Соседи, луг и перфоратор (авторская версия)

Отпуск подходил к концу, когда Андрей Лисин, наконец, не выдержал. Он успел жениться и развестись, а сосед всё сверлил и сверлил. Каждый день с самого утра раздавался неистовый гул перфоратора. По грохоту отваливающихся кусков, каждый день сосед разрушал, как минимум, пару стен. К обеду он, видимо, уставал или стены заканчивались - проклятый инструмент гремел всё реже, вечером, и вовсе, стояла тишина. Но следующим утром всё повторялось снова, будто стены вырастали за ночь.

Сосед - добродушного вида улыбчивый мужик - всегда выглядел так, словно только что вернулся из села - бодрый и загорелый. Вокруг него даже воздух был какой-то не городской. Кто бы мог подумать, что этот простой и открытый человек дома оборачивается монстром с перфоратором?

Лисин стоял у окна, глядел на летние запылённые клумбы, на блёклые кроны чахлых деревьев, на серые лица суетливых прохожих. Когда-то давно, в детстве, уже неотличимом от почти забытых сказок, он жил в деревне. Неподалёку, за рекой, начинался старый лес. Молодых тонких деревьев в нем почти не было - всё широкие, раскидистые дубы шумели кронами в недосягаемой вышине. Лисин гулял по лесу, вдыхал запах прелой листвы, смотрел, как тает утренний туман, и мечтал заночевать там, проводить солнце чтобы встретить его утром.

"Нельзя, человеку нужен дом, чтобы не потерять облик", - строго душили мечту родители. Теперь Лисин понимал это и сам, как жить без этих серых стен? Порой ему казалось, что стены его дома дружески сближаются, стоит отвлечься - обнадёживающе кладут свою бетонную руку на грудь, мол, мы рядом, не волнуйся. В такие моменты Лисин встряхивался, словно дикий зверь, бежал к окну, распахивал его, кусал густой городской смог, что вязко затекал в открытую створку.

Перед закатом Лисин отправился к соседу. Он так и не придумал, что сказать ему. Может у того действительно необходимость сверлить стены много-много лет? Но что осталось от стен за это время? Или сосед регулярно приносит домой новый кусок бетона?

Сосед открыл дверь, пахнул не пылью вечного ремонта, а чем-то неуловимо знакомым, устало улыбнулся и жестом пригласил внутрь.

- Я только на пару слов, - пробормотал Лисин.

- Проходи, Андрей. Негоже топтаться под дверью.

Лисин вздохнул и переступил порог. Сосед прикрыл дверь, но вместо кухни направился к двери в комнату. Лисин насторожился, ожидая какой-то подвох. Дверь в комнату распахнулась...

Бескрайний луг зелёной травы колыхался перед ногами Лисина. С запада глядело солнце и ласкало изумлённое лицо Лисина вечерним мягким светом.

Он шагнул в мягкую траву, погладил рукой её тонкие стебли. Оглянулся - сосед добродушно щурился возле двери, сложив на груди руки. Ни стен, ни квартиры, только дверь и бескрайний луг.

Трава настоящая, а дальше трёхмерный экран - уцепился Лисин за здравый смысл. Он выставил руку, сделал пару шагов, туда, где должна была быть стена. Ничего. Шагнул ещё, запнулся о камень в траве.

- Снова растёт, - озабоченно сказал сосед, раздвигая траву на месте камня.

Из земли торчал кусок бетона, его арматура переплеталась, словно стебли колючей лианы, тянулась вверх.

Когда солнце село, залив небо алым светом, Лисин пробормотал:

- Ну, я, наверное, домой пойду.

- Запомни, кроме перфоратора, ещё нужна болгарка, арматуру срезать, иначе стены тебя не выпустят. И если начнёшь, то каждый день, чуть дашь слабину - станет ещё хуже.

На следующий день Лисин ломал стену. Небольшая ударная дрель у него имелась. Конечно, это не полноценный перфоратор, но попробовать - хватит. Нормальный инструмент и болгарку можно будет купить позже.

Бетон крошился легко, отваливался кусками, обнажая тяжёлую кладку прочных каменных блоков. Лисин заметил вертикальные процарапанные чёрточки на блоках. Расчистил кусок стены от бетона - все блоки были испещрены нестройными рядами чёрточек. Словно заключённый отмечал дни, мелькнула мысль. Лисин отогнал её и принялся крушить блоки. Они оказались твёрже, с непривычки руки быстро уставали, в голове стоял непрерывный гул, из-за пыли было трудно дышать, но к вечеру Лисин добрался до арматуры. Толстые прутья с шипастыми узлами преграждали путь.

Утром стена выглядела как новая. Только серая пыль повсюду, да мозоли на руках напоминали, что это был не сон.

Лисин потратил день, чтобы купить инструмент: перфоратор, болгарку, монтировку и огромную кувалду. Вернулся домой вечером и вздрогнул. Потолок, кажется, стал ниже. Лисин залез на стремянку, померял - два сорок девять. Должно быть два пятьдесят, разница копеечная. Может так оно всегда и было, просто Лисин не замечал?

Утром потолок оказался два сорок восемь. Лисин перемерял пару раз раз. Посмотрел на злые стены. По спине пробежал неприятный холодок. Лисин рванул к окну, но ручка свободно вращалась, а створка стояла, будто приросшая. Входная дверь в квартиру тоже не открывалась.

Лисин одел щиток, наушники, респиратор и начал выбираться. К обеду пробился до решётки арматуры. Пока срезал её болгаркой - заклинил диск, тот взорвался на куски, щелкнувшие по щитку. Лисин сменил диск. Дорезал прутья. Поддел решётку монтировкой. Полдороги пройдено.

Наскоро перекусил бутербродами и снова принялся рушить стены, в которые сам себя поместил. Через несколько часов грохота перфоратором, бур провалился в пустоту. Лисин выключил инструмент, потащил его из отверстия - вслед потянулось облачко серой пыли, пронизанное лучами света.

Сорвав щиток и наушники, Лисин припал глазом к пробитой дырке. За стеной возвышался лес, наполненный светом вечернего солнца. Старые дубы шумели кронами на ветру, в ветвях щебетали птицы.

Колени Лисина опустились на острые камни, бывшие стеной. Он прислонился к ней лбом. Горло свело воспоминанием, глаза переполнились тоской и что-то влажное юркнуло по щеке.

Лисин вытер лицо рукой, размазал бетонную пыль замешанную на слёзах. Надел щиток и, зарычав, схватил перфоратор.

К закату Лисин выбрался из возвышавшейся посреди леса гладкой бетонной стены. Стоял по ту сторону. Вдыхал сырой пряный воздух и не мог надышаться. Бродил, задрав голову, меж высоких дубов.

Улёгся на согретую за день почву, усыпанную прошлогодней листвой, раскинул усталые руки и погрузился в небо, видное меж зелёных ветвей.

Синее небо чуточку посветлело, вспыхнуло пунцовым, и проступило первыми стеснительными звездами. Набрало синевы, уже не дневной - тёмной, густой. Почернело, рассыпало гипнотическое мерцание, и Лисин уснул.

Проснулся Лис с первыми лучами, потянулся лапами и хвостом, сладко зевнул и замер - он потерял человеческий облик.

Запаниковал, закрутился, видя свой оранжевый хвост, тревожно порыскал - нашёл след. Испуганно побежал обратно. Стена сузилась, чуть осыпалась и потеряла былую гладкость. Пробитая дыра уменьшилась, но всё еще висела над землёй малым окошком.

Лис прыгнул. Промахнулся, заскрёб лапами, упал. Ободрал лапы в кровь, но, наконец, попал в отверстие. Стальные клыки арматуры рвали уши, раздирали шкуру, но он полз, извивался, пока не выпал по эту сторону. Ввалился в кучу пыли. Она попала в глаза, забилась в ноздри, иссушила пасть. Он фыркал, тёр лапами морду, но задыхался, темнота окружала его.

Проснулся Лисин в обед. Лежал на полу измождённый и усталый. Поднёс к глазам грязные руки с кровоточащими мозолями. В ванной рассмотрел своё лицо, испачканное в серо-черной пыли. Вздохнул, умылся холодной водой.

В комнате гладкие стены зарастили раны, будто бы и не было никакого выхода. Они глядели на Лисина осуждающе и немного выжидательно. Потолок снова оказался два сорок девять. Окно легко открылось, впуская густой кисель городского воздуха. Значит, перемирие.

Отпуск закончился, и Лисину снова пришлось ходить на работу. Пробивать стену было некогда. Он купил длинный бур и изредка, по выходным, сверлил стену, чтобы посмотреть, как там лес. Со временем делал это всё реже и реже.

Лето прошло, кончилась и осень. Сосед каждый день проламывал окружавшие стены, боролся, а Лисин при встрече с ним опускал глаза. Не мог он каждый день бороться.

Наступила зима. Вечером пошёл первый снег. Тяжелые хлопья, поверженные кем-то в вышине, падали на землю, липли на провода, деревья и тянули всё к земле, умирать.

Ночью во всем квартале погас свет. Утром от соседа донесся лишь слабый стук, словно молотком по стене. Вернули электричество лишь вечером.

Следующим утром сосед будто бы затих - ни стука, ни звуков перфоратора. Лисин отчего-то заволновался, по пути на работу зашел, позвонил в дверь - звонок продилинчал, но даже шагов не было слышно. Уехал? Лисин ответа не знал, помялся у двери, да и ушёл.

Снег на улице смешался с грязью, посерел, словно тоже стал бетонным. Ветвистой арматурой из него торчали облезлые редкие кусты. Лисин вспомнил про лес. Дал себе зарок, поглядеть, как же тамошняя зима выглядит.

Сразу после работы Лисин снова наведался к соседу. Тишина. Позвонил в квартиру рядом. Усталый женский голос из-за двери сказал, что ничего не знает, никуда не уезжал, должен быть дома. После некоторой паузы, голос сообщил, что да, может что-то случилось, слишком тихо, непривычно.

Пришёл участковый, другие соседи. Грустный человек с дипломатом повозился у замка, открыл дверь. В квартире было темно, в воздухе колыхалась завеса пыли, пронзаемая лучами уличных фонарей. Дверь в комнату не поддавалась. Человек с дипломатом вскрыл и её. Участковый вошёл, светя фонариком, икнул и что-то пробормотал.

Шкаф, кровать - всё в комнате было изломано на мелкие осколки, разбросанные по полу в горах бетонной пыли. В середине распластавшись лежал сосед, его посиневшее лицо обняли щупальца серой пыли, они залезли в ноздри, в глаза, набились в рот.

Стены отомстили. Стены смотрели на взмокшего Лисина и усмехались.

Коньяк не помогал - перед глазами все маячили щупальца пыли на распухшем синем лице. У Лисина даже начинало зудеть в носу, будто пыль уже там. Он пару раз то ли чихнул, то ли фыркнул и понял.

Поняли и стены. Потолок стал ниже. Лисин подёргал ручку окна - не открывается. Входная дверь - то же. На дворе ночь, сверлить нельзя, а к утру он будет уже мёртвым. Он подпёр входную дверь шкафом, взял инструменты и пошел к выходу.

Стена поддавалась туго, словно перебросила все силы против одного Лисина. Через несколько часов, он добрался до прутьев арматуры. Остановил перфоратор, но тишины не было.

По входной двери колотили, слышались гневные крики соседей. Лисин почуял недоброе, схватил перфоратор и продолжил выбираться.

Бур провалился, с ним в ледяную стужу леса высыпались и осколки стены. От свободы Лисина отделяла лишь решётка.

Погас свет.

Лисин замер. По двери уже колотили чем-то тяжёлым, через окно прорывались красно-синие всполохи мигалок. Он зло сплюнул комок слюны и пыли, озверело схватил кувалду и ударил по решётке. Решётка вздрогнула и улыбнулась. Стены дружески подвинулись, мешая замахиваться.

Он неистово колотил по решетке, сминая её наглую улыбку, разрывая прутья-губы, выбивая стальные клыки. В груди его колотилось сердце. По двери колотили люди. Они уже не кричали - в мертвенном молчании мерно отсчитывали последние удары, за которыми Лисин уже никогда не покинет стен.

Со звоном решётка выгнулась, лопнула, брызнув в ночь яркими искрами. С грохотом рухнула входная дверь. С рыком Лисин бросил своё тело в брешь, рванул сквозь острые прутья, оставляя части одежды, обретая раны.

Он вывалился на обжигающий снег, под искрящиеся звёзды. Втянул воздух ледяной свободы. Оглянулся.

Отверстие зарастало на глазах - стена, чёрная в ночи, боялась, что люди ринутся вслед, уйдут. В нем мелькали огни фонарей, белели удивлённые лица, просовывались да исчезали руки.

Лисин стоял в снегу, скалясь и теряя человеческий облик.

Дубрава Лисина (литературная редакция)

Отпуск подходил к концу, когда Лисин, наконец, не выдержал.

Он успел жениться и счастливо развестись, а сосед всё сверлил и сверлил. Каждое утро весь дом будил неистовый вой перфоратора. Судя по грохоту отваливающихся кусков, сосед ещё до обеда разрушал, как минимум, полквартиры. После, видимо, уставал, или стены заканчивались - проклятый инструмент гремел всё реже, смолкая к вечеру.

Но наутро всё повторялось, будто стены вырастали за ночь.

Сосед, простоватого вида мужик, всегда выглядел так, словно только что вернулся из деревни: бодрый, загорелый, казалось, даже пахнет от него подсолнухами...
"Что же ты там всё сверлишь, дядя Вова?", - думал Лисин, глядя сквозь стекло на улицу с пятнами запылённых клумб, частоколом блёклых деревьев, полную серых смазанных лиц прохожих.

В детстве, уже неотличимом от почти забытых сказок, он жил в такой деревне - с крапивой и подсолнухами. Неподалёку, за рекой, начинался старый лес. Широкие, раскидистые дубы шумели кронами в недосягаемой вышине. Лисин гулял по лесу, вдыхал запах прелой листвы, смотрел, как тает утренний туман, и всё мечтал заночевать как-нибудь: проводить солнце и встретить его утром.

"Даже не думай, человеку нужен дом, чтобы не потерять облик", - душили мечту родители.

Лисин вырос и уехал в город. В улучшенной двухкомнатной стены сближались, стоило отвлечься, дружески клали бетонную руку на плечо, мол, мы рядом, не волнуйся. Он встряхивался, словно дикий зверь, распахивал окно, кусал густой городской смог, что вязко затекал в открытую створку.

Вечером Лисин постучал к соседу. Он так и не придумал, что сказать. Может, действительно есть причина сверлить каждый день? Правда, что могло остаться от стен за это время? Не отрастают же они, в самом деле, как драконьи головы.

Дядя Вова открыл дверь - пахнуло не пылью вечного ремонта, а чем-то неуловимо знакомым - устало улыбнулся и жестом пригласил пройти.
- Я только на пару слов, - пробормотал Лисин.
- Проходи. Негоже топтаться под дверью.
В полутёмной прихожей он неловко принялся стаскивать ботинки. Сосед отступил к двери в комнату, потянул за ручку, и на Лисина вдруг пролился закат - за дверью в мягком вечернем свете шелестел бескрайний луг.

Он шагнул вперёд, погладил рукой тонкие стебли. Оглянулся - дядя Вова добродушно щурился, сложив на груди руки. Ни стен, ни квартиры, только бесконечное зелёное море и треск цикад.

"Трава настоящая, а дальше - трёхмерный экран" - уцепился Лисин за здравый смысл. Выставил руку, сделал пару шагов, туда, где должна была быть стена. Ничего. Шагнул ещё, запнулся о камень в траве.
- Снова растёт, - озабоченно буркнул сосед.
Из земли торчал кусок бетона, штыри арматуры переплетались, словно колючие стебли лианы, тянулись вверх.
Солнце село, залив небо алым светом. Лисин пробормотал:
- Ну, я, наверное, домой.
- Запомни, - сказал сосед, - кроме перфоратора, нужна ещё болгарка, арматуру срезать, иначе стены тебя не выпустят. И если начнёшь, - то каждый день, чуть дашь слабину - станет хуже.

На следующий день Лисин ломал стену небольшой ударной дрелью - не перфоратор, конечно, но всё же.
Бетон крошился легко, отваливался кусками, обнажая тяжёлую кладку прочных каменных блоков. Расчистил кусок стены - блоки оказались испещрены нестройными рядами чёрточек.
"Словно заключённый дни считал", - похолодел Лисин, отогнал мысль и принялся крушить дальше.
С непривычки руки быстро уставали, в голове стоял непрерывный гул, из-за пыли было трудно дышать, но к вечеру Лисин добрался до арматуры. Толстые прутья с шипастыми узлами преграждали путь.

...Назавтра стена оказалась нетронутой. Лишь серая пыль повсюду, да мозоли на руках свидетельствовали, что это был не сон.
Лисин потратил день - купил перфоратор, болгарку, монтировку и тяжёлую кувалду с фиберглассовой ручкой - вернулся затемно.
Утром, едва открыв глаза, вскочил как ужаленный - потолок стал ниже.
Залез на стремянку, приложился рулеткой - вышло два с половиной. Взмок, перемеривая, но лента упорно не желала показывать прежние два и семь.
Рванул к окну - ручка свободно вращалась, створка же стояла, будто приросшая. Входная дверь в квартиру тоже не открылась.

Лисин надел щиток, наушники, респиратор и начал выбираться.

К обеду пробился до решётки арматуры. Когда срезал её, болгарку заклинило, диск разлетелся, осколок ударил в щиток.
Сменил диск. Дорезал прутья. Поддел решётку монтировкой. Полдороги пройдено.
Наскоро перекусил бутербродами и вновь принялся за стену. Через несколько часов, наполненных грохотом и пылью, бур провалился в пустоту. Сорвав щиток и наушники, Лисин припал глазом к отверстию. За стеной высился лес, залитый светом вечернего солнца. Старые дубы шумели кронами, вовсю гомонили птицы.
Он опустился коленями на острые куски камня, прислонился к стене лбом. Горло свело воспоминанием, глаза переполнились, тёплая дорожка побежала по щеке.
Вытер лицо рукой, размазал бетонную пыль, замешанную на слёзах. Надел щиток и, зарычав, схватил перфоратор.

К закату Лисин выбрался в лес. Стоял по ту сторону стены. Вдыхал сырой пряный воздух и не мог надышаться. Бродил, задрав голову, меж высоких дубов.
Улёгся на согретую за день почву, усыпанную прошлогодней листвой, раскинул усталые руки и погрузился в облака, скользящие над ветвями. Небо чуточку посветлело, вспыхнуло пунцовым, и выбросило горсть первых стеснительных звёзд. Набрало синевы, уже не дневной - тёмной, густой. Почернело, рассыпало гипнотическое мерцание, и Лисин уснул.

Проснулся он с первыми лучами, потянулся лапами, распушил хвост, сладко зевнул и замер, осознавая. Запаниковал, закрутился, тревожно порыскал - нашёл след, рванул обратно.
Стена обветшала, чуть осыпалась. Пробитая дыра съёжилась, но всё ещё висела над землёй.
Лис прыгнул. Промахнулся, заскрёб лапами, упал. Ободрал лапы в кровь, но попал, наконец, в отверстие. Стальные клыки арматуры рвали уши, раздирали шкуру, но он полз, извивался, пока не выпал по другую сторону. Рухнул в пыль. Она попала в глаза, забилась в ноздри, иссушила пасть. Лис фыркал, тёр лапами морду, задыхаясь. Темнота окружала, сжималась.

Очнулся Лисин в полдень - измождённый и усталый. Поднёс к глазам грязные руки с кровоточащими мозолями. В ванной рассмотрел в зеркале своё лицо, испачканное в серо-чёрной пыли. Вздохнул, умылся холодной водой.
Стены зарастили раны. Глядели на Лисина осуждающе и немного выжидательно. Потолок вернулся к прежней отметке. Окно легко открылось, впуская густой кисель городского воздуха.

Значит, перемирие.

Отпуск закончился. Пробивать стену стало некогда. Лисин купил длинный бур и изредка, по выходным, сверлил, чтобы посмотреть, как там его лес. Со временем стал делать это всё реже и реже.
Лето прошло, кончалась и осень. Сосед по-прежнему запускал перфоратор каждый день, Лисин при встрече с ним опускал глаза.
В один день наступила зима. Тяжёлые хлопья липли на провода, ветви - тянули всё к земле, умирать.
Ночью во всём квартале погас свет. Поутру со стороны соседа донёсся лишь слабый стук, будто молотком по стене. Электричество вскоре дали, но дядя Вова затих - ни грохота, ни даже стука. Через пару дней невозможной тишины разволновавшийся Лисин позвонил в дверь - звонок продилинчал, но шагов не было слышно. Уехал?

Снег на улице смешался с грязью, посерел, словно тоже стал бетонным. Ветвистой арматурой из него торчали облезлые редкие кусты. Лисин вспомнил про лес и дал себе зарок поглядеть на зиму в дубраве.
Вечером снова наведался к соседу. Тишина. Позвонил в квартиру рядом. Усталый женский голос из-за двери сказал, что ничего не знает, но вроде никуда не уезжал, должен быть дома. И после паузы добавил, что да, может, случилось что, слишком тихо, непривычно.
Замельтешило: пришёл участковый, высыпали жильцы, грустный человек с дипломатом высверлил замок. В квартире было темно, колыхалась завеса пыли, пронзаемая лучами уличных фонарей. Дверь в комнату не поддавалась. Человек с дипломатом вздохнул и взялся за неё.
Участковый вошёл первым, подсвечивая фонариком, икнул и, кажется, выругался. Шкаф, кровать - всё в комнате было изломано на куски, тонувшие в бетонной крошке. Посреди комнаты, распластавшись, лежал дядя Вова, его посиневшее лицо обнимали серые щупальца - пыль залезла в ноздри, засыпала глаза, набилась в рот.

Стены смотрели на взмокшего Лисина и усмехались.

Коньяк не помогал. Не получалось стереть висевшее перед глазами мёртвое, испачканное серым, лицо. У Лисина начало зудеть в носу, будто пыли вдохнул. Он пару раз то ли чихнул, то ли фыркнул. И понял.
Поняли и стены. Потолок стал ниже. Лисин подёргал ручку окна - не поддалось. Входная дверь - то же.
Ночь требовала тишины. К утру он будет уже мёртв.
Лисин подпёр входную дверь шкафом и взялся за перфоратор.

Стена поддавалась туго, словно собрала все силы. Через пару часов он добрался до арматуры. Выключил перфоратор, но тишина не наступила.
В дверь звонили. За дверью кричали. В дверь уже били чем-то тяжёлым. Времени почти не осталось, подумал Лисин, и поднажал.

Бур провалился, за ним в ледяную стужу леса высыпались и осколки стены. От свободы Лисина отделяли лишь железные прутья.
Погас свет.
Он замер. Сквозь окна прорывались красно-синие всполохи мигалок. Зло сплюнул комок слюны и пыли, озверело схватил кувалду и ударил по решётке. Та вздрогнула и улыбнулась. Стены подвинулись ближе, мешая замахиваться.

Он неистово колотил по решётке, сминая её наглую улыбку, разрывая прутья-губы, выбивая стальные клыки. В такт колотилось сердце. В дверь колотили люди. Они уже не кричали.

Со звоном решётка выгнулась, лопнула, брызнув в ночь яркими искрами. Рухнула входная дверь, затрещал шкаф. Лисин бросил тело в брешь, зарычал, продираясь сквозь острые обломки, рвущие одежду, режущие кожу. Вывалился на обжигающий снег под искрящиеся звёзды. Втянул ледяной воздух. Оглянулся.

Брешь в стене зарастала на глазах. В ней плясали огни фонарей, белели лица, мелькали руки.

Лисин стоял в снегу, скалясь и теряя человеческий облик.