Игнатов Сергей Иванович : другие произведения.

Черный дрозд

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Черный дрозд" - первая книга лирики автора, вышедшая в апреле 2003 года.

  
   ***
   В обратный путь собрался и
   идешь озерным снежным полем
   на встречные следы свои
   посматривая невольно
  
   Тебе оценивать дано
   по черно-белому свеченью
   утерянные предвкушенья
   немого прошлого кино
  
   Здесь вроде шаг широк в носке
   а следом оступился глупо -
   но в тающих следов строке
   уже не изменить ни буквы
  
   И по охотничьи свежо
   шестого чувства нюхом дальним
   почувствуешь - прошел чужой
   которым был совсем недавно
  
  
   ***
   Беспечально летя каблучки
   прочеканили ночь осекаясь
   и с тех пор уже не засыпалось
   хоть уколы их были легки
  
   Беглый шов легких ног и коленок
   прострочил тишину и за ним
   память выпустила своих пленных
   мотыльков на немые огни
  
   Эта спешка мой бог эта ножка
   вечный бег опозданий ее
   ремешки осторожно и прочно
   возле пульса схватили подъем
  
   Летный шелест оснастки девчоночьей
   просквозил - не твоя не твоя
   что ж ты вновь сожалеешь о чем-то
   невозможным предчувствием пьян
  
   Что ж там слушать в колодезных улицах
   летуном в желтом свете кружить
   раз схватило тянуть возле пульса
   опозданье на целую жизнь
  
  
   ***
   За отца отвагу или душу
   за надежд отчаянных расстрел
   мне осталась только побрякушка -
   детский танк на светлом серебре
  
   Переврали в темных ямах скрыли
   страшный код их хриплых позывных
   вещмешки
   как сломанные крылья
   за плечами горбились у них
  
  
   ***
   В календаре случился март
   пора проклюнуться весне бы
   а беззаконная зима
   насыпала такого снега
  
   Мир по уши запорошен
   и нос налился спелой сливой
   ты почему такой счастливый
   кружишь размокшим женихом
  
   Венчально зимнею весной
   лицо целовано смятенно
   и в спальнях свежею волной
   перестилаются постели
  
   Как хорошо от слез ослепнув
   внимать как ниспадает свеж
   твоих высочеств королевских
   шум горностаевых одежд
  
   Как в светлых пологах постельных
   выходит вдруг из темноты
   ошеломительное тело
   святой безумной наготы
  
   Пусти о нет еще еще
   о суматошливая нежность
   о целомудренная снежность
   вся в поцелуях мокрых щек
  
   ***
   Следом в след ты прицелился точно
   в общем русле ты держишь под сто
   и зажат твой полет одиночный
   в плотной стае консервных тунцов
  
   Жестью крашеной сдавлен ты мчишься
   твой разгул укротила езда
   и эмаль отражает бессмысленность
   общей спешки вперед и назад
  
   Чешуей по асфальту шуршащий
   с броневою пластмассой в душе
   наш полет вымирающих ящеров
   что земля не выносит уже
  
   В смраде наших рычаний напрасных
   не свободен рывок и разгон -
   мы на строгом ошейнике трассы
   и за нас ее выбрал другой
  
   Полосою не нами размеченной
   мы проносимся эрой сквозной
   в плюс и минус движения встречного
   и итог наш наверное - ноль
  
   ***
   Когда холодных войн с испугом искренним
   узор едва оттаял на стекле -
   нелепой дружбою
   по переписке
   я в скоротечной форме проболел
  
   В развалинах строки косую дрожь
   скреплял он нитью византийской грусти -
   нелепый толстый грек
   гибридный Джордж
   клан Колорадо Спрингс из рода Руссос
  
   Американским языком фригидным
   он толковал о детях и жене
   о елях на снегу
   нелепый гидро-
   геолог или вроде инженер
  
   Мой гидро-друг из клана Ю-эс-эй
   как хорошо тогда порой весенней
   мы в душах провели несмелый сев
   рассыпав буквы шариковой сеялкой
  
   Как хорошо мой друг как хорошо
   когда их мегатоннами растишь ты
   отпустишь - и боезаряд пошел
   пошел накрыть
   беззвучной белой вспышкой
  
   Но только знаешь ты - она растает
   не сохранятся письма - и вообще
   давай признаем просто
   что душе
   каких-то витаминов не хватает
  
   Твой предок плыл туда
   забравшись в трюм
   но двести лет не смыли с кожи пятна
   оливок рода Руссос -
   я смотрю
   и ты забрался в писем трюм обратный
  
   От вспышек белых не опухли реки ли
   ручьи слепя болеть не пролились ли
   в неровных строках
   колорадских греков
   что двести лет мечтают по-английски
  
   ***
   Мне не за что тебя прощать
   мне не обидно и не грустно
   я возвращаюсь старым руслом
   как требует того душа
  
   Когда вода взошла на остров
   и смыла наш песочный град -
   прощеньем обоюдоострым
   уж поздно попусту играть
  
   Весна взмутила ил излучин
   но неба глубина видней
   чем позже
   тем ее созвучья
   хмельней и драгоценней мне
  
   Не одиночество не жалость -
   лишь руки отпустил - и вот
   мне больше не за что держаться
   на дымной гриве талых вод
  
   Предчувствие к весне болело
   бродяжьим вирусом тоски
   а тяжкий паводок
   шалея
   вздымал непрочные мостки
  
   Он бился гневно и упорно
   натягивал ремни подпруг
   он тяжко вздрагивал - и вдруг
   сорвал дрожащие опоры
  
   Последний трос как нитка хрустнул
   сорвало сваи и причал
   меня уносит старым руслом
   мне не за что тебя прощать
  
   ***
   Под высокими бастионами и башней делает излучину тихая река с темной медленной водой и, тяжко повернув всем вороным боком, лениво обтекает серые щелястые устои древнего деревянного моста - быки. Летом на ближний бык можно перебраться с берега, засучив штаны и сняв кеды, и потом, сидя на теплом дереве, смотреть сквозь проломы и щели в тенистое нутро, следя за тайной жизнью пескарей и водяных существ внизу в глубинах темных и зеленых. Размотав удочку долго мнешь черный мякиш и насадив шарик ни большой ни маленький чтобы проглатывался легче махом отправляешь точно куда надо и ерзаешь на теплой доске следя за поплавком но и не упуская внешнего мира и особенно чувствуя мощный полет башни в вышине. Налетает трясогузка и суетится вблизи беспокойно чвичвикая и кивая хвостиком и думаешь чего это она разошлась наверное гнездо где-то рядом. Устав от отсутствия клева закладываешь пальцы в рот различным манером легко превозмогая брезгливость и учишься так свистеть во всю мощь хотя и без пальцев получается оглушительно но тонко и как бы взахлеб на пределе сил и звука и слушаешь эхо плеснувшее вспять от башен и гулких бастионов и не такое слыхавших давно и многих пацанов перевидавших. Ближе к вечеру вдруг по черной воде бесстрашно и тихо выплывет ондатра и тянет носом широкие усы волны идущей по недвижной глади с отраженными розовыми облаками и думаешь видит ли она меня и махнешь для пробы но мокрое тельце не дрогнет и не изменит курс бесстрастно следя черной капелькой глаза.
  
   ***
   Держитесь правой стороны -
   держись у кафельной стены
   смири свой темп и злость
   туши порыв прими искус
   держи с толпой тяжелый курс
   как к нересту лосось
  
   Чтоб ты не заплутал болезный
   не сбился не устал
   тебе придумали полезный
   стандарт расклад устав
  
   Но только жилка-ворожейка
   в виске стучит весной
   перекроить стандарт движенья
   на свой манер иной -
  
   Держись у вешней стороны
   где ветром вешки снесены
   весенних сил не трать
   броди и разводи костры
   при одиночествах лесных
   где ты ни лев ни прав
  
   Держись где держатся цветы
   на свежих пастбищах святых
   держись у лунных нот
   у небосвода посреди -
   ты там не одинок
  
  
   Держись необъяснимых женщин
   держи весной в перерожденьях
   кленовой почки вкус
   держись высоких напряжений
   на голых клеммах чувств
  
   Не по веленью - по влеченью
   держи души весенний щебет
   иди в глубинное теченье
   где темная вода
   таит стремнину предвкушенья -
   и выдержишь тогда
  
   ***
   Ночью ласки незамужней
   рисовала в окнах стужа
   сад и птичий взлет высокий
   в звездный кинозал
   Было может быть не нужно
   но она любила строки
   ты таких не знал
  
   Ты не знал но тихо дрогнул
   Что еще не взял в дорогу
   уходя к высоким замкам
   от постылых стен
   скольких тайных знаний длани
   на глаза твоих желаний
   не легли совсем
  
   В пиршественную тревогу
   в звучный звон высокой залы
   званный на обед
   нахватал всего помногу
   шаря по столу глазами
   думал о себе
  
   В пестрых перьев полукружьях
   любованием сочился
   оперясь едва
   В юной жадности недужной
   почему не научился
   просто отдавать
  
  
   Потому не без причины
   мертвым глазом светлой стужи
   смотрят зеркала
   в сердце острая горчинка
   с ночи ласки незамужней
   все не зажила
  
   ***
   Мембрана тронула висок -
   запутавшись в наборе сложном
   ошибся детский голосок
   спросив его - а Лену можно
  
   Он жил у жизни на отшибе
   и время медленно текло
   в то утро и весна ошиблась
   и медлила звонить в стекло
  
   И он не заподозрил знак
   хоть был давно душой не полон
   а это робкий ангел так
   о чем-то захотел напомнить
  
   Он бормотал - не повезло
   предчувствие спустило шину
   но знал что чувство в нем ошиблось
   в наборе сложном дел и слов
  
   И знак остался не прочитан
   и в трубке замер шорох крыл
   когда он
   детскою ошибкой
   себя нахмурясь ощутил
   ***
   Бедный мальчик он Блоком болел
   опьянялся созвучьем хрустальным
   пленник мага
   как был он нелеп
   бедный мальчик
  
   Теплой речкой заросшей лесной
   то и дело срываясь в банальность
   неумело вел смелый челнок
   бедный мальчик
  
   Подставлял то лицо то плечо
   ран хотел чтобы опыт не клянчить
   было мало хотелось еще
   бедный мальчик
  
   В синей капле твой код соберу
   искры чувств в островках и останках
   и присяду погреться к костру
   бедный мальчик
  
   Что там в опыте и в седине
   мне темно от сокровищ на дне
   слишком сытно мне
   в клетке причастности
   ты малыш был меня не бедней
   бедным счастьем ***
   Зима была протяжной и несуетной
   и на пороше свежей по утрам
   он птичьих лапок светлые рисунки
   старательно срисовывал в тетрадь
  
   Следы легко выращивались в слоги
   неслышно распускались и цвели -
   он той зимой болел
   орнитологией
   недужил связью неба и земли
  
   Но в письменах своих скрывали тайну
   косые с ниткой вязаной кресты
   как храмов неприметные останки
   на карте среднерусской полосы
  
   И был особый вздох или раскаянье
   или прощальный одинокий свист
   когда в конце они
   одним касанием
   одним дыханьем уносились ввысь
  
   Знак звонкой пустоты вонзался в грудь
   строка тяжеловесная кончалась -
   и было там смятенное начало -
   свободный росчерк перьев на снегу
  
  
   С тех пор его тревожило то место
   то указанье острой кромкой крыл
   Он взрослым стал
   нашел иные средства
   но тайну эту так и не открыл
   ***
   Мы молчали - молчать было проще
   потому что с шести до семи
   ты была исчезающей точкой
   в океане сплошной синевы
   столь глубокой что если всмотреться
   лежа навзничь до самого дна -
   в необъятные паузы сердца
   входит ветер и тишина
  
   Ты мерцала иголкою в небе
   и купалась в тяжелых волнах
   и вздыхали их пенные гребни
   налетая на кромку крыла
   Белой дымкой клубясь угасали
   письмена паруса или саваны
   замки брошенные людьми
   великанов немые оскалы
   и чудовищ курчавые лбы
  
   Ты была хороша в этой битве
   собирая в букет облака
   с невесомой машиною слита
   перевертывалась
   так легка
   как святой акварели страница
   в одинаковых хмурых листах
   как свободная серая птица
   что умеет кружить и мерцать
   и теряется
   чтоб возвратиться
  
   в бальном платье холодном и чистом
   и всей грудью приникнуть к птенцам
  
   А когда самолета обводы
   расставались со стужей высокой
   ты очнулась
   и с неохотой
   шевельнулась как бабочка в коконе
   На штурвале ладони разжала
   и пустила на плечи летать
   свои волны что в шлеме слежались
  
   но была ты немного чужая
   словно что-то оставила там
  
   ***
   Была нарядна и стройна
   и излучала смех и ласку
   припав к мобильнику она
   общаясь с отдаленным гласом
  
   Попробуй ближняя душа
   себя - пленясь фигурой стройной -
   ей посторонней ощущать
   и чуть ли не потусторонней
  
   Ты светом дальнего окна
   куда ее забрали душу
   настолько плоти лишена
   что можешь и смотреть и слушать
  
   Девчоночью ее свирель
   околдовал волшебник мрачный
   и изоляцией прозрачной
   надежно заключил в дисплей
  
   Со вспышкою улыбки вскрик
   безадресный на дальний зуммер
   как ток блуждающий искрит
   и все вблизи электризует
  
   Напрасный код не стоит слать
   на ближний не ответит вызов -
   мы просто смотрим телевизор
   стеклянный возвращая взгляд
  
  
   Но как отчетливо на миг
   твой голос осечется дальний
   узнав как в мире виртуальном
   безумно виртуальны мы
  
   ***
   Распростертыми крыльями царственно
   самолет возносило в эфир
   а внизу хлопотливо Швейцария
   убирала игрушечный мир
  
   По-старушечьи лапками цепкими
   в голубой задвигала комод
   драгоценные прожилки вод
   и замшелые горные цепи
  
   Накрывала вуалью голубенькой
   там где дым мягким пухом белел
   хуторов разноцветные кубики
   в чисто стираных латках полей
  
   Лишь по молью погрызенной пойме
   еле двигался крохотный поезд
   розоватым мясным червяком
   серебристою ниткой влеком
  
   В мягких ложах зеленого плюша
   кое-где грызунами нарушенных
   уплывал нереальный мирок
   с мельтешеньем машинок игрушечных
   на артериях темных дорог
  
   Сквозь замедленную светотень
   он серебряной пулей влетел
   в сумрак легкого пара и праха
   и тяжелая туча
   шарахнула
   пустотою пронзив в животе
   и салон провалился и хрустнул
   и в галоп перешел словно конь
   гулко грохаясь в скользкие сгустки
   и в клубы благовоний в бесчувственной
   и сырой пелене колдовской
  
   Но насытившись ввысь отпустила
   пелена и немыслимой синью
   оглушительная
   тишина
   снизошла и под страстным светилом
   в простынях белоснежных
   страна
   в наготе возлежала
  
   И думалось
   у светлеющей линзы ссутулясь
   о торгах лилипутских вещей
   в муравейниках крошечных улиц
   что быть может приснились вообще
   О раскрашенных сборках и рюшах
   темных зданий в столетней дресве
   и о бюргерах с белыми брюшками
   к ресторанам ползущих не свет
  
   О железках великого Цвингли
   что с большой Зонденбургской войны
   величавым полковником Циглером
   лично в Цюрих привезены
   и повешены лично на стену
   в знак любви лилипутской Люцерны
  
   В микроскопе возник арсенал -
   благозвучный Зейг-цой-хауз-келлер
   что давно превращен в ресторан
   чтобы в недрах без устали ели
   зонденбургские цигли и цвингли
   жир сосисок текущий по-свински
   в благовонном Зейг-цой-хауз-келлере
  
   Он сместил объектив с омерзением -
   и открылось как в светлой воде
   в синей капле росы Зюрихзее
   дева кормит ручных лебедей -
   а они тишиною священной
   приплывают к ней как облака
   выгибая пунцовые шеи
   в отраженный горою закат
  
   Погрузился он в теплую тьму
   сероглазой улыбки бездонной
   и в изысканное why we don't
   что шотландка сказала ему
  
   Он украл ее взгляд заповедный
   где у площади искренних тайн
   грудой легких велосипедов
   без присмотра завален фонтан -
   там где сонный отель Францисканер
   с темным глянцем старинных перил
   прямо в горы окно отворил
   белоснежной кисейною тканью
  
   Прямо в сердце чтоб в детство вернуться
   пропустил он холодный стилет
   горной влаги забытого вкуса
   в запотевшем тяжелом стекле
  
   И еще он туда пропустил
   ощущенье на пальцах нескромных
   одолевших безумную робость
   чистой юной альпийской пыльцы -
   ее шелк с изумленьем нашли
   они утром на подоконнике
   в просыпавшемся солнце спокойном
   вместо липкой привычной пыли
  
   А еще - улыбаясь - еще
   он лучом осторожным нашел
   с микроскопом над бездною горбясь
   смелых дождиков теплую морось
   от которой душе хорошо
  
   Утром с новым трамвайным трезвоном
   он окно открывал в облака -
   и легко опьянял даже воздуха
   самый первый шипучий бокал
  
   Он был пьян ощущением ветра
   пил лугов затаенную грусть
   где набоковской легкой рампеткой
   тихо пойманы бабочки чувств
  
   Этих жилок биенье под кожей
   этот трепет и зов невозможный
   эти в праздничных крыльях глаза
   в декларации он
   не указал
   протекая сквозь сита таможен
   ***
   Опять затеялась зима
   нарядами сводить с ума -
   что за роскошное дерзанье
   пушистых липок на пруду
   оборок рюшей свежий запах
   Зачем зима их привела
   кружить в плену вуалей бальных
   блестеть жемчужными зубами
   на ледяные зеркала
   Зачем ночной незримый труд
   алмазов трепет и мерцанье
   и выход в кружевном касании
   что еле прикрывает грудь -
   как будто гномы им вязали
   спеша к утру
   спеша к утру
   ***
   Едешь себе тихо по лесному шоссе, и вдруг закатное небо плавно прорезает сокол, словно точный рисунок черным по розовому. Почему теперь это уже не событие. Ведь всегда было событие в прошлые времена, когда вся жизнь состояла из мелочей, составляющих счастье. Мало кому придет в голову считать это счастьем, но ведь так оно и есть, и именно за это и надо было держаться, больше не за что.
  
   Раз тихим вечером стояли вот так и смотрели игру в городки. Завораживающее действо с неторопливым выходом дядек - таких старых, как казалось тогда. Тяжелая ухоженная бита, отполированная до блеска и неподъемной тяжести для нас, парнишек -- дерево перехвачено для прочности стальными трубками, точенными из легированной стали в спеццеху -- нацеливается каким-то собственным для каждого способом. Один стоит прямо и мечет ее рывком почти без замаха, словно спотыкаясь, а другой долго целится боком и отправляет с голосом в полную грудь, но никто никогда не промахивается, и вся разница в мелочах и удаче. Бита летит тяжко и шумно и грохается с лязгом о стальной настил, вышибая искры и сметая фигуру, и городки скользят и кувыркаются с вкусным деревянным стуком.
  
   И вот посреди всего этого из-за чьего-то плеча глянул случайно в небо -- бог мой, а он скользит в сторону заката косым лезвием настоящий сапсан весь в оранжевом свете солнца чуть шевеля острыми крылами само совершенство и откровение господне и лишь для меня одного среди слепых. Ни одна душа не шелохнулась и не заметила и он прошел над самыми головами и великое одиночество красоты ошеломило сердце и ты всегда один лицом к лицу с миром прошептала безумная высь и это посвящение твое. Он шел на башню звонницу давно глухонемую и оскверненную храма величайшего на Руси и был то знак господень как ныне ясно после всего. И не мальчишеская блажь и не гормонов ток в крови а лишь любовь пронзающая грудь и ясный тайный знак иного бытия в тех измерениях забытых где сам и был и будешь всегда узнавая воздух и свет и себя и охапки деревьев и копошню медленных существ внизу иными глазами и чувствами. Это было, есть и будет, если правда, что прошлое вплетено в настоящее, а не погребено под ним.***
   Когда однажды отблистав
   он чуял привкус пораженья -
   его художник Александр
   околдовал ее движеньем
  
   Он думал - в робости святой
   зачем она улыбку прячет
   зачем - легка как лепесток -
   рука ласкает шар прозрачный
  
   Он вроде без затей отснят -
   хрустальный взгляд в открытом чувстве -
   но что-то не дано понять
   и оттого перчинка грусти
  
   Зачем движений слитных связь
   зачем у стебля ножки милой
   ракушек мертвые ухмылки
   лежат в надежде затаясь
  
   Движенье форму обрело
   и в форме льдинкою не тает
   неуловимый ореол
   высокой чистоты и тайны
  
   Зачем волшебный свет пролит
   в рубин цитрин и хризолит
   в немые шарики и капли
   что стынут искры высекая
  
  
   Зачем подступит к горлу ком
   и точный выстрел тихо грянет
   когда глядит светло и прямо
   и проникает глубоко
  
   Зачем постичь ты слишком груб
   девичью парную игру
   где руки в ткани переливах
   выныривают из струй
   движеньями летучих рыбок
  
   Но мастер Саша в счастье нем
   он помнит лишь удачи тень
   комок у горла и усталость
  
   Он сам не спрашивал зачем
   когда его крыло касалось
  
   ***
   С утра нахмурилось - среди
   весны вдруг снег летит в оконце
   но птичка понукает солнце -
   приди приди приди приди
  
   Настроив дорогой хрусталь
   под перьями недорогими
   синичка малая магиня
   пустила голосок блистать
  
   С весны или с души печати
   сорвать стараясь - новый свист
   прольет - он вроде означает
   проснись проснись проснись проснись
  
   И слышно - где восходит лес
   ей откликается другая
   той третья - и все дальше дальше
   звенит настроенная сеть
  
   Вне наших душ - по безграничью
   молитв хрустального стекла
   заутреня во храме птичьем
   в высоких неба куполах
  
   За нас молитва чтоб спасти
   за нас - вне наших душ и слуха -
   за нас способных лишь агукать
   и погремушками трясти
  
  
   Святая птичка отмоли
   у гневной раненой земли
   ее последнее прощенье
   за мерзость наших испражнений
   в смертельной атомной пыли
   за сглоданный покров зеленый
   за жижу сточную в пеленах
  
   В торговых душ пустых рядах
   блестят небесные осколки
   святые птичьи колокольцы
   звенят по грязным городам
  
   Вот ты переключил вниманье -
   и сразу слышно как свистит
   она упругим чистым ямбом
   прости прости прости прости
  
  
   ***
   Опереньем шурша тихо воздух пробьет
   улыбнется сощурясь от солнца
   обмахнет дуновеньем полета ее
   на ромашковой тропке к колодцу
  
   Ее мягкая гибкость ее смуглота
   робкий ситец весенней летуньи
   ее взгляд - как готовится птица взлетать
   так и не подпуская вплотную
  
   ***
   Зайдя к Marina de Burbon
   в мир ароматов с грязных улиц -
   спросил тройной одеколон -
   и девушка
   мне улыбнулась
  
   И в хрусталях непогрешимых
   вскипела светлая смешинка
   на тот нелепейший вопрос
   в миру где царствовал Lacoste
   с раскосой - этой - Matsushima
  
   Я к вам приехал из села
   понюхать Гая Маттиуло -
   и девушка мне расцвела
   а я ей тоже улыбнулся
  
   Товар потребный не нашел
   в ее Trussardi и Rabbane -
   но хорошо нам улыбалось
   нам посмеялось хорошо
  
   ***
   Весна с тех пор раз тридцать развезла
   снег новых судеб на брусчатке площади
   как отражали ГУМа зеркала
   прищур защитный
   под ушанкой кроличьей
  
   Еще не отпускал испуг лесной
   отшельничьей застенчивости стопоры
   когда хватало било и несло
   тяжелым человеческим потоком
  
   Он немо съеживался поднимая ворот
   в углу автобусном уйдя в свою мечту
   и плыл спокойно рассекая город
   корабль с тройною единицей на борту
  
   Заслышав как по жилам бродит счастье
   он в шканцы забивался высоко
   и отправлялся в рейс от Клубной части
   лишь били склянки первых пятаков
  
   И в Пушкинский где хрусталем в серванте
   лед времени хранил высокий зал
   он приходил
   чтобы взглянуть инфанте
   в прямые королевские глаза
  
  
  
   Он изучил их ожиданье тайное
   обиды легкой голубую глубь
   а время таяло и растекалось айсбергом
   и съеживалось лужицей в углу
  
   Так он узнал что время растекается
   и в мертвой зыби есть живой проход
   С тех пор он тихо бродит в зазеркалье
   и наши взгляды встретятся вот-вот
  
   ***
   В пахучем корне осокоря
   собака рылась и скреблась,
   а рядом легкая сорока
   от любопытства извелась.
  
   Была, наверное, мучима
   мечтой бедовой голова -
   из-под носу украсть личинку
   или холодного червя,
  
   а может быть, в известный срок
   проведать о собачьих тайнах,
   среди простых пустых сорок
   собаковедом стать мечтая,
  
   чтобы проникнуть мыслью шустрой
   в заветный мрак запретных зон,
   в ее чутья слепое чувство
   и следа кружевной узор.
  
   Надеясь, может быть - а вдруг
   однажды утром в час безумный
   прорежется тончайший нюх,
   а следом выглянут и зубы.
  
   ***
   Сегодня ему приснилась одна женщина, не реально существующая, а почти бесплотная, и даже не она сама а мгновенная вспышка любви что взорвала вселенную и расширяет ее до сих пор и он сказал какое у тебя платье с крылами и она улыбнулась и сказала подожди уходя и когда она была назад он спросил для кого ты такая красивая сделалась и она ответила для тебя всем безумно прекрасным лицом улыбкой одним движением всем существом сказала как бутон раскрывается солнцу как мягкие губы целуют в глаза. И, проснувшись, он понял, что с ним происходит.
   ***
   Побредем тишиной посреди
   ста цикад ста неистовых песен
   лишь уснут у воды на груди
   ассирийские лики созвездий
  
   Мы одни и планета пуста
   до утра даже ветер усталый
   спит свернувшись клубком где-то там
   за покатым плечом Улутау
  
   Серебристых колодцев ушат
   ознобил нас космической свежестью
   мы не можем чиркам помешать
   хлюпать в ряске и звезды процеживать
  
   Птицы нас не боятся - нас нет
   нас втянуло течение странствий
   на планеты огромной спине
   улетать по пустыням пространства
  
   В ее мощном неслышном дыхании
   мы прижавшись летим и ее
   материнский натруженный камень
   древней крови тепло отдает
  
   В этом слитном движении женском
   где вплотную не видно лица
   так прижало ее притяженьем
   что тебя не узнать до конца
  
  
   Твой зрачок затаил неотчетливый
   звездный шрифт родословной письма
   мне не ведомо кто ты и что ты
   и ты это не помнишь сама
  
   Остается лететь и молчать
   общим телом движенье вбирая
   где в конце то биенье начал
   что срывает в полет по спирали
  
   Нас прижало губами и лбом
   и пока мы в полете - мы вместе
   но ты точкой уйдешь голубой
   в ассирийские лики созвездий
   ***
   Пока гулящая весна
   листвы не выпростала крылья
   мы те стволы что старше нас
   цепными пилами валили
  
   Мы лезвия вели насквозь
   в годичных кольцах прорезая
   чистописанья наших грез
   и юности забытый запах
  
   и на обрубки раскромсали
   мы без суда и следствия
   отметки наших подрастаний
   и ожиданий летопись
  
   Они толкали веткой в грудь
   задерживаясь на мгновенье
   и тяжким махом били в грунт
   обрушиваясь на колени
  
   Машинный рев завел нас в плен
   в оскому смешанного чувства -
   мы делали себе светлей
   а после нас осталась пустошь
  
   ***
   Тетка щук везла в метро
   щуки разевали рот
   глазом ражим мордой ржавой
   поражая горожанок
  
   Щука висла носом острым
   сквозь пеньковую авоську
   и зияла жабры щель
   из продавленных ячей
  
   Тетка торговать везла
   неохватна как скала
   пятаки в платок вязала
   от вокзала до базара
  
   Возле туфелек коленок
   юбок стильного шитья
   ах как яростно алела
   лиловела чешуя
   И влетело тут неслышно
   то чем город обнищал
   что лешачьей тиной дышит
   из осоки и хвоща
   синий ужас древних сказок
   в мраке зраков лупоглазых
   что в метро как в вентерях
   я однажды потерял
  
   В щучью темень загляну
   три желания шепну
  
   ***
   Остолбенелый манекен
   с фигурой безупречно женской -
   она бежала налегке
   ошеломляя совершенством
  
   Ты думал - спит твой зимний сад -
   но шагом вкрадчивым и точным
   в душе безглазая краса
   сдавила болевую точку
  
   Таинственное естество
   как ты податливо влюбляться
   в каррарский мрамор - или вот
   в обыкновенную пластмассу
  
   Движеньем что всего родней
   зачем прошел к души истоку
   где только Фидий и Роден
   компьютерный колдун жестокий
  
   Святого мастерства вино
   прошло сквозь все твои защиты
   идешь - и все еще хмельно
   или немного оглушило
   ***
   Та любовь не чужая но прошлая
   ни к чему ее прожитый след
   скажешь ты
   и поймешь непреложно -
   любви прошлой на свете нет
  
   Тебе просто нужна осторожность
   в незнакомом хрустальном саду
   время прошлую женщину может быть
   потушило как космос звезду
  
   Но летит запечатанный в вечность
   ее код ее тайный язык
   и течет ее свет бесконечный
   через сумраки лет световых
  
   Что пронзит в небосводе осеннем
   ослепительно тонкая нить -
   эту вспышку ее и крушение
   жизнь мала чтоб себе объяснить
  
   ***
   Она идет себя даря
   играя платья переливом
   и смотрит прямо в дальний ряд
   открыто но неуловимо
  
   Небрежный локон разовьет
   нечаянно бретельку сбросит
   проскальзывая по помосту
   движением текучих вод
  
   Свободная
   она не дразнит
   а вольно тело отпустив
   легко струит улыбки праздник
   в скользящей хищной гибкости
  
   Поймав летучий взор ее
   теряясь в ослепленьи сладком
   ты как навозный жук пронзен
   коллекционною булавкой
  
   Как хорошо ей как во сне
   в хмельном движеньи раствориться
   ступни вонзая по струне
   в упругом танцевальном ритме
  
  
  
   Как хорошо смотреть мой бог
   как в юной грации
   небрежно
   сквозь светотени ткани нежной
   струится длинное бедро
  
   Что так в тебе отозвалось
   когда на миг прервав дыханье
   она уходит
   колыхая
   тяжелою волной волос
  
   И там где подиума лед
   мерцает у прибрежной кручи
   она помедлит -
   и сойдет
   сойдет движеньем вод текучих
  
  
   ***
   На кусочки рассекали
   молотками цокали
   осиянно синий камень
   что идет на облицовку
  
   Обнажал рисунок скани
   в синьках первозданных кроек
   камень с ясными глазками
   что уходят на надгробья
  
   Радужка на радужке
   пополам с семью ночами
   голубинка радости
   с фиолетовой печалью
  
   К вечеру на копи новой
   тон ударил в прозелень
   в силурийский свет багровый
   солнца в яме оркестровой
   с сумерками поздними
  
   Глыбу рубят на надгробья
   забывая по углам
   темные зрачки с любовью
   с удивленьем пополам
  
   ***
   Умело подведенных глаз
   нежданный проблеск белой стали
   лучился
   подавляя нас
   улыбкой профессиональной
  
   Слепящей фары ясный свет
   смертельно дальнего прицела -
   Но почему-то ей в ответ
   нам улыбаться не хотелось
   ***
   Плыли шляпки плащи и газеты
   эскалатором сонною ранью
   и встречал их портрет неизвестной
   застекленный в казенную раму
  
   Мастер выписал краскою чистой
   робкий взгляд и девчоночий лоб
   под пилоткой ее хохолок
   полутенью сквозил беззащитной
  
   Отходя от канона и нормы
   и о том не жалея ничуть
   он прикрыл ее нежную грудь
   темно-синим мазком униформы
  
   Он нашел влажный тот полутон
   теплый дождь в полусвете рассеянном
   чтоб держал шеи тоненький стебель
   лика юной мадонны бутон
  
   Но потом он закрыл ее в ящик
   и позволил - слепой от любви -
   многоглазому скользкому ящеру
   ее тонкое тело обвить
  
   Ангел мимо летел - тихо глянул
   дунул в теплую прядь у виска -
   но глаза ее стали стеклянными
   и в себя перестали пускать
   ***
   Мы кости не уберегли
   и в дом наш от причин не праздных
   прикостыляли костыли
   из желтой древесины вяза
  
   Такие знаешь костыли
   голеностопа и колена
   друзья висящие в пыли
   в углу глухом и отдаленном
  
   Как ни храбрись ни егози -
   подмышка вспоминает робко
   их хирургический изгиб
   с больничной строгой полировкой
  
   Напоминает гипса яд
   и мертвые бинты и вата
   что заперта душа моя
   в скелета клетке жутковатой
  
   Что костным стуком поминать
   врачей поломанных уродство
   их переломный комбинат
   с мясницкой несколько сноровкой
  
   Встречаться право не люблю
   с глазами желтизны кошачьей
   что знай себе глядят в углу
   несчастья наши предвкушая
  
   ***
   Ты ласковая Мирослава
   слепые звуки произнес
   однажды он во тьму волос
  
   Но вспыхнул солнца проблеск алый
   и за рекою кони вышли
   к воде спустились и в поток
   вошли по грудь - и стало слышно
   как шумно пьют и шумно дышат
   пофыркивая - а потом
   метнулись разом - и копыта
   пророкотали по набитой
   тропе и легкая волна
   издалека пришла плеснула
   отхлынула - и тишина
   спустилась и река уснула
  
   Лишь с прежним прилежаньем пылким
   кузнечики пустили в ход
   игрушечные лесопилки
  
   И княжье имя словно плод
   тяжелый в сердце налилось
   и древним пламенем мерцало -
   ты ласковая Мирослава
  
   Отсчет времен пошел с начала
   где капли света и металла
   сливались в горне звездной тьмы
  
  
   и только остывала лава
   и из нее рождались мы
   и в руслах первой тишины -
   ты ласковая Мирослава
   ***
   Ночные бабочки пепельно-чистые
   летели на свет как на берег волны
   когда было время озерных писем
   старинных писаний в глухую полночь
  
   Держал на волне твой жилет спасательный
   плыл на горизонте твой парус радостный
   хорошее время святых писаний
   осока косая в озерах радужки
  
   Твердил он - земная моя сердцевина
   основа моя существо мое тайное
   ребро для тебя из-под сердца вынули
   и вечную там пустоту оставили
  
   Твердил - отзовись моя дева святая
   постылый декабрь продолжаю листать
   по городу темными днями мотаюсь
   и чувствую - пустота
  
   Приди ее строк поясок венчальный
   игла колдовская под сердце вогнана
   и невыносимой волной качает
   как яхта походка ее длинноногая
  
   То время погибло - погибло тогда
   когда отходили крича поезда
   почувствовав рану навылет
   и тихо взметнуло в окне навсегда
   прощальную прядку ковыльную
   ***
   Лишь только воздух потеплел
   стараешься не часто ли
   глазами с женщиной в толпе
   отчаянно встречаться
  
   Зачем тебе немой подстрочник
   чтоб сокровенный слог назвать
   когда курсивом одиночеств
   так ясно тронуты глаза
  
   Вот к вечной станции конечной
   где только долг но не душа
   идет порожний поезд встречный
   пустыми окнами шурша
  
   Сквозь опозданья и вокзал
   сквозь клетки наших расписаний -
   воздушная волна касанья
   мгновенный свет
   глаза в глаза
  
   В души проселках и лесах
   как вспышка ясно вырезает
   что ты в себе не знаешь сам
   и что она в себе не знает
  
  
   ***
   Вот еще одно лето и прожито
   сбросил парк камуфляж полевой
   лист берешь - и читаешь его
   стариковские пятна и прожилки
  
   Постаревший на сорок надежд
   что ты делаешь здесь
   чужестранец
   где так страшно прострелена брешь
   в голубые проселки пространства
  
  
   ***
   Ты пролетел в толпе нечуткой
   и оглянулся от угла
   взглянуть как юного пьянчугу
   бил кашель с матом пополам
  
   Ты знаешь толк в добре и зле
   условности
   зачем же снова
   тебя все гнет и гнет к земле
   его сутулостью сыновней
  
   Не замечаема никем
   защиты руша и калеча
   болит занозой в позвонке
   и тяжестью сгибает плечи
  
   Нещадная сломила жалость
   незримой связи чуткий страж
   и эта жалость
   унижала
   тебя его и образ ваш
  
   ***
   Он любил звон браслета - как в стремени
   кобылица танцует бочком -
   он любил как прихватывал гребень
   ее волосы птичьим пучком
  
   Взбалмошность восклицаний и сует
   желтых выкроек толстый бисквит
   и чуть видимых жилок рисунок
   на лодыжках ее скаковых
  
   Ее тайную грусть беспричинную
   что улыбка сменяет легко
   заговорщицкую перчинку
   что вздымает губу уголком
  
   Глаз зеленых любил хмель и голод
   в нежном запахе хлопок и лен
   и смотреть как движением долгим
   она ногу вдевает в капрон
  
   Подмечал фотовспышкой мгновенной
   как флакон она мягко берет
   наготы ее ланье движение
   длинной шеи ее поворот
  
   Жадно видел он как под коленками
   кожа нежным отливом блестит
   как от лифа безжалостных шлеек
   пунцовеют рубцы у ключиц
  
  
   Интонаций ее акварели
   удивлений ее светотень
   как руки ее сгиб загорелый
   шоколадом струит у локтей
  
   Тела гибкого спелую тяжесть
   вкус ложбины прямой у плеча
   сеть морщинок блестящих и влажных
   на губах он в упор изучал
  
   Как она вспоминает и плачет
   возмущается как и спешит
   как обиды теряет и прячет
   отмечал он в мольберте души
  
   Но затасканным словом любовь
   не назвал свое зыбкое зданье
   свой последний эскиз
   что с собой
   захватил навсегда уезжая
  
   ***
   Он кристаллическое поле
   считалось как бы изучал
   но озареньям подневольным
   не радовалась душа
  
   Она искала потаенный
   цветных кристаллов полумрак
   а не в пустотах катионов
   геометрический сквозняк
  
   Он знал теорию лигандов -
   но в микроскопе каждый раз
   кристаллы открывали гланды
   и закрывали сумрак глаз
  
   Он направлял на них лучи
   сквозь скрежет шестерен приборов
   но знал что снова промолчит
   их древний и холодный город
  
   Не смея дело упростить
   он сам надел себе ошейник
   структуры тонких притяжений
   в хитросплетениях частиц
  
   Но в ложном мире линз кривых
   он свергнул разума безумье
   позволив лишь слепой любви
   вглядеться в радужку цветную
  
  
   И там огромная страна
   ей тихо приоткрыла дверцу
   и все проведала она
   на языке немого сердца
  
   ***
   Ты в страсти тайной делаешь глоток
   в полнеба синевы полмира правды
   глазами в небо
   где кричит чеглок
   что был тобою из гнезда украден
  
   Хотел ты сделать ловчим и клобук
   напялить и покорно из долины
   заставить прилетать на корм из рук
   клок неба
   из отряда соколиных
  
   Но ненависти встретить не посмев
   сам покорясь
   прошел лесной водою
   отнес его обратно к той сосне
   где все кричали и кружили двое
  
   Зато теперь ты в праздничный полет
   ушел со свистом хорошо и вольно
   туда где кружит
   одинокий воин
   твоей родной сосны от плоти плоть
  
   Мой тайный грех мой одинокий крик
   пронзи мне грудь
   ответным хриплым свистом
   прими в отряд охоты ненасытной
   на зорях как на головнях искрить
  
  
   Клок родины
   ты знаешь это счастье
   к сосне усталый направлять полет
   ты знаешь этот голод
   возвращаться
   когда река из-подо льда всплакнет
  
   Я улетал не навсегда - на осень
   на полдень - малой мушкой покружить
   на рану что затянется берестой
   а оказалось -
   улетел на жизнь
  
   Моя покража дай мне возвратиться
   степным крылом запутаться в садах
   однажды утром
   встрепенуться птицей
   там где навек
   украли из гнезда
  
   ***
   Чужая юность и любовь
   весны забытой воздух талый
   замшелой сморщенной губой
   шептала что-то и жевала
  
   Уйти в себя не замечать
   как прорванный платок уродлив
   как обветшали на плечах
   надкрылья допотопной моды
   в постыдной слабости дрожа
   терять все больше слух и зренье
   медлительностью раздражать
   смиреньем отвечать презренью
   свистящим клекотом в груди
   лиц окликать немые блики
   гримасой жалобной улыбки
   глазами глаз не находить
   мучительно припоминать
   смысл старых дат значенье денег
   терять как бусы имена
   людей предметов побуждений
   испуганно родным стараться
   в зрачки чужие заглянуть
   вину признать и неопрятно
   заляпывать едою грудь
   взлетать совой на голоса
   брезгливую встречая жалость
   в позорном смраде недержанья
   в отчаянии угасать
   слепым остатком чувства страстно
  
   припоминать как жизнь прекрасна
   хоть комнатный цветок убог
   и лишь в беспамятстве отрада -
  
   подумалось - не дай мне бог
   а следом - ну и бога ради
  
   ***
   Выйди на берег огромный морской
   к мощной стене синих звезд в полумраке
   здесь хорошо слушай лает собака
   птицей ночной улетай высоко
   Это не даром даровано так
   соприкасаясь с пространством и ветром
   неотделимо и незаметно
   просто впитаться в святые места
   Это недаром тебе хорошо
   ты ощущенье большое нашел -
   антициклон или древняя память
   светлый покой как богиня из волн
   Слушай волны отрешенной прошение
   шепотом внешним у ног и без слов
   без ожиданий немое свечение
   прошлых своих непроявленных снов
   Это недаром припомнились небыли
   черных драконов и праздничных битв
   вещих стрельцов луки синие в небе
   в темном настое священной любви
   Просто задуй своей прошлой неправды
   несостоявшейся памяти жуть
   прочь уплывай - ты был болен и ранен
   все заживает прости и забудь
   Не объяснить эту южную полночь
   не наглотаться немого вина
   не пролила ничего тишина
   в темных ковшах все желанья исполнены
   Видел ли ты как ответным движением
   вдруг оглянулась летящая женщина
  
   Это недаром тебе хорошо
   это шептали из легкого ветра
   знаки значения счастья приметы
   ты их слепою душою нашел
   Не отвергай это чувство шестое
   слушай свеченья бесчисленных чувств
   разума лампу туши и припомни
   сердцем муссонных течений свечу
   Это не даром даровано так
   знак предвкушенья движения ветра
   знать оглянувшейся женщины знак
   знать озаренья святую примету
   Это не даром тебе хорошо -
   знает движения галечный камень
   магии знак отголосок раскаянья
   белой душой отрешенной нашел
   Разума дверца беззвучно захлопнулась
   в мире без формы без звука без слов
   древним глухим клокотаньем и клекотом
   лавой тебя предвкушенье спасло
   выдохни ветер полет разрешен
   Это недаром тебе хорошо
  
   ***
   Здравствуй птичка родная как славно
   пересвистнуться нам на бегу
   черный дрозд черный дрозд
   моя слабость
   лета росчерк на чистом снегу
  
   Хорошо нам с тобой перепархивать
   по снежинкам предутренних чувств
   где твой пеплом подернутый бархат
   опьянил мой взыскательный вкус
  
   В храмах красок в оттенках несметных
   возлюблю к изумленью невежд
   эту искреннюю незаметность
   по-монашески скромных одежд
  
   Я прощу твоих лап многоточия
   в нашей белой строке для души
   но зачем ты джинсовую строчку
   желтым клювом к листу пристрочил
  
   Уговор наш и светлая тайна
   в белом поле встречаться легко
   где ты учишь
   обетованию
   чистым птичьим своим языком
  
  
   Нашей жизни смешинка живая
   к твоей тайне причастен лишь я
   среди многих кто
   за воробья
   мимоходом тебя принимают
  
   Наше счастье по снегу промчаться
   не вздувая бантов на груди
   и возлюбит нас
   только причастный
   что проходит из многих один
  
   ***
   В альбомном шорохе
   в ознобе павших листьев
   ловя судьбы слепого воробья
   узнал тебя я
   мальчик остролицый
   ты слишком сильно не любил себя
  
   Ты не любил смеяться нелюбимый
   и нежность прятал в книжный мир иной
   и нелюбовь твоя
   едва не истребила
   отчетливый ответный позывной
  
   Высокомерной робостью погублен
   ты в одиноких предвкушеньях стыл
   пока девчонка
   с родинкой на губке
   отчаянно одолевала стыд
  
   Краснея все равно в любви упрямой
   бесстрашные не прятала глаза
   когда узнали все
   узнала мама
   лишь ты один предпочитал не знать
  
   Уродливой эпохи отзвук медный
   запуганных родителей простив
   поверь своей любви мой мальчик бедный
   и улыбнись одолевая стыд
  
   ***
   Чуть вычурными молодыми
   мы знались в прошлые века
   Произносилось ее имя
   чуть строже имени цветка
  
   Не пожалев души и тела
   прощая суету подмен
   зачем мы ставили меж делом
   неопытный эксперимент
  
   Актерствовали и курили
   оценивали свысока
   предчувствий синим мотылькам
   шутя опаливали крылья
  
   Чуть строже чуть безоткровенней
   чуть правильнее сердца стиль
   как будто родника биенье
   неосторожно замутил
  
   ***
   В кленовом покое у желтой запруды
   погибли все листья и пленных нет
   нахлынула осень
   и наутро
   вода умерла остекленев
  
   В ее хладном ларце упрятанный шорох
   не нужно пытаться себе разъяснять
   раскладывать
   плохо ли хорошо ли
   по буквам их мятые письмена
  
   Конвульсии красок в последнем прости
   не стоит пытать и разглядывать всуе
   сумей лишь услышать
   их повесть простую
   о высшем искусстве уйти
  
  
   ***
   Ленчику А.
   Жил-был хороший человек
   в цепях безудержных видений
   другой хороший человек
   к освобожденью выдал денег
  
   Он был тебе ни сват ни друг
   ты доживал свой день никчемно
   когда соприкоснулся вдруг
   с безумным лепетом священным
  
   Ты птицею прошелестел -
   и мы уж больше не чужие
   раз тихо грянула в душе
   бить новая тугая жила
  
   Любовь из сумрака на свет
   влетела бабочкой непрошеной -
   жил-был хороший человек
   ты точно знаешь что хороший
  
  
   ***
   Лето пало отпев отцарив
   осень прянула рыжим и розовым
   в снегопады легли
   снегири
   по рябинам тяжелыми гроздьями
  
   Раздували на пышных зобах
   двух оттенков пушистые перья
   озирая людей и собак
   со спокойным таежным доверьем
  
   Малый клок алой стаи норд-вест
   вынес сызнова из лесу дальнего
   в темных градах бескрылых существ
   собирать свои древние дани
  
   Ярый пурпур в ознобе простынь
   оглушительно свежих чуть синих
   с авангардом пучков апельсиновых
   ярость праздника
   в сердце впусти
  
   Запечатанный в раме окна
   осознаешь в отчаяньи позднем -
   сирой стайке искусств не догнать
   сюр сибирской крови на морозе
  
  
  
   Если в срок снегопадом отсчитанный
   в сжатых нивах
   души беззащитной
   предвкушенье скользнет под уклон -
   уходи
   в белизне по щиколотки
   рыжим взрывом рябин опален
  
  
   ***
   Остановились на ночевку за Рязанью
   где дух черемух плыл дождем омыт
   в колодезях немого осязанья
   земли тяжелой перед родами
  
   Еще постанывало остывая что-то там
   в суставах старого грузовичка
   как вновь вплетала сонная река
   свой мерный вздох
   в травы растущей шепоты
  
   Не засыпалось слушалось мечталось
   в ковши души был Млечный путь пролит
   и всплескивая лепеты ольшаника
   в реке лиловой били голавли
  
   В пасьянсе звезд где вздрагивал озон
   свободный дух угадывал значенья
   и выпали в роскошных предвкушеньях
   дорога дальняя и звездный дом
  
   Свободный дух ничейный не прирученный
   парил во снах и звездных перегрузках
   из-за Плеяд бродячей искрой пал
   и осознал себя
   очередным из русских
   из рядовых рязанского полка
  
  
  
   Пройдя планеты перистый рангоут
   он выбрал счастье в пойме отдохнуть
   пасть как зерно
   очередным из многих
   спиной в траву глазами в Млечный путь
  
   ***
   Наш мир - прогнется он под нас
   мы токовали в ритме гулком
   наваливаясь -
   он прогнулся
   и в сгибе капля пролилась
  
   В нахрапе нашем и разгуле
   отбросив лепет чистых чувств
   мы прогибая
   перегнули
   до перелома наших душ
  
   Теперь спроси у храмов детства
   у головней своих костров -
   в надломленной весенней ветке
   по ком беззвучно плачет сок
  
  
   ***
   Кровь вяхирей под сизыми отрепьями
   тебя ввергает
   в кронный древний театр
   и ты вздуваешь грудь в безумном рокоте
   асфальт пред нею перьями метя
  
   Ее движений тайна в юном солнце
   отравой в горле давит и першит
   и круг чертя
   ты веришь что проснется
   в ее крови ответный древний шифр
  
   Забудь что ты потрепан и уродлив
   ее инстинкт
   тебя прикрасит и простит
   за счастье и позор твой -
   с комом в горле
   асфальт пред нею перьями мести
  
  
   ***
   Семейства вязовых четыре вида вязов
   ненужных знаний призрачные сказы
   не признавал как чуждой веры рождество
   но вот узнал имен их тайный праздник -
   быть может во спасение свое
  
   Он был бедней на грозовые силы
   их тонких рук простертых в высоту
   и лишь любил живую теплоту
   и блеск спокойный светлой древесины
  
   Он жил не замечая тонких связей
   но как-то
   предвкушенье ощутив
   вдруг завязи вспуханье в теле вяза
   узнал во имя голода души
  
   Он был скупей на утреннее счастье
   на спрятанное в теле естество
   смирясь в их гордый храм
   прийти к причастью
   и там обнять тяжелый синий ствол
  
   Когда же соки вены отворили
   и пар пошел от молодой земли -
   цветущих ильмов розовые крылья
   его в полет безумный унесли
  
  
   ***
   Улетала прочь отлюбя
   позабыв на оконце помаду
   колдовской аромат тайный морок услады
   он пытался вернуться в себя
  
   Находил ощущения в теле
   пестрой стайкой сбирал голубей взаперти
   хмурых турманов было нетрудно найти
   но голубки уже улетели
  
   Жердочка у поилки пуста
   голубые покинуты кладки
   что теперь собирать
   и в ненужном порядке
   пустяки расставлять по местам
  
   ***
   Меня не позабыли острова
   необитаемых твоих надежд бездонных
   начну с весной забытой колдовать -
   пойдет волна
   она тебя догонит
  
   Не верь что время поглощает звук
   попробуй наши знаки поименно
   с вином сирени
   с ясным как испуг
   теплом в губах - они еще клеймены
  
  
  
   ***
   С инструментом неуверенно затихнув
   ощущенье счастья впереди
   вспоминаешь -
   словно после тифа
   понемногу пробуешь ходить
  
  
   ***
   Неслышно шаг печатал
   и отмечал спокойно -
   вот здесь мы были счастливы
   а лето все такое же
  
   Прошелестел тревожный
   летучий всплеск весны
   и только липы может быть
   немного подросли
  
   Все тот же кактус с иглами
   в стекла немую муть
   на воздух хмуро выглянул -
   он постарел чуть-чуть
  
   Листвою новой ткали
   по ситцевому небу
   и новизна такая
   как будто нас и не было
  
  
   ***
   Раз повесили "нет входа"
   значит ходят
   если б не ходили - не повесили б
   перекрой живой реке свободу
   а она пробьется
   или взбесится
  
   В русле на поверхности орясины
   палый лист чужая шелуха
   воздуха хватить бы из-под ряски
   воздуха
  
   В луже отразился самолет -
   может это его знак последний
   больше никогда мой ангел седенький
   взлетной дужкой стекол не мелькнет
  
   В их прицельной рамке
   опален
   школы фронтовой познаньем высшим
   был мой знак трассирующий высчитан
   и прощен случайный недолет
  
   ***
   Может ласковым взглядом опасным
   тайно ранило в юной толпе
   если счастье вскипело шампанским
   в каждой жилке и клетке шипеть
  
   Может в ветра тяжелом настое
   оседает февральская хмарь
   и колеса багровые солнце
   поворачивает на март
  
   Может просто прибавилось света
   если в фотокюветах души
   проступает с невиданной резкостью
   ожидающих веток эскиз
  
   Может время оставить гостиницу
   и сбежать отсчитало реле
   только шарик знакомой синицы
   ладно выронил славную трель
  
   Темный хмель поднимался все выше
   время тихо бродило - и вновь
   в затхлом погребе пробки повышибло
   и пошло молодое вино
  
   Пьяный бег его не остановится
   прошлый бред и наброски порви
   в виноградниках юного солнца
   для тебя сколько хочешь любви
   ***
   В горле дыхания не стало.
   Ели морозные. Словно весталки.
   Глянули. Здесь я отринул ваш.
   Четкий хронометраж.
   Что замолчали что.
   Скажете - что сошел.
   С трассы. Растерянный ваш прищур.
   Здравствуйте. Знаю что чересчур.
   Это и хорошо.
   Вашу расчетную цель.
   Хрип высотный распеленать.
   Шлю.
   Я сошел. Cлетел.
   С просеки. Здесь целина.
   Мне хорошо одному в огромной.
   Царской свободе снегов нетронутых.
   В ритме дыхания свой расчет.
   Счастье сойти.
   Сошел.
   Тонкие связки дрожат надорвано.
   Одолеваю взгорки.
   Вот отдаю высоту. И под гору.
   Но обретаю скорость.
   Свист километров. Мне нет семнадцати.
   Рваный мой ритм. Мой побег из плена.
   Взгляд мой хмельной.
   И портрет мой с Саскией
   на коленях.
  
   ***
   Он ждал прилет фигурки ладной
   скользящей гибко в цвете беж
   когда был воздух юн и свеж
   в начале мокрых снегопадов
  
   Сквозил предзимний полутон
   в их встречах снежных в раме сада
   он согревал ее ладонь
   в начале мокрых снегопадов
  
   Ознобом колдовской зимы
   их сковывало в свете лунном
   и губы трескались у них
   от долгих талых поцелуев
  
   В продрогшей нежности светло
   дрожали в голубых деревьях
   и в судорожных всхлипах слов
   отчаянно друг друга грели
   холодные скула и нос
   прикрытых глаз хмельная просинь
   и летнее тепло колосьев
   в пшеничном сумраке волос
  
   Недоказуемо как сон
   снег стаял
   но в аллеи сада
   зачем всегда приходит он
   в начале мокрых снегопадов
   ***
   Когда деревья полностью развертывают липкие листья, еще прозрачные на просвет, и в сквере начинается неспешный стук городков, теплыми вечерами в город приходит время жуков. Ни одного его мига нельзя упустить, когда солнце плавится багровым жаром и быстро оседает за реку, и воздух только начинает темнеть и замирать в ожидании, тут бросаешь все на столе и под гневный возглас матери мчишься вскачь по ступенькам не забыв ухватить шерстяной свитер не затем для чего она надеется а для чего убила бы если б увидела. Духом метнувшись в одно касание через железную ограду в восторге от избытка силы и ловкости несешься туда на лужайку среди юных кленов где уже топчутся другие пацаны разных калибров в сложной борьбе ритуальных поз и междометий.
  
   Он появляется первый жук всегда со стороны заката и идет быстро и прямо или с плавным виражом к невидимой цели с машинным низким гудением, и ты бросаешься ему наперехват и швыряешь с опережением свитер смятый в комок и он разворачивается и хватает своими шерстинами его шипы и суставы и прочий рыцарский доспех как галактика вольную комету. Ловишь летучую шерсть в воздухе и торопливо выхватив его, оглушенного, кричишь "черный" и зажимаешь в левой потной ладони, где он вскоре начинает возиться и больно колоться изнутри, бодаясь с неожиданной силой. В наших местах они водятся больше с черными головками и изредка с красными, и совсем уже редко попадаются вишневые с крутым лбом и легким пухом, и они-то, понятно, и считаются особо ценными. Набиваешь их полный кулак, а они упорно работают колючими лапами в зеленой жиже и больно лезут бронированными лбами сквозь пальцы. Вытащишь, наконец, самого упорного и выкинешь с облегчением, если черный, а потом и остальных незаметно одного за другим.
  
   Единственного красного принесешь домой и посадишь в спичечную коробку, и он громко скребется с пистолетными звуками и шуршит всю ночь. А наутро, когда он там совсем устанет и потеряет надежду, и славы от него больше никакой, вдруг раздобришься и вынешь его, усталого и покорного, и посадишь на палец. Придвинув близко нос, пристально разглядываешь его боковые вороненые пластины в серебряной филиграни и волоски на крыльях, сочувственно следя, как он неуверенно вползает на самый кончик и начинает тыкать мордочкой воздух, взбадривая себя, собирая силы и распуская ветвистые усы, но вдруг останавливается, сникает и тяжко задумывается о чем-то. Тут можно разглядеть еще пристальней даже глянцевые глаза под прочным хитиновым козырьком, и подбодрить его разными ласковыми звуками и словами неважно какого смысла, или даже легким пинком под зад. И тут, наконец, он с трудом выпутывается из забытья, и начинает кивать головкой и распускать усы, и вдруг медленно поднимает просвечивающие корытца надкрылий, разворачивая мятый волшебный целлофан и - фрррр - торжественно взлетает с густым гудением и, чудом минуя стекло, уходит в балконную дверь и все дальше и дальше, одурев от света и воздуха и косо забирая все выше и выше, подхваченный теплым ветром над крышами, и постепенно превращается в точку и исчезает совсем. И ты сидишь, опустошенный и вроде счастливый, и думаешь ни о чем, глядя в небо.
  
  
   ***
   Разлила река в облака
   талый морок настоев целебных
   и рукой материнской влекла
   пленные простыни неба
  
   Льдов спокойно тела у реки
   словно гордые мертвые звери
   возлежали
   и с криком глазели
   суетясь возле них кулики
  
   В лоне плод шевельнула любовь
   и в разверстое русло свободно
   в первых схватках в весеннюю боль
   отходили тяжелые воды
  
   Он был нем в долгих родах
   и в нем
   вдруг в засохшей души пуповину
   влажный ток темной крови ее
   тихо хлынул
  
  
   ***
   На двадцать долгих лет снесли в чулан
   цевье резное ложу в темных жилах
   умелый хлад тяжелого ствола
   и боевые вынули пружины
  
   Покойно там - но не видать ни зги
   тепло - но нет ни воздуха ни звука
   и смуглой ложи любящий изгиб
   ничьи привычно не сжимают руки
  
   Не то чтобы охотнику уже
   не радостно по птице или зверю -
   а словно что-то вынули в душе
   и разуверилось
  
   Резьбы искусной тонкая игра
   взлет глухаря
   летящей лани тело
   гусиный клин в насечке серебра -
   все потемнело
  
   Но грянул срок - и вновь он по стерне
   по просекам ушел бродить свободно
   и с прежней силой
   в тайной глубине
   синхронно сжались боевые взводы
  
   ***
   Ты уйдешь по полоске песка
   слушать воду и небеса
   как уйти одному хорошо иногда
   знают крачки песок и вода
  
   Пляжи палой листвой замело
   и в оставленных веток плетении
   пустота вдалеке засквозила светло
   как бесстыдное гибкое тело
  
   Растворенной любви
   милый знак приоткрыт
   в акварельном наброске неточном
   ты пришел отыскать
   сердца правильный ритм
   в одиночестве
  
   В ивняках налегке пробираясь ветвистых
   как змееныш душа кожу сбросит
   и у новой воды на краю удивится -
   это остров
  
   Предвкушенье недаром кололо в груди
   и сюда затянуло по осени
   тонким свистом синица
   рецепт подтвердит -
   это остров
  
  
   Слишком долго тебе не хватало любви
   ты забыл в непроявленном снимке
   целый остров святых одиночеств своих
   и свое настоящее имя
  
   В дивном граде в своей настоящей судьбе
   ты слонялся туристом нерусским
   белым хвостиком глухонемому тебе
   объяснила его трясогузка
  
   Ты отпустишь свой день отлетать по воде
   и останешься здесь у подножия
   небосвода - в песке и кустарнике где
   катера задремали стреножены
  
  
  
   ***
   Рядом за призрачной дрожью стекла
   в стайке синичек над салом и кашей
   галка хромая
   вдруг прямо в глаза
   глянет с оценкой бесстрашной
  
   С лапой одной
   с грани смерти безрадостной
   в страшном суде твоем станет истцом
   острый зрачок
   в светло-серенькой радужке
   твердо вонзая в лицо
  
   Ты вроде выдержишь электрошок
  
   В зеркале утром как пленный у стенки
   станешь - невольно сойдется зрачок
   в твердой бесстрашной оценке
  
  
  
   ***
   Оставлю злую кутерьму
   в лесу прекрасно одному
   там все обиды зряшны
   Приду паду лицом в траву
   и крупнопланово пойму
   ползущую букашку
  
   Короткой жизни жадный жест
   куда отчаянно полез
   неся отметки алые
   И твердо в судный глас небес
   свое упорное "аз есмь"
   заявит кроха малая
  
   Шажки считая до восьми
   неслышно по своей оси
   в пространства хлад стерильный
   вот так же вверх ползет мой мир
   упрятав атомы с людьми
   в лиловые надкрылья
  
   ***
   Ее спросил сын, в каком веке это было, и она не вспомнила, что в докембрии. Это было слишком давно и верить этому не следует, потому что многое изменило время, и от него бумага пожелтела, рисунки соцветий и останки незнакомых слов поблекли, а вложенные в страницы цветы стали прозрачными и хрупкими. Она осталась в любимом городе и ждала с тех пор много лет - его, как хотелось верить во спасение души.
  
   Она почти забыла огромные пустые пространства докембрия в холмах и сухих руслах древних трухлявых гнейсов и сланцев, рассыпавшихся брызгами кварца и слюдяным конфетти под ногами, где они слушали вой волков, безжалостный как стихия, сидя ночью прямо на голом щебне под огромными звездами незнакомых галактик, и она была застенчивой и откровенной одновременно, зачесывала светлые волосы набок, и оттого держала голову слегка наклонно, и стеснялась фотографироваться, и негативы все равно вздулись из-за жары и пошли оспенной рябью, и фотографии словно бы покрылись патиной древности уже тогда - лиц почти не разобрать, но все равно видно ошеломительное и родное что-то, не замечавшееся прежде, и голос был самого любимого тембра, и смотрела прямо и серьезно зеленоватыми глазами, и вроде еще не успела освоиться с длинными ногами, и потому движения были порывистые и угловатые.
  
   Логово волков было немного восточнее лагеря по сухому, заросшему ивняком руслу, и они все еще держались за свою территорию, хотя молодые уже подросли. В первый же вечер, заслышав надрывные стоны подъезжающего грузовичка, они, горбясь, неторопливо зарысили из зарослей на том берегу сая один за другим, и когда он слетел с борта и метнулся ближе, последний из них, огромный и бурый, кургузо вымахнул все же далековато и неторопливо затрусил, пригнув неповоротливую голову, и он, еще через силу целясь в живое существо вроде себя, грохнул мелкой заячьей дробью и почувствовал, что попал, и зверь дернулся и резко наддал, и еще долго было видно, как он идет махами по степи, не сбавляя хода.
  
   Она оставалась одна, когда разгоралось утро и спугивало с воды стайки осторожных чирков, и из теплеющей духовки степи начинал тянуть упорный плотный ветер, и грузовичок увозил остальных картировать древние толщи. Она сходила с ума от скуки и часто сразу покидала лагерь вечером, после возвращения пропыленной горячей машины, чтобы пройтись и развеяться, и в первый же вечер столкнулась с волками нос к носу, когда они направлялись в логово с охоты по промоине в высоком берегу и не могли ее учуять. Никто из них не успел испугаться, и звери только ошеломленно косились не нее, по одному соскальзывая в заросли, и молодые даже не поняли, что заставило стариков оставить это тонконогое и нежное, как сайга, существо, и там, куда они нырнули, он потом нашел в зарослях плотно убитую и усыпанную костями площадку.
  
   На следующий вечер он, оставив ужин, чтобы успеть до темноты, пошел в ту сторону неудобным низким берегом, чтобы остаться за ветром и хоть каким-то прикрытием, вглядываясь и вслушиваясь, и ружье оттягивало плечо стволом вперед, а когда закатное солнце выкрасило воздух розовым и потянуло холодком, на том берегу вдруг вымахнула из-за уступа стайка одинаковых светло-пепельных молодых зверей вне выстрела, и ему оставалось только присесть на виду и замереть. Но иные все же уловили движение и настороженно стали, а другие еще протрусили несколько шагов, беззаботно болтая языками и свесив уши по-собачьи, но все же не набежали на выстрел. На несколько долгих мгновений все замерло, и он медленно прикрыл веки, стараясь притупить острие взгляда и скрыть такие заметные белки, и когда дальние один за другим стали вжиматься в землю и уходить, а ближние, еще не понимая, повернулись боками, он поднял мушку повыше и ахнул оглушительным дуплетом, и приклад больно дал в плечо, и картечь широко хлестнула песок и выбила красную пыль из девонского уступа, но волки унеслись размашистым скоком, прижав уши. Походив по следам в поисках шерсти и крови, он прошел еще дальше по руслу. Там нашлась заброшенная стоянка чабанов с остатками очага, с кругом светлой сухой травы на месте юрты, плотно убитой и усыпанной овечьим пометом почвой, потрескавшимися рогами, обрывками шкур и изгрызенными костями. Потом сай повернул за низкую гряду, заросли почти исчезли, стало быстро темнеть, и в последнем красном свете солнца низко над головой по невидимой прямой струне пролетел по-военному стройный сокол, редко и точно взмахивая узкими лезвиями крыл.
  
   ***
   Стань вот здесь на юру
   где стремят гулкий пульс поезда
   белый хохот по снам
   по высоким просторам потерянным
   бьют колоссы в колеса
   ты с ними навек присягал
   пыльным запахам хлеба и дерева
  
   Вспомни сущность свою
   и горячей слезой уплыви
   распадаясь волной белых искр
   и колодезных атомов
   как ты мог позабыть
   эту жадную бездну любви
   ты забыл - а она и не пряталась
  
   Разгоняясь во тьму
   о как шалой душе хорошо
   ошарашивать эхом
   пролетные шпалы и крыши
   ты стихией как женщиной
   принят утешен прощен
   закричи - и никто не услышит
  
   Улетай - ты отпущен навек
   твоя ноша легка
   ты разлит во вселенной
   стихая на станции сонной
   женский голос полночный
   устало пойдет окликать
  
   воплощенья твои
   поименно
  
   Не откликнись молчи
   мир людей пусть уходит во глубь
   галактической пыли созвездий
   дорогою черной
   слушай теплые губы
   душистую влажную мглу
   всхлип и шепот любви
   и сердец перестук отрешенный
  
  
   ***
   Весны далекой воздух прелый
   и выцветшая синева
   зачем смягчал резоном зрелым
   его нестройные слова
  
   Осознавая преступленье
   дрожал хрустальной мерой - но
   подмешивал
   коньяк взрослений
   в его шипучее вино
   вплетал фальцетный зов мальчишки
   в свою басовую струну
  
   как будто школьный пиджачишко
   опять на плечи натянул
  
  
   ***
   Который час нейтрально спросишь ты -
   который век
   и полусон который
   рассеянно сквозь времени повторы
   ошеломит
   забытые черты
  
   Твой голос был к стволу души привит
   и сквозь остатки фресок и керамик
   ворвется вдруг
   летать в пустые храмы
   смятенной ласточкой былой любви
  
   И жилка туго бьющаяся тут
   и запах пряди
   стянутой над шеей
   воспоминаний ворох сумасшедший
   вдруг всколыхнут
   и в пустоту уйдут
  
   ***
   Ночною порой на Жовтневый Палац
   лавина полночного снега лилась
   и было светло на лиловом дворе
   с прямыми подсвечниками фонарей
  
   Лилась тишина и колонны лились
   в бездонной свободе струящейся вниз
   и пиршество щедрое вышло нечаянно
   на скатерти хрусткой мне
   гостю случайному
  
   Неповторима неповторима
   каждая кроха летящая мимо
   чем заслужила она или я
   таянье на острие бытия
  
   Атом за атомом выросла женская
   непостижимого совершенства
   шестилучевая тишина
   как ты нашла исчезая меня
  
   И умирая устами перстами ли
   мокрую мету в реснице оставила
   сказочный знак
   отмечающий сызнова
   что для тебя я единственный избранный
  
   ***
   Мы прогоняем воду чрез себя
   люблю статистику за чудо и за сказку
   люблю за то что прогоняю Каспий
   в теченье жизни чрез себя
  
   Своей чредой работа и среда
   отчасти счастье
   но тихо прогоняю чрез себя
   неутомимо прогоняю Каспий
  
   И нечто в глубине прозрачных вод
   спускаясь по кулисам синих ситцев
   накапливаясь в безднах по крупице
   в неугасимом сумраке живет
  
   Непостижимой далью облака
   ленивые текут столбами света
   и взвесь души в полуденных тенетах
   удерживают трогая слегка
  
   И тень моя парящий в бездне демон
   спугнет креветок в голубом песке
   и солнце в моем тяжком плавнике
   запутается в сетке полутеней
  
   И память уходящая в ничто
   проходит сквозь вселенную и тело
   и в предвкушеньи дальнего предела
   теснит крыла как старое пальто
  
  
   ***
   Эмаль изливаясь текла
   как льются лебяжии шеи
   и заворожив превращеньем
   укладывала крыла
  
   Три феи ладошками сонными
   лепили горшки у стола
   и каждая чем-то по-своему
   непостижима была
  
   Одна неумело держалась
   но ты не признал середин
   и после в окне на небесных скрижалях
   святой силуэт свой
   она вырезала
   с доверчивой лепкой груди
  
  
   ***
   В районе бывшем телефоны промолчали
   ты захотел опять проведать голоса
   четыре года в этот вечер пролистал
   услышал -
   телефоны промолчали
  
   Быть может просто поменяли номера
   и прошлым болен
   ты испугался словно умерла
   частица жизни или что-нибудь поболее
  
   Подъезд знакомый ты найдешь и в темноте
   там двери и прихожие - не те
   и дети выросли
   и потому прощально
   в районе бывшем телефоны промолчали
  
  
   ***
   Азбука для нумизмата
   шрифт с черненою игрой
   и под лапою крылатой
   готикой сорок второй
  
   Так вот гибельно и просто
   металлический кружок
   кромками в ладонь вопьется
   безошибочно чужой
  
   По-хозяйски рукава
   засучивши рыжей лапой
   кто-то вот кружочки ляпал
   и народам выдавал
  
   Страшно в полумертвых странах
   силуэт свистел летя
   словно дырку раны рваной
   нес зажатую в когтях
  
   Только через много весен
   почернев найдет мишень
   кромкою в ладонь вопьется -
   станет холодно душе
  
  
   ***
   Все забудешь но одно храни ты -
   луговые чистые места
   где ходили мы
   метеориты
   в мураве как яблоки искать
  
   Лишь для нас был знак полета в полночь
   юность мира и безумный путь
   и как пульс вселенной стукнул в грудь
   и река и лес и ты запомнили
  
   Ты же видел - он ушел во ржи
   руслом лета за лощиной низкой
   ты же знаешь -
   там он и лежит
   не отысканный
  
   Долгий белый шрам в душе прорезало
   черное палласово железо
   здравствуй вот мой дом усталый странник
   возложу ладонь на теплый бок -
   где-то в глубине
   не умирает
   вечности угрюмый холодок
  
  
   ***
   Время выйдет останется суть
   в письменах старых песен
   конский след уходил по песку
   чередой полумесяцев
  
   Полумесяцы выстроились
   вдоль горбушки земной
   где с названьем нерусским Или
   речка в шаг шириной
  
   Вороной ли буланый балуя
   от кочевий ушел навсегда -
   только так же уходят года
   полумесяцами
   новолуньями
  
   шагом освобожденным туда
   где созвездья всплывают и старятся
   где в ночи спят сайгачьи стада
   и молочною
   пахнут испариной
  
   Вот и ты выйдешь неосторожная
   следом выбегу - нет не успеть
   только узких ступней отпечатки в песке
   ни на чьи не похожие
  
  
   ***
   Дюралевый гул промчится
   в турбинах полет свистит
   раскинув крыла по-птичьи
   по-птичьи поджав шасси
  
   Почувствуешь воздух чистый -
   и в сердце пружиной свилась
   меж счастьем и птичьим свистом
   упрочившаяся связь
  
   Прокладывать путь по звездам -
   такая земная страсть
   назад не могу
   а воздух
   а воздух не даст упасть
  
  
   ***
   Детский хор ты тронул отзвук высший
   нет верховный
   ветер с воли
   не бывает чище
   словно легкой стаей мчатся кони
  
   Пустошь сада не бывает звонче
   в ветках заморозками задетых
   эти тайны знают только дети
   белой лады маленькие воины
  
   Взмах крыла не тронет воздух тише
   мир свинца и крови не постиг
   тело помнит как парило птицей
   безмятежно крылья распустив
  
   Запрокинув голову ослепни
   вспомни дух полыни запах хлебный
   пей озон прозрачного стекла
   падая - услышь как ветер треплет
   маховые кончики крыла
  
   Все оставив удержать сумей
   память тела в будущем зачатии
   и тогда твой лепет или смерть
   больше ничего уже не значат
  
  
   ***
   В губах ее дремлет жажда
   что входит едва касаясь
   чтоб вырасти и нахлынуть
   и вымучить допьяна
   когда ей посмотришь вслед
   походка похожа на танец
   или глоток вина
  
   Когда разучился верить -
   ладони ее целебны
   и детские сны приходят
   уткнуться в тепло колен
   едва обернется звать -
   спускаясь со скал и неба
   ты вновь выбираешь плен
  
  
   ***
   Прошелестев подошвами ты вниз
   в овраг спустился как на дно колодца
   пусть это будет здесь
   мы здесь одни -
   ты и они - любимые уродцы
  
   Ты как палач спокоен и не зол
   они сопротивляются столбцами
   умерших слов
   словам не повезло
   ты заверни в огонь их словно в саван
  
   Сорвавшись с тетивы ушли в полет
   безумьем заплатив за хмель дерзаний
   и там забыли рук твоих тепло
   и этот саван заслужили сами
  
   Наобещали не того что есть
   на выручку спешили - не спасали
   ты ненавидишь лепет их касаний
   впервые в жизни пробуя на вес
  
   Ты вывел их раздетых на расстрел
   ты ловишь их трясущимися лапами
   умрите
   умирайте поскорей
   о чем тут плакать
  
  
   ***
   Утоптало шепотком под чужими кровами
   как копытом подорожник
   и прижалась возле губ
   строго зашифрована
   настороженность
  
   Теплая пошла волна
   биться в пульсе беспокойно
   прихватив дыханье
   В жизни видел только раз
   как прижавшись к водопою
   вздрагивают лани
  
  
   ***
   Конечно ты писала налету
   в короткие минуты перерыва
   рассыпала как рассыпают ртуть
   обрывки слов по строчкам торопливым
  
   И педсовет и очень поздний час
   и стопки непроверенных тетрадок
   но мы то знали что на этот раз
   нечаянно
   произошло взаправду
  
   Учительница девочка отсчет
   урок мой с недописанным ответом
   зачем так долго хочется еще
   перелистать
   пропущенное лето
  
   Как получилось и зачем храню
   зачем саднит по линии отрыва
   зачем к листу потерянно прильну
   в короткие минуты перерыва
  
  
   ***
   Забыл как второпях
   взял рысью не простился
   сорвала с места темной крови власть
   и острый стук копыт
   вел чалой холкой сырта
   над пленными созвучьями смеясь
  
   Забыл как пахнет степь
   резную ручку плети
   поводьев строгий ритм забыли пальцы -
   а через два холма и два тысячелетья
   очнулся на асфальте
  
   Забыл как на торгах
   бетонным глоткам улиц
   продал созвучья повод и коня
  
   Хочу теперь забыть
   как мама вслед рванулась -
   она все рвется
   и зовет меня
  
   ***
   В просеке осенью озаренной
   косо мелькнула сизоворонка
   был невесом твой полет в осинниках
   вируса счастья птица синяя
  
   Вот мое счастье на воле шастало
   и ускользнуло в безмерный край
   от суеты над спокойной чащей
   не обронив пера
  
   Острым крылом по забытым углам
   тихо метнулись мечтанья нескладные
   девочка - вспомнилось - в школе была
   с сизоворонковым взглядом
  
   Врановой шайки цветная особь
   клана воровок и шустрых шельм
   что ты мне наворожила к осени
   синим клинком холодок в душе
  
   Как ты подгадила сойка случайная
   милое синее существо -
   как безнадежно и как отчаянно
   стало мне мало себя самого
  
   Стало мне мало стоять над поймой
   и захотелось летать как ты
   синей пушинкой надежд непонятых
   сердце подманивать с высоты
  
  
   В генах дремавший зародыш ящера
   вырвался в юрского неба ветра
   сердце мое
   исчезай над чащей
   не обронив пера
  
  
   ***
   Как задолго провидишь тревожный
   мартовский перезвон над Москвой -
   вдруг почувствуешь кровью и кожей
   не похожую ни на кого
  
   Словно ранился неосторожно
   о невидимый пламень стекла
   и пунцовым пятном
   расцвела
   непреложная непохожесть
  
   Ждал в крови запечатанный код
   запах лета улыбки покой
   или голоса спелую ноту -
   и сработал
  
   Вереницы твоих праотцов
   тетива лишь спала ожидая
   позабытых праматерей зов -
   и вонзила алмазное жало
  
   Задержать тебя краска должна
   быть как раннее утро нежна
   прикасаясь чтоб сердце смотрело
   и в шумах его утро нашла
   неумелая трель акварели
  
  
  
  
   Ты ловил ее магом и воином
   ты копил ее злато в лари
   но рукам не хватало палитр
   и она ускользнула не поймана
  
   Жало вышло но к ране привит
   древний вирус питая незримо
   первобытный горячечный ритм
   бред и клекот
   токов глухариных
  
   ***
   Ты излечился из крови дурман
   ушел - она тебя и ты ее -
   мы бросили
   но долгих ног и тела аромат
   еще в прохладе сохранили простыни
  
   Следя за чувством хмурым незнакомцем
   ты постепенно в памяти убьешь
   весенний смех присутствия ее
   и невесомость
   платьев мотыльковых
  
   Но все же лепет легких каблуков
   спокойных глаз зеленого вина бы -
   и лодочек
   любимый натюрморт -
   одна стоит другая пала набок
  
   Ее внимание к созвездьям чувствам дням
   серьезность в макияже действе чинном
   остались в глубине саднить у дна
   все это - знаешь ты -
   не излечимо
  
   ***
   Настояна вода осенней чистоты
   в подножьях сосен
   канун смертей или призыв остыть
   о нет - спокойствие
  
   Пора отлета время засыпать
   плоды в давильни
   и тихо ждать как птицы в соснах спят
   касаясь крыльями
   ***
   Свидетельство рождения
   нашлось впотьмах в пыли
   имен забытых росчерки и даты
   родительских надежд гербарный лист
   и желтая бумажка об оплате
  
   Ну здравствуй утро раннее
   под серией 2-а
   не упрекайте милые немые лица
   твой срок отдать оплату
   учиться отдавать
   надеждой косо исписать страницу
  
   Две корки беззащитные
   свидетельство ошибок
   неперенумерованных несшитых
   от них мороз по коже
   на битых птиц похожих
   суметь пройти
   раз ты здесь был прохожим
  
   Суметь в оплату жизнью расписаться
   за радость быть
   и предвкушенье пробовать
   и мятые квитанции
   порастерять по станциям
   по залам ожиданья и перронам
  
  
   Выплачивать в закат прощальные огни
   под рев судов и вод бегучих блики
   мне были выданы
   безумной ласки дни
   остались в фото лишь полуулыбки
  
   Вполоборота лиц полвзгляды полуглаз
   полуосознанная полурадость
   своей полулюбви
   ты пожалел для нас
   она тебе уже и не понадобилась
  
   Суметь что спутал роль прощения просить
   что не хватило счастья или воздуха
   суметь собрать слова
   в гербарные листы
   и твердо верить
   что еще не поздно
   ***
   Над причалом сверкая легко и свободно
   одиночные крачки парили
   и два парня старательно мыли обводы
   корабля на подводных крыльях
  
   Глиссер мчался рысистый
   вспухала лыжня
   волны ветер листали как пальцы тетрадку
   по граниту плескали плашмя
   и отваливали обратно
   и отчаянно лезвием точным
   крачка падала в россыпи криля -
   только парни
   сосредоточенно
   мыли скосы и стекла над крыльями
  
   Долг матросский мужской безобманный
   строгой вахты часы у причала
   на гуляющих женщин внимания
   ни малейшего не обращая
  
   Что-то чистое парень насвистывал
   словно свистом от зол отделял
   все таинственное единство
   неба влаги и корабля
   словно это впервые посмел он
   изваять в нагой красоте
   это долгое теплое тело
   засыпающих скоростей
  
  
   И дано ему высшее право
   мощь послушную выхолив и обласкав
   ее в гулкий полет отпускать
   тихо скрытые крылья расправив
  
   ***
   Почему они всегда бегут наперерез думал он а под ним гремели и ныли доски и ребра грузовика и хрипел мотор и подбрасывало вышибая душу и приходилось пригибать голову чтобы не стукнуться о низкий потолок будки и стадо антилоп похожее на тяжелый слитный косяк рыбы мощно струилось в клубах пыли пригнув головы и восковые свечки рогов взблескивали на солнце когда оно вдруг единым движением чуть подправляло свою мягко рокочущую лавину или ровно перетекало невидимую промоину и желтые тела стремились вперед без видимых усилий и вроде бы без всякой связи с сильной дробной работой неправдоподобно тонких ног. И из общего потока то и дело взметывалось вверх одиночное тело вытянув шею и мелькнув белым брюхом как клок пены взброшенный волной и вновь падало вниз втянутое общим потоком. И тут от стада потянулась широким языком группа животных еще раз пытаясь пересечь дорогу перед машиной и вдруг мгновенно выросли и оказались совсем рядом палевые старые рогачи бешено работающие ногами вытягивая горбоносые головы и стали видны ошеломляюще ясно бесстрашные темные глаза и даже кольца на рогах и в какой-то миг казалось что успеют и уже успели но тут кто-то один вроде осекся или не выдержал и все разом хлынули в сторону и окраска боков мгновенно поменялась словно колыхнулось бархатное полотно и лишь два-три самых отчаянных наддали еще и срезали дорогу прямо перед раскаленной железной мордой задрав светлые метелки хвостов и шофер дернул и закричал стреляй но он не хотел и не мог стрелять вцепившись обеими руками в борт и лишь жадно глядел и глядел задыхаясь. Куда стреляй думал он ведь это что же такое смотри какая силища. Красота и силища, ах вы красавцы. И машина сразу стала сдавать и вмиг отстала, словно провалилась, хотя еще летела, выла и грохотала железом по инерции, и накатила волна горячей пыли, а стадо стало быстро уменьшаться, темнеть и растекаться вширь.
  
  
   ***
   Я за взросленьем не следил -
   но в книжке с дарственною строчкой
   вдруг опалил
   отцовский почерк -
   что стал моим - один в один
  
   Я в частокол строки острожной
   забрел неслышно следом в след
   не веря что он был моложе
   тогда на целых десять лет
  
   В руке неровный ритм струили
   артерии отцовских сил -
   а думал что от школьной Милы
   засечки эти подцепил
  
   Резьбою тайной шифр был ввинчен
   я помню папа - от сухиничей
   лесных славян
   от крепких жил
   козельских выбитых дружин
  
   Сухиничей спокойный род
   как в чашечках пчелиных сот
   копил по капле ритм бездонный
   лесных покосов и охот
   и речек с медленной водою
  
  
  
   Родного древа росчерк грубый
   ветвями в звездной вышине
   опять пробился
   на обрубках
   глубинных родовых корней
  
   Кровь темная в земле держалась
   и тихо проникала вглубь
   с той - засапожными ножами -
   резни на городском валу
  
   С тел наших уползала в степь
   орда израненной змеею
   она ушла
   полуживою
   не тронула ни Курск ни Мценск
  
   В ее преданьях страшной славой -
   огромнее столиц стоглавых -
   гремел наш хуторок в лесу -
   Злой Город Могу Бугулсун
  
   Столетья головни не тушат
   в их жаре - выше всех наград
   ипатьевское "крепкодушный"
   венчает наш погибший град
  
   Я вспомню папа камень каждый
   все капли наших темных вод -
  
  
   а что не вспомню - то однажды
   ростком любой асфальт пробьет
  
   Его изрубят - а он снова
   взойдет из тайных сердцевин
  
   Я видел - частокол сыновний
   стал точно мой - один в один
  
  
   ***
   Отворенными вширь небесами
   к оскверненным озерам священным
   проплывали две дальние цапли
   уложив неудобные шеи
  
   Оснащаясь - суда и стихи
   понимают плавучее счастье
   ускользать - сразу с тройкой стихий
   легким телом умея общаться
  
   Сразу в три измеренья весло
   ты уходишь легко погружая -
   в этой гордой свободе без слов
   почему мы друг в друге нуждаемся
  
   Плавать в небе легко и упруго
   мерить воды шагами незримыми -
   и в расплату за это друг друга
   не обнять неудобными крыльями
   ***
   На сонных связках в горле лед
   и плесень я счищал напрасно -
   а тут
   огромный самолет
   вдруг в пробу горла вплелся басом
  
   Когда поставил на попа
   большую ноту хрип бесславный -
   мотор могучий в тон попал
   вибрацией тугой и сладкой
  
   И подхватив раскатом волн
   надежный гул псалмов священных
   он к юго-западу увел
   свое могучее крещендо
  
   И в гордом пении без слов
   на необъятных бездорожьях
   он мощным тиражом размножил
   созвучье наших голосов
   СОДЕРЖАНИЕ
  
   В обратный путь собрался и ..................

5

   Беспечально летя каблучки ..................

6

   За отца отвагу или душу .....................

7

   В календаре случился март ..................

8

   Следом в след ты прицелился точно .......

9

   Когда холодных войн ...........................

10

   Мне не за что тебя прощать ..................

12

   Под высокими бастионами и башней ......

14

   Держитесь правой стороны ..................

16

   Ночью ласки незамужней .....................

18

   Мембрана тронула висок .....................

20

   Бедный мальчик он Блоком болел .........

21

   Зима была протяжной и несуетной .........

22

   Мы молчали - молчать было проще ......

24

   Была нарядна и стройна .....................

26

   Распростертыми крыльями ..................

28

   Опять затеялась зима ........................

33

   Едешь себе тихо по лесному шоссе .........

34

   Когда однажды отблистав .....................

36

   С утра нахмурилось - среди ..................

38

   Опереньем шурша тихо воздух пробьет ...

40

   Зайдя к Marina de Burbon .....................

41

   Весна с тех пор раз тридцать развезла ...

42

   В пахучем корне осокоря .....................

44

   Сегодня ему приснилась одна женщина ...

45

   Побредем тишиной посреди ................

46

   Пока гулящая весна ............................

48

   Тетка щук везла в метро .....................

49

   Остолбенелый манекен ........................

50

   Та любовь не чужая но прошлая ............

51

   Она идет себя даря ..............................

52

   На кусочки рассекали ........................

54

   Умело подведенных глаз .....................

55

   Плыли шляпки плащи и газеты ............

56

   Мы кости не уберегли ........................

57

   Ты ласковая Мирослава .....................

58

   Ночные бабочки пепельно-чистые .........

60

   Лишь только воздух потеплел ...............

61

   Вот еще одно лето и прожито ...............

62

   Ты пролетел в толпе нечуткой ............

63

   Он любил звон браслета ..................

64

   Он кристаллическое поле .....................

66

   Ты в страсти тайной делаешь глоток ......

68

   Чужая юность и любовь .....................

70

   Выйди на берег огромный морской ......

72

   Здравствуй птичка родная как славно ...

74

   В альбомном шорохе в ознобе ...............

76

   Чуть вычурными молодыми ...............

77

   В кленовом покое у желтой запруды ......

78

   Жил-был хороший человек ..................

79

   Лето пало отпев отцарив .....................

80

   Остановились на ночевку за Рязанью ...

82

   Наш мир - прогнется он под нас ............

84

   Кровь вяхирей под сизыми отрепьями ...

85

   Семейства вязовых четыре вида вязов ...

86

   Улетала прочь отлюбя ........................

87

   Меня не позабыли острова ...................

88

   С инструментом неуверенно затихнув ...

89

   Неслышно шаг печатал ........................

90

   Раз повесили "нет входа" .....................

91

   Может ласковым взглядом опасным ......

92

   В горле дыхания не стало .....................

93

   Он ждал прилет фигурки ладной .........

94

   Когда деревья полностью .....................

95

   Разлила река в облака ........................

98

   На двадцать долгих лет ......................

99

   Ты уйдешь по полоске песка ...............

100

   Рядом за призрачной дрожью стекла ......

102

   Оставлю злую кутерьму .....................

103

   Ее спросил сын ....................................

104

   Стань вот здесь на юру ........................

108

   Весны далекой воздух прелый ...............

110

   Который час нейтрально спросишь ты ...

111

   Ночною порой на Жовтневый Палац ......

112

   Мы прогоняем воду чрез себя ...............

113

   Эмаль изливаясь текла ........................

114

   В районе бывшем телефоны ..................

115

   Азбука для нумизмата ........................

116

   Все забудешь но одно храни ты ............

117

   Время выйдет останется суть ...............

118

   Дюралевый гул промчится ..................

119

   Детский хор ты тронул отзвук высший ...

120

   В губах ее дремлет жажда .....................

121

   Прошелестев подошвами ты вниз .........

122

   Утоптало шепотком ...........................

123

   Конечно ты писала налету ..................

124

   Забыл как второпях ...........................

125

   В просеке осенью озаренной ...............

126

   Как задолго провидишь тревожный ......

128

   Ты излечился из крови дурман ............

130

   Настояна вода осенней чистоты ............

131

   Свидетельство рождения .....................

132

   Над причалом сверкая легко ................

134

   Почему они всегда бегут наперерез .........

136

   Я за взросленьем не следил ..................

138

   Отворенными вширь небесами .............

141

   На сонных связках в горле лед .............

142

Сергей Игнатов

  
   51
  
  

145

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"