Ингвин Пётр : другие произведения.

Зимопись. Книга 1. Как я был девочкой

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Носитель традиционных ценностей в мире альтернативной морали. Герой проходит путь от подростка-максималиста, у которого на все имеется ответ, до задумавшегося о жизни взрослого, поставленного перед решающим выбором. Присутствует ирония в отношении стереотипов (попаданцы, пророчества, мечи и супергерои...), и категорически отсутствуют магия и сверхспособности. "Зимопись": "Как я был девочкой", "Как я был волком", "Как я был пособием", "Как я был номеном", "Как я был невестором", "Как я был стрелочником". Сага о любви, верности и долге, завернутая в щекотливые приключения с провокациями на темы семьи, политики и религии. (Пояснение для тех, кто наткнулся на этот цикл случайно: альтернативная мораль в "Зимописи" с нетрадиционной ничего общего не имеет)
  Пролог
  Иногда хочется не терапии или профилактики, а хирургии, чтобы проблему ррраз - и навсегда. Одним махом, как в сказке, и чтобы сразу всем мгновенное беспробудное счастье.
   Мечты, мечты.
   - Можно, я подумаю? - попросил я уставившихся на меня соратников. Или соучастников? Кто мы будем, если примерим на себя чужие роли и осуществим суеверие?
  Или... не чужие? Хватит ли воли нести ответственность за все, что произойдет, потому что именно я что-то сделал или чего-то не сделал? Взять похожую ситуацию: трамвай несется на группу детей. Можно переключить стрелку, направив вагон по другому пути, где ребенок всего один. Что же: броситься переключать или остаться на месте, чтобы не обвинили в намеренном убийстве? Суд в любом случае оправдает бездействие, а, может быть, и действие. А я сам? И если спасу многих - как смотреть в глаза матери того единственного?
   - Кого-то к правильному решению подталкивают святые книги, - услышал я, - неважно какие. Не в имени Бога главное. В нас. В желаниях, намерениях и поступках.
   - Боюсь, - честно признался я. - А если не получится?
   - Хуже не будет.
   - А если будет?
   - Ветхий Завет, Левит, глава четыре: "А если согрешит начальник... и будет виновен, то... пусть приведет он в жертву козла без порока".
   Козла. Непорочного. И всё. Словно зарядку делаем: "Согрешили. Покаялись. Отдыхаем. Повторить несколько раз, и переходим к водным процедурам". Пресловутая буква закона соблюдена вопреки здравому смыслу. Козел наказан, грех начальнику отпущен. А начальником в случае успеха окажусь я. Одним из начальников. Сколько же козлов уйдет на заклание, пока мы достигнем желаемого?
  А как все хорошо начиналось...
  
  Часть первая. Причал
  Глава 1
  Четырнадцать лет. Страшно много. Василию Ивановичу Мухину, весьма среднему ученику средней школы, вашему покорному слуге, именно столько. И выгляжу средне: нечто нескладное, давно не стриженое. И мозги работают также. И вообще. И жизнь - средняя до оскомины. Печалька.
  Хорошо, что есть Тома. На этот раз она решила летать на дельтаплане. Копила на новый бук, но... "Хочешь, Чапа, со мной?" Нахлынувшие чувства и дни ожидания опущу.
  Три машины остановились у гребня оврага. Сопровождающие гордо нарекли склон горой, траву примяли, тележка для взлета заняла нужное место. Буксиром выступил чихающий пикап, косящий фарами в разные стороны. Руководитель полетов - бывалый серьезный дядя в комбинезоне - в который раз нудел про то, что мы давно усвоили на инструктажах. Часть слушателей стояла, остальные, включая нас, расселись вокруг оратора на земле. На заднем плане багаж резво превращался в будущие средства три-д передвижения.
   - Не называй его дельтапланом, - тоном знатока шепнула Тома. - Утопят в презрении.
   - Кого?
   - Тебя.
  Подвернувшийся кустик переломился от моего пинка, нога при этом ударилась о булыжник, я скривился:
  - Не называть кого?
  Дуться на Тому невозможно. Увлекающийся характер не позволял ей обращать внимание на мелочи типа чужих обид.
  - Дельтаплан, - как ребенку объяснила она.
  Вот еще новость. Во мне проснулась язвительность:
  - А полет полетом - можно?
  К сожалению, ехидство, иронию, сарказм и прочее ерничанье немедленно постигала участь обид. Броня Томиного энтузиазма отражала любые атаки извне.
  В этот момент распределили пилотов-инструкторов.
  - Я с вами? - Вмиг забыв о моем существовании, Тома воззрилась на парня лет двадцати пяти, обежавшего ее цепким взглядом.
  Полненький рыжий бодрячок со шлемом под мышкой и выражением "давай пошалим" мне сразу не понравился.
  - Таки да, мадамочка. Как ваше ничего?
  - Ничего... - опешила Тома.
  Будучи одного с ней роста, пилот умудрялся глядеть сверху. Улыбался не переставая. Встал почти вплотную. Со стороны они смотрелись этакой десяткой, где ноль вообразил себя бесконечностью и клеит единичку.
  - Тома, правильно?
  Она испуганно-радостно кивнула. Щеки, красневшие по не всегда понятным мне поводам, предательски порозовели.
  - И сколько нам лет? - прилетел ей следующий вопрос.
  Томин возраст еще позволял интересоваться им вслух без потерь для репутации. Не женщина, но явно не ребенок. Одного со мной невеликого роста, кроме нужных мест стройная... да что там, скажем честно: худая. Зато в нужных... В общем, очаровательная молодая особа в личине подростка. Каким-то чудом совмещая томную грацию с мальчишеской неуемностью, она собрала в одном флаконе чувственный бантик губ, озера глаз без дна и края и звездопад в ночи - длиннющие темные волосы. Определение подростка больше подходило мне. Называя своими именами, даже мальчика, а не подростка. Тома рядом со мной выглядела как забугорный комп рядом с нынешним отечественным, пока неказистым, но у которого, как говорят, все впереди. Зато мой софт так проапгрейден, как ее харду не снилось. Без скромности. Не бейте художника, я так вижу.
  Овальное Томино личико взвилось, подбородок вздернулся:
  - Уже пятнадцать. Скоро шестнадцать!
  Мужики, собиравшие в траве второй тандем, глумливо загоготали.
  - Сколо двадцать, а пока тли...
  - Ша! - бросил туда Томин коротышка-пилот. - Хотите отнести стоматологам в два раза больше, чем мечтали заработать?
  Слова лились из него словно бусинки, нанизанные на длинную мысль, тон предложения к последнему слову забавно повышался. Мягкость произношения и звук по-змеиному шипящих букв завораживали.
  - Было у мамы два сына, один умный, второй - Шурик... - не унимались помощники, переходя на личность пилота.
  - И это мои товарищи? Тогда что такое фашисты? И не надо про второго сына, вы делаете мне обидно.
  В конце концов он просто отмахнулся. Похоже, такая перепалка здесь вроде традиции.
  Когда мне нужно добавить себе возраста и солидности, я расправляю плечи и тянусь макушкой вверх. Чуть на цыпочки не встаю. Тома без раздумий поступила так же. Выперла, чем природа одарила, острый нос - вверх, взгляд - "щас плюну".
  - Умничка, держи фасон и все будет в ажуре, - принял ее потуги пилот с вежливым снисхождением. - Таки да, пятнадцать - очень много. А нам главное, чтобы до восьмидесяти пяти.
  - Лет?!
  - Килограмм. Или инструктаж между ушей не отпечатался? Таки лучше сразу везде вести себя правильно, чем потом любоваться с-под низу прекрасной природой кладбища.
  Еще раз, ничуть не скрываясь, похожий на мультяшного персонажа с пропеллером упитанный пилот просканировал Томину фигурку: еще не полноценно женскую, но с моей точки зрения идеальную: по-мальчишески крепкую, подтянутую, что особенно здорово смотрелась в ярко-алой спортивной форме. Оценивал? Мне показалось так. Настаивать не буду, возможно, он проверял соответствие одежды полету.
  - Я готова.
  Тома действительно была готова - сожрать визави с потрохами.
  - Тогда хватит утюжить клешем булыжник, подгребайте к нашей цацке.
  Направляя и поддерживая за талию, самонавязанный кавалер переместил Тому ближе к дельтаплану.
  - Как вы догадались, я из Одессы. - Стукнув каблуками, рыжий пилот лихо козырнул. - Позвольте представиться, Александр, он же Шурик, он же Алик, он же Санёк, он же Саша, он же Саня, он же, если приспичит, Искандер Двурогий.
   - Какой?! - не сдержалась Тома, прыснув в мою сторону: - Слышал, Чапа?
   Я завидовал ее умению мгновенно преображаться: из гнева в серьезность, оттуда - в заразную для окружающих смешливость, заставляя ответно улыбаться даже тех, кто не только не собирался, но думал, что не умеет.
   - Македонского так звали, даже в Коране упоминается, - донесся голос второго пилота. Моего. - А меня - Абдул-Малик. Можно просто Малик.
  Повторенное имя перенесло ударение на "а". У крепко сложенного обладателя орлиного профиля вопросов к подопечному - ко мне - не оказалось. Только брови под надетым шлемом взлетели:
   - Чапа?
  Курчавая снаружи ладонь задумчиво огладила жгуче-черную щетину.
   - Вася, - буркнул я.
   Малик понимающе кивнул. Вперед протянулась огромная пятерня, машинально мною пожатая.
   - Но можно и Чапа, - смилостивился я. Люблю, когда относятся не как к ребенку. - Привык уже.
   - Хорошо. Идем к аппарату. Вы вместе? - Его шлем качнулся в сторону девушки.
  Я почему-то смутился.
   - Да.
   Боялся, не так поймут? Но не пускаться же в ненужные объяснения.
   Малик посерьезнел, из-под полы одесситу погрозил внушительный кулак. Тот никак не среагировал. Но увидел. Я видел, что он увидел.
   В общем, мой пилот, в отличие от некоторых, мне понравился.
   Собранные дельтапланы установили на тележки, но нас к ним не подпустили. Сначала, следуя некой традиции, мы с пилотами двинулись к ухоженной глыбе на краю оврага. Шурик нес цветы, большой и грозный Малик следил за нами, чтобы не отставали и не чудили. Визуальный ровесник одессита, он втрое превосходил того в плечах и во столько же проигрывал в талии. Смотрел Малик сурово, как орел на цыплят, но столь же отечески-оберегающе. Я сразу полюбил его за немногословность. Все познается в сравнении.
  Малик первым остановился у камня, пропустил вперед Шурика и придержал нас.
   Возложили.
  Помолчали.
  - У него здесь отец разбился, - вполголоса пояснил Малик, когда шагали обратно. - Года не прошло. Аппарат - вдребезги. И кусочков не собрали похоронить. А под склоном еще самолеты времен войны, гражданский лайнер - много лет назад, несколько вертолетов... Много чего. Братская могила. Здесь воздушный поток особенный. Если не знать, лучше не соваться.
  "Ободренных" таким образом, нас провели к опускавшимся под дельтапланы треугольникам, вопреки здравому смыслу именуемыми здесь трапециями. И началось. Сначала Тома, в подвеске за Шуриком, за ними - мы.
  - Абдулла, поджигай! - весело кричал Шурик соратнику, готовившемуся со мной к старту во втором аппарате.
  Малик выдал нехотя, всем видом демонстрируя, как надоел заезженный диалог:
  - Я мзды не беру. Мне за державу обидно. Я мзды даю.
  Ухх! - натянулась ткань, в лицо ударил воздух, и через какой-то миг далеко внизу глаза разглядели малюсенькие машины. И совсем микроскопических людей.
  И - тишина...
  
  Глава 2
  Управлять с помощью задницы - не про дурную голову. Про дельтаплан. Нет, про аппарат - так надо говорить. Местная специфика. Как моряку сказать, что корабль плавает или обозвать какой-нибудь эсминец судном.
  Свист ветра в тросах не мешал разговаривать, но мой пилот давал насладиться безмолвием и иллюзией самостоятельности. И полным единением с небом.
   Тишину нарушил я.
   - Смотри!
   Малик резко повел вбок, настигая Шурика с Томой, но их аппарат упорно несся к обнаруженной мной посреди неба мерцающей воздушной воронке.
   Мы не успели ничего понять. Ниоткуда возникший вихрь обжег лютым холодом, вскружил, перевернул, тут же окатил жаром, словно в костер уронил... и выплюнул. Исчез. Как в видео, когда вдруг кончаются деньги на безлимитке.
   А в ушах:
   - Мамочкааа-а-а! - тоненький угасаюший визг-вопль Томы, переходящий в инфразвук...
   - Ай, шайтан тебя дери! - гортанно-каркающе, совсем рядом...
  - Ой вэй... - снова издалека и снизу, с прибавлением многих непонятных слов и кое-чего понятного, но непечатного.
  Я решил не выпендриваться. Просто орал. Кстати, ура, орем - значит, живы.
   Время полета по вертикали осталось неизвестным. Секунда? Две? Как бы не так. Жизнь! Все мои небывало насыщенные, как оказалось, годы.
   - А дельтаплан?!.. - вырвалось у меня.
   Пошло прахом, что называть нужно по-другому. Какая разница, как называть, если он исчез! И... одежда. Все исчезло. Как только что родившиеся, мы с пилотом сверзились в копну колючего сена, ушибив все, что возможно, и немножко друг друга.
   Из шевелящегося вороха высунулась наголо бритая голова. Моя рука непроизвольно взлетела, ощупывая родные вихры до плеч. От сердца отлегло. До сих пор Малик всегда был в шлеме, потому и всякие мысли.
  - Живой?
   - Даже немного здоровый, - просипел я, затем прокашлялся и добавил нормально: - Где Тома?
   - Должна быть с Шуриком. Не бойся. Если что, он поможет.
   Как раз этого я боялся.
   Обходиться без одежды проблемы не составляло: погода благоприятствовала. Тепло и штиль. Полный. Откуда только взялся тот смерч?
   Запах сена бил по мозгам. Копна оказалась невероятной горой, как в высоту, так и вширь. Пришедший на помощь кран "Рука Малика" играючи вызволил меня из осыпавшегося барханчика и водрузил на вершину.
  Пилот-инструктор произнес только одно слово:
  - Интересно.
  Все вокруг было золотым или зеленым за исключением нас: розовых, сидевших в желто-сером, местами до лежалого гнилостно-черного. Но мы смотрели не на себя. Заваливший долину сеномассив с трех сторон был окружен лесом, деревья начинались сразу за полосой кустарника, тоже окаймлявшего нас подковой. На грани видимости торчала труба или водонапорная башня. Но это мелочи, что едва достойны упоминания, поскольку с четвертой стороны горизонт перегородили дымчатые каменные вершины. Горы.
  Вокруг - ни людей, ни машин, ни животных. На высочайшем из ближних деревьев - флаг на макушке. Одноцветный, но не черный, не зеленый, не красный. Какой-то грязно-серый.
  Хм. Местность - незнакомая. И - горы. Это у нас-то, где этим словом называют холмик или склон оврага. Мираж, что ли?
   - Малик! - донеслось с другого края гигантского сеновала.
   - Шурик, - обрадовался лысый громила. Его рука призывно вскинулась. - Мы здесь!
  - Алло, кинь маяк!
  - Не видит. Нужно обозначиться.
  Огромными охапками Малик стал подкидывать сено вверх. Сработало. На четвереньках, смешно подбрыкивая на проваливающейся поверхности, одессит карабкался курсом на соломенный гейзер, словно свинка по трясине - сияя незагорелыми округлостями и при остановках прикрываясь одной рукой, поскольку другая использовалась в качестве третьей точки опоры.
   - И как вам это нравится? - Плюхнувшись рядом, Шурик почесался. - И, я дико извиняюсь, где мы?
   - Где Тома? - спросил я главное.
   - Там. - Последовал мах рыжей головы далеко назад. - Я ей не фреберичка.
   - Фре... кто?
   - Нянька. Не нянька. Я.
   Малик уточнил:
   - С ней все в порядке?
   - Люди, что за геволт? Я вас умоляю. Не хочу расстраивать, но у нее все в лучшем виде.
   - Все же. - Большие черные глаза Малика стали тоньше прорези для кредитки, и что-то говорило, что в данном настроении банкомат денег не выдаст. - Почему она там, - лысина грозно качнулась назад, - а ты здесь?
   - Только не надо ой. Нет, сначала ваша лялечка об меня грюпнулась всем центровым фасадом, а как скикнула, что из платьев только мама не горюй и природные украшения, так будто гэц укусил. Слиняла бикицер в кусты, только булки сверкали.
  Я нехорошо зыркнул на Шурика.
   - Нет, попал таки под раздачу, сто раз пардон. Я, на минуточку, тудою и не смотрел ни разу, - выдал он в ответ, хотя вопроса не прозвучало. - В какое место мне этот гембель? Или оно мне надо? Бо на шё там смотреть, вы меня извините? Что свинью брить: визгу много, навару на грош. Кино и немцы. Или мне было дожидаться конца этого грандиозного шухера с воплем и танцами? Очумелая мамзелька в кусты, в тенек, нервы подлечить, а я тихо-мирно поперся до вас, что сидите среди здесь как два придурка в три ряда. Может, уже двинемся обратно? Вдруг помощь нужна?
  - Самый умный, да? - вспыхнул горбоносый пилот, утомленный казавшимся неиссякаемым потоком слов и пораженный финалом, как червяк каблуком.
  - Спасибо за комплимент. Таки или как?
  - А я о чем с самого начала?! - взревел огромный Малик.
  Он первым кинулся в сторону пропавшей Томы, то есть туда, откуда прибыл одессит.
   - Смотрите! - замер я на миг, указывая на дерево с водруженным над верхушкой флагом.
   Флаг сползал, стягиваемый снизу кем-то невидимым.
  - Капец на холодец, - пробормотал Шурик.
  - Как раз там, - подтвердил я затейливую мысль нашего Цицерона, - прямо.
  Быстро перебирая всеми конечностями, наша тройка ринулась вперед.
   Потом донесся лай. Дикий. Грозный. Беспощадный. Многоголосый.
  
  Глава 3
   С круглыми от страха глазами из кустов мчалась Тома. На ней была одежда: широкие штаны по щиколотку, облегающая жилетка на тесемках. Все невыносимо серое, потертое. В руках - ворох тряпок. Одежда для нас. Украла?!
   Собачьи рык, рёв и лай неумолимо приближались. Десятки злобных голосов раскатывались по долине, от бьющих по нервам низов уши сворачивались в трубочку.
   - Помогите! Ой, мама. - Тома споткнулась, ноги повело, она едва не упала.
   Треск веток под голыми ступнями сменился шорохом разлетавшегося сена.
   - Мы рядом! - прогрохотал Малик во всю силу легких.
  Бег на карачках по пересеченной местности, которая проваливается под тобой как болото, не мой конек, и я безнадежно отстал. Зато Шурике взбурлила смесь паники с совестью, и он обогнал даже загорелую гору мышц, что проламывала пространство сверхзвуковым бульдозером. Одессит же словно катился: пухленький, сосредоточенно-взъерошенный и неудержимый.
  Из кустарника вырвалось первое исчадие ада - на сенохранилище впрыгнул пятнистый волкодав с меня размером. Истекавшая слюной пасть оскалена, в глазах - жажда убийства.
  - Фу! - заорал Малик.
  - Сидеть! - внес лепту одессит. - Чужие!
  Команды, дрессурой доводимые до автоматизма, не сработали. Не домашняя собачка. И не сторожевая. Может, пастушья? Где же пастух?
  - Уберите собаку! На людей кидается! Загрызет же! - тонко и звонко завопил я.
   Вместо ответа из леса выплеснулась еще пара чудищ, а на подходе, судя по звукам, минимум дюжина.
   Пес бросился на Тому, когда она почти добралась до нас. Клацнули клыки, замерло сердце. Девушке повезло, трофей - только штанина.
   Пушечным ядром пронесся Малик последние метры, но Шурик уже кинулся на собаку, как вратарь на мяч, и окрестности взорвались его воплем: клыки рвали новую добычу. Дрожащая Тома повисла на мне:
  - Ой, Чапа...
   Еще слез не хватало. Неуместные объятия взвинтили адреналин до предела. Даже до запредела, если так можно сказать. А и нельзя - без разницы, ведь было именно так.
   Прижав и чмокнув в щеку, следующим движением я оторвал девушку от себя:
  - Закопайся. Чем глубже, тем лучше.
   - А ты?
  Ее руки уже рыли внушительную яму. Молодец, девчонка, не пропадет.
   - Оденься! - прилетело мне вдогонку, когда Тома осознала ситуацию.
   Вот и хорошо. Поздравляю с возвращением в реальный мир.
  Отчаянно труся, я выдвинулся в сторону битвы и понял, что опоздал. К сожалению и к счастью. Шурик баюкал порванную руку и жутко выл на пределе слышимости, его сидящее тело мерно раскачивалось. Дергались в конвульсиях растерзанные до костей ноги, выставленные вперед. Абдул-Малик (совесть не позволяла назвать сейчас просто Маликом) весь в крови и шерсти, своей и собачьей, натягивал принесенные Томой штаны.
   - На! - Ко мне прилетела охапка оставшихся тряпок.
   Поскуливавшая горка мяса с перебитым позвоночником валялась в стороне: старалась то ли уползти, то ли, наоборот, продолжить драку. При всем желании не могла ни того, ни другого. Еще одна признаков жизни вовсе не подавала. Третья хрипела свернутой головой с выдавленными глазницами.
   - Как?! - Мозг отказывался верить увиденному.
   - С трудом.
   Большего я не дождался: целая свора таких же созданий с шумом вывалилась из леса. Участь сородичей их не смутила, они почуяли кровь. Нам осталось жить с полминуты.
   Штаны из дерюги на тесемочках оказались безразмерными. Пуговицы, молнии, липучки и застежки отсутствовали как класс. Тканью легкой жилетки, подобной Томиной, я хотел перевязать Шурика.
   - Не успеешь, - бросив быстрый взгляд, сказал Абдул-Малик. - Одень.
   Подумав, он добавил:
  - И закопайся.
   - Нет. - Я накинул жилетку и принял боксерскую стойку.
   Горцу это понравилось.
   - Руки-ноги не жалей, - донесся тихий совет. - Жизненно-важные органы защищай, в первую очередь голову. И не забывай про девушку, брат, если что - кроме тебя ей никто не поможет.
   Подражая собакам, он опустился на четвереньки, из глубины горла родился глухой рык, и Малик ринулся на наступающего противника.
   Первый ряд вскочивших на сено тварей остановился в недоумении. Что-то свирепое и страшное неслось на них, и оно не боялось, а угрожало. Этот язык они понимали. Смерть. Пусть не всем, но всем, до кого дотянется, пока остальные превосходящими силами будут глодать еще живые косточки. Смерть во плоти. Они чувствовали ее запах.
   И собаки отступили. Свора метнулась назад, в кусты, в ужасе от такого близкого, жуткого, неминуемого конца.
   Абдул-Малик остановился на границе сена и высоких кустов. Словно обозначил территорию. Территорию смерти.
   Собаки тоже остановились. Эффект неожиданности прошел, они опомнились. Человек - один. Их много. А он один - одетый, пахнущий именно человеком. Напасть повторно успели только первые из ринувшейся вперед своры, смерть встретила их ударами ног в брюхо, захватом за задние лапы и броском в остальных. В это время на заднем плане схватки, в кустах, что-то происходило. Слышалось непонятное движение, всюду раздавались душераздирающие утробные крики боли. Одна псина выскочила на открытое пространство, на наших глазах она оказалась пригвождена к земле вылетевшим из леса копьем. Остальная свора побежала в сторону. Скулящее поле боя вмиг очистилось от боеспособных тварей.
   - Тома, - позвал я. - Вылезай. Кажется, спасены.
   Позади меня проснулся сенный вулкан, из кратера выдвинулась голова:
   - Кем?
   - Хочу ошибиться, но, по-моему, хозяевами одежды.
   Тома на секунду задумалась.
   - Это хорошо или плохо?
  
  Глава 4
  Из кустов появлялись люди. Или не люди. Сто процентов - гоминоиды. Одна голова, две ноги, две руки. Или лапы. Не видно. На зеленом фоне ярко выделялись белые балахоны до земли и остроконечные колпаки-маски с двумя дырками для глаз. Существа выглядели как американские ку-клукс-клановцы, только без круглого креста на сердце. Еще они издали походили на экипированных штурмовиков-клонов из космической саги: тоже без лиц, белые, с оружием. Копья не тянули на бластеры, зато на поясе у каждого висело нечто непонятное - длинное, утолщавшееся книзу. Похоже на бейсбольную биту. Световой меч?
  Количество неизвестных также не поддавалось исчислению, кусты и лес скрывали основную часть, на виду одновременно находилось трое, четверо, максимум пятеро. Из-под длинного одеяния иногда виднелись ноги в сандалиях со шнуровкой вверх по голени, как у римских легионеров. Поразил не столько внешний вид, сколько язык: они говорили по-русски. Ну, почти по-русски. Непонятны лишь отдельные фразы. А понятое радости не прибавило.
   Они хотели нас убить. Да, спасли, чтобы убить. На Востоке ворам отрубали руки. Возможно, здесь отрубают головы.
   К нам никто не подошел. Туземцы смотрели издали, совещались и, кажется, кого-то ждали. Жреца, что вырвет сердце, или специалиста по грамотному нанизыванию на кол?
   Это мои домыслы. Они просто ждали. Говорили про погоду, упавший флаг, святой причал и "сколько можно ждать". Про много работы, ни дня покоя и расплодившихся волков. Про ангелов, чертей, недавнюю смерть близнеца и чью-то последнюю надежду. Периодически упоминалось что-то, похожее на Калевалу с ударением в конце. Этот рефрен звучал постоянно: "Калевала, калевала!" - или что-то вроде того. Карелы, что ли? Почему остальное по-русски? Может быть, не Калевала, а какое-нибудь алаверды? Тогда совсем хрень выходит. Трудно издалека и в пол-уха воспринять неизвестное. Но про убить я точно слышал, полный штиль позволял.
  Наши сторожа натаскали дров, заполыхал костер, над которым подвесили огромный казан.
  Варить нас собрались?
  На мачте, приколоченной к верхушке дерева, снова взвилось полотнище. Вслед за первым, поднятым чуть выше, показалось второе. На двух наши приятели остановились. Отсутствие ветра не мешало разглядеть: флагами были такие же одноцветные тряпки, как дерюжка, из которой сделана наша одежда. Ни рисунков, ни гербов. Обычные сигнальные флаги. Мол, добрались, все нормально, птички в клетке. Или: набирайтесь аппетита, ужин скоро будет.
  Неприятные фантазии.
  Потянуло дымком и чем-то вкусненьким. В животе квакнуло. И не у меня одного. Нужно отвлечься. Время, что нас не трогали, мы употребили на перевязку Шурика.
   - Извиняюсь спросить, - он с трудом превозмог боль, - мы на Земле или как?
  Снова ставший обычным Малик туго перематывал одну его ногу, Тома протирала кровь на второй. Я подавал полосы, на которые рвал оставшиеся вещи: одеться Шурик был не в состоянии. Мы просто прикрыли его полотном из распоротой штанины.
  - Гравитация в норме. - Малик мимолетно глянул вверх. - Солнце такое же, примерно там же. Воздух и собаки чисто земные. Природа и запахи тоже. Ночью посмотрим на Луну и звезды, уточним.
   - Если доживем, - пробормотал я.
  На глаза упала челка. Русые патлы а ля ранние Битлз - пышные, до плеч - усеяны соломой. Колени дрожали. Совсем не из-за этих, что в лесу. От пережитого. Вздрюченный организм дал обратку. Пришлось продолжать работу сидя.
   - Если это наша Земля, то я - американская королева, - выдавил Шурик.
   - Хорошее уточнение - "наша", - приуныла Тома, и слово "хорошее" интонационно ничего хорошего в себе не несло.
  Она закончила со второй разгрызенной ногой одессита. Я помог, придержав на весу, Малик сноровисто перебинтовал, большие руки аккуратно подоткнули под колено бугорок сена.
   - Попали в другое время? - Шурик скрипел зубами, но терпел.
  - Прошлое или будущее? - забеспокоилась Тома.
   С ее длинных волос тоже сыпались соломинки. Они со всех сыпались, кроме сверкавшего идеальной лысиной джигита.
  - Вряд ли прошлое, - проговорил Малик. - Говорят, в прошлое попасть нельзя, от этого будущее изменяется.
  Он щеголял многократно порванными краденными штанами при голом торсе, видок был еще тот: кровь, мускулы, и собачьи трупы вокруг. К нам могли не приближаться именно из-за этого.
  - А если в будущее, то нельзя вернуться, - включился я. - По той же причине.
  Томе расклад не понравился.
  - Может быть, будущее уже состоялось, с учетом, что кто-то попал туда и вернулся?
  Я фыркнул:
   - Ага. И принес схему машины времени. Собрал, на ней слетал... и вновь принес. Далее по кругу.
  - А если при возвращении все забывается? - не унималась Тома.
  - Тогда ты уже была в будущем, - отрезал Малик. - Вернулась и все забыла.
  - И неоднократно, - попытался пошутить Шурик. Пухлое лицо хотело улыбнуться, но скривилось от боли, веки крепко сжались. Неумелые перевязки не помогали - слишком много ран.
   - Как сам? - склонился к нему Малик.
   - Не дождетесь.
   - И все же?
   - Хезающий кабыздох лучше зажмурившегося лёвы.
   - Хохмит, - удовлетворенно выдохнул Малик. - Жить будет.
  - Смотря с кем, - ввернул Шурик в том же духе.
  Мне последняя мысль - как серпом по ягодам: ограниченный состав нашей компании к подобным шуткам не располагал.
   - Одежда откуда? - Малик увел разговор в сторону.
   Тома виновато указала на дерево с упавшим флагом:
   - В лесу висела.
   - На веревке?
   - Да. Не между деревьями, как после стирки, - поправилась она, видя, что понимают неправильно. - Просто на дереве, большим тюком. Я дернула, оно сползло.
   - Только это висело? - Малик обвел рукой надетое на нас.
   Вопрос заставил дружно переглянуться, мысль просто убивала: нас ждали?!
  - Еще много осталось, - продолжила Тома. - Я выбрала самое подходящее. Но когда собаки...
  Малик перебил:
  - С этим разобрались - нас ждали, но сколько нас будет, не знали. И сроков прибытия не знали: тюк с одеждой срывал флаг, это сигнал для наблюдателей. Здесь, - последовал указующий мах квадратного подбородка вниз, на сено, - посадочная площадка. Там, - его взор возделся к небу, - дверь между мирами. Портал. Что мы знаем о порталах?
  Один глаз лежащего Шурика приоткрылся:
  - А мы таки знаем?
  - Знаем, - непререкаемо объявил я. - Есть такие штуки, книжки называются.
  Оба пилота-инструктора смешливо-горестно переглянулись.
  - Глухой номер, - качнул головой Шурик. - Шкет, кончай бакланить. Или у тебя папа секретный акадэмик, и ты чего-то знаешь, чего другие нет?
  Малик не согласился:
  - Дай пацану сказать.
  - Я думаю, для здоровья дешевле не знать за эти мансы. Но на всякий пожарный...
  - Выкладывай, что читал, - перебил его Малик.
  Надо же, настал мой звездный час.
  Несколько лет назад моего папу тюкнула идея выживания после катаклизма, с тех пор он дрался со мной на палках, повесил дома грушу, устраивал шутливо-болезненные потасовки: "За каждый пропущенный мной удар получишь конфету". Вместе мы посетили одержимых другой серьезной болезнью - реконструкторов исторических эпох, где меня заставили сравнивать оружие и напяливать самоварные доспехи. Еще пришлось освоить рогатку и пращу: "Когда выбьешь пять из пяти, получишь новый смартфон". Мотивировка вдохновляла, но с поставленной целью не справилась. Сработала частично. Затем папа гонял меня по горам как Сидорову козу, научил плавать, стрелять из лука, готовить на костре, ездить на лошади...
  Впрочем, научил ли? Учил - да. Вернее сказать - ознакомил. Что-то получалось лучше, что-то хуже, что-то вообще не получалось. И что обидно, попаданцы в книжках всегда подготовлены не хуже спецназа, а тут, когда попал в реальную передрягу...
  В общем, в обычной жизни дракам и физической подготовке я предпочитал сеть и книги. И вот знания пригодились.
  - Порталы бывают проницаемыми в одну или в обе стороны. Перемещают в одно или в разные места и миры. Или в разные места в разных мирах, выполняя функцию телепорта. Могут быть незыблемы тысячелетиями: либо ON, либо OFF. Либо открываются один раз в определенный срок. В то же тысячелетие, например, или раз в год. Или в день.
  - Или в марсианский день, - оскалился Малик.
  Это он так улыбался.
  Я продолжил, пока снова не перебили:
  - Портал может гулять как по горизонтали и вертикали, так и во времени. Еще он может быть сам по себе или включаться кем-то. Или чем-то. Или где-то.
  - Значит, нас могли втянуть сюда специально? - встряла Тома, следуя своим мыслям. Представляю, что там за мысли. Точнее, не представляю. Умному существу мужского пола с практическим складом ума ее никогда не понять, проверено. - Зачем? А главное: как попасть обратно?
  Зверский оскал Малика стал еще шире, обветренные щеки пошли трещинами-бороздами, как ледоход по весне:
  - Обратно? Зачем обратно?
  Возмущению Томы не было предела:
  - Как это "зачем"?!
  - У него спроси, - с хитрецой в глазах перевел на меня стрелки джигит.
  Я понял, на что он намекал.
  - Если верить книгам...
   - Если! - весомо взмыл указательный палец Малика.
   Я учел претензию и не стал спорить:
   - По книгам в чужом мире попаданцы всегда умнее и сильнее. В конце неизменно становятся вождями, императорами, богами.
  - Вот, - Малик кивнул, - хотя зачем-то упорно стремятся восвояси. Вот ты, - узловатый палец уперся в Тому, - хочешь стать императрицей?
  - Почему нет? - Она засияла смущенно и задорно. И очень заразительно, обеспечив улыбками всех, включая стонавшего Шурика.
  - А богиней?
   - Еще бы!
   - А домой?
   Как булыжничком по макушечке. Тома потускнела:
   - Как нам вернуться?
   Она бережно промакнула тряпкой ногу Шурика. Кровь прибывала.
   Послышался новый шум, и мы одновременно обернулись.
  Всадник. С мечом. В легких кожано-металлических доспехах, с приоткрытыми ногами в поножах. Руки защищены по локоть, начиная от запястья. За спиной - небольшой круглый щит. Шлем ничем не закрывал загорелое волевое лицо.
  Все-таки мы в прошлом. Мозги вскипели, пытаясь идентифицировать эпоху. Перед нами - не рыцарь, они одевались в железо полностью. А конь - уже со стременами. Получается, нас перенесло в мир, отставший от нашего лет этак на тысячу-две.
  Но если это не Земля в нашем понимании... Ох, сколько книг и фильмов вспомнилось, где совмещаются рыцари и современная техника, магия и звездолеты, драконы и пушки.
   Всаднику охрана салютовала копьями и своей непонятной "Калевалой". Он принял приветствие поднятой рукой.
  Шурик приподнялся на локте, пытаясь разглядеть происходящее, Малик и Тома встали, и я вслед за ними. Томина рука нашла мою и крепко сжала. Учитывая габариты Малика, мы смотрелись как родитель с непутевыми чадами, которые неудачно выгуляли собачек. Вот, дескать, и случайному прохожему досталось. А вы, люди добрые, проходите себе мимо, сами разберемся...
   Вышколенная коняга сделала несколько шагов вперед, на сено. Всадник нас не боялся.
  - Вас два и два? - Голос был громким и отчетливым. - Не немцы? Общий язык разумеете?
  Как говорил дедушка, интересно девки пляшут. Немцы - наверняка в устаревшем смысле, а не то, что сразу приходит в голову. На местных-то, надеюсь, фашисты в сорок первом не нападали.
  - Общий язык, слыхали? - прошептала Тома. - Тоже русский, как у нас. Мы в древней России?
  - Тогда уж в Руси, - поправил я. - Или в Гардарике. Или в Орде. Или в какой-нибудь Гиперборее. Я читал много теорий...
  - А два и два - это как?
  - Думаю, он про взрослых и детей, - ответил Томе Малик. - Двое нас с Шуриком, и вы, тоже двое.
  Пышущая гневом Немезида в Томином обличье прошипела, испепеляя взглядом:
  - Я не ребенок!
   Мнение пятнадцатилетней девочки интересовало Малика как хомяка телереклама отбеливателя. Он провозгласил в сторону леса:
   - Разумеем. Да, нас два и два, один взрослый сильно ранен, нужна помощь. Мы с Земли. Россия. Двадцать первый век.
   Его слова еще грохотали над долиной, когда снизу послышалось тихое:
   - Ты хоть и кацюк, но совершенно не умеешь делать гешефт.
   - Что? - не сообразил Малик.
   - Кто? - одновременно переспросил я.
   - Говорю: ума палата, только ключик потерялся. Твое дело узнавать, а не сообщать, информация - главная ценность. А то и жизнь. - Затем Шурик соизволил ответить мне: - Кацюк - от "кацо", так иногда товарищей "кавказской национальности" называем. Негатив в этом определении можете искать с тем же успехом, как пульс на мумии.
   - Имена и прозвища! - потребовал всадник.
   - Говорить? - тихо осведомился Малик.
   - Можно. Только не паспортными данными, никаких фамилий, явок, паролей. Как-то помягше. Сыграй им наши ники как вкусный борщ.
   - Я - Малик, - представился Абдул-Малик. - Раненый - Шурик. А это, - его испачканное кровью узкое лицо мотнулось назад, в нашу сторону, - Чапа и Тома. А вы кто?
   Ответа не последовало. Вместо него раздалась команда:
   - Чапа и Тома, подойдите.
  Машинально начав движение вперед, мы врезались в чугунный шлагбаум приподнятой руки Малика.
  - Сначала назовитесь, - непререкаемо объявил он всаднику.
  Тот проигнорировал:
   - Чапа и Тома, вы слышали?
   Знаете, как работает паровоз? Раскочегаренный котел закипает, его распирает изнутри, и высвобожденная мощь толкает всю махину вперед... Я не дал нашему единственному защитнику вспылить, мой выкрик успел предотвратить непоправимое:
   - Не пойдем, пока не назоветесь и не скажете, что собираетесь с нами сделать.
   Как ни странно, подействовало.
   - Я - царевич Гордей Евпраксин. Вы - долгожданные гости. Я обеспечу достойные трапезу, наряд и защиту в пути. В башне ждет торжественный прием. - Продолжение последовало совсем нормальным тоном, по-свойски: - Не бойтесь, идите сюда. Не представляете, как мы вам рады.
   - Ух ты: царевич! - У Томы засияли глаза.
   Впрочем, для принца на белом коне, что живет в грезах каждой девчонки, этот наследник престола был староват, неказист, да и конь не вышел ни цветом, ни ростом.
   - Идти? - шепнул я.
   - А что остается? Условие он выполнил.
   Малик был логически прав, но копейщики на заднем фоне не излучали радость гостеприимства. Что-то было не то, хотя опасность больше не ощущалась.
   - Идите. - Малик подтолкнул нас в спины. - Я прикрою.
   Мы двинулись к всаднику. Шаг за шагом, стараясь не упасть на ппроминавшейся тверди, иногда помогая друг дружке. Малик закрыл собой Шурика, но стойка показывала: в любой миг он готов прыгнуть вперед и драться за любого из нас до последнего.
   Из леса вышли еще три копейщика - плюсом к пяти присутствующим. Когда наши стопы коснулись нормальной почвы, они построились в ряд, уперев копья в землю, и чуточку присели. Странный, но вполне понятный жест почтения. Вроде микро-реверанса.
  - Алехвала! - гаркнули сразу восемь глоток.
  Вот она какая, "Калевала" с ударением на последнем слоге.
  Царевич спрыгнул с коня, голова в шлеме чуть пригнулась в приветствии. Комплекцией он мог посоперничать с Маликом. На вид - лет тридцати-сорока, не очень разбираюсь в возрасте взрослых. Темная бородка. Острый взгляд светлых глаз. Сапоги в обтяжку. Прикрытые пластинами голые ноги торчали из-под кожаной юбки, обшитой прямоугольниками грязно-зеленого металла. Выше - тоже металл и кожа. Шлем оторочен мехом, сзади украшен хвостом. На перевязи - меч, на поясе - вычурный длинный нож, за плечом - небольшой щит. Такой вот царевич, помесь древнего грека с Чингисханом. Даже с учетом его приветственного поклона мы с Томой едва достали бы ему до стальной груди.
  - Что они сказали? - спросил я Гордея.
  - Не знаешь? - Удивление граничило с недоверием. - Впроем, да, вы же там многого не знаете.
  Торжественная часть закончилась, строй копейщиков распался.
  - Это вам.
  По знаку Гордея нам принесли халаты в чередующихся нежно розовых и фиолетовых полосах. Раскраску легко было принять за клоунскую , если бы горло царевича не спасал от натирания латами воротник в таких же цветах.
   - Одежда должна соответствовать и указывать, - как бы что-то объяснил царевич.
  - Чему соответствовать? - с радостью что-то навоображала себе Тома.
  - Куда указывать? - одновременно насторожился я.
  - Не куда, а на что. Вы теперь со мной.
  Ткань халатов не шла ни в какое сравнение с предыдущей колючей дерюгой. Нас церемонно облачили в них двенадцать рук. Общими стараниями пояски были бережно завязаны, наши ноги вставлены в мягкие тапочки без задников, вроде восточных чувяк. Думаю, дали тапки, а не сапоги, потому что не знали размеров ног. Если так пойдет дальше, то и сапогами обеспечат, и...
  Уф, фантазия разыгралась не хуже чем у Томы. А, собственно, почему нет?
  Закончив, безлицые воины склоненно отступили под деревья. Подумалось: не издеваются ли? Может, мы вправду в придуманном мире, где сбываются мечты?
  Воспоминание о собачках развеяло бредовые мысли. Я вскинул взгляд на Гордея. Этакий взгляд равного, Вот что с нами одежда делает.
  - Что с нашими друзьями?
  Добродушно улыбнувшись, он успокаивающе проговорил:
  - Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Их убьют быстро.
  
  Глава 5
  На веревочных поясах "ку-клукс-клановцев" висели не световые мечи. Даже не обычные. Даже не мечи. Это были дубины: корявые, плохо выструганные, массивные. У двоих - топоры. С другой стороны у каждого болтался нож, тоже не ахти какой выделки. За плечами - мешки с тесьмами, похожие на рюкзаки. Сейчас мешки лежали полувыпотрошенными около костра с булькающим котлом. Запах съестного одурял.
  Пообедать предстояло не всем. Двое остались с нами, а шестеро, посланные движением пальцев царевича, полезли на сено. Копья вперед, дубинки наготове. Как они управлялись копьями, мы уже видели. Приблизившись к пилотам метров на двадцать, откуда бросок копья становился безошибочным, солдаты приготовились.
  - Стойте! - Я схватил царевича за руку, будто это могло помочь. - Не сметь!
  - Да! Стоять! - истерично подхватила Тома.
  Странно. Копейщики замерли. Они нас слушались. Неужели мы настолько важные? А если...
  - Назад! - рявкнул я как можно более грозно.
  Никакого эффекта.
  - Так надо, глупые. Смиритесь, - отеческим тоном сказал нам Гордей. - Вы же не маленькие, должны понимать слово "надо".
  Воины получили повторную отмашку.
  - Нет! - заорал я.
  Вновь копья остановились в миге от полета. Царевич занервничал.
  - Знаете, что такое закон?
  - Убивать невиновных - закон? - возмутился я. - У вас нет заповеди "не убий"?
  - Заповедь гласит: "Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину". У вас не так?
  Я смешался.
  - Ну... если по смыслу... Но Малик с Шуриком не враги!
  - Так думаете в силу возраста. Многие годы происходили ненужные беды, пока сама Алла, да простит Она нас и примет, не явилась в мир и не дала людям Закон.
  - Нет такого закона, чтоб людей убивать, - вклинилась Тома.
  Она раскраснелась, напрягшиеся пальцы приготовились вцепиться в глотку противника, если тот посмеет еще раз выговорить смертельный приказ. Она даже придвинулась ближе, коленки согнулись, как у воинов в недавнем приветствии, но это была подготовка к прыжку.
  Взъерошенный воробушек рядом со львом. Небрежным взмахом руки царевич переломит ее, просто вытирая пот со лба.
  - Закон, говорите? - перетянул я внимание на себя. - Огласите. Я послушаю и скажу мнение.
  - Это правильно, - не стал спорить Гордей. Прикрыв глаза, он продекламировал: - Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! Я отдаю настоящее и будущее Алле-всеприсутствующей, да простит Она нас и примет, а прошлое и так принадлежит Ей. Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь. Если я встречу Падшего, я убью его. Ангелы милосердны. Они всегда пытаются спасти Падших. Мне нельзя проявить слабость. Слабый человек - мертвый человек. Слабое общество - мертвое общество. Быть слабым - предательство. Побороть искушение. Отказать ангелам ради них же. Исполнить Закон. Не слушать ангелов. Не слушать истории ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова. И да будет так. - Глаза царевича открылись, взор был задумчив, но непреклонен. - Это называется "Молитва встречи снизошедших" или просто "встречная". Именно для нашего случая. Не зря Алла-всезнающая, да простит Она нас и примет, обязала каждого с детства учить ее: и низкорожденного крепостного, и благородного свободного семьянина. Теперь не мешай закону свершиться.
  Я стоял справа.
   - Слева!
   Мой крик ошарашил всех. Тома испуганно шарахнулась, царевич же бросил правую руку налево - к рукояти меча, голова на миг отвернулась:
   - Что?
   В одно движение нож с открытой стороны его пояса перекочевал в мои руки.
   Гордей все понял. Хохот сотряс окружающий кустарник.
   - Не смеши. Будь хоть тысячу раз ангелом, что может нож против меча?
   - Чапа, ты что? - только и вымолвила Тома.
   Испуганно сглотнув, она двинулась не ко мне, а к Гордею. Умница. Помирать, так с музыкой. Вдвоем у нас шансы справиться с ним не нулевые, а почти нулевые. Уже кое-что. Не знаю, как насчет подраться, а царапается она отменно.
   - Ты меня убьешь? - полюбопытствовал я у царевича.
   - Никогда. - Он снисходительно улыбнулся. - Кто отважится убить ангела - недолго проходит под солнцем.
   Как же приятно быть ангелом. Ошибочка: когда тебя считают ангелом.
  - Тоже закон?
   - Еще какой.
   - Тогда думай головой. - Я перенес нож к своему горлу. - Моя жизнь зависит от моих друзей. Умрет кто-то из них - умру я.
  По горлу покатилась капелька: нажим получился больше, чем хотелось. Зато эффект потрясающий.
  - Я обязан их убить! - взмолился Гордей.
  Снисходительность и запанибратство как слизало. На кону оказалась жизнь. Его жизнь.
  - Убив их, убиваешь меня. Убив меня, убиваешь себя. Думай, голова, думай.
  - Этого закон не предусматривает!
  - Значит?
  - Нужно подправить закон, - внесла лепту доныне завороженно внимавшая Тома.
  - Никто не смеет подправлять закон! Тогда он перестанет быть законом.
  - А в виде исключения? - не унималась Тома.
  Напряжение схлынуло. Забрезжил лучик надежды, он быстро превращался в лазер и выжигал изнутри череп нашего оппонента.
  - Закон, который допускает исключения - не закон! - Меч царевича ухнул в ножны, ладони сдавили виски под шлемом. - Сказано же: не слушать ангелов...
  - А кто слушал, да будет вырван язык или отсечена голова, и да будет так! - язвительно процитировал я.
  Концовки всегда запоминались мне на ура.
   - Хорошо, - взял себя в руки царевич, - предлагаю компромисс. Мы берем чер... ваших друзей с собой в башню. Пусть решит царисса.
  - Не только берете, но и отвечаете за жизни, - закрепил я успех.
   "Царисса" несколько смутила, оцарапав ухо, но после "Аллы" в женском роде все новые слова воспринимались жуткими пародиями наших.
   - Принято, - признал царевич. - Раненого возвращаем к жизни и несем.
   - Идет, - кивнул я.
   Гордей горестно выдохнул.
   - Эй! - он подал знак солдатам. - Это... друзья. Пока. До решения цариссы отвечаем за них как за ангелов.
  - Чуть не забыл: ножик на всякий случай оставлю у себя, - с намеком объявил я царевичу.
   - И мне ножик! - Тома вихрем домчалась до обалдевшего воина, что стоял ближе.
  Отобрав нож, она жестом показала Гордею отрезание головы и задорно подмигнула.
  
  Глава 6
   Туземцы и пришельцы собрались вокруг котла в одну не очень теплую компанию. Потрескивали дрова, плыл аромат Еды - уже не важно какой, лишь бы быстрее. Воздух наполнился мошкарой, не слишком, впрочем, досаждавшей. Пряный дым заполонил пространство между деревьями так, что глаза слезились. Ветер отсутствовал как явление, солнце жарило. В общем, погода и обстоятельства способствовали началу налаживания межмировых связей.
  Царевич расположился на земле вместе со мной и Томой. Малик тоже сидел рядом, но связанный. Ради остальных согласился - другого выхода ни ему, ни нам не оставили. Шурик возлежал на носилках, их для него соорудили из копий, поперечин из веток и покрывала. Вместе с другом он выслушивал новости. Когда прояснилось, что в местном понимании наши два и два оказались ангелами и как бы наоборот, они с Маликом переглянулись. Затем горец огорошил, глядя на царевичью конягу:
   - Это не наши лошади. Или вообще не лошади.
   Других специалистов среди нас не нашлось, мы просто поверили. Когда меня учили на них кататься, лошадь была примерно такая же: низкая, крепкая, поэтому я разницы не видел.
   Руки Томы, выполнявшей роль санитара, выглядели ужасно. Как и лицо, которого они непроизвольно касались, когда вытирали пот или поправляли волосы. Как и волосы.
  Я выглядел не лучше.
  - Досталось вам. Выжить без оружия при нападении такой стаи... - Царевич покачал металлическим куполом, снять который за импровизированным столом не удосужился. - Это потому, что кладбище рядом. Далеко волки такой ордой не ходят, прокормиться трудно.
  - Волки? - Тома первой из нас возмутилась против явной нелепости. Собаки были большие, неухоженные, но именно собаки. В них, в отличие от лошадей, мы все разбирались, с дикими сородичами не спутаем. - Это собаки. Наверное, бродячие. Вон их трупы!
  Гордей непонимающе посмотрел.
  - Это волки. А кто такие собаки? - Он вдруг осекся и сам себя перебил: - Не надо! Не рассказывайте!
  - У нас их зовут собаками, они живут в домах и во дворах, охраняют и являются лучшими друзьями человека, - четко сформулировала Тома.
  Как первокласснику. В ее понимании царевич из прошлого был тупым, как заглючившая "Винда".
  А у царевича отлегло от сердца.
  - Вы о псинах, - сообразил он. - Говорят, волков приручают, это и есть псины. Рассказывали, что в лесах... Неважно. Сам я ни одной не видел. Думал, что это сказки.
  Он стал смотреть в огонь. Волки-собаки, они же псины, его больше не интересовали.
  - Почему не перебьете всех этих со... волков? - проявила Тома природное любопытство.
  - Рады бы, но всех нельзя, - вздохнул Гордей. - Иногда проводятся большие облавы, если волки чересчур расплодятся, но обычно просто охотимся на мех и шкуры.
  В качестве примера он повертел перед нами головой в шлеме с хвостом. Собачьим, как выяснилось. Капец романтике. Как жить дальше?
  Напрягало, что Гордей не снял шлем. Рядом охрана, мы на привале, у костра. Чего-то боится? Ну вот, а я расслабился. Нельзя расслабляться, как говорится в бородатом анекдоте.
  - Не пойму, почему они напали на вас, - задумчиво продолжал царевич. - Троих уже не трогают, а вас прибыло четверо. Одному гулять вредно для жизни, двоим опасно, а трое с оружием, не говоря о большей компании, остановят любую стаю. Нужно сомкнуться спинами, больных и слабых - внутрь, оружие вперед и замереть. И стоять, не шелохнувшись, пока волки не налаются всласть и не уберутся с дороги. Запомнили? Это азы выживания.
  - Запомнили, - сказал Малик.
  Царевич нехорошо поморщился, но смолчал.
  Я сообразил: попав сюда, наша четверка все время распадалась. Всего-то требовалось держаться вместе. Век живи, век учись.
  Гордей вновь обернулся к нам, "ангелам".
  - Там - озеро. - Он указал на гигантские развесистые ветви чуть в стороне. - За деревом, в низинке. Смойте грязь и кровь. Помоетесь сами, или вам выделить мойщиков? - Его жесткие губы скривились, бородка надменно выпятилась: - К сожалению, здесь только бойники. Прошу простить, не хочется, чтобы их грязные лапы...
  - Конечно! - в унисон воскликнули мы с Томой.
  И, переглянувшись, подавились смешком.
  - Не переживайте, мы ценим вашу заботу, - дипломатично объявил я. - Естественно, мы сами. Только сначала позаботимся о друзьях, их раны...
  - О них не беспокойтесь. Озеро маленькое, ангелам должна достаться чистая вода, поэтому остальные помоются после. Раненого принесут. Вот, возьмите еще. - Из лежавшего рядом мешка Гордей вынул розово-(кто бы сомневался)-фиолетовые шаровары, прикинул на глаз, подойдут ли нам по размеру, затем протянул вторые такие же. - Свои тряпки бросьте на берегу, их заберут. Идите. Я выставлю охрану по кругу, вдруг снова волки или... - Оборвав сам себя, он покосился на нас и почти приказал: - Идите же.
  - Мм... - замялась Тома.
  - Иди первой, - предложил я.
  - После тебя, - не согласилась она. - Гляну, что там с Шуриком. С повязок опять капает.
  Озерцо оказалось малюсеньким и мелким. Скорее, это большая лужа метров пяти в диаметре. Чтобы добраться до воды, пришлось спуститься по заросшему травой крутому склону на метр-полтора. Словно в воронку от мощного снаряда.
  Прежде, чем раздеться, я осмотрелся. Где-то стоят охранники, но мне не видно их, им сверху - меня. Если тревожные ожидания Гордея оправдаются, и кто-то нападет, мне придется долго выбираться и затем разбираться там, что к чему.
  Дно обжигало холодом из бьющего ключа. Кожа млела, с невыразимым восторгом освобождаясь от пота, грязи и крови, руки терли и скребли. Низ начал подмерзать. Я торопился, но не потому, что мерз, а чтобы очередь быстрей дошла до раненого. Жилетка со штанами согласно приказу остались в прибрежных кустах, ноги впрыгнули в шаровары, которые оказались необъятными - они удержались только при затягивании вшитой тесьмы на животе. Поверх халата я приладил на пояс отобранные у царевича ножны для отобранного еще ранее ножа - Гордей отдал их без возражений. А вот бойник ворчал, когда Тома снимала с его талии узкий кожаный футлярчик. Потом ворчал второй, чей нож забрал себе царевич взамен отданного мне.
  Вставив подмерзшие ноги в обувку, я шмыгнул назад. Гордей что-то выспрашивал у Томы. Ее лицо сосредоточенно замерло, пальцы перебирали и потирали друг друга, ступня кружила по примятой траве. Радостный вскрик возвестил мое появление, и Тома умчалась к долгожданной воде.
  Царевич указал на место рядом с собой.
  - Сколько вам зим?
  Мне стало смешно.
  - Лет?
  - У вас так? - Гордей осекся и кивнул, не собираясь выслушивать объяснения.
  Ну, еще бы. "Не слушать ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова". Чудесный закон.
  - Мне пятнадцать... - увидев, как взлетают брови царевича (дурак, он же сейчас Тому опрашивал), я быстро закончил: - почти. А Томе уже.
  - А как со здоровьем?
  - Ничем не болеем. А что?
  - Это прекрасно. Читать умеешь?
  - Естественно.
  - Прочти.
  Передо мной возник кусочек кожи с начертанной витиеватой кириллицей фразой "Алле хвала".
  - Алле хвала.
  - А сколько бойников в моем отряде?
  Понятно, он имел в виду копейщиков.
  - Восемь. - Я сразу поправился: - Без командира.
  - А если бы их было в три раза больше?
  - Двадцать четыре.
  Мгновенные ответы без раздумий вызвали почти детский восторг:
  - А если половину убьют?
  - Двенадцать.
  Довольная улыбка расплылась по бородатой физиономии царевича:
  - Вас ждет великое будущее.
  Если это экзамен - мы попали куда надо. Здесь я интеллектуальный Гулливер среди лилипутов, Эйнштейн и Перельман в одном флаконе. А помимо таблицы умножения я знаю когнитивный диссонанс, осциллограф, косинус, адронный коллайдер и много других умных слов.
  По траве зашлепали шаги: вернулась Тома. Чистая, довольная. Бойники понесли к воде матерившегося Шурика, он требовал не кантовать, а бросить и дать умереть спокойно. И Малика захватили - мыться и помогать.
  Местные жители оказались мастерами на все руки. На костре, с которого уже сняли котел, некоторое время прокаливались бронзовые иглы, затем из мешка достали чем-то пропитанную вонючую нить. Отмытого Шурика водрузили на место и принялись споро зашивать ему рваные раны, не обращая внимания на вопли и конвульсивные дергания.
  - Если это медицина, тогда что такое бардак? - орал Шурик. - Они делают мне так хорошо, как я бы им сделал на голову с тем же удовольствием. У них есть антибиотики?
  - Есть лучше! - хмыкнул внимательно наблюдавший за процессом Малик.
  Раны присыпали пеплом и каким-то травяным порошком из мешочка.
  В момент особенно сильного крика Тома не выдержала. Ее колени опустились возле головы несчастного, ладони взяли беснующегося пациента за щеки, лицо склонилось, а губы... Губы вдруг впились в неистовствующий рот, вмиг смирили, обняли, впитали, успокоили... и еще раз нежно поцеловали на прощание.
  Затем Тома виновато оглянулась на меня:
  - Он так кричал...
  Я пожал плечами. С какой стати осуждать, кто я для этого? И если быть честным, отказался бы сам от подобного рода анестезии?
  Малик обошелся новой перевязкой с небольшим количеством местного обеззараживателя. Отходивший от операции Шурик теперь с видом усталого патриция возлежал у костра. Он полюбопытствовал:
  - Что скажете за наше прошлое? Мы же в прошлом? Я, конечно, бываю местами поц, но не настолько, чтобы брать халоймыс на постном масле.
  - Переведи, - попросил я.
  - Да, ерунда. Еще имею сказать, что хороший тухис тоже нахес.
  - Тоже переведи, - вновь потребовал я.
  - Да, - включилась и тут же смущенно выключилась из разговора Тома.
  После внезапного порыва она старалась даже не смотреть в сторону одессита.
  Ей Шурик отказать не смог. И тоже смутился.
  - Это типа поговорки "горе не беда". Типа не беда, а даже как бы наоборот. Не беда. Горе. Да.
  Тут Шурик увидел подтаскиваемый долгожданный котел:
  - Что у нас на жидкое?
  Это была каша. Какая это была каша! Дома я нос воротил, считал несъедобной. Как же ошибался!
  Ели прямо из котла. Деревянными ложками. В две смены. Мы, четверо пришлых плюс Гордей, затем бойники.
  - А мяса здесь не водится? - Быстро насытившийся Малик поводил ложкой в котле, разыскивая нечто более основательное.
  - И я бы не отказался, - мечтательно закатил глаза Шурик.
  Перед его мысленным взором материализовался, шкворча и брызгая одуряющим ароматом, роскошный шашлычок. Даже я увидел. Мало того, ощутил запах, вкус и игру солнечных бликов на живущих одним мигом сгорающих капельках жира.
  Бойники, уже достаточно доброжелательно относившиеся ко всем нам, отшатнулись.
   - Мяса?!
   - Одно слово - черти, - презрительно и безысходно махнул рукой Гордей. Потом глянул на солнце. - Наша задача - дойти до башни без ночевки. Запас времени есть, но лучше поторопиться.
  Зашаркали обиваемые от налипшей грязи ноги кого-то из бойников, отправившегося к злополучному дереву с вещами и флагом. Вместо двух был вывешен и гордо реял теперь один первоначальный. Заодно восстановили набор первой необходимости для снизошедших ангелов. Остатки провианта и котел отправились в мешки, в другие упаковали добычу в виде шкур - не пропадать же добру. Бойники взвалили поклажу за плечи, и колонна двинулась сквозь лес.
  Четверо несли Шурика, еще один приглядывал за Маликом, который при всем желании вряд ли что-то сделал бы со связанными руками. Конец длинной веревки охранник намотал себе на руку. Еще один плелся позади меня и Томы. Двое шли чуточку в стороне, следя за окрестностями. Царевич то вырывался вперед, то отставал, то грациозно гарцевал рядом с нами.
  - Сверху! Сюда!
  Крик издал бойник левой стороны. Как он разглядел что-то в непробиваемой листве чащи, осталось неизвестным. Наверное, жизнь заставила. Точнее, навязчивое нежелание умереть.
  Если бы сверху была опасность, команда, я уверен, последовала бы другая. Дерево, куда указывал сигнальщик, окружили. Трое разошлись спиралями, прочесывая округу, остальные заняли круговую оборону.
  Больше никого не обнаружили.
  - Спускайтесь! - объявил Гордей.
  Их было двое. Парочка в нежном возрасте, но всяко старше нас с Томой. Сначала они сбросили нехитрое имущество - две холщовые котомки, затем спрыгнули сами. Оба в самопальных кожаных сандалиях, девушка - в штанах и жилетке из типичной для здешних мест серой дерюги, парень - в балахоне до колен. Я даже сказал бы, что в сарафане, если бы он не был парнем. И парень, и девушка были светловолосые, светлокожие и какие-то светящиеся изнутри. Так показалось. Наверное, по тому, как они бережно относились друг к другу и как смотрели влюбленными глазами. Со страхом, практически с ужасом от того, что их заметили, и при том - с любовью. Которая выше страха и прочего. Они мне понравились.
  Их заключили в кольцо из копий, один из бойников вырвал из рук котомки и грубо выпотрошил. Внутри оказались продукты и дырявое покрывало. Одновременно парня опрокинули наземь, лицом в землю, сарафан сорвали. Вспомнилось: у древних греков такой мешок без рукавов с отверстиями для рук и головы назывался туникой. Вот и здесь без этой простейшей конструкции не обошлось. Где "здесь"? Хороший вопрос. Правильный вопрос. Просто чудесный. Полжизни отдам за ответ.
  Нет, столько не отдам. Еще чего, полжизнями разбрасываться. Но что-то отдал бы наверняка. Жаль, что ничего нет, кроме чужого ножика. Ау, люди, кому ножик за раскрытие мировых тайн? Хороший ножик!
  Девушка отстранилась от едва не осуществленной "услуги" бойника, она сама приспустила рубаху чуть ниже плеч и отвернулась.
  Оба загривка украшали татуировки: три дерева. Бойник, осмотревший их вблизи, согласно склонил голову.
  - Наши.
  Все оглянулись на царевича.
  - Знаете закон? - осведомился он высокомерно, всем видом выражая недовольство разговором с низшими.
  Девушка кивнула:
  - Крепостные не могут самостоятельно покидать землю, не перейдя в иное сословие.
  - Наказание?
  - Смерть.
  Гордей задумчиво спросил:
  - Причина настолько серьезна?
  - Его, - девушка указала на парня, - захотела взять в мужья войница Клавдия. Назначили помолвку. А мы любим друг друга!
  - Клавдия - хорошая войница, - проговорил царевич, вышагивая по полянке.
  Окованные металлом ноги совершали пять шагов в одну сторону, там замирали, потом Гордей медленно разворачивался и столь же не торопясь шел в обратную. После четырех томительных циклов, когда общие нервы уже потрескивали от напряжения, последовало продолжение:
   - Клавдия - завидная партия. Ее внимание нужно заслужить. В мужья - вообще дорогого стоит. Вы сделали не тот выбор. Назовитесь.
   - Ива, - сообщила девушка. - И Хлыст.
   Оба несчастных не смели поднять глаз, отвечали, буровя взглядом сандалии, достойные скорее помойки, чем живых людей. Впрочем, говорила пока только девушка.
   - Закон надо исполнять. - Указательный палец царевича выбрал двоих солдат. - Вы, на счет три. Один, два...
   - Стойте! - завопила Тома.
  По ее щекам текло.
  К сожалению, добавить ей было нечего - сила и местный закон на чужой стороне.
   - Почему? - едко отозвался царевич.
   Здесь он в своем праве. Ему осталось лишь посмеяться над нашими потугами на милосердие и справедливость, как мы их понимали.
  - Неужели проблему нельзя решить по-другому? - решил и я попытать счастья. - Хорошие работники не нужны?
  - Закон. Напомню: одни по твоей просьбе еще живы. Других не будет.
  - Тогда мы отказываемся от вашего гостеприимства. Приятно было познакомиться, до свидания. Мы уходим.
  Я взял Тому за руку. Мы вполне серьезно пошагали себе в неизвестность. Лес - большой, редкий, чего не идти докуда дойдем...
  - Стойте! - раздалось вслед.
  Трюк сработал. Мы остановились.
  Чем обрадуют?
  - При согласии оставить этих преступников в живых, - сказал Гордей, - вы со своей стороны поклянетесь спокойно проследовать в башню без новых заскоков?
  Да чем угодно!
  - Клянусь!
  - Пусть она тоже скажет, - показал он на Тому.
  - Клянусь! - заверила девушка.
  - Хорошо, - расплылся царевич в улыбке и воздел руки. - Во исполнение своей части договора я оставляю Иву и Хлыста в живых. Пусть чистоту моих помыслов видит Алла-сокрушительница, справедливая и суровая, да простит Она нас и примет. Клятвы царевича достаточно?
  В конце возвышенное обращение по вертикали сменилось на окружавшую его в нашем лице горизонталь.
   - Да.
   - Отлично. - Гордей повернулся к бойникам. - Связать и оставить. Поторопитесь, мы спешим.
   - Они не проживут и суток, - неожиданно подал голос один из копейщиков.
   Гордей одарил его взглядом, заставившим споткнуться. Кажется, по возвращении у бойника будут проблемы.
   - Царевич свое слово держит? Исполнять.
   Точка поставлена. Я обреченно глянул на Малика. Тот в меру возможности развел руками, получилось, естественно, только локтями. За наши жизни он рискнул бы побороться хоть с дьяволом, но рисковать всем за чужие? Тома снова хлюпнула носом.
  Бойники размотали веревку, обреченных толкнули друг к другу - как последнее утешение, ведь иных указаний не было. Связанную в последнем объятии парочку положили на траву. Каждый знал: не пройдет и дня, если не часа, как их найдут собаки. Точнее, волки, так теперь нужно говорить.
  Мы понуро двинулись вперед. Не оглядываясь.
  Бойники ступали неслышно, только копыта глухо стучали, вбиваясь в почву, да мы с Томой ломились сквозь зелень подобно бронетранспортерам, решившим срезать путь через торговые ряды деревенского рынка. Сто шагов... двести...
  Скорбную тишину нарушил я. Криком.
  - Где восьмой?!
  - Стоп! - скомандовал Гордей.
  Процессия замерла.
  - Ты нарушил слово! - накинулся я на царевича, едва сдерживая предательские детские слезы. Ноги запутались в тапках, губы в паузах сжимались и дрожали. - Даже из милости ты не имеешь права убивать их! Хоть маленький, но у них был шанс!
  - Шанса не было, - буркнул Малик, в свое время внимательно отследивший действия вязальщиков.
  Взгляд царевича ошалело пробежал по отряду.
  - Вы, четверо, - покрытая металлом ладонь ткнула в носильщиков Шурика, - быстро назад.
  Не договорив, Гордей сам развернул коня. Мы с Томой рванули за ним, и нас никто не удерживал.
  Глазам предстала картина: Гордей гарцевал вокруг окровавленного тела бойника, нанизанного на копье, вставленное в ямку. Маска-колпак валялась далеко за деревьями, бородатая голова безвольно болталась. Балахон был задран по шею, отчего почти не пострадал. Штаны в одежде павшего воина не предусматривались, их заменяла юбка вроде шотландской, только одноцветная.
  Парочка исчезла. Из травы любопытными змеями торчали обрывки веревки.
  - Кто это? - надменно бросил царевич подбежавшей четверке.
  Один из бойников приподнял свешенную голову за волосы.
  - Третьяк с Понизовки.
  - Молодец, казенное имущество не испортил, семью не потревожу. Снимите.
  Бойники поняли его правильно. Не как я. Их усилиями один из мешков принял в себя чуть окровавленную вещь - бережно стянутую и заботливо свернутую; лишь после этого было выдернуто древко с обтекающим наконечником. Оставшееся тряпье тоже не забыли.
  - Не понимаю. - Тома схватила Гордея за стремя. - Что произошло?
   - Освободил, стервец. Вернуться после такого не мог, бросился на копье.
   - Какое самопожертвование... - Томины глаза застило влагой. - А мы...
  Бойник, вытиравший копье, небрежно бросил:
   - Это Ивкин батька. Я тоже с Понизовки. У них единственная дочка была.
   - Беглецов искать не будем, - решил царевич, покосившись на меня. - Волки найдут. Во всяком случае, я слова не нарушил.
  Он повернул коня назад.
  - А похоронить? - не удержался я.
  Гордей поиграл желваками, глаза на миг сыграли в прятки.
  - Похороните, - упало нехотя.
  Обобранное догола тело взяли за руки-ноги и привалили к дереву. Голова осталась свешенной на грудь, а сложенные ладони упокоились на животе. Сверху накидали веток.
  Вот и вся церемония. Раздалась команда:
  - Возвращаемся.
  Могу ошибаться, но, по-моему, похоронная команда посмотрела на меня с благодарностью.
  Да, здорово быть ангелом. Даже царевич не мог сказать "нет". Ангельские права меня полностью устраивали, осталось выяснить, каковы обязанности. Не здесь ли собака... извиняюсь, волк зарыт?
  
  Глава 7
   В оставленном лагере ждал сюрприз.
   - Он же черт, - оправдывался бойник, отирая разбитое лицо. - Как сиганет... Лбом - в нос. Я и вырубился.
   Ни маски, ни балахона на нем не было. Ничего, включая портупею с ножом и дубиной. И копья. И мешка с провиантом. Только рубаха и юбка - как на самоубившемся. Видимо, это особенности местной моды.
  Малик сбежал. Еще два копейщика потирали зашибленные места. Все были живы и в меру здоровы.
  - Черт. Одно слово - черт! - твердили они.
   - После этого, - царевич мотнул головой на устроенный разгром, - думаете, я еще раз нарушу закон, сохранив жизнь ему? - тяжелый взгляд остановился на Шурике.
   Я достал нож и молча приладил к недавней ранке. Кожа горла под острием страшно ныла. Чесалась. Не уверен, что хватило бы духу решиться. Но что-то толкало. Какая-то лютая неприязнь к происходящему.
   - Ты слишком мало ценишь свою жизнь, - свысока (во всех смыслах) бросил царевич.
   - А ты чужую.
   В ответ с коня раздался переполненный яростью вздох.
   - Ладно, - донеслось через некоторое время - До башни. И забыть вас, как страшный сон. - Гордей прикрикнул на бойников: - Подъем! Ты, раззява, надень вещи Третьяка, ему больше не понадобятся. Вперед!
   Дорог в лесу не наблюдалось. Даже тропиночек. Мы тащились меж деревьями, ломая мелкие заросли и обходя крупные. Неужели здесь никто не ходит? Но где-то же ходят? Интересно, где.
   Погрузившаяся в мысли Тома передвигалась как робот, который пытается понять, чем могут сидеть птичка и свитер. А меня мучил информационный голод - насчет разного конкретного и как оно все вообще. Распираемый вдрызг, я нагнал Гордея.
   - Можно вопрос?
   - Уже.
   - А еще один?
   Молчание - знак согласия.
   - Зачем ангелов вести в крепость? - спросил я.
   - Таков закон.
   Я исправился:
   - Имею в виду не тебя, а нас. Твой мотив понятен, не можешь иначе, но что там сделают с нами?
   Гордей равнодушно повел плечами, поправил щит.
  - Там решится ваша судьба.
  - Чего нам ждать?
  - Не знаю.
  Я не выдержал:
  - А кто знает?
  - Никто.
   Вот и поговорили.
   - Скажи хоть что-то! - взмолился я.
   - Хоть что-то.
   Показав, что не ищет моего общества, гори оно любым пламенем, царевич умолк. Его взгляд в поисках возможного неприятеля вновь устремился в лес, прыгая по сторонам, как кот, упавший в вольер к собаке.
   Думал, отстану? Ну-ну, думай, не жалко.
   - Напомни-ка молитву встречи, - сыграл я на его законопослушании. - Встретив ангела, ты должен - что? Помимо крепости.
   Гордей резко выдохнул, затем пробурчал что-то нечленораздельное, а выражение лица пообещало при случае сделать из меня нечто членораздельное.
   - Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником...
  - Ты встретил ангела, ему нужна информационная помощь, - удовлетворенно сообщил я, - удружи и помоги. Что сделали с другими ангелами?
   - Это было давно.
   - Века назад?
   - Годы.
   Уже что-то.
   - Их возвысили? - с надеждой осведомился я.
   В ответ - очередное невразумительное пожатие плеч, показавшее полное равнодушие к судьбе снизошедших.
   - Их убили? - качнуло меня в противоположность.
  Вновь последовало задумчивое разведение руками, уже с надеждой со стороны царевича. Дескать, что бы с ними ни было, туда им и дорога. И мне, здесь присутствующему, тоже. И побыстрее.
   - Не знаешь? - пнул я вопросом, чтобы пошевеливался.
   - Не всех, - выползло что-то дельное. И весьма зловещее.
   Или он ответил не только на последний вопрос?
   - Значит, их убивают?
   - Никто не смеет убить ангела. - Гордей, наконец, обратил на меня взор - уничижительно-уничтожающий, словно при виде личинки жука в любимой кружке. - Наоборот. От вас ждут слишком многого. Но вы не выдерживаете. Испытание проходят далеко не все.
   - Что за испытание?
   - Всегда разное.
   - Например?
   - Не знаю! - Гордей впервые повысил голос. - Это не наше дело. Наше - встретить, помочь и отвести. Я встретил, помог и веду. Все!
   Его конь мерно утрамбовывал почву. Хрустели веточки. Я решил, что царевич уже успокоился и попросил более дружелюбным тоном:
   - Можно еще вопрос?
   Гордей закатил глаза, но смолчал, что в системе координат полной безысходности значило "да".
  - Алла - имя местной богини, или это здешняя фараонша-императрица? Или, как говорится, два-в-одном?
  Собеседника сотряс ужас. Царевич даже поперхнулся в возмущении:
  - Умолкни! Не только говорить, думать так не смей! И не произноси Святого Имени без надобности, а произнеся - помолись. Не знаю, кто такие богини и фараонши-императрицы, есть только Алла-единственная-изначальная, да простит Она нас и примет. Она создала все, и Она есть все. Она посылала в мир свои слово и мудрость, но мы не услышали. Тогда Она пришла сама. Законы, которые мы выполняем - Ее законы. Никому не придет в голову что-то исправить или дополнить. Кто покушается на дарованный свыше закон даже в малом - преступник. Ангел, не ангел, смерти подлежит любой, кто сомневается в Слове. Тома, приблизься и вместе с Чапой повторяй за мной молитву воспитания: Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! Ну?
  Едва проглотив смешок, мы повторили. Не хотелось злить единственного проводника по враждебному миру. Нам ничего не стоит, а ему приятно.
  - Я отдаю мечты и поступки Алле-воспитательнице, да простит Она нас и примет.
  - Я отдаю... - покорными овечками говорили мы.
  Лицо Гордея устремилось к небу, глаза закрылись в экстазе. Фанатик. В будущем нужно быть осторожнее в выражениях.
  - Я убираю пороки из жизни и мыслей. Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества - общество обязано ответить тем же.
   - ...общество обязано ответить тем же, - бубнили мы, никакого мало-мальски значимого почтения к произносимому, не говоря о благоговении, не ощущая.
  - Чем возмездие суровей, тем меньше ненужных мыслей в наших головах. Чем возмездие неотвратимей, тем меньше ненужных жизней в наших рядах. И да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ибо закон справедлив, когда он выполняется, всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость.
  - ...высшая мудрость, - согласно кивали мы с Томой, стараясь не встречаться взглядами.
  Чтобы не заржать. Как можно к столь напыщенным словам относиться серьезно? Пусть себе тешится, от нас не убудет. Царевич вроде как большое дело делает, мы вроде как повинуемся. Потом припомним и выторгуем ответную поблажку.
  - Да постигнет кара разрушителей, и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
  - ...Алле хвала! - дружно закончили мы.
  Гордей открыл глаза. Конь под ним, вновь ощутив управление, всхрапнул и едва не скакнул вперед.
  Уже поднадоевший лес не кончался, деревья вокруг ничем не отличались от пройденных ранее. Как местные здесь ориентируются?
   Я предпринял новую попытку разговорить царевича и выведать все секреты. Начнем с мелкого, чтоб опять не спугнуть.
  - Почему возраст считаете зимами?
   - Как иначе? - изумился он. Тут же встрепенулся: - Не говори! Не хочу слышать!
   - Не скажу, - с удовольствием пообещал я. Да и как объяснить, почему мы считаем года летами, причем начинаем с пяти? - Зимы холодные?
   - Очень. Приходится утеплять жилье, закрывать окна.
   - И все?
   - Думаешь, все так просто? Настоящих морозов не знаешь. В некоторые ночи невозможно спать под открытым небом - заболеешь.
   Ну-ну. Сменим тему.
  - Бойники - от "бойни"?
  Гордей равнодушно повел плечами:
  - Скорее, от "боя". Разницу между боем и войной знаешь?
  За дурака держит?
  - Если война - песня, - сказал я, то бой - слово в песне. Даже так: война - море, бой - капля.
  - Именно, если море - это озеро. Войники, войницы - от "войны". А бойники... так, крепостная шушера на один поход. Нищая пародия на войников.
  Чувствовалось, как ему ненавистны низкорожденные. Мне не хотелось спорить. Хотелось наоборот. Очень странное чувство. Едва из грязи в князи, и уже...
   - Ангелов слушать нельзя, верно? - вспомнил я. - Почему же слушаешь?
   Уловка не загнала противника в угол, как я предполагал, она вызвала усмешку:
   - Закон нельзя воспринимать столь буквально. Смогу я оказать тебе помощь, если откажусь выслушать просьбы? Начнешь смущать искушениями - слушать не буду. Мало того, окажу вынужденное сопротивление. Это простится.
   Меня объяснение лишь раззадорило.
   - Значит, закон подразумевает разночтения. Исполняете не букву, а дух закона? - Припомнив недавнее, я добавил: - А в клятвах - не смысл, а букву? То есть, и закон, и клятву разными способами переворачиваете к своей выгоде и продолжаете считать себя честными?
   - Остановись. Я догадался, почему запретили вас слушать. Еще слово - придется принять меры.
   Любопытно, какие. Впрочем, совсем нелюбопытно.
   - Понятно, слушать запрещено. - Я пошел на попятную. -.А рассказывать?
   - Выполнять все разумные законные просьбы.
   Ему не хотелось со мной общаться. И он не стал бы, но - закон. Обязан? Исполняй! И я попросил:
  - Расскажи, как устроен местный мир.
  А как бы сам ответил, повстречайся я на Земле с тупым инопланетянином? Хорошо, что здесь я спрашиваю, а не отвечаю. Заодно начинаю понимать, зачем люди идут в учителя. Или хотя бы почему из них не уходят.
  - Что именно хочешь услышать?
  Разумное уточнение. Перевел, гад, стрелки на меня. Потом припомню.
  - Что у вас делают ангелы? В смысле, чем занимаются. Каковы обязанности.
  - Служат.
  В армии? Не обязательно, слово "служба" включает в себя много смыслов, от чиновничьей до священнической. Лучше уточнить.
   - Чем?
   - Чем служу я? Всем, что в моих силах. То же предстоит и вам.
   Ух, как все сложно и непонятно. Загадка на загадке и под туманным соусом. Или он формулировать не умеет? Или это я формулировать не умею?
  Зайдем с другой стороны.
  - Как называется ваша страна?
   - Уже "наша". - Его губы тронула легкая улыбка. - Мы зовем ее страной башен.
   - А соседние?
   Лучше бы не спрашивал. Изготовление конфетки из отходов жизнедеятельности не вызвало бы большего изумления.
   - К-а-к-и-е? Ты про пожирателей что ли?
   - Кстати, о пожирателях. Это кто?
   Царевич скривил рот.
   - Людоеды. Как человолки.
   - Чужие! - крикнули сразу оба боковых наблюдателя.
   Ржание. Голоса. Казалось, что лес расступился - это на передний план из чащи выехало трое всадников. Кроме дизайна и некоторых особенностей амуниции они напоминали Гордея. Пластинчато-кожаные доспехи, сапоги, открытые ноги и руки с частичной защитой. Разномастные щиты за спиной. На поясах - такой же набор из меча и ножа. Только шлемы без меха, обычные остроконечные, как у былинных богатырей. Грудная клетка у боковых дополнительно защищена узорной рельефной пластиной, у центрального - изящно выпуклой. А вот сложением всадники не вышли. Не богатыри, одним словом. Двое крайних - парни лет двадцати, между ними вообще девчонка. Ну, девушка, едва ли догнавшая летами спутников. Воинственная и грозная, несмотря на возраст и внешнюю хлипкость. Излучаемая ею уверенность в собственных силах не оставляла сомнений в серьезности и даже опасности воительницы. Руки всех троих лежали на рукоятях мечей - к возможному счастью для нас, пока не обнаженных.
   Носильщики вынули копья из носилок и рассредоточились, остальные вместе с ними заняли оборону подковообразным построением, отрезая гостей от охраняемых объектов. Гордей, оказавшись с нами внутри ощетинившегося полукольца, выехал чуть вперед. Он явно узнал прибывших. Энтузиазма встреча не вызвала.
  Положенный на землю Шурик сделал нам знак приблизиться.
  - Не полируйте себе кровь через всяких-разных напрасных мыслей, - проговорил он в своей манере. - Малик знает, что делает. Вернется за всеми, куда бы нас ни занесло. На свободе есть выбор действий, в плену - нет.
   Пугливо глянув на конвойную команду, которой было не до нас, я шепнул:
   - Если не секрет, кто он по основной профессии?
   - А я знаю? Но при желании любого уложит посреди мостовой безо всякого риска подцепить дополнительную температуру к остывающему организму. Кстати, можно встречный вопрос: почему "Чапа"?
  Я непроизвольно вздохнул.
  - Угораздило папу Ваню назвать сына Васей. Вот и стал для всех Василием Ивановичем Чапаевым из анекдотов. Потом Чапаем. Потом совсем укоротили. Но лучше Чапой, иначе - Муха. Все-таки Мухины мы.
  - Которые всегда в пролете, - хихикнула Тома. - Чапа лучше. И если знать предысторию - героичнее.
   Больше поговорить не дали.
   - Приветствую, царевна Милослава. - Гордей чуточку склонил голову.
   Его бойники сделали знакомый нам короткий присест, но оружие по-прежнему держали направленным в сторону прибывших.
   Мы с Томой машинально переглянулись: царевна? Царских отпрысков тут как собак ... пардон, волков нерезаных. И все по лесу бродят. Больше заняться нечем?
   - Гордей, сколько зим! - Царевна состряпала на губах фальшивую улыбочку. - Знаком с моими мужьями?
   - Не довелось, - сообщил царевич тоном "сто лет вы мне не сдались".
   - Дорофей, - представила Милослава левого. Затем правого, отличавшегося от второго только шириной груди и цветом лошади: - Порфирий.
   - Очень, - кивнул Гордей, проглотив полагавшееся "приятно".
  - Жаль, что ты пристроен, - не слишком правдоподобно пожалела Милослава.
  - Староват я для тебя, соседка. Найдешь порезвее.
  - Кто бы говорил, - не сдавалась та.
  Возможно, так протекали местные "чо как", то есть, "как дела, как погода" - обязательный набор слов встретившихся соседей перед тем, как разъехаться.
  Странно, но Дорофей с Порфирием, представленные как мужья, равнодушно отмалчивались. Отстраненные взоры, не чувствовавшие реальной опасности, спокойно и задумчиво гуляли по сторонам. Порфирий статью превосходил более хилого - исключительно по сравнению с ним - Дорофея. Дорофей мстил чеканной красотой лица, выразительностью глаз и недоспрятанной ухмылочкой, за которой скрывался хитрый ум. Насчет ума лишь предположение, а хитрость присутствовала однозначно. Или зловредность. Не люблю таких. Потому что иногда сам таким бываю. Или не иногда.
   Милослава пустила коня мелким шагом вперед:
  - Разве не ты обратил в посмешище оборону Мефодии, когда разметал ее защитников, которые долгие годы считались эталоном, символом непобедимости и недостижимой вершиной? Или не ты, защищая вотчину, разнес в пух и прах их контратаку? Кто, как не ты, спас тогда цариссу?
  Напоминание царевичу польстило. Когда царевна приблизилась вплотную, он обронил, нарываясь на новый комплимент:
  - Противник был старше, а возраст, как я уже сказал, не последнее дело.
  - Еще и скромен до безобразия. Гордей, ты мне определенно нравишься. Был бы свободен... Впрочем, кто знает? Царисса стара, слаба, болезненна, не сегодня завтра...
  - Не говори так. Четвертая заповедь. Она женщина и мать, а еще она царисса. В отношении вашей цариссы ты мне таких слов не простишь.
  - Так не прощай. Вот я. Ну?
  Гордей потупился.
  - Ты знаешь, я не могу ударить женщину, если моей семье не угрожает опасность.
  - Думаешь, не угрожает? - от царевны пахнуло холодом.
  Еще секунда, и...
  - Не посмеешь. - Царевич знал закон. Закон на его стороне. Он положился на закон, и закон восторжествовал.
  Рука на эфесе царевны немного расслабилась.
  - Как член тайного к... - Гордей стрельнул в нас убийственным взглядом и снизил голос, - ты давала определенную клятву, в том числе - карать отступников этой клятвы.
  В сузившихся зрачках царевны полыхнули молнии, а мышцы кисти вновь натянулись в опасные струны.
  - Откуда знаешь про... - она осеклась. - А-а, Евпраксия. Но ты не она.
  - Тогда вспомни последнюю заповедь.
   - Определяешь себя как имущество? - Милослава хмыкнула и еще чуточку прибавила яда в глазах.
   - Я муж, - гордо сказал Гордей. - А они, - последовал кивок на свиту, включавшую нас, - имущество.
   - Тогда вызови на поединок.
   Царевич справился бы с царевной без труда, но с необъяснимым упорством увиливал от драки.
   - Поединки запрещены.
   - Законник хренов, - в сердцах выдохнула Милослава.
   Сценка напоминала гаишника, что не может докопаться до остановленного водителя: и пристегнут, и документы в порядке, и выдох трезвый, и даже огнетушитель с непросроченным сроком годности.
   Гордей сменил тему.
   - Каким ветром в наши края?
   - Решили размяться немного. Прогуляться, поохотиться.
   - Далековато забрались. Цариссу Западного леса и Святого причала такое известие вряд ли обрадует.
   - Не пугай, - снова окрысилась Милослава. - Охота не знает границ.
   - Кстати, недалеко как раз есть кое-кто. Парочка беглых. И... еще один беглый.
   Гордей не захотел сообщать посторонним статус сбежавшего Малика.
   Милослава проигнорировала как сообщение, так и заминку. Повинуясь хозяйке, конь сделал еще несколько шагов в нашу сторону, обойдя царевича сбоку. Впритык поднесенные копья почти царапали кожу, глаза бойников безотрывно следили за каждым движением царевны. Даже за намерением движения.
   Она их презрительно не замечала.
  - Почему гуляешь по лесу со всяким сбродом? Войников в семье не осталось?
  Гордей остался чуть впереди, чтобы, если понадобится, перехватить двух других всадников. Чувствовалось, что нервы у него на пределе.
   - Все у границы с Конными пастбищами. В одной из деревень карантин.
  - Черный мор? - картинно ужаснулась Милослава.
  - Обычный жар, но крепостные дохнут, как мухи. Пережидаем, пока само пройдет.
  - Про карантин слыхала, не знала подробностей. У нас тоже было похожее, но уже давно...
  Дальше Гордей не слушал.
  - То есть, когда ехала сюда, - его голос вновь стал жестким, - ты знала, что все наши бойцы в оцеплении...
  Теперь на царевну направили копья даже дальние бойники. Запахло интригой с тяжелыми увечьями.
  Милослава ухмыльнулась. Ее конь дернулся. Стража едва совладала с оружием, чтобы не продырявить сверкавшую металлом благородную тушку.
  - Вы не одни следите за флагами. Наблюдатель сообщил, что Святой причал сработал. Два ангела. Эти?
  На нас с Томой уставился изящный злой пальчик.
  Даже мы понимали, что что-то затевается. И это "что-то" добром не кончится. Самое обидное, что все из-за нас, а мы - ни сном, ни духом. Ау, люди, если вы люди, объясните, что происходит!
  - Зачем они вам? - странно поинтересовалась Милослава. - Все равно отдавать. Вы вымираете. Согласись, нам они принесут больше пользы.
  Гордей заметил небольшое движение всадников вперед.
   - Скажи принцам, - сухо сказал он, - еще шаг, и ты станешь вдовой. Ты меня знаешь.
   Я отметил слово "принцы". Это плюс к царевне с царевичем. У них здесь демографический перекос в плане высшей аристократии?
   Двое бойников направили копья на Дорофея с Порфирием, вооруженных лишь мечами, остальные не спускали глаз с царевны.
   Милослава сделала вид, что не слышала. Впрочем, услышали сами принцы, Гордей добился желаемого. Переглянувшись, они остались на месте. Видимо, действительно знали.
   - У вас раненый? - Царевна удостоила вниманием Шурика. - Кто его так? Черт?
   Заминка Гордея объяснила ей все.
   - Вы несете в башню черта? - Милослава расхохоталась и, смело склонившись к "черту", долго и пристально разглядывала Шурика. - Красный. Они все такие?
   Она смотрела на волосы.
   - Нет, - нехотя признал Гордей.
   - Откуда знаешь?
   Пришлось отвечать.
   - Был второй. Черный.
   - Ну, хорошо хоть "был", - кивнула царевна.
   Седло заскрипело под внезапно заерзавшим царевичем. Пауза затянулась. Лгать он не решился, как и не стал опровергать догадку царевны.
   - Почему не убил? - она вновь указала на Шурика.
   - Обстоятельства.
   - Не существует обстоятельств, которые отменяют закон.
   - Разночтение.
   - Богохульствуешь. Не для того Алла-всеспасительница, да простит Она нас и примет, снизошла к людям с Законом, чтобы кто-то толковал его в свою пользу.
   Гордей заерзал еще больше.
   - Ангел не оставил мне выбора.
   - Выбор есть всегда, - отрубила царевна.
   Они уперлись в виртуальную стену прямой логики, за которой только драка. Тут встрял я:
  - Бывает. Например, заповедь "Не укради".
  Думал, царевна возмутится вторжением в беседу. Она только хмыкнула:
  - Просто: не кради. Украл - преступник. Преступил - умрешь.
  - А если умираешь с голода? - не отставал я. - Тогда - или укради еду, или нарушишь более серьезную заповедь - "Не убий"!
   Поставить кого-то в глупое положение с помощью псевдоумного парадокса было моей фишкой еще в школе. Из-за способности доводить учителей до истерик в классе меня обзывали страшным словом софист.
   "Волга впадает в Каспийское море", - ни о чем не подозревая, буднично сообщала Антонида Петровна.
   "Как же, - без разрешения подавал я голос. - При слиянии рек название дается по более широкой. Кама при встрече под Казанью в два раза шире Волги. Так что же впадает в Каспийское море?"
   Или:
   "Земля - шар", - говорил Валерий Вениаминович и никак не подозревал подвоха.
   "Неправда, - вызывал я гогот класса и ужас в учительских глазах, где рушилось мироздание. - Вот луна - это шар. Согласен. А Земля - сфероид. Приплюснутая на полюсах сфера. Разве не так? Зачем обманываете бедных деток? Мы же вам верим!"
   Кличка Софист, как случается сплошь и рядом, сократилась до Софы, Софочки. Пришлось драться за восстановление гордого имени "Чапа". Меня били, ставили фингалы и разбивали губы, ломали руку и едва не оторвали ухо, но я все равно взрывался и кидался за "Софочку" даже на старших. Намного старших. И неизмеримо более сильных.
  Даже слон не любит, когда ему в ногу вцепляется маленькая Моська, которую переломишь одним хоботом. Первый раз он смеется. Второй раз -задумывается. В третий обходит Моську стороной или предлагает дружбу.
  Здесь был другой мир. Царевна не закатила глаза, не замахала на меня руками, не посмотрела как на мокрицу, что сунулась в приличное общество в застегнутом на нижнюю пуговицу пиджаке, а лишь рассмеялась в ответ:
  - Лучше гордо умереть с голода, чем от наказания за нарушение закона.
  Я сник. Реалии привычного мира здесь не работали. У нас грехи бывают маленькими и большими. Во избежание большого допускается, пусть и с извинениями "Что поделать?", совершить малый. Здесь любой грех он и есть. Даже завидно.
   Заговорил Гордей:
   - Я временно предпочел жизнь ангелов смерти черта. До прибытия в башню. Царисса рассудит по закону.
   - Закон только тогда закон, когда живет в каждом. Ты его нарушил. Ты знаешь последствия.
   Ее исполненный внутренней мощи голос зазвучал громко и страстно, на весь лес:
  - Говорю! Преступивший закон сознательно поставил себя вне общества...
  Я узнал: царевна декламирует "молитву воспитания".
  - И да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ибо закон справедлив, когда он выполняется - всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость. Да постигнет кара разрушителей и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!
  - Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! - грянул хор так, что листья полетели.
  Откликнулись все, от бойников до ошалело глядевшего царевича. Бойники озирались друг на друга, не зная, как теперь поступить, но копья не опустили, царевна с принцами по-прежнему остались под прицелом.
   Милослава не стала хвататься за меч, как от нее ожидали. Воздев руки к небу, она объявила во всеуслышание:
  - Я обвиняю. Царевич Гордей Евпраксин нарушил закон. Он признался сам, без давления, при свидетелях. И да свершится справедливость!
   Рядом с моей головой что-то пронеслось. Я даже испугаться не успел. Оказывается, пока все следили за царевной и принцами, кто-то подкрался сзади. Пронесшееся копье ударило царевича в верх вывешенного за спиной щита. Щит не пробило и не раскололо, но край щита попал в затылок Гордея, и того на миг оглушило.
  Милослава взмахнула выхваченным мечом.
  Расправа была краткой.
  "Чванк!"
  Вспрыск.
  Тишина.
   Под упавшим с лошади царевичем расползлось багровое пятно. Остолбеневшие бойники опустили оружие.
   - Чего встали? - прикрикнула царевна. - Тело преступника нужно доставить домой. Расскажете, что видели и слышали. Со всеми подробностями. Чтобы там и мысли не возникло поднять бучу.
   Белобалахонщики суетливо исчезли, а Милослава обратилась к воину, который вышел из засады:
   - Молодец, не промахнулась. Силенок все же подкопи, дело надо кончать в одно действие, для второго шанса не оставят. Выигрывает, Карина, не сильный, выигрывает первый.
   - Не молодец. - Кожаный каблук воительницы вбил ни в чем не повинный цветочек глубоко в землю. - Я метилась в приоткрытый бок.
   Еще одним ударом она раскидала муравейник. Очень похожая на Милославу, Карина оказалась еще младше. Лет шестнадцать-семнадцать. Облачена в обычный для здешних мест доспех. В шлеме. На поясе - короткий прямой меч. Крепкая, немного тяжеловатая по сравнению со старшей соратницей, глаза мельче и темнее, взгляд мрачнее. Или яростнее, если учесть, как она в меру сил сдерживается, пока внутри все клокочет. Карину можно было назвать красивой, но это красота танка, только что вышедшего из ворот завода.
  - Сколько можно было болтать? - раздраженно скривились ее полные губы. - Рука устала. Круг по лесу минут за пять сделала, подкралась, все как на ладони. Приготовилась. Того и гляди, кто-нибудь обернется, а у меня в этот миг доспехи блеснут. - Выговорившись, Карина соизволила обратить внимание на нас, "ангелов" и "черта". Впечатления мы не произвели. - А вы бубните и бубните, бубните и бубните...
   - Я же не знала и потому тянула, сколько могла, - посмеялась Милослава. - К тому же, соседушка никак серьезного повода не давал, а склок и разбирательств я не люблю. Дорофей! Кликни Зарину, скажи, все нормально, пусть ведет Каринкину кобылу.
   Спешившись, она прошлась мимо нас с Томой к Шурику. Мы вытащили ножи.
   Глаза Милославы ощупали раненого сверху донизу, и она пошла обратно.
  - Здорово получилось. Не просто пощипали не проявивших должной вежливости соседей, а соблюли закон. Красиво!
  С этими словами она взмахнула руками, треснув меня лбом об Тому. Или Тому лбом об меня. Результат один. В головах взорвались хлопушки, мозг прокрутил краткий мультик про цветные пятна в стиле калейдоскопа.
   Изображения перед глазами долго сходились в одно. Когда это произошло, нас уже обезоружили.
   - Ножик детям не игрушка, - проинформировала царевна. Томин нож она брезгливо кинула в кусты, красивый мой отдала Карине. - Держи, звезда дня. Трофей. Редкая вещь.
   Поигрывающий мечом Порфирий навис над Шуриком. Вдали раздалось ржание. Из леса с радостным гиканьем выметнулись два всадника с запасной лошадью. Один был нам известен, а вот второй...
   Девчушка в полном боевом облачении. Она и вопила. Даже сейчас счастливо повизгивала. Спешившись, прыгала вокруг взрослых, пыталась отобрать у Карины подаренный нож. Лет тринадцать, если не меньше. По сравнению со мной - малявка.
   - Порфирий, давай, - буднично разрешила Милослава.
   Мелкая отвернулась, звякнув латами. Карина, наоборот, решила посмотреть.
   - Порфирий, стой, - приказал я.
   Все остолбенели. Словно ослица заговорила. Или новый ай-продукт известной фирмы оказался дешевле предыдущего.
  - Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником и отведу в крепость. И отдам жизнь за него не задумываясь, - довольно близко к оригиналу процитировал я. - Так?
   - Алле хвала! - выдохнул Порфирий.
   Его меч деревянно ухнул в ножны. Не потому, что меч деревянный, как раз наоборот. Только в кино для пущего эффекта при вынимании или убирании оружия железный скрежет стоит, будто автомобиль бульдозером раздавило.
   - Но он - черт! - Милослава недовольно указала мне на Шурика.
   Ей не нравилось чувствовать себя на вторых ролях. Хозяйкой была она, а тут какой-то дрыщ плюгавый законами кидается.
   - Наши жизни, - я указал на себя, Тому и Шурика, - связаны. Убьете одного - убьете всех.
   - Вы заколдованы?! - с восторгом выпалила мелкая воительница, которая пригнала лошадь Карине.
   У нее даже рот открылся от удивления. Глаза - как диски, причем не компакт, а совсем старинные, виниловые.
   - Чушь. - Милослава повернулась к Порфирию. - Ангелам, конечно, поможем, даже больше, чем думают, а этого...
   - Милослава, посмотри сюда. - Меня накрыло состояние, когда терять нечего. - Считаю до трех. Раз...
   Она обернулась сразу.
   Я сжал зубами кожу с венами на запястье. До боли сжал. Щеки застыли в напряжении.
   Всего пару секунд продолжался наш поединок глаз. Царевна поняла: рвану. И если спасут - рвану снова. А если свяжут - откушу себе язык и умру от болевого шока или кровопотери. Про язык сидело в уме, но, видимо, как-то проявилось и в глазах.
   - Значит, вот причина Гордеевых сомнений. Ладно, грузимся. Зарина, возьми к себе... как тебя? Тому. Раненого привяжите к спине Дорофея. Чрезмерно болтливого ангелочка, - указующий перст уперся в мой лоб, - ко мне.
  
  Часть вторая. Ангел
  Глава 1
  Вася не слушался маму, и его поставили в угол.
   "Это плохо", подумал Вася.
   А потом еще подумал:
   "А мама считает, что хорошо".
   А потом подумал:
   "Мне было хорошо, когда я вел себя плохо. А теперь мне плохо...чтобы другим стало хорошо?"...
   Это начало сказки, которую сочинил папа и рассказывал мне, четырехлетнему малышу. Уже тогда я знал, что правда многогранна. А где не знал, там чувствовал.
  Любой, кто разбирается в книгах или кино, скажет, что трагедия - это драма, в которой кто-то умирает. Это так. Но кое-что еще. Трагедия - когда в споре, где кто-то умер, обе стороны были правы. В этом трагедия.
  Мне было плохо. Легко быть правым, если от этого не умирают люди.
   Мы ехали с Томой на разных лошадях, притороченные к спинам наездников, и словно вели безмолвную беседу.
  "Гордей умер из-за меня, из-за моих выкрутасов".
   "Не говори так. А Малик и Шурик? Они живы только благодаря тебе".
   Я все понимал. Но душа болела.
  Непривычная еда, оцарапанные нервы и непрерывная череда событий со смертью человека, который мне доверился, наложились друг на друга... и дали неприятный эффект. Я думал перетерпеть, но корчи и возня не остались незамеченными. Зад царевны поочередно совершил несколько продольных и поперечных движений, и она подозрительно оглянулась.
  - Мне... на минутку, - простонал я. - Надо.
   - Надо, так надо, - не стала спорить царевна. - Перекур!
   Маленький отряд остановился.
   - Вы курите?! - И здесь достала эта вредная ненавистная привычка. В первом классе мне выдохнул в лицо старшеклассник. Как я не задохнулся, не представляю, но желания пробовать с тех пор даже не возникало.
   - Курим? - не поняла Милослава, с неясным сомнением окидывая меня взором с ног до головы. - Не слышала. Это команда на краткий отдых. Любой с детства знает.
   Гм. Повод задуматься. Осталось понять, о чем.
   Приемлемое местечко нашлось за деревьями, расшнурованные шаровары поехали вниз, и я присел, закинув полы халата на колени. Рука машинально нарвала больших мясистых листьев: опыт туризма у меня имелся, уже не раз доводилось пользоваться дарами природы вместо благ цивилизации.
   В траве ползали привычные глазу муравьи. Возможно, Малик опять сказал бы, что не наши или не муравьи. Уходя, я поднял одного и надкусил попку. Брызнуло кислым. Все как обычно.
  Остальные тоже воспользовались "перекуром". Глаза Томы, возвращавшейся с другой стороны, просигналили: есть, о чем посекретничать. Что ж, поиграем в шпионов. Небрежно "гуляя" по полянке, с каждым шагом мы сближались, пока не стал слышен шепот:
   - Мне даже неудобно было отлучаться. Когда ты пошел... за тобой следили, представляешь?
   Мне на щеки словно кипяточком плеснули.
   - Прямо... там?
   - Отсюда. Милослава сначала глаз не спускала. Потом успокоилась. Думала, что сбежишь? Или зачем-то руки на себя наложишь, как показывал. Или, как воображает мелкая, - Тома кивнула на подкармливавшую лошадь Зарину, одновременно косившуюся на нас, - колданешь как-нибудь. Ты же ангел, вдруг умеешь?
   Она сглотнула вырвавшийся смешок.
   - По коням! - поплыло над лесом.
   Зарина приглашающе помахала Томе. Мне помогли взобраться за щит царевны. Деревянный изнутри, ко мне он был обращен холодным начищенным металлом. На щитах в этом мире рисовали узоры, цветы и орнаменты - как и на бляхах ремней, на пластинах лат, ножнах, шлемах, седлах и прочей ерундистике, что усердно покрывалась гербами их носителями на родной Земле. Столь наплевательское отношение к геральдике и принадлежности к определенному дому напрягало. Впрочем, это я западных фильмов насмотрелся и книжек о рыцарях начитался. О том, как заведено у моих предков, понятия не имею. Может, именно так, и это именно они?
  Когда дорога снова принялась вытрясать душу из привьюченого, словно бурдюк, тела, я спросил:
   - Можно три вопроса?
  - Только три? - Благодушие и покой царили на лице Милославы.
  - Для начала. Но очень волнующие. Куда едем, зачем и, главное, что с нами будет потом?
  - Правильные вопросы.
  Милослава с минуту что-то обдумывала, словно распределяла файлы по папкам "говорить" и "не говорить".
  - Первое. "Куда", - вскоре начала она. - В башню Варфоломеи, цариссы Западной границы. Самой сильной цариссы этого региона.
  - Ты ее дочь? - с большой долей уверенности предположил я.
  Царевна кивнула.
  - И Карина с Зариной. И не только. Говорю же: самая сильная. Теперь - "зачем". Мы обязаны доставить ангелов в крепость. Для этого нужно собрать надежную свиту, чтобы не получилось, как с Гордеем. Боец был знатный, а думалка хромала. Еще: ангелы, вообще-то, ничьи, но при желании могут оказаться чьими-то, вот и появилась мыслишка...
  Словно ужалило: чьи-то? Нас хотят приватизировать?
  Общество религиозного фанатика и обманщика Гордея вспоминалось во все более радужных тонах. Впрочем, несмотря на выказываемый пиетет, он тоже считал нас имуществом.
  - Что будет потом? Скажу одно, - продолжила Милослава, - все будет по закону. Как - не знаю. Третья заповедь гласит: соблюдай закон. Так и сделаем.
  - Гордей упоминал заповеди, - припомнил я. - У вас, должно быть, другая нумерация. У нас тоже в разных конфессиях по-разному. Последняя разве не "не возжелай жену ближнего своего"?
  - Как?! - Милослава подавилась воздухом, а затем заржала громче своей испугавшейся гулко вторившей лошади. - Слов нет, одни междометья. А четвертая? Ну-ка, повесели еще.
  - Почитай отца твоего и матерь твою, - хмуро сказал я.
   - Придумают же, - чуточку успокоилась Милослава. - Сказано: почитай матерь свою и чужую, ибо Алла, да простит Она нас и примет, дала нам мир, а они дали жизнь. Эта заповедь звучит только так, отступление - грех. Грех - это смерть. Ясно?
   - Угу.
  Царевна почти не управляла конем. Ищейкой, взявшей след, тот сам находил дорогу. Или у здешних коняк навигатор в голове? Как у наших голубей, отчего они всегда возвращаются.
  Скорее всего, часто ездит этими местами. Самое скучное объяснение обычно самое правильное.
  В начале разговора справа приблизилась Зарина с Томой за плечами. Розовенькие ушки обратились в локаторы. Милослава шуганула ее каким-то крепким словцом, дальше нам никто не мешал.
  - Почему ты сказала Гордею "Вы вымираете"? - нарушил я молчание. - Кто вымирает?
  - Их семья. Совсем слабая. Теперь еще лучшего бойца лишилась. - Задумавшись, царевна стрельнула глазами по сторонам и выдохнула, пересилив себя: - А как жизнь у вас? Там?
  Ее палец пронзил небо.
   Сказать, что вопрос меня поразил - ничего не сказать.
   - Закон запрещает слушать ангелов, - напомнил я. - Не слушать истории ангелов, не спрашивать о нашем мире. Кто слушал - жуткое наказание.
   - Именно, - спокойно согласилась она. - Но закон есть закон, а жизнь есть жизнь. Так как у вас?
   - Не боишься?!
   - Наслушались алла-хвалинских идиотиков? Заруби на носу или где хочешь: отвечаешь только за то, что докажут. Мы здесь вдвоем. Во всевидящее око Аллы я не верю. Значит, если не проболтаемся, никто не узнает. Где никто не знает, закон бессилен.
   Вспомнилось, как в одном школьном кабинете кто-то расписал стену паскудными надписями. Принялись искать виновных. Валерий Вениаминович сказал: "Он был один". "Почему вы так уверены?" "Было б хотя бы двое - я бы уже знал".
   - А если проболтаюсь я? - Хотелось бы видеть глаза Милославы, но в доступности имелся лишь зад, а он эмоций не выдавал. - Мало того, специально сообщу?
   Царевна как нарочно поерзала в седле, устраиваясь удобнее. Равнодушно раздалось:
   - И что? Кто тебе поверит, если я, царевна, буду отрицать? Ты моложе, беспокойней, фантазия богата. Вскоре свои интересы могут возникнуть. Мое слово окажется весомей. А с тобой однажды произойдет несчастный случай.
   Оп. Я заткнулся. Искренне верующие отныне нравились мне больше. Ненавижу местных атеистов.
   - Так как там у вас?
   - Нормально у нас.
   Бронзовый щит встал холодной стеной не только между телами.
   Лес вдруг кончился. Царевна чуточку расслабилась, остальные тоже повеселели.
   - Наша земля! - сразу за последними деревьями звонко объявила Зарина.
   Счастливая улыбка осветила ее лицо, руки раскинулись, обнимая мир. Угораздило же родиться в подобной семейке. Пары лет не пройдет, будет как остальные - прожженной циничной убийцей. Пока же малявка единственная из туземцев вызывала хоть какую-то симпатию.
   Под нами колосилось поле, засеянное чем-то. Какой-то культурой. Из меня агроном, как из Милославы Франциск Ассизский. Это такая мать Тереза, только мужик.
   Небо потихоньку сгущалось темнотой.
   - Успеем, - прикинула царевна.
   Через полчаса поле сменилось широкой утоптанной дорогой, первой в этом мире. Надеюсь, не единственной. Лошадям стало легче.
   Мои руки обнимали ледяной металл талии царевны, пальцы цеплялись за портупею. Живот, грудь и щека терлись о щит. Вперед смотреть я не мог, но приободрившиеся и радостно засуетившиеся окружающие подсказали, что куда-то приближаемся. Отряд поднажал и перед самым закатом прибыл к охраняемым воротам.
   - Спешиться! - бросила царевна.
   - Что там? - не утерпел я.
   - Цекада, - с радостью "объяснили" мне несколько голосов.
   Частокол из высоченных заостренных бревен был мрачен и суров, он вызывал необъяснимое ощущение надежности. Неплохое сооружение. Регулярное войско штурмом его, конечно, возьмет, а от волков и лихих людей - защита.
   - Хочешь жить - молчи, - прошипела Милослава Шурику. - Притворись потерявшим сознание, а лучше мертвым.
   - Царберы! - У восхищения Зарины предел исчез как понятие.
  Во все двадцать два глаза (так казалось) таращась на выступивших вперед красавцев-богатырей, она выпячивала грудку и тянулась макушкой вверх, пытаясь выглядеть хоть немножечко выше. И старше. И это могло получиться - у другого. Но не у нее.
   Ярко-желтые плащи покрывали доспехи царберов. Прямоугольные щиты защищали две трети туловища. Витиевато изогнутые шлемы единого образца имели налобник, нащечники и ниспадающие на затылок бармицы, а на верхушке красовался султан из конского волоса. Руки и ноги - в бахроме бронзовых пластин, грудь и спину закрывала мощная кираса. Царевны, царевич и принцы подобным не блистали, отчего сразу стали пресными и легковесными. Как кузнечик рядом с жуком-бронзовиком.
   Наверное, царбер - это солдат. Войник по-местному. Выясню, когда говорить не станет преступлением. Вон как Милослава зыркает, чтобы вели себя прилично.
   Двое царберов приготовились записывать въезжающих на пергамент. Мы приблизились.
   - Милослава, Карина и Зарина Варфоломеины, - отчеканила царевна. Пропустив вперед сестер, она перечислила остальных. - Ангелы Тома и Чапа. Дорофей и Порфирий Милославины.
  Мужья царевны внесли Шурика.
  - Крепостной Западной границы Щербак. Порван волками.
  "Не лжесвидетельствуй!" - вспомнилась заповедь.
   Ворота словно с болью в суставах отворились.
   - Цекада. - Зарина обвела руками уходящий вдаль и закругляющийся там забор, словно объяснив этим что-то.
   - Цикада? - Под этим именем я знал только невыносимо трещавшее по ночам насекомое.
  - Царский караван-дворец, цэ ка дэ. Мы говорим - цекада.
   Ясно, караван-сарай в местном антураже. По мне, так это постоялый двор. Именно двор, где за оградой вдоль одной стены даже по запаху определялась конюшня, к другим лепились грубо сляпанные избушки, перетекавшие одна в другую. Между конюшней и жильем дымила кухня, около нее торчал бревенчатый колодец с навесом. За жильем, перебивая ароматами кухню, располагалось отхожее место.
  Зря назвал домики жильем. Скорее, служебные помещения. Казарма, оружейная, склады.
  Весь центр занимала огромная поляна-лежанка. Благородные первыми занимали место, сопровождавшие их низкорожденные располагались вокруг, как школьники на перемене вокруг нового гаджета. Мы последовали общему примеру.
   Людей не особенно много. Работяги жались ближе к отхожему месту, царские отпрыски - к кухне. Удивительно, но не было видно ни толстых, ни худых. Вообще. Видимо, от местной жизни у хилых масса нарастает мышцами, а у жирных выплавляется.
   - Милослава? - раздался удивленный оклик.
   - Это Дарья, царисса школы и Грибных рощ, - заговорщицким шепотом сообщила Зарина. - Наша соседка.
   - Кого вижу, Милослава, как выросла и похорошела!
   - Доброго здравия, царисса Дарья.
  Группа гуськом выдвинулась в ту сторону. Милослава, наш бравый караванщик, лавировала между лежавшими компаниями, как я на сочинском бесплатном пляже, с кем-то здоровалась, кого-то демонстративно игнорировала.
   Перед цариссой все встали по струнке, едва каблуками не щелкнули.
  Лет около сорока, чуточку дородная, но не настолько, чтобы выпирать из боевых доспехов. Илья Муромец в юбке. Впрочем, здесь все в юбке. Экипировка похожа на царевнину, но несравнимо богаче. Поножи и наручи уже сняты, остальное блистает, как только что выкованное и надраенное. Нагрудная броня красиво обрисовывает немаленькие выпуклости. Оплечье могучее, многослойное, и вообще: в целом металла на цариссе раза в три больше, чем на тоненькой воинственной царевне. И главное отличие: желтая зубчатая корона по ободу шлема.
  Такого я еще не видел, кроме как в кино. Настоящая корона на голове настоящей повелительницы. Смущала небольшая деталь: сия повелительница располагалась на травке посреди огороженной лужайки вместе со всеми - с мужьями, со свитой, с бойниками и крепостными. И это коронованная особа?! Чего-то в местной жизни я еще не понял.
  Кстати, шлем, хоть коронованный, хоть обычный, здесь не снимают. От слова совсем. Если только на ночь, и то не факт. Пока своими глазами не увижу, буду считать, что это часть тела.
  Свита цариссы держалась поодаль, как бы в тени. Как мы. Вроде бы здесь, но пока не окликнули - не существуем.
   - Я же тебя такой помню, - женщина изобразила жест, каким рыбаки изображают улов среднего размера. - Сколько ж тебе зим стукнуло?
   - Девятнадцать, царисса Дарья. Откуда и куда путь держите, если дозволено любопытствовать?
  - Отчего ж. Домой, от вас. Приезжала за девочками, а они, оказывается, здесь, с тобою.
  - Значит, забираете Карину и Зарину?
  - Пора им вольным воздухом подышать. Себя вспомни.
  - Все помню, царисса Дарья, вашими заботами человеком стала. Мир видела. С людьми познакомилась.
  Царисса благодушно погладила Милославу по плечу:
  - Важно, что Закон приняла в сердце, остальное приложится. Гляжу, сегодня здесь все Варфоломеины дочки собрались. - Она окинула взглядом царевнино сопровождение, внимательно остановившись на каждом. - Что-то Лисаветы не видно.
  - Она с вечера на границе.
  - Как же? Только что здесь мелькала, - царисса покрутила головой.
  - Лисавета - здесь?! - Взгляд Милославы цепко пробежался по каждой фигуре, каждому лежащему телу, каждой вещи, за которой можно спрятаться.
  Короткий злой выдох сообщил нам результат.
  - Странно, - пожала плечами царисса Дарья. - У меня безупречная память на лица.
  В глазах Милославы бесилась неизвестная мысль. Мысль требовалось обдумать в одиночестве, но сначала нужно закончить здесь.
   - Карина, Зарина, - позвала Милослава. - Едете в школу с цариссой Дарьей. Ангелов доставим без вас.
   Царисса вскинула левую бровь:
  - Ангелов?
  - Вот, - прицельный мах подбородком указал на нас. - Двое. Надо доставить в крепость. Стараемся для начала добраться до дома.
   Царисса соизволила нас отпустить:
   - Отдыхайте. Утром заберу девочек.
  
  Глава 2
  Сон не шел. "Дно" туловища жалобно ныло, непривычное к долгим верховым прогулкам. Я ворочался на земле, тело пыхтело и страдало, пытаясь найти оптимальное положение. Не находило. Рядом так же мучилась Тома, кутаясь в свой халат. Остальные дрыхли как цуцики. Если когда-нибудь посчастливится воспользоваться поисковиком, надо посмотреть, кто это.
  Гм. Если.
  Ну и ладно. Никакого комфорта, зато под охраной. Вот главное удобство этого караван-сарая.
  Пожалуй, единственное.
   Глаза и мысли устремились в небо. Луна та же, в той же фазе: почти полнолуние. Про звезды не скажу. Знаю только Большую Медведицу. Она присутствовала. На месте или как - большой вопрос. Помню, ее наличие указывает на северное полушарие. Так мы и были в северном. Выходит, и теперь в северном, только южнее: откуда-то же взялись тепло и горы. Разберемся, всему свое время.
   Перед сном поужинали. Вареные овощи с неизменной кашей и вкусными соусами усвоились на ура, а вот компот уже требовал выхода. Лунный свет позволял ориентироваться. Стараясь ни на кого не наступить, я побрел в отхожее место. Среди ночи в нужной точке не было никого, не считая мелкого карапуза. Из-под его единственного одеяния - длинной, до колен, полотняной рубахи - торчали босые ноги. Круглые глаза мальчугана, проводившие до стенки и упершиеся в мою спину, наполнились ужасом:
   - Ты зе ангел, я слысал! Лазве ангелы...
   Детская ладошка испуганно прикрыла лицо.
   - Думаешь, ангелы не люди? - сонно огрызнулся я и, закончив дело, запахнул изрядно помятые за ночь полы халата.
  Мелкий ночной сотоварищ все еще стоял позади с открытым ртом. Обернувшись, я зачем-то состроил жуткую рожу. Пацан мгновенно вспомнил, зачем пришел, и сделал это прямо на месте. Мне стало стыдно.
   - Не бойся, я не кусаюсь.
   - Ты тосьно ангел? - Мальчик машинально сделал шаг назад.
   - Точнее не бывает. Прямиком с того света.
   По дороге обратно внимание привлекла одна странность. Когда отходил, Милослава лежала, раскинувшись, между мужей. Сейчас она располагалась с краю, сдвинув в центр Дорофея. Зачем-то поменялась.
   Боковое зрение уловило движение, я резко обернулся. Полная луна делала мир контрастным, четким, мрачно-колдовским. На крыше подзаборного строения отчетливая фигурка в легких латах и шлеме красиво прогнулась назад, в отведенной правой руке - палка. Нет, копье. А отвод руки оказался замахом. Фьюффь!
  Копье унеслось в центр общей лежанки. А если конкретно - прямо в нашу компанию. Шмяк! - воткнулось оно между локтями и коленями спавшего на боку Дорофея. Лежал бы он на спине...
   Милослава вскочила. Сна ни в одном глазу.
   - Там! - крикнул я, указывая пальцем и своим криком будя половину поляны.
   По наклону копья Милослава определила направление раньше. Мы вместе проводили взглядом фигурку до забора и сразу за него. Преследовать нет смысла - пока через людей добежишь, пока взберешься на домик, пока перемахнешь... а там, может быть, засада.
   На мой вопль прибыли царберы.
   - Что случи... Понятно.
   Длинное древко, торчавшее меж людей, говорило за себя. Проснувшийся Дорофей тер глаза.
   - Где виновник? - осведомился начальник стражи.
   - Утек через забор, - высказал еще один страж, подошедший с ворот. - И как только ноги не переломал. Я поздно увидел, даже сигнал подать не успел.
   - Там, наверняка, его подмога ждала, - рассудил начальник, глядя в сторону забора. - Не один же. В ночь-то.
   Милославу бесило их равнодушное спокойствие.
   - Как насчет погони? - встряла она. - Время уходит.
   Стражи хмыкнули:
   - В ночь никто искать не пойдет. И не в ночь не пошли бы, никого ведь не убили. Поигрались, постращали - дело житейское. Ложная тревога.
   - Запомните, - подытожил главный царбер, - мы охраняем от врага, а не от внутренних разборок великосветской шушеры. Всего хорошего.
   Вот так, инцидент исчерпан. Они попытались уйти.
   - Стойте, - воскликнула Милослава. Она, пронзенная, истекала бы сейчас кровью, если бы не принятые меры и не случай. - Давайте сверим списки! Преступник был среди нас. Он въезжал в ворота. Он же не влез снаружи?
   - Снаружи было чисто, - подтвердил наблюдатель за периметром.
   - Придется обойти и опросить всех. - Начальник стражи со скрежетом почесал стальной затылок.
   - Я помогу, - сказала Милослава.
   Царберы согласились.
   Заснуть у нас не получилось. После того, как подняли на уши и переворошили всех гостей цекады, был найден брошенный балахон бойника. Опрос ничего не дал. Царевна долго сличала записи с наличием людей, царберы были рады отдать нудную работенку постороннему.
  Милослава вернулась взбудораженная и какая-то дикая. Полный надежды взгляд сестер вызвал горькую усмешку. Царевна обратилась ко мне и Томе:
   - Тоже отправитесь с цариссой Дарьей, вернусь за вами на днях.
   - Мы не оставим Шурика.
   - Черт подери. Вот же, черт, одни проблемы от них. Зарина! Будешь заложницей.
  Милослава умела принимать смелые решения.
  Зарина вздрогнула, будто ее кобыла лягнула. Могла даже назвать имя этой кобылы.
   - Объясни, - потребовал я.
   - Что должна делать заложница? - одновременно выпалила Зарина и залилась краской.
   Милослава с усталым видом отмахнулась:
   - Сестренка постоянно будет при вас как гарантия, что красного черта не тронут.
   - И вылечат, - прибавил я.
   - И поставят на ноги, если ты имеешь в виду это.
   - А как объяснить окружающим, зачем я день и ночь таскаю с собой малявку?
   - Я не малявка! - гордо всхлипнула Зарина. - Мне четырнадцать!
  Вскочив и оправляя доспехи, она сравнивалась со мной ростом только благодаря сапогам на каблуках и островерхому шлему, если за точку отсчета брать его верхушку.
   - Тебе?! - даже обернулся я.
   - Просто я маленькая. В смысле, низкая. Но я расту!
   Вот так. Эта пигалица - моя ровесница.
   - Объяснение для других будет такое, - на ходу сочинила Милослава. - Зарина наказана выслугой в год за случайную порчу или потерю твоего имущества.
   - У меня нет имущества.
   - Потому и нет, что она как бы потеряла. Ясно?
   - Я согласна! - Зарина стала кивать с каким-то непонятным остервенелым удовольствием.
  С рассветом нас передали Дарье.
   - Прости, - говорила царисса царевне. - Они же разовые, даже по голосам друг друга не всегда знают. Я тем более. Еще у вашей матушки Варфоломеи подменили. Думаешь...
   - Да, - резко ответила Милослава. - Думаю.
   - Зачем ей это? - пыталась успокоить царевну Дарья.
   Руки и плечи Милославы сотворили жест, означавший как "не знаю", так и "а то сами не знаете".
   Выяснилось, что несостоявшийся убийца на входе записан как бойник из свиты Дарьи. Прибыл из дома Милославы. Теперь царевна отправлялась на поиски правды, а, возможно, и мести. Покачав головой, Дарья все же благословила:
   - Храни тебя и направь на мысль верную и на путь истинный всеблагая Алла-всевидящая и всеслышащая, да простит Она нас и примет.
   - Я найду, - пообещала Милослава. Ее левый глаз дернулся. - Найду и покараю. И да воздастся справедливым.
  - Алле хвала, - убито повисла выговоренная цариссой необходимая формула. - Только прошу: не свершай необдуманного. Я тоже пострадала. Мой человек исчез. Если ты разворошишь угли, а результата не добьешься, мне потом трудно будет найти концы в полыхающем костре событий. - Она задумчиво помолчала. - Если что-то пойдет не так - обращайся. Вместе мы распутаем этот клубок.
   Милослава кивнула и удалилась.
   Рассвело. Караван-сарай гудел собиравшимися путниками, готовясь к новому дневному переходу. Ржали оседлываемые и навьючиваемые лошади, доспехи гремели, словно играла ударная установка, где вместо барабанов эмалированные ведра с гайками. Глаз искал верблюдов и даже слонов для соответствия виденным фильмам... но ожидания, к счастью или сожалению, не оправдались. Здесь были только люди и кони. Люди - светлокожие, европеоидной наружности, разной степени смуглости. Большей частью - в латах, с копьями или хотя бы мечами. Вместо полноценного доспеха у некоторых были разноцветные халаты вроде наших с Томой. Эти халаты у кого-то запахивались, у других скреплялись на груди встык крючками или застежками. Частично их покрывали бронзовые накладки. Все здесь служило безопасности, все чего-то боялись. Почти все головы венчали островерхие шлемы. Только дети спокойно бегали в одних надеваемых через голову мешкообразных рубашках по колено. Впрочем, были и взрослые в чем-то подобном: в перепоясанной или свободно свисавшей рубахе навыпуск, а также штанах или юбке. Причем, женщины исключительно в штанах, а мужчины наоборот. Женщины распоряжались, мужья и прочие спутники умело справлялись с возложенными задачами. Думаю, минут через двадцать царберам можно будет поспать в полной тишине до очередного вечернего аврала, когда прибудет следующая партия жаждущих переночевать в безопасности.
  Отбывая, мы попрощались с Шуриком. Я склонился над перевязанным соратником.
   - Мы вернемся. Обязательно вернемся. Выздоравливай быстрее.
   - Только не надо ой. Я вас умоляю, - мотнул он всклокоченной рыжей шевелюрой. Пробивавшаяся щетина делала щеки красными. - Прекратите этих глупостев. Неужели не понимаю. Это вам не при румынах двери на ночь колбасой закрывать.
   И на прощание, когда расстояние еще позволяло:
   - Зай гезунт!
   - Что?
  - Будьте здоровы, в смысле: до свидания!
   Тома утерла пальчиком уголок глаза. У меня тоже в носу щипало, а на душе скребли нагадившие кошки.
  Свита цариссы оказалась маленькой, словно это не царисса в короне, а какое-то недоразумение. Зато - с двумя развернутыми над головами штандартами. На одном - буква Д на зелено-оранжевом, на втором, бесцветном - гриб на фоне буквы А. Ну да, она же госпожа школы и Грибных рощ, как ранее проинформировала Зарина. Не лучше ли на месте буквы изобразить книгу? Стоп, где я видал здесь книги? Еще не изобрели.
  Свита включала трех царевичей-мужей цариссы, царевну-подростка по имени Варвара, шестерку превосходно снаряженных войников, внешне не отличавшихся от царевно-царевичей и принцев ничем, кроме меньшей заносчивости, трех белобалахонных бойников-"ку-клукс-клановцев" и нас, четырех членов переходящего звена Варфоломеева семейства. И никакого багажа, кроме седельного. Умеют же путешествовать. У нас, четырех Варфоломеивцев, было всего два мешочка, уложенных на лошадях царевен. Учитывая небрежность, с которой к ним относились, ценностями внутри не пахло.
  Плотно сбитая Карина, на земле казавшаяся тяжеловатой и оттого неповоротливой, взлетела на своего коня, словно у нее пружина в одном месте. Когда она сурово огляделась с высоты, я не успел отвести завистливого взгляда. Уголки девичьих губ тронула тень ухмылки. Впрочем, до меня ей не было дела. Глубоко посаженные карие глаза глядели вокруг твердо, несгибаемо и абсолютно равнодушно. Еще бы жвачку в зубы... Карина напоминала бычка, закованного в доспехи.
  Царевичи уже нетерпеливо гарцевали поодаль. Они сопровождали цариссу на манер телохранителей: куда она, туда и они, без разговоров и приглашений. Думаю, и отхожее место берут в кольцо, когда дражайшая половинка... гм, четвертинка посещает указанное заведение. Подобно цариссе и царевне каждый обладал превосходным доспехом, выделяясь в вооружении чем-то особенным. Один, невысокий и гибкий, обходился без щита, вместо этого у него крепились за плечами два одинаковых меча, они торчали в стороны, словно обрезанные крылышки. Второй - свирепый верзила - обходился одним мечом, зато огромным двуручным, тоже удобно расположившимся за спиной в простой защелке вместо ножен. Третий царевич, удивительно шустрый здоровяк, только что откликнувшийся на имя Руслан, был со щитом, но не убирал ладони с рукояти кривого меча, не характерного для этих мест.
  - Тоже хочу нескольких мужей, - зашептала Тома. - Представляешь: сижу такая, вокруг офигительные мужчины - каждое слово ловят, каждый каприз выполняют... И все - мои!
  Я выразительно скривил губы и отвернулся к шестерке собиравшихся войников. Они так же лишь в мелочах различались экипировкой, но в основном снаряжении напоминали высшее сословие: на каждом чешуйчатые доспехи с оплечьями, перегибавшимися из-за спины и крепившимися застежками на груди, сапоги с поножами до колен, наручи по локоть и островерхие шлемы. Из-под нашитого на кожу металла кое-где проглядывала нижняя полотняная одежда в зелено-оранжевой гамме.
  Тома перехватила мой взгляд.
  - Думаю, второй, третий и пятый мне подошли бы, как считаешь? - Озорная улыбка расползлась по витающему в облаках лицу, шепот продолжился: - Прикинь: забила мне стрелку Настюха-Брынза из десятого "бэ", а за меня выезжают такие красавцы в броне, как у Васнецова на "Трех богатырях". Представляю ее физиономию!
  - Если что, картина Васнецова называется просто "Богатыри".
  - Зануда. Еще скажи, "Три медведя" Репина называется просто "Медведи".
  - Их там четыре. Четыре медведя.
  - Как это? Почему же ее называют "Три медведя"?
  - Кто называет?
  Тома задумалась, смутилась, умолкла.
  - Картина с четырьмя медведями называется "Утро в сосновом бору", - с мстительным превосходством сообщил я. - А ее автор - Иван Шишкин.
  - А я что сказала?
  Отряд быстро собрался, взоры обратились на нас, новеньких, выставленных посреди лужайки словно на продажу. Стало неуютно.
  Ведя еще одну лошадь на поводу, к нам подскакала царевна Варвара. Возрастом она превосходила Тому, но до Карины не дотягивала. Зато чудесно совмещала насупленую агрессивность второй с едва распустившейся женственностью первой. Если старшая из оставшихся Варфоломеиных напоминала ощетинившийся жерлами орудий, идущий на таран броненосец, а Тома - стремительную яхту, то Варвара была быстроходным фрегатом, готовым сразиться с броненосцем или сбежать от него, но не дать спуску ни одной яхте в пределах видимости. Начищенные латы сверкали бронзой, а ряды крупных зубов - отменной белизной. На щеках при улыбке проявились обаятельные ямочки, но симпатии не вызвали: улыбка вышла надменной и фальшивой. Высокая, отлично сложенная, с выпирающими вперед коническими нагрудниками и прикрытыми броневой юбкой широкими бедрами, девица одарила нас покровительственно-колючим взглядом:
   - Ангелы, конем править умеете?
   - Нет, - откликнулась Тома.
   - Да, - одновременно выдал я. - Чуть-чуть. И только шагом.
   - Тогда вам на двоих.
   Мы стали обладателями низкой послушной кобылки, почти пони. Скорее, размером с ослика. Назову ее Тойота.
   Вспомнив свою единственную конную прогулку, по примеру Карины я решил легко вспорхнуть в седло... и едва не перевалился на другую сторону. Меня до обиды весело придержали посторонние. Сзади привалился приятный груз, Томины руки обхватили вокруг пояса, она затихла. При поворачивании головы мое ухо улавливало глубокое ровное дыхание. Впрочем, голова спутницы тоже не оставалась на месте: вертелась, как вентилятор на перегретую материнку.
   Карина демонстративно уехала вперед. Ее мелкая сестренка, мой странный заложник, держалась рядом. Почти впритирочку. Остальные растянулись в длинную колонну, оставив нас практически одних. Только Варвара сзади следила за порядком в нашем Варфоломеином царстве.
  - Что такое школа? - спросил я.
  Должны же быть подводные камни. Если волки - это собаки, то и школа может оказаться магазином, пограничной заставой или подпольным казино.
  - Это... школа, - не смогла подобрать слов Зарина. - Где учат.
   - Чему?
   - Всему.
   Ну, хоть это не поменялось. Затем я припомнил запись при въезде на ночевку.
   - Почему принцы записаны по царевне? Вообще, не разберусь с вашими титулами. Чем принц отличается от царевича?
   Зарина солнечно рассмеялась:
   - Это же просто. Принцы - мужья царевен, носят их имя. Царевичи - мужья царисс.
   Маленькая всадница напоминала сестру только обводами лица и цветом глаз, в остальном являя полную противоположность. Вместо угрюмой силы - лучащийся фонтан энергии. Вместо плотной приземистости - хрупкое воздушное изящество. Лицо сияло, глаза искрились и жили собственной жизнью: счастливой, безоблачной и независимой от окружающей суеты. Как и прочие, Зарина тоже носила бронзовые латы поверх одежды из ткани. Среди остальных мы с Томой в своих обвисших халатах на голое тело, штанах без белья и тапочках без задников выглядели придурками. Кто же путешествует конным в таком виде?!
   Ответ: мы. Утешало, что не по своей воле.
   - Чем царевна отличается от цариссы? - продолжил я экскурс в неведомое.
   Догадка созрела давно, но желательно подтвердить.
   - Царевны, - разжевала Зарина как маленькому, - это дочки царисс.
   - Почему не у всех одна фамилия? Семья-то одна.
   Зарина поразилась моей глупости.
  - Давай еще раз, - сказала она. - Смотри. Мужья царисс - царевичи, мужья царевен - принцы. Само собой, второе имя они получают по имени собственницы.
  Шикарная формулировка.
  - А остальные? - присовокупил я. - Войники, бойники, кто тут еще есть?
   - Второе имя? По тому, кому служат.
   Логично. Про царевичей и принцев можно было в отдельный вопрос не выделять.
  Дорога частично состояла из вбитых в землю камней. Не булыжная мостовая, но и не грунтовка. Нечто среднее.
  - Что разглядываешь? - всполошилась Зарина. - Следы?
  - Камни.
  Ее взор поскучнел.
   - Обычные камни, потому что горы недалеко.
   - Как они называются?
   - Камни? Не знаю. Мама знает. Я их называю маленькие и большие. - Она засмеялась своей шутке.
   - Я про горы, - подсказал я.
   - Горы? Смешно. - Лучистая улыбка погасла. - А как называется солнце? А небо?
   Ясно, с информацией об окружающем мире у них туговато.
   - А кроме гор что-то есть?
  Зарина указала назад.
   - С обеих сторон от гор - Большая вода.
   - Море?!
   - Море?! - радостно подхватила Тома, восприняв единственное слово из разговора. - Где море?
   - Что такое море? - серьезно поинтересовалась Зарина, уверенно правя большим (по сравнению с собой) конем.
   Настал наш черед поскучнеть. Прижавшаяся сзади Тома снова ушла в собственные мысли. Объяснять пришлось мне:
   - Это когда много соленой воды. Очень много.
   - Соленой? Фу. Как ее пить?
   - Ее не пьют, - продолжил я информационный ликбез. - В ней плавают.
   - Как это?
   Приехали. Не знает, что значит плавать?
   - Вы не плаваете? Но ведь купаетесь?
   Зарина воспрянула:
   - Еще бы! У нас везде озера и пруды. С гор даже речки спускаются, но их сразу по полям разводят.
   - Ну и? - подтолкнул я к очевидному. - Что вы в них делаете?
   Зарина радостно перечислила:
   - Играем в догонялки, брызгаемся, прыгаем, ныряем, бегаем, толкаемся, бултыхаемся, булькаем, дрыгаемся, пихаемся, пры... это я уже говорила...
   - А чтобы пересечь водоем? - перебил я.
   - Пешком. - Она удивилась. - Как же еще?
   Чувствуя, как сзади усмехается Тома, я проявил упорство:
   - Вокруг?
   - Зачем? - не поняла Зарина. - Поперек.
   - А если глубоко?
   - Так бывает? Не видела. Тогда, конечно, в обход.
   - Минуту назад ты упоминала Большую воду, - не выдержал я.
   Зарина кивнула:
   - Большая вода - граница. Оттуда приходят пожиратели. Туда никто не ходит, опасно.
   - О, снова пожиратели. Кто это?
   - Не знаю. - Длинные реснички печально вспорхнули, раздался искренний вздох. - Про них стараются не говорить. Судя по слову, что-то очень страшное.
   Сзади закашлялась Тома. Я сам едва не подавился.
   Придерживая коня, с нами поравнялась царисса Дарья.
   - Развлекаемся, молодежь?
   Интересно, какого ответа она ждала. Все притихли. Титул собеседницы давил сильнее возраста.
   - Зарина, погуляй.
   Младшую Варфоломеину как ветром сдуло.
   - Давно? - упало с уст цариссы.
   - Что? - не поняли мы.
   - Прибыли.
   - Вчера.
   - Почему к Варфоломее? Причалом ныне Евпраксия заведует.
   - Так получилось.
   Не выдавать же путаную сагу со многими неизвестными и незаконно спасенными.
   - Разберемся, - задумчиво проговорила царисса. - По дому соскучились? Как там сейчас?
   Что за запрет, который все норовят нарушить?
   - Рискнете слушать ангелов?
   - А-а, "Алле хвала"? - понятливо сощурилась и с загадочной полуулыбкой кивнула царисса. - Ладно, придет время, поговорим.
   - Вы сказали "сейчас"? - вдруг дошло до меня.
   - Я? - удивленно вздернула брови царисса. - И что?
   - То есть, как было раньше...
   - Уймись, ангелочек. Твое дело знаниями питаться, а не глупые вопросы задавать. Спрос за которые бьет больно и неожиданно.
  
  Глава 3
  Потом был привал на обед, снова овощи, и снова обалденно вкусно. Климат способствовал вегетарианству. Кашеварили бойники. Расположилась наша команда у дороги, иногда здороваясь с проезжавшими отрядами легких всадников или желто-плащных тяжеловооруженных царберов. Редкие одиночки неслись во весь опор, времени на церемонии у них не было. Тяжело проскрипело несколько тележных караванов. Жутко напылили группы пеших крепостных, перемещавшихся, как выяснилось, с поля на поле. Те и другие в сопровождении войников либо царберов, Военные салютовали нам... скорее, цариссе Дарье, оружием, мы в ответ вежливо кивали.
  Один раз в сопровождении шикарной свиты проехала... нет, торжественно проследовала пожилая женщина на роскошно убранном коне. Ее приветствовали особенно рьяно.
  - Царыня Мефодия, - шепнула прилипшая банным листом заложница, совсем не оставлявшая в одиночестве. - Лучший страж вотчины целого поколения. Живая легенда.
  Зарина со взрослой ответственностью исполняла возложенную обязанность. Аж страшно становилось, до чего может дойти. В туалет-то отпустит?
  Слово "царыня" царапнуло слух и ничего не сообщило мозгу. Дама была почтенная, весьма в летах, но тоже в латах. На шлеме царыни корона казалась такой же, как у цариссы. Возможно, чуточку другой формы или из другого металла. Издали разницы не видно.
  Царисса Дарья и вместе с ней автоматически все присутствовавшие почтительно поднялись.
  - Приветствую, царыня, - выкрикнула царисса не сбавлявшему ход каравану.
  - И тебе мое почтение, - донесся отклик.
  Несмотря на возраст, голос был моложав и звонок.
  - Какими судьбами?
  - В сестырь, Дашенька. Дома дочка справляется, вмешательства не одобряет, а то, что у меня за них сердце кровью обливается, не понимает. Гоняет, как назойливую муху, того и гляди, прибьет. Езжай, говорит, от греха подальше. Я и поехала.
  - На совет?
  Царыня фыркнула с не свойственным старости озорством:
  - Достали эти заседания, скоро зад сотрется до желудка, в продолжение скамьи превращусь. Нет, на этот раз паломничаю.
  Далекое лицо огорошило подобием ухмылки, в уголках глаз цариссы тоже промелькнули шаловливые искорки, словно царыня в ночной клуб собралась, оторваться по полной. Неужели в верхах смеются над священными ритуалами, пусть и чуждыми моему миропониманию? Даже не скрывают. Вот тебе и Аллехвала.
  - Сестырь... это вроде женского монастыря? - провернув гигантскую мозговую работу, шепнул я Зарине.
  Лицо царевны с недоуменно открывшимся ртом застыло в полном непонимании.
  - Что?
  - Ничего, - вздохнул я.
  - У вас же храм под боком? - удивленно вопрошала царисса царыню.
  - За новыми впечатлениями, Дашенька. Одни и те же рожи, одни и те же слова - какие чувства они могут вызвать, кроме изжоги? А других у нас не водится. Сама понимаешь, в моем возрасте...
  Караван ушел.
  С обеда выехали в том же порядке, как остановились: царисса Дарья вновь сопутствовала ангелам. Свита чуточку уменьшилась (один из царевичей с двумя войниками ускакал вперед) и почти сразу более чем восстановилась: в сопровождении тройки бойников прибавилась нагнавшая войница в тех же зелено-оранжевых тонах свиты Дарьи.
  Местность красотами не баловала. Поля, снова поля и опять поля. Дорога разрезала их насквозь, ни разу не изогнувшись. Кони растянувшейся колонны сонно перебирали копытами, всадники подремывали.
   - Царыня - это кто? Чем отличается от цариссы по иерархии? - спросил я при первой возможности. - Выше, ниже? Или не по иерархии, а по возрасту? Молодая - царисса, старая - царыня? Или по местности? К примеру, у нас главный начальник - царь, у кого-то король, у племени вождь, у кого-то, как у нас сейчас, президент. Названия разные, функция одна. И, в конце концов, чей муж здесь называется царь?
   - Слишком много слишком глупых вопросов, - с неожиданным неудовольствием отмахнулась ехавшая бок о бок со мною царисса. - Придет время, узнаешь. Все узнаешь. А не придет...
   С неприятным намеком она умолкла, оставив меня в размышлениях о жизни - изменившейся за сутки настолько, что прямо не знаю. Ничего не знаю. Ничего не понимаю. Но понять хочу.
  Однообразие абсолютно похожих друг на друга пейзажей утомляло. Глаза хотели нового. А желания иногда имеют свойство сбываться.
   - Что это? - Я рассмотрел впереди нечто необычное.
   Издалека небольшой лесок показался привычной лесополосой, защищавшей урожаи от ветра. Но чем ближе "лесополоса" становилась, тем быстрее убежденность в этом рассеивалась.
   Царисса, долгое время задумчиво разглядывавшая нас, ответила:
  - Поселок.
  И снова погрузилась в непонятные размышления.
  Да, на деревьях жили люди. Сколотили хибарки, сделали шалаши, натянули гамаки. Перекидные лестницы соединяли жилье сложными, но верными дорогами.
   - От волков? - догадался я, вглядываясь в невиданные конструкции.
   - Крестьяне, - последовал показавшийся не связанным с вопросом ответ, сопровожденный весомым кивком.
  В ответе сквозило отношение - снисходительность богини к людишкам, без чьих подношений, жертв и поклонения тоскливо и голодно.
  Позже мы увидели и самих крестьян, работавших в поле. Гордей был прав: они старались держаться минимум по трое, бессознательно кучковались, даже когда не требовалось. На поясах висели ножи. У некоторых - дубинки или топорики. Обитый металлом плуг вгрызался в почву, буксиром работала измученная кляча. Понятно, лучшие кони уходят знати и военным. Все как обычно, как всегда было, есть и будет..
   - Они живут здесь постоянно?
  Не укладывалось в голове, что на ветвях можно готовить, ходить в гости, ухаживать, рожать и растить детей, присматривать за больными и стариками...
   - Только в сезон. Кстати, поглядите вдаль, что-то видно?
  Тома всмотрелась.
   - Ничего.
   - Ниче... - тоже начал я и осекся. - Башня!
   - Подъезжаем.
   До башни пробирались через те самые рощи, что должны быть грибными. Кажется, в титуле царисс заложена специализация. С развевавшимися над кортежем флагами тоже все стало понятно, тот, что с рисунками - флаг ее владения, второй (цветной, с буквой Д) - именной цариссы Дарьи.
   Дорога сузилась, но не исчезла.
   - Почему не сделают дорогу к причалу? - спросил я, пользуясь обозначавшим портал местным термином. - Мы пробирались такими дебрями...
   - Царская дорога - дорогое удовольствие как проложить, так и содержать, - сообщила царисса. - Нет проку строить и охранять дороги в места, которые используются редко. Учись считать затраты, в том числе чужие, это основа всего.
   Сразу два факта. Порталом пользуются редко - раз. Дороги - царские. Это два. Не царисские, а царские.
   - Царь живет в столице? - сформулировал я вопрос, которым возгордился. Какие глобальные выводы, какая умелая компиляция рассеянной информации!
   Хохот в ответ.
   - Царь? - Царисса вытерла платочком уголок глаза. - В столице? Даже слова такие забудь.
   Хорошо смеется тот, кто последним бьет. Хотелось сказать. Промолчал. Похвалил себя за сдержанность и уважение к возрасту. Вот стану по-настоящему взрослым, Дарья к тому времени постареет, сморщится как смятая банка из-под колы, зубы выпадут... тогда и посмеемся.
  
  Глава 4
  Башня вдали проявилась во всей красе. Просто круглая каменная башня, высокая, зияющая дырами окошек-бойниц, будто расстрелянная из пулемета мишень. С зубцами поверху, где обычно прячутся лучники. Неравномерно, как белок в глазунье, вокруг башни раскинулся деревянный городок.
  Мои глаза рвались вперед. И не у меня одного.
  Впервые мы миновали развилку. До сих пор лента каменно-глинистого полотна лилась непрерывно. Мы взяли левее. Поля остались позади. Высокие деревья легонько шумели, сопровождая отряд. Громада башни ушла вправо, вскоре измельчала и пропала совсем. Впереди за лесом замаячил частокол еще одной цекады. Вместо царберов в настежь открытых воротах приветственно ожидали уехавшие вперед посланники.
  Караван перестраивался на ходу: прежний строй исчезал, все притормаживали, царисса медленно, но верно оказалась первой. Так и въехали: за ней мужья со штандартами, затем остальные. Мы - в золотой серединочке.
  Внутри... явно не постоялый двор.
  Здесь нас тоже встречали. Немолодой мужчина и две женщины. Одеты уже привычно глазу: все в разной степени нарядности безрукавках, а внизу он в юбке, они в штанах. И пара десятков пострелят, похожих на воспитанников детского дома времен седой старины. Их простенькая однообразная форма состояла из двух элементов - рубахи и шаровар. Ноги - босые, что нормально на мягкой шелковистой травке. У многих длинные волосы, скрепленные налобной тесьмой. На первый взгляд большинство - девочки. Возраст колебался вокруг моего, лет тринадцать-пятнадцать.
  Грянул хор, громоподобно, гулко, как на Красной площади во время парада:
   - Алле хвала! Приветствуем смотрительницу школы цариссу Дарью!
   Ага, это и есть школа. Могло быть хуже.
  Прибывшие ранее люди цариссы подготовили встречу. Дым из кухни валил стоячего и поднимал лежачего. Везде чистенько, трава скошена, на лицах улыбки, втюхивавшие вам без вазелина сто лет безбедной жизни. Покинув седла, Дарья с царевичами удалились в одни из покоев. Нас, новеньких, ее Варвара подвела к ждавшему мужчине. Костлявый, ссутулившийся, с расползающейся кляксой лысинки на седой голове, в своей расшитой орнаментом юбке и красивой рубашке без рукавов он походил на грустного шотландского клоуна. Глаза смотрели устало и очень по-доброму.
  - Школьный распорядитель папринций Люсик, - представился он. - Можно просто дядя Люсик. Любые проблемы в школе, не решаемые другими - это ко мне. Теперь расскажите, кого мне послала Алла-дарительница, да простит Она нас и примет.
  - Назовитесь, - шикнула царевна Варвара.
   - Царевна Карина Варфоломеина.
   - Царевна Зарина Варфоломеина.
   Умолкнув, Карина надменно набычилась, сей позой как бы подтверждая немалый статус, зато Зарина расцвела в милой улыбке. Все взгляды сошлись на нас с Томой.
   - Ангел Тома, - гордо вылетело сбоку.
   Что ж, назвался груздем...
   - Ангел Чапа, - тоскливо сообщил я.
   Глаза папринция взорвались непонятным огнем, словно глазницы переполнены порохом... и быстро погасли.
   - Пойдемте, познакомлю со школой.
  Варвара, пока не дали новых поручений, тихо исчезла. Для нас папринций Люсик провел экскурсию.
  Школа выглядела как цекада - огражденная частоколом территория размером с футбольное поле, очень похожая на стадион. Внутри - травяное покрытие, только у притулившегося к строениям колодца поблескивал прудик-бассейн размером с лужу. Роль трибун исполняла жавшаяся к забору вереница жилья и технических строений. Они скалились пустыми проемами окон и дверей - начиная с конюшни по одному краю и заканчивая казармой по вернувшемуся к воротам другому. В случае нападения можно отражать атаки с крыш, соединявшихся между собой в виде общего подковообразного навеса. Зубья частокола одновременно выполняли роль внешней стены помещений. Заостренные бревна поднимались над плоской кровлей на метр-полтора, как зубцы на каменных крепостных стенах. В нескольких местах с поля на объединенную крышу вели лесенки типа пожарных. Пупом на ровном месте с одной стороны ворот торчало подобие башенки. Как шляпка незабитого гвоздя в начале подковы. Самая высокая точка школы. Внутри башенки дежурил стражник. Особого усердия он не выказывал, что говорило о мире и спокойствии вокруг.
  Миновав расположение стражи и комнат, куда ушла царисса с мужьями, школьный распорядитель ввел нас внутрь построек. Они оказались бесконечной анфиладой, пронизывавшей каждое казавшееся отдельным строение. Из общего коридора в обе стороны вели двери. Одну, на внутреннюю сторону, гостеприимно распахнули перед нами.
  - Кладовка. Здесь утварь и оружие для тренировок. Прямой выход во двор. Все в свободном доступе, тренируйтесь, когда хотите, только за ворота без разрешения не выносите.
  Прошли дальше. Боковые помещения исчезли, образовав единое пространство от внутренней стены до забора. Столы с лавками заполнили получившийся зал так густо, что едва оставалось место пройти.
  - Это кухня, - объяснил дядя Люсик, как он просил называть себя вместо официального "папринций". - Три раза в день добро пожаловать.
  Технические помещения кухни выделялись дымящей трубой на крыше, там жарили, парили и скребли. Мы миновали их, не заглядывая. В следующем обнаружились чарки, тазы, две бадьи по плечо высотой, и в открытой двери, выводящей на поле, виднелся бассейн.
  - Умывальня и помывочная, - последовало объяснение. - Снаружи - купальня.
  Мне стало смешно: в самом глубоком месте бассейна - по колено, чтобы только побулькаться, побрызгаться да повизжать. Услада "девчачье счастье" или грезы малыша.
  - Уборная, - продолжил дядя Люсик.
  Туалет поразил. Об унитазах молчу, до них еще тысячу лет на пузе по наждачке, но здесь не было даже обычного деревенского сортира. Просто жиденькой шеренгой выстроились, криво ухмыляясь изгибами ручек, несколько горшков. В углу - вода в кувшинах. Все. Это все?!
  - А куда выносить за собой? - не удержался я от вопроса.
  - Этим занимаются другие.
  Надеюсь, приходящий "слив" работает достаточно оперативно.
  Помещения школы выглядели ненадежно-хлипкими из-за некоторой кособокости - так всегда бывает с деревянными домами, построенными много лет назад. Время досок еще не пришло, поэтому потолок и большинство стен состояли из состыкованных половинок бревен, промазанных глиной. Из таких же половинок, только отшлифованных многими поколениями ног, был сделан пол. Потолки опирались на поперечные круглые балки. Некоторые стенки и внутренние перегородки состояли из двух рядов плетеных прутьев с насыпанной между ними землей, часть была обычным плетнем, усиленным соломой. Для шумоизоляции - самое то.
  Дядя Люсик остановился у двух соседних дверей по внутренней стороне школы в длинном ряду многих таких же.
  - Ваши комнаты. Заселяйтесь. Ставни в окна можно получить в кладовке в случае сильной жары или холода. Белье меняется раз в неделю. Если что-то постирать - говорите. Располагайтесь. Двадцать минут личного времени.
  Нас предоставили самих себе.
  Как-то подразумевалось, что мне, мальчику, выделят одну комнату, пусть самую махонькую, а девчонкам другую. Когда же мы заглянули внутрь...
  В одной - два матрасообразных лежака по углам. Кроватями это назвать трудно. Внутри у них, как понимаю, солома, снаружи - обшивка из мешковины или чего-то не менее забористого для нашей привыкшей к комфорту кожи. Белье - две дерюжки-простыни, на одной спать, второй укрываться. Подушка - из свалянного меха, наверное, собачьего: другой живности за время приключений не замечено. Два табурета - класть на ночь одежду. Проем-окно во двор. Все.
   Соседнюю обстановку словно печатали на копире. Мы с Томой озадаченно переглянулись.
  Карина без разговоров заняла ближнюю комнату. Гукнула взбиваемая подушка, всхрапнул продавленный лежак. Не теряя времени, я шагнул к дальней. Отворяемая дверь стонала и плакала, противясь давлению. Переборотая, смирилась и приветливо распахнулась во всю ширь: добро пожаловать, хозяин! Мы любим сильных!
  В проеме я обернулся. Напряженная, но безуспешная работа мысли сводила Томе мозг. Хорошо, что выбор остался ей. Просто прекрасно. Выбери она эту комнату первой, я бы попал впросак. Поясняю. Пойди я к ней - наглец, уйди к Карине - предатель. Трагедия, однако.
  Губы девушки задрожали, щеки залил румянец. Блин, она в той же беспощадной вилке: либо нахалка и бесстыдница, либо трусиха и сволочь.
  Ситуация разрешилась без нашего участия.
   - Я заложница! - радостно вспомнила Зарина и ринулась занимать место в моих апартаментах.
   Казалось, даже стены облегченно выдохнули. Правда, с горьким оттенком потери.
   Вселились. Я лег, положив ногу на ногу, руки нащупали и потуже запахнули халат, глаза уставились в потолок. Вот такое новоселье.
  Зарина, уже дважды восторженно обежавшая комнатенку по кругу, теперь заглядывала во все щели. Даже свой лежак приподняла - вдруг спрятано что-то интересное?
   Ага, первая ночевка вне родных стен. Скоро перебесится. Мне, напутешествовавшемуся с родителями по стране и не только, этот аналог гостиничного номера навевал грусть.
  В дверь потарабанили пальцами, громко и отчетливо.
  - Войдите, - пригласил я.
  - Одежда для занятий.
  Сначала прозвучал голос, затем мы увидели одну из тех женщин, что при въезде встречали цариссу. Нам вручили две котомки.
  - Будьте готовы через десять минут. Ваши кафтаны, временное одеяние ангелов, мы вернем в башню причала, так заведено.
  Дверь чувственным стоном сопроводила исчезновение чужой из нашего пространства и в конце ликующе взвизгнула: мол, как я ее? Где аплодисменты?
  Внутри котомок оказались широкие штаны и распашные рубахи на тесемках. Выделка порадовала, если сравнивать с деревенским тряпьем, и огорчила, если с халатами, которые здесь называли кафтанами. Знакомое слово, но кто в мои годы носит или просто знает кафтан?
  Одежная ткань оказалась плотной, надежной, а большего не требуется. Цветом принесенное тоже не блистало: все однотонное, светлое, желтовато-серое. За красотой здесь явно не гнались и на нее не тратились. Или это потому, что казенное? Может, школьники сами покупают себе более качественное и красивое? Или ангелам, как сиротам, не дозволена роскошь? Типа, надо блистать умом, а не перьями в заднице. Чтобы не осталось сомнений, я заглянул в котомку соседки. Все то же самое. Не в происхождении дело. Унификация, понимаешь.
   Зарина сняла шлем. Внезапный дождь из золота обрушился на плечи, и меня едва не раздавило одновременно свалившимся удивлением: как же меняет людей прическа! Красиво поведя этим зависшим в воздухе водопадом, Зарина бережно поставила шлем у лежака, стянутые боевые сапоги победно выставились под табуретом, перевязь с мечом нашла пристанище в голове лежака. Затем на табурет полетели поочередно скидываемые доспехи.
   - Кстати, - она вынула что-то из-за пазухи. - Держи. Это твое.
   - Спасибо... - выдавил я, приняв Гордеевский нож в ножнах, мою единственную материальную ценность в этом мире. - Как ты его...
   Осчастливленный, я вскинул глаза на маленькую благодетельницу в желании еще раз отблагодарить...
  Что она делает?! Глупая бесцеремонная девчонка, мало ремнем драли? Эгей, существо, ты не одно в этом мире! По крайней мере - в данной комнате.
  Зарина не обращала на меня внимания. Из двух ее поддоспешных вещей - жилетки и штанов типа галифе - первая, совершив красивое па, плавно спикировала на табурет.
  Умение думать наперед помогает избегать неловких ситуаций. Одну я проморгал, а более серьезная вторая еще только назревала. Мои руки машинально потрясли пустую котомку в бессознательной надежде добыть необходимое. Увы. Ни трусов, ни майки.
  - Э-ээ... - промямлил я, жалея, что не улитка и не ношу домик с собой. - А где нижнее белье?
  - Что? - резко обернулась девушка.
   Черт. Мое лицо мотнулось в сторону стены и принялось ее сосредоточенно изучать. Кстати, если до сих пор Зарина была в моих глазах мелкой, надоедливой, странной, но при этом - главное - девчонкой, то теперь я называю ее девушкой. Она не ребенок, просто низенькая. Я вот тоже не мальчик, а тинейджер. Подросток, парень, юноша, молодой человек, как больше нравится. А моя соседка - полноценная девушка. Яркая. Очаровательная. Красивая. В общем... соблазнительная. Вот. Выговорил. Все, что отличает взрослую девушку от девочки, у Зарины присутствовало. И выглядело бесподобно. Аж дух захватило.
  - Белье, - безвольно повторил я, отворачивая пылающее лицо.
  - Вот оно. - Тон был недоумевающий, тонкая рука указала на простыню.
  Издевается? Как можно не понять о чем речь?
  - Нижнее белье, - вытолкнуло мое горло.
  Лучше бы оставило внутри. Зарина без зазрения совести шагнула ко мне. Босые ноги пришлепали по тесаному полу, правая ладонь задрала верхнюю простыню моего лежака, левая ткнула в нижнюю:
  - Да вот же. Смотри, показываю!
  Боковым зрением я видел. Видел прекрасно. Но видел больше, чем требовало воспитание. Соседка, которую это нисколько не смущало, требовательно ждала. Пришлось повернуть голову и кратко кивнуть склонившемуся надо мной созданию. Посчитав недоразумение исчерпанным, Зарина выпрямилась, ее руки задумчиво сложились на раскосой глазастой груди.
  - А-а, поняла, у вас это называется по-другому. Тебе надо привыкать. Вот эта вещь у нас, - ее опустившаяся ладонь вновь подхватила и вздернула к моим глазам простыню, - называется простыней.
  Я подавил нервный смешок.
  - У нас тоже.
  Девушка всплеснула руками:
  - Тогда почему же...
   - Заринка, мать твою-мою-нашу! - раздался вопль в соседней комнате, слышимый, наверное, и на Святом причале.
  Не описать моей радости печатными словами. Еще не оказывался в столь позорной ситуации, когда мысли увязают, как мухи в меде, оставшийся без высшего командования язык мелет чушь, а глаза требуют оградить от потрясающего организм (именно так) зрелища... и одновременно не желают уводиться в сторону.
  - Заринка, в гроб тебе гвозди по самые дыни и колючку в арбуз! - донеслось уже ближе.
  Говорят, смена деятельности - лучший отдых. А для бурлящих эмоций нет ничего лучше смены их вектора.
   - У вас пользуются гробами? - Удивление поползло из меня, как бока из заниженных джинсов чересчур уверенной в себе дамы Бальзаковского возраста.
  Зрелище похорон самоотверженного бойника до сих пор стояло в глазах. Никакими гробами там не пахло.
   - Чем? Какими гробами? - Златокудрая соседка расшнуровала завязку своих галифе, без единой тени сомнения стянула их, поочередно подняв ноги, и безмятежно прошла к своей котомке.
  Меня снова бросило в дрожь. Если здесь столь вольные нравы...
   - Карина сейчас крикнула... - судорожно напомнил я происхождение темы разговора.
   Как бы еще намекнуть насчет моей неготовности к подобной простоте и близости к природе. В моем мире разнополых учеников не селят в одной комнате, и у нас посторонние стесняются ходить друг перед другом даже в нижнем белье. Даже. А не. И если тут все так же и дальше, а то и не так, то... ух.
   - Это кто-то из ангелов употреблял, - не прерывая занятий по переоблачению, пояснила Зарина.
  Она расправила бесцветные шаровары, взгляд придирчиво пробежался сверху донизу, руки зачем-то встряхнули свежевыглаженную вещь. Лишь после такого длинного ритуала ее ноги влезли в подставленные штанины. На вопли сестры девушка внимания не обращала. Привыкла.
  Проделав аналогичные действа и пассы с рубахой, она добавила про гробы:
  - Обычное непонятное слово, чтобы в перемешивании с другими изобразить возмущение.
   Олицетворение этого возмущения чуть не вынесло нашу дверь, у которой даже не нашлось звука выразить свои недовольство и презрение. С легким присвистом дверь отлетела к самой стене и обиженно заткнулась.
   Карина уже переоделась. Рубаха сходилась на пупке узлом, что выглядело дерзко и фривольно. Правильнее было застегнуть на тесемочки и заправить в шаровары, либо оставить навыпуск, либо оставить и перетянуть поясом. Но бедовая девка выбрала то, что выбрала. Без шлема она оказалась короткостриженной шатенкой, совсем не похожей в этом на младшую сестру.
   - Заринка, чтоб тебя пожиратели пожрали и человолки отчеловолчили, где мой трофейный нож, сукина дочь?
   Это уже слишком.
   - Вас не учили стучаться? - предельно спокойно осведомился я из своего положения лежа.
   - Заткнись, вошь небесная, не с тобой говорят. - Зло зыркнув, Карина отвернулась к моей маленькой соседке. - А ну, иди сюда, мерзость подноготная...
   - Это не твой нож, он ангельский! Милослава у ангела отобрала!
   - Мой. Я его заслужила. Не тебе решать.
  - Вспомни заповедь: не возжелай жены и дома ближнего своего, и другого имущества, - пошла Зарина на последнее средство логического убеждения.
   В битве логики с яростью у первой не было шансов. Большое тело надвигалось на маленькое как бандитский джип на детский велосипед. Последствия встречи угадывались со стопроцентным результатом.
   - Тысяча извинений, мадемуазель, но не пойти бы вам отсюда на хрен? - сказал мой принявший вертикальное положение организм.
   - Что-о?
   Это как если бы я похлопал по плечу человеколюбивого - в плане покушать - инопланетного монстра и он обернулся. Ощущения - не передать словами.
   - Вообще-то я не бью девчонок, - на всякий случай сообщил я. Вдруг сработает?
   Нет. Здесь собирались бить меня и бить больно.
   - Это я девчонка? - зловеще загрохотала Карина.
   Озверевшая машина для убийства, натренированная донельзя, сделала шаг вперед. Ее руки приготовились рвать, что гнется, и крошить, что ломается.
   - Кариночка, опомнись. - Зарина выдала "молитву встречи": - "Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь". Закон, Карина! Преступивший закон сознательно ставит себя вне общества, общество обязано ответить тем же!
   Хорошо же им вдолбили, от зубов отскакивает.
   - Отдайте нож, и я уйду, - снизила тон Карина.
  Вроде как сменила гнев на милость.
   - Это мой нож, - сказал я.
  - Это мой нож!
  Выкрик слился с броском. Драка с натренированной шестнадцатилетней убийцей меня не вдохновляла, шансы уходили в глубокий минус. Победить можно лишь неожиданностью или тем, что здесь неизвестно. Но чем?
  Уже чувствуя, как клещи рук сходятся на шее, я ткнул прямой ладонью в открытую всем ветрам диафрагму или, выражаясь проще, "под дых". Карина поперхнулась, согнулась пополам и гулко поцеловала пол.
   - Кариночка, ты как? - запорхала вокруг нее сестренка.
  У самой глазки сияли, как начищенные сковородки прабабушки. Наконец кто-то поставил старшую сестрицу на место!
   - У-ух... - продышалась воительница. - Да я!..
   Однажды я ходил на самбо, ходил почти месяц: родители заранее оплатили восемь занятий, деваться было некуда. Там мне довелось кое-что видеть. Запомнилось главное, слова тренера: "Лучше уметь применять один прием, чем знать тысячу".
   Видимо, в соответствии с озвученным принципом на первом занятии мы изучали и отрабатывали всего один прием - бросок через бедро. Хватаешь за грудки, проворачиваешься с одновременным нагибом и кидаешь. Хватаешь, проворачиваешься, кидаешь. Хватаешь, кидаешь. И так весь урок. На втором занятии снова отрабатывали - этот же прием. До изнеможения. На третьем отрабатывали и применяли. На четвертом применяли до посинения, с противниками разного веса и из разных позиций. Остальные занятия я прогулял, о чем мои предки, понятное дело, не догадывались. Сейчас бы снова туда, годика на три...
  Прыжок Карины наткнулся на захват правой руки обеими моими. Сгибаясь в развороте, я резко потянул на себя, энергия нападения сработала в мою пользу - противница полетела через меня на лежак. Мой вздрюченный обстоятельствами организм машинально упал на нее сверху, прижимая, чем получится - не для закрепления победы, об этом не думалось, просто сработал инстинкт самосохранения. У меня не было преимущества ни в силе, ни в весе, ни в технике. Что-то виденное в кино заставило действовать дальше почти автоматически: я вывернул упиравшуюся руку назад, до вскрика. Нет ничего лучше удержания в болевом приеме, если противник один.
   - Нож - мой. Признай и повтори, - приказал я.
   Что ни говори, Карина была знатным бойцом. Превозмогая боль, она вывернулась, мне под нос выставился средний палец:
   - А хо-хо не хи-хи?
   Зря она это. Я обхватил показанный палец кистью и заломил в обратную сторону. Не выдержит никто. Только под наркозом.
   - Кариночка, пожалуйста, признай, что не права. Если дойдет до разбирательства...
   - Эт-то т-тво-о-ой, твой нож! - взвыла Карина, губы при этом до странности изогнулись и растеклись по лицу невозможной амебой. Взгляд искромсал меня на куски: - Я припомню.
   - Договорились. Но не забывай, что я ангел, меня нужно холить и лелеять.
   Сосредоточенное лицо Зарины старательно изображало поддержку и сострадание сестре, а глаза врать не умели. Они смеялись во всю глотку, если это выражение применимо к данным частям организма.
  Про себя я назвал сестер Солнышком и Злюкой. Очень подходяще.
  - Чем помочь? Что за шум? - В недовольно рыкнувшую дверь вломились две ученицы.
  Второй была Варвара, дочка цариссы Дарьи. Она уже переоделась в униформу. Без шлема, а потому - преображенная до неузнаваемости, как до того приятно удивившая Зарина, ее не оставившая впечатлений сестра и испугавший внезапной лысиной Малик. У Варвары волосы оказались длинными, светлыми, но сухими, как пакля. Рубаха свободно свисала, скрывая фигуру. Босые ступни стыдливо выглядывали из-под штанин. Умирая от любопытства, Варвара старательно держалась сзади, показывая более высокое положение напарницы.
  Влетевшую первой я не знал. Лет пятнадцати на вид. Томина ровесница или чуть старше, примерно как Варвара. Мускулистая, выше нас всех, но при этом по-змеиному гибкая и опасная. В спарринге однозначно составила бы конкуренцию Карине - самой мощной из нас. И не коварством, как я, а по-настоящему. С этой мне связываться не хотелось. Пусть ангелами объявили нас с Томой, истинно ангельское личико было именно у новоприбывшей. Тонкие брови вразлет, острый прищур огромных глаз - льдистых и одновременно жгущих. Даже холщовое одеяние навыпуск и босые ноги не прятали зловеще-холодной красоты. Не люблю таких, слишком много о себе воображают. А если их безразмерное мнение о себе чем-то подкреплено, тем более не люблю. Нефиг в чем-то быть лучше остальных. Самым лучшим должен быть я.
  Девица глядела на нашу заварушку отстраненно и немного свысока. Варвара при ней исполняла роль шакала при тигре в известной истории про дикого мальчика.
  - Имущественные споры. - Я убрал нож под подушку. - Проблема разрешена к обоюдному согласию сторон.
  И где только нахватался такого. Говорила мама: смотреть телевизор вредно.
   - Ужин! - донеслось снаружи.
  
  Глава 5
   Еда, как всегда в этом мире, оказалась на уровне. Не верилось, что такое можно сотворить исключительно из растений. Впрочем...
   Язык уловил привкус молочных продуктов. Сыр? Творог? Непонятно. Но хорошо.
   Столы - как раз на четверых. Некоторые пустовали. На прием пищи собрались только ученики, взрослых не было. Я насчитал восемнадцать человек без новеньких. Кроме меня - все девчонки. Мальчишки поели в первую смену?
  Боже ж мой, какие мальчишки?.. На встрече цариссы-смотрительницы школы присутствовали ВСЕ. Около двух десятков голов. Столько и было, сколько сейчас скребут по тарелкам и облизывают ложки. Почему меня воткнули в женский лагерь? Лень было везти куда нужно?! Не может же мужская школа быть за тридевять земель от женской. Выдам все, что думаю, при первой возможности. Им невдомек, что мне неприятно и... в общем, неправильно все это.
  Стоп. Дарья - царисса школЫ. Одной. Продолжая мысль...
  Мальчиков учат в другом месте. Мало того, возможно, что в другом царстве, пусть оно размером с некий гулькин нос (надеюсь, судьба даст мне шанс узнать в интернете, что это такое; очень надеюсь). Хорошо, если такие царства граничат, а вдруг между ними еще десяток-другой, и туда год только добираться?
  Предположим, я добьюсь своего. Меня переведут в другое место... и разлучат с Томой. С последним своим человеком в чужом мире.
  Помолчу некоторое время. Не дураки же вокруг, сами поймут, как сделать лучше для всех. И сделают. Если разлучат не сегодня-завтра, буду решать новую проблему. Снова найду способ шантажировать. До сих пор у меня это получалось.
  Решено, молчу.
  Вечерело. Когда оконного света уже не хватало, в дверях кухни появился дядя Люсик.
   - В прощание дню повторим святые заповеди, данные нам Аллой-спасительницей, да простит Она нас и примет.
   Застучали отодвигаемые скамьи, ладони легли на края столешниц, лица благостно опустились. С короткими перерывами раздалось многоголосое:
  - Не сотвори себе идола, ни духовного, ни реального.
  - Не произноси Святого Имени без надобности, а произнеся - помолись.
  - Соблюдай закон.
  - Почитай матерь свою и чужую, ибо Алла, да простит Она нас и примет, дала нам мир, а они дали жизнь.
  - Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину.
  - Не укради.
  - Не произноси ложного свидетельства.
  - Не возжелай мужа и дома ближней своей, и другого имущества.
   - Алле хвала! - подытожил дядя Люсик, и долгожданный взмах руки отпустил всех с миром.
   В потемках ученицы и я разбрелись по комнатам. Халаты со смешными штанами и мягкие "ангельские" чувяки у нас уже забрали, пришлось привыкать к местной традиции ходить босиком. У Зарины и прочих имелись сапоги, но, видимо, для обуви здесь особые дни. Меня босоногое передвижение не смущало, а Тома морщилась.
  Зарина первой юркнула в восторженно отверзшуюся дверь, поэтому я немного задержался. Карина глянула зловеще-строго, глаза сказали, что все помнит и не простит. Тома с едкой полуулыбкой-полуусмешкой пожелала спокойной ночи и с грохотом захлопнула за собой дверь. Варвара с чванливой наперсницей-выскочкой, которую она назвала Аглаей, скрылись в комнате, следующей за моей. На всякий случай досчитав до десяти, а потом еще до двадцати, я вошел. Словно понимая ситуацию, дверь прикрылась бесшумно.
  Отвернувшись зубами к стене, укрытая простыней соседка дрыхла без задних ног. Под милое похрюкивание я разделся и впрыгнул в спасительное укрытие лежака.
   Сонные звуки смолкли. За неясным шорохом последовал скрип. Я осторожно приоткрыл один глаз. За ним быстро распахнулся второй.
  На меня глядело маленькое грустное привидение.
   - Не спишь? - тихо спросила завернутая в простыню Зарина. - Можно к тебе?
   Рта не успел открыть: лежак вскрякнул под лишней тяжестью, бесцеремонно плюхнувшееся тело принялось возиться, устраиваясь с удобством.
  Я натянул простыню под самое горло и машинально отпрянул - на самый-самый краешек. Зарина с радостью воспользовалась нежданным подарком, повернулась ко мне, ее лицо приблизилось, в ухо жарко зашелестело:
   - Так волнуюсь за сестер... Милослава... Она гордая, не простит.
   - Чего и кому? - пришлось поддержать разговор.
   - Лисавете. Она следующая за Милославой. На год младше, восемнадцать, а уже три мужа. Милослава разборчивая, у нее всего два. Не берет кого попало. А Лисавете лишь бы выглядеть. И чтоб завидовали. - Ладошки Зарины уютно сложились под щеку. - Лисавета у нас самая красивая. Ее все любят. А она пользуется. Ходили слухи, что ее в наследницы выдвигали. Но мама возразила. Зато сторонников среди войниц и войников у Лисаветы больше, чем у Милославы.
  Девушка завозилась. Прядь, случайно упавшая на лицо, была отправлена за ухо. Теперь одна рука Зарины осталась под головой, другая неосознанно крутила краешек простыни.
  Я высказался:
   - Всегда существуют правила, кто должен наследовать. Кто ваш наследник по закону?
   - Милослава, она старше. И умнее. Ей и титул-то не нужен, она мечтает о спокойствии в семье, и чтобы другие уважали. За это кому угодно глотку порвет. С ней не пропадем.
   - Тогда каким боком Лисавета возбухает? - не слишком этично выразился я.
   Зарина будто лимон укусила:
   - Сплетни. Разговоры. Домыслы. Вчерашнее покушение очень некстати.
   Я устремил взгляд в потолок, пальцы сплелись над животом, ноги машинально скрестились. Меня не трогали перипетии Варфоломеиной семейки, сами разберутся. Пришлось перебить, склоняя тему на более злободневное и непонятное:
  - Почему мужчины ходят в юбках? Их заставляют, как ты говорила, собственницы?
  Зарина хихикнула:
  - Зачем заставлять? Представь мужчину и подумай... - Она снова не удержалась от смешка, прикрыв рот ладонью. - Им же в штанах неудобно!
  Логично. А против логики не попрешь.
  - Папринций - что за должность? - Я опять поменял тему.
   - Эй! - негромко раздалось в окне. - Спите? Всю жизнь проспите.
  Словно нарисованные, в проеме маячили две головы. Первая, звавшая нас и любопытно заглядывавшая внутрь, принадлежала - я вспомнил имя - Аглае, вторая - Томе.
   Всписк Зарины ушел в ультразвук. Взвившийся златоглавый вихрь в мгновение ока перенесся на собственную лежанку. Как по воздуху. При такой скорости я допустил бы даже телепортацию.
  О телепортации оставалось лишь мечтать. Движение во тьме не прошло для Томы незамеченным, ее голова исчезла, быстро смененная несколькими другими.
   - Полнолуние! - как бы объяснили они, словно что-то объясняя. - Вылезайте, только тихо.
   Все были одеты как Зарина. Парад приведений. Закутавшись в простыни с головой, они загадочно блестели выглядывавшими лицами, глаза в лунном свете горели предвосхищением чего-то грандиозного.
  Уже готовая, то есть правильно упакованная, моя соседка вскочила, босые ноги в три шлепка достигли окна. Подхватив ниспадающие края ткани и задирая их по самое не балуй, Зарина ринулась покорять подоконник.
  - А ты? - Вскарабкавшись, она испуганно замерла в проеме. - Я без тебя не пойду, мне нельзя, я заложник.
   - Сейчас буду, - пообещал я. - Прыгай.
   Окно очистилось, снизу донесся приглушенный удар.
   Замотавшись по примеру других, я оперся правой ладонью и одним движением перемахнул наружу. Едва не задавленная заложница шарахнулась в сторону.
  Мы оказались последними. Ученицы двигалась к противоположной стене школы, по ходу вытягиваясь в колонну. Ни свечей, ни факелов. В свете полной луны окружающее было резким и четким. И чуть голубоватым. Хоть читай книжки, которых нет.
  Все собрались в затемненной части территории, плохо просматриваемой с ворот. Принесенным ножом наша вожачка, Аглая, вместе с постоянной напарницей вскрыла дерн, под ним обнаружился съемный щиток.
   - Сюда, - скомандовала она.
  Лаз в земле был небольшим. На карачках, ругаясь и пачкаясь, призрачные фигуры полезли в нору, путаясь и снова ругаясь. Самые смелые скинули простыни, чтобы на выходе надеть снова.
  Хоть и ночь, но светлая. Я отошел к группе, что не стала дожидаться очереди вниз. Оказывается, имелась и другая дорога. Подставленная лесенка сдавленно хрипела, прогибаясь под ногами взбиравшихся на крышу учениц. Мы с верно сопровождавшей меня Зариной тоже поднялись. Тома с нами не пошла. Проследив, чтобы мы достаточно удалились, она опустилась на четыре точки и в порядке очереди сунула голову в дыру на поле. У нас наверху веселье только начиналось. Ученицы одна за другой разбегались и сигали по ту сторону забора. Сердце остановилось: а вдруг...
   Никаких вдруг. Протяжные "А-а-а!!!" сменяло довольное "Ух!" и радостные возгласы, подбадривавшие оставшихся.
   Я разогнался и рухнул в неизвестность.
  
  Глава 6
  С другой стороны оказался пологий склон с высокой травой. Скатились мы как на санках, только простыня у меня чересчур задралась, но в рамках приличий.
  Ученицы направлялись в лес. Точнее, в рощу, которые здесь Грибные, как указано в названии. Правда, грибам еще не сезон, рановато, начало лета. Впрочем... Другой климат - другие сроки. И, чем черт не шутит, другие грибы.
  Среди деревьев мерцал свет. Как вскоре оказалось, центр большой поляны занимал костер, разожженный заранее и полыхавший до небес. Дров угробили уйму. Понятно, в быту здесь дрова почти не нужны, разве только для поесть-помыться. Нам бы в Россию такой климат... никогда бы в космос не полетели. Сидели бы под пальмой и ждали, когда банан свалится.
  - Встать в круг! - скомандовала Аглая.
  Само получилось, что я оказался между Томой и Зариной. Над поляной повисла бодрящая напряженность. Из припасенных в сторонке запасов Варвара достала чашу размером с горшок и длинный нож.
  - Тайный круг школы расширяется. Сегодня нас больше, чем вчера, завтра будет больше, чем сегодня, - тоном жрицы, свершающей жертвоприношение, вещала Аглая. - Мы здесь, чтобы частицы души Тайного круга продолжали жить в каждом сердце после возвращения домой. Клянетесь ли вы никогда не забывать этих дней, которые мы проведем вместе, в помощи и дружбе, сострадая в горе и поддерживая в борьбе?
  - Клянемся, - послышались голоса.
  - Не слышу! - истерично взвилась Аглая.
  Ей бы черный квадратик под нос - ну вылитый фюрер на митинге. Умения работать с толпой ораторше явно не занимать.
  Над лесом грянуло:
  - Клянемся!
  - А если в трудную минуту к вам за помощью обратится член Тайного круга, с годами ставший соперником или начальником, поможете или оттолкнете? Казните или помилуете?
  - Поможем! Помилуем!
  Огонь в костре был меньше огня в глазах, обстановка действовала как наркотик. Дым, пламя, тьма, плечо товарища и единодушный рев объединял в общий организм. Каждый был каждым и был всеми. Совершенно забывалось, что общий организм обычно - это рукотворный механизм, которым кто-то управляет для некой надобности.
  - Нас мало, но вместе мы сила! Клянетесь ли, что никто и никогда не поднимет руку друг на друга, кроме как во исполнение закона?
  Дружный ответ:
  - Клянемся!
  - Что будет с отступником?
  - Не жить такому на земле!
  - Клянетесь ли по прошествии лет, когда станете важными и толстыми, помнить о сегодняшней клятве?
  - Клянемся!
  - Давай, - последовал приглашающий жест Дарьиной дочке.
  Варвара поднесла инструмент. Похожим на кинжал ножом Аглая полоснула себя по руке. Кровь, темная в сполохах огня, брызнула в чашу.
  - Скрепим нашу клятву!
  Чаша и нож пошли по кругу. Каждый отдавал несколько своих капель. Большинство делало надрез на руке, я же ткнул острием кончик пальца, как в поликлинике, и выдавил сколько нужно. Через минуту прижатая большим пальцем ранка даже не выглядела раной. У полосовавших себя девчонок проблем с остановкой кровотечения было больше.
   Вернувшаяся чаша торжественно встала на ладони Аглаи. Подняв и показав всем, девушка слила часть в поднесенный Варварой кувшин. Тоже домашняя заготовка. Костер, кувшин, чаша, кинжал - специально длинный и страшный... Нехило девочки подготовились. Давно отработанный сценарий?
  - Все слышали о кровавых временах ложных пророков, об акопалипсе и о пророчестве свихнувшейся царицы о трех царях, что разрушат мир - пусть все делают вид, что не верят в него. Но. Если история повторится или пророчество сбудется, если произойдет невероятное, то мы - Тайный круг - только мы и только вместе сможем противостоять невероятному злу.
   Аглая подняла чашу, Варвара - кувшин.
  - Здесь сцеженное сбродившее молоко кормилиц и часть наших душ. Плоть и кровь Аллы-всесвидетельницы, да простит Она нас и примет.
  Шаг в бок - они остановились у бледного лица ближайшей ученицы:
   - Быть верной Тайному кругу - клянусь! И да покарает судьба отступников!
   - Да покарает! - поспешно вымолвила ученица. - Клянусь!
   Пальцы Аглаи погрузились в чашу и вынырнули красными, обтекающими багровыми каплями. Кувшин уперся в губы ученицы.
   - Пей!
   Та приподняла сосуд за низ и судорожно глотнула. Выставленные указательный и средний пальцы вожачки провели по лицу девчонки две полосы, слева направо - от уха до уха, через щеки и рот. Потом по лбу. И по горлу в завершение - будто ножом.
   Шаг к следующей.
   - Клянешься?
   - Клянусь!
   - Пей!
   Все умолкли, повисла жуткая тишина. Только костер потрескивал, дергая нервные струны. Музыка выходила зловещая.
   Ритуал продолжался шаг за шагом и вгонял в гипноз. Вот отхлебнула и раскрасилась в воинственного индейца маленькая Зарина. Сосуд коснулся моих губ.
   Что за бурда! Чем-то напомнило самодельный кумыс - довелось однажды попробовать. Противно до ужаса. Нет, скажем так: на любителя. Кому-то же и водка вкусная. Но человечий кумыс с человечьей кровью... Извращенцы. Показушники. Им в нашем мире кино снимать или в гаражах пугать первоклашек.
   Едва глотнув, я получил по лицу холодными мокрыми пальцами.
   - Клянусь! - вылетело у меня послушно, повторил за всеми.
   По завершении круга Аглая вымазала свое лицо остатками полностью в красное.
   - Да будет так!
   Круг распался, девчонки принялись плести венки. Зарина увидела, что я не плету, и сделала два. Заботливая у меня заложница.
   - Готовы? - поднялась во весь рост вожачка.
  - Да!! - исторгли предвкушение "старенькие", забивая звуком удивление новеньких.
  - Вперед!
  С несусветным ором, визгом и улюлюканьем размалеванные девицы и я понеслись сквозь лес. Через минуту обозначилась цель: деревенька. Кургузые домишки как выстроенные по периметру часовые огораживали хозяйственные постройки и небольшой прудик, необычайно узкие проемы окон глядели наружу, двери строго выходили на двор. От волков, скорее всего, чтобы успеть заскочить внутрь. Дальний, чуть отстоявший от остальных домик, выглядел крепче, сверху торчала кирпичная труба. Видимо, кузница. Крыши с небольшим скатом, крыты соломой. Что еще нужно в таком климате?
  Сейчас деревня спала.
  Это был обыкновенный налет. Вопя и воя, девчонки врывались в дома и выволакивали крепостных мужиков, те едва успевали повязать свои юбки из длинного отреза дерюги. Сопротивления никто не оказывал.
   Восемь понукаемых мужиков покорно последовали к костру.
   - Зрелища! - заорала толпа.
   Мужики вздохнули, переглянулись. Дескать, ничего не поделаешь, не в первый раз и, увы, не в последний, судьба, однако. По-нашему говоря - угораздило.
  Началась массовая драка-свалка. Сначала четыре на четыре, потом как придется. В полную силу. Они пихались, толкались, лупили по мордасам. Тела грузно опрокидывались, лбы трещали. Все дрались со всеми. Когда кто-то падал, победитель начинал месить соседа.
  Ученицы внимательно следили, за кого-то болели, кричали, подбадривали. Давали советы. Кто-то просто забавлялся, кто-то учил практику боя на живом примере.
   В ухе раздался голос Томы:
  - Как тебе соседка?
  Я пожал плечами.
  - Нормально. - Что еще сказать? Она спрашивает не для узнать, а для уязвить. - Забавная.
  - Я заметила.
  Тон был непонятен. Среднее между покалывающе-веселым летним дождиком и холодным душем. Невзирая на взаимоисключаемость понятий. Томе удавалось и не такое.
  Прямо ревность какая-то. Одно слово, девчонка.
  На "арене" остался один победитель. В том смысле, что остался на ногах. Ему достался одобрительный вой.
  - Рискнет кто-нибудь с голыми руками выйти против деревенского чемпиона? - насмешливо осведомилась Аглая.
  Сама при этом не вышла.
  Намек был прозрачен. Все посмотрели на Карину, как самую старшую и крепкую. Та все поняла, поднялась с земли. Нисколько не стесняясь, перемотала простынь во что-то наподобие тоги, но повыше и связав концы, чтобы не мешали. Крестьянин шагнул навстречу.
  Тростинка рядом с пнем. Который катится. На нее. Девочки ахнули. Для мужика это шанс хоть как-то насолить благородным обидчицам. Хотя бы одной из недосягаемых стерв. Единственный шанс в жизни, разрешенный и ненаказуемый. Все видели - он его не упустит.
  Ноги Карины напружинились, тело склонилось вперед, будто к броску. Чего ждет?! Тяжелая туша уже наваливалась, несокрушимая, как айсберг на лодочку...
  Карина совершила бросок. Не на противника, а противника. Перехватив руку, она провернулась корпусом, и многокилограммовый недотепа обтек ее бедро, позорно грохнувшись на спину. Хм, а ведь моя школа. Усвоила с одного раза. Прирожденный боец.
  На прощание победительница заломила палец побежденного. Покидая поле битвы под неописуемый рев толпы, Карина подмигнула мне. Прощен?
  Аглая что-то скомандовала, и мужиков поставили в шеренгу.
   - Домой!
   Пятки засверкали в прямом смысле, в нас полетели комья земли. Так полетели, что напрашивалось: они это специально.
   - Один на третьего! - послышался возглас справа.
   - Два на пятого! - слева.
   - Три на первого! Два на второго! Три на седьмого! Еще три на седьмого!
   Ученицы делали ставки: кто добежит до леса первым.
   От уразумения, кто победил, отвлекло происходившее рядом: выигравшие задирали проигравшим простыни и вмазывали смачного "леща". В оговоренном количестве. Я развернулся и пошел в сторону школы.
  Аглая успевала все, в том числе следить за каждым.
   - Чапа! Еще будет забава и прыжки через костер!
   Нет уж, хватит.
   - В следующий раз.
   - Но мы рассчитывали! - подхватило сразу несколько голосов. - Нужны все, иначе не получится...
   - Им нужно поровну, - объяснила догнавшая меня Зарина.
  Кто-то все же смилостивился:
   - Пусть идет, бывают же дни...
  - Но забава...
   Зарина выкрикнула:
  - Я тоже ухожу!
  Золотоволосое чудо безмолвно зашагало рядом. А Тома осталась, опьяненная непредставимой дома вседозволенностью.
  Я умудрился пройти мимо замаскированного подземного хода. Зарина окликнула меня и первой шмыгнула в лаз. Ее в некотором роде шокирующая естественность, воспитанная простотой местных нравов, и безрассудная привязанность ко мне поражали. И, честно говоря, очень нравились.
  На выходе мы логично направились в комнату, но рассмеялись, разглядев свои рожи, а также руки и прочие ноги. Затем пошикали друг на друга, вспомнив о необходимости соблюдать тишину... и снова взорвались тщательно сдерживаемым хохотом. Подавились, закашлялись и принялись откровенно ржать, как ненормальные. Добравшись, наконец, до помывочной, оттерли друг другу физиономии, помогли с ногами и в относительном порядке добрались, наконец, до комнаты, где уснули раньше, чем измотанные тела коснулись лежаков.
  
  Глава 7
   Что я такого в жизни совершил, чем заслужил это нечеловеческое издевательство?!
  И что, собственно, происходит? Где я? Кто там? В дверь стучали, скребли и снова стучали. Правда, несильно. Зря. В битве безмятежной закукленности с враждебной надоедливостью с разгромным счетом побеждал сон.
   Замков двери не имели. Не дождавшись ответа, мою страдальчески заголосившую охранницу отодвинули, в проеме очертилась испуганная голова Томы.
   - Чапа, срочно. Нужно поговорить. - Ее взгляд упал на недовольно ворочавшуюся Зарину. - Наедине.
   - Ага. - Я перевернулся с боку на спину. - Через пять минут. Хрп-ссс...
   Началось землетрясение.
  . - Чапа!
   - Что?! - вскинулся я, продирая глаза.
   Нет, стены не шатались. Шатали меня. Шатали руки Томы, только что бывшей в двери и вдруг оказавшейся у постели. Тормошило так, что внутренний мир разлетался быстро линяющими фейерверками, а глаза не фокусировались.
   - Нужно кое о чем поговорить, об очень важном. Смертельно важном!
   - Подъем! - громогласно разнеслось по школе. - Всем построиться у купальни. Считаю до десяти. Раз...
   Я подскочил, хватаясь то за рубаху, то за штаны, и сверля Тому намекающим взглядом.
   - Ладно, позже - Она со вздохом отвернулась. - Пойми, это очень важно. Важнее не бывает.
   Тома выскользнула из комнаты. Спиной к соседке нахлобучив оба предмета гардероба, еще не отошедший ото сна я как пуля со смещенным центром тяжести, то есть, такой же потерявший ориентацию и спотыкающийся, вылетел вслед за сумевшей обогнать меня Зариной.
   Дядя Люсик считал:
   - Восемь, девять, десять!
   Все ученицы и я выстроились в произвольную шеренгу возле бассейна. Кто куда встал. Не по росту, как у нас на физкультуре, а по желанию. Я встал около Томы, Зарина мгновенно подперла мой бок с другой стороны.
   Дядя Люсик удовлетворенно кивнул.
   - Доброго всем утречка. Что-то квелые вы какие-то. Спалось хорошо?
   - Отлично! Здорово! Чудесно! - раздалось с разных сторон.
   Глаза папринция посмеивались. То ли он догадывается о ночных приключениях, то ли откровенно знает.
   - Пробежка, один круг, потом умываться и завтракать. Марш!
   Дежурные бойники распахнули ворота. Первой на простор ринулась Аглая, за ней, на правах подруги-наперсницы и дочери смотрительницы школы, Варвара, остальные кто как. Оказавшись снаружи, все помчались по кругу вдоль стены.
   - Чапа! - вновь попыталась поговорить со мной Тома.
   - Не разговаривай, быстро выдохнешься, - посоветовал кто-то из бежавших рядом.
   Чтобы слышать друг друга на бегу, нужно говорить громко. Мы не одни. У Томы снова не получилось задуманное, и она с неожиданной злостью помчалась вперед.
  С выжженными сухотой глотками, взвинченные и неимоверно усталые, сразу по возвращении мы бросились к чаркам и тазикам умывальни. Некоторые сначала заходили в уборную. Умываясь, я терпеливо дожидался, пока туалет освободится, не хотелось попасть в неприятную ситуацию. Надо сказать папринцию насчет отдельного туалета. Или разрешить ходить туда, куда он сам ходит. Можно же в виде исключения сделать для меня такую малость, если оставили с девочками.
   - Чапа, будь осторожен, - шепнула Тома на ходу, выбрав миг, когда рядом никого не оказалось. - Карина сказала...
   В это время последняя девочка покинула уборную.
   - Прости, - извинился я и забежал внутрь.
   Тома, конечно, за мной не пошла, как бы ни хотелось ей сказать недосказанное.
   - Завтрак!
   Не успел я выйти, как толпа понесла меня к столам кухни. Расселись, ложки старательно застучали, челюсти с удовольствием мололи и дробили, горла проглатывали и требовали еще. Тома сидела сама не своя, на вкус не обращала внимания, жевала машинально, как корова на лугу. Глотала через силу.
  Завершился прием пищи новым совместным декламированием.
  - Молитву возвышения, - скомандовал дядя Люсик, - или как вы говорите, возвышенку. Алле хвала!
  - Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
  Как с заповедями, дружный хор принялся отчеканивать, четко разделяя каждую фразу и будто бы высекая ее в скрижалях памяти, если такие есть.
  - Я отдаю жизнь и мысли Алле-возвысительнице, да простит Она нас и примет.
  - Я берегу честь и репутацию, ведь потом они сберегут меня.
  - Я забочусь о своем здоровье, ведь потом оно позаботится обо мне.
  - Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне.
  - Я воздаю выше необходимого Алле-всесвидетельнице, творительнице миров и воительнице умов, да простит Она нас и примет, и наступит время, когда воздастся мне.
  - Как Она создала наш мир, так и я во славу Ей создаю себя.
  - Я не ною и не жалуюсь. Я пересиливаю.
  - Я не прошу. Я действую.
  - Для меня нет невозможного. Трудно - да, долго - может быть, но не невозможно.
  - Я слушаю умных, но верю только верным. В этом состоит мудрость.
  - Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь.
  - Меня можно убить, но нельзя сломать.
  - Я так живу и примером учу детей. Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
   Кто-то из мелких весело втиснул:
   - А если у меня нет детей?
   Дядя Люсик не поставил выскочку на место, как сделал бы на его месте любой учитель, а добродушно разъяснил:
   - Пример - он для всех. Дети бывают не только свои. Вы сами еще дети. Будьте примером для своих соратников и для чужих детей. Алле хвала!
  - Алле хвала! - еще раз гаркнули все.
  - Прошу на выход.
  Дядя Люсик вывел нас из-под крыши.
   - Войника, вашего преподавателя боя, вызвала царисса, - сообщил он, когда все построились снаружи. - Предлагаю провести занятие Аглае, она лучшая в потоке. Берите инструмент, приступайте, за дисциплину отвечает старшая по возрасту - Карина.
   Он ушел. Не получилось сказать насчет туалета. Подойду после занятия.
   Инструментом папринций назвал деревянные мечи с мощными гардами-крестовинами, чтобы не покалечить руки. Я взял крайний, они были все одинаковые. Меч хорошо лег в руку. Удобный. Только легкий, потом трудно будет перейти на настоящий.
   Аглая выступила вперед:
   - Готовы, недоучки и недомерки? Начнем. Обучение строится в три этапа. Первое. Подковаться технически: выучить приемы, овладеть искусством боя. Второе. Научиться постоянной готовности сделать трупом или инвалидом другого человека, невзирая на его личность и приближенность к вам. Третье - это много упражняться в первом и втором.
   - Как-как ты нас назвала? - с высоты возраста и опыта желчно осведомилась Карина.
   В ее глазах прятался гнев, не бессмысленный и беспощадный, как в схватке в моей комнате, а придерживаемый до нужного момента.
  Ученицы зашептались.
   - Желаешь проверить? - упала следующая фраза Аглаи.
   Я заметил, что ее повсеместно выделяют и превозносят. Не сторонятся, но чуточку заискивают. Возможно, завидуют. Кто же она такая: естественно появившийся лидер или именитая пустышка?
   Карина вышла вперед. Меч прокрутил свистящие восьмерки, отчего фехтовальщица оказалась внутри защитной сферы. Выдвинув левую ногу, Карина встала боком, деревянное "лезвие" выставилось над головой острием к противнице.
   Аглая усмехнулась и напала прямо из положения, в котором стояла: меч опущен, тело обращено к врагу.
  В два стука все было кончено. Карина схватилась за макушку и взревела, а мы даже не поняли, что произошло.
   - Прежде, чем попасть в школу, - прохаживаясь возле побежденной, сообщила Аглая, - многие годы со мной занимались лучшие мастера по всем видам оружия. Советую новеньким прислушиваться к моим советам.
   В ее поле зрения попал мой язвительный взгляд. Ненавижу хвастунов, даже если действительно что-то умеют. Я вот самый умный, но не выпячиваю же?
   - Чего пялишься? - раздалось в мою сторону. - Не веришь - проверь.
   Вокруг меня образовалось пустое пространство. Тома и так была на нервах, а теперь едва не упала в обморок.
   Сразу бы признать поражение, но момент упущен. Аглая уже надвигалась танцующим шагом, выбирая, как красивей меня унизить.
   Все, что знал и смог вспомнить, здесь не работало. Противник у меня - умелый, по его правилам его не победить. Ищем вариант как с Кариной в комнате: сделать то, чего не ожидают.
   Словно дубину, правая рука занесла меч назад за левое плечо, будто собираюсь ударить слева сбоку. Варианты: слева через верх в верхнюю часть корпуса или через низ в нижнюю. Варианты нападения Аглаи ограничений не имели. С презрительным прищуром она ринулась вперед. Одновременно я сделал выпад ногой навстречу и совершил самый примитивный и предугадываемый удар: сбоку по горизонтали. Без никакой фантазии, если так можно сказать. Но.
   В последний миг я подключил к удару левую руку. Подушка ладони догнала и надавила на запястье правой, сочетая эффект короткого и длинного рычагов. Скорость и мощность удара мгновенно выросли.
   Аглая мой удар легко парировала... бы. Если бы не та самая дополнительно появившаяся энергия второго рычага. Девицу просто снесло вместе с выставленным в защите мечом, который откинуло вбок, и корпус остался открытым - бей не хочу.
   Что ж, я показал себя. Не лыком шит, а родительским предвидением. Не зря водили меня, балбеса, на тренировки: не уметь, так хоть знать. Второй раз уже ничем не удивлю, но в первый впечатление произвел.
  Аглая моргнула, поджатые губы превратились в бледную полоску. Нечасто ей давали отпор. Непредставимым усилием ее рот растянулся в улыбке:
   - Молодец. - И ко всем: - Вот как надо. Где не хватает силы, выручит смекалка. Вспомните молитву бойца: победа - сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки, недобор в любой из составляющих - смерть.
   Покручивая "клинком", она от практики перешла к теории:
  - Каждый, кто взял в руки меч, воображает себя величайшим бойцом. К счастью, это проходит. У кого не проходит, долго не живет, говорю как назначенная возможная преемница, а это звание просто так не дают. - Меч в девичьей руке совершил почти невозможный с точки зрения физики кульбит, и уголки рта, отметив зависть окружающих, довольно расползлись в стороны. - Если на вас нападают, а вы захотите сдержать нападающего словами, объяснить что-то разумными доводами, отсылкой к этике и морали... ну-ну, попробуйте. Напавший знает, что делает, он совершает осознанное действие. Он подготовился, он выбрал время. Он уже напал. Надежда на доводы снижает ваши шансы и, соответственно, увеличивает их напавшему. Нападайте первыми! Перекидывайте роль жертвы на врага, готовившего эту роль для вас. Еще раз вспомним молитву бойца: удар в ответ на удар - беспросветная глупость. Бой должен заканчиваться в один удар. Времени на второй просто не будет.
   - Схватки ведь бывают и очень длинными, - озвучил общую мысль кто-то из местных капитанш-Очевидность. - Бойцы неумелые?
   - Здесь есть два варианта, - признала Аглая, деревянный меч при этом прыгнул в левую руку, которая стала орудовать им с не уменьшившейся грацией, выводимые пируэты получались донельзя эффектными. - Неумелые либо равные. Кстати, опыт бойца виден в том, как он держит меч. Поднимите оружие вверх, к голове, или выставьте вперед - вас примут за неумеху, и будут правы. Убьют быстро. У вас не будет запаса расстояния между мечом и противником. Опустите в полусогнутой руке к поясу - и вокруг возникнет поражаемое пространство в объединенную длину руки и оружия. И останется возможность применить л-ю-б-о-й прием - при внешней безобидности позы.
   Что-то произошло. Все засуетились, стали поправлять выбившиеся и разъехавшиеся рубахи, ладони разглаживали взъерошенные волосы.
   - Царисса Дарья! - донеслось от построек.
  Оружие опустилось, отряд замер, верноподданнически глядя на появившуюся из-под навеса смотрительницу.
  Она остановилась в центре. Трое мужей выстроились за спиной, не для компании и участия в разговоре, а в виде красивой мебели. Полагающийся по чину атрибут. Типа дорогих часов у бизнесмена. Остальная свита, включая папринция и двух женщин, чьи должности еще не прояснились, разместилась в шеренгу вдоль здания.
  - Вчера мы прибыли поздно, не было времени на слова. Исправим это.
  Сделав паузу, царисса прошла вдоль учеников, внимательно заглядывая каждому в глаза и словно ковыряясь в душе. Как бы прикидывала: а что прячется в темном уголке вот этого замшелого мозгишки? А вот в этом?
  Дошло до меня. Я тупо смотрел вперед давно отработанным серьезно-внимательным взглядом школьника, который не выучил урок и делает все, чтобы этого не заметили. Царисса прошла дальше:
  - Ваш поток только набирается, но многие живут в школе уже не первый месяц. Вчера к нам прибыли новенькие. Вперед, пожалуйста.
  Сестры-царевны и за ними мы с Томой выступили на шаг.
  - Во-первых, к нам присоединились две царевны, Карина и Зарина Варфоломеины, - сообщила царисса. - Прошу встретить, как полагается.
  Среди учениц пронесся одобрительный приветственный гул. Царисса осталась удовлетворена.
   - И впервые... - она выждала несколько интригующих секунд, - впервые за много лет у нас в гостях - ангелы.
   - Алле хвала! - взорвались криками воспитанницы, не столько от радости, сколько из любопытства: им повезло, прежним потокам такого счастья не приваливало - лицезреть живых ангелов. Интересно, поток - это год или полный курс обучения? Надо будет спросить.
  - Тома... это Тамара? - засомневалась царисса Дарья.
  - Да, - кивнула Тома. - Но лучше просто Тома.
  - Ангелы Тамара и... - вновь царисса остановилась в нерешительности. - Чапа - разве имя?
  Я признал:
   - Прозвище.
   - А имя?
   - Вася.
   Она принялась излагать дальше:
   - Ангелы Тамара и Василиса до нового распоряжения становятся воспитанницами школы. Прошу приветствовать новых воспитанниц, единственных в своем роде!
  Из-за шума ободряющих выкриков никто не услышал моего возмущения. Какая, к черту, воспитанница Василиса?!..
  От жуткого толчка локтя в ребро язык у меня едва не превратился в отдельный орган. Взвыв, я накинулся на Тому:
  - Ты чего?!
   - Не рыпайся. Еще не понял? - злой змеей прошипела Тома. - Ангелы - не дети. Ангелы - женщины.
  
  Глава 8
  Совсем в другом свете пролетело одно за другим недавнее, и паззлы сложились в картинку.
  Гордею наша четверка представилась как "два и два". Не мы, он сам настоял на этой формулировке. В его представлении - два парня и две девочки, так увиделось со стороны. Еще бы, на первый взгляд не отличишь: волосы у меня длинные, лицо чистое - усы с бородой проклюнутся нескоро. Сложение тщедушное, нескладное, у худеньких девочек моего возраста часто бывает. Голос все еще высокий, кадык, что вырастает со сломом голоса, ждет своего часа. Даже представляя себя как "он", для других я был ангелом, что тоже мужского рода. Мы же говорим: диктор Екатерина. К тому же, в прошедшем времени, насколько помню, я себе не рассказывал, все мои фразы были в настоящем времени, пол говорившего оно не передает.
   - Все свободны. - Царисса Дарья начала разворачиваться, чтобы уйти, но... - Тома и Чапа, а вас я попрошу...
   ...остаться, вспыхнуло в голове голосом артиста Броневого навеянное киноклассикой.
   - ...зайти через минуту, - закончила царисса, чуть помедлив.
   Несколько шагов - и она скрылась в примыкавшей к забору анфиладе, где в противоположной от ученических комнат стороне располагались ее гостевые покои.
   Убедившись в уходе смотрительницы, дядя Люсик выпрямился до стойки караульного у Кремлевской стены, сделал морду кирпичом и... щелкнул вслед цариссе воображаемыми каблуками на своем сыромятном подобии сапог. Глаза его смеялись.
   Ничего не понимаю. Словно происходящее напомнило ему тот же фильм, и распорядитель спародировал часового у дверей рейхсканцелярии. Если так, то... совсем ничего не понимаю.
   Но как-нибудь докопаюсь. Когда разберусь, чем грозит подобное любопытство. Пока же не оставляло ощущение, что вот-вот из дверей выскочат друзья, родители и члены съемочной группы, и на все поле прозвучит столь желанное:
   - Розыгрыш!
   Увы, не прозвучит. Машинально держась рядом друг с другом, отчего локти периодически соприкасались, мы с Томой отправились за цариссой. Тома шептала:
  - Утром спросила Карину, почему в школе сейчас только девочки, где же мальчики. Она меня чуть не побила. Образование для мальчиков - грех, им запрещен вход на территорию школы, нарушителю - смерть.
  На душе словно разбилось что-то липкое и противное. Даже сглатывание далось с трудом.
  Мы вошли к Дарье. Царисса восседала на резном высоком стуле, который я для себя обозвал троном: до сих пор видел здесь только лавки да табуреты. Мужья, как всегда, болтались позади, создавая антураж. Больше никого.
  - Садитесь. - Приглашающий жест указал на две скамьи по разные стороны от входной двери.
  Не сговариваясь, мы присели рядышком. Обстановка не блистала. Все старенькое, деревянное. Чуточку приоткрыта еще дверь, внутренняя, в другую комнату, там виднелся край немудреной кровати, выделявшейся лишь размерами. Даже для походного домика скромновато. Наверное, это должно говорить в пользу цариссы. Бережет копейку, все для народа, экономика должна быть экономной. Что забыл? Ах да, власть - слуга народа. Полный комплект.
  - Почему в крепость вас везла Варфоломея?
  Мы переглянулись. Ответил я:
  - Не Варфоломея, а царевна Милослава.
  - Какая разница, - равнодушно бросила царисса. - Так почему же?
  - Гордей пощадил нашего спутника...
  - Чёрта, - поправила царисса. - И по закону он заслужил смерть.
  Хорошо, что Тома смотрела в пол: ее глаза не выдали удивления, когда я упомянул только про одного спутника.
  - Именно так и случилось. - Весь мой облик свидетельствовал, что я готов поклясться чем угодно: говорю правду, только правду и ничего кроме правды.
  Пусть не всю правду, но об этом в указанной формулировке ничего не сказано.
  - Где черт сейчас? - упал следующий вопрос.
  - Сбежал.
  - Где и когда?
  - Рядом с причалом. Сразу же.
  - При этом побил трех бойников, - горделиво прибавила Тома.
  - Ясно, - произнесла царисса. - Какие-нибудь просьбы будут?
  Сразу подумалось про единственный общий туалет. Очень злободневно. Рот уже открывался, когда вспомнилось, что теперь я девочка. Челюсть со стуком вернулась на место.
  - Что ты хотела сказать, Чапа? - заметила попытку царисса Дарья.
  Меня передернуло. Томина рука нащупала мою и сжала.
  - Нас все устраивает, - отчеканил я.
  - Все-все? - Уголки глаз цариссы собрались в хитрые морщинки. - Так не бывает.
  - Хорошо, меня не устраивает туалет, - выпалил я.
  Царисса удивленно подняла голову, затем одну бровь:
  - Никто не жаловался. Чем же?
  Пальцы Томы, обратившейся в соляной столб, до страшной боли впились в мои. Но я продолжил:
  - Горшки. Что за детский сад? Нельзя выкопать ямку и сделать дырки в полу?
  Тома шумно выдохнула. Царисса покачала головой.
  - Большие уже, пора иногда думалку включать. Требования гигиены. Начиная от запаха, и... лучше не продолжать. Горшок можно вынести и вымыть, яму из помещения не вынесешь.
  Со смущенно загоревшимися щеками я сдулся, как проткнутый мяч. До изобретения слива сортиры всегда находились вдали от жилья. Так опростоволосился...
  - Еще вопросы-просьбы будут?
  Мы с Томой промолчали.
  - Пока свободны, - заключила царисса.
  Мы отправились продолжать занятия. Теперь их вел мужчина, войник цариссы, один из тех, кто сопровождал нас в пути. Треугольная фигура говорила об упорных тренировках без жалости к себе. Из-под чешуйчатой юбки виднелись покрытые шрамами ноги. Из-под шлема глядели строгие и одновременно брызжущие жизнелюбием глаза. Меч в ножнах висел настоящий, но преподаватель им не пользовался.
  - Добро пожаловать, новенькие. Берите учебное оружие, подключайтесь. Сначала выучим молитву бойца. Кто уже знает - повторим. Кто прекрасно знает - прочувствуем. Алле хвала!
  Девчонки окружили войника, и ему приходилось постоянно поворачиваться, чтоб не терять визуального контакта со всеми. Мы с Томой втиснулись между сестер Варфоломеиных. Зарина радостно подвинулась. Карина, тупо глядя вперед, не тронулась с места. Понеслось размеренное, хором и с перерывами, словно передергивая затвор для нового выстрела после каждой фразы или мысли:
  - Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
  - Я возвращу свою жизнь Алле-дарительнице побед, да простит Она нас и примет, но пусть Она не даст мне умереть с позором.
  - Победа - сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки. Недобор в любой из составляющих - смерть.
  - Я буду заставлять себя заниматься день и ночь, буду изнемогать и не обращать внимания на боль, ибо кто победит: кто умеет, или кто знает, как это делается?
  - Меня бьют и будут бить, пока я это позволяю. Я не позволю меня бить. Я буду бить первым.
  - Зашита и оборона - отсроченная смерть. Удар в ответ на удар - беспросветная глупость. Бой должен заканчиваться в один удар. И он должен быть моим. И он будет моим. Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
  Кончилось. Пока переводили дух, кто-то из тринадцатилетней мелюзги поинтересовался:
   - А если сражаются два отряда? К примеру, если держишь оборону въездных ворот. Из строя не выскочишь. Первым не ударишь. Какие приемы лучше? Те, с прошлой недели, подойдут - отражение и контратака?
   Обернувшийся войник задумчиво покривил губами.
   - В реальной схватке все эти выверты с притопами не пригодятся, - сказал он. - Не сможете их применить, в нужный момент не хватит ни силы, ни размаха, ни точности. В бою "стенка на стенку" удары в основном короткие и вертикальные, в первую очередь опасность грозит плечам и голове.
   - На голове будет шлем! - радостно придумала одна мелкая и шибко умная, задрав курносый носик.
  - Шлем защитит от оружия, но не от силы удара. Даже краткое выпадение из сознания с последующим восстановлением - прямой путь на тот свет.
   - Что же делать?
   - Слушать команды старшего. Только так можно победить превосходящего противника. Только дисциплиной и верой в командира. Стая щенят под руководством матерого волка всегда одолеет стадо волков под командой щенка. Теперь повторим ранее пройденное. Кристина, какие бывают мечи?
   Ученица со стянутыми тесьмой черными кудряшками бодро отрапортовала:
   - Они разделяются по длине, по весу, по форме, по остроте и месту заточки.
  Войник перевел взор на ее соседку, невзрачную серенькую мышку, что старалась спрятаться среди остальных:
   - Феодора. Как мечи различаются по длине?
   Девчонка ответила, глядя исподлобья:
   - Короткий, средний, длинный.
   Знает. А выглядела как невыучившая урок. Однако, внешность обманчива.
   Войник вызвал другую, столь же златовласую, как Зарина:
   - Александра, а по весу?
   - Одноручный, полутораручный, двуручный.
  Лицо преподавателя обратилось к Варваре:
  - Теперь - по форме.
   - Прямой, изогнутый, кривой, гнутый в обратную сторону и двоякогнутый.
   - А по заточке? - Войник провернулся на каблуках, жесткий палец указал на стоявшую позади худышку. - Фрося.
   - Заточенные сильно или слабо, с одной стороны или с обеих.
   - О чем забыла? Кто скажет?
   - Заточка может быть по всей длине клинка или только в отдельной части, - медленно, словно нехотя, с некоторым высокомерием сообщила Аглая.
   Доброжелательная улыбка войника в один миг протухла. Он вынужденно кивнул. Видимо, знал, что Аглая знает, и спрашивал других, которым требовалось подтянуть знания. Аглае он ничего высказал.
   - Почему мы занимаемся только с прямым-коротким-обоюдоострым, Софья?
   Испуганно хлопнув глазами, одна из череды ничем не примечательных девочек проинформировала кисло-плаксивым голосом:
   - Вес и длина подходят возрасту. И распространены такие мечи больше остальных.
   - Отлично. С каким оружием лучше всего сочетается одноручный меч? Марьяна.
   - Со щитом, кинжалом, топором или вторым мечом. - Невысокая стройняшка знала предмет на пятерку, отвечала четко, звонко, глядя в лицо преподавателю. - Если у человека двуручие, его еще называют корявым словом амбидекстрия, два одинаковых меча - наилучший выбор.
   - У нас есть амбидекстры? - осведомился войник, совершив головой полный круг, провернувшиеся каблуки сапог при этом вырыли небольшую ямку. Тело осталось вертикальным, доспехи даже не звякнули. Ему бы в балет. Хотя... С такой шикарной пластикой при таком весе ему и в войниках неплохо.
  Нескольких секунд ушло на бесплодное ожидание, и войник вернулся к основной линии урока:
  - Чем меч, как личное оружие, отличается от копья, булавы и боевого топора, Глафира?
   Романтическая особа, не сводившая с преподавателя глаз, набрала воздуха в налившуюся не по годам грудь:
   - Копье ломается, бессильно в ближнем бою и не всегда под рукой - например, на кухню с собой не возьмешь.
  - Или в уборную, - съязвила склонная к полноте высокая девица.
  - Тоня, продолжи, - строго глянул на нее мужчина.
  Та пожала плечами:
  - Булава и топор - оружие нападения, и только мечом можно одновременно защищаться и нападать.
   - Какими способами? Ираида.
   - Рубить, колоть, подрезать.
   Еще были Ярослава, Амалия, Любава... Сначала я пытался запомнить, кто есть кто, потом плюнул на это дело. Имя звучало за именем, но из памяти вылетало в тот же миг. Плохо, когда много и сразу. Кстати, это правило применимо вообще ко всему.
   - Почему сильнозаточенный меч не всегда благо, Феофания?
  - Острота поможет только при краткотечном бое...
   - Стоп, хорошо. Клара, почему?
  - Меч зазубрится.
  - Анна, что будет с таким мечом?
  - При последующей заточке утоньшится и в следующем может сломаться.
   Войник довольно поднял руки.
   - Теперь к практике. Парное упражнение, - скомандовал он. - Разбиться.
  Начался разброд, каждый искал себе пару по весу и умению. Я повернулся к Томе, но раздался голос Аглаи:
  - Чапа со мной!
  Карина облегченно выдохнула и подхватила женственно-чувственную девчонку, названную, помнится, Глафирой: младше навязавшейся напарницы, но уже обретшую выразительные формы, довольно крепкую, дылдастую, и оттого казавшуюся почти взрослой.
  Тома встала с Зариной. Так мы двумя колоннами попарно вышли из ворот школы. Снаружи бойники приготовили тренажеры, по одному на каждую пару. П-образные жерди, где с верхней перекладины свисало нечто похожее на человеческую фигуру. Подвесные груши из стволов дерева местами были обвязаны сеном - отрабатывать удары в мягкое.
  - Встаньте с противоположных сторон к чучелу, - приказал войник.
  Исполнили.
  - Удар наносить по команде. Три условия: делать это сильнее противника, быстрее противника и оставаться вне поля зрения противника. Раз!
  Не все среагировали. На "два", "три" и далее результат улучшился.
  Аглая очень старалась. Странно, но мне удавалось не хуже: что-то все же осталось от былых ненавистных занятий, отвлекавших от компьютера. Или более стремительный темп жизни сказывался, когда одновременно ищешь инфу в инете, говоришь по телефону, киваешь знакомым, обходишь длинным маневром плохую компанию, стараешься не вляпаться в собачьи подарки, увертываешься от проносящихся автомобилей и невредимым являешься в школу, а после уроков - домой. Не чудо ли с точки зрения здешнего патри... матриархального менталитета?
  - Теперь без команд, - объявил учитель. - Работаете поочередно: одна бьет первой, вторая предугадывает, работает на опережение, держит диагональ. Через каждые пять ударов меняетесь.
  Все-таки махать палкой - мальчуковое занятие. У меня получалось все лучше и лучше. Врожденное это у нас.
  Аглая сначала хмурилась, затем похвалила:
  - Неплохо для новенькой. До сих пор интересных партнерш для спаррингов у меня не было.
  Рядом возник дядя Люсик.
  - Перекур, - сказал войник. - А наше занятие окончено.
  Он ушел. Дядя Люсик погонял нас три круга вокруг школы, затем дал немного отдышаться и отвел в конюшню, где долго мурыжил тонкостями аллюров и прочих галопов. Настало время обеда. После обеда - снова лошади, теперь отличия гнедых, буланых, каурых, вороных и всяких игреневых. О саврасой масти я знал только, что какую-то известную кобылу - или жеребца? - звали Савраской. Мне понравилась чалая: с вкраплениями белого в волосах. Я назвал ее мелированной. Нам с Томой лошадиные масти были внове, а остальные скучали.
  Затем пошла практика. С умелыми всадницами занимались войники и войницы Дарьи, с начинающими - все тот же папринций. Само собой, мы с Томой попали во вторую группу. Из солидарности и верности долгу Зарина осталась с нами. Мы выезжали в рощи и в поле, в сопровождении старшего пронеслись туда-обратно по дороге. Доехали вплоть до развилки, где увидели странную процессию одинаково одетых женщин в кроваво-красных плащах с капюшонами и с вещевыми мешками за плечами. Этакие бойники женского пола, только с открытыми лицами. Неправильно сказал: лиц в глубине капюшонов видно не было, для этого требовалось бы спешиться и специально заглянуть. Про себя я назвал краснокапюшонниц монашками, другого определения к их внешности не подходило.
  Ужина едва дождались, съели все и попросили добавки. Нам дали. Обслугой всегда были бойники. Кажется, они и готовили. Просьбы выполнялись ими безмолвно и беспрекословно, лица из-под колпаков с прорезями для глаз никогда не показывались. Интересно, почему всегда в масках? Обет такой дали?
  Маленькая нужда доставляла проблемы. Трудно выбрать момент, когда в нужном месте свободно. И совершенно невозможно предсказать, не войдет ли кто-то в процессе. Со смущением я попросил у Тому содействия.
  - Постоишь у входа, а если вдруг кто - подай знак.
  - Какой? - взвеселилась она, вникнув. - Песенку спеть? "Журчат ручьи"?
  - Любой звук. Кашляни, чихни, стукни в стену. Обратись к тому, кто идет, с каким-нибудь вопросом. Поскользнись, если что. Вспомни классическое "Шъёрт побьери".
  - Вот еще. Хорошо, подежурю, давай быстрее.
  Только я пристроился - снаружи донесся кашель и стал удаляться. Я успел присесть над агрегатом, опустив полы рубахи до пола и стянув перед собой. В уборную влетела скромненькая незаметная ученица по имени Феодора. Худенькая тихоня с цепким взором, она обладала самыми сильными ногами в потоке: в беге ей равных не было. Больше ничем девица не выделялась и, как понимаю, не особенно хотела.
  Ошарашено глянув, Феодора удалилась. Значит, тоже не любит компании в таком ответственном деле. Не то что некоторые, которые все остальные.
  Томы уже не было, а через пять шагов я обнаружил Феодору, застывшую у окошка с отсутствующим лицом. Она даже забыла, зачем пришла.
  - Проблемы? - дружески поинтересовался я.
  В ее поднявшемся из неведомых глубин взгляде плескалась боль.
   - Плохие известия из дома. Отец Касьян сообщил, что отца Гордея убили.
  В моей голове щелкнуло.
   - У тебя как фамилия?
   - Фамильное имя? Евпраксина. Пишут, что отец Гордей покаран за нарушение закона. Не верю. Не мог он. Просто не мог. Не такой человек. Найду того, кто его довел - с живого кожу сдеру.
   Ученица вспомнила, где стоит, кивком поблагодарила за сочувствие и ушла в уборную.
  Меня передернуло. Вот как могут аукнуться наши благие намерения и не продуманные на сто лет вперед поступки.
  Было еще светло, но учеников почему-то оставили в покое. Дали задание на завтра: сочинить историю о борьбе добра и зла. Сказку, миф, притчу - кто на что горазд. Чего-чего, а этого добра у меня было навалом, не стал даже заморачиваться.
  Ух, впервые - свободны. Не так, чтобы совсем: нас попросили оставаться в комнатах до приглашения. Куда-то. Опять тайны.
   Накопившаяся усталость, непривычные нагрузки, новые впечатления и ощущения... Я провалился в тягучую дрему. Зарина, как потом выяснилось, умчалась к сестре, поболтать и узнать, в чем дело.
   Время шло, мне снились безмятежные сны. Вдруг заштормило. Тормошила Зарина:
   - Наша очередь! А она говорит, что пойдет с тобой!
   Вскочив и бездумно совершив несколько разновекторных шагов, мой организм снова рухнул на лежак.
   - Куда очередь? Кто говорит?
   - Она. - Зарина с обидой указала на привалившуюся к косяку Тому. - Сегодня купальный день. Покомнатно. Наша очередь.
   Ее руки попытались поднять меня с постели. Тома нервно процедила:
   - Зарина, иди с Кариной. Так надо. Мы пойдем следующими.
   - А. Ага. Да, - согласился я.
   Всем видом выказывая недовольство, Зарина вышла.
   - Прости. - Тома присела на край моего лежака, пальцы беспокойно забарабанили. - Я подумала...
   До меня дошло.
   - Спасибо. Это была бы катастрофа.
   Тома застыла, глядя в противоположную стенку, и когда нас позвали, мы все еще так и сидели, не шелохнувшись и не вымолвив ни слова.
   В помывочную шли, стараясь не смотреть друг на друга. На входе одна из школьных женщин, чье назначение так и не было нами определено, выдала льняные полотенца и по кусочку самоварного мыла. Возможно, она завхоз?
   - Неужели нельзя мыться по необходимости, а не по команде? - хмуро пробурчал я.
   - Мойся когда хочешь, - прошептала Тома, - но воду греют один раз в неделю, и тогда, будь добр, отмывайся по-настоящему, независимо от желания.
   И вот мы у бочек со специально подогретой водой.
   - Ты - туда, - указала мне Тома на правую стену, а сама повернулась налево.
   Я понял. Уставившись в эту стену, скинул вещи, залез в огромную бадью, вымылся, вытерся и вновь оделся - ни разу не обернувшись.
   Тома еще плескалась. Видимо, соскучилась по приятным водным процедурам. Привычка - вторая натура, ее не выключишь простым желанием или сменой обстоятельств.
   - Потрешь спину? - нежданно врезало по мозгам.
   - Конечно, - после невозможной паузы все же вылезло из меня.
   Пришлось обернуться. Тома сжалась в воде, выставив лишь необходимый фронт работ.
   - Прости, - сказала жалобно, - нет двуручных мочалок, а я так привыкла...
   Собственно, мочалок не было никаких. Что ж. Мои руки мыльно огладили, потерли, поскребли, снова потерли, а затем омыли теплой водичкой нежную кожу.
   - Спасибо.
   На языке сидело гадкое "Обращайтесь" и еще более противное "В карман не положишь".
   - Не за что, - выдавил я.
  Ноги вихрем вынесли из помывочной.
   Надувшаяся воздушным шариком соседочка, увидев меня, состроила уничтожающую рожицу. Ее губы поджались, тело обидчиво отвернулось, выставив не менее обиженную кривлявшуюся попку. Дескать, вот тебе, а не общение с замечательным человеком.
  Прекрасно, можно раздеться и лечь без мыслей о конспирации. Спокойной всем ночи.
  
  Глава 9
   Проснуться заставила естественная причина. За окном - тьма. Руки впрыгнули в рукава, ноги в штанины, босые ноги машинально пошлепали в коридор и дальше до уборной.
  Никого. И вдруг:
   - Учебная тревога! Форма боевая! Все на стену!
   Через миг из комнат вывалились ученицы, на ходу прилаживая латы и влезая в сапоги. Только мы с Томой неприкаянно застыли в коридоре, озираясь в ожидании какого-нибудь совета, дополнительного распоряжения насчет ангелов или знака свыше.
   Вскоре все это появилось в лице дяди Люсика. Он передал командование Дарьиной войнице, которая в походе пристала к отряду на привале, а нас позвал с собой и привел на склад.
   - Выбирайте и надевайте. И мечи.
   Если б все было так просто... Я хватал то одно, то другое, радуясь оружию, как ребенок. Тома смущенно оглядывала полки, ее взгляд вообще ни за что не цеплялся. Папринций покачал головой.
   - Не разбираетесь?
   Ответ читался на лицах.
   Началось обучение элементарному - с точки зрения жителя, не привыкшего в плане безопасности полагаться на полицию.
   - Бери на размер больше.
   Я выразительно потопал выбранными сапогами:
   - Эти в самый раз!
   - На портянки не налезут.
   Так мы познакомились с портянками. Все оказалось просто: нога ставилась наискось ближе к одному концу прямоугольного лоскута. Через верх стопы он загибался под нее, остальное обматывалось навстречу, затем через пятку, вокруг лодыжки и закреплялось на голени. Просто и надежно, как карандаш.
  Дядя Люсик поправил развалившийся комок на Томиной ноге:
  - Не кривись, гениальность этой вещи потом оценишь. Затягивай крепче. Впрочем, если любишь мозоли, и так сойдет.
   Поверх сапог ремнями закрепили бронзовые поножи, которые я назвал бы наколенниками или даже наголенниками. Руки взялись примеривать прошитую пухлыми ромбами стеганку. Удобная штука под доспехи - для амортизации ударов и от натирания. Если надо, сама станет доспехом: рубленые удары вязнут, стрелы застревают в нескольких слоях материи, набитых паклей и конским волосом. Об этом я читал не раз и не два.
  Папринций остановил.
   - Для униформы не используем. Бери доспех на готовой подбивке, чтоб одевался просто поверх рубахи.
   Если не изменяет память, такая штука называется калантарь. Или бахтерец. Еще бывает какой-то тегиляй, а также байдана, юшман... От такого и язык сломается, и мозги. Указанный мне доспех выглядел как безрукавка из двух частей, передней и задней. Поверху наползали друг на друга ряды бронзовых пластин. От пояса вниз - пластинчатая юбка почти до колен. Дядя Люсик помог с застежками на правом боку.
   - Потом потренируетесь. Нужно делать: "а" - быстро, "б" - самостоятельно, иначе до "в" не доживете.
   Руки от запястий до локтей по внешней стороне прикрылись наручами, со спины на грудь опустились полукруглые оплечья, завершили одеяние изящный нагрудник и намного меньший по размеру наспинник, прикрепленные поверх пластинчатого доспеха. Стандартный ученический меч из бронзы разместился на тщательно подогнанной портупее. Все много повидавшее на своем веку, но надежное, местами подправленное кузнецами.
  - Щит пока не нужен.
  И на том спасибо. Непривычная тяжесть давила на плечи. Увенчалось наше преображение островерхими шишаками, подобранными по размеру и весу. Шлемы оказались каркасными, на войлочной подкладке, по средней части - несколько отверстий для вентиляции. Никаких наносников, назатыльников, нащечников или забрал. Как и украшений вроде султана или гребня. Так же нам не полагалась крепившаяся к шлему бармица, что должна прикрывать затылок, щеки, уши и плечи. Не царберы, понимаешь. Простота и минимализм. Как во всем: в архитектуре, мебели, одежде. Возможно, и в отношениях. Мало ли. При стольких мужьях-то.
  К тому времени, когда мы вышли, учебный бой закончился. Ученицы построились на поле лицом к зареву, занявшемуся на востоке. Мы примкнули.
  Рассвет. Дома в эти часы я спал, как говорится, без задних ног, и о существовании такой красоты знал только из интернета и телевизора.
   - Войница Астафья - лучшая копейщица среди воинов башен, - представил воительницу дядя Люсик, - она проведет занятие по упражнениям с копьем. Взять оружие.
   - А доспать? - подал кто-то голос.
   - Уже светает, ложиться нет смысла.
   Спасибо, успокоили, что встречать рассвет в полном боевом облачении - не ежедневное удовольствие.
   Бойник вынес тяжелую охапку копий. Длинные, похожие на жерди древки со стуком посыпались к нашим ногам, я поднял ближайшее, взвесил в руке и поставил вертикально. Приятно чувствовать себя защищенным. Латы, шлем, сапоги, меч, копье... Настоящий богатырь. Ну, если не считать доставшейся от природы не совсем богатырской комплекции. Скажем так: витязь-недомерок. Ничего, в отношении роста, мускулов и ширины плеч у меня еще все впереди, а выгляжу уже как богатырь. Вот и говорю: приятно.
   Разучивали выпад, защиту и бросок. Когда большинство уже перешли к броскам, неудачно уклонившаяся от выпада Варвара вскрикнула: напарница задела ее наконечником. Бедро на глазах окрашивалось кровью.
   - Остальным продолжать занятие! - Строгий голос Астафьи шуганул раззявивших рты учениц. - Антонина, беги за врачевателем.
   Высокая крепкая девочка успела сделать не больше трех шагов, как одна из дверей "взрослой" части школы, куда она направлялась, отворилась, навстречу быстро семенила женщина, чье присутствие в школе ранее объяснения не находило. Врач! Нет, врачеватель - так ее назвали. Среднего возраста, в расшитой красной нитью светлой рубахе и таких же шароварах. Многоцветный пояс и столь же пестрая тесьма на лбу, поддерживавшая волосы, завершали одеяние. Обувь лишний раз на территории школы не надевали. Руки врачевательницы на ходу разворачивали сверток с необходимым для первой помощи.
  Стало окончательно понятно распределение обязанностей: царисса контролирует, папринций руководит, из двух оставшихся женщин одна врачует, вторая - по хозяйству: завезти, подготовить, выдать... Завхоз-снабженец.
   Варвару уложили на землю. Она стойко скрипела зубами, пока чужие руки латали ногу. Откинувшийся затылок скреб траву, кулаки механически сжимали и чуть не вырывали из почвы целые пучки вместе с дерном.
  Пока все отвлеклись, получилось сбежать в уборную. Убедившись, что сзади никого, я спокойно встал, выдохнул с облегчением...
   Левая стенка, сделанная из усиленного соломой плетня, словно взорвалась: прилетевшее снаружи копье пробило ее на уровне пояса и едва не повредило часть организма, к которой я, как мальчик, очень привык. Копье пронеслось вдоль всего ряда горшков, тупой удар раздался при втыкании в бревенчатую стену справа.
   Ни фига себе кино. Если бы я был девочкой, мозги сейчас висели бы где-то посередине медленно покачивавшегося древка.
   Стало не до занятий. С чуть не шевелящимися волосами я выскочил и помчался по коридору к покоям старших.
   - Дядя Люсик! Дядя Люсик!
   Вот тебе и богатырь. Во фразу "У меня все впереди" нужно добавить "далеко" и "если повезет".
  На крик откликнулся бойник, рукав балахона указал в противоположную сторону: папринций ушел туда. Впрочем, дядя Люсик тоже услышал и спешил навстречу.
   Я завел его в уборную.
   - Ты была здесь? - догадался он. - Повезло. Как специально кинули.
   Осмотр вытащенного копья ничего не дал.
   - Обычное учебное, за стеной у всех такие, и несколько запасных на земле, можно незаметно взять вместо брошенного. Если найдется свидетель броска, или виновный сам сознается: мол, чего на тренировке не бывает, - размышлял дядя Люсик, - виновного накажем. Но что-то мне говорит...
   Не закончив фразы, он еще раз оглядел копье и забрал его с собой.
   - Будь начеку, - сказал, уходя. - Если это умысел, в первую очередь остерегайся Аглаю и Варвару.
   Я остался один. Аглаю и Варвару? Моя первая мысль - Феодора. Нашла того, кто довел отца, и исполнила угрозу. Но бывает ли, чтобы так быстро и так просто?
  Или - Карина?
  С тяжелым сердцем я вернулся на поле. Виски ощущали фантомную встряску от удара влетающего копья. Глаза отчетливо представляли куски окровавленного серого вещества, которое стекает по бревнам. Руки иногда предательски вздрагивали и не слушались. Взгляд шарил вокруг в надежде поймать удивленный встречный: чего это я тут живой хожу?
  Заканчивали упражняться уже при свете солнца.
  На завтраке мое состояние не осталось не замеченным.
   - Что случилось? - шепнула Тома.
   Я пожал плечами. Не мог объяснить. Пугать не хотелось.
  Попробую разобраться. Итак, Феодора. В мою сторону не смотрит, ушла в себя. Аглая с Варварой мной тоже не интересуются. Карина, за столом сидевшая напротив меня, ела спокойно, равнодушно, рука загребала ложкой четко отмеренную порцию и отправляла в рот, тот мощно перемалывал. Скулы двигались равномерно, как поршни двигателя. Не знавшие стоматолога зубы напоминали камнедробилку. На меня - ноль внимания. Вон, Глафире, делившей комнату с Феодорой, я интересен больше. Ох, Карина, Карина. Настолько владеет собой - или не при делах? Обещала мстить. Подмигивание в эйфории победы ничего не значило, девчонки умеют лелеять обиды годами, подавая месть выдержанной и вкусной.
  Новая мысль прошибла холодным потом. Бросок получился отменный, а Астафью представили как лучшую копейщицу. Могла она захотеть избавиться от меня? Но в чем смысл? Маньячка - слишком нелепое объяснение. Лицо мое не понравилось, или взглянул не так? За это, как я думал раньше, не убивают. Думаю теперь так не думать.
  И еще. Не люблю теории заговоров, но если Астафья... не просто войница? Может быть, не зря она пристроилась к отряду именно после столь точного приземления копья в середину свернувшегося калачиком тела? Тогда вовсе не Лисавета едва не укокошила Дорофея, как думала Милослава. Вопрос на пятьсот тысяч: а в Милославу ли целилась убийца?
  Вопрос на миллион: в кого тогда? Я в тот момент отошел, и участочек похожего на эвакуационный пункт поля занимали только сестры Варфоломеины и Милославино семейство.
  И... Тома.
  Если целью была она... А теперь - я... Кажется, в этой местности с усердием отстреливают ангелов. Зачем? Допустим, чтобы не дать им что-то сделать. Все упирается в вопрос, на который нам не дают ответа: зачем ангелов ведут в крепость?
  И зачем сложности с копьеметанием, если можно просто отравить или удушить во сне, и никто ничего не заподозрит. Если такая мысль придет в голову и неведомому противнику, то у нас еще все впереди.
  Нужно срочно рассказать о подозрениях Томе, пусть поостережется.
  Гм. Как? Мамаши веками твердят деткам: не балуйтесь, будьте внимательны, будьте осторожны. И что же, слушаются?
  Не буду ничего говорить, ей лишние нервы, а толку - пшик. Она давно в курсе, что здесь опасно и надо быть начеку. Если не возводить нагромождения сложных конспирологических умопостроений, то остается простое объяснение: случайность. Не зря же в обоих случаях промахнулись. Трудно представить профессионального убийцу, дважды подряд оставившего клиентов на этом свете. Таких обычно самих отправляют на тот.
  И все-таки. Что-то внутри жарко протестовало против определения случившегося как случайности. Пусть это мнительность и глупая привязанность к данной родителями жизни, но другой не будет, и это весьма прискорбно, и даже обидно.
  Итого: теперь я точно знаю, что не знаю чего-то важного. Чего не знаю, пока не знаю. Есть повод срочно узнать. Если дадут узнать. И... если успею.
   После завтрака вышли на тренировочное поле. Все еще в боевой форме, мы частично разоблачились. Шлем и меч - на траву, сами уселись рядом. Тома, Карина и еще пара девчонок скрестили ноги по-турецки. Я вместе с большинством опустился на колени, как самурай: с гордо выпрямленной спиной, разведенными локтями и ладонями на бедрах. Аглая просто легла, заложив руки за голову, взгляд устремился в небо. Зарина по-детски плюхнулась на попу, раскинув ноги перед собой.
  Подошедший дядя Люсик попросил не вставать. Подогнув левую ногу, он присел на нее и, опершись ладонью об траву, начал занятие. Первым делом поступила команда всем повторить, а новеньким выучить уже известную нам молитву воспитания. Часть я пропускал мимо ушей, но остальное в свете последних событий звучало тревожно и своевременно.
  - Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! Я отдаю мечты и поступки... Убираю пороки... Ибо преступивший закон сознательно поставил себя... - дружно выдавали ученицы, не обязательно вникая в произносимое, но стальным топором высекая в памяти на будущее. - Общество обязано ответить тем же. Чем возмездие суровей - тем меньше ненужных мыслей в наших головах... И да не дрогнет моя рука во исполнение закона... Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
   Феодора фанатично повторяла вместе со всеми. И Карина. И Аглая с Варварой. Чего я уцепился за них? А если, не заметив, перешел дорогу цариссе? Или кому другому, о ком даже не знаю? Даже Шерлоку Холмсу для распутывания преступления нужно либо выяснить мотив, чтоб найти виновного, либо иметь набор подозреваемых с мотивами, из которых выявить преступника. Мне в этом плане сложнее. Плюс ко всему я почему-то не Шерлок Холмс.
  - Закрепим, - сказал дядя Люсик. - Аглая, кто такой преступник?
  - Любой, кто нарушил законы общества сознательно. Своим решением он выводит себя за рамки общества. Поскольку с этого момента не является частью целого, права членов общества на преступника больше не распространяются.
  Папринций чуть-чуть сдвинул акцент:
  - Если человек видел преступление и не принял мер по предотвращению, что это значит? Варвара.
   - Он тоже преступник. Бездействие - сознательное действие. Покрытие преступления - не меньшее преступление.
   - Еще немного на ту же тему. Допустим, преступления человек не видел, но о нем догадывается. Кто хочет ответить?
   Вызвалась девчонка лет тринадцати, из тех, чьих имен никак не запомню:
   - Не остановить даже намерения, если оно преступно - тягчайшее преступление. По любой догадке нужно принимать меры. Лучше перестараться и ошибиться, чем недоглядеть, это всегда спасало и еще спасет много жизней.
   - Правильно, лучше перебдеть, чем недобдеть. Если у кого будет, что сказать, - пронизывающий взор дяди Люсика обвел каждого, - знаете, где меня найти. Сейчас верховая езда, после обеда рукопашный бой.
   Виновник броска не объявился. Никто ничего не видел, всех отвлекло лечение Варвары. Пришлось просто принять и жить дальше.
   Время пронеслось быстро. Ужин снова закончился раньше, чем стемнело.
   - Настал час занимательных историй, - снова собрав всех на травке, объявил дядя Люсик. - Задание подготовили? С кого начнем?
   Кто-то вызвался, полился словесный ливень. Иногда переходил в град. Покрапывал дождичком. Но мочил лишь макушку, не проникая в сердце.
   Одна, вторая, третья... Скукота. Стараясь не зевать, я со всеми выслушивал типичные истории про добрых царевен и злых соседских царисс, про неистребимую жажду получить все и сразу, ничем за это не заплатив и нисколько не утруждаясь. Это называлось добром. Кто препятствовал халяве, объявлялся злом и подлежал зверскому уничтожению.
  - И сверкнул меч, и покатилась голова с плеч...
   - И рассыпались злодеи в прах...
   - И признали ее самой справедливой и посадили на царствие...
   - И уничтожено было зло подчистую, а добро восторжествовало и управляло миром до скончания веков...
   - И никто не смел больше нападать на счастливую страну, пока в нем царствовала великая царисса Евстратия...
  - И служил ей меч-воевец верно до самой смерти...
   - И не имели котомка-самобранка и простыня-самодранка ни сносу, ни прорехи...
   - И собрались все хорошие и поубивали всех плохих...
   Кто-то вышучивал серьезное и даже святое. Кто-то просто мечтал о чистом и высоком, считая это добром, а окружавшую унылую повседневность, соответственно, злом.
   Для большинства понятия добра и зла выражались в формуле африканского князька: я увел у соседей коров и женщин - добро, у меня увели - зло. По окончании каждого сказания дядя Люсик кратко резюмировал, находя дельные мысли в самом невероятном и делая многогранные выводы из бесконечно плоского. Иногда он поглядывал на меня с Томой. Мы не горели желанием "лезть поперек батьки". Он не настаивал, слово переходило к следующей ученице.
   Обидно, но ни Феодора, ни Карина, ни Аглая с Варварой ничем не удивили. Люди, что могли быть той сволочью, которая метнула копье. Для меня зло - то, что хочет меня убить. Что может защитить - добро. Так и живем, не мечтая о большем.
   Из массы немножко выбилась Глафира, в свои годы довольно фигуристая соседка Феодоры. В ее исполнении сказочная царевна боролась с несокрушимыми силами за любовь трех заколдованных принцев, коих и собрала под своим крылышком к предсказуемому хеппи-энду. И никаких мечт о власти и халяве. Вместо жесткости и наивности предыдущих историй эта овевала чувственностью и даже некоторым эротизмом. Будь мы дома, я бы сказал: трезвый женский взгляд. Война и политика - мужикам, бабам - "был бы милый рядом". С учетом местных реалий - "милые".
   Занятие затянулось, девочки начали уставать: то одна, то другая ворочались, меняли под собой ноги, вытягивали их. Головы крутились, восстанавливая кровоснабжение в шейных позвонках. Глаза щурились от солнца.
   Почесав нос, дядя Люсик тоже сменил позу. Теперь он восседал на траве в позе мыслителя: локоть на колене, подбородок на тыльной стороне ладони, загнутой к шее. Из-под юбки торчала белая волосатая нога. Папринцию в этой одежде было удобно. Все же, великая вещь - привычка.
  Когда его лицо вновь поднялось к нам, в уголках глаз веселились чертики:
   - Хорошая история. Добро победило, зло наказано, закон восторжествовал. Ничего лишнего. Но не хватает глубины. Словно от непознаваемого древа жизни нам предъявили одну ветку, пусть и огромную, которая закрывает остальное.
   - Скорее, корни, - рискнул вставить я.
   Папринций одобрил:
   - Или так. Но там, в вышине, еще столько загадочного и неизведанного! Неужели не хочется взглянуть хоть одним глазком?
   Вопрос был риторический. Девочкам хотелось не неизведанного, а в туалет и поспать. Кто-то не удержался, зевнул.
  Дирижерский взмах руки дяди Люсика пригласил следующую:
   - Зарина. Ждем.
   Моя соседка смутилась:
   - У меня тоже... про заколдованного.
   - Сюжет другой?
   - Да.
   - Ждем, - повторил папринций.
   Зарина втянула полную грудь воздуха и начала:
   - Жил-был принц. Ой, простите, еще не принц. Мальчик. То есть жили две сестры с братиком... - Зарина совсем смешалась. Никто не торопил. - Однажды пошли сестры на бал к царевне...
   Неслабым булыжником мне в голову прилетело открытие: сказки про принцев и принцесс, которые у нас рассказывали детям, для здешних детей - истории про настоящее.
   - Мальчику очень нравилась царевна, и он тоже хотел на бал. Очень хотел. Он попросил волшебную фею: "Пожалуйста, отправь меня на бал!" "Как?" - спросила фея. "Сделай меня девочкой!" "Хорошо, - сказала фея, - но знай: ровно в полночь все станет как было. Поспеши". Обратился он в девочку, пришел на бал. Был самой умной, самой лучшей, самой красивой. Царевна хотела дружить только с ним. Без пяти полночь бросился мальчик-в-образе-девочки бежать. "Не уходи! - кричала вслед растерянная царевна. - Останься! Будь моей подругой!" Но он убежал, а по дороге потерял свой сапог - очень большого размера для обычной девочки.
   Дальше следовали розыскные работы, известные по "Золушке", и каким-то чудом, вне всякой логики, все закончилось хорошо:
   - И увидела она, что девочка на самом деле мальчик. Царевна взяла его в мужья, и жили они долго и счастливо.
   Дядя Люсик со скрипом вычесал из затылка несколько волосинок. В ожидании приговора Зарина тревожно замкнулась, обхватив колени и сжавшись в комок. Публичные выступления явно не ее конек.
   Хотя речь шла об отвлеченном, мне стало неуютно. Взгляд пробежался по окружающим: все тихо, спокойно, никто ни о чем не догадался. Просто глупая сказка. Задержанная порция воздуха облегченно покинула грудь.
   - Это же близнец предыдущего рассказа, если по смыслу, - лениво уронила Аглая.
   Она отвернулась к едва раскачивающимся верхушкам деревьев за забором, сладко зевнула и потянулась. Грудь выгнулась, глаза прикрылись, плечи расправились. Донесся легкий хруст. Аглае было наплевать на происходящее, но как же не высказать мнения? На что тогда ориентироваться подрастающей молодежи?
   - Не совсем, - не согласился папринций. - Там девочка изначально билась за приятную будущую стабильность, которая определяла смысл ее жизни. Здесь сначала мальчик завоевывает сердце девочки как девочка-подруга, потом девочка, ища дружбы, обретает любовь.
   Я поочередно всматривался в лица возможных покусителей. Ни на одном ни капельки волнения или тревоги. Не там ищу?
   - Где же борьба добра и зла? - вбросила Феодора.
   - А она есть, - удивил дядя Люсик. - Зарина, как сама объяснишь?
   Зарина вспыхнула:
   - Ну... зло - это то, что мальчик, любивший царевну, не мог к ней прийти. И они никогда бы не встретились. Добро - их взаимные чувства, которые победили зло.
   - То, что он не имел права прийти на бал без приглашения - закон. Ты называешь закон злом? - жестко выдала Варвара.
   Девочки, сидевшие рядом с Зариной, отшатнулись от нее, как от прокаженной.
   - Не то, что не мог прийти, а то, что это мешало встретиться... - Попытка оправдаться выглядела жалко.
   - А обход закона с помощью волшебства ты считаешь добром? - не унималась Варвара.
   - Не передергивай, - остановил папринций. - Рассказчица объяснила свое видение, в основе оно правильное, а придраться можно и к забору. - Все лица почему-то одновременно вскинулись на забор школы, над которым проплывали вальяжные облака, а в надвратной башенке сонно клевал носом дежурный стражник. - В твоем сочинении, Варвара, добро тоже побеждает с помощью зла, припомни.
   Варвара обидчиво поджала губу и умолкла.
   - Чапа, - вызвал дядя Люсик. - Твоя очередь.
   Вдохнув я начал:
  - Вася и волшебники. Сказка.
  
  ...Жил-был такой Вася. Обычный мальчик. Когда сидел спокойно, его называли хорошим, когда шалил - плохим. Он был уже большой, но все вокруг считали его маленьким, и никак не получалось их переубедить. Хотя он очень старался. Например, Вася уже не верил в сказки.
   "Волшебников не бывает!" - говорил он.
   "Почему?" - спрашивали взрослые.
   "Потому что они не нужны!" - восклицал Вася, но взрослые только смеялись. В глубине души они сами были маленькими и ждали доброго волшебника или добрую фею, которые решат за них все проблемы и наладят им жизнь. Некоторые из взрослых каждые выходные отправлялись на речку ловить золотую рыбку, но встречали исключительно злого джинна или Змея Горыныча, и (смелые люди!) едва приползя после таких встреч домой, на следующую неделю рисковали опять. Вот как хотелось им волшебства, сказки и добра. Много-много добра! Как в сказке.
   А Вася больше не верил в волшебников. Он уже знал правду.
   Вот как это произошло. "Хочу встретиться с добрым волшебником!" - решил Вася, когда был совсем-совсем маленьким, а вовсе не большим, как сейчас. На прошлый день рождения.
  И появился добрый волшебник.
   "Теперь все у тебя будет хорошо! - сказал он Васе. - И ты будешь хорошим. И родители у тебя будут только хорошими. И кормить тебя будут только хорошо. А вот гулять одного больше не пустят, чтобы тоже всем было хорошо. Хорошо?"
   "Нет", - сказал Вася.
   И сразу рядом с добрым волшебником, откуда ни возьмись, появился злой волшебник.
   "Молодец, Вася! - радостно воскликнул он, - твое желание исполнится! Теперь все у тебя будет плохо! И ты будешь плохим. И папа с мамой будут только плохими и будут заставлять тебя есть невкусную кашу и убирать за собой игрушки. И не будут давать тебе больше одного мороженого. И вообще перестанут тебе надоедать и уйдут куда-нибудь. Разве плохо?"
   "Плохо!" - закричал добрый волшебник.
   "Хорошо!" - закричал злой.
   В споре, кто более прав, они бросились друг на друга с кулаками... Но только в придуманных сказках добро всегда побеждает зло, на деле все очень переплетено и непонятно. Так получилось и на этот раз: оба старавшихся ради Васи драчуна вдруг провалились друг в друга, как в зеркальное отображение. И исчезли. Оба. Не стало больше ни доброго волшебника, ни злого.
  Васю это совсем не опечалило. Наоборот. Он увидел, что все хорошее хорошо только с одной стороны, а с другой плохо. А плохое когда-то или для кого-то хорошо. А главное - все, что могли сделать волшебники, могли и Вася со своими родителями, если бы не стали ждать помощи от не пойми кого, а собрались бы, встали, взяли и сделали. Правильно?
  Но тогда - какие же это волшебники, те, что притворяются ими? И зачем они тогда нужны?
   "Сказок нет! - говорил с тех пор Вася. - Только мы сами делаем свою жизнь сказкой".
   "А волшебников? Добрых и злых? Тоже нет?" - удивлялись взрослые, по привычке надеясь на скорое прибытие голубого вертолета с эскимо и решением прочих проблем.
   "Тоже нет!" - говорил Вася.
   И загадочно улыбался. Глупые взрослые. Не понимают самого простого: мы все - волшебники. Иногда - злые, чаще - добрые. Совсем не сказочные волшебники.
   Обычные.
  
   Тишина длилась еще минуту после того, как я закончил. Нет слов - лучшая похвала.
   Сначала дядя Люсик почесал затылок, что сиял нарождавшейся лысиной, как луна в редколесье, теперь задумчиво скреб подбородок:
   - Очень неплохо. Даже хорошо. Вот только имя... Твой герой почему-то мальчик, это неправильно. Есть непонятные слова. Впрочем, ангелу это простительно. В общем отлично. Дуализм, переплетение смыслов, глубина... и... нам с тобой надо поговорить, Чапа. Зайди ко мне после занятия. Кто остался? Тома, прошу.
   Под впечатлением от моего рассказа народ с вскинул глаза на Тому: что второй ангел отчебучит? Это ж так здорово - безнаказанно слушать ангелов, если слушать их, вообще-то, запрещено. Но тут вам не там. Как я уже понял, красиво обойти закон - любимая забава местных.
   Некоторые даже переползли поближе. Часовой в башенке изумленно повернулся: что происходит? Заговор? Назревающий мятеж? Секреты от власти ни при каком режиме не поощряются ни в одном государстве: ни при монархии, ни при видимости демократии. Третьего ни дано, ведь анархия - не власть, секретствуй хоть до посинения.
   Заметив среди нас папринция, стражник с облегчением вернул орлиный взор в зазаборную даль.
  Тома кашлянула в кулак, спина выпрямилась, глаза брызнули яркими лучиками.
   - Сказание житейское о сестрице Алё... нет, просто сказание.
  
   ...Жили-были сестричка и... еще сестричка. Две жили сестрички. Одна звалась Василиса Прекрасная - не было краше нее на свете. Другая - Василиса Премудрая, потому что красотой не вышла, а замуж хотелось. Взбрело однажды Прекрасной из лужицы напиться.
  - Не пей, сестрица, - взмолилась Премудрая, - козле... кхм, телочкой станешь!
  Не послушалась Прекрасная, выпила мутной водицы через тростиночку. Взвеселилась, влезла на стожок и давай срамные танцы танцевать, лифчиком белы облака разгонять. И обратилась в натуральную телочку. Залилась Премудрая слезами, села под стожок, плачет, а телочка возле нее скачет.
  В ту пору ехал мимо купец на мерине вороном, многосильном, немецких кровей.
  - О чем, красна девица, плачешь?
  Рассказала Премудрая про беду.
  - Поди за ме... бери меня в мужья, - говорит купец. - Будешь ходить в золоте-серебре. И телочка будет жить с нами.
  Василиса Премудрая подумала-подумала да взяла купца. Переехала она в его хоромы, стали они жить-поживать, и телочка с ними живет, ест-пьет с Премудрой из одной чашки, спит в одной постели.
  Напрягло это Премудрую. Но она же премудрая. Думает:
  "Это ж сестрица моя, хоть и телочка. Пропадет без меня совсем. Негоже ее в беде оставлять".
   Однажды приходит она с работы не вовремя, а купец телочку в упряжь кожаную запряг, скачет на ней верхом, измывается и кнутом дубасит то промеж копыт, то промеж рогов. Воет телочка, стонет, кричит криком нечеловеческим. Да не отпускает ее купец, издевается всякими способами над бедной сестрицею безответною. Не выдержала Премудрая, взяла купца, привязала на шею камень и бросила в воду. А телочка перекинулась три раза через голову... потом еще попрыгала по-всякому... в общем, допрыгалась. Ушла в дикий лес, нашла себе сначала осла, потом бобра, да смотрела, как они, тоже напившись водицы мутной, день-деньской друг дружку мутузят. Видит Премудрая: не стать уж сестрице человеком. Вызвала она ведьму звездопогонную и отправила телочку на ферму, где таких холят, поят, доят да стригут. Стала Премудрая одна жить в хоромах купца, принимая то жнеца, то кузнеца, тут и сказочке конец, а кто слушал - молодец.
  
   - На ходу сочинила? - понял дядя Люсик, меняя одно опорное колено на второе.
   - Ага.
  От жара Томиных щек плавился воздух, она не знала, куда деть глаза.
   - А где борьба добра со злом? - вцепилась внимательно выслушавшая и словно бы оскорбленная в лучших чувствах Варвара.
   - Разве так надо было? Я думала бобра с ослом...
   - Тома, я вас умоляю, перестаньте этих детских глупостей, это не смешно и заезжено. Я считаю задание выполненным. Кто скажет, о чем сказка ангела?
   Сразу несколько девчонок выкрикнули:
   - О любви и предательстве.
   - А в категориях добра и зла? Кто сформулирует?
   Подала голос Глафира:
   - Не делай добра, не получишь зла.
   - В основе правильно, но абсолютно некорректно, - отбрил дядя Люсик. - Как сказать то же самое, но по-другому, в другой плоскости?
   - Добро наказуемо, - вкинула Аглая.
   - Наказанное добро поощряемо, - добавила Феодора.
   - Все к лучшему, - обобщила Карина.
   - Все хорошо, что хорошо кончается, - уточнила Зарина.
   - Все относительно, - для кучи внес я свою лепту.
   - Добро должно быть с кулаками, - считая, что тоже к месту, вставил кто-то из мелких.
  Мелкими я величаю всех, кто хоть чуточку младше меня. Как москвичи говорят "Понаехали" любому, кто прибыл в столицу на минуту позже.
   - Воспринимаемое добром не всегда добро, - красиво выправила первую мысль Глафира, - а казавшееся злом иногда благо.
   - Нельзя поддаваться кажущимся добром сиюминутным желаниям, которые издали есть зло, - добавила очередная едва перевалившая тринадцатилетие козявка.
   - Достаточно, - прекратил прения папринций. Его собственной версии так и не прозвучало, мысли были где-то далеко. Он встал. - Вы хорошо поработали. Главное, чем мы сегодня занимались - учились думать. Кто насколько и в правильном ли направлении - покажет время. Все свободны. Двадцать минут личного времени и отбой.
   Шевельнулось неприятное предчувствие. Никакой угрозы в приглашении папринция не было, но...
  Вот именно. Но.
   Дядя Люсик странно оглянулся, словно опасаясь слежки, и ввел меня в свой кабинет. Дверь плотно прикрылась. Звонко ругнулся стул, вытянутый из-под большого, похожего на письменный, дубового стола. Папринций сел, а я остался стоять, как на расстреле.
   - Скажи мне одну вещь, Чапа. Ты мальчик?
  
  Глава 10
   Я поперхнулся. Взгляд вперился в пол, голова опустилась так, что дальше только треск шейных позвонков и свободное падение.
   - Можешь не отвечать, - обычным ровным тоном сказал дядя Люсик. - Будем считать, что разговора не было, но, на всякий случай, будь осторожнее. Вокруг тебя творятся непонятные вещи. Иди.
   Ощущение было, что намочили и, как тряпку, выжали перекручиванием. Словно развинченный, делая один нетвердый шаг за подгибающимся другим, я приближался к шумевшему развлекавшемуся бассейну, не в силах собраться с мыслями. Их сдуло. Свободное место заполнили страх, отчаяние и тупая надежда на чудо. Ужасный коктейль.
   Когда же взгляд обрел осмысленность...
   В бассейне... пардон, купальне, расположенной под открытым небом рядом с помывочной, царило безмятежное веселье. Около двери попирали животами травку несколько учениц, щебетали о чем-то, многоголосо смеялись. Они только что вылезли из воды, кожа сверкала подсыхавшими каплями. Таяли в сладкой неге ничегонеделания мокрые тельца, не знавшие купальников, которых еще не придумали. Ударило, будто электротоком: одной из них была Тома.
   Взгляд дернулся, заметался. Провалиться и исчезнуть, как требовал внутренний голос, я не мог, резко сменить направление или ускориться значило привлечь лишнее внимание. Но я его уже привлек. Тома вздрогнула и застыла античной статуей, которую еще не водрузили на постамент, а только откопали и положили рядом. Белая кожа покрылась предательскими пупырышками. Раздался глубокий вздох, мокрая голова отвернулась к приятельницам... и щебет продолжился.
   А ведь чего-то подобного следовало ожидать. Люди в этом мире ближе к природе, у них и мысли не возникает стесняться там, где они уверены, что стесняться не нужно. Назвался груздем - полезай в кузов, говорят в народе. Спасибо Томе за ее мудрость, за то, что сыграла на публику, хотя видно, как ей не по себе от моего присутствия. Когда цена поступка - жизнь, на многие вещи смотришь иначе.
   Я отер со лба холодный пот и прошествовал к отдельно расположившейся одетой Феодоре. Наблюдая за купающимися и загорающими, она разглядывала их со жгучим чувством, которое оказалось банальной завистью. Потому что, опустившись напротив, спиной к отдыхающим, я услышал:
   - Тоже такие дни? Понимаю. И хочется, и колется. Ух, как хочется, правда?
   Лицо Феодоры перекосило одновременно ненавистью к обстоятельствам и жалостью к себе. Щупленькая хрупкая царевна Евпраксина сидела на траве, обхватив руками колени, тело медленно раскачивалось взад-вперед. При практически неподвижном взгляде зрелище было завораживающим и немного пугающим.
   - Но ты счастливее, - продолжила она, - у тебя пройдет. Мне вообще нельзя.
   - Купаться? - уточнил я, как выяснилось, не зря.
   - И загорать тоже. Проблемы с кожей. Моюсь одна, при всех не раздеваюсь. Обидно.
   Тоже мне, проблема. Я мечтаю о подобной. А вообще, мне бы твои проблемы.
   - Это тебе местная врачиха... врачевательница сказала?
   - Нет, - грустно сообщила Феодора. - Еще дома. Мама строго-настрого запретила снимать одежду перед кем бы то ни было. - Ее руки машинально затянули горловину рубахи потуже, чтоб ни один взгляд не проник внутрь, когда она наклоняется. - Даже перед местными мастерами телознания. Все вопросы адресовать ей. Они так и сделали. Когда выяснилось, что посторонним болезнь не передается, меня оставили в покое.
   Нога немного затекла, я вынул ее из-под себя и подложил другую. Феодору можно удалять из списка подозреваемых, если она не великая актриса. Нельзя так хорошо сыграть невозмутимость и равнодушие к моей скромной персоне.
   Феодора продолжала жаловаться на жизнь:
   - Из-за этого меня сторонятся.
   - Я не буду.
   - Мне так уже говорили. Потом все равно брезгают.
   - Я - не буду, - еще более веско и серьезно повторил я.
   Мне такая компания - подарок судьбы. Бесцеремонных девчонок Феодора сторонится, при всех не оголяется, и к ней при этом - никаких претензий. Если болезнь не смертельна, пусть меня как-нибудь заразит! Полная гарантия неразоблачения. Если, конечно, дядя Люсик какой-нибудь фортель не отмочит. Кажется, он решил меня не выдавать. Почему? Разговор он постелил мягко, да не станет ли жестко?
   Всплыла затерявшаяся среди прочих фраза папринция: "Тома, я вас умоляю, перестаньте этих детских глупостей". Что за фокусы? Помимо "перекуров" и прочих заимствований здесь еще местечковый юморок в ходу? Допустим невероятное. Что, если...
   Вулкан разыгравшейся фантазии прорвало, лава мыслей потекла. Меня накрыло. Срочно требовалась информация.
   - Скажи, - нервно вскинулся я так, что затуманенный взор Феодоры перетек с веселого бассейна на меня, - папринций - что за должность?
   Она отпустила колени, оправила штанины и откинулась, уперев руки в траву за спиной.
   - Не должность. Титул.
   - Это выше принца или ниже? Или на уровне войника?
   - Войник - уровень мастеровых, первый свободный чин, папринций же - вдовец царыни. Власти никакой, но человек уважаемый.
  - Царыня - это кто? - сморозил я очередную глупость, если смотреть с местной точки зрения.
  Как у нас полюбопытствовать: президент - это выше или ниже полицейского? И кто из них полковник?
  Вспомнился проезжавший по царской дороге кортеж царыни Мефодии и проявленное к ней уважение. Вот только это было уважение к чину или к самому человеку, который чего-то в этой жизни добился?
  - Царыня - мать цариссы.
  - Значит, главнее цариссы? Типа, королева-мать?
  Феодора посмотрела на меня, как на клинического идиота, которым в данный момент и являлся.
  - Мать, которая отдала власть, - уточнила она предельно тактичным скучающим тоном. - А пока сохраняет форму, пока может защищать семью и равновесие - царисса.
  Ага, при достижении фазы "Акелла промахнулся" власть автоматически омолаживается. Хорошая схема. Никаких шансов старым маразматикам.
  - У царыни может быть несколько дочерей, - предложил я вариант. - Как закон решает, кому быть цариссой?
  - Корона достается старшей дочери.
  - Без исключений?
  По размышлении Феодора сообщила:
  - Бывает, что старшая не в себе или для равновесия больше подходит другая. Это тоже законно, но решается с привлечением других сил.
  - Не военных, надеюсь?
  - Властных.
  Я кивнул.
  - Значит, с воцарением цариссы царыня устраняется от власти и уходит разводить помидоры?
  - В своей вотчине - да. Зато царыни заседают в Совете сестричества. Ничего не решая дома, они имеют власть в масштабах страны.
  Что я там вякнул про маразматиков? Тысяча извинений и не бейте больно. С уходом силы становится востребованной мудрость. Что само по себе мудро. И сильно. Мне нравится. Вот теперь бейте, чтобы больше не вякал. Разрешаю ногами.
  Кстати, ноги снова затекли. Не привык я так сидеть, зад просит стула. И оборачиваться нельзя. Ничего нельзя.
  Мимо прошествовали две купальщицы, основную часть гардероба неся в руках. Я посмотрел на облака. Белые на невыносимо голубом, красивые и свободные, такие же, как на моей Земле. Одно, с разраставшейся рваной дырой посередине, напомнило плешку дяди Люсика. Мысли тотчас вернулись к загадочному папринцию, преподносившему сюрприз за сюрпризом. Что он за человек? Сохранит ли тайну? Если да, то почему, какова его выгода?
  - Еще о папринциях. - Я заметил, что Феодора тоже ерзает и, возможно, собирается уйти. - Выходит, дядя Люсик - папа Дарьи?
  Феодора замахала на меня так, словно я чумной:
  - При чем здесь царисса Дарья? Царыня Аграфена скончалась несколько месяцев назад. Царисса Марфа, ее дочь, обрела другую вотчину. Папринций Люсик Аграфенин благородно оставлен в школе после смены владельца.
  Цунами фактов разрушило мои умопостроения насчет дяди Люсика, как карточный домик сквозняком. А как шикарно я навыдумывал! Такого наворотил... Даже жалко выбрасывать.
   - А почему тебя интересовало мое второе имя? Причал сейчас наш. Вас принимал мой отец? - бешено раскручивалась мысль Феодоры. - Как давно вы прибыли?
   - Когда мы прибыли, ничего не понимали: кто, зачем, почему... Доставить нас в крепость взялась царевна Милослава Варфоломеина.
   - А-а, понятно.
  Интересно, что ей понятно. Мне самому ничего не понятно. Видимо, сработало правило адвоката: "Уважаемый клиент, расскажите, как было, а запутаю я сам".
  Полыхавшее пламя в глазах напротив чуть приутихло. Ненадолго. Задумчивость сменилась новой мыслью:
  - Но почему...
   Варвара издала вопль:
   - Смотрите! Флаг!
   Все вскочили, я тоже уставился туда, куда развернулись все головы: на лес за школой. Над рощей реял флаг, закрепленный на длинной палке, на полотнище изображены геометрические фигуры: два кривых треугольника.
   - Тревога!
   Школа превратилась в муравейник. Девчонки впрыгивали в оставленные доспехи, а кто уже одет по форме, в том числе я и Феодора, ринулись на стены. Застучали копыта седлаемых коней войников и цариссиных мужей. Вздымая пыль и забрасывая одевавшихся комьями земли, вооруженный отряд выметнулся в ворота. Бойники с копьями вставали по ограде плечом к плечу с ученицами.
  Шум девчоночьих голосов понемногу утих, переполох вошел в рамки допустимого. Из гула начали выделяться отдельные фразы.
   - Чей флаг?
   - Нет такого.
   - Точно знаешь?
   - Говорю вам: нет такого.
   - Это не флаг, а тряпка какая-то.
   Некоторое время ничего не происходило, потом флаг упал. Отряд вернулся нескоро, уже в полной темноте, ворота сразу намертво закрыли. Царевичи со свернутым в несколько раз флагом пробежали в покои цариссы.
   Совещание вышло недолгим.
   - Отбой тревоги! - раздалось над школой.
   Мы спустились со стены, но расходиться никто не пожелал.
   - Что было? Кто? Что нашли?
   В дверях покоев показались царисса Дарья и вся ее свита. Бойники подвели им коней. Заскрежетавшие створки ворот вновь разъехались, венценосный отряд ускакал, не дав ответа ни на один вопрос. Лишь двое профессиональных военных остались для защиты школы: Астафья и молодой войник
   Разрядить обстановку вышел дядя Люсик.
   - Только волки, неприятеля нет. Прочесали все рощи, выезжали в поле. Никаких следов. Просто флаг.
   - Чей? - зашумел волнующийся народ.
   - В том и дело, что ничей, - развел руками папринций. - На всякий случай царисса отбыла в башню. Если это чей-то сигнал или пока неразгаданное послание для нее, лучше встретить врага в неприступной цитадели. Но - вряд ли. Скорее, это проделка какой-нибудь малолетней шкодины.
   Он внимательно оглядел стоявших рядом на предмет выявления шутника-злоумышленника. Но что увидишь в поглотившей мир темноте, пусть и припорошенной лунным светом? Из задних рядов мелкий хулиган мог смеяться в лицо, мрак все скрывал.
   - Что на флаге? - Погромыхивая доспехом, Аглая вышла вперед. - Какие-то детали, надписи? Цвета?
   Папринций покачал головой:
   - Только два корявых треугольника, намалеванных угольком по дерюге. Опасности для школы нет. Всем спать.
   Ученицы отправились по комнатам.
   Мы с Зариной вошли в свою. Отворяясь хозяевам, дверь радостно взвизгнула. Сев на лежак спиной к соседке, я деловито отстегнул доспехи - мои первые и единственные, мою прелесть. Меч на перевязи занял место у табурета, приставленный с краю для удобства выхватывания. Шлем и новенькие сапоги расположились на полу. Уложенные доспехи покрыла свернутая прямоугольничком рубаха, затем я осторожно выполз из штанов и юркнул под простыню. Зарина, видимо, сделала то же самое. Но не прошло и минуты...
   - Чапа, спишь? Можно?
   Хотя ответа не прозвучало и глаза остались закрыты, лежак рядом прогнулся. Соседке-заложнице понравилось секретничать перед сном. Ладно, использую визит в качестве добычи информации.
   - Как учат мальчиков? - задал я вопрос, когда Зарина устроилась, повернувшись ко мне лицом.
   Она улыбнулась:
   - Неужели не понимаешь. Их не учат. Школа - только для девочек.
  - Все мужики тупые и неграмотные?
  Разум подсказывал: а дядя Люсик? А Гордей, что шпарил заповеди и законы как ботаник домашку?
  - Мальчиков пристраивают учениками и подмастерьями к мастерам, - терпеливо разжевала Зарина. - Только так чему-то учатся. Зато становятся мастерами высшего уровня.
  - И узкого профиля, - прибавил я.
  - Это плохо?
  - Если повсеместно и без исключений.
  Зарина поворочалась, под тканью беспокойно поелозили бедра, плечо углубило ямку в набитом сеном лежаке. Кажется, меня собрались что-то спросить.
  - Расскажи про бойников, - успел втиснуть я.
  Нападение - лучшая защита. Здесь этому даже в школе учат. Только не добавляют, что правило касается всего.
  - Что именно?
  - Почему скрывают лица?
  - Это же так просто! Ну, подумай.
   Пришлось нахмуриться. Никогда еще меня так ненавязчиво дураком не обзывали. Сама подумай: если бы мог догадаться - не спрашивал!
   - Балахон с маской защищают от мести за зло, причиненное по приказам, - заговорила присоседившаяся до неприличия златокудрая царевна. - Исполнители же не виноваты. А еще они много видят, чего не нужно. К примеру, учениц во всяком виде на занятиях, в купальне и, бывает, даже в уборной. Еще - они казнят. И своих тоже.
  Сразу вспомнилось: в Средневековье так одевались палачи. Не совсем так, но похоже. Выходит, бойник - палач, по совместительству занятый на любых подручных работах?
  - Не будь масок, - продолжила Зарина, - им мстили бы все, у крепостных нет защиты от ярости свободных. Но свободный не может причинить вред крепостному без оснований. Маска - спасение крепостного.
  - Почему в бойниках только мужчины?
  - Женщины руководят семьей, ведут хозяйство, рожают детей. Для этого нужно быть дома. У мужчины больше возможностей отлучиться по приказу владелицы вотчины.
   - Стоп, - уцепился я за пролетавшую мысль. - А как же бойники, которые работают в школе - их постоянно меняют?
   - Ты видел двух мастериц, кладовицу и врачевательницу? Две тройки их мужей-бойников выполняют всю остальную работу по школе. - Зарина скривила губки: - Особенно, самую грязную.
   - Не морщись, - наставительно сказал я. - Без них мы тут сидели бы как свиньи по уши в дерь... кхм.
   - Как кто и где? - встрепенулась собеседница.
  Она даже приподнявшись на локте, и хорошо, что подтянула простыню, а то пришлось бы отворачиваться.
  - Это секретная информация. Подпадает под статью "не слушать ангелов".
  - А-а, тогда не надо.
  - Скажи, Зарина - от "заря"?
  Давно хотел узнать. Узнал.
   - Зарина и Карина - имена ангелов, которые много-много лет назад выбрали смерть вместе с убитым черным чертом. Они держались втроем, отдельно от остальных. Тогда причал был просто переполнен. Милослава поэтому и не стала противостоять вам. - Зарина перевела взор на потолок. - Белые черти лучше, от них меньше проблем. А красный - впервые. Никто не знает его особенностей, надо ли его бояться больше других или как-то особо относиться. Милослава очень переживает.
   - Ему не грозит опасность? - забеспокоился я.
   - Милослава дала слово. Залог - моя жизнь. Мало?
   Ответить нечего. Я сменил тему.
   - В нашем мире...
   - Не надо! - взмолилась Зарина. - Ты же знаешь закон.
   - И ты знаешь, как твоя сестра Милослава трактовала это положение: если знание о нарушении не выйдет за рамки двух знающих, это вроде бы и не нарушение.
   - Я не Милослава.
   - Не представляешь, как это радует. Тогда зайду с другой стороны. - Самое в эту минуту злободневное сформулировать поаккуратнее не получилось, придется идти напролом. Набрав воздуха, я заставил себя сказать со всей прямотой: - У вас под штаны не надевают дополнительной части одежды?
   - Зачем? - Зарина несколько раз моргнула в ступоре. Затем лицо осветилось: - А-а, поняла. Надевают. Точнее подматывают, это такая повязка. Но только в красные дни. Или те, кто больные недержанием. У тебя...
   - Нет-нет.
  Подожженные самобичеванием щеки заполыхали. Вижу же, что не носят, куда полез с кретинскими расспросами? Вот так репутацию и теряют - одной необдуманной фразой.
  Я срочно озвучил новую мысль:
  - Зарина, а что ты думаешь о дяде Люсике? Ничего в нем не кажется странным?
  - Хссс...
   Она спала. Веки мелко дергались, реснички подрагивали. Гладенькая щека смялась поверх подложенной ладошки, волосы рассыпались в красивом хаосе. Я некоторое время не шевелился. Потом еще некоторое время - любуясь, но начиная нервничать. Потом понял: лежи не лежи, а будить надо. Ладонь мягко коснулась плеча соседки. Никакой реакции не последовало, пришлось легонечко потрясти. Зарина в ответ солнечно улыбнулась и причмокнула во сне. Ну как будить такую очаровашку?
   Я отвернулся, сдвинулся на самый край и попытался заснуть.
  Зря отвернулся. Ощутив свободу, девушка разметалась во сне, на меня закинулась рука, затем попробовала заброситься и нога, и лишь моя вовремя поднятая коленка успела помешать вторжению. Так дело не пойдет. Появилась мысль пойти спать на свободный лежак, но тогда придется перетаскивать всю амуницию, чтобы утром не бегать по комнате от лежаков к нужным табуретам - для моей конспирации это, как говорится, чревато. Лишние передвижения при свете дня и минимуме (не говоря про отсутствие) одежды мне категорически противопоказаны.
  Как ни старайся, бесшумно поменять местами латы и оружие не получится, и если в момент этой беготни соседка проснется...
  Пришедшая следующей альтернативная идея мне понравилась больше. Я поднялся, обошел лежак и осторожно приподнял укрытое простыней невесомое тельце под колени и лопатки.
  Не просыпается. Я аккуратно понес. Зарина бессознательно прижалась, она будто спряталась от невзгод, на лице вновь заиграла улыбка. Ее сердце билось ровно и мягко, даже как-то тепло.
  Зато мое... Стучало? Не то слово. Колотило и едва не взрывалось.
  Ничего подобного в моей жизни не случалось. Руки жгло, ликовавшая душа душила сама себя, чтобы не слишком поддавалась эмоциям. Брысь, ощущения, не до вас, о выживании думать надо.
  Драгоценный груз занял свое место, перед этим оттуда ногой была откинута верхняя простыня - взять себе, чтобы не забирать ту, которая сейчас укрывала Зарину.
  В окне что-то мелькнуло. Фух! - пронеслось через тьму комнаты и глухо гукнуло в мой лежак.
  Я очень медленно приблизился к окну, которое не совсем окно в нашем понимании: простой проем в стене для освещения и вентиляции. Стекол здесь не знают, шторами не пользуются. Даже ставни не распашные, а вынимаемые, сейчас ждут своего часа на складе.
   Я заглянул в проем сбоку. Пусто. Тот, кто кинул что-то в темень окна, уже скрылся в открытых всем ветрам помещениях.
  Теперь можно посмотреть, что же ко мне снаружи прилетело. После копья в туалете я допускал все что угодно.
  Глаза постепенно привыкли, пятна предметов превратились в ясные очертания. В центре лежака прорисовался торчащий нож, очень похожий на мой. То есть, на бывший Гордеевский.
  Приподнятая подушка сообщила: ножны на месте, а нож... теперь торчит в лежаке.
  Взять мог любой, двери не запираются, окно - не окно, а одно название. Как я прятал нож кроме сестер Варфоломеиных видели Варвара и Аглая. Опять те же лица. Им я ничего плохого не делал. Может быть, храплю во сне? Зарина сказать стесняется, а они борются с ночной тишиной таким способом? Стенка-то хлипенькая, едва голоса глушит. Нет, сейчас я не спал. Да и чушь это, такое предположение. За шум не убивают. Сначала. Обычно делают предупреждение, а дальше уже как получится. Но это у нас дома предупреждают. Кто знает, возможно, здесь храп - святотатство?
  Или Карина не простила? Или кто-то как раз на Карину свалить хочет? Вопросы, вопросы...
  Сказать дяде Люсику? И что? Один раз уже сказал на свою голову.
  Отчаянно труся, я медленно опустился на лежак, тело с опаской заняло горизонтальное положение. А ну, еще чего-то прилетит?
  Сон куда-то пропал. Еще одно научное открытие: не попавший в тебя нож убивает сон. Насмерть.
  Пока мысли плавали и отчаянно тонули, уши работали системами дальнего обнаружения.
  Тихо. Пока.
  Пока нож не прилетел, тоже было тихо.
  Мозг, подобно слепому котенку, всюду натыкался на стены и не мог выбраться из замкнутого круга известных фактов. Они не радовали. Тогда сознание вырвалось за пределы круга. Вспомнилось, как мы с Томой парили в небе на дельтапланах, двумя треугольными птицами пронзая пространство...
  Руки принялись одевать вскочившее тело до того, как мысль проявилась окончательно. Одевался я по-боевому, в латы. Шлем на макушку, перевязь с мечом через плечо, нож в ножны на пояс. Готов. Стараясь не слишком греметь, я вылез в окно. Соседка по комнате не проснулась, остальные соседи меня уже не интересовали.
  Два! Треугольника!
  
  Глава 11
   Счастье перло из меня, как монтажная пена из пробитого баллончика. Царисса рассудила правильно, флаг - это сигнал, но не ей. Я очень на это надеялся.
   Краткая слежка за ночным стражником, вовсе не глядевшим в нужную мне сторону, сообщила взбудораженному сознанию, что ему не до меня. Кажется, он засыпал. Голова в шлеме, от которой виднелся только шлем, свесилась вниз и вскоре совсем пропала за бортиком башенки.
  Прыжок за забор и скатывание по известному склону вывели в ночной лес. Где-то далеко лаяли волки. Пусть. Ноги упрямо шагали, руки сжимали рукояти клинков как последнюю надежду. Собственно, почему "как"? Именно последнюю.
   Направление, где вывешивали флаг, я помнил, ориентиром служили сначала удалявшийся периметр школы, затем подгрызенная справа луна. Когда наползли облака, идти пришлось наобум.
   Лай приближался. Меня почуяли.
   Спасение одно - дерево. Выбрав одно, покрепче, поразвесистей и покоряжистей, я взмыл вверх. Толстая ветвь приняла на себя мой невеликий вес, опасный треск предупредил о последствиях лишних движений.
   Волков оказалось всего два. Пусть маленькая, но радость: если грохнусь, есть шанс отмахаться.
   Волки оказались не такими страшными, как те, с причала. Или у страха глаза велики. Пара среднего размера четвероногих созданий смешно прыгала под деревом, гавкала, тявкала, злилась, но даже не пыталась ухватить за сапог. А я читал, что голодный волк может прыгнуть на много метров и поймать птицу на лету.
   Совсем крыша поехала на местных реалиях. Те волки - волки, а эти - собаки.
   Голоса? Или чудится?
   - Чапа! Тома! - раздалось на пределе слышимости.
   Нет слов, с каким чувством я упал через несколько минут в подставленные огромные руки.
   - Малик! Откуда?! Как?!
   - Молодец, догадался про флаг с дельтапланами.
   На Малике были сапоги, штаны и обрезанный кафтан с набивкой, прошитый вздувшимися квадратами. Все опоясано кожаными ремнями, усилено меховыми вставками, выполнявшими роль частичных доспехов. Поперек тела - лук, за плечами - колчан со стрелами и длинный меч, который другим человеком использовался бы как двуручный. На поясе - местное подобие кинжала. Покрытое черной щетиной лицо светилось. Казалось, улыбается даже идеально гладкая лысина, в которой отразилась вновь появившаяся между деревьев луна.
  - Они не верили. - С веселым прищуром Малик показал в сторону.
  Только сейчас я заметил еще двоих, вполне знакомых. Ива и Хлыст - так их звали.
  - Долг платежом красен, - сказали они.
  Я с удовольствием пожал протянутые руки.
  - "Долг платежом красен" - это не просто поговорка, а местный закон выживания, - проговорил Малик. - Ты поможешь - и тебе помогут. Теперь отойдем. Слишком много шума.
  Шуганув волков-собак, продолжавших облаивать чужака в лице меня, мы направились вглубь леса.
  - Волки? - недоуменно указал я на собак.
  Они совершенно не желали никого рвать, кромсать и раздирать на части, а просто прыгали вокруг, как домашние собачки рядом с хозяином.
  - Псины, - пояснил Хлыст. - Прирученные волчата. Черный - Гром, серая - Сявка.
  В ободряющем сопровождении Грома и Сявки мы добрались до небольшого лагеря, где ожидало еще четверо мужчин. Перед глазами всплыла картинка: хихикающая Зарина, прикрывавшая рот ладошкой: "Им же в штанах неудобно!" Местным было удобно, в отличие от Малика они предпочитали юбки. Ноги - в сапогах, на плечах - стеганные кафтаны с набивкой или холщовые рубахи с коротким рукавом, обшитые всем, что могло защитить: кожей, мехом, бронзовыми накладками. Вооружение тоже разномастное: тут и дубина, и два коротких меча разной толщины, и один длинный, что немного не дотягивал до двуручного. Все мужчины - бородатые, заросшие; падавшие за плечи гривы стянуты налобниками. Костер не разжигался из соображений безопасности, расположившаяся на траве между деревьев четверка при нашем приближении приподнялась.
   - Это и есть Чапа, - представил меня Малик.
   Дружные приветствия смазали звучание ответных имен.
   - Рассказывай, - упросил я, усевшись рядом на траву под развесистым деревом.
   Гром и Сявка унеслись сторожить.
   - Где Тома? - сначала спросил Малик.
   - Она в школе.
   - Под арестом? Нужен штурм?
   - С ней все в порядке. Я знаю, как вернуться и снова уйти вдвоем.
   Заговорила Ива:
   - Про подземный ход знают многие, однажды кто-то из рыкцарей решил пробраться в школу... Это ловушка для простаков. На шалости учениц начальство внимания не обращает, а если попытаться войти чужакам, оба выхода возьмут под прицел или, если нападающих много, ход обрушат вместе с теми, кто внутри.
   - Сейчас я и есть ученица, - сказал я. - Думаю, у нас с Томой все получится.
   - А что насчет Шурика? - В глазах Малика вспыхнула тоскливая надежда.
   - Жив, - успокоил я. - У цариссы Варфоломеи на попечении.
   - Соседка Евпраксии на запад, - подсказала Малику Ива, - со стороны гор и Большой воды.
   - А если отсюда? - осведомился он.
   - На вторую ночь выйдем к границам.
  - Коли напрямик и без приключений, - задумчиво прибавил Хлыст.
   Малик кивнул и вновь повернулся ко мне.
   - Наслышан, как вас в ангелы записали.
  Вся компания при этом захохотала. Религиозностью здесь не пахло.
   - Притворяешься? - спросил Малик.
   Я выразительно развел руками, а на язык легла свербевшая мысль:
   - Хочешь отбить Шурика? Сейчас он на лечении и в безопасности. У меня заложница.
   - Ого. - Малика удалось удивить. - Возродил обычай аманатства?
   - Дочка Варфоломеи. Так получилось.
   Не рассказывать же, что заложницу навязали.
   - С собой-то не потащишь? - сказал Малик. - Надо уходить. Если о нашей вылазке сообщили цариссе, гонец уже скачет к царберам. С ними не справимся.
   - Царисса Дарья сидит в своей башне, ждет нападения.
   - Что не мешает ей вызвать подмогу, - логично и не очень приятно для моего самомнения вставил Хлыст.
   - Приводи Тому, - сказал Малик. - Нужно уходить.
   В обратный путь пошли прежним составом, нас провожал один Гром, молчаливый и настороженный.
   - Встретил твоих приятелей, - указал Малик на Иву и Хлыста, по ходу рассказывая свою историю. - Они знали куда идти, я в меру умений поспособствовал, чтобы дошли. Иногда нам помогал трофейный костюм бойника. Иногда не помогал. Как-нибудь расскажу. Много чего было. Так втроем добрались до кочующего лагеря рыкцарей.
   - Как? - не расслышал я.
   Последнее слово выглядело исковерканным. Нет, не послышалось.
   - Они называют себя "свободные рыкцари". Собственно, уже "мы". Мы называем, - улыбнулся он темными настороженными глазами. - Я пригодился. Помог им. Кудеяр дал людей помочь мне. Мы пришли за вами.
   - Как нашли? - не укладывалось в голове.
  - Слухами земля полнится. Крепостные многое видят и слышат.
  Малик остановился и некоторое время внимательно слушал тишину.
  - Ждем тебя и Тому один час. Если не получится...
  - Получится! - победно отрубил я и направился к замаскированному люку.
  Хвастливую реплику Малик пропустил мимо ушей.
  - Если не получится, будем ждать каждую ночь, пока не придут царберы. Тогда ищите нас сами. Запомни: рыкцари Кудеяра Лесного.
  - Мы быстро! - крикнул я уже из земляного проема.
  Пахнущий затхлостью подземный ход вывел во мрак внутреннего двора. Щиток приподнялся бесшумно, окатив мелкими комьями земли. С легким стуком уложив его на место, сверху я быстро приладил вывернутый дерн. Никто меня не поджидал, с башенки не объявили тревогу. Не заметили? Хорошо бы. И хорошо, что корни травы недавно подрезала Аглая, иначе могли быть проблемы с маскировкой.
  Впрочем... какое теперь дело до маскировки? Еще чуть-чуть, и забуду школу как страшный... нет, странный фантастический сон. Жаль, с Зариной нельзя попрощаться. Хорошая девчонка, только не в то время не в том месте родилась.
  Бежать через поле рискованно. Я осторожно двинулся вдоль строений.
  В окне Аглаи и Варвары - тишина. Пригнувшись, я на всякий случай прополз снизу. В моей комнате тоже тишь да благодать. Еще пара шагов, и надо мной оказался проем комнаты Томы и Карины.
  - Тома!
  Шепот не услышали. С какой стороны у нее лежак? Ведь даже не заглянул ни разу, скромник проклятый.
  Лезть через окно себе дороже, Карина - боец с опытом. Чуткая, осторожная, она перехватит меня уже на первом шаге. Хорошо, если для надежности не прирежет ночного гостя сразу.
  Обход через дверь занял около минуты - я по-прежнему старался не шуметь и для этого двигался как в замедленном воспроизведении. В Томину комнату дверь не скрипела. Войдя из темного коридора, я различил два лежака: с кем-то спящим и пустой. Ушла? То есть, вышла на пару минут по известному адресу? Подожду.
  А если вышла Карина? Тогда нельзя терять ни секунды.
  Я приблизился к спящей девушке, прикрытой, как назло, лишь наполовину. Ну, не до экивоков, для Карины я тоже девочка, а Тома, надеюсь, поймет и простит, когда вникнет в ситуацию.
  Обрисовавшийся силуэт расставил все по местам: Карина мощнее и выше, передо мной - Тома, однозначно. Такая же, как на траве у купальни.
  - Малик нашелся! - прошептал я на ушко.
  Она заворочалась. Я воспользовался движением, чтобы завернуть ее простыней полностью.
  Длинные реснички приподнялись:
  - Чапа?
  - Собирайся. Малик пришел за нами.
  Несколько секунд остановившиеся глаза тупо глядели на меня в упор, жернова мозга с трудом проворачивались. Прикушенная губа едва не брызнула кровью. Наконец, проснувшееся сознание справилось с новостью, сложенные ладошки прижались ко рту... и где-то на счете "пять" Тома в неудержимом счастье кинулась мне на шею, объятия распахнулись ... и запахнулись на полпути.
  - Выйди. Я сейчас.
  С грустью вспомнилось, как в счастливые голопопые времена мы с ней играли, ничуть не стесняясь друг друга. Квартиры у нас были в разных подъездах, но на одном этаже, и балконы располагались рядом. Когда было лень обходить, мы лезли через перила и играли в войнушку, в дочки-матери, в прятки, в догонялки... И в доктора играли, о чем никогда-никогда больше не вспоминали. Ссорились-мирились, дрались и обнимались... пока не выросли. Тома пошла в школу на год раньше. Это казалось несправедливым, но ничего не поделать, такова жизнь. Когда я тоже оброс учебниками и друзьями, отношения изменились - вышли на уровень редких выходов в свет под лозунгом "шлея под хвост попала". Не каждую подружку Тома могла заманить на авантюру, куда автоматически соглашался я.
   Боковое зрение, на время ставшее основным, отмечало, как боевая подружка детства прячется за тряпки, скукоживается плечиками, поджимает колени и прикрывается локтями. Вспомнилось, как однажды, в незапамятные времена, мы переоделись в "рыцарей" - так почему-то называли древних греков из кинофильма. Идея была моя, вариант исполнения придумала Тома, роль пластинчатых доспехов взяли на себя блокноты стикеров Томиного папы. Клейкие бумажные квадраты мы прилепляли прямо на кожу, чтобы лучше держались. Три кружных ряда от бедер к пупку - пластинчатая юбка, вразнобой обклеенные грудь, спина и плечи - собственно латы. Черпак на голове и крышка от прабабушкиной выварки в руках - шлем со щитом. Веселые были времена. Ни в какой дикой фантазии не могло привидеться, что однажды придется надеть настоящие доспехи.
  - Где Карина? - спросил я из двери, которую начал открывать.
  До ответа дело не дошло - с обеих сторон коридора на меня прыгнули воины в балахонах.
  - Поймали! - разнесся восторженный вопль Карины.
  - Крути его! - взвыл неизвестный голос.
  - Зовите папринция! - гремели еще голоса. - Он у нас!
  - Тревога! - одновременно проорали где-то на крыше. - По одному из каждой комнаты на стену, форма боевая, остальные на месте!
  Школа взбурлила, как закипевшая кастрюля. Меня скрутили, лоб ткнулся в колени, руки остались заломлены, чтобы не шелохнулся. На лице Томы, которую вихрем вынесло из комнаты, смешались страх и отвага:
  - Чапа! Что вы делаете, оставьте его! - набросилась она с кулаками на громил-бойников.
  Как драчливый пацаненок на солидных бандитов.
  - "Его"? - удивленно повернулся бойник, растерявшийся перед несочетанием местоимения с моей персоной, как он себе меня понимал.
  - Отпустите ангела! - разъяренной кошкой кинулась с другой стороны Зарина.
  Она запрыгнула бойнику на спину и принялась молотить его по затылку.
  Смахнув малявку как муху, бойник, впрочем, отпустил мою руку. Второй поступил так же. Моя спина получила возможность восстановить правильный изгиб. Затем и шея.
  - Вон оно чего. Ангел. Приносим извинения. - Бойники синхронно выполнили полуприсед почтения.
  Запахиваясь в вышитую рубаху, длинными полами свисавшую до середины юбки, к месту стычки торопился дядя Люсик.
  - Что за шум, а драки нету? Или есть?
  - Ищем вражеского лазутчика, - доложил первый бойник. - С ворот видели проникновение постороннего. А в лесу есть люди.
  - Странно. - Папринций почесал острый щетинистый подбородок. - Несколько минут назад я слышал волка.
  Он обернулся к собравшимся вокруг ученицам:
  - Тревогу слышали? Исполнять команду!
  Толпа рассосалась. От нашей комнаты на стену убежала Зарина. Покачав головой, Карина отправилась вместе с сестрой.
  - Кто стоял в ночной? - сурово осведомился папринций. - Астафья?
  - Войник Никандр, - мгновенно выпалил бойник.
  - Привести ко мне. Лазутчик еще не найден?
  - Ищем.
  Отпустив бойников, дядя Люсик повернулся к нам с Томой:
  - Сидите и не высовывайтесь, без вас проблем хватает. Ферштейн?
  - Ага, - моргнули мы.
  Час от часу не легче. Мой папа говорит "ферштейн", когда я чего-то недопонимаю. А он учил английский. Опять вредное влияние телевизора.
  Телевизора?! Моя челюсть упала, одновременно собираясь спросить...
  - Марш в комнату! - приказал папринций.
  Подбежал войник в боевом облачении.
  - Никандр прибыл, - вытянулся он наизготовку.
  Руки по швам, честный взгляд в лицо начальству, голова чуточку склонена: младший всегда в чем-то виноват перед старшим, даже если не знает, в чем. Глаза преданно выпучены. Если сверху пририсовать веревочку - похож на повешенного.
  Мы юркнули в Томину комнату, глаза приникли изнутри к щелочкам, уши - к деревянному полотну.
  - Как проник лазутчик? Лестница или веревка?
  Никандр озабоченно оглянулся по сторонам, губы выпятились уточкой, и шепотом прозвучало:
  - Ход.
  Папринций тоже понизил тон:
  - Почему не перехватили в момент прибытия?
  Нам было тесно. Дверь узкая, мы с Томой оба в форме, еще и в шлемах, периодически гулко постукивавших о дерево либо соударявшихся. Надеюсь, наша возня снаружи не слышна.
  - Виноват, не уследил, - опустил голову Никандр.
  - Выставлю на соответствие! - погрозил пальцем папринций. - Спал?
  - Как можно?!
  - А что можно?
  Никандр еще больше потупил глаза.
  В очередной раз прикладываясь к щелке, мы с Томой треснулись лбами. Потом нам помешали носы. Приходилось напирать и пихаться в борьбе за место, но ни слова не осталось пропущенным.
  - Разберусь, - с жесткой деловитостью обронил дядя Люсик. - Астафья?
  - Спала. Сейчас на воротах, подменяет.
  - Иди.
  Папринций тоже убыл.
  Прочесав каждый закуток, лазутчика не нашли. Разворошенное гнездо школы приходило в себя. На стенах оставили постоянную стражу из бойников и сменяющихся учениц. Бойники вооружились копьями. Если сигануть через забор, то живыми далеко не уйти. На подземный ход насыпали гору дров. Носить на кухню теперь далековато, но папринций принял все меры, чтобы школа превратилась в осажденную крепость.
  Мудр, ой, мудр Малик в военных делах.
  Это я как бы обозвал себя хвастуном и тупицей. Восхваляя одно из двух, по закону сообщающихся сосудов выставляешь ничтожеством второе. И вообще, общеизвестное и навязшее на зубах "Все лучшее - детям" пытливому уму сообщает: "Все худшее - взрослым".
  
  Глава 12
  Досыпать ночь пришлось в два этапа. Одни - до рассвета, вторые - после. Естественно, я спал в своей комнате. Один. Блаженство.
  До рассвета. Затем...
  - Чапа! Смена!
  Треволнения ночи не отпускали. С трудом узналась Зарина, стоявшая надо мной в полном вооружении.
  - Если хочешь, поспи еще, - заботливо проговорила она. - Я подежурю. Я спать не хочу. Совсем-совсем.
  Вот еще. Зарина предложила худшее из всего, что могла предложить: чтобы женщина защищала мужчину.
  Ага, кто тут мужчина? Не забывайтесь, сударь, что вы сударыня.
  - Ложись, - почти оттолкнул я девушку. - Встаю.
  Обратив к даме спину, принялся резво одеваться. Сзади слышался только звон сбрасываемых доспехов. Как же, не хочет она спать. Усталое девичье тело даже не легло, а свалилось. Хорошо, что не мимо.
  Несколько часов я провел на стене. Внизу несколько раз пробегала косившаяся на меня Тома, вместе с другими она разносила защитникам завтрак. Принесла и мне.
  - Что будем делать? - спросила шепотом.
  - Ждать момента.
   Астафья в сопровождении двух бойников выехала за ворота. По логике - прочесывать лес. Но нет, поднятая пыльная полоса показала, что ускакали в сторону башни.
  Ближе к обеду нас сменили первые номера. Улыбавшаяся Зарина сыто поведала про обеденное меню. Вторые номера сдали посты и сразу навострились на кухню. Слово "столовая" подходило залу со столами больше, но - кухня, что поделать. А ничего не делать. Стараться не думать об этом, чтобы не сломать мозги. Просто смириться. Мол, мало ли в Бразилии Педров и прочих перекуров. И мало ли каким ангелом их туда занесло.
  После обеда прибыл усиленный десятком войников отряд цариссы. Дарья ушла к себе, паприций сразу побежал на доклад. Вызвавшая подмогу Астафья вновь заняла место на стене.
  Три конных группы войников под командованием Дарьиных мужей отправились в лес. Тревожно переглядываясь, я и Тома ждали шума в лесу, стычки, драки, погони. Но ни Гром не гавкнул, ни Сявка не тявкнула. Спустя несколько часов все три отряда вернулись ни с чем.
  К вечеру дорога словно взорвалась. Желтые на черных, по четыре в ряд, стальные всадники подняли пыль до небес. Десять рядов. Царберы. Я вздохнул. Клюнувшая в темечко птица счастья сдохла и теперь нехорошо пахла.
  Придется искать Малика самим.
  Лязгающий грохот забивал конный топот. Конный топот глушил восторженный ор учениц, страстно подпрыгивавших и размахивавших руками. Металл блистал, оружие устрашало, орлиные взоры взирали свысока. Спины выпрямлены, загорелые лица под шлемами с султанами из позолоченного конского волоса гордо подняты, стальные плечи расправлены на ширину трех меня...
  Короче, завидую.
  Царберов разместили как в цекаде - прямо на поле. Поужинав в нашей кухне до нас, они завалились спать после долгого перехода.
  Охрану со стен почти сняли, осталось три ученицы, два бойника и привычный войник в башенке у ворот, отвечавший за всех. Риск большого нападения исчез, а чтобы увидеть пробирающегося или ускользающего лазутчика - более чем достаточно.
  Из ближайших деревень в школу подвозили продукты и дрова. Телеги туго скрипели под непосильной поклажей, в земле продавливались колеи, которых прежде не было. Возчики сноровисто разгружались на складе и отбывали за следующей партией. Улучив момент между убытием одной партии и прибытием другой, я подошел к кладовичке.
   - Можно сделать мне... повязку?
   - Перевязку? - Она пересчитывала мешки и на меня даже не взгляднула. - Это к врачевательнице.
   - Нет. - Я помотал головой. - Типа браслета на руку или ногу. Две крепкие тесьмы, посередине - кусок кожи.
   - Зачем?
  - Не могу объяснить, чтобы не нарушить закон. Я же ангел. А ангелов слушать...
   - ...запрещено! - раболепно закончила кладовичка. Отношение сразу изменилось. - Да-да. Могу прямо сейчас, при тебе. Тесьму такую?
   - Покрепче.
   Через пару минут:
   - Так?
   - Идеально.
   - Алле хвала!
   Обратно я шел с повязкой на ноге - другого места для новообретенной вещи не нашлось. Мысль росла отсюда: копьем не владею, мечом - хуже любого воина, даже самого запропащего. Силой тоже обижен ввиду возраста и комплекции. Вывод: если мне не победить в прямой схватке, нужно не дать ей состояться. Не подпустить врага на расстояние удара. Для этого у меня имелась только одна возможность: праща. Осталось найти подходящий камушек.
  Свободных от дежурства учениц собрали на кухне. Ужин для нас еще варился, дядя Люсик решил проверить знание молитвы встречи.
  - Алле хвала! Я отдаю настоящее и будущее... - потянулось давно знакомое. Гордей цитировал слово в слово, я узнавал каждое.
  - ...Я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь...
   - Почему нас не отводят в крепость? - подал я голос. - Разве это не нарушение закона?
   Папринция перебивание не возмутило. Мне нравилось его отношение к ученикам, как к друзьям, которым нужно помочь - маленьким, беспомощным, бестолковым друзьям. Если возникал вопрос, дядя Люсик предпочитал решать его сразу. Учение не убежит.
   - Вас отведут те, кто взял на себя ответственность. Скоро. Потерпите.
   - Но закон...
   - Вы куда-то торопитесь? - Дядя Люсик потеребил пальцы. - Другим вести вас уже нельзя. Не запрещено, даже наоборот, но... В лучшем случае - обида, в худшем - оскорбление. Такой поступок вступит в противоречие с законом не наносить вреда друг другу. Нарушается равновесие. Что у тебя с ногой?
  - Все нормально. Это... типа оберега. Можно еще вопрос? Что такое крепость, и что нас там ждет? - Вспомнилось, что Гордей упоминал некое испытание ангелов. - И в чем состоит испытание?
  - Это целых три вопроса, - посмеялся папринций. - Попытаюсь ответить. Крепость - главное место страны, где решается все. Все вертится вокруг крепости - вотчины, надежды, жизни, смерти. Там решится и ваша судьба. Как? Никто не знает. Возможно, неким испытанием. Просто ждите, время придет. Постарайтесь дождаться живыми и здоровыми.
  Загремели тарелки и ковши. Белобалахонники внесли пышущие паром горшки, которые заставили судорожно сглотнуть. Непослушная слюна сразу набежала вновь. Папринций понял по глазам учениц, что материальное выигрывает у духовного с разгромным счетом.
  - Закончим. - Он поднялся. - После ужина - отбой. День был трудный, надо отдохнуть.
  Через открытые проемы девчонки любовались отдыхавшими на траве красавцами-богатырями.
  - Жаль, что их нельзя женить, - с непередаваемой горечью заявила Глафира. - Такая мощь пропадает.
  Командир желтоплащников вышел с совещания у цариссы, и царберы стали собираться. Донесся обрывок разговора, что отряд перемещают в башню, и что здесь все чисто, угроза миновала, но некоторое время придется патрулировать.
  Ученицы проводили их тоскливыми взглядами и разошлись по комнатам. Дойдя до своей, я галантно пропустил маленькую соседочку вперед. Смысла поступка она не поняла, но гордо прошествовала и явно получила удовольствие.
  Какая же я сволочь. Ведь не учтивость проявляю, а тупо боюсь войти в пустое помещение первым: вдруг снова какой сюрприз?! И, кстати, нужно что-то придумать на случай нового покушения. Возникла подленькая мысль попросить Зарину поменяться местами. Фу-у, гадость. Если случится худшее - как потом жить с таким грузом? Даже не рассматриваем. Пусть лучше меня, меня есть за что, судя по упорству киллера-неудачника. Мало ли, что мне причина неведома. Суслика тоже не видно, а он есть.
   Пока меня спасали ангельское везение и темнота.
  Темнота! Фонариков не изобрели, с факелом не сунутся, а во тьме не видно, кто где лежит. И лежит ли. Ничего не видно. Вот же оно, решение.
   - Зарина, я подвину лежак ближе к тебе?
   Сказал и побелел от ужаса: как обосновать просьбу? Воздух чище? За стеной Аглая с Варварой громко ворочаются? Клопы замучили? Свет луны спать мешает?
   Девушка подскочила от счастья:
   - Давай помогу! Или лучше мой к тебе?
   Отлегло.
   - Нет, мой, - сказал я без объяснений, которых и не требовали.
   Вдвоем легко перекроили обстановку: сдвинутые лежаки заняли одну половину комнаты, табуреты - другую. Пришло время размещаться.
   Солнечноликая соседка медленно снимала обмундирование. С моей точки зрения - непозволительно медленно. Да еще сидя лицом ко мне и ни на секунду не закрывая рот.
   - Милослава долго не возвращается. Уже могла бы. Не случилось ли чего?
   Я молча раскладывал свою амуницию так, чтоб объявление тревоги не застало врасплох. Старался снимать и класть еще медленнее Зарины.
   Она болтала, не рассчитывая на ответ, который ей, собственно, и не требовался. Покончив с оружием и доспехами, принялась стягивать рубаху, меня едва не задевали острые локти.
   Мои руки старательно... нет, о-о-че-е-ень ста-ара-а-а-а-ательно размещали на табурете доспехи. Один за другим. Один к одному. В ровную стопочку, где все на своем месте, только хватай по очереди и натягивай: снизу поножи, затем наручи, оплечья, основной тяжеленный доспех и шлем на вершине бронзовой пирамиды. Просто красота получалась, глаз радовался. А сердце надрывалось: сколько Зарина будет копаться?
   Сапоги симметрично выросли двумя уголками у подножия рукотворного храма войны и мира. Уголками, а не столбиками - потому что сделаны не из резины и даже не из кирзы. Из кожи домашней выделки. Я накрыл раструбы расправленными для вентиляции портянками, с которыми легко свыкся - даже с их запахом, от которого никуда не деться. В отношении сапог портянки оказались лучше носков. Сплошные плюсы. Один размер на всех. Годится любая подручная ткань. Стирается легко, сохнет быстро, и можно повязать другим концом, если намокло. Жаль, что сапоги полагаются только к полной выкладке в доспехах и при оружии. Я мог бы ходить в них постоянно. Босиком тоже стал привыкать, но это как-то не по-нашему. На улицу - босиком, в столовую, которая кухня, - босиком. И в уборную по общему коридору. Будь моя воля, раздал бы всем тапочки. Да хоть лапти.
  Зарина все телилась. Сколько можно?! Я уже не знал, чем занять руки. Оправил на себе рубаху. Меч, любовно подержав в руках, стоймя приладил к табурету. Полюбовался. Снова взял, словно заметил что-то не то. Погладил с невыразимым чувством удовольствия. Пальцы приятно обожгло живым смертельным холодом. Вскоре меч медленно вернулся на место, глаза скосились назад: ну как там?
   Лежа на спине, Зарина стягивала штаны.
   Я отправился в уборную. Не для, а потому что. Впрок. Чтобы время убить. Киллера вызывали?
  Ночной коридор жил звуками. Снаружи долетали шлепки ног занятого уборкой дежурного бойника. Кухня гремела отмываемой к утру посудой. Из комнат неслись скрипы лежаков, на которых бесконечно ворочались, стук сбрасываемого металла и невнятное шушуканье. Кто-то лениво переругивался, где-то бурчали. За одной дверью смеялись. Захотелось зайти, присоединиться. Я тоже могу посмешить, анекдот рассказать. Увы, не факт, что найду там более целомудренное зрелище, нежели в своей комнате.
  - Больно! - отчетливо донеслось из-за следующей двери.
  Я замер, левая ступня зависла, не достигнув пола.
  - Камень, нож, лопух, - последовало продолжение.
  Пауза. Затем - звук смачного щелбана, в который вложили душу.
  - Больно же! Больше не играю.
  Моя ступня осторожно опустилась, движение продолжилось.
  В уборной кто-то пыхтел. Мгновенный разворот на пятке отправил меня обратно. У двери Феодоры с Глафирой пришлось остановиться, чтобы почесать ступню. Не заноза ли? Обошлось. В комнате слышались возня и привычный скрип укладывавшихся учениц, потом шепот, секунда тишины, и дверь резко приоткрылась:
  - Чапа? Ты чего? Мы думали папринций.
  Проявившийся в щели любопытный глаз Глафиры тревожно зыркнул по сторонам. Раскрасневшаяся, замотанная в простыню девица сделала назад успокаивающий жест: "Все нормально".
  - Не спится. - Я развел руками. Больше ничего не придумалось. Почему здесь боятся папринция? - Вам-то он чем досадил?
  - Тсс! - Глафирин палец взлетел к губам.
  Она обернулась вглубь комнаты, как бы ища одобрения, затем ее голова полностью высунулась наружу, повертелась вправо-влево, цепкие пальцы схватили меня за запястье и втащили в комнату.
  На лежаке обрисовался силуэт Феодоры, она сидела по-турецки. Простыня также облегала ее всю, превращая в подготовленную к торжественному открытию статую Будды. Вопреки ожиданиям, связанным с мыслями о болезни, Феодора не спала одетой.
  Глафира стояла сбоку. Ее простыня распахнулась, придерживавшая край рука скользнула вокруг моих плеч и оплела тканью в единое целое. Меня словно в кокон обернули. Жар прислонившегося тела чувствовался через одежду. Что там чувствовался, жег! Шепот раскалил ухо:
  - Скажи, ты Феодоре подруга?
  - Я же говорил...а.
  Девчонки приняли заминку за особенность произношения. Феодора глядела с опаской, как на пса: пнуть или приласкать? Глафира настойчиво шептала:
  - Ты давала клятву Тайного круга. Вспомни слова.
  - Э-э...
  - Никогда не забывать дней, что мы проведем вместе, в помощи и дружбе, сострадая в горе и поддерживая в борьбе. Так?
  - Ага.
  Кровь бросилась к щекам. Для меня Глафира была очень взрослой. Ей было около шестнадцати. Самая созревшая из потока, она перегнала по притягательной выпуклости всех, включая выигрывавших в возрасте Аглаю, Варвару и даже Карину. От рублено-крепкой мужиковатой Карины исходила угроза, от Глафиры - женские флюиды и томная нега. Когда обе в латах, они смотрелись классическими супругами.
  - А если в трудную минуту к вам за помощью обратится член Тайного круга, - напоминала Глафира, - поможете или оттолкнете? Казните или помилуете?
  - Именно так, - кивнул я.
  Жарко. Слишком жарко. Не хватало воздуха, а когда я случайно переступил с ноги на ногу, получилось, что потерся о прижавшуюся девицу. Глаза заволокло туманом.
  - Ты поклялась не поднимать друг на друга руку и карать отступниц этой клятвы?
  Поклялась? Да. Я, мальчик Чапа, поклялась. Моя голова согласно мотнулась.
  - Если тебе придется выбирать между дружбой, скрепленной клятвой взаимопомощи, и необходимостью клятву нарушить, что выберешь?
  - Глупый вопрос, - заявила со своего места Феодора. - Слова ничего не значат. Нужно проверить.
  - Так в чем же дело? - вопросила Глафира, отлипая от меня и вновь завертываясь. - Вперед!
  Тихо крякнула отворяемая дверь. Как-то само собой отметилось, что только в моей комнате она дикая и истошно вопящая, другим принадлежат вполне солидные, степенные, серьезные создания, не нарушающие ночного покоя. Повезло. Зато я под чужие звучочки нормально сплю, а они под мой аккомпанемент - нет. И кому же тогда повезло?
  - Уверена? - тихо спросила Феодора.
  - Астафья сменилась, сама видела, - ответила Глафира.
  Два комка простыней и я, в штанах и рубахе, прошлепали по коридору в половину цариссиной свиты. Делали мы что-то недозволенное, поскольку таились и вздрагивали от каждого шороха.
  - Тсс! - Палец Глафиры снова прижался к губам.
  Сзади нас кто-то нагонял. Ближайшая приоткрытая дверь, куда мы метнулись, оказалась микро-туалетом на одну персону. Вот же, паразиты-эксплуататоры, красиво живут. Извилины зашевелились в оценке пройденного расстояния и возможных опасностей для будущих экспедиций в этот маленький рай внедренного в чуждую среду гендерного агента.
  Глафира с Феодорой сжали меня с двух сторон, как части булки котлету гамбургера. Ни пикнуть, ни вздохнуть. Мимо протопал бойник, обеспечивший чистоту в ученической уборной. Сюда, к великому счастью, он не заглянул.
  Булка жестко схлопнулась и выдавила котлету, которую предварительно обратила в фарш. Вывалившись вперед и прислушавшись, мы двинулись дальше. Как я понимал, здесь находились апартаменты высшего состава школы, впереди осталось только несколько комнат стражи. Ни одна из дверей спутниц не заинтересовала. В конце коридора замаячила стена, за которой ворота. Все, больше идти некуда.
  Прямо в перегородившей дорогу стене нашлась незаметная дверца наружу. Пальцы Глафиры легли на полотно, нажатие получилось почти бесшумным. Стук наших сердец звучал громче, а дыхание могло пробудить убитых.
  Убитые не проснулись. Живые тоже не побеспокоили. Распахнутая дверца открыла вид на сторожевую башенку по ту сторону ворот. Задрав головы, наша ночная троица дружно застыла: припертый к поддерживавшей крышу опоре страж постанывал под поцелуями Карины. В ее личности сомнений не было, стражника я тоже знал - это был молодой войник Никандр, именно он стоял на посту во время моей вылазки в лес, за что и получил нагоняй от папринция.
  Глафира затворила дверцу.
  - Видела?
  Она обращалась ко мне.
  - Да.
  - Узнала?
  - Угу.
  - Пошли.
  Ступая след в след, таясь и настороженно оглядываясь, мы прибежали обратно. Девчонки рухнули на лежаки, я в дверях прислонился к косяку с намерением распрощаться.
  Феодора прилегла на бок, укрывшись с ногами, Глафира просто плюхнулась, расплескавшись по своему месту объемистой мягкостью.
  - Что скажешь? - спросили меня почти одновременно.
  Да что тут говорить? Совет да любовь.
  - Пусть у них все будет хорошо.
  Феодора с Глафирой озадаченно, но радостно переглянулись.
  - А донести папринцию?
  - С ума сошли?
  Мое неподдельное возмущение оценили.
  - Теперь видим, Чапа, что ты настоящая подруга, - объявила Глафира.
  Простыня наполовину сползла с ее плеч, поэтому я смотрел исключительно на Феодору.
  - И искренний член Тайного круга, - прибавила Феодора. - На тебя можно положиться.
  Как представителя противоположного пола меня чуточку покорежила последняя формулировка. Щеки бросило в краску. Для маскировки пришлось осторожно закашляться, ведь дверь оставалась открытой.
  В глазах Феодоры блеснула ухмылка, словно она тоже оценила двусмысленность.
  - Нужна будет помощь - зови, - твердо объявила Глафира.
  Ее руки взвились к голове, и она исконно женским движением поправила растрепавшуюся прическу.
  - И если вдруг одной из нас... - Феодора снизила голос до предела. - Ведь не предашь?
  Я развел руками: как может быть иначе? Жеста оказалось мало, для убедительности пришлось подтвердить словесно:
  - Само собой.
  - Приятно слышать. Красивых снов!
  Чудесное напутствие.
  Длинный коридор вел меня в мою комнату. Где-то в лесах скрывается от преследования Малик, приходивший за нами, а я тут...
  А я - тут. И ничего не поделать.
  Не знаю, Карина ли дважды покушалась на мою жизнь, но спасла два раза именно она. Безусловно, вчера Карина тоже была с Никандром, иначе я не ушел бы в лес так легко, да и при входе меня повязали бы сразу. Войник был увлечен и отвлечен. Когда заметил - не успел поднять тревогу. Наверное, спешно приводил себя в порядок. Забавы на посту - путь на плаху.
   Родная дверь визгливо посочувствовала, когда впускала внутрь.
  Скинув все лишнее, Зарина любовно надраивала паклей сапожок. Расположилась она прямо на полу, между табуретов, сидела на корточках, спиной ко мне, одна рука продета в голенище, вторая чувственно наяривала по гладкой поверхности. Девушка упорством добивалась лоска и блеска, которых местные материалы не могут дать в принципе. Нужна хотя бы вакса. Но царевна-заложница старалась. Острые позвонки выглядывали из распущенных волос, как обломки скал из горной речки, коленки глядели в стороны, качавшийся затылок старательно изображал, что помогает руке.
  При визге двери опущенная голова Зарины испуганно обернулась. Приветливая улыбка озарила лицо, и, не меняя позы, соседка продолжила чистку.
   Что за беда с этими девчонками. Так и до беды недалеко, мой организм не железный, и выдать себя в таких условиях - раз плюнуть. Пойду-ка, умоюсь.
   На повторный скрежет недовольной моим уходом деревянной стражницы из своей комнаты выглянула Аглая.
   - Чапа? Не спится?
   Я пожал плечами. Не то, что бы да, а как бы не дают. Но вслух причину не объяснишь.
   - Пошли с нами. - Она втянула меня внутрь, как совсем недавно Глафира.
  Обе соседки оказались одеты в самое простое и удобное, то есть, как я: по две вещи на человека. Варвара полезла в окно. Перемахнув, она подала мне руку. Аглая помогла неслабым толчком сзади, затем быстро присоединилась, подтянувшись на крепких руках и четким движением перекинув тело.
   Не особо скрываясь, новая троица шествовала в ту же сторону царисских комнат, но теперь напрямик через поле. Дополнительная охрана, выставленная после моей вылазки, не дремала, а вот в башенке было тихо. Конечно, нас должны заметить и те, и другие. Аглаю это не волновало. В отсутствие Дарьи и Люсика она чувствовала себя полновластной хозяйкой школы. Ночью - вообще единственной. Ночная хозяйка.
   У одного из окошек маленькая процессия остановилась.
   - Елистрат, Савва! - позвала Аглая. Всунутая голова покрутилась внутри, голос распорядился во тьму: - Принимайте гостей.
  Не дожидаясь ответа, девушка задрала колено на подоконник и полезла в комнату. Меня Варвара отправила вторым, а сама перемахнула, когда я уже озирался, стоя меж двух таких же лежаков, как у всех учениц. В этом мире правили симметрия, минимализм и практичная одинаковость. Зачем изобретать велосипед, если он есть и неплохо едет? Главное ведь не красота, а чтобы ехало.
   Два сонных войника приняли сидячее положение, на тела спешно натягивались юбки. Доспехи и рубашки остались лежать сложенными на табуретах. Было видно, что бойцы до зарезу хотели спать, но их не спрашивали.
  - Елистрат, это Чапа, - представила меня Аглая, плюхаясь под бок к одному. - Она ангел.
   - Ух ты!
   Вот так, им сказали - они поверили. Потому я до сих пор не разоблачен. Никому в голову не придет проверить или хотя бы присмотреться. В мозг вложена картинка, образ закреплен, и даже заметив несоответствие, сознание будет сопротивляться до последнего. Да здравствует психология!
  Чувствовалось, что войники робели. Второй, который Савва, даже приподнялся специально для почтительного полуприседа. Варвара схватила его за руку и опрокинула назад на лежак.
  - Перестань! Ангелов не видел?
   - Не видел, - признался он. - А кто видел? Когда был последний?
   Аглая поморщилась:
   - Скучно. Давайте во что-нибудь сыграем.
   - Я придумала! - Взвившаяся Варвара завязала на глаза Савве что-то вроде платка. - В угадайку! Кого угадают, тот водит.
   Временно ослепший Савва поднялся, руки растопырились. Все шарахнулись в стороны, включая меня. Комнатка таких размеров для пятерых не предназначалась, тем лучше было нашим веселушкам.
   - Я тут! - по-детски взвизгивала Аглая, ныряя под могучую руку.
   Варвара, Елистрат и я удирали молча. Главное - не оказаться рядом с Аглаей, она таких сразу толкала на водящего.
  Первой попалась Варвара - не без помощи подруги. Тщательно ощупываемая добыча замерла на месте, ее губы едва сдерживали хихиканье - то ли от щекотки, то ли от удовольствия.
  Интересно, а бывает удовольствие от щекотки? Ведь от чего только ни бывает, если верить анонимам из интернета.
  Пальцы несколько раз пробежались по мягким обводам, и Савве будто команду "Вольно!" в ухо гаркнули. Раздался выдох облегчения, по лицу расплылась нежная улыбка:
   - Варя.
   Повязка на глазах сменила хозяина.
   От Варвары уворачиваться оказалось проще. Плохо, что Аглая не давала играть нормально, постоянно подпихивала вперед. Оказавшись за спиной водящей, я на миг успокоился... и врезался в нее, посланный толчком сзади. Обрадованная Варвара обернулась, руки попытались схватить меня за что возможно. Я отбил их в стороны.
   - Так не играю. Это не по правилам.
   Варвара обиженно стянула повязку.
   - Тогда играем в желайки. - Аглая отвернулась к двери. - Готовы?
   - Готовы! - ответила за ее спиной Варвара, и указательный палец направился на меня.
   - Этому - поцеловать меня в губы!
   Лицо с горящими угольками глаз радостно обернулось... и скисло, угольки потухли, зажглись темные звездочки гнева. Аглая снисходительно выставила мордочку: ну, давай уже, что ли, раз так получилось.
   У нас эта игра называлась фанты. И еще: до этого момента я никогда в жизни не целовался. Имеются в виду не мама с бабушкой.
  Мои губы ткнулись в сухую алую твердь и попытались втянуть, как делали все в телевизоре. Аглая ядовито отстранилась.
   - Следующий! - На нас снова смотрел ее недовольный затылок. - Этого я отшлепаю, потому что у меня плохое настроение!
   Варвара выбрала Елистрата. Войник покорно развернулся к стене, спина согнулась, пальцы приподняли юбку. Плюнув в ладонь, Аглая так припечатала войнику, что звон пошел. Варвара довольно смеялась, заскоки подружки если не восхищали ее, то явно не возмущали. Савва с жадностью наблюдал, радуясь, что досталось не ему.
   Н-да уж. Фантазия у местных бедна, как только что купленный стационарный компьютер. Ее ночному величеству бы так залимонить. Глядишь, и воображение проснулось бы. Говорят, ремень хорошо помогает.
   - Этому, - Аглая вновь отвернулась, - пронести меня на загривке через поле и обратно.
   В момент оглашения рука Варвары дернулась, перепрыгивая с изначальной себя на стоявшего рядом Савву. Тот промолчал. Смолчал и я. Варвару жалко, еще сломается под такой лошадью. И всех жалко: Аглая, жаждавшая игр с кавалерами, окрысится, и на нас обрушится новая придуманная гадость.
   Савва перелез через окно, земля с жалобным писком промялась под жестко упершимися ступнями, стриженый затылок склонился: карета подана. Ночная хозяйка школы с удовольствием оседлала подставленную шею.
   Стража снова не обратила внимания на гуляния ночной королевы.
   Когда "лошадка" с наездницей вернулись, настроение Аглаи парило в небесах. И фантазия проснулась. Да еще как.
   - Этому, - задала она новую задачку, - зайти в комнату папринция и помахать нам из окна!
   Палец напарницы злодейски указывал на меня.
   Ну и пойду, решил я. Спит - выполню задание. Не спит - расскажу про летающий в темноте нож.
   Провожали меня как героя. Добавлю: как героя в последний путь.
   - Где? - глухо спросил я, как можно тише ступая по коридору.
   - Вот.
   Нужная дверь оказалась через три других. Я резко выдохнул и потянул нащупанную ручку на себя.
   Папринций спал. Кровать у него вполне земная (если вспомнить мою Землю) - деревянная, высокая, с мягким матрасом. В остальном - просто красивая комната местного жителя. Ни телевизоров, ни компьютеров, ни даже видеопроигрывателей.
   В окне, боясь подойти, сигналили мне выбравшиеся на улицу игроки. Вдруг стало не до них. Кое-что привлекло взгляд. Очень важное кое-что. На тумбочке рядом с кроватью лежало развернутым то, что папринций рассматривал перед сном. А именно: схема воздушного шара.
  
  Глава 13
   Несколько раз махнув веселой компании во исполнение задания, я неслышно затворил за собой и направил стопы в родные пенаты. Игруны пусть развлекаются без меня. Учитывая предостережение дяди Люсика, вообще нужно держаться от них подальше. Надо бы еще прояснить почему.
   Дверь вновь отнеслась с пониманием и совершила подвиг - приоткрылась бесшумно. На счастье, Зарина уже спала. Видно, что ждала до последнего. Не сдаваясь, спящая девушка оставила руку на моем придвинутом лежаке. Заботливая, однако.
   Ладошка соседки была возвращена на законную половину. Я тревожно замер: проснется? Маленькие губки сладко плямкнули, сонный пальчик почесал нос, реснички дрогнули, но не открылись. Пронесло.
  Красивых снов, как здесь говорят. Кстати, хорошо говорят. Лайк.
  Зная, что никто не видит, я потянулся со смачным хрустом и еще раз обернулся, намереваясь раздеться с удовольствием: широким махом скинуть штаны, как недавно Зарина - упав на спину поперек лежака, одним движением вверх.
   Упс. На меня смотрели два грустных глаза человека, обманутого в лучших чувствах. Зарина смотрела прямо в глаза - глаза предавшего друга. Как расценивать иначе? Лежаки сдвинули, все дела сделали, болтай - не хочу. А я, мерзавец, ушел играть с другими. Одно слово, предатель. Ну, в ее представлении - предательница.
   Детский сад. Еще прощения просить придется. Нетушки. Плотно завернувшись, я улегся на спину и уставился в потолок. Балки и бревенчатый настил выглядели надежно. Можно спать спокойно. Если дадут. Но не дадут.
  - У Карины есть на примете мальчик... - заговорила Зарина.
  Начинается. Я закрыл глаза. Не помогло.
  - Говорит, хороший. Правильный. Если сложится, станет ее первым мужем.
  Не выдержав, я полюбопытствовал:
  - Сколько можно всего?
  - Мужей? - удивилась Зарина, щечки наивно зарумянились. - Конечно, три. Куда ж больше-то?
  Логично.
  - А жен? - потянул я скользкую тему вдаль.
  - Смеешься?! Как это жен может быть несколько? Зачем?
  А действительно. В старой кино-песенке про султана все жены занимались исключительно бытом: первая гладила халат, вторая шила, третья штопала носки, на долю султана оставалось переживать по поводу такого же количества тещ. Но если быт переложить на слуг или автоматику... Действительно, зачем? Исключительно из чувства жадности и непоколебимой непокобелимости?
  - Во сколько... зим у вас женятся? - спросил я.
  - Теперь с семнадцати.
  - Теперь?
  Зарина кивнула:
  - В далекие времена совершеннозимием считалось восемнадцать, но создавать семью нужно заранее, иначе не выживешь. Вот и создаем.
  Сурово у них тут.
  Чувствовалось, девушка очень хочет спросить, где я был, но не решается. Пока не решается.
  Пока не решилась, я вспомнил, где был, и сам задался вопросом:
   - Войники - кто они? Как ими становятся? Или это сословие - как крепостные или, там, благородные...
   Зарина прыснула в кулак.
   - Ну, ты сравнила, - задохнулась она от веселья. - Войники потому и войники, что не крепостные и не благородные. Но крепостной может выбиться в войники, это да.
   - А если не философствовать? - умоляюще попросил я. - Объясни всю систему, снизу доверху, и перестану мучить безмерной ангельской глупостью.
  Надеюсь, поймет, что бредовую тупизну вопросов вызывает именно невнятность ответов.
   Зарина смилостивилась:
   - Начнем с крепостных. Они прикреплены к земле, где работают.
  Я слушал внимательно. Пусть вещает банальности, лишь бы нарисовала полную картину, мне этого не хватает. Даже если художник из нее хреновый, пусть рисует как может. Малевич с моей точки зрения тоже не художник, но гений - однозначно. Гений маркетинга. Вдруг и Зарина озарит искоркой прикладной гениальности? Потому - ждем-с. Все что угодно, от эпохального шедевра до детской каляки-маляки, лишь бы по делу.
  - Рассказывать про всех подробно?
  - Очень подробно, со всеми финтифлюшками и завитушечками!
  Сделав глубокий вдох, златовласое чудо приготовилось к долгому рассказу.
  - Крепостные не могут уходить из деревни далеко. Вообще никуда не могут ходить без законной причины. Если их меньше трех - тоже. И не хотят. Зачем? Ну, если только любовь с крепостным другой деревни... Тогда бывают побеги.
  Перед глазами встали Ива и Хлыст - наглядный пример.
  - Но их ловят и казнят, - меланхолично вздохнув, продолжила Зарина. - Некоторым крепостным бывает счастье: их берут в мужья свободные, которым не хватило мужчин в своем чине. Обычно мастерицы, но случается, что и войницы.
   - С крепостными понятно, - кивнул я.
   - Первый свободный чин, не привязанный к земле намертво - мастерицы и мастеровые. Деревенские и придворные. Их можно принять в семью и забрать с собой. Хорошего мастерового даже цариссе не стыдно иметь в мужьях. Ценятся умения.
   - Не происхождение? - удивился я.
  Зарина сморщила носик.
  - Понижаек при дворах как червей на трупе, и нужны они так же. - Она засмеялась собственной шутке.
  - Кого? - переспросил я.
  - Не знаешь, что такое черви?
  - Другое слово. Первое.
  - Понижайки? Это царь-войники. Если не пристроятся, мы зовем их понижайками.
  - Царь?..
   - Сыновья царисс. Ничего не умеют по сравнению с идущими вверх. Просто дополнительные мечи в семье. У себя дома их для простоты зовут принцами, хотя настоящим принцем по рождению не станешь, только по женитьбе.
   Понравилось выражение "идущие вверх". Вот почему те - понижайки. Социальный лифт в действии. Причем, в обе стороны согласно возможностям. Идиллия.
   Я лежал на спине, руки закинуты за голову, чуть приподнятые колени согнуты - и расслабиться получилось, и угроза раскрытия моей инаковости сведена к минимуму.
   - Правильно понял, - решил я уточнить, - что войники по чину равны сыновьям царисс, но ниже дочерей?
   - Естественно, - подтвердила девушка внешнюю тупость моего глубокого вывода.
   Она вдруг взвилась с лежака, подброшенная то ли внезапной мыслью, то ли утягивавшим в сон неудобством лежания. Или обычной девчоночьей вожжой под одно место, весьма знакомой по закидонам Томы. Босые ступни прошлепали к окну, ладони уперлись в подоконник, и изумительная фигурка, прокрутившись, плюхнулась в центр проема. Мягкий взор устремился на меня, ножки свесились, мило покачиваясь. Безмятежное детство во всей красе - если забыть, что передо мной не маленькая девочка. А забыть никак не получалось, мешали бьющие по глазам обстоятельства.
  Моих мучений не видели, Зарина продолжала спокойно раскладывать по полочкам моего мозга казавшуюся неподъемной кучу:
   - Войник - он в самой замечательной позиции. В середине возможностей. Все зависит лишь от него. Хорошего присмотрит царевна или даже царисса, средние достанутся войницам, худших подберут мастерицы.
   С поля донеслись приглушенные вопли восторга, смех, даже почему-то всплеск. Зарина обернулась.
   - Что там? - заерзал я.
   Чуть померкшее солнечное личико вновь обратилось ко мне.
   - Аглая развлекается. - Соседка не сумела изобразить равнодушие, хотя очень старалась. Плечи сгорбились, носик поморщился. - Так вот. Для мастериц это завидная партия, особенно если в мужьях царь-войник. Толку от него как от коня молока, то есть как от простого мужика, но... есть такое слово - престижно.
   - Угу. - Меня уже не удивляло, что и такое слово здесь в ходу.
   Шум снаружи прекратился. Зарина еще раз обернулась и вздохнула с облегчением.
  - Выйдя за царевну, - я поперхнулся от собственноротно (так говорят?) употребленного оборота, но для Зарины все было нормально, - войник становится принцем? Принцы - не сословие, а принимаемый после свадьбы титул?
   - Само собой. - Сидевшая в проеме Зарина убедительно развела растопыренными ладошками-силуэтами. - Жена выгнала или овдовел - извини, больше не принц.
  Ей что-то не понравилось в своем расположении. Наверное, взгляд в темноту. Прекрасно видимая сама, она общалась неизвестно с кем неизвестно где, которого там могло уже не быть, и девушка решила отвернуться от этого кого-то, которого все равно не видно. Закинув ноги вбок, она взгромоздилась вдоль подоконника, прислонившись спиной к правой части проема, поднятые ножки уперлись в левую, голова обратилась к сиянию луны, свет от которой рисовал прекрасный образ на полу нашей комнаты.
   Чудный силуэт в пустом проеме, и почти полное ночное светило на заднем плане... Картина маслом. Поэма.
   Пойманная за хвост мысль сообщила, что девушка мне приятна. В том смысле, что не просто симпатична, а чуть более. И даже не чуть.
   Гнать такие мысли. Мне нужно искать Малика, спасать Тому, а я...
  По крыше медленно прошел дозорный, шаги вызвали хруст потолочных досок. Не досок, конечно, а бревен, полубревен и более мелких деревяшек, из которых собраны строения. Обычная доска здесь на вес золота - столько времени и труда нужно приложить, чтобы вручную бронзовым инструментом выпилить из бревна ОДНУ доску. Кто не верит, пусть попробует.
   - Ты была там? - Зарина вновь свесила ноги в комнату, волосы указующе мотнулись назад, на поле.
   Решилась, значит. Сейчас пойдут дурацкие слезы и обвинения в попранной дружбе. Семейный скандал. Не дождетесь.
   - Не только, - как можно беспечнее отмахнулся я.
   Это мое дело. Не ее. Понятно?
   Опечаленный лобик склонился вниз. Перед глазами почему-то нарисовалось, как Зарина восторгалась красавцами-царберами. Чисто эстетически понимаю: разве не приятно посмотреть на крепких здоровых мужиков, причем качественно одетых? Но с другой стороны...
   Неужели проснулась ревность?
  - Царберы - кто они? - само слетело с языка. - И почему они царберы?
  Усилием воли Зарина согнала с лица обиду.
   - Царская стража. Царбер... в древних сказаниях был такой страж нечеловеческих сил и размеров. Оттуда и пришло.
   Плюх! - звук чего-то пролившегося. Словно разом выплеснули в стену ведро с водой.
   - Ой! - Зарина сорвалась с подоконника на пол, заведенные назад руки яростно чесали - и сверху, и снизу. Спину покрывало нечто темное.
   Меня подбросило. Первый шаг - к девушке. Кровь? Нет, что-то другое, Зарина цела и невредима.
   Второй шаг - к окну. Резкий выпад наружу, бросок глазами по сторонам.
   Кто-то запрыгивал в комнату веселых соседок. Разворачиваясь, я ринулся назад...
  Не рассчитал. Мы сшиблись с поднявшейся Зариной до атомного взрыва в мозгу и последующего затмения, сопроводившего всесокрушающую взрывную волну. Девушку отбросило на мой лежак.
  Меня со стуком приняли не столь мягкие объятия пола. В ушах пели райские птички, перед глазами порхали они же. Верх и низ временно перестали существовать.
  Помотав головой для скорейшего схождения фокусировки, я пополз на карачках к выходу. Постепенно приходящий в себя организм, шатаясь, поднялся, руки рванули дверную ручку, и меня вынесло в коридор исключительно слово "надо", иные внутренние ресурсы на данный момент отсутствовали.
  Драгоценные секунды потеряны. Вдали во тьме утих шум бегущих ног, а комната соседок оказалась распахнутой настежь. Внутри пусто. Кто-то знал, что Аглаи и Варвары нет. Впрочем, какие там "кто-то", если вся не спавшая школа наблюдала за ночными развлечениями или слышала их.
  Обыск комнаты ничего не дал. Обстановка аналогична нашей, нет ни одной личной вещи. Даже под подушками и лежаками.
   Вернувшись, я посмотрел на сидевшую в постели Зарину. Она посмотрела на меня. Во взгляде - ужас непонимания и полная беспомощность.
   - Кто? - пролепетала она. - За что?
   - Секунду, Солнышко. Сейчас помогу. - К счастью, застывшая в ступоре царевна не заметила ласкового прозвища, что внезапно вырвалось из глубины души. Нужно быть поаккуратнее, не все, что на уме, должно вываливаться с языка. - Только...
  Я еще раз покрутил головой за подоконником, теперь интересовали подробности. Под окном валялась тарелка, обтекавшая темной маслянистой жидкостью - обычная тарелка с кухни. Рядом тлел обрывок ткани. Если бы злоумышленник успел поднести...
   Картинка сложилась. Еще одно покушение. Кто? Зачем? Почему Зарину? Наверное, ее приняли за меня, в их понятии я тоже девочка. Или это проклятье всей нашей комнаты?
   И еще сто тысяч "почему".
   Пропитанной простыне, на которую после удара опрокинулась Зарина, все равно пропадать, я обмотал девушку и заставил подняться.
   - Пойдем.
   Не сопротивляясь, она беспрекословно дотопала со мной до помывочной. Здесь, среди тазов и чарок ее сознание прояснилось.
   - Нарви травы, - кивнула она в дверной проем, что выходил на поле.
   - Зачем?
   Зарина закатила глаза:
   - Тереть!
   Ах да, мочалки в цивилизованном виде еще не изобретены.
   По возвращении бедовая спутница обнаружилась уже усевшейся в таз. Как только поместилась? Ступни внизу скрючены, коленки торчат в стороны от согнувшейся в три погибели спины, переплетенные на затылке пальцы поддерживают задранные волосы... Вся кожа лоснится от чего-то темного и склизкого. Вязкое вещество могло быть чем угодно, к примеру - жидкой смолой или каким-то видом масла. Мне подумалось о нефти. Живя в век нефти, я видел ее только по телевизору, оттого уверенность хромала, споткнувшись на стадии предположения.
   Следивший за чистотой бойник, в этот неурочный час проходивший по коридору, заметил нас, колпак мгновенно развернулся в другую сторону. Вот и молодец. Еще зрителей не хватало.
   Пошарив вокруг бадьи с водой, я нащупал брошенный кем-то обломок местного самоварного мыла. Ура. Я принялся оттирать и обливать, отчего Зарина вздрагивала, но не жаловалась. Другой воды, более теплой, в распоряжении не было. Мои руки терли до покраснения и лили до посинения. Вплоть до побеления и сухой гладкости участка кожи, которым занимались. Шейку. Плечики. Острые локотки. Лопатки и эпицентр вражеского попадания между ними, самый обильный на масло. И бока под лопатками - с резко выступающими ребрами, которые продавливались под нажимом. И выгнутую дугу позвонков вплоть до копчика.
   - Дальше сама, - твердо остановил я себя.
   Трава выпала из разжавшихся ладоней, ноги нетвердой походкой, постоянно сверяясь с мутновато-переменчивыми приказами мозга, понесли в свою комнату. Там я просто повалился на бок и прикрыл глаза, стараясь отключиться.
   Отключился. Потому что меня трясла за плечо Зарина.
   - Держи. Одежду помнешь. - Она протягивала свою простыню-укрывашку.
   - Не надо. - Я отпихнул дар плечом.
   - Твою надо менять. Я так посплю.
   - Нет! - взревел я, жестко отталкивая руку и усмиряясь лишь под кротким взглядом, в котором начали собираться слезы. - Видишь, мне так лучше. Укрывайся и спи.
   Красноречиво обратившись к ней задом, еще некоторое время я чувствовал, как соседка возится, ворочается, укладывается. Как потом повернулась к стенке и словно ненароком мстительно пихнула ножкой. Потом ничего не чувствовал.
  
  Глава 14
   Сквозь сон прилетело, словно из другого мира:
   - Чапа, очередь дежурства на стене, форма боевая!
   Голова - как в тумане. Поднялся на чувстве долга. Нет, скорее из боязни совершить нечто ужасное, что перекроет путь назад. "Назад" в моем понимании означало домой, на Землю. Вместе с Томой, Маликом и Шуриком. Для этого я должен являть образец послушания и добропорядочности в любой ситуации, которая ведет или не ведет к главной цели. Вообще в любой.
   Зарина смущенно пробормотала со своей половины:
  - Я утром раздвину лежаки... но вечером опять сдвинем!
  - Угу, - буркнул я.
  Сейчас было не до местных условностей.
   - Чтоб не подумали чего, - прибавила зачем-то соседка.
   - Чего? - насторожился я.
   - Говорят, бывали такие... нарушители закона. Говорить противно.
   - Не говори, - согласился я, быстро облачаясь в тяжелое позвякивающее необходимое.
   - Их покарали.
   - Правильно, закон для того и закон. Если закон не выполняется, то это что угодно, только не закон. Закон - это то, что выполняется. Как бы вот. Да.
   - А бойник ночью видел, как мы ходили в купальню. Уверена, что он доложит папринцию. А у того фантазия богатая. - Увидев, как я наматываю пращу, Зарина взволновалась: - Что с ногой?
  - Как раз, чтобы ничего, - замысловато ответил я, поднимаясь.
  Еще домыслов папринция не хватало.
  Светало. На стене со мной оказались Глафира и Варвара. Мне определили место в середине окружавшей школу подковообразной стены, почти над кухней, недалеко от трубы. Я либо стоял на месте, тупо наблюдая за бесшумным и безлюдным лесом, либо прогуливался. В этом случае в конце пути меня встречала одна из учениц.
   - Не выспалась? - Варвара сообщнически подмигнула. - Почему так быстро ушла? Было здорово.
   Кто бы сомневался. Я просто пожал плечами. Типа, были причины.
   - Елистрат в следующем заходе работал катером.
   - Кем?!
   Они здесь даже плавать не умеют. Откуда знают про катера?
   Довольная произведенным эффектом Варвара объяснила:
   - Катер - тот, кто за веревку разгоняет деревянную площадку, на которой пытается устоять другой человек. Мы с Аглаей катались по очереди.
   - По траве?
   - Разгоняет по траве, потом площадка скользит через купальню до другой стороны. Это сказочно! Еще мы заставили войников целовать нам ноги. Так щекотно! Но так здорово!
  "Мы катались", "мы заставили..." Любопытно, Варвара понимает, что ее дело - сторона, что ей предписано пахать на подругу, как хлюпику-зубрилке на контрольной за хулигана?
   - А что досталось тебе? - решил я вытащить на свет старательно обходимое.
   - Неважно, - смутилась собеседница. - Главное, что было здорово.
   - Ты ничего странного ночью не заметила?
   - Нет. А что случилось?
   - Просто спросил...ла.
   Когда прошел в другую сторону, меня аналогично приветствовала Глафира:
   - Не выспалась?
  И тоже подмигнула. Лицо пылало довольным румянцем. Ходила она медленно, томно, словно всю ночь мешки ворочала и теперь, наконец, наслаждается долгожданным покоем.
  - Почему для охраны стен не используется лук? - встречно осведомился я.
  Даже странно. Казалось бы, самое логичное - обстреливать со стен, пока враг приближается. У местных - только копья. Я даже у... как их, рыкцарей, видел луки. У этих, на стенах, - нет.
   - Лук? - не поняла Глафира. - Для чего?
   - Для охраны. Стрелять в наступающего противника. Нанести ему максимальный урон еще до рукопашной.
   - Стрелять из овоща? Имеешь в виду - кидаться? - Она глупо хихикнула.
   - Нет, имею в виду лук со стрелами.
   - Кхм. Зеленый лук? В бою? Не представляю.
  Отвлек шум. Не снаружи. Две головы - моя и Глафиры - одновременно склонились вниз. Смешно отдуваясь, по лестнице к нам карабкалась Зарина. Ей было тяжко: одну руку занимала полная тарелка. Любой альпинист скажет: подъем без постоянных трех точек опоры смертельно опасен. Зарину опасности не пугали, а пугало, что залогодержатель помрет с голоду.
  - Завтрак! - Ее глаза лучились счастьем.
  Я поблагодарил повышенным аппетитом, с которым уничтожил принесенное мне с таким риском.
  Глафире завтрак доставила тоже соседка по комнате, Феодора, но много позже. Расположившись прямо на полу, к тому времени я жадно чавкал и выскребал дно у придерживаемой левой рукой тарелки.
  Две подружки поглядывали заговорщицки. Только сейчас дошло, что ночью меня завербовали. В чьи-то сторонники. Или противники. Против кого дружить будем?
  Варвару кормила какая-то малявка - Аглая не соизволила лично позаботиться о напарнице.
  Затем мы наблюдали, как внизу проходит обучение мечевому бою. Боевая форма отныне обязательна для всех до момента, пока не снимут угрозу.
  Ученицы расположились полукругом, занятие вел войник Елистрат. Объясняя урок, он спокойно глядел в глаза каждой ученице. Кроме Аглаи. На нее не смотрел вовсе. Впрочем, она отвечала таким же равнодушием, но не специально состроенным, а настоящим.
  - Удары мечом бывают, - вещал Елистрат, - прямые сверху и снизу, боковые справа налево и слева направо, и косые сверху справа влево вниз и наоборот, и то же с разных сторон снизу.
  - Страшно звучит, - донесся голос Зарины. - Проще показать.
  При этом ее взгляд все время прыгал вверх: как я там? Не упал? Не разбился? Мечом не порезался?
  - Проще, - согласился Елистрат. - Представим тело врага разделенным прямым и косым крестом - это восемь направлений, по которым наносят удары. Удары делятся на обычные, когда клинок, кисть и плечо остаются в одной плоскости, и крученые, когда некоторые или все три движутся в разных плоскостях.
   Меч в его руке показал все варианты. Девочки оживленно повторяли, только для Аглаи и Карины происходящее было неинтересным, для них это был давно пройденный этап. Их движения протекали с ленцой, нехотя, но учитель замечаний не делал.
   - Врага допустимо обмануть, - учил Елистрат. - Можно прикинуться усталым, хрипло и шумно дышать, утомленно опустить оружие, ссутулиться... а затем яростно атаковать. Еще можно потрясти головой, притворившись оглушенным. Потоптаться на месте, дотронуться до как бы ушиба.
   - Слышали уже, - вяло бросила Аглая.
   - Не все, - оправдался Елистрат, но тему сменил. - Переходим к водному фехтованию.
  Для себя я назвал упражнение аквафитнесом. В полной выкладке ученицы вошли в бассейн, присели и дальше отрабатывали удары при сопротивлении воды.
   "Из воды, как жар горя, тридцать три богатыря" - всплыло в памяти, когда школьницы полезли обратно. Только похожи они были не на богатырей, а на мокрых куриц.
  "С ними дядька Черномор" - потому что учитель делал все одновременно с ученицами. В итоге он выглядел не лучше. Но в бою бывает и не такое. Занятие мне понравилось. Наверное, потому что смотрел со стороны.
   Елистрат не дал ни переодеться, ни обсушиться.
  - Бег "канава-холм"! Встали! Пошли!
  Ученицы выстроились в колонну по одной и с промежутком в секунду побежали вперед. Первая внезапно нагибалась, упиралась руками в колени, следующие перепрыгивали, как у нас в школе через "козла". Упражнению еще есть название "чехарда", известное мне из книг. Вроде, это оно и есть. Кто теперь помнит?
   Когда перед колонной возник бассейн, все то же самое продолжилось, но в воде. Бег с препятствиями не кончался до конца поля, где ученицы разбились на пары, взвалили напарника на спину и побежали обратно. В центре бассейна роли поменялись.
   Вне школы ничего не происходило. Роща безжизненно шумела, листья хлорофильно зеленели. Ни голоса, ни лая. С уходом Малика лес умер.
  За утро царисса дважды покидала покои. Один раз - посмотреть на занятия, второй - сама позаниматься. Первый раз упражнявшиеся на поле ограничились громким:
   - Алле хвала! Приветствуем смотрительницу школы цариссу Дарью!
   Во второй понятливый Елистрат выстроил девочек в шеренгу. Отсалютовав мечами, шеренга распалась. По команде образовавшаяся толпа вразнобой напала на цариссу. Та с легкостью раскидала всех, включая злившихся от неудач Карину и Аглаю. Авторитет цариссы в моих глазах резко вырос, ученицам же показали, что есть они никто и звать их пока никак. Короче, учиться, учиться и еще раз учиться, как сказал великий кто-то.
  Потом ученицы выжимали воду, выливали ее из сапог, чистили латы и приводили в порядок остальное.
  Перед обедом меня сменили. Мучил вопрос: как поговорить с папринцием о воздушном шаре? Это пусть невероятный, но единственно возможный на сегодня шанс подняться над причалом и попробовать вернуться домой. Даже так: Домой! С большой буквы. На большую землю, свою Землю - состоящую из множества стран, континентов и океанов. Из этой пародии на жизнь. Из исковерканной перевранной веры в Единого. Из "сказки" про царевен, принцев и невидимых убийц.
   Но как сказать, откуда мне известно про шар? Пока не придумаю, соваться нечего.
   Насчет личности покушавшегося тоже загвоздка. Ненависти никто из окружающих ко мне не испытывал, никаких особых чувств не вызывал. Волновала только Астафья, которая, постоянно находясь на территории, умудрилась ни разу не попасться на глаза. Но и здесь отсутствовал ответ, для чего ей эта морока. Убить по приказу цариссы - для этого имеется много других, более простых способов. Разве только чтобы подставить другого?
   Любопытная мысль. Это - мотив. Допустим, Астафья положила глаз на Никандра. Убив меня ножом, который не поделили мы с Кариной, она бросит чудовищную тень на соперницу.
   Нет. Первый раз было копье, а это как раз улика против Астафьи.
   Оставим пока. Свалим на недостаток фактов. Впрочем, народная мудрость говорит, что фактов всегда достаточно, не хватает воображения.
   После обеда по выходу из кухни меня перехватила Зарина, ее лицо сияло, не реагируя на болезненное пихание выходивших на поле учениц.
   - Ну? - подтолкнул я.
  Все равно плотину прорвет, пусть уж сразу. Смоет, так смоет. В моем положении нужно выслушивать все, любая своевременная новость может оказаться тем самым шансом на спасение.
   - Сегодня кое-что произойдет. Что-то важное. Не могу сказать, это пока секрет, - выдала она на одном дыхании.
   - Когда? - уточнил я.
   - Скоро!
   Прибывший дядя Люсик объявил урок чтения.
  - Не умеющие проходят в левое помещение, не умеющие читать быстро - в правое, остальные сами решают, чем заняться. У кого что хромает, то и подтянуть.
  Снаружи остались Аглая с Варварой, Тома, я и, как ни странно, Зарина.
   - Карина вообще не умеет, а ты читаешь? - изумился я.
   Наверное, это была первая похвала из моих уст, пусть и тщательно завуалированная.
   - Было так интересно! - Зарина лучилась от удовольствия. - С моими новыми способностями Карина стала брать меня с собой в разные места. На всякий случай. Чтение выгодно!
   В нашу сторону обратилась Аглая:
   - Как вы насчет мяча?
   - Спарринг? - скривились мои губы. - Фехтовать?
   - Пинать. Я сказала "мяча", а не "меча". Ангелы не знают, что такое мяч?
   Мы-то с Томой знали. Откуда знают местные?
   По кивку Аглаи Варвара с Зариной умчались в кладовку, вскоре откуда стали появляться выволакиваемые жерди и сеть. Набор быстро превратился в футбольные ворота - меньшего размера, чем привычные, но вполне узнаваемые. Варвара торжественно вынесла мяч.
   Я принял его в руки. Зашевелившиеся надежды рухнули. Не наш. Плотно обтянутый кожей клубок шерсти, тряпок или чего-то подобного.
   Шлемы и мечи мы сложили в кучку, остальные доспехи по-прежнему оставались на нас. Что ж, тоже своего рода тренировка. Аглая направилась было в ворота, что сразу сказало мне о важности роли вратаря, но по пути передумала.
   - Ты. - Ее палец уперся в меня. - Защищай.
   Легко. В хорошую погоду каждую физкультуру этим занимались, когда учителю лень работать по программе.
   Установив мяч на траву в одиннадцати своих шагах, совсем не равных метрам, Аглая разбежалась и у... нет, лучше так: вдарила.
  Это называется "в девятку". В верхний угол. Я взял мяч в прыжке и больно грохнулся на бок.
   Тома аплодировала. Зарина визжала от восторга. Лицо Аглаи посерело.
   - Еще.
   - Наша очередь, - начала Варвара, но уничтожающий взгляд, на который нарвалась, заставил послушно принести мяч.
   Второй удар ушел в противоположный нижний угол. Я отбил ступней в растяжке, чуть не сев на шпагат, на который садиться не умею. Было больно, но реакция зрителей оправдала страдания. В некоторых окнах появились заинтересованно глявевшие лица. На крыше замерли стражи, забыв, что смотреть нужно в другую сторону.
   Аглая нервно отступила назад. Разбежавшаяся Варвара ударила пыром - носком сапога, прямо, со всей дури.
   - Ча! па! Ча! па! - скандировала Зарина, когда мяч вновь оказался в моих руках.
   Тома не попала по воротам и смущенно отошла, разбежалась Зарина. Удар оказался незатейливо прост и несилен, но я изобразил мучение, с которым как бы едва отбил мяч. Пропустить было бы полной профанацией задумки, а так - самое то. Подарок, который ничего не стоит дарящему и очень ценен одариваемому. Моя заложница расцвела.
   - Ты. - Аглая показала на Варвару.
   Та встала в ворота. Введя в заблуждение обманным движением, Аглая вбила мяч между расставленных ног подруги, вскинутый подбородок гордо обернулся. Никто не ликовал. Все ждали моей очереди.
   Я пропустил вперед Тому и Зарину. Они забить не сумели. Выйдя на точку, моя нога в сапоге и бронзовом поноже чуточку поиграла с мячом, подкидывая носком, и трюк Аглаи повторился в моем исполнении - еще более стремительном и мощном. Варвара смущенно обернулась на оказавшийся позади мяч.
   - Хватит. Убирайте, - в раздражении распорядилась Аглая, указав на ворота. - У нас появился новый серьезный игрок. Становится интересно. Чего смотрите?
   Последнее адресовалось стражам на крыше.
   Когда лишние зрители исчезли, Аглая принялась отрабатывать мечевой бой с воображаемым противником. Отточенные движения наводили страх, но я помнил, как легко ее обуздала царисса.
   Варвара с Зариной потащили ворота на склад. Тома тоже занялась фехтованием. Тяжело ей придется. Желание огромно, а задатков ноль. Говорю как испытанный специалист-теоретик.
   Я потихоньку ушел с поля, по дороге на секунду заглянул в свою комнату, затем разыскал кладовницу.
   - Можно поменять?
   Женщина сначала сурово, затем удивленно вгляделась в пятна на протянутой простыне, заинтересовавшееся лицо ткнулось носом в испачканную темным ткань, пальцы потерли и пожмакали, ноздри, а потом и глаза расширились:
   - Земляное масло? Как?
   - Из окна. Ночью.
   Я развел руками. Добавить нечего.
   - Это большая редкость. - Брови женщины хмуро сошлись. - И еще большая ценность.
   - Оно есть в школе?
  - Хранится в оружейной цариссы. Всего один кувшин.
   - Под замком?
   Кажется, кладовница не знала слова, но поняла по смыслу.
   - Закрыто, - согласно сказала она. - Надежно. - Ее указательный палец вознесся на одну из дверей с установленной массивной щеколдой. - Никто и никогда не посмеет...
   Ага, сказал я про себя и, взяв новую простыню, вышел. Новых фактов расследование не принесло. "Никто и никогда" - предмет веры. Преступники чаще всего люди неверующие.
  
  Глава 15
   Вместо продолжения тренировки я решил вздремнуть. Сказал же папринций: у кого что хромает, то и подтянуть. У меня хромало со сном.
   Из сна вывели скрипы и тихий разговор Солнышка и Злюки на соседнем лежаке.
   - Ну и? - с типично девчачьим любопытством вопрошала Зарина, распахнув глаза, рот и вообще все, что распахивается хотя бы гипотетически.
  Карина, как более взрослая, степенно отвечала:
  - Да. Я попросила руки Никандра Дарьина.
  - А она? - раздалось до оскомины знакомое по моим школе, двору и всем местам, где девчонки собирались числом более одной.
  - Задумалась. Главное, что не отвергла. Говорит, во-первых, рано. В любом случае, еще год на проверку отношений и трезвости выбора. Во-вторых - его присяга цариссе Дарье. Нужен равноценный обмен. Но это невозможно: был бы у меня такой Никандр дома, я разве просила бы?
  Младшая сестра лежала на животе, загнув голени кверху и бессознательно ими болтая, старшая возлежала солидно, на боку, подставив руку и уперев щеку в ладонь. Впрочем, ногами Карина тоже шевелила. Наверное, это у них семейное. Сестры вели свой сестрячий разговор, делились мыслями и секретами, мне было не них. Но заснуть уже не мог. Хорошо, что прилег не раздеваясь. Сейчас встану...
  - Последнее условие цариссы Дарьи, когда я почти отчаялась, - выдержав театральную паузу, продолжила Карина, - перейти к ней. Дать присягу и служить верно и доблестно.
  - А ты?
  Округлившимся глазам Зарины больше некуда было округляться. Предел. Дальше только вытягиваться вертикально. Или расширяться как Вселенная после Большого Взрыва, во все стороны одновременно. Кажется, Зарина выбрала последнее.
  - Мы обе понимаем, цариссой мне не стать - две старшие впереди, - медленно проговаривала Карина давно передуманное. - Всю жизнь работать на них, подбирая в мужья лучших из худших, отброшенных Милославой и Лисаветой за ненадобностью...
  - И ты?!..
  - Да.
   Вот так номер. Карина сделала выбор. Порвать с семьей, стать обычной войницей Кариной Дарьиной - но с любимым человеком. А что? Позже они вместе подберут еще двоих, как здесь принято, будут жить-поживать, да для Дарьиной службы новых войниц и войников рожать.
  Такого я ожидал скорее от Глафиры. Злюка удивила так удивила. Вот он, ожидаемый секретик сиявшей соседки.
  - Зарина и Карина! - громко раздалось снаружи. - Дежурство на стену!
   Сестры встрепенулись, принялись поправлять обмундирование.
   Теперь вставать не нужно. Перевернувшись на другой бок, я опять прикрыл глаза.
  Вместо сна пришла Тома.
   - Не спишь? Для наших соседок была команда, и я подумала...
   - Сплю.
   Я забыл, что Тома никогда не понимала моих шуток.
   - Стой! - пришлось крикнуть вдогонку, когда дверь уже закрывалась с отвратительным воем. - Естественно, не сплю, если ответил. Проходи, располагайся.
  Одетая в доспехи, Тома аккуратно сдвинула к стенке обе простыни на лежаке Зарины и осторожно присела.
   - Ложись, не стесняйся. Никто не сгонит. - Я перевернулся на спину, закинул руки за голову, а ногу на ногу. Как хорошо, когда не надо притворяться.
   Поколебавшись, Тома тоже прилегла.
   - Что будем делать?
   - Сейчас? - бездумно упало с языка.
   Вот вечно что-то такое сморожу...
  Я почувствовал, как мое лицо пошло пятнами и вольготная поза из раскрепощенной вдруг обратилась в расхлюстанно-пошлую, хотя внешне ничего не поменялось. Язык мой - враг мой. Когда, наконец, пойму?
  Тома нахмурилась:
   - Вообще.
   - Ждать. Мы в мышеловке. Вдвоем далеко не уйти. Как и где искать Кудеяра Лесного я не имею представления. Также не имею понятия, что делать потом, когда найдем.
   - Пойдем освобождать Шурика, - безапелляционно заявила Тома.
   - Пока к Варфоломее не вернемся мы трое - ты, я и Зарина - он находится в безопасности, а вот в случае налета пострадает первым, его укокошат как свидетеля нарушения закона. Думаешь, нужно попробовать?
   - Теперь не думаю.
   Задним числом здравого смысла ей не занимать. Впрочем, это не Томина фишка, это всех касается.
   - Как нам попасть в наш мир? - задал я главный вопрос.
   Для собеседницы здесь проблемы не существовало.
   - Через причал!
   - Помнишь, с какой высоты мы сверзились?
   Томин лик погрустнел, как образ нупогодишного волка, узнавшего, что по сценарию ему никогда не съесть зайца. Настал мой звездный час.
   - Что ты думаешь о воздушном шаре?
   До этого момента я был уверен, что самые круглые глаза в жизни видел у Зарины. Тома сделала этот рейтинг устаревшим.
   - М-м... м?!.. - не нашлось у нее слов.
   С победным видом я сообщил:
   - По этому поводу нужно поговорить с папринцием. Кстати, он знает, что я не девочка.
   - Что?! - Глаза Томы побили свой же рекорд.
   - Догадался еще тогда, после сказок. Но почему-то молчит.
   - Почему-то, - задумчиво повторила Тома главное слово.
   - Я видел в его комнате схему воздушного шара. Если имеется схема, значит, есть или будет шар. Логично?
   От переполнявшей энергии меня подняло, как тот самый шар от горелки. Я принялся ходить по маленькой комнатке, ловя мысли и облекая их в слова:
   - Шар поднимет нас на нужную высоту, и тогда мы узнаем, работает ли портал в обе стороны. И высота - это только полдела. Ты же понимаешь, на работу портала влиять может все, от положения звезд до погоды и дня недели.
   - Или количество людей, одновременно проходящих через него, - предположила Тома.
   - Или их общий литраж.
   В ответ на недопонимание я поправился:
   - Килограммаж.
  Тома не поинтересовалась, как я попал в комнату к папринцию, видимо, решив, что схема попалась мне на глаза во время вызова в кабинет. Вот и ладненько.
  - Как собираешься раздобыть шар?
  - Работаю над этим.
  - Хвастун, - улыбнулась она.
  - Паникерша, - отбрил я.
  - Шантажист, - упрекнула Тома в моей основной способности добиваться целей.
  - Зато удачливый.
  - За то и держим.
  - За то и держусь, чтобы держали, - поставил я победную точку.
  Пикировка временно прекратилась - снаружи раздалась команда построения. Мы выскочили на поле.
   Из кратких перебрасываний словами я узнал, что пока дремал в своей комнате, прибыли два гонца: от царберов, проверивших округу и сообщивших, что уходят, и от отряда, отправленного сразу после обеда и тоже мной благополучно проспанного. Отряд вызывал хозяйку в одну из ближних деревень.
   - Охрану школы уменьшить, - скомандовала царисса. - Достаточно войника над воротами и одной ученицы на противоположной стороне, остальным спуститься. Все, кроме дежурных, по коням.
   Половинки ворот с деревянным скрипом разъехались, топот копыт и ржание наполнили школу. Я вполне достойно вспорхнул на предоставленного мне жеребца, а Тома никак не могла справиться со своим. Перехватив за пояс, я втянул ее на место.
   - Спасибо. Этот конь... пусть будет Мерседесом.
   - Если конь ученый, то может обидеться. Возможно, удивлю, но Мерседес - она, конструктор Даймлер назвал машину в честь дочки.
   - И там дочки, - вздохнула Тома.
   Со стены вслед горестно глядела оставшаяся на страже Зарина.
   Деревня, в которую прибыли с цариссой и ее свитой, была той самой, что в первую ночь подверглась нашествию Тайного круга. Я узнавал домишки, в свете дня выглядевшие по-другому, но деревня - именно та, только с признаками жизни: из четко очерченного озерца пили лошади, вокруг лежал брошенный сельхозинструмент, а сам народ как языком слизало. Причина обнаружилась быстро: на площадке в центре деревеньки, то есть на ее, так сказать, главной площади, проходило дознание. Вели его четверо бойников под руководством одного из цариссиных мужей - энергичного здоровяка с кривым мечом на боку. В допрашиваемом едва узнавался победитель мужицкой потасовки, брошенный Кариной через бедро - бойники уже поработали, вытягивая информацию. Видимо, вытянули. Оставшийся после них кусок мяса истекал кровью и "восстановлению не подлежал", живодеры проявили отменные навыки.
   - Этот помогал разбойникам, - сообщил царевич, когда его супруга в сопровождении огромного эскорта прибыла на площадь.
   Мы выстроились почти полным кругом. В центре уже даже не стонал бедный крестьянин.
   - Что сказал? - осведомилась Дарья.
   - Все сказал. Не хотел, пришлось припугнуть жизнью домочадцев.
   Лоб цариссы пошел недовольными складками.
   - Где преступники сейчас?
   - Ушли вчера. Зачем приходили - неясно.
   - Не знает или не хочет говорить?
   - Сказал бы. - Царевич вздохнул. - Даже не предполагает. Говорит, они странные были, добыча не интересовала.
   - Флаг - их работа?
   - Да. Что этот флаг означал, он не знает.
   - Допускаешь, у них есть сообщники в школе?
   - Исключать нельзя.
   Среди учениц пополз возмущенно-опасливый неприятный шепоток.
   Чтобы удержать на месте содержимое желудка, я упорно смотрел в сторону. Старавшиеся отрешиться мозги нашли зацепку для нового удивления. Слово флаг. Не стяг, не хоругвь, прапор, знамя или что-то в этом роде, а вновь современное мне понятие. Очередная перемешивающая миры непонятка.
   Деревня вокруг словно вымерла. Ни звука, ни тявка, ни мычания. А-а, у них же нет скота кроме лошадей. То есть, я не видел. Люди безмолвно глазели из тьмы узких проемов в ожидании конца визита хозяйки и ее страшной челяди. Даже дети не шумели. Как нужно воспитать детей, чтобы они поняли состояние родителей и смысл происходящего? Сколько и чего должны насмотреться в свои годы?
   - Количество разбойников?
   - Здесь видели трех, но их явно больше. Кудеяровские, с гнуками. База в лесах Евпраксии.
   Йес! - возликовала душа. День прожит не зря, теперь знаем, где искать Малика. Я переглянулся с Томой. Она тоже повеселела.
   - Что еще? - продолжала опрос царисса.
   - Все, - растерянно развел огромными руками царевич. - Сведения кончились, дальше очевидец только кричал, пока не скопытился.
   Дарья обратилась к нам:
   - Понимаете, зачем взяла вас с собой?
   - Учиться править, - высказала ее дочка, Варвара.
   - Именно. Какие выводы делаем из услышанного?
   Повисла тишина. Первой, как всегда, сориентировалась Аглая:
   - У разбойников имелась цель, и они ее достигли, потому что ушли. Это не добыча. Не прием новых членов. Возможно, некий предмет, представлявший для них большую ценность.
   Конь под ней всхрапнул и, как многие из наших лошадей, пытался попятиться от крови перед носом и налетевших мух.
   Дарья сдержанно кивнула:
   - Еще?
   - Возможно, они ничего не достигли, - предположила Варвара, заметив, что мама ждет от нее умной мысли.
   - Почему? - вбросила Дарья, порадовавшись за родную кровиночку, к которой, скорее всего, однажды перейдет корона.
   - Ушли после вызова царберов.
   - Молодец. - Дарья обратилась к остальным: - Еще мнения?
   - Может быть, кто-то искал потерянную любовь? - выдала сразу застеснявшаяся Глафира.
   Перед цариссой подобные мысли высказывать было сложнее, нежели перед папринцием.
   - Тоже вариант, - неожиданно одобрила царисса. - Кто-то из давно беглых добрался до рыкцарей и теперь прибыл навестить семью. Что скажешь, Руслан?
   Она обращалась к мужу, который заведовал допросом.
   - Проверено, из этой деревни беглых нет.
   - Интересный вариант. - Дарья кивнула Глафире, - но не верный. Еще?
   Все молчали. Слово взял я:
   - Может, просто шли мимо?
   Дарьин указующий перст взлетел вверх:
   - Вот! Учитесь! Начинать надо с простейшего. Чем сложнее версия, тем хуже для нее. Сложные планы труднее в исполнении. Сложные причины затмевают разум. Как говорится, за деревьями лес не видится. Молодец, Чапа. Кто еще?
   Тишина.
   - Что тогда означал флаг? - заметила Аглая.
   Дарья с неудовольствием глянула на дочку: почему не она задала сей напрашивавшийся вопрос?
   - Ну, девочки, предполагайте. - Царисса застыла в ожидании.
   - Либо это знак кому-то о своем прибытии, либо переданы необходимые вести, - стала накидывать Аглая. - Ведь не просто тряпка, а два рисунка определенной формы. Например: нам нужно два меча. Или: встречайте двух человек. Или: через два дня у треугольника. То есть, на оговоренном месте, которое зашифровано треугольником. На холме или в домике с острой крышей. Хотя в шифре треугольник может значить что угодно: башню, озеро, лес, поляну, развилку дорог.
   - Сколько дней назад вывесили флаг? - осведомилась царисса.
   - Два, - подсказал кто-то из девочек.
   - Что случилось за это время?
   - Ничего, - ответил тот же голос, - кроме ложной ночной тревоги.
   - Если мы не знаем о событии, это не значит, что оно не произошло, - огрызнулась Аглая.
   - Превосходно. - Дарья кивнула ученице, оценив вклад. - Вам с Чапой объединиться - цены бы не было. Самое простое и самое сложное.
   Аглая метнула в меня злым взглядом, как кувалдой. Желания объединяться с кем-то в ней было не больше, чем деревьев на полюсе.
   - Ладно, следующий вопрос, - громко сказала Дарья. - Что бы вы сделали, узнав все, что сейчас узнали?
   Снова задумчивость на лицах и отвод глаз.
  Снова Аглая первая:
   - Расширить зону поисков. Попросить цариссу Евпраксию быстрее разобраться с известной шайкой. Если нужно, предложить помощь и ударить вместе. Поймать преступников и допросить. Следующие шаги предпринять исходя из ответов.
  - Неплохо,- признала царисса, поняв, что после Аглаи больше никто не выскажется. - Но Евпраксия, как любая другая правительница, воспримет такую просьбу как оскорбление. Это повод для войны. Нам нужна война? Нужно быть осторожнее со словами, от них зависят головы.
  - Почему оскорбление? - настаивала на своем Аглая. - Все знают, что сейчас Евпраксия слаба...
  - Что ты хочешь этим сказать? - раздался напряженный голос Феодоры.
  - Девочки, не ссорьтесь. - Открытые ладони Дарьи успокаивающе выставились вперед. - Аглая учится мыслить, но у нее еще не получается. Тебе Феодора, тоже иногда может быть неудобно за какие-то слова или поступки. Учитесь прощать. Для того мы в школе. Здесь учимся уживаться и жить по закону так, чтобы потом оставаться добрыми друзьями и столь же добрыми соседями.
  Феодора опустила голову. Вряд ли простила, но сделала вид. Я стал понимать, против кого собирается тайная коалиция. Видимо, не в первый раз у них стычки.
  - Теперь сделаем так. - Царисса повернулась к царевичу Руслану. - На всякий случай нужно сменить кладовицу и врачевательницу, прежних с мужьями пристроить хорошо, но подальше. Они поймут. Дополнительную охрану из одной ученицы не отменять. Папринцию вменить чаще проводить досмотры комнат и лучше контролировать самих учениц. Следить за их свободным временем. Ночью запретить любой выход из комнат кроме уборной. Отчет по Кудеяровским отправить царберам. Если помощь одной из царисс предложат они, проблем не возникнет.
  Она вновь обвела всех нас взглядом:
  - Вам понятно, как делать выводы и насколько глубокие принимать решения? Урок окончен. Возвращаемся.
  
  Глава 16
   Большинство учениц во главе с Аглаей унеслись вперед. Я никуда не торопился и увидел, как к ехавшей передо мной Варваре подъехала Дарья и что-то долго шептала. Кивнув маме, дочка умчалась догонять подругу, там что-то шептала ей, та внимала сначала с любопытством, затем с неподдельным интересом. В глазах читалась работа мысли, которая пахала на износ. Еще через минуту Аглая отстала и что-то долго предлагала цариссе, кипятясь и доказывая. Со сдерживаемой улыбкой удовольствия Дарья некоторое время отнекивалась. Выискивались и приводились многочисленные причины для отказа, но затем царисса признала правоту девочки и милостиво разрешить соизволила. Интриганка.
   Теперь Аглая делилась со всеми нами высочайше одобренной идеей, которую искренне считала своей.
   - К крепостным нельзя относиться как к скоту, - обратилась она с речью к ученицам и всем, кто слышит. - Это неправильно и недальновидно. С ними еще жить, от них кормиться. Нельзя вручать ключи от собственной жизни людям, которые тебя ненавидят.
  Ее надменное и властное лицо горело энтузиазмом, щеки пылали. Воздев подбородок и расправив плечи, она вдохновенно продолжила:
   - Сегодня одним из жителей деревни был попран закон. Помощь разбойникам - величайшее преступление. Виновный справедливо наказан. В то же время деревенские свидетели наказания считали, считают и будут считать смерть излишней строгостью. Им не дано до конца ощутить глубину слов Аллы-законодательницы, да простит Она нас и примет. Крестьяне, конечно, не правы, но они такие, с этим ничего не сделать. Мудрый правитель должен знать людей и учитывать их настроения. Если гнев копится, он вызреет в бунт. Чувствам требуется выход. Нужно помочь сегодняшней ярости выплеснуться, безопасно слиться и впитаться в землю, словно капли дождя.
   Аглая сумела заинтересовать, повернутые к ней головы внимательно слушали.
   - Что же делать? - не выдержала самая маленькая из малолеток.
   Она младшая, ей простительно. Остальные старались делать вид, что изначально думали подобно Аглае.
   Наша высокомерная предводительница завершила:
  - Царисса Дарья согласилась с моей мыслью устроить в деревне забаву. Как бы извиниться и предложить крепостным разойтись миром - решить проблему мячом. Выигрываем мы - они признают наше право казнить и миловать как заблагорассудится. Если вдруг выиграют они...
   Все напряглись. Упало:
   - Они как бы получат законное право нас наказать.
   - Как наказать? - взвилась Феодора.
   Конь под стройной упрямой царевной плясал и словно рвался в бой вместе с всадницей. Взгляд убивал.
  Вызов не приняли.
   - Как-нибудь. О столь маловероятной возможности даже думать не стоит.
   - А если все-таки? - поддержала соседку-подругу нахохлившаяся Глафира.
   - Им все равно как, - отмахнулась Аглая, - лишь бы озвучили возможность.
   - Правитель должен предусматривать все варианты, - подсказала царисса. Она специально подъехала ближе. - Впрочем, не буду мешать. Присутствие меня и свиты вас будет смущать, а крепостных ограничивать в выражении чувств. Благородные девочки для них все же девочки, это снизит накал. Но благородные есть благородные, это значит, что в расчете на справедливую месть крепостные действительно выложатся до конца. Они решат, что поквитались... то есть участвовали в шансе поквитаться. Пар будет выпущен, зла не затаят. Что, собственно, нам и требуется.
   Послав дочке едва заметную улыбку, царисса в сопровождении мужей, войников и бойников ускакала в сторону школы.
   Впервые ученицы оказались на воле одни, причем верхом и вооруженные. Моя первая мысль: хватать Тому и дать деру. Но - куда? Что мы можем вдвоем в незнакомой местности? Без еды и питья. Не знающие ничего, что способствует выживанию. Мы не Малик. Это печально.
   Перехваченный взгляд Томы свидетельствовал об аналогичном ходе мысли. В ответ я развел руками. Вместе со всеми наши кони двинулись обратно в деревню.
   - Какое же наказание для нас предлагаешь? - не унималась Феодора.
   Аглая начала злиться. До сих пор для интерпретации чужой идеи ее фантазии хватало. Здесь, видно, она впала в ступор. Точнее, они - Аглая и ее фантазия.
   - Пусть крепостные сами придумают, - вдруг подала голос Варвара. - Предложим решать им.
   Под гневным взглядом напарницы царевна Дарьина придержала коня и отступила назад.
   - Правильно, - громко поддержал я. - Что лучше скажет о наших искренних намерениях?
   Феодора покосилась на меня:
   - Согласна.
   - Они такого напридумают... - возражающим тоном вбросила высокая крепкая девочка спереди, не помню имени.
   - Не сомневаюсь, - откуда-то сзади изрекла Карина.
   - Последнее решение остается за нами, верно? - подсказал я для себя очевидное.
   С этим согласились все.
   Деревня встретила мертвыми окнами и такой же тишиной. Два десятка всадниц прогарцевали на площадь. Тело-полутруп уже унесли, но кровь по-прежнему заливала траву. Мы спешились.
   - Жители деревни! - громко объявила Аглая. Осанка корабельной мачты и напоминавшая снегоотвал паровоза надменно выставленная челюсть придавали ей значимости не только в собственных глазах. - Царисса Дарья в своих великих мудрости и сострадании послала нас извиниться за возможную чрезмерную строгость, что могла случиться при расследовании.
   В окнах мелькнули первые удивленные лица. Аглая продолжила:
   - В качестве компенсации предлагаем забаву, аусть мяч расставит точки в наших отношениях. Согласны?
   В дверях ближней хибарки возник бородатый мужик в холщовой юбке и заправленной в нее рубахе.
   - Что нам будет, если проиграем?
   - Ничего. - Аглая красиво развела руки в стороны, словно обнимая или даря весь мир. - Это будет значить, что Алла-милосердная, да простит Она нас и примет, прощает вас за греховные мысли, которым не дано перейти в дела, и наставляет на путь истинный.
   - А если...
  Он даже не договорил. Язык не повернулся.
   Все поняли.
   - Вы сможете как-либо наказать нас, выступающих от лица цариссы и ее людей, допустивших возможное излишество в рвении соблюсти закон, - высказала Аглая, строго глядя на опустившего лицо мужика. - Выставляйте команду.
   Повторять не пришлось, сразу вышли еще два мужика и женщина. Возможно, семья. Все одеты так же просто, по-деревенски. Босые. Женщина держала в руках мяч. О, как. Спорт побеждает границы миров.
   Аглая обернулась к нам:
   - Будут в малую. Я защищаю вотчину, ты, ты и ты - со мной. - Начальственный палец выбрал Варвару, Карину и меня. - Пошли.
   Поле с готовыми жердями ворот, на которые спешно накинули сеть, оказалось сразу за деревней. Наша команда скинула доспехи и сапоги и осталась в нижнем. Деревенским переодеваться не требовалось.
  Аглая и женщина встали каждая в свои ворота. Карина как старшая указала мне место защитника, Варвару послала вперед, сама заняла центр. Три деревенских мужика распределились так же. Жители деревни в полном составе вывалили на одну сторону поля, ученицы столь же дружно перешли на противоположную. Все встали вдоль двух рядов деревьев - естественной границы игровой площадки.
  Женщина подняла руку.
   - Договоримся о правилах. Бывает разное. До какого счета играем?
   - До трех, - объявила Аглая. - В быструю.
   - Что делаем за нарушения?
   - Пять плетей и замена!
   Приготовившиеся наблюдать ученицы выстроились между деревьев неровной шеренгой. Количество собравшихся на другой стороне поля крепостных поражало, и продолжали подтягиваться новые. Они расположились в несколько уровней: первые лежали на земле, вторые на ней сидели, держа на руках радовавшихся любому зрелищу детей, за ними стояли те, кто ростом поменьше. Самые высокие замыкали своеобразную зрительскую трибуну.
   - На какое наказание согласитесь, - донеслось от нашего противника, - если мы... гм, если вы не выиграете?
   Аглая повела плечами, кулаки сжались, лицо с трудом сотворило подобие улыбки:
   - Решайте сами.
   Деревенские зашумели. Спор вышел долгим. Кто-то настаивал на чем-то радикальном, но, глянув в нашу сторону, скукоживался и терялся из виду.
   - Они же маленькие, - басом твердил огромный одноглазый мужик. - Как можно? Дети совсем!
   - А не эти дети в прошлом году тебя...
   Шум. Снова что-то пробивается:
   - Отшлепать по первое число!
   - Отшлепать? Этих зверей-переростков, нелюдей в человечьем обличье? Слова-то какие подбираешь. Не отшлепать, а высечь, чтобы голова помнила, а задница не забывала! Чтоб до третьей свадьбы сидеть не могли, а лежали только постанывая и мордой в подушку!
   - Как же высечь, они ж благородные. Не нам руку подымать.
   - А может их...
   Снова неразборчиво.
   - Во все...
   Громкий шум. Который вдруг оборвался, и, во внезапной тишине, отчетливо:
   - Потом пусть хоть на кол сажают!
   Сказавший испуганно оглянулся и сник.
   - А если...
   Снова загалдели одновременно. И вот, наконец, решение принято.
   - Уважаемые царевны. Примете ли вы наказание в виде трех плетей в нашем присутствии от рук друг друга?
   Ученицы на всякий случай возмущенно переглянулись. Видимо, это было меньшее из того, что предложили бы сами.
   - Согласны, - ответила за всех Аглая. - Рада, что остановились на этом, я слышала другие предложения.
   Последние слова предназначались для нас.
   - Пусть все подтвердят! - донесся гомон деревенских.
   - Все? - вспыхнула Глафира. - Почему все? Мы же не играем!
   Передние и задние противовесы ее талии испуганно колыхнулись.
   - В случае нашего поражения наказаны будут все! - не допускающим возражения тоном объявила Аглая. - Повторите согласие!
   Ученицы одна за другой кивнули. Деревенские проследили, чтобы это сделала каждая.
   - Начинаем!
   Одноглазый с "трибуны" с силой запустил мяч вверх. Три секунды - и первая сшибка за падающий мяч окончилась не в пользу Карины. Оттолкнутая плечом, она завалилась на траву, мужик ринулся к воротам. Меня обвел как трехдневного цыпленка. Удар. Гол.
   Затихли обе стороны поля.
   Аглая посмотрела на нас, словно хотела удавить, порубить и утопить одновременно с сажанием на кол. Лицо показывало, что поиск вариантов продолжался
   - Куда смотрели?! - заорала она. - Варвара, отойди в защиту. Выйдешь, когда потребуется.
   Мяч вылетел из запустившей руки, Варвара приняла, понеслась вперед и даже сумела обойти первого нападающего. Второй отобрал мяч. Тут вмешалась Карина. Она сыграла грубо, зато эффективно. И эффектно. Донеслись одобрительные крики учениц.
   Карину сшиб и опрокинул защитник. Тогда я рванулся вперед, оставив свою половину поля. Нога подхватила откатившийся мяч и мощно вбила вблизи вертикальной жерди мимо ошалевшей женщины.
   Один-один. Я отбежал назад.
   Наша половина возликовала. Деревенские напряглись.
   Кто бы сказал неделю назад, что буду играть в футбол в команде с царевнами против крепостных. Вряд ли меня подняли бы на смех. Наоборот, поверили бы - без исключения все соседи по палате, куда быстро определили бы добрые санитары.
   Крепостные пошли в атаку технично. Подкидывание, верхняя передача, удар головой...
  Гол. Два-один не в нашу пользу.
   Аглая тихо зверела. Карина, оправдываясь, разводила руками. Варвара старалась не оглядываться. Только я не переживал. Ну, проиграем, что такого? В следующий раз выиграем. Не этих, так других. Не выиграем, так проиграем. Когда-то же все равно выиграем, если теория вероятностей не врет. Главное, как говорится, не победа, главное - участие.
   Члены команды такого отношения не разделяли.
   Аглая отдала мяч Карине, та боевым носорогом помчалась к чужим воротам.
   Я не понял, что произошло, но после нескольких финтов и сшибки мяч укатился в лес.
   - Чей? - заволновались обе стороны.
   Никто не хотел признаваться в упущении мяча. Карина молчала, крепостной тоже. Если включить здравый смысл, то правота должна быть за крепостным - он не высказывается, чтобы не рассердить царевен, на чьей милости висит волосок его жизни. Если разбито окно, а под ним молча глядят друг на друга малолетний тихоня в очках и главарь дворовой шпаны, кто, по-вашему, запустил камень?
   Аглая показала себя достойной наследницей кого-то там. Не стала тянуть на себя одеяло при угрожающем счете. Не показала крепостным предвзятость.
   - Пусть введут мяч ударом вверх в центр поля, - донеслось звонкое распоряжение. Вариант не идеальный, но в этой ситуации оптимальный. Полусправедливый мир лучше справедливой бойни. - Виновны могли быть обе стороны.
   Одноглазый мужик с удовольствием ввел.
   На этот раз Карина заранее прыгнула со всей яростью, чтобы силой одолеть встречную массу. Но мужик не подпрыгнул. Наоборот, он ушел с линии падения мяча, получив его без усилий, когда Карина в красивом пролете грохнулась на траву. Трое деревенских разом бросились в нападение. Пас влево - и Варвара озадаченно оглянулась, не поняв, что произошло. Пас вправо - и поднявшаяся Карина уже не успевала нагнать нападающего. Когда столь же технично нападавшие собирались обвести меня, на атакующего сзади кинулась Карина. Он покатился по траве.
   - Нарушение! - замахали руками деревенские, и множество глаз уставилось на Аглаю.
   Нехотя она признала:
   - Да, было нарушение. Карина, уйди с поля. Феодора, замени.
   - Наказание! - нарастал гул.
   - Я им не дамся. Я царевна! - гневно объявила Карина. Тяжелый взгляд упал на сложенное оружие.
   Еще чего не хватало.
   - Пусть накажет кто-то из своих, но на виду у местных, - предложил я. Затем крикнул другой стороне: - Согласны?
   - Это лучше, чем ничего, - лукаво замялись там.
   Тоже почувствовали тревожность момента. Мы прибыли для примирения, а не наоборот. Хорошо бы, остальные этого не забывали.
   - Карина, слышала? Не задерживай, - прикрикнула на нее Аглая.
   Кулаки нарушительницы сжались до хруста, поползший по ученицам взгляд остановился на Томе.
   - Пойдем.
   Тома послушно отошла с ней к деревьям. Карина сама отломала и зачистила длинную ветвь. Непривычный снаряд лег в Томину ладонь, штаны на чуточку нагнувшейся Карине приспустились, и образовалась белая полоса, едва разделенная посередине выемкой. В моем мире брюки с заниженной талией при наклоне открывали больше.
   - Давай, что ли?
   Тома слезно глянула в нашу сторону. Деревенские зашумели, ученицы закачали головами.
   - Бей! - крикнула Карина.
   Закрыв глаза, Тома ударила.
   - Кто ж так бьет? У нас так гладят! - донеслось из-за поля.
   - Раз, два, три... - не обращая внимания, считала Аглая.
   Тома старалась. В том смысле, что старалась причинить минимальную боль. Наверное, получалось. Физиономия Карины сохраняла отсутствующий вид до конца экзекуции.
   - Пять! - завершила счет Аглая, ко мне обернулось лицо с застывшим оскалом хищника, которого загнали в угол: - Чапа, смени меня, пойду в нападение.
   Нарушителями были мы, поэтому мяч ввели в игру местные.
  Начали от ворот. Пас. Еще пас - и Варвара беспрепятственно оказалась позади. Еще пас - сконфуженная Феодора тоже осталась не у дел. Красиво играют. Не каждый сам за себя, как наши. Аглая хотела отбить перекидываемый мяч рукой, но сдержалась, вспомнив Карину и с кем играет.
  И вот: я и нападающий, один на один. Крепостной против вечного эксплуататора. Как он думает. Права по праву рождения против постоянных обязанностей согласно умениям и по капризу власть предержащих. Во взгляде крепостного читалась ненависть. Удар считывался столь же легко: нога еще не коснулась мяча, а глаз уже определил, в какую сторону тот полетит. Осталось только прыгнуть...
   Я прыгнул.
  В другую сторону.
   Деревня взорвалась восторгом.
  Наши молчали.
   - Почему не взяла мяч? - Лицом Аглаи можно было забивать скот, причем на расстоянии. - Слепому видно, что целились не туда!
   - Сама бы и брала, - отбурчался я с максимально независимым выражением.
   На душе пели птички: ненавижу неравноправие. Крепостные играли лучше, их мотивы тем более понятны. Мне за свой выбор не стыдно.
   Игра окончена. Настало время расплаты.
   Ярость в глазах и упрямое нежелание долго не продержались. Слово царевен, данное крепостным, здесь держалось твердо. Возможно, преувеличиваю, и выполнялись лишь клятвы, засвидетельствованные присутствием других царевен? Как бы то ни было, Аглая скомандовала:
   - Разбиться на пары. Первые номера - заготовить розги, вторым приготовиться.
   Разбились знакомой системой совместного проживания. Наломанные прутья зачистили. Я тоже сделал прут, хотя пары не имел: Зарина сторожила стену.
   - Чапа, становись с Варварой, - с садистским прищуром сообщила Аглая. - Себя отшлепаю сама.
   Перехваченный взгляд Варвары, недовольный поначалу, вдруг осветился надеждой. Видимо, Аглая сечет дай боже, и по умолчанию я лучший вариант.
   Но меня уже муха укусила, жутко вредная:
   - Правила едины для всех. Почему буду исключением?
   - Ты пропустила решающий мяч!
   - Все мячи решающие. Про свой не спорю, но еще два не менее решающих на твоей совести.
   Так с ней никто не разговаривал. Гневливый взор метнулся к оружию, пальцы в сжатых кулаках, еще раз хрустнув... разжались.
   Обе стороны смотрели на нас и ждали развязки.
   - Кого же выберешь? - взяв себя в руки, как-то слишком спокойно осведомилась Аглая.
  Ядовитая змея по сравнению с ее голосом - милый котеночек. Девчонки хоронили меня заживо. Некоторые чуточку зашевелились, собираясь что-то сказать... и промолчали. Вид Аглаи был слишком красноречив.
  - Наказать его могу я, - проявила смелость Тома. Побелев от оговорки, поправилась: - Чапа тоже ангел.
  На этом все кончилось бы. Фиг вам, Аглая переиграла:
  - Тогда после Карины получишь еще три от ангела.
  Тома вспыхнула. Сил противостоять Аглае у нее не было. Красная, как знамя коммунизма, не глядевшая в мою сторону, она уже открыла рот согласиться...
  Я обернулся к деревенским:
  - Наказывать должны победители. Я не царевна, мне не обидно. Пусть выйдет супруга или кто-то из детей казненного.
   Вскочил парень, его сразу же отстранила статная девушка. Рубаха сходилась на ее животе тугим узлом, как любила носить Карина, мешковатые шаровары складками облегали крепкие ноги. Темные волосы стянуты сзади в длинный хвост. Глаза - лед и пламень.
   - Мать и старшая дочь сейчас у тела отца, я средняя. Можно?
   Мой кивок растопил лед и потушил пламя. Еще не веря, она шагнула вперед - медленно, боясь подвоха. Мозолистые пальцы сжали протянутую розгу.
  Фссс, - опробовали ее в воздухе.
   Лицом повернувшись к своим, я развязал переставшие слушаться тесемки штанов. Нагибаясь, одновременно приспустил: немного, по примеру Карины, только чтобы обеспечить экзекутору работу, а крепостным зрелище.
   Фссст - чвумк. Зубы заскрипели, мозг проклял милосердие как понятие.
   Фссст - чвам. Затылок подлетел, испуганное тело попыталось уйти от несущейся боли. На губах застыл безмолвный крик.
   Фссст - чвомс! Последний удар вышел самым примечательным. Девушка вложила душу. Всю душу. Даже немного заняла у семейства.
   Я держался только воспоминаниями ночи нашего нашествия на эту деревню. Налет. Обезумевшие вопли. Визжащее звериное стадо, врывавшееся в дома и вытаскивавшее мужиков из постелей. Обратный бег крепостных, словно зайцы несущихся в свои норы.
   - Спасибо, - сказала вдруг девушка, возвращая розгу и почтительно полуприседая.
  Остальные деревенские поступили также.
   - А теперь... - попыталась Аглая увести внимание от моего нечаянного триумфа.
   - Я тоже! - нежданно даже для себя выступила вперед Тома. - Они победили, они пусть и наказывают. Иначе несправедливо!
   Смело, широкими шагами, скрывавшими сбегавшее из груди мятущееся сердечко, она подошла, заняв место рядом со мной.
  - Уйди, Чапа. - Мах девичьего подбородка отправил меня к нашим. - Моя очередь.
  - Тоже ангел, - зашушукались деревенские.
  И тоже почти одновременно почтили храбрую девушку.
  Тома повернулась к ним спиной, пальцы принялись нервно искать тесемки. Огромные глаза, застывшие в ужасе от творимого, забыли, как моргать.
   - А я что, хуже? - сделала шаг оставшаяся без пары Карина.
  Она презрительно отвернулась от переглядывавшегося стадца учениц и вперевалочку отправилась к Томе.
  Не ожидал. Мое мнение о Карине скакнуло кузнечиком от травы до кроны немаленького дерева.
  Феодора с Глафирой взялись за руки.
  - Мы тоже. Подделка под справедливость - не справедливость.
  Аглая ничего не понимала, взор тревожно бегал по ученицам, вдруг посходившим с ума. Одна за другой те выходили на поле. Не прошло минуты, как она осталась в одиночестве. Последней ушла Варвара, виновато пожав плечами. С другой стороны подтягивались к центру крепостные.
  - Это невозможно! Вы ответите за это! - визгливо выкрикнула Аглая деревенским жителям, оставаясь под сенью деревьев. - Мое достоинство не позволяет, чтобы меня сек крепостной!
  Женщина-вратарь подала голос:
  - Можем желание уважить. Пусть ее накажет ангел.
  Взгляды, словно копья, воткнулись в меня - единственного, кто оказался под деревьями рядом с ночной королевой.
  Аглая много чего хотела сказать. Не сказала. Глаза сузились, превратившись в щелки, челюсть еще больше выпятилась. Внезапно отвернувшись, наша распорядительница "забавы", как она назвала игру, взялась за штаны.
  Прирожденный политик. Оставшись одна, приняла новые правила игры, придуманной не ею. Лучше меньше, чем ничего. Согласившись, Аглая не стала изгоем и осталась лидером на будущее. Отказав - вмиг потеряла бы все, не только авторитет. С зарвавшимися политиками такое часто бывает.
  Вырвав у меня использованную розгу, она брезгливо сломала ее о колено, взамен была предложена собственноручно сделанная. Уничтожающий взгляд просигналил: перестараешься - убью! Ее рубаха задралась, и девушка, опустив пояс штанов на какой-то сантиметр, предоставила мне свободу действий. Нагибаться она посчитала ниже своего достоинства.
  Футбольное поле нервно замерло.
  И куда же бить? Промахнусь - выставлю себя на посмешище, как неумеху, и весь только что завоеванный авторитет - коту под хвост. Аглая мигом перевернет ситуацию в свою пользу.
  - Ниже, - потребовал я.
  - Что?! - вспыхнул яростью весь чужой организм. Не будь свидетелей - обратил бы в пепел.
  Папа учил меня делать уколы. На всякий случай. Визуально делишь продольной и поперечной полосами каждую половинку, кхм, объекта на равные части и колешь в одну из крайних верхних. Если часто, то по очереди. Ниже нельзя, почему - мне не сказали. Наверное, чтобы запомнил только главное. Я запомнил. С тех пор знал, что если что-то делается определенным образом, то нужно повторять без раздумий - пока некое светило в данной области знаний аргументировано не объяснит, что это чушь и бред, и не предложит нечто лучшее.
  - Штаны, говорю, чуть ниже спусти, - пояснил я, - не в поясницу же лупить.
  Казалось, что воздух сгустился и потек, потрескивая напряжением. Аглая оглядела следившую за ней тишину. Впервые оказавшись вне общих правил, она панически искала выход - чтоб и достоинство соблюсти, и из системы не выпасть. Система дала сбой. В системе родились новые законы, установленные не ею. А "преступивший закон сознательно поставил себя вне общества - общество обязано ответить тем же".
  Чудесное правило. У нас бы ввели. Права человека, которые используют в ущерб остальному обществу, состоящему из таких же человеков - бред. Поставило хамло машину на тротуар, перегородило людям или другим машинам проезд - сознательный поступок. Виновник своим решением вывел себя за рамки общества, решив правила этого социума не соблюдать. Соответственно, такой индивидуум оказывается за правилами, в том числе - в плане безопасности. Можешь ему шину проколоть, лобовуху разъедренить, а самого пристрелить - все только похлопают: молодец, восстановил справедливость. С твоей стороны это уже не хулиганство, не порча имущества, не убийство, а именно справедливость.
  Красота.
  Размечтался.
   - Да сколько угодно. - Аглая запальчиво сдернула штаны под самые ягодицы. - Подавитесь.
   Она разбиралась в местном мироустройстве лучше меня. А делать правильные быстрые выводы ее учили с детства.
   Я отшагнул вбок. Рука примерилась. Размах, свист...
   Аглая машинально качнулась вперед, но мужественно выпрямилась. Белизну, разделенную естественной ложбинкой, перечеркнула горизонтальная полоса. Округлость превратилась в жуткий крест - как цель в прорези оптического прицела. Роскошный вид, что заставил бы в другое время стыдливо отвернуться, сейчас вызвал злость. Как тем крепостным, мне случайно подкинули право на восстановление хоть какой-то справедливости. Поставить заносчивую девицу на место. Воздать по заслугам. Как минимум - отомстить за Елистрата, вот так же стоявшего перед ней и не имевшего возможности слова сказать.
   Две женственные ямки на пояснице казались глазами, выпиравший копчик - носом, а оставленная мной поперечная отметина - ухмылявшимся ртом. Я не стал себя сдерживать. Резкий, как вой падающей бомбы, жалящий свист отдался в ушах небесной музыкой. Очередная - сначала ярко-белая, но быстро налившаяся алым - полоса наискось прочертила вздернувшуюся плоть. А тонкий прут вновь медленно и неотвратимо поднимался.
  На этот раз вскрик не удержался за зубами, Аглая испуганно оглянулась на меня.
  Что, получила за все хорошее? За притесняемых учениц, за унижение войников, за высокомерие и эгоизм... получите еще!
   С надрывом и ликующим воодушевлением прут упал, вгрызаясь с оттяжкой. Аглая с воем схватилась за вздувавшиеся ранки, полыхавшие малиновым. Взгляд обещал не просто угробить в минимальные сроки, но делать это долго и максимально мучительно.
   Крепостные поклонились и полуприсели. Меня признали правильным хозяином. Суровым и справедливым. Против таких не затевают бунтов.
   Затем они быстро сработали по ученицам. Не зло и не больно. Средне, просто чтобы те не забывали. Я уже влезал в доспехи, застегивая на плечах и соединяя грудную часть со спинной креплениями на правом боку. Ко мне подтянулись остальные. Аглая держалась в стороне.
   Позорно высеченная команда отправилась в обратный путь.
  С горящими взорами, победно вскрикивающие, взбудораженные и довольные крепостные стали расходиться. Разговоров хватит надолго. Впечатления зашкаливали. О том, что кого-то казнили, помнит теперь только его семья. С игры и последующих событий новостей намного больше, и они приятней, а казнь - дело житейское. Сегодня одного, завтра другого. Рутина.
   Дарья добилась своего. Мои аплодисменты.
  
  Часть третья. Еще и царевна
  Глава 1
  Был ли я счастлив раньше, на той Земле? В то время казалось, что нет. Думал, что истинная жизнь течет себе мимо, бурлит где-то невдалеке, за чужим углом. Что суперские гаджеты, девчонки, машины и отвязные тусовки есть наше все. И бежал к этому всему вместе с остальными, не понимая зачем.
  Стоп, никуда я не бежал, сидел в своем болоте, с жадностью ловя боковым зрением рекламируемое счастье. Завидовал. Мечтал о том же - когда-нибудь, когда найду кошелек с миллиардом, или мой папа, наемный работник, вдруг станет олигархом.
  Четырнадцать лет - время прозрений. У меня. За вас не скажу, оставайтесь в блаженном неведении сколько пожелаете, а мои глаза открылись внутрь, когда операционку жизни перезагрузили, удалив баги и тормозящее старье под корень.
   Поужинав сам, я поднялся с полной тарелкой на стену - Зарине стоять до заката, я буду видеть пятый сон.
   - Мне уже рассказали! - с воплем бросилась она мне на шею. - Ты самая лучшая! Представить страшно, что я могла попасть в заложницы к кому-то другому. Аглая рвет и мечет! Садясь - подпрыгивает!
   Звонкий солнечный смех окутал теплом. Зарина жевала, глотала, говорить при этом не переставала:
   - Карина рассказала о разбойниках. Хорошо, что к царберам отправили гонца с донесением. Если войско не успело уйти совсем, оно свернет к Евпраксии. И конец лесным рыкцарям!
   Сердце ухнуло в пятку. Сообщить Малику невозможно. Полная беспомощность. И если что - абсолютное одиночество и надежда только на себя.
   - Почему их зовут рыкцарями? - спросил я, бессильно облокотившись о бревно частокола.
   Девичьи бровки вскинулись на лоб, тот собрался поперечными складками.
   - Почему тебя зовут Чапа? Хотя... говорят, во время атаки они громко рычат. Бросаются на врага с рыком: "Уррррра-а!"...
   Упс. Привет от перекура.
   - Рыкцари - это разбойники?
   Ложка скребла по дну, щеки девушки усиленно вздувались и опадали вслед жеванию. Она втиснула с полным ртом:
   - Организованные. С простыми могут разобраться войники любой цариссы, а рыкцарей наскоком не одолеть, для этого их нужно вывести на местность, где теряются преимущества.
   - Какие преимущества? - заинтересовался я.
  В ответ - пожатие плеч:
   - Скрытность, маскировка. А еще - вопреки закону они убивают издалека!
   - С царберами сладить смогут?
   Зарина помотала в стороны дожевывавшей головой:
   - Никогда. С царберами никто не сладит. На то они и царберы.
   Я отнес пустую тарелку на кухню и поглядел на выделенную для начальства половину школы. Долго набирался храбрости. Поняв, что это процесс бесконечный, сродни медитации или, у некоторых, бросанию курить, я виртуально пнул себя под зад, и через несколько секунд коридор привел меня к кабинету папринция. Костяшки пальцев несколько раз стукнули дверь. Она бесшумно отворилась.
   - Чапа? - Седая голова выглянула наружу, и, убедившись, что я один, меня пригласили внутрь. - Заходи. Что случилось?
   - Покушения, - сообщил я, остановившись у входа. - Дважды.
   Худая рука учтиво указала на скамью.
   - Ты жив, это обнадеживает. - Пискнул выдвигаемый стул, дядя Люсик присел, костлявые пальцы забарабанили по грубой потемневшей столешнице. - Рассказывай.
   Я рассказал. Удары по дереву участились.
   - Предположения?
   Мои плечи выразительно дополнили ответ:
   - Ничего не понимаю. Еще не понимаю главного: почему вы меня прикрываете?
   Стоило ли нарываться? Но иначе не прояснить самый волнующий момент. Говорят, риск благородное дело, а кто благородней ангела, уважаемого даже царевнами?
   Внутренний полет головой вниз закончился с ответом папринция.
   - Можешь не верить, но ты мне нужен, Чапа. - Он тщательно подбирал слова. Если бы у него были очки, он бы поправил их и протер, а так - просто потеребил пальцами переносицу. - Хочу быть уверен, что с тобой ничего не случится. Но я не всесилен. Ты можешь помочь себе только сам.
   Тоже мне, новость. Только тем и занимаюсь.
   - Насчет убийцы - это наемник, - огорошил папринций.
   - Вы его знаете?! - Я чуть не подпрыгнул.
   Дядя Люсик устало улыбнулся:
   - Размышляю. Понятно, что это человек, который выполнял приказ. У него нет к тебе никаких чувств. Наверное, даже не знает тебя в лицо. Ему указывают место, он идет и исполняет. Копьем воспользовались, когда ты был внутри. Нож прилетел в темноту. Земляным маслом облили девочку в определенном окне - тебя же тоже считают девочкой.
   - Это может быть войница Астафья? - сорвалось с языка.
   Я удивил собеседника.
   - Объясни, - потребовал он.
   Пришлось рассказать о подозрениях, возникших еще с ночевки в цекаде.
   - Любопытно, - сказал папринций. - Проверю.
   - Почему вы предупреждали меня об Аглае и Варваре? - выдал я волнующий вопрос номер два. - Они нормальные девчонки. Аглая чересчур высокомерная, но верховенство свое заслужила, я убеждался не раз. Кто она? Чья наследница, почему ее так боятся?
   Почесав небритые седые волоски на щеке, папринций сообщил:
   - Однажды она обретет большую власть.
  - Почему ее нужно опасаться?
   - Крепость чревата сюрпризами. Судьбы ангелов еще более непредсказуемы, чем обычных людей. Аглая тебя боится.
   - Почему?!
   Брякнул и заткнулся. Разве не ясно? Потому что каждый раз сам нарывался. Она не любит конкурентов даже в малом. Любой, кто умеет больше или позволяет себе сказать слово поперек - противник. Конкурент, покушающийся на занятое место под солнцем. Иными словами - враг.
   - Сам понял, - признался я. - А можно еще спросить?
  Остался вопрос номер три, самый главный. Грудь распухла от набранного воздуха, и, когда терпеть стало невмоготу, а отступать поздно, я выдал:
  - У вас есть воздушный шар?
   Сначала собеседник изумился. Затем его лицо затравлено оглянулось на окно, а подпрыгнувшие брови сползли обратно, встретившись друг с другом на бывшей нейтральной территории:
   - Шарился у меня ночью?
   - По приказу Аглаи.
  Кажется, в глазах папринция мелькнул испуг:
  - Она в курсе?
   Я помотал головой.
   - Тогда скажу одно, - медленно произнес он, как бы ставя точку в разговоре. - Нескоро, но... однажды мы с тобой очень поможем друг другу. И наши мечты сбудутся. Но это произойдет, только если ты останешься жив. Поспособствуй этому максимально. Иди.
   Вернувшись к себе, я неспешно разделся, потянулся, сделал несколько махов с приседаниями. Легким усилием убранный на место лежак вновь притиснулся ко второму, тело блаженно вытянулось сверху. Вот он, рай - когда хорошо здесь и сейчас. Скоро мое чудесное одиночество скрасит образцовая соседка-обаяшка, и станет совсем здорово.
   Образцовая - не зря сказалось. Даже некоторая болтливость Зарины шла на пользу - мозг получал пищу для размышлений. Ненапряжная, простая, красивая... что еще нужно молодому человеку от случайной попутчицы, волей случая навязанной в соседки? Как наяву проступил ее чеканный силуэт на фоне луны перед последним покушением. Неужели раньше я не замечал, что она такая красавица? Зарина. Заря. Зорька. Зоренька. Солнышко. Наивная, доверчивая, ласковая, общительная, обаятельная, очаровательная, шаловливая, нетерпеливая, неподражаемая... Нескучная. Лучистая и сияющая, как звездочка в ночи. Иногда по-детски беззастенчивая и бесцеремонная. Но очень мило бесцеремонная и, к моему стыду, столь легковерно, но привлекательно беззастенчивая... Всегда жизнерадостная. Невероятно заботливая. Последнее даже сравнить не с чем. Разве что с мамой.
   Только не выдать бы себя ненароком, чтоб не разрушить привалившее счастье.
   Сквозь сон проник визг родной двери. Вспыхнула внутренняя лампочка тревоги.
  Мозг сработал как часы. Машинально вскинутая ладонь убедилась: я укрыт. Засыпая, натянул простыню автоматически. Хороший рефлекс.
   Ресницы шпионски приотворились: ничего необычного, это Зарина, как и предполагал, вернулась с дежурства. Последовал мгновенный поворот спиной к ее лежаку, чтобы видела: сплю. Не кантовать.
   Зря. Она поняла, что разбудила.
  - Уф, под вечер зябко стало, - принялась она разговаривать с телом, которое только притворяется спящим.
  Шаги двинулись по кругу. Снимаемые латы поочередно звякнули на табурете, и моя чудная соседушка вернулась к своему месту.
  - Подмерзла. Можно погреться?
  Подвернутая под меня простыня с усилием поехала в сторону, вытащившая ее девушка собралась нырнуть внутрь.
  Миссия в опасности! Мои уши могли плавить металл. Как Зарина не видела их разорвавшего тьму пылающего света?
  - Нет! - вскрикнул я, отталкивая непрошенную гостью задом и запахиваясь обратно.
  - Жадина-лошадина, - обиженно проговорила Зарина. - Я бы пустила. Мы с Кариной все время друг дружку грели, пока жили в одной комнате.
  Отвернувшись, она быстро успокоилась, носик размеренно засопел.
   Не знаю, сколько прошло времени. Грезы, в которых витал, наполняли жизнь смыслом, а смысл - жизнью. Чудеса происходили, мечты сбывались, и это было божественно. Проснуться заставило странное ощущение. Что-то происходит. Что-то неправильное. Настолько неправильное, что я даже проснулся, а такое бывает нечасто. То есть, вообще в первый раз.
  Быстрый взгляд на дверь: закрыто.
  На окно: ничего. Ни движения, ни звука.
  Вбок: второй лежак пуст.
   В ноги... Вот!
  Стоит, не шелохнется. Как статуя. До боли знакомое приведение, обмотанное простыней. Голые ноги - на полу, уже порядком подмерзшие. И над всем этим - невыносимо круглые глаза Зарины. С непередаваемой смесью смертельного ужаса и всеми силами сдерживаемого восторженного безумия.
   - Ты... мальчик?!
   Якорный Мамай! Сон сдуло. Ладонь быстро прикрыла предательски облегавшую простыню.
   В ошеломленном девичьем взгляде проносилось и боролось столько всего, что восприятию и осмыслению уже не поддавалось. Зарина бледнела, краснела, отказывавшие ноги подрагивали, глаза закатывались в трансе, вспомнив что-то ужасное.
   - Как же... - с огромным трудом, словно ворочая гору, вымолвили трепетные губки, тут же закушенные до крови.
   - Пойдешь докладывать? - Я мотнул челкой в сторону цариссиной половины.
  Метания в глазах Зарины сузились до одной озвученной мысли:
   - Должна. - Ее лицо поникло, ноги совсем подкосились, взъерошенное тельце плюхнулось попой на лежак. - Не знаю. Ничего не знаю.
  Зарина обняла плечи обернутыми простыней руками и принялась медленно раскачиваться.
   - Так это правда? - В ней еще жила бессознательная надежда, что морок развеется и все станет по-прежнему.
   - Не веришь? - понял я.
   - Как в такое... - Ее взгляд трусливо прыгнул туда, где лежала моя ладонь. - То есть, ты подтверждаешь? Это не шутка? Ты действительно...
   - Показать?
   Получилось грубо и не смешно. Девушка отшатнулась.
   - Что теперь делать? - вылетело из ее вытянувшихся губ.
   - Твоя рассказанная на уроке история оказалась не сказкой, - рассудительно заметил я. - Заколдованные принцы существуют. Можешь убедиться собственными глазами.
   Она смущенно отвернулась.
   - Убедилась. А ты?! - прорвало ее. - Хожу такая, ничего не подозреваю, переодеваюсь, помочь мыться прошу... Не мог сказать?! Намекнуть как-нибудь, прекратить мое отвратительное безобразие...
   - Почему же отвратительное? И как ты себе представляешь? Я как бы девочка, но веди себя со мной, словно я мальчик, так? Припомни: я всегда отворачивался. Всегда! Если получалось - останавливал. Делал со своей стороны все, что мог.
   Зарина вздохнула. Краска отлила от щек. Пальцы принялись задумчиво мять друг друга так, что похрустывало.
   - Что же делать? - в очередной раз спросила она.
   - Если не собираешься сейчас же бежать к цариссе, то спать.
   На эту минуту - самая вменяемая и полностью устраивавшая меня идея. Спать. Завтра, на свежую голову, искать выход, бежать, сражаться или не знаю что. Это будет завтра. Сегодня давайте поспим. То убить пытаются, то смертью грозят, надоело. Даже у Бога был выходной.
   Здесь не было, напомнила зловредная память. Вместо заповеди "соблюдай субботу" неведомая Алла дала "соблюдай закон".
   Зарина решительно выдохнула:
  - Хорошо, я пока ничего не расскажу ни цариссе, ни папринцию.
  Затем ее головка хитро склонилась, лукавые лучики озарили только что беспомощное лицо:
  - Дальше будет зависеть от твоего поведения.
  - По рукам.
  Я быстро протянул Зарине свою ладонь - пока не передумала.
  Она с мстительным чувством пожала, сдавив, насколько смогла. Чтобы оценил как предыдущие муки, так и нынешнюю жертву.
   Ценю!
  
  Глава 2
   Давно мы не просыпались как обычно, без внешних тревог и волнений. Хватало внутренних. Раздалась команда, глаза одновременно открылись, ноги подняли еще сонные, но готовые к новым приключениям тела. Мы отбросили простыни, быстро растащили лежаки и одевались каждый у своего табурета. Единственное, чем день не был похож на другие: глаза не смотрели на соседа. Исключительно в разные стороны. Еще - мы молчали.
  Ночью прошел дождь. Первый дождь в этом мире. Ноги холодило в мокрой траве и заметно пачкало. Запертые въездные ворота и строения стояли мокрые, грустные. Бревенчатые настилы и лестницы стали опасны, потеряв цепкость сцепления: теперь нужно не только наступить, но и удержаться.
   Ученицы выстроились во дворе. Форма обычная, налегке: рубаха со штанами. Со вчерашнего дня боевая - только для дежурных и для занятий, где она требуется. Босые ноги разных размеров и подготовленности к непогоде постоянно переступали, ступни терлись друг о друга, а приподнимаемые к ягодицам пятки растирались руками. Пальцы ног захватывались в ладони и так грелись в ожидании учителя. Вскоре половина девочек напоминали балансирующих на одной ножке цапель в тростнике.
   Название урока неизвестно, учителя пока нет, кто им окажется - неясно. Все наблюдали за работой четверых бойников, снимавших дерн на участке примерно четыре на четыре метра рядом с купальней. Дерн аккуратно складывали рядом. Лопаты были деревянными, только режущая кромка обита металлом. Экономно.
   - Где Карина? - забеспокоилась моя соседка.
   Не без причины. Тома озабоченно пожала плечами:
   - Ушла ночью и не вернулась.
   Мне стукнуло в мозг и срикошетило через рот:
   - Ведь комендантский час!
   - Что? - обернулось сразу несколько девочек.
   - Ночные выходы запрещены.
   Бесстрастно-улыбчивые лица разом помрачнели. Упала тишина, нарушаемая копкой и сопровождавшими ее междометьями бойников. Зарина закусила губу, жалобный взгляд пробежался по соученицам и остановился на мне, стоявшем плечом к плечу.
   Захотелось погладить, приласкать, как котенка. Сказать что-то утешающее. И сказал бы, будь мы одни. Приобнял бы за плечи, притянул, прижал к груди...
   Ага, еще бы вынес из огня и спас, когда тонула. Утешатель хренов. У нее горе, а у тебя зуд в мозгах. Хорошо, что в мозгах.
   Маленький кулачок нашел внизу и с силой стиснул мою ладонь.
  Я оторопел. На щеках вылепились сострадальческие ямочки, я машинально кивнул девушке: держись, мол. И сразу отвернулся вперед, куда смотрели все - на загадочные земляные работы.
  Готовую выемку взрыхляли лопатами и копьями, выполнявшими роль ломов. Появились деревянные ведра. Собственно, других здесь не было. Каждый бойник набирал пару ведер в бассейне, проносил несколько метров, с плямкающим хлюпом содержимое выплескивалось на землю без травы, где через минуту образовалась черная жижа.
  В дверях показался дядя Люсик.
   - Урок борьбы в непростых условиях, - объявил он. - Соперницы проходят в центр арены и встают лицом друг к другу. Задача: вылезти на траву и не дать сделать это противнице.
   - Дядя Люсик, где Карина? - не выдержала Зарина.
   Папринций смотрел с другой стороны, поэтому кулачок с моей ладонью не разжался.
   - Карина нарушила приказ о ночном покое, - сообщил школьный распорядитель. - Она будет наказана. На первый раз несущественно по сравнению с тем, что будет, если она или кто-то другой повторит. Всем все ясно?
   - У нее уважительная причина! - с надрывом воскликнула Зарина. - Она шла к невестору!
   Ученицы с радостным изумлением переглянулись. В глазах мелькали варианты обсасывания полученной информации и всяческого выжимания из нее здравого смысла до потери привязки к реальности. Будет о чем посплетничать перед сном. Для них день начался отлично.
   Методом дедукции я определил смысл слова "невестор". После всего предыдущего оно показалось нормальным.
   - Приказ либо есть, либо его нет, уважительные причины в этой схеме отсутствуют. - Посчитав вопрос закрытым, папринций продолжил для всех: - Разбиться на пары.
   Я вздрогнул. Буйная возня в грязи при тонкой холщовой одежонке...
   Тома стояла с другой стороны меня, ее ладонь нашла мою и тоже сжала. Теперь обе моих руки были схвачены, одна - в благодарность за сочувствие, вторая - в тревоге за меня самого. Дрожь непростого решения пронеслась по телу Томы, я прочувствовал ее пальцами и прижатым плечом. С другой стороны еще сильнее сжался кулачок Зарины: она тоже поняла опасность и выказала решимость не сдавать меня. В меру возможности я поблагодарил обеих девушек ответным пожатием.
   Тома уже открывала рот, чтобы настоять на необходимости бороться именно в паре со мной - не знаю, какие причины она придумала, да и придумала ли...
   Заметив мою панику, дядя Люсик опередил:
  - Поскольку Карины нет, одна из девочек остается без пары. - Изобразивший муки выбора взгляд пробежал по ученицам. - Чапа, пройди со мной, у меня есть к тебе вопросы.
  Феодора перебила:
   - А мне такое противопоказано! Пусть Чапа остается в паре, а Тома борется с Глафирой. Или Чапа с Глафирой, а Тома с Зариной - так силы будут примерно равны.
   Договорив, она шагнула назад, покидая строй учениц и тем ставя точку в прениях. Папринций нахмурился:
   - Меня можно попросить, даже дать мне совет, но нельзя указывать, что мне делать. Вы, молодая царевна, нарушили основополагающее правило школы - что учитель всегда прав. О ваших проблемах с кожей я наслышан, как и о том, что посторонним они не передаются, посему участвовать будете на общих условиях. А после занятий вместе с Кариной примете наказание. Ей определит царисса, вам же назначаю пять плетей и час мишени. Первое исполнит... Аглая.
   Злорадная ухмылка блеснула в прищуре ночной королевы, ее мышцы расправились в предвкушении. Сгорбившаяся Феодора покорно вернулась в строй.
   - В порядке построения приступайте, - скомандовал дядя Люсик.
   Отвернувшись, он махнул мне рукой, чтобы следовал за ним. Аглая с Варварой полезли в рукотворную грязевую лужу.
   Идти недалеко. Не прошло полуминуты, как дверь тихо закрылась изнутри. Папринций привычно расположился за столом. Дождавшись приглашения, я плюхнулся на знакомую тесаную скамью у стены. В окне за спиной распорядителя разгоралось ледовое побоище, летний вариант. Аглая топила в грязи цариссину дочку; вырываясь из цепких объятий - била по пальцам, совала лицом в жижу и держала там. Варвара не сдавалась. Долго. В конце концов воздуха не хватило. Стряхнув задыхавшуюся соперницу, Аглая победно вскинула руки и вылезла на берег. Узнать ее можно было только по лицу. Варвара в обтекающей грязью фигуре определялась только по тому, что кроме них двоих в луже никого не было.
   - Насчет Астафьи ты оказался прав. - Папринций задумчиво почесал шею под подбородком. - Действительно, она специалист по особым поручениям.
   - Чьим поручениям, кому служит?!
  Воскликнул - и прикусил губу. Понятно, кому.
  Брезгливо опуская ноги, в лужу вошли Зарина с Томой, встали лицом к лицу, их взгляды, полные апатии, встретились. Раздался обоюдный виноватый вздох, и две девушки понуро кинулись в объятья друг друга. Назвать происходившее борьбой мог лишь человек, который никогда не боролся не только за жизнь, но и за компанию.
  - Чтобы отправить меня на тот свет, Дарье так мудрить не требуется, - убежденно заявил я. - И главное: зачем это ей?
  - Зачем тебе воздушный шар? У каждого имеются тайны.
  - В том числе, зачем он вам.
  Сказал - и поперхнулся под выстрелом взгляда папринция. Чтоб не пристроили третьим к Карине с Феодорой, у меня быстро опустилось лицо, плечи и все, что опускается, включая настроение.
  За окном Тома с Зариной валяли друг дружку в грязи - вяло, рассеянно и отстраненно, словно ожидая: когда же это кончится? Каждая хотела уступить, оттого дело не двигалось. Дядя Люсик напряженно молчал.
  - Почему не допустить, что Астафья действует от своего имени? - вернулся я к теме.
  - Встает тот же вопрос мотива.
  Пальцы папринция принялись выстукивать ритм: тум, тум, тум, ту-ту-тум, тум, тум, ту-ту-тум...
  Танго? "Утомленное со-олнце-э нежно с мо-орем проща-ало-ось..."
  Зарине надоела игра в поддавки. Липко выскользнув, она скрутила Тому в бараний рог и поднялась. Лица обеих девушек остались чистыми.
  - Не перегибай, я сказал лишь об умениях Астафьи и их использовании цариссой, - продолжил дядя Люсик. - О том, что покушалась она, я не говорил.
  - Но бывают двойные шпионы. Даже тройные!
  Внезапно поплохело. Сказанное чудненько прикладывалось к самому мутному папринцию. Все же я нашел сил добавить:
  - Не могла ли копейщица прихватить халтурку на стороне? Или кроме цариссы служит еще кому-то, более щедрому.
  Папринций кивнул:
  - Гипотетически - возможно. Если бы в ходу были деньги. У нас все меряется нравственными категориями: верностью, честностью, долгом.
  Действительно, про деньги никто ни разу не упоминал. Вообще, про плату за что-то. Все происходило как бы само собой. Натуральный обмен, коммунизм или рай?
  Теперь в луже барахтались Глафира с Феодорой. Со стороны казалось, будто пьяные жена и муж выясняют отношения. Многовыпуклая Глафира дубасила фальшиво сопротивлявшуюся плоскую Феодору. Лиц не трогали, нарочно в грязь не макали. Больше обнимашки, чем драка. Глафира заботилась о подруге, как о драгоценности. Даже попытавшиеся сбежать штаны, полные грязи, поправила не только на себе, но и на ней. Потом каким-то образом она потеряла рубашку, что в такой грязи почти не замечалось. Со стороны - смесь гориллы с североморским дайвером. Бастард кикиморы с лешим. Вылезший из болота инопланетный хищник с милым личиком нимфетки.
  - Уронившему честь, - договорил папринций, - не поможет повышенная комфортность или заниженная требовательность.
  Я взял себя в руки. Крепко взял. Зубы стиснулись, ступни нервно застучали по полу.
   Сдерживался, сдерживался... прорвало:
   - Если денег нет... откуда про них знаете вы?
   - Я много чего знаю, - значимо проговорил папринций.
   За окном горделиво высилась победившая Глафира. Улыбка чеширского кота плавно таяла на грубо слепленной снежной бабе, где вместо снега использовалась некая противоположная по спектру субстанция. Нагнувшись, Глафира помогла подруге подняться без потерь для достоинства.
   На стене прокричал дежурный страж. Въездные ворота влажно засипели, будто простуженные.
   - Да уж, решили Нельсон с Кутузовым поговорить с глазу на глаз... - Дядя Люсик поднялся. - Беги к ученицам и прикинься шлангом. Я переоденусь. Мне полагается встречать по всей форме. Прибыл гонец от Варфоломеи. Возможно, по твою душу, иначе сначала он отправился бы в башню.
   Папринций почти вытолкал меня за дверь, захлопнув перед носом. И это когда столько вопросов!
   Занятия приостановили. Учениц отправили по комнатам, грязных - сначала мыться. Кладовица, отстраненная цариссой, в сопровождении прибывшей новой принесла в помывочную чистые комплекты одежды. Грязные уносила новая; старая фыркнула и ушла порожней. Понятно, сдает дела.
  Притворившись задумавшимся, я остановился у выводившей на поле двери между умывальней и уборной. Хотелось увидеть прибытие гонца собственными глазами. Можно поглядеть из своей комнаты, но она дальше, там слышимость хуже, и ракурс не тот. Здесь же - как на ладони. Смущали только перемежавшиеся плеск и смех, доносившиеся из помывочной.
  Красочно одетый гонец и двое сопровождающих торжественно ступили копытами коней на землю школы. Именно так, а не просто въехали. Почему так - не объясню. Умения особые. Обучают, наверное. С рождения.
  Бело-синий флаг над ними венчала красная буква В.
   Встречать вышел парадно одетый папринций. Царисса до простого курьера не снизошла. Гонец, спрыгнув с коня, бодро отрапортовал, словно не было позади нескольких часов сумасшедшей скачки:
   - Царисса Варфоломея в сопровождении цариссы Евстигнеи со свитами собираются прибыть с гостевым визитом завтра в первой половине дня!
   Дядя Люсик что-то ответил, последовало приглашение внутрь. Кино окончилось, я отправился в комнату.
   Едва прилег - ввалилась Зарина, дрожащая после мытья в холодной воде. Вся в свежем, взбодренная донельзя, она принялась прыгать, приседать, доставать ладонями пол и делать мостик назад. Согревалась движением. В отношениях со мной она выбрала тактику "сделаем вид, что ничего не было". В целом получалось, если не считать связанных с переодеваниями моментов. Тогда мы просто отворачивались. Проблем пока не возникало. Надолго ли?
   - Про цариссу Евстигнею что-нибудь знаешь? - полюбопытствовал я.
   - Конечно, - громко ответила моя славная заложница, прыгая по четыре раза на каждой ноге. - Евстигнея, царисса Конных пастбищ, соседка Евпраксии с противоположной от нас стороны.
   Пришлось уточнить:
   - От нас - это от вас, Варфоломеиных, или от школы?
   - От маминой вотчины. От Западной границы. - Зарина замерла в полудвижении. Глаза и рот распахнулись в ужасе непоправимой потери: - Теперь тебя отправят в крепость. Вас отправят. Двоих, - поправилась она.
   Следом подоспела сопутствующая мысль:
  - Кстати, если ты, как оказалось, не ангел, то я больше не заложница? В случае обмана одной из сторон договор между ними считается недействительным. Обманщик!
   Прыгнув на свой лежак, соседка озорно стукнула меня подушкой.
  Что-то подсказывало, что Зарина не проговорится насчет меня. Но жить в подвешенном состоянии неудобно. Попробуйте. Подвесьтесь, подрыгайте ножками: каково? Хотелось уверенности. Я решил поставить точку с запятой, раз уж на точку не тянем, а многоточие убивает.
  - Зарина, можно поговорить серьезно?
  - А что, так можно? - засмеялась она. - С тобой?! Лгун! Прохвост! Жулик!
  Снова пришлось уворачиваться от подушки.
   - Я никого не хотел обманывать. Просто хочу вернуться домой. Собрать друзей и улететь.
   - Улететь?!
  Снова - глаза-тарелки. Курс "Как изменить лицо без фотошопа".
   - Забрать Тому, Ма... и Шурика, который сейчас у твоей мамы. И улететь, - подтвердил я.
   Едва не проговорился насчет Малика. Не нужно упоминать всуе. После смерти Гордея никому в голову не пришло, что второй черт тоже жив. Пусть так и останется.
   - У вас там хорошо? - с надеждой в вопросе мечтательно произнесла соседка. И осеклась: - Не рассказывай! Нельзя!
   - Нельзя в деталях. А в общем... у нас не плохо или хорошо. У нас по-другому.
   - По-другому - это лучше или хуже?
   Я вздохнул и повернулся на бок, к ней лицом. Ее подушка уже перестала быть ударным инструментом, вновь обретя прямое назначение. Зарина лежала как я: на боку, лицом ко мне. Глаза в глаза.
   - Вот ты веришь во все запреты, установленные Аллой...
   - Да простит Она нас и примет, - бездумно дополнила собеседница мантрой-скороговоркой.
   Мне надоело.
  - Ты серьезно веришь в то, что все вокруг создано Аллой? Весь мир? Все земли, леса, животные, люди, звезды, луна, солнце?
   - Видишь подушку? - Зарина приподняла свое недавнее оружие. - Она существует?
  - Ну, если рассматривать с точки зрения религиозно-философского восприятия...
  - Рассматривай глазами, а для восприятия можешь пощупать или снова получить по кумполу. Согласен, что она реальна? Отлично. Она сделана кем-то?
  - Подушечных дел мастером. Не знаю, как он правильно называется.
  - Ты видел этого мастера? Видел, как он сшивал ранее сотканное полотно, как набивал шерстью и придавал окончательную форму? Нет. Ты видишь подушку, замечательно используешь и знаешь, что ее кто-то сделал. Просто знаешь. Разжевывать дальше?
  - Не надо, - убито сказал я.
  Зарина расцвела.
  А еще Софист, твою за ногу. Софочка. Девчонка переспорила.
  - Если же мир кажется несовершенным... - Маленький кулачок взбил подушку до необходимого состояния. - Может быть, просто пользоваться не умеем?
  
  Глава 3
   Нас пригласили на запоздалый завтрак.
  - Карина в карцере, - шепнула всесведущая вездесущая Зарина.
   Она все разузнала. Откуда только? Всего-то чуть-чуть с несколькими девочками на ходу пошепталась.
   Снова построение. Освободившийся папринций загнал в грязь оставшихся девочек, я тихо примкнул к отборовшимся - для нас в отдаленном углу поля поставили щиты и раздали копья.
   - Тренируйтесь.
   Феодору дядя Люсик вывел за руку из шеренги.
   - Аглая! - скомандовал он. - Исполнить наказание.
   Та опрометью понеслась к кладовице. По возвращении в руках посвистывала розга.
   - Приступить, - кивнул папринций.
   Не желая смотреть, он отошел к бойникам, которые вновь стали возиться с дерном.
   Метнув копье, я потянулся за следующим, чтобы не ходить туда-сюда понапрасну. Кину хотя бы три, пока прочие будущие кидальщицы грязевые ванны принимают.
  Вскрик. Внезапный, из глубины души, полный боли. Я обернулся. Нельзя было не обернуться, все обернулись. Даже колпаки бойников, вынувших неподалеку кусочек дерна диаметром в ширину штыка и начавших копать вертикально вглубь, повернулись к месту наказания.
  Феодора стояла согнувшись, руки уперлись в колени. Рубаха задрана, штаны приспущены, посредине - набухающий алый шрам. Свист, шварк, новый вскрик. Второй удар пришелся выше. Бурая полоса вздула поясницу. Аглая покрутила хлыстом и приложила в третий раз - по диагонали к двум предыдущим. Крик-вой наказанной взвился выше и громче, глаза наполнились слезами. Красная Z вспыхнула на поделенном белом.
  Бойники отвернулись. Продолжилось шевеление в жиже. Я размахнулся и запустил копье. Мимо. Помешал очередной вопль. Не смог не оглянуться. Четвертый удар - опять наискось. В другую сторону. Без перерыва, но с отборным замахом Аглая приложила пятый, последний - самый размашистый, поперек всего прежнего и вниз, по ткани штанов, включая бедра.
  Визг. Душераздирающий, переходящий в непрекращающиеся рыдания. Ноги жертвы подкосились, скорчившееся тело рухнуло на траву. Феодора выла, лежа в позе эмбриона, ее сотрясала дрожь. Аглая вдруг выронила розгу и убежала.
  Совесть проснулась? Или в туалет приспичило?
  Одна скрылась в коридорах школы, на помощь второй бросилась Глафира. Грязнули продолжали биться в грязи за право вылезти первой. Два бойника по-прежнему выкапывали глубокое отверстие, еще двое принесли на плечах четырехметровый столб. Столб с силой был вогнан в получившуюся вертикальную яму и накрепко зарыт почти на треть, сверху к нему в виде буквы Т приладили мощную поперечину. С одного конца свисала веревка.
  На поле появилась царисса Дарья. Первой ее заметила Зарина, подала команду. Все дружно гаркнули приветствие. Смешно смотрелись грязевые комки, вставшие по стойке смирно и вместе со всеми разинувшие рты - красные на остальном черном.
  Поманивший папринция палец цариссы указал на столб.
  - Феодоре час мишени? Совместите. - Она обернулась к ученицам. - Вы знаете, что правил нарушать нельзя. Карина Варфоломеина знала о запрете и все равно нарушила. Какой судьбы она заслуживает?
  Взоры с непередаваемой синхронностью устремились в землю, словно желая пробурить вереницу ям и спрятаться там.
  У меня в голове зазвучала отлично вдолбленная молитва воспитания: "Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества - общество обязано ответить тем же"...
  На другой конец Т-образного сооружения тоже привязали веревку. Бойники вывели под руки щурившуюся Карину. Землистого цвета, сгорбленная, она слепо озиралась - должно быть, сидела под землей, причем долго.
  Царисса некоторое время разглядывала обеих нарушительниц общественного порядка. Странный взгляд перетекал с одной на другую, затем столь же пристально уставился на кудахтавшую над Феодорой Глафиру. В конце концов у той мелькнула паника в глазах.
  - В честь прибытия цариссы Варфоломеи я заменяю Карине высшую меру почти условным наказанием, - милостиво сообщила Дарья. - В первый и последний раз. Не часто мама приезжает к дочери в последний момент. Наказание будет минимальное, но это должно быть именно наказание, иначе потеряется воспитательный эффект. Назначаю час мишени сейчас, час занятий с мячом для отработки одиннадцадишаговых ударов вечером и десять внеочередных дежурств на стене, во время которых даже малейшее нарушение будет приравнено к уходу с поста. Со всеми вытекающими.
   Сотворив таким образом правосудие и явив милость, царисса удалилась.
   Последняя пара малолеток завершила упражнение в грязи. Роняя коричневые комья, страшные обтекающие фигуры ушлепали в помывочную. Бойники быстро выровняли место действия, вернув дерн на остатки лужи. Словно ничего и не было.
   Аглая, которая опять была среди нас, оттащила Глафиру от Феодоры.
   - Забирайте!
   Подхваченную под локти, бойники подвели Феодору к одной из веревок, Карина уже стояла под второй. Нарушительницам связали руки, подняли и прикрепили так, чтоб ноги стояли на цыпочках.
   Нам заменили копья. Новые оказались тупыми деревянными болванками без наконечников. Я прозрел. Две мишени напротив - для нас. Исполнителями будем мы.
   Дядя Люсик объяснил условия тренировки:
   - Ваша задача - попасть. Их задача - уклониться. Если вы не попадаете, вы никудышные бойцы. Если они не успели отклониться, им больно. Начали.
   Он снова ушел, не став смотреть на дело рук своих. Собственно, не своих, он только распорядитель. Удобная схема. У руководителя всегда виноват исполнитель, а исполнитель винит во всем руководителя. У обоих совесть как бы чиста, что бы ни натворили. А если обеспечить регулярную сменяемость исполнителей и руководителей, то вообще можно творить все, что взбредет. Привет от устройства самой известной демократии мира.
   Аглая радостно бросила копье первой. В Феодору. Целилась в середину туловища. Жертва увернулась, но в нее уже летело копье Варвары. Оно врезалось в бедро. Вскрик. Дерганье.
   Малолетки с удовольствием метнули двухметровые снаряды в Карину. Им было ненавистно ее непреодолимое превосходство в силе и опыте, зависевшее от возраста. Как ни тренируйся, насколько ни взрослей - та будет маячить впереди, собирая награды на большинстве школьных конкурсов. Лишь близкие к ней по годам, росту и возможностям Аглая, Варвара, Глафира и еще пара девочек, да подтягивающиеся мы с Томой могли составить конкуренцию хоть в чем-то. Мелким осталось только завидовать и вот так больно мстить.
   Тома и Зарина метнули копья в столб. На них посмотрели неодобрительно, но раздумывать было некогда - все ринулись подбирать инструмент для второго захода.
  Наплевав на обязанность участия в упражнении-наказании, я побежал за папринцием. В голове гудел ограбленный рой пчел, у которых этот человек отобрал мед невозмутимости. Кутузов, говорит? Нельсон, говорит? Шлангом, говорит?
  Нервно стукнув в дверь и дождавшись разрешения, я шмыгнул внутрь.
   - Откуда вы знаете подробности нашего мира?
   - Что за допрос? - посерьезнел дядя Люсик.
  А меня пёрло. В старину говорили: закусил удила. Не окажись я в этом мире, так и продолжал бы думать, что это тип или мера выпивки.
   - Можно где-то услышать фамилии двух военачальников, - допустил я, закипая так, что из ушей едва пар не пошел. - Но чтобы связать именно эти, нужно детально разбираться в вопросе. Что вы скрываете? Почему оглядываетесь, начиная разговор? Чего боитесь?
   Судя по лицу собеседника, тут бы мне и конец, но с улицы донеслось:
   - Папринция к цариссе! Немедленно!
   - Еще поговорим, - тихо сказал он и вышел первым.
   Я на минуту задержался. Взгляд пробежался по спартанской обстановке комнаты, руки пошарили под сложенными вещами. Ничего. В смысле - никаких зацепок. И схема исчезла, будто привиделась. Мне папринция прищемить нечем, кроме чрезмерной осмотрительности и недоказуемой любви к воздушным шарам. Еще - к использованию неподходящих времени и месту словечек. Но это не только его фишка, другие тоже удивляют безумным словоупотреблением.
   А я все же нарвался. Зачем было накидываться? Собирался просто поговорить...
   Царисса со свитой, в которую входил и папринций, спешно грузились на коней. Нас, школьников, позвали на обед. Мы еще собирались, когда ворота выпустили благородное семейство с сопровождающими и вновь затворились.
   Зарина и Глафира с полными тарелками сбегали к подвешенным. Те отказались: не до того. Правда, Карина с жадностью выхлебала кружку воды. Негусто же в карцере с человечностью. Никакого желания узнать подробности.
   Когда насытившиеся ученицы вышли из кухни, нас встретила Астафья.
   - Еще по одному броску, и будем считать, что положенный час вышел. - Она указала в сторону наказанных. - Исполнять.
   Пришлось взять копье со всеми. Замах произошел чисто механически, и я запустил инструмент как можно выше и дальше. Обогнув столб по гигантской дуге, тупое копье воткнулось в поленницу над заложенным подземным ходом. Должно быть, в щель между чурок попало.
   - Плохо, - высказалась Астафья по поводу моего броска. - Если давать волю чувствам, долго не проживешь.
   Что она имела в виду? Я пристально смотрел ей в глаза, но войница отвернулась, и ее вид продемонстрировал, что воспитательное вмешательство завершено. Мой взвинченный организм, продолжавший ловить ее взгляд, пододвинулся ближе. Настроение у меня сегодня такое - нарывальческое. Семь бэд, один гуд.
   Если копье и нож бросала в меня она, неужели как-нибудь не проколется? Моргнет, смутится, выйдет из себя? Хоть какая-то реакция?
   Ничего. Я для нее - пустое место, которое, к тому же, периодически нужно одергивать и учить жизни. Но кто сказал, что профессионалы не относятся к жертве как к пустому месту? Никто не говорил. И не скажет. Как успокаивал один укладчик парашютов: "На мою работу еще никто жаловаться не приходил".
   - Что случилось, почему царисса отбыла? - взволнованно чирикнули малявки.
  Они обращались к всезнающей войнице. Сначала она проследила, чтобы все с разной степенью эффективности "отстрелялись", и лишь тогда снизошла до ответа:
   - Через земли цариссы Дарьи без разрешения проследовали вооруженные люди.
   - Это как? Не по дороге?!
   Астафья кивнула.
   - Что на флаге? - вскинула подбородок Аглая.
  Ей до всего было дело. Готовилась к будущей ответственности. И уже, прямо скажу, подготовилась неплохо.
  - Без флага.
  Малик! - трепыхнулась надежда.
   - Варвара, тебе мама ничего не говорила? - обернулась Аглая к подруге.
   Та испуганно затрясла головой в стороны. Астафья махнула рукой на столб:
  - Снимите, пусть присоединятся к вам. Всем переодеться. Форма боевая. Получить у кладовицы щиты. Пять минут на сборы.
  Она посмотрела на солнце. Интересно, как определять минуты без специальных устройств? Я-то привык, жизнь с мобильником и повсеместными часами приучила к чувству времени. Как выкручиваются здесь? Сказывается близость к природе?
  Несколько учениц бросились к подвешенным. Карина просто опала на подогнувшихся ногах, ее приняли под руки Зарина с Томой и повели-понесли в комнату. Глафира в показательном одиночестве обхаживала Феодору. Я предложил помощь. С восторгом принятая помощь не понадобилась: освобожденная девочка, схватившись за поврежденные копьями места, двинулась своим ходом.
   Защитная амуниция и оружие надевались с каждым разом все быстрее. Последний штрих - шлем - уже водружался на место, когда в комнату ворвалась Зарина.
  - Отошла!
  На меня словно штанга троллейбуса упала:
   - В каком смысле?!
   - Говорю, отошла немного, - успокоила соседка про сестру. - Одевается уже без помощи.
   Ей самой на сборы остались мгновения, и чтобы не мешать, я вышел. В коридоре стояла готовая Тома.
   - Что-нибудь новое есть? - предельно тихо спросила она, приятно пощекотав ухо горячим выдыхом.
   Я вышептал ответно, тоже в ухо, сдвинув носом закрывавшие волосы:
   - Нет. - Но тут вспомнилось про папринция: - Скоро будет.
   Губы случайно коснулись розовой кожицы, и я отпрянул. Тома тоже отпрянула. В эту секунду из своей комнаты выходила Аглая, она странно на нас посмотрела и покачала головой. Из других дверей тоже выходили девочки, гуськом все двинулись по коридору.
   На складе нам выдали одинаковые круглые щиты, на поле вставшие полукругом ученицы отсалютовали мечами поджидавшей Астафье.
   - Защиту с помощью щита - не зря же эти слова однокоренные - мы уже проходили, сегодня изучим более интересное: как с помощью щита победить. И как же?
   Вопрос адресовался самой младшей.
   - Умело защитившись! - гордо сформулировала та.
   - Это ответ как не проиграть, - объяснила войница. - Я спросила как победить. Показываю. Аглая, нападай.
   Аглая сделала это с удовольствием и показала класс. Высший класс ученицы соответствовал начальному опытного бойца. Меч защищавшейся войницы технично отвел оружие нападающей, а левая рука, продетая в такой же, как у нас, щит, дернулась. Кромка щита ткнула Аглаю в ключицу.
   Меч выпал, девушка согнулась, хватаясь за поврежденное место.
   - Больно! - сквозь назревавший рев заорала она.
   - Нужно защищаться, - невозмутимо отвернулась от нее войница. - Щит придуман именно для этого. Но щитом можно и нападать. Бить, как вы заметили, нужно в уязвимые места: в печень, в голову, в ключицу. Можно в локоть или кисть, а также под навершие меча, в область запястья, это сломает удар противника, приведет к травме руки или потере оружия. Что нам, собственно, и требуется. Повторите в парах.
   Начались спарринги. Разбились самостоятельно, само собой - покомнатно. Каждая комната давно стала как бы маленькой семьей, отношения переросли дружбу, превратившись в нечто большее. Говорят, в тюрьмах заключенные сбиваются в такие маленькие "семейки". Ничего общего с гармонизацией гормонального фона, исключительно выживание и поддержка друг друга под лозунгом "один за всех и все за одного". Здесь получилось так же, ученицы держались за соседку, защищали ее и противопоставляли двоих себя остальным. Исключение - Аглая. Она надменно возвышалась над всеми, считая Варвару кем-то вроде слуги.
   - Отлично для начала, - оценила наши потуги Астафья. - Хватит. Теперь представьте, что напарнице задели клинком бедро.
   - Поцарапали? - с надеждой поинтересовались мелкие.
   Войница улыбнулась:
  - Кого волнуют царапины? Серьезно рубанули. Мясо разошлось, кости - вдребезги, кровь хлыщет, невыносимая боль не сдерживает всякий там визг-плач и валит в обморок. Задача: оказать первую помощь и доставить в лагерь, который для первых номеров будет, скажем, у поленницы на той стороне поля, для вторых - здесь. Раз, два, начали!
  Большинство еще удивленно переглядывались, а Аглая, Карина и Феодора в своих парах уже рвали под латными юбками штанины на длинные полосы. Зарина по примеру сестры проделывала то же самое. Поняв, что в каждой паре вначале дело касается только одного, я успокоился. Тома тоже стояла, наблюдая как бы снаружи, будучи объектом действия, а не субъектом.
  Аглая заставила Варвару лечь. Карина принялась работать с Томиной ногой в стоячем положении: стоит, значит, так больно, что лечь не может; логично?
  Зарина продолжала коситься на сестру и повторяла за ней движения. Присев возле меня, она сделала вид, что отирает и промакивает кровь. Покончив с этим, ее руки принялись кружить вокруг моего бедра, наматывая бинт. Пришлось чуть шире расставить ноги. Совершив оборот и перехватывая бинт между бедер из ладони в ладонь, лицо и грудь девушки упирались в мой бок, руки странно качались, подрагивая и двигаясь не только по горизонтали, но и в некоторой вертикальной амплитуде. Стало неуютно. Но разве такое выскажешь?
  Наконец, Зарина закончила и поднялась, ее спинка подставилась мне: влезай, труп недоделанный. Пришлось обхватить за шею и налечь всей массой. Когда девичьи ноги начали попытку движения, я помог "здоровой" ногой. Астафья заметила, но правилам это не противоречило.
  Мы медленно тащились через поле. Рядом пробежала Карина, Тому она несла на руках. Аглая с перекинутой через плечо Варварой тоже промчалась, как ветер. Остальные действовали по нашему с Зариной примеру.
   Естественно, поперлись через бассейн - иначе Астафья не одобрит. Промокли, устали, едва выбрались. Сапоги смачно хлюпали и чавкали. Отовсюду текло. Зарина хрипела, выбиваясь из сил, трясущейся походкой она дотащила меня, намокшего, и оттого еще более тяжелого, до поленницы и обрушила на траву, упав рядом.
   - Ну, ты и тяжел-лая, - просипел ее боровшийся с одышкой голос.
   На удлиненном окончании она подавилась смешком. В прямом смысле. Кашель сотряс тельце, но глаза смеялись.
   Мои пальцы уже рвали собственную штанину. Приподняв ножку девушки, я упер ее себе в плечо и принялся быстро перематывать. Пропитавшаяся водой ткань сочилась влагой, которая сливалась водяными дорожками под доспешную юбку. Впрочем, там было не суше. Из сапога тоже текло, прямо на свеженаложенную повязку.
   Что же торможу? Ладонями я вздернул обе ноги Зарины кверху - она не успела ни возмутиться, ни испугаться. Хлынуло. Сапоги стали легче в три раза. Положив их на траву, я опрокинулся на спину и освободил от лишнего веса собственную обувь. Затем я принял "раненую" на руки, прижал к груди, и, стараясь не глядеть ей в лицо, понесся обратно.
  Бежалось легко, почти летелось. Бассейн я миновал быстро, приподняв ношу над водой. Тонкие ручки крепко и приятно обнимали меня за шею.
  На финише мы оказались пятыми: другие тоже обладали волей, выносливостью и способностью быстро учиться.
   - Отлично! - похвалила войница и подождала, пока подтянутся последние. - Теперь...
   По ее сигналу к нам вышел один из войников. Савва, узнал я. До сих пор он никак себя не проявлял, кроме сопровождения караванов и охраны периметра. Теперь он вынес... барабан! Первый музыкальный инструмент в новом мире.
   Савва опустился на траву, барабан занял место между коленями.
  - Танец - не только разминка, но и тренировка многих движений боя, - объявила Астафья. - Кто не знает - следите за движениями остальных, повторяйте. Савва!
  Войник задал ритм.
  - Танец-бояк. - Астафья с места влетела в танец, принявшись выделывать па, схожие со многими славянскими танцами. Имею в виду мужские партии. - Начали!
  Ее ноги в сапогах и поножах выкидывались в ударах вперед и в стороны: стоя, в движении и в приседе. Руки мощно размахивали, тело в доспехах легко крутило сальто. Астафья раскладывалась веером и вращалась вертолетом, создавая вокруг себя мертвое пространство, как при вращении меча. Ученицы синхронно повторяли. Почти все - от Аглаи до мелких. Карина, Зарина, Тома и я оказались в аутсайдерах. Еще несколько учениц не справлялось, но они хотя бы знали движения.
  - Теперь - боень! - крикнула войница.
  Продолжилось то же, но в медленном темпе. Савва колотил ладонями по гудящей коже, выдавая нечто вроде марша. Астафья, закрыв глаза, самозабвенно выдавала новые и новые движения. Красиво и страшно - если представить себя в пределах поражения. Словно в ответ на эти страхи раздалось:
  - Парный танец!
  Умеющие устроили нечто вроде бразильской капоэйры, только с элементами культуры другой части света. Астафья подошла к нам, не умеющим.
   - Смотрите. Запомните два движения. Удар ногой, уход. Повторите.
   Получилось.
   - Теперь в ритме, друг против друга. Первый номер с удара, второй с ухода, по кругу. Раз!
   Нас с Зариной понесло. Ритм гипнотизировал. Тела, выстреливавшие и уходившие с линии выстрела, впали в транс. Завороженно повторяя два движения, мы не желали выходить из странного танца. Одновременная притягательность и смертельность сдвоенных игр на фоне стучавшего в головах "бумс-бумс-бумс" уносила в космос.
   - Стоп!
   Оказывается, мы почти высохли и снова взмокли, уже от пота. Обнаружилось это, только когда отдышались.
   - Поздние завтрак с обедом сегодня компенсируются ранним ужином, - объявила войница, вызвав перезвон смешков. - Переходим к предпоследнему на сегодня заданию, поскольку с кухни извещают о скорой готовности. Карина!
   Старшая Варфоломеина выдвинулась вперед. Нет, это остальные машинально отступили, образовав вокруг нарушительницы пустое пространство.
   - После занятия заступишь на смену. Об ответственности помнишь. Сейчас упражнение с мячом, отработка одиннадцатишаговых ударов - последнее наказание, пожалованное цариссой в качестве замены несравнимо более страшного. Эй!
   В дверях появилась пара бойников. Они несли с царисского склада грубо сколоченные невысокие козлы, на которых обычно пилят бревна на чурки, которые, в свою очередь, потом колют на дрова. Две Л-образные опоры поддерживали бревнышко с тремя выемками: большой в центре и маленькими по бокам. Следом появился третий бойник с таким же отдельным бревнышком на плече.
   Карина знала, что делать. Выйдя к непонятному агрегату, она опустилась перед ним на колени, ее шея легла в большую выемку, в маленьких разместились запястья. Потом ее накрыли поперек шеи второй половинкой четко сошедшейся конструкции и с двух сторон закрепили клиньями, чтоб не распалось, а с выставленного тыла вскинули наверх латную юбку. Потом каждого из нас снабдили отдельным мячом.
  - Час отработки ударов по мишени, - скомандовала Астафья. - Выстроиться в шеренгу. Поставить мячи. Приступили!
  
  Глава 4
   Ужинали все как были, не переодевшись. Некоторые, вроде меня или Томы, опустошали тарелку с виноватым видом. Глаза глядели в овощное рагу, старательно деля его на ингредиенты - только бы не подниматься на Карину, сидевшую с нами за одним столом. У других царило веселье, слышались похвалявшиеся голоса, кто сколько раз попал и как закрутил мяч. Мало кто думал, что сам мог оказаться на месте Карины. Наверное, это здорово для дисциплины, но как-то не по-человечески.
   Посуду собрали двое бойников. Для учениц команды вставать не было.
   Столы опустели. С них даже смахнули крошки. Наконец, в дверях появилась Астафья, в руках она держала кожаный свиток. Острый взгляд, пробежав по нам, остановился на Томе:
   - Грамотная?
   Выражение Томиного лица ответило раньше языка. Войница не стала дожидаться вербального подтверждения.
   - Прочитаешь вслух, четко и с паузами. Чтобы даже те, кто раньше не слышал, с одного раза усвоили. Не усвоившие долго не живут.
   Напутствовав таким образом, она удалилась. Тома размотала свиток. Поперек длинного куска кожи располагались ровные строчки. Красиво выписанная кириллица. С приукрасами, но почти современно. Читалось легко.
  Поерзав на скамье, Тома развернула свиток до нижнего края и начала:
   - Пояснение о клятвах и обетах. Если кто даст клятву, то не должен нарушать слова своего, но должен исполнить все, что вышло из уст его.
  Ученицы, перешептывавшиеся где-то сзади, затихли. Тома набрала воздуха побольше.
  - Если выйдет муж за жену, а на нем обет или слово, которым связал себя, и услышит жена его и, услышав, промолчит, то клятвы его состоятся. Если жена, услышав, запретит и отвергнет клятву уст его, то не состоится она, и Алла, да простит Она нас и примет, простит ему.
  Что за галиматья? Неужели нельзя сформулировать по-человечески, более удобоваримо? Видимо, нельзя. Нам дали официальный религиозный текст. Как в библии. Точнее, именно из библии, который переделан здешними "богословами" под местные требования. Потому что в обратное - что это наша библия списана с нужными погрешностями с их оригинала - ни за что не поверю.
  - Обет вдовых и разведенных, какую бы клятву ни возложили они на душу свою, состоится.
  Скрипнула скамья, на нарушителя так шикнули, что дальше слышались только звуки снаружи: шум шагов и невнятные голоса.
  - Если несовершеннолетние дадут клятву в доме матери, и услышит мать, и промолчит, то все обеты состоятся. Если же мать, услышав, запретит, то все клятвы не состоятся. И Алла, да простит Она нас и примет, простит им, ибо запретила им мать.
  За окном началось движение. Большинство голов обратились туда: двое бойников уносили с поля агрегат наказания Карины. Тома читала:
  - Если муж в доме жены дал клятву, и жена слышала и не запретила, то обеты его состоятся. Если жена, услышав, отвергла их, то все вышедшее из уст его не состоится: жена уничтожила клятву, и Алла, да простит Она нас и примет, простит ему.
  Теперь один бойник забрался на столб с топором и, прицельно размахнувшись, выбил обухом один за другим пару клиньев. Верхняя Т-образная перекладина рухнула на подставленные руки других. Перекладину с веревками унесли. Врытый столб остался на месте.
  - Вот уставы, которые Алла, да простит Она нас и примет, заповедала об отношении между женою и мужем, между матерью и детьми в юности их, в доме матери их. Алле хвала.
  - Алле хвала! - до боли в ухе грянуло в помещении.
  Как черт из коробочки в двери материализовалась Астафья.
   - Из услышанного советую сделать выводы. Теперь ноги в руки - и в кладовку. Берем утяжеленные мечи. Построение на выходе на счет двадцать. Один, два...
   Сталкиваясь в проходе, ученицы ринулись исполнять приказ. Я со всеми. Стук, треск, топот. Визг и натужное сопение.
  - Не мешаем друг другу! Толпа олицетворяет панику. Быстренько организовались! Одиннадцать, двенадцать...
  Выданный инструмент представлял тупую мечеобразную болванку раза в полтора тяжелей настоящего оружия. Помнится, я жаловался на легкость деревянного меча. Получите, сударь. Еще жалобы, предложения, пожелания будут?
   - Встать в шеренгу! Девятнадцать, двадцать. - Войница обозрела печальное запыхавшееся зрелище. - Плохо. Не лучшие мечи короны недалекого будущего, а рыкцарский сброд. Повторим. Еще раз, бегом, сдать оружие и рассесться на кухне! Один, два...
   ...И так восемь раз.
   Когда все получилось идеально, Астафья подняла перед строем такую же тяжелую болванку. Мы ловили воздух пересушенными ртами. Сердца вылетали, ноги подгибались, руки тряслись.
   - Встаем в стойку. - Войница выставила левую ногу вперед. - Рубим с выпадом. Отходим. Защищаемся. Снова рубим. Приступили.
   - У меня дома учебный меч намного увесистей, - шепотом похвасталась Зарина, легко управляясь с неподъемной железякой.
   - Из свинца, что ли? - предположил я, сам размахивая с ощутимым трудом. - Или золотой?
   Чугуна-то они не знают. Насколько понимаю, меня окружают исключительно медь и ее сплавы. Бронзовый век в собственном соку.
   - Разговорчики! На столб захотелось?
   Кто разговаривает? Никто не разговаривает. Столб любого приучит к порядку. Вообще не стоит убирать, один его вид повышает дисциплину и успеваемость на порядок.
  Войница подгоняла:
  - Вспомните "встречку". Слабый человек - мертвый человек. Слабое общество - мертвое общество. Быть слабым - предательство.
   Упражнение продолжалось до полного изнеможения учениц. Не скоро сжалившись, войница сначала разрешила закончить младшим, тем, кто уже ронял меч. Старшие и особо упертые продолжали. Моя рука действовала... хотел добавить - на чувстве долга, но она уже не действовала. Я махал плечом и корпусом. Астафья одобрила.
   - Отлично. Еще выпад. Еще один. Сила воли - когда мозг говорит "всё", а ты ему: "нет, не всё". Еще один выпад. Теперь последний. Теперь самый последний. Стоп. Сдать оружие, и все свободны.
   Ученицы упали, кто где стоял. Я перехватил меч левой рукой и поплелся к кладовке. Моему примеру последовала Зарина. За ней, шатаясь, едва дышавшая Тома. Но потом и мы, и те, кто следовал за нами, все равно вышли на поле и рухнули на траву.
   Не меньше получаса прошло, пока тела согласились принимать положения, кое-как похожие на вертикальные. Ученицы расползались, как черви из опрокинутой банки, во всех направлениях, по очереди приподнимая, у кого что поднималось, и шагая тем, чем шагалось.
  В комнатах ждали чистые комплекты взамен мокро-грязно-порванных. Боевую форму на остаток дня отменили. Заморосил дождь. Босым ногам стало некомфортно. Говорят, это дело привычки. А если я не хочу обрастать такими привычками? Где мои домашние тапочки?! Где кроссовки?! Хочу под плед и к компьютеру!
   Большинство, взяв чистое, отправилось в помывочную. В том числе моя солнечноокая соседочка, бросившая на прощание полный понимания взгляд: вот, даже помыться по-человечески не можешь. Ангел, блин, переформатированный. Потому - ходи грязным.
   Я обтерся подсохшим старым и влез в новое. Некоторое время блаженствовал на лежаке. Давно сдерживаемое давление в низу живота подняло. Больше терпеть нельзя.
   Едва утих невыносимый крик обиды покидаемой двери, как я уже стучался в соседнюю.
   - Тома?
   - Подожди, я не одета, - быстро раздалось оттуда. - Одну секунду.
   Ждать пришлось тридцать шесть секунд. Я посчитал.
   Дверь отворилась.
   - Чего?
   - Сопроводи, - я умоляюще указал взглядом вдаль.
   Вздохом Томы можно было надуть наш искомый воздушный шар.
   - Горе мое. Пойдем.
   По дороге я в двух словах рассказал о дяде Люсике.
   - И что думаешь? - спросила она.
   - Много чего и ничего одновременно. Собираюсь дожать и выведать все. Либо он дожмет меня. Тогда будешь спасать.
   - Как?
   - Как сумеешь, - развел я руками.
   Пришли. Сначала дожидались, когда все удалятся. Затем - пока за всеми уберется появившийся, как привидение, бойник. Затем Тома на всякий случай еще раз проверила отсутствие постороннего наличия, и под ее бдительным прикрытием я с невыразимым чувством посетил долгожданное заведение. Вот оно, счастье.
   Тома кашлянула. Громкое босое шлепанье стало удаляться, но я, к счастью, уже выходил, когда в дверях столкнулся с Варварой, которая только собиралась в помывочную и по пути решила заглянула сюда. Чистая одежда перекинута через плечо, старая где-то оставлена. Святая простота. Что делать, школа-то женская. Испуганным котом, что пересекся на дороге с ротвейлером, я прошмыгнул мимо. Девушка задумчиво посмотрела вслед, но ни слова вслед не донеслось. Вот и ладушки.
   По дороге меня перехватили. Почти похитили. Открылась дверь, четыре руки почти силой втащили внутрь. Силой - грозно сказано. Это были две малявки почти на год младше, чьих имен я так и не удосужился запомнить. Если применю свою силу, несладко им придется. В нашем возрасте год - целая жизнь.
   Меня усадили в центр ближайшего лежака, сами похитительницы примостились рядышком, прижавшись с боков трусливыми мышками. Страх и ужас задуманного читался в глазах. И отвага.
   - Хотим спросить... - наперебой начали они, пряча взгляды.
   - Как насчет кары? - Я по-отечески назидательно приподнял брови.
   Две головы едва не оторвались, замотав в стороны:
   - Ничего не хотим знать конкретно! Только основополагающий принцип, который касается лично ангелов.
   - Ну-ну, словоблуды-формуляторы, - усмехнулся я. - Что же хотите знать такого основополагающего?
  Далекий скрип моей отворившейся двери донесся даже сюда. Вот это сигнализация. Должно быть, Зарина вернулась. Посижу еще минутку, пусть спокойно разденется и ляжет.
  - Про мир - ничего! - еще раз напомнили девчушки, чтобы я не побежал докладывать о величайшем нарушении. Затем голос понизился до шепота, и они сами испугались получившейся конспирации: - У вас мальчиков любят?
  Пришлось срочно вспомнить, что для них я девочка.
  - Думаете, мы чем-то отличаемся от вас? - Улыбка вышла кривоватой и высокомерной. Ну и пусть. - Я, Тома... разве мы другие? Руки не из того места или мозги навыворот? Или людей по ночам едим?
  Они со страхом переглянулись.
  - Вы хорошие, очень хорошие, настоящие ангелы. Но...
  Одна замолкла. Вторая решилась:
  - Ведь ваши мальчики - черти!
  Сказала - и отпрянула. И вторая с другого боку, для симметрии.
  Я собрал волю в кулак и крепко сжал, чтобы не рассмеяться.
  - Увы, не только наши.
  Они снова с ужасом уставились друг на друга.
  - Если сказать правду, то все мальчики - черти, - прибавил я глубокомысленно.
  При этом вспомнилось, каким чертенком обычно возвращался я со двора, и что там творил с другими мальчишками - чистыми сатанятами.
  Девчушки вдумчиво затаились. Одна, обняв колени и положив на них подбородок, состроила настолько серьезную рожицу, что вновь пришлось брать себя в руки. Вторая, повозившись, не выдержала, снова рискнула:
  - Я, конечно, не слушала, но говорят... что вы с мальчиками живете и учитесь вместе.
  - Так говорят? - удивился я.
  Оказывается, о нас говорят. Несмотря.
  Обе, не задумываясь, кивнули.
  - И если вы их любите... - вернулась первая к главной теме, - не понимаю, как можно любить черта? Имею в виду, настоящего черта? Не в переносном смысле, как про наших.
  Мне припомнилась одноклассница Леночка, которой симпатизировал в четвертом классе. Дружил, помогал, давал списывать... пока она не плюнула в нашу дружбу с высокой колокольни и не растерла ножкой жалобно скулящие клочки по грязи. Однажды она попросила меня передать Тимуру любовную записку. Не любовную, конечно, но с предложением дружбы, что для меня было синонимом любовной. Тимур - главный задира в классе. Да. что в классе, в школе! Даже учителя его боялись, точнее, компании, с которой он водился. Старшая часть компании постоянно сидела в тюрьме за разбой и наркотики, младшая собирала деньги с других младших.
  - Чем больший черт, - вздохнул я, - тем больше любят. Ничего не поделаешь. Тянет ангелов к чертям, закон равновесия.
  Этот закон я придумал только что, не желая пускаться в длительные объяснения. Как рассказать им про фрейдизм и прочую около- и псевдонаучную хренотень, что объясняет в нашем мире, почему хорошим девочкам упорно нравятся мальчиши-плохиши. Последний раз я читал что-то про естественный отбор, где недостающие качества одного родителя компенсируют вторым для лучшего потомства. Не верю. Как у пай-девочки из благополучной семьи могут получиться хорошие дети, если она вышла замуж за грабителя-наркомана?
  Опустим, я не специалист в вопросах выживания вида. Меня больше интересует свое собственное.
  А в случае Леночки все прояснилось с ее же слов. Однажды я набрался храбрости и спросил. Не вслух, конечно. Тоже запиской. Понимаешь, написала она в ответ, ты хороший, очень хороший, но способен только на хорошие поступки. Это скучно, предсказуемо и неинтересно. Тимур способен и на хорошие, и на плохие. На очень плохие, но и на очень хорошие. Его возможности в два раза превосходят твои. С ним нескучно!
  Вот так, нескучно оказалось лучше, чем хорошо и надежно. Где здесь логика? Что скажет Дарвин?
  Ладно, спишем все на возраст.
  - Придет время, встретите своих чертей, - вставая, подытожил я грустной шуткой. - Не мучайтесь, выбирайте по своему размеру, то есть, чтоб было комфортно и не приходилось притворяться. Иначе жизнь не жизнь, хоть с чертом, хоть с ангелом.
  Малявки остались в растерянной задумчивости, я отправился к себе.
  Зарины не было. Была и ушла? Или не приходила? Но тогда...
  Холодной змейкой скользнул по телу озноб. Я огляделся. Темновато, но все просматривалось. Никто не спрятался, ничего не исчезло, ничего не прибавилось.
  Значит, показалось. Из легких вышел задержавшийся воздух. Полусогнутые, приготовившиеся к броску ноги и руки с удовольствием выпрямились, плечи расправились.
   На всякий случай нужно вновь отодвинуть лежак с обычного места. Мало ли. Береженый, говорят, дольше живет. Если возникнут вопросы, почему сделал это теперь, объясню. Зарина поймет. Надеюсь. До сих пор понимала. Я взялся за край лежака и резким движением двинул его к соседкиному.
  Будто тетива щелкнула, только очень-очень маленькая. В долю секунды из-под потолочной балки вывалился и со стуком упал острием вниз наточенный меч. Стандартный меч ученицы. В кладовке много таких. Он воткнулся в деревянный пол - как раз в то место, где должен был лежать я. Уже не озноб, а настоящий холодный пот покатился по спине. Медленно выглянув в окно и убедившись в отсутствии посторонних, на цыпочках я придвинулся к мечу.
  Как?!
  Тончайшая веревка, почти нить. В темноте комнаты она не видна с полуметра, даже если всматриваться специально. Меч закрепили в углублении на круглой потолочной балке над лежаком. От рывка нить выдернула оружие клинком вперед.
  Значит, покуситель знал, что я сдвину лежак.
  Дурак. Не он, я. Полный. Меч упал - куда? То-то. Не знал он ни фига.
  Нащупав нить, я стал разматывать ее в поисках конца. Тот шел в сторону сдвинутого лежака и скрывался под первой простыней, на которой спят. Под ней...
  Хорошо, что провел ладонью и пощупал. Почти вертикально в лежаке торчала игла. Направление - мне в спину, когда лягу. Вжимая лежак, я насаживаюсь на иглу, одновременно натягивая нить, которая выталкивает меч, который...
  Брр.
  
  Глава 5
  Если разложить факты по полочкам, возможны три уровня. Первый, уровень игрока, самый простой: скрываясь за показным равнодушием, Карина или Феодора, у которых имеется мотив, мстят. Второй уровень, мастерский: кто-то по неизвестным соображениям внаглую подставляет их, так как у них есть мотив. Третий уровень - гроссмейстерский: игроки первого уровня проводят опасную трехходовку, переводя стрелки на неизвестных третьих лиц и тем выгораживая очевидных себя, имеющих мотив. Типа: мы же не такие дуры, чтобы безмозгло убивать, когда все улики против нас! Допускаю еще наличие четвертого, чемпионского уровня: кто-то подставляет Карину или Феодору, считая, что Дарья умна, чтоб разгадать трехходовку. Логика говорит, что по такому принципу можно построить бесконечное количество уровней. Все зависит, на каком из них остановится разбирательство после нахождения моего трупа.
  Почему-то у меня никогда не получалось мыслить одновременно логично и позитивно. Как ни наведу порядок в мозгах, логическая цепочка оканчивается моей смертью. Как в том позитивном диалоге: "Доктор, я умру? - Конечно!"
  Раздевшись, я лег. О сне, само собой, нечего и думать. Среди других шагов в коридоре различился уже знакомый. Чувственно вскрякнув, дверь впустила соседку.
  Я быстро произнес со своего места:
   - Насчет лежаков... это не прихоть. Не подумай чего. Не наглость и не подкат. Посмотри туда.
   - И что? - Зарина оглядела торчащий из пола меч.
   - Там нитка. Проверь.
   Зарина проверила. Нитка заканчивалась вынутой из моего лежака длинной иглой.
   - И что? - раздалось вновь.
   Пришлось рассказать все, начиная с копья в уборной. Зарина слушала внимательно. Что-то прикидывала в уме, сопоставляла. Насчет копья просто удивилась. Из-за истории с ножом ее лицо вспыхнуло:
   - Так вот почему...
   Концовку девушка проглотила, взор погрустнел, лоб собрался мягкими вертикальными складочками. Она-то думала, что лежаки я, будучи еще девочкой, сдвинул из дружеских чувств...
  По покушению, где пострадала сама, Зарина беспечно отмахнулась:
   - Она уже извинилась.
   - Кто?!
   Зарина знает покусительницу?! Знает, и ничего не сказала? Хотя... я тоже многое не говорил. Квиты.
   Девушка принялась разоблачаться, используя торчавший меч в качестве дополнительной вешалки. Руки томно и отстраненно снимали одежду, аккуратно расправляли и выкладывали на табурет. Обращенная ко мне спина, уже обнаженная, красноречиво показывала, что смотреть нужно в противоположную сторону. Что я и сделал.
  Зарина спокойно сообщила:
   - Варвара.
   - Почему?!
   Организм требовал бежать, разбираться, сдавать преступницу начальству школы, выискивать соучастников, мотивы, явки, пароли...
   Со злившей меня беспечностью Зарина объяснила:
  - Они в ту ночь играли в желайки.
  "В курсе", - молча кивнул я. Сам такой. Просто ушел раньше. Значит, убить меня приказала Аглая, а Варвара перепутала?
  - Варваре выпало напугать до смерти человека, сидящего в окне, - невозмутимо продолжала Зарина. - Им оказалась я. При чем здесь покушение? Говорю же, она извинилась с утра на следующий же день.
  Броуновское движение мыслей не приводило ни к чему хорошему. Они сталкивались и разлетались, сливаясь в единое или перерождаясь в противоположное. Каждый раз разные, каждый раз много. Голова трещала изнутри, хоть шлем одевай как защиту от разрыва. В пылу борьбы идей и сомнений взор вновь обратился к соседке... и мигом вернулся назад. Броуновское движение частично выправилось и направилось в другую сторону, вполне естественную, но совершенно неуместную.
  - Я простила, - прибавила Зарина. - Ей же приказала Аглая.
  Бочком она двинулась к своему лежаку.
  - Называешь это "напугать"?! Сжечь заживо? - вновь вскинул я голову, на миг ненамеренно перейдя из безобидных слушателей в активных зрителй.
  Хорошо, что Зарина отвернулась. Влезая под простыню, она поморщилась:
  - Ничего такого она не собиралась. Только напугать. Огонек бросить - секундное дело, она же не бросила. Может и предыдущие случаи ты понял как-то не так?
  - Ага. Копье в голову, нож в центр постели, где только что лежал, меч туда, куда лечь собирался...
  - Ведь не попали же? - гнула Зарина свою линию. Упрямая добрая душа, во всем видевшая только хорошее. - Значит, тоже пугали.
  Хотелось бы поверить. Очень. Но не верилось.
  - Нужно бы сообщить. - Поднятая рука Зарины указала на меч.
  - Знаю. - Я не стал выдавать секретных отношений с папринцием. - Завтра. Сам.
  Немного поворочавшись, соседка удобно устроилась лицом ко мне. Укутанная по шейку, теперь она постоянно поправляла простыню, чтобы не облегала, где не надо. Моя рука периодически делала то же самое - бездумно, на полном автоматизме. Значит, привыкаем к ситуации. Уживчивость плюс доверие - великие вещи.
  - Давно хотел узнать, - вбросил и сразу перехватил я шайбу матча, в котором упущенный момент приводит к словесному извержению собеседницы на совершенно неинтересную тему. - Как девочек набирают в школу?
   - Приезжают, забирают. Как меня и Карину.
   Логично. Но я ждал другого. Детали, Солнышко! Подробности!
   - Забирает смотрительница Дарья?
   - Смотрительница царисса Дарья, - с легким укором поправила Зарина. - Сейчас - она. Хотя Милославу и Лисавету в свое время тоже.
   - В перерыве могла быть другая смотрительница?
   - Коню понятно.
   - А мне нет, - отсек я. Не обидевшись, Зарина хмыкнула, типа я еще тот жеребец... или безмозглый мерин, но смолчала. - Сейчас учениц двадцать две. Включая меня. Неделю назад было восемнадцать. Еще раньше, видимо, меньше - делаю вывод по разнице в знаниях и отношению друг к другу. Набор начался недавно?
   - Ты тупо... - осекшись, она схватилась за рот и резко снизила тон, - ...ой или притворяешься? Включи голову. Если сейчас двадцать две, неделю назад восемнадцать, еще неделю назад - меньше...
   Ее глаза хохотали. Издевается. Захотелось встать и отшлепать. Чтобы прониклась.
  Естественно, я не сделал этого даже в мыслях. Мы лежали в одинаковых позах на боку лицом друг к другу. Только моя горка между талией и сложенными коленями не так высилась, как у крутобедрой соседки. О чем я, какие там бедра. Цыпленок без перьев. Но у меня таз все равно не так выдавался вбок. Понятно, я - мальчик. А маленькая соседка - какая-никакая, а женщина. Стоп, почему никакая? Зачем обижаю очаровательную и очень симпатичную мне девушку?
  Что-то я не о том. Вернемся к нашим... ученицам.
   С набором разобрался. Не будем поражать собеседницу лохматым скудоумием. Пусть кое-что в их мире до того невразумительно, что надо бы разжевать и со скрежетом по нужным папкам распихать.
   - А где прежние, которые с прошлого потока? - осведомился я о предыдущих обитательницах.
   - Выпускницы? - переспросила Зарина так, что вопрос отпал сам собой.
   Выпускницы выпустились. О чем еще говорить.
  - Почему учатся одновременно разные возраста? - Уперев локоть в подушку, я положил голову на подставленную ладонь и приготовился слушать.
  - На потоке обучают всех сразу. - Соседка непроизвольно повторила мою позу. - Как можно иначе?
  - Можно. Но не скажу, - улыбнулся я. Зарина согласно мотнула головкой, всей душой поддерживая отказ. - Поток - это год или полный курс обучения? У нас...
  - Не надо! - Ее рука в ужасе выбросилась вперед и накрыла мой рот.
  На губы легло мягкое и нежное. Я судорожно сглотнул. Девичья рука отдернулась, как ошпаренная.
  - Поток, - тихо сказала Зарина, - это все, кто пришел в одно время, вместе отучился и покинул школу до того, как пришли следующие.
  - У школы есть программа, которую нужно изучить в обязательном порядке, или обучение ведется от потолка?
   - Программа? - Зарина задумалась, примеривая откуда-то известное слово к ситуации. - Нет, школа работает не по программе. Начинают с первой пришедшей ученицы, а как только соберется достаточное количество, занятия идут в полную силу.
  - Сколько лет учатся в школе?
  - Лет?
  - Зим, - уныло поправился я.
   Простой вопрос поставил Зарину в тупик.
  - Обычно занимаются от года до пяти, как сложится. Зависит от смотрительницы. Еще - от успехов учениц, от их количества и от ситуации снаружи. Понимаешь, кое-кого из царевен желательно подержать вдали от дома, других, наоборот, забирают недоучками. Жизнь. А продолжать заниматься можно и дома. Даже лучше.
   - Учениц берут из каждой семьи? Всех девочек подчистую?
  - Нет, конечно. У кого из царисс есть дочери подходящего возраста, те извещают смотрительницу. Она принимает решение, глядя на возможности школы. От кого-то приезжают по нескольку, как мы с Кариной, от других не бывает никого. От кого-то нужно ждать, пока появятся на свет и подрастут. А чьи-то давно выросли.
  Мы полежали некоторое время без слов. Раздались синхронные зевки, взгляды встретились... Мы понятливо кивнули, и оба развернулись: Зарина к стене, я к площадке с табуретами.
  Чувствовалось, как соседка долго ворочается. Натужное сопение чередовалось тяжелыми вздохами.
  - Что с тобой? - не выдержав, я перевернулся к ней и тронул за холодное плечико.
  - За Карину переживаю.
  - Ее же простили, - ляпнул я, сразу поняв, что же сморозил.
  После случившегося Карина могла решить, что быстрая смерть была бы наказанием намного лучшим.
  Плечо Зарины дернулось. Потом еще раз.
  Плачет. Худшее, что может произойти, когда ты с девчонкой. Что делать? Как спасать? Какой подвиг совершить? Промакнуть глазки платочком? Вытереть носик? Вспомнилась сценка в торговом центре: "Девочка, не плачь, мама слышит, она сейчас придет" - "Отойди! Я не тебе плачу!"
  Поколебавшись, я придвинулся грудью к напряженной спине, свободная рука нежно и очень осторожно обняла. Нос зарылся в волосы.
  Сработало. Судорожные всхлипы прекратились.
  Я чувствовал ее пульс. Она слышала учащенное биенье моего сердца. Мы молчали. Через пять минут теплой тишины оба дыхания выровнялись. Заячья барабанная дробь сердец утихомирилась, став солидной дождевой капелью.
  Кажется, Зарина уснула. И я бы уснул, если б не первая в жизни такая ситуация: прекрасная принце... царевна умиротворенно дремлет в моих объятиях. Что я отдал бы за это в прежней бессмысленной жизни? Все бы отдал.
  Примите, распишитесь. Все в обмен на это. Как заказывали.
  Верилось, что я не прогадал.
  Лишь после того как тело совсем затекло, и когда терпеть стало невмоготу, я высвободил руку и откинулся на спину. Стада живых колючек побежали по чреслам.
   Среди тишины вдруг раздалось решительно:
   - Так нечестно.
   Красивые глаза отворились слепящими вратами в небо и уперлись в потолок с несокрушимой твердостью.
   - Что? - тревожно спросил я.
   Намечавшийся сон порвало в клочья. Зарина все-таки собралась сдать меня. Не выдержала мук совести.
  Понятно, она заботится о себе. Ради чего ей рисковать жизнью? Что я могу предложить, кроме хорошего отношения? Надо срочно что-то предпринять. Только выкинуть вон навеянное телевизором "свидетеля ликвидировать, труп сжечь".
   - Подумай, прежде, чем что-то сделать. Решение затронет не только тебя.
   - Знаю, - сурово кивнула она. - Но иначе нечестно.
   Мой вздох был слишком выразительным. Зарина попыталась обернуться ко мне, но взор смущенно опустился.
   - Ты видел меня безо всего, - с огромным усилием вылепили ее губы. - А я тебя - нет.
   Сначала я не понял. Потом облегчение от одного перемешалось с безумием другого. В горле застрял истерический смешок.
   - Что же предлагаешь? - тупо вопросил я, хотя какого-либо развития событий кроме единственного ситуация не предполагала.
   Зарина съежилась и натынула простыню на лицо.
   - "И да воздастся справедливым", - еле слышно донеслось оттуда, из самодельной норки класса "меня не трогать, я в домике!"
   В голопузом детстве я очень похоже обиделся на Тому. Причем, до смерти, непрощаемо, до самого завтрашнего утра. Играя в "доктора", девчулька совершила осмотр еще более мелкого карапуза в лице меня, а в ответном осмотре отказала. На год старше, невообразимо сильнее, не менее упрямая - что я мог с ней поделать? Перебесился, на следующий день еще раз напомнил, а получив второй отказ - смирился. Больше с "нарушительницей слова" в такие игры не играл. А маленькая, но уже по-женски умная Тома считала правой себя: об очередности исполнения роли доктора договоренности не было. Правила детских игр придумывают сами дети, и если перед игрой внести пункт о взаимности я не озаботился, значит, мои проблемы - только мои проблемы. Так что по-своему Зарина права. Сам бы в подобном случае подумал о том же... но только подумал. Хоть режьте, никогда бы не высказался вслух. "Пусть все рухнет, но восторжествует справедливость" - не мое кредо. Восстанавливать ее, обрушивая другие ценности, не есть хорошо. Надо учиться на чужих ошибках, опыт прошлого вопиет трубным гласом. Ну, пойду я на поводу вымученного девчачьего каприза. Жизнь разделится на до и после. Ни одно слово, ни один жест, ни один поступок не будут прежними. Возможно, мы забьемся в свои коконы, или, наоборот, жизнь после станет раскрепощеннее, вседозволеннее, приятнее - в чем-то. В остальном... Исчезнет искрящая нервами возбуждающая мысли загадочность. Уйдут, хлопнув дверью, очарование и застенчивость. Окажутся под вопросом чистота и невинность. Наивность и откровенность. Точнее, они останутся, но переродятся в нечто иное. Как в кино чуточку укушенный неизбежно превращается в кровожадного вампира или в чуждого человеческому Чужого.
  Я внутренне колотил себя за слишком взрослые мысли. Мал еще для подобного благоразумия! Почему не плыть по течению? Будет только лучше! Нескромная игра окажется ниточкой, потянувшей за собой целый паровоз. Локомотив притащит вагоны, один другого интересней и зубодробительней...
  Исчезнет дружба, которая просто дружба, зато может появиться "связь". Хорошо, если появится. А если все рухнет к чертям собачьим? Или появится, а потом рухнет. Мои обиды останутся моими проблемами. Ее обида выльется в мою же проблему. Одно некстати брошенное слово - и здрасьте вам с того света. Статус-кво имел вероятность безопасного будущего. Провокация несла только беды. Не сразу, так после.
  Надо же, как расписал весь сумбур, взбивший серое вещество в черно-бело-полосатый гоголь-моголь. Конечная же мысль была одна: Зариночка, ну не готов я данную секунду на необдуманные поступки! Я жить хочу! Домой хочу! А как попасть домой, если вздернут за нарушение закона?
   - Нет, - жестко отрубил я. - Ты не показывала себя специально. Вообще не показывала. Так получилось. Если так же получится со мной, возражать не буду. Но только так.
   Тишина бывает тяжелей чугуна. Наконец, с соседней койки прилетело:
   - Я красивая?
   - Очень.
   - Тебе нравилось на меня смотреть?
   Уши запылали. И не у меня одного.
   - Да, - шепнул я. - Потому что ты очень красивая. Давай спать.
   Она не сдалась так просто. Обтянутая простыней грудная клетка, на которой пересчитывалось каждое ребрышко, вздулась в верхней, некостистой, части. Набрав воздуха, царевна зажмурилась, и с бесповоротной решимостью в мою сторону прилетело:
   - Если не произойдет ничего страшного... непоправимого... Если все останется, как есть... ты согласишься стать моим первым мужем?
   Меня передернуло. Мозги, как при ударе в челюсть, вывернуло бешеным неприятием. Она даже не понимает, как коробит слово "первым"! Словно приглашают сходить в кино знакомой компанией. Или выпить на троих. Или еще: поматросить и бросить, изначально зная, что позже будет другой. Нет, местным это в голову не стукнет даже от большой фантазии. Первым - значит, первым номером в общепринятом комплекте из трех. Без вариантов.
   - Если когда-нибудь женюсь, - не оборачиваясь и тоже глядя в потолок, с расстановкой ответил я, - только на правах единственного. Никак иначе.
   Заявление поставило собеседницу в тупик. Ее глаза привычно принялись округляться, сломавшиеся бровки поползли на лоб. Она даже привстала:
   - Так не бывает! Это нарушение природных и людских законов!
   - С удовольствием поспорю. В следующий раз. Сообщу лишь, что в моем мире по-другому не бывает.
   Запнулся. Негоже отвечать за весь мир. У одних допустимы четыре жены, а где-то в Тибете и Полинезии до сих пор в почете многомужество. Полигамия, полиандрия, в общем, сплошная полиамория. Везде сомневаются в традиционном стандарте и ищут свое. Даже шведы нашли. Правда, в основной массе сразу потеряли, но товарный знак застолбили. Да и обычный брак... Все ли живут согласно "не прелюбодействуй" и "не возжелай жены ближнего своего"? Вертикальная система добра и зла, где первое однозначно хорошо, а второе отвратительно, наш мир сломал и растянул по равнозначной горизонтали. Одна крайность теперь именуется моралью, другая - практическим расчетом. То и другое - хорошо. В разное время. Жутко нравственный идиот Достоевского Ф.М. (для несведущих: это не название радиостанции) портит всем жизнь. Цыкающие на неправильную одежду бабульки в церкви отвращают от Церкви. Воспитательный девиз "делай, как говорю, а не как делаю" дает обратный эффект. Честность заставляет выдавать соратников, отправляя на смерть. То есть, мораль и игра в мораль одинаково треплют всем нервы, иногда угрожая жизни. Бессовестный банкир живет хорошо. Его хитромудрые аферы ломают жизни одним, но поднимают других. Одни убийцы убивают других, зачастую еще более кровавых. Найти в каждой ситуации баланс между моралью и практическим расчетом - вот задача человека. Чтобы остаться человеком и не быть проклятым окружающими.
   Почему же местная традиция так выбивает из равновесия? Лишь потому, что не нравится? Потому что иначе? Они нашли свою золотую середину. Им так лучше. Привычно. Иначе представить не могут. Зачем со своим уставом с чужой монастырь? У них даже честнее. Как положено по установившемуся закону, так и делают. Зато семья - превыше всего. Дороже жизни. Привет нашим борцам за права человека против прав общества. И за права иметь это общество как заблагорассудится, если знаешь хорошего адвоката.
  Поэтому я умолк. Не принял их традицию, но и не стал навязывать свою. Каждому свое.
   Уставившись на меня, как кроманьонец на монитор, Зарина села на лежаке, руки поправили сошедшуюся впереди простыню и обхватили колени. Мозги гудели, маленькими порциями вырабатывая и формируя мысль. Наконец, выродилось:
  - Но как же? Мужья нужны для забавы, большой и малой. Брать единственных, не притертых, старающихся лишь для себя? Прости, я тебя не понимаю... Кто же добудет лучшую вотчину?
  Она скривилась. Я тоже. Правда, сосало под ложечкой, что случилось некоторое недопонимание сказанного, вызванное разницей менталитетов.
   Зарина отвернулась. Засопела.
   Я тоже.
  
  Глава 6
   Обожаю дни после покушений. Каждый живется как последний. Поверьте, пара-тройка покушений на вас - и взглянете на мир другими глазами. Ценность покоя лучше всего ощущает бывший драчун. Лишь буревестник просит бури, а ушедший в отставку дон Корлеоне идет выращивать помидоры. Император Диоклетиан предпочел капусту.
  В общем, если ночью тянет не в клуб, а спать, поверьте, у вас счастливая жизнь. Просто поверьте.
   По команде к утреннему построению мы одновременно сели, кутаясь в простыни. Быстро приходящие в себя тела поднялись, Зарина подошла к своему табурету, я отвернулся. Оттащенный лежак вернулся на место, под него был спрятал меч, до сих пор так и торчавший в полу.
  Утро началось с пробежки вокруг школы. После двух кругов бегом, полкруга шагом и еще круга бегом нам дали умыться и прийти в себя. Я одним из первых ополоснул лицо и помчался в комнату. Перенесенный из комнаты в кладовку меч не вызвал особого любопытства. Подойдя к кладовице, я поинтересовался, не видела ли она вечером, кто мог взять и не сдать. Естественно, нет. Жаль, что до дактилоскопии еще тысяча лет на карачках.
  Во время завтрака мы узнали, что царисса с отрядом еще не возвращалась. Зато начали прибывать подводы с продуктами. Кухня кашеварила вовсю, готовясь к встрече высоких гостей: давненько здесь не встречали других царисс.
   Нами вновь занялась Астафья. Я ловил взгляды всех подозреваемых и тех, кто пока не попал в эту категорию.
  Бессмысленно. Никакого намека, что кто-то удивлен моим присутствием. Астафья держалась профессионально небрежно, ничем не выдавая мыслей, даже если они у нее были. Карина после дежурства клевала носом и с трудом разлепляла глаза. Мое существование ее не волновало в принципе. Варвара перемигивалась с Аглаей по какому-то им одним известному поводу, подружкам было весело. Если б зачем-то готовили покушение, а тут такой я, живой и невредимый, подобное ликование выглядело бы неуместным. Мне так кажется. Моя смерть ничего не принесет, кроме неприятностей, ведь ангел - священная корова этого мира. О том, что я - черт, не знает никто, кроме Зарины, иначе просто сдали бы начальству, и проблема решилась сама собой. Значит, некто охотится именно на ангела. Причем, на конкретного.
  Взгляд еще раз пробежался по присутствующим. Не видно Феодоры с женственной соседкой и еще кого-то из мелких. Либо дежурят, либо им дали какое-то поручение. В общем, облом-с. Преступление есть, преступников нет. Осталось выполнять указание дяди Люсика: быть осторожней и прожить подольше.
  Астафья начала с верховой езды. Нас поделили на группы по уровню подготовки. Первая - для отработки мечевого боя верхом, вторая - для отработки основ мечевого боя верхом, и третья - для начального обучения управлению лошадью в последующем мечевом бою верхом. Куда попал я, не скажу. Если кто не догадался, наслаждайтесь интригой.
  Ворота отворились, копыта застучали по утоптанной глине. За воротами дороги групп разошлись. Астафья с первой ускакала направо, вторая под управлением Аглаи ушла налево, третья продолжила движение прямо. В ее состав входили: сонная Карина как назначенный в силу опыта инструктор, Тома, я и одна из вчерашних шмокодявок, которые расспрашивали про мальчиков. Выяснилось, что зовут ее Клара, и она дочь цариссы Ольги.
   - Моя мама - царисса кацармы и Трех озер, - гордо объявила девочка, когда Карина попросила напомнить имя. Не только моя память хромала на личностях мелковозрастных.
   Зарина, мой милый ходячий справочник, ушла в первой группе, поэтому пришлось поинтересоваться у озерной царевны:
   - Что такое кацарма?
   Привычное по соседке безумное округление глаз даже не удивило.
   - Там учат царберов!
   Типа, как можно не знать. Можно. Все в жизни бывает, кроме того, чего не бывает. Но и оно случается.
   - То есть, они там живут и учатся, как в школе? - уточнил я.
   - Ну.
   А мне говорили, что мальчиков не учат. Уровень честности собеседников неплохо бы подрегулировать в сторону увеличения хотя бы процентов до восьмидесяти. Или вопросы лучше формулировать. Это уже претензия к себе.
   Вот бы мне перевестись в кацарму. Когда приспичит, то есть, если раскроют, предложу как взаимовыгодный вариант. Если не прибьют раньше.
   Более часа мы занимались особой выездкой с упражнениями, потом Карина объявила перекур. К ней подходить не хотелось. За неимением словоохотливой Зарины я подсел к Кларе, чем вызвал странный взгляд со стороны Томы. Поняв, зачем это нужно, она подсела ближе, ушки навострились, голова приблизилась.
   - Царисса со свитой уехали на разборки с чужими, - заговорил я. - Почему взяли с собой папринция? Он специалист по школе, и только. Или я чего-то не знаю?
   Сидя на земле по-турецки, маленькая Клара надменно покачала головой: мол, такой большой, а такой глупый. Точнее, глупая. Но это частности.
   - Царисса Дарья совсем недавно вернулась в эту вотчину. Все еще помнят предыдущую цариссу Аграфену. Хорошая была царисса, а затем царыня. Чтобы не злить народ допросами и казнями, вчера мудрая Дарья взяла с собой Аграфенина мужа. Местные сами и с удовольствием расскажут ему то, что иначе бы из них выколачивали. К тому же, в одной из крайних деревень живет кузнец Акулина. Она мастерица, свободная, но лучших мест не ищет. Всю жизнь там живет. После смерти одного из старых мужей она взяла бывшего папринция Харлампия Аграфенина. Оба староваты и, говорят, Акулина взяла его в основном как большого умельца. У Аграфены все были как на подбор. Третий сейчас тоже без дела не болтается.
   - Вернемся к нашему папринцию, - попросил я.
   - Неужели два Аграфенина папринция не найдут общего языка? - с удовольствием вернулась Клара. - Повспоминают былое, и слово за слово...
   Ага, дядя Люсик исполняет роль наживки. Либо используется метод плохого и хорошего полицейских. Лучше все рассказать хорошему, чем за тебя возьмется плохой. В делах, о которых я знал исключительно по телевизору, царисса Дарья явно не одну свору собак-волков съела.
   - Ясно, - кивнул я.
   - А мне еще нет, - встряла Тома. - Объясните подробней. Запуталась с вашими царынями и тэ дэ. Папринций - супруг царыни?
   Теперь подключилась и Карина - не давать же малявке единовластно учить ангелов уму-разуму. Оставив лошадей свободно пастись, она придвинулась к нашей расположившейся в тени дерева теплой компашке:
   - Папринций - вдовец царыни.
   - Это я слышала, - упрямо заявила Тома. - А кто же муж?
   Клара попыталась открыть рот, но Карина перебила:
   - Супруг царыни официально все еще царевич.
   - И когда царыня умирает... - прикрыв глаза, разбиралась Тома в запутанной для нас системе.
   - Не когда, а если, - с укором поправила Карина. - Если царыня погибает, царевичей, перешедших в чин папринция, обычно сватают другие царыни и царевны, почему-то оставшиеся без полного комплекта.
   - Царевны? - Ей удалось удивить меня. - Зачем?
  - Хотя бы для информации о конкурирующем роде, - объяснила Карина. - Еще: среди папринциев часто бывают способные бойцы и игроки. Школа одной царыни, то есть выучка и умения, полученные в одной семье, может сослужить службу другой.
  Кларе, надувшейся и обидно поджавшей губки, надоело оставаться в стороне от разговора.
  - Если желающих не находится, папринции уходят служить в крепость или остаются у тех же царисс войниками. Или доживают, как говорят, "на пенсионе": на кормежке при семье, чтоб не болтал языком либо, наоборот, чтоб давал советы. Но только иногда. И только дельные.
  Она усмехнулась чему-то. Наверное, из собственной жизни.
  Клара прибавила:
  - А нашего дядю Люсика оставили при школе после смены хозяйки. Повезло всем - и ему, и нам.
  - Это да, - согласилась Карина. - Милослава рассказывала, что прежний распорядитель был лютый зверь.
  - Название любопытное, - вдруг сказала Тома с улыбкой.
  - Какое? - недоуменно воззрились на нее Карина и Клара.
  Я промолчал. Кажется, понял. Мне тоже в "папринции" что только не слышалось: от паприки со шприцом до папы Римского.
  - Папринций, - подтвердила Тома мою догадку.
  - Что же непонятного, - пожав плечами, Карина вновь поднялась к лошадям. - Папринций - папа принцев.
   - Но... - Тома осеклась. - Дети царевичей - царевны и царь-войники. Принцы - мужья царевен, причем принцами становятся только с момента свадьбы. Так?
   - Правильно, - подтвердила Карина, одновременно махая нам головой, чтобы вставали, - но большинство царь-войников все же становятся принцами хотя бы благодаря выучке, которую не получишь в других условиях, а еще, пока дети царисс маленькие, мальчиков тоже зовут принцами. Так сложилось.
   - Голову сломаешь, - вздохнула Тома.
   - В точку, - согласился я.
   Встали. Сели. На коней. Начали упражняться. Я делал все вкривь и вкось, поперек и невпопад. Все из-за головы. Кстати, всегда и все именно из-за головы. Но сейчас особенно. Мозгу было неуютно. Среди прочего он что-то услышал, что-то важное, но не мог понять что.
   - Как давно умерла царыня Аграфена? - начал я распутывать мысль, устраняя мозговое неудобство.
   - В этом году, - сообщила Клара.
   - Стоп. Когда же Дарья стала цариссой школы?
  - В этом году, - повторила Клара.
   - Ничего не понимаю, - признался я. - Аграфена была цариссой или царыней?
   Карине оказалось проще вмешаться и объяснить, чем вмешаться и разогнать. Ведь я бы не успокоился.
   - Еще год назад Аграфена была цариссой школы, - втолковала она. - Я слышала, что царисса очень болела. Быстро сдала.
   - Передала все права дочери, цариссе Марфе, и стала царыней, - дополнила Клара. - А через месяц умерла.
   - Где же Марфа? - все еще не разобрался я.
   - Да, где? - вкинула Тома.
   У нее в голове был такой же разброд.
   - С огромным удовольствием сдала школу цариссе Дарье, - выдала Клара.
   Нет, впопыхах со всем этим не разобраться. Подождем более удобного случая и более сведущих собеседников. Объяснение принципа работы компьютера с наименования кнопок на клавиатуре до добра не доведет.
  - Что будешь делать, если твоя лошадь сломала ключицу? - строго спросила меня Карина, устроив нечто вроде экзамена.
  - Ну... - замялся я, - доложу папринцию?
  - Именно! Он должен увидеть единственную в мире лошадь с ключицей.
   Это у них шутки такие.
   - Едут! - вскрикнула Клара.
   Пока мы с Томой оглядывались, пытаясь разглядеть что-то сквозь рощу, Карина бросила взор к солнцу, что-то прикинула, и раздалась команда:
   - В школу! Занятие закончено.
   Мы быстро нагнали первую группу. Сбоку выезжала из леса вторая, когда на дороге уже вовсю пылил огромный по местным меркам отряд цариссы Дарьи. Через минуту выяснилось, что огромность была не кажущейся: вместе с отрядом двигались свиты еще двух царисс. Пропустив растянувшийся караван внутрь ворот, мы въехали следом.
   Все население школы высыпало наружу, торжественно проорались приветствия. Дарья дала приказ спешиваться и расселяться. Для большей части царисских свит на поле водружали шатры-палатки. Высший состав отправился в комнаты.
  - Встретились у развилки, - поясняли прибывшие войники любопытным ученицам.
  Я тоже совал нос везде, где только можно. Пока. Где нельзя - потом суну.
  - Что с теми, кто прошел с оружием и без флага? - интересовало группку учениц, к которой незамедлительно прилепился я. - Нашли? Узнали, кто? Выпытали, зачем?
  Сзади ко мне прижалась Тома.
  - Думаешь -Малик? - прошелестело в ухо.
  Я пожал плечами.
  - Одни говорят, что это рыкцари, - пустились в объяснения войники, - другие не менее искренне утверждают, что видели дружину царевны Деметрии.
   - Она кто? - шепнул я вставшей бок о бок Зарине, которая мгновенно возникла рядом, как только Тома направилась в мою сторону. - Почему такой ажиотаж?
   Фотошоп а ля натюрель привычно расширил до неправдоподобия то, что у нормального человека является глазами:
   - Не знаешь?! Дочка царицы!
   - Какой цариссы? - уточнил я.
   - Единственной, - как тупому, втемяшила Зарина. - Верховной царицы!
   Опа, Европа. Америка, Азия, в мозгу безобразие.
   - У вас еще и царица есть?
   - А кто раздает вотчины? Кто охраняет дороги?
   - Разве не царберы охраняют...
   - Кому служат царберы?
   Приехали. Я как-то не задавался этим вопросом.
  Вырисовывается классическая феодальная система. Король и феодалы. Король выборный либо самый жестокий. Он раздает феоды, ему служат, как вассалы... Э-э, нет. Царберы - однозначно профессиональная королевская армия. Местный король, то бишь царица, контролирует дороги, что не дает распоясаться феодалкам.
   - Много у вас дорог? - спросил я Зарину интуитивно, понимая, что ответ что-то даст.
   - Сколько надо, - прозвучал резонный ответ. - Больше не нужно, меньше нельзя.
   Моя ты прелесть. Впрочем, каков вопрос, таков ответ. Сам виноват.
   - Куда ведут дороги? - переформулировал я. - И откуда?
   Подумалось, что добавление не будет лишним. Чем четче формулировка, тем правильнее объяснение.
   Сзади к разговору прислушивалась Тома, но не встревала.
   - Естественно, к башням, - объяснила Зарина. - Из крепости. Еще - из башни в башню, но реже. Всегда можно доехать до развилки и свернуть, куда нужно.
   - Это все? - уточнил я. - Только в башни? А как же школа?
   - Это само собой. В школу, в кацарму, в сестырь... Как иначе двигаться караванам?
   Я тихим голосом дорисовал:
   - Вдоль дорог стоят цекады для путешественников, а царберы это все охраняют, так?
   - Я и говорю, - подтвердила Зарина.
   Забрезжило понимание картинки местного мира.
   - Что-то еще, кроме перечисленного, существует?
   В круглых глазах плескалось соленое море непонимания.
   - Имею в виду города, заводы, фабрики... или как их в прошлом, мануфактуры, ямские, пограничные и таможенные заставы, логистические центры, засеки, береговые укрепления...
   Лишь одно слово зацепило Зарину.
  - Границы держат цариссы в присутствии особых отрядов царберов, которых зовут погранцарберами, - сообщила она. - Это такие же царберы, только отвечающие за границу. А вдоль дорог еще стоят храмы.
  Я облегченно вздохнул. За плечами то же сделала Тома. Наконец-то мы поняли, в каком мире находимся и как во всем дальше разбираться. Теперь нарисовать карту, проложить путь к причалу, собрать всех своих и - пробовать, пробовать, пробовать...
  
  Глава 7
  Прогремело общее построение - для всех, и своих, и гостей. Нам что-то намеревались сообщить. Впервые сразу три цариссы находилось перед четырьмя отрядами - отдельно трех свит и отрядом школьниц. Блестели шлемы, пестрели флаги, отливали начищенной бронзой латы и оружие.
  Царисса Дарья с цариссами Варфоломеей и Евстигнеей встали впереди. Их отряды, уже без флагов, но узнаваемые в доспехах с преобладанием цветов своих хозяек, застыли по стойке "смирно", вытянув шеи и положив руки на оружие.
  Дарья подняла руку, все утихли.
  - В школу редко прибывают гостьи столь высокого уровня, мы больше привыкли ездить друг к другу, - махнула она в сторону невидимой отсюда башни. - И тем не менее. Печально начинать с такого, но у нас в школе - чрезвычайное происшествие.
  Волна шума облизала ряды и быстро рассосалась. Кто-то переступал с ноги на ногу. Кто-то теребил рукоять меча. Ученицы, одетые в простое, зябко приподнимали и терли босые ступни. Позади царисс быстро поднимались жилые шатры цветов хозяек: прибывшие в помощь работяги речь не слушали, они торопливо готовили школу к размещению свалившейся на голову оравы.
   - Странные дела творятся в школе, - покончила Дарья с театрально выдержанной паузой. - Нарушение правил прошлой ночью и несоблюдение субординации в отношении распорядителя оказались лишь началом. Последнее известие повергло меня в шок. Поверьте, с вами будет то же.
   Снова долгий взгляд в тишине. Умеет же играть на нервах.
   - За всю историю школы такого не было. Среди нас... - начала Дарья, обернувшись в сторону учениц. Грубо говоря, в мою.
   Холодок пробежал по спине. Неужели...
   - ...вопреки всем законам...
   Колени затряслись. Лоб покрылся испариной. Откуда? Кто? Неужели я настолько мешал?
   - ...с нарушением всех норм морали и обычного человеческого общежития... - Ее пронзительный взгляд, что мог бы работать паяльником, выжигал на мне узоры.
   Оперный бабай. Даже ножа с собой нет, не говоря о мече. Что делать, если она сейчас произнесет...
   - Среди нас - мальчик. Увы.
   Дарья закончила. Смотрела в упор. Все повернулись друг к другу, в глазах - плоский интерес. У некоторых - легкое волнение, как перед новым приключением или любопытным зрелищем. Чем еще порадуют рабы Мельпомены?
   Я обмер. С дикой тоской глянул на папринция. Предатель.
  Тот делал мне лицом какие-то знаки. Типа не он. А кто? Зарина? Да, могла Зарина. Вон, стоит, ни живая, ни мертвая. Тома, впрочем, такая же. Но не она же? Она-то такая от страха за меня.
   Бежать? Зарубят после третьего шага. И куда бежать?
   Кровь превратилась в чистый адреналин. Горло уже готово было выстрелить звучной и гордой фразой...
   - Вывести! - приказала Дарья.
   Из дверей начальственной половины четверо бойников вытолкали две помятые согнувшиеся фигуры. Схватив под руки, их потащили к одиноко высившемуся столбу за спинами царисс.
   Глафира и Феодора. Вот почему они отсутствовали на утреннем построении. Там не хватало троих. Еще одна отсутствовавшая утром малолетка была сменщицей Карины на стене. Теперь нашлись все.
   - Двое? - Варфоломея подняла удивленную бровь.
   Эта сухая высокая женщина никак не вязалась у меня в голове с образом мамы Зарины и Карины. Девочки были одновременно крепкие и мягкие, сильные и женственные, а их мама... Поджарая, высушенная, с тонким орлиным носом и острым взглядом. Колючая и опасная. Словно недовольная всем окружающим. Узкие губы плотно сомкнуты, костлявая кисть на рукояти меча светилась напряженной мощью, способной разрубить человека в латах сверху донизу и еще вглубь на пару метров. Папринций, к примеру, тоже сухощав, но его облик кроток и поэтичен, лишь иногда срываясь на начальственность. Варфоломея внушала страх. Нет: ужас. Низенькая лукавая Евстигнея с полноватой Дарьей смотрелись рядом с ней домашними болонками при питбуле.
   С жертв сорвали одежду, с разных сторон бросили лицом к столбу и привязали. Даже перевязали: многократно, сверху донизу, от шеи до пят. Перетянутые врезавшейся в мясо веревкой, они стали похожи на колбасу, давным-давно виденную мной в магазине. Плохое сравнение. Другого нет. Больше я не видел столь плотно связанных. Ну, если не считать неохватных толстух, ходивших по пляжам в бикини.
   Бойники встали по бокам караемых, ноги чуть шире плеч, руки за спиной. Ку-клукс-клановцы-эсэсовцы. Адская картинка.
  Дарья вскинула вверх открытые ладони:
  - Говорю! Преступившие закон сознательно поставили себя вне общества - общество обязано ответить тем же. Чем возмездие суровей - тем меньше ненужных мыслей в наших головах. Чем возмездие неотвратимей - тем меньше ненужных жизней в наших рядах. И да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется - всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость. Да постигнет кара разрушителей и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!
  - Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! - троекратно грянула заполненная площадь.
  - Я обвиняю! - продолжила Дарья. Солнечный луч бил в глаза, но она не замечала. Раскрывшаяся в праведном гневе фигура отбрасывала крестообразную тень. Площадь сурово молчала. - Фома, сын Евпраксин, нарушил закон, проникнув на территорию школы под именем погибшей сестры-близнеца. Его убитая горем мать хотела таким способом сохранить семью, оставшуюся без прямой наследницы, за что тоже понесет наказание. Фома признался сам, без давления, при свидетелях. И да свершится справедливость в соответствии с данным свыше законом!
  - Алле хвала! - взорвалась толпа единым воплем.
   Глаза собравшихся горели жаждой восстановления справедливости. Иными словами - жаждой убийства. Они готовы были навести ее сами, здесь же, своими руками, пальцами, ногтями, зубами. Это было страшно.
  - Я обвиняю! - еще раз выкрикнула Дарья хлесткую формулировку, от которой огонь бежал по жилам. - Ученица школы Глафира Натальина знала о преступлении и не менее преступно покрывала его!
  Я скосил глаза на Зарину. Бедная девочка едва держалась на ногах, примеряя ситуацию на себя. Каждое "Я обвиняю!" вырывало у нее кусок тела и жизни. Только бы продержалась. Только бы.
  - Я не знала! - донесся жалкий крик со столба. Над площадью рваным дождем пролились сотрясающие рыдания.
  Дарья насмешливо покосилась назад.
  - Можно было поверить, если бы я отреагировала на подозрения Аглаи прямо во время наказания псевдо-Феодоры. Мы не зря ждали ночи. Пусть в мое отсутствие, но при серьезных свидетелях обвиняемую, моно сказать, вынули не из собственной постели. Что скажешь в свое оправдание?
  - Будь ты проклята, старая мымра! - в гневе отчаяния задохнулась Глафира.
  Дядя Люсик смотрел на меня. Теперь я понял - он хотел предупредить, спасти. Доля секунды, и из моих уст вылетела бы смертельная глупость, которая уничтожила как меня, так и Тому, Зарину... и мало ли, куда протянулись бы щупальца цариссиного следствия. Как говорится, был бы человек, статья найдется.
  - Твои слова можно считать признанием? - с ухмылкой вопросила Дарья.
  - Будь ты проклята! - повторила обвиняемая, потерявшая последнюю надежду.
  - Согласитесь, - обвела Дарья взглядом присутствующих царисс, - это является косвенным признанием. Невиновный человек будет стоять на своем до конца. Итак, она призналась сама, без давления, при свидетелях. И да свершится справедливость!
  - Алле хвала! - крикнула площадь, требуя скорейшей расправы.
  Немедленной. Показательной. Кровавой. Они жаждали жертвоприношения. Человеческой жертвы во славу призрачной справедливости.
  Призрачной ли?
   Возможно, я не прав. Просто совесть не чиста. Не будь я мальчиком в девичьей шкуре, тоже орал бы со всеми и желал отмщения преступнику. Вывод прост и обиден для моего утраченного мира: честные - за суровость, жулики - за милосердие.
   - Сначала накажем за обман, - сообщила Дарья. - По одной плети за каждую обманутую ученицу. Приступить!
   Бойники вытащили из-за поясов подготовленные плети.
  Замах - удар - вскрик.
  Красные полосы поперек спин.
  Пожирающие или опущенные глаза зрителей.
  Умирающие в слезах и конвульсиях лица жертв.
  Вздутая исполосованная кожа.
   Двадцать раз.
  И - тишина.
   Если б не веревки, обвиненные валялись бы на траве. Без сознания. В болевом шоке. Сейчас они просто висели. Головы болтались. Кровь сочилась и капала, сочилась и капала. Внизу собирались лужицы, текли ручейки. Бывшие белые тела расцветились багровой паутиной.
   - Теперь к главному, - дождавшись завершения, заключила Дарья. Внимание зрителей увлеченно переключилось на нее, о жертвах мгновенно забыли. - Все знают, за нарушение закона - смерть. В присутствии трех царисс и нескольких десятков других уважаемых людей, которых обязательно перечислим поименно в зимописи сегодняшних событий, мы приговорили Фому Евпраксина и Глафиру Натальину к справедливости. Но не будем портить себе аппетита. Отложим. Сегодня праздник. Нас почтили своим присутствием лучшие люди, уже стынет обед, как мне показывают. Просто обед, даже перекус с дороги. Настоящий пир мы закатим позже, у меня в башне, завтра или послезавтра. Школа для такого, к сожалению, не приспособлена. Пока же, чтобы не морить голодом прибывших, прошу к столу. Места в школе мало, поэтому первыми прошу пройти уважаемых царисс и их семьи. Войницы с войниками отобедают вторым кругом. Ученицы последними. До сигнала они могут продолжать занятия. Приглашенных - прошу.
   Толпа зашевелилась, распалась на части и расползлась, словно проснувшийся осьминог. Щупальца, состоящие из войников, скользнули к шатрам, более цветастые и сверкающие - к дверям кухни.
  К нам примчалась Астафья:
   - По коням!
   Ворота проскрипели открытие. Наспех собранные, мы выметнулись наружу. Наверное, учениц вытурили, чтоб не мешались. Снова разбив всех на группы, нашу, под командованием Карины, Астафья остановила.
   - Езжайте к развилке. Встретите сестриссу Аркадию. Препроводите в школу. Если не будет других указаний, то снова выезжайте на занятие.
   Карина подтвердила приказ, группа Астафьи ускакала в сторону.
   Наша четверка отправилась по дороге. Карина ворчала:
   - Хоть бы одеться дали по-человечески. В таком тряпье встречать сестриссу. Где это видано! Как рванье деревенское, босота беспортковая...
   - Сестриссе не нужен показной блеск, - благочестиво заметила маленькая Клара. - Важнее, что у нас внутри. Я рада, что выбрали нас.
   Карина удивленно покосилась на нее и умолкла. Мы с Томой зажали лошадь Клары в тиски:
   - Объясняй. Сестрисса - кто это, откуда, чем занимается, за что отвечает, и с чем ее едят. Шутка.
   Признаться в последнем возникла необходимость, иначе девочка закричала бы от ужаса. Покачав головой, Клара сказала:
   - Аркадия - сестрисса храма этой вотчины. Если ее пригласили, то намечается какое-то серьезное событие в одной из высших семей. К примеру - свадьба. Любые изменения проходят лишь с благословения сестер.
   - Сестры, как понимаю, - бросил я Томе через голову Клары, - это типа наших монашек. Сестрисса, выходит, вроде настоятельницы.
   - Обращаться к сестриссе следует "ваше преосвященство", - прибавила Клара.
   - Ого, - переглянулись мы с Томой.
   Как к кардиналу в "Трех мушкетерах", если ничего не путаю. Или путаю?
   Стоп. Не обольщаться. Здесь нам не тут. Одни и те же слова могут иметь разный смысл.
   Сестрисса в сопровождении еще четырех фигур уже двигалась нам навстречу, дорогу знала. Да и куда тут сворачивать? Нас послали скорее для форсу, хороший понт дороже денег. Ну, еще типа уважение выказать. Что может быть одним и тем же.
   Все пятеро скачущих в нашу сторону затянуты в красные плащи от пят до шеи. На головы накинуты капюшоны. Под плащами угадывается оружие. Ничего себе монашки.
   - Приветствуем ваше преосвященство на землях цариссы Дарьи, - учтиво склонила голову Карина, когда отряды сблизились. - Нам велено сопроводить вас в школу.
   - Как зовут тебя, отрочица? - донесся глуховатый голос.
   Видимый кусочек лица ничего не мог сказать об обладательнице как человеке. Только то, что она немолода.
   - Царевна Карина Варфоломеина, ваше преосвященство.
   - А они? - взмах широкого рукава указал на нас троих.
   - Царевна Клара Ольгина и двое ангелов, Тома и Чапа.
   Ответ Карины сестриссу удовлетворил. Темнота из-под капюшона внимательно нас рассмотрела, последовал разрешающий мах руки.
   Мы поехали впереди. До школы добрались за час с лишним. Внутри продолжался переполох, связанный с приездом большого количества народа. Поевшие благородия отправились мыться с дороги, на этот раз у дверей между помывочной и внешним бассейном-купальней дежурил страж. Войники быстро доедали разнообразные яства, выложенные на столы кухни. Поместились не все, кто-то сменялся, накидав в желудок чего успел, кто-то жался на скамьях по четверо вместо положенных двоих. Почти вслед за нами в ворота въехали оставшиеся группы учениц. Сестриссу уже встретил папринций и сейчас сопровождал в покои. Капюшона она так и не откинула.
   Что бойники, что эти монашки. Мания какая-то - от людей лица скрывать. С бойниками разобрались, они периодически палачи и не хотят светиться. Точнее, им не дают светиться, это сугубо практично, если слуга дольше проживет никем не убитый. Но эти-то чего?
  
  Глава 8
   Ученицам велели ждать команду к обеду. Все разошлись по комнатам. Зарина была мрачнее тучи, на меня не смотрела и делала все, чтоб я это заметил. Нет, даже чтобы мне поплохело от такого несчастья, как ее демонстративное меня игнорирование.
   Позвали. Умопомрачительный по вкусу и количеству блюд праздничный обед протек в сумасшедшем темпе. Теперь все делалось в темпе. Наскоро покончив с едой, не успели мы дойти до своих комнат, как Зарину и Карину позвали, наконец, повидаться с прибывшей семьей. До этого Варфоломее хватило быстрого взгляда убедиться, что с дочками все в порядке. Глаза при этом выражали не естественные моменту любовь и доброту, а боль и задумчивость.
   - Как тебе эта кутерьма? - спросил я Тому.
   Поскольку соседок не было, я зашел к ней и завалился на лежак Карины.
   - Надоело. - Она лежала на своей постели, безжизненно уставившись в потолок. - Все эти казни, наказания, порки... Отвратительно. Жизнь ценой в небольшую оплошность. Случайно уроненное слово приравнивается к самому страшному преступлению. Смерть буквально за все.
   - Это стимулирует, - сказал я. - И весьма.
   - Одобряешь?!
   - Констатирую. - Мои закинутые руки подперли затылок, взор тоже устремился вверх. - Мотивация к правильному поведению убийственная. В прямом смысле. Начни показательно и неподсудно сбивать насмерть детей, которые перебегают дорогу где попало, и дети перестанут так делать. Начни расстреливать за воровство яблок из чужого сада - все яблоки будут на месте. Кому захочется - зайдет и попросит. И все будут счастливы. А глупого упрямца коснется косматая длань Дарвина с его естественным отбором. Ну не нужны обществу люди, которые нарушают его законы.
   - Ты говоришь, как будто согласен. - Девичьи губки поджались. Длинная челка упала на глаза, но привычно вскидывающаяся рука на этот раз не прореагировала.
   Я вздохнул.
   - Не согласен. Но завидую.
   - Этому средневековью?! - Томин взор запылал. Теперь он был направлен в меня. Тот единственный глаз, не скрытый челкой. Глаз-лазер. Глаз-клинок. Глаз-ядерный взрыв.
   Пришлось объясняться.
   - Завидую их честности. Любой проступок для них - ЧП. У нас он в порядке вещей. У нас гадостями в отношении общества гордятся. Подростки бравируют. Взрослые не стесняются. Хочется другого. Кардинального. Как здесь.
   - Как здесь?! - с недоумением в степени кошмара повторила за мной Тома. - Здесь - никаких прав человека! Наш человек достоин лучшего из завоеваний цивилизации, и говорю не о технических. В мире победившего варварства он не выживет.
   - Потому что ему с детства твердят про права. Здесь учат обязанностям. Там права человека выше прав общества. Здесь наоборот. Честно скажу, второе мне нравится больше.
   - В таком вот виде?! - продолжила Тома накручивать себя.
  И меня.
   - Ни в коем случае. Нужно многое поменять. Менять мир в лучшую сторону - главное предназначение человека. Почему не заняться, раз уж время появилось?
   - Изменить мир...
   Тома смолкла, как чем-то стукнутая. Медленно подняла на меня лицо. Оно горело невероятностью пришедшего в голову. Челюсть едва не падала, удерживаемая лишь для того, чтобы поделиться со мной безумной идеей:
   - Может быть, нас переместили сюда именно для этого?
   Я поперхнулся:
   - Кто?
   Резко поднявшись, Тома села посреди лежака.
   - Допустим, Алла.
   - Веришь в местные россказни?!
   В ответ - задумчивое искривление губ и осторожное продолжение собственной мысли, а от моего восклицания Тома просто отмахнулась:
   - Некто свыше. У нас Он тоже известен под этим именем, только как он.
   Всевышний послал нам это испытание? Возложил миссию? На первый взгляд - чушь и бредятина. На первый. На второй: если все же да, то почему выбраны мы, которые, как говорится, ни в зуб ногой и никаким боком?
   - Предлагаешь выйти в народ: мол, ангелы Василиил с Тамариилом принесли вам благую весть, так, что ли?
   - Не смейся, - серьезно сказала Тома. - Если Он прислал нас разгрести эту кучу навоза и наставить заблудшие души на путь истинный...
   - Нас? Тебя и меня?
   - Почему нет?
   - Мы не первые ангелы здесь.
   - Те не справились.
  В горле пересохло: прецеденты хорошо известны. Описаны в святых писаниях почти каждой религии.
  - Теперь Он надеется на нас... - закончила Тома и закрыла лицо ладонями.
  Такой ответственной я ее еще не видел.
  Впрочем, ее хватило ненадолго:
   - Как думаешь, такое возможно?
   - В мире возможно все, особенно невозможное. - Тут меня огорошило. - Знаешь... в Стокгольмском музее хранится шлем Ивана Грозного, изукрашенный арабской вязью: "Алла, Алла, Алла..."
   - Хочешь с-сказать... - Новая догадка ошеломила Тому до заикания. - Мы в т-тех временах?
   - Вряд ли, - убежденно сказал я. - Это не Земля. Точнее, не наша Земля. И не наше прошлое. За выверты священных текстов от "не убий, кроме..." и до не знаю чего, наши предки их на кусочки покромсали бы. И нас заодно. Они же здесь, как видишь, цветут и пахнут.
   - Плохо пахнут, - заметила Тома.
   Она сложила ноги по-турецки. Я приподнялся и сделал то же самое.
   - И Малик, который не афишировал свое вероисповедание, местную религию на дух не переносил, - напомнил я. - Видела, как его корежило? Явно не фанатик, но местные духовные заскоки для него как обезьяна для человека - гнусная пародия, забава шайтана. Думаю, если бы некто всемогущий кого-то послал, то, скорее, того же Малика, как более способного на масштабные деяния.
   - Не говори за Него. Если однажды остановились на плотнике и пастухе, почему теперь не выбрать школьников?
   - Потому что выбора больше не будет, последний, как говорят, уже был. Нам осталось только жить по совести и каждому в меру возможности бороться с несправедливостью.
   - А я о чем говорю? - обрадовалась Тома. - Разнести в клочья местную дурь - разве не справедливо?
   В коридоре начались разброд, шатания и необычное для такого времени брожение. Мы что-то пропустили? Выглянув, Тома перебросилась с кем-то парой слов, дверь вновь захлопнулась.
   - Из-за гостей купальный день решили провести на день раньше обычного. Все равно воду греют, вот чтобы завтра еще раз не мучиться. Первые комнаты уже помылись, очередь подбирается к нам. - Она опустила взгляд.
   - Чапа, Тома! - раздалось в коридоре.
   Мы вздрогнули и синхронно втянули плечи и головы. Ох, и скользкие же моменты: купание, уборная, сон. Постоянно подкидывают подлянки. А мы решай. Чем больше конфузливых ситуаций, тем напряженней отношения. Мы уже не дети. Хочется простоты и свободы. А мир не позволяет.
   - К Варфоломее! - закончил посыльный.
   Два мощных выдоха одновременно спустили запас застрявшего в легких воздуха - с шумом и поднятой между лежаками пылью, заставив особенно яркую пылинку метаться в разные стороны, отчаянно сопротивляться и, в результате, остаться на месте, смирившись с равной силой встречных ветров.
   Исподлобья мы глянули друг на друга... и одинаково подавились похожим смешком. Отчего оглушительно заржали, напугав девочку-посыльную, и к Варфоломее прибыли веселые, румяные, едва не держась за ручки, как первоклашки. Ученица, приведшая нас, мгновенно умчалась. Варфоломее предоставили прежний кабинет папринция. Кровать еще не установили, но письменный стол уже отсутствовал. На стуле со спинкой сидела сама царисса, дочки стояли по бокам. Мужья, которых заприметил при прибытии, отсутствовали. Видимо, разговор пойдет о нашем, о женском.
   Кивком поприветствовав, мы остановились при входе.
   Взгляд Варфоломеи напоминал раскаленный прут. Так он ощущался в тех местах, которых касался.
   - Хороши. Мне так и говорили. - Она закончила, наконец, нас рассматривать. - Что скажете про них, дочи?
   Подбоченясь, Карина, как старшая, выдала первой:
   - Тома еще многому должна научиться, но учиться она умеет. Главное, что внутри - настоящая. Стержень есть. А Чапа... - ее взгляд скептически пробежался по мне, - верхушек нахваталась. Многое дается легко, оттого мало усердия и непонятное будущее.
   Любопытно. Не ждал от воинственной девицы столь трезвой оценки. Но это ее субъективное мнение. Что теперь скажет моя солнечная соседушка, чей лик затмила черная туча непонятного происхождения и содержания?
   Зарина опустила глаза, по щекам расползлись красные кляксы.
   - Карина все правильно сказала, - донесся тихий голосок. - Тома хорошая, но пока мало умеет. Зато быстро наверстывает. Чапа... тоже быстро учится. Очень способ...ная. В чем-то уже равна Карине.
   Заметив недовольство сестры, Зарина добавила:
   - У Чапы способности к бою. Врожденные. Он замечательный... ангел. - Маленькие полупрозрачные ушки пылали, как креветки на шпажке. - И очень хорошая подруга.
   Царисса кивнула:
   - Я услышала. Теперь...
   - Что с Шуриком? - перебил я. - Милослава все объяснила?
   - О нем не беспокойтесь, - небрежно бросила Варфоломея, даже не повернувшись. - Про Милославу вам расскажут дочери. Можете идти. Все.
   Все? Для чего вызывала? Посмотреть? Зоопарк, видите ли. Ангелов видели? Нет? Рекомендую.
   Наша четверка двинулась в сторону своего жилья.
   - Что с Милославой? - спросил я Зарину.
   Она шагала первой, странно безмолвно, глядя только под ноги. Мы с Томой двигались в середине, Карина замыкала. В коридоре было тесно, мы постоянно с кем-то пересекались, сторонились, пропускали. Район помывочной впервые можно было пройти без стеснения, никто не оставлял дверь открытой, никто не гулял до комнат и обратно в неглиже и без. Сказывалось присутствие в школе посторонних.
   - Все плохо, - сказала Зарина убитым голосом.
   - С Шуриком? - всполошилась Тома. - Э-э... с Щербаком, так его, кажется, записали?
   Я тоже напрягся. Зарина отмахнулась:
   - При чем здесь он? Наша семья почти разорена. Сестра пошла на сестру. У каждой - немалая партия поддержки...
   Ей было тяжко. Только через несколько шагов последовало продолжение:
   - Милослава убита. Лисавета при смерти. Четверо из пяти принцев полегли. Шесть войников и войниц - насмерть. Бойников даже не считали.
  Вот так дела. Алла действительно существует? Милослава насмехалась над религиозностью Гордея и нашими намеками на соблюдение закона. Задавала запретные вопросы ангелам. Теперь - наказана?
  Карину посетили такие же мысли:
   - Наращивали силу, грезили о несбыточном... Алла-всеприсутствующая, да простит Она нас и примет, все видит. Нельзя сестре идти на сестру. Даже если имелась причина. Это худшее из богохульств.
  Мы разошлись по своим комнатам. Зарина бессильно опустилась на лежак и обхватила руками голову.
  В дверь постучали.
  - Ваша очередь!
  - Куда? - вскинула девушка мутный взор.
  - Мыться, - объяснил я. - Вместо завтра.
  В ее лице не осталось ни капельки солнца. Напряглась. Нахохлилась. Сказала, словно плюнула:
  - Чего сидишь? Иди, милуйся со своей Томочкой. Она же знает, кто ты? Вот и парьтесь себе вдвоем.
  И - слезы. Непрошибаемый женский аргумент. Далее - сквозь них, словно из преисподней, в нелогичном бреду и чудовищной горячке:
  - Мне никогда не сравниться с ней. Она всегда будет для тебя лучшей. Она была, есть и будет, а я - временная соседка по комнате. Случайная попутчица, вечная обуза.
  Ква-а-антовый парадокс и сбоку бантик. Еще девчачьей ревности не хватало. Думал, она смурная из-за известий из дома. Нет, у нее раньше началось. Теперь вот плюсом наложилось. Капец и маленькая тележка.
  - Нас позвали? - Я решительно схватил ее руку, мощный рывок поднял маленькое тельце. Зарина почти взлетела. - Идем.
  За ругнувшейся дверью стояла Тома.
  - Я услышала...
  - Не надо, - перебил я. - Спасибо. Мы сами.
  - Уверен?
  - Я сказал спасибо, мы сами.
  Томин мозг отказывался понимать происходящее. На ее глазах взбешенный я вытащил из комнаты упиравшуюся Зарину, всю в слезах и соплях, и, не отпуская, попер в помывочную.
  - Если что... - крикнула вслед Тома, намекая на любую помощь.
  - Учту, - пообещал я.
  Встречные-поперечные смотрели на нас с нескрываемым любопытством. Словно родитель не мог уговорить грязнулю-дочку залезть в ванну и применил силу.
  Едва дверь помывочной закрылась за нами, ярость куда-то девалась. Включились мозги. Ну и что я натворил?
  Зарина села на пол и закрылась руками. Пришлось взять под мышки, поднять и поставить. Она слабо отбивалась, шмыгая носом.
   - Успокоилась? - спросил я, отступая на шаг.
   - Угу, - кивнула она опущенным лбом.
  За волнениями дня прошло мимо разума и вдруг проявилось: ночью мне сделали предложение. А я, болван, проигнорировал. С ее точки зрения. Со своей, несомненно, прекрасно объяснил, что никогда и ни у кого не стану одним из. Но вряд ли моя соседка, воспитанная этим миром и не знавшая ничего другого, поняла. Она услышала не слова, а смысл. Он был ясен: вместе с местными законами я послал подальше и ее. Почему? Опять: зачем слушать ушами, если есть глаза, а они видят соперницу. Вот результат.
   - Сейчас - моемся, - командным тоном сообщил я Зарине, поворачиваясь спиной и быстро раздеваясь, - а дома поговорим. Хорошо?
   - Угу, - с последним всхлипом донеслось сзади.
   Ох, не выкинула бы какой-нибудь фортель. И я пошел с козыря:
   - Ничего у меня с Томой нет и быть не может. По определению.
   - Это как? - с тихой надеждой всплакнулось за спиной.
   - Вот так. Абсолютно.
  Умолкнув, я полез в большую бадью и долго отмывался от недельных грязи и пота, не бравшихся ежедневной холодной водой. И ни разу не обернулся. Но уши напряженно вслушивались, как пыхтит маленькая соседка, взбираясь в бочку, как плюхается и плескается, как усиленно драит кожу над водой и с бурными бульками под. Как затем трется жестким полотенцем и взмахом влетает в рукава рубашки. Как легонько поскрипывает входная дверь.
  Когда я вылезал вытираться, ее уже не было.
  
  Глава 9
   Дневная прохлада сменилась духотой. Склонявшееся солнце вдруг напомнило о себе нестерпимой яркостью. Выходившие из помещения прикрывали глаза. Многие скинули часть лат, достаточную, чтобы увеличить обдув, но притом сохранить лицо.
  Феодора-дробь-Фома с Глафирой по-прежнему обнимали телами столб, глядя на окружающее страшными глазами, в которых - все. От ужаса смерти до презрения. От жалостливой мольбы до надменного хохота сверхчеловеков, поднявшихся над жизнью, улетевших за границу смерти. Кровь подсохла, шрамы зарубцевались и стали темно-бардовыми. Мышцы давно затекли. Если развязать, они не смогут двигаться. Кровоснабжение во многих местах пережато.
   Только вспомнилось про ожидавших казнь, как появились два бойника и принялись снимать с них веревки. Размотав, осужденных грубо отодрали от столба. Скрючившиеся взвывшие тела потащили в помещения. Наверное, опять в карцер.
   Перед шатрами сооружалось нечто вроде помоста. С деревенских плотников и отправленных в помощь бойников пот лил ручьями. Безрукавки крепостных промокли насквозь, но никто не рискнул их скинуть - слишком много важных персон вокруг. Зато им было проще в нижней части тела. Средней длины юбки легко вентилировались, чего не скажешь о длинных балахонах бойников. Те просто жарились, но марку держали. Никто не жаловался.
   Учениц собрали на траве в уголке поля. Морщась от солнца, девочки разлеглись кто как. Большинство связали рубахи узлом на животе. Плавно угасающим лучам подставлялись лица, шейки, открытая часть груди и даже ступни. В отличие от давних веков моего мира, здесь знатные особы не сторонились загара.
   Вдруг все вскочили, оправляясь. Я со всеми, еще не поняв, что случилось.
   Приближалась сестрисса Аркадия.
   - Ее преосвященство проведет занятие, - сообщила Астафья и с одновременным поклоном-полуприседом удалилась.
   - Садитесь, - разрешила сестрисса.
   Под взмахом ее руки все опустились на траву. Сестрисса откинула капюшон. Худая шея гордо держала голову, покрытую полупрозрачной кольчужной шапочкой, опускавшейся вниз по затылку. Узкие скулы и глубокие вертикальные морщины вразлет от носа придавали лицу нотку высокомерия, но глаза улыбались добром и покоем. Общее впечатление составлялось отстраненное и возвышенное. Еще не старая. То есть, в возрасте - но моложавая. Крепкая, стройная, хотя и не так, как Варфоломея. В Аркадии, в отличие от Зарининой мамы, отсутствовали хищность и сопутствующая ей постоянно излучаемая опасность. Опасность могла быть под легкой накидкой плаща, стянутой под самой шеей: мои глаза без труда угадывали изгибавшийся вниз кончик длинных ножен и рукоять под левой рукой. До сих пор за единственным исключением в лице царевича Руслана мне попадались только прямые обоюдоострые мечи. Спрятанный был намного уже, длиннее, он напоминал саблю. Нет, казачью шашку: его дуга обращена вверх, для выхвата и удара в одно движение. Сабли так не носили. Конечно, если заточка находится с внешней стороны изгиба. Но бывает и с внутренней. У египтян, к примеру, в качестве церемониального жертвенного оружия.
   Слово "жертвенное" навеяло нехорошие мысли, ведь о способе наведения "справедливости" царисса Дарья не упоминала.
   Вместе с нами присела и сестрисса. Она опустилась на колени, прикрытые пологом плаща, спина при этом осталась прямой, словно позвоночник от горла до травы усилили с неба копьем в макушку. Обежав проницательным взором учениц, сестрисса объявила:
   - Совместим приятное с полезным. Не часто удается поговорить со школьницами о высоком до того, как возобладало низкое. Незнание закона не спасает от предусмотренной кары. Поговорим о законе и семейном праве.
   - О семейном! - зашептался кто-то.
   Легким движением брови сестрисса восстановила тишину.
   - Можно вопрос? - все же не выдержала Клара.
   - Да, дитя мое, - кивнула сестрисса. - Вопрошай.
   - Цель вашего прибытия - не только в гости?
   Заволновались все. Кто-то кивал на Карину, другие сомнительно качали головами. Сестрисса мягко улыбнулась:
   - Умейте ждать. Наступит завтра и даст ответы на все вопросы. Перейдем к уроку.
   Она подняла лицо вверх, глаза закрылись, губы начали декламировать:
  - Соблюдай постановления сии и исполняй их. Не клянись именем Святым во лжи. Не делай неправды на суде. Не злословь глухого и не шути со слепым, ибо воздастся. Не обижай ближней своей и не грабительствуй. Не восставай на жизнь ближней своей. Не враждуй на сестру свою в сердце своем, и обличи ближнюю свою, и не понесешь греха. Не мсти и не имей злобы на ближних своих. Кто будет злословить мать свою, да будет предана смерти, кровь ее на ней. Кто ляжет с мужем матери своей, оба да будут преданы смерти. Кровь их на них. Если кто ляжет с женщиною как с мужчиною, то оба они сделали мерзость: да будут преданы смерти, кровь их на них. Если кто ляжет с невестором чужим, то оба да будут преданы смерти: мерзость сделали они, кровь их на них. Если кто возьмет в мужья сына с отцом его, это беззаконие. На огне должно сжечь ее и их, дабы не было беззакония между вами. Также не бери мужа вместе с братом его. Если кто возьмет брата своего, сына матери своей, да будут они истреблены пред лицом народа. Ни к какому родственнику по плоти никто не должен приближаться с тем, чтобы открыть наготу. Наготы брата матери своей не открывай, он единокровен с матерью твоей. Наготы мужа сестры своей не открывай, это нагота сестры твоей.
  Наготы мужа дочери и матери твоей не открывай, ибо это твоя нагота. Ибо открывая наготу членов семьи своей обнажаешь плоть свою. Не оскверняйте себя ничем этим, ибо всем этим осквернил себя народ, живший до вас. И осквернилась земля, и воззрела Алла-сокрушительница, да простит Она нас и примет, на беззаконие, и был акопалипс. Соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их - и не свергнет вас с себя земля, которую вам дали жить.
   Последние слова смолкли, сестрисса открыла глаза. Просветлевший взор, словно пообщавшийся с богом, поочередно задержался на каждом. Долго и пронзительно.
   - Все уже слышали это установление?
   - Не все, - от общего имени объявила Аглая. - Новеньким дома могли не зачитывать. А еще есть два ангела.
   Сестрисса медленно кивнула:
   - Ангелы. Это хорошо. Помните об акопалипсе. Помните, что бывает, когда равновесие нарушено и мир катится под откос.
   Умолкнув, она некоторое время выжидала.
   Я хмыкнул: "Акопалипс". Как смешно недовыговорила. И никто не поправит: сестрисса все же, как-никак.
   - Повторяйте установления ежедневно, - вновь понесся над полем проникновенный взрослый голос. - Повторяйте все законы и молитвы. Как заповеди. Как имя свое. Ибо не будет ни вас, ни имени вашего, ни чести семье вашей, если случайно или с умыслом восхотите обойти святые уложения. Вопрошай!
   Вскинутая рука указывала на Аглаю. От неожиданности девушка подпрыгнула, затем, озлившись на себя, опустила голову и почтенно осведомилась:
   - Как быть, если один грех противоположно накладывается на другой и сам себе противоречит?
   - Как может быть такое? - нахмурилась сестрисса.
   - Не мсти и не имей злобы на ближних своих, - процитировала Аглая не подымая взгляда, - пересекается в сердце с "обличи ближнюю свою". Моя совесть темна.
   - Поведай, очисти сердце, - тоже склонила голову сестрисса.
   Прилюдная исповедь - что-то новенькое. Привычнее, когда вызывают по одному и пытают, требуя сдать товарищей. Потом предатель втихомолку награждается пряником и\или долгое время шантажируется информацией, кто стукач, чтобы стучал дальше. Гаденько, подленько, но работает.
  Здесь давят на совесть. Это серьезнее.
   Аглая молитвенно сложила руки:
   - С Глафирой и Феодорой, оказавшейся Фомой, у меня изначально не сложились отношения. Они пускали слухи обо мне, делали пакости, настраивали против меня подружек. Возникали дурные мысли, но я гнала их. Не желала даже думать о мести. Но получилось, что именно я разоблачила преступников. Теперь мучаюсь: не из чувства ли мести мое законопослушание?
   - Дитя мое, - распростерла Аркадия руки в ее сторону, - Алла-всесвидетельница, да простит Она нас и примет, своей милостью вложила в твои уста главное слово. "Преступников". В отношении преступников нет обид, нет мести, нет сострадания. Нет ничего личного.
   Аглая окинула всех взглядом, полным злорадства. Теперь только посмейте! Только пикните!
   Сестрисса еще не закончила:
  - Ибо преступивший закон... Клара!
   Ее преосвященство смотрело на царевну кацармы и чего-то там еще, требуя продолжения.
  - ...сознательно поставил себя вне общества - общество обязано ответить тем же, - без запинки отрапортовала та.
  - Из какого закона цитата?
   - Из молитвы воспитания! - радостно отозвалась Клара.
   Взгляд Аркадии одобрительно погладил ее.
  - И да не дрогнет моя рука во исполнение закона... - Сестриссин взор перетек на тщательно прятавшую глаза Зарину и требовательно вспыхнул.
  - ... ведь закон справедлив, когда он выполняется, - незамедлительно отозвалась девушка, словно ее пнули, - всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость. И да воздастся справедливым.
  - Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! - троекратно завершил общий хор учениц.
   Сестрисса не зря занимала свой пост. Она читала по лицам и видела сомнения.
  - Я берегу честь и репутацию, ведь потом они сберегут меня... Зарина, откуда?
   - Молитва возвышения!
   - Я слушаю умных... Продолжайте!
   - ...Но верю только верным. В этом состоит мудрость. Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь. Меня можно убить, но нельзя сломать. Я так живу и примером учу детей. Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
   Сестрисса Аркадия довольно двинула уголками губ.
   - У кого еще есть обличить ближнюю свою? - громом в джунглях упало опасное для меня. - Отбросьте сомнения. Скажите открыто. Сейчас. При всех. Очистите совесть.
   Девочки молчали. Некоторые внимательно изучали друг дружку, ища того, кто осмелится. Но больше глядели в траву с видом "А чо я? Я ничо". Мелкие грешки, пусть даже мысли, имелись у каждой. Иначе не бывает, если ты не робот. Роботов среди нас не было. Если были, то хорошо скрывались.
   Тишина вызвала у сестриссы недовольство.
  - Сокрытое есть грех, - напомнила она с намеком. - Грех есть осознанное нарушение закона. Нарушение закона есть противопоставление себя обществу, принявшему вас в свои ряды. И вы еще сомневаетесь?
   С тревогой я наблюдал, как борется с собой Зарина. Как расправляются и вновь съеживаются нежные плечики. Как радостно взлетают и снова опускаются брови. Краснеет и затем бледнеет лицо. Морщинки на лбу собираются то в вертикальные, то в горизонтальные недолговечные компании.
   К моему ужасу метания девушки заметил не только я. Сестрисса, одновременно следившая за всеми, отметила мою соседку.
  Внезапно сомнения покинули Зарину. Она вскинула просветленное лицо. Еще секунда, откроется милый ротик и...
   - Аглая с Варварой по ночам ходят к войникам, - громко сказал я.
   Тот самый эффект разорвавшейся бомбы. Там, где никто не ждал. Бомбили пустыню, взорвалось в море. Я смотрел на сестриссу, но чувствовал, как сбоку взгляд ночной королевы испепеляет, поджаривая кусочек за кусочком. Искоса я видел обалдевший лик Варвары, не считавшей подчинение грехом и оттого выпавшей за грань разумения. И упавшую челюсть Зарины, мгновенно забывшей о собственных терзаниях. И странное выражение на лице Томы: неодобряющее, неотвергающее, непринимающее, непонимающее...
   - Ангел прав? - перенеслось внимание сестриссы на отмеченных девушек.
   Собственно, теперь на них смотрели все.
   - Как бы да... - замямлила Варвара, собираясь с мыслями, - но это потому, что...
   - Ничего особого не было! - перебила ее Аглая.
   - Почему не признались сами?
   - Ходить в гости - не грех, - агрессивно бросила Аглая. - Закон не запрещает.
   Варвара покраснела. Аркадия не приняла:
   - Ангел так не считает.
   Аглая зло оглянулась на меня:
   - Ангел сам ходил с нами.
   Все лица одновременно обернулись на меня. Включая те, которыми я дорожил. И так подставился...
   Ничего, они еще не знают, с кем связались. Ну-ка, Софа-Софочка-Софист, сделай им красиво.
   - Ангел не знал, куда его пригласили, - ехидно покосившись на Аглаю, ответствовал я в третьем лице. Для надежности. Не хватало завалиться в разборках, использовав не тот род.
   Вектор интереса двух десятков лиц синхронно переместился на Аглаю. Та вспыхнула, как подожженный порох в гильзе у пистолета, направленного мне в висок:
   - Спросите войников! Они подтвердят. Все-все подтвердят.
   - Я поняла, - сделала вывод сестрисса. - Вы согрешили. В большом или малом - каждая пусть решит сама. Я гость в школе и не буду принимать решения. Чапа, на тебе был грех, но ты исправилась, встав на сторону справедливости, и не понесешь наказания. Аглая, Варвара и все остальные! Берите пример с Чапы. Не у каждой хватило сил. Не всем достало благоразумия. Кто-то испугался справедливого наказания, кто-то - несправедливой возможной мести соучениц. Но мы только что говорили о неправедности мести. "Не враждуй на сестру свою в сердце своем, и обличи ближнюю свою, и не понесешь греха. Не мсти и не имей злобы на ближних своих. Соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их - и не свергнет вас с себя земля, которую вам дали жить".
   Обведя грозным взором учениц, не смевших ни вздохнуть, ни пошевелиться, сестрисса прибавила:
  - Аглая и Варвара, после ужина доложите о содеянном цариссе Дарье.
  - Но... - попыталась оспорить Аглая.
  У Варвары просто навернулись слезы.
  - Вопрос закрыт. Кстати, о цариссе. - Глаза Аркадии остановились на Карине. - Я слышала, что ты просила руки достойного войника, и тебе не отказали?
   - Да, ваше преосвященство. - Карина склонила голову как можно ниже.
   Вокруг снова зашушукались.
   - Родословная войника Никандра извилиста, как тропа в лесу, - замысловато произнесла Аркадия.
   Тревожный шепот вполз в уши противным тараканом. Карина не смела поднять глаз.
  На заднем плане плотники закончили с объемной конструкцией и громко грузились на телеги. Сквозь шум пробился голос сестриссы:
   - Мать объявленного невестора Никандра - войница Фекла Прасковьина, двоюродная сестра царевича Феофана Варфоломеина, твоего четверодителя.
   Шепот уже не скрывался, доносились и распознавались не только отдельные слова, но целые фразы. Не в пользу Карининого брака.
   Аркадия сообщила:
   - При определении степени родства в основу закладывается худший допуск. Карина Варфоломеина, дитя Феофана, Ерофея и Алексия Варфоломеиных, законом признается троюродной сестрой своему избраннику.
   - Брак невозможен?! - в отчаянии воскликнула Карина.
   Сестрисса покачала головой:
   - Возможен...
   Карина просияла.
   - ...с ограничениями.
   Теперь заволновались все девочки. Лица превратились в одни сплошные уши.
  На Карину было жалко смотреть. Сестрисса Аркадия смилостивилась, глянула успокаивающе. Улыбка тронула губы и морщинки вокруг глаз, голос возвысился, чтобы слышали все:
   - От имени сестричества, данной мне властью, говорю. Задуманный брак между Кариной Варфоломеиной и Никандром Дарьиным, в отрочестве Прасковьиным, троюродным родственником сватающейся, разрешен со следующим ограничением. Войник Никандр может быть взят в мужья исключительно вторым или третьим, после того, как сватающаяся родит наследницу от другого мужа. Закон крови будет соблюден. И да будет так.
   Закушенная губа Карины кровоточила, взор бессмысленно перебегал с одного лица на другое. Лица отворачивались.
   - Но это... сколько зим? - вымолвила она.
   Почтенно поднявшись, сестрисса приблизилась к ней, сухая ладонь легла на макушку.
   - Не унывай, девочка, годы летят как облака: легкие, невесомые, незаметные. Все образуется. Если чувства серьезны, время не будет помехой. Если нет - все к лучшему.
   - Но у меня нет времени! - наполнились влагой глаза Карины.
   Мне в голову прилетело, осторожно постучавшись: а ведь ситуация изменилась. Милославы больше нет, Лисавета ранена. Не ровен час, очередность наследования сделает Карину следующей цариссой. В данном раскладе Никандром не пахнет.
  - Мне уже сейчас нужно делать выбор, решать, с кем я! - откровенно сорвалась в плач казавшаяся непробиваемой девушка, - с какой семьей!
   Странно было видеть ее в слезах. Мне казалось, такое невозможно. Насколько же не знаю людей.
   Аркадия нахмурилась:
   - Негоже о таком вслух. Приходи вечером. Изольешь душу.
   - С ужина я на дежурстве. - Голос Карины упал.
   - Приходи завтра, - ласково успокоила Аркадия. - А чтобы телесные желания не перевешивали чаяния души - сестырь всегда ждет тебя. Его двери открыты для всех нуждающихся в утешении. Как и двери любого храма. Советую совершить паломничество. Если хочешь, поговорю с цариссой Дарьей, чтобы тебя отпустили.
   - Хочу, - кивнула Карина, не поднимая лица, которое пошло пятнами.
   Аглая встряла:
   - Разве Карина созрела для утешения?
   - Она в беде, - объяснила сестрисса для всех. - Неправильный выбор, совершенный под влиянием неправильных мыслей, несет горе человеку и страдания окружающим.
   Ее взгляд скакнул на почти закатившееся светило.
   - Напоследок расскажу притчу. Однажды войница Хрисанфия, оставшись одна, спасалась от волков. Убегая, она сорвалась с утеса. Покатившись по крутому склону, уцепилась за корягу посередине. Волки окружили ее сверху и снизу и стали ждать, когда силы иссякнут, и она сорвется. На отвесном склоне одиноко росла ягодка земляники. И Хрисанфия съела самую вкусную земляничку в своей жизни. Занятие окончено.
  Сестрисса развернулась, направив стопы к царисскому сектору. Клара не выдержала, вдогонку полетел ее крик:
   - Хрисанфия осталась жива?
   Не оборачиваясь, сестрисса пожала плечами.
  
  Глава 10
   Карину отправили на стену, даже не дав поужинать. Остальные привычно скребли ложками, тихо переговариваясь за столами. Кого-то интересовала скорбная судьба Карины, кого-то - неведомой Хрисанфии.
   - Конечно, жива, иначе кто поведал бы эту историю? - глубокомысленно гудела мелюзга.
   - Как же она спаслась?
   - Наверное, спасли.
   - Перебила волков!
   - А зачем сестрисса рассказала это нам? Что хотела сказать?
   Умолкли.
   После ужина в полной темноте Зарина понесла тарелку сестре. Я вернулся к себе и первым делом придвинул лежак ко второму. Раздеваясь, на всякий случай смачно потянулся, стоя спиной в проеме окна и стараясь все время двигаться, чтоб не стать целью очередной провокации. Затем последовал видимый каждой сволочи шаг к отсутствующему лежаку - все удостоверились, кто хотел? - и после того, как вроде бы лег туда, я переполз на настоящий лежак. И только собрался разматывать пращу, как дверь со страшным стуком-грохотом отлетела. Ворвалась разъяренная Карина:
   - Это правда?!
   Нависшая надо мной бешеная фурия была в доспехах и вооружена, я же, во-первых, лежал, во-вторых, раздетый.
   - Вставай, гниль занебесная, оборотень в ангельской шкуре!
  Не владеющая собой, с подрагивающим мечом в руке, Карина придвинулась почти вплотную. Кое-как выскочив из-под нависшего тела, я попятился к окну. Крестец уперся в подоконник. Дальше некуда. Как цинично шутят столичные аборигены, велика Москва, а отступать некуда, со всех сторон - Россия.
   - Простыню! - взорвала раскатистая команда временную тишину.
  Возражать бессмысленно. Шутить тем более. Пальцы разжались, и защитная ткань опала, будто кирпичики тетриса на высшем уровне. Взор Карины повеселел.
   - Сестренка не соврала. Дура, но смышленая. Вернее, смышленая, но дура. Намечтала заколдованных принцев. Одевайся, поведу к цариссам. Сегодня урожай на такие сюрпризы.
   Мои пальцы нащупали на табурете штаны с рубахой, ступни принялись продеваться в штанины. Одевался я, не теряя из виду Карину: мало ли. То ли она врежет, то ли я момент не упущу...
   Только сейчас ее разум отметил сдвинутые матрасы.
   - Ах ты ж, дрянь волосатая...
   Уже одетый, я по-прежнему стоял спиной к окну и лицом к ней. Удар ногой в пах кого угодно заставит переломиться. Ну, если кто угодно - мужчина. Могу сказать гордо, я - мужчина.
   Раздался глухой чванк. Не во мне. Рядом. Спереди и чуть выше. Чуть не воя от боли, я приподнял лицо и обмер - из правого глаза Карины торчал хвост длинной стрелы.
   Карина рухнула на месте, словно пробитый пулей мяч. Кровь картинно брызнула разлапистой струйкой. Зрелище страшное.
  Спрятавшись за косяк, я заставил себя выпрямиться и с осторожностью выглянул. Вдали, за горкой дров, сложенных над подземным ходом, скользнула тень. Стрелок спрятался отменно, но - луна. Пусть не полная, но для безоблачного неба достаточно. Разворошенная гостями школа застыла в бездвижимости до самого утра, тени заснули тоже. А за дровами тень не спала.
   Сделав мощный вдох-выдох, я перемахнул через подоконник и помчался к стрелку. Бежал с отскоками в сторону, неожиданными пригибаниями и зигзагами. Проклинавший собственную дурость организм ждал следующей стрелы. Но стрелок, державший в руках лук, явно не хотел себя выдавать ни мне, ни другим. Тем более, этих других вокруг полным полно, и есть шанс, что как раз сейчас кто-то не спит в комнатах или шатрах. Раздвинув дрова, стрелок нырнул в лаз.
   Хорошо он подготовился. Или прибыл этим путем. По приказу папринция дрова сложили так, чтобы намертво замуровать ход, а сейчас оказалось достаточно отбросить несколько чурок.
   Если я с ходу влечу в темный лаз - поминайте, как звали. Прирежут как слепого котенка. Я поменял направление - теперь несся к лестнице.
   Охрана ворот меня увидела и подняла тревогу. Кто-то уже выскакивал из шатров. Плевать. Взлетев по лесенке, я перемахнул через стену. Надеюсь, удобный скат не срыли. Поздно подумал, но пронесло: склон оказался на месте. Меня прокатило по изгибающейся траектории и выбросило к подножию леса.
   Стрелок как раз вылезал из подземного хода.
   - Стой, тварь! - само вырвалось у меня.
   Проорал от отчаяния и запоздалого страха. Мне нечем было нападать. Оружия никакого. Кроме пращи. А ее нужно размотать, подобрать соответствующий камешек, вложить, раскрутить и метнуть. Сколько раз меня поразят за это время?
   Стрелок то ли в панике, то ли по предусмотренному плану вместо контратаки ринулся в лес. Лук с колчаном полетели в траву. Чтобы легче бежалось? Такое действие больше соответствовало первому варианту. Тогда у меня есть шанс. Потеряв долю секунды, я подхватил оружие на бегу. Ура, вооружен.
  Теперь он не уйдет.
   Если сообщники не ждут.
   Волосы встали дыбом. Но адреналин пер, как зубная паста из тюбика, попавшего под каблук. Фарш невозможно провернуть назад. Меня было не остановить. Вдали возник шум, но я не воспринял. Бежал. Шум повторился и уже не смолкал. Дошло: это был приближающийся лай. Стрелок перестал убегать, размытый силуэт полез на дерево. В движениях - страх. Ага, случилось нечто не предусмотренное планом. Еще бы, он все просчитал, долго ждал, целился и выпустил стрелу в удачно подставившуюся цель. Но стрела - не пуля, она летит чуточку дольше. В момент полета, когда ничего не изменить, цель нагнулась, и все пошло кувырком.
  Жуткий лай приближался. Но я не полез на дерево. Я с облегчением всматривался вдаль: Гром, Сявка! Малик не ушел. Или ушел, но вернулся за нами, несмотря на угрозу.
  Лай приблизился ближе некуда м принес кошмарное понимание: это не Гром и Сявка. Чужие. Хуже, дикие. Еще хуже: волков было три.
   Лезть куда-то - поздно. Я перехватил лук, колчан прыгнул за плечо, тетива с первой стрелой мощно натянулась.
   Вшшшть. В молоко. Много выше и левее.
  Уже видно злобные горящие глаза и оскаленные морды. Назовем неудачный выстрел пристрелкой. Вторая стрела сбила в прыжке первого волка, третья - следующего. Не насмерть, но сейчас это не важно. Четвертая снова ушла в темноту, а пятая вогналась по самый хвост прямо в глотку прыгнувшего на меня зверя.
  Двух первых пришлось добить еще парой стрел, расстреливая, как в тире. Бой завершился. Точнее, бойня.
  Колени мелко дрожали. Руки не слушались. Сердце колотилось, как молоток доведенного обывателя по лобовому стеклу бронированного "Брабуса".
  - Эй, наверху! - крикнул я, натягивая последнюю стрелу. - Познакомимся?
  Наконечник демонстративно нацелился вверх.
  Пол стрелка до сих пор являлся загадкой. Бегал он прилично, без женских ужимок. Но здесь все так бегают. Одет - в рубашку и штаны типа моих ученических, но так ходят почти все бездоспешные женщины.
  Бывший стрелок намерений знакомиться не выказал.
  - Спускайся! - более грозно приказал я.
  - У тебя одна стрела, - спокойно отметил мягкий голос, который тоже мог принадлежать кому угодно. - А у меня нож. Стреляй. Потом посмотрим, кто кого.
  У него в руке действительно появился нож.
  Я отошел за ближайшее дерево. Если нож в мой лежак метал этот же человек...
  Но почему же сейчас не кинул, а продемонстрировал? Последний козырь... или отвлекающий маневр? Сможет удивить чем-то еще?
  Я отложил лук в траву. Сюрпризами и мы богаты. Стараясь держаться под защитой ствола, я размотал пращу. Подходящий камешек дожидался прямо под ногами. Вообще, почва здесь каменистая, для моих целей это удача.
  Противник с удивлением глазел, как раскручивается сдвоенная веревка. Момент, когда пальцы отпустили один конец, он прошляпил.
  Эх, мало меня папа гонял. Целя в мягкое место, я попал в ветку. Треск заставил человека в ветвях напрячься.
   - Поосторожней, быдло небесное! - донесся эмоциональный вскрик.
   И я узнал.
  
  Глава 11
  Сейчас, когда в голос проникли истерические нотки высокомерного испуга, стало понято, кто передо мной. Я подобрал второй камень, начал раскручивать.
  - Аглая, сама слезешь или сковыривать по частям?
   - Ладно, - заносчиво бросила она своим обычным голосом. - Раз уж узнал, спускаюсь.
   - Подожди, - остановил я, снова прячась за ствол. - Брось нож.
   - В тебя? Чего же прячешься?
   - Знаю, как кидаешь.
   - Ничего не докажешь.
   Уф, спасибочки. Покусительница с прилетевшим ночью ножом тоже она. Проверим остальное.
   - Естественно, не докажу. Все разыграно, как по нотам. Копье во время занятий, когда все отвлеклись, нож и меч в темноте, а с нефтью обознатушки вышли...
   - С чем?
   - С земляным маслом, - поправился я. - Ты послала Варвару подпортить мне шкурку, а в окне оказалась Зарина, так?
   - Варька - дура. - Аглая со злостью сплюнула, цикнув сквозь зубы как заправский гопник. - А ты везучая. Завидно. Приятно быть неуязвимой? Ну, покажи довольное личико. Позлорадствуй, как саму преемницу переиграла.
   Нож в ее пальцах неприятно шевелился. Неприятно для меня.
   - Бросай нож на землю!
   - А ты отними!
   Фрр, фрр, фшхх. Шмяк! Можно себя поздравить, с пращой тоже пристрелялся. Выпущенный с третьей раскрутки камень попал, правда, не совсем туда, куда я метился, но попал. Аглая с воем схватилась за пятку.
   - Бросай нож на землю! - В кожаную петельку лег следующий камень. - Больше не повторяю!
  Фрр, фрр...
   - Держи. - С ненавистью видя, что за стволом меня не достать, Аглая выбросила нож.
   Следя, чтобы в ее руках не появилось новых нежданчиков, я выскочил и пронесся под деревом, на ходу подхватив клинок. Легкий, мелкий, некультяпистый, он не мог причинить ощутимый вред. Если только в глаз. Но для ближнего боя сгодился бы.
   Сунув его за пояс, я отбежал к луку. Пока не нужная больше праща опять превращалась в повязку, Аглая спускалась, под ее ногами сыпались листья и мелкие ветви. Хруст стоял на весь лес.
   Приземление прошло удачно. Потерев подбитую пятку, противница попыталась идти в мою сторону, но захромала, со стоном отдергивая ногу от земли.
   - Стой, где стоишь. - Натянутая оставшаяся стрела вновь смотрела на нее. - Преемница, говоришь? Чья, если не секрет?
   - Чапа, ты дура? - Сколько раз сегодня слышал это слово. Если других не знают, могу расширить им лексикон. - Я - назначенная возможная преемница!
   - Чья?
  Аглая вздохнула:
  - Точно, дура. Верховной царицы, кого же еще?
  Что-то не сходится. Недавно я слышал нечто другое.
  - Кто же тогда Деметрия, дружину которой каким-то образом с рыкцарями перепутали?
  - Дочь.
  Я затупил.
  - Не единственная?
  - Единственная, - сообщила Аглая.
  Поняв, что меня не достать, она смирилась с этим временным недоразумением и присела на землю. Ее пальцы принялись растирать ушибленную ступню.
  - Почему наследница не она?
  - Верховная царица не имеет права отдавать трон детям.
  О, как. Я даже немного опустил лук. Но быстро выровнял, вновь направляя на змею в человеческом облике. То бишь, на очаровательного прожженного политикана, у которого цель оправдывала любые средства.
   - Откуда у тебя лук?
   - Лук? - Аглая недоуменно хлопнула ресницами. - Противная слезоточивая горечь, а вареный - вообще несъедобен. Ты иногда уши-то чисти. У тебя в руках - гнук. Запретное оружие.
   - Почему запретное? - Я вспомнил Малика с рыкцарями.
  - Любой крепостной сможет на расстоянии поразить вооруженного благородного. Кто стерпит такое? Взявшему в руки - смерть.
  - А ты, значит, осмелилась?
   - Вынужденная необходимость. - Она вновь сосредоточилась на пятке, поднеся к лицу, дуя на нее и растирая.
   - Это за показательную порку в деревне и стучок про войников?
   - Наивный ангелочек. То, что там случилось, ничего не значило в Большой игре. Я выдержала соответствие! Тут появляешься ты. История утввержает, что при равных шансах предпочтение отдают ангелу. Иногда даже при меньших. Я приняла меры.
  - Меры?! Ты убила Карину!
  - Да? И что я должна сделать с этим занимательным и, наверное, немного прискорбным фактом?
   Ни стыда, ни совести. Политик, возведенный в абсолют. Чудесная вышла бы царица.
   Стоп. Сконцентрируемся на важном. Минуту назад я услышал нечто замечательное, а гнев и сострадание утащили меня в сторону. Вернемся.
   - Можно поподробнее про предпочтение ангелам.
   - Обойдешься.
   - Что за "соответствие"?
   - Не жди, что вот так дам оружие против себя.
   - А что за равные шансы?
   - Забудь! Нет у тебя никаких шансов и быть не могло! Я, идиотка, решила перестраховаться. Перемудрила.
   Перемудрила? Хорошее имя для таких, как она. Господа и дамы, а сейчас перед вами во всем величии пустоты на месте совести предстанет мисс Перемудрила!
   - Где научилась стрелять? - сменил я тему.
   Ее единственный выстрел намного превосходил все последующие мои. Если бы не удар Карины...
   Аглая усмехнулась, поерзав на подвернутой ноге:
   - Пока жила в крепости, мне были открыты многие двери. В том числе те, что считались закрытыми. А ты?
   - Ответ на этот вопрос является нарушением положения об ангелах.
   - Плевать. - На меня вскинулось злое лицо. - Неужели думаешь, что преемница Верховной царицы верит во всю эту лабуду?
   Отлегло от сердца. Лабуда, так лабуда. Отлично. Приятно поговорить с умным человеком. Это я о себе.
   - Возможная преемница Верховной царицы обязана поддерживать веру во всю эту лабуду в своих подданных, - объявил я противнице. - Иначе они могут задуматься о чем не надо и придумать демократию.
   - Что придумать?
   - Способ убить совесть во всех, а не только в избранных.
   - Не понимаю.
   - Честно говоря, я тоже не понимаю, почему при единоличной власти совести нет у одного и у его приспешников, а при власти народа - у всего народа. Может, дело в самом институте власти?
   К нам приближались голоса.
   - Почему волков было так мало? - Мне вспомнилась чудовищная битва на причале.
  - Сюда большие стаи редко приходят, - машинально ответила мисс Перемудрила, при этом о чем-то очень сильно размышляя. - Чем дальше от кладбища, тем меньше.
   Нас увидели. Сюда бежали люди, много людей. С факелами и оружием.
   - Спасите! Стрелок здесь! - завопила находившаяся под прицелом наследница. - Я поймала стрелка!
   Лук..., тьфу, гнук был у меня в руках. Все это видели. "Запретное оружие", - всплыло в мозгу. Взявшему в руки - смерть.
   - Увидела кого-то, он за мной, я побежала, он догнал... Это Чапа! Ангел Чапа! У ангела гнук! - визжала Аглая, как недорезанная.
   Я тупо озирался. Меня брали в кольцо, которое сжималось, ощетинившись копьями. Можно было потрогать острия пальцем, если б не было жалко пальцы.
  - Ангел убил Карину! Хотел убить меня как свидетеля! - навзрыд орала Аглая, упав на колени, словно от пережитого ужаса. - Я все видела! Я расскажу!
   У меня забылись все слова. Шок, ступор, непонимание. Как?! Давно опустив лук-гнук, я отстраненно наблюдал за происходящим, словно все это не со мной. Так может быть? Неужели поверят? И мне им нечего сказать, все видели, как я угрожал запретным оружием.
   Вперед вышла Астафья. Ее меч коснулся моего горла, вторая рука вырвала л... нет, раз уж я в чужом мире, пусть будет именно гнук.
   - Связать и увести, - приказала она войникам.
   Только теперь я различил, кто нас окружает. Войники всех царисс. Видимо, первыми рванули через стену, как только вооружились.
   - Спасибо, вы спасли мне жизнь! - Аглая чуть не полезла к Астафье с лобызаниями.
   - До разбирательства - ее тоже, - спокойно отстранилась Астафья.
  
  Глава 12
   Карцер - обложенный камнем колодец глубиной в два моих роста и метр в поперечнике. Сверху - мощная бревенчатая крышка. Постаравшись, враскоряку можно подняться до крышки. Сверху снаружи она закреплена вставленным клином, не поднять. Щели нет, вся конструкция притоплена в землю. Звуков не доносится никаких. Где находится карцер, осталось тайной: меня привели и спустили с мешком на голове. Где-то рядом наверняка ожидают участи Фома, Глафира и Аглая. Если крикнуть, то, наверняка, есть шанс, что меня услышат.
  Кричать не хотелось.
   Из "мебели" - только глиняная посудина для вдруг приспичит. В карцере можно стоять, сидеть на полу и лежать на полу в позе двойки, которую сжало тисками. Холодно и промозгло. Вот и узнал, что такое карцер, как однажды возмечталось.
   Когда крышка открылась, зубы стучали вовсю. Ко мне опустилась веревочная лестница.
   - Вылазь.
   Трудно сказать, сколько прошло времени. В подземелье оно течет по-другому. К тому же, я сумел поспать, проснувшись от холода и затекших членов.
   Едва голова оказалась в пределах досягаемости, на нее вновь накинули мешок. Не хотят выдавать ученицам местонахождение карцера. Чтобы даже мыслей не возникло кого-то освобождать. Мне такое во сне не привидится, а кто-то может - из дружбы, из неправильно понятой справедливости или согласно клятве Тайного круга, в которой обязались помогать друг другу невзирая. Тихий скрип ознаменовал закрытие двери помещения, где прячут преступников. Надо запомнить звук. Если по очереди открыть-закрыть все двери в половине цариссы, то...
   О чем я думаю. О защите нужно думать. Доводы подбирать. Вспоминать возможных свидетелей. Но мозг заклинило. Вероломство Аглаи выбило из колеи и умножило на ноль. Все знают, что умножать на ноль нельзя. А оно умножило.
   Некоторое время меня вели по коридору. Ритм движения был дерганый, тоже для сбивки навигации. Куда-то пришли.
   - Ангел Чапа, - услышал я голос Дарьи. - Расследование завершено.
  И, как медведь на теремок, навалилась невыносимая звуковая пустота.
  Я стоял где-то перед кем-то, будто на расстреле. Нехорошее сравнение. До жути правдоподобное.
  Почему мои руки не бросили запрещенное оружие в момент, когда приближалась толпа?! У меня оставался нож, Аглая повредила ногу, сдать ее правоохранительным органам местного разлива было проще простого. До этого все улики свидетельствовали в мою пользу. Теперь же не только проклятый гнук, но и Карина... Сейчас раздастся неотвратимое "Говорю!" и...
  Пусть. Я ждал, стиснув зубы. Выскажусь, когда спросят. Если спросят. Если нет, тоже выскажусь, благо, кляп вставить не додумались. Скажу все, что думаю. А после...
  Плевать. Меня уже записали в небесные ангелы. Всего лишь легитимизируюсь. Только бы не утащить с собой кого-то еще, у кого остался шанс не услышать по отношению к себе зловещего "Говорю".
   Ровный безчувственный голос цариссы вновь наполнил замкнутый объем помещения, где происходило судилище:
   - Опрошены все причастные, а также случайные и неслучайные очевидцы. Все показания сходятся, разнясь исключительно в деталях, и только одно не соответствует общей линии. Однако, высказавшее его лицо является лицом заинтересованным, и его заявление не может рассматриваться в качестве аргумента, опровергающего массу остальных. Итого, общими свидетельствами, ангел Чапа, доказана твоя полная невиновность.
   Что? Нос шмыгнул, горло непроизвольно всхлипнуло. Не ослышался?
   А Дарья продолжала возвращающим жизнь повышающимся тоном, от которого текли слезы:
  - Мало того, ты не только защищалась, но сумела поймать преступницу. Папринций Люсик рассказал, что покушение являлось не первым. Царевна Зарина Варфоломеина, замещавшая на крыше отлучившуюся сестру, видела, как ты гналась за неизвестным стрелком. Стража на воротах, а также войники Варфоломеи и Евстигнеи, выскочившие на шум, подтвердили, что гнук в твоих руках на момент погони отсутствовал. Под тяжестью доказательств Аглая созналась во всем. Особенно после намека перейти к способам для особо упорных. Но в одном она стояла крепко - что именно ты убила волков, стреляя из гнука. Странно, зачем ей брать на себя однозначно караемое смертью "не восставай на жизнь ближней своей" и при этом отрицать мелочь, годную сойти за самозащиту? - Громкость цариссиного голоса вдруг снизилась до шепота, потекшего прямо в ухо. - Разрядница? На секцию ходила?
   Я дернулся. Голос Дарьи, в котором на миг пробилась усмешка, снова взорвал пространство:
   - Все обвинения сняты, ты свободна. Остался один вопрос.
   И вновь шепот в ухо, не слышимый остальными, кто бы здесь ни был:
   - О чем Карина приходила говорить с тобой? Чем это столь важно, чтобы повторно нарушить дисциплину и оставить пост на другого человека? Отвечай тихо.
   - Вы много знаете о мире ангелов, - по ее просьбе вымолвил я едва слышно. - Карина не исключение, ей тоже хотелось знать.
   - Она спрашивала про социальное устройство мира, про религию, про оружие?..
   Я помотал головой.
   - Такие темы и рядом не лежали. Карину волновало одно: про отношения до свадьбы со своим жени... невестором.
   Придумалось на ходу. Ледяная изморось страха катилась по лбу и затылку. Что, если и здесь найдутся свидетели-доброжелатели с чуткими ушами-локаторами и всевидящими глазами-провокаторами? "Обличи ближнюю свою и не понесешь греха".
   - Карина жила с Томой. Почему с таким вопросом она обратилась к тебе?
   Резонно. Думай, Софочка, ядрить тебя в коромысло. Так, что-то проклюнулось:
   - "Не слушать ангелов. Не слушать истории ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова", - процитировал я по памяти. - Тома законопослушна.
   - А ты? - ударило холодом.
   - А у меня репутация человека, который в случае вожжи под хвост шашни подруг закладывает и на преемницу Верховной царицы бочку катит. Без царя в голове. Карина хотела взять меня на слабо.
   - Взяла?
   - Пыталась.
   Разговаривать с мешком на голове не есть удобно и приятно. А что делать? Опустив руки по швам, я покорно удовлетворял жгучий интерес весьма информированной цариссы.
   - Хочешь сказать - у нее не получилось?
   - Хочу сказать, что она не успела. Если б вывела из себя, не знаю, что бы я ей наговориллла. Но произошло то, что произошло.
   Звук шагов переместился в сторону, раздалось громко и властно:
  - Благодарю воспитанницу школы Василису, прозываемую ангелом Чапой, за отвагу и истинное законопослушание. Невзирая на опасность, она не дрогнула во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется - всегда и всеми, наперекор всему.
  - Алле хвала! - прогремело на несколько голосов так, что я утвердился в мысли: нахожусь в небольшом закрытом помещении.
  - И да воздастся справедливым, - закончила Дарья, оставив в непонятках, кого имеет в виду: меня, поймавшего преступника, или себя, с честью разобравшуюся в запутанном деле и не казнившую невиновного.
  Ее следующие слова были обращены ко мне:
  - И последнее, Чапа. Думаю, следует упомянуть, что за слушание ангелов карают не только слушавшего. Сделай вывод. А сейчас тебя доставят в твою комнату. Отсыпайся.
   Кто-то взял меня под руки. Когда повели, я пытался считать шаги, что было бессмысленно: скорее всего, для разговора меня доставили в приемную Дарьи. Или в ее спальню, вход в которую вел через приемную. Просто так не попадешь.
   По коридору мы шли странно далеко. В какой-то момент развернулись обратно. Конвоиры поняли мои нелепые потуги на шерлокхолмство. Потом снова развернули. Через несколько шагов мешок был сорван. Перед глазами - дверь в мою комнату, по бокам - два полуприсевших бойника, протянувших мне небольшой нож и быстро ретировавшихся.
   Нож Аглаи. Его забрали у меня при задержании. Теперь он мой. Личное имущество выросло в два раза. У меня два ножа: большой красивый Гордеевский в ножнах и незаметный Аглаин. Я крут. У Томы нет вообще ничего, как у всех учениц. При случае один отдам ей. И кто бы сомневался, какой именно.
   За окном светало. Нехило же меня продержали в карцере. Восторженный взвизг двери, дождавшейся хозяина, разбудил Зарину. Закутавшись простыней, она метнулась к моему лежаку, вытащила из-под подушки нож Гордея и протянула:
   - Отрежь мне язык!
   Глаза-тарелки - это оказалось заразно. Представив, как выгляжу со стороны, я расслабил лицо и постарался взять себя в руки.
   - Отрежь! - Девушка требовательно вложила рукоятку в мою ладонь. - Из-за языка я потеряла сестру и чуть не потеряла тебя.
   - Проблема чуть выше. - Легонько постучав по виску, я постарался обратить все в шутку.
   Нож отправился в ножны и обратно под подушку. Взгляд упал на лежак: тот снова находился в своем углу. Зарина отметила заминку.
   - Успела отодвинуть до того, как пришли, - прыгнув смущенными глазками вниз, пояснила она. - Карина умерла сразу. Ее унесли. Кровь затерли. Меня долго расспрашивали. На этот раз я молчала. Кровь Карины еще не высохла. Не смогла я сказать им правду!
   Што-о-опаный масдай. Слезы.
  - Прости, - сказал я. Сил на утешение не было. - Давай позже поговорим. Меня только что подняли из карцера.
   Зарина поспешно отпрянула на свое ложе. Я упал на постель прямо в одежде, завернулся, и на щитке мозга дернули вниз общий рубильник. Off. Гейм овер. Меня нет, я умер, не кантовать даже в случае цунами и ядерной войны. Со святыми упоко-о-о-й...
  
  Глава 13
   Душераздирающий вой двери, защищавшей покой хозяина, заставил выплыть из небытия.
   - Прости, разбудила. - Голос звучал виновато, а лицо соседки налилось безысходным отчаяньем. - Обед. Вот.
   Она приблизилась с тарелкой в одной руке и кружкой в другой. Золотые локоны убраны под шлем, на латах перевязь с мечом. Сапоги. Я что-то проспал.
   Медленно прояснявшийся взгляд обнаружил рядом с собой глиняные миску и кружку с остывшим завтраком. Зарина расположила их на освободившемся табурете. Теперь поставила рядом еще один комплект: дымящийся и очумело пахнущий.
   - Скоро построение. - Она протянула мне ложку. - Форма боевая, но не по тревоге и не для занятий. Что-то готовится во дворе. Все равно тебя разбудили бы.
   Щурясь со сна, я выглянул в окно. Солнце стояло в зените. К готовому с вечера помосту приделали три ступени, к ним вела ковровая дорожка. На помосте разместили троны - так я их определил. Трон в моем понимании - принадлежащее высшему начальнику большое кресло с огромной спинкой, непробиваемой сзади стрелой или копьем, высотой по затылок с короной. Вот именно оно стояло там в количестве четырех штук.
   У меня под боком оказался комплект чистой одежды.
   - Тоже ты принесла? - спросил я, вернувшись глазами в комнату.
   - Угу, - зарделась Зарина и умчалась.
   Пока я одевался, действительно раздалась команда к построению. Пришлось ускориться. В момент, когда выскакивал к остальным, у школьных ворот произошло движение, створки начали отворяться.
   - Гонец!
   Зарина, как штык примкнувшая к моему плечу с другой стороны от Томы, посерьезнела:
   - Наши цвета.
   У гонца, въехавшего в сопровождении пары конных бойников, на копье развевался флажок. Бело-синий, с красной буквой В.
   - Новости для цариссы Варфоломеи! - громко доложил флагоносец.
   Его препроводили в помещения, нас оставили стоять. По прошествии времени постепенно появилось начальство всех видов. Вышли три цариссы, сестрисса, папринций, мужья царисс, и со всех сторон подтягивались войники. Построение оказалось действительно общим.
   Сестрисса Аркадия совместно с тремя цариссами поднялась на помост и заняла крайний трон слева. Рядом опустилась Дарья, потом Варфоломея. Последней расположилась Евстигнея. Выровнявшись перед ними в шеренги, все замерли. Слышно было, как на кухне гремят посудой, кормя прибывших посланцев.
  Варфоломея поднялась. Острая, хищная, но какая-то потускневшая.
   - В моей семье новое несчастье. - Ее взор нашел в ученических рядах Зарину. - Крепись, дочка. Позавчера от полученных ран скончалась Лисавета.
   Долгая тишина сопроводила сообщение. Все ждали.
   - Вчера не стало Карины, - последовало тихое продолжение. - Еще раньше ушла от нас Милослава. Череда непостижимых несчастий. Но еще до последних известий я приняла решение, поддержанное присутствующими здесь цариссами и ее преосвященством. Для утверждения были необходимы сестрисса и две цариссы или три цариссы в случае невозможности привлечения сестричества. У нас кворум присутствует и даже избыточен. Тем лучше. Говорю!
   Тишина стала просто звенящей. Скрежет собственных мыслей слышался громче стука сердец.
   - Я удочеряю маловозрастных ангелов Василису, прозвищем Чапа, и Тамару.
   Сбоку тихо охнула Зарина. Варфоломея продолжила:
   - Сообщение об этом уже подписано высокими сторонами и отправлено в крепость. Копия передана в сестрырь. Чапа и Тома, подойдите. Зарина, тоже подойди.
   Сюрприз так сюрприз. Ковровая дорожка привела наши ноги на возвышение. Что у меня, что у Томы лица были малость ошалевшие. Зарина не отставала.
   - Ангелы, поднимите правые руки, - приказала Варфоломея, когда мы приблизились.
   В ее руке появился небольшой нож. Два быстрых реза - и наши ладони процарапались ровно настолько, чтобы засочилась кровь. Затем царисса сделала подобные надрезы на обеих своих ладонях. Нож упал обратно в поясные ножны, открытые кровоточащие ладони соединились с моими и Томиными. Узловатые пальцы переплелись с нашими, сжав стальным капканом. Постояв так с минуту, Варфоломея разорвала ритуальную сцепку и отступила назад.
   - Чапа и Тома, преклоните колени, - объявила со своего места царисса Дарья.
   Мы преклонили. Точнее, бухнулись - сказалось отсутствие опыта.
   Сестрисса Аркадия величественно поднялась. Подойдя сбоку, отчего выпирающий эфес скрытого меча почти коснулся моего виска, она заговорила громко и торжественно:
   - Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями, как цветок. Он выходит и опадает, убегает, как тень, и не останавливается. Но сказано: просите, и дано будет вам. Ищите, и найдете. Стучите, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, ищущий находит, и стучащему отворят. Есть ли между вами такой человек, который, когда дочь его просит хлеба, подал бы камень? Так и Алла, да простит Она нас и примет, сурова и справедлива, но неизмеримо милосердна при своем всемогуществе. Неисповедимы Ее пути. То, что одной рукой забирает, другой дает. Высшее несчастье в семье благородной Варфоломеи обернулось счастьем обретения новых дочерей.
  Голова нашей будущей мамы склонилась к говорившей. Руки сестриссы вознеслись и сняли со шлема Варфоломеи корону. Повернувшись, она поочередно повенчала наши с Томой головы кратковременным водружением.
  - Именем Аллы всеблагой и всемилостивейшей, да простит Она нас и примет, сочетаю в единую семью доблестной Варфоломеи новых членов. Отныне ангел Чапа, четырнадцати полных зим, помимо титула ангела, что изменится лишь в крепости, будет зваться царевной Василисой Варфоломеиной. Ангел Тома, пятнадцати полных зим - царевной Тамарой Варфоломеиной. Соединенные кровью и высшей благодатью, да примут они на себя все положенные права и обязанности. Да будет так. Алле хвала!
  - Алле хвала! - поддержала заполненная площадь.
  Глаза Томы сияли. Ей нравилось происходящее.
  Все-таки не по Каринину душу ехала сюда сестрисса Аркадия, как предполагали ученицы. Причиной были мы с Томой. Как и причиной многого другого, закрутившегося в гигантский непонятный узел. Что-то разрешилось, но не все. Далеко не все. Обидно чувствовать себя пешкой. Пусть даже офицером, званием ангел или царевна, но все равно не игроком, а управляемой фигурой на доске.
   - Поднимитесь, - раздалось над ухом.
  Руки цариссы помогли нам встать.
  - Обернитесь.
   Теперь все собравшиеся оказались перед глазами. Откуда-то изнутри всплыло ощущение праздника, окутывая организм покалывающей энергетикой счастья. Черт подери, хоть я и мальчик... да, главное, не забывать, что я мальчик - настолько оказалось приятно коронование в царевну. Наши с Томой руки приветственно взвились.
  За спиной аналогично отсалютовали Варфоломея и Зарина. Народ ответил бурно и громко.
   - Всех благ новым царевнам! - неслось оттуда. - Да здравствуют царевна Тома и царевна Чапа! Да будут неисчислимы зимы милосердной Варфоломеи и поддержавшей благородное дело пресвятой Аркадии! Алле хвала!
  Длинные руки Варфоломеи широким охватом сграбастали всех троих, стоявших перед нею, а губы припечатали каждому горячее материнское лобзание.
  - Мои девочки! - ввергнув в изумление, растроганно всхлипнула она, доселе казавшаяся непробиваемой и бесчувственной. - Вместе мы сила. Мы им покажем. Они еще узнают, кто здесь чего заслуживает. Поцелуйтесь, мои родные, теперь мы одна семья.
  До этого момента все шло приемлемо. Последнее предложение поставило в тупик всех трех "сестер". Не сговариваясь, Тома с Зариной отвернулись от меня и влажно чмокнули друг дружку в губы, сопроводив кратким объятием. Затем оторвались и... замерли, застеснявшись.
  - Что же вы? - поторопила Варфоломея. - Да воцарится отныне мир и спокойствие в нашей семье. Алле хвала!
  - Алле хвала! - привычно отозвалась глазеющая площадь.
  Сурово склонив головку, Зарина сделала нетвердый шаг ко мне. Тома решительно шагнула с другой стороны. Как Матросов на амбразуру. Покромсав сомнения какими-то убийственными доводами, она опередила маленькую царевну и первой достала мои губы своими. Латы врезались в латы. Звонкий звук ознаменовал окончание процесса.
  Не успел возникший в мыслях туман позволить мозгу осознать случившееся, как маленькая Зарина, задрав голову, требовательно склонила к себе мое лицо своими вскинутыми руками.
  Сестренка, понимаешь. Едва хватило воздуха пережить ее "сестринский" поцелуй.
  Пряча глаза, мы разлепились. Облегченно выдохнули. С чувством выполненного долга, если здесь подойдет это выражение, дружески обнялись втроем. Лица вновь обратились к собравшимся.
  - Тома и Чапа, познакомьтесь с новой семьей. Зарина, проводи и представь.
  Одна из шеренг распалась, из нее вперед выдавило несколько фигур. Взяв за руки меня и Тому, Зарина подвела к ним.
   - Знакомьтесь. Царевич Ерофей, царевич Феофан, царевич Алексий. Мои... наши отцы.
   Три головы синхронно опустились в приветствии. На вид "папашам" было тридцать пять, сорок и сорок пять лет - по возрастающей. То есть, примерные одногодки цариссы, чей возраст внешне гулял как раз в этих пределах. Крепкие, статные, в инкрустированных затейливым орнаментом доспехах, они казались грозными и добродушными одновременно.
  - Царь-войник Митрофан, наш брат, - сообщила Зарина, указав на молодого воина лет восемнадцати-двадцати.
  Вот как. Брат. До сих пор говорили только о сестрах, как о единственных достойных упоминания. При местной системе наследования это вполне логично. Я тоже говорю лишь то, что спрашивают. И то не все.
   - Войница Агриппина Варфоломеина, - перешла "сестренка" к представлению последних из вышедших, жавшихся чуть поодаль. - Войники Ефрем и Бакула Варфоломеины.
   Она оглянулась на мать, вывалилось быстрое добавление:
  - Есть еще несколько семейных войниц, они сейчас охраняют вотчину.
  Это упоминание как бы придало семье больше мощи и значимости в глазах окружающих.
   - Будем отныне вместе в горе и в радости, в беде и в счастье, что идут рука об руку, иногда переплавляясь одно в другое, - завершила Варфоломея утомительный для меня ритуал. - Идите сюда, дочери мои.
   Из-за ворот донесся конный топот. Ржание. Дежурный махнул рукой, ворота заскрипели.
   По очереди на территорию внеслись три тройки крепостных на лошадях.
   - В деревнях чужие! Отбирают еду, чинят беспредел. Защитите!
   - Какие деревни? - Дарья быстро поднялась.
   Никакого гонора по поводу, что не бухнулись в ножки. Одно слово - хозяйка. Уважаю.
   - Жданка, Сисюниха, Левая.
   - Кто?
   - Шайки рыкцарей. Много и одновременно.
   Дарья бросила построению:
   - По коням! Руслан, разберешься в Жданке.
   Другими распорядиться не успела, перебили Варфоломея с Евстигнеей:
   - Остальное берем на себя.
   Не получилось. С ворот и противоположной стены одновременно прозвучал сигнал:
   - Неприятель в прямой видимости!
   Лицо Томы, обращенное ко мне, переполняло недоумение. Если это Малик... зачем? К скольким смертям приведет бойня?
   - На стены! - приказала Дарья. - Ученицы - в распоряжение Астафьи, остальные по утвержденным местам. Прибывшим крепостным выдать форму бойников, оружие и отдать в подчинение Никандру. Занять оборону!
  
  Глава 14
   Все разбежались в стороны, но порядок и выучка чувствовались во всем. Ощетинившаяся оружием школа наблюдала, как сразу с трех сторон высыпают из леса горстки нападающих, останавливаясь на дальности полета стрелы своих самодельных... гнуков. С каждой минутой количество врагов вырастало, а из леса выходили новые и новые. Я в составе пятерки из Томы, Зарины, Клары и Варвары под руководством последней встал на стене за верхушками острого частокола. В случае надобности его можно перемахнуть с нашей стороны, крутой склон как раз под нами. Атакующим требовались штурмовые лестницы или веревки. Или таран для взятия ворот. Или передвижная башня. Хотя бы сколоченные большие щиты, чтобы добраться до стены беспрепятственно. Ничего этого не наблюдалось. Пока.
   Каждой ученице раздали по два боевых копья, ворохи учебных охапками выносили на поле, несколько бойников спешно приделывали к ним наконечники. Помимо копий и имевшихся при себе мечей нас обеспечили щитами. Очень правильно, ведь у рыкцарей - дальнобойное оружие, гнуки. Да, отныне никаких луков в повествовании, только эти самые. Нужно привыкать к местной терминологии. С волками жить, по волчьи выть... можно было сказать, если бы волки здесь выли, а не лаяли.
   Замершую в обороне школу окружили за пару минут. Мы прятались за верхушками кольев, страшась возможных стрел, но вместо атаки рыкцари выслали переговорщиков. Два мужчины и женщина в кожано-пластинчатом легком доспехе не самой лучшей выделки. Некоторые части одежд оторочены мехом, отчего смотрелись страшновато. Как в кино про варваров.
   - Грозна Святая, Таскай Прибрежный и Напрас Молчаливый приветствуют доблестных защитников школы, - выкрикнула женщина, останавливаясь метрах в сорока, то есть до границы точного броска копья.
   Перешептывания между ученицами сообщили, что эти трое - не простые разбойники, а известные руководители отрядов из разных местностей.
   - Как и Кудеяр Лесной? - шепнул я оказавшейся рядом Кларе.
  Тома в этот момент тихо переговаривалась с Зариной. Видимо, тоже о лесных бандитах. К Варваре, после того как сначала заложил сестриссе ее похождения, а потом поймал подружку, обращаться за информацией желания у меня не возникло.
   - Угу, - подтвердила Клара, не спуская с главарей пожирающих глаз.
   Замечательно. Малик в этом кровавом балагане не замешан.
   Вопрос все же долетел до Варвары, она хмуро пояснила с места:
  - Кудеяра прищучили царберы. Хорошо бы заодно зашли сюда без дополнительного приглашения. Кто-то ведь мог заметить, что несколько шаек сбиваются в кучу. Не только мы посылали сообщения.
  - Никогда такого не было, - непререкаемо заявила Зарина, - чтобы несколько отрядов вместе...
  - Главари никогда не ладили друг с другом, - согласилась Варвара. - Все боролись за верховенство и боялись предательства.
  Зарина кивнула:
  - А теперь они вместе. Что-то происходит.
  - Мало того, оно происходит здесь, - со злой усмешкой прибавила Варвара.
  Глядя на врага, я вдруг внутренне улыбнулся. Главари смотрелась типичной троицей из любого фильма в жанре фэнтези. По аналогии: эльф, гном и человек. Высокая стройная красавица невнятного пола ввиду необычайно жесткой суровости на лице, низкорослый могучий крепыш и усредненная модель двух предыдущих. Стоящий столбом "эльф" зловеще щурился, "гном" поигрывал мечом, их производное спокойно разглядывало окрестности.
  - Почему - школа? - слезно встряла Клара. - Мало ли мест можно пограбить!
  С высоты разницы в возрасте Варвара обобщила известные данные для самой маленькой нашей воительницы:
  - Каждая шайка обреталась на своей территории, с нее кормилась. Если они бросили все и пришли сюда вместе, им нужна именно школа. Ничто иное. Тихо, собираются говорить.
   Дождавшись, когда на стене появилась Дарья в шлеме с короной, видной издали, Грозна Святая (ведь иначе в этой компании "эльф" называться не мог) обратилась в ее сторону:
   - Приветствуем, царисса. Долгих зим и здоровья тебе и твоей семье.
   - Не могу ответить тем же. Вы пришли не с добром.
  - Мы не желаем напрасных жертв.
   - Уходите, - повелительным жестом указала царисса вдаль. - И жертв не будет.
   - Мы уйдем, - кивнула Грозна, - после выполнения вами одного условия.
   Ученицы заволновались. Дарья высокомерно бросила:
   - Условия грабителей для нас не существуют.
   - Это условие сильного слабому, - ужесточила тон "эльфичка". - Такие условия называются требованиями. Но мы озвучим как предложение. Мы уйдем вместе с ученицами школы.
   В этот момент нас можно было брать голыми руками. Ошарашенные лица застыли в шоке. Никто на смотрел на врага, все глядели друг на друга: испуганные, недоумевающие, с отвалившимися челюстями и распахнутыми глазами.
   - Естественно, мы на это не пойдем, - ответила Дарья. - Но хотели бы знать: зачем ворам, насильникам и грабителям понадобились наши воспитанницы?
   - Вы построили несовершенный мир, - донесся ответ. - В нем нет места многим и многому. Мы знаем, что сделать, чтобы счастливы стали все, а не только избранные. Особенно, если эта избранность не завоевана своим умом, а дана по праву рождения.
  - Кто был никем, тот станет всем? - едко усмехнулась царисса Дарья.
  - Хороший лозунг, - согласилась Грозна. - Возьмем на вооружение.
  Дарья буркнула под нос что-то нехорошее, а вслух объявила:
  - Собрались воевать со всем миром? Вы, которые между собой годами не могли договориться, и которые разбегутся в стороны при первой же проблеме? Скоро подойдут царберы, и вы узнаете все о своих силах и своем единстве.
  - Не будем зря сотрясать воздух, - сказала Грозна. - Мы заберем учениц, живых и здоровых, и уйдем. Либо школа будет уничтожена, сопротивляющиеся убиты, а раненые сожжены вместе с остатками школы. Ученицам же мы гарантируем жизнь и полную неприкосновенность.
  Последние слова вызвали заинтересованный шепоток, пролетевший по рядам школьниц. Дарья откровенно ухмыльнулась:
  - Думаете, кто-то поверит слову рыкцаря?
  - Думаем, - серьезно кивнула Грозна. - Потому что ученицы станут нашими заложницами. Они помогут открыть ворота башен. В обмен на жизнь обитателей башен.
  Хороший план. Простой и логичный. Его даже скрывать не надо, наоборот, озвучка и распространение привлекут новых сторонников среди недовольных. А недовольные есть всегда и везде. Кому суп жидкий, кому бриллианты мелкие. Каждый мечтает о райской жизни, из самых лучших побуждений поддерживая порой такие начинания, что потом спать не может: как я мог на та-а-акое согласиться?! И это я, такой умный?
  - Почему вам должны верить? - воскликнула Дарья.
  Она с удивлением замечала, что ученицы хотят верить. Просто потому, что альтернатива - смерть. Здесь и сейчас. А в словах рыкцарши - надежда.
  - Если три-четыре из каждых пяти башен перейдут под знамя рыкцарей и примут жизнь по новым законам, никакие царберы ничего не сделают. Они могут отвоевать одну башню, ну две. Пусть пять. Но не пятнадцать-двадцать. Освобожденный народ восстанет против них и будет убивать везде, где встретит. Говорю это для того, чтобы сами царевны, которые слышат меня, поняли, сколько жизней находится в их руках. Сколько судеб зависит от их решения. Не нашего и не твоего, царисса. От их собственного. Если они выйдут и пойдут с нами, у вас и у нас есть будущее. У всех есть. Если нет... - Грозна демонстративно развела руками, - они обрекут на смерть и себя, и родных, к которым все равно придем, но позже, когда нас станет еще больше. Несравнимо больше. Когда к нам примкнут силы, о которых вы даже не подозреваете. Война продлится дольше, жертв будет неисчислимо больше, только и всего. Сейчас имеется шанс обойтись без жертв. Без единой царапины. Даем десять минут на размышление.
  Трое вождей развернулись и пошли к своим.
  - Кто-нибудь знает, почему у нее кличка - Святая? - отчего-то заинтересовалась Тома.
   Откликнулась Клара:
   - Она из сестер. Покинула сестырь после какого-то недоразумения. Все думали - погибла, а она... - Девочка горестно махнула рукой.
   Придержав меч, Дарья легко спрыгнула со стены во двор. Начались тихие обсуждения с другими цариссами и сестриссой. Учениц, конечно, к совещанию не подпустили. У нас было свое совещание. На стене.
   - Обманут? - с надеждой на обратное спрашивали многие.
   - Рыкцарям нужна только добыча, - резонно говорила Варвара. - Всегда так было. Мы - хорошая добыча. За каждую из нас можно получить огромный выкуп. А за всех вместе...
   - Рыкцари не держат слова!
   - Держат! Когда дело касается выкупа или добычи.
   - О каких новых законах она говорила? - спросил я.
   Ученицы все вместе в недоумении поджали губы.
   - О своих, разбойничьих.
   Вспомнилась Запорожская сечь. Тоже бандитское государство, жившее набегами на соседей. Но ведь как-то жившее. Ведь государство. И в мое время неоднократно возникали квази-государства, пытавшиеся отменить все, что человечество создало до них. Итог печален. Всегда. "Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем" - увы, не работает. Точнее, работает, но только до запятой.
   Но мечта не умирает. Каждое поколение стремится построить свое, новое, лучшее. И я хочу. И буду. Если получится. Хотя бы здесь, в этом королевстве кривых зеркал. Только сначала хочу понять, что здесь и как, прежде чем рушить. Танцы на граблях истории меня не вдохновляют. Сначала информация, потом осмысление, в конце действие. Только так.
   А меня подталкивают. Вот эти, живущие грабежом и разбоем. Сомнительная компания. Но другой нет. Если не принять их "предложение", погибнут все. Страшно погибнут. В том числе ваш покорный слуга. Получается, что шантаж подействовал? Нам не оставили выбора, поэтому мы обязаны согласиться? В смысле, подчиниться. "Предложение, от которого невозможно отказаться". Классика.
   К нам наверх снова поднялась Дарья. Следом - Варфоломея, Евстигнея, Аркадия. Весь высший состав. Они встали перед опустившим глаза нервничающим стадцем.
   - Загрустили? К мамам захотели? - гневно обратилась Дарья. - Готовы довериться разбойникам? Вспомните про честь! Ну-ка, громко, все вместе, "возвышенку"! Алле хвала!
  - Алле хвала! Алле хвала! - хором рявкнули-пискнули еще секунду назад сомневавшиеся, готовые сдаться девичьи голоса.
  - Я отдаю жизнь и мысли Алле-возвысительнице, да простит Она нас и примет, - гремела Дарья, и ей вторили цариссы с сестриссой. - Я берегу честь и репутацию, ведь потом они сберегут меня...
  - ...я берегу честь и репутацию... - рефреном неслось над стеной.
  Ситуация изменилась до неузнаваемости. Уже никто не думал о сдаче. Все оказались готовы умереть - здесь и сейчас. За честь. За репутацию. Просто потому, что мы - люди.
  - Я не ною и не жалуюсь. Я пересиливаю!
  - Я не прошу. Я действую! - уносилось далеко за пределы стены, прекрасно слышимое противником.
  - Для меня нет невозможного, - мощно выдавала Дарья, заражая выплескивающейся энергетикой окружающих. - Трудно - да, долго - может быть, но не невозможно. Я слушаю умных, но верю только верным. В этом состоит мудрость. Я никогда...
  - ...никогда не сдаюсь. Меня можно убить, но нельзя сломать! - уже в трансе воинственного восторга орали ученицы. - Я так живу и примером учу детей! Алле хвала!!
  - Алле хвала! Алле хвала!! Алле хвала-а-а!!! - подхватил весь гарнизон школы, свой и новоприбывший.
  Это было сказочно. Захотелось броситься со стены вниз и бежать на врага, размахивая мечом, пока не перестанет рубить рука, и пока рана "не совместимая с жизнью" не прервет лунатический бег божественного экстаза.
   - Встать! В шеренгу! Лицом к врагу! - скомандовала Дарья.
   Ученицы мгновенно выстроились рядком. К удивлению, крайними поставили незаметно приведенных Глафиру, Фому и Аглаю - в доспехах, но без оружия. Позади них присела пониже охрана - бойники с копьями: на всякий случай, и чтобы не мозолить глаза тем, кто снаружи.
   - Мы вас внимательно выслушали, - крикнула Дарья через стену, где заволновались разбойники - они не понимали происходящего. - Теперь послушайте нас. Вам нужны ученицы. Живыми. Иначе вы не уйдете. Мы вас поняли. Аглая!
   Все лица обратились к девушке - свои и чужие. Одна из поднявшихся на стену монашек передала церемониальный нож. Он походил на серп: округлый, с острейшей внутренней кромкой. Таким я представлял меч сестриссы, спрятанный под накидкой. Только тот большой, а этот маленький.
   - Я - Аглая, назначенная возможная преемница Верховной цариссы, - заговорила девушка так, чтобы слышали все.
   - Умница, - шепнула ей Дарья. - Теперь как договаривались. Иначе кладбище.
   На Аглаю было страшно смотреть. Еще не отошедшая от ледяной недвижимости карцера, пахнущая холодом и тьмой, она выглядела странно спокойной и умиротворенной. Она приняла решение. Теперь нужно сделать так, чтоб о ее решении говорили. Остаться первой хотя бы таким способом. Первой навсегда.
  - Пусть месть царицы из дела общественного перейдет в личное. Пусть ей станет больно, как мне сейчас. Пусть она сделает все, чтобы такое не повторилось. Моя кровь на вас. Алле хвала!
   Зажатый в ладони серповидный клинок полоснул по шее слева направо - длинно, хлестко, с красочным взбрызгом и последовавшим захлебывающимся хрипом.
   Нож выпал. Бойник кратко ткнул сзади копьем, чтобы девушка не мучилась. Мертвое тело рухнуло со стены наружу.
   Крик ужаса пронесся по рядам рыкцарей.
   - Фома, - шепнула Дарья, подхватив с пола окровавленный нож. - Тебе предоставлена возможность сохранить честь семьи. Никто не запятнает ее позором. Объявят, что подвиг во имя чести совершила истинная дочь Евпраксии Феодора, а не обманщик Фома, чье место в позорном списке и на кладбище. Выбор за тобой.
   Фома принял нож.
   - Я - царевна Феодора Евпраксина, - объявил он во всеуслышание. - Моя семья отомстит за меня. Будет мстить до последнего человека, будет мстить сама и завещает детям. Те завещают внукам. Не будет топтать землю нога ни одного детоубийцы или их выкормышей. Моя кровь на вас!
   Поперечный порез вышел не чистым. Фома поперхнулся. Глаза полезли из орбит.
  Копье бойника прекратило мучения, и второе тело полетело вслед за первым.
   - Остановитесь! - закричала Грозна Святая. - Мы не желаем крови! Не хотим мести, не хотим, чтобы нас проклинали за смерти детей, к которым мы не причастны! Что вы делаете?!
   - То, что должны! - горя диким взором, огрызнулась Дарья. - Раньше вас не считали большой проблемой и особо не трогали. Теперь не будет в царствах человека, который не мечтал бы о вашей смерти. Страшной смерти! Такой, какой вы заслуживаете! Вы будете бояться собственной тени! От вас отвернутся родители и не станут признавать дети! Но счастье ваших родителей и детей, что им не жить долго, имея таких родственников. Умрут они все, умрут страшно, умирая долго!
   Среди рыкцарей начался разброд. Одни кричали на других, третьи молча уходили в лес, оставив командиров.
   - Вы хотели получить учениц? - бесновалась Дарья. - Берите! Вот, они вышли к вам. Одна, вторая. Что же не оказываете им обещанного гостеприимства? Где же ваше слово, Грозна Святая, Таскай Прибрежный, Напрас Молчаливый, а? Глафира!
   Глафира дрожала, очумелые глаза блуждали по лицам в поисках помощи. Умирать она не хотела. Ни сейчас, ни потом. Ее рано созревшее тело требовало жизни, оно было переполнено жизнью, оно хотело дарить жизнь.
   Дарья зашипела:
   - Боишься? Правильно боишься. Но представь, что будет, когда тебя доставят на кладбище. Смерть с честью, о которой будут рассказывать детям... или кладбище? Тоже будут рассказывать. Но другие, и показывая пальцем на родню. Тебе выбирать. Решай. Решайся.
   Она протянула девушке нож.
   Ни слова не говоря, та схватила и мощно резанула поперек шеи. То есть, совершила единственное, на что хватило решимости. Но она сделала это.
   Умерла сразу. Бойник на всякий случай помог. Третье тело ужасной птицей полетело вниз.
   - Их кровь на вас! - крикнула Дарья вдогонку разбегавшемуся разбойничьему сброду.
   Колени подкосились от страшного напряжения, и она осела там, где стояла.
   - Мы победили, сестра, - сказала ей сестрисса, подхватывая за руку, чтобы царисса не сползла наземь полностью.
   - Да, - кивнула Дарья. - Мы победили. Мы.
   Ее пробрал истерический смех.
  
  Часть четвертая. Прощай, школа
  Глава 1
   Варвару переселили в комнату Томы. В качестве наказания за ночные увеселительные прогулки ей назначили десять дежурств, десять плетей и час мишени - с отсрочкой на несколько дней, пока у всех не успокоятся нервы. Варфоломея собиралась устроить пир, одновременно праздничный и поминальный, Дарья уговаривала перенести его к ней в башню. Там больше возможностей. Варфоломея отказывалась, приглашая чуть позже на грандиозный неописуемый пир всех к себе, а сейчас настаивая на маленьком банкете в память ушедших и в честь удачного пополнения.
   Несколько отрядов, сразу отправившиеся за ворота по следам неприятеля, принесли первые вести. Рыкцари разрозненно уходили. Все деревни оставлены, а преследовать в лесах Дарья команды не дала.
   - Пусть уходят. Побережем людей. После случившегося Верховная задаст им такого перца...
   Тела погибших девочек принесли и убрали до завтра в одно из дальних помещений. Там же дожидалась отправки домой забытая всеми Карина.
  На улицу принялись выносить столы с кухни и из комнат. Мы с Томой принимали поздравления учениц и новых родственников. Зарина бегала за мной хвостиком, счастливая донельзя. Иногда ее лоб омрачался скорбными мыслями, но ненадолго. Внутреннее солнце разгоняло тучи и прорывалось наружу.
   Для меня и Томы школьная жизнь заканчивалась. Отъезд назначили на утро. Когда Зарину кто-то позвал и отослал с небольшим поручением, наклоном головы я указал Томе на свою комнату.
   Немой вопрос в ее глазах вспыхнул лишь на секунду. Кивок подтвердил, что она поняла и сейчас будет. Чудовищно скрежетнувшую дверь, благим матом сообщившую свое мнение о скором отъезде хозяина, пришлось оставить открытой. Вошедшая через несколько мгновений Тома сумела затворить ее беззвучно. О, как. Не того хозяина ей определили. Или у женщин даже здесь свои хитрости?
   Я плюхнулся на свой лежак. Поглядев на идеально заправленный Заринин, Тома вздохнула и присела на табурет.
   - Объявляю всеангельский военный совет. - Я закинул руки за голову. - Вопрос один.
  - Что делать будем? - угадала Тома.
  - Именно.
  - Сейчас или вообще?
  Вопрос уже не вызвал глупых шуток, он стал вопросом жизни и смерти.
  Кто-то прошел возле самого окна.
  - А ты? - сказал этот кто-то невидимому соседу.
  - А что я? - отчетливо прозвучал ответ, словно говорили прямо у нас в комнате. - Она царевна, а я кто?
  Неравенство ломает судьбы и здесь. А со слов царевен - все идеально, сплошное равноправие. Ну-ну.
  Шаги удалились, Тому как ветром снесло с табурета. Юркнув ко мне, она примостилась возле ног на краешек лежака, одна рука нашла и крепко сжала мою, другая приложила палец к губам.
  Я тихо сказал:
  - Насчет вообще - без обсуждений: собраться всем вместе и линять домой. Меня волнует, что делать сейчас. Прямо в эту минуту. Другой возможности самостоятельно покинуть школу может не быть.
  - Предлагаешь бросить все и бежать к неведомому Кудеяру? - вышептала Тома, и выражение на лице сообщило, что такое развитие событий ее не вдохновляло.
  - Варвара сказала, что Кудеяром занялись царберы. Куда бежать? Как искать? Чем питаться, чем защищаться от волков и людей? У нас больше шансов погибнуть или попасться... и тоже погибнуть, чем найти Малика. Давай накидаем все известные факты и тогда примем решение. Что мы имеем?
  - Ничего, - грустно улыбнулась Тома.
  - Имеем, что двое из нашей компании завтра отправятся в крепость, один находится в лесах и в опасности, еще один в безопасности, но далеко в башне.
  - Какие же у нас варианты? - еще грустнее поинтересовалась Тома.
  - Бежать искать Малика или послушно ехать с Варфоломеей. Пока все.
  - Минусы первого варианта понятны. Какие ты видишь у второго?
  - Единственный. Кромешная неизвестность. В конце концов, нас привезут в крепость, где будет что-то, чего не знает никто.
  - Я за второй, - отпустив меня, Тома подняла руку как при голосовании.
  - Вообще-то я тоже. - Моя рука поднялась рядом. - Единогласно.
  - Едем с Варфоломеей. - Тома повеселела. - Мы уже царевны. Если так продолжится дальше...
  Оптимистка. Я вздохнул.
  - Ты царевна, а я ни пойми кто.
   - Ты тоже царевна. - Тома поднялась. - Отличная царевна. Если не проколешься - можешь сделать замечательную карьеру.
   - Если, - снова вздохнул я.
   Она вышла.
  У меня оставалось незавершенное дело. Разговор, в котором необходимо поставить точку. Покрутившись среди высокопоставленных гостей, я дождался, когда папринций ненадолго остался один. Незаметно и вежливо слиняв из толпы, я со всех ног бросился к нему.
   - Дядя Люсик. Пара вопросов. Можно?
   Папринций быстро огляделся по сторонам.
   - Пошли.
   Кабинет у него временно забрали, разместиться пришлось в спальне, куда переехали с трудом поместившиеся стол, стул и длинная лавка. Приглашающий жест усадил меня на лавку, сам папринций сел за стол. Собственно, мы оказались друг напротив друга, почти вплотную.
   - Вижу, молодой человек... прошу прощения, царевна Василиса, - он как-то очень по-доброму и не обидно усмехнулся, - раз вы приперлись до занятого человека, вас мучает информационный голод, помноженный на череду сумасшедших событий.
   Нервные пальцы привычно забарабанили по столу, осунувшееся лицо смотрело мимо меня.
   - Да, - признал я, расположившись на краешке скамьи, словно готовясь взлететь. - Вопросов много. Старых и новых. Начну с незавершенного старого. Зачем вам воздушный шар?
   Глаза папринция обратились в щелки. Никогда не видел его взбешенным, но тут, кажется, достал по-настоящему.
  - Щас скажу, только шнурки на тапочках поглажу! На своем хуторе будешь делать погоду... ну, устанавливать порядки, - даже в гневе он продолжал оставаться педантичным учителем, - иначе твой барометр займет место в музее недоразумений. Вопреки закону я сохранил тебе жизнь, а ты в благодарность строишь такие коники, что таки прямо нарываешься иметь тебя в виду и крупным планом. Быстро взял на два тона ниже и извинился.
  - Извините, - в шоке от услышанного выдавил я.
  - Вот так. Теперь задавай приемлемый вопрос, но сначала подумай: стоит ли.
  - Подумал. Меняю тему. Вынужденные жуткие самоубийства на стене спасли жизни остальным, но захотелось узнать: как у вас казнят?
   - Зависит от преступления и обстоятельств. - Собеседник поморщился. - Могут оставить без воды и еды. Иногда вешают. Бывает, отрубают голову или сжигают. Последним особенно грешат святые сестры. Если преступление совершено из благородных мотивов (такое тоже случается), а не казнить нельзя, разрешают совершить самоубийство - вспороть себе живот или перерезать шею.
   - Дарья намекала на стене насчет кладбища.
   - Царисса Дарья, - автоматически поправил дядя Люсик. - Да, кладбище - худшее, что может быть.
   - Закапывают заживо?! - Мурашки побежали по коже.
   - Здесь не закапывают.
   Прямо перед окном пронеслись бойники с дымившимися чугунками в руках. Повеяло вкусным. Папринций подвигал челюстью, вечно усталый взор вновь скользнул на меня:
   - Если тебя разоблачат, как Фому, накажут именно кладбищем. Плохо. Казнь на кладбище - когда при свидетелях отпускают.
   - Отпускают? - не поверил я. - Наверное, стреляют в спину?
   - Здесь не стреляют, - равнодушно отмахнулся дядя Люсик. - Здесь не из чего стрелять.
   - То есть, - уцепился я за оговорку, - вы знаете, как и из чего стреляют?
   Брови папринция снова сползлись к переносице. Голос раздался ровный, но жесткий:
  - Допустим, из гнука, который запрещен. Потому и не стреляют. Хватит с вас морочить мою полуспину! Нашел Шаю. А я еще надеялся, что мы сработаемся...
   Очень уж много чисто земных выражений. Мало того, чисто одесских, слышанных в основном по телевизору и от одного знакомого пилота-инструктора. Мелькнула шальная мысль. Я ляпнул:
   - Имя Шурик вам ничего не говорит? Волосы рыжие, увлекается дельтапланеризмом...
   Лицо собеседника приобрело землисто-серый оттенок. Затем стало зеленым. Наконец, побледнело.
   - Что с ним?!
  Я впервые увидел в папринции не должностное лицо, не винтик из слаженного механизма местной системы, а человека. Смертельно усталого, сгорбленного годами и бедами, но не потерявшего надежду. Теперь вновь обретшего ее.
   - Он жив? Где он?!
   - Вы его знаете? - У меня открылся рот. Хоть ворона залетай.
   Ударило током, словно нарвался на шокер: памятная глыба на гребне. Шурик, несущий цветы. Слова Малика: "У него здесь отец разбился. Года не прошло. Аппарат - вдребезги. И кусочков не собрали, похоронить..."
  - Вы его отец?
   - Где он? Жив? - снова повторило бледное трясущееся привидение, которое недавно являлось папринцием.
   - У Варфоломеи. Немного покусан, отлеживается.
   - Почему покусан? Как сильно? Почему у Варфоломеи?!
   - Не беспокойтесь, я узнавал, с ним все в порядке. Если сможете, приезжайте к Варфоломее когда мы с Томой... - Настроение вдруг упало. - Когда... если... мы... если один из нас туда вернется. Нас же удочерили.
   Я угас. Лицо отца, нашедшего сына, тоже поникло.
  Во дворе школы рассаживались за столы - пока без команды, просто посидеть, поболтать, насладиться убийственными ароматами еды.
   - Подумаю, что можно сделать, - наконец, вымолвил дядя Люсик.
   - Как же случилось, что вы здесь?!
  Обычно я более сдержан. Сейчас захотелось прыгать, как подожженный за хвост кенгугу, и сыпать вопросами не хуже карьерного самосвала. Попа заерзала по лавке, сжатые ладони принялись мять колени.
   - А как с вами? - упало встречное.
   - Дельтапланы. Невидимая воронка в воздухе.
   - Аналогично.
   - Все равно не понимаю. Не стыкуется. Вы - папринций, уже вдовец...
   Он усмехнулся с печалью:
   - Все просто. Волков кто-то отвлек в другом месте, мне невероятно повезло. С причала я топал куда глаза глядят, через много часов вышел к дороге. Подобрали войники, приняв за умалишенного. До выяснения личности попал к цариссе Аграфене, только что потерявшей одного мужа. Чем-то зацепил. Поняв, кто я, она нарушила запрет и взяла к себе. В окраинной деревне был жар, это вроде нашего гриппа. Умирали люди. Феня записала меня деревенским из больной деревни и взяла в мужья. Здесь допустимы браки невзирая на сословия.
   Я кивнул: уже знаю.
  - Никто не рискнул проверять, - продолжил собеседник. - Она была примерно моего возраста, но болела. Ее съедало изнутри. Сохла на глазах. Менее чем за год она сначала перестала быть цариссой, потом не смогла передвигаться самостоятельно. Вскоре умерла. А я уже прижился в школе. Оброс знаниями, легко выучил тексты, научился ладить с местными. Марфа, Фенина дочка, без разговоров оставила меня здесь. Зачем семье лишний рот, не способный постоять за себя?
   Все стало на места. И звучный титул, и что просто жив. Он же для местных тоже черт.
   - Расскажите про воздушный шар, - вновь попросил я.
   Вопрос, с которого все началось. На этот раз дядя Люсик не отмолчался.
   - В процессе изготовления. Делается втайне. Разные деревни поставляют куски. Готовое храню в тайнике под полом. Кстати, оттуда можно выйти за забор - это для информации. Для полета шар нужно сшить, собрать, сделать корзину и решить вопрос с топливом для нагрева - чтобы грело, мало весило и не спалило шар. Пока вопросы подвисли в воздухе. Мне бы сюда технической литературы...
   Или простенький поисковичок, хотел я добавить. Промолчал.
   На душе помрачнело. Не все так гладко, как рисовалось. Но лучше, чем ничего. Раз уж не улететь быстро, будем изучать мир и думать, как сделать это медленно, но насколько возможно быстрее.
   - Не все понимаю об этом мире, - признался я. - Возглавляет страну Верховная царица. Цариссы - феодалки-вассалы. Это как в Европе король и бароны или на Руси князья и Великий князь. В общем ясно, но. Каков размер княжеств? Мне они показались карликовыми, за день пару пройти можно.
   Дядя Люсик развел руками.
   - Я мало где был, но пару за день - преувеличение. За день царисса на коне должна из башни добраться до крайней деревни, которую должна защитить - так точнее. Причем, бывает, что между царствами лежат огромные пустоши и дремучие леса.
   - Цариссы живут в башнях? Почему не в замках?
   - Две причины. Нельзя и незачем. Вокруг башен нельзя строить стены и возводить любые другие укрепления, это воспримут как вызов власти Верховной царицы и установленному Аллой равновесию. Едва работы начнутся, придут царберы и вырежут осмелившуюся семью под корень.
   - Понял, почему нельзя. Почему незачем?
   - Кто будет строить для возможной соперницы? Вотчины постоянно меняются, тасуются, как карты в колоде. Царисса с семьей сегодня здесь, завтра там.
   - Можете нарисовать карту местности?
   - Только то, что знаю, а это мало.
   Припасенным для чего-то угольком он принялся чертить прямо по строганной столешнице. Обрисовалась огромная дуга, похожая на улыбку в полный рот.
  - Представь огромный круг. Допустим, это царство Верховной царицы. - Уголек скакнул в нижнюю точку дуги-улыбки и обозначил острые зубы. - Внизу горы, где никто не выживает, потому туда не ходят. С трех других сторон, - рука проделала полный неровный круг, выходящий далеко за пределы стола, - постоянно извиваясь, страну опоясывает так называемая Большая вода - непреодолимая широкая река. Предгорья называются кладбищем. Туда по возможности свозят тела убитых и умерших для кровожадного погребения. Внизу в центре - Святой причал. Местным внушили, что от причала душа надежнее попадает к Алле. Поэтому волки... надо ж, уже забыл слово собаки... там развелись в чудовищном количестве.
  - Их не могут перебить?
  - Не нужно. Волки - санитары земли. Не как у нас, а в социальном плане. Нападают на беглых, оттого одиночные беглецы практически не встречаются. Не нужно содержать большой штат поимщиков. При такой социальной роли кто же их перебьет? К тому же - шкуры, мех. Если волки размножаются сверх разумного, их в меру уничтожают.
  - А чем питаются?
  Дядя Люсик посерьезнел.
  - Трупами. И не только. В общем, людьми.
  Я закусил губу: он ведь только что отвечал на мой вопрос о казнях. Не завидна судьба "отпущенного".
  - А животными? Охотятся же на лесных зверей наши волки?
  - Каких животных ты здесь встречал?
  - Диких? Хм. Никаких, - признал я. - Только одичавших волкодавов и верховых лошадей, которых прибывший с нами друг почему-то отказался принимать за лошадей.
  - Потому что эти лошади местные. Других животных могли просто уничтожить за века охоты на ограниченном пространстве. А собаки могли попасть через портал с самолетом, вертолетом или парашютом вместе с людьми.
  - Но охота? Я слышал от Милославы при встрече с Гордеем...
  Дядя Люсик горестно вздохнул:
  - Да, здесь охотятся. На беглых. Или на незначительных преступников, которым дается шанс.
  - Не понял. - Моего воображения не хватило для осознания ситуации.
  - Их отпускают, а через час-два начинается погоня. Как правило, находят и казнят. Если не найдут - свое берут волки.
  - А если случится чудо, беглец находит пристанище у рыкцарей?
  Дядя Люсик кивнул.
  - Тогда вопрос, аналогичный тому, что про волков. Почему войска царисс не объединятся с царскими и не покончат с разбойничьими гнездами рыкцарей раз и навсегда?
  - Почему в нашем мире много веков ловят преступников, громят их целыми бандами и организациями, а меньше не становится? Рыкцари - тоже отдушина для тех, кто не влился в устоявшуюся систему. Они нервируют царисс и позволяют царице вводить на любую территорию свои гарнизоны. Когда гарнизоны уходят, цариссы даже возмущаются.
  Его взгляд вернулся к начатой карте, рука принялась рисовать дальше:
  - Вверх от причала - Западный лес, ныне вотчина Евпраксии. Влево, вплоть до реки - земли Варфоломеи. Вправо - Конные пастбища, где начальствует Евстигнея. Еще правее Восточная граница, и река завершает изгиб, уходя в неизвестность.
  - Где в этом всем школа и крепость?
  - Школа с Грибными рощами прямо над Западным лесом.
  Малик, обретающийся у Кудеяра Лесного, именно там, в лесах Евпраксии. Недалеко. Если по карте. Впрочем, по глобусу рулеткой и до Австралии недалеко. К тому же, замечание Варвары, что Кудеяром занялись царберы, напрягало.
  - Крепость далеко? - задался я новым вопросом.
  - Не очень. Вправо от школы через земли Пятнадцати холмов, или сверху через Алую рощу цариссы Натальи.
  Вспомнилось, что Глафира звалась Натальиной.
  - Почему алая? - я постарался отрешиться от страшных картинок. - Деревья особые?
  Дядя Люсик покачал головой из стороны в сторону:
  - Когда-то отгрохотала великая битва. Цвет крови.
  И здесь кровь. Везде. Кровожадный мир с людоедскими законами. Ох, доберусь...
  - Сколько всего башен в стране?
   - Двадцать четыре, - четко ответил дядя Люсик. - Бывает, некоторые простаивают пустыми, но недолго. Система не терпит пустоты.
   Теперь я мог хотя бы примерно представить конечные размеры карты, которую мы начали составлять.
   За окном неизмеримо выросли шум и гвалт. Высокие гости выходили к столам. Дарья громко обсуждала что-то с Аркадией совсем недалеко от нашей встречи тайных земных засланцев.
   - Дарья - она кто? Почему так много знает о нашей Земле?
   В ответ - пожатие плеч и задумчивое предположение:
   - Просто рачительная хозяйка, которая не упустит своего. Стараюсь пересекаться как можно реже. Цариссу Дарью моя работа устраивает, большего мне не надо. Для нее моя персона - тоже удачная шестеренка в слаженном механизме. Не усложняй простого, не множь сущности - правило, которого никто не отменял. Применяй, и будет тебе счастье.
   Я долго формулировал следующий вопрос. Вряд ли ответит, но почему не попробовать.
   - Этот мир... наше прошлое, наше будущее или нечто другое?
   - Честно - не знаю.
   - Уважаемые гости и хозяева, просим к столам! - донеслось снаружи.
   - Мы еще увидимся? - спросил я, вставая.
   - Обязательно, - сказал дядя Люсик. - Теперь обязательно. У нас одна цель. Вернуться домой. Всем вместе. Разве не так?
   - Нас скоро увезут...
   - Я найду способ сделать, чтобы либо мы к вам, либо вы к нам, - подмигнул дядя Люсик, вдруг помолодевший лет на десять.
  Его усталость прошла как сон.
  
  Глава 2
   Вымотанные за день, мы с Зариной просто легли по своим постелям и через минуту спали. Иногда будил шум - затянувшаяся гулянка утихомирилась лишь к утру, когда с набитыми пузами все окончательно расползлись по кроватям.
  Утро выдалось хмурым, от погоды до настроения. Покрапывающий дождик навевал грустные мысли. Особенно терзала скорая разлука с Солнышком. Увидимся ли? Также не веселили четыре тела, завернутые в саваны и подготовленные к церемониальной отправке на кладбище в двух телегах. Глафира застыла в посмертном единении с Фомой, Карине составила компанию отлично справившаяся с последней ролью преемница Верховной царицы. Не зря ее выбрали в преемницы. Никто не мог сравниться с ней ни в боевом искусстве, ни, особенно, в политике. В умении чувствовать момент и говорить нужные слова. В гипертрофированной интуиции, чувствовавшей угрозу там, где ею пока даже не пахло. Это и подвело. Устранение едва возможной в далеком будущем проблемы оказалось опаснее самой проблемы.
   Зарина, переговорившая с матерью, показалась мне странно радостной. Глазки сияли новогодними огнями, переливаясь от тихого удовольствия к полному восторгу, который, казалось, едва сдерживался.
   - Что случилось? - как можно равнодушнее осведомился я.
   У меня-то скребли кошки. Хорошо так скребли, а наскребясь вдоволь - скопом гадили.
   Мы выходили с завтрака, который нам организовали прямо на улице - никто не удосужился ночью разнести столы обратно по помещениям. Кухонная команда едва успела собрать посуду, помыть и предложить что-то на завтрак. Ладно, хоть помыли, в моем мире на древних пирах тарелки вылизывали дворовые псы, после чего в них снова подавали гостям.
  Впрочем, необычность радовала. Для школы сегодня все было необычно. Никаких занятий, ничего будничного и рутинного. Ученицы сегодня отдыхали. На поле разбирали шатры, гости грузились - все сразу. В глаза отовсюду летела пыль, в нос - запахи пота, еды и ее последствий. Гомон стоял невероятный, треск дерева и хлопанье ткани шатров сливались с ржанием коней и одновременным разговором всех со всеми. Так казалось со стороны. Я внес свою лепту:
   - Что сказала мама?
   - Я еду с вами! - выпалила Зарина, едва не порвав рот улыбкой.
   Кошки на душе пришибленно затаились.
   - В крепость?
   - Какая разница!
   - Почему?
   Мой вопрос поставил ее в тупик.
   - Ты не рад...да? - Вмиг потускневшие глаза быстро пробежались насчет лишних ушей.
   Словно по закону сообщающихся сосудов мое настроение резко взлетело.
   - Это здорово! Но почему? Твоя учеба только началась... - произносил я, пинками изгоняя всю кошачью свору к Кузькиной матери.
   За разговором к нам, вставшим посреди поля, где вокруг носились, таскали, галдели и толкались, присоединилась третья "сестренка".
   - Ты уже слышалла? - запнувшись на окончании, Тома метнула обеспокоенный взор на Зарину.
   Та равнодушно разглядывала носки своих сапожек. Актриса, мать ее Варфоломея.
   - Что я должна была слышать? - спросил я как можно отстраненнее.
   Как бы подтвердил для Томы, что Зарина не знает. А Зарина, наоборот, утвердилась в мнении, что Тома в курсе, кто я. Раньше только предполагала, теперь узнала наверняка. Во, попал. Открыть Томе правду? Брр. Представить страшно. Что о нас с Зариной она подумает?
   - Что мы едем вместе. - Тома кивнула Зарине.
   - Мама решила забрать меня из школы, - объяснила, наконец, новоявленная сестрица. - Сказала, что я осталась единственной наследницей, если не считать вас, удочеренных ангелов, которых надо вести в крепость. Судьба ангелов, как она выразилась, еще не ясна, а за домом нужно присматривать. Теперь учиться буду на дому, вот!
  Зарина радостно закружилась от избытка чувств. Раскинутые руки едва не снесли проходившую мимо монашку. Та ойкнула, пошатнулась, полы плаща распахнулись...
   Не знаю, чего я ожидал, но не того, что увидел. Под плащом блеснула на солнце тонко вязаная стальная кольчуга. В бронзовом-то веке. А видимый кусочек меча очень уж напомнил самурайскую катану. Вообще ни в какие ворота.
   - Кто это? - Я обалдело глядел вслед уходившей монашке, быстро запахивавшей накидку.
   Тома не преминула тихонько укусить, чтоб не слышала Зарина:
   - Шалун. Забудь. Послушниц сестыря мирские соблазны не волнуют. Им почти все запрещено, включая брак и детей.
   Ничего себе послушница. Скорее истинный, а не дутый, вроде нас, ангел, явившийся пещерным людям.
   - У нее железная кольчуга! - упоенно сообщил я не понимавшим моего ступора девушкам.
   - А у меня сестра ангел, - ехидно отбрила Тома. - И что?
   - Представь, что при раскопках Трои археологи нашли винчестер от компьютера.
   - Что такого? Подбросить можно все, что угодно.
   - Эту послушницу тоже подбросили?
   Внимательно вслушивавшаяся в разговор Зарина сочла нужным вмешаться:
   - Васса не просто послушница, а первачка, эс-пэ-че.
   - Чего?! - У нас с Томой брови одновременно взлетели на лоб.
   СПЧ для меня - совет по правам человека. По защите прав человека от общества. То есть, прав преступника, если зрить в корень. Ведь кто из нас без греха? Потому обидно, что до сих пор не организовали совет по защите общества от человека. Когда-нибудь организую. Мало не покажется. "Ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества - общество обязано ответить тем же". Теперь есть с кого пример брать.
  - Сестра первого чина, - объяснила Зарина. - Командир четырех пятерок. Почти сестрисса.
  От оседлываемых лошадей нас окликнула Варфоломея:
  - Девочки! Пора. Собирайтесь и прощайтесь.
   Собираться? Голому собраться - только подпоясаться. Праща на ноге, маленький нож за поясом, большой в ножнах на поясе. Все личные вещи на месте. Всегда готов.
   Дарья с Варфоломеей обсуждали выкуп за коней, доспехи и оружие. Все, чем ангелов здесь снабдили, являлось казенным, принадлежало школе, а та в свою очередь - крепости. После удочерения со стороны Варфоломеи требовалась некая компенсация. Вопрос быстро утрясли, наша названная мама обязалась прислать необходимое позже.
   Тома прощалась с Варварой. Успела подружиться. Потом мы все попрощались с ученицами и папринцием с Дарьей, на проводах вставших рядышком. Дядя Люсик взглядом дал понять, что сделает все от него зависящее, чтобы наша расползшаяся компания землян собралась вместе и улетела домой. Дарья неожиданно подмигнула, словно мы с ней заговорщики. Что бы это значило?
   Перед выездом постояли минуту у накрытых тел. Из предыдущих разговоров я понял, что погибших девочек отдельным караваном доставят на кладбище и похоронят со всеми возможными почестями, что соответствуют их последним геройским поступкам. Даже знать не хочу, как это происходит.
   Райской музыкой прозвучал кашляющий скрежет деревянных створок - ворота за нами закрылись. Школа осталась в прошлом. Впереди - новая жизнь в новом мире. Даже сопутствующий дождик не смущал.
   - К счастью! - сказала Зарина, поймав ладошкой капельку.
   У нее горели глаза. Путешествие! Приключение! Уррра-а-а!
   - На юго-запад домой или на северо-восток в крепость?
   - На восток, через холмы Татианы, - ответила ей мама, чей конь четко вышагивал рядом. - Потом из крепости тем же путем домой.
   - Чапа и Тома останутся там? - Взор девочки погас.
   - Как скажут. - Варфоломея правила конем сосредоточенно, одновременно разговаривая, зорко глядя по сторонам и думая о чем-то своем. - От нас не зависит.
   Караван сильно растянулся, но в нем чувствовалась внутренняя логика. Каждый сектор просматривался, везде наготове имелся человек, который отвечал за безопасность. Мы могли расслабиться.
   На развилке свернули к башне. Достигнув ее, мы запаслись продуктами на складах окружившего башню поселка и двинулись дальше.
   - Принять в семью ангелов мне пришло в голову еще несколько лет назад, - услышал я тихие переговоры мамы с дочкой. - Недавно этой идеей заболела Милослава, она тоже все время думала, как усилить наше положение. Я поддержала слежение за причалом. Конечно, сначала мы не знали, каковы будут ангелы, когда доложили об упавшем флаге. Оказались бы сильно в возрасте - я готова принять в сестры или матери. Думаю, царыня Порфирия, царство ей небесное, меня бы поняла.
   - Бабушка всегда хотела, как лучше, - подтвердила Зарина.
  - Вот и я хотела как лучше. Вышло - как соизволила Алла, да простит Она нас и примет. Теперь у остатков самой могущественной семьи запада, имевшей шансы на что-то большее, одна забота - выживание.
   - Мы справимся, - уверила Зарина. - Нас снова много. Мы не исчезнем.
   - Есть еще кое-что, о чем ты не знаешь. - Голос цариссы внезапно понизился до полушепота: - Милославы больше нет, и то, что мы с ней втайне создали...
   Мой конь убыстрился. Прислушиваясь, я переусердствовал, теперь пришлось делать вид, что приблизился что-то спросить. И спросил.
   - Часто появляются ангелы?
   Варфоломея послала дочке жест "После поговорим" и задумалась.
   - Вашего возраста давно не было. На моей памяти только взрослые.
   - Что с ними стало?
   - Отвели в крепость.
   - А потом? - Наконец-то подошли к главному.
   - Суп с котом.
   - С кем?! - Я даже закашлялся от неожиданности.
   - Поговорка такая. Кот, дед Пихто, свистящий рак - сказочные персонажи из эры ложных пророков.
   Опа. Мы все-таки в будущем?!
   Но это отсекает возможность вернуться в прошлое - в свое прошлое. Или нет? Или я опять неправильно понял, и все совсем не так?
  
  Глава 3
   На обед остановились на странных развалинах. Даже не развалинах, а просто фундаменте чего-то огромного, каменного, чрезвычайно массивного. Царевич Алексий с несколькими бойниками заранее выехал вперед, к нашему приезду котлы с едой одурманивающе пахли, слюна не успевала сглатываться. Расположившись на каменном основании, мы быстро поели, потом все принялись отлучаться в лесок, вернувшиеся отдыхали перед новым длительным перегоном. Я аккуратно вышагивал по заброшенным останкам былого могущества. Обошел весь остов гигантского строения. Это же замок! Добротный средневековый замок. Был.
  - Срытая крепость старых времен, - с неудовольствием отреагировала Варфоломея на мой повышенный интерес.
  - Крепостей было много? - воодушевился я, начиная подключать память и фантазию. Сейчас узнаю что-то новенькое, новые факты потянут за собой новые выводы...
  - Осталась одна. Больше не нужно.
  После вынужденной паузы я все же уточнил:
  - Не нужно или нельзя?
  Царисса удостоила меня взгляда охотящейся кобры, но не ответа.
  Внешние стены бывшей крепости достигали нескольких метров ширины в основании. На некоторых участках толщина падала до полутора-двух метров, что для бронзового века тоже немало. Или не бронзового - если вспомнить первачку, как ее обозвала Зарина.
  - Зарина, - позвал я. - Что-нибудь знаешь об этих старых крепостях? Чьи, для чего, от кого, кому мешали?
  Вместе с ней подошла Тома. Зарина помотала головой:
  - Все это настолько старое, что не знает никто. Они из... - напряженно сморщившись, девушка с трудом выговорила: - из до-а-ко-па-лип-сических времен. Уф.
   - Апокалипсис уже был?
   Мы с Томой переглянулись. Хоть и не знатоки религии, но Апокалипсис определяли как конец света. Выходит, мы уже с другой стороны?!
   Пипец. И что теперь думать?
  Зарина прыснула:
   - Как ты смешно сказал...ла. Слово и без того забавное, хотя страшное. Правильно - акопалипс.
   - Правильно - Апокалипсис, - упрямо стоял я на своем.
   - У вас может и так. А у нас вот так. Но о нем стараются не говорить.
   - Почему? - Тома понизила голос: - Запрещено?
  - Наоборот. Но соблазна нет, если нет знания, - очень по-взрослому ответила Зарина.
   - Отправляемся, - объявила Варфоломея.
   Срытая крепость осталась позади.
   На дороге попадалось много встречных: везли грузы на телегах, сопровождали высоких персон, с которыми мы вежливо здоровались. Один раз проехал небольшой разъезд царберов. Они внимательно рассмотрели каждого в караване, цариссу учтиво поприветствовали.
   - Дорожники, - указала на них Зарина.
   Раньше я представлял дорожников по-другому. Мало ли что было раньше.
   - Не понимаю, - сказал я. - Где-то рядом бродят полчища рыкцарей, а на дорогах идет обычная жизнь. Никто не волнуется, никто не сбивается в совместные охраняемые конвои, как сделали бы у нас.
   - Зачем волноваться? - ответно не поняла Зарина.
  - Например, что впереди могут устроить засаду.
  - Кто? Рыкцари? Они не самоубийцы.
  - Не вижу у встреченных нами больших сил для отпора. Почему бы на них не напасть ради добычи?
  Зарина звонко рассмеялась:
  - Ты ничего не понимаешь в мире, который стал твоим. Царские дороги потому и царские, что охраняются. Напасть на кого-то на дороге - вечное преследование и смерть. Вне дороги - сколько хочешь. Разбирательство будет лишь с хозяйкой земель, если не пострадали интересы Верховной царицы.
  - А если пострадали?
  Глупый вопрос. Зарина посмотрела так, что я мгновенно сменил тему:
  - Между цариссами бывают войны?
  - Нападать на соседей нельзя. Остальные объединятся и разгромят. Никаких выяснений отношений, поединков и прочего. Только по закону. Если что - вмешаются царберы и следа в памяти не оставят, что была когда-то такая семья-нарушительница.
  - А на чужих крепостных нападают?
  Помню из учебника и фильмов, как бароны да князья чуть не ежедневно забавлялись, грабя людишек соседа.
  - Чужих крепостных? - Зарина звонко расхохоталась. - Это как? Разве бывают свои крепостные? Крепостные принадлежат крепости, потому так называются. Нападать на крепостных нельзя.
  - На этих нельзя, на тех нельзя, - проворчал я. - А на кого можно?
  - Можно выяснять отношения внутри семьи - за корону, за более высокое положение, за обиды и притеснения, - нехотя сообщила Зарина. - Даже за место за столом. Со стороны никто слова не скажет. Только рады будут, семья-то ослабнет.
  Черт, задел больное место.
   - Выходит, вы совсем не воюете? - предположил я.
   - Между собой - нет. Только с пожирателями и с преступниками.
  Интересно они избавились от внутренних войн. Теперь воюют только с внешним врагом, объединяясь с царской армией под единым командованием. В остальное время - тишь да благодать. Как в Спарте времен законов Ликурга. Закостеневшее общество, придумавшее отдушины для тех, кого оно не устраивает.
  Не верилось, что все так гладко.
  - Неужели нет конфликтов хотя бы среди деревень, между соседями-крестьянами? Им-то есть, что делить.
  Зарина что-то припомнила, но все равно пожала плечами:
  - Разве что мелкие обиды. Когда перерастают в большие - порядок наводят обе цариссы... если деревни из разных вотчин. А в землях одной такого не бывает. Не слышала.
   Она снова загрустила. Зря я коснулся темы семейных разборок.
   Глубоко за полночь добрались до очередной цекады. Все как прежде: забор, внутри опоясанный помещениями, в центре - общая лежанка. Записавшись, наш караван расположился на ночлег. Главу семьи окружили рослыми телами деловитые мужья, вдали с войниками прилепился сынок Митрофан, крепыш и дылда, на котором пахать можно. А вот поди ж ты, не светит ему ничего, кроме удачного заженства. Сказал так, потому что "женитьба" в данном контексте не звучит.
   Меня новоявленные "сестренки" как-то само собой спихнули в центр и расположились по бокам. Спали в доспехах, с оружием под рукой. Царберы царберами, а ночью даже здесь хранили бдительность.
  - Баю-бай, баю-бай, поскорее засыпай... - слышалась неподалеку заунывная колыбельная со странной концовкой: - а то страшный человолк нам не даст исполнить долг.
   Странный мир. Многие новые слова не понятны, старые иногда еще более удивительны. Все запутано и перевернуто вверх тормашками. Но кое-что нравилось.
   И кое-кто.
  Я долго смотрел ввысь. Звезды молчали. Иногда таинственно подмигивали, словно знали что-то. Мне бы их знания.
  Проснувшись, я ощутил сквозящий холодок сверху и уютное тепло по бокам. С двух сторон меня грели зябко жмущиеся во сне Тома и Зарина. Бросило в жар: вдруг сейчас проснутся? Со стыда сгорю!
  Бережно высвободившись, я отправился в отхожее место. Самое время, пока никто не видит. На обратном пути семья обнаружилась уже готовящейся в путь. Сами проснулись или я переполошил?
  Выехали затемно. Рассвет застиг посреди леса, прямая полоса дороги уходила вдаль, дышалось легко и свежо. Даже мысли проснулись. Совсем некстати. Не могли, что ли, еще поспать, дать насладиться чувственной тишиной, безмятежностью и великолепием природы?
   Все, природа, давай, до свидания. Подогнав коня, я приблизился к цариссе, намекая, что переполнен вопросами. Аж вываливаются. Тома немного отстала, Зарина ехала с другой стороны от мамы. Я заговорил:
   - Почему принято брать именно трех мужей? Не одного, не двух?
   Варфоломея посмотрела меня, как лев на таракана:
   - А почему нужно ограничивать?
   - Разве не правильнее дать людям возможность строить любовь самостоятельно, без предварительно навязанных условий?
   - Не понимаю, в чем ты видишь проблему.
   Я попытался объяснить:
   - Если двое влюбятся и захотят построить семью, зачем им еще двое?
   - Кажется, поняла, - задумчиво сощурилась царисса. - У вас только по одному мужу?
   - Мама! - обеспокоилась не пропускавшая ни слова Зарина. - Нельзя спрашивать!
   - Подожди, доча. Чапа затронула интересную тему.
   - Да, у нас муж в семье один, - гордо заявил я, не пускаясь в объяснения насчет существования адюльтеров, свободных браков или все возрастающего количества мусульманских семей.
  - Считаешь это нормальным?
   - Да, - снова кивнул я.
   С другой стороны ко мне приблизилась Тома. Не принимая участия в диспуте, она тоже внимательно прислушивалась, переживая: вдруг ляпну что-то не то? На этот случай и подъехала ближе. Защищать. Тома, за это я тебя и люблю... чисто платонически. Просто обожаю.
  - Не давать человеку есть, пить или ходить в туалет - это у вас нормально? - выдала царисса в ответ. - Это преступление. Так же и у нас. Удовлетворение одного из базовых инстинктов - такое же неотъемлемое право каждой личности, как вышеперечисленное.
   - Каждой? - лукаво уточнил я.
   Варфоломея решила, что поняла, в чем подвох.
   - Кроме преступников.
   Я не это имел в виду, поэтому добавил:
   - И мужчин.
   - Естественно, - упало безапелляционно. - Мужчина не личность, он функция.
   Оба-на. Интересно, знай собеседница про мой истинный пол, смягчила бы выражение?
   - В старые времена нравы тоже были старые. Другие. Ограниченные. Хвала Алле, да простит Она нас и примет, справедливость восторжествовала. Здравый смысл победил. - Царисса гордо вскинула подбородок. - Когда-то обделенному едой приходилось искать, что перекусить, на стороне. Так же в примитивном браке, что состоял лишь из двух индивидуумов. Вдруг партнер заболеет или потеряет силу? Или просто не сможет сколько нужно?
   - А нужды мужчин вообще в расчет не берете? - осмелился возразить я.
   Варфоломея нервно бросила:
   - Повторяю, мужчина - лишь функция. Мужчина не может родить. Не может знать, его ли семя победило в гонке на выживание. Согласись, только полный кретин может допустить, чтобы родословная человека велась по мужской линии. Абсурд. Такого не было, нет и никогда не будет - просто потому, что не может быть. Поэтому мужчины - всегда младшая рабсила, повара, вся обслуга. Женщины рожают, контролируют воспитание, руководят во всех областях. Они и берут в мужья столько, сколько нужно. А сколько нужно, определено законом, данным свыше - это чтоб не последовал вопрос, почему именно столько. Потому. Мала еще, в такие дебри лезть.
   - Угу, - покорно кивнул я. - Тогда возникает другой вопрос. Куда деваться лишним женщинам? Тем, кому не досталось мужчины.
   Варфоломея обернулась к дочке:
   - Зарина, объясни туповатой сестренке, что знают даже малые дети.
   Недовольная как словом "туповатая", задевшим меня, так и обидевшим ее саму косвенным причислением к малым детям, Зарина все же ответила:
   - Одинокие уходят в сестричество. Одинокие и... упертые. Некоторые ведь сами хотят. Например, младшие царевны без надежды на трон, какой была я совсем недавно.
   Надувшись зеленым воздушным шариком, она чуточку отъехала - не настолько, чтобы потерять нить беседы, но достаточно, чтобы больше не трогали.
   Если я правильно понял, Зарина пыталась сказать: не случись того, что случилось, она тоже ушла бы в послушницы.
   Ух, как все сложно. Но это не важно, потому что в важном в моей голове все стало на свои места. Система сложилась.
  Нет, остался неучтенный момент, именуемый человеческим фактором. Мужчины намного чаще жаждут чувственного разнообразия, чем женщины. Природой заложено. Если всех любителей женского пола казнить согласно закону, а оставшихся раздать женщинам по три штуки в одни руки... Гражданочки, больше не занимать, товар ограничен. В сестырь придется отправить большую часть женщин. А как размножаться, как восстанавливать поголовье?
  - Что говорит закон по поводу мужчин, - начал я формулировать новый вопрос, - котоые любят женщин... в количестве более одной?
   - Это Чапа про донжуганов, - со смехом бросила Варфоломея в сторону дочки.
   Дочка оглянулась на Тому и поджала губки. Глаза застило болью. Упс, нужно срочно продолжить мысль, пока не поняли превратно.
   - У вас такие бывают?
   - Еще бы, - не стала отрицать Варфоломея. - Стараемся выявлять в раннем возрасте. Невоспитуемый подросток или случайно обнаруженный мужчина с неисправленной склонностью к полигамии подлежит сестрации.
   - Чему? - не расслышал я.
  Или расслышал?
   - Если никто не высказал обвинений, требующих покарать на основе закона, такого любителя ловиласки увозят в сестрог. Запертый в четырех стенах, недосест учится, ждет перехода не следующий уровень. У него имеется возможность стать невестором и выбыть. Но - под дальнейшим наблюдением. В случае рецидива - смерть через надругательство над средством преступления.
   Ужас.
   - Вы сказали... недосест? Это кто?
   - Мужчина, стоящий на нижней ступени сестричества. После послушничества искусестом его сестрируют. Он становится сестратом.
   - Кем?!
   Варфоломея поморщилась от моей невыдержанности.
  - Сестрат - мужчина, вступивший в сестры, полноценный член общества. Для любителей женского общества - лучшее из всего, что можно придумать. До самой смерти они вращаются исключительно среди женщин.
   Сбыча мечт по туземному. Лихо наворотили. Не подкопаешься.
   Как бы невзначай Варфоломея прибавила:
  - Вашего Шурика отправляют в сестрог именно по этому поводу.
   - Отправляют?! В сестрог?! Когда?!
   - Со дня на день. Сестры сказали, что приедут за ним сами. Понимают, что после случившегося выделить сопровождение наша семья не в состоянии.
  - Но вы говорили...
  - Говорила, что не надо о нем беспокоиться. Это так. Никто не причинит человеку вреда больше, нежели он сам. Если бы не повышенный интерес к проживавшим в башне женщинам...
  Тома покраснела как вареный рак. Я побледнел как рак живой.
  - А если вскроется его происхождение?
  - Не волнуйтесь, - царисса усмехнулась. - Слово моей Милославы не сгинуло вместе с ней. Милослава поклялась в этом жизнью сестры, отданной в заложницы. Такую клятву ничто не отменит. Как видите, даже смерть. - Варфоломея мрачно оглянулась на живую и невредимую дочку. - Вашего Шурика, будь он не ладен, ныне крепостного Западной границы Шербака, записали крестьянином из практически вымершей деревни. Никто не станет разбираться, если он сам себя не выдаст.
  - А если выдаст? - ледяным тоном произнес я.
  Пожатие плеч:
  - С ним поступят по закону. И моей вины не будет. Черт - он и в сестыре черт.
   Навстречу двигались несколько всадников. Легкие латы, быстрые кони, флаг на копье - желтый, в зависимости от падающих лучей то лимонный, то солнечно-золотистый. Как плащи царберов. Но это не царберы. Намного легче и резвее. Достигнув нас, всадники замедлились и постепенно остановились. Главный среди них бросил взгляд на флаг нашей хозяйки.
   - Царисса Варфоломея?
   - Чем могу? - внимательно изучила его царисса.
   Наша колонна тоже остановилась.
   - Послание Верховной царицы. Лично в руки.
   Вынув из-под доспеха запечатанный свиток, гонец преподнес его цариссе.
   Придирчиво осмотрев, Варфоломея сломала печать. Свиток в ее руках раскрылся, глаза углубились в чтение.
   - Надо же, - сказала через минуту, подняв к нам лицо. - Все отменяется. Разворачиваемся.
   Гонец с чувством выполненного долга поклонился и вместе со спутниками поскакал обратно. Почтовая служба? Скорее, фельегерская. Приоритет не в самой доставке послания, а в безопасности и конфиденциальности.
   - Новости две, - сообщила Варфоломея Зарине и нам с Томой. Мужья, сын и прочие просто приняли происходящее как должное. - Первая касается всей страны. Пожиратели снова на границе. От каждой башни требуется отправка дополнительных войников. Этим нужно заняться срочно. Теперь, что касается нас.
   Умеет же трепать нервы. Хищный взгляд оглядел разворачивающийся караван, долго что-то высматривая. Только когда маневр был окончен, царисса соизволила завершить новость:
  - Верховная царица извещает, что находится вдали от крепости, что это надолго и, главное, что сможет сама забрать ангелов при посещении нашей вотчины. Об удочеренииона знает, поздравляет, но напоминает, что окончательная судьба ангелов решается не цариссами.
   - Значит... - лицо Зарины залила краска счастья, - едем домой?
   Варфоломея кратко кивнула.
   - Домой! - радостно завопила Зарина, готовая обнять мир.
   Что ж. Мы с Томой переглянулись. Подальше от крепости, поближе к причалу. Может быть, еще Шурика застанем. Попытаемся что-то предпринять. Что ни случается - к лучшему.
  К лучшему ли? Интересно, какой вечный невезунчик первым додумался до этой чарующей самоуспокаивающей фразы. Прекрасное оправдание непредусмотрительности, лени, нежеланию рисковать и брать на себя ответственность. Поэтому скажу по-другому: поживем - увидим. А жить будем по знаменитому рыцарскому девизу: делай, что должен, и будь, что будет.
  
  Глава 4
  Отряд цариссы Варфоломеи бодро следовал домой. Пыль привычно летела из-под копыт на тех, кто ехал сзади. Кожано-деревянные седла поскрипывали, в подуставших глазах сливался в нечто скучно-нераздельное медленно менявшийся пейзаж. Царский постоялый двор, где ночевали до разворота, мы прошли мимо, провожаемые удивленными взглядами царберов. Так ускоренным темпом двигались до темноты.
  Зарина клевала носом. Когда голова под тяжелым шлемом падала подбородком на грудь, девушка вскидывалась, быстро обводила всех туманным взором и, успокоенная, вновь смыкала веки для следующего раунда. Тома беспокойно ерзала, пытаясь усесться в седле получше. Не получалось. Она повторяла попытку. Потом снова. Я тоже устал, но - мужчина, как-никак, хоть и царевна. Скажем так: во-первых - мужчина, во-вторых - еще и царевна. Надо держать марку. Я держал и держался. И не удержался, снова полез к сосредоточенно размышлявшей цариссе с уточнениями.
  - Как же закон "Если я встречу ангела, я отведу его в крепость"? Вы теперь не отведете нас, а передадите с рук на руки по месту проживания.
  - Передать Верховной царице и есть смысл отвода в крепость, - снизошла Варфоломея до объяснения, хоть и скривившись, как от зубной боли.
  - Как скоро это произойдет?
  Мой вопрос внезапно пробудил Зарину и заставил прекратить ерзать Тому. Обе навострили уши.
  - Быстрее, чем тебе кажется, - хотела так просто отделаться Варфоломея.
  - В сообщении сказано: Верховная царица надолго покинула крепость. Выходит, ждать ее не скоро. И что могло случиться такого экстренного, чтобы оставить крепость без хозяйки?
  Цариссе вновь пришлось объяснять:
  - Верховная царица совершает ежегодный объезд вотчин.
  Одно время европейские корольки не имели столиц. Они переезжали из замка в замок по мере загаживания предыдущего, некоторые постоянно гостили по вассалам для экономии собственных средств. Какая причина заставляет это делать местную верховодительницу?
  Царисса продолжила информировать новых дочек:
  - После осмотра каждого хозяйства Верховная царица назначает налог и забирает его. Заодно заберут вас.
  - Два раза не понял, - сказал я, подгоняя коня еще ближе. - С одной вотчины каждый год берется разный налог? В зависимости от хозяйствования? Это невыгодно. У хозяйки нет стимула выращивать продуктов или производить изделий больше, чем раньше. И еще. Нас, ангелов, приравняли к овсу и полотну с хомутами?
  Варфоломея покачала головой:
  - Говорим о разном. Ты представляешь разницу между оброком и налогом?
  Честно говоря, я не представлял. В школе говорили еще что-то про барщину, но какая связь между этими тремя понятиями...
  О чем я вообще? Здесь наши слова могут иметь любое значение, вплоть до противоположного. Соль может оказаться как сахаром, так и туманностью Андромеды. Если собака это волк, то почему налогу не быть ставкой рефинансирования основных средств в совместной системе координат Маркса- Смита? То есть, чем угодно, не поддающимся разумному объяснению.
  - Нет, - честно сознался я.
  И правильно сделал.
  - У нас оброк изделиями и продуктами с земли, которую передали в кормление, дополняется налогом людьми. Оброк во все года одинаков, если не случится чего-то чрезвычайного. А оно случается. Хорошо, что редко.
   Последнее было добавлено ввиду моего вопросительно-победного выражения лица с надписью поперек: это же прекрасная уловка постоянно завышать требования!
  - Оброк мы везем в крепость сами по пути на забаву. Налог Верховная царица забирает сама.
  - Рекрутов? - решил я.
  В царской России так солдат набирали. На двадцать пять лет, по семь человек с каждой тысячи. А там уж кто какую взятку тогдашнему военкому даст и каким плоскостопием ради счастья не отдавать долг родине обзаведется. Все жулики и сволочи отмазывались, все честные и настоящие уходили и любого врага гнали до самой его столицы. Так было и так будет. Потому что гнилых людишек при таком отборе в армию попадает мало. По-моему, правильная система, просто не всеми понимаемая правильно. Но для выживания народа - самое то. Откосившая шваль, попади она на передовую, сдала бы страну со всеми потрохами.
  Царисса не поняла слова "рекрут", но пояснила без переспроса:
  - Берут детей. Налог людьми в количественном отношении тоже всегда один и тот же. Выбирает и увозит сама царица.
  - Надеюсь, она их не ест? - глупо пошутил я.
  - Из них выходят лучшие сестры, царберы и придворные.
  Вот оно как. Царберы. Из мальчиков без семей. Янычары. Знакомо.
  За разговорами тихо вступила в права теплая ночь. Луны не видно, черное небо покрыто мириадами звезд - заполонивших небосвод от края до края, ярких, незнакомых... собственно, как и дома. Но дома я столько не видел. Никогда. Даже представить не мог, что их столько.
  Потянуло знакомым дымком. В другой жизни такой плыл от деревенской баньки. Навеяло воспоминания о березовых дровах, паре и вениках. Сейчас бы в баньку...
  Робкий взгляд скользнул в сторону мило посапывавшей, уронившей голову Зарины. На губах как заново отпечатался поцелуй, совершенный нами под сотнями взглядов. Сестринский поцелуй? Как бы не так. Организм соврать не даст. Меня тогда выжало, перевернуло и вытрясло. Кожа до сих пор ощущала легкое прикосновение, на деле оказавшееся ожогом. Это как смешать шоколад и удар током. Ошеломительно, непредставимо и более чем божественно.
  Взор конфузливо переполз на Тому. Она по-прежнему ерзала. Стараясь вознестись над седлом, привставала на стременах, поочередно задирала конечности и раскорячивала их, насколько удавалось. Видимо, натерла мозоль.
  За всем происходящим зорко следила царисса.
  Банька в такой компании если и наметится, ничем хорошим не обернется. Бежать от такой баньки надо как от огня.
  Навстречу из полной тьмы вынырнул поселок, окутанный смутившим мысли дымком. Я постарался очистить голову: а ну, дурацкая идея перекинется на окружающих? Так бывает. Встала задача посложней, чем у Насреддинова падишаха, обязанного не думать о белой обезьяне.
  А ответ прост, как назначение бейсбольной биты в России. Чтобы не думать о белой обезьяне, надо думать о розовом слоне. Или красном. Скажем, переживать за Шурика. Как его угораздило? Немного терпения, и мы вернулись бы к нему на законных основаниях. Малик, если жив, нашел бы нас. И все стало бы хорошо. Насколько возможно. Затем к нам присоединился бы дядя Люсик...
  А Зарина останется здесь. Солнечная, жизнерадостная, так жарко меня поцеловавшая. И не выдавшая, несмотря на угрозу собственной жизни. Я вздохнул. Мой красный слон очень смахивал на белую обезьяну.
  Колонна медленно проезжала между притулившимися друг к другу небольшими домиками. Уже через минуту нас накрыла тень громады Дарьиной башни. С порвавшим тишину шумом и ржанием колонна остановилась на входе.
   - Просим гостеприимства, - громко объявила Варфоломея.
   Ее флаг узнали, судорожно закряхтели раздвигаемые окованные створки ворот, решетка за ними с трудом уползла вверх. С возвышения к нам, въезжающим, обратился незнакомый войник с Дарьиным вензелем на накинутом плаще:
   - Хозяйка прибудет только утром. Могу предложить ночлег и стол уважаемым цариссе и царевнам, остальным придется остановиться в поселке.
   Варфоломея благосклонно кивнула. Свита, за исключением "дочек" и мужей, откланялась и отправилась размещаться по окрестным домикам. Ворота оглушительным сипящим кашлем возвестили закрытие. На то, что сын ушел со всеми, царисса отреагировала спокойно. Ведь сын, не дочь.
   Огромная и высоченная снаружи, внутри башня показалась тесной. Мини-дворик позволил лишь спешиться, отдать лошадь слугам для отвода в мини-конюшню и скорее следовать по винтовой лестнице, чтобы не мешать следующим. Над головой пространство совсем сузилось, только узкая лестница вела все выше и выше. По бокам часто встречались двери. Между помещениями иногда оказывался разрыв, ведший к узкой бойнице на внешней стене для охраны и освещения. В районе третьего яруса нам открыли два помещения.
   - Прошу, - полуприсел слуга, мужчина средних лет в довольно красивой "мужской" одежде: пестрой рубахе и юбке, из-под которой торчали жилистые волосатые ноги в сандалиях. - Помыться вам принесут, к ужину пригласят.
   Как и в школе, объявив о размещении, нас семерых просто оставили на пороге разбираться самим. Две абсолютно похожие комнаты зияли простором и блеском. Ковры на полах и стенах, многочисленные цветы в кадках на полу, словно мы попали в оранжерею, картина на стене...
   Картина! Впервые.
  Картинами комнаты и отличались. В одной висел пейзаж с горами, в другой - огромный замок на горе с несколькими нисходящими рядами стен, все увеличивавшихся в диаметре окружностей, словно мишень в тире. Внутри - множество башен, непонятных зданий и построек, соединенных переходами.
   Забыв об остальном, тоже впервые виденном, я ткнул рукой в сторону каменного града на горе:
   - Что это?
   - Крепость, - равнодушно бросила Варфоломея и вошла туда, к крепости.
  Мужья удалились за ней. Нам троим осталась комната с пейзажем.
  Мы осторожно переступили порог нового пристанища. Только Зарине подобное не внове, но тоже интересно: чужое, не такое, как дома. Нас с Томой в первую очередь поразила кровать. Я бы даже сказал Кровать - с большой буквы. Чудовищно огромная, почти безразмерная, примерно три на три метра. Одна спинка, высокая и мягкая, стояла по центру противоположной от входа стены. Вторая, в сторону двери, тоже высокая, выкована из бронзовых прутьев. Кружевное переплетение цветов и узоров давало возможность следить за открытием двери, одновременно защищая от внезапного броска копья или ножа. По углам кровати располагались четыре стула с высокими спинками - для вещей и оружия. А мама говорила, что стул для сиденья, для вещей - вешалки и шкаф. Вот подтверждение, что не только я другого мнения. Впрочем, за занавесью обнаружилось гардеробное помещение с дополнительными подушками, одеялами, простынями, полотенцами, халатами и войлочными тапочками. Как в хорошем отеле. Там же можно сложить лишнюю одежду и амуницию, не прошедшую фейс-контроль для близлежащего стула. Гардеробную я обнаружил, ища удобства. Не понимаю, как люди живут, не думая о подобном заранее. В книжках и фильмах герои вообще аки ангелы бесплотные, только едят и пьют, и никогда наоборот. В реальной жизни - увы. Даже ангелы. Хотя ангелы из нас, как из чертополоха туалетная бумага.
  Уборная нашлась за второй занавеской. Стандартная дырка в полу, но под ней не сквозная яма (высоковато все-таки), а некий тазик в щели узкого межэтажья. Слуги могут менять его из коридора, не заходя внутрь. Успокоенный, я продолжил исследование комнаты.
  Окошко-бойница оказалось почти под потолком. Света оно давало минимум, зато служило вытяжкой для дыма восьми факелов, горящих попарно на каждой из стен. Комнату в неописуемом количестве наполняли цветы в огромных глиняных горшках на полу. Разные. Большие и маленькие, высокие и низкие, темные и светлые, широколистные как лопухи, и ощетинившиеся колючками, как дикобраз иглами. Вроде бы их заводят для уюта. Но... не понимаю страсти женщин к этому зеленому геморрою. Ладно бы их есть можно было, а то: стоят, место занимают, да еще ухаживай за ними. В общем, предметы той же категории, что кошки и много воображающие о себе красавицы - требуют постоянного внимания, но большую часть времени бесполезны.
  Вместе со мной обшаривала все углы Зарина, скрупулезно копаясь даже там, где я бросил поверхностный взор. Она обнаружила кувшин с маслом для факелов, пламегаситель и несколько кремней для высекания искры. Подумав, я нагло присвоил самый мелкий камешек. На всякий случай. Выживание без огня - именно выживание, но не жизнь. А от Дарьи не убудет. Это как одноразовый шампунь в отеле. Будем считать, использовали.
   Внимание вновь обратилось к кровати. Помимо размеров, привлекли внимание три подушки с покрывалами вдоль и одна в ногах - поперек. Гарантированная защита от нападения для того, кто в центре.
   - У вас так и спят? - указал я Зарине на странное для нас с Томой расположение. - Имею в виду семью.
   - Как иначе? - удивилась она больше по привычке, чем по-настоящему. - Правда, иногда одно-два места пустуют, кому-то ведь нужно стоять на страже. Тогда ночь делят на части, меняются.
   Только сейчас я обратил внимание на Тому. А нужно было давно. Осторожно переступая, она страшно косолапила, как цирковой медведь на задних лапах или кавалерист с двадцатилетним стажем. Тома со стоном опустилась на просевший под ней край кровати, лицо страдальчески перекосилось. Перевернувшись на живот, она упала лицом вниз, разбросав руки и ноги в стороны, и только тогда донесся вздох некоторого облегчения.
   Я не знал, приближаться или нет.
   - Что с тобой? - Отогнав меня взглядом, к ней бросилась Зарина.
  Вот и славненько. Девчонки лучше поймут друг друга. А если понадобятся помощь или совет - я рядом.
  Меня влекла картина. Я рассмотрел ее внимательно и детально. Мастер работал красками. Получилась почти фотография. Горы в дымке, живописный лес, запасы сена на переднем плане...
  Причал! Художник знал и почему-то отметил это место. Тоже с Земли?! Если встречу Дарью, обязательно поинтересуюсь, чьи работы висят в комнатах ее обиталища. Вдруг мастер еще жив? Компания землян все увеличивается!
  - Ой! - донеслось с кровати.
   - Ты совершенно не умеешь ездить верхом! - одновременно воскликнула Зарина. - У тебя...
   Оглянувшись на меня и погрозив пальцем, чтобы больше не поворачивался, она продолжила:
   - Все бедра изнутри и... в общем, до самой поясницы - сплошная кровавая мозоль. Как ты сидеть-то могла?!
   - Уже не могла, - призналась Тома.
   В дверь мелко потарабанили. Закрыв собой Тому, Зарина скомандовала:
   - Войдите!
   - Купание молодым царевнам!
   Три слуги мужского пола внесли по два ведра, из которых валил пар, и гулко бумкнул о каменный пол высокий таз, принесенный женщиной. Мужчины удалились, женщина осталась.
   - Мойщица не нужна, - отрезала Зарина. - Мы сами.
   Женщина склонила голову и вышла. Зарина над головой Томы делала мне всякие знаки, строя такие рожицы, что я чуть не зашелся истерическим смехом, какой бывает, когда через силу пытаешься сдержаться. Сейчас трагичность ситуации не позволила. Я все понял.
   - Пойду-ка за ширмочку, посижу, - сказал я, как бы обращаясь в никуда, и направился в уборную.
   Сидеть пришлось долго. Раз в двадцать больше, чем нужно. Если бы каждая из девушек не понимала, почему я так делаю, они решили бы, что у меня запор. За занавесь легко проникали все звуки: нескончаемая раздевальческая возня, затем плеск, который сопровождался трудно сдерживаемыми стонами Томы и нравоучительными нотациями Зарины. После перерыва - снова всплески, но в сопровождении задорных охов Зарины. Наконец, прозвучало:
   - Чапа, мыться будешь?
   Я с удовольствием покинул поднадоевшее пристанище.
   - С дороги хорошо бы.
   Наша больная лежала в кровати на животе. Сама ли сделала несколько шагов, или ее перетащила Зарина, но теперь Тома тихо блаженствовала в долгожданном покое. Открытым оставался только затылок. Мокрые темные волосы разметались, руки обнимали подушку, в которую зарылось лицо. Наброшенная сверху белоснежная простыня четко повторяла изгибы утонувшего в перине тела и раскинутых ног.
  Взгляд Зарины не знал, куда деваться, руки тоже: то опускались, то обхватывали плечи, то принимались вертеть поливочный ковшик. На ней было лишь полотенце, обмотанное над грудью - настолько широкое, что понизу скрывало даже колени.
  - Полить? - смущенно выдавила Зарина.
   Наши лица одновременно дернулись в сторону Томы. Та нервно заворочалась. Я опустил глаза:
   - Спасибо, не надо.
  Томины вещи размещались на стуле у ее изголовья. Зарина заняла стул в ногах по той же стороне, я отправился за другую половину кровати. По расстоянию - как в другую комнату.
  Зарина вынула из гардероба два халата. Один полетел мне, со вторым она скрылась за ширмочкой. Косившаяся на происходящее Тома облегченно выдохнула.
  Я быстро разделся и еще быстрее прыгнул в таз, сводя опасное время к невозможно малой величине. Не хотелось, чтобы для девушек время моего купания тянулось столь же томительно, и едва начав обливаться, я завел беседу.
  - Зарина, ты знаешь слово деньги?
  - Да, - донеслось из-за ширмы.
  Мозг вскипел:
  - Вы ими пользуетесь?
  - Чем?
  - Деньгами!
  - А ими пользуются? Для чего? Если спрашиваешь, то, похоже, это жутко полезная вещь? Нет, не говори! Нельзя!
  Облом-с.
  - Зачем говорила, что знаешь? - укорил я, стирая с кожи смесь пота и грязи и обливаясь из ковшика. - Пошутила?
  Донеслось обидчивое:
  - А вот и нет. Тебя интересовало, знаю ли я такое слово. Ответ - знаю. От кого-то слышала. Давным-давно. Смысла не запомнила. Или не уловила. У нас дома их точно нет, я бы знала. Если тебе нужны, спроси в крепости. Или у святых сестер, если это по их части.
  - Спасибо, Зарина, за полный развернутый ответ.
  Даже не оборачиваясь, я чувствовал ироничную ухмылку на губах Томы. Сам виноват, сколько раз говорил себе четче формулировать вопросы. Итак, перефразируем.
  - Откуда берется красивая одежда? - Я привстал и облился прямо из ведра, затем быстро обтерся полотенцем, руки нырнули в рукава халата. - Или особое оружие, не такое, как у всех? Или шикарный конь, какой один на тысячу?
  Запахнувшись и специально громко протопав, я примостился с другой стороны необъятного ложедрома.
  Занавесь откинулась, появилась Зарина, тоже в халате.
   - Вотчина дает все, что надо.
   Логично. Но не точно.
   - Оружие кует кузнец. - Я вытянулся на боку, устроив голову на подставленном упоре ладони. - Одежду из самодельных тканей шьют мастерицы. Коней разводят на пастбище. Но бывают суперэкземпляры, что не каждая вотчина даст. Бывают вещи, за которые можно отдать все. Конь, каких больше ни у кого. Чудо-ткань, дивный доспех или замечательный нож.
  Мой взгляд упал на Гордеевское наследство. Оружие действительно являлось особенным, неповторимым по изяществу и тонкости работы. Подобного не было даже у царисс. Не зря же Карина за него дралась.
  - Если нам что-то нужно от соседей, мы договариваемся. - Зарина влезла на кровать в ногах Томы и осторожно легла, стараясь не волновать огромную перину и не причинять неудобств больной.
  - Как?! - не стерпел я. - Чем расплачиваетесь, что идет на обмен?
  - То, что нужно им.
   - Я не о том!
   - Вот вы защищаете границу, - встряла Тома, поймав мысль.
   - Западную, - уточнила Зарина, переводя с меня на Тому непонимающий взор.
   - Неважно, - качнула Тома головой.
   - Важно! - не согласилась Зарина. - Наша семья с таким трудом сумела заполучить западную. На восточной меньше деревень и возможностей.
   - Вот! - перебил я. - О возможностях и говорю. Обычная вотчина снабжает всем необходимым. Но хочется чего-то сверх. Откуда это берется?
   - Мы живем не желаниями, а возможностями, - упрямо возразила Зарина, вернув мне мою же мысль, но завернутую в мораль.
   - Вы охраняете западную границу, - снова вступила Тома. - Дарья курирует школу. Евпраксия отвечает за причал и еще что-то. Каждая царисса делает часть общего дела. Но кто-то, в отличие от вас, производит материальное, как Евстигнея, царисса конных пастбищ. Она же разводит коней, правильно? Или предоставляет пастбища под выпас ваших?
   - Разводит, - проговорила Зарина, не видевшая связи в вопросах.
  - Кто и как распределяет избыток? - победно завершила Тома виртуальным хуком в челюсть.
   "Спасительница!" - сказал мой взгляд.
   Зарина покачала головой:
   - Какие вы непонятливые. Вотчина дает все, что нужно. Остальное дает крепость.
   - То есть, крепость и забирает излишки?
   - Что значит излишки? - нахмурилась Зарина. - Лишнего не производится. То, что для вотчины оказывается лишним, уходит в оброк.
   Уф. Разобрались. Значит, натуральный обмен и центральное распределение. Почти коммунизм. Деньги отменены за ненадобностью. Или еще не изобретены. Хотя кто-то их предлагал, если слово гуляет.
  В дверь мелко постучали.
  - Приглашаем на ужин, - донеслось снаружи, - в обеденном зале на четвертом этаже. Увидите открытую дверь по лестнице чуть выше. Одежда домашняя.
  Тома попыталась двинуться. Конвульсия, сопровожденная стоном, вернула лицо в подушку.
  - Не могу.
  - Лежи, - Зарина соскочила с кровати, - мы принесем
  Мы с ней отправились в обеденный зал - помещение с длинным столом и лавками по бокам. Царисса с мужьями уже пиршествовала, она во главе с правой стороны, мужья рядышком. Мы сели напротив. Зарина - первой слева.
  Мать и главная наследница. А мужья и сестры, тем более нареченные, это так, с боку припека.
  Вкралась опасная мысль: вообще-то мы с Томой отныне тоже дочери Варфоломеи, официальные и общепризнанные. И если брать по возрасту, то я в золотой серединочке, а старшая - Тома. Как дело с наследованием будет обстоять теперь?
  Поделиться крамольным соображением я ни с кем не рискнул.
  Башенные повара постарались. Наши взоры и скакнувшие к горлу желудки соблазнялись видом и ароматом нескольких блюд, десертов, пирожных... Но главное - хлеб. Как же я отвык, как соскучился по нему! Съел на радостях полбулки. Запивал морсом. Зарина предпочла квас, старшее поколение совместно налегло на медовуху.
  В былые времена квас тоже был хмельным напитком. В древней Руси. Здесь он являлся обычным хлебным квасом, как из магазина. Я попробовал. Как попробовал несколько видов компота, кисель и травяной чай в разных составах.
  Зуд знания - худшая из болезней. Не лечится. Недавний разговор в постели вызвал новые вопросы.
  - Почему цариссы не повышают эффективность? - спросил я, хорошо откушав и случайно неучтиво рыгнув (впрочем, почему неучтиво, кто знает, как местные относятся к такому? В некоторых культурах рыгание - признак удовольствия гостя и похвала хозяевам). - Потогонная система - всеми способами заставлять крестьян с мастеровыми производить больше - логичнее. Не верю, что причиной всему доброжелательность и непомерное человеколюбие.
  Папаши-мужья с неудовольствием переглянулись, Варфоломея снизошла:
  - Зачем?
  - Чтобы всего стало больше! - изумился я. - Засеять больше полей, выпустить больше товаров, обменять их на что-то полезное у других царисс...
  - Сделать подарок новой хозяйке? - криво хмыкнула Варфоломея.
  - Почему? - не сдавался я. - Себе. Своей семье.
  - Пусть лучше крепостные вспоминают меня добрым словом. Вдруг вскоре вернусь?
  Забрезжило понимание. Я уточнил:
  - Как часто у вас меняются вотчины?
  - Забава проходит ежегодно, - странно ответила царисса.
  - Как же она проходит?
  Варфоломея кивнула Зарине:
   - Чапа вообще ничего не знает. Проясни.
   Поднявшись, в сопровождении мгновенно вскочивших мужей она отправилась почивать.
   Зарина быстро накидала всякого-разного в тарелку и, вручив мне налитый квас и ложку, по дороге в комнату рассказала:
   - Каждый год великие семьи прибывают в крепость, привозят оброк и бьются за вотчины. Добывшие лучшую вотчину и потерявшие старую домой уже не возвращаются.
   - Как не возвращаются? А вещи...
   - Только то, что с собой. Ничего лишнего. Много вещей - позор для семьи. Окружающие не поймут и не простят. Главные вещи в жизни - не вещи.
   Вот почему владелицы не усиливают башню, не копят лишнего, вообще не утруждаются строительством или обустройством. Чтобы не досталось соперницам. А Верховная царица таким образом не допускает усиления сепаратизма и конкуренции. Все равны, и выравнивание проходит ежегодно. Превосходно.
  А я-то прикидывал: какие молодцы, у них везде экономия, забота о народе, минимализм... Эгоизм!
   Осторожно приподнявшись на локтях, Тома приняла еду, я обошел кровать и улегся со своей стороны, повернувшись к "сестрицам" задом.
   - Красивых снов.
  
  Глава 5
  По мнению французов, счастье - кусок мяса, увиденный в воде собакой, что плыла через реку с куском мяса во рту. В очаровательной (местами) компании, вооруженный, в доспехах, на боевом коне, с некорректно присвоенными званиями "ангел" и "царевна", наперекор сомнениям я чувствовал себя охренительно. Мясо - во рту. Я понял. Задача - не отдать никому, а покушаться обязательно будут. Мир такой, увы и ах.
  Подняли нас рано. Быстрый завтрак за общим столом в обеденном зале прошел молча, и вот мы уже на конях, прощаемся с облегченно улыбающимся старшим стражем. Он выполнил долг гостеприимства, несмотря на отсутствие хозяйки. Ничего страшного не случилось. Он этому радовался. Скрежещущий вопль ворот сообщил спящим соседям об отъезде посторонних. Мы выдвинулись в предрассветную муть. На улице ожидали соратники, не вышедшие рылом... пардон, титулом, которые ночевали в поселке.
   Второй час Варфоломеевский караван уныло брел по дороге. Клубился утренний туман, разгоняемый встающим солнышком и приятным легким ветерком. Кони нехотя переставляли ноги, их подбадривали ударами пяток. Разговаривать не хотелось. Но надо.
   - Пожиратели - кто они? - пристал я к Варфоломее.
   К кому еще? Зарина на этой теме уже прокололась.
   - Людоеды, - как когда-то Гордей, лаконично ответствовала царисса.
   Гордей упоминал еще одно интересное слово.
   - Как человолки?
   Ответ - простой кивок. Меня такая сестра таланта не устроила.
   - В чем разница?
   - Человолки больше волки. Пожиратели больше люди.
  - Они уже нападали раньше?
   - Пытались.
   - Через реку? В смысле - через большую воду? Переплыли?
   - Их перенесло в корытах.
   Уже кое-что. Фантазия, подпитанная знаниями, дорисовала остальное. Получилось интересненько.
   Тома, державшаяся достаточно долго, застонала. Переоценила возможности. За ночь она пришла в себя и думала, что все прошло. Зря думала. Хотя думать, в общем, полезно. Но опыт подсказывает, и конкретный случай в частности подтверждает, что не всем и не всегда.
   Невероятно, что сморозил такую ересь. Но кто даст зуб, что в ней нет смысла?
   - Что с тобой? - среагировала царисса на донесшиеся охи.
   Зарина подогнала коня, послышался неразборчивый шепот.
  Последовала команда:
   - Сворачиваем!
   Караван двинулся прямо через посевы и вломился в редколесье.
  - Здесь должно быть озеро, - объявила царисса. - Расходимся в ряд в пределах видимости ближайшего человека до сигнала об обнаружении.
  Озеро оказалось справа.
  - Всем отдыхать, Тома со мной.
   Там последовал осмотр-допрос.
  Вернувшись, Варфоломея приказала Митрофану перекинуть Тому через седло ее лошади, чтобы голова и ноги свисали с разных сторон. Нам с Зариной осталось двигаться рядом и помогать, если начнет сползать.
   - Так лучше? - осведомилась царисса.
   Пылающие щеки Томы кратким махом изобразили согласие. Поза, конечно, для царевны не самая воодушевляющая. Да и не для царевны. Вообще для девушки, путешествующей в мужской компании. Зато для здоровья лучше, а что может быть важнее?
   - Опасность слева! - воскликнул наблюдающий за левой стороной из середины каравана, только начавшего выбираться из леса.
  В горло моего коня воткнулась стрела. Животное с хрипом дернулось и попыталось скинуть неопытного, но страстно желавшего жить седока. Пальцы намертво вцепились в гриву, ноги крепко вжались с боков.
  - Справа!
   - Рыкцари!
  - Справа и слева!
   Дальнейшие слова уже не различались в наступившем бедламе.
  Мужья Варфоломеи мгновенно прикрыли цариссу с трех сторон конями, щитами, телами.
  Томина голова, болтавшаяся сбоку лошади, приподнялась, глаза нашли меня. Кривившееся лицо воссияло. Я кивнул. Случившаяся с нами фантастическая история подходит к концу, Малик снова нашел нас. Неуловимый и неуязвимый. Как хорошо столько уметь. Надо ненароком спросить об основной профессии. Уверен, она окажется связанной с войной или правопорядком. Или... с другой стороны этих понятий. Если так, то, надеюсь, в далеком прошлом.
  И... что тогда, если окажется так? Как к этому относится?
  А никак. Жизнь - как баня, хочешь парься, хочешь нет. Все в жизни бывает. Часто не по нашей воле, как со мной, ставшим царевной во имя выживания. У живущего прошлым никогда не будет нормального настоящего и счастливого будущего. Важно, какой ты сейчас, а еще важнее - к чему стремишься. Малик рисковал жизнью, спасая нас. Значит, я тоже умру за него, если понадобится. Все просто.
   Обстрел велся с нескольких направлений. Ржали и дико кричали раненые кони. Ругались люди, вытаскивая стрелы из ран или просто обламывая их. Команды раздавались, но не слышались в общем шуме, потонувшем в мощном "Урррра-а-а!" наступающих.
   Кто-то умчался вперед, но большинство сгруппировались вокруг цариссы, возведя вторую защитную стену.
   Лошадь под Томой скакнула как-то вбок, плохо закрепленная живая ноша соскользнула и грохнулась на землю. Тело распласталось, тут же скрючилось от старой и добавившейся новой боли. Выпущенные вожжи упали, лошадь умчалась. Я развернул коня, но сразу отпустил гриву и поводья. Очень вовремя. Конь стал заваливаться на бок. Еще на что-то надеясь, копыта последний раз оттолкнулись, круп дернулся, и несусветная масса рухнула - прямо на Тому. Так показалось. Сверзившись рядом, я помотал головой, разгоняя искры. С трудом сфокусировавшийся взгляд нашел Тому: снизу ее до пояса придавило дергавшейся в конвульсиях хрипящей тушей. Тома старалась высвободиться, толкая ладонями, эффект получался как у детского велосипеда, что вообразил себя локомотивом и впрягся в товарный состав. Я опрокинулся на спину, плечи уперлись в землю, мышцы напряглись во всю мочь, пытаясь сдвинуть ногами. Не тут-то было. К детскому велосипеду присоединился взрослый, но состав этого даже не почувствовал.
   Варфоломея звала дочку. Зарина заметалась. Рванулась было ко мне. Зря. Лошадь под ней зашаталась, пронзенная с нескольких сторон. В момент падения мимо пронеслась Варфоломея, могучая длань подхватила дочку за шиворот, как щенка, отход прикрыли собой мужья. Оставшееся воинство, защищая цариссу щитами и спинами, умчалось вслед. Пыль столбом и удаляющийся конский топот - больше ничего не напоминало о недавнем присутствии немалого воинства. Остались только павшие кони, мы с Томой, трое стонущих раненых и два трупа. В одном я узнал Митрофана Варфоломеина. Можно сказать, ему повезло: погиб, защищая семью. Не кончил жизнь позорным "понижайкой", бесполезной престижной "мебелью" в доме какой-нибудь зазнавшейся мастерицы или даже крепостной.
  Почти не слышимые шаги прозвучали совсем рядом. Не Малик. И не Хлыст или Ива. Жаль, знакомым лицам я бы обрадовался больше. Почему не пришли они? Ранены? Вспомнились слухи о разгроме Кудеяра. Видимо, царберы все же довели миссию до конца. Тогда все, кого я знал, не ранены, а намного хуже. Иначе кто-то обязательно пришел бы первым. Не стоит пока делиться с Томой этими соображениями.
  Передо мной оказался знакомый по осаде школы низкорослый крепыш. Вблизи он гнома не напоминал. Рост выше моего, плечи - как если я прижму с боков Тому и Зарину. И то не факт. За плечами уже не нужный гнук, на поясе почти пустой колчан, в руках меч - на всякий случай. Он махнул мечом в сторону Томы, и сразу несколько человек бросились на помощь. Другие в это время деловито перерезали горла раненых. Меня передернуло. Но - на войне как на войне. В бою убивают. И если взял в руки оружие...
  Все равно быть спасенным ценой чужих жизней было противно. Неоправданная жестокость. Хотя, принимая во внимание рыщущих в поисках пищи волков, то, наоборот, это милосердие. Но можно было донести раненых до дороги, благо, что недалеко, и там их кто-то мог подобрать.
  Мое мнение никого не интересовало, местная жизнь шла по своим законам.
   Общими усилиями рыкцари приподняли коня. Подхватив под мышки, я выволок Тому на свободу. У нас во избежание неприятностей отобрали все режущие предметы, забрали шлемы и расступились.
  Удовлетворенный вождь пошевелил губами. Густобородый разбойник, стоявший с ним рядом, перевел:
   - Напрас Молчаливый приветствует молодых царевен и интересуется их именами.
   - Говорить через третьих лиц невежливо, - бросил я.
   Напрас на мои слова никак не отреагировал, а густобородый зашипел:
   - Привыкайте, что язык Напраса не во рту, а рядом. И может самостоятельно угостить хорошей затрещиной.
   Напрас поморщился. "Язык" тут же извинился:
   - Прошу простить. - Он продолжил переводить. - Никакого вреда вам здесь не причинят. Вы - гости и временные спутники нашего отряда.
   - Где Малик? - раздались первые слова Томы.
  Она лежала на боку, мышцы лица застыли в безмолвном вое, руки вцепились в ноги, которые иногда дергались от боли, отчего весь организм выгибало дугой.
   - Сначала позвольте узнать, с кем мы разговариваем, - от имени вождя осведомился "язык". - Если вы не те, за кого вас приняли, ваше положение быстро и незавидно изменится.
   Каштановая торчащая борода "языка" не мешала его лицу выдавать те эмоции, которых совсем не выказывал Напрас.
   - Мы - Чапа и Тома, - громко сообщил я.
   - Ангелы и царевны Варфоломеины? - уточнил "язык".
   Выражение моего лица подтвердило информацию. Сам я не в восторге от неправомерного титула и новой фамилии, но обстоятельства выше моих хотелок.
   Напрас удовлетворенно "заговорил":
   - Добро пожаловать в семью доблестных лесных рыкцарей, свободных людей, завоевавших свою свободу оружием. Мы примем вас как родных. Не будете иметь стеснения ни в чем, кроме маленького временного ограничения в свободе передвижения. Его бы тоже отменили, но только после разговора с одним человеком, который сейчас находится далеко. Просим следовать с нами, опасность преследования возрастает с каждой секундой.
   От сердца отлегло, в личности упомянутого "одного человека" сомневаться не приходилось - даже не сумев прийти сам, наш друг нашел возможность разыскать нас и освободить чужими руками. Впрочем, рано радоваться, мы еще не свободны. Мы все еще у людей, которые едва не угробили нас своим "освобождением".
   Душа все равно воспарила. Приключения подходят к концу. Выходит, скоро домой?
   Глаза заволокло. Пришлось несколько раз моргнуть.
   - Не могу идти! - вдруг с рыданием выкрикнула Тома.
   - Что? - склонился я к ней.
   Ее подбородок махнул в сторону ног:
   - Не могу пошевелить. Очень больно.
   - Костоправ! - крикнул "язык".
   Один из рыкцарей обернулся. Большой и мощный, как стратегический бомбардировщик среди истребителей, громила приблизился к Томе. Словно медведь навис над поверженной ланью. Нет, лучше - как над Машей из одноименного мультика. Только платочек отсутствует, зато глаза - точь-в точь. Не глаза, а глазищи: жалобные, невероятные, с океаном страдания и омутом мольбы, в котором спрятались прилагавшиеся в комплекте чертики. Но спрятались хорошо. О них знал только я.
   - Ноги, да? - сочувственно осведомился "медведь".
  Ответ не требовался. Маленькая беззащитная Тома скулила, руки вцепилась в нижнюю чать тела, глаза закатились. Костправ сорвал и отбросил ее красивые поножи, стянул сапоги. Узловатые пальцы принялись прощупывать колени, ступни, голени. Тома вскрикивала, пыталась отпихнуть чужака руками, содрогалась от боли при некоторых надавливаниях. Меня придерживали, чтобы не бросился выручать. А броситься хотелось. В то же время я знал, что опытный человек определит: вывих там, ушиб или перелом. И какой перелом. И что делать дальше. Пусть костоправ, но специалист. Да хоть ветеринар, лишь бы помог. Но нельзя же так грубо!
  Лицо специалиста поднялось и вынесло вердикт:
   - Все цело. Обычный зашиб и растягушка ступней. Понятно, раз полтонны сверху навернуло. Даже повезло.
   "Полтонны", - автоматически отметил мозг. Они считают тоннами. Нужно будет поговорить на эту тему.
  - Пару дней не сможет ходить, - продолжил костоправ. - Еще пару проходит с опорой или с чужой помощью, через недельку восстановится.
   Напрас отдал безмолвный приказ, несколько человек засуетились. Главаря понимали все, а "язык", оказывается, требовался только нам, посторонним. На изготовление носилок из копий и веток ушла минута, в четыре руки на них переложили Тому. Я собрал и понес снятые с нее вещи.
   Двигались быстро. Иногда направление менялось. За мной приглядывали.
  Я не нарывался. Шел, наблюдал, размышлял. Если Малик жив, а иное даже представить невозможно, то вскоре встретит нас, и все беды окончатся. Вместе мы спасем Шурика, возьмем папринция с его воздушным шаром... а, может быть, и шар не понадобится. До причала отсюда, как понимаю, не больше двух суток пути. От тамошних волков такой компанией всегда отобьемся. И - дом, компьютер, родители... Волки станут собаками, в школе перестанут учить молитвам и мечевому бою. Убийство перестанет быть единственным способом воспитания. Ради этого стоит потерпеть некоторое напряжение и явно не дружеское отношение части окружающих, заметное по лицам. Только быстрее бы увидеть Малика. Жаль, с Зариной не смогу попрощаться. Или еще успею?
  Размечтался. Даже если успеть - вряд ли она обрадуется моему обществу после гибели брата и других родичей ради моего освобождения. Вообще, с моим появлением в ее жизни наступила черная полоса, Зарина потеряла почти всех, кроме матери. Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо. Если б я мог чем-то помочь... Но не могу.
  Как бы ни было тяжело на сердце, надо жить дальше. Авось, что-то придумаю дельное. Ведь лучшее неизбежно, если верить любимой многими примете "Все к лучшему".
  Рыкцари чувствовали себя в лесу как дома, передвигались легко, невзирая на большое количество оружия и мешки с чем-то, пусть будет провизия, а не добыча, отобранная у безвинно загубленных душ. Не хотелось о таком думать. Тому несли, не меняясь: мужики - здоровые, она небольшая и легкая. Коней рыкцари не имели. В лесу это было преимуществом. Зато каждый нес за плечами гнук. Еще одно преимущество.
  У меня имелись вопросы, но задать было некому. Сопровождающие больше напоминали конвоиров; ни симпатии, ни интереса они не выказывали. Спроси их что-нибудь, еще подумают, что же проще - ответить или прирезать, с такими-то рожами. Лучше не нарываться. До поры, до времени.
  Редколесье несколько раз сменялось непролазной чащей, где прорубались с помощью оружия. Когда сквозь кроны виднелось солнце, оно постоянно гуляло в разных сторонах. Так сначала казалось. Затем я уловил систему. Постоянно меняя курс, рыкцари попеременно двигались на юг и запад. Самое смешное, что с Варфоломеей мы ехали именно туда, только севернее, через поля. Теперь шли лесом и в другой компании.
  Вместо остановки на обед устроили "перекур": прилегли на две минуты, погрызли сухомятку из мешков. Нам с Томой тоже перепало. Запив из озерца, лесной отряд двинулся дальше.
  Цель перехода обнаружилась к вечеру. Еще одна срытая крепость - заросшие, едва видные в траве каменные полосы фундамента. Наше незаконное бандформирование человек в тридцать (интересно, почему по телевизуру так называли подобные шайки, ведь это подразумевало, что где-то имеются законные бандформирования) целенаправленно вдвигалось в лесок, образовавшийся вокруг одной из бывших башен. Там начались какие-то работы. Когда поднесли Тому и подвели меня, глазам открылся углублявшийся вход под землю. Ранее замаскированный и спрятанный под метровым слоем почвы, сейчас проход был почти расчищен, при нас убрали последнее. Со скрипом отворилась тяжелая дверь в бывшие крепостные подземелья. Как же ее не нашли те, кто сносил крепость?
  А вот не нашли. Этим воспользовались рыкцари. Несколько человек осталось снаружи, остальные втянулись внутрь. Там оказалось достаточно высоко, чтобы пройти на ногах, и приемлемо по ширине для носилок.
  Полыхнули отсветами зажженные факелы. Дойдя до зала с несколькими выходами, процессия остановилась.
  - Размещайся! Скидай вещи! Костер!- радостно неслось со всех сторон.
  Сухие дрова уже ждали; горя оптимизмом, они затрещали в костре, дымными душами улетая в лучшую жизнь. Ну, хоть кому-то хорошо. Даже завидно. Ничего, скоро и мы так же улетим.
  Тому положили в глубине у глухой стены, мне приказали держаться рядом.
  Через полчаса поплыл запах свежесвареной каши. Рыкцари сбились в кучу. Загремели деревянные миски и ложки. Не забыли и нас. С голоду я съел свое и половину Томиного: она поклевала совсем немножко, отказавшись от остального. Я не понимал. Если твое завтра неизвестно, а оно всегда неизвестно, нужно есть много, если есть, что есть. Это закон выживания.
  Протерев посуду травой и сполоснув водой из принесенного горшка, все стали укладываться - прямо на пол, подстилая, что можно, от одежды до веток. Нам не дали ничего. Вот тебе и гостеприимство.
  - Придвигайся ко мне, - сочувственно сказала Тома.
  Она по-прежнему лежала на животе в бывших носилках, из которых вытащили копья.
  - Спасибо, мне не холодно, - как истинный джентльмен отозвался я и растянулся на каменном полу рядом.
  Веки устало прикрылись. Чужой разговор прорвал доселе крепкую оборону успокаивающихся мыслей, уже не скачущих ошпаренным зайцем по замкнутому пространству.
   - Когда бросится, бей его клинком в грудь или под мышки передних лап, левее. Там сердце. Или в живот сбоку и снизу.
   Тихими голосами рыкцари делились секретами боя.
   - Прямой колющий в шею тоже хорош, - донеслось из другого угла.
   - Не слушай его, Невданя, - раздалось с третьей стороны. - Если нож короткий, секи по морде во все стороны. Не любят они этого.
   - А если в живот, то нож дальше сам потянется и вспорет доверху, - посоветовал грубый голос рядом со мной. - Волчье брюхо проскользит по острию и распадется на половинки.
   Сказавший это неслышно приблизился и замер над Томой. Я словно учуял движение. Глаза открылись полностью: медленно водя головой, темный силуэт разглядывал девушку. Пришлось показать, что не сплю: я чуть приподнялся и посмотрел в упор. Силуэт растворился в ночном мраке. Костер давно догорел, а местная погода не требовала постоянного отопления, оттого в подземелье почти ничего не было видно.
   - Если их мало и нападают с лаем, - последовало продолжение для некоего Невдани, - значит, они в своих силах не уверены.
   - Борщич, а если ни ножа, ни меча?
   - Голыми руками волка завалить сложно. Но можно. Но только человеку опытному.
   - Откуда взяться опыту, коли не драться?
   - Соображаешь. Слушай сюда. Если получится, бей ногой в брюхо или в пах, там мышцы плохо держат удар. Если повезет, будут разрывы.
   - "Если повезет", - с грустью повторив, кто-то шумно вздохнул.
  - Слабое место у них - позвоночник, - донеслось с другого края. - Волк просто не приспособлен к падениям на спину.
  - Борщич, Миряй, не морочьте мальцу голову. - Это снова голос того, кто к нам только что подходил.
  Опасный голос. Я невольно сдвинулся к Томе. Какая-никакая, а защита: если что, смогу хоть что-то. Ну, надеюсь, что смогу. Потому что прав невидимый оппонент Борщича и прочих: откуда взяться опыту, коли не драться?
   - Волка бей прямым в нос, в переносицу или в затылок. Или пальцами в глаза. Или заткни ему ноздри. Главное - не бойся. Они это чуют.
   Новая тень направилась к нам от прохода. По мере приближения она становилась все больше и больше, вот уже переросла размеры среднего человека...
  Малик?!
   Нет, фигура оказалась еще больше, просто великанской. Может, оттого, что смотрим снизу?
   - Царевна Тома! - Знакомый голос костоправа сопроводили ищущие телодвижения, старавшиеся ни на кого не наступить. - Я сделал мазь. Натрись, полегчает. И заживет быстрее. Это не от зашиба, а от того, что мучает.
   Его руки оставили у нас под носом выдолбленную деревяшку с чем-то невообразимо вонючим.
   - Рискнешь? - шепнул я, едва "доктор" удалился.
   - Все, что угодно! Хоть черта лысого, лишь бы боль прекратилась.
   В отношении черта лысого хотелось пошутить про новую ипостась нашего отсутствующего спасителя. Я смолчал. Томе не до юмора.
  - Они все чуют, - продолжал неизвестный знаток волков. - Даже мысли твои чуют. Вот и представь, как ломаешь ему лапы, крушишь ребра, душишь коленом, рвешь на части - зверь визжит, хочет вырваться... а кровища хлещет рекой, кости трещат... Волки прочтут твои мысли. Или увидят в глазах. Это будет твой шанс.
  Тома долго возилась, стягивая штаны из-под доспешной юбки, затем зачерпнула ладонью из деревяшки и стала мазать. Все это самостоятельно, лежа лицом вниз. Но не навязываться же с помощью в столь щекотливом деле. Я лишь смотрел по сторонам, чтобы никто не приближался.
  - И кричи, - продолжал учить неизвестный, - кричи что угодно, но кричи страшно. Беги навстречу с ужасным воплем. Даже если не уступит и прыгнет - увернись. Вдогонку врежь ему в пах или дай пинка под хвост. А лучше - вдарь по башке. Один раз промахнувшись, волк подумает, кидаться ли второй, и признает в тебе настоящего соперника. И если в тот момент ему нечего и некого защищать, он начнет защищать свою жизнь, то есть, выйдет из боя.
  - Бли-и-ин... - с неописуемым чувством досады вышептала Тома.
  - Что случилось? Жжет? Болит?
  Она чуть не плакала.
  - Липнет к штанам, - призналась стыдливо. - Не могу одеть.
  - Пусть подсохнет, - посоветовал я. - Здесь темно, никто не увидит, даже я почти ничего не вижу.
  Пришлось срочно прикусить язык. Тома криво усмехнулась:
  - Скромняга ты наш. Боюсь, теперь придется увидеть. Я не скоро очухаюсь, а терпеть уже невозможно.
  - Так болит?
  - Дурак. - Она зарылась лицом в ладони.
  Вот ведь чудо-юдо-рыба-кит. Я же сам едва терплю. Почему даже мысль не пришла, что Тома тоже человек?
  Голос рядом упорно продолжал:
  - Кто тут советовал руку в пасть совать?
  - А что? - донеслось с другого боку. - Затолкнешь в глотку, он и не боец.
  - Сам суй. Мелкий волчара руку поцарапает или порвет чуток, а крупный разгрызет. Там такие клычищи - копье перекусят. Лучше ослепи, набрось одежду на морду. И - лупи, лупи, лупи его по уязвимым местам.
  - По каким именно? - тонко вопросил тот, что Невданя.
  - Говорили же. В нос, по переносице, по затылку, в темечко за ушами. Если сможешь попасть - в солнечное сплетение. Еще ребра, копчик и суставы лап у них очень болезненны. Ломай лапу, прыгай со всей дури коленом в грудь или на ребра. Опрокинь. Лежачий волк - не противник. Если удастся запрокинуть голову волка назад - бей в основание черепа, ломай ему хребет.
  Упершись лбом, Тома одним движением влезла в штаны. Латная юбка вернулась на место, соприкосновение с больными местами вызвало тихий вой.
  У меня горели уши. Хорошо, что не видно.
  - Ну... - протянул я, кроя свою недогадливость последними словами, - если как-то могу помочь...
  - Можешь. Извини, я бы попросила кого-то другого, но некого.
  Я бережно перевернул Тому на бок и подхватил на руки.
  - Эй, царевны, а вы куда? - осведомился грубый голос соседа.
  - На Кудыкину гору, - огрызнулся я.
  - Нельзя!
  - А ходить им под себя что ли? - ответили с другой стороны. - Отстань, Борзой. Лучше сопроводи, чтобы не потерялись.
  Не лучшая компания, а что делать. Тома обхватила меня за шею, я понес ее в направлении, которое указал приблизившийся силуэт. Иногда навязанный нам спутник поддерживал и подправлял меня, причем хватал за такие места, что я проклял, что назначен царевной. Девушки, как вы живете в общении с такими типами?!
  Впереди забрезжило.
  - Стой! - скомандовал дозорный на выходе. - Куда?
  - По нужде, - честно ответил я.
  Силуэт позади растворился, едва увидел стража.
  - Вот здесь и садитесь, - указал дозорный за ближайший куст, на всякий случай натягивая тетиву со стрелой.
  Припомнились слова их ушедшего куда-то вождя: "Примем как родных". Хороши родственнички. Впрочем, чего это я напрягся, они же защищают нас от волков.
  Обойдя куст, я застыл столбом.
  - Надо, Чапа, - шепнула Тома.
  Она смотрела жалобными глазами. Не просто жалобными, а такими...
  Сначала пришлось положить ее на землю и помочь стянуть штаны, затем снова взять на руки спиной к груди, руками под колени, и осторожно с ней вместе присесть.
  - Если б мы были маленькими, - искря от чудовищного напряжения, проговорила Тома, - я бы сказала: только не смейся. Но мы уже большие, правда?
   - Большие, - серьезно признал я, проклиная свою взрослость.
   Донеслось тихое журчанье. Наконец, ладони Томы легли на мои руки.
  - Спасибо, Чапа.
  - Обращайтесь, - глупо вылепил я.
  Некогда пошлый ответ, бездумно слетевший с языка, на этот раз прозвучал по-иному. Мужественно и солидно. Ответственно. Тома благодарно кивнула. Стараясь не задеть больных мест, я опустил ее на землю и взялся за узел своих штанов:
  - Раз пошла такая пьянка...
  - ...Режь последний огурец, - машинально завершила Тома старую присказку.
  Еще бы. Столько праздников за одним столом провели.
  Ее глаза с тревогой следили за моими действиями.
  - Э-э...
  - Мы ведь уже большие? Чтобы второй раз не ходить. - Отвернувшись, я устроил кустику маленький дождик.
  Дозорный на той стороне не видел происходившего, только размыто-суетливые силуэты за кустами. Поэтому, когда мы вернулись - смущенные, довольные и странно посмеивавшиеся - без разговоров пропустил внутрь. Тома прижималась ко мне, обнимая за шею. Я гордо нес ее на руках.
  Теперь только дождаться встречи с Маликом.
  
  Глава 6
  Утро разбудило общим гамом, возней, ярким светом от входа. Костер рисовал над прогоревшими углями оранжевые узоры, сверху висел огромный котел. Не успела вода закипеть, снаружи докатился шум. Не опасный. Скорее радостный, долгожданный. Кто-то вошел.
  Наконец-то. Я толкнул Тому в бок, лицо поневоле расплылось в улыбке. Рыкцари поднялись, приветствуя.
  - Где они? - раздалось вместо ответного "здрасьте".
  Голос был тонок, молод и чеканно звонок. Когда фигура приблизилась, моя улыбка уныло провисла.
  Не Малик. Молодая женщина. Не Ива, много старше. Годов двадцати двух-двадцати трех. В изумительном доспехе, что превосходил наши с Томой как "Майбах" - старинного "Трабанта". Шлем - с защитной бармицей. Меч - кривой, но не как у Руслана Дарьина, а с заточкой изнутри, на манер древних греков. Не то копис, не то махайра, не знаю разницы, если она вообще есть. А еще существовала у кельтов некая фальката, выглядела так же. Александр Македонский в фильме таким мечом рубился. У моего папы есть непальский кукри, очень похож - тоже загнут внутрь, с удобной рукоятью. Только кукри - нож-топор, а махайра - меч. Для женщины - самое то, кисть меньше напрягается. И с коня рубить удобней.
  Перед прибывшей лебезили, как в школе перед Аглаей.
  В успокоенный улей мыслей пахнуло дымком: а с какого перепугу я взял, что нас должны привести к Малику?
  По спине поползли холодные липкие капельки. Всплыли неудобные факты: Напрас Молчаливый с отрядом осаждал школу и требовал выдачи царевен. Сейчас он захватил двух...
   Волосы зашевелились.
  В нас видели девочек. Соратники Малика знали, что на пятьдесят процентов это не так. Значит...
   Томин взор отчаянно заметался - она тоже догадалась. Малик не имеет отношения к нашему захвату, и новоприбывшая - не его доверенное лицо. Рыкцарям требовались царевны-заложницы, они их получили. И никаких Маликов. И тот "один человек", которого ждали - вот он, перед нами. Женского пола, невысокого роста, с подчеркнуто узкой талией, расходящейся в крепкие плечи вверх и в не менее крепкие бедра вниз. Гордая посадка головы. Взгляд - свинцовый, покровительственный. Осанке позавидует весь Президенский полк, вместе взятый.
  - Нужно ли? - говорил сзади кто-то невидимый. - За них соберут любой выкуп...
  - Уймись, Коптюк, - отмахнулась женщина. Широко посаженые глаза рыскали по свалившейся на нее темноте. - При чем здесь мелочи, если можно получить все? Представь хоть на минуту своим практичным умишкой, в котором тебе не откажешь.
  Ее подвели к нам.
  - Царевна Деметрия к вашим услугам, юные царевны. - Пришедшая представилась первой, что говорило о ее небывалой демократичности. Мы слышали это имя. Дочь Верховной царицы. И она - здесь, у лесных разбойников, где неплохо себя чувствует. Становилось все интереснее. - Кто из вас кто?
  Я поднялся. Она ведь стояла.
  - Ангел Чапа. Это ангел Тома. - Моя рука указала вниз. - Ее конем придавило, ходить не может.
  - Хотела сказать "очень приятно", - кивнула Деметрия, - но теперь будет двусмысленно. Скажу просто: рада видеть. Я слышала, что вас удочерили?
  - Царисса Варфоломея, - признал я.
  - Почему вторая царевна молчит? Немая?
  - Мне пока нечего добавить, - выдала Тома.
  Царевна улыбнулась. Мой следующий вопрос стер с ее губ улыбку.
  - Зачем мы вам?
  - Скоро узнаете. Завтракайте и собирайтесь.
  От новых собратьев Малик не скрыл, что я не девочка. Говорить ли здесь, что я не тот, за кого меня принимают? Что это даст?
  Ничего не даст. Еще и заберет, если найдется искренне верующий в Аллу и ее установления. Царевной быть безопаснее. Во всяком случае - пока.
   Вскоре разбойники снялись с лагеря. Шли долго. Деметрия - в сопровождении десятка войников при полном параде доспехов и вооружения, но пеших. Рыкцари - в привычных юбках и легкой упряжи из кожи, меха и небольшого количества металла поверх обычных или стеганых рубах или просто на голое тело. Мы с Томой - в доспехах, но без шлемов и обезоруженные. Я нес уложенные в мешок сапоги и поножи Томы. Ее несли на носилках.
  Солнце склонилось за верхушки деревьев, месяц уже несколько часов изголялся над нами в ехидной улыбочке, а сборная солянка, возглавляемая честолюбивой царевной, все двигалась и двигалась вперед. Выбрав момент, я пристал к молодой предводительнице:
  - Куда идем?
  Деметрия лукаво сощурилась:
  - Ты шпионка?
  - Вы меня боитесь? - с долей иронии, чтобы не прибили на месте, осведомился я.
  Собеседница рассмеялась, с хрустом вышагивая по валежнику:
  - Смелая девочка. Мне такие нужны. Грозна Святая у школы говорила вам, что собирается сделать?
   Я радостно доложил:
   - Школу сжечь, всех убить.
   - Не шути со мной. - Зрачки Деметрии полыхнули тьмой и рвущимися с хлипких поводков молниями. - Ты поняла, о чем спрашиваю.
   - Она говорила, что знает, что делать, чтобы счастливы стали все, а не избранные.
   - А еще?
   - Что мир несовершенен, - перешел я к развернутому повествованию, подмигнув прислущивавшейся Томе, - что в нем нет места многим и многому. Что к рыкцарям примкнула сила, о которой никто не подозревает. Эта сила - вы?
   Деметрия рассеянно кивнула, ее сапог, израненный от непривычной ходьбы пешком, плюхнулся в лужицу грязи, второй получил по напыщеной морде колючкой, оставив еще одну ранку плюс ко многим предыдущим - свежим, еще светлым, кустившимся на месте былого блеска. Меч жалобно звякнул о бронзу лат. Спортивное тело царевны едва удержало равновесие. Она чертыхнулась и буркнула, вновь обернувшись к моей скромной персоне:
   - Еще что-то?
   - Что избранность должна завоевываться умом, а не даваться по праву рождения. Что если большинство башен перейдут под знамя рыкцарей и примут жизнь по новым законам, царберы ничего не смогут сделать. Что освобожденный народ восстанет и будет убивать прежнюю власть везде, где встретит. Что ученицы станут заложницами и помогут открыть ворота башен - в обмен на жизнь обитателей башен. И тогда наступит всем щасте.
   - Снова ерничаешь? - До сих пор кивавшее лицо Деметрии ожесточилось. - Не надо. Мы говорим о вещах, которыми не шутят. Высмеять можно все, и оно утратит смысл. Поэтому нельзя смеяться над Великим Освобождением.
   Еще одна фанатичка. Или еще один прожженный политик на манер наследницы-покойницы. В споре на любые мои доводы у нее всегда найдутся противоположные свои, привычной логикой не пробиваемые. Оппоненты заранее неправы, потому что она самая умная. Никому не верит, только себе. С такими нужно действовать исподволь. Проявлять интерес и подкидывать мелкие контраргументы, пока они не наберут в ее мозге критическую массу. Затем случится перекос, извилины заклинит, она засомневается во всем. Тогда и возможен разговор на равных. А до тех пор - что с бульдозером бодаться.
  - Какие новые законы вы собрались установить? - начал я с логичного любопытства миром, который царевна собирается нести людям.
   - Свобода. Равенство, - отчеканила она.
   - Братство, - машинально закончил я вдолбленное на уроках истории.
   - Что?
   - У нас призывали к братанию всех со всеми, - объяснил я. - Чтобы жили как одна семья.
   Деметрия поморщилась.
   - Этот мужской мир... Нашли же слово - братство. Не зря мы на месте уничтожаем падших. Этот закон единственный нужно сохранить из прежних. Остальное сложится из лелеемых веками чаяний народа.
   - Каких, кроме "грабь награбленное" и "работа не волк, в лес не убежит"?
   - Повторяю: не святотатствуй, - вновь посерьезнела Деметрия. - Люди хотят жить с удовольствием.
   Знаем, проходили: не работать, жить на пособие и ругать власти, что мало дают. Обычно это кончается большой кровью как самих паразитов, так и бывших благодетелей. На месте цветущих стран возникают руины, и долгое время главенствует пещерное право сильного.
   - Нужно, чтобы работали все, - стала перечислять Деметрия, - чтобы каждый был уверен в завтрашнем дне, а не как сейчас, когда хозяйки у крестьян и земли у хозяек меняются ежегодно. Земля должна принадлежать тем, кто на ней работает. От каждой деревни выберем по представителю в башню, где будет коллективное управление. Все решения - большинством голосов.
   И наступит золотой век. Аха, щщаз. Если б в России голосовали, осваивать ли Сибирь и космос, до сих пор бы в лаптях ходили где-нибудь в центре маленькой компактной Руси, услужливо кланяющейся всем восхотевшим соседям и заморцам. Причем, в момент поклона обращаясь к лесу передом, дабы восхотевшим сподручней было. Увы. Поступательное движение вперед свершается исключительно пинком ленивого большинства зрящим вдаль меньшинством. Не я придумал, а доказала наука история: все великие государства созданы кровавыми диктаторами и разрушены демократами. Без исключений. Если вопреки этому правилу кажется, что где-то сошлись вместе понятия "Великое государство" и "Демократия", значит, одно из них собой притворяется. Либо великость фальшива, либо народовластие.
   - Представитель коллективного управления каждой башни будет заседателем в крепости. Назовем это заседательное собрание... Заседательным Собранием. Или, к примеру, Думой. Ведь там будут думать. Будут принимать новые законы на благо новых людей. За исполнением законов станет следить особая группа специально подготовленных советников. Это для вас ниша, ангелы. - Деметрия подмигнула. - Потребуются грамотные кадры. Не этих же брать.
   Царевнин взор презрительно скользнул по бредущим поодаль разбойникам. Грязные, немытые, плохо пахнущие, они являли разительный контраст с Деметрией и ее дружиной. Я давно заметил, что царевна и дружинники относятся к вынужденным союзникам высокомерно. Несомненно, что это заметил не только я. Долго ли протянется такое "плодотворное сотрудничество"?
  - Еще нужна мощная армия, - продолжила Деметрия строить свои Нью-Васюки, - способная не только защищаться, но и нападать на агрессоров, заблаговременно принуждая их к миру. До того, как погибнут наши люди.
   - Каких агрессоров? - огорошено спросил я.
   - Пожирателей, которые живут на той стороне Большой воды. Или тех, кто живет за горами. Там же кто-то живет. Мы даже не знаем. Законы Аллы связали нас по рукам и ногам.
   - Пожиратели перешли границу, - сообщил я, стараясь не отставать от упрямо прущей вперед мечтательницы. - Верховная царица разослала послания, чтобы цариссы отправили на границу дополнительных воинов.
   Я думал, что расстрою какие-то планы. Глупый юнец, не знающий жизни. Сколько можно считать правдой то, что за правду выдают? Мне объяснили с презрительным прищуром:
   - Никаких пожирателей там нет, ложным слухом я отвлекла и связала ненужным ожиданием на границе немалую часть войск. Пока поймут и очухаются...
   Интриган на интригане и интриганом погоняет. Ну и мирок.
   - Традиционную семью тоже затронете? - осведомился я.
   - Естественно. Кому-то трех мужей мало, другим даже три не нужны, как, скажем, Грозне Святой.
   - Можно о ней поподробнее? - попросил я. - Обожаю такие истории.
   Не то, чтобы обожаю, но перейти от общих слов к чему-то конкретному всегда полезно. Окружающий мир состоит из жизней людей, а не из описывающих его слов. Слова врут. Всегда. Даже если говорят правду. Это самый трудный вывод, однажды сделанный мною и весьма облегчивший жизнь. Самым сложным было помнить о нем всегда, а не от случая к случаю, когда уже бьют.
   - Ей навязали стандартную семью. В ответ на отказ устранили любимого человека. Она ушла в сестричество, но и там не нашла утешения. Точнее, утешение храмов еще больше настроило ее против насилия, что именуется устоявшимся порядком. Теперь она глава рыкцарского отряда.
  - Кто был никем, тот станет всем, - согласно резюмировал я. - Пример молодым. А не боитесь, что бравые союзнички однажды перережут во сне вашу глотку и объявят мир только своим?
  Задел больную струну.
  На кулаках Деметрии резко очертились костяшки, скулы заострились, а ноздри раздулись, как у породистого коня.
  - Они ничего не смыслят в управлении страной. Развалят на следующий же день. Разграбят. Передерутся.
  - Думаете, вот прямо понимают, что ничего не понимают?
  Деметрия мотнула головой:
  - Не важно. Они мне нужны. На сегодня это единственная сила, что способна свергнуть деградирующую власть. Сломать закостеневшее мироустройство в пользу разных стилей жизни и равенства. Только так мы сможем сделать жизнь лучше.
  Окончание речи звучало великолепно. Но я догадывался о недосказанном. Сейчас она обещает разбойникам златые горы, чтобы помогали. Потому что в действующей системе ей нет места. Родной дочке царицы законом запрещено быть царицей. В новом мире, который она предлагает как президентскую республику или конституционную монархию, нарушительнице равновесия опять светит трон, как бы он ни назывался.
   - После неудачи у школы ваши планы рухнули? - Я состроил на лице чудовищное огорчение. - Прошу прощения, поменялись?
   - Планы не поменялись, - мертво глядя вперед, заявила Деметрия. - Грозна озвучила перед школой мой Большой План. Теперь сказанное выполняется частями. Штурм школы будет повторен, когда гости разъедутся, а воины со смотрительницей вернутся в башню. В ожидании мы начнем с одной башни.
   Деметрия временно потеряла ко мне интерес, начав переговоры с подбежавшим курьером. И вовремя. Нервная изморось превратила мою только что гладкую кожу в аналог хорошей туалетной бумаги, сделав шершавой и пупырчатой. Ноги еще двигались на автомате, а мозг уже жал на тормоз, дергал ручник и изо всех сил давил клаксон: не-е-ет!!! В школу разбойники шли за ученицами, а сейчас у них в руках я и Тома - две царевны Варфоломеины.
  Сомнений, куда идем, не осталось.
  Но как же Зарина - единственный светлый лучик поглотившего нас темного царства, солнечное создание, едва вышедшее в свет, подобно расправляющей крылышки бабочке? Она в башне. Пусть взрослые разбираются в своих заморочках, пусть жгут и убивают друг друга сколько влезет, пусть переворачивают мир вверх тормашками, устанавливая новые порядки - но при чем здесь Зарина?!
  Остальных не жаль, как бы жестоко это не звучало. Даже в некоторых Писаниях, превозносящих любовь к ближнему и самопожертвование ради ближнего своего, не очень-то пекутся о дальних. На войне смерть одного своего солдата воспринимается болезненнее уничтоженных ответным атомным огнем сотен тысяч чужих. Так было и так будет. Нет ничего нового под солнцем, пока не построим на земле рай, некоррумпированную демократию или коммунизм, что равнофигственно в плане сбыточности и на мой несведущий взгляд является одним и тем же, поданным под разным словесным соусом.
   Деметрия вот тоже строит царствие небесное. Конкретно под себя.
   Понятливо кивнув на что-то сказанное шепотом, курьер умчался. Лес пошумел от пролетевшего ветерка, словно вызванного скоростью этого курьера. В зеленом потолке внезапно открылась полынья, куда заглянули любопытные облака: чего это вы там делаете, а? Вычурный шлем Деметрии принял на себя удар упавшей с дерева тщательно целившейся шишки, но вызвал лишь стук, подергивание головы и недовольное скривление губ. Какая умная шишка, в немалом отряде выбрала именно того, кого надо. Только с весом недомудрила, лучше бы рухнуло само дерево. Или из облаков прилетел метеорит. Или посреди насилуемого разбойничьим движением леса проснулся небольшой вулканчик, поглотив нарушительницу моего спокойствия вместе со всеми ее черно-белыми замыслами.
   Природа хоть и помогала, но как-то не очень. Не в полную силу. Шишка-снайпер с поставленной задачей не справилась. Надеясь на случай, но понимая абсолютную наивность такой надежды, я судорожно пытался что-то придумать. Перескакивая через упавший не в нужное место и время ствол, предложил:
   - Почему бы вместо башен вам не взять крепость? Ведь Верховная царица в отъезде.
   - Ты видела крепость? - встречно спросила Деметрия.
   - На картинке.
   - Считаешь, ее легко взять штурмом?
   - Зачем? Вас там знают, примут как родную, вы же и есть родная. А когда большинство ваших сторонников разными путями окажется внутри, захватите непобедимую другими способами цитадель. Проще защищаться в одной неприступной крепости, чем в множестве башен, которые можно поджечь и выкурить засевших там обитателей.
   - Выкурить нельзя. В остальном читаешь мои мысли. Но вспомни молитву бойца: зашита и оборона - отсроченная смерть. Мы можем долго просидеть в крепости. Годы. И что? Лучше постоянно занимать новые территории и ждать, когда крепость сдастся сама. Выиграть нужно не битву, а войну.
   Я блеснул эрудицией:
   - Наполеон говорил: война - противопоставление своих нехваток нехваткам противника.
   Деметрия подумала и согласилась:
   - Правильно говорил, хоть и мужик, судя по имени. Победит тот, кто со временем наберет больше новых воинов. Откуда их взять в крепости? А у нас - целая страна. Крепостных можно призывать целыми деревнями.
   - А если откажутся? У них семьи, хозяйство...
   - Потребуются агитаторы - донести забитым крепостным слово о новом мире. О скором лучшем будущем. Что даже смертью в бою они приблизят счастье своей семье. Пусть сделают это ради детей. За их светлое будущее.
   - А если все равно не пойдут?
   - Погоним силой, - равнодушно приподняла плечи Деметрия. - Выставим в атаку первыми между врагом и копьями своих, пусть попробуют не сражаться.
   Вот и вся политика. Кто бы сомневался.
   Ноги машинально ступали по траве и листве, перешагивали валежник, а в голове царил разброд. Томе проще, она девушка. Слабый пол. На ней нет моральной ответственности, что почти задавила меня. Ее ответственность та, которую пожелает на себя взять, моя - чудовищна по весу для неподготовленных плеч. В маленькой стае разбросанных по новому миру землян я стал временным вожаком. Как же не хватает сейчас поддержки Малика, жизнелюбия Шурика, педантичной мудрости дяди Люсика... и времени, чтобы во всем разобраться. Чтобы перевернуть ситуацию в свою пользу. Хотя бы не в пользу противника. И свободы не хватает, чтобы что-то сделать. А что-то сделать можно всегда, даже когда не знаешь что. Вспомним того же Наполеона: "Главное в войне - ввязаться в нее".
   Я ввязался. По уши. И теперь я главный. Нет рядом папы, нет Малика, нет никого, кто выступил бы в роли доброго дяди. Страшно сознавать, но с этого момента добрый дядя, без чьей помощи не решится ни одна проблема - я. Только я. Как сказала Тома недавно: мы ведь уже большие. Увы. Слишком рано. Но.
  Я - мужчина. Поэтому:
  Я не ною и не жалуюсь. Я пересиливаю.
  Я не прошу. Я действую.
  Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь.
  Для меня нет невозможного. Трудно - да, долго - может быть, но не невозможно.
  Вот так. Если кто-то говорит, что от него ничего не зависит - врет, позорно и трусливо. Всегда и все зависит от каждого. Повторяю для тех, кто в домике: от каждого! Слабость, неумение, страх - не оправдание. Боязнь общественного мнения, дееспособная демократия, подчинение активного меньшинства ленивому большинству - набор чуши, в которую, к моему удивлению, многие верят. Собрались вместе двадцать львов и сто баранов - кто из них большинство? Какие законы примет парламент в таком составе? Вы все еще верите в демократию, что она существует для вас? Тогда мы летим к вам, как говорят военно-воздушные силы известного рассадника цивилизованности.
  Слабый человек - мертвый человек. Слабое общество - мертвое общество. Но общество состоит из людей. Из львов и баранов. Поэтому, быть слабым - предательство. Какие верные слова, хоть и сформулированы моими идейными противниками. Но сейчас я обязан вырваться из рук оппонентов тех оппонентов. Чтобы отоппонировать не нравящихся мне тех и других. И демократизировать чуток, чтоб еще радовались и восхваляли великого отоппониратора. У демократов всегда так, стада баранов славят львов. Иногда - чужих. Иногда не хвалят. Бывает, даже блеют издали, что у него и шерсть неправильная, и вообще он весь какой-то недемократичный. Но если окажется на расстоянии броска, пусть даже с самой благосклонной доброжелательной мордой - воспоют аллилуйю и подставят выи и прочее. Не умеют по-другому.
  Так что, господа оппоненты, ждите. Я повзрослел. Я - иду.
   - Пришли, - удовлетворенно сообщила Деметрия, когда спереди донесся довольный вскрик рыкцарей.
   Остановившись, она обернулась ко всем, еще не видевшим, куда пришли и зачем, и провозгласила - громко, чтоб слышали самые дальние:
  - Настали великие времена! Сегодняшний день - начало новой эры. Скоро это почувствуют все!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"