1830-1840-ее годы
В первые годы после поражения декабристского движения под его примером в России возникает несколько подпольных групп, мечтавших продолжить дело декабристов и путем восстания свергнуть самодержавие. Эти группы (братьев Критских, Сунгурова и т.д.) были очень немногочисленны и в отличие от декабристских Северного и Южного обществ состояли из молодых беспоместных дворян и разночинцев. Ясное дело, что, в отличие от декабристов, они не могли не только осуществить восстание против царизма, но и всерьез приступить к его подготовке. Дело ограничивалось разговорами, за которыми следовал полицейский разгром и беспощадные репрессии (об этих подпольных кружках много говорится в хорошей книге И.А. Федосеев. Революционное движение в России во второй четверти 19 века. М., 1958. Из этой книги бросается в глаза сходство подпольных групп и одиночек - листовочников николаевской России с марксистским подпольем в СССР 1930-1980-х годов, сходство, объясняемое невозможностью возникновения в условиях предшествуемых полным разгромом старого революционного движения жестких репрессий непрерывной традиции революционного подполья).
Эти революционные подпольные группы очень быстро были раздавлены. В условиях общественной реакции и деспотического режима Николая Первого никакая непосредственно революционная борьба, никакое немедленное восстание были невозможны. Для всех, у кого чувство человеческого достоинства стояло выше корысти и суеверных предрассудков, на первый план выходит теоретическая работа - осмысление российской и европейской истории и ее перспектив.
Это теоретическое осмысление велось в неформальных дружеских кружках, которые не ставили и не могли в тех условиях ставить перед собой непосредственные политические цели. В давящих условиях николаевского режима все люди, мыслившие самостоятельно, а не по-казенному, образовывали одну среду, однако уже в 1840-е годы происходит разделение умственной оппозиции на течения, которые существуют и до сих пор: либеральный консерватизм (славянофильство), либерализм (западничество) и социализм.
О славянофильстве и западничестве речь здесь не идет, поэтому остановимся на социализме.
Мы уже говорили, что даже у таких единственных в декабристском движении сторонников народной революции, как "соединенные славяне" социальные вопросы были отодвинуты на задний план борьбой против самодержавия и что аналогичным образом дело обстояло в 1815 - 1830гг. и в революционном подполье Западной Европы. В начале 1830-х годов ситуация меняется. Июльская революция 1830г. во Франции скинула с Европы давящую плиту Реставрации, однако сразу же оказалось, что в западноевропейских обществах назрели новые противоречия, которые будут, пожалуй, еще мучительнее старых - и что разница между либеральным правительством конституционного монарха Луи-Филиппа, расстреливающим голодных лионских работников и самодержавным правительством Николая Первого, запарывающим до смерти бунтующих новгородских крестьян, не столь уж велика. Поэтому перед людьми, сколь-нибудь чувствующими свое человеческое родство как с лионскими работниками, так и с новгородскими крестьянами, неизбежно возникал вопрос: желать ли смены одного зла на другое, или уничтожить все зло, всю несправедливость и неправду.
Идеи социализма, распространившиеся в то время в Европе, указывали выход. Социализм этот, социализм Сен-Симона и Фурье, был социализмом чрезвычайно мирным и утопическим. Знатный аристократ Сен-Симон и купец Фурье не видели причин, почему истину, понятую ими - истину о вреде людоедства - не могут вслед за ними осознать и все аристократы и купцы, которые были им куда понятнее, чем лионские работники. Однако аристократы и купцы оставались глухи к проповедям вегатарианства...
Первыми сторонниками идей Сен-Симона стали еще в начале 1830-х годов молодые и талантливые аристократы Александр Герцен и Николай Огарев. Однако их теоретический социализм (как и весь русский социализм 1830-1840-х годов) неизбежным образом был далек от практики политической борьбы. Стало понятно, что социализм - это хорошо, оставался непонятным главный вопрос - как из крепостнической действительности вступить в светлое царство социализма. Социалистическая теория существовала сама по себе, политическая и жизненная практика - сама по себе (примером тому может служить рассказанная в "Предисловии" история с Огаревым, который взялся насаждать вольнонаемный труд, уже 15 лет будучи в теории сторонником социализма).
Крупнейшим русским мыслителем 1830-1840-х гг. был В.Г. Белинский. В начале 1840-х годов он стал сторонником социализма, однако путь России к социализму был ему совершенно неясен (в некоторых своих письмах он на 50 лет предвосхищал идею марксизма, что Россия придет к социализму через капитализм). В своем знаменитом письме к Гоголю (1847г.) Белинский в качестве непосредственной политической программы выдвигал отмену крепостного права, отмену телесных наказаний и "строгое соблюдение хотя бы тех законов, которые есть". Как видим, речь не шла не только о революции, республике и социализме, но даже о свободе слова и конституции. Социализм был сам по себе, а программа деятельности в условиях деспотического режима Николая Первого - сама по себе.
Белинский умер в мае 1848г., что спасло его от планировавшегося царским правительством ареста. А в следующем году был разгромлен кружок петрашевцев.
Это был один из типичных для всего николаевского царствования кружков самообразования - разве что побольше размером, чем кружок Герцена и Огарева в начале 1830-х годов. На примере Михаила Петрашевского можно хорошо видеть чисто теоретический характер русского социализма данного времени. В теории Петрашевский был убежденным мирным социалистом фурьеристского толка, в практической деятельности - прежде всего правозащитником, добивавшимся соблюдения законов в таком государстве, которое плевать хотело на свои собственные законы. Некоторые из участников кружка (например, Николай Спешнев, первым в России называвший себя коммунистом) считали недостаточным вести разговоры о социализме и поговаривали о том, что хорошо бы завести печатный станок, дабы сказать народу правду.
Вот за такие-то разговоры о социализме и печатном станке исключительно гуманное царское правительство и приговорило 15 человек к расстрелу, не отказав себе в удовольствии объявить о помиловании в последний момент, когда первые 3 человека уже стояли привязанные к столбам напротив целящихся солдат. В результате 1 из переживших собственную казнь сошел с ума, остальных отправили на каторгу.
Петрашевцев амнистировали при новом царе. Сам Петрашевский от амнистии отказался, требуя - наивная душа! - пересмотра дела и юридического оправдания. В результате ему пришлось остаться в Сибири, где он - вплоть до своей смерти в 1866г. из-за несчастного случая - неустанно обличал произвол мелкого и крупного начальства, так что можно с равным основанием и восхищаться таким упорством, и досадовать, что эта крупная сила пропала без толку...
Говоря о раннем русском социализме, социализме 1840-х годов, невозможно обойти молчанием такого замечательного теоретика, как Владимир Милютин (1824- 1853). Милютин принадлежал к числу тех гениальных юношей русской революции, кому ранняя смерть помешала совершить то огромное, что они могли бы совершить. Кроме широко известных Добролюбова и Писарева, к этой же категории относятся также такие забытые мыслители, как предвосхищавший в чем-то Писарева друг В. Милютина, Валерьян Майков (1823 - 1847), пропагандист социологического подхода в литературоведении и на момент смерти сторонник "народного капитализма", но еще более - учитель Михайловского, умерший в 1866г. в 24 года биолог и социолог Николай Ножин, видевший причину деления общества на классы в общественном разделении труда и усматривавший в основанном на разделении труда историческом процессе не прогресс, а регресс человеческого рода.
В своих экономических статьях 1840-х годов Милютин с беспощадной резкостью критиковал буржуазную политэкономию и с дружественной сдержанностью - современный ему социализм. Он считал, что социализм лишь тогда выйдет из области благих пожеланий, когда будет обоснован экономически, когда станет критикой политической экономии. Это был тот путь, по которому одновременно с Милютиным шли Маркс и Энгельс - и при всем отрицательном, чем сопровождалось позднее превращение экономического обоснования социализма в абсолютную и неизменяемую догму, невозможно отрицать, что историческое и экономическое обоснование социализма, будучи в определенных отношениях шагом назад сравнительно с предшествующим ему естественноправовой концепцией социализма, в других отношениях было большим шагом вперед - особенно в ранний период исторической концепции социализма , когда она еще не окостенела до уровня догмы, и разные теоретики бессознательно пытались дать синтез исторического и естественноправового социализма.
Милютин не успел стать русским Марксом. Он был знаком с петрашевцами, от репрессий его спасли родственные связи (его дядя, граф Киселев был министром госимуществ при Николае Первом, а старшие братья Дмитрий и Николай Милютины станут самыми либеральными министрами при Александре Втором). От поисков экономического обоснования социализма Владимир Милютин однако же, должен был отказаться, занялся исследованиями в области истории Московской Руси, а в 1853г. застрелился - то ли от неразделенной любви, то ли от неизлечимой болезни, то ли от обеих этих причин сразу...