Могучей дланью графомана 
Терзаю я бумаги лист, 
Как он был бел, невинен, чист, 
Как тундры гладь после бурана. 
    Не ведал он страстей огня, 
    Сатиры яда,  лжи доносов, 
    И восклицаний, и вопросов, 
    Но - оказался у меня, 

Распят велением жреца, 
Во власти похоти умелой - 
И прикасаюсь к коже белой 
Я с упоением самца. 

    И вот, не удержать уж слез - 
    О непорочный, чистый, милый! 
    И стон - страстей апофеоз, 
    И клякса - брызнули чернила.