Тиха, и подворье Оптиной Пустыни повернулось лицом к давно ждущему его Крузенштерну. И ночью, что светла, как день, все эти ничтожные суетливые людишки куда-то деваются. И остается он, Город Мертвых, Мохенджо-Даро приполярья. Тени, серые тени в щелях между домами и во дворах-колодцах наконец-то дождались своего времени, своего парада. Они струятся городом - и студент-убивец с топором у Кокушкина моста, и проститутки Невского проспекта, и те, кто стрелял, и в кого стреляли на площади - или это было зимой? Не важно, мертвые сезонов не различают. Каждая тень оставляет себя в тебе, случайный прохожий - поздний гуляка, или - да нет, точно уж поздний гуляка, каких ты себе поводов не выдумывай! Кто же по своей воле белой ночью дома сидит?
Стрелка. Тепловатый шершавый гранит, и бутылка красного вина в руке. Медленно подъезжает скромно-роскошный "Мерседес". Затихает мотор, открывается дверь. Из нее выходит человек - легкое пальто, ослепительно-белый шарф, в руках - нечто странное. Запирает машину, отходит к барьеру. Странное раскрывается футляром от саксофона и ложится лопнувшей куколкой у ног. Саксофон подносится ко рту - и ночь приобретает завершение, тем более, что инструменту вторят гудки идущих под мостами барж. И падающие в футляр звонкие медяки...