Богослужение закончилось, и монахи молча, по одному, выходили из собора на свежий сентябрьский воздух. Уже давно стемнело, и звёзды, словно небесные лампады, мерцали над куполами. Редкие светильники не могли разогнать мрак во дворе, и монастырские постройки едва виднелись.
Где-то за стенами крикнула сова. "Положил еси тьму, и бысть нощь..." - вспомнил брат Алипий псаломский стих и запахнул мантию. Подобно прочим, он совершил поклон перед дверями собора и пошёл к своей келии. Путь был привычен, но ступать по дощатому настилу приходилось с осторожностью, чтобы не оступиться и не угодить в оставшуюся после дождя лужу. В голове ещё звучали молитвы из повечерия, к ним примешивались воспоминания: об отце, что продолжал возить товар в немецкую землю, о сестре, которая этой осенью пойдёт за сына посадника...
Войдя в келию, Алипий закрыл скрипучую дверь и зажёг свечу от лампады. Слабый колеблющийся огонёк высветил знакомую скудную обстановку - бревенчатые стены, одр, иконы и иконные доски, столик с заботливо растёртыми красками. В углу стояла на распорке большая икона - та, над которой он работал уже больше месяца.
Алипий в который раз осмотрел свой труд. Образ Покрова Богородицы для Зверина монастыря был почти дописан. Пречистая Дева молитвенно простирала руки, ангелы держали над Ней омофор. Святой Андрей Юродивый с благоговением указывал своему ученику на открывшееся ему видение. Рядом Алипий изобразил мучеников Георгия и Сергия - благотворивший монастырю боярин пожелал, чтобы на храмовой иконе были написаны его с сыном святые покровители. Алипий осторожно перелистнул страницы раскрытого подлинника, вновь убеждаясь, что изобразил святых согласно канону.
Почему-то звереницкая мать игуменья решила заказать образ у них, в Юрьевом монастыре. Иконописец надеялся, если Бог благословит, закончить работу к Покрову. А ведь икону предстоит ещё олифой покрывать...
Совершив келейное правило, Алипий погасил свечу и возлёг на одр. До утренней службы надо дать отдохновение телу, чтобы иметь силы для завтрашнего дня - если он, конечно, наступит. Глаза смежились, забвение покрыло ум...
Сон то был или явь? Во плоти он был или в духе? Может, пока Алипий спал, смерть настигла его? Нет, тогда он увидел бы ангелов и бесов, спорящих о его душе. Монах шёл, точнее - летел над самой поверхностью прямой и широкой улицы, засаженной деревьями. Вдоль неё стояли многоэтажные каменные дома - он видел подобные, когда учился в Константинополе. Дорогу покрывал какой-то ровный серый камень с белыми линиями. Нигде не встречались животные, не валялись кучи навоза, а при домах не было огородов. В окнах сверкали стёкла, на удивление большие и прозрачные, а на стенах висели непонятные надписи.
Но самым странным в этом городе были самоходные повозки. Железные, разноцветные, с большими стёклами, они с тихим рычанием проносились мимо Алипия со скоростью, какой он никогда не встречал; ни добрый конь, ни корабль в море под всеми парусами не могли бы так бежать. Оставалось надеяться, что повозки двигают не бесы, а какая-то природная сила.
Люди, проходившие по улице, словно не видели монаха. С неудовольствием он заметил, что мужчины здесь не носят бород. Попадавшиеся на пути женщины были одеты крайне непристойно - не только не покрывали голов, но ещё и носили мужские штаны, а некоторые обнажили свои ноги. Это было даже неприличнее, чем пляски и песни скоморохов, и Алипий в ужасе отворачивал взор.
На своём пути он не встретил ни церквей, ни хотя бы поклонных крестов. Многие люди что-то говорили, прижимая к головам маленькие предметы; может, они разговаривали с бесами, словно волхвы? Страх накатывал на монаха, тяжёлый, вязкий, какой он помнил с детства, когда его пугали сказками про леших и навий. Алипий крестился, призывая Пречистого Спаса, Богородицу, святого Георгия и святого Алипия, великого иконописца из киевских пещер, имя которого он получил в постриге. И хотя видение продолжалось, страх отступал.
Улица закончилась, перейдя в большую, окружённую деревьями площадь. На ней Алипий заметил каменный постамент с тёмной статуей, изображавшей какого-то лысого человека. Всё, что монах здесь видел, напоминало греческие земли; там, в царстве ромеев, строили высокие дома из камня, ставили колонны и статуи на площадях. На Руси такого не водилось.
А может быть, размышлял Алипий, неведомая сила занесла его ещё дальше, в Индийское царство, где не бывал никто из русских? Говорят ведь, что в Индии обретаются всякие чудеса, вроде птицы феникс и людей с одним глазом во лбу. Почему бы там не быть и самоходным повозкам?
Осмотревшись, Алипий увидел впереди тёмную стену с бойницами и воротами. Видимо, это была центральная крепость города, как детинец в Новгороде. Монах прошёл по мосту с искусно сделанными железными перилами. Потянулась дорога из мелких булыжников... Снова памятник - шар, наверху ангел держит крест, вокруг - статуи. Дивясь, Алипий обернулся налево...
Прямо перед ним стоял собор Святой Софии. Храм немного изменился, другими стали купола, а центральный оказался покрыт золотом. Но это был именно их городской собор, сердце Новгорода, с именем которого на устах - "за Святую Софию" - новгородцы шли на брань. "Где Святая София, там и Новгород" - сказал некогда князь Мстислав. Но разве похоже это непонятное место на Новгород? Казалось, кто-то вырвал Святую Софию из родной земли и поставил здесь, в неведомом краю, среди чужих стен...
- Молитвами святых отец наших, Господи Исусе Христе, помилуй нас... - услышал Алипий за спиной знакомый голос.
Алипий сразу признал этого низкорослого, коренастого монаха с грубоватым лицом и в потрёпанной рясе. Со Спиридоном он часто - насколько это позволял устав - общался в монастыре, хотя, казалось бы, иконописцу с просфорником особо болтать не о чем. Слава Богу, Спиридон произнёс молитвенное приветствие, значит, он-то не является дьявольским привидением.
- Брат, ты тоже... здесь?
- Как видишь, - ответил Спиридон и перекрестился. Лёгкая улыбка тронула его губы под жёсткими рыжими усами. - Смотрю, и тебя затянуло. Может, скоро всю нашу обитель сюда перенесёт?
Алипий растерянно молчал. На ум пришло сказание о поваре Евфросине, который передал из рая на землю три яблока. Но где бы они не находились, раем это место не было.
- Я тут не впервые, брат, - продолжал Спиридон. - Я говорил с людьми, которые здесь живут. Это не призрак... Всё, что мы видим - наш Новгород. Тот, каким он будет в 7528 году. В 2019 - от воплощения Бога Слова. Ну, они так лета считают...
- Постой... Ты говорил с людьми отсюда? - Алипий вновь ощутил страх. Вспомнились разом все истории о том, как бесы обманывали иноков через сны и видения. - Спиридон, брат, ты разве не знаешь, как подобает относиться к видениям? Помнишь, что произошло со святым Никитой, когда он послушал беса в пещере?
- Как не знать? - с оттенком обиды сказал Спиридон. Да и кто в Новгороде не слышал истории об этом епископе, которому в Киеве демон представился ангелом? - Но, брат, я рассказал про это старцу Вассиану... Он молился, а потом сказал, что это не бесовское привидение. Всё правда... Люди этого века построили корабль, который плавает по времени, между прошлым и грядущим. Они смотрели на нём наш век... но что-то случилось... и мы сами очутились в их веке. Ещё велел старец, чтобы я никому про то не сказывал, но молился, чтобы эти люди починили свой корабль.
Услышав знакомое имя, Алипий наконец успокоился. Он ещё отроком был, углём на доске рисовать учился, а Вассиан уже седины носил. Стяжал старец Духа Божия - верили все в монастыре. Раз он сказал, что их унесло по реке времени - так оно и есть.
Но если они оказались в 7528 году, то с того вечера, когда Алипий уснул в своей келье, прошло более шести столетий. За столько же веков до них Русь ещё не была крещена... А Новгород уже был. Существует он и теперь, хотя и стал совсем другим. Они видели грядущее, словно очнувшиеся от сна святые отроки из Эфеса. А раз так, то почему бы не узнать, что творится в мире? Даже святая Мария Египтянка вопрашала о подобном, когда встретила авву Зосиму.
- Брат Спиридон, скажи, как живёт христианский народ? Что с Новгородом? Литовцы и татары так же ходят на Русь?
- Погоди, брат! Я знаю ненамного больше тебя. Человек с корабля сказал, что княжений на Руси уже нет. Все земли держит правитель, сидящий в Москве. Его называют мудрёным словом, которое я забыл.
- Сидящий в Москве? - осторожно переспросил Алипий. В эту новость было нетрудно поверить. Вот уже семьдесят лет - если считать от их времени - московские князья Даниловичи не выпускали из рук ярлыка на Великое княжение, а многие города оказались в их уделе.
- Люди этого века не хотели ничего объяснять, - сказал Спиридон. - Они перепугались, что я попал к ним. У них тут такие чудеса, что я и рассказать не могу...
Алипий осмотрелся. Город изменился настолько, что, казалось, на его месте построен новый. Другими стали не только дома и улицы, но и люди. Они держались слишком беззаботно, вольно. Ни у кого не было ни меча, ни ножа, до сих пор он не встретил ни одного ратного человека. Может, благодаря единовластию здесь царит покой? Алипий не мог радоваться, что его родной Новгород лишился древней вольности, но разве не соперничество князей приносило бесчисленные скорби русским людям? Совсем недавно великий князь Василий Дмитриевич хотел взять Двинскую землю, что целовала крест Новгороду. В ответ новгородская рать двинулась в московские пределы. Вновь, как и много раз прежде, горели деревни, христиане шли против христиан...
Но, видно, пребывая в покое, новгородцы лишились благочестия. Никто из них не крестился при виде Святой Софии, по улицам не ходили ни попы, ни монахи.
Да христиане ли тут живут?
- Я хочу показать тебе одну вещь... - вновь заговорил Спиридон, прервав мысли иконописца. - Я видел это вон там, - просфорник махнул рукой в сторону длинного жёлто-белого здания, стоявшего напротив Софии. - Идём!
Они поднялись - хотя Алипий не ощутил ступеней под ногами - по широкой каменной лестнице к двустворчатым дверям. Алипий хотел было спросить Спиридона, как их следует открывать, но тот, не останавливаясь, прошёл прямо сквозь деревянные панели. Иконописец протянул руки - и они погрузились в дерево, не ощутив под собой ничего. Монах шагнул и оказался внутри, в просторных сенях.
Спиридон быстро шёл вперёд, Алипий, озираясь, следовал за ним. Горели яркие лампы, в которых был заключён не огонь, а свет, подобный солнечному. Вдоль стен, в диковинных стеклянных ларях, кто-то расставил множество гораздо более знакомых Алипию, нежели всё прочее в этом мире будущего, вещей - оружие и доспехи, кресты и женские украшения, орудия земледельцев. На столике под стеклом стояло искусно сделанное подобие Святой Софии.
- Это дом памяти, - сказал Спиридон. - Они сложили здесь вещи из прошлого... То есть из нашего времени.
Алипий задержался у места, где к стене были прибиты письма на берёсте. Когда-то поп Кирик вопрошал, не грех ли, что новгородцы ходят ногами по разорванным грамотам. Как бы он обрадовался, если бы увидел эти немудрёные записки, освещённые бездымным светом!
В одной из палат на втором этаже с потолка свешивались красные стяги, под ними на деревянной стенке висели маленькие чёрно-белые портреты. Алипий подивился мастерству неведомого живописца - нарисованные люди выглядели, словно живые. Большая картина напротив изображала Святую Софию под чёрным небом, с полыхающим пламенем пожара за собором. Под картиной лежал шлем странной формы и какие-то длинные предметы. Ещё на одной картине была нарисована мёртвая женщина, рядом с которой стоял отрок в белой рубашке; за его спиной горела деревня.
- Война была... то есть будет, - сказал Спиридон.
Алипий пытался прочитать надписи на стенах, но они состояли из непонятных символов. Хотя и без них он догадывался, что Новгород пережил страшное вражеское нашествие, подобное приходу Батыя на Русь. Видно, не так уж спокойна здесь жизнь. Да и разве не сказано в Писании, что войны и бедствия будут терзать мир до его конца?
- Люди будущего умножили познания, создали самоходные повозки и свет без огня, но не избежали страданий и смерти, - со скорбью произнёс Алипий. - Помяни их, Господи...
Впервые он молился о тех, кто будет жить после него.
В очередной палате на стенах висели иконы.
- Человек с корабля хотел, чтобы я рассказал ему про иконы, - Спиридон встал у стены. - Кто написал, да где... Только откуда мне знать? Но когда я увидел эту...
Алипий подходил к образам, привычно всматривался в детали письма. Спиридон стоял у иконы Покрова...
Сердце гулко забилось.
Да не может быть... Нет. Всё верно.
Алипий видел тот самый образ, который сам писал в келье последний месяц - и одновременно шесть веков назад. Икона выглядела старой, как те болгарские и греческие иконы, которые ему доводилось видеть. Золотой фон пропал, открыв левкас, изменился нарисованный храм, но вот - фигуры святых, выписанные рукой Алипия... Наложенные им краски... Доски, которые он придирчиво выбирал на торгу...
Только сейчас Алипий остро ощутил, какую пропасть пересёк. Он преодолел шесть с лишним столетий за один миг, а написанная его рукой икона жила где-то день за днём, год за годом, век за веком. Давно умерли, ушли в путь всей земли боярин Георгий с сыном Сергием. Их покровители всё так же стояли с краю, но надписи пропали - и кто теперь знает, что это за святые? Почему икона оказалась тут, и стоят ли ещё Юрьев и Зверин монастыри? Он сам - жив или мёртв? Может, его дух странствует в веках, а тело погребено на монастырском погосте?
- Твоя икона пережила тебя, - тихо сказал Спиридон.
- Я писал её для того, чтобы люди возводили ум к первообразу и прославляли Пречистую Деву, - ответил Алипий. - Для чего икону перенесли сюда?
В палату вошла толпа отроков и отроковиц, непристойно шумевших и толкавшихся. Пришедшая с ними женщина стала что-то рассказывать.
- Прости, брат, - произнёс Спиридон, смотря в сторону. - Лукаво обошёлся я с тобой. Думал, сейчас явится человек с корабля, ты расскажешь ему про иконы, и он оставит меня... нас в покое.
- Бог простит, - ответил Алипий. До пострига Спиридон был дружинником, ходил с купцами в Литву. Обмен товара - привычное ему дело. Даже если речь идёт о таком товаре, как знание.
Что стало с Новгородом? Что это за дом памяти? Почему перед иконами не горят свечи и лампады? И почему люди ведут себя настолько неблагоговейно? Не случилось ли так, что Русь охвачена ересью навроде иконоборческой? А может, всё это - дела еретиков-стригольников?
Алипий подошёл к иконе, протянул руки...
Что-то произошло, потому что его пальцы ощутили твёрдую поверхность, прикоснулись к застывшим краскам...
Раздался жуткий вой, словно легион демонов вырвался из преисподней. Алипий отшатнулся, заголосили отроки. Он успел заметить, как один из них поднял серую дощечку и наставил её на монахов...
А потом всё исчезло.
Алипий и Спиридон стояли на возвышении в просторной светлой палате. Перед ними толпились люди в длинной белой одежде.
- Мореходы времени! - восхищённо прошептал Спиридон. - Те, кто родится после нас!
Здесь не было ничего похожего на корабль или пристань. Мягкий свет лился с потолка. Мигали красные и зелёные огни. По стенам и полу тянулись разноцветные верёвки. На столах стояли светящиеся доски и предметы, для описания которых Алипий вообще не мог подобрать слов.
Высокий человек в белом, с небольшой бородой шагнул к возвышению. На его лице, перед глазами висела рамка. Зачем это? А, наверно, линзы, которые видеть помогают. Во фряжских землях такие делают.
- Мир вам, братья!
- И тебе мир, - ответил Алипий.
- Простите нас, братья, за беспокойство. Случилась ошибка, мы её исправляем. Не сходите оттуда, сейчас вы вернётесь в свой год. Больше мы вас не потревожим!
Он говорил со странным выговором и с трудом подбирал слова. Было похоже, как если бы серб или болгарин пытался говорить по-русски. Видно, даже язык поменялся за минувшие века.
- Почему ты прикоснулся к иконе? - спросил человек.
- Я писал её... тогда. В прошлом.
Значит, люди с корабля времени видели всё, что происходило.
Человек повернулся к стоявшей рядом женщине, что-то сказал. Та кивнула и принялась быстро писать палочкой на светящейся дощечке - почти так же, как современники Алипия и Спиридона выдавливали писалом буквы на берёсте.
Алипий увидел, что по краям возвышения возникли стенки, словно состоящие из слабого света. Откуда-то донёсся ровный гул. Ещё немного - и самое удивительное путешествие, какое выпадало на его долю, закончится. Он узрел грядущее, но так ничего о нём и не узнал.
А разве дозволено это знать сынам человеческим? Волхвовать и призывать духов, вопрошать их о том, что будет - великий грех. Но ведь ни Алипий, ни Спиридон не совершали ничего подобного. Их самих воззвали через века, словно Аэндорская волшебница - дух пророка Самуила. Будет ли грехом воспользоваться этим? И разве отроки из Эфеса не узнали, что случилось в мире во время их сна?
Но что он, Алипий, хотел бы выведать у этих таинственных людей? Может быть, у него оставалось времени только на один вопрос. Нельзя упускать случая, которого никому не выпадало - и вряд ли выпадет...
- Кто правит в Константинополе?
Человек с линзами на глазах обернулся.
Алипий помнил, как впервые увидел Царьград в тот год, когда прибыл туда учиться у греческих живописцев. Голод, нищета, страшное вторжение латинян изувечили великий город, но в глазах каждого русского он всё равно оставался чудом, вызывавшим благоговейный трепет. Столица ромеев одинокой скалой стояла над агарянским морем, разлившимся по христианским землям. Что стало с ней ныне, в столь изменившимся мире? Правят ли в ней православные императоры, или тьмы варваров смели их, перехлынув через древние стены Феодосия? Совершается ли святая литургия под сводами Святой Софии, красоты и величия которой нельзя передать словами?
- Что с Царьградом!? - почти выкрикнул Алипий, что совсем не подобало монаху. Люди в белом имели знание, которого не было у него, и которое он отчаянно желал получить. А ведь последним Великим постом Алипий размышлял, почему Ева польстилась на запретный плод.
Мореходы времени о чём-то возбуждённо говорили, размахивая руками. Сквозь нараставший шум Алипий слышал незнакомые слова: "Византия", "Стамбул", "Турция"...
Турция? Может быть, теперь так называют турок - тот народ, что вышел из глубин Азии, принял веру Магомета, победил в битвах греков, венгров, болгар и сербов?
Шум нарастал, свет становился ярче. Единственная возможность познать скрытое за поворотом реки времени, не губя при этом свою душу колдовством, ускользала.
Человек с линзами что-то сказал, но его слова заглушили глухие удары в било, которыми монахов будили к службе...
...Алипий лежал на одре в своей келье. Огонёк лампады мерцал в полунощной тьме. Будильщик шёл от кельи к келье, и деревянный стук слышался всё тише.
Монах встал и затеплил свечу. Он провёл в будущем несколько часов, и это не было сонным видением. Во сне душа переживает то, что видела, о чём мыслила днём, а откуда Алипий мог бы взять понятие о корабле времени или самоходных повозках?
Образ Покрова так же стоял на разножке. Слабый свет отражался в недавно наложенном золотом фоне. Единственное, что Алипий теперь точно знал - его иконе предстоит долгая жизнь.
Но где? В доме памяти? Разве для этого он...
Отказаться от заказа? А что он скажет архимандриту?
Нет. Он закончит икону и отдаст её в Зверин монастырь. Пускай перед ней горят свечи и звучат молитвы, а что будет спустя шесть веков - Бог весть. В Его руках - судьбы царств и церквей, а он, Алипий, просто сделает то, что должен. Бог сотворил человека, зная, что тот злоупотребит свободой и будет творить зло, значит, и икону надо дописать, невзирая на открывшееся будущее...
Хорошая мысль? Надо у отца Вассиана спросить...
Алипий задул свечу, надел мантию с клобуком и вышел во двор, подумав, что уже скоро надо будет просить у эконома шубу - новгородская зима приходит рано. Монах радовался, шагая по знакомому двору, словно вернувшийся из дальнего странствия - да так ведь оно и было. Алипий исповедует всё отцу Вассиану, и ни единому, кроме него, не скажет о случившимся. Спиридон, уверен был Алипий, тоже будет молчать. И дай Бог никому из них больше не взойти на борт корабля времени, ибо зреть грядущее - слишком тяжкая ноша для сынов человеческих.
"Помяни, Господи, отца архимандрита... - говорил про себя Алипий, встав на своё место в соборе, - и всю братию обители нашей, и отца Вассиана, и брата Спиридона... И людей с корабля времени... Тех, кто будет после нас".