Ободренный однажды, не устаешь повторять - кому это нужно? Но вот уже устал.
Уже отвыкли руки писать своим почерком - им теперь лишь бы постучать по клаве, с пшиком откупорить и пробку закинуть подальше.
В ремесло превратились слова, в ремесло на продажу. Хочется так и выпалить: держись, kurilka.com! - уже только так, а зачем иначе? Потому что удельная стоимость нас прельщает, а общей нам не охота. И всякий лишний раз легкие чернеют от безысходности - светлеют, как у младенца, от стыда. Но почему ты решил, что у младенца легкие светлые? В этом-то городе...
Нет сюжета. Есть только тля, тлеющий уголек в жестяной банке. Погас. И сны в другой мир...
В моей пятке жила змея. Она нашла дыру в пятке, и в ней жила. Когда она показывалась наружу, я пытался поймать ее за голову, но никогда не успевал. Она пряталась и вылазила снова, шипела и переливалась чешуями....
Проснулся от страха, пощупал пятку, принял холодный душ.
Отец стоял на лестнице вверх. Она двигалась, на ней жили люди и молча смотрели в разные стороны. Он ничего не видел, разводил руками и тыкался во всех понемногу, пока лестница сама не уткнулась в прозрачную стену. Люди потихоньку растворились в стене, а он был заевшим механизмом. Дергался.
Проснулся от страха, принял холодный душ.
По больнице летала громадная оса и искала полковника. Полковника не находилось, и она жалила медсестер, - потому что они тоже были в белом.
Я лежал в тумбочке и грыз сухари. Полковник разворачивал свои силы, оцепления созывал партизанские отряды, взобрался на автобус, приготовился к атаке. Левый сапог у него* был в горошек. Светофор горел зеленым.
Проснулся. От греха подальше ушел на работу.
Верховный Мент приказал поменять слово чердак на слово крыша, слово корсет на слово купальник, слово чел и слово век объединить, словарный запас уменьшить. Логика (та самая, что убила философа) встала и уперлась в меня своими фемидскими зенками. В них было ничего не прочитать. Мент махал палочкой и требовал предъявить нарукавные повязки...
Интересно, чем же все это закончится?
Человек стоял за стойкой и резал мясо.
- Что ты делаешь, ты ведь был так богат?! - спросил я.
- Так повернулось. Бывает, - ответил он, и закатал рукава халата.
Женщина повернулась в сторону.
Человек сидел за пластмассовым столиком и ел маленьких жареных поросят. Они явно были ему по вкусу, и весело похрустывали на зубах. Человек был все тот же, а я с ужасом подумал: "Это же самая дешевая пища, дешевле могут быть только мидии в Левадии..."
Взгляд был многозначительный и густой, и явно значил - ну чего ты привязался?!
Отвязался, увяз. Интересно...
Обычно, когда лежишь на потолке и смотришь вниз - на пол, - колокольчик звенит. Сработала сирена, и глаза закрылись, как по команде. На ощупь пробираясь между валенками, я поставил точку на своем существовании и поплыл. Голова держалась на трех осях, а руки в это время барахтали себя по морю. Поморье, однако, выцвело, и стало землистого цвета, однобоким и не годяйским. "Тепло на палубе", - подумал я, и пошел на восход.
Ледовитый океан волновался - пришла весна, и все снежинки стали зеленеть на глазах. "Зеленые снежинки - первый признак весны", - подумал я, однако за этим ничего не последовало. На улице продолжала стоять жара, и на всякий пожарный я снял майку. Спина требовала жареных новостей.
Так прошел день, и еще день, и следующий за ним... Однако, потолок крепчал и ни в какую не хотел падать. А и черт с ним!
Подумал я, и лег на пол.
Just wait.
Время жизни уменьшается, время песен увеличивается. Между песнями все больше времени, все меньше между нами, жизнями...
Надо заставить себя поднять чугунную голову, взять ручку, накропать строчку, из приятной поглотительной (по глотку) темноты помахать словно (сознательно, сознаваемо)... Нет, не удается...
Подул ветер. Все стало на свои места. Раньше мочалки падали с батареи - мокрые и сухие - им было все равно. Похоже, батарея брыкалась. Или мыши по ней бегали.
Теперь все встали на свои места.
Хочется успеть погладить овец против шерсти. Поклониться дереву, зачеркнуть предыдущее слово, опередить африканца, опустошить патронташ, отказаться от свободы слова, двинуться за слонами, переместить последующее слово, убрать скелеты, сделать замеры, перейти на ты (но без всяких военных действий), внедрить в сознание подсознание, перестать слушать музыку, перестать следовать ритму, стать передом к лесу, а к себе - передом, стать посредником (но не передовиком), снова спуститься в забой, запить апельсиновым соком, завалить на кровать, расписаться в состоятельности (было б перед кем), сорвать загс, банк, прочие обстоятельства, словом, перевыбрать, нажиться на выборе, уехать в Тибет (а больше и некуда), отдать дань татарам (чтоб они радовались), закрыть кладбища, выпустить хлорофилл на волю, определить место всем инфузориям-туфелькам, основать орден имени, исправить закон притяжения, приручить туфельку, приструнить смычок, открыть рот (заново), перемещаться вперед вовремя. Многие спрашивают, кто я такой, господи, что я делаю, как ты будешь с этим жить? Неужели ты не понимаешь, что так нельзя! Ты совсем нас не любишь. Кто мы для тебя? Зачем? Ты думаешь, у тебя все получится, у тебя все впереди, у тебя...
У тебя все? - я закрываю глаза. - Это вот как хорошо, - показываю я, как. - Потому что нельзя верить всему, что тебе сказали в третьем колене. Даже и во втором, - подумав немного, добавляю.
Вернуть кусочек от прошлого? Как банально. Хранить традиции? Обязательно. Ха-ха. В 1925 году под трамваем пострадало 200 человек. Помните о колесах!
Начинается праздник.
Пошел снег. Приготовьтесь, сейчас будет воск.
Ой, сейчас будет восклицательный знак!
Все, он уже был.
С первым снегом.
На крыше авто сидело несколько троллейбусников. Они были несколько смущены отсутствием рогов, но что было делать, если маршрутный транспорт не ходит по понедельникам? Коротко и ясно.
Вы скажете, вам непонятны сии сентенции, поскольку вы из другого времени (года)? Уважаемые господа, позвольте сказать несколько слов в вашу защиту.
"Ах как красиво чудеса какая прелесть! Ведь это он скорей туда скорей туда!"
Тем не менее, сии сентенции были и будут сказаны без кавычек, поскольку они выбиваются только из общего ряда. Когда совокупность букв засыпает на устах младенца, или засыхает на пере жар-птицы, или замирает в виде рукомойника, или зарывает себя в песок (часы, кофе), или замеряет собой мир, или обвинительно предлагает притвориться именем родины на челе (загадка для умниц ;), происходит следующее. Не происходит ничего.
C праздником вас, работники прачечной!
- Приутих, тебе стыдно?
- А... Ллах его знает!
Притупились грани мира. Луна уже не возбуждает, как прежде. Листья желтыми рядами выстраиваются и караваном пересекают город. Пьяные студенты оседают на лавочки. Ах... Глупые студентки учатся нежить, или, проще говоря, учатся не тому, чему их пытаются научить. Глаза поменяли орбиту на Orbit с ксилитом и двигаются на ощупь. Осязание отрабатывает белорусскую народную поговорку "пришел, увидел, наследил". Самогон снова продается в пакетах, канистрах и целлофановых мешочках. Лирично, господа, не правда ли?
