Дыханье колючими иглами вразброс сквозь полночный снег, вслед шепоту сбивчивой исповеди, взрываясь салютными искрами под шёлком зажмуренных век, с окраин души слабым эхом - дыши!... и смутные тени сжимают колени в озябшей от страха тиши.
И смутные тени на сумрачных крышах, пятном отражения в пятнах сомнений в бездонных тоннелях метро, со мной на стекло вместе дышат холодным порывом ветров - солёно морских, из северных фьордов, стирающих грусть с лица, с привкусом тёплого эля и слёз на тёплых губах певца, что сидит на замшелых руинах мечты, что и в смерти выглядит гордо, что берёт жар и лёд из сердец чужих и вплетает их в плач аккордов.
Отмотал циферблат двадцать стрелок назад и как компас начал вертеться: хочешь - в гору иди, хочешь - пяться назад, от себя никуда не деться, и никто не поможет с дороги сойти, и молчанья никто не нарушит, когда вытащив сердце для чуждой груди тебе хочется выблевать душу.
Но есть сказка - пока тебе служит рука, дотянись до короткой стрелы в полрывка - не пусти её ход ни назад, ни вперёд, ты чертовски устал, пусть весь мир подождёт, пусть застынут закаты, века, облака - а ты тихо уснёшь и тебе будет сниться свобода на кончике языка.
Они ходят щитом за правым плечом,
Шепчут ветром в кронах каштанов,
Иногда можно над лихорадочным лбом
Их ладонь ощутить, как ни странно.
В недосмотренных снах, непролитых слезах,
В чистых льдинках подтаявшей снежки,
Они рядом, лучами скользят на щеках
В самых краешках грустной усмешки.
Если разум холодный отбросить на миг
Перегнувшись за край парапета,
Можно смех их расслышать - в прибое они,
И в ласкающих пальцах рассвета.
В зеркалах, мелочах и пустых свитерах
Только эхо и слабый их запах,
Летний вечер, альбом, плачет воском свеча,
Стынет сердце в шипованных латах.
Они там, а мы здесь, километров не счесть
И отчаянно хочешь быть Фаустом...
Смерти незачем мстить,
Просто трудно простить.
Берегите любимых.
Пожалуйста.
Что то звало его в наползающем влажным удушьем предгорном тумане,
Задевало в уснувшей душе полыхавшие алыми бликами струны,
И писало на смуглой спине древней памятью крови ночами шептавшие руны,
О величии гордых, бесстрашных шагов по краям недопройденных граней
И металось под мраморной кожей, по тёплым губам лихорадочным жаром
Заплетая дрожащие длинные пальцы на узком мече, заржавевшем и старом.
Затянула глаза поволока, подсветив тьму зрачков блеском давних сражений,
Он ушёл за собой, в коридоры заброшенных замков скрывающих прошлую славу,
С сумасшедшим азартом отдавшись голодной судьбе на слепую расправу,
Чадным факелом в сводах твердынь освещая свой путь из костей запылённых,
И нашёл тронный зал с сотней битых зеркал, полный мёртвых своих отражений,
Что смотрели в него сквозь осколки себя, обвиняюще, зло, оскорблённо.
Он вернулся назад: бледнолицым снаружи, изнутри антрацитово черён,
Улетевшим листком обезумевшим в вихре ветров, потерявшим последние корни,
Взглядом мутным вовнутрь, говорящим о том, что хозяин утратою болен,
Устремлённым в глубины искрою надежды не подсвеченных сумрачных штолен,
На краю острозубой скалы он сидит, зажимая в холодной ладони