Аннотация: Откровенная история о том, как русский парень полюбил девушку с Северного Кавказа.
Кваздапил. История одной любви
Начало дилогии
Пролог
- Это я, - донеслось снаружи.
Дверь распахнулась. Рука у меня привычно дернулась для пожатия, но встречного движения не произошло. Застывшая в проеме фигура не двигалась, мне в живот глядело острие ножа.
Он знает.
- Прости. - Я глядел спокойно. В голове дул сквозняк.
- Такое не прощают.
- Тогда - сожалею. И все понимаю.
На душе было противно, словно там прорвало отстойник. Страшно захотелось сесть.
Говорить было не о чем. Он знал, что делать, я знал, что он сделает. Просить пощады - унижать себя. Пощада традицией не предусмотрена.
Часть первая
Сестра друга
Глава 1
Начало лета приезжие у нас принимали за настоящее лето, но вечер и ночь расставляли все по местам. Солнце работало в режиме медленной разморозки, зелень еще только выглядывала из набухших почек, а обман зрения происходил из-за девушек в откровенных нарядах. Днем улицы переполнялись голыми ногами, развевались уставшие от шапок волосы, но передвигались их владелицы исключительно перебежками между дверями транспорта и теплыми помещениями.
Одетый в теплую куртку, я спокойно пересек двор от остановки до девятиэтажки, где жил Гарун. Закатные лучи били отражением из окон соседней высотки, после прошедшего дождя пахло свежестью и сыростью. У подъезда пятеро земляков моего друга громко обсуждали что-то на своем языке. При виде незнакомца они умолкли, человеческая стена на миг раздвинулась и, стоило мне пройти, сомкнулась позади. Я спиной чувствовал, как меня провожают изучающие взгляды.
На нужном этаже я немного потоптался, собираясь с мыслями. Когда палец вдавил кнопку, истошный звон потерялся в бумканьи басов и гомоне голосов, старавшихся перекричать музыку. Дверь отворилась, придержавшая ее кареокая красавица улыбнулась:
- Кваздик? Я - Мадина, сестра Гаруна. Помнишь?
Мадина?! Вместо путавшейся под ногами соплюшки, требовавшей включить ее с сестренкой в наши игры, передо мной в выразительном изгибе струилось обворожительное создание. Большинство пришедших отметить окончание сессии учились со мной на четвертом курсе, а Мадина только на втором. Юность и порывистость чувствовались в каждом движении, но изменения с последней встречи произошли непредставимые. Наполнение зеленого платья притягивало взгляд, взор волновал, кровь начинала искать другое русло... а это непростительно с сестрой друга-кавказца. Мой взгляд стыдливо упорхнул.
Мадину такая полупобеда не устроила. В дверном проеме отрепетированно воспроизвелась поза, предельно выпятившая все, что выпячивалось хотя бы в принципе. Головка склонилась набок, плечи и спину покрыла сверкающая тьма. Когда-то это была коса, а сейчас - покров ночи, чернее - только черные дыры космоса, и две подобные как раз глядели на меня из-под излома бровей.
Однако, выросла девочка.
Но и перед ней стоял не мелкий шалопай Кваздик, а сто семьдесят сантиметров ума и мышц... обремененных, к моему стыду, балластом из нескольких килограммов. Добродушный увалень с вечно растрепанными вихрами - таким я стал за эти годы. Но Мадина узнала меня сразу, радость от встречи грозила прорвать дамбу приличий, а лишний вес фигурировал только в моем мозгу. Он там всегда фигурировал, когда оказывался рядом с прекрасным полом.
- Привет, - сказал я, чтобы что-то сказать.
Убедившись, что изменения замечены и оценены, Мадина отступила на шаг, при этом созданная для меня композиция совсем с прохода не исчезла. Песочные часы талии жалили взор рельефом подробностей, расположенных выше и ниже. Прямой взгляд не давал сосредоточиться. По выразительным тонким губам пробежал язычок.
Н-да уж, девочка не просто выросла, девочка повзрослела. И при чем здесь слово "девочка"? Передо мной стояла созревшая молодая женщина, от которой за версту несло всеми этими определениями - молодостью, женственностью... а в отношении зрелости умолчу, о сестре друга лучше так не думать. Заменим этот термин спелостью, это будет точнее. И представим не налитое яблоко, не тугой арбуз или размякшую дыню, а сочный персик. Бархатистый и прямо-таки сочившийся.
Фу, ну и сравнения, как у торговца с базара. А с другой стороны - что поделать, если это правда?
Я не рискнул протискиваться и остался снаружи.
- Как дела?
- Вчера права получил.
Вырвалось, не удержался, хотя хвастаться особо нечем. Права - это еще не автомобиль. Ход девичьей мысли был ожидаем:
- Машину купил?!
- Не совсем. Накопил на одно колесо. Думаю, теперь ускорюсь, с правами мотивация сильнее. Надеюсь, к концу учебы смогу приобрести сразу два.
- Такой же весельчак. Ничуть не изменился.
- О тебе последнего не скажешь.
Лесть пришлась к месту.
- Найду брата, скажу, что ты пришел, - смилостивилась белозубая фея. - Заходи, не стесняйся.
Квартира, в которой сокурсники праздновали окончание учебы, ходила ходуном, музыка грохотала, я не различал ни одного слова - ни русского, ни нерусского.
Лицо Мадины приблизилось к моему:
- На медленный танец пригласишь?
- Конечно.
В их семье сильны традиции, а мы уже не дети, и я добавил:
- Если брат разрешит.
Глава 2
Когда девушка спросила "помнишь?", я удивился - чеканная красавица оказалась мелкозадиристой Мадей, когда-то мешавшей нам с Гаруном строить баррикады из стульев и вечным нытьем доводившей до каления. Хорошо, что в основном она сидела со второй сестричкой - Хадижат. Других братьев и сестер в то время у Гаруна не было. Для городской семьи их национальности, которая не имела для меня никакого значения (я тогда просто не знал слова "национальность") трое детей считалось нормальным, зато двоюродной родни - не сосчитать. Для нас, маленьких, мир отдельно живущих родственников в то время представлялся параллельной вселенной, она отвлекала от серьезности детских игр. У нас текла своя жизнь, и были свои, неизвестные взрослым, ежедневные приключения.
Теперь Мадина выросла... очень. Повторяюсь, конечно, но впечатление она произвела такое, что повториться не можно, а нужно.
- Против тебя Гарун возражать не будет. - Вееры изогнутых ресниц, чересчур длинных, чтобы быть своими, чувственно опустились. - Буду ждать.
Ладная фигурка в обтягивающем зеленом платье удалилась в сумбур людей и звуков.
Сегодня не разувались, и я, сбросив куртку, тоже влился в домашний сабантуй, кивая девушкам и здороваясь за руку с парнями. Из мужской половины русским был только я, остальные - приехавшие на учебу земляки друга и его местные друзья-родственники нашего возраста. С девушками дело обстояло наоборот, с двумя исключениями в лице Мадины и ее мелькнувшей среди расфуфыренных девиц младшей сестры - скромно одетая, та ютилась где-то в углу, отрешенная от окружавшего веселья.
Музыка гремела, заполненная народом комната ходила ходуном, кто-то танцевал, кто-то пил за длинным столом или около него, кто-то общался, перекрикивая остальных.
- Гвоздопил пришел! - разнеслось поверх общего гвалта, и носорогом через джунгли ко мне ринулся сквозь толпу хозяин квартиры.
Я даже не поморщился. Гвозди не пилю и никогда не пилил, а насмерть присосавшееся в детстве прозвище звучало по-иному. Кваздапил. Отсюда сокращение "Кваздик". Замордованный смешным обращением в давние времена я пробовал сменить кличку, требовал называть по имени, обижался... Не помогло. Лучшее, что делают в таком случае - смиряются. Стоило принять как данность, что отныне я Кваздапил, и все стало нормально. К тому же, настоящее имя, которым по настоянию бабушки меня наградили в честь геройски погибшего прадеда, звучало не менее затейливо: Алексантий. Не Алексей, не Александр. С прозвищем - два сапога пара. А когда посторонние слышали ласковое родительское "Ксаня", это воспринималось как "Саня", и позже некоторые называли меня Шуриком. Чтоб избежать путаницы, я выбрал быть Кваздапилом. Было в этом что-то хулигански-задиристое. В конце концов, не имя красит человека, а человек имя. Перефразируя древнюю мудрость, лучше быть львом Кваздапилом, чем, скажем, цепным псом Цезарем.
- Молодец, что пришел. - Приятель по-дружески обнял, его ладонь несильно похлопала меня по спине.
Невысокий, среднего телосложения, Гарун не выделялся какими-то особенностями, он был предельно обычным, но не принять такого всерьез или случайно задеть - это обрести неприятности всерьез и надолго. Накачанный торс вкупе с ищущим приключений взглядом намекали на постоянные тренировки в качалке и на матах, черная щетина на щеках и нос с горбинкой придавали лицу схожесть с брутальными персонажами из рекламы. На губах висела вечная улыбка в тридцать два крупных зуба, которым позавидовали бы негры и недареные кони. Наши сокурсницы и подруги сокурсников находили приятеля завидным кавалером, хотя сами эти сокурсники частенько сторонились.
- Располагайся. - Гарун обвел рукой комнату, указав сразу везде. - Многих знаешь, кого не знаешь - подходи, знакомься, у нас с этим просто. Наливай и накладывай себе сам, приглашения не жди. Короче, чувствуй себя, как дома. Много внимания уделить, извини, не смогу - сам видишь, за скольким слежу, в этом дурдоме я за главного. Будут проблемы - находи меня или Мадину. Прости, я побежал. Отдыхай!
Он умчался по очередному зову, который больше напоминал слоновий рев.
Меня удивило, что в качестве заместителя Гарун избрал разбитную Мадину, а не Хадижат. Младшая по-прежнему избегала досужего внимания и сейчас пряталась в углу накрытого стола, подальше от всех и всего, что могло нарушить покой. Похожая на старшею сестру чертами, младшая была противоположностью в остальном: вместо дерзкой худобы - обволакивающая мягкость, вместо жгучего взгляда в упор - взмах кротко опущенных ресниц в моменты, когда собеседник отвлекся. Одна активно радовалась суете, вторая тихо принимала ее, как в детстве я свое прозвище. Ранее в разговорах со мной Гарун восторгался малышкой Хадижат, часто говорил о ней без умолку. Мадина такой чести не удостаивалась - вести о ней сопровождались кривлением губ. Потому, наверное, и вызвал удивление возникший в дверях образ. Есть поговорка, что чужие дети растут быстро. Это касается и чужих сестер.
Под неусыпным приглядом брата Мадина училась в институте уже два года, а Хадижат только год. Обе жили с ним на съемной квартире, и если младшая беспокойства не причиняла, то старшая оказалась шилом в без того бурной жизни приятеля. Гарун уже устал следить за ней и периодически выпутывать из щекотливых историй, но дорвавшаяся до свободы девушка совершенно не жажадала соответствовать стереотипу горской женщины - покорной, скромной и домашней. Мадине понравилось блистать. Ее влекло к шуму, людям и приключениям. В результате мечтой Гаруна стало как можно быстрее выдать сестрицу замуж.
Вторую сестру, Хадижат, называли просто Хадей, именовать длинно и строго столь милое создание, не умевшее мухи обидеть, было невозможно. Случайно пересекшись с ней взглядом, я подмигнул, показывая, что узнал и рад встрече. Хадя смущенно кивнула, на щеках вспыхнул румянец.
Ладно, приличия соблюдены. Я перевел взор сначала на ожесточенно споривших на своем языке Гаруновых приятелей, потом на цветник из плюшевых блондинок, раскинувшийся вдоль ближней ко мне стороны стола. Рядом с ними осталось место на придвинутом к яствам диване, и я направился туда.
Едва я плюхнулся на диван, соседка - одна из звезд потока, пухленькая златокудрая красавица - принялась в упор разглядывать меня в ожидании банального словоблудия на тему ее достоинств и моего ими восхищения.
Почему не налить. Это моя обязанность как кавалера. Стол просто ломился от алкоголя всех видов и форм. Делать все с размахом и пускать пыль в глаза - особенность всех организуемых кавказцами праздников. А если предполагалось наличие прекрасного пола, тогда барьеры исчезали как понятие. Сегодня в девушках недостатка не было, потому в выборе и количестве спиртосодержащей продукции ограничений не могло быть в принципе.
- За что выпьем? - Настя подняла налитое вино.
- За лето и за окончательную свободу, которая уже светит вдали, - провозгласил я, напомнив о цели сборища.
У меня не было девушки, а у Насти, по слухам, личная жизнь бурлила: имелись как постоянный ухажер (при деньгах и хорошей машине), так и более покладистые поклонники, не возражавшие против вторых и даже третьих ролей. Меня подобные отношения бесили. Хочешь встречаться - встречайся с одним. Так меня воспитали. Так я собирался строить жизнь. Пока же - не складывалось. На рынке отношений между парнями и девушками царили правила, в которые мое мировоззрение не втискивалось. Девушки, привлекавшие раскрывшейся внешностью и внутренностью, видели во мне чучело гороховое, а те, что поглядывали с интересом, категорически не нравились. Вот, неуклюжий и постоянно задумчивый, я и ходил один, не желая тешить чье-то самолюбие в качестве дополнительного валета в колоде из тузов и королей, не возражавших, что на взгляд с другой стороны у всех одна рубашка.
Настя была из тех, с кем я хотел бы дружить... не будь у нее никого.
К сожалению, это из разряда фантастики.
- Ты без подружки? С кем тебя познакомить? - Рука со стаканом обвела присутствующих.
- Я сам.
Поняв, что становиться благодарным протеже и расточать комплименты я не в настроении, Настя отвернулась, и в тот же миг ее сдвинуло ураганом по имени Мадина.
- Как отдыхается? - Налетевшая фурия приникла в мимолетном касании, меня обдало теплым ветром, а Настю едва не опрокинуло. - Можно присесть?
Зеленое платье втиснулось между нами еще до озвучивания ответа. Мадина сама налила себе из пластиковой полторашки без опознавательных знаков.
Чрезмерное внимание, с первой секунды оказываемое сестрой друга одному из лучших друзей брата, заключалось не в упомянутой дружбе. Мадина, как доходило до меня из разных источников, искала приключений... и не находила. Приключения шарахались от нее, как от прокаженной. Причина проста: брат и его окружение. Русские приятели предпочитали не связываться и гулять с русскими же девчонками, а кавказцы... они тоже выбирали русских. Свои девушки были для них табу - с ними же потом кому-то брак заключать и детей заводить. Менталитет, однако. Всем хотелось чувств и развлечений, только у ребят с юга девушки в понятие "все" не входили. Ничего не поделаешь, вот такие мы разные. А может и хорошо, что разные? Где нет конкуренции, там вырождение.
- Где живешь? - В бок толкнул локоток, больше напоминавший коготь хищницы, вышедшей на охоту. - Гарун как-то обмолвился, что с общагой тебя прокатили и приходится снимать угол непонятно с кем и где.
- Ложная информация. Не непонятно с кем и где, а с приятными людьми недалеко отсюда. И не угол, а комфортабельную койку в квартире на шестерых. - Большего не позволяли средства, которые присылали родители, а с собственным заработком не срасталось. В этом плане я надеялся на наступившее лето. - У меня все шикарно.
- В смысле, что бывает и хуже?
- Я один, мне большего не нужно.
Мадина задумчиво сощурилась:
- Один, это все объясняет. Но - вшестером! Как вы там помещаетесь?
- Мы редко пересекаемся. Большинству нужно место, где приклонить голову, не больше.
- А тебе?
- Я спокойно занимаюсь учебой, пока остальные гуляют или спят.
Не то чтобы я такой правильный, и сокомнатники не так часто дрыхнут и отсутствуют, чтобы сказанное было правдой, и все же назидательно показать моральное превосходство юной легкомысленной особе оказалось приятно. Начинаю понимать взрослых.
Хм. Это что же получается: детство кончилось? Я повзрослел?
- Можно мне как-нибудь придти посмотреть, как люди в таких условиях живут, да еще учиться успевают? У меня с Хадей комната на двоих, и то бывают драки за территорию. А один санузел на троих - вообще пипец.
Я так не считал, но кивнул, поглядывая по сторонам, где все шумело, галдело, двигалось, смешивалось и бурлило.
Мадину не устраивало мое молчание, ей хотелось поговорить. А когда женщина чего-то хочет...
- Почему в гости не заходишь? - склонилась она ко мне, заглядывая в лицо и почти касаясь грудью.
Я отстранился.
- В прошлые годы заходил, потом перестал. Мы с Гаруном каждый день на учебе встречаемся.
- Зря не заходил. Попили бы чаю, поболтали...
- Прости, отойду на минутку.
Я сделал вид, что мне понадобилось в упомянутое выше заведение, казавшееся собеседнице кошмаром, даже если оно одно на троих. Хотелось вырваться из-под ненужного мне провокационно-покровительственного внимания.
В отличие от большинства сверстников я уродился яблоком позднего сорта, девушкам кажусь неказистым и кислым. Но любители кисленького уже маячат на горизонте, изредка протягивая любопытные ручонки и норовя куснуть за бочок. Главным было не дать сожрать себя целиком, пока со стопроцентной уверенностью не определюсь, что кусающий - именно тот, кому хочу вручить такое право. Вокруг полно огрызков и переваренных плодов, попавших не в те руки. В результате - оскомина, изжога, запор. И хорошо, если запор, а не наоборот. Тоже часто наблюдаемое среди знакомых явление.
Вопреки моему желанию сейчас меня откровенно пыталась надкусить вороная красавица, безумно притягательная, которая в других обстоятельствах заставила бы сердце стучать пулеметом. Но именно, что только в других. Если себя я сравнил с яблоком, то Мадина - яркий забористый мухомор. Мы живем рядом, но в разных мирах. Как кто-то спел, "Дельфин и русалка, "Титаник" и айсберг - не пара, не пара, не пара".
Ванная комната, она же туалет, оказалась свободна. Я плеснул в лицо воды и немного постоял, глядя в зеркало. Полегчало. Мысли вновь подружились с логикой, я вытерся и вскоре был готов ко второму выходу в люди.
Наверное, не стоило отказываться от предложения Насти, появился бы шанс на будущее знакомство с подругами подруг... Ведь что меня сюда привело, кроме приглашения друга? Надежда встретить ту, о ком молит душа. Вместо этого - сплошные те, к кому тянется тело. А оно ко всем тянется, у кого грудь больше моей. А если и меньше - плевать, лишь бы гормоны вырабатывались противоположнополые. Но душа болела, сердце просило чего-то большого и чистого. И опять не повезло, в прокрустово ложе мечты не укладывалась ни одна из кандидатур, шумливо бесновавшихся в окружавшем бедламе.
Мадина поджидала меня у выхода.
- Ну как, созрел? - Она перехватила меня под руку. - Потанцуем?
Музыка уже сменилась на медленно-ритмичную, под которую можно делать все, что угодно - хоть эротично прижиматься, обтекая партнера и растворяясь в его теле, хоть прыгать и на голове ходить. Мадина нервно ждала, в глазах вспышками светодиодного табло пульсировал вариант номер один.
- Давай, - вздохнул я.
С другой стороны стола Гарун танцевал с Настей, повисшей на нем, как сброшенное платье на вешалке. Я повел навязавшуюся партнершу туда же. Точнее, она меня повела. Ее ладонь была горячей и очень сильной, по дороге Мадина окатила окружающих гордой улыбкой. Издали за нами наблюдала Хадя, что больше ощущалось сердцем, чем глазами: как я давно заметил, младшая сестра упорно отворачивалась от того, что ее действительно интересовало. Постоянный вид затылка с тугой косой и периодические косые взгляды сообщали, что мы с Мадиной заслужили ее внимание.
Когда в меня втиснулись грудь и бедра огненноокой горянки, я невольно отшатнулся: из разных мест комнаты за мной следили несколько нехороших взоров. Неприятности уже начались бы, прояви я такое же рвение, как неуемная напарница. Пришлось именно мне стать в нашем тандеме сдерживающей силой.
- Давай вот так. - Мои сошедшиеся на тонкой талии ладони слегка отстранили девушку.
Нет, только попытались. Словно штангу в сто килограмм выжали. Пришлось очень крепко взяться, чтобы сдвинуть по-настоящему. Чувственные змеи, уже обвившие мою шею, нехотя расцепились, ухо расслышало вздох досады. Зато зеленое платье вновь облегало хозяйку, а не меня.
То, что носительница другого уклада была совершеннолетней и хотела развлечься по чужим традициям, роли не играло. По рождению Мадина - горянка. Еще она была сестрой моего друга. Этих двух причин более чем достаточно.
- Их, что ли, боишься? - прямо спросила провокаторша.
В сторону не оставлявших нас без внимания земляков улетел мах точеного подбородка.
- Хочется увидеть драку? - раздраженно буркнул я. - Хорошо. Если дама просит...
Руки с силой потянули разгулявшуюся девицу на себя.
Касание не состоялось, теперь уже Мадина воспротивилась.
- Дама не хочет драки, - объявила она, поведя по моему корпусу вызывающе напряженными тугими конусами. Мадина умудрилась сделать это так, чтобы не заметили со стороны. Я оторопело замер, и она перехватила инициативу в движениях. - Дама хочет танцевать. И все.
Оставшись со мной на пионерском расстоянии, она отдалась укачивавшим волнам. Настороженные взгляды погасли одновременно, словно кто-то обесточил их разом.
Толпа сдвоенных маятников между столом и стеной росла, вскоре нас просто затерли. На секунду оказавшийся рядом Гарун подмигнул мне, едва видный под куполом Настиной шевелюры. Перекрещенные кисти партнерши свисали у него позади шеи, унесенное в небеса лицо покоилось на твердом плече, выпуклый живот терся о перетянутый ремень джинсов. Коротенькое платье позволяло наслаждаться видом впитывавшихся в кавалера аппетитных ножек, а чуть выше - утонувших в теплом меду мужских рук. Вскоре Гарун, обнимавший сдобное солнышко, исчез, сестрице на прощание погрозил его строгий прищур. Она скривилась, взгляд отследил местоположение рук братца, после чего Мадина покосилась на другие пары. Занятые тем же, соседи сгрудились вокруг в непробиваемую стену, отовсюду толкая нас и будто специально стискивая в нечто более близкое, чем мне хотелось. А партнерше не нравилось, что мы единственные на этой вечеринке соблюдали дистанцию и приличия.
Эх, не была бы она сестрой Гаруна...
- Ты мог бы украсть невесту? - раздалось в ухе.
Занятый больше защитой от теснивших спин сзади, недопущением случайных касаний спереди и борьбой с собственными мыслями, сначала я не понял вопроса.
- Зачем? Дикость.
- Для тебя дико украсть невесту, - прокомментировала партнерша, сладко плывшая в заданном мной ритме, - а для наших парней еще большая дикость - жениться не на девственнице. Чья дикость больше?
- Не знаю. Никогда не сравнивал дикости. Сравнивать их - тоже дикость.
- А ты бы взял в жены девушку, у которой кто-то был до тебя?
- Почему нет?
- И тебе не будет противно?
- Не знаю. Возможно, иногда появлялись бы мысли на эту тему. Но если я к свадьбе пришел не мальчиком, почему должен требовать от супруги противоположного?
Глаза собеседницы округлились:
- И все ваши парни думают так?
Под "вашими" она подразумевала русских, которых я здесь как бы представлял. Я не стал отвечать за всех.
- У каждого свой взгляд, свое мнение, своя история. Есть люди верующие, у них свой подход, есть однолюбы, есть убежденные противники добрачных отношений, и есть такие, которые смотрят на это с другой позиции.
- Смотрят с разных позиций, - дерзко хихикнула Мадина, - эти, которых ты назвал в конце. С очень интересных позиций.
- Не надо пошлить, красивым девушкам это не идет.
- Вот и комплимента дождалась, спасибо. А насчет позиций... Мне о таком даже поговорить не с кем. - Черные волосы колыхнулись на лапавших податливых девиц соплеменников. - Наши не то что не расскажут, еще и побьют за вопрос. При этом все разрешают себе и ничего - нам, своим женщинам. Разве это честно и справедливо?
"Я украл - хорошо, у меня украли - плохо". Справедливость - штука относительная. Понятия о чести у каждого тоже свои.
- Не мне судить. - Я постарался уйти от извечного спора цивилизаций. - Каждый решает сам, как жить и что себе разрешать.
- А за меня решают другие. - Мадина топнула ногой, но сразу вернулась в едва не потерявшийся ритм. - В конце концов, Кваздик, я же не напрашиваюсь на неприятности для себя или для тебя, а всего-то прошу по-приятельски сказать несколько слов. Ведь в детстве я у тебя на глазах на горшке сидела!
Не знаю почему, но этот абсолютно нелогичный довод произвел впечатление. Действительно, были времена, когда мы не стеснялись друг друга. Не поручусь, что доходило до горшков, но общая возня во время игр и полное игнорирование при срочном переодевании имели место. Дети есть дети, особенно, когда заигрались и долгое время предоставлены сами себе.
Каким-то образом подруга детства заметила свой успех и ринулась развивать:
- Вот ты признался, что уже не мальчик. Как это было?
Случайный толчок сзади едва не опрокинул, он заставил прижаться друг к другу и вернул меня, загипнотизированного, в реальность: Мадина - сестра друга. Он не одобрит таких разговоров. Не моих откровений, в тщетном ожидании которых отвердело в руках горячее тело, а касания подобных тем. Как не одобрил бы я, начни что-то похожее кто-то из его земляков с моей сестрой Машенькой, пока еще учившейся в школе в городке неподалеку. Не просто не одобрил бы, а посчитал за оскорбление. Вот когда она вырастет и поймет, что к чему в этой жизни, когда научится отвечать за свои поступки...
В глаза лезли чужие руки, хозяйничавшие на мягких местах других повзрослевших Машенек, которые уже сделали выбор. Мне это не нравилось. Но это был их выбор. Осознанный.
Я перевел взгляд на ожидавшую конца размышлений роскошную авантюристку.
Излом черных бровей. Перевозбужденные губы. Четко очерченные узкие скулы. Изящные руки. Хрупкая спинка. Странно длинные для горянки и очень стройные ноги. Жмущиеся ко мне вкусные выпуклости. Можно долго перечислять, и все будет в ее пользу. Мадине нравились внимание и поклонение, она мечтала о любви и стремилась к дозволенным (в нашей студенческой среде) отношениям, в которых смогла бы проявить себя с лучшей стороны. Природа одарила ее многим, снаружи и внутри, это видели глаза, и это виделось в глазах напротив.
Окружение считало иначе, и я, ставший почти своим для ее семьи, не мог пойти против традиций.
- Это не предназначено для таких симпатичных ушек, - произнес я с доброжелательнейшей из улыбок.
- Забудь, что я женщина. Расскажи, как другу.
Мадина даже отодвинулась после сблизившего толчка. Я хмыкнул:
- Ага, а ты потом растреплешь...
Карие очи почернели:
- Ты слышал когда-нибудь, чтобы я трепала языком?
Пришлось извиниться - в этом Мадину упрекнуть нельзя, чужих тайн, насколько я слышал, она не выбалтывала. Весьма привлекательная черта для девушки подобного склада.
- Прости.
- Прощу, когда расскажешь.
- Придется ждать долго.
Казалось, тема закрыта. Я ошибся.
- Спасибо за обещание, - с плутовской ухмылкой поймала на слове проказница.
Сбившееся с ритма бедро вновь легонько прижалось.
Вздрогнув, я подался назад, толкнув сразу две слившиеся пары.
- Осторожно, да, - недовольно послышалось оттуда.
Руки Мадины проявили и применили немалую силу, возвращая меня на место.
- Это чтоб не забыл про обещание, - прошептала она в ухо.
Объятия разорвались, и Мадина пихнула меня к скучавшей вдали сестренке:
- Пригласи Хадю, а то глянь, какими глазами смотрит. Как щенок потерявшийся. Хочет ведь танцевать, а боится. Сама никогда не решится. Сделай ей приятно.
Завершил речь вульгарный шлепок по заднице, направивший меня к забившийся в угол скромнице.
Оказавшись перед Хадей, я протянул руку:
- Пойдем?
- Прости, - донеслось в ответ едва слышное в оглушающем гаме. - Я не танцую.
- Я научу.
Старшая сестра была высокой и статной, а младшую природа одарила только самым нежным и приятным: кротким наивным личиком, тугой черной косой до пояса, покатыми мягкими плечами, маленькой спинкой, пухлыми бедрами и весьма симпатичными выпуклостями везде, где они полагаются женственным созданиям. Она жалась в спасительную воронку кресла, поглядывая оттуда как затаившийся енот, который почувствовал опасность и пытается справиться с ней погружением в анабиоз отстраненности. Взгляд ее менялся ежесекундно, в зависимости от преобладавших мыслей. На этот раз глаза Хади грустно смягчились, уголки губ раздвинулись в конфузливой улыбке отказа:
- Не в этом дело. Я не танцую такие танцы.
Оговорка оставила брешь.
- А какие танцуешь?
- Увидишь, когда время придет.
- А оно должно прийти? - удивленно осведомился я.
- Думаю, да. А сейчас, прости, посмотрю, чем помочь на кухне.
Она вспорхнула светлым мотыльком и исчезла с моего горизонта.
Наверное, это к лучшему, такие танцы на грани разумного только напрягали. Оглядевшись, я увидел, что из круга появилась оставленная партнером Настя. Ее сместила с пьедестала неугомонная Мадина, решившая потанцевать с братом. Тот обреченно вздохнул, приняв на плечи руки сестры и выслушивая полившийся щебет.
- Можно? - Я перехватил не успевшую присесть блондинку, некоронованную королеву сегодняшнего бала.
В надежде на нечто более желанное и привлекательное ее взор скользнул по сторонам, но тщетно. Последовал равнодушный кивок:
- Давай.
В туфлях на шпильках она казалась выше обычного, это подчеркивало идеальную форму ног и начинавшейся высоко над коленями облеченной в короткое платье фигуры. Бархат плоти обтек меня, словно сонный спрут, что в этот момент ловит добычу не потому, что голоден, а по привычке, чтобы не терять хватки.
- Задам один вопрос, - вдруг сказала партнерша, - ты только не удивляйся.
Я пожал плечами. Роль жилетки, в которую плачутся, или подружки, с которой можно посоветоваться на разные темы, была единственной, которая светила мне с такими, как бесподобная Настя.
- Что обо мне говорят? - Щекочущие губы утонули где-то в районе моей шеи.
Моим ладоням разрешили не стесняться, и сердце бешено заколотилось, когда сопутствующий подарок, который ничего не стоил партнерше, отдался мне с невиданной щедростью.
Усилием воли я направил мысли в нужное направление. Вообще-то, коварный интерес. Это как частенько обыгрываемый юмористами вопрос жены к мужу "Я толстая?" При любом ответе он все равно приводит к ссоре.
- Ну, что... Что умная, красивая, самодостаточная... хорошо учишься...
Пышный обруч стиснул меня, вплавился в кожу, по телу растекся жар. Партнерша выглядела массивным перстнем на пальце, где я был тем самым несуразным пальцем, стержнем композиции, а расположившееся на мне чудо - ослепительным бриллиантом, доставшемся на минуту по чьему-то недосмотру.
Еще крепче прижав к себе, красавица чуточку поелозила по мне, вогнав сразу в краску, в дрожь и в ледяной озноб от случившегося в организме конфуза, затем золотая грива поднялась, и мне насмешливо вдунули в самое ухо:
- Я не про то.
- Ну... - снова протянул я, стараясь думать именно головой. - Еще, что, имея парня, ты позволяешь себе и ему намного больше, чем должно быть между парнем и девушкой, которых что-то связывает.
- Это мнение общее или конкретно твое?
Я покраснел. Настя угадала стремление выдать желаемое за действительное.
- Мнение многих, - объявил я с упорством идущего на казнь.
- Это единственное, что напрягает во мне окружающих?
- Насколько я в курсе - да.
- Что ж. - Она еще больше размякла на мне. - Приятно слышать.
Я набрал воздуха полные легкие, и горло выпихнуло:
- Тогда я тоже спрошу, можно?
- Валяй.
- Ответишь честно?
- Насколько смогу.
Меня устроила формулировка, я собрался с силами.
- Скажи... почему ты здесь?
- Как это? Празднуем.
- Понимаю, но почему ты именно здесь, в этой компании, куда пришли далеко не все? У тебя есть парень, которого ты не привела с собой, при этом заигрываешь с Гаруном и флиртуешь с остальными. Ты видишь их взгляды и - без обид - понимаешь, что при первой возможности они поступят с тобой и прочими девчонками согласно своему мировоззрению, так, как с их точки зрения вы того заслуживаете.
- В переводе на нормальный язык - как с доступными телами, предназначенными для удовольствия? - с непонятной въедливостью уточнила Настя. Мой взгляд отскочил в сторону, а она иронично продолжила: - Тогда скажи: предоставься тебе возможность, ты поступишь с нами так же? Не уходи от ответа, ты понимаешь, о чем я. Ты бы отказался, сообщи тебе кто-то из девчонок или, допустим, я, что по какому-то стечению обстоятельств сейчас можно все? Абсолютно все?
Я промолчал. Настя вздохнула у меня на плече, в моих ладонях подвигались сдобные дюны, предоставленные мне во временное пользование счастливо сложившимися обстоятельствами. И, само собой, желанием обладательницы. Или ее снисходительным безразличием к моей тусклой и бесполезной персоне.
- Не обижайся, но ты ханжа, - продолжила Настя скучным голосом диктора, ведущего неинтересную передачу. - У тебя есть желания, с которыми борешься, и ты что-то имеешь против других, которые тоже борются со своими желаниями, хотя при их менталитете сдерживаться труднее. Но между вами есть разница. Ты ждешь, что эти обстоятельства свалятся на тебя манной небесной, а они создают их сами. При этом ими ничего не берется в расчет. Потому им иногда улыбается удача.
"Удача". Фу.
- Всего лишь приятное вознаграждение проявленного упорства? - Я скривил губы.
- С твоей точки зрения - всего лишь, а со всех других - заслуженная награда за рыцарство, которого от тебя, например, в жизни не дождешься.
На несколько томительных мгновений мы умолкли. Одну песню без паузы сменила следующая.
- Эй, друг, теперь моя очередь.
Кто-то из ребят южного разлива оттеснил меня в сторону, оторвав текучие прелести и беспардонно перевесив их на себя.
- Здесь не очередь за пряниками. - Разговор с Настей вызвал множество мыслей и разбудил не самые лучшие эмоции. Кулаки сжались.
- Имеешь что-то против? Выйдем, поговорим?
Прямой мутноватый взгляд сообщил, что парень уже хорошенько принял на грудь. Ему хотелось приключений, и уже все равно, каких.
- Султан! - последовал окрик Гаруна.
Он продирался к нам сквозь расступавшиеся парочки. Сзади мелькнуло побелевшее лицо Мадины.
- Ничего, - вдруг сказала Настя, обнимая нового кавалера, - все нормально, это поставит в беседе нужную точку. Ведь правда?
Она уже повисла на другом, который проявил больше упорства и нахальства в достижении цели (это она называла рыцарством?), а глаза все еще глядели на меня.
- Да. - Я отвернулся.
Делать нечего, дама сделала выбор, и возможный конфликт самцов умер на корню. Я опять вернулся к старой истине: с чем невозможно бороться, то нужно принять, и на душе, если постараться, станет спокойно. С чем или с кем я мог бороться здесь? Только с недотепистым собой, ханжой, как сказала Настя, который ничего не предпринимает, а лишь трусливо мечтает, чтобы мир танцевал под его дудку. К сожалению, так не бывает. В результате мир выбирал чужие дудки.
В голове зазвучала песня, которую часто слушал папа: "Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?"
Соперник с ухмылкой уносил в чувственный транс бывшее недавно моим достояние государства, его золотой запас, отданный теперь в чужие руки. Сам золотой запас нисколько не возражал. Как сказал бы в таком случае мой победивший противник - абыдна, да-а.
Да, обидно. До чертиков. Но... чтоб изменить мир, начинать нужно с себя. И в следующий раз переходящее знамя красоты и соблазна попадет к кому надо. Впрочем... а надо ли такое оно конкретному кому надо?
Оставив вопрос нерешенным, я шагнул к дивану. Меня догнал Гарун:
- Все хорошо?
- Да.
Когда с кем-то дружишь, внимания на национальность не обращаешь. Даже вопросом таким не задаешься, удивляясь, когда посторонний начинает выискивать проблему. Нет здесь проблемы. Будь человеком, живи по совести - и наплевать, что написано в анкете или какого цвета кожа. Мы с приятелем доказывали это примером. Но кроме совести у людей имелись родственники, а в их присутствии однозначные понятия вдруг становились расплывчатыми. Мне в таких случаях было проще, чем Гаруну, которому приходилось изворачиваться, как червю на крючке.
- Не принимай близко к сердцу, - сказал приятель. - Султану нравится Настя, а ты ему карты путаешь.
- Я?! Чем?
- Хотя бы тем, что тебя она не боится.
- А его, значит...
- А его почему-то сторонилась.
Я поглядел на танцующую парочку. Настя со смешками отбивалась от бесстыдно гулявших по ней волосатых щупалец, в глазах вместе с весельем присутствовал легкий страх. Словно она укрощала необъезженного жеребца.
- А он пробовал меньше руки распускать? - буркнул я.
- Некоторым девчонкам это нравится.
- Мне казалось, что Настя интересует тебя.
- Интересовала, но сейчас на стороне роскошный вариант наклевывается, и сокурсницы только отвлекают. - Гарун огляделся. - Хочешь, еще с кем-нибудь познакомлю?
Вот, опять. Неужели выгляжу столь жалким, что всем хочется меня облагодетельствовать?
- Спасибо, я сам.
В кармане друга завибрировало. При взгляде на телефон его лицо посерьезнело, он быстро обернулся к своим, вылетело несколько непонятных слов. Бросив партнерш и прочие занятия, все кавказцы ринулись в прихожую. Возникшая рядом Мадина, которая не слышала начала фразы, переспросила брата по-русски:
- Что случилось?
- У Шамиля проблемы с...
Покосившись на меня, он не закончил фразу.
Шамилем звали неуемного родственника, тоже студента, который почему-то не удосужился почтить присутствием сегодняшнее мероприятие. Впрочем, я был только рад. Из-за таких Шамилей нормальные ребята вроде Гаруна скопом зарабатывали репутацию подонков. В семье любого народа есть пена на волнах огромного моря, которую видно в первую очередь. За границей о россиянах судят по выходкам богатеньких мажоров и пляжно-алкогольному быдлу, а о кавказцах у нас по таким, как Шамиль. Снова он попал в переплет, и потребовалась помощь других, нормальных, чтобы вытащить его из передряги, в которой, наверняка, он оказался по собственной воле. Тоже традиция - своих надо спасать только потому, что они свои, какими бы ни были. "Наших бьют" - не кавказское изобретение, но на Кавказе возведено в абсолют.
Все присутствовавшие парни деловито одевались-обувались, на меня старательно не обращали внимания.
- Могу чем-то помочь? - бросил я понесшемуся к выходу другу.
- Можешь, конечно. Но... не в этом случае. Ты же понимаешь.