Аннотация: Опубликован ЭКСМО в сборнике "Миры Ника Перумова. Хьервард" в 2005 г.
Шаги Осени.
Орден пытался подавить восстание до самой зимы. Рыцари начали жечь деревни одну за другой, и это стало их последней ошибкой. Глубокой осенью, когда тяжелая конница тонула в непролазной грязи, Аргнист тремя ударами разгромил три крупных отряда рыцарей, а один полк "Красных петухов" сдался в полном составе, оказавшись застигнутым конными стрелками на переходе и отрезанным от опорных крепостей...
(Ник Перумов "Земля без радости")
Мой отряд наступал во тьме. Я ехал впереди, внимательно вглядываясь в ночь. Мир вокруг нас погрузился в сладкий и безмятежный сон. Тихо перешептывались ветви в окружавшем нас лесу, сбрасывали на землю остатки своих багряных и золотых одеяний. Глухо переговаривались воины. Кое-где тлели огоньки курительных трубок.
Вокруг царила тишина. Лишь мерный топот лошадей по разбитой дождями сырой дороге и негромкий лязг амуниции нарушали ее. Изредка какой-нибудь конь недовольно фыркал, удивляясь глупости хозяина, заставляющего идти на ощупь в ночном мраке.
Мой отряд медленно продвигался вперед.
Две сотни всадников Ордена Звезды. Авангард войск, наступающих на охваченные войной мятежные области.
Ко мне подъехал брат-оруженосец Кретьен. Вздорный малый, к тому же болезненно жестокий, он тем не менее был превосходным воином. Прирожденным.
--
Ваша милость, что-то неспокойно. Хорошо бы разведчика вперед послать.
--
Давай. Только потише.
Кретьен нырнул во мрак. Я приказал остановиться. Приказ мой шепотом передавался от одного всадника к другому. Не ломая строя, отряд замер посреди ночного леса. Изредка доносились обрывки негромких разговоров.
Медленным шагом подъехал командир второй сотни, брат-рыцарь Гальфрид. Глотнув из вместительной фляги, сказал:
--
Что-то надолго парень убежал...Как бы на засаду не наткнулся...
--
Нет... - я покачал головой. - Этот не пропадет!
Слегка пошевелив придорожные кусты, из черноты леса вынырнул Кретьен. Отряхивая со стеганого гамбизона налипшие листья, подошел ко мне.
--
Ваша милость! Там недалеко, на прогалине, стоянка Аргнистовых мужиков. Не побоялись даже костер развести. Дайте мне десяток людей и я возьму их без шума.
Я молча спрыгнул с коня на грязную размякшую дорогу. Пройдясь вдоль ожидающих приказа воинов, придирчиво, словно рачительная хозяйка на овощном рынке, выбрал десяток самых отчаянных. Вернулся к Кретьену.
--
Ну, пошли, посмотрим на бунтовщиков.
Кретьен ухмыльнулся.
--
Вы с нами, ваша милость?
--
А как же иначе, брат-оруженосец? - я скинул длинный орденский плащ на руки стремянному. Вооружился небольшой секирой, заткнул за пояс кинжал.
Оставив за спиной основной отряд, мы осторожно двинулись вглубь леса. Кретьен уверенно шел по ночному лесу, ныряя под колючие еловые ветки и перепрыгивая через небольшие овраги. Казалось, что он сам стал частью леса, вышедшим на ночную охоту хищником, и потому ориентируется в непроглядном ночном мраке так свободно. Мы старались не отставать от него.
Вскоре показалась поляна, освящаемая огнем небольшого костра. Вокруг него на длинных бревнах сидели бунтовщики. Было их около шести человек.
Черный силуэт Кретьена, шедшего впереди, замер на фоне отсветов пламени. Остановившись, он поднял раскрытую ладонь и сжал ее в кулак. Другой рукой он потянул из-за пояса нож.
Мятежники хлебали похлебку из небольших потертых котелков. На земле возле них лежали дальнобойные охотничьи луки и почти пустые колчаны из грубой кожи. Одеты они были, как одеваются обычно северные охотники - высокие сапоги, добротные короткие куртки, крепкие кожаные штаны. На одном из мятежников был панцирь, наверняка снятый с убитого орденского воина.
Кретьен посмотрел на меня. Перехватив секиру поудобнее, я кивнул.
--
Режь бунтовщиков! - заорал Кретьен, выскакивая на поляну.
Он с размаха всадил нож в спину одному из сидевших, и толкнул обмякшее тело в костер. На сидящих мятежников посыпались искры и пылающие крошечные угольки.
Мои воины выскочили на поляну и принялись резать переполошенных бунтовщиков.
Один из них, лохматый молодой парень, придя в себя, схватился за широкий охотничий нож. Едва он замахнулся на Кретьена, повалившего на землю здоровенного бородатого мужика, как я ударил его секирой по всклокоченной голове. Парень со стоном повалился мне под ноги.
--
Оставьте одного живым! - заорал я.
Кретьен с бешеным ревом колотил бородача по голове.
Все мятежники были повалены на землю. Лишь тот, что был одет в орденские доспехи, кинулся в чащу леса. За ним бросились двое моих воинов. Один из них с глухим рыком прыгнул на убегавшего и, в падении ухватил его за ногу. Оба повалились на землю и полные бешенства, вцепились друг другу в глотки.
К катающимся по земле подбежал второй воин. Парой сильных ударов он помог товарищу ослабить цепкую хватку пальцев мятежника.
--
Вот этого давайте! - крикнул я воинам.
Бунтовщика скрутили и прижали лицом к холодной сырой земле.
Остальные воины принялись деловито и равнодушно добивать оставшихся и тут же ворошить их походные мешки.
Кретьен встал, вытирая взмокший лоб, и в сердцах пнул неподвижное тело бородача.
--
Давайте сюда пленного. - сказал я, садясь на одно из лежащих бревен.
Стащив с него доспехи и заломив ему руки за спину, воины подвели мятежника. Повалили его на колени передо мной. Бунтовщик буравил меня злыми черными глазами.
--
Ну, рассказывай, воин. - обратился я нему, задумчиво вороша разгоревшийся с новой силой костер. - Сколько вас в этом лесу? Где основной лагерь?
Бунтовщик молчал, презрительно прищурив глаза.
Один из воинов, державших его, пнул пленника ногой в живот.
--
Отвечай, пес, когда его милость спрашивает!
Пленный согнулся пополам от удара, захрипел и закашлялся, но ничего не сказал.
--
Кретьен, - позвал я. - Подай-ка огоньку!
Брат-оруженосец с готовностью подхватил из костра тлеющую головешку. Поднес к самому лицу бунтовщика.
--
Теперь будешь говорить? Или помочь тебе?
--
Буду... - сказал пленник хрипло. - буду говорить!
--
Сколько вас здесь?
--
Много. Наши воины по всему лесу.
--
Сколько вас точно? Говори!
--
Сколько листьев в лесу! - прохрипел пленник, усмехаясь.
Кретьен, не размахиваясь, ткнул мятежника в зубы.
--
Кто командует? - продолжал я, когда мятежник прекратил отплевываться.
--
Сам Аргнист? - я задумчиво поглядел на огонь. - Дальше по дороге будет небольшая деревня, принадлежащая Ордену Звезды. Ваши в ней есть?
--
Наши везде! - неожиданным сильным рывком пленник вскочил с колен, стряхнув с себя воинов, и с ревом кинулся на меня.
Он уже был в прыжке, кода я выхватил из-за пояса кинжал. Отражая удар пленника локтем свободной руки, я ткнул его кинжалом в живот. Он с хрипом и шипением зацепился за мой плащ и медленно сполз на землю.
Ошарашенный Кретьен, придя в себя после секундной заминки, с треском рубанул шипящего пленника узким топориком. Мятежник затих.
Переведя дух, я выругался.
Мы вернулись к основному отряду. Брат-рыцарь Гальфрид, в нетерпении ожидая нас, прохаживался по краю дороги.
--
Ну что, брат Вернер?
--
Несколько разведчиков. Мы их положили, взяли пленного. Он сказал, что мятежники по всему лесу. Наверное, врал. - благодарно кивнув, я взял у брата Гальфрида фляжку. - Еще сказал, что командует сам Аргнист. Если это правда, то здесь готовиться что-то недоброе, брат Гальфрид...
--
А что с деревней?
--
Я думаю, что там небольшой разъезд. В любом случае, нам приказано занять ее. Займем деревню - смогут пройти основные силы. Пехотинцы, ополчение, "Красные петухи"...
Брат Гальфрид кивнул. Взобравшись на коня, поскакал к своим.
--
По коням! - скомандовал я, подзывая стремянного.
Воины принялись восстанавливать строй, аккуратно выезжать на дорогу.
Вдев ногу в стремя, я вскочил в седло и слегка потянул за повод.
Конь повез меня вдоль выстроившегося отряда.
--
Первая сотня! За мной! Шагом...марш! - скомандовал я.
Из конца колонны эхом донеслась команда брата-рыцаря Гальфрида его сотне. Наш отряд двинулся по грязной дороге, петляющей среди глухого осеннего леса. Мы ехали во тьме.
В ночном небе двигалась черная точка. Она начала снижаться к земле, делая плавные круги. Махая широкими кожистыми крыльями, над колонной всадников пронеслась крупная летучая мышь.
Она упрямо кружила над нами. И было странно видеть ее здесь, над ночным осенним лесом, над двумя сотнями уставших людей, находящихся на границе между сном и явью. Копыта лошадей месили мягкую грязь, покрывали набрякшие плащи грязными брызгами, с хлюпаньем преодолевали глубокие мутные лужи.
Летучая мышь все кружила над нами, то ли высматривая добычу, то ли удивляясь виду людей, упорно наступающих через ночной лес навстречу войне и смерти.
Деревья с левой стороны от дороги постепенно расступались. Вскоре мы уже ехали вдоль обширных болот. Они были безмолвны и мрачны. Лишь тихо шелестели на ветру сухие стрелы камышей. Летучая мышь, прекратив кружить над нами, унеслась в сторону острова, выступавшего посреди болот.
Остров густо порос елями. Посреди него возвышались мшистые каменные развалины. С трудом можно было угадать в них очертания старинного монастыря.
К поросшему камышами берегу медленными неверными шагами, плавно покачиваясь из стороны в сторону, выходили высокие человеческие фигуры. Это были совершенно голые существа с невероятно бледной кожей. Они жадно тянулись в нашу сторону худыми когтистыми лапы и с шипением скалили длинные узкие клыки.
Один из них подошел к самому краю болота и, вытянув худую шею, громко завыл. В его вое было столько тоски и отчаяния, что я невольно сжал в руке хрустнувший повод. Бойцовые псы, бегущие в хвосте отряда, отчаянно залаяли.
--
Нет, нет... - я повернулся к своим воинам. - Стрелы не тратить!
Существа на острове продолжали свирепо шипеть, но так и не решились преодолеть разделявшее нас болото. Мы ехали дальше, оставляя позади проклятый остров. Ветер доносил до нас обрывки тоскливого воя.
Кретьен, усмехаясь, рассказывал воинам, едущим рядом с ним, как однажды сошелся в лесу с ладной девкой, а потом уличил ее в том, что она упыриха, и опробовал на ней новенький чекан. Воины одобрительно посмеивались.
Мы приближались к деревне.
На рассвете мы подошли к деревне.
Широкие окрестные поля и перелески медленно переходили во власть осени. Слоистые облака тяжелым покрывалом застилали небо.
Все пестрые и яркие краски природы поблекли, словно истлели. Шуршали палые листья, заполняли воздух своим пряным ароматом. Лужицы затянуло тонким ледком, холодные луга набрякли тяжелой росой.
Я оглядывал окружающий меня мир. И все в нем казалось мне однообразно скучным, унылым, серым. Мертвым.
Я остановил коня на невысоком пригорке. По правую руку показался возбужденный предстоящей схваткой Кретьен. В нетерпении сверкая воспаленными глазами, повернулся ко мне.
--
Ваша милость, разрешите мне?
Я молча кивнул. Кретьен привстал в стременах, оглядывая наш отряд. Набрав в легкие побольше прохладного утреннего воздуха, закричал:
--
Братья! Именем Ордена Звезды! - он вытащил из ножен меч. - Руби мятежников! Никакой пощады! Девок брать живьем! За мной!
Пришпорив коня, он понесся к деревне. За ним, словно стая волков, ринулись орденские всадники. Прозрачная тишина осеннего утра наполнилась лязгом стальных доспехов, воинственными криками атакующих воинов, топотом лошадиных копыт, разрывающих ковер бурых листьев. Призывно затрубил рог, волнуя кровь и опьяняя, получше, чем хваленые южные вина.
Слегка придерживая рвущегося вперед коня за узорчатый повод, я хладнокровно наблюдал за атакой. С небольшой возвышенности все происходящее в деревне было видно, как на ладони. У копыт моего коня замер, свирепо скалясь и прижимая уши, Джемберг, бойцовый пес, такой же кровожадный, как и его знаменитый тезка.
Мои воины, ловя обнаженными мечами блики восходящего солнца, скакали между изъеденных временем заборов, низеньких бревенчатых изб и огородов.
В одном из дворов завязалась рукопашная схватка. Оттуда доносились вопли и звон от ударов стали о сталь. В распахнутые ворота, размахивая мечом, влетел Кретьен.
Несколько человек в легких кожаных крутках выбежало из-за сарая на другой стороне улицы. Они кинулись прочь из поселка, спотыкаясь в лужах. Кретьен и остальные, закончив с оборонявшимися во дворе, с гиканьем бросились за убегавшими. По крикам Кретьена становилось ясно, что он пребывал на хрупкой грани восторга и безумия.
Орденские всадники догоняя беглецов, с размаху рубили по неприкрытым спинам и головам.
Последний из мятежников, устав от бега, остановился, и, повернувшись к своим преследователям, что-то хрипло выкрикнул. В следующее мгновение меч Кретьена со свистом снес ему голову.
Схватка закончилась. Все мятежники, находившиеся в деревне, были перебиты.
Ко мне подъехал брат-рыцарь Гальфрид. Он был очень бледен, под глазами лежали черные тени.
Неужели я тоже выгляжу таким усталым? Таким старым...
Проклятая война...
--
Мужичье Аргнистово бьется до последнего, брат Вернер. - сказал брат Гальфрид, сплевывая в осеннюю грязь. - В плен не сдаются.
--
Правильно делают. - я смотрел, как мои воины тащат со двора молодую крестьянку. Он кричала, пытаясь отбиться.
Потрепав нетерпеливого коня по загривку, я шагом тронулся к деревне. За мной двинулись безмолвные воины-послушники. Через прорези глухих шлемов посверкивали их холодные равнодушные глаза.
Жителей согнали на самую широкую часть деревенской улицы.
Вдоль кучки избитых людей, испуганно оглядывающихся по сторонам, позвякивая доспехами и слегка постукивая обнаженным мечом по голенищу сапога, прохаживался Кретьен.
--
Где староста? - тихо спросил я, подъезжая.
Кретьен толкнул в плечо кого-то сутулого старичка с окровавленным лицом. Старичок споткнулся и повалился в грязную лужу перед копытами моего коня.
--
Ваша милость! Отец родной! - запричитал старичок, жалобно глядя на меня снизу вверх и не делая попыток подняться из лужи. - Не губите старика! Не губите старика!
--
Ты признаешь власть Ордена Звезды? - спросил я.
--
Не губите! Не губите старика! - подвывал он, игнорируя мой вопрос.
--
Повесить! - коротко приказал я, повернувшись к Кретьену. Он радостно оскалился.
--
Давайте его вон к тому дереву! - закричал Кретьен. - Старый хрен! - он с яростью ударил старика рукояткой меча.
Два воина подхватили забрызганного грязью старика под локти и повели к раскидистому дереву, росшему возле дороги.
Брат-рыцарь Гальфрид поехал вслед за ними, устало покачиваясь в седле.
Пока воины занимались приготовлениями к казни, брат Гальфрид скучным голосом, лишенным всяких интонаций, по памяти зачитал смертельный приговор. За последнее время ему приходилось читать его очень часто. Слишком часто.
Испуганные жители, жмущиеся друг к другу, окруженные озлобленными воинами, оцепенело наблюдали за казнью.
Старик перестал причитать. Теперь он молчал, уставившись куда-то перед собой, не слыша и не замечая происходящего вокруг.
Прищурившись, я смотрел на небо. Я чувствовал себя невероятно усталым и разбитым.
Холодные ветра - сиверы кидали на деревню клочья грязно-желтых листьев, носились между домов, распахивали плащи воинов, завывали в печных трубах. Они старались напомнить людям, что не за горами время Белого Безмолвия.
К полудню небо прояснилось, вновь показалось между рваных туч бирюзовой гладью. Наперекор утихшим ветрам засияло солнце.
Я вошел в избу, самую богатую в деревне, в которой собирался расположиться на ночлег. Во дворе мой стремянный с парой воинов-послушников распрягал вьючных лошадей.
Отстегнув тяжелый меч - прекрасную работу гномов Ар-ан-Ашпаранга, я сел на широкую лавку.
Пришел Джемберг, виляя хвостом, доверчиво ткнулся мокрым носом в мои ладони. Я поворошил пальцами его гладкую густую шерсть. Постукивая когтями по дощатому полу, пес ушел к дверям и завозившись, улегся спать возле них.
Я поплотнее закутался в теплую меховую накидку.
Хотя было время обеда, есть мне совсем не хотелось. Я велел стремянному подать вина.
Опустошив высокую глиняную кружку большими торопливыми глотками, я почувствовал, что немного согрелся. Вино слегка затуманило взор, зато мысли мои сразу же приобрели приятную легкость, отстранившись от обыденного и привычного окружения.
--
Пойди сюда! - крикнул я стремянному. Он сидел в сенях и тихонько наигрывал на потрепанной лютне, которую таскал с собой по всем походам. - Хочу спросить тебя...
--
Да, ваша милость! - стремянный вошел и остановился возле меня, ожидая продолжения. Испытанный воин, со шрамом во всю щеку, участвовавший вместе со мной в памятных вылазках против диких тварей Орды.
--
Как думаешь, победим мы мятежников?
--
Ваша милость, а разве может быть иначе? Мы - Воины Ордена Звезды. Нам сами Боги помогают.
--
Уверен? - я усмехнулся. - Мы с тобой давно вместе воюем. Скажи мне честно, без утайки. Каким бы не был твой ответ, я тебя заранее прощаю. Скажи мне, я - жестокий командир?
Стремянный уставился на меня удивленно. Покачал головой, усаживаясь на скамью рядом со мной.
--
Ваша милость... А на войне ведь по-другому нельзя. Здесь все просто - или победа или смерть. Зато уж если победил - некому тебя судить. Был ли ты жестоким или милосердным - неважно. Главное, что победить смог.
--
Скажи, а тебе самому война не надоела?
--
Не надоела, ваша милость.
Теперь я удивился его словам. Я посмотрел ему в глаза. Он был еще молод, едва ли ему исполнилось двадцать. Но глаза его показались мне невероятно старыми. Наверное, точно такие же глаза у бессмертных эльфов.
--
Как война может надоесть мне... - продолжал он. - Если вся моя жизнь - это война. Ничего другого я не знаю, не умею, да и не хочу знать.
--
Тебе нравиться такая жизнь? - спросил я. Я никогда еще не разговаривал со своим стремянным на подобные темы. - Постоянные походы, грязь, кровь, риск, постоянное ожидание смерти?
--
Ожидание смерти? - усмехнулся он. - Так ведь жизнь наша, это и есть постоянное ожидание смерти. Все мы умрем, рано или поздно. И если это неизбежно, я предпочитаю умереть с мечом в руках. Я готов ко всему, к любым неожиданностям. Самое большее, что может случиться со мной - это смерть. А ее я совсем не боюсь.
--
Ты веришь в судьбу?
--
Да. Так... намного легче жить. - ответил он.
--
Легче ощущать себя куклой, которой управляет судьба? - спросил я, качая головой. - Знать, что Боги все решили за тебя давным-давно?
--
А разве это не так? - возразил стремянный. - Человек не может знать, что ждет его через минуту, через час, через день... Человек движется по своему жизненному пути на ощупь.
--
Но мы же можем сами строить свою жизнь, можем планировать, предполагать... - сказал я неуверенно.
--
Это лишь наши грезы, наши мечты. Мы строим их в своем воображении, а потом горько плачем, когда мечты наши не совпадают с реальностью. Когда желаемое не превращается в действительное. Я не люблю мечтать. Я люблю действовать!
Слова стремянного произвели на меня большое впечатление. Я и не ожидал найти в этом молодом человеке с душой старика таких глубоких и сильных чувств. Они словно скрывались под сталью его доспехов и ледяными глазами опытного воина. Опытного убийцы.
Стремянный поднялся со скамьи и вернулся в сени. А через некоторое время оттуда вновь донеслось бренчание струн.
Я решил пройтись по своим временным владениям.
Все хотели воспользоваться небольшой остановкой в походе. Все выглядели очень усталыми. Плащи были покрыты засохшей грязью, нечесаные головы скрывали от холодного ветра капюшоны.
Навстречу мне по дороге воины вели на поводу несколько лошадей.
На дворах разводили небольшие костерки, на которых варили кашу и жарили отобранный у крестьян скот.
Двое воинов на потеху товарищам преследовали толстую грязную курицу, улепетывающую от них по лужам с громким кудахтаньем.
На соседнем дворе развлекались. Двое братьев-послушников, голые по пояс, плотно сцепившись, яростно и старательно пытались повалить друг друга в грязь. Вокруг них собрался кружок зрителей, сопровождающих борьбу одобрительным гулом и язвительными выкриками.
Неожиданно среди прочих звуков я выделил женский визг. Доносился он с одного из дальних дворов. Я торопливо направился туда.
Отворив тяжелые ворота, потемневшие от дождей, я зашел во двор.
Двое воинов повалили на землю молоденькую светловолосую девчонку в полотняной рубахе. Один, здоровенный детина, навалившись сверху, крепко сжимал ее тонкие загорелые руки. Второй уже принялся развязывать свой пояс.
Чуть в стороне стоял закутанный в орденский плащ мальчишка лет четырнадцати, один из моих гонцов. Покачиваясь из стороны в сторону, он смотрел на насильников удивленным осоловелым взглядом.
Подойдя к воину, державшему девчонку, я со всей силы ударил его ребрами ладоней пониже ушей. Коротко всхлипнув, он осел на холодную сырую землю.
Второй, оторвав мутные глаза от завязок пояса, уставился на меня.
--
Ты что творишь, ублюдок?! - хрипло выкрикнул я, приходя в дикую, застилающую глаза, ярость.
Он сглотнул, не отрывая от меня глаз. От него невыносимо несло перегаром.
Девчонка вскочила с земли и побежала в избу, шлепая голыми пятками.
Хорошенько примерившись, я с хрустом ударил воина по лицу. Он покачнулся, но остался стоять на ногах, продолжая смотреть на меня хмельным взглядом, полным почтения и страха.
Полный леденящего бешенства, я снова ударил его. Он продолжал стоять. Он пару раз шмыгнул носом. На подбородок полилась кровь.
Я посмотрел на мальчишку.
Он продолжал пьяно покачиваться. Затем неверными шагами пошел со двора. У самых ворот его вырвало.
Мне стало необычайно тоскливо. Глядя перед собой, я пошел на улицу. Прочь от хлюпающего носом насильника, продолжающего стоять на вытяжку. Прочь от его товарища, уставившегося в серое небо тусклыми бесцветными глазами. Прочь от скорчившегося у ворот мальчишки. Прочь.
Я шел по лесу, не разбирая дороги. Разумеется, лесные прогулки сейчас были более чем неуместны, и почти наверняка грозили встречей с мятежниками. Мне было все равно.
Заморосил дождь, легкий, едва заметный. Я скрылся от него под кронами сосен. Под ногами стелился мягкий ковер из сосновых игл.
Показалось ли мне или действительно мелькнула в сумраке соснового бора стремительная невесомая тень? То ли призрак, то ли дыхание ветра.
Скорее призрак, теперь их много развелось в нашем мире - неприкаянных и отвергнутых душ, унесенных из мира живых кровавым вихрем войны.
Вскоре я позабыл о призраке. Я размышлял над словами стремянного. Неужели у каждого человека есть свой, заранее предначертанный Богами путь? И все, что он может сделать - это найти в себе мужество пройти по нему до конца, сохранив в себе что-то очень важное. Осознание себя, как части огромного мира. Мира, причудливо сплетенного из стихий и волшебных потоков. Сплетенного из черного и белого, из добра и зла, из любви и ненависти.
Значит, у каждого из нас свой путь? У меня, у полубезумного Кретьена, у напавших на девочку пьяных воинов, у нее самой...
Я знаю, мой путь проклят. Мой путь погружен во тьму и холод. Мне не могут помочь ни Боги, ни "Слово Звезды", ни магистры и отцы-капитулярии. Все дело в том, что я потерял свою цель в густом непроглядном мраке. Холод сковывает мое сердце. Я не знаю, куда мне идти.
Я раб Судьбы. И все, что мне остается, это блуждать во мраке. И все, что мне остается, это стать льдом.
Судьбу не обмануть. Если жизнь моя прервется, и прекратится мой путь, где я окажусь? Неужели вновь во тьме? И это значит, что нет для меня другого выхода, кроме как искать свет...
Я стоял у толстого дуба, прижавшись лбом к шершавой коре, поросшей голубоватым мхом.
Я и не заметил, что же несколько минут за мной наблюдают.
Он стоял под осыпавшей малиновые листья осиной, и молча смотрел на меня. Странствующий эльф. В точности такой, какими их обычно описывают. Худая высокая фигурка, в походной одежде зеленовато-бурого цвета. На плечи спадали длинные золотистые волосы, несколько прядей были заплетены тонкими косицами.
Я отстегнул от пояса кошель с монетами. Протянул ему, молча, как велел обычай. Эльф взял деньги с легким кивком.
--
Ты хочешь узнать будущее? - спросил он.
--
Нет. Я не хочу узнать свое будущее. - сказал я.
Эльф с любопытством уставился на меня, по-птичьи наклонив голову.
--
Я слушаю тебя, рыцарь.
--
Я хочу узнать, - продолжил я. - Как спастись от тьмы, которая наполняет меня день за днем...
--
Твой вопрос интересен, рыцарь. - сказал эльф задумчиво. - Что ты называешь тьмой?
Я усмехнулся.
--
Я говорю про холод и боль, которые поселились во мне и становятся, день ото дня, все мучительнее. Я смотрю на мир, который меня окружает. Он лишен света, лишен любви. Наш мир, эльф, стал Землей Без Радости...Наш мир поглощает тьма...И я не знаю, что мне делать.
--
Тьма это просто отсутствие света, рыцарь. Это знают даже маленькие дети. - эльф улыбнулся. - Не гаси свет, который живет в тебе с рождения. Ведь это очень просто - погасить в себе свет. Если ты поступишь так, ты сразу перестанешь чувствовать боль и холод. Это очень страшно, рыцарь, когда ты совсем перестаешь чувствовать боль. И это и есть тьма. Но у тебя есть путь, чтобы рассеять ее. Очень трудно и очень больно превратить данную тебе при рождении крошечную искру в пламя, которое способно озарить мир. В свет, который может озарить мир и рассеять тьму. Береги эту искру, рыцарь. Когда она станет пламенем, ты сможешь согреться...
Еще раз улыбнувшись и кивнув на прощание, эльф скрылся в лесу, мягко ступая по опавшей листве.
Я медленно пошел по направлению к деревне, размышляя над загадочными словами Бессмертного. Интересно, а он действительно бессмертный? Может, мне стоило проверить? Я усмехнулся своим по-детски злым мыслям. Все-таки, слишком много во мне тьмы...
Я проходил мимо небольшого оврага. Миновав его, я услышал позади шелест и какое-то неприятное пощелкивание.
Резко обернувшись, я увидел того, кто издавал эти звуки.
Из оврага торопливо выползало несколько стеноломов. Не знаю, каким ветром занесло их сюда, эти жалкие останки перебитой Орды. Быстро перебирая суставчатыми ногами и пощелкивая крепкими челюстями, они направились ко мне.
И что за идея была - пойти в лес без оружия?
Торопливо оглядевшись, я подхватил с земли длинный сук, производивший впечатление самого крепкого.
Один из жуков, опередив своих уродливых собратьев, рывком подскочил к моим ногам и жадно распахнул свои угрожающие жвала.
Не долго думая, я пнул его сапогом прямо в распахнутую пасть. Откатившись назад и продолжая щелкать разбитыми челюстями, жук снова побежал на меня. Обхватив свою дубину двумя руками, я занес ее за спину для разгона, а затем изо всех сил ударил по морде ближайшего из стеноломов. Он стремительно отлетел к оврагу, перевернувшись через себя, и по дороге сбил с лап одного из отстающих жуков.
Оставшиеся жуки окружали меня, прищелкивая жвалами и готовясь атаке.
Широко расставив ноги, я покачивался из стороны в сторону, ожидая бросков тварей. Ждать, конечно, пришлось недолго.
Жук еще только оторвался от земли, только собрался распахнуть смертоносную пасть, а моя дубина уже со свистом разорвала воздух, и со звоном врезавшись в отливающие синевой надкрылья, отшвырнула жука в овраг.
Вслед за отброшенным жуком кинулось сразу несколько. Я едва успевал увернуться от стремительно атакующих стеноломов, нанося точные и сильные удары. Жуки отлетали в овраг, но тут же упрямо лезли из него, цепляясь лапами за сырую землю.
С хрустом ударив очередного костолома в выпуклый фасетчатый газ, я остался один на один с последним из жуков. Сородичи его возились на дне оврага.
Не отрывая взгляда от перебирающего лапами стенолома, я потянул из-за голенища сапога короткий нож.
Плавно поводя ножом перед собой, я сделал шаг назад.
Решив, что настало самый подходящий момент для атаки, жук бросился вперед. Сильным рывком я вогнал лезвие ножа в глаз жуку.
Распахнув челюсти в бессильной ярости, жук упал на землю.
Он лежал на земле кверху брюхом, перебирая сразу всеми ногами. Остальные жуки продолжали шуршать на самом дне оврага.
Я поднял с земли свою верную дубину, перепачканную коричневой кровью, и подошел к беспомощному жуку.
Замахиваясь, я перебирал в голове причины для ненависти. Сразу все.
И разоренные древни и хутора данников Ордена Звезды.
И озверевших крестьян, учинивших кровавый бунт.
И жирных магистров и отцов-капитуляриев, засевших за стенами Мальдены.
...Бросив ставшую ненужной дубину поверх коричневого месива, оставшегося на месте беззащитного брюха затихшего стенолома, я подошел к краю оврага. Сплюнул на его темное шевелящееся дно. Направился к деревне.
Я вышел на окраину деревни.
Едва закончился моросящий дождь. В воздухе пахло сыростью и палой листвой. Небо было затянуто низкими лохматыми облаками. С легким шелестом осыпался шумный лес за моей спиной, скрывающий в своих ладонях уже не Нечисть (нашими стараниями она давным-давно убралась на дикий мерзлый север), а безжалостных стрелков мятежного войска.
Осень наступала неотвратимо. На лугах и лесных тропах легли зеркальные водостоины, опустели бочаги и болота. Все осыпалось, все умирало... Лишь пурпурные пятна кустов калины продолжали согревать взор.
Я всегда любил осень. Мрачное время, наполненное ожиданием леденящего дыхания снежных вихрей.
Глядя в небо, я совершенно отчетливо вспомнил крутой обрыв над великой рекой Эгер.
Тогда точно также по небу бежали мрачные тучи, и завывал, ликуя, мокрый холодный ветер.
Тогда я возвращался с охоты со своими людьми, и встретил прекрасную девушку, сопровождаемую эскортом из пестрых слуг. Едва увидев ее, я понял, что она станет моей женой...
За косогором начинались обширные поля. Но некому было распахивать землю и сеять озимые. Крестьяне разбежались по лесам.
На толстом суку стоящего возле дороги дерева слегка покачивался от ветра труп старосты, повешенного по моему приказу.
Через деревню, увязая в размокшей грязи, шли войска.
Бряцая доспехами, тяжелой поступью шли безжалостные и привычные ко всему наемники, знаменитые "Красные петухи".
Негромко напевая, шли фанатичные монахи, искренне верящие в "Слово Звезды".
Уныло глядя под ноги, шли ополченцы, набранные в деревнях, еще находящихся под властью Ордена.
Войска шли из Бракара, покинутого мятежниками и занятого войсками Ордена Звезды.
Шли, чтобы карать и мстить за нанесенные нашему Ордену поражения.
Мятежники, бывшие данники Ордена, во главе со старым гвардейским сотником Аргнистом, затерявшись в густых приграничных лесах, готовили нам гибель. Из-за каждого дерева, из-за каждого куста или поросшего седым мхом камня мы ждали стрелы или арбалетного болта.
Обозленные потерями, мы начали вешать всех, кого подозревали в связях с мятежниками, и жечь деревни, в которых те могли найти временное пристанище.
Война охватила теперь всю границу.
Я вернулся в избу. Я понял, что нужно сделать. Отправив стремянного за чернилами к брату Гальфриду, я лег на лавку и стал сочинять письмо.