Игнатьев Сергей : другие произведения.

Рейнджеры Язова

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.95*8  Ваша оценка:


Рейнджеры Язова

  
   Я сидел в паршивом баре на Двенадцатой авеню. Потягивал из низкого стакана дешевый виски, слушал по третьему кругу, как "Роллинг Стоунз", спрятавшиеся в музыкальном автомате, поют мне, что я не всегда могу получать, то, что хочу.
   Над пустым танцполом вращался серебристый шар, пятна цветного света лениво ползли по столикам и клубам табачного дыма. Я тянул вискарь и наслаждался свободой. Как говорит Дерюгин, "морально разлагался в оставшихся, так сказать, очагах разврата".
   В запасе у меня были еще сутки увольнительной, и хотя "Роллинги" были совершенно правы, я все равно собирался основательно нахрюкаться, а возможно и подцепить какую-нибудь местную курочку, из тех, что маячили в полутьме у стойки бара в надежде кому-нибудь приглянуться. Никто на них внимания не обращал, даже компания пьяных румын (или венгров - я в их форме не разбирался), голосившая что-то хором в другом конце зала.
   Рассеяно оглядев бар, я уперся взглядом в стену напротив моего столика. Там в рамочке висела любовно вырезанная пожелтевшая передовица "Нью-Йорк таймс" с крупной фотографией.
   Декабрь восемьдесят седьмого, Горбачев и Рейган подписывают в Вашингтоне "Договор о ликвидации ракет средней и малой дальности".
   Я усмехнулся, оценив чувство юмора бармена.
   Восемьдесят седьмой, как же давно это было. Мне как раз стукнуло семнадцать, я подавал документы на журфак, отец неодобрительно качал головой, мать встревожено кивала, "Правильно, Саша, язык у тебя подвешен хорошо, а сейчас сам знаешь, что творится, еще не дай бог в Афганистан..."
   А через год полетел "Буран", из наших кассетников запели сладкоголосый "Ласковый май", загадочный Гребенщиков и суровый Цой, я купил себе джинсы-"варенки", прочитал самиздатовского Кастанеду, посмотрел по видаку Брюса Ли и записался на подпольные курсы каратэ, я познакомился с Наташей, я собрался жениться на Наташе, я навсегда расстался с Наташей, я впервые надрался портвейном до потери человеческого лица, меня чуть не выперли из комсомола и вообще из универа, но оставили после вмешательства деда-академика, Фима укатил за кордон, Тимур вернулся домой в цинке, Алекс подался в рэкет, а на Америку упали Ульи.
   Первые безумные дни, когда еще никто не мог оценить масштабов произошедшего. Американцы обвиняли нас, мы - американцев. Никто еще не знал тогда, что несколько Ульев приземлились в Восточной Сибири. Там наши сработали на редкость оперативно. Потом узнали и о других местах приземления - о тех Ульях, что упокоились на дне океана, о Сахаре, истоках Амазонки, Тибете и Антарктиде. Но первыми, кто забил тревогу, стали американцы. Им это не помогло. Тогда мы еще не знали, что скупое секретное распоряжение Язова, тогда еще министра обороны, а не генсека - зафигарить "гостей" реактивной артиллерией - оказалось единственно верным и фантастически прозорливым...
   Унылый поток моих воспоминаний прервал черный парнишка-дилер. Попробовал подсесть ко мне, купившись видом моей кожанки, застегнутой на молнию под горло. Я лениво послал его на три русских буквы. Он мгновенно понял, испарился. Видимо, уже приходилось слышать.
   Чувствовал я себе с каждой минутой все лучше, поставил "Роллингов" в четвертый раз, никак не отреагировав на вызывающий взгляд чернявого венгра (или румына), вернулся на место. И уже принялся за третий стакан, как в темном провале входа нарисовался Плошкин.
   Я матюгнулся, подтянул повыше ворот кожанки и сел чуть боком, стараясь держать лицо в тени.
   Плошкин раззявил варежку, разглядывая интерьер бара. Он был в рабочем хэбе и почему-то без шапки, крутил лопоухой бритой башкой на тонкой шее. Сторонясь от румын (венгров?) поплелся к стойке. Каким бы он ни был тюленем, меня он все-таки углядел.
   Я залпом добил стакан.
   - Здравствуйте! - сказал Плошкин, останавливаясь в нескольких шагах от меня. - А я как раз вас ищу.
   И виновато улыбнулся, тюлень.
   Надо было конечно высказать ему по поводу субординации, но мне сейчас было не до этого, я, в конце концов, отдыхал. Поэтому я ничего не сказал Плошкину, отвернулся и качнул пустым стаканом бармену. Мол, давай еще.
   - Очень срочно! - сказал Плошкин растерянно.
   - Чего там? - буркнул я, не глядя.
   - Вас срочно требуют...
   Плошкин смотрел на меня выжидающе, а заодно потешно косился по сторонам. Он был из нового пополнения, в деревне своей такого даже и представить не мог, "береза". Про "чужую жизнь", небось, только из Клуба кинопутешественников знал, да из журнала "Юный натуралист" с кабаргой на обложке.
   А тут его аж за "Красную линию" занесло. И если даже этого тюленя припахали искать меня, что-то там у них стряслось серьезное.
   - Кто требует? - спросил я.
   Ответ я знал, просто хотел потянуть время. Бармен как раз поднес мне очередной стакан, я кивком поблагодарил его.
   - Известно кто, Хват. - сказал Плошкин.
   - Чего надо ему?
   - Так ведь...
   - Товарищ старший сержант. - подсказал я, любуясь стаканом на просвет.
   - Так ведь, товарищ старший сержант, - он растерянно похлопал ресницами. - Мне не докладывают. Но товарищ полковник сказали, если вас не найдем, нас самих за... это самое... подвесят, товарищ старший сержант.
   Он густо покраснел.
   Мне стало смешно. Смех был совершенно противоестественный, потому что только что накрылась моя увольнительная. Но при взгляде на этого смущенного тюленя мое настроение улучшилось.
   - Ладно. - я махнул рукой, опрокинул в себя стакан, выдохнул. - Потопали.
   Кинул на стойку пару хрустящих купонов временной администрации, с тоской поглядел на курочек, скучающих у стойки. Хлопнул тюленя по плечу и двинул к выходу, прочь из "вертепа морального разложения", по меткому определению Дерюгина.
   "Ты не можешь всегда получать то, что хочешь, да", пел Мик мне вслед.
   Возле выхода торчал патрульный "уазик" с красно-белыми полосами. За рулем сидел, выставив в окно локоть, Ковальчук, а рядом с ним Яунутис, и мне сразу стало понятно, как тюлень оказался один в баре за пределами "Красной линии", к тому же без шапки. Ковальчук с Яунутисом местные бары уже успели обследовать досконально, а лишний раз погонять тюленя для них - главная радость.
   - Драсть, тарщ старш... - жуя жвачку, обратился ко мне Ковальчук.
   Я заложил руки в карманы, остановился в двух шагах от машины и стал молча смотреть на него.
   Смотрел я недолго. Ковальчук выбрался из "уазика", хлопнул дверцей, вытянулся по струнке и проорал:
   - Здравия желаю, товарищ старший сержант!
   - Вольно. - бросил я. - Шапку верни бойцу. За стариковщину с тебя лично спрашивать буду, понял?
   Подвинув его плечом, я сел за руль.
   Яунутис выкатил глаза, отклячил нижнюю губу, но я буркнул "вольно" и ему.
   Зашипела рация над приборной доской.
   - Шестой, прием!...пшшш...нашли?...пшшш...
   Я щелкнул кнопкой и сказал в динамик встревоженным голосом:
   - Я шестой, объект обнаружили! Оказывает вооруженное сопротивление, разрешите торпедировать?! Прием!
   - Шестой...пшшш...удак, Сашка, ты чтоли?...мать...бались искать тебя...пшшш...
   - Я-я! - сказал я, нажав на кнопку. - Нашелся, едем на базу. Отбой!
   Я отжал клавишу и выглянул в окно.
   - В машину. - приказал я тюленю и Ковальчуку, продолжающему стоять навытяжку.
   Оба проворно забрались в салон. Я дал газу, и стал крутить баранку, разворачиваясь поперек четырех полос пустой Двенадцатой авеню.
   Вокруг было все то же самое, что вчера и позавчера, и всегда.
   Почти пустые улицы, заваленные мусором. Кучкующиеся на перекрестках и у подъездов зданий группки каких-то сомнительных типов, греющихся у горящих бочек, мрачные лица, потертая одежда, листовки красным по белому на стенах и красные транспаранты на проводах.
   "Дедушки" притихли и шумно дышали, а тюлень, кажется, и не дышал вовсе, поэтому ехали мы в тишине. Да и не о чем мне было с ними говорить.
   Наконец показались баррикады первого блокпоста "Красной линии", ряды колючей проволоки и противотанковые ежи. Возле них прохаживались с автоматами через плечо фигурки в шинелях и приятных для глаза красных погонах. Перед шлагбаумом вытянулась вереница грузовиков. Ревел двигателем, целя в небо длинным стволом, Т-80, из люка которого высовывался по пояс злой танкист в шлемофоне, и кричал что-то проверяющим, пытаясь перекрыть шум двигателя.
   Я сунул под нос автоматчику у шлагбаума свои документы, и мы въехали за "Красную линию".
   - Бэк ин Ю Эс Эс Ар. - внятно сказал с заднего сидения Ковальчук.
   В сущности, он был прав.
  
   ***
  
   Хват сидел за обширным столом красного дерева и курил кубинскую сигару, пуская в потолок аккуратные дымные кольца. Галстук его был распущен, китель с пестрой орденской планкой - расстегнут. Стену позади его кресла покрывали густые медвежьи шкуры, подарок разведчиков, и тяжелый красный кумач флага. Бонапарт диким взглядом смотрел на посетителей с портрета в строгой раме.
   - Здравия желаю, товарищ полковник!
   - Отдохнул? - хмуро спросил Хват.
   - Так точно, товарищ полковник. - ответил я без энтузиазма.
   - Дело у меня к тебе. Садись.
   Я сел напротив, в глубокое мягкое кресло.
   Кабинет у полковника был обставлен не хуже министерского. Бесхозной мебели в квартале было навалом. Не пропадать же добру, трезво рассудил наш каптер Сердюк.
   Ароматный дым полковничьей сигары приятно щекотал мне ноздри.
   Хват полистал какие-то бумаги, наморщил крутой лоб в раздумьях.
   - Хорошая у тебя фамилия, Зверев. - проворчал он. - Крепкая, суровая. Как у настоящего мужика, а?
   - Так точно, товарищ полковник.
   К чему это он клонит, подумал я.
   Он вдруг поднял на меня прозрачные глаза и спросил:
   - Зверев, ты ведь комсомолец?
   - Так точно! - выпалил я, делая серьезное лицо.
   Он снова затянулся сигарой, проворчал что-то под нос.
   - Я вот понять хочу. - ворчал он. - Зачем ты на сверхсрок пошел, а? Вроде парень с головой, в институте даже поучился. И семья хорошая. Чего не уехал домой...
   Я молчал, ожидая продолжения. Переходил бы к делу уже, чего рассусоливает?
   - Зачем тебе это, а? - спросил он.
   - Просто мне нравится Америка, товарищ полковник. - сказал я и бесстыже улыбнулся.
   Он хмуро поглядел на меня, крякнул.
   - Шутник. - он пожевал сигару, пролистал несколько страниц. - Ладно...
   В дверь постучали.
   - Да! - гаркнул Хват.
   - Здравия желаю.
   - Заходи, Пал Петрович.
   Вошел своей мягкой кошачьей походкой замполит Дерюгин. Подошел к Хвату, поздоровался с ним за руку, привычно покосился на Бонапарта на стене, поджал губу. Конечно, у самого в кабинете генсек висит, как полагается.
   Дерюгин прожег меня взглядом, ноздри на тонком носу задвигались. Он, конечно же, учуял, но сейчас ему было не до нотаций о недостойном поведении. Он сел с краю стола.
   Помолчали.
   Полковник перевел взгляд на замполита.
   - До меня дошли слухи. - начал Дерюгин. - что некоторые бойцы нашей части в увольнительных в город посещают вертепы морального разложения, показывают образцы скотского поведения и, как последние сволочи, подрывают моральный облик советского солдата...
   - Пал Петрович! - сказал я, глядя ему в глаза. - Ведь мы обсуждали уже это, давайте сразу к делу.
   Дерюгин аж посинел. Хват довольно крякнул.
   - Наглец ты, Зверев. - сказал он с отеческой гордостью. - Не видел бы тебя в рейдах, вот лично этими самыми руками...
   Он потряс над столом кулачищами. При взгляде на них было ясно - да, вот этими самыми руками - вполне мог бы. Но он видел меня в рейдах.
   - Короче, давай, Пал Петрович, излагай. - сказал Хват. - Это наш парень, с ним можно без церемоний.
   Замполит обменялся с Хватом взглядами. Затем вытащил из планшета карту и развернул передо мной. Задушевно посмотрел мне в глаза.
   - Ты у нас специалист по городской топографии. - он показал карандашом. - Этот район хорошо знаешь?...
   Я глянул.
   - У-у-у, там у них самая клоака. - сказал я. - Северо-запад, Викториа-Даунтаун. Я туда без роты автоматчиков по своей воле соваться бы не стал, а не то что к девочкам бегать в увал. Видали мы тамошних девочек, как же... А что?
   - Эх, - покривился Дерюгин. - Сам бы лучше... Чем тебя, дурака молодого...
   - Да брось ты, Пал Петрович. - вмешался Хват. - Сам знаешь, нельзя нам самим. Ты расскажи лучше бойцу подробнее.
   - То, что я тебе сейчас скажу. - продолжал Дерюгин. - Государственная тайна, понял?
   Я кивнул.
   - Из госпиталя, расположенного в пределах "Красной линии", сбежал боец. Нервный срыв или черт его знает что. Вернулся из рейда, слег. А намедни рванул, куда глаза глядят. На границе вот этого сектора, - острие карандаша сделало круг над Викториа-Даунтаун. - Его задержал патруль. Он оказал сопротивление и скрылся. У нас двое раненных и сутки, чтобы разрулить все самим, пока не подключилась контрразведка.
   - Хотите, чтобы я нашел его? - спросил я.
   - Справишься? - спросил Дерюгин. - Туда и обратно, без геройства. Знаем же, что у тебя связи в городе есть, крутишься там, все притоны облазил... Если не найдешь - сразу обратно с докладом.
   - А если найдешь - орден тебе. - вставил Хват.
   "Посмертно" чуть не вырвалось у меня. Но я вовремя прикусил язык.
   - И поосторожнее, операция очень деликатная. - сказал Дерюгин ласково. - Ты ведь знаешь, Зверев, как нас называют? Знаешь, кто мы?
   - Так точно! - радостно отозвался я. - Рейнджеры Язова!
   Дерюгин аж позеленел.
   - Да он же пьяный, - прошипел он, обращаясь к Хвату. - Да как ему поручать?!... Я его щаз к приятелю отправлю в два счета, под арест, а потом...
   - Брось ты. - махнул рукой Хват. Потер переносицу, посмотрел на меня. - Мы, Зверев, никакие не рейнджеры. Не повторяй глупостей. Эти твои рейнджеры обосрались в восемьдесят девятом по полной программе, когда Ульи на Америку шмякнулись. И тебе ли этого не знать, парень, стыдно. А мы - Силы Урегулирования стран-участниц Варшавского Договора. И наша задача здесь - сохранять порядок. Потому что противостоят нам теперь не империалистические агрессоры, а гребаные пришельцы, мать их за ногу... Так что, орел, справишься?!
   Пользуясь тем, что эти двое смотрят на меня, как на полковое знамя, я решил задать лишний вопрос.
   - А почему такая секретность? - спросил я и тут же пожалел.
   Лица у обоих побагровели.
   - Есть подозрения, - очень мягко и тихо сказал Дерюгин. - что дезертир является "Вэ-носителем"...
   Я машинально впился ногтями в ладонь.
   - Если нужно, - сказал Хват громко. - Возьми с собой двух-трех людей, кого понадежней, из своих.
   Я кивнул.
   - Шмакова. - сказал я.
   Замполит прищурился.
   - Шмаков под арестом. - сказал он и повернулся к Хвату, ища поддержки.
   Полковник заиграл бровями.
   - Шмаков твой - индюк безмозглый. - он покатал сигару между пальцев. - А, к черту! Забирай.
   Замполит поджал губы, но промолчал.
   - Второго найду к вечеру. - пообещал я. - Разрешите идти?
   - Иди. - махнул рукой Хват, глянул на часы. - В восемнадцать ноль ноль приступай. Только выспись сперва, а то вискарем от тебя на километр разит.
   - Так точно!
   Я встал, откозырял и бодрым шагом направился вон.
  
   ***
  
   Первым делом я пошел в подвал, где была устроена импровизированная гауптвахта. В ней томился под охраной часового-киргиза один-единственный узник, Шмаков.
   - Ну, как наш пациент? - спросил я у караульного, угощая его "мальборо".
   - Поет. - пожал плечами тот.
   Я прислушался. Из-за двери, запертой на амбарный замок, доносилось какое-то протяжное гудение, вызвавшее у меня ассоциации с паровозным депо.
   - Товарищ старший сержант, - на скуластом лице караульного пролегла тень сомнения. - Уверены, что стоит его выпускать?
   - Приказ полковника. - сурово сказал я. - А приказы, боец, не обсуждаются.
   Караульный вздохнул и склонился над замком, звеня ключами.
   Я вошел в подвал.
   - РА-А-АСЦВЕТАЛИ ЯБЛОНИ И ГРУШИ... - с яростью, с надрывом тянул Шмаков басом.
   Он лежал на матрасе, подложив кулачищи под голову. На нос его была натянута шапка, а ноги в сапогах упирались в грязную стену.
   Услышав лязг двери, он прекратил петь.
   - Кого принесло?! - прохрипел он, сдвигая шапку и щурясь.
   Я хмыкнул.
   - АТЕЦ! - страшно тараща глаза и вскакивая, заорал Шмаков. - Атец мой пришел навестить непутевого сына в темнице!!!
   Мы обнялись, Шмаков принялся энергично лупить меня по спине.
   - Ну, как ты? - спросил я, угощая его сигаретой.
   - Дерьмово. - буркнул Шмаков нормальным голосом. - Кормят помоями, кондиционера нет, женщин нет, телевизора нет. Я пообещал в политбюро написать, так этот калмык ноль внимания. Наверное, русского языка не понимает.
   - Ну-ну. - я ободряюще похлопал его по плечу. - Я пришел дать тебе свободу, сын мой.
   - Врешь! - он прикурил от моей зажигалки и жадно затянулся. - Неужели мне вышла амнистия? По какому случаю? Никак коммунизм наступил?!
   - Раскатал губу. Все прозаичнее - хочу взять тебя с собой в одну поездочку.
   - Так-так. - Шмаков оживился. - Надо понимать, что если Хват разрешил меня выпустить, поездочка будет по-настоящему поганой?
   - Не без этого.
   - Что ж, я в вашем распоряжении, монсеньер.
   - Вот и ладушки. Пошли, накормлю тебя, непутевое чадо.
   - Повинуюсь вашей воле, батюшка.
  
   ***
  
   Перед самым выходом на задание ко мне привязался Плошкин. Заберите меня к себе, товарищ старший сержант, не могу я больше, совсем жизни никакой нет. Вид у него был действительно жалкий.
   За беседой с ним меня и застал Дерюгин. Он уже отошел после разговора с Хватом и с ходу попытался накатить на меня. Чтобы отвязаться, я представил ему второго члена своей группы - Плошкина. Замполит так опешил при взгляде на тюленя, что забыл про все. А тюлень обрадовался. Его я решил сбросить с воза на КПП - не брать же его всерьез на дело? Разрулим и вдвоем со Шмаковым.
   Замполит висел у меня на хвосте, изводя инструкциями и наставлениями. Наконец собрались, получили бумаги, плотный конверт "на расходы" и оружие. "Помни, Зверев", шипел Дерюгин, "мы - Силы Урегулирования! А не какие-нибудь долбаные ковбои! Оружие вам не для того, чтобы пускать в ход, а для поддержания, так сказать" и тому подобное.
   Каптер Сердюк выдал нам гражданское. Кряхтел сопел, дул в усы, но в конце концов оторвал от сердца - против замполита выкаблучиваться не стал.
   Оделись мы по последней американской моде, называется "обратно в депрессию". Американцы затейливые ребята, они даже Кризис Ульев смогли превратить в шоу. Устраивали прямые телетрансляции и прочее. Весь мир мог насладиться картиной разгрома американской армии в прямом эфире. Теперь вот, когда заваруха поутихла, и на смену ей пришли Силы Урегулирования и экономический кризис, у них новая забава - играть в тридцатые. Шляпы, длинные макинтоши, снова в моде блондинки и блюз. Присутствие Сил Урегулирования обеспечило и еще один элемент, необходимый для исторической аутентичности - "сухой закон". Ну а в гангстерах тут никогда недостатка не было.
   Шмаков со своей бандитской будкой в гангстерском наряде смотрелся идеально. Я еще в школе слыл за пижона. А вот тюлень напоминал бедного родственничка из провинции, которого старшие братья повели показывать город. Впрочем, примерно так оно и было.
   Нашлась нам и машина - надраенный до блеска "кадиллак". Ключи мне передал, играя бровью, Дерюгин. В глазах у него читалось "постарайся не поцарапать". Ага, конечно.
   Плошкина сплавить не удалось, замполит проникся мыслью, что тюлень будет присматривать за нами и не даст наломать дров. Я решил, что в ходе операции он будет сторожить машину.
   - Готовы? - спросил я.
   Шмаков оскалился, Плошкин преданно захлопал глазами.
   - Как у тебя с английским? - спросил я у Плошкина.
   - В "учебке" был лучшим в выпуске, товарищ старший сержант. - поспешно ответил он.
   - А я вот не шарю. - огорченно вставил Шмаков. - Мешает языковой барьер.
   - Тебе другой барьер мешает. - сказал я. - Он у тебя между правым и левым полушариями мозга... Плошкин, что знаешь про хорнетов?
   - Я в "учебке" был лучшим в выпуске! - повторил он, хлопая глазами еще сильнее. - Само название "хорнеты" происходит от английского...
   - Стоп. - я поднял руку. - Что вам рассказывали про "Вэ-носителей"?
   Брови у Плошкина поползли вверх.
   - У нас про это отдельные лекции были. - сказал он на полтона тише. - Капитан один вел, разведчик. У него еще пол лица было так обожжено...
   - Короче, Плошкин.
   - Он страшные вещи рассказывал, товарищ старший сержант. "Носители" это новая форма жизни, как бы переходное звено между человеком и хорнетом. Биологическое оружие, вирус, вызывающий необратимые изменения в организме. Есть версия, что при помощи "носителей", хорнеты планировали колонизировать планету. Про них очень мало информации, было лишь несколько прецедентов и...
   - Ладно, - оборвал я. - Должно быть, ты и правда на лекциях не зевал. Но в ходе операции тебе понадобятся совсем другие знания. Поэтому слушай сюда! Первое - делай, что говорят. Второе - не высовывайся. Держись Шмакова, он знает, что к чему. Основную часть работы я беру на себя. Вы просто прикрываете мне тылы, все ясно?... Ну, как сказал Юра, поехали!
   Я сел за руль. Рядом плюхнулся Шмаков, немедленно зевнул и натянул на глаза шляпу. Плошкин на заднем сиденье с любопытством приник к окну, раззявил варежку.
   Снова в деле, Зверев, сказал я самому себе. Этого ты хотел?
   "Ты не можешь всегда получать то, что хочешь. Но если ты иногда пытаешься, ты обнаруживаешь, что у тебя есть то, что тебе нужно".
   Мик и Кит, старички, вы совершенно правы.
   Мы миновали КПП и выехали за пределы "Красной линии".
  
   ***
  
   Итак, мы были в самом сердце злачного района Викториа-Даунтаун.
   Китайская забегаловка с яркими неоновыми иероглифами над входом. Здесь на первом этаже толкались пасмурные личности, жрали что-то малопривлекательное из бумажных тарелок и запивали чем-то горючим из бумажных стаканчиков. В подвале на минус втором этаже работал тотализатор, а на минус третьем - опиумный притон. С его владельцем господином Цао меня связывала старая история - надо было вытащить из проблем одного моего товарища. Мы совершили хорошую сделку, причем господин Цао остался мне немного должен. А через три месяца тот мой товарищ не вернулся из рейда - навсегда остался в дремучих лесах на западе штата Мэн. В тот раз меня не оказалось рядом, чтобы снова его выручить.
   Господин Цао, низенький старичок, с лицом похожим на съежившуюся курагу, и длинной белой косицей, дал мне наводку. Если дезертир еще в городе, а это навряд ли, он либо на территории Папы Кальвини, либо отсиживается в притонах Моралеса. Люди без документов, скрывающиеся от русских, в первую очередь попадают к одному из этих заправил. Стоит поговорить со старым знакомым - Билли Червяком - этот тип кормится объедками со столов больших людей и может кое-что знать.
   На выходе случилась неприятная сцена.
   Возле машины, в которой, испуганно вцепившись в руль и глядя перед собой, сидел тюлень, ошивались типы в мятых плащах.
   Мы со Шмаковым подошли поближе, и я узнал Мэтта Толстяка.
   Отдуваясь и промокая лоб платком, Мэтт подкатил ко мне.
   - Какого черта ты делаешь на территории китаез, Рашн?
   - Отвали, Мэтт. - сказал я. - Не то я проделаю в тебе такое окошко, что статуя свободы пролезет через него, не сгибаясь.
   Ребята, которые были с Мэттом, напряглись.
   - Слушай, Рашн, - сказал Мэтт. - Вы может и крутые парни там у себя на базе, но тут моя территория, и чтобы там ни было, я по-прежнему представляю полицию округа. Если я прищучу тебя или твоих дружков-Иванов на каком-нибудь грязном дельце - скандал будет такой, что все ваше политбюро сляжет с инфарктом, понял меня?
   - Поверь, старина. - сказал я, улыбаясь. - Им к этому не привыкать.
   Мэтт Толстяк захлопал кабаньими глазками, не уловив соли.
   Я подвинул окостеневшего Плошкина из-за руля, включил зажигание, дал газу.
   Мэтт и его парни проводили наш "каддилак" долгими нехорошими взглядами.
  
   ***
  
   Билли Червяка я нашел там, где и предполагал, в борделе "Пинк Пуссикэт", что у железнодорожного моста. Я навел справки у вышибалы на входе, скинул ему пару купюр, мы поднялись по скрипучей лестнице, под грохот проходящего по мосту состава. Все здесь пропахло пролитой выпивкой, табаком и приторными дешевыми духами.
   Билли как раз подбивал клинья к какой-то рыжей дурнушке в розовом пеньюаре. Размалевана она была поярче клоуна.
   - Погуляй пока, дорогуша. - сказал я.
   Шмаков заграбастал девицу за талию и выпроводил в коридор. Там у них завязалась оживленная дискуссия, перемежаемая радостным хихиканьем девицы. В этом случае языковой барьер Шмакову вовсе не мешал.
   - Твою мать, Рашн. - сказал Билли вместо приветствия. - Только не ты опять!!!
   - Приятель, мне нужна кое-какая информация. - сказал я, подходя к Билли.
   Червяк попятился.
   - Мы ищем одного своего друга, он решил отправиться в увеселительную прогулку по Викториа-Даунтаун, и я чертовски уверен, что тебе о нем хоть что-нибудь, да известно. Я угадал, угадал?!
   Червяк вжался в стену спиной.
   - Я не хочу неприятностей, Рашн. - сказал он. - Пойми, моя репутация...
   - Брось впаривать мне это говнидло, мальчик. - сказал я. - Ты самый скользкий тип в этом городе, и твоя репутация воняет похлеще нью-йоркской канализации. Выкладывай, где он!
   Червяк ощерил желтоватые зубы.
   - Ты, Рашн, здесь хорошо наследил, многим ты не нравишься. Иметь дела с тобой - не безопасно, и мне...
   Я подхватил его за шкирку, развернул и несильно припечатал мордой о тонкую фанерную стену. Стенка затрещала, а Червяк взвыл:
   - АААА! Ты мне нос сломал, гребаный красный медведь!!!
   - Говори, где наш парень?! - я приложил его еще разок.
   На шум явился сияющий Шмаков.
   - Прикажи мне атаковать, атец!!! - взревел он.
   - Взял у красотки телефончик? - спросил я. - Все-таки у нас с тобой исключительно разные представления о прекрасном.
   Шмаков радостно загоготал, а я снова тряхнул за шиворот хнычущего Билли Червяка.
   - Хочешь, я отдам тебя своему другу? - спросил я у него. - Его выгнали из Кей Джи Би за жестокость. Он умеет быстро выбивать признания.
   - Доки! - взвизгнул Билли. - Какой-то незнакомый рашн объявился вчера в доках, на территории Папы Кальвини!! Но я ничего не говорил тебе! И вообще я не хочу иметь с тобой никаких дел!!!
   Я вытащил из кармана макинтоша фотографию дезертира.
   - Он? Смотри сюда, он?!
   Билли поспешно закивал.
   - Он, Рашн, это он!
   Я упрятал фотографию во внутренний карман, отпустил Билли. Тот мешком съехал вдоль стены и спрятал в лицо ладонях.
   Я вытащил несколько купюр и кинул на кровать.
   - Я надеюсь, ты не соврал, приятель. - сообщил я. - Иначе нам придется вернуться.
  
   ***
  
   - Смотрели "Крестного отца"? - спросил я, когда мы подъезжали к докам.
   Шмаков и Плошкин замотали головами.
   - Эх, вы. - я ухмыльнулся. - Береза...
   - Сам ты фарца! - радостно огрызнулся Шмаков. - Я видак выцепил перед самым призывом.
   - Короче, там про итальянскую мафию. А старикан, к которому мы едем, типа как из этого фильма, только настоящий. Так что вы там потише, я сам говорить буду.
   - А мне опять машину сторожить? - спросил Плошкин.
   - С нами пойдешь. - сказал я, притормаживая у ворот. - Так безопасней будет.
   Охрана узнала меня - несколько месяцев назад я ездил сюда по поручению Дерюгина, выправлять для Хвата ящик французского коньяка к юбилею. То есть, Дерюгин поставил задачу, а как я буду ее выполнять, оставил на мое усмотрение. Конечно же, я справился.
   Резиденция Папы Кальвини располагалась в старом здании портового склада, переоборудованном под ночной стриптиз-клуб. Ошивалась здесь куча народу, спекулянты всех мастей, бандиты, остатки богемы, музыканты и артисты, иногда заглядывали и офицеры Сил Урегулирования, из тех, кто мог похвастать связями в городе.
   В сопровождении пары шкафов в рубашках с закатанными рукавами, мы миновали забитый народом зал. Шмаков с Плошкиным глаз не могли оторвать от стриптизерш, один дико вращал глазами, второй по обыкновению раззявил варежку. Я все эти прекрасные картины видел неоднократно, поэтому думал о деле.
   - Давно не заходил к нам, Рашн. - осклабился Папа Кальвини, выплывая из-за стола. - Соскучился по девочкам, а?
   Я ответил на его рукопожатие.
   - Никак не находил времени, Папа. - сказал я. - Много дел знаешь ли, очищаем твою страну от хорнетов и всякое такое.
   - Ну-ну. - Кальвини похлопал меня по плечу левой рукой - искусно выполненным металлическим протезом. - Не попрекай старика бездействием. Я свое уже отвоевал. Въетконговцы, как ты знаешь, изрядно укоротили меня. И потом, я сильно постарел, мой мальчик.
   - Ты, Папа, еще нас всех переживешь. - дипломатично заметил я.
   Он осклабился.
   - Кто это с тобой? - спросил Кальвини, только теперь обратив внимание на мою свиту. - Привез друзей поразвлечься? Мои двери всегда открыты для тебя и твоих друзей.
   - К сожалению, мы по делу, Папа. - сказал я, вытаскивая фотографию. - Ищем пропавшего друга.
   Кальвини мельком поглядел на фотографию. На лице его ничего не отразилось, но я понял, что он узнал дезертира.
   Просто почувствовал это шестым чувством охотника.
   Видимо то же шестое чувство заставило Кальвини сразу же отрицательно мотнуть головой и улыбнуться шире прежнего.
   - Жаль, но я не видел твоего друга. Так как насчет девочек, Рашн? Я сейчас же распоряжусь...
   Я улыбнулся и покачал головой.
   - Подождите за дверью. - сказал я, оборачиваясь к Шмакову и Плошкину.
   Шмаков подхватил замешкавшегося тюленя и скрылся.
   Кальвини переглянулся с замершими у входа охранниками, они тоже испарились.
   Старикан жестом указал мне на кресло, прошествовал к бару. Разлил по стаканам, вернулся к столу. Мы чокнулись и сделали по глотку.
   - Превосходное виски. - признал я.
   Кальвини согласно кивнул.
   - Ты ведь не стал бы беспокоить меня по мелочам, молодой человек, верно?
   - Верно, Папа. - сказал я. - А ты бы не стал лгать по мелочам, да?
   В глазах его на миг блеснуло пламя.
   - Не сердись. - сказал я. - Я уважаю твои интересы. Но в данном случае они идут в разрез не только с моими, или с интересами моей страны... Но и с общечеловеческими, уж извини за пафос.
   - Что ты пытаешься мне втолковать, Рашн?
   - Парень, которого ты укрываешь, несет в себе вирус хорнетов, он Вэ-носитель. Я думаю, мне не следует подробно объяснять тебе, что это?
   Кальвини пожевал губами. Конечно, он знал. У него имелись хорошие знакомые и у военных, и в администрации.
   - То есть это сейчас он "Вэ", - добавил я. - А через пару суток уже будет самое настоящее "А".
   - Это ведь не шутка? - спросил Кальвини.
   Я промолчал, глядя ему в глаза.
   Кальвини отвел взгляд первым. Он действительно постарел.
   - Вы не заметили? - полуутвердительно спросил я. - Проглядели, верно?
   - Ты думаешь, - сказал он металлическим голосом. - Я стал бы намеренно укрывать шпиона этих тварей?! Я еще не впал в старческий маразм, мой мальчик. Храни нас Дева Мария, я не вступаю в сделки с теми, кем движет желание уничтожить всех людей поголовно. У меня есть внуки!
   - Тогда выдай мне этого сукиного сына. - я подался вперед, облокотился на стол. - Выдай, пока он не наломал дров!
   Кальвини допил содержимое своего стакана. Я тоже сделал глоток. Я подождал, пока он плеснет себе и мне еще, и снова плюхнется в кресло.
   - Ты знаешь, что я ничего не делаю даром. - сказал он. - Таков принцип Папы Кальвини, и я никогда не нарушал его.
   Какой же говнюк, подумал я. И чего ты потребуешь? Партию автоматов, гранаты? А может, танк тебе?
   - ...но в этом случае я сделаю исключение, Рашн. - сказал он. - Тебе я верю. Я сам был когда-то таким же, как ты.
   Он вырвал из блокнота листок бумаги и, прижав его к столу протезом, быстро написал на нем несколько строчек.
   - Он здесь. Езжай и забери его. Делайте с ним что хотите, расстреливайте, препарируйте, запирайте его в свой гулаг - но я не хочу, чтобы эта дрянь находилась на моей территории.
   Я спрятал листок в карман макинтоша.
   - Спасибо за помощь, Папа.
   Он махнул рукой.
   - Ступай, Рашн. И больше не приноси дурных вестей. Приходи только за девочками и выпивкой. Или вообще не приходи.
  
   ***
  
   - А какого рожна он делает в этом кинотеатре? - спросил Шмаков.
   - Может кино смотрит, знакомиться с нашей культурой. - предположил я.
   - Есть предположение, что хорнеты давно изучили нашу культуру. - сказал Плошкин. И тотчас смутился, что встрял в разговор.
   - Значит шпионили?
   - Летающие тарелки, похищения людей и прочее. - сказал Шмаков. - Народ думал, все это бредни. А это они стратегическую информацию собирали, готовили нам свою "барбароссу", гады.
   - Нам говорили в "учебке", - сказал Плошкин. - Что вся наша информация о хорнетах носит отрывочный и теоретический характер.
   - Вот поймаем этого урода, - сказал я. - И внесем свой вклад в науку.
   Кинотеатр, адрес и название которого указал мне Папа Кальвини, находился почти в самом центре. Вернее, это раньше называлось центром. Город менялся, теперь вся жизнь бурлила на окраинах, а здесь, в лабиринтах узких проулков между небоскребов, царили запустение и тьма.
   Кинотеатр, возле которого затормозил наш "Кадиллак", давным-давно не видывал посетителей. Витрины и вывеска его были покрыты грязью, на тумбах у входа можно было с трудом различить остатки выцветших афиш.
   - Оружие держите наготове. - сказал я. - Но без команды в дело не пускать.
   Я подошел к парадным дверям, подергал за них, заперто. Мы обошли вокруг здания. Здесь нашлась еще одна дверь, и она уже была приоткрыта.
   По улице забарабанили первые дождевые капли. Я поежился, поднимая воротник макинтоша. Переглянулся со Шмаковым. Тот сдвинул шляпу на затылок, кивнул, держа ствол наготове.
   Я резким ударом ноги распахнул дверь. Повел стволом налево-направо.
   Мы зажгли фонарики, освещая лестницу, поднимающуюся в вестибюль. Внутри было темно и пусто, пахло пылью и чем-то еще трудноуловимым, музейным.
   Шаги наши по лестнице эхом отдавались в здании. Но был еще какой-то звук. Сперва еле слышный, он становился все отчетливее. Странное тихое стрекотание. Когда мы вошли в вестибюль, я понял, что это.
   Двери в кинозал были широко распахнуты, оттуда вырывался мигающий свет. И доносился тихий стрекот.
   Белый сноп света из будки киномеханика разрывал темноту.
   На экране в черно-белых красках представал какой-то древний интерьер. Красавица с густо подведенными черным глазами, заламывала руки и перебегала из одного края экрана в другой.
   Мы выключили фонари, вошли в зал, пошли по проходу, держа наготове пистолеты.
   На этом сеансе был всего один зритель. Примерно посредине зала темнел над спинками кресел силуэт сидящего человека.
   - Вот это мой любимый момент. - эхом возвестил незнакомый голос.
   Странный это был голос - мягкий и строгий одновременно, женский и мужской, он заметался, отталкиваясь от стен, эхом отозвался в моей голове.
   Я даже не был уверен, что "носитель" говорил вслух. Поговаривали, что они владеют телепатией.
   Черный силуэт поднял руку, указывая на экран.
   Действие на экране сменилось.
   Теперь красавица лежала на пышном ложе, а из другого конца экрана медленно наползал на нее, вытягивая гибкую кисть, некто в черной хламиде, лысый, с неприятным худым лицом и темными провалами глаз.
   Черный силуэт единственного зрителя встал в рост, продолжая вытягивать руку вверх. Длинная тень перечеркнула экран.
   - Чувствуете напряжение момента?! - провозгласил он, перекрывая стрекот киноаппарата.
   - Руки на затылок, стоять смирно! - гаркнул я, нацеливая на него пистолет. - Без глупостей, парень!
   - Я знал, что вы придете. - продолжал "носитель", то ли уже хорнет, а то ли еще человек. - Вы ведь не могли оставить меня в покое, правда? Что вам нужно?
   - Мы вернем тебя на базу. - сказал я, с силой сжимая рукоятку пистолета и делая шаг вперед. - Там с тобой поработают "шприцы". Тебя вылечат. Вернут к нормальной жизни. Все с тобой будет в порядке.
   - Зверев, ты врешь не убедительно. - сообщил он.
   - Откуда ты меня знаешь?! - опешил я.
   Он не ответил.
   Стрекот из будки киномеханика смолк. В зале вспыхнул свет.
   - Без глупостей, Рашн. - сказал Мэтт Толстяк, отлипая от стены. - Вот и снова свиделись, ха-ха.
   - Гнида ты замухрыжная. - сказал я ему по-русски.
   - Не ругайся. - он засмеялся, затряс жирными щеками. - Я все равно не понимаю, что ты бормочешь.
   Мэтт и его ребята, пять человек, стояли по разным конца зала с пушками наперевес, целились в нас троих.
   - Этот человек согласился мне помочь. - доверительно сообщил "носитель", указывая на Мэтта. - Конечно, за вознаграждение. Видите, не только вы обо мне беспокоитесь...
   - А Папа Кальвини не стал. - сказал я Толстяку. Смотреть на "носителя" при свете ламп мне не хотелось. - Ему дороги его внуки. Представляешь? Тебя-то конечно проще оказалось купить. Что тебе пообещали, а?
   - Что прогонят вас к чертовой матери в вашу Сибирь. - сказал Мэтт довольно. - Этого достаточно?
   - Хороших ты себе союзничков присмотрел, Мэтт. Ты хоть посмотри на этого урода?
   Я перевел взгляд на "носителя".
   Прошло всего несколько суток с момента заражения, и в нем еще остались прежние человеческие черты. Он даже был одет, со вкусом и в гражданское, в белую рубашку и пижонские полосатые брюки.
   Но уже посинела кожа, натянулась на костях, страшно оскалились зубы.
   И глаза уже были не человеческие - выкаченные белки, слепые бельма без намека на зрачок.
   Громко ахнул Плошкин. Краем глаза я заметил, как дрожит у него рука, направляющая на хорнета пистолет.
   Мэтт и его парни медленно обступали нас, выставив стволы. Шмаков целил в них из двух пистолетов. Я поймал на мушку Толстяка.
   - Ты знаешь, какое у меня жалованье, Рашн? - сказал Мэтт. - Ты знаешь, что такое гребаное жалованье гребаного полисмена на территории гребаных Сил Урегулирования? Я и раньше, до Ульев, вряд ли мог рассчитывать на что-то хорошее. Я простой трудяга, Рашн. Хочешь жить - умей вертеться. Сечешь? А когда наши вояки продули войну, когда к нам в страну пришли вы, все вообще покатилось под горку в гребаный ад. Никакого будущего, Рашн, никаких перспектив. Полная задница.... А эти ребята, - он кивнул на хорнета. - Им хотя бы есть, что мне предложить. Сечешь?
   - Ты просто кусок слонятины тупой, - сказал я. - Тебя и твоих горилл сделают такими же, как этот твой новый дружок... Переходное звено эволюции, мать его. Ты думал, поможешь гребаным пришельцам, и дадут тебе спокойно жить? Ты крепко ошибся, приятель.
   - Неважно, - сказал он. - Уже не важно. Я свой выбор сделал. Мой новый друг показал мне, на что способен. Поверь, это производит впечатление.
   Хорнет молчал. Стоял неподвижно, как изваяние, синюшный оскаленный полутруп с выкаченными мутными белками.
   Я знал, что он делает. Собирает энергию для удара. Значит, у меня есть лишь двадцать секунд, девятнадцать, восемнадцать...
   - Мэтт, гребаный ты идиот! - заорал я. - Сейчас тут будет больше красного, чем на первомайском шествии по Горького!
   - Какого еще Горьки?! - сморщился Мэтт.
   А в следующую секунду выступил Плошкин. Он не зря просиживал штаны на лекциях в учебке. Сделал то, что и требовалось. Просто принялся палить в хорнета, пока не кончиться обойма. Этому учили и нас.
   Кажется, я успел что-то крикнуть. Что-то вроде "Плошкин, на пол!!!"
   Палить начали все. Я дернулся, уходя с линии огня, и стреляя в движении.
   Что-то полыхнуло и заискрило у меня за спиной. Зал погрузился во мрак, который тут же прорезали частые вспышки выстрелов.
   А потом меня больно ударило в висок, я понял, что падаю, и стало темно...
  
   Острая боль в виске не давала успокоиться. Не давала погрузиться в черное, влекущее, а я падал туда, летел в черноту. Но боль цепляла меня, как багром, не давала уплыть. Не давала покоя...
   Я очнулся.
   Было темно.
   С трудом приподнялся, поднес руку к лицу.
   Оно было перепачкано чем-то липким. Я ощупал пальцами висок, заорал от боли, заматерился.
   Похоже, пуля прошла по касательной. Просто ссадина. Замазать зеленкой, забинтовать - и порядок. Я везунчик. Впрочем, кто бы мог в этом усомниться? Два сверхсрока, двадцать восемь рейдов - и ничего. Только царапина, вот эта.
   В темноте время от времени мигали лампы, сыпали искрами.
   Я нашарил на пыльном полу пистолет, а рядом - шляпу. Автоматическим, бесполезным жестом, нацепил ее на затылок.
   Сложно было что-нибудь разглядеть в этих редких вспышках. Я стал двигаться на ощупь.
   Туша Мэтта Толстяка, пробитая пулями, валялась посреди прохода. Все его ребята были здесь же, вповалку. Шмаков полусидел, прислонившись спиной к одному из кресел, свесив голову. В руках он сжимал два пистолета - он успел выстрелить обе обоймы. Плошкин лежал рядом, глядя широко раскрытыми глазами в потолок.
   Все остались здесь, не было только хорнета.
   Но я мог ясно видеть след который он оставил, уходя.
   Кровь у него была уже не человеческая, черная.
   Качаясь, словно пьяный, я побрел по следу, уходящему по проходу из зала.
   Я нашел его на краю вестибюля. Совсем немного он не дополз до парадной лестницы, ведущей наружу.
   Сидел у стены, пялился вперед. Тяжело, с хрипами, дышал. Булькал, пуская на белую рубашку густые черные потеки.
   - Как дела, Хорнет? - спросил я, разлепляя губы. - Хреново тебе?
   Он уставился на меня мутными бельмами, размеренно хрипел.
   - Не получилось у тебя ничего, да, говнюк? - спросил я. - Не пропустили мы тебя. Таких ребят потеряли... А тебя, говнюка, все равно не пропустили. И никого не пропустим, понял?
   Он забулькал сильнее прежнего, растянул губы в улыбку.
   - Думаешь... победа? - прохрипел он. - Думаешь, старший сержант Зверев, будет теперь вам космическая экспансия и построение коммунизма?... Я читал мысли моего носителя, я знаю, о чем вы все думаете, все кто воюет с нами... Нет... Это был всего лишь эксперимент, человек. Просто одна из экспериментальных моделей. Это не окончательная версия...
   - Врешь ты, - сказал я. - Ничего у вас не получиться. Я тебе не верю.
   - Твое право, - прохрипел он. - Мы с тобой лишь незначительные единицы. И мы уже сделали то, что от нас требовалось. Те, кому нужно было, все услышали и поняли.
   Я сплюнул.
   - И что будет дальше, а, хорнет? - спросил я, морщась от головной боли. - Мы всыпали вам по первое число, вы поняли, что ничего у вас не выйдет. Что дальше, урод?! Уберетесь в ту черную дыру, из которой вылезли и оставите нас в покое?
   Он медленно повел головой из стороны в сторону.
   - Нет, человек... Мы просто кое-что подкорректируем. Будет иная ветка развития...
   - Что это значит?
   - Значит, в восемьдесят девятом на Землю не упадут никакие Ульи... А дальше... Например так... холодная война действительно закончится в девяностом году, но по другой причине - Советский союз распадется на отдельные территории, коммунисты потеряют власть, а Америка станет единственной мировой сверхдержавой...
   - Это просто смешно.
   - Я абсолютно серьезен...
   - Как же вы собираетесь изменить прошлое? - голова моя заныла сильнее, но я продолжал говорить. - Поздно, ребята, ваша песенка спета. Мы отлично всыпали вам, а если надо будет - добавим так, что вы, говнюки, костей не соберете.
   Он засмеялся.
   - Неужели ты думаешь, - сказал он. - Что все то, что ты видишь вокруг - существует на самом деле?
   - О чем ты, мать твою?
   - Неужели ты думаешь, что мы не могли просто смоделировать целую реальность лишь с помощью твоей головы? В качестве эксперимента... А сам ты находишься вовсе не здесь, в Америке, оккупированной русскими и их союзниками. А совсем в другом месте? И все это - лишь работа твоего ума. Мы просто изучаем тебя, ход твоих мыслей, фантазий. Помнишь пансионат в Клайпеде, восемьдесят шестой год?
   - ЧТО?!
   - Яркий свет над соснами, короткая вспышка. Ты еще подумал - а вдруг НЛО. А потом тебе крикнули, что шашлыки уже готовы и чего ты там возишься в кустах? Помнишь?... Ты давно в эксперименте, человек... Как и я... Как и все мы...
   Я молчал, глядя в мутные белки хорнета.
   - Значит, - я разлепил губы. - Все остальное. Все, что было потом... Все это я придумал сам... И я сейчас не здесь, а...
   Мне не хотелось строить предположений, где.
   Он оскалил перепачканные черным зубы, засмеялся неприятным смехом - звонким, металлическим, неестественным.
   - Хочешь проверим, где тут реальность? - сказал я.
   Хорнет прекратил смеяться.
   Поморгал, выкатывая на меня белесые глаза.
   Я навел пистолет на хорнета и всадил в него шесть пуль. Одну за другой, прямо между вытаращенных белых глаз.
   Эхо выстрелов еще плясало под потолком, и со скрипом качались лампы, мигали, сыпали искрами и потрескивали.
   Мертвец лежал у моих ног, бессильно раскинув руки. И ничего страшного в нем больше не было.
   Я убрал пистолет в карман и, спотыкаясь, пошел прочь.
   Держась рукой за стену, спустился по ступеням, вышел на улицу.
   На улице была сплошная стена дождя. Не видно было не людей, ни огней, ни зданий, ни машин. Лишь призрачные серые силуэты за пеленой дождя.
   И никаких звуков кроме шелеста капель по черному асфальту.
   Только дождь и больше ничего.
   Я поправил шляпу и спрятал руки в карманы макинтоша.
   К моим ногам ручеек грязной воды нес по тротуару клочок газетной бумаги. Я остановил его носком ботинка.
   С трудом можно было различить на клочке размытое дождем черно-белое фото двух типов в строгих костюмах, убористые строчки печатного текста:
   "...кабря 1987 состоялась советско-американская встреча на высшем уровне, в ходе которой Президент США Р. Рейган и Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв подписали бессрочный Договор о ликвидации ракет средней и малой дальности (РСМД).
   Участники договора обязались не производить, не испытывать и не разверт..."
   Показалось, где-то за пеленой дождя заиграла знакомая песня. "Роллинги", "Ты не можешь всегда получать то, что хочешь".
   Насвистывая в такт, я побрел под дождем. Туда, где играла музыка.
  
  

Май 2009 г.

  
Оценка: 5.95*8  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"