- Да нет еще. Ты же знаешь, что у меня всегда находятся какие-то мелкие неотложные дела, ради которых можно пожертвовать сном. Вот и сейчас ковыряюсь помаленьку... Если честно, то всякой ерундой занимаюсь. Не хочу спать. Или не могу. Или одно из двух...
- Поня-я-ятно. Как всегда. Потом, утром, опять проснешься помятым, с глазами тяжелобольного человека. Опять будешь крутиться, ведь вокруг тебя всегда что-то вращается. Забегаешься, забудешь обо всем, но временами эта накопленная за годы усталость будет давать о себе знать, и ты опять пообещаешь себе, что обязательно изменишь свой график. Прямо с понедельника. Ведь так, да?
- Да-да-да... Ты по-прежнему все знаешь обо мне. Хотя я, наверное, не хочу... Знать не хочу. Не сплю, в общем. Да и к тому же осень на дворе, а в это время года... Блин, забыл! Ты ведь знаешь, ты все знаешь...
- Конечно, ты же так любишь эти последние теплые деньки, причем настолько, словно это последнее тепло навсегда. Время осеннего ветра, терпкого вина и долгих полуночных разговоров.
- И еще оно пропитано дымом. То ли от костров, на которых сжигают опавшие листья, то ли это комнатный сигарный дым, нависающий дурманящим облаком. И знаешь что... В дыму, оно как-то приятнее, что ли. Нет четкости, нет резкости, нет яркости - только какая-то тонкая и туманная перспектива. Помнишь, я рассказывал тебе, как когда-то, давным-давно, я наткнулся в лесу на упавший метеозонд. Он зацепился за ветки, которые проткнули воздушный шарик, который у него сверху и завис где-то в полуметре над землей. А вокруг был туман, причем такой густой, молочный... Словно небесная ряженка расплескалась. И в глубине ее время от времени возникал язык пламени от газовой горелки этого зонда. Знаешь, это какое-то запредельное зрелище... Тьфу ты черт - опять "знаешь", опять увлекся, опять забыл.
- Ничего страшного, я же помню, что ты всегда живешь своим рассказом. А знаешь, что я помню? Огни. Эти яркие огни, которые так часто возникали. Это, наверное, могло быть северное сияние, но ведь мы были не в тех широтах... Такие странные разноцветные отблески в потемневшем небе. Я многих расспрашивала об этом, но они лишь плечами пожимали, потому что не видели... И поэтому мне казалось, что эти огни, они только для нас, они возникают из-за того, что мы есть и порой само пространство между нами заполняет этот самый северный цвет. Это ведь ты придумал им такое название... Скажи, ты их все еще видишь?
- Наверное, да. Даже точно вижу. Только я не смотрю на них. То непогода мешает, то усталость, а бывает так, что просто смотрю и не вижу. Словно сквозь воздух гляжу. И сквозь время.
- Вперед или назад?
- Не, я же не ясновидец какой-нибудь, чтобы вперед-то смотреть. Да и не нужно мне это, потом жить неинтересно будет. Вот есть же, по-моему, такая должность или штатная единица, не знаю, как точно, но помню, что это где-то было, кого-то же называют впередсмотрящим. Так вот меня, видимо, можно назадсмотрящим обозвать. Или вглубьсмотрящим. Как угодно.
- Ну вот, разговорился опять. Ведь вокруг тебя столько всего нового, а ты назад да вглубь. Зачем?
- Не знаю не знаю... Не хочу об этом думать. Знаешь, а вчера ночью я проснулся от странного звука. Удары какие-то... Спросонья толком не поймешь, что такое, показалось даже, что дом рушится. Ты ведь знаешь, что теперь такое время, в которое это почти что нормально... Оказалось - птица. Зачем-то билась в стекло, словно рвалась сюда, внутрь, именно ко мне. Вокруг столько окон, а она почему-то именно мое выбрала... А на меня словно ступор какой-то напал, схватился за шпингалет и не знаю, в какую сторону повернуть. В любую страшно. Это какая-то примета, да?
- Ерунда, ты же сам меня учил, что приметы сбываются только тогда, когда ты в них веришь. Так что это так, глупая птичка сбрендила, не переживай.
- Ты-то как?
- Я? Да все по-прежнему, я тебе уже столько раз говорила, что здесь ничего не меняется. Хотя нет, теперь иногда стали вывешивать списки на отъезд, но я не хожу их читать. Почему-то страшно. Страшно увидеть там свое имя.
- Почему?
- Наверное, потому, что тогда все будет по-другому. Точнее сказать, будет что-то другое, а, значит, может не быть даже того, что есть сейчас. И этой самой надежды, что быть может...
- Не может. Ты ведь сама это знаешь.
- Знать-то я знаю, но вот верю в другое. Не в знание свое, а в это самое "быть может". А вот ты всегда так глубоко вздыхаешь, когда говоришь эти слова, и мне становится понятно, что веришь ты в то же самое. Я права?
- Это же моя фирменная особенность - вздыхать самопроизвольно, без причины... Конечно же, я убеждаю тебя только для того, чтобы ты опять отказалась. Просто в такие моменты возникает ощущение, что вся та накипь, которая опутала сердце, куда-то девалась, словно бы ее не было никогда и ничего не случалось.
- Знаю, милый, я все знаю, ведь мы с тобой по-прежнему одной крови, правда?
- Конечно, правда, я ведь и сам где-то в глубине верю в это невозможное "быть может"... Чертова батарейка! Вот всегда садится в самый неподходящий момент! Мне порой кажется, что сама техника не выносит наших разговоров, противится им. Хотя... Если учесть, что их не может быть в принципе, ей еще благодарность надо вынести. За то, что есть хоть какое-то время. Смешно, наверное, но я уже так давно хочу поменять телефон, только боюсь, что на другой у тебя не получится прозвониться и поэтому, видимо, обречен до самой смерти ходить с этой рухлядью.
- А ты все такой же смешной! И, наверное, так же улыбаешься, когда произносишь такие слова. Улыбайся почаще, хорошо?
- Я попробую.
- Ну, ладно тогда, не скучай, я тебе скоро позвоню. Пока.
- Пока.
Он нажал на клавишу "Отбой", на дисплее высветилось время звонка и надпись "Абонент не определен". "Конечно, какие уж там федеральные номера" - подумал он и усмехнулся. А где-то там, в том месте, которому он так и не смог придумать названия, она положила на рычаг телефонную трубку. Пусть это тоже сложно было даже представить, но он четко видел эту красную пластмассу, нагретую теплом ее руки.
Между ними все еще мерцал тот самый северный цвет.