Семенов Игорь. Спящий

Эпизод первый. Тикергеме

Я не могу смотреть фильмы, что они нам показывают. Не могу слушать книги, что они нам читают. Не могу смотреть на представления, что они разыгрывают. Все это пошло. Антураж искусственной заботы, которой мы, пациенты "Тикергеме", не видим. Во всяком случае, я. Я во время всех подобных мероприятий сижу, стараясь не воспринимать льющееся вокруг сладкое, даже приторное, лицемерие. Просто отключаюсь, ухожу в себя и окончательно перестаю реагировать на происходящее. Как я заметил, пару раз оглядев комнату отдыха, многие делают также. Врачам неведомо, что это лишь способ не слушать их нужное бормотание, или скрип старых динамиков. Они считают, будто все это - последствия болезни и пытаются нас лечить.

Уже одно то, что нам читают "Приключения маленького капитана на Венере", доказывает мою теорию, что ничерта эти научники в спецформе не понимают в нашей болезни. Они нас считают идиотами, не способными даже встать самостоятельно. В принципе, так и есть. Мы действительно не можем что-либо сделать по собственной воле. Таковы уж симптомы любого Спящего. Я просто физически не могу принять решение: встать и выйти, или, допустим, почесать ногу. Если буду об этом думать, страшно заболит голова и придется пару дней валяться на ингаляциях.

С интеллектом они промахнулись, это есть. Мы на деле очень умные и все-все понимаем. Сказать не можем, но чувствуем все отчетливо. И даже, бывает, в наших головах рождаются умные мысли. В моей точно рождаются, за других не скажу.

Я сижу на утренней зарядке. Естественно, ничего не делаю: когда тренер обращается ко всем, программа в моей голове не работает, и я не реагирую. Другие ребята более активно выполняют телодвижения, которые, мне, в общем-то, нравятся, но которых я сделать не могу.

- Ну же, Андрей, - подходит тренер. - Давай, подними руку.

Слушаюсь, поднимаю руку вверх, с удовольствием чувствуя, как разминаются мышцы. Хотелось бы улыбнуться, но не могу, тело мне не служит. Замираю, едва тренер отходит, и вновь погружаюсь в себя, так как начинается моя нелюбимая часть: перекидывание друг другу мячик. Меня всегда обходили стороной при этой игре, зная, что я не могу в нее включиться. И поглядывали искоса. Это очень обижало. Я, например, могу рассказать куда больше, чем эта забавная рыжая девочка. Я знаю, что за пределами больницы "Тикергеме" (кстати, названной так в честь первой инопланетной женщины, родившей от человека; более бредового посвящения я и выдумать не мог) есть космос, а еще дальше планеты. На которых еще живут люди, правда, совсем немного. А в стороне от Солнечной Системы вращаются две станции, которые буквально кишат людьми. И, кажется, я что-то из техники знал...когда-то. Если было то время до больницы, чего я, конечно, не помню, то я наверняка был техником. Или механиком, или инженером. В общем, я явно был связан с чем-то, касающимся механизмов. Потому что едва я вижу внутренности какого-нибудь прибора, во мне что-то щелкает, и я точно могу сказать, как он устроен. Вернее, сказать-то как раз не могу, но мысленно я часто разбираю ту или иную вещь. Это как гимнастика для мозга: будешь упражняться ежедневно, будет результат, забросишь после первых попыток - превратишься в овоща, который даже не пытается преодолеть болезнь. Их тут таких много, смотреть тошно.

Совсем скоро нас поведут на обед, который, в отличие от завтрака, я съем. Кашу ненавижу, а вот мясом не брезгую. Впрочем, поем я или нет, зависит от того, прикажут мне это делать, или нет. Иной раз дежурные забывают о Спящих и мы глотаем слюни в то время, как остальные с аппетитом уплетают еду.

За обедом я сажусь рядом с Клаусом. Мы познакомились на следующую неделю после того, как я очнулся в Тикергеме. Клаус не Спящий, но у него какая-то редкая болезнь, благодаря которой он живет в своем мире, совсем не похожем на наш, почти совсем ослеп и не может самостоятельно передвигаться. На умное кресло у него денег нет, а потому он катается на старом, еще времен Земли, наверное. Клауса все сторонятся: то ли боятся, то ли просто брезгуют. А мне кажется, мы чем-то похожи. У Клауса свой мир, у меня - жалкий кусок настоящего. По крайней мере, в мгновения просветления с Клаусом можно говорить, он раньше, имею в виду, до болезни, был очень умен. Астрофизик, кажется. Только благодаря ему я кое-как восстановил знания о мире, хотя бы начальные. Я очень надеюсь, что в мире Клауса я есть. Это выглядит так: старик общается только со мной одним.

Раздают еду: индейка и печеный картофель. Мясо на вид суховато, но, поскольку я не завтракал, есть очень хочется. Выезжает стакан с чаем и маленький кусок хлеба. Я нетерпеливо жду приказа.

- Андрей, ешь, - мимоходом бросает врач.

И я начинаю есть, не успевая подумать о том, как противен мне этот человек в белом халате.

- Погодка сегодня чудесная, - кряхтит Клаус.

Я недоуменно смотрю на черноту иллюминаторов и мысленно пожимаю плечами. Может и чудесная: метеориты не летают, вспышек на Солнце нет.

- Я бы за грибами сходил, - мечтательно тянет старик.

Грибы, насколько я знаю, синтезируют на ПЗВ, и никого туда не пускают. Значит, Клаус снова в своих видениях.

- Как ты, сынок? - он спрашивает меня.

Моргаю один раз, что значит: хорошо. Говорить я даже после приказа не могу.

- А мне вот недолго осталось, - слепые глаза Клауса уставились прямо на меня. - Не дождусь уж арбузов в этом году...

Я бы рад ему ответить. Иной раз мне хочется его поддержать, но с болезнью бороться бесполезно.

- Ты борись, сынок, борись, - вздыхает Клаус.

И делает то, что я ненавижу больше всего: перекладывает свою еду в мою тарелку. Я знаю, он почти не может есть, но все равно мне неловко объедать старика. Впрочем, получив приказ, я уже остановиться не могу и послушно ем все, что лежит на тарелке.

В этот раз врач забывает дать команду выпить чай и во рту остается неприятный привкус жира с чесноком. Я вздыхаю и послушно иду в комнату отдыха, чтобы насладиться послеобеденной передышкой, а потом снова пойти на терапию, теперь уже индивидуальную.

Комната отдыха - огромное круглое помещение с вереницей иллюминаторов по периметру. В ней есть диван, парочка экранов, небольшой стеллаж с книгами и коробка с головоломками для совсем уж отсталых. Я стою, потому как приказа что-то делать не было.

- Садись, - кряхтит Клаус, и я иду вслед за ним к небольшому диванчику.

Он останавливает коляску так, чтобы сидеть ко мне лицом.

- Вот что я тебе скажу, сынок. Все они - несчастные люди, да. Очень несчастливые. Больные, лишенные дома и света. А я почти счастлив, да. Еще бы помереть по-человечески, а не как тут принято...Двенадцать дней...

Я не понимаю, что говорит Клаус, но такое бывает с ним очень часто, а потому я просто сижу и слушаю. Это лучше, чем стоять, как идиот, посреди комнаты.

- Марта, девочка моя, не успела, - старик сокрушенно покачал головой. - Хорошая баба была, да. А уж как минет делала... Эх, годы мои...бывало, девочку снимешь, до лесочка дойдем, а там уж и не видно ничего, ух и зажигали мы...

Он говорит странно, как герой исторического фильма о Земле. И термины использует устаревшие: лес, арбузы...

Помутнение рассудка еще не то делает с людьми, но Клауса жалко особенно: он будто бы и вправду верит в этот мир, где есть леса и растут арбузы. А еще где люди ходят за грибами. Мысленно я качаю головой: и почему Клауса не усыпят. Ведь мучается же...

- Нечего уже мне рассказывать, - тем временем сокрушается старик, - все пусто. Как скорлупка, из которой яйцо вытекло, голова моя. Все пусто, скоро уж конец. Ты кушай мальчик, главное держись. Твои годы молодые, еще успеешь жизни навидаться.

Клаусу плохо, я это вижу. Позвать бы дежурного, но я не могу, а говорит старик тихо, так что со стороны и не заметно.

- Ночью в лес-то не ходи, сынок. Сожрут, как пить дать, сожрут. Днем промышляй у опушки, а ночью - под замок, и со светом выключенным! И девку свою береги, в обиду не давай, лучше уж самому, как я Марту, чем им отдать...

От его слов я ежусь. Хорошо, что Клаус не видит моих глаз, иначе бы рассердился.

На его лице появляется гримаса ненависти.

- Они все - шакалы. Я здесь, а там люди...гибнут, как откуп шакалам. Ты здесь, а скоро окажешься не здесь, вот Луна взойдет над морем полная. И космос на тебя смотрит, а Солнце подмигивает, мол, жарко тебе, падла?! И Марта орет, прямо в ухо, сука лживая!

Клаус сорвался на крик. А потом вдруг сжал мою руку и лихорадочно зашептал:

- Луг, Андрей, возле дома моего луг, я там Марту закопал, девочку мою. На ней - медальон, но флешка внутри. Старая такая, еще со времен Земли. Рабочая. Там есть карта, там есть все, Андрей. Ты вернуться хочешь. И я хочу, но я уже не успею, сроку мне - минуты две еще, а ты молодой, ты сильный. Ты только держись. И кушай, это обязательно. А как сигнал...сирена, голод, пойдут Спящие на Землю.

Я почти с облегчением замечаю двух санитаров, которые спешат к Клаусу: он их потревожил криком.

- Луг, Андрей. Напротив дома капитана Клауса, запомни, сынок. Запомни.

Его увозят дежурные, и я остаюсь в одиночестве. Мне ничего больше не остается, кроме как смотреть в черный иллюминатор. Мне будет не хватать этого старика. Он все же неплохой.

Комментарии: 4, последний от 28/08/2013. © Copyright Семенов Игорь (si_go_r@mail.ru) Размещен: 02/08/2013, изменен: 02/08/2013. 10k. Статистика. Глава: Приключения, Фантастика		Ваша оценка:
Аннотация: В закрытой межсистемной психиатрической клинике живет мужчина. Он не реагирует на внешние раздражители, не интересуется новостями и новинками техники. Он - Спящий. Так называют тех, чей разум утратил способность развиваться. Так называют тех, кто жив лишь в биологическом смысле этого слова. Его тело функционирует, но по всем остальным показателям Андрей мертв. Один день. Пронзительный звук. Безграничная свобода и чистый лист - начало новой жизни, в которой у Андрея есть враги, друзья и желание узнать, по чьей воле у него отняли десять лет жизни.

Семенов Игорь : другие произведения.

Спящий