Рэнкин Йен : другие произведения.

Открытая дверь [doors Open]

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  
  Иэн Рэнкин
  Открытая дверь
  …
  
  …До двери было всего несколько ярдов. За дверью лежал светлый и солнечный мир, которому не было никакого дела до того, что происходит в заброшенном бильярдном зале…
  
  Двое крепких мужчин распростерлись на залитом кровью полу. Еще четверо сидели на стульях, их руки были связаны за спиной, лодыжки стянуты липкой лентой. Пятый — молодой парень, — по-змеиному извиваясь всем телом, двигался вместе со стулом к приоткрытой двери.
  
  — Давай-давай! Еще немножко!.. — подбадривала смельчака его подружка, но человек по кличке Страх шагнул вперед и захлопнул дверь, разом отрезав всех пятерых от последней надежды, а потом рывком вернул стул беглеца на место в общем ряду.
  
  — Я вас убью, — свирепо заявил Страх, кривя измазанное в крови лицо, и Майк Маккензи ни на мгновение не усомнился в его словах.
  
  Человек с таким именем, конечно, сдержит свое обещание. Глядя на закрывшуюся дверь, Майк невольно вспомнил, как разворачивалась вся последовательность событий, приведшая к столь неожиданному и страшному финалу.
  
  Начиналось все вполне невинно — с вечеринки в кругу друзей.
  
  И со вспыхнувшей алчности.
  
  С желания…
  
  Но в самом начале была открывшаяся дверь…
  Несколькими неделями ранее…
  1
  
  Майк пристально разглядывал две двери, расположенные в нескольких дюймах одна от другой. Первая из них постоянно была слегка приоткрыта, но, когда кто-нибудь толкал соседнюю дверь, она захлопывалась сама собой. Этот процесс повторялся каждый раз, когда в зал входили одетые в ливреи официанты с горами канапе на подносах. Хлоп-хлоп. Одна дверь распахивалась, другая — закрывалась, и Майк в конце концов подумал: то, что он так пристально следит за всякими пустяками, весьма красноречиво характеризует выставленные на аукцион полотна. Впрочем, в глубине души он знал, что не прав. К достоинствам будущих лотов его занятие не имело никакого отношения, зато оно многое говорило о нем самом. Многое, если не все.
  
  Майку Маккензи недавно исполнилось тридцать семь; он был очень богат и отчаянно скучал. Деловые страницы самых разных газет часто называли его «компьютерным магнатом, добившимся успеха благодаря своим собственным усилиям», но истина заключалась в том, что ни к каким компьютерам Майк уже давно не имел никакого отношения. Свою компанию, занимавшуюся разработкой программного обеспечения, он на корню продал венчурному консорциуму. Поговаривали, что всего за несколько лет Майк Маккензи исчерпал себя до донышка как бизнесмен, и было не исключено, что эти слухи не так уж несправедливы.
  
  Свой бизнес Майк основал сразу после университета на паях с близким другом Джерри Пирсоном. Именно Джерри показал себя настоящим гением программирования; благодаря ему дела быстро пошли в гору, однако сам он был человеком на редкость стеснительным и замкнутым, поэтому Майку волей-неволей пришлось взять на себя деловую часть, став официальным лицом фирмы. После продажи компании друзья поделили прибыль пополам, после чего Джерри неожиданно уехал в Австралию, в Сидней, где, как он заявил, был намерен начать новую жизнь. В мейлах, которые регулярно получал от него Майк, Джерри на все лады расхваливал сиднейские рестораны и ночные клубы, городскую жизнь и серфинг (не компьютерный, а самый обыкновенный). Частенько он присылал другу и цифровые фотографии, сделанные камерой мобильного телефона, на который Джерри с удовольствием снимал знакомых девушек. Казалось, сдержанный, стеснительный Джерри Пирсон куда-то исчез, в одночасье превратившись в разнузданного плейбоя, однако это не мешало Майку чувствовать себя обманщиком. Он-то знал, что без Джерри вряд ли сумел бы добиться столь выдающегося успеха в такой высококонкурентной области, как разработка компьютерного «софта».
  
  Процесс создания собственной компании был изнурительным и нервным, но захватывающим. В первое время Майк вынужден был постоянно мотаться по стране, жить в отелях и обходиться тремя-четырьмя часами сна в сутки, пока Джерри сидел в Эдинбурге, изучая монтажные платы и новейшие программные продукты. Процесс отладки и вылавливания мелких недочетов в их самом известном программном приложении подарил обоим настоящую эйфорию, в которой оба пребывали несколько недель. Когда все было готово, деньги хлынули на счета фирмы полноводным потоком, который принес с собой юристов, бухгалтеров, советников, планировщиков, секретарей, внимание прессы, частные предложения от крупных банкиров и финансовых менеджеров… и почти ничего сверх этого. Майк, во всяком случае, довольно скоро разочаровался во внешних атрибутах богатства. Поначалу он купил себе «ламборджини», но супермашина надоела ему уже через полмесяца. Ненамного дольше продержался и «феррари»; теперь же Майк уже больше года ездил на подержанном «мазератти», который под влиянием мимолетного каприза приобрел по объявлению в газете. Он устал от полетов на реактивных лайнерах, от люксов в пятизвездочных отелях, от навороченных электронных игрушек и прочих прибамбасов. Снимки его роскошной квартиры в пентхаусе появлялись даже в модном журнале — правда, благодаря главным образом открывавшейся из окон панораме города. Вид и в самом деле был захватывающим: тонкие дымоходы и изящные шпили соборов, а на самом горизонте — темный вулканический холм и Эдинбургский замок на вершине, и к Майку стали являться любопытствующие, которых он называл «экскурсантами». Сам Майк, впрочем, не делал почти ничего, чтобы оправдать их ожидания и привести свой стиль жизни в соответствие со статусом молодого миллионера. Диван у него был старый, перевезенный еще с прежней квартиры; то же относилось к стульям и к обеденному столу. На полу по обеим сторонам камина громоздились стопки старых газет и журналов, а огромный телевизор с плоским экраном и стереоколонками имел такой вид, словно хозяин пользовался им крайне редко. Единственное, что сразу привлекало внимание гостей, были многочисленные картины.
  
  Искусство, как говорил Майку один из его финансовых советников, является одним из самых надежных и выгодных способов помещения капитала. Он же порекомендовал надежного маклера-консультанта, который должен был позаботиться о том, чтобы Майк покупал правильные картины. «Приобретать мудро и с выгодой» — так он выразился. Майк, однако, довольно скоро понял, что купленные «мудро и с выгодой» картины вовсе не обязательно придутся ему не по душе, да и набивать своими деньгами карманы модных художников он не хотел. Кроме того, колебания рыночной конъюнктуры могли вынудить его расстаться с картинами, которые Майку нравились, поэтому в конце концов он предпочел идти собственным путем — и отправился на свой первый аукцион. Там Майк занял место в переднем ряду, мимоходом удивившись тому, что остальная публика отчего-то собралась в глубине зала, хотя свободных кресел впереди было больше чем достаточно. Довольно скоро он, впрочем, узнал причину: те, кто стоял сзади, прекрасно видели, как ведут себя прочие участники торгов, и могли корректировать свои ставки. Как впоследствии признался его близкий друг Аллан, за свою первую картину — натюрморт кисти Боссуна — Майк заплатил тысячи на три больше только потому, что аукционист угадал в нем зеленого новичка и начал повышать цену, зная, что покупатель никуда не денется.
  
  — Но зачем ему это было нужно? — удивился Майк.
  
  — По всей вероятности, у аукциониста в загашнике было еще несколько Боссунов, — пояснил Аллан. — А когда цены на произведения того или иного художника идут вверх, аукционист может распродать свои запасы с куда большей выгодой.
  
  — Но если бы я отказался повышать, он мог не продать и этот натюрморт, — возразил Майк, но Аллан только улыбнулся и пожал плечами.
  
  Сейчас Аллан был где-то в зале — листал каталог и отмечал возможные приобретения. Вряд ли он мог позволить себе что-то серьезное — на зарплату банковского служащего особо не разбежишься. Тем не менее глаз у него был наметанным, да и живопись он любил по-настоящему. Именно поэтому в дни аукционов Аллан заметно грустнел — ему было больно смотреть, как полотна, которыми он сам жаждал обладать, покупают посторонние люди. Не раз и не два Аллан жаловался Майку, что купленные на аукционах шедевры во многих случаях исчезают из общественного доступа на целое поколение или даже больше.
  
  — В худшем случае их приобретают в качестве вложения свободных средств и хранят даже не дома, а в банковской ячейке, — сетовал Аллан. — Для таких владельцев картины — просто капитал, который со временем принесет изрядные дивиденды.
  
  — Уж не хочешь ли ты сказать, что я ничего не должен покупать? — спросил как-то Майк.
  
  — Ты же делаешь это не для того, чтобы вложить деньги, правда? Покупать нужно то, что тебе действительно нравится.
  
  И вот теперь стены в квартире Майка были сплошь увешаны картинами XIX и XX столетий, написанных в основном шотландскими художниками. У него были довольно эклектичные вкусы, поэтому кубистские полотна соседствовали в его пентхаусе с пасторальными пейзажами, а рядом с классическим портретом мог висеть модерновый коллаж. И в большинстве случаев Аллан одобрял его выбор.
  
  С Алланом Майк познакомился примерно год назад на приеме в штаб-квартире инвестиционного отделения Первого Каледонского банка — или «Первого К», как его еще называли. Помимо всего прочего банк владел довольно внушительной коллекцией произведений искусства. Стены вестибюля в главном здании на Джордж-стрит были украшены большими абстрактными полотнами работы Фейрберна, а над стойкой дежурного висел триптих Култона. В «Первом К» имелся даже свой собственный искусствовед-консультант, в обязанности которого входило открывать новых перспективных художников (главным образом — на дипломных выставках в колледжах живописи и искусств), скупать их работы по дешевке и продавать, когда цена на того или иного мастера достаточно вырастет. В тот первый вечер Майк по ошибке принял Аллана именно за такого консультанта, и двое мужчин разговорились.
  
  — Аллан Крукшенк, — представился Аллан, пожимая протянутую руку. — Ну а кто вы такой, я конечно же знаю.
  
  — Еще раз прошу прощения за ошибку, — извинился Майк со смущенной улыбкой. — Просто здесь мы с вами — единственные, кому, кажется, не все равно, что висит на стенах.
  
  Аллану было под пятьдесят, и он жил один — развод, как он заявил в минуту откровенности, обошелся ему «чертовски дорого». Два его сына-подростка учились в закрытой частной школе; что касалось дочери, то ей было за двадцать, и она могла считаться самостоятельной. В банке Аллан работал с КЧК — клиентами с крупным личным чистым капиталом,[1] однако, как он уверил Майка, навязывать ему свои услуги у него и в мыслях не было. Вместо этого Аллан предложил познакомить нового знакомого с той частью банковской коллекции, которая была открыта для публики.
  
  — Кабинет управляющего, к сожалению, закрыт, а жаль. Там у него висит Уилки и пара отличных Ребернов.
  
  После приема они в течение нескольких недель обменивались мейлами, пару раз выбрались в паб — и незаметно подружились. Сегодня Майк пришел на предварительный просмотр будущих лотов только потому, что Аллан сказал — это может оказаться интересно. До сих пор, однако, он не видел ничего такого, что могло бы разжечь его алчность коллекционера, если не считать наброска углем, принадлежавшего одному из известных шотландских колористов. Впрочем, таких — или весьма похожих — набросков у Майка было уже три. Не исключено, что все они когда-то были вырваны из одного альбома.
  
  — Ты, я вижу, скучаешь? — с улыбкой спросил Аллан.
  
  В одной руке он держал каталог с несколькими загнутыми страницами, в другой — пустой бокал из-под шампанского. К его галстуку в тонкую полоску прилипло несколько крошек: похоже, Аллан рискнул попробовать несколько канапе.
  
  — Скучаю, — признался Майк.
  
  — Как, неужели ни одна блондинка-«золотоискательница» не сделала тебе предложения, от которого ты не смог отказаться?
  
  — Пока нет, увы.
  
  — Впрочем, мы же не где-нибудь, а в Эдинбурге. В этом городе нормального молодого мужчину скорее попросят составить партию в бридж… — Аллан огляделся по сторонам. — А сегодня здесь все как всегда: халявщики-дармоеды, маклеры, агенты, крупные коллекционеры…
  
  — И к какой категории относимся мы?
  
  — Мы относимся к настоящим любителям искусства, Майкл. Только так — и никак иначе.
  
  — Ты уже решил — будешь завтра за что-нибудь бороться?
  
  — Наверное, нет… — Аллан вздохнул и зачем-то заглянул в свой пустой бокал. — У меня на столе скопилась целая пачка счетов за обучение, которые нужно оплатить. Я знаю, знаю, что ты сейчас скажешь: что в городе, мол, хватает хороших бесплатных школ, что сам ты тоже учился в обычном муниципальном заведении и это не принесло тебе никакого вреда, но… В данном случае речь идет не об образовании, а о традиции. Как-никак, три поколения Крукшенков учились в одной и той же закрытой частной школе и… Мой отец перевернулся бы в гробу, если бы я отдал парней куда-то еще.
  
  — Думаю, Марго тоже было бы что сказать по этому поводу.
  
  При упоминании своей бывшей жены Аллан преувеличенно содрогнулся, изображая страх. Майк улыбнулся, но ничего не сказал. Некоторое время назад он уже предложил Аллану финансовую помощь — и совершил ошибку. Человек, который работал в банке и каждый день имел дело с самыми богатыми людьми Шотландии, не собирался опускаться до подачек.
  
  — Заставь Марго платить свою долю, — поддразнил Майк друга. — Ты всегда говорил, что она зарабатывает не меньше твоего.
  
  — О, она в полной мере воспользовалась своей финансовой независимостью, когда выбирала себе адвокатов.
  
  Проходивший мимо официант предложил им блюдо с плохо пропеченными канапе. Майк отрицательно качнул головой, а Аллан попросил принести еще шампанского.
  
  — То, что они тут подают, можно назвать шампанским лишь с очень большой натяжкой, — заметил он, когда официант отошел достаточно далеко. — Обыкновенная шипучка, по-моему. Думаешь, почему каждая бутылка завернута в салфетку? Чтобы мы не могли прочесть этикетку — вот почему! — Аллан снова оглядел зал. — Ты еще не разговаривал с Лаурой? — уточнил он.
  
  — Только поздоровался, — ответил Майк. — Лаура сегодня нарасхват.
  
  — Зимний аукцион был первым, который она вела, — напомнил Аллан. — И не сказать, чтобы он прошел удачно. Ей нужно расположить к себе потенциальных покупателей.
  
  — А мы к ним не относимся?
  
  — Прости, Майк, но тебя же видно насквозь. Тебе недостает того, что игроки в покер называют «лицо». Когда ты с ней здоровался, Лаура узнала о тебе все по твоему взгляду и глуповато-восторженной улыбке. Я давно заметил: если ты видишь картину, которая тебе нравится, ты делаешь стойку, как охотничий пес, а когда решаешь купить — приподнимаешься на цыпочки… — Пытаясь показать, как ведет себя приятель, Аллан несколько раз качнулся с пятки на носок — и практически без перехода протянул свой бокал навстречу официанту, который спешил к ним с бутылкой шампанского.
  
  — Я вижу, ты умеешь читать не только по лицам, но и по жестам, не так ли? — рассмеялся Майк.
  
  — В моей работе это необходимо. Большинству КЧК нравится, когда ты угадываешь их невысказанные желания.
  
  — Ну и о чем я думаю сейчас? — Майк прикрыл свой бокал ладонью, и официант, вежливо поклонившись, двинулся дальше.
  
  Аллан зажмурил глаза и сделал вид, что задумался.
  
  — Ты думаешь, что можешь прекрасно обойтись без моих дурацких замечаний, — сказал он, снова открывая глаза. — Еще ты мечтаешь хотя бы несколько минут полюбоваться нашей прекрасной хозяйкой — постоять перед нею на цыпочках, как перед картиной… — Аллан немного помолчал и добавил: — Ну а кроме того, ты хотел предложить перейти в бар, где можно достать нормальную выпивку.
  
  — Это просто поразительно!.. — Майк притворился потрясенным сверхъестественными способностями друга.
  
  — А главное, — торжественно объявил Аллан, слегка салютуя ему бокалом, — одно из твоих желаний вот-вот исполнится…
  
  Но Майк уже и сам заметил Лауру Стэнтон, которая, ловко лавируя в толпе, двигалась в их сторону. Вместе с каблуками в ней было футов шесть. Ее густые золотисто-каштановые волосы были собраны на затылке в простой конский хвост, а в вырезе черного, до колен, платья без рукавов поблескивал опаловый кулон.
  
  — Привет, Лаура. — Аллан дружески расцеловал ее в обе щеки. — Поздравляю, ты сумела подобрать неплохой ассортимент.
  
  — Скажи это своим нанимателям в «Первом К» — сегодня я заметила по меньшей мере двоих агентов, которые работают на ваших конкурентов. Как видно, в наши дни каждый банк не прочь прикупить для своего зала заседаний что-нибудь этакое… — Лаура повернулась к Майку. — Ну, здравствуй еще раз, — проговорила она, слегка наклоняясь вперед, чтобы расцеловаться и с ним. — Как дела?.. У меня такое ощущение, что ты не увидел здесь ничего, достойного твоего внимания.
  
  — Не совсем так, — с улыбкой поправил Майк, заставив женщину слегка порозоветь от удовольствия.
  
  — Где ты нашла своего Мэтьюсона? — поинтересовался Аллан. — Похожая картина висит у нас на четвертом этаже перед лифтами.
  
  — Этот Мэтьюсон попал ко мне из одного поместья в Пертшире. Владелец намерен купить соседний луг, чтобы застройщики не испортили ему вид. — Лаура повернулась к нему: — А ваш «Первый К» не хотел бы?..
  
  Аллан неопределенно пожал плечами и надул щеки.
  
  — Мэтьюсон? — вмешался Майк. — Я что-то его не…
  
  — Заснеженный ландшафт, — пояснила Лаура, указывая на дальнюю стену зала. — Вон тот, в вычурной золотой раме… По-моему, эта вещь не в твоем вкусе, Майк.
  
  — И не в моем, — счел необходимым добавить Аллан. — Овцы на высокогорном пастбище сбились в кучу для тепла… Одни мохнатые зады, ничего примечательного.
  
  — Вам, наверное, будет небезынтересно узнать, — добавила Лаура специально для Майка, — что за Мэтьюсона дают гораздо больше, если на картине видны лица… то есть морды животных. — Она знала, что подобная информация покажется ему любопытной, и Майк действительно кивнул в знак признательности.
  
  — А как нынче обстоят дела на континенте? — продолжал расспрашивать Аллан.
  
  Лаура немного помолчала, словно обдумывая ответ:
  
  — Русский рынок на подъеме. То же касается Индии и Китая. Думаю, когда начнутся торги, у нас не будет недостатка в заморских участниках.
  
  — А как насчет предварительных договоренностей?
  
  Лаура сделала вид, будто замахивается на Аллана каталогом.
  
  — Вот теперь ты точно вынюхиваешь, — поддразнила она.
  
  — Между прочим, — вмешался Майк, — я наконец повесил своего Монбоддо.
  
  — И куда же? — поинтересовалась Лаура.
  
  — Сразу перед входной дверью. — Натюрморт Альберта Монбоддо был его единственной покупкой, сделанной на зимнем аукционе. — Ты обещала зайти, взглянуть на него, — напомнил он.
  
  Лаура прищурилась.
  
  — Я сброшу тебе мейл, когда соберусь. А пока… Было бы неплохо, если бы ты опроверг кое-какие слухи…
  
  — Ого! — Аллан фыркнул в бокал.
  
  — Какие слухи?
  
  — Говорят, ты налаживаешь отношения с другими, менее достойными, аукционными домами.
  
  — От кого ты это слышала? — удивился Майк.
  
  — Мир тесен, — отозвалась она неопределенно. — Ну что ты скажешь в свое оправдание?
  
  — Я же ничего у них не купил! — возразил Майк.
  
  — Этот поросенок действительно покраснел или мне кажется? — ухмыльнулся Аллан.
  
  — Смотри, как бы рядом с твоим Монбоддо я не обнаружила вещей с аукционов «Кристис» или «Сотбис», — предупредила Лаура. — В этом случае ты меня больше не увидишь. Понятно?
  
  Прежде чем Майк успел что-нибудь ответить, на его плечо легла чья-то мясистая рука. Обернувшись, он встретился взглядом с темными, пронзительными глазами профессора Роберта Гиссинга. Куполообразная лысина профессора блестела от испарины, твидовый галстук сбился набок, голубой полотняный пиджак был безнадежно измят и совершенно потерял форму, и все же выглядел Гиссинг весьма внушительно, а его гулкий голос звучал уверенно и властно.
  
  — А, золотая молодежь. Приехали, чтобы спасти меня от этого кошмара? — Профессор экспансивно взмахнул своим бокалом из-под шампанского, словно дирижер — палочкой, потом его взгляд остановился на Лауре. — Нет, вас я ни в чем не обвиняю, моя дорогая, — прогудел он. — В конце концов, это ваша работа.
  
  — Банкетное обслуживание заказывал Хью.
  
  Гиссинг выразительно качнул головой.
  
  — Вообще-то я имел в виду картины, — уточнил он. — Даже не знаю, зачем я хожу на эти жалкие поглядушки…
  
  — Может, из-за бесплатной выпивки? — лукаво предположил Аллан, но профессор и ухом не повел.
  
  — Десятки, сотни превосходных работ талантливых мастеров! И за каждым взмахом кисти, за каждым движением карандаша своя история, бессонные ночи, мучительные размышления и поиски наиболее удачного варианта… — Гиссинг сжал пальцы, словно держа невидимую кисть. — Эти картины принадлежат всем, они — часть нашего коллективного сознания, наша история, концентрированное выражение нашего национального духа, если угодно… — Профессор сел на своего любимого конька, и Майк незаметно подмигнул Лауре. Оба уже много раз слышали эту речь — или ее варианты. — Этим картинам не место в залах заседаний банков и корпораций, куда не попасть простому смертному, — продолжал тем временем Гиссинг. — И тем более они не должны томиться в защищенных хранилищах страховых компаний или украшать собой охотничьи домики капитанов индустрии…
  
  — …А также квартиры скороспелых миллионеров, сколотивших состояние на программном обеспечении, — вставил Аллан, но Гиссинг только погрозил ему сосискообразным пальцем.
  
  — Вы в вашем Первом Каледонском едва ли не хуже всех! — прогремел он. — Вы совершаете настоящее преступление, когда переплачиваете за произведения молодых, еще не до конца раскрывшихся художников, которые сразу начинают воображать о себе невесть что…
  
  Он ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, потом снова хлопнул Майка по плечу.
  
  — Тем не менее я не желаю, чтобы кто-то нападал на моего юного друга… — Гиссинг сильнее сжал плечо Майка, и тот поморщился. — Особенно если он намерен угостить старика-профессора пинтой виски.
  
  — Ладно, мальчики, развлекайтесь, а я вас оставлю. — Лаура помахала всем троим свободной рукой. — И не забудьте: аукцион состоится ровно через неделю! — И с улыбкой, которая, как показалось Майку, была адресована персонально ему, она ушла.
  
  — Ну что, «Вечерняя звезда»?.. — предложил Гиссинг.
  
  Майк не сразу сообразил, что профессор имеет в виду винный бар, расположенный дальше по улице.
  2
  
  Бар «Вечерняя звезда», расположившийся в низком полуподвальном помещении, был отделан панелями красного дерева и обставлен коричневой кожаной мебелью. Гиссинг не раз утверждал, что находиться здесь — все равно что лежать в дорогом гробу. И все же после предварительных просмотров и торгов все трое частенько заходили сюда, чтобы, по выражению профессора, произвести «разбор полетов».
  
  Сегодня заведение было заполнено больше чем наполовину; большинство посетителей составляли студенты, причем не из самых бедных.
  
  — У каждого из них в городе своя квартира, — проворчал Гиссинг. — То есть не своя, конечно, а богатеньких родителей.
  
  — Зато пока у них есть охота учиться, вы имеете возможность зарабатывать свой кусок хлеба с маслом, — поддразнил его Аллан.
  
  Компания заняла свободный полу кабинет и сделала заказ. Профессор и Майк взяли виски, а Аллан попросил шампанского.
  
  — Мне нужен бокал настоящего «Маккоя», чтобы смыть вкус той кислятины, которой нас потчевали в галерее, — заявил он.
  
  — Кстати, — сказал Гиссинг, делая руками такое движение, словно мыл их с мылом, — насчет картин, которые на годы и десятилетия оказываются в самом настоящем заточении, я говорил совершенно серьезно. Или вы не согласны?
  
  Роберт Гиссинг возглавлял городское Художественное училище, но его дни на этом посту были сочтены. До выхода в отставку профессору оставалось месяца два — столько же, сколько и до конца летнего триместра,[2] но он, похоже, готов был отстаивать свое мнение до последнего.
  
  — Я абсолютно уверен, что ни один настоящий художник не желал бы подобной судьбы своему детищу, — добавил Гиссинг.
  
  — Насколько мне известно, — сказал Майк, — в прошлом каждый художник стремился найти покровителя, мецената. Или я ошибаюсь?
  
  — Эти, как ты выражаешься, покровители, часто оплачивали самые значимые работы, а потом безвозмездно передавали их в национальные музейные собрания или еще куда-нибудь, — парировал Гиссинг.
  
  — «Первый К» занимается примерно тем же самым, — возразил Майк и посмотрел на Аллана в поисках поддержки.
  
  — Верно, — кивнул тот. — Мы выставляем наши картины в музеях, посылаем их на вернисажи и в другие места.
  
  — Это не одно и то же, — упрямо проворчал профессор. — В наши дни любая благотворительность — просто продолжение коммерции, а должно быть не так. Человек должен получать удовольствие от созерцания самой работы, а не от вида бирки с ценой. — Чтобы подчеркнуть свои слова, Гиссинг с силой ударил кулаком по столу.
  
  — Потише, — предупредил Майк. — Иначе персонал решит, что мы вот-вот потеряем терпение. — Тут он обратил внимание, что Аллан пристально уставился куда-то в сторону барной стойки. — Что там такое? Хорошенькая официантка? — спросил он, начиная поворачиваться.
  
  — Не шевелись!.. — прошипел Аллан и даже наклонился через столик словно для того, чтобы заключить приятеля в пьяные объятия. — Там, у стойки, трое мужчин, которые пьют что-то подозрительно похожее на «Редерер кристал»…
  
  — И кто они такие? Торговцы картинами?
  
  Аллан покачал головой.
  
  — Мне кажется, один из них — Чиб Кэллоуэй.
  
  — Тот самый бандит?.. — уточнил профессор. Его слова, совпав с перерывом в доносившейся из колонок музыке, прозвучали неожиданно громко.
  
  Одновременно Гиссинг повернул голову, чтобы посмотреть на гангстера, и Кэллоуэй, уловив это движение, бросил на троих друзей пронзительный взгляд.
  
  Гладко выбритая луковицеобразная голова Кэллоуэя сидела на могучих, хотя и немного сутуловатых плечах, а одет он был в черную кожаную куртку и просторную черную футболку. Бокал шампанского в кулаке бандита казался каким-то несерьезным.
  
  Аллан успел раскрыть на столе каталог и теперь делал вид, будто что-то в нем ищет.
  
  — Вот попали!.. — пробормотал он негромко.
  
  — Я учился с ним в одной школе, — так же тихо отозвался Майк. — Вряд ли, конечно, Чиб меня помнит, но…
  
  — Вот и не напоминай ему… Сейчас не самое подходящее время, чтобы предаваться воспоминаниям детства, — предупредил Аллан, когда принесли их заказ.
  
  Кэллоуэя в городе знали многие. Он занимался «крышеванием», владел несколькими стрип-барами, возможно, приторговывал наркотиками. Официантка, подавшая компании напитки, даже бросила на приятелей предостерегающий взгляд, но было уже поздно: массивная фигура Кэллоуэя уже двигалась к их кабинке. Упершись сжатыми кулаками в стол, Чиб слегка наклонился вперед, так что его тень упала на сидевших мужчин.
  
  — У меня что, третья нога выросла? — с угрозой спросил он.
  
  Никто ему не ответил, но Майк нашел в себе силы встретить взгляд гангстера и не опустить глаза. Чиб был всего на полгода старше его, но время обошлось с ним сурово. Его кожа казалась нездоровой и какой-то сальной, а лицо покрывали неровные шрамы — следы давних потасовок.
  
  — Что же вы замолчали? — проговорил Чиб и, взяв со стола каталог, посмотрел сначала на обложку, потом наугад раскрыл и некоторое время разглядывал ранний шедевр Боссуна. — От семидесяти пяти до ста тысяч за такую-то мазню? — Бандит бросил каталог обратно на стол. — Именно это и называется грабеж среди бела дня. Я бы не дал за эту картинку и семидесяти пяти пенсов, не говоря уже о тысячах…
  
  Несколько секунд бандит смотрел Майку прямо в глаза. Потом, по-видимому решив, что моральная победа осталась за ним, Чиб вернулся к бару. Там он допил свой бокал и вместе с ухмыляющимися спутниками вышел в предвечерний сумрак.
  
  От Майка не укрылось, как сразу расслабились официанты и как быстро они убрали оставшееся на стойке ведерко со льдом и бокалы.
  
  — В случае чего мы бы с ними справились, — сказал Аллан, однако, когда он подносил к губам свой бокал с шампанским, рука его заметно дрожала. — Ходят слухи, — добавил он, не опуская бокал, — что в девяносто седьмом ограбление Первого Каледонского организовал именно Кэллоуэй.
  
  — Если бы это было действительно так, — заметил Майк, — он, наверное, уже давно бы отошел от дел и жил себе где-нибудь на Канарах.
  
  — Не все пенсионеры умеют так бережно расходовать свои денежки, как ты, приятель.
  
  Гиссинг тем временем допил свое виски и сделал бармену знак повторить.
  
  — А ведь этот субъект мог бы нам помочь, — обронил он.
  
  — Помочь нам! — удивленно повторил Аллан. — В чем?
  
  — В еще одном налете на Первый Каледонский банк, — пояснил профессор, глядя в свой пустой бокал. — Тогда мы все были бы настоящими борцами за правое дело.
  
  — За какое дело? — не удержался Майк, который в последние несколько минут был очень занят, стараясь унять сердцебиение и привести в порядок дыхание. С тех пор как он в последний раз встречался с Кэллоуэем, прошло много лет — почти два десятилетия или около того, и его школьный знакомый сильно изменился. Сегодняшний Чиб излучал угрозу и уверенность в собственной безнаказанности.
  
  — За возвращение хотя бы нескольких замечательных картин, которые томятся в плену бездушного капитала, — ухмыльнулся Гиссинг, рассеянно кивая официантке, принесшей новую порцию виски. — Неверные владели ими слишком долго. Настала пора начать новый крестовый поход за Искусство.
  
  — Мне нравится ход ваших мыслей, профессор, — Майк улыбнулся.
  
  — А почему именно Первый Каледонский? — жалобно спросил Аллан. — Разве мало других банков?
  
  — Мистер Кэллоуэй, по-видимому, там уже бывал, — пояснил Гиссинг. — А это немаловажно для успеха предприятия. Ты говоришь — вы учились в одной школе, Майк?
  
  — И в одном классе, — подтвердил он. — Чиб был из тех парней, с которыми все хотят водиться.
  
  — Только водиться или быть такими, как они?
  
  — Наверное, вы правы. — Майк медленно кивнул. — Обладать подобной… властью довольно приятно.
  
  — Власть, основанная на страхе, яйца выеденного не стоит, — возразил Гиссинг и, повернувшись к официантке, которая как раз забирала со столика его пустой стакан, спросил, часто ли Кэллоуэй бывает в «Вечерней звезде».
  
  — Время от времени, — ответила официантка.
  
  Ее выговор показался Майку южноафриканским.
  
  — Чиб дает хорошие чаевые? — в свою очередь поинтересовался он.
  
  Вопрос официантке не понравился.
  
  — Послушайте, я здесь просто работаю, и…
  
  — Мы не из полиции, — поспешил успокоить ее Майк. — Ничего такого, просто любопытно.
  
  — Вообще не дает, — призналась официантка и быстро ушла.
  
  — Неплохая фигурка, — заметил Аллан, когда она отошла достаточно далеко и не могла его слышать.
  
  — Почти такая же, как у нашей замечательной Лауры Стэнтон, — добавил Гиссинг и подмигнул Майку. В ответ тот только покачал головой и сказал, что выйдет на улицу покурить.
  
  — Я с тобой. Угостишь?.. — тотчас встрепенулся Аллан.
  
  — Бросаете старика одного? — шутливо заметил Гиссинг, открывая каталог на первой странице. — Ладно, валите. Как-нибудь переживу.
  
  Выйдя из дверей, Майк и Аллан поднялись по ступенькам, которые вели на улицу из полуподвального бара. Темнота наступила совсем недавно, и по мостовой сновали в поисках пассажиров многочисленные такси. Увы, вечером в середине недели клиентов было гораздо меньше, чем свободных машин.
  
  — Ставлю фунт против пенни: профессор один не останется, — заметил Аллан. — Вот увидишь, когда мы вернемся, он будет надоедать своими разговорами кому-нибудь еще.
  
  Майк дал прикурить Аллану, потом закурил сам и глубоко затянулся. В последнее время ему удалось сократить ежедневную дозу никотина до четырех-пяти сигарет, но совсем бросить он так и не смог. Аллан, насколько он знал, курил только вместе с кем-нибудь — так сказать, за компанию.
  
  Ни Кэллоуэя, ни его спутников на улице уже не было. Впрочем, они могли сидеть в любом из многочисленных баров, которых здесь хватало. Почему-то Майку вспомнились школьные навесы для велосипедов. Там, где он учился, и в самом деле были такие навесы-стоянки, которые, впрочем, чаще служили в качестве места, где можно было просто посидеть и поболтать с друзьями. За навесами во время перемен и обеденных перерывов собирались курильщики во главе с Чибом, который уже тогда был признанным вожаком местной шпаны. В кармане у него всегда была свежая пачка, которую он торжественно вскрывал и распродавал сигареты поштучно — по завышенной цене, естественно. Прикурить от зажигалки Чиба стоило еще несколько пенсов.
  
  Майк в те времена еще не курил, но старался держаться поближе к курильщикам в надежде, что его рано или поздно станут считать своим, но этого так и не произошло.
  
  — Что-то сегодня совсем не видно туристов, — заметил Аллан, стряхивая пепел. — Я часто спрашиваю себя, что они думают об Эдинбурге, каким он им кажется. Мы-то, здешние, живем, поэтому нам трудно взглянуть на город со стороны.
  
  — Дело в том, Аллан, что здесь живем не только мы, но и Чиб Кэллоуэй, и ему подобные. Порой мне начинает казаться, что существуют два Эдинбурга, объединенные одной нервной системой.
  
  Аллан погрозил ему пальцем:
  
  — Я знаю, что навело тебя на подобные мысли. Признайся, ты ведь видел вчерашнюю программу по Четвертому каналу? Ту самую, в которой показывали сиамских близнецов?..
  
  — Да, ухватил самый конец, — согласился Майк.
  
  — Теперь понятно… — Аллан вздохнул. — Ты такой же, как я: слишком много думаешь и слишком много смотришь телевизор. И даже если мы с тобой доживем до маразма, нам все равно будет непонятно, почему мы не сумели сделать в жизни большего.
  
  — Спасибо на добром слове, дружище.
  
  — Ты понял, что я имею в виду, да? Взять хотя бы меня: если бы у меня было столько же денег, сколько у тебя, я бы катался по Карибскому морю на роскошной яхте и садился на собственном вертолете на крышу отеля в Дубае…
  
  — Ты хочешь сказать, что я впустую трачу свою жизнь? — спросил Майк, думая о Джерри Пирсоне, о всех его мейлах с фотографиями быстроходных катеров и гидроциклов.
  
  — Я хочу сказать, что ты не должен упускать возможности, которые дарит тебе судьба. Я имею в виду Лауру… Если ты сейчас вернешься в галерею, то почти наверняка застанешь ее там. Пригласи ее на свидание в конце-то концов!
  
  — Один раз я ее уже приглашал. — Майк нахмурился. — Ты сам знаешь, что из этого вышло.
  
  — Ты слишком легко сдаешься. — Аллан покачал головой. — Даже удивительно, как ты вообще сумел чего-то добиться в бизнесе.
  
  — Но я ведь добился, верно?
  
  — С этим никто не спорит, и все же…
  
  — Что?
  
  — У меня такое ощущение, что ты стесняешься собственного успеха.
  
  — Я просто не люблю хвастаться своими достижениями. Выставлять свой успех напоказ. Ты это имеешь в виду?
  
  Аллан, казалось, хотел что-то возразить, но врожденная деликатность взяла верх, и он просто кивнул. В следующую секунду внимание обоих привлекла громкая музыка, которая доносилась из проезжавшей по улице машины. Это был черный блестящий БМВ, кажется, пятой модели. Из динамиков мощной стереосистемы неслась песня «Тин Лиззи» «Парни снова в городе»; Чиб Кэллоуэй на пассажирском сиденье увлеченно дирижировал обеими руками и во все горло подпевал группе. Окна в салоне были опущены, и, когда машина поравнялась с баром, взгляды Майка и Чиба снова встретились. Бандит слегка улыбнулся и, сложив пальцы в виде пистолета, прицелился в двух курильщиков. Пуф-ф! — указательный палец Чиба согнулся, нажимая на воображаемый спусковой крючок, и машина пронеслась мимо.
  
  Только сейчас Майк заметил, что Аллан внимательно за ним наблюдает.
  
  — Ты все еще думаешь, что мы могли бы с ними справиться? — спросил он.
  
  — Без проблем. — Аллан швырнул недокуренную сигарету на мостовую.
  
  В тот вечер Майк ужинал один.
  
  Гиссинг, правда, предложил поесть где-нибудь поблизости, но Аллан сказал, что дома его ждет работа, и откланялся. Майк тоже придумал какой-то предлог, надеясь, что не столкнется с профессором в одном из местных ресторанов — есть он всегда предпочитал в одиночестве. Купив в киоске газету, Майк зашагал по улице в направлении Хеймаркет. Он уже решил, что поужинает в каком-нибудь заведении с индийской кухней.
  
  Любителей почитать за едой в большинстве ресторанов не привечали — в подобных заведениях всегда было темновато, но Майку удалось занять столик у стены, над которым висело бра. В газете он прочел о трудностях, которые начинают испытывать индийские рестораны: неурожай риса привел к росту цен, а изменение законов об иммиграции послужило причиной того, что в страну попадало все меньше квалифицированных поваров. Но, когда Майк заговорил об этом с молодым официантом, тот только улыбнулся и пожал плечами.
  
  Ресторан в этот поздний час был почти полон, и за ближайшим от Майка столиком шумно праздновала компания из пятерых мужчин. Все участники вечеринки были уже сильно навеселе: пиджаки висели на спинках стульев, галстуки были ослаблены или вовсе сняты. Офисные работники отдыхают, понял Майк. Или решили спрыснуть удачную сделку. Он хорошо знал, как это бывает. Люди, с которыми ему доводилось работать, часто упрекали его в том, что он никогда не напивается, как все, а значит, недостаточно радуется крупному контракту. «Предпочитаю держать себя в руках, — мог бы ответить он и добавить: — Особенно сейчас».
  
  К тому моменту, когда подали его заказ, мужчины за соседним столиком уже пили кофе и бренди. Это означало, что они собираются уходить, и действительно, когда Майк попросил счет, компания начала подниматься с мест. Майк тоже встал и вдруг увидел, как один из соседей потерял равновесие и попятился. Боясь, как бы он не врезался в его столик, Майк протянул руку и придержал пьяницу за плечо.
  
  Мужчина резко обернулся и уставился на него расфокусированным взглядом.
  
  — Т-тебе ч-чего? — пробормотал он невнятно.
  
  — Ничего. Я просто хотел вас поддержать, чтобы вы не упали.
  
  Другой пьянчуга поспешил вмешаться.
  
  — Эй, ты его трогал? — с угрозой спросил он и повернулся к приятелю: — Он тебя толкнул, Рэбби?
  
  Но Рэбби изо всех сил старался удержаться на ногах и ответить ничего не мог.
  
  — Я только хотел помочь, — попытался объяснить Майк, заметив, что вся компания обступает его полукругом. Как он хорошо знал, пьяная солидарность в подобных случаях вспыхивает мгновенно, и сейчас эти пятеро действительно были готовы действовать сообща хоть против него, хоть против всего мира.
  
  — Сделай любезность, отвали, о'кей? — отрезал один из приятелей Рэбби.
  
  — Пока тебе фотокарточку не подправили, — добавил другой.
  
  Официанты с опаской наблюдали за назревающей ссорой. Кто-то даже приоткрыл ближайшую вращающуюся дверь, чтобы призвать на помощь дополнительные силы из кухни.
  
  — О'кей, о'кей… — Подняв перед собой раскрытые ладони, Майк вышел на улицу.
  
  Там он повернулся и быстро зашагал прочь, поминутно оглядываясь. Ему хотелось отойти как можно дальше на случай, если компания вздумает его преследовать; чем больше расстояние — тем больше будет у него времени, чтобы оценить ситуацию и принять правильное решение. Майк удалился от ресторана почти на пятьдесят ярдов, когда из дверей показались наконец пятеро гуляк. Они крепко держались за руки и показывали друг другу на противоположную сторону улицы, где призывно подмигивала неоновая вывеска паба. На данный момент этот паб был их главной целью и следующим пунктом следования. О Майке они уже забыли. Похоже, все обошлось, однако Майк знал, что сегодняшнюю стычку в ресторане он будет вспоминать еще долго, на протяжении недель или даже месяцев прокручивая в голове различные сценарии развития событий — сценарии, в которых победа непременно останется за ним. Такое с ним уже бывало. Когда-то давно, когда Майку было лет тринадцать, он подрался с одноклассником и проиграл. После этого он почти до конца учебы мысленно строил планы мести, но так и не осуществил ни один из них.
  
  В мире, в котором Майк вращался теперь, не было необходимости опасаться физического нападения. Окружавшие его люди были по большей части хорошо воспитаны и обладали прекрасными манерами. Взять того же Аллана. Несмотря на смелое заявление в «Вечерней звезде», Майк очень сомневался, что за свою взрослую жизнь его приятель-банкир хотя бы раз с кем-то подрался. У самого Майка в этом отношении опыта было не в пример больше. Быстро шагая в направлении Мюррейфилда, он вспоминал о своих студенческих годах, когда ему довелось принять участие в нескольких потасовках в пабах. Как-то он сцепился с одним парнем из-за девушки, за которой ухаживал… как бишь ее звали? Сейчас Майк даже не мог вспомнить ее имени. Был еще один случай, когда он с приятелями возвращался на квартиру, которую они снимали в складчину, и какие-то пьяные хулиганы швырнули в них металлический бак для мусора. Последовавшую за этим свалку Майк помнил до сих пор. Начиналась она на улице, потом переместилась в подъезд ближайшего многоквартирного дома, а оттуда — через черный ход — в сад на заднем дворе. Неизвестно, куда бы переместилась схватка дальше, если бы какая-то женщина, выглянувшая из окна на шум, не пригрозила вызвать полицию. Майк тогда в кровь разбил костяшки пальцев и заработал здоровенный фонарь под глазом, зато противника он уделал так, что тот упал и никак не мог подняться.
  
  Потом Майк задумался, как повел бы себя на его месте Чиб Кэллоуэй? Как бы он поступил, если бы пятерка пьянчуг попыталась угрожать ему? Впрочем, Чиб был не один, а Майку почему-то казалось, что двое его спутников, которых он видел в баре, нужны гангстеру вовсе не для беседы. Скорее всего, это была охрана.
  
  В свое время один из партнеров Майка посоветовал ему обзавестись телохранителем. «Теперь, когда ты так богат и все об этом знают», — сказал он, имея в виду публикацию в воскресной газете списка «Самых богатых холостяков Шотландии», где Майк оказался в первой пятерке. «В Эдинбурге телохранители ни к чему», — ответил тогда Майк, однако сейчас, остановившись перед банкоматом, чтобы снять со счета сколько-то наличных, он внимательно посмотрел по сторонам, стараясь обнаружить возможные источники опасности. Неподалеку от аппарата, прислонившись спиной к витрине магазина, сидел на мостовой какой-то попрошайка; голова его была опущена на грудь, и от этого казалось, что ему очень холодно и одиноко. Однажды Аллан упрекнул Майка в том, что он, мол, тоже предпочитает одиночество, но Майк с ним не согласился, сказав, что быть одному и быть одиноким — совершенно разные вещи.
  
  Бросив в чашку нищего фунтовую монету, Майк отправился домой, к своей коллекции картин и к тихой музыке на сон грядущий. Из головы у него не шли слова профессора, которые тот сказал насчет томящихся в заключении произведений искусства. А Аллан говорил, что ему нужно использовать возможности, которые дает ему судьба.
  
  Когда Майк проходил мимо очередного паба, дверь внезапно распахнулась, и на мостовую почти вылетел какой-то пьянчуга. Майк обогнул споткнувшегося человека и пошел дальше.
  
  Одна дверь закрывается, а другая — открывается…
  3
  
  У Чиба Кэллоуэя снова выдался скверный день, и никаких перемен к лучшему не предвиделось.
  
  Главная проблема со слежкой заключается в том, что даже если точно знать, что за тобой наблюдают, установить, кто именно, не всегда удается. Насчет слежки Чиб был уверен… или почти уверен. Он задолжал некоторую сумму… довольно большую, если говорить откровенно. Помимо денег, он был должен и кое-что еще, поэтому старался лишний раз не светиться и отвечал на звонки только одного или двух (из целого десятка) своих мобильных телефонов, номера которых были известны друзьям, родственникам и наиболее доверенным соратникам. На сегодня у Чиба были запланированы сразу две важные деловых встречи, но он отменил обе, лично позвонив и извинившись перед потенциальными партнерами. Причину Чиб объяснять не стал. Если бы кто-то узнал, что за ним следят, его авторитет, и без того пошатнувшийся, мог опуститься еще ниже.
  
  Вместо делового обеда он просто выпил пару чашек кофе в шикарной итальянской кофейне «Ченто тре» на Джордж-стрит. Когда-то в этом здании размещался банк. Немало эдинбургских банков превратились в бары и рестораны после того, как банкоматы заменили собой целую армию кассиров и операционистов. Широкое использование кассовых автоматов в свою очередь привело к появлению новых видов преступлений: похищению номеров и паролей, клонированию банковских карточек, установке на банкоматы специальных устройств, которые считывали с карты клиента всю информацию и записывали на микрочип. В последнее время стало небезопасно пользоваться многими городскими бензоколонками, поскольку данные с кредитки тут же перепродавались злоумышленникам. Чиб, во всяком случае, старался быть предельно осторожным и по возможности пользоваться наличными.
  
  По его сведениям, преступные группы, мухлевавшие с банкоматами, были сплошь из каких-то далеких стран с труднопроизносимыми названиями — Хорватия, Венгрия, Албания. Одно время Чиб и сам подумывал влезть в этот бизнес, но его предупредили, что электронные мошенники образуют своего рода закрытый клуб, куда очень трудно проникнуть постороннему. Это было и обидно, и безмерно раздражало Чиба — особенно после того как преступники нацелились на Эдинбург.
  
  Эдинбург, хотя и оставался официальной столицей Шотландии, был сравнительно небольшим городом с населением чуть меньше полумиллиона жителей. Он никогда не привлекал к себе внимания крупных воротил преступного мира, благодаря чему Чибу удалось взять под контроль довольно солидную территорию и достичь взаимопонимания с владельцами большинства местных баров и клубов. Вот уже несколько лет в городе никто не воевал за территорию.
  
  Сам Чиб начинал свою карьеру именно в таких войнах, гремевших в городе в дни его юности и создавших ему репутацию крутого «быка». Одно время он работал вышибалой у Билли Мак-Гигэна в его бильярдной и паре пабов в Лейте, но там ему не приходилось делать ничего особенного, разве что субботним вечером посетители слишком разойдутся или приезжие начнут задирать местных.
  
  В подростковом возрасте Чиб считал себя неплохим футболистом; он даже пробовался в юношескую команду «Сердца», но испытательный срок обернулся для него разочарованием: его сочли слишком крупным и недостаточно ловким. «Тебе бы в регби играть, сынок», — посоветовал тренер на прощание.
  
  Регби. Если бы!..
  
  Для поддержания физической формы Чиб начал заниматься боксом, но оказался не способен держать себя в руках. Стоило ему оказаться на ринге, как он напрочь забывал о правилах и пытался поразить соперника ударами ног, локтей, коленей — или с силой швырял его на пол.
  
  «Займись борьбой», — посоветовали Чибу.
  
  Но как раз в это время Мак-Гигэн сделал своему вышибале новое предложение, которое подошло Чибу как нельзя лучше. Он должен был зарегистрироваться на бирже труда и делать вид, будто ищет работу, а по выходным — выполнять для Билли кое-какие поручения, получая за них достаточно, чтобы дотянуть до очередной выдачи государственного пособия. Постепенно Чиб вошел в круг доверенных лиц Мак-Гигэна, поэтому, когда ему пришло в голову сменить босса и перейти под знамена Ленни Коркери, он уже был обладателем бесценной конфиденциальной информации. Очередная война за территорию привела к тому, что Билли Мак-Гигэн лишился своих бильярдных и пабов и предпочел перебраться на жительство во Флориду. Коркери остался хозяином положения, а Чиб сделался его правой рукой.
  
  Когда Ленни Коркери неожиданно упал мертвым на одиннадцатой лунке в Мюррейфилде, Чиб поспешил воспользоваться представившейся ему возможностью и сделал свой ход. Свой план он вынашивал уже давно, а люди Коркери возражать не стали, во всяком случае, высказывать недовольство в открытую никто из них не осмелился.
  
  «Плавная смена власти благотворна для бизнеса», — сказал ему один из владельцев клубов.
  
  И в первое время все действительно шло тихо да гладко.
  
  Неприятности вызревали постепенно, исподволь. Не то чтобы в этом была его вина, нет… Во всяком случае, не совсем. Просто легавым посчастливилось перехватить груз кокаина и экстази, причем произошло это сразу после того, как деньги за товар были переданы продавцу, так что Чиб понес двойной ущерб. Положение усугублялось тем, что к этому моменту он уже задолжал некоторую сумму за груз «травы», попавший в страну в трюмах норвежского траулера. Поставщик — подразделение «Ангелов Ада» из города с труднопроизносимым названием — дал Чибу девяносто дней, чтобы все уладить.
  
  С тех пор прошло четыре месяца.
  
  Даже больше.
  
  Чиб мог, разумеется, отправиться в Глазго и договориться о займе с одним из тамошних воротил, но это означало ненужные слухи. Он мог запросто потерять лицо. А стоило хоть раз облажаться, показать свою слабость, и стервятники не заставят себя ждать. В конце концов на запах крови может явиться крупный хищник, и тогда…
  
  Две чашки итальянского кофе Чиб проглотил, не почувствовав никакого вкуса, и только участившееся сердцебиение свидетельствовало, что напиток был чрезвычайно крепким. Джонно и Гленн тоже были с ним; втроем они кое-как втиснулись в полукабинет у окна. В «Ченто тре» всегда хватало привлекательных женщин, но они занимали другие столики, не обращая на троицу никакого внимания. Чиб знал этот тип — высокомерные твари, которые делают покупки в «Харви Нике»,[3] съедают за весь день один листик салата, а вечером отправляются в «Вечернюю звезду», чтобы за светской болтовней опрокинуть коктейль-другой. Их мужья и бой-френды трудятся в банках или адвокатствуют, паразитируя на честных тружениках, к которым Чиб причислял и себя. Живут эти дамочки в больших особняках в Гранже, катаются по уик-эндам на горных лыжах и устраивают пышные ужины для таких же богатеньких стерв. Словом, это был тот Эдинбург, с которым Чиб в детстве и юности почти не соприкасался. Сам он по субботам обычно ходил на футбол (особенно если «Сердца» играли дома и намечалась стычка с болельщиками команды гостей) или проводил выходные в пабе. Клеить девчонок Чиб отправлялся на Роуз-стрит или на дискотеку в Сент-Джеймс-центр. Джордж-стрит с ее роскошными бутиками и ювелирными магазинами, где на выставленных в витринах украшениях не было даже ценников, до сих пор казалась ему чужой, что, впрочем, не мешало Чибу время от времени туда заходить. В самом деле, почему нет? В конце концов, у него в карманах были точно такие же деньги, как у других. Рубашки поло у него были от Николь Фахри, куртки от Донны Каран, ботинки от Курта Гейгера, носки от Пола Смита… Нет, Чиб Кэллоуэй был ничем не хуже остальных. Может быть, даже лучше многих, поскольку жил в реальном мире.
  
  — …В реальном мире со всеми его долбаными плюсами и минусами.
  
  — Что вы сказали, босс? — спросил Гленн, и Чиб понял, что произнес последние слова вслух. Не ответив, он спросил у проходившей мимо официантки счет и только потом повернулся к своим телохранителям. Гленн уже сходил на разведку и доложил, что поблизости не видно ничего подозрительного.
  
  — Как насчет окон? — спросил Чиб.
  
  — Никого. Я проверил.
  
  — А в магазинах? Может быть, он прикинулся покупателем?
  
  — Я же уже сказал. — раздраженно отозвался Гленн. — Если поблизости кто-то есть, он должен быть настоящим мастером своего дела, иначе я бы его давно засек.
  
  — Настоящий мастер здесь не нужен. Он просто должен быть лучше тебя!.. — парировал Чиб. Он, впрочем, сразу успокоился и принялся покусывать нижнюю губу, как иногда делал, когда о чем-то задумывался. Когда подали счет, он уже принял решение.
  
  — О'кей… Вы двое можете быть свободны.
  
  — Вы уверены, босс? — Это спросил Джонно; второй телохран явно решил, что ослышался.
  
  Чиб не ответил. Если это «Ангелы» или кто-то вроде них, думал он, они, скорее всего, сделают свой ход, когда он будет один. А если это легавые… Трудно сказать, как поступят легавые. Как бы там ни было, что-нибудь он да узнает. Просто ждать и бояться Чибу надоело, и он решил, что даже такой жалкий план, как у него, все же лучше, чем никакого плана.
  
  Впрочем, бросив взгляд на лицо Гленна, Чиб понял, что телохранитель придерживается другого мнения.
  
  Идея Чиба заключалась в том, чтобы пройтись по торговым рядам на Принсес-стрит. Въезд на эту улицу для личного транспорта был запрещен, следовательно хвост, если он есть, вынужден будет последовать за ним пешком. С Принсес-стрит Чиб направится в Старый город, на узких, малолюдных улочках которого легче будет засечь наблюдателей.
  
  Довольно скоро ему стало ясно, что Гленн был прав и его план никуда не годится. Телохранителям Чиб велел остаться с машиной, сказав, что позвонит, когда они понадобятся, а сам двинулся по Фредерик-стрит, которая в конце концов вывела его на южную сторону Принсес-стрит, где магазинов не было. Отсюда хорошо просматривался Эдинбургский замок, на стенах которого Чиб различал даже крошечные фигурки туристов, опиравшихся на зубчатый парапет. В замке он не был уже много лет — в школе они ходили туда на экскурсию, но минут через двадцать после ее начала Чиб потихоньку смылся и отправился развлекаться в город. А примерно два года тому назад его перехватил в баре один шапочный знакомый, утверждавший, будто у него есть безупречный план похищения сокровищ Шотландской короны. Подробности Чиб выслушивать не стал — просто дал знакомому в челюсть, чтобы не лез с глупостями.
  
  «Замок — не просто туристская достопримечательность, — объяснил он. — Это, помимо всего прочего, военный объект со своим гарнизоном. Как ты собираешься вынести украденные драгоценности из-под носа такого количества вооруженных людей?»
  
  Вспоминая об этом, Чиб добрался до Маунда, перешел его на светофоре и двинулся к лестнице. По дороге он время от времени останавливался, чтобы бросить взгляд назад, но не увидел никого подозрительного. Проклятье!.. Лестница, ведущая вверх по склону холма, неожиданно показалась ему слишком крутой, а ходить пешком Чиб давно отвык. Толпы покупателей и туристов на Принсес-стрит тоже не способствовали нормализации кровяного давления. При переходе через Маунд ему пришлось уворачиваться от автобусов, и теперь его лоб покрывала тонкая пленка испарины. Какой смысл было закрывать Принсес-стрит для частных автомобилей, если автобусы и такси продолжают носиться по ней как сумасшедшие, с досадой думал он.
  
  Подъем ему было не то чтобы не осилить, просто очень не хотелось лишний раз напрягаться, и Чиб остановился у подножия лестницы, обдумывая другие варианты. В Старый город можно было попасть через парк Принсес-стрит-гарднз, но сама мысль о том, что придется вернуться в толчею и сутолоку торговой улицы, показалась ему отвратительной. Значит, нужно было придумать что-то еще.
  
  Чиб поднял голову. Прямо перед ним возвышалось здание в греческом стиле, за ним виднелось еще одно такое же или очень похожее. Какие-то галереи, вспомнил Чиб. В прошлом году некий авангардист оформил мраморные колонны классического портика одного из зданий так, что они стали напоминать жестянки с консервированным супом — похоже, там проходила какая-то художественная выставка.
  
  По ассоциации ему вспомнились трое мужчин, с которыми он накануне столкнулся в «Вечерней звезде». Они как-то нехорошо на него косились, и Чиб решил нагнать на них страху, зная, что взгляда в упор будет достаточно. На столике перед ними лежал каталог с какими-то картинами… Тогда Чиб не придал этому значения, но сейчас он сам стоял перед Шотландской национальной галереей. Зайти? Почему нет? Похоже, сама судьба давала ему знак. Кроме того, если кто-то попытается последовать за ним внутрь, он наверняка увидит этого человека. Итак, решено… Посмотрим, что из этого выйдет.
  
  Входную дверь отворил перед ним служитель. Прежде чем перешагнуть порог, Чиб заколебался и сунул руку в карман.
  
  — Сколько? — спросил он.
  
  — Вход бесплатный, сэр, — вежливо ответил служитель и даже, кажется, слегка поклонился.
  
  Рэнсом некоторое время разглядывал закрывшуюся за Чибом Кэллоуэем дверь Национальной галереи.
  
  — Ну, теперь я действительно видел в этой жизни все… — пробормотал он себе под нос и достал из кармана телефон.
  
  Рэнсом был детективом-инспектором Управления полиции Лотиана и Пограничного края. Его напарник, детектив-сержант Бен Брустер, сидевший сейчас в неприметной машине где-то между Маундом и Джордж-стрит, ответил на первом же звонке.
  
  — Он зашел в Национальную галерею, — сказал Рэнсом.
  
  — Думаешь, у него там встреча? — В голосе Брустера звучали неприятные жестяные ноты, словно он говорил с напарником откуда-то с орбитальной космической станции.
  
  — Не знаю. Мне показалось, сначала он хотел подняться по Плейферской лестнице, но потом передумал.
  
  — Я бы на его месте поступил бы так же. — Брустер усмехнулся.
  
  — Мне, как ты понимаешь, тоже не хотелось переться за ним на самую верхотуру, — согласился Рэнсом.
  
  — Как думаешь, он тебя не заметил?
  
  — Почти наверняка — нет. Ты сейчас где?
  
  — Припарковался во втором ряду на Хановер-стрит, что, сам понимаешь, не прибавило мне популярности. Ты пойдешь за ним?
  
  — Пока не решил. В галерее ему будет легче меня заметить.
  
  — Он знает, что за ним кто-то следит. Почему тогда он оставил своих шестерок в машине?
  
  — Хороший вопрос, Бен. — Рэнсом посмотрел на часы, хотя в этом не было особой необходимости: вдали раздался пушечный выстрел, и над бастионами замка поднялось облачко дыма. Ровно час. Рэнсом слегка пожал плечами и поглядел в сторону парка. Там находился еще один выход из галереи. Держать под контролем обе двери ему одному было не под силу.
  
  — Оставайся на месте, — сказал он в телефон. — Я подожду минут пять-десять, а там будет видно.
  
  — Позвони, — попросил Брустер.
  
  — Позвоню, — пообещал Рэнсом и, убрав телефон в карман, обеими руками оперся на перила ограждения. С того места, где он стоял, парк выглядел местом уютным и ухоженным. По железнодорожным путям медленно ползла к вокзалу Уэиверли пригородная электричка, и эта картина тоже казалась мирной, дышащей спокойствием и порядком. Таков был Эдинбург; в нем можно было прожить всю жизнь, но так и не узнать, каков он на самом деле и что в нем порой происходит — пусть даже это что-то происходит буквально по соседству.
  
  Невольно детектив бросил взгляд в сторону холма. Стоявший на нем Эдинбургский замок часто представлялся ему строгим родителем, суровым отцом, с неодобрением взирающим на то, что творится внизу. В самом деле, достаточно было взглянуть на карту города, чтобы заметить разительный контраст между Нью-Тауном на севере и Старым городом на юге. Первый был рационально спланированным, геометрически правильным, тогда как второй представлял собой настоящую путаницу узких кривых улочек и нагромождение домов, десятилетиями и без всякой системы возводившихся на каждом свободном клочке земли. Говорят, в старину здания в Старом городе надстраивали новыми этажами до тех пор, пока они не начинали рушиться под собственной тяжестью. Тем не менее этот район нравился Рэнсому даже сейчас — у него был свой характер, свой неповторимый дух, однако жить он мечтал не там, а в Нью-Тауне, на одной из его широких и прямых улиц, застроенных стандартными коттеджами. Именно по этой причине Рэнсом каждую неделю покупал билет государственной жилищной лотереи: никаких других возможностей зарплата детектива ему не оставляла.
  
  Чиб Кэллоуэй, напротив, мог позволить себе шикарную квартиру в Нью-Тауне, однако предпочитал жить в унылом особняке на западной окраине города всего в паре миль от того района, где он родился и вырос. По мнению Рэнсома, это могло свидетельствовать лишь о полном отсутствии у бандита какого-либо вкуса.
  
  По той же самой причине детектив был уверен, что в галерее Чиб не задержится; искусство явно было выше его понимания. Вопрос, таким образом, заключался лишь в том, через какие двери бандит выйдет — через главные или через запасные — те, которые вели в парк Принсес-гарднз. Рэнсому нужно было срочно принимать какое-то решение, но он не торопился. Так ли уж это важно, подумал он. Встречи, которые назначал Чиб (те, о которых Рэнсом знал), не состоялись; никаких новых улик детектив не собрал и только зря потратил несколько часов собственной жизни. Это было досадно. Рэнсому недавно исполнилось тридцать два, он был предприимчив и честолюбив, и Чиб Кэллоуэй мог бы стать для него замечательным трофеем. Правда, лет пять назад бандит был еще более завидной добычей, однако в те времена Рэнсом был скромным детективом-констеблем и не мог ни планировать собственные долгосрочные оперативные мероприятия, ни даже предлагать такие мероприятия начальству. Сейчас положение было иным, к тому же от своих осведомителей Рэнсом получил ценную информацию, которая, казалось, гарантировала долгожданный успех.
  
  А успех был весьма желателен. В одном из первых дел, в расследовании которого Рэнсом принял участие сразу после перевода в отдел уголовного розыска, Кэллоуэй фигурировал в качестве обвиняемого, однако в суде адвокат бандита не оставил от собранных следственной группой доказательств камня на камне. При разборе улик больше всего досталось, естественно, самому младшему члену следственной бригады. «Детектив-констебль Рэнсом?.. Вы уверены, что вас следует величать именно так?.. Дело в том, что я знавал констеблей, простых констеблей, не-детективов, которые были гораздо способнее и сообразительнее…» Это было давно, но Рэнсом до сих пор помнил белый парик и гладкое, самодовольное лицо адвоката, помнил, как Чиб Кэллоуэй, свободно развалившись на скамье подсудимых, насмешливо грозил пальцем медленно сползавшему со свидетельского возвышения молодому детективу. Впоследствии возглавлявший следственную группу инспектор пытался убедить Рэнсома, что происшедшее не имеет особенного значения, но не преуспел. Это имело значение. Во всяком случае, Рэнсом ничего не забыл и не простил.
  
  И похоже, момент, которого он так долго ждал, наступил. Рэнсом ощущал это всем своим существом. Скоро, очень скоро все, что он знал и о чем подозревал, неизбежно приведет к одному: империя Чиба Кэллоуэя рухнет.
  
  Конец мог получиться довольно кровавым; больше того, он мог наступить независимо от вмешательства самого Рэнсома, однако это не могло помешать детективу насладиться финалом.
  
  И заодно — приписать себе все заслуги.
  
  В вестибюле Чиб на пару минут задержался, но вслед за ним в галерею вошла только пожилая супружеская пара — австралийцы, судя по акценту и обветренной, сожженной солнцем коже. Все это время Кэллоуэй делал вид, будто тщательно изучает план выставки. Потом он слегка улыбнулся, словно был крайне доволен тем, как организована экспозиция, и, глубоко вдохнув воздух, прошел в зал.
  
  В галерее было тихо. В просторных залах с высокими потолками отчетливо раздавались шепот, тихое шарканье ног по паркету и сдержанное покашливание немногочисленных посетителей. Вскоре Чиб нагнал экскурсию — уже знакомые ему австралийцы и несколько иностранного вида студентов переходили вслед за гидом от одной картины к другой. В том, что вся группа — иностранцы, Чиб не сомневался: их лица казались слишком загорелыми, да и одеты они были чересчур модно. Впрочем, вид у большинства был скучающий, и на развешанные по стенам полотна экскурсанты, поглядывали без особого интереса.
  
  Охранников в залах почти не было. Слегка приподняв голову, Чиб бросил взгляд туда, где должны были находиться видеокамеры охранной системы, и действительно обнаружил их там, где рассчитывал. Никаких проводов, идущих к картинам, он не заметил, следовательно, тревожная сигнализация отсутствовала. Правда, Чибу показалось, что рамы некоторых (далеко не всех) картин привинчены к стенам мощными шурупами, однако это мало что меняло. Достаточно было вооружиться ножом или опасной бритвой, чтобы без проблем взять все, что нужно, к тому же картину без рамы было гораздо удобнее грузить в машину. Десяток смотрителей-пенсионеров в траченной молью форменной одежде тоже не представляли серьезной проблемы.
  
  В одном из залов Чиб присел на обитый пестрой материей диванчик на гнутых ножках и сразу почувствовал, как сердце начало биться ровнее. Чтобы не привлекать к себе внимания, он сделал вид, будто залюбовался висящей на противоположной стене картиной — пейзажем с изображением гор, храмов, солнечных лучей. На переднем плане Чиб разглядел какие-то фигуры в развевающихся белых одеждах. Что все это может означать, он не имел ни малейшего представления, однако когда один из студентов — смуглый парень, похожий на испанца или португальца, — ненадолго загородил от него картину, Чиб послал ему мрачный взгляд. «Эй, парень, это моя картина, мой город и моя страна!..» — хотелось ему сказать, но студент уже рассматривал пояснительную табличку справа от картины и ничего не заметил.
  
  Потом в зал вошел еще один человек. Это был мужчина немного старше студента и одетый куда лучше или, во всяком случае, дороже. Его черное шерстяное пальто было длиной почти до лодыжек, а на мысках дорогих, до блеска начищенных ботинок не видно было ни царапин, ни грязи. В руках мужчина держал сложенную газету и выглядел так, словно зашел в галерею просто для того, чтобы убить время, но Чибу вдруг показалось, что он уже где-то видел это лицо. От страха у него даже засосало под ложечкой — на мгновение Чиб решил, что это и есть «хвост», человек, который за ним следит, однако на бандита пришелец похож не был. Как, впрочем, и на легавого.
  
  Где же он мог его видеть?..
  
  Бросив на картину беглый взгляд, мужчина не задерживаясь пошел дальше. Он был уже почти у выхода, когда Чиб вспомнил…
  
  Быстро поднявшись с дивана, он двинулся следом.
  4
  
  Майк Маккензи узнал гангстера практически сразу. Оставалось только надеяться, что стремительность, с которой он перешел в следующий зал, не будет выглядеть нарочитой, похожей на бегство. И кой черт принес его в Национальную галерею — в конце концов, выставленные здесь картины были не в его вкусе! В центр города Майк приехал, чтобы кое-что купить — в частности, несколько рубашек (ничего подходящего он так и не нашел). Зато он приобрел неплохой одеколон и заглянул на Тисл-стрит в ювелирную лавку Джозефа Боннара. Джоз специализировался на антикварных изделиях, а Майку хотелось присмотреть что-нибудь для Лауры. Кулон с опалом, который он видел на ней на аукционе, не слишком ему понравился, и он пытался представить себе, как она будет выглядеть, если наденет что-нибудь другое — необычное и оригинальное.
  
  Что-то, что он преподнесет ей в качестве подарка.
  
  Но хотя Джозеф Боннар был человеком многоопытным и с прекрасным вкусом (доказательством тому могли служить антикварные карманные часы, которые хранились у Майка дома), на сей раз ему не удалось подобрать ничего по-настоящему достойного — главным образом потому, что Майка вдруг взяло сомнение. Что, черт побери, он делает? Будет ли Лаура рада подарку и что она может подумать о его поступке? Да и вообще, неизвестно, нравятся ли ей аметисты, рубины и сапфиры.
  
  «Заходите еще, мистер Маккензи, — сказал Боннар, открывая ему дверь. — А то вы нас совсем забыли».
  
  В результате он остался без рубашек и без подарка. Выстрел пушки в час пополудни застал его на Принсес-стрит. Проголодаться по-настоящему Майк еще не успел, а до Национальной галереи было рукой подать, поэтому он решил зайти. Почему?.. Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос, поскольку в голове у него все еще царил хаос. Майк помнил, что в галерее выставлено несколько неплохих картин — не признать этого он не мог, однако в целом экспозиция всегда казалась ему слишком помпезной и скучной. И все же что-то словно тянуло его туда. Казалось, сами картины зовут его, говоря: «Искусство тебе поможет. Поспеши же!»
  
  В последние несколько дней Майк много размышлял о том, что говорил об искусстве профессор Гиссинг. Он назвал его «средством помещения капитала», и Майк задумался о том, какая часть произведений искусства хранится сейчас в банковских сейфах и частных коллекциях. Можно ли сравнить прекрасные картины, которые никто не видел, с непрочитанными книгами, с никем не сыгранной музыкой? Насколько это важно — то, что целое поколение может так и не насладиться шедеврами живописи, которые еще долго будут ждать своего часа? А он сам?.. Не поступает ли он точно так же? Посещая музеи в небольших городках, Майк частенько ловил себя на мысли, что полотна, которые висят у него дома, гораздо лучше тех, которые выставлены здесь для всеобщего обозрения. Означает ли это, что его квартира — своего рода закрытая картинная галерея, куда нет доступа посторонним?
  
  «Спасти произведения искусства из заточения…» — говорил профессор.
  
  И он, безусловно, имел в виду вовсе не музеи и публичные галереи, а домашние сейфы и банковские хранилища, вестибюли и залы заседаний крупных корпораций, куда подлинные любители искусства не попадают почти никогда. Тот же Первый Каледонский скупил произведений живописи на десятки миллионов, причем в его коллекции были не только признанные мастера (ранний Бэкон, к примеру), но и лучшие картины молодых талантов, приобретенные по рекомендации штатного искусствоведа на дипломных выставках в художественных училищах по всему Соединенному Королевству. У большинства крупных фирм Эдинбурга тоже имелось собственное собрание картин, которые никогда и нигде не выставлялись. Лишь в исключительных случаях картина того или иного художника могла попасть на аукцион, по большей же части корпоративные покупатели вели себя словно собаки на сене.
  
  Несколько раз Майк задумывался, что будет, если он подаст пример — откроет собственную галерею и разместит в ней свою коллекцию? Быть может, подобный шаг убедит поступить так же и других крупных коллекционеров? С «Первым К» он мог бы договориться сам… Возможно, кстати, именно поэтому ноги и привели его в Национальную галерею — со всех точек зрения это было самое подходящее место, чтобы все как следует обдумать.
  
  Но столкнуться здесь с Чибом Кэллоуэем Майк не ожидал. Больше того — обернувшись через плечо, он увидел, что гангстер направляется к нему. Чиб приятно улыбался, но взгляд его был жестким и пристальным.
  
  — Ты что, следишь за мной, что ли? — проворчал бандит вместо приветствия.
  
  — Никогда бы не подумал, что ты тоже любишь картины, — ответил Майк. Ничего другого ему просто не пришло в голову.
  
  — У нас свободная страна, разве нет? — огрызнулся Чиб.
  
  Майк поморщился:
  
  — Извини, я не то хотел сказать. Кстати, я — Майк Маккензи.
  
  Двое мужчин обменялись рукопожатиями.
  
  — Чарли Кэллоуэй.
  
  — Но чаще тебя называют просто Чиб?..
  
  — Значит, ты знаешь, кто я такой? — Кэллоуэй ненадолго задумался, потом кивнул. — Тогда, в «Вечерней звезде», твои друзья испугались. Ты один сумел выдержать мой взгляд.
  
  — А когда ты оттуда уезжал, ты сделал вид, будто стреляешь в меня. Помнишь?
  
  Кэллоуэй через силу улыбнулся:
  
  — Это ведь не то, что по-настоящему, правда?
  
  Майк кивнул:
  
  — Так что привело вас сюда, мистер Кэллоуэй?
  
  Чиб пожал плечами:
  
  — Я просто проходил мимо и вдруг вспомнил каталог, который лежал у вас на столе в… в первую нашу встречу. Ты, стало быть, разбираешься в картинах, Майк?
  
  — Стараюсь.
  
  — Тогда скажи… — Кэллоуэй отступил на шаг назад и, сунув руки в карманы, кивком указал на картину на ближайшей стене. — Вон та штука… мужик верхом на лошади. Ничего нарисовано, похоже. Сколько она может стоить?
  
  — Вряд ли эта картина когда-нибудь будет продана, — покачал головой Майк. — Но теоретически… Пару миллионов.
  
  — Ничего себе! — Кэллоуэй перешел к другой картине. — А эта?
  
  — Это Рембрандт… Несколько десятков миллионов, я думаю.
  
  — Десятков?!
  
  Майк огляделся по сторонам. Двое смотрителей в ливреях уже начали посматривать в их сторону. Он улыбнулся им как можно добродушнее и двинулся прочь. Чиб еще пару секунд разглядывал рембрандтовский автопортрет, потом поспешил догнать Майка.
  
  — Цена в данном случае не главное, — услышал Майк свой собственный голос и тут же поймал себя на мысли, что лишь частично верит в то, что говорит.
  
  — Не главное?
  
  — Да. На что ты предпочел бы смотреть — на произведение искусства или на заключенные в красивую рамку купюры?
  
  Кэллоуэй вынул из кармана одну руку и потер подбородок.
  
  — Знаешь, что я тебя скажу, Майк? Десять лимонов провисели бы на этой стенке очень недолго.
  
  Оба рассмеялись, и Кэллоуэй провел рукой по макушке. Вторая его рука оставалась в кармане, и Майк невольно задался вопросом, что у него там. Пистолет? Нож? Может, Чиб Кэллоуэй пришел сюда вовсе не для того, чтобы любоваться картинами?
  
  — Что же в таком случае главное? — спросил Чиб.
  
  — Деньги, конечно, играют важную роль, — вынужден был признать Майк, бросая взгляд на часы. — Слушай, здесь внизу есть буфет. Как насчет того, чтобы выпить по чашечке кофе?
  
  — Кофе я сегодня уже пил, — покачал головой Кэллоуэй. — А вот от чая не отказался бы.
  
  — Ну что ж, идем, Чарли.
  
  — Зови меня просто Чиб.
  
  В буфет нужно было спускаться по винтовой лестнице. По дороге Чиб расспрашивал о ценах на картины, Майк отвечал, что он заинтересовался искусством всего пару лет назад и ни в коем случае не может считаться специалистом в данной области. О том, что у него дома есть своя коллекция картин, которую многие считали довольно ценной, он умолчал — ему не хотелось, чтобы Чиб об этом знал.
  
  Когда они уже стояли в очереди, Кэллоуэй спросил, чем он зарабатывает себе на хлеб.
  
  — Занимаюсь проектированием программных средств.
  
  — И сильно там рвут глотки друг другу?
  
  — Конкуренция действительно довольно высока, если ты это имеешь в виду.
  
  Кэллоуэй дернул уголком рта, потом принялся обсуждать с буфетчицей, какой из имеющихся в наличии сортов чая — «лапсанг», зеленый, «ган-паудер» или «оранж пеко» — больше похож на настоящий чай. В конце концов оба сели за столик у окна, из которого открывался вид на парк и памятник Скотту.
  
  — Никогда не поднимался на вершину памятника? — спросил Майк.
  
  — Мать водила меня туда еще в детстве. Помню, тогда я здорово напугался. Наверное, именно поэтому несколько лет назад я затащил туда Донни Девлина и пригрозил скинуть вниз… Парень был мне должен. — Кэллоуэй снял крышку с чайника и понюхал: — Пахнет странно.
  
  Он тем не менее все же налил себе чаю. Майк размешивал в чашечке свой капучино, гадая, как реагировать на подобное признание. Бандиту, похоже, и в голову не приходило, что он сказал что-то выходящее за рамки нормального. Воспоминание о матери плавно перешло у него в описание едва не совершенного преступления. Быть может, Чиб просто хотел его шокировать; не исключено, что он вообще все придумал, поскольку монумент Скотту был местом слишком многолюдным, чтобы там можно было безнаказанно проделывать подобные вещи. Правда, Аллан Крукшенк намекал, что именно Чиб Кэллоуэй когда-то организовал налет на Первый Каледонский, однако Майку отчего-то было трудно представить бывшего одноклассника в качестве гения преступного мира.
  
  — Никто не пытался сюда вломиться? — поинтересовался Кэллоуэй, оглядываясь по сторонам.
  
  — Нет, насколько я знаю.
  
  Кэллоуэй поморщился:
  
  — Все равно картины слишком большие. Куда их спрячешь?
  
  — Придется арендовать склад или что-то в этом роде. — Майк слегка улыбнулся. — Но вообще-то картины похищают постоянно. Несколько лет назад двое мужчин, переодетых ремонтными рабочими, вынесли из галереи Беррелла ценный гобелен.
  
  — Вот как? — Гангстер, казалось, был приятно удивлен.
  
  Майк слегка откашлялся:
  
  — А меня ты не помнишь? Мы ведь учились в одном классе.
  
  — Ты серьезно? Что-то твое лицо мне незнакомо.
  
  — Ну, ты просто не обращал на меня внимания. Я-то отлично помню, что в школе ты верховодил всей местной шпаной и даже указывал учителям, что они могут делать, а что — нет.
  
  Кэллоуэй покачал головой, но слова Майка ему, похоже польстили.
  
  — Ты преувеличиваешь, хотя я, конечно, был тем еще сорванцом… — Его взгляд устремился куда-то в пространство, и Майк понял, что бандит погрузился в воспоминания. — Единственной экзамен, который я сдал, был по ремеслу, — сказал он.
  
  — Мы делали отвертки, — напомнил Майк. — И ты свою использовал, гм-м… не совсем традиционно.
  
  — Да-а, — согласился Чиб. — Достаточно было просто показать ее какому-нибудь мальку, чтобы он без вопросов расстался с мелочью. А у тебя хорошая память, Майки. А как случилось, что ты занялся компьютерами?
  
  — Я закончил школу, потом поступил в колледж.
  
  — В общем, разошлись наши дорожки. — Чиб кивнул, потом слегка развел руками. — И вот мы снова встретились после стольких лет, и никто ни на кого не держит зла. Так?..
  
  — Кстати, а что случилось с Донни Девлином?
  
  Чиб прищурился:
  
  — А тебе-то что?
  
  — Ничего. Просто интересно.
  
  Чиб ответил не сразу:
  
  — Он… уехал из города. Вообще. Сначала, конечно, вернул мне должок. А ты видишься еще с кем-то из школьных приятелей?
  
  — Нет, — признался Майк. — Пару раз я заходил на страницу «Школьных друзей», но не обнаружил там никого, с кем мне было бы действительно приятно общаться.
  
  — Похоже, в школе ты был «одиноким ковбоем», верно?
  
  Майк усмехнулся:
  
  — Я действительно проводил много времени в библиотеке.
  
  — Наверное, поэтому я тебя и не помню. В библиотеке я был только один раз — хотел взять «Крестного отца».
  
  — Зачем, если не секрет? Для развлечения или… для подготовки?
  
  Чиб снова помрачнел, но лишь на несколько мгновений. В следующую секунду он рассмеялся, оценив шутку.
  
  Так они сидели и разговаривали — спокойно, доброжелательно, и ни один из них не заметил человека, который дважды прошел мимо окна.
  
  Это был детектив-инспектор Рэнсом.
  5
  
  Майк стоял у задней стены аукционного зала, почти в дверях. Лаура Стэнтон уже поднялась на возвышение и теперь проверяла работу микрофона. Слева и справа от нее были установлены плазменные экраны, на которых должны были появляться изображения лотов. Оригиналы персонал аукционного дома либо размещал на специальной подставке, либо просто указывал на них, если они висели на стенах.
  
  Майк видел, что Лаура нервничает. Ничего удивительного: сегодняшний аукцион был только вторым, на котором она выступала в качестве ведущего, а Майк помнил, что первые торги публика оценила довольно сдержанно. Никаких новых имен на них открыто не было, ни один ценовой рекорд не был побит. Как заметил по этому поводу Аллан Крукшенк, художественный рынок мог пребывать в подобном дремотном состоянии месяцами и даже годами. Оно и понятно — ведь они находились в Эдинбурге, а не в Лондоне и не в Нью-Йорке, и главным объектом торгов были здесь в основном работы шотландских мастеров.
  
  «Ни Фройда, ни Бэкона здесь не увидишь», — говорил Аллан.
  
  Сейчас он сидел в предпоследнем ряду. Ничего покупать Аллан, впрочем, не собирался — как он заявил, ему хотелось в последний раз взглянуть на внесенные в каталог картины, прежде чем они надолго — а может, и навсегда — исчезнут в частных коллекциях или корпоративных собраниях.
  
  Оттуда, где стоял Майк, зал был виден как на ладони. В воздухе витало хорошо ощутимое напряжение — в последний раз перелистывались каталоги, штат аукционного дома занимал места у телефонов, чтобы поддерживать связь с удаленными участниками торгов. Майк часто спрашивал себя, кто эти люди на другом конце телефонной линии? Банкиры из Гонконга? Российские нувориши? Манхэттенские финансисты с кельтскими корнями, питающие слабость к высокогорным пейзажам, отарам овец и пастухам в килтах? Рок-звезды или знаменитые актеры? Возможно, как раз в эти минуты им делают маникюр или массаж, и вымуштрованная секретарша держит на вытянутой руке трубку, чтобы покупатель мог вовремя назвать свою цену. А может, они сейчас тягают железо в личном тренажерном зале или летят куда-то в частном реактивном самолете. Почему-то ему казалось, что эти невидимые покупатели обязательно должны быть более важными и богатыми, чем те, кто являлся на торги лично. Однажды он даже попросил Лауру назвать хоть кого-то из телефонных участников аукциона, но она только постучала согнутым пальцем по кончику носа, давая понять, что делиться этой информацией она не имеет права.
  
  Из тех, кто пришел сегодня в зал, Майк знал чуть не каждого второго. В основном это были торговцы — посредники, которые потом будут пытаться перепродать свои приобретения. Значительную часть публики составляли любопытные, одетые настолько буднично, почти неопрятно, словно они только что ввалились сюда с улицы в надежде убить время. Возможно, у некоторых из них даже были свои картины — одно-два полотна, перешедших по наследству от давно умершей родственницы, и теперь они интересовались, как котируется тот или иной художник. Увидел Майк и двух-трех коллекционеров — таких же, как он сам. Эти могли позволить себе практически все, что только могло появиться на торгах.
  
  Заметил Майк и несколько новых лиц. В первом ряду — ряду новичков — сидел Чиб Кэллоуэй собственной персоной, правда без таблички с номером участника, значит, он тоже пришел утолить свое любопытство. Чиба Майк увидел, как только гангстер вошел в зал; к счастью, самому ему пока удавалось оставаться незамеченным. Слева от Чиба подпирали стенку двое крепких мужчин — те самые, которые были с ним неделю назад в «Вечерней звезде». В Национальной галерее он был без телохранителей, и Майк спросил себя, что могло измениться. Быть может, Чиб просто хотел, чтобы его заметили, чтобы окружающие знали — перед ними человек, которого охраняют. С точки зрения Майка, это была показуха чистой воды.
  
  Молоток Лауры опустился, давая сигнал к открытию торгов. Первые пять лотов ушли за цену, лишь ненамного превышавшую нижнюю границу. Ненадолго Майк отвлекся и увидел, что в дверях появилась знакомая фигура. Профессор Гиссинг… Ректор Художественного училища тоже увидел Майка и кивнул ему в знак приветствия. Теперь, когда до выхода в отставку профессору оставалось всего ничего, у него, похоже, появилось свободное время, которое он мог посвятить предварительным просмотрам и аукционам. Аукционный зал Гиссинг рассматривал с недовольным, почти угрюмым выражением на лице. В отличие от Аллана, который просто сожалел о том, что многие картины уходят в руки частных владельцев, профессора процесс распродажи произведений искусства неизменно приводил в состояние, близкое к апоплексическому удару. Не раз и не два он демонстративно покидал аукционный зал, сотрясая коридоры раскатами своего могучего голоса. «Это невыносимо! — с пафосом возглашал он. — Гениальные полотна продаются кому попало и навсегда исчезают в частных коллекциях. Это настоящее преступление — лишать общество того, что принадлежит всем!» Майк от души надеялся, что сегодня профессор не станет поднимать скандал — Лауре и без того хватало забот. Как и Чиб, Гиссинг был без таблички участника, и Майк невольно задался вопросом, сколько человек из присутствующих в зале действительно пришли сюда покупать.
  
  Два следующих лота так и не сумели добраться до низшей отправной цены и были сняты с торгов, что только подтвердило его опасения. Майк знал, что иногда торговцы картинами сговаривались между собой, заранее разграничивая сферы интересов, чтобы не конкурировать друг с дружкой и не вздувать цены. В этом случае цены оставались на довольно низком уровне, если только в торговлю не вмешивался какой-нибудь коллекционер.
  
  Майку показалось, что у Лауры покраснела шея и порозовели щеки. Между лотами она все чаще откашливалась и, сделав глоток воды, окидывала взглядом зал, с надеждой высматривая в публике проблески энтузиазма. В зале между тем становилось душновато, словно из воздуха постепенно исчезал весь кислород. Раздувающиеся ноздри Майка ловили запахи паркетной мастики, пыли от древних картинных рам и плотной шерстяной материи. Одновременно он пытался вообразить себе историю каждого полотна — путь, который оно проделало от замысла до наброска, от наброска до холста, прежде чем было вставлено в раму, выставлено и продано; как оно переходило от владельца к владельцу, как передавалось по наследству или, будучи сданным за гроши в лавку старьевщика, пылилось среди никому не нужного хлама, пока не было замечено и выкуплено подлинным ценителем живописи, чтобы снова засиять первоначальными красками. Каждый раз, когда сам Майк приобретал то или иное полотно, он внимательно исследовал обратную сторону холста в поисках подсказок, которые могли бы раскрыть историю картины: сделанных мелом расчетов размера рамы, штампа или ярлыка с названием галереи, где картина впервые была выставлена и продана. Листая старые каталоги, он пытался проследить, в чьих руках побывала картина, прежде чем попасть к нему. Так, его последнее приобретение — натюрморт кисти Монбоддо — было написано автором во время путешествия на Французскую Ривьеру, привезено обратно в Великобританию, выставлено вместе с произведениями других художников в муниципалитете Мэйфера, а продано лишь несколько месяцев спустя какой-то небольшой галереей в Глазго. Первым владельцем натюрморта стал потомок известного табачного фабриканта, после чего картина еще несколько раз переходила из рук в руки, пока Майк не увидел ее на зимнем аукционе.
  
  Впрочем, большую часть этих сведений Майк получил от Гиссинга, который написал о Монбоддо не одну монографию.
  
  Украдкой он поглядел на профессора. Гиссинг стоял, скрестив руки на груди, и мрачно смотрел вперед, где возникло какое-то замешательство. Оказалось, Чиб Кэллоуэй поднял руку, чтобы поторговаться за очередной лот, и Лаура спросила, есть ли у него номер.
  
  — Я что, похож на скаковую лошадь? — отозвался Кэллоуэй, вызвав смех в публике.
  
  Лаура, еще больше порозовев, извинилась и объяснила, что в торгах могут участвовать только зарегистрированные покупатели, но если джентльмен желает, он еще может это сделать.
  
  — Ладно, проехали… — отмахнулся Чиб.
  
  Этот небольшой инцидент, казалось, заставил публику проснуться, и дальше дело пошло живее. На торги была выставлена одна из картин Мэтьюсона — «Овцы в снежный буран», конец XIX века. На предпросмотре Лаура намекала, что за эту работу возможна небольшая драчка, и действительно, два телефонных покупателя некоторое время шли ноздря в ноздрю, заставляя зал пристально следить за державшими трубки телефонными операторами. Цена все росла, пока не превысила предварительную оценку почти вдвое. В третий раз молоток Лауры опустился на восьмидесяти пяти тысячах, что было совсем не плохо как для аукционного дома, так и для ее личных комиссионных. Первый успех сразу придал Лауре уверенности — она даже пошутила, что расшевелило аудиторию еще больше. Чиб и тот громко хохотнул, хотя и с некоторым опозданием.
  
  Майк тем временем пролистал оставшиеся страницы каталога, но не обнаружил ничего достойного внимания. Повернувшись к залу спиной, он протиснулся мимо маклеров и обменялся рукопожатиями с Гиссингом.
  
  — Это, часом, не тот мошенник, с которым мы в прошлый раз столкнулись в винном баре? — спросил профессор, кивая в направлении первого ряда.
  
  — О книге не всегда можно судить по обложке, Роберт, — шепнул Майк. — У вас найдется немного времени? Я хотел бы перекинуться с вами парой слов после аукциона.
  
  — Почему не сейчас?.. — ворчливо отозвался Гиссинг. — Пока у меня давление не подскочило…
  
  В дальнем конце коридора виднелась лестница, ведущая на верхние этажи галереи, где были выставлены антикварная мебель, книги, украшения. Майк направился к ней, но у нижней ступеньки остановился.
  
  — Ну?.. — спросил Гиссинг.
  
  — Как вам нравятся торги?
  
  — Как обычно. Совсем не нравятся.
  
  Майк машинально кивнул. Он никак не мог придумать, с чего начать разговор. Профессор благосклонно улыбнулся.
  
  — Мне кажется, я догадываюсь, что у тебя на уме, Майк, — проговорил он. — Всю эту неделю ты думал о моих словах, верно? Я-то видел — ты сразу понял мою правоту и готов согласиться с моим предложением.
  
  — Все-таки я надеюсь, вы говорили не в буквальном смысле. Нельзя же, в самом деле, похищать произведения искусства. Начать с того, что Первому Каледонскому это вряд ли понравится. К тому же… что скажет Аллан?
  
  — А давай спросим у него самого, — серьезно предложил Гиссинг.
  
  — Нет, идея и в самом деле довольно оригинальная, — растерянно проговорил Майк. — И по большому счету я вовсе не против того, чтобы ее обдумать, но… Ограбление?..
  
  Гиссинг, внимательно слушавший, снова сложил руки на груди.
  
  — Я все время об этом думаю, — признался он после непродолжительного молчания. — И довольно давно, если начистоту. Неплохое упражнение для серого вещества, кстати. — Он ухмыльнулся. — «Первый К», конечно, не подойдет; в банке слишком серьезная система безопасности. Но что бы ты сказал, если бы нашелся способ спасти несколько картин, которых никто не хватится?
  
  — Вы имеете в виду банковское хранилище?
  
  Гиссинг покачал головой:
  
  — Боюсь, это тоже не для нас. — Он похлопал себя по выступающему животу. — Разве я похож на налетчика?
  
  Майк тоже усмехнулся.
  
  — Мы ведь рассуждаем теоретически, правда? — спросил он.
  
  — В общем и целом — да.
  
  — Тогда просветите меня, где можно украсть картины так, чтобы этого никто не заметил?
  
  Гиссинг еще немного помолчал, потом нервно облизнул губы.
  
  — В Национальной галерее, — промолвил он наконец.
  
  Майк несколько секунд удивленно смотрел на него, потом не выдержал и фыркнул.
  
  — Я так и думал.
  
  Он вдруг вспомнил Кэллоуэя. «Никто не пробовал сюда вломиться?» — спросил гангстер.
  
  — Напрасно смеешься, — возразил профессор.
  
  — Значит, мы просто придем туда, возьмем, что нужно, и никто ничего не узнает?
  
  — Примерно так. Если тебе интересно, можно пойти куда-нибудь выпить, и я все объясню подробно.
  
  Некоторое время двое мужчин пристально смотрели друг на друга. Майк моргнул первым.
  
  — Вы, я вижу, уже все обдумали.
  
  — Я размышляю над этим уже больше года. Должен же я прихватить что-то с собой, когда выйду на пенсию? Что-то такое, чего больше ни у кого не будет.
  
  — И что именно? Тициана? Рембрандта? Эль Греко?
  
  Гиссинг пожал плечами. Майк заметил выходящего из зала Аллана и махнул ему рукой.
  
  — Похоже, Боссун, которого ты купил, был неплохим приобретением, — сказал Аллан, подходя к ним, и вздохнул. — Еще один только что ушел за тридцать восемь тысяч. В прошлом году в это же время его работы едва-едва переваливали за двадцатку. — Он внимательно посмотрел на обоих. — Что это с вами? У вас такой вид, словно вас застали на месте преступления.
  
  — Мы собирались пойти куда-нибудь выпить, — сказал Гиссинг. — И поговорить.
  
  — О чем?
  
  — Роберт только что признался, — объяснил Майк, — что собирается ограбить Национальную галерею. У него есть план, как сделать так, чтобы этого никто не заметил. Профессор хочет сделать себе небольшой подарок к пенсии.
  
  — Это будет получше золотых часов с памятной надписью, — согласился Аллан.
  
  — Проблема в том, — добавил Майк, — что он, похоже, говорит совершенно серьезно.
  
  Аллан посмотрел на Гиссинга. Тот пожал плечами.
  
  — Нужно промочить горло, — сказал он. — А там и поговорим.
  
  Детектив-инспектор Рэнсом видел, как трое мужчин вышли из аукционного дома и спустились в полуподвал, где находился винный бар «Вечерняя звезда». Одного из них он узнал — это был тот самый человек, который несколько дней назад встречался с Чибом Кэллоуэем в буфете Национальной галереи, и вот теперь оба оказались в аукционном доме. Судя по объявлению на стеклянной двери, торги начались в десять утра, Кэллоуэй приехал минут на двадцать раньше, купил каталог и прошел в аукционный зал. Интересно узнать, что он задумал? Гленн и Джонно тоже были с ним, следовательно нельзя было исключать, что затевается какое-то мошенничество. Джонно, впрочем, вышел перекурить, не пробыв внутри и четверти часа, и вид у него был скучающий. Телохранитель Чиба проверял сообщения на мобильнике и никак не мог заметить Рэнсома, который стоял футах в восьмидесяти от него за одной из колонн концертного зала.
  
  Увы, что происходит, детектив по-прежнему не понимал.
  
  Сегодня он был один. Бен Брустер остался в участке, чтобы разобраться с бумажной работой. На столе Рэнсома тоже хватало рапортов, циркуляров, запросов, но телефонный звонок от информатора он проигнорировать не мог и был вознагражден: в его поле зрения снова попал этот пока безымянный, хорошо одетый молодой мужчина. Любопытно… Вот только как ему поступить: оставаться на месте и продолжать наблюдение за Чибом или отправиться в бар вслед за странной троицей и, быть может, подслушать, о чем пойдет речь? Теперь детектив жалел, что не захватил Брустера с собой.
  
  Прошло еще полчаса прежде, чем участники торгов начали расходиться. Из своего укрытия за колонной Рэнсом хорошо видел, как из галереи вышли Кэллоуэй, Гленн и Джонно, который тотчас воспользовался возможностью закурить очередную сигарету. Чиб, впрочем, сразу же вернулся обратно, оставив обоих громил неловко переминаться на тротуаре. Должно быть, подумал Рэнсом, нелегко работать на такого непредсказуемого типа, как Кэллоуэй.
  
  Гленн и Джонно были хорошо известны полиции. Оба в свое время отбыли срок в Сотонской тюрьме и с тех пор продолжали вести себя не лучшим образом. На их счету были хулиганство, угрозы, запугивание… Джонно был практически неуправляем и легко впадал в бешенство; Гленн, в отличие от него, умел сдерживать себя. Приказы он выполнял, но в остальном старался держаться незаметно.
  
  Через несколько минут на улице снова появился Кэллоуэй. Он о чем-то разговаривал с женщиной, которую Рэнсом узнал практически сразу. Бандит жестом показал куда-то вдоль улицы, возможно предлагая выпить, но женщина вежливо качнула головой. Пожав на прощание протянутую руку Кэллоуэя, она вернулась в галерею. Рэнсом увидел, как Джонно хлопнул босса по плечу — мол, попробовать все равно стоило. Подобная фамильярность явно пришлась Кэллоуэю не по душе; он сказал телохранителю что-то резкое, после чего вся троица направилась… да-да, к тому же самому винному бару. Детективу снова нужно было принимать решение, но на этот раз он не колебался. Решительно перейдя улицу, он вошел в галерею и, приветливо кивнув секретарше, двинулся вслед за Лаурой Стэнтон в опустевший аукционный зал.
  
  В зале, впрочем, было вовсе не безлюдно. Персонал, облаченный в коричневые рабочие халаты, составлял друг на друга стулья и отсоединял от розеток телефонные аппараты. Кафедру-возвышение разобрали, плазменные экраны отключили и тоже убрали. Кто-то вручил Лауре листок с цифрами; внизу красовался обведенный красным карандашом общий итог. Что думает Лаура о результатах торгов, понять было невозможно.
  
  Рэнсом подошел ближе:
  
  — Добрый день, Лаура.
  
  Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, кто перед нею.
  
  — А-а-а, Рэнсом… Сто лет тебя не видела.
  
  Когда-то они вместе учились в колледже. У них были общие друзья, поэтому они часто встречались на вечеринках и пикниках. Потом их пути разошлись; десять лет они ничего друг о друге не знали, пока снова не столкнулись на вечере выпускников в своей альма-матер. После этого они виделись еще несколько раз на таких же вечерах, а в последний раз случайно встретились на джазовом концерте в Куинс-холле несколько месяцев назад.
  
  Шагнув вперед, Лаура чмокнула детектива в щеку:
  
  — Что ты тут делаешь?
  
  Прежде чем ответить, Рэнсом некоторое время разглядывал зал.
  
  — Я помню, ты говорила, что работаешь в аукционном доме, — промолвил он наконец, — но мне и в голову не приходило, что ты тут всем заправляешь.
  
  — Не совсем так, — поправила Лаура, но было заметно, что его слова ей приятны.
  
  — Если бы я пришел чуть пораньше, я бы, наверное, увидел, как ты сидишь на мешках с заработанными деньгами, — пошутил Рэнсом.
  
  — Какие уж там мешки; так, маленький мешочек… — Лаура вздохнула и посмотрела на листок, который держала в руках. — Впрочем, в этот раз мы выручили больше, чем зимой, что не может не обнадеживать.
  
  — Я не мешаю? — Рэнсом притворился озабоченным.
  
  — Нет, ничего. Все уже закончилось.
  
  — Кстати, когда я подъезжал, мне показалось — ты любезничала с Чибом Кэллоуэем…
  
  — С кем? — Она удивленно взглянула на него.
  
  — Ну, с этим здоровяком с бритой башкой. Он что-нибудь купил?
  
  Теперь Лаура поняла, кого он имеет в виду.
  
  — Мне показалось, что в этом деле он полный новичок. Когда торги закончились, он расспрашивал меня о подробностях — как надо торговаться, зачем регистрироваться. — Она нахмурилась. — А что, с ним что-нибудь не так?
  
  — «Не так» с ним с тех самых пор, как он вышел из младенческого возраста. Разве ты никогда не слышала о Чибе Кэллоуэе?
  
  — Его зовут Чиб? Это не он — партнер Дейла? «Чиб и Дейл спешат на помощь» и все такое прочее.
  
  Детектив заставил себя улыбнуться незатейливой шутке, но, когда он заговорил, улыбка сползла с его лица.
  
  — Чиб Кэллоуэй — крупный криминальный авторитет, склонный к насилию. Он занимается многими неблаговидными делами и в городе, и за его пределами.
  
  — Он что, пытается отмывать деньги через наш аукцион?
  
  — А почему ты спросила? — Рэнсом прищурился.
  
  Лаура пожала плечами:
  
  — Я знаю, так часто бывает… То есть я слышала, что в других аукционных домах подобное случается, но у нас, слава богу… — Она не договорила.
  
  — Боюсь, мне придется этим заняться. — Рэнсом задумчиво потер подбородок. — Ведь неспроста же приятель Чиба притащил его сегодня сюда.
  
  — Их, кажется, было двое, — поправила Лаура, но Рэнсом отрицательно качнул головой.
  
  — Я имею в виду вовсе не тех дрессированных горилл, которых ты видела в зале, — сказал он. — Их зовут Джонно Спаркс и Гленн Барнс, они исполняют для Чиба всякую грязную работу. Приятель нашего мистера Кэллоуэя выглядит иначе. Он высок, хорошо одевается, волосы русые, средней длины и зачесаны со лба назад. Он вышел отсюда в компании еще с двумя: полным пожилым джентльменом в зеленом вельветовом костюме и худым парнем с черными волосами и в очках.
  
  Услышав его описание, Лаура не сдержала улыбки:
  
  — Три мушкетера — так я их называю. Они довольно близкие друзья, хотя все трое очень разные.
  
  Рэнсом кивнул с таким видом, словно она подтвердила его предположения.
  
  — Только одно: насколько я помню, мушкетеров было четверо… — Он достал блокнот. — Как их зовут?
  
  — Одного из них точно звали Портос, — пошутила Лаура, но детектив — ее приятель и собутыльник еще со времен учебы в колледже — вдруг сделался серьезен, и она почувствовала легкое беспокойство. — Эти трое не могут иметь ничего общего с тем типом, которого ты упоминал. С Чибом… Кэллоуэем, кажется?.. — возразила она.
  
  — Значит, у тебя нет никаких причин не назвать мне их имена.
  
  — Они — потенциальные клиенты, Рэнсом, а это значит, что я просто не имею права ничего тебе сообщать. Профессиональная этика.
  
  — Господи, Лаура, ты же не священник и не психоаналитик… — Рэнсом тяжело вздохнул. — Не забывай, я — полицейский, и если я захочу, то могу остановить их на улице и потребовать документы. Могу даже отвезти их в участок… — Он сделал небольшую паузу, давая Лауре возможность переварить услышанное. — Скорее всего, ты права, и эти трое действительно не имеют никакого отношения к Чибу Кэллоуэю. Именно поэтому я и стараюсь действовать как можно деликатнее. Если ты назовешь мне их имена, я сумею проверить твоих мушкетеров так, что они ничего не узнают. Ведь это лучше, чем действовать официальным путем, не так ли?
  
  Лаура немного подумала.
  
  — Пожалуй… — в конце концов согласилась она, и Рэнсом ободряюще улыбнулся.
  
  — Значит, мы договорились? — уточнил он. — Никому ни слова, о'кей?..
  
  Лаура кивнула, и детектив снова поднял блокнот и взял на изготовку карандаш.
  
  — Да, кстати, как ты поживаешь?.. — как можно непринужденнее спросил он, стараясь рассеять последние сомнения Лауры.
  6
  
  Гиссинг, казалось, вовсе не спешил делиться с ними своими планами. Он раскручивал в бокале свое виски, подносил его к носу, словно не решаясь сделать первый ароматный глоток. Майк пить не хотел — для него было еще слишком рано, а Аллану и вовсе предстояло возвращаться в офис (на аукцион он сорвался под предлогом встречи с клиентом). Сейчас он размешивал в чашке горячий капучино и то поглядывал на часы, то проверял сообщения на своем мобильнике.
  
  — Итак? — сказал Майк уже в третий или в четвертый раз. Сам он выбрал двойной эспрессо, к которому полагалось крошечное миндальное печенье. Пирожное он, впрочем, отложил в сторону. В «Вечерней звезде» было почти пусто, только за дальним столиком сидели две женщины, которые, по-видимому, еще с утра отправились по магазинам и теперь решили передохнуть. Пакеты с покупками лежали под стульями. Из колонок доносилась чуть слышная электронная музыка.
  
  Гиссинг взял Майково печенье и, обмакнув в виски, стал неторопливо посасывать. Его глаза под нависшими бровями лукаво поблескивали.
  
  — Мне, кажется, пора возвращаться, — проговорил Аллан, ерзая на сиденье.
  
  Они сидели в той же кабинке, что и в прошлый раз; официантка тоже была прежней, но она их, похоже, не узнала.
  
  Гиссинг понял намек.
  
  — На самом деле все очень просто, — проговорил он, слегка понизив голос; при этом у него изо рта вылетело несколько крошек печенья. — Если хочешь, Аллан, можешь идти, а я пока расскажу Майку, как украсть картины без особого труда, ровным счетом ничем не рискуя.
  
  Аллан, по-видимому, решил, что может задержаться еще на несколько минут. Профессор доел печенье, поднес бокал к губам и выпил, с наслаждением причмокнув.
  
  — Мы слушаем, — напомнил Майк.
  
  — В нашем прекрасном городе немало художественных галерей и музеев, — начал Гиссинг, подаваясь вперед и облокачиваясь грудью на стол. — Немногие, однако, знают, что у городского департамента культуры не хватает места, чтобы выставить хотя бы десятую часть имеющихся в его распоряжении картин и других произведений искусства. Десятую часть! — подчеркнул он.
  
  — Ну и что? — сухо поинтересовался Майк.
  
  — А то, что десятки, сотни картин годами не выносятся на свет божий, и главное — никто их не видит, никто ими не любуется… — Гиссинг начал загибать пальцы. — Картины, рисунки, наброски, офорты, украшения, скульптура, фарфор, керамика, ковры, гобелены, книги, и все это — начиная с бронзового века и по наши дни…
  
  — И вы утверждаете, что мы могли бы… кое-что присвоить?
  
  Профессор заговорил еще тише:
  
  — Все эти драгоценные артефакты хранятся на огромном складе в Грантоне недалеко от порта. Мне приходилось там бывать, и я заявляю совершенно авторитетно: это настоящая сокровищница.
  
  — Сокровищница, в которой каждый камешек, каждая бусина, несомненно, описаны и имеют соответствующий инвентарный номер, — вставил Аллан.
  
  — Я знаю случаи, когда тот или иной предмет по ошибке клали не на тот стеллаж. Чтобы его потом найти, могут потребоваться месяцы.
  
  — Вы говорите, это склад?.. — сказал Майк, и профессор с готовностью кивнул. — С охраной, камерами наблюдения, сигнализацией, колючей проволокой, так? Может быть, там и сторожевые собаки есть?
  
  — Склад, конечно, охраняется, — признал Гиссинг, и Майк улыбнулся.
  
  Ему начинала нравиться эта небольшая словесная игра. Старый профессор, похоже, тоже наслаждался ею, и даже Аллан заинтересовался.
  
  — Что вы предлагаете? — спросил он. — Переодеться спецназовцами и устроить штурм?
  
  Настал черед Гиссинга улыбнуться.
  
  — Аллан, мальчик мой, сдается мне — мы в состоянии изобрести что-то менее прямолинейное.
  
  Аллан откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.
  
  — О'кей, вы там бывали. Может быть, вы подскажете, как посторонний человек может попасть на этот склад? И заодно объясните, почему никто не заметит, если этот человек что-то оттуда вынесет.
  
  — Отличные вопросы! — признал Гиссинг. — Отвечаю на первый: попасть внутрь можно через дверь. Больше того, этого человека даже пригласят внутрь.
  
  — А как насчет второго вопроса?
  
  Профессор поднял ладони вверх:
  
  — Никто ничего не хватится, потому что ничего не пропадет.
  
  — Отличный план. — Аллан картинно похлопал в ладоши. — У него только один недостаток: он абсолютно нереален.
  
  Профессор поглядел на него с легким сожалением, словно на тупого, но старательного студента:
  
  — Скажи мне, Аллан, в вашем Первом Каледонском бывают дни открытых дверей?
  
  — Конечно.
  
  — Расскажи-ка о них поподробнее.
  
  Аллан пожал плечами:
  
  — День открытых дверей и есть день открытых дверей. Раз в году большинство учреждений открывает доступ для всех желающих, чтобы люди могли своими глазами увидеть то, что их интересует. В прошлом году я был на дне открытых дверей в обсерватории, в позапрошлом — в Масонской ложе.
  
  — Превосходно, — сказал профессор с такой интонацией, словно Аллану удалось правильно ответить на сложный экзаменационный вопрос, и повернулся к Майку: — А что тебе известно о подобной практике?
  
  — Почти ничего, — признался тот.
  
  — Так вот, — пояснил Гиссинг, — склад в Грантоне тоже участвует в этой программе, и я точно знаю, что день открытых дверей там состоится в конце текущего месяца.
  
  — О'кей, — нетерпеливо перебил Майк. — Вы хотите сказать, что мы войдем на склад как обычные посетители. Боюсь только, что выйти оттуда с добычей будет трудновато.
  
  — Это верно, — согласился Гиссинг. — К сожалению, такие вещи, как видеокамеры и посты наблюдения, вне моей компетенции. Но, как говорят мои студенты, фишка в том, что все картины останутся на своем месте. Все будет выглядеть точно так же, как прежде.
  
  — Что-то я ничего не понимаю, — проговорил Аллан, играя с браслетом часов. Достав мобильник, он начал набирать сообщение для своей секретарши.
  
  — У меня есть один знакомый художник… — начал Гиссинг и осекся, когда на их столик упала чья-то тень.
  
  — Похоже, наши встречи уже становятся традицией, — проговорил Чиб Кэллоуэй, обращаясь к замолчавшим мужчинам. Он протянул руку Майку, и Аллан поморщился, словно боясь, что сейчас начнется драка. — Разве Майк не говорил вам, что мы когда-то учились в одной школе? — продолжал Кэллоуэй, опуская ладонь Майку на плечо. — Мы с ним недавно встретились, вспомнили школьные годы. Кстати, я что-то не видел тебя на торгах, дружище…
  
  — Я стоял сзади.
  
  — Напрасно ты ко мне не подошел. Быть может, тогда я не стал бы задавать глупые вопросы и выставлять себя на посмешище. — Гангстер хохотнул. — Что будете пить, джентльмены? Я угощаю.
  
  — Мы здесь не для того, чтобы пить, — отрезал Гиссинг. — Мы пришли, чтобы обсудить свои дела.
  
  Чиб окинул его тяжелым взглядом.
  
  — Не очень-то вы дружелюбно настроены, — сказал он, качая головой.
  
  — Все в порядке, Чиб, — вмешался Майк, стремясь предотвратить назревающий скандал. — Профессор просто… Видишь ли, он мне кое-что рассказывал.
  
  — Значит, у вас здесь что-то вроде деловой встречи. — Чиб медленно кивнул и выпрямился. — Ладно, когда закончите, подходи к бару, Майк. Я хочу поговорить с тобой насчет аукционов. Я правда пытался расспросить ту симпатичную аукционисточку, но она была слишком увлечена подсчетом своих сребреников. — Он шагнул было прочь, но снова остановился. — Надеюсь, бизнес, который привел вас сюда, вполне законный, — добавил Чиб. — У стен есть уши, как вы знаете.
  
  И он вернулся к бару, где ждали его оба телохранителя.
  
  — Майк!.. — проговорил Аллан с легким осуждением в голосе. — Вы с ним действительно знакомы? Почему ты ничего нам не сказал?
  
  — Да забудьте вы о Чибе, — негромко отозвался Майк и снова взглянул на Гиссинга. — Вы, кажется, говорили что-то насчет художника…
  
  — Прежде чем я продолжу… — Гиссинг полез во внутренний карман пиджака и достал оттуда сложенный листок бумаги. — Взгляните на это и скажите, что вы думаете…
  
  Майк развернул бумагу. Это оказалась страница, вырванная из какого-то каталога.
  
  — Прошлогодняя выставка в Национальной галерее, — напомнил Гиссинг. — Ретроспективный показ картин Монбоддо. Именно там, если помнишь, Аллан нас познакомил.
  
  — Я отлично помню, как вы мне все уши прожужжали, какие у Монбоддо сильные и слабые стороны…
  
  Майк осекся, сообразив, что он держит в руках.
  
  — Если не ошибаюсь, эта картина понравилась тебе больше других, — сказал Гиссинг, и Майк рассеянно кивнул.
  
  Речь шла о портрете жены художника, который его действительно околдовал — с такой страстью и нежностью он был написан. Кроме того, женщина на портрете была до странности похожа на Лауру Стэнтон (в тот день он тоже встретил ее впервые). До сих пор Майк думал, что никогда больше не увидит этой картины.
  
  — И это… тоже хранится в Грантоне? — проговорил он внезапно пересохшим горлом.
  
  — Прошу прощения, — вмешался Аллан, вставая, — но мне действительно пора. Майк… Кэллоуэй — часть твоего прошлого, и будет лучше, если он там и останется. — Он украдкой покосился в сторону барной стойки.
  
  — Я в состоянии сам о себе позаботиться, Аллан.
  
  — Для тебя у меня тоже кое-что есть, — сказал профессор, передавая Аллану еще одну выдранную из каталога страницу.
  
  Аллан ничего не сказал, но у него отвисла челюсть.
  
  — Эта вещица будет получше, чем любой из Култонов, которые только есть в собрании вашего банка, — проговорил Гиссинг, с легкостью читая его мысли. — Я знаю, это твой любимый художник. В Грантоне хранится пять или шесть его работ; есть из чего выбирать, если эта тебе не подходит.
  
  Аллан, все еще ошеломленный, снова опустился на место.
  
  — А теперь, — сказал профессор, явно довольный произведенным эффектом, — я расскажу вам о своем знакомом художнике. Это молодой парень по фамилии Уэстуотер…
  7
  
  Хью Уэстуотер (для друзей — Уэсти) с удобством расположился среди царившего в гостиной беспорядка с очередным косяком в зубах. Гостиная с огромным эркером служила студией, в которой Уэстуотер работал. Старая софа и диван, которые он притащил с помойки, были задрапированы грязными простынями. У стен стояли натянутые на подрамники холсты, пол был засыпан жирными картонками из-под пиццы и смятыми пивными жестянками; некоторые жестянки были разрезаны пополам, и из них торчали окурки.
  
  Просто поразительно, размышлял Уэсти, как «им» до сих пор не пришло в голову запретить людям курить у себя дома. В пабах дымить давно нельзя, в ресторанах и клубах тоже, на работе — боже упаси. Даже на некоторых автобусных остановках и то висят соответствующие объявления. А в прошлом году, когда «Роллинги» играли на стадионе в Глазго и Кит закурил на сцене, «они» всерьез собирались его оштрафовать!
  
  «Им», «они» — так Уэсти называл официальные власти.
  
  Одним из его первых художественных произведений был манифест, написанный черными печатными буквами на кроваво-красном глянцевом фоне:
  
   ОНИ следят за тобой.
  
   ОНИ знают, чем ты занят каждую минуту твоей жизни.
  
   ОНИ считают тебя источником беспокойства.
  
  И так далее…
  
  В самом низу Уэсти написал белой краской:
  
   ЗАТО Я ЛУЧШЕ ИХ РАЗБИРАЮСЬ В ИСКУССТВЕ!
  
  Преподавателю-куратору манифест, впрочем, не понравился: он поставил за него «посредственно с двумя минусами». Зная, что куратор обожает Уорхолла, свой следующий шаг Уэстуотер тщательно рассчитал, изобразив стилизованную бутылку «Айрн-брю» на кремово-желтом фоне. В этот раз оценка оказалась много выше. Она во многом определила дальнейшую судьбу Уэсти, хотя он об этом еще не знал.
  
  Сейчас Уэстуотер учился на последнем курсе, и его дипломный проект был почти готов. Буквально несколько дней назад ему вдруг пришло в голову, что художественные училища сильно отличаются от большинства колледжей. В самом деле, тех, кто изучает политику или экономику, никто не заставляет развешивать по стенкам свои доклады и эссе, чтобы их читали посторонние люди. Ветеринарам не приходится публично вскрывать кошек и собак или засовывать руку в задний проход захворавшей лошади. Пожалуй, только выпускники художественных и дизайнерских училищ вынуждены выставлять свои ошибки и промахи на всеобщее обозрение. Что это такое, как не дискриминация? Или просто попытка подготовить тонкие художественные натуры к грубой реальности обмещанившейся, филистерской Британии?..
  
  Выделенная Уэсти выставочная комната-стенд находилась в здании Художественного училища на Лористон-плейс — аккурат между скульптором, ваявшим нетленку из крашеной соломы, и видеоавангардистом, главный шедевр которого представлял собой закольцованную последовательность стоп-кадров с изображением медленно сочащейся молоком женской груди.
  
  — Я свое место знаю, — только и сказал на это Уэсти.
  
  Вдохновленный успехом с бутылкой «Айрн-брю» (а также под ретроспективным влиянием Бэнкси), Уэстуотер избрал своей специализацией пастиш, или, проще говоря, пародийную стилизацию. К примеру, он мог в точности скопировать задумчивый пейзаж Констебля, а потом добавить к нему какой-нибудь анахронизм — мелкую деталь, резко контрастирующую с эпохой или самим духом оригинала: раздавленную пивную банку, запутавшийся в траве использованный презерватив (как утверждали другие студенты, этот последний стал фактически его подписью), несомый ветром пакет из-под картофельных чипсов или полиэтиленовую сумку с логотипом «Теско». На выполненном «под Стаббса» изображении породистого жеребца мог появиться летящий высоко в небе реактивный истребитель, а копия реберновского «Преподобного Уокера на катке» отличалась от подлинника лишь тем, что на ней у почтенного англиканского священника был подбит глаз и наложено несколько швов на рассеченную скулу. К несчастью, лишь один из преподавателей считал подобный анахронизм в искусстве весьма оригинальным и перспективным, большинство же обвиняли Уэсти в простом копировании, которое не имеет к искусству никакого отношения.
  
  Уэсти, однако, не особенно расстраивался. Собственное прозвище казалось ему достаточно звучным с коммерческой точки зрения (чем Уэсти хуже того же Бэнкси?), да и до защиты диплома оставалось всего несколько недель. Это, правда, означало, что уже очень скоро ему придется либо подавать заявление на действующие при училище курсы усовершенствования (своего рода аспирантура), либо искать хорошо оплачиваемую работу, однако сейчас Уэсти было не до этого. Полночи он проработал над проектом в стиле граффити: трафареты с лицом художника Бэнкси были у него уже готовы. Над портретом Уэсти изобразил несколько долларовых купюр и сделал надпись: «Доверьте ваши сбережения Банкси». Трафареты он раздавал друзьям и знакомым, которые с помощью баллончиков с краской должны были наносить рисунок на стены, заборы и столбы. Уэсти надеялся, что местная пресса напишет о его проекте, закрепив сочетание «шотландский Бэнкси» в общественном сознании, но до этого было пока далеко.
  
  Подружка Уэстуотера Элис хотела, чтобы он стал «графическим дизайнером», имея в виду исключительно комиксы. Сама она работала младшим администратором в претендующем на художественность кинотеатре на Лотиан-роуд и была абсолютно уверена: чтобы сделаться знаменитым голливудским продюсером, Уэсти должен начать с комиксов и мультипликации, а потом перейти к съемке клипов для альтернативных рок-групп. Оттуда, считала она, уже рукой подать до большого кино. Единственный недостаток этого плана — и Уэсти уже не раз ей на это указывал — заключался в том, что карьера продюсера его нисколько не интересовала. «Это ты хочешь, чтобы я стал знаменитым режиссером и снимал супермегаблок-бастеры», — говорил он.
  
  «Но ведь у тебя талант!» — возражала Элис и топала ногой.
  
  Этот жест характеризовал ее достаточно красноречиво. Элис происходила из среднего класса и была единственной дочерью пожилых родителей, которые были без ума от любых ее начинаний. Когда она решила брать уроки игры на фортепиано, они ни на секунду не усомнились, что из нее вырастет вторая Ванесса Мэй (с поправкой на инструмент), а композиторские потуги Элис ставили ее в представлениях родителей на одну доску с Джони Митчелл или на худой конец с К. Т. Тонстелл. Занималась она и живописью, совершенно искренне считая себя гениальной художницей, пока преподаватель в средней школе (платной) не открыл ей горькую правду. Некоторое время Элис училась в университете (по специальности «Киноведение и творческое письмо»), но бросила, и теперь все ее надежды были связаны с Уэсти.
  
  Студия, собственно, принадлежала ей — Уэсти никогда бы не смог позволить себе столь высокую квартирную плату. Если точнее, то официальными владельцами квартиры были родители Элис, которые навещали дочь достаточно регулярно. Своего неодобрения ее выбором они не скрывали. Однажды Уэсти слышал, как мать спрашивает Элис: «Ты вполне уверена, дорогая?..» Шестым чувством он понял, что речь идет о нем, о бойфренде, — о тупом куске мяса, который ни на что больше не годен. На мгновение ему даже захотелось ворваться в комнату, где шел этот неприятный разговор, и объяснить этим снобам, что он — простой парень из шахтерского Файфа — никогда и ничего не получал на блюдечке с золотой каемочкой и что лишь собственные усилия и талант позволили ему чего-то добиться. Увы, Уэсти прекрасно знал, как воспримут эти слова ее родители-кретины.
  
  Как-то он рассказал Элис о киношколе, которая открывалась в Эдинбурге. Даже учась на вечернем отделении, она могла бы узнать все о производстве фильмов и получить специальность продюсера. Элис была в восторге, но ее радость сразу померкла, когда в интернете она узнала, сколько это может стоить.
  
  — Я думаю, мама и папа будут только рады возможности что-то для тебя сделать, — намекнул Уэсти, но Элис неожиданно разозлилась, обвинив его в том, будто он считает ее никчемной паразиткой, которая только и умеет, что тянуть деньги из родителей. Топнув на прощание ногой, она вылетела из студии, с такой силой захлопнув за собой дверь, что сохнущая на мольберте готовая картина свалилась на пол.
  
  Уэсти нашел любимую на кухне и попытался успокоить с помощью объятий и нескольких чашек чая.
  
  — Мне придется вкалывать еще лет десять, прежде чем я сумею собрать достаточно денег! — всхлипывала Элис.
  
  — Я попробую что-нибудь, придумать, — туманно пообещал Уэсти. — Быть может, кто-то предложит хорошую цену за мои дипломные работы…
  
  Увы, оба знали, что это весьма маловероятно и что продать что-либо Уэсти вряд ли удастся.
  
  Какими бы талантливыми ни были сделанные им копии, в области настоящего искусства он по-прежнему оставался все той же «посредственностью с двумя минусами» — по крайней мере в глазах тех, кому предстояло решать его дальнейшую судьбу. Тот же ректор училища — старый профессор Гиссинг — относился к его новаторским идеям с нескрываемым скептицизмом. Однажды Уэсти «пробил» его по интернету и выяснил, что старый козел отложил кисть еще в семидесятых годах прошлого века. В последние три десятка лет этот субъект занимался только тем, что писал занудные статейки и читал скучные лекции, однако именно от таких, как он, зависело будущее Уэсти как художника. И это было чудовищно несправедливо! Уэсти готов был даже поверить в существование негласной установки, отказывавшей выходцам из низших сословий (сам он был сыном почтальона и продавщицы) в наличии любых творческих потенций.
  
  Докурив косяк, Уэсти затолкал его в ближайшую пепельницу и, сложив руки на груди, пару раз прошелся по студии. В последнее время Элис заходила сюда все реже и реже, предпочитая кухню или спальню. Царящий в комнате беспорядок действовал ей на нервы, однако прибираться в студии она не спешила, боясь «спугнуть вдохновение». В подтверждение своих слов Элис рассказывала о поэте, с которым была знакома еще в годы учебы в университете. Однажды друзья, вместе с которыми он снимал квартиру, решили сделать ему сюрприз, устроив в его комнате генеральную уборку Поэт был застигнут врасплох; друзей он поблагодарил, однако впоследствии еще долгое время не мог написать ни строчки.
  
  Уэсти немного поразмыслил над услышанным, потом спросил, насколько близко Элис была знакома с этим поэтом.
  
  Слово за слово, дело кончилось очередной ссорой.
  
  Резкий звонок в дверь заставил Уэсти вздрогнуть. Оказывается, он почти заснул, глядя в окно на проносящиеся по улице машины. Неплохо было бы лечь в постель, но вечером Элис непременно спросит, что он сделал за день…
  
  Снова задребезжал звонок, и Уэсти задумался, кто бы это мог быть. Разве он кому-то должен?.. Или это родители Элис решили поговорить с ним втайне от дочери и, быть может, подкинуть ему деньжат, чтобы он как можно скорее исчез? А может, это потрясающий жестяной кружкой сборщик пожертвований или волонтер из статистического бюро, желающий задать ему несколько вопросов о его политических пристрастиях? Кто бы это ни был, Уэсти вовсе не желал, чтобы его постоянно отвлекали от дела. В конце концов, ему нужно работать — накладывать последние мазки… или шнырять по помойкам или лавкам старьевщиков в поисках недорогих позолоченных рам, чтобы вставить в них своих Стаббсов, Констеблей и Ребернов.
  
  Он все же открыл дверь и увидел на пороге человека, от мнения которого зависело многое, если не все. Это было вовсе не привидение, а сам профессор Гиссинг, который к тому же вежливо извинился за поздний визит:
  
  — …Я искал вас сначала в мастерских, потом у вашего выставочного стенда, но…
  
  — Я предпочитаю работать ночью, поэтому большую часть своих картин я держу здесь, — объяснил Уэсти.
  
  — Бледное лицо и красные глаза — это ведь следствие ночных бдений, я угадал? — Профессор улыбнулся. — Вы не возражаете, мистер Уэстуотер, если мы зайдем? Не волнуйтесь, мы не отнимем у вас много времени.
  
  Гиссинг сказал «мы», потому что был не один. С ним было еще двое — профессор представил их просто как своих друзей, не называя имен. Их лица были Уэсти незнакомы. Торговцы картинами или коллекционеры пришли прицениться к его работам еще до начала дипломной выставки? Это было маловероятно, но Уэсти все же провел всю компанию в гостиную-студию. Здесь Гиссинг взял бразды правления в свои руки и жестом предложил всем садиться. Один из гостей попытался снять покрывающую софу простыню, но Уэсти поспешил его остановить.
  
  — Я бы на вашем месте этого не делал, — быстро сказал он. — Я нашел этот диван на помо… на свалке. Там, на обивке, есть несколько любопытных пятен…
  
  — Несомненно, от пива… — определил гость, потянув носом.
  
  — И любопытных запахов, конечно…
  
  Профессор тоже принюхался:
  
  — Я чувствую не только пиво. Похоже, здесь пахнет старой доброй канабис сатива. Не так ли, мистер Уэстуотер?
  
  — Виновен, ваша честь, — отозвался Уэсти. — Хороший косяк стимулирует работу творческих центров мозга.
  
  Все трое гостей поочередно кивнули, и в гостиной воцарилась тишина. Уэсти первым нарушил молчание. Слегка откашлявшись, он сказал:
  
  — Я бы предложил вам чаю, но у нас, к сожалению, кончилось молоко.
  
  Гиссинг отмахнулся от его предложения. Потирая руки, он бросил быстрый взгляд на одного из своих друзей — хорошо одетого, сравнительно молодого мужчину. Уэсти дал бы ему лет тридцать пять, возможно — чуть больше.
  
  — Мы пришли, мистер Уэстуотер, — произнес мужчина приятным баритоном, — чтобы предложить вам заработать на новый диван и на… на все остальное.
  
  Безымянный гость так и не сел. Вместо этого он остановился у стены, разглядывая прислоненные к ней картины. Выговор у него был чисто городской, без всяких таких штучек, которые дает привилегированная частная школа, и Уэсти подумал, что парень, скорее всего, всю жизнь прожил в Эдинбурге.
  
  — Вы хотите купить мою картину? — осторожно поинтересовался он. — Вот не думал, что профессор столь высокого мнения о моих талантах…
  
  — Способности у вас, безусловно, есть, — отозвался Гиссинг с улыбкой. — Что касается моего мнения, то… Я могу устроить так, что курс вы закончите с отличием. Это означает, в частности, что после выпуска у вас появятся определенные преимущества.
  
  — Сдается мне, ваше предложение очень похоже на… забыл, как это называется…
  
  — Сделку с дьяволом?.. — подсказал профессор. — Ни в малейшей степени!
  
  — Что вовсе не отменяет финансовых стимулов, — добавил незнакомец.
  
  — В качестве ректора Художественного училища, — прогудел Гиссинг, — я позволил себе заглянуть в ваше личное дело, мистер Уэстуотер. Вы много раз подавали заявление на выплату вам стипендии и материальной помощи…
  
  — И каждый раз получал отказ, — напомнил Уэсти.
  
  — Вы, вероятно, много задолжали. Речь идет о десятках тысяч… Мы предлагаем вам шанс освободиться от долгов и начать все сначала, с чистого листа, так сказать…
  
  — Что ж, я с удовольствием покажу вам мои работы.
  
  — Я на них смотрю, мистер Уэстуотер, — сказал разговорчивый незнакомец. — И они мне нравятся.
  
  — Зовите меня просто Уэсти и на «ты» — мне так привычнее.
  
  — Хорошо, Уэсти. — Мужчина кивнул и взял в руки коня Стаббса. Шкура животного переливалась и играла, как только что очищенный каштан. — У тебя прекрасное чувство цвета. Кроме того, профессор сказал, что ты превосходный копиист, а у нас нет оснований ему не доверять. Дело, однако, в том, что мы не хотим приобретать готовые картины…
  
  — Работа на заказ? — От нетерпения Уэсти заерзал на стуле, хотя многое ему было непонятно. И почему второй незнакомец все время молчит — только проверяет сообщения на своем мобильнике?
  
  — Секретная работа, — поправил Гиссинг. — Никому ни слова, а главное — никаких вопросов!
  
  Молодой мужчина повернулся к профессору.
  
  — Мне кажется, — медленно сказал он, — Уэсти вовсе не глуп. Кое-что уже сейчас вызывает у него подозрения, и я его отлично понимаю. Мне кажется, нет никакого смысла скрывать от него наш… наш проект. В конце концов он все равно догадается… — Держа в руках Стаббса, мужчина сделал несколько шагов и остановился прямо напротив Уэсти, однако обращался он по-прежнему к Гиссингу. — Если мы хотим, чтобы Уэсти выполнил для нас эту важную работу, мы должны ему доверять. — Тут он улыбнулся молодому художнику. — Профессор говорил мне, что в тебе есть бунтарская жилка: ты любишь шокировать снобов и консерваторов от искусства. Это правда?
  
  Не зная, какой ответ будет для него предпочтительнее, Уэсти лишь неопределенно пожал плечами. Второй мужчина неожиданно откашлялся, очевидно собираясь заговорить. Мобильник он убрал и теперь держал в руках использованный трафарет, который, очевидно, вытащил из-под софы.
  
  — Я видел такие рисунки в городе, — проговорил он. Его выговор был несомненно эдинбургским — и, несомненно, аристократическим. Слова он произносил мягко и очень негромко, словно боясь, что его одернут.
  
  Первый мужчина внимательно рассмотрел трафарет и улыбнулся еще шире:
  
  — Хочешь быть вторым Бэнкси?
  
  Второй мужчина покачал головой:
  
  — В газетах была статья: полиция не прочь побеседовать с художником, который изготовил эти трафареты.
  
  — Это и есть проявление того самого бунтарского духа, о котором я говорил. — Первый незнакомец снова повернулся к Уэсти. Он словно ждал, что художник что-нибудь скажет, и Уэсти не стал отмалчиваться.
  
  — Так вы хотите, чтобы я скопировал для вас картину? — выпалил он.
  
  — Не картину, а картины, — поправил Гиссинг. — Нам нужны копии шести работ из собрания Национальной галереи.
  
  — И это надо сделать так, чтобы никто ничего не знал?! — воскликнул Уэсти, которому вдруг показалось, что все происходящее — просто навеянный косяком наркотический глюк. — Что же с ними стряслось? Должно быть, их украли, и администрация галереи не хочет, чтобы об этом стало известно?
  
  — Я же говорил вам, что он умен. — Первый мужчина снова прислонил Стаббса к стенной панели. — Ну что ж, Уэсти, если ты действительно заинтересовался этой работой, давай съездим к профессору. Там ты своими глазами увидишь, что именно нам от тебя нужно…
  8
  
  В примыкающей к служебному кабинету Гиссинга студии все четверо сели каждый за отдельный стол. Профессор изредка давал частные консультации, поэтому в студии стояло несколько рисовальных станков. Секретарша Гиссинга уехала домой еще утром — он сам убедил ее взять выходной.
  
  По дороге в училище Майк и Аллан в конце концов представились Уэсти, назвав, правда, только свои имена — без фамилий. Никакого практического смысла в подобной скрытности, однако, не было: даже если бы они назвались вымышленными именами, им это нисколько бы не помогло. Вздумай Уэсти обратиться в полицию, он непременно назвал бы фамилию профессора, а чтобы связать Гиссинга с ними обоими, не нужно было быть ни Коломбо, ни Фростом.
  
  В глубине души Майк недоумевал, почему в квартире Уэсти Аллан в основном молчал. То ли он просто нервничал, то ли не считал возможным вмешиваться, поскольку Майк уже высказал намерение финансировать всю операцию. Деньги им действительно могли понадобиться, а необходимыми суммами располагал только он.
  
  Например, им нужно было заплатить Уэсти — и за молчание, и за работу.
  
  Пока, впрочем, они еще не совершили никаких необратимых поступков. Изготовление нескольких копий вовсе не означало, что они непременно должны пройти весь путь до конца. Аллан это, несомненно, понимал и все же предпочитал помалкивать, полагая, что раз Майк платит, он и должен вести переговоры.
  
  «Сколько бы денег мне ни пришлось выложить, — сказал Майк, — картины в любом случае достанутся мне дешево».
  
  «Мы делаем это не ради наживы», — тут же напомнил Гиссинг.
  
  В студии было не слишком уютно. Готовясь к выходу в отставку, профессор уже убрал с полок личные вещи и книги и уложил их в картонные коробки. На столе лежала стопка непрочитанной корреспонденции, стоял компьютер и древняя печатная машинка со сферической головкой. По обеим сторонам стола, прямо на полу, были сложены еще не упакованные книги, а стопки журналов и выставочных каталогов каждую секунду грозили опрокинуться. На стенах висели репродукции картин Джотто, Рубенса, Гойи и Питера Брейгеля-старшего — их по крайней мере Майк узнал. На одной из полок стоял пыльный CD-плеер и несколько дисков, в основном классического репертуара. (Судя по всему, любимым дирижером профессора был фон Караян.) Жалюзи на окнах были опущены, и в студии стоял мягкий полумрак. Перед книжными полками свешивался с потолка экран для демонстрации слайдов.
  
  По дороге в студию Майк успел рассказать Уэсти кое-какие подробности их плана. Слушая его, молодой человек то и дело хлопал себя по коленям и злорадно хохотал; Майк даже решил, что на него начал действовать наркотик.
  
  — Я с вами, — повторял Уэсти в перерывах между приступами смеха. — Можете на меня рассчитывать.
  
  — Не спеши, — предупредил Майк. — Подумай обо всем как следует.
  
  — И если ты не передумаешь, — добавил Гиссинг, — тебе придется взять себя в руки и начать относиться к происходящему более серьезно.
  
  И вот теперь они сидели в студии и просматривали на экране заранее приготовленные профессором слайды. Уэсти прихлебывал колу из банки, которую он купил в торговом автомате; его колени так и ходили ходуном.
  
  — Я могу, могу это сделать, — повторял он каждый раз, когда на экране появлялся очередной слайд.
  
  Гиссинг, Аллан и Майк уже видели эти слайды. На них были изображены картины, которые хранились на складе в Грантоне. К некоторым из слайдов профессору удалось подобрать фотографии или бумажные репродукции. Все они были разложены на свободных столах, но Майку и Аллану не было нужды снова их рассматривать — каждый из них (включая профессора) уже выбрал себе картины по душе, однако они хотели убедиться, что молодой художник сумеет скопировать произведения, относящиеся к разным манерам, стилям и периодам.
  
  — Ну вот, к примеру, с чего бы ты начал в данном случае? — уже не в первый раз спрашивал Гиссинг.
  
  В ответ Уэсти дергал губами и принимался что-то чертить в воздухе.
  
  — Стиль Монбоддо довольно прост, если знать, что к чему, — объяснял он. — Как и большинство шотландских колористов, художник работал широкой и мягкой плоской кистью, накладывая краску густыми изогнутыми мазками. Один колер ложится поверх другого до тех пор, пока от первоначального цвета не останется только намек, едва заметный промельк. Это немного похоже на то, как добавляют сливки в кофе: сколько их ни лей, коричневое все равно проглядывает сквозь белое. Не контраст, а гармония — вот в чем заключается кредо художника.
  
  — Это похоже на цитату, — заметил Гиссинг.
  
  Уэсти кивнул:
  
  — Это сказал Джордж Лесли Хантер. Вы приводили его слова, когда читали нам лекции о Бергсоне.
  
  — Значит, тебе понадобятся особые кисти? — вставил Майк.
  
  — Это зависит от того, насколько точную копию вы хотели бы получить.
  
  — Нам нужна копия, которую было бы невозможно отличить от подлинника невооруженным глазом — такая, чтобы ни один талантливый любитель ничего не заметил.
  
  — А как насчет профессионалов из отдела судебной экспертизы?
  
  — До этого, надеюсь, дело не дойдет, — успокоил его профессор.
  
  — Было бы неплохо достать старый холст и картон. Новая холстина выглядит… как новая.
  
  — Но ты, наверное, знаешь способы?..
  
  Уэсти ухмыльнулся и подмигнул Майку:
  
  — Настоящий эксперт заметит разницу практически сразу. Даже точная копия не всегда бывает достаточно точна.
  
  — Это справедливо, — пробормотал Гиссинг, потирая лоб.
  
  — И тем не менее некоторым удавалось выдавать копию за оригинал достаточно долго.
  
  Уэсти слегка повел плечами:
  
  — Это верно, но в наши дни появились новые методы: углеродный анализ и бог знает что еще. Вы разве не смотрели сериал «Место преступления»?..
  
  — Нам нужно иметь в виду, джентльмены, — сказал Гиссинг, отнимая руку ото лба, — что украдено ничего не будет, поэтому вмешательство экспертов со сложным оборудованием весьма маловероятно.
  
  Уэсти снова хохотнул:
  
  — Я уже говорил, профессор: ваш план — настоящее безумие. Гениальное безумие!
  
  Майк не мог с этим не согласиться. Прийти на склад в день открытых дверей и подменить бесценные оригиналы точными копиями. На первый взгляд — просто, но только на первый. Он знал: чтобы осуществить этот план, им придется решить немало проблем. Да и план-то пока не был как следует продуман.
  
  К тому же еще не поздно от него отказаться.
  
  — Мы прямо как «Команда А»,[4] только мы выручаем из беды не людей, а картины, — проговорил Уэсти. Он немного успокоился — теперь подрагивало только одно его колено, правое, однако на слайды он больше не смотрел. Повернувшись вместе со стулом, художник обратился к Майку: — Но ведь на самом деле ничего такого не будет, правда? Это, как поет «Рэдиохед», просто «ваша прекрасная мечта», так? Нет, я не хочу сказать ничего обидного, только вы трое вроде как интеллигенция, что ли… У вас и возраст не тот, и воспитание… Костюм, галстук, вечер в театре, ужин в дорогом ресторане — вот ваша, так сказать, среда обитания. — Уэсти слегка откинулся назад и, закинув ногу на ногу, уставился на покачивающийся мысок своей измазанной краской кроссовки. — В общем, вы не преступники по складу характера, и я очень сомневаюсь, что вам удастся осуществить все это без, так сказать, дополнительной огневой поддержки.
  
  В глубине души Майк был полностью согласен с Уэсти, но решил этого не показывать.
  
  — Пусть тебя это не волнует, — сказал он. — Это наша проблема.
  
  Уэсти медленно кивнул:
  
  — У вас есть еще одна проблема… Я хочу войти в долю.
  
  — В долю? — эхом отозвался Аллан. За последние четверть часа это были его первые слова, и Уэсти повернулся к нему:
  
  — Я не хочу быть простым ремесленником, который изготовит для вас несколько копий. Вы собирались подменить шесть картин… почему не семь? — И он сложил руки на груди с таким довольным видом, словно вопрос уже решился в его пользу.
  
  — Если ты возьмешь себе хоть одну картину, — проговорил Майк, — то окажешься ничем не лучше нас. Не наемным работником, которому заказали написать несколько копий, а… словом, отвечать придется по полной программе. Надеюсь, ты это понимаешь?
  
  — Понимаю.
  
  — Кроме того, мы не собираемся продавать эти полотна. Картины, которые мы возьмем со склада, ни при каких обстоятельствах не должны попасть на рынок.
  
  Уэсти еще раз кивнул.
  
  — Если станет известно, что мы…
  
  — Если я стану частью команды, мне не будет никакого смысла вас закладывать, — перебил Уэсти. — В случае каких-то непредвиденных обстоятельств я потеряю столько же, сколько каждый из вас. Это должно быть очевидно. — Он развел руки в стороны словно для того, чтобы подчеркнуть свои слова. — Мне нравится ваш план, и мне очень по душе идеи, которые вами движут. Вот поэтому-то мне не хочется быть просто наемным копиистом…
  
  — И за это ты возьмешь себе одну картину? — спросил Майк.
  
  — Я ее заработаю. Как и те деньги, которые вы обещали мне заплатить.
  
  — Кстати, размер оплаты мы еще не обсуждали, — вставил Аллан, в котором проснулся банкир.
  
  Уэсти поджал губы и слегка подался вперед.
  
  — Я не жадный, — заявил он. — Денег мне нужно ровно столько, чтобы моя девушка смогла учиться в киношколе.
  
  Когда Уэсти ушел, в студии установилось продолжительное молчание. Профессор по-прежнему прокручивал слайды, Майк разглядывал вырванный из каталога портрет жены Монбоддо. Аллан заговорил первым:
  
  — Дело становится серьезным, не так ли?
  
  — Да, и об этом не следует забывать, — пробормотал Гиссинг. Он наконец выключил проектор и, поднявшись, открыл жалюзи. — В самом худшем случае мы все окажемся за решеткой: жизнь сломана, репутация безвозвратно погибла…
  
  — И все это ради пары картин, — негромко добавил Аллан.
  
  — Боишься? — спросил у него Майк.
  
  Аллан немного подумал, потом покачал головой. Свои очки он снял и теперь протирал их платком.
  
  — В душе каждый из нас должен твердо знать, ради чего мы идем на такой риск, — решительно сказал профессор.
  
  — Для меня все просто. — Аллан надел очки. — Мне хочется иметь дома нечто такое, чего нет и никогда не будет у моих работодателей.
  
  — И у бойфренда твоей бывшей жены, — поддразнил его Майк.
  
  Гиссинг снисходительно улыбнулся:
  
  — Вот выйду в отставку и поеду в Испанию. Возьму картины с собой и буду целыми днями на них любоваться.
  
  Майк посмотрел сначала на одного, потом на другого, но ничего не сказал. Ему казалось — им будет не очень интересно знать, что упорядоченная, спокойная, сытая жизнь ему опротивела и что душа его жаждет трудностей, опасностей, борьбы. Впервые за много, много лет он сознательно шел на риск и чувствовал себя живым, настоящим. Кроме того, нельзя было сбрасывать со счетов и портрет жены Монбоддо….
  
  — Уэсти был прав, — сказал он наконец. — Это непростое дельце даже для четверых… — Майк посмотрел на Гиссинга. — Вы начертили план?
  
  Профессор кивнул и полез в ящик стола. Достав оттуда свернутый в трубку лист бумаги, он попытался развернуть его на столешнице, и Аллан с Майком подошли поближе. Придерживая бумагу за уголки, все трое склонились над планом.
  
  Будучи преподавателем и признанным авторитетом в области истории живописи, профессор бывал на складе уже много раз. Многие сотрудники знали его в лицо, поэтому в самом налете он принимать участие не мог. Зато он начертил превосходный план склада, на котором были обозначены не только хранилища, но и комната охраны, а также помечены места, где стояли камеры видеонаблюдения и смонтированы тревожные кнопки.
  
  — Вы сделали это по памяти? — Майк был поражен.
  
  — И так быстро? — добавил Аллан.
  
  — Как я уже говорил, свой план я обдумываю довольно давно, — пояснил профессор. — Кстати, имейте в виду: с тех пор как я был в Грантоне в последний раз, что-то могло и измениться…
  
  — Я вижу, вы старались соблюсти масштаб, — заметил Майк, изучая маршрут от погрузочных ворот до комнаты охраны.
  
  Гиссинг пометил его красной пунктирной линией.
  
  — План довольно точен, — подтвердил профессор.
  
  — Надеюсь, — заметил Аллан, — перед операцией вы сходите туда на разведку еще раз?
  
  Гиссинг кивнул:
  
  — Да, но после этого я смогу быть нам полезен только в качестве водителя.
  
  — В таком случае вам следует просмотреть несколько выпусков «Топ гир», — с улыбкой сказал Майк.
  
  — Скажите, профессор, вы уже бывали на дне открытых дверей? — поинтересовался Аллан.
  
  Склонившись над планом, Гиссинг провел кончиком пальца по линии, нарисованной синим. Она начиналась у ворот в ограде вокруг склада и вела через входную дверь в хранилища.
  
  — Это обычный маршрут для посетителей, — пояснил он. — Я уверен, что и в этот раз ничего не изменится — никаких других вариантов я просто не вижу. Каждый час внутрь пропускают не больше двенадцати человек. Сама экскурсия продолжается минут сорок — двадцать минут остается у персонала, чтобы приготовиться к встрече очередной группы. Поименный список экскурсантов находится у охранника внешних ворот. Еще трое охранников в это время сидят в караульном помещении — гоняют чаи и следят за экранами видеонаблюдения. Собственно экскурсию всегда проводят гиды из департамента галерей и музеев.
  
  — У посетителей не проверяют документы?
  
  Гиссинг покачал головой:
  
  — Нет. Во всяком случае, в прошлом году ничего такого не было.
  
  — Значит, — уточнил Майк, — если назваться выдуманными именами, никто этого не обнаружит?
  
  Профессор только пожал плечами.
  
  — У тех, кто записывается на экскурсию, спрашивают контактный телефон, но на моей памяти никаких звонков еще не было.
  
  Майк перехватил взгляд Аллана и догадался, о чем думает друг. «Нам нужны еще люди». Он и сам так считал. Проблема заключалась лишь в одном…
  
  Где их взять?
  
  Наконец встреча закончилась, и Аллан, прижимая к уху мобильник, запрыгнул в такси. Майк решил немного прогуляться.
  
  Когда они только вышли из здания училища и остановились на тротуаре, он легонько тронул друга за плечо:
  
  — Ты действительно готов на это пойти?
  
  — А кто из нас готов? — ответил Аллан вопросом на вопрос и покачал головой. — Мне понравился план профессора — он почти такой же подробный, как в фильме «Одиннадцать друзей Оушена»… Именно поэтому мне кажется, что мы сможем, если захотим.
  
  — А мы захотим?
  
  — Тебя, похоже, эта затея увлекла. — Аллан внимательно посмотрел на него, потом губы его чуть заметно дрогнули. — Не знаю только насчет Уэсти… Можем ли мы ему доверять?
  
  Майк согласно кивнул.
  
  — Придется за ним приглядывать.
  
  Аллан рассмеялся.
  
  — Слышал бы ты себя со стороны! — воскликнул он. — Это уже совсем не Джордж Клуни. Скорее «Бешеные псы»…[5]
  
  Майк тоже улыбнулся:
  
  — И все-таки план может сработать, не так ли?
  
  Аллан ненадолго задумался.
  
  — Только если мы сумеем как следует напугать охранников… и продержать их в этом состоянии достаточно долго. Придется как-то убедить их, что мы — серьезные парни и что связываться с нами себе дороже. Только я не знаю, как это сделать.
  
  — Как думаешь, если оскалить зубы и зарычать — они очень испугаются?
  
  — Вряд ли они что-то увидят — ведь ты будешь в маске.
  
  Майк вздохнул:
  
  — Ты прав. Нам нужно еще о многом подумать, и подумать как следует.
  
  — Вот именно, — с нажимом сказал Аллан и, заметив вывернувшее из-за поворота такси, поднял руку. — Профессор провел подготовительную работу, ты взял на себя финансовую сторону, а я… — Он посмотрел на Майка. — Что могу сделать я?
  
  Такси остановилось, и Аллан взялся за ручку задней дверцы.
  
  — На тебе отработка деталей, — сказал Майк. — Насчет масок ты был совершенно прав — я об этом даже не подумал… В общем, работай головой, выискивай шероховатости, недостатки — и заработаешь свои капральские лычки.
  
  Аллан шутливо отдал честь и, забравшись в салон, захлопнул за собой дверь. Майк проводил отъехавшее такси взглядом, потом перешел на противоположную сторону и направился по Чалмерз-стрит в сторону Медоуз. Когда-то здесь тянулись сельскохозяйственные угодья, теперь же все окаймленное деревьями пространство было занято спортивными площадками. Катились по дорожкам велосипедисты — скорее всего, это студенты ехали на лекции или с занятий. Заметив нескольких пожилых мужчин, бежавших трусцой, Майк задумался, не попытаться ли и ему привести себя в форму? Вот только сумеет ли он как следует напугать охранников в Грантоне, если накачает бицепсы и трицепсы, как у Шварценеггера? Скорее всего — нет. Куда полезнее в этом отношении был бы пистолет или на худой конец мачете или тесак. Насколько он знал, в городе хватало мест, где продавались подобные вещи. Не настоящее оружие, конечно, а реплики, массогабаритные макеты. Некоторые сувенирные лавки на Принсес-стрит с успехом торговали и клейморами,[6] и японскими катанами…
  
  Навстречу Майку попалось несколько собачников, выгуливавших своих питомцев, и он невольно улыбнулся. Наверное, за всю историю парка Медоуз ни один из его посетителей не имел столь необычных и странных мыслей.
  
  «Ты — прирожденный гангстер, Майк», — сказал он себе и снова улыбнулся, прекрасно понимая, что это не так. С другой стороны…
  
  По крайней мере одного настоящего гангстера он знал.
  
  В этот день Элис Рул задержалась на работе. Она пыталась основать воскресный клуб любителей кино, и ей нужно было закончить текст рекламной рассылки. Элис была уверена, что у некоммерческих европейских фильмов пятидесятых и шестидесятых годов еще есть свой зритель, но не знала, как привлечь достаточное количество любителей старого кино. По воскресеньям кинотеатр, в котором она работала, устраивал в своем баре викторину с призами. Викторина пользовалась популярностью, и Элис стремилась развить успех: ей хотелось, чтобы участники конкурса не только торчали в баре, но и оставались на вечерний сеанс. По ее инициативе в кинотеатре уже прошел тематический показ ранних фильмов Хичкока — тех, которые он снимал в Великобритании. Это мероприятие не принесло, однако, ни прибыли, ни убытков, и Элис поручила билетершам раздавать зрителям специальные опросные листки, чтобы они могли высказать свои пожелания. Ответы оказались довольно разнообразными. Французская «новая волна»… Антониони… Александр Маккендрик… гонконгские боевики… Тут было над чем поломать голову.
  
  Поднимаясь по лестнице в свою квартиру на верхнем этаже, Элис гадала, чем сегодня занимался Уэсти. Утром он обещал, что подправит кое-что в своем дипломном портфолио, а потом отправится на поиски подходящих рам, но она подозревала, что ее бойфренд так весь день и просидел дома, тупо глядя в окно и вертя громадные косяки с марихуаной. А как здорово было бы войти в квартиру и почувствовать доносящийся с кухни запах готового ужина! Увы, Элис слишком хорошо знала своего сожителя, чтобы рассчитывать на что-то подобное: тосты с яйцом были концентрированным выражением его уныло-пролетарского стиля. Альтернативой служили готовые блюда навынос — блюда, платить за которые в итоге приходилось ей.
  
  Войдя в прихожую, Элис, как и ожидала, не уловила ни запахов готовящейся на кухне еды, ни даже запаха свежей краски. Зато куртка Уэсти валялась на полу рядом с кроссовками, значит, он все же куда-то выходил. С сомнением качая головой, Элис прошла в гостиную (даже после нескольких месяцев совместной жизни она отказывалась называть ее «студией», хотя Уэсти особенно на этом настаивал) и огляделась по сторонам в поисках только что купленных рам. Хлопок винной пробки и шипение пенистой струи заставили ее вздрогнуть.
  
  Обернувшись, она увидела Уэсти, который держал в руках бутылку шампанского.
  
  — И что именно мы празднуем? — хмуро осведомилась Элис, прекрасно понимая, что и за эту бутылку тоже было заплачено ее деньгами.
  
  Пока она снимала куртку и ставила на пол сумку, Уэсти налил вино в бокалы, которые выглядели так, словно после вчерашнего вечера их просто сполоснули, а не вымыли.
  
  — Ко мне кое-кто приходил. — Уэсти заговорщически подмигнул.
  
  — Мужчины, надеюсь?
  
  — Очень деловые мужчины. Бизнесмены. — Он звякнул бокалом о бокал и тут же сделал большой глоток шампанского. Сдержав отрыжку, Уэсти добавил: — Они хотят купить несколько моих картин для своих офисов. — Он исполнил на месте несколько танцевальных па, и Элис, которая еще не пригубила свой бокал, спросила себя, сколько косяков Уэсти выкурил сегодня.
  
  — Для своих офисов? — повторила она.
  
  — Ага!
  
  — Из какой они фирмы? И как, кстати, они о тебе узнали?
  
  Уэсти снова подмигнул, и Элис поняла, что косяки он запивал алкоголем.
  
  — Это секретное дело!.. — сообщил он громким театральным шепотом. — Никому ни гугу!
  
  — Секретное?
  
  — Конфидец… конфиденциальное. Главное, они готовы заплатить столько, что ты можешь хоть завтра записываться в эту свою киношколу. — Уэсти медленно кивнул, чтобы она поняла: он нисколько не шутит.
  
  — Что? Несколько тысяч?! — Элис не сумела справиться с недоверием, которое вызвали в ней эти слова. — Это за твои-то картинки? В чем тут подвох, Уэсти?!
  
  Уэсти слегка приуныл.
  
  — Ну при чем тут подвох? — пробормотал он. — Просто эти люди, гм-м… дальновидные инвесторы и спешат оседлать волну, когда она только зарождается в океане. — Для пущей наглядности он изобразил руками что-то вроде водяного горба, который несется к берегу, сопровождая свою пантомиму соответствующими звуками. Потом Уэсти снова звякнул своим бокалом о ее бокал, предлагая наконец выпить за будущий успех. — Мне, правда, придется начать как можно скорее… Работа большая — целых семь полотен.
  
  — То есть ты будешь писать им картины на заказ, с нуля?
  
  — Что поделать, готовые работы они брать не хотят.
  
  Элис снова огляделась по сторонам, ища место, куда можно было бы присесть, но ни одна из имеющихся в наличии свободных поверхностей ей не приглянулась.
  
  — А как же твое портфолио? — спросила она. — Ведь тебе нужно заканчивать свой дипломный проект…
  
  Не дав ей договорить, Уэсти покачал головой:
  
  — Насчет этого не волнуйся, у меня все под контролем.
  
  Он хихикнул.
  
  — Ты уверен? — осведомилась Элис и с осторожностью пригубила шампанское. Оно оказалось хорошо охлажденным и обладало характерным тонким вкусом. Похоже, вино было настоящее, не подделка.
  
  Уэсти уже тянул к ней свой бокал, и Элис все еще нехотя чокнулась с ним. «Секретное дело…» Вспомнив эти слова, она невольно улыбнулась. Уэсти никогда не умел хранить секреты — о том, что он купил ей на Рождество или на день рождения, он сообщал еще до того, как Элис успевала развернуть подарки. Как-то на вечеринке, которую она пропустила из-за работы, Уэсти трахнул какую-то девчонку; в своем поступке он признался Элис буквально на следующий день за завтраком, и с тех пор она пребывала в уверенности, что солгать ей Уэсти не сможет, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Вот и теперь у нее не было никаких сомнений в том, что рано или поздно (скорее рано, чем поздно) она узнает, в чем тут дело и кто были его таинственные гости.
  
  Тем более что история эта всерьез ее заинтриговала.
  9
  
  Для Чиба Кэллоуэя появление «ангела ада», сидевшего на капоте его БМВ, стало полной неожиданностью. Это был крепкий мужчина ростом примерно шесть футов и три дюйма, одетый в пошитый на заказ двубортный костюм, начищенные до зеркального блеска ботинки-броуги,[7] крахмальную белую сорочку и розовато-лиловый галстук. Длинные волосы «ангела» были собраны на затылке в аккуратный хвост, а в ухе поблескивала единственная серьга, хотя проколоты его уши были во многих местах. Лицевые украшения-пуссеты тоже были удалены, и чисто выбритые щеки бандита матово поблескивали. Завидев Чиба, «ангел» поднял голову, и гангстер увидел характерную тюремную татуировку в виде пересекающей горло пунктирной линии. На тыльных сторонах обеих кистей самодельными черно-синими чернилами было вытатуировано слово «СТРАХ». От уголков глаз «ангела» — словно от частых улыбок — расходились лучики мимических морщинок, но сами глаза фарфорово-синего оттенка смотрели на Чиба недоброжелательно и зло.
  
  «Ну наконец-то… — подумал Чиб. — Это мне, по крайней мере, понятно… более или менее».
  
  Этот район Эдинбурга был далеко не самым престижным; он располагался ближе к Грантону, чем к Литу, и еще не был включен в городскую программу реконструкции. Лит — тот изменился, и изменился сильно: теперь мишленовских ресторанов там было едва ли не больше, чем в центре, но здесь… Иногда Чиб спрашивал себя, каким видят этот район фанаты фильма «На игле»,[8] которые приезжали сюда целыми экскурсиями. Когда-то он даже пытался убедить парня, занимавшегося организацией таких экскурсий, включить в программу тура принадлежащий ему бильярдный зал. Кроме зала, Чиб владел здесь и парочкой баров — в одном из них он только что побывал с рутинной проверкой.
  
  Проверки Чиб считал необходимыми. Он всегда был реалистом и понимал, что персонал непременно будет воровать. Своими регулярными появлениями «на точке» Чиб добивался только одного: чтобы его люди знали, что он знает. Так, казалось ему, никто не будет слишком зарываться. Иногда, впрочем, искушение все же оказывалось слишком велико, и выручка падала ниже расчетной. Тогда Чиб просто доставал фотографию Донни Девлина и говорил: «Вот что случается с друзьями, которые меня обманывают. Подумайте, что я сделаю с вами, если к следующей неделе недостающие деньги не вернутся в кассу».
  
  Сегодняшняя проверка, впрочем, показала, что оборот заведения вырос, и Чиб притворился довольным, однако, выйдя на улицу, он задумчиво прикусил губу. Бар функционировал, пожалуй, чересчур хорошо. Правда, в нем был новый управляющий, который раньше вкалывал менеджером в крупной сети пабов где-то на юге; Чибу он сказал, что соскучился по родному Эдинбургу и решил вернуться домой, однако для работы в обычном баре парень был, пожалуй, слишком хорош. Он, однако, не жаловался и не просил прибавки, и Чибу это показалось подозрительным. Что, если это чей-то стукач или, того хуже, внедренный полицейский агент? Джонно и Гленн, разумеется, как могли проверили управляющего и не обнаружили ничего подозрительного, но это ровным счетом ничего не значило.
  
  Сейчас оба телохранителя были с Чибом — как он и велел, они держались слева и справа от него, сопровождая босса к припаркованной машине.
  
  Напротив бара раскинулся небольшой парк; собственно говоря, это был даже не парк, а просто несколько деревьев, пара футбольных полей, пересеченных протоптанными пешеходами тропинками, да несколько скамеек, на которых по вечерам частенько собирались пугавшие прохожих компании подростков. Двадцать лет назад Чиб тоже был таким: хлебал дешевое пойло, дымил сигаретами и «по-взрослому» громко бранился, высматривая чужаков или одиноких прохожих… Тогда он чувствовал себя на вершине мира и желал только одного: чтобы мир как можно скорее это признал.
  
  — Это что еще за хрен?.. — Джонно первым заметил «ангела ада».
  
  В город Чиб обычно ездил на солидном, но неприметном БМВ пятой серии. В гараже у него стоял «Бентли-ГТ», но гангстер никогда не использовал его для деловых поездок.
  
  Сидя по-турецки на капоте машины, «ангел» потирал ладонями лицо и смотрел на приближающуюся троицу. Чиб заметил, что носков на нем не было, а из-под задравшихся брючин выглядывают еще какие-то татуировки. Та-ак…
  
  Чиб щелкнул пальцами, и Гленн быстрым движением сунул руку под куртку, хотя никакого оружия там не было. Незнакомец, разумеется, этого знать не мог, однако жест Гленна вызвал у него лишь улыбку, которая выглядела почти пренебрежительной. Взгляд его впился в лицо Чиба.
  
  — Смотри не поцарапай краску, — хмуро предупредил Чиб. — Ремонт может стоить тебе руки или ноги.
  
  «Ангел» легко соскочил с капота и встал в полный рост; руки его были опущены, но татуированные кулаки сжаты и готовы к бою.
  
  «СТРАХ» — на левом, «СТРАХ» — на правом…
  
  — Не ждали меня, мистер Кэллоуэй?.. — проговорил незнакомец с легким иностранным акцентом, что, впрочем, было вполне объяснимо. — Я представляю интересы очень влиятельных людей, которых лучше не сердить.
  
  Он имел в виду, разумеется, норвежцев — байкерскую банду из Хагесунда. Чиб давно знал, что от этих ребят нужно ждать неприятностей.
  
  — Вы задолжали вашим друзьям некоторую сумму за товар, мистер Кэллоуэй. И до сих пор ничего им не объяснили.
  
  Джонно шагнул было вперед, но Чиб придержал его за плечо.
  
  — Я уже говорил твоим хозяевам, что деньги будут, — проскрипел он неприятным голосом.
  
  — Говорили, и не раз, однако вашу позицию трудно назвать конструктивной.
  
  — Не иначе парень словарь проглотил! — фыркнул Гленн.
  
  Джонно тоже усмехнулся.
  
  «Ангел» повернулся к первому телохрану.
  
  — Ты так решил, потому что я говорю на твоем родном языке лучше тебя? — холодно осведомился он.
  
  — Просто не надо грубить мистеру Кэллоуэю, — отрезал Гленн. — К нему положено относиться с уважением.
  
  — С таким же уважением, какое он проявил по отношению к моим клиентам? — Вопрос «ангела» прозвучал на удивление искренне.
  
  — Значит, ты не из группировки? — вмешался Чиб.
  
  — Я коллектор, мистер Кэллоуэй. Собираю долги.
  
  — За процент, естественно?
  
  «Ангел» покачал головой:
  
  — Я работаю за твердый гонорар, половину которого получаю авансом.
  
  — А если ты не сумеешь взыскать долг?
  
  — До сих пор мне это удавалось.
  
  — Все когда-нибудь случается в первый раз! — выпалил Джонно, а Гленн указал на царапины и вмятины на капоте БМВ, но «ангел» не обратил на обоих никакого внимания.
  
  Он по-прежнему смотрел только на Чиба, и под этим взглядом гангстеру отчего-то стало очень неуютно.
  
  — Скажи своим нанимателям, — проговорил он, — что деньги они получат. Скоро. Я еще никогда не подводил своих друзей. Мне даже обидно, что они послали тебя… — Чиб окинул верзилу пристальным взглядом. — Этакого мальчика на побегушках, — добавил он укоризненно, едва удержавшись, чтобы не погрозить «ангелу» пальцем. — В общем, передай им, что я тебе сказал, а через недельку свяжись со мной еще раз.
  
  — Вряд ли в этом будет необходимость, мистер Кэллоуэй.
  
  Чиб прищурился:
  
  — Это еще почему?
  
  «Ангел» чуть заметно улыбнулся:
  
  — Потому что к концу следующей недели мои наниматели сполна получат все свои деньги.
  
  Джонно издал нечленораздельное рычание и бросился вперед, но «ангел» легко, даже изящно шагнул в сторону и, перехватив телохранителя за запястье, выворачивал до тех пор, пока тот не скрючился от боли. Краем глаза Чиб заметил, что у них появились и зрители: двое мужчин, куривших у выхода из бара, вызвали управляющего. Несколько мальчишек на горных велосипедах, явно прогуливавших уроки, сгрудились на одной из дорожек парка, чтобы полюбоваться на бесплатный цирк. Гленн уже был готов вмешаться, но Чиб жестом удержал его на месте. Еще со школы он терпеть не мог работать на публику.
  
  — Отпусти его, — сказал он негромко.
  
  Громила еще несколько секунд выдерживал его взгляд, потом оттолкнул Джонно, и тот с размаху сел на асфальт, потирая вывихнутое запястье. Взгляд, которым «ангел» наградил Чиба, был достаточно красноречив: мол, телохранители помогут ему, как скауты против артиллерии.
  
  — Я буду поблизости, — проговорил «ангел» спокойно. Он даже не запыхался. — Ответ я должен услышать сегодня, самое позднее — завтра. После этого все разговоры закончатся. Ты понял?
  
  Джонно, все так же сидевший на бордюре, махнул ногой, пытаясь подсечь лодыжки врага. И снова «ангел» обратил на него внимания не больше, чем на комара. Шагнув вперед, он вручил Чибу аккуратный листок бумаги с номером мобильного телефона. Гангстер машинально взглянул на него, когда же он поднял взгляд, «ангел» уже шагал прочь по одной из дорожек парка.
  
  — Эй, здоровяк! — окликнул его Чиб. — Скажи хотя бы, как тебя зовут!
  
  «Ангел» на мгновение замедлил шаг.
  
  — Обычно меня зовут Страх, — отозвался он через плечо и двинулся мимо неподвижно замерших подростков к ближайшему футбольному полю.
  
  — Что ж, это логично, — пробормотал Чиб себе под нос.
  
  Гленн помог Джонно подняться.
  
  — Смотрите все, вот идет мертвец! — заорал тот вслед «ангелу». — В следующий раз, когда мы встретимся, ты от меня живым не уйдешь! Имей это в виду!.. — И он свирепо ткнул пальцем в направлении Страха. Гленн успокаивающим жестом похлопал приятеля по плечу, и Джонно повернулся к Чибу: — Нужно его убрать, босс. Предупреди всех, пусть займутся. Да я и сам готов…
  
  — Думаешь, эта работенка тебе по плечу, Джонно? — осведомился Чиб. — Ты уже продемонстрировал нам, на что способен, и сдается мне — я видал бойцов получше.
  
  — Можно за ним проследить, — предложил Гленн. — Узнать, где он живет, как его настоящее имя…
  
  Чиб задумчиво кивнул:
  
  — Ты прав, Гленн, знание — сила. Как тебе кажется, сумеешь ты проследить за ним так, чтобы он тебя не заметил?
  
  — Можно попробовать, — заявил Гленн чуть менее уверенно.
  
  Гигант шел через футбольное поле, и преследовать его пешком было бы заведомой глупостью, поскольку никакого укрытия поблизости не было.
  
  — К счастью, я знаю другой способ, — заметил Чиб. — Обзвоните мотели, гостиницы, молодежные общежития, скажите, что вы из агентства путешествий и что один норвежский турист оставил у вас свой бумажник с деньгами…
  
  — …И мы хотим ему их вернуть, — подхватил Гленн.
  
  — Раздайте его описание нищим и бродягам — они многое замечают, и каждый из них готов продать родную бабушку за бутылку дешевого виски.
  
  Гленн внимательно посмотрел на Чиба:
  
  — Я так понимаю, босс, вы не собираетесь ему платить, верно?
  
  — Там видно будет, — отозвался Кэллоуэй и, нажав кнопку на брелке, отпер дверцы машины.
  10
  
  — Мне это не нравится, — сказал Майк Маккензи.
  
  Дверь студии Роберта Гиссинга была заперта, на столе, придавленный по углам увесистыми книгами по истории искусства, был разложен план грантонского склада. Буквально накануне профессор снова побывал в Грантоне и внес в план кое-какие изменения.
  
  — Вы приехали туда неожиданно, без предупреждения, — продолжал Майк. — После ограбления кто-нибудь может что-то заподозрить.
  
  Профессор снисходительно похлопал Майка по плечу:
  
  — Я об этом не подумал. Ты совершенно прав, и впредь я буду советоваться с тобой и с Алланом. Впрочем, мне кажется — особенно волноваться не стоит. Дело в том, что я регулярно бываю в Грантоне один или два раза в год, так что там к моим появлениям привыкли. Кроме того, у персонала хватает других забот, например куда складывать новые поступления.
  
  Под новыми поступлениями профессор подразумевал картины и другие экспонаты из Королевского музея. Там начинался капитальный ремонт, и большую часть коллекций решено было перевезти в Грантон. Как объяснил Гиссинг, это должно было еще больше усложнить работу по учету и хранению экспонатов. Часть уже имевшихся на складе произведений искусства нужно было переместить, чтобы освободить место для собрания Королевского музея; профессор, впрочем, считал, что живопись никто трогать не будет, однако все же счел необходимым съездить в Грантон, чтобы еще раз в этом убедиться.
  
  Майк снова посмотрел на план.
  
  — Сторожка у въездных ворот, — перечислил он, — камеры видеонаблюдения, комната охраны, сотрудники склада, гиды плюс сами экскурсанты. Вы останетесь в фургоне, поэтому нас внутри будет всего трое… Думаете, мы справимся?
  
  — Одному из вас придется разыскивать оригиналы в хранилищах, — напомнил профессор.
  
  Майк согласно кивнул, потом покачал головой:
  
  — Боюсь, ничего не выйдет. Нам это просто не по плечу.
  
  — Боишься?
  
  — Нет. Просто хочу убедиться, что мы все продумали.
  
  Гиссинг, похоже, остался доволен его словами.
  
  — Насчет тебя я не сомневаюсь. А вот наш друг Аллан, похоже, начинает слегка вибрировать.
  
  Аллан действительно не явился на сегодняшнюю встречу заговорщиков. Впрочем, Майк позвонил ему слишком поздно, и в ответ Аллан прислал эсэмэску, в которой сообщал, что у него много дел и он вряд ли сумеет вырваться. Сейчас Майк бросил на план еще один внимательный взгляд и, шагнув в сторону, тяжело опустился на один из стульев. Приглаживая руками волосы, он осмотрелся. За прошедшие дни в офисе стало совсем пусто — исчезли коробки с книгами, на стенах не осталось ни одной картины.
  
  — За Аллана не волнуйтесь, с ним все будет в порядке. Кстати, он просил вас снять копию с плана — хотел подумать над ним на досуге.
  
  — Хорошо, я сделаю копию, а пока… Мне хотелось бы, чтобы ты меня успокоил…
  
  — А что вас волнует?
  
  — Я вижу, что-то волнует тебя…
  
  Майк вздохнул:
  
  — Ну, в первое время все казалось просто, а теперь…
  
  — Многие планы выглядят просто… поначалу, — заметил Гиссинг. — Но как только начинаешь вдаваться в подробности…
  
  — Нет, дело не в подробностях. Меня несколько смущает общая концепция. Мы с вами это уже обсуждали, но… — Они действительно несколько раз перезванивались с профессором по вечерам, после чего Майк до глубокой ночи расхаживал по своей гостиной, размышляя, сопоставляя, анализируя.
  
  — Проблема все та же: нас слишком мало. Нужны еще люди.
  
  Гиссинг сложил руки на груди и присел на краешек своего рабочего стола. Дверь студии была заперта, но сегодня секретарша была на своем рабочем месте, и профессор старался сдерживать раскаты своего могучего голоса. Майка он уже предупредил: им лучше встречаться пореже, иначе секретарша может что-то заподозрить.
  
  — Помнишь поговорку насчет семи нянек? — спросил он.
  
  Майк только плечами пожал:
  
  — Я вижу только одну альтернативу: наш план так и останется планом. Как сказал Уэсти — прекрасной мечтой, которая никогда не осуществится.
  
  — Мне давно кажется, Майк, что ты отнесся к моей идее именно как к какой-то чисто умозрительной, отвлеченной задаче, как к обычному упражнению для серого вещества. Или я ошибаюсь, и очаровательная миссис Монбоддо все же заставила тебя взглянуть на дело с практической точки зрения?
  
  — Я настроен так же серьезно, как и вы, профессор.
  
  — Приятно слышать, потому что я твердо решил осуществить свой план — с вами или без вас.
  
  Майк проигнорировал насмешку, прозвучавшую не столько в словах, сколько в тоне, каким они были сказаны. Он думал о другом.
  
  — Еще одна вещь, профессор… — сказал он. — Я тут подумал… Если мы подменим картины прямо на складе, это может вызвать подозрения. Мы ведь будем находиться там целых двадцать минут, и если после этого мы уйдем якобы с пустыми руками…
  
  — Но ведь сигнализация должна сработать как бы случайно…
  
  Майк решительно качнул головой. Первоначальный план профессора заключался в том, чтобы подменить оригиналы картин копиями прямо на складе, потом нажать кнопку тревоги и исчезнуть, представив дело так, будто грабителей спугнули прежде, чем они успели что-то похитить.
  
  — Когда приедет полиция, детективы непременно задумаются, чем мы занимались эти двадцать минут и почему мы не схватили первое, что попало под руку, когда раздался сигнал тревоги.
  
  — Значит, придется что-нибудь прихватить.
  
  Майк снова покачал головой:
  
  — Мне кажется, будет лучше, если мы вынесем картины со склада. Тогда все будет выглядеть так, словно мы внезапно запаниковали, бросили фургон и картины… В этом случае все будут слишком рады тому, что ограбление не удалось, и ничего не заподозрят.
  
  Гиссинг неподвижно уставился в пространство, и Майк понял, что он тщательно обдумывает сказанное. Наконец профессор улыбнулся:
  
  — Я вижу, ты серьезно поработал над моим планом, Майк. И кажется, тебе удалось нащупать слабое место. Во всяком случае, твое предложение заслуживает самого пристального внимания. — Он благосклонно кивнул.
  
  — Здесь тоже не все так просто, — ответил Майк. — Нам понадобится такая машина, которую никто не сможет связать с нами, когда мы ее бросим. Вы никогда не пробовали угонять фургоны, профессор?
  
  — Нет, конечно.
  
  — Я тоже не пробовал, да и Аллан с Уэсти вряд ли имеют в этом деле большой опыт. Таким образом нам нужно будет подумать, где взять автомобиль и какое-никакое оружие. Кроме того, нам понадобятся помощники… — Майк поднялся со стула и теперь смотрел Гиссингу прямо в глаза. — А главное, нам нужен человек, который обладает… криминальным опытом. Как раз о таком человеке упоминал Аллан, когда рассказывал о налете на Первый Каледонский…
  
  Гиссинг невольно отшатнулся:
  
  — Подключать его к этому делу?.. Да ты с ума сошел!
  
  Майк в свою очередь шагнул вперед:
  
  — Подумайте об этом хорошенько, профессор. У Чиба Кэллоуэя есть опыт, и я уверен, что он сможет найти для нас безопасный транспорт и оружие. И людей, конечно…
  
  — Кажется, в уголовном мире таких людей называют «бойцами» или «быками»…
  
  Майк примирительно улыбнулся:
  
  — Если у вас есть на примете другой человек, который столь же опытен и при этом не является уголовным авторитетом, тогда конечно. Но… Поймите, Роберт, мы лишь жалкие дилетанты, и, если мы позовем на подмогу других дилетантов, этим мы положения не улучшим. Как мы узнаем, что они все сделают как надо? Чиб, по крайней мере, профессионал.
  
  — Уж не хочешь ли ты сказать, что Чиб Кэллоуэй — это именно тот человек, которому мы можем полностью доверять?
  
  — Доверять — нет, но в некоторых практических вопросах положиться на него можно. В конце концов, он рискует гораздо большим, чем любой из нас, — с его-то послужным списком… Если вдруг что-то пойдет не так, закон обрушится на него как кирпичи Карла Андре.[9]
  
  — Учитывая обстоятельства, аналогия более чем подходящая, — согласился профессор. — Я только не понимаю, с чего это твой друг Кэллоуэй вдруг возьмется нам помогать?
  
  Майк пожал плечами:
  
  — Этого я не знаю, но спросить-то я могу… Возможно, мне даже удастся убедить его в том, что мы стараемся ради искусства. Чиб, конечно, еще не стал любителем живописи, но если он подцепит эту бациллу… Я на собственном опыте знаю, что она может сделать с человеком.
  
  Гиссинг слез со стола и, обойдя его кругом, сел в кресло.
  
  — Даже не знаю, Майкл… — проговорил он растерянно. — Где гарантии, что Кэллоуэй не попытается оттеснить нас в сторону?
  
  — Мы всегда можем остановиться, — сказал Майк. — Никто из нас ничего не теряет. Пострадать может только мой банковский счет — это в случае, если Уэсти потребует что-то вроде компенсации за… за моральный вред.
  
  Профессор улыбнулся:
  
  — Может быть, ты и прав, мой мальчик. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее мне кажется, что этот Кэллоуэй действительно может оказаться нам полезен. — Он посмотрел на Майка. — Как именно ты собираешься его заинтересовать?
  
  — Мне кажется, в разговоре с Чибом толстая пачка денег может стать достаточно весомым аргументом, — сказал Майк, которому просто не пришло на ум ничего другого.
  
  — Что ж, если так — попробуй с ним побеседовать. Попытка не пытка.
  
  Эти слова изрядно удивили Майка — он считал, что убедить профессора будет гораздо труднее.
  
  Впрочем, Гиссинг, похоже, вовсе не нуждался в убеждении.
  
  — …Стараетесь ради искусства? — повторил Чиб и громко расхохотался. — Знаешь, Майк, у меня сегодня выдался не самый легкий день, так что спасибо за то, что рассмешил. Нет, ты и вправду поднял мне настроение!..
  
  Майк и гангстер сидели в БМВ Чиба. Во время последней встречи в «Вечерней звезде» они обменялись телефонами, и Майк позвонил Кэллоуэю, как только вышел из студии Гиссинга. Ровно в два Чиб заехал за Майком к пабу «Последняя капля» на Грассмаркет. Джонно и Гленн на заднем сиденье машины внимательно следили, нет ли за ними хвоста.
  
  — Так безопаснее, — объяснил сидевший за рулем Чиб и только потом представил обоих телохранителей.
  
  Майк уже встречался с ними в «Вечерней звезде», но в тот раз Чиб был слишком занят, расспрашивая о деталях торгов, и не стал знакомить бывшего одноклассника со своими спутниками.
  
  Кивнув в знак приветствия, Майк спросил, что случилось. «Ничего», — ответили ему. Тем не менее он заметил, что Чиб постоянно сворачивает то налево, то направо и даже возвращается тем же путем, которым они ехали пять минут назад, так что в какой-то момент они снова миновали «Последнюю каплю», двигаясь, впрочем, в противоположном направлении.
  
  — Знаешь, почему этот паб так называется? — спросил Чиб.
  
  — На Грассмаркет, кажется, вешали преступников, — припомнил Майк.
  
  — Точно. А горожане собирались на казнь как на праздник… Впрочем, здесь вешали не только воров и грабителей, но и ведьм, и сторонников ковенанта.[10] В те времена смертная казнь была самым распространенным наказанием.
  
  — С тех пор многое изменилось.
  
  — Но даже сейчас на публичную казнь собралось бы немало любопытных.
  
  В конце концов один их телохранителей доложил, что сзади «чисто», и Чиб, притормозив у тротуара, велел Гленну и Джонно выметаться. Телохранители сначала возражали, но лишь до тех пор, пока Чиб не вручил им двадцать фунтов на такси и не приказал ждать его у зала для снукера.[11]
  
  — Вы уверены, босс? — мрачно спросил Джонно.
  
  Майк заметил, что телохран потирает запястье, как будто он слегка его потянул. Похоже, Джонно недавно побывал в деле.
  
  — Уверен, — коротко ответил Чиб.
  
  — Но что, если Викинг….
  
  Не дослушав, Чиб дал газ и умчался, оставив Гленна и Джонно одних. Спросить, кто такой этот Викинг, Майк не решился.
  
  Наконец Чиб повернулся к нему и сказал:
  
  — Ну, выкладывай, зачем я тебе понадобился?
  
  И Майк рассказал ему все, начав с самого начала, словно эту историю он сам где-то услышал и вовсе не собирался принимать в ней непосредственное участие: «Богатейшее собрание картин, о котором никто не знает… есть способ завладеть, не вступая в прямой конфликт с законом…»
  
  К чести Чиба, он довольно быстро разобрался, что к чему.
  
  К тому времени БМВ уже стоял на общественной парковке в природном заказнике Холируд неподалеку от Трона Артура. Майк редко бывал в этих местах, посещавшихся в основном собачниками и туристами, хотя стоило чуть подняться по склону, и с высоты открывалась невероятная по красоте панорама города. Отчего-то он всегда чувствовал себя здесь так, словно попал в какую-то дикую местность; должно быть, заслонявший город сутулый силуэт горы заставлял его поверить, будто он находится далеко от цивилизации. На самом деле Эдинбург с его дымоходами, церковными шпилями и участками муниципальной застройки продолжал расстилаться вокруг, просто с холма его не было видно.
  
  — Ради искусства, — снова повторил Чиб, качая головой. Он засопел, потер нос и неожиданно попросил Майка повторить все сначала.
  
  На этот раз, впрочем, гангстер задавал вопросы, делал замечания, высказывал свои предложения. Правда, его идеи были довольно замысловатыми, однако Майк терпеливо слушал, с трудом сдерживая сердцебиение. С того самого момента, когда он сел в машину, его непрерывно била мелкая дрожь. Откровенно говоря, трясти его начало даже раньше, когда, стоя перед пабом, он неожиданно подумал, что сказали бы спешащие мимо офисные клерки и служащие, если бы вдруг узнали, с кем и для чего он встречается.
  
  Я собираю команду…
  
  Я — главарь банды.
  
  Я намерен совершить ограбление века…
  
  Когда подъехал БМВ, Майк увидел на заднем сиденье двух громил и не мог не подумать о всех тех людях, которые за прошедшие десятилетия вот так же садились в машину Чиба и которых больше никто никогда не видел. Впрочем, дрожал Майк не столько от страха, сколько от возбуждения. В Чибе, насколько он помнил, всегда было что-то дикое. В первую же свою неделю в старшей школе Майк попал в группу слабейших новичков, которым частенько доставалось от старших; Чиб тоже был новичком, но его старшеклассники приняли в компанию практически сразу — репутация у него уже тогда была аховая. В целом Майка его положение устраивало, поскольку он уже тогда понимал: лучше некоторое время терпеть тумаки, чем оказаться среди тех, на кого никто не обращает внимания. Чиб, впрочем, держался с ним именно так — не обращал внимания, а через два года его и вовсе выгнали за нападение на учителя химии, которое на многие годы сделалось школьной легендой. Ну а к выпускному классу Майк и сам вовсю шугал новичков — не из жестокости, а потому что так требовала традиция. Потом Майк учился в колледже и жил в крошечной квартирке, которую нашел на окраине Нью-Тауна. Участие в нескольких потасовках и пьяных стычках помогло ему окончательно расстаться с детскими комплексами и привычками (воспитывать его все равно было некому: родители Майка умерли, единственная сестра перебралась в Канаду). И вот теперь, словно призрак из прошлого, в его жизни снова появился Чиб. Впрочем, на призрака он был похож мало, и Майк всматривался в лицо гангстера даже с каким-то интересом. В пронзительных глазах Кэллоуэя не было ни злобы, ни звериной жестокости альфа-хищника; в них светились ум и странный голод; казалось, он жаждет чего-то особенного — нового знания, быть может… Похоже, гангстер начинал постепенно понимать, каким тесным и ограниченным был на самом деле мир, в который он сам себя загнал.
  
  И не исключено, подумал Майк, что что-то похожее происходит сейчас и с ним самим.
  
  Тем временем Чиб молча вышел из машины, пересек парковку и остановился у берега небольшого пруда. Майк, после непродолжительного колебания, последовал за ним. Выбравшись из салона, он закурил и с удовлетворением отметил, что его руки почти не дрожат. В центре пруда был небольшой островок; там сидела на гнезде самка лебедя, а самец плавал вокруг широкими кругами, словно готовясь защитить подругу от опасности. Чуть поодаль какая-то женщина с ребенком бросали кусочки хлеба сбившимся у берега уткам, лысухам и болотным курочкам, однако Чиба, похоже, интересовали только лебеди. Пристально глядя на них, он засунул руки глубоко в карманы, и Майк спросил себя, о чем может думать сейчас этот человек. Неужели Чиб, этот некоронованный король эдинбургского преступного мира, завидовал уверенности и спокойствию благородных птиц, их очевидному чувству внутренней гармонии и принадлежности к окружающей природе?
  
  Майк протянул Чибу пачку, но тот отрицательно качнул головой. Прошло еще несколько минут, прежде чем он заговорил:
  
  — А ведь тогда, в галерее, ты меня обманул, Майк. Ты сказал, что занимаешься компьютерами… Это, конечно, правда, но не вся. Просто ты не хотел, чтобы я знал о тебе все, Мистер Успех, Мистер Миллионы в Банке… — Чиб усмехнулся. — Десятка мальчишке в интернет-кафе — и я получил о тебе информации больше, чем рассчитывал. Может быть, ты боялся, что однажды ночью я явлюсь к тебе домой и потребую пожертвовать энную сумму на борьбу с загрязнением окружающей среды?
  
  Майк пожал плечами:
  
  — Не в этом дело. Мне не хотелось, чтобы ты подумал, будто я хвастаюсь.
  
  — Да, — признал Чиб после небольшой паузы, — в этом отношении мы, шотландцы, часто ведем себя не слишком достойно. Кстати, тебя когда-нибудь приглашали в нашу бывшую школу — вручить награды отличникам, наставить молодежь на путь истинный и так далее?
  
  — Нет.
  
  — Зато твой колледж присвоил тебе почетную ученую степень. Может быть, они рассчитывали на пожертвования?
  
  — Когда-нибудь мне придется это сделать, — согласился Майк.
  
  — Парнишка из интернет-кафе сказал, что ты не зарегистрирован ни на одном из сайтов, через которые можно поддерживать связь с бывшими одноклассниками, однокурсниками…
  
  — Кажется, в прошлый раз я тебе уже говорил: мне не очень хочется с ними общаться.
  
  — Мне тоже… — Чиб слегка подался вперед и сплюнул в пруд. — Впрочем, сомневаюсь, чтобы кто-то из парней, с которыми я учился в школе, согласился бы общаться со мной. В прошлом году, кстати, прошел юбилейный вечер нашего класса. Тебя не приглашали?
  
  — Кажется, приглашали, но я не пошел.
  
  — Зря не пошел. Ребята сняли «роллс» длиной в милю, пару симпатичных девчонок из эскорт-агентства… и всю ночь вспоминали, как хреново им было в школе.
  
  — Арендовать «ройс» и девчонок — это ты и сам можешь, — заметил Майк, и Чиб улыбнулся.
  
  — Подобная мысль действительно приходила мне в голову, но потом… Ладно, бог с ним…
  
  Он слегка поежился, словно от порыва холодного ветра, потом всем корпусом повернулся к Майку.
  
  Руки Чиб по-прежнему держал в карманах, и сейчас Майк невольно вспомнил, как при встрече в галерее он боялся, что там у него может быть пистолет или нож. Сейчас он в этом сомневался, хотя в жизни Кэллоуэя, несомненно, хватало опасностей. Тот же Викинг, к примеру… Впрочем, задача, которую только что подкинул Чибу Майк, была совершенно иного плана, и гангстер, похоже, был только рад отвлечься от повседневных тревог.
  
  — Вам нужно вооружиться, Майк, — сказал Чиб. — Нагнать на всех страху, заставить поверить, будто вы в самом деле отчаянные ребята и готовы на все.
  
  — Но оружие не обязательно должно быть настоящим, правда?
  
  Чиб согласно кивнул:
  
  — Оно должно выглядеть настоящим. Ты ведь об этом?
  
  — Да, именно об этом.
  
  — Я думаю, лучше перестраховаться. Среди охранников может оказаться бывший военный, и, если ты будешь угрожать ему пневматическим пистолетом, он сразу это поймет.
  
  — Тогда что же? Макеты?
  
  — Лучше взять настоящее оружие, но со спиленным бойком.
  
  — Что ж, тебе виднее, Чиб.
  
  — Это точно. — Гангстер немного помолчал. — Думаю, четырех человек вам за глаза хватит. Один будет контролировать будку у ворот, второй — помещение охраны и двое — держать под прицелом персонал и посетителей. Таким образом вы втроем сможете без помех разыскивать нужные картины.
  
  — Чем быстрее мы оттуда выберемся, тем лучше.
  
  Чиб покачал головой:
  
  — Мне до сих пор не верится, Майк… Ты, этот толстяк-профессор и твой педерастического вида приятель… Чем больше я об этом думаю, тем сильнее мне кажется, что ничего у вас не выйдет.
  
  — Ты считаешь, наш план не сработает?
  
  — Да нет, тут все как будто в порядке. Я имею в виду не план, а исполнителей.
  
  — Пусть это тебя не волнует, Чиб. Если мы провалимся, это наши проблемы. Ты и четверо твоих людей получат свои деньги в любом случае. Кстати, ты уже подумал, кого ты нам дашь?
  
  — Вам нужны молодые парни, — решил Чиб. — Голодные, злые, тестостерон играет и всякое такое.
  
  Такие способны запугать любого.
  
  — Сколько им придется заплатить?
  
  Чиб снова покачал головой.
  
  — Пусть оружие и исполнители будут на мне. Ребятам, которых я пришлю, вовсе не обязательно знать ваши имена. Что я им скажу, то они и сделают. Они даже не будут знать, что вы собираетесь взять на этом складе.
  
  — Узнают. Они ведь будут сидеть в грузовом отсеке фургона, а там… Кстати, как насчет транспорта?..
  
  — Достать подходящий фургон не проблема. Можно будет даже навесить на него фальшивые номерные знаки. Нужно что-нибудь неприметное — что-то вроде «форда-транзит». На них никто не обращает внимания, к тому же сзади у них тонированные стекла.
  
  — Согласен. — Майк кивнул. — Итак, вернемся к твоему гонорару… Сколько?
  
  — Как насчет ста пятидесяти кусков?
  
  Майк судорожно сглотнул.
  
  — Откровенно говоря, многовато, — выговорил он наконец. — Или, может быть, у тебя неприятности? — добавил он, не подозревая, насколько недалека от истины его догадка.
  
  Чиб издал лающий смешок и, вынув руку из кармана, хлопнул Майка по плечу.
  
  — Ладно, — сказал он. — Есть другой вариант, попроще. Можете расплатиться со мной картиной, только она должна стоить примерно столько, сколько я сказал.
  
  — Что-о?..
  
  — Все эти аукционы не для меня. Вы планируете вынести семь картин… пусть их будет восемь, о'кей? Разница, по-моему, небольшая.
  
  — Но… ты никогда не сможешь ее продать. Если только на «черном рынке»…
  
  — Я не собираюсь ее продавать.
  
  — Если обнаружится подделка хотя бы одной картины, остальные тоже будут проверять, и тогда… — не отступал Майк.
  
  Чиб посуровел:
  
  — Это моя цена, Майк. Хочешь расплатиться наличными — валяй, отказываться не стану.
  
  Майк задумался.
  
  — Наш копиист и так работает не покладая рук, — проговорил он наконец.
  
  — Заставьте его работать быстрее. — Чиб наклонился вперед, и, хотя он был на добрых два дюйма ниже ростом, Майку показалось, что гангстер навис над ним будто скала. Города отсюда видно не было, температура к вечеру резко упала, и он почувствовал неприятный озноб. Женщина с ребенком, кормившие уток, куда-то исчезли, а на стоянке позади не было ни машин, ни людей.
  
  — Ну как, согласен?.. — нараспев произнес Чиб. — Или поговорим о том, как ты обманул меня в галерее?..
  
  Одна из уток ушла под воду. Она долго не показывалась, и Майк, которому вдруг перестало хватать воздуха, подумал — теперь-то он знает, что она должна ощущать.
  
  Конверт большого формата курьер оставил у дежурного администратора. Аллан сам отнес его к себе в кабинет и вскрыл, радуясь, что не поручил этого секретарше В конверте лежала слегка уменьшенная фотокопия нарисованного профессором плана.
  
  — Старый идиот!.. — пробормотал Аллан сквозь зубы. Гиссинг даже не предупредил его о том, что посылает план — не подумал, что конверт может попасть в чужие руки. Кроме того, в курьерской компании теперь осталась запись о срочной доставке документов от профессора Р. Гиссинга (Эдинбург, Художественное училище) мистеру А. Крукшенку (Первый Каледонский банк, отдел обслуживания крупных частных клиентов).
  
  Аллан медленно покачал головой. Они собирались быть предельно осторожными, но теперь благодаря профессорской небрежности где-то существовали уличающие их документы. Впрочем, Аллан был рад, что Гиссинг не забыл о его просьбе и все-таки прислал ему план. Вечером он положит бумаги в кейс и отнесет их домой. Там он задернет шторы, запрет входную дверь, разложит план на столе, нальет в хрустальный бокал порцию «Риохи» и как следует обо всем поразмыслит.
  
  Он должен сделать что-то полезное…
  
  Должен как-то оправдать свое участие.
  
  Возможно, он даже не станет пить сразу, чтобы, когда стемнеет, съездить в Грантон и взглянуть на склад собственными глазами.
  11
  
  Вечером Чиб планировал поужинать с женщиной, которая возглавляла эскорт-агентство. Пару лет назад он предложил помочь ей с бизнесом, но она отказалась наотрез. Тем не менее никаких действий он предпринимать не стал: женщина ему чем-то понравилась. Она была круче большинства его знакомых мужчин — намного круче, чем Гленн и Джонно, вместе взятые (последний все еще массировал пострадавшую руку, но было видно, что самолюбие его уязвлено гораздо сильнее). Чибу, впрочем, казалось, что с момента внезапного появления Страха прошла целая жизнь, а ведь это было только утром. Сегодня вечером, самое позднее завтра утром он должен был с ним связаться. Телефон скандинава лежал у него в кармане, но что ему сказать, Чиб понятия не имел.
  
  Никакого романа между Чибом и женщиной из эскорт-агентства никогда не было. Время от времени они встречались, чтобы вместе поужинать, сходить в кино или на концерт, обменивались новостями, сплетнями, анекдотами. Изредка Чиб даже позволял ей оплатить счет. Его собственная жена умерла от рака легких много лет назад, и он сильно переживал: от той же болезни когда-то скончалась и его мать. С самого начала, еще до того как они поженились, Чиб предупредил Лиз: мол, он не хочет иметь детей, чтобы им не пришлось испытать то, что выпало на его долю, когда умерла миссис Кэллоуэй. (К отцу Чиб особо теплых чувств не питал: старый болван каждый вечер напивался вдрызг и засыпал, не раздевшись, там, где его свалило дешевое пойло.) «Веселый ты парень, как я погляжу. Прямо оптимист!» — ответила Лиз, когда он сказал ей об этом в первый раз. Чиба тогда очень рассердило, что она восприняла его слова недостаточно серьезно, но он ничего не сделал — уже тогда он любил Лиз без памяти.
  
  Сегодня Чиб и его приятельница встречались в недавно открывшемся ресторане в одном из «облагороженных»[12] кварталов Лита. Гангстер еще помнил времена, когда Лит был портовым районом. Тогда в местных пивных и рюмочных, над которыми часто помещались залы игровых автоматов и комнаты с девочками, собирались суровые докеры с пудовыми кулачищами, а в многочисленных тату-салонах приторговывали таблетками и прочими стимуляторами. Даже сейчас прежняя жизнь не исчезла полностью, хотя территория большинства судоремонтных предприятий давно была приведена в образцовый порядок, повсюду открывались стильные бары, а таможенные склады в срочном порядке перестраивались под жилье.
  
  Чиб часто гадал, что сталось со старожилами Лита, когда началась эта глобальная реконструкция. Куда они подевались, как живут теперь, что думают о происшедших переменах? Впрочем, изменился не только этот район — весь город, казалось, находился в состоянии перманентной перестройки. Рядом с особняком Чиба еще лет десять-двенадцать назад не было ни одного нового дома, а теперь там появилась даже железнодорожная станция. В других знакомых с детства районах происходило то же самое. Зачастую перемены совершались столь стремительно, что за ними невозможно было уследить.
  
  В течение двух последних часов Чиб размышлял над безумным планом Майка. Он так глубоко задумался, что проиграл подряд три партии в снукер. Джонно даже пошутил — мол, не иначе за этим стоит какая-то женщина. Его слова заставили Чиба вернуться к действительности, и он подумал, что в бильярдной, кажется, чем-то воняет. Раньше ничего подобного он не ощущал (или просто не замечал), но теперь Чиб отчетливо чувствовал неприятный, уксусно-кислый запах. Стариковский пот и разбитые надежды, скверная еда и впустую потраченное время — вот о чем заставляло задуматься разлитое в воздухе навязчивое зловоние.
  
  В новом ресторане, разумеется, ни о чем подобном не могло быть и речи — как сказали Чибу, здешний шеф-повар уже заработал свою первую мишленовскую звезду. Подавали здесь в основном блюда из морепродуктов, в окно между общим залом и кухней, сделанным специально, чтобы клиенты могли наблюдать процесс приготовления пищи, Чиб видел, как повара в белоснежных тужурках ловко крошат чисто вымытую зелень и овощи. Это нововведение ему понравилось. Когда Чиб был подростком, продавец в ближайшей к школе закусочной имел обыкновение плевать в гриль, чтобы проверить, хорошо ли нагрелось масло. Сейчас при одной мысли об этом Чиба замутило.
  
  В ресторан он приехал немного раньше назначенного времени. Для этой поездки Чиб воспользовался «бентли» и был один: Джонно и Гленна он взять с собой не захотел, хотя телохранителей всегда можно было усадить за столик подальше или вовсе оставить в машине. Но на следующий день оба стали бы подначивать босса, спрашивая, храпит ли его подружка и предпочитает ли она по утрам яичницу с тостами, а ему этого не хотелось. Вот почему Чиб сразу предупредил телохранов, что вечером они ему не понадобятся. Гленну и Джонно это не понравилось, и они сразу напомнили ему о Викинге. Как и приказал Чиб, они навели в городе справки и предупредили осведомителей, но пока никаких сведений о местонахождении скандинава не поступало. Похоже, Викинга вообще никто не видел, а это означало, что он может неожиданно появиться в любой момент.
  
  — Вы точно не хотите, чтобы мы поехали с вами, босс?
  
  — Точно.
  
  Теперь, сидя за угловым столиком, откуда хорошо просматривался вход, Чиб вдруг поймал себя на том, что разглядывает развешанные по стенам картины. Это были даже не репродукции сколько-нибудь известных полотен — просто дилетантская мазня, единственным назначением которой было хоть немного оживить бледно-желтое пространство гладко оштукатуренной стены. В том, что картины гроша ломаного не стоят, Чиб не сомневался — после посещения аукциона он полистал кое-какую литературу по предмету. Продавщица в книжном магазине, куда обратился Чиб, порекомендовала ему несколько книжек «попроще», как она выразилась. «Попроще» в понимании Чиба означало что-то вроде начальной школы, поэтому он довольно резко возразил, что он, дескать, не тупой и не дебил. Напуганная продавщица поспешила извиниться, после чего они неплохо поладили.
  
  Словосочетание «начальная школа» заставило Чиба снова подумать о Майке. Странно, что он его совсем не помнил… Впрочем, Чиб хорошо знал этот тип: слабаки и хлюпики, которые стремятся подружиться со школьными хулиганами… даже если с тех пор прошло два десятка лет. Впрочем, план, о котором поведал ему Майк, был вовсе не плох — Чибу доводилось сталкиваться с куда более примитивными схемами, которые срабатывали вполне успешно. Даже если допустить, что что-то пойдет не так, самому Чибу это ничем не грозило. Парни, которых он собирался отправить Майку на подмогу, вряд ли станут болтать: каждый из них знал, что лучше провести несколько лишних месяцев за решеткой, чем иметь дело с Чибом Кэллоуэем. Сам Майк и его подельники могли, конечно, испугаться и пойти на сделку с правосудием, но этого Чиб не опасался — доказать его участие в ограблении легавые навряд ли сумеют. Ну и наконец, картина в любом случае останется у него.
  
  Весьма ценная картина.
  
  Кстати…
  
  О господи, как он раньше не подумал! Конечно!..
  
  Сунув руку в карман, Чиб достал один из своих мобильных телефонов и листок бумаги с номером Викинга. Набрав последовательность цифр, он стал ждать, пока кто-нибудь ответит. Как раз в этот момент в ресторан вошла его знакомая, и Чиб махнул ей свободной рукой. Как обычно, вокруг гостьи сразу же поднялась суета: навстречу ей, кланяясь на ходу, двинулся метрдотель, гардеробщица тоже вышла из-за своей стойки, чтобы принять пальто. У мэтра, понятно, был свой интерес: состоятельные посетители одного из лучших в городе ресторанов частенько обращались к нему с вопросом, где можно снять приличную девушку, чтобы приятно провести время. А метрдотель конечно же отвечал, что случайно знает одно такое место, где вполне безопасно и девушки приличные. Клиент в таких случаях обычно не скупился на чаевые, а на следующий день метрдотель получал и комиссионные от хозяйки эскорт-агентства. Вот и сейчас знакомая Чиба обменялась с метрдотелем небрежным рукопожатием, однако он не сомневался, что мэтр получил за свои услуги двадцатку, а то и целых полсотни.
  
  Тут на его звонок ответили, и Чиб нервно облизнул губы.
  
  — Это ты, Страх?
  
  — Мистер Кэллоуэй?..
  
  — Ага, он самый. Знаешь, приятель, я тут подумал, что у нас с самого начала как-то не заладилось… И мне кажется, я знаю, как исправить положение.
  
  — Я внимательно слушаю.
  
  — Как насчет небольшого жеста доброй воли, пока я еще не собрал бабки для твоих нанимателей? Я готов предложить что-то вроде залога, гарантирующего возврат денег. Правда, чтобы все организовать, мне понадобится еще несколько дней, может быть даже неделя, поэтому мне хотелось, чтобы ты убедил своих работодателей немного подождать. Поверь, дело того стоит.
  
  — Сдается мне, мистер Кэллоуэй, что вы затеяли какую-то игру. Я бы вам очень не советовал…
  
  — Вовсе нет, — перебил Чиб. — Это широко распространенная практика. К ней нередко прибегает мафия…
  
  — Уж не собираетесь ли вы подложить мне в постель лошадиную голову? А то мне сообщили, что вы усиленно разыскиваете мое скромное убежище…
  
  «Черт, этот Викинг — парень не промах!»
  
  — Мне кажется, мое предложение будет получше. Намного лучше.
  
  — Я вас слушаю, мистер Кэллоуэй.
  
  К тому моменту, когда приятельница Чиба добралась до столика, он успел сделать свое предложение и отключить телефон — до завтра. Поднявшись со своего места, Чиб чмокнул подругу в надушенную щеку.
  
  — Ты сегодня выглядишь просто потрясающе, — сказал он.
  
  — А ты… — Она помедлила, подыскивая подходящее слово. — У тебя очень самодовольный вид, иначе, пожалуй, не скажешь. Как у кота, который только что отведал хозяйских сливок.
  
  — Откуда ты знаешь, что это не так? — ухмыльнулся Чиб.
  
  Снова опустившись в кресло, он взял со стола салфетку и сам расстелил ее у себя на коленях, опередив официанта. Чиб терпеть не мог, когда подобные вещи делали за него.
  
  Майк как раз выходил из душа, когда в гостиной зазвонил телефон. К тому моменту, когда он закончил вытираться (глядя на себя в большое зеркало, Майк с неудовольствием отметил, что ему не мешает возобновить абонемент в тренажерном зале), звонки уже прекратились. Никакого сообщения абонент не оставил, но он узнал домашний номер профессора Гиссинга. Сунув ноги в тапочки и завернувшись в махровый халат, Майк двинулся к балкону, на ходу набирая номер.
  
  — Что вы хотели, профессор? — спросил он, когда Гиссинг взял трубку.
  
  — Мне просто хотелось узнать — твой друг Кэллоуэй с нами?
  
  — Кажется, да.
  
  — И во сколько нам обойдется его помощь?
  
  — Он сказал — ему нужна картина.
  
  Майк затаил дыхание, предвидя реакцию профессора.
  
  — Зачем?! — завопил Гиссинг. — Он же ничего не смыслит в искусстве! Я уверен, что этот невежда не отличит Мане от Моне!
  
  — Я думаю, Чиб не отличит Мане от Пикассо и тем не менее… — Майк выждал несколько секунд, давая Гиссингу возможность немного остыть. — Проблема, собственно, лишь в том, успеет ли Уэсти написать восьмую копию.
  
  — В таком случае переговоры с нашим юным художником я поручаю тебе, Майкл, — раздраженно буркнул профессор. — Похоже, ты умеешь находить общий язык и с гангстерами, и со студентами.
  
  — Даже не знаю, с чего вы это взяли, — усмехнулся Майк. Он, впрочем, чувствовал себя польщенным.
  
  — Да, кстати, я тут подумал, что Кэллоуэй может быть нам полезен еще в одном отношении… — проговорил профессор, понемногу приходя в себя.
  
  — В каком же?
  
  Вечерний воздух был прохладен, и Майк вернулся с балкона в комнату, прикрыв за собой дверь.
  
  — В Национальной галерее есть один хранитель-искусствовед… — начал объяснять Гиссинг. — А Кэллоуэй, похоже, тот самый человек, который может с ним разобраться.
  
  — Разобраться!?.. — переспросил Майк.
  
  Ему показалось, что он ослышался.
  
  — Самым решительным образом, — подтвердил профессор.
  12
  
  Аллану Крукшенку давно казалось: хорошим банковским служащим он стал лишь благодаря тому, что всегда был человеком осторожным и… скучным. За свою жизнь он, пожалуй, ни разу не рискнул по-настоящему. На работе Аллан старался действовать благоразумно и расчетливо — и как результат ни разу не терял деньги клиентов. С другой стороны, служба в банке сделала его циником. Деньги к деньгам — в истинности этого избитого трюизма Аллан убеждался едва ли не каждый день. Его состоятельные клиенты на глазах становились все богаче, хотя никто из них не прилагал к этому ни малейших усилий. По-видимому, они считали, что так и должно быть; во всяком случае, никакой благодарности к Аллану, которому приходилось работать вместо них, они не испытывали. Многие из тех, кто числился в банковском реестре клиентов с крупным чистым капиталом, владели тремя-четырьмя отнюдь не самыми дешевыми домами, яхтами, чистокровными скакунами, собственными островами и бесчисленными произведениями искусства, но оценить все это по достоинству они были, по-видимому, не в состоянии. Каждый из них денно и нощно был озабочен только одним: как не потерять нажитое, как повыгоднее вложить деньги, чтобы приумножить и без того немалое состояние. Аллану такие люди казались ограниченными и скучными, а они в свою очередь, по-видимому, думали о нем точно так же.
  
  Немногим лучше были и коллеги-финансисты, вместе с которыми Аллан работал в Первом Каледонском. Каждый был погружен в собственные проблемы, не обращая ни малейшего внимания на соседей. К примеру, руководитель отдела, в котором трудился Аллан, встречался с ним десятки раз, но, похоже, был не в состоянии запомнить ни имени, ни лица своего служащего. Во всяком случае, на редких корпоративных вечеринках он раз за разом рассказывал Аллану один и тот же бородатый анекдот, а Аллан в свою очередь с трудом сдерживался, чтобы не завизжать: «Ты мне это уже говорил, тупица!» Он, впрочем, давно научился сохранять на лице выражение внимательной заинтересованности и мог в нужном месте ахнуть или довольно натурально расхохотаться.
  
  «Я должен иметь что-то такое, чего у него нет и никогда не будет, — часто думал Аллан. — Ни у него, ни у моих клиентов-бездельников. Мне нужно любой ценой заполучить тех двух Култонов…»
  
  Но садиться в тюрьму ему тоже не хотелось.
  
  За последние несколько дней Аллан не раз просыпался в холодном поту, с лихорадочно бьющимся сердцем. Изучая присланный профессором план, он выискивал возможные «узкие места», а сам думал, сколько лет ему дадут за участие в ограблении. И что скажут дети, когда узнают, что их папа находится «на содержании Ее Величества»? Стоит ли подвергать себя такой опасности ради каких-то картин, которые он все равно не сможет никому показать, не сможет похвастаться ими перед клиентами, боссом, коллегами? Да еще Марго, его бывшая жена… На протяжении многих лет она утверждала, что он — занудный тип, что разговоры у него скучные, что одевается он скучно, готовит — скучно, а занимается любовью еще хуже, чем готовит… Когда она ушла, Аллан понял, что все еще ее любит, но Марго уже нашла себе нового мужчину — молодого манекенщика, который носил стильные шерстяные рубашки-поло со стоечкой и беспрестанно улыбался глупой, самодовольной улыбкой. Это, впрочем, не мешало Аллану звонить бывшей жене каждые несколько дней. Он надеялся что-то поправить и предлагал Марго встретиться то в одном, то в другом модном кафе, но она, похоже, успела побывать в каждом из них.
  
  Так, во всяком случае, она говорила.
  
  И вот теперь Аллану представилась возможность совершить нечто такое, чего никогда не сможет позволить себе Мистер Модные Рубашки. Он мог совершить идеальное преступление. Пожалуй, только поэтому Аллан по-прежнему был полон решимости идти до конца, несмотря на терзавшие его ночные кошмары и дурные предчувствия. Черт побери, почему нет?! Быть может, его дети даже станут относиться к нему лучше, если в конечном итоге он и угодит в тюрьму: дурная слава в глазах подростков гораздо предпочтительнее полной безвестности.
  
  — Ты уверен?.. — в двадцатый, наверное, раз спросил его Майк, когда они поднимались по лестнице на четвертый этаж, где жил Уэсти.
  
  — Да, уверен, — ответил Аллан, от души надеясь, что голос его звучит достаточно убежденно.
  
  Приятель поручил ему подробно проработать план операции, но каждый раз, когда Аллан находил какую-то вызывающую сомнение деталь, непременно оказывалось, что Майк уже об этом подумал. А после того как приятель привлек к делу Чиба Кэллоуэя и его молодчиков, они перестали испытывать нехватку рук, и сейчас Майк снова предложил Аллану отказаться от участия в налете, если он не уверен в успехе «на сто один процент».
  
  — Решение за тобой, — сказал Майк. — Но что бы ты ни решил, никто тебя не осудит.
  
  — Слушай, Майк, — ответил на это Аллан, — а ты, часом, не хочешь от меня избавиться?
  
  В ответ Майк только покачал головой. Он не отвел взгляда, но ничего не сказал.
  
  Так, в молчании, они достигли лестничной площадки, где жил Уэсти, и остановились, чтобы немного отдышаться. Наконец Майк медленно кивнул и нажал кнопку звонка. Молодой художник, открывший им дверь, выглядел нервным и издерганным, и Майк не преминул это отметить.
  
  — Сами виноваты, — огрызнулся Уэсти. — В последние несколько дней я почти не сплю, держусь только на кофе и сигаретах, да иногда позволяю себе «кровавую Мэри». Чисто для тонуса.
  
  — С «Табаско» или с вустером? — уточнил Майк, и Уэсти смерил его мрачным взглядом.
  
  Из прихожей они сразу прошли в гостиную-студию, где пахло свежей краской, лаком и смолой. Для подрамников Уэсти использовал в основном старое дерево — рамы им были не нужны, коль скоро их все равно пришлось бы оставить. Если старого дерева не хватало, он в несколько слоев покрывал сосновые рейки растворимым кофе.
  
  — Отличный способ, — сказал Уэсти, когда Майк взял одну рамку и понюхал. — Прекрасно работает.
  
  — Кофе, надеюсь, контрабандный? — поинтересовался он, но Уэсти не обратил на шутку никакого внимания. Казалось, он гордится своими подрамниками куда больше, чем готовыми копиями, однако Аллан, внимательно осмотревший картины, нашел их превосходными. Он так и сказал, и, пока Уэсти надувался от гордости, Майк успел убедиться в том, что Аллан нисколько не преувеличил.
  
  Репродукции полотен Уэсти получил от Гиссинга. Сейчас они были приколоты кнопками прямо к стенам импровизированной студии. Были тут и страницы, вырванные из каталогов, и сделанные с близкого расстояния фотографии отдельных наиболее сложных фрагментов картин, которые (фотографии) профессор отыскал в библиотеке Художественного училища. Между ними белели листы с распечатанной на принтере информацией, полученной в основном из интернета: это были подробные описания творческой манеры и техники того или иного художника с точным (где это было возможно) указанием использованной краски и даже с названием фирмы-производителя. В банках со скипидаром отмокали кисти. Несколько кистей — засохших, безнадежно испорченных — перекатывались под ногами. На полу студии валялись также начатые или выжатые досуха тюбики краски, а также куски картона и фанеры, которые Уэсти использовал в качестве палитр. Сам художник тоже напоминал ходячую палитру: его просторную майку и мешковатые, до колен, шорты покрывал такой густой слой засохшей краски, что сейчас уже невозможно было сказать, какого цвета они были раньше.
  
  — Я же говорил, что смогу это сделать! — с гордостью заявил Уэсти, однако, прикуривая очередную сигарету от окурка предыдущей, он мучительно закашлялся и согнулся так, что длинные сальные волосы закрыли ему все лицо. Парень откинул их судорожным движением руки.
  
  — Мне кажется, тебе нужно немного поспать, — предложил Аллан.
  
  — Еще как нужно! — согласился Уэсти.
  
  — Отдохнешь, когда все будет готово, — предупредил Майк. — Сколько тебе еще осталось?
  
  — Пять готовы. Осталось две.
  
  Уэсти жестом указал на сохнущие полотна.
  
  — Три, — поправил Майк.
  
  Уэсти смерил его угрюмым взглядом.
  
  — Мы договаривались насчет семи, — напомнил он. — По две каждому из вас, и одна мне.
  
  — У нас появился еще один… партнер.
  
  — Но послушайте, нельзя же на ходу менять правила!
  
  — Можно и нужно. К тому же наш новый партнер настаивает…
  
  Они заспорили. Уэсти требовал дополнительной оплаты, Майк не уступал, и Аллан поймал себя на том, что наблюдает за другом с одобрением и даже с каким-то извращенным удовольствием. Казалось, за каких-нибудь несколько дней Майк успел полностью сжиться с новой для себя ролью крутого дельца, главаря преступной группы. Возможно, в последнее время он слишком много времени проводил в обществе Чиба Кэллоуэя, но Аллан думал, что дело в другом. Похоже, Майк впервые в жизни получал от себя самого и от своих поступков настоящее удовольствие.
  
  Да, в их жилах текло одно и то же электричество, но результат был разным.
  
  Теперь Майк был готов на многое.
  
  Еще недавно этот высокий, крупный мужчина непроизвольно сутулился, словно стесняясь своих габаритов. Теперь же он явно чувствовал себя намного увереннее и свободнее: плечи расправлены, спина прямая. Кроме того, он чаще смотрел собеседникам в глаза и произносил слова хотя и медленно, но твердо, словно чувствуя за собой какую-то силу. Должно быть, подумал Аллан, таким он был, когда занимался бизнесом, и именно эта внутренняя сила позволила ему вскарабкаться на самый верх. Когда Майк продал свою фирму и получил огромную кучу денег, он почти лишился внутреннего огня. Теперь былой огонь, похоже, разгорелся вновь, однако Аллан вовсе не был уверен, что этот новый Майк ему по-прежнему нравится. Еще недавно они сплетничали, как торговки, рассказывали друг другу анекдоты и разные смешные случаи, но сейчас ему казалось — их объединяет только задуманный налет на склад. А что потом, когда все будет позади? Станет ли их дружба еще крепче, или они, наоборот, начнут чуждаться друг друга и в конце концов разойдутся как в море корабли? Спрашивать об этом Аллан боялся, поэтому он больше смотрел, слушал, размышлял. Только Майково решение привлечь к делу Чиба Кэллоуэя заставило его активно возражать, однако он довольно скоро сдался, уступив объединенной воле своих друзей. В глубине души Аллан, однако, продолжал считать этот ход ошибкой, серьезной ошибкой.
  
  Риск, по его мнению, был слишком велик. Во-первых, люди, которых обещал найти Кэллоуэй, подчинялись только самому Кэллоуэю. Гангстер мог заставить их поступать так, как выгодно ему, а вот станут ли они делать то, что потребуют от них Майк, Гиссинг или сам Аллан, — это большой вопрос. Во-вторых, ничто не мешало Кэллоуэю отнять у них добычу, после того как операция будет завершена. Обратиться к властям они, разумеется, не могли, так что в этом отношении руки у гангстера были развязаны.
  
  Все эти соображения Аллан уже высказывал Майку. Тот выслушал не перебивая, а потом спросил, может ли Аллан найти оружие, украсть фургон, уговорить трех-четырех хулиганов принять участие в ограблении? До дня открытых дверей оставалась всего неделя, и Кэллоуэй был их единственной реальной возможностью осуществить задуманное.
  
  Аллан пытался возражать. «Можно купить подержанный фургон, — бормотал он. — Назваться выдуманными именами, заплатить наличными… Что касается оружия… Вы считаете, оно нам действительно необходимо?..»
  
  Но двумя голосами против одного Аллан был снова побежден.
  
  Вот тебе и «специалист по обдумыванию деталей»!..
  
  Пять готовых подделок стояли каждая на своем мольберте, некоторые еще блестели свежей краской. Наверное, они еще липкие на ощупь, подумал Аллан. Масляным краскам нужно время, чтобы засохнуть как следует — несколько часов или даже дней, насколько он помнил. Интересно, как долго сохраняется запах свежей краски? Майк, впрочем, пришел сюда сегодня, чтобы убедиться: Уэсти не добавил к картинам никаких своих «фирменных» штрихов вроде сплющенных пивных жестянок или реактивных самолетов в небе. И когда его друг начал внимательно вглядываться в готовые полотна, Аллан занялся тем же.
  
  — Выглядит очень, очень неплохо, Уэсти, — промолвил наконец Майк, и молодой художник в ответ слегка поклонился.
  
  Именно в этот момент Аллан окончательно понял, что к назначенному сроку будут готовы все восемь копий: своим поклоном Уэсти как бы признал за Майком право распоряжаться. Тем временем Майк достал из кармана пять сложенных листов бумаги с репродукциями картин, отобранных лично Гиссингом. Это были дорогие, но малоизвестные полотна, скопировать которые можно было без особого труда.
  
  — Вот, — сказал он, протягивая репродукции Уэсти. — Выбери сам, какую картину тебе будет проще скопировать. Проще и быстрее.
  
  — Не очень-то он разборчив, этот наш новый партнер, — проворчал Уэсти, перебирая рисунки. — Как я понял, он возьмет то, что вы ему дадите?
  
  — Ты неплохо соображаешь, Уэсти. А теперь — выбирай…
  
  — Вот эту.
  
  Молодой художник показал одну из репродукций.
  
  Майк кивнул.
  
  — А ты что скажешь? — повернулся он к Аллану.
  
  Вопрос застал Аллана врасплох.
  
  — Насчет чего? — пробормотал он.
  
  — Насчет вот этого…
  
  Майк показал в сторону мольбертов.
  
  — На мой взгляд, выглядят они очень достойно. В рамах, конечно, было бы еще лучше, но… Действительно ли эти копии способны ввести в заблуждение специалиста?
  
  — Смотря какой специалист, — отозвался Майк, не отрывая взгляда от портрета жены Монбоддо.
  
  Он был не закончен — Уэсти еще предстояло поработать над фоном, но с того места, где стоял Аллан, картина казалась почти неотличимой от оригинала. Почему-то ему вспомнилось, как на выставке Майк застыл перед настоящим портретом, а потом долго не мог от него отойти, хотя в тот раз в галерее было выставлено несколько десятков не менее достойных работ. Сам Аллан успел дважды обойти зал, прежде чем ему удалось оторвать друга от портрета. Сегодня та давняя история грозила повториться. Аллан уже прикидывал, что бы такое придумать, как вдруг боковым зрением уловил какое-то движение.
  
  — Это еще что такое?!
  
  — Улыбнитесь, сейчас птичка вылетит! — весело сказала молодая женщина, державшая перед глазами направленную на них видеокамеру. Уэсти даже сделал ручкой в объектив.
  
  — Кто это? — требовательно спросил у него Майк.
  
  — Это Элис, — ответила девушка и, не опуская камеры, шагнула в комнату. — Вас я уже знаю: Майк и Аллан, так?.. Вы-то знаете про Уэсти все: и фамилию, и где он живет, а вот он про вас ничего не знает. По-моему, это несправедливо…
  
  Майк повернулся к художнику:
  
  — Хотел бы я знать, ты хоть что-нибудь еще не рассказал своей подружке?
  
  — А почему он должен что-то от меня скрывать? — Шагнув к Майку, девушка наконец-то опустила видеокамеру. На ней была короткая черная юбка в обтяжку, толстые шерстяные легинсы и майка с портретом Аль Пачино из фильма «Человек со шрамом». — Кстати, ты Майк или Аллан?
  
  — Это Майк, — сказал Уэсти.
  
  Ему хватило такта изобразить смущение, однако Аллану почему-то казалось — появление Элис с видеокамерой не было для него неожиданностью. На лице его, во всяком случае, не было заметно никаких следов удивления, да и голос звучал совершенно нормально.
  
  Элис переложила камеру в левую руку, собираясь обменяться с Майком рукопожатиями, но тому было не до приличий. Девушка, впрочем, это быстро поняла и протянула руку Аллану.
  
  — Аллан, правильно? — спросил она.
  
  — Угу.
  
  Аллан пожал протянутую руку. Он не видел никакого смысла наживать врагов на пустом месте. Эту мысль он попытался взглядом внушить и Майку, но тот смотрел только на Элис и ничего не заметил.
  
  Девушка в свою очередь направилась к выставленным на мольбертах картинам, попутно чмокнув Уэсти в щеку.
  
  — Все-таки он очень, очень талантлив! — проговорила она с театральным вздохом и, погладив художника по щеке, которую только что целовала, снова повернулась к Майку.
  
  — Эта штука все еще включена? — осведомился тот, имея в виду видеокамеру.
  
  — Она же направлена в пол, разве не видишь? — возразила Элис.
  
  — Но звук-то она продолжает записывать, — парировал Майк.
  
  Элис несколько мгновений разглядывала его, потом улыбнулась и, выключив камеру, слегка помахала ею в воздухе перед собой.
  
  — Пусть это будет нашей страховкой, — сказала она. — Гарантией того, что мы в этом деле вместе до конца… Иными словами — если на каком-то этапе вам вздумается кинуть моего Уэсти, эта запись попадет в полицию. Поверьте, я забочусь только о его интересах…
  
  Аллан погрозил ей пальцем:
  
  — А ведь я тебя знаю. Видел в кинотеатре «Киноаншлаг».
  
  Элис слегка дернула уголком рта, подтверждая справедливость его слов, но отвлечь ее Аллану не удалось. Девушка продолжала пристально смотреть на Майка.
  
  — Уэсти говорит, вы предложили ему оплату наличными, и я уверена — он отработает каждый пенни. Но только что я слышала, как вы пытались заставить его написать еще одну копию — бесплатно. По-вашему, это справедливо?
  
  — Чего ты хочешь?
  
  — Я хочу того, что будет лучше для Уэсти. Честно говоря, ваш план показался мне просто безумным, но Уэсти говорит, что готов идти с вами на это… на операцию. Кроме того, вы обещали ему картину, которая очень нравится нам обоим, так что в этом отношении все нормально…
  
  — Вероятно, есть и какое-то «но», не так ли?
  
  — Но мы подумали, — с готовностью подхватила Элис, — что было бы неплохо получить аванс. Скажем, «штуку» или около того…
  
  Майк демонстративно охлопал карманы:
  
  — Боюсь, наличными у меня наберется не больше сотни.
  
  — Ты можешь выписать чек, но… — для пущего эффекта Элис выдержала продолжительную паузу. — Но тогда мы узнаем твою фамилию, Мистер Майк. — Она игриво улыбнулась и даже пробежалась кончиком языка по верхней губе.
  
  Майк, напротив, нахмурился и засунул руки в глубоко карманы. Даже у Аллана невольно сжались кулаки, и он молча возблагодарил Бога за то, что Чиб еще не достал им обещанные пистолеты.
  
  Когда Майк наконец заговорил, в его голосе звучала глухая угроза:
  
  — Я дам деньги, но мне кое-что от вас понадобится.
  
  — Это?
  
  Элис взмахнула камерой. Майк кивнул.
  
  — Это очень хорошая камера, — манерно произнесла она. — Даже не знаю, смогу ли я с ней расстаться.
  
  — За пять сотен, думаю, сможешь.
  
  — За тысячу, — поправила Элис.
  
  Майк молча вытянул вперед руку ладонью вверх.
  
  — Сейчас? — Она приподняла бровь. — А ведь мы еще не видели никаких денег!
  
  — Я не могу оставить эту камеру у тебя, Элис. — Голос Майка звучал так же глухо и монотонно. — Ты можешь скопировать запись, переслать ее по Сети… что угодно.
  
  — Но отдать камеру сейчас… а ведь я даже не знаю, можно ли тебе доверять!
  
  — Решай сама. — Майк смахнул с лацкана безупречного пиджака несуществующую пылинку. — Только имей в виду, Элис, теперь ты тоже в этом деле по уши, и твое будущее связано с нашим самым тесным образом.
  
  — Как бусины в «четках для нервных»?[13]
  
  — Скорее как домино. Достаточно, чтобы одна костяшка упала, и…
  
  Элис снова улыбнулась, на сей раз более открыто.
  
  — …И остальные последуют за ней. — Она вложила видеокамеру в протянутую ладонь Майка.
  
  — Правильное решение. — Майк убрал камеру в карман. Его глаза по-прежнему были устремлены на Элис, но Аллан неожиданно подумал, что все сказанное в полной мере относится и к нему.
  13
  
  — Твой босс здорово наловчился уходить от наблюдения, — сказал Рэнсом.
  
  Детектив-инспектор сидел в кофейне на Хай-стрит, напротив здания Парламента, и разговаривал по мобильному с человеком, который устроился через несколько столиков от него. Оба хорошо видели друг друга, но встречаться лицом к лицу было чересчур опасно.
  
  — Это потому, что он не пускает меня за руль. Ни меня, ни Джонно, если на то пошло, — сказал в телефон Гленн Барнс.
  
  — Думаешь, он что-то подозревает?
  
  — Если бы я так думал, давно бы обзавелся фальшивым паспортом и накладной бородой — только меня и видели.
  
  — Это ему придется исчезнуть, — уверенно возразил Рэнсом. — Он уйдет, и его империя останется без присмотра.
  
  — И вы просто так дадите мне прибрать ее к рукам? Откуда мне знать, что вы не попытаетесь отправить меня за решетку, как сейчас пытаетесь посадить его?
  
  — Мы об этом уже говорили, Гленн, — сказал Рэнсом, ободряюще улыбнувшись собеседнику. — Я, конечно, был бы не прочь отправить в тюрьму и тебя, но, когда ты станешь самым главным в городе, это будет не так-то легко сделать.
  
  — Кроме того, вы будете у меня в долгу, инспектор.
  
  — Естественно, — покладисто согласился Рэнсом и ненадолго отвел взгляд, но лишь для того, чтобы поднести к губам кофейную чашку. Кофе был очень горячим, к тому же, на его вкус, в нем было слишком много вспененного молока.
  
  — Кофе с молоком? — спросил Гленн по телефону.
  
  Рэнсом кивнул:
  
  — А у тебя?
  
  — Горячий шоколад со взбитыми сливками.
  
  — Это даже звучит отвратительно… — Рэнсом тщательно стер пенку с верхней губы. — Итак, что замышляет твой патрон, Гленн?
  
  — Не знаю.
  
  — Спасибо за бесценную информацию, дружище.
  
  — Напрасно вы так… — обиделся Гленн. — Но он что-то затевает, это точно.
  
  — Ты только что сказал, что ничего…
  
  — Я сказал вовсе не это. Я сказал — я не знаю, что он задумал.
  
  — Но какие-то планы у него есть?
  
  Гленн кивнул. Колокольчик на входной двери звякнул, и оба мужчины обернулись, чтобы посмотреть, кто это, встречаться со знакомыми обоим было крайне нежелательно. Но это оказалась просто еще одна молодая мать, толкавшая перед собой коляску с младенцем.
  
  — Нужно бы запретить ходить в такие места с детьми, — проворчал Гленн, поглядывая на сидевших за столом мамаш, которые шумно приветствовали новоприбывшую. Один ребенок громко захныкал и, похоже, не собирался успокаиваться.
  
  — Согласен с тобой на все сто. Я и студентов бы сюда не пускал…
  
  Рэнсом кивком показал на паренька лет девятнадцати, который давно допил свой кофе и теперь разложил перед собой курсовую работу и ноутбук, единолично заняв столик, предназначенный для четверых. Ноутбук был подключен к ближайшей розетке.
  
  — Боюсь только, — добавил детектив, — что в этом случае здесь вообще было бы пусто, а мы с тобой и так слишком бросаемся в глаза.
  
  — Да, наверное, — согласился Гленн.
  
  — Ну а теперь, когда мы обсудили насущные проблемы общественного питания, давай вернемся к твоему боссу, — жизнерадостно сказал Рэнсом.
  
  — Что бы он ни задумал, меня с Джонно он и близко не подпускает, — пожаловался Гленн, и Рэнсом понял, почему осведомитель попросил о встрече. Ему просто нужно было выпустить пар. — Единственное, что я знаю, — это то, что в пабах, в которых мы побывали, он расспрашивал про каких-то малолеток…
  
  — Про малолеток?
  
  Гленн догадался, что инспектор его недопонял.
  
  — Про молодых хулиганов, футбольных болельщиков… — пояснил он.
  
  — Ну а имена-то у них есть, у этих малолеток?
  
  Гленн покачал головой:
  
  — Есть, конечно, но…
  
  — И что ему от них нужно?
  
  — Понятия не имею. Все началось после того, как он случайно столкнулся с парнем, с которым вместе учился в школе. То есть он говорит, что они когда-то были в одном классе, но я же вижу — этот его приятель совсем другой. Разного поля ягоды, если вы понимаете, о чем я… Как бы там ни было, несколько дней назад Чиб куда-то с ним ездил, а когда вернулся — сразу стал собирать шайку малолеток.
  
  — Считаешь, он потихоньку отстраняет тебя от дел?
  
  Даже несмотря на разделявшее их расстояние, детектив почувствовал на себе тяжелый взгляд громилы.
  
  — Никто не выведет меня из игры, мистер Рэнсом.
  
  — Тем не менее, раз он собирает шайку, значит, на что-то нацелился.
  
  — Или на кого-то… — уронил Гленн.
  
  — Ты имеешь в виду убийство? — Рэнсом даже не сумел скрыть своего удивления. — И кого же они хотят убрать?
  
  — В городе появился один тип — этакий здоровенный татуированный медведь не то из Исландии, не то из Гренландии. Он приехал, чтобы получить должок за поставленный, но не оплаченный товар. Товар конфисковали ваши ребята, но «Ангелы Ада» все равно требуют свои бабки.
  
  — А платить Чибу, конечно, не хочется?
  
  — Он уверен, что четверо или пятеро парней с бильярдными киями могли бы решить любую проблему. — Гленн немного помолчал. — Но я что-то сомневаюсь, что это будет так просто. Чтобы завалить этого парня, им нужно что-то посерьезнее, чем лакированные деревяшки. Но даже если им повезет, вместо Страха все равно приедет другой…
  
  Рэнсом подумал, что ослышался.
  
  — Вместо Страха? — переспросил он.
  
  — Так этот парень себя называет.
  
  Рэнсом попросил Гленна подробно описать чужака и тщательно все записал, потом заглянул на предыдущие страницы блокнота. Он уже пробил по интернету всех, кого назвала ему Лаура Стэнтон, но результаты оказались не слишком впечатляющими. Аллана Крукшенка он вообще не нашел, хотя Лаура и говорила, что он трудится в Первом Каледонском банке. Гиссинг когда-то писал картины, потом преподавал в Художественном училище и опубликовал несколько скучных монографий и исследований по истории искусства. Что касалось Майка Маккензи, то он оказался очередным жирным котярой, разбогатевшим на компьютерных технологиях.
  
  — А как выглядит этот школьный приятель Чиба? — спросил Рэнсом и удовлетворенно крякнул, когда описание Гленна в точности подошло к Майку Маккензи.
  
  — Чиб случайно встретил его в винном баре. Не знаю, что там у них было дальше, но они вдруг стали друзьями — водой не разольешь.
  
  Рэнсом задумчиво постучал по блокноту кончиком карандаша.
  
  — Это может значить многое. Или ничего… — констатировал он.
  
  — Угу, — согласился Гленн.
  
  — Ладно, давай пока вернемся к этому… Страху. Он что же, просто сидит и ждет, пока ему принесут деньги?..
  
  — Трудно сказать. Мы его повсюду искали, но… Такое впечатление, что парень ночует под открытым небом на Троне Артура: в городе его не видела ни одна живая душа, а он, уж поверьте, не из тех, кого можно просто не заметить.
  
  — А как ведет себя Чиб? Он обеспокоен или?..
  
  — Мне кажется, он что-то придумал — какой-то выход.
  
  — Какой же?
  
  — Он не говорит.
  
  — Может, это убийство, которое он планирует?
  
  — Может быть.
  
  Рэнсом вздохнул:
  
  — Господи, Гленн, ты же мой долбаный осведомитель. Отчего же ты такой неосведомленный?
  
  — Да идите вы!.. — огрызнулся Гленн. — Мне и без вас головной боли хватает.
  
  Детектив насмешливо покачал головой:
  
  — Разве это головная боль, Гленн? Это просто ерунда. Если воспользоваться спортивной терминологией, я даже еще не размялся. Настоящая головная боль начнется, когда я надену на Чиба Кэллоуэя наручники. Вот только мне не очень хочется, чтобы мы с тобой успели состариться к тому моменту, когда это произойдет. Ты понял?..
  
  — Понял, понял… — Гленн бросил взгляд на экран своего телефона, и Рэнсом догадался, что он смотрит на время. — Мне пора идти, — сказал бандит. — Как раз сейчас я должен забирать деньги в пабе на Эббихилл.
  
  — Смотри не жадничай, — ухмыльнулся Рэнсом. — Потому что, если ты прикарманишь слишком много, босс может на тебя рассердиться.
  
  На том конце линии воцарилось молчание: Рэнсом задел за больное место. Собственно говоря, именно так Гленн и стал осведомителем. Однажды он явился за выручкой в один из принадлежавших Кэллоуэю баров и через двадцать минут вышел оттуда не только с полной сумкой денег, но и с полными карманами. Тут-то его и застукал Рэнсом. Остановив Гленна, он ощупал один из оттопыривающихся карманов его пиджака, в котором, помимо увесистого груза монет, лежала перехваченная резинкой тугая пачка банкнот. «А я-то считал тебя умным человеком, Гленн. — проговорил детектив, сокрушенно цокая языком. — Зато теперь у нас есть о чем поговорить.
  
  Поднявшись со своего места, Гленн злобно покосился на Рэнсома и убрал мобильник во внутренний карман. Когда он выходил из кофейни, то едва не столкнулся в дверях с двумя туристками. Одна из них держала в руках план города и, по-видимому, собиралась его о чем-то спросить, но, увидев выражение лица Гленна, передумала.
  
  Рэнсом проводил громилу взглядом и, улыбнувшись себе под нос, снова поднес чашку к губам.
  
  — Тебе когда-нибудь приходилось держать в руках пистолет, Майк?
  
  — Только в детстве. Правда, тогда они были пластмассовыми и стреляли пистонами.
  
  Майк взвесил оружие в руке. Оно было матово-черным и издавало легкий запах масла.
  
  — Это браунинг, — пояснил Чиб. — Одна из лучших моделей. Надеюсь, тебе понравится.
  
  Они встретились в мастерской при станции техобслуживания, неподалеку от того места, где оба выросли. До их старой школы отсюда было рукой подать.
  
  Мастерская выглядела заброшенной. В единственном боксе ржавела над смотровой ямой древняя «сьерра», повсюду были разбросаны старые покрышки, колесные диски, выхлопные трубы, фары с торчащими из них пучками цветных проводов. К стене над верстаком были прилеплены древние календари с грудастыми красотками. Рабочий день давно закончился, автомеханики разошлись по домам, и площадка перед мастерской была погружена во тьму. Шагая к дверям между грудами железного хлама, Майк думал о том, что это его последняя возможность отказаться от участия в рискованном предприятии и при этом сохранить хотя бы немного достоинства и самоуважения. Как только он войдет в мастерскую и возьмет в руки пистолет, пути назад не будет.
  
  Чиб был уже на месте. Он стоял возле верстака и слегка улыбался, скрестив руки на груди. «Я знал, что ты никуда не денешься», — казалось, говорил весь его вид.
  
  Остальные пистолеты лежали в хлипком картонном ящике из-под креветочных чипсов. Пока Майк осваивался с браунингом, Чиб достал из ящика обрез охотничьего ружья.
  
  — Немного заржавел, — сказал гангстер, — но напугать им можно.
  
  Он навел ружье на Майка и усмехнулся. В ответ Майк прицелился в него из пистолета. Чиб взвел курки и, направив оружие вверх, нажал на спуск. Раздался приглушенный щелчок.
  
  — Все это барахло давно списано, иначе прокат обошелся бы тебе тысячи полторы в день.
  
  — Это мне по карману.
  
  — Я знаю, Майк, знаю. И поэтому не могу не спросить: зачем тебе все это понадобилось? Ведь ты и так можешь купить почти все, что захочешь.
  
  — А если то, что я хочу, не продается?
  
  — Как картины, ты хочешь сказать?.. — Чиб внимательно смотрел, как Майк переложил тяжелый браунинг в другую руку. — Попробуй засунуть сзади за ремень, так должно быть удобно.
  
  Майк сделал, как ему было сказано.
  
  — По-моему, так его будет заметно…
  
  — В том-то и дело. Придется тебе надеть куртку подлиннее и посвободнее. — Чиб отложил обрез и снова опустил руку в коробку. — Тут еще пара стартовых пистолетов — оба заряжены холостыми на случай, если вам понадобится шумнуть. Второй браунинг и какое-то древнее барахло не то с Фолклендов, не то из Ирака…
  
  — Это револьвер, — сказал Майк, принимая у него оружие. — Не знал, что они все еще стоят на вооружении.
  
  Чиб равнодушно пожал плечами:
  
  — Скажи своему приятеля Аллану и студенту — пусть немного потренируются. Когда дойдет до дела, они должны выглядеть так, словно оружие для них — дело привычное.
  
  Майк кивнул:
  
  — А как насчет остальных?
  
  — Насчет моих ребят не беспокойся, они со стволами обращаться умеют.
  
  Майк вернул револьвер в коробку и, взяв в руки обрез, с интересом его осмотрел. Браунинг так и остался у него сзади за ремнем. Ружье показалось ему тяжелым и неуклюжим, и Майк, покачав головой, снова положил его в ящик.
  
  — Когда мы встретимся с твоими ребятами?
  
  — Непосредственно перед делом — они будут в курсе. Я велю им делать все, что ты прикажешь.
  
  Майк снова кивнул:
  
  — Что с фургоном?
  
  — Подходящий фургон угнали только сегодня. Думаю, как раз сейчас, пока мы с тобой разговариваем, на него ставят фальшивые номера.
  
  — Но это не здесь, да?
  
  Чиб покачал головой:
  
  — У нас в городе есть несколько своих ремонтных мастерских. Так что, если тебе когда-нибудь понадобится талон техосмотра на левую тачку, обращайся.
  
  — Спасибо, буду иметь в виду — Майк выдавил из себя улыбку. — Кстати, чуть не забыл: скажи своим ребятам, что мы все должны быть в масках. Пусть снимут серьги, цепочки, перстни и прочее — все, что может запомниться. Ну чтобы потом их никто не смог опознать.
  
  — Да ты просто спец!.. — Чиб снова усмехнулся. — Ну что, на сегодня все? Вы-то готовы? Планы не изменились?
  
  Майк не спеша кивнул:
  
  — Да, у нас все готово. День открытых дверей состоится послезавтра. Надеюсь, к этому времени краска на копиях окончательно высохнет.
  
  У Чиба засигналил мобильник. Гангстер вынул его из кармана и взглянул на высветившийся на экране номер.
  
  — С этим типом придется поговорить, — сказал он извиняющимся тоном и, повернувшись к Майку спиной, нажал кнопку приема. — Я уж думал, ты совсем пропал… — проговорил он в телефон.
  
  Майк принялся перебирать лежащие в коробке стволы, непроизвольно прислушиваясь к разговору.
  
  — Значит, он согласен?.. — негромко сказал Чиб в трубку. Голову он опустил так низко, что казалось, гангстера крайне заинтересовали мыски его ботинок. — Что ж, это хорошая новость… Нет, здесь все по чесноку, без подвоха. Отличный залог… Два-три дня максимум… Ну тогда до встречи.
  
  Он дал отбой и снова повернулся к Майку. На лице гангстера играла широкая улыбка.
  
  — Отличный залог? — переспросил Майк, приподняв брови.
  
  Чиб покачал головой.
  
  — Значит, на сегодня все? — повторил он. Ему явно не терпелось закончить встречу и отправиться дальше по каким-то своим темным делам.
  
  — Пожалуй да… — согласился Майк и тут же досадливо сморщился. — То есть нет, не совсем. Есть еще одна вещь.
  
  — Какая же?
  
  Майк сунул руки в карманы, словно хотел, чтобы его просьба прозвучала как можно небрежнее.
  
  — Это насчет жертвы одного грабежа.
  
  Глаза Чиба слегка расширились от удивления, но он тут же прищурился, словно что-то понял.
  
  — Ты хочешь, чтобы я нашел того, кто это сделал, и примерно его наказал?
  
  — Не совсем. — Майк выдержал эффектную паузу. — Видишь ли, это ограбление еще даже не состоялось…
  
  Чиб снова прищурился.
  
  — Не понимаю… — признался он.
  
  — Я тебе сейчас все объясню…
  14
  
  — Чиб действительно огорчился, когда узнал, что в собрании Национальной галереи нет ни одной работы Веттриано,[14] — сказал Майк.
  
  Гиссинг фыркнул в бокал.
  
  Оба заговорщика сидели в безымянном баре рядом с вокзалом. Заведение предназначалось только для любителей выпить: ни телевизора, ни музыкальных автоматов здесь не было, а из закусок имелись только картофельные чипсы. Чипсов Майк не позволял себе уже лет десять, но сейчас заказал сразу два пакета — тех самых, со вкусом креветок. Картонный ящик с оружием за неимением места получше лежал в багажнике его машины, и Майк все время о нем думал.
  
  Когда он вошел, на табуретах у барной стойки сидели три завсегдатая. На Майка они не обратили никакого внимания, и он спокойно сделал заказ. Профессор был уже на месте — он выбрал дальний от двери столик, и Майк перенес свои покупки к нему.
  
  Гиссинг, впрочем, чипсами не соблазнился и продолжал запивать свое виски светлым пивом.
  
  — Веттриано очень немногие считают настоящим мастером, — заметил он, вытирая с губ пивную пену.
  
  — Тем не менее он довольно популярен, — возразил Майк, которому были прекрасно известны взгляды профессора.
  
  Гиссинг, однако, не поддался на провокацию.
  
  — Что же выбрал наш криминальный друг?
  
  — Аттерсона.
  
  — «Сумерки на Рэннохских верещаниках»?
  
  — Именно. Уэсти сказал, что ему будет совсем не трудно ее скопировать.
  
  — А Кэллоуэю ты показал репродукцию?
  
  — Да.
  
  — И как, ему понравилось?
  
  — Он спросил, сколько может стоить эта картина.
  
  Гиссинг возвел очи горе.
  
  — Ну да бог с ним, с Аттерсоном. Нам-то он ни к чему.
  
  Профессор глотнул еще пива, и Майк вдруг понял, насколько сильно его друг нервничает, хотя сам он с каждым часом становился все спокойнее.
  
  Из интернета Майк скачал и распечатал карту прилегающих к складу улиц и начертил на ней самый подходящий для фургона маршрут. С Чибом он уже обо всем договорился — где они заберут четверых помощников и где потом высадят. Сейчас, глядя на Гиссинга, Майк порадовался, что старому профессору не придется штурмовать склад вместе со всеми: его рука, протянувшаяся за бокалом виски, так сильно дрожала, что он, наверное, и пистолета бы не удержал.
  
  — Не волнуйтесь, все будет в порядке, — подбодрил Майк Гиссинга.
  
  — Разумеется, мой юный друг, разумеется. Или ты думаешь, что я сомневаюсь?
  
  — Всех случайностей все равно не предусмотришь. Что-то может пойти не так…
  
  — Ты справишься с любыми неожиданностями, Майк. — Профессор устало улыбнулся. — По-моему, наша затея тебе все больше и больше по душе.
  
  — Может быть, и так, — признал Майк. — Но идея-то была ваша…
  
  — Не сомневайся, когда все будет позади, я ни о чем жалеть не буду. А вот как насчет тебя?.. Не знаю… — Он покачал головой.
  
  — Я пожалею о том, что сделал, только в случае, если мы все окажемся в тюрьме, в одной камере с Чибом, который, конечно, будет очень недоволен.
  
  Гиссинг поднял ладонь.
  
  — Как сказали бы американцы, об этом лучше не думать.
  
  Улыбнувшись друг другу, Майк и Гиссинг сосредоточились на своих напитках. До назначенной операции оставался еще целый день, и Майк знал: чтобы справиться с предстартовым волнением, он должен будет наполнить его делами. План операции они втроем проработали уже не один раз, обсудили и отрепетировали все детали, потом еще и Аллан прошелся по нему частым гребнем, пытаясь выявить узкие места. Каждый знал, что он должен делать и сколько у них будет времени, и все же существовали факторы, учесть которые они не могли при всем желании. Не потому ли, спросил себя сейчас Майк, он чувствует себя так спокойно? Que sera sera, как говорят французы. Что будет, то будет. В бытность главой собственной компании он любил сам управлять событиями, контролировать процессы, предвидеть неожиданности и учитывать последствия, но сейчас ему было в высшей степени наплевать. Стоило ему только взять в руки браунинг, как его словно током ударило. Казалось, самый вес оружия, совершенство его форм и точность обработки деталей заставили Майка забыть обо всем. В детстве он обожал игрушечные пистолеты и ружья и постоянно возился со своими пластмассовыми солдатиками, ковбоями и индейцами. Даже если ему давали банан, он начинал целиться из него как из пистолета. То же самое было с бумерангом, который тетка привезла ему из Австралии: сощурив глаз, маленький Майк тотчас во что-то прицелился и издал звук, имитирующий выстрел и жужжание уносящейся вдаль пули.
  
  Потом он вспомнил, как Чиб целился в него пальцем с пассажирского сиденья своего БМВ. А потом — в мастерской. Сейчас, пошевелившись на стуле, Майк почувствовал, как врезается в поясницу рукоять заткнутого за ремень браунинга. Носить оружие с собой было, конечно, неосторожно — какой-нибудь случайный прохожий мог его заметить и сообщить в полицию, — но противостоять соблазну Майк не сумел. В конце концов, пистолет останется у него только до вечера субботы, потом его придется вернуть.
  
  Интересно, подумал Майк, как повели бы себя пятеро пьянчуг из индийского ресторана, если бы он наставил на них пистолет? Нет, конечно, не в зале — там было слишком много свидетелей, а вот на улице… Он мог бы дождаться, пока поддавшая пятерка выйдет из ресторана, а потом внезапно появиться из тени и…
  
  Дверь бара отворилась, и Майк бросил в ее сторону настороженный взгляд, но это оказался всего лишь еще один клиент. Каких-нибудь полторы-две недели назад Майк и внимания бы на него не обратил — тогда весь его мир ограничивался исключительно им самим, — но сейчас все было иначе. Сумеет ли он когда-нибудь вернуться к себе прежнему? К привычному образу жизни? Как после всего, что вот-вот произойдет, он снова сможет сидеть у себя в четырех стенах — таращиться в компьютерный монитор или скользить взглядом по стенам, где развешаны его бизнес-дипломы и вставленные в рамочки вырезки из газет («выдающиеся достижения», «творческий подход», «шотландский Билли Гейтс» и т. д. и т. п.)? Значат ли что-то эти его былые успехи?..
  
  Новый посетитель присоединился к своим друзьям у стойки. Входная дверь на пневмопружине медленно закрылась, и Майк вспомнил картину, которую наблюдал в аукционном доме.
  
  Одна дверь открывается, другая — закрывается…
  
  И наоборот.
  
  — Мы ведь сделаем это, верно? — Профессор впечатал кулак правой руки в раскрытую ладонь левой и несколько раз повернул. — Сделаем?
  
  — О да! — подтвердил Майк. — Обратного пути все равно нет.
  
  — Это не главное, — возразил Гиссинг. — Вся штука в том, чтобы вернуться не с пустыми руками. Но что будет потом, Майкл? Потом, когда все закончится?
  
  — Мы же не грабители какие-нибудь… — Майк пожал плечами. — Мы — борцы за свободу, значит, когда все закончится, мы должны чувствовать себя прекрасно. — Ничего другого ему в голову не пришло, он просто об этом не думал.
  
  Профессор немного помолчал, потом вздохнул, глядя на опустевшую пивную кружку.
  
  — Ты ведь знаешь, сезанновского «Мальчика в красном жилете» выкрали из музея в Швейцарии сравнительно недавно. Следствие считает, что это преступление было заказным. Сейчас «Мальчик…», наверное, уже за океаном, украшает собой чью-нибудь гостиную.
  
  — Я об этом читал… — Майк кивнул. — По сведениям Интерпола, ежегодно похищается картин и других произведений искусства на шесть миллиардов долларов. А знаете, какую часть похищенного удается найти? Ничтожную!.. — Он поймал на себе удивленный взгляд Гиссинга и слегка кивнул. — Да, я кое-куда заглянул… В интернете довольно много публикаций на эту тему. Оказывается, нелегальный рынок произведений искусства — четвертый по величине после торговли наркотиками, оружием и услуг по легализации доходов. Для нас это скорее хорошо: если пропажа в галерее в конце концов обнаружится, полиция займется в первую очередь специализированными преступными группами.
  
  — А разве мы не относимся к их числу?
  
  — Местные легавые трактуют это понятие несколько иначе.
  
  — Ты небось считаешь себя кем-то вроде Томаса Крауна,[15] — поддразнил его Гиссинг. — А Лаура — твоя Фей Данауэй?[16]
  
  — Думаю, до Стива Маккуина[17] я не дотягиваю. На Пирса Броснана,[18] если на то пошло, я похож больше…
  
  Майк и профессор снова усмехнулись.
  
  — «В ночные тихие часы…» — произнес Гиссинг после еще одной паузы.
  
  — Это похоже на цитату.
  
  — В викторианские времена был такой вор по имени Адам Уорт. Некоторые считают, что он послужил прообразом конан-дойлевского профессора Мориарти. Однажды Уорт украл полотно Гейнсборо, а когда его спросили, зачем оно ему понадобилось, ответил, что мечтал любоваться этой картиной «в ночные тихие часы».
  
  — Надеюсь, он любовался ею и при свете дня.
  
  Гиссинг машинально кивнул и снова погрузился в задумчивость.
  
  — Еще по одной? — предложил Майк.
  
  Профессор покачал головой.
  
  — Я планировал сегодня пораньше лечь спать, — сказал он. — Кстати, почему опять нет Аллана? Какой предлог он выдумал на этот раз?
  
  — Аллан написал мне, что сегодня он ужинает с клиентом и не знает, когда освободится. Зато назавтра он отменил все встречи и дела.
  
  — И то хорошо… — Гиссинг начал не спеша подниматься, но заметил, что в его бокале осталось еще несколько капель. Залпом допив виски, он шумно выдохнул. — Ну, до завтра, Майк. Постарайся как следует отдохнуть.
  
  — Хотите, я отвезу вас домой?
  
  Профессор жестом отклонил предложение и проследовал к выходу. Выждав для приличия пару минут, Майк допил свое виски и, кивнув бармену на прощание, тоже вышел на улицу.
  
  Его машина стояла на одиночной желтой линии ярдах в пятидесяти от бара. Профессора нигде не было видно, и Майк удивился, как ему удалось так быстро исчезнуть. Может, Гиссинг просто поймал такси?.. Слегка пожав плечами, он не спеша двинулся к своему автомобилю. На этой улочке размещалось несколько художественных галерей, и Майк, остановившись перед одной из них, попытался заглянуть сквозь витрину внутрь, но не увидел ничего, кроме расплывающихся темных пятен на стенах. Еще раз осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, он отпер машину и сел за руль. Домой Майк собирался ехать длинным объездным маршрутом — так, чтобы побывать на Лит-уок возле дома Аллана, который жил в ничем не примечательном районе Нью-Тауна. Квартира, впрочем, у него была совсем неплохой, к тому же прямо напротив дома Аллана расположился полицейский участок, благодаря чему на улице всегда было спокойно.
  
  Добравшись до места, Майк припарковал «мазератти» между двумя патрульными машинами, которые темнели у обочины запертые и пустые, и на всякий случай включил сигнал аварийной остановки. Аллан жил на третьем этаже. Подняв голову, Майк увидел за плотно задернутыми занавесками свет, однако это не означало, что его друг дома: включенную лампу он мог оставить и из предосторожности, чтобы отпугивать возможных грабителей.
  
  Иными словами, Майк не был уверен, что насчет сегодняшнего ужина с клиентом Аллан ему не солгал…
  
  …И что его друг не превращается в потенциальный источник неприятностей. Пока не превращается…
  
  «Дьявол — в деталях». Майк знал эту поговорку, но не подозревал, что она может иметь почти буквальное значение. Именно деталями он поручил заниматься Аллану. Друг должен был выискивать недостатки, нестыковки и даже просто шероховатости в их плане. Майк не подумал, что таким образом Аллан окажется сосредоточен исключительно на негативных обстоятельствах и возможностях — на том, что, как и почему может пойти не так, — и не будет получать никаких положительных эмоций от того, что им предстоит. Только позавчера Аллан побывал в Грантоне; там он несколько раз объехал вокруг склада, отмечая расположение охраны, перемещение персонала и другие подробности, а потом назвал не менее двух десятков проблем, о которых никто не подумал и которые могли помешать исполнить задуманное. По большому счету, это были, конечно, мелочи, однако Аллан, похоже, начинал склоняться к мысли, что их рискованное предприятие будет сложно — почти невозможно — осуществить, тогда как Майк держался прямо противоположного мнения. Что ему были мелкие препятствия, когда сам Чиб Кэллоуэй согласился быть у него практически на подхвате!
  
  Вспомнив о Чибе, Майк плотнее прижался спиной к спинке сиденья и снова ощутил за поясом твердую рукоять оружия. Он не боялся, хотя до распахнутых дверей полицейского участка было не больше пятнадцати футов.
  
  Чего ему бояться?
  
  Он контролировал события.
  
  Направлял их.
  
  И получал от этого ни с чем не сравнимый кайф.
  
  Майк выключил аварийку, и «мазератти» с ревом понесся вниз по холму по направлению к центру Нью-Тауна.
  15
  
  На следующий день трое заговорщиков собрались у Майка в Мюррейфилде. Пока Гиссинг рассматривал развешанные по стенам картины, Аллан расспрашивал Майка о технических характеристиках стоявшего в кабинете компьютера, а потом перенес свое внимание на висевшие над столом дипломы и газетные вырезки. Гости явно нервничали, но Майку казалось, он понимает, что может стоять за подобным поведением: его товарищи просто старались отдалить неизбежное. Чтобы дать им время успокоиться, Майк решил сварить кофе, а пока включил в качестве музыкального фона Майлза Дэвиса. Его квартира была оборудована централизованной звуковой системой, так что любую запись с айпода можно было прослушивать в любой из комнат. Колонки были вмонтированы в потолок, но две или три из них отчего-то перестали работать. Барахлила и контрольная панель в гостиной. Это, впрочем, было типично для «умного дома»: чем больше в нем высокотехнологичных «наворотов», тем больше вероятность отказа и тем сложнее ремонт. Один из светильников у него в кухне погас уже пару лет назад, но заменить галогеновую лампу Майк так и не собрался, поскольку это было делом довольно хлопотным. Иногда он даже шутил, мол, когда в доме перегорит последняя лампочка, ему придется подыскивать другое жилье.
  
  Поднос с кофе Майк отнес в гостиную и поставил на журнальный столик рядом с картонным ящиком из-под чипсов.
  
  — Все готово, — сказал он.
  
  Гости молча разобрали чашки, сдержанно кивнув в знак признательности. Ни Гиссинг, ни Аллан не спешили проявлять любопытство и спрашивать, что же лежит в этой грязной коробке. Профессор, громко сопя, достал из кармана список имен семерых вымышленных людей, которых он зарегистрировал в качестве желающих совершить экскурсию в день открытых дверей.
  
  — И давно вы записали нас на эту прогулку? — поинтересовался Майк.
  
  — Вообще-то попасть в Грантон стремятся многие, так что свободных мест почти не бывает.
  
  — И все-таки? — не сдавался Майк.
  
  Профессор слегка пожал плечами:
  
  — Три… может быть, четыре недели тому назад.
  
  — Как?! Еще до того, как мы… начали готовиться?
  
  Гиссинг пожевал губами:
  
  — Я уже говорил тебе, Майк, о чем-то подобном я начал задумываться довольно давно. Ту же самую штуку я проделал и в прошлом году: записал на экскурсию несколько… гм-м… выдуманных персонажей.
  
  — А что потом? Испугались? — предположил Аллан.
  
  — У меня просто не было… единомышленников. — Профессор отпил глоток кофе. — И я понятия не имел, где их взять. К примеру, тебя, Аллан, я тогда едва знал…
  
  — Со мной вы и вовсе не были знакомы, — улыбнулся Майк.
  
  Гиссинг с достоинством кивнул.
  
  — Одно дело — произвести на свет идею, и совсем другое — успешно воплотить ее на практике. — Он отсалютовал Майку кофейной чашкой.
  
  — До успеха нам пока далеко, — напомнил Майк. — Как именно вы зарегистрировали места для этих семерых? Надеюсь, вы не ездили в Грантон?
  
  — Нет, конечно. Я просто позвонил.
  
  — И назвались чужим именем?
  
  — Безусловно. Когда у меня спросили контактный телефон, — а я с самого начала знал, что это потребуется, — я надиктовал им номера нескольких индийских и китайских ресторанчиков. Впрочем, звонить по этим телефонам станут, только если экскурсию почему-то отменят.
  
  — А вдруг ее и в самом деле…
  
  Профессор покачал головой:
  
  — Вчера я попросил секретаршу позвонить в Грантон — мне якобы нужно было место для одного из студентов, но ей ответили, что все экскурсионные группы полностью укомплектованы. Это означает, что в Грантоне все идет как обычно: ничего не отменили и не перенесли.
  
  Майк ненадолго задумался.
  
  — О'кей, — произнес, стараясь, чтобы его голос звучал как можно увереннее. — А теперь еще одно… — С этими словами Майк открыл коробку с оружием, достал оттуда пистолет и положил на стол, потом второй, третий, четвертый. — Выбирайте, — предложил он. — Что кому подходит… Остальное возьмут ребята Чиба.
  
  — А обрез?
  
  Аллан заметил торчащие из ящика отпиленные стволы.
  
  — Обрез тоже для них.
  
  Гиссинг взвесил на ладони один из стартовых пистолетов.
  
  — Хотите — верьте, хотите — нет, но в юности мне доводилось стрелять. В нашей школе была военная подготовка. Иногда нам даже давали настоящие патроны.
  
  — Завтра ничего такого не будет, — напомнил Майк. — Никаких настоящих патронов.
  
  — А эта штука тяжелее, чем кажется на первый взгляд, — заметил Аллан, в свою очередь вооружаясь пистолетом. Поднеся оружие к глазам, он прищурился. — Что это?! Разве в таких случаях не полагается спиливать номера?
  
  — Пистолеты все равно нельзя проследить, они давно списаны, — сказал Майк, правда не слишком уверенно.
  
  — Это твой друг Чиб так говорит, — возразил Аллан и, закрыв левый глаз, прицелился в открытую форточку. — И потом… если мы будем размахивать этими штуками, охранники могут настолько напугаться, что полезут в драку.
  
  — Парни Чиба ими займутся. Для этого-то они нам и нужны.
  
  — Но вдруг кто-то из охранников нападет на меня? — не сдавался Аллан. — Что мне тогда делать? Нажать на курок и крикнуть: «Пиф-паф, ты убит!»?
  
  — Попробуй сымпровизировать, — проворчал Гиссинг.
  
  — Стартовые пистолеты заряжены холостыми, — объяснил Майк. — Звука выстрела будет достаточно, чтобы остудить горячие головы.
  
  Гиссинг взял в руки револьвер и повертел перед глазами.
  
  — Этот-то не стартовый, — проговорил он. — Настоящий?
  
  — Кажется, этот экземпляр попал в страну с Фолклендских островов или из Ирака, — подтвердил Майк. — Вы, я вижу, неплохо разбираетесь в оружии, Роберт.
  
  — Вовсе нет. На самом деле я уже исчерпал скудные запасы моих познаний в этой области, — отозвался профессор. — А ты, Майк? Ты что-нибудь выбрал?
  
  Вместо ответа Майк сунул руку за спину. Он был в просторной рубашке навыпуск, и браунинг появился в его руке словно по волшебству.
  
  — Ловко у тебя выходит! — восхитился Аллан. — Такое впечатление, будто ты родился с этой штукой в руке.
  
  Майк улыбнулся.
  
  — Вчера вечером, когда я сидел с профессором в пабе, пистолет тоже был при мне.
  
  — В самом деле? — удивленно спросил Гиссинг. — Я ничего не заметил.
  
  — Думаю, если б ты его достал, вам не пришлось бы платить за выпивку, — добавил Аллан.
  
  — Ну, раз вы выбрали себе оружие, — сказал Майк, кивая в направлении пистолетов, — я хочу, чтобы вы держали его при себе. Вам надо хотя бы немного освоиться со стволами, привыкнуть к ним…
  
  — Мне-то пистолет не особенно нужен, — заметил Гиссинг.
  
  — Если вы будете просто сидеть в фургоне, пистолет вам действительно ни к чему, — согласился Майк. — Но мы пока не знаем, как будут развиваться события. Если в момент нападения хотя бы один из охранников будет обходить двор, у нас может возникнуть серьезная проблема. Для этого вам и нужно оружие.
  
  — Понятно.
  
  Профессор кивнул.
  
  — Это, кстати, моя идея, — вставил Аллан. — Прилегающая к складу территория слишком велика, одиночного охранника на ней будет легко проглядеть.
  
  — Ты, я вижу, тоже вносишь свой вклад, — заметил Гиссинг. — Это хорошо. А то вчера, когда ты так и не появился, я, честно говоря, начал сомневаться…
  
  — Кстати, — перебил Майк, — как прошел твой вчерашний ужин с клиентом?
  
  — Нормально прошел, — ответил Аллан, но как-то слишком поспешно, да и смотрел он при этом куда-то в сторону.
  
  Майк и Гиссинг быстро переглянулись. Профессор несколько раз перебросил пистолет из руки в руку, потом попытался засунуть его во внутренний карман пиджака, но оружие едва не вывалилось на пол.
  
  — Завтра придется надеть что-нибудь с большими карманами, — сказал он.
  
  — Надевайте что не жалко выбросить, — предупредил Майк. — От одежды в любом случае придется избавляться, так что никаких любимых рубашек или курток!
  
  — Да-да, — поддакнул Аллан. Свой пистолет он засунул спереди за ремень брюк. — Черт, как неудобно! Каждый раз, когда я буду садиться, я рискую прищемить… — Он сдвинул оружие назад. — Так намного лучше, — решил он.
  
  — Ну что, готовы? — спросил Майк.
  
  Его друзья по очереди кивнули, но прощаться с ними он не спешил. Ему не давала покоя одна деталь. Несколько недель назад Гиссинг записал на экскурсию семерых… Неужели он уже тогда знал, что им понадобятся дополнительные силы? Пожалуй, узнать это можно было только одним способом — задать профессору прямой вопрос.
  
  — Нет, — ответил Гиссинг, — тогда я ни о чем подобном не думал. У меня были другие соображения.
  
  — Какие же, если не секрет?
  
  — Никакого секрета… — Профессор раздраженно фыркнул. — Я решил, что чем больше «мертвых душ» окажется среди участников экскурсии, тем с меньшим количеством свидетелей мне придется иметь дело, когда настанет решающая минута. А поскольку, когда я звонил в Грантон, в экскурсионной группе было ровно семь свободных мест, семерых я и записал. Вот и все.
  
  Майк посмотрел на Аллана — своего «специалиста по деталям». Тот чуть заметно кивнул, потом покачал головой и откашлялся.
  
  — Мне по-прежнему кое-что не нравится, — начал он. — Эта подружка нашего художника, она…
  
  — Да, это серьезная проблема, — подхватил Гиссинг. — Придется мне поговорить с Уэсти.
  
  — Лучше сделать это после того, как он закончит работу, — посоветовал Майк. — Не стоит отвлекать его сейчас.
  
  — Нам всем лучше не отвлекаться на посторонние дела, — добавил Аллан.
  
  — В том числе и на вечерние посиделки с клиентами, — не удержался Гиссинг.
  
  — Вы хотите, чтобы я начал вести себя не так, как всегда? — огрызнулся тот.
  
  — Аллан прав, — вмешался Майк. — Мы все должны вести себя как обычно, иначе…
  
  В этот момент зазвонил мобильник Аллана: ему поступило текстовое сообщение. Аллан начал его открывать, и Майк едва удержался, чтобы не выхватить у друга аппарат и не растоптать. Он, наверное, так бы и поступил, если бы не боялся, что подобный жест может подорвать сплоченность их маленькой группы накануне решающих событий.
  
  Гиссинг, от которого не укрылась эта внутренняя борьба, кривовато усмехнулся. «Бизнес превыше всего», — беззвучно произнесли губы профессора, потом он поднял свой пистолет и сделал вид, будто расстреливает из него телефон Аллана.
  
  Майк предложил поехать на его «мазератти», но Аллан сказал, что такие машины слишком бросаются в глаза, и вся компания отправилась на его «ауди». Профессор устроился рядом с водителем. Майку досталось место сзади, но он так сильно наклонился вперед, что его лицо оказалось вровень со спинками передних кресел. Гиссинг несколько раз порывался пересесть назад, но Аллан напомнил, что завтра профессору придется вести машину самому, поэтому будет лучше, если сейчас он познакомится с дорогой как следует.
  
  — Ты, я вижу, обо всем подумал, — проворчал Гиссинг.
  
  — По-видимому, не обо всем, — возразил Майк. — Иначе мы сейчас не ехали бы на эту рекогносцировку.
  
  Между тем дорога грозила занять немало времени. Через центр города прокладывали сразу несколько трамвайных линий, поэтому многие улицы были перекрыты, а на объездных путях и у временных светофоров то и дело образовывались заторы. Аллан даже настроил автомагнитолу на канал классической музыки — видимо, для того, чтобы не так нервничать.
  
  Гиссинг спросил, поедут ли они завтра этим же путем.
  
  — Это будет зависеть от того, решим ли мы встретиться у меня, или каждый будет добираться до места, где стоит фургон, самостоятельно.
  
  — А где это место? — спросил Аллан.
  
  — Где-то в Грейсмонте, — объяснил Майк. — Именно туда мы сейчас направляемся, но точного места я не знаю. Эсэмэску с адресом Чиб пришлет мне только завтра утром.
  
  — Значит, мы не сможем опробовать фургон заранее? — спросил профессор. — А вдруг он окажется не в порядке?
  
  — Да-да, — кивнул Аллан. — Меня это тоже беспокоит.
  
  — Чиб обещал, что машина не подведет.
  
  — Он что, специалист?
  
  Майк пристально посмотрел на Гиссинга:
  
  — По сравнению с нами — безусловно. Во всяком случае, до сих пор у меня не было к нему никаких претензий.
  
  — Что ж, придется положиться на твое мнение.
  
  Сунув руку в карман, Майк достал несколько сложенных вчетверо листов бумаги.
  
  — Вот карта, которую я скачал из интернета и распечатал. На ней отмечены наиболее удобные маршруты от Грейсмонта до квартиры Уэсти и оттуда — до Грантона. — Он протянул карту Гиссингу. — Завтра суббота, так что движение будет небольшим… сравнительно небольшим, и все же Лит-уок я из нашего маршрута исключил.
  
  — Из-за дорожных работ? — Аллан одобрительно кивнул. — Да, там сейчас прокладывают трамвайные рельсы, можно здорово застрять.
  
  — Господи, я и знать не знал, где этот Грейсмонт!.. — пробормотал профессор, внимательно изучая карту и приложенные к ней инструкции.
  
  — Вот потому-то мы сейчас туда едем, — пояснил Майк. Он уже решил, что отправным пунктом для сегодняшней разведки должна стать Грейсмонт-драйв, начинавшаяся сразу за его бывшей школой.
  
  Когда они уже были на месте, Аллан спросил, не хочет ли профессор сам сесть за руль, но тот решительно потряс головой.
  
  — Я лучше запоминаю дорогу, когда еду пассажиром.
  
  — В этой связи возникает вопрос… — Аллан кротко улыбнулся. — Завтра вам придется поработать водителем, профессор. Может, лучше немного попрактиковаться заранее?
  
  — Ты считаешь, что я не справлюсь?! — Гиссинг бросил на Аллана испепеляющий взгляд. — А тебе известно, что до недавнего времени я ездил на «эм-джи»?[19]
  
  — И куда он потом девался? — с улыбкой осведомился Майк.
  
  — Я решил, что шестидесятилетнему мужчине как-то несолидно разъезжать на такой машине. Один из моих коллег приобрел «порше», когда ему было пятьдесят пять. Тогда-то я и понял, что с «эм-джи» придется расстаться.
  
  — Потому что «порше» оказался круче?
  
  — Нет! — отрезал профессор. — Просто я впервые увидел, как нелепо выглядит зрелый мужчина за рулем спортивной тачки.
  
  — Мой «мазератти кваттропорт» тоже спортивная модель, — напомнил Майк.
  
  — Твой возраст ему вполне соответствует, — пояснил Гиссинг.
  
  — По-моему, — вставил Аллан, — профессор считает, что фургон подходит ему больше «эм-джи».
  
  — Кто бы спорил, но только не я, — улыбнулся Майк.
  
  Гиссинг только громко фыркнул и снова уткнулся в карту.
  
  От школы они двинулись к дому Уэсти, — завтра им предстояло заехать за ним и за копиями картин. Пару минут они постояли напротив его подъезда, а когда из дверей выглянул консьерж, поехали через Маунд в Нью-Таун.
  
  — Чем вы думаете заняться, когда выйдете на пенсию? — спросил Аллан профессора.
  
  — Продам все и уеду. Денег, которые я получу за дом, хватит на коттедж на западном побережье. Буду читать, любоваться картинами и окружающими пейзажами.
  
  — Разве вы не будете скучать по Эдинбургу?
  
  — Думаю, прогулки по берегу моря помогут мне справиться с ностальгией.
  
  — Вы имеете в виду какое-то конкретное место? — поинтересовался Майк.
  
  — Пока нет. Сначала я собираюсь выставить на продажу дом. В зависимости от того, сколько за него предложат, я и буду решать, куда направить свои стопы.
  
  — В училище вас будет очень не хватать, — сказал Аллан.
  
  Гиссинг скромно промолчал, но по всему было видно, что он полностью согласен с этим утверждением.
  
  Майк слегка откашлялся:
  
  — Мне кажется, некоторое время назад вы говорили, что собираетесь перебраться куда-то в Испанию…
  
  — Могу же я передумать? — сварливо отозвался профессор. — И потом, не вижу большой разницы: Испания, западное побережье… Куда угодно, лишь бы подальше от этого треклятого города!
  
  «Ауди» вывернула на Инверлит-роуд, миновал Ботанический сад и Ферри-роуд. Впереди блеснул серебром Ферт-оф-Форт. Когда они уже ехали по Старбенк-роуд, Аллан спросил, уверен ли Майк, что это самый быстрый маршрут.
  
  — Быть может, не самый быстрый, зато самый простой, — был ответ.
  
  Из интернета Майк скачал и спутниковую карту окрестностей склада. В выходные дни прилегающая к нему обширная промышленная зона обычно пустовала, но сейчас, в полдень пятницы, здесь кипела жизнь. По улицам сновали бесчисленные грузовички и фургоны, но Майк не сомневался, что их водители уже мечтают о том, как после работы они завалятся в паб, как сходят на футбол в субботу и отоспятся впрок в воскресенье.
  
  Потом ему в голову закралась ужасная мысль, что, быть может, идея профессора была не такой уж свежей и оригинальной, как им казалось, и что именно сейчас еще одна банда злоумышленников колесит в неприметной машине по тем же самым улочкам, готовя свой налет на хранилище картин. Однако, когда они не спеша проезжали мимо будки охранника у ворот склада, Майк убедился, что в припаркованных у ограды легковых авто, принадлежащих, скорее всего, сотрудникам склада, никого нет, а из единственного фургона на углу торгуют горячими пирожками. За ними выстроилась даже небольшая очередь; стоявшие в ней мужчины курили и пересмеивались, и Майку тоже захотелось сделать несколько затяжек, благо что с утра он выкурил только одну сигарету. Аллан тем временем припарковался на свободном месте и выключил зажигание, но Майк попросил друга снова включить мотор, чтобы можно было открыть окно: стекла в «ауди» опускались только с помощью электрических подъемников.
  
  Аллан тоже закурил и открыл окно со своей стороны.
  
  — Давай немного пройдемся, разомнем ноги, — предложил Майк. — Или ты боишься, что нас могут зафиксировать камеры наблюдения?
  
  — Даже не знаю… — проговорил Аллан. — Камеры здесь, конечно, есть, но они направлены на ворота и на двор. Вон они, видишь? — Он показал рукой направление. — Вряд ли мы попадем в объектив, и все же…
  
  — Ты уже бывал здесь раньше? — удивился Гиссинг.
  
  — И думаю, что не один раз, — ответил за друга Майк и, отворив дверцу, выбрался из салона.
  
  Аллан немного помедлил, но последовал его примеру. Только Гиссинг остался в машине, и Майк, наклонившись к окошку, спросил:
  
  — Вы не с нами, профессор?
  
  — Ты забыл, Майк: меня видят здесь достаточно часто, и если кому-то из охранников придет в голову выскочить за пирожком или рулетом, он может меня узнать.
  
  Майк кивнул в знак согласия, и они с Алланом не торопясь двинулись вдоль тротуара, старательно делая вид, будто не интересуются зданием за оградой.
  
  — Неприметное местечко, не правда ли? — заметил Аллан, затягиваясь сигаретой.
  
  В самом деле, нигде не было видно вывесок и вообще ничего, что наводило бы на мысль о хранящихся совсем рядом несметных сокровищах. Само здание склада из обычного серого бетона было построено по типовому образцу и выглядело вполне заурядно, да и секьюрити у входных ворот читал газету и жевал шоколадный батончик, словно охранял не произведения искусства стоимостью несколько миллионов фунтов, а склад железного лома. Правда, забор вокруг склада был довольно высоким и крепким, к тому же поверх него была натянута спираль из колючей проволоки, однако точно так же выглядели и ближайшие заборы, в том числе ограда демонстрационного зала фирмы, торгующей стеклопакетами.
  
  Майк обратил внимание на висевшую у ворот склада табличку с предостерегающей надписью: «Ведется круглосуточное наблюдение. Территория охраняется собаками».
  
  — Охраняется собаками?.. — Он повернулся к Аллану.
  
  — Только в ночную смену, — пояснил тот. — К тому же тут их не держат: кинолог из охранного агентства каждый вечер привозит собак в специальном фургоне.
  
  — Понятно… — Майк снова раскурил потухшую сигарету. — Не хочешь перекусить? — спросил он, кивнув в сторону машины с пирожками.
  
  — Еще больше я не хочу, чтобы продавец нас запомнил и дал полиции наше описание. А ты?
  
  Майк пожал плечами. В целом он был согласен с Алланом, однако есть ему все равно хотелось. К тому же было что-то залихватское в том, чтобы вот так, запросто, пройтись мимо охранника и поболтать с продавцом пирожков, в то время как за поясом у тебя — пистолет, а сам ты лелеешь в душе преступные замыслы.
  
  Нет, лучше не рисковать…
  
  Еще один автомобиль — коричневый «ровер» — подкатил к обочине и втиснулся на свободное место через две машины позади «ауди». Из него вышел полноватый мужчина в светлой тройке, которая, как и его обладатель, знавала лучшие дни. Заперев дверцу, мужчина двинулся к пирожковому фургону и должен был пройти мимо Аллана с Майком. Кивнув обоим в знак приветствия, он почти миновал их, но потом остановился и обернулся.
  
  — Отличная машина, ребята. Ваша?
  
  — Наша, — откликнулся Аллан. — Спасибо.
  
  Мужчина зашагал дальше к фургону, но Аллан заметил, что очередь тоже стала приглядываться к его «ауди».
  
  — Хорошо, что мы не поехали на «мазератти», — проговорил он и, швырнув недокуренную сигарету в люк водостока, поспешно вернулся за руль.
  
  Майк немного задержался. Лишь докурив свою сигарету, он растоптал окурок ногой и снова сел на заднее сиденье.
  
  — Как ты думаешь, по субботам эта передвижная лавочка тоже торгует? — спросил он.
  
  — Вряд ли, — ответил Аллан, включая двигатель. — В выходные дни здесь почти не бывает людей. С кем торговать-то? — Он отъехал от тротуара, но на углу свернул и снова остановился.
  
  — Вот здесь, — сказал Аллан. — Завтра мы начнем отсюда.
  
  — Отличное место, — одобрил Гиссинг. — Отсюда хорошо просматриваются ворота, а охранник нас не заметит.
  
  — И нам будет видно всех, кто приходит или уходит, — добавил Майк.
  
  Аллан развернул машину передом к складу и снова притормозил, желая еще раз убедиться, что место выбрано правильно. Ни одной видеокамеры, направленной в их сторону, они не заметили, к тому же улица заканчивалась тупиком — следовательно, никакого движения по ней не будет. В то же время отсюда прекрасно просматривались ворота. Пожалуй, ничего лучшего нельзя было и желать.
  
  — Вы должны будете припарковаться здесь, профессор, — проговорил Аллан наконец. — Когда мы войдем внутрь, подождите пару минут и начинайте движение.
  
  — К этому времени один из парней Чиба уже будет в сторожке у ворот, — подхватил Майк. — Он откроет вам ворота…
  
  — Я должен буду въехать во двор, развернуться и подать задом к грузовым воротам, — закончил профессор.
  
  — А дальше? — задал Майк проверочный вопрос.
  
  — Дальше ничего. Ждать вас.
  
  — Что вы предпримете, если мы не появимся через четверть часа?
  
  — Брошу вас на произвол судьбы и уеду. — Гиссинг холодно улыбнулся. — Кстати, парня у ворот мне прихватить, или пусть сам выбирается?
  
  — Действуйте по обстановке, — решил Майк. — Ну, у кого-нибудь есть еще вопросы?
  
  — У меня есть пара опасений… — подал голос Аллан. — Во-первых, люди Чиба не знают всех подробностей нашего плана и могут сделать что-нибудь не то…
  
  — Это не будет иметь особого значения, покуда мы знаем, что нужно делать, — перебил Майк. — Я считаю: то, что они не осведомлены о деталях нашего замысла, нам только на руку. — Он немного помолчал. — Что еще тебя тревожит?
  
  — Почему с нами не поехал Уэсти? — спросил Аллан. — Ведь завтра ему придется действовать наравне с нами, и было бы лучше…
  
  — Уэсти слишком занят — ему нужно заканчивать копию Аттерсона, — объяснил Майк. — Но вечером я с ним поговорю, так что не беспокойся.
  
  Аллан кивнул, но Майк, воспользовавшись зеркалом заднего вида, следил за выражением его лица до тех пор, пока не убедился, что его друг действительно полностью удовлетворен.
  
  — Мне до сих пор не верится, что придется отдать этому головорезу одну из картин, — проворчал Гиссинг.
  
  — Тем не менее это так, — жестко возразил Майк. — И вам лучше с этим примириться.
  
  После этого все трое довольно долго молчали. Каждый был погружен в собственные мысли, но не спешил делиться ими с остальными. Майк первым нарушил молчание.
  
  — О'кей… — сказал он. — Единственная оставшаяся проблема — машина, на которой мы будем возвращаться в город. Вообще-то я планировал поставить свой «мазератти» на Марин-драйв, но сейчас я не уверен…
  
  — Лучше взять «ауди», — предложил Аллан. — Он не привлечет столько внимания.
  
  — И ты готов оставить свою машину на Марин-драйв на несколько часов? — удивился Майк.
  
  — Почему нет? — Аллан пожал плечами.
  
  — Надеюсь, она не откажет?
  
  — Я только недавно прошел техобслуживание. — Аллан успокаивающим жестом провел ладонями по рулю, словно «ауди» была живым существом, способным обидеться на предположение Майка.
  
  — Почему бы не взять автомобиль напрокат? — спросил Гиссинг.
  
  — Лишний риск, — пояснил Майк. — Лучше обойтись без бумажек, которые в конце концов могут привести к нам.
  
  — Это сказал тебе твой друг Кэллоуэй?
  
  Майк пропустил шпильку мимо ушей.
  
  — Ладно, поедем на «ауди», — решил он. — А картины поместятся в багажник?
  
  — Да. Можешь сам проверить.
  
  — Хорошо. Когда ты поставишь машину на Марин-драйв — вечером или с утра?
  
  — Рано утром, — решил Аллан после непродолжительного размышления. — Завтра обещали дождь, так что на улице даже собачников не будет.
  
  — Хорошо, тогда встретимся там. Или можно позавтракать у меня, а потом поехать в Грейсмонт.
  
  — Не лучше ли будет, если я сразу приеду в Грейсмонт? — спросил Гиссинг.
  
  — Как вам удобнее, профессор, — сказал Майк.
  
  — Тогда, наверное, я так и сделаю. Возьму такси…
  
  — Только не забудьте расплатиться наличными, — напомнил Аллан. — Кредитка может оставить тот самый бумажный след, о котором мы только что говорили.
  
  — А еще лучше, — сказал Майк, — поезжайте в центр города на автобусе, а уже там ловите такси.
  
  — Черт побери! — проворчал Гиссинг. — Вы прямо как настоящие заговорщики!
  
  — Это потому, что мы и есть настоящие, — напомнил ему Аллан. — А теперь, джентльмены, прошу вас пристегнуться. Марин-драйв недалеко, но мне не хотелось бы, чтобы дорожная полиция остановила нас даже за мелкое нарушение.
  16
  
  Уэсти почти выбился из сил, но настроение у него было самое боевое. Перед ним стояла трудная задача, но он с ней справился. Приподнятое настроение несколько портили отсутствие еды в холодильнике и выпивки в буфете, и Уэсти намекнул Элис, что было бы неплохо пополнить запасы. В ответ девушка напомнила, что до ближайшего магазина всего-то пара минут пешком.
  
  — У меня нет ни одной лишней минуты! — завопил Уэсти. — Ты что, не видишь?
  
  — Если бы ты не набивал косяки каждые четверть часа, давно бы уже закончил, — парировала Элис.
  
  — Ты что, забыла? Я тут для тебя стараюсь…
  
  — Как же, как же, конечно!
  
  С этими словами Элис бросилась вон из студии, пинком отшвырнув с дороги пустую картонку из-под пиццы. Коробка приземлилась в углу, при этом она как-то странно загремела, и Уэсти сообразил, что внутри что-то есть. Две засохшие корки со следами томатного соуса… Учитывая обстоятельства, это был настоящий пир.
  
  Кроме пиццы и косяков с «травкой», работать Уэсти помогала музыка: Боб Марли, Джон Цорн, Жак Брель и Пи Джей Харви — все его любимые исполнители. Правда, на одной из недавних вечеринок кто-то использовал диск Бреля в качестве подставки под стакан, поэтому теперь на некоторых дорожках его заедало, но Уэсти это не смущало — французского он все равно не знал. Главным для него были ясно слышимые в голосе певца страсть, томление и мужественная решимость. Казалось, композиции Бреля звучат в унисон с его собственным душевным настроем.
  
  — Мы с этим парнем на одной волне… — пробормотал Уэсти, разминая засохшую кисть об угол мольберта, и улыбнулся себе под нос. Он вспомнил о своем маленьком секрете. На первый взгляд его было не различить, но если всмотреться… От полноты чувств Уэсти прищелкнул языком, но тотчас прижал палец к губам. — Тс-с!.. — велел он самому себе.
  
  Потом Уэсти отправил в рот последние оставшиеся от пиццы крошки, закурил забычкованную самокрутку с марихуаной и вернулся к работе.
  
  Казалось, все было спокойно — слишком спокойно. Как перед бурей.
  
  Рэнсом постоянно вспоминал это избитое выражение, но поделать ничего не мог. Установить местонахождение человека по кличке Страх ему никак не удавалось. Не больше преуспел и Гленн, хотя буквально все городские бездельники и бродяги занимались поисками скандинава. Вероятнее всего, Страх нашел себе пристанище где-то за пределами Эдинбурга, поэтому Рэнсом решил заручиться поддержкой полиции Лотиана и Приграничья, однако, несмотря на то что на него теперь работали полицейские силы от Фортбриджа до Файфа, никакого результата это не принесло. Патрульные прочесали огромное количество туристских лагерей и стоянок прицепов, но тщетно.
  
  Тогда Рэнсом решил зайти, так сказать, с другого конца и обратиться в Интерпол. Ему казалось, что подробного описания посланца «Ангелов Ада», приехавшего откуда-то из Скандинавских стран, коллегам будет достаточно, чтобы установить его личность. В самом деле, что еще им нужно?
  
  — Для начала неплохо было бы знать его имя, — пошутил в одном из мейлов интерполовец, с которым Рэнсом вступил в переписку.
  
  В отчаянии детектив-инспектор позвонил старому приятелю в уголовном архиве Шотландии, хотя и сомневался, что Страх когда-либо отбывал срок на территории Соединенного Королевства.
  
  — Ты, скорее всего, прав, — согласился приятель. — Но все-таки я пробью его по нашим базам, вдруг что-нибудь да всплывет.
  
  Побывал Рэнсом и в «Вечерней звезде». Там он пытался расспрашивать персонал о Майке Маккензи и Чибе Кэллоуэе, но первого в баре почти не знали, а обсуждать второго наотрез отказывались.
  
  — Чиб никогда не доставлял нам неприятностей, — вот и все, что сказал ему управляющий.
  
  — Еще доставит, — предупредил Рэнсом.
  
  Собственный остроумный ответ настолько ему понравился, что, вернувшись в участок, он пересказал весь эпизод Бену Брустеру. В ответ напарник только хохотнул, со значением поглядев на горы бумаг, продолжавших накапливаться на рабочем столе Рэнсома.
  
  «Я до них доберусь», — пообещал детектив-инспектор.
  
  Но Кэллоуэй отнимал у него слишком много времени — и служебного, и личного. Даже во сне Рэнсом несколько раз преследовал гангстера по улицам огромного, чужого города однако Чиб, похоже, знал местность гораздо лучше. Во всяком случае, настичь его инспектору никак не удавалось: во сне он побывал во множестве отелей, притонов, заброшенных фабрик, но Кэллоуэй каждый раз просачивался у него буквально сквозь пальцы. Однажды Рэнсому даже приснилось, как он в каком-то баре пытается соблазнить хорошенькую официантку, а Чиб сидит в буфете рядом и подслушивает.
  
  Долго так продолжаться не могло. Рэнсом понял, что ему необходимо немного развеяться. Явившись утром в участок на Торфихен-плейс, он первым делом позвонил Лауре, чтобы пригласить ее куда-нибудь после работы, но она не ответила. Еще дважды Рэнсом набирал ее номер, но с тем же результатом. В конце концов детектив оставил ей сообщение с просьбой перезвонить, после чего ему оставалось только ждать.
  
  Сейчас Рэнсом сидел за своим рабочим столом, чувствуя, что задыхается. Ему почти физически не хватало воздуха, сердце в груди стучало как бешеное, и он несколько раз выходил в туалет, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. «Я слишком напряженно работаю и пью слишком много кофе», — твердил себе детектив, хотя и знал, что дело вовсе не в этом. Жена Рэнсома Сандра в свободное время посещала курсы кулинарии, изучая китайскую, тайскую, индийскую кухни, а по вечерам практиковалась на муже. Ежедневный прием экзотических блюд, щедро сдобренных пряностями, о которых Рэнсом и слыхом не слыхивал, частенько вызывал у него острое расстройство, но сказать об этом жене детектив не осмеливался. В ящике рабочего стола он держал запас таблеток, нормализующих пищеварение, и все же время от времени его бросало в жар, и тогда лицо и спина Рэнсома покрывались липкой испариной.
  
  Ах, если бы только можно было открыть окно…
  
  Как он и ожидал, предложение установить за Кэллоуэем постоянное наблюдение не вызвало у начальства ничего, кроме раздражения. Экономический кризис в разгаре, сказали ему, финансирование урезается, денег на оплату сверхурочных хронически не хватает. Кроме того, отдел уголовных расследований и без того недоукомплектован. О каком круглосуточном наблюдении может идти речь?
  
  Отказ Рэнсом воспринял с высоко поднятой головой. Он не чувствовал себя нисколько задетым, однако что-то делать было нужно, и вечером того же дня Рэнсом отправился к дому Кэллоуэя сам. Машина гангстера стояла на подъездной дорожке, в окнах гостиной горел свет — и никаких признаков присутствия Джонно или Гленна.
  
  Гленн… Рэнсом ждал от него эсэмэски, звонка или какого-то сообщения, но парень как сквозь землю канул.
  
  Детектив не сомневался, что, как только Кэллоуэй окажется за решеткой, Гленн Легковерный станет для полиции легкой добычей. Если, конечно, Джонно позволит ему занять место Чиба без сопротивления… Гленн был умнее, зато Джонно отличался свирепостью и неуправляемостью. Когда босс сойдет со сцены, он тоже может вообразить, будто у него появился шанс возглавить оставшуюся без хозяина империю. За кем пойдет команда Чиба — за мозгами или за мускулами? Рэнсом не видел принципиальной разницы. Главное, что и в том и в другом случае преступная организация Кэллоуэя прекратит свое существование.
  
  Рабочий день уже подходил к концу, когда Брустер предложил пропустить после смены по рюмочке. Рэнсом ответил не сразу. Лаура ему пока не перезвонила, а никаких серьезных планов на сегодня у него не было. С другой стороны, «по рюмочке» вовсе не означало, что «рюмочка» растянется на весь вечер и не превратится в пять или шесть полновесных порций спиртного. Пить в ближайших к участку барах и пабах было небезопасно, поскольку существовал довольно большой шанс столкнуться с теми, с кем лучше не встречаться: с хулиганами и другими нарушителями закона, которых только что выпустили из камеры для задержанных и которые питали естественную неприязнь к тем, кто их туда отправил. Значит, нужно было куда-то ехать, а предпринимать целое путешествие ради одной «рюмочки» не имело смысла.
  
  — А что ты делаешь в выходные? — спросил Рэнсом, стараясь продемонстрировать искренний интерес.
  
  — Завтра в городе и окрестностях день открытых дверей. Я хотел отвезти девочек к Колодцу Святого Барнарда.
  
  — А что это за штука такая?
  
  — Это одна из местных достопримечательностей на берегу Лита. Когда-то там было что-то вроде курорта для больших шишек, но сейчас он не функционирует.
  
  — Нет, я имел в виду — что такое день открытых дверей.
  
  — Разве ты не в курсе? Раз в год масонские ложи, банки и прочие учреждения, куда обычно не пускают посторонних, обязаны открыть доступ для широкой публики. По-моему, управление полиции в Лите тоже устраивает у себя день открытых дверей.
  
  — Это должно быть любопытно.
  
  — Это и в самом деле интересно. Да и Элли говорит, что девочкам будет полезно.
  
  — Что ж, удачи тебе…
  
  Рэнсом знал, что две дочери Брустера вот-вот вступят в опасный подростковый возраст и что его жена, совсем как Сандра, стремится все и всегда делать по-своему. Девочки Брустера учились в частной школе, поэтому напарнику приходилось экономить буквально каждый пенни. Для Рэнсома это была веская (или, во всяком случае, не хуже любой другой) причина, чтобы не обзаводиться детьми… Впрочем, Сандра никогда ни на чем таком не настаивала.
  
  Рэнсом оставался за своим столом, пока в отделе не осталось ни одного человека. Когда рабочий зал пустел, ему всегда лучше работалось, но сейчас, глядя на экран компьютера, детектив внезапно понял, что неспособен сосредоточиться ни на одной из тех вещей, которые он собирался сделать. Бумажной работы хватало, но Рэнсом решил, что она может подождать еще немного. Завтра или, может быть, в воскресенье он зайдет в участок на полтора-два часа и разгребет эти завалы (то-то Брустер удивится!), ну а пока…
  
  Полтора часа спустя, успев заехать домой, переодеться и перекусить бараниной по-пешаварски, Рэнсом уже сидел с кружкой пива в своем излюбленном пабе на Балгрин-роуд. Посетители, как обычно, затеяли партию в дартс, и хотя в любой другой день детектив принял бы в ней участие, сегодня вечером ему было не до игры. Когда стали набирать команды для викторины, он тоже уклонился: ему хотелось как следует поразмыслить о Чибе Кэллоуэе и о его нажитом преступным путем богатстве… а также о Майке Маккензи и его богатстве. Эти двое действительно когда-то учились в одном классе, Рэнсом не поленился проверить школьные архивы. И то, что они встретились в «Вечерней звезде» чисто случайно, тоже могло быть правдой: Гленн, во всяком случае, утверждал, что было именно так, но он мог и солгать — или же Чиб мог нарочно ввести в заблуждение своего телохранителя. Маккензи очень неплохо заработал на компьютерных программах, следовательно, Кэллоуэю он зачем-то понадобился. Вот только зачем? Собирался ли гангстер просто «доить» новоявленного миллионера или пытался навязать ему свою «крышу»?
  
  А может быть, Чибу понадобилась какая-то услуга и Маккензи мог ее оказать. Первым, что приходило на ум в этой связи, был взлом компьютерных сетей и баз данных. Рэнсом отлично знал: сейчас, чтобы ограбить, к примеру, тот же Первый Каледонский, вовсе не обязательно было врываться в банк с револьвером и в черной полумаске или вскрывать автогеном бронированные сейфы. Достаточно было взломать защиту банковской компьютерной сети и перекачать деньги на подставной счет. Взлом, кстати, можно было произвести откуда угодно…
  
  Рэнсом просидел в пабе еще почти час, прежде чем позвонил в участок, чтобы узнать последние новости. Он часто поступал подобным образом, и выходные не были исключением. Ему достаточно было набрать номер центрального полицейского коммутатора в Билстоне или дежурной части в Торфихене и сказать: «Это Рэнсом. Как дела?» И там и там отлично знали, что ему нужно, и сразу зачитывали сводку происшествий. Украденные и сожженные машины, кражи, драки, мелкая бытовуха, задержанные наркоторговцы, эксгибиционисты, магазинные воришки и так далее, и так далее… Вечер пятницы всегда бывал особенно богат на происшествия криминального характера и уступал по количеству и разнообразию преступлений лишь субботе, когда горожане словно с цепи срывались.
  
  Сегодняшний вечер не был исключением.
  
  — Угнано несколько легковых машин и фургонов, — сообщил Рэнсому дежурный. — Двое пьянчуг учинили драку на Лотиан-роуд, после того как их выставили с холостяцкой вечеринки. В районе канала избит и ограблен прохожий.
  
  Рэнсома последнее сообщение не удивило: как и большинство районов Эдинбурга, прилегающие к каналу территории были куда опаснее, чем могло показаться на первый взгляд. Там орудовало несколько молодежных банд из Полварта и Далри, и появляться там после наступления темноты было как минимум неблагоразумно.
  
  — Как он там оказался, этот бедняга? — поинтересовался Рэнсом.
  
  — По нашим данным, он живет поблизости — в новых домах возле бывшего выставочного зала «Арнольд Кларк».
  
  «Значит, просто не повезло, — подумал Рэнсом. — Парень оказался в неудачном месте в неподходящее время».
  
  — Еще что-нибудь? — спросил он.
  
  — Днем поступило сообщение о двух магазинных кражах и ДТП в Шэндоне: наезд и побег с места происшествия. В Медоуз застукали подростков, которые курили травку… Больше пока ничего. Несчастные случаи и драки начнутся позже, когда народ основательно напьется.
  
  Рэнсом вздохнул и выключил телефон. Несмотря на то что по сложившейся традиции вечер пятницы всегда был полностью в его распоряжении, сегодня он обещал Сандре не слишком задерживаться. Конечно, можно было бы посидеть еще, но, оглядевшись по сторонам, Рэнсом понял, что ему и самому не слишком хочется здесь задерживаться. Игроки в дартс не спеша исполняли свой однообразный ритуал. Лотерея из-за недостатка желающих так и не состоялась, и никто не мучил в углу «одноруких бандитов». Похоже, с введением запрета на курение в общественных местах заведение медленно, но верно умирало.
  
  — Слишком уж здесь спокойно, — пробормотал Рэнсом себе под нос и залпом допил все, что оставалось в кружке.
  
  Когда зазвонил телефон, Майк сидел на балконе и курил. Он взял трубку:
  
  — Алло?..
  
  В телефоне долго шипело и потрескивало, потом раздался голос, который он сразу узнал:
  
  — Майк, старина, как делишки?
  
  Улыбнувшись, Майк поудобнее откинулся на спинке стула. В последние несколько дней он подсознательно ожидал только плохих новостей. Уэсти взбунтовался. Аллан струсил и обратился в полицию. Тем более приятно ему было услышать голос бывшего партнера по бизнесу, который звонил, чтобы похвастаться новыми победами.
  
  — Ты где? — спросил Майк.
  
  — В Сиднее, конечно. Где ж еще!
  
  — И который у вас час?
  
  — О, у нас уже наступило завтра… — Джерри рассмеялся. — Поднялся довольно сильный ветер — к счастью, теплый. А ты чем занимаешься?
  
  Прежде чем ответить, Майк немного подумал, решая, что сказать другу.
  
  — Сижу на балконе, курю. Собирался лечь спать.
  
  — Ну и зануда ты, Майк! Можно подумать, у вас там понедельник, а не вечер пятницы. Ты сейчас должен развлекаться где-нибудь в баре. Может, познакомить тебя с одной из моих бывших девчонок?
  
  — Расскажи лучше, чем ты занимаешься. Да так, чтобы я обзавидовался.
  
  — Да у меня все как обычно: солнце, пляж, море, вечеринки… Вечный праздник, короче. Кстати, мы тут наняли яхту — сегодня поедем кататься…
  
  — Какой кошмар!
  
  Джерри рассмеялся:
  
  — Я знаю, ты всегда был тихоней. А если действовал, то старался не привлекать к себе внимания.
  
  — Ты, насколько я помню, тоже. Что же случилось?
  
  — Я проснулся. — Так Джерри отвечал всегда. — Проснулся и вдохнул жизнь полной грудью. Быть может, однажды это случится и с тобой.
  
  — Это в Эдинбурге-то?
  
  — Тут ты, пожалуй, прав. Пожалуй, тебе стоит переехать ко мне — здесь ты точно со скуки не помрешь. Ну, когда тебя ждать?
  
  — Я еще не решил, — привычно ответил Майк и неожиданно задумался. В самом деле, что держит его в Шотландии? С другой стороны, что такого особенного ждет его в других местах? — Как поживают твои инвестиции? — спросил он.
  
  — Нормально. Я вовремя ушел с рынка недвижимости — теперь инвестирую в золото, добычу минерального сырья, ну и немного — в перспективные технологии.
  
  — На мой взгляд, тебе следует вернуться в большой бизнес. Такие мозги, как у тебя, не должны пропадать зря.
  
  — Ты хочешь сказать: еще немного — и они у меня окончательно прокиснут? — хмыкнул Джерри. На заднем плане Майк услышал женский голос, который задал какой-то вопрос. Джерри, прикрыв микрофон рукой, что-то ответил.
  
  — Кто она? — спросил Майк.
  
  — Да так… недавно познакомились.
  
  — В наших краях, когда с кем-то знакомишься, принято спрашивать хотя бы имя.
  
  Джерри немного помолчал, потом расхохотался:
  
  — Очко в твою пользу, Майк. Ладно, мне, кажется, пора. Раз я не помню ее имени, придется подумать, чем я смогу это компенсировать.
  
  — А что тут думать? Просто берешь и компенсируешь. А потом еще раз компенсируешь. И так — до утра.
  
  Джерри хихикнул:
  
  — В самом деле, Майк, приезжай, а?.. Хоть ненадолго. Только представь, как мы с тобой сможем оттянуться на пару!
  
  — Спокойной ночи, Джерри.
  
  — Спокойного утра, дружище.
  
  Это была их привычная формула, и Майк слегка улыбнулся, выключая телефон. Положив мобильник на колени, он глубоко затянулся и стал смотреть на город — зубчатый темный силуэт в пятнах огней.
  
  Что случилось?
  
  Я проснулся…
  
  Лучше, пожалуй, не скажешь. Лучше и точнее.
  
  Майк вздохнул и подумал, что Джерри он мог бы рассказать о предстоящем ограблении все. Друг понял бы его правильно — понял, что за этим стоит. Да что там — рано или поздно он обязательно все ему расскажет, если, конечно, завтрашняя операция пройдет успешно. Впрочем, даже если их ждет неудача, это ничего не изменит. Джерри все равно будет восторженно вопить, свистеть и хлопать себя по ляжкам — точь-в-точь как в тот день, когда Майк сообщил ему о предложении венчурной компании выкупить их фирму за огромную сумму.
  
  Ты сейчас должен развлекаться где-нибудь в баре…
  
  Возможно, вот только с кем?.. Все друзья, которые у него еще оставались, превратились теперь в «деловых партнеров». Даже Аллан… Чиб Кэллоуэй мог бы составить ему компанию, но Майк слишком хорошо представлял себе его «программу»: бары и ночные клубы, вино, женщины, песни до утра… В этом не было, разумеется, ничего такого, против чего Майк возражал в принципе, но завтра утром ему хотелось быть свежим и отдохнувшим. Кроме того, он планировал в последний раз обдумать их план. Где та критическая точка, после которой повернуть назад будет уже невозможно? И нё может ли оказаться так, что эта критическая точка уже пройдена?
  
  Что случилось?..
  
  — Ничего. Просто открылась дверь… — ответил Майк самому себе, щелчком отправляя окурок в ночное небо.
  17
  
  В субботу в Эдинбурге был день открытых дверей.
  
  Сыпался мелкий дождь, и дул холодный ветер, но это не могло напугать любителей городских достопримечательностей, для которых день открытых дверей давно стал такой же частью культурной жизни, как регулярные эдинбургские фестивали. Многие планировали продолжительные экскурсии, включавшие замок, масонскую ложу или главную городскую мечеть, и укладывали в сумки бутерброды и термосы с чаем. Большинство зданий, пользовавшихся популярностью у экскурсантов, располагались в городском центре и входили в перечень «Всемирного наследия» ЮНЕСКО, но были и другие — например, электростанция или установка по очистке сточных вод, построенные сравнительно недавно и находившиеся в окрестностях города.
  
  В числе этих последних был и грантонский склад, в котором национальные музеи и художественные галереи хранили излишки своих фондов, не вошедших в постоянную экспозицию. В отличие от соседнего Лита, большая часть Грантона еще не подверглась перестройке и модернизации. Покрытые выщербленным асфальтом дороги, проезды и улицы пролегали между старыми складами и заброшенными фабриками, обнесенными глухими бетонными заборами. Кое-где между угрюмыми корпусами поблескивало серо-стальное Северное море, напоминая редким прохожим, что Эдинбург стоит все-таки на побережье и должен лучше использовать свое географическое положение.
  
  Склад в Грантоне, в свою очередь, служил напоминанием о том, что, какими бы богатыми ни выглядели залы городских галерей и музеев, большую часть своих фондов они в силу обстоятельств вынуждены хранить под спудом в ожидании лучших времен.
  
  — Вот что бывает, — мрачно заметил Гиссинг, — когда культура становится излишне корыстной.
  
  Профессор сидел за рулем краденого фургона. Для маскировки он надел солнечные очки, твидовую кепку и клетчатую ковбойку. «Где же ваш знаменитый вельветовый костюм?» — нервно пошутил Аллан, когда они встретились в Грейсмонте. Сам он вместо привычного делового костюма был облачен в мешковатые джинсы и просторный свитер. На голову Аллан надел рыжеватый парик и синюю бейсбольную кепку. Остальная команда, состоявшая из Майка, Уэсти и четверых сорвиголов Чиба, уже сидела в задней части фургона. Молодые бандиты были в натянутых на самые глаза бейсболках и шарфах, прикрывавших нижнюю часть лица. До сих пор никто из них не издал ни звука, если не считать неразборчивого бормотания и редкого покряхтывания. Очевидно, парни действовали по принципу — лучше промолчать, чем брякнуть что-нибудь лишнее.
  
  Майка, впрочем, это устраивало. Пошевелившись на сиденье, он бросил еще один взгляд на часы. Их неприметный белый «транзит» был припаркован на боковой дороге, откуда хорошо просматривались ворота, ведущие на территорию склада. С тех пор как склад покинула очередная экскурсия, прошло чуть меньше четверти часа. Аллан насчитал двенадцать человек, которые провели на складе сорок минут. Промежуток между экскурсиями составлял двадцать минут, а это означало, что следующая группа, так же сформированная по предварительной записи, должна вот-вот собраться перед воротами. Как и предыдущая, она состояла из двенадцати человек, только на этот раз семеро посетителей собирались участвовать в экскурсии под вымышленными именами.
  
  Гиссингу и Аллану, сидевшим на переднем сиденье фургона, въездные ворота были видны лучше, чем Майку, поэтому они вели основное наблюдение, время от времени комментируя увиденное. Склад в Грантоне находился слишком далеко от любых маршрутов общественного транспорта; пешком сюда тоже было не добраться, поэтому экскурсанты прибывали и убывали в основном на такси или на собственных машинах. Только что два таксомотора подъехали, чтобы забрать хорошо одетых посетителей, и Майк невольно спросил себя, какова вероятность того, что среди участников экскурсии окажутся люди, которые хорошо его знают и сумеют опознать, даже несмотря на принятые меры предосторожности. Профессору эта опасность не грозила, поскольку он оставался в машине, а вот ему с Алланом придется идти на склад. Насколько Майк знал, на дни открытых дверей людей влекла не столько любознательность, сколько возможность побывать в местах, куда в обычные дни посторонние не допускались, однако на складе в Грантоне хранились картины из коллекций Национальной галереи, следовательно, среди посетителей вполне могли оказаться любители искусства или коллекционеры, с которыми он и Аллан когда-то сталкивались на выставках и аукционах.
  
  Гиссингу они с самого начала велели не выходить из фургона ни при каких обстоятельствах — разве что ему будет угрожать серьезная опасность, однако сейчас Майк подумал, как было бы хорошо, если бы во время налета ни ему, ни Аллану не нужно было произносить вслух ни одного слова. И Уэсти тоже… Любители живописи частенько посещали дипломные выставки в Художественном училище, а Майк знал, что узнать знакомый голос лишь ненамного труднее, чем знакомое лицо.
  
  Тонкая струйка пота пробежала у него по спине. Кое-что они все-таки не учли, а ведь достаточно было соответствующим образом проинструктировать парней Чиба, и тогда все команды отдавали бы они. Кроме того, до сих пор юные бандиты ничего не говорили — только слушали, и Майк начинал опасаться, что реплики, которыми обменивались профессор и Аллан, могут дать им богатый материал для догадок и умозаключений. Сначала Аллан довольно неосторожно проявил профессионально глубокие познания, когда речь зашла о городском строительстве и порядке его финансирования, а потом и Гиссинг принялся со знанием дела разглагольствовать об искусстве, о том, как выгодно вкладывать деньги в картины и антиквариат. Насколько сложным для парней Чиба окажется сложить два и два? Что, если когда-нибудь в будущем они на чем-то попадутся и, надеясь облегчить свою участь, расскажут полиции все, что знают и о чем догадываются?.. Достаточно ли силен их страх перед Чибом, чтобы заставить парней молчать столько, сколько потребуется?..
  
  Одно радовало: фургон с пирожками по выходным не работал, значит, одним потенциальным свидетелем меньше.
  
  — Похоже, прибыли первые двое экскурсантов, — подал голос Аллан, и Майк почувствовал, как его сердце забилось быстрее, а в ушах зашумела кровь. Краем глаза он заметил, как Уэсти стиснул ладони между коленями, словно для того, чтобы унять дрожь. В целом, однако, молодой художник держался молодцом. Первая остановка, которую они сделали на пути сюда, была у его дома, где им предстояло погрузить в фургон готовые копии. Гиссинг, впрочем, не удержался, чтобы в последний раз не окинуть их критическим оком, после чего оценил работу Уэсти как «отличную» и пообещал, что именно такую оценку получит его дипломная выставка. Эта реплика, которая должна была подбодрить Уэсти и помочь ему немного расслабиться, подействовала и на Майка, но прямо противоположным образом. Теперь парни Чиба, которые во время погрузки уже сидели в фургоне, знали, что в группе есть студент Художественного училища и, возможно, один из его преподавателей или наставников.
  
  Уэсти в свою очередь заявил, что «эта работенка» далась ему нелегко, и действительно, выглядел он не лучшим образом: щеки у него ввалились, лицо приобрело нездоровый мучнистый оттенок, а глаза, казалось, закрывались сами собой. Вероятно, парень держался на одном лишь кофе, и Майк подумал, что это не слишком хорошо: меньше всего ему хотелось, чтобы кто-то из их группы задремал или на мгновение утратил осторожность в самый неподходящий момент.
  
  Налет… От одного этого слова нервы Майка заходили ходуном. Неужели, подумал он, все это происходит на самом деле? Может быть, я сплю и все это мне просто снится? Но нет, он не спал, и его товарищи — сосредоточенные и готовые действовать — тоже ему не привиделись.
  
  — Подъехали еще двое, — сообщил Аллан. — Остался один…
  
  Никаких признаков присутствия Элис в квартире Уэсти Майк не заметил. С собой он привез деньги, которые она требовала, а теперь ему пришлось отдать их Уэсти. Майк, впрочем, еще раз подчеркнул, что это аванс, а не плата за лишнюю копию. Видеокамеру, которую отдала ему Элис, он несколько раз переехал колесом своего «мазератти», а потом собрал обломки и раскидал по всему городу, решив ничего не оставлять на волю глупой случайности. Только потом ему пришло в голову, что он обманывает самого себя. Они уже совершили несколько досадных промахов, а сколько их еще будет?..
  
  Опустив взгляд, Майк посмотрел на сложенные на полу копии на подрамниках. Когда они отъезжали от дома Уэсти, художник буквально умолял, чтобы никто не наступил на них ногой. «Вы мне ответите!..» — запальчиво восклицал он, но малолетние бандиты только слегка посмеивались на все его ретирады.
  
  К счастью, никто ни на что не наступил и до сих пор все шло точно по плану. В семь утра Майк встретился с Алланом на Марин-драйв. Оставив «ауди» на парковке, они поехали на «мазератти» к Майку домой. Еще с вечера он приготовил бутерброды, но есть обоим совершенно не хотелось — они только выпили кофе и апельсинового сока, а потом занялись каждый своим камуфляжем. Когда Аллан вошел в гостиную в парике и в контактных линзах, которые он решил надеть вместо очков, Майк нервно расхохотался.
  
  «Парик я достал в магазине подержанных вещей, — объяснил Аллан. — В нем жарко и голова чешется».
  
  Гиссинг уже ждал их в Грейсмонте. Он явно нервничал и, расхаживая по тротуару туда и сюда, мог бы привлечь к себе внимание, но, к счастью, в эту дождливую, пасмурную погоду на улице никого не было. Майк припарковал «мазератти», от души надеясь, что шикарная машина никого не введет в соблазн и не вызовет у местных жителей приступа классовой ненависти. Через пять минут подъехал краденый фургон. Внутри сидели четверо сорвиголов, но Чиба с ними не было, и Майк не сдержал вздоха облегчения: почему-то ему казалось, что гангстер непременно захочет поехать с ними к складу. Он даже попытался разговорить парней, надеясь установить с ними более тесный контакт, но один из них ответил, что «мистер Кэллоуэй» велел им делать все, что прикажут, но рот держать на замке. «Без обид, лады?..» — добавил другой, и все четверо перешли в заднюю часть фургона. Больше никто из малолетних бандитов не издал ни одного членораздельного звука, зато курили они в четыре глотки, и Майку пришло в голову, что это, как ни суди, серьезное нарушение. Шотландский закон строго запрещал курение на рабочих местах, в том числе, конечно же, и курение в фургонах.
  
  «Ай-ай-ай, мы еще ничего не сделали, а уже сделались преступниками», — подумал он и потер лицо рукой. Как и остальные, Майк был в тонких резиновых перчатках, купленных в брантсфилдской аптеке.
  
  — Последний!.. — воскликнул Аллан. От волнения его голос сорвался на писк, но никто не засмеялся.
  
  — Готовность — две минуты, — скомандовал Майк, поднося к глазам часы.
  
  Обычно он носил хронометр от Картье, а по особым случаям пользовался антикварным брегетом, купленным в ювелирном магазине Боннара, но сегодня Аллан посоветовал ему взять с собой что-то не столь бросающееся в глаза. Эти часы Майк купил за десятку в той же аптеке, что и перчатки, но они все еще работали, хотя ему и казалось, что секундная стрелка едва ползет по циферблату. Неужели батарейки решили сдохнуть именно сейчас?..
  
  — Девяносто секунд.
  
  Майк надеялся, что Аллан не ошибся при подсчете экскурсантов. Ему очень не хотелось, чтобы кто-то из участников экскурсии появился уже после того, как они войдут внутрь.
  
  — Минута.
  
  Вот и все, пути назад нет, понял Майк и невольно покосился на Уэсти. Художник ответил пустым, ничего не выражающим взглядом — то ли слишком вымотался, то ли был ошеломлен происходящим. В качестве маскировки Уэсти воспользовался вязаной шапочкой и солнечными очками; шапочка была уже на нем, а очки он достал из кармана и надел.
  
  — Тридцать секунд…
  
  — Так, парни, действуем внимательно, о'кей? — сказал товарищам один из парней Чиба.
  
  Ответом ему были кивки и утвердительное урчание бандитов, которые принялись поправлять бейсболки и плотнее наматывать шарфы. Гиссинг, вцепившийся обеими руками в руль, тоже кивнул.
  
  — На горизонте чисто? — спросил Майк, надеясь, что его голос звучит достаточно уверенно.
  
  — Чисто, — подтвердил Аллан, и Майк набрал полную грудь воздуха, чтобы отдать команду, но от волнения не сумел издать ни звука.
  
  Гиссинг, обернувшись в его сторону, похоже, понял состояние Майка и сделал это за него:
  
  — Пошли!
  
  Задние дверцы фургона, скрипнув, отворились, и семеро заговорщиков спрыгнули на асфальт. Двигаясь плотной группой, они вышли из-за угла и оказались в поле зрения охранника у ворот. «Нужно было рассыпаться», — запоздало подумал Майк. — «Мы слишком похожи на банду».
  
  Один из сорвиголов, шагавший впереди, уже чуть не бежал, и Майк попытался представить, как их группа выглядит со стороны. Почему-то ему вспомнились первые кадры из «Бешеных псов», на которых спокойные и собранные герои идут на дело как на самую обычную работу. У самого Майка, впрочем, колени слегка подгибались, однако охранник в будке у ворот ничего не заподозрил. Привстав со своего уютного кресла, он сдвинул в сторону стеклянное окошко и потянулся за регистрационным журналом, рядом с которым лежала на столе его форменная фуражка.
  
  — Опаздываете!.. — упрекнул их охранник. — Назовите ваши фамилии, пожалуйста.
  
  Дверь позади него отворилась, охранник обернулся на звук — и замер, увидев одного из парней Чиба, который целился в него из прикрытого полой куртки обреза. Воспользовавшись его замешательством, бандит шагнул вперед и толкнул охранника обратно на стул. Остальная группа не задерживаясь прошла в ворота, направляясь ко входу в склад, расположенному слева от главных погрузочных дверей. Возле них стоял один из музейных фургонов, но еще одна машина вполне могла втиснуться рядом.
  
  Позади Майк услышал механический щелчок — начали открываться въездные ворота.
  
  — Это здесь, — сказал он, берясь за ручку входной двери.
  
  — Тогда вперед, — отозвался кто-то из бандитов.
  
  Майк распахнул дверь и шагнул через порог. Склад был похож на… склад: повсюду стеллажи, многоярусные полки, множество предметов, упакованных в пузырчатую пленку и мешковину. Дверь справа вела в комнату охраны. Слева один из сотрудников склада — средних лет мужчина в костюме с беджиком на лацкане (возможно, это его фургон стоял снаружи) — что-то объяснял первым пяти экскурсантам.
  
  Еще один молодой бандит сразу направился к комнате охраны. Ни секунды не колеблясь, он вошел внутрь и только тогда достал свое оружие. Двое охранников, сидевших перед мониторами системы видеонаблюдения, дружно подняли руки: сквозь стеклянное окно Майк видел, как они в страхе уставились на пистолет.
  
  Пора было и ему действовать. С тех пор как он открыл дверь склада, прошло не больше десятка секунд, а казалось — несколько минут. Майк давно заучил слова, которые должен был произнести, и отрепетировал интонацию. Его голос, решил он, должен быть более грубым, более низким, чем обычно, и напоминать о корнях — о доцивилизованной эпохе, когда царило право сильного.
  
  — Руки вверх! К стене, бля! Ну!
  
  Посетители, однако, замешкались, очевидно полагая, что имеет место какой-нибудь дурацкий розыгрыш. Гид из музея даже попытался что-то возразить, но один из двух оставшихся парней Чиба прижал к его голове ствол револьвера.
  
  — Не дергайся, козел! Мозги вышибу!
  
  «Козел» решил не рисковать и, подняв руки, попятился к стене. Пятерка экскурсантов последовала его примеру.
  
  Между тем Аллан и Уэсти уже прошли непосредственно на склад, а Майк, не обращая внимания на жавшихся к стене экскурсантов, поспешил в комнату охраны и достал из настенного шкафчика ключи от нужных хранилищ. Их номера ему назвал профессор Гиссинг, он же подсказал, что обычно шкафчик бывает заперт, но день открытых дверей, по-видимому, относился не только к главному входу. На одно мгновение Майк замешкался, не сразу вспомнив один из нужных номеров; ему даже показалось, что он его забыл, но, к счастью, это оказалось не так. Майк даже отругал себя: неужели так трудно запомнить три паршивые цифры?
  
  Три цифры — три ключа — три хранилища. Гиссинг, впрочем, предупреждал, что это не были хранилища наподобие банковских. Гораздо больше они походили на огромные стенные шкафы, в которые можно войти, но с металлическими стенами.
  
  Выйдя из комнаты охраны, Майк молча кивнул, и двое бандитов тут же затолкали в помещение посетителей во главе с экскурсоводом. Там им предстояло оставаться до самого конца. Камеры наблюдения отключили, жалюзи на внутреннем окне опустили, чтобы пленники видели как можно меньше и не смогли ничего запомнить или узнать.
  
  Чтобы отыскать Уэсти, Майку потребовалось времени больше, чем он рассчитывал. Ему казалось, он хорошо знает, где что лежит, но они не учли последних поступлений из музея на Чамберс-стрит. Некоторые экспонаты оказались столь велики, что их приходилось обходить, поэтому, когда Майк наконец добрался до нужного места, Уэсти только раздраженно закатил глаза. Извиняться Майк не стал — просто бросил ему ключ и отправился на поиски Аллана. Он изо всех сил старался сосредоточиться на стоящей перед ним задаче, но это было нелегко, ведь со всех сторон его окружало столько сокровищ! Слева и справа громоздились на стеллажах бесчисленные предметы, многие из которых Майк не мог идентифицировать даже приблизительно. Кельты, майя, Древняя Греция, Рим первых веков христианства… Казалось, здесь представлены все культуры и все эпохи. Вот Майк обогнул старинный велосипед с колесами разного диаметра — кажется, такие модели называли «пенни и фартинг» — и прошел мимо укутанного в ткань громоздкого предмета, который вполне мог оказаться мумией слона. Пожалуй, Гиссинг нисколько не преувеличивал, когда говорил, что здесь можно бродить неделями — и не переставать удивляться.
  
  «А ведь я здесь в первый и в последний раз, — вдруг подумалось Майку. — Даже если сегодня все кончится удачно, он вряд ли когда-нибудь осмелится сюда прийти. Впрочем, и склад, наверное, больше никогда не откроет свои двери для широкой публики».
  
  Увидев выходящего из-за угла Майка, Аллан кривовато ухмыльнулся. Его лицо блестело от испарины; он даже ненадолго снял парик, чтобы почесать голову.
  
  — Ну что, пока все в порядке? — проговорил он свистящим шепотом, и Майк почувствовал, что любой ответ кроме положительного способен лишить его друга последних капель самообладания.
  
  — Все отлично, — ответил он и, дождавшись, пока Аллан снова наденет парик, протянул ему ключ. — Кстати, ты не заметил, среди экскурсантов не было никого из наших общих знакомых? — спохватился Майк.
  
  Аллан покачал головой, отчего его парик слегка съехал набок.
  
  — Честно говоря, я не обратил на них внимания, — признался он с виноватым видом.
  
  — Я тоже, — кивнул Майк. — Ну, за дело… — И с этими словами он отправился на поиски «своего» хранилища.
  
  Последнее хранилище имело номер 37. На это указывала прикрепленная к ключу маленькая бирка. Гиссинг предупредил, что комнаты с металлическими стенами пронумерованы не по порядку: с одной стороны склада располагались хранилища под четными номерами, с другой — под нечетными. Протиснувшись в узкий проход между стеллажами, Майк стал пробираться вдоль загроможденного центрального коридора. Свой пистолет он снова засунул сзади за брюки: все охранники и посетители сидели в комнате при входе, и он не боялся наткнуться ни на кого из них. Правда, под потолком хватало камер, но Майк надеялся, что они не работают. Потом перед его мысленным взором возникла только что виденная картина: Аллан, снимающий парик, чтобы пригладить слипшиеся от пота волосы. Что, если молодые гангстеры пропустили хотя бы одну камеру и она зафиксировала его лицо? Впрочем, волноваться по этому поводу было все равно поздно.
  
  Ну вот и хранилище… Ключ повернулся в замке, и Майк рывком распахнул тяжелую дверь. Негромко скрипнули петли. Как и говорил Гиссинг, под потолком горело несколько ламп дневного света, а вдоль стен тянулись металлические стеллажи, на которых ребром к проходу стояли десятки картин в рамах. Каждая была упакована в пузырчатый пластик и джутовое полотно и снабжена ярлыком с номером. Найдя нужные полотна, Майк сунул их под мышки и ринулся обратно. Наверное, думал он на ходу, одному богу известно, какие сокровища ему приходится здесь оставить. Будь у него время, он, быть может, захватил бы что-то еще, а так… Впрочем, картину Монбоддо Майк взял бы в любом случае. Сейчас он держал ее под левой мышкой — из двух картин она была меньшей по размеру. Что ж, если придется бежать, он знает, что бросить в первую очередь…
  
  Но за закрытой дверью комнаты охраны все было спокойно — похоже, сорвиголовы Чиба умели сдерживать себя, когда возникала такая необходимость. Один из них уже открыл главные погрузочные ворота, и сквозь них в помещение склада лились дневной свет и свежий воздух свободы. Их фургон был уже на месте — Гиссинг подогнал его к воротам почти вплотную и открыл задние дверцы. Сам профессор ждал в салоне. При виде Майка на его лице отразилось столь явное облегчение, что Майк невольно подумал, уж не случилось ли что-нибудь с Алланом и Уэсти. А в самом деле, где они? Почему их до сих пор нет?
  
  Нервно оглянувшись через плечо, Майк протянул профессору первую картину — работу Кэдделла, — которую Гиссинг сразу же стал освобождать от упаковки. Пока Майк искал в фургоне копию, профессор уже выставил картину из рамы — у него в этом деле был большой опыт, поэтому на всю операцию ушло не больше минуты, благо что полотно в раме удерживали небольшие деревянные клинышки, которые можно было вынуть даже руками.
  
  Потом наступил самый ответственный момент. Майк даже затаил дыхание, когда профессор стал вставлять в старинную раму копию Уэсти. Размер, впрочем, подошел идеально, и Гиссинг, довольно крякнув, закрепил картину в раме теми же клиньями. Потом он взял оригинал и придирчиво осмотрел обратную сторону картины, выискивая на полотне или на подрамнике инвентарные номера или штампы. Перенести их на поддельную картину, — во всяком случае, так, чтобы это не бросалось в глаза, — они не могли: для этого у них элементарно не было времени. Но профессор, к счастью, ничего такого не обнаружил.
  
  — Чисто, — буркнул он, и Майк подумал, что им повезло.
  
  Впрочем, Гиссинг с самого начала утверждал, что инвентарные номера и ярлыки чаще всего помещают на рамах, а не на самих полотнах. В частности, именно по этой причине они остановили свой выбор на небольших по размеру полотнах: в их рамах почти никогда не бывало устанавливаемых для прочности крестообразных раскосов, а значит, меньше была вероятность того, что где-то появится идентификационная метка.
  
  — Заворачивай, — скомандовал профессор, а сам уже взялся за вторую картину — за шедевр Монбоддо.
  
  Майк потянулся к брошенной им пузырчатой пленке и мешковине, но услышал какой-то шум. Подняв голову, он увидел появившихся из недр склада Аллана и Уэсти. Каждый из них нес в руках по три картины, и Майк едва не хлопнул себя по лбу. Как он мог забыть?! Именно поэтому они и провозились дольше, чем он.
  
  — Все в порядке? — спросил Майк чуть дрогнувшим голосом.
  
  — Угу, — отозвался Аллан.
  
  Пот ручьями стекал по его лицу, капал с подбородка, и Майку вдруг пришла в голову дурацкая мысль: смогут ли следователи определить ДНК по каплям пота? В любом случае выяснять это сейчас, пожалуй, не стоило — на это просто не оставалось времени. Уэсти уже начал разворачивать одну из картин. Как и профессор, он хорошо знал, что и как нужно делать, да и время работало против них. Кто знает, вдруг участники следующей экскурсии начнут собираться раньше обычного?
  
  Чтобы успокоиться, Майк бросил взгляд в сторону будки у ворот. Охранника не было видно — вероятно, он лежал на полу связанный. На его месте сидел Чибов сорвиголова. Парень надел фуражку охранника, и Майк порадовался его находчивости, хотя вблизи этот маскарад вряд ли мог кого-нибудь обмануть, поскольку лицо подростка по-прежнему было замотано шарфом почти до половины.
  
  Майк уже закончил паковать первую картину, когда заметил, что Гиссинг тяжело дышит. Профессор, впрочем, нисколько не потерял присутствия духа и даже напомнил остальным, чтобы, заворачивая в мешковину копии, они не забывали оставлять снаружи ярлыки с номерами.
  
  — Помните: картины должны выглядеть в точности как раньше!..
  
  — Да знаем мы, знаем!.. — возразил Уэсти плачущим голосом и добавил: — И все-таки этим делом было бы лучше заниматься где-нибудь в другом месте.
  
  Этот спор Майк уже слышал, но в тот, первый, раз он встал на сторону Аллана, считавшего, что, покуда они остаются на территории склада, тревога вряд ли поднимется. И только когда это случится, вот тогда-то время действительно будет работать против них. Естественно, лучше было осуществить подмену сразу, а не потом, когда полиция начнет разыскивать их по всему городу.
  
  — Три готовы, — сообщил Аллан, внимательно наблюдавший за тем, как работают Уэсти и Гиссинг.
  
  Майк бросил еще один взгляд на часы. С тех пор как они вошли в склад, прошло двенадцать минут. Пока все шло как по писаному. Нет, даже лучше!
  
  Не сумев сдержаться, он улыбнулся и даже похлопал Аллана по плечу.
  
  — Рановато празднуете, — пропыхтел Гиссинг, вытирая вспотевший лоб. — Кстати, вы двое уже можете вернуться — проверить все в последний раз.
  
  Последняя проверка состояла в том, чтобы еще раз взглянуть, не оставили ли они каких-нибудь серьезных улик. Следы на складе безусловно были: Уэсти, который вместе с Элис просмотрел немало детективных сериалов, утверждал это со всей определенностью. Упавший с головы волос, волокна одежды, отпечатки ног и так далее… И все же Майк считал, что чем меньше таких следов отыщут следователи, тем лучше.
  
  Закончив проверку и не найдя ничего существенного, он и Аллан встретились в центральном проходе и, кивнув друг другу, разошлись. Аллан вернулся к фургону, а Майк заглянул в комнату охраны. Едва открыв дверь, он увидел направленный на него ствол пистолета, который, впрочем, сразу опустился, как только Чибов сорвиголова узнал подельника. Заложники сидели на полу, кто на корточках, кто на «пятой точке», и держали руки на затылке. Глаза у всех были закрыты, мониторы видеокамер тоже не работали, и Майк, удовлетворенно кивнув, поднял вверх три пальца. «Три минуты» — вот что означал этот жест.
  
  Аллан уже сидел в фургоне и вытирал потное лицо носовым платком. Уэсти паковал очередную копию. Гиссинг, выпрямившись, страдальчески сморщился и прижал ладонь к груди, но, заметив вопросительный взгляд Майка, кивнул в знак того, что с ним все в порядке.
  
  — Просто немного запыхался.
  
  — Садитесь назад, Роберт, — предложил ему Майк. — Я сам поведу. — Он сел за руль и проверил, находится ли ключ в замке зажигания.
  
  — Ну как, все в порядке? — спросил Аллан.
  
  — Пока да, — подтвердил Майк. — Пора ехать.
  
  Услышав сзади какой-то шум, он бросил взгляд в зеркало над лобовым стеклом и увидел, как в салон запрыгивают трое сорвиголов. Задние дверцы с лязгом захлопнулись, и Майк запустил двигатель. Чья-то рука просунулась между водительским и пассажирским сиденьями, и он увидел небольшой ключ.
  
  — Всё. Заперли фраеров в караулке.
  
  — Отличная идея, — одобрил Майк, бросая ключ в пепельницу фургона. — Только, наверное, нужно было сначала забрать у них мобильные телефоны.
  
  Он нажал на педали, и фургон рванулся вперед.
  
  — Эй, не так быстро! — воскликнул Гиссинг. — Не надо спешить.
  
  Он был прав, конечно. Излишне быстрая езда могла привлечь внимание водителей других машин или, не дай бог, полицейского патруля.
  
  У ворот Майк слегка притормозил, чтобы подобрать последнего участника банды. Парень так и не снял форменной фуражки, и приятели встретили его одобрительными возгласами.
  
  — Только не забудьте оставить фуражку в машине, — предупредил Майк.
  
  Аллан окинул его преувеличенно восхищенным взглядом.
  
  — Профессионал до мозга костей… — промурлыкал он. — Кто бы мог подумать!
  
  — Эй, гони!.. — крикнул сзади кто-то из сорвиголов.
  
  Бросив взгляд в боковое зеркало, Майк увидел выскочившего из будки охранника и вдавил в пол педаль газа.
  
  — Нужно было его оглушить, — посетовал кто-то.
  
  — Нельзя, — был ответ. — Парень болеет за «Сердца».[20] Я видел у него и календарь, и клубный журнал, и все, что полагается.
  
  — Он наверняка записал наш номер, — заметил Аллан.
  
  — И что ему это даст?.. — Майк повернулся к Уэсти: — Теперь понятно, почему замену лучше было произвести сразу?
  
  Уэсти в ответ только засопел, но ничего не сказал. После этого они некоторое время ехали молча и лишь напряженно прислушивались, не раздастся ли где-нибудь вой полицейских сирен.
  
  — Нужно было прихватить частотный сканер, — проворчал кто-то из сорвиголов. — Сейчас бы слушали полицейскую волну!
  
  Майк и Аллан переглянулись — вот еще одна важная вещь, о которой они не подумали. Впрочем, сейчас сожалеть об этом было поздно, да Майк и не собирался предаваться самобичеванию. Все его чувства обострились до предела. Он отчетливо ощущал каждую выбоинку, каждую трещинку на асфальте под колесами машины, чувствовал запах хмеля, доносившийся с далекой пивоварни, кожу покалывало от прилившей крови, во рту пересохло. Казалось, даже мысли текут быстрее, а все тело налилось упругой силой и энергией.
  
  «Вот, значит, каково это — жить по-настоящему», — подумалось ему.
  
  Автомобиль Аллана стоял там, где они его оставили. Никаких других машин на стоянке не было, если не считать древнего «ровера» с насквозь проржавевшими порожками. Дождь усилился, разогнав даже собачников, и никто не помешал им без помех перегрузить картины в просторный багажник «ауди». Когда работа была закончена, один из парней Чиба попытался прикрыть дверцы фургона, но Майк велел оставить все как есть.
  
  — Пусть легавые думают, будто мы удирали в большой спешке, — пояснил он.
  
  «Ровер» предназначался для сорвиголов — ключ зажигания был заткнут под переднее колесо. Майк протянул было руку, собираясь попрощаться с временными помощниками, но четверо молодых бандитов только посмотрели на него, и на рукопожатие никто не ответил. Потом один из парней напомнил насчет оружия. Майку не хотелось расставаться с браунингом, и он последним положил свой пистолет в багажник «ровера».
  
  Прежде чем парни Чиба уехали, Майк успел убедиться, что фуражку охранника они оставили в фургоне.
  
  Аллан проводил «ровер» взглядом и вяло помахал ему вслед рукой.
  
  — Какие милые детки, — пробормотал он.
  
  — Поехали, — поторопил Гиссинг, который вместе с Уэсти уже сидел в «ауди».
  
  — Сейчас, — отозвался Майк и, подойдя сзади к фургону, сбросил одну из упакованных картин на мостовую.
  
  Когда он тоже забрался в салон «ауди», профессор потребовал объяснений.
  
  — Грабители в панике бежали, — отозвался Майк. — По-моему, верный психологический штришок к общей картине, вам не кажется?
  
  Уэсти тем временем достал мобильник и набрал номер. Он сам попросил, чтобы этот звонок доверили ему. Аппарат им презентовал Кэллоуэй — он лежал в той же коробке, что и оружие. Гангстер обещал, что проследить этот телефон невозможно, и предупредил, что денег на счете всего на пару минут разговора.
  
  Набрав полную грудь воздуха, Уэсти театрально подмигнул остальным и начал говорить.
  
  — Алло, полиция? — произнес художник, ненадолго возвращаясь к своему родному файфскому выговору. — Послушайте, я тут видел одну штуку… Где?.. На Марин-драйв. Знаете, где это?.. Какие-то парни подъехали сюда на белом фургоне и… В общем, они выглядели очень странно. Словно у них в машине труп или что-то типа того. По-моему, я их спугнул, но у меня есть номер…
  
  Договорив, Уэсти выключил телефон и столь же театрально поклонился.
  
  — Труп?.. — удивленно переспросил Майк.
  
  — Не ты один умеешь импровизировать.
  
  Уэсти опустил стекло и метнул телефон в придорожную канаву.
  
  — Кстати, — подал голос Аллан, — может, уже пора снять эти чертовы перчатки? И остальное?..
  
  Майк кивнул. Они были в безопасности. Он был уверен в этом.
  
  Но главное — они сделали это. Сделали!
  18
  
  Семь картин на подрамниках были разложены на двух диванах и двух креслах в гостиной Майка. Трое мужчин стояли перед ними, держа в руках бокалы с шампанским. Избавившись от маскировки, они по очереди воспользовались ванной комнатой, чтобы освежиться, смыть пот и пыль и избавиться от запаха, который оставляли на руках резиновые перчатки. Аллан, впрочем, все еще изредка проводил рукой по влажным волосам, опасаясь, что «звери» из парика могли перекочевать к нему.
  
  Против ожидания, за время стоянки в Грейсмонте «мазератти» Майка нисколько не пострадал, хотя отпечатки пальцев на стеклах свидетельствовали о том, что дети все же заглядывали в салон машины.
  
  Уэсти они довезли до дома, на прощание еще раз напомнив, чтобы он как следует спрятал свою картину. Художник в свою очередь спросил Майка, когда он получит остаток денег.
  
  — Они будут у тебя на счете сегодня или завтра, — пообещал тот.
  
  Но Уэсти, казалось, вовсе не спешил покидать салон автомобиля. Улыбаясь, он снова и снова повторял, как хорошо все прошло.
  
  — Надо было и мне взять две картины! — сетовал он.
  
  — Смотрите не подцепите золотую лихорадку, молодой человек, — проворчал Гиссинг. — Жадность многих сгубила.
  
  — Это была шутка. — Уэсти примирительным жестом поднял вверх ладони. — Просто шутка! Типа снять напряжение и все такое прочее… А то у вас такие лица, словно вы на похороны собрались.
  
  — Тебе нужно как следует выспаться, — посоветовал ему Майк. — И постарайся завтра не слишком шумно праздновать, это может вызвать подозрения. Проведи лучше это воскресенье с Элис.
  
  — С Элис… Не слишком праздновать. — сомнамбулически повторил Уэсти и открыл дверцу, чтобы выбраться из салона. Свою картину он держал под мышкой.
  
  — Ваши картины мне нравятся больше, — сказал Аллан Гиссингу, когда оставшиеся трое участников субботнего налета уже любовались небольшой выставкой в пентхаусе Майка.
  
  — Да, отличные работы, — согласился профессор, слегка улыбаясь.
  
  — А как насчет Аттерсона? — поинтересовался Аллан.
  
  — Я прослежу, чтобы он как можно скорее попал к новому владельцу, — пообещал Майк.
  
  Лицо Аллана неожиданно отразило глубокое сомнение.
  
  — Даже не знаю, можем ли мы ему доверять… — проговорил он, прижимая пальцем глаз, веко которого неожиданно начало нервно подергиваться. — Роберт… профессор только что говорил насчет золотой лихорадки. Что, если Кэллоуэю будет мало одного Аттерсона и он захочет получить и наши картины?
  
  — Все будет в порядке, — сказал Майк. — Предоставь Чиба мне.
  
  — А он знает, что полотно нельзя никому показывать? — не успокаивался Аллан.
  
  — Знает, — ответил Майк чуть жестче и, наклонившись к кофейному столику, взял в руки пульт дистанционного управления телевизором. Включив настенный плазменный экран, он начал быстро переключать каналы в поисках программы новостей.
  
  — Наверное, еще рано, — предположил Аллан, потирая покрасневшие глаза. Надетые для маскировки контактные линзы он так и не снял, хотя терпеть их не мог.
  
  Майк не обратил на его слова никакого внимания. На самом деле ему хотелось, чтобы и Аллан, и профессор куда-нибудь провалились и он мог бы сосредоточиться на портрете жены Монбоддо. Побыть с ним наедине. Насладиться.
  
  Гиссинг тем временем отправился в обход гостиной. На свои картины он почти не глядел, зато, казалось, очень заинтересовался кое-какими аукционными приобретениями Майка.
  
  — Я только что подумал… — проговорил Аллан. — Вдруг кто-нибудь окажется на Марин-драйв раньше полиции и… и украдет хотя бы одну из наших замечательных подделок?
  
  — Тогда легавые схватят его и решат, что поймали настоящего вора, — ответил Майк.
  
  — Пожалуй, верно, — согласился Аллан.
  
  Его бокал был уже пуст, но Майк решил, что одной бутылки на троих будет достаточно. Аллану еще предстояло ехать домой, да и профессора тоже придется кому-то подвезти. Не мог же он, в самом деле, ехать на такси с двумя дорогущими картинами под мышкой!
  
  По нижней части телеэкрана поползли титры «СРОЧНО», а за спиной диктора вместо снимка Эдинбургского замка появилась карта города. Она плавно увеличивалась, пока не превратилась в подробный план одного района — Грантона.
  
  — Вот оно!.. — пробормотал Майк. — Теперь-то и начнется настоящее веселье.
  
  Он хотел сделать звук погромче, но тут раздался сигнал мобильника. Это был аппарат Гиссинга, и Майк выключил звук совсем. Профессор, повернувшись в его сторону, чуть улыбнулся, и он кивнул в ответ. Они оба знали, кто звонит… во всяком случае надеялись, что это именно тот человек. Вот Гиссинг приложил палец к губам, призывая сообщников к молчанию.
  
  — Профессор Гиссинг… — проговорил он в трубку. Несколько секунд Гиссинг слушал, потом сказал: — Да, я дома. Как раз сейчас смотрю по телевизору… это ужасно, по-настоящему ужасно! Много картин пропало?.. — Профессор еще немного послушал, задумчиво глядя в окно, где уже начинали сгущаться сумерки. — Понимаю… Но чем я-то могу помочь? У вас есть Джимми Эллисон, разве он не… — Тут Гиссинга, видимо, прервали. Слушая собеседника, он картинно приподнял брови. — Ах вот как?! Да-а, это большая неприятность. По-видимому, сейчас на улицах стало еще опаснее, чем в дни моей молодости, Алистер…
  
  Названное профессором имя послужило Майку еще одним подтверждением того, что он не ошибся и что Гиссинг действительно разговаривает с главой департамента Национальных галерей Шотландии Алистером Нуном.
  
  — Да, конечно, — говорил тем временем Гиссинг. — Постараюсь подъехать как можно скорее. Нет, я сам доберусь. Думаю, что смогу быть у вас примерно через полчаса.
  
  Майк произвел в уме быстрый подсчет. Да, от дома профессора действительно можно было добраться до Грантона минут за тридцать.
  
  — В самом деле?.. — Гиссинг бросил на Майка быстрый взгляд. — Не знаю, не слышал. Наверное, телевизор слишком громко работает. Ну хорошо, до встречи. Я сейчас выезжаю. До встречи.
  
  Гиссинг дал отбой и снова посмотрел на Майка.
  
  — Он звонил вам по городскому телефону, — догадался тот. — А когда вы не ответили, стал звонить на мобильный. Но в самом начале разговора вы сказали, что находитесь дома…
  
  — Не думаю, что Алистер обратил на это внимание, — сказал профессор.
  
  — Зато полиция может за это ухватиться, — вмешался Аллан. — Вот такие мелкие нестыковки и несоответствия, как правило, и приводят к…
  
  — У Алистера сейчас слишком много других забот, чтобы задумываться о всякой ерунде, — отмахнулся Гиссинг. — Я уверен, он уже обо всем забыл. — Профессор посмотрел на часы. — Между тем мне, кажется, пора ехать…
  
  — Подождите еще немного, — сказал Майк. — Отсюда до Марин-драйв всего пятнадцать минут на такси.
  
  — Да, пожалуй, — согласился Гиссинг. — Правда, такси еще нужно поймать.
  
  — К тому же вам надо немного расслабиться.
  
  — Думаю, небольшая порция виски могла бы помочь делу… — величественно заметил профессор.
  
  Но Майк покачал головой:
  
  — Не нужно, чтобы от эксперта пахло спиртным. Я принесу вам воды.
  
  И он отправился в кухню. Аллан двинулся следом.
  
  — Как думаешь, все будет в порядке? — поинтересовался он, ставя свой пустой бокал на чисто вытертую поверхность рабочего стола, и Майк невольно подумал, что этот вопрос он услышит от Аллана еще много, много раз.
  
  — До сих пор все шло нормально, — заметил он. — Мы хорошо подготовились и как следует продумали наш план. Что касается дальнейшего… Я полагаю, все будет зависеть от того, сумеем ли мы держать себя в руках. — Майк подмигнул Аллану и, налив воды в высокий стакан, отнес его обратно в гостиную.
  
  Прежде чем взять у него воду, Гиссинг вылущил из фольговой упаковки пару каких-то квадратных таблеток.
  
  — От изжоги, — пояснил он.
  
  — Нун не сказал, как поживает Эллисон? — поинтересовался Майк.
  
  Профессор отправил таблетки в рот и с хрустом разжевал.
  
  — Из больницы он уже вышел, но сотрясение мозга и ушибы… — Гиссинг покачал головой. — Сдается мне, твой друг немного перестарался.
  
  — Просто сделал так, чтобы впредь мы как следует думали, прежде чем прибегать к его услугам. — Майк пожал плечами. — Еще одно, Роберт: после того как вы закончите на Марин-драйв, берите такси и возвращайтесь сюда. Я или Аллан отвезем вас домой.
  
  Тут запищал уже его мобильник, но это не был вызов — от Чиба пришло текстовое сообщение:
  
   Я СЛЫШАЛ МАЛЬЧИКИ СПРАВИЛИСЬ.
  
   СРОЧНО НУЖ. ЗАЛОГ. СМОТРИТЕ ТЕЛИК?
  
  Майк решил пока не отвечать. «Залог» — это же слово Чиб использовал, когда разговаривал с кем-то по телефону. «Отличный залог» — сказал он тогда.
  
  Тем временем программа новостей переключилась на последствия наводнения где-то в Англии. Журналист, комментировавший телевизионную картинку, старательно озвучивал опасения местных жителей, боящихся, как бы их дома «не ушли под воду слишком глубоко». Гиссинг жевал третью таблетку. Аллан потирал дергающийся глаз и переминался с ноги на ногу, словно гиперактивный ребенок, которому не стоится на месте.
  
  Чтобы дома не ушли под воду слишком глубоко?..
  
  «Не этого на самом деле им нужно бояться», — подумал Майк отрешенно.
  19
  
  Детектив-инспектор Рэнсом сидел в рабочем зале отдела уголовного розыска, когда по радио передали последние новости. Включенный на музыкально-информационную волну приемник — это была какая-то местная станция, передававшая золотые хиты прошлых лет вперемежку с погодой и обстановкой на дорогах, — создавал необходимый шумовой фон: Рэнсом приехал на работу два часа назад, и за это время стопка входящих документов на его столе уменьшилась почти на дюйм. В частности, детектив узнал, что в ближайшие две недели ему предстоит трижды побывать в суде, и теперь ему было необходимо как следует отрепетировать свои показания. Количество времени, которое полицейские — как патрульные, так и следователи — проводили в городских гражданских и общеуголовных судах, в последние годы возросло в разы — и это без учета необходимой подготовки. Нередко бывало и так, что вызванному в суд сотруднику полиции вовсе не приходилось подниматься на свидетельское возвышение, — такое происходило в случаях, когда обвинение и защита в последний момент заключали так называемое «соглашение о признании вины». Один из коллег Рэнсома ухитрился даже получить диплом Открытого университета,[21] выполняя домашние задания почти исключительно в то время, пока сидел в судебных присутствиях.
  
  Несколько минут Рэнсом праздно гадал, какую специальность он бы избрал, если бы и ему пришла в голову фантазия поступить в Открытый университет, когда радио-диджей сообщил о «дерзком ограблении» склада в Грантоне. Рэнсом хотел было пропустить это сообщение мимо ушей и вернуться к работе, но его внимание привлекли слова «весьма ценные произведения искусства». «Какого черта эти «ценные произведения искусства» делали на складе в Грантонской промзоне?» — удивился детектив и стал слушать внимательнее. Картины из коллекций крупнейших городских музеев… налетчики угрожали посетителям и охране оружием… размеры возможного ущерба уточняются…
  
  Оружие и произведения искусства.
  
  Произведения искусства и оружие…
  
  Отодвинув от себя очередной отчет, Рэнсом взялся за телефон и позвонил Лауре в аукционный дом, но там никто не взял трубку. Никто не ответил и на звонок по мобильнику. Вполголоса чертыхаясь себе под нос, Рэнсом спустился на служебную стоянку.
  
  Чтобы добраться до Марин-драйв, детективу потребовалось меньше двадцати минут. Чем ему всегда нравился Эдинбург, так это тем, что его можно было пересечь из конца в конец меньше чем за полчаса — и в любом направлении. В этом отношении город напоминал большую деревню, и, как в деревне, в Эдинбурге были редки случайности, а многие вещи были тесно связаны друг с другом. Мозг Рэнсома, во всяком случае, уже начал работать, сопоставляя известные ему фрагменты информации. С одной стороны, налет на склад, где хранились произведения искусства, а с другой — внезапный интерес, который начал проявлять к живописи один из самых известных городских криминальных авторитетов. Что это, совпадение или что-то другое? Может ли сегодняшнее ограбление быть прямым продолжением чаепития, свидетелем которого он стал в Национальной галерее, когда Кэллоуэй встречался со своим школьным приятелем Майком Маккензи? Насколько Рэнсом знал, последний был не только миллионером, сколотившим состояние на производстве программного обеспечения, но и известным коллекционером. Странная парочка, поистине странная…
  
  Белый «форд-транзит» был огорожен бело-голубой полицейской лентой. Патрульные в форме направляли движущиеся по улице машины в объезд. Группа экспертов уже работала на месте преступления, делая фотографии и посыпая поверхности специальной пудрой в поисках отпечатков. Распоряжался всем детектив-инспектор Хендрикс. Рэнсом заметил его, как только выбрался из машины, и досадливо сморщился. Хендрикса он считал одним из главных конкурентов при продвижении по карьерной лестнице. Детектив был его ровесником, имел неплохой послужной список и к тому же обладал представительной внешностью и хорошо подвешенным языком, что одинаково нравилось и общественности, и начальству. Когда-то давно они вместе учились в Туллиаланском полицейском колледже. Для первокурсников там существовало особое испытание, заключавшееся в том, чтобы организовать сбор денег на нужды колледжа. Несмотря на все усилия Рэнсома, Хендрикс обошел и его — да и всех остальных тоже, — устроив в Стирлинге благотворительный ужин, на который ему удалось привлечь двух по-настоящему знаменитых футболистов. Только много позднее Рэнсом узнал, что дядя Хендрикса был президентом одного из футбольных клубов премьер-лиги. Несомненно, именно он по-родственному помог племяннику.
  
  Впрочем, вражды между двумя детективами никогда не существовало: Рэнсом был не настолько глуп, чтобы вступать с соперником в открытую конфронтацию. На публике оба демонстрировали отменную профессиональную этику и иногда даже сотрудничали. Кроме того, Рэнсом служил в Уэст-Энде, а Хендрикс — на Гейфилд-сквер, то есть на другом конце города, так что сталкивались они нечасто. «Интересно, — подумал Рэнсом сейчас, — был ли Хендрикс дежурным детективом или он специально вытребовал себе это дело?» В строгом костюме, в новой рубашке и при галстуке Хендрикс выглядел вполне официально — похоже, он, как и Рэнсом, отрабатывал сегодня бесплатные сверхурочные в надежде отхватить что-нибудь перспективное.
  
  Бригада телевизионщиков, а также радиожурналисты и газетчики были, что называется, in situ.[22] С побережья подтянулись и несколько собачников, которые теперь стояли за ограждением, с удовольствием глазея на происходящее. Представители прессы торопливо сравнивали записи, внося последние уточнения. Один из пишущей братии заметил Рэнсома и бросился к нему с традиционным вопросом, может ли он как-то прокомментировать происшествие, но детектив только покачал головой. Дело обещало быть достаточно громким. Надо же было случиться, что оно досталось именно Хендриксу!
  
  — Рэнсом? Что ты тут делаешь? — Детектив Хендрикс очень старался, чтобы вопрос прозвучал дружелюбно. Засунув руки в карманы брюк, он пружинистой походкой шагал навстречу сопернику. Безупречная прическа, аккуратно подстриженные усы… Пожалуй, только ботинки без шнуровки выглядели дешевыми, и Рэнсому пришлось утешиться этим.
  
  — Так… любопытствую, — отозвался он. — Ты же меня знаешь. Что у вас новенького на Гейфилд-сквер?
  
  — Ничего. С тех пор как сам-знаешь-кто ушел в отставку, у нас тишь да гладь да божья благодать… Слушай, Рэнс, я, конечно, рад видеть тебя и все такое, но… сам понимаешь. — Движением большого пальца Хендрикс показал себе за спину, где копошились вокруг фургона эксперты.
  
  Я очень занятой человек — вот что означал этот жест.
  
  Важная птица.
  
  И вообще — нечего тебе тут делать. Рэнсом кивнул в знак согласия.
  
  — Не обращай на меня внимания, Гэвин.
  
  — Только не путайся под ногами, договорились? — Хендрикс принужденно засмеялся, делая вид, будто шутит, хотя на самом деле он говорил совершенно серьезно. Уязвленный его словами, Рэнсом попытался придумать достойный ответ, но детектив уже шагал в обратную сторону.
  
  Пользуясь тем, что Хендрикс повернулся к нему спиной, Рэнсом тоже приблизился к фургону на пару шагов. Его задние дверцы были распахнуты, одна из картин валялась на земле. Мешковина, в которую она была завернута, разошлась, и Рэнсом увидел угол резной золоченой рамы. Пока он смотрел, один из криминалистов сфотографировал картину еще под несколькими углами.
  
  — Ребята сказали, — заметил он, обращаясь к Рэнсому, поскольку никого другого поблизости все равно не было, — что эту штуку нарисовал некто Аттерсон.
  
  — Никогда о таком не слышал. — Детектив с готовностью поддержал беседу.
  
  — Там, в углу, видна подпись. Один из журналюг утверждает, эта картина может стоить тысяч двести. Мой дом и тот почти вдвое дешевле.
  
  Насколько Рэнсом мог видеть, картина неведомого Аттерсона представляла собой унылый сельский пейзаж размером примерно двадцать на тридцать дюймов. Интересно, подумал Рэнсом, что в ней такого особенного? С точки зрения детектива, картины, висевшие в его любимом пабе, были куда интереснее или, во всяком случае, больше.
  
  — С кем это там разговаривает Хендрикс? — спросил он.
  
  Криминалист обернулся и посмотрел на своего начальника, который о чем-то беседовал с невысоким, полным, совершенно лысым мужчиной с обеспокоенным лицом.
  
  — Понятия не имею, — ответил он, покачав головой, и Рэнсом, вернувшись к своей машине, задал тот же вопрос знакомому журналисту — тому, который просил его прокомментировать события.
  
  — Что, ты сегодня не в деле? Обскакал тебя Хендрикс? — усмехнулся журналист, но Рэнсом не отреагировал, только продолжал молча смотреть на него в упор, ожидая ответа.
  
  — Это глава департамента Национальных галерей Шотландии, — пояснил журналист. — А тот, второй…
  
  Рэнсом посмотрел в ту сторону, куда указывал журналист. Из подъехавшего такси как раз выходил пассажир.
  
  — Он руководит городскими музеями. — Журналист снова хихикнул. — Теперь ты мой должник, Рэнсом.
  
  Но детектив пропустил эти слова мимо ушей, сосредоточившись на вновь прибывшем. По росту этот человек был немного выше главного галериста страны и держался спокойнее, а может быть, просто был решительнее настроен. Пожав руку коллеге, он сочувственно похлопал его по плечу, и Рэнсом сделал несколько шагов вперед в надежде подслушать хотя бы часть разговора.
  
  — …По всей видимости, здесь они собирались сменить машину, но кто-то их спугнул, — объяснял Хендрикс. — Нам позвонил случайный свидетель. Очевидно, грабители в панике бежали, бросив добычу.
  
  — Тебе повезло, Алистер, — сказал музейный начальник и еще раз дружески хлопнул галерейщика по спине.
  
  Тому, однако, подобная фамильярности пришлась не по душе. Он, правда, ничего не сказал, но отошел примерно на ярд в сторону.
  
  — Пока не ясно, все ли здесь или что-то пропало, — проговорил Алистер, потирая рукой лоб.
  
  — Свидетели говорят, что музей грабили трое или четверо, пока остальные держали под прицелом посетителей и охрану, — вмешался Хендрикс. — По нашим подсчетам, вся операция заняла у них немногим больше четверти часа, так что я думаю, вряд ли преступники успели унести много.
  
  — Все равно понадобится полная инвентаризация, — заметил музейщик и повернулся к коллеге: — Впрочем, вы, кажется, все равно планировали переучет фондов, не так ли?
  
  — Рано радуешься, Дональд, — отрезал Алистер. — Грабители могли украсть что угодно. Картины, слава богу, находятся в хранилищах, а вот музейные экспонаты свалены прямо в коридорах. Особенно после того как к нам доставили излишки из музея на Чамберс-стрит.
  
  Лицо музейщика Дональда заметно вытянулось, а вот Алистер, напротив, даже слегка повеселел. Казалось, с его плеч сняли какую-то тяжесть или по крайней мере ее часть.
  
  «Значит, эти двое не только коллеги, но и соперники», — подумал Рэнсом.
  
  — Да, сэр, — сказал Хендрикс Дональду и глубокомысленно кивнул. — Это совершенно справедливое замечание. В таком случае я попрошу вас обоих как можно скорее начать инвентаризацию и, если каких-то экспонатов не окажется на месте, безотлагательно передать мне подробное описание. Кстати, кто мог знать об этом складе и о том, что там хранится?
  
  — Да весь город мог!.. — неожиданно вспылил Дональд. — Сегодня же этот чертов день открытых дверей! Заходи кто хочешь, бери что хочешь… — Он сердито ткнул пальцем в направлении фургона. — Впрочем, я вижу, здесь только картины, хотя они, как утверждает коллега, и находились в хранилищах.
  
  Алистер, казалось, собирался сказать что-то резкое, но всех троих отвлекло появление еще одного такси, затормозившего у полицейского ограждения.
  
  — Ага, вот и наш эксперт, — проговорил он и, подойдя к машине, предупредительно распахнул заднюю дверцу. Обменявшись рукопожатием с выбравшимся из такси импозантным мужчиной, он приподнял бело-голубую ленту и жестом пригласил прибывшего пройти вперед.
  
  Пока шел этот обмен любезностями, Хендрикс заметил подошедшего совсем близко Рэнсома и наградил его довольно красноречивым взглядом. Детектив, однако, решил, что его коллега вряд ли захочет устраивать скандал на глазах у представителей эдинбургского истеблишмента (музейщик Дональд и вовсе был в галстуке Нью-Клаба),[23] поэтому остался на месте.
  
  — Наш штатный искусствовед буквально накануне пострадал от рук неизвестных хулиганов, которые напали на него возле самого дома, — объяснил Алистер Хендриксу. — К счастью, ректор городского Художественного училища профессор Гиссинг, который является весьма квалифицированным специалистом в области живописи, любезно согласился нам помочь.
  
  — Я думал, Роберт, ты уже на пенсии, — сказал Дональд, в свою очередь пожимая Гиссингу руку.
  
  Тот, не отвечая, повернулся к Хендриксу, давая Алистеру возможность представить его детективу. Во время последующего разговора профессор, похоже, почувствовал, что за ним пристально наблюдает кто-то еще, и быстро огляделся. Рэнсом отвернулся, но слишком поздно — похоже, профессор его заметил.
  
  — Мне очень жаль, что с Джимми случилась такая неприятность, — проговорил Гиссинг, обращаясь к троим своим собеседникам.
  
  И Рэнсом почти сразу вспомнил, о чем идет речь. Прохожий, избитый и ограбленный возле канала, оказался штатным экспертом-искусствоведом. Интересное совпадение… Но еще более любопытным было то, что заменил его профессор Роберт Гиссинг — близкий друг некоего Майка Маккензи и один из «трех мушкетеров» Лауры. Кажется, профессор побывал на аукционе в один день с Кэллоуэем, после чего вся честная компания оказалась в одном баре.
  
  «Эдинбург, конечно, небольшой город, — подумал Рэнсом, — но не настолько же!»
  
  Потом он перевел взгляд на обтянутую элегантным пиджаком спину Хендрикса и решил, что, пожалуй, оставит при себе свои догадки, предположения, подозрения и интуитивные озарения. В конце концов, все это могло оказаться совпадением.
  
  Алистер тем временем объяснял Гиссингу, что от него требуется:
  
  — Необходимо официально опознать найденные картины и установить их подлинность, а также убедиться, что они не пострадали.
  
  — Но сначала нам нужно обработать их на предмет отпечатков, — вмешался Хендрикс. — Быть может, преступники допустили ошибку…
  
  — Я бы на это не рассчитывал, — негромко пробормотал рядом с Рэнсомом разговорчивый криминалист. — В фургоне нет ни пылинки!
  
  — Кстати, по фургону что-нибудь удалось выяснить? — также вполголоса спросил детектив.
  
  Криминалист покачал головой:
  
  — Его наверняка угнали специально, чтобы провернуть это дельце. Да и номерные знаки, скорее всего, фальшивые.
  
  Рэнсом кивнул в знак согласия и бросил еще один взгляд на Гиссинга. Профессор стоял, скрестив руки на груди, и внимательно слушал Хендрикса. Быть может, у него просто была такая манера, но для Рэнсома, который научился неплохо понимать язык тела, такая поза была однозначно оборонительной.
  
  Что ж, подумал он, быть может, криминалисты и впрямь не обнаружат в фургоне никаких отпечатков, но что-то подсказывало Рэнсому: к этому ограблению приложил руку один его старый знакомый.
  
  Некто Чарльз Кэллоуэй…
  20
  
  — Залов для снукера осталось не так уж много, — рассказывал Кэллоуэй Майку. — Я имею в виду — настоящих, с профессиональными сланцевыми столами двенадцатифутового размера. Знаешь, сколько они весят?.. Прежде чем устанавливать такой стол, нужно убедиться, что полы выдержат.
  
  Гангстер включил несколько ламп, осветивших просторный, но пахнущий затхлостью зал. Майк разглядел шесть больших столов, но все они были далеко не в идеальном состоянии: два, правда, скрывались под грязными, продранными чехлами, зато остальные четыре покрывали царапины и сколы, зеленое сукно было кое-где продрано и не слишком умело зашито. На ближайшем столе сиротливо лежали несколько шаров, словно кто-то прервал наполовину сыгранную партию.
  
  Подойдя к столу, Майк пальцем подтолкнул розовый шар к центральной лузе.
  
  — А почему никого нет? — спросил он. — Мне казалось, в субботу вечером здесь должно быть полно народа.
  
  — Слишком большие накладные расходы, — пояснил Чиб. — На содержание одного такого зала я трачу больше, чем получаю прибыли. Конечно, можно было бы поставить здесь обычные столы для пула, может быть, даже установить несколько игровых автоматов, но… — Он сморщился. — Но, наверное, я их все-таки продам. Какой-нибудь ушлый застройщик без труда сможет превратить каждый такой зал в жилой дом или в гигантский суперпаб.
  
  — Почему ты не займешься этим сам?
  
  — С моей-то репутацией? — Чиб холодно усмехнулся. — Такому, как я, вряд ли выдадут разрешение на строительство, не говоря уже о лицензии.
  
  — Ты мог бы подкупить нескольких муниципальных советников.
  
  Чиб взял со стола кий, критически его осмотрел и, покачав головой, убрал его в стойку.
  
  — Несколько лет назад я, возможно, так бы и поступил. Но теперь кое-что изменилось.
  
  — А если зарегистрировать подставную фирму, чтобы никто не знал, кому она принадлежит на самом деле?
  
  Чиб снова усмехнулся, на сей раз его улыбка была почти дружеской.
  
  — Может, нам стоит поменяться местами, а, Майк? Похоже, ты с каждым днем становишься все больше похож на настоящего преступника.
  
  Майк кивнул:
  
  — Возможно, это потому, что я и есть преступник.
  
  — Да. — Чиб кивнул. — Ну и как… ощущения?
  
  Майк пожал плечами:
  
  — Пока не знаю.
  
  Чиб обогнул стол и жестом указал на сверток, который Майк держал под мышкой. Тот положил его на зеленое сукно и бережно развернул коричневую оберточную бумагу. Картину он упаковал дома, сам, стараясь, чтобы сверток как можно меньше походил на одно из полотен, которые полиция обнаружила на Марин-драйв. По дороге всякое могло случиться — например его могла остановить полиция и попросить открыть багажник. Сам Майк считал, что перемещаться сегодня с картиной по городу было особенно опасно. Чибу пришлось отправить ему еще два CMC-сообщения, прежде чем он рискнул выйти из дома, оставив Аллана дожидаться возвращения профессора.
  
  — Очень неплохой образец творчества Аттерсона, — сказал Майк. — Относится к его позднему периоду.
  
  — Я бы все-таки предпочел что-нибудь из творчества Джека Веттриано, — заметил Чиб, но все же некоторое время разглядывал картину и даже провел кончиком пальца по краю подрамника. — Какая-то она маленькая, — заметил он. — В раме картины кажутся больше.
  
  — Верно, — подтвердил Майк. — Кстати, насчет рамы…
  
  — Знаю, знаю, — нетерпеливо перебил Чиб. — Эту штуку нельзя даже отнести в мастерскую и попросить сделать для нее нормальную раму. И еще ее нельзя вешать там, где ее могут увидеть посторонние. — Он напустил на себя разочарованный вид и театрально вздохнул. — Стоило ли столько стараться?.. — Тут гангстер улыбнулся и повернулся к Майку, его глаза лукаво блеснули: — Как мои мальчики, не подкачали? Они вас слушались?
  
  — Ребята сработали отлично, спасибо.
  
  — А пушки?
  
  — Тоже пригодились. Мы их потом вернули, как договаривались.
  
  — Я знаю. — Чиб немного помолчал, потом скрестил руки перед собой. — Мне казалось, ты не захочешь расставаться со своим браунингом. По-моему, он тебе понравился. Этот ствол все еще у меня, так что если хочешь…
  
  — Я бы не прочь, — признался Майк. — Но будет лучше, если все оружие просто исчезнет.
  
  — Согласен. Значит, во время налета ни один кролик не пострадал?
  
  — Все оказалось довольно просто. — Майк провел рукой по волосам и неожиданно для себя самого непринужденно рассмеялся. — Если бы можно было наведаться туда снова, я захватил бы вдвое больше картин.
  
  — Аппетит приходит во время еды, так, что ли?
  
  Майк покачал головой:
  
  — Без тебя мы бы все равно не справились.
  
  Чиб снова взял в руки своего Аттерсона и, держа перед собой, сделал вид, будто внимательно его разглядывает.
  
  — Мне все-таки кажется, вы могли просто подменить картины на месте. И тогда незачем было бы устраивать это представление с фургоном.
  
  — И как бы это выглядело, хотел бы я знать? Грабители в масках и с оружием врываются на склад, а потом исчезают, ничего с собой не прихватив? Не-ет, трюк с фургоном был необходим. Когда руководство склада получит украденное назад, оно только вздохнет с облегчением. И никто ничего не заподозрит.
  
  — Кто бы мог подумать, всего за две недели ты развил в себе… как это называется? Настоящее криминальное мышление. — Чиб усмехнулся собственным словам. — Ну и что будет дальше?
  
  — Профессора уже вызвали на Марин-драйв. Он подтвердит, что найденные там картины — подлинные.
  
  — И ему поверят?
  
  — Ни у полиции, ни у представителей картинных галерей нет никаких причин ему не верить. Кроме того, на данный момент он — единственный достаточно квалифицированный эксперт в этой области.
  
  — Если бы я знал, насколько легковерны эти идиоты, я бы уже давно провернул что-нибудь подобное.
  
  — Но у тебя нет знакомого художника-копииста — такого как Уэсти. Весь план держался именно на нем. А привлечь его к нашему делу предложил Гиссинг.
  
  — Как думаешь, у профа хватит выдержки?
  
  Чиб снова положил картину на сукно стола.
  
  — Он справится, я уверен.
  
  Чиб, казалось, некоторое время обдумывал его слова, потом сказал:
  
  — Ты отлично сработал, Майк. Я даже жалею, что мы не встретились раньше.
  
  — Не забывай — план придумал профессор, — возразил было Майк, но гангстер только отмахнулся:
  
  — А тот, твой второй друг?
  
  — Аллан?
  
  Чиб кивнул.
  
  — Аллан не подведет, не волнуйся.
  
  — Ты точно знаешь? Понимаешь, Майки, теперь мы все крепко друг с другом повязаны, а из всей нашей компании единственный, кому я полностью доверяю, это я сам. — Он ткнул себя в грудь, потом наставил палец на Майка. — И я должен быть уверен, что никто из вас не проболтается, если легавые вдруг начнут задавать неприятные вопросы.
  
  — Никто не проболтается, — твердо сказал Майк, но Чиб только покачал головой:
  
  — Этого Уэсти я вообще не знаю, но он студент… От студентов только и жди неприятностей.
  
  — Зато Уэсти ничего не знает о тебе.
  
  — Но он наверняка спрашивал себя, откуда могли взяться стволы и четверо парней, которые вам помогали. Не из воздуха же, в самом деле, они появились!
  
  — Уэсти не произвел на меня впечатление человека, который любит совать свой нос куда не следует. Но ты что-то ничего не сказал о…
  
  Майк решил, что Чибу лучше не знать о подружке Уэсти, которая уже проявила недюжинное любопытство и изобретательность.
  
  — О чем?
  
  — Тебе не нравится твой Аттерсон?
  
  У двери послышался какой-то шум, и по губам Кэллоуэя скользнула холодная улыбка.
  
  — Вот теперь он мне очень нравится… — Он чихнул, потом потер нос. — Я уже говорил, Майк, что ты, похоже, вошел во вкус, а раз так, я хочу, чтобы ты поучаствовал еще кое в чем.
  
  Майк почувствовал, как от недоброго предчувствия у него внутри все похолодело.
  
  — В чем именно? — переспросил он неожиданно севшим голосом, но Чиб уже шагал к двери и не ответил.
  
  Со смешанным чувством страха и любопытства Майк смотрел, как гангстер отпирает замок и впускает внутрь высокого, крепкого мужчину с татуировками и конском хвостом, на котором как-то нелепо смотрелся зеленовато-голубой полотняный костюм и туфли на босу ногу. Пришельца Чиб подвел к столу, и Майк невольно выпрямился и расправил плечи, стараясь придать себе больше солидности.
  
  — Это мистер Страх, — представил гостя Чиб. — Познакомься, Страх, это мой старый друг, о котором я тебе рассказывал, — Майк Маккензи. Можешь даже считать его моим партнером.
  
  По тому, как Чиб произнес его имя, Майк догадался: гангстер что-то задумал. Впрочем, Страх даже не взглянул в его сторону, и Майк воспользовался этим, чтобы рассмотреть пришельца внимательнее. Его горло пересекала татуированная пунктирная линия, а когда он оперся руками на край стола, Майк увидел вытатуированное на его кистях слово «СТРАХ».
  
  — Это и есть залог? — Страх, по-видимому, решил пренебречь даже видимостью приличий.
  
  — Да, — подтвердил Чиб.
  
  — И я должен поверить, что эта картинка действительно дорого стоит?
  
  Он произносил слова с легким акцентом — кажется, скандинавским. Определить точнее Майк не сумел.
  
  — Мой друг Майк как раз является специалистом в данной области, — заявил Чиб, и Майк впился в него взглядом, но гангстера это не смутило.
  
  — По-моему, это просто кусок дерьма, — констатировал гигант.
  
  — На свободном рынке этот «кусок дерьма» можно продать за двести тысяч фунтов, — холодно парировал Майк.
  
  Страх фыркнул и, взяв со стола картину, стал небрежно вертеть ее перед собой. Майк даже испугался, что подрамник в его могучих ручищах может треснуть.
  
  Залог, думал он. У него уже появились кое-какие соображения, а появление этого здоровяка, — вероятно, того самого Викинга, о котором обмолвился Джонно, — их только подтвердило. Кэллоуэя не интересовала живопись. Во всяком случае, не больше чем раньше. С самого начала Чиб собирался отдать полотно Аттерсона этому чудовищу в человеческом облике — чудовищу, для которого Майк теперь был неразрывно связан с картиной. И если вдруг сумма, которую можно будет выручить за картину, окажется меньше, чем он только что сказал… Наконец-то до Майка дошло, для чего Чиб назвал Страху его имя, он понял, зачем гангстеру понадобилось, чтобы он присутствовал при этой подозрительной сделке. «Мы все повязаны.» — так сказал Кэллоуэй всего несколько минут назад, и если теперь что-то вдруг пойдет не так, Майк окажется его заложником, его живым щитом.
  
  «Во что ты впутался, Майк Маккензи?»
  
  Страх тем временем понюхал картину — по-настоящему понюхал!
  
  — Что-то от нее пахнет так, словно ее вчера нарисовали! — заметил он.
  
  — Ты ошибаешься, Страх. — Чиб даже погрозил ему пальцем. — Неужели ты думаешь, что я попытался бы всучить тебе подделку? Не веришь мне — попроси подтвердить подлинность картины кого-нибудь из специалистов. Майк, кстати, знает кое-кого в Художественном училище…
  
  «Господи, теперь он и Гиссинга пытается втянуть в свои темные делишки!»
  
  Майк поднял руку в знак предостережения.
  
  — Картина краденая, — сказал он. — Думаю, ты уже в курсе. Если хочешь убедиться еще раз, посмотри сегодняшние вечерние новости. И если картину увидят посторонние — хотя бы один человек, — последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
  
  — То есть я должен вам доверять?
  
  Глаза у скандинава были нежно-голубыми, но зрачки напоминали два осколка мрака.
  
  — Можешь порыться в Сети, — предложил Майк. — Взгляни, сколько стоят другие работы этого художника, — на аукционах было продано несколько его картин. Сэмюэль Аттерсон весьма знаменит. О нем написано несколько книг, да и в выставочных каталогах он упоминается достаточно часто.
  
  Страх не спеша переводил взгляд с Майка на Чиба и обратно.
  
  — Двести тысяч фунтов… — медленно проговорил он.
  
  — Не вздумай! — Издав короткий смешок, Чиб погрозил ему пальцем. — Это только залог, временная гарантия. Деньги уже на подходе.
  
  Страх пронзительно взглянул на него:
  
  — Ваши люди все еще ищут меня, мистер Кэллоуэй?.. Конечно, ищут, ведь вы не глупец. Только они меня не найдут, а если найдут, то очень об этом пожалеют.
  
  — Я понял.
  
  Чиб коротко кивнул.
  
  Страх перевел взгляд на картину, которую по-прежнему держал в руках, и Майк вдруг испугался, что он может что-то с ней сделать — пробить холст кулаком, к примеру. Но скандинав просто положил ее обратно на стол и стал снова заворачивать в бумагу. Он проделывал это с изрядной долей осторожности, и Майк подумал, что Страх поверил им по крайней мере наполовину.
  
  — Итак, недоразумение улажено? — осведомился Чиб. Нотка облегчения, прозвучавшая в его голосе, подсказала Майку, как сильно нервничал гангстер в последние несколько минут.
  
  — Об этом я должен спросить у моего клиента.
  
  Страх сунул упакованную картину под мышку. Чиб покачал головой:
  
  — Ты не выйдешь отсюда, пока мы не достигнем полного взаимопонимания.
  
  Похоже, облегчение, которое испытывал гангстер, превратилось в безрассудную храбрость.
  
  — Попробуйте меня остановить, мистер Кэллоуэй, — спокойно отозвался Страх, делая шаг к двери.
  
  Чиб быстро огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на стойке с бильярдными киями, но когда гангстер на мгновение повернулся к Майку, тот отрицательно качнул головой.
  
  — Почему вы предпочли английский? — спросил Майк вслед гиганту.
  
  Тот остановился, полуобернувшись через плечо.
  
  — Ваша татуировка… — пояснил Майк. — Слово «страх». Почему оно на английском?
  
  В ответ скандинав только пожал плечами, потом отворил дверь и с грохотом захлопнул ее за собой. Майк подождал, пока затихнет эхо гулкого удара, и кивком указал на стойку с киями.
  
  — Если бы они были девятимиллиметровыми… — проговорил он.
  
  — Девятимиллиметровым такого бугая, пожалуй, уложишь…
  
  Гангстер потер подбородок.
  
  — На редкость приятный парень этот Страх. Такой вежливый, обходительный… И часто тебе такие попадаются?
  
  — В моем бизнесе их не больше, чем в любом другом.
  
  — Не могу не согласиться. — Майк кивнул, и оба расхохотались, сбрасывая остатки владевшего ими напряжения. — Кстати, — добавил Майк, — какие бы дела ты с ним ни вел, я не хочу ничего об этом знать.
  
  — Правильный подход, Майки, но… Я думаю, ты и сам уже обо всем догадался. Я кое-кому задолжал. Аттерсон — мой способ выиграть немного времени.
  
  — Я знаю, мафия иногда использует подобным образом картины старых мастеров.
  
  — Как видишь, в Эдинбурге это тоже случается. Хочешь выпить?
  
  В одном из углов зала был отгорожен небольшой бар. Чиб зашел за стойку, отпер один из шкафчиков и достал початую бутылку виски и два стакана.
  
  Прежде чем сесть на табурет, Майк ладонью смахнул с него пыль.
  
  — Как ни странно, — заметил он, — в этом действительно есть смысл.
  
  Чиб опрокинул в себя порцию виски и с шумом выдохнул.
  
  — В чем? — спросил он.
  
  — Если картина будет находиться в чужих руках, полиция вряд ли сумеет найти ее у тебя.
  
  — Согласен. — Чиб слегка наклонил голову. — Быть может, легавые даже попытаются свалить ограбление на Страха. — Он фыркнул и налил себе еще. — Ты уверен, что не хочешь сменить профессию?
  
  — У меня нет профессии.
  
  — Это верно. Ты — богатый бездельник, которому не нужно зарабатывать себе на жизнь. Хотя, быть может, самому себе ты представляешься чем-то вроде благородного разбойника.
  
  — Я уже говорил, Чиб: этот раз был первым и последним. Я…
  
  Он не договорил — завибрировал его мобильник. Майк достал его из кармана и взглянул на экран. Звонил Гиссинг.
  
  — Это проф, — пояснил он Чибу и нажал клавишу соединения. — Как дела, Роберт?
  
  — Только что закончил.
  
  Гиссинг старался говорить тише, очевидно, поблизости кто-то был.
  
  — Когда будете брать такси, — напомнил Майк, — назовите водителю свой домашний адрес. Вдруг вас кто-нибудь услышит. Ну а по дороге можете «передумать». Я буду вас ждать.
  
  — Я не дурак, Майк… Что-то случилось?
  
  В голосе профессора Майку послышались какие-то необычные нотки. Чиб в свою очередь тоже навострил уши — во всяком случае, он так и не донес до губ свой бокал.
  
  — Ты сейчас со своим другом? — спросил Гиссинг.
  
  — Да, как мы и договаривались. Он остался доволен.
  
  — Ладно, об этом потом… Я сейчас пошлю тебе один снимок. Потрясающая все-таки это вещь — телефон с мобильной камерой. Думаю, никто не видел, как я это сделал…
  
  — Сделали что?
  
  Майк прищурился.
  
  — Фотографию, естественно! Твой телефон может принимать фото?
  
  — Да, но… Объясните же, в чем дело!
  
  — Ни в чем. Просто хочу убедиться, что у нас не появились проблемы.
  
  Пока Майк разговаривал, Чиб отставил бокал и, подавшись вперед, напряженно прислушивался. При этом Майку показалось, сквозь запахи виски и лосьона после бритья пробивается острый запах свежего пота.
  
  — В общем, мне не понравилось, как этот тип на меня смотрел, — сказал Гиссинг. — Как получишь снимок, перезвони.
  
  Он дал отбой, и Майк опустил телефон, но убирать не стал.
  
  — Надеюсь, он не меня имел в виду? — осведомился Чиб.
  
  — Что? Когда?..
  
  — Когда сказал — ему не понравилось, как на него кто-то там смотрел…
  
  — Нет, нет. Просто Гиссингу хочется что-то нам показать.
  
  — Надеюсь, ваш гениальный студент ничего не напорол с копиями.
  
  Телефон Майка издал короткую трель — поступило сообщение с фото, и он развернул экран так, чтобы Чибу тоже было видно. У Гиссинга оказался весьма качественный мобильник. Майк вспомнил, что профессор даже снимал им что-то для фотовыставки в училище. У самого Майка мобильник тоже был последней модели, с большим экраном, и снимок появился на нем тремя блоками. На фотографии был изображен какой-то мужчина, снятый в профиль с довольно большого расстояния. Очевидно, Гиссинг полностью задействовал зум, поскольку изображение вышло не особенно четким. Майк видел этого человека впервые в жизни, но Чиб громко зашипел сквозь зубы.
  
  — Это Рэнсом, — проворчал он. — Детектив Рэнсом. Он уже довольно давно за мной гоняется.
  
  — И ты думаешь, что он следил за тобой в тот день, когда мы встречались на Троне Артура?
  
  Чиб кивнул.
  
  — Похоже, теперь этот Рэнсом проявляет нездоровый интерес к нашему профессору.
  
  Майк прикусил губу и некоторое время задумчиво молчал.
  
  Чиб тем временем объяснил, что Рэнсом время от времени пытается за ним следить, поэтому ему приходится предпринимать сложные маневры, чтобы избавиться от хвоста. Некоторое время детектива не было видно, и гангстер посчитал, что он сдался, но теперь…
  
  — Я знаю, Рэнсом пытался сесть мне на хвост в тот день, когда мы столкнулись в Национальной галерее.
  
  — Значит, он мог нас видеть?.. — проговорил Майк, не особенно, впрочем, рассчитывая на ответ. — Что-то мне это не нравится, очень не нравится. — Он еще несколько секунд внимательно изучал фотографию Рэнсома, потом набрал номер Гиссинга. — Хьюстон, у нас проблема,[24] — сказал он в трубку.
  
  Человек, называвший себя Страхом, взял с собой в Шотландию ноутбук. Собственно говоря, он возил его повсюду, хотя и старался не держать на жестком диске ничего такого, что могло бы заинтересовать полицию посещаемых им стран. Убрав картину Сэмюэля Аттерсона — возможно, совершенно никчемную — в багажник взятого напрокат автомобиля, Страх запустил компьютер и, выйдя в Сеть, ввел имя художника в строку поиска. Он заранее решил, что, если результаты интернет-поиска его не удовлетворят, он сначала посетит книжный магазин или библиотеку и только потом подумает, как действовать дальше: парень, который был с Чибом в бильярдной (гангстер назвал его Майком Маккензи, но имя могло быть и ненастоящим), предупредил, что картина краденая, но Страх считал, что его это не касается. И только если окажется, что полотно Аттерсона стоит меньше, чем Кэллоуэй задолжал «Ангелам Ада», вот тогда-то у Страха появится проблема. Но сначала ему нужно было получить точную, достоверную информацию, а для этого бандиту могла понадобиться профессиональная консультация. Не исключено, что ему даже придется показать кому-то картину, что, в свою очередь, могло повлечь за собой значительные осложнения.
  
  Страх уже отправил своему нанимателю СМС-сообщение, в котором извещал, что взял в качестве залога ценную картину. Как и он сам, клиент никогда не слышал об Аттерсоне. Впрочем, эта проблема не была непреодолимой, поскольку деньги есть деньги. Зайдя на местный сайт новостей Би-би-си, Страх узнал, что принадлежащее Национальной галерее хранилище картин действительно было ограблено сегодня утром, однако «часть похищенного» удалось вернуть спустя несколько часов. Размеры ущерба все еще уточнялись, и ничего конкретного Страху узнать не удалось.
  
  В задумчивости он потеребил мочку уха, нащупав ряд небольших отверстий, где обычно носил серьги. В свободное время Страх предпочитал джинсы и футболки, но «на работу» надевал только костюм. Как ему было точно известно, костюм нервировал тех, с кем ему приходилось иметь дело. Точнее, не сам костюм, а несоответствие между ним и человеком, который его носил… «Скорее бы домой», — подумал Страх. Эдинбург ему не нравился. Этот город, как уличный разводила, показывал приезжим только то, что лежало на поверхности, слепил глаза мишурой, а сам потихоньку тянул деньги из кошельков. Впрочем, большинство галерей и музеев здесь были все-таки бесплатными. Страх побывал в нескольких из них, посмотрел картины, в надежде, что приобретенный опыт поможет ему распознать подделку, но этого так и не произошло. Зато смотрители ходили за ним буквально по пятам, словно не в силах поверить собственным глазам. Они как будто всерьез ожидали, что он вот-вот выхватит нож или бритву и полоснет по их драгоценным полотнам.
  
  Во время первого разговора насчет возможности залога Кэллоуэй не сказал, откуда возьмется картина, и не назвал имени художника. Сам Страх не помнил, чтобы в галереях, где он побывал, был выставлен хоть один Аттерсон, но из интернета он узнал, что этот художник котируется достаточно высоко. «Сотбис», «Кристис», «Бонэмс» — за последние пару лет эти крупнейшие аукционные дома продали хотя бы по одной работе мастера. Максимальная продажная цена составила триста с лишним тысяч фунтов, так что, возможно, этот парень, Маккензи, не преувеличивал, когда утверждал, что на рынке стоимость картины, предложенной Кэллоуэем в качестве обеспечения, может достигать двухсот тысяч.
  
  Под влиянием минутного каприза Страх решил провести поиск по имени «Майк Маккензи» и был поражен, когда количество найденных ссылок оказалось едва ли не большим, чем выдала поисковая машина по Аттерсону. Одна из этих ссылок привела Страха на сайт какого-то модного журнала, вывесившего у себя фотографии «стильного пентхауса мистера Маккензи». На стенах пентхауса, кстати, висело немало картин — похоже, не из дешевых, — да и человек на помещенном отдельно маленьком снимке был тем же самым — в этом не могло быть никаких сомнений. Значит, «мистер Маккензи» был человеком «богатым и со вкусом», если воспользоваться строками из любимой песни Страха.
  
  Скандинав снова дернул себя за ухо. Похоже, ему придется пересмотреть свое мнение о Чибе — или Чарльзе — Кэллоуэе. Сам гангстер мог быть тупицей, невеждой, примитивным и жестоким громилой, но вот о его «партнере» такого сказать было нельзя.
  
  Майк Маккензи явно играл лигой выше.
  
  Лаура была на праздничном приеме в Хериот-Роу. Хозяин особняка только недавно продал на ее аукционе две неплохие картины, но они, к сожалению, не достигли максимума ожидаемой цены. Лаура была готова к бесконечным жалобам, может быть даже к упрекам, но, к счастью, гости могли говорить только об ограблении в Грантоне — о его дерзости и о глупости грабителей, а также о том, что, если бы не стечение обстоятельств, налет мог бы и удаться.
  
  На прием Лаура хотела пригласить в качестве спутника Майка Маккензи, но не сумела набраться смелости, чтобы позвонить ему первой. В результате хозяин с хозяйкой усадили ее рядом с адвокатом, который, как вскоре выяснилось, еще не совсем отошел после недавнего — и довольно болезненного — развода. Чтобы хоть временно умерить боль от его раны, одного спиртного оказалось недостаточно, и Лаура только вздохнула с облегчением, когда за пудингом вдруг зазвонил ее мобильник. Пробормотав какие-то извинения, она выхватила аппарат из сумочки и, взглянув на экран, заявила, что «это по делу» и что ей «придется ответить». После этого она быстро вышла в коридор и, еще раз выдохнув воздух, нажала кнопку ответа.
  
  — Чем могу быть полезна, Рэнс?
  
  — Надеюсь, я тебя ни от чего не отвлек? — спросил детектив.
  
  — Отвлек. От праздничного ужина.
  
  — Хотел бы я знать, отчего меня не пригласили?
  
  — Потому что хозяйка здесь не я.
  
  — Я мог бы пойти с тобой в качестве кавалера. Кстати, что празднуете?
  
  Специально для него Лаура вздохнула в третий раз.
  
  — Так, ничего особенного. У тебя что-то важное?
  
  — Нет, в общем-то… Хотел задать тебе пару вопросов относительно грантонского склада. Ты, наверное, уже слышала новости?
  
  Лаура удивленно приподняла бровь:
  
  — Ты расследуешь это дело?
  
  Одна из официанток, нанятая на вечер в специальном агентстве, катила по коридору столик с нарезанными сырами, и Лауре пришлось посторониться.
  
  — К счастью, я не один. Мне помогает твой друг профессор Гиссинг.
  
  — Я бы не сказала, что он такой уж мой друг…
  
  — Но ведь он специалист по живописи?
  
  — В общем и целом — да. — Из дверей обеденного зала показалась голова хозяйки, и Лаура кивнула в знак того, что сейчас заканчивает. — Извини, Рэнс, меня зовут.
  
  — Может быть, встретимся попозже за стаканчиком виски?
  
  — Только не сегодня.
  
  — Ах вот как? И кто этот счастливец?
  
  — До свиданья, — твердо ответила Лаура и дала отбой.
  
  Вернувшись в зал, она еще раз извинилась перед гостями, и ее сосед-адвокат поднялся, пропуская Лауру на прежнее место.
  
  — Надеюсь, не случилось ничего удручающего? — участливо поинтересовался он, вытирая раскрасневшееся лицо салфеткой.
  
  — Нет, — уверила Лаура.
  
  «Удручающего» — это же надо! — подумала она про себя. — Ну кто теперь так говорит?!» Впрочем, Гиссинг вполне мог употребить подобное словечко, вышедшее из моды едва ли не до ее рождения.
  
  Потом она задумалась о звонке Рэнсома. Интересно, действительно ли Роберт — самый подходящий специалист для проверки подлинности картин? Лаура в этом сомневалась. В последний раз она видела профессора на аукционе — он стоял в дверях рядом с Майком. И ушли они тоже вместе, а еще какое-то время спустя к ним присоединился Аллан. Именно он познакомил ее с Майком на открытии ретроспективной выставки работ Монбоддо. Кажется, в тот же день Аллан свел Майка и с профессором. Да, точно, так и было. Лаура отчетливо вспомнила, как она болтала с Майком (с удовольствием болтала, да и он, если судить по некоторым косвенным признакам, тоже ею заинтересовался), но тут Крукшенк подвел к ним профессора, который не преминул взять разговор в свои руки, прочтя им целую лекцию о вреде «безвкусицы и всеядности» в искусстве. В конце концов Лаура перешла в другую часть галереи и присоединилась там к группе знакомых, однако Майк до самого конца вечера продолжал время от времени бросать на нее внимательные взгляды.
  
  «Ты только недавно рассталась с бойфрендом после двух лет отношений. Не смей поддаваться депрессии и бросаться на первого попавшегося мужчину!» — велела она себе тогда.
  
  — Кусочек бри, Лаура? — спросила хозяйка, занося нож и лопатку над столиком с сырами. — Он очень хорош, особенно с айвой и виноградом.
  
  — Спасибо, мне пока достаточно, — отозвалась Лаура, чувствуя, как взгляд адвоката, подливавшего ей вино, остановился на ее груди.
  
  — У вас, кажется, когда-то был Монбоддо? — спросила у хозяина одна из гостий.
  
  — Мы продали его лет десять назад, — ответил тот. — Слишком большие расходы на платную школу… — Он неопределенно пожал плечами.
  
  — Грабители пытались украсть работу Монбоддо, — пояснила женщина остальным гостям. — Портрет жены художника… — Она повернулась к Лауре: — Вы ведь знаете эту картину?
  
  Лаура кивнула. Да, она хорошо ее знала, помнила, когда видела ее в последний раз.
  
  И еще она знала, кто интересовался портретом больше других.
  
  Вечером Уэсти и Элис поужинали в своем любимом китайском ресторанчике, а потом отправились по барам и ночным клубам, чтобы потанцевать, — им казалось, что это лучший способ выразить владевший ими восторг. Абстрактное полотно Де Рассе они поставили на почетное место — на мольберт, который еще недавно занимала одна из подделок. Уэсти даже предложил Элис использовать картину для своего дипломного проекта, выдав за собственноручно написанную копию.
  
  — А Гиссинг увидит ее и надает тебе пинков! — визгливо расхохоталась Элис, и Уэсти тотчас присоединился к подруге.
  
  Потом оба пошли танцевать и не заметили, как наступило воскресенье.
  
  Примерно в это же время Рэнсом лежал на постели без сна и глядел в потолок. Он старался поменьше ворочаться, чтобы не потревожить жену, хотя нервы у него были натянуты как струна, сердце отчаянно колотилось, а в желудке, словно бетонная плита, лежал поздний ужин — перченый овощной кускус.
  
  Аллан тоже не спал этой ночью. Глаза болели после контактных линз, а кожа под волосами отчаянно свербела, хотя, вернувшись домой, он принял еще один душ, вылив на себя полбутылки шампуня. Постель он разобрал, но лечь даже не подумал. Вместо этого Аллан долго стоял у окна в темной гостиной и смотрел на противоположную сторону Гейфилд-сквер, где находился полицейский участок. Он видел, как приезжали и уезжали, сняв короткий репортаж, бригады телевизионщиков, видел возвращавшиеся из города патрульные полицейские машины. Каждый раз, заметив такую машину, Аллан был почти уверен, что сейчас оттуда выведут закованных в наручники Майка, Гиссинга или Уэсти, и хотя ничего такого не произошло, легче ему от этого не стало. Аллану отчаянно хотелось поделиться с кем-то своей тайной — может быть, с детьми или даже с бывшей женой. Несколько раз он едва удерживался от того, чтобы не схватить телефонный аппарат и, набрав первую попавшуюся последовательность цифр, не выложить все тому, кто возьмет трубку. К счастью, ему удалось справиться с собой и продолжить свое ночное бдение у окна.
  
  Роберта Гиссинга ожидала нелегкая ночь, однако он все же выбрал время, чтобы еще раз полюбоваться доставшимися ему картинами. Это было неплохое дополнение к его коллекции.
  
  Домой его в конце концов отвез Аллан, и хотя по дороге они почти не разговаривали, это вовсе не означало, что профессору было не о чем беспокоиться. Наоборот… Детектив Рэнсом — вот что на данном этапе тревожило его больше всего. Кроме того, Майк не велел ничего рассказывать Аллану о полицейском, и это только подтверждало опасения Гиссинга. Он давно подозревал, что если кто-то из них сломается, то это наверняка будет Аллан.
  
  И это могло случиться в любой момент.
  
  Именно поэтому профессора ожидала нелегкая ночь, но он не имел ничего против. Отоспаться можно, когда у него будет уйма свободного времени. Он даже произнес эти слова вслух:
  
  — …Уйма свободного времени!
  
  Произнес и сам улыбнулся. Гиссинг отлично знал, что это весьма маловероятно.
  21
  
  Воскресное утро в Эдинбурге было, по обыкновению, спокойным и мирным. Звонили колокола церквей, ласково пригревало солнышко, горожане и туристы наполняли кафе, разворачивая на столиках только что купленные газеты. Такое утро прекрасно подходило для автомобильной поездки, однако очень немногие выбрали бы целью своего путешествия Грантон. Здесь было уныло и ветрено, над побережьем вились крикливые чайки, ссорившиеся из-за оставшихся со вчерашнего дня объедков и мусора, а совсем рядом тянулся к небу очередной район новостроек, окруженный замусоренными пустырями и газовыми станциями.
  
  Окидывая взглядом эту не слишком приветливую картину, Рэнсом уже не в первый раз задался вопросом, почему Национальная галерея предпочла хранить свои излишки именно здесь. Откровенно говоря, он вообще не понимал, зачем это нужно. Разве нельзя было раздать не поместившиеся в здании на Маунде картины и статуи другим, не таким богатым галереям и выставочным залам? Уж в таких-то городках, как Данди, Абердин или Инвернесс, местечко для них наверняка нашлось бы, да и городской музей Керколди с удовольствием разместил бы у себя несколько картин или бюст какого-нибудь исторического персонажа. Сейчас, когда от вчерашнего дождя не осталось даже луж, Рэнсом почти различал Керколди на дальнем берегу пролива Ферт-оф-Форт.
  
  У ворот склада дежурил охранник из новой смены: его коллегу временно освободили от работы, чтобы дать полиции возможность задать парню несколько вопросов.
  
  Основной вопрос, впрочем, был таков: «Сколько они тебе заплатили?» («Они» означало преступников.) Рэнсом в этом почти не сомневался, ибо хорошо представлял себе ход мыслей Хендрикса, который наверняка подумал, что без своего человека среди сотрудников или охранников склада не обошлось, — уж больно хорошо бандиты знали, где и что лежит, знали план здания и схему расположения охраны. Камеры видеонаблюдения преступники отключили быстро и профессионально, после чего спокойно вскрыли заранее намеченные хранилища и забрали то, что нужно. Со стороны это действительно напоминало работу осведомителя, и Рэнсом был уверен, что в первую очередь Хендрикс и его люди станут отрабатывать именно эту версию.
  
  Сам же Рэнсом склонялся к совершенно иному варианту. Именно поэтому он и приехал в Грантон пораньше, припарковав машину возле запертого фургона с пирожками. По рабочим дням с этой машины торговали горячими закусками, следовательно, владелец, продавец или покупатели могли что-то видеть, что-то запомнить. Любая уважающая себя преступная группа непременно произвела бы предварительную разведку, а наблюдатели могли попасться кому-нибудь на глаза. Вчера в поздней программе новостей комментаторы много рассуждали о времени совершения преступления, которое не только случилось в день открытых дверей, но и произошло вскоре после поступления на склад новых экспонатов из закрытого на ремонт Национального музея. Было ли это простым совпадением? Комментатор, который вел репортаж прямо от дверей склада, считал, что нет.
  
  Сейчас Рэнсом двигался именно на склад. У входа еще один охранник в форме тщательно проверил его удостоверение и записал данные в тетрадь. Прежде чем войти внутрь, Рэнсом сунул руки в карманы и сделал несколько шагов вдоль стены по направлению к грузовым воротам; при этом он пристально глядел себе под ноги в надежде заметить что-то, что пропустила бригада криминалистов. Только после этого он толкнул неприметную дверь с табличкой «Служебный вход. Только для персонала».
  
  На складе было на удивление многолюдно, и все были чем-то заняты. Похоже, музейно-галерейная братия уже начала полную инвентаризацию. Несмотря на то что формально Рэнсом не имел никакого отношения к расследованию, он все же позвонил приятелю в участке, где работал Хендрикс, и тот рассказал ему все, что хотел знать детектив. По свидетельству очевидцев, грабители находились внутри здания от силы пятнадцать-двадцать минут, хотя самим заложникам это время показалось намного большим. Обернуться за двадцать минут — по мнению Рэнсома, это свидетельствовало о высокой квалификации и хорошей подготовке бандитов, однако склад они покинули, прихватив с собой всего восемь картин. Правда, вместе они стоили больше миллиона фунтов (именно на такую сумму они были застрахованы), однако Рэнсом продолжал считать, что здесь что-то не сходится. О чем подумает Хендрикс, он знал. Картины, мол, были похищены по заказу какого-то не слишком чистоплотного любителя живописи, готового платить за вещи, которые иначе он не мог бы получить ни при каких обстоятельствах. Эксперты эту версию вроде бы подтверждали. В одном из вчерашних телеобзоров некий специалист по организованной преступности упоминал о сложившейся практике, когда мафия использует произведения искусства в качестве гарантий возврата займов и долгов. Приводил он и примеры, называя знаменитые картины, которые в свое время побывали в руках как миллионеров-коллекционеров, так и боссов мафии. Кроме того, в передаче упоминалось и о том, как некоторые грабители совершали крупные ограбления, чтобы просто показать, на что они способны.
  
  Досыта насмотревшись телевизора (для этого ему пришлось на цыпочках спуститься в гостиную, расположенную на первом этаже), Рэнсом достал мобильник и во второй раз за вечер позвонил Лауре Стэнтон. Она уже спала, о чем не преминула ему объявить, а Рэнсом только сейчас сообразил, что времени уже далеко заполночь. Извинившись, он шутливо поинтересовался, одна ли она в постели или нет.
  
  — Опять ты об этом! Я давно знала: если ты что-то втемяшишь себе в голову, так больше ни о чем другом и думать не можешь, — возмутилась Лаура.
  
  — Именно поэтому я такой хороший полицейский, — парировал он. — Итак, ты готова назвать мне имя?.
  
  — Какое имя? Чье?!
  
  — Имя или имена. Меня интересуют любители искусства, которые способны создать преступную группу для налетов на музеи, галереи и хранилища картин.
  
  — Ты с ума сошел, Рэнс! В конце концов, мы живем в Эдинбурге, а не на дальнем Диком Западе!
  
  Она была права, и хотя Рэнсома так и тянуло ответить, что на Диком Западе не было музеев, он выбрал более рациональный образ действий и для затравки подкинул Лауре имя Роберта Гиссинга и попросил рассказать о нем подробнее.
  
  — А что тебя интересует?
  
  — Для начала меня интересует, действительно ли он такой хороший специалист.
  
  — Очень хороший, — сказала Лаура, зевая.
  
  — Несколько часов назад ты не была так уверена.
  
  — Зато теперь уверена.
  
  — И все-таки странно получается: штатный искусствовед попадает в больницу буквально накануне того дня, когда могут понадобиться его услуги.
  
  — На что ты намекаешь, Рэнсом?
  
  — Ни на что. Просто держи меня в курсе, ладно?
  
  Он дал отбой и хлебнул остывшего чая. Это был «Рюбос», его купила Сандра. Вероятно, чай способствовал хорошему пищеварению.
  
  Сейчас, стоя на пороге склада и чувствуя, как в животе продолжает негромко, но угрожающе бурчать, Рэнсом наблюдал за деятельной суетой музейных и галерейных смотрителей. Их легко было отличить по белым хлопчатобумажным перчаткам, которые носили все специалисты вне зависимости от того, были ли они в костюмах или в синих рабочих халатах. Полицейские криминалисты были либо в тонких резиновых перчатках, либо вовсе без них.
  
  Потом Рэнсом заметил Алистера Нуна, который выглядел удрученным и усталым. Казалось, прошедшей ночью он вовсе не ложился или спал очень мало. Его коллега-музейщик Дональд Фармер, напротив, держался спокойно и уверенно. Вчера, выступая по телевидению, он заявил, что музейные экспонаты не пострадали; при этом лицо у него выглядело на редкость самодовольным. Точно такое же выражение было у Фармера сейчас. Похоже, он успел убедиться, что отдуваться перед общественностью придется его коллеге из департамента Национальных галерей.
  
  Обратил внимание Рэнсом и на вооруженных полицейских, которые стерегли грузовые ворота. С его точки зрения, выставлять здесь пост было все равно что запирать конюшню после того, как оттуда свели лошадь, однако для Хендрикса, который наверняка и отдал этот приказ, подобный поступок был достаточно характерным. Да и определенный смысл в этом имелся: если бы на склад вдруг нагрянуло высокое полицейское начальство, оно осталось бы весьма довольно образцовой организацией следственных действий.
  
  Самого Хендрикса, впрочем, поблизости видно не было, но Рэнсом сомневался, что его коллега-соперник позволил себе подольше поваляться в постели. Вероятнее всего, он сейчас находился в комнате охраны или допрашивал свидетелей в служебных помещениях в глубине склада. Рисковать Рэнсом не стал и поспешил нырнуть в узкий проход между рядами высоких, прогибающихся под тяжестью каких-то таинственных предметов стеллажей. Меньше всего ему хотелось столкнуться с Хендриксом сейчас. Тот непременно спросил бы, что, черт побери, он здесь делает. Конечно, Рэнсом мог бы что-нибудь придумать, однако он сомневался, что Хендрикса будет легко провести.
  
  «Я расследую твое дело, — мысленно обратился он к сопернику. — И когда оно будет закончено, выяснится, что я был прав, а ты ошибался. Ну а тогда-тогда повышение получу я».
  
  Три ограбленных хранилища все еще были незаперты — или их вновь открыли, чтобы криминалисты могли продолжить работу по поиску следов. Картин внутри было предостаточно; украденные полотна тоже вернутся сюда, но лишь после того, как будет проведена полная экспертиза. Профессор Гиссинг уже объявил, что картины подлинные и нисколько не пострадали, но криминалисты все еще надеялись обнаружить на них отпечатки пальцев или волокна. Как сказал вчера по телевизору один из журналистов, находка картин «заставила вздохнуть с облегчением ценителей искусства не только в Шотландии, но и далеко за ее пределами». Рэнсом с этим не спорил, он не понимал другого: почему преступники бросили фургон? Пресса об этом не задумывалась: грабителей спугнули, и они ударились в панику — это объяснение журналистов вполне устраивало.
  
  Итак, как раз в тот момент, когда бандиты вынимали из фургона картины (возможно, для того, чтобы перегрузить в другую машину), их заметил случайный свидетель. Что-то вызвало у него подозрение, и он позвонил в полицию. Рэнсом специально справился у своего знакомого в Западном участке, удалось ли установить личность звонившего, но своего имени он не назвал, а номер его мобильного телефона проследить не удалось. К этому моменту охранник у ворот уже поднял тревогу, он же подробно описал фургон и назвал его номер. (Фургон был угнан пару дней назад где-то в Броксберне.) Номер, разумеется, оказался липовым, но владелец авто — некий маляр-отделочник на вольных хлебах — уверенно опознал машину, служившую ему одним из основных орудий ремесла.
  
  Странно, вновь подумал Рэнсом. Успешный налет, потом — неудачная операция по смене машины, и в результате грабители бегут, в панике бросая бесценную добычу. Для Хендрикса здесь все было логично и понятно, но не для Рэнсома. Допустим, преступники действительно были настолько напуганы, что бросили фургон, но почему им не прихватить с собой хотя бы пару картин? По предварительным оценкам, в ограблении могло участвовать от шести до десяти человек, а между тем найдено было только восемь картин, самая большая из которых имела размеры четыре на пять футов вместе с рамой. Почему после долгой подготовки и успешного проникновения на склад грабители не взяли ни одного полотна? И как мог напугать десятерых мужчин случайный прохожий или проезжающий мимо мотоциклист? В конце концов, они были вооружены, им ли кого-то бояться?
  
  Нет, чем дольше Рэнсом размышлял обо всем этом (а размышлял он достаточно, поскольку прошедшей ночью спал едва ли больше Алистера Нуна), тем больше замечал он несоответствий и странностей. Был ли среди сотрудников склада бандитский осведомитель или нет, существенного значения не имело. Главное, у преступников просто не могло быть никаких оснований для панического бегства.
  
  Именно по этой причине Рэнсом и решил пожертвовать своим единственным на прошедшей неделе выходным и отправился на склад, чтобы еще раз осмотреться на местности, задать пару вопросов и, быть может, собрать кое-какие любопытные факты. Заглянув в одно из хранилищ, детектив увидел, что картины хранятся на стеллажах упакованными в непрозрачную мешковину, зато каждая снабжена картонным ярлыком с номером. Это свидетельствовало в пользу версии о «краже по заказу»: преступники явно знали, что берут. Кто помимо персонала мог иметь доступ к системе складской нумерации? Приятель Рэнсома в Западном участке не сумел ответить на этот вопрос.
  
  Только тут детектив заметил человека, который, согнувшись в три погибели, светил каким-то особенным фонариком на пол возле стеллажей.
  
  Когда он поднялся на ноги, Рэнсом узнал эксперта-криминалиста, с которым разговаривал вчера.
  
  — Ну как дела? Нашли что-нибудь? — спросил он.
  
  — Несколько волокон с одежды, полустертый отпечаток ботинка… Вряд ли это что-то даст.
  
  — Одежду они наверняка уничтожили, — согласился Рэнсом, и криминалист кивнул.
  
  — Еще нашли несколько волосков, но они синтетические.
  
  — Парики? — догадался Рэнсом.
  
  Криминалист уныло кивнул во второй раз.
  
  — Я набрал этих волос уже целую пригоршню. — Он вздохнул. — Только время зря трачу.
  
  — Не только ты.
  
  Рэнсом повернулся и зашагал обратно ко входу, где располагалась комната охраны. Во время нападения охранников и посетителей согнали туда и заставили сесть на пол, так что ничего полезного они не видели. И похоже, не слышали тоже: по свидетельству очевидцев, бандиты общались между собой почти исключительно знаками, лишь время от времени издавая нечленораздельное ворчание. Единственным, кто сообщил следователям что-то более или менее конкретное, оказался экскурсовод. Как ему показалось, преступники, которые удерживали заложников в комнате охраны, были намного моложе остальных — тех, кто шарил в хранилищах. Как только детектив услышал об этом, ему на ум сразу пришли слова Гленна: «Чиб считает, четверо или пятеро парней с бильярдными киями могли бы решить любую проблему». Правда, в тот раз речь шла о том, чтобы избавиться от Страха, но не исключено… С другой стороны, экскурсовод мог и ошибиться, хотя еще несколько свидетелей показали, что четверо преступников были одеты сходным образом и маскировали лица только при помощи бейсбольных кепок и шарфов.
  
  В караулке никого не было, и Рэнсом быстро вошел внутрь. Мониторы камер снова работали, показывая склад и внутри, и снаружи. Вид на въездные ворота показался Рэнсому недостаточным: на экране были отчетливо видны шлагбаум и будка охранника, но тротуар снаружи не просматривался совершенно. Детектив, впрочем, знал, что Хендрикс уже указал администрации склада на это упущение.
  
  Сев за стол, Рэнсом глянул в застекленное окно в перегородке, из которого должны были просматриваться внутренние помещения склада… Должны были, но не просматривались. Во всяком случае, ограбленные хранилища отсюда видны не были, и Рэнсом подумал, что система безопасности на складе была организована из рук вон плохо. Даже удивительно, как никто не покусился на него раньше.
  
  В открытую дверь постучали, и Рэнсом резко обернулся, готовый встретить возмездие в облике детектива-инспектора Хендрикса, но это оказался совсем другой человек. Знакомы они не были, но профессора Гиссинга Рэнсом узнал сразу.
  
  — О-о… прошу прощения… — Ученый явно растерялся. — Я искал детектива Хендрикса.
  
  Рэнсом пружинисто поднялся и шагнул вперед.
  
  — Его пока нет, — проговорил он, протягивая руку. — Я — его коллега, детектив-инспектор Рэнсом.
  
  — Да-да, я вас уже видел… на Марин-драйв.
  
  — Видели?
  
  — А мистер Нун не заходил? — Профессор упорно разглядывал мыски своих ботинок.
  
  — Не заходил, но он где-то поблизости. Поищите в одном из хранилищ — я думаю, он там.
  
  — Благодарю, — ответил Гиссинг, по-прежнему не рискуя встречаться с Рэнсомом взглядом. — Мне нужно сказать ему кое-что важное.
  
  Но Рэнсом не собирался отпускать его просто так.
  
  — Одну минуточку, профессор…
  
  Гиссинг заколебался и наконец-то поднял глаза:
  
  — Да?..
  
  Теперь Рэнсом смотрел ему прямо в лицо, хотя профессор и был выше его на добрых полтора дюйма.
  
  — Мне бы хотелось узнать, что вы лично думаете обо всем происшедшем. Неудавшееся ограбление, свой человек среди сотрудников — так вы это видите?
  
  Гиссинг сложил руки на груди — снова эта характерная оборонительная поза! — потом слегка выпятил губы и задумался.
  
  — Насколько мне известно, — проговорил он наконец, — существуют и более любопытные версии развития событий. О них я прочел в сегодняшнем выпуске газет, но… Моя работа заключается не в том, чтобы строить дурацкие предположения.
  
  — Совершенно справедливо, профессор. Ваша задача состоит в том, чтобы осмотреть найденные картины, установить их подлинность, но вы сделали это еще вчера… Что же привело вас сюда сегодня?
  
  Гиссинг надменно выпрямился:
  
  — Меня попросил приехать Алистер Нун. Он считает, что, если в собрании шотландской живописи XIX и XX веков недостает еще каких-то картин, я смогу обнаружить это раньше других.
  
  — Как я понимаю, полотна, которые приглянулись грабителям, относились именно к этому периоду?
  
  — Совершенно справедливо.
  
  — Вероятно, рынок таких картин сравнительно невелик?
  
  — Отчего же? Картины наших соотечественников — и почти современников — интересуют коллекционеров во всем мире от Канады до Шанхая.
  
  — И вы являетесь специалистом именно в этой области?
  
  — Да, с вашего позволения.
  
  — В таком случае я, пожалуй, не стану отнимать у вас время. Сдается мне, мистер Нун уже начал инвентаризацию.
  
  Профессор, казалось, только сейчас заметил кипевшую вокруг бурную деятельность.
  
  — Насколько я знаю, сотрудники склада все равно планировали провести полный учет фондов в течение ближайших месяца-двух, — добавил Рэнсом. — Ограбление только ускорило события.
  
  — Послушайте, инспектор, я что-то не совсем понимаю, какое отношение все это может иметь к вашему расследованию?
  
  — Это не мое расследование, профессор Гиссинг. Я здесь как частное лицо. Просто… любопытствую. — Он сделал небольшую паузу, внимательно изучая реакцию профессора. — Как жаль, что с мистером Эллисоном случилось это несчастье, правда?
  
  Его последние слова, казалось, потрясли Гиссинга, и Рэнсом поспешил нанести еще один удар.
  
  — Это ведь он был штатным экспертом-искусствоведом департамента галерей. Вы, вероятно, его знали? Бедняга, наверное, сильно пострадал…
  
  — Да, — выдавил Гиссинг. — Это было ужасно.
  
  — Но, как говорится, нет худа без добра, верно?
  
  — Что вы имеете в виду?..
  
  Рэнсом пожал плечами:
  
  — Ничего особенного. И все же удачно, что вы оказались, так сказать, под рукой как раз в тот момент, когда штатный искусствовед вышел из строя.
  
  Гиссинг не нашелся что ответить. Слегка откашлявшись, он снова повернулся, собираясь уйти.
  
  — А с Чибом Кэллоуэем вы в последнее время часто встречаетесь? — небрежно бросил детектив ему вслед.
  
  На несколько мгновений Гиссинг застыл неподвижно, потом медленно обернулся через плечо:
  
  — С кем, с кем?..
  
  Рэнсом улыбнулся и заговорщически подмигнул.
  22
  
  Обе картины по-прежнему стояли на одном из диванов в квартире Майка. За все время, прошедшее с момента возвращения домой, у него так и не нашлось хотя бы десятка свободных минут, чтобы побыть наедине с леди Монбоддо. Сегодня он тоже потратил немало драгоценного времени, обшаривая интернет и пытаясь оценить степень интереса, который уделили ограблению различные источники как в стране, так и за ее пределами. Общее мнение сводилось тому, что либо Национальной галерее крупно повезло, либо грабители оказались полными неумехами.
  
  — Обе руки — левые, как говаривал мой дед, — сказал Аллан Крукшенк, приехавший к Майку и заставший его за чтением очередной интернет-статьи. Он также не преминул посоветовать другу спрятать обе картины понадежнее.
  
  — А свои ты куда положил? — поинтересовался Майк.
  
  — Спрятал под столом в своем кабинете, — с достоинством заявил Аллан.
  
  — Думаешь, если полиция явится к тебе с обыском, там их не найдут?
  
  — А что делать? Не мог же я сдать краденые картины на хранение в банк!
  
  Майк только плечами пожал. По правде сказать, Аллан выглядел ужасно. Лицо у него было серое, к тому же он и минуты не мог посидеть спокойно. Приятель то и дело вскакивал и подходил к окну, чтобы взглянуть на расположенную внизу парковочную площадку; при этом на лице его появлялось такое выражение, словно он ежесекундно ожидал прибытия полицейской группы захвата. Когда оба вышли на балкон, чтобы выкурить по сигарете, Майк с трудом отогнал от себя мысль, что его друг находится на грани того, чтобы броситься вниз. Умом он понимал, что это маловероятно, и все же вздохнул с облегчением, когда они вернулись в комнату. На всякий случай Майк все же заварил другу чай с мятой.
  
  — Это что? Я вроде никакого чая не просил, — проговорил Аллан. Чашку ему приходилось держать обеими руками, чтобы не расплескать, — так сильно у него дрожали руки.
  
  — Чай с мятой хорошо успокаивает, — объяснил Майк.
  
  — Успокаивает? — Аллан фыркнул и закатил глаза.
  
  — Скажи прямо, сколько ты спал этой ночью?
  
  — Почти не спал, — признался Аллан. — Кстати, ты читал «Сердце-обличитель» По?
  
  — Нам нужно немного потерпеть, Аллан. Вот увидишь, пройдет всего несколько дней, шумиха уляжется, и мы снова будем прекрасно себя чувствовать.
  
  — Почему ты так решил? — Чай все-таки выплеснулся на пол, но Аллан, похоже, этого не заметил. — Ведь мы-то знаем, что мы сделали!
  
  — Кричи громче! — холодно посоветовал Майк. — А то соседям не слыхать.
  
  Глаза Аллана испуганно расширились, и он, отняв руку от чашки, крепко прижал ее к губам. Насчет соседей Майк, конечно, преувеличил — звукоизоляция в доме была на должном уровне. Как-то вскоре после переезда он специально включил на полную мощность проигрыватель, а потом спустился этажом ниже, чтобы спросить у проживавшей там супружеской пары (он — преуспевающий ресторатор, она — дизайнер по интерьеру), слышат ли они что-нибудь. Но говорить об этом Аллану Майк не стал. Его другу явно требовался дополнительный стимул, чтобы более или менее взять себя в руки.
  
  — Извини… — проговорил Аллан страшным шепотом. Было видно, что он очень старается справиться с собой, но его взгляд непроизвольно устремился к стоявшим на диване картинам. — И все-таки лучше спрятать их как следует, — повторил он.
  
  Майк пожал плечами.
  
  — Для всех, кто начнет спрашивать, это просто копии, — сказал он. — Ты, кстати, можешь поступить так же. Повесь свои картины на стену, так, чтобы видеть почаще… Быть может, двум Култонам удастся успокоить тебя скорее, чем твоему покорному слуге.
  
  — А знаешь, — сказал Аллан, несколько воодушевляясь, — мои картины действительно лучше, чем те, которые купил Первый Каледонский…
  
  — Еще бы! — согласился Майк. — Кстати, если помнишь, смысл нашей затеи как раз и заключался в том, чтобы доставить себе настоящее удовольствие, которое могут дать только настоящие шедевры. Думаю, профессор уже убедил всех, что похищенные картины благополучно вернулись на склад. Сегодня он снова туда поедет, чтобы устранить последние сомнения, если они у кого-то возникнут. Мол, все полотна на месте, ни одно не пострадало. Когда это произойдет, пресса перестанет интересоваться ограблением, да и полиция не станет расследовать его слишком уж рьяно. Думаю, через какое-то время дело и вовсе спишут в архив.
  
  — Хотелось бы мне, чтобы кто-то устранил мои сомнения. — Аллан покачал головой и, в очередной раз вскочив, подошел к окну. — Этот полицейский, о котором ты говорил… он что-то подозревает.
  
  Майк прикусил губу. Он сам просил Гиссинга ничего не говорить Аллану о Рэнсоме, но потом ему пришло в голову, что это будет неправильно. В конце концов, они были командой, больше того — Аллан был его другом. Но когда сегодня утром Майк ему позвонил и попытался все рассказать, приятель перебил его, сказав, что лучше он сам к нему приедет.
  
  — Я уверен, что Рэнсом уже вышел на наш след! — сказал Аллан сейчас.
  
  — У него ничего нет и быть не может. Даже если детектив что-то подозревает, он не сумеет этого доказать.
  
  Но его слова не смогли успокоить Аллана.
  
  — Что, если я каким-нибудь образом верну свои картины? Например, просто оставлю их где-нибудь?..
  
  — Гениальная мысль! — сердито воскликнул Майк. — Если ты это сделаешь, все поймут, что картины, которые столь счастливо вернулись на склад, — просто копии. И тогда возникнет закономерный вопрос: как, а вернее сказать, почему наш уважаемый профессор ухитрился этого не заметить?
  
  Аллан разочарованно скрипнул зубами:
  
  — Тогда возьми их себе. Я их тебе… подарю. Понимаешь, я не могу спокойно спать, пока эти картины находятся в моем доме.
  
  Майк немного подумал, потом положил руку Аллану на плечо.
  
  — А если сделать так… — проговорил он. — Мы перевезем картины сюда, и я… я подержу их у себя, скажем, несколько дней… в общем, до тех пор, пока ты не успокоишься.
  
  Аллан тоже задумался, потом нерешительно кивнул.
  
  — И еще одно, — сказал Майк, — я не забираю их у тебя — я просто сохраню их для тебя, о'кей? — Он дождался еще одного кивка и добавил: — Только никому об этом не говори. И я не скажу. Пусть это будет только наша тайна.
  
  Майку и в самом деле не хотелось, чтобы кто-то, и в первую очередь Чиб Кэллоуэй, узнал о том, что его друг струсил. Он надеялся, что это просто потрясение, которое скоро пройдет. Сам Майк тоже испытывал нечто подобное, но ему удавалось держать себя в руках, хотя это и было нелегко — главным образом потому, что каждый раз, когда он бросал взгляд на портрет жены Монбоддо, ему представлялся совсем другой человек. И вовсе не Лаура Стэнтон, как раньше, а Страх. Что-то подсказывало Майку, что, даже если они никогда больше не встретятся, он очень нескоро забудет лицо, фигуру и дьявольские татуировки скандинава.
  
  Майка, разумеется, никоим образом не касалось, что будет делать Чиб со своей картиной и кому он ее отдаст, однако опасность от этого меньше не становилась. Согласно первоначальному замыслу, в ограблении должны были участвовать всего трое: сам Майк, Аллан и профессор. Уэсти присоединился к тройке в силу необходимости, но теперь в игре участвовала и его подружка Элис Что касалось Чиба, то привлечь его предложил Майк, и если теперь что-то пойдет не так, виноватым окажется он. Чиб, четверо его сорвиголов, и вот теперь — Страх. Кто знает, каких неприятностей ждать от него?
  
  — О чем задумался? — спросил Аллан.
  
  — Так, ни о чем, — небрежно ответил Майк, а сам подумал: «Вот, я уже лгу своему самом близкому другу. И скрываю от него то, что мне известно». — Не бойся, я никому ничего не скажу… Ведь мы же друзья, правда?.. Были друзьями и останемся ими, что бы ни случилось!
  
  — Конечно!
  
  Аллан попытался улыбнуться. Несмотря на выпитый чай, его лицо так и осталось напряженным и хмурым. Сейчас оно к тому же блестело от проступившей испарины.
  
  — У тебя здорово получается нами руководить, — сказал он. — Похоже, ты все продумал, у тебя есть ответ на любой вопрос. — Он потер рукой переносицу. — Знаешь, мне почему-то кажется, что ты получаешь изрядное удовольствие от самого процесса…
  
  — Так и есть, — признался Майк с улыбкой. Жить на полную катушку ему действительно нравилось, однако впечатление от вчерашнего у него осталось двойственное. Общий приятный настрой изрядно подпортила встреча со Страхом, после которой Майк понял: в их песочнице появились большие мальчики, которые не умеют играть «по правилам», не знают жалости и ни во что не ставят порядочность, привязанность и дружбу.
  
  Майк посмотрел на Аллана. Тот откинулся на спинку кресла, допивая чай. «Были друзьями и останемся, что бы ни случилось. Кто знает?..»
  
  — Давай съездим за твоими картинами, — предложил Майк. — Тебе нужно отдохнуть как следует.
  
  — Да, немного отоспаться мне бы не помешало, — согласился Аллан. — Кстати, почему проф не звонит?
  
  — Должно быть, звонить со склада ему не слишком удобно, — объяснил Майк, хотя ему и самому не терпелось узнать, что происходит. Он бросил взгляд на часы. — Ничего, если мы отправимся за картинами прямо сейчас?
  
  — А что нам может помешать?
  
  — Сегодня воскресенье, Аллан. Насколько я помню, по воскресеньям ты обычно встречаешься с детьми, а мне бы не хотелось, чтобы тебе пришлось что-то менять в привычном расписании.
  
  Аллан покачал головой:
  
  — Марго повезла их в Лондон на какой-то концерт.
  
  Майк удовлетворенно кивнул. Он был рад, что Аллану не придется встречаться с сыновьями именно сегодня. Кто знает, удалось бы ему вести себя как ни в чем не бывало?
  
  — Что еще ты обычно делаешь по воскресеньям? — уточнил он. — Нам всем нужно вести себя как обычно. Это важно.
  
  — По воскресеньям мы с тобой обычно ходим в бар, — напомнил Аллан.
  
  — Да, но сегодня… Может быть, пропустим?
  
  — Не возражаю. Честно говоря, я рад, что ты пригласил меня к себе: мы поговорили, и я уже чувствую себя лучше. — Аллан вымученно улыбнулся, потом огляделся по сторонам. — Слушай, куда я дел свой пиджак?
  
  — Он на тебе, — сообщил Майк.
  
  Когда Уэсти, все еще мучимый головной болью после вчерашнего, добрался до банка, деньги уже были у него на счете. Честная плата за честную работу — ведь он нарисовал восемь отличных копий… то есть девять, но это не важно… Главным было то, что его картины ввели в заблуждение искусствоведов-профессионалов.
  
  — Так им и надо, козлам! — с чувством сказал он вслух, глядя на цифры на небольшом экранчике банкомата. Распечатав краткую выписку по счету, Уэсти получил наличными две тысячи фунтов (просто потому, что теперь он мог это себе позволить) и, засунув деньги в карман, отправился в ближайшее кафе, где, склонившись над кипой газет, ждала Элис. Спать они легли только перед самым рассветом, и глаза у нее все еще были опухшими.
  
  — Большинство газет поместили материал на первую полосу, — сообщила она. — Во всяком случае, большеформатные. Только несколько таблоидов отдали предпочтение какой-то американской знаменитости, которая сделала себе новые сиськи. — Элис хихикнула. — Подумать только — какая-то баба оказалась популярнее вас с профессором!
  
  — Ори громче, а то не все кафе тебя слышит, — ухмыльнулся Уэсти, протягивая девушке выписку из банка.
  
  Увидев итоговую сумму, Элис радостно взвизгнула и, перегнувшись через стол, чмокнула его в щеку. Усаживаясь на место, она увидела разложенные на одной из газет сотенные банкноты и, вскрикнув от восторга, снова вскочила, чтобы обнять Уэсти. От резкого движения кофе выплеснулся на одну из газет, но Элис не обратила на это внимания. Остальным посетителям тоже было наплевать: большинство из них были слишком заняты, просматривая воскресные приложения или учебники, набирая на телефонах эсэмэски или слушая через наушники последние музыкальные хиты. Кафе было совсем новым и располагалось неподалеку от Медоуз, рядом со старой больницей, недавно перестроенной под элитное жилье. Художественное училище тоже находилось рядом, но Уэсти и Элис бывали в этом кафе редко. Да и сегодня они пришли сюда исключительно потому, что рядом был банк, который работал по воскресеньям.
  
  Усевшись на место, Элис промокнула лужу кофе бумажной салфеткой.
  
  — Знаешь, как я сейчас себя чувствую? — спросила она. — Как в одном из ранних фильмов Тарантино… Ну помнишь? Типа мы с тобой — молодые любовники, которым удалось удрать с кассой. — С этими словами Элис сгребла со стола банкноты и аккуратно убрала во внутренний карман своей курточки.
  
  Глядя на нее, Уэсти не мог не улыбнуться, хотя эти деньги были нужны ему самому. Он знал, впрочем, что на его счете в банке денег осталось гораздо больше и он мог взять их в любой момент! Тем не менее Уэсти счел необходимым еще раз предупредить Элис.
  
  — Мы не должны тратить слишком много, — сказал он. — Во-первых, чтобы не спалиться, а во-вторых, деньги нам понадобятся, чтобы заплатить за твою учебу в киношколе. Кстати, обещай мне, что не используешь эту историю в первом же своем сценарии.
  
  — Ладно. Но в третьем или в четвертом — обязательно!
  
  Они все еще смеялись, когда официантка — полька, судя по акценту, — принесла заказанный Элис сэндвич из пшеничных тостов. Откусив огромный кусок, Элис запила его остатками кофе.
  
  — Знаешь, — заметила она, — мы впервые в жизни можем позволить себе приличные чаевые.
  
  Уэсти подмигнул в ответ и, взяв в руки газету, принялся читать о своих подвигах. Есть ему совершенно не хотелось, поскольку во время работы он успел основательно надышаться парами краски и растворителей. Тем не менее ему было приятно просто сидеть за столом и ничего не делать — только листать газеты, пить горячий сладкий кофе и смотреть, как постепенно меняется освещение и становятся длиннее тени.
  
  Спустя какое-то время он очнулся от грез и заметил, что Элис отложила газету и глядит в окно с каким-то мечтательным выражением в глазах. При этом она ловко орудовала ухоженным розовым ногтем, выковыривая из зубов остатки застрявшего теста. Уэсти сомневался, что его подруга способна увидеть и оценить всю прелесть подступающего вечера, поэтому он спросил:
  
  — О чем задумалась?
  
  Элис слегка пожала плечами, словно раздумывая над ответом. Наконец она повернулась к нему и, подперев подбородок руками, проговорила негромко, будто размышляя вслух:
  
  — Мне вдруг стало интересно… Почему каждый из них взял по две картины, а нам досталась только одна?
  
  — Человек, который прислал нам на подмогу своих людей, тоже получил одну, — напомнил Уэсти.
  
  — Но его-то там не было! Он не ездил на склад, не рисковал, как ты, и вообще… Я считаю, что ты вложил в это мероприятие куда больше остальных. Ты вкалывал как проклятый несколько дней и ночей подряд, а они. Нет, никто из них не сделал больше тебя, Уэсти!
  
  — Но мне заплатили, разве нет?
  
  Элис не спеша кивнула:
  
  — Об этом-то я и толкую. Тебе заплатили за то, что ты нарисовал эти копии, но ведь ты сделал гораздо больше! Ты отправился в Грантон и помогал вставлять копии в рамы… Ты же сам рассказывал, профессор Гиссинг работал слишком медленно и к тому же едва не схватил инфаркт. Иными словами, ты показал себя настоящим молодцом, и своим успехом они обязаны тебе одному! — Она слегка наклонилась вперед и несильно пожала его пальцы, на фалангах которых еще видны были не до конца отмытые следы голубой, красной, зеленой и белой краски.
  
  Уэсти кивнул. Да-а, он неплохо потрудился. И больше всего времени и усилий отнял у него потрет жены Монбоддо: на ее платье было слишком много кружев, мелких складочек, плиссировки…
  
  Продолжая удерживать пальцы Уэсти, Элис указала свободной рукой на одну из газет:
  
  — Вот, здесь говорится, что некоторые из картин стоят сотни тысяч. Сотни! А нам достался какой-то паршивый Де Рассе!
  
  Ее слова неприятно потрясли Уэсти.
  
  — Но ведь это один из наших любимых художников! — возразил он. — Де Рассе — последователь Мондриана, которого он воспринимал через призму контркультуры шестидесятых. Уж не хочешь ли ты сказать…
  
  Элис состроила презрительную гримасу, которая, как хорошо знал Уэсти, означала только одно: переубедить себя она не позволит.
  
  — Я хочу сказать только одно: все это чертовски несправедливо.
  
  — Возможно, — покладисто согласился он. — Но, боюсь, с этим уже ничего нельзя поделать.
  
  С этими словами Уэсти поспешно поднес к губам чашку, словно пытаясь укрыться за ней, но Элис метнула на него взгляд, который пронзил художника насквозь.
  
  — Ты действительно так считаешь? — тихо спросила она. — Ничего?..
  
  Уэсти медленно опустил чашку обратно на блюдце.
  
  Майк был в квартире один. Он даже включил какую-то музыку, но она почти не доходила до его сознания. Оба Аллановых Култона стояли на стульях рядом с камином. Абстракции этого художника Майку никогда особенно не нравились — не нравились широкие, жирные мазки, не нравились крошечные червячки и прочие «загогулины», исполненные, как утверждали любители, «глубокого символического значения». Вот и сейчас, бросив на них лишь беглый взгляд, Майк налил себе виски и повернулся к портрету жены Монбоддо. Это был настоящий шедевр. Майку часто казалось, что полотно источает какой-то призрачный, живой свет, согревавший самый воздух в комнате. Не в силах справиться с собой, он взял портрет в руки и прижался лбом к губам мягко улыбающейся женщины на холсте. При взгляде со столь близкого расстояния он, однако, обнаружил, что поверхность картины покрыта сеткой тоненьких волосяных трещин. Еще немного, и краска начнет осыпаться, а он даже не сможет отдать картину в реставрацию, чтобы остановить ее разрушение.
  
  Не обнаружил Майк и подписи художника. Впрочем, Монбоддо почти никогда не подписывал свои работы. На выставке — той самой, где Майк впервые увидел этот портрет, — хватало картин, принадлежность которых кисти Монбоддо была определена ошибочно. Впоследствии, по мере роста популярности художника и накопления научных знаний о нем, большинство ошибок было исправлено, однако до сих пор немало полотен лишь «приписывались» Монбоддо или принадлежали «к той же школе». Относительно «Портрета…», впрочем, никаких сомнений не было: его автором был сам Монбоддо, а жена ему позировала. Как бишь ее звали?..
  
  Майк подошел к книжным полкам и взял в руки биографию художника. Беатриса, ее звали Беатриса… Правда, сам художник назвал свое полотно «Задумчивость», однако на нем, безусловно, была изображена его жена, которую Монбоддо запечатлел еще как минимум на четырех своих картинах. Биограф утверждал, что художник изобразил супругу при «максимально льстящем» освещении — возможно, для того, чтобы скрыть «врожденную асимметрию лица, которую ни при каких условиях нельзя было назвать нормальной».
  
  «Врожденная асимметрия…»
  
  «Нельзя назвать нормальной.»
  
  Майк испытал легкий приступ тошноты и решил, что на сегодня с него хватит виски. Кроме того, Гиссинг так и не позвонил, и это начинало его беспокоить. Правда, они с самого начала договорились свести к минимуму все контакты, «пока пыль не уляжется», и все же…
  
  Поставив Монбоддо обратно на диван, Майк потянулся к мобильнику, рассудив, что, если он пошлет профессору эсэмэс, большого вреда не будет. Главное, чтобы текстовое сообщение было коротким и выглядело как можно безобиднее. «Вы где? Как насчет пропустить по стаканчику?» — что-то вроде этого.
  
  Пока он размышлял, телефон у него в руке внезапно засигналил, и Майк едва не уронил его от неожиданности. Входящее сообщение от Гиссинга… Майк попытался нажать кнопку, чтобы прочесть текст, но попал только с третьего раза — так сильно у него тряслись руки.
  
   Человек с фото пытается докопаться до правды.
  
   Нельзя давать ему материал для работы.
  
  То, как Гиссинг зашифровал сообщение, Майку понравилось. Сам он знал, что к чему, но посторонние вряд ли могли об этом догадаться. «Человек с фото…» — это, конечно, Рэнсом, детектив-инспектор Рэнсом, которого уверенно опознал Кэллоуэй. По словам Чиба, ему уже приходилось сталкиваться с этим легавым, который теперь расследовал ограбление склада. Новость не слишком хорошая, но Майк был уверен, что они сумеют выкрутиться. Обязательно сумеют.
  
  Ничего другого им просто не оставалось.
  
  Тут Майк обнаружил, что незаметно для себя самого снова наполнил бокал. Выйдя на кухню, он вылил виски в раковину. Похмелье, когда мысли еле ворочаются, было нужно ему как зайцу пятая нога. Впрочем, кроме похмелья существовало еще несколько крайне нежелательных вещей, и оно, кстати, было не самым страшным…
  
  Сполоснув стакан и поставив его сушиться, Майк вернулся в гостиную и бросился на диван, так что его картины оказались по обе стороны от него. Второе полотно, кстати, он почти не рассматривал. Это был ранний Кэдделл, пляжная сценка, почти этюд. Уэсти картина не понравилась, точнее, он отнесся к ней достаточно пренебрежительно. «Краска наложена толстым слоем, много острых углов и густых теней. Я могу скопировать ее с закрытыми глазами.» Но если Рэнсом «докопается до правды», отвечать за Кэдделла придется почти как за «Мону Лизу».
  
  Майку захотелось позвонить Гиссингу. Он надеялся услышать от него обнадеживающие новости, а заодно — посоветоваться с ним насчет Чибова залога. CMC-сообщение для этого не годилось, но Майк никак не мог решиться и только бесцельно крутил в руках телефон. Наконец он покрепче стиснул зубы и по памяти набрал номер профессора. Ответом ему были гудки — один, другой, третий… У Гиссинга наверняка был определитель номера, и он не мог не знать, кто ему звонит, но трубку никто не брал. В конце концов аппарат переключился на «голосовую почту», и Майк услышал приятный, но совершенно невыразительный женский голос, который предложил ему оставить сообщение. Он, однако, просто нажал кнопку, разрывая связь.
  
  Завтра, решил Майк. Со звонком Гиссингу можно подождать до завтра. Сейчас он еще раз заглянет в интернет, а потом пойдет спать.
  
  Направляясь в кабинет, Майк взял портрет Беатрисы с собой.
  23
  
  — Как ты узнал мой адрес?
  
  Стояло утро понедельника. Майк еще не успел позавтракать, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Чиб. Не дожидаясь приглашения, гангстер прошел в квартиру мимо остолбеневшего Майка.
  
  — Неплохая нора, — проговорил Чиб, разглядывая гостиную открытой планировки. — И вид ничего. Мне всегда хотелось, чтобы из моих окон был виден замок.
  
  — Ты не ответил на мой вопрос, — недовольно заметил Майк.
  
  Чиб повернулся к нему:
  
  — Разве у нас с тобой могут быть друг от друга секреты, Майки? Кстати, если захочешь побывать у меня в гостях — только скажи. — Он потянул носом. — Я, кажется, чую запах кофе.
  
  — Да. Я только что сварил.
  
  — Мне с молоком. И одну ложечку сахара, — заявил гангстер. И Майк, немного поколебавшись, отправился в кухню.
  
  — Как тебе понравился мистер Страх?! — крикнул Чиб ему вслед.
  
  Майк еще не до конца проснулся, хотя адреналин уже разливался по его жилам. Какого черта нужно Чибу в его доме?
  
  — А что, есть что-нибудь новое? — крикнул он в ответ, оглядываясь через плечо. Из кухни просматривалась большая часть гостиной, но Чиба ему видно не было.
  
  — Пока нет. Я смотрю, у тебя много картин. Дорогие небось? По правде сказать, я тут навел о тебе еще кое-какие справки. Похоже, в деньгах ты не нуждаешься. В этой связи встает один вопрос…
  
  — Какой еще вопрос?
  
  — Зачем красть картины, если ты в состоянии их просто купить?
  
  — Не все картины, которые тебе хочется иметь, можно купить.
  
  Майк принес в гостиную две чашки сваренного на скорую руку кофе и увидел, что гангстер не терял времени даром.
  
  Широко ухмыляясь, Чиб показывал на щель за придвинутым к стене кремовым диваном.
  
  — Не слишком надежное место для краденых картин, Майк. Можно подумать, ты совершенно не боишься попасться.
  
  — У меня не было времени, чтобы найти место получше, — сердито объяснил Майк. — Когда ты позвонил, картины стояли на диване.
  
  — Ты не против, если я взгляну? — Не дожидаясь разрешения, Чиб нагнулся, чтобы достать из-за дивана одну из картин. — У тебя их четыре? — удивился он.
  
  — Две принадлежат Аллану. Он просил… чтобы я временно подержал их у себя.
  
  — Зачем ему это понадобилось? Или это секрет?
  
  — У него новая любовница, — ответил Майк, снова прячась за кофейной чашкой. — Она кое-что понимает в искусстве, поэтому Аллан не хочет, чтобы она их увидела. — Это была ложь, но он надеялся, что Чиб не станет проверять.
  
  — Ясно. Так какие из картин твои?
  
  — Портрет и пейзаж.
  
  — Рад это слышать. Аллановы-то картинки выглядят так, словно их в детском саду малевали. — Некоторое время Чиб внимательно разглядывал Монбоддо и Кэдделла. — Отличные вещи, — проговорил он наконец. — И они стоят столько же, сколько моя?
  
  — Грубо говоря — да. Может быть, чуть меньше.
  
  — Зато у меня одна картина, а у тебя — целых четыре.
  
  — Ты просил одну — одну и получил.
  
  Чиб несколько раз кивнул, продолжая изучать картины оценивающим взглядом.
  
  — Эта женщина на портрете немного похожа на девчонку из аукционного дома, — заметил он.
  
  — Мне так не показалось, — холодно возразил Майк.
  
  Гангстер наконец взял свою чашку, коротко буркнув что-то неразборчивое в знак признательности.
  
  — Нет, точно похожа, — сказал он, пристально разглядывая декольте леди Монбоддо. — Как думаешь, если бы она узнала, что у меня есть настоящий Аттерсон, я бы ей больше понравился?
  
  — Ты имеешь в виду Лауру Стэнтон? Скорее всего, она тут же сдала бы тебя полиции.
  
  — Пожалуй… — Кэллоуэй пренебрежительно фыркнул и отпил глоток кофе. — Собственно говоря, я что пришел-то? Хотел поговорить насчет этого легавого.
  
  — Рэнсома?
  
  — Да. У профа есть какие-нибудь новости?
  
  — Мы с ним еще не разговаривали, но он прислал мне эсэмэску — пишет, что все в порядке. — И снова Майк непроизвольно прикрылся чашкой, которую все еще держал в руке. — Кстати, в газетах я читал, что это дело ведет некто Хендрикс…
  
  — Хендрикс — легковес по сравнению с Рэнсомом. Если нам и нужно кого-то опасаться, так именно его. — Чиб шагнул вперед. — Вот, например, если Рэнсом вызовет твоего друга Аллана на допрос…
  
  — Аллан не проболтается.
  
  — Это в его интересах.
  
  Майку не хотелось, чтобы Кэллоуэй подходил к нему слишком близко, поэтому он сделал вид, будто ему вдруг что-то понадобилось на подоконнике. Только потом ему пришло в голову, что излишняя суетливость с его стороны может еще больше укрепить подозрения Чиба. Почти так же вел себя и Аллан. Тем не менее он сдвинул в сторону занавеску и бросил взгляд за окно. Внизу Майк разглядел черный БМВ Чиба. Возле него стояли двое — один курил, другой возился с мобильным телефоном.
  
  — Ты не один? — сказал Майк.
  
  — Не переживай, они не знают, кого я решил навестить.
  
  — Ты им не сказал? Почему?
  
  Чиб пожал плечами:
  
  — В наши дни никогда не знаешь, кому можно доверять… Поэтому чем меньше о тебе знают, тем лучше. Разве не так?
  
  — Так, — согласился Майк. — Но ведь ты сказал Страху, как меня зовут.
  
  — Страха оставь мне. — Чиб погрозил ему пальцем. Он уже налюбовался картинами и теперь снова разглядывал комнату. — Везет же некоторым!.. Взять хотя бы тебя: у тебя счет в банке, роскошная квартира, картины на стенах… и за диваном. Вам очень неплохо живется, мистер Майк Маккензи. — Чиб невесело усмехнулся. — Ты, наверное, редко задумываешься о том, что некоторым приходится по-настоящему вкалывать, чтобы заработать себе на жизнь. Вот и кофе у тебя отличный. Кстати, нельзя ли еще чашечку?
  
  Майк молча составил пустые чашки на поднос и отправился на кухню. Ему очень не нравилось, что Кэллоуэй знает его адрес. Еще меньше ему нравилось, что снаружи дежурят два головореза и что гангстер видел не только спрятанные за диваном полотна, но и многочисленные, хотя и менее ценные, картины на стенах.
  
  Из гостиной послышался короткий электронный сигнал — вероятно, Чиб куда-то звонил или отправлял эсэмэску. Майк от души надеялся, что гангстер не собирается пригласить в квартиру своих телохранов, которые тоже могли оказаться любителями «отличного кофе».
  
  Когда он вернулся с новой порцией кофе, Чиб кивком указал ему на журнальный столик, на котором Майк увидел свой мобильник.
  
  — Похоже, тебе пришло сообщение, — сказал гангстер.
  
  — Да, спасибо, — ответил Майк, вручая ему кофе. Он уже потянулся к телефону, но вдруг заколебался. Ему казалось, что его телефон лежал во внутреннем кармане пиджака, который висел на спинке одного из кресел. Майк даже бросил быстрый взгляд на Чиба, но тот, слегка качая головой, снова изучал Аллановых Култонов.
  
  Наконец он взял телефон в руки и первым делом взглянул на экран. Сообщений оказалось два. Первое пришло от Лауры: «Нужно увидеться» — вот и все, что там было. В нормальных обстоятельствах даже эти два слова неимоверно обрадовали бы Майка, но обстоятельства были далеко не нормальными, о чем свидетельствовала вторая эсэмэска.
  
   Вы недоплатили Уэсти.
  
   Еще одна картина или двадцать «штук» на ваш выбор.
  
   Элис.
  
  — Все в порядке? — участливо спросил Чиб.
  
  — Более или менее. — Чувствуя на себе пристальный взгляд бандита, Майк сделал вид, будто набирает на клавиатуре ответ.
  
  — Значит, ты полностью уверен в своем друге Аллане?
  
  Вопрос застал Майка врасплох.
  
  — Разумеется! — возмутился он. — А почему я должен в нем сомневаться?
  
  — Хотя бы из-за его странного художественного вкуса.
  
  Майк издал хриплый лающий звук, который, как он надеялся, мог сойти за усмешку. Чиб тоже улыбнулся и, сцепив руки на затылке, еще раз оглядел комнату. При этом у него был такой вид, словно он собирался ее купить.
  
  — Очень, очень симпатичная квартирка. Думаю, она обошлась тебе недешево.
  
  — Недешево, — согласился Майк.
  
  — Ты купил ее сразу или в рассрочку?
  
  — Сразу.
  
  — Ну, я, собственно, так и подумал. С такими-то деньжищами, как у тебя… Как там называют это качество, когда бизнесмен точно знает, что и как нужно делать?
  
  — Деловая хватка?
  
  — Вот-вот… — Чиб не спеша кивнул. — Так вот, Майки, я хочу, чтобы ты сделал всем нам одно большое одолжение… — Он неожиданно шагнул к нему, да так стремительно, словно собирался взять за грудки и припечатать к стене. — Прояви свою знаменитую деловую хватку и сделай так, чтобы все было в порядке. И начни со своего дружка Крукшенка… Крепость цепи определяется крепостью каждого звена — так, кажется, говорят?
  
  Двое мужчин стояли так близко друг к другу, что Майк ощущал на лице дыхание бандита. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки.
  
  — С моей точки зрения, — проговорил он почти спокойно, — наименее надежным звеном является этот псих — Страх. Если он захочет избавиться от тебя, ему достаточно пустить по твоему следу легавых. Для этого хватит одного анонимного звонка.
  
  — Но в этом случае у его нанимателей не останется ни одного шанса получить обратно свои денежки — те, которые я им задолжал. А они деловые люди, как и ты. Поэтому не беспокойся о том, что тебя не касается, и не заставляй беспокоиться меня. Я должен быть уверен, что с твоей стороны меня не ждут неприятности.
  
  Несколько мгновений они смотрели друг другу прямо в глаза. Гангстер первым отвел взгляд. Майку даже показалось, что он собирается уходить. Чиб действительно поставил на журнальный столик недопитую чашку кофе и направился к двери в коридор. Майк двинулся следом.
  
  — Надеюсь, в следующий раз ты расскажешь мне обо всем этом поподробнее, — сказал Чиб, жестом указывая на картины, которыми были увешаны стены в длинном коридоре. — У тебя здесь как в музее — экскурсии водить можно. Ну а если захочешь побывать у меня в гостях — милости просим. Я от своих слов не отказываюсь. Конечно, у меня не так шикарно, как у тебя, зато мой дом многое повидал. Он даже пережил пару войн — почти как его владелец.
  
  «Все это хорошо, — подумал Майк про себя, — но есть одна загвоздка. Я не знаю твоего адреса, а ты мой — знаешь».
  
  Входная дверь оказалась незаперта, и Чиб вышел на площадку, прощально махнув рукой. Закрыв за ним дверь, Майк прижался к ней спиной, словно пытаясь таким образом предотвратить новое вторжение. Услышав звук подошедшего лифта, он рискнул заглянуть в глазок. Автоматические дверцы уже закрывались, и Майк, немного успокоенный, вернулся в гостиную. Взяв со столика мобильный, он подошел к окну и посмотрел вниз, но Чиба еще не было. Майку очень не хотелось, чтобы гангстер видел, что он куда-то звонит (тем более что Чиб не знал, кому он звонит, и мог подумать что-нибудь не то), поэтому он на несколько шагов отступил от окна в глубь комнаты и только потом набрал номер Гиссинга.
  
  «Лаура хочет меня видеть».
  
  «У подружки Уэсти разыгрался аппетит».
  
  Но в первую очередь ему нужно было поговорить с Гиссингом. Быть может, профессор сумеет предложить какое-то решение. Пусть даже он просто скажет, что несмотря на все неприятности они непременно выкрутятся.
  
  Наконец на его звонок ответили.
  
  — Господи, вот так неожиданность. — услышал Майк, хотя связь была ужасная и голос Гиссинга то и дело прерывался.
  
  — Что поделываете? — спросил Майк.
  
  — Стараюсь не привлекать к себе внимания. Так, мне помнится, мы договаривались…
  
  — Я хотел просить: как много знает Рэнсом?
  
  — Не могу сказать точно. Зато он уверен, что я знаю некоего Чарльза Кэллоуэя.
  
  — Вот это да! И как, по-вашему, он сумел это выяснить?
  
  — Ну, тут мы можем только гадать…
  
  — Вот черт!.. — Майк услышал, как за окном заработал двигатель БМВ. — Неужели все рушится?
  
  — Ну, я думаю, что до этого еще далеко. Не стоит драматизировать события, Майк.
  
  Голос Гиссинга звучал так спокойно и уверенно, что Майк и в самом деле решил «не драматизировать». Пожалуй, он не станет рассказывать профессору о картинах Аллана, о Страхе и о неожиданном визите Чиба. Пока не станет.
  
  — Я хотел, чтобы вы знали: я рассказал Аллану о Рэнсоме.
  
  — И как он воспринял новости? — с интересом спросил Гиссинг.
  
  — Нормально воспринял. — Майк выдержал небольшую паузу. — А как дела на складе? Вы ведь были там вчера?
  
  — Конечно, был. Я проделал все, что от меня требовалось, со свойственной мне тщательностью и ко всеобщему удовлетворению. Алистер даже пытался заплатить мне за работу.
  
  — В своем сообщении вы писали — Рэнсом пытается докопаться до правды. Что это значит?
  
  — Только то, что он пытается докопаться до правды. Официально это дело расследует детектив Хендрикс, но Рэнсом все равно рыщет… вынюхивает… Я упомянул об этом в своем разговоре с Хендриксом, и, должен сказать прямо, он был очень недоволен.
  
  — Отличная работа, профессор.
  
  — Пожалуй, да, — согласился Гиссинг. — Я думаю, Хендрикс найдет способ нейтрализовать своего чрезмерно любознательного коллегу. Ну а до тех пор единственное, что мы можем сделать, — это сохранять спокойствие и как можно реже встречаться друг с другом. Действовать можно, только если нам будет грозить реальная опасность.
  
  «Опасность нам уже грозит, и она более чем реальна», — готов был возразить Майк, но, увидев в окно отъезжающий от дома БМВ, снова передумал. Вздохнув, он провел рукой по волосам и спросил Гиссинга, где он сейчас находится.
  
  — Сижу дома, проверяю письменные работы студентов… Каждый раз, когда мне становится скучно, я поднимаю голову и с восторгом и благоговением гляжу на некие произведения искусства, которые… которые, не побоюсь этого слова, дают мне желание жить дальше. По-моему, Майк, это и называется счастьем. Ты согласен?
  
  — Вполне, — отозвался Майк, провожая взглядом свернувший за угол БМВ.
  24
  
  Чиб вышел из подъезда и не спеша зашагал к своей машине. Завидев босса, Джонно отшвырнул сигарету, а Гленн распахнул заднюю дверцу.
  
  — Или вы сами поведете?
  
  Но Чиб сел на заднее сиденье, а когда БМВ тронулся с места, обернулся через плечо и поглядел на окна верхнего этажа, но там никого не было видно.
  
  — Как прошла встреча? Удачно?
  
  — Не твое дело, — проворчал Чиб, задумчиво прикусив ноготь большого пальца. Он пытался представить себе, как действовать дальше, хотя в данном случае решение зависело не от него. Девушка по имени Элис — очевидно, подружка этого студентика Уэсти — потребовала у Майка двадцать тысяч. Об Уэсти Чиб знал, но никто не удосужился сообщить ему, что у него есть девчонка и что она тоже в курсе. И вот теперь, похоже, алчность взяла верх над осторожностью. Что ж, не она первая, не она последняя… Чиб презрительно фыркнул, хотя неприкрытая наглость требований Элис не могла его не восхитить. В самом деле, не побежит же она в полицию, если Майк откажется платить? Ведь и она, и Уэсти по уши увязли в этом деле, и если что — им тоже не поздоровится. Нет, решил Чиб, скорее всего они просто испытывают Майкову выдержку в надежде, что парень дрогнет. Он и сам только что занимался примерно тем же самым — проверял, чего стоит этот новоиспеченный миллионер.
  
  Проблема, впрочем, была не столько в Майке, сколько в его безвольном приятеле — Крукшенке. Аллан уже струсил — это же очевидно! Ложь Майка насчет любовницы могла бы сработать, если бы он успел ее обдумать, а так… За прошедшие десятилетия Чибу врали часто, причем в большинстве случаев ложь, которую ему приходилось выслушивать в силу, так сказать, производственной необходимости, была тщательно продуманной, доведенной до абсолютного совершенства. Зачастую она даже выглядела достовернее, чем правда. В этом отношении ложь Майка казалась жалкой и неубедительной.
  
  Еще одной причиной, по которой Чиб решил побывать сегодня у Майка, было желание убедиться, насколько этот тип действительно богат. То, что когда-то мистер Маккензи руководил успешной компанией, торговавшей популярными компьютерными программами, вовсе не означало, что он сумел сохранить заработанное. Чиб знал немало случаев, когда быстро заработанные состояния улетучивались за считаные недели благодаря покупке сомнительных акций или банальному тотализатору. Но нет, Майк, несомненно, по-прежнему был богат. Чиб не сомневался, что все эти картины на стенах его жилища — подлинники. Гигантский телевизор с плоским экраном стоил три или четыре тысячи, да и сама квартирка тянула на миллион по меньшей мере. А если учесть, сколько стоила недвижимость в Эдинбурге, то и на все полтора.
  
  В этом, разумеется, ничего плохого не было. Чибу нравились люди со средствами.
  
  Майк, естественно, мог попробовать решить проблему с Уэсти, банально ему заплатив, — для него двадцать кусков были суммой небольшой. Увы, подобный шаг вряд ли успокоил бы шантажистов. В том, что художник и его девка рано или поздно потребуют новой платы — не важно, через месяц или через год, — можно было не сомневаться. Если подумать, кстати, то Майк мог решить и денежные затруднения самого Чиба, если бы, к примеру, норвежцы не захотели возиться с Аттерсоном. На Маккензи, наверное, даже не пришлось бы слишком давить. Тщательное планирование криминальной операции, тайные встречи, необходимость проверяться, чтобы уйти от слежки, почти настоящее оружие и прочая конспирация. Похоже, все это задело в душе Майка какую-то чувствительную струнку. Во всяком случае, до недавнего времени он явно наслаждался происходящим. Но только до недавнего.
  
  Видимо, Чиб допустил ошибку, когда познакомил его со Страхом. К этому Майк не был готов; немудрено, что он здорово испугался, и теперь должно было пройти определенное время, прежде чем к нему вернется былая уверенность. Впрочем, уже сегодня утром он держался совсем неплохо.
  
  «Как ты узнал мой адрес?» — Припомнив слова Майка, Чиб невольно улыбнулся. Чего уж проще! Для этого достаточно было обратиться в ближайшее агентство недвижимости. Риэлторы отлично знали «образцовый пентхаус Маккензи» и могли наизусть перечислить архитектурные журналы и интернет-сайты, на которых в свое время появлялись соответствующие фотографии. Вот, кстати, сказал себе Чиб, еще одна причина не хвастаться своими доходами и своим жильем. К чему сообщать посторонним, где находится твоя квартира, в которой наверняка есть чем поживиться?
  
  — Куда едем, босс? — спросил Гленн, сидевший за рулем.
  
  — Домой, — решил Чиб.
  
  Другая эсэмэска, которую он успел прочесть, была от некой Лауры. Когда Чиб заметил очевидное сходство между дамой на портрете и девушкой из аукционного дома, Майк притворился равнодушным. «Ты имеешь в виду Лауру Стэнтон?» — спросил он делано-небрежным тоном, но Чиб был уверен, что эти двое знакомы достаточно коротко. Лаура посылала своему дружку-миллионеру эс-эм-эски, подписанные только именем, и к тому же хотела с ним «увидеться». О том, какие последствия могут иметь близкие отношения Лауры и Майка, Чиб задуматься не успел: завибрировал один из его телефонов. Номер он узнал сразу и хотел было не отвечать, но потом велел Гленну притормозить у тротуара. Из машины Чиб выскочил еще до того, как БМВ успел полностью остановиться. Глубоко вздохнув, он нажал кнопку ответа.
  
  — Кэллоуэй? — раздался в трубке тихий голос.
  
  — Здорово, Эдвард.
  
  Этого человека Чиб всегда называл только по имени.
  
  Эдвард Хогг, главарь норвежского отделения «Ангелов Ада», занимался транспортировкой наркотиков. Он возил их из Дании в Швецию, из России в Финляндию, из Норвегии в Великобританию и в другие места.
  
  — Ну как, ты доволен моим залогом? — Чиб остановился возле какого-то ограждения, за которым на выгоревшей лужайке гоняли мяч несколько мальчишек.
  
  «Четверть века назад я тоже был таким, — подумал Чиб. — Гонял с пацанами в футбол, и никто не мог отобрать у меня мяч!»
  
  — Собственно, по этому поводу я и звоню, — сказал Хогг спокойно. Он никогда не повышал голоса, никогда не угрожал и разговаривал почти интеллигентно. Чибу всегда было интересно узнать, как выглядит героиновый король Скандинавии, но ему еще в самом начале дали понять, что Эдварда он никогда не увидит. Наверное, даже Страх и тот никогда с ним не встречался.
  
  — Надеюсь, все в порядке?
  
  Чиб по-прежнему смотрел на мальчишек, но уже не видел их. Привязанная к одному из столбиков футбольных ворот собачонка разразилась визгливым лаем, но он даже не вздрогнул.
  
  — В абсолютном порядке. Никаких проблем, скорее наоборот… Ты, конечно, знаешь, что такой залог, какой ты нам предоставил, вполне способен заменить собой твердую валюту?
  
  — Эта штука даже не числится пропавшей.
  
  Повернувшись к машине, Чиб увидел, что боковое стекло с пассажирской стороны опущено, а значит, Джонно и Гленн слышат разговор. Он, впрочем, и не собирался говорить ничего конкретного, однако все же отошел еще на несколько шагов в сторону.
  
  — Это хорошо, очень хорошо… — не проговорил, а почти прошептал Эдвард. — У меня в этой связи предложение: быть может, ты и в будущем станешь оплачивать часть поставок подобным образом?
  
  Ну, это вряд ли, подумал Чиб, а вслух сказал:
  
  — Конечно! Почему бы нет? Никаких проблем, Эдвард. Интересуешься искусством?.. Я тоже.
  
  — Гораздо больше меня интересуют деньги. — Голос Эдварда прозвучал сухо и официально. — А на данный момент меня особенно интересуют деньги, которые ты мне должен.
  
  — Деньги скоро будут, как я и обещал.
  
  — Рад это слышать. Насчет будущих сделок я тебе сам перезвоню.
  
  И Эдвард дал отбой. Он старался не оставаться на линии слишком долго — на всякий случай. Чиб тоже сложил телефон и задумчиво постучал им по верхней губе. Вспоминая подробности только что закончившегося разговора, он досадливо поморщился. «Интересуешься искусством?..» Произнеся эту фразу, Чиб невольно выдал природу залога, который получили от него «Ангелы Ада», и если их кто-то подслушивал…
  
  «Молодчага, Чиб! Отличная работа. Профессиональная». Он покачал головой. Подобные промахи случались с ним нечасто. С другой стороны, Эдвард не отказывался иметь с ним дело, и это было самое важное. Правда, теперь каждая сделка должна быть обеспечена залогом в виде картины, но… Он снова постучал телефоном по губе. Привязанная к воротам собака недовольно взвыла, и Чиб, обернувшись на звук, увидел свой БМВ, который медленно двигался за ним вдоль тротуара. Оказывается, во время разговора Чиб, сам того не заметив, отошел довольно далеко от футбольной площадки.
  
  Скользнув взглядом по фигурам телохранителей на переднем сиденье, Чиб снова задумался об Эдварде и его деловых партнерах, находящихся, скорее всего, в сотнях и тысячах миль от Эдинбурга. Насколько хорошо эти люди разбираются в искусстве? Что им известно о «Парнях из Глазго» и Шотландских колористах? Скорее всего, картины были для них просто достаточно компактным материальным объектом, имеющим высокую ценность и гарантирующим благополучное совершение сделки.
  
  Тут Чиб вспомнил, что профессор Гиссинг считал этого паренька — Уэсти — превосходным копиистом. Гм-м… Уэсти и Элис. Элис и Уэсти…
  
  Не переставая размышлять об открывавшихся перед ним перспективах, Чиб сел в БМВ.
  
   «Вы недоплатили Уэсти…»
  
  — Я тебя отлично понимаю… — пробормотал Чиб вслух, когда машина отъехала от обочины.
  
  — Вы что-то сказали, босс? — спросил с переднего сиденья Гленн.
  
  — Нет, ничего…
  
  — А кто вам звонил? Страх?
  
  Чиб подался вперед, так далеко просунув голову между сиденьями, что его лицо оказалось почти вровень с лицом Гленна.
  
  — Если будешь совать свой длинный нос в мои дела, придушу своими руками! Ясно?
  
  — Куда уж яснее! — пробормотал Гленн примирительным тоном. — Я не то чтобы… просто… — Он с трудом сглотнул, словно уже чувствуя безжалостные руки Чиба на своей шее. — Нам с Джонно хочется вам помочь.
  
  — Точно! — подтвердил и Джонно. — Просто помочь!
  
  — Как трогательно! — с насмешкой проговорил Чиб.
  
  — Нам кажется, вы нам не доверяете. — добавил Гленн. — Во всяком случае, не так, как раньше.
  
  — Можете пожаловаться своему профсоюзному уполномоченному, — фыркнул Чиб. — И вообще, Гленн, о некоторых моих делах вам лучше не знать. Что касается того, доверяю я вам или не доверяю… Я, может быть, специально рискую, чтобы вывести вас из-под удара. Понятно, что я имею в виду?
  
  — Нет, босс, не совсем, — признался Джонно после небольшой паузы.
  
  Чиб только застонал и снова откинулся назад. После кофе, который он выпил у Маккензи, у него зверски разболелась голова. Либо это кофе, решил он, либо у него рак мозга от чрезмерного пользования мобильным телефоном.
  
  Как говорится, третьего не дано.
  
  Небольшой ресторан рядом с аукционным домом занимал помещение, в котором когда-то находился банк, и мог похвастаться просторным залом с каннелированными колоннами и затейливой лепниной на потолке и стенах. С самого утра персонал начинал готовиться к полуденному наплыву посетителей, поэтому за столики никого не сажали.
  
  Если кто-то из клиентов хотел позавтракать, его размещали в кабинке у окна.
  
  Когда Майк подъехал, Лаура уже сидела в одной из таких кабинок и помешивала ложечкой в чашке с капучино. Расцеловав девушку в обе щеки, Майк опустился на скамью напротив и велел официанту подать стакан слабогазированной минеральной воды.
  
  — Ты не пьешь кофе? — удивилась Лаура.
  
  На тарелке перед ней Майк заметил крошки от круассана, но джем и масло в маленьких баночках оставались нетронутыми.
  
  — Свою утреннюю порцию стимуляторов я уже выбрал, — улыбнулся Майк. — Кстати, мы с тобой не виделись с торгов. Как прошел аукцион?
  
  — Так, ничего выдающегося… — Лаура снова принялась болтать ложечкой в наполовину пустой чашке. — Ты слышал про склад в Грантоне? — Она вскинула на него взгляд.
  
  — Конечно! — воскликнул Майк, состроив подобающую мину. — По-моему, это нечто из ряда вон.
  
  — Абсолютно из ряда вон… — эхом отозвалась она.
  
  — Те, кто работает в Национальной галерее, наверное, чуть с ума не сошли.
  
  — Еще бы!
  
  — Им крупно повезло, что грабители не сумели довести дело до конца.
  
  — Повезло, да…
  
  Лаура продолжала пристально смотреть на него, и Майк неуверенно усмехнулся.
  
  — В чем дело? У меня что, пена для бритья на ушах засохла?
  
  Он с преувеличенной тщательностью принялся орудовать салфеткой, стирая воображаемую пену, но Лаура только слабо улыбнулась.
  
  — Среди похищенных картин был портрет Беатриче, леди Монбоддо. — Имя жены художника она произнесла на итальянский манер. — Я помню, он был на той выставке… Тебе, кажется, он тоже понравился? Ты просто не мог глаз от него отвести.
  
  Лаура явно ждала, что он ответит.
  
  — А ты, значит, за мной наблюдала? Что ж, приятно слышать.
  
  Ничего другого Майку просто не пришло на ум.
  
  — Аллан потом меня дразнил — говорил, что портрет понравился тебе только потому, что эта женщина похожа на меня.
  
  — Ну… думаю, определенное сходство есть.
  
  — А помнишь вечер после выставки? Ну, когда мы пошли в ресторан?..
  
  Майк поморщился.
  
  — Не надо… — попросил он.
  
  В тот вечер он слишком много выпил — сначала на просмотре, потом в ресторане опрокинул еще несколько бокалов бренди. Но сильнее вина его опьянила атмосфера, в которой он очутился. Тогда Майк впервые оказался в мире, где люди разбирались в искусстве и говорили, как ему казалось, от всей души, от всего сердца. За вечер он несколько раз ловил на себе взгляд Лауры, и каждый раз она улыбалась ему… Должно быть, поэтому, когда она вышла в дамскую комнату, Майк отправился следом и, ворвавшись внутрь, попытался ее поцеловать.
  
  — Ты знаешь человека по фамилии Рэнсом?
  
  Неожиданный вопрос Лауры вернул Майка к действительности.
  
  — Кажется, нет. А я должен его знать?
  
  — Когда-то мы вместе учились в колледже. На одной из вечеринок он попытался проделать то же, что и ты, — пошел за мной в туалет и… — Она не договорила, заметив появившееся на лице Майка страдальческое выражение. — Я довольно давно его не видела, и вдруг в день аукциона Рэнсом снова возник на горизонте. Он подошел ко мне после торгов и стал расспрашивать о каком-то местном преступном авторитете по фамилии Кэллоуэй. Чиб Кэллоуэй. Оказалось, что во время аукциона этот самый Кэллоуэй сидел со своими головорезами в первом ряду.
  
  — Я стоял сзади, с перекупщиками, — вставил Майк.
  
  — И ты не видел этого Кэллоуэя? — Лаура внимательно смотрела, как он качает головой. — Ты с ним знаком?
  
  — Фамилию слышал. — Майк вытянул шею, выглядывая, не идет ли официант. — А какое отношение все это имеет ко мне?
  
  — Я не должна была тебе этого говорить, но… Рэнсом подозревает, что это ты пригласил Кэллоуэя на аукцион.
  
  — Я? — Майк удивленно поднял брови. — С чего он взял?
  
  — Он не сказал, зато описал тебя… довольно точно. — Лаура немного помолчала, но за эти мгновения ее взгляд сделался более пристальным, испытующим. — И тебя, и профессора, и Аллана. Рэнсом хотел знать ваши имена, и мне пришлось ему сказать. Я просто не смогла придумать никакой подходящей отговорки.
  
  — Ну что он там копается? — пробормотал Майк и снова с надеждой посмотрел в сторону ресторанной кухни. — Когда же мне принесут мою воду?
  
  Ему необходимо было выиграть хоть немного времени, чтобы привести в порядок скачущие мысли. Должно быть, подумал он, в день торгов Рэнсом следил за Чибом. Когда тот приехал в аукционный дом, детектив остался ждать снаружи, следовательно, он мог видеть, как Майк, Аллан и Гиссинг направились в «Вечернюю звезду»… и как спустя несколько минут туда же вошли Чиб и его подручные. Побывал ли Рэнсом в самом баре? Видел ли он, как Майк разговаривает с Чибом? Нет, это маловероятно — в «Вечерней звезде» было почти пусто, а Чиб, который привык держаться настороже, сразу заметил бы слежку. Почему же тогда детектив решил, что Майк и остальные как-то связаны с гангстером?
  
  Ответ на этот вопрос был довольно простым. Рэнсом наверняка побывал и в Национальной галерее и видел, как Чиб и Майк мирно беседуют за чашкой чая в тамошнем буфете. А теперь детектив узнал и имена интересующих его людей…
  
  — А потом… — продолжала Лаура, — после ограбления, Рэнсом звонил мне снова. Собственно говоря, он звонил мне дважды. Это было вечером в субботу, поэтому звонок, наверное, был важным, хотя он и делал вид, будто хочет со мной просто поболтать.
  
  Майк кривовато улыбнулся:
  
  — Может быть, он хотел пригласить тебя на свидание?
  
  Лаура тоже улыбнулась, но как-то совсем невесело, почти печально.
  
  — Слабо, Майк. Очень слабо. Ты должен был спросить, кто такой Рэнсом и какое отношение он имеет ко всему этому. Значит, ты его знаешь?
  
  — Откровенно говоря, я понятия не имею, о чем вообще речь.
  
  — Рэнсом — детектив, он работает в полиции Лотиана и Пограничного края. И он расспрашивал меня о Гиссинге…
  
  Лаура откинулась назад, словно собираясь на этом закончить разговор, но Майк понял: она ждет, что он скажет.
  
  — Никакого понятия, — с нажимом повторил он.
  
  Лаура протяжно вздохнула и так пристально уставилась на свой капучино, что можно было подумать — она пытается заставить чашку взлететь.
  
  — То есть я хочу сказать… — заторопился Майк. — Даже не знаю, что я хочу сказать!..
  
  В этот момент принесли заказанную им воду — со льдом и лаймом — в высоком, изящном бокале, стоявшем на небольшом серебряном подносе.
  
  — Желаете что-нибудь еще? — осведомился официант.
  
  «Да. Повернуть время вспять», — хотелось сказать Майку, но он только отрицательно качнул головой. Проводив молодого человека взглядами, они с Лаурой снова взглянули друг на друга. Секунду спустя девушка еще раз вздохнула и положила руки на край стола. У нее были изящные, длинные пальцы с безукоризненными ногтями.
  
  — Когда-то я неплохо знала Рэнсома, — негромко сказала она. — Он всегда был целеустремленным и упрямым: если уж вбил что-нибудь себе в голову — ни за что не отступит. На той вечеринке… мне пришлось заехать ему коленом, чтобы он отстал, но, боюсь, в твоем случае этот прием вряд ли сработает.
  
  Лаура крепко зажмурила глаза, и Майк испугался, что она вот-вот заплачет. Подавшись вперед, он накрыл ее пальцы ладонью.
  
  — Не волнуйся. Я думаю, этот твой Рэнсом просто ищет какой-то компромат на Кэллоуэя. Он увидел нас вместе на торгах, вот и вообразил себе невесть что: таким, как он, всюду мерещатся преступления. В конце концов, Рэнсом даже не входит в бригаду, которая расследует ограбление.
  
  Сообразив, что как раз этого ему говорить не следовало, Майк осекся, но было уже поздно. Лаура открыла глаза.
  
  — Ты имеешь в виду ограбление в Грантоне?
  
  — Ну да. Конечно. Какое же еще?
  
  — Откуда ты знаешь?
  
  Он знал, о чем она думает, и прикусил губу, стараясь придумать ответ.
  
  — Откуда ты знаешь, что Рэнсом не входит в следственную группу? — повторила Лаура.
  
  Майк взглянул на нее. Он понимал, что должен как-то успокоить, убедить ее, что она ошибается, но не смог выговорить ни слова. Сейчас Лаура была совсем не похожа на портрет леди Монбоддо: ее взгляд был живым и внимательным, в глазах светился ум. Она сразу поймет, что он лжет, и станет задавать новые вопросы, а ему снова придется врать и выкручиваться, и так до тех пор, пока объяснения, которые он не мог дать, причины, которые он не мог назвать, не встанут между ними непреодолимой стеной. Майк не хотел этого, поэтому он поднялся и, достав из кармана деньги, положил на стол рядом со своим нетронутым бокалом. Лаура сидела, низко опустив голову, и Майк, наклонившись, поцеловал ее блестящие волосы, источавшие легкий аромат духов.
  
  Он уже шагал к выходу, когда Лаура окликнула его.
  
  — Что бы это ни было, Майк, я… я очень хочу помочь.
  
  Не оборачиваясь, он кивнул, надеясь, что она увидит этот его жест. Официант открыл перед ним входную дверь.
  
  — Всего хорошего, сэр, — сказал он на прощание. — Желаю удачи.
  
  — Спасибо, — ответил Майк, поворачиваясь в сторону Джордж-стрит. — Удача мне сегодня понадобится.
  
  Гленн Барнс работал на Чиба уже четыре с половиной года, но сейчас он был уверен только в двух вещах: в том, что у босса крупные неприятности, а также в том, что на его месте, — учитывая обстоятельства и общую ситуацию, — он справился бы куда как лучше. При всех своих достоинствах Чиб не умел работать с людьми, не обладал должной прозорливостью, и как результат — регулярно сталкивался с самыми разными трудностями и проблемами. В своем анализе ситуации Гленн был уверен совершенно точно, поскольку в свободное время почитывал учебники по предпринимательству. Один совет, а именно — Переспать Со Своим Врагом, он принял особенно близко к сердцу. Не то чтобы он был готов переспать с детективом Рэнсомом в буквальном смысле, нет. Просто Гленн пользовался каждым удобным случаем, чтобы нашептывать легавому на ушко приятные мелочи в надежде, что падение Чиба будет быстрым и бескровным. Правда, дело пока не слишком продвинулось, но Гленн не терял надежды и незамедлительно явился на встречу, когда детектив намекнул, что должен кое-что ему показать.
  
  Фотографии…
  
  — Да, я их знаю, — вынужден был признаться Гленн. — То есть не по именам, просто видел однажды. Чиб как-то нагнал на них страху в одном баре.
  
  — В «Вечерней звезде»?
  
  — Да, там. Еще через пару дней Чиб зачем-то потащился на этот дурацкий аукцион… Когда торги закончились, мы снова завернули в «Вечернюю звезду» и опять столкнулись с этой троицей. Они сидели в той же кабинке, что и в прошлый раз. — Вот этот… — Гленн показал на одну из фотографий, которая на самом деле была вырезана из какого-то журнала. — Вот этот когда-то учился с Чибом в одном классе. По крайней мере, Чиб так говорил…
  
  — Это правда. Я проверял.
  
  — Во второй раз в «Звезде» его кореша свалили раньше, а этот парень подошел к Чибу и о чем-то с ним трепался.
  
  — О чем?
  
  Рэнсом бросил взгляд сквозь ветровое стекло. Его машина стояла на вершине Колтон-хилл, откуда можно было в любое время дня и ночи любоваться великолепными видами Эдинбурга — если, конечно, у вас есть для этого время и желание. Гленну, однако, было не до городских красот. Он только что перебрался из своего автомобиля в пахнущий новенькой кожей салон машины детектива и даже успел оставить в девственно-чистой пепельнице шарик жевательной резинки, не без злорадства отметив кислое выражение, появившееся на лице Рэнсома.
  
  — Об аукционе в основном. Какие художники идут вверх, какие дешевеют, кто вообще не продается. Честно говоря, я не особенно прислушивался к этой лабуде. Чиб спрашивал, как надо торговаться, как платить, принимают ли аукционеры наличные и так далее, а этот парень ему объяснял… Его ведь Майк зовут, кажется?
  
  — Майк Маккензи, — подтвердил Рэнсом. Быть может, детективу не очень нравилась жвачка в пепельнице, но, когда Гленн вскрыл новый пакетик и предложил пластинку ему, Рэнсом впился в нее зубами с таким рвением, словно это был стейк-шатобриан.
  
  — Остальных двоих зовут Аллан Крукшенк и Роберт Гиссинг, один работает в «Первом К», другой — в Художественном училище, но ближе всех твой босс знаком именно с Майком, так?
  
  — Точно. Они, кстати, встречались еще раз: мы заезжали за Майком на Грассмаркет — он ждал нас у «Последней капли». Только о чем они говорили и куда ездили, я не знаю: Чиб высадил нас с Джонно из машины и отправил домой. Кстати, кто он такой — этот Майк Маккензи?
  
  — Так, один парень, которому повезло разбогатеть на компьютерах. Живет в неплохой квартирке на Мюррейфилде.
  
  Гленн нахмурился.
  
  — Любопытное совпадение.
  
  — Совпадение? Какое?
  
  — Сегодня утром мы как раз побывали на Мюррейфилде. На Хендерланд-хайтс, если точнее. Чиб не сказал, зачем мы туда едем, к тому же мы с Джонно оставались в машине, но…
  
  Гленн поперхнулся и не договорил, потрясенный зрелищем, которое не рассчитывал когда-либо увидеть. Детектив-инспектор Рэнсом пытался улыбнуться и присвистнуть одновременно.
  
  Теперь Рэнсом точно знал, что он должен делать. Нужно собрать все, что у него есть — подозрения, улики и выводы, — и идти со всем этим к шефу. С другой стороны, он отлично знал, что скажет на это старший инспектор. «Почему бы вам не передать эти материалы Хендриксу? Ведь он и так занимается этим делом.» Но если Рэнсом так поступит, то останется ни с чем. Ведь если Хендрикс произведет арест, вся слава достанется ему. Никто и не вспомнит, кто проделал за него всю черновую работу. Нет, так не пойдет.
  
  Он должен раскрыть это дело сам, но для этого ему нужно железное доказательство, на основании которого можно будет предъявить всей честной компании обвинение в вооруженном ограблении. Рэнсом уже не сомневался, что налет на склад в Грантоне осуществили Маккензи и его друзья и что стоял за всем этим некто иной, как Чиб Кэллоуэй. Гленн, во всяком случае, был уверен, что его босс искал в городе людей именно для этого. Не исключено, правда, что исполнителями были некто Страх и его боевики — обрезы и пистолеты прекрасно вписывались в образ «Ангелов Ада». Тем не менее налет в любом случае не мог бы состояться, не располагай преступники подробной внутренней информацией о том, как организованы охрана и хранение картин, а предоставить такую информацию могли только «три мушкетера» Лауры. Они, конечно, не больше чем любители, которых угрозами или лестью заставили участвовать в этом деле; что ж, тем легче будет получить от них соответствующие показания. Куда легче, чем расколоть того же Чиба… А когда показания будут получены, мистер Кэллоуэй окажется там, где Рэнсом давно мечтал его видеть.
  
  За решеткой.
  
  Заодно и Хендрикса можно будет поставить на место. Рэнсом подумал об этом с особенным удовольствием, поскольку совсем недавно имел с коллегой очень неприятный телефонный разговор. Хендрикс каким-то образом узнал, что Рэнсом побывал на складе. «Держись от моего дела подальше!» — таков вкратце был смысл весьма цветистых периодов, на которые был горазд Хендрикс. Рэнсом, впрочем, не остался в долгу, после чего швырнул трубку и больше к телефону не подходил, хотя Хендрикс перезванивал ему еще несколько раз. В задницу Хендрикса! Да и всех остальных тоже. Он сумеет сделать так, что они все утрутся. Вот только для этого Рэнсому нужны либо признательные показания одного из участников налета, либо особо веские улики, добыть которые без ордера на обыск было весьма затруднительно. А получить ордер на основе одних только своих догадок и результатов наружного наблюдения Рэнсом не мог. В конце концов, даже его тайный осведомитель не был на сто процентов уверен, что Кэллоуэй имеет непосредственное отношение к ограблению склада.
  
  Косвенное — да, а вот насчет прямого.
  
  Значит, нужны доказательства.
  
  Нужны железные улики — или признание.
  
  Внезапно Рэнсом понял, чтó ему нужно сделать.
  
  И с кем.
  25
  
  Во вторник, сразу после одиннадцати, Уэсти отправился в училище, чтобы поработать над своим дипломным проектом. Выставка выпускников была организована в полуподвальном помещении, где не было ни окон, ни других источников естественного освещения. Уэсти планировал решить эту проблему с помощью нескольких трубок дневного света, прикрепленных к стенам с таким расчетом, чтобы все висящие поблизости картины отбрасывали резкие перекрывающиеся тени. Главная сложность, однако, заключалась в том, что при подобном освещении рассмотреть сами картины было практически невозможно. Кроме того, теперь весь пол помещения был покрыт путаницей перекрученных проводов и кабелей, ведущих от светильников к перегруженному разветвителю. Главный распорядитель выставки уже несколько раз напомнил Уэсти о правилах пожарной безопасности, а один из преподавателей — о том, что «искусство экспонирования» является важной составляющей, по которой будет оцениваться дипломный проект. Иными словами, для того чтобы получить за диплом хорошую оценку, Уэсти нужно было, с одной стороны, обеспечить своим картинам подобающее освещение, а с другой — не спалить их вместе с училищем.
  
  Уэсти, однако, не особенно беспокоился. Он даже принялся насвистывать какой-то веселый мотивчик («Ну и что?» Майлса Дэвиса), поскольку был абсолютно уверен: его не входящая в учебную программу деятельность в любом случае гарантирует ему достаточно высокую оценку. Быть может, стараниями профессора Гиссинга он даже получит диплом с отличием.
  
  — Только не воображай, будто можешь расслабиться и ничего не делать, — предупредил его профессор. — Твои работы должны демонстрировать достаточно высокий профессиональный уровень, иначе хорошая оценка будет выглядеть чересчур подозрительно.
  
  Уэсти считал, что показать «высокий профессиональный уровень» ему вполне по силам. Откровенно говоря, он даже немного гордился своими семью полотнами — пародийными стилизациями картин Рэнсмена, Нэсмита, Реберна (две штуки), Уилки, Хорна и Пиплоу. Натюрморт последнего (роскошная ваза с фруктами плюс растение в горшке, а в самом углу — бутылка кетчупа «Хайнц» как персональное добавление Уэсти к шедевру мастера) нравился ему едва ли не больше всего. Обожавший Пиплоу Гиссинг приходил в ярость при одном взгляде на полотно, поэтому Уэсти собирался поместить картину в центр экспозиции. Уж очень хотелось ему послушать, как профессор будет расхваливать перед другими преподавателями работу, которую он терпеть не мог.
  
  Недавнее поступление крупной суммы на счет Уэсти означало, в частности, что он может просто купить подходящие рамы, а не прочесывать городские свалки и мусорные контейнеры в поисках старья, которое к тому же приходилось ремонтировать. Так Уэсти и поступил, заказав рамы в багетной мастерской в Лейте. Новые рамы — резные, позолоченные, аккуратные — выглядели очень солидно. Еще сколько-то денег он потратил, пару раз пообедав в ресторане. Кроме того, Уэсти почти решился арендовать нормальную студию, чтобы Элис снова могла пользоваться своей гостиной. Это его намерение, однако, совершенно неожиданно было встречено в штыки самой Элис.
  
  — Так от наших денег очень скоро ничего не останется, — возразила она. — На что же я буду учиться? Нужно что-то сделать!
  
  Уэсти пришлось постараться, чтобы убедить ее не требовать у Майка денег. Элис в конце концов согласилась, но тут же предложила продать Де Рассе, чтобы хоть что-то на этом заработать.
  
  — Какой прок от картины, если ее все равно приходится от всех прятать? — заявила она. — Лично мне хватило бы и копии, при условии, естественно, что ее напишешь ты, а не кто-то другой.
  
  Когда Уэсти спросил, кому, по ее мнению, они могли бы продать Де Рассе, Элис только пожала плечами.
  
  — Кто-нибудь из коллекционеров — любителей абстрактной живописи наверняка не откажется приобрести его картину, пусть даже она краденая! — сказала она. — Думаю, мы могли бы без труда получить за нее пятьдесят косых, а то и больше.
  
  Нет, с Элис все очень не просто, подумал Уэсти. Не зря же она с таким жаром отговаривала его использовать картину Де Рассе в качестве центрального экспоната своего дипломного проекта! Он даже перестал насвистывать — до того поразила его эта мысль. А ведь так хорошо все начиналось!.. Даже сейчас, вспоминая само ограбление, он едва удерживался, чтобы не расхохотаться. Совсем как в киношке «Банда с Лавендер-Хилл»,[25] даже круче. Вспомнить хотя бы Гиссинга, который постоянно хватался за сердце. Вот был бы номер, если бы старик и в самом деле склеил ласты! А Аллан в своем дурацком парике, из-под которого ручьями катился пот? Один лишь Майк выглядел достаточно серьезно — казалось, он здесь единственный, кто занимается по-настоящему своим делом. Это, кстати, было еще одной причиной, по которой Уэсти не хотелось даже заговаривать с ним о дополнительной плате. С таким связываться — себе дороже выйдет, ведь это Майк нашел четверых хулиганов, которые выполнили всю силовую работу. Несмотря на свою стильную стрижку и туфли ручной работы этот чувак явно знал таких людей, знакомиться с которыми у Уэсти не было ни малейшей охоты.
  
  Кроме того, Майк производил впечатление человека, который может и сам за себя постоять, тогда как Уэсти всегда считал себя убежденным пацифистом. Дайте миру шанс, и все такое…
  
  — Ну и помойка!.. — донесся от входа ворчливый бас, и Уэсти, обернувшись на голос, увидел рослого мужчину в кожаной куртке. Голова его была чисто выбрита, пальцы унизаны золотыми перстнями, на шее болталась золотая цепь.
  
  — По-моему, приятель, ты напрасно стараешься, — добавил незнакомец. — Тебя тут все равно никто не найдет если только ты не отметишь дорогу хлебными крошками.
  
  И он захихикал над собственной шуткой.
  
  — Я могу вам чем-нибудь помочь? — поинтересовался Уэсти, когда пришелец отсмеялся.
  
  — Да, Уэсти, можешь. Иначе бы я сюда не пришел.
  
  Незнакомец протянул ему крепкую руку. Уэсти готов был поклясться, что разглядел на костяшках пальцев несколько заживших шрамов.
  
  — Я — Чиб Кэллоуэй. До сих пор мы с тобой были знакомы, так сказать, заочно, вот я и решил, что пора бы нам встретиться.
  
  — Чиб Кэллоуэй?
  
  Мужчина кивнул.
  
  — Судя по твоей отвисшей челюсти, мое имя тебе знакомо. Это хорошо — по крайней мере, мне не придется долго объяснять, кто я такой.
  
  — Да, я вас знаю, — признался Уэсти.
  
  — Может быть, ты знаешь, зачем я здесь?
  
  — Н-нет… — У Уэсти внезапно подогнулись колени, и он едва не упал. — П-понятия не имею, с-сэр.
  
  — Неужели никто не удосужился ввести вас в курс дела, мистер Уэстуотер? Боже мой!..
  
  — Какого дела?
  
  Кэллоуэй снова усмехнулся и похлопал Уэсти по плечу, отчего тот пошатнулся.
  
  — Я имею в виду четверых ребят, которые помогали вам в ваших субботних похождениях… Или ты думаешь, они появились как джинны из какой-нибудь старой лампы? Я уже не говорю о фургоне и оружии… Кто, по-твоему, вам все это организовал?
  
  — Это… были вы? — с трудом выдавил Уэсти.
  
  — Я, — подтвердил Чиб. — Поразительно. Я был уверен, что кто-нибудь из этих троих чистоплюев обязательно проболтается. Что ж, с одной стороны, даже неплохо, что мое имя осталось, так сказать, в тени. И тем не менее я счел необходимым с тобой повидаться…
  
  Гангстер медленно двинулся вдоль выбеленной стены студии, время от времени с неодобрением прищелкивая языком. Уэсти, немного придя в себя, едва не спросил, что понадобилось от него пришельцу, но потом решил, что на самом деле знать это ему вовсе не хочется. Из семи картин он успел повесить только две. Остальные пока стояли на полу, и Кэллоуэй, присев на корточки, принялся внимательно их рассматривать. Он ничего не говорил, Уэсти же и вовсе утратил желание что-то говорить.
  
  Наконец Чиб поднялся, отряхивая ладони от воображаемой пыли.
  
  — Я не очень хорошо разбираюсь в искусстве, — проговорил он. — Хотя некоторые его разновидности мне хорошо знакомы.
  
  — Вы имеете в виду благородное искусство бокса? — предположил Уэсти.
  
  — Бокса? — Гангстер сделал несколько шагов в сторону выхода. — Да, бокса, а также рукопашного боя, кикбоксинга, борьбы, фехтования на ножах и бейсбольных битах, не говоря уже об обычной драке… — Он улыбнулся. — Впрочем, в драке нет ничего благородного. Ты согласен?
  
  — П-послушайте, мистер Кэллоуэй, я просто выполнял работу… делал то, что мне велели. Мне никто не сказал, что вы… что вы тоже в этом участвуете, так что… Я хочу сказать, что с моей стороны вы можете не опасаться неприятностей.
  
  Кэллоуэй повернулся и снова двинулся в его сторону:
  
  — Значит, это не ты, а твоя девчонка?.. Кстати, как дела у нашей Элис?
  
  Уэсти недоуменно поморщился:
  
  — Что вы имеете в виду? Я не понимаю…
  
  Кэллоуэй вздохнул:
  
  — Твоя милая маленькая крошка потребовала у моего друга Майка Маккензи еще одну картину или двадцать «штук» сверху. Она утверждает, что ты чувствуешь себя обманутым — тебе, мол, недоплатили. Это так, Уэсти? Может быть, с тобой действительно плохо обошлись?
  
  Чиб ждал ответа, но Уэсти окончательно лишился дара речи.
  
  — Хотелось бы прояснить еще один момент, — проговорил Кэллоуэй, явно довольный реакцией художника. — Откуда, по-твоему, она могла узнать номер мобильного Майка? Ну? Пятьдесят на пятьдесят или попросишь помощи у зала?.. Не стоит, Уэсти, право, не стоит, потому что номер Элис узнала от тебя. Именно от тебя, дружок. — Твердый как ствол пистолета указательный палец бандита уперся Уэсти в грудь. Одновременно Кэллоуэй наклонился вперед, так что его глаза оказались вровень с глазами художника. — Или, может, у тебя есть какое-то другое объяснение? Попробуй меня убедить.
  
  Вылетевшие у него изо рта капельки слюны попали Уэсти в лицо, но вытереться он осмелился, только когда Чиб, — засунув руки в карманы и высоко поднимая ноги, чтобы не запутаться в электрических кабелях, — снова двинулся в обход экспозиции.
  
  — В волчьи времена живем, — добавил бандит, испустив преувеличенно громкий вздох. — Люди словно с ума посходили. С каждым может случиться все, что угодно!
  
  — Я не знал, что эта дура отправила Майку такую эсэмэску, — мрачно заявил Уэсти.
  
  — Но ты знал, что она собиралась это сделать, не так ли? Ты ведь только что сказал, что Элис послала ему именно CMC-сообщение, хотя я ни о чем таком не упоминал. — Кэллоуэй повернулся и снова шагнул к Уэсти, на ходу вынимая из карманов сжатые в кулаки руки. — Стало быть, вы обсуждали такую возможность, может быть, даже прикидывали, что лучше написать…
  
  — Мы подумали…
  
  От резкого удара в живот Уэсти попятился, но налетел на стену, — аккурат между двумя висевшими на ней полотнами, — а Кэллоуэй уже схватил его за горло.
  
  — Хорошо, что мы с тобой познакомились, Уэсти, — произнес он обманчиво спокойным тоном. — Хорошо, потому что тебе придется сделать для меня одну вещь. Точнее — две вещи. Во-первых, объясни этой драной кошке — своей подруге, что если здесь с кем-то и обойдутся плохо, так это с ней. Уяснил?
  
  Уэсти, у которого от недостатка воздуха глаза вылезли на лоб, яростно закивал. Кэллоуэй ослабил хватку, и молодой человек упал на колени, кашляя и хрипя. Чиб опустился на корточки и положил обе руки ему на плечи:
  
  — Ну что, мы договорились?
  
  — К-конечно, мистер Кэллоуэй, — кое-как выговорил Уэсти. — Я этим займусь… Немедленно. — Он с трудом сглотнул. — А какая вторая вещь?
  
  — Вторая? Вторая вещь, Уэсти, заключается в том, что мы с тобой должны стать партнерами.
  
  Кэллоуэй кивнул, словно подчеркивая свои слова.
  
  — Партнерами?
  
  В ушах Уэсти все еще звенело, во рту пересохло. Рядом стояла на полу картонка с апельсиновым соком, но потянуться к ней он не рискнул.
  
  — Сдается мне, Уэсти, что субботнее мероприятие своим успехом целиком обязано твоим подделкам, — сообщил ему Кэллоуэй. — А это значит, что ты свое дело знаешь. Качественная работа, да и справился ты с ней довольно быстро, насколько мне известно. Надеюсь, ты не откажешься сделать для меня еще несколько штук?
  
  — Еще несколько копий?
  
  Кэллоуэй кивнул:
  
  — Мне говорили, что на этом складе осталось еще немало ценных картин.
  
  — Вы шутите!
  
  Уэсти испуганно вытаращил глаза.
  
  — Не волнуйся. — Губы гангстера растянулись в улыбке. — Я не собираюсь лезть туда во второй раз — я не настолько тупой.
  
  — Значит, они нужны вам… для себя?
  
  — Можно сказать и так.
  
  Уэсти слегка расслабился:
  
  — Конечно, мистер Кэллоуэй, я сделаю все, что скажете. С эстетической точки зрения, разница между оригиналом и копией не так уж велика.
  
  — Если копия — хорошая, разницы никакой нет, — сказал Кэллоуэй, помогая ему подняться и отряхнуться от пыли.
  
  — А вы уже решили, какую картину я должен скопировать? — поинтересовался Уэсти. — Кстати, она не обязательно должна быть со склада. Если хотите, я могу скопировать для вас хоть «Мону Лизу», да так, что сам старик да Винчи не отличит…
  
  — Нет, Уэсти, «Мона Лиза» мне не нужна. Ты должен скопировать для меня несколько картин, которые находятся на длительном хранении и не будут выставляться в ближайшее время.
  
  — Вы сказали — несколько? — уточнил Уэсти.
  
  — Да. Может — десяток, может — полтора.
  
  Уэсти важно надул щеки:
  
  — Это большая работа.
  
  Кэллоуэй прищурился:
  
  — После номера, который пыталась отколоть твоя Элис…
  
  — Я понял, — быстро сказал Уэсти и даже поднял вверх ладони. — Никаких проблем, мистер Кэллоуэй, я все сделаю. Признаться, мне даже лестно, что вы считаете меня таким… хорошим специалистом.
  
  Выражение лица Кэллоуэя несколько смягчилось, и Уэсти даже рискнул задать вопрос:
  
  — Не могли бы вы сказать, какая именно картина досталась вам после налета? Мне просто интересно.
  
  — Ее написал какой-то тип по фамилии Аттерсон, — небрежно ответил Чиб. — «Сумерки на Рэннохских верещаниках» или что-то в этом роде… А что взял себе ты?
  
  — Де Рассе… — сумел произнести Уэсти, хотя внутри у него все перевернулось.
  
  — Никогда не слышал, — сказал Кэллоуэй, руки которого по-прежнему лежали на плечах Уэсти. — Похоже на «педераста». Он действительно хорош?
  
  Уэсти с трудом сглотнул.
  
  — Мне… нравится. Он авангардист, новатор… Де Рассе работал в стиле Джаспера Джонса, но его картины, они… ближе к культуре хиппи. — Блестящая идея молнией сверкнула в его голове. — Хотите поменяться? — быстро спросил Уэсти, но гангстер только рассмеялся, словно услышал хорошую шутку, и отрицательно покачал головой. Уэсти тоже попытался улыбнуться, хотя сердце у него упало.
  
  «Ну почему, — думал он, — почему этому типу должен был достаться именно Аттерсон?!»
  26
  
  Аллан Крукшенк сидел в своем кабинете в головном офисе Первого Каледонского банка на углу Джордж-стрит и площади Сент-Эндрю. Кабинет был крошечным — в здании катастрофически не хватало места, а поскольку оно относилось к объектам исторического значения первой категории, перестроить его в соответствии с современными нормами не представлялось возможным. Когда-то кабинет был вдвое больше, но сравнительно недавно его разделили пополам с помощью легкой перегородки, за которой трудился теперь еще один служащий банка. Единственное окно в кабинете Аллана выходило на унылого вида офисное здание постройки семидесятых.
  
  Как и большинство служащих среднего звена, Аллан работал в соответствии с месячным заданием. В последнее время, однако, его клиенты с КЧК не проявляли должной активности, поэтому он всерьез подумывал о том, чтобы сделать несколько звонков, организовать несколько ужинов или суаре, и во время доверительного разговора убедить клиентов вложить в банк дополнительные суммы. Аллан знал, что в случае крайней необходимости Майк тоже может сделаться клиентом банка, но тогда они почти наверняка перестанут быть просто друзьями. Между ними встанут деньги, большие деньги, способные изменить многое, если не все.
  
  Впрочем, подумалось Аллану, кого он обманывает? Они с Майком больше не были «просто друзьями». Они вместе участвовали в налете на склад в Грантоне, и теперь у Аллана было то, о чем он давно мечтал, — две замечательные картины, которые Первый Каледонский не мог бы заполучить, несмотря на всю свою финансовую мощь и наличие собственного консультанта-искусствоведа. Увы, этот факт больше не доставлял Аллану никакого удовлетворения. Похоже, он и картины-то передал Майку на хранение вовсе не из трусости. Его замечательные, вожделенные Култоны перестали что-либо для него значить. Аллан чувствовал себя куда счастливее, когда в руках у него были нарисованные Уэсти копии — их, по крайней мере, ему не нужно было от всех прятать.
  
  Его пальцы скользнули по подбородку и остановились, наткнувшись на свежий порез, оставшийся после утреннего небрежного бритья. Как ни старался Аллан, ему никак не удавалось сосредоточиться ни на чем сколько-нибудь важном, будь то бритье или работа. Спал он тоже очень мало. Все три ночи после роковой субботы он больше ворочался, воображая себя то в тюрьме, то на скамье подсудимых, чем действительно отдыхал.
  
  — Ты вел себя как чертов идиот, Аллан! — сказал он вслух. И ведь самое досадное, что он-то был почти ни при чем. Идея принадлежала Гиссингу, а Майк придумал, как осуществить ее на практике, причем если бы не его знакомство с Чибом Кэллоуэем, вряд ли они когда-нибудь решились бы на подобное безрассудство. На всех этапах роль Аллана была очень незначительной…
  
  Господь всемогущий! Кажется, он начинает подыскивать себе оправдания, словно уже стоит перед прокурором!
  
  Когда зазвонил телефон, Аллан от неожиданности вздрогнул. Лампочка на аппарате указывала на внутренний вызов, и он снял трубку.
  
  — Аллан Крукшенк слушает, — сказал он, подавляя нервный зевок.
  
  — Говорит дежурный администратор, мистер Крукшенк. К вам посетитель.
  
  Раскрытый ежедневник лежал перед Алланом на столе, но раньше полудня никаких встреч в нем не значилось. Впрочем, шестым чувством он сразу угадал, что еще скажет дежурная секретарша, — и похолодел.
  
  — …Детектив-инспектор Рэнсом. Вы можете его принять?
  
  — Скажите ему, что у меня совещание.
  
  Аллан ждал, пока дежурная передаст его слова детективу.
  
  — Мистер Рэнсом сказал, что он подождет, — прощебетала секретарша. — Он говорит, что займет не больше пяти минут вашего времени.
  
  — Тогда пусть ждет меня в вестибюле, я освобожусь через четверть часа или около того.
  
  Аллан швырнул трубку на рычаги и вскочил. Его взгляд задержался на единственном окне: всего четыре этажа до мостовой, а потом — забвение. На мгновение мысль показалась ему чертовски соблазнительной, но потом Аллан вспомнил, что окно открывается всего-то дюйма на полтора: в Первом Каледонском очень боялись несчастных случаев, которые могли бросить тень на репутацию банка.
  
  Потом он подумал о холле рядом с лифтами, откуда был ход на пожарную лестницу. Можно было бы воспользоваться ею, но Аллан не знал, куда она его приведет, — быть может, как раз в вестибюль, где ожидало возмездие в облике детектива-инспектора Рэнсома.
  
  — Черт, черт, черт… — пробормотал Аллан и снова взялся за телефон. Домашний номер Майка не отвечал, и он позвонил ему на мобильник.
  
  — Алло?
  
  — Этот чертов детектив здесь! — выпалил Аллан. — И хочет со мной поговорить. Он знает, Майк. Знает! Приезжай, а?..
  
  — Кто это?
  
  Аллан в ужасе уставился на дисплей. Проклятье, он ошибся — неправильно набрал номер Майка. В панике швырнув трубку на рычаги, Аллан крепко зажмурил глаза. Впору было расплакаться, поскольку никакого выхода он не видел. Впрочем, Аллан постарался взять себя в руки и снова набрал номер Майка, постаравшись на этот раз ничего не перепутать.
  
  — Я уверен — это насчет ограбления, — сказал он, рассказав другу, что произошло. — Ты должен мне помочь, Майк.
  
  — Приехав к тебе? — спросил Майк после довольно продолжительной паузы. — А ты подумал, как это будет выглядеть? Нет, Аллан, придется тебе выкручиваться самому.
  
  — Но какого черта ему нужно? Неужели кто-то проболтался?
  
  — Никто не проболтался. Рэнсом ничего не знает, наверняка он просто… вынюхивает.
  
  — Ты-то откуда знаешь?
  
  — Я предполагаю. Знать все мы будем только после того, как ты с ним поговоришь. У тебя есть что-нибудь успокоительное? Какое-нибудь лекарство?
  
  — Быть может, я и успокоился бы, если бы кто-нибудь треснул меня молотком по голове… — сказал Аллан и тут же пожалел о своих словах. Ему не хотелось вкладывать в голову Майку идею, которой тот мог невзначай поделиться со своим новым лучшим другом Кэллоуэем. С трудом сглотнув, Аллан глубоко вдохнул воздух.
  
  — Извини, Майк, я действительно немного нервничаю, но… Не волнуйся, все будет в порядке.
  
  — Перезвони мне, когда он уйдет.
  
  Голос Майка был твердым как сталь.
  
  — Один телефонный звонок я имею право сделать в любом случае.
  
  Шутка была не бог весть какая, но Майк все равно рассмеялся.
  
  — Постарайся держаться естественно, Аллан. В конце концов, тебе не привыкать вести трудные переговоры. Что касается Рэнсома, то официально он не имеет к этому расследованию никакого отношения. Насколько мне известно, его интересует в первую очередь Чиб, вот он и пытается прощупывать всех, кто его знает.
  
  — Но как он пронюхал, что мы знакомы с Чибом?
  
  — Он мог видеть нас вместе на аукционе — и потом в «Вечерней звезде» тоже.
  
  — То есть ему известно, что мы интересуемся искусством и не прочь выпить.
  
  — Ставлю фунт за сто, что ко мне он тоже явится. Что до тебя… ты ведь не имел никаких дел с Чибом — только виделся с ним раза два или три. Так ты и должен сказать Рэнсому.
  
  — О'кей, — сказал Аллан. — Спасибо, Майк.
  
  — Не забудь позвонить мне, как только Рэнсом уйдет.
  
  — Конечно.
  
  Аллан положил трубку на рычаг, потом снова поднес к уху и, соединившись с секретаршей, попросил ее спуститься в вестибюль и оформить временный пропуск для мистера Рэнсома. Кто такой этот Рэнсом, он говорить не стал — все равно к концу рабочего дня половина служащих будет знать, что к нему приходила полиция: банковские секретарши тесно общались между собой и обожали сплетни.
  
  Оставшееся время Аллан использовал для того, чтобы прийти в себя и собраться. Вынув из ящика стола какие-то бумаги, он разложил их на столе, снял пиджак и завернул рукава рубашки, потом включил телевизор, настроенный на канал биржевых новостей. Когда в дверь кабинета постучали, Аллан был почти готов к предстоящей схватке.
  
  — Входите! — крикнул он.
  
  Детектив оказался моложе, чем он ожидал, и к тому же одевался стильно, почти щеголевато. Пожалуй, лишь немногие из клиентов Аллана могли бы похвастаться таким же безупречным вкусом.
  
  — Приятно, наверное, работать в таком месте.
  
  Таков был первый ход Рэнсома в предстоящей шахматной партии.
  
  Аллан поднялся, чтобы обменяться с детективом рукопожатиями, потом снова сел и жестом предложил Рэнсому сделать то же самое.
  
  — Столько дорогих картин! — добавил детектив. — И внизу, в вестибюле, и здесь, в коридоре…
  
  — Произведения искусства — выгодное вложение капитала, — пояснил Аллан, улыбаясь как человек, которому приходится каждый день объяснять дилетантам прописные истины. — В «Первом К» для этого есть штатный искусствовед. В настоящий момент стоимость нашего собрания картин превышает двадцать миллионов фунтов.
  
  Рэнсом негромко присвистнул:
  
  — А сотрудникам разрешается иногда брать картины домой, так сказать — напрокат?
  
  — Только самым высокопоставленным. — Аллан снова улыбнулся, на этот раз самоуничижительно. — Итак, что привело вас ко мне, инспектор? Признаться, я заинтригован.
  
  — Мне было нелегко отыскать вас, мистер Крукшенк. — Детектив покачал головой. — Да, нелегко… Все, что у меня было, — это ваше имя и название банка. У вас никогда не было проблем с отмыванием денег?
  
  — Разумеется, нет. На этот счет существуют вполне определенные правила.
  
  — Тем не менее для некоторых нечистых на руку предпринимателей знакомство с сотрудником банка могло бы быть очень выгодным, не так ли?
  
  — Только теоретически, детектив. Как я уже говорил, по закону мы обязаны сообщать властям о любых подозрительных действиях, которые могут быть направлены на легализацию незаконных доходов.
  
  Рэнсом, похоже, не особенно прислушивался к тому, что говорит ему Аллан, однако продолжал сыпать вопросами.
  
  — Как я понял, вы работаете с клиентами, обладающими крупным чистым капиталом. Это верно?
  
  — Да.
  
  — А мистер Майк Маккензи тоже ваш клиент?
  
  — Это закрытая информация, инспектор. А что, у Майка неприятности?
  
  — Стало быть, вы с ним знакомы?
  
  — Да, уже больше года. Мы с ним близкие друзья.
  
  — А Чарльза Кэллоуэя вы тоже знаете? Возможно, впрочем, он известен вам как Чиб…
  
  — Я с ним даже не знаком. Однажды мы столкнулись с ним в баре, вот и все.
  
  — В «Вечерней звезде»? Это, кажется, совсем недалеко отсюда.
  
  — Совершенно верно.
  
  Аллан ожидал, что детектив сейчас достанет карандаш и блокнот, быть может, даже пригласит в комнату здоровяка-напарника, который ожидает сейчас в коридоре, но ничего такого не произошло. Рэнсом продолжал спокойно сидеть, закинув ногу на ногу и сплетя перед собой пальцы рук.
  
  — Столкнулись? В смысле — между вами произошла ссора?
  
  — Я бы не назвал это ссорой. Просто мистеру Кэллоуэю не понравилось, как мы на него смотрим, и он подошел узнать, в чем дело. При этом он действительно выглядел, гм-м… несколько агрессивно.
  
  — Само собой. Чиб способен напугать кого угодно.
  
  — У него это получается довольно профессионально.
  
  — Вы с мистером Маккензи были вдвоем?
  
  — Нет, с нами был еще один хороший знакомый — профессор Гиссинг.
  
  Рэнсом приподнял брови:
  
  — Знакомое имя! Это не тот Гиссинг, которого пригласили провести экспертизу по украденным из Грантона полотнам?
  
  — Да, это он. Профессор возглавляет городское Художественное училище.
  
  Детектив задумчиво кивнул:
  
  — Значит, на аукционе вы с Чибом не разговаривали?
  
  — На каком аукционе?
  
  — На том, который состоялся пару недель назад… И — странное совпадение — снова совсем недалеко отсюда!
  
  — Я понятия не имел, что мистер Кэллоуэй интересуется живописью.
  
  Аллан откинулся на спинку кресла и закинул руки за голову.
  
  Рэнсом вежливо улыбнулся. Казалось, он снова погрузился в задумчивость.
  
  — Все-таки к чему все эти вопросы, инспектор? — спросил Аллан.
  
  — Вы утверждаете, что Кэллоуэй подошел к вашему столику и пытался вас запугивать.
  
  — Ну да…
  
  — Что же заставило вашего друга Майка выпивать с ним у стойки?
  
  Аллан пожал плечами:
  
  — Мне об этом ничего не известно. Наверное, это было уже после того, как я ушел, — сымпровизировал он.
  
  — Верность друзьям — похвальное качество, мистер Крукшенк, однако проявлять ее нужно с умом. Как по-вашему, о чем они могли говорить — Маккензи и Кэллоуэй?
  
  — Не знаю. Может, вспоминали школьные годы?
  
  — Школьные годы?
  
  Аллан облизнул пересохшие губы.
  
  — Майк говорил — они какое-то время учились в одном классе.
  
  Судя по выражению лица Рэнсома, он знал это и без Аллана.
  
  — Возможно, именно поэтому эти двое так часто виделись в последнее время, — подумал детектив вслух. — Я видел их вместе и в Национальной галерее, и на аукционе, и в «Вечерней звезде». Кроме того, они пару раз куда-то ездили вдвоем. Не знаете — куда, мистер Крукшенк?
  
  — Нет.
  
  — Допустим. — Рэнсом подался вперед. — А вот еще факт: Кэллоуэй буквально на днях побывал у мистера Маккензи на Хендерланд-хайтс. Что вы об этом скажете?
  
  — Ничего. А что я должен сказать?
  
  — Ваш друг Майк коллекционирует картины — я узнал об этом от одного знакомого, который работает в аукционом доме. И вот мистер Маккензи сначала знакомит известного преступника с собранием картин Национальной галереи, после чего оба посещают торги, чтобы выяснить, кто из художников пользуется наибольшим спросом. Это не наводит вас ни на какие мысли, мистер Крукшенк?
  
  — Нет.
  
  Аллан крепче сцепил руки на затылке, борясь с желанием вскочить с места и схватить полицейского за горло. Это, однако, выглядело бы слишком подозрительно, поэтому он остался сидеть, и только извинился перед детективом за то, что не предложил ему ни чая, ни кофе.
  
  — Ваша секретарша предлагала мне чай, но я сказал, что не собираюсь задерживаться надолго. А вот вам, сэр, не помешало бы глотнуть чего-нибудь освежающего.
  
  Рэнсом сделал указующее движение рукой, и Аллан, внезапно осознав, что рубашка у него стала влажной от пота, а под мышками проступили темные пятна, поспешно опустил руки.
  
  — Да, чуть не забыл… — Детектив вздохнул и достал из кармана пиджака небольшой кассетный магнитофон. — Послушайте это, пожалуйста… — С этими словами он вытянул руку с магнитофоном вперед и нажал клавишу воспроизведения.
  
   «…Я видел одну штуку… Тут какие-то парни на белом фургоне… Очень странно… Как будто у них в машине труп или что-то такое…»
  
  Это была запись звонка Уэсти в полицию.
  
  Рэнсом остановил пленку.
  
  — Вам не знаком этот голос, мистер Крукшенк?
  
  Аллан решительно покачал головой:
  
  — Нет.
  
  — Наши специалисты продолжают работать с этой записью, — сказал детектив и, пристально посмотрев на магнитофон, спрятал его обратно в карман. — Просто поразительно, до чего дошла современная техника! Они могут, например, выделить звук автомобильного мотора на заднем плане и определить по нему марку автомобиля. Невероятно, правда? Жаль, конечно, что не номер, и все-таки…
  
  — Жаль, — машинально подтвердил Аллан, думая о своем «ауди». Работал ли его мотор, когда Уэсти звонил в полицию, или нет? Он не помнил.
  
  — Есть такая вещь — иммунитет от уголовного преследования, — сказал детектив, вставая. — Разумеется, в юридической практике она встречается не часто, и тем не менее это реальность, а не выдумка. Да и случай-то исключительный… Человек, который поможет нам упрятать Чиба Кэллоуэя за решетку, будет настоящим героем, без дураков. Хотите стать героем, мистер Крукшенк?
  
  — Я же сказал — я даже не знаком с этим человеком.
  
  — Но вы дружны с Майком Маккензи, а он хорошо знает Чиба.
  
  — Так поговорите с Майком.
  
  Рэнсом медленно кивнул.
  
  — Я решил начать с вас, мистер Крукшенк. Вы производите впечатление разумного человека — человека, который умеет просчитывать различные варианты и видеть собственную выгоду. — Детектив шагнул к выходу из кабинета, но снова остановился: — Кстати, программа защиты свидетелей предусматривает не только освобождение от уголовного преследования, но и гарантирует им полную анонимность. Все, кто помогает полиции избавить общество от таких, как Кэллоуэй, могут рассчитывать на безопасность. И даже на вознаграждение… — Он еще раз окинул взглядом крошечный кабинет. — Несколько лет назад вас, кажется, уже грабили? Я имею в виду — Первый Каледонский?..
  
  Аллан кивнул:
  
  — Да.
  
  — Поговаривали, что Кэллоуэй тоже приложил к этому руку.
  
  — В таком случае он не слишком умен. Свои золотые слитки мы держим вовсе не здесь.
  
  — Тем не менее грабители ушли не с пустыми руками. — Рэнсом засопел и потер пальцем верхнюю губу. — Кстати, по одной из версий грабителям кто-то помог.
  
  — Помог?
  
  — Да. Кто-то из сотрудников банка.
  
  — На что вы намекаете, детектив? — резко спросил Аллан.
  
  — Ни на что. Я хотел сказать только, что Кэллоуэй часто поступает подобным образом — ищет связи, знакомых, людей, которых он может подкупить или запугать. А теперь до свидания, мистер Крукшенк, спасибо, что выкроили для меня время. Кстати, ваша секретарша почему-то сказала, что сегодня утром у вас никаких совещаний нет. — Детектив слегка поклонился, потом улыбнулся и постучал по стеклу наручных часов. — Я же говорил, что займу у вас от силы пять минут…
  
  И с этими словами он наконец ушел.
  
  Да, с горечью подумал Аллан, глядя на закрывшуюся дверь, пяти минут вполне достаточно, чтобы пустить чужую жизнь под откос. Ему отчаянно хотелось немного пройтись — глотнуть свежего воздуха и избавиться от переизбытка адреналина, но он боялся, что Рэнсом может подстерегать его где-то возле выхода из банка. Потом Аллан вспомнил, что должен позвонить Майку и рассказать ему о визите полицейского. Похоже, Рэнсом нацелился в основном на него в надежде, что Майк приведет его к Кэллоуэю. Самому Аллану бояться было нечего — в конце концов, у Рэнсома нет против него никаких улик. Даже если полицейский явится к нему домой с обыском, он ничего там не найдет, а вот Майк — другое дело…
  
  Поднявшись из-за стола, Аллан принялся расхаживать из стороны в сторону и вдруг заметил, что на кресле, на котором сидел детектив, что-то лежит. Это оказалась служебная карточка Рэнсома с нацарапанным на оборотной стороне номером мобильного телефона. Глядя на него, Аллан так глубоко задумался, что, когда зазвонил его собственный мобильник, он машинально ответил на вызов.
  
  — Алло?
  
  — Кто бы вы ни были, — сказал незнакомый голос, — ваши идиотские шутки мне не нравятся.
  
  Это был тот самый человек, которому он позвонил по ошибке, когда пытался связаться с Майком. Пробормотав какие-то извинения, Аллан дал отбой и отключил телефон совсем. Майку он позвонит позже.
  
  Когда будет готов…
  27
  
  После прогулки по берегу Лейта Майк зашел в кафе в Стокбридже и теперь сидел, уставившись на свой мобильник и мысленно умоляя его зазвонить.
  
  Гулять вдоль реки Майк отправлялся всякий раз, когда ему нужно было обдумать что-нибудь важное. Что делать с подружкой Уэсти — вот в чем заключалась его сегодняшняя проблема. Чтобы перевести на счет художника лишних двадцать тысяч, достаточно было просто позвонить в банк, не Майк сомневался, что это будет разумно. Быть может, думал он, Гиссинг сумеет привести Уэсти в чувство и убедит отказаться от необоснованных притязаний, но профессор не отвечал ни на голосовые послания, ни на CMC-сообщения. В последний раз Майк сообщил ему, что Рэнсом продолжает идти по следу и может вот-вот нанести им визит, но Гиссинг и на это никак не отреагировал.
  
  Проблема словно по волшебству разрешилась сама собой. Майк как раз входил в кафе, когда ему пришло СМС-сообщение:
  
   Извините за Элис.
  
   Ничего не предпринимайте.
  
   У.
  
  Что ж, подумал Майк, похоже, на сей счет он может не беспокоиться по крайней мере до тех пор, пока Уэсти в состоянии сдерживать аппетиты своей подружки. Конечно, это не было окончательным решением, и все же он вздохнул свободнее.
  
  Новый звонок застал его в тот момент, когда Майк собирался приступить к козьему сыру с итальянским хлебом-чиабаттой. Почему-то он сразу решил, что это Аллан, хотя тот должен был позвонить раньше. Неужели Рэнсом отвез его в участок для официального допроса, и сейчас Аллан сидит в «обезьяннике» без шнурков, галстука и поясного ремня — с одним лишь мобильником в руках?..
  
   «Один телефонный звонок я имею право сделать в любом случае…»
  
  А вдруг Аллан действительно раскололся и выложил детективу все?
  
  Эта мысль настолько напугала Майка, что он едва не поперхнулся кофе, но, взглянув на дисплей мобильного телефона, он увидел на нем номер Лауры.
  
  — Лаура? Извини, что я тогда так неожиданно ушел, — сказал Майк вместо приветствия. — С моей стороны это было довольно грубо. Я хотел тебе перезвонить, но…
  
  — Проехали, — отозвалась она. — Я вот насчет чего… Инвентаризация на складе в Грантоне идет полным ходом и…
  
  — Неблагодарная работа, я полагаю, — попробовал пошутить Майк, но Лаура перебила его, издав нетерпеливое восклицание.
  
  — Ты будешь слушать или нет?! Так вот, поговаривают, что в коллекциях кое-чего не хватает.
  
  Майк нахмурился.
  
  — Но ведь похищенные картины были в фургоне! — возразил он.
  
  — Речь идет о других полотнах. О тех, которые пропали. Ну, о тех, которые бандитам удалось украсть.
  
  — Удалось?.. — Майк почувствовал легкое головокружение. — И… и сколько их?
  
  — Пока речь идет примерно о пяти-шести картинах, но проверка еще не закончена. Пропал также альбом для зарисовок Фергюссона и еще один — с литографиями Пикассо.
  
  — Господи!..
  
  — Майк… — Голос Лауры зазвучал почти умоляюще. — Если ты что-то знаешь и у тебя есть, что сообщить полиции…
  
  — У меня?!
  
  — Да. Поговори с ними. Или позвони Рэнсому… Если хочешь, я могла бы все устроить. К примеру, если бы пропавшие картины вдруг нашлись… Ну, если грабители их где-то припрятали…
  
  — Очень мило с твоей стороны предположить, что я могу иметь к этому какое-то отношение.
  
  Майк поймал пристальный взгляд женщины за соседним столиком. Должно быть, она удивилась, зачем он кромсает остывшую чиабатту ножом. Вымученно улыбнувшись, Майк отложил нож.
  
  — Рэнсом с тобой еще не разговаривал?
  
  — Я уже говорил тебе: Рэнсом не занимается этим делом, его интересует Чиб Кэллоуэй. Мы попали в поле его зрения совершенно случайно — Аллан, профессор и я.
  
  — При чем тут Аллан?
  
  Майк потер виски, за которыми стремительно разливалась резкая боль. Рядом с кафе он видел аптеку — нужно будет зайти, купить аспирин. Боль перешла на затылок, охватила всю голову, и Майк подумал, что аспирина потребуется много. Пары сотен таблеток должно хватить.
  
  — Аллан тут, разумеется, ни при чем, — промолвил он наконец, хотя и понимал, что предшествующее молчание сделало эту ложь бессмысленной.
  
  — Если эти картины у Кэллоуэя, может ты поговоришь с ним? — предложила Лаура.
  
  — Неужели он показался тебе похожим на человека, с которым можно просто поговорить? — усмехнулся Майк.
  
  — То есть ты хочешь сказать, что картины действительно у него?
  
  — Господи, нет, конечно! Я вообще ничего не знаю об этих картинах. Просто мне очень не хочется быть тем человеком, который открыто обвинит Чиба в…
  
  — Майк, скажи… насколько глубоко ты увяз во всем этом?
  
  — Ни насколько. Как ни странно, я действительно не имею к этому никакого отношения.
  
  В трубке послышался разочарованный вздох.
  
  — Нет, Лаура, со мной правда все в порядке. И твой Рэнсом скоро сам это поймет.
  
  — Даже не знаю, Майк, можно ли тебе верить.
  
  Она снова вздохнула, а Майк подумал, что находится в сходном положении. Правила игры неожиданно изменились, и он тоже не знал, кому теперь можно доверять.
  
  Как бы еще узнать, каковы они — эти новые правила?
  
  Элис вернулась с работы поздно. Сегодня она снова проводила в баре очередную викторину на тему «Американской «новой волны». Тематика, впрочем, особого значения не имела, поскольку в викторинах неизменно побеждала одна и та же команда из четырех человек. Поэтому, наверное, и упала прибыль, поняла Элис, но что можно предпринять, она пока не знала.
  
  Поднимаясь на свой этаж, она по привычке задумалась, есть ли в холодильнике какая-нибудь еда, но потом решила, что это не имеет особого значения, ведь теперь они могли просто позвонить в ресторан и заказать ужин на дом. В том, что Майк Маккензи заплатит, Элис не сомневалась. Быть может, не все двадцать тысяч, а меньше: сначала он, конечно, станет торговаться, и тем не менее. Вот только Майк почему-то до сих пор не перезвонил, и Элис решила, что сегодня же отправит ему еще одну эсэмэску, на сей раз — с точным указанием, когда он должен перевести деньги. И пусть только попробует не заплатить!
  
  Она уже вставила ключ в замок, когда дверь неожиданно распахнулась. Уэсти был пьян — от него пахло бренди, глаза смотрели в разные стороны, одежда испачкана какой-то дрянью. Схватив Элис за руку, он рывком втащил ее в квартиру и захлопнул дверь.
  
  — Что ты наделала?! — завопил он.
  
  — Ничего, — огрызнулась Элис. — А в чем дело-то?
  
  — Дура! Идиотка!
  
  Уэсти повернулся и, пошатываясь, двинулся в гостиную. Руками он с силой сжал голову, словно боялся, что она вот-вот расколется. Глядя на него, Элис невольно подумала, что еще никогда не видела своего бойфренда в таком состоянии.
  
  — Ты, наверное, разговаривал с Майком? — догадалась она. — Но ведь я только попросила у него заплатить нам столько, сколько ты заслуживаешь. Он, наверное, на тебя наехал?
  
  Уэсти снова повернулся к ней.
  
  — Нет, это был не Майк! — закричал он, брызгая слюной. — Помнишь, я говорил, что у нас есть еще один партнер? Я еще рисовал для него дополнительную копию. Так вот, этого партнера зовут Чиб Кэллоуэй. Он на меня и наехал!
  
  — Чиб Кэллоуэй? — Элис удивленно посмотрела на него. — А кто это?
  
  — Главарь эдинбургской мафии. С таким, как он, лучше не связываться.
  
  — Значит, Майк побежал к нему жаловаться?
  
  — Ты ни черта не поняла! Чиб участвовал во всем этом с самого начала. Это он достал нам оружие, фургон, прислал своих людей… А сегодня Кэллоуэй явился ко мне в училище и сказал… Он сказал, что, во-первых, никаких дополнительных денег мы не получим, а во-вторых, я теперь должен буду на него работать.
  
  — И что ты будешь для него делать? Вскрывать сейфы?
  
  — Нет. Ему нужно, чтобы я скопировал для него еще несколько картин.
  
  — Зачем?
  
  — Какая разница — зачем? Главное, что из-за твоего идиотского плана я оказался по уши в дерьме. Как ты только могла быть такой дурой?!
  
  Элис сердито нахмурилась:
  
  — Я думала о нас, Уэсти. О тебе. Эти жмоты заплатили тебе сущие гроши: вдвое, вчетверо меньше, чем ты заслужил!
  
  — Зато они меня не трогали, а теперь… Страшно подумать, что со мной будет, если Чибу Кэллоуэю что-то не понравится. А все из-за тебя!..
  
  — Из-за меня? Что я такого сделала-то?!
  
  — Шантажировала Маккензи, вот что!
  
  Элис наклонилась вперед.
  
  — Ты сам во всем виноват, Уэсти! — прошипела она. — Ты мог сказать этому Кэллоуэю «нет», и ничего бы он тебе не сделал. А если бы попытался, нам достаточно обратиться в ближайший полицейский участок.
  
  Уэсти несколько мгновений смотрел на нее, потом рухнул на диван и снова обхватил голову руками.
  
  — Ты не понимаешь… — пробормотал он. — Ничего не понимаешь!..
  
  — Ну вот, опять двадцать пять… — Элис закатила глаза. — Хью Уэстуотер — непонятый гений!.. Может, придумаешь что-нибудь поновее?
  
  — Слушай, уйди, а?
  
  — Уйти?! — Элис снова повысила голос. — Вообще-то это моя квартира!
  
  Но Уэсти ничего не ответил, только принялся раскачиваться из стороны в сторону.
  
  — Ах так?! — вспылила она. — Хорошо, я уйду! Уйду, и только попробуй мне помешать.
  
  Несколько минут она лихорадочно металась по квартире, торопливо собирая вещи, потом Уэсти услышал, как хлопнула входная дверь. Когда он наконец поднял голову, комната перед ним расплывалась от набежавших на глаза слез.
  
  Рэнсом и его ЗИРИ стояли у противоположных концов барной стойки в пабе на Роуз-стрит и разговаривали друг с другом по мобильному телефону. На нормальном языке новейшая полицейская аббревиатура ЗИРИ означала «законспирированный источник разведывательной информации», но Рэнсом точно знал, кем на самом деле является Гленн Барнс. Шпик, осведомитель, доносчик, информатор, стукач, дятел, крот, подсадная утка и так далее и тому подобное.
  
  Одним словом — агент.
  
  Его агент в организации Чиба Кэллоуэя.
  
  — Скоро ты станешь в городе самой важной шишкой, — не забывал напоминать агенту Рэнсом, хотя в его планы вовсе не входило помогать Гленну занять место Кэллоуэя. Вот занять место в одной камере с прежним боссом — это пожалуйста. То-то весело будет, когда гангстер узнает, какую роль в его падении сыграл ближайший помощник.
  
  — Люди Чиба тебе доверяют, — продолжал Рэнсом. — Поэтому единственное, что нам нужно сделать, — это как можно скорее арестовать его за ограбление склада в Грантоне. Ребята из департамента галерей не досчитались почти десятка ценных картин. Ты, случайно, не знаешь, где они могут быть припрятаны?
  
  — Я думал, грабители бросили их вместе с фургоном.
  
  — К сожалению, это только часть похищенного. Инвентаризация на складе продолжается, и почти каждый день поступают сведения о новых пропажах.
  
  — Значит, тем ребятам все-таки удалось что-то украсть?
  
  — Похоже на то. Ты, кстати, не видел у Чиба никаких новых картин? Скажем, в доме или в багажнике машины…
  
  — В багажник я, признаться, давно не заглядывал. Но могу посмотреть.
  
  — Посмотри. И в багажнике посмотри, и в доме тоже. А может, Чиб спрятал их где-нибудь еще?
  
  — Вы уверены, что это именно его рук дело?
  
  — Уверен. Да и ты наверняка думаешь так же. Не может быть, чтобы твой босс ни разу не проболтался.
  
  — Нет, он ничего такого не говорил.
  
  Гленн покачал головой.
  
  — Значит, он тебе не доверяет. Может, он собирается отправить тебя в отставку, а, Гленн?.. Не исключено, что Чиб потихоньку отстраняет вас с Джонно от важных дел, потому что набирает себе новую команду.
  
  Рэнсом поднял повыше бокал с виски и с удовольствием вдохнул сложный аромат водорослей, торфа и горячего дегтя. Отличный виски гонят на северо-западном побережье! Жаль, что придется ограничиться одной порцией — вечером Рэнсома ждала изготовленная Сандрой утка по-вьетнамски.
  
  Усилием воли детектив заставил себя смотреть не на Гленна, а на зеркальную полку бара перед собой. Прямой визуальный контакт мог повредить обоим, хотя между ними сидело за стойкой несколько клиентов.
  
  — Что пьешь, Гленн? — спросил он.
  
  — «Смирнофф» со льдом. Кстати — ваше здоровье, мистер Рэнсом.
  
  — Извини, не могу поставить тебе выпивку. Если я скажу бармену, что угощаю парня на другом конце бара, он решит, что я пытаюсь тебя снять.
  
  — Тогда зачем спрашивать?
  
  — Из любопытства, Гленн. Я вообще очень любознательный человек: меня интересует и что ты пьешь, и где Чиб может прятать краденые картины, и много чего еще…
  
  — Кстати, помните я говорил, что мы ездили на Хендерланд-хайтс?
  
  — Да, помню. Там живет Майк Маккензи.
  
  — Так вот, когда мы уже возвращались назад, Чибу кто-то позвонил. Эдвард или Эдгар — я не разобрал, парень говорил с сильным акцентом. Зато я слышал, как Чиб втирал ему что-то насчет «залога» и насчет того, что эта штука, мол, не числится пропавшей.
  
  — Какая «штука»?
  
  — Понятия не имею. Чиб заметил, что мы с Джонно навострили уши, и отошел подальше, так что я больше ни слова не слышал.
  
  — Ясно. В общем, ищи картины, Гленн. Где-то ведь они должны быть!..
  
  — Ну, укромных мест у Чиба хватает. Кладовые или подвалы есть, почитай, в каждом пабе и баре, которые он крышует. Я уже не говорю о залах для пула и снукера…
  
  — Попытайся поговорить с владельцами пабов, выясни, в каком из них Чиб побывал в последние несколько дней.
  
  — Но если он пронюхает, мистер Рэнсом…
  
  — Сделай так, чтобы он не пронюхал. Кстати, ты уверен, что твой босс продолжает активно общаться с Майком Маккензи?
  
  — Уверен. И знаете, что мне только что пришло в голову? Вдруг эти картины, о которых вы говорите, находятся именно у Маккензи?
  
  — Я тоже об этом подумал. К сожалению, получить ордер на обыск квартиры Майка будет нелегко… — Рэнсом вздохнул. — На самом деле, Гленн, все предельно просто. Если мы сумеем посадить твоего босса за ограбление склада, никаких неприятных последствий не будет. Никто даже не заподозрит, что ты можешь иметь к этому какое-то отношение, а значит, твое восшествие на престол пройдет совершенно безболезненно.
  
  — Мое вош… что?..
  
  Рэнсом на мгновение зажмурился.
  
  — Это значит, что ты сможешь занять место Чиба, — объяснил он.
  
  — А-а, теперь понятно.
  
  Двери паба широко распахнулись, и внутрь ввалилась шумная орава молодых людей. Холостяцкая вечеринка, по-видимому, была в самом разгаре. Особенно живописно выглядел будущий жених, одетый только в трусы-боксерки, черные лакированные туфли и растянутую белую майку, исписанную фломастерами и испачканную яичными желтками.
  
  Повернувшись спиной к новому источнику шума, Рэнсом плотнее прижал к уху мобильный телефон.
  
  — В общем, держи уши и глаза открытыми, — сказал он. — Следующие несколько дней могут стать решающими. Империя Чиба вот-вот падет, и ты должен сделать решительный шаг. Все ясно?
  
  — Что вы говорите?.. — Гленн заткнул одно ухо пальцем. — Я не слышу, тут очень шумно. Алло!.. Мистер Рэнсом?!
  
  Он вытянул шею, чтобы бросить взгляд на дальний конец стойки, но детектива там уже не было.
  28
  
  Майк сумел дозвониться до Чиба только в среду, в начале девятого утра, и они сразу договорились встретиться в десять в одном из неработающих залов для снукера. В телефонном разговоре Майк постарался быть предельно осторожным — он даже сумел сдержаться и не высказать Чибу все, что он о нем думает, решив приберечь упреки для личной встречи. Но, вспомнив, кем стал его школьный приятель, Майк передумал спускать на него всех собак. Ссориться с Чибом — особенно сейчас — было себе дороже.
  
  Когда Майк вошел, Чиб стоял возле одного из освещенных низкими лампами столов и меланхолично катал красные шары, наблюдая за тем, как они отскакивают от противоположного бортика.
  
  — И что ты хотел мне сказать, Майки?
  
  Его лицо терялось в полумраке, но голос звучал холодно и отстраненно.
  
  — Я думаю, ты и сам знаешь…
  
  — Давай на минутку предположим, что я не знаю.
  
  Майк сунул руки в карманы куртки.
  
  — На складе пропало несколько картин — примерно десять или больше, а это означает, что наш блестящий план летит ко всем чертям. Подмену могли не заметить еще очень долго, но теперь все знают, что целая дюжина картин бесследно исчезла, следовательно ограбление было успешным. Что скажешь?
  
  Один пущенный Чибом шар с костяным стуком ударился в другой, и оба, раскатившись в разные стороны, завертелись вокруг своей оси.
  
  — Я знаю — вчера об этом говорили в новостях, — проговорил гангстер ровным голосом. — Именно поэтому я не брал трубку. Если бы мы встретились вчера, я мог бы сгоряча наломать дров. Впрочем, я и сегодня не слишком доволен новыми обстоятельствами.
  
  — Если бы ты дал себе труд хоть ненадолго — хотя бы на секунду! — задуматься, ты бы понял, что на складе обязательно устроят полную инвентаризацию, и тогда все откроется. — Майк сделал небольшую паузу. — Или это твои «молодые специалисты» не удержались и прихватили несколько лишних картин, чтобы заработать себе на карманные расходы?
  
  — Извини, Майк, я что-то не очень хорошо тебя понимаю… — Чиб наклонился, оперся локтями на край стола. Теперь Майк видел его лицо — гангстер пристально смотрел на него снизу вверх. — Мои люди должны были контролировать сторожку у ворот и комнату охраны, пока ты и твои друзья вскрывают хранилища. Таков был наш план. Или что-то пошло не так?
  
  Майк с горечью рассмеялся:
  
  — У тебя была целая ночь, а ты так и не сумел придумать ни одной достаточно правдоподобной версии!
  
  — То же самое я мог бы сказать тебе.
  
  — Ты действительно думаешь, что это мы не утерпели и прихватили несколько лишних картин? Но как бы мы их оттуда вынесли на глазах у твоих ребят? Разве что засунув сзади в штаны — вместе с рамами и подрамниками!
  
  — А я почем знаю? Меня-то там не было. Я знаю только одно: мои парни присматривали за охранниками и посетителями, пока вы шуровали в хранилищах. А картины пропали именно из хранилищ, куда мои люди даже не входили. Или ты думаешь, они вдруг стали невидимками и пробрались в комнаты, где находились картины, одновременно с вами? Что за чушь!
  
  Майк с силой стукнул кулаком по зеленому сукну стола. В воздух поднялось легкое облачко пыли, но он не обратил на это внимания.
  
  — Зачем нам красть картины, если мы потратили столько усилий на то, чтобы как можно незаметнее подменить восемь оригиналов восемью копиями?!
  
  — Один из вас мог поддаться соблазну и…
  
  — Я бы знал, если бы произошло что-то подобное. И можешь не сомневаться — я не дал бы этому случиться, потому что алчность одного поставила бы под удар всех.
  
  — Не дал? Как, интересно?.. Ведь ты не стоял за спиной у каждого, пока твои друзья потрошили хранилища. — Чиб немного помолчал, потом резко выдохнул воздух. — А ты игрок, Майк. И говоришь складно. Такой человек, как ты, мог бы мне пригодиться.
  
  — Это кошмар какой-то!
  
  Майк отвернулся от стола и обеими руками взъерошил волосы на голове, с трудом удержавшись от того, чтобы не вырвать пару прядей.
  
  — Это еще не кошмар, — спокойно сказал Чиб. — Кстати, ты в курсе, что не далее как вчера наш общий друг Рэнсом побывал у твоего приятеля Аллана? Вот где настоящий кошмар, Майки!
  
  — Откуда ты знаешь?
  
  Чиб снова выпрямился, так что в полутьме над столом виднелась только его улыбка, похожая на улыбку Чеширского Кота.
  
  — Я отправил Джонно следить за ублюдком — мне хотелось знать, что он затевает. Помимо всего прочего Рэнсом побывал в «Первом К», а ты говорил мне, что Аллан там работает.
  
  — Я в курсе. Аллан мне звонил.
  
  — И что?.. — Чиб медленно двинулся в обход стола.
  
  — И ничего. — Майк пожал плечами. — Рэнсом просто вынюхивал. Ничего конкретного у него нет.
  
  — Ты уверен?
  
  — Слушай, не пытайся меня отвлечь, ладно? Сейчас меня больше всего волнуют пропавшие картины.
  
  — Кто еще кроме тебя побывал в хранилищах?
  
  — Уэсти и Аллан.
  
  — А профессор?
  
  — Он оставался в фургоне. Гиссинг часто работал на складе, и кто-то из охранников мог опознать его по голосу. Мы не хотели рисковать.
  
  Чиб подошел к Майку почти вплотную.
  
  — Ну а потом?
  
  — Что ты имеешь в виду?
  
  Чиб задумчиво поскреб заросший седеющей щетиной подбородок.
  
  — Я слышал, иногда бывает так… Например, кто-то грабит банк… или даже не банк, а бензозаправку, супермаркет, еще что-нибудь. Когда грабители берут, что нужно, и делают ноги, сотрудники, естественно, сразу звонят в полицию. До прибытия легавых, однако, всегда проходит пять-десять минут. Некоторые сообразительные ребята пользуются этим, чтобы набить собственные карманы, а пропажу свалить на грабителей.
  
  Майк прищурился.
  
  — Ты считаешь, что охранники склада могли… Но ведь там были и посетители, они бы наверняка что-то заметили. — Он покачал головой. — Нет, это маловероятно.
  
  — То есть ты продолжаешь считать, что взять картины могли только мои ребята?
  
  Чиб стоял так близко, что Майк чувствовал на своем лице его горячее дыхание. Похоже, вчера вечером в меню гангстера присутствовал чеснок. И чай с молоком — но это, скорее всего, уже сегодняшний завтрак.
  
  — Что ж, давай посмотрим, как это могло у них получиться, — продолжал Чиб. — Из четверых парней на самом складе побывали только трое. Это означает, что каждый должен был вынести по три-четыре картины каждый. Запихав их за брючный ремень — по твоей версии. — Он холодно усмехнулся. — Нет, Майки, картины прихватили твои дружки, это как пить дать. Хочешь, спросим у них? Думаю, мне они расскажут все.
  
  — А ты не хочешь начать со своих шестерок?
  
  — Не вижу такой необходимости.
  
  — Отчего же? Случается, что и мелкие воришки поддаются большому искушению.
  
  Не меньше двадцати секунд гангстер и Майк смотрели друг другу прямо в глаза. Чиб первым отвел взгляд и, моргнув, полез в карман за мобильным телефоном. Майк воспользовался паузой, чтобы незаметно перевести дух. Прошлой ночью он почти не спал: ворочался с боку на бок и думал — в том числе и о тех вариантах, которые пришли на ум Чибу. Разумеется, Майк отлично знал, что идеальных преступлений не бывает, что так называемый «кодекс воровской чести» — фикция, что даже в самой дружной компании может появиться предатель… Вот только как было на самом деле?
  
  Чиб, набиравший на телефоне какой-то номер, время от времени поглядывал в его сторону. Он был прав, конечно, — никто из его парней не смог бы вынести под курткой и одной картины, к тому же в задней части фургона не хватило бы места для лишнего десятка полотен и альбомов с эскизами. Значит, нужно подумать еще, поговорить с Алланом и с Уэсти… Сам Майк звонить им не торопился, решив подождать, пока они услышат новости. Кто из них позвонит ему первым? Пока ни тот ни другой не давали о себе знать, но, быть может, оба просто следовали совету Гиссинга: как можно меньше общаться друг с другом, пока все не успокоится.
  
  Успокоится оно, как же!..
  
  Чиб тем временем куда-то дозвонился.
  
  — Гленн? — сказал он в телефон. — Найди Билли, Кевина, Доддса и Звонаря, пусть срочно приедут в зал для снукера — ты знаешь в какой.
  
  Не успел гангстер выключить телефон, как зазвонил мобильный Майка. На экране высветился номер Уэсти.
  
  — Ты не против, если я поговорю снаружи? — спросил он.
  
  — Не хочешь, чтобы я узнал всех твоих друзей? — ухмыльнулся гангстер.
  
  — Нет, просто это по личному делу, — ответил Майк, распахивая дверь. Оказавшись на улице, он несколько раз вздохнул и только потом ответил на вызов.
  
  — Алло? — сказал Майк, не зная, кто звонит ему на самом деле — Уэсти или его подружка.
  
  — Майк, это вы? — раздался в телефоне голос художника.
  
  — Да. Что у тебя?
  
  — Я хотел просто… извиниться. Я понятия не имел, что Элис пошлет ту эсэмэску… Я почти уверен, что на самом деле она не хотела ничего такого, понимаете? Нам… то есть мне не нужна дополнительная плата. И картина не нужна. На самом деле все нормально, правда!
  
  Однако, судя по голосу, у парня было далеко не все нормально, и Майк спросил себя, с чего это Элис так неожиданно передумала.
  
  — То есть картина тебе не нужна? — спросил он. — У тебя их много, не так ли?
  
  — Наверное… — озадаченно пробормотал Уэсти. — А что?..
  
  — И сколько их у тебя, если не секрет?
  
  — О чем вы?.. У меня только Де Рассе, вы же знаете! Мы так и договаривались.
  
  — Договаривались, — подтвердил Майк.
  
  — Значит, вы не сердитесь?
  
  — Ну, допустим…
  
  — Видите ли, Майк, я хотел попросить вас об одном одолжении…
  
  Услышав эти слова, Майк невольно насторожился. Улица, на которой он стоял, была по-утреннему безлюдной — даже газетный киоск на углу и магазин поношенной одежды еще не открылись. Напротив бильярдной стояло несколько жилых домов, но в окнах никого не было видно.
  
  — Смотря о каком, — мрачно сказал Майк. — Я сегодня что-то не в настроении делать одолжения кому попало.
  
  — Я вас отлично понимаю, но ведь я извинился, так что, может быть, теперь… Ну, в общем…
  
  — Да что там у тебя?!
  
  — Скажите Кэллоуэю, чтобы он оставил меня в покое!
  
  Эти слова, сопровождаемые треском помех где-то на линии, прозвучали почти как крик отчаяния, и Майк напрягся еще сильнее.
  
  — Кэллоуэя? А что он такого сделал?
  
  — Разве не вы послали его разобраться со мной?
  
  Майк нахмурился.
  
  — Что именно он тебе сказал?
  
  — Он хочет, чтобы я написал для него еще несколько копий, а я… Мне очень страшно, Майк. Я боюсь сказать «нет», но еще больше я боюсь того, что может случиться, если я соглашусь.
  
  Майк задумчиво обернулся к бильярдному залу. Над дверью этого унылого ангара без окон красовалась облезлая вывеска «Бриллиантовый Джим». Интересно, задумался он, кто такой этот — Бриллиантовый Джим? Существовал ли он когда-нибудь, и если да, то что с ним случилось?
  
  — Зачем ему нужны копии, Уэсти? — спросил он.
  
  — Он не сказал, а я не посмел спросить, Майк. Этот Кэллоуэй — настоящее чудовище, и все об этом знают. Однажды он скинул человека с памятника Скотту.
  
  — Ну, до этого дело не дошло, он только грозил, — поправил Майк. — А не говорил Чиб, какие именно картины ты должен скопировать?
  
  — Я думаю, он и сам пока не знает. Он только сказал, что картины должны быть вроде тех, которые мы взяли. Которых никто не хватится.
  
  Майк задумчиво кивнул:
  
  — А ты смотрел последние новости?
  
  — Господи, нет!.. А что? С ней что-то случилось?! Что-то плохое?
  
  Майк пропустил этот крик души мимо ушей. Его внимание привлек пластиковый пакет с мусором, валявшийся в арке между двумя соседними домами. Пластик лопнул, и на куче вывалившихся наружу объедков и пустых пивных банок пировала крупная крыса. Только сейчас Майк задумался о том, как далеко от дома он находится. Уэсти назвал Чиба чудовищем, и с этим трудно было не согласиться. Почему бы ему не быть чудовищем, спросил себя Майк. Ведь породил же Эдинбург доктора Джекила и мистера Хайда?
  
  Машинально шагнув вперед, Майк коснулся подгнившей, с облупившейся краской стены бильярдного зала и тут же отдернул руку, на которой осталась какая-то сырая слизь.
  
  Это адское место, подумал он, брезгливо комкая в руке платок. Проклятое место. Зачем он здесь? Что он здесь делает? Почему не бежит отсюда со всех ног? Пожалуй, на его месте это было бы самым разумным, но Майк прекрасно понимал, что забыть, кто такой Чиб Кэллоуэй, ему удастся не скоро. А если и удастся — Чиб найдет способы напомнить ему о себе. Кроме того, в данной ситуации бегство будет равносильно признанию вины.
  
  — Что ты говоришь? — переспросил Майк.
  
  «С ней что-то случилось», — сказал Уэсти. Интересно, с кем это — «с ней»?
  
  — …Элис! — повторил Уэсти. — Даже не знаю, что мне теперь делать!..
  
  — Насчет чего?
  
  — Да насчет Элис, конечно! Видите ли, вчера вечером мы с ней поцапались… ну, из-за того, что она послала вам эту дурацкую эсэмэску. Короче, Элис ушла и до сих пор не вернулась. И я понятия не имею, где она и что с ней.
  
  Этого еще не хватало! Майк вполголоса пробормотал ругательство.
  
  — Найди ее, срочно. — Его сердце готово было выскочить из груди, но говорил Майк негромко, спокойно, уверенно. Впрочем, пальцы его дрожали так сильно, что он принужден был взять телефон обеими руками. — Найди и помирись с ней. Постарайся ей объяснить, чтобы она поняла. Твоя Элис знает все, а теряет гораздо меньше, чем любой из нас.
  
  — Что вы имеете в виду?
  
  — Если Элис пойдет в полицию, ей сумеют предъявить разве что недонесение. Плюс добровольная явка с повинной. Нам, как ты понимаешь, грозят гораздо более серьезные статьи.
  
  — Элис не пойдет в полицию.
  
  — Пойдет, если решит, что ты тоже против нее. Кстати, как ты собираешься помешать Элис повторить ее маленькую шалость с шантажом?
  
  — Она… она больше не будет. Теперь, когда Элис знает про Кэллоуэя…
  
  — Лучше не рисковать, — перебил Майк. — Звони Элис, шли ей эсэмэски, обойди всех ее подруг, съезди к родителям, в кинотеатр, в котором она работает, — главное, найди ее как можно скорее, а как найдешь — падай на колени и проси прощения. Заставь Элис вернуться любым способом, Уэсти.
  
  На линии установилось молчание, потом Майк услышал, как Уэсти несколько раз шмыгнул носом.
  
  — Хорошо, Майк, я попробую. А… как насчет Кэллоуэя? Вы ему скажете?
  
  — Сначала решим вопрос с Элис. Это важнее. Кстати, позвони мне, как только она найдется, о'кей?
  
  — Кто найдется? Кого потерял, Майки? — спросил Кэллоуэй, появляясь в дверях, и Майк поспешно дал отбой и спрятал телефон в карман.
  
  — Никого, — солгал он и демонстративно поглядел на часы. — Ну, скоро подъедут твои ребята? У меня есть и другие дела.
  
  — Они не приедут, Майк. — Чиб огляделся по сторонам, словно высматривая нежелательных свидетелей. — Я передумал, к тому же мы оба знаем, что они не имеют к пропаже картин никакого отношения, правда? А вот если судить по тому, как ты вспотел, этот телефонный звонок к нашему общему делу отношение иметь может. Да и ручонки у тебя дрожат. Ну, выкладывай, какие новости?
  
  — Это Уэсти звонил, — признался Майк, вытирая лоб, который действительно покрылся испариной. Впрочем, он предпочитал думать, что это только из-за погоды. Утро выдалось на редкость сырым и теплым, и Майк чувствовал, как липнет к спине влажная рубашка.
  
  Чиб секунду подумал, потом улыбнулся:
  
  — И он рассказал тебе о моем плане?
  
  Майк кивнул:
  
  — На мой взгляд, поздновато подменять пропавшие картины копиями.
  
  Чиб покачал головой:
  
  — Мимо.
  
  — Тогда что ты задумал? — Майк скрестил руки на груди, стараясь справиться с предательской дрожью.
  
  Чиб, казалось, обдумывал ответ. Вот он зачем-то принюхался, потом снова покачал головой.
  
  — Каждый из нас что-нибудь затевает, Майк, даже ты. А это значит, что будут победители и проигравшие. Как ты думаешь, на чьей стороне я окажусь в конечном итоге? — Он пристально взглянул на него. — Идем внутрь, выпьем чего-нибудь холодненького.
  
  Чиб открыл и придержал для него дверь, а Майку невольно вспомнилась сцена из «Мафии», в которой плохой парень предлагает жене главного героя дорогую шубу. Ей нужно было только войти на склад и выбрать ту, которая ей больше нравится.
  
  — Мне пора.
  
  Чиб как будто прочел его мысли.
  
  — Конечно, пора, — сказал он негромко. — Надеюсь, ты не откажешься сделать мне одно одолжение?
  
  — Какое?
  
  Мрачная улыбка скользнула по лицу гангстера.
  
  — Передай Уэсти: я очень надеюсь, что Элис к нему вернется.
  29
  
  — Не торопись, — сказал Рэнсом в трубку. — Говори по порядку.
  
  Он сидел за своим рабочим столом и перелопачивал залежи входящих документов — занимался «настоящей полицейской работой», как выразился Бен Брустер. Шутник, мать его… От этой нудной и однообразной «полицейской работы» впору было озвереть, поэтому, когда позвонил Гленн, Рэнсом вздохнул с облегчением.
  
  — Ну, что там у тебя?
  
  — У меня, как в анекдоте, две новости: хорошая и плохая. С какой начать?
  
  — Ты же знаешь, я предпочитаю начинать с плохих новостей, чтобы впереди было что-то приятное. Итак?
  
  — Вчера Чиб послал за вами хвост.
  
  Рэнсом непроизвольно стиснул трубку сильнее.
  
  — Почему же ты меня не предупредил?
  
  — Джонно мне только что рассказал.
  
  Интересно, подумал Рэнсом, видел ли Джонно, как он ездил в штаб-квартиру Первого Каледонского банка? Следовало отдать парню должное — никакой слежки за собой детектив не заметил.
  
  — Когда он за мной следил?
  
  — Примерно с одиннадцати до трех.
  
  Это означало, что теперь Чиб почти наверняка знал: Рэнсом нанес визит Аллану Крукшенку. Впрочем, детектив почти сразу подумал, что, пожалуй, сумеет обратить этот факт к своей выгоде. Пусть Чиб нажмет на банкира с одной стороны, а он будет давить с другой.
  
  — Ну а хорошая новость? — спросил Рэнсом.
  
  — У меня есть имена парней, которые работали на складе в Грантоне. Сегодня Чиб велел мне их собрать — он хотел с ними поговорить, но потом отчего-то передумал. Я уверен, что это та самая четверка.
  
  Гленн быстро перечислил имена, и Рэнсом записал их в блокнот.
  
  — А кто это? — спросил он. — Из всех, кого ты назвал, я знаю только Звонаря.
  
  — Честно говоря, я тоже.
  
  Рэнсом громко вздохнул:
  
  — Ладно, задам вопрос попроще: где сейчас Чиб?
  
  — В Горджи, в «Бриллиантовом Джиме».
  
  — В своем снукер-холле?
  
  Детектив задумчиво постучал по блокноту тупым концом карандаша и, поблагодарив свой «законспирированный источник», повесил трубку. Только сейчас он обратил внимание, что его коллеги громко возмущаются — в битком-набитом рабочем зале кто-то испортил воздух, и теперь детективы обмахивались рабочими планшетками словно веерами. Кто-то стонал, кто-то требовал открыть окно. До Рэнсома запах еще не добрался; по идее сейчас был самый подходящий момент, чтобы встать и уйти якобы по делу, но он, стиснув зубы, остался сидеть, прекрасно зная, что стоит ему поступить подобным образом, и в «газовой атаке» обвинят его.
  
  Итак, Билли, Кевин, Доддс и Звонарь, думал Рэнсом, глядя на имена в блокноте. Последний, насколько он знал, был изрядным мерзавцем. Остальные, по-видимому, его друзья, а раз так, местной полиции они наверняка известны. Плюс Маккензи и сам Чиб… Получалась неплохая команда, способная провернуть по-настоящему серьезное дельце.
  
  — Похоже, это и есть наша банда, — пробормотал Рэнсом себе под нос. Насчет Аллана Крукшенка и профессора Гиссинга он пока не был полностью уверен. Разумеется, они об ограблении знали — знали во всех подробностях. Такой тип, как Маккензи, наверняка не удержался, чтобы не похвастаться перед приятелями своей крутизной.
  
  Сделав их таким образом соучастниками. Фактическими пособниками…
  
  А это означало, что, если надавить как следует, один из них может выложить немало ценной информации. Аллан первую атаку выдержал, но это не означало, что он не заговорит при второй или третьей попытке. С Гиссингом Рэнсом пока не встречался, но особых надежд на его счет не питал. Правда, до сих пор детектив видел профессора только мельком, но ему показалось — он хорошо знает этот тип. Типичный левак, который протестовал против атомной бомбы в пятидесятых, поддерживал студенческие волнения в конце шестидесятых, но не сумел найти в Эдинбурге достаточно единомышленников. Такие, как он, до седых волос остаются крайне негативно настроены против полиции, а значит, Гиссинг вряд ли пойдет на сотрудничество.
  
  Оставался только банкир, Аллан Крукшенк. Рэнсом собирался дать ему помариноваться еще денек, а потом нанести новый визит. Главное, чтобы парень не окочурился от страха раньше. Впрочем, от идеи поработать с профессором Рэнсом тоже не собирался отказываться — это могло быть как минимум любопытно. Но сначала — сначала нужно побольше разузнать о четверке парней Чиба, отправить кого-то из младших детективов провести полную проверку по каждому имени…
  
  Подумав об этом, Рэнсом бросил критический взгляд на стопку входящих документов, которая благодаря его усилиям уменьшилась почти на полдюйма.
  
  Пора сделать перерыв, решил он, вырывая из блокнота листок с именами.
  
  Полчаса, проведенные в Художественном училище, не принесли Майку никаких ощутимых результатов. Гиссинга на месте не оказалось, не было и его секретарши. Правда, дверь в его приемную была открыта, но сам кабинет — заперт. На столе секретарши были разложены бумаги, телефон то и дело принимался звонить, и Майк едва не снял трубку, решив, что это может быть сам профессор. Лишь в последний момент он убрал руку, ограничившись тем, что потрогал бок кофеварки, стоявшей рядом с телефонным аппаратом. Кофеварка была теплой, а это значило, что секретарша бродит где-то неподалеку. Если, разумеется, она не ушла домой пораньше, воспользовавшись отсутствием босса. На всякий случай Майк подождал еще немного, потом нацарапал на листке бумаги «Нужно встретиться», поставил свои инициалы и подсунул записку под дверь кабинета.
  
  Спустившись в вестибюль, он решил, что было бы неплохо повидать Уэсти.
  
  Цокольный этаж училища оказался настоящим лабиринтом. В крошечных комнатах-закутках копошились студенты, но никто из них Уэсти не видел. В конце концов один из выпускников — бородатый парень в очках, выглядевший несколько старше остальных (комната, в которой он работал, была завалена тюками прессованного сена), сообщил ему, что студия Уэсти — следующая. И снова Майка ждала неудача — студента не было и здесь, хотя дверь студии была распахнута настежь, а внутри виднелись следы недавней работы. Майк насчитал семь картин — две уже висели, еще пять полотен, вставленных в новенькие рамы, стояли прислоненными к стенам, по-видимому, в том порядке, в каком художник планировал их развесить. Тут же на полу валялись небольшой молоток и несколько костылей. Майку оставалось только надеяться, что Уэсти отправился на поиски Элис, а не валяется дома на диване, обкурившись травы или напившись до состояния слезливой жалости к себе.
  
  — Вы, часом, не скупщик? — Это спросил бородач из соседней студии. Он вышел в коридор и теперь неторопливо вытирал руки о перед своего рабочего халата. Майку понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить — имеется в виду торговец картинами, а вовсе не скупщик краденого. — Вчера к Уэсти приходил один, — не дожидаясь ответа, продолжал словоохотливый бородач. — На вышибалу похож. Я потом спросил, кто это. Уэсти сказал — арт-дилер, агент какой-то мелкой галереи. Что ж, люди разные бывают…
  
  Он повернулся, собираясь вернуться к своей работе.
  
  — Простите, — окликнул его Майк, — как вам кажется, насколько хороши картины Уэсти?
  
  — На твердую четверку, — прогудел бородач, исчезая за дверью.
  
  Майк попытался решить, что это значит, потом покачал головой и, выбравшись из полуподвала, направился к двери, ведущей на улицу. В дверь как раз кто-то входил, и Майк машинально посторонился. Проходя мимо него, мужчина кивнул в знак признательности и вдруг остановился. Рэнсом!.. Майк хотел отвернуться, но было поздно.
  
  — Мистер Майк Маккензи? — спросил детектив.
  
  — Да, это я. — Майк притворился удивленным. — А вы… Мы знакомы?
  
  — Неужели ваш приятель Кэллоуэй ничего обо мне не рассказывал? И Аллан тоже?
  
  Рэнсом протянул руку, и Майку не оставалось ничего другого, кроме как обменяться с детективом рукопожатиями.
  
  — Аллан? — переспросил он. — Нет, он ничего такого не говорил. Вы с ним работаете?
  
  Рэнсом рассмеялся. К двери направлялись сразу несколько студентов, шедших куда-то по своим делам, и обоим мужчинам пришлось вернуться в вестибюль.
  
  — Я работаю в полиции, мистер Маккензи. И я совершенно уверен, что мистер Крукшенк рассказывал вам о нашей вчерашней встрече.
  
  — И зачем, по-вашему, ему понадобилось рассказывать об этом мне?
  
  — Затем, что я расследую деятельность вашего друга Кэллоуэя.
  
  — Вы назвали его моим другом, но это не так.
  
  — Каковы же в таком случае ваши отношения? Может быть, вы партнеры? Компаньоны?
  
  — Когда-то мы вместе учились в школе — в «Тинкасл-хай», а недавно снова встретились в одном баре.
  
  — И выяснили, что оба интересуетесь искусством? — проговорил Рэнсом. — Должно быть, и сюда вы тоже пришли исключительно ради искусства, я угадал?
  
  — Я действительно коллекционирую картины. — Майк небрежно пожал плечами. — В училище скоро дипломная выставка, вот я и решил заранее познакомиться с работами выпускников. Между прочим, на таких выставках попадаются прелюбопытные вещи.
  
  Рэнсом кивнул, но по его лицу было видно, что Майку он не поверил.
  
  — То есть вы приехали сюда вовсе не для того, чтобы предупредить профессора Гиссинга?
  
  — Предупредить? О чем?
  
  — О том, что я могу его навестить.
  
  Майк попытался усмехнуться.
  
  — Зачем мне его предупреждать?..
  
  Он чуть не добавил «инспектор», но вовремя осекся, симулировав приступ кашля. Майк не помнил, называл ли Рэнсом свое звание или нет, а проколоться, как недавно с Лаурой, ему не хотелось.
  
  — Вы ведь с ним друзья, не так ли?
  
  — Во всяком случае, Роберта я знаю гораздо лучше, чем Чиба Кэллоуэя.
  
  — Значит, вам известно, где я могу его найти?
  
  — Кабинет профессора на последнем этаже, но я не уверен, что вы его застанете.
  
  — Я постараюсь.
  
  Рэнсом улыбнулся и хотел идти дальше, но Майк остановил его движением руки.
  
  — Скажите, что все это значит? Сначала Аллан Крукшенк, теперь — Гиссинг… Вы, похоже, решили переговорить с половиной моих друзей.
  
  Майк пытался говорить небрежным, почти шутливым тоном, но детектив взглянул на него сурово.
  
  — Не может быть, чтобы у вас было так мало друзей, мистер Маккензи. — Казалось, он больше ничего не скажет, но Рэнсом неожиданно добавил: — Я только что побывал у некоего Джима Эллисона — наверное, с моей стороны было бы самонадеянно предполагать, что вы и его знаете?.. — Дождавшись, пока Майк отрицательно качнет головой, детектив продолжил: — На него напали и избили буквально накануне налета на склад в Грантоне. Вы, должно быть, слышали об этом, мистер Маккензи?
  
  — Конечно, я слышал об ограблении склада, — согласился Майк.
  
  — Так вот, этот человек… эксперт-искусствовед, крупный специалист в своей области… Он живет совсем недалеко отсюда — в новых домах возле канала.
  
  — Ну и?..
  
  — Его не оказалось дома. Его жена ужасно волнуется, она даже звонила в полицию. К сожалению, никто не удосужился сообщить мне, что мистер Эллисон со вчерашнего дня числится без вести пропавшим. И если после побоев у него было сотрясение мозга…
  
  «Господи! — подумал Майк в панике. — Сначала Элис, теперь еще и это!..»
  
  — Неужели он свалился в канал? — в конце концов проговорил он.
  
  — Вы там советуете его искать, мистер Маккензи? — Рэнсом выпятил челюсть. — Дело в том, что мистер Эллисон знал профессора Гиссинга…
  
  — Половина Эдинбурга знает профессора Гиссинга! — сказал Майк, пожалуй, чуть резче, чем следовало, и осекся. — Неужели вы думаете, что Роберт может иметь к этому какое-то отношение?
  
  Вместо ответа Рэнсом только слегка скривил губы:
  
  — Единственная хорошая новость для вас, мистер Маккензи, состоит в том, что теперь, когда я с вами побеседовал, я почти уверен в том, что на пленке записан не ваш голос. Но очень скоро я узнаю, кто сделал этот звонок.
  
  — Какой звонок?
  
  — Спросите у вашего друга Аллана.
  
  Рэнсом слегка поклонился и зашагал к ведущим наверх лестницам. Майк проводил его взглядом и поспешно вышел на улицу. Ему не хватало воздуха. Эллисон пропал!.. И конечно, причиной этого могло быть сотрясение мозга — легкого головокружения было достаточно, чтобы человек свалился в канал. А ведь в начале речь шла лишь о небольшой трепке!.. Вот только Майку самому следовало за всем проследить, а он этого не сделал и теперь пожинал плоды.
  
  На мгновение он задумался о том, что Аллан был прав, и лучшее, что они могли сделать, это припрятать картины где-нибудь на окраине, а потом организовать анонимный звонок в полицию. Проблема, однако, заключалась в том, что одно из полотен находилось в руках Страха. Кроме того, оказавшиеся в хранилищах копии могли привести следствие к Уэсти. Наконец, Майк сомневался, что ему удастся уговорить молодого художника и старого профессора расстаться со своими картинами.
  
  «Ты сам этого хотел, Майк», — сказал он себе.
  
  — О господи! Гиссинг!.. — воскликнул Майк мгновение спустя и даже хлопнул себя по лбу. Вдруг Рэнсом застанет секретаршу профессора на месте, и она откроет ему дверь кабинета? Тогда детектив, конечно, увидит записку, которую он оставил…
  
  Майк еще дважды постучал себя по голове (на удачу), но увидел, что несколько проходящих мимо студентов удивленно на него смотрят.
  
  — Креативный перфоманс, — пояснил он и быстро зашагал в сторону Медоуз.
  
  Там ему всегда думалось особенно плодотворно.
  
  Лишь после шести вечера, когда большинство служб и отделов Первого Каледонского банка закончили работу, Аллан решил, что может наконец проверить сообщения и звонки, поступившие за день на его домашний телефон. К его удивлению, все шесть или семь звонков, на которые он не ответил, были от его секретарши. Женщина спрашивала, куда он пропал, не заболел ли он, а также сообщала, что отменяет все назначенные на сегодня встречи. Ни Майк, ни Гиссинг не звонили, а главное — не звонил детектив. Убедившись в этом, Аллан с облегчением вздохнул. Мобильник он отключил еще утром и включать его снова не собирался — у него было такое ощущение, что достаточно ему заговорить с кем угодно, и он выложит все как на духу. Будь Аллан хоть немного верующим, он мог бы сходить на исповедь в католический собор на Лит-уок, чтобы облегчить камнем лежащую на сердце тяжесть. Задумывался он даже о том, чтобы признаться во всем Марго, но она, скорее всего, обругала бы его последними словами. Или, наоборот, обрадовалась тому, что обстоятельства вот-вот избавят ее от этого кретина — бывшего мужа.
  
  В животе у Аллана урчало, но есть ему совершенно не хотелось. А вот жажда продолжала мучить его, хотя с утра он выпил уже восемь или девять стаканов воды из-под крана. Телевизор тоже не помог ему отвлечься — даже наоборот. Дневное ток-шоу для домохозяек оказалось посвящено мировому рынку краденых произведений искусства. Программы новостей, которые передавали в конце каждого часа, Аллан успевал выключить раньше, чем репортеры успевали упомянуть об ограблении склада.
  
  Утром, едва очнувшись после короткого, тревожного забытья, Аллан решил как обычно идти на работу. Он побрился, надел повседневный деловой костюм и был уже на пороге, когда мужество неожиданно оставило его. За дверью квартиры лежал холодный и враждебный чужой мир, спастись от которого он мог только у себя дома, в единственном своем убежище. Здесь Аллан и оставался почти до полудня. Большую часть этого времени он сидел у окна, глядя на полицейский участок напротив и ежеминутно ожидая, что Рэнсом или какой-нибудь другой полицейский выйдет из его дверей, перейдет улицу и нажмет кнопку звонка с табличкой «А. Крукшенк».
  
  Но ничего не происходило, и полицейский участок выглядел как обычно — подъезжали и отъезжали патрульные машины, детективы в штатском выходили на крыльцо покурить и почесать языки. Журналистов нигде не было видно, зато из парка доносился беззаботный щебет птиц; Аллану даже казалось, что его напряженный слух улавливает шум автобусов на Лит-уок.
  
  Почему бы ему не сесть в один из этих автобусов и не уехать куда-нибудь подальше — исчезнуть, затеряться в глуши. Автобус, поезд на юг, даже самолет, направляющийся на континент, — все годилось. Паспорт у Аллана был в порядке, а из двух его кредитных карточек только на одной был почти исчерпан лимит. Что же ему мешает? Неужели он хочет, чтобы его схватили?.. Визитка Рэнсома все еще лежала у него в бумажнике, и Аллану казалось, что от нее исходит едва ощутимое тепло, благодаря которому он не забывает о ней ни на секунду. Номер из одиннадцати цифр — это был единственный мостик, который вел к искуплению. К спокойствию. К прежней размеренной, бестревожной жизни. Так чего же он медлит? Не хочет подвести Майка и Гиссинга или боится мести Кэллоуэя? Увидеть свой портрет в газетах, оказаться на скамье подсудимых, попасть в тюрьму, в общую камеру вместе с настоящими бандитами и ворами — готов ли он к чему-то подобному? Сидя на полу собственной гостиной, Аллан прижался спиной к стене и обхватил руками колени. Его секретарша, наверное, давно ушла домой, и звонков с работы можно не опасаться. Ах, если бы только ему удалось каким-то образом прожить остаток вечера! Завтра будет легче. Почему — этого Аллан не знал, просто ни на что другое ему надеяться не оставалось.
  
  Да, завтра точно будет легче!
  30
  
  Было почти одиннадцать вечера, когда Чиб Кэллоуэй наконец вернулся домой. По зрелому размышлению он решил все-таки побеседовать со своими молодыми сорвиголовами. Телефон для этого не годился — разговор должен был быть непременно лицом к лицу, глаза в глаза. Только так можно понять, лжет твой собеседник или говорит правду.
  
  Почему он передумал? Наверное, потому, что инстинкт подсказывал гангстеру: Майк Маккензи не лгал. Кто бы ни украл картинки, это определенно был не он. Впрочем, круг подозреваемых оставался довольно широким, хотя Чиб и сомневался, что его ребята могли заняться самодеятельностью.
  
  «Мы делали только то, что нам говорили, не больше и не меньше», — сказал ему Звонарь, говорившей от имени всех четверых. Половины зубов у него не хватало, но язык был подвешен довольно неплохо — по крайней мере, по сравнению с остальными членами группы.
  
  Остаток дня Чиб посвятил деловым переговорам. На Лотиан-роуд закрывался стриптиз-клуб — срок действия лицензии заканчивался, и владельцы планировали открыть новое заведение в другом месте. Чибу предложили вступить во владение клубом, пока он еще функционирует.
  
  В принципе Чиб не имел ничего против, однако у него было серьезное подозрение, что лучшие танцовщицы переберутся на новое место вместе со своими работодателями, а набирать новых девочек, способных достойно заменить прежний персонал, было долго и хлопотно. Кроме того, клубу требовался ремонт — Чибу уже назвали примерную стоимость: от семидесяти пяти до ста тысяч за «действительно классную работу, которая привлечет в клуб всех шишек». Чиб в ответ только хмыкнул: одурачить его было трудно. Можно сколько угодно писать на входных дверях «ВИП-клуб», но твоими клиентами все равно будут разного рода подонки, мелкая шпана и участники холостяцких вечеринок.
  
  Отказываться он, впрочем, тоже не спешил. Вместо этого он велел Джонно выяснить, кто стоял в клубе на входе, а потом лично позвонил одному из привратников. Благодаря этому маневру он уже очень скоро узнал, что в последние три-четыре месяца клуб не только не процветал, но работал исключительно в убыток.
  
  — Я бы на вашем месте в это дерьмо не лез, мистер Кэллоуэй, — откровенно сказал ему бывший вышибала.
  
  Подобной «рекомендации» у Чиба не было оснований не доверять, поэтому решение он принял мгновенно.
  
  Ждал Чиб и других важных звонков — от Страха и от Эдварда. Время от времени он проверял телефон, но норвежцы не звонили.
  
  Уже вечером Чиб отпустил Гленна и Джонно, высадив обоих возле одного из принадлежавших ему пабов, и, отклонив предложение «пропустить по одной», поехал домой. По пути он слушал «Дайр стрейтс» — ему всегда казалось, что с их песнями мир становится чуточку лучше. Припарковав БМВ на подъездной дорожке (гараж предназначался исключительно для «бентли»), Чиб некоторое время стоял в саду, глядя в ночное небо, в котором горело грязновато-оранжевое зарево большого города. Однажды на Королевской миле он купил телескоп, но результат его разочаровал. Загрязнение воздуха и отсветы городских огней мешают наблюдениям за звездным небом, объяснили ему, поэтому Чиб заставил магазин забрать дорогую игрушку обратно и вернуть деньги. Как выяснилось позже, ему вернули на двадцать фунтов больше, чем нужно, но его это нисколько не обеспокоило. Моральный ущерб, рассудил Чиб и усмехнулся.
  
  Изредка кто-то из его помощников или деловых партнеров интересовался, почему он поселился в перестроенном поместье, хотя мог бы позволить себе жить практически в любом доме в Эдинбурге. Но четырех-пятиэтажные особняки Нью-Тауна Чибу не нравились — слишком много в них было вычурного георгианского пафоса и громоздкого официоза. Не хотел он жить и в загородном имении с конюшнями, псарнями, акрами зеленых лугов и трогательными древесными рощицами. Чиб родился и рос в Эдинбурге и до сих пор оставался городским парнем — коренным эдинбуржцем. Последнее казалось ему особенно ценным, поскольку в последние годы на улицах все чаще звучал южный выговор. Приезжие, туристы, студенты, которых в Эдинбурге было уже несколько десятков тысяч, заполонили бульвары и парки, и каждый лопотал по-английски на свой собственный манер, и все же Чиб по-прежнему считал город своим.
  
  Он даже любил его — любил весь, до последнего камешка.
  
  Его дом — отдельный дом на угловом участке, бывшее демонстрационное здание застройщика, — был погружен во тьму. Кто-то из соседей порекомендовал Чибу оставлять свет в коридоре верхнего этажа, чтобы отпугнуть воров и грабителей. Он едва удержался, чтобы не сказать — мол, воры не настолько глупы. Неужели уважаемый сосед полагает, что никто из них не спросит себя, почему жильцы сразу нескольких домов предпочитают по вечерам сидеть именно на лестничной площадке верхнего этажа? Сейчас он вспомнил этот разговор и не сдержал усмешки. Соседи, впрочем, у него были неплохими — они никогда не жаловались, когда он включал музыку слишком громко или приглашал на вечеринку несколько парней и девчонок. Его жена Лиз… это она захотела, чтобы он купил этот дом. Они прожили в нем меньше года, когда у нее обнаружили рак. Лиз всегда ладила с соседями, и большинство из них пришли отдать ей последнюю дань уважения, когда она умерла. Возможно, именно тогда они впервые узнали, что ее муж — человек не простой. Похоронная процессия, во всяком случае, была довольно многолюдной, хотя и состояла на добрую половину из крепких мужчин в темных очках под руководством Гленна и Джонно.
  
  Неудивительно, что соседи предпочитали не жаловаться.
  
  Чиб еще раз усмехнулся, потом подошел к дому, поднялся на крыльцо и вставил ключ в замок. Застройщик выдал ему десятилетнюю гарантию на дом и бесплатно установил охранную сигнализацию… которой Чиб, впрочем, никогда не пользовался.
  
  Оказавшись внутри, он закрыл за собой дверь и с облегчением вздохнул. Только здесь он мог стряхнуть напряжение, расслабиться, забыть обо всех тревогах и заботах. Пара бокалов виски, что-нибудь развлекательное по телевизору — что может быть приятнее? В местном индийском ресторане всегда можно было заказать вполне приличный ужин с доставкой — как и в его любимой пиццерии. И даже если бы ему захотелось рыбно-картофельных чипсов,[26] парень из лавки мигом вскочил бы на свой мопед и доставил заказ по одному его звонку, потому что Чиб был Чибом. Но сегодня он обойдется виски, только не двумя, а тремя, может быть, даже четырьмя бокалами. Этого, рассудил Чиб, должно хватить, чтобы хоть на время забыть о Маккензи, Рэнсоме и Страхе. Особенно о первом, поскольку если Чиб чего-то и боялся, так это любителей. Эдвард, Чиб и даже Рэнсом знали правила игры, а вот Майк и его команда… От них можно было ждать любых неожиданностей, любых, самых глупых ошибок, в результате которых все могло повернуться не самой хорошей стороной. И случиться это могло в любой момент. Разумеется, самого Чиба это вряд ли коснулось бы, во всяком случае — напрямую. Даже если легавые вдруг явятся к нему с обыском, что они найдут? Какие улики? На Майка, банкира и профессора Чибу было плевать. Если даже они попадут в тюрьму, ему от этого ни жарко ни холодно. И все-таки для него это был бы чувствительный удар — особенно если вместе с этой троицей на скамье подсудимых окажется студент…
  
  Чиб так глубоко задумался обо всем этом, что даже не особенно удивился, когда, включив свет в гостиной, увидел, что его ждет какой-то человек. Правда, появился он там не по своей воле. Лицо его было покрыто синяками и ссадинами, руки и ноги — связаны, во рту торчал кляп. Человек сидел на одном из стульев, который кто-то установил в центре гостиной таким образом, чтобы Чиб сразу его увидел. Неизвестный смотрел на него умоляющим взглядом, хотя один его глаз почти закрылся багровой опухолью. Под носом у несчастного засохла кровь, кровавые сгустки запеклись также в уголках губ, струйка крови стекала из уха на ворот испещренной красно-коричневыми пятнами рубашки. Рубашка и брюки неизвестного были порваны, мокрые от пота редкие волосы прилипли к черепу.
  
  — Познакомься, это мистер Эллисон, — сказал Страх, появляясь из кухни. В руках он держал надкушенный банан, который взял, конечно, из вазы с фруктами.
  
  — Я знаю, — сухо сказал Чиб.
  
  — Конечно, знаешь. Это ведь ты обработал его в первый раз, не так ли?
  
  Чиб наставил на него вытянутый указательный палец.
  
  — Никто, — произнес он раздельно, — никто не смеет являться в мой дом и устраивать здесь черт знает что.
  
  — Я ничего не устраивал, — спокойно возразил Страх. С этими словами он бросил банановую кожуру на ковер — на ковер Лиз! — и растер ее каблуком ковбойского сапога.
  
  — Ты, парень, не с тем связался, — с угрозой предупредил Чиб. Он нарочно распалял себя до состояния неистовой ярости, но Страх не обратил на него ни малейшего внимания. Казалось, он полностью сосредоточился на несчастном Джимми Эллисоне. Когда руки бандита потянулись к нему, Эллисон непроизвольно отпрянул, но скандинав только выдернул кляп у него изо рта.
  
  — Вы знаете правила, мистер Эллисон, — предупредил Страх. — Не вздумайте шуметь. — Он опустил ладонь пленнику на макушку и снова повернулся к Чибу.
  
  — Как тебе, конечно, известно, мистер Эллисон — профессиональный искусствовед и работает в Национальной галерее Шотландии, специализируется на шотландской живописи XIX — начала XX века, особенно выделяет Мак-Таггарта и Сэмюэля Bay. Так, во всяком случае, он мне сказал. — Страх наклонился к эксперту. — Я правильно произнес фамилии, мистер Эллисон?
  
  Зажмурившись от ужаса, искусствовед кивком подтвердил, что да, все правильно.
  
  — Весьма прискорбно, — заметил Страх самым светским тоном и снова выпрямился, — что мистеру Эллисону приходится уже во второй раз за неделю переживать столь неделикатное обращение. Издержки популярности и Мировой Сети, увы… Его имя всплыло во время поиска в интернете; оказывается, мистер Эллисон — один из немногих местных жителей, способных рассказать мне немало любопытного о художнике Самуэле Аттерсоне. Наша беседа — когда мы перешли непосредственно к ней — оказалась весьма познавательной и интересной. Настолько интересной, что я решил показать мистеру Эллисону «Сумерки на Рэннохских верещаниках».
  
  Чиб на мгновение прикрыл глаза. Он понял, что все это означает, — чертов искусствовед знает слишком много. И теперь Страх ни за что не выпустит его из своих лап живым. Чиб уже начал перебирать в уме укромные местечки, где можно спрятать тело, когда скандинав снова наклонился, крепко взяв пленника за подбородок.
  
  — Ну, мистер Эллисон… — проговорил он почти мягко, — давайте, расскажите мистеру Кэллоуэю, что вы обнаружили и к каким выводам пришли. Скажите ему то же, что и мне.
  
  Эллисон сглотнул, словно у него пересохло во рту, потом губы его дрогнули и приоткрылись. За мгновение до того, как эксперт начал говорить, Чиб уже понял, что скажет ему несчастный, запуганный пленник.
  31
  
  Майку снилось кораблекрушение. Во сне он был капитаном корабля, который почему-то отправился в дальний путь один, без помощников и команды. Едва оказавшись в открытом море, Майк вдруг понял, что разучился управлять судном. Многочисленные кнопки, рукоятки, рычаги ничего ему не говорили, а морские карты казались бессмыслицей, хотя конечный пункт своего путешествия — город Сидней — он сам пометил жирным крестом. Потом разразился шторм, корабль начал тонуть, а свирепый ураган все швырял и швырял ему в лицо пригоршни холодной воды. После очередного душа Майк вздрогнул и открыл глаза… и обнаружил, что лицо и шея у него действительно мокрые. Больше того, в лицо ему снова плеснуло водой, Майк резко сел… и увидел перед собой силуэт человека.
  
  Нашарив на тумбочке лампу, он нажал кнопку выключателя. Вспыхнул свет. Возле кровати стоял Чиб, который держал в руке пустой стакан. Позади него темнели фигуры еще двоих мужчин, один из которых, похоже, придерживал другого за плечи.
  
  — В чем дело?! — пробормотал Майк и чихнул — в носу у него тоже оказалась вода. — Как ты сюда попал?
  
  — Мой друг Страх неплохо разбирается в замках, — сообщил Чиб. — Только не думай, что он одного тебя удивил подобным образом. А теперь одевайся.
  
  Все еще недоумевая, Майк выпростал ноги из-под одеяла и опустил их на пол, но вставать не спешил.
  
  — А вы не могли бы подождать в гостиной? — спросил он, но Чиб отрицательно покачал головой. В следующую секунду гангстер неожиданно опустился на четвереньки и, что-то бормоча себе под нос, вытащил из-под кровати все четыре картины.
  
  — Я вижу, урок не пошел тебе впрок, Майк. Впрочем, я был почти уверен, что найду их на прежнем месте, за диваном. Да мы могли бы в два счета их вынести, а ты бы даже не проснулся. — Чиб поднялся и швырнул Майку его брюки. — Ты выбрал не самое подходящее время стесняться, — добавил он.
  
  Вздохнув, Майк натянул джинсы и потянулся к майке, висевшей на спинке стула.
  
  — Так в чем дело-то? — спросил он, одеваясь.
  
  — Ты знаешь этого человека? — спросил Чиб. Вряд ли он имел в виду Страха, которого Майк узнал практически мгновенно. Что касалось его спутника — человека с разбитым лицом и в испачканной кровью рубахе, — то Майк старался вовсе на него не смотреть.
  
  Снова сев на кровати, он сунул ноги в домашние туфли.
  
  — В первый раз вижу, — сказал он и взял с тумбочки часы.
  
  — Отличные часы, — неожиданно подал голос Страх. — Картье, «Сантос-100».
  
  Чиб и тот с удивлением уставился на скандинава.
  
  — У меня дома такие же, — пояснил Страх и повернулся к Майку. — Я проверил вас по интернету, мистер Маккензи, и узнал, что вы весьма состоятельный человек. Это несколько упрощает дело… Я хочу сказать — возможно, нам удастся выработать какое-то взаимоприемлемое решение.
  
  — Как всегда — берешь быка за рога? — Чиб покосился на Страха, потом снова повернулся к Майку. — Джимми Эллисон — это имя тебе ничего не говорит?
  
  Майк изумленно вытаращился на него.
  
  — Тот самый Эллисон? Искусствовед?
  
  — Да, тот самый Эллисон, который был совершенно незаслуженно избит два раза подряд. — Чиб выдержал эффектную паузу. — И это притом что тебя никто и пальцем не тронул. Не находишь, что это несколько несправедливо? — Он мотнул головой в направлении двери. — А теперь пойдем-ка в гостиную. Нам с тобой нужно кое о чем поговорить.
  
  Подхватив все четыре картины, Чиб первым направился к выходу из спальни. Страх дождался, пока Майк тронется следом, и только потом двинулся с места, волоча за собой несчастного Джима Эллисона.
  
  Смотреть на эксперта Майк по-прежнему избегал. Правда, вывести его из игры накануне ограбления предложил Гиссинг, но Майк согласился с этой идеей — даже назвал ее «гениальной», и теперь ему было очень не по себе. Он допустил ошибку, не подумав о последствиях… Кстати, зачем Страху вдруг понадобился эксперт?.. Ответ на этот и другие вопросы, скорее всего, ожидал его в гостиной, но идти туда Майку было страшновато.
  
  Кто знает, с чем еще он там может столкнуться?
  
  В гостиной Страх толкнул Эллисона в одно из кресел. Руки эксперта были связаны за спиной, рот заклеен куском липкой ленты. Он наверняка страдал от жажды, и Майк, собиравшийся налить всем по порции виски, передумал. Эллисон мог решить, что это еще одна изощренная пытка. Кроме того, Майк опасался, что просто не сможет разлить виски по бокалам — руки у него буквально ходили ходуном.
  
  — Видишь? Что это по-твоему? — спросил Чиб. Картины он положил на журнальный столик и теперь указывал на диван, где стояло еще одно полотно.
  
  — Это твой Аттерсон, — сказал ему Майк. — «Сумерки на Рэннохских верещаниках».
  
  — Совершенно верно, — подтвердил Чиб. — А помнишь, что я с ним сделал?
  
  — Отдал Страху, — ответил Майк. Он по-прежнему не понимал, к чему клонит Чиб, однако в груди у него уже появилось какое-то не слишком хорошее предчувствие.
  
  — И что сделал Страх?
  
  — Откуда мне знать?
  
  — Ну а если подумать? Или у тебя дерьмо вместо мозгов?
  
  Страх тем временем заметил домашний кинотеатр Майка.
  
  — «Пионер», — заметил он. — Хорошая штука.
  
  — Заткнись, а?! — заорал Чиб, и Майк мельком задумался, что будет для него лучше: если благодаря хорошей звукоизоляции соседи снизу ничего не услышат или наоборот — услышат и вызовут полицию?
  
  Чиб повернулся к нему.
  
  — Ну, придумал что-нибудь?
  
  Майк потер глаза и убрал назад упавшие на лоб волосы.
  
  — Я думаю, что вопреки моим предупреждениям Страх решил проверить подлинность картины, — сказал он. — Именно за этим он, гм-м… и обратился к мистеру Эллисону, который действительно является квалифицированным специалистом по этому художнику. Во время переговоров с мистером Эллисоном произошло какое-то недоразумение, и вы обратились за помощью ко мне, а не в травматологическое отделение ближайшей больницы.
  
  Добрых двадцать секунд Майк выдерживал яростный взгляд Чиба. В конце концов гангстер с нечленораздельным воплем схватил с дивана картину Аттерсона и поднес ее почти вплотную к лицу Майка.
  
  — Я не особенно разбираюсь в живописи, — злобно прорычал он. — Поэтому мне придется положиться на твое просвещенное мнение. Когда именно была написана эта картина?
  
  — В начале двадцатого столетия.
  
  — Вот как? Что ж, может быть, ты и прав, но… Посмотри повнимательнее, Майки. Посмотри и скажи: что это там такое — в левом нижнем углу?
  
  Майк слегка пожал плечами. Что там может быть, недоумевал он. Подпись художника?.. Прищурившись, он всмотрелся в картину, но видел только вереск, длинные стебли какой-то травы и снова вереск.
  
  — Смотри внимательнее, — нетерпеливо бросил Чиб. — В самом углу… Ну?..
  
  — Кажется, там в траве что-то лежит, — проговорил наконец Майк.
  
  — И на что, по-твоему, это похоже?
  
  — На… презерватив. Использованный презерватив.
  
  — Именно! А теперь попробуй объяснить, зачем художнику с такой репутацией, как у Аттерсона, вдруг понадобилось вставлять в картину эту пикантную деталь?
  
  — Это Уэсти, — решительно сказал Майк. — Больше некому. Презерватив — это что-то вроде его визитной карточки. Уэсти копирует знаменитые картины, потом вставляет туда какой-нибудь анахронизм вроде реактивного лайнера или мобильного телефона…
  
  — Или гондона, — закончил Чиб, и Майк машинально кивнул.
  
  — Одного я никак не пойму, Майки, — проговорил гангстер доверительным тоном. — Почему ты решил обойтись со мной подобным образом? Или ты действительно думал, что я настолько глуп, что ничего не замечу?
  
  — А ведь ты действительно не заметил, — подал голос Страх.
  
  — Заткнись! Здесь я говорю! — рявкнул в ответ Чиб.
  
  — Я ничего об этом не знал, — быстро сказал Майк. — Честное слово — не знал!
  
  Чиб расхохотался:
  
  — Придумай что-нибудь получше, Майки!
  
  — Зачем мне придумывать? Я сказал правду.
  
  — Ладно, придется съездить к Уэсти. Посмотрим, что он расскажет нам в свои последние минуты… Но прежде чем мы отправимся к нему, нам нужно урегулировать еще один существенный вопрос. Речь пойдет о деньгах, мистер Майк Маккензи, компьютерный миллионер, «шотландский Билли Гейтс»… Мне нужно сто семьдесят пять тысяч фунтов наличными. В этом случае наш общий друг Страх сможет спокойно вернуться домой и доложить заказчику, что его задание выполнено. Учитывая беспокойство, которое ты мне причинил, мне следовало бы потребовать больше, но… В общем, начнем торги со ста семидесяти пяти тысяч.
  
  — Сто восемьдесят, — сказал Страх, и Чиб картинным жестом указал на него рукой.
  
  — Сто восемьдесят, джентльмен в последнем ряду. Кто больше? Никто? Как насчет двухсот тысяч, мистер Маккензи? — Чиб впился взглядом в лицо Майка. — Двести, р-ра-аз…
  
  — Сейчас, только кошелек достану… — насмешливо протянул Майк и тут же получил сильнейший удар в живот. Ничего подобного он еще никогда не испытывал. Сила, быстрота, точность — и абсолютная безжалостность удара потрясли Майка. Колени у него подогнулись, и он повалился на пол, успев подумать только о том, как бы не наблевать на собственный ковер. И воздуха, хорошо бы глотнуть воздуха!..
  
  А Чиб уже опустился перед ним на корточки и, схватив за волосы, заставил поднять голову.
  
  — Я тут с тобой не шутки шутить собираюсь, — прошипел гангстер, в уголках губ которого появились белые комочки слюны.
  
  — Я… не держу наличные дома, — проговорил Майк, жадно хватая воздух широко раскрытым ртом. — Вдруг кто-то ко мне вломится? Деньги в банке… Чтобы получить такую крупную сумму, нужно обратиться в банк заранее, иначе… иначе они просто не успеют подготовить деньги. Это несколько дней… — Он снова глотнул воздуха. — Кроме того, как только в банке узнают, что двести тысяч нужны мне наличными, они сразу насторожатся.
  
  — Это верно, — неожиданно поддержал его Страх. — Похоже на попытку отмывания денег. Банки обязаны сообщать о подобных случаях властям.
  
  — Ты кто, долбаный Банк Шотландии?! — прикрикнул на него Чиб.
  
  — Послушайте, — проговорил Майк, успевший слегка отдышаться, — эти четыре картины стоят гораздо дороже, чем двести тысяч. Почему бы вам не взять, скажем, три из них?.. Три вам, одну мне… — Он кивнул в сторону Эллисона. — У вас здесь есть эксперт; он подтвердит, что картины подлинные и достаточно дорогие.
  
  Чиб пристально уставился на него.
  
  — Ну ты и наглец, Майк! — Он посмотрел на скандинава. — Что скажешь?
  
  Вместо ответа Страх не спеша подошел к журнальному столику, поднял пейзаж Кэдделла… и быстрым ударом кулака пробил холст насквозь. То же самое он проделал и с портретом леди Монбоддо.
  
  — Все ясно? — спросил Страх.
  
  — Более или менее… — ответил Майк, с трудом сдерживая рвущийся из груди стон. Чиб выпустил его волосы, и он начал медленно подниматься, не обращая внимания на то, что ноги еще не слишком хорошо его слушались. Картина… Страх бросил ее обратно на столик. Можно ли что-нибудь сделать, как-то восстановить портрет? Ответа на этот вопрос он не знал. И надо же было так случиться, что Страху попалась именно работа Монбоддо, тогда как уродливые Аллановы картины остались неповрежденными!
  
  — Ну и что теперь? — хмуро спросил Майк, ни к кому в особенности не обращаясь.
  
  — Подождем до утра, — ответил Чиб. — Потом съездим в банк, а на обратном пути навестим нашего друга-студента.
  
  Майк взял в руки изуродованный портрет Беатрисы.
  
  — Не может быть, чтобы все картины оказались копиями, — подумал он вслух.
  
  — Моя — оказалась, а это единственное, что должно тебя волновать, — сказал Чиб. — Ты совершил большую ошибку, Майки.
  
  — Не я, — машинально ответил он.
  
  Гангстер пожал плечами:
  
  — Отвечать все равно придется тебе, поскольку ты единственный, у кого есть деньги.
  
  — Деньги, которые еще нужно получить, — напомнил Майк.
  
  — Разве ты никогда не слышал о банковских переводах? — Чиб изобразил удивление. — У меня открыто несколько счетов на разные фамилии. Как только ты переведешь на один из них нужную сумму, я срочно ликвидирую счет и передам Страху все, что ему причитается.
  
  Судя по выражению лица Страха, скандинав был не в особенном восторге от предложенного Чибом сценария. Похоже, подумал Майк, он и так уже ждал дольше, чем ему хотелось.
  
  — Почему, как ты думаешь, Уэсти так поступил? — спросил он Чиба.
  
  — Скоро мы это узнаем, — ответил бандит, внимательно разглядывая Аллановы полотна, которые он держал по одному в каждой руке. Его собственный Аттерсон — никчемный и бесполезный — валялся на полу, где каждый мог наступить на него ногой.
  
  — Что скажешь, Джимми? — спросил Чиб, поднося одно из полотен Култона к глазам связанного эксперта. — Эти-то хоть настоящие?.. — Не дожидаясь ответа, он повернулся к Майку. — Пожалуй, я захвачу их с собой, если не возражаешь.
  
  — Эти картины не мои, а Аллана.
  
  — Ну, с Алланом ты уж сам как-нибудь разберись.
  
  Взгляд Майка снова остановился на Эллисоне. Ему нужно было любой ценой отвлечь внимание бандитов. То, что он задумал, было, наверное, не слишком порядочно по отношению к эксперту, но других возможностей Майк не видел. И для него, и для Эллисона это был единственный шанс.
  
  Последний шанс.
  
  — Я сожалею, поверьте, — негромко сказал он, обращаясь к связанному человеку в кресле, хотя и не был уверен, что тот его слышит. — Сожалею о том, что с вами еще случится… — Эллисон уставился на него во все глаза, и Майк понял, что со слухом у него все в порядке. — Я им еще нужен, — продолжал он. — У меня есть деньги, которые они хотят получить, поэтому в ближайшие день-два меня, скорее всего, не тронут. Но вы, мистер Эллисон… вы больше ничего не можете для них сделать, а Страх не похож на человека, который оставляет свидетелей. Вы можете поклясться ему жизнью своих детей или внуков, что никому ничего не расскажете, но Страх все равно не станет рисковать…
  
  — Эй, ты, заткнись! — одернул его скандинав.
  
  — Я подумал — вы должны знать, что вас ждет… — Майк повернулся к Чибу. — Я действительно не знаю, зачем Уэсти это сделал, — спокойно сказал он. — Гиссинг проверил все восемь картин…
  
  Майк не договорил — в мозгу его забрезжила догадка — сумасшедшая догадка, и все же…
  
  — Что? — спросил Чиб.
  
  — Ничего.
  
  — Хочешь, чтобы я натравил на тебя Страха? Этот парень сумеет тебя разговорить…
  
  В подтверждение его слов огромный скандинав с угрозой шагнул вперед. Это был единственный шанс, на который мог рассчитывать Эллисон, и он не замедлил им воспользоваться. В одно мгновение он оказался на ногах и бросился к ближайшей двери. Толкнув ее плечом, Эллисон прыгнул в комнату и попытался закрыть дверь за собой. Страх, словно большая кошка, метнулся следом. Чиб тоже дернулся, словно собираясь броситься в погоню, но сразу остановился и захохотал, сообразив, что эксперт попал в спальню, откуда не было другого выхода.
  
  Именно этого момента и дожидался Майк. Воспользовавшись тем, что Чиб отвлекся, он мощным толчком сбил его с ног и, одним прыжком выскочив в коридор, побежал к входной двери. Оказавшись на площадке, Майк ссыпался по лестнице и вскоре оказался на улице. К счастью, сегодня Чиб был без телохранителей, но дверцы его БМВ оказались надежно заперты, и Майк поспешно юркнул за угол. Перевалившись через невысокую каменную стену, он оказался на задворках соседнего дома, пробежал по залитой лунным светом лужайке, перемахнул через еще один забор и спрыгнул в крошечный сад. Две кошки, сидевшие на подоконнике темного дома, подозрительно уставились на него горящими желтыми глазами. К счастью, во дворе не было собак, которые могли бы лаем выдать его местоположение. Еще один забор остался позади, и Майк очутился в узком переулке, которым местные жители пользовались, когда хотели поскорее попасть в центр города. Здесь Майк позволил себе перевести дух и привести в порядок одежду. Бумажник в кармане джинсов был на месте — кредитки и некоторое количество наличных помогут ему продержаться некоторое время. Хуже было без телефона, да и ключи от квартиры остались на столике в прихожей. Майк, впрочем, сомневался, что в ближайшее время ему удастся вернуться в пентхаус. Усилием воли он заставил себя не думать о разгроме, который учинят там Страх и Чиб, или о том, каким способом они могут выместить свою досаду на злосчастном мистере Эллисоне.
  
  У самого Майка выбор был невелик. Он мог найти какой-нибудь укромный уголок и, рискуя основательно замерзнуть, дождаться утра, а мог выйти на одну из улиц и попытаться поймать такси. Второй вариант выглядел намного предпочтительнее, однако вместо того чтобы петлять по переулкам, Майк двинулся напрямик — через сады и заборы. В результате уже через пятнадцать минут такого бега с препятствиями он был вынужден присесть за живой изгородью, чтобы перевести дух. Район, где он жил, был застроен по преимуществу трех-четырехэтажными домами в викторианском стиле; многие из них использовались в качестве небольших гостиниц. На мгновение Майк задумался о том, чтобы зарегистрироваться в одной из них, но почти сразу отказался от этой мысли: его наверняка будут искать, а он все еще находился слишком близко от собственного дома.
  
  — «Нет мира нечестивым»,[27] — вздохнул Майк, слегка придя в себя. Костяшки пальцев у него были ободраны, колени и лодыжки покрылись синяками, натруженные легкие пылали. Он знал, что должен как можно скорее добраться до дома Уэсти и предупредить его об опасности. Знает ли Чиб адрес студента? Если да, то, скорее всего, он тоже отправится именно туда.
  
  — Я мог бы обратиться в полицию, — прошептал Майк вслух.
  
  Вот только поможет ли это спасти Эллисона? Что он скажет легавым? И будет ли в этом какой-нибудь смысл, коль скоро Чиб, Страх и эксперт уже наверняка покинули его квартиру? Этого Майк не знал. Крепко зажмурив глаза, он попытался привести мысли в какое-то подобие порядка. Допустим, Чиб знает, где живет Уэсти. В этом случае самому Майку следовало ехать не к нему, а к Аллану, а уже оттуда звонить студенту. Возможно, Уэсти все еще рыщет по городу, разыскивая свою Элис… И вообще, что он так беспокоится? Ведь именно Уэсти заварил эту кашу!
  
  «Правда, не без помощи со стороны», — не мог не признать Майк.
  
  Тут до его слуха донесся характерный звук подъехавшего такси. Скрипнули тормоза — машина остановилась напротив одного из небольших отелей. Из машины вышли мужчина и женщина среднего возраста — похоже, супружеская пара. Оба говорили слишком громко, причем языки у них слегка заплетались. Выглянув из-за живой изгороди, Майк попытался оценить обстановку. Вот он, его шанс!..
  
  Стараясь двигаться как можно естественнее, он выбрался из своего укрытия и, шагнув на мостовую, поднял руку, жестом подзывая такси. Водитель уже включил желтый фонарь на крыше, но, завидев нового пассажира, снова его погасил, и Майк проворно забрался на заднее сиденье. После женщины в салоне остался сильный запах духов, и его едва не стошнило. Захлопнув дверцу, Майк сразу опустил стекло и впустил в салон струю свежего воздуха.
  
  — На Гейфилд-сквер, — сказал он водителю.
  
  — Повезло вам, — отозвался тот. — Я уже собирался заканчивать на сегодня…
  
  Водитель попытался взглянуть на пассажира в зеркало заднего вида, но Майк сполз по сиденью как можно ниже.
  
  — Досталось вам, как я погляжу, — добродушно заметил водитель. — Что ж, с кем не бывает. Нужно же иногда выпускать пар, правильно? Иначе в один прекрасный день вся страна взорвется к чертовой матери.
  
  — Несомненно, — рассеянно отозвался Майк, который высматривал медленно движущийся БМВ или подозрительных пешеходов, но улицы были пусты.
  
  — Пассажиров нет, город словно вымер, — продолжал болтать таксист. — Пожалуй, это единственное, что мне не очень нравится в Эдинбурге. Здесь никогда ничего не случается, не так ли, сэр?..
  32
  
  По мере того как Майк вел свой рассказ, выражение ужаса на лице Аллана становилось все глубже. Тень облегчения промелькнула в его глазах, только когда Майк начал извиняться за то, что оба Култона попали в лапы Чиба.
  
  — Ну и хорошо! — воскликнул Аллан совершенно искренне. — А теперь, когда у нас больше нет краденых картин, давай сдадим твоего Кэллоуэя Рэнсому.
  
  — И бросим профессора на произвол судьбы? Кроме того, Чиб безусловно расскажет полиции о том, какую роль в ограблении сыграли мы, так что от наказания нам тоже не уйти. И наконец, нужно подумать об Уэсти…
  
  Уэсти они звонили уже несколько раз, но попадали только на его «голосовую почту». В конце концов Майк оставил студенту сообщение, в котором предупреждал, что Чиб, скорее всего, попытается его разыскать, чтобы «отвернуть голову».
  
  — И в этом виноват только ты сам, идиот чертов! — добавил от себя Аллан.
  
  — Надеюсь, — сказал Майк, закончив вызов, — что он все еще ищет Элис, а не валяется дома пьяный или под наркотиками.
  
  — Лучше всего для Уэсти было бы вовсе уехать из страны, — сказал Аллан.
  
  — Похоже, ты прав, — согласился Майк.
  
  — Что до меня, то они оба могут хоть сейчас отправляться в ад — и он, и его жадная подружка, — заявил Аллан и принялся расхаживать по комнате, одновременно пытаясь развязать узел галстука.
  
  — Кстати, почему ты при полном параде? — спохватился Майк. — Ведь сейчас еще ночь!
  
  Аллан остановился и оглядел себя с легким недоумением.
  
  — Я еще не ложился.
  
  — Ты дома ходишь в галстуке?
  
  — Не обращай внимания, это все… ерунда. Скажи лучше, что нам теперь делать? Я ведь знал, с самого начала знал, что наша затея кончится плохо!
  
  — Я знаю, что можешь сделать ты. Постарайся для начала взять себя в руки, — рассудительно сказал Майк. Ему очень хотелось напомнить, что это в его дом вломились бандиты, это ему они угрожали, и это он был вынужден спасаться бегством, прыгая через заборы и продираясь сквозь живые изгороди. Наконец, это его Чиб и Страх считали виновным во всем, что случилось, и именно с ним они хотели поквитаться. Но, поглядев на лицо друга, Майк понял, что это не поможет, — так ему Аллана не успокоить. Качая головой, его друг продолжал бормотать что-то насчет того, что все предварительное «планирование» оказалось «ни к чему», поэтому Майк ограничился тем, что повторил свои первоначальные инструкции. Аллан слушал его с рассеянным видом, поминутно снимая очки, чтобы протереть их кончиком носового платка.
  
  Закончив, Майк налил себе еще кофе (Аллану он даже предлагать не стал) и, откинувшись назад, прислонился затылком к подголовнику кресла. На несколько секунд он даже позволил себе сомкнуть веки, но вставшее пред его мысленным взором яростное лицо Чиба заставило Майка снова открыть глаза. Положение сложилось очень серьезное, серьезное и опасное — он понимал это даже слишком хорошо.
  
  — Не могу понять, о чем он только думал, этот Уэсти? — проговорил Аллан, пристально глядя на него. — Неужели просто не смог удержаться, чтобы не поставить на полотне свою идиотскую «подпись»? Или для Уэсти мы — представители власти, истеблишмента, и он решил таким образом подложить нам свинью? Не представляю, как он мог не подменить оригинал копией! Может, он так волновался, что все перепутал?
  
  — Аттерсон лежал в хранилище, которое открывал ты, — негромко напомнил Майк.
  
  — Что-о?..
  
  — Одной из двух картин, которые ты вынес со склада, как раз и был Аттерсон, которого мы впоследствии отдали Чибу, — повторил он спокойно.
  
  — Тогда я… тогда я совсем ничего не понимаю! Неужели мы оставили оригинал в фургоне? И кстати, куда девались те десять или двенадцать картин, пропажа которых обнаружилась во время инвентаризации? Сколько картин мы украли, Майк? Это ты можешь мне сказать?
  
  Майк покачал головой:
  
  — Нам нужно срочно связаться с Гиссингом. После Уэсти Чиб и Страх непременно захотят побеседовать с ним.
  
  — А потом с нами?
  
  — Не волнуйся, Аллан. Думаю, твое имя находится в самом конце их списка.
  
  Аллан вымученно улыбнулся:
  
  — Вынужден тебя разочаровать, Майк, но я уверен, что это не так.
  
  Его улыбки оказалось достаточно, чтобы Майк начал смеяться. Аллан, глядя на него, тоже расхохотался. А Майк просто не мог остановиться. Ему пришлось несколько раз ущипнуть себя за переносицу, прежде чем он сумел взять себя в руки.
  
  — Как мы ухитрились вляпаться в такое? — задал риторический вопрос Аллан, вытирая глаза платком.
  
  Майк покачал головой:
  
  — Думаю, теперь это не важно. Давай-ка лучше подумаем о том, как мы будем выбираться.
  
  — У нас всегда есть это…
  
  Аллан достал из нагрудного кармана небольшой бумажный прямоугольник, на котором было что-то напечатано. Майк всмотрелся в крошечные буквы… Это была визитная карточка детектив-инспектора Рэнсома — изрядно помятая и покрытая грязными пятнами, однако все телефоны, включая написанный от руки номер мобильного, оставались вполне читаемыми.
  
  — Оставим ее на крайний случай. — Майк взял у Аллана карточку и бережно убрал в бумажник. — А сейчас нам нужно повидаться с Робертом.
  
  — Но что, если бандиты будут ждать нас там? — боязливо спросил Аллан, снова начиная нервничать.
  
  Майк ненадолго задумался.
  
  — У меня есть один план, — сказал он. — Правда, придется взять твою машину. Идем, я все объясню по дороге.
  
  Таксист был прав — в эти ранние предутренние часы Эдинбург словно вымер. В нем не было бурной ночной жизни, которой отличались более крупные города вроде Глазго и Ньюкасла. Движения на улицах почти не было, а это означало, что «ауди» будет бросаться в глаза. Только одно было в их пользу: Майк хорошо знал, как выглядит БМВ Чиба, а гангстер понятия не имел, какой марки машина у Аллана. Да и самого Аллана бандит видел только мельком, Страх и вовсе никогда с ним не встречался. Вот почему Майк распластался на заднем сиденье, чтобы его не было видно, а Аллану велел остерегаться черных БМВ пятой серии.
  
  Предостережение заставило Аллана занервничать с новой силой. Теперь каждый раз, когда они вынуждены были останавливаться на перекрестках и красных сигналах светофора, он непроизвольно стискивал руль. Если сзади появлялась еще какая-нибудь машина, Аллан сразу напрягался, неподвижно глядя в лобовое стекло. Со стороны он, наверное, выглядел словно пьяный водитель, который до смерти боится, как бы его не остановила полиция. Сначала Майк хотел посоветовать другу расслабиться, но потом решил, что Чиб и Страх тоже подумают, будто перед ними обыкновенный пьянчуга.
  
  По дороге, впрочем, им встретилось лишь несколько такси, которые, светя желтыми фонариками, тщетно ждали несуществующих пассажиров. Майк даже подумал, не проехать ли им мимо дома, где жил Уэсти, чтобы, так сказать, разведать обстановку, но потом решил не рисковать, да и Аллан вряд ли бы на это согласился.
  
  Гиссинг жил за городом, туда они и отправились. Дом профессора представлял собой отдельный особняк с довольно большим участком в Джанипер Грин. И Майк, и Аллан несколько раз бывали здесь на вечеринках и неофициальных приемах, во время которых профессор знакомил их с критиками, искусствоведами, преподавателями и художниками. Как-то один из гостей — известный авангардист — машинально разрисовал бессмысленными каракулями бумажную салфетку, которую Аллан перед уходом незаметно положил в карман. Сейчас Майк напомнил другу об этом случае, надеясь таким образом отвлечь его от тревожных мыслей.
  
  — Никак не соберусь вставить ее в рамку, — отозвался Аллан. — Единственное, о чем я жалею, это о том, что не попросил парня поставить на салфетке свою подпись.
  
  Они проехали еще мили полторы, когда Майк, осторожно выглянув в окно, увидел, что они близки к цели своего путешествия.
  
  — Останови у обочины, — сказал он, и Аллан послушно притормозил. До дома профессора оставалось несколько сотен ярдов. От дороги, которая в последние годы превратилась в одну из основных пригородных трасс, особняк отделяла невысокая каменная стена. Когда-то поверх стены шла металлическая решетка, но ее разобрали еще в годы Второй мировой войны, чтобы переплавить на снаряды и пушки, — об этом Гиссинг как-то рассказывал обоим за рюмкой портвейна. «Все это, конечно, чушь собачья, — усмехнулся он. — Местные жители собрали несколько тонн металлического лома, а кончилось тем, что всю эту кучу железок сбросили в Ферт-оф-Форт. Ни на что путное они все равно не годились, зато люди считали, будто они делают что-то полезное для обороны страны».
  
  Пока Майк осматривался, Аллан выключил зажигание и фары, потом протянул другу мобильник. Они с самого начала решили, что, если возле дома Гиссинга будет телефон-автомат, они воспользуются им, но ничего такого Майк поблизости не увидел. Сейчас он поглубже вдохнул воздух и набрал номер.
  
  — Мне кажется, кто-то пытается взломать заднюю дверь моего соседа! — быстро проговорил он, когда ему ответили. — Я слышал звон разбитого стекла. Мой сосед уже старик, он живет один, и я очень волнуюсь. Пожалуйста, пришлите машину…
  
  Он продиктовал адрес Гиссинга и дал отбой.
  
  — Ну вот, теперь будем ждать, — сказал он, возвращая телефон Аллану.
  
  — Твой голос наверняка записали на пленку, — заметил тот.
  
  — Наплевать, — отозвался Майк.
  
  — Голос Уэсти они записали, — сказал Аллан. — Рэнсом давал ее мне прослушать. И еще он сказал, что полицейские эксперты могут по звуку двигателя определить марку машины.
  
  — Рэнсом — мешок дерьма! — возразил Майк, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно увереннее, хотя на самом деле никакой уверенности он не чувствовал. Его-то голос Рэнсом знал и, наверное, смог бы опознать его на записи даже без помощи экспертов. Так же, как и голос Аллана, впрочем… Вот почему Майк решил, что по большому счету не имеет значения, кто из них будет звонить в полицию.
  
  Теперь уже мало что имело значение.
  
  Как видно, сегодняшняя ночь для полиции Лотиана и Пограничного края выдалась спокойной, поскольку патрульная машина подъехала меньше чем через пять минут. Отсветы голубых проблесковых маячков, мечущихся по стенам домов и кронам деревьев Майк и Аллан заметили еще издалека. Огни, впрочем, погасли еще до того, как машина остановилась. Сирену полицейские тоже не включали: то ли боялись спугнуть предполагаемых грабителей, то ли не хотели разбудить спящих соседей, и Майк подумал, что подобная галантность возможна, наверное, только в Эдинбурге.
  
  Пригнувшись на сиденье, друзья смотрели, как полицейские вышли из машины. Патрульные были без фуражек, но в черных бронежилетах, надетых поверх белых рубашек с короткими рукавами. Один из них держал в руке электрический фонарик, бледный луч которого сразу уперся в стену дома профессора. Открыв калитку палисадника, полицейские двинулись к парадной двери, но Майк на них почти не смотрел, сосредоточившись на припаркованных перед домом автомобилях. Он все ждал, что один из них вот-вот включит двигатель и стремительно отъедет, но ничего так и не произошло.
  
  — Кажется, чисто, — чуть слышно выдохнул Аллан, когда полицейские, потоптавшись на крыльце, двинулись в обход дома.
  
  — О'кей, — так же шепотом отозвался Майк. — Трогай, только, ради бога, не спеши…
  
  Аллан включил зажигание и фары и плавно тронул «ауди» с места. Не торопясь, словно выбирая место для парковки, они проехали мимо дома профессора. Майк, развернувшись на заднем сиденье, всматривался в темноту, где плясал луч фонаря, отбрасывавший причудливые тени на стену соседнего дома и гаража, которым Гиссинг не пользовался с тех пор, как перерос свое увлечение спортивными автомобилями.
  
  — На углу развернись, — велел Майк.
  
  — Да, большой бвана…
  
  У перекрестка Аллан включил поворотник и, развернувшись в три приема, так же медленно поехал в обратном направлении. Полицейские уже вернулись к парадному крыльцу — один жал на кнопку звонка, другой пытался заглянуть в щель почтового ящика. Майк различил и потрескивание портативной рации.
  
  — Никого нет, — сказал Аллан.
  
  — Или они сидят очень тихо, — добавил Майк, хотя сам не очень-то в это верил.
  
  Потом они снова припарковались, на этот раз — на противоположной стороне улицы, так что капот «ауди» смотрел от дома профессора. Через пару минут патрульная машина отъехала, а еще несколько секунд спустя вдруг зазвонил мобильный Аллана.
  
  — Это, наверное, полиция, — сказал он. — Хотят оштрафовать нас за ложный вызов.
  
  — Не отвечай, — посоветовал Майк.
  
  — Я и не собирался. Скажу, что телефон украли…
  
  — Вряд ли Рэнсом тебе поверит.
  
  — Да уж.
  
  Наконец телефон замолчал. Для верности они выждали еще минут пять, потом Майк хлопнул приятеля по спине.
  
  — Может, подъедем ближе? — предложил Аллан.
  
  — Давай прогуляемся. Свежий воздух нам не повредит.
  
  Они выбрались из машины и, соблюдая осторожность, подошли к дому Гиссинга. Нигде в соседних домах не видно было ни огонька, и ни одна из припаркованных на обочине машин не была черным БМВ.
  
  — Вдруг Кэллоуэй его уже схватил? — шепотом предположил Аллан.
  
  — Может быть, — отозвался Майк. — Но вряд ли.
  
  — Полицейские могут каждую минуту вернуться.
  
  — Да.
  
  Майк толкнул деревянную калитку и первым двинулся по дорожке к широкому панорамному окну гостиной. Прижавшись лицом к стеклу, он попытался заглянуть внутрь, но жалюзи на окне оказались плотно закрыты. Слева от парадной двери было еще одно окно (главное окно той самой столовой, где Аллан прикарманил высокохудожественную салфетку), но и на нем жалюзи были опущены.
  
  — Отпечатки! — прошипел Аллан. — Ты оставил отпечатки!
  
  Только сейчас Майк сообразил, что упирается в стекло всей ладонью. Пожав плечами, он убрал руку и стал обходить дом со стороны гаража.
  
  — Ничего не понимаю. — пробормотал Аллан, следуя за ним по пятам. — Такое ощущение, что в доме никто не живет. Где же Роберт? Неужели он скрывается? Но ведь если он не появится на дипломной выставке, это будет выглядеть подозрительно.
  
  Задний двор был пуст. Вышедшая из-за облаков луна давала достаточно света, чтобы Майк мог в этом убедиться. Из оранжереи, где они с профессором не раз пили портвейн и бренди, исчезли все кадки с растениями и старенькая плетеная мебель. Кто-то снял даже жалюзи на кухонном окне, и Майк, заглянув внутрь, увидел одни лишь голые стены.
  
  — Гиссинг сбежал! — ахнул Аллан.
  
  — Другого объяснения я не вижу, — согласился Майк, и, сделав несколько шагов назад, едва не упал, запутавшись в высокой траве, которой поросла давно не стриженная лужайка. Пытаясь высвободиться, Майк задел ногой что-то твердое. Это оказалась картонная табличка на деревянном шесте. Поверх слова «ПРОДАЕТСЯ» кто-то наклеил узкую полоску бумаги, на которой шрифтом помельче было напечатано: «ПРОДАНО».
  
  Наклонившись, Майк поднял объявление, чтобы Аллан тоже мог его прочитать.
  
  — Теперь мы его уже не отыщем, — сказал он.
  33
  
  Было раннее утро, когда Аллан высадил Майка у подъезда его дома.
  
  — Ты уверен, что поступаешь правильно? — спросил он, выглядывая в окно водительской дверцы.
  
  В ответ Майк только кивнул:
  
  — Идти в полицию или не идти в полицию — вот в чем вопрос… Решай сам, Аллан.
  
  — Может, мне подняться с тобой? — Аллан комично изогнул шею, пытаясь кивком указать на квартиру в пентхаусе. — Вдруг они еще там?
  
  Майк покачал головой.
  
  — Спасибо за предложение, но не стоит. — Он смертельно устал, но надеялся, что его голос звучит уверенно. — Не забудь, что бы ты ни делал — домой не возвращайся, пока все это не закончится… так или иначе.
  
  — Но ты-то идешь домой?
  
  — Я иду, потому что знаю все ответы.
  
  Майк наклонился, чтобы пожать Аллану руку. Одновременно он что-то вложил другу в ладонь. Аллан посмотрел. Это была визитка Рэнсома. Он хотел что-то сказать, но Майк уже выпрямился и дважды хлопнул ладонью по крыше, давая знак, что Аллану пора трогаться.
  
  Когда «ауди» отъехала, Майк еще раз огляделся. Поблизости не было ни следа Чибова БМВ, но это вовсе не означало, что гангстер не оставил в квартире парочку своих головорезов. Тем не менее он все же стал подниматься к себе, но не по лестнице, а на лифте. С тех пор как Майк в смертельном страхе бежал из собственного дома, прошло всего несколько часов, но сейчас он боялся не бандитов. Меньше всего ему хотелось обнаружить в своей квартире хладный труп Джимми Эллисона.
  
  Когда дверцы лифта открылись на его этаже, Майк на мгновение заколебался. Дверь квартиры была распахнута настежь, как он ее и оставил, поэтому даже с площадки Майк хорошо видел, что Чиб и Страх не удержались, чтобы не отомстить ему за удачный побег. Все картины, висевшие на стенах прихожей, были сброшены на пол, искромсаны и растоптаны, так что восстановить их не было ни малейшей возможности. Казалось, будто в коридоре бесновалось какое-то хищное животное с длинными и острыми когтями. Майк, во всяком случае, очень хорошо представлял себе, как разозленные бандиты сбрасывают картины на пол, режут их ножами, прыгают на них.
  
  — Надеюсь, им полегчало, — пробормотал он себе под нос. — Вот только что я скажу страховой компании?
  
  Хрустя битым стеклом, которым был усыпан пол в коридоре, Майк двинулся к дверям гостиной. Никто на него не бросился, трупа тоже нигде не было видно, и он позволил себе перевести дух. На кресле, где сидел Эллисон, темнело несколько пятен крови; еще несколько капель, впитавшихся в ковер в спальне, свидетельствовали о том, что эксперт по картинам был жестоко наказан за попытку побега. На мгновение Майк задумался о том, жив ли до сих пор Эллисон, но тотчас отбросил эту мысль. Он знал, что в первую очередь ему нужно беспокоиться о собственной судьбе, о том, сумеет ли он как-то ее изменить. Впрочем, сейчас даже об этом Майк был не в состоянии думать. Усталость взяла свое, и, вернувшись в гостиную, он присел на диван. Возле камина темнела лужа, от которой тянуло мочой. Это, наверное, Чиб, хотя, может быть, и Страх. Разбитый телевизор явно был делом рук — или ног — скандинава. Оба Аллановых Култона исчезли, но изуродованный портрет леди Монбоддо по-прежнему валялся на полу возле журнального столика, и Майк взял его в руки. Беатриса все еще улыбалась ему с картины, но лица у нее больше не было. Когда Майк попытался расправить разорванный холст, с портрета посыпались чешуйки краски, а леди Монбоддо стала похожа на жертву автомобильной аварии, которой посекло кожу осколками стекла.
  
  — Прости, — вздохнул Майк, кладя портрет рядом с собой.
  
  Если не считать телевизора и испорченных картин, ущерб был не особенно велик. Вероятно, подумал Майк, отправляясь на кухню, чтобы налить себе стакан воды, когда Страх разбил телевизор, оба бандита вспомнили о соседях, которых мог насторожить раздавшийся среди ночи грохот.
  
  Прихлебывая на ходу из стакана, Майк заглянул в свой кабинет. Пол здесь сплошь покрывали вытряхнутые из ящиков стола бумаги, но убрать их было сравнительно просто. Клавиатуру компьютера кто-то залил виски из бутылки, которую Майк оставил на шкафчике для документов. Сам шкаф, в котором хранились банковские выписки и инвестиционные сертификаты, был заперт, хотя бандиты и пытались вскрыть его при помощи кухонного ножа, который — согнутый и перекрученный — валялся в корзине для бумаг. Ключи от шкафа лежали в спальне в прикроватной тумбочке, но бандиты их не заметили, что свидетельствовало либо о спешке, либо о том, что они не особенно старались их найти.
  
  Ничего страшного, подумал Майк, все это можно поправить.
  
  Осмотр квартиры заставил его приободриться. Если бы ему вздумалось разгромить чью-либо квартиру, он действовал бы более методично и тщательно. И более профессионально. То, что учинили в его квартире Чиб и Страх, выглядело детской шалостью. Похоже, Кэллоуэй забыл основное правило бизнеса — любого бизнеса: никогда не смешивать дело и личные отношения.
  
  В спальне Майк отыскал помятую пачку с единственной сигаретой. Выйдя на балкон, он закурил, глядя на просыпающийся город. В кронах деревьях перекликались птицы, а в зоопарке на Корсторфин-хилл громко заревел какой-то хищник. Докурив сигарету, Майк отправился на кухню и вооружился веником и совком. Уборщица приходила к нему по пятницам, но он решил, что в ее обязанности не входит приводить в порядок разгромленные бандитами квартиры. Ему удалось смести большую часть стекла от разбитого телевизора, но потом усталость снова повисла на плечах свинцовой тяжестью, и Майк, отложив совок, сел на диван. Закрыв глаза, он вспоминал, как все начиналось… Идея «нового крестового похода за Искусство», которую как бы невзначай высказал Гиссинг, показалась ему полным бредом, но в ней все же было нечто такое, что заставило Майка задуматься над ее осуществлением. А пока он размышлял, ему подвернулся Чиб, который, казалось, совершенно искренне интересовался если не самой живописью, то, по крайней мере, прибылью, которую можно было получить, торгуя картинами.
  
  Похоже, именно встреча с Чибом в Национальной галерее и заставила Майка перейти от теоретических умопостроений к решению чисто практических вопросов. И это он первым сказал Гиссингу, что они должны действовать. Майк, правда, имел в виду частный банк или страховую компанию, но у Гиссинга были свои планы…
  
  — Разумеется, были… — произнес он вслух и, взяв в руку недопитый стакан с водой, нехотя отсалютовал замыслу профессора.
  
  Из них троих — Гиссинга, Аллана и самого Майка — только он один мог позволить себе приобрести картины, которые они собирались украсть. Тогда почему он согласился? И не просто согласился, но и стал чуть ли не главой заговорщиков? Почему?!
  
  — Да потому, что чертов профессор играл на мне как на скрипке, вот почему!.. — сообщил Майк пустой гостиной. Сам Гиссинг был только рад возможности отступить на задний план, чтобы не вызывать у сообщников лишних подозрений. Еще год назад он спланировал точно такое же ограбление, но тогда у него не оказалось под рукой подходящих исполнителей. Когда же в его поле зрения появились Майк и Аллан, он попытался нащупать их слабые места… и одновременно оценить, на что они способны в действительности.
  
  По-видимому, Гиссинг счел их подходящими для осуществления своих планов.
  
  Во всем виновата скука, решил Майк. Ему было скучно, он не знал, куда себя девать, вот и решил поразвлечься… Ну и алчность, конечно. Майк так сильно желал обладать портретом Беатрисы, что забыл обо всем остальном. Ведь он не мог получить картину, даже если бы отдал все свои деньги, а раз так, значит, нужно придумать другой способ. И тут, словно по заказу, в его жизни снова появился Чиб, благодаря которому Майку открылся другой, параллельный мир, о котором он мало что знал. В школе ему очень хотелось водить компанию с Кэллоуэем и его дружками, которые признавали только силу и жестокость, ни во что не ставя ум и хитрость, но в этой иерархии ему места не нашлось. Должно быть, поэтому в колледже Майк пустился во все тяжкие — он не пропускал ни одной потасовки в баре Студенческого союза и мог затеять драку на любой вечеринке. Правда, победы он одерживал так же часто, как и проигрывал, но это его не останавливало. Лишь к концу второго курса Майк более или менее пришел в себя — научился идти на компромиссы и вписываться в систему, когда ему это было нужно.
  
  — Ну прямо Джекил и Хайд… — пробормотал он себе под нос.
  
  Пожалуй, только одну вещь он еще не выяснил до конца. Были ли Гиссинг и Кэллоуэй в сговоре? Майк считал это маловероятным; скорее всего, встреча с бывшим одноклассником в «Вечерней звезде» действительно была случайной. Единственная случайность в хорошо продуманном плане… Привлечь Чиба к сотрудничеству предложил Майк, а значит, ответственность за нынешнюю непростую ситуацию целиком ложилась на него. Гиссинга это наверняка устраивало.
  
  Майк пошевелился, поудобнее пристраивая голову на спинке дивана, но глаза так и не открыл. Во время неспешной ночной поездки по Эдинбургу он рассказал Аллану все, о чем догадывался и что только предполагал. Раза два или три Аллан даже останавливал машину и сидел неподвижно, стараясь привести в порядок мысли и выстроить в голове последовательность событий. Он задавал вопросы, по которым ясно чувствовалось, что он отказывается верить в то, что только что услышал, а когда Майк раз за разом опровергал его возражения, экспансивно хлопал ладонями по рулю.
  
  — Ты человек разумный, с практическим складом ума, — сказал другу Майк. — И ты не можешь не понимать, что моя версия — единственная, которая все объясняет, все ставит на свои места.
  
  Он даже напомнил Аллану, что сэр Артур Конан Дойл был родом именно из Эдинбурга и что его знаменитый герой Шерлок Холмс не раз повторял: «Отбросьте все невозможное; то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался».
  
  Обратится ли Аллан в полицию или нет, Майк не знал. Не исключено, его друг предпочтет вернуться домой, чтобы там, грызя ногти и поминутно протирая очки, ждать, как все повернется. Что касалось самого Майка, то он уже слышал шаги собственной судьбы — шаги, под которыми чуть слышно скрипнула рассохшаяся паркетина в прихожей.
  
  Но вот полный тревоги голос, который позвал его по имени, он услышать не ожидал.
  
  — Лаура?! — откликнулся Майк, вскакивая на ноги. Свет в гостиной он так и не включил, но жалюзи на окнах были подняты, поэтому выражение изумления на лице гостьи Майк рассмотрел очень хорошо.
  
  — Я тут затеял что-то вроде ремонта, — пошутил он, отвечая на ее невысказанный вопрос.
  
  Лаура отрицательно качнула головой, не приняв его легкомысленного тона.
  
  — Что случилось?
  
  — Так, не сошлись кое с кем во мнениях.
  
  — С кем? С Годзиллой?
  
  Майк устало улыбнулся:
  
  — Как ты здесь оказалась?
  
  Лаура шагнула в комнату, лавируя между осколками стекла, которые Майк смел в кучи, но не успел убрать.
  
  — Я звонила тебе на домашний и на мобильный, но ты не отвечал, и я… я очень испугалась. Что здесь произошло, Майк? Во что ты ввязался?!!
  
  Отвечать было не обязательно. Лаура увидела на полу изуродованный портрет Беатрисы и, наклонившись, взяла его в руки.
  
  — Я так знала. — проговорила она с тяжелым вздохом. — С самого начала знала, что это ты. Но как тебе удалось?
  
  Майк пожал плечами.
  
  — Заменил оригиналы копиями.
  
  Облеченный в слова план выглядел просто, почти примитивно — и на редкость убедительно.
  
  — А Гиссинг потом подтвердил их подлинность? — полуутвердительно закончила она, и Майк кивнул. — Значит, он тоже в этом замешан. Но куда пропали еще двенадцать картин?
  
  — Значит, их все-таки не десять, а двенадцать? — Майк снова пожал плечами: — Боюсь, я тут ни при чем. Все это время мне казалось, что мы — команда, но на самом деле меня ловко водили за нос. — Он сухо усмехнулся. — Не хочешь выпить?
  
  Он продемонстрировал Лауре свой пустой стакан из-под воды.
  
  — Нет.
  
  — А я, пожалуй, промочил бы горло…
  
  Он двинулся на кухню, Лаура — следом.
  
  — Если бы я оказался единственным ослом в городе, это было бы еще полбеды, — продолжил Майк, не скрывая горечи. — К сожалению, я совершил ошибку — привлек под наши знамена постороннего.
  
  — Кэллоуэя? — догадалась Лаура.
  
  — Его. Чиб выглядел идеальным козлом отпущения. Он неплохой делец, но полный профан в искусстве, а мы… С самого начала были мы и были они — дельцы, обыватели, которых интересуют в живописи только деньги.
  
  — Значит, Рэнсом был прав: ты сотрудничал с этим бандитом?
  
  — Не только я. Еще в этом участвовали Аллан и Уэсти. Его ты не знаешь, он — студент из Художественного училища…
  
  — И профессор Гиссинг, — добавила Лаура.
  
  Прежде чем ответить, Майк наполнил стакан водой и сделал несколько глотков.
  
  — Да, профессор Роберт Гиссинг был тем самым преступным гением, который стоял за этой аферой, — негромко сказал он. — Пропавшие картины наверняка у него, но найти их будет трудновато. Как и самого профессора…
  
  — Никогда он мне не нравился! — вырвалось у Лауры. — И я не понимала, что нашел в нем ты…
  
  — Жаль, что ты ничего мне не сказала.
  
  Лаура все еще прижимала к груди портрет Беатрисы Монбоддо.
  
  — И все… ради этого? — тихо спросила она.
  
  — Да, — признался Майк.
  
  — Но почему… почему он для тебя так важен?
  
  — Думаю, ты знаешь ответ.
  
  — Она похожа на меня — ты это имеешь в виду? — Лаура пристально взглянула на испорченную картину. — Знаешь, Майк, в этом есть что-то… извращенное. Разве не проще было взять да и пригласить меня на свидание?
  
  — У нас уже было свидание, Лаура, но оно закончилось не слишком хорошо.
  
  — Ты слишком легко сдаешься. — Она продолжала рассматривать пробитый холст. — Кто это сделал?
  
  — Страх.
  
  — Что-что?..
  
  Только тут Майк сообразил, что о скандинаве она ничего не знает.
  
  — Страх — кличка или прозвище человека, которому Кэллоуэй должен деньги. В общем, это долгая история…
  
  Почти минуту оба молчали. Лаура заговорила первой:
  
  — Теперь тебя посадят в тюрьму, Майк.
  
  — Хочешь — верь, хочешь — нет, — отозвался он, — но в данный момент меня это беспокоит меньше всего.
  
  Как и сам Майк несколько минут назад, Лаура попыталась распрямить, разгладить, соединить кромки разорванного холста.
  
  — Она была красивой, правда?
  
  — Была, — подтвердил Майк и тут же поправился: — Она и сейчас красива.
  
  Лаура моргнула, пытаясь смахнуть с ресниц выступившие на глаза слезы, и Майку захотелось обнять ее и не отпускать целую вечность. Отвернувшись, он поставил стакан на сушку и вцепился пальцами в край раковины. Он слышал, как Лаура положила картину на пол, потом ее руки обвили его сзади, а голова легла на плечо.
  
  — Что ты собираешься делать, Майк?
  
  — Бежать, — полушутя-полусерьезно ответил он. — С тобой, если ты захочешь.
  
  Других вариантов Майк и вправду не видел. Разумеется, он мог бы заплатить Страху и Чибу, сколько они просили, вот только это вряд ли помогло бы ему освободиться из ловушки, в которую он угодил. Ему пришлось бы платить снова и снова, пока не закончатся деньги. Кроме того, Майк по-прежнему ничего не знал о судьбе Эллисона. Если эксперт серьезно искалечен или убит, полиция начнет еще одно расследование. А Рэнсом знает достаточно много, чтобы уже через несколько дней легавые появились в пентхаусе и начали задавать его владельцу неприятные вопросы.
  
  Лаура будто подслушала его мысли.
  
  — Я позвоню Рэнсому, — сказала она. — Это единственный разумный выход.
  
  Майк повернулся к ней.
  
  — До сих пор, — медленно проговорил он, — мало кто из нас руководствовался разумом.
  
  Руки Лауры по-прежнему лежали у него на плечах, а ее губы находились на расстоянии считаных дюймов от его лица. Майк уже подался вперед, но заметил в гостиной какое-то движение и замер, пристально глядя поверх ее плеча.
  
  — Ничего-ничего, продолжайте, — проговорил один из телохранителей Чиба и добавил, обращаясь к напарнику: — Ты выиграл, с меня двадцатка.
  
  Второй телохран ухмыльнулся.
  
  — Говорил же я тебе — нужно проверить квартиру, что бы ни говорил босс! — Он посмотрел на Майка. — Ну что, Маккензи, пойдешь с нами сам или придется тебя тащить?
  
  Майк покачал головой. Лаура опустила руки и повернулась к пришельцам.
  
  — Она здесь ни при чем, — хрипло проговорил он. — Отпустите ее, и я пойду с вами куда скажете.
  
  — Звучит разумно… — Телохранители дружно шагнули в кухню. — А наш мистер Кэллоуэй — малый не промах, — ухмыляясь заметил Джонно. — Я думаю, босс мог бы вести одно из этих новых телешоу. «Как обновить обстановку без ремонта», типа того… Видал, что он устроил в прихожей?
  
  Оба телохранителя расхохотались. Теперь они смотрели в основном на Лауру, а не на Майка, и он тронул ее за плечо.
  
  — Иди, — сказал он.
  
  — Что? Оставить тебя с этими зверями?!
  
  — Иди! — с нажимом повторил Майк и слегка подтолкнул Лауру к выходу. Девушка сделала шаг, но остановилась, мрачно глядя на Гленна и Джонно.
  
  — Имейте в виду, детектив-инспектор Рэнсом — мой старый знакомый, и если с головы Майка упадет хотя бы один волос!..
  
  Майк поморщился:
  
  — Зря ты это сказала…
  
  — Он прав, мисс. Теперь вам тоже придется пойти с нами…
  
  Майк бросился на обоих громил.
  
  — Беги!.. — крикнул он, но было поздно. Гленн ловко сбил его с ног, а Джонно схватил Лауру за руку и, развернув спиной к себе, зажал рот ладонью. Майк попытался вскочить, но получил ногой в челюсть и распростерся на полу. Гленн прыгнул на него сверху и с такой силой припечатал коленом, что Майку показалось — его внутренности вот-вот лопнут. Перед глазами мелькнуло оскаленное лицо бандита, которое мгновение спустя заслонил стремительно движущийся кулак. Удар — и мир вокруг закружился, проваливаясь во тьму.
  
  «Так вот на каких пароходах мы уплываем», — успел подумать Майк.
  
  Неужели он больше никогда не увидит Лауру?
  34
  
  Рэнсом проснулся с чувством полной покорности своей нелегкой судьбе. На часах было пять, следовательно, он проспал часа четыре с половиной. Уже неплохо… Насколько он помнил, миссис Тэтчер тратила на отдых примерно столько же, если не меньше.
  
  Осторожно, чтобы не потревожить спящую жену, Рэнсом поднялся и направился к двери спальни. Оставив в коридоре свет, он спустился по лестнице в гостиную, щелкнул выключателем настольной лампы и потянулся к валявшемуся на диване телевизионному пульту. Просмотр кратких новостей по телетексту займет минут десять, после чего можно переключиться на «Скай ньюз» или двадцатичетырехчасовой канал новостей Би-би-си, прикинул Рэнсом. А потом? Как убить оставшееся время?..
  
  Подойдя к окну, детектив выглянул в щель между занавесками. Улица была безмолвна и пуста. Несколько лет назад, когда Рэнсому случалось проснуться слишком рано, он любил отправиться в город, зайти в булочную или в кафе, взять чашку чая и горячую, только что испеченную булку и слушать, как треплются «за жизнь» закончившие ночную смену таксисты. Увы, теперь это было в прошлом. Сандра постоянно жаловалась, что он будит ее и соседей, когда спозаранку заводит машину и разворачивается, и в конце концов Рэнсом отказался от своих утренних вылазок.
  
  Мало кто из его коллег был знаком с Сандрой. Она не любила принимать гостей, не любила бывать на вечеринках у его друзей, не говоря уже о том, чтобы отправиться с мужем в паб, куда детективы нередко заглядывали в конце рабочей недели. У нее был свой круг общения. Сандра работала в администрации Государственной службы здравоохранения и встречалась с подругами на тематических вечерах в книжных магазинах и музеях, ездила с ними на просмотры иностранных фильмов, а потом подолгу сидела в чайных или в кафе, обсуждая увиденное. Порой Рэнсому казалось, что Сандра, закончившая после школы годичные курсы секретарей-стенографисток, горько жалеет, что не пошла учиться дальше — в колледж или даже в университет. В последнее время она все больше походила на человека, крайне разочарованного своей жизнью и своим жребием, и он старался лишний раз не раздражать ее ранними поездками в город. Быть может, думал Рэнсом, урчание мотора действительно ей мешает, хотя никто из соседей на шум не жаловался.
  
  Закипающий чайник тоже мог разбудить Сандру, поэтому он ограничился стаканом молока и парой таблеток от расстройства желудка. Когда откуда-то со стороны прихожей донесся тонкий писк, он решил, что это какая-то ранняя птаха слетела на крыльцо снаружи, но писк повторился, и Рэнсом понял, что ошибся. Звук исходил от его куртки, которая висела на вешалке за входной дверью. Вешалку завела Сандра, и горе Рэнсому, если его куртка оказывалась на спинке стула или на столбике лестничных перил.
  
  Сигналил мобильник, и не потому, что аккумулятор требовал зарядки. Когда Рэнсом достал аппарат из внутреннего кармана, на экране светился значок поступившего еще вчера вечером сообщения. Детектив нажал кнопку просмотра. Сообщение было от Донни — приятеля Рэнсома, работавшего в Шотландском уголовном архиве. «Позвони срочно», — писал Донни, и Рэнсом, вернувшись в гостиную, набрал нужный номер.
  
  — Это я, Дон.
  
  — Господи, Рэнс, ты хоть знаешь, который час?
  
  — Я только что увидел твое сообщение. Ты сам писал — «срочно».
  
  — Ну до утра-то можно было подождать…
  
  Донни зевнул, потом закашлялся.
  
  — Давай выкладывай, что там у тебя, — велел Рэнсом.
  
  — Подожди, я сейчас…
  
  Рэнсом слышал, как приятель выбирается из постели, потом хлопнула дверь, снова послышался кашель и сопение. Наконец Донни добрался до другой комнаты и зашелестел какими-то бумагами.
  
  — Куда же я его дел?..
  
  Рэнсом тем временем подошел к окну и, отодвинув занавеску, снова выглянул на улицу. Пустынную улицу неспешно перебегала огненно-рыжая лиса, причем вид у нее был такой, словно все вокруг принадлежит ей одной. Что ж, быть может, в этот ранний час так оно и было. Впрочем, обсаженная деревьями и разросшимися кустарниками улица, на которой жил Рэнсом, и в дневные часы была тихой и почти безлюдной. Здешние дома строили лет восемьдесят назад, поэтому цены на них были гораздо ниже, чем в соседнем квартале, застроенном георгианскими и викторианскими особняками. Когда Рэнсом и Сандра только переехали, этот район назывался Сотонхолл, но в последнее время риелторы предпочитали именовать его Корсторфином или даже Южным Мюррейфилдом, надеясь содрать с покупателей несколько лишних тысчонок. Одно время Рэнсом с Сандрой даже шутили, что, мол, и угораздило же их поселиться на южной окраине Южного Мюррейфилда.
  
  А ведь еще немного южнее, подумал сейчас Рэнсом, и мы оказались бы совсем рядом с Сотонской тюрьмой…
  
  — Скоро ты там, Дон? — спросил он в трубку.
  
  — Сейчас… — Снова послышался шорох бумаги. — Ага, вот он… Ну и мерзавец!
  
  — Кто?
  
  — Татуированный викинг. Тот парень, которого ты просил меня разыскать…
  
  — Да-да, конечно… Извини.
  
  — Его настоящее имя Арне Бодрум, родился в Копенгагене, но жил в разных городах то в Дании, то в Швеции. Отбыл два года за тяжкие телесные повреждения, потом связался с «Ангелами Ада» и сейчас, по некоторым данным, занимается выколачиванием долгов и исполнением приговоров для отделения «Ангелов», которое базируется в норвежском Хагесунде. Считается, что это крыло группировки специализируется на поставках наркотиков в Германию, Францию и Великобританию.
  
  — Это я знаю, Донни. Что-нибудь интересненькое есть?
  
  — Есть кое-какие подробности плюс несколько фотографий. Все это будет у тебя на столе часа через три. — Донни протяжно зевнул. — Ну что, теперь я могу идти досыпать?
  
  — Приятных сновидений. И — спасибо.
  
  Рэнсом дал отбой и положил телефон на подоконник. Значит, Страх выступает посредником?.. Нет, Донни сказал, что он выбивает долги. Гленн упоминал, что Кэллоуэй задолжал «Ангелам Ада» за партию наркоты, значит, Чибу срочно нужны наличные, иначе ему худо придется. А у кого водятся денежки? У мистера Маккензи. Или в «Первом К», где трудится Аллан Крукшенк. Пожалуй, подумал Рэнсом, с этим уже можно идти к шефу — просить установить за Чибом круглосуточную слежку. Может быть, даже удастся получить один-два ордера на обыск. Главное, все это не имеет никакого отношения к Хендриксу, а значит, шеф не сможет ему отказать. Об ограблении склада можно вообще не упоминать, коли на то пошло… Ну а если снова встанет вопрос о средствах, он сделает все бесплатно, в свое личное время.
  
  Все, что ему нужно, — это разрешение.
  
  В задумчивости Рэнсом повернулся к окну спиной и сделал несколько шагов к центру комнаты. Именно поэтому он не сразу заметил, что его телефон снова завибрировал, сигнализируя о входящем звонке. Наверное, Донни забыл сказать что-то важное, решил Рэнсом. Но прежде чем он успел вернуться к окну, аппарат соскользнул с узкого подоконника и упал на пол. Задняя крышка отскочила, аккумулятор полетел в одну сторону, сим-карта — в другую. Бормоча ругательства, Рэнсом присел возле окна на корточки, собрал и снова включил телефон. Стекло экрана треснуло, но на жидко-кристаллическом дисплее высветилось сообщение — пропущенный вызов. Номер был Рэнсому незнаком, но он сразу подумал, что не знает мобильного Донни. Нажав кнопку вызова, детектив прижал телефон к уху.
  
  — Спасибо, что перезвонили, инспектор, — сказал в трубке незнакомый голос. — Нас, кажется, разъединили…
  
  — Простите, кто это? — спросил Рэнсом.
  
  Последовала долгая пауза, словно звонивший тщательно взвешивал все варианты, раздумывая, не повесить ли трубку. Наконец абонент слегка откашлялся и назвал себя. Услышав имя, Рэнсом невольно напрягся. Только что он думал об этом человеке, и вот — он звонит сам. Может ли такое быть наяву, или он спит и видит чрезвычайно приятный сон? Сначала Донни позвонил с новостями об Арне Бодруме, теперь это…
  
  Рэнсом опустился на диван и сказал в телефон своим самым доверительным тоном:
  
  — У вас что-то случилось, мистер Крукшенк? Расскажите мне все подробно, и мы вместе подумаем, как выбраться из этой неприятной ситуации.
  
  — Очень любезно с твоей стороны было заглянуть на огонек, — услышал Майк голос Чиба Кэллоуэя.
  
  Открыв глаза, он сразу понял, что находится в заброшенном зале для снукера. Прямо перед ним стоял сам Чиб, за его спиной Страх с преувеличенным вниманием разглядывал расположение шаров на бильярдном столе.
  
  Майк огляделся. Он сидел на крайнем из пяти составленных в ряд стульев; руки у него были связаны за спиной, лодыжки притянуты к ножкам липкой лентой. На соседнем стуле сидела Лаура, связанная точно таким же образом. Глядя на нее, Майк негромко застонал, в ответ она медленно опустила и снова подняла ресницы. За Лаурой сидел Уэсти с мокрым от слез лицом, за ним — Элис, не отрывавшая от Чиба яростного взгляда. Последним в ряду пленников был Эллисон, вся вина которого заключалась в том, что он оказался достаточно квалифицированным специалистом в своей области. Оглушенный, растерянный, он, казалось, окончательно утратил всякую надежду и волю к сопротивлению.
  
  — Очнись, чучело! — снова раздался голос Кэллоуэя. — Пора получить что причитается.
  
  Страх взял со стола один из красных шаров и сделал несколько шагов вперед, на ходу подбрасывая и ловя его со смачным шлепком.
  
  — Слишком много трупов, — задумчиво проговорил он. — От такого количества нелегко будет избавиться.
  
  — Место найдется, — уверил его Кэллоуэй. — В нашем распоряжении все побережье и все Пентландские холмы, не говоря уже о строительных площадках в Грантоне. — Он повернулся к Майку: — Уэсти уже принес мне свои глубокие извинения… — Бандит снисходительно потрепал студента по щеке, отчего тот зажмурился, словно ожидая удара. Глядя на него, Чиб усмехнулся и продолжил: —…Извинения, но не объяснения.
  
  — Ты хочешь, чтобы я, так сказать, заполнил некоторые бреши? — осведомился Майк.
  
  — Да, пока мы не заткнули какую-нибудь брешь тобой, — проворчал Страх.
  
  — Годам к шестидесяти ты, быть может, и научишься каламбурить, — усмехнулся Майк. — Но и тогда не злоупотребляй этим, дружище.
  
  Страх сделал еще один шаг вперед и замахнулся кулаком с зажатым в нем красным шаром.
  
  — Ах ты!..
  
  — Назад! — прорычал Чиб, вытянув палец в сторону скандинава. — Я же сказал тебе: он — мой!
  
  — Ты не в том положении, чтобы мне приказывать, — огрызнулся бандит.
  
  — Это мой город, и здесь я устанавливаю правила, — отрезал Чиб.
  
  Эти двое вели себя как два свирепых хищника, которые оказались в одной клетке и теперь делят территорию, но пока не решаются сцепиться.
  
  Страх сплюнул на пол и отвел душу, швырнув шар в дальнюю стену. Что с ним стало, Майк не видел, но, если судить по звуку, шар раскололся на две половинки.
  
  Кэллоуэй тем временем наклонился к самому его лицу:
  
  — Парни сказали мне — ты вел себя очень благородно и просил отпустить твою даму… Ну вылитый сэр Галахад!.. Я другого не пойму — какого черта ты вообще вернулся к себе на квартиру?
  
  — А какого черта ты испортил картин на полмиллиона фунтов вместо того, чтобы забрать их себе?
  
  — Ты меня здорово разозлил, — объяснил Чиб. — Кроме того, на что мне картины?..
  
  Он снова выпрямился во весь рост и, двинувшись вдоль ряда стульев, остановился перед Уэсти.
  
  — Оставь его в покое! — рявкнула Элис. — Только тронь его, и я тебе яйца вырву!
  
  Кэллоуэй восхищенно поцокал языком, и даже Страх криво усмехнулся.
  
  — Крутая цыпочка! Не так ли, Уэсти? — осведомился Чиб. — Сразу видно, кто из вас двоих носит брюки. Студент рассказал мне, — добавил гангстер специально для Майка, — что это Гиссинг придумал подменить мою картину. И он, похоже, уверен, что ты ничего об этом не знал.
  
  — Вы были у Гиссинга дома? — Майк подождал, пока Чиб кивнет. — Тогда ты все видел сам… Думаю, он уехал вчера, возможно — еще раньше. На телефонные звонки профессор перестал отвечать дня три назад. Я-то считал, что он просто избегает лишних контактов, но, похоже, дело в другом. Свой дом Гиссинг выставил на продажу как минимум несколько недель назад, значит, он прекрасно знал, что делал.
  
  — А что он делал, Майки?
  
  — Отпусти остальных, и я скажу.
  
  — Никто никуда не пойдет, — вмешался Страх, направляя на него указательный палец.
  
  Майк заметил, что скандинав успел надеть черные кожаные перчатки — водительские, судя по длинным раструбам. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это значит. Страх приготовился к работе — тяжелой, грубой работе, во время которой важно не оставлять отпечатки пальцев.
  
  — Я хочу, чтобы вы знали одну вещь, — медленно произнес Майк, в упор глядя на Чиба. — Я вас не боюсь. Сначала боялся, а теперь — нет…
  
  И внезапно Майк с удивлением осознал, что сказал чистую правду. Пожалуй, единственным, что он испытывал сейчас, было абсолютное — и совершенно необъяснимое — отсутствие страха. Школьный хулиган и задира стоял прямо перед ним, но он даже не вздрогнул. В эти мгновения все смотрели на него — не только Лаура, а все: и Уэсти, и Элис, и даже Эллисон, который наклонился вперед насколько позволяли его путы. И скандинав, поправлявший перчатки, тоже уставился на него не в силах скрыть своего изумления.
  
  — Странно, — сказал Чиб. — Ты должен бояться!
  
  — Я знаю. — Майк ухитрился пожать плечами. — Но я не боюсь. Быть может, все дело в деньгах, которые только я могу для тебя достать.
  
  — Наличных у меня и без тебя хватит! — рявкнул Кэллоуэй, но Страха его слова, похоже, не убедили.
  
  — Отпусти остальных, — спокойно повторил Майк. — Как только они уйдут, я расскажу тебе все.
  
  — Никто отсюда не выйдет, — проворчал Страх.
  
  — Зачем мне знать все? — добавил Чиб. — Я и без тебя понял, что меня пытались нагреть, и это — единственное, что имеет значение. — Он несколько раз поднял и опустил плечи, словно боксер, разогревающийся перед поединком. — С кого начнем, Страх? — спросил гангстер.
  
  — С самого сильного, — был ответ. — Слабых лучше оставить напоследок.
  
  — Звучит разумно, — согласился Кэллоуэй. — В таком случае нам, пожалуй, лучше начать с этой крутой сучки — подружки нашего студента.
  
  — Давай попробуй, козел! — с вызовом крикнула Элис.
  
  — С удовольствием.
  
  Майк понял, что выхода нет, — он должен все рассказать, и как можно скорее. Сейчас. Только так он мог хоть немного отсрочить неизбежный конец.
  
  — Ты не единственный, кого обвели вокруг пальца, — бросил он Кэллоуэю. — Нас всех крупно подставили. Гиссинг подбросил мне идею, а когда я заинтересовался — объяснил со всеми подробностями, как осуществить ее на практике. Он говорил очень убедительно — видно было, что у него все как следует продумано. Собственно говоря, проф так и сказал: он, мол, составил план уже довольно давно, но у него не было соратников — людей, на которых он может положиться. И которых он на самом деле собирался подставить, чтобы самому выйти сухим из воды.
  
  — Ты имеешь в виду себя и своего дружка Крукшенка? — перебил Чиб. — Кстати, не надейся, что я о нем забыл.
  
  Майк кивнул и тут же пожалел об этом. Гленн, оглушивший его ударом по голове, поработал на совесть.
  
  — Да, в помощники Гиссинг выбрал меня и Аллана, — подтвердил он, справившись с приступом тошноты. — Уэсти профессор с самого начала планировал использовать в качестве копииста, но когда речь пошла о том, чтобы привлечь к делу тебя, — вот тогда Гиссинг заволновался. Он считал, что это слишком рискованно, но потом передумал — довольно быстро передумал, и я догадываюсь почему. Из нас четверых ты больше других подходил на роль козла отпущения — человека, которого полиция заподозрит в первую очередь. Но когда ты тоже потребовал картину, для Гиссинга это было равносильно святотатству. Он не мог допустить, чтобы драгоценный оригинал попал в руки профана — человека, который ничего не смыслит в искусстве и которого в картинах интересует только их стоимость. С другой стороны, профессор был уверен, что ты не сумеешь отличить подделку от подлинника, поэтому он заставил Уэсти написать еще одну копию, о которой никто из нас не знал.
  
  Чиб машинально посмотрел на студента, и тот кивнул.
  
  — Так и было, — подтвердил Уэсти. — Профессор приехал ко мне и сказал, что ему нужна еще одна копия Аттерсона, о которой никто не должен знать. Я спросил — зачем, но Гиссинг ответил, что мне лучше оставаться в неведении. То, как он это сказал… — Уэсти нервно облизнул губы. — Признаться, это «в неведении» меня здорово разозлило. Я понял, что профессор считает меня тупым исполнителем, с которым вовсе не обязательно делиться секретами…
  
  — И поэтому ты поставил под второй копией свою фирменную «подпись»? — догадался Майк, и Уэсти кивнул.
  
  — Профессор велел мне подменить оригинал копией, когда вы с Алланом вернулись на склад, чтобы в последний раз все проверить. Настоящего Аттерсона он спрятал между двумя картинами, которые выбрал для себя, — он как раз подошел по размеру. — Уэсти жалобно посмотрел на Чиба. — Честное слово, мистер Кэллоуэй, если б я знал, что подделка предназначается для вас, я бы никогда на это не пошел.
  
  В ответ Чиб снова потрепал студента по щеке, а Майк подумал, насколько слеп был он сам, когда не обратил внимания на признаки, которые теперь казались очевидными. Взять хотя бы план ограбления, который с самого начала выглядел слишком тщательно продуманным, чтобы быть результатом импровизации. Да и сам профессор почти проговорился, когда в ответ на расточаемые Майком похвалы ответил, что, мол, большинство планов выглядят безупречно, когда подумаешь о них в первый раз. Да, свой план Гиссинг вынашивал уже давно, и не просто вынашивал, но даже начал осуществлять. Вот только план его заключался вовсе не в том, чтобы украсть полдюжины картин и заменить их копиями. На самом деле он уже давно, возможно годами, пользовался своим положением признанного специалиста и исследователя современной живописи, тайком вынося со склада шедевры мастеров каждый раз, когда работал в хранилищах, куда не было доступа простым смертным. Гиссинг забеспокоился, только когда узнал об инвентаризации — о полной и тщательной инвентаризации, первой за несколько лет. Он понимал, что пропажа картин наверняка будет обнаружена, и стал готовиться к бегству. Профессор объявил о своей отставке, о которой, впрочем, было известно только в училище, выставил на продажу дом, а сам стал подыскивать подходящих исполнителей для своего плана… точнее, для его второй части. Майка он соблазнил портретом жены Монбоддо, а Аллана — превосходными работами Култона. Свою ставку Гиссинг сделал на то, что сколько бы картин ни пропало со склада, полицейское следствие наверняка «повесит» их на Майка и Аллана. Ведь как ни верти, они все же совершат вооруженный налет на склад, а раз так, картины должны быть у них. Сам Гиссинг планировал под шумок исчезнуть, да так, чтобы его не нашли. Майк считал, что профессор, скорее всего, уехал за границу. В других местах, о которых он упоминал, искать его было бесполезно — наверняка на примете у Гиссинга имелось давно облюбованное укрытие, о котором никто не догадывался. Когда-то давно профессор упомянул Испанию, потом вдруг заговорил о коттедже на западном побережье Шотландии… Сейчас Майк понимал, что Гиссинг нечаянно проговорился, но тогда он не обратил на это внимания — не понял, что это может означать.
  
  — Надоело слушать эту болтовню, — пожаловался Страх в наступившей тишине. — По-моему, уже пора кого-нибудь прикончить.
  
  — Гиссинг — вот кто вам нужен, — с нажимом сказал Майк, глядя Чибу в глаза. — Обещайте, что займетесь им, когда покончите со мной.
  
  — Я об этом подумаю. — Гангстер благосклонно кивнул. — Но это будет потом, а сейчас я склонен согласиться с мистером Страхом — мы слишком много болтаем. Пора заняться делом.
  
  — Давно пора, — согласился Страх, ударяя кулаком правой руки по раскрытой ладони левой, и Майк повернулся, чтобы бросить на Лауру последний взгляд. Она сидела так близко, что казалось — еще немного, и он смог бы поцеловать ее на прощание.
  
  — Прости, — пробормотал Майк. — Я сожалею, что втянул тебя во все это.
  
  — Одними сожалениями ты не отделаешься, не надейся, — ответила Лаура, и Майк поразился тому, насколько твердо прозвучал ее голос. — Сделай что-нибудь, и тогда я, быть может, тебя прощу…
  
  Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, потом Майк не спеша кивнул, хотя голова у него буквально разламывалась от боли. Этот обмен взглядами вселил в него уверенность, чувства обострились, а на смену растерянности пришла готовность действовать. Пусть он умрет, подумал Майк, но по крайней мере он умрет, пытаясь спасти женщину, которую любит. И именно это и есть жизнь, настоящая жизнь с большой буквы. Бороться и победить… Лаура просила его что-то предпринять, чтобы спасти положение, и Майк готов был действовать.
  
  Единственное, чего ему не хватало, — это плана.
  
  Любого плана…
  35
  
  Джонно и Гленн ждали на тротуаре у дверей снукер-холла. Стояли на стреме, как выразился Джонно, который явно нервничал и курил сигарету за сигаретой.
  
  — Что ты дергаешься? — не выдержал наконец Гленн.
  
  — Какого черта мы тут торчим?
  
  — Нам же лучше — если что, нас нельзя будет вызвать свидетелями.
  
  — Ты думаешь, Чиб их всех прикончит?
  
  Глаза Джонно чуть-чуть расширились.
  
  — Скорее да, чем нет.
  
  — А какого черта там делает Страх? Этот гад мне чуть руку не сломал.
  
  — Хочешь поквитаться?
  
  — Еще как хочу!
  
  — Не все войны можно выиграть, Джонно.
  
  — Войны?.. Чего это?..
  
  Джонно недоуменно вытаращился на приятеля.
  
  Гленн пожал плечами.
  
  — Чем бы все ни кончилось, — сказал он, — убирать все равно придется нам.
  
  — Это верно, — согласился Джонно, швыряя на мостовую очередной окурок. — А в чем вообще дело-то?
  
  — У меня есть кое-какие соображения, — кивнул Гленн. — Но, как я только что сказал, меньше знаешь — крепче спишь.
  
  — Понятно. — Джонно снова переступил с ноги на ногу. — Слушай, я сейчас просто лопну. Как думаешь, может зайти?..
  
  Он кивком показал на дверь бильярдной. Внутри был туалет, но, чтобы туда попасть, ему пришлось бы пройти через главный зал, где находились пленники.
  
  Гленн медленно покачал головой.
  
  — На твоем месте я бы предпочел облегчиться на свежем воздухе. — Он махнул рукой в направлении узкой подворотни на противоположной стороне улицы, где стояли мусорные контейнеры.
  
  — И то верно, — согласился Джонно.
  
  Гленн дождался, пока напарник перейдет улицу и скроется за контейнерами. Мобильный телефон уже был у него в руке. Как только Джонно исчез из вида, Гленн быстро набрал номер.
  
  На самом деле умирать Майк вовсе не собирался. Ему хотелось жить, хотелось спасти Лауру. В конце концов, она оказалась здесь из-за него. Лаура приехала к нему на квартиру, потому что беспокоилась, а значит, он был ей небезразличен. И самое меньшее, что теперь он мог для нее сделать, это спасти от ужасной смерти. Или (что было куда вероятнее) погибнуть вместе с ней.
  
  Между тем атмосфера в зале накалилась почти до предела. Страх сделал еще один шаг к пленникам, а Чиб, похоже, вовсе не собирался его останавливать. Напротив, Элис, не перестававшая поносить обоих последними словами, только что получила от него такую затрещину, что едва не опрокинулась на пол вместе со стулом. Уэсти, глядя на это, только прикусил губу, и Элис почти на целую минуту перенесла свое раздражение на него. Джимми Эллисон на дальнем от Майка стуле, напротив, не только не издал ни звука, но, похоже, полностью смирился со своей участью. У него был вид окончательно сломленного человека, хотя, возможно, он просто потерял сознание.
  
  — Я слишком долго пробыл в вашей проклятой стране, — заявил Страх. — И сейчас я хочу только одного: вернуться домой вне зависимости от того, получу ли я деньги своего клиента. — Он повернулся к Чибу с ухмылкой, которая сделала его лицо еще уродливее. — Думаю, — добавил скандинав, — Эдварду будет очень интересно узнать, как ты пытался провести его с помощью копии.
  
  — Я тебе уже тысячу раз говорил — я не знал, что это копия! — огрызнулся Чиб. В следующее мгновение его лицо чуть заметно дрогнуло — гангстер понял, что сказал Страх.
  
  — Так ты ничего ему не сообщил? — уточнил он с выражением зловещего спокойствия на лице.
  
  — Достань мне эти деньги, и Эдвард ничего не узнает, — пообещал Страх.
  
  — Я уже начал переговоры…
  
  При этом гангстер смотрел на Уэсти, и Майка неожиданно осенило. «Ангелы Ада» вели широкую международную торговлю, в которой произведения искусства могли играть роль обеспечения… или даже валюты при совершении сделок. По-видимому, Кэллоуэй собирался использовать Уэсти для изготовления подделок, с помощью которых он собирался ввести в заблуждение нанимателей Страха… тех самых людей, которые, оказывается, до сих пор не знали, что вместо подлинника Аттерсона им всучили талантливую копию.
  
  Майк был потрясен. Чибу потребовалось всего несколько мгновений, чтобы просчитать все варианты. И действовал он тоже без колебаний. Страх как раз отвернулся, чтобы взглянуть на пленников и решить, кого же все-таки прикончить первым. Он не слышал, как Чиб выхватил из стойки кий для снукера и размахнулся.
  
  Хрясть! Удар вышел такой силы, что кий с треском переломился пополам и несколько щепок отлетели Майку на колени. Элис взвизгнула, Лаура негромко ахнула. Гигант пошатнулся и едва не завалился на Майка, но все же сумел устоять на ногах, несмотря на град ударов, которые обрушил на него Кэллоуэй. Одновременно гангстер громко закричал, призывая на помощь своих телохранителей.
  
  Дверь распахнулась, и в зал ворвался один из громил.
  
  — Врежь ему, Джонно! — велел Чиб.
  
  — С удовольствием! — рявкнул тот, бросаясь в драку. Удар ногой попал согнувшемуся Страху в лицо. Кровь брызнула во все стороны, но гигант уже выпрямился и с такой силой толкнул Кэллоуэя плечом, что бандит отлетел к стене зала. Элис снова закричала, но не от страха — она звала на помощь, изо всех сил стараясь порвать путы. Проследив за ее взглядом, Майк понял, в чем дело: подружка Уэсти смотрела на оставшуюся приоткрытой дверь, за которой виднелся кусочек такого знакомого, светлого, нисколько не опасного мира. Он и сам разглядел тротуар, фонарный столб, мостовую… Любой прохожий, пассажир проезжающей машины или таксист сразу заметил бы, что внутри снукер-холла происходит что-то подозрительное.
  
  Уэсти, похоже, тоже это понял. Сильно качнувшись, он опрокинулся на пол вместе со стулом и, совершая немыслимые телодвижения, начал рывками двигаться в сторону двери, за которой его ждало спасение.
  
  — Эй, а мы?! — крикнула ему Элис.
  
  — Я… приведу… помощь… — прохрипел Уэсти, царапая пол каблуками. Ему удалось преодолеть уже несколько футов, и Майк с удивлением заметил, что Уэсти оставляет за собой чуть заметный влажный след, который заставил его подумать об улитке, задумавшей обогнуть земной шар.
  
  Потом Майк посмотрел на Лауру, но она, казалось, была целиком поглощена борцовским поединком, который происходил буквально у нее под ногами. На лбу и на щеках у нее алели капельки крови, но Майк знал, что это — кровь Страха.
  
  Что до Джимми Эллисона, то он… смеялся. Его плечи и грудь буквально сотрясались от приступов безумного хохота, вызванного разворачивавшейся перед ним картиной. Вот Джонно бросился на скандинава сзади и попытался сдавить его горло согнутой в локте рукой. Чиб тоже успел подняться с пола; он готовился атаковать Страха спереди, и Майк в очередной раз поразился быстроте и непредсказуемости его решений. За считаные мгновения союзник стал врагом. Он, впрочем, не был уверен, что, если Страх проиграет в этой борьбе, пленники автоматически будут спасены, поэтому не оставлял попыток справиться с веревкой, которой были связаны его руки. Уэсти к этому времени преодолел почти половину расстояния до двери, и Элис то разражалась воплями одобрения, то снова принималась звать на помощь.
  
  — А где Гленн? — неожиданно спросил Чиб у Джонно.
  
  — Я думал… он сзади… — с натугой пропыхтел громила сквозь стиснутые зубы. Он все еще пытался душить скандинава, но тот неожиданно подался назад. Маневр был таким стремительным и сильным, что Джонно не успел ничего сделать. Послышался сухой треск, похожий на тот, который раздался, когда сломался кий. Джонно ударился спиной о деревянный бортик стола и обмяк. Рука, которой он сдавливал горло скандинава, разогнулась. В следующее мгновение Страх шагнул вперед, а Джонно сполз на пол с перекошенным от боли лицом.
  
  Кэллоуэй тем временем попытался пнуть гиганта в пах, и Майк сразу вспомнил школьные баталии за велосипедным сараем. Этот выпад, однако, не возымел желаемого действия — Страх только пошатнулся, но сразу выпрямился и взмахнул затянутым в перчатку кулаком. Первый удар угодил гангстеру в подбородок, второй попал в солнечное сплетение и сбил с ног; глаза Чиба закатились, и он без сознания рухнул на пол.
  
  Страху понадобилось всего несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Из носа у него продолжала струиться кровь, дыхание было хриплым, а лицо все еще сохраняло багровый оттенок после атаки Джонно, однако двигался он по-прежнему быстро. В два прыжка гигант достиг двери и захлопнул ее, потом наклонился к Уэсти и, схватив за волосы, оттащил на прежнее место и рывком вернул в вертикальное положение. Уэсти взвизгнул от боли: прядь его волос осталась в кулаке Страха, и Элис снова принялась осыпать гиганта оскорблениями, но он не обратил на нее внимания. Вместо этого он снова вернулся к Кэллоуэю и Джонно, пытаясь оценить, насколько они могут быть опасны. Убедившись, что с этой стороны ему больше ничто не угрожает, скандинав взглянул на Майка и остальных.
  
  — Я вас всех убью! — хрипло выкрикнул он. — Убью и вернусь домой!
  
  — Твоим работодателям это вряд ли понравится, — хладнокровно возразил Майк. — Ведь ты должен привезти им их деньги, а я — единственный, кто может их для тебя достать.
  
  Страх покачал головой:
  
  — Я думаю, что мои наниматели удовлетворятся фотоснимками ваших трупов.
  
  — А ты не боишься, что полиция может заинтересоваться убийцей?
  
  — Меня здесь уже не будет. — Страх снова обернулся. — Кэллоуэй должен умереть, а свидетелей я никогда не оставлял. — Он ткнул пальцем в сторону Майка. — Тебя, приятель, я оставлю на десерт.
  
  — Значит, ты считаешь меня слабейшим?
  
  — Вы все слабаки! Целый город долбаных слабаков и слюнтяев! — Страх запрокинул голову и то ли застонал, то ли зарычал, но не от боли, а скорее от отвращения. Да и лицо у него сделалось сейчас совсем как у человека, который смертельно устал от непроходимой глупости окружающих. — Этот ваш хваленый Кэллоуэй… Он же просто кретин, и тем не менее он сумел стать некоронованным королем Эдинбурга. Ну и кто вы после этого? Слабоумные? Идиоты?..
  
  — Возможно, ты и прав.
  
  — Еще как прав!..
  
  С плотоядной улыбкой, сделавшей его окровавленное лицо еще ужаснее, Страх достал откуда-то из-под рубахи узкий сверкающий клинок и не спеша огляделся.
  
  Чиб по-прежнему лежал в глубоком нокауте, из его левого уха стекала на пол струйка крови. Распростершийся под столом Джонно громко стонал; он был в сознании, но, судя по его лицу, предпочел бы валяться в отключке. Пятеро пленников на стульях были надежно связаны и не могли оказать никакого сопротивления.
  
  — Лучшее, что ты сейчас можешь сделать, — заметил Майк, — это свалить отсюда, пока Гленн не привел подкрепление.
  
  — Гленн?.
  
  — У Чиба было два телохранителя, если помнишь, так что времени у тебя осталось совсем мало.
  
  — Ничего, я успею. Гленн найдет здесь только трупы — своего босса и ваши.
  
  Майк не нашелся что ответить. Похоже, он исчерпал все возможности отсрочить неизбежное. Быть может, если он бросится на Страха и постарается ударить головой в живот… Нет, бесполезно.
  
  Гигант, похоже, тоже подумал о чем-то подобном. Он негромко усмехнулся, и Майк, понимая, что наступают последние секунды его жизни, повернулся к Лауре, которая из последних сил сдерживала слезы.
  
  — Прости, — сказал он. — Вот не думал, что у нас все так сложится…
  
  — Откровенно говоря, — откликнулась Лаура, — наше второе свидание действительно прошло немного не так, как бы мне хотелось.
  
  Уэсти снова попытался разорвать веревки и в очередной раз опрокинулся на пол. Элис, похоже, готова была последовать его примеру. Только Эллисон сидел смирно и только время от времени хихикал себе под нос. Похоже, разум окончательно его покинул.
  
  «И все это из-за нескольких картин — подумал Майк. — Из-за того что мне стало скучно и я пошел на поводу у своих желаний и у своей алчности. Я уступил соблазну и был обманут настоящим негодяем — профессором Гиссингом».
  
  При мысли о том, что профессор избежал всего, что выпало на его долю, и что сейчас он спокойно наслаждается отдыхом в окружении краденых шедевров, Майк почувствовал острый приступ злобы. Это было дьявольски несправедливо, что профессор греется на солнышке и распивает коктейли, тогда как его сообщники вот-вот потеряют последнее, что у них осталось, — жизнь.
  
  — И меня есть последнее желание, — громко заявил Майк, и Страх бросил на него раздраженный взгляд.
  
  — И какое же? — осведомился он.
  
  — Я уже говорил Кэллоуэю, а сейчас говорю тебе: профессор Гиссинг обманул нас всех. Найди его, и у тебя в руках окажется коллекция произведений искусства, которая стоит миллионы. Можешь рассказать об этом своим заказчикам, когда вернешься домой.
  
  Страх ненадолго задумался, потом кивнул.
  
  — Спасибо за подсказку, мистер Маккензи, — сказал он. — За это я убью тебя быстро. Не обещаю, что будет не больно, зато — быстро.
  
  С этими словами он шагнул к Лауре и, слегка подавшись вперед, занес нож. Девушка пронзительно вскрикнула, и Майк, крепко зажмурив глаза, в последней отчаянной попытке рванулся к ней, силясь разорвать веревки. Он не сразу отреагировал, когда раздался еще один звук. Кто-то выбил входную дверь, и Майк, открыв глаза, увидел ворвавшихся в зал крепких мужчин в бронежилетах и в шлемах с пластиковыми забралами. Спереди на бронежилетах крупными белыми буквами было написано «ПОЛИЦИЯ». Бежавший первым полицейский упал на одно колено, прицелился в Страха, и гигант замер с занесенным ножом. Рот Лауры все еще был некрасиво раззявлен, но, увидев полицейских, она замолчала. Страх слегка пошевелился и, медленно повернув голову, встретился глазами с Майком. Его взгляд был красноречивее любых слов. Полицейский с пистолетом выкрикнул какую-то команду, и гигант выронил нож, потом поднял руки над головой. Двое полицейских подскочили к нему сзади, и Страх опустился на колени, а ладони положил на затылок. Щелкнули наручники. Только после этого вооруженный полисмен убрал оружие в кобуру.
  
  — Нам передали, что преступники могут быть вооружены огнестрельным оружием, — сказал другой полицейский — тот, чье лицо было скрыто забралом шлема.
  
  Майк покачал головой:
  
  — Я ничего такого не видел.
  
  — Отвяжите меня наконец от этого дурацкого стула! — завопила Элис.
  
  Майк посмотрел на распахнутую дверь снукер-холла. Собственно говоря, никакой двери там больше не было — только расщепленный дверной косяк. В проеме стоял Гленн — второй телохранитель Чиба. Потом, слегка отодвинув громилу, в зал вошел детектив Рэнсом. Негромко насвистывая и засунув руки в карманы, он некоторое время стоял над неподвижным Чибом, потом присел на корточки и прижал пальцы к его сонной артерии. Удовлетворенно кивнув, детектив выпрямился и, потирая друг о друга пальцы, испачканные в крови бандита, направился к стоящим в ряд стульям.
  
  — Кто-нибудь пострадал? — негромко спросил он.
  
  Почему-то этот вопрос заставил Лауру рассмеяться.
  
  — Раскрой глаза, Рэнс! — воскликнула она. — Вон тот человек на последнем стуле еле дышит!
  
  Рэнсом приказал двум полицейским отвязать Эллисона и перенести в машину «скорой помощи», потом наклонился и, подобрав нож Страха, внимательно осмотрел лезвие. Убедившись, что скандинав не успел воспользоваться оружием, он разрезал липкую ленту, которой были стянуты руки и ноги Лауры. Несмотря на громкие мольбы и даже требования Элис, следующим детектив освободил Майка, а потом протянул нож Лауре.
  
  — Думаю, ты не откажешься немного помочь…
  
  Лаура некоторое время разглядывала клинок, потом кровожадно взглянула на Страха, но детектив укоризненно прищелкнул языком.
  
  — На сегодня, я думаю, драматических событий достаточно. Предоставь мистера Бодрума нам.
  
  — Для вас он, может быть, и Бодрум, — вставил Майк, — но для меня он навсегда останется Страхом.
  
  Пока Лаура освобождала Элис и Уэсти (последний жаловался, что во время последнего падения сломал руку), детектив помог Майку подняться на ноги.
  
  — Ну, так-то лучше? — спросил он, и Майк кивнул. Голова у него слегка кружилась, в затылке по-прежнему ломило.
  
  — Как вы узнали?.. — сумел выговорить он.
  
  — Благодаря мистеру Гленну Барнсу, — пояснил Рэнсом. — Хотя откровенно говоря, мы уже давно шли во вашему следу…
  
  С этими словами детектив повернулся в сторону входа. Майк сделал то же и встретился взглядом с Алланом, который, стоя в дверях, неловко переминался с ноги на ногу. Увидев друга, Майк улыбнулся и кивнул, и Аллан, любопытно озираясь по сторонам, двинулся к нему навстречу.
  
  — Господи, Майк!.. Живой!.. — пробормотал он, крепко обнимая его за плечи.
  
  Воспользовавшись этим, Майк тихо шепнул ему на ухо:
  
  — Как много ты им рассказал?..
  
  Когда Аллан разжал объятия, его взгляд был более чем красноречив.
  
  — Извини, — пробормотал он.
  
  — Тебе не за что извиняться, — ответил Майк искренне.
  
  — Надеюсь, оно того стоило, — заметил Рэнсом, и Майк повернулся к нему.
  
  — Порты и аэропорты! — воскликнул он, хватая детектива за пуговицу. — Нужно помешать Гиссингу покинуть страну!
  
  — Боюсь, с этим мы опоздали, мистер Маккензи, — спокойно ответил Рэнсом. — Кроме того, ваши «игры джентльменов»[28] меня интересуют мало. По поводу хранилища с вами будет беседовать мой коллега детектив Хендрикс. — Рэнсом кивнул в сторону Кэллоуэя. — Вот мой главный приз, за которым я давно охотился. И наверное, мне следовало бы поблагодарить вас за то, что доставили его мне прямо в руки.
  
  С улыбкой он вышел из зала, столкнувшись в дверях с бригадой врачей «скорой». Двое полицейских подняли Страха и тоже повели наружу.
  
  — Похоже, теперь ты не скоро попадешь домой, — заметил ему вслед Майк.
  
  — Ты тоже, — огрызнулся гигант и сплюнул.
  
  — К сожалению, он прав, — заключила Лаура.
  36
  
  — Ты не против дать показания против Кэллоуэя? — спросил Рэнсом Майка, которого вели к полицейскому фургону. Аллан уже сидел внутри — к счастью, надевать на них наручники полицейские сочли необязательным. Несколько минут назад подъехал мрачный инспектор Хендрикс — Майк видел, как Рэнсом объясняет ему ситуацию, что, впрочем, нисколько не улучшило настроение второго детектива. Зато сам Рэнсом после разговора заметно приободрился — даже походка у него сделалась бодрой, пружинистой.
  
  В ответ Майк только пожал плечами. Вопрос был непростым — он это понимал.
  
  — Разве это правильно? — промолвил он неуверенно. — В конце концов, это я втянул Чиба в нашу авантюру.
  
  — Значит, не против… — констатировал Рэнсом. — Имей в виду, Маккензи, этим ты можешь изрядно облегчить свою судьбу.
  
  — Насколько именно?
  
  Рэнсом пожал плечами:
  
  — Получишь шесть лет вместо восьми, а года через три будешь уже на свободе. Думаю, ты в состоянии нанять лучших адвокатов, а уж они-то постараются выставить тебя в суде этаким наивным прожигателем жизни, который связался не с той компанией. Ну и знакомый психоаналитик всегда может диагностировать сниженное чувство социальной ответственности.
  
  — Предлагаешь заделаться психом?
  
  — Временно. Главное, чтобы ты был не в себе на момент совершения уголовно-наказуемого деяния.
  
  — А как насчет меня? — спросил Аллан, выглядывая из фургона. — Мне-то что делать?
  
  — То же самое. — Рэнсом пожал плечами. — Правда, тебе и так зачтется явка с повинной, к тому же ты помог спасти пятерых человек, которые в противном случае были бы зверски замучены и убиты.
  
  — Семерых, — поправил Майк. — Страх собирался прикончить и Чиба с Джонно.
  
  — Вот видишь? — сказал Рэнсом Аллану. — Ты у нас вообще герой.
  
  В машину «скорой помощи», стоявшую рядом с полицейским фургоном, как раз загружали носилки с телом Джимми Эллисона. Лицо эксперта закрывала кислородная маска. Еще одни носилки потребовались для Джонно.
  
  Первому требовалось переливание крови, несколько швов — и как минимум несколько лет консультаций у психолога. Второму необходим был новый позвоночник.
  
  И снова Майк задумался о том, какую потрясающую дерзость и хладнокровие проявил Гиссинг. Годами красть картины из хранилища и ни разу не попасться — и оказаться на грани разоблачения, когда на складе решено было провести такое обычное и рутинное в общем-то действие, как инвентаризация. А как красноречиво и страстно Гиссинг выступал против того, чтобы прекрасные картины, шедевры признанных мастеров исчезали из общественного доступа, попадали в руки частных коллекционеров или превращались в активы корпоративных собственников. Невозможно было не поверить в его искренность, а ведь на самом деле профессор просто искал исполнителей, которых он мог бы хитростью заставить делать то, что было нужно ему. И он нашел нескольких глупцов, которых сумел легко обмануть… а потом позаботился о том, чтобы штатный эксперт в нужный момент попал в больницу. В результате администрация склада обратилась за консультацией именно к нему, а уж профессор не испытывал ни малейших колебаний, выдавая копии за подлинники.
  
  Его план был безукоризненным, и все же в любую минуту что-нибудь могло пойти не так. Чтобы выиграть, профессору нужно было сделать всего один рискованный ход. Он его сделал, и — вопреки всем шансам — выбросил именно ту комбинацию, которая его устраивала. И вот теперь Майк отправится в тюрьму.
  
  И Аллан…
  
  И Уэсти тоже.
  
  Несмотря на обещанные Рэнсомом поблажки, Аллан выглядел так, словно оказался на краю пропасти, а вот Уэсти, похоже, не слишком расстраивался. Майк сам слышал, как он объяснял Элис, что заключенным разрешают посещать арт-классы и заниматься творчеством.
  
  — Когда я выйду на свободу, — говорил теперь уже бывший студент, — картины с подписью «Уэсти» будут раскупаться как горячие пирожки. Скандальная слава — это такая штука, которую не купишь за здорово живешь.
  
  Возможно, он был не так уж неправ, но это не помешало Элис треснуть бойфренда по пострадавшей руке. От удара Уэсти взвыл и согнулся, а Элис, круто развернувшись, отошла в сторону.
  
  Ее, разумеется, тоже должны были отвезти в участок для допроса. Допрашивать полицейские собирались всех, в особенности Страха, который даже сейчас пытался освободиться, одинаково яростно сражаясь и с державшими его патрульными, и со сковывавшими запястья наручниками. Майку гигант напомнил неуправляемую природную стихию, и он мысленно возблагодарил Бога за то, что Страха повезут в полицию в отдельном фургоне.
  
  — Если мы все попадем в тюрьму, — спросил Майк у Рэнсома, — не окажемся ли мы в одном блоке с Чибом и Страхом?
  
  — Я в этом сомневаюсь. Для вас-то мы подберем условия помягче.
  
  — Но у Чиба могут быть друзья за решеткой.
  
  Рэнсом усмехнулся.
  
  — Мне кажется, вы его переоцениваете, мистер Маккензи. — Теперь, когда кризис миновал, детектив снова заговорил с ним на «вы», вернувшись к привычным правилам вежливости. — В тюрьме у Чиба врагов гораздо больше, чем друзей. С вами все будет в порядке, не сомневайтесь.
  
  Совсем рядом кто-то издал возмущенный вопль. Это был Гленн Барнс. Его тоже вели к патрульной машине — в наручниках.
  
  — Ты мой должник, Рэнсом! — орал Гленн. — Ты обязан мне всем!
  
  Детектив равнодушно отвернулся и снова сосредоточился на Майке. Оба по-прежнему стояли перед распахнутыми дверцами полицейского фургона. Внутри Майк разглядел решетку, а за ней — две скамьи.
  
  — Значит, пропавшие картины присвоил Гиссинг? — уточнил детектив, и Майк кивнул.
  
  — Почти все. Два полотна из тех, которые мы подменили, находятся у Кэллоуэя. Если, конечно, он их не выбросил.
  
  Рэнсом кивнул:
  
  — Мистер Крукшенк мне все рассказал. Как я понял, еще одна картина попала к мистеру Уэстуотеру и его подружке?
  
  — Да. Абстрактное полотно Де Рассе.
  
  — А что осталось у вас, мистер Маккензи?
  
  Майк задумался.
  
  — Я остался жив, а это не так уж мало. Кроме того, теперь у меня будет что рассказать моим внукам. — Он поглядел на дверь бильярдной, откуда как раз выводили Лауру. — Кстати, Лаура не имеет ко всем этому никакого отношения. Я знаю, она ваша старая знакомая, и…
  
  — Ей придется дать показания, — сказал Рэнсом. — Я прослежу, чтобы потом ее доставили домой.
  
  — Спасибо.
  
  Майк снова заглянул в фургон.
  
  — Не так-то это легко, верно?
  
  — Что именно?
  
  — Быть организатором преступления.
  
  — Спросите об этом у Гиссинга.
  
  Лаура, заметив Майка, направилась в его сторону. Приблизившись, она тронула Рэнсома за руку.
  
  — Могу я поговорить с арестованным наедине?
  
  Рэнсом заколебался, но Лаура продолжала смотреть на него, и детектив сдался. Из бильярдной как раз появился закованный в наручники Чиб. Лицо у него было ошеломленное. Гангстер явно не ожидал очнуться и увидеть вокруг столько полицейских.
  
  — Я на минуточку, — предупредил детектив и двинулся к Кэллоуэю, который никак не мог сфокусировать на нем взгляд.
  
  Лаура подалась вперед и расцеловала Майка в обе щеки.
  
  — Я просила тебя что-нибудь сделать, — сказала она тихо. — И ты сделал…
  
  — Тебе показалось, — усмехнулся Майк. — На самом деле наше спасение не имело ко мне никакого отношения.
  
  — Если уж говорить о спасении и о спасателях… — вставил Аллан, снова высовываясь из фургона, — то кое-кто действительно заслуживает благодарности.
  
  Лаура наградила его улыбкой и, крепко обняв, звонко чмокнула в лоб. Потом она снова повернулась к Майку и поцеловала его снова, на этот раз — в губы, а он ответил на поцелуй. Аллан деликатно отвернулся, так что у них появилась хотя бы видимость уединения.
  
  Лаура крепко обняла Майка, и он почувствовал, как по его телу заструилось приятное тепло.
  
  — Ты долго собираешься сидеть в тюрьме?
  
  — А ты будешь меня ждать?
  
  — Я первая спросила.
  
  — Рэнсом сказал — года три при условии, что я сумею нанять лучших адвокатов и психиатра, который подтвердит мою невменяемость.
  
  — Значит, на свободу ты выйдешь нищим?
  
  — И с клеймом психа. Как ты думаешь, это сильно повлияет на наши отношения?
  
  Она засмеялась:
  
  — Поживем — увидим.
  
  Майк немного подумал.
  
  — Первым делом нужно будет выяснить, сколько свиданий мне разрешат.
  
  — Не радуйся раньше времени, Маккензи. В тюрьме наверняка воняет, и потом я слышала — там полно озабоченных маньяков.
  
  — Их там совсем нет. Вот разве только Аллан…
  
  Двое полицейских в форме подошли к фургону — пора было ехать в участок. Майк и Лаура в последний раз обнялись, обменявшись еще одним долгим поцелуем.
  
  — Ах, если бы раньше знать, что мне нужно сделать, чтобы завоевать твое сердце! — вздохнул Майк.
  
  — Заканчивайте, — поторопил один из полицейских.
  
  — Чуть не забыл! — спохватился Майк, когда его уже подсаживали в фургон. — Принеси мне в тюрьму кое-какие вещи, ладно? Написать тебе список?
  
  — Какие вещи?
  
  Майк сделал вид, что задумался.
  
  — Атласы, — промолвил он наконец. — Географические атласы… Туристские путеводители и книги по искусству, — добавил он уже из фургона. — Каталоги, списки крупнейших галерей и музеев и все такое прочее…
  
  — Хочешь заняться самообразованием?
  
  Майк кивнул. Ему казалось — это самое лучшее, что он может сделать. Лаура еще не поняла, что он задумал, а вот Аллан сразу обо всем догадался. Это было заметно по тому, как заблестели его глаза.
  
  Майку, когда он выйдет на свободу, очень хотелось найти одного человека…
  Эпилог
  
  Раздавшийся на улице выхлоп старенького мотоцикла вырвал профессора Гиссинга из задумчивости. Окна его чисто выбеленного особнячка в центре Танжера были широко раскрыты, высокое солнце сияло с безоблачного голубого неба. Со стороны базара, находившегося через улицу, доносился многоголосый шум — выкрики менял, гомон покупателей, рокот двигателей древних авто и фургонов. Эти звуки никогда не беспокоили Гиссинга по-настоящему, а теперь и напугавший его мотоцикл тоже заглох. Изредка в воздухе чувствовался легкий запах пряностей, кофе, кардамона, апельсинов и благовоний, но он только усиливал ощущение, что жизнь прекрасна и полна маленьких чудес, которые делают ее такой насыщенной и богатой. И профессор действительно чувствовал себя счастливым, сидя в прохладном кабинете в окружении любимых книг, с бокалом мятного напитка в руке. Пол в доме был застлан тонкими циновками, а все свободное пространство на стенах занимали картины. Телефона у профессора не было, почту он тоже не получал. Благодаря интернет-кафе на углу Гиссинг мог выходить во Всемирную сеть, но он пользовался этой возможностью не чаще одного-двух раз в месяц, когда хотел узнать последние новости из Великобритании. Изредка он даже проводил поиск, вводя в качестве ключевых слов фамилии Маккензи, Рэнсома, Уэстуотера и Кэллоуэя. Профессор не особенно хорошо разбирался в компьютерах и не знал, насколько это безопасно. Когда-то он читал, что американское ФБР следит за посетителями библиотек и берет на заметку всех, кто спрашивает «Майн кампф» или «Поваренную книгу анархиста». Быть может, рассуждал он, точно так же обстоит дело и с интернетом, однако сознательно шел на риск, считая его оправданным. В конце концов, своего врага нужно знать, и все такое…
  
  Разумеется, Гиссинг не исключал, что о нем давно забыли после того, как полиция не сумела напасть на его след. А если этого не сумели сделать профессионалы, то дилетантам вроде Майка и Кэллоуэя это и вовсе не по зубам. Правда, Майк кое-что понимал в компьютерах, однако профессор сомневался, что его познания включают в себя поиск пользователей во Всемирной сети.
  
  В первые пару лет он, впрочем, принимал все возможные меры предосторожности, нигде не задерживаясь надолго и постоянно переезжая с места на место. Несколько фальшивых паспортов на разные фамилии обошлись ему не дешево, но они стоили каждого пенса, доллара и евро, которые он за них выложил. Благо деньги у него были, поскольку одна из картин в его собрании принадлежала кисти художника, которого обожал некий саудовский бизнесмен. Гиссинг знал об этом, еще когда брал картину, и, хотя коллекционер заплатил ему половину реальной стоимости, оба остались довольны сделкой.
  
  «Картина не должна покидать пределов вашего дома, — предупредил Гиссинг. — Это нужно ради вашей и моей безопасности, но больше — ради вашей».
  
  Бизнесмен понял его правильно и пообещал, что полотно будет храниться в его частной галерее.
  
  Полученных денег хватило, чтобы путешествовать свободно и даже с известным комфортом. Франция, Испания, Италия, Греция и наконец — Африка. В Танжере Гиссинг жил уже больше четырех месяцев, но свои вещи переправил сюда из платного хранилища, только убедившись, что ему ничто не грозит. В местных кафе его прозвали Англичанином, но профессор не стал указывать на ошибку своим новым знакомым. Из предосторожности он отрастил бороду и часто — особенно в первое время — надевал солнечные очки и широкополую шляпу, что, впрочем, выглядело только естественно в здешнем жарком климате. Путем невероятных усилий ему удалось похудеть на три с половиной стоуна,[29] но Гиссинг был доволен — благодаря потере веса он не только сумел еще немного изменить свою внешность, но и чувствовал себя намного бодрее.
  
  Лишь изредка профессор задумывался о том, что потерял. Ведь как ни суди, теперь он был обречен скрываться до конца жизни. Больше никогда он не сможет вернуться в Шотландию, встретиться с друзьями, посидеть с ними в теплом пабе за стаканчиком виски, глядя на моросящий за окнами дождь. Впрочем, все сомнения сразу улетучивались, стоило Гиссингу бросить взгляд на свои картины. Пусть он что-то потерял, но приобрел неизмеримо больше.
  
  Компакт-диск, который слушал профессор, неожиданно закончился. Сегодня это был Бах в исполнении Гленна Гульда — Гиссинг работал над расширением своего культурного кругозора, начав с классики, на которую ему всегда не хватало времени. То же касалось и книг — он поклялся себе еще раз попробовать одолеть Пруста и заново перечитать Толстого. Кроме того, неплохо было бы подучить латынь и греческий. По расчетам Гиссинга, ему оставалось еще лет пятнадцать-двадцать или даже больше — вполне достаточно, чтобы успеть насладиться каждой нотой, каждым словом, каждым мазком, не говоря уже о напитках и изысканных деликатесах. Танжер во многих отношениях напоминал Эдинбург — такая же большая деревня, притворившаяся городом. За четыре месяца Гиссинг успел перезнакомиться с соседями и знал по именам большинство торговцев на местном базаре. Владелец интернет-кафе уже несколько раз приглашал его к себе на семейные ужины, местные мальчишки обожали дразнить Англичанина, который носит такие смешные галстуки (профессор и в самом деле стал надевать «бабочки», даже когда отправлялся за покупками или в кафе, чтобы выпить раскаленного местного кофе). Со временем Гиссинг утвердился в мысли, что его нынешняя жизнь не лучше и не хуже той, что он вел в Эдинбурге, просто она была другой, только и всего.
  
  О том, что пришлось использовать Майка и Аллана, Гиссинг искренне сожалел. А вот идея привлечь к сотрудничеству Кэллоуэя с самого начала пришлась ему не по душе, хотя, оглядываясь назад, он понимал, что гангстер превосходно вписался в его планы. К сожалению, как это часто бывает, осуществить эти планы полностью профессору так и не удалось. Майку, Аллану и Кэллоуэю удалось убедить следствие, что пропавшие картины находятся не у них, и фотографии Гиссинга появились в газетах не только в Великобритании, но и в других странах, из-за чего ему пришлось почти два года вести кочевой образ жизни. Но теперь это было в прошлом, и профессор считал, что может немного расслабиться и заняться тем, что ему было интересно. Взять, к примеру, книгу с литографиями Пикассо… Она была на испанском — Гиссинг сумел разобрать только, что это какая-то народная сказка или легенда. Значит, решил он, нужно выучить и испанский, чтобы в полной мере насладиться попавшим к нему шедевром.
  
  Любимой его картиной по-прежнему оставался натюрморт Пиплоу — реалистичный, как моментальный снимок, и в то же время исполненный какой-то надмирной романтики и поэзии. Не раз, глядя на него, Гиссинг думал, что проще умереть, чем расстаться с подобной красотой.
  
  Другое дело — портрет кисти Уилки. Он тоже был по-своему хорош, однако Гиссинг уже решил, что расстанется с ним, если ему срочно понадобятся деньги. Саудовец прозрачно намекнул, какими еще художниками он интересуется, и Уилки оказался в их числе. Вряд ли коллекционер станет отказываться, если сделать ему еще одно заманчивое предложение.
  
  Впрочем, все это было делом отдаленного будущего. Пока же Гиссинг ни в чем не нуждался, стало быть, и расставаться с картиной не было необходимости.
  
  Громкий звук дверного звонка разнесся по всему дому. Открывать профессор не спешил, но, когда звонок повторился, любопытство взяло верх. С усилием поднявшись с кресла, Гиссинг босиком прошел к двери и спустился вниз. Он никого не ждал, но с другой стороны…
  
  Ложь, подумалось ему. На самом деле он ждал. Ждал всегда, ждал каждый день, каждую минуту. С тех пор как он в последний раз заглядывал в интернет, прошло почти две недели. За это время могло случиться многое, например, кого-то могли выпустить из тюрьмы.
  
  И этот кто-то мог отправиться по следу.
  
  Еще до того как Гиссинг добрался до входной двери, она начала открываться.
  
  — Есть кто-нибудь дома? — спросил незнакомый голос с акцентом, определить который профессор затруднялся.
  
  — Чем могу быть полезен? — отозвался Гиссинг, делая шаг навстречу гостю.
  Примечания
  1
  
  Лица с крупным личным чистым капиталом — надежные клиенты банка, которые много зарабатывают, много путешествуют и нуждаются в финансовых консультациях. (Здесь и далее — прим. перев.)
  (обратно)
  2
  
  Летний триместр в некоторых колледжах и университетах длится с апреля по июнь.
  (обратно)
  3
  
  «Харви Николз» — фешенебельный универмаг в Лондоне и других городах, принадлежащий фирме «Дебнемз» и торгующий преимущественно одеждой и предметами женского туалета.
  (обратно)
  4
  
  «Команда А» — приключенческий телесериал о команде четырех ветеранов войны во Вьетнаме, которые не в ладу с законом. Один из главных героев — «Мистер Т» — стал героем молодежной поп-культуры 1980-х гг.
  (обратно)
  5
  
  «Бешеные псы» — ранний фильм Тарантино. Его сюжет завязан на ограблении, после которого преступники собираются в назначенном месте в заброшенном складе и пытаются выяснить, кто их подставил.
  (обратно)
  6
  
  Клеймор — кельтский обоюдоострый меч.
  (обратно)
  7
  
  Броуги — уличные ботинки; часто украшены накладками из кожи с декоративными дырочками и насечками.
  (обратно)
  8
  
  «На игле» — фильм британского режиссера Дэнни Бойла. Это — история четырех друзей-наркоманов, дошедших до последней черты. Повествование ведется от лица молодого шотландца, типичного «героя нашего времени», который пытается «завязать» и найти свое место в нормальной, «взрослой» жизни.
  (обратно)
  9
  
  Андре Карл — американский художник, представитель минимализма. Характерными особенностями его стиля в искусстве было использование промышленных объектов и «модульных элементов» — кирпичей, деревянных блоков и проч. «Композиция из кирпичей» — одно из самых известных произведений Андре.
  (обратно)
  10
  
  Ковенант — соглашение шотландских пуритан для защиты кальвинизма и независимости Шотландии.
  (обратно)
  11
  
  Снукер — разновидность бильярда.
  (обратно)
  12
  
  «Облагораживание» (городского района) — постепенное вытеснение малоимущих и заселение района людьми со средним и высоким достатком. Осуществляется путем улучшения качества жилья, увеличения жилищной платы или налога на недвижимость.
  (обратно)
  13
  
  «Четки для нервных» — перебираются для снятия нервного напряжения.
  (обратно)
  14
  
  Веттриано Джек (наст. фамилия — Хогган) — современный британский художник, «король кича». Пользуется широкой известностью и коммерческим успехом. Его картины приобретаются частными коллекционерами во всем мире, однако большинство «официальных» искусствоведов относятся к его творчеству скептически.
  (обратно)
  15
  
  Краун Томас — герой фильма «Дело Томаса Крауна» (1968); изысканный, привлекательный и баснословно богатый молодой человек подозревается в ограблении банка. Следователь, роль которой исполняет Фей Данауэй, убеждена в его виновности, но не может ее доказать. Стараясь изловить неуязвимого Крауна, она очаровывает его.
  (обратно)
  16
  
  Данауэй Фей — актриса, снималась в фильмах: «Бонни и Клайд», «Дело Томаса Крауна» и др.
  (обратно)
  17
  
  Маккуин Стив — американский актер, исполнитель главной роли в фильме «Дело Томаса Крауна». Часто играл героев решительных и мужественных, в т. ч. в фильме «Великолепная семерка».
  (обратно)
  18
  
  Броснан Пирс — британский актер. Сыграл главную роль в фильме «Афера Томаса Крауна» (1999) — ремейке картины 1968 г. По сюжету нового фильма миллиардер Томас Краун, пресыщенный финансист, планирует похищение картины Моне из музея. Используя наемников-воров для отвода глаз, он подставляет их и, воспользовавшись суматохой, похищает картину.
  (обратно)
  19
  
  «Эм-джи» — марка спортивного легкового автомобиля компании «Роувер».
  (обратно)
  20
  
  «Сердца» (или «Харт оф Мидлотиан») — шотландский футбольный клуб со стадионом в Эдинбурге.
  (обратно)
  21
  
  Открытый университет — организует курс лекций для заочного обучения по радио и телевидению, рассылает письменные задания по почте, проводит практические занятия в специальных районных центрах и выдает соответствующий диплом по окончании курса обучения.
  (обратно)
  22
  
  На своем месте (лат.).
  (обратно)
  23
  
  Нью-Клаб — один из старейших частных клубов в Шотландии, основан в 1787 г.
  (обратно)
  24
  
  Хьюстон, у нас проблема.
  
  Фраза, ошибочно приписываемая американскому астронавту Джиму Ловеллу, члену экипажа корабля «Аполло-13».
  
  В Хьюстоне (США) находится Центр управления полетами НАСА.
  (обратно)
  25
  
  «Банда с Лавендер-Хилл» (1951) — криминальная комедия, герои которой похищают золота на миллион фунтов стерлингов, но допускают ряд нелепых промахов, из-за которых на их след нападает полиция.
  (обратно)
  26
  
  Рыба с картофелем во фритюре — популярное дешевое блюдо; продается в небольших специализированных кафе.
  (обратно)
  27
  
  Ис. 57:21.
  (обратно)
  28
  
  «Игры джентльменов» — британская криминальная комедия, в которой авантюрист-профессор собирает команду проходимцев, чтобы осуществить «ограбление века».
  (обратно)
  29
  
  Стоун — мера веса; равен 14 фунтам, или 6,34 кг.
  (обратно)
  Оглавление
  …
  Несколькими неделями ранее…
   1
   2
   3
   4
   5
   6
   7
   8
   9
   10
   11
   12
   13
   14
   15
   16
   17
   18
   19
   20
   21
   22
   23
   24
   25
   26
   27
   28
   29
   30
   31
   32
   33
   34
   35
   36
   Эпилог
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"