  
  — Мы ведь могли поговорить и наверху.
  
  Она помотала головой:
  
  — Даже не надейтесь, что когда-нибудь переступите этот порог.
  
  Как бы пропуская ее выпад мимо ушей, Кафферти внимательно рассматривал фасад.
  
  — Я думал, вы живете в более престижном доме.
  
  — Мне и здесь неплохо, — отрезала она. — Однако хотелось бы узнать, откуда вам известен мой адрес?
  
  Лицо его озарила мягкая улыбка.
  
  — У меня есть друзья, — пояснил он. — Один телефонный звонок — и порядок.
  
  — Почему же это неприменимо к Гарету Тенчу? Один телефонный звонок профессионалу, и о муниципальном советнике больше никто никогда не услышит…
  
  — Я не хочу его смерти… — Кафферти умолк, подыскивая нужные слова. — Мне достаточно его опустить.
  
  — То есть унизить? Запугать?
  
  — Я думаю, пора людям узнать, кто он такой на самом деле. — Он наклонился к Шивон. — Вам-то уже и сейчас известно, что это за фрукт. Но, сосредоточившись на Кейте Карберри, вы упускаете явный голевой момент. — Он снова улыбнулся. — Я говорю с вами, как один футбольный фанат говорил бы с другим, даже если во время матча мы сидим в разных секторах.
  
  — Мы с вами в любом случае в разных секторах, Кафферти, и не обольщайте себя надеждой, что когда-нибудь будет иначе.
  
  Чуть склонив голову набок, он посмотрел на нее:
  
  — А знаете, у вас ведь даже его интонации.
  
  — Чьи?
  
  — Ребуса, конечно. И вы и он всегда настроены агрессивно — считаете, что лучше всех во всем разбираетесь… уверены, что вы сами лучше всех.
  
  — О, консультационная сессия!
  
  — Ну вот опять! Так и видишь за вашей спиной Ребуса. — Он хохотнул. — Пора обрести самостоятельность, Шивон. Причем до того, как Ребуса наградят за службу золотыми часами… то есть не откладывая в долгий ящик. — Секунду помолчав, он добавил: — Сейчас самое подходящее время.
  
  — Меньше всего я нуждаюсь в ваших советах.
  
  — А я и не советую — я предлагаю вам свою помощь. Уверен, общими усилиями мы сможем свалить Тенча.
  
  — Вы предлагали то же самое Джону, ведь так? В тот вечер в церкви? Держу пари, он сказал «нет».
  
  — Он хотел сказать «да».
  
  — Но не сказал.
  
  — У нас с Ребусом, Шивон, слишком давние счеты. Даже уже и не вспомнить, с чего все началось. Но ведь в наших с вами отношениях ничего подобного нет!
  
  — Вы бандит, мистер Кафферти. И приняв от вас помощь, я уподоблюсь вам.
  
  — Нет, — возразил он, качая головой, — вы собираетесь отправить за решетку тех, кто виноват в страданиях вашей матери. Но с одними фотографиями вам не прижать никого, кроме Кейта Карберри.
  
  — А вы предлагаете что-то несравненно большее? — язвительно поинтересовалась она. — Как рекламщик, которому нужно толкнуть товар?
  
  — А вот это жестоко, — посетовал он.
  
  — Правда часто бывает жестокой, — возразила она и, немного подумав, добавила: — Как насчет скандальной информации? Чего-то такого, благодаря чему муниципальный советник попадет на первую полосу таблоидов?
  
  — Есть какие-нибудь идеи?
  
  — Тенч погуливает от жены, — сказала она. — Жена сидит перед телевизором, а он в это время развлекается с подружкой.
  
  — А как вы об этом узнали?
  
  — Одна из моих коллег, Эллен Уайли… ее сестра… — Она замолчала: ведь если это станет известно, то на первой полосе появится не только Тенч… появится еще и Дениз. — Нет, — сказала она, качая головой. — Забудьте.
  
  Глупо, глупо, больше чем глупо, ругала она себя.
  
  — Почему?
  
  — Да потому, что мы причиним боль женщине, душа которой куда более уязвима, чем у большинства людей.
  
  — Ну что ж, значит, проехали.
  
  Она повернулась к нему и пристально посмотрела ему в глаза:
  
  — Скажите, как бы вы поступили на моем месте? Как бы вы добрались до Гарета Тенча?
  
  — Конечно, через юного Кейта, — произнес он таким тоном, словно это была самая очевидная из всех истин в подлунном мире.
  
  Мейри упивалась охотой за материалом. Ради азарта погони она и пошла в журналистику.
  
  Даже на тупиковых путях у нее дух захватывало, а пока они все такими и оказывались. Но теперь ее свели с одним лондонским журналистом — таким же, как и она, фрилансером. Их первый телефонный разговор очень походил на танец, когда партнеры вьются друг вокруг друга вьюном. Ее новый лондонский знакомец принимал участие в работе над документальным фильмом об Ираке. Фильм должен был выйти на телеэкран под названием «Багдадская прачечная». Сначала журналист не хотел ничего говорить по существу, но, когда Мейри упомянула о своих контактах в Кении, немного оттаял.
  
  Тут она позволила себе улыбнуться: танцевать, так танцевать, но вести будет она.
  
  В фильме шла речь об отмывании денег — в Ираке вообще, но главным образом, естественно, в столице. На восстановление Ирака выделены миллиарды, а может, и десятки миллиардов долларов США. Однако никому не докладывают, как они расходуются. Набитые купюрами кейсы передаются местным чиновникам. В преддверии выборов монеты суются в каждую протянутую ладонь. Американские компании осваивают зарождающийся рынок «в режиме особого предпочтения», как выразился ее новый друг. В этом денежном море и при нестабильности ситуации всем конфликтующим сторонам нужны гарантии безопасности…
  
  Нужно оружие.
  
  И шиитам, и суннитам, и курдам. Разумеется, исключительно для обороны, потому что ни о каком восстановлении не может быть речи, когда народ не чувствует себя защищенным.
  
  — А я-то полагала, что оружие там изъяли из обращения, — заметила Мейри.
  
  — Только для того, чтобы под шумок опять им воспользоваться.
  
  — И по-вашему, в этом участвует Пеннен? — как бы между прочим спросила Мейри, прижимая телефонную трубку плечом и торопливо делая пометки в блокноте.
  
  — В очень малой степени. Он что-то вроде подстрочного примечания или небольшого постскриптума к огромному тексту. Да и не сам он, в конце-то концов. А компания, которой он управляет.
  
  — То есть компания, которой он владеет, — не сумев сдержаться, добавила она. — В Кении он обставил дело так, что его бутерброд намазывают маслом с обеих сторон.
  
  — Вы хотите сказать, он субсидирует и правительство, и оппозицию? Да, я слышал об этом. Но, насколько мне известно, это мелочёвка.
  
  Однако дипломат Камвезе сообщил ей кое-какие дополнительные подробности. Автомобили для министров, дорожное строительство в районах, контролируемых лидерами оппозиции, новые дома для самых важных племенных вождей. Все это называется «помощью», а стоимость оружия, оснащенного технологическими новинками Пеннена, приплюсовывается к национальному долгу.
  
  — В Ираке, — продолжал журналист, — «Пеннен Индастриз», судя по всему, вкладывает деньги в частный оборонный сектор. Вооруженный Пенненом. Возможно, это первая война в истории, в которой задействованы в основном частные силовики.
  
  — И что же конкретно делают эти частные силовики?
  
  — Охраняют тех, кто приезжает в страну заниматься бизнесом. А также патрулируют улицы, защищают Зеленую зону,[22] вселяют в сердца и души местных сановников уверенность в том, что, когда они повернут ключ в замке зажигания, не повторится эпизод из «Крестного отца»…
  
  — Короче, это наемники, так?
  
  — Да нет — совершенно законные формирования.
  
  — Но их спонсирует Пеннен?
  
  — В какой-то степени…
  
  Они закончили разговор на том, что условились держать связь. Мейри перепечатала сделанные наскоро записи, пока они были еще свежи в памяти, а затем перешла в гостиную, где застала Алана перед экраном домашнего кинотеатра. Она обняла его и наполнила вином два бокала.
  
  — По какому случаю? — спросил он, чмокнув ее в шею.
  
  — Аллан, — начала Мейри, — ты ведь был в Ираке… расскажи.
  
  Поздно ночью она потихоньку выбралась из постели — запищал ее мобильник, оповещая, что пришло текстовое сообщение. От ее хорошего приятеля — парламентского корреспондента газеты «Геральд». Она в одной футболке присела на ступеньку, покрытую ковровой дорожкой, и, уперев подбородок в колени, стала читать: «Ты говорила, что тебя интересует Пеннен. Позвони обязательно!»
  
  Звонить Мейри не стала. Зато среди ночи помчалась в Глазго и заставила его встретиться с ней в ночном кафе. Приятеля звали Камерон Брюс. Он появился в спортивной толстовке, тренировочных штанах и с взъерошенными волосами.
  
  — Привет, — сказал он, многозначительно посмотрев на часы.
  
  — Сам виноват, — с притворной суровостью ответила она. — Нечего было в полночь заводить и интриговать девушку.
  
  — Я подозревал, что этим кончится, — с лукавством произнес он.
  
  — Ну, сливай, — сказала она.
  
  — Я еще почти ничего не выпил, — ответил он, поднося чашку к губам.
  
  — Ками, я не для того проехала пол-Шотландии, чтобы слушать твои нелепые шутки.
  
  — А зачем же?
  
  Мейри рассказала, почему ее интересует Ричард Пеннен. Конечно же, опустила кое-какие детали — все-таки Ками был в некотором роде конкурентом. Потом Камерон Брюс сообщил ей то, что знал.
  
  Вернее, о чем догадывался, основываясь на слухах.
  
  — Денежная поддержка партии, — объявил он.
  
  Мейри демонстративно зевнула. Брюс, засмеявшись, сказал, что это весьма любопытный факт.
  
  — Да неужели?
  
  Ричард Пеннен, как оказалось, являлся главным донором лейбористской партии. Однако это была совершенно законная практика, даже при том, что его компания не упускала случая извлечь выгоду из правительственных контрактов.
  
  — Так ты вытащил меня в такую даль только ради того, чтобы сообщить о стопроцентно честных и законных поступках Пеннена? — с нескрываемым недоумением спросила Мейри.
  
  — Похоже, не стопроцентно. Судя по всему, мистер Пеннен играет на две команды.
  
  — То есть подкидывает деньги и консерваторам, и лейбористам?
  
  — Можно сказать и так. «Пеннен Индастриз» оплатила несколько пышных приемов, устроенных консерваторами, и оказала спонсорскую помощь нескольким важным партийным функционерам.
  
  — Но ведь деньги шли от компании, а не лично от Пеннена? Выходит, он никаких законов не нарушал.
  
  Брюс только улыбнулся:
  
  — Мейри, чтобы нажить неприятности, работая в сфере политики, совсем не обязательно нарушать закон.
  
  Она пристально посмотрела ему в глаза:
  
  — Есть еще что-то, так?
  
  — Подозреваю, что так, — подтвердил он, надкусывая намазанный маслом тост.
  АСПЕКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
  Последний рывок
  Пятница, 8 июля
  22
  
  Кричащие цветные фотографии занимали все первые полосы газет. Красный двухэтажный автобус. Лица пострадавших, покрытые копотью и залитые кровью, с остекленевшими глазами. Женщина с обмотанной бинтом головой. Жители Эдинбурга переживали состояние, близкое к посттравматическому шоку. В одном из автобусов, проезжавших по Принсез-стрит, был обнаружен подозрительный пакет; автобус отбуксировали в безопасное место и вызвали бригаду саперов. Похожий случай произошел с хозяйственной сумкой, оставленной неподалеку от одного из супермаркетов. На мостовой все еще блестели неубранные осколки стекла, чернели развороченные цветочные клумбы. Но теперь казалось, что эти недавние события отшумели очень давно. Люди снова приступили к работе, с окон сняли защитные доски, уличные заграждения грузили в трейлеры. Протестующие незаметно исчезали и из «Глениглса». Тони Блэр успел прилететь из Лондона к церемонии закрытия саммита. Ожидались речи и подписание договоров, однако всем уже было не до этого. Лондонские взрывы дали повод сократить деловые переговоры до минимума. Африке была обещана дополнительная помощь, хотя и не в том объеме, на который рассчитывали просители. Прежде чем бросить силы на борьбу с бедностью, политикам предстояло схватиться с другим, более явным врагом.
  
  Ребус сложил газету и отшвырнул на маленький столик у кресла. Он сидел на верхнем этаже Главного управления полиции. Его вызвали, не успел он встать с постели. Секретарша начальника полиции была неумолима, и все попытки Ребуса перенести встречу на более позднее время оказались тщетны.
  
  — Немедленно, — приказным тоном объявила она.
  
  Поэтому у Ребуса оказалось достаточно времени, чтобы, сидя в коридоре, выпить кофе со сдобной булочкой и почитать газету. Он еще держал в руке последний недоеденный кусочек, когда распахнулась дверь кабинета Джеймса Корбина. Ребус встал, собираясь войти, но Корбин, похоже, считал, что коридор — самое подходящее место для беседы.
  
  — Мне кажется, детектив Ребус, вам было велено прекратить расследование.
  
  — Да, сэр, — подтвердил Ребус.
  
  — Ну так в чем дело?
  
  — Видите ли, сэр, я так понял, что мне запрещено заниматься охтерардерским убийцей, но не случаем с Беном Уэбстером.
  
  — Вы получили приказ об отстранении!
  
  — Разве не от одного дела? — спросил Ребус с видом законченного придурка.
  
  — Да вы же отлично знаете, черт возьми, что значит приказ об отстранении!
  
  — Простите, сэр, с возрастом способность соображать притупляется.
  
  — Это точно, — проворчал Корбин. — Ведь вы уже выслужили полную пенсию Просто не понимаю, что вас держит.
  
  — Больше нечем заняться, сэр. — Ребус немного помолчал. — Позвольте спросить, сэр, разве, задавая вопросы депутату парламента от своего округа, гражданин совершает преступление?
  
  — Ребус, он министр торговли. Это значит, у него есть прямой выход на премьер-министра. Саммит «Большой восьмерки» завершается сегодня, и мы не должны под конец осрамиться.
  
  — Ну ладно, у меня и причин-то нет снова беспокоить министра.
  
  — Предупреждаю в последний раз. Сейчас вы отделаетесь выговором, но если мне еще напомнят о вашем существовании…
  
  Чтобы придать своим словам большую значимость, Корбин поднял руку с вытянутым указательным пальцем.
  
  — Все понял, сэр.
  
  В этот момент мобильник Ребуса зазвонил. Достав его из кармана, Ребус посмотрел на дисплей: номер незнакомый. Поднес серебристый прямоугольничек к уху:
  
  — Алло.
  
  — Ребус? Это Стен Хэкмен. Еще вчера собирался тебе позвонить, но то, что произошло…
  
  Ребус чувствовал на себе любопытный взгляд Корбина.
  
  — Дорогая, — заворковал он в трубку, — извини, перезвоню через минутку. — Издав губами чмокающий звук, он отключился. — Подруга, — объяснил он Корбину.
  
  — Отважная женщина, — изрек Корбин, открывая дверь в кабинет.
  
  На том и закончилось.
  
  — Кейт?
  
  Шивон сидела в машине; стекло водительской дверцы было опущено. Кейт Карберри подходил к дверям зала для игры в пул. Зал открывался в восемь, Шивон, боясь его пропустить, приехала пораньше и вот уже пятнадцать минут наблюдала за рабочими, устало бредущими к автобусной остановке. Она жестом попросила парня подойти к машине. Он остановился и огляделся по сторонам, видимо, опасаясь засады. Под мышкой он держал узкий черный тубус, в котором лежал его личный кий. Шивон подумала, что в случае необходимости его вполне можно использовать как оружие.
  
  — В чем дело? — спросил он.
  
  — Помнишь меня?
  
  — Как не помнить! — Из-под капюшона его синей фуфайки торчал козырек бейсболки. В этом наряде он был на фотографиях. — Ну так и знал, что не отлипнешь — той ночью ты явно напрашивалась… — Юнец похлопал ладонью по причинному месту.
  
  — Как провел время в суде?
  
  — Отлично.
  
  — Обвинение в нарушении общественного порядка, — напомнила она. — Освобожден с условием не появляться на Принсез-стрит и ежедневно отмечаться в крейгмилларском полицейском участке.
  
  — Ты что, следишь за мной? Слыхал о таких озабоченных тетках. — Он засмеялся и выпрямился, собираясь идти дальше. — Ну что, все?
  
  — Да нет, еще только самое начало.
  
  — Вот как? — Он повернулся и двинулся к игровому залу. — Ну, тогда ищи меня внутри.
  
  Она снова окликнула его, но он даже не обернулся; рывком открыл дверь и скрылся за ней. Шивон вылезла из машины и последовала за ним в Академию пула Лоннена, над входом в которую красовалась вывеска «Лучшие столы в Ресталриге».
  
  Внутри оказалось полутемно и душно, как будто ни разу со дня открытия зал не убирали и не проветривали. За двумя столами уже шла игра. Карберри сунул несколько монет в автомат, и через несколько секунд у него в руках оказалась банка кока-колы. Не заметив никого из персонала, Шивон решила, что, вероятнее всего, они и играют за этими двумя столами. Шары, клацая друг о друга, катились в лузы. В перерывах между ударами слышалась брань и скабрезные остроты.
  
  — Джимми паскудник.
  
  — Да шел бы ты. Шесть в верхний угол. Ну, видал? Учись, пока я жив.
  
  — Не хвастай, задница.
  
  Четыре пары глаз уставились на Шивон, и только Карберри, потягивая коку, даже не взглянул в ее сторону.
  
  — Что надо, крошка? — поинтересовался один из игроков.
  
  — Хочу сыграть несколько партий, — ответила она, протягивая пятифунтовую купюру. — Разменяешь?
  
  По виду он не тянул даже на двадцать, но, похоже, был администратором в этой смене. Взяв купюру, парень отпер ключом кассу, стоявшую позади стойки, и отсчитал десять пятидесятипенсовых монет.
  
  — Дешевые столы, — сказала она.
  
  — Дерьмовые столы, — поправил другой игрок.
  
  — Да заткни ты хайло, Джимми, — осадил его администратор. — Не обращайте на него внимания. Если хотите, я с вами сыграю.
  
  — Она хочет сыграть со мной, — подал голос Кейт Карберри, с треском сминая пустую банку из-под кока-колы.
  
  — Может быть, потом, — сказала Шивон администратору и направилась к столу, возле которого стоял Карберри.
  
  Опустила монету в щель автомата.
  
  — Ну давай, шевелись, — подзадорила она Карберри, который собирал шары в треугольную рамку, и стала выискивать приличный кий.
  
  От долгого употребления у них у всех скруглились концы, а мела нигде не было. Карберри открыл тубус, вынул две части разборного кия и свинтил вместе. Затем вытащил из кармана кусок синего мела и подготовил кий к игре. Сунул мел в карман и подмигнул Шивон:
  
  — Ну что, погнали? Туго тебе придется, но ничего не поделаешь — сама полезла. Че, надеешься порвать меня, как бобик грелку?
  
  Пока его приятели одобрительно гоготали, Шивон взяла кий и склонилась над столом. Насквозь пропыленное сукно местами было продырявлено, но она выбрала устойчивую позицию и, хорошенько прицелившись, разбила «треугольник» так, что полосатый шар лег в среднюю лузу. Потом закатила еще два шара, прежде чем не попала в угол.
  
  — А она играет лучше тебя, Кейт, — подначил кто-то из игроков.
  
  Не обратив внимания на его слова, Карберри вогнал в одну лузу три шара подряд. Четвертый, пущенный дуплетом, чуть-чуть отклонившись от цели, уперся в борт. Шивон решила не рисковать и пошла на отыгрыш.[23] Карберри попытался выйти из положения с помощью кварта,[24] но допустил ошибку.
  
  — За мной две попытки, — напомнила ему Шивон.
  
  Вторая попытка оказалась удачной. Затем она дуплетом засадила в лузу еще один шар. Со стороны соседнего стола послышался восхищенный возглас. Все прекратили игру, чтобы наблюдать за ними. После еще двух прямых ударов на столе остался один черный шар. Она пустила его вдоль переднего борта, но он остановился перед самым входом в лузу. Карберри подтолкнул его туда.
  
  — Хочешь потренироваться еще? — спросил он с ехидной усмешкой.
  
  — Сначала, пожалуй, попью.
  
  Подойдя к автомату, она взяла банку «Фанты». Карберри последовал за ней. Остальные снова принялись за игру, и Шивон поняла, что становится здесь своей.
  
  — Ты не сказал им, кто я, — вполголоса произнесла она. — За это спасибо.
  
  — А что тебе здесь нужно?
  
  — Ты, Кейт.
  
  Она протянула ему сложенный вчетверо лист бумаги. Это была компьютерная распечатка фотографии, сделанной на Принсез-стрит. Взяв у нее фотографию, он некоторое время внимательно смотрел на нее, а потом протянул листок обратно.
  
  — И что?
  
  — Женщина, которую ты ударил… посмотри на нее еще раз. — Она сделала большой глоток из банки с «Фантой». — Не замечаешь сходства между нами?
  
  Он оторопело взглянул на нее:
  
  — Ты что, шутишь?
  
  Она отрицательно покачала головой:
  
  — Ты отправил мою мать в больницу, Кейт. Тебе ведь было безразлично, кто она, и наплевать на то, как сильно ты ее поранил.
  
  — А меня уже за это наказали.
  
  — Я просмотрела протокол, Кейт. Обвинителю ничего не было известно об этом подвиге. — Шивон постучала пальцем по фотографии. — Он располагал лишь показаниями какого-то копа, который выдернул тебя из толпы. Он видел, как ты выбросил палку. Что там тебе присудили? Штраф в пятьдесят фунтов?
  
  — Ага, по фунту в неделю из моего пособия.
  
  — А если я покажу этот снимок, а также другие из тех, что у меня есть, тебе светит тюрьма, понял?
  
  — Эка невидаль! — огрызнулся он.
  
  Она кивнула:
  
  — Я знаю, ты там бывал, и не раз. Но тогда, — она сделала паузу, — и сейчас — это две большие разницы.
  
  — Это еще почему?
  
  — Стоит мне только заикнуться, и тебя поместят в камеру, где сидят те, кого называют отпетыми: сексуальные маньяки, психопаты, приговоренные к пожизненным срокам, которым нечего терять. В твоем личном деле сказано, что ты сидел в тюрьме нестрогого режима… Ты хвалишься, что не боишься тюрьмы, а ведь настоящей тюрьмы ты еще и не нюхал.
  
  — И ты готова урыть меня только потому, что твоя мамаша подвернулась мне под руку?
  
  — Потому, — поправила она, — что я могу тебя урыть.
  
  Тут несовершеннолетний администратор, которому только что пришла эсэмэска, вдруг крикнул им:
  
  — Эй, вы, голубки, с вами тут босс хочет о чем-то поболтать!
  
  Оторвав взгляд от Шивон, Карберри переспросил:
  
  — Что?
  
  — К боссу, — подросток указал пальцем на дверь с надписью «Для персонала». Над ней на стене висела камера системы видеонаблюдения.
  
  — Думаю, лучше не спорить, — сказала Шивон, — а ты как считаешь?
  
  Шивон подтолкнула парня к двери и открыла ее. За ней оказалась лестница, ведущая наверх. Под крышей располагался офис: письменный стол, стулья, стеллаж для документов. Свет проникал через пыльные мансардные окна в потолке.
  
  А в офисе их поджидал Верзила Гор Кафферти.
  
  — Ты, должно быть, Кейт, — сказал он, протягивая руку.
  
  Карберри пожал ее, переводя растерянный взгляд с Шивон на бандита и обратно.
  
  — Может, тебе известно, кто я? — Кафферти, недолго поколебавшись, кивнул и добавил: — Конечно, известно.
  
  Кафферти жестом указал ему на стул. Шивон осталась стоять.
  
  — Вы хозяин этого заведения? — спросил Карберри слегка дрогнувшим голосом.
  
  — Да, и уже не один год.
  
  — А как же Лоннен?
  
  — Помер еще до твоего рождения, сынок. — Кафферти потер рукой штанину, словно счищая меловую пыль. — Послушай-ка, Кейт… я слыхал про тебя немало хорошего, но мне показалось, что тебя сбили с пути. Надо снова стать на правильный путь и не сходить с него, пока еще есть время. Мать беспокоится о тебе… Отец сошел с круга и уже не может надрать тебе задницу так, как ты этого заслуживаешь. Старший брат загремел в тюрьму за угон. — Кафферти покачал головой. — Похоже, твоя жизнь пойдет по тому же пути, но, как ни крути, каждый сам кузнец своего счастья. — Сделав секундную паузу, он решительно проговорил: — Но мы сможем изменить это, Кейт, если ты, конечно, не откажешься нам помочь.
  
  На лице Кейта появился испуг.
  
  — Меня что, выпорют?
  
  Кафферти пожал плечами:
  
  — Можно организовать и это — ничто не доставит сержанту Кларк большего удовольствия, чем твои слезы и вопли. — Он снова сделал паузу. — Но мы хотим предложить тебе кое-что другое.
  
  Шивон дернулась, чувствуя инстинктивную потребность схватить Карберри за руку и убежать с ним отсюда — подальше от Кафферти, от его гипнотического голоса. Бандит, казалось, понял это и перевел взгляд на нее, ожидая ее решения.
  
  — А что другое? — спросил Кейт Карберри.
  
  Кафферти не ответил. Он все еще смотрел на Шивон.
  
  — Гарет Тенч, — ответила она. — Нам нужен Гарет Тенч.
  
  — И ты, Кейт, — добавил Кафферти, — нам его сдашь.
  
  — Сдам?
  
  Шивон заметила, что Карберри еле стоит на ногах. Он трепетал перед Кафферти, похоже, что и перед ней тоже.
  
  Ты хотела этого, мысленно сказала она себе.
  
  — Тенч использует тебя, Кейт, — проговорил Кафферти вкрадчивым голосом. — Он тебе не друг и никогда им не был.
  
  — А я и не говорил, что он мне друг, — возразил парень.
  
  — Умник. — Кафферти медленно поднялся, почти такой же широкий, как стоявший перед ним стол. — Всегда помни об этом, — посоветовал он. — И все будет совсем просто, когда придет время.
  
  — Придет время? — переспросил Карберри.
  
  — Время сдать его нам.
  
  — Прости, что так получилось, — извинился Ребус перед Стеном Хэкменом.
  
  — Я чего, не вовремя позвонил?
  
  — Я как раз получал нагоняй от начальства.
  
  Хэкмен расхохотался.
  
  — Джонни, дорогой, ну я тебя обожаю! Объясни только, почему ты выбрал для меня роль подружки? — Он жестом попросил Ребуса помолчать. — Нет, дай сообразить. Хотел скрыть от него, что у тебя есть дела… значит, тебе вообще не разрешено ничем заниматься — ну что, угадал?
  
  — Меня отстранили, — подтвердил его догадку Ребус.
  
  Хэкмен хлопнул в ладоши я снова расхохотался. Они сидели в пабе с названием «Утесы». Они подоспели к самому открытию, и, кроме них, посетителей не было. Паб «Утесы» считался забегаловкой, но рядом был кампус Эдинбургского университета, и студенты — в придачу к дешевым гамбургерам — могли посмотреть там видео, поиграть на компьютере и послушать музыку.
  
  — Очень рад, что моя жизнь может послужить кому-то поводом для веселья, — проворчал Ребус.
  
  — И скольким же анархистам ты вытряс мозги?
  
  Ребус отрицательно покачал головой:
  
  — Я всего-навсего продолжаю совать нос куда не следует.
  
  — Ну я же сказал, Джон, — я тебя просто обожаю. Кстати, я ведь так тебя и не поблагодарил за то, что ты ввел меня в «Гнездышко».
  
  — Рад, что сумел оказать тебе услугу.
  
  — А ты переспал с этой стриптизершей?
  
  — Нет.
  
  — Хороша бабенка! Пожалуй, лучшая из всех, что там были. — Его глаза затуманились от нахлынувших воспоминаний; он заморгал и, встряхнувшись, вернул себя к действительности. — Так мне-то теперь что делать? Передать тебе информацию, которую собрал, или отложить ее в ящик до лучших времен?
  
  Ребус поднял бокал к губам — свежевыжатый апельсиновый сок. Хэкмен тем временем уполовинил свой бокал с лагером.
  
  — Мы просто два старых служаки, которые встретились, чтобы поболтать, — ответил Ребус-.
  
  — Так-то оно так, — задумчиво кивнул англичанин. — Ну и выпить на прощание.
  
  — Так ты отчаливаешь?
  
  — Сегодня вечером, — сказал он. — Должен признаться, поездка оказалась приятной.
  
  — А ты еще приезжай, — предложил Ребус. — Я могу еще много тебе показать.
  
  — Ладно, а сейчас пора за дело. — Хэкмен, не вставая, подвинул стул поближе к Ребусу. — Помнишь, я говорил, что Тревор Гест какое-то время околачивался здесь? Ну так вот, я попросил одного нашего парня покопаться в архивах. — Он полез в карман, достал записную книжку и открыл на заложенной странице. — Тревор довольно долго мотался по Приграничью, но куда больше времени он провел здесь, в Эдинбурге. У него была комната в Крейгмилларе, и он работал медбратом в стационаре дневного пребывания.
  
  — Стационар дневного пребывания для пожилых?
  
  — Для стариков. Он возил инвалидов-колясочников из сортира до столовой. Так, по крайней мере, он сам говорил.
  
  — И за ним уже тогда тянулся криминальный хвост?
  
  — Да. Две кражи со взломом… торговля наркотиками… жестокое обращение с сожительницей, хотя та не захотела подавать в суд.
  
  — И когда это все происходило?
  
  — Четыре-пять лет назад.
  
  — Подожди-ка минутку, Стен. — Ребус встал, дошел до парковки и сел в машину. Достал мобильный и позвонил Мейри Хендерсон.
  
  — Это Джон, — сказал он в трубку.
  
  — Ты как раз вовремя, черт возьми. Почему все заглохло с Лоскутным родником? Главный редактор меня уже извел, называет чуть ли не дурой.
  
  — Мне только что стало известно, что второй убитый некоторое время прожил в Эдинбурге, работал в стационаре дневного пребывания в Крейгмилларе. Вот, думаю, не ввязался ли он во что-нибудь, пока околачивался здесь?
  
  — А что, разве в полиции нет компьютера, из которого можно выудить нужную информацию?
  
  — Я предпочитаю использовать старые добрые связи.
  
  — Могу пошарить по базам данных… ну, спрошу еще у нашего судебного репортера. Джо Каури сидит на этом не один десяток лет — и помнит каждый случай.
  
  — Это история примерно пятилетней давности. В общем, звони, как только что-то выяснится.
  
  — Думаешь, киллер может быть здесь, у нас под носом?
  
  — Я бы не стал говорить это главному редактору… наверно, не стоит обнадеживать раньше времени.
  
  Закончив разговор, Ребус вернулся в паб. Перед Хэкменом стояла свеженалитая пинтовая кружка. Указав кивком на стакан Ребуса, он сказал:
  
  — Я боялся тебя оскорбить, заказав тебе еще одну порцию этого пойла.
  
  — Все нормально, — успокоил его Ребус. — Спасибо тебе, ты здорово помог.
  
  — Ради собрата-копа жизни не жалко, — произнес Хэкмен, показывая, что пьет за здоровье Ребуса.
  
  — Кстати, а как сейчас дела в Поллоке?
  
  Лицо Хэкмена помрачнело.
  
  — В прошлую ночь был просто кошмар. Ребята из метрополии все время звонили домой. Кто-то уже вообще сорвался обратно. Что греха таить, мы столичных недолюбливаем, но когда я увидел по телику лондонцев, готовых выстоять вопреки всему…
  
  Ребус кивнул.
  
  — Но ведь и ты такой же, Джон? — Хэкмен снова засмеялся. — Я ж по лицу вижу: ты ведь не собираешься сдаваться лишь потому, что они связали тебе руки.
  
  Ребус немного подумал, а потом спросил у Хэкмена, не знает ли он адреса того самого стационара в Крейгмилларе.
  
  До стационара оказалось рукой подать — пять минут на машине от паба «Утесы».
  
  Пока Ребус ехал, ему позвонила Мейри, которой не удалось обнаружить никаких следов Тревора Геста в Эдинбурге. Уж если Джо Каури его не вспомнил, значит, через суд он точно не проходил. Ребус тем не менее ее поблагодарил, пообещав, что любую свежую новость она узнает первой. Хэкмен поехал обратно в Поллак собирать вещи. На прощание они пожали друг другу руки, и Хэкмен напомнил Ребусу об обещании показать другие злачные места вроде «Гнездышка».
  
  — Даю слово, — поклялся Ребус, но ни тот, ни другой не были уверены, что это когда-нибудь случится.
  
  Стационар дневного пребывания примыкал к какой-то фабричке. В нос ударил запах дизельного выхлопа и чего-то еще, вроде жженой резины. Над головой с криками кружили чайки, поджидающие объедков. Стационар размещался в вытянутом одноэтажном здании, к которому был пристроен солярий. Глянув на окна, Ребус увидел стариков и старух, которые слушали аккордеониста.
  
  — Вот что ждет тебя через десять лет, Джон, — пробормотал он себе под нос. — Да и то если повезет.
  
  Его встретила на редкость деятельная и расторопная секретарша, назвавшаяся миссис Иди — имени она не сообщила. Хотя Тревор проработал в стационаре всего месяц с небольшим и по два часа в неделю, в картотеке сохранилось его личное дело. Нет, показать его Ребусу миссис Иди не могла — право на неприкосновенность частной жизни и все такое. Вот если он обратится с официальным запросом, тогда другое дело.
  
  Ребус понимающе кивал. Батареи жарили вовсю — по спине Ребуса ручьями тек пот. В крошечном непроветриваемом офисе было нестерпимо душно и одуряюще воняло тальком.
  
  — У этого парня, — объяснил он миссис Иди, — были неприятности с полицией. Разве, нанимая его на работу, вы об этом не знали?
  
  — Конечно знали, инспектор. Гарет этого от нас не скрывал.
  
  Ребус удивленно уставился на нее:
  
  — Муниципальный советник Тенч? Так это Тенч устроил сюда Тревора Геста?
  
  — А вы думаете легко найти крепкого молодого человека, который согласится работать в таком месте? — спросила миссис Иди. — Муниципальный советник всегда был нашим другом.
  
  — То есть поставлял вам работников?
  
  — Мы перед ним в неоплатном долгу, — ответила она, кивая.
  
  — Я думаю, у вас скоро появится возможность воздать ему сторицей.
  
  Минут через пять, выйдя на свежий воздух, Ребус отметил, что вместо аккордеона уже звучит запись Мойры Андерсон. Стоя у входной двери, он дал себе клятву, что лучше удавится, чем согласится на то, чтобы его, закутанного пледом, кормили с ложки яйцом под звуки песни «Мой любимый Чарли».
  
  Шивон сидела в машине, припаркованной у дома Ребуса. Она уже поднималась к нему, но дома не застала. Ну и к лучшему, потому что ее все еще трясло. Нервное возбуждение не спадало, но она была уверена, что дело тут не в кофеине. Посмотрев на себя в зеркало заднего вида, она подивилась своей бледности и похлопала себя по щекам, пытаясь придать им обычный цвет. Работало радио, но слушала она не новости: голоса дикторов казались ей либо слишком резкими, либо чересчур сладкими. Поэтому она настроилась на станцию, передающую классику. Мелодия была знакомой, но названия она не помнила, да и не хотела вспоминать.
  
  Кейт Карберри вышел из клуба как человек, которого адвокаты только что отмазали от вышки. Если снаружи был воздух, он жаждал его глотнуть. Администратору пришлось напоминать ему, чтобы он не забыл кий. Шивон наблюдала за происходящим через камеру видеонаблюдения. Монитор был грязным, и фигуры казались расплывчатыми. Кафферти установил и микрофоны; из обшарпанной колонки, стоявшей примерно в метре от монитора, слышались голоса.
  
  — Где твой боевой задор, Кейт?
  
  — Был да весь вышел, Джим-Боб.
  
  — А шпагу свою нам оставляешь?
  
  Карберри быстро уложил свой кий в футляр и был таков.
  
  — Полагаю, — негромко произнес Кафферти, — можно не сомневаться, что он наш с потрохами.
  
  — А толку что? — спросила Шивон.
  
  — Немного терпения, сержант Кларк, — успокоил ее Кафферти. — За ученого двух неученых дают…
  
  И вот, сидя в машине, она просчитывала варианты. Самый простой — передать улики общественному обвинителю и снова тащить Кейта Карберри в суд, но уже по более серьезному обвинению. В этом случае Тенч оказывается ни при чем, ну и что из этого? Даже если предположить, что муниципальный советник инспирировал нападения на лагерь в Ниддри, ведь именно он пришел ей на помощь на задворках — а Карберри тогда не шутил. Был, что называется, на взводе…
  
  Он хотел видеть ее испуг, хотел заставить ее паниковать.
  
  А Тенч вмешался и спас положение.
  
  За это она ему благодарна…
  
  С другой стороны, уличение и наказание такого щенка, как Карберри, — слишком малая плата за страдания матери. Ей хотелось большего. Большего, чем извинения и раскаяние, большего, чем лишение свободы на несколько недель или месяцев.
  
  Когда зазвонил мобильник, ей пришлось напрячь волю, чтобы оторвать от руля точно прилипшие к нему руки. На дисплее высветилось имя: «Эрик Моз». Она выругалась про себя, прежде чем ответить.
  
  — Эрик, чем могу быть полезна? — спросила она с деланой веселостью.
  
  — Как дела, Шивон?
  
  — Ни шатко ни валко, — со смехом ответила она, теребя переносицу.
  
  Никаких истерик, девушка, приказала она себе.
  
  — Я не совсем уверен, но, по-моему, есть человек, с которым тебе стоило бы поговорить.
  
  — Да?
  
  — Она работает в университете, несколько месяцев назад я помогал ей с компьютерным моделированием…
  
  — Поздравляю.
  
  После паузы он произнес:
  
  — У тебя ничего не случилось?
  
  — Все отлично, Эрик. А ты как? Как Молли?
  
  — Ну, Молли цветет… Так вот, я уже сказал тебе о преподавательнице из университета?
  
  — Да. Сказал, что мне надо с ней увидеться.
  
  — Ну, может быть, для начала позвонить. А то смотаешься попусту.
  
  — Да наверняка попусту.
  
  — Спасибо на добром слове.
  
  Шивон закрыла глаза и шумно вздохнула:
  
  — Прости. Прости, что сорвала злость на тебе.
  
  — А что у тебя случилось?
  
  — Целая неделя псу под хвост.
  
  Он засмеялся:
  
  — Извинения приняты. Я перезвоню, когда ты будешь в состоянии…
  
  — Постой секунду, прошу тебя, — она протянула руку, взяла с пассажирского сиденья сумку и достала записную книжку — Дай мне ее телефон, я позвоню.
  
  Он продиктовал номер, она записала, записала и имя, хотя ни он, ни она не знали точно, как оно пишется.
  
  — А что, по-твоему, она может мне предложить? — спросила Шивон.
  
  — Несколько сумасбродных теорий.
  
  — Звучит многообещающе.
  
  — Мне кажется, если ты ее выслушаешь, вреда не будет, — подытожил Моз.
  
  Но у Шивон теперь было на этот счет другое мнение. Она убедилась, что выслушивать порой небезопасно.
  
  Очень даже небезопасно.
  
  Давненько Ребус не заходил в здание Городского собрания, которое находилось на Хай-стрит напротив собора Святого Эгидия.
  
  — Я к Гарету Тенчу, — обратился Ребус к девушке, сидевшей за столом в вестибюле.
  
  — Не думаю, что он на месте, — неуверенно проговорила она. — Пятница, сами понимаете… По пятницам многие советники бывают в своих округах. — Девушка пробежала взглядом по листу бумаги на лежавшей перед ней планшетке. — А знаете, вам, кажется, повезло, — объявила она, глянув на часы. — Сейчас идет заседание секции Комитета по переустройству города. Через пять минут должен быть перерыв. Сообщить секретарю, что вы здесь, мистер?…
  
  — Инспектор уголовной полиции Ребус, — с улыбкой представился он. — Если угодно, Джон.
  
  — Присядьте пока, Джон.
  
  Поблагодарив ее легким поклоном, Ребус сел, и тут засигналил его мобильник. На дисплее отобразился номер Мейри Хендерсон.
  
  — Чем обязан, Мейри? — спросил он.
  
  — Совсем забыла сказать тебе утром… мне удалось выяснить кое-что про Ричарда Пеннена.
  
  — Давай-ка поподробнее.
  
  Он вышел на улицу. Напротив стеклянной входной двери стоял «ровер» лорда-провоста. Остановившись рядом с ним, Ребус закурил.
  
  — Один лондонский журналист свел меня с телепродюсером, который пристально следит за Пенненом с момента выхода его компании из структуры Министерства обороны.
  
  — Отлично, считай, что на этой неделе ты свои полпенни уже заработала.
  
  — Здорово, так может мне сразу рвануть в «Харви Николз»[25] и развернуться на всю катушку?
  
  — Ладно, слушаю и не перебиваю.
  
  — Пеннен связан с некой американской компанией «ТриМерино». Сейчас она работает в Ираке. В ходе войны было уничтожено много техники, в том числе и военной. «ТриМерино» занимается перевооружением хороших мальчиков…
  
  — Где они их только находят-то?
  
  — …зорко следя за тем, чтобы не обделить ни иракскую полицию, ни новые вооруженные формирования. И это — можешь себе представить? — подается как гуманитарная миссия.
  
  — То есть они запускают руку в фонд гуманитарной помощи?
  
  — В Ирак идут миллиардные вливания — кое-что при этом теряется, но это уже другая история. Тема моего знакомого телепродюсера: грязные тайны иностранной помощи.
  
  — И он разоблачает Ричарда Пеннена?
  
  — Надеюсь.
  
  — Ну а как это может быть связано с нашим покойным политиком? Есть какие-нибудь свидетельства того, что финансирование Ирака шло через Бена Уэбстера?
  
  — Пока нет, — вздохнув, призналась она.
  
  Ребус заметил, что пепел с его сигареты упал на сияющий капот «ровера».
  
  — У меня такое чувство, будто ты чего-то не договариваешь.
  
  — Ничего такого, что имеет отношение к твоему усопшему члену парламента.
  
  — Не поделишься с дядюшкой Джоном?
  
  — Да, может, и делиться-то нечем. — Она на миг замолчала. — Но на статью материала достаточно. Ведь я первый журналист, кому этот телепродюсер выложил все от корки до корки.
  
  — Повезло тебе.
  
  — Ты ведь можешь сделать еще одну попытку, только прояви чуть больше энтузиазма.
  
  — Извини, Мейри… голова сейчас занята другим. А ты продолжай копать под Пеннена. Чем больше разузнаешь, тем лучше.
  
  — Не факт, что это продвинет твое расследование.
  
  — Ты столько для меня старалась, что заслужила, чтобы и тебе что-то обломилось.
  
  — Золотые слова. — Она снова замолчала. — Ну а у тебя есть что-нибудь новенькое? Могу поспорить, ты уже побывал в том стационаре, где работал Тревор Гест?
  
  — Толку от этого ни на грош.
  
  — И нечем поделиться?
  
  — Пока нет.
  
  — По-моему, ты попросту увиливаешь.
  
  Ребус отошел в сторону, давая пройти выходящим — шоферу в ливрее, следом за которым шел мужчина в униформе с небольшим кейсом в руке. Замыкала шествие дама — лорд-провост собственной персоной. Она заметила пепел на капоте и, усаживаясь на заднее сиденье лимузина, бросила на Ребуса сердитый взгляд. Мужчины сели впереди.
  
  — Спасибо, что поделилась информацией о Пеннене, — поблагодарил он Мейри. — Будем на связи.
  
  — Теперь твоя очередь звонить, — напомнила она. — Раз мы снова начали общаться, я не хочу одна платить за разговоры.
  
  Отключившись, он выбросил окурок и вернулся в вестибюль.
  
  Секретарша, с которой разговаривал Ребус, подозвала его и сообщила, что муниципальный советник уже спускается по лестнице в вестибюль.
  
  Ребус дождался его на улице.
  
  — Ну вы и тип, Ребус, — приветствовал инспектора Тенч. — С чего это вы так подружились с Кафферти? Таких сволочей, как он, на свете немного.
  
  — Не стану спорить.
  
  — Тогда почему?
  
  — Я с ним вовсе не дружу, — отрезал Ребус.
  
  — А со стороны выглядит именно так.
  
  — Значит, вы не берете на себя труд рассмотреть картину целиком.
  
  — Я хорошо делаю свою работу, Ребус. Если не верите мне, поговорите с людьми, которых я представляю.
  
  — Я уверен, что вы замечательно делаете свою работу, мистер Тенч. Вот, например, заседаете в Комитете по переустройству города, высиживая для своего округа субсидии, идущие на оздоровление и воспитание ваших избирателей.
  
  — На месте трущоб уже построены новые жилые дома, сделаны вклады в оживление местной промышленности…
  
  — Дома престарелых отремонтированы? — добавил Ребус.
  
  — Точно.
  
  — И с вашей легкой руки укомплектованы кадрами… такими, как Тревор Гест.
  
  — Кто-кто?
  
  — Некоторое время назад вы устроили его в стационар дневного пребывания. Он приехал сюда из Ньюкасла.
  
  Тенч медленно закивал:
  
  — У него были проблемы с алкоголем и наркотиками. Но ведь такое со многими случается, не так ли, инспектор? — Тенч многозначительно посмотрел на Ребуса. — Я хотел, чтобы он ассимилировался в нашем округе.
  
  — Но не получилось. Он снова отбыл на юг, где и был убит.
  
  — Убит?
  
  — Это один из тех троих, чьи вещи мы нашли в Охтерардере. А другой — Сирил Коллер. Он, как ни странно, работал на Верзилу Гора Кафферти.
  
  — Опять вы за свое, опять пытаетесь повесить на меня невесть что!
  
  — Да я просто хотел спросить у вас кое-что об этом убитом. Как вы с ним встретились, как почувствовали, что он нуждается в помощи?
  
  — Да я же вам объясняю: это род моей деятельности!
  
  — Кафферти уверен, что вы пытаетесь занять его место.
  
  Тенч закатил глаза:
  
  — Мы уже это обсуждали. Я лишь хочу отправить его туда, где ему самое место, — на свалку.
  
  — И если этого не сделаем мы, это сделаете вы?
  
  — Приложу для этого все силы — я вам не раз об этом говорил. — Он провел ладонями по щекам, словно умываясь. — Неужели до вас еще не дошло, Ребус? Если вы, как я очень надеюсь, не у него на службе, неужели вам не ясно, что он использует вас, чтобы свалить меня? В моем округе серьезная проблема с наркотиками — и я обещал избирателям взять ее под контроль. Стоит мне выйти из игры, Кафферти разгуляется вволю.
  
  — Но вы же сами руководите бандитскими шайками своего округа.
  
  — Да вы что?!
  
  — Я видел это собственными глазами. Этот ваш недоносок в капюшоне мутит воду, давая вам повод просить у властей дополнительные деньги для вашего округа.
  
  Тенч уставился на Ребуса изучающим взглядом.
  
  — Строго между нами? — Но Ребус не спешил соглашаться на такое предложение. — Ну что ж, какая-то доля правды в ваших словах, вероятно, есть. Деньги для реконструкции города — вот моя конечная цель. Я буду рад показать вам документы, и вы сами увидите, что я в состоянии отчитаться за каждый потраченный пенс.
  
  — А по какой строке баланса проходит Карберри?
  
  — Таких, как Кейт Карберри, контролировать невозможно. Можно лишь чуть-чуть направлять… — Тенч пожал плечами. — Но то, что произошло на Принсез-стрит, никакого отношения ко мне не имеет.
  
  — А Тревор Гест?
  
  — Несчастный, раздавленный жизнью человек, который пришел ко мне за помощью Сказал, что хочет сделать людям хоть что-то хорошее.
  
  — С какой стати?
  
  — У меня было такое чувство, что какое-то происшествие вселило в него страх смерти.
  
  — А что это могло быть?
  
  — Кто его знает, может, что-то связанное с наркотиками… чужая душа потемки. У него были какие-то мелкие неприятности с полицией, но мне показалось, что здесь дело серьезнее.
  
  — Он, кстати, сидел. Кража со взломом, насилие, попытка изнасилования… То, что вы разыграли доброго самаритянина, особого воздействия на него не оказало.
  
  — Я ничего не разыгрывал, — произнес Тенч, опустив глаза долу.
  
  — Зато теперь разыгрываете, — продолжал Ребус. — Похоже, это ваш конек. Только сейчас вы морочите голову сестре Эллен Уайли. Для этого только и требуется что немножко вина, сочувствия и никаких упоминаний о мадам, сидящей дома у телевизора.
  
  На лице Тенча появилось страдальческое выражение, но Ребус лишь холодно усмехнулся.
  
  — Любопытно, — сказал он. — Вы заглянули на сайт «СкотНадзор» — ведь на Эллен и ее сестру вы вышли через него. Значит, не могли не видеть там фото вашего старого приятеля Тревора. Странно, но об этом вы почему-то ничего не сказали.
  
  — А если бы сказал, загнал бы себя в ловушку, которую вы все надеетесь для меня поставить, — возразил Тенч, качая головой.
  
  — Мне нужно, чтобы вы собственноручно написали все, что вам известно о Гесте: то, что вы мне уже рассказали, и то, что еще вспомните. Забросьте листочек на Гейфилд-сквер. Хорошо бы вы сделали это сегодня в течение дня.
  
  Ребус развернулся и зашагал к машине. Выруливая с парковки, он посмотрел в зеркало заднего вида и заметил парня, выглядывающего из-за угла собора. Парень был в той самой одежде, которую Ребус уже видел в суде: Кейт Карберри. Ребус замедлил ход, но не остановился, а продолжал медленно ехать вперед, не отрывая глаз от зеркала заднего вида. Он ожидал, что Карберри перейдет улицу, чтобы перекинуться парой слов с боссом, но тот стоял на месте, держа руки в карманах фуфайки и прижимая локтем к боку какой-то странный узкий черный футляр. Вокруг роились туристы, но ему это было глубоко безразлично.
  
  Он не обращал на них ни малейшего внимания.
  
  Он пристально смотрел через дорогу.
  
  На здание Городского собрания.
  
  На здание Городского собрания… и на Гарета Тенча.
  23
  
  — Ну, и насколько преуспела? — поинтересовался Ребус.
  
  Она ждала его на Арден-стрит. Увидев ее, он спросил, не дать ли ей ключ от квартиры, раз уж они решили использовать ее как офис.
  
  — Не сильно, — ответила Шивон, снимая куртку. — А у тебя как?
  
  Они прошли на кухню, и Ребус сразу же налил воды в чайник, рассказывая ей о Треворе Гесте и советнике Тенче. Глядя, как он насыпает в чашки растворимый кофе, она задала ему пару вопросов.
  
  — Вот тебе и привязка к Эдинбургу.
  
  — Вроде того.
  
  — Ты, кажется, сомневаешься.
  
  Он покачал головой.
  
  — Ты сама говорила… и Эллен тоже. Возможно, Тревор Гест — это ключик. Начнем с того, что он весь изранен в отличие от остальных…
  
  Ребус вдруг умолк.
  
  — Что такое?
  
  Он опять покачал головой и стал размешивать кофе в своей чашке.
  
  — Тенч уверен, что с ним что-то произошло.
  
  Гест употреблял наркотики и неслабо прикладывался к бутылке… Вдруг он ни с того ни с сего едет на север, бросает якорь в Крейгмилларе… встречается с муниципальным советником… и несколько недель работает в дневном стационаре для престарелых.
  
  — В материалах дела нет ни единого намека, что он занимался чем-то подобным раньше или потом.
  
  — Весьма странно для вора, пусть даже оказавшегося на мели, заниматься подобной деятельностью.
  
  — Если, конечно, он не планировал каким-то образом обчистить этот стационар. Кстати, там не упоминали о пропаже денег?
  
  Ребус помотал головой, однако достал мобильник и, связавшись с миссис Иди, задал ей этот вопрос. Ответ был отрицательным, и когда Ребус закончил разговор, Шивон уже сидела за обеденным столом в гостиной и снова просматривала бумаги.
  
  — А что еще он делал в Эдинбурге? — вдруг спросила она.
  
  — Я попросил Мейри выяснить. — Заметив удивленный взгляд Шивон, он добавил: — Не хотел никого посвящать в то, что мы все еще занимаемся этим делом.
  
  — И что говорит Мейри?
  
  — Ничего определенного.
  
  — Так, может, позвонить Эллен?
  
  Она была права. Он связался с Эллен и попросил ее быть как можно осторожнее.
  
  — Чтобы войти в компьютерную базу и начать поиск, придется зарегистрироваться.
  
  — Джон, я давно уже не ребенок.
  
  — Так-то оно так, но ведь у начальника полиции повсюду есть глаза.
  
  — Все будет нормально.
  
  Пожелав ей успеха, он сунул мобильник в карман.
  
  — У тебя все в порядке? — спросил он Шивон.
  
  — В каком смысле?
  
  — Ты в какой-то прострации. Говорила с родителями?
  
  — После их отъезда еще нет.
  
  — Самое лучшее — это передать фотографии обвинителю и добиться наказания.
  
  Она кивнула, но по ее лицу Ребус понял, что его слова ее не убедили.
  
  — Значит, если кто-то покусился на самого родного для тебя человека, ты должен поступить именно так, да? — спросила она.
  
  — В прокрустовом ложе нет места для маневра.
  
  Она пристально посмотрела на него:
  
  — В каком еще прокрустовом ложе?
  
  — Да в том, в котором я, похоже, всю жизнь нахожусь. Размахнешься — ушибешься.
  
  — Как это понимать?
  
  — Думаю, надо предъявить фотографии, и пусть решение принимают судья и присяжные.
  
  Она все еще сверлила его взглядом.
  
  — Наверно, ты прав.
  
  — А что еще остается? — добавил он. — Ничего больше не придумаешь.
  
  — Это точно.
  
  — Ты можешь попросить меня дать в лоб этому недоноску в бейсболке.
  
  — А ты что, не забыл, как это делается? — спросила она с чуть заметной улыбкой.
  
  — Может, и позабыл немного, — согласился он. — Но отчего бы не попробовать?
  
  — Да нет, лучше не стоит. Я просто хотела добиться правды. — Она на миг задумалась. — Когда я думала, что это кто-то из наших…
  
  — В таком хаосе, который творился на этой неделе, вполне могло и такое случиться, — резонно заметил он, выдвигая стул и усаживаясь напротив.
  
  — Вот это, Джон, меня особенно мучило.
  
  Ребус придвинул к себе бумаги:
  
  — Теперь ты успокоилась?
  
  Он рассчитывал услышать утвердительный ответ. Она кивнула, тоже склонившись над бумагами.
  
  — Почему он перестал убивать?
  
  Ребусу потребовалось мгновение, чтобы сообразить, о чем она спрашивает. Он как раз готовился рассказать ей, что видел Кейта Карберри напротив Городского собрания.
  
  — Понятия не имею, — признался он.
  
  — Ведь, войдя во вкус, они обычно нападают все чаще и чаще?
  
  — Это только теория.
  
  — Они ведь сами собой не останавливаются?
  
  — Некоторые, может, и останавливаются. Зависит от того, что у них в голове… Может, агрессия рассасывается. — Он пожал плечами. — Не хочу прикидываться знатоком.
  
  — Я тоже. И поэтому мы едем на встречу с одной особой, которая считается знатоком.
  
  — Что?
  
  Шивон посмотрела на часы:
  
  — Встреча через час. За это время надо решить, о чем следует ее спросить…
  
  Факультет психологии Эдинбургского университета располагался на Джодж-сквер. Кабинет доктора Ройзин Гилри находился под самой крышей, из окна открывался вид на сад.
  
  — Как здесь удивительно тихо, — отметила Шивон. — Я хочу сказать, в студенческие каникулы.
  
  — Да, только смею напомнить, что в августе в саду устраивают экстравагантные шоу, — уточнила доктор Гилри.
  
  — Поставляющие богатейший материал для исследований человеческой психики, — добавил Ребус.
  
  Маленькая комната вся простреливалась солнцем. У доктора Гилри — молодой женщины лет тридцати пяти — были густые вьющиеся светлые волосы, ниспадающие на плечи, и впалые щеки, по которым Ребус сразу определил, что корни у нее ирландские. Когда она улыбнулась его шутке, заостренность ее носа и подбородка стала еще заметнее.
  
  — По пути сюда, — перебила ее Шивон, — я говорила детективу Ребусу, что вы считаетесь знатоком психологии преступников.
  
  — Я бы не стала утверждать столь категорично, — посчитала нужным возразить доктор Гилри. — Но исследования в этой области открывают перед нами широкие горизонты. В здании бывшего гаража на Крихтон-стрит открылся новый центр информатики, где, в частности, будут заниматься исследованием поведенческих моделей. А при тесном сотрудничестве с кафедрами невропатологии и психиатрии, представляете, чего можно достичь…
  
  Она с торжеством посмотрела на гостей.
  
  — Но вы лично не работаете ни на одной из этих кафедр? — неожиданно для себя спросил Ребус.
  
  — Совершенно верно, — с готовностью подтвердила она.
  
  Ройзин Гилри не переставая вертелась на стуле, постоянно меняла положение тела, словно неподвижность считалась в этом кабинете преступлением. Хороводы пылинок кружились в солнечных лучах перед ее лицом.
  
  — Может, занавесить окно? — предложил Ребус, сощурившись для придания просьбе большей убедительности.
  
  Ройзин вскочила со стула и с извинениями опустила штору. Сделанная из бледно-желтого рыхлого материала, она нисколько не затемнила комнату. Ребус бросил на Шивон взгляд, в котором ясно читалось: мне кажется, что доктора Гилри загнали на этот чердак не случайно.
  
  — Расскажите, пожалуйста, детективу Ребусу о ваших исследованиях, — предложила Шивон ободряюще.
  
  — Хорошо. — Доктор Гилри сложила ладони, выпрямила спину, поерзала на стуле и сделала глубокий вдох. — Исследования поведенческих моделей преступников проводятся уже давно, но я решила сосредоточиться на жертвах преступлений. Изучая поведение жертвы, можно прийти к пониманию, почему преступник действовал так, а не иначе, и определить, были его действия спонтанными или продуманными.
  
  — В этом вы абсолютно правы, — с улыбкой отметил Ребус.
  
  — По окончании семестра у меня появилось время для работы над некоторыми собственными темами, и меня заинтересовал небольшой «алтарь» — надеюсь, вы согласитесь с этим названием — в Охтерардере. Некоторые газетные репортажи были весьма красочными, но я все же подумывала съездить туда лично… и тут, словно знак свыше, звонит сержант уголовной полиции Кларк и просит о встрече. — Она еще раз глубоко вдохнула. — Я, конечно, еще не совсем готова… то есть я только начала нащупывать…
  
  — Мы можем предоставить вам имеющиеся у нас материалы, — предложила Шивон. — А сейчас мы будем вам очень благодарны, если вы поделитесь с нами вашими соображениями.
  
  Доктор Гилри снова сложила ладони, взметнув вверх хоровод кружащихся перед ней пылинок.
  
  — Хорошо, — начала она, — поскольку я занимаюсь виктимологией…
  
  Ребус снова попытался встретиться взглядом с Шивон, но она не смотрела в его сторону.
  
  — …естественно, что охтерардерский «алтарь» возбудил мое любопытство. Это своеобразная декларация, вы согласны? Полагаю, вы рассматривали вероятность того, что убийца живет где-то поблизости или имеет давние связи с этим местом? — Она сделала паузу и после того, как Шивон утвердительно кивнула, продолжала: — И у вас наверняка было и другое предположение: что убийца узнал о Лоскутном роднике из путеводителей или из Интернета?
  
  Шивон украдкой посмотрела на Ребуса.
  
  — Честно говоря, такую версию мы не разрабатывали, — призналась она.
  
  — Охтерардерский Лоскутный родник упоминается на многих сайтах, — снова напомнила доктор Гилри, — посвященных язычеству… мифологии… преданиям народов мира. К тому же любой, кто знает о существовании такого места на Черном острове, мог без труда найти его и в Пертшире.
  
  — Не думаю, чтобы это сильно продвинуло нас вперед, — сказал Ребус.
  
  — А что, если те, кто посещал сайт «СкотНадзор», — начала Шивон, снова переводя взгляд на Ребуса, — побывали и на сайтах, где упоминается Лоскутный родник?
  
  — Ну и как мы их вычислим?
  
  — Инспектор задал справедливый вопрос, — согласилась доктор Гилри, — хотя у вас наверняка есть свой специалист-компьютерщик… Но, как бы то ни было, мы должны согласиться, что это место имело какую-то значимость для преступника. — Когда Ребус утвердительно кивнул, она продолжала: — В таком случае, не могло ли оно быть значимым и для жертвы?
  
  — В каком смысле? — прищурившись, спросил Ребус.
  
  — Сельская местность… лесная глушь… но неподалеку от человеческого жилья. Иными словами, не в такой ли местности жили жертвы?
  
  — Ну это вряд ли, — категорично возразил Ребус. — Сирил Коллер стал работать в Эдинбурге вышибалой почти сразу, как вышел из тюрьмы. Невозможно представить его с мятной лепешкой в заплечном мешке.
  
  — А вот Эдвард Айли катался туда-сюда по шоссе М-шесть, а ведь это Озерный Край, верно? К тому же Тревор Гест какое-то время провел в Приграничье…
  
  — …а также в Ньюкасле и Эдинбурге, — добавил Ребус, выразительно глядя на даму-психолога. — Вся троица сидела по одной статье… вот главная связь.
  
  — Это не значит, что нет других связей! — возразила Шивон.
  
  — Или что вы не отклонились в сторону, — с милой улыбкой добавила доктор Гилри.
  
  — Как это — отклонились в сторону? — не поняла Шивон.
  
  — Зациклившись на несуществующих моделях либо моделях, которые подсунул вам преступник.
  
  — Чтобы водить нас за нос? — предположила Шивон.
  
  — Возможно. В поведении убийцы просматривается такая игривость… — Она осеклась, лицо стало озабоченно-хмурым. — Простите, если это звучит легковесно, но другого слова я подобрать не могу. Убийца разворачивает выставку у Лоскутного родника, а как только его художества обнаруживаются, скрывается словно за дымовой завесой.
  
  Ребус, уперев локти в колени, подался вперед.
  
  — Вы хотите сказать, что эти три жертвы и есть дымовая завеса?
  
  Она чуть пожала плечами.
  
  — Дымовая завеса для чего? — не отступал он.
  
  Ее плечи снова чуть дернулись.
  
  — Выставка малость с изъяном, — наконец проговорила Гилри. — Лоскут куртки… футболка… вельветовые брюки… словом, сборная солянка. Трофеи серийного убийцы обычно более или менее однотипны — только рубашки или только лоскуты. А тут разрозненные вещи.
  
  — Очень любопытные наблюдения, доктор Гилри, — сказала Шивон. — Но могут ли они сдвинуть с мертвой точки наше расследование?
  
  — Я не сыщик, — подчеркнула психолог. — Но, возвращаясь к сельскому антуражу и выставке, которая может быть классическим трюком иллюзиониста… я снова задаюсь вопросом: почему именно эти три человека были выбраны жертвами? — Она несколько раз кивнула, словно подтверждая только что сказанные слова. — Видите ли, иногда люди практически сами отводят для себя роль жертвы, то есть ведут себя так, как необходимо преступнику. Например, женщина оказывается одна в безлюдном месте. Но чаще ситуация иная. — Она внимательно посмотрела на Шивон. — Когда мы говорили по телефону, сержант Кларк, вы упомянули про отклонения от схемы. Они сами по себе могут быть значимыми. — Она сделала паузу. — Но возможно, внимательное изучение материалов дела подтолкнет меня к более определенным выводам. — Она перевела взгляд на Ребуса. — Я уважаю ваш здоровый скептицизм, инспектор, но, несмотря на все внешние признаки, я отнюдь не сумасшедшая.
  
  — О чем вы, доктор Гилри, конечно же нет!
  
  Она снова сложила ладони, но на этот раз быстро поднялась, давая понять, что их время истекло.
  
  — Ну а пока, — сказала доктор Гилри, — рурализм и аномалии, рурализм и аномалии, то бишь привязка к селу и отклонения от схемы. — Она подняла вверх два пальца, желая подчеркнуть важность этих обстоятельств, а затем добавила еще и третье: — И пожалуй, самое важное — нужно, чтобы вы разглядели то, что в явном виде там не присутствует.
  
  — Рурализм, — пробормотал Ребус, — а что, есть такое слово?
  
  Шивон повернула ключ зажигания:
  
  — Теперь есть.
  
  — И ты все еще намерена дать ей бумаги?
  
  — А почему не попробовать?
  
  — Считаешь, ничего лучшего нам не остается?
  
  — Может, ты подскажешь, что лучше?
  
  Он не нашелся что ответить и опустил стекло, чтобы закурить. Они проезжали мимо бывшего гаража.
  
  — Институт информатики, — пробормотал Ребус.
  
  Шивон посигналила и свернула направо в сторону Медоуз и Арден-стрит.
  
  — Отклонение от схемы — это Тревор Гест, — внезапно нарушила Шивон затянувшееся молчание. — Мы говорили об этом с самого начала.
  
  — Ну и что с того?
  
  — Нам известно, что он ошивался в Приграничье, а это сельская местность.
  
  — И находится черт знает на каком расстоянии и от Охтерардера, и от Черного острова, — добавил Ребус.
  
  — Но с ним там что-то случилось.
  
  — Об этом мы знаем только со слов Тенча.
  
  — Ты прав, — согласилась Шивон.
  
  Ребус решительно вытащил из кармана сотовый и набрал номер Хэкмена.
  
  — Уже собрался? — спросил он.
  
  — А ты никак уже скучаешь? — узнав Ребуса, поинтересовался Хэкмен.
  
  — Хотел задать тебе один вопрос. Где именно Тревор Гест проводил время в Приграничье?
  
  — Хватаешься за соломинку?
  
  — Ты не ошибся, — подтвердил Ребус.
  
  — Не уверен, что смогу сильно тебе помочь. Но мне кажется, Гест что-то упоминал про Приграничье в одной из наших бесед.
  
  — Мы еще не все записи получили, — напомнил Ребус.
  
  — Наши парни, как всегда, расторопны. Дай-ка мне, Джон, адрес твоей электронной почты и через часок глянь в свой комп. Только помни: сегодня пятница — короткий день.
  
  — Заранее спасибо за все, Стен, и счастливого пути. — Ребус закрыл мобильник и, повернувшись к Шивон, напомнил: — Пятница — короткий день. Кстати, ты завтра идешь на музыкальный фестиваль?
  
  — Не уверена.
  
  — Ты же из кожи вон лезла, чтобы достать билет.
  
  — Если вечером туда подгребу, еще, наверно, застану выступление «Нью Ордер».
  
  — После каторжной субботней работы?
  
  — Думаешь совершить прогулку вдоль берега в Портобелло?
  
  — В зависимости от того, что мы получим из Ньюкасла, согласна? Давненько мне не удавалось вырваться на денек в Приграничье…
  
  Шивон припарковала машину во втором ряду и поднялась с Ребусом в его квартиру. Их план был таков: быстро просмотреть документы, отобрать то, что может заинтересовать доктора Гилри, и пойти в копировальный центр. Пачка отобранных документов оказалась толщиной не меньше дюйма.
  
  — С богом, — напутствовал Ребус, провожая Шивон к двери.
  
  Снизу донесся истеричный гудок — это сигналил мотоциклист, которого она заблокировала своей машиной. Он раскрыл окно, впустил в комнату свежего воздуха, а потом плюхнулся в кресло, чувствуя, что устал как собака: резь в глазах, боль в спине и шее. Он вспомнил, как Эллен Уайли напрашивалась на то, чтобы он сделал ей массаж. Интересно, с каким прицелом? А впрочем, не важно — он чувствовал лишь облегчение, что ничего не произошло. Живот нависал над брючным ремнем. Он распустил галстук, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке. Стало легче, он ослабил вдобавок и брючный ремень.
  
  Тренировочный костюм и шлепанцы. Ну, еще и домработницу в придачу.
  
  Ребус потер колено. По ночам он стал просыпаться от судорог в ноге. Ревматизм, артрит, ломота — обращаться с этим к врачу бесполезно. Он уже ходил к нему с давлением, и что? Меньше сахара и соли, никаких жиров, займитесь физкультурой. О выпивке и куреве не может быть и речи.
  
  Свой ответ Ребус облек в форму вопроса: «Вам не приходило в голову, что лучше заказать табличку с такими рекомендациями, прибить ее к стулу, а самому отвалить домой?»
  
  Врач в ответ только кисло улыбнулся.
  
  Зазвонил телефон, Ребус громко выругался. Если он кому-то понадобился, почему не позвонить по сотовому. Секунд через тридцать зазвонил мобильник. На этот раз он ответил: звонила Эллен Уайли.
  
  — Да, Эллен, — сказал он, посчитав, что не стоит ставить ее в известность, что он как раз думал о ней.
  
  — Обнаружила только одну мелочь, связанную с пребыванием Тревора Геста в нашем прекрасном городе.
  
  — Ну давай излагай.
  
  Он откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза.
  
  — Он участвовал в драке на Рэтклиф-террас. Знаешь, где это?
  
  — Это там, где заправляются таксисты. Я был там вчера вечером.
  
  — На противоположной стороне улицы есть паб «Суониз».
  
  — Я там бывал.
  
  — А теперь сюрприз. Слушай: Гест заходил туда по крайней мере один раз. С ним повздорил какой-то набравшийся, и для выяснения отношений они вышли на улицу. А одна из наших машин оказалась как раз перед автомастерской. Обоих отвезли в участок и заперли на ночь в камеры.
  
  — Так-так?…
  
  — До суда дело не дошло. Свидетели показали, что тот парень ударил первым. Геста спросили, желает ли он предъявить обвинение, но он отказался.
  
  — Конечно, неизвестно, из-за чего они разодрались?
  
  — Попытаюсь выяснить это у копов, производивших задержание.
  
  — Да это не так уж важно. А как звали второго?
  
  — Дункан Баркли. — Секунду помолчав, она добавила: — Он не местный, хотя… назвал адрес в Колдстриме. Это ведь где-то на Северном нагорье?
  
  — Да нет, Эллен, это городишко совсем в другой части Шотландии. — Ребус открыл глаза и выпрямил спину. — Как раз в центре Приграничья.
  
  Он попросил ее обождать и пошел за карандашом и бумагой. Через несколько секунд он снова взял трубку:
  
  — Я готов. Выкладывай все, что разузнала…
  24
  
  Хотя сумерки еще не наступили, тренировочное поле для гольфа было ярко освещено, напоминая собой съемочную площадку. Мейри взяла напрокат три клюшки и корзину с пятьюдесятью шарами. Два первых помоста были уже заняты, но свободных мест хватало. Поодаль машина, похожая на миниатюрный зерноуборочный комбайн, подбирала на траве шары. Водитель сидел за сетчатым экраном. Мейри заметила игрока на самом дальнем помосте. Рядом с ним стоял тренер. Игрок ударил по мячу, который, к его разочарованию, пролетел не более семидесяти ярдов.
  
  — Уже лучше, — слукавил тренер. — Постарайтесь сосредоточиться на том, чтобы не сгибать колено.
  
  — Опять черпнул? — спросил ученик.
  
  Мейри поставила свою металлическую корзину у ближайшего к ним помоста. Сделала несколько пробных замахов для разминки. Тренера и ученика ее соседство отнюдь не обрадовало.
  
  — Прошу прощения, — обратился к ней тренер. Мейри повернула голову. Он улыбнулся ей из-за перегородки. — Это место мы забронировали.
  
  — Но вы же его не используете, — возразила Мейри.
  
  — Но мы за него заплатили.
  
  — Я бы не хотел тренироваться прилюдно — раздраженно добавил ученик.
  
  Но тут он узнал Мейри:
  
  — О боже…
  
  Тренер обернулся к нему:
  
  — Вы что, знаете ее, мистер Пеннен?
  
  — Да она же репортер, черт возьми, — сказал Пеннен и, обращаясь к Мейри, добавил: — Мне вам сообщить нечего.
  
  — Ну и ладно, — бросила Мейри, готовясь к первому удару.
  
  Мяч взмыл в воздух и, описав чистую дугу, почти без отклонения приземлился рядом с флагом, установленным на двухсотъярдовой отметке.
  
  — Очень неплохо, — заметил тренер.
  
  — Меня учил отец, — объяснила она. — А вы что, профессионал? Кажется, я видела вас на соревнованиях.
  
  Он кивнул.
  
  — Не на «Скоттиш Оупен»?
  
  — Не прошел квалификационный отбор, — признался тот, слегка покраснев.
  
  — Ну, поговорили, и хватит, — вмешался в разговор Ричард Пеннен.
  
  Мейри пожала плечами и приготовилась к следующему удару. Пеннен, казалось, тоже вернулся к игре, но вдруг выпрямился.
  
  — Послушайте, за каким чертом вас сюда занесло? — спросил он без обиняков.
  
  Мейри не ответила, наблюдая за мячом, приземлившимся чуть левее двухсотъярдового флага.
  
  — Надо немного потренироваться, — сказала самой себе, а затем повернулась к Пеннену: — Подумала, что должна вас честно предупредить.
  
  — Предупредить… и о чем же?
  
  — Вероятно, до понедельника материал еще не выйдет, — с задумчивым видом произнесла она. — Так что у вас еще есть время подготовить ответ.
  
  — Вы, похоже, ловите меня на живца, мисс?…
  
  — Хендерсон, — подсказала она. — Мейри Хендерсон — так будет подписана статья, которую вы прочтете в понедельник.
  
  — А какой же будет заголовок? «„Пеннен Индастриз“ выбивает из „Большой восьмерки“ рабочие места для Шотландии»?
  
  — Такой заголовок подошел бы для раздела «Бизнес», — подумав, возразила она. — А моя статья выйдет на первой полосе. Как вам такой вариант: «В скандал со ссудами вовлечены и правительство, и оппозиция»?
  
  Пеннен хрипло рассмеялся:
  
  — И это, что ли, ваш главный козырь?
  
  — Почему же? Есть немало и других тем, которые так и просятся на бумагу: ваша деятельность в Ираке, раздача взяток в Кении, да и в других регионах… Но пока думаю ограничиться ссудами. Знаете, тут одна птичка принесла на хвосте весть, будто вы субсидируете и лейбористов, и консерваторов. Пожертвования все-таки фиксируются, а вот ссуды — дело сугубо секретное. К тому же я сильно сомневаюсь, что обеим партиям известно о вашей работе на два фронта. Мне видится это так: Пеннен откололся от Министерства обороны при содействии последнего консервативного правительства, а лейбористы решили не аннулировать сделку, так что и те, и те — ваши благодетели.
  
  — В этих ссудах нет ничего противозаконного, мисс Хендерсон, тайно они даются или в открытую.
  
  — Но уж если это попадет в газеты, скандала не миновать, — уверенно продолжала Мейри. — А как я уже сказала, кто знает, что там еще всплывет?
  
  Пеннен с силой ударил клюшкой по перегородке:
  
  — Да вы знаете, как я вкалывал всю неделю, организовывая многомиллионные контракты для британской промышленности? А вот чем занимаетесь вы, кроме раздувания никому не нужных скандалов?
  
  — У каждого свое место под луной, мистер Пеннен. — Она улыбнулась. — Вы ведь рассчитываете скоро расстаться с банальной приставкой «мистер», верно? Вы стольких подмаслили, что пэрство, наверно, не за горами? Неужели вам не ясно, что как только Блэр узнает, что вы субсидируете его врагов…
  
  — Проблемы, сэр?
  
  Обернувшись на голос, Мейри увидела трех полицейских. Тот, что произнес эти слова, смотрел на Пеннена, взгляды двух других были устремлены на нее, только на нее.
  
  Враждебные взгляды.
  
  — Мне кажется, дама уже уходит, — произнес Пеннен.
  
  Мейри демонстративно глянула через перегородку.
  
  — У вас там что, волшебная лампа Аладдина? Когда я вызываю полицию, в самом лучшем случае она появляется через полчаса.
  
  — Мы обычный патруль, — объявил тот, у которого была самая наглая рожа.
  
  Мейри окинула его взглядом сверху донизу: никаких знаков различия. Лицо загорелое, прическа ежиком, челюсти сжаты.
  
  — Только один вопрос, — обратилась к нему Мейри. — Вам известно, какое наказание положено тому, кто выдает себя за стража порядка?
  
  Злобный коп еще больше нахмурился и протянул руку, намереваясь схватить ее. Мейри отпрыгнула и бросилась наутек по газону наперерез мячам двух ближайших к выходу игроков, что вызвало у них взрыв шумного возмущения. Она оказалась у двери на мгновение раньше преследователей Женщина в будке поинтересовалась, где ее клюшки. Мейри не ответила. Толчком распахнула вторую дверь и выскочила на парковку. Оглянуться времени не было. Она плюхнулась на водительское сиденье, заблокировала замки всех дверей. Сунула ключ в замок зажигания. Кулак застучал по окну водительской дверцы. Злобный коп сначала принялся рвать ручку, затем метнулся вперед и встал перед капотом. Взгляд Мейри ясно сказал ему, что рука у нее не дрогнет. Она дала по газам.
  
  — Берегись, Джеко! Эта шалава психованная!
  
  Джеко ничего не оставалось, кроме как рыбкой отлететь в сторону или проститься с жизнью. В боковое зеркало она видела, как он поднимается с земли. Рядом с ним затормозила машина. Тоже без опознавательных знаков. В одно мгновение Мейри оказалась на шоссе — налево аэропорт, направо город. Дорога в Эдинбург давала ей больше шансов оторваться.
  
  Джеко… Она запомнит это имя. «Шалава» — так назвал ее один из копов. Это слово она слышала только от солдат. Контрактники… загар приобретен в жарком климате.
  
  Ирак.
  
  Личная охрана под видом полицейских.
  
  Она глянула в зеркало заднего вида: никого не видно. Но это не значит, что они отступились. Мейри свернула с шоссе А-8 и понеслась по объездной дороге, не обращая внимания на знаки, ограничивающие скорость, сигналя фарами едущим впереди водителям и прося их уступить дорогу…
  
  Ну, а куда дальше? Им не составит труда узнать ее адрес, для такого человека, как Ричард Пеннен, это до смешного просто. Аллан работает и до понедельника в городе не появится. Ничто не мешает поехать в редакцию «Скотсмена» и сразу же засесть за статью. Ноутбук в багажнике, а в нем вся информация. Записи, цитаты и черновые наброски. Если уж на то пошло, можно провести в офисе хоть всю ночь, укрывшись от внешнего мира, глотая кофе и грызя шоколадку.
  
  И готовя погибель Ричарду Пеннену.
  
  Новость Ребусу сообщила Эллен Уайли, он сразу позвонил Шивон, и через двадцать минут ее машина уже стояла у его подъезда. Они поехали в Ниддри; ехали молча, в сумерках. Лагерь у спортивного центра Джека Кейна уже прекратил свое существование. Ни палаток, ни душевых кабинок, ни туалетов. Ограждение было наполовину демонтировано, охрана снята; сейчас на территории находились полицейские, врачи «скорой помощи» и два санитара из морга, те самые, которые недавно забирали тело Бена Уэбстера от подножия Замковой скалы. Шивон поставила машину рядом со строем служебных автомобилей. Несколько детективов — из Сент-Леонарда и Крейгмиллара, — увидев прибывших коллег, приветливо кивнули Ребусу и Шивон.
  
  — Это ведь не совсем ваша территория, — заметил один.
  
  — Должен признаться, у меня особый интерес к покойному, — ответил Ребус.
  
  Шивон, стоявшая рядом, шепнула ему на ухо:
  
  — До них еще не дошла новость, что нас отстранили.
  
  Ребус молча кивнул. Они направились к ползавшим по земле гомповцам. Дежурный врач, который уже констатировал смерть, подписывал официальные бумаги. Фотограф щелкал вспышкой; лучи фонариков шарили по траве в поисках улик. Дюжина полицейских, выстроившись в цепь, держала незваных зрителей на расстоянии от места происшествия, которое уже огораживали желтой лентой. Дети на велосипедах, матери с малолетними детьми в колясках. Ничто так не притягивает к себе любопытных, как место преступления.
  
  — Тут стояла палатка моих родителей, — объявила Шивон Ребусу, сориентировавшись на местности.
  
  — Думаю, это не они оставили после себя такой беспорядок.
  
  Он поддал носком ботинка валявшуюся на земле пластиковую бутылку. Все вокруг было забросано мусором — разорванные плакаты, смятые листовки, упаковки от фастфуда, шарф и одна перчатка, детская погремушка и памперсы… Кое-что гомповцы взяли для исследований — вдруг обнаружатся отпечатки пальцев или следы крови.
  
  — Не хочу подходить ближе, — сказала Шивон.
  
  Ребус пожал плечами и прошел вперед. Распростертое на земле тело Гарета Тенча остывало. Он лежал лицом вниз, подогнув под себя ноги, словно смерть настигла его в прыжке. Голова повернута вбок, глаза открыты. На спине куртки расплылось темное пятно.
  
  — Похоже, ударили ножом, — сказал Ребус, обращаясь к доктору.
  
  — Причем трижды, — подтвердил тот. — В спину. И раны, как мне кажется, неглубокие.
  
  — Достаточно и таких, — заметил Ребус. — А что за нож?
  
  — Пока трудно сказать что-то определенное. — Доктор глянул на него поверх узких очков. — Ширина лезвия примерно дюйм, может, чуть меньше.
  
  — Что-нибудь пропало?
  
  — При нем было немного наличности… кредитные карточки и прочее. Так что никаких проблем с опознанием. — Доктор устало улыбнулся и протянул Ребусу дощечку с закрепленными на ней документами. — Можете подписать документы, инспектор…
  
  Ребус поднял руки:
  
  — Я не задействован в расследовании, док.
  
  Врач посмотрел на Шивон, но Ребус отрицательно замотал головой и сам пошел к ней.
  
  — Три колотые раны, — сообщил он.
  
  Шивон, не сводившую пристального взгляда с лица Тенча, похоже, била легкая дрожь.
  
  — Озябла? — спросил Ребус.
  
  — Это точно он, — негромко произнесла она.
  
  — А ты считала его бессмертным?
  
  — Я не о том.
  
  Она не могла оторвать взгляд от трупа.
  
  — Я думаю, нам придется кое о чем рассказать.
  
  Ребус оглянулся по сторонам в поисках возможного собеседника.
  
  — О чем?
  
  — О том, что мы причиняли Тенчу некоторые неудобства. Ведь это все равно выплывет рано или…
  
  Она схватила его за руку и потащила к серой бетонной стене спортивного центра.
  
  — В чем дело?
  
  Но она не отвечала, пока не убедилась, что они отошли достаточно далеко. Но даже сейчас она придвинулась к нему почти вплотную, будто собираясь вальсировать. На лицо ее падала тень.
  
  — Шивон, в чем дело? — настойчиво переспросил Ребус.
  
  — Ты должен знать, кто виновник, — ответила она.
  
  — Кто же?
  
  — Кейт Карберри, — свистящим шепотом проговорила она.
  
  Ребус молчал. Шивон подняла лицо вверх, к небу, и закрыла глаза. Ребус заметил, что ее пальцы сжались в кулаки, а тело буквально окаменело.
  
  — Что произошло? — спросил он негромко. — Шивон, что ты, черт возьми, натворила?
  
  Она открыла глаза, справилась со слезами, дыхание стало ровным.
  
  — Сегодня утром я виделась с Карберри. Мы сказали ему… — Она помолчала. — Я сказала ему, что мне нужен Гарет Тенч. — Она посмотрела в ту сторону, где на земле лежал труп. — Возможно, он понял это вот так…
  
  Ребус настойчиво пытался встретиться с ней взглядом.
  
  — А ведь я видел его сегодня, — сказал он. — Он следил за Тенчем, когда тот вышел из Городского собрания. — Он сунул руки в карманы. — Шивон, ты сказала «мы»…
  
  — Разве?
  
  — Где вы с ним говорили?
  
  — В зале для игры в пул.
  
  — В том самом, о котором говорил Кафферти? — Дождавшись ее кивка, Ребус продолжал: — Кафферти был при этом? Говори! — Он прочел ответ в ее взгляде и изо всех сил врезал рукой по стене. — Господи! — закричал он. — Ты — и Кафферти?
  
  Она снова кивнула.
  
  — Уж если он вцепится в тебя, Шив, никакая сила не разожмет его клыки. За все эти годы, что мы с тобой знакомы, ты должна была это понять.
  
  — Что мне теперь делать?
  
  Он на миг задумался.
  
  — Если ты будешь молчать, Кафферти поймет, что ты у него в руках.
  
  — А если я во всем сознаюсь…
  
  — Не знаю, — ответил он. — Возможно, снова переведут в отдел охраны порядка.
  
  — А может, сразу подать рапорт об отставке…
  
  — Что Кафферти сказал Карберри?
  
  — Только то, что он должен сдать нам советника.
  
  — Кому это «нам», Кафферти или закону?
  
  Она пожала плечами.
  
  — И как он должен был это сделать?
  
  — Джон, ну откуда мне, черт возьми, знать. Ты же сам говорил, что он следил за Тенчем.
  
  — От слежки до убийства большая дистанция.
  
  — Для Карберри, может, и близкая.
  
  Ребус опять задумался.
  
  — Пока никому ни слова, — решительно сказал он. — Кто еще видел тебя с Кафферти?
  
  — Только Карберри. В игровом зале были еще люди, но наверху были только мы втроем.
  
  — А ты знала, что Кафферти там будет? — спросил он и, дождавшись ее кивка, добавил: — Так вы с ним обо всем условились?
  
  Она снова кивнула.
  
  — А мне сказать даже не подумала. — Он с трудом удерживался, чтобы не повысить голос.
  
  — Вчера вечером Кафферти приходил ко мне домой, — созналась Шивон.
  
  — Господи…
  
  — Он владелец зала для игры в пул… поэтому он и знал, что Карберри там бывает.
  
  — Тебе надо держаться от него как можно дальше, Шив.
  
  — Знаю.
  
  — Что сделано, то сделано, но нам надо что-то придумать.
  
  — А что мы можем?
  
  Он пристально посмотрел на нее:
  
  — Я сказал «нам», но имел в виду себя.
  
  — Потому что Джон Ребус может уладить любое дело? — Выражение ее лица стало чуть менее растерянным. — Ну уж нет, буду отвечать за все сама, Джон. Нельзя же все время рассчитывать на то, что ты придешь и спасешь.
  
  — Может, прекратим изъясняться возвышенным стилем? — оборвал он ее, хлопнув себя ладонями по бедрам.
  
  — А знаешь, почему я поддалась на уговоры Кафферти? Почему пошла в зал для пула, зная, что он будет там? — Ее голос дрожал от волнения. — Потому что он предлагал мне то, чего я уж наверняка никогда не добилась бы от закона. Ты же сам убедился на прошлой неделе, как действуют толстосумы и власть имущие… для них не существует преград. Кейт Карберри оказался в тот день на Принсез-стрит, потому что думал, что этого хочет его босс. Он считал, что заслужит расположение Тенча, если учинит как можно больше безобразий.
  
  Ребус молчал, давая ей возможность высказать все до конца, а потом положил ей руки на плечи.
  
  — Кафферти, — вполголоса начал он, — хотел убрать с дороги Гарета Тенча и с удовольствием использовал тебя как средство достижения этой цели.
  
  — Но он уверял меня, что не хочет его смерти.
  
  — А мне он говорил, что жаждет именно этого. Причем выразился красочно и без обиняков.
  
  — Мы не просили Кейта Карберри его убивать, — упрямо повторила она.
  
  — Шивон, — Ребус старался говорить как можно убедительнее, — вспомни, ведь минуту назад ты сама сказала: Кейт делает то, что, по его мнению, от него хотят — хотят те, в чьих руках власть, кто имеет возможность им управлять. А это такие люди, как Тенч… Кафферти… ну и ты. — Сказав это, он ткнул в нее пальцем.
  
  — Выходит, я виновата? — спросила она, прищурившись.
  
  — Все когда-нибудь ошибаются, Шивон.
  
  — Ну, спасибо.
  
  Повернувшись на каблуках, она быстро пошла назад по полю. Ребус опустил голову, посмотрел под ноги, вздохнул и полез в карман за сигаретами и зажигалкой.
  
  Зажигалка оказалась пустой. Он тряс ее, дул в нее, яростно крутил колесико… но та лишь искрила. Он побрел обратно и, дойдя до полицейских автомобилей, попросил прикурить у одного из стоявших рядом полицейских. Коллега его выручил, и Ребус счел, что может попросить еще об одном одолжении.
  
  — Я без машины, — сказал он, глядя на удаляющиеся в темноту огни автомобиля Шивон.
  
  Ему казалось невероятным, что Кафферти сумел поймать ее на крючок. Хотя нет… очень даже вероятным. Шивон хотела доказать родителям не только то, что она профессионал высшего класса, но и что это дорогого стоит. Ей хотелось продемонстрировать им, что всегда есть ответы и решения. И Кафферти обещал ей и то, и другое.
  
  Но за определенную цену — за его цену.
  
  Шивон рассуждала уже не как коп, а как дочь своих родителей. Ребус вспомнил, как сам он сделал так, чтобы стать чужим для своей семьи, сначала для жены и дочери, а потом и для брата. Он оттолкнул их от себя, ведь ему казалось, что того требовала работа, которой нужно отдавать всего себя без остатка. И ни для чего другого места не оставалось… Но уже слишком поздно, и ничего не поправить.
  
  Слишком поздно для него, но не для Шивон.
  
  — Так что, подбросить? — спросил Ребуса патрульный.
  
  Ребус кивнул и сел в машину.
  
  Первая остановка — полицейский участок в Крейгмилларе. Налив чашку кофе из автомата, он стал ждать прибытия команды. Было понятно, что все вернутся сюда. И действительно, скоро начали подъезжать патрульные машины. Ребус никого не знал в лицо, поэтому подошел наобум к одному из детективов и назвал себя. Тот бросил на него взгляд исподлобья:
  
  — Вам надо обратиться к сержанту Макманусу.
  
  В эту минуту Макманус как раз показался в дверях. Он выглядел еще моложе Шивон — похоже, ему не было и тридцати. Мальчишеское лицо, худая долговязая фигура. Ребусу показалось, что парень из местных. Он протянул ему руку и представился.
  
  — А я уж думал, что вы мифический персонаж, — сказал Макманус с улыбкой. — Говорят, вы тут у нас работали.
  
  — Верно.
  
  — С Мозом и Маклеем.
  
  — Да, имел несчастье.
  
  — Оба уже давно отсюда перевелись, так что не волнуйтесь. — Они шли по длинному коридору в глубь здания. — Могу я вам чем-то помочь, мистер Ребус?
  
  — Я должен вам кое-что рассказать.
  
  — Что?
  
  — В последние дни я несколько раз пересекался с покойным.
  
  Макманус пристально посмотрел на Ребуса:
  
  — Неужели?
  
  — Я расследую убийство Сирила Коллера.
  
  — Там ведь, кажется, еще двое убитых?
  
  Ребус кивнул:
  
  — Тенч был связан с одним из них — с парнем, работавшим в дневном стационаре тут неподалеку. Тенч его туда и устроил.
  
  — Обычное дело.
  
  — Вы ведь наверняка будете говорить с вдовой… она, скорее всего, упомянет о недавнем визите уголовной полиции.
  
  — То есть о вашем?
  
  — Да, мы с коллегой навестили его дома.
  
  Они свернули налево в другой коридор. Макманус вел Ребуса в уголовный отдел, где уже собиралась оперативно-следственная группа.
  
  — У вас есть для меня еще какая-то информация?
  
  Ребус сделал вид, будто роется в памяти. Через несколько секунд, покачав головой, он сказал:
  
  — Да нет, пожалуй, все.
  
  — Тенч был подозреваемым?
  
  — Да нет. — Ребус немного помолчал и добавил: — Нас несколько удивили его отношения с одним юным отморозком по имени Кейт Карберри.
  
  — Я знаю Кейта, — сказал Макманус.
  
  — Его судили по обвинению в нарушении порядка на Принсез-стрит. Муниципальный советник ждал его на выходе из суда. Они встретились как близкие друзья. А потом, просматривая материалы видеонаблюдения, мы установили, что Карберри без всякой причины ударил безобидную женщину. По сути, его можно было бы привлечь по более серьезному обвинению. Сегодня около часа мне довелось побывать в Городском собрании и поговорить с муниципальным советником Тенчем. Отъезжая, я заметил Карберри, который стоял на другой стороне улицы, наблюдая… — Ребус пожал плечами, словно показывая, что смысл упомянутых им фактов ускользает от его понимания.
  
  Макманус смотрел на него изучающим взглядом.
  
  — Карберри видел вас вместе? — спросил он.
  
  Ребус кивнул.
  
  — И это было около часа?
  
  — Мне показалось, что он следит за советником.
  
  — И вы не остановились поинтересоваться, в чем дело?
  
  — Я заметил его уже из машины… да и то мельком, в зеркало заднего вида.
  
  Макманус прикусил нижнюю губу.
  
  — Расследование нельзя затягивать, — проговорил он. — Ведь Тенч был чертовски популярен и здорово помогал своему округу. Это может очень разозлить некоторых людей.
  
  — Без сомнения, — подтвердил Ребус. — А вы сами знали советника?
  
  — Он дружил с моим дядей… еще со школы.
  
  — Значит, вы сами тоже отсюда, — предположил Ребус.
  
  — Рос в тени Крейгмилларского замка.
  
  — Так, значит, вы давно знакомы с муниципальным советником?
  
  — Много-много лет.
  
  — А про него ничего не болтали? — спросил Ребус как бы между прочим.
  
  — В каком смысле «болтали»?
  
  — Ну, что обычно болтают: гуляет на сторону, разбазаривает казенные средства…
  
  — А ведь его тело еще даже не остыло, — с упреком сказал Макманус.
  
  — Я просто поинтересовался, — сконфуженно проговорил Ребус. — Я ничего не имел в виду.
  
  Макманус обвел взглядом свою группу — пять мужчин и двух женщин. Они старательно делали вид, будто не слышат, о чем говорят их шеф и этот незнакомец. Отойдя от Ребуса, Макманус встал перед ними:
  
  — Надо поехать к нему домой, сообщить семье. Нужно провести формальное опознание. — Он повернул голову в сторону Ребуса. — После этого доставим сюда Кейта Карберри. Необходимо задать ему несколько вопросов.
  
  — Типа: «Где нож, Кейт?» — спросил кто-то.
  
  Макманус не отреагировал на шутку.
  
  — На прошлой неделе здесь были такие люди, как Буш, Блэр и Боно, — продолжил он, — но в Крейгмилларе Гарет Тенч пользуется не меньшим уважением, чем члены королевской семьи. Стало быть, мы должны засучить рукава. Чем больше мы успеем за сегодня, тем лучше.
  
  В ответ раздалось несколько стонов, но откровенно театральных. Ребусу показалось, что Макмануса здесь любят и ради него готовы поднапрячься.
  
  Ребус собрался было поблагодарить Макмануса, пожелать ему успехов, но молодой сержант уже самозабвенно давал указания:
  
  — Рэй, Барбара… проверьте записи системы видеонаблюдения в центре Джека Кейна. Билли, Том… поторопите наших уважаемых патологоанатомов — этих лентяев из отдела судмедэкспертизы. Джимми и Кэт, тащите сюда Кейта Карберри. Пусть позагорает в камере, пока я не вернусь. Бен, ты со мной, поедем к муниципальному советнику в Даддингстон-Парк. Вопросы?
  
  Вопросов не было.
  
  Шагая по коридору обратно, Ребус размышлял, как устроить так, чтобы выгородить Шивон, ведь Карберри может расколоться и выложить все. В его голове уже формировалась легенда для Макмануса.
  
  Сержант Кларк получила информацию, что Кейт посещает зал для игры в пул в Ресталриге. Когда она туда пришла, хозяин заведения, Моррис Гордон Кафферти, тоже оказался там…
  
  Маловероятно, что Макманус это проглотит. Можно, конечно, отрицать факт встречи, но ведь есть свидетели. А кроме того, такая тактика могла сработать только при содействии Кафферти, на которое он согласился бы с единственной целью — покрепче заарканить Шивон. Тогда все ее будущее окажется в руках у Кафферти, да и будущее Ребуса тоже. Он вышел на улицу, погруженный в эти мысли, и снова попросил его подвезти, на этот раз в Мерчистон.
  
  Экипаж патрульной машины оказался разговорчивым, но куда он едет, никто допытываться не стал. Возможно, патрульные решили, что инспектор уголовной полиции может позволить себе иметь дом в этом тихом зеленом районе. Особняки в викторианском стиле отгородились от мира высокими изгородями. Уличное освещение работало вполсилы, словно боясь нарушить спокойный сон обитателей. Широкие улицы были практически пусты. Ребус попросил остановиться на Эттрик-роуд, не желая афишировать, куда направляется. Патрульные, которым явно любопытно было узнать, какой из особняков является конечной точкой его маршрута, не торопились отъезжать. Но Ребус отпустил их взмахом руки и не спеша вытащил сигареты. Один из патрульных одарил его полудюжиной спичек. Ребус чиркнул спичкой о стену и, прикуривая, наблюдал, как патрульная машина, доехав до перекрестка, включила указатель правого поворота. Дойдя до конца Эттрик-роуд, он повернул направо — патрульной машины не видно, как не видно и никакого закоулка, где она могла бы укрыться. Вообще никаких признаков жизни: ни машин, ни пешеходов, ни единого звука не доносилось из-за высоких каменных стен. Огромные окна забраны деревянными ставнями. Теннисные корты и зеленые площадки для боулинга пустынны. Еще раз свернув направо. Ребус вышел на другую улицу, прошел до середины. Перед одним из домов красовалась живая изгородь из кустов остролиста. За ней виднелось освещенное крыльцо с каменными колоннами. Ребус толчком открыл калитку. Дернул звонок. Подумал, что, может быть, лучше зайти с заднего крыльца. Но в этот момент массивная деревянная дверь дрогнула, и через секунду в дверном проеме возник молодой человек. У него было тело культуриста, а черная футболка еще больше это подчеркивала.
  
  — Поосторожней со стероидами, — посоветовал ему Ребус. — Твой господин и хозяин дома?
  
  — Почему вы так уверены, что он захочет купить то, что вы продаете?
  
  — Я продаю спасение души, сын мой, а это товар, нужный всем, и даже тебе.
  
  Через плечо атлета Ребус увидел пару женских ног, спускавшихся по лестнице. Босые ступни, стройные загорелые ноги, прикрытые чуть выше колен белым махровым халатом. Спустившись на полмарша, женщина остановилась и, перегнувшись через перила, пыталась рассмотреть того, кто нарушил ее покой. Ребус приветливо махнул ей рукой. Она, по всей вероятности, получила хорошее воспитание, поскольку махнула рукой в ответ, хотя и не знала, кто перед ней. После этого повернулась и стала медленно подниматься наверх.
  
  — А документ у вас есть? — спросил телохранитель.
  
  — Ага, наконец-то дошло! — воскликнул Ребус. — Мы с твоим хозяином знакомы очень давно. — Он указал пальцем на одну из множества дверей, выходивших в прихожую. — Это гостиная, и там я его подожду.
  
  Ребус хотел пройти мимо атлета, но его остановила упершаяся ему в грудь растопыренная пятерня.
  
  — Он занят, — объяснил телохранитель.
  
  — Трахается с кем-то из своих курочек, — догадался Ребус. — А это значит, что я могу пару минут побродить — ведь обычно ему требуется не больше двух минут, чтобы закончить дело. — Он пристально посмотрел на руку, свинцовой тяжестью давившую ему на грудь. — Ты уверен, что тебе это надо? — Ребус встретился взглядом с телохранителем. — С этой минуты каждая наша встреча, — произнес он вполголоса, — будет фиксироваться в моей памяти… и поверь мне, сынок, — хотя некоторые могут рассказать тебе о моих просчетах, — у меня есть целая пригоршня медалей, полученных за злопамятность.
  
  — А также приз за умение явиться в самый неподходящий момент, — раздался хриплый голос сверху.
  
  Ребус увидел Верзилу Гора Кафферти, спускавшегося по лестнице и на ходу завязывавшего пояс широченного махрового халата. Остатки волос на его голове стояли дыбом, лицо было багровым от усилий.
  
  — За каким чертом тебя сюда принесло? — рявкнул он.
  
  — Больно шаткое у тебя алиби, — заметил Ребус. — Телохранитель да подружка, которую ты, наверное, пригласил с почасовой оплатой.
  
  — Да на кой ляд мне алиби?
  
  — Как будто не знаешь! Одежда-то, поди, уже в стиральной машине? А кровь смыть не так-то легко.
  
  — Что за чушь ты несешь!
  
  — Гарет Тенч убит, — объявил Ребус. — Заколот ножом в спину — а это твой излюбленный способ. Хочешь обсуждать это в присутствии охранника или, может, пройдем в гостиную?
  
  На лице Кафферти не дрогнул ни один мускул. Глаза казались двумя маленькими черными ямками, губы вытянулись в узкую прямую полоску. Сунув руки в карманы халата, он чуть заметно кивнул, подавая знак телохранителю. Тот опустил руку, и Ребус прошел вслед за Кафферти в огромную гостиную. Под потолком сияла хрустальная люстра, в эркере блестел кабинетный рояль, по обе стороны от него возвышались гигантские колонки, а на полке стояла стереосистема с самыми последними наворотами. Развешанные по стенам современные картины поражали мешаниной цветов. Над камином в рамке красовалась суперобложка книги Кафферти. А сам он, повернувшись спиной к Ребусу, склонился над баром.
  
  — Виски? — спросил он.
  
  — Почему бы и нет? — ответил Ребус.
  
  — Ты говоришь, ножом в спину?
  
  — Три удара. Возле центра Джека Кейна.
  
  — В своем округе, — заметил Кафферти. — Грабители переусердствовали?
  
  — Думаю, тебе лучше знать.
  
  Кафферти повернулся к нему и протянул стакан с изысканным напитком темно-коричневого, цвета. Ребус не стал утруждать себя сочинением тоста, а просто подержал виски во рту, перед тем как проглотить.
  
  — Ты только о том и думал, как бы его убрать, — сказал он, наблюдая, как Кафферти мелкими глотками отпивает виски из своего стакана. — Я помню, как ты его поносил.
  
  — Да, мне тогда в голову ударило, — признал Кафферти.
  
  — В таком состоянии и до греха недалеко.
  
  Взгляд Кафферти был устремлен на одну из висевших на стене картин. Жирные белые мазки, постепенно переходящие в серые и красные подтеки.
  
  — Не стану врать, Ребус, — меня нисколько не огорчает, что его убили. Моя жизнь станет спокойнее. Но я его не заказывал.
  
  — А я вот уверен, что заказал его ты.
  
  Кафферти, пристально глядя на Ребуса, чуть приподнял одну бровь:
  
  — А что обо всем этом думает Шивон?
  
  — Вот как раз из-за нее я сюда и пришел.
  
  Кафферти расплылся в улыбке.
  
  — Так я и думал, — признался он. — Она рассказала тебе о разговоре с Кейтом Карберри?
  
  — Как мне известно, после этого разговора он отправился выслеживать Тенча.
  
  — Это его личное дело.
  
  — А не ты ли ему велел?
  
  — Спроси у Шивон — она ведь была при нашей встрече.
  
  — Кафферти, она тебе не Шивон, а сержант уголовной полиции Кларк, и она не знает тебя так хорошо, как я.
  
  — Ты уже арестовал Карберри? — спросил Кафферти, отводя взгляд от картины.
  
  Медленно кивая, Ребус ответил:
  
  — И он заговорит, готов спорить на что угодно. Так что, если ты сказал ему хоть слово…
  
  — Я ничего ему не говорил. Если он утверждает, что я ему что-то говорил, значит, он врет, и, кстати, у меня есть свидетель — сержант уголовной полиции.
  
  — Кафферти, ее не вмешивай, — с угрозой предостерег Ребус.
  
  — А то что?
  
  В ответ Ребус лишь пожал плечами и покачал головой.
  
  — Ее не вмешивай, — повторил он.
  
  — Да она мне очень нравится. Ребус. Когда тебя за руки, за ноги поволокут в богадельню, будь уверен, ты оставишь ее в надежных руках.
  
  — Не смей даже приближаться к ней. Не смей с ней говорить, — угрожающе прошептал Ребус.
  
  Растянув рот в широкой улыбке, Кафферти опрокинул в рот содержимое своего хрустального стакана. Затем облизал губы и шумно выдохнул.
  
  — Волноваться-то тебе надо из-за мальчишки. Ты ведь не сомневаешься, что он заговорит. А уж если заговорит, обязательно впутает сержанта Кларк. — Взглянув на Ребуса и убедившись в том, что его внимательно слушают, Кафферти продолжал: — Мы можем, разумеется, сделать так, что у него не будет шанса разговориться…
  
  — Жаль, что Тенч мертв, — произнес вполголоса Ребус. — Вот теперь-то я уж точно помог бы ему тебя уничтожить.
  
  — Ты переменчивая натура, Ребус… ну прямо как летний денек в Эдинбурге. Уже на следующей неделе ты будешь целовать меня взасос. — Для пущей убедительности Кафферти вытянул губы трубочкой. — Ведь тебя уже и так отстранили от дел. Неужели тебе не хватает врагов? Сколько времени прошло с тех пор, как число твоих врагов превысило число друзей?
  
  Ребус обвел взглядом комнату:
  
  — Что-то не вижу, чтобы у тебя тут друзья тусовались.
  
  — Это потому, что я тебя в свою компанию не приглашал. Хотя один раз приглашал — на презентацию.
  
  Кафферти кивком указал на камин. Ребус снова посмотрел на резную рамку, в которой красовалась суперобложка книги Кафферти.
  
  «Лицедей: Исповедь человека по прозвищу мистер Верзила».
  
  — Что-то не слыхал, чтобы тебя называли мистер Верзила, — усомнился Ребус.
  
  Кафферти пожал плечами:
  
  — Это идея Мейри, не моя. Кстати, надо ей позвонить… Мне показалось, она меня избегает. Наверно, и здесь без тебя не обошлось, а?
  
  Ребус, казалось, не слышал сказанного.
  
  — Теперь, когда Тенч не стоит у тебя поперек дороги, ты приберешь к рукам Ниддри и Крейгмиллар.
  
  — Кто? Я?
  
  — А Карберри и его отморозки будут у тебя за шестерок.
  
  Кафферти захохотал:
  
  — Не возражаешь, если я кое-что запишу? Чтобы не забыть ни одного сказанного тобой слова.
  
  — Когда ты сегодня утром говорил с Карберри, ты ведь ясно намекнул ему, какой исход для тебя наиболее желателен — и причем единственный, при котором его голова останется на плечах.
  
  — Думаешь, я говорил только с этим мозгляком Кейтом? — спросил Кафферти и налил себе виски.
  
  — А с кем еще?
  
  Кафферти молчал, крутя в руке стакан с виски.
  
  — С кем еще ты говорил о Гарете Тенче?
  
  — По-моему, ты здесь считаешься детективом. Я не собираюсь выигрывать за тебя все сражения.
  
  — Учти, Кафферти, близок день Страшного суда. Для нас обоих. — Ребус помолчал. — И ты это знаешь, так ведь?
  
  Бандит покачал головой:
  
  — Я вижу, как мы оба сидим в шезлонгах в каком-нибудь пекле, но с ледяными коктейлями в руках. И предаемся воспоминаниям о жарких схватках, происходивших между нами в те дни, когда хорошие парни были уверены в том, что действуют против плохих парней. Эта неделя должна была открыть нам одну истину: абсолютно все может измениться в считаные мгновения. Протесты сошли на нет, борьба с бедностью отодвинулась на задний план, крики смолкли… И заняло это не больше времени, чем необходимо для того, чтобы щелкнуть пальцами. — Он проиллюстрировал свои слова именно этим движением. — И чего стоит тогда твой труд? А усилия Гарета Тенча… Неужели ты думаешь, что кто-нибудь вспомнит о нем через год? — Он снова осушил свой стакан. — Ну все, мне действительно пора наверх. И вовсе не потому, что наши встречи не доставляют мне удовольствия.
  
  Кафферти поставил пустой стакан на столик и жестом пригласил Ребуса сделать то же самое. Когда они выходили из комнаты, Кафферти выключил свет, сказав, что не привык бессмысленно жечь электричество.
  
  Телохранитель стоял в вестибюле, скрестив руки на груди.
  
  — Приходилось работать вышибалой? — спросил у него Ребус. — Один из твоих коллег — его звали Коллер — кончил тем, что его посадили на перо. Это одна из услуг, предоставляемых твоим изворотливым боссом.
  
  Кафферти тем временем уже поднимался по лестнице. Ребус с удовлетворением отметил, что бандит не в состоянии одолеть ступеньку, не опираясь на перила. Хотя… он сам точно так же цеплялся за перила в своем подъезде.
  
  Телохранитель застыл у распахнутой двери. Ребус твердым шагом прошел мимо него — молодой человек не шелохнулся. Дверь захлопнулась. Приостановившись на мгновение на дорожке, Ребус пошел к калитке, она, скрипнув, открылась. Он чиркнул спичкой о бетонную стойку и закурил. Идя по улице, он остановился под тускло горящим фонарем, вытащил мобильный и позвонил Шивон, но та не ответила. Дойдя до перекрестка, он вернулся на то же место. Тощая лиса перебежала через дорогу и шмыгнула во двор ближайшего дома. Он видел множество таких лис в городе, и они никогда не выказывали никакого страха. Охота на них была запрещена по всей стране, горожане подкармливали их остатками пищи. Трудно было видеть в них хищников — хотя они оставались ими по своей природе.
  
  Хищники в роли домашних любимцев.
  
  Лицедейки.
  
  Прошло не менее получаса, прежде чем Ребус услышал звук мотора приближающегося такси. Усевшись на заднее сиденье и захлопнув дверь, Ребус сказал водителю, что должен дождаться еще одного человека.
  
  — Напомните, — через минуту спросил он у таксиста, — вы работаете самостоятельно или по контракту?
  
  — По контракту.
  
  — Фирма «МГ кэбс»?
  
  — Нет, «Гнездышко», — поправил водитель.
  
  — С доставкой к…
  
  Водитель повернулся к Ребусу:
  
  — Что за шуточки, приятель?
  
  — Никаких шуточек.
  
  — У меня в заявке женское имя — и если ты трансвестит, сбрей, по крайней мере, щетину.
  
  — Спасибо за совет.
  
  Ребус отодвинулся в самый угол и почти вжался в обшивку, услышав, как открылась и захлопнулась входная дверь дома Кафферти, а затем послышался цокот каблучков по плитам дорожки. Дверь такси открылась, пахнуло духами.
  
  — Садитесь-садитесь, я вам не помешаю, — сказал Ребус, прежде чем женщина успела выразить удивление и неудовольствие. — Просто мне нужно как-то добраться до дому.
  
  Она поначалу заколебалась, но после секундного раздумья села в машину, но подальше от Ребуса. Переговорное устройство было включено, и находившийся за перегородкой водитель мог их слышать. Ребус нащупал и нажал кнопку отключения.
  
  — Вы работаете в «Гнездышке»? — негромко спросил он. — Даже не предполагал, что Кафферти и туда дотянулся.
  
  — А вам-то что за дело? — окрысилась женщина.
  
  — Да просто спросил, надо же с чего-то начать беседу. Вы, наверное, подруга Молли?
  
  — Никогда не слышала о такой.
  
  — Да я просто хотел узнать, как она. Я на днях увозил дипломата, который ее лапал.
  
  Женщина несколько секунд пристально смотрела на него.
  
  — Молли в порядке, — ответила она и, чуть подумав, спросила: — А как вы догадались, что вам не придется караулить на улице до утра?
  
  — Знание психологии, — ответил Ребус. — Кафферти не из тех, кто оставит женщину на ночь.
  
  — Сразу видно, что вы не дурак, — с еле заметной улыбкой проговорила она.
  
  Полумрак салона не позволял как следует рассмотреть ее лицо. Прямые распущенные волосы, губная помада с блеском, аромат духов. Множество побрякушек, высокие каблуки, полупальто, из-под распахнутых пол которого видна мини-юбка. Густо покрытые тушью удлиненные ресницы.
  
  Он сделал новую попытку завязать разговор:
  
  — Так, значит, Молли в порядке?
  
  — Насколько мне известно, да.
  
  — Неплохо работать на Кафферти?
  
  — Нормально. — Повернув голову, она стала смотреть в окно. — Он говорил мне о вас…
  
  — Я инспектор уголовной полиции.
  
  Она кивнула:
  
  — Услышав ваш голос, он сразу взвился как ужаленный.
  
  — Именно так действует на людей мое появление. Так мы едем в «Гнездышко»?
  
  — Я живу в Грассмаркете.
  
  — Близко от работы, — заметил он.
  
  — А что вам все-таки надо?
  
  — Помимо поездки на такси за счет Кафферти? Вы это имеете в виду? — Ребус пожал плечами. — Может быть, я просто хочу выяснить, чем он притягивает к себе людей. Мне иногда кажется, что он носит в себе какой-то вирус — тот, кто с ним соприкасается, заболевает.
  
  — Вы знакомы с ним намного дольше, чем я, — ответила женщина.
  
  — Это верно.
  
  — Значит, у вас должен быть иммунитет?
  
  Он покачал головой:
  
  — Нет, это не иммунитет.
  
  — Меня он пока ничем не заразил.
  
  — Это хорошо… но болезнь не всегда проявляется сразу.
  
  Они свернули на Леди-Лоусон-стрит. Еще минута, и они будут в Грассмаркете.
  
  — Ну что, добрый самаритянин, душеспасительная беседа закончена? — спросила женщина, повернувшись к Ребусу.
  
  — Это ваша жизнь…
  
  — Точно, моя. — Наклонившись к разделительной перегородке, она громко сказала водителю: — Остановитесь перед светофором.
  
  Он встал там, где она просила, и начал заполнять чек, но Ребус попросил его проехать еще немного. Женщина вышла из машины. Он смотрел на нее, надеясь услышать еще что-нибудь, но она, захлопнув дверцу, пересекла улицу и пошла в темноте по тротуару. Машина с работающим двигателем стояла до того момента, пока водитель по лучу света из проема входной двери не убедился, что она вошла в подъезд.
  
  — Всегда лучше быть уверенным до конца, — объяснил он Ребусу. — Сейчас приходится быть очень осторожным. Куда теперь, шеф?
  
  — Давайте развернемся, — ответил Ребус, — и подбросьте меня до «Гнездышка».
  
  Поездка заняла не более двух минут. Перед тем как выйти из машины, Ребус велел водителю приписать к счету двадцать фунтов в качестве чаевых. Расписался и протянул счет водителю.
  
  — Не слишком ли, шеф? — спросил тот.
  
  — Чужих денег мне не жалко, — ответил Ребус, вылезая из машины.
  
  Охранники в «Гнездышке» узнали Ребуса, но по их лицам было видно, что его приход их не обрадовал.
  
  — Много работы, парни? — спросил Ребус.
  
  — Как всегда в дни зарплаты. Да за эту неделю еще массу премий повыдавали.
  
  Едва войдя. Ребус понял, на что намекал охранник. Большая группа подвыпивших копов монопольно завладела тремя девушками. Стол, за которым они сидели, казалось, вот-вот рухнет под тяжестью бокалов шампанского и пивных кружек. Эта компания была в зале не единственной — в дальнем конце шумела еще одна холостяцкая вечеринка. Никого из копов Ребус не знал, однако говор у всех был шотландский — ребята решили хорошенько гульнуть, перед тем как разъехаться по домам, к женам и подружкам, ожидающим своих мужчин в Глазго. Инвернессе, Абердине…
  
  На небольшой сцене извивались вокруг шестов две женщины. Еще одна, демонстрируя свои прелести, расхаживала по барной стойке, к великой радости сидевших возле нее одиночек. Она присела на корточки, позволяя засунуть себе под стринги пятифунтовую купюру и награждая дарителя поцелуем в рябую щеку. У стойки оставался один свободный табурет, и Ребус присел на него. Из-за занавеса выскочили еще две танцовщицы. Одна с улыбкой направилась к Ребусу, но стоило ему отрицательно мотнуть головой, как улыбка с ее лица мгновенно испарилась. Бармен спросил, что ему налить.
  
  — Пока ничего, — ответил Ребус. — Просто хотел попросить у вас зажигалку.
  
  Перед его глазами возникла пара высоких каблуков. Их хозяйка, остановившись возле Ребуса, присела, и их глаза встретились. Ребус задержался с прикуриванием сигареты ровно настолько, сколько требовалось, чтобы пригласить ее на пару слов.
  
  — Через пять минут у меня перерыв, — ответила Молли Кларк и попросила бармена: — Ронни, налей-ка моему другу.
  
  — Идет, — ответил Ронни, — но запишу это на твой счет.
  
  Не ответив, она выпрямилась и, извиваясь всем телом, двинулась к другому концу стойки.
  
  — Пожалуйста, виски, Ронни, — подсказал бармену Ребус, незаметно опуская зажигалку в карман, — но я предпочитаю сам добавлять воду.
  
  Ребус готов был держать пари, что жидкость, налитая из бутылки в стакан, была уже сильно разбавлена. Он погрозил бармену пальцем.
  
  — Вы пришли сюда для того, чтобы потом пожаловаться в торговую инспекцию? — огрызнулся Ронни.
  
  Ребус отставил стакан в сторону и, повернувшись на табурете, сделал вид, будто любуется танцовщицами, но на самом деле стал наблюдать за компашкой веселящихся копов. Что-то неуловимо особенное отличало их от окружающих. Все они были аккуратно подстрижены, некоторые носили усики. Большинство не расставалось с галстуками, хотя форменные кители висели на спинках стульев. При всей их непохожести, разности возрастов они держались абсолютно одинаково. Вели себя так, будто представляли собой небольшое обособленное племя, живущее по своим, отличным от остального мира законам. Всю прошлую неделю они верховодили в столице — считали себя завоевателями… непобедимыми… всесильными.
  
  Я хорошо делаю свою работу, Ребус.
  
  Неужто и Гарет Тенч смотрел на себя так же? Ребусу казалось, что все намного сложнее. Тенч знал, что потерпит поражение, но все равно решил не сходить с дистанции. Ребус рассматривал и такую маловероятную версию, согласно которой муниципальный советник являлся тем убийцей, чьей «работой» была выставка ужасов в Охтерардере. Тенч решил избавить мир от обитающих в нем чудовищ — в том числе и от Кафферти. Убив Сирила Коллера, он подставил Кафферти. Поспешное расследование могло бы на этом и завершиться, сделав Кафферти главным подозреваемым. К тому же Тенч знал Тревора Геста… помогал ему, а потом, заглянув на сайт, узнал о его похождениях и счел предателем…
  
  Остается только Проворный Эдди Айли. С ним Тенча не связывало ничего, а ведь Айли был первой жертвой, шел паровозом в этой цепи убийств. И вот Тенч мертв, и они хотят повесить его смерть на Кейта Карберри.
  
  С кем еще ты говорил о Гарете Тенче?
  
  По-моему, ты здесь считаешься детективом…
  
  Или жалкой видимостью детектива…
  
  К Ребусу подошла Молли. Он и не заметил, когда она закончила танец.
  
  — Через две минуты буду ждать вас у входа. Только оденусь.
  
  Она стояла у входа, прислонившись к стене и кутаясь в долгополое черное шерстяное пальто. Когда Ребус подошел. Молли протянула ему пачку сигарет. Охранник, маячивший на крыльце, не мог слышать их разговора.
  
  — Дома ты не куришь, — заметил Ребус.
  
  — У Эрика ведь аллергия.
  
  — Кстати, я хочу поговорить с тобой именно об Эрике.
  
  — Об Эрике?
  
  Молли сменила положение ног, и Ребус заметил, что вместо туфель на высоких каблуках на ней уже кроссовки.
  
  — Помнишь, когда мы говорили в прошлый раз, ты сказала, что он знает, как ты зарабатываешь деньги.
  
  — И что?
  
  — Я не хочу причинять ему боль, а поэтому, думаю, будет лучше, если ты сама его бросишь.
  
  — Бросить его?
  
  — Тогда мне не придется рассказывать ему, что ты вытаскиваешь из него конфиденциальную информацию, которую сразу сливаешь своему боссу. Понимаешь, я только что разговаривал с Кафферти, и меня внезапно осенило. Он знает такие вещи, которые неизвестны никому, кроме посвященных… а самый посвященный у нас Мозг.
  
  Она хмыкнула:
  
  — Вы прозвали его Мозгом… и при этом считаете дураком?
  
  — Не понял, что ты хочешь сказать?
  
  — По-вашему, я мерзавка, облапошивающая простачка?
  
  Она в задумчивости потерла пальцем верхнюю губу.
  
  — Честно говоря, я бы еще кое-что добавил — как мне кажется, ты живешь с Эриком только потому, что так велел Кафферти… он и на кокс тебя подсадил, чтобы привязать еще крепче. При первой встрече я подумал, что у тебя просто нервишки пошаливают.
  
  Она не сочла нужным оправдываться.
  
  — Вскоре надобность в Эрике отпадет, и ты отбросишь его, как использованную ветошь. Мой тебе совет: сделай это сейчас.
  
  — Ребус, я ведь уже сказала, Эрик не идиот. Он отлично знает, что к чему.
  
  Ребус, прищурившись, посмотрел на нее:
  
  — Тогда, дома, ты говорила, что запрещаешь ему даже думать о другой работе. Как ты полагаешь, каково ему будет узнать, что ты так старалась лишь по одной причине: он, работающий в частном бизнесе, твоему боссу просто неинтересен?
  
  — Эрик рассказывает мне все исключительно по своей воле, — продолжала Молли, — и ему прекрасно известны условия.
  
  — Классическая приманка на сахар, — качая головой, пробормотал Ребус.
  
  — К сладкому привыкаешь… — насмешливо заметила она.
  
  — И все-таки тебе надо от него уйти, — решительно потребовал он.
  
  — А то что? — Она сверлила его взглядом. — Пойдете и расскажете ему то, что он и без вас знает?
  
  — Рано или поздно Кафферти потонет — ты что, и тогда хочешь быть рядом с ним?
  
  — Я неплохо плаваю.
  
  — Нет, Молли, уплыть тебе не удастся. Вернее всего, состаришься в каталажке. Сама подумай, сливать секретную информацию криминальному авторитету — это очень серьезное обвинение.
  
  — Ребус, ведь заложив меня, вы заложите и Эрика. Так-то вы заботитесь о нем?
  
  — За все надо платить. — Ребус решительно отшвырнул окурок. — Завтра утром я перво-наперво поговорю с ним. Тебе к этому времени лучше бы собрать свои вещи.
  
  — А что, если мистер Кафферти будет против?
  
  — Не волнуйся, не будет. Он сразу поймет, что теперь мы сможем спускать через тебя дезуху, на которой он враз накроется.
  
  Она пристально посмотрела ему в глаза:
  
  — Так почему же вы этим не воспользуетесь?
  
  — Об операции «подсадная утка» придется уведомлять начальство, а это значит поставить крест на карьере Эрика. Уходи сейчас же, и я его вытащу. Молли, твой босс загубил уже столько жизней! Дай мне спасти хоть кого-то! — Он полез в карман за сигаретами и, вынув пачку, протянул ей. — Ну так как?
  
  — Время истекло, — прижимая к уху наушник, произнес один из охранников. — Клиенты уже заждались…
  
  Молли посмотрела на Ребуса.
  
  — Время истекло, — повторила она и направилась к заднему входу.
  
  Глядя ей вслед, Ребус закурил и, подумав, решил, что пройтись до дому через Медоуз будет сейчас самое то.
  
  Открывая ключом дверь, он услышал звонок телефона и, войдя, схватил трубку.
  
  — Это я, — сказала Эллен Уайли. — Что, черт возьми, происходит?
  
  — О чем ты?
  
  — Мне звонила Шивон. Не знаю, что ты ей сказал, но она абсолютно не в себе.
  
  — Она считает, что причастна к смерти Гарета Тенча.
  
  — Я пыталась внушить ей, что она сошла с ума.
  
  — Это, конечно, ее очень утешило.
  
  Прижав трубку к уху. Ребус включил свет в гостиной, а потом пошел по всей квартире, зажигая свет в прихожей, на кухне, в ванной и спальне.
  
  — Я так поняла, что ты ее чем-то довел.
  
  — То-то у тебя такой счастливый голос.
  
  — Да я почти двадцать минут пыталась ее успокоить! — вспылила Эллен. — А ты еще смеешь меня обвинять, что я радуюсь!
  
  — Эллен, прости.
  
  Ребус и сам понял, что сморозил глупость. Он сел на край ванны, ссутулился, опустил голову, прижал подбородком трубку к груди.
  
  — Мы все устали, Джон. От этого все неприятности.
  
  — Мне кажется, Эллен, мои неприятности имеют более глубокие корни.
  
  — Давай, казнись, можно подумать, с тобой такое впервые.
  
  Он в задумчивости надул щеки, шумно выдохнул и спросил:
  
  — Так как все-таки быть с Шивон?
  
  — Может, дать ей выходной? Пусть успокоится. Я посоветовала ей сходить на «T in the Park». Может, немного развеется.
  
  — Что ж, это мысль.
  
  Хотя он-то рассчитывал в предстоящий уикенд съездить с ней в Приграничье… Но похоже, придется ехать одному. О том, чтобы взять с собой Эллен, не могло быть и речи — он до смерти боялся снова оказаться между ней и Шивон.
  
  — Теперь, по крайней мере, можно вычеркнуть Тенча из списка подозреваемых, — сказала Эллен.
  
  — Наверное.
  
  — Кстати, Шивон сказала, что ты собираешься арестовать какого-то парня из Ниддри?
  
  — Вероятно, его уже взяли.
  
  — Стало быть, это никак не связано ни с Лоскутным родником, ни с сайтом «СкотНадзор»?
  
  — Никак, просто совпадение, только и всего.
  
  — И что теперь?
  
  — А ты знаешь, твое предложение сделать перерыв на уик-энд мне нравится. В понедельник все снова приступят к работе… и можно будет начать нормальное расследование.
  
  — И тогда я тебе уже не понадоблюсь?
  
  — Эллен, для тебя, если захочешь, тоже дело найдется. А пока у тебя есть сорок восемь часов, чтобы поразмыслить над ситуацией.
  
  — Спасибо, Джон.
  
  — Хочу попросить тебя об одолжении… Позвони завтра Шивон. Скажи ей, что я очень за нее волнуюсь.
  
  — Не только волнуешься, но и просишь прощения?
  
  — Это уж на твое усмотрение. Спокойной ночи, Эллен.
  
  Закончив разговор, он побрел на кухню приготовить чашку кофе — растворимого и без молока, поскольку оно уже прокисло. Затем с чашкой горячего кофе перешел в гостиную и сел за стол. Со стены на него смотрели все те же знакомые лица:
  
  Сирил Коллер.
  
  Тревор Гест.
  
  Эдвард Айли.
  
  Он понимал, что взрывы в Лондоне — пока главная тема на телевидении. Эксперты еще долго будут спорить о том, «что надо было предпринять» и «чего следует ожидать в ближайшем будущем». Все другие новости будут оттеснены на второй план. Но он понимал и то, что три убийства так и не раскрыты… и что об этом думает сейчас Шивон. Ведь начальник полиции назначил ответственной за расследование именно ее. А ведь есть еще убийство Бена Уэбстера, внимание к которому ослабевает с каждой новой сводкой новостей.
  
  Никто не упрекнет тебя в безынициативности…
  
  Никто, кроме мертвых.
  
  Он положил голову на сложенные на столе руки. И буквально сразу увидел, как Кафферти со своей раскормленной рожей спускается по своей шикарной лестнице. Увидел Шивон, которую ему удалось обвести вокруг пальца. Сирила Коллера, который делал для него грязную работу; Кейта Карберри, который делал для него грязную работу; Молли и Эрика, которые делали для него грязную работу.
  
  Гангстер Кафферти хорошо знал Стилфорта.
  
  Автор Кафферти встречался с Ричардом Пенненом.
  
  С кем еще…
  
  С кем еще ты говорил?…
  
  До слуха Ребуса донесся звук взлетающего самолета. Ночных рейсов из Эдинбургского аэропорта было очень немного. Он подумал, что, может быть, это улетает Тони Блэр или кто-то из его свиты. Спасибо тебе, Шотландия, и спокойной ночи. «Большая восьмерка» должна была насладиться лучшим, что имела страна, — пейзажами, шотландским виски, дружеской атмосферой, вкусной едой. Но все это в один миг исчезло под слоем пепла красного лондонского автобуса. А между тем были убиты три мерзавца… и один достойный человек — Бен Уэбстер… и еще один, которому Ребус так и не мог дать однозначную оценку.
  
  Его взгляд остановился на телефоне, лежавшем перед ним на столе. Набрать семь цифр, и телефон в квартире Шивон зазвонит. Всего семь легких нажатий на кнопки. Непонятно, почему так трудно это сделать?
  
  «Почему ты вообразил, что без тебя ей сейчас хуже?» — он поймал себя на том, что задает вопрос телефону. А тот вдруг отозвался очередью пронзительных писков. Ребус было воспрянул, но телефон всего лишь известил, что заряд на исходе.
  
  — Я и сам на исходе, — пробормотал он, а потом медленно встал и принялся искать зарядное устройство. Едва он успел воткнуть его в розетку, как телефон вновь запищал: Мейри Хендерсон.
  
  — Добрый вечер, Мейри, — приветствовал ее Ребус.
  
  — Джон? Ты где?
  
  — Дома. А что?
  
  — Хочу послать тебе кое-что по электронной почте. Это очерк о Ричарде Пеннене, над которым я работаю.
  
  — Хочешь поручить мне редактуру и корректуру?
  
  — Я просто хочу…
  
  — Мейри, что случилось?
  
  — У меня была стычка с тремя головорезами Пеннена. Они такие же копы, как и я, хотя и были в форме.
  
  Попятившись, Ребус присел на подлокотник кресла.
  
  — Одного из них звали Джеко?
  
  — Откуда ты знаешь?
  
  — Я тоже с ними встречался. А что все-таки произошло?
  
  Она рассказала ему о происшествии во всех подробностях, добавив от себя, что, возможно, до приезда сюда они побывали в Ираке.
  
  — И ты напугана? — предположил Ребус. — И поэтому хочешь поместить в надежные места копии своей статьи?
  
  — Я хочу послать их нескольким людям.
  
  — Но не другим журналистам, так ведь?
  
  — Просто не хочу никого искушать.
  
  — Понимаю, скандалы авторским правом не охраняются, — согласился Ребус. — А не хочешь пойти дальше?
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Ты правильно сказала: выдавать себя за копа — серьезное правонарушение.
  
  — Да нет, сейчас разошлю копии, и порядок.
  
  — Ты уверена?
  
  — Уверена, но тем не менее спасибо тебе за заботу.
  
  — Мейри, если понадобится помощь, ты знаешь, как со мной связаться.
  
  — Спасибо, Джон. Спокойной ночи.
  
  Вернувшись к столу, Ребус включил ноутбук и вышел в Интернет. Он так и не перестал удивляться тому, как работает эта система. Письмо, посланное Мейри, уже пришло. Наведя курсор на команду «загрузить сообщение», он щелкнул мышкой, и очерк перекочевал в одну из папок, где он надеялся его потом найти. Письмо оказалось не единственным, еще одно пришло от Стена Хэкмена.
  
   Лучше поздно, чем никогда. Я уже дома и собираюсь хорошенько гульнуть. Пишу, чтобы сообщить кое-что о нашем приятеле Треве. В протоколах допроса сказано, что он приезжал в Колдстрим. Зачем и на какой срок, неизвестно. Надеюсь, это тебе поможет.
  
   Твой друг Стен.
  
  Колдстрим… оттуда был и тот человек, с которым Гест подрался у паба «Суониз» на Рэтклиф-террас.
  
  — Клик-клик-клик, — сказал Ребус самому себе в полной уверенности, что выпивку он заслужил.
  Суббота, 9 июля
  25
  
  Прошла всего неделя с того дня, когда, выйдя на Медоуз, Ребус увидел радостную толпу одетых в белое людей.
  
  В политике, говорят, неделя — долгий срок. Теперь люди стекаются на фестиваль «T in the Park». Спортивные фанаты двинутся на запад к озеру Лох-Ломонд, на финал «Скоттиш Оупен».
  
  По прикидке Ребуса, его поездка на юг должна была занять около двух часов, но сначала он решил заскочить еще в два места, прежде всего — на Слейтфорд-роуд. Он сидел в машине, заглушив двигатель, и смотрел на окна Эрика Моза. Шторы были раздвинуты. Ребус запустил по новой песню группы «Элбоу», в которой вокалист сравнивал лидеров свободного мира с мальчишками, бросающимися камнями. Он уже собрался выйти, когда из дверей ближайшего магазина вдруг вывалился сам Моз. Он шел пошатываясь, небритый и нечесаный. Мятые полы не заправленной под ремень рубашки трепыхались на ветру. На лице застыло выражение полной прострации. В руках он нес пакет молока. Не знай Ребус причины, он сказал бы, что у Моза вид смертельно уставшего человека. Он опустил стекло на водительской двери и посигналил. Моз на пару секунд застыл на месте, потом, узнав Ребуса, пересек улицу и подошел к машине.
  
  — Я еще думаю: ты или не ты? — приветствовал его Ребус.
  
  Моз молча кивнул, думая о чем-то своем.
  
  — Так она ушла? — спросил Ребус.
  
  Вопрос был как раз в тему — именно этим и были заняты мысли Моза.
  
  — Оставила записку, пообещав прислать кого-нибудь за вещами.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Садись в машину, Эрик. Надо поговорить.
  
  — Как вы об этом узнали?
  
  — Эрик, любой подтвердит, что я до смерти не люблю и даже боюсь соваться в чужие отношения. — Ребус секунду помолчал. — Но с другой стороны, я не могу допустить, чтобы ты снабжал информацией Верзилу Гора Кафферти.
  
  Моз смотрел на Ребуса ошалелыми глазами:
  
  — Вы?…
  
  — Я говорил с Молли накануне вечером. Если она смоталась, значит, сочла, что лучше сохранить место в «Гнездышке», чем жить с тобой.
  
  — Я не… я не понимаю, я… — прохрипел Моз.
  
  Его глаза вылезли из орбит, лицо перекосилось. Уронив пакет с молоком, Моз сунул руки в раскрытое окно машины и схватил инспектора за горло. Пытаясь одной рукой расцепить пальцы Моза, Ребус другой нажал на кнопку подъема стекла. Оно поползло вверх, поймав Моза в ловушку. Ребус выбрался из машины через пассажирскую дверь. Он подошел к Мозу, который еще не до конца освободился. Когда Моз обернулся, Ребус ударил его коленом в пах, и тот рухнул на колени в расплывающуюся молочную лужу. Ударом кулака в челюсть Ребус опрокинул Моза на спину. Затем сел ему на грудь и схватил за ворот рубашки:
  
  — Ты первым начал, Эрик, не я. Только шевельнись, и тебе конец. Кстати, твоя подружка сказала, что ты с радостью нас сдавал, даже узнав, что ею руководит не чистое любопытство. Это поднимало тебя в собственных глазах, да? Вот как раз по этой причине большинство стукачей и начинает стучать.
  
  Моз не вырывался, а только слабо подергивался, но эти движения совсем не походили на сопротивление. Он всхлипывал, как ребенок, потерявший любимую игрушку. Ребус поднялся и стряхнул пыль с одежды.
  
  — Вставай, — приказал он, но Моз не пошевелился, и Ребусу пришлось поднимать его силой. — Посмотри на меня, Эрик, — сказал он и, вынув из кармана носовой платок, подал Мозу. — На, вытрись.
  
  Моз повиновался.
  
  — Теперь слушай, — снова приказал Ребус. — Мы договорились с ней следующим образом: если она уходит от тебя, мы делаем вид, будто ничего не произошло. А это значит, что я ничего не сообщаю руководству и ты продолжаешь работать на прежнем месте. — Ребус, склонив голову набок, посмотрел в лицо Моза; когда их взгляды встретились, он спросил: — Ты понял?
  
  — Компьютерщики сейчас востребованны.
  
  — Не сомневаюсь, как не сомневаюсь и в том, что в любой фирме просто спят и видят как бы принять на работу сотрудника, у которого нет секретов от стриптизерши…
  
  — Я любил ее, Ребус.
  
  — Возможно, но она-то играла тобой, как Клэптон[26] на своей шестиструнной… Чему ты улыбаешься?
  
  — Меня ведь назвали как раз в честь него… отец был его поклонником.
  
  — Неужели?
  
  Моз поднял голову и посмотрел на небо, его дыхание стало ровнее.
  
  — Мне и вправду казалось, что она…
  
  — Кафферти использовал тебя — и точка. Но есть еще кое-что… — Ребус поймал взгляд Моза. — Не вздумай даже приближаться к ней, не вздумай идти в «Гнездышко» и умолять ее вернуться.
  
  — Вы же видели ее у меня дома, Ребус… Мне казалось, я нравился ей хоть немного.
  
  — Считай, что так, если это тебя утешает… только не вздумай идти и выяснять отношения. Если я только узнаю, что ты пытаешься с ней встретиться, придется тут же поставить в известность Корбина.
  
  Моз что-то промямлил; что именно, Ребус не разобрал и попросил повторить. Моз буквально сверлил его взглядом:
  
  — Наши отношения начались не по инициативе Кафферти.
  
  — Что бы ты ни думал, Эрик, но инициатива была именно его… можешь поверить.
  
  Несколько секунд Моз молчал, вперив взгляд в молочную лужу на тротуаре.
  
  — Мне надо купить молока.
  
  — Лучше сперва приведи себя в порядок. Я уезжаю из города. Сегодня поразмышляй над тем, что произошло. Если я позвоню тебе завтра, сможешь сказать мне, что ты решил?
  
  Моз медленно кивнул и протянул Ребусу его носовой платок.
  
  — Оставь у себя, — сказал Ребус. — У тебя есть друг, с которым ты мог бы поговорить?
  
  — Только в Интернете, — ответил Моз.
  
  — Ну хотя бы так. — Ребус потрепал его по плечу. — Как ты себя чувствуешь? Мне надо ехать.
  
  — Не волнуйтесь, я справлюсь.
  
  — Ну и молодец. — Ребус глубоко вздохнул. — Эрик, я не собираюсь извиняться за то, что сделал… но мне очень жаль, что я причинил тебе боль.
  
  Моз снова кивнул:
  
  — Да, я должен…
  
  Но Ребус, мотнув головой, заставил его замолчать.
  
  — Все, — объявил он, — что было, то было. Соберись с мыслями и двигайся вперед по жизни.
  
  — Слезами горю не поможешь? — пошутил Моз с вымученной улыбкой.
  
  — У меня уже целых десять минут язык чешется это сказать, да не решаюсь, — признался Ребус. — А сейчас иди и сунь голову под душ, смой с себя всю эту хрень.
  
  — Навряд ли это будет легко, — негромко произнес Моз.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Все равно… надо же с чего-то начинать.
  
  Шивон лежала в ванне уже добрых сорок минут. Обычно по утрам у нее хватало времени лишь принять душ, но сегодня она решила себя побаловать. Она вылила в ванну треть флакона пены, поставила рядом стакан свежевыжатого апельсинового сока, настроила радиоприемник на музыкальный канал Би-би-си, отключила мобильный. Билет на фестиваль лежал на диване в гостиной рядом с наспех составленным списком вещей, которые она решила взять с собой: бутылка воды, бутерброды, свитер с капюшоном, лосьон для загара (кто знает, какая будет погода). Накануне вечером она была готова позвонить Бобби Грейгу и отдать билет ему. А с какой стати? Если бы она не пошла, то весь день провалялась бы на диване у телевизора. С утра пораньше позвонила Эллен Уайли и рассказала о разговоре с Ребусом.
  
  — Он просит прощения, — сказала Эллен.
  
  — За что?
  
  — За все.
  
  — Как мило с его стороны сказать об этом тебе, а не мне.
  
  — Это моя вина, — призналась Эллен. — Я посоветовала не тревожить тебя хотя бы день или два.
  
  — Ну, спасибо. А как Дениз?
  
  — Еще в постели. А какие у тебя планы на сегодня? Потусуешься среди фанатов в Кинроссе, или, может, пойдем куда-нибудь, развеемся, и ну их к черту все неприятности?
  
  — Обдумаю твое предложение. Но ты, наверно, права: Кинросс, пожалуй, именно то, что мне сейчас нужно.
  
  Конечно, она не останется там на ночь. Хотя билет на два дня, она решила, что лучше переночует дома. Интересно, подумала она, где сейчас этот наркодилер из Стерлинга со своим товаром? Кажется, сегодня неплохо было бы побаловать себя еще и этим. Многие из ее коллег позволяли себе расслабиться таким образом; по слухам, некоторые употребляли даже кокаин во время уикендов. Поразмыслив, она решила, что стоит взять с собой парочку презервативов на случай, если ей взбредет в голову завершить этот поход в чьей-нибудь палатке.
  
  Она знала еще двух женщин из полиции, которые собирались на фестиваль. Они прислали ей эсэмэску уже из Кинросса, куда прикатили заранее, чтобы занять места у самой сцены.
  
  «Постарайся не задерживаться, — писали они Шивон. — Если не сумеем удержать для тебя место, заранее просим прощения».
  
  Просит прощения…
  
  За все.
  
  Ему-то в чем виниться? Разве он сидел в «бентли» и слушал откровения Кафферти? Разве он, поднявшись по лестнице с Кейтом Карберри, стоял с ним перед вершившим суд Кафферти? Крепко зажмурив глаза, она погрузилась с головой в ванну.
  
  Это я во всем виновата, думала она. Гарет Тенч, энергичный, со звучным голосом… с харизмой, как у настоящего шоумена, столкнувшийся на узкой дорожке с Кафферти и его дружками, готовый доказать всему миру, что ему одному по силам выиграть поединок. Хитрый ловкач, добывающий средства для помощи своим избирателям. Неутомимый борец… лежит сейчас голый и холодный в одной из секций городского морга.
  
  Шивон вынырнула, брызги полетели во все стороны, она смахнула воду с лица и с головы. Ей показалось, что звонит телефон; она прислушалась: нет, померещилось, только скрип половиц в верхней квартире.
  
  Собралась она быстро — все было уложено в ту самую сумку, с которой она ездила в Стерлинг. Хотя оставаться в Кинроссе на ночь Шивон не собиралась, она на всякий случай бросила в сумку зубную щетку и пасту. Раз уж она поедет на машине, почему бы ей не прокатиться и дальше. А закончится суша, ничто не помешает ей погрузиться на паром, идущий на Оркнейские острова. Таково преимущество машины — она дает иллюзию свободы. Реклама всегда играет на тяге человека к приключениям и открытиям, но в ее случае слово «полет» было бы более уместно.
  
  Шивон прекрасно понимала, что ей сейчас следовало бы сделать: увидеться с Корбином и рассказать, в какую пакость она вляпалась, и после этого ее наверняка переведут обратно в отдел охраны порядка.
  
  — Я хороший коп, — объявила она, обращаясь к своему отражению в зеркале и пытаясь представить, как будет объяснять случившееся отцу… отцу, который так ею гордится. И матери, которая сказала, что для нее это не важно.
  
  Не важно, кто ее ударил.
  
  Почему же для Шивон это так важно? Совсем не из-за мучительной мысли, что это сделал кто-то из ее коллег, а потому, что ей страшно хотелось доказать, что она настоящий профессионал.
  
  — Хороший коп, — произнесла она медленно и внятно, затем, протерев зеркало, заключила: — Хотя все сейчас говорит об обратном.
  
  Вторая и последняя остановка: полицейский участок в Крейгмилларе. Макманус уже сидел на своем рабочем месте.
  
  — Привет добросовестному сотруднику, — приветствовал его Ребус, входя в уголовный отдел, где не было никого, кроме Макмануса, одетого в спортивную рубашку и джинсы.
  
  — Возвращаю с процентами, — ответствовал Макманус, лизнув палец, чтобы перелистнуть страницу лежащего перед ним донесения.
  
  — Протокол вскрытия? — предположил Ребус.
  
  Макманус кивнул:
  
  — Я только что оттуда.
  
  — Все одно и то же, — вздохнул Ребус. — Я сам там был в прошлую субботу… Бен Уэбстер.
  
  — Ничего удивительного, что профессор Гейтс в таком настроении — две субботы подряд…
  
  Подойдя вплотную к столу, за которым сидел Макманус, Ребус спросил:
  
  — И какое заключение?
  
  — Зазубренный нож, ширина лезвия семь восьмых дюйма. Гейтс считает, что такой нож можно найти на любой кухне.
  
  — И он прав. Кейт Карберри еще у вас?
  
  — Вам же известен порядок, Ребус: можно задержать его на шесть часов, после чего, либо предъявить обвинение, либо выпустить.
  
  — Значит, вы, как я понимаю, обвинения ему не предъявили?
  
  Макманус, оторвавшись от протокола, поднял взгляд на Ребуса:
  
  — Он уверяет, что ни при чем. У него даже есть алиби — в это время он играл в пул, что могут подтвердить семь или восемь свидетелей.
  
  — И все, без сомнения, его близкие друзья…
  
  Макманус пожал плечами:
  
  — У его мамаши на кухне много ножей, но, как она уверяет, все на месте. Мы взяли их на экспертизу.
  
  — А как насчет одежды Карберри?
  
  — Проверили и ее. Никаких следов крови.
  
  — Похоже, от нее избавились, как и от ножа.
  
  Откинувшись на стуле, Макманус спросил:
  
  — Чье это расследование, Ребус?
  
  — Да я размышляю вслух. А кто допрашивал Карберри?
  
  — Я сам и допрашивал.
  
  — Вы полагаете, он виновен?
  
  — Когда мы сообщили ему о Тенче, он, если не ошибаюсь, испытал настоящий шок. Но, как мне думается, в глубине его наглых голубых глаз я кое-что рассмотрел.
  
  — И что же именно?
  
  — Страх.
  
  — Что его вычислили?
  
  Макманус покачал головой:
  
  — Страх, что придется что-то рассказывать.
  
  Ребус отвел взгляд, опасаясь, как бы Макманус не рассмотрел чего и в глубине его глаз. Предположим, Карберри не виноват… Не всплывает ли тут фигура самого Кафферти? Парень испугался потому, что эта мысль пришла в голову и ему… и если Кафферти грохнул Тенча, не будет ли следующим сам Кейт?
  
  — А вы спросили, зачем он следил за советником?
  
  — Уверяет, будто ждал, чтобы поблагодарить.
  
  — За что?
  
  — За моральную поддержку.
  
  — И вы в это верите? — насмешливо спросил Ребус.
  
  — Трудно сказать, но это не является основанием для его дальнейшего содержания под стражей. — Макманус секунду помолчал. — Дело в том, что… когда мы сказали ему, что он свободен, он не обрадовался, а даже напротив… Хотя пытался этого не показывать. Выйдя от нас, он все время озирался, будто ожидал чего-то. Но смылся довольно быстро. — Макманус опять помолчал. — Вы понимаете, что я имею в виду, Ребус?
  
  Ребус кивнул:
  
  — Что он скорее заяц, чем лиса.
  
  — Вот именно… И у меня возникает сильное подозрение, что вы чего-то не договариваете.
  
  — Я бы не снимал с него подозрение.
  
  — Согласен. — Не сводя глаз с Ребуса, Макманус встал со стула. — Но, по-вашему, он единственный кандидат в подозреваемые?
  
  — У любого муниципального советника есть враги, — признал Ребус.
  
  — Если верить вдове, Тенч и вас считал за врага.
  
  — Она ошибается.
  
  Макманус пропустил реплику Ребуса мимо ушей и принялся рассматривать свои сцепленные пальцы.
  
  — Еще ей показалось, что за домом кто-то следил — но не Кейт Карберри, а седой мужчина на большой дорогой машине. Мог это быть Верзила Гор Кафферти?
  
  Ребус молча пожал плечами.
  
  — Я слышал еще… — Макманус вплотную приблизился к Ребусу. — …что вы и некий человек, похожий на того, кого описывает вдова, несколько дней назад являлись на встречу Тенча с жителями его округа. Советник перекинулся с этим человеком несколькими словами. Не прольете ли вы свет на эту историю?
  
  Они стояли настолько близко, что Ребус ощущал дыхание Макмануса на своей щеке.
  
  — Расследование такого дела, как это, — философски заметил Ребус, — всегда обрастает историями.
  
  Макманус улыбнулся:
  
  — Мне еще не приходилось расследовать такое дело, как это, Ребус. Гарета Тенча любили и уважали, у него было много друзей, и они потрясены этой утратой и горят желанием узнать, кто совершил преступление. Многие обладают реальной властью… властью, которую предлагают использовать в интересах следствия.
  
  — Это очень кстати.
  
  — Да, от такого предложения трудно отказаться. — Макманус сделал шаг назад. — Итак, детектив Ребус, после того как я описал вам ситуацию, хотите вы мне что-нибудь сообщить?
  
  Невозможно было вывести на сцену Кафферти и оставить за кулисами Шивон. Прежде чем что-то предпринять, требовалось убедиться, что ей это не повредит.
  
  — Думаю, нет, — ответил он, скрестив руки на груди.
  
  — Судя по вашей позе, вам есть что скрывать.
  
  — Что вы говорите? — притворно удивился Ребус, засовывая руки в карманы. — Ну, а вам?
  
  Повернувшись, он зашагал к двери, оставив Макмануса раздумывать над тем, с какой стати его самого угораздило скрестить на груди руки.
  
  День был хорош для езды, несмотря на то что половину пути Ребусу пришлось тащиться за тихоходным грузовиком. Доехав до Колдстрима, он рванул через город, через мост и очутился в Англии. Дорожный указатель сообщил, что до Ньюкасла всего шестьдесят миль. Ребус свернул на парковку перед отелем и поставил машину вплотную к бортику. В соседнем здании с остроконечной крышей и выкрашенной в голубой цвет входной дверью находился полицейский участок. Вывеска на дверях сообщала, что он открыт только по рабочим дням с девяти до двенадцати. На главной улице Колдстрима располагалась основная часть существующих в городе баров и небольших магазинчиков. Узкие тротуары были заполнены в основном туристами, приехавшими в город на один день. Из автобуса, прибывшего из Лесмехейго и стоявшего возле ресторана «Баранья голова», высаживалась толпа щебечущих туристов. Смешавшись с ними, Ребус прошел в ресторан впереди доброй половины только что прибывших гостей. Оглядевшись, он понял, что столы были заранее забронированы. В баре продавались рулеты с начинкой, и Ребус заказал рулет с сыром и пикулями.
  
  — У нас и суп есть, — сообщила девушка за стойкой.
  
  — Консервированный?
  
  Она покачала головой:
  
  — Неужто я стала бы травить вас такой гадостью?
  
  — Тогда давайте, — с улыбкой согласился он.
  
  Она пошла на кухню, чтобы передать заказ, а он потянулся, разминая спину, и покрутил плечами и шеей.
  
  — А вы куда едете? — вернувшись за стойку, спросила она.
  
  — Да я уже приехал, — ответил Ребус, но продолжить беседу им не пришлось, поскольку в зал шумно ввалилась толпа туристов из автобуса. Девушка снова побежала на кухню, откуда сразу же вышла официантка с блокнотом в руке.
  
  Сам шеф-повар, толстый и краснолицый, принес Ребусу суп.
  
  По телевизору показывали гольф. Похоже, в районе Лох-Ломонда было ветрено. Ребус поискал глазами перец и соль, но, проглотив первую ложку, понял, что того и другого в нем уже достаточно. Какой-то человек в белой рубашке с короткими рукавами подошел к его столу и, достав огромный носовой платок, стал вытирать вспотевшее лицо.
  
  — Ну и жара, — пожаловался он.
  
  — Вы их водитель? — спросил Ребус, указывая кивком на рассевшихся за столами туристов.
  
  — Скорее, они мои водители, — ответил мужчина и добавил: — Никогда мне не попадалась такая требовательная компания…
  
  Качая головой, он попросил девушку за стойкой принести ему пинту апельсинового сока с лимонадом и хорошей порцией льда. Выполнив заказ, девушка подмигнула — платить не обязательно. Ребус понял причину щедрости: постоянно возя сюда туристические группы, этот человек по гроб жизни обеспечил себя халявой. Словно прочитав его мысли, водитель сказал:
  
  — Так уж устроен мир.
  
  Ребус кивнул. Кто станет утверждать, что и «Большая восьмерка» не работает по такому же принципу? Он спросил водителя, что за местечко Лесмехейго.
  
  — Дыра, из которой хоть на денек вырваться в Колдстрим — уже приключение. — Он бросил тревожный взгляд на своих подопечных. Там, похоже, назревал конфликт из-за того, кому, где и с кем сидеть. — Клянусь богом, даже у ООН с этим племенем возникли бы осложнения. — Отхлебнув сока, он спросил: — А вы на прошедшей неделе не были в Эдинбурге?
  
  — Я там работаю.
  
  Водитель картинно вытаращил глаза:
  
  — Я должен был встретить двадцать семь китайцев. Они прибыли утром в субботу из Лондона на поезде. Как думаете, смог я поставить автобус где-то рядом с вокзалом, чтобы их взять? Не тут-то было. А где, по-вашему, они поселились? Ни больше ни меньше как в отеле «Шератон» на Лотиан-роуд. А во вторник, когда я повез их на экскурсию, на полпути вдруг выяснилось, что по ошибке мы прихватили с собой члена японской делегации.
  
  Водитель расхохотался, Ребус его поддержал. Господи, он сразу почувствовал облегчение.
  
  — Так вы сюда на денек? — спросил водитель. — Тут есть где прогуляться… хотя, вижу, вы не любитель…
  
  — Вы здорово разбираетесь в людях.
  
  — Работа такая, — ответил водитель. — Гляньте на эту компанию. Я уже сейчас могу сказать, кто даст мне на чай в конце дня, и даже сколько именно.
  
  Ребус изобразил изумление.
  
  — Хотите повторить за мой счет? — спросил он, указывая кивком на пустую пинтовую кружку.
  
  — Да нет, спасибо. — Прощаясь, водитель протянул Ребусу руку. — Рад был познакомиться.
  
  — Я тоже, — сказал Ребус, отвечая на крепкое рукопожатие.
  
  Водитель пошел к выходу. Ребус видел, как две пожилые дамы, заметив его, закудахтали что-то и замахали ему руками, но он сделал вид, будто не замечает. Эта случайная встреча его взбодрила, напомнив, что есть еще целый мир вокруг и жизнь в нем течет практически параллельно той, которую ведет он сам.
  
  Обычная, повседневная жизнь. Где разговаривают просто ради того, чтобы поговорить. Не выискивая скрытых мотивов и тайн.
  
  Так оно и должно быть.
  
  Барменша поставила перед ним полный стакан.
  
  — Ну вот, совсем другой человек, — объявила она. — Когда вы вошли, я прямо не знала, что о вас и думать. Какой-то разбойник с большой дороги.
  
  — Терапия, — объяснил он, поднимая стакан.
  
  Официантка в конце концов поняла, что нужно каждому из туристов, и побежала на кухню передавать заказ.
  
  — И что привело вас в Колдстрим? — продолжала барменша.
  
  — Я из уголовной полиции. Собираю информацию об одном убитом — Треворе Гесте. Вообще-то он из Ньюкасла, но одно время — несколько лет назад — жил здесь.
  
  — Лично я про такого не слышала.
  
  — Может быть, здесь он был известен под другим именем.
  
  Ребус извлек из кармана фотографию Геста, сделанную перед тем, как его посадили. Барменша прищурилась — ей явно нужны были очки, но она и мысли о них не допускала. Через некоторое время она покачала головой:
  
  — Прости, дорогой.
  
  — Может, стоит показать фотографию кому-нибудь еще? Например, шеф-повару…
  
  Она взяла фотографию и скрылась за перегородкой, откуда доносились шипение и скрежет передвигаемых по плите кастрюль. Меньше чем через минуту она вернулась и протянула ему фото.
  
  — Совсем забыла, — сказала она, — Реб здесь с прошлого лета. Вы говорите, что этот парень был из Ньюкасла? А за каким лешим его сюда занесло?
  
  — В Ньюкасле ему, должно быть, стало жарковато, — предположил Ребус. — Он не всегда вел себя как законопослушный гражданин. Наверно, бессмысленно просить вас напрячь память и вспомнить, что происходило здесь четыре или даже пять лет назад? Вы не слыхали о том, что тут взламывали дома и квартиры?
  
  Она помотала головой. Несколько человек из группы двинулись к бару. Один держал в руках листочек, на котором были записаны заказы.
  
  — Три полупинты лагера, один лагер с лаймом, — Артур, сбегай уточни: полпорции или целую? — имбирный эль, «адвокат» — эй, Артур, спроси: ей «адвокат» со льдом? Нет, погодите, две полупинты лагера и шанди…
  
  Прощаясь с барменшей, Ребус сказал, что обязательно заглянет еще, если не в эту поездку, так как-нибудь в другой раз. И это были не пустые слова: прикатил он сюда из-за Тревора Геста, а вернется ради «Бараньей головы». Выйдя на улицу, он вдруг вспомнил, что не спросил про Дункана Баркли. Миновав два магазинчика, он остановился у газетного киоска и показал фото Тревора Геста продавцу. Тот отрицательно покачал головой, добавив, что живет в этом городе всю жизнь. Тогда Ребус спросил про Дункана Баркли. И вот тут продавец закивал:
  
  — Уехал уж несколько лет назад. Много молодых уезжает.
  
  — Не знаете куда?
  
  Продавец помотал головой. Ребус поблагодарил его и пошел дальше. В нескольких шагах от газетного киоска располагался гастроном, здесь Ребус тоже не узнал ничего — молоденькая продавщица, которая работала только по субботам, предложила ему заглянуть в понедельник утром. То же повторилось и в других заведениях, расположенных на этой стороне улицы, лавке антиквара, парикмахерской, чайной, «Оксфаме»… Лишь еще один человек знал Дункана Баркли.
  
  — Вижу его иногда.
  
  — Выходит, он живет неподалеку? — спросил Ребус.
  
  — В Келсо, так мне кажется…
  
  Еще один городишко. Остановившись на минуту под полуденным солнцем, Ребус вдруг задался вопросом: почему кровь так быстро бежит по его жилам? И сам ответил: у него есть работа. Обычная, кропотливая полицейская работа — но для него она все равно что праздник. Тут он заметил, что стоит возле паба, но паб, как ему показалось, выглядел совсем негостеприимно.
  
  Это заведение можно было назвать пабом с куда большим основанием, нежели «Баранью голову». Пол, застеленный выцветшим красным линолеумом и сплошь покрытый ожогами от непотушенных окурков. Потертая доска для дартса, в которую целились два изрядно нагрузившихся алкоголем игрока. Троица пенсионеров в кепках, сидящая за угловым столиком и стучащая костяшками домино. И все это в густых клубах сигаретного дыма. Экран телевизора словно исходил кровью; и даже стоя здесь, в нескольких шагах от входной двери, Ребус был готов держать пари, что вода давно уже не поступает в сливной бачок в туалете. Он чувствовал отвращение к этому месту, хотя понимал, что местечко такого рода как нельзя лучше подходит для таких клиентов, как Гест. Проблема была в том, что его расспросы вряд ли будут здесь встречены доброжелательными улыбками. Бармен с носом, похожим на помятый помидор, и типичным лицом пьяницы, покрытым рубцами и шрамами, о причинах появления которых можно было без труда догадаться, был словно создан для того, чтобы заправлять здесь. Ребус знал, что и на его собственном лице можно найти следы боевых подвигов. Скроив зверскую мину, он подошел к стойке.
  
  — Пинту крепкого. — Заказать полпинты в таком заведении было бы противоестественно. — Дункан на днях не заглядывал? — спросил он бармена, доставая из кармана сигареты.
  
  — Кто?
  
  — Дункан Баркли.
  
  — Никогда про такого не слышал. А он во что-то вляпался?
  
  — Да нет. — Поняв, что его раскусили, он добавил: — Я инспектор уголовной полиции.
  
  — Неужели?
  
  — И мне надо задать Дункану пару вопросов.
  
  — Он здесь больше не живет.
  
  — Перебрался в Келсо, так?
  
  Бармен пожал плечами.
  
  — А к кому из этих пьяниц он захаживает?
  
  Бармен старательно отводил взгляд в сторону.
  
  — Смотри на меня, — приказал Ребус, — и отвечай, раз уж я вынужден копаться в этом дерьме. Делай что тебе говорят!
  
  Ножки стульев громко скрипнули по полу — три долгожителя поднялись на ноги. Ребус повернул голову в их сторону.
  
  — Играете? — спросил он с улыбкой. — А я вот, между прочим, расследую три убийства. — Улыбка сошла с его лица, и он поднял руку с тремя растопыренными пальцами. — Если не хотите, чтобы я и вас прощупал, сядьте. — Он замолчал, дожидаясь, пока они снова усядутся на стулья. — Умные ребята, — похвалил он их и, обернувшись к бармену, спросил: — Так где в Келсо я могу его найти?
  
  — Вам бы спросить Дебби, — пробормотал бармен. — У них отношения.
  
  — А где найти Дебби?
  
  — По субботам она работает в бакалейной лавочке.
  
  Ребус, сделав довольное лицо, достал из кармана фотографию Тревора Геста.
  
  — Как я слышал, — сказал бармен, глядя на фото, — он уже давно отвалил отсюда обратно на юг.
  
  — Это был ложный слух — он двинул в Эдинбург. Помнишь, как его звали?
  
  — Он просил называть его Умный Тревор, а почему, не знаю.
  
  Наверное, по песне Иэна Дьюри, подумал Ребус и спросил:
  
  — Он заходил сюда?
  
  — Недолго — я запретил ему здесь появляться, уж больно драчлив был.
  
  — Но жил-то он в городе?
  
  Бармен покачал головой.
  
  — Мне кажется, он жил в Келсо, — ответил он и закивал более уверенно. — Точно, в Келсо.
  
  Выходит, копам в Ньюкасле Гест врал. У Ребуса появились нехорошие предчувствия. Он вышел из паба, не расплатившись и посчитав, что именно так следует поступить.
  
  Через несколько минут на свежем воздухе Ребус почувствовал облегчение. Он направился в бакалейную лавочку к девушке по имени Дебби, которая работает по субботам. Дебби сразу поняла, что он все знает. Начала было выкручиваться, но он поднял вверх ладонь, и она осеклась на полуслове. Ребус перегнулся через прилавок и, постучав по нему костяшками пальцев, медленно сказал:
  
  — Итак, что вы можете сообщить о Дункане Баркли? Я могу выслушать вас либо здесь, либо в полицейском участке в Эдинбурге — решайте сами.
  
  Девушка так густо покраснела, что Ребус испугался, как бы она вдруг не лопнула, как воздушный шарик.
  
  — Он живет в доме на Карлингноуз-лейн.
  
  — В Келсо?
  
  Сделав над собой усилие, она кивнула. И прижала ладонь ко лбу, словно почувствовав головокружение.
  
  — Но все время от восхода до заката он обычно проводит в лесу.
  
  — В лесу?
  
  — В лесу, который за домом.
  
  В лесу… Что им говорила доктор Гилри? Лес может оказаться важным фактором.
  
  — И как давно вы его знаете, Дебби?
  
  — Три… вернее, уже четыре года.
  
  — Он старше вас?
  
  — Да, ему уже двадцать два, — подтвердила она.
  
  — А вам?… Шестнадцать или семнадцать?
  
  — Скоро будет девятнадцать.
  
  — Вы с ним живете?
  
  Неудачный вопрос: румянец стал еще более ярким.
  
  — Мы просто друзья… Даже видимся в последнее время редко.
  
  — А чем он занимается?
  
  — Резьбой по дереву — вазы для фруктов и все такое. Продает их в Эдинбурге.
  
  — Артистичная натура, да? Хорошие руки?
  
  — Да просто золотые.
  
  — И прекрасные острые инструменты?
  
  Она уже открыла рот, собираясь ответить, но вдруг осеклась.
  
  — Он ничего не сделал! — закричала она.
  
  — А разве я его в чем-нибудь обвинил? — спросил Ребус, придавая голосу удивленно-обиженные интонации. — Что навело вас на подобные мысли?
  
  — Он вам не доверяет.
  
  — Мне? — удивился Ребус.
  
  — Всем вам!
  
  — У него что, уже были неприятности с законом?
  
  Она помотала головой.
  
  — Вы не поняли, — негромко сказала она. На ее глазах выступили слезы. — Он сказал, что вы не…
  
  — Дебби?
  
  Она громко зарыдала и, откинув створку прилавка, рванулась в зал. Ребус раскинул руки, пытаясь преградить ей дорогу.
  
  Но она проскользнула под его рукой, а когда он повернулся, то увидел ее уже у дверей. В следующее мгновение девушка распахнула дверь с такой силой, что колокольчики залились истерическим звоном.
  
  — Дебби! — громко крикнул он ей вслед.
  
  Когда Ребус выскочил наружу, она была уже на середине улицы. Он чуть слышно выругался, но тут увидел, что рядом стоит какая-то женщина с пустой корзиной из ивовых прутьев в руке. Шагнув в магазин, он перевернул табличку так, чтобы надпись «ОТКРЫТО» оказалась внутри, а «ЗАКРЫТО» смотрела на улицу.
  
  — По субботам работаем полдня, — пояснил он.
  
  — С каких это пор? — сердито поинтересовалась женщина.
  
  — Ладно, так и быть, — смилостивился он, — будем считать, что у нас самообслуживание. Берите, что вам нужно, а деньги оставьте на прилавке.
  
  Он пропустил ее внутрь и направился к машине.
  
  В колышущейся толпе Шивон чувствовала себя как привидение на празднике. Перед глазами маячили флаги разных стран. Из рук в руки переходили банки с дешевым пивом и сидром. Подошвы скользили по разбросанным повсюду коробкам из-под пиццы. До сцены, где выступали ансамбли, было около четверти мили. У туалетов вились длинные очереди. Шивон улыбнулась, вспомнив, как стояла за кулисами на «Последнем рывке». Она, как и договорились, послала эсэмэски подругам, но те пока не ответили. Все вокруг выглядели счастливыми и возбужденными, а она чувствовала себя чужой. Все ее сознание заполонили сейчас:
  
  Кафферти,
  
  Гарет Тенч,
  
  Кейт Карберри,
  
  Сирил Коллер,
  
  Тревор Гест,
  
  Эдвард Айли.
  
  Начальник полиции доверил ей руководить сложным расследованием. Результатом этой работы мог быть резкий скачок в карьере. Но она отвлеклась на поиски преступника, изувечившего мать. Это не только заняло все ее время, но и толкнуло к Кафферти. Она знала, что надо собраться и сосредоточиться. Утром в понедельник начнется официальное расследование — скорее всего, под руководством инспектора Макрея и детектива Старра будет сформирована группа с привлечением всех необходимых ресурсов.
  
  А ее отстранили. Остается только одно: добиться приема у Корбина и попросить прощения… попытаться добиться разрешения снова приступить к работе. Он наверняка потребует дать ему слово, что Ребус близко не подойдет к расследованию. Соглашаться или не соглашаться?
  
  Когда на сцену вышел новый ансамбль, кто-то увеличил громкость динамиков. Вынув мобильный, Шивон проверила, не пришли ли новые сообщения.
  
  Один пропущенный вызов.
  
  Она посмотрела номер: Эрик Моз.
  
  — Вот уж не было печали, — недовольно буркнула она.
  
  Эрик отправил ей голосовое сообщение, но сейчас она не была расположена его слушать. Сунув мобильник в карман, она вытащила из сумки бутылку с водой. На нее пахнуло сладким запахом анаши, но знакомого дилера из лагеря «Горизонт» поблизости не было. Парни на сцене старались вовсю, но, похоже, акустическая система срезала верхние частоты. Шивон отошла подальше от сцены. Лежащие на траве парочки либо обнимались и целовались, либо смотрели в небо с мечтательными улыбками. Она вдруг сообразила, что продолжает идти в сторону той поляны, где стояла ее машина. До выступления «Нью Ордер» оставалось еще несколько часов, и она знала, что ради них не вернется. Ну а что ждет ее в Эдинбурге? Может, позвонить Ребусу и сказать, что она его простила? А может, посидеть в баре наедине с бутылкой холодного «Шардоне», блокнотом и ручкой и написать и отрепетировать речь, с которой утром в понедельник она обратится к начальнику полиции?…
  
  — Если я верну вас в группу, вы должны напрочь забыть о своем коллеге… Вы поняли, о ком я говорю, сержант Кларк?
  
  — Поняла, сэр. И так ценю ваше расположение ко мне.
  
  — И вы согласны на мои условия? Отвечайте, сержант Кларк. Просто да или нет — без всяких выкрутасов.
  
  Только это было совсем не так просто…
  
  Она опять катила по шоссе М-90, но уже в южном направлении. Через двадцать минут показался мост Форт-Роуд. Теперь автомобили уже не досматривали. Проехав по пригородам Эдинбурга, Шивон поняла, что оказалась вблизи Крамонда, и решила заглянуть к Эллен Уайли и поблагодарить за терпеливое выслушивание ее ночных излияний. Свернув на Уайтхаус-роуд, она припарковала машину у знакомого дома. На звонок никто не ответил. Она позвонила Эллен на мобильник.
  
  — Это Шив, — сказала она, когда Эллен ответила. — Хочу разорить тебя на кофе.
  
  — Мы сейчас не дома, гуляем.
  
  — Я слышу сильный шум воды… Вы что, за домом?
  
  Помолчав несколько секунд, Эллен ответила:
  
  — Давай встретимся попозже.
  
  — Хорошо, но я вообще-то уже здесь.
  
  — Может, лучше встретиться и посидеть где-нибудь в городе… только нам вдвоем.
  
  — Ну что ж, я не против, — согласилась Шивон, непроизвольно нахмурившись, и Эллен словно почувствовала это.
  
  — Послушай, — скороговоркой начала она, — а что, если действительно просто выпить по чашечке кофе? Жду тебя в пять…
  
  Чтобы не стоять на месте, Шивон дошла до конца улицы и спустилась по дорожке к реке Алмонд. Эллен и Дениз были у старой мельницы и сейчас возвращались назад. Заметив Шивон, Эллен махнула ей рукой, на лице Дениз, вцепившейся в руку сестры, застыла непроницаемая маска. Только вдвоем…
  
  Дениз была ниже ростом и тоньше, чем сестра. С подросткового возраста, когда забота о весе перекрывает все остальное, ее глаза сохранили выражение, с которым голодный смотрит на еду. Кожа на ее лице была серой, а волосы тусклыми и безжизненными. Она старалась не встречаться глазами с Шивон.
  
  — Привет, Дениз, — с улыбкой проговорила Шивон.
  
  Дениз ответила каким-то нечленораздельным звуком.
  
  Эллен же, напротив, старательно разыгрывала бодряка и всю дорогу до дому ни на секунду не умолкала.
  
  — Пойдемте через сад, — предложила она, — я приготовлю кофе или по стакану грога — хотя ты же за рулем, да? Концерт, как я понимаю, не очень? Ты ведь не осталась до конца? Мне уже поздно ходить слушать поп-группы, но вот для «Коулд-плей» я бы сделала исключение, да и то лишь при условии, что мне предоставят удобное кресло. Простоять целый день в ожидании? Среди оборванцев и карманников? Дениз, ты у себя наверху? Принести тебе чашечку? — Она вышла из кухни во дворик с тарелкой печенья. — Ну как, нравится тебе здесь, Шив? Вода закипела, а я что-то никак не вспомню, с чем ты пьешь…
  
  — Только с молоком, — ответила Шивон, глядя на окна спальни. — Дениз в порядке?
  
  В этот момент сестра Эллен подошла к окну; она широко раскрыла глаза, встретившись с пристальным взглядом Шивон. Рывком задернула занавеску. Окно, несмотря на безветрие, тоже было закрыто.
  
  — Все в порядке, — успокоила Шивон Эллен, взмахом руки удерживая ее от дальнейших расспросов.
  
  — А ты сама-то как?
  
  Эллен Уайли притворно рассмеялась:
  
  — Да что мне будет!
  
  — Вы обе выглядите так, словно только что залезли в домашнюю аптечку, но приняли разные лекарства.
  
  Еще один взрыв притворного смеха, и Эллен снова скрылась за дверью кухни. Шивон медленно поднялась с табуретки и, последовав за ней, остановилась на пороге.
  
  — Ты ей сказала? — негромко спросила она.
  
  — О чем?
  
  — О Гарете Тенче. Она знает, что он убит?
  
  Шивон с трудом произнесла эти слова — они буквально застряли у нее в горле.
  
  Тенч погуливает от жены…
  
  Одна из моих коллег, Эллен Уайли… ее сестра…
  
  Душа куда более уязвимая, чем у большинства людей…
  
  — Господи, Эллен, — еле слышно проговорила она, хватаясь рукой за косяк.
  
  — В чем дело?
  
  — Ты же знаешь, правда? — почти шепотом спросила Шивон.
  
  — Не пойму, о чем ты, — раздраженно оборвала ее Эллен, возясь с подносом, то ставя, то снимая с него блюдца.
  
  — Ну-ка посмотри мне в глаза и скажи, что не понимаешь, о чем я говорю.
  
  — Я абсолютно не представляю, о чем ты…
  
  — Я сказала, посмотри мне в глаза.
  
  Эллен с усилием сделала то, чего требовала от нее Шивон, ее губы буквально вытянулись в нитку.
  
  — Ты так таинственно говорила по телефону, — сказала Шивон. — А теперь Дениз спряталась наверху, а ты болтаешь без умолку.
  
  — Тебе лучше уйти.
  
  — Может, ты передумаешь, Эллен. Но в любом случае хочу перед тобой извиниться.
  
  — Извиниться?
  
  Не сводя с нее глаз, Шивон кивнула.
  
  — Ведь это я сказала Кафферти. Для него не составило никакого труда узнать адрес, так? Ты была дома?
  
  Эллен опустила голову под ее взглядом.
  
  — Он приходил сюда, верно? — решительно спросила Шивон. — Пришел к вам и рассказал Дениз, что Тенч все еще женат. Она продолжала встречаться с ним?
  
  Эллен Уайли помотала головой. Слезы струились по ее щекам, капали на кафельный пол.
  
  — Эллен… я так виновата.
  
  На столе рядом с мойкой стояла деревянная подставка для ножей, одна прорезь в которой была свободна. В кухне ни единого пятнышка, никаких следов замывания.
  
  — Ты не можешь ее привлечь, — всхлипнула Эллен Уайли.
  
  — Ты поняла это утром? Когда она встала с постели? Нужно скорее признаться, — наступала Шивон. — Если ты будешь продолжать молчать, вы погибнете обе.
  
  — Ты не можешь ее привлечь, — повторила Эллен, но на этот раз почти беззвучно и апатично.
  
  — Ей помогут. — Сделала два шага, Шивон вошла в маленькую комнату, положила ладонь на руку Эллен Уайли. — Поговори с ней, успокой, скажи, что все будет хорошо. Ты будешь рядом с ней.
  
  Эллен вытерла слезы тыльной стороной ладони.
  
  — У тебя нет доказательств, — пробормотала она: видимо, этот аргумент был у нее заготовлен — ведь именно он первым приходит в голову.
  
  — А они нужны? — спросила Шивон. — Может, спросить у Дениз…
  
  — Пожалуйста, не надо.
  
  Она замотала головой, прожигая Шивон взглядом.
  
  — Эллен, разве можно поручиться, что ее никто не видел? Думаешь, ее не зафиксировали камеры видеонаблюдения? Думаешь, одежду, в которой она была, не обнаружат? Выброшенный нож не найдут? Если я буду участвовать в расследовании, то сразу же пошлю на реку пару водолазов. Может, поэтому вы и гуляли по берегу — искали подходящее место, чтобы избавиться…
  
  — О господи, — дрожащим голосом проговорила Эллен.
  
  Обняв ее, Шивон почувствовала, как ее трясет, — это было что-то вроде «отложенного» шока.
  
  — Тебе надо быть сильной, Эллен, хотя бы ради нее. Хотя бы еще немного, но ты должна…
  
  Внезапно мысли Шивон смешались; она продолжала машинально гладить Эллен по спине. Если Дениз оказалась способной убить Гарета Тенча, что еще она могла совершить? Она отпрянула. Взгляды женщин встретились.
  
  — Я знаю, о чем ты подумала, — негромко сказала Эллен.
  
  — Знаешь?
  
  — Но Дениз вообще не заглядывала на сайт «СкотНадзор». Именно я интересовалась всем этим, а она — нет.
  
  — Но ведь ты одна пытаешься выгородить убийцу Гарета Тенча, Эллен. Не следует ли присмотреться к тебе, а? — Голос Шивон стал тверже; лицо Эллен тоже стало решительным, но через секунду расплылось в широкой улыбке.
  
  — Это лучшее, что ты можешь придумать, Шивон? Может, ты не такая клевая девчонка, какой кажешься окружающим. Хоть начальник полиции и назначил тебя главной, но ведь мы обе знаем, что этим шоу руководит Джон Ребус… И мне кажется, ты не упустишь случая его обскакать… с одной оговоркой: если тебе это удастся. Что ж, давай предъявляй мне обвинение. — Она протянула руки, словно ожидая, когда наручники защелкнутся на ее запястьях. Шивон не шелохнулась, и тогда Эллен засмеялась глухим невеселым смехом. — Не такая ты клевая девчонка, какой кажешься окружающим, — повторила она.
  
  Не такая ты клевая девчонка…
  26
  
  Не теряя времени Ребус двинулся в Келсо. Ехать было всего восемь миль. Ни в одной из машин он Дебби не заметил. Однако она могла без труда переговорить с Баркли и по телефону. Окружающие пейзажи поражали своей красотой, но любоваться ими не было времени. Ребус на полной скорости пролетел под знак, приглашающий в город дисциплинированных водителей, и почти сразу дал по тормозам, потому что перед ним вдруг возникла дама, с головы до ног одетая в твид и с маленькой пучеглазой собачкой на поводке.
  
  — Простите, пожалуйста, — обратился к ней Ребус, — не подскажете, где Карлингноуз-лейн?
  
  — Извините, но, боюсь, ничем не могу вам помочь, — ответила дама и, пока Ребус отъезжал, все продолжала извиняться.
  
  Он снова двинулся в сторону центра, узнав по дороге не меньше дюжины вариантов маршрута от трех местных жит злей, к которым он обратился за помощью. Рядом с замком Флорз… за полем для игры в регби… не доезжая до поля для игры в гольф… по Эдинбургскому шоссе.
  
  Оказалось, что замок Флорз стоит как раз на Эдинбургском шоссе. Высокая крепостная стена протянулась на несколько сотен ярдов. Вот и указатели, направляющие в сторону поля для игры в гольф, а вон и ворота для игры в регби. Но все жилые дома в поле его зрения казались уж слишком новыми. Ребус стоял, не зная, куда ехать дальше, пока две школьницы, гулявшие с собакой, не указали ему дорогу.
  
  В объезд новой застройки.
  
  Карлингноуз-лейн состояла из одного ряда обветшалых домишек. Первые два были перестроены и свежевыкрашены. Мостовая заканчивалась у последнего дома, беленые стены которого отдавали желтизной. Самодельная вывеска извещала: «ПРОДАЖА ИЗДЕЛИЙ МЕСТНЫХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ПРОМЫСЛОВ». Крошечный палисадник перед домом был завален древесными спилами и чурбачками. Ребус остановил машину у ворот, за которыми начиналась дорожка, идущая через луг и терявшаяся в роще. Подергав входную дверь, Ребус через оконце заглянул внутрь. Неприбранная жилая комната, совмещенная с крохотной кухней. Через застекленную дверь в противоположной стене Ребус смог рассмотреть садик на заднем дворе, такой же захламленный и унылый, как палисадник перед домом. Подняв голову, Ребус увидел стойку, поддерживающую кабель электроснабжения. Ни наружной телеантенны, ни телевизора в доме он не заметил.
  
  Не было и телефонной подводки. У соседнего дома она была — протянутая по воздуху от телеграфного столба, стоящего на лугу.
  
  Это не значит, что у него нет мобильника, подумал Ребус, а скорее значит, что он у него есть. Ведь связывается же Баркли каким-то образом с галереями в Эдинбурге.
  
  Возле дома стоял видавший виды «лендровер». Им, похоже, пользовались нечасто, однако в замке зажигания торчал ключ, а это означало, что хозяин либо не опасается воров, либо в любую минуту готов дать деру. Открыв водительскую дверь, Ребус вытащил ключ и сунул его в карман, потом достал сигареты и закурил. Если Дебби успела предупредить Баркли, он либо сбежал на своих двоих, либо воспользовался другой машиной… либо сейчас возвращается домой.
  
  Он вынул мобильник. Уровень сигнала — всего одна полоска, чуть наклонил телефон, и на дисплей выскочило сообщение: «НЕТ СИГНАЛА». Встав на перекладину ворот, он поднял руку с телефоном.
  
  «НЕТ СИГНАЛА».
  
  Ребус решил, что сейчас самое время вознаградить себя прогулкой по лесу. Воздух был теплый, щебетали птицы, издалека доносился шум машин. Высоко в небе плыл самолет, фюзеляж блестел в лучах солнца. Я нахожусь в этом безлюдном месте, размышлял Ребус, где даже телефон отказывается работать, и готовлюсь к встрече с одним человеком. С человеком, который когда-то подрался. И этот человек знает, что его разыскивает полиция, которую он не жалует…
  
  — Красота, Джон, — сказал он, чувствуя легкую одышку после подъема на холм к опушке леса.
  
  Он понятия не имел, как называются деревья, среди которых он стоял. Вот это, с коричневым стволом и листьями на ветках, наверняка не хвойное — этим его познания и ограничивались. Он прислушался, надеясь услышать стук топора или стрекот пилы. Нет… лучше не надо — острый инструмент в руках Баркли был бы совсем некстати. Может быть, громко позвать его, подумал Ребус. Кашлянув, прочистил горло, но не крикнул. Он сейчас на холме, так, может быть, здесь его мобильник…
  
  «НЕТ СИГНАЛА».
  
  Пусть так, зато какие виды! Остановившись и переводя дыхание, он вдруг подумал, что стоит жить хотя бы для того, чтобы вспоминать их. А какие могут быть причины у Дункана Баркли сторониться полиции? Ребус обязательно спросит об этом, если, конечно, когда-нибудь его найдет. Он уже вошел в лес. Покрывающий землю густой ковер мха пружинил под ногами. У Ребуса было такое чувство, будто он идет по тропке — незаметная для неопытного глаза, она петляла меж молодыми деревцами и толстыми стволами, огибая кусты и валяющиеся повсюду ветки. Место очень напоминало окрестности Лоскутного родника. Инспектор все время смотрел по сторонам, часто останавливался и прислушивался.
  
  Вокруг никого.
  
  И вдруг он заметил под ногами следы — следы автомобильных шин. Ребус присел. Отпечатки протектора не были свежими — машина прошла несколько дней назад. Ребус негромко хмыкнул.
  
  — Не думаю, что эти следы оставил Тонто,[27] — пробормотал Ребус, выпрямляясь и стряхивая прилипшую к пальцам глину.
  
  — Вы совершенно правы, — услышал он мужской голос.
  
  Обернувшись, Ребус увидел говорившего — закинув ногу на ногу, он сидел на поваленном дереве в нескольких ярдах от колеи.
  
  — Отличный камуфляж, — похвалил Ребус, имея в виду комбинезон цвета хаки, в который тот был одет. — Вы Дункан?
  
  Дункан Баркли чуть заметно кивнул. Подойдя ближе, Ребус отметил, что волосы у него светлые, а лицо веснушчатое. Росту в нем, наверное, футов шесть, но жилистый. Цвет глаз почти в тон комбинезону.
  
  — А вы полицейский, — заявил Баркли.
  
  Ребус и не собирался это отрицать.
  
  — Вас Дебби предупредила?
  
  — Каким образом?… — Баркли развел руками. — Я в этом отношении первобытный человек.
  
  Ребус кивнул:
  
  — Я заметил, на вашем доме нет ни телевизионной антенны, ни телефонной подводки.
  
  — Да и самих домов тоже скоро не будет — застройщики уже положили на них глаз. А это значит, что исчезнет луг, а после него и лес… А я знал, что вы придете. — Он замолчал, ожидая реакции Ребуса. — Не именно вы… но кто-то из ваших.
  
  — Из-за?…
  
  — Тревора Геста, — спокойно, но твердо произнес молодой человек. — Я узнал из газет, что его убили. А когда сообщили, что расследование передано в Эдинбург… я подумал, что в его деле, наверно, упоминается мое имя.
  
  Ребус кивнул и вытащил из кармана сигареты.
  
  — Не возражаете?…
  
  — Лучше не надо — деревьям это тоже не понравится.
  
  — Они что, ваши друзья? — спросил Ребус, убирая сигареты в карман. — Итак, вы узнали о Треворе Гесте?…
  
  — Из сообщений в газетах. — Баркли замолчал, вспоминая. — По-моему, в среду. Я сам, как вы понимаете, газет не покупаю — у меня нет времени их читать. Но я увидел заголовок в «Скотсмене». Прочел и понял, что его считают жертвой серийного убийцы.
  
  — Жертвой убийцы… да.
  
  Ребус отшатнулся, когда молодой человек вдруг вскочил и шагнул к нему, но тот устремился мимо него в глубину леса.
  
  — Идите за мной, — бросил он, обернувшись и поманив его пальцем, — я вам кое-что покажу.
  
  — И что же вы мне покажете?
  
  — То, ради чего вы сюда приехали.
  
  Ребус, недолго поразмыслив, двинулся следом за Баркли.
  
  — Дункан, а это далеко? — спросил он, поравнявшись с парнем.
  
  Баркли молча помотал головой, продолжая идти вперед решительным и размашистым шагом.
  
  — Вы много времени проводите в лесу?
  
  — Сколько могу.
  
  — И в других лесах тоже бываете?
  
  — Я собираю природный материал всюду.
  
  — Природный материал?…
  
  — Ветки, коряги, корни…
  
  — И в районе Лоскутного родника?
  
  Баркли, обернувшись, посмотрел на Ребуса:
  
  — Что — в районе Лоскутного родника?
  
  — Вы там бывали?
  
  — Да нет.
  
  Баркли вдруг остановился, да так неожиданно, что Ребус чуть было на него не налетел. Глаза молодого человека расширились; он хлопнул себя по лбу. Ребус обратил внимание на его покрытые синяками и шрамами пальцы — типичные руки мастерового.
  
  — Господи боже! — воскликнул Баркли. — Так вот что вы подумали!
  
  — И что же, по-вашему, Дункан?
  
  — Вы думаете, что это сделал я! Я!
  
  — Неужели?
  
  — Матерь божья… — Баркли покачал головой и снова еще быстрее двинулся вперед; Ребус с трудом поспевал за ним.
  
  — Да я просто хочу узнать, из-за чего вы повздорили с Тревором Гестом, — произнес он в промежутке между двумя глубокими вдохами. — Проверка старой информации, вот из-за чего я здесь.
  
  — Но ведь вы считаете, что это моих рук дело!
  
  — А в действительности?
  
  — Нет!
  
  — Тогда и беспокоиться не о чем.
  
  Ребус огляделся, не совсем понимая, где они находятся. Он мог вернуться обратно, идя по следу автомобильных шин, но не знал, найдет ли место, где надо свернуть, чтобы выйти на луг и дальше, к цивилизованному миру?
  
  — Поверить не могу, что вы так думаете, — горестно проговорил Баркли, качая головой. — Я даю новую жизнь дереву. Мир природы для меня все.
  
  — Но ведь Тревора Геста нельзя превратить в вазу для фруктов!
  
  — Тревор Гест был животным, — безапелляционно заявил Баркли и снова внезапно остановился.
  
  — А разве животные не часть природы? — поинтересовался Ребус, с трудом переводя дыхание.
  
  — Вы же понимаете, что я имею в виду. — Он обвел взглядом лес. — В «Скотсмене» было сказано, что он сидел за кражу со взломом, изнасилование…
  
  — Склонение к половому акту.
  
  Баркли, не обращая внимания на слова Ребуса, продолжал:
  
  — Его упрятали потому, что в конце концов уличили — шила в мешке не утаишь. Но он задолго до этого вел себя как животное. — Баркли снова двинулся в глубь леса.
  
  Перевалив через вершину холма, они начали спускаться вниз. Ребус пошарил глазами в поисках чего-нибудь, похожего на оружие; наклонился и поднял с земли палку, но, когда попробовал на нее опереться, она с треском сломалась, оказавшись совсем гнилой.
  
  — Так что вы собирались мне показать? — спросил он.
  
  — Еще одну минуту. — Для наглядности Баркли поднял вверх указательный палец. — Послушайте-ка, я ведь даже не знаю, кто вы такой.
  
  — Меня зовут Ребус. Я инспектор уголовной полиции.
  
  — Знаете, я ведь общался с вашими… ну, когда это случилось. Пытался привлечь внимание к Тревору Гесту, но все без толку. Я тогда был подростком и считался парнем «с чудинкой». Жители Колдстрима подобны большому племени, инспектор. Если не вписываешься в него, очень трудно притворяться, что ты его часть.
  
  — Может быть, и так, — согласился Ребус, хотя в действительности хотел спросить: «О чем ты, черт возьми, толкуешь?»
  
  — Но сейчас стало получше. Люди видят вещи, которые я делаю, и могут рассмотреть в них искру таланта.
  
  — А когда вы перебрались в Келсо?
  
  — Вот уже третий год, как я здесь.
  
  — Вам, должно быть, здесь нравится?
  
  Баркли посмотрел на Ребуса, и на лице его промелькнула едва заметная усмешка.
  
  — Пытаетесь поддерживать разговор, да? Потому что нервничаете?
  
  — Я не люблю играть в игрушки, — отрубил Ребус.
  
  — А я могу сказать вам, кто любит, — тот, кто выставил на обозрение эти трофеи у Лоскутного родника.
  
  — Вот тут мы сходимся.
  
  Ребус вдруг зацепился штаниной за какой-то сук и чуть не упал.
  
  — Смотрите под ноги, — не оборачиваясь, бросил Баркли.
  
  — Спасибо за совет, — отозвался Ребус, ковыляя за ним.
  
  Вдруг парень опять резко остановился. Перед ними была изгородь, за которой на склоне холма стоял современный дом с верандой.
  
  — Ну как, правда хороший вид? — спросил Баркли. — Красивый пейзане и полный покой. Сюда можно проехать только через лес… — он указал пальцем на следы шин на мху, затем повернулся к Ребусу. — Вот тут она умерла. Я встречался с ней в городе, разговаривал. Когда это произошло, мы все были в шоке. — Он пристально всматривался в Ребуса, который пока не понимал, о ком речь. — Мистер и миссис Уэбстер, — произнес он свистящим шепотом. — Сам-то он умер позже, а вот жену его убили здесь. — Указав пальцем на дом, он добавил: — В нем.
  
  У Ребуса пересохло горло. Мать Бена Уэбстера? Ну конечно, это она — летний дом в Приграничье. Он припомнил фотографии из папки с документами, собранными Мейри.
  
  — Так ты утверждаешь, что ее убил Тревор Гест?
  
  — Он объявился здесь за несколько месяцев до того и смылся сразу после убийства. Некоторые из его дружков-собутыльников говорили, что он дал деру потому, что влип в какую-то историю с полицией в Ньюкасле. Он часто цеплялся ко мне на улице, говорил, что раз у меня длинные волосы, значит, я должен знать, где можно достать наркоты. — Парень помолчал. — А потом как-то раз я был по делам в Эдинбурге, мы с приятелем зашли в паб, и я его увидел. Тогда я говорил копам, что, по-моему, он убийца… Мне кажется, это вообще никого не интересует. — Он посмотрел на Ребуса тяжелым взглядом. — Ничего вы не расследуете!
  
  — Так ты увидел его в пабе и?…
  
  Голова у Ребуса кружилась, в ушах звенело.
  
  — Не стану скрывать, я действительно набросился на него. И сделал это с радостью. А потом, когда узнал, что его укокошили… еще больше обрадовался — ведь справедливость восторжествовала. В газетах писали, что он сидел за кражу со взломом и изнасилование.
  
  — Склонение к половому акту, — вяло поправил Ребус.
  
  — Вот и здесь он вломился в дом, убил миссис Уэбстер, ограбил…
  
  А затем бежал в Эдинбург, внезапно раскаялся и бросился оказывать помощь старым и немощным. Да, Гарет Тенч был прав — с Тревором Гестом что-то произошло. Что-то, что изменило его жизнь…
  
  Если, конечно, верить рассказу Дункана Баркли.
  
  — Но он ее не насиловал, — возразил он.
  
  — Что вы сказали?
  
  — Он не насиловал миссис Уэбстер.
  
  — Ну да, потому что она была для него слишком старой — девушка, на которую он напал в Ньюкасле, была подростком.
  
  Точно… так и говорил Хэкмен: питал симпатии к молоденьким.
  
  — Ты так долго носил это в себе!
  
  — А вы мне не верили!
  
  — Да, к сожалению…
  
  Прислонившись спиной в дереву, Ребус провел рукой по волосам, и его пальцы стали влажными от пота.
  
  — И вы не можете меня подозревать, — продолжал Баркли, — потому что я не знал двух других убитых. Вы же расследуете три убийства, — с нажимом проговорил он, — а не одно это.
  
  — Все правильно… не одно…
  
  Игривый убийца. Ребус вспомнил, что говорила доктор Гилри: привязка к селу и отклонения от схемы.
  
  — Я сразу понял, что от него можно ждать беды, — сказал Дункан, — когда еще в первый раз увидел его в Колдстриме.
  
  — А я сейчас тоже кое-что понял: полжизни бы отдал за то, чтобы окунуться с головой в прохладную воду, — перебил его Ребус.
  
  Так, значит, Тревор Гест — убийца матери Бена Уэбстера.
  
  Отец умер от горя… Выходит, Гест погубил всю семью.
  
  Сел в тюрьму за другое преступление, а когда освободился…
  
  Очень скоро депутат парламента Бен Уэбстер упал со стены Эдинбургского замка.
  
  Бен Уэбстер.
  
  — Дункан!
  
  Крик донесся откуда-то издалека, похоже, с вершины холма.
  
  — Дебби? — отозвался Баркли. — Я здесь, внизу!
  
  Он бросился вверх по склону, Ребус пустился за ним, изо всех сил стараясь не отставать. Когда он добежал до автомобильной колеи, Баркли уже сжимал Дебби в объятиях.
  
  — Я хотела тебя предупредить, — говорила та, уткнувшись лицом в его куртку, — но не на чем было доехать. Я знала, что он будет следить за мной, и как только сумела…
  
  Увидев Ребуса, она мгновенно умолкла и отпрянула от Баркли.
  
  — Все нормально, — успокоил Дункан девушку. — Мы с инспектором просто беседуем, только и всего. — Он посмотрел на Ребуса через плечо. — А главное, я уверен, что он меня слушает.
  
  Ребус кивнул и сунул руки в карманы.
  
  — Но все-таки я бы хотел пообщаться с вами в Эдинбурге, — провозгласил он. — Все, что вы сейчас рассказали, следует должным образом запротоколировать. Вы согласны?
  
  Баркли устало улыбнулся:
  
  — С превеликим удовольствием.
  
  Дебби прильнула к Дункану, встав на цыпочки и обвив рукой его талию.
  
  — Я тоже с тобой. Не оставляй меня здесь.
  
  — Дело в том, — начал Баркли, бросив лукавый взгляд на Ребуса, — что инспектор считает меня подозреваемым… а это делает тебя моим сообщником.
  
  Еще крепче прижавшись к парню, девушка закричала:
  
  — Дункан мухи не обидит!
  
  — И гадюки тоже, — с улыбкой уточнил Ребус.
  
  — Этот лес заботится обо мне, — глядя на Ребуса, негромко сказал Баркли. — Поэтому палка, которую вы подняли, сразу сломалась. — Подмигнув Ребусу, он обратился к Дебби: — Ты действительно хочешь ехать? Наше первое свидание в полицейском участке в Эдинбурге?
  
  Она ответила тем, что, снова приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в губы. Деревья зашумели под порывом внезапно налетевшего ветра.
  
  — Тогда в машину, дети, — скомандовал Ребус.
  
  Шивон вдруг поняла, что едет совсем не туда.
  
  Вообще-то дело обстояло не совсем так — все зависело от того, куда она направлялась, но в этом-то и заключалась проблема: она никак не могла решить, куда ехать. Вероятнее всего, домой, но что она будет делать дома? Она проехала Силверноуз-роуд до пересечения с Марин-драйв и затормозила у обочины. Здесь стояло уже немало припаркованных машин. В выходные сюда всегда стекалось много народу полюбоваться на залив Ферт-оф-Форт. Здесь выгуливали собак, ели сэндвичи. Экскурсионный вертолет с пассажирами на борту с рокотом поднимался в небо, чтобы совершить воздушную экскурсию над городом. Он напомнил ей вертолет над «Глениглсом». Несколько лет назад Шивон подарила Ребусу на день рождения туристический ваучер, но он, насколько ей было известно, так им и не воспользовался.
  
  Она понимала, что надо рассказать ему о Дениз и Гарете Тенче. Эллен Уайли обещала ей позвонить в Крейгмиллар и вызвать полицейских, однако, несмотря на ее обещание, Шивон сделала то же самое, едва отъехав от дома сестер. Она склонялась к тому, чтобы посоветовать полицейским задержать обеих женщин — в ушах все еще звучал смех Эллен, в котором ясно слышались истерические нотки. Возможно, при таких обстоятельствах это естественно, и все-таки… Взяв мобильник, она сделала глубокий вдох и набрала номер Ребуса. Ей ответил металлический женский голос: «Абонент недоступен… попробуйте перезвонить позже».
  
  Глядя на символы дисплея, она вдруг вспомнила о голосовом сообщении Эрика Моза.
  
  — Ладно, была не была, — пробормотала она, нажимая на клавиши.
  
  — Шивон, это я, Эрик, — зазвучал дребезжащий голос. — Молли ушла и… Господи, я не знаю, зачем я… — он закашлялся. — Просхочу, чтопты… как это? — Новый приступ кашля, такой сильный, словно его вот-вот вырвет; Шивон невидящим взглядом смотрела на залив. — О черт, я… принял… принял кучу…
  
  Она чертыхнулась и завела мотор. Включила фары и на бешеной скорости понеслась вперед, проезжая перекрестки на красный свет. Маневрируя в потоке машин, она изловчилась позвонить в «Скорую». Ей казалось, что еще можно успеть. Через двенадцать минут она остановилась у его дома; машина практически не получила повреждений, если не считать царапины на кузове и покореженного бокового зеркала. Предстоит еще один визит в автомастерскую к дружку Ребуса.
  
  Дверь в квартиру Моза была открыта. Вбежав в гостиную, она увидела, что он полулежит на полу, прислонив голову к креслу. Пустая бутылка из-под «Смирновской», пустой флакон из-под парацетамола. Шивон схватила его запястье — теплое. Дыхание поверхностное, но ровное. Она принялась шлепать его по щекам, трясти, зовя по имени.
  
  — Эрик, ты слышишь, пора вставать! Время вставать, Эрик! Ну вставай же, ленивый остолоп! — Нет, он для нее слишком тяжел, нечего и думать без посторонней помощи поставить его на ноги. Она проверила его рот — там не было ничего, что могло бы затруднить дыхание. Снова стала трясти. — Сколько ты проглотил, Эрик? Сколько таблеток?
  
  То, что дверь была оставлена открытой, говорило кое о чем: он хотел, чтобы его нашли. К тому же он позвонил ей… позвонил ей.
  
  — Эрик, ты всегда любил разыгрывать драмы, — сказала Шивон, откидывая с его лба прядь прилипших волос. В комнате все было вверх дном. — А что, если Молли вернется и увидит, какой разгром ты тут учинил? Ну-ка давай вставай.
  
  Его веки задрожали, из горла вырвался хриплый стон. За дверью послышались голоса и шум шагов: в квартиру вошла бригада «Скорой помощи» в зеленой униформе; один медик нес ящик с инструментами и лекарствами.
  
  — Чего он наглотался?
  
  — Парацетамола.
  
  — Как давно?
  
  — Часа два назад.
  
  — Как его зовут?
  
  — Эрик.
  
  Выпрямившись, Шивон отошла на несколько шагов, давая медикам возможность подойти ближе. Они посмотрели зрачки и стали доставать из ящика необходимые приборы.
  
  — Вы меня слышите, Эрик? — спросил один из медиков. — Можете кивнуть головой? Или пошевелить пальцами? Эрик? Меня зовут Колин, я буду вас лечить. Эрик? Просто кивните, если вы меня слышите. Эрик?…
  
  Шивон, сложив руки на груди, наблюдала за происходящим. Когда Эрика вдруг передернуло и у него началась рвота, один из медиков попросил ее осмотреть остальные комнаты квартиры.
  
  — Посмотрите, не мог ли он наглотаться чего-нибудь еще.
  
  Она вышла из гостиной и тут же подумала, что они нарочно выпроводили ее, чтобы избавить от неприятного зрелища. В кухне она не нашла ничего — все было в образцовом порядке, правда, пакет молока следовало бы убрать в холодильник… рядом с ним лежала винтовая пробка от «Смирновской». Шивон зашла в ванную. Дверца аптечки была распахнута. В раковине валялось несколько неоткрытых упаковок с антигриппином. Она убрала их обратно в шкафчик. Там оказался запечатанный флакончик с аспирином. Значит, Эрик мог схватить что-то уже открытое и, возможно, проглотил меньше таблеток, чем ей показалось.
  
  Спальня: вещи Молли все еще здесь, однако теперь они валялись по всему полу, словно Эрик собирался совершить над ними какой-то акт возмездия. Вынутая из рамки фотография, запечатлевшая распавшуюся пару, тоже валялась на полу, однако не была разорвана — по всей вероятности, на такой шаг он пока еще не решился.
  
  Шивон вернулась в гостиную. Рвота у Эрика прекратилась, но зловоние в комнате было невыносимым.
  
  — Похоже, он выпил грамм семьсот водки, — сообщил врач, которого звали Колин, — и закусил примерно тридцатью таблетками.
  
  — Большую часть которых он нам только что предъявил, — добавил один из его коллег.
  
  — Но он поправится? — спросила Шивон.
  
  — Зависит от индивидуальной реакции организма. Вы сказали, прошло часа два?
  
  — Он позвонил два… почти три часа назад.
  
  Врачи внимательно смотрели на нее.
  
  — Но я прослушала голосовое сообщение не сразу… прослушала и тогда же позвонила вам.
  
  — Ну и как он говорил?
  
  — Сбивчиво и невнятно.
  
  — Тут, друзья мои, не до шуток. — Колин взглянул на своих коллег. — Как понесем его вниз?
  
  — Привяжем к носилкам.
  
  — На лестнице слишком узкие площадки.
  
  — А как еще можно его спустить?
  
  — Позвоню, попрошу прислать подмогу, — выпрямляясь, объявил Колин.
  
  — Я могу поддерживать его за ноги, — предложила Шивон. — На узких площадках с носилками, конечно, не развернуться, а если нести на руках, то…
  
  — Резонно.
  
  Медики переглянулись, и тут зазвонил мобильный Шивон. Вынув его, она уже дотронулась до клавиши отключения, но, взглянув на дисплей, увидела буквы ДР. Быстро выйдя в прихожую, она нажала клавишу «разговор».
  
  — Ты не поверишь, — с ходу выпалила она и на секунду замерла в растерянности, потому что Ребус произнес в трубку те же самые слова.
  27
  
  Он решил ехать в участок на Сент-Леонард, посчитав, что там меньше всего шансов засветиться. Похоже, никто из дежурных офицеров не знал, что его отстранили; никто не поинтересовался, зачем ему комната для допросов, и тут же был найден констебль, чтобы запись беседы не происходила без свидетелей.
  
  Дункан Баркли и Дебби все время сидели рядом, прикладываясь к банкам с кока-колой и плиткам шоколада. Перед тем как начать, Ребус распечатал упаковку с кассетами и вставил две в магнитофон. Баркли поинтересовался, зачем сразу две.
  
  — Одна для вас, вторая для нас, — ответил Ребус.
  
  Он не удосужился ввести констебля в курс дела, и тот просидел все время разговора с вытаращенными от удивления глазами. Закончив, Ребус спросил его, не может ли он организовать доставку гостей домой.
  
  — В Келсо? — уточнил констебль, лицо которого сразу стало унылым.
  
  Но Дебби, стиснув руку Баркли, попросила подвезти их до Принсез-стрит, а оттуда они доберутся сами. Баркли заколебался было, но потом утвердительно кивнул. Прощаясь, Ребус протянул ему сорок фунтов.
  
  — Прохладительные напитки здесь немного дороже, — объяснил он. — И это ни в коем случае не подаяние, а вложение средств. Когда ты в следующий раз приедешь в город, привези мне самую лучшую из твоих ваз для фруктов.
  
  Баркли, кивнув, принял деньги.
  
  — Скажите, инспектор, — спросил он, — вот эти расспросы… они реально могут вам помочь?
  
  — Более, чем вы думаете, мистер Баркли, — пожимая руку молодому человеку, церемонно ответил Ребус.
  
  Проводив молодых людей, он поднялся наверх с намерением обосноваться в одном из пустых кабинетов. Именно в том, в котором он работал до своего внезапного перевода на Гейфилд-сквер, где он просидел целых восемь лет… Его удивило, что здесь не осталось никаких следов его пребывания. Стены были голые, большинство письменных столов не использовалось, стульев было много меньше, чем столов. До участка на Сент-Леонард Ребус работал в участке на Грейт-Лондон-роуд… а перед тем на Хай-стрит. Он коп вот уже тридцать лет и думал, что за это время повидал практически все.
  
  Так он думал до сегодняшнего дня.
  
  На стене висела большая белая доска. Он вытер ее дочиста мокрыми бумажными полотенцами, которые прихватил в туалете. Стереть чернила с доски оказалось не так-то просто, поскольку последние несколько недель к ней вообще не прикасались — шла подготовка к операции «Сорбус».
  
  Пошарив в ящиках ближайшего стола, Ребус нашел маркер и принялся писать на доске, начав с самого верха, спускаясь все ниже и отводя в стороны стрелки. Некоторые слова он подчеркивал двойной линией; после некоторых ставил знак вопроса. Закончив и отойдя от доски, он принялся внимательно рассматривать свою интеллект-карту убийств, связанных с зоной Лоскутного родника. Составлять такие карты его научила Шивон. Расследуя дело, она редко обходилась без интеллект-карты, которая обычно хранилась у нее в столе или в сумке. Она вынимала ее, когда надо было что-нибудь вспомнить — какой-нибудь недообследованный закоулок или какие-то еще не проверенные связи. Она не сразу призналась ему, что использует этот метод. Почему? Боялась, что он будет смеяться. Но в таком запутанном и сложном деле, как это, интеллект-карта оказалась очень полезным инструментом: стоило бросить на нее взгляд — и вся сложность и запутанность исчезали, оставляя ясную логическую структуру.
  
  Тревор Гест.
  
  Вот оно, это самое отклонение от схемы — его тело было изуродовано с какой-то нарочитой жестокостью. Доктор Гилри советовала прежде всего подумать о том, какими действиями убийца мог сбивать полицию со следа, и оказалась права. Все это дело было одной сплошной мистификацией. Ребус сел на край ближнего стола, прижал ладони к столешнице; ноги его немного не доставали до пола. Чуть подавшись вперед, он стал пристально всматриваться в схему на доске… в стрелки, подчеркивания и вопросительные знаки. Он понял, что нашел возможность ответить на эти вопросы. У него начала вырисовываться полная картина, которую убийца так старательно пытался скрыть.
  
  Выйдя из участка на свежий воздух, он перешел улицу и направился к ближайшему магазину, однако, войдя в магазин, понял, что ему ничего не нужно. Взял пачку сигарет, зажигалку, блок жевательной резинки. И еще свежий выпуск «Ивнинг ньюс». Решил позвонить Шивон, спросить сколько еще времени она пробудет с Мозом в больнице.
  
  — Я уже здесь, — объявила она. Здесь, то есть в участке на Сент-Леонард. — А вот тебя где носит?
  
  — Мы, видимо, разминулись.
  
  Продавец окликнул его, когда он толкнул дверь, собираясь выйти из магазина. Ребус с извинениями полез в карман за деньгами. Черт возьми, где же его деньги?… Неужели он отдал Баркли две последние двадцатифунтовые купюры? Вытащив из кармана горсть мелочи, Ребус положил ее на прилавок.
  
  — На сигареты не хватает, — объявил пожилой азиат.
  
  Пожав плечами, Ребус вернул ему пачку.
  
  — Так где ты? — снова спросила Шивон.
  
  — Покупаю жвачку.
  
  Он мог бы добавить: «И зажигалку». Без сигарет.
  
  Помешивая в кружках растворимый кофе, они немного посидели молча. Наконец Ребус осведомился о Мозе.
  
  — Странная штука, — ответила Шивон. — Весь напичкан болеутоляющим, а жалуется на жуткую головную боль.
  
  — В этом есть и моя вина, — признался Ребус, для начала рассказав ей о своем утреннем разговоре с Мозом, а затем и о предшествующей беседе с Молли.
  
  — Так что же получается? После того как мы поссорились над трупом Тенча, — ехидным голосом спросила Шивон, — ты прямиком отправился в стриптиз-клуб?
  
  Ребус пожал плечами, решив умолчать о том, что по дороге заглянул еще и к Кафферти.
  
  — Ну и ну, — со вздохом сказала Шивон, — пока мы занимались самоедством…
  
  Еще раз вздохнув, она рассказала ему обо всем: о Мозе, о «T in the Park», о Дениз Уайли. После ее рассказа они погрузились в молчание. Ребус жевал уже шестую пластинку резинки.
  
  — Ты уверена, что Эллен выдаст свою сестру? — спросил он.
  
  — А что ей еще остается?
  
  Шивон набрала номер крейгмилларского участка.
  
  — Тебе нужно попросить к телефону сержанта Макмануса, — сказал он.
  
  Шивон удивленно посмотрела на него, словно спрашивая взглядом: откуда, черт возьми, тебе это известно? Он, встав со стула, огляделся, ища мусорную корзину, чтобы выплюнуть уже ставшую безвкусной резинку. Закончив разговор, Шивон подошла к доске, перед которой стоял Ребус.
  
  — Обе уже там. Макманус намерен соблюдать особую деликатность при допросе Дениз. Он полагает, что можно будет все списать на психическую травму. — Помолчав секунду, она спросила: — И все-таки когда ты успел с ним поговорить?
  
  Вместо ответа Ребус указал ей на доску:
  
  — Смотри, Шив, что я тут изобразил, пользуясь твоей методой. — Он постучал по доске костяшками пальцев. — Посмотри, все сводится к Тревору Гесту.
  
  — Пока чисто теоретически, — заметила она.
  
  — Улики появятся позже. — Он повел пальцем по своей схеме. — Предположим, Гест действительно убил мать Бена Уэбстера. Фактически это даже не столь важно. Достаточно того, что убийца Геста был в этом убежден. Убийца ввел имя Геста в поисковик и вышел на сайт «СкотНадзор». Тут его и посетила мысль: сымитировать деятельность серийного убийцы. В результате полиция заходит в тупик и начинает искать мотив там, где его и быть не может. Убийца знает о саммите «Большой восьмерки», а поэтому решает сунуть нам под нос несколько наводок, будучи уверенным, что мы их обнаружим. Убийца не засветился на сайте «СкотНадзор», поэтому считает, что бояться ему нечего. Мы будем носиться за теми, кто имел отношение к сайту, предупреждать других насильников о грозящей опасности… будем по горло заняты саммитом «Большой восьмерки» и разными другими делами, а значит, шансы на то, что расследование, увязнув в непреодолимых трудностях, закончится ничем, очень велики. Помнишь, как сказала Гилри: «Выставка в Охтерардере малость с изъяном». Она была права, поскольку преступник хотел убить только Геста… одного Геста. — Он снова ткнул пальцем в имя, написанное на доске. — Того, кто уничтожил семью Уэбстеров.
  
  — Но как убийца мог об этом знать? — не удержалась Шивон.
  
  — Значит, он имел доступ к материалам расследования и, может, даже тщательным образом изучил их. Может быть, побывал в Приграничье, порасспросил кого возможно, послушал местные слухи.
  
  Стоя рядом с ним, она пристально смотрела на доску.
  
  — По-твоему, Сирила Коллера и Эдди Айли убили просто для отвода глаз?
  
  — И это сработало. Если бы проводилось официальное полномасштабное расследование, наверняка проморгали бы нити, ведущие в Келсо. — Ребус хрипло хохотнул. — Помнится, я презрительно поморщился, когда Гилри завела речь о сельской местности… лесной глуши… но вблизи человеческого жилья. Теперь я говорю: браво, доктор Гилри.
  
  Шивон провела пальцем по имени Бена Уэбстера:
  
  — Ну а почему он покончил с собой?
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  — Ты считаешь, что чувство вины и толкнуло в конце концов его со стены? Ведь он убил троих, а надо было лишь одного. В связи с саммитом «Большой восьмерки» у него была масса забот. А тут мы как раз обнаружили кусок ткани от куртки Сирила Коллера. Он запаниковал, испугался, что мы выйдем на него, — ведь именно так ты это видишь?
  
  — Не уверен, знал ли он вообще об этом лоскутке, — негромко сказал Ребус. — А откуда он брал героин?
  
  — Почему ты спрашиваешь об этом меня? — с усмешкой поинтересовалась Шивон.
  
  — Да потому, что ты обвинила ни в чем не повинного человека. Не имевшего доступа ни к сильнодействующим наркотикам… ни к материалам полицейского расследования. — Ребус провел линию от Бена Уэбстера к его сестре. — А вот Стейси…
  
  — Стейси?
  
  — Внедренный коп. Наверняка она знакома с несколькими наркодилерами. Она же несколько месяцев внедрялась в анархистские группировки, которые, по ее собственным словам, теперь обосновываются вне Лондона — в Лидсе, Манчестере, Бредфорде. А оттуда рукой подать до Ньюкасла и Карлайла, где были убиты Гест и Айли. Как коп она имела доступ к любой информации.
  
  — Так что, Стейси — убийца?
  
  — Если пользоваться твоей замечательной системой, — Ребус приложил обе ладони к нарисованной на доске схеме, — это заключение напрашивается само собой.
  
  Шивон медленно покачала головой:
  
  — Но она была… я хочу сказать, мы же сами рассказывали ей.
  
  — Она молодец, — согласился Ребус. — Бесспорно, молодец. А теперь она снова в Лондоне.
  
  — Но у нас же нет никаких доказательств… ни свидетелей, ни улик.
  
  — Да, пока нет. Но когда ты прослушаешь пленку с показаниями Дункана Баркли, услышишь о том, что в прошлом году она была в Келсо и наводила справки. Она и с ним говорила, и он рассказал ей про Тревора Геста. Про Тревора, имевшего репутацию взломщика. Тревора, вшивавшегося там именно в то время, когда была убита миссис Уэбстер. — Пожав плечами, Ребус замолчал, давая понять, что ни один из этих фактов не вызывает у него сомнений. — Все трое были оглушены сильными ударами сзади, а так действуют женщины. — Он снова помолчал. — А потом имя. Гилри считала, что деревья имеют для убийцы особый смысл.
  
  — Имя Стейси не имеет к деревьям никакого отношения.
  
  — А Сантал? Сандаловое дерево. — Ребус покачал головой, изумляясь про себя хитроумной изобретательности Стейси Уэбстер. — И она же подбросила кредитную карту, — напомнил он, — сообщив, таким образом, его имя…
  
  Шивон с пристальным вниманием смотрела на доску, пытаясь обнаружить логические прорехи и нестыковки в схеме.
  
  — А что же тогда произошло с Беном? — после долгой паузы спросила она.
  
  — Я могу только поделиться с тобой своими предположениями…
  
  — Ну давай, говори, — сложив руки на груди, потребовала она.
  
  — Одному из охранников замка показалось, что туда проник посторонний. Я думаю, это была Стейси. Она знала, что брат там, и горела нетерпением рассказать ему о своих подвигах. Мы обнаружили лоскут — об этом она наверняка слышала от Стилфорта, а поэтому решила, что самое время поделиться с ним. Для нее смерть Геста была венцом возмездия. Она доставила себе еще одно удовольствие — незаметно пробраться мимо охраны. Может, она послала брату эсэмэску, и он вышел, чтобы встретить ее. Она рассказала ему все…
  
  — И он бросился вниз?
  
  Ребус задумчиво поскреб в затылке:
  
  — Я думаю, только Стейси может рассказать нам об этом. Мы должны сыграть на ее любви к Бену — иначе нам от нее признания не добиться. Представь себе, как ей теперь хреново, — вся семья погибла, а единственное, что, как ей казалось, могло сблизить ее и брата, его же и погубило. И виновата в этом именно она.
  
  — Ей здорово удавалось скрывать свое состояние.
  
  — Да, за всеми масками, которые она носит, — согласился Ребус. — Все эти грани ее личности…
  
  — Стоп, — предостерегла Шивон. — Ты уже заговорил как доктор Гилри.
  
  Он расхохотался, но тут же умолк и снова принялся чесать затылок, время от времени приглаживая рукой волосы.
  
  — Ну, как по-твоему, это убедительно?
  
  Шивон, надув щеки, медленно выдохнула.
  
  — Надо как следует подумать, — помолчав, ответила она. — То есть на доске-то оно смотрится хорошо. Вот только пока не ясно, как тут можно хоть что-то доказать.
  
  — Начнем с того, что произошло с Беном.
  
  — Отлично, но если она будет все отрицать, мы останемся с носом. Джон, ты ведь только что сам сказал, что у нее большой выбор масок. Она просто наденет какую-то из них, когда мы начнем расспрашивать о брате.
  
  — Есть только один способ выяснить это, — ответил Ребус, доставая из кармана визитку Стейси Уэбстер, на которой был обозначен номер ее мобильного телефона.
  
  — Нет, постой, — удержала Шивон. — Ведь, позвонив, ты как бы дашь ей сигнал подготовиться.
  
  — Тогда поехали в Лондон.
  
  — И ты думаешь, что Стилфорт позволит нам поговорить с ней?
  
  Ребус на миг задумался.
  
  — Да… — пробормотал он. — Стилфорт… как он в мгновение ока отправил ее обратно в Лондон, а? Словно чувствовал, что мы подобрались совсем близко.
  
  — Ты думаешь, он в курсе?
  
  — В замке установлена система видеонаблюдения. Он сказал, что там нечего смотреть, но я в этом сильно сомневаюсь.
  
  — Он ни за что не позволит нам предать это дело огласке, — покачала головой Шивон. — Убийцей оказалась одна из его сотрудниц, которая, возможно, отправила на тот свет даже собственного брата. Нет, такой пиар ему ни к чему.
  
  — Вот именно поэтому-то он и согласится на сделку.
  
  — Интересно, а что мы можем ему предложить?
  
  — Ведущую роль, — объявил Ребус. — Мы устраняемся и даем ему возможность все сделать самому. Если он наше предложение отвергает, мы идем прямиком к Мейри Хендерсон.
  
  В течение почти минутной паузы Шивон обдумывала все возможные варианты и, взглянув на Ребуса, увидела, что он смотрит на нее широко раскрытыми глазами.
  
  — Да ведь нам и в Лондон-то ехать незачем, — объявил он.
  
  — Это почему?
  
  — Да потому, что Стилфорта в Лондоне нет.
  
  — А где же он?
  
  — У нас под носом, черт бы его побрал, — ответил Ребус, принимаясь стирать с доски.
  
  «У нас под носом» означало: примерно в часе быстрой езды в западном направлении.
  
  Они хорошо и спокойно проехали по шоссе М-8, затем свернули на дорогу А-82. Деревня Лусс находилась на западном берегу озера Лох-Ломонд.
  
  По встречной полосе двигалась плотная вереница машин.
  
  — Похоже, сегодняшняя игра закончилась, — сказала Шивон. — Вероятно, придется завтра опять ехать.
  
  Но Ребус не собирался отступать. В лох-ломондский гольф-клуб вообще допускались лишь избранные, а в связи с проведением «Скоттиш Оупен» были приняты дополнительные меры безопасности. Стоявшие у главных ворот охранники тщательно проверили удостоверения Ребуса и Шивон и только потом позвонили на следующий пост, а тем временем днище автомобиля было осмотрено при помощи зеркала, укрепленного на длинном шесте.
  
  — С четверга мы на особом положении, — объяснил один из охранников, возвращая удостоверения. — Мистера Стилфорта вы найдете в здании клуба.
  
  — Спасибо, — поблагодарил Ребус. — А кстати, кто выигрывает?
  
  — Пока счет равный: Тим Кларк и Маартен Лафебер минус пятнадцать. Сегодня у Тима минус шесть. У Монти тоже позиция неплохая — минус десять по сумме. Завтра решающий день.
  
  Ребус еще раз поблагодарил охранника и отъехал от ворот.
  
  — Ты поняла что-нибудь из его объяснений? — спросил он Шивон.
  
  — Я знаю, что Монти — это Колин Монтгомери…
  
  — Тогда ты разбираешься во всех тонкостях этой древней великосветской игры чуть лучше меня.
  
  — А ты что, никогда не играл?
  
  Ребус помотал головой:
  
  — Эти джемперы пастельных тонов… никогда не мог представить себя в таком одеянии.
  
  Выбравшись из машины, они сразу столкнулись с дюжиной зрителей, обсуждавших события прошедшего дня. Один был в розовом джемпере, другие в желтых, бледно-оранжевых, небесно-голубых.
  
  — Вот про что я тебе и говорю, — буркнул Ребус.
  
  Шивон кивнула.
  
  У помпезного здания клуба стоял серебристый «мерс», на переднем сиденье которого дремал шофер. Ребус сразу его узнал — это был персональный водитель Стилфорта.
  
  От дверей клуба к ним уже спешил низкорослый джентльмен в очках, с пышными ухоженными усами, преисполненный чувством собственного достоинства. У него на шее болталась целая гроздь всевозможных бэджиков, которые, ударяясь друг о друга, тихо постукивали. Он буркнул что-то вроде «старь», и Ребус расшифровал это как «секретарь». Костлявая рука тисками сжала и несколько раз встряхнула ладонь Ребуса. Шивон такой чести не удостоилась.
  
  — Нам необходимо поговорить с мистером Дэвидом Стилфортом, — сообщил ему Ребус. — Полагаю, он не из тех, кто затеряется в гуще народа.
  
  — Стилфорт? — Секретарь, сняв очки, провел стеклами по рукаву своего розового джемпера. — Он корпоративный член?
  
  — Вот его водитель, — ответил Ребус, кивая в сторону серебристого «мерса».
  
  — Возможно, он от компании «Пеннен Индастриз», — предположила Шивон.
  
  Секретарь, водрузив очки на прежнее место и обращаясь к Ребусу, ответил:
  
  — Да, у мистера Пеннена есть гостевая палатка. — Он посмотрел на часы. — Возможно, он сейчас там.
  
  — Не возражаете, если мы туда заглянем?
  
  Секретарь скривился и попросил их подождать, после чего исчез за дверью в клуб. Ребус вопросительно посмотрел на Шивон, словно спрашивая ее мнение о происходящем.
  
  — Надутый болван, — с презрительной гримасой бросила она.
  
  — А ты надеялась, что нас сразу попросят подать заявления о приеме?
  
  — Ты заметил хоть одну женщину после того, как мы въехали в ворота?
  
  Прежде чем согласиться, Ребус для верности посмотрел по сторонам. Внезапно послышался гул электромотора. Из-за здания клуба вывернул гольф-кар, за рулем которого сидел секретарь.
  
  — Залезайте, — пригласил он.
  
  — Может, нам лучше пройтись? — попробовал отказаться Ребус.
  
  Секретарь, покачав головой, повторил приглашение; позади него было два обращенных назад мягких сиденья.
  
  — Хорошо быть худенькой, — сказал Ребус, помогая Шивон устроиться.
  
  Секретарь велел им держаться покрепче, и машина, издав скрежещущий звук, двинулась вперед со скоростью, чуть превышающей скорость пешехода.
  
  — Здорово, — сказала Шивон, глянув на Ребуса с притворным восторгом.
  
  — Как думаешь, начальник полиции тоже интересуется гольфом? — спросил он.
  
  — Возможно.
  
  — На этой чертовой неделе нам с тобой так не везет, что, пожалуй, мы на него сейчас наткнемся.
  
  Но не наткнулись. Поле почти опустело, солнце уже садилось.
  
  — До чего красиво, — произнесла Шивон, заворожено глядя на вершины гор за озером Лох-Ломонд.
  
  — Поневоле вспоминается молодость, — сказал Ребус.
  
  — Тебе доводилось здесь отдыхать?
  
  Он отрицательно мотнул головой:
  
  — Соседи отдыхали и всегда присылали открытки.
  
  Повернувшись, насколько было возможно, Ребус увидел, что они приближаются к палаточному лагерю с собственной границей и охраной. Белые тенты, звуки волынок и громкие голоса. Секретарь остановил гольф-кар и кивком указал на одну из самых больших палаток с сияющими пластиковыми окнами и ливрейной прислугой. Шампанское текло в бокалы, на серебряных подносах подавались устрицы.
  
  — Спасибо, что подвезли, — поблагодарил Ребус.
  
  — Вас подождать?
  
  Ребус мотнул головой:
  
  — Мы сами найдем дорогу, сэр. Еще раз большое спасибо.
  
  Ребус показал охране удостоверение.
  
  — Начальник вашей полиции в палатке, где сейчас угощают шампанским, — угодливо сообщил один из охранников.
  
  Ребус многозначительно посмотрел на Шивон. Такая вот неудачная неделя… Взяв с подноса пенящийся бокал, он стал пробираться сквозь плотную толпу. Взгляд то и дело натыкался на знакомые лица — это были члены делегаций, прибывших на саммит «Большой восьмерки»; люди, с которыми Ричард Пеннен встречался в Престонфилде. Кенийский дипломат Джозеф Камвезе, встретившись взглядом с Ребусом, поспешно отвернулся и мгновенно куда-то ретировался.
  
  — Ну прямо как на Генеральной Ассамблее ООН, — изумилась Шивон.
  
  На нее оценивающе смотрело множество глаз: в компании выделялось не так много женщин. Но те, что тут были… действительно «выделялись» шикарными длинными волосами, короткими обтягивающими платьями, приклеенными к лицам улыбками. Такие обычно называют себя «моделями», а не «спутницами», хотя их нанимают на вечер, чтобы от мероприятия веяло гламурностью и легким загаром.
  
  — Нет бы хоть чуть-чуть прихорошиться, — упрекнул Ребус Шивон. — Немножко косметики никогда не повредит.
  
  — Послушай Карла Лагерфельда,[28] — отмахнулась она.
  
  Ребус легонько похлопал ее по плечу.
  
  — Наш хозяин, — сказал он, кивком указывая на Ричарда Пеннена.
  
  Безукоризненная стрижка, сверкающие запонки, большие золотые часы на массивном золотом браслете. Но что-то в нем переменилось. Лицо казалось менее бронзовым, а осанка менее величественной. Когда Пеннен смеялся над тем, что говорил его собеседник, он слишком уж закидывал голову и слишком широко раскрывал рот. Это выглядело фальшиво. Его собеседник, казалось, тоже заметил это, а поэтому внимательно смотрел на Пеннена, гадая, что сие значит. Телохранители Пеннена — по одному с каждой стороны, те же самые, что и в Престонфилде, — тоже, казалось, нервничали оттого, что босс некачественно ведет игру. Ребуса так и подмывало подойти к нему и спросить в лоб, как идут дела, ради удовольствия увидеть реакцию. Но Шивон отвлекла его внимание на другое.
  
  Из палатки, где угощали шампанским, вышел Дэвид Стилфорт, поглощенный беседой с начальником полиции Джеймсом Корбином.
  
  — Мошенник, — процедил сквозь зубы Ребус; затем, глубоко вдохнув, добавил: — Ну, взялся за гуж…
  
  Он почувствовал, что Шивон заколебалась, и повернулся к ней:
  
  — Может, тебе отойти на минутку?
  
  Но она уже приняла решение и направилась прямо к беседующим мужчинам.
  
  — Извините, что прерываю, — сказала она, и в этот момент ее догнал Ребус.
  
  — Какого черта вам тут надо? — оторопело глядя на них, спросил Корбин.
  
  — Никогда не откажусь глотнуть даровой шипучки, — ответил Ребус, поднимая бокал. — Надеюсь, в этом мы с вами едины, сэр.
  
  Лицо Корбина побагровело:
  
  — Меня пригласили.
  
  — Нас тоже, сэр, — сказала Шивон, — фигурально выражаясь.
  
  — Как это понимать? — спросил Стилфорт с выражением крайнего недоумения.
  
  — Расследование убийства, сэр, — пояснил Ребус, — это пропуск в самые высокие сферы.
  
  — Уж не хотите ли вы сказать, что Бен Уэбстер был убит? — спросил Стилфорт, пристально глядя на Ребуса.
  
  — Не совсем так, — ответил Ребус. — Однако у нас есть некоторые соображения относительно того, почему он умер. И как нам кажется, его смерть связана с Лоскутным родником. — Он перевел взгляд на Корбина. — Вам мы расскажем все немного позже, сэр, а сейчас нам необходимо поговорить с мистером Стилфортом.
  
  — Наверняка дело не срочное, — рыкнул Корбин.
  
  Ребус снова повернулся к Стилфорту, на лице которого появилась улыбка, адресованная на этот раз Корбину.
  
  — Думаю, мне стоит выслушать то, что намерены сообщить инспектор и его коллега.
  
  — Отлично, — согласился начальник полиции. — Начинайте.
  
  Ребус с Шивон молча переглянулись. Это не ускользнуло от Стилфорта. Он картинным жестом передал Корбину бокал, который так и не успел поднести к губам.
  
  — Я скоро вернусь. Уверен, что ваши подчиненные вам все потом объяснят…
  
  — Я тоже уверен, — произнес Корбин, прожигая Шивон взглядом.
  
  Стилфорт одобрительно похлопал его по руке и зашагал прочь; Ребус и Шивон пошли следом. Подойдя к низкой белой ограде, все трое остановились. Стилфорт, сунув руки в карманы и повернувшись спиной к толпе, кружившей вокруг палатки, уставился на поле для гольфа, где усердные служители заменяли квадраты дерна и ворошили граблями песчаные ловушки.
  
  — Ну, так что же вы там выяснили? — бесстрастно поинтересовался он.
  
  — Я думаю, вам это тоже известно, — ответил Ребус. — Когда я упомянул о связи между смертью Уэбстера и Лоскутным родником, вы и глазом не моргнули. А это наводит на мысль, что у вас уже есть некоторые подозрения. Ведь Стейси Уэбстер ваша подчиненная. Вы наверняка следите за ее работой… Так, может быть, вы задавались вопросом, зачем она совершала вылазки на север, в такие места, как Ньюкасл и Карлайл. И к тому же вы видели что-то на пленке системы видеонаблюдения замка.
  
  — Выкладывайте все начистоту, — прошипел Стилфорт.
  
  — Мы думаем, — вступила в разговор Шивон, — что Стейси Уэбстер и есть наш серийный убийца. Ей нужен был Тревор Гест, но она решила убить еще двоих, чтобы замести следы.
  
  — А когда она пришла к брату, чтобы сообщить ему об этом, — продолжил Ребус, — он в восторг не пришел. Возможно, он сам прыгнул со стены. Возможно, пригрозил ей оглаской… и она посчитала, что лучше его убрать. — Он умолк и пожал плечами.
  
  — Настоящая фантасмагория, — изрек Стилфорт, избегая встречаться с ними взглядом. — Ведь вам, как профессионалам, придется подводить под это фактическую базу?
  
  — Это не составит труда, ведь мы теперь знаем, что искать, — ответил Ребус. — Конечно, для вашей конторы это будет ударом…
  
  Стилфорт, скривив рот, повернулся на сто восемьдесят градусов и посмотрел на тусующихся возле палаток людей.
  
  — Примерно час назад, — медленно и грозно произнес он, — я бы послал вас обоих в задницу. Знаете почему?
  
  — Пеннен предложил вам работу, — ответил Ребус. — Это светлая догадка, — объяснил он, видя удивление Стилфорта. — Ведь вы его все время оберегали. Не без причины же.
  
  Стилфорт медленно кивнул:
  
  — Вы правильно угадали.
  
  — Но вы передумали? — подсказала ему Шивон.
  
  — Одного взгляда на него достаточно. Вся его империя рассыпается в пыль, вы согласны?
  
  — Как статуя в пустыне, — согласилась Шивон, переглядываясь с Ребусом.
  
  — В понедельник я собирался подать в отставку, — унылым голосом объявил Стилфорт. — И шло бы прахом это особое подразделение.
  
  — Некоторые скажут, что оно уже пошло прахом, — заметил Ребус, — если его агенту позволено убивать направо-налево…
  
  Стилфорт все еще следил глазами за Ричардом Пенненом.
  
  — Странно бывает… одна трещинка, и все сооружение рушится.
  
  — Как с Аль Капоне, — пришла на помощь Шивон. — Его ведь судили за уклонение от уплаты налогов, если не ошибаюсь?
  
  Стилфорт, не обратив внимания на замечание Шивон, повернулся к Ребусу.
  
  — Запись на пленке видеонаблюдения нечеткая, — сказал он.
  
  — На ней зафиксирована встреча Бена Уэбстера с кем-то?
  
  — Спустя десять минут после того, как ему позвонили на мобильник.
  
  — Надо запрашивать распечатку его звонков, или мы можем быть уверены, что звонила Стейси?
  
  — Я же сказал: запись нечеткая.
  
  — Но ведь на ней что-то все-таки есть?
  
  Стилфорт, скривившись, пожал плечами:
  
  — Два человека разговаривают… азартно машут руками… похоже, о чем-то спорят. Кончается тем, что один хватает другого. Видно очень плохо, к тому же было темно…
  
  — И?
  
  — А потом остается только один. В тот момент, мне кажется, он хотел именно такого исхода.
  
  Наступило молчание, которое спустя несколько секунд нарушила Шивон:
  
  — И вы спрятали все это под ковер, чтобы не поднимать шума… и скорее спровадили Стейси Уэбстер в Лондон.
  
  — Ну да… Желаю вам успеха в беседе с сержантом Уэбстер.
  
  — Что вы хотите сказать?
  
  Он повернулся к Шивон:
  
  — О ней ничего не слышно со среды. Похоже, она сошла с ночного поезда на вокзале Юстон.
  
  Глаза Шивон сузились:
  
  — Взрывы в Лондоне?
  
  — Будет чудом, если мы опознаем все жертвы.
  
  — Все это чушь собачья, — отмахнулся Ребус, подступая ближе к Стилфорту. — Вы же ее прячете!
  
  Стилфорт рассмеялся:
  
  — Вам везде мерещится конспирация. Опомнитесь, Ребус.
  
  — Вам было известно, что она натворила. Взрывами бомб можно объяснить любое исчезновение!
  
  Лицо Стилфорда стало каменным.
  
  — Она пропала, — четко произнес он. — Так что давайте собирайте улики, только я очень сомневаюсь, что вы сильно продвинетесь.
  
  — Зато на вас вывалим кузов дерьма, — предупредил его Ребус.
  
  — Что вы говорите? — Нижняя челюсть Стилфорта угрожающе выдвинулась вперед, оказавшись совсем рядом с лицом Ребуса. — Так это же полезно для почвы, получить подкормку навозом, разве не так? А теперь прошу прощения, мне надо идти, поскольку я решил напиться в стельку за счет Ричарда Пеннена.
  
  Он пошел прочь, вынимая руки из карманов, чтобы принять от Корбина свой бокал. Начальник полиции спросил его о чем-то, указывая на двух работников уголовки. Стилфорт в ответ лишь покачал головой и, слегка склонившись к Корбину, ответил ему что-то, заставившее начальника полиции громко — и, без сомнения, искренне — расхохотаться.
  28
  
  — Ну и что в итоге? — в очередной раз спросила Шивон.
  
  Они вернулись в Эдинбург и сидели в баре на Броутон-стрит, неподалеку от дома, где жила Шивон.
  
  — Дай ход этим фотографиям с Принсез-стрит, — ответил Ребус, — и твой скинхедишка огребет срок, которого заслуживает.
  
  Она пристально посмотрела на него и громко, но невесело засмеялась.
  
  — И это все? Четыре человека лишились жизни из-за Стейси Уэбстер, а мы будем довольствоваться этим?
  
  — Зато мы целы и невредимы, — возразил Ребус. — И весь бар пялится на нас.
  
  Посетители стали поспешно отводить глаза, когда Шивон обвела зал грозным взглядом. Она выпила уже четыре порции джина с тоником, в то время как Ребус оприходовал пинту пива и три порции виски «Лафройг». Они сидели в кабинке. В набитом битком баре было довольно шумно, пока Шивон не заговорила о серийных убийствах, подозрительной смерти, колотых ранах, насильниках, Джордже Буше, особом подразделении, беспорядках на Принсез-стрит и Бьянке Джаггер.
  
  — Нам еще нужно обосновать нашу версию, — напомнил Ребус.
  
  — Ну и что это даст? — спросила она. — Все равно ничего не доказать.
  
  — Есть масса косвенных улик.
  
  Она фыркнула и, загибая пальцы, принялась перечислять:
  
  — Ричард Пеннен, СО-двенадцать, правительство, Кафферти, Гарет Тенч, серийный убийца, «Большая восьмерка»… было полное впечатление, что они как-то связаны. Да в общем-то, если подумать, они действительно связаны! — Она потрясала семью растопыренными пальцами перед его носом. Видя, что он не отвечает, она наклонила голову и, казалось, принялась внимательно изучать свои ладони. — Как ты можешь так спокойно ко всему относиться?
  
  — С чего ты взяла, что я спокоен?
  
  — Значит, ты чертовски сдержан.
  
  — Просто за долгие годы научился себя контролировать.
  
  — А вот я нет. — Она вызывающе тряхнула головой. — Когда происходит что-то подобное, мне хочется залезть на крышу и вопить благим матом.
  
  — Ты и без крыши прекрасно обходишься.
  
  Она не мигая смотрела на свой полупустой бокал.
  
  — И Ричард Пеннен не имеет никакого отношения к смерти Бена Уэбстера?
  
  — Никакого, — подтвердил Ребус.
  
  — Но она его подкосила, правда?
  
  Он кивнул. Шивон промямлила что-то невразумительное, и Ребус попросил ее повторить.
  
  — Ни богов, ни господ. У меня с понедельника крутится в голове эта фраза. Если это так… кому мы тогда подчиняемся? Кто всем заправляет?
  
  — Не думаю, Шивон, что смогу ответить на этот вопрос.
  
  Она криво усмехнулась, словно услышав подтверждение тому, о чем прежде могла только догадываться. Зазвонил ее мобильник, сообщая о пришедшей эсэмэске. Она смотрела на дисплей, но кнопок не нажимала.
  
  — Сегодня ты буквально нарасхват, — усмехнулся Ребус. — Если бы мне пришлось угадывать, от кого эсэмэска, я сказал бы, что от Кафферти.
  
  Она бросила на него сердитый взгляд:
  
  — А даже если и так?
  
  — Лучше бы тебе сменить номер.
  
  Она кивнула:
  
  — Но сначала я пошлю ему выразительное письмишко, в котором изложу все, что я о нем думаю. — Внимательно осмотрев стол, она спросила: — Моя очередь платить?
  
  — Может, чего-нибудь перекусим?…
  
  — Ты что, не наелся устрицами у Пеннена?
  
  — Да разве это еда?
  
  — На этой улице есть закусочная карри.
  
  — Знаю.
  
  — Еще бы тебе не знать, ведь ты всю жизнь здесь живешь!
  
  — Во всяком случае, большую ее часть.
  
  — Но такой недели, как эта, ты еще не переживал, — с вызовом сказала она.
  
  — Не переживал, — согласился Ребус. — Ну, допивай и пойдем в карри-закусочную.
  
  Она кивнула и обхватила ладонями стакан.
  
  — Мои родители были в среду вечером в индийском ресторанчике. Я успела только к тому времени, когда уже принесли кофе…
  
  — Ты можешь в любое время навестить их в Лондоне.
  
  — Я все думаю, сколько времени они еще будут рядом со мной. — Она перевела взгляд на Ребуса, глаза ее блестели. — Таков ведь шотландский характер, Джон? Несколько стаканчиков — и в слезы?
  
  — Похоже, мы обречены всегда ностальгировать о прошлом, — согласился он.
  
  — А поступив на службу в уголовную полицию, делаешь себе только хуже. Люди умирают, мы роемся в их жизнях… а изменить ничего не можем. — Она попыталась поднять стакан, но он почему-то оказался слишком тяжелым.
  
  — Хочешь, пойдем дадим хорошего пинка под зад Кейту Карберри? — предложил Ребус.
  
  Она задумчиво кивнула.
  
  — А заодно и Верзиле Гору Кафферти… или кому-нибудь еще… кому захотим. Нас двое. — Он чуть подался вперед, стараясь поймать ее взгляд. — Двое против природы.
  
  Ее взгляд стал лукавым.
  
  — Не иначе как песенная лирика? — спросила она.
  
  — Это альбом группы «Стили Дэн».[29]
  
  — Никогда не могла понять, что у них за название такое.
  
  — Я открою тебе этот секрет, когда ты будешь трезвой, — пообещал Ребус и осушил свой стакан.
  
  Помогая Шивон подняться со стула и ведя ее под руку к выходу из бара, Ребус чувствовал на себе любопытные взгляды. На улице дул пронизывающий ветер и накрапывал дождь.
  
  — Может, лучше пойдем к тебе, — предложил он, — и закажем еду по телефону?
  
  — Я не настолько пьяна!
  
  — Вполне достаточно.
  
  Они молча пошли по улице. Субботний вечер, город вернулся к нормальной жизни: молодежь на машинах носилась наперегонки; деньги жгли карманы и заставляли искать место, где можно их потратить; повсюду сновали такси, фыркая дизельными моторами. Шивон вдруг взяла его под руку и произнесла что-то, чего Ребус не понял.
  
  — Этого ведь недостаточно, согласен? — повторила она. — Это чисто символическое действо… Когда ничего больше сделать не можешь.
  
  — О чем ты? — с улыбкой спросил он.
  
  — О перекличке мертвых, — ответила она, склоняя голову ему на плечо.
  ЭПИЛОГ
  29
  
  Утром в понедельник он приехал на вокзал Уэверли к первому поезду, отправлявшемуся в южном направлении в шесть и прибывавшему на Кинг-Кросс в десять с небольшим. В восемь он позвонил на Гейфилд-сквер и сказал, что болен, что, впрочем, было не так уж далеко от истины. Вот если бы они поинтересовались, что с ним, тогда у него, возможно, возникли бы проблемы.
  
  — Будем считать это отгулом за переработку, — это было все, что сказал ему дежурный сержант.
  
  Ребус пошел в вагон-ресторан и плотно позавтракал. Вернувшись в свой вагон, он углубился в газету, стремясь избежать разговоров с другими пассажирами. Сидевший напротив него молодой парень с угрюмым лицом кивал головой в такт аккордам гитары, слышавшимся из его наушников. Бизнес-вумен рядом с ним раздраженно сопела, сердясь, что столик слишком мал, чтобы разложить на нем все документы. Место рядом с Ребусом оставалось свободным до самого Йорка. Он уже много лет не ездил на поезде. Вагон был заполнен туристами и их багажом, хнычущими детьми, экскурсантами, рабочими, возвращавшимися после уик-энда на работу в Лондон. Проехали Йорк, затем Донкастер и Питерборо. Невысокий толстяк, севший рядом с Ребусом, спал, но перед тем, как заснуть, сообщил, что, согласно купленному билету, место у окна его, но он не прочь посидеть у прохода, если Ребус не хочет пересаживаться.
  
  — Отлично, — коротко ответил Ребус.
  
  Газетный киоск на вокзале Уэверли открылся всего за несколько минут до отхода поезда, но Ребусу удалось купить «Скотсмен». Репортаж Мейри красовался на первой полосе. Статья изобиловала словами «якобы», «вероятно», «потенциально», однако заголовок порадовал Ребуса:
  
   «ОРУЖЕЙНЫЙ МАГНАТ В ПАРЛАМЕНТЕ ПОКУПАЕТ ТАЙНУ».
  
  Ребус уже приобрел навык отличать пристрелочный выстрел от стрельбы по цели; основной запас пороха Мейри приберегала на будущее.
  
  Ребус отправился в дорогу налегке, без багажа, намереваясь вернуться обратно последним поездом, может даже в спальном вагоне, где будет шанс поговорить с проводниками и выяснить, не работал ли кто-то из них на ночном поезде, который вышел из Эдинбурга в среду. Ребус полагал, что он был последним, кто видел Стейси Уэбстер — если отбросить возможность, что ее видел кто-либо из сотрудников железнодорожной компании. Если бы он тогда проводил ее на вокзал, сейчас у него не было бы сомнений в том, что она действительно села на поезд. А так она могла быть где угодно — в том числе и залечь на дно до тех пор, пока Стилфорт не состряпает для нее новую личину.
  
  Ребус был почти уверен, что она спокойно сможет устроить себе новую жизнь. К этой мысли он пришел прошлой ночью, поняв, сколько масок она носила: коп, Сантал, сестра, убийца. Чертова квадрофения, как говорится в альбоме группы «Ху». В воскресенье Кенни, сын Микки, приехал к нему на БМВ и объявил, что привез ему кое-что. Ребус спустился посмотреть — оказалось, альбомы, диски, пленки, пластинки… вся фонотека Микки.
  
  — Об этом сказано в завещании, — объяснил Кенни. — Папа хотел, чтобы все это перешло к тебе.
  
  После того как они перетащили все в квартиру Ребуса, Кенни задержался ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы выпить стакан воды. Махнув ему на прощание рукой, Ребус сел и стал разглядывать неожиданный подарок. Потом, сидя на полу возле коробок, принялся разбирать содержимое: настоящую сокровищницу воспоминаний. Даже запах конвертов уносил его в прежние времена.
  
  Среди пластинок, конечно же, нашлась и «Квадрофения» — углы конверта обтрепаны, винил в рубцах и шрамах, но все еще играет…
  
  И вот теперь, сидя в поезде, Ребус вспоминал последние слова Стейси: «Так и не сказали ему, что сожалеете об этом»… Он тогда подумал, что она имеет в виду Микки, а сейчас до него дошло, что она имела в виду еще и себя с Беном. Сожалела ли она, что убила троих? Сожалела ли, что все рассказала брату? Каково было ему, понимавшему, что он обязан отдать ее в руки правосудия, и ощущавшему за спиной жесткую каменную стену и зияющую за ней бездну… Ребус подумал о книге воспоминаний Кафферти «Лицедей». Да… многие могли бы озаглавить так свои жизнеописания. Знакомые вам люди… они могут почти не меняться внешне — ну волосы редеют, брюшко растет, — но вы никогда не узнаете, что прячется за их опущенными веками.
  
  На остановке в Донкастере мобильник Ребуса зазвонил, разбудив его слегка похрапывавшего соседа. На дисплее высветился номер Шивон. Ребус не ответил, и тогда она прислала эсэмэску, которую он открыл, поскольку газета была прочитана, а пейзажи за окном наскучили.
  
  «Где ты? Корбин вызывает нас обоих. Надо ему что-то сказать. Перезвони».
  
  Ребус понимал, что позвонить не сможет, — она сразу поймет, что он в поезде, и догадается, куда он едет. Однако необходимо ответить, и он, подождав полчаса, послал эсэмэску:
  
  «Я в постели нездоров поговорим позже». Знаки препинания он ставить не научился.
  
  Она сразу же ответила:
  
  «Похмелье?»
  
  «Лох-ломондские устрицы».
  
  Ребус выключил телефон, чтобы сберечь заряд аккумулятора, и тут кондуктор объявил, что следующая станция Кинг-Кросс в Лондоне — конечная.
  
  — Следующая станция… конечная, — эхом донеслось из динамиков.
  
  Ранее по радио сообщили, какие станции метро закрыты. Хмурая бизнес-вумен, достав и развернув карту метро, поднесла ее почти к самому носу, словно не желая ни с кем делиться информацией, нужной для выбора маршрута. Пассажиры начали собирать вещи, некоторые, уже готовые к выходу, стояли в проходе. Бизнес-вумен уложила ноутбук в сумку вместе с папками, бумагами, ежедневником и схемой метро. Упитанный сосед Ребуса, поднявшись, церемонно поклонился ему с таким видом, словно они всю дорогу долго и сердечно беседовали. Ребусу, который выходил одним из последних, пришлось прижаться к стенке тамбура, чтобы пропустить в вагон бригаду уборщиков.
  
  В Лондоне воздух оказался душнее и жарче, чем в Эдинбурге. Выйдя из здания вокзала, Ребус не стал брать такси и не пошел к ближайшей станции метро. Закурил и остановился, чтобы адаптироваться к уличному шуму и запахам. Выпуская кольца дыма, он достал из кармана лист бумаги. Это была карта, которую дал ему Дэвид Стилфорт. Ребус позвонил ему накануне вечером, пообещал, что они не будут рвать жилы, разыскивая убийцу трех насильников, и что обязательно проконсультируются с ним, прежде чем передавать дело прокурору — если до этого дойдет.
  
  — Вас понял, — произнес Стилфорт.
  
  В трубке слышался шум: Эдинбургский аэропорт; начальник особого подразделения летел домой. Навешав ему на уши лапши, Ребус попросил об услуге.
  
  И вот результат: имя, адрес и подробная карта.
  
  Стилфорт даже извинился за головорезов Пеннена. Они получили приказ за ним наблюдать, а не применять силу.
  
  — Я узнал только потом, — сказал ему Стилфорт. — Это иллюзия, что таких людей можно контролировать…
  
  Перед взором Ребуса снова возник муниципальный советник Тенч, пытавшийся контролировать свой район и не сумевший предотвратить собственную смерть.
  
  Меньше часу ходу, прикинул Ребус. Да и день неплохой. Одна из бомб взорвалась в поезде на перегоне между станциями Кинг-Кросс и Рассел-сквер, другая — в автобусе, идущем от Юстона к Рассел-сквер. Все три места были отмечены на карте, которую он держал в руках. В то утро ночной поезд должен был прибыть на вокзал Юстон около семи.
  
  8 часов 50 минут утра — взрыв в метро.
  
  9 часов 47 минут утра — взрыв в автобусе.
  
  Ребус не мог поверить, что Стейси могла оказаться в зоне какого-нибудь из взрывов.
  
  Кафферти был один в зале для игры в пул. Когда Шивон вошла, он не шелохнулся и поднял голову, только ударив по шару.
  
  Дуплет ему не удался.
  
  Он обошел стол, натирая мелом кончик кия. Сдул с пальцев меловую пыль.
  
  — Все лузы ваши, — сказала Шивон.
  
  В ответ он только хмыкнул и снова склонился над столом.
  
  Снова неудача.
  
  — А результат-то хреновый, — продолжала она. — И в любом деле у вас так.
  
  — Доброе утро, сержант уголовной полиции Кларк. Это дружеский визит?
  
  — А что, он похож на дружеский?
  
  Кафферти пристально посмотрел на нее:
  
  — Вы игнорируете мои сообщения.
  
  — Советую к этому привыкнуть.
  
  — Это не изменит того, что случилось.
  
  — А что именно случилось?
  
  Он, казалось, несколько секунд размышлял над ее вопросом.
  
  — Мы ведь оба получили то, чего хотели? — проговорил он. — Но вы теперь чувствуете себя виноватой. — Он упер кий в пол. — Мы ведь оба получили то, чего хотели, — повторил он.
  
  — Я не хотела смерти Гарета Тенча.
  
  — Вы хотели, чтобы он понес наказание.
  
  — Только не пытайтесь представить дело так, будто старались ради меня, — предупредила Шивон, делая два шага в его сторону.
  
  — Вам надо научиться радоваться даже небольшим победам, Шивон. Поверьте, жизнь вовсе не так щедра на радости.
  
  — На сей раз я здорово прокололась, Кафферти, но я быстро усваиваю уроки. До сих пор Джон Ребус не давал вам почить на лаврах, а с этого момента вам будет дышать в затылок еще один враг.
  
  — Уж не вы ли? — усмехнулся Кафферти, по-прежнему опираясь на кий. — Но, Шивон, вы не можете отрицать, что мы с вами составляем неплохую команду. Представьте, как мы могли бы управлять городом — обмен информацией, предупреждения, наводки… Я занимаюсь своим делом, а вы стремительно поднимаетесь по карьерной лестнице. Разве это не то, чего мы оба хотим?
  
  — Я хочу только одного, — вполголоса ответила Шивон, — не иметь с вами ничего общего до тех пор, пока я не окажусь на свидетельском месте, а вы — на скамье подсудимых.
  
  — Ну что ж, желаю успехов, — негромко хмыкнув, сказал Кафферти. Повернувшись, он снова стал внимательно рассматривать шары на столе. — А пока не хотите обставить меня в пул? Мне никогда не везло в этой дурацкой игре…
  
  Не услышав ответа, Кафферти обернулся и увидел, что она идет к двери.
  
  — Шивон! — окликнул он. — Помните наш разговор наверху? И то, как изворачивался этот недоносок Карберри? Я тогда увидел в ваших глазах…
  
  Она уже открыла дверь, но, не силах совладать с любопытством, спросила:
  
  — И что же вы увидели, Кафферти?
  
  — То, что вам начинает это нравиться. — Он облизал губы. — Нет, правду говорю, вам определенно это начало нравиться.
  
  Когда она вышла на улицу, его смех все еще отдавался эхом в ее ушах.
  
  Пентонвилл-роуд, потом Аппер-стрит… дорога оказалась длиннее, чем он предполагал. Он зашел в кафе напротив стадиона «Хайбери», съел сэндвич и просмотрел первый дневной выпуск «Ивнинг стэндард». Никто в кафе не говорил по-английски, и ему, с его шотландским выговором, с трудом удалось объяснить, чего он хочет. Как бы там ни было, сэндвич оказался хорошим…
  
  Выйдя из кафе, он почувствовал, что натер ноги. Свернул с Сент-Полз-роуд на Хайбери-гроув. Улица, куда он шел, находилась за теннисными кортами. Вот и дом. Нашел на пульте номер нужной квартиры, рядом с которым была кнопка звонка, но фамилия жильца отсутствовала. Ребус нажал кнопку.
  
  Никакого ответа.
  
  Посмотрев на часы, он стал нажимать соседние кнопки в надежде, что кто-нибудь ответит.
  
  — Да, — раздался крякающий голос из переговорного устройства.
  
  — Посылка в квартиру девять, — сказал Ребус.
  
  — Это квартира шестнадцать.
  
  — Могу я передать ее вам?
  
  — Нет.
  
  — А можно оставить ее у них под дверью?
  
  Из динамика послышалось приглушенное проклятие, после чего замок со щелчком открылся, и Ребус вошел в подъезд. Поднялся по лестнице к квартире девять. В дверь был врезан глазок. Он приложил к двери ухо. Затем, отойдя на шаг, стал внимательно ее осматривать. Крепкая надежная дверь с полудюжиной замков и стальной окантовкой по периметру.
  
  — Кто живет в такой квартире? — спросил Ребус самого себя.
  
  «Дэвид, это вам…» — вспомнилась Ребусу фраза из телешоу «Через замочную скважину». Разница была в том, что он точно знал, кто здесь живет: информация о хозяине квартиры была передана ему Дэвидом Стилфортом. Ребус несколько раз осторожно постучал в дверь и пошел по лестнице вниз. Оторвав крышку от сигаретной пачки, он сунул ее под подъездную дверь, чтобы замок не защелкнулся. После этого отошел в сторонку и стал ждать.
  
  Что-что, а ждать он умел.
  
  На площадке перед домом была дюжина парковочных мест для автомобилей жильцов; каждое было заблокировано вертикальным металлическим стержнем. «Порше-кайен» серебристого цвета, подъехав к одному из парковочных мест, остановился; хозяин вылез наружу, отпер замок блокировочного стержня, пригнул его к земле и завел машину на стоянку. Потом он с самодовольным видом обошел машину, насвистывая и пиная на ходу шины, как это делают крутые парни. Стер рукавом пятнышко грязи с капота и, подбросив в воздух ключи, поймал их и сунул в карман. Снова полез в карман и вытащил оттуда другую связку, выбрал ключ, который отпирал подъезд. Дверь оказалась незапертой, и это его озадачило. Но тут от сильнейшего удара сзади он ткнулся в нее лицом и, распахнув, влетел на лестницу. Ребус не дал ему никаких шансов. Схватив за волосы, он стал колотить его лицом о серую бетонную стену; после каждого удара на ней оставался кровавый след. Потом он прижал оглушенного Джеко к полу, поставив колено ему на грудь. Короткий удар в шею, затем такой же в челюсть. Первый удар за меня, второй за Мейри Хендерсон.
  
  Ребус нагнулся и пристально вгляделся в его лицо. Рыхлая, пористая кожа, но рожа откормленная. Его выпученные глаза, поискав что-то наверху, медленно закрылись. Ребус выждал несколько мгновений, чтобы убедиться в том, что это не трюк. Тело Джеко обмякло. Ребус, проверив его пульс и способность дышать, завернул ему руки за спину и обмотал заранее купленным скотчем.
  
  Обмотал так, что не вырвешься.
  
  Поднявшись на ноги, Ребус вытащил из кармана Джеко ключи от машины и вышел из подъезда, предварительно убедившись в том, что никто за ним не наблюдает. Подойдя к «порше», он, перед тем как открыть водительскую дверь, несколько раз саданул по корпусу ключом зажигания. Затем сунул его в замок, но не захлопнул водительскую дверь, а оставил ее соблазнительно открытой. Постояв несколько секунд, справился с дыханием и направился к проезжей части, чтобы сесть в автобус или поймать такси. Пятичасовой поезд доставит его в Эдинбург еще до того, как закроются бары. У него обратный билет без фиксированного времени, то есть он может ехать назад на любом поезде.
  
  У него и дома есть незаконченные дела.
  
  Ему повезло: черная машина с желтой мигалкой на крыше. Расположившись на заднем сиденье, Ребус полез в карман, проверил наличность. Велел водителю ехать на Юстон — оттуда рукой подать до Кингз-Кросс. Вытащил лист бумаги и катушку скотча. Развернул лист и внимательно прочитал то, что было на нем написано, — не совсем складно, но понятно. Два фото Сантал/Стейси: одно, сделанное фоторепортером — приятелем Шивон; второе из старой газеты. Над ними черным маркером выведено одно слово: РАЗЫСКИВАЕТСЯ, подчеркнутое двойной линией. Ниже текст шестого по счету и окончательного варианта составленного Ребусом воззвания:
  
   Два близких мне человека, Сантал и Стейси, пропали после взрывов. В то утро они прибыли на вокзал Юстон на ночном поезде из Эдинбурга. Если вы видели их или вам о них что-либо известно, пожалуйста, позвоните. Мне необходимо знать, живы ли они и что с ними.
  
  Имя писавшего указано не было — только номер мобильного телефона. В другом кармане у Ребуса лежало с полдюжины копий этого обращения. Он уже успел ввести информацию об обеих разыскиваемых в национальную базу данных. Когда Эрик Моз выйдет из больницы, Ребус попросит его пошарить в Интернете. А может быть, они создадут собственный сайт. Если она уцелела, ей не затеряться. Ставить на этом деле крест Ребус не собирался. Во всяком случае, в обозримом будущем.
  Примечания
  1
  
  «Мое поколение» — альбом группы «Ху», вышедший в 1965 году; «Замена» — песня этого альбома.
  (обратно)
  2
  
  Боб Гелдоф — ирландский певец, автор песен, актер и политический активист.
  (обратно)
  3
  
  Речь идет об одном из десяти концертов, получивших название «Лайв Эйт» («Live 8») и прошедших в один день в странах «Большой восьмерки» и ЮАР. Инициатор концертов Боб Гелдоф задумывал их как альтернативное и одновременно дополняющее мероприятие к саммиту «Большой восьмерки», посвященное борьбе с бедностью и помощи странам Африканского континента. Грандиозное шоу в знаменитом лондонском Гайд-парке началось в два часа дня и закончилось ровно в полночь.
  (обратно)
  4
  
  Армия Клоунов — группа арт-активистов, отправившаяся в тур по Великобритании во время саммита «Большой восьмерки» (19 мая — 6 июля), чтобы вдохновлять граждан на сопротивление глобализации и общемировому порядку.
  (обратно)
  5
  
  Паркинсон Майкл — английский журналист и телеведущий, завоевавший известность своими беседами в эфире со знаменитыми людьми.
  (обратно)
  6
  
  «Энн Саммерз» — сеть женских секс-шопов в Великобритании.
  (обратно)
  7
  
  «Хиб» — сокращенное название «Хиберниан», шотландского футбольного клуба со стадионом в Эдинбурге.
  (обратно)
  8
  
  Имеются в виду Тринни Вудолл и Сюзанна Константайн, известные британские законодательницы мод, ведущие сверхпопулярной передачи, посвященной проблемам стиля, авторы книги «Одевайтесь правильно!».
  (обратно)
  9
  
  «Христианская помощь» — благотворительная религиозная организация.
  (обратно)
  10
  
  Джордж Гэллоуэй — шотландский левый политик и публицист, депутат парламента от Глазго; ярый противник применения санкций против режима Саддама Хусейна и вторжения в Ирак.
  (обратно)
  11
  
  Перефразированная цитата из шекспировского «Макбета», ставшая расхожим выражением.
  (обратно)
  12
  
  «Никто не тронет меня безнаказанно» (лат.) — девиз шотландских королей, начертанный на гербе Шотландии.
  (обратно)
  13
  
  Дуглас Бадер — знаменитый британский летчик, потерявший обе ноги в результате авиакатастрофы в 1931 году. Принимал активное участие во Второй мировой войне, командуя авиационным полком; сам сбил 22 самолета.
  (обратно)
  14
  
  Мидж Юр — знаменитый английский музыкант и общественный деятель. Помогал Бобу Гелдофу в проведении акции «Лайв Эйт».
  (обратно)
  15
  
  Малколм Икс (настоящее имя Малколм Литл) — деятель негритянского движения, проповедовавший идеологию «черного национализма», сторонник революционного изменения существующего в США строя. Застрелен в Гарлеме в 1965 году.
  (обратно)
  16
  
  Намек на известную формулу Тимоти Лири, одного из главных идеологов контркультуры — «Включись, настройся, выпади» («Turn on, tune in, drop out»).
  (обратно)
  17
  
  «Глубокая глотка» — прозвище Уильяма Марка Фелта, заместителя директора ФБР, слившего информацию об участии администрации президента США Ричарда Никсона в деле, названном впоследствии Уотергейтским скандалом.
  (обратно)
  18
  
  Отрывок из сонета Перси Биши Шелли «Озимандиас». Перевод В. Николаева.
  (обратно)
  19
  
  «Хансард» — официальный стенографический отчет о заседаниях обеих палат парламента.
  (обратно)
  20
  
  «Нэшнл Грид» — электроэнергетическая компания, управляющая единой распределительной системой Англии и Уэльса.
  (обратно)
  21
  
  Джеки Ливен — шотландский музыкант, композитор, автор и исполнитель собственных песен.
  (обратно)
  22
  
  Зеленая зона — десятикилометровая зона в центральной части Багдада, где располагается Временное коалиционное правительство.
  (обратно)
  23
  
  Отыгрыш — удар, сделанный с таким расчетом, чтобы затруднить игру сопернику.
  (обратно)
  24
  
  Играемый шар сперва отражается от трех бортов, а потом попадает в лузу.
  (обратно)
  25
  
  «Харви Николз» — фешенебельный универмаг в Лондоне.
  (обратно)
  26
  
  Эрик Клэптон — известный британский рок-гитарист, певец и автор песен.
  (обратно)
  27
  
  Тонто — один из персонажей американского телесериала «Одинокий рейнджер».
  (обратно)
  28
  
  Карл Лагерфельд — известный на весь мир немецкий дизайнер одежды.
  (обратно)
  29
  
  «Стили Дэн» — (Стальной Дэн) — таким прозвищем герой романа Уильяма Берроуза «Голый завтрак» наградил некий аксессуар из секс-шопа.
  (обратно)
  Оглавление
  ~~~
  АСПЕКТ ПЕРВЫЙ Раздумья над кровью
   Пятница, 1 июля 2005 года
   1
   2
   Суббота, 2 июля
   3
   4
   5
  АСПЕКТ ВТОРОЙ Танец с дьяволом
   Воскресенье, 3 июля
   6
   7
   Понедельник, 4 июля
   8
   9
   10
   Вторник, 5 июля
   11
   12
   13
   14
   15
  АСПЕКТ ТРЕТИЙ Ни богов, ни господ
   Среда, 6 июля
   16
   17
   18
   Четверг, 7 июля
   19
   20
   21
  АСПЕКТ ЧЕТВЕРТЫЙ Последний рывок
   Пятница, 8 июля
   22
   23
   24
   Суббота, 9 июля
   25
   26
   27
   28
  ЭПИЛОГ
   29
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"