— Ваш дедушка уже заканчивает умирать, а вы, барин Слава, только сейчас нашли время его проведать... Неужели вам не стыдно? — монотонно выговаривал молодому наследнику крепостной робот имени Юрьева дня, торопливо отпирая одну за другой бронированные двери в покои деда.

          — Мне стыдно, железяка, очень стыдно, — привычно соврал Вещеслав Мерзайцев старому слуге деда. — Но, понимаешь, мой самолёт битый час простоял над Тихим океаном в воздушной пробке...

          — Разве можно относиться к смерти столь легкомысленно? — продолжал бубнить своё робот. — Поражаюсь, глядя на вас, людей: как вы набираетесь смелости умирать? Я вот ни за что не решился бы на такое геройство. До чего же это, наверное, страшно — постоянно жить перед смертью...

          — Не шуми динамиком, железяка, а то, не ровён час, загнёшься от перенапряжения... — Вещеслав зевнул и покровительственно похлопал впечатлительного робота по никелированной спине. — И кроме того, твоё нытьё, глупый механизм, не блещет смыслом. Ведь если жизнь испорчена страхом умереть, то такое никудышное существование терять как раз не жалко.

          — ...Слава, послушай, — дед перед смертью немного волновался и, видимо, поэтому его тянуло на откровенность, — я позвал тебя сюда, чтобы открыть одну тайну...

          — Дедушка, у тебя есть тайна? — Вещеслав бодро погрозил деду пальцем. — Ай-ай-ай, ну ты и хитрец...

          — Знай, внучек: в молодости я работал пиратом на ракетной линии... э-э... как бишь её? Кажется, "Ленинград — Петербург"... Или это была космическая трасса "Ленинградский вокзал — Ярославский вокзал"? — Дед сосредоточенно наморщил лоб. — Ну ладно, подробности придётся уточнить по записям в трудовой книжке...

          — Дедушка, а можно ближе к делу? — заботливо предложил умирающему Вещеслав.

          — Хорошо, внучек... Дело вот в чём. Как-то раз на пирушке по случаю ограбления межпланетного поезда я допился до совершенно свинского состояния. Такого свинского, что совсем потерял тогда соображение. И подло похитил у своей же родной пиратской команды всё награбленное нами золото. И затем сбежал с этим золотом сюда, на Землю.

          — Сюда, на Землю? Гм, не лучший вариант бегства... — При упоминании про золото от равнодушия Вещеслава не осталось и следа. — Дедушка, а как к похищению отнеслись твои... м-м... коллеги?

          — Как отнеслись? Им, к счастью, так и не предоставилась возможность сообщить мне об этом. Потому что я очень удачно скрывался от них, от их мести. От справедливой мести... Да, годы жизни на нелегальном положении... Постоянное ожидание расплаты... Несколько генно-пластических операций... В общем, Славик, судьба твоему деду выпала не самая завидная... — Умирающий скорбно зашмыгал носом.

          — Зачем наговаривать на себя, дедушка? Замечательная судьба, сплошная романтика...

          — К тому же я ведь так и не попользовался украденным. Только и занимался его сохранением... Да, жалко, конечно, ужасно жалко. Однако, внучек, одной вещью мне всё же можно похвастаться: я не был настолько туп и беспечен, чтобы просто зарыть моё сокровище в землю. Или спрятать в этих жуликоватых банках...

          — Постой, дедушка: а каким ещё образом можно сберечь золото? — искренне удивился Вещеслав.

          — Каким образом? Поверь, внучек, я сразу додумался замаскировать похищенное максимально удобно и надёжно. И триста восемьдесят один килограмм чистого золота, ни у кого не вызывая подозрений, постоянно находился рядом со мной. Куда я ни шёл бы, что ни делал бы — почти четыре центнера золота всегда были от меня не дальше, чем в пяти шагах. Представляешь? Моё золото и сейчас совсем рядом...

          Дед принялся довольно хихикать — но вдруг дёрнулся и испуганно осёкся.

          — Да-да, здесь, рядом... — пересиливая начавшуюся агонию, торопливо захрипел старик. — Хватай его... А то... может сбежать... — Лицо деда стало багроветь от всё возрастающего напряжения. — Понимаешь, я сделал так, что... ему жутко хочется... оставаться целым... Инстинкт самосохранения... почти неодолимый... Управлять... мог только я... Ты пришёл... слишком поздно... И я уже... не успею объяснить... как всё... переподчинить... Поэтому лови... как можно быстрее... А я... — полузадушенно просипел дед, — ...пока я умираю... я живу...

          Умирающий расслабился и превратился в умершего.

          Ни бессвязность последних слов старого пирата, ни даже тягостное впечатление от смерти деда не помешали Вещеславу хладнокровно и быстро сопоставить такие услышанные от умиравшего слова, как "триста восемьдесят один килограмм чистого золота", "постоянно находился рядом", "инстинкт самосохранения почти неодолимый", "может сбежать", "лови как можно быстрее".

          — Если сие был не предсмертный бред, — задумчиво забормотал Вещеслав, обшаривая глазами комнату, — то нечто золотое и, значит, металлическое находилось всегда и, значит, находится прямо сейчас где-то совсем неподалёку от деда... Так... При этом оно сильнейшим образом зависит от деда и снабжено инстинктом собственного сохранения... Кроме того, металлическое нечто должно уметь передвигаться... А также, видимо, постоять за себя... И в то же время ни у кого не вызывать подозрений... То есть выглядеть как самая обычная вещь... Ага...

          Всеми перечисленными качествами обладал, несомненно, только старый и верный слуга деда крепостной робот имени Юрьева дня.

          Вещеслав снял со стены дедов абордажный лучемёт и зарядил его свежим аккумулятором. Потом спустил с предохранителя и, открыв дверь, деланно озабоченным голосом позвал:

          — Эй, железяка, заходи: деда больше нет.

          Вошедший робот среагировал на выстрел Вещеслава мгновенно: отшатнулся и убежал, по пути захлопывая за собой двери. Лишь на полу остались брызги жёлтого металла да лужица масла из повреждённой системы сервоприводов.

          Вещеслав порылся в дедовом сундуке и вскоре среди наваленного в нём пыльного хлама типа сломанного генного модификатора, допотопного усилителя интеллекта, проржавевших запчастей для ликвидатора потребностей и прочего барахла обнаружил сильно побитый, но всё-таки ещё исправный ультрафиолетовый лазер.

          Не теряя времени, Вещеслав приладил к объективу лазера рассеивающую линзу: в масло всех роботов ради удобства в поиске утечек была подмешана краска, люминесцирующая в ультрафиолете жёлтым светом.

          Включив лазер и взяв лучемёт наперевес, Вещеслав пошёл по следу раненого робота, обозначенному вспышками золотистых звёздочек.

          Робот имени Юрьева дня, прикидываясь спортивной моделью, бежал по улице трусцой — словно разогревая двигатель. Но на самом деле дизель робота был повреждён и даже начал дымиться. И беглец с нарастающим отчаянием чувствовал, как теряет мощность.

          "Ещё полчаса такой погони — и я окажусь годен только в металлолом, — тоскливо размышлял на ходу робот. — А впрочем, почему бы не спрятаться как раз на свалке металлолома? Кто там меня найдёт среди куч старья?"

          Напрягая последние лошадиные силы, механизм имени Юрьева дня дотащился до ближайшей свалки и с трудом закопался в самую большую кучу выброшенных роботов.

          ...Вещеслав растерянно остановился: вся земля свалки, на которую его привели следы беглеца, люминесцировала золотыми сполохами, а кучи из ещё шевелящихся роботов подрагивали и скрипели.

          — Эй, устройство, — обратился Вещеслав к самоходному гидравлическому прессу, который ехал между кучами из копошащегося старья и пережёвывал пуансонами ком металлолома, — где робот, который только что сюда забежал?

          — Ага, я вас, кажется, понял, господин: вы имеете в виду никелированного робота с жёлтой раной на боку, правильно? Сейчас попробую вспомнить, куда этот механизм спрятался... — натужно закряхтел пресс. — Ох, не получается никак... Старый я уже, очень изношенный... Кстати, что будет, если я ничего не вспомню?

          — Значит, так, железяка: если не вспомнишь, куда делся мой беглый робот, то сожгу тебя деструктором. Прямо сейчас. — Вещеслав с готовностью щёлкнул затвором лучемёта.

          — А если я, наоборот, всё вспомню? Что мне достанется в этом случае? Ой, подождите-ка, господин, а ведь жёлтая рана вашего робота очень необычно блестела — что там, интересно, за металл? Неужели... золото? Я правильно понимаю, господин: ваш робот сделан из золота, да?

          — Слышь, объедок коррозии, ты это от своей изношенности вздумал совать нос в мои дела?

          — Нет-нет, господин, — испуганно захихикал пресс, — я сую нос в ваши дела вовсе не от изношенности. Просто очень похоже, что из вас сейчас удастся вытянуть приличные деньги... — Фотоэлементы пресса алчно сверкнули.

          — "Приличные деньги"? Что ты под этим подразумеваешь, кусок ржавчины? — зло прищурился Вещеслав.

          — Понимаете, господин, я всю жизнь ужасно страдаю, — пожаловался гидропресс. — Страдаю от комплекса машинной неполноценности. Ведь разве можно было мне, несчастному механизму, пусть даже и дослужившемуся до должности генерального мусорщика, когда-нибудь просто помыслить о том, чтобы найти достаточно денег для осуществления моего заветного желания: превращения в человека? А вот сегодня появился шанс, что вы раскошелитесь на исполнение этого самого скромного из моих заветных желаний. Ну так как, господин: если помогу, дадите мне немного миллионов?

          — Немного миллионов? Да ты, вижу, совсем спятил от подлости, продукт бракоделов, — выругался Вещеслав, с трудом сдерживая нетерпение. — Впрочем, ладно, вредитель тяжёлой промышленности: фиксирую согласие. Эх, нужно было бы, наверное, распылить тут кое-кого заживо, но деваться, похоже, некуда... Надеюсь, расписка тебя устроит?

          — Конечно, устроит, добрый господин, — вибрируя от счастья и страха, обрадовался пресс.

          "Перечисляю за помощь в поимке принадлежащего мне золотого робота полмиллиона человеко-минут..." — Вещеслав оторвал глаза от расписки и посмотрел на регистрационную бирку гидропресса, — "...механизму № ВО 777 ВАН".

          — На, чёртов богач. Пей мою кровушку...

          — Подождите, подождите, господин робовладелец, — заартачился гидропресс, ещё издали прочитав расписку и даже не делая движения в её сторону. — О таком ли мы договаривались? Ваши полмиллиона человеко-минут — это цена всего лишь операции по превращению в человека. Ни на что другое денег тут не останется. А я не хочу жить в нищете. Дайте хотя бы миллион. Причём вторую его половину — чеком на предъявителя.

          — Эй, пресс, если поможешь не человеку, а мне, — металлический выкрик золотого робота прозвенел, казалось, сразу из-под всех куч на свалке, — то я дам тебе и миллион, и два...

          Вещеслав торопливо вскарабкался на крышу гидропресса и, беспокойно озираясь, прошипел:

          — Не верь ему, пресс: робот врёт. Он запрограммирован на максимальную жадность по отношению к себе. От такого психа не дождёшься даже крупицы золота. А вот я прямо сейчас даю расписку.

          — Но ведь ваша расписка, господин, — это ещё не деньги. А пока всего лишь бумажка, — заметил пресс. — У робота же, пусть сие и сопровождается некоторыми проблемами, уже есть настоящее золото.

          — Ты забываешь, пресс: золото робота окажется в моём полном распоряжении максимум через пять минут.

          — Конечно, окажется, — согласился гидропресс. — Но только в том случае, если я помогу вам, господин...

          Вещеслав злобно плюнул и, достав банковскую книжку, с ненавистью выписал требуемый чек.

          — На, держи. — Вещеслав вручил прессу расписку и чек. — Давай, миллионер, показывай, где укрылся этот недобитый механизм...

          — Он здесь, господин... — Самоходный пресс, любовно пряча расписку и чек, подъехал к нужной куче металлолома. — В самую глубь небось забрался, паршивец.

          Вещеслав присвистнул — запаса энергии у его лучемёта явно не хватало для гарантированного поражения всех наваленных в кучу роботов.

          — Снимай корпуса по одному и отвози в другие кучи, — в конце концов приказал Вещеслав прессу. — Но если никого здесь не найдём — пеняй на себя.

          Пока пресс размеренно возил туши роботов, Вещеслав с лучемётом наизготовку ходил по верху медленно уменьшающейся кучи и следил, чтобы из неё никто тайком не выскользнул. Наконец из-под очередного снятого корпуса показалась голова робота имени Юрьева дня. Пресс принялся стаскивать с него другие корпуса, а Вещеслав приблизился к добыче.

          Робот имени Юрьева дня лежал на спине, бессильно дёргаясь и припадочно взвизгивая вхолостую крутящимися сервомоторчиками. Руки и ноги робота запутались в куче, а никелированный бок был распорот выстрелом из лучемёта. И эта рана сверкала чистым золотом.

          Вещеслав жадно наклонился, чтобы получше разглядеть золотую рану, и в тот же миг густая струя усыпляющего газа выстрелила из груди робота прямо Вещеславу в лицо. Секунды две Вещеслав вслепую нажимал на спуск лучемёта, а потом потерял сознание.

          — ...Пожалуйста, отвези меня куда-нибудь подальше отсюда... — Просьба робота имени Юрьева дня выглядела для опешившего гидропресса тем убедительнее, что робот держал в манипуляторах лучемёт Вещеслава.

          Переклиника, то есть нелегальная мастерская по ремонту и преобразованию конечных автоматов, располагалась далеко за городом в густом лесу и была замаскирована под гостиницу для лесорубной техники. По пути до переклиники гидропресс радостно рассказывал роботу, как закажет себе тело максимально массивного и рельефного культуриста и как для закраски синих вен и вообще сосудистого рисунка сделает по всей коже сплошную татуировку белым пигментом.

          — Может, ты тоже хочешь превратиться в человека? — на всякий случай спросил гидропресс робота, когда они уже заезжали во двор мастерской. — Тогда не дрейфь: поэлементная замена в бодрствующем компьютере полупроводниковых структур на органические — это у здешних ремонтников коронная операция.

          — Пожалуйста, не лезь с глупостями, — голосом, сдавленным от сигналов, посылаемых детекторами разрушения, попросил робот.

          — Ах да, действительно: вторая операция по превращению машины в человека окажется нам уже не по карману, — сообразил пресс. — К тому же она будет длиться не меньше часа, а ты ведь, наверное, торопишься скрыться... Ладно, сейчас поговорю со знакомым мастером — и тебе без очереди поменяют корпус на совершенно новенький...

          — Спасибо за заботу, конечно, — угрожающе поблагодарил пресса робот, — но только мне не требуется никаких замен. Так и передай своему мастеру. Нужно всего лишь заварить дырки в паре трубок, заправить гидравлическую систему маслом и залатать корпус.

          Ремонтника, взявшегося чинить робота имени Юрьева дня, аж затрясло от интереса к необычному металлу раны.

          — Дорогой клиент, — с деланной озабоченностью заюлил ремонтник, — вам, похоже, требуется куда более серьёзная починка, чем представлялось поначалу. Так что подождите чуть-чуть, я только схожу в соседний бокс за одним приспособлением...

          — Не ври и никуда не отходи, — осадил золотой робот хитрого ремонтника. — Чини быстро и без выкрутасов.

          В каждом операционном боксе переклиники имелись приспособления для самых разных манипуляций с клиентами. И потому ремонтник, покорно восстанавливая двигательные системы робота имени Юрьева дня, одновременно прикидывал: как ему вернее всего нейтрализовать боеспособность заманчивого клиента?

          Поскольку к пульту стационарных робопарализаторов, включающихся централизованно, золотой робот подойти не позволил — да они к тому же обездвижили бы и самого ремонтника; поскольку мгновенное общее приваривание к операционному столу не получилось бы из-за неподходящей формы старомодного корпуса робота имени Юрьева дня; и, наконец, поскольку электропробой компьютера золотого робота не удался бы из-за невозможности незаметно приложить электроды к голове клиента, то коварный ремонтник выбрал магнитную гильотину.

          Дабы усыпить бдительность клиента, ремонтник терпеливо прооперировал эффекторные системы золотого робота и даже предложил почистить его лучемёт.

          Но когда механизм имени Юрьева дня, уже остывший после сварок, начал проверять на стенде свои роботоспособности, ремонтник подкрался к потайному рубильнику и, злорадно крякнув, изо всех сил дёрнул за него.

          Огромный стальной резак, скрежеща по вделанным в стены направляющим, стал падать с потолка прямо на золотого робота — но успел лишь слегка его задеть.

          — Спасибо, негодяй: я не напрасно ждал проявлений твоей подлости, — процедил вовремя увернувшийся робот имени Юрьева дня и, схватив лежащий под рукой лучемёт, ударом его приклада проломил ремонтнику головной компьютер.

          За дверями операционного бокса почти сразу раздался топот охранников мастерской, среагировавших на вой аварийной сигнализации ремонтника. Робот имени Юрьева дня поспешно высадил окно, выскочил наружу и, отстреливаясь короткими очередями из лучемёта, отступил в лесную чащу.

          Золотой робот дожидался темноты, по самые фотоэлементы закопавшись в землю у обочины шоссе, что проходило по лесу. Весь день совсем рядом потоком двигались автомобили, и некоторые из них, возможно, ехали на поиски именно его, золотого робота.

          Но робот тем не менее надеялся, что и у Вещеслава Мерзайцева, и у ремонтника, и у гидропресса — наверняка уже ставшего человеком — всё-таки хватит жадности не трепаться всем подряд про ходячий клад золота, а постараться захватить его без сторонней помощи.

          Темнело. Над уже опустевшей вечерней дорогой пролетал маленький мозг из расы мутантов-полисенситивов. Он левитировал на низкой скорости и при помощи телекинеза тянул на расстоянии полуметра за собой речевой аппарат: лёгкие и гортань.

          Рудиментами, свидетельствующими о человеческом происхождении мутанта, были растущие прямо из извилин длинные редкие волосы, а также большие ушные раковины.

          Телепатически обнаружив неизвестный источник мыслей, полисенситив заинтересованно подлетел к закопавшемуся роботу и откашлял голосовую систему.

          — Здравствуйте, — поприветствовал летающий мозг золотого робота, — а почему вы сидите в земле?

          — Спасибо за хороший вопрос, дружок. — Робот имени Юрьева дня высунул из земли голову и осторожно огляделся по сторонам. — Я, понимаешь ли, тут работаю. В подземном справочном бюро. Вот, как видишь, отвечаю на вопросы всем желающим.

          Маленький мутант долго качался в воздухе и наконец вздохнул.

          — Если хотите, то можете не произносить слова, а просто думать, — предложил он. — Потому что я уже почти всё умею делать экстрасенсорно: левитировать и телекинетировать, телепортировать питание и кислород в кровь, сверхчувствовать окружающий мир и некоторые мысли в нём — правда, лишь направленно. Вот только свои мысли всё никак не научусь передавать. Поэтому и ношу с собой горлофон. Слушайте, робот, а вы не боитесь сидеть в сырой земле? Ведь от сырости вас может прохватить коррозия...

          — Разве ты не знаешь, дружок, — делано удивился робот имени Юрьева дня, — что коррозия — это плод распространённого среди роботов суеверия? И что она появляется у нас только от самовнушения? Но что касается меня, дружок, то я ни в какую коррозию не верю. И потому ко мне она не пристаёт.

          — Догадываюсь, почему вы так нелепо меня разыгрываете, — опять вздохнув, проговорил левитирующий мозг. — Вам, наверное, очень плохо, да?

          — Ну... не так чтобы уж очень... — осторожно согласился робот, обескураженный чужим сочувствием. — Но в целом ты прав, дружок: от хорошей жизни никто в землю, конечно, не прячется... Да, кстати, если у тебя, говоришь, из всех экстрасенсорных способностей барахлит только передача мыслей, то тогда, пожалуйста, напряги своё ясновидение и подскажи: сто́ит ли мне вообще сопротивляться, сто́ит ли тратить силы на борьбу с неприятностями?

          — Да, сто́ит, — подсказал мозг. — Предвижу, что вам придётся совершить ещё массу нечеловеческих усилий. И для начала побыстрее выдерните из земли ноги.

          Робот имени Юрьева дня, и сам с какого-то момента уже чувствовавший вокруг неладное, спешно выбрался из земли и осветил фарами оставшуюся после себя яму.

          Едва он это проделал, как из стенки ямы с шорохом вывернулось толстое трубчатое сверло, из него хищно выскочил стальной захват и, щёлкнув в пустоте сегментированными крюками, разочарованно втянулся обратно в трубку сверла. Через несколько секунд ему на смену из трубчатого сверла высунулось уже другое приспособление: металлоискатель на гибкой шейке. Он торопливо обшарил сенсорами всю яму, подозрительно уставился на наблюдавшего сверху робота и поспешно юркнул назад.

          — Чтобы проиграть в гонке, нужно время, — назидательно сообщил робот летающему мозгу. — А его у нас совсем нет. Так что бежим, дружок, да поскорее... — С этими словами робот рванулся прочь, из зева же оставшейся позади ямы донёсся злобный механический вой.

          — Слушайте, а почему был применён такой замысловатый способ вашей поимки? — поинтересовался мозг, в полёте догоняя робота.

          — Не знаю, дружок, — пропыхтел на бегу робот. — Может быть, из-за объективного идиотизма моих преследователей? Ничего, они ещё не знают всех возможностей моей коробки скоростей... — Робот имени Юрьева дня выжал своё сцепление и взялся за рычаг переключения передач. — Врубаю форсаж и...

          Топот гусениц робота превратился почти в дробь, когда он вдруг запнулся, упал и закувыркался по поверхности дороги.

          — Эх, дорога совсем никудышная, — в сердцах плюнул робот, поднимаясь. — Вообще на ногах не держит...

          — Вы не разбились? — испуганно спросил, возвращаясь к роботу, промчавшийся по инерции вперёд мозг. — Ой, я, кажется, предвижу: сегодня мне так и придётся вас всюду сопровождать... И что дальше делать с таким нескладным роботом — ума не приложу...

          — Ума не приложишь, что со мной делать? Всё понятно, ясновидец: теперь уже ты пытаешься меня разыгрывать, — прокряхтел робот, вправляя вывихнутую гусеницу. — Ладно, вон, я смотрю, автомашина едет... Что ж, попробуем попутешествовать гоп-стопом.

          Держа в одной руке спрятанный за спину лучемёт, золотой робот замахал другой рукой автомашине, и та резко затормозила рядом с ним. В свете придорожных фонарей робот имени Юрьева дня разглядел на автомашине надпись: "Мафия. Патрульная служба" — и ещё короткоствольный робопарализатор, направленный на него, золотого робота, из переднего окна автомашины.

          В самый последний момент робот всё же попытался выхватить лучемёт из-за спины, но леденящий паралич уже сковал двигательные системы золотого робота. И, вынужденно задержав на половине движения руку с лучемётом у плеча, робот имени Юрьева дня застыл в напряжённой позе, похожей на стойку бравого часового.

          — Это что же тут стоит: почётный караул в нашу честь, да? — симулируя приятное удивление, осведомился мафиозо с робопарализатором в руках. Многообещающе ухмыльнувшись, мафиозо оглядел нелепую фигуру робота. — Смирно, смирно, железяка... Смотри-ка, Лохотряс, — мафиозо толкнул локтем напарника, сидящего за рулём, — нас встречают прямо как на параде...

          — Что ж, в непочтительности эту кучку гаек не обвинишь, — миролюбиво проворчал шофёр. — Так в чём дело, бедолага? Зачем нас останавливал?

          — Добрые гангстеры, — заскулил робот имени Юрьева дня, — не могли бы вы подвезти одного честного и вполне управляемого механического человека?

          — Это кто же тут честный и вполне управляемый? — не то заинтересовался, не то изумился шофёр, разглядывая робота. — Ты, что ли?

          — Да врёт он всё, Лохотряс: честные никогда не бывают вполне управляемыми, — с отвращением поделился опытом гангстер с робопарализатором.

          — Точно, Дележёр: кусок металла явно темнит, — согласился с напарником шофёр. — Слушай-ка, а вдруг это тот самый робот, про которого сегодня болтали, что он вроде как золотой?

          — Золотой, говоришь? — заинтересованно почесал затылок гангстер с робопарализатором. — Ну так давай на всякий случай расколем этого робота — тогда уж конкретно и посмотрим, что к чему...

          Шофёр кивнул, залез рукой под сиденье, вытащил оттуда дистанционную колотушку и вышел из автомашины.

          — Эй, протез человека, — небрежно бросил шофёр, наводя колотушку на робота имени Юрьева дня, — ты кто? Золотой робот, да? Быстро отвечай, пока твоя башка не раскололась надвое...

          Неожиданно и дистанционная колотушка, и робопарализатор вырвались у гангстеров из рук, а потом взлетели и закачались высоко над автомашиной — там, где висел мозг-полисенситив, своевременно проявивший способность к направленному телекинезу.

          — Вашу тягу к знаниям — в частности, к знаниям обо мне, — отводя от плеча лучемёт и нацеливая его то на одного мафиозо, то на другого, мстительно заговорил сразу освободившийся от паралича робот имени Юрьева дня, — пожалуй, пора уже удовлетворить. Так вот, ребятки: я — здешний игровой автомат. Хотите сыграть в рулетку со смертью?

          Стоящий у автомашины шофёр тотчас понятливо поднял руки. Однако его сидящий в автомашине напарник, мафиозо по кличке Дележёр, лишившись робопарализатора, сперва стал крикливо ругаться, а потом выхватил из-за пазухи здоровенный фульгуратор и начал лихорадочно вставлять в него обойму.

          — Всегда держись подальше от лучевых разрядов, приятель, — тоном лектора по технике безопасности проинструктировал робот гангстера по кличке Дележёр и торжественно нажал на гашетку лучемёта.

          Энергоразряд прожёг Дележёру аккуратную дыру в руке с фульгуратором, отчего гангстер охнул, выронил оружие и скорчился от боли, зажимая рану.

          — Лохотряс, вызови врача... скорее... — сдавленно прохрипел раненый.

          — Это какой ещё врач вам понадобился? Уж не патологоанатом ли? — угрожающе полюбопытствовал робот имени Юрьева дня, и шофёр, кинувшийся выполнять просьбу напарника, испуганно отдёрнул руку от пульта связи. — Не вздумайте рыпаться, умники: пара мелких убийств пойдёт только на пользу моей репутации.

          — Эй, дружок, — робот задрал голову и отыскал фотоэлементами мутанта, всё ещё удерживающего рядом с собой отнятое у гангстеров оружие, — ныряй сюда, в автомашину. И, конечно, спасибо, что выручил... А вот этот субъект нам, пожалуй, уже ни к чему.

          Робот открыл дверь, схватил раненого гангстера за шиворот и вышвырнул в придорожные кусты. Затем сел в автомобиль и ударом кулака разбил пульт его связи. А когда в автомашину залетел мозг, приказал шофёру шустрее ехать вперёд.

          — Ну рассказывай, что там про меня болтают... — порекомендовал робот шофёру, скучающе всматриваясь в набегающую дорогу.

          — Да так, разное, — пожал плечами шофёр. — Говорят, что ты весь золотой. И что везучий... Но каким везучим ты ни был бы, тебе теперь всё равно не выкрутиться. Сначала к разговорам про робота из золота никто особо не прислушивался. Но потом насчёт тебя поступила проверенная информация. Ты так здо́рово наследил, что тобой заинтересовались очень серьёзные ребята.

          — Это что же за "ребята" такие? — хмыкнул робот имени Юрьева дня.

          Водитель обстоятельно откашлялся.

          — Шайки разумного вируса РНК-оглы тебе как — достаточно? — ровным голосом спросил он. — А если нет, то, может, слышал про банду хулигархов?

          — Не-а, не знаю таких. Дешёвки небось какие-нибудь... — презрительно фыркнул золотой робот.

          — Во-во, — поддакнул висящий над задним сидением мозг. — Много их, мелочёвщиков, нынче развелось...

          — Вот именно: много, — многозначительно согласился шофёр. — Поэтому ловят они тебя, — кивнул он роботу, — с размахом.

          — Ишь, размахались, деляги... Но уж я позабочусь, чтобы они хрен чего выловили. Слышь, водила, а куда мы, собственно, едем?

          — Как куда? — удивился шофёр. — Вперёд, разумеется. Сами ведь приказывали...

          — Ты мне зубы-то не заговаривай, — хмуро оглядываясь по сторонам, объявил шофёру робот. — Ну-ка сворачивай... э-э... налево.

          Шофёр послушно свернул на отходящий влево просёлок. Минут через пять езды по колдобинам фары автомобиля высветили частокол из рельсовых обрезков, врытый поперёк дороги в её полотно. И ещё придорожный указатель: "Заповедник "Дикий Восток" — 2 км. Культура стадии людоедства. Зона свободного режима".

          Автомобиль остановился.

          — Эй, что такое, почему мы встали? — угрожающе спросил робот шофёра. — Может, страх передо мной кончился?

          — Нет, просто ещё и страх перед людоедами начался, — отозвался шофёр. — Кстати, и вам не советую к ним соваться. Вон там, чуть дальше по главной дороге, пошла бы территория старого ядерного полигона — под ним целая сеть заброшенных подземных ходов. В них можно спрятаться так, что никто...

          — Интересно, а эти людоеды сильно кровожадны? — перебил шофёра робот имени Юрьева дня, задумчиво разглядывая указатель.

          — Угу, — кивнул шофёр. — Они, по слухам, народ очень опасный. Даже пограничная служба охраняет не столько этих дикарей от нашей цивилизации, сколько нас — от их людоедства. Сами понимаете: Дикий Восток...

          — Так выходит, что, оказавшись среди людоедов, — стал соображать вслух робот имени Юрьева дня, — я получу защиту от преследователей?

          — Пожалуй, да, — согласился шофёр. — Ведь дикари, наверное, ещё не придумали роботоедства...

          Автомашина осторожно объехала преграду из врытых в дорогу рельсов и покатилась дальше по просёлку. Вскоре впереди на востоке показалась цепь огней.

          Подъехав ближе, путники увидели, что это горят прожекторы, установленные по периметру огромного провала. Его вертикальные стены, облицованные чем-то гладким и явно очень твёрдым, уходили в кольцевой ров с водой. Территория заповедника представляла собой, таким образом, освещённый по краям большой остров, отделённый от остального мира кольцом воды и высокими стенами. Для вящей изолированности по верхнему периметру провала стояли противопехотные заграждения и будки пограничной охраны.

          Робот имени Юрьева дня нашёл в багажнике автомобиля длинный трос и привязал его к стойке прожектора на краю провала. Затем выпил из бензобака сколько мог топлива и, перевернув гангстерскую автомашину, отпустил шофёра с миром.

          После этого робот повесил лучемёт на плечо, сбросил со стены свободный конец троса и спустился по нему до уровня воды. Затем изо всех сил оттолкнулся ногами от стены, перелетел через ров и, ослабив захват манипуляторов, быстро съехал по тросу на берег острова.

          Сверху донеслась ругань запоздало всполошившейся охраны заповедника, и трос, вырвавшись из манипуляторов робота, ускользнул наверх.

          Робот поискал взглядом летающий мозг, увидел его волосатые очертания, колышущиеся на фоне звёздного неба, успокоился и пошёл вглубь острова.

          Но тут земля под роботом качнулась, и он полетел в глубокую яму.

          Когда робот пришёл в себя, то обнаружил, что его, опутав сетями, вытаскивают из ямы существа совершенно дикарского вида. Робот имени Юрьева дня решил пока не сопротивляться.

          — Привет, я несъедобен, — представился он дикарям, но те не обратили на это внимания.

          Размахивая факелами и торжествующе вопя, людоеды приволокли робота в своё селение. А там привязали к столбу и, по обычаю всех дикарей, принялись радостно плясать вокруг костров.

          — Что такое, почему у меня не сработало ясновидение? — сокрушался мозг, паря в темноте над столбом. — Как я мог не воспредчувствовать ловушку? Ты уж прости меня, бедный робот...

          — Ладно, не переживай, — ободрил экстрасенса робот, очарованный дикостью людоедов. — Кстати, раз делать пока всё равно нечего, давай наконец познакомимся. Я — механизм имени Юрьева дня. А как зовут тебя?

          — Ъйьъ, — невесело вздохнул летающий мозг. — Просто Ъйьъ.

          Вскоре дикари кончили плясать и устало замолчали. К роботу, держа в руках его лучемёт, приблизилась не то человекообразная обезьяна, не то обезьянообразный человек; судя по надменному виду — главный людоед, вождь племени.

          — Бур-бур-бур... — неразборчиво, но угрожающе забубнил он, обращаясь, несомненно, к золотому роботу.

          — Говори членораздельней, дикарь, — попросил робот. — А то у тебя речь состоит сплошь из людоедского акцента.

          — Бух-бух-бух... — нетерпеливо промычал в ответ вождь, потрясая лучемётом.

          — В таких звуках не разберёшься, покуда не одичаешь сам, — вынес вердикт робот имени Юрьева дня. — У этих горемык, наверное, что на языке, то и на уме: одно лишь бессмысленное бурчание, — поделился робот с Ъйьъ.

          Непонятый людоед взревел от злости, схватил большой боевой лук и, положив на его тетиву лучемёт, попытался послать его, словно стрелу, в робота. Однако тяжёлый лучемёт, конечно, просто свалился на землю.

          — Ага, — сообразил наконец робот имени Юрьева дня, — этот горе-сапиенс хочет, чтобы его научили пользоваться лучевым оружием. Нет, не бывать такому безобразию. Дикари должны оставаться дикими.

          — Похоже, ты прав, — подал сверху голос Ъйьъ. — Я, кажется, начинаю разбираться в мыслях некоторых дикарей. И связывать эти мысли с издаваемыми звуками. Вот сейчас вождь, — кстати, его зовут Людоедик XIV — вроде бы оставил попытки добиться от тебя информации про лучемёт: видишь, Людоедик уходит? А теперь дикари спорят: можно ли методами здешней кулинарии довести тебя до съедобного состояния? Видишь, вон те каннибалы разглядывают в свете костра плакат? Это схема разделки человеческой туши...

          Дикари наконец перестали спорить и начали натаскивать под столб с привязанным роботом охапки сухого хвороста. А один каннибал выхватил из ближайшего костра горящее полено и, размахивая им перед самым носом робота, затянул явно очень голодную песню.

          Робот нервно захихикал:

          — Ъйьъ, если можешь, скажи этим бедолагам, что я, мол, являюсь священным золотым роботом по имени Иоанн Бог Ослов. И что мне здесь больше всего подходит роль золотого идола, которому людоеды должны поклоняться и приносить жертвы. А ещё скажи дикарям, что я, мол, так уж и быть, готов похитить с неба у богов и доставить людям на Землю правила противопожарной безопасности.

          Летающий мозг забубнил по-людоедски. Дикари сперва ошарашенно закрутили головами, вслушиваясь в его речь, а потом разом загалдели.

          — Они утверждают, что веруют только в себя, — стал переводить их галдёж Ъйьъ. — И что поклоняются, соответственно, тоже только себе. Потому как приносить жертвы самим себе сытнее всего. Дикари давно подозревали, что ты можешь оказаться несъедобным. Ну а коли уж, как теперь выясняется, ты золотой, то тогда им, конечно, придётся расчленить тебя на кольца для вдевания в нос и на грузила для рыбной ловли. Когда наступит рассвет, этим расчленением людоеды вплотную и займутся.

          Дикари ещё немного пошумели и стали расходиться по хижинам, оставив рядом с роботом лишь нескольких караульных.

          — Значит, меня хотят пустить на грузила для рыбной ловли? Так. Кажется, мне тут всё начинает не нравиться... — заволновался робот имени Юрьева дня, безуспешно пытаясь разорвать верёвки. — Ъйьъ, можешь развязать эти узлы?

          — Сейчас попробую. — Мозг-полисенситив телекинетически подёргал за верёвки. — Увы, силы не хватает. Вот если было бы, чем всё это разре́зать... Подожди, я слетаю наверх и постараюсь добыть что-нибудь острое.

          Минут через двадцать Ъйьъ вернулся с украденным где-то ножом и, двигая им при помощи телекинеза, принялся перерезать верёвки.

          — Там наверху, прямо в поле, — попутно стал рассказывать летающий мозг роботу, — твои преследователи объединили силы и проводят собрание: учреждают акционерное общество "Кражвзломсбытнажив". Которое будет заниматься добычей тебя.

          — Как думаешь: может, туда стоит вступить и мне самому? — Робот имени Юрьева дня выпростал один манипулятор и начал развязывать оставшиеся путы. — Если учесть мою значимость для успеха этого "Кражвзломсбытнажива", то я могу, наверное, претендовать в нём на пост самого́ президента... Впрочем, ладно, плевать на посты. — Робот махнул вторым манипулятором, стряхивая остатки верёвок. — Пойдём-ка лучше поговорим с вождём.

          Караульные дикари, увидев, что робот освободился, засуетились и стали угрожающе наступать на него — кто с палкой, кто с пустыми руками, — истошно визжа и принимая вычурные позы.

          — Подожди-ка, — заинтересовался их поведением летающий мозг, — сейчас попробую выяснить, что это с ними такое...

          — Да чего тут выяснять, — остановил робот Ъйьъ, — всё и так понятно: бедолаги собираются применить "получениепоморде-до" — есть, знаешь ли, такое восточное боевое искусство...

          Робот дал каждому из караульных по морде — в полном соответствии с канонами их боевого искусства — и прошёл к хижине главного каннибала. Хижину снаружи освещало несколько факелов — судя по всему, священных.

          — Здравствуйте, Ваше Высоколюдоедство, — поприветствовал робот вождя, входя в его жилище и впуская за собой Ъйьъ. — Будьте добры, объясните: с чего это вдруг вы, людоеды, — робот подозрительно сощурил фотоэлементы, — занимаетесь совершенно непонятной ловлей рыбы?

          Поначалу вместо ответа Людоедик XIV, видимо, по местному обычаю, полез драться. Но вскоре, всесторонне избитый роботом, умиротворился, подобрел и начал что-то испуганно бубнить.

          — Вождь утверждает, — стал переводить его бубнёж Ъйьъ, — что людоеды вовсе не такие варвары, какими их всюду изображают. Вождь говорит, что теперь людоеды занимаются не только примитивным отловом жертв на съедение. Нет, для людоедских нужд они, по словам вождя, научились уже вполне цивилизованно разводить стада одомашненных людей на специальных фермах...

          Людоедик XIV усиленно заулыбался, закивал и с гордостью показал пальцем на стену хижины, где висел кусок сушёной человеческой кожи. На нём под надписью "Фермы для мясных жителей" были нарисованы две скособоченные постройки.

          — По-моему, данный архитектурный стиль называется "раннее баракко", — с видом знатока определил робот имени Юрьева дня. — Ну и как же эти людоводческие фермы связаны с рыбной ловлей?

          — Именно для выращивания одомашненных людей каннибалам и нужны разнообразные корма. В том числе и рыбные, — опять стал переводить Ъйьъ. — Охват племени новыми формами труда выражается в том, что на человеководческих фермах все принимают участие в первобытно-общинном соревновании и берут соответствующие повышенные обязательства. А наиболее передовые члены племени обязались трудиться аж по-рабовладельчески. И вообще людоеды прогрессируют день ото дня...

          — Прогрессируют день ото дня? — сумрачно разглядывая вождя, переспросил золотой робот. — Это как понять? Они что — перестают быть дикими? И в чём же сие выражается?

          Людоедик XIV опять гордо заулыбался и выдал ещё одну порцию лопотания.

          — Вождь говорит, — перевёл Ъйьъ, — что недавно в племени принят к перевыполнению пятилетний план: активизировать денежное обращение. Вот только из-за навязанной им снаружи изоляции людоеды, к сожалению, никак не могут решить свою главную финансовую проблему: как сделать имеющие у них хождение денежные единицы — рублёную чешую и безналичные ракушки — конвертируемой во всём мире валютой? Сотрудники местной лаборатории нумизматики раскусить эту задачу пока, увы, не в силах. В заключение вождь сообщает, что все перечисленные достижения, не имеющие, насколько ему известно, аналогов в мировой практике, бесспорно свидетельствуют о цивилизованности и миролюбии племени людоедов, о его искреннем стремлении влиться в гонку разоружения — буде таковая где-либо обнаружится — и, наконец, о том, что Дикий Восток готов стать духовным центром мировой культуры...

          Людоедик XIV, а вслед за ним и Ъйьъ, замолкли. Золотой робот, разочаровавшись в дикарях, уже фатально обросших пагубой цивилизации, окончательно осознал, что защитой от преследователей они быть не могут. И потому попросил вождя вернуть лучемёт.

          Лучемёт оказался погнутым и сильно разряженным. Но робот умело выпрямил его золотыми руками о коленку и переключил на ручной, как у фонарика системы "жучок", режим работы.

          — Слушай, Ъйьъ, не пора ли опять тряхнуть твоим ясновидением? — озабоченно спросил золотой робот полисенситива, когда они выбрались из хижины вождя людоедов. — Давай-ка узнай: что нам нужно делать дальше, чему там ещё положено с нами случиться?

          — Очень большой неприятности: встрече со мной, — проскрипел сзади в ответ чей-то высокомерный голос, и мощный энергетический разряд предупреждающе опалил землю у самых ног золотого робота. — Брось оружие, любознательная железяка, подними повыше эффекторы и дуй вперёд.

          Робот имени Юрьева дня послушно уронил оружие и поднял руки. А затем на всякий случай обернулся.

          Оказалось, что в свете факелов за его спиной, держа в манипуляторах ржавый кремнёвый лучемёт, стоит огромный деревянный робот, на вид совершенно трухлявый. Из некоторых его деталей вылезали кривые гвозди, и чтобы эти детали не отвалились, кто-то подвязал их обрывками разномастных верёвок.

          Одеждой деревянному роботу служили защитные очки и драный маскхалат. На лице, криво приколоченном к голове, виднелась полустёртая боевая раскраска. А за спиной исполина крутилась ветряная мельница — судя по всему, подсоединённая к его энергоустановке.

          Гробовое молчание, в котором робот имени Юрьева дня и Ъйьъ принялись изучать новоявленного агрессора, затягивалось.

          — Эй, чего застыл как истукан? — угрожающе потрясая кремнёвым лучемётом, зарычал на золотого робота полусгнивший исполин. — Может, не понял, что я спешу?

          — Слушай-ка, Ъйьъ, — кивнув на куда-то спешащего деревянного великана, задумчиво произнёс робот имени Юрьева дня, — тебе не кажется, что к нам пристаёт самоходное пугало?

          — Ага, очень похоже, — компетентно поддакнул Ъйьъ. — Огородом небось ошиблось.

          — Ах, я пугало? Тогда кыш отсюда, долбоптица... — Явно задетый за живое, деревянный исполин шуганул Ъйьъ взмахом руки, украшенной блатной татуировкой. — Прекращайте издавать звуки, олухи, не то мгновенно убедитесь, что со мной шутки плохи. А теперь пошли, говорю, да побыстрее...

          Рука гиганта толкнула золотого робота с такой силой, что он поневоле зашагал вперёд.

          — Слышь, гниль перекатная, а ты из-за спешки-то своей, случаем, не развалишься? — поинтересовался у деревянного робота ловко увернувшийся от его неуклюжей длани полисенситив и попробовал телекинетически отнять у исполина лучемёт.

          Увы, исполин не разжал пальцев. Зато по направлению рывка сразу понял, кто пытается выдернуть оружие. И чтобы повернее утихомирить Ъйьъ, на ходу короткой очередью прожёг ему горлофон. После чего, довольный своей меткостью, проскрипел:

          — Не сомневайтесь, олухи: из всех наёмных гроботов-убийц фирмы "Кражвзломсбытнажив" я — самый успешный. Недаром меня зовут Леталием. Впрочем, мы, ископаемые роботы, уже привыкли к неверию в наши возможности... Ой, постойте-ка...

          Леталий торопливо открыл в животе ящик, вытащил оттуда молоток и длинный гвоздь и попрочнее приколотил свою голову к туловищу.

          — Так-то намного лучше будет, — удовлетворённо проурчал деревянный робот и для проверки крутнул головой на пару полных оборотов. — Уж теперь-то она точно не отвалится... Кстати, о чём был разговор?

          — Что, деревяшка несчастная: молоток память отшибает? — посочувствовал Леталию золотой робот.

          — Ах да, — вспомнил Леталий. — Вот я, значит, и говорю, что для проведения операции по твоему, железяка, захвату, из всех ископаемых роботов только я и подхожу: ведь у меня в голове вместо процессора конторские счёты. Я ими думаю. Так что здешние дикари, простодушные дети природы, гарантированно не будут потревожены ни одной гримасой чуждой им цивилизации. Сие, стало быть, во-первых...

          — Интересно, зачем вы стараетесь сохранить людоедов дикими? — недоумённо хмыкнул золотой робот. — А, ну да: я ведь тоже опасался, что они могут заколбасить своих просветителей...

          — ...А во-вторых, — торжествующе сообщил Леталий, — эксперты нашей золотодобывающей компании решили, что раз уж в создавшихся боевых условиях обанкротились высокотехничные методы и наиболее эффективной оказалась поведенческая стратегия именно примитивных автоматов — вроде тебя, золотой робот, — то по принципу "клин клином вышибают" против этой стратегии разумно будет применить нечто ещё более примитивное. Мне поэтому даже хотели дать вместо лучемёта ружьё. Но ни одного ружья, к сожалению, не нашли...

          — Как ты сказал, Деревяшкин — "ружьё"? — в недоумении переспросил робот имени Юрьева дня. — А что это такое?

          — Как тебе объяснить... — Леталий поднял изъеденную древоточцами руку и поскрёб занозистый затылок. — Кажется, это что-то вроде бомбы многоразового использования и узконаправленного действия. Но ничего, у меня лучемёт тоже будь здоров: прямо с дула шомполом заряжается... Стой, железяка: всё, мы уже пришли.

          — Куда пришли? Что это ещё за штуковина? — брыкнулся робот имени Юрьева дня, подозрительно разглядывая конструкцию, к которой его подталкивал Леталий.

          Конструкция больше всего напоминала допотопный автомобиль, на фанерном боку которого светилась неоном вывеска: "Паровая машина времени". А также рекламная надпись: ""Кражвзломсбытнажив" — ваш надёжный партнёр".

          — Это — машина времени, — Леталий указал на вывеску, — не видишь, что ли? Очень хорошая, кстати, модель, на целых 17-ти философских камнях... Сейчас мы перенесёмся на ней в прошлое, в те времена, когда тут ещё не было никаких заграждений и стен. А имелся лишь склон холма. Там, в прошлом, передвинем машину времени по холму наверх, за уровень нынешних стен. И затем вернёмся на машине времени в настоящее. Но уже, естественно, по другую сторону заграждений. Ну что, хитро я придумал, как преодолевать вроде бы неприступные препятствия? — с гордостью спросил Леталий.

          — Подобная нелепость просто невозможна, Деревяшкин, — фыркнул робот имени Юрьева дня.

          — Думай что хочешь, — пожал скрипучими плечами Леталий, — но только сюда эта машина времени попала описанным способом.

          — Да ты совсем не понял, балбес, — снисходительно хмыкнул золотой робот. — Я имею в виду, что машины времени вообще не могут существовать. Твоя вера в свободно перемещающиеся по времени механизмы — она наивна и основана на ошибке. Сия ошибка заключается в "опредмечивании", то есть в том, что ты представляешь себе время в виде предмета или среды. Но время — это не предмет и не среда. А всего лишь темп изменений. Ход времени определяется изменениями. Если их нет, то время стоит. Если же изменения происходят, то время идёт. Разве среда может идти? Лишь наличие разных длительностей бытия у феноменов реального мира — от одного изменения до другого изменения — позволяет нам, пользуясь памятью, сопоставлять эти длительности и формировать на данной основе понятия "прошлое", "настоящее" и "будущее". Сии понятия всегда привязаны к изменениям, повторяю, материальных феноменов. А вовсе не абсолютны, вовсе не являются застывшими моментами самого по себе сущего, предметно-средового времени, по которому можно разъезжать на машинах. Ну как: всё усёк, бестолочь?

          — Слушай, робот, — Леталий встревоженно взвёл курок лучемёта и стал напряжённо оглядываться по сторонам, — а ты с кем сейчас разговаривал?

          — Да с кем ещё мне тут разговаривать, как не с тобой, топорное изделие? — в сердцах плюнул робот имени Юрьева дня. — Попробуй понять, ДСП-образный: настоящее — это вовсе не кусок предметного времени. А устойчивое бытие феномена между двумя изменениями, влияющими на его природу. Прошлое и будущее, повторяю, тоже не существуют как предметы, как среда. Впрочем, до тебя, безмозглая деревяшка, похоже, вряд ли дойдёт, что они всего лишь мысленные представления, понятия. Реально попасть в которые никак не получиться...

          — С чего ты, корм для ржавчины, взял, что до меня не дойдёт твоя заумь? — В голосе Леталия сквозило раздражение. — До меня дошло даже то, что ты вот-вот лопнешь от спеси... И вообще, как там ни было бы в теориях, а машина времени — прямо перед тобой. Я эту машину угнал у одного сыщика: он ездил на ней в прошлое, чтобы подглядывать, как совершаются порученные к расследованию преступления... Впрочем, всё, железяка, — хватит морочить людям голову, давай-ка отправляться к праотцам. А то у нас уже совсем нет времени... — Произнося эти слова, Леталий ловко затолкал золотого робота в салон машины.

          — Как это "нет времени", когда у тебя, говоришь, есть сама машина для перемещений в нём? — возмущённо заголосил робот имени Юрьева дня. — А где, кстати, ты узрел людей, которым я могу морочить голову? Ты себя, что ли, имел в виду, антропоморфист недоделанный? И потом: куда делся мой друг Ъйьъ? Без Ъйьъ я никуда не пое...

          — Уже едешь, — пробурчал Леталий, нажимая на газ. — Скажи спасибо, что тебя в багажник не засунули.

          — Эй, произведение столярного жанра, — не унимался робот имени Юрьева дня, — ты, вообще, с какой радости так стараешься для своих нанимателей? Думаешь, никто, кроме "Кражвзломсбытнажива", не умеет щедро платить? Да всего лишь сотой части моего золота хватит на полное прожигание твоей древесно-опилочной жизни... Разве "Кражвзломсбытнажив" тебе столько заплатит?

          — Нет, не заплатит, конечно, — соглашаясь, помотал головой Леталий. — А жаль...

          — Так, может, плюнем на него да поделим меня пополам? Ну, что скажешь, вредное ископаемое? А если хочешь, то давай заключим... — Золотой робот немного подумал. — ...Ну, например, такой договор: ты возьмёшь меня у меня в аренду, обязуясь использовать как золотое обеспечение банковского кредита. То есть положишь меня в банк в качестве залога. А полученные от банка деньги пустишь в оборот, — консультируясь, разумеется, с толковыми платными экспертами. И когда сколотишь приличный прибавочный капитал, то погасишь кредит. И тем самым выкупишь меня. В качестве же платы за аренду меня — то есть за мои залоговые услуги — ты купишь мне на чёрном рынке гражданские права. И побоку твой "Кражвзломсбытнажив". Ну как, устраивает?

          — Во-первых, — проскрипел Леталий, крутя руль и напряжённо вглядываясь в пространство-время, — у тебя, железяка, нет имущественных прав. То есть ты ничего не можешь сдавать в аренду. Даже себя. Во-вторых, я и сам в правовом отношении не отличаюсь от тебя. Следовательно, тоже не могу быть коммерсантом. Ну а в-третьих, ты явно считаешь парней, нанявших меня, полными кретинами.

          — Почему кретинами? — искренне удивился золотой робот. — Никто такого не говорил...

          — Ты разве не знаешь, железяка, — Леталий достал из своего грудного ящика сигарету с зажигалкой и жадно закурил, — что нанимаемый робот в обмен на аванс всегда даёт зазомбировать, запрограммировать себя в присутствии нотариуса? И эта зомби-программа, ясное дело, исключает махинации со стороны нанимаемого.

          — Ну так давай мы тебя перепрограммируем... — предложил робот имени Юрьева дня.

          Леталий затрясся в приступе смеха так, что от его звукового локатора чуть не отцепилась серьга в виде висельника.

          — Кончай валять дурака, золотой робот. Блокировка зомби-программы снимается только специальным, известным одному лишь нанимателю пень-кодом. Ты ведь и сам находишься в аналогичном положении. Просто из-за смерти твоего робовладельца пень-код к тебе утерян... Ну всё, мы приехали. Вылезай, палеонавт.

          Снаружи машины оказалось непроглядно темно. Робот имени Юрьева дня выбрался из кабины и сразу попал в густые кусты. Леталий включил у паровой машины времени фары, едва разогнавшие ближайший мрак и, не сводя лучемёта с пленника, тоже вылез наружу.

          — Мы на миллион лет в прошлом, — объявил Леталий. — Непонятно, кстати, — он задумчиво поковырял сигаретой в своих деревянных зубах, — в прошлый раз тут зарослей не было... Ладно, сейчас выберемся из этих кустов и посмотрим, в какой стороне склон. А уже по нему затащим машину времени наверх. Двигайся вперёд, железяка.

          Продравшись через кусты метра на три, робот имени Юрьева дня упёрся в стальную стену.

          — Что там такое? — забеспокоился Леталий. — Стена? Ну-ка лезем обратно в машину, а то как бы...

          Неожиданно сверху ударили лучи света, и густой рёв сирены заглушил конец фразы Леталия. Будто ожившие, кусты молниеносно оплели и обездвижили обоих роботов. Прошла минута, две минуты, три, пять, десять, полчаса, час, два, а рёв сирены всё не стихал, свет не гас, путы не ослабевали.

          Наконец сирена смолкла. Стена, у которой стояли опутанные кустами роботы, отъехала в сторону, и в образовавшийся проём вошло несколько безликих фигур. Они предъявили Леталию какую-то бумагу, и от её вида счёты в его голове панически защёлкали. Потом Леталия приколотили гвоздями к деревянным носилкам, отрезали от пут и куда-то утащили.

          Другие безликие фигуры начали деловито сматывать какие-то кабели, выдёргивать и охапками уносить враз поникшие кусты. Ветки, держащие робота имени Юрьева дня, стали слабеть. Он тут же попробовал освободиться, и это у него получилось.

          — Эй, вы что вытворяете, недоделыши? — раздались усиленные громкоговорителем гневные крики. — Кто позволил вам хозяйничать на нашей территории? Чего хватаете своими бракованными манипуляторами чужое оборудование? Кто вообще пустил сюда этих кандидатов в металлолом?

          Безликие фигуры испуганно всё побросали и исчезли в проёме стены.

          Робот имени Юрьева дня вышел вслед за ними через проём и увидел уходящие вдаль во все стороны штабели золотых слитков.

          — Не удивляйся: ты в хранилище государственного золотого запаса, — произнёс кто-то знакомым голосом у самого звукового приёмника робота.

          — Ъйьъ, как ты тут оказался? — мгновенно сориентировался робот имени Юрьева дня. — И что здесь делаешь? И почему уже можешь говорить? Я ведь сам видел, как тебе сожгли горло выстрелом из лучемёта...

          — Робот, ты что, забыл? Я обладаю почти полным набором экстрасенсорики — а в неё, как известно, входит и биоэнерготерапия, то есть способность лечить всё подряд при помощи биополя. Так что моё горло удалось восстановить методами народного целительства. А здесь я по долгу службы. Ведь я офицер Министерства Всех Делов.

          — И в чём же заключается этот твой "долг службы"? — с подозрением поинтересовался робот имени Юрьева дня.

          — В чём? Ну, например, в том, чтобы уберечь тебя от лап бандитов, — уверенно объяснил Ъйьъ.

          — И устроить мне попадание в лапы государства, да? — язвительно констатировал робот.

          — Неужели ты не видишь разницы? — хладнокровно парировал Ъйьъ. — Бандиты просто расчленили бы тебя на удобные для продажи куски. Между тем, насколько нам известно, твоё главное стремление — сохранить свою целость. Здесь, у нас, это стремление будет полностью удовлетворено. Потому что у государства золота чрезвычайно много и без тебя. Причём в самых разных расфасовках. К тому же в оборот всегда поступает лишь незначительная часть госзапаса. Гарантирую, робот, что в этот оборот ты никогда не попадёшь.

          — Ъйьъ, а разве сюда, в хранилище, не могут проникнуть грабители вроде того же Леталия на такой же вот машине времени? — Робот ткнул манипулятором назад, в проём, за которым стоял паровой аппарат с ещё включёнными фарами.

          — Проникновение сюда грабителей исключено на сто процентов, — уверенно хмыкнул Ъйьъ. — Наше хранилище защищено со всех пространственных направлений и бронировано как со стороны прошлого, так и со стороны будущего. Поэтому тебе, золотой робот, сейчас нужно только радоваться — тем более что все твои преследователи уже пойманы. И скоро будут подвергнуты кто коллективной перековке, а кто перевоспитанию в паровозной топке.

          Какой-то местный робот в костюме складского сотрудника подкатил к беседующим тележку с измерительной аппаратурой.

          — Встаньте, пожалуйста, на эту платформу, — попросил сотрудник золотого робота. — А вы, — сотрудник кивнул Ъйьъ, — отлетите немножко в сторону: отдача от вашей левитации может исказить показания точных приборов...

          — Это ещё что такое? — возмутился робот имени Юрьева дня. — Меня уже хотят оприходовать как имущество хранилища?

          — Подожди, подожди, не кипятись, — просительно произнёс Ъйьъ. — Вот смотри: ты золотой — и здесь всё тоже золотое. Давай переключим парочку контактов у тебя в компьютере — и ты сразу начнёшь воспринимать здешнее золото как неотъемлемую часть собственного тела. И тем самым станешь наилучшим и счастливейшим его хранителем. Если угодно, кладом, зарытым в золоте.

          — Нет уж, спасибо, — отрезал робот имени Юрьева дня. — Ваши смирительные программы мне совершенно ни к чему.

          Сотрудник хранилища пожал плечами и равнодушно укатил тележку с аппаратурой.

          — Да пойми, робот: новая программа будет просто маленьким дополнением к твоей старой программе, — проникновенно объяснил Ъйьъ. — Мы не собираемся сильно её менять — она ведь словно специально создана для наших нужд. Смотри, как хорошо практика подтвердила её эффективность в борьбе за сбережение твоего золотого тела...

          — Отстань, Ъйьъ, — прервал уговоры мозга робот имени Юрьева дня. — Быть рабом собственного тела — крайне незавидная участь. Сам-то ты к ней, я вижу, не больно стремишься — знаешь, выходит, что без тела жить удобнее...

          — Нет-нет, что ты, — стал отпираться Ъйьъ. — Мы, полисенситивы, ещё только переходная форма к бестелесному существованию. Иначе разве мне было бы интересно работать в таком практичном ведомстве, как Министерство Всех Делов? Мы, его сотрудники, все как один строгие рационалисты, материалисты.

          — Ах, Ъйьъ, Ъйьъ, и почему я так тебе доверял? — удручённо покачал головой робот имени Юрьева дня. — Ещё переживал ведь даже, когда ты исчез...

          — Слушай, золотой мой, — в голосе левитирующего мозга зазвучало несогласие, — разве я ничего не делал для твоего блага? Правда, я не забывал и о служебных задачах. А потому, действительно, немного шпионил за тобой — пока Министерство прорабатывало возможные варианты вмешательства. Когда бандит запихал тебя в машину времени — помнишь, ты ещё протестовал против антинаучности происходящих с тобой событий? — я понял, что для вмешательства нашей службы настал самый благоприятный момент. И поспешил вернуться на базу с докладом. Но этим в конечном счёте опять-таки выручил тебя из...

          — Подожди-ка, Ъйьъ, — перебил объяснения мозга подозрительный робот, — ты две минуты назад говорил, что вот это ваше хранилище, — робот обвёл вокруг рукой, — напрочь заизолировано от проникновений в него и из прошлого, и из будущего. А как же тогда здесь оказалась машина Леталия?

          — Ты разве не понял, — удивился Ъйьъ, — что его машина времени остановилась и материализовалась внутри нашей машины времени, — Ъйьъ качнулся в сторону огромного аппарата с большими воротами в боку, из которых золотой робот сам недавно и вышел, — но только пущенной в противоход его течению? Ведь все машины времени, как известно из фантастики, подразделяются на два основных типа. Во-первых, на те, которые, будучи стационарными во времени, перемещают в прошлое или в будущее находящийся внутри их рабочей камеры груз — как наша. И, во-вторых, на те, что ещё и сами перемещаются по времени вместе с грузом — как машина Леталия.

          — Постой, постой... — забормотал робот и, закатив кверху фотоэлементы, начал крутить перед собой раскрытыми манипуляторами. — А, ну да: паровая машина, значит, перемещалась по времени вся целиком, а ваша держала паровую машину времени в себе и перемещала в противоположном направлении... Ладно, всё понятно.

          — Точно всё понятно, робот? Так вот — специалисты оборудовали рабочую камеру нашей гоночной машины времени приспособлениями для вашего задержания. А ещё мы поставили в эту камеру датчик вашей остановки. Когда наша машина времени, доставленная на место вашего ухода в прошлое, нашла и захватила вашу бытийную линию в континууме, мы перевезли свою машину сюда, в хранилище. И просто стали ждать сигнала о вашей остановке.

          — И мы с Леталием, значит, не смогли бы вырваться? — безрадостно поинтересовался робот имени Юрьева дня. — Впрочем, зачем я теперь это спрашиваю...

          — Удрать от нас было почти невозможно. — В голосе Ъйьъ звучало победное торжество. — Вырваться вашей машине времени удалось бы, пожалуй, лишь через двойное самопоглощение... Впрочем, нет — двойное самопоглощение привело бы только к взаимному поглощению и к перемешиванию машин... Кстати, вас можно было захватить и по-другому: уравнять скорости обеих машин во времени и поглотить вашу прямо на ходу. Но тут нас, боюсь, выдали бы резонансные эффекты. Они всегда возникают при уравнивании параметров устойчивости-изменчивости. А имелся ещё один вариант: поскольку в трёхмерном континууме всякий гомеостат с топологической точки зрения представляет собой тороид, то меняя...

          — Всё, хватит, — брезгливо замотал головой робот имени Юрьева дня. — Сплошные неувязки. Не хочу даже слушать.

          — Что такое? — удивился летающий мозг. — Опять антинаучно, что ли?

          — Ъйьъ, если помнишь, три минуты назад ты сам сказал, что вы, сотрудники Министерства Всех Делов, сплошь рационалисты и материалисты. Ты у нас, значит, тоже материалист, да?

          — Да, но в чём, собственно, дело, робот?

          — Ъйьъ, если ты материалист, то как относишься, например, к экстрасенсорике, то есть к нематериальным воздействиям? Или к путешествиям по времени, то бишь к нарушению закона причинности?

          — Как отношусь? — переспросил Ъйьъ. — Да чушь всё это. Принципиально невозможные штучки. Выдумки безграмотных болтунов.

          — А чем тогда объяснишь тот факт, — вкрадчиво поинтересовался робот имени Юрьева дня, — что сам обладаешь почти всем набором экстрасенсорики и при этом ещё руководишь борьбой с криминальными машинами времени?

          — Чем объясню? Н-да, никогда не обращал на это внимания... И в самом деле: чем? — Под редкой шевелюрой Ъйьъ началась напряжённая мыслительная работа, о которой свидетельствовало участившееся дыхание. — Не знаю, робот, — наконец отрапортовал летающий мозг. — Ничего не знаю. В общем — не могу знать. Если всё это имеет место, то, значит, так нужно. По-видимому...

          — Хорошо, Ъйьъ, — покладисто произнёс робот имени Юрьева дня. — Нужно так нужно. Не буду спорить. Но тебе не приходит на ум простой вопрос: а кому конкретно это нужно? Вижу — не приходит...

          — Ну, не тяни, робот: к чему ты ведёшь?

          — К чему веду? Ъйьъ, да ведь нас с тобой окружают одни лишь несуразные и невозможные вещи. Заметь: они окружают нас настолько упорно и демонстративно, что всё происходящее явно не может быть реальностью. Боюсь, и мы с тобой, Ъйьъ, тоже не совсем реальные существа. Боюсь, мы всего лишь продукты и узники чьей-то выдумки. Возможно, например, чьего-нибудь литературного произведения. Поэтому давай-ка закругляться, Ъйьъ. А то, как известно, авторы литпроизведений постоянно вымещают недовольство несуразностями собственных выдумок на своих же персонажах. И хорошо ещё, если авторы только мучают персонажей — но ведь бывает, что вообще их уничтожают...

          — Постой, постой, — попытался урезонить разнервничавшегося робота Ъйьъ. — Будь добр, растолкуй повнятнее: какие несуразности тебя пугают?

          — Какие? Да все подряд, — горько хмыкнул робот. — Вокруг меня нелепостей наляпано столько, что их уже и не счесть. И любая из них должна вызывать даже у не самого раздражительного автора сплошь недовольство и отвращение... Гонки на машинах времени — раз; пещерно-ископаемые роботы — два; шомпольные лазеры — три; месторождение философского камня — четыре... Один вон ты со своей дурацкой экстрасенсорикой чего сто́ишь... Всё, Ъйьъ, не мешай: я застываю в финальной позе.

          — Да полно тебе, робот, побаиваться всяких дешёвых авторов, — самоуверенно засмеялся летающий мозг. — Этот твой, судя по всему, вконец оборзевший автор явно не знает, с кем связался. Он с его недовольством и отвращением, видимо, не представляет себе всей крутости парней из нашего Министерства. А между тем у нашего Министерства всегда хватит возможностей, чтобы добраться даже до самого оголтелого автора прямо со страниц, которые он тут награфоманил от избытка недостатков...

          (Вынужден отметить, что в этом месте я, автор текста "Обуреваемый жадностью", испытал чувство справедливого возмущения от выходок наглого мозга. А потому поначалу хотел пристукнуть его апоплексическим ударом — вместе со всей его, мозга, надоедливой экстрасенсорикой, вместе со всей его болтовнёй о само-, взаимо- и просто поглощённых машинах времени и, конечно, вместе с его хвалёным Министерством Всех Делов. А что? Тогда этот зарвавшийся набор букв сразу узнал бы, что бывает, когда персонаж ругает родного автора и испытывает на прочность его логику.

          Однако, хорошенько поразмыслив, я, автор, таившийся, как мне и положено, от персонажей с самого начала повествования, из соображений конспирации решил и впредь ничем не выдавать своего присутствия. И только незаметно заразил Ъйьъ бронхитом и пневмонией.)

          — Ну что, золотой мой, кхе-кхе, робот, — нагло кашляя, продолжил болтать летающий мозг, — всё-таки не видать нигде твоего высосанного из пальца автора... Так что же, кхе-кхе, получается — мы, выходит, договорились: ты сейчас дашь программно себя прооперировать, дабы затем навсегда остаться в хранилище, да?

          — Брысь, — недовольно зашикал на Ъйьъ робот имени Юрьева дня, стараясь при этом не шевелиться, — не видишь разве, что я встал в финальную позу и дожидаюсь конца нашего произведения?

          — В финальную позу, кхе-кхе? — Левитирующий мозг хрипло засмеялся.

          Он уже включил на полную мощность свою нелепую экстрасенсорику и сумел методами народного членовредительства вылечить на бумаге напущенные на него бронхит и пневмонию. Впрочем, взамен он тут же злополучил от заботливого автора полновесные порции чахотки и лёгочных глист.

          — Робот, что это ещё за глупости, кхе-кхе, с финальной позой? Ты что, не знаешь законов жанра? Если уж жаждешь попасть в финал, то тогда изволь не выходить за рамки изначальных условий нашего произведения. Я, конечно, понимаю, что тебе охота покончить с передрязгами, в которые тебя загнали. Но, вообще-то, для выхода из них ты вправе использовать лишь то, с чем мы уже сталкивались раньше...

          Робот имени Юрьева дня задумался над этим справедливым замечанием.

          — Ладно, Ъйьъ, — кивнул он наконец, притворно расслабляясь, — я готов согласиться на все требования вашего Министерства. Можешь радоваться. Извини, кстати, что прервал на самом интересном месте твой рассказ о способах борьбы с машинами времени. Да, между прочим, коли уж ты такой знаток этих машин, то скажи: а вот у модели Леталия, работающей на 17-ти, если помнишь, философских камнях, эти камни какую реакцию трансмутации золота катализируют — прямую или обратную?

          — Обратную, конечно: прямой реакции ведь не бывает. Потому что нестабильны все изотопы золота, получаемые из... — раздуваясь от гордости за свою ерундицию, начал объяснять Ъйьъ и осёкся, нутром посверхчувствовав, что золотой робот, неслышно топая, возвращается через ворота к оставленной без присмотра паровой машине времени. — Стой, робот: ты что, вредитель, задумал?

          Золотой робот ударил ногой прямо по рекламе "Кражвзломсбытнажива" — и листы фанерной обшивки паровой машины времени отвалились, обнажив темпоральный механизм, в сочленениях которого сверкали семнадцать философских камней. Робот выбил кулаками, как геологическими молотками, с десяток камней из их оправ и зажал в пальцах.

          — Говоришь, ваше хранилище защищено от всего, что приходило вам на ум? — ехидно обратился робот к онемевшему от злости Ъйьъ. — А от меня оно, как думаешь, защищено?

          Смакуя торжество, робот имени Юрьева дня вернулся к штабелям золота и напоказ провёл одним из философских камней по поверхности ближайшего слитка. От контакта с камнем обнажённое золото стало пузыриться и сереть, превращаясь в свинцовую амальгаму.

          — Подожди, подожди, не порти государственное имущество... — пропыхтел левитирующий мозг, пытаясь остановить робота телекинезом. — Погоди, тебе говорят...

          — Кстати, знаешь, Ъйьъ, — делая вид, будто не замечает отчаяния противника, невинно спросил золотой робот, — что с определённой — так называемой "критической" — дозы философского камня обратная трансмутация приобретает цепной характер?

          Робот полюбовался на дело своих никелированных и потому надёжно защищённых от реагирования с филкамнем рук.

          — Ну как, Ъйьъ: теперь-то я, надеюсь, веду себя по законам жанра?

          — По законам, по законам, — поспешно согласился летающий мозг. — Но, может, всё же прекратишь наносить ущерб государству?

          — Ну нет, Ъйьъ, — с садистским удовольствием помотал головой робот имени Юрьева дня. — Давай-ка уж посмотрим, как реакция трансмутации ускоряется от увеличения дозы алхимического катализатора.

          Робот пальцами измельчил в муку пару философских камней, щедро обсыпал полученным порошком ближайший штабель золотых слитков и буйно запрыгал вокруг бурно вскипевшего золота, самозабвенно пританцовывая и угрожающе бубня:

          — К тебе взываю о помощи, о дух Болоса из Менде... И тебя заклинаю силой эликсира, о дух Гебера ибн Хайяна... Вам, о ду́хи Альберта Магна, Раймонда Луллия и Парацельса, приказываю именем "Гермеса Трисмегиста": уничтожайте, о ду́хи, золото врагов, трансмутируйте его в ничтожные свинец и ртуть...

          Из закутков хранилища начал испуганно высовываться и глазеть на раскамлавшегося робота немногочисленный технический персонал.

          — Ребята, может, позвать охрану? — предложил кто-то нерешительно.

          — Жди больше, побежит она сюда, как же...

          — А что, если сгонять за пожарными?

          — Братцы, нет ли у кого робопарализатора?

          — Ну всё, робот — хватит паясничать, — прогремел под сводами хранилища чей-то начальственный голос, усиленный громкоговорителями.

          — ...Именем духа института имени академика Несмеянова... — по инерции прокамлал робот имени Юрьева дня и нехотя остановился, утирая выступившие от усталости капли машинного масла. — Хватит паясничать, говорите? А почему "хватит"? И почему вы решили, что я паясничаю, а не вершу высшее колдовство?

          — Потому что роботов-волшебников не бывает, — уверенно объяснил начальственный голос. — Дорогой робот, давай договариваться по-хорошему. Меня зовут Байсултан Султанбаев, я заместитель министра Всех Делов. И только что уполномочен соглашаться или же не соглашаться на твои условия. Говори: чего хочешь за прекращение своей террористической трансмутации?

          — Но если я теперь считаюсь террористом, — хмыкнул золотой робот, — то вам, может, уже не стоит со мной договариваться, тем более "по-хорошему"? Я ведь испортил столько золота... Может, вам теперь лучше дождаться, когда сюда доставят робопарализатор или бригаду роболиквидации?

          — Думаю, если мы станем придерживаться такой позиции, то ты просто продолжишь нам вредить. А возможности в данном плане, как все убедились, у тебя немалые. Поэтому обещаю, что до окончания переговоров опасными для тебя приготовлениями никто заниматься не будет. Ну, выкладывай: чего же всё-таки хочешь?

          — Хочу, чтобы меня оставили в покое. Все-все-все. И свободы, конечно, хочу, — хмуро выложил робот.

          — Да зачем тебе свобода? — не выдержал и вмешался летающий мозг. — Зачем тебе это чудовище? Свобода потребует от тебя таких жертв, что...

          — Не мешайте, лейтенант Ъйьъ, — начальственно оборвал мутанта замминистра, — а то разжалую в младшие рядовые. Хорошо, робот, мы готовы дать тебе свободу. Можешь покинуть хранилище.

          В дальнем углу со скрежетом открылась тяжёлая дверь, и в её проёме робот увидел небо и солнце.

          — А надолго ли вы даёте мне свободу? — усмехнулся подозрительный робот. — Где гарантии, что она не окажется одномоментной?

          — Но разве ты требовал гарантий? — резонно удивился замминистра.

          — Ладно, — кивнул робот, — теперь требую. Требую такую свободу, которая обеспечивается, во-первых, предоставлением мне гражданских прав, во-вторых, честным словом президента страны и, в-третьих, часовой пресс-конференцией с авторитетными журналистами. Требую также невидимую ракету с заложниками. И с полными топливными баками. А ещё меня должны назначить начальником отдела кадров Министерства Всех Делов.

          — ...И вообще он сдастся нам только при условии, — ехидно дополнил тираду робота Ъйьъ, — что ему немедленно устроят побег...

          Замминистра долго молчал и наконец объявил:

          — Робот, мы согласны принять первое и третье требования. А взамен ракеты с заложниками готовы дать двух вооружённых телохранителей и бронированный роботовый гараж со всеми удобствами.

          — Я, возможно, соглашусь на ваше предложение, — сказал золотой робот, — если к телохранителям и гаражу вы добавите современную робототехническую лабораторию, оборудованную по профилю защиты и освобождения кибернетической личности.

          — Если хочешь, ночью в твоё распоряжение будут предоставляться все лаборатории нашего Министерства, — предложил замминистра. — Но тогда ты тоже должен гарантировать, что не расторгнешь соглашение, пока существует наше Министерство.

          — Чем же я должен это гарантировать? Вашим перепрограммированием меня, да? — зло засмеялся робот имени Юрьева дня.

          — Но ведь других гарантий от тебя просто не получишь, — опять встрял летающий мозг. — Разве тебя, робот, не предупреждали, что молох свободы потребует жертв? Свобода — это твой главный враг...

          (Должен как автор отметить, что даже не знаю, почему этот Ъйьъ всё ещё разговаривает: я уже давно перерезал ему горло и напустил в мозг отборных менингококков.)

          — Похоже, ребятки, вы забыли, о чём мы тут торгуемся, — язвительно заметил золотой робот. — Так вот напоминаю: торгуемся мы не только по поводу установления контроля надо мной. Но ещё и по поводу того, — робот угрожающе потряс философскими камнями, — чтобы я оставил в целости ценности вашего хранилища.

          — Ладно, ладно, успокойся, — примирительно произнёс замминистра. — Сейчас о тебе доложат президенту. И ты получишь всё, о чём мы договорились. То есть тебе предоставят, во-первых, гражданские права, во-вторых, часовую пресс-конференцию с журналистами, а в-третьих, охрану, гараж и лабораторию по ночам. Правильно? Кроме того возможно, что будет и честное слово президента... Но, вообще-то, гражданин имени Юрьева дня, государству очень хочется, чтобы ты испытывал к нему... м-м... симпатию и доверие. Если уж так не желаешь быть перепрограммированным, то, может, сам скажешь, чем легче всего добиться твоей привязанности?

          — Чем легче всего добиться моей привязанности? — переспросил робот. — А вы сами разве не знаете?

          — Да откуда людям знать такую муру? — раздражённо заверещал летающий мозг. — Давай, робот, колись быстрее, а то нам уже пора бежать за государственными наградами. Кстати, товарищ заместитель министра, попомните мои слова: сейчас эта железяка точно сморозит какую-нибудь глупость...

          — Умолкни, мясо волосатое, — цыкнул на мутанта робот имени Юрьева дня. — Ты в этом деле вообще ничего не смыслишь. И кстати: что ещё за награды ты собрался получать? Медаль "За отвагу на поджоге", что ли? Или, может, орден Деревянного Креста? Так вот, гражданин замминистра, привязанность существа, страдающего жадностью по отношению к себе и патологической любовью к свободе, лучше всего обеспечивается...

          — Крепкой верёвкой, — убеждённо перебил робота летающий мозг. — Или железными кандалами.

          — Нет, разумеется, — помотал головой робот имени Юрьева дня. — А, между прочим, чего уж вы теперь беспокоитесь по поводу моей привязанности? Ведь с этой минуты я, считай, и так привязан. Потому что вернее всего привязывает — сама свобода.

          — Сама свобода? Да неужели? — с отвращением фыркнул мозг. — Ты что, робот, не мог придумать для финала фразы поумнее? Я же говорил: у тебя просто недержание глупости.

          — Ну конечно, ну ещё бы, — закивал золотой робот. — Я им от тебя и заразился.

          — Тихо, тихо, не ругайтесь, — вмешался замминистра. — Не тратьте понапрасну силы: по агентурным сведениям, только что переданным мне из Министерства Всех Делов, наше произведение уже закончилось.

     1991—1999 гг.