После зимних холодов даже ранневесенняя прохлада кажется тёплой. По оживающему постепенно лесу никуда не спеша движется серое пятно, лавируя между кустами, деревьями, остатками упавших когда-то давным-давно стволов. Одинокое, пушистое серое пятно. Волк.
Волк-одиночка это тот, кто отбился от своей стаи. Возможно его изгнали, возможно он ушёл сам, а может быть он единственный, кто остался от прежней - живой, игривой, движущейся стаи. Наверное, это даже не так уж важно - что произошло там, в прошлом. Почему у волка нет стаи, почему у стаи нет волка. Волк-одиночка это тот, у кого ничего нет. Ни норы, ни владений, ни охотничьей территории. Он идёт куда хочет и на свой страх и риск делает что хочет - в этом отношении он свободен. Наверное, он свободен во всех отношениях.
Почему нет?
Свободен от законов стаи, свободен в передвижении, никому ничего не должен и ничем не обязан. Некого защищать, но и не от кого ждать помощи, если любой встреченный зверь, находящийся на своей территории и в своём праве, потянется клыками к твоей глотке.
Волк-одиночка не обязан делиться своей добычей с более сильными волками или униженно ждать своей очереди, когда вожак снизойдёт и позволит вцепиться в пищу. Но и никто не помчится стремительнее ветра рядом с тобой в совместной охоте, делая её удачнее ровно на четыре быстрых лапы, опыт хищника и острый оскал.
Волк-одиночка может надеяться только на свою скорость, свои крепкие зубы и своё чутьё.
Возможно, оно того стоит. Возможно, нет. Кто знает?
Всему есть своя причина и следствие. А за свои поступки каждый несёт ответственность сам. И это правильно.
Как бы там ни было, а иногда, особенно по весне, даже волку-одиночке хочется взвыть от тоски и одиночества.
Что уж говорить про волчицу? Пусть ты молода, сильна, здорова и удачлива в охоте, да что с того толку? Если чуть сойдёт снег, ты идёшь по лесу, чувствуя под лапами слегка влажные прошлогодние листья, а островерхие, пробивающиеся к солнцу яркие травинки тебя не радуют. Если хочется поноситься с кем-нибудь меж деревьев, в паре, покувыркаться и поиграть, как маленьким волчатам, не знающим тревог. Если до боли в стиснутых челюстях хочется просто лечь рядом, одним большим клубком, ощущая под боком ободряющее и надёжное тепло сородича. И никакое самообладание не заглушит инстинкт, когда ты невольно прислушиваешься, ожидая и надеясь уловить мохнатым ухом тоненькое попискивание щенят, зовущих не кого-то, а маму. Тебя.
Лес тих и пустынен. Только бесплотным призраком скользит за тобой твоя тень - единственный верный и бессменный спутник, что у тебя есть. Это единственное родное и близкое что у тебя есть. Только тень.
Тебе некуда идти, некуда спешить, тебя никто и нигде не ждёт. Ты можешь себе позволить никуда не спешить.
Встрече с тобой не радуются. Потому что возможны только два варианта: сбежать, спасая свою жизнь, если это добыча; или угрожающе оскалить клыки, если это хищник и чужак зашёл невзначай на территорию, защищать которую хозяин обязан.
Кажется, что даже деревья умудрённо молчат, замерев в своей вечной неподвижности-жизни. Ни единый листик не шелохнётся. Всё вокруг кажется мёртвым. Впрочем, такое с тобой в последнее время случается всё чаще и чаще.
Не радует даже солнечный лучик, разлёгшийся и пригревший кончик твоего носа. Не хочется зажмуриться и понежиться, принимая солнечные ванны. Не хочется вываляться в дорожной пыли, сбивая свой запах, чтобы скрыть его от всех, кому он не предназначен. Лакая холодную воду, уже не чувствуешь былого наслаждения - это давно превратилось в обычное и банальное утоление жажды. Разрывая зубами парное мясо, уже не чувствуешь искрящегося восторга от удачной охоты - тебе всё равно, ты просто глотаешь куски в стремлении поскорее насытится, поддержать свои силы и, не позволяя себе погибнуть от голода, идти дальше.
Ты начинаешь избегать драк, быстро ускользать от преследования, со всех лап нестись, не трудясь даже огрызнуться. Это делается не из трусости или слабости, а потому что потеряло всякий смысл. Его нет. Ты уже не понимаешь, зачем это надо - отстаивать свои охотничьи угодья и в жестокой схватке доказывать своё право на них.
Накатывает безразличие и равнодушие. Дальше и больше.
Наступит момент, когда ты понимаешь, что по-настоящему живого в тебе почти не осталось. И что с того, что организм твой, как и прежде, силён и здоров? Что с того? Разве быть мёртвым, значит, быть нездоровым? Ничего подобного. Мёртвые отличаются от живых, казалось бы, незначительной чертой... мёртвым всё равно. И это правда. Единственное отличие, небольшое, но разделяющее пропастью. Это отличие заключается не в состоянии здоровья, не в делах... ни в чём другом. Оно в равнодушии, безразличии и бездействии. В отсутствии целей и стремлений. Если в глубине тебя, где-то внутри, теплится искра, пусть старая и тусклая, то ты ещё жив. Из искры всегда может разгореться пламя жизни. Но если угли давно остыли, а зола рассыпалась пеплом, от которого и следа уже не осталось - тут уж ничего не поделаешь. Ты мёртв.
И когда ты это понимаешь становится по-настоящему тошно. Но самое страшное заключается в том, что и это осознание не вызывает в тебе ничего. Оно тебя не трогает. Совершенно. Тебе безразлично даже это. Никаких эмоций на этот счёт у тебя не возникает.
У волчьего воя сотни оттенков и смыслов, но наступает момент, когда и это уже бессмысленно. Потому что взывать тебе не к кому. Призывно взвыть не к кому - никто не откликнется. Позвать на трапезу можно разве что конкурента. Предупреждать об опасности, опять же некого.
Но страха не возникает даже когда становится ясно, что у тебя нет даже самой себя. Давно уже нет. Никого и ничего.
Только прелые листья под мягко ступающими лапами, подгрызенная понизу кора на деревьях, мимо которых пролегает твой путь, терпкий запах просыпающегося к лету леса в по-весеннему свежем воздухе, шелест собственных шагов. Спокойных и уверенных - если некуда спешить, то можно позволить себе спокойствие. Можно позволить себе чеканить шаг - шурх... шурх... шурх...
Ты давно забыла, как и для чего можно вилять хвостом. Волки делают это редко, чай не домашние цепные псы, но всё же хвостом вилять лесные хищники умеют и даже любят. Пусть и по-волчьи скупо.
Впрочем иногда проносится в голове шальная мысль о том, что ты ловишь себя на понимании как и почему можно завидовать домашним шавкам. Во многом у них есть то, чего нет или не было у тебя - дом, какая-никакая ласка, кусок хлеба, миска похлёбки и иногда молока. Реже чем хотелось бы, но случается.
А молоко такое вкусное!
Правда, за всё это ты должен служить, вилять хвостом, ползать на пузе и вовремя гавкать по приказу. Но иногда это даже не кажется таким уж страшным и из ряда вон выходящим. Правда, тут вспоминается, что ты всё же не псина деревенская, и тоска вроде бы пропадает. Даже надолго. Хватает, чтоб отвернуться от человеческого жилья, не вцепиться в горло собакам, по широкой дуге обогнуть деревню и уйти.
Люди. От них уже давно не ждёшь ничего хорошего - нечего ждать. Они тебя боятся и ненавидят. И не понимают. Не понимают, что ими ты не питаешься, что можешь чувствовать их запах за полтора километра и всегда успеешь свернуть с их пути. Что встреча возможна разве что случайно и ты ей рада ничуть не больше человека.
Облавы, охота, убийства, содранные шкуры. За что? За то, что ты являешься собой-волком? Свободным зверем?
За свободу ты платишь своей кровью и жизнью. Может быть потому что люди и в десятой доле не так же свободны? Они ограничивают себя сотнями условностей, чаще всего откровенно глупых или непонятных и уж точно не соблюдаемых, разве что на словах и в видимости. Лицемерие, ложь, предательство, грязные мыслишки и ещё более грязные дела. Так всё же за что?
Потому прочь от поселений, деревень и городов. Чем дальше, тем лучше.
Долго, дольше, чем ты можешь запомнить и осознать. Наверное, всегда.
До тех пор, пока не возникнет резонный вопрос - а что дальше?
А ничего.
Тебе всё равно.
С трудом найдя высохшие за день листья, волчица сгребла их в объёмную кучу - сначала лапами, а затем и мордой. Фыркая забралась внутрь, согревая пространство вокруг себя теплом звериного тела, свернулась в комочек, и положила голову на хвост.